Сергей Булыга
Манефа
У одного почтенного хозяина коза была, Манефа. Коза как коза, я даже
про нее рассказывать не буду, ибо всем козьи нравы известны. Содержали ее в
нужной строгости, и ничего преступного коза себе не позволяла. Но естество,
оно, как его ни стращай, на волю вырвется. Так что ничего в том
удивительного нет, что однажды возвращается манефин хозяин домой... и вдруг
видит: зашла коза в огород и объедает капусту, которую он собирался
вырастить, а после заквасить и скушать. Возгневился хозяин на вредную
животину и учал ее драть смертным боем с оттяжкой. Манефа орала, орала,
визжала, визжала... а после вдруг вскричала человечьим голосом:
- М-мужик! Твоя баня сгорит!
Тут бы надо ее промеж рог, с пущей строгостью, а мужик оробел. В
голову взял, причитает: сгорит да сгорит. И точно, накликал - полыхнула
баня к вечеру. Молния с неба слетела - и вся недолга.
Сами понимаете, что после такого страшного знамения хозяин на козу
руки не поднимал, а даже напротив - спешил ублажить ясновидицу. Рано утром
будил, в огород загонял и все ждал, когда же коза опять заговорит и в
благодарность за привольное житье чего хорошего предскажет.
Однако тщетны были сладкие надежды. Имея к капусте великую жадность,
коза из огорода почитай не выходила и говорить ни о чем не желала. Разве
что ближе к морозам, последний капустный листок доедая, сказала:
- Б-быть тебе битому, быть! - и вздохнула.
Плюнул хозяин с досады, сел в сани, уехал в корчму.
А назавтра привезли его соседи, подобравши битого, без шапки и без
денег. Попутала хозяина нелегкая; лишнюю чарку хватил и с коновалами в
драку ввязался. Ну а те, сами знаете, строгий народец.
Посмурнел возвращенец, осунулся, хмельного не пьет и к обедне не
ходит. Домочадцев дурными словами клянет, а чуть что - с кулаками кидается.
Но с козою - душевен. Нет капусты, так он ей рубашку скормил. Изжевала
Манефа рубашку, скривилась, сказала:
- Д-держись, ногу сломишь!
Испугался хозяин, забился на печь и не слазит. Ибо знает: как слезет,
так сломит. Вот и сидит как чурбан, по хозяйству работы забросил. Но худое
хозяйство - ему голодать; так ведь мало того, он и на барщину не ходит!
А барин у него был строгий, боевой, секунд-майор осадной артиллерии в
отставке, кавалер четырех орденов. Осерчал кавалер и прислал гайдуков. Те в
дом зашли и, шапок не снимая, стали саблями лавки крушить. Взмолился
хозяин, заплакал, признался в беде. Соседи подтвердили. Майор долго думал,
потом приказал:
- А подать мне Манефу!
И повел рогатую на барский двор, а доброму хозяину долги его простили
и даже - бывает же! - вольную дали. Ибо барин решил: что-де мне глупый
мужик да долги его нищие, лучше я чудо-козу обрету!
И пошло и поехало: у барина на зиму несчетное число капусты
назапасено; кормится коза, круглеет, матереет. И молчит. Должно быть, от
плохого воспитания. Манефа ж в мужицкой семье возросла; ни грамоты, ни
политесов не умеет. Ну и ладно, думает секунд-майор, научим и заставим!
И стали над козою книги мудрые читать, стали ее благородным манерам
учить: чтоб не чавкала, чтоб рано не вставала, без перины не ложилась. Даже
к вилке и то приспособили. И, конечно, почет. Как спалось? Как жевалось?
Чего пожелаете? Вот только коза есть коза - ходит мрачная, хмурая, того и
гляди чего нехорошего брякнет. Но, правда, пока что молчит.
Тогда решил майор Манефе окончательно потрафить: велел себе на лбу
ветвистые рога пристроить. Расстарались любезные слуги, рога получились на
славу... Только Манефе они хоть бы что, а супруга майорская - строгая
женщина! - усмотрела в них грубый намек и сбежала с проезжим корнетом.
Осерчал кавалер, озверел, высек Манефу, как Сидор не сёк, и согнал со
двора. Отбежала Манефа подальше, разверзла уста:
- Разоришься! - кричит. - Разоришься! - и ускакала широким гвардейским
аллюром в осеннюю тьму.
Через неделю приходит к майору лесник, говорит:
- По лесу мор пошел; всюду волки дохлые валяются, и виной тому
диковинно-знакомый след.
Майор отмахнулся:
- Что мне твои волки? Теперь не до них!
Ибо не успел он от козы избавиться, как налетели на болезного со всех
сторон! Тут тебе и векселя, и закладные, и картежные долги. Откуда что
взялось, ума не приложить. Ну, расплатился майор, остался в чем мать
родила, но при гоноре... А тут вдруг новая беда: из губернии прибыли,
требуют:
- Подтверждай, твоя милость, дворянство!
Майор туда, майор сюда, нашел заветную шкатулку, секретным ключиком
открыл... а там вместо дедовских грамот валяется козья картечь! Майор в
кресло упал и не дышит, а рядом супруга, вернувшись, рыдает, а детки малые,
курносые отважного корнета вспоминают. Выпил рюмку перцовки недавний майор
и подался в работники. К кому? Да к тому самому несчастному хозяину,
который его говорящей козой одарил. Хозяин о ту пору трудиться не мог -
вышел как-то до ветру, споткнулся и, ясное дело, нога пополам.
А коза продолжала в лесу лютовать. Первым делом волков извела, а потом
за медведей взялась, а потом... на прохожих, на конных и пеших, кидаться
пошла! И всех до смерти ест, и костей не найти...
И пошел про ту губернию недобрый леденящий слух. Стали ту губернию
подальше объезжать, перестали в той губернии товары покупать, особенно
капусту. Загоревал, заплакал тамошний народ; землепашество бросил, ремесла
забыл, разбежался.
А державе такое невыгодно! Как услышал царь про беспорядки, так
повелел немедля разобраться. Разобрались, доложили: так, мол, и так, всему
виной злоязыкая Манефа, говорящая коза. Царь подивился, подумал, потом
говорит:
- Нигде в цивилизованных пределах подобного чуда не знают. Это ж может
стать гордостью нашей, такой же, как сало и квас. Так подать мне Манефу!
Ему отвечают:
- Куда там! Сия опасная скотина девятнадцать самых лучших егерей не
пощадила, забодала и на роги намотала; теперь какие деньги ни сули, никто
двадцатым стать не пожелает.
Царь на счетах прикинул,, потом говорит:
- А послать на Манефу кавырнадцать полков гусарских, мавырнадцать
полков уланских и давырнадцать же полков драгунских! И пушек побольше! И
взять непременно живой!
Боевые генералы с домочадцами простились, всем солдатам выдали по
рюмке красной царской водки - и выступило войско на смертельный лютый бой.
... Через три месяца немногие вернулись, но - с победою. Притащили
Манефу в чугунных цепях. Как по городу шли, так народ под манефиным взором
ложился - да так, что их немалое число и по сей день не поднялось. А как
вышли на площадь - царицу едва удержали: рвалась в монастырь. Да и сам
государь босоногое детство припомнил...
А вот зато ученые мужи, что всегда при Державном дворе подвизаются, те
тотчас же конь... коньсильюм назначили. Порывались козу досмотреть и ее
чудесные умения научно объяснить потомству в назидание.
Но не явилась коза на коньсильюм; рванула - и лопнули цепи, как нитки.
Рыкнула - обмер от страха народ. А она:
- Проведите к царю! Пр-р-роведите!
Провели, убоявшись разора.
Коза в царский терем вступила, залезла с ногами на трон и глаголет:
- Дотоле буду добрая и тихая, доколе буду счастлива. Но если хоть что
не по-моему выйдет, я такие несчастья накличу, что триста лет потом не
расхлебаете!.- и замолчала, сомкнула уста.
Царь - это вам не майор, у него власть бескрайняя. Стали Манефу
цветною капустой кормить, стали в манефину честь ассамблеи давать и из
пушек палить... Недовольна коза! Тогда учали ясновидицу в хвалебных одах
возвеличивать, стали козий профиль на монетах и в печатях выбивать. Всюду
только и слышно: Манефа, Манефа...
А соседский король под шумок то один, то другой .городишко отхватит! А
после, глядишь, и свои мужички рассупонились; оброки не платят и шапки
перед царскими указами не думают ломать.
- Нам Манефа того не велит, - говорят и смеются.
На них, бунтовщиков, гусаров бы, уланов напустить, да нельзя! Что,
если войско разбредется по губерниям и там, порядок наводя, задержится, а
вредная коза немедленный парад затребует? Нет, тут хочешь не хочешь -
терпи. Опечалился царь, облысел. Да только снявши голову, по волосам не
плачут...
А он и не плакал, а в тронную залу пришел, бухнулся в ноги и чуть не
запел:
- Матушка-свет, ясновидица! Радость ты наша! Кончилось твое прозябание
в нашем нищем государствишке! Нынче тебя царь морской к себе в гости зовет,
руку и сердце тебе предлагает! Будешь ты на острове Буяне проживать, будешь
морскою капустою ластиться!
Задумалась коза, три дня не отвечала. Потом соизволила:
- Ладно !
Тотчас Манефе кораблик подали, коврами его, лентами убрали, бойких
матросов в команду набрали. Правда, уши всем матросам наиглавнейшею
державною печатью запечатали - это, мол, чтобы их манефины пророческие речи
аж до самого Буяна не смутили.
И вот отчалила Манефа, в сине море удалилась. Просветлели людишки,
держава свободно вздохнула. Все ждут, когда матросики вернутся и расскажут,
где и как они Манефу утопили - был такой тайный указ.
Да вот не вернулся кораблик! И стало всем боязно: что, если Манефа
коварство раскрыла, корабль утопила, а сама как ни в чем не бывало и впрямь
у морского царя прижилась?..
И пошло с тех пор мореходство на убыль, и мы от прочих грамотных
народов в этом ремесле и постегали. После догнали, конечно, ибо стали про.
Манефу помаленьку забывать.
Вот только боязно - а ну как совсем забудем?
Особый контроль: Роман, повести, рассказы. Сб. фантастики/ Сост. О. О.
Ткаченко.- М.; Мол. гвардия, 1992.- 504с. ISBN 5-235-02003-0
Стр. 13-17.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 17.11.2003 12:39