Книго

     -----------------------------------------------------------------------
     А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 1. - М.: Правда, 1980
     OCR & : Zmiy ([email protected]), 14 мая 2003 года
     -----------------------------------------------------------------------

     Я  пришел  по  делу  к  товарищу  и  застал  его  читающим свежий номер
революционного  журнала  "Красный Петух". Он сидел перед столом, грыз ногти,
обдумывая  кипучую аргументацию автора передовой статьи, направленной против
социал-демократов,  и  был  так погружен в это занятие, что не заметил моего
прихода.  Я  хлопнул  его  по  плечу,  он  вскочил,  уронил очки и сейчас же
успокоился.
     - Чего   вы   ходите,   как   кошка?!   Смотрите,  что  пишут  мерзавцы
социал-демократы!   Идиоты!   Туполобые  марксисты!  Антиколлективистические
черепа! Вороны! Кукушки!
     Он,  вероятно,  еще  долго  бы ругался, огорченный поведением друзей из
марксистского   лагеря,  если  бы  я  кротко  не  заметил  разгоряченному  и
вспотевшему человеку:
     - Не стоит волноваться, Ганс. Бросьте их.
     - Вы думаете? Ведь что возмутительно...
     - Ганс,  как  быть  с забастовкой? Нужно собраться еще раз. Дело в том,
что  социал-демократы  не  желают бастовать одновременно с нами! А это может
внести  раскол.  Если  мы  назначим завтра - они забастуют послезавтра; если
решим  бастовать  послезавтра  -  они  бросят работу завтра. Все это с целью
представить нас партией, не имеющей реальной силы. Очень интересно!..
     Ганс  вытянул  на  столе  свои мускулистые, волосатые руки и сморщился.
Потом, откладывая в сторону "Красного Петуха", сказал:
     - Я же говорил, что они мерзавцы! В Э 00 "Искры", страница пятая...
     - Отложите на время "Искру". Что сейчас делать, а?
     - Что  делать?  А...  знаете, мы соберемся и... вот, все это обсудим...
Но, ведь, еще Каутский в "Аграрном воп..."
     - Ганс?!
     - А?   Да...  Но,  видите  ли,  я  не  могу  равнодушно...  Третий  том
"Капитала"...
     - Слушайте,  ведь  это  же  из  рук вон! Я уйду, или давайте говорить о
деле!..
     В  комнате  было  сумрачно  и  прохладно, а в окна глядел июль, жаркий,
пыльный,  грохочущий.  Я  ожесточенно доказывал, что нужно устроить собрание
комитета  сейчас же, немедленно, что мы не можем идти "в хвосте" и т.д. Ганс
слушал  и  утвердительно  кивал  головой.  Когда  я кончил и перевел дух, он
подвинул к себе пепельницу и, стряхивая папироску, сказал:
     - Да-а...  Между прочим: последняя статья в "Фабричном Гудке"... Читали
вы? Проклятые социал-демократы пишут...
     Я  не  успел  рассердиться, так как за дверью раздались тяжелые, мерные
шаги и незнакомый голос спросил:
     - Позволите войти?
     Болван  Ганс,  вечный книжный червь Ганс сказал: - "Войдите!" - раньше,
чем  я  успел  спрятать  злополучного  "Красного  Петуха".  Он так и остался
лежать  на  столе, в раскрытой книге, и на обложке его крупными буквами было
напечатано черным по белому: "Красный Петух"...
     Что  ж?  Пусть  входят чужие и смотрят, как повергаются в прах основные
законы  конспирации.  Если  Ганс  желает  когда-нибудь попасть впросак таким
образом, - его дело.
     Когда  отворилась  дверь  и  тихо,  конфузливо  улыбаясь, вошел молодой
полицейский  офицер,  - я быстро развернул альбом с фотографиями и, глядя на
усатое лицо какого-то господина, успел сказать:
     - Что за пикантная женщина!
     - Здравствуйте,  г-н Гребин... - быстро, мельком оглядываясь, заговорил
посетитель.   -   Собственно   говоря,  я  вас  побеспокоить  пришел  насчет
маленького дельца...
     Он  нерешительно,  неловким  движением  протянул руку, как бы опасаясь,
что  она повиснет в воздухе. Ганс густо покраснел и, растерявшись, пожал ее.
В   мою   сторону   полисмен  ограничился  чрезвычайно  учтивым  поклоном  и
продолжал:
     - Видите  ли  -  суть  эта  самая,  так сказать, - такая... г-н пристав
просят  вас  пожаловать к нему сегодня. Вот повесточка... Будьте так добры -
расписаться.
     - Садитесь, чего же вы стоите? - процедил Ганс.
     Небрежно,  стараясь  казаться беззаботным и непринужденным, он подвинул
стул,   и   полицейский   со  словами:  "Благодарствую,  воспользуюсь  вашей
любезностью",  -  боком  присел к столу. Раскрытая книга с номером "Красного
Петуха"  лежала  перед  его  глазами. Я стиснул зубы, мысленно обливая Ганса
ушатом отборной брани, и стал разглядывать посетителя.
     У  него было худое, продолговатое лицо, рыжеватые усики, часто мигающие
светлые   глаза   и  белые,  коротко  остриженные  волосы.  Одной  рукой  он
механически  дергал  портупею шашки, выпячивая грудь, другой уперся в колено
и   застыл   так,  рассеянно  оглядывая  стол.  Через  мгновение  глаза  его
остановились   на   развернутой  книге,  метнулись  и  замерли,  прикованные
крупным, ясным заглавием журнала.
     Взволнованный  Ганс  ожесточенно  ткнул  пером  в  повестку  и  прорвал
бумагу.
     - Леший!  -  вскричал  он,  -  перо  не годится. Не пишет. Дайте-ка ваш
карандашик... Есть у вас?
     Он  повернулся  ко  мне  и, пока я вынимал из записной книжки карандаш,
полицейский  смущенно перебегал взглядом с затылка Ганса на обложку журнала.
Потом  медленно, осторожно закрыл книгу и вытянул ноги, рассматривая потолок
комнаты.
     - Карандашиком,  знаете,  неудобно...  -  виновато протянул гость. - Уж
будьте добры - чернильцами...
     - Не  искать  же мне сейчас перьев, - недоумевающе буркнул Ганс. - Да и
не знаю, где они. Как же быть?
     - А  вы...  того...  -  оживился  полицейский, улыбаясь и взглядывая на
меня, - карандашик в чернильца обмакните и этаким манером распишитесь...
     - А ведь в самом деле! - рассмеялся Ганс. Затем он спросил:
     - Зачем меня просят в участок?
     - А... так, пустяковина. Насчет подписки о невыезде.
     - А-а... ну, вот-с, получите...
     Полицейский встал.
     - Так   до   свидания,   -   сказал   он,  надевая  фуражку.  -  Будьте
благополучны...
     - Вам того же...
     Он вышел, тихо притворив дверь.
     - Вот  дубина!  -  сказал Ганс, подмигивая мне и весело потирая руки, -
ведь  тут  около  него лежал номер "Красного Петуха"! Вы взяли его? Я думаю,
что он не заметил, а?

     На  другой  день  началась  забастовка.  Я  проснулся  рано,  с смутным
предчувствием  наступающих  событий, но ни тревога, охватившая меня в первую
же  минуту  пробуждения,  ни  сознание  важности момента не могли уничтожить
яркого,  солнечного  блеска  и  зеленого шума старых лип, смотревших в окно.
Наскоро,  обжигаясь,  я  выпил  чай  и  вышел,  охваченный  жутью  тревожной
атмосферы.
     Улицы,  залитые  светом,  были  пусты и тихи: лавки и магазины закрыты.
Кое-где  мелькали  бледные,  озабоченные лица блузников. С грохотом и звоном
проскакала  казацкая  сотня  в  белых,  запыленных  рубахах; прошел тяжелый,
медленный  взвод  городовых.  В  отдалении  стонали гудки бастующих фабрик и
заводов.
     Путь  мой  лежал  через  городской  сад.  И  здесь, как на улицах, было
пусто.  Оживленно  щебетали  птицы;  пробежал  мальчик, размахивая газетами,
прошел  сторож  с лейкой. Вдруг, впереди, за крутым поворотом тенистой аллеи
раздались  крики, топот, и на площадку выскочил молодой бледный рабочий, без
шапки,  в  синей,  разорванной блузе, с окровавленным, вспотевшим лицом. Он,
задыхаясь,  бежал к кустам крупными, изнемогающими шагами. Голубые, отупелые
от страха глаза беспомощно метались вокруг.
     В  двух  шагах от него, размахивая обнаженной шашкой и заливаясь трелью
полицейского  свистка, бежал мой вчерашний знакомец, весь красный от злобы и
напряжения.  Он,  видимо,  нагонял  рабочего.  Еще  далее, нелепо размахивая
локтями и отставая, топали тяжелыми сапожищами двое городовых.
     Я   посторонился.   Рабочий,  без  сомнения,  изнемогал.  Пробежав  еще
несколько  шагов,  он  вдруг  остановился,  прижимая руки к груди, шатаясь и
выпучив  глаза.  В тот же момент полицейский подскочил к нему, размахнулся и
наотмашь ударил кулаком в шею.
     - Беги, сукин сын, беги! - зашипел он, замахиваясь шашкой.
     Бедняга  ткнулся в кусты и механически, полусознательно отбежал вперед.
Потом  судорожно  вздохнул  и,  собрав  последние силы, пустился бежать, что
есть  мочи,  к выходу. Полицейский, обессилев, крупными, быстрыми шагами шел
следом, свистел и кричал протяжным, усталым голосом:
     - Держи-и-и! Держи-и-и!..
     Подоспели городовые. Предводитель остановился, вынимая носовой платок.
     - Убежал,  собака!  -  сказал  он,  снимая фуражку и вытирая вспотевшую
голову.

     Гость. Впервые - в сборнике "Шапка-невидимка" (1908).
     Каутский,  Карл  (1854-1938)  - один из лидеров и теоретиков германской
социал-демократии и 2-го Интернационала, идеолог центризма.
                                                                    Ю.Киркин
Книго
[X]