П.П.Бажов. 
                                ОРЛИНОЕ ПЕРО
    В деревне Сарапулке это началось. В недавних годах. Вскорости
после гражданской войны. Деревенский народ в те годы не больно грамотен
был. Ну, все-таки каждый, кто за советскую власть, придумывал, чем бы ей
пособить.
    В Сарапулке, известно, от дедов-прадедов привычка осталась в
камешках разбираться. В междупарье, али еще когда свободное время
окажется, старики непременно этими камешками занимались. Про это вот
вспомнили и тоже артелку устроили. Стали графит добывать. Вроде и ладно
пошло. На тысячи пудов добычу считали, только вскоре забросили. Какая
тому причина: то ли графит плохой, то ли цена неподходящая, этого
растолковать не умею. Бросили и бросили, за другое принялись - на Адуй
наметились.
    Адуйское место всякому здешнему хоть маленько ведомо. Там
главная приманка - аквамаринчики да аметистишки. Ну и другое попадается.
Кто-то из артелки похвастал: "Знаю в старой яме щелку с большой
надеждой". Артельщики на это и поддались. Сперва у них гладко пошло. Два
ли, три занорыша нашли. Решеточных! Решетками камень считали. На их
удачу глядя, и другие из Сарапулки на Адуй кинулись: нельзя ли, дескать,
и нам к тому припаиться. Яма большая, - не запретишь. Тут, видно, и
вышла не то фальшь, не то оплошка. Артелка, которая сперва старалась,
жилку потеряла. Это с камешками часто случается. Искали искали, не
нашли. Что делать? А в Березовске в ту пору жил горщик один. В больших
уж годах, а на славе держался. Артельщики к нему и приехали. Обсказали,
в каком месте старались, и просят:
    - Сделай милость, Кондрат Маркелыч, поищи жилку!
    Угощенье, понятно, поставили, словами старика всяко задабривают,
на обещанья не скупятся. Тут еще березовские старатели подошли,
выхваляют своего горщика:
    - У нас Маркелыч на эти штуки дошлый. По всей округе такого не
найдешь!
    Приезжие, конечно, и сами это знают, только помалкивают. Им
наруку такая похвальба: не расшевелит ли она старика. Старик все-таки
наотрез отказывается:
    - Знаю я эти пережимы на Адуе! Глаз у меня теперь их не возьмет.
    Артельщики свой порядок ведут. Угощают старика да наговаривают:
одна надежда на тебя. Коли тебе не в силу, к кому пойти? Старику лестно
такое слушать, да и стаканчиками зарядился. Запошевеливал плечами-то,
сам похваляться стал: это нашел, другое нашел, там место открыл, там
показал. Одним словом, дотолкали старика. Разгорячился, по столу
стукнул:
    - Не гляди, что старый, я еще покажу, как жилки искать!
    Артельщикам того и надо.
    - Покажи, Кондрат Маркелыч, покажи, а мы в долгу не останемся.
От первого занорыша половина в твою пользу.
    Кондрат от этого в отпор.
    - Не из-за этого стараюсь! Желаю доказать, какие горщики бывают,
ежели с понятием который.
    Правильно слово сказано: пьяный похвалился, а трезвому отвечать.
Пришлось Маркелычу на Адуй итти. Расспросил на месте, как жилка шла,
стал сам постукивать да смекать, где потерю искать, а удачи нет.
Артельщики, которые старика в это дело втравили, видят-толку нет, живо
от работы отстали. Рассудили по-своему:
    - Коли Кондрат найти не может, так нечего и время терять.
    Другие старатели, которые около той же ямы колотились, тоже один
за другим отставать стали. Да и время-то подошло покосное. Всякому охота
впору сенца поставить. На Адуйских-то ямах людей, как корова языком
слизнула: никого не видно. Один Кондрат у ямы бьется. Старик, видишь,
самондравный. Сперва-то он для артельщиков старался, а как увидел, что
камень упирается, не хочет себя показать, старик в азарт вошел:
    - Добьюсь своего! Добьюсь!
    Не одну неделю тут старался в одиночку. Из сил выбиваться стал,
а толку не видит. Давно бы отстать надо, а ему это зазорно. Ну, как!
Первый по нашим местам горщик не мог жилку найти! Куда годится? Люди
засмеют. Кондрат тогда и придумал:
    - Не попытать ли по старинке?
    В старину, сказывают, места искали рудознатной лозой да
притягательной стрелой. Лоза для всякой руды шла, а притягательная
стрела - для камешков. Кондрат про это сызмала слыхал, да не больно к тому
приверженность оказывал, - за пустяк считал. Иной раз и посмеивался, а
тут решил попробовать.
    - Коли не выйдет, больше тут и топтаться не стану.
    А правило такое было. Надо наконечник стрелы сперва магнит-
камнем потереть, потом поисковым. Тем, значит, на который охотишься.
Слова какие-то требовалось сказать. Эту заговоренную стрелу пускали из
простого лучка, только надо было глаза зажмурить и трижды повернуться
перед тем, как стрелу пустить.
    Кондрат знал все эти слова и правила, только ему вроде стыдно
показалось этим заниматься, он и придумал пристроить к этому своего не
то внучонка, не то правнучка. Не поленился, сходил домой. Там, конечно,
виду не показал, что по работе незадача. Какие из березовских старателей
подходили с разговором, всех обнадеживал: - на недельку еще сходить
придется.
    Сходил, как полагается, в баню, попарился, полежал денек дома, а
как стал собираться, говорит внучонку:
    - Пойдешь, Мишунька, со мной камешки искать?
    Мальчонку, понятно, лестно с дедушком пойти.
    - Пойду, - отвечает. Вот и привел Кондрат своего внучонка на
Адуй. Сделал ему лучок, стрелу-по всем старинным правилам изготовил,
велел Мишуньке зажмуриться, покрутиться и  стрелять, куда придется.
Мальчонка рад стараться. Все исполнил, как требовалось. До трех раз
стрелял. Только видит Кондрат - ничего путного не выходит. Первый раз
стрела в пенек угодила, второй - в траву пала, третий - около камня
ткнулась и ниже скатилась. Старик по всем местам поковырялся маленько.
Так, для порядка больше, чтоб выполнить все по старинке. Мишунька,
понятно, тем лучком да стрелой играть стал. Набегался, наигрался.
Дедушко покормил его и спать устроил в балагашке, а самому не до сна.
Обидно. На старости лет опозорился. Вышел из балагашка, сидит,
раздумывает, нельзя ли еще как попытать. Тут ему и пришло в голову:
потому, может, стрела не подействовала, что не той рукой пущена.
    - Мальчонка, конечно, несмысленыш. Самый вроде к тому делу
подходящий, а все-таки он не искал, потому и показа нет. Придется,
видно, самому испробовать.
    Заговорил стрелу, приготовил все, как требовалось, зажмурил
глаза, покрутился и спустил стрелу. Полетела она не в ту сторону, где
яма была, а на тропке оказался какой-то проходящий. Идет налегке. На
руке только корзинка корневая, в каких у нас ягоды носят. Подхватил
прохожий стрелу, которая близенько от него упала, и говорит с усмешкой:
    - Не по годам тебе, дедушка, ребячьей забавой тешиться. Не по
годам!
    Кондрату неловко, что его за таким делом застали, говорит
всердцах:
    - Проходи своей дорогой! Тебя не касаемо.
    Прохожий смеется.
    - Как не касаемо, коли чуть стрелой мне в ногу не угодил.
    Подошел к старику, подал стрелу и говорит укорительно, а то со
смешком:
    - Эх, дед, дед! Много прожил, а присловья не знаешь: то не
стрела, коя орлиным пером не оперена.
    Маркелычу этот разговор не по нраву. Сердито отвечает:
    - Нет по нашим местам такой птицы! Неоткуда и перо брать.
    - Неправильно, - говорит, - твое слово. Орлиное перо везде есть, да
только искать-то его надо под высоким светом.
    Кондрат посомневался;
    - Мудришь ты! Над стариком, гляжу, посмеяться надумал, а я ведь
в своем деле не хуже людей разумею.
    - Какое, - спрашивает, - дело?
    Старик тут и распоясался. Всю свою жизнь этому человеку
рассказал. Сам себе дивится, а рассказывает. Прохожий сидит на камешке,
слушает да подгоняет:
    - Так, так, дедушка, а дальше что?
    Кончил старик свой рассказ. Прохожий похвалил:
    - Честно, дед, поработал. Много полезного добыл, а стрелу зачем
пускал?
    Кондрат и это не потаил. Прохожий поглядел этак вприщур, да и
говорит:
    - То-то и есть. Орлиного пера твоей стреле не хватает.
    Кондрат тут вовсе рассердился. Обидно показалось. Всю, можно
сказать, жизнь выложил, а он с перьями своими! Закричал этак сердито:
    - Говорю, нет по нашим местам такой птицы! Не найдешь пера!
Глухой ты, что ли?
    Прохожий усмехнулся, да и спрашивает:
    - Хочешь, покажу?
    Кондрат, понятно, не поверил, а все-таки говорит:
    - Покажи, коли умеешь, да не шутишь. Прохожий тут достал из
корзинки камешек кубастенький. Ростом кулака в два. Сверху и снизу
ровнехонько срезано, а с боков обделано на пять граней. В потемках не
разберешь, какого цвету камень, а по гладкой шлифовке - орлец. На
верхней стороне чуть видны беленькие пятнышки, против каждой грани.
Поставил прохожий этот камешек рядом с собой, задел пальцем одно
пятнышко, и вдруг их светом накрыло, как большим колоколом. Свет яркий-
яркий, с голубым отливом, а что горит - не видно. Световой колокол не
больно высок. Так в три либо четыре человечьих роста. В свету мошкары
вьется видимо-невидимо, летучие мыши шныряют, а вверху пташки пролетают,
и каждая по перышку роняет. Перышки кружатся, на землю падать не
торопятся.
    - Видишь, - спрашивает, - перья?
    - Вижу, - отвечает, - только это вовсе не орлиные.
    - Правильно, не орлиные, а больше воробьиные, - говорит прохожий
и объясняет; - Это твоя жизнь, дед, показана. Трудился много, а крылышки
маленькие, слабые, на таких высоко не подняться. Мошкара глаза забивает,
да еще всякая нечисть мешает. А вот гляди, как дальше будет.
    Задел опять пальцем которое-то пятнышко, и световой колокол во
много раз больше стал. К голубому отливу зеленый примешался. Под ногами
будто первый пласт земли сняли, а вверху птицы пролетают. Пониже утки да
гуси, повыше журавли, еще выше - лебеди. Каждая птица по перу
сбрасывает, и эти перья книзу ровнее летят, потому - вес другой.
    Прохожий еще задел пальцем пятнышко, и световой колокол раздался
и ввысь взлетел. Свет такой, что глаза слепит. Голубым, зеленым и
красным отливает. На земле на две сажени в глубину все видно, а вверху
птицы плывут. Каждая в свету перо роняет. Те перья к земле, как стрелы,
летят и у самого того места, где камешек поставлен, падают. Прохожий
глядит на Кондрата, улыбается светленько и говорит:
    - И выше орла, дед, птицы есть, да показать опасаюсь: глаза у
тебя не выдержат. А пока попытай свою стрелу!
    Подобрал с земли столько-то перьев, живо пристроил, будто век
таким делом занимался, и наказывает старику:
    - Опускай в то место, где жилку ждешь, а зажмуривать глаза да
крутиться не надо.
    Кондрат послушался. Полетела стрела, а яма навстречу ей
раскрылась. Не то что все каменные жилки-ходочки, а и занорыши видно.
Один вовсе большой. Аквамаринов в нем чуть не воз набито, и они как
смеются. Старик, понятно, растревожился, побежал поближе посмотреть, а
свет и погас. Маркелыч кричит:
    - Прохожий, ты где?
    А тот отвечает:
    - Дальше пошел.
    - Куда ты в темень такую? Хитники  пообидеть могут. Неровен час,
еще отберут у тебя эту штуку!- кричит Маркелыч, а прохожий отвечает:
    - Не беспокойся, дед! Эта штука только в моих руках действует да
у того, кому сам отдам.
    - Ты хоть кто такой? - спрашивает Маркелыч.
    А прохожий уж далеко. Едва слышно донеслось:
    - У внучонка спроси. Он знает.
    Мишунька весь этот ночной случай не проспал. Светом-то его
разбудило, он и глядел из балагашка. Как дедушко пришел, Мишунька и
говорит:
    - А ведь это, дедушко, у тебя был Ленин!
    Старик все-таки не удивился.
    - Верно, Мишунька, он. Не зря люди сказывают - ходит он по нашим
местам. Ходит! Уму-разуму учит. Чтоб не больно гордились своими
крылышками, а к высокому свету тянулись. К орлиному, значит, перу.
    Впервые опубликован в 1945 году (газеты "Уральский рабочий" и "Красный
боец", 21 апреля 1945 г.) Принадлежит к группе сказов о Ленине и Сталине.
Сюда же входят такие сказы, как "Солнечный камень" (1942), "Богатырева
рукавица" (1944), "Старых Гор подаренье" (1946).
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 18.09.2002 15:36