Книго

     -----------------------------------------------------------------------
     А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 1. - М.: Правда, 1980
     OCR & : Zmiy ([email protected]), 14 мая 2003 года
     -----------------------------------------------------------------------

     Заблудившийся   человек,   охотник,   встал   на  пригорок  и  тревожно
осмотрелся  вокруг.  Повсюду, до самого леса, низко черневшего на горизонте,
тянулась  незнакомая,  зловещая  равнина,  поросшая желтовато-белым, угрюмым
мохом  и  редким осинником. Осенний ветер неистово гнул тоненькие деревца, с
унылым  свистом  прорезая  их  судорожно  трепещущую  листву.  Беспрестанно,
нагибаясь  почти  до  самой  земли,  кланялись  они  темнеющему, обложенному
тучами  небу,  и  холодный  дух  воздуха  шумно рвался над ними к багровому,
стынущему закату.
     Мартышки     носились     над    головой    охотника    с    отчаянным,
безумно-пронзительным   воплем   убиваемого  существа.  Обитатели  маленьких
болот,   рассеянных   по  равнине,  спрятались  в  камышах,  зайцы  исчезли,
тяжеловесные  вороны,  обессиленные  вихрем,  спустились на землю. Свистящий
плач  ветра  соединял  небо  с  землей;  все металось и гнулось; почерневшие
облака  бурно  текли  вдаль,  причудливо изменяя очертания, клубясь, как дым
невидимого пожара, разрываясь и сплющиваясь.
     Охотник  стоял,  удерживая  рукой  шляпу.  Сырой, резкий ветер стягивал
кожу  на  покрасневшем  лице;  озябшие  ноги  нетерпеливо ежились; тоскливая
пустота  земли,  поражаемой  вихрем,  сжимала  сердце беспредметной боязнью.
Члены,  оцепеневшие от усталости, требовали покоя. Незаметно окрепший голод,
из  легкого,  почти  бессознательного  желания  есть  превратился  в жадный,
беззвучный  крик  тела. Неизвестность местонахождения путала мысли, близость
ночи  пугала,  сознание  обессиливало,  сменяясь  инстинктивной потребностью
идти,  чтобы идти, в слепой надежде выбраться к знакомым местам, успокоиться
и ориентироваться.
     Охотник  тронулся,  придерживаясь  прежде взятого направления. Он шел к
лесу   поспешными,   большими   шагами.  Тысячи  голосов  сопровождали  его;
казалось,  тысячи проклятых существ, превращенных в болотную поросль, плачут
вокруг  тонкими,  пронзительными  рыданиями,  кричат  и  молят, задыхаясь от
бессильного  ужаса. Мартышки, чертя мглистый воздух истерическими зигзагами,
кидались   то   вправо,   то  влево,  и  расстроенное  воображение  человека
превращало  их  в  таинственных  птиц,  наделенных скрытыми силами. Как духи
отчаяния,  без  устали  бросали  они  свой безобразный, отвратительно резкий
крик, и лесной страх полз из темнеющего, взбаламученного пространства.
     Охотник  остановился,  дрожа  от  холода.  Черные  угли  туч заваливали
меркнущий  очаг  запада;  солнце  спешило  скрыться,  чтобы не видеть земли,
омраченной  безумием.  На  бледной,  чистой  от облаков полосе неба метались
разъяренные  ветви,  в  ушах  гудело, сырость ломила мускулы. Человек напряг
легкие  и  крикнул;  голос  его жалобно утонул в хаосе звуков, несущихся над
землей.  Он  побрел снова, ощупью, с широко раскрытыми глазами, спотыкаясь о
пни.
     Медленное,  неудержимое  отчаяние захватывало душу охотника. Все ожило,
все  приняло  грандиозные,  пугающие  размеры. Равнина казалась бесконечной;
границы  ее  терялись  в  воображении;  земля становилась местом невыразимой
печали,  заброшенности  и проклятия. Взрослый превращался в ребенка; лицом к
лицу  с  ночью, сбившийся и голодный, бессильный и беззащитный, он воскрешал
древние  предания,  мысленно вызывая мохнатые образы лесных духов, судорожно
улыбался  в  темноте,  силясь  сбросить  овладевшие им представления, и шел,
прислушиваясь   с   болезненным   напряжением   к  малейшему  треску  сучка,
вздрогнувшего под ногой.
     Ночь  свирепствовала  подобно  душе  преступника. Охотник тяжело дышал;
мысли  его  терялись  в пространстве; одиночество обостряло чувства; ноги не
замечали  земли;  живые невидимые ветви хватали за одежду, молча били в лицо
и   бешено   выли   за   спиной,   охваченной   страхом.  Охотник  более  не
останавливался.  Ускоряя  шаг, он инстинктивно стремился к лесу, чтобы в его
густой влажной сердцевине укрыться от разрушительного торжества бури.
     Первый,   шершавый   ствол  дерева,  которого  он  коснулся  в  темноте
вытянутой  рукой,  показался ему живым существом, другом, вышедшим навстречу
измученному   товарищу.   С   чувством  тоскливого  успокоения  замечал  он,
пробираясь  дальше,  как  затихает  вой ветра, превращаясь в шумное движение
хвойных  вершин.  Стонущий  рокот, подобно невидимому водопаду, струился над
его  головой;  медленно  скрипели  стволы,  их  дикий  оркестр щемил сердце;
полусгнившая  хвоя  мягко  скользила  под  ногами, и черная сырость воздуха,
пропитанного  запахом  леса,  напрягала невидящие глаза, бросая в них искры,
рожденные оцепеневшим мозгом.
     И  вот,  в совершенной темноте, как маленький уголек, тлеющий на темной
материи,  вспыхнул свет. Человек не поверил свету; он протер кулаком глаза и
пошел  дальше.  Красный  уголек  скрылся,  заслоненный  деревьями,  мелькнул
снова, погас и вновь одиноким, кривым глазом блеснул во тьме.
     Тогда  неудержимая  радость  овладела  охотником.  Тело  его  как будто
переродилось,  потеряло  вес  и усталость; бессознательная, блаженная улыбка
растопила  лицо; желание опередило тихий человеческий шаг и, сорвавшись, как
обозленная лошадь, было уже там, где чувствовалось людское жилье.
     С  обостренной  силой  заворочался голод, и человек не сдерживал его, а
возбуждал   и   радовался,   предчувствуя  близкое  удовлетворение.  Десятки
виденных  раньше,  ночных,  полных  заманчивого  уюта,  окон  всплыли  в его
воображении. Но этот свет - не был ли он просто костром?

     Приблизившись,  сжигаемый  любопытством и нетерпением, охотник различил
черный  переплет рамы на фоне красноватых от огня стекол. Это было окно, это
был дом, произведение человеческих рук, успокоение и находка.
     В   туманной   глубине   света,  наполнявшего  внутренность  помещения,
двигались  неясные  силуэты,  желтые  профили,  беззвучно шевелящиеся губы и
руки.  Тени,  мгновенно  вырастая,  перебегали  с  потолка на стены и гасли.
Жизнь  ночного окна, призрачная, странная, неизвестная смотрящему из темноты
человеку, сосредоточивалась в неуклюжем, ясном четыреугольнике.
     И,  по  свойственной  человеку  привычке  подходить к своему ближнему с
осторожностью  большей,  чем  у  диких  зверей  -  друг  к  другу, - охотник
медленными,   крадущимися   шагами   пошел   вперед,   стараясь  рассмотреть
обитателей.  Соблазнительные  картины  отдыха  и  горячих  кушаний  в  кругу
мирной,  трудолюбивой  семьи  толкали  его  быстрее,  чем хотел он, охотник,
привыкший  к  осторожности  и терпению. Мертвый сон под надежным кровом, под
стоголосый  шум  ветра,  бушующего  извне,  приветливые улыбки гостеприимных
хозяев - разве не вправе был он ожидать этого?
     С  нервно  бьющимся  сердцем  охотник  прильнул  к  стеклу.  Глаза его,
утомленные  мраком,  не  сразу  различали  предметы,  но скоро, сосредоточив
внимание,  он  рассмотрел  всю обстановку и людей, живших за потным стеклом.
По-видимому,  он наткнулся на хижину лесника. В стене, противоположной окну,
была  дверь;  над  нею  висели  ружья, веревочная сетка для ловли перепелов,
дробовница,  рог  с  порохом  и  пожелтевшие  удилища.  Вправо  от  двери, у
маленькой,  плохо  выбеленной  печи,  висел красный полог кровати. На полках
громоздилась  глиняная  посуда,  разные предметы хозяйства; стены, увешанные
картинками  сказочного  и  божественного  содержания,  были черны от копоти.
Налево  от  окна, в углу виднелся широкий, накрытый синей скатертью, стол, а
на нем горела дешевая жестяная лампа.
     Людей  было  трое.  Они,  по-видимому,  уже  поужинали,  потому  что на
деревянной   скамье   лежала  недоеденная  краюха  хлеба  и  желтел  горшок,
обложенный  разбросанными в беспорядке ложками. У печи на низеньком табурете
сидела  маленькая, сгорбленная старуха; руки ее быстро перебирали вязальными
спицами,  а  за столом, погруженные в какое-то, на первый взгляд, непонятное
занятие,  помещались  -  мальчик  лет  11-ти  и  пожилой,  коренастый мужик.
Мальчик  сидел,  облокотившись  на  руку;  его задумчивое, не по-крестьянски
нежное  лицо  светилось  веселой  улыбкой.  Иногда  он  встряхивал  темными,
подстриженными   в   кружок  волосами  и  беззвучно  для  охотника  хохотал,
показывая  ряд  белых  зубов.  Мужик с расстегнутым воротом грязной, цветной
рубахи,  с  обветренным,  угрюмо-добродушным  лицом  и  спутанной окладистой
бородой,  старательно  выпячивал  губы, моргал и весь был поглощен делом. Он
неторопливо  ловил  что-то,  бегающее  по  столу,  задерживал на мгновение в
своей широкой, заскорузлой ладони и отпускал.
     Охотник  посмотрел  пристальнее  и  вздрогнул  от отвращения. По столу,
трепыхая  перебитым  дробью  крылом,  бегал  в  судороге  нестерпимого ужаса
маленький  болотный  кулик.  Его  тоненький  клюв  непрерывно  открывался  и
закрывался;   черные,   блестящие   глазки  выкатывались  из  орбит,  перья,
смоченные  засохшей  кровью,  топорщились,  как  разорванная  одежда. Быстро
семеня  длинными  коричневыми ногами, пробегал он до края стола; мужик ловил
его,  сдавливал  пальцами  окровавленную  головку  и, методически, аккуратно
целясь,  протыкал  птице  череп толстой иглой. Кулик замирал; игла медленно,
уродуя  мозг,  выходила  наружу,  и птица, отпущенная лесником, стремительно
неслась  прочь,  бессильная  крикнуть,  ошеломленная  болью  и  предсмертной
тоской,  пока  те  же пальцы не схватывали ее вновь, протыкая в свежем месте
маленькую, беззащитную голову.
     Охотник  перестал  дышать.  Лесник  повернулся,  его  прищуренные глаза
уперлись  в то место окна, откуда из темноты ночи следил за ним неподвижный,
усталый  взгляд.  Лесник  не  видел  охотника;  отвернувшись,  он  продолжал
забаву.  Куличок  двигался  все тише и тише, он часто падал, трепыхаясь всем
телом;  вскакивал,  пытаясь  взлететь,  и,  совершенно  обезумев, стукался о
стекло лампы.
     Лес  глухо  гудел;  сырой  холод  тьмы  ронял  капли  дождя. Тоскливая,
неизмеримая   ярость   подняла   руку  заблудившегося  человека.  Охваченный
внезапным,  жарким  туманом,  он  вскинул  ружье,  прицелился, и оба ствола,
грянув перекатистым эхом, разбили стекла.
     Крик  раненого  и  грохот  падающей  скамьи  был ему ответом. Лес ожил;
тысячи  голосов  разнеслись  в нем, и внутренность дома, сразу соединенная с
охотником  острым  узором  раздробленного  стекла,  стала действительностью.
Стоило  протянуть  руку,  чтобы  коснуться  стола  и  всклокоченной  головы,
рухнувшей  на  смятую  скатерть. Мальчик трясся от ужаса и что-то кричал: он
был вне себя.
     Охотник  быстро  уходил прочь, шатаясь, как пьяный. Стволы толкали его,
бесстрастный  глухой лес поглощал одинокого человека, а он все шел, дальше и
дальше навстречу голодной, бессонной, полной зверями тьме.

     Окно  в лесу. Впервые - в газете "Слово", 1909, 11 (24) мая. Печатается
по изд.: Полное собрание сочинений А.С.Грина, т. 8, Л., "Мысль". 1929.
                                                                    Ю.Киркин
Книго
[X]