Книго
Владлен Бахнов 
                           Метаморфозы 
 
   Свои первые сто граммов водки Федор Васильевич выпил не так чтобы
слишком рано и не так уж поздно - в 15 лет В день получения паспорта на
боевом счету Феди было двадцать пол-литров, а к свадьбе - сто сорок пять.
Так что поначалу дело двигалось не чересчур быстро и, можно сказать, в
пределах среднестатистической нормы. Но дальше пошло легче. К рождению
первенца Федя осилил уже пятьсот пол-литров. Сына назвали Петром, и в
честь этого знаменательного события молодой отец справился еще с двумя
бутылками.
   Где-то в районе двухтысячной бутылки у Феди родилась дочь, а когда дело
подходило к третьей тысяче - родился второй мальчик, которого счастливый
отец по пьяной лавочке то же хотел назвать Петром. Но затем, будучи под
хмельком, о своем решении как-то забыл и нарек парнишку Вольдемаром.
   Вообще-то Федор Васильевич где то кем то работал, в жизни его, конечно,
происходили какие то важные события и случались радости и огорчения.
   Завершая пятую тысячу бутылок, Федор Васильевич получил новую квартиру
со всеми удобствами и гастрономом внизу. Жить, разумеется, стало еще лучше
и еще веселей.
   А однажды, где-то в конце восьмой тысячи пол литров, Федор вдруг на
какое-то мгновенье протрезвел и с удивлением обнаружил, что сидит в
компании каких-то незнакомых молодых людей. Все они были в черных
костюмах, белых рубашках и ярких галстуках... И только потом Федор
Васильевич понял, что это он гуляет на свадьбе у своего старшего сына Пети.
   А вообще-то друзья-собутыльники менялись часто и как-то незаметно.
   Только первые три с половиной тысячи бутылок плечом к плечу с Федей шел
его лучший друг Паша Егорычев. Федя его очень любил, и сколько бы им ни
приходилось выяснять отношения, всегда оказывалось, что друг друга они
уважают и понимают. Но потом вдруг Паша бросил пить и стал играть в шашки,
что, конечно, к добру не привело, потому что однажды Паша отравился
грибами и чуть не умер. И хоть Федор тоже не против был иной раз подвигать
по доске шашки, но знал меру. А после того, что случилось с Пашей, он стал
еще более осторожно увлекаться этим опасным и отчаянным занятием.
   Шли дни, сменялись этикетки на бутылках, и к тому времени, когда Федор
Васильевич приканчивал свою десятую тысячу, сердчишко у него стало
пошаливать и врач сказал, что жить ему осталось всего лишь пятьсот
пол-литров, не больше.
   - Пятьсот пол-литров чего именно? - дрогнувшим голосом попытался
уточнить Федор.
   - Именно ее! - строго пояснил врач.
   - Ну, а если на что-нибудь послабей перейти? На перцовку или портвейн.
   Сколько я в таком случае бутылок протяну? - постарался все-таки
поторговаться с судьбой бедный Федя.
   - Что водка, что портвейн - все равно алкоголь, и норму свою вы давно
уже перевыполнили, фонды выбрали и лимит исчерпали. Так что советую
переходить на кефир.
   ...Прямо из поликлиники расстроенный Федор Васильевич зашел в пивной
зал.
   Обводя отрешенным прощальным взглядом холодные стены и круглые с
мраморными крышками столики, он осушил одну кружку, вторую н спохватился,
что не выяснил у доктора, входит ли пиво в те самые роковые пятьсот
бутылок или нет? А как только в его мозгу всплыло страшное слово "лимит",
так почему-то вспомнил он своего бывшего собутыльника Пашку и решил
обратиться к нему с неслыханной просьбой.
   Паша был дома. Потягивая чаек, он сидел за столом и, раскрыв журнал
"Спутник шашиста", с увлечением разбирал партию Лихтенштейн - Гогенцолерн,
сыгранную на последнем международном чемпионате игроков в поддавки.
   Федор Васильевич извлек из карманов бутылку белой, бутылку красной и,
поведав дружку о своем печальном разговоре с доктором, сообщил, что жить
ему осталось всего пятьсот пол-литров. А если считать и те, что стоят на
столе, - так и того меньше, а именно четыреста девяносто восемь.
   В глазах у Паши появились слезы. - Выбрал я, брат, свои алкогольные
фонды, - сказал Федор. - Исчерпал я, дорогой мой, свои водочные лимиты. -
И он с грустным бульканьем наполнил водкой стаканы...
   Но Паша пить белую отказался, а о красной вообще даже разговаривать не
стал.
   Однако Федор не обиделся.
   - Знаю я, Паша, что ты давно и на веки вечные пить бросил. И правильно
сделал. Так вот какая у меня к тебе великая просьба: не уступишь ли ты мне
свои неизрасходованные лимиты?
   - То есть как это? - не понял сразу Паша.
   - Да очень просто. Ты в своей правильной трезвой жизни небось еще тысяч
пять бутылок недоизрасходовал. И тебе, непьющему, эти лимиты абсолютно ни
к чему.
   А мне бы они во как пригодились! Ну так как?
   - Надо подумать...- сказал Павел и насупился.
   - А чего тут думать? Ты-то ведь пить не собираешься?
   - А ты почем знаешь? Я, может, как раз к этому... к Дню печати
развязать намечаю...
   Паша явно врал, потому как День печати отгуляли еще на прошлой неделе и
Паша ничего, кроме томатного сока, себе не позволил. Но Федор страшно
испугался.
   - Да ты что, Паша! - замахал он руками. - Ты что это надумал! Алкоголь
же - яд! Ну хочешь, я тебе за твои неизрасходованные лимиты мой телевизор
отдам?
   Хочешь?
   - За пять тысяч бутылок - телевизор? - Паша обидно засмеялся. - Где ты
такие цены видел?
   - А что же ты хотел, автомобиль, что ли?
   - Да уж во всяком случае не телевизор. Пять тысяч пол-литров! Одна
посуда и та дороже стоит, не говоря про содержимое!
   - Так я ж у тебя не выпивку покупаю, а только лимиты.
   - Ну и что? Лимиты, по-твоему, на улице валяются? Да я лучше сам свои
лимиты израсходую, чем отдам их за какой-то доисторический телевизор
устаревшей модели! - И с этими словами Паша неожиданно схватил Федин
стакан и залпом осушил его.
   - Поч-чему это мой телевизор yc-старевший? - обиделся вдруг Федя. -
Десять лег не был устаревшим, а тут взял да и устарел?
   - А ты как, Феденька, думал? Все в природе стареет: и я, и ты, и
телевизоры.
   Диалектика!
   Федору Васильевичу стало совсем грустно.
   - Ну ладно, - согласился он, - раз диалектика, не отдавай мне все пять
тысяч бутылок. Но хоть половину ты за мой телевизор уступишь?
   - Не знаю, - сказал Паша, явно боясь продешевить. - Мне бы с женой
посоветоваться надо: сам понимаешь, покупка телевизора - дело семейное.
   - Какая ж это покупка? - удивился Федор. - Я ж тебе телевизор задаром
даю!
   - Нет, Федюня, не даром, а за мои лимиты, - рассудительно возразил Паша
и разлил по стаканам остатки водки. - Телевизор я в любом магазине куплю
хоть в кредит, хогь за наличные. А лимиты пока выхлопочешь - сам не рад
будешь.
   - Эх, Паша, Павел Николаевич! - горько сказал Федор, откупоривая
портвейн. - Мы с тобой три с половиной тыщи бутылок душа в душу прожили. Я
думал, ты друг, а ты стяжатель, собственник и пережиток - вот ты кто,
Паша! И я лучше совсем пить брошу, чем твоими лимитами воспользуюсь!
   С этими словами Федор Васильевич демонстративно вылил бутылку розового
портвейна в цветочный горшок с фикусом и, хлопнув дверью, нетвердыми
шагами направился к молочной. Он знал, где она находится, потому что рядом
с ней принимали посуду.
   ...С этого дня Федор Васильевич ничего, кроме кефира, не признавал. А
Павел, наоборот, забросил шашки и стал пить, стремительно наверстывая
упущенное.
   Пока он не ведал, что ему причитаются какие-то там лимиты, он и жил
спокойно, и беззаботно играл в настольные игры. А тут ему стало страшно,
что его собственные лимиты, его кровные фонды могут пропасть так, задаром
- и это не давало ему покоя ни днем, ни ночью...
   Да, нет никакого лекарства от жадности. И куда смотрит медицина -
неизвестно!
 
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 11.10.2001 19:36
Книго
[X]