Книго
П.П.Бажов
                              ХРУПКАЯ ВЕТОЧКА
     У Данилы с Катей, - это которая своего жениха у Хозяйки горы вызволила,
-   ребятишек   многонько  народилось.  Восемь,  слышь-ко,  человек,  и  все
парнишечки.  Мать-то  не  раз ревливала хоть бы одна девчонка на поглядку. А
отец, знай, похохатывает:
     -  Такое,  видно,  наше  с  тобой положенье. Ребятки здоровеньки росли.
Только  одному  не  посчастливилось.  То  ли  с  крылечка,  то ли еще откуда
свалился и себя повредил: горбик у него расти стал. Баушки правили, понятно,
да толку не вышло. Так горбатенькому и пришлось на белом свете маяться. о
     Другие  ребятишки, - я так замечал, - злые выходят при таком-то случае,
а  этот  ничего - веселенький рос и на выдумки мастер. Он третьим в семье-то
приходился, а все братья слушались его да спрашивали:
     - Ты, Митя как думаешь? По-твоему, Митя, к чему это?
     Отец с матерью, и те частенько покрикивали:
     - Митюшка! Погляди-ко! Ладно, на твой глаз?
     - Митяйко, - не приметил, куда я воробы поставила?
     И  то Митюньке далось, что отец смолоду ловко на рожке играл. Этот тоже
пикульку смастерит, так она у него ровно сама песню выговаривает.
     Данило  по своему мастерству все-таки зарабатывал ладно. Ну, и Катя без
дела  не  сиживала.  Вот,  значит,  и  поднимали  семью, за куском в люди не
ходили.  И  об  одежонке  ребячьей  Катя  заботилась. Чтоб всем справа была:
пимешки  там,  шубейки  и  протча.  Летом-то, понятно, и босиком ладно: своя
кожа,  не  куплена.  А  Митюньке,  как  он  всех жальчее, и сапожнешки были.
Старшие братья этому не завидовали, а малые сами матери говорили:
     - Мамонька, пора, поди, Мите новые сапоги заводить. Гляди - ему на ногу
не лезут, а мне бы как раз пришлось.
     Свою, видишь, ребячью хитрость имели, как бы поскорее митины сапожнешки
себе  пристроить.  Так  у них все гладенько и катилось. Соседки издивовались
прямо:
     -  Что  это у Катерины за робята! Никогда у них и драчишки меж собой не
случится.
     А  это  все  Митюнька  -  главная причина. Он в семье-то ровно огонек в
лесу: кого развеселит, кого обогреет, кого на думки наведет.
     К ремеслу своему Данило не допускал ребятишек до времени.
     - Пускай, - говорит, - подрастут сперва. Успеют еще малахитовой-то пыли
наглотаться.
     Катя  тоже  с  мужем в полном согласье - рано еще за ремесло садить. Да
еще   придумали   поучить  ребятишек,  чтоб,  значит,  читать-писать,  цифру
понимать.  Школы  по тогдашнему положению не было, и стали старшие-то братья
бегать  к  какой-то  мастерице.  И  Митюнька  с  ними. Те ребята понятливые,
хвалила их мастерица, а этот вовсе на отличку. В те годы по-мудреному учили,
а он с лету берет. Не успеет мастерица показать, - он обмозговал. Братья еще
склады  толмили,  а  он  уж  читал,  знай,  слова  лови.  Мастерица  не  раз
говаривала:
     - Не бывало у меня такого выученика.
     Тут отец с матерью возьми и погордись маленько: завели Митюньке сапожки
поформеннее. Вот с этих сапожек у них полный переворот жизни и вышел.
     В  тот  год, слышь-ко, барин на заводе жил. Пропикнул, видно, денежки в
Сам-  Петербурхе,  вот  и  приехал  на  завод - не выскребу ли, дескать, еще
сколь- нибудь.
     При   таком-то  деле,  понятно,  как  денег  не  найти,  ежели  с  умом
распорядиться.  Одни  приказные  да приказчик сколько воровали. Только барин
вовсе в эту сторону н глядеть не умел.
     Едет  это он по улице и углядел - у одной избы трое робятишек играют, и
все в сапогах. Барин им и маячит рукой-то: - идите сюда.
     Митюньке  хоть  не  приводилось  до  той поры барина видать, а признал,
небось.  Лошади,  вишь,  отменные, кучер по форме, коляска под лаком и седок
гора-  горой,  жиром  заплыл,  еле ворочается, а перед брюхом палку держит с
золотым набалдашником.
     Митюнька  оробел  маленько,  все-таки ухватил братишек за руки и подвел
поближе к коляске, а барин хрипит:
     - Чьи такие?
     Митюнька, как старший, объясняет спокойненько:
     - Камнереза Данилы сыновья. Я вот Митрий, а это мои братики малые.
     Барин   аж   посинел  от  этого  разговору,  чуть  не  задохся,  только
пристанывает:
     - Ох, ох! что делают! что делают! Ох, ох!
     Потом, видно, провздыхался и заревел медведем:
     -  Это  что?  А?  -  А сам палкой-то на ноги ребятам показывает. Малые,
понятно,  испужались,  к  воротам  кинулись, а Митюнька стоит и никак в толк
взять не может, о чем его барин спрашивает.
     Тот заладил свое, недоладом орет:
     - Это что?
     Митюнька вовсе оробел, да и говорит:
     - Земля.
     Барина тут как параличом хватило, захрипел вовсе:
     - Хр-р, хр-р! До чего дошло! До чего дошло! Хр-р, хр-р.
     Тут   Данило   сам  из  избы  выбежал,  только  барин  не  стал  с  ним
разговаривать, ткнул кучера набалдашником в шею - поезжай!
     Этот  барин  не  твердого  ума  был. Смолоду за ним такое замечалось, к
старости  и  вовсе несамостоятельной стал. Напустится на человека, а потом и
сам  объяснить  не  умеет, что ему надо. Ну, Данило с Катериной и подумали -
может,  обойдется  дело, забудет про ребятишек, пока домой доедет. Только не
тут-то  было:  не забыл барин ребячьих сапожишек. Первым делом на приказчика
насел.
     -  Ты  куда  глядишь?  У барина башмаков купить не на что, а крепостные
своих ребятишек в сапогах водят? Какой ты после этого приказчик?
     Тот объясняет:
     -  Вашей,  дескать,  барской милостью Данило на оброк отпущен и сколько
брать с него - тоже указано, а как платит он исправно, я и думал...
     -  А  ты, - кричит, - не думай, а гляди в оба. Вон у него что завелось!
Где это видано? Вчетверо ему оброк назначить.
     Потом  призвал  Данилу  и  сам объяснил ему новый оброк. Данило видит -
вовсе несуразица и говорит:
     -  Из воли барской уйти не могу, а только оброк такой тоже платить не в
силу. Буду работать, как другие, по вашему барскому приказу.
     Барину,  видать,  это  не  по  губе. Денег и без того нехватка, - не до
каменной  поделки.  В  пору  и  ту продать, коя от старых годов осталась. На
другую  какую  работу  камнереза  поставить  тоже  не  подходит. Ну, и давай
рядиться.  Сколько  все-таки  ни  отбивался  Данила,  оброк  ему вдвое барин
назначил, а не хошь - в гору. Вот куда загнулось!
     Понятное  дело,  худо  Данилу  с Катей пришлось. Все прижало, а робятам
хуже  всего:  до  возрасту  за  работу сели. Так и доучиться им не довелось.
Митюнька  -  тот  виноватее  всех  себя  считал - сам так и лезет на работу.
Помогать, дескать, отцу с матерью буду, а те опять свое думают:
     -  И  так-то  он  у  нас  нездоровый,  а  посади его за малахит - вовсе
изведется. Потому - кругом в этом деле худо. Присадочный вар готовить - пыли
не  продохнешь,  щебенку  колотить - глаза береги, а олово крепкой водкой на
полер разводить -парами задушит.
     Думали, думали и придумали отдать Митюньку по гранильному делу учиться.
Глаз,  дескать,  хваткий,  пальцы  гибкие  и силы большой не надо - самая по
нему работа.
     Гранильщик,  конечно,  у  них  в родстве был. К нему и пристроили, а он
рад-  радехонек,  потому  знал  -  парнишечко смышленый и к работе не ленив.
Гранильщик  этот  так  себе  средненький  был,  второй,  а то и третьей цены
камешок  делал.  Все-таки Митюнька перенял от него, что тот умел. Потом этот
мастер и говорит Данилу:
     - Надо твоего парнишка в город отправить. Пущай там дойдет до настоящей
точки. Шибко рука у него ловкая.
     Так   и  сделали.  У  Данилы  в  городе  мало  ли  знакомства  было  по
каменному-то  делу.  Нашел  кого  надо  и пристроил Митюньку. Попал он тут к
старому  мастеру  по  каменной  ягоде.  Мода,  видишь,  была из камней ягоды
делать.  Виноград  там, смородину, малину и протча. И на все установ имелся.
Черну, скажем, смородину из агату делали, белу - из дурмашков, клубнику - из
сургучной  яшмы,  княженику  -  из  мелких  шерловых  шаричков клеили. Однем
словом,  всякой  ягоде  свой  камень.  Для  корешков  да листочков тоже свой
порядок  был:  кое  из  офата,  кое  из малахита либо из орлеца и там еще из
какого-нибудь камня.
     Митюнька  весь этот установ перенять перенял, а нет-нет и придумает по-
своему. Мастер сперва ворчал, потом похваливать стал:
     - Пожалуй, так-то живее выходит.
     Напоследок прямо объявил.
     -  Гляжу  я,  парень,  шибко большое твое дарование к этому делу. Впору
мне, старику, у тебя учиться. Вовсе ты мастером стал да еще с выдумкой.
     Потом помолчал маленько, да и наказывает:
     - Только ты, гляди, ходу ей не давай! Выдумке-то! Как бы за нее руки не
отбили. Бывали такие случаи.
     Митюнька, известно, молодой - безо внимания к этому. Еще посмеивается:
     - Была бы выдумка хорошая. Кто за нее руки отбивать станет?
     Так  вот  и стал Митюха мастером, а еще вовсе молодой: только-только ус
пробиваться  стал.  По  заказам  он  не  скучал, всегда у него работы полно.
Лавочники  по  каменному  делу  смекнули  живо,  что  от этого парня большим
барышом  пахнет, - один перед другим заказы ему дают, успевай только. Митюха
тут и придумал:
     -  Пойду-ко  я  домой.  Коли  мою  работу надо, так меня и дома найдут.
Дорога недалекая, и груз не велик - материал привезти да поделку забрать.
     Так  и  сделал.  Семейные  обрадовались,  понятно: Митя пришел. Он тоже
повеселить  всех  желает,  а  самому  не  сладко.  Дома-то  чуть  не цельная
малахитовая  мастерская  стала.  Отец  и  двое старших братьев за станками в
малухе  сидят и младшие братья тут же: кто на распиловке, кто на шлифовке. У
матери  на  руках  долгожданная,  девчушка-годовушка трепещется, а радости в
семье  нет.  Данило уж вовсе стариком глядит, старшие братья покашливают, да
и  на малых смотреть невесело. Бьются, бьются, а все в барский оброк уходит.
Митюха  тут  и  заподумывал: все, дескать, из-за тех сапожнешек вышло. Давай
скорее  свое  дело  налаживать.  Оно  хоть мелкое, а станков к нему не один,
струментишко тоже требуется. Мелочь все, а место и ей надо.
     Пристроился в избе против окошка и припал к работе, а про себя думает:
     - Как бы добиться, чтоб из здешнего камня ягоды точить. Тогда и младших
братишек  можно было бы к этому делу пристроить. - Думает, думает, а пути не
видит.  В  наших  краях,  известно,  хризолит  да малахит больше попадаются.
Хризолит  тоже  дешево не добудешь, да и не подходит он, а малахит только на
листочки и то не вовсе годится: оправки либо подклейки требует.
     Вот  раз  сидит  за  работой.  Окошко  перед станком по летнему времени
открыто.
     В  избе  никого  больше  нет.  Мать по своим делам куда-то ушла, малыши
разбежались,  отец  со  старшими в малухе сидят. Не слышно их. Известно, над
малахитом-то песни не запоешь и на разговор не тянет.
     Сидит Митюха, обтачивает свои ягоды из купецкого материала, а сам все о
том же думает:
     - Из какого бы вовсе дешевого здешнего камня такую же поделку гнать?
     Вдруг  просунулась в окошко какая-то не то женская, не то девичья рука,
-  с  кольцом  на  пальце и в зарукавье, - и ставит прямо на станок Митюньке
большую плитку змеевика, а на ней, как на подносе, соковина дорожная.
     Кинулся  Митюха к окошку - нет никого, улица пустехонька, ровно никто и
не прохаживал.
     Что  такое?  Шутки  кто  шутит  али наважденье какое? Оглядел плитку да
соковину  и  чуть  не  заскакал  от радости: такого материала возами вози, а
сделать  из  него,  видать, можно, если со сноровкой выбрать да постараться.
Что только?
     Стал  тут  смекать,  какая  ягода  больше  подойдет,  а сам на то место
уставился,  где  рука-то  была. И вот опять она появилась и кладет на станок
репейный  листок,  а  на  нем  три  годных  веточки, черемуховая, вишневая и
спелого- спелого крыжовника.
     Тут  Митюха  не  удержался, на улицу выбежал дознаться, кто это над ним
шутки  строит. Оглядел все - никого, как вымерло. Время - самая жарынь. Кому
в эту пору на улице быть?
     Постоял-постоял,  подошел к окошку, взял со станка листок с веточками и
разглядывать  стал.  Ягоды  настоящие,  живые, только то диво - откуда вишня
взялась.  С  черемухой просто, крыжовнику тоже в господском саду довольно, а
эта  откуда,  коли  в  наших  краях  такая  ягода  не растет, а будто сейчас
сорвана?
     Полюбовался  так  на вишни, а все-таки крыжовник ему милее пришелся и к
матерьялу  ровно  больше  подходит.  Только подумал - рука-то его по плечу и
погладила:
     "Молодец, дескать! Понимаешь дело!"
     Тут   уж   слепому   ясно,  чья  это  рука.  Митюха  в  Полевой  вырос,
сколько-нибудь  раз слыхал про Хозяйку горы. Вот он и подумал - хоть бы сама
показалась.  Ну, не вышло. Пожалела, видно, горбатенького парня растревожить
своей красотой - не показалась.
     Занялся  тут  Мнтюха  соком да змеевиком. Немало перебрал. Ну, выбрал и
сделал  со  смекалкой.  Попотел.  Ягодки-то  крыжовника  сперва  половинками
обточил,  потом  внутре-то выемки наладил да еще, где надо желобочки прошел,
где  опять узелочки оставил, склеил половинки да тогда их начисто и обточил.
Живая  ягодка-то вышла. Листочки тоже тонко из змеевки выточил, а на корешок
ухитрился  колючки  тонехонькие пристроить. Однем словом, сортовая работа. В
каждой  ягодке  ровно  зернышки  видно  и  листочки  живые,  даже маленько с
изъянами:  на  одном,  дырки  жучком будто проколоты, на другом опять ржавые
пятнышки пришлись. Ну, как есть настоящие.
     Данило  с  сыновьями хоть по другому камню работали, а тоже в этом деле
понимали.  И  мать  по  камню  срабатывала.  Все  налюбоваться  не  могут на
митюхину  работу.  И  то им диво, что из простого змеевика да дорожного соку
такая  штука  вышла.  Мите  и самому любо. Ну, как - работа! Тонкость. Ежели
кто понимает, конечно.
     Из  соку  да  змеевику  Митя  много  потом делал. Семье-то шибко помог.
Купцы,  видишь,  не обегали этой поделки, как за настоящий камень платили, и
покупатель  в первую голову митюхину работу выхватывал, потому - на отличку.
Митюха,  значит,  и  гнал  ягоду.  И  черемуху  делал,  и  вишню,  и  спелый
крыжовник,  а  первую  веточку  не продавал - себе оставил. Посыкался отдать
девчонке одной, да все сумленье брало.
     Девчонки,  видишь,  не  отворачивались  от  митюхина  окошка.  Он  хоть
горбатенький,  а парень с разговором да выдумкой, и ремесло у него занятное,
и  не  скупой:  шаричков для бусок, бывало, горстью давал. Ну, девчонки нет-
нет  и  подбегут,  а  у  этой  чаще  всех заделье находилось перед окошком -
зубами поблестеть, косой поиграть. Митюха и хотел отдать ей свою веточку, да
все боялся.
     - Еще насмех девчонку поднимут, а то и сама за обиду почтет.
     А  тот  барин,  из-за которого поворот жизни случился, все еще на земле
пыхтел  да  отдувался.  В  том  году он дочь свою просватал за какого-то там
князя  ли  купца  и  придано  ей  собирал.  Полевской  приказчик  и  вздумал
подслужиться.  Митину-то  веточку  он  видал и тоже, видно, понял, какая это
штука. Вот и послал своих охлестов с наказом:
     - Если отдавать не будет, отберите силой.
     Тем что? Дело привычное. Отобрали у Мити веточку, принесли, а приказчик
ее в бархатну коробушечку. Как барин приехал в Полевую, приказчик сейчас:
     - Получите, сделайте милость, подарочек для невесты. Подходящая штучка.
Барин поглядел, тоже похвалил сперва-то, потом и спрашивает:
     - Из каких камней делано и сколько камни стоят?
     Приказчик и отвечает:
     -  То  и  удивительно, что из самого простого материалу: из змеевику да
шлаку.
     Тут барин сразу задохся:
     - Что? Как? Из шлаку? Моей дочери?
     Приказчик видит - неладно выходит, на мастера все поворотил:
     -  Это он, шельмец, мне подсунул, да еще насказал четвергов с неделю, а
то бы я разве посмел.
     Барин, знай, хрипит:
     - Мастера тащи! Тащи мастера!
     Приволокли понятно, Митюху, и, понимаешь, узнал ведь его барин.
     "Это тот... в сапогах-то который..." С палкой на Митюху кинулся.
     - Как ты смел?
     Митюха сперва и понять не может, потом раскумекал и прямо говорит:
     - Приказчик у меня силом отобрал, пускай он и отвечает.
     Только с барином какой разговор, все свое хрипит:
     - Я тебе покажу...
     Потом  схватил  со  стола веточку, хлоп ее на пол и давай-ко топтать. В
пыль, понятно, раздавил.
     Тут  уж  Митюху за живое взяло, затрясло даже. Оно и то сказать, - кому
полюбится, коли твою дорогую выдумку диким мясом раздавят.
     Митюха   схватил   баринову  палку  за  тонкий  конец  да  как  хряснет
набалдашником по лбу. Так барин на пол и сел и глаза выкатил.
     И  вот  диво - в комнате приказчик был и прислужников сколько хочешь, а
все как окаменели, - Митюха вышел и куда-то девался. Так и найти не могли, -
а поделку его и потом люди видали. Кто понимающий, те узнавали ее.
     И  еще  заметочка  вышла.  Та  девчонка,  которая  зубы-то  мыла  перед
митюхиным окошком, тоже потерялася, и тоже с концом.
     Долго  искали эту девчонку. Видно, рассудили по-своему-то, что ее найти
легче,  потому  -  далеко  женщина  от  своих  мест  уходить не привычна. На
родителей ее наступали:
     - Указывай место!
     А толку все-таки не добились.
     Данилу  с  сыновьями  прижимали,  конечно,  да,  видно, оброку большого
пожалели,  - отступили. А барин еще сколько-то задыхался, все-таки вскорости
его жиром задавило.
Собрание сочинений в трех томах. Том первый
Сказ  "Медной  горы  Хозяйка" положил начало целой группе произведений,
объединяемых  образом  Малахитницы.  В  эту  группу, кроме указанного сказа,
входят  еще девять произведений, в том числе; "Приказчиковы подошвы" (1936),
"Сочневы  камешки"  (1937), "Малахитовая шкатулка" (1938), "Каменный цветок"
(1938),  "Горный  мастер"  (1939),  "Две  ящерки"  (1939), "Хрупкая веточка"
(1940), "Травяная западенка" (1940), "Таюткино зеркальце" (1941).
     Сказ впервые напечатан в газете "Уральский рабочий". 22 сентября 1940г.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.09.2002 13:30
Книго
[X]