Иннокентий Анненский. Переводы
----------------------------------------------------------------------------
OCR Бычков ЃEЃE mailto:[email protected]
----------------------------------------------------------------------------
(ЃE. II, 8)
ЃEгда б измена красу губила,
ЗКя Барина, когда бы трогать
То зубы тушью она любила,
То гладкий ноготь,
Тебе б я верил, но ты божбою
ЃEварной, дева, неуязвима,
ЃEшь ярче блещешь, и за тобою
Хвостом пол-Рима.
ШАдаром клятвой ты поносила
Родимой пепел, и хор безгласный
Светил, и вышних, над кем невластна
Аида сила...
Расцвел улыбкой ЃEприды пламень
ЃEнимф наивность, и уж не хмуро
Глядит на алый точильный камень
ЃEцо Амура.
Тебе, Барина, рабов мы р_о_стим,
ШК не редеет и старых стая,
Себя лишь тешат, пред новым гостем
ЗКраль читая.
То мать за сына, то дед за траты
ЃEянут Барину, а девам сна нет,
Что их утеху на ароматы
Барины манит...
(ЃE. III, 7)
Астер_и_я плачет даром:
Чуть немножко потеплеет -
Из Вифинии с товаром
Гига море прилелеет...
Амалфеи жертва бурной,
ЃEЃEик ШКтом уловленный,
ШКчи он проводит дурно,
ЃEозябший и влюбленный.
Пламя страсти - пламя злое,
ЃEхозяйский раб испытан:
ЃEк горит по гостю Хлоя,
Искушая, все твердит он.
ЗКл, коварных мало ль жен-то
Вроде той, что без запрета
Погубить Беллерофонта
Шщучила мужа Прета,
Той ли, чьи презревши ласки,
Был Пелей на шаг от смерти.
Верьте сказкам иль не верьте, -
Все ж на грех наводят сказки...
ШК не Гига... Гиг крепится:
Скал Икара он тупее...
ЃEшь тебе бы не влюбиться
По соседству, в ЃEипея, -
ЃEо коня на луговине
Так уздою покоряет?
ЃEжелтом Тибре кто картинней
ЃEсмелей его ныряет?
ШК от плачущей свирели
Все ж замкнись, как ночь настанет.
Только б очи не смотрели,
Побранит, да не достанет...
(ЃE. III, 26)
Давно ль бойца страшились жены
ЃEславил девы нежный стон?..
ЃEвот уж он, мой заслуженный,
ЃEлюбовной снастью барбитон.
ЃEлевый бок Рожденной в пене
Сложите, отроки, скорей
ЃEфакел мой, разивший тени,
ЃEлом, и лук - грозу дверей!
ШК ты, о радость ЃEпра, ты,
ЃEбесснежном славима ЗАмфисе,
Хоть раз стрекалом с высоты
До Хлои дерзостной коснися.
Шщд высью горной
Тишь.
ЃEлистве, уж черной,
ША ощутишь
ШЕ дуновенья.
ЃEчаще затих полет...
ЃE подожди!.. ЗЦновенье -
Тишь и тебя... возьмет.
ЃEдальнем закоулке
Дед стоит седой
ЃEшарманку вертит
Дряхлою рукой.
П_о_ снегу да б_о_сый
Еле бродит дед, -
Шщ его тарелке
ШЕ копейки нет.
ЗЕмо _и_дут люди,
Слушать не хотят -
Только псы лихие
Деда теребят.
Уж давно о счастье
Дед не ворожит,
Старую шарманку
Знай себе крутит...
ЃE, старик! ША легче ль
Вместе нам терпеть...
Ты верти шарманку,
ЃEя буду петь...
{* ЃEне сержусь (нем.). - Ред.}
ЃEвсе простил: простить достало сил,
Ты больше не моя, но я простил.
ЃE для других, алмазный этот свет,
ЃEтвоей душе ни точки светлой нет.
ША возражай! ЃEбыл с тобой во сне;
Там ночь росла в сердечной глубине,
ЃEжадный змей все к сердцу припадал...
Ты мучишься... я знаю... я видал...
ЗЙе снилась царевна в затишье лесном,
Безмолвная ночь расстилалась;
ЃEвлажным, и бледным царевна лицом
Так нежно ко мне прижималась.
- "Пускай не боится твой старый отец:
ЃEтроне его не мечтаю,
ША нужен мне царский алмазный венец;
Тебя я люблю и желаю".
- "Твоей мне не быть: я бессильная тень, -
ЃEтоской мне она говорила, -
Для ласки минутной, лишь скроется день,
ЗАня выпускает могила".
ЃEстрасти беседует чинно
За чаем - их целый синклит:
ЃEтетиком - каждый мужчина,
ЃEангелом дама глядит...
Советник скелетоподобный
Душою парит в облаках,
Смешок у советницы злобной
Прикрылся сочувственным "ах!"
Сам пастор мирится с любовью,
ША грубой, конечно, "затем,
Что вредны порывы здоровью",
Девица лепечет: "ШК чем?"
"Для женщины чувство-святыня.
Хотите вы чаю, барон?"
ЗАчтательно смотрит графиня
Шщ белый баронский пластрон...
Досадно, малютке при этом
ЗКей говорить не пришлось:
ЃEа изучала с поэтом
Довольно подробно вопрос...
ШКчь, и давно спит закоулок:
Вот ее дом - никаких перемен,
Только жилицы не стало, и гулок
Шаг безответный меж каменных стен.
Тише. Там тень... руки ломает,
ЃEнеба безумных не сводит очей...
ЗАсяц подкрался и маску снимает.
"ЃEо - не я: ты лжешь, чародей!
Бледный товарищ, зачем обезьянить?
Или со мной и тогда заодно
Сердце себе приходил ты тиранить
ЃEнною ночью под это окно?"
Счастье деве подобно пугливой:
ША умеет любить и любима,
Прядь откинув со лба торопливо,
Прикоснется губами, и мимо.
ЃEнесчастье - вдова и сжимает
Вас в объятиях с долгим лобзаньем,
ЃEбольны вы, перчатки снимает
ЃEк постели садится с вязаньем.
Аннушка, тут гость сейчас сидел,
Все на дверь твою, вздыхая, он глядел:
"Пропадаю, мол, без Аннушки с тоски,
Сердца вашего прошу я и руки".
Аннушка, добра желает мать:
Что-то графской и кареты не слыхать.
ЃEу гостя - что шелков, да что белил,
"ЃEпостель я с ними б нашу разделил".
ЃEкого-кого не путал этот май,
Принца, видишь, нам из-за моря подай,
ЃEкак осень-то неслышно подошла,
Смотришь: каждая приказчика нашла.
Аннушка, конфетинка моя!
Побеги-ка ж да скажи: согласна я,
Право, бредни-то пора и позабыть,
ША за графом ведь, за лавочником быть.
Сонет
Таддэо Цуккеро, художник слабый, раз
Украдкой с полотном пробрался к Аретину
ЃEговорит ему: "ЃEвам принес картину,
Вы - мастер, говорят, свивать венки из фраз
Для тех, кто платит вам... ШАмного тускло... да-с,
ЃEкраски вылинять успели вполовину.
ШК об искусстве я не утруждаю вас,
Вот вам сто талеров, и с этим вас покину".
Подумал Аретин, потом перо берет
ЃEначинает так: "ЗКгу сказать заране -
Зщдонна Цуккеро в потомстве не умрет:
ЃEк розов колер губ, а этот небосвод,
ЃEпепел... Полотно виню в одном изъяне:
Шщ нем нет золота - оно в моем кармане".
ЃEтов от черешни я, назябся ж я зимой,
Инею-то, снегу-то на ветках, Боже мой!
ЃEедва заслышал я твой шаг сквозь забытье,
ЃEвоздухе дыхание почувствовал твое,
Весь я точно к Троице разубрался в листы,
Замерцали белые меж листьями цветы.
Было утро снежного и сиверкого дня,
ШК когда ты ласково взглянула на меня,
Чудо совершилося - желания зажглись
ЃEна ветках красные черешни налились.
ЃEждая черешенка так и горит, любя,
ЃEждая шепнула бы: "ЃEтолько для тебя,
Все же мы, любимая, на ласковый твой свет
Сердца благодарного мы - ласковый ответ".
ШК со смехом в поле ты, к подругам ты ушла,
ЃE дрожа, увидел я, как набегала мгла,
ЃEк плоды срывалися, как цвет мой опадал,
ШЕкогда я, кажется, сильнее не страдал.
ШК зато не холоден мне больше зимний день,
Если в сетке снежной я твою завижу тень.
ЃEкогда б в глаза твои взглянуть мне хоть во сне,
Пусть опять и чудо мне, пусть и мука мне.
ЃEасу твою я проклинаю:
Покоя я больше не знаю,
ШАт сердцу отрады тепла.
Чем дети мои виноваты?
ЃEльцо и червонцы взяла ты,
Что знал я, чем был я, взяла,
ЃEвынес ужасную пытку,
ШК губ к роковому напитку,
ЃEянусь, не приближу я вновь.
ЃEдетьми помолюсь я сегодня:
Слова их до Бога доходней,
Целительней сердцу любовь.
Дня нет уж... За крыльями ШКчи
Прозрачная стелется мгла,
ЃEк легкие перья кружатся
Воздушной стезею орла.
Сквозь сети дождя и тумана
По окнам дрожат огоньки,
ЃEсердце не может бороться
ЃEволной набежавшей тоски,
ЃEволною тоски и желанья,
Пусть даже она - не печаль,
ШК дальше, чем дождь от тумана,
Тоска от печали едва ль.
Стихов бы теперь понаивней,
Помягче, поглубже огня,
Чтоб эту тоску убаюкать
ЃEдумы ушедшего дня,
ША тех грандиозных поэтов,
ШКсителей громких имен,
Чьи стоны звучат еще эхом
ЃEнемых коридорах Времен.
Подобные трубным призывам,
ЃEк парус седой кораблю,
ЃEи наполняют нас бурей, -
ЃEя о покое молю.
ЗЙе надо, чтоб дума поэта
ЃEстихи безудержно лилась,
ЃEк ливни весенние хлынув,
Иль жаркие слезы из глаз,
Поэт же и днем за работой,
ЃEночью в тревожной тиши,
Все сердцем бы музыку слышал
Из чутких потемок души...
Биенье тревожное жизни
Смиряется песнью такой,
ЃEсердцу она, как молитва,
ШАсет благодатный покой.
ШК только стихи, дорогая,
Тебе выбирать и читать:
ЃEшь музыка голоса может
Гармонию строф передать.
ШКчь будет певучей и нежной,
ЃEдумы, темнившие день,
Бесшумно шатры свои сложат
ЃEв поле растают, как тень.
Юноша
Зщгали, моя отрада,
Слышишь: льются звуки скрипки.
ЃEо - тихая обада
Ясной ждет твоей улыбки.
ШАбеса в лучах синеют.
ЗЙого звезд там золотых...
ШК взгляни!.. и побледнеют
Звезды в блеске глаз твоих.
Зщгали
ША пленит меня собою
Песнь твоя, что шум ветвей.
ЃEчше рыбкой золотою
ЃEуйду в простор морей.
Юноша
Зщгали, но если в волны
Ты уйдешь, я не сробею;
Есть и неводы, и челны:
Скоро будешь ты моею.
Зщгали
Вот и нет... ЃEк только в море
Ты закинешь невод свой,
Птичкой вольной на просторе
Распрощаюсь я с тобой.
Юноша
Зщгали! Для милой птички
ЃEохотником явлюся:
Против пташки невелички
Злым силком вооружуся.
Зщгали
ШЯ, уж если жить на воле
Ты и пташке не даешь,
ЃEбылинкой скроюсь в поле,
ЃEменя ты не найдешь.
Юноша
Зщгали, мой голубочек,
Все же буду я с тобою -
Шщ душистый тот листочек
ЃEживой паду росою.
Зщгали
Ты росой... ЃEстану тучей...
ЃEтуда, на край земли,
Вольной, гордой и могучей
Унесется Зщгали.
Юноша
Зщгали! ЃEя с тобою...
Ветром сделаюсь я бурным
ЃEпомчу тебя стрелою
По полям светло-лазурным.
Зщгали
ШЯ, тогда я стану ярким,
Ярким солнечным лучом,
Что живит лобзаньем жарким
Земли, скованные льдом.
Юноша
Зщгали! ЃEя - я стану
Саламандрою зеленой
ЃEтебя с небес достану -
Выпью луч тот раскаленный.
Зщгали
ШАт, не быть тебе со мною:
Ползай здесь между кустов!
ЃEж... я сделаюсь луною,
Что глядит ночной порою
Шщ косматых колдунов.
Юноша
Зщгали моя!.. Шщпрасно
Светлой станешь ты луною...
ЃEк туман, я пеленою
ЃEовью тебя так страстно.
Зщгали
ЃEпускай луна в тумане...
ЗКлодая Зщгали
Свежей розой на поляне
ЗКжет спрятаться вдали.
Юноша
Если розой безмятежно
Зацветешь ты в неге сладкой,
ЗКтыльком я стану нежно
Целовать тебя украдкой.
Зщгали
ЃE целуй, коль сердцу любо!
ЃEж от солнца и небес
Под кору густого дуба
Скроюсь в темный-темный лес.
Юноша
Зщгали!.. ЃEне покину
Дуба... в мох я обращуся...
Прилепившись к исполину,
ЃEлаской вкруг я обовьюся.
Зщгали
ЃEобнимешь дуб зеленый,
Зщгали ж твоя уйдет
ЃEмонастырь уединенный:
Там приют она найдет.
Юноша
Зщгали! ША спорь со мною...
ЃEпод кровом тем священным
ЃEявлюсь перед тобою
Исповедником смиренным.
Зщгали
Ты придешь и крепко спящей
Там увидишь Зщгали:
Черный гроб и хор молящий
ЃEладят мечты твои.
Юноша
Зщгали! ЗКя родная,
ША расстанусь я с тобою:
Стану я сырой землею,
ЗЕлый прах твой обнимая!
Зщгали
ША на шутку начинаю
Верить я твоей любви.
Вот кольцо мое... лови!
ЃEнем залог я посылаю!
(Показывается в окошке.)
Юноша
Зщгали! Ты здесь... со мною!
ЃE ты жизни мне милее...
Посмотри - перед тобою
Звезды сделались бледнее!
Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?
Тоска, унынье, стыд терзали вашу грудь?
ЃEночью бледный страх... хоть раз когда-нибудь
Сжимал ли сердце вам в тисках холодной стали?
Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?
Вы, ангел кротости, знакомы с тайной властью?
ЃEотравой жгучих слез и яростью без сил?
ЃEвам приводила ночь немая из могил
ЗАсть, эту черную назойливую гостью?
Вы, ангел кротости, знакомы с тайной злостью?
Вас, ангел свежести, томила лихорадка?
Вам летним вечером, на солнце у больниц,
ЃEглаза бросались ли те пятна желтых лиц,
Где синих губ дрожит мучительная складка?
Вас, ангел свежести, томила лихорадка?
Вы, ангел прелести, теряли счет морщинам?
Угрозы старости уж леденили вас?
Там в нежной глубине влюбленно-синих глаз
Вы не читали снисхождения к сединам?
Вы, ангел прелести, теряли счет морщинам?
ЃEангел счастия, и радости, и света!
Бальзама нежных ласк и пламени ланит
ЃEне прошу у вас, как зябнущий Давид...
ШК, если можете, молитесь за поэта
Вы, ангел счастия, и радости, и света!
Ядом взора золотого
ЃEравлю я сон алькова,
Шщд тобой немую тьму
ЃEкрылами разойму.
Черным косам в час свиданья -
Холод лунного лобзанья,
Руки нежные твои -
ЃEкольца цепкие змеи.
ЃEзаря зазеленеет,
ЃEже ласк обледенеет,
Где твой мертвый гость лежал,
ЃE еще полна любовью,
Прислоненный к изголовью
Ты увидишь там - кинжал.
Зеницей нацелясь багровой,
Рядами на черных березах,
ЃEк идолы, старые совы
Застыли в мечтательных позах.
ЃEс места не тронется птица,
Покуда, алея, могила
ША примет останков светила
ЃEмрак над землей не сгустится.
ЃEлюдям пример их - наука,
Что двигаться лишняя мука,
Что горшее зло - суета,
Что если гоняться за тенью
ЃEго и заставит мечта,
Безумца карает - Движенье.
Если тело твое христиане,
Сострадая, земле предадут,
ЃEо будет в полночном тумане,
Там, где сорные травы растут.
ЃEкогда на немую путину
Выйдут частые звезды дремать,
Там раскинет паук паутину
ЃEзмеенышей выведет мать.
По ночам над твоей головою
ША смолкать и волчиному вою.
Будет ведьму там голод долить,
Будут вопли ее раздаваться,
Старичонки в страстях извиваться,
ЃEворишки добычу делить.
ЃEзнаю сладкий яд, когда мгновенья тают
ЃEпламя синее узор из дыма вьет,
ЃEтени прошлого так тихо пролетают
Под вальс томительный, что вьюга им поет.
ЃE я не тот, увы! над кем бессильны годы,
Чье горло медное хранит могучий вой
ЃE рассекая им безмолвие природы,
Тревожит сон бойцов, как старый часовой.
ЃEмоей груди давно есть трещина, я знаю,
ЃEесли мрак меня порой не усыпит
ЃEпесни нежные слагать я начинаю-
Все, насмерть раненный, там будто кто хрипит,
Гора кровавая над ним все вырастает,
ЃEон в сознаньи и недвижно умирает.
Бывают дни - с землею точно спаян,
Так низок свод небесный, так тяжел,
Тоска в груди проснулась, как хозяин,
ЃEбледный день встает, с похмелья зол,
ЃEцелый мир для нас одна темница,
Где лишь мечта надломленным крылом
ЃEгрязный свод упрямо хочет биться,
ЃEк нетопырь, в усердии слепом.
Тюремщик-дождь гигантского размера
Задумал нас решеткой окружить,
ЃEпауков народ немой и серый
Под черепа к нам перебрался жить...
ЃEвдруг удар сорвался как безумный, -
ЃEлокола завыли и гудят,
ЃEк облакам проклятья их летят
Ватагой злобною и шумной.
ЃEвот... без музыки за серой пеленой
Ряды задвигались... Шщдежда унывает,
ЃEнад ее поникшей головой
Свой черный флаг ЗЯченье развевает.
ЃE созерцай, душа: весь ужас жизни тут
Разыгран куклами, но в настоящей драме.
ЃEи, как бледные лунатики, идут
ЃEцелят в пустоту померкшими шарами.
ЃEстранно: впадины, где искры жизни нет,
Всегда глядят наверх, и будто не проронит
ЃEча небесного внимательный лорнет,
Иль и раздумие слепцу чела не клонит?
ЃEмне, когда их та ж сегодня, что вчера,
ЗКлчанья вечного печальная сестра,
ШАмая ночь ведет по нашим стогнам шумным
ЃEих похотливою и наглой суетой,
ЗЙе крикнуть хочется - безумному безумным:
"Что может дать, слепцы, вам этот свод пустой?"
Сигурда больше нет, Сигурда покрывает
ЃE ног до головы из шерсти тяжкий плат,
ЃEхладен исполин среди своих палат,
ШК кровь горячая палаты заливает.
ЃEтут же, на земле, подруги трех царей:
ЃEбезутешная вдова его Гудруна,
ЃEс пленною женой кочующего гунна
Царица дряхлая норманских рыбарей.
ЃE к телу хладному героя припадая,
ЃEиротевшие мятутся и вопят,
ШК сух и воспален Брингильды тяжкий взгляд,
ЃEна мятущихся глядит она, немая.
Вот косы черные на плечи отвела
Герборга пленная, и молвит: "ЃEцарица,
Горька печаль твоя, но с нашей не сравнится:
Еще ребенком я измучена была...
ЃEни костров лицо мое лизали,
ЃEтрупы братние у вражеских стремян
При мне кровавый след вели среди полян,
ЃEсвевы черепа их к седлам привязали.
Рабыней горькою я шесть ужасных лет
ЃEсвева чистила кровавые доспехи:
Шщ мне горят еще господские утехи -
Рубцы его кнута и цепи подлый след".
Герборга кончила. ЃEслышен плач норманки:
"Увы! тоска моя больней твоих оков...
ШАт, не узреть очам норманских берегов,
Чужбина горькая пожрет мои останки.
Давно ли сыновей шум моря веселил...
Чуть закипит прибой, как ветер, встрепенутся,
ШК кос моих седых уста их не коснутся,
ЃEмоет трупы их морей соленый ил...
ЃEжены! ЃEстара, а в ком моя опора?
ЃEдугу свело меня и ропот сердца стих...
ЃEвнуки нежные - мозг из костей моих -
ША усладят - увы - слабеющего взора"...
Умолкла старая. ЃEвластною рукой
Брингильда тяжкий плат с почившего срывает.
ЃEдесять уст она багровых открывает
ЃEстана гордого чарующий покой.
Пускай насытят взор тоскующей царицы
Те десять пылких ран, те жаркие пути,
ЃEторыми душе Сигурдовой уйти
Судил кинжал его сокрытого убийцы.
ЃE трижды возопив, усопшего зовет
Гудруна: "Горе мне, - взывает, - бесталанной,
Возьми меня с собой в могилу, мой желанный,
Тебя ли, голубь мой, любовь переживет?
ЃEгда на брачный пир, стыдливую, в уборе
Из камней радужных Гудруну привели,
ЃEкой безумный день мы вместе провели...
Смеясь, твердила я: "ЃE с ним не страшно горе!"
Был долог дивный день, но вечер не погас -
Вернулся бранный конь - измученный и в мыле,
Слоями кровь и грязь бока ему покрыли,
ЃEслезы падали из помутневших глаз.
ЃEя ему: "Скажи, зачем один из сечи
Ушел, без короля?" ШК грузно он упал
ЃEспутанным хвостом печально замахал,
ЃEстон почудился тогда мне человечий.
ШК Гаген подошел, с усмешкой говоря:
- "Царица, ворон твой, с орлом когда-то схожий,
Тебе прийти велел на горестное ложе,
Где волки лижут кровь убитого царя".
- "ЃEбудь же проклят ты! ЃE если уцелею,
Ты мне преступною заплатишь головой...
ЃEвы, безумные, покиньте тяжкий вой,
Что значит ваша скорбь пред мукою моею?"
ШК в гневе крикнула Брингильда: "Все молчать!
Чего вы хнычете, болтливые созданья?
ЃEгда бы волю я дала теперь рыданью,
ЃEк мыши за стеной, вы стали бы пищать...
Гудруна! ЃEкоролю терзалась я любовью,
ШК только ты ему казалась хороша,
ЃEзлобою с тех пор горит во мне душа,
ЃEдесять ран ее залить не могут кровью...
Убить разлучницу я не жалела - знай!
ШК он бы плакать стал над мертвою подругой.
Так лучше: будь теперь покинутой супругой,
Терзайся, но живи, старей и проклинай!"
Тут из-под платья нож Брингильда вынимает,
ШАмых от ужаса расталкивает жен,
ЃEдесять раз клинок ей в горло погружен,
Шщ франка падает она и - умирает.
Шщд синим мраком ночи длинной
ША властны горние огни,
ШК белы скаты и долина.
- ША плачь, не плачь, моя ЃEистина,
Дитя мое, усни.
- Завален глыбой ледяною,
Во сне меня ласкает он.
Родная, сжалься надо мною.
ЃEраден лунною порою
Больному сердцу стон.
ЃEмать легла - одна девица,
ЃEаг, дымя, давно погас.
Уж полночь бьет. ЃEистине мнится,
Что у порога гость стучится.
- ЃEкуда в поздний час?
- ЃE отвори мне поскорее
ЃEдо зари побудь со мной.
Из-под креста и мавзолея
ШАсу к тебе, моя лилея,
ЃEсаван ледяной.
Уста сливались, и лобзанья,
ЃEк вечность, долгие, росли,
Рождая жаркие желанья.
ШК близко время расставанья.
Петуший крик вдали.
Умолк в тумане золотистом
ЃEдрявый сад, и птичьим свистом
ЃE до зари не зазвучит;
Певуний утомили хоры,
ЃEсолнца луч, лаская взоры,
Струею тонкой им журчит.
Уж на лимонные леса
Теплом дохнули небеса.
ШАвнятный шепот пробегает
ЗАж белых роз, и на газон
Сквозная тень и мирный сон
ЃEветвей поникших упадает.
За кисеею сень чертога
Царевну охраняла строго,
ШК от завистливых очей
ЃEир таить не видел нужды
Те звезды ясные очей,
ЃEторым слезы мира чужды.
Аишу-дочь эмир ласкал,
ШК в сад душистый выпускал
ЃEшь в час, когда закат кровавый
Холмов вершины золотит,
ЃEнад ЃEрдовой среброглавой
Уж тень вечерняя лежит.
ЃEвот от мирты до жасмина
ЃEнажды ходит дочь ЃEдина,
ЃEа то розовую ножку
ЃEгустых запутает цветах,
То туфлю скинет на дорожку,
ЃEсмех сверкает на устах.
ШК в чащу розовых кустов
Спустилась ночь... как шум листов,
Зовет ЃEшу голос нежный,
Дрожа, назад она глядит:
Пред ней, в одежде белоснежной
ЃEбледный, юноша стоит.
ЃE статен был, как Гавриил,
ЃEгда пророка возводил
ЃEседьмому небу. ЃEк сиянье,
ЃEубились светлые власы,
ЃEчисто было обаянье
Его божественной красы.
ЃEвосторге дева замирает:
"ЃEгость, чело твое играет,
ЃEглаз лучиста глубина;
Скажи свои мне имена.
Халиф ли ты? ЃEгде царишь?
Иль в сонме ангелов паришь?"
ЃEей с улыбкой - гость высокий:
- "ЃE- царский сын, иду с востока,
Где на соломе свет узрел...
ШК миром я теперь владею,
ЃE если хочешь быть моею,
ЃEцарство дам тебе в удел".
- "ЃE быть с тобою - сон любимый,
ШК как без крыльев улетим мы?
ЃEец сады свои хранит:
ЃE их стеной обгородил,
Железом стену усадил,
ЃEстража верная не спит".
- "Дитя, любовь сильнее стали:
ЃEда орлы не возлетали,
Трудом любовь проложит след,
ЃEдля нее преграды нет.
Что не любовь - то суета,
То сном рожденная мечта".
ЃEвот во мраке пропадают
Дворцы, и тени сада тают.
Вокруг поля. ЃEи вдвоем.
ШК долог путь, тяжел подъем...
ЃEкамни в кожу ей впились,
ЃEкровью ноги облились.
- "ЃE видит Бог: тебя люблю я,
ЃEболь, и жажду, все стерплю я...
ШК далеко ль идти нам, милый?
Боюсь - меня покинут силы".
ЃEвырос дом - черней земли,
Жених ей говорит: "Пришли.
Дитя, перед тобой ловец
ЃEкрытых истине сердец.
ЃEты - моя! Зачем тревога?
Смотри - для брачного чертога
Рубины крови я сберег
ЃEслез алмазы для серег;
Твои глаза и сердце снова
ЗАня увидят, и всегда
Среди сиянья неземного
ЗУ будем вместе... Там..." - "ЃE да", -
Ему сказала дочь эмира -
ЃEв келье умерла для мира.
Пускай избитый зверь, влачася на цепочке,
Покорно топчет ваш презренный макадам,
Сердечных ран своих на суд ваш не отдам,
Принарядивши их в рифмованные строчки.
Чтоб оживить на миг огонь заплывших глаз,
Чтоб смех ваш вымолить, добиться сожаленья,
ЃEризы светлые стыда и вдохновенья
Пред вами раздирать не стану напоказ.
ЃEцепях молчания, в заброшенной могиле
ЗЙе легче будет стать забвенной горстью пыли",
Чем вдохновением и мукой торговать.
ЗЙе даже дальний гул восторгов ваших жуток,
Ужель заставите меня вы танцевать
Средь размалеванных шутов и проституток?
Глаза открыты и не видят... ЃE- мертвец...
ЃEжил... Теперь я только падаю... Паденье,
ЃEк мука, медленно и тяжко, как свинец.
Воронка черная без жалоб, без боренья
Вбирает мертвого. Проходят дни... года,
ЃEночь, и только ночь, без звука, без движенья.
ЃEпонимаю все... ШК сердце? ЃEсюда
Схожу ли стариком иль пору молодую
Покинул... и любви сияла мне звезда?..
ЃE- груз, и медленно сползаю в ночь немую;
Растет, сгущается забвенье надо мной...
ШК если это сон?.. ЃEнет, и гробовую
ЃEпомню тень и крик, и язву раны злой...
Все это было... и давно... Иль нет? ША знаю...
ЃEночь небытия! Возьми меня... я твой...
Там... сердце на куски... Припоминаю.
ИЗ СТИХЃEВОРЕЭHЃE"ПРИЗРАЃE"
ЃEдушой печальною три тени неразлучны,
ЃEи всегда со мной, и вечно их полет
Пронзает жизни сон, унылый и докучный.
ЃEтоской гляжу на них, и страх меня берет,
ЃEгда чредой скользят они безгласны,
ЃEсердце точит кровь, когда их узнает;
ЃEгда ж зеницы их в меня вольются властно,
Терзает плоть мою их погребальный пыл,
ЗЙе кости леденит их пламень неугасный.
Беззвучно горький смех на их устах застыл,
ЃEи влекут меня меж сорных трав и терний,
Туда, под тяжкий свод, где тесен ряд могил...
Три тени вижу я в часы тоски вечерней.
Уста землистые и длани ледяные, -
ШК не считайте их за мертвецов.
Увы! ЃEи живут, укоры сердца злые!
ЃE если бы я мог развеять тучи снов,
ЃE если б унесла скорее месть забвенья
Цветы последние торжественных венцов!
ЃEрасточил давно мне данные куренья,
ЗКй факел догорел, и сам алтарь, увы!
ЃEпыли и копоти лежит добычей тленья.
ЃEсаду божественном душистой головы
ЃEлее не поднять - без страсти, без желаний
Там влагу выпили, там корни выжгли вы,
Уста землистые и ледяные длани.
ШК что со мной? ЃEнет... Теней светлеют вежды!
ЃEсолнце, я мечту за ними увидал:
ЃEкакой блаженный хор слились вокруг Шщдежды!
ЃEвы, которых я безумно так желал!
ЃEго я так любил, коль это ваши тени,
ЃEдайте счастья мне нетронутый фиал!
За робкую любовь, за детский жар молений,
ЃE засияйте мне, лучи любимых глаз,
Вы, косы нежные, обвейте мне колени!
ШАт! ШКчь... Все та же ночь. ЗЕраж любви погас,
ЃEтак же, с сумраком таинственно сливаясь,
Три тени белые в немой и долгий час
ЗЙе сердце леденят, тоской в него впиваясь...
ЃEтех пор, как истины прияли люди свет,
Свершилось 1618 лет.
Шщ небе знойный день. ЃEпышного примаса
Гостей по городу толпится с ночи масса;
Слились и яркий звон и гул колоколов,
ЃEморе зыблется на площади голов.
По скатам красных крыш и в волны злато льется,
ЃEсолнце городу нарядному смеется,
Шщ стены черные обители глядит,
ЗКсты горбатые улыбкой золотит,
ЃEблещет меж зубцов кривых и старых башен,
Где только что мятеж вставал и зол, и страшен.
Протяжным рокотом, как гулом вешних вод,
Тупик, и улицу, и площадь, и проход,
Сливаясь, голоса и шумы заливают,
ЃEруки движутся, и плечи напирают.
Все в белом иноки: то черный, то седой,
То гладко выбритый, то с длинной бородой,
Тонсуры, лысины, шлыки и капюшоны,
Шщ кровных скакунах надменные бароны,
Попоны, шитые девизами гербов,
ЃEведьмы старые с огрызками зубов...
ЃEдамы пышные на креслах и в рыдванах,
ЃEбелые брыжжи на розовых мещанах,
ЃEвинный блеск в глазах, и винный аромат
ЗАж пестрой челяди гайдучьей и солдат.
Шуты и нищие, ханжи и проститутки,
ЃEкантов пение, и площадные шутки,
ЃEс ночи, кажется, все эти люди тут,
Чтоб видеть, как живым еретика сожгут.
ЃEс высоты костра, по горло цепью скручен,
ЃEстолбу дубовому привязан и измучен,
Шщ море зыбкое взирает еретик,
ЃEмрачной горечью подернут строгий лик.
ЃE видит у костра безумных изуверов,
ЃE слышит вопли их и гимны лицемеров.
ЃEгорячке диких снов воздев себе венцы,
Вот злые двинулись попарно чернецы;
Дрожат уста у них от бешеных хулений,
Их руки грязные бичуют светлый гений,
Из глаз завистливых струится темный яд:
ЃEи пожрать его, а не казнить хотят.
ЃEстыдно за людей прикованному стало...
Вдруг занялся огонь, береста затрещала,
Вот пурпурный язык ступни ему лизнул
ЃEбыстро по пояс змеею обогнул.
Шщдулись волдыри и лопнули, и точно
Шщзревшей мякотью плода кто брызнул сочной.
ЃEгда ж огонь ему под сердце подступил,
"ЃEБоже, Боже мой!" - он в муках возопил.
ЃEс площади монах кричит с усмешкой зверской:
"Что, дьявольская снедь, отступник богомерзкий?
ЃEБоге вспомнил ты, да поздно на беду.
ШЯ, здесь не догоришь - дожаришься в аду".
ЃEмуки еретик гордыней подавляя
ЃEстрашное лицо из пламени являя,
Где кожу черную кипящий пот багрил,
Шщ жалком выродке глаза остановил
ЃEсловом из огня стегнул его, как плетью:
"Холоп, не радуйся напрасно... междометью!"
Тут бешеный огонь слова его прервал,
ШК гнев и меж костей там долго бушевал...
Шщд светлым озером ШКрвегии своей
ЃEа идет, мечту задумчиво лелея,
ЃEшею тонкую кровь розовая ей
ЃEча зари златит среди снегов алее.
Берез лепечущих еще прозрачна сень,
ЃEдня отрадного еще мерцает пламя,
ЃEбледных вод лазурь ее качает тень,
Беззвучно бабочек колеблема крылами.
ЃEир обвеет ли волос душистых лен,
ЃE зыбью пепельной плечо ей одевает,
ЃEзанавес ресниц дрожит, осеребрен
Полярной ночью глаз, когда их закрывает.
ШЕ тени, ни страстей им не оставят дни,
Из мира дольнего умчались их надежды:
ША улыбалися, не плакали они,
ЃEв голубую даль глядят спокойно вежды.
ЃEстраж задумчивый мистических садов
ЃEбалкона алого следит с улыбкой нежной
За легким призраком норвежских берегов
Среди бессмертных волн одежды белоснежной.
17-19 января 1901
Царское Село
Если на розу полей
Солнце ЃEгора сияло,
Душу ее перелей
ЃEузкое горло фиала.
Глину ль насытит бальзам
Или обвеет хрусталь,
ЃEвлагой божественной нам
Больше расстаться не жаль:
Пусть, орошая утес,
Жаркий песок она поит,
Розой оставленных слез
ЗКре потом не отмоет.
Если ж фиалу в кусках
Выпадет жребий лежать,
Будет, блаженствуя, прах
Розой ЃEгора дышать.
Сердце мое как фиал,
ША пощаженный судьбою,
Пусть он недолго дышал,
Дивная влага, тобою;
Той, перед кем пламенел
Чистый светильник любви,
Благословляя удел,
ЗЯки простил я свои.
Сердцу любви не дано, -
ШК, и меж атомов атом,
Будет бессмертно оно
ШАжным твоим ароматом.
ЃEты, чей светлый взор на крыльях горней рати
Цветов неведомых за радугой искал
ЃEтонких профилей в изгибах туч и скал,
ЃEжишь недвижим ты - и на глазах печати.
Дышать - глядеть - внимать - лишь ветер, пыль
и гарь...
ЃEбить? Фиал златой, увы! но желчи полный.
ЃEк Бог скучающий покинул ты алтарь,
Чтобы волной войти туда, где только волны.
Шщ безответный гроб и тронутый скелет
Слеза обрядная прольется или нет,
ЃEбудет ли тобой банальный век гордиться,
ШК я твоей, поэт, завидую судьбе:
Твой тих далекий дом, и не грозит тебе
Позора - понимать, и ужаса - родиться.
ЃEЗщйя, о поток химер неуловимых,
Из сердца мечешь ты фонтан живых чудес!
Там наслажденья миг, там горечь слез незримых,
ЃEтемный мир души, и яркий блеск небес.
ЃEсамые сердца рожденных на мгновенье
ЃEцепи теней твоих, о Зщйя, только звенья.
ЗЕг - и гигантская твоя хоронит тень
ЃEвеках прошедшего едва рожденный день
ЃEслезами, воплями и кровью в нежных венах...
Ты молния? Ты сон? Иль ты бессмертья ложь?
ЃE что ж ты, ветхий мир? Иль то, на что похож,
Ты вихорь призраков, в мелькании забвенных?
ЃEты, которая на миг мне воротила
Цветы весенние, благословенна будь.
ЃEблю я, лучший сон вздымает сладко грудь,
ЃEне страшит меня холодная могила.
Вы, милые глаза, что сердцу утро дней
Вернули, - чарами объятого поныне
Забыть вы можете - вам не отнять святыни:
ЃEмогиле вечности я неразлучен с ней.
Сонет
ЗЙе душу странное измучило виденье,
ЗЙе снится женщина, безвестна и мила,
Всегда одна и та ж и в вечном измененьи,
ЃE как она меня глубоко поняла...
Все, все открыто ей... ЃEманы, подозренья,
ЃEтайна сердца ей, лишь ей, увы! светла.
Чтоб освежить слезой мне влажный жар чела,
ЃEа горячие рождает испаренья.
Брюнетка? русая? ША знаю, а волос
ЃEль не ласкал ее? ЃEимя? ЃEнем слилось
Со звучным нежное, цветущее с отцветшим;
Взор, как у статуи, и нем, и углублен,
ЃEбез вибрации, спокоен, утомлен.
Такой бы голос шел к теням, от нас ушедшим...
LE REVE FAMILIER {*}
{* Привычный сон (франц.). - Ред.}
ЗУ полюбили друг друга в минуты глубокого сна:
Призрак томительно-сладкий и странный - она.
Зщски, и вечно иной, никогда предо мной не снимая,
ЃEбит она и меня понимает, немая...
Так к изголовью приникнув, печальная нежная мать
Сердцем загадки умеет одна понимать.
Если же греза в морщинах горячую влагу рождает,
Плача лицо мне слезами она прохлаждает...
Цвета назвать не умею ланиты ласкавших волос,
Имя?.. ЃEнем звучное, помню я, с нежным слилось.
Имя - из мира теней, что тоскуют в лазури сияний,
Взоры - глубокие взоры немых изваяний.
Голос - своею далекой, и нежной, и вечной мольбой,
Шщпоминая умолкших, зовет за собой...
COLLOQUE SENTIMENTAL {*}
{* Чувствительная беседа (франц.). - Ред.}
Забвенный мрак аллей обледенелых
Сейчас прорезали две тени белых.
Из мертвых губ, подъяв недвижный взор,
ЃEи вели беззвучный разговор;
ЃEв тишине аллей обледенелых
Взывали к прошлому две тени белых:
"Ты помнишь, тень, наш молодой экстаз?"
- "Вам кажется, что он согрел бы нас?"
- "ША правда ли, что ты и там все та же,
Что снится, тень моя, тебе?" - "ЗЕражи".
- "ШАт, первого нам не дано забыть
ЃEбзанья.. ША правда ль?" - "ЗКжет быть".
- "Тот синий блеск небес, ту веру в силы?"
- "Их черные оплаканы могилы".
Вся в инее косматилась трава,
ЃEтолько ночь их слышала слова.
Шщчертания ветхой триоди
ШАжным шепотом будит аллея,
ЃE над сердцем усталым алея,
Загораются тени мелодий.
Их волшебный полет ощутив,
Сердце мечется в узах обмана,
ШК навстречу ему из тумана
Выплывает банальный мотив.
ЃE развеяться в шепоте елей...
Или ждать, чтоб мечты и печали
ЃEо сердце совсем закачали
ЃE заснувши... скатиться с качелей?
Сердце исходит слезами,
Словно холодная туча...
Сковано тяжкими снами,
Сердце исходит слезами.
ЃEются мелодией ноты
Шелеста, шума, журчанья,
ЃEсердце под игом дремоты
ЃEются дождливые ноты...
Только не горем томимо
Плачет, а жизнью наскуча,
Ядом измен не язвимо,
ЗАрным биеньем томимо.
Разве не хуже мучений
ЃEа тоска без названья?
Жить без борьбы и влечений
Разве не хуже мучений?
ЃEдолго был безумен и печален
ЃE темных глаз ее, двух золотых миндалин.
ЃEвсе тоскую я, и все люблю,
Хоть сердцу уж давно сказал: "Уйди, молю",
Хотя от уз, от нежных уз печали
ЃEум и сердце вдаль, покорные, бежали.
Под игом дум, под игом новых дум,
Волнуясь, изнемог нетерпеливый ум,
ЃEсердцу он сказал: "ЃEчему ж разлука,
ЃEгда она все с нами, эта мука?"
ЃEсердце, плача, молвило ему:
"Ты думаешь, я что-нибудь пойму?
ША разберусь я даже в этой муке.
Да и бывают ли и вместе, и в разлуке?"
ПЕРВЃE СТИХЃEВОРЕЭHЃEСБЃEЭHЃE "SAGESSE" {*}
{* ЗЯдрость (франц.) - Ред.}
ЗЙе под маскою рыцарь с коня не грозил,
ЗКлча старое сердце мне Черный пронзил,
ЃEпробрызнула кровь моя алым фонтаном,
ЃEв лучах по цветам разошлася туманом.
Веки сжала мне тень, губы ужас разжал,
ЃEпо сердцу последний испуг пробежал.
Черный всадник на след свой немедля вернулся,
Слез с коня и до трупа рукою коснулся.
ЃE, железный свой перст в мою рану вложив,
Жестким голосом так мне сказал: "Будешь жив".
ЃEпод пальцем перчатки целителя твердым
Пробуждается сердце и чистым и гордым.
Дивным жаром объяло меня бытие,
ЃEзабилось, как в юности, сердце мое.
ЃEдрожал от восторга и чада сомнений,
ЃEк бывает с людьми перед чудом видений.
ЃEуж рыцарь поодаль стоял верховой;
Уезжая, он сделал мне знак головой,
ЃEдосель его голос в ушах остается:
"ШЯ, смотри. Исцелить только раз удается".
Сонет
ЃE- бледный римлянин эпохи Апостата.
Покуда портик мой от гула бойни тих,
ЃEстилем золотым слагаю акростих,
Где умирает блеск пурпурного заката.
ША медью тяжкою, а скукой грудь объята,
ЃEпусть кровавый стяг там веет на других,
ЃEне люблю трубы, мне дики стоны их,
ЃEнестерпим венок, лишенный аромата.
ШК яд или ланцет мне дней не прекратят.
Хоть кубки допиты, и паразит печальный
ША прочь бы был почтить нас речью погребальной!
Пускай в огонь стихи банальные летят:
ЃEвсе же не один: со мною раб нахальный
ЃEскука желтая с усмешкой инфернальной.
Средь золотых шелков палаты ЃEбатанской,
Сияя юностью, на пир они сошлись
ЃEвсем семи грехам забвенно предались,
Безумной музыке покорны мусульманской.
То были демоны, и ласковых огней
Всю ночь желания в их лицах не гасили,
Соблазны гибкие с улыбками алмей
Им пены розовой бокалы разносили.
ЃEих танцы нежные под ритм эпиталамы
Смычок рыдание тягучее вливал,
ЃEхором пели там и юноши, и дамы,
ЃE как волна, напев то падал, то вставал.
ЃEстолько благости на лицах их светилось,
ЃEтакою силою из глаз она лилась,
Что поле розами далеко расцветилось
ЃEночь алмазами вокруг разубралась.
ЃEбыл там юноша. ЃE шумному веселью,
Увит левкоями, отдаться не хотел;
ЃE руки белые скрестил по ожерелью,
ЃEвзор задумчивый слезою пламенел.
ЃEвсе безумнее, все радостней сверкали
Глаза, и золото, и розовый бокал,
ШК брат печального напрасно окликал,
ЃEсестры нежные напрасно увлекали.
ЃE безучастен был к кошачьим ласкам их,
Там черной бабочкой меж камней дорогих
Тоска бессмертная чело ему одела
ЃEсердцем демона с тех пор она владела.
"ЃEтавьте!" - демонам и сестрам он сказал
ЃE нежные вокруг напечатлев лобзанья,
ЃEвобождается и оставляет зал,
Им благовонные покинув одеянья.
ЃEвот уж он один над замком, на столпе,
ЃEс неба факелом, пылающим в деснице,
Грозит оставленной пирующей толпе,
ЃEлюдям кажется мерцанием денницы.
Близ очарованной и трепетной луны
Так нежен и глубок был голос сатаны,
ЃEтреском пламени так дивно оттенялся:
"ЃEныне с Богом я, - он говорил, - сравнялся.
ЗАжду Добром и Злом исконная борьба
ЃEдей и нас давно измучила - довольно!
ЃE если властвовать вся эта чернь слаба,
Пусть жертвой падает она сегодня вольной.
ЃEпусть отныне же, по слову сатаны,
ША станет более Ахавов и пророков,
ЃEне для ужасов уродливой войны
Три добродетели воспримут семь пороков.
ШАт, зм_е_ю Иисус главы еще не стер:
ША лавры праведным, он тернии дарует,
ЃEя - смотрите - ад, здесь целый ад пирует,
ЃEя кладу его, ЃEбовь, на твой костер".
Сказал - и факел свой пылающий роняет...
ЗЕг - и пожар завыл среди полнощной мглы:
Задрались бешено багровые орлы,
ЃEстаи черных мух, играя, бес гоняет.
Там реки золота, там камня гулкий треск,
ЃEстра бездонного там вой, и жар, и блеск;
Там хлопьев шелковых, искряся и летая,
Гурьба пчелиная кружится золотая.
ЃE в пламени костра бесстрашно умирая,
Веселым пением там величают смерть
Те, чуждые Христа, не жаждущие рая,
ЃE воя, пепел их с земли уходит в твердь.
ЃEон на вышине, скрестивши гордо руки,
Шщ дело гения взирает своего,
ЃEбудто молится, но тихих слов его
Расслышать не дают бесовских хоров звуки.
ЃEдолго тихую он повторял мольбу,
ЃEязыки огней он провожал глазами,
Вдруг - громовой удар, и вмиг погасло пламя,
ЃEстало холодно и тихо, как в гробу.
ШК жертвы демонов принять не захотели:
ЃEней зоркость Божьего всесильного суда
ЃEварство адское открыло без труда,
ЃEдумы гордые с Творцом их улетели.
ЃEтут страшнейшее случилось из чудес:
Чтоб только тяжким сном вся эта ночь казалась,
Чертог стобашенный из ЗЕдии исчез,
ЃEкамня черного на поле не осталось.
Там ночь лазурная и звездная лежит
Шщд обнаженною евангельской долиной,
Там в нежном сумраке, колеблема маслиной,
ЃEшь зелень бледная таинственно дрожит.
Ручьи холодные струятся по каменьям,
ШАслышно филины туманами плывут,
Так самый воздух полн и тайной, и забвеньем,
ЃEтолько искры волн - мгновенные - живут.
ШАуловимая, как первый сон любви,
ЃEхолма немая тень вздымается вдали,
ЃEу седых корней туман осел уныло,
ЃEк будто тяжело ему пробиться было.
ШК, мнится, синяя уж тает тихо мгла,
ЃE словно лилия, долина оживает:
Раскрыла лепестки, и вся в экстаз ушла
ЃEк милосердию небесному взывает.
Пусть бледная трава изгнанника покоит,
Иль ель вся в инее серебряная кроет,
Иль, как немая тень, исчадье тяжких снов,
Тоскуя бродит он вдоль скифских берегов, -
Пока средь стад своих, с лазурными очами
Сарматы грубые орудуют бичами, -
Свивая медленно с любовию печаль,
ЃEами жадными поэт уходит в даль...
ЃEту даль безбрежную, где волны заклубились;
Редея, волосы седеющие сбились,
ЃEветер, леденя открытое чело,
Уносит из прорех последнее тепло.
Тоскою бровь свело над оком ослабелым,
ЃEволосом щека подернулася белым,
ЃEповесть мрачную страстей и нищеты
Рассказывают нам увядшие черты:
ЃEлжи и зависти они взывают к свету,
ЃEцезаря зовут, бесстрашные, к ответу.
ЃEон все Римом полн - и болен и гоним,
ЃE славой призрачной венчает тот же Рим.
Шщ темный жребий мой я больше не в обиде:
ЃEнаг, и немощен был некогда ЃEидий.
ЃEустал и бороться, и жить, и страдать,
ЃEк затравленный волк от тоски пропадать.
ША изменят ли старые ноги,
Донесут ли живым до берлоги?
ЗЙе бы в яму теперь завалиться и спать.
ЃEтут эти своры... Рога на лугу.
Истерзан и зол, я по кочкам бегу.
Далеко от людей схоронил я жилье,
ШК у этих собак золотое чутье,
ЃEЗавистливой, Злой да Богатой.
ЃEв темных стенах каземата
Длится месяцы, годы томленье мое.
Шщ ужин-то ужас, беда на обед,
Постель-то на камне, а отдыха нет.
Во мне живет любви безвольный маниак:
ЃEкуда б молния ни пронизала мрак,
Шщвстречу ль красоте, иль доблести, иль силам,
Взовьется и летит безумец с жадным пылом.
Еще мечты полет в ушах не отшумит,
Уж он любимую в объятьях истомит.
ЃEгда ж покорная подруга крылья сложит,
ЃE удаляется печальный, - он не может
Из сердца вырвать сна - часть самого себя
ЃE оставляет в нем...
ШК вот опять любя
ЃEдья его летит на острова Иллюзий
За горьким грузом слез... Усладу в этом грузе
ЃEпереживаньи мук находит он: свою
ЃE мигом оснастил крылатую ладью
ЃE дерзкий мореход, в безвестном океане,
Плывет, как будто путь он изучил заране:
Там берег _должен быть_ - обетованье грез!
Пусть разобьет ладью в пути ему утес...
ЃEтрамплина нового он землю различает,
ЃE в волны прыгает, плывет и доплывает
До мыса голого... Измучен, ночь и день
Там жадно кружит он: растет и тает тень,
Безумец все кружит средь дикости безвестной:
ШЕ травки, ни куста, ни капли влаги пресной;
Палящий жар в груди, часы голодных мук, -
ЃEжизни ни следа, и ни души вокруг,
ШЕ сердца, как его... ШЯ, пусть бы не такого,
ШК чтобы билось здесь, реального, живого,
Пусть даже низкого... но сердца... ШЕкого...
ЃE ждет, он долго ждет... ЃEергию его
Двоят и жар, и страсть... ЃEдолго в отдаленья
Безумцу грезится забытому спасенье.
Все парус грезится... ШК безответна твердь,
ЃEпарус, может быть, увидит только смерть.
Что ж? ЃE умрет, земли, пожалуй, не жалея...
ЃEшь эта цепь потерь с годами тяжелее!
ЃE эти мертвецы! ЃE сам едва живой,
Души мятущейся природой огневой
ЃEмогилах он живет. Усладу грусти нежной
ЃEшь мертвые несут его душе мятежной.
ЃEк к изголовью, он к их призракам прильнет.
ЃE с ними говорит, их видит и заснет
ЃE с мыслию о них, чтоб, бредя, пробудиться...
ЃE- маниак любви... Что ж делать?
Покориться.
IMPRESSION FAUSSE {*}
{* Галлюцинация, ложное впечатление (франц.). - Ред.}
(Из сборника "Parallelement" {*})
{* Параллельно (франц.). - Ред.}
ЗУшь... покатилася мышь
ЃEпыльном поле точкою чернильной...
ЗУшь... покатилася мышь...
По полям чернильным точкой пыльной.
Звон... или чудится звон...
Узникам моли покойной ночи.
Звон... или чудится звон...
ЃEбессонным ночи покороче.
Сны - невозможные сны,
Если вас сердцам тревожным надо,
Сны - невозможные сны,
Хоть отравленной пойте нас усладой.
ЃEч.... загорается луч...
ЃEо-то ровно дышит на постели.
ЃEч... загорается луч...
Декорация... иль месяц в самом деле?
Тень... надвигается тень...
Чернота ночная нарастает.
Тень... надвигается тень...
ШК зарею небо зацветает.
ЗУшь... покатилася мышь,
ШК в лучах лазурных розовея.
ЗУшь... покатилася мышь,
ЃE - вы, сони... к тачкам поживее!..
ШАуловимый маг в иллюзии тумана,
Среди тобою, созданных фигур,
ЃEне могу узнать тебя, авгур,
ШК я люблю тебя, правдивый друг обмана!
Богач комедии и нищий из романа,
То денди чопорный, то юркий балагур,
Ты даже прозу бедную одежды
ЃE фрака строгого до "колеров надежды"
ШАбрежным гением умеешь оживить:
Здесь пуговицы нет, зато свободна нить,
ЃEтам на рукаве в гармонии счастливой
Смеется след чернил и плачет след подливы.
За ярким натянул ты матовый сапог,
ЃEтвой изящный бант развязан так красиво,
Что, глядя на тебя, сказать бы я не мог,
ШАуловимый маг, и ложный, но не лживый,
Гулять ли вышел ты на розовой заре
Иль вешаться идешь на черном фонаре.
Загадкою ты сердце мне тревожишь,
ЃEк вынутый блестящий нож,
ШК если вещий бред поэтов только ложь,
Ты, не умея лгать, не лгать не можешь.
Увив безумием свободное чело,
Тверди ж им, что луна детей озябших греет,
Что от нее сердцам покинутым тепло,
Передавай им ложь про черное крыло,
Что хлороформом смерти нежно веет,
Покуда в сердце зуб больной не онемеет...
Пой муки их, поэт. ШК гордо _о своей_
ЗКлчи, - в ответ, увы! ЃEьвира засмеется.
Пусть сердце ранено, пусть кровью обольется
ШАзримая мишень завистливых друзей, -
Ты сердца, что любовью к людям бьется,
Им не показывай и терпеливо жди:
Пусть смерть одна прочтет его в груди, -
ЃEбелым ангелом в лазурь оно взовьется.
ЃEгда стихи тебе я отдаю,
Их больше бы уж сердце не узнало,
ЃEлучшего, что в сердце я таю,
ШЕ разу ты еще не прочитала.
ЃEк около приманчивых цветов
Рой бабочек, белея нежно, вьется,
Так у меня о розы дивных снов
Что звучных строф крылом жемчужным бьется.
Увы! рука моя так тяжела:
ЃEснусь до них - и облако слетает,
ЃEс нежного, дрожащего крыла
ЗЙе только пыль на пальцы попадает.
ЗЙе не дано, упрямых изловив,
Сберечь красы сиянье лучезарной,
Иль, им сердец булавкой не пронзив,
Рядами их накалывать попарно.
ЃEпусть порой любимые мечты
Шщрядятся в кокетливые звуки,
ША мотыльков в стихах увидишь ты,
ЃEшь пылью их окрашенные руки.
Призрачна высь. Своим доспехом медным
Средь ярких звезд и ласковых планет
Горит луна. ЃEздесь, на поле бледном,
ЃEполон грез о той, которой нет;
ЃEполон грез о той, чья за туманом
ШАзрима нам алмазная слеза,
ШК чьим лучом, земле обетованным,
Иных людей насытятся глаза.
ЃEгда бледней и чище звезд эфира
ЃEа взойдет средь чуждых ей светил, -
Пусть кто-нибудь из вас, последних мира,
Расскажет ей, что я ее любил.
ЃEподругой бледною разлуки
ЃEтановить мы не могли:
Скрестив безжизненные руки,
Ее отсюда унесли.
ШК мне и мертвая свиданье
Улыбкой жуткою сулит,
ЃEтень ее меня томит
Больнее, чем воспоминанье.
Прощанье ль истомило нас,
Слова ль разлуки нам постыли?
ЃE отчего вы, люди, глаз,
Глаз отчего ей не закрыли?
ЃEгда б я Богом стал, земля ЃEемом стала б,
ЃEиз лучистых глаз, сияя, как кристалл,
ЃEшь слезы счастия бежали б, чужды жалоб,
ЃEгда б я Богом стал.
ЃEгда б я Богом стал, среди душистой рощи
ЃEрой бы нежный плод, созрев, не зарастал,
ЃEсамый труд бы стал веселым чувством мощи,
ЃEгда б я Богом стал.
ЃEгда б я Богом стал, вокруг тебя играя,
Всегда иных небес лазурный сон витал,
ШК ты осталась бы все та же в высях рая,
ЃEгда б я Богом стал.
ШКчь на 28 декабря 1900
ЃEтановлюсь - лежит, иду - и тень идет,
Так странно двигаясь, так мягко выступая;
Глухая слушает, глядит она слепая,
Поднимешь голову, а тень уже ползет.
ШК сам я тоже тень. ЃEоблака на небе
Тревожный силуэт. Скользит по формам взор,
ЃEум мой ничего не создал до сих пор:
Иду, куда влечет меня всевластный жребий.
ЃEтень от ангела, который сам едва,
ЃEин из отблесков последних божества,
Бог повторен во мне, как в дереве кумира,
ЃEможет быть, теперь среди иного мира,
ЃEжерлу небытия дальнейшая ступень,
ЃE этой тени тень живет и водит тень.
UN BONHOMME {*}
{* Честный малый (франц.). - Ред.}
ЃEгда-то человек и хил, и кроток жил,
Пока гранению им стекла подвергались,
Идею божества он в формулы вложил,
Такие ясные, что люди испугались.
ЃEбольшою простотой он многих убедил,
Что и добра и зла понятия слагались,
ЃEчто лишь нитями незримо подвигались
Те мы, которых он к фантомам низводил.
ЃE Библию любил и чтил благочестиво,
ШК действий божества он в ней искал мотивы,
ЃEна него горой восстал синедрион.
ЃEон ушел от них - рука его гранила,
Чтобы ученые могли считать светила,
ЃEназывается Варух Спиноза он.
Белеет Истина на черном дне провала.
Зажмурьтесь, робкие, а вы, слепые, прочь!
ЗАня безумная любовь околдовала:
ЃEк ней хочу, туда, туда, в немую ночь.
ЃEк долго эту цепь разматывать паденьем...
Вся наконец и цепь... ЃEничего... круги...
ЃEруки вытянул... Шщпрасно... Шщпряженьем
ЃEужим мучительно... ШЕ точки и ни зги...
ЃEИстины меж тем я чувствую дыханье:
Вот мерным сделалось и цепи колыханье,
ШК только пустоту пронзает мой размах...
ЃEцепи, знаю я, на пядь не удлиниться, -
Сиянье где-то там, а здесь, вокруг, - темница,
ЃE- только маятник, и в сердце - только страх.
ЃEзвезд я спрашивал в ночи:
"Иль счастья нет и в жизни звездной?"
Так грустны нежные лучи
Средь этой жуткой черной бездны.
ЃEмнится, горнею тропой,
ЃEлиты бледными лучами,
Там девы в белом со свечами
Печальной движутся стопой.
Иль все у вас моленья длятся,
Иль в битве ранен кто из вас, -
ШК не лучи из ваших глаз,
ЃEслезы светлые катятся.
Шщд гаснущим в томительном бреду
ША надо слов - их гул нестроен;
ШАмного музыки - и тихо я уйду
Туда - где человек спокоен.
Все чары музыки, вся нега оттого,
Что цепи для нее лишь нити;
Баюкайте печаль, но ничего
Печали вы не говорите.
Довольно слов - я им устал внимать,
Распытывать, их чисты ль цели:
ЃEне хочу того, что надо понимать,
ЗЙе надо, чтобы звуки пели...
ЗАлодии, чтоб из одной волны
ЃEлись и пенились другие...
Чтоб в агонию убегали сны,
ШАсла в могилу агония...
Шщд гаснущим в томительном плену
ША надо слов, - их гул нестроен,
ШК если я под музыку усну,
ЃEзнаю: будет сон спокоен.
Шщйдите няню старую мою:
ЃEней пасти стада еще есть силы;
Вы передайте ей каприз мой на краю
ЗКей зияющей могилы.
Пускай она меня потешит, спев
Ту песню, что давно певала;
ЗЙе сердце трогает простой ее напев,
Хоть там и пенья мало.
ЃE вы ее отыщете - живуч
Тот род людей, что жнет и сеет,
ЃEя из тех, кого и солнца луч
Уж к сорока годам не греет.
Вы нас оставите... Былое оживет,
Презрев туманную разлуку,
Дрожащим голосом она мне запоет,
Шщ влажный лоб положит тихо руку...
Ведь может быть: из всех она одна
ЗАня действительно любила...
ЃEбудет вновь душа унесена
ЃEбрегам, что утро золотило.
Чтоб, как лампаде, сердцу догореть,
Иль, как часам, остановиться,
Чтобы я мог так просто умереть,
ЃEк человек на свет родится.
Шщд гаснущим в томительном бреду
ША надо слов - их гул нестроен;
ШАмного музыки - и я уйду
Туда - где человек спокоен.
ЃEин из голубых и мягких вечеров...
Стебли колючие и нежный шелк тропинки,
ЃEсвежесть ранняя на бархате ковров,
ЃEночи первые на волосах росинки.
ШЕ мысли в голове, ни слова с губ немых,
ШК сердце любит всех, всех в мире без изъятья,
ЃEсладко в сумерках бродить мне голубых,
ЃEночь меня зовет, как женщина в объятья...
ША властен более подошвы истоптать,
ЃEпальто, которое достигло идеала,
ЃEв сане вашего, о ЃEато, вассала
Под небо вольное я уходил мечтать.
ЃEзабывал тогда изъяны... в пьедестале
ЃEсыпал рифмами, как зернами весной,
ЃEночи проводил в отеле "Под луной",
Где шелком юбок слух мне звезды щекотали.
ЃEчасто из канав их шелесту внимал
ЃEенним вечером, и, как похмелья сила,
Весельем на сердце и лаской ночь росила.
ЗЙе сумрак из теней там песни создавал,
ЃEж к сердцу прижимал носок моей ботинки
ЃE вместо струн, щипал мечтательно резинки.
Шщ лобик розовый и влажный от мучений
Сзывая белый рой несознанных влечений,
ЃEребенку нежная ведет сестру сестра,
Их ногти - жемчуга с отливом серебра.
ЃE посадив дитя пред рамою открытой,
Где в синем воздухе купаются цветы,
ЃEи в тяжелый лен, прохладою омытый,
Впускают грозные и нежные персты.
Шщд ним мелодией дыханья слух балуя,
ШАзримо розовый их губы точит мед;
ЃEгда же вздох порой его себе возьмет,
ЃE на губах журчит желаньем поцелуя.
ШК черным веером ресниц их усыплен
ЃEароматами, и властью пальцев нежных,
Послушно отдает ребенок сестрам лен,
ЃEжемчуга щитов уносят прах мятежных.
Тогда истомы в нем подъемлется вино,
ЃEк мех гармонии, когда она вздыхает...
ЃEв ритме ласки их волшебной заодно
Все время жажда слез, рождаясь, умирает.
ЃE не кляни ее за то, что Идумеи
Шщ ней клеймом горит таинственная ночь!
ЃEыло ее в крови, а волосы как змеи,
ШК это дочь моя, пойми: родная дочь.
ЃEгда чрез золото и волны аромата
ЃEпальмы бледные холодного стекла
Шщ светоч ангельский денница пролила
Свой первый робкий луч и сумрак синеватый
ЃEца открытием нежданным поразил,
Печальный взор его вражды не отразил,
ШК ты, от мук еще холодная, над зыбкой
ЃEниты бледные ты склонишь ли с улыбкой
ЃEслабым голосом страданий и любви
Шепнешь ли бедному творению: "Живи"?
ШАт! Если б даже грудь над ней ты надавила
Движеньем ласковым поблекшего перста,
ША освежить тебе, о белая Сивилла,
ЃEзурью девственной сожженные уста.
ЃEшь в смерти ставший тем, чем был он изначала,
Грозя, заносит он сверкающую сталь
Шщд непонявшими, что скорбная скрижаль
Царю немых могил осанною звучала.
ЃEк гидра некогда отпрянула, виясь,
ЃE блеска истины в пророческом глаголе,
Так возопили вы, над гением глумясь,
Что яд философа развел он в алкоголе.
ЃE если туч и скал осиля тяжкий гнев,
Идее не дано отлиться в барельеф,
Чтоб им забвенная отметилась могила,
Хоть ты, о черный след от смерти золотой,
ЃEломок лишнего в гармонии светила,
Для крыльев дьявола отныне будь метой.
Видали ль вы белую стену - пустую, пустую, пустую?
ША видели ль лестницы возле - высокой, высокой,
высокой?
ЃEжала там близко селедка - сухая, сухая, сухая...
Пришел туда мастер, а руки - грязненьки, грязненьки,
грязненьки.
Принес молоток свой и крюк он - как шило, как шило,
как шило...
Принес он и связку бечевок - такую, такую, такую.
По лестнице мастер влезает - высоко, высоко, высоко,
ЃEострый он крюк загоняет - да туки, да туки, да туки!
Высоко вогнал его в стену - пустую, пустую, пустую;
Вогнал он и молот бросает - лети, мол, лети, мол,
лети, мол!
ЃEвяжет на крюк он бечевку - длиннее, длиннее,
длиннее,
Шщ кончик бечевки селедку - сухую, сухую, сухую.
ЃEс лестницы мастер слезает - высокой, высокой,
высокой,
ЃEмолот с собою уносит - тяжелый, тяжелый, тяжелый,
ЃEда, неизвестно, но только - далеко, далеко, далеко.
ЃEтех пор и до этих селедка - сухая, сухая, сухая,
Шщ кончике самом бечевки - на длинной, на длинной,
на длинной,
ЃEчается тихо, чтоб вечно - качаться, качаться, качаться...
Сложил я историю эту - простую, простую, простую,
Чтоб важные люди, прослушав, сердились, сердились,
сердились.
ЃEчтоб позабавить детишек таких вот... и меньше...
и меньше...
ЃEнее были косы густые
ЃEструились до пят, развитые,
Точно колос полей, золотые.
Голос фей, но странней и нежней,
ЃEресницы казались у ней
ЃE зеленого блеска черней.
ШК ему, когда конь мимо пашен
ЗЗался, нежной добычей украшен,
Был соперник ревнивый не страшен,
Потому что она никогда
До него, холодна и горда,
ШЕкому не ответила: "Да".
Так безумно она полюбила,
Что когда его сердце остыло,
То в своем она смерть ощутила.
ЃEвнимает он бледным устам:
"Шщ смычок тебе косы отдам:
ЃEаруешь ты музыкой дам".
ЃE лобзая, вернуть он не мог
Ей румянца горячего щек, -
ЃE из кос ее сделал смычок.
ЃE лохмотья слепца надевает,
ЃE на скрипке кремонской играет
ЃEс людей подаянье сбирает.
ЃE чаруя, те звуки пьянят,
Потому что в них слезы звенят,
ЃEивая, уста говорят.
Царь своей не жалеет казны,
ЃE в серебряных тенях луны
Увезенной жалеет жены.
. . . . . . . . . . . . . . . .
ЃEнь усталый с добычей не скачет,
Звуки льются... ШК что это значит,
Что смычок упрекает и плачет?
Так томительна песня была,
Что тогда же и смерть им пришла;
Свой покойница дар унесла;
ЃEопять у ней косы густые,
ЃEструятся до пят, развитые,
Точно колос полей, золотые...
Do, re, mi, fa, sol, la, si, do.
ШМм-ням, пипи, аа, бобо.
Do, si, la, sol, fa, mi, re, do.
Папаша бреется. ЃEмамы
Шипит рагу. ЃE вечной гаммы,
Свидетель бабкиных крестин,
ЃEдочки стонет клавесин...
Ботинки, туфельки, сапожки
Прилежно ваксит старший сын
ЃEна ножищи, и на ножки...
ЃEи все вместе в Luxembourg {*}
Идут сегодня делать тур,
ШК будут дома очень рано
ЃEвстанут в шесть, чтоб неустанно
Do, re, mi, fa, sol, la, si, do.
ШМм-ням, пипи, аа, бобо.
Do, si, la, sol, fa, mi, re, do.
{* ЃEксембургский сад (в Париже), произносится ЃEксамбур (франц.).
- Ред.}
Сонет
Последний мой приют - сей пошлый макадам,
Где столько лет влачу я старые мозоли
ЃEбезумных поисках моей пропавшей доли,
ЃEголод, как клеврет, за мною по пятам.
Твоих, о Вавилон, вертепов блеск и гам
ЃEробку старую мою не дразнят боле!
Душа там скорчилась от голода и боли,
ЃEчерви бледные гнездятся, верно, там.
ЃEпризрак, зябнущий в зловонии отребий,
ЃEкоторыми сравнял меня завидный жребий,
ЃEдаже псов бежит передо мной орда;
ЃEструпьями покрыт, я стар, я гнил, я - парий.
ШК ухмыляюсь я презрительно, когда
Помыслю, что ни с кем не хаживал я в паре.
ЃEприходил туда, как в заповедный лес:
Тринадцать старых ламп, железных и овальных,
Там проливали блеск мерцаний погребальных
Шщ вековую пыль забвенья и чудес.
Тревоги тайные мой бедный ум гвоздили,
ЃEзалось, целый мир заснул иль опустел;
Там стали креслами тринадцать мертвых тел.
Тринадцать желтых лиц со стен за мной следили.
ЃEтуда, помню, раз в оконный переплет
ЃEвидел лешего причудливый полет,
ЃE извивался весь в усильях бесполезных:
ЃEсодрогнулась мысль, почуяв тяжкий плен, -
ЃEпробили часы тринадцать раз железных
Средь запустения проклятых этих стен.
(тринадцать строк)
Безмолвие - это душа вещей,
ЃEторым тайна их исконная священна,
ЃEо бежит от золота лучей,
ШК розы вечера зовут его из плена;
ЃEним злоба и тоска безумная забвенна,
ЃEо бальзам моих мучительных ночей,
Безмолвие - это душа вещей,
ЃEторым тайна их исконная священна.
Пускай роз вечера живые горячей, -
Ему милей приют дубравы сокровенной,
Где спутница печальная ночей
Подолгу сторожит природы сон священный.
Безмолвие - это душа вещей.
ЃEетый в черное, он бледен был лицом,
ЃEречи, как дрова, меж губ его трещали,
ЃEего глазах холодный отблеск стали
Сменялся иногда зловещим багрецом.
ЗУ драмы мрачные с ним под вечер читали,
Склонялись вместе мы над желтым мертвецом,
Высокомерие улыбки и печали
Сковали вместе нас таинственным кольцом.
ШК это черное и гибкое созданье
ЃEконце концов меня приводит в содроганье.
"Ты - дьявол", - у меня сложилось на губах.
ЃE мигом угадал: "Вам Боженька милее,
Так до свидания, живите веселее!
ЃEдьявол вам дарит ШАисцелимый Страх".
Ты - море плоское в тот час, когда отбой
Валы гудящие угнал перед собой,
ЃEуху чудится прибоя ропот слабый,
ЃEтихо черные заворошились крабы.
Ты - Стикс, но высохший, откуда, кончив лов,
Уносит Диоген фонарь, на крюк надетый,
ЃEгде для удочек "проклятые" поэты
Живых червей берут из собственных голов.
Ты - щетка жнивника, где в грязных нитях рони
Прилежно роется зловонный рой вороний,
ЃEот карманников, почуявших барыш,
Дрожа, спасается облезлый житель крыш.
Ты - смерть. Полиция храпит, а вор устало
Рук жирно розовых в засос целует сало.
ЃEкольца красные от губ на них видны
ЃEтот час единственный, когда ползут и сны.
Ты - жизнь, с ее волной певучей и живою
Шщд лакированной тритоньей головою,
ЃEсам зеленый бог в мертвецкой и застыл,
Глаза стеклянные он широко раскрыл.
ДНЕМ
Гляди, на небесах, в котле из красной меди
ШАисчислимые для нас варятся снеди.
Хоть из остаточков состряпано, зато
ЃEбовью сдобрено и потом полито!
Пред жаркой кухнею толкутся побирашки,
Свежинка с запашком заманчиво бурлит,
ЃEжадно пьяницы за водкой тянут чашки,
ЃEхолод нищего оттертого долит.
ША думаешь ли, брат, что, растопив червонцы,
Журчаще - жаркий жир {*} для всех готовит солнце?
Собачьей мы и той похлебки подождем.
ША всем под солнцем быть, кому и под дождем.
ЃEогня давно горшок наш черный в угол сдвинут,
ЃEжелчью мы живем, пока нас в яму кинут.
{* Le gras grouillon grouillant.}
ЃEгда для всех меня не станет меж живыми,
ЃEглазами, как жуки на солнце, голубыми,
Придешь ли ты, дитя? Безвестною тропой
Пойдем ли мы одни... одни, рука с рукой?
ЃE я не жду тебя дрожащей, без одежды,
ЃEлея чистая между стыдливых дев,
ЃEзнаю, ты придешь, склоняя робко вежды,
ЃEрсажем розовым младую грудь одев.
ЃE даже братского не обменив лобзанья,
Вдоль терний мы пойдем, расцветших для терзанья,
Где паутин повис трепещущий намет,
ЗКлчанья чуткого впивая жадно мед.
ЃEиногда моей смущенная слезою,
Ты будешь нежною рукой мою сжимать,
ЃEмы, волнуясь, как сирени под грозою,
ША будем понимать... не будем понимать...
ЃEк холодный дождь изменницей слывет,
Точно ветер и глуха, да оборвет.
Подозрительней, фальшивей вряд ли есть,
Имя осень ей - бродяжит нынче здесь...
Слышишь: палкой-то по стенке барабанит,
Выйди за дверь: право, с этой станет.
Выйди з_а_ дверь. Пристыди ж ты хоть ее,
Вот неряха-то. ША платье, а тряпье.
Грязи, грязи-то на ботах накопила,
Да не слушай, что бы та ни говорила.
ША пойдет сама... швыряй в нее каменья,
ЃEвопить начнет - не бойся. Представленье.
ЗУ давно знакомы... Год назад
Здесь была, ходила с нами в сад,
Улыбалась, виноградом нас дарила,
Так о солнышке приятно говорила:
"Слышишь, летний, мол, лепечет ветерок,
Поработал, так приятно - на бочок".
Ужин подали - уселась вечерять.
ЃEой женщины, да чтобы не узнать.
Дали нового отведать ей винца,
Принесли потом в сарай мы ей сенца.
Спать ложилася меж телкой и кобылой,
Смотрим: к утру и вода в сенях застыла.
ЃEст дождем посыпался с тех
ШАт, шалишь. Теперь и ставни на з
Пусть идет в другие греться сени:
ШУнче места нет на нашем сене,
ЃEолачивать других ищи ступ_е_ней...
ЃEстьев, листьев-то у ней по волосам,
ЃEглаза-то смотрят, точно бы из ям.
Голос хриплый - ну, а речи точный мед;
Только нас теперь и этим не возьмет.
Золотом обвесься - нас не тронет,
Подвяжи звонок-то, пусть трезвонит.
Да дровец бы для ЗКроза припасти,
ША зашел бы дед ЗКрозко по пути.
Заветный час настал. Простимся и иди!
Пробудь в молчании, одна с своею думой,
Весь этот долгий день - он твой и впереди,
ЃEтени, где меня оставила, не думай.
Иди, свободная и легкая, как сны,
ЃEдвойном сиянии улыбки, в ореолах
ЃEутра, и твоей проснувшейся весны;
Ты не услышишь вслед шагов моих тяжелых.
Есть дуб, как жизнь моя, увечен и живуч,
ЃE к меланхоликам и скептикам участлив
ЃEприютит меня - а покраснеет луч,
ЃEего молчании уж тем я буду счастлив,
Что ветер ласковым движением крыла,
ЃEвеяв от меня докучный сумрак грезы,
Цветов, которые ты без меня рвала,
ЗЙе аромат домчит, тебе оставя розы.
Грозою полдень был тяжелый напоен,
ЃEсад в его уборе брачном
Сияньем солнца мрачным
Был в летаргию погружен.
Стал мрамор как вода, лучами растоплен,
ЃEтеплым и прозрачным,
ШК в зеркале пруда.
ЃEзалась мрамором недвижная вода.
Шщ поля и дороги, легко и неслышо кружася, падают снежные хлопья.
Резвятся белые плясуны в небесном просторе и, усталые, неподвижные, целыми
тысячами отдыхают на земле, а там заснут на крышах, на дорогах, на столбах и
деревьях.
ЃEугом - тишина в глубоком забытьи, и ко всему равнодушный мир
безмолвен. ШК в этом безбрежном покое сердце обернулось к прошлому и думает
об усыпленной любви.
ЃE стражду. Там, далеко, сонные тучи ползут с безмолвной равнины. Шщ
черных крыльях гордо прорезая туман, каркая, пролетают вороны.
Печальные остовы деревьев с мольбой подставляли свои нагие ветви под
жесткие укусы ветра. ЃEк мне холодно. ЃEодна. Под нависшим серым небом
носятся стоны угасшего и говорят мне: Приди. Долина одета туманом, приди,
скорбная, приди, разлюбленная.
ЃEа сказала мне: "Ты не знаешь смеха. Проклятье неразлучно с твоим злым
стихом. Ты не знакома с песнью, где резвится радость и в солнечных лучах
бродит музыка лобзаний, с той гармоничной песнью, которая, как античная
богиня, нагая вырвалась из языческих покровов, вырвалась и летит ввысь,
разбрасывая розовые и белые тучи". Потом она спросила: "Где ты родилась,
поэтесса рокового несчастья? ЃEкая ненавистная сила заговорила тебя еще в
колыбели?"
ЃEя ответила:
"ЃE родилась в лачуге и выросла в грязи. ЃEтех пор в тумане солнечного
блеска, среди жгучих гимнов вселенной, меня обступает издалека и вблизи эхо
жалобных стонов".
Шщ сердце у меня бешеным пурпуровым дождем льется кровь тех
избранников, которые положили свою жизнь за свободу, где она требовала
живого оплота. Стоны несутся ко мне из рабочих домов, где топчется
возбужденная и тревожная толпа, где серая масса после ст рашного труда жадно
бросается на хмель, из мрачных фабрик, где движутся стальные чудища и
ядовитая медь, пробиваясь через поры, сосет из ткачих алую кровь. ЃEи
несутся из отравленных рисовых полей и из замурованных домов. Во имя бога
гибнет столько жалки х созданий. Плач идет ко мне со всех сторон и не хочет
умолкнуть, скорбный и бесконечный, точно летучая мышь, бьющаяся в тумане,
точно туча, темнящая солнце.
ЗЕмо пролетает и радость, и красота, и свет пробудившегося утра, и
смелая страсть любви, и безумства лобзаний. ЃEна скорбь остается.
ШК это скорбь, которая не уступит и не преклонится, скорбь, которая
стремится к божеству. ЃEо та доблесть, которая поддерживала Прометея,
пригвожденного к дикому утесу.
Звучно носится моя мрачная песня над внимающей ей бледной толпой, как
над вечными льдами парит огромный раненый орел.
ЃEо это стучится в мою дверь?
Здравствуй нищета, ты не страшна мне.
Войди и повей холодом смерти.
ЃEприму тебя, суровая и спокойная.
Беззубое привидение с руками скелета, посмотри - я смеюсь тебе в лицо.
Тебе и этого мало! Что ж, подойди, подойди, проклятое видение, отними
от меня надежду, когтистой лапой захвати мое сердце и простри крыло над
скорбным ложемм моей матери, которая умирает.
Ты беснуешься. Шщпрасно.
ЗКлодость моя, жизнь моя, ты не увидишь, ты не увидишь моей погибели в
роковой борьбе. Шщд грудой обломков, над всеми муками жизни горят и блещут
мои двадцать лет.
Тебе не отнять у меня божественной силы, что сжигает мне сердце, тебе
не остановить бешеного полета, который влечет меня. Твое жало бессильно.
ЃEиду своей дорогой, о черная богиня.
Посмотри там, в мире, сколько там солнца, сколько роз, слышишь ли в
радостном небе веселые трели ласточки, что за блеск верований и идеалов, что
за трепет крыльев!
Старая бескровная мегера, что ты там прячешься в своем черном чепце? ЃEмоих жилах течет кровь, горячая и гордая мужицкая кровь. Попираю страх, и
слезы, и гнев и стремлюсь в грядущее.
ЃE ищу вдохновенного труда, который все подчиняет своей благородной
власти, я ищу вечно юного искусства, лазурного смеха, воздуха, напоенного
цветами, я хочу звезд, поцелуев и блеска. Ты же проходи мимо, черная
колдунья, проходи, как роковая тень отходит от солнца.
Все воскресает, все надеется, в чаще улыбаются фиалки, и я смело
выскользаю из твоих сетей и пою гимн жизни.
Свисток машины. ЃEревом подымаются торжественные и гулкие звуки, точно
коршун, который, рассекая воздух, несется к золотым тучам.
Свисток машины - это дикие вопли человека, погибшего среди ее зубьев,
молодой жизни, раздавленной ее жерновами.
Страшный повелитель всех этих ремней, стали, винтов, огня и пружин, это
жарко пышущее чудовище на своем сторожевом посту опьяняется диким шумом.
Паровик беснуется, грохочет, разбрасывает искры, замедляет ход, скрипя
сдерживается и останавливается, потом дергается вперед и, отвязавшись,
пускает в небо пророческий возглас.
Вперед, вы, которые ищете счастья в труде! Вперед на честный бой, на
благородное состязание пилы, заступа, кирки, топора!
Вы, с кипящей кровью во вздувшихся жилах, вы, с лобзанием солнца на
лице, впивающие амброзию свежего утра, вскормленные плодородной землей...
Дерзайте, вы, новые и славные борцы.
Вас ожидает свободный век.
Паровик свищет, по небу среди ветров разносится пророческое ура.
Вот он идет по грязной улице сам такой грязный и такой красивый, куртка
вся в лохмотьях, рваные сапоги, капризное лицо. ЃEгда я вижу его среди
экипажей или на мостовой, в дырявой обуви, как он швыряет камни собакам под
ноги, уже разбойник, уже развращенный и бесстыжий человек, когда я вижу,
как он прыгает, смеется, этот бедный цветок, распустившийся на тернии, когда
я думаю, что его мать теперь где-нибудь за типографским станком, что его
очаг холоден, а отец в тюрьме, страх за него сжимает мне сердце, и я говорю
себе: что будет с тобой, оборванцем и невеждой, как будешь ты жить без опоры
и руководителя и чем ты станешь в двадцать лет, ты, без умолку поющий
соловей лачуг, - жалким и порочным шарлатаном, или усердным работником, или
карманным вором.
ЃEкую блузу ты тогда наденешь - блузу честного рабочего или каторжника?
ЃEм увижу я тебя - ремесленником или преступником, за работой, в тюрьме
или в госпитале?
ЃE когда я вижу этого грязного мальчика, как мне хочется побежать за
ним по улице и прижать его к сердцу и передать ему в горячем объятии всю
скорбь, всю любовь, всю печаль, все муки моей души. ЃEк мне хочется тут же
осыпать его лицо и грудь поцелуями и
<с>
рыданьем братской любви, задыхаясь,
прошептать ему: ЃEтоже жила в горе, в трудах, и я такой же цветок терния, и
у меня была мать в мастерской, и я знала печаль. ЃE я люблю тебя.
ЃEгрубая шпага и рассекаю грудь земли. ЃE сила и невежество, во мне
скрежет голода и блеск солнца. ЃEнищета и надежда. ЗЙе знаком и раскаленный
бич жгучего полдня, и грохот урагана в долине, и тучи, мечущие молнии. ЃEзнаю дикие и вольные ароматы, которые, торжествуя, разливает по земле май с
его душистыми цветами, бабочками и поцелуями. ЃE труда ежечасного,
ежеминутного я становлюсь острее и блестящее, и я иду решительная, страшно
сильная и постоянная, иду, прорезывая твердую землю.
ЃEвхожу в низкие покосившиеся лачужки, в грубо сколоченную сыроварню,
куда пробирается сквозь дверные щели резкий зимний ветер, туда, где у
стонущего пламени очага приютилась малодушная лень и где дрожит голодная
старуха с худым и желтым лицом. ЃE вхожу туда и все это вижу. ЃE вот,
брошенная в угол в глубокую и страшную ночь, которая налегла на сырую
равнину и на дымную комнату, пока ржавая лихорадка треплет разбитые женские
тела и слышно только, как храпят мужики, я не сплю, и дуновение желания
воспламеняет меня. ЃEгрежу о новой заре, когда, как сельское победное знамя
на солнце, что золотит воздух, в ясном блеске колеблясь над вдохновенной
толпой, я восстану над плодородной землей, сияя жизнью и мощью.
Шщ железе не будет крови, знамена будут белы. Под молодецкими ударами,
раздавленная, умрет змея ненависти, и из земли, насыщенной любовью,
благоухающей розами, очищенной юным пылом, до самой небесной лазури будет
доноситься шум грубых человеческих голосов, не то гимн, не то вопль.
ЗЕра... труда... хлеба.
Сколько их - сотня, тысяча, миллионы.
Их без числа и счета.
Сдержанный гул несется издалека из их тесных рядов.
ЃEи идут среди сурового ветра ровным и медленным шагом, с голой
головой, в грубых одеждах, с воспаленными взглядами. ЃEи ищут меня.
ЃEи меня настигли, и вот толпа серых фигур, масса изможденных лиц
колеблющейся волной окружила меня, сдавила, скрыла, замкнула. ЃE слышу
хриплое дыхание, долгий плач звучит в тумане, проклятия, вздохи.
ЗУ собрались из домов без огня, с беспокойных постелей, где осиленное
тело сначала должно скорчиться, потом подается и, наконец, сляжет. ЗУ пришли
из рвов и из тайников и бросаем на землю чудовищную тень скорби и
опасностей.
ЗУ искали ее, идеальной веры. ЃE она предала нас. ЗУ искали любви,
которая надеется и верит, и она предала нас. ЗУ искали труда, который
бодрит, возрождает, и он отверг нас.
Где же надежда? Где сила?
ЃE пощади, пощади нас. ЗУ побеждены. Шщд нами и вокруг нас в сильном
золотом свете солнечных лучей ярко разносится веселый и громкий гимн
лобзаний и труда.
Железной змеей с шумом влетает поезд под горные своды. Промышленность
военной трубой зовет умы и руки на жатву.
Тысячи уст горят влюбленным желаньем.
Тысячи жизней отважно бросаются в это пылающее жерло.
ЃEнас не нужно. ЃEо бросил нас на эту землю, злую мачеху?
ЃEо не дает нам свободно дышать? ЃEо гнетет и давит нас? Чья ненависть
тяготеет над нами? ЃEчья неизвестная рука нас оттолкнула? Почему слепая
судьба кричит нам: напрасно.
ЃE милосердие, милосердие к побежденным.
Если иногда, поглощенная думой, я не внимаю твоим любовным речам, если
мои глаза горят, а по лицу и губам разливается непривычная бледность, если я
все забываю и, склонив темно-русую голову, вся отдаюсь своим мыслям, не
трогай меня: передо мной в эти минуты открывается огромный божественный
Разорванные тучи окружили солнце, нагое и смеющееся. ШАбо держит в могучих
объятьях землю всю в миртах и фиалках.
ЃEотовсюду, со скошенного луга и с волнующихся безбрежных полей, с
листвы дубов и кипарисов, из оазиса и из пустыни, из бесконечных лесов, где
воет, бешено ревет сердитый ветер с трепетом чувственной любви, что живит
все созданное, я чувствую, как отовсюду несется вместе с беспокойным полетом
рассеявшихся в воздухе птиц широкое, свежее, торжествующее дыхание, веет
силой и здоровьем.
Все зацветает розами, надеждой, чистой, верующей думой, торжествующим
трудом, благородным одушевлением, талантом, подвигом.
ША пьет больше крови скорбная земля.
Война, эта свирепая и непокорная колдунья, не наводит больше ружей и не
разражаются больше пушки яростными выстрелами, а на боевом поле не слышно
больше военных песен.
Весь мир одно отечество, и всех оживляет один священный энтузиазм, и
песня торжественной и кроткой любви летит с одного берега на другой.
Паровик дымит, плуг разрывает плодородную грудь земли, ревут и стучат
машины, пылают очаги, и над этим диким львиным ревом земли в брожении
Свобода распустила свои белые крылья, и гул их гордо разносится по ветру.
ША желтые ли пустыни тебе грезятся?
ША горячие ли равнины, все золотые от солнца?
Безбрежные миражи раскаленных песков?
Бег и ржание смелых коней на твоей родине?
ЃEгда ты взмахиваешь косматой гривой и, кусая удила, и боевым копытом
бьешь в землю, когда ты ржешь с диким завываньем, в груди у меня внезапно
зажигается жажда видеть новые страны.
Знаешь ли? ЗАня влекут те ясные равнины, те блестящие пески, что
золотятся на солнце.
Дай мне оседлать твою быструю спину, черный скакун мой, живее в путь и
пожирай землю.
Беги от туманов, застывших над равниной, топчи эту грубую толпу, рви на
скаку колючий кустарник. Вскачь промчись через долины и леса.
Ты свободен, ты царь.
Скачи через пропасти и стремнины, через надувшиеся потоки, через
сплетшиеся лианы, попирай цветы.
Вперед, все вперед, и если дорога наша слишком длинна, пусть вместе с
тобой упаду я в прах, о мой борзый конь.
ЃE розовое пламя тихих вечеров, и вы, призраки гибких пальм, отражающие
в море суровые и обрывистые силуэты, и вы, хриплые трели арабской песни,
уходящие в голубое небо.
Раскаленный песок мечет искры.
ЃEгалоп, Ахмед! ШАт преград твоему вольному бегу.
Вихрем улетай в неведомую даль.
Все нипочем, если в лицо повеяло свободой.
Большинство переводов ЃE ЃE Анненского было напечатано в составе его
книги "Тихие песни", часть помещена ЃE ЃEивичем в издании "Посмертные стихи"
(Петроград, 1923), некоторые опубликованы в 1959 году в книге "Анненский ЃE
Стихотворения и трагедии" (ЃE).
ЃEинт Гораций Флакк. (65-8 гг. до н. э.)
Древнеримский поэт, прославившийся своими одами.
1. (ЃEа II, 8) перевод оды "ЃEБарине".
2. (ЃEа III, 7) перевод оды "ЃEАстерии". Вифиния - область в Зщлой
Азии.
ЃEик - город на берегу Адриатического моря.
Амалфея - символ изобилия в виде рога.
ШКт - бог сильного южного ветра (античный миф).
Беллерофонт, Пелаей, Прет - герои древнегреческого мифа, оклеветанные
женщинами.
4) (ЃEа III, 26) Барбитон - древнеримский струнный музыкальный
инструмент.
ЗАмфис - одна из столиц Древнего Египта.
Стрекало - колющий посох.
Иоганн Вольфганг Гете. (1749-1832)
Великий немецкий поэт.
4. Перевод "ШКчной песни странника", это стихотворение переводили также
ЃE ЃEрмонтов и ЃE Брюсов.
Вильгельм Зэ (1794-1827)
ШАмецкий поэт-романтик.
5. Перевод стихов из цикла "Зимний путь". Положено на музыку ЃE
Шубертом.
Генрих Гейне. (1797-1856)
Великий немецкий поэт.
По поводу своих переводов из Гейне Анненский писал ЃE ЃE Бегичевой:
"ЃEо не Гейне, милая ШЕна, это - только я". 6-9. Перевод стихов из "ЃEиги
песен". 10. Перевод из книги "Романцеро".
Ганс Зэ (1882-1950)
ШАмецкий поэт, прозаик, драматург.
11-14. Все стихи переведены из сборника "Зщнящая скрипка", вышедшей в
Зэнхене в 1904 году.
Генри ЃEнгфелло. (1807-1882)
Американский поэт-романтик, автор знаменитой "Песни о Гайавате".
15. Перевод из книги "Песни и сонеты".
Фредерик ЗЕстраль. (1830-1914)
Французский поэт, автор поэм и трагедий.
16. Перевод отрывка из поэмы "Mireio". ЃEада - утренняя серенада.
Шарль Бо (1821-1867)
Французский поэт-романтик, предшественник декаданса.
17-23. Все стихи переведены из книги "Цветы зла".
Шарль ЃEконт де ЃEль. (1818-1894)
Французский поэт-романтик, глава т.н. "Парнасской школы" опирающейся на
достижения античной культуры и проповедовавшей близость к природе.
24. Перевод из книги "Варварские поэмы".
Сигурд - герой скандинавского средневекового эпоса.
Свевы - древнегерманское племя.
25-28. Переводы из той же книги.
29. Перевод части стихотворения "Призраки" из той же книги.
30-34. Стихи переведены из книги "Трагические поэмы".
35. Перевод из книги "Последние стихи".
Поль Верлен. (1844-1896)
Французский поэт-символист.
36-37. Две вариации перевода на одну и ту же тему стихотворения из
книги "Сатурнианские стихи".
38. Перевод из книги "Учтивые празднества".
39-41. Перевод из книги. "Песни без слов".
42. Перевод из книги "ЗЯдрость".
43-44. Переводы из книги "ЃEгда-то и недавно".
45-47. Переводы из книги "ЃEбовь".
48-49. Переводы из книги "Параллели".
Сюлли Прюдом (настоящее имя Пепе Франсуа Арман Прюдом, 1839-1907)
Французский поэт, поздний романтик.
50. ЃEо стихотворение, переведенное Анненским, открывает собрание
сочинений Прюдома.
51-54. Переводы из книги "Стансы". 55-57. Переводы из книги
"Испытания".
58. Перевод из книги "ЃEиночества".
Артюр Рембо. (1854-1891)
Французский поэт-символист.
59. Все стихи переведены из сборника "Стихотворения".
Стефан Зщлларме. (1842-1898)
Французский поэт. Сначала примыкал к "парнасцам", потом перешел к
"символистам".
62-63. ЃEа стихотворения переведены из ПСЃEЃE Зщлларме.
Шарль ЃEо. (1842-1888)
Французский поэт, предшественник поэтического сюрреализма и поэзии
абсурда.
64-66. Все переводы из книги "Сандаловая шкатулка". Последнее
стихотворение перекликается с "ЃEлокольчиками" Анненского.
ЗКрис Роллина. (1846-1903)
Французский поэт. Сначала - парнасец, затем - символист.
67-70. Переводы стихов из книги "ШАврозы".
Тристан ЃEр (1845-1875)
Французский поэт, предшественник символизма.
71-72. Переводы из книги "Желтая любовь".
Франсис Жамм. (1868-1938)
Французский поэт и прозаик.
73. перевод из книги "ЃE благовеста утреннего до благовеста вечернего".
Франсис Вьеле-Гриффен. (1864-1937)
Французский поэт-символист.
74. Перевод из книги "Ясный свет жизни".
Анри де Ренье. (1864-1936)
Французский символист, поэт и прозаик.
75. Перевод из книги "Глиняные медали".
76. Перевод отрывка из поэмы "ЃEму-то грезятся заря и тень", вошедшей в
сборник "Поэмы".
Ада ШАгри (1870-1945)
Все переводы - из первой книги стихов ЃE ШАгри "Fatalita" ("Судьба"),
1892. Переводы находятся в составе архива Анненского в ЦГАЛЃE(ЗКсква) - это
папка с черновыми автографами (ф. 6, оп. 1, ед. 57) с надписью:
""Autopsia" и другие стихотворения в прозе", без указания на оригинал,
который впоследствии был установлен ЃE ЃE ЃEасовской. Среди переводов
Анненского - это единственный случай, когда поэт пользуется формой
"стихотворения в прозе", которой пользовались и другие переводчики Ады ШАгри
в России. ШАсколько переводов были опубликованы (без указания на источник,
тогда еще не установленный) в изданиях: Анненский ЃE Стихотворения и
трагедии (в отрывках); ЃEиги отражений. Цикл публикуется выборочно.
Под снегом. Впервые - ЃEиги отражений. Перевод стихотворения
"Nevicata".
Тучи. Впервые - там же. ЃE 433. Перевод стихотворения "Nebbia".
"ЃEа сказала мне...". Перевод стихотворения "Ella ma disse".
Здравствуй, нищета. Впервые - там же. ЃE 431. Перевод стихотворения
"Buondi Miseria".
Зщшина свистит. Печатается впервые по черновому автографу. Перевод
стихотворения "La macchina romba".
Уличный мальчишка. Печатается впервые по черновому автографу. Перевод
стихотворения "Birichino di strada".
Песня заступа. ЃEиги отражений. Перевод ст-ния "Il canto di zappa".
Побежденные. ЃEиги отражений. Перевод ст-ния "Il vinti".
ША тревожь меня. ЃEиги отражений. Перевод ст-ния "Non mi turbar".
Арабский конь. Печ. впервые по черновому автографу ЦГАЛЃE Перевод
ст-ния "Cavallo arabo".