Сергей Булыга.
Глаголь добро
----------------------------------------------------------------------
Журнал "Фантакрим-MEGA"
& spellcheck by HarryFan, 26 July 2000
----------------------------------------------------------------------
(Слышно на масленицу от блаженного Юрья)
В былые времена по нашим палестинам один лекарь ходил. А может, и не
лекарь даже, а просто знахарь, шептун или совсем ведьмак какой. Времена
были темные, непросвещенные; одни люди в нечистую силу верили, другие в
нее превращались и творили безобразия. Но потом времена изменились,
просветились, и колдовство само собой перевелось. А тогда... тот самый
лекарь почитался наипервым ведьмаком. Но он был не опасный, а даже
полезный, потому что свое дело крепко знал и характер имел примирительный.
Если, скажем, на кого мутный глаз навели или спина отнялась, если змея
укусила или же просто хозяйка заела - он такую болезнь в одночасье лечил.
Но это, правда, многие умели. А он, лекарь наш, и бессловесную тварь
ублажал. Вот перестанет наседка нестись, он ей кукиш покажет - здорова
кура! А если кабанчику ухо почешет, так потом того зверя семерым не
поднять. Или, скажем, девку замуж не берут, он против ветра плюнет,
свистнет - и женихи в ворота ломятся, отбоя от них нет.
Так что, сами понимаете, такому лекарю кругом почет и уважение. Но
интерес к нему не в том, а в другом - в том, какие он речи водил...
Э, да я вот что забыл! Было ему примерно... Да кто его знает - ведьмак
есть ведьмак! Весь чернявый такой, как цыганская ночь. Мы его Шпаком [шпак
- скворец (бел.)] прозвали - Шпак да Шпак. И он не обижался.
- Да, - говорил, - я Шпак, я птица перелетная. Сегодня здесь, а завтра
руками взмахну и улечу я в теплые заветные края.
Но не улетал пока, медлил.
И вот, бывало, придет и возьмется лечить. Расспросит, что да где болит,
книгу из торбы достанет, раскроет, пошепчет и лечит. Мы его слабинку
знали, и потому всегда интересуемся:
- Что за книга такая? И правда ли, что в ней любые чудеса прописаны?
Шпак тотчас обрадуется, про лечение забудет.
- Правда, - говорит.
Откроет и показывает:
- Вот видишь, - говорит, - будто кто стоймя стоит, язык высунул? Эта
буква "глаголь" называется. А эта, что на дом похожа, эта "добро". Они и
есть главные буквы, от них все строится. А привез я эту книгу из теплых
краев. Я ведь не здешний, я из страны Шамбалы приблудившись.
И тут он всегда непременно замолчит, вроде бы как вспоминает. Тогда мы
к нему:
- А что это за страна такая?
А он:
- Сейчас покажу.
Раскроет книгу и пошел чесать:
- За Индейским царством, за Опоньским государством...
И навалит такого, что за неделю потом не расчухаешь. В этой Шамбале ни
зимы, ни лета, а всегда жниво, всегда сенокос, всегда масленица и все
разом. Там лаптей никто не плетет, лапти сами на деревьях растут. Там
молочные реки, там сметанные моря, там водка в колодцах. И бабы все
ядреные и незамужние.
Вздыхают мужики, а Шпак дальше городит:
- Там мужики степенные, работящие, малопьющие, все на гармониях играть
мастера. И плешивых нет; все сплошь кудрявые и обходительные.
Бабы слушают, рты разинули.
- Еще, еще! - просят.
Да могли б и не просить, теперь Шпака и так до утра не остановишь. И
заливает он про луга заливные, про леса земляничные, про дороги пуховые,
про пороги парчовые...
У него спросят:
- А кабы нас туда, так взяли бы? Или там все кругом занято? Небось, как
мухами усижено!
Смеется Шпак:
- Так у той Шамбалы конца и края нет. Там где ни станешь, везде
середина!
Тут у него давай просить:
- Дай подержаться!
Даст. Листаем книжечку, а там буковки ровными рядочками. И простые, и
мудреные, и с заковыками. И такие все разные, и так много их - ну точно,
как мы сами, люди непохожие, на земле вперемешку рассыпаны. И вот она,
жизнь: рядом, открытая, а такая вся непонятная!
Отдадим книжечку, он ее тотчас рукавом утрет, в торбу спрячет, шапку
наденет - и к двери.
А за леченье он ничего не брал. Ну, поест, ну, поспит, ну, одежду новую
- не откажется. Если, конечно, старая на плечах не держится. А чтоб
остаться там, корень пустить - тут ни в какую.
- Я, - говорит, - Шпак, птица перелетная; мне летать на роду написано.
И уж в какие сытые дома ни приглашали, все равно откажется.
Говорят ему:
- Куда ты идешь, босоногий? Зима на дворе, дороги заметенные.
Оставайся, живи, мы тебе в красном углу постелим, мы тебя за отца родного
почитать будем. Да и хворым и убогим такое удобней - всегда знать будут,
где ты обретаешься.
- Нет, - говорит, - не могу, не взыщите.
И так он посмотрит, и так улыбнется, что никакой обиды, никакой досады
не оставит.
И - в двери...
Ему что? Он взял да ушел. А нам каково? Смущается народ.
И вот помаленьку-полегоньку стали Шпака все чаще к себе призывать. И не
столько через хворь, сколько через интерес. Призовут и пристанут: читай да
читай! А он никогда никому не откажет; сядет, книжку раскроет, читает...
Что-де в той Шамбале из-под земли кругом криницы бьют. И кто в такой
кринице умылся, тот умом просветлел, грамоту уразумел; слепой прозрел,
рябой очистился, подневольный... только там подневольных нет, там такое
слово и не слыхано.
Нравится людишкам Шпакова книжка, они Шамбалу к своему житью примеряют
- непорядок получается. Обидно, прямо скажем, непорядок. Ну чем они хуже
других? Ничем! Вначале об этом на печках шептали, а после вслух
заговорили. Везде, где попало. И на Шпака кивают - видал человек!
Ну, а тот - хоть бы что. Ходит, лечит, читает. А не спросишь про книжку
- не надо. Но так это он сегодня промолчал, а вчера ведь читал! С
выражением.
И вот за это выражение, за черные глаза, за чинный нрав, а больше за
то, чего нам, мужикам, и вовек не понять, полюбила его Акулинья. А была та
Акулинья до того видна, умна и работяща, что, как говорится, нигде не
сказать и ничем не описать - все равно не поверят. Женихи за ней табунами
ходили, а она за Шпака уцепилась. Проходу не дает, все просится:
- Возьми меня замуж! Возьми, говорю!
Вот до чего она ум потеряла! И это в те времена, когда до этого дела
великая строгость была... Только ей все равно! Уцепилась и не отстает.
- Возьми! Возьми! - кричит.
Шпак и так. Шпак и этак. Я, мол, гол, неимущ, бродящ, неработящ... Не
отступается! Тогда признался он:
- Люба ты мне, ох как люба! Но не могу я. У меня в Шамбале есть
супруга, при ней трое деток. Как же им без меня?
Тогда Акулинья:
- А ты просто возьми, и без замужа. Я за тобою ходить буду,
досматривать, от холода скрывать, от голода кормить. Мне моя девичья честь
ни к чему не нужна, мне бы только с тобой, а иначе помру.
Подумал Шпак и отвечает:
- Ладно, подожди маленько.
А дело было на околице. Акулинья села ждать, а Шпак к ее родителю
зашел. Там четверть выпили, поговорили, потом Шпак вышел и сказал:
- А у тебя сваты сидят. От Рюхи Гладкого, - и внимательно так
посмотрел.
Акулинья глаза закатила, упала... а после румянец на обе щеки набежал -
и очнулась.
- Спасибо, - сказала, - спасибо, - поднялась и ушла припеваючи.
А через две недели свадьбу сгуляли. Жених с невестой счастливы,
целуются, а гости Шпака прославляют, тот чинно восхваленья принимает. А
потом в первый раз отказался он книжку читать - за шапку и в дверь.
Отошел подальше, в лопухи упал, две ночи пролежал.
Акулинье про то не сказали, а бабы ходили. Придут, постоят, платочками
утрутся, молочка ему оставят, хлеба... Он ничего не брал. Лежал, молчал и
головы не поднимал.
Потом ушел. Решили - насовсем.
Нет, появился! Ходит, лечит и книжку читает. И улыбается даже, только
вот как-то... не скажу, чтоб очень весело.
И тут прослышали про лекаря такие, которым это вовсе ни к чему.
Прослышали и принялись ловить. Да только за него весь простой народец
заступается: укрывает, упреждает...
Одного раза упредить не успели. Взяли Шпака, в холодную замкнули, дали
знать в губернию. Чтоб оттуда, значит, приехали, справедливо осудили и
повесили.
Шпак два дня сидел, губернию дожидался, а потом и говорит:
- Дозвольте хоть воды напиться!
Дозволили. А он в ковш сиганул и как и не было. Вот до чего ловкий был!
Теперь таких не сыщешь, измельчал народ.
А из губернии тем временем приехали, узнали, что да как, смикитили - не
по зубам! Но разве кто в таком признается? И объявили за Шпакову голову
награду в три тыщи ассигнаций, две коровы и один теленок, по столбам указ
развесили, а сами на удачу не надеются. Но, главное, дело сделано. С них
ведь тоже ихнее начальство будет спрашивать!
Однако высшему начальству такие меры показались слабыми. Наслали
солдат, инвалидную команду с вахмистром. А что команда сделает? В него
стреляют, а он пули выплевывает. Его саблей рубить - сабля ломается.
Заговоренный был, в Шамбале такое запросто.
Шамбала, Шамбала! Совсем на той Шамбале ум потеряли. Спят и видят. А
Шпак...
Ему кругом беспримерное уважение, несказанный почет. Шпака от деревни
до деревни на руках носят, в рот ему заглядывают, мух от него отгоняют.
А только Шпак Шпаком и остался.
- Мне почет, - говорит, - ни к чему, вы Шамбалу благодарите. Я же как
лекарем был, так лекарем и буду.
И точно: ходит в худом армячишке, в дырявых лаптишках; лишние зубы
вырывает, недостающие ноги пришивает, мозги вправляет, языки
подстригает...
А народ тем временем прежних кумиров из красных углов повыносил и над
каждым порогом, над каждым окном столярные плотники знаки режут: Глаголь и
Добро - переплетенные, с вензелями, с кренделями.
Шпак такое увидал и осерчал. Говорит:
- Предрассудки, язычество! Вы бы лучше детишек ко мне привели, я б их
грамоте выучил.
Но старики отдавать ребятню запретили. Откуда же отрокам мудрость
познать, коли они, седовласые, многажды в книгу глядели и ничего не
узрели?!
И тут слух: губернаторша при смерти! Помирает, и все тут. Губернские
лекари с ног посбивались; все лекарства, все отвары испытали - ни жива и
ни мертва. Ну хоть бы куда-нибудь стронулась, так нет - застряла промеж
бытием и забвением.
Узнав такое дело. Шпак заволновался, говорит:
- Очень редкая болезнь, мне это крайне любопытно! - и шапку в охапку...
Остановили его знающие люди:
- Остерегись!
Остерегся. Шапку снял, не пошел.
А губернатор бился, бился - не супруг и не вдовец. Пятьдесят шесть дней
крепился, а потом возрыдал, ударил себя в грудь по орденам и заперся на
ключ. В секретном кабинете. Там еще три дня из угла в угол ходил... и
затих.
Потом как бухнулся в ноги пред царским портретом, взмолил:
- Царь-государь! Позволь верному рабу твоему на три дня присяге
изменить!
Царь - портрет, значит - молчит. Тогда губернатор с другого конца:
- А нельзя, так скажи, запрети! Не томи.
И опять промолчал государь.
Тогда губернатор, осмелев, верного человека призвал, обсказал, все как
есть, поклялся клятвенно...
Назавтра возвратился верный человек. И Шпак при нем. Тайным ходом
прошли, к больной подступили. И губернатор там же. Как он Шпака увидел,
так в ноги и кинулся, заплатанные валенки обнял и взмолился:
- Любезный, спаси! Хоть туда, хоть сюда посодействуй!
- Я, - отвечает Шпак, - могу только сюда.
- Сделай милость!
Шпак на лавочку сел, поморгал и спросил:
- Отчего такое приключение?
- Ума не приложу.
- Ясно, - Шпак отвечает, - от феодальной жизни, значит.
Феодальной! Вот так слово! Он, кстати, любил кудрявые словца. И
губернатор промолчал; тоже, видно, как и мы, он ничего не понял.
А Шпак тем временем книжку достал, но открывать не стал, а лишь
пошептал-пошептал, а потом говорит:
- Встань, красавица!
И что ты думаешь? Зевнула губернаторша, а после потянулась... и, на
губернатора не глядя, ушла по хозяйским делам.
А губернатор Шпака за драные локти берет, в кабинет волочет. Там уже
все приготовлено: мясо, рыба и чем запивать. В предостаточном числе. И тут
же царь, портретом к стене отвернувшись.
Сели, отметили. С глазу на глаз. И губернатор возьми да скажи:
- Всем ты книжечку свою читал, почитай-ка и мне, непросвященному. Про
Камбалу про эту.
- Про Шамбалу, - поправил Шпак, но не обиделся.
Книжку достал, пальцы послюнил, открыл и - понес! Все, как есть, ничего
не утаивая. И так увлекся он, так разошелся, что ничего кругом не
замечает.
А губернатор привстал, в книжку глянул, смеется. Спросил:
- Что за буква? - и перстом в книгу тычет.
- "Г", глаголь, - Шпак отвечает. - Видишь, человек стоит, язык высунул?
Оттого и глаголь, глаголит, значит. А это "Д", добро. Это главные буквы,
от них все начинается.
Посмотрел на него губернатор, подумал-подумал... и снова:
- А это?
- А это "Ж", жизнь, значит. Ибо сам видишь, какая она вся заковыристая.
Разволновался губернатор, походил, к столу вернулся, два стакана
дерябнул, без вилки закусил - и опять за науку:
- Это как понимать?
- Это "Ш".
- Почему?
- Потому что шибеница это. Или, по вашему, виселица.
- Нет, - говорит губернатор, а сам кровью наливается. - Это не "Ш",
"П", покой, значит. Вот повесят тебя, успокоишься, - и закричал: - Да!
Повесят тебя, шарлатана! Будешь знать, как морочить народ! Будешь знать! -
и затопал ногами.
Книжку отнял, на обложке прочитал: "О воспитательном значении телесных
наказаний".
Задумался царев наместник. Потом говорит:
- Ну вот, видишь, о чем книги пишут?! А ты: Шамбала, Шамбала! Где твоя
Шамбала?!
- За морем, за Индейским царством, за Опоньским государством.
Губернатор секретную карту - от генерального штаба - по закускам
расстелил и вопрошает:
- Где? Показывай!
А Шпак ему в ответ:
- Эта бумага плохая, обманная.
- А тебе почем знать? Ты ж неграмотный!
- Это я по-вашему неграмотный, - Шпак говорит. - А если взять по
совести, так ничего-то вы не понимаете! Смотрите в книгу, а видите что?
Оттого и разор по державе, позор! - и посмотрел, и прищурился, и...
Губернатор вскочил, закричал:
- Уходи! Уходи! - а после книжку подхватил, скорее в печку бросил.
Буковки в огне зашевелились, задрожали, заплясали... Губернатор и
обмер; ни жив и ни мертв. Насилу его коньяком откачали.
А Шпак ушел, не тронули. Ушел и опять лечить стал. Хорошо лечил, лучше
прежнего. Но только, бывало, за речи возьмется, без книжки уже, так
смеется народ.
И обиделся Шпак, замолчал. Но и в Шамбалу не улетел. И хоть не верили
уже, а все равно боялись - мало ли. Тем более, что одна дряхлая и вещая
старуха объяснила:
- Ему без книги той дороги не найти, потому и остался.
Поверили.
А губернатора ближайшею зимой в отставку попросили. Справляться
перестал! Как ему бумагу на подпись поднесут, так он ее по три дня держит
и все смотрит, смотрит... норовит созерцаньем истинный смысл начертанного
найти. Смотрит да и приговаривает:
- Шамбала, Шамбала, Шамбала...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 16.07.2001 17:53