Книго
П.П.Бажов
                           ДОРОГОЕ ИМЯЧКО
     Это  еще  в  те  годы  было. когда тут стары люди жили. На том, значит,
пласту, где поддерново золото теперь находят.
     Золота этого... кразелитов... меди... полно было. Бери, сколько хочешь.
Ну,  только  стары  люди к этому не свычны были. На что им? Краэелитами хоть
ребятишки играли, а в золоте никто и вовсе толку не гнал. Крупинки желтеньки
да  песок,  а  куда  их?  Самородок  фунтов несколько, а то и полпуда лежит,
примерно,  на  тропке,  и никто его не подберет. А кому помешал, так тот его
сопнет  в  сторону  -  только и заботы. А то еще такая, слышь-ко, мода была.
Собираются  на  охоту  и  наберут  с  собой  этих  самородков.  Они, видишь,
маленькие,  а  увесистые. В руках держать ловко и бьют емко. Присадит таким,
так  большого зверя собьет. Очень просто. Оттого нынче и находят самородки в
таких  местах,  где  бы  вовсе ровно золоту быть не должно. А это стары люди
разбросали, где пришлось.
     Медь  самородну, ту добывали маленько. Топоры, слышь-ко, из нее делали,
орудию  разную.  Ложки-поварешки,  всякую домашность тоже. Гумешки-то нам от
старых  людей  достались.  Только,  конечно,  шахты  никакой не били, сверху
брали, не как в нонешнее время.
     Зверя  добывали, птицу-рыбу ловили, тем и питались. Пчелы дикой множина
была.  Меду-сколько  добудешь.  А  хлеба и званья не было. Скотину: лошадей,
напримерно, коров, овцу - не водили. Понятия такого у них не было.
     Были они не русськи и не татара, а какой веры-обычая и как прозывались,
про то никто не знает. По лесам жили. Однем словом, стары люди.
     Домишек  у  них  либо  обзаведенья  какого  - банешек там, погребушек -
ничего такого и в заводе не было. В горах жили. В Думной горе пещера есть. С
реки  ход-от  был.  Теперь его не видно, - соком завалили. Поди, сажен уж на
десять.  А  самоглавная  пещера  в  Азов-горе была. Огромаднейшая - под всюе
гору  шла. Теперь ход-от есть, только обвалился будто маленько. Ну, там дело
тайное. Об этом и сказ будет.
     Вот  живут  себе  стары  люди,  никого  не  задевают,  себя  сильно  не
оказывают.  Только  стали  по  этим местам другие народы проявляться. Сперва
татара  мимо  заездили:  по  подгорью  от  Думной  горы  к  Азов-горе  тропу
протоптали.  С  полдня на полночь, как из оружья стрелено. Теперь этой тропы
не  знатко,  а  старики  от  дедов  своих слыхали, будто ране-то видно было.
Широкая, слышь-ко, тропа была, чисто трахт какой, без канав только.
     Ну,  ездят  и  ездят  татара.  В  одну  сторону  одни  товары  везут, в
другу-други,  а  насчет  золота  ничего. Видно, сами не толкуют, либо случая
такого  не подошло. Стары люди сперва прихоронились. Потом видят, - никто их
не  задеват-стали  жить потихоньку. Птицу-рыбу полавливают, золотыми камнями
зверя глушат, медными топорами добивают.
     Вдруг  татара  что-то  сильно  закопошились.  Целыми утугами на полночь
пошли,  и  все  с  копьями,  с  саблями,  как  на войну. Мало спустя обратно
побежали.  Гонят,  свету не видят. А это Ермак с казаками на Сибирь пришел и
всех  тамошних  татар  побил.  Которые  пособлять  своим приходили, и тех до
смерти  перепугал.  Как  дело  тогда внове было - из оружья стрелять, татара
этой стрельбы и забоялись.
     Казаки,  слышь-ко,  ране  вольные  были,  и  на Сибирь они уж проданные
пришли. Купцам продалися, а царь их во все задарил. Набольшему - Ермаку-то -
свою  серебряную  рубаху  царь послал. Так Ермак той рубахи с себя не сымал.
Гордился,  значит. Так и утоп в ей - в царском-то подаренье. Как умер Ермак,
тут  баловство и развелось. Ну, мало ли худых людишек к казакам налипло. Они
и давай хозяевать, как кому любо. Возьмут, кого им надо, за горло.
     Подавай  того-другого. Баб хватают, девчонок, вовсе подлетков и протча.
Однем   словом,   баловство  развели  -хуже  некуда.  Одна  такая  ватажка и
объявилась  в  здешних  местах.  Небольшая  ватажка,-пеши  пришли;  а вожак,
видать,  грабастенькой  попался. Эти сразу золото сметили. Хватовщина пошла,
чуть до смертоубойства не дошло. Потом образумились, видят - золота много, с
собой  не  унесешь.  Что  делать? Туда-сюда зачали соваться, нет ли где жила
близко,   лошадей   добыть.  И  набежали  так-то  на  старых  людей.  Сейчас
спрашивать, конечно:
     -  Что  за  народ?  Какой веры-племени? Какому царю ясак даешь? - Стали
так-то  наступать  на старых людей. Те им свое маячат,- дескать, ваша нам не
нужна, наша вам не мешает, - проходите мимо.
     Казачишки  опять  на  испуг  берут.  Из  оружья  - пальнули. Стары люди
испужались,  -  в  гору  побежали.  Казачишки  за  ими,  думают  так  и есть
-победили,  а  не тут-то было. Стары люди смелые были. Это они сперва только
испужались.  Думали, огонь, напримерно, с неба. Ну, потом отошли. И здоровые
были.  Добежали,  значит,  до пещеры своей, да как начали казачишек золотыми
камнями  пушить,  знай,  держись.  Чуть не всех заколотили, казаков-то. Двое
либо трое все ж таки убежали.
     А  стары  люди и гнаться за ими не думали. Утурили - и ладно. Пущай- де
идут,  куда  им  надо.  Лишь бы к нам больше не лезли. Подивились на убитых,
что у них нахватано у каждого желтых камешков через число, как только тащили
экую тягость, а того не смекнули, на что им эти камни. По-своему думали, что
тоже  для  бою  набрали.  Осмотрели оружья убитых, а одно было заряжено. Вот
один  из  старых  людей  вертел,  вертел  оружье-то, копался, копался, оно и
пальнуло.  Сполоху наделало, самого маленько, ушибло, а никого не убило. Тут
стары  люди и домекнули, что это не с неба огонь. Стали доходить, как бы еще
пальнуть.  Оснимали  мертвых,  все  перещупали,  осмотрели,  обнюхали. Порох
нашли,  свинец  рубленый,  а  что  к чему, так и не добрались. А те трое-то,
которые убежали, вышли-таки к своим. Обсказали своему начальнику - напали, -
дескать,  на  нас  незнамые  люди  и  чуть не всех побили; трое вот только и
выбежали.
     Начальник,  -  может,  он  пьяный  был,  -  "ладно",  - говорит. Время,
конечно, военное, - Сибирь покоренье-то. Мало ли всяких случаев было. Побили
и  побили. На том дело и заглохло. А про золото те не сказали. Думают, так и
есть  -  погулям, потешимся. Только золото, оно и золото. Хоть веско, а само
кверху  лезет.  Его, видишь, первым делом разменять требуется. Тут они оха и
поймали.
     Хватали  самородки  покрупнее, а как с таким объявишься? Сейчас спросы-
расспросы,  где взял... Догадались все-таки. Раскрошили самородки на мелочь,
да и понесли купцам продавать. А уж таиться стали один от другого. Известно,
золото.  Один к одному купцу пришел, другой к этому же и третий тоже. Да так
всех  купцов  и  обошли.  Купцы,  конечно,  -  с полным нашим удовольствием.
Деньги,  значит,  дают,  а сами примечают. Денег наменяли - куда их? Оделись
перво-наперво,  как  только кто удумал, и занялись пьянством да гулянкой. Из
кабака,  напримерно,  не  выходят  и  кого доходя поят. Ну, другим казакам и
стало  подозрительно,  - откуда у людей такие деньги? Стали дознаваться, а у
пьяных долго ли... Выведали все до тонкости и тоже ватажку сбивать стали: за
золотом, значит, сходить.
     Не все, конечно, казаки одинаковы были. Один, - не знаю, как его звать-
величать,  -  из Соликамска к ним пристал. Пошел за хорошей жизней, а видит,
тут грабеж да пьянство, и отшатился от казаков.
     Услышал, что опять собираются грабить, и стал их совестить:
     -  Как,  дескать,  вам  не  стыдно. Раньше купцов да бояр оглаживали, а
теперь  что?  У  здешнего народу с кровью рвать да купцам барыш давать? Так,
что ли?
     Тем,  конечно, не по носу табак, а как все сооруженные, то сейчас у них
свалка  пошла,  с  саблями  и другой орудией. Ну, соликамской-от этот парень
проворный  был,  удалой.  Ото всех отбился, только сильно его изранили. Он в
лес  и  убрался,  чтобы  его  не  нашли.  Леса  страшные были - где найдешь!
Побегали-побегали  казачишки,  пошумели  и  разошлись,  а  тот,  раненый-то,
думает,  как  дальше  быть?  Показаться  в жиле -наверняка убьют, а то и под
палача подведут - за разговор-от. Вот и придумал:
     - Пойду к тем людям, которых грабить собираются. Упрежу их.
     Дорогу  он  понял,  куда  то  есть  итти собирались. Путь все ж таки не
ближняя,  а  запасу  у  него,  например, никакого. Отощал в дороге, да еще и
раны  донимают.  Еле  идет.  Полежит-полежит и опять плетется. У самой Азов-
горы - вот у того места - совсем свалился.
     Увидали   стары   люди   -  чужестранный  человек  лежит,  весь  кровью
измазанный,  и  оружье  с  им.  А бабы набежали первые-то. Баба, известно, у
всякого  народа  жалостливее  и  за  ранеными  ходить  любит.  Тут еще девка
случилась,  ихнего  старшины  дочь. Смелая такая, расторопная, хоть штаны на
такую  надевай.  И  красивая-страсть.  Глаза,  как  угольки, щеки, как розан
расцвел, коса до пяток и вся протча в полном аккурате. Лучше нельзя. Плясать
первая  мастерица,  а  ежели песню заведет с переливами, ну... Однем словом,
любота.  Одно  плохо, - сильно большая была. Прямо сказать, великанша. И как
раз девка на выданье. Восемнадцатый год доходил. Самая, значит, пора. Ну, ей
и приглянулся, видно, пришлый-то. А он тоже, по-нашему, мужик рослый был. Из
себя  чистый,  волосом  кудрявый, глаза открытые. Ей и любопытно стало. Пока
другие  бабы  охали да ахали, эта девка сгребла раненого в охапку, притащила
в  пещеру  и  давай  за  им ходить - водой там смачивать, раны перевязывать.
Отец,  мать  ничего,  будто  так и надо. Соседи тоже помалкивают и помогают,
подают  то  - другое. Бабам, вишь, жалко, а у мужиков свое на уме: не научит
ли, как огонь пущать.
     Раненый  мало-помалу  оклемался.  Видит,  какие-то вовсе незнамые люди.
Рослые  против наших и по-татарски бельмень. Сам-то он марковал маленько по-
татарски.  На  то и надеялся, когда шел в эти места. Ну, делать нечего, стал
маяками  дознаваться,  как  и  что  они прозывают. Учиться, значит, стал по-
ихнему.  А  девка  от  его  не  отходит,  прямо  прилипла. И он тоже человек
молодой,  к  ей  тянется.  Поправа,  однако,  плохо  идет. Главная причина -
хлебушка  у  их  не было. Притащит это ему девка пищи самолучшей. Рыбы, мяса
наставит,  меду  чашку вскрай полнехоньку, а его с души воротит. Ему бы хоть
яшничка  ломоток.  Просит у ей, а она не понимает, какой есть хлеб. Заплачет
даже.  Это  она-то.  Известно,  русському  человеку без хлебушка невозможно.
Какая  уж  тут  поправа.  Ну, все ж таки ходить стал и к разговору мало-мало
обык,  а  девка обратно от его русський разговор переняла, да так скоро, что
просто удивленье. Такая уж удачливая была и, видать, не простая. Тайная сила
в ей, видно, гнездовала.
     Стал -это он - соликамской-от - ходить. Оглядел всю местность, показал,
как с оружьем поступать, и весь установ объяснил, что и как.
     -  Эти, - говорит, - камни желтые, крупа, песок и зелененькие стеклышки
-  это есть вредное для вас. Купцы раз унюхали, они уж спокою не дадут. А до
царя  дойдет  -  и вовсе житья не станет. Вы, - говорит, - вот что сделайте.
Камни  эти,  самородки-то, значит, куда с глаз уберите. Хоть вон в Азов-гору
стаскайте.  И кразелиты туда же сгребите. А крупу и песок зарыть надо. Снизу
черной  земли  выворотить,  чтобы  травой заросло. А пока все это не угоите,
никаких  чужестранных  близко  не  подпускайте...  Чтобы нечаянно не пришли,
поставьте,  -  говорит,  -  на  Думной горе и на Азов-горе караулы надежные.
Пущай  досматривают  по дороге, не идет ли кто, а как заметят чужестранного,
пущай знак подают - костерок запалят...
     Девка все это растолмачила своим. Они видят, человек для их старается -
послушались.  Караулы  поставили,  как он сказал, а сами занялись самородное
золото  да кразелиты подбирать да в Азов-гору стаскивать. Штабеля наворотили
-  глядеть  страшно, и кразелитов насыпали, как угольну кучу. Потом оставшую
крупу  и  песок  зарыли,  а чужих на то время близко не подпускали. Увидят с
Азов-горы  либо  с  Думной, кто идет, едет ли, - сейчас знак подадут, огнем,
значит.  Все  и  бегут,  в  которую  сторону  надо.  Навалятся и в одночасье
прикончат.  Прикончат  и  в  землю  зароют. Оружьев они уж тогда не боялись.
Только  ведь  золото-то  человеку,  как  мухе патока. Сколь ни гинут, а пуще
лезут.  Так  и тут. Много людей сгинуло, а другие идут да идут. Это, значит,
слушок  про  золото  дальше да дальше идет. Кто-то, видно, до царя дотолкал.
Тут  вовсе  худо  стало - с пушками полезли. Со всех сторон напирают. Даром,
что лес страшенный, нашли пути-дороги.
     Видят  стары  люди - дело неминучее, сила не берет. Пошли к раненому-то
посоветоваться,  как  дальше быть-поступать. А он на то время на Думной горе
был.  Для  воздуху  его  девка-то  туда притащила, как он вовсе слабый стал.
Азов-гора,  она  сроду  в  лесу, а на Думной-то на камнях ветерком обдувает.
Девка и таскала его. Отходить его все охота было.
     Думали  они тут целых три дня. Оттого и гора Думной зовется. Раньше по-
другому  как-то  у  ей  имя  было.  Обмозговали  все  по порядку и придумали
переселиться  на  новые  места, где золота совсем нет, а зверя, птицы и рыбы
вдосталь.  Он  же  надоумил - соликамской-от - и рассказал, в котору сторону
податься.  На этом дело решили и в путь-дорогу сряжаться стали. Хотели стары
люди этого своего радельца с собой унести, да он не пожелал.
     -  Смерть,  - говорит, - чую близкую, да и нельзя мне. - Почему нельзя,
этого не сказал. А девка объявила:
     - Никуда не пойду.
     Мать, сестры в рев, отец пригрожать стал, братья уговаривают:
     - Что ты, что ты, сестра! Вся жизнь у тебя впереди.
     Ну, она на своем стоит:
     - Такая моя судьба-доля. Никуда от своего милого не отойду.
     Сказала,  как  отрезала.  Кремень-девка.  По всем статьям вышла. Родные
видят  -  ничего  не  поделаешь.  Простились с ней честно-благородно, а сами
думают  -  все равно она порченая. У которой ведь девушки жених умирает, так
та хуже вдовы. На всю жизнь у ей это горе останется.
     Вот  ушли  все,  а  эти вдвоем в Азов-горе остались. Людишки уж со всех
сторон  набились  в  те  места.  Лопатами роют, друг дружку бьют. Раненый-от
вовсе ослаб. Вот и говорит своей нареченной:
     -   Прощай,  милая  моя  невестушка!  Не  судьба,  знать,  нам  пожить,
помиловаться, деток взростить.
     Она, конечно, всплакнула женским делом и всяко его уговаривает:
     - Не беспокой себя, любезный друг. Выхожу тебя, поживем сколь-нибудь.
     А он опять ей:
     -  Нет  уж,  моя  хорошая, не жилец я на этом свете. Теперь и хлебушком
меня  не  поправить.  Свой  час  чую.  Да и не пара мы с тобой. Ты вон какая
выросла,  а  я  супротив тебя ровно малолеток какой. По нашему закону-обычаю
так-то  не  годится,  чтобы  жена  мужа,  как  ребенка,  на  руках  таскала.
Подождать,  видно,  тебе причтется- и не малое время подождать, когда в пару
тебе в нашей земле мужики вырастут.
     Она это совестит его:
     - Что ты, что ты! Про такое и думать не моги. Да чтоб я, окроме тебя...
     А он опять свое:
     - Не в обиду, - говорит, - тебе, моя милая невестушка, речь веду, а так
оно  быть  должно. Открылось мне это, когда я поглядел, как вы тут по золоту
без  купцов ходите. Будет и в нашей стороне такое времячко, когда ни купцов,
ни  царя  даже званья не останется. Вот тогда и в нашей стороне люди большие
да  здоровые  расти  станут.  Один  такой  подойдет к Азов-горе и громко так
скажет  твое дорогое имячко. И тогда зарой меня в землю и смело и весело иди
к нему. Это и будет твой суженый. Пущай тогда все золото берут, если оно тем
людям на что-нибудь сгодится. А пока прощай, моя ласковая.
     Вздохнул  в  остатный раз и умер, как уснул. И в ту же минуту Азов-гора
замкнулась.
     Он,  видать,  неспроста  это говорил. Мудреный человек был, не иначе, с
тайной силой знался. Соликамски-то, они дошлые на эти дела.
     Так  с  той  поры  в нутро Азов-горы никто попасть и не может. Ход-от в
пещеру и теперь знатко, только он будто осыпался. Пойдет кто, осыпь зашумит,
и  страшно станет. Так впусте гора и стоит. Лесом заросла. Кто не знает, так
и не подумает, что там, в нутре-то.
     А  там,  слышь-ко,  пещера  огромадная.  И  все  хорошо  облажено. Пол,
напримерно,  гладкий-прегладкий,  из  -  самого лучшего мрамору, а посредине
ключ,  и  вода,  как  слеза. А кругом золотые штабеля понаторканы как вот на
площади дрова, и тут же, не мене угольной кучи, кразелитов насыпано.
     И  как-то  устроено,  что светло в цещере. И лежит в той пещере умерший
человек,  а  рядом  девица неописанной красоты сидит и не утыхаючи плачет, а
совсем  не старится. Как был ей восемнадцатый годок в доходе, так и остался.
Охотников  в  ту пещеру пробраться много было. Всяко старались. Штольни били
-  не вышло толку. Даже диомит, слышь-ко, не берет. Хотели обманом богатство
добыть.  Придут  это к горе, да и кричат слова разные, как почуднее. Думают,
не угадаю ли, дескать, дорогое имячко, которое само пещеру откроет.
     Известно,  дураки.  Сами  потом  как  без ума станут. Болбочут, а что -
разобрать  нельзя.  Имена,  слышь-ко,  все  выдумывают.  Нет, видно, крепкое
заклятие  на  то  дело положено. Пока час не придет, не откроется Азов-гора.
Одинова  только  знак  был. Это когда еще батюшка Омельян Иваныч объявился и
рабочие  на  Думной  горе  собираться стали. Так вот старики наши сказывали,
будто  на  то  время из Азов-горы как песня слышалась. Розно мать с ребенком
играет и веселую байку поет.
     С  той  поры  не  было.  Все  стонет  да плачет. Когда крепость сымали,
нарочно  многие  ходили к Азов-горе послушать, как там. Нет, все стонет. Еще
ровно жалобнее.
     Оно  и  верно. Денежка похуже барской плетки народ гонит. И чем дальше,
тем ровно больше силу берет. Наши вон отцы-деды в мои годы по печкам сидели,
а  я  на  Думной горе караул держу. Потому каждому до самой смерти пить-есть
охота.
     Да,  не дождаться мне, вижу, когда Азов-гора откроется... Не дождаться!
Хоть бы песенку повеселее оттуда услышать довелось.
     Ваше  дело другое. Вы молоденькие. Может, вам и посчастливит - доживете
до той поры.
     Отнимут,  поди-ка,  люди  у золота его силу. Помяни мое слово, отнимут!
Соликамской-от  с  умом  говорил.  Кто вот из вас доживет, тот и увидит клад
Азов-горы. Узнает и дорогое имячко, коим богатства открываются. Так-то... Не
простой это сказ. Шевелить надо умишком-то, - что к чему.
     Впервые  опубликован  в  сборнике  "Дореволюционный фольклор на Урале",
Свердлгиз,  1936,  затем  в "Литературном альманахе", Свердлгиз, 1936 г. и в
журнале "Красная новь", э 11, 1936 г.
     "Дорогое имячко" - один из первых сказов, созданных писателем.
     Принадлежит  к  группе  сказов-легенд. В эту группу входят, кроме сказа
"Дорогое имячко", также "Золотой волос" (1939) и "Ермаковы лебеди" (1940).
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 17.09.2002 16:42
Книго
[X]