Шпионский бумеранг

      Кир Булычев

      Драматические события, связанные со строительством в Москве нового американского посольства, постепенно уходят в прошлое. А многими уже и забылись.

      Так что я их вам напомню.

      Ввиду размножения сверх разума посольских чинов США и СССР согласились построить громадные, вместительные посольства на взаимной основе. Мы в Вашингтоне, они - в Москве.

      Чтобы не ввозить каменщиков и штукатуров, обе высокие стороны решили воспользоваться туземной рабочей силой. Трудилась она под наблюдением сотрудников безопасности враждебной стороны.

      Когда возвели стены, Советский Союз выступил с пресс-конференцией, на которой были показаны всяческие жучки, трубочки и лампочки, которые американцы насовали в кладку.

      Американцы ответили неадекватно. Они сказали, что из-за обилия подслушивающих устройств в их посольстве даже кирпича почти не видно.

      Пошли взаимные оскорбления и обиды, строительство прервалось, американцы решили строить заново, верхние этажи разобрали. А тут у нас власть сменилась, и стали править страной люди откровенные и честные. И новый министр безопасности Бакатин возьми да и отдай американцам все наши планы: где что воткнуто.

      Представляете, что после этого началось в Америке! Американцы решили, что Бакатин дьявольски хитер, и принялись разрушать свое посольство активнее прежнего. А наши сочли поведение министра чрезмерно честным и отправили Бакатина на дачу - разводить розы.

      Американцы оставили от посольства только фундамент и на нем воздвигли корпус руками проверенных морских пехотинцев.

      Это всё история.

      Но она имеет продолжение.

      В кабинете нового министра Федеральной безопасности раздался телефонный звонок. Звонил прямой телефон начальника контрразведки.

      Министр спросил:

      - Чего тебе?

      Начальник контрразведки ответил:

      - Это не телефонный разговор. Спускайся к девятому подъезду. Буду ждать тебя снаружи. Узнаешь меня по красной гвоздике в петлице и газете "Слово и дело".

      - Добро,- сказал министр, он по тону угадал, что дело предстоит важное.- Только с цветком измени ситуацию. Нас уже во всём мире по красным гвоздикам расшифровывают. Каких людей на этом потеряли!

      Через десять минут, спустившись вниз, министр увидел у подъезда начальника контрразведки с журналом "Плейбой" и белой гвоздикой в петлице. Впрочем, он узнал бы его и без этой маскировки.

      - Куда идем? - спросил министр, одетый скромно, но со вкусом.

      Начальник контрразведки не ответил, перевел шефа по подземному переходу в кафе-стоячок на месте бывшей пионерской организации.

      Заказали по капуччино.

      - Сегодня,- сказал начальник контрразведки,- в девять сорок две перехвачен разговор между резидентом разведки США советником Робертсом и не известным пока агентом.

      - Молодцы,- сказал министр.- Но капуччино здесь дерьмо.

      Они перешли в соседнее кафе. Министр заказал себе эспрессо, а начальник разведки - капуччино.

      - Где они беседовали? - спросил министр.

      - В центральном корпусе нового посольства.

      - Да ты что!

      - Вот именно. А капуччино здесь отменный.

      - Они здание разобрали по кирпичику? - спросил министр.

      - Разобрали.

      - Снова построили?

      - Построили.

      - Бакатин им документацию отдал?

      - Отдал.

      - Так как подслушали? Неужели Орнитолог?

      Начальник контрразведки отрицательно покачал головой.

      Орнитологом прозвали одного настырного изобретателя, который разработал метод впаивания микрофонов в головки ворон. Но оказалось, что снабдить передатчиком всех ворон Москвы технически неосуществимо и дорого, а если ограничиться избранными экземплярами, то они летят подслушивать куда угодно, только не к американцам.

      - Говори,- попросил министр.

      - Они оставили фундамент. Простучали его, прозвенели, сняли всё что можно, но основу оставили.

      - От фундамента до кабинета резидента не добраться,- сказал министр.-Звук не дойдет.

      Начальник контрразведки кивнул. Он знал это не хуже министра.

      - Так в чем же дело, докладывай!

      - Грубин,- назвал начальник контрразведки короткую фамилию.

      - Неужели?

      - Он самый.

      - Буди! - приказал министр.

      Грубин для министра был агентом спящим, то есть не задействованным. Вроде бы не мертвым, но и не живым.

      Впрочем, его трудно было назвать агентом, потому что он сам считал себя патриотом, но никак не агентом.

      Но уже через сорок минут после разговора министра с начальником контрразведки скромный "ауди" начальника городской безопасности Великого Гусляра со страшным скрипом тормозов остановился возле дома № 16 по Пушкинской улице.

      Начальник по фамилии Полицеймако, пробегая по двору мимо окна грубинской скромной квартиры, постучал в него условленным стуком: "Спар-так-чем-пи-он".

      Шесть лет Грубин не слышал этого стука.

      Он вздрогнул.

      Собрался с духом и пошел к двери. Открыл дверь. Впустил майора Полицеймако. Поздоровался.

      Майор с ним тоже поздоровался

      Городок маленький, все друг друга знают.

      - Чай, кофе? - спросил Грубин.

      Полицеймако отрицательно покачал головой.

      Он смотрел на худого взъерошенного человека средних лет, сутулого и узкогрудого. На Александра Грубина, известного в городе изобретателя и чудака.

      Грубин достал из шкафа бутылку "Гуслярского Абсолюта".

      Они выпили с Полицеймако за встречу, за прошедший Новый год, за День независимости.

      - Твоя-то сработала,- сказал Полицеймако.

      - Ты откуда знаешь, майор? - спросил Грубин.

      - Если я прав, то быть мне генерал-майором,- сказал Полицеймако.

      Выпили за это.

      Помолчали.

      Грубин вспоминал.

      Пять или семь лет назад, когда еще строительство посольства только планировалось, профессору Минцу, что проживает в соседней квартире, попалась выпавшая из космоса бактерия. Или, даже вернее, спора.

      Профессор по-хорошему заинтересовался пришельцем и стал его изучать.

      Что обнаружилось?

      Оказалось, эти бактерии носятся в открытом Космосе и им трудно отыскать друг дружку. Вот они и научились в процессе эволюции читать мысли, слышать их на диких расстояниях. Иначе как отыскать любимую?

      Поделился как-то Минц своим открытием с Грубиным. А Грубин ведь страшный умелец. Еще давно он написал на рисовом зерне "Слово о полку Игореве". Но поэма погибла - кто-то ее склевал.

      В Грубине никогда не утихала склонность к блохизму. Блохизм - это качество русского народа, вернее - умение подковать блоху, которая после этого не сможет прыгать. Читали? Типичная русофобия, сочиненная писателем Лесковым.

      Когда Грубин увидал у соседа под микроскопом космические бактерии, которые подавали усиками сигналы, а сигналы были такими четкими, что особо чувствительный приемник Минца, переделанный Грубиным из простого "Сони", громко пипикал, откликаясь на призыв минцевских пленников, то у Саши созрел план.

      Надо приспособить к бактериям ножки или колесики, чтобы они могли передвигаться по Вселенной и встречаться с подругами не по воле космических струй, а по собственному намерению.

      Работа оказалась сложная, не хватало материалов и опыта. Как-то, уставши, Грубин сидел со своим знакомым чекистом Полицеймако и рассказал ему о проблемах. Полицеймако, хоть и был в стельку, профессионально отложил беседу в мозгу и послал отчет о ней в Центр.

      В Центре запись попала на глаза светлой голове (она потом убежала к врагам, но в пути была застрелена на границе проводниками-таджиками). Светлая голова Геннадий отвечал за снабжение аппаратурой стройки американского посольства. "Если,- подумал он, направляясь к начальству,- этот чудак Грубин приделает к бактериям ноги, то не исключено их использование в оперативных целях".

      Начальство посмеялось, но встретилось на банкете с начальником контрразведки и, чтобы повеселить генерала, рассказало о чудаке из Великого Гусляра.

      Начальник контрразведки отличался от своих подчиненных. Он знал, что великие изобретения появляются из мест, для них не приспособленных. А шпионы попадаются на мелочах.

      - Предоставить условия,- приказал начальник контрразведки опешившему полковнику, и на следующий день Грубина взяли прямо в подъезде, привезли в Вологду в "воронке", оттуда - "черным рейсом" в Москву. Там его уже ждали лаборатория и все бактерии, конфискованные у Минца. Минц получил принудительную путевку в ведомственный санаторий Академии наук.

      Надо признаться, что к тому времени, когда посольство уже было напичкано достойной аппаратурой, Грубин многого не достиг. Если и сделал он бактериям ботинки, то эти ботинки оказались бактериям как кандалы. Они всё норовили стащить их с ножек или даже сожрать. А сдавшиеся передвигались так медленно, что стыдно их было запускать к американцам.

      Грубину срезали смету, потом сделали предупреждение о несоответствии. В штат его даже не пригласили, а он был счастлив. Не хотелось ему в штат.

      Чтобы совсем уж не кидать на ветер казенные деньги, отступая из посольства, чекисты кинули весь запас бактерий в щель в подвале.

      Вот и вся история.

      С тех пор прошло лет пять или семь, все остальные средства подслушки были ликвидированы или разоблачены, а бактерия мало-помалу проползла щелями на пятый этаж и распахнула ушки, стараясь услышать, нет ли поблизости самки.

      А так как в той организации ничего не выкидывают, даже ваше личное дело с детства там лежит, то сигнал пошел на ленту в Центре. Начальник контрразведки пригласил погулять Министра. Полицеймако пошел к Грубину. Они с Грубиным напились.

      Уже из Москвы, из автомата, Грубин дозвонился до Минца. В трубке шуршало, попискивало и дышало. Ведомственный санаторий плотно контролировался органами.

      - Лев Христофорович,- спросил Грубин.- Вы тоже думаете, что бактерия доползла до пятого этажа? По моим расчетам, ей еще ползти и ползти.

      - А что предполагаешь? - спросил Минц.

      - Может, у нее течка началась, так сказать, брачный период.

      - Почему такое мнение?

      - Интуиция,- сказал Грубин.

      Минц понял, что не только интуиция. Но это не телефонный разговор.

      Он вышел в санаторский сад, стал гулять и думать. За ним гуляла служба внешнего наблюдения и всё время стреляла у Минца спички: свои кончились, да ведь не побежишь за ними в корпус - а вдруг Минц сорвется?

      В тот же вечер Грубина вызвал к себе начальник контрразведки.

      - Премию тебе выпишем,- сказал он, в размере десяти зарплат.

      - В долларах? - спросил Грубин.

      - Постыдись,- сказал начальник контрразведки.- Даже я не каждый день получаю. Ты лучше скажи мне, чего ты Минцу не договорил? Я весь день пленку крутил. Чую - замысел, а в чем - не понимаю.

      Грубин попытался ускользнуть от ответа.

      - А как там у противника?

      Так они называли американцев.

      - Много интересного. Личные беседы. Служебные разговоры. Просто клад! Так будешь признаваться, что тебя тревожит?

      И тут Грубин догадался: начальника контрразведки великой державы, генерала с тремя звездочками на погонах тоже что-то тревожит.

      Тогда Грубин махнул рукой и сказал:

      - Я с бактериями работал, не думал, заразные они или нет. Минц мне сказал, что у них метаболизм инопланетный, мало шансов, что заразные. Я успокоился. И когда под микроскопом ножки им привинчивал, перчаток не надевал, воздух вдыхал и не считал их, сами понимаете.

      - Не понимаю,- строго сказал начальник контрразведки.

      - Забыл я о них. Пока вы не напомнили. И вдруг вчера слышу... Простите, трудно говорить.

      - Мы проверили,- сказал генерал.- У тебя есть увлечение, зовут Вероника, работает кассиром в книжном магазине. Есть соперник...

      - Не надо, гражданин генерал,- взмолился Грубин.- Не терзайте.

      Генерал отошел к окну. За окном была обыкновенная улица, обыкновенные дома, для любопытных глаз - обыкновенная виртуальная реальность.

      - Мне ведь тоже нелегко,- сказал он глухо.- У меня жена молодая. Третья. Хорошо еще, что теперь партии нет, а то могли бы исключить за аморалку. Я вчера задержался - знаешь ведь, какая у нас работа: ни графика, ни расписания - и понесся мыслями к Ларисе. Сижу в кабинете, несусь мыслями, вдруг слышу в сознании: "Отстань, старый козел, разве не видишь, кто на мне лежит?" Мне прямо дурно стало. Всё прошел - и Корею, и Афганистан, и Анголу. Думаю - померещилось. Вызываю машину, рву домой... А ее нет. Приходит через полчаса. И говорит: "Только не подозревай меня ни в чем, мы играли в дурака у подруги Люси".

      - Значит, был контакт? - спросил Грубин.

      Генерал молча кивнул и сплюнул на паркет.

      - Ты тоже послал своей привет?

      - Нет, получил от нее,- сказал Грубин.- Примерно так: "Мой возлюбленный. Если ты еше будешь в своей командировке торчать, не выдержу и отдамся".

      - А моя еще намылилась квартиру разменивать,- сказал генерал.- Вчера я ее любовную мысль перехватил.

      - Минца вызывать будем? - спросил Грубин.

      - А может, сам подтвердишь мои худшие подозрения?

      - Могу подтвердить,- сказал Грубин.- Значит, так, эти споры развиваются. К нам они попадают молоденькими, а через пять-семь лет достигают половой зрелости, понимаешь?

      - К сожалению, да.

      - Потому они и молчали в американском посольстве. Чего им волны посылать, если еще страсть в организме не накопилась?

      - А ты, гад, их руками хватал,- сказал генерал.

      - Кто их не хватал!

      - Значит, они не только в ихнем посольстве?

      - Какой там в посольстве! Подозреваю, что в нас с вами - не говоря о спутницах жизни - их десятки.

      - Но ты понимаешь, мерзавец, что это значит?

      - Не обзывайтесь, генерал, теперь надо лекарство искать.

      В дверь без стука заглянул сотрудник Особой секретности. Не глядя на Грубина, он сказал шифром: "456328998776654432198878999976784787767777".

      - Ладно,- ответил генерал,- иди.

      Он обернулся к Грубину и сказал:

      - Только что американский посол говорил с ихним президентом. Завтра на рассвете будут снова бомбить Ирак.

      - Наверное, надо министру сказать? Орден получите?

      - На хрен нам теперь Ирак?

      И точно в ответ на его грустные слова в комнату опять же без стука ворвалась секретарша:

      - Иван Иеронимыч! - закричала она.- Полковник Вуколов из шестерки кинулся в пролет лестницы с криком: "Я не могу больше слышать, как скрипит твоя койка!"

      Генерал вытолкал секретаршу и сказал Грубину:

      - А ты - Ирак, Ирак трахнутый!

      Грубин понял, что не прав.

      Позвонил старый белый телефон с гербом СССР.

      - Сомневаюсь,- ответил на звонок начальник контрразведки.- Очень сомневаюсь.

      Он повесил трубку и сказал Грубину:

      - Министр звонил. Умный он у нас, чертяка! Спросил, не пригласить ли срочно преподавателей языка глухонемых. Умный, но ограниченный.

      - Не поможет,- согласился Грубин.

      Внутри него что-то засвербило, засосало под ложечкой, и существо его наполнилось далеким голоском Вероники:

      - Я не могу, я бегу, я бегущая по волнам... Он ждет меня после работы... Прости, Грубин.

      - Отпусти домой, генерал,- взмолился Грубин.- Срочно отпусти.

      - Сначала придумаешь противоядие...

      - Но ведь теперь не будет войн. Не будет тайн...

      - Ты с ума сошел, Грубин! - рассердился генерал.- При ихнем уровне науки они противоядие через месяц сделают, а мы так и останемся даже без семейных секретов.

      Тут генерал замер, прислушиваясь к голосу бактерии.

      Прислушиваясь к голосу своей молодой жены...

      И не говоря более ни слова, распахнул окно и шагнул в него, как в дверь. С седьмого этажа.

      Грубин был спокоен. Он подошел к столу, нашел свой пропуск к генералу. Написал на нем генеральской ручкой время ухода, расписался за генерала, очень похоже. Окно закрывать не стал - снизу уже слышались голоса.

      Вышел. Секретарша рыдала - у нее были свои проблемы.

      Грубин спустился, вышел, отдав пропуск ошалевшим от тревоги часовым, перебежал площадь, из первого же автомата - слава богу, карточка была - позвонил в Гусляр, на службу Веронике. Сказал ей только:

      - Буду дома ночью. Жди и не мечтай!

      - Ой,- сказала Вероника.- В самом деле? Ради меня?

      - Ради тебя.

      - Милый, а то у меня просто страшные мысли...

      Второй звонок был в санаторий, Минцу.

      - Я заеду за вами на такси,- сказал он.- И сразу к вам в лабораторию.

      - Правильно,- сказал Минц,- у меня уже появились кое-какие мысли, как ограничить этих бактерий сферой внутренней политики.

      2000 г.