Книго

---------------------------------------------------------------
   Москва, "Планета детства", "Издательство Астрель", "АСТ", 2000
   OCR: Michael Seregin
---------------------------------------------------------------
   - Здравствуйте, Елена Сергеевна!..
   Старая  учительница  вздрогнула  и  подняла  глаза.   Перед  нею  стоял
невысокий молодой человек.  Он смотрел на нее весело и  тревожно,  и  она,
увидев это смешное мальчишеское выражение глаз, сразу узнала его.
   - Дементьев, - сказала она радостно. - Ты ли это?
   - Это я, - сказал человек, - можно сесть?
   Она кивнула, и он уселся рядом с нею.
   - Как же ты поживаешь, Дементьев, милый?
   - Работаю, - сказал он, - в театре. Я а Актер на бытовые роли, то,
что  называется "характерный".  А  работаю много!  Ну,  а  вы?  Как  вы-то
поживаете?
   - Я  по-прежнему,  -  бодро сказала она,  -  прекрасно!  Веду четвертый
класс, есть просто удивительные ребята. Интересные, талантливые... Так что
все великолепно!
   Она помолчала и вдруг сказала упавшим голосом:
   - Мне комнату новую дали... В двухкомнатной квартире... Просто рай...
   Что-то в ее голосе насторожило Дементьева.
   - Как  вы  это  странно произнесли,  Елена Сергеевна,  -  сказал он,  -
невесело как-то...  Что, мала, что ли, комната? Или далеко ездить? Или без
лифта?  Ведь что-то  есть,  я  чувствую.  Или  кто-нибудь хамит?  Кто  же?
Директор школы? Управдом? Соседи?
   - Соседи, да, - призналась Елена Сергеевна, - понимаешь, я живу как под
тяжестью старого чугунного утюга.  Мои соседи как-то  сразу поставили себя
хозяевами новой квартиры. Нет, они не скандалят, не кричат. Они действуют.
Выкинули из кухни мой столик.  В  ванной заняли все вешалки и крючки,  мне
негде  повесить полотенце.  Газовые  горелки  всегда  заняты  их  борщами,
бывает, что жду по часу, чтобы вскипятить чай... Ах, милый, ты мужчина, ты
не поймешь,  это все мелочи.  Тут все в атмосфере, в нюансах, не в милицию
же идти? Не в суд же. Я не умею с ними справиться...
   - Все ясно,  -  сказал Дементьев,  и глаза у него стали недобрыми, - вы
правы.  Хамство в чистом виде... А где же это вы проживаете, адрес какой у
вас?  Ага.  Спасибо,  я  запомнил.  Я сегодня вечером к вам зайду.  Только
просьба,  Елена Сергеевна. Ничему не удивляться. И полностью мне во всякой
моей инициативе помогать! В театре это называется "подыгрывать"! Идет? Ну,
до вечера! Попробуем на ваших троглодитах волшебную силу искусства!
   И он ушел.
   А вечером раздался звонок. Звонили один раз.
   Мадам  Мордатенкова,  неспешно  шевеля  боками,  прошла  по  коридору и
отворила.  Перед ней,  засунув ручки в брючки,  стоял невысокий человек, в
кепочке. На нижней, влажной и отвисшей его губе сидел окурок.
   - Ты, что ли, Сергеева? - хрипло спросил человек в кепочке.
   - Нет,  - сказала шокированная всем его видом Мордатенкова. - Сергеевой
два звонка.
   - Наплевать. Давай проводи! - ответила кепочка.
   Оскорбленное достоинство Мордатенковой двинулось в глубь квартиры.
   - Ходчей давай, - сказал сзади хриплый голос, - ползешь как черепаха.
   Бока мадам зашевелились порезвей.
   - Вот, - сказала она и указала на дверь Елены Сергеевны. - Здесь!
   Незнакомец,  не  постучавшись,  распахнул дверь и  вошел.  Во время его
разговора с  учительницей дверь так и осталась неприкрытой.  Мордатенкова,
почему-то не ушедшая к себе, слышала каждое слово развязного пришельца.
   - Значит, это вы повесили бумажку насчет обмена?
   - Да, - послышался сдержанный голос Елены Сергеевны. - Я!..
   - А мою-то конуренку видела?
   - Видела.
   - А с Нюркой, женой моей, разговор имела?
   - Да.
   - Ну, что ж... Ведь я те так скажу. Я те честно: я бы сам ни в жисть не
поменялся. Сама посуди: у мине там два корешка. Когда ни надумаешь, всегда
на троих можно сообразить.  Ведь это удобство?  Удобство... Но, понимаешь,
мне метры нужны, будь они неладны. Метры!
   - Да, конечно, я понимаю, - сдавленно сказал голос Елены Сергеевны.
   - А зачем мне метры,  почему они нужны мне,  соображаешь?  Нет?  Семья,
брат, Сергеева, растет. Прямо не по дням, а по часам! Ведь старшой-то мой,
Альбертик-то,  что отмочил?  Не знаешь?  Ага! Женился он, вот что! Правда,
хорошую взял,  красивую. Зачем хаять? Красивая - глазки маленькие, морда -
во!   Как   арбуз!!!   И   голосистая...   Прямо  Шульженко.   Целый  день
"ландыши-ландыши"!  Потому что  голос  есть  -  она  любой красноармейский
ансамбль переорет!  Ну прямо Шульженко! Значит, они с Альбертиком-то очень
просто могут вскорости внука отковать,  так?  Дело-то молодое,  а? Молодое
дело-то или нет, я те спрашиваю?
   - Конечно, конечно, - совсем уж тихо донеслось из комнаты.
   - Вот то-то и оно!  -  хрипел голос в кепочке.  -  Теперь причина номер
два:  Витька.  Младший мой.  Ему седьмой пошел.  Ох и малый,  я те доложу.
Умница!  Игрун.  Ему место надо?  В  казаки-разбойники?  Он вот на прошлой
неделе затеял запуск спутника на Марс, чуть всю квартиру не спалил, потому
что теснота!  Ему простор нужен. Ему развернуться негде. А здесь? Ступай в
коридор и  жги чего хошь!  Верно я говорю?  Зачем ему в комнате поджигать?
Ваши коридоры просторные, это для меня плюс! А?
   - Плюс, конечно.
   - Так что я согласен.  Где наша не пропадала!  Аида коммунальные услуги
смотреть!
   И  Мордатенкова услышала,  что  он  двинулся в  кор  Быстрее  лани
метнулась она  в  свою  комнату,  где  за  столом  сидел  ее  супруг перед
двухпачечной порцией пельменей.
   - Харитон,  -  просвистела мадам,  - там бандит какой-то пришел, насчет
обмена   с   соседкой!    Пойди   же,   может   быть,   можно   как-нибудь
воспрепятствовать!..
   Мордатенков  пулей  выскочил  в  кор  Там,  словно  только  его  и
дожидаясь, уже стоял мужчина в кепочке, с прилипшим к губе окурком.
   - Здесь сундук поставлю, - говорил он, любовно поглаживая ближний угол,
- у моей маме сундучок есть,  тонны на полторы.  Здесь мы его поставим,  и
пускай спит.  Выпишу себе маму из Смоленской области. Что я, родной матери
тарелку борща не налью?  Налью!  А она за детьми присмотрит. Тут вот ейный
сундук вполне встанет. И ей спокойно, и мне хорошо. Ну, дальше показывай.
   - Вот  здесь у  нас  еще  маленький коридорчик,  перед самой ванной,  -
опустив глаза, пролепетала Елена Сергеевна.
   - Игде? - оживился мужчина в кепочке. - Игде? Ага, вижу, вижу.
   Он  остановился,   подумал  с   минуту,   и  вдруг  глаза  его  приняли
наивно-сентиментальное выражение.
   - Знаешь чего? - сказал он доверительно. - Я те скажу как своей. Есть у
меня,  золотая ты старуха, брательник. Он, понимаешь, алкоголик. Он всякий
раз,  как  подзашибет,  счас  по  ночам ко мне стучится. Прямо, понимаешь,
ломится.  Потому  что ему неохота в отрезвиловку попадать. Ну, он, значит,
колотится,  а  я,  значит,  ему  не  отворяю. Мала комнатенка, куды его? С
собой-то  ведь  не  положишь! А здесь я кину на пол какую-нибудь тряпку, и
пущай  спит! Продрыхнется и опять смирный будет, ведь это он только пьяный
скандалит.  Счас,  мол,  вас всех перережу. А так ничего, тихий. Пущай его
тут спит. Брательник все же... Родная кровь, не скотина ведь...
   Мордатенковы в ужасе переглянулись.
   - А вот тут наша ванная,  -  сказала Елена Сергеевна и распахнула белую
дверь.
   Мужчина  в  кепочке  бросил  в  ванную  только  один  беглый  взгляд  и
одобрительно кивнул:
   - Ну,  что ж,  ванна хорошая,  емкая.  Мы в ей огурцов насолим на зиму.
Ничего,  не дворяне.  Умываться и  на кухне можно,  а  под первый май -  в
баньку. Ну-ка, покажь-ка кухню. Игде тут твой столик-то?
   - У меня нет своего стола,  -  внятно сказала Елена Сергеевна, - соседи
его выставили. Говорят - два стола тесно.
   -  Что?  -  сказал мужчина в кепочке грозно. - Какие такие соседи? Эти,
что  ли?!  -  Он  небрежно  ткнул  в сторону Мордатенковых. - Два стола им
тесно?  Ах, буржуи недорезанные! Ну, погоди, чертова кукла, дай Нюрка сюда
приедет,  она  тебе  глаза-то  живо  выцарапает,  если  ты только ей слово
поперек пикнешь!
   - Ну,  вы  тут не очень,  -  дрожащим голосом сказал Мордатенков,  -  я
попросил бы соблюдать...
   - Молчи,  старый таракан,  -  прервал его человек в  кепочке,  -  в лоб
захотел,  да?  Так я  брызну!  Я могу!  Пущай я в четвертый раз пятнадцать
суток отсижу, а тебе брызну! А я-то еще сомневался, меняться или нет. Да я
за твое нахальство из прынцыпа переменюсь!  Баушк! - Он повернулся к Елене
Сергеевне.  -  Пиши скорее заявление на обмен!  У  меня душа горит на этих
подлецов! Я им жизнь покажу! Заходи ко мне завтра утречком. Я те ожидаю.
   И  он  двинулся к  выходу.  В  большом коридоре он,  не останавливаясь,
бросил через плечо, указывая куда-то под потолок:
   - Здесь  корыто повешу.  А  тут  мотоциклет.  Будь  здорова.  Смотри не
кашляй.
   Хлопнула дверь. И в квартире наступила мертвая тишина. А через час...
   Толстый  Мордатенков пригласил  Елену  Сергеевну на  кухню.  Там  стоял
новенький сине-желтый кухонный столик.
   - Это вам,  -  сказал Мордатенков,  конфузясь, - зачем вам тесниться на
подоконнике.  Это вам. И красиво, и удобно, и бесплатно! И приходите к нам
телевизор смотреть. Сегодня Райкин. Вместе посмеемся...
   - Зина,  солнышко,  -  крикнул он в  коридор,  -  ты смотри же,  завтра
пойдешь в  молочную,  так не  забудь Елене Сергеевне кефиру захватить.  Вы
ведь кефир пьете по утрам?
   - Да, кефир, - сказала Елена Сергеевна.
   - А хлеб какой предпочитаете? Круглый, рижский, заварной?
   - Ну, что вы, - сказала Елена Сергеевна, - я сама!..
   - Ничего,  -  строго сказал Мордатенков и  снова крикнул в коридор:  -
Зинулик, и хлеба! Какой Елена Сергеевна любит, такой и возьмешь!.. И когда
придешь, золотко, постираешь ей, что нужно...
   - Ох,  что вы!.. - замахала руками Елена Сергеевна и, не в силах больше
сдерживаться,  побежала к  себе.  Там  она  сдернула со  стены полотенце и
прижала его ко рту, чтобы заглушить смех. Ее маленькое тело сотрясалось от
хохота.
   - Сила искусства!  -  шептала Елена Сергеевна, смеясь и задыхаясь. - О,
волшебная сила искусства...
Книго
[X]