Николай Блохин
                           И РАБОТА ЗАКИПЕЛА...
  - Степаныч? - раздался в трубке немузыкальный голос композитора Мухиной.
- Я по поводу твоей последней "Матросской". Степаныч, я не отходила от
рояля всю ночь. Припев мы сделаем так: "Ла-ла-ла, трум-та-та, ля-ля-ля-я!"
Хорошо? И ещё. Там во втором куплете слова "дружба морская крепка" заменим
на "вместе идти до конца", а?
  - М-м-м... - Павел Степанович задумался. - Рифма тогда захромает,
Сонечка, и... м-м-м... чем тебе, собственно, не нравится "дружба
морская..."?
  - Ну, ты же знаешь прекрасно, что солист у "Разноцветных гитар" сильно
картавит, а у тебя во втором куплете сплошные "р". И потом, кто и когда
обращал внимание на строгую рифму в песне?
  - М-м-м... "вместе идти до конца-а!" - пропел Павел Степанович. - Бог с
ним, давай так. У тебя всё? Пока, Сонечка!
  Он положил трубку и задумался. Все труднее и труднее даются ему стихи.
Казалось бы - признанный поэт, член Союза... Вон книжек сколько накропал,
песен сколько... А где оно, юношеское вдохновение? Халтурить стал, от себя
не скроешь. Пылкие, звучные строки уступили место вымученным фразам,
втиснутым в размер. "Уральские запевки", "Матросская", "Под сенью арок
городских", "Родина", снова "Матросская"... Пустые стихи! Пора бы уж что-то
большое написать. Для души. Память оставить... Но когда? Павел Степанович
вздохнул. Столько заказов - и на песни, и в сборник, и в журналы... Тяжёлые
думы одолевали поэта Саврасенкова. Не в силах больше сидеть в душной
комнате, он выбежал на улицу. В воздухе носился немыслимый запах кленовых
почек. Какой поэт не любит весну! Врал, врал кучерявый камер-юнкер, говоря,
что более всего ему мила золотая осень. Не мог он весну не любить!
  Гонимы вешними лучами,
  С окрестных гор уже снега
  Сбежали мутными ручьями
  На потоплённые луга...
  Красиво, чёрт побери!.. Ну, Пушкин - это Пушкин. Тут и говорить нечего...
  Весна - пора шумная. Из нового комиссионного магазина неслась
залихватская музыка. Признанный мастер советской песни Павел Степанович
Саврасенков поморщился. Задорные хрипловатые голоса под оглушительный
грохот барабанов стройно пели:
  Весь мир обойду!
  У!
  У!
  У!
  У!
  Тебя я найду!
  У!
  У!
  У!
  У!
  Знакомые слова... Ну конечно! Это же на его, Саврасенкова, стихи песня. Ну,
Мухина даёт!
  Павел Степанович задумчиво поднялся по новым ступенькам в магазин. Меха!
Хрусталь! Ковры!! Народу!!! Больше всего любопытных толпилось у
радиоотдела. "Панасоник" - 1800 рублей, "Тошиба" - 1900 рублей, "Пионер" -
2200 рублей. Саврасенков почесал в затылке. Вот это да! Откуда у людей
столько денег?
  "У! У! У! У!" - ревело из динамика.
  Продавец, молодой здоровенный парень - кровь с молоком, снисходительно
объяснялся с невысоким плотным гражданином лет сорока пяти, с трудом
удерживающим в руках мощный чемодан.
  - ...Паспорта на неё нету. Как я её приму без паспорта?
  - Я её сам сделал, понимаете? Вот этими руками, - невысокий осторожно
поставил чемодан на пол и поднял руки к самому носу продавца, - и
инструкцию я не писал, понимаете? Там всё предельно просто. Включаешь
тумблер "Сеть", набираешь форму, размер, тему, и она...
  - Самодельные вещи мы вообще не имеем права принимать на комиссию. Сделай ты хоть... - продавец не закончил, демонстративно повернулся спиной к прилавку и стал поправлять картонные ярлычки с бешеными ценами на импортную аппаратуру. Павел Степанович
рассеянно смотрел на чемодан.
  - Это что, усилитель? - поэт коснулся чемодана носком ботинка. Знания его
в области радиотехники были невелики. Хозяин чемодана покачал головой.
  - Это электронный комплекс, содержащий процессорное устройство, блоки
памяти, синтезатор речи и пульт управления. Одним словом, узкоцелевая
микроЭВМ.
  - А что у неё за цель, позвольте спросить?
  - Она стихи сочиняет. По заказу. Включаешь тумблер "Сеть", набираешь
форму, размер, тему...
  Саврасенков заволновался. Вообще-то он слышал, что машины уже могут
писать стихи, сочинять музыку, рисовать... Но всё это были абстрактные
слухи. "Где-то там, в Америке, сделали машину..." А машина-то, может быть,
размером с этот магазин. А может быть, и вообще всё это враньё... Машина,
сочиняющая стихи...
  - Пойдёмте, - неожиданно для самого себя сказал поэт. - Я тут живу
недалеко. Посмотрим вашу машину. Если мне подойдёт, я куплю её. Конечно, по
разумной цене.
  Через пятнадцать минут Павел Степанович и Валерий Николаевич (так звали
невысокого изобретателя) сидели в саврасенковых креслах и пили кофе. На
обеденном столе громоздилась машина.
  - Синтезатор речи барахлит иногда. Надо подстраивать, - Валерий
Николаевич отхлебнул кофе. - Она ведь у меня сочиняет вслух.
Буквопечатающее устройство я достать не смог...
  - Клавиш, клавиш сколько! Тут без высшего образования не разобраться...
  - Что вы! С ней и ребенок справится, - Валерий Николаевич поставил чашку
на подлокотник кресла, вскочил и подошёл к своему детищу. - Где у вас
розетка?
  Он щелкнул выключателем, уверенно нажал несколько клавиш на верхней
панели и снова уселся в кресло.
  Аппарат зашипел, и из его недр вдруг полился монотонный голос - ни
мужской, ни женский:
  Ой яя амых естных равил,
  Огда не в утку анемог,
  Он уажать себя аставил,
  И уше ыумать не ог...
  - Буквы пропускает, зараза! - Валерий Николаевич ловко снял заднюю крышку
машины и что-то подкрутил. - Это она тест прогоняет - "Евгения Онегина"
чешет...
  С больным сидеть и день, и ночь,
  Не отходя ни шагу прочь... -
безо всякого выражения гнусавил аппарат.
  - Вот так лучше, - изобретатель выключил машину, привинтил заднюю крышку,
снова сел в кресло и принялся за кофе. Павел Степанович осторожно спросил:
  - Дорого просите за машину-то?
  Валерий Николаевич покачался в кресле.
  - Пятьсот, - сказал он решительно. - За такую вещь цена, согласитесь,
небольшая.
  - Пятьсот? М-м-м... Пятьсот... Вы покажите сперва, как с ней обращаться.
Надеюсь, она не только "Онегина" может?
  - Да всё что угодно, милейший! "Онегин" - это тест, проверочная
программа, если угодно. В основном для коррекции синтезатора речи.
Смотрите! - Валерий Николаевич снова включил машину. - Вот этот ряд
формирует размер.
  На белых клавишах были наклеены бумажки с надписями: "Гекз.", "Амфибр.",
"Ямб 5-ст.", "Белый"...
  - Здесь набирается тема.
  На этих клавишах было написано: "Любовь", "Зима", "Космос", "Родина",
"Музыка", "Берёзки"... Некоторые надписи были менее понятны: "Фольк.",
"Альп.", "Комс.", "Фант.", "Некро.", "КСП"...
  - Она и подражать может. Смотрите сюда!
  Нижний ряд, самый длинный, содержал следующие клавиши: "Маяк.", "Ахмат.",
"Блок", "Евт.", "Тютч.", "Пушк. 1", "Пушк. 2", "Пушк. 3", "Кры.", "Сол."
(Соллогуб? Или Солоухин?), "Возн.", "Гомер", "Лерм. 1", "Лерм. 2", "Выс."
(Высоцкий?)... Много было фамилий. С понятным трепетом прочел Павел
Степанович на одной из клавиш буквы "Савр."...
  - Ну-с, заказывайте! Что будем сочинять?
  Павел Степанович растерялся.
  - Пускай... Пускай... о любви. Под Лермонтова!
  - Под Лермонтова, - Валерий Николаевич нажал клавишу, - о любви...-
Нажата другая клавиша. - Прошу!
  Раздался знакомый шип, и машина грустно произнесла:
  Да, были схватки родовые,
  Да, говорят, ещё какие...
  - Машина несколько своеобразно понимает тему любви, - объяснил
изобретатель, - арифметическое устройство выбирает тот или иной оттенок
чисто стохастически... БМУ через КШЧ обращается к ПЗУ...
  - Кашаче... А морскую тематику она может? - Саврасенков вспомнил свои
морские песни. - Скажем, под... этого... под Крылова?
  - Морскую, - нажата клавиша, - Крылов, - другая клавиша. - Прошу.
  Машина заговорила:
  Ш-ш-ш-ш...
  Однажды Фок, Бизань и Гроты
  Поспорили между собой о том,
  Какая мачта главная из них,
  Кто больше делает работы,
  Кто самый важный в управленье кораблём.
  "Я первая, я ближе всех к бушприту, -
  Сказала мачта Фок, - не будь меня,
  Быть кораблю о риф разбиту".
  "На нас поболе парусов висит, -
  Скрипели Гроты, -
  Пусть далеко от нас бушприт,
  Зато полно у нас работы".
  На что Бизань им отвечала:
  "Я там, где руль, а руль -
  Всей навигации начало"...
  Так люди многие подобны мачтам этим,
  Кичатся важностью оне.
  Но мы, читатель мой, заметим,
  Что в дело каждый
                               вносит вклад на божьем свете,
  Что каждый должен положить кирпич в стене,
  Иначе был бы наш корабль на дне.
  "А что? - подумал Саврасенков. - В общем, вполне... Слегка подработать
и..."
  Машина неожиданно снова подала голос:
  Ш-ш-ш...
  Однажды Фок, Бизань и Гроты
  Задумали с поклажей воз везти,
  Да призадумались,
  А сыр во рту держали...
  Ш-ш-ш...
  Валерий Николаевич удручённо развел руками:
  - Подбирает варианты! Эх, мне бы буквопечать...
  - Теперь под Блока! - потребовал Саврасенков. Он вошел во вкус.
  - Под Блока. Прошу!
  Ш-ш-ш...
  Я послал тебе пива в стакане,
  Золотого, как солнце, "Будвар"!
  Павел Степанович поёрзал в кресле и поднял глаза. Как и у всякого
уважающего себя поэта, над письменным столом Саврасенкова висел портрет
стриженого человека с квадратным подбородком, с папиросой, прилипшей к
губе.
  - Под Маяковского! Что-нибудь... Не знаю... Про роботов!
  Ш-ш-ш-ш...
  Читайте
       внимательно,
                     до упора разинув
  Глазные щели,
             от сонливости узкие,
  Книгу,
     которую
            написал
                   АзИмов -
  Хотя и американец,
                 но тоже из русских.
  Роботы
       не думают
                 о воде и хлебе.
  Работают роботы
               без обеда и ужина.
  Могут
     трудиться
              на земле
                      и на небе.
  Вот работники,
              социализму
                         нужные!
  Работать
        не робеют,
                  как рабы
                           древние.
  Тебя не предадут,
                 как Христа Иуда.
  В глубоком космосе,
                   в городе
                            и в деревне,
  Робот необходим
                абсолютно повсюду!
  Придумал здорово
                 товарищ Азимов -
  Роботов
       ограничить
                 тремя
                      законами,
  Для того
         чтобы не было
                       саботажу разного,
  ГПУ и ЧК
         хорошо знакомого.
  Красив
      и лаконичен,
                  как японская гейша,
  Закон первый
             для мозга позитронного:
  "Не причиняй
            человеку
                     вреда
                           ни малейшего,
  Даже в мыслях
              чтоб не было
                          оного!"
  Закон второй
            понятен каждому:
  "На работе,
           товарищ,
                   надо работать!
  Делай то,
         что тебе
                  прикажут,
  Выполни пятилетку
                  в четыре года!"
  Нужно, чтобы роботы
                    работали вечно.
  Третий закон
             не нуждается
                         в комментариях:
  "Подзаряжайся
              и смазывайся
                           ежемесячно!" -
  Железный лозунг
                для железных пролетариев.
  Рабочий день
             трудом отпраздновав,
  Беги скорей,
            не тяни резину, -
  Покупай,
        товарищ,
                 книгу Азимова
  (Если найдёшь  её в магазинах!).
  Саврасенков долго сидел с открытым ртом (соображал, как всё-таки
правильно - Азимов или АзИмов), затем решительно поднялся, подошёл к
письменному столу, выдвинул средний ящик и быстро отсчитал пятьдесят
красненьких - остаток гонорара за последнюю книжку.
  - Я её беру, - сказал он, протягивая деньги, - только... хм... У меня к
вам просьба. Я бы хотел, чтобы вы не распространялись о том, кому вы
продали машину. Договорились?
  Валерий Николаевич понимающе кивнул, спрятал деньги, положил на стол
несколько запасных предохранителей, какую-то печатную плату и ушел.
  Проводив изобретателя, Саврасенков подошёл к столу и стал играть. Он с
закрытыми глазами нажал несколько клавиш и замер в ожидании.
  Ш-ш-ш-ш...
  Вася Тёркин, мой герой,
  Говорил когда-то,
  Что фантастика нужна
  Каждому солдату.
  Можно выжить без воды,
  Можно без кисета,
  Можно шапку в трудный час
  Сделать из газеты,
  Можно, если "Примы" нет,
  Обойтись без "Примы",
  Без гармони можно жить
  (И вполне терпимо),
  Можно затянуть ремень,
  Если пусто в кишках,
  Но прожить хотя бы день
  Не могу без книжки.
  Без фантастики порой
  Хуже, чем без мяса,
  Зарубежной иль простой
  Нашей, русской, боевой,
  Дефицитной, дорогой,
  Но пока ещё живой,
  Не прожить и часа!
  Павел Степанович открыл глаза и засмеялся. Всё правильно! Нажаты клавиши
"Твард." и "Фант.". Как просто! Закрываем глаза. Нажимаем - раз, два, три.
Три клавиши. Ну-ка!
  Ш-ш-ш-ш...
  Добрый доктор Никодим
  Под берёзой примостился,
  И шестикрылый серафим
  На приём к нему явился...
  Это что ещё такое? Оказывается, глупая машина в соответствии с набранной
темой "Берёзки" сочинила сразу под Чуковского и под Пушкина...
  Саврасенков выдернул шнур из розетки. Поиграли - и хватит. Он не настолько
богат, чтобы потратить полтыщи на развлечения. Прощайте, бессонные ночи! Он
уже не молод. Вот он, друг вдохновенной юности - магнитофон "Комета".
Ставим чистую ленту, включаем режим записи. Теперь снова оживляем чудесную
машину. Осталось выбрать тему. "Зима"? Скучно. "Берёзки"? Банально.
"Космос"? Избито. "Любовь"? Хм... О любви поэты сказали уже всё. И каждый
вновь и вновь возвращается к этой вечной теме. "Любовь"! Ну, а в нижнем
ряду, конечно же, нажимается клавиша "Савр."...
  Машина загудела:
  Твоя высокая тугая грудь
  Так тянет, нежная, с тобой уединиться,
  Лобзать тебя и к сердцу притянуть,
  Губами, бедрами и шеей насладиться!
  Как жаль, что молодая ты умрёшь,
  И будешь, тихая, лежать в могильном склепе.
  Несчастная, ты медленно сгниёшь,
  И черви жирные тугую грудь облепят!
  Павел Степанович остолбенел. "Тут какая-то ошибка. Я такого писать не
мог. Что-то тут не так..." Машина заговорила вновь:
  Любимая упала в пруд
  И стала дёргаться натужно.
  Не дёргайся, напрасный труд!
  Учиться плавать в детстве нужно...
  "Что за чёрт? Садизм какой-то..." А машина говорила и говорила:
  В кровавой каше плавали глаза,
  Чулок проткнут берцовой костью,
  Ведь с неба рухнула не стрекоза -
  Балкон пришиб непрошеную гостью...
  Поэт метнулся к машине, щёлкнул выключателем и внимательно стал
разглядывать переднюю панель. Так и есть! Набирая тему, он случайно нажал
кроме клавиши "Любовь" ещё и другую, соседнюю, с надписью "Некро.".
Исправив ошибку, поэт перемотал магнитофонную ленту, включил машину, сел в
кресло и задремал. И работа закипела...

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.07.2001 14:15