Альфред Бестер.

Пи-человек

Как сказать? Как написать? Порой я выражаю свои мысли изящно, гладко,

даже изысканно, и вдруг - reculer pour mieux sauter[1] - это завладевает

мною. Толчок. Сила. Принуждение.

Иногда

должен

возвращаться

но не для того, чтобы

прыгнуть; даже не для того, чтобы прыгнуть дальше. Я не владею собой,

своей речью, любовью, судьбой. Я должен уравнивать, компенсировать.

Всегда.

Quae nocent docent. Что в переводе означает: вещи, которые ранят, -

учат. Я был раним и многих ранил. Чему мы научились? Тем не менее. Я

просыпаюсь утром от величайшей боли, соображая, где нахожусь. Ч-черт!

Коттедж в Лондоне, вилла в Риме, апартаменты в Нью-Йорке, ранчо в Кали-

форнии. Богатство, вы понимаете... Я просыпаюсь. Я осматриваюсь. Ага,

расположение знакомо:

Спальня Прихожая Т

Ванная Е

Ванная Р

Гостиная Р

Спальня А

Кухня С

Терраса А

0-хо-хо! Я в Нью-Йорке. Но эти ванные... Фу! Сбивают ритм. Нарушают

баланс. Портят форму. Я звоню привратнику. В этот момент забываю анг-

лийский. (Вы должны понять, что я говорю на всех языках. Вынужден.

Почему? Ах!)

- Pronto. Ecco mi, Signore Storm[2]. Нет. Приходится parlato itali-

ano(3). Подождите. Я перезвоню через cinque minute[4]. Re infecta[5].

Латынь. Не закончив дела, я принимаю душ, мою голову, чищу зубы, бреюсь,

вытираюсь и пробую снова. Voila![6] Английский вновь при мне. Назад к

изобретению А.Г. Белла ("Мистер Ватсон, зайдите, вы мне нужны").

- Алло? Это Абрахам Сторм. Да. Точно. Мистер Люндгрен, пришлите,

пожалуйста, сейчас же несколько рабочих. Я намерен две ванные переобору-

довать в одну. Да, оставлю пять тысяч долларов на холодильнике. Благода-

рю вас, мистер Люндгрен.

Хотел сегодня ходить в сером фланелевом костюме, но вынужден надеть

синтетику. Проклятье! У африканского национализма странные побочные эф-

фекты. Пошел в заднюю спальню (см. схему) и отпер дверь, установленную

компанией "Нэшнл сейф".

Передача шла превосходно. По всему электромагнитному спектру. Диапа-

зон от ультрафиолетовых до инфракрасных. Микроволновые всплески. Прият-

ные альфа-, бета- и гамма-излучения. А прерыватели ппррр еррррр ыввва

ютттт - выборочно и умиротворяюще. Кругом спокойствие. Боже мой! Познать

хотя бы миг спокойствия!

К себе в контору на Уолл-стрит я отправляюсь на метро. Персональный

шофер слишком опасен - можно сдружиться; я не смею иметь друзей. Лучше

всего утренняя переполненная подземка - не надо выправлять никаких форм,

не надо регулировать и компенсировать. Спокойствие! Я покупаю все утрен-

ние газеты - так требует ситуация, понимаете? Слишком многие читают

"Таймс"; чтобы уравнять, я читаю "Трибьюн". Слишком многие читают "Ньюс"

- я должен читать "Миррор". И т.д.

В вагоне подземки ловлю на себе быстрый взгляд - острый, блеклый,

серо-голубой, принадлежащий неизвестному человеку, ничем не примеча-

тельному и незаметному. Но я поймал этот взгляд, и он забил у меня в го-

лове тревогу. Человек понял это. Он увидел вспышку в моих глазах, прежде

чем я успел ее скрыть. Итак, за мной снова "хвост". Кто на этот раз?

Я выскочил у муниципалитета и повел их по ложному следу к Вулворт-

билдинг на случай, если они работают по двое. Собственно, смысл теории

охотников и преследуемых не в том, чтобы избежать обнаружения. Это нере-

ально. Важно оставить как можно больше следов, чтобы вызвать перегрузку.

У муниципалитета опять затор, и я вынужден идти по солнечной стороне,

чтобы скомпенсировать. Лифт на десятый этаж Влврт. Здесь что-то налетело

оттт кк уда ттто и схватило меня. Чччч-тто тто сстттт ррррр шшшшшшнн ое.

Я начал кричать, но бесполезно. Из кабинета появился старенький клерк с

бумагами и в золотых очках.

- Не его,- взмолился я кому-то.- Милые, не его. Пожалуйста.

Но вынужден. Приближаюсь. Два удара - в шею и пах. Валится, скорчив-

шись, как подожженный лист. Топчу очки. Рву бумаги. Тут меня отпускает,

и я схожу вниз. 10.30. Опоздал. Чертовски неловко. Взял такси до Уолл-

стрит, 99. Вложил в конверт тысячу долларов (тайком) и послал шофера

назад в Влврт. Найти клерка и отдать ему.

В конторе утренняя рутина. Рынок неустойчив. Биржу лихорадит: чертов-

ски много балансировать и компенсировать, хотя я знаю формы денег. К

11.30 теряю 109872,43 доллара, но к полудню выигрываю 57075,94.

57075 - изумительное число, но 94 цента... фу! Уродуют весь баланс.

Симметрия превыше всего. У меня в кармане только 24 цента. Позвал секре-

таршу, одолжил .еще 70 и выбросил всю сумму из окна. Мне сразу стало

лучше, но тут я поймал ее взгляд, удивленный и восхищенный. Очень плохо.

Очень опасно.

Немедленно уволил бедную девочку.

- Но почему, мистер Сторм? Почему? - спрашивает она, силясь не

заплакать. Милая маленькая девочка. Лицо веснушчатое и веселое, но

сейчас не слишком веселое.

- Потому что я начинаю тебе нравиться.

- Что в этом плохого?

- Я ведь предупреждал, когда брал тебя на работу.

- Я думала, вы шутите.

- Я не шутил. Уходи. Прочь! Вон!

- Но почему?

- Я боюсь, что полюблю тебя.

- Это новый способ ухаживания? - спросила она.

- Отнюдь.

- Хорошо, можете меня не увольнять! - Она в ярости.-Я вас ненавижу.

- Отлично. Тогда я могу с тобой переспать.

Она краснеет, не находит слов, но уголки ее глаз дрожат. Милая девуш-

ка, нельзя подвергать ее опасности. Я подаю ей пальто, сую в карман го-

довую зарплату и вышвыриваю за дверь. Делаю себе пометку: не нанимай ни-

кого, кроме мужчин, предпочтительно неженатых и способных ненавидеть.

Завтрак. Пошел в отлично сбалансированный ресторан. Столики и стулья

привинчены к полу, никто их не двигает. Прекрасная форма. Не надо выпра-

влять и регулировать. Заказал изящный завтрак.

Мартини Мартини

Мартини

Сыр Рокфор

Салат

Кофе

Но здесь едят так много сахара, что мне приходится брать черный кофе,

который я недолюбливаю. Тем не менее приятно.

(Х)2+Х+41= простое число. Простите, пожалуйста. Иногда я в состоянии

контролировать себя. Иногда какая-то сила налетает на меня неизвестно

откуда и почему. Тогда я делаю то, что принужден делать, слепо. Напри-

мер, говорю чепуху, часто поступаю против воли, как с клерком в Вулворт-

билдинг. В любом случае уравнение нарушается'при Х=40.

День выдался тихий. Какой-то момент мне казалось, что придется уле-

теть в Рим (Италия), но положение выправилось без моего вмешательства.

Общество защиты животных наконец застукало меня и обвинило в избиении

собаки, но я пожертвовал 10 тысяч долларов на их приют. Отвязались с

подхалимским тявканьем... Пририсовал усы на афише, спас тонущего котен-

ка, разогнал наглеющих хулиганов и побрил голову. Нормальный день.

Вечером в балет - расслабиться в прекрасных формах, сбалансированных,

мирных, успокаивающих. Затем я сделал глубокий вдох, подавил тошноту и

заставил себя пойти в "Ле битник". Ненавижу "Ле битник", но мне нужна

женщина, и я должен идти в ненавистное место. Эта веснушчатая девушка...

Итак, poisson d'avril[7], я иду в "Ле битник".

Хаос. Темнота. Какофония звуков и запахов. В потолке одна двадцати-

пятиваттная лампочка. Меланхоличный пианист играет "Прогрессив". У лев.

стены сидят битники в беретах, темных очках и непристойных бородах, иг-

рают в шахматы. У прав. стены - бар и битницы с бумажными коричневыми

сумками под мышками. Они шныряют и рыскают в поисках ночлега.

Ох уж эти битницы! Все худые... волнующие меня этой ночью, потому что

слишком много американцев мечтают о полных, а я должен компенсировать.

(В Англии я люблю пухленьких, потому что англичане предпочитают худых.)

Все в узких брючках, свободных свитерах, прическа под Брижит Бардо, кос-

метика по-итальянски... черный глаз, белая губа... А двигаются они по-

ходкой, что подхлестнула Херрика три столетия назад:

И глаз не в силах оторвать я:

Сквозь переливчатое платье

Мелькает плоть, зовя к объятьям! [8]

Я подбираю одну, что мелькает. Заговариваю. Она оскорбляет. Я отвечаю

тем же и заказываю выпивку. Она пьет и оскорбляет в квадрате. Я выражаю

надежду, что она лесбиянка, и оскорбляю в кубе. Она рычит и ненавидит,

но тщетно. Крыши-то на сегодня нет. Нелепая коричневая сумка под мышкой.

Я подавляю симпатию и отвечаю ненавистью. Она немыта, ее мыслительные

формы - абсолютные джунгли. Безопасно. Ей не будет вреда. Беру ее домой

для соблазнения взаимным презрением. А в гостиной (см. схему) сидит гиб-

кая, стройная, гордая, милая моя веснушчатая секретарша, недавно уволен-

ная, ждет меня.

теперь

пишу

эту

часть

и П

с А

т Р

о в И

р Ж

и Е

и столице Франции

Адрес: 49-бис Авеню Фош, Париж, Франция.

Вынужден был поехать туда из-за событий в Сингапуре. Потребовалась

громадная компенсация и регулировка. В какой-то миг даже думал, что при-

дется напасть на дирижера "Опера комик", но судьба оказалась благосклон-

на ко мне, и все кончилось безвредным взрывом в Люксембургском саду. Я

еще успел побывать в Сорбонне, прежде чем меня забросило назад.

Так или иначе, она сидит в моей квартире с одной (1) ванной и 1997,00

сдачи на холодильнике. Ух! Выбрасываю шесть долларов из окна и наслажда-

юсь оставшимися 1991. А она сидит там, в скромном черном вечернем

платье, черных чулках и черных театральных туфельках. Гладкая кожа рдеет

от смущения, как свежий бутон алой розы. Красное к опасности. Дерзкое

лицо напряжено от сознания того, что она делает. Проклятье, она мне

нравится.

Мне нравится изящная линия ее ног, ее фигура, глаза, волосы, ее сме-

лость, смущение... румянец на щеках, пробивающийся, несмотря на отчаян-

ное применение пудры. Пудра... гадость. Я иду на кухню и для компенсации

тру рубашку жженой пробкой.

- Ох-хо,- говорю.- Буду частлив знать, зачем твоя ходи-ходи моя бер-

лога. Пардон, мисс, такая языка скоро уйдет.

- Я обманула мистера Люндгрена,- выпаливает она.- Я сказала, что несу

тебе важные бумаги.

- Entschuldigen Sie, bitte. Meine pidgin haben sich geandert. Spra-

chen Sie Deutsch?[9]

- Нет.

- Dann warte ich[10].

Битница повернулась на каблучках и выплыла, зовя к объятиям. Я нагнал

ее у лифта, сунул 101 доллар (превосходная форма) и пожелал на испанском

спокойной ночи. Она ненавидела меня. Я сделал с ней гнусную вещь (нет

прощения) и вернулся в квартиру, где обрел английский.

- Как тебя зовут?

- Я работаю у тебя три месяца, а ты не знаешь моего имени? В самом

деле?

- Нет, и знать не желаю.

- Лиззи Чалмерс.

- Уходи, Лиззи Чалмерс.

- Так вот почему ты звал меня "мисс". Зачем ты побрил голову?

- Неприятности в Вене.

- Что ты имеешь в виду?

- Не твое дело. Что тебе здесь надо? Чего ты хочешь?

- Тебя,- говорит она, отчаянно краснея.

- Уходи, ради бога, уходи!

- Что есть у нее, чего не хватает мне? - потребовала Лиззи Чалмерс.

Затем ее лицо сморщилось.- Правильно? Что. Есть. У. Нее. Чего. Не. Хва-

тает. Мне. Да, правильно. Я учусь в Бенингтоне, там грамматика хромает.

- То есть как это - учусь в Бенингтоне?

- Это колледж. Я думала, все знают.

- Но - учусь?

- Я на шестимесячной практике.

- Чем же ты занимаешься?

- Раньше экономикой. Теперь тобой. Сколько тебе лет?

- Сто девять тысяч восемьсот семьдесят два.

- Ну перестань. Сорок?

- Тридцать.

- Нет, в самом деле?- Она счастлива.- Значит, между нами всего десять

лет разницы.

- Ты любишь меня, Лиззи?

- Я хочу, чтобы между нами что-то было.

- Неужели обязательно со мной?

- Я понимаю, это бесстыдно.- Она опустила глаза.- Мне кажется, женщи-

ны всегда вешались тебе на шею.

- Не всегда.

- Ты что, святой? То есть... понимаю, я не головокружительно красива,

но ведь и не уродлива.

- Ты прекрасна.

- Так неужели ты даже не коснешься меня?

- Я пытаюсь защитить тебя.

- Я сама смогу защититься, когда придет время.

- Время пришло, Лиззи.

- По крайней мере, мог бы оскорбить меня, как битницу перед лифтом.

- Подсматривала?

- Конечно. Не считаешь ли ты, что я буду сидеть сложа руки? Надо при-

глядывать за своим мужчиной.

- Твоим мужчиной?

- Так случается,- проговорила она тихо.- Я раньше не верила, но... Ты

влюбляешься и каждый раз думаешь, что это настоящее и навсегда. А затем

встречаешь кого-то, и это больше уже не вопрос любви. Просто ты знаешь,

что он твой мужчина.

Она подняла глаза и посмотрела на меня. Фиолетовые глаза, полные

юности, решимости и нежности, и все же старше, чем глаза двадцатилет-

ней... гораздо старше. Как я одинок - никогда не смея любить, ответить

на дружбу, вынужденный жить с теми, кого ненавижу. Я мог провалиться в

эти фиолетовые глаза.

- Хорошо,- сказал я. И посмотрел на часы. Час ночи. Тихое время, спо-

койное время. Боже, сохрани мне английский... Я снял пиджак и рубашку и

показал спину, исполосованную шрамами. Лиззи ахнула.

- Самоистязание,- объяснил я.- За то, что позволил себе сдружиться с

мужчиной. Это цена, которую заплатил я. Мне повезло. Теперь подожди.

Я пошел в спальню, где в правом ящике стола, в серебряной коробке,

лежал стыд моего сердца. Я принес коробку в гостиную. Лиззи наблюдала за

мной широко раскрытыми глазами.

- Пять лет назад меня полюбила девушка. Такая же, как ты. Я был оди-

нок в то время, как и всегда. Вместо того, чтобы защитить ее от себя, я

потворствовал своим желаниям. Я хочу показать тебе цену, которую запла-

тила она. Это отвратительно, но я должен...

Вспышка. Свет в доме ниже по улице погас и снова загорелся. Я прыгнул

к окну. На пять долгих секунд погас свет в соседнем доме. Ко мне подошла

Лиззи и взяла меня за руку. Она дрожала.

- Что это? Что случилось?

- Погоди,- сказал я.

Свет в квартире погас и снова загорелся.

- Они обнаружили меня,- выдохнул я.

- Они? Обнаружили?

- Засекли мои передачи уном.

- Чем?

- Указателем направления. А затем отключали электричество в домах во

всем районе, здание за зданием... пока передача не прекратилась. Теперь

они знают, в каком я доме, но не знают квартиры. Я надел рубашку и

пиджак.

- Спокойной ночи, Лиззи. Хотел бы я поцеловать тебя.

Она обвила мою шею руками и стала целовать; вся тепло, вся бархат,

вся для меня. Я попытался оттолкнуть ее.

- Ты шпион,- прошептала она.- Я пойду с тобой на электрический стул.

- Если бы я был шпионом...- Я вздохнул.- Прощай, моя Лиззи. Помни

меня.

Soyez ferme[11]. Колоссальная ошибка, как это только могло сорваться

у меня с языка. Я выбегаю, и тут этот маленький дьявол скидывает туфель-

ки и рвет до бедра узенькую юбчонку, чтобы та не мешала бежать. Она ря-

дом со мной на пожарной лестнице, ведущей вниз к гаражу. Я грубо руга-

юсь, кричу, чтобы она остановилась. Она ругается еще более грубо, все

время смеясь и плача. Проклятье! Она обречена.

Мы садимся в машину, "астон-мартин", но с левосторонним управлением,

и мчимся по Пятьдесят третьей, на восток по Пятьдесят четвертой и на се-

вер по Первой авеню. Я стремлюсь к мосту, чтобы выбраться из Манхаттана.

На Лонг-Айленде у меня свой самолет, припасенный для подобных случаев.

- J'y suis, j'y reste[12] - не мой девиз,- сообщаю я Элизабет Чал-

мерс, чей французский так же слаб, как грамматика... трогательная сла-

бость.

- Однажды меня поймали в Лондоне на почтамте. Я получал почту до вос-

требования. Послали мне чистый лист в красном конверте и проследили до

Пикадилли, 139, Лондон. Телефон: Мейфэр 7211. Красное - это опасность. У

тебя везде кожа красная?

- Она не красная! - возмущенно воскликнула Лиззи.

- Я имею в виду розовая.

- Только там, где веснушки,- сказала она.- Что за бегство? Почему ты

говоришь так странно и поступаешь так необычно? Ты действительно не

шпион?

- Вероятно.

- Ты существо из другого мира, прилетевшее на неопознанном летающем

объекте?

- Это тебя пугает?

- Да, если мы не сможем любить друг друга.

- А как насчет завоевания Земли?

- Меня интересует только завоевание тебя.

- Я никогда не был существом из другого мира.

- Тогда кто ты?

- Компенсатор.

- Что это такое?

- Знаешь словарь Франка и Вагнелла? Издание Франка X. Визетелли? Ци-

тирую: "То, что компенсирует, устройство для нейтрализации местных вли-

яний на стрелку компаса, автоматический аппарат для выравнивания газово-

го давления в..." Проклятье!

Франк X. Визетелли не употреблял этого нехорошего слова. Оно вырва-

лось у меня, потому что мост заблокирован. Следовало ожидать. Вероятно,

заблокированы все мосты, ведущие с 24-долларового острова. Можно съехать

с моста, но ведь со мной чудесная Элизабет Чалмерс. Все. Стоп, машина.

Сдавайся.

- Kamerad,- произношу я и спрашиваю:- Кто вы? Ку-клукс-клан?

Он пристально смотрит на меня, наконец, открывает рот:

- Специальный агент Кримс из ФБР,- и показывает значок.

Я ликую и радостно его обнимаю. Он вырывается и спрашивает, в своем

ли я уме. Мне все равно. Я целую Лиззи Чалмерс, и ее раскрытый рот под

моим шепчет:

- Ни в чем не признавайся. Я вызову адвоката.

Залитый светом кабинет на Фоли-сквер. Так же расставлены стулья, так

же стоит стол. Мне часто доводилось проходить через это. Напротив -

незапоминающийся человек с блеклыми глазами из утренней подземки. Его

имя - С. И. Долан.

Мы обмениваемся взглядами. Его говорит: я блефовал сегодня. Мой: я

тоже. Мы уважаем друг друга. И начинается допрос с пристрастием.

- Вас зовут Абрахам Мейсон Сторм?

- По прозвищу Бейз.

- Родились 25 декабря?

- Рождественский ребенок.

- 1929 года?

- Дитя депрессии.

- Я вижу, вам весело.

- Юмор висельника, С. И. Долан. Отчаяние. Я знаю, что вы никогда ни в

чем не сможете меня обвинить, и оттого в отчаянии.

- Очень смешно.

- Очень грустно. Я хочу быть осужденным... Но это безнадежно.

- Родной город Сан-Франциско?

- Да.

- Два года в Беркли. Четыре во флоте. Кончили Беркли, по статистике.

- Стопроцентный американский парень.

- Нынешнее занятие - финансист?

- Да.

- Конторы в Нью-Йорке, Риме, Париже, Лондоне?

- И в Рио.

- Имущества в акциях на три миллиона долларов?

- Нет, нет, нет! - Яростно.- Три миллиона триста тридцать три тысячи

триста тридцать три доллара тридцать три цента.

- Три миллиона долларов,- настаивал Долан.- В круглых числах.

- Круглых чисел нет, есть только формы.

- Сторм, чего вы добиваетесь?

- Осудите меня! - взмолился я.- Я хочу попасть на электрический стул,

покончить со всем этим.

- О чем вы говорите?

- Спрашивайте, я отвечу.

- Что вы передаете из своей квартиры?

- Из какой именно? Я передаю изо всех.

- Нью-йоркской. Мы не можем расшифровать.

- Шифра нет, лишь набор случайностей.

- Что?

- Спокойствие, Долан.

- Спокойствие!

- Об этом же меня спрашивали в Женеве, Берлине, Лондоне, Рио. Поз-

вольте мне объяснить.

- Слушаю вас.

Я глубоко вздохнул. Это всегда так трудно. Приходится обращаться к

метафорам. Время три часа ночи. Боже, сохрани мне английский.

- Вы любите танцевать?

- Какого черта?!.

- Будьте терпеливы, я объясню. Вы любите танцевать?

- Да.

- В чем удовольствие от танца? Мужчина и женщина вместе составляют...

ритм, образец, форму. Двигаясь, ведя, следуя. Так?

- Ну?

- А парады... Вам нравятся парады? Масса людей, взаимодействуя, со-

ставляют единое целое.

- Погодите, Сторм...

- Выслушайте меня, Долан. Я чувствителен к формам... больше, чем к

танцам или парадам, гораздо больше. Я чувствителен к формам, порядкам,

ритмам Вселенной... всего ее спектра... к электромагнитным волнам, груп-

пировкам людей, актам враждебности и радушия, к ненависти и добру... И я

обязан компенсировать. Всегда.

- Компенсировать?

- Если ребенок падает и ушибается, его целует мать. Это компенсация.

Негодяй избивает животное, вы бьете его. Да? Если нищий клянчит у вас

слишком много, вы испытываете раздражение. Тоже компенсация. Умножьте

это на бесконечность и получите меня. Я должен целовать и бить. Вынуж-

ден. Заставлен. Я не знаю, как назвать это принуждение. Вот говорят:

экстрасенсорное восприятие, пси. А как назвать экстраформенное восприя-

тие? Пи?

- Пик? Какой пик?

- Шестнадцатая буква греческого алфавита, обозначает отношение длины

окружности к ее диаметру. 3,141592... Число бесконечно... бесконечно му-

чение для меня...

- О чем вы говорите, черт побери?!

- Я говорю о формах, о порядке во Вселенной. Я вынужден поддерживать

и восстанавливать его. Иногда что-то требует от меня прекрасных и благо-

родных поступков; иногда я вынужден творить безумства: бормотать нелепи-

цу, срываться сломя голову неизвестно куда, совершать преступления...

Потому что формы, которые я воспринимаю, требуют регулирования, выравни-

вания.

- Какие преступления?

- Я могу признаться, но это бесполезно. Формы не дадут мне погибнуть.

Люди отказываются присягать. Факты не подтверждаются. Улики исчезают.

Вред превращается в пользу.

- Сторм, клянусь, вы не в своем уме.

- Возможно, но вы не сумеете запрятать меня в сумасшедший дом. До вас

уже пытались. Я сам хотел покончить с собой. Не вышло.

- Так что же насчет передач?

- Эфир переполнен излучениями. К ним я тоже восприимчив. Но они слиш-

ком запутанны, их не упорядочить. Приходится нейтрализовывать. Я передаю

на всех частотах.

- Вы считаете себя сверхчеловеком?

- Нет, никогда. Просто я тот, кого повстречал Простак Симон.

- Не стройте из себя шута.

- Я не строю. Неужели вы не помните считалку: "Простак Симон вошел в

вагон, нашел батон. Но тут повстречался ему Пирожник. "Отдай батон!" -

воскликнул он". Я не Пи-рожник. Я - Пи-человек.

Долан усмехнулся.

- Мое полное имя Симон Игнациус Долан.

- Простите, я не знал.

Он посмотрел на меня, тяжело вздохнул, отбросил в сторону мое досье и

рухнул в кресло. Это сбило форму, и мне пришлось пересесть. Долан скосил

на меня глаза.

- Пи-человек,- объяснил я.

- Ну, хорошо,- сказал он.- Не можем вас задерживать.

- Все пытаются,- заметил я,- никто не может.

- Кто "все"?

- Контрразведки, убежденные, что я шпион; полиция, интересующаяся

моими связями с самыми подозрительными лицами; опальные политики в на-

дежде, что я финансирую революцию; фанатики, возомнившие, что я их бога-

тый мессия... Все выслеживают меня, желая использовать. Никому не удает-

ся. Я часть чего-то гораздо большего.

- Между нами, что это были за преступления? Я набрал воздуха.

- Вот почему я не могу иметь друзей. Или девушку. Иногда где-то дела

идут так плохо, что мне приходится делать пугающие жертвы, чтобы восста-

новить положение. Например, уничтожить существо, которое люблю. Я...

имел собаку, Лабрадора, настоящего друга. Нет... не хочу вспоминать. Па-

рень, с которым мы вместе служили во флоте... Девушка, которая любила

меня... А я... Нет, не могу. Я проклят! Некоторые формы, которые я дол-

жен регулировать, принадлежат не нашему миру, не нашему ритму... ничего

подобного на Земле вы не почувствуете. 29/51... 108/303... Вы удивлены?

Вы не знаете, что это может быть мучительно? Отбейте темп в 7/5.

- Я не разбираюсь в музыке.

- И не надо. Попробуйте за один и тот же промежуток времени отбить

правой рукой пять раз, а левой - семь. Тогда поймете сложность и ужас

наплывающих на меня форм. Откуда? Я не знаю. Эта непознанная Вселенная

слишком велика для понимания. Но я должен следовать ритму ее форм, регу-

лировать его своими действиями, чувствами, помыслами, а какая-то

чудовищная сила

меня подталкивает

вперед и

и выворачивает

назад н а и з н а н к у...

- Теперь другую,- твердо произнесла Элизабет.- Подними.

Я на кровати. Половина (0,5) в пижаме; другая половина (0,5) борется

с веснушчатой девушкой. Я поднимаю. Пижама на мне, и уже моя очередь

краснеть. Меня воспитали гордым.

- Оm mani padme hum,- сказал я.- Что означает: о сокровище в лотосе.

Имея в виду тебя. Что произошло?

- Мистер Долан сказал, что ты свободен,- объяснила она.- Мистер Люнд-

грен помог внести тебя в квартиру. Сколько ему дать?

- Cinque lire. No. Parla Italiana, gentile Signorina?[13]

- Мистер Долан мне все рассказал. Это снова твои формы?

- Si[14].

Я кивнул и стал ждать. После остановок на греческом и португальском

английский, наконец, возвращается.

- Какого черта ты не уберешься отсюда, пока цела, Лиззи Чалмерс?

- Я люблю тебя,- сказала она.- Забирайся в постель... и оставь место

для меня.

- Нет.

- Да. Женишься на мне позже.

- Где серебряная коробка?

- В мусоропроводе.

- Ты знаешь, что в ней было?

- Это чудовищно-то, что ты сделал! Чудовищно! - Дерзкое личико иска-

жено ужасом. Она плачет.- Что с ней теперь?

- Чеки каждый месяц идут на ее банковский счет в Швейцарию. Я не хочу

знать. Сколько может выдержать сердце?

- Кажется, мне предстоит это выяснить. Она выключила свет. В темноте

зашуршало платье. Никогда раньше не слышал я музыки существа, раздеваю-

щегося для меня... Я сделал последнюю попытку спасти ее.

- Я люблю тебя,- сказал я.- Ты понимаешь, что это значит. Когда ситу-

ация потребует жертвы, я могу обойтись с тобой даже еще более жестоко...

- Нет. Ты никогда не любил.

Она поцеловала меня.

- Любовь сама диктует законы.

Ее губы были сухими и потрескавшимися, кожа ледяной. Она боялась, но

сердце билось горячо и сильно.

- Ничто не в силах разлучить нас. Поверь мне.

- Я больше не знаю, во что верить. Мы принадлежим Вселенной, лежащей

за пределами познания. Что если она слишком велика для любви?

- Хорошо,- прошептала Лиззи.- Не будем собаками на сене. Если любовь

мала и должна кончиться, пускай кончается. Пускай такие безделицы, как

любовь, и честь, и благородство, и смех, кончаются... Если есть что-то

большее за ними...

- Но что может быть больше? Что может быть за ними?

- Если мы слишком малы, чтобы выжить, откуда нам знать?

Она придвинулась ко мне, холодея всем телом. И мы сжались вместе,

грудь к груди, согревая друг друга своей любовью, испуганные существа в

изумительном мире вне познания... страшном, но все же ожжж иддд аю щщщщщ

еммм...

Комментарии.

[1] Отступить, чтобы прыгнуть дальше (фр.).

[2] Алло. Да, это я - синьор Сторм (ит.).

[3] Говорить по-итальянски (ит.).

[4] Пять минут (ит.).

[5] С незавершенным делом (лат.).

[6] Ну вот (фр.).

[7] Первоапрельская шутка (фр.).

[8] Перевод В. Генкина.

[9] Прошу меня извинить - Мой английский изменился. Вы говорите

по-немецки? (нем.).

[10] Тогда я подожду (нем.).

[11] Будьте стойкими (фр.).

[12] Я здесь, я здесь и останусь (фр.).

[13] Пять лир. Нет. Вы говорите по-итальянски, милая синьорина? (ит.).

[14] Да (ит.).