Книго

     По  дачной  платформе  взад  и  вперед  прогуливалась  парочка  недавно
поженившихся супругов. Он держал ее за талию, а она жалась  к  нему,  и  оба
были счастливы. Из-за облачных обрывков глядела на  них  луна  и  хмурилась:
вероятно, ей было завидно и  досадно  на  свое  скучное,  никому  не  нужное
девство. Неподвижный воздух был густо насыщен  запахом  сирени  и  черемухи.
Где-то, по ту сторону рельсов, кричал коростель...
     - Как хорошо, Саша, как хорошо!- говорил жена.- Право, можно  подумать,
что все это снится. Ты посмотри, как уютно и ласково глядит этот лесок!  Как
милы эти  солидные,  молчаливые  телеграфные  столбы!  Они,  Саша,  оживляют
ландшафт и говорят, что там, где-то, есть  люди...  цивилизация...  А  разве
тебе не нравится, когда до твоего слуха  ветер  слабо  доносит  шум  идущего
поезда?
     - Да... Какие,  однако,  у  тебя  руки  горячие!  Это  оттого,  что  ты
волнуешься, Варя... Что у нас сегодня к ужину готовили?
     - Окрошку и цыпленка... Цыпленка нам на двоих довольно. Тебе из  города
привезли сардины и балык.
     Луна, точно табаку  понюхала,  спряталсь  за  облако.  Людское  счастье
напомнило ей об ее одиночестве, одинокой постели за лесами и долами...
     - Поезд идет!- сказала Варя.- Как хорошо!
     Вдали показались три  огненные  глаза.  На  платформу  вышел  начальник
полустанка. На рельсах там и сям замелькали сигнальные огни.
     - Проводим поезд и пойдем домой,- сказал Саша и зевнул.- Хорошо  нам  с
тобой живется, Варя, так хорошо, что даже невероятно!
     Темное страшилище бесшумно подползло  к  платформе  и  остановилось.  В
полуосвещенных вагонных окнах замелькали сонные лица, шляпки, плечи...
     - Ах!  Ах!-  послышалось  из  одного  вагона.Варя  с  мужем  вышла  нас
встретить! Вот они! Варенька!.. Варечка! Ах!
     Из вагона выскочили две девочки и  повисли  на  шее  у  Вари.  За  ними
показались полная, пожилая дама и высокий, тощий господин с седыми  бачками,
потом два гимназиста, навьюченные багажом, за гимназистами  гувернантка,  за
гувернанткой бабушка.
     - А вот и мы, а вот и мы, дружок!- начал господин  с  бачками,  пожимая
Сашину руку.- Чай, заждался! Небось бранил дядю за то, что  не  едет!  Коля,
Костя, Нина, Фифа... дети! Целуйте кузена Сашу! Все к тебе, всем выводком, и
денька  на  три,  на  четыре.  Надеюсь,  не  стесним?  Ты,  пожалуйста,  без
церемонии.
     Увидев дядю с семейством, супруги пришли в ужас. Пока  дядя  говорил  и
целовался, в воображении Саши промелькнула картина: он и жена отдают  гостям
свои три комнаты, подушки, одеяла; балык, сардины и окрошка съедаются в одну
секунду, кузены рвут цветы, проливают чернила,  галдят,  тетушка  целые  дни
толкуют о своей болезни (солитер и боль под  ложечкой)  и  о  том,  что  она
урожденная баронесса фон Финтих...
     И Саша уже с ненавистью смотрел на свою молодую жену и шептал ей:
     = Это они к тебе приехали... черт бы их побрал!
     - Нет, к тебе!- отвечала она, бледная, тоже с ненавистью и со  злобой.-
Это не мои, а твои родственники!
     И обернувшись к гостям, она сказала с приветливой улыбкой:
     - Милости просим!
     Из-за облака опять выплыла луна. Казалось, она улыбалась; казалось,  ей
было приятно, что у нее нет родственников. А Саша отвернулся,  чтобы  скрыть
от  гостей  свое  сердитое,  отчаянное  лицо,  и  сказал,  придавая   голосу
радостное, благодушное выражение:
     - Милости просим! Милости просим, дорогие гости!
Книго
[X]