Книго

 

Гарри Гаррисон

Подвиньтесь! Подвиньтесь!

(Make Room! Make Room!) 1966.

 

      OCR & : Svan.

 

      Посвящается Тодду и Мойре

      Я надеюсь, дети, что это

      окажется всего лишь вымыслом.

 

 

      ПРОЛОГ

 

      В декабре 1959 года президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр сказал: "У нашего правительства, пока я нахожусь на этом посту, никогда не будет позитивной политической доктрины в программе, имеющей отношение к проблеме контроля за рождаемостью. Это не наше дело". С тех пор это и не было делом американского правительства.

      В 1950 году Соединенные Штаты, составляя лишь 9 % населения земного шара, потребляли 50 % всего сырья. Эта доля продолжает увеличиваться, и через пятнадцать лет при теперешней скорости роста Соединенные Штаты будут использовать свыше 83 % ежегодно добываемых полезных ископаемых. К концу столетия, если наше население будет увеличиваться с такой же скоростью, этой стране будет нужно более 100% естественных ресурсов планеты, чтобы удержать сегодняшний уровень жизни. Это математически невозможно, не говоря уже о том, что тогда на Земле будет жить около семи миллиардов людей, и, вероятно, им тоже захочется иметь какое-нибудь сырье.

      В таком случае на что будет похож этот мир?

 

      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

      Понедельник, 9 августа 1999 года.

      Нью-Йорк. Украденный у доверчивых индейцев коварными голландцами, отнятый у законопослушных голландцев воинственными англичанами и затем отбитый у мирных англичан колонистами. Деревья здесь исчезли много десятилетий тому назад, холмы срыты, пруды засыпаны, а чистые родники, будучи не в силах пробиться на поверхность, несут свои прозрачные воды прямо в сточные трубы. Город раскинул свои щупальца далеко за пределы острова, он превратился в мегаполис, четыре из пяти районов которого заняли целиком один остров и добрую половину второго и тянутся вдоль Гудзона в глубь Северной Америки. Пятый, самый старый район, - это Манхэттен: кусок гранита, скала, окруженная водой, паук из камня и стали, сидящий в паутине мостов, туннелей, труб и кабелей. Не имея возможности расшириться, Манхэттен рванулся вверх, поедая собственную плоть и ставя новые дома на месте старых, поднимаясь все выше и выше - и все равно недостаточно высоко, поскольку людям опять не хватало места. Люди создавали семьи, а их дети и дети их детей тоже создавали семьи, пока этот город не стал самым населенным в истории человечества.

      В этот жаркий августовский день 1999 года в Нью-Йорке проживало - плюс-минус несколько тысяч - тридцать пять миллионов человек.

 

      Глава 1

 

      Августовское солнце било в открытое окно и обжигало голые ноги Эндрю Раша до тех пор, пока тот не вынырнул из глубин беспокойного сна. Он медленно осознавал окружающую жару, влажность и грязную простыню под собой. Он протер заспанные глаза и уставился в потрескавшийся грязный потолок, проснувшись лишь наполовину и с чувством некого смущения, как бывает в первые мгновения после пробуждения, когда не знаешь, где находишься. Раш зевнул, и странное чувство улетучилось. Потянувшись за часами, которые он всегда клал на кресло рядом с кроватью, Раш еще раз зевнул и, щурясь, взглянул на стрелки под поцарапанным стеклом. Семь... семь часов утра, а в квадратном окошечке - маленькая цифра 9. Понедельник, 9 августа 1999 года - жарко как в печке, хотя город еще валяется в постели под этой горячей волной, что печет и душит Нью-Йорк последние десять дней. Энди вытер пот со лба, убрал ноги из-под солнечных лучей и подсунул подушку под голову. Из-за перегородки, разделявшей комнату пополам, раздалось жужжание, время от времени переходившее в пронзительный вой.

      - Доброе утро!.. - закричал он и тут же закашлялся.

      Не переставая кашлять, он встал и прошел в другой конец комнаты к бачку на стене. Вода текла тонкой, коричневой струйкой. Энди сделал глоток и постучал по шкале костяшками пальцев. Стрелка подскочила и опустилась недалеко от отметки "Пусто". Бак нужно было наполнить. Лучше бы сделать это еще до того, как идти отмечаться в четыре часа в участке. День начался.

      К неуклюжему шкафу было прикреплено большое, в рост человека, зеркало с трещиной от верха до низа, и Энди уткнулся в него, почесывая колючую скулу. Перед уходом надо бы побриться.

      Не следует смотреть на себя голого и неприбранного поутру, подумал он с отвращением, хмуро разглядывая мертвенно-бледную кожу и кривые ноги, обычно скрытые штанами. И как только удается иметь выпирающие ребра, будто у умирающей с голоду клячи, и в то же время довольно солидный животик? Он помял живот и подумал, что причиной этому крахмалистый рацион и то, что большую часть времени приходится просиживать задницу. Хорошо, хоть лицо не располнело. Лоб с каждым годом становится чуть выше, но это не так заметно благодаря короткой стрижке.

      Тебе только перевалило за тридцать, подумал он, а вокруг глаз уже морщины. И нос у тебя чересчур большой... кажется, дядя Байен всегда говорил, что это из-за примеси валлийской крови. И клыки довольно длинные, поэтому улыбка напоминает оскал гиены. Ты чертовски симпатичен, Энди Раш, а когда у тебя последний раз было свидание? Он хмуро глянул на себя и пошел искать платок, чтобы прочистить свой выдающийся валлийский нос.

      В ящике лежали только одни чистые трусы, и Энди их надел. Не забыть бы сегодня еще и постирать. Жужжание за перегородкой продолжалось. Энди распахнул дверь.

- Ты так инфаркт схлопочешь, Сол, - сказал он седобородому мужчине, крутившему педали велосипеда-тренажера так энергично, что по груди ручьями тек пот, впитываемый банным полотенцем, повязанным на поясе.

      - Никаких инфарктов, - выдохнул Соломон Кан, тяжело дыша. - Я занимаюсь этим так давно, что моя тикалка не выдержит, если я брошу. А регулярное употребление алкоголя выгоняет из крови весь холестерин. А рак легких мне не грозит, поскольку позволить себе курить я не могу, даже если б очень захотел. И в семьдесят пять никакого простатита, потому что...

      - Сол, пожалуйста... избавь меня от этих ужасных подробностей на пустой желудок. У тебя найдется кубик льда?

      - Возьми пару - сегодня жарко. Только не держи дверь открытой слишком долго.

      Энди открыл маленький холодильник, притулившийся у стены, быстро вынул пластиковый пакет с маргарином, выдавил два кубика льда из поддона в стакан и захлопнул дверцу. Потом набрал в стакан воды из бачка и поставил его на стол рядом с маргарином.

      - Ты еще не ел? - спросил он.

      - Сейчас... эта штука, похоже, уже зарядилась. Сол прекратил крутить педали, вой сменился стоном и затих. Он отсоединил от электрогенератора провода, аккуратно смотал и положил рядом с четырьмя черными автомобильными аккумуляторами, стоявшими в ряд на холодильнике. Затем, вытерев ладони о влажное полотенце, вытащил кресло, сделанное из сиденья допотопного "форда" образца 1975 года, и уселся за стол напротив Энди.

      - Я слушал новости в шесть утра, - сказал он. - Старики организуют сегодня еще один марш протеста у управления социальной помощи. Вот где насмотришься на инфаркты!

      - Слава Богу, не насмотрюсь. Работа у меня с четырех, а Юнион-сквер не относится к нашему участку. - Он открыл хлебницу, вынул небольшой крекер и подвинул ее Солу. Потом тонким слоем намазал маргарин на крекер, откусил и, морща нос, стал жевать. - По-моему, маргарин уже того.

      - С чего ты взял? - проворчал Сол, откусывая крекер. - Все, что делается из машинного масла пополам с ворванью, изначально - того.

      - Ты говоришь, как какой-нибудь диетолог, - сказал Энди, макая крекер в холодную воду. - У жиров из нефтепродуктов почти нет вкуса, и ты сам знаешь, что китов уже давно нет, поэтому и ворвани нет, а добавляют старое доброе хлорелловое масло.

      - Киты, планктон, рыбий жир - один черт. Все воняет рыбой. Я, пожалуй, поем всухомятку, чтобы плавники не выросли. - Внезапно раздался стук в

      дверь. - Еще и восьми нет, а за тобой уже пришли, - простонал Сол.

      - Это может быть кто угодно, - сказал Энди, подходя к двери.

      - Может, да не может, это стук посыльного, и тебе это известно не хуже моего. Я даже знаю, кто это. Видишь? - Он кивнул с мрачным удовлетворением, когда Энди отпер дверь, и они увидели худощавого, босого курьера.

      - Что тебе надо, Вуди? - спросил Энди.

      - Мне нисего не нузно, - прошепелявил Вуди беззубым ртом. Хотя ему было немногим за двадцать, во рту у него не осталось ни единого зуба. - Лейтенант велел принести, я и принес. - Он передал Энди записку с его именем, написанным на обороте.

      Энди повернулся к свету, читая корявые каракули, потом нацарапал внизу свои инициалы и вернул бумажку посыльному. Заперев за ним дверь, он вернулся к столу задумчивый и хмурый.

      - Не смотри на меня так, - сказал Сол. - Не я его послал. Осмелюсь предположить, что новости не из самых приятных.

      - Да, эти старики уже всю площадь заполонили, и тот участок просит подкрепления.

      - Но ты тут при чем? Им же костоломы нужны.

      - Костоломы! Где ты нахватался этого средневекового сленга? Конечно, чтобы сдерживать толпу, им нужны патрульные, но нужны и детективы, чтобы выявлять агитаторов, карманников и прочих. Сегодня в парке будет смертоубийство. Мне нужно быть к девяти, поэтому я хоть за водой успею сбегать.

      Энди медленно натянул штаны и просторную футболку, затем поставил кастрюльку с водой на подоконник, чтобы согрелась на солнце. Прихватив две двадцатилитровые пластмассовые канистры, он вышел. Сол оторвался от телевизора и глянул ему вслед поверх старомодных очков.

      - Когда принесешь воды, я поставлю тебе стаканчик - или, по-твоему, еще слишком рано?

      - Сегодня самое то.

      В коридоре было темным-темно, и Энди осторожно, по стеночке, добрался до лестницы. Споткнувшись о кучу мусора, которую кто-то вывалил за дверь, он выругался. Двумя этажами ниже в стене было окно, через которое проникало достаточно света, чтобы не кувырнуться с последних двух пролетов, остающихся до выхода. После прохладного коридора Двадцать пятая улица обрушила не него душную волну горячего воздуха и запахи гнили, грязи и немытых людей. Прокладывая путь в толпе женщин, приходилось следить, чтобы не наступить на детей, игравших под ногами. По тротуару, еще покрытому утренней тенью, сновало столько прохожих, что Энди пошел по мостовой. Жара уже растопила асфальт, и он прилипал к подошвам башмаков.

      У красной водоразборной колонки, как обычно, уже выстроилась длинная очередь. Когда Энди подошел поближе, она заволновалась, послышались негодующие крики, угрожающе замахали кулаки. Недовольно ворча, толпа рассосалась, и Энди увидел, как полицейский запер металлическую дверцу.

      - В чем дело? - спросил Энди. - Я думал, что пункт работает до полудня.

      Полицейский обернулся, автоматически положив руку на кобуру пистолета, но тут же узнал детектива со своего же участка. Он сдвинул фуражку на затылок и утер ладонью пот со лба.

      - Только что сержант приказал закрыть все пункты на двадцать четыре часа. Из-за засухи уровень воды в водохранилище упал, приходится экономить.

      - Ничего себе новости, - сказал Энди, поглядывая на ключ, торчавший в замке. - Мне сейчас на дежурство, и, стало быть, два дня придется жить без воды...

      Осторожно оглянувшись, полицейский открыл дверцу и взял у Энди канистру.

      - Одной тебе хватит. - Он поставил ее под кран и, понизив голос, сказал: - Между нами, ходят слухи, что на севере снова взорвали акведук.

      - Опять фермеры?

      - Наверняка. До перевода на этот участок я работал там, в охране. Неуютно было - того и гляди, взлетишь в воздух вместе с акведуком. Они заявляют, что город ворует у них воду.

      - Но у них достаточно воды, - сказал Энди, забирая полную канистру. - Больше, чем нужно. А в городе тридцать пять миллионов мучаются от жажды.

      - Кто спорит, - согласился полицейский, захлопывая и запирая дверцу.

      Энди потащился обратно, проталкиваясь сквозь толпу, но по лестнице подниматься не стал, а зашел во двор. Все туалеты были заняты, и ему пришлось ждать. Когда он наконец втиснулся в одну из кабинок, то взял с собой и канистры: любой из мальчишек, игравших в куче отбросов у забора, запросто упер бы их, оставь он воду снаружи.

      Преодолев темные марши и открыв дверь, он услышал позвякивание льда о стекло стакана.

      - Ты прямо Пятую Бетховена играешь, - сказал он ставя канистры на пол и падая в кресло.

      - Любимая тема, - сказал Сол, доставая из холодильника два охлажденных стакана, и с торжественностью религиозного ритуала опустил в каждый по крохотной перламутровой луковичке.

      Один стакан он передал Энди, и тот осторожно отхлебнул холодную жидкость.

      - Когда я пробую такое, Сол, я почти начинаю верить, что ты, в Конце концов, не совсем рехнулся. Почему эта смесь называется "Гибсон"?

      - Тайна, покрытая мраком. Почему "Стингер" называется "Стингером", а "Розовая Дама" - "Розовой Дамой"?

      - Не знаю... почему? Я их ни разу и не пробовал.

      - И я не знаю, но называется именно так. Как то зеленое пойло, которое продают в забегаловках, называется "Панама". Ничего не значит, просто название.

      - Благодарю, - сказал Энди, осушив стакан. - Мир сразу кажется иным.

      Он отправился в свою комнату, вытащил из шкафа кобуру с пистолетом и пристегнул оружие к ремню брюк. Его бляха висела на брелоке с ключами, как всегда. Энди сунул в карман блокнот и на секунду задумался. День предстоит долгий и трудный, да и всякое может случиться. Он достал из-под стопки рубашек наручники и газовый баллончик. В толпе стариков это тоже пригодится, да к тому же оно и безопаснее. Кроме того, новые суровые правила применения боевых средств заставляли выискивать повод для их использования. Он наскоро вымылся водой, уже нагревшейся на солнце, затем потер лицо серым грязным обмылком, чтобы хоть как-то размягчить щетину. Бритва уже основательно затупилась, и он попытался заточить ее о край стакана. Он подумал, что пора бы приобрести новую. Может, осенью.

      Когда Энди вышел из комнаты, Сол поливал свою грядку на подоконнике, где росли всякие травы и лук.

      - Только смотри, чтобы тебя на мякине не провели, - сказал он, не отрываясь от работы.

      У Сола был большой запас слов, что такое эта самая мякина?

      Солнце поднялось уже высоко, и бетонно-асфальтовое ущелье улицы превращалось в пекло. Полоска тени стала еще уже, а людей у входа в дом - еще больше, и Энди едва смог выйти из двери. Он осторожно перешагнул через крошечную сопливую девчушку в протертой до дыр ночной рубашке и спустился на одну ступеньку. Изможденная женщина неохотно подвинулась, даже не взглянув на него, а мужчины уставились с ненавистью, что делало их похожими на членов одной суровой семьи. Энди пробрался сквозь толпу и у самого тротуара перешагнул через протянутые ноги лежащего старика. Тот казался мертвым. Ноги у него были босые и грязные, а щиколотку обхватывала веревка, другой конец которой был привязан к ребенку, сидевшему на тротуаре и отрешенно жующему сломанную пластиковую тарелку. Ребенок был так же грязен, как и старик, его живот сильно раздут. Неужели старик мертв? Впрочем, с обязанностью быть якорем для ребенка мог справиться и мертвый.

      "Черт, поганое сегодня утром настроение, - подумал Энди. - Наверняка из-за жары; я не выспался, всю ночь снились какие-то кошмары. Это бесконечное лето и все эти неприятности; похоже, одна цепляется за другую. Сначала жара, потом засуха, ограбление складов, а теперь вот еще старики. Они с ума сошли - выходить из дома в такую погоду. Или, может, они сошли с ума от погоды".

      Думать было слишком жарко. Когда он завернул за угол, Седьмая авеню словно вспыхнула перед ним, и он руками и лицом ощутил солнечный жар. Рубашка уже прилипла к спине, а на часах только без четверти девять.

      На Двадцать третьей улице, в длинной тени эстакады городской экспресс-линии, закрывавшей почти все небо, было прохладно, и он медленно шел в полумраке, поглядывая на велотакси и гужевики. Вокруг каждого столба эстакады стояли маленькие группки людей, облепившие их, словно устрицы, и колеса почти касались их ног. Сверху раздался грохот - по экспресс-линии проехал тяжелый грузовик, и Энди увидел, что впереди перед зданием участка остановился фургон. Полицейские в форме не спеша забирались в кузов, а лейтенант Грассиоли стоял рядом с грифельной доской в руках и разговаривал с сержантом. Подняв голову, он хмуро взглянул на Энди, нервный тик заставил его левое веко сердито подмигнуть.

      - Пришел почти вовремя, Раш, - сказал он, делая пометку на дощечке.

      - Сегодня у меня выходной, сэр, меня вызвали. С Грасси надо быть настороже, он изведет кого угодно: у него язва, диабет и больная печень в придачу.

      - Полицейский находится на службе двадцать четыре часа в сутки, так что залезай в машину. Я хочу, чтобы ты с Кулозиком взяли пару-другую карманников. Эти, с Центральной улицы, мне уже все уши прожужжали.

      - Слушаюсь, сэр, - сказал Энди спине лейтенанта, когда тот повернулся и направился обратно в участок.

      Энди забрался по откидной лесенке в кузов и сел на скамейку рядом со Стивом Кулозиком, который, как только лейтенант ушел, сразу прикрыл глаза и начал дремать. Это был мужчина с телом, где соперничали жир и мышцы. Одет он был, как и Энди, в мятые хлопчатобумажные штаны и рубаху с короткими рукавами. Рубашка висела мешком, скрывая пистолет в кобуре. Когда Энди плюхнулся рядом, он приоткрыл один глаз и что-то буркнул.

      Стартер раздражающе взвыл и выл до тех пор, пока скверное топливо не вспыхнуло и дизельный двигатель не ожил. Грузовик, содрогаясь и дребезжа, отъехал от участка и тронулся на восток. Полицейские жались к краям скамеек, чтобы ловить дуновение ветерка и заодно наблюдать за улицами, забитыми людьми. Этим летом полицейские были не очень-то популярны. Не очень приятно, когда в тебя неожиданно бросают камни или бутылки.

      Неожиданно фургон задрожал, водитель сбросил скорость и нажал на сигнал, прокладывая путь сквозь толпу людей и множество безмоторных экипажей.

      На Бродвее скорость стала совсем черепашьей: люди запрудили всю проезжую часть в окрестностях Мэдисон-сквера, где располагались блошиный рынок и палаточный городок. Здесь, в центре, обстановка была не лучше. Старики уже вышли на улицы и направлялись на юг, едва волоча ноги. Полицейские, проезжая мимо, равнодушно на них поглядывали - медленная колышущаяся масса седых и лысых голов, большинство людей с палочками, старик с окладистой седой бородой ковылял на костылях. Было полным-полно инвалидных колясок. Когда полицейские появились на Юнион-сквер, солнце, вырвавшись из-за зданий, безжалостно обрушилось на них.

      - Чистая смерть, - зевнув, сказал Стив Кулозик, и вылез из фургона. - Жара убьет половину этих старикашек. На солнце, наверное, градусов сорок. В восемь часов было тридцать три.

      - А врачи на что? - Энди кивнул в сторону небольшой группы людей в белых халатах, разворачивавших носилки рядом с машиной "скорой помощи".

      Детективы подошли к толпе, уже заполнившей парк, и пробрались к трибуне. Послышался скрежет и щелчок - проверяли звуковую систему.

      - Рекорд, - сказал Стив, глазами ощупывая толпу. - Я слышал, что в водохранилищах низкий уровень потому, что некоторые из труб на выходе не заизолированы. Это да еще деревенщина, постоянно взрывающая акведук...

      Визг из громкоговорителей заглушили громовые раскаты голоса, усиленного микрофоном.

      - Товарищи, дамы и господа, члены всех обществ Старейшин Америки, прошу вашего внимания. Сегодня утром я заказал облака, но, похоже, заказ не дошел...

      Одобрительный гул прокатился по парку, раздалось несколько хлопков.

      - Кто это? - спросил Стив.

      - Ривз. Его называют Малыш Ривз, потому что ему всего лишь шестьдесят пять. Он исполнительный директор Стариков, но если так и дальше пойдет, на следующий год станет президентом...

      Его последние слова потонули в сотрясающем горячий воздух голосе Ривза:

      - Но наша жизнь далеко не безоблачна, и мы можем прожить и без облаков на небе. - На этот раз в ответном гудении толпы послышались нотки гнева. - Власти следят за тем, чтобы мы не могли работать, несмотря на состояние нашего здоровья и способности. Власти установили оскорбляющее нас нищенское содержание, на которое мы должны жить, и в то же время они следят, чтобы на эти деньги можно было купить все меньше и меньше с каждым годом, с каждым месяцем, с каждым днем...

      - Первый готов, - сказал Энди.

      Какой-то человек в задних рядах упал на колени и схватился за грудь. Энди рванулся было к нему, но Стив Кулозик удержал его.

      - Это их дело, - сказал он, указывая на двух врачей, уже бежавших к пострадавшему. - Что-то с сердцем или тепловой удар. Думаю, далеко не последний. Давай-ка прочешем толпу.

      - ...Снова пришла пора объединиться... силы, которые ввергают нас в нищету, голод и полное забвение... растущие цены свели на нет...

      Казалось, между крохотной фигуркой на трибуне и громовым голосом нет никакой связи. Детективы разделились, и Энди стал медленно продираться сквозь толпу.

      - ...Мы не примем ничего второсортного, или третье или четверосортного, как теперь, мы не примем грязного угла, где мы должны дремать, дожидаясь голодной смерти. Мы - жизненно важная составляющая... нет, я скажу, мы самая важная составляющая общества - хранилище опыта, знаний и рассудительности. Пусть муниципалитет, Олбани и Вашингтон действуют - или берегитесь, потому что когда подсчитают голоса, то обнаружат...

      Слова грохотали в ушах, но Энди не обращал на них внимания, пробираясь сквозь толпу взбудораженных стариков; глаза его шарили в море беззубых десен, седых небритых щек и слезящихся глаз. Здесь не было карманников, лейтенант оказался не прав: в подобной толпе им делать было нечего. Эти люди совершенно нищие. А если у них и есть какая-нибудь мелочь, то она надежно спрятана в старомодные кошельки или зашита в трусы.

      Толпа колыхнулась - двое мальчишек со смехом пробежали сквозь нее, пиная и стараясь свалить друг друга.

      - Довольно, - сказал Энди, вставая на их пути. - Успокойтесь и уходите из парка, ребята, вам тут делать нечего.

      - Это кто сказал? Что хотим, то и делаем...

      - Закон! - рявкнул Энди, вытащил из кармана бляху и угрожающе сунул им в лицо. - Пошевеливайтесь!

      Они молча повернулись и стали выбираться из толпы, а он пошел следом, чтобы удостовериться, что они в самом деле уйдут.

      Совсем дети, подумал он убирая бляху, вероятно, лет десять-одиннадцать, но за ними нужен глаз да глаз, а то они такого натворят... Да и поосторожней с ними надо, а то, если их много, стоит отвернуться, навалятся всей гурьбой и изрежут осколками стекла, как беднягу Тейлора.

      На стариков, похоже, что-то нашло. Они начали раскачиваться взад-вперед, а когда усиленный динамиками голос на мгновение умолк, позади трибуны послышались крики. Видимо, начиналась заварушка. Энди бросился туда. Ривз больше не говорил, а крики становились все сильнее; раздался звук бьющегося стекла. Из громкоговорителей прогремел другой голос:

      - Говорит полиция. Прошу всех разойтись, митинг закончен, уходите с площади на север...

      Яростный вой заглушил говорившего. Старики подались вперед в едином порыве. Когда их вопли стихли, вновь стали слышны слова оратора Ривза:

      - ...Люди... успокойтесь... Я лишь хочу вам сказать... я не осуждаю ваше негодование, но сейчас не время... Капитан объяснил мне положение вещей, и я вижу отсюда, что это не имеет ничего общего с нашим митингом. Какие-то беспорядки на Четырнадцатой улице... Нет!.. Не ходите туда, от этого будет только хуже, там полиция, она не даст вам пройти. Я вижу, что сюда двигаются отряды специального назначения, и полиция намерена применить летающую проволоку...

      Толпа вздрогнула, движение обратилось вспять, и люди стали уходить с Юнион-сквер, подальше от Четырнадцатой улицы. Старики отлично знали, что такое летающая проволока.

      Энди пробрался за трибуну, где людей было меньше, и, увидев, что Четырнадцатая улица забита бурлящей толпой, не мешкая направился туда. Край площади был оцеплен полицейскими, расчистившими место у парка. Ближайший из них поднял дубинку и заорал:

      - Держись подальше, парень, а то нарвешься на неприятности!

      Энди показал ему бляху. Он кивнул и отвернулся.

      - В чем дело? - спросил Энди.

      - Крутая буча заваривается, а то и еще чего хуже... Вали отсюда! - Он ударил дубинкой по по ребрику, и лысый мужчина на алюминиевых костылях остановился и, поколебавшись, свернул в парк. - Клейн как обычно устроил рекламную распродажу. Они вывесили в витринах плакаты, как и раньше делали без всяких неприятностей. Но на этот раз он получил партию соево-чечевичных бифштексов... - Он повысил голос, чтобы перекричать шум двух приближавшихся бело-зеленых вертолетов. - Одна дурища затарилась и прямо за ближайшим углом нарвалась на телерепортеров, которым все и выболтала. Теперь люди валом валят со всех сторон, а половина улиц, по-моему, не перекрыта. С этой стороны мы хоть проволоку натянули.

      Энди нацепил бляху на карман рубашки и принялся вместе с полицейскими отгонять толпу. Толпа не сопротивлялась. Люди поднимали головы и от резких хлопков вертолетных винтов шарахались прочь. Вертолеты снизились, и из их утроб посыпались мотки проволоки. Ржавые мотки колючей проволоки ударялись о землю, скрепляющие скобы разрывались.

      Это была не просто колючая проволока. Ее закаленная сердцевина обладала памятью: металл, независимо от того, как его скрутить и согнуть, возвращал себе первоначальную форму, как только исчезали внешние напряжения. Если обычная проволока легла бы спутанной кучей, эта стремилась обрести исходную форму, шевелясь, словно слепой зверь, разворачиваясь и растягиваясь вдоль улицы. Полицейские в толстых рукавицах ухватились за ее концы и положили ее в нужном направлении, чтобы посреди улицы образовался барьер. Две раскручивающиеся спирали столкнулись и вступили в бессмысленную схватку, взмывая в воздух, падая и сплетаясь в извивающийся клубок. Когда Последний участок проволоки замер, поперек улицы высилась стена колючей проволоки высотой и толщиной в метр.

      Но беспорядки на этом не кончились. Люди по-прежнему прорывались с юга по улицам, еще не перекрытым проволокой. Поднялся крик, началась свалка. Проволока могла остановить нашествие, но, чтобы ее установить, надо было расчистить для этого место. Полицейские метались перед толпой взад-вперед, а над головами людей, словно рассерженные пчелы, жужжали вертолеты.

      Раздался оглушительный треск, за ним послышался визг. Толпа высадила одну из витрин в магазине Клейна, и люди упали прямо на торчащие осколки стекла. Потекла кровь, кто-то застонал. Энди пробился к витрине. На него налетела какая-то женщина с выпученными глазами; из ее рассеченного лба хлестала кровь. Энди прижали к самому окну, и сквозь крики он услышал трель полицейского свистка. Люди лезли в разбитую витрину, топча истекавших кровью раненых, и хватали коробки. Это был склад продовольственного отдела. Энди закричал, но в реве толпы едва услышал собственный голос. Он схватил мужчину, который с охапкой пакетов пытался выбраться из окна, но не смог его удержать. Зато другие смогли, и мужчина рухнул под напором жадных рук, теряя коробки.

      - Стоять! - заорал Энди. - Стоять!

      Это было бесполезное занятие, словно в каком-то кошмаре. Из окна вылез худенький парнишка-китаец в шортах и залатанной рубашке, прижимавший к груди коробку с соево-чечевичными бифштексами. Энди беспомощно протянул руки. Мальчик посмотрел на него невидящими глазами, отвернулся, согнулся пополам, прикрывая добычу, и начал вдоль стены ужом выбираться из толпы. Мелькнули ноги с напряженными мышцами, ступни наполовину вылезали из сандалий с подошвой, сделанной из автопокрышки. Он исчез, и Энди сразу забыл о нем, как только пробился к разбитому окну и встал плечом к плечу с полицейским в разорванной рубашке, который чуть раньше добрался до витрины. Полицейский молотил дубинкой по тянувшимся рукам.

      Энди присоединился к нему и ловко ударил мародера, пытавшегося пролезть между ними, затем запихнул бесчувственное тело и коробки обратно в магазин. Завыли сирены, над толпой взметнулись белые струи: появились специальные машины для подавления беспорядков, прокладывающие себе путь в толпе потоками воды.

 

      Глава 2

 

      Билли Чун засунул пластиковую коробку с соевыми бифштексами под рубашку, а когда он еще и согнулся в три погибели, ее не так-то легко было заметить. Сначала он еще кое-как продвигался, но вскоре давка стала невыносимой, и его прижало к стене. Он пытался противостоять силе, вжимающей его лицо в горячий пыльный кирпич. Тут ему так ударили коленом по голове, что он почти потерял сознание и очнулся от струи холодной воды. Прибыли машины для подавления беспорядков, и их водяные пушки разредили толпу. Одна из струй впечатала его в стену и прошла дальше.

      Напор толпы ослаб, и Билли пошатываясь встал, глядя, не заметил ли кто-нибудь его ноши, но на него никто не обращал внимания. Остатки толпы, мокрые насквозь, в крови и синяках просачивались мимо неуклюже продвигавшихся полицейских машин. Билли пристроился к бегущим, повернул в сторону Ирвинг-Плейс, где было меньше людей, отчаянно высматривая какое-нибудь укрытие, - место, которое найти в этом городе было крайне трудно. Беспорядки закончились, и очень скоро кто-нибудь его заметит и полюбопытствует, что это у него под рубашкой. Тогда пиши пропало. Это был не его район, здесь не жили китайцы, его заметят и схватят... Он побежал, но тут же запыхался и перешел на быстрый шаг.

      Вот. Рядом с одним из зданий вырыли яму до самого фундамента, там виднелись трубы, а на дне - грязная вода. Он сел на край развороченного тротуара, прислонился к ограждавшему яму заборчику, потом нагнулся и осмотрелся. На него никто не обращал внимания, но людей вокруг было полно: они выходили из домов и садились на ступеньки, наблюдая за бегущими. Послышались чьи-то шаги, посреди улицы показался мужчина с большим пакетом под мышкой. Он отчаянно озирался, сжав кулаки. Кто-то сбил его с ног, и он со стоном рухнул, а люди набросились на него, хватая рассыпавшиеся по земле крекеры. Билли улыбнулся - теперь на него никто не смотрел - и соскользнул в яму, по колено погрузившись в грязную воду. Под ржавой трубой был небольшой просвет, туда он и забился. Не сказать, что идеально, но сойдет - сверху видны только его ноги. Он лег на холодную землю и разорвал коробку.

      Вы только посмотрите... только посмотрите, вновь и вновь говорил он сам себе, смеясь и глотая слюни. Целая коробка соевых бифштексов, каждый величиной с ладонь, а какие поджаристые. Он надкусил один, поперхнулся, проглотил, заталкивая крошки в рот грязными пальцами. Он набил рот так, что с трудом мог глотать, и долго пережевывал восхитительную мякоть. Давно уже не приходилось есть ничего подобного.

      Билли съел за один присест три соево-чечевичных бифштекса, делая паузы лишь для того, чтобы высунуть голову и посмотреть наверх. Но все было тихо, его никто не заметил. Он достал из коробки еще пару бифштексов, но теперь ел помедленнее и остановился только тогда, когда набитый живот с непривычки заурчал. Слизывая крошки с пальцев, он обдумывал план дальнейших действий, уже сожалея о том, что съел столько бифштексов. Нужны были деньги, а бифштексы - это и были деньги, а брюхо можно было набить и крекерами из отрубей. Проклятие. Белую пластиковую коробку нельзя было нести открыто, но и спрятать под рубашку невозможно. Придется бифштексы во что-нибудь завернуть. Может, в носовой платок. Он вынул его из кармана - грязную рваную тряпку, отрезанную от старой простыни - и завернул десять оставшихся бифштексов, завязав для верности концы узелком. Потом запихнул сверток за пояс. Выпирал он не очень сильно, хотя здорово давил на полный желудок. В общем, сойдет.

      - Что ты делал в этой яме, мальчик? - спросила его одна из краснорожих женщин, сидевших на ступеньках соседнего дома, когда он вылез наружу.

      - Облегчался! - прокричал он, сворачивая за угол, под негодующие крики женщин.

      Мальчик! Ему уже восемнадцать, и, хоть он ростом не вышел, он уже не мальчик.

      Он спешил скорее добраться до Парк-авеню. Он боялся встретиться с какой-нибудь местной шайкой. Сбавив шаг, он направился к блошиному рынку, что на Мэдисон-сквер.

      Забитое людьми раскаленное место ударило в уши ревом голосов, а в нос запахом старых грязных и потных тел. Людской водоворот медленно двигался. Некоторые останавливались у лотков и прилавков, чтобы пощупать старомодные костюмы, платья, битую посуду, никому не нужные кружева, поторговаться за мелкую дохлую рыбешку с раскрытым ртом и выпученными от испуга глазами. Торговцы расхваливали свой гниющий товар, а люди текли мимо, осторожно обходя двух полицейских, которые стальными взглядами осматривали все вокруг и по диагонали пересекали площадь, направляясь к старым армейским палаткам палаточного городка. Площадь была запружена людьми, повозками, тележками, лавками и навесами. Это был рынок, где все можно было купить, и все - продать.

      Билли перешагнул через слепого попрошайку, разлегшегося в узком проходе между железобетонной скамейкой и шатким прилавком с разложенной на нем морской капустой, и попал на рынок. Он смотрел на людей, а не на то, что они продавали, и наконец остановился перед тележкой, нагруженной множеством допотопных пластиковых коробок, кружек, тарелок и чашек, яркая расцветка которых посерела и стерлась от времени.

      - Руки! - По бортику тележки ударила палка, и Билли отдернул пальцы.

      - Я не трогаю ваш хлам, - сказал он.

      - Если не покупаешь, проходи дальше, - сказал человек восточного типа с морщинистыми щеками и редкими седыми волосами.

      - Я не покупаю, а продаю, - Билли наклонился к мужчине и тихо прошептал: - Не желаете несколько соево-чечевичных бифштексов?

      Старик прищурил и без того узкие глаза.

      - Ворованные, полагаю? - устало произнес он.

      - Ну так нужны или нет?

      Промелькнувшая на лице старика улыбка была невеселой.

      - Конечно, нужны. Сколько их у тебя?

      - Десять.

      - Полтора доллара за штуку. Пятнадцать долларов.

      - Черт побери! Лучше я их сам съем. Тридцать за все.

      - Жадность тебя погубит, сынок. Мы оба отлично знаем, сколько они стоят. Двадцать долларов за все. - Он вытащил две мятые десятидолларовые бумажки и зажал их в кулаке. - Давай посмотрим на товар.

      Билли протянул узелок, а старик нагнулся и заглянул внутрь.

      - Годится, - сказал он и, не разгибаясь, переложил их в бумажный пакет, а тряпку вернул Билли. - Этого мне не надо.

      - Теперь бабки.

      Старик неторопливо протянул деньги Билли, облегченно улыбаясь при мысли, что сделка завершена.

      - Ты был когда-нибудь в клубе на Мотт-стрит?

      - Шутите? - Билли схватил деньги.

      - Наверняка был. Ты же китаец, и ты предложил эти бифштексы мне, потому что я тоже китаец, и ты знаешь, что можешь мне доверять. Ты соображаешь...

      - Заткнись, дедуля. - Билли ткнул себе большим пальцем в грудь. - Я - тайванец, а мой папа был генералом. И я знаю одно - у меня нет ничего общего с вами, красными китайцами из центра.

      - Глупый щенок... - Старик поднял палку и замахнулся, но Билли уже исчез.

      Вот это да! Он уже не замечал жары, автоматически продираясь сквозь толпу, сжимая деньги в кармане и предвкушая грядущие наслаждения. Двадцати долларов у него никогда в жизни не было. Самое большое - три восемьдесят, которые он украл из квартиры напротив, когда соседи оставили окно открытым. Трудно заполучить настоящие деньги, но это единственное, что идет в расчет. Дома у него их никогда не видели. Все приобреталось на карточки социальной помощи; все, что позволяло не подохнуть и жить дальше, ненавидя такую жизнь. Чтобы приподняться, нужны деньги, и теперь они у него были. Он долго мечтал об этом.

      Он зашел в отделение "Вестерн-Юниона" на Девятой авеню. Бледная девушка за высокой конторкой подняла голову, и ее взгляд, скользнув по нему, уперся в большое окно, за которым бурлила залитая солнцем улица. Она промокнула носовым платком капли пота на губе, потом вытерла подбородок. Операторы, склонившиеся над своей работой, вообще не подняли головы. Здесь было очень тихо, через открытую дверь проникал лишь приглушенный шум города. Внезапно очень громко застучал телетайп. На скамье в дальнем конце помещения сидели шесть парней, подозрительно поглядывавших на него. Подходя к диспетчеру, он слышал, как их ноги шаркают по полу и скрипит скамейка. Он заставил себя не оборачиваться и остановился у стойки, терпеливо ожидая, когда человек обратит на него внимание.

      - Что тебе нужно, парень? - процедил диспетчер, наконец поднимая голову. .

      Человеку было за пятьдесят, он устал и умирал от жары, сердясь на весь мир, обещавший ему что-то большее.

      - Вам нужен посыльный, мистер?

      - Нет. У нас и так слишком много всяких мальчишек.

      - Я умею работать, мистер. Буду работать в любое время, когда скажете. У меня есть вступительный взнос. - Он вытащил одну десятидолларовую купюру и положил ее на конторку.

      Мужчина мельком взглянул на деньги, и отвел глаза в сторону.

      - У нас слишком много мальчишек.

      Скамья позади скрипнула, и Билли услышал звук шагов. Это был один из тех парней. Голос был напряжен от злости.

      - Этот китаец к вам пристает, мистер Бургер? Билли сунул деньги обратно в карман.

      - Сядь, Роулз, - сказал мужчина. - Ты знаешь, как я отношусь к разборкам и дракам.

      Он взглянул на обоих и Билли догадался: ему здесь не работать, если быстренько что-нибудь не предпринять.

      - Благодарю, что позволили поговорить с вами, мистер Бургер. - сказал он вежливо и, повернувшись, что есть силы наступил парню на ногу. - Не смею вас больше беспокоить...

      Парень заорал и ударил Билли кулаком в ухо. Билли промямлил что-то, но не сделал попытки защититься.

      - Отлично, Роулз, - с отвращением сказал Бургер. - Убирайся отсюда, ты уволен.

      - Но... мистер Бургер... - жалобно заскулил парень. - Вы же не знаете, что этот китаец...

      - Выметайся! - Бургер привстал и рассерженно ткнул пальцем в мальчишку. - Быстро!

      На минуту о Билли забыли, и он отошел в сторону, боясь улыбнуться.

      До парня наконец дошло, что делать ему здесь больше нечего, и он ушел, злобно взглянув напоследок на Билли. Бургер вытер одну из дощечек для посыльных.

      - Отлично, парень, похоже, ты получишь работу. Как тебя зовут?

      - Билли Чун.

- Мы платим по пятьдесят центов за каждую доставленную телеграмму. - Он встал и подошел к Билли, держа в руке дощечку. - Ты оставляешь в залог десять долларов и берешь телеграмму. Приносишь дощечку - получаешь десять пятьдесят. Ясно?

      Он положил дощечку на стойку. Билли взглянул на нее и прочитал написанные мелом слова: "Минус пятнадцать центов".

      - У меня все будет в полном порядке, мистер Бургер.

      - Отлично. - Он ладонью стер надпись. - Садись на скамейку и заткнись. Никаких драк, никаких разборок, никакого шума, а иначе получится как с Роулзом.

      - Да, мистер Бургер.

      Билли сел. Мальчишки посмотрели на него с подозрением, но ничего не сказали. Через несколько минут маленький смуглый парнишка наклонился к нему и пробормотал:

      - Сколько он с тебя снимает?

      - Что ты имеешь в виду?

      - Не будь идиотом. Или ты отдаешь ему часть бабок, или больше здесь не работаешь.

      - Пятнадцать.

      - Говорил я тебе, что он так и сделает, - громко прошептал другой парень. - Говорил я тебе, что он не остановится на десяти... - Он резко осекся: диспетчер посмотрел в их сторону.

      День покатил по своей горячей наезженной колее, и Билли был доволен, что сидит вот тут и ничего не делает. Некоторые парни уходили с телеграммами, но его ни разу не вызывали. Соево-чечевичные бифштексы оказались тяжелой для желудка пищей, и ему дважды пришлось выйти в темный, убогий туалет во дворе здания. Тени на улице удлинились, но в воздухе по-прежнему висела все та же удушающая жара, что держалась последние десять дней. В шесть часов пришли еще трое мальчишек и с трудом уместились на скамье. Бургер сердито посмотрел на них: похоже, только так он и мог смотреть.

      - Некоторые могут быть свободны.

      На первый день вполне достаточно, подумал Билли и ушел. От долгого сидения у него затекли ноги, а бифштексы, кажется, рассосались. Можно было подумать и об ужине. Черт! Он состроил кислую гримасу. Он знал, что у них будет на ужин. То же, что и каждый вечер уже много лет подряд.

      В порту с реки дул легкий ветерок, и Билли медленно шагал по Двенадцатой авеню, с удовольствием ощущая прохладу. За сараями, убедившись, что поблизости никого нет, он размотал проволоку, которой была привязана к сандалиям подошва из покрышки, и сунул две купюры в образовавшуюся щель. Они принадлежали ему и только ему. Он закрепил проволоку и по трапу поднялся на "Уэйверли Браун", который стоял у шестьдесят второго причала.

      Реки не было видно. Соединенные друг с другом измочаленными канатами и ржавыми цепями, ряды допотопных "Викторий" и "Свобод" создавали фантастический пейзаж из причудливых надстроек, болтающегося, как белье на веревке, такелажа, мачт, антенн и дымовых труб. За всем этим возвышался один-единственный пролет так и не достроенного Вагнеровского моста. Эта панорама не казалась Билли странной; он здесь родился, после того как его семья вместе с другими беженцами с Тайваня обосновалась в этих времянках, на скорую руку построенных на судах, гниющих и ржавеющих за ненадобностью у Каменного Мыса со времен второй мировой войны. Больше негде было разместить многочисленных приезжих, и суда показались в то время блестящей неходкой. Они должны были стать временным убежищем, пока не найдется что-нибудь получше. Но жилье найти было трудно - и к этим судам добавились другие, и мало-помалу ржавый, покрытый ракушками флот стал частью города, которая. Казалось, существовала здесь вечно.

      Суда соединяли трапы и мостики, под ними плескалась вонючая вода, на поверхности которой плавали отбросы. Билли добрался до "Колумбии Виктории", своего дома, и по мостику дошел до квартиры N 107.

      - Как раз вовремя, - сказала сестра Анна. - Все уже поели, но тебе повезло: мне удалось оставить кое-что для тебя.

      Она достала с полки тарелку и поставила на стол. Ей было тридцать семь, но волосы поседели, плечи опустились, спина сгорбилась. Ее давно покинула надежда уйти из семьи и Корабельного городка. Она единственная из детей Чунов родилась на Тайване. Когда они уезжали, Анна была маленькой, и ее воспоминания об острове были смутными, словно давний приятный сон.

      Билли взглянул на размоченные овсяные лепешки и бурые крекеры, и в горле у него встал ком: в памяти еще сохранились воспоминания о бифштексах.

      - Я не голоден, - сказал он, отодвигая тарелку. Мать заметила это движение и повернулась от телевизора - наконец она удосужилась заметить сына.

      - Чем тебе не нравится еда? Почему ты не ешь? Еда великолепная.

      Голос у нее был тонкий и пронзительный, с хриплыми завываниями, выдававшими кантонское происхождение. Она сумела выучить не больше десятка английских слов, и в семье по-английски не говорили.

      - Я не голоден. - Он лгал, чтобы ее успокоить. - Слишком жарко. Съешь сама.

      - Я никогда не выну еду изо рта у своих детей. Если не хочешь есть, близнецы съедят. - Говоря с ним, она по-прежнему смотрела на экран телевизора, и голоса, раздававшиеся оттуда, почти заглушали ее слова и сопровождались пронзительным визгом семилетних мальчиков, дравшихся из-за какой-то игрушки в углу. - Дай мне. Я откушу кусочек. Я и так отдаю почти всю еду детям.

      Она положила в рот крекер и стала его быстро, по-мышиному жевать. Было маловероятно, что близнецам что-нибудь останется, поскольку мать являлась большим специалистом по поеданию крошек, объедков и остатков. Это доказывала округлость ее фигуры. Не отрываясь от экрана, она взяла с тарелки второй крекер.

      У Билли к горлу подступила тошнота. Он словно в первый раз увидел тесную железную комнатушку, услышал завывания своих братьев, грохот старого телевизора, звон тарелок. Он вышел в другую комнату - больше у них не было - и захлопнул за собой тяжелую металлическую дверь. Когда-то это было своего рода холодильной камерой площадью около квадратного метра, которую сейчас почти целиком занимала кровать, где спали мать и сестра. В переборке сделано квадратное оконце, все еще сохранявшее следы автогена. Зимой его закрывали какой-нибудь железкой, но сейчас можно было облокотиться на край и увидеть за скоплением судов далекие огни на берегу Нью-Джерси. Уже стемнело, но воздух был так же горяч, как и днем.

      Когда острые края металла начали врезаться в руки, Билли отошел от окна и умылся в тазике с темной водой у двери. Воды было немного, но он тщательно потер лицо и руки, пригладил, как мог, волосы перед крохотным зеркалом, прикрепленным к стене, а затем быстро отвернулся и нахмурился. Лицо у него было круглое и юное, а когда он расслаблялся, губы слегка изгибались, и казалось, что он улыбается. Его лицо создавало о нем совершенно неправильное впечатление. Оставшейся водой он протер босые ноги. Ну вот, хоть немного освежился. Он лег на кровать и посмотрел на фотографию отца на стене - единственное украшение комнаты.

      Капитан Гоминьдановской армии Чун Бейфу. Профессиональный военный, посвятивший всю свою жизнь войне, но не участвовавший ни в одном бою. Он родился в 1940 году, вырос на Тайване и был одним из солдат второго поколения потрепанной временем, стареющей армии Чан Кайши. Когда генералиссимус внезапно умер в возрасте восьмидесяти четырех лет, капитан Чун не принимал участия в дворцовых переворотах, которые привели к власти генерала Куна. А когда началось вторжение войск с континента, он находился в госпитале с тяжелой формой малярии и оставался там в течение всей Семидневной войны. Он был одним из первых, кого по воздуху вывезли с покоренного острова - даже раньше его семьи.

      На фотографии он выглядел суровым и воинственным, и Билли он всегда таким казался. Он покончил жизнь самоубийством в тот день, когда родились близнецы.

      Словно исчезающие воспоминания, фотография тускнела в темноте, потом появилась опять, едва видимая, когда зажглась маленькая электрическая лампочка, мигавшая от скачков напряжения. Билли наблюдал, как свет совсем было потух, потом спираль опять вспыхнула ярко-красным светом и погасла. Сегодня рано отключили электричество, а может, опять что-нибудь случилось. Билли лежал в душной темноте и чувствовал, как постель под ним становилась горячей и влажной, а железная коробка так давила со всех сторон, что он уже не в силах стал это переносить. Его потные ладони нащупали дверную ручку, но, когда он вошел в другую комнату, лучше не стало. Мерцающий зеленоватый свет телевизора играл на блестящих лицах матери, сестры и братьев, превращая их в каких-то утопленников. Из телевизора раздавались топот копыт и бесконечная стрельба из шестизарядных револьверов. Мать механически нажимала на старый генератор от карманного фонарика, к которому был подключен телевизор, и тот работал даже тогда, когда отключали электричество. Билли попытался проскользнуть мимо, но она заметила его и протянула ему генератор:

      - Поработай, а то у меня рука устала.

      - Мне надо выйти. Пусть этим займется Анна.

      - Делай, что говорят! - взвизгнула она. - Слушайся меня! Ребенок должен слушаться матери.

      Она так разозлилась, что забыла про генератор, и экран погас. И тут же хором заорали близнецы, а Анна начала их успокаивать, чем еще больше усилила всеобщую суматоху. Он не вышел, а выбежал и скатился на палубу, тяжело дыша и обливаясь потом.

      Делать было нечего, пойти некуда. Со всех сторон на него давил город, наполненный людьми, детьми, шумом и жарой.

      Машинально, плохо соображая, что делает, Билли добрался до берега и направился в сторону Двадцать третьей улицы. Ночью ходить по городу далеко не безопасно. Может, заглянуть в "Вестерн-Юнион" или лучше не беспокоить их своим появлением? Он повернул на Девятую авеню, посмотрел на желто-голубую вывеску и закусил губу: оттуда вышел мальчишка и побежал с дощечкой посыльного под мышкой, значит, освободилось место на скамье. Имело смысл зайти.

      Когда он вошел, его сердце подпрыгнуло от радости: скамья пустовала. Бургер поднял голову от стола - лицо его оказалось таким же рассерженным, как и днем.

      - Хорошо, что ты подумал и вернулся сегодня, а то позже можно было бы уже не возвращаться. Сегодня вечером куча работы. Даже не знаю почему. Отнеси вот это. - Он надписал адрес на конверте, заклеил его и поставил печать. - Деньги на стол! - Он хлопнул дощечкой по конторке.

      Проволока никак не разматывалась, и Билли сломал Ноготь, прежде чем достал деньги. Он развернул одну бумажку и положил на поцарапанный стол, крепко зажал в кулаке другую купюру, схватил дощечку и выскочил на улицу. Отойдя подальше от офиса, он остановился и прислонился к стене здания. При свете вывесок прочитал адрес:

      Майкл О'Брайен Север. Челси-парк Запад. 28 ул.

      Он знал, где это, но, хотя много раз проходил мимо этих зданий с роскошными квартирами, никогда не был внутри. Они были построены в 1976 году, после того как в результате серии подкупов и взяток городские власти разрешили производить в районе Челси-парка частную застройку. Здания окружали каменные заборы, балконы и башенки в новофеодальном стиле: внешний вид превосходно соответствовал их функции держать основную массу людей как можно дальше от домов. Сзади находился служебный вход, тускло освещенный лампочкой в проволочном колпаке, расположенной в каменной нише над дверью. Билли нажал на кнопку.

      "Этот вход закрыт до пяти ноль-ноль", - прогнусавил записанный на пленку голос прямо над головой. Билли судорожно прижал дощечку к груди: теперь ему придется пройти к главному подъезду со всеми его фонарями, швейцарами и прочим. Он посмотрел на свои босые ноги и попытался оттереть засохшую грязь. Обычно он не обращал внимания на подобную ерунду, потому что все, с кем он встречался, выглядели примерно так же. Но здесь все обстоит по-другому. Ему не хотелось встречаться с людьми, живущими в этом здании, он уже жалел, что связался с этой работой, но все же обогнул угол и направился к залитому ярким светом главному входу.

      Через небольшой ров, который совершенно высох и походил на обычную заваленную мусором сточную канаву, был переброшен мостик, похожий на те, что видел Билли на кораблях, но с заржавевшими цепями, а вел он к опускной решетке из металлических, заостренных на концах прутьев, за которой виднелось толстое стекло. Идти по этому ярко освещенному мостику все равно что направляться прямой дорогой в ад. Впереди за решеткой маячила внушительная фигура швейцара, заложившего руки за спину и не сдвинувшегося с места даже тогда, когда Билли остановился с другой стороны зарешеченного стекла. Он холодно уставился на Билли, лицо его было непроницаемым. Дверь не открывалась. Билли поднял дощечку так, чтобы стало видно написанное на ней имя. Швейцар пробежал глазами по дощечке и лениво нажал на один из декоративных завитков. Часть решетки вместе со стеклом с приглушенным вздохом отъехала в сторону.

      - Вам телеграмма... - Билли чувствовал неуверенность и страх, звучащие в его голосе.

      - Ньютон, на выход, - произнес швейцар и пальцем показал Билли внутрь здания.

      В дальнем конце вестибюля открылась дверь и послышался хохот, смолкнувший, как только человек, вышедший оттуда, затворил за собой дверь. Он был одет в такую же униформу, что и швейцар, иссиня-черную с золотыми пуговицами и с красным шнурком на плечах, тогда как у первого были роскошные аксельбанты.

      - В чем дело, Чарли? - спросил он.

      - Мальчишка с телеграммой. Никогда не видел его раньше. - Чарли повернулся к ним спиной.

      - Дощечка как дощечка, - сказал Ньютон, выхватив ее из рук Билли, прежде чем тот понял, что произошло, и пощупал тисненую эмблему "Вестерн-Юнион".

      Он отдал дощечку Билли, а когда тот взял ее, быстро прощупал рубашку и шорты Билли и даже засунул руку ему между ног.

      - Совершенно чистый, - сказал он, рассмеявшись, - только теперь мне надо идти мыть руки.

      - Значит так, парень, - сказал, не оборачиваясь, швейцар. - Отнеси ее наверх и быстро назад.

      Охранник тоже повернулся к нему спиной и ушел, оставив Билли одного посреди вестибюля на огромном цветастом ковре, понятия не имевшего, что делать и куда идти дальше. Он бы спросил, но не мог. Презрение и превосходство этих людей совершенно его обезоружили, доведя до состояния, когда хочется единственного - куда-нибудь спрятаться. Его внимание привлекло шипение в дальнем конце помещения, и он увидел, что в основании того сооружения, которое он поначалу принял за огромный церковный орган, раздвинулись двери лифта. Лифтер посмотрел на него, и Билли пошел вперед, держа дощечку перед собой как щит.

      - У меня телеграмма для мистера О'Брайена. - Его голос задрожал и исказился до неузнаваемости.

      Лифтер, парень не старше Билли, выдавил из себя слабый смешок. Он был молод, но уже научился манерам, которыми должен обладать обслуживающий персонал.

      - О'Брайен, 41-Е. Это на пятом этаже, если ты понятия не имеешь, как устроены многоквартирные дома. - Он стоял, преграждая вход в лифт, и Билли не знал, что делать дальше.

      - Я должен... в смысле, на лифте...

      - Ты же провоняешь весь пассажирский лифт. Лестница вон там.

      Билли чувствовал его сердитый взгляд, пока шел по коридору, и его охватила злость. Почему они так себя ведут? То, что они работают в подобном месте, вовсе не значит, что они здесь живут. Это было бы смешно - если б они здесь жили. Даже этот жирный швейцар. Пять этажей... Он запыхался, поднявшись до второго, а когда добрался до пятого, с него градом катил пот. Коридор тянулся в обе стороны от лестницы. Сначала он пошел не в том направлении, и пришлось возвращаться назад, когда он обнаружил, что номера убывают до нуля. Квартира 41-Е была, как и остальные, без звонка, лишь маленькая табличка на двери гласила: "О'Брайен". Когда Билли дотронулся до двери, та отворилась, и он, сначала заглянув, вошел в маленькую, темную прихожую, в которой была еще одна дверь: нечто вроде средневекового переходного шлюза. Его охватила паника, когда дверь за ним захлопнулась, а прямо над головой раздался голос:

      - Что вам угодно?

      - Телеграмма, "Вестерн-Юнион", - сказал он и огляделся, ища в пустой комнате источник голоса.

      - Покажите свою дощечку.

      Тут он понял, что голос исходил из-за решетки над внутренней дверью, а рядом с ней уставился в него глазок телекамеры. Он поднял дощечку и поднес к глазку. Видимо, она удовлетворила невидимого хозяина: послышался щелчок, и дверь перед ним отворилась, выпустив на него волну прохладного воздуха.

      - Дай сюда, - сказал Майкл О'Брайен.

      Билли вручил ему конверт и отошел в сторону. Мужчина сломал печать и достал послание.

      Ему было под шестьдесят, и он был совершенно сед, имел заметное брюшко и два ряда бриллиантов во рту. Однако у него сохранились характерные черты, говорившие о юности, проведенной в доках Вест-Сайда: шрамы на пальцах и на шее и сломанный нос, который так и не удалось выправить.

      В 1966 году он был двадцатидвухлетним подонком, как он любил говорить о себе, и на уме у него не было ничего, кроме выпивки и баб. Он пару дней в неделю работал грузчиком, чтобы заработать на уик-энд. Но то, что он случайно попал в потасовку в гриль-баре "Шемрок", изменило всю его жизнь. Отлеживаясь в больнице святого Винцента (нос зажил достаточно быстро, но он в придачу сломал и челюсть, упав на пол), он долго обдумывал свою жизнь и решил что-то предпринять. О том, что он предпринял, он никогда не рассказывал, но всем было известно, что он занялся крупной политикой портовых складов, распределением ворованных товаров и множеством других дел, о которых при нем лучше было не вспоминать. В любом случае его новые занятия приносили ему денег больше, чем работа грузчиком, и он никогда не жалел о том моменте, изменившем его жизнь.

      Ростом он был метр девяносто. На его огромное тело был накинут просторный цветастый халат, как на циркового слона. Можно было бы подумать, что он выглядит смешно, но никому не пришло бы в голову смеяться над ним. Он слишком много видел, слишком много сделал и был слишком уверен в своей силе - несмотря на то что шевелил губами при чтении и хмурился, складывая в слова буквы телеграммы.

      - Подожди, мне нужно сделать копию, - сказал он, дочитав до конца. Билли кивнул, готовый ждать сколько угодно в этой прохладной, богато обставленной комнате. - Ширли, где, черт подери, блокнот? - закричал О'Брайен.

      Из-за двери слева послышалось приглушенное бормотание, О'Брайен открыл ее и вошел в комнату. Взгляд Билли машинально последовал за ним и наткнулся на кровать с белыми простынями и лежавшую на ней женщину.

      Она лежала спиной к двери, совершенно голая, рыжие волосы разметались по подушке. Кожа у нее была бледно-розовая с коричневатыми веснушками на плечах. Билли Чун стоял, не двигаясь, дыхание у него перехватило: женщина находилась в каких-то трех метрах от него. Она положила ногу на ногу, подчеркнув округлость пышных ягодиц. О'Брайен о чем-то с ней говорил, но слова доносились, словно лишенные смысла звуки. Тут она перевернулась на другой бок и увидела в дверях Билли.

      Он ничего не мог сделать: ни сдвинуться с места, ни отвести взгляд. Она увидела, что он смотрит на нее.

      Женщина в постели улыбнулась ему, затем подняла красивую руку, обнажив приподнявшиеся груди с розовыми сосками - и дверь захлопнулась. Видение исчезло.

      Когда спустя минуту О'Брайен открыл дверь и вышел, на кровати уже никого не было.

      - Ответ? - спросил Билли, забирая дощечку. Неужели этому человеку его голос казался таким же странным, как и ему самому?

      - Нет, никаких ответов, - сказал О'Брайен, открывая дверь в коридор.

      Время теперь текло для Билли удивительно медленно: он отчетливо видел открывшуюся дверь, блестящий язычок замка, металлическую пластинку на двери. Почему все это важно?

      - Мистер, а вы не дадите мне на чай? - спросил он, чтобы как-то потянуть время.

      - Проваливай, парень, пока я не дал тебе под зад. Билли очутился в коридоре, и после прохладной квартиры жара показалась в два раза сильнее. Точно такое же ощущение он испытал, впервые оказавшись рядом с девушкой. Билли прислонился лбом к стене.

      Даже на картинках он никогда не видел такой женщины. Все те, с кем приходилось спать, производили совсем другое впечатление: тощие руки и ноги, такие же грязные, как у него, рваное нижнее белье...

      Конечно. Единственный замок во внутренней двери связан с системой сигнализации. Но сигнализация отключена - он видел болтающиеся провода. Он узнал обо всем этом и многом другом, когда Сам-Сам был предводителем "тигров". Они пару раз вламывались в магазины, а потом Сам-Сама пристрелили легавые. Простейшая отмычка откроет эту дверь в одну секунду. Но что у него может быть общего с незнакомой красавицей? Она улыбнулась, ведь так? Может, она ждет там, когда старый хрыч отправится на работу.

      Все это полная чушь, и Билли знал об этом. У них не может быть ничего общего. Но она же улыбнулась? Можно быстренько обделать дельце, пока не починили сигнализацию, ведь он разобрался в расположении квартир -если только как-то проскочить мимо этих идиотов на входе. Он тихонько спустился по лестнице, осторожно оглянулся, перед тем как выйти из-за угла, и бросился в подвал.

      Нужно хватать удачу за хвост. В подвале никого не оказалось. Билли обнаружил окно, сигнализация на нем тоже была отключена. Может, весь дом такой? Может, меняют всю систему, или она сломалась, и ее не могут починить, но это неважно. Стекло было покрыто пылью, Билли протянул руку и нарисовал на нем сердечко, чтобы можно было узнать его снаружи.

      - Долго тебя не было, парень, - сказал швейцар, когда Билли появился в вестибюле.

      - Пришлось подождать, пока он сделает копию и напишет ответ. Ничего не поделаешь, - с совершенно искренним видом соврал Билли - это было нетрудно.

      Швейцар не стал смотреть на дощечку. Решетка с шипением отъехала в сторону, и Билли вышел по мостику на многолюдную, грязную и душную улицу.

     

      Глава 3

 

      Чуть тише гудения кондиционера раздавался постоянный звук, который ухо воспринимало, но уже не слышало, - пульсирующее грохотание города, скорее ощущаемое, чем слышимое. Ширли это нравилось, ей нравились его отдаленность и чувство безопасности, которое давали ей ночь и толстые стены. Было поздно. Светящиеся цифры на часах показывали 3: 24, потом они бесшумно сменились на 3: 25.

      Рядом с ней на широкой кровати ворочался и бормотал что-то во сне Майк, а она лежала совершенно неподвижно, боясь его разбудить. Через минуту он успокоился, натянул простыню на плечи, дыхание его стало медленным и равномерным. Она расслабилась. Пот у нее на коже испарялся от движения воздуха, и от этого она ощущала странное удовлетворение. До прихода Майка она пару часов поспала, и этого оказалось достаточно.

      Она медленно встала и пошла по комнате в потоке воздуха, омывающего ее тело. Она провела руками по телу и, коснувшись груди, поморщилась. Он чересчур груб. Завтра у нее на теле будет сплошной синяк, и придется накладывать толстый слой грима, чтобы скрыть это безобразие. Майк очень сердится, когда видит у нее синяки или еще какие-то изъяны, хотя, похоже, никогда об этом не думает, причиняя ей боль. Над кондиционером шторы чуть раздвинулись, и в комнату заглянула тьма города, редкие огни, напоминавшие глаза зверей. Она быстро задернула шторы и удостоверилась, что они больше не расходятся.

      Майк издал гортанный булькающий звук, которого можно было испугаться, если к нему не привык! Но Ширли слышала его достаточно часто. Когда он вот так храпит, это означает, что он очень крепко спит. Можно принять душ, а он об этом и не узнает! Ее босые ноги бесшумно прошли по ковру, и она медленно, без щелчка закрыла за собой дверь ванной комнаты.

      Наконец-то! Она включила флюоресцентное освещение и улыбнулась, оглядывая пластмассово-мраморное убранство этого помещения и золотистые приборы, блестящие и отражающие свет. Стены были звуконепроницаемы, но если он спит не очень крепко, то может услышать, как шумит вода в трубах. Внезапно испугавшись, она встала на цыпочки, чтобы посмотреть на отметку водомера. Да, облегченно вздохнула она, Майк его не включил. При теперешних ценах на воду - неважно, сколько он наворовал - Майк отключал воду, запирал водомер на весь день и запрещал ей принимать душ. Но сам всегда принимал душ. А ей приходилось это делать украдкой и по счетчику он ни разу об этом не догадался.

      Вода была восхитительно холодной, и Ширли стояла под душем дольше, чем собиралась. Она виновато посмотрела на счетчик. Вытершись, полотенцем стерла все до единой капли в ванне и на стенах, а потом засунула его на самое дно корзины для грязного белья, куда уж он точно не сунется. После душа она почувствовала себя чудесно. Пудрясь, она улыбалась себе в зеркало.

      Тебе двадцать три, Ширли, и размер одежды у тебя не менялся с девятнадцати лет. Разве что грудь - теперь она носила лифчики побольше. Но тут все нормально, потому что мужчинам именно это и нравится.

      Она достала из шкафа халат и надела его.

      Когда она вошла в спальню. Майк по-прежнему сопел. За последние три дня он здорово измотался, вероятно, устал таскать по жаре свой вес. За год, что она жила здесь, он набрал, должно быть, килограммов восемь; судя по всему, они пошли в живот. Но, похоже, это его не беспокоило, и она пыталась этого не замечать.

      Она включила телевизор и пошла на кухню что-нибудь выпить. Дорогие вина, пиво и единственная бутылка виски, предназначались исключительно для Майка, но она не возражала. Ей было все равно, что пить, лишь бы было вкусно. Тут была бутылка водки, и Майк делал из нее всевозможные напитки. Особенно вкусной она получалась с апельсиновым концентратом. Если добавить немного сахара...

      Голова мужчины заполняла полутораметровый экран, беззвучно шевеля губами и глядя прямо на нее. Ширли запахнула халат и застегнулась. Делая это, она улыбнулась, потому что, хоть и знала, что никто на нее не смотрит, все равно было неудобно. Панель дистанционного управления была встроена в подлокотник дивана, и она, нагнувшись вместе с бокалом, нажала на кнопку. По другому каналу показывали автомобильные гонки, по следующему - старую киноленту с Джоном Барримором, которая вся дергалась, казалась допотопной и совершенно ей не понравилась.

      Она перебрала большинство каналов, пока не остановилась, как обычно, на девятнадцатом - "женском", где показывали только многосерийные фильмы, каждый из которых шел непрерывно, иногда двадцать четыре часа в сутки. Этот она раньше не видела, а когда включила наушники, поняла почему, сериал был британский. Люди говорили со странным акцентом, а некоторые их жесты и поступки трудно было понять. Однако фильм оказался довольно интересным. Какая-то женщина только что родила, она лежала вся в поту и без всякого макияжа, а муж этой женщины сидел в тюрьме, но пришло известие, что он недавно убежал, а мужчина, являвшийся отцом ребенка - мертвенького, как обнаружили, - оказался братом ее мужа. Ширли отхлебнула из бокала и уселась поудобнее.

      В шесть утра она выключила телевизор, вымыла и вытерла бокал и пошла одеваться.

      Тэб начинал работать в семь, и ей хотелось сделать все покупки как можно раньше, пока не началась жара. Тихонечко, чтобы не разбудить Майка, она нашла свою одежду и пошла с ней в гостиную. Трусики, кружевной лифчик и серое платье без рукавов - оно достаточно старое и уже порядком выцвело, в нем она ходила за покупками. Никаких драгоценностей и, конечно же, никакой косметики - нет резона искать неприятности на свою голову. Она никогда не завтракала, так удобнее следить за количеством калорий, но перед уходом выпила чашку черного кофе. Пробило семь; она проверила, на месте ли ключи и деньги, затем взяла большую хозяйственную сумку из ящика и вышла.

      - Доброе утро, мисс, - поздоровался лифтер, церемонно распахивая перед ней дверь с улыбкой, обнажившей ряд не слишком хороших зубов. - Похоже, сегодня опять будет жаркий денек.

      - В новостях сказали, что уже двадцать семь.

      - Да раза в два занизили. - Дверь закрылась, и они понеслись вниз. - Температуру измеряют на крыше здания, могу поспорить, что на улице она намного выше.

      - Вероятно, вы правы.

      В вестибюле швейцар Чарли, увидев, что она выходит из лифта, проговорил что-то в скрытый микрофон.

      - Снова начинается пекло, - сказал он, когда она подошла к нему.

      - Доброе утро, мисс Ширли, - поприветствовал ее Тэб, выходя из комнаты охраны.

      Она улыбнулась, как всегда обрадовавшись встрече с ним. Самый милый телохранитель, какого она когда-либо знала - и единственный, который никогда за ней не ухлестывал. Но он нравился ей не поэтому, а потому, что был человеком, который никогда о подобном и не подумает. Он счастливо жил с женой и тремя детьми. Она знала про Эми и сыновей; он считался прекрасным семьянином.

      Он был и отличным телохранителем. Не нужно вглядываться в стальные костяшки его пальцев, чтобы понять: он сможет постоять за себя. Хотя он не был очень высок, ширина плеч и тренированные бицепсы говорили о многом.

      Он взял у нее кошелек, положил в глубокий боковой карман, потом забрал хозяйственную сумку. Когда дверь отворилась, он вышел первым: хорошие манеры телохранителя. Было жарко, даже жарче, чем Ширли ожидала.

      - А почему ты не говоришь о погоде, Тэб? - спросила она, прищурившись от жары на заполненной людьми улице.

      - Думаю, вы о ней сегодня уже наслушались, мисс Ширли. По дороге сюда я переговорил об этом без малого с дюжиной людей.

      Идя рядом с Ширли по улице, Тэб не смотрел на нее: его глаза автоматически, профессионально прочесывали улицу. Он обычно двигался медленно и говорил медленно, и это было преднамеренно, поскольку люди думают, что именно так и должен вести себя негр. Когда начинались какие-нибудь неприятности, они заканчивались очень скоро, так как он твердо верил, что в расчет идет только первый удар и, если нанести его правильно, нужды в следующих уже не будет.

      - Сегодня какие-то особые покупки? - спросил он.

      - Только продукты на обед, и еще мне нужно зайти к Шмидту.

      - Давайте возьмем такси и сбережем ваши силы для решающей битвы.

      - Да... думаю, сегодня утром я так и поступлю. Такси было достаточно дешево, И пешком она ходила лишь потому, что это ей нравилось, но не в такую жару. На стоянке уже стоял целый ряд велотакси, а водители сидели на корточках в тени задних сидений. Тэб подошел ко второму в очереди велотакси и придержал кузов, чтобы Ширли могла туда забраться.

      - А я чем плох? - сердито спросил первый водитель.

- У тебя шина спустила, вот этим ты и плох, - спокойно ответил Тэб.

      - Она не спустила, только чуть ослабла, вы не можете...

      - Отвали! - прошипел Тэб и слегка приподнял сжатый кулак. Сверкнули металлические шипы. Водитель быстро вскочил в седло и, неистово крутя педали, укатил. Остальные отвернулись и ничего не сказали. - Рынок Грамерси, - сказал Тэб второму водителю.

      Таксист начал медленно крутить педали, так что Тэб успевал за ними, не переходя на бег, однако водитель все равно обливался потом. Его плечи поднимались и опускались перед носом у Ширли, и она видела ручейки пота, бегущие по шее, и даже перхоть у него в волосах. Ее всегда беспокоил такой близкий контакт с людьми. Она отвернулась и стала смотреть по сторонам.

      По тротуару сновали пешеходы, по мостовой катили другие такси, обгоняя медленно едущие гужевики с тщательно закрытыми грузами. На дверях бара на углу Парк-авеню висела табличка: "Сегодня пиво в 2 часа дня", а несколько людей уже заняли очередь. Кружку пива придется ждать долго, не говоря уж о ценах этим летом. Они никогда и не были божескими, всегда говорили о подорожании зерна и еще чего-нибудь, но, когда лето случалось жарким, цены поднимались до фантастических отметок.

      Таксист свернул на Лексингтон и остановился на углу Двадцать первой улицы. Ширли вылезла из велотакси и остановилась в тени здания, ожидая, пока Тэб расплатится с водителем. Уже слышались грубые голоса из-за прилавков рынка, который совершенно задушил Грамерси-парк. Она глубоко вздохнула, взяла под руку подошедшего Тэба, и они пошли через улицу.

      У входа расположились прилавки с крекерами. Высоко над головой висели разноцветные печенья; коричневые, красные, голубые и зеленые.

      -- Три фунта зеленых, - обратилась она к человеку за прилавком, у которого всегда их покупала, затем взглянула на ценник. - Подорожали еще на десять центов!

      - Сам покупаю за такую цену, мадам, для меня никакой выгоды.

      Он поставил гирьки на одну чашку весов, а на другую насыпал крекеры.

      - Но почему цены постоянно растут? Она взяла с чашки ломаный крекер и положила в рот. Цвет печенья получался от водорослей, из которых его делали, и зеленые всегда казались ей вкуснее и меньше пахли йодом, чем остальные.

      - Спрос - предложение, спрос - предложение. - Он ссыпал крекеры в сумку, раскрытую перед ним Тэбом. - Чем больше людей, тем меньше всего остального. И я слышал, что траву начинают выращивать на более далеких участках. Чем дальше дорога, тем выше цена.

      Он произнес эти слова о причине и следствий заученно и монотонно, словно граммофонная пластинка.

      - Не знаю, как люди выкручиваются, - вздохнула Ширли, когда они отошли от прилавка, и почувствовала себя слегка виноватой, потому что с банковским счетом Майка ей не о чем было беспокоиться. Она подумала, как бы она протянула на зарплату Тэба: она знала, как мало тот получает. - Хочешь крекер? - спросила она.

      - Спасибо, может, чуть попозже. - Он наблюдал за толпой и ловко отодвинул плечом мужчину с большим мешком за спиной, чуть не столкнувшимся с Ширли.

      Сквозь рыночный гвалт пробивалась песня: трое мужчин бренчали на самодельных гитарах, а тоненький голосок девушки почти терялся в окружающем шуме. Когда они подошли ближе, Ширли удалось разобрать несколько слов - это был шлягер прошлого года, тот, что пели "Эль-Трубадуры": "...на земле над ней... Ангельски чистая мысль... узнать ее, чтоб полюбить".

      Слова совершенно не подходили этой девушке с впалой грудью и тощими руками. Отчего-то Ширли почувствовала себя неловко.

      - Дай им несколько центов, - шепнула она Тэбу и быстро направилась к молочному ряду.

      Когда Тэб подошел, она опустила в сумку пакет олеомаргарина и бутылочку соевого молока - Майк любил пить с ним кофе.

      - Тэб, напомни мне, пожалуйста, что надо вернуть бутылки - эта уже четвертая! А с залогом в два доллара за штуку я скоро по миру пойду, если буду про это забывать.

      - Если вы пойдете завтра за покупками, я вам напомню.

      - Вероятно, пойду. Майк пригласил кого-то на обед, а я еще не знаю, сколько будет народу и что он хочет подать на стол.

      - Рыбу, она всегда хороша, - сказал Тэб, указывая на большой бетонный бассейн с водой. - Бассейн полон.

      Ширли приподнялась на цыпочки и увидела тилапий, беспокойно снующих в мутной воде.

      - Лапии со Свежего Острова, - сказала продавщица. - Только сегодня ночью привезли с озера Ронконкома.

      Она сунула руку в воду и вытащила извивающуюся рыбешку длиной сантиметров пятнадцать.

      - А завтра они у вас будут? - спросила Ширли. - Мне нужна свежая рыба.

      - Как угодно, милочка, завтра привезут еще.

      Становилось жарче, а на рынке не оказалось ничего, что она еще хотела купить. Поэтому решено было перейти к следующему пункту программы.

      - По-моему, сейчас нам лучше отправиться к Шмидту, - сказала Ширли, и что-то в ее голосе заставило Тэба внимательно взглянуть на нее, после чего он снова перешел к наблюдению за толпой.

      - Конечно, мисс Ширли, там будет попрохладнее. Заведение Шмидта располагалось в подвале сгоревшего целиком дома на Второй авеню. Проулок вел на задний двор, три ступеньки вниз - и вы перед толстой зеленой дверью с глазком. В тени, притулившись к стене, на корточках сидел телохранитель: к Шмидту приходили только постоянные клиенты. Приветствуя Тэба, охранник махнул рукой. Послышалось скрежетание замка, дверь открылась, и показался престарелый мужчина с длинными патлами седых волос.

      - Доброе утро, судья, - сказала Ширли. Судья Сантини и О'Брайен хорошо знали друг друга, и она встречалась с ним прежде.

      - А, доброе утро, Ширли. - Он отдал телохранителю маленький белый пакетик, который тот сунул в карман. - Как бы хотелось, чтобы утро было добрым, но для меня чересчур жарко. Боюсь, сказываются года. Передай от меня привет Майку.

      - Передам, судья, до свиданья.

      Тэб отдал Ширли кошелек, и она спустилась по ступенькам и постучала в дверь. В глазке промелькнула тень, послышался лязг металла, и дверь отворилась. Внутри было темно и прохладно. Ширли вошла.

      - Ого, да это же мисс Ширли. Привет, малышка, - сказал привратник, захлопывая дверь и задвигая тяжелый засов.

      Он опять влез на высокую табуретку у стены и занялся своим оружием. Ширли ничего не ответила: она всегда так поступала. Шмидт поднял голову и широко улыбнулся.

      - Привет, Ширли! Зашла купить чего-нибудь вкусненького для мистера О'Брайена?

      Он положил большие красные руки на прилавок; его толстое тело, облаченное в забрызганный кровью белый халат, возвышалось над ним, как гора. Она кивнула, но не успела ничего сказать, как подал голос охранник:

      - Покажите ей леденцы, мистер Шмидт. Могу поспорить, она пришла именно за ними.

      - Не думаю, Арни, они не для Ширли. Оба громко расхохотались, а она попыталась улыбнуться, теребя клочок бумаги, лежавший на прилавке.

      - Мне нужен кусок говядины или вырезка, если, конечно, у вас есть, - сказала она, и мужчины снова расхохотались.

      Они знали, что многое могут себе позволить, но никогда не переступали границ дозволенного. Им было известно о ее взаимоотношениях с Майком, но они никогда не делали и не говорили чего-то такого, что могло вызвать гнев Майка. Однажды Ширли попробовала рассказать ему об этом, но он посмеялся над одной из их шуток и сказал, что они просто дурачатся и ей не следует ожидать светских манер от мясников.

      - Посмотрите-ка на это, Ширли. - Шмидт щелчком открыл дверь холодильника, стоящего у стены, и вытащил небольшую кость. - Великолепная собачья ножка, мясистая, да и жирная.

      На вид она была недурна, но Ширли знала, что наверняка есть еще на что взглянуть.

      - Очень миленькая, но вы же знаете, что мистер О'Брайен любит говядину.

      - С каждым днем все труднее, Ширли. - Хозяин полез глубже в холодильник. - Разборки с поставщиками, скачки цен, сама знаешь каково. Но мистер О'Брайен является моим покупателем уже десять лет, и, пока могу, я стараюсь, чтобы ему кое-что перепадало. Ну как?

      Он вылез из холодильника, ногой закрыл дверь и показал небольшой кусок мяса с тонкой полоской жира с краю.

      - На вид очень недурен.

      - Чуть больше половины фунта, хватит?

      - В самый раз.

      Он снял мясо с весов и начал заворачивать его.

      - Этот кусочек разорит вас всего на двадцать семь девяносто.

      - Неужели... Это намного дороже, чем в прошлый раз.

      Майк вечно ругался, что она тратит очень много на еду, словно она отвечала за цены, однако требовал, чтобы на столе всегда было мясо.

      - Ничего не поделаешь, Ширли. Но если ты меня поцелуешь, я сброшу девяносто центов. Может, даже подарю тебе еще кусочек мяса.

      И они с охранником дико захохотали. Но, как сказал Майк, это была просто шутка, и она молча достала деньги из кошелька.

- Вот, мистер Шмидт, двадцать... двадцать пять, двадцать восемь.

      Она достала из кошелька крохотную пластинку, написала на ней цену и положила рядом с деньгами. Шмидт взглянул на пластинку и нацарапал голубым мелком, которым всегда пользовался, снизу букву "Ш". Если Майк будет ругаться, она покажет ему это, - правда, такое почти никогда не помогало.

      - Десять центов сдачи, -улыбнулся Шмидт и покатил монету к ней по прилавку. - Увидимся, Ширли! - крикнул он, когда она забрала пакет и направилась к дверям.

      - Да, очень скоро, - сказал охранник, открывая дверь ровно настолько, чтобы она могла проскользнуть.

      Когда она проходила мимо, он быстро провел рукой по ее спине и ягодицам, обтянутым узким платьем. Дверь захлопнулась, Хохот оборвался.

      - Теперь домой? - спросил Тэб, забирая пакет.

      - Да... думаю, тоже на такси. Он посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но передумал.

      - Вон такси, - сказал он и повел ее по улице. Сев в велотакси. она облегченно вздохнула; они, конечно, жлобы и вели себя сегодня как обычно, зато ей не нужно ходить туда до следующей недели. И, как сказал Майк, не следует ожидать светских манер от мясников. Черт с ними, и их грязными шуточками, и анекдотами на уровне начальной школы! Здесь у них бывает хорошее мясо, не то что у других. Она приготовит Майку бифштекс, пожарит в жиру овсяные лепешки, и все будет хорошо.

      Тэб помог ей вылезти из велотакси и взял сумку.

      - Поднять наверх?

      - Пожалуй... и заберешь пустые бутылки из-под молока. В комнате охраны есть какое-нибудь местечко, где их можно оставить до завтра?

      - Нет проблем. У Чарли есть шкафчик, мы оба им пользуемся. Я могу оставить их там.

      В вестибюле было намного прохладнее, чем на улице. На лифте они поднимались молча. Ширли рылась в кошельке, ища ключ. Тэб пошел по коридору впереди и открыл наружную дверь, но внезапно остановился, и она едва не налетела на него.

      - Подождите, пожалуйста, секунду, мисс Ширли, - сказал он, понизив голос, и бесшумно поставил хозяйственную сумку у стены.

      - А что?.. - начала она, но он приложил палец к ее губам и указал на внутреннюю дверь.

      Она была приоткрыта, а в дереве было выдолблено отверстие. Ширли не поняла, в чем дело, но что-то произошло: Тэб пригнулся, выставив вперед кулак с кастетом, открыл дверь и вошел.

      Отсутствовал он недолго, но когда вернулся, то шел очень прямо, а лицо его ничего не выражало.

      - Мисс Ширли, - сказал он. - Мне бы не хотелось, чтобы вы туда заходили, но думаю, будет лучше, если вы все-таки заглянете в спальню.

      Она испугалась, поняв, что произошло что-то ужасное, но послушно последовала за ним через гостиную в спальню...

      Ей показалось очень странным, что вот она стоит тут, ничего не делает и слышит крик, пока не поняла, что это ее собственный голос, что это она и кричит.

 

      Глава 4

 

      Пока было темно, Билли Чун совершенно извелся от безделья. Он забился в угол, прислонившись к холодной стене подвала, и несколько раз почти засыпал. Но когда в окне забрезжил рассвет, его вдруг охватил страх. А если его здесь найдут? Ночью все казалось легким и отлично спланированным. Как те делишки, Которые обделывали "тигры". Накануне он купил старую стальную ось и за десять центов заточил конец.

      Залезть в ров, окружавший здание, было проще простого, лишь бы никто не заметил. И Билли был уверен, что за ним никто не наблюдает, когда ломиком открыл окно в подвал. Нет, если бы его увидели, то уже давно бы схватили. А вдруг при дневном свете заметят следы от ломика на оконной раме? При этой мысли он вздрогнул и внезапно ощутил, как громко стучит сердце. Он заставил себя покинуть темный угол и медленно пробрался вдоль стены до окна. Он попытался что-нибудь увидеть сквозь покрытое пылью стекло. Перед тем как закрыть за собой окно, он затер грязью царапины, оставленные фомкой, - но достаточно ли этого? Единственным прозрачным местом на стекле было нарисованное сердечко, и Билли посмотрел в него. Царапины были едва видны, и он успокоился. Потом снова забрался в свой угол, но через несколько минут страх вернулся, еще более сильный, чем прежде.

      В окно бил солнечный свет - когда же его обнаружат? Если кто-нибудь войдет, то сразу увидит его. Небольшая груда старых, покрытых паутиной дощечек, за которой он прятался, не скрывала его полностью. Дрожа от страха, Билли прижался к бетонной стене, да так сильно, что неровная, шероховатая поверхность впилась ему в кожу сквозь рубаху.

      Интересно, который теперь час? Каждое мгновение казалось Билли бесконечным, и в то же время он чувствовал себя так, будто провел в этом подвале всю жизнь. Один раз за дверью послышались шаги, но прошли мимо. В течение нескольких секунд Билли дрожал и обливался потом. Он ненавидел себя за свою слабость, однако ничего не мог поделать. Его нервные пальцы расчесывали старую болячку на бедре до тех пор, пока он ее не содрал и не потекла кровь. Билли прижал к ране рваный носовой платок.

      Покинуть подвал оказалось труднее, чем оставаться. Нужно было выждать, пока жильцы уйдут на работу. Еще один приступ страха. Ждать пришлось долго. Наконец он решил, что безопаснее будет выйти. Засунув ломик за пояс шорт, он как мог отряхнулся от пыли и взялся за ручку двери.

      Из дальней части подвала послышались голоса и стук молотка, но по пути к лестнице Билли никого не встретил. Поднявшись до третьего этажа, он вдруг услышал быстрые шаги - кто-то спускался. Он бросился вниз по лестнице и спрятался в коридоре. Это было последнее препятствие на пути к пятому этажу - и через минуту Билли стоял перед дверью с золотыми буквами "О'Брайен".

      - Интересно, она все еще дома? - прошептал он и улыбнулся. - Сплошные неприятности, ты ведь потребуешь денег, - добавил он хриплым голосом. Он вдруг отчетливо вспомнил округлые груди, приподнявшиеся, когда она обернулась.

      Когда наружная дверь открылась, в квартире раздался какой-то сигнал, как и в прошлый раз. Отлично, нужно убедиться, что внутри никого нет, прежде чем попытаться туда проникнуть. Прежде чем нервы у него сдали окончательно, он быстро вошел, затворил за собой дверь и прислонился к ней спиной.

      В квартире кто-то мог быть. Он почувствовал, как при этой мысли на лбу выступил пот, и посмотрел на объектив телекамеры. Если она меня спросит, я скажу что-нибудь насчет "Вестерн-Юниона", насчет телеграммы. Стены крохотной, пустой прихожей давили на него, и он переминался с ноги на ногу, ожидая треска в репродукторе.

      Но все по-прежнему было тихо. Он попытался определить, когда пройдет минута, сосчитал до шестидесяти, решил, что считал слишком быстро, и сосчитал еще раз.

      - Здравствуйте, - сказал он и на случай, если камера не работает, постучал в дверь, сначала очень робко, а потом громче, по мере того как росла его уверенность в себе. - Никого нет дома? - спросил он, доставая ломик и засовывая заточенный конец между косяком и дверью на уровне ручки. Крепко взявшись за ломик обеими руками, он нажал - послышался легкий треск, и дверь распахнулась. Билли на цыпочках вошел в квартиру, в любой момент готовый повернуться и убежать.

      В квартире было прохладно, темно и тихо. Впереди, в конце длинного коридора, он увидел комнату с телевизором. Справа находилась закрытая дверь спальни, а за ней кровать, на которой она тогда лежала. Может, она и сейчас там спит, он войдет и не будет ее сразу будить, но... он вздрогнул. Переложив ломик в левую руку, он медленно отворил дверь.

      Смятые простыни, пустая кровать... Билли прошел мимо кровати, не глядя на нее. На что он надеялся? Что она его ждет? Он выругался и выдвинул ящик большого шкафа. В нем было полно тонкого нижнего белья, бело-розового и мягкого на ощупь. Он вывалил все содержимое на пол.

      Один за другим он обследовал все ящики, выкинул из них все, отложив в сторону только то, что можно было толкнуть на блошином рынке. Внезапно раздался какой-то стук. Билли застыл на месте, охваченный страхом. И тут понял, что это гудит в водопроводных трубах за стеной. Он облегченно вздохнул, к нему вернулось самообладание - и тут он заметил на столике шкатулку с драгоценностями.

      Билли открыл ее и долго рассматривал булавки и браслеты, гадая, не поддельные ли они и сколько за них можно получить. Внезапно дверь ванной комнаты открылась, и в спальню вошел Майкл О'Брайен.

      В первое мгновение он не заметил Билли и остановился как вкопанный, глядя на разломанный шкаф и разбросанное белье. На нем был халат, а голова обмотана полотенцем. Затем он увидел Билли, замершего от ужаса, и сбросил полотенце с мокрой головы.

      - Подонок! - заревел Майкл - Что, черт подери, ты тут делаешь?

      Он надвигался на Билли как гора, его огромное лицо, распаренное после душа, теперь еще больше покраснело от гнева. Он был головы на две выше Билли и необычайно силен, и он мог просто сломать мальчишку пополам, как спичку.

      Майкл вытянул вперед обе руки, и Билли ощутил спиной стену. Ломик был у него в правой руке, и в панике он начал им неистово размахивать. И не сразу понял, что произошло, когда Майкл упал у его ног, не издав ни звука. Раздался лишь стук падения тяжелого тела на пол.

      Глаза Майкла О'Брайена были широко открыты, почти выпучены, но они ничего не Видели. Ломик попал ему прямо в висок, острый конец проломил тонкую кость и достиг мозга. Смерть была мгновенной. Крови было очень мало: ломик остался в ране.

      Билли удалось покинуть Здание незамеченным. Он бежал в панике, ничего не видя перед собой. На лестнице он никого не встретил и в мгновение ока оказался у служебного входа. В этот день въезжали новые жильцы, и, по крайней мере, дюжина мужчин, одетых в такую же рвань, как и он, таскали мебель. Привратник наблюдал за входящими, но не обратил внимания, как Билли вышел на улицу следом за двумя грузчиками.

      Билли почти достиг порта, когда вспомнил, что, убегая, оставил все вещи в квартире. Он прислонился к стене, затем медленно сполз на землю, тяжело дыша и утирая пот, застилавший глаза. Его как будто никто не преследовал; значит, он убежал. Но он убил человека - ни за что. И, несмотря на жару, Билли задрожал, хватая воздух. Ни за что... ни про что.

 

      Глава 5

 

      - Вот как? Вы хотите, чтобы мы все бросили и помчались к вам, да? - Гневный вопрос лейтенанта Грассиоли потерял некоторую долю своего воздействия, поскольку под конец тот громко рыгнул. Он достал из верхнего ящика стола баночку с белыми таблетками, вытряхнул две штуки на ладонь и посмотрел на них с отвращением. - Что там случилось? - Он кинул таблетки в рот и стал их пережевывать.

      - Не знаю, мне не сказали. - Человек в черной форме стоял подчеркнуто по стойке "смирно", но в его словах сквозила легкая неучтивость. - Я просто посыльный, сэр, мне велели пойти в ближайший полицейский участок и передать следующее; "Произошли неприятности. Сейчас же вышлите детектива".

      - Вы там, в Челси-парке, думаете, что можете приказывать управлению полиции? - Посыльный не ответил, поскольку они оба знали ответ на этот вопрос- "да", и лучше было промолчать. В этих домах жило множество важных особ. Лейтенант поморщился от острой боли в желудке. - Пришлите сюда Раша! - крикнул он.

      Энди появился через несколько секунд.

      - Слушаю, сэр.

      - Чем ты занимаешься?

      - У меня есть подозрение, что те фальшивые чеки пустил в ход тот обойщик из Бруклина. Я собираюсь...

      - Брось его к чертям собачьим. Вот сообщение, и я хочу, чтобы ты им занялся.

      - Не знаю, смогу ли...

      - Если я сказал, значит, сможешь. Это мой участок, а не твой, Раш. Отправляйся с этим человеком и, когда вернешься, доложишь лично мне. - На этот раз он рыгнул потише, словно поставил точку.

      - У вашего лейтенанта крутой нрав, - сказал посыльный, когда они вышли на улицу.

      - Заткнись! - рявкнул Энди, не глядя на человека. Энди сегодня опять плохо спал, да и усталость давала себя знать. А жара продолжалась. Когда они вышли из тени экспресс-линии и направились на запад, солнце пекло невыносимо. Энди сощурился от яркого света и почувствовал, как головная боль впивается в виски. Посреди тротуара был навален какой-то мусор, и Энди сердито отпихнул его ногой. Они завернули за угол и вновь оказались в тени. Стены многоквартирного дома с амбразурами и башенками поднимались над ними, словно утес.

      Проходя по мостику через ров, Энди забыл о головной боли: он лишь раз был внутри этого здания, да и то только в вестибюле. Дверь отворилась еще до того, как они подошли к ней, и швейцар отступил в сторону, пропуская пришедших.

      - Полиция, - сказал Энди, показывая бляху швейцару. - Что случилось?

      Толстяк не ответил. Дождавшись, когда посыльный уйдет, он облизал губы и прошептал:

      - Кошмарное происшествие. - Он пытался казаться удрученным, но глаза у него сверкали от возбуждения. - Убийство... кого-то убили.

      На Энди это не произвело особого впечатления: в Нью-Йорке ежедневно происходило в среднем семь убийств, а в выходные и все десять.

      -Давайте посмотрим, - сказал он и пошел за швейцаром к лифту.

      - Вот здесь, - сказал швейцар, открывая наружную дверь квартиры 41-Е. Прямо в лицо Энди хлынула освежающая волна прохладного воздуха.

      - Все, - сказал он разочарованному швейцару, - теперь я всем буду заниматься один.

      Он вошел внутрь и сразу же заметил следы от фомки на внутренней двери, заглянул за нее и увидел в конце длинного коридора двух человек, сидевших в креслах у стены. У ближайшего кресла стояла полная хозяйственная сумка.

      Выражения лиц, с неподвижными округлившимися глазами, у обоих были очень похожи. Девушка была весьма привлекательная, с великолепными длинными рыжими волосами и нежной розоватой кожей. Мужчина быстро поднялся, и Энди увидел, что это огромный негр-телохранитель.

      - Я - детектив Раш с двенадцатого участка.

      - Меня зовут Тэб Филдинг, а это мисс Грин - она здесь живет. Мы недавно вернулись с рынка, и я увидел следы от фомки на двери. Я вошел один. - Он ткнул большим пальцем в соседнюю закрытую дверь. - И там нашел его. Мистера О'Брайена. Мисс Грин вошла через минуту и тоже увидела его. Я осмотрел всю квартиру, но никого не обнаружил. Мисс Ширли... мисс Грин оставалась здесь в коридоре, пока я ходил вызывать полицию. С тех пор мы все время находимся здесь. Внутри мы ничего не трогали.

      Энди взглянул на негра и решил, что тот говорит правду. Это легко проверить, допросив швейцара и лифтера. И все же нет смысла рисковать.

      - Войдите туда, пожалуйста, вместе со мной.

      - Я не хочу, - быстро сказала девушка, и ее пальцы вцепились в подлокотники. - Я не хочу больше видеть его таким.

      - Извините. Но боюсь, я не смогу оставить вас здесь одну.

      Она не стала спорить, медленно поднялась и расправила складки на сером платье. Очень миловидная девушка, подумал Энди. Телохранитель открыл дверь, и Энди вслед за ними вошел в спальню. Отвернувшись к стене, девушка быстро прошла в ванную и закрыла за собой дверь.

      - С ней все будет в порядке, - сказал Тэб, заметив, что детектив обеспокоенно взглянул ей вслед. - Она достаточно крепкая девчонка, но вы не можете винить ее за то, что она не хочет смотреть на мистера О'Брайена.

      Энди взглянул на тело. Он видел и кое-что похуже. Майкл О'Брайен производил в смерти такое же сильное впечатление, как и в жизни: лежащий на спине с раскинутыми руками и ногами, рот широко раскрыт, глаза выпучены. Из виска торчал железный прут, и тонкая струйка крови стекала по шее на пол. Энди наклонился и дотронулся до обнаженной руки: она была очень холодная. Он встал и посмотрел на дверь ванной.

      - Она слышит? - спросил он.

      - Нет, сэр. Стены звуконепроницаемы, как и во всей квартире.

      - Вы сказали, что она здесь живет. Что это значит?

      - Она... подруга мистера О'Брайена. Она к этому совершенно непричастна, для этого у нее не было никакой причины. Он был для нее крекером с маргарином... - Плечи негра опустились. - Для меня тоже. Теперь нам придется искать другую работенку. И он ушел в себя, безрадостно размышляя о внезапно омрачившемся будущем.

      Энди посмотрел на разбросанную одежду и разоренный шкаф.

      - Может, они подрались до того, как она вышла сегодня утром. Она могла сделать это тогда.

      - Только не мисс Ширли! - Тэб сжал кулаки. - Она не такой человек. Когда я сказал, что она крепкая, я имел в виду, что ее не так просто раздавить, понимаете, она уживается в этом мире. Она не могла это сделать. Я ждал в вестибюле, и она спустилась такая же, как всегда. Приветливая и счастливая, она не могла бы вести себя так, если б появилась сразу после вот этого. - Он раздраженно указал на труп, лежавший между ними.

      Энди подумал и согласился с телохранителем. Миловидной пташке, вроде этой, не нужно кого-либо убивать. То, что она делает, она делает не за так, и, если мужик доставляет ей слишком много неприятностей, она просто уходит и находит себе кого-нибудь другого с деньгами. Без всяких убийств.

      - А как в отношении тебя, Тэб, не ты ли вырубил старика?

      - Я? - Негр удивился, но не рассердился. - Я сегодня даже не поднимался сюда утром, вот вернулся вместе с мисс Ширли и нашел его. - Он гордо выпрямился. - Я - телохранитель. По контракту я его должен защищать. Я не нарушаю контрактов. А когда я кого-нибудь убиваю, то не вот так... так вообще не убивают.

      С каждой минутой в этой комнате с кондиционером Энди чувствовал себя все лучше. Тело овевала приятная прохлада, а головная боль почти прошла. Он улыбнулся.

      - Не для протокола - по правде говоря, с я тобой согласен. Но не цитируй меня, пока я не составлю рапорт. Все выглядит, как кража со взломом. О'Брайен наткнулся на того, кто сюда залез, и получил этой железякой по голове. - Он опять посмотрел на труп. - Кто он такой... чем занимался? О'Брайен - совершенно заурядная фамилия.

      - Он занимался бизнесом, - решительно сказал Тэб.

      - Вы говорите мне не все, Филдинг. Не валяйте дурака.

      Тэб взглянул на закрытую дверь ванной и пожал плечами.

      - Я не знаю точно, что он делал. И у меня достаточно мозгов, чтобы не беспокоиться об этом. Он имел какое-то отношение к рэкету, к политике тоже. Я знаю, что сюда к нему приходило множество шишек из муниципалитета...

      Энди щелкнул пальцами.

      - О'Брайен... а это не Большой Майк О'Брайен?

      - Его так называли.

      - Большой Майк... тогда потеря небольшая. В сущности мы могли бы потерять еще несколько человек вроде него и не горевали бы особо.

      - Ничего об этом не знаю. - Тэб смотрел прямо перед собой, на лице никакого выражения.

      - Расслабься. Ты больше на него не работаешь. Твой контракт расторгнут.

      - Мне заплатили до конца месяца. Я закончу свою работу.

      - Она закончилась в тот самый момент, когда этот мужик оказался на ковре. Думаю, тебе лучше позаботиться о девушке.

      - Я и собираюсь этим заняться. - Он посмотрел на детектива. - Ей придется нелегко.

      - Она переживет, - спокойно ответил Энди. Он достал блокнот и ручку. - Теперь я побеседую с ней, мой рапорт должен быть исчерпывающим. Не выходи из квартиры, пока я не поговорю с ней и с обслуживающим персоналом. Если их рассказы совпадут с твоим, не будет никакой причины тебя задерживать.

      Подойдя к телу, Энди достал полиэтиленовый мешочек и надел его на ломик, затем осторожно вытащил оружие из черепа. Оно вышло достаточно легко, и из раны вытекла тоненькая струйка крови. Он запечатал мешочек, взял с кровати наволочку и завернул в нее вещественное доказательство. Теперь ему не придется шататься по улицам с окровавленным ломиком... и если удастся, он оставит эту наволочку себе. Он накрыл тело простыней, затем постучал в дверь ванной.

      Ширли чуть приоткрыла дверь и выглянула.

      - Мне нужно с вами поговорить, - сказал он и вспомнил о теле у себя за спиной. - У вас еще есть комната?

      - Гостиная. Сейчас я вам покажу.

      Она открыла дверь и вышла из ванной, опять пройдя вдоль стены и не глядя на пол. Тэб сидел в коридоре и молча взглянул на них, когда они проходили в гостиную.

      - Устраивайтесь поудобнее. - сказала Ширли. - Я через минуту вернусь. - И она вышла на кухню.

      Энди сел на необыкновенно мягкий диван и положил на колено блокнот. В окне гудел еще один кондиционер, а благодаря шторам от потолка до пола было очень уютно. В комнате стоял огромный телевизор. На стенах висели картины, похожие на подлинники, на полках стояли книги. В комнате также находился обеденный стол и стулья из красного дерева. Все выглядело очень мило.

      - Хотите выпить? - крикнула с кухни Ширли, показав высокий стакан. - Это водка.

      - Спасибо, я на службе. Немного холодной воды, если можно.

      Она принесла на подносе два стакана, но его стакан не подала ему, а поставила на подлокотник дивана. Когда она опустила стакан, тот не упал, опровергая закон притяжения. Энди потянул его к себе и оторвал от подлокотника с некоторым усилием. В стекло были вделаны металлические кольца, а под обивкой дивана наверняка спрятаны магниты. Очень изящно. Почему-то это вызвало у него раздражение, и, сделав глоток, он поставил стакан на пол у ног,

      - Я хотел бы задать вам несколько вопросов, - сказал он, ставя галочку в блокноте. - Во сколько вы сегодня утром вышли из квартиры?

      - Ровно в семь часов, когда Тэб заступил на службу. Я хотела сделать некоторые покупки до того, как станет слишком жарко.

      - Вы заперли за собой дверь?

      - Она защелкивается автоматически. Ее нельзя оставить открытой, если только не вставить что-нибудь.

      - О'Брайен был жив, когда вы уходили? Она сердито посмотрела на него.

      - Конечно! Он спал, храпел. Вы думаете, что его убила я?

      Ярость на ее лице сменилась болью, когда она вспомнила, кто лежит на полу в соседней комнате. Ширли сделала большой глоток из стакана.

      В дверях послышался голос Тэба:

      - Когда я дотронулся до тела мистера О'Брайена, оно было еще теплым. Тот, кто его убил, должно быть, сделал это незадолго до нашего прихода...

      - Сядьте и больше не входите, - резко сказал Энди, не поворачивая головы.

      Он отхлебнул ледяной воды и удивился, чего это он так возбужден. Какая разница, кто убрал Большого Майка? Я же на службе. Все говорит о том, что это сделала девушка. Мотив? Он пристально посмотрел на нее, она поймала его взгляд и опустила глаза, поправляя на коленях платье.

- То, что думаю я, роли не играет, - сказал она но эти слова его не удовлетворили. - Послушайте, мисс Грин. Я лишь полицейский, выполняющий свои обязанности. Расскажите мне все, что знаете, чтобы я мог составить протокол. Лично я не думаю, что вы как-то причастны к убийству. Но я все равно должен задать несколько вопросов.

      Он вдруг увидел улыбку на лице Ширли, и она ему понравилась. Нос у нее сморщился, и на лице появилась широкая дружеская усмешка. Она - смышленая девчонка, и она будет жить, о да, будет жить с кем угодно, у кого есть деньги. Он посмотрел в блокнот и провел жирную линию под словами "Большой Майк".

      Когда Энди ушел, Тэб закрыл за ним дверь и некоторое время постоял около нее, прислушиваясь. Войдя в гостиную, он встал так, чтобы видеть коридор и входную дверь.

      - Мисс Ширли, вы должны кое-что знать.

      Она пила уже третий стакан, но алкоголь, похоже, совершенно на нее не действовал.

      - Что? - устало спросила она.

      - Я не пытаюсь влезать в личные дела, и я ничего не знаю о завещании мистера О'Брайена...

      - Можешь быть спокоен. Я его видела - все переходит к его сестре. Я в нем не упомянута... как и ты.

      - Я думал не о себе, - сказал он холодно, и его лицо внезапно напряглось.

      Она тут же пожалела о своих словах.

      - Ну, пожалуйста, не сердись. Я не это хотела сказать. Я поступила... не знаю... как сволочь. Все произошло так внезапно. Не сердись на меня, Тэб... пожалуйста...

      - Я так и понял, что вы поступили немного как сволочь. - Он улыбнулся и полез в карман. - Я предполагал, что так и будет. Я не обвиняю мистера О'Брайена - он же мой хозяин. Но он обращался с деньгами осторожно. Не разбрасывал их налево и направо - я это имею в виду. Перед тем как пришел детектив, я заглянул в бумажник мистера О'Брайена. Он лежал у него в пиджаке. Я оставил там несколько долларов, а остальное забрал - вот. - Он протянул ей пачку денег. - Они ваши, ваши по праву.

      - Я не смогла бы...

      - Вы должны. Наступают суровые времена, Ширли. Вам они понадобятся больше, чем его семье. Они никуда не записаны. Они по праву ваши.

      Он положил деньги на край стола, и она посмотрела на них.

      - Думаю, да. У этой самой его сестры и так достаточно всего. Но нам лучше их разделить...

      - Нет, - спокойно сказал он как раз в тот момент, когда сигнал возвестил о том, что кто-то открыл наружную дверь.

      - Управление здравоохранения, - произнес чей-то голос, и Тэб увидел на экране двух человек в белой форме. Они держали носилки. Он пошел открывать дверь.

 

      Глава 6

 

      - Ты надолго, Чарли?

      - Это мое дело... ты будешь здесь до тех пор, пока я не вернусь, - пробурчал швейцар и с головы до ног окинул охранника в форме взглядом, как ему хотелось думать, профессионального военного. - В мое время золотые пуговицы выглядели получше.

      - Бог с тобой, Чарли, ты же знаешь, что это всего лишь пластмасса. Вся позолота слезет, если их потереть.

В довольно свободной иерархии персонала Челси-парка Чарли являлся бесспорным лидером. Суть была не в размере жалованья - это, вероятно, была самая маленькая часть его дохода, - а в месте работы и ее характере. Он видел жильцов чаще всех, и это преимущество использовал как мог. Его связи вне этих зданий были огромны, и он мог достать все, в чем нуждались жильцы - за определенную плату. Все жильцы его любили и ласково называли Чарли. Весь персонал его ненавидел, и он никогда не слышал, как его называли.

      Квартира в подвале досталась Чарли вместе с работой. Жилуправление было бы слегка удивлено, узнав о усовершенствованиях, сделанных там. Допотопные кондиционеры визжали, стучали, но понижали температуру по крайней мере градусов на десять. Там же находилась выкинутая два десятилетия тому назад на свалку и отреставрированная мебель, покрашенная во всевозможные цвета, а вдоль стен стояло множество запертых шкафчиков. В них хранилось значительное количество продуктов в пакетиках и напитков в бутылочках, до которых сам Чарли не дотрагивался, а перепродавал жильцам. К улучшениям относилось и отсутствие водомера и электрического счетчика. Жилуправление, не подозревая ни о чем, финансировало эти основные расходы Чарли.

      Для того чтобы открыть дверь, нужно было два ключа, и они оба висели у Чарли на цепочке у пояса. Он вошел и аккуратно повесил форменную куртку в шкаф, затем надел чистую, но латаную-перелатаную спортивную рубашку. На двуспальной кровати спал новый мальчишка-лифтер, и швейцар стукнул по ножке кровати ботинком сорок пятого размера.

      - Вставай. Тебе через час работать.

      Неохотно, еще полусонный, парень вылез из-под простыни, голый и тощий, почесывая ребра. Чарли улыбнулся приятным воспоминаниям о минувшей ночи и слегка шлепнул мальчишку по плоской ягодице.

      - У тебя все будет в порядке, малыш, - сказал он. - Только заботься о старом Чарли, а Чарли позаботится о тебе.

      - Конечно, мистер Чарли, конечно, - сказал мальчишка, стараясь, чтоб его голос звучал искренне.

      Все это было для него в новинку и не очень ему нравилось, но это давало работу. Он робко улыбнулся.

      - Ладно, - сказал Чарли и вновь шлепнул мальчишку, на этот раз достаточно сильно: на белой коже остался красный след. - Только уходя всегда проверяй, закрыта ли дверь, и на работе держи язык за зубами.

      И Чарли вышел.

      На улице было намного жарче, чем он думал, и он, свистнув, остановил велотакси. Утреннего заработка хватило бы на дюжину такси. Два пустых велотакси подъехали к нему одновременно, и он отпустил одного из них, потому что тот был слишком низкорослый и худощавый. Чарли торопился, а весил он целый центнер.

      - Эмпайр Стейт Билдинг, вход с Тридцать четвертой улицы! И поторопись!

      - В такую-то погоду? - проворчал водитель, нажимая на педали и приводя скрипящий экипаж в движение. - Вы хотите моей смерти, генерал?

      - Умирай, если хочешь. Это меня не волнует. Я заплачу тебе доллар.

      - Может, вы хотите, чтобы я умер голодной смертью? За доллар можно доехать не дальше Пятой авеню.

      Большую часть дороги они торговались о цене, петляя по запруженным людьми улицам И пытаясь перекричать непрестанный шум города - звуки, к которым оба настолько привыкли, что даже их не замечали.

      Из-за нехватки электроэнергии и запчастей в Эмпайр Стейт Билдинге работал только один лифт, да и тот поднимался только до двадцать пятого этажа. Дальше пришлось идти пешком. Чарли прошел два марша и кивнул телохранителю, сидевшему рядом с лестницей. Он бывал здесь раньше, и этот человек его знал, как и три других охранника, этажом выше. Один из них отпер перед ним дверь.

      С седыми волосами до плеч судья Сантини сильно напоминал ветхозаветного пророка. Но когда он открывал рот, сходство пропадало.

      - Чушь собачья, вот что это такое, чушь! Я отдаю целое состояние за муку, чтобы получилась нормальная кастрюля макарон, и во что ты это, черт подери, превращаешь?

      Он с отвращением оттолкнул от себя тарелку со спагетти и большой салфеткой, заткнутой за воротничок рубашки, вытер губы.

      - Извини, лучше не смогла! - заорала в ответ жена. Она была маленькая, смуглая, к тому же лет на двадцать моложе его. - Если тебе нужен человек, чтобы вручную делать для тебя спагетти, тебе нужно было жениться на какой-нибудь "контадине" из Италии с кривыми ногами и усами. Я же родилась здесь, в этом городе на Малбери-стрит, как и ты, и про спагетти знаю только то, что ты покупаешь их в бакалейной лавке...

      Резкий звонок телефона вклинился в ее слова и заставил замолчать. Оба разом посмотрели на аппарат на столе, потом женщина повернулась и поспешно вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. В эти дни телефонных звонков было немного, но, когда звонили, это всегда было очень важно и касалось дел, о которых она и слышать не желала. Роза Сантини получала наслаждение от всей той роскоши, которую предоставляла ей жизнь, а то, что она ничего не знала о работе мужа, ее абсолютно не тревожило.

      Судья Сантини встал, еще раз вытер рот и положил салфетку на стол. Он не торопился: не то чтобы ему не позволял возраст, а просто он не любил суетиться. Он сел за письменный стол, вынул блокнот и ручку и только тогда взял трубку. Это был старинный аппарат с треснутой трубкой, обвязанной изолентой, его провод протерся и разлохматился.

      - Сантини слушает. - Пока он. слушал, глаза у него расширялись все больше и больше. - Майк... Большой Майк... Боже!

      После этого он сказал немного: какие-то "да" и "нет", а когда повесил трубку, руки у него тряслись

      - Большой Майк, - сказал лейтенант Грассиоли улыбаясь; даже очередное обострение язвы не угнетало его, как обычно. - Кто-то хорошо поработал. - На столе перед ним лежала запачканная кровью фомка, и он с восхищением смотрел на нее, как на произведение искусства. - Кто это сделал?

      - Похоже, что это была кража со взломом, которая плохо закончилась, - ответил Энди.

      Он читал записи в блокноте, быстро суммируя все относящиеся к делу подробности. Когда он закончил, Грассиоли хмыкнул и указал на покрытые специальным порошком отпечатки пальцев на конце ломика.

      - Как насчет этого? Отпечатки хорошие?

      - Очень отчетливые, лейтенант. Большой и еще три пальца правой руки.

      - Есть шансы, что телохранитель или девушка убрали старого ублюдка?

      - Я бы сказал, один из тысячи, сэр. Вообще никаких мотивов - он их обоих кормил. И они, похоже, действительно удручены - не его смертью, а тем, что потеряли продуктовые карточки.

      Грассиоли положил фомку обратно в мешок и передал через стол Энди.

      - Хорошо. На следующей неделе мы отправляем посыльного в бюро криминалистики, так что пошлем туда и эти отпечатки, а с ними коротенький рапорт. Умести отчет на обороте перфокарты - еще только десятое число, а у нас уже почти кончился весь запас бумаги на месяц. Надо бы взять отпечатки у этой пташки и у телохранителя... да черт с ними, нет времени. Заведи дело и забудь о нем, возвращайся к своей работе.

      Когда Энди делал отметки у себя в блокноте, зазвонил телефон. Трубку взял лейтенант. Энди не прислушивался к разговору и уже пошел к двери, когда Грассиоли прикрыл трубку ладонью и рявкнул:

      - Раш, назад!

      Затем он опять переключился на разговор по телефону:

      - Да, сэр, все в порядке. Нет никаких сомнений, что это кража со взломом. Убийца пользовался фомкой. Заостренный металлический пруток. - Он напряженно слушал, и его лицо Медленно покрывалось краской. - Нет, сэр, мы не могли. Что еще мы могли сделать? Да, все выполнено в соответствии с инструкциями. Нет, сэр. Прямо сейчас, сэр. У меня есть кому этим заняться, сэр.

      Сукин сын, - сказал лейтенант, положив трубку. - Ты паршиво сделал это дело, Раш. Возвращайся к нему и посмотри, можно ли это как-нибудь исправить. Выясни, как убийца выбрался из здания, - если это действительно кража со взломом. Возьми отпечатки пальцев у двоих подозреваемых. Отправь посыльного с отпечатками в бюро криминалистики, пусть проверят. Мне нужно досье на убийцу, - если он у них зарегистрирован. Шевелись.

      - Я и не знал, что у Большого Майка были друзья.

      - Друзья или враги - один черт. Но кое-кто давит на нас, требуя результатов. Поэтому обернись как можно скорее.

      - В одиночку, лейтенант?

      Грассиоли жевал кончик ручки.

      - Нет, рапорт мне нужен как можно быстрее. Возьми Кулозика.

      Он рыгнул, болезненно поморщился и полез в стол за таблетками.

      Пальцы у детектива Кулозика были короткие и толстые, с виду неловкие, но на самом деле очень проворные. Он схватил большой палец правой руки Ширли и крепко прижал его к глянцевой белой пластинке, оставив отчетливый, несмазанный отпечаток в квадратике с пометкой "П I". Затем один за другим он прижимал ее пальцы к пропитанной чернилами подушечке, а потом к пластинке, пока все квадратики не заполнились.

      - Могу ли я узнать ваше имя, мисс?

      - Ширли Грин. - Она тупо уставилась на испачканные чернилами кончики пальцев. - Теперь я преступница, на меня заведут досье?

      - Ничего подобного, мисс Грин. - Кулозик аккуратно печатными буквами написал ее имя толстым жировым карандашом в нижней части пластинки. - Эти отпечатки будут использованы лишь для сопоставления. Могу ли я узнать дату вашего рождения?

      - 12 октября 1977 года.

      - Думаю, это все, что нам сейчас нужно. - Он положил пластинку в пластмассовую коробочку вместе с подушечкой.

      Ширли пошла мыть руки, а Стив складывал свои принадлежности когда раздался сигнал входной двери.

      - Взял у нее отпечатки? - спросил входя Энди.

      - Все уже сделано.

      - Замечательно. Тогда осталось заполучить отпечатки пальцев телохранителя. Он ждет внизу, в вестибюле. А я нашел окно в подвале, которое, по-видимому, взломали. Его тоже надо проверить на предмет отпечатков. Лифтер тебе покажет, где оно находится.

      - Уже иду, - сказал Стив, закидывая сумку на плечо.

      Когда Стив удалился, в комнату вошла Ширли.

      - У нас есть зацепка, мисс Грин, - сказал ей Энди. - Я нашел окно в подвале, которое было взломано. Если найдутся отпечатки пальцев на стекле или раме, и они совпадут с отпечатками на фомке, то станет ясно, как убийца попал в здание. И мы сравним отпечатки на фомке с отпечатками на двери. Вы не будете возражать, если я сяду?

      - Что вы, - сказала она. - Конечно, садитесь. Кресло было мягкое, а бормотание кондиционера делало комнату островком уюта в потоке жары. Он откинулся на спинку, и часть напряжения и усталости улетучилась. Раздался сигнал входной двери.

      - Извините, - сказала Ширли и пошла открывать. В коридоре послышались приглушенные голоса, но он не обращал на них внимания, листая странички своего блокнота. Пластиковое покрытие на одной из них покоробилось, и буквы потускнели, он еще раз обвел их ручкой, нажимая как можно сильнее.

      - Выметайся отсюда, грязная шлюха! Слова были выкрикнуты хриплым визгливым голосом, словно ногтем провели по стеклу. Энди встал с кресла и засунул блокнот в карман.

      - Что там происходит? - спросил он. В комнату вошла Ширли, раскрасневшаяся и злая, а за ней худая седая женщина. Увидев Энди, женщина остановилась и указала на него трясущимся пальцем.

      - Мой брат умер и еще не похоронен, а эта тварь уже связалась с другим мужиком...

      - Я - офицер полиции, - сказал Энди, показывая свою бляху. - А вы кто такая?

      Она выпрямилась, но это не прибавило ей роста: у нее были покатые плечи и впалая грудь. Костлявые руки торчали из рукавов заношенного, какого-то грязного цвета платья. Ее лицо, блестящее от пота, было серым - кожа типичного горожанина-фотофоба; единственный оттенок ему, похоже, придавала уличная пыль. Когда она говорила, губы превращались в узкую щель, выкидывавшую слова, словно детали из-под пресса, а затем плотно закрывались, чтобы, не дай Бог, не выдать на одну деталь больше, чем нужно. Водянистые голубые глаза светились злобой.

      - Я - Мери Хеггерти, сестра бедного Майкла и единственная его родственница. Я пришла, чтобы заняться вещами Майкла. Как сказал мне адвокат, по завещанию Майкл все оставил мне, и я должна заняться наследством. Этой шлюхе нужно убраться отсюда, она и так с него достаточно поимела...

      - Минутку, - прервал Энди поток ее слов, и рот у нее захлопнулся. Она тяжело и быстро дышала расширившимися ноздрями. - Ни до чего в этой квартире нельзя дотрагиваться, и ничего нельзя брать без разрешения полиции, так что вам не стоит волноваться о вашем имуществе.

      - Вы только при ней это не говорите! - взвизгнула она и повернулась к Ширли. - Она украдет и продаст все, что не приколочено. Мой добрый брат...

      - Ваш добрый брат! - заорала Ширли. - Вы всеми своими кишками его ненавидели, и он ненавидел вас, и вы никогда и близко не подходили к этому дому, пока он был жив.

      - Заткнитесь! - Энди встал между двумя женщинами и повернулся к Мери Хеггерти. - Вы можете идти. Полиция даст вам знать, когда можно будет забрать вещи из этой квартиры.

      Она была поражена.

      - Но... вы не имеете права. Нельзя оставлять здесь эту шлюху одну.

      Терпению Энди пришел конец.

      - Следите за своим языком, миссис Хеггерти. Вы уже достаточно воспользовались этим словом. Не забывайте, чем ваш брат зарабатывал себе на жизнь.

      Лицо у нее побелело, и она отступила на шаг назад.

      - Мой брат занимался бизнесом, он - бизнесмен, - тихо сказала она.

      - Ваш брат занимался рэкетом и нелегальной индустрией развлечений. А это кроме всего прочего подразумевает и девочек.

      Когда злоба оставила ее, она вновь сгорбилась, стала тощей и костлявой. Единственной округлой частью тела у нее был живот, раздувшийся от многолетнего плохого питания и вынашивания многочисленных детей.

      - Уходите, - сказал Энди. - Мы свяжемся с вами. Женщина повернулась и ушла, не сказав больше ни единого слова. Он пожалел о том, что сорвался и сказал больше, чем нужно, но сказанного не вернешь.

      - Вы что имели в виду, когда говорили про Майка? - спросила Ширли, после того как дверь захлопнулась.

      В простом белом платье, с волосами, заколотыми сзади, она казалась очень юной, невинной, несмотря на ярлык, который прилепила к ней Мери Хеггерти.

      - Как давно вы знаете О'Брайена? - спросил Энди.

      - Около года, но он никогда не говорил о своих делах. А я никогда не спрашивала и всегда думала, что они имеют какое-то отношение к политике. К нам вечно приходили судьи и политики.

      Энди достал блокнот.

      - Мне бы хотелось узнать имена гостей, людей, с которыми он встречался в течение последней недели.

      - Вы задаете вопросы... но вы не ответили на мой. - Ширли улыбнулась, но он знал, что она вполне серьезна. Она села в кресло и положила руки на колени - ну прямо школьница.

      - Я не могу ответить на него подробно, - сказал он. - Я многого не знаю о Большом Майке. В целом я могу сказать вам совершенно определенно, что он являлся своего рода посредником между синдикатом и политиками. Вы бы назвали это административным уровнем. И по крайней мере тридцать лет прошло с тех пор. как он в последний раз предстал перед судом или находился за решеткой.

      - Вы имеете в виду... он сидел в тюрьме?

      - Да, я проверял, на него имеется уголовное досье и пара обвинений. Но в последнее время - ничего. Ловят и сажают только всякую мелочь. Если вы вращаетесь в кругу Майка, полиция вас не трогает. По сути они вам помогают... вот как с этим расследованием.

      - Не понимаю...

      - Послушайте. В Нью-Йорке ежедневно происходит пять, может, десять убийств, пара сотен преступных нападений, двадцать-тридцать изнасилований, по крайней мере сто краж со взломом. Полиции не хватает людей, она чересчур загружена. У нас нет времени следить за каждым нераскрытым делом. Если кого-то убивают и есть свидетели - о'кей. Мы выезжаем и хватаем убийцу - дело закрыто. Но в подобном деле, честно говоря, мисс Грин, мы даже не пытаемся что-либо предпринять. Если у нас нет отпечатков пальцев и досье на убийцу. А скорее всего, их у нас нет. В этом городе миллион подонков живут на пособие и хотят, чтобы у них была какая-никакая еда, телевизор и выпивка. Поэтому они делают попытку что-нибудь украсть, авось получится. Мы ловим некоторых из них и отправляем в рабочие бригады вырубать леса под пахотные земли. Но большая часть смывается. Порой происходит несчастный случай, когда кто-нибудь появляется там, где они обделывают свое дельце, обчищают квартиру или магазин. Если взломщик вооружен, возможно убийство. Понимаете, совершенно случайное; девяносто девять шансов из ста, что нечто подобное произошло с Майклом О'Брайеном. Я снял свидетельские показания, написал рапорт - и дело должно было заглохнуть. Так бы и случилось, если бы не было еще кое-кого. Но, как я сказал, Большой Майк имел множество контактов в политической сфере, и кто-то из этих кругов оказывает давление на нас, чтобы было проведено более полное расследование. Вот почему я здесь. В общем, я рассказал вам больше, чем нужно, и вы окажете мне большую любезность, если обо всем этом забудете.

      - Нет. я никому не расскажу. А что будет дальше?

      - Я задам вам еще несколько вопросов, уйду отсюда, напишу рапорт - и на этом все кончится. На меня навалена куча всякой работы, и управление уже и так уделило этому расследованию больше времени, чем могло себе позволить.

      - Вы не собираетесь ловить человека, который это сделал? - изумилась Ширли.

      - Если отпечатки пальцев есть в досье, мы могли бы это сделать. Если нет - у нас нет ни малейшего шанса. Мы не будем даже пытаться. Оставим в стороне вопрос нехватки времени. Кто бы ни пришил Майка, он сослужил добрую службу обществу.

      - Это ужасно!

      - Да? Возможно.

      Он раскрыл блокнот и дальше продолжал вполне официально. С вопросами было покончено, когда вернулся Кулозик с отпечатками пальцев с подвального окна, и они вместе покинули здание. После прохладного помещения улица окатила их жаром, словно открытая топка печи.

 

      Глава 7

 

      Уже перевалило за полночь. Темное небо за широким окном не могло сравниться по насыщенности цвета с полированным деревом длинного трапезного стола. Стол этот когда-то, много веков тому назад, находился в монастыре, уже давно разрушенном, и был очень ценным, как и все остальное убранство комнаты: буфет, картины, люстра с хрустальными подвесками. У одного конца стола сидели шестеро мужчин. Их финансовые дела обстояли отлично. Двое из них курили сигары, а самая дешевая сигара, которую можно было купить, стоила по крайней мере десять долларов.

      - Пожалуйста, покороче, судья, - сказал мужчина, сидевший во главе стола. - Время поджимает, и нам нужны только результаты.

      Если кто-то и знал его настоящее имя, то старался его не упоминать. Сейчас его звали мистером Бригзом, и он являлся тут самым главным.

      - Конечно, мистер Бригз, это будет достаточно просто сделать, - сказал судья Сантини и нервно откашлялся в кулак.

      Ему всегда не нравились эти совещания в Эмпайр Стейт Билдинге. Будучи судьей, он не должен был слишком часто видеться с этими людьми. Кроме того, приходилось подниматься чересчур высоко, а ему следовало думать о своем "моторе". Особенно в такую погоду. Он отхлебнул воды из стакана и сдвинул очки на нос, чтобы удобнее было читать.

      - Вот основные моменты. Большой Майк был убит мгновенно ударом в висок, произведенным заточенным металлическим прутом, который также использовался при взламывании двери. Отпечатки на взломанном подвальном окне совпадают с отпечатками на двери, и те и другие соответствуют отпечаткам на фомке. Пока они считаются отпечатками неизвестного человека и не совпадают ни с одними отпечатками из досье бюро криминалистики, а также с отпечатками подруги О'Брайена и его телохранителя, которые обнаружили тело.

      - Кто, по мнению детектива, это сделал? - раздался голос из облачка сигарного дыма.

      - Официальная точка зрения, э... скажем, смерть вследствие несчастного случая. Они думают, что кто-то влез в квартиру с целью грабежа, случайно наткнулся на Майка, и в результате тот был убит.

      Два человека начали было задавать вопросы, но мгновенно умолкли, когда заговорил Бригз. У него были тоскливые, серьезные глаза гончей, а сходство увеличивали припухшие нижние веки и отвислые щеки. Когда он говорил, массивный подбородок двигался из стороны в сторону.

      - Что вынесли из квартиры? Сантини пожал плечами.

      - Насколько они могут определить, ничего. Девушка заявляет, что ничего не пропало, а она-то уж наверное знает. Комната перевернута вверх дном, но очевидно взломщика вспугнули до того, как он закончил свое дело, и он в панике бежал. Такое бывает.

      Бригз обдумал эту информацию, но больше вопросов задавать не стал. Другие о чем-то спросили, и Сантини рассказал им то, что было известно. Бригз поразмышлял немного и, подняв палец, заставил всех замолчать.

      - Похоже, что это случайное убийство, для нас оно не имеет никакого значения. Нам нужен кто-то, способный принять на себя всю работу Майка... Что такое, судья? - спросил он, недовольный, что его перебили.

      Сантини обливался потом. Ему хотелось, чтобы все быстрее кончилось и он смог бы пойти домой. Был уже час ночи, и он устал. В такое время он обычно уже спал. Но был один факт, который он должен был упомянуть. Факт мог быть важным, и, если он выплывет позднее, получится, что он знал о нем и ничего не сказал... лучше расправиться с этим сейчас.

      - Мне следует рассказать вам еще об одной вещи. Возможно, это что-нибудь значит, возможно, - нет. Но я чувствую, что у нас должна быть вся информация, прежде чем мы...

      - Давайте, судья, - холодно сказал Бригз.

      - Да, конечно. Это знак, обнаруженный на окне. Надо сказать, что все окна в подвале покрыты изнутри толстым слоем пыли, и до других окон никто не дотрагивался. Но на взломанном окне, через которое предполагаемый убийца попал в здание, нарисован рисунок. Сердце.

      - Что это, черт возьми, должно означать? - проворчал один из присутствующих.

      - Для вас, Шлактер, ничего, поскольку вы американец немецкого происхождения. Я не могу дать гарантии, что это что-нибудь означает; не исключено, что это просто совпадение, полная бессмыслица. Но следует отметить, что по-итальянски "сердце" - "сиоге".

      Атмосфера в комнате мгновенно изменилась. Мужчины отлепились от спинок кресел и подались вперед. Бригз не пошевелился, но глаза у него сузились.

      - Куоре, - медленно произнес он. - Не думаю, что у него хватит духу появиться в городе.

      - У него и так в Ньюарке все есть. Он раз попробовал сунуться сюда и здорово погорел, больше он этого не сделает.

      - Может быть. Но я слышал, он совершенно выжил из ума. Сидит на ЛСД. Он мог сделать все, что угодно...

      Бригз кашлянул, и все притихли.

      - Нам придется это выяснить, - сказал он. - Либо Куоре пытается внедриться на нашу территорию, либо кто-то пытается устроить заварушку, чтобы подозрение пало на него - в любом случае нам нужно в этом разобраться. Судья, проследите, чтобы полиция продолжала расследование.

      Сантини улыбнулся и крепко сцепил пальцы под столом.

      - Я не говорю "нет", что вы; не говорю, что этого нельзя сделать. Я сказал, что это будет крайне трудно.

      У полиции чересчур короткие руки, у них нет людей для проведения полномасштабного расследования. Если я попытаюсь нажать на них, они захотят узнать почему. У меня должно быть несколько подходящих ответов. Я могу сделать так, чтобы этим занимались несколько человек, могу сделать несколько звонков, но не думаю, что нашего давления будет достаточно, чтобы их раскачать.

      - Вашего влияния недостаточно, судья, - сказал Бригз очень тихо. Руки у Сантини начали трястись. - Но я никогда никого не прошу совершать невозможное. Я позабочусь обо всем сам. Есть пара людей, которых я могу лично попросить о помощи. Я хочу знать, что происходит.

 

      Глава 8

 

      В открытое окно врывались жара и вонь, звуки города, многоголосый рев, поднимавшийся и спадавший с упорством морских волн, накатывающихся на берег, бесконечное грохотанье. Внезапно на этом шумовом фоне раздались звуки бьющегося стекла и скрежет металла. Голоса возвысились до крика, и в тот же момент послышался пронзительный вопль.

      - Что? Что?.. - пробормотал Соломон Кан, ворочаясь в постели и протирая глаза.

      Подонки, они никогда не заткнутся, никогда не дадут хоть немножко вздремнуть. Он встал и зашагал к окну, но ничего не увидел. Крики продолжались - что случилось? Рухнула еще одна пожарная лестница? Такое происходит достаточно часто, даже по телевизору показывают, особенно если сопровождается какой-нибудь ужасной сценой. Нет, вероятно, нет, просто мальчишки бьют окна или еще что-нибудь в этом роде. Солнце скрылось за домами, но воздух по-прежнему был жарким и вонючим.

      - Паршивая погода, - проворчал он и пошел к раковине.

      Даже доски пола обжигали босые ступни. Он плеснул в лицо пригоршню воды, затем включил телевизор на канале станции "Мьюзик тайм". Комната наполнилась ритмами джаза, внизу экрана светились маленькие цифры 18: 47. Почти семь, Энди сегодня работает целый день, а это означает, что он должен вернуться около шести, хотя они никогда не уходят со службы вовремя. Во всяком случае, пора чего-нибудь перекусить.

      - Армия дала мне прекрасную специальность авиационного механика всего за пятнадцать штук, - сказал он, похлопывая рукой по плите. - Самое прекрасное вложение капитала, которое они когда-либо делали.

      Плита ожила вместе с газовой горелкой, которую он перестроил на газ из баллонов, когда закрыли газовые магистрали, а потом установил электронагревательный элемент, когда все баллоны кончились. К этому времени подача электричества стала крайне неустойчивой - и к тому же электричество стоило очень дорого, чтобы готовить пищу, и он установил бак со съемными форсунками, куда заливалась любая горючая жидкость. Бак работал вполне удовлетворительно уже много лет на керосине, метаноле, ацетоне и множестве других горючих, артачась лишь при заправке его авиационным бензином - он выкидывал струю пламени в метр длиной и опалил всю стену, пока Соломон его не приручил. Его последнее усовершенствование было самым простым. Он вырезал отверстие в задней стенке плиты и вывел на улицу дымовую трубу через еще одно отверстие, пробитое в кирпичной стене. Когда в плите загоралось твердое горючее, отверстие в изоляции над ним выпускало тепло наружу.

      - Даже зола воняет рыбой, - посетовал он, выгребая пепел, оставшийся с прошлого дня. - Он выкинул его за окно и был удовлетворен, когда этажом ниже выразили недовольство.

      - Не нравится? - закричал он в ответ. - Тогда велите своим паршивым детям не включать телевизор на полную мощь по ночам, может, тогда я прекращу высыпать пепел вам на голову.

      Это его развеселило, и он стал насвистывать сюиту из балета "Щелкунчик", зазвучавшую по телевизору вслед за безымянной джазовой композицией. Но внезапно раздался треск, и звук пропал. Соломон, ругаясь себе под нос, подбежал к телевизору и ударил по нему кулаком. Это не произвело никакого воздействия. Треск продолжался, и он с неохотой выключил телевизор. Наклонившись, чтобы разжечь плиту, он все еще матерился.

      Положив на решетку три маслянистых серых брикета морского угля, он взял с полки зажигалку "Зиппо" на батарейках. Хорошая зажигалка, когда же она куплена? - должно быть, лет пятьдесят назад. Конечно, большую часть деталей с тех пор пришлось заменить: таких зажигалок уже не выпускали. Зажигалок больше вообще не выпускали. Морской уголь загорелся слабым голубоватым пламенем. Он вонял - рыбой - как и его руки. Соломон вымыл их. Эту штуку, видимо, делали из отходов целлюлозы спиртового завода, высушивали и вымачивали в планктоновом масле, чтобы горела. Ходил слух, что ее на самом деле производят из сушеных и спрессованных рыбьих кишок на рыбокомбинате, и он предпочитал такое толкование официальной версии, неважно, верно оно было или нет.

      Его миниатюрный огород в ящике на подоконнике находился в отличном состоянии. Он надергал шалфея и полыни, и разложил на столе для сушки. Затем приподнял полиэтилен, чтобы посмотреть, как растет лук. Он рос превосходно, и скоро его уже можно будет есть. Он насмешливо посмотрел в зеркало на свою бороду.

      - Нужно подровнять, Сол, - сказал он своему отражению. - Но уже темно, так что придется подождать до утра. Все же никому не повредит, если расчесать ее перед тем, как одеться к ужину.

      Он несколько раз провел расческой по бороде, затем отложил расческу и пошел искать в шкафу шорты. Они начали свою жизнь много лет тому назад в качестве армейских штанов, но с тех пор неоднократно подрезались и подшивались, пока у них не осталось никакого сходства с изначальной моделью. Едва Сол их натянул, как в дверь постучали.

      - Да? - крикнул он. - Кто там?

      - "Альковер Электроника", - прозвучал приглушенный ответ.

      - Я уж думал, что вы там все подохли или ваше заведение сгорело, - сказал Сол, распахивая дверь. - Не прошло и двух недель, как вы обещали, что быстренько сделаете мой телевизор, и я заплатил заранее.

      - Быстро только электроны двигаются, - спокойно ответил высокий мастер, кидая сумку с инструментами размером с чемодан на стол. - В вашем древнем ящике одна лампа давно развакуумировалась. Так что я могу поделать? Таких ламп больше не делают, а если б и делали, я все равно не мог бы ее купить - существует очередь, - Пока он говорил, руки его уже занялись делом: он перетащил телевизор на стол и начал отвинчивать заднюю крышку. - Как мне починить этот ящик? Мне приходится ходить к спекулянтам на Гринвич-стрит и проводить там пару часов, выискивая то, что нужно. Мне не удалось раздобыть лампу, и я купил пару транзисторов, которые выполнят ту же функцию. Могу сказать вам, это было нелегко сделать.

      - Сердце кровью обливается, - сказал Сол, с подозрением наблюдая, как мастер снимает заднюю крышку и вынимает лампу.

      - Развакуумировалась, - сказал мастер, пристально посмотрев на лампу перед тем, как бросить ее в сумку. Он достал прямоугольную пластиковую полоску, к которой были прикреплены какие-то маленькие детальки, и начал припаивать ее. - Это паллиатив, - сказал он. - Приходится потрошить старые ящики, чтобы работали еще более старые. Даже припой приходится изготовлять самому. Хорошо еще. что в округе наверное пара миллиардов ящиков, а у большинства последних моделей твердые контуры. - Он включил телевизор, и комнату наполнили звуки музыки, - За работу четыре доллара.

      - Мошенник! - воскликнул Сол. - Я уже заплатил вам тридцать пять долларов...

      - Это за детали, работа - отдельно. Если вы хотите иметь в жизни некоторые маленькие удобства, будьте готовы за них платить.

      - Я заказывал только ремонт, - сказал Сол, протягивая деньги, - без всякой философии. Вы - жулик.

- Я предпочитаю именовать себя электронщиком-грабителем, - ответил мастер, пряча купюры в карман. - Если вы хотите взглянуть на жуликов, приходите посмотреть, сколько я плачу радиоспекулянтам. - Он повесил сумку на плечо и ушел.

      Было почти восемь часов. Через несколько минут после того, как ушел мастер, в замке повернулся ключ, и вошел Энди, усталый и разгоряченный.

      - Ты еле тащишь свою задницу, - сказал Сол.

      - Ты был бы еще хуже, если б у тебя выдался такой денек, как у меня. Что, свет не можешь включить? Ни черта не видно. - Он добрел до кресла у окна и рухнул в него.

      Сол включил маленькую электролампочку, висевшую в центре комнаты, и пошел к холодильнику.

      - Сегодня вечером никаких "Гибсонов". Вермут выдается в ограниченных количествах, пока я не наделаю еще. У меня есть кориандр, фиалковый корень и все остальное, но нужно еще высушить полынь. Без нее получается совсем не то. - Он достал из холодильника покрытый изморозью графин и закрыл дверцу. - Но я поставил охлаждаться воду и приправил ее спиртом, чтобы не чувствовалось вкуса воды. Это также помогает от нервов.

      - Довели! - Энди отхлебнул воды и состроил недовольную физиономию. - Извини, что на тебя наезжаю, но у меня был чертовски тяжелый день, а завтра будет еще круче. - Он принюхался. - Что это у тебя на плите?

      - Опыты по экономичному ведению домашнего хозяйства - вне зависимости от карточек и пособий. Ты, может, не замечаешь, но наш бюджет трещит по швам со времени последнего подорожания. - Сол открыл канистру и показал Энди коричневые гранулы. - Это новый чудесный ингредиент, поставляемый нашим благодетельным правительством, называемый "энер-Г" - откуда такое ужасно остроумное название? Он содержит витамины, минеральные соли, белки, углеводы...

      - Все, кроме нормального вкуса?

      - Примерно так. Я добавляю его в овсяные лепешки. Сомневаюсь, что будет хуже, поскольку уже сейчас я их начинаю ненавидеть. Этот "энер-Г" - новое чудо науки - производится из китового планктона.

      - Из чего?

      - Я знаю, что ты никогда не держал в руках ни одной книги, но ты же смотришь телевизор. Об этом была часовая программа. Конверсия атомных подводных лодок, плавающих повсюду, как киты, и собирающих планктон, - таких микроскопических морских тварей, которыми, к твоему превеликому удивлению, питаются огромные киты. Те трое, что еще живы. Самая маленькая форма жизни поддерживает самую большую, в этом есть своя мораль. Так или иначе планктон всасывается, просеивается, вода выплевывается наружу, а планктон спрессовывается в маленькие брикеты и складывается в подлодке, пока она не загружается под завязку. Тогда она возвращается в порт и разгружается. Потом из этих брикетов получают "энер-Г".

      - О Боже! Могу поспорить, у него вкус рыбы.

      - Пари не принимается, - вздохнул Сол и начал раскладывать овсяные лепешки по тарелкам.

      Ели молча. Овсяные лепешки с "энер-Г" были не так плохи, как они подозревали, но все равно ничего хорошего. Покончив с ними, Сол прополоскал рот смесью воды со спиртом.

      - Что ты там говорил о работе? - спросил он. - Тебя заставляют работать в две смены?

      Энди подошел к окну. Теперь, когда солнце село, во влажном, горячем воздухе появилось какое-то движение.

      - У меня особое задание. Помнишь то убийство, о котором я тебе рассказывал?

      - Большой Майк. этот воришка? Тот, кто прикончил его, оказал большую услугу роду человеческому.

      - Я думаю то же самое. Но у него есть друзья в политических сферах, которые интересуются этим делом больше, чем мы. У них есть связи, они потянули за ниточку, и комиссар вызвал лейтенанта и велел ему поставить одного человека на это расследование и найти убийцу. Рапорт был подписан мной, поэтому назначили меня. А Грасси - о, это великолепный подонок - сказал мне об этом перед самым уходом. Он выдал мне задание и Многозначительно намекнул, что им нужно заняться сегодня же вечером. То есть сейчас, - сказал он, вставая и потягиваясь.

      - Здорово, не правда ли? - спросил Сол, поглаживая бороду. - Полная независимость, сам себе начальник, работаешь, когда хочешь, увенчан славой.

      - Я ничем не буду увенчан, если не дам ответ очень быстро. Все следят за этим и оказывают давление. Грасси сказал, что мне придется найти убийцу как можно скорее или я пойду в форме патрулировать Корабельный городок.

      Энди зашел к себе в комнату и открыл замок на нижнем ящике шкафа. Тут у него лежали две запасные обоймы, кое-какие личные бумаги и вещи, включая карманный фонарик. Он работал от нажима руки и ослепительно загорелся, когда Энди его проверил.

      - Куда теперь? - спросил Сол, когда Энди вышел. - Собираешься посетить ночной притон?

      - Хорошо, что ты не полицейский, Сол. С твоими знаниями в криминалистике преступность в городе разрослась бы буйным цветом...

      - Она и так процветает, без моей помощи.

      - ...И нас бы всех поубивали прямо в кроватях. Нет, не в притон. Я собираюсь поговорить с девушкой.

      - Дело принимает интересный оборот. Позволительно ли мне спросить, с какой девушкой?

      - С девчонкой по имени Ширли. Фигурка что надо. Она была подружкой Большого Майка, жила с ним, но, когда его кокнули, ее в квартире не было.

      - Может, тебе нужен помощник? По ночам я работаю очень хорошо.

      - Остынь, Сол, ты бы не знал, что делать, когда бы дошло до дела. Она играет не в нашей лиге. Сходи на горшок и ложись спать.

      С помощью фонарика Энди благополучно избежал всех мусорных завалов на лестнице, погруженной в темноту. На улице были все те же толпы людей и жара. Они не зависели от времени суток и наполняли улицы и днем, и ночью. Хотелось дождя, который смыл бы все это, но прогноз погоды не оставлял никаких надежд. "Без перемен".

      Чарли открыл дверь с вежливым приветствием. Энди пошел было к лифту, но передумал и направился к лестнице. Ему хотелось взглянуть на окно и подвал после наступления темноты, увидеть все таким, каким оно было, когда появился взломщик. Если только он проник в здание здесь. Теперь, когда ему был поручен розыск убийцы, приходилось вдаваться во все подробности дела, пытаться воссоздать последовательность событий. Можно ли пробраться снаружи через окно, чтобы тебя не заметили? Если нет, значит, убил кто-то из местных и нужно будет проверять весь персонал и всех жильцов дома.

      Он остановился и вынул пистолет. Впереди, в полуоткрытой двери подвала мелькнул луч карманного фонарика. Это было именно то помещение, где взломали окно. Он медленно пошел вперед, осторожно ступая по грязному бетонному полу, стараясь не произвести ни звука. Войдя, он увидел, что кто-то стоит у дальней стены и водит лучом по окнам. В желтом круге света вырисовалась темная фигура. Луч перешел на другое окно и остановился на сердечке, нарисованном по пыли. Человек нагнулся к окну. Он был настолько увлечен своими исследованиями, что не услышал, как сзади к нему подошел Энди.

      - Не двигаться - я вооружен, - сказал Энди, ткнув дулом пистолета человека в спину.

      Фонарик у него выпал и разбился. Энди выругался, достал свой фонарик и нажал. Луч света ударил прямо в лицо человеку - рот открыт от страха, лицо белое. под стать длинным седым волосам. Мужчина прислонился к стене, глотая воздух. Энди убрал пистолет в кобуру и подхватил человека под руку, потому что тот стал медленно сползать по стене на пол.

      - Шок... так внезапно... - бормотал он. - Вы не должны были... Кто вы такой?

      - Я - офицер полиции. Как ваша фамилия? И что вы здесь делаете? - Энди быстро его обыскал: человек был не вооружен.

      - Я... на гражданской службе... вот мое удостоверение... - Он трясущимися руками достал бумажник. Энди взял удостоверение и раскрыл.

      - Судья Сантини, - сказал он, переводя луч фонарика с удостоверения на лицо человека. - Да, я видел вас в суде. Но не странно ли судье оказаться в подобном месте?

      - Пожалуйста, не дерзите, молодой человек. - Первая реакция прошла, и Сантини вновь владел собой. - Я считаю себя человеком, хорошо знающим законы этого независимого государства, и я не могу припомнить ни одного закона, применимого к данной ситуации. Я предполагаю, что вы превышаете свои полномочия...

      - Проводится расследование убийства, а вы, возможно, занимались подделыванием вещественных доказательств, судья. Этого достаточно, чтобы вас арестовать.

      Сантини быстро заморгал в ярком луче фонарика.

      - Вы детектив Раш? - спросил он.

      - Да, - с удивлением ответил Энди, Он опустил фонарик, чтобы тот не светил прямо в лицо судье. - Что вы обо всем этом знаете?

      - Я расскажу тебе все, мой мальчик, если ты позволишь мне подняться с пола, и мы найдем более уютное место для нашей беседы. Почему бы нам не зайти к Ширли? Ты наверняка знаком с мисс Грин. Скоро здесь станет совсем холодно, а раз уж я пришел, я буду счастлив рассказать тебе все, что знаю.

      - Почему нет, - сказал Энди, помогая старику подняться.

      Судья не собирался убегать, кроме того, у него могли быть какие-то официальные связи, имеющие отношение к делу. Иначе откуда бы он знал, что Энди - тот самый детектив, которому поручено заниматься расследованием? Все это выглядело скорее как дело политиков, а не полиции.

      Из подвала они поехали вверх на лифте, и хмурый взгляд Энди быстро стер любопытство с лица лифтера. Судье, похоже, стало лучше, но он по-прежнему опирался на руку Энди.

      Дверь открыла Ширли.

      - Судья... вам плохо? - спросила она, широко раскрыв глаза.

      - Ничего, моя милая, просто жара, усталость. Я не становлюсь моложе, - Он выпрямился, отлично скрыв усилия, которые для этого требовались, и, отойдя от Энди, пожал ей руку. - Я повстречал детектива Раша, и он был так любезен, что поднялся со мной. Если мне позволят подойти к кондиционеру, чтоб вдохнуть глоток холодного воздуха, и разрешат секундочку отдохнуть...

      Они направились по коридору, Энди последовал за ними.

      Девушка выглядела потрясающе: одета, будто в телевизионной постановке. Платье было сшито из ткани, блестевшей так, словно было соткано из серебряных нитей, и в то же время казалось очень мягким. Оно было без рукавов, с большим вырезом спереди и еще более глубоким сзади - почти до талии. Волосы ниспадали на плечи красновато-коричневой волной. Пока она вела судью до дивана, он тоже краем глаза смотрел на нее.

      - Мы не потревожили вас, Ширли? - спросил судья. - Вы в вечернем платье. Куда-нибудь собираетесь?

      - Нет, - сказала она. - Я сижу одна дома. Если хотите правду... я просто создаю себе моральное состояние. Я никогда прежде не носила это платье. Какая-то новая ткань, думаю, нейлон с металлизированной нитью. - Она взбила подушку и подложила под голову судье. - Сделать вам чего-нибудь холодненького? Вам тоже, мистер Раш?

      Казалось, что она только сейчас обратила на него внимание; он молча кивнул.

      - Чудесное предложение, - вздохнул судья и откинулся назад. - Если можно, чего-нибудь покрепче.

      - О, да... в баре есть все, что угодно. Я это не пью. Когда она вышла на кухню, Энди подсел поближе к Сантини и заговорил, понизив голос:

      - Вы собирались рассказать мне, что делали в подвале и откуда вам известно мое имя.

      - Святая простота. - Сантини бросил взгляд на кухню, но Ширли была занята и не слышала их. - Смерть О'Брайена повлекла за собой, скажем так, политические последствия, и меня попросили проконтролировать ход дела. Естественно, я узнал, что вести его поручено вам. - Он расслабился, сложив руки на животе.

      - Это ответ только на половину моего вопроса, - сказал Энди. - Так что же вы делали в подвале?

      - Там прохладно, почти холодно, после того что творится на улице. Сплошное наслаждение. Вы заметили сердечко, нарисованное по пыли на подвальном окне?

      - Конечно. Именно я его и обнаружил.

      - Это самое интересное. Вы когда-нибудь слышали об одной личности - должны были слышать, на него есть в полиции досье - по имени Куоре?

      - Ник Куоре? Владелец всех подпольных заведений Ньюарка?

      - Тот самый. Хотя слово "владелец" не совсем подходит, точнее сказать "руководитель". Теперь он там самый главный, но это настолько честолюбивый человек, что бросает взгляд и в направлении Нью-Йорка.

      - Что все это должно значить?

      - "Сиоге" - доброе старое итальянское слово. Оно означает "сердце", - сказал Сантини, когда в комнату с подносом вошла Ширли.

      Энди взял стакан и машинально поблагодарил. Теперь он понял, почему оказывался весь этот нажим. Никого, похоже, не волновал сам факт убийства О'Брайена. Заинтересованных лиц занимал другой вопрос: почему он был убит? Действительно ли убийство - несчастный случай, как это казалось? Или это предупреждение от Куоре о том, что он вторгается в Нью-Йорк? Или убийство - сильный ход кого-то из местных, пытающегося обвинить Куоре, чтобы прикрыть себя? Раз уж ты вошел в лабиринт рассуждений, вероятные возможности будут увеличиваться до тех •пор, пока найденный убийца не покажет единственный выход из него. Заинтересованные лица потянули за ниточки, и в результате ему поручено это дело. Должно быть, множество людей прочитали его рапорт и с нетерпением ждут ответа.

      - Извините, - пробормотал Энди, заметив, что девушка обращается к нему. - Я задумался и не расслышал вас.

      - Я спросила, нравится ли вам напиток. Я могу сделать что-нибудь еще, если он вам не по душе.

      - Нет, все прекрасно, - сказал он, сообразив, что все это время держал в руках стакан, уставившись в него. Он сделал глоток, потом второй. - В самом деле великолепно. Что это?

      - Виски. Виски с содовой.

      - Я его впервые пробую.

      Он попытался вспомнить, сколько стоит бутылка виски. Виски сейчас почти не производили из-за нехватки зерна, и с каждым годом запасы на складах уменьшались, а цены росли. По крайней мере долларов двести бутылка, а может, больше.

      - Очень освежает, Ширли, - сказал Сантини, ставя пустой стакан на подлокотник кресла. - И примите мою самую сердечную благодарность за ваше гостеприимство. Извините, мне надо бежать - меня ждет Роза, но прежде можно ли задать вам один вопрос?

      - Конечно, судья... что?

      Сантини достал из бокового кармана конверт и, открыв его, вынул пачку фотографий. Энди было видно, что это фотографии разных мужчин. Сантини передал одну из них Ширли.

      - Весьма трагично, - сказал он, - трагично то, что произошло с Майком. Все мы хотим помочь полиции, как только можем. Я знаю, что вы, Ширли, тоже этого хотите. Поэтому посмотрите на эти фотокарточки. Не узнаете ли вы кого-нибудь из этих людей?

      Ширли взяла первую фотографию и посмотрела на нее, сосредоточившись и нахмурив брови. Энди восхитился способностью судьи говорить очень много, а по сути не сказать ничего - и заручиться содействием девушки.

      - Нет, я не могу сказать, что когда-либо раньше его видела, - сказала она.

      - Может быть, он был у вас в гостях или встречался с Майком и вами в другом месте?

      - Нет. Я уверена, что никогда его не видела. Я а думала, что вы спрашиваете, видела ли я его когда-нибудь на улице.

      - А как насчет других?

      - Я никогда не видела ни одного из них. Извините, я ничем не могу вам помочь.

      - Отрицательный результат - тоже результат, моя милая.

      Он передал фотографии Энди, который на первой узнал Ника Куоре.

      - А остальные? - спросил он.

      - Его помощники, - сказал Сантини, медленно поднимаясь с кресла.

      - Я возьму их на некоторое время, - сказал Энди.

      - Конечно. Может, они вам пригодятся.

      - Вам правда уже нужно уходить? - спросила Ширли.

      Сантини улыбнулся и направился к двери.

      - Будьте снисходительны к старику, моя милая. Я получил большое наслаждение, находясь в вашем обществе, но в мои годы нужно соблюдать режим. Спокойной ночи, мистер Раш, - и удачи.

      - Я и себе чего-нибудь налью, - сказала Ширли, проводив судью. - Вам повторить? Ведь вы не на службе.

      - Я на службе, и я находился на ней последние четырнадцать часов, так что, думаю, самое время сделать коктейль из службы и выпивки. Если вы на меня не донесете.

      - Я не стукачка! - улыбнулась Ширли. Они сели напротив друг друга, и он почувствовал себя так хорошо, как ни разу за последние недели. Головная боль прошла, было прохладно, а вкус виски был лучше, чем у любого из напитков, которые он только мог вспомнить.

      - Я думала, вы прикрыли расследование, - сказала Ширли. - Ведь вы мне так сказали.

      - Тогда я так и думал, но кое-что изменилось. Кое-кто весьма заинтересован в разгадке этого дела. Это волнует даже таких людей, как судья Сантини.

      - Все время, что я была с Майком, я не знала, что он - такая важная фигура.

      - Живым он так важен не был. Важна его смерть и причины - если они есть - этой смерти.

      - Вы имеете в виду то, что полиция не разрешает выносить что-либо из квартиры?

      - Да, я должен все просмотреть, особенно бумаги. А почему вы об этом спрашиваете?

      Ширли не отрывала глаз от стакана, крепко сжав его обеими руками.

      - Сегодня заходил адвокат Майка, и все, похоже, так, как сказала его сестра. Моя одежда, мои личные вещи принадлежат мне, но больше ничего. Да я ничего другого и не ожидала. Но за квартиру было уплачено до конца августа... - она посмотрела Энди прямо в лицо, - и если мебель здесь останется, я могу до тех пор здесь жить.

      - Вы этого хотите?

      - Да, - коротко ответила она.

      Ширли - отличная девчонка, подумал Энди. Она ни о чем не просит, не плачет, ничего такого. Просто раскрывает свои карты. А почему бы и нет? Мне это ничего не стоит. Почему бы нет?

      - Считайте, что дело сделано. Я очень слаб в подыскивании квартир, а такую большую точно нужно искать до полуночи тридцать первого августа. Если будут какие-нибудь жалобы, отсылайте их к детективу Эндрю Фремонту Рашу с двенадцатого участка. Я скажу жалобщикам, что они свободны.

      - Чудесно! - сказала она, от радости вскочив на ноги. - За это нужно выпить. Сказать вам по правде, я не стала бы продавать что-либо из этой квартиры. Это все равно что украсть. Но я не вижу ничего плохого в том, что мы допьем початые бутылки. Лучше, чем оставлять их его сестре.

      - Совершенно с вами согласен, - сказал Энди, поудобнее устроившись в кресле и наблюдая, как Ширли изящно покачивает бедрами, идя со стаканами на кухню.

      "Вот это жизнь, - подумал он и усмехнулся про себя, - черт с ним, с расследованием. По крайней мере на этот вечер. Я буду пить виски Большого Майка, сидеть на его диване и на несколько часов абсолютно забуду про работу в полиции".

      - Нет, я приехала из Нью-Джерси, из Лейкленда, - сказала она. - Мы переехали в город, когда я была еще ребенком. Командование ВВС строило сверхдлинные взлетно-посадочные полосы для самолетов "Мах-3", и они купили наш дом и все дома в окрестностях и снесли их. Это любимая история моего отца: как загубили его жизнь, и он с тех пор никогда не голосовал за республиканцев и клянется, что скорее умрет.

      - Я тоже родился не здесь, - сказал он и отхлебнул виски. - Мы приехали из Калифорнии. У моего отца было ранчо...

      - Значит, вы ковбой!

      - Собственно, не ранчо - фруктовые деревья в долине Империал. Я был совсем маленьким, когда родители покинули те места, и плохо их помню. Все земледелие в долине основывалось на ирригации - каналы, насосы. На ранчо моего отца воду качали насосами из-под земли. Когда геологи сказали ему, что он выкачивает воду, хранившуюся под землей тысячи лет, он не придал этому значения. Я помню, как он сказал, что старая вода питает деревья так же хорошо, как и новая. Но однажды подземные воды иссякли. Я никогда не забуду, как умирали деревья, а мы ничего не могли поделать. Мой отец бросил ферму, и мы переехали в Нью-Йорк. Он работал простым рабочим на строительстве туннеля Моисея.

      - У меня никогда не было альбома, - сказал Энди. - Подобными вещами в основном занимаются девчонки.

      Она села на диван рядом с ним. переворачивая страницы. Тут были фотографии детей, корешки билетов, программки, но он не обращал на них внимания. Ее теплая обнаженная рука прижалась к его руке, а когда она склонялась над альбомом, он ощущал запах ее волос. Он ужасно много выпил и смутно это сознавал. Он кивал головой и делал вид, что смотрит альбом. Однако все его внимание было обращено на Ширли.

      - Уже третий час, мне пора идти.

      - Не хотите ли на дорожку еще кофе? - спросила она.

      - Нет, спасибо. - Он допил кофе и аккуратно поставил чашку. - Я приду утром, если вас это устроит, - сказал он и направился к дверям.

      - Утром? Прекрасно, - сказала она и протянула ему руку. - И благодарю, что провели со мной вечер.

      - Это я должен благодарить вас. Ведь я никогда раньше не пробовал виски.

      Он собирался пожать ей руку, пожелать спокойной ночи - и все. Но неожиданно он обнаружил ее в своих объятиях, его лицо уткнулось в душистые волосы, а руки крепко обняли гибкую фигуру. Когда он ее поцеловал, она горячо поцеловала его в ответ, и он понял, что все будет отлично.

      Лежа на чистой, просторной постели, он ощущал прикосновение теплого тела и легкое дыхание у себя на щеке. Мерное гудение кондиционера действовало умиротворяюще. Он вспомнил, что слишком много выпил и улыбнулся. Ну и что? Если бы он был трезвее, возможно, не был бы сейчас здесь. Утром он, может быть, пожалеет об этом, но в данный момент он чувствовал, что с ним произошло что-то очень хорошее. Даже когда он попытался найти в себе чувство вины, это ему не удалось. Он коснулся ее плеча, и она пошевелилась во сне. Шторы чуть раздвинулись, и он увидел луну - далекую и дружелюбную. Все отлично, сказал он. Все отлично, повторял он себе снова и снова.

      В открытом окне виднелась луна: пронизывающий глаз в ночи, факел в удушающей жаре. Билли Чун забылся тревожным сном, но одному из близнецов что-то приснилось, он закричал во сне и разбудил его.

      Если бы только не было этого мужчины в ванной... Билли ворочался с боку на бок, кусал губы и чувствовал, как лицо покрывается потом. Он же не собирался его убивать... Но не об убитом человеке думал сейчас Билли. Он беспокоился о самом себе. Что будет, когда его поймают? А его найдут - на то и существует полиция. Они вынут ломик из головы убитого, отнесут его в лабораторию и узнают, кто ему его продал...

      Его голова ворочалась на мокрой от пота подушке, и тихий, почти неслышный стон прорывался сквозь сжатые зубы.

 

      Глава 9

 

      - Ты сегодня неважно побрился, Раш, - сказал Грассиоли своим нормальным, раздраженным тоном.

      - Я вообще не брился, лейтенант, - сказал Раш, оторвавшись от рапорта. Лейтенант заметил его, когда проходил через отдел детективов в канцелярию. Энди надеялся отметиться и уйти с участка, не повстречавшись с начальником. Он быстро соображал. - Сегодня я провел много времени неподалеку от Корабельного городка. Не хотелось чересчур выделяться. К тому же там во всей округе, вероятно, ни одной бритвы днем с огнем не сыщешь.

      Прозвучало достаточно убедительно. На самом же деле он появился лишь поздно утром прямо из Челси-парка и не успел побриться.

      - Ага. Как продвигается дело? Энди знал, что лучше не напоминать лейтенанту о том, что он занимается им только со вчерашнего вечера.

      - Я обнаружил один факт, относящийся к делу. - Он огляделся по сторонам и продолжил, понизив голос: - Я знаю, почему на наше управление оказывают нажим.

      - Почему?

      Пока Энди объяснял значение сердечка на окне и рассказывал о людях, заинтересованных в убийстве, лейтенант рассматривал фотографии Ника Куоре и его подручных,

      - Отлично, - сказал Грассиоли, когда он закончил. - Не пиши об этом в своих рапортах, если не найдешь ниточки, ведущей к Куоре, но я хочу, чтобы ты держал меня в курсе дела. Иди - ты здесь только теряешь время.

      Вот уже много дней жара не спадала. Улицы были наполнены горячим вонючим воздухом, совершенно неподвижным и пахнущим грязью, потом и разложением. Это было невыносимо. Но впервые с тех пор, как установилась жара, Энди ее не замечал. Минувшая ночь была ошеломляющей, невероятной и незабываемой. Он пытался отрешиться от волнующих мыслей, но в памяти то и дело возникала Ширли, и, несмотря на жару, он чувствовал, как заливается румянцем. Не может быть! Он ударил кулаком правой руки по ладони левой и улыбнулся испуганным прохожим. Ему так много нужно сделать, прежде чем они увидятся вновь.

      Энди свернул в переулок, который вел между рядами гаражей за Челси-парком к служебному входу в здание. Позади послышалось шуршание колес. Он шагнул в сторону, пропуская тяжелый гужевик - квадратный, как ящик, кузов на старых колесах от автомобиля. который тянули двое людей. Они согнулись почти пополам и, казалось, не чувствовали ничего, кроме усталости. Когда они прошли мимо всего в паре метров, Энди увидел ремни, впивающиеся им в шеи, и незаживающие язвы на плечах.

      Энди медленно шел за гужевиком, потом остановился там, где его не было видно из служебного входа, и присел у рва. Бетонное дно покрывали мусор и отбросы. Между гранитными плитами там и сям зияли широкие щели. В темноте довольно легко здесь пробраться, фонарей поблизости нет. Даже днем взломщика можно заметить лишь из ближайших окон. Никто не видел, как Энди перемахнул через высокий край рва и медленно спустился на дно. Здесь было жарко словно в печи, но Энди не обращал на это внимания! Он шел вдоль внутренней стены, пока не обнаружил окно с сердечком. Его было очень легко заметить, вероятно, ночью тоже. Как раз под рядом подвальных окон находился выступ, на который можно залезть; он был достаточно широк, чтобы на нем стоять. Да, стоя здесь, можно взломать окно. Убийца проник в здание этим путем. Пот капал у Энди с подбородка и оставлял темные пятна на бетонном выступе. Жара наконец до него добралась.

      - Что это ты тут делаешь? Хочешь шею себе сломать? - закричал вдруг кто-то. Энди выпрямился и увидел на мостике, переброшенном через ров. швейцара, грозившего ему кулаком. Приглядевшись, он узнал Энди, и его тон резко изменился. - Извините... я не разобрал, что это вы, сэр. Чем могу вам помочь?

      - Открывается ли какое-либо из этих окон?

      - Открывается то, что у вас над головой. Оно находится в вестибюле.

      Швейцар исчез, а через несколько секунд окно отворилось, и в нем появилась его круглая физиономия.

      - Вытащите меня отсюда, - попросил Энди. - Я совсем спекся. - Он ухватился за руку швейцара и вскарабкался наверх. В вестибюле было сумрачно и прохладно. Энди вытер лицо носовым платком. - Мы можем где-нибудь поговорить? Где можно сесть?

      - В комнате охраны, сэр. Следуйте за мной. Там находилось два человека. Один, в форме местного персонала, вскочил, как только они вошли. Другим был Тэб.

      - Встань у двери, Ньютон! - приказал швейцар. - Хочешь пойти с ним, Тэб? Тэб взглянул на детектива.

      - Конечно, Чарли, - ответил он и вышел вслед за охранником.

      - У нас тут есть вода, - сказал швейцар. - Хотите стаканчик?

      - Грандиозно, - сказал Энди, плюхаясь в кресло. Он взял пластиковый стаканчик, половину выпил залпом, а остальное стал тихонько потягивать. Прямо перед ним находилось окно с серым стеклом, выходившее в вестибюль. Но он не видел в вестибюле на этом месте окна. - Одностороннее стекло? - спросил он.

      - Верно. Для охраны жильцов. С той стороны зеркало.

      - Вы заметили, в каком месте рва я находился?

      - Да, сэр, похоже, вы были как раз у того окна, которое взломали.

      - Да. Я прошел по рву с той стороны, от переулка, и вышел к окну. Как по-вашему, ночью меня можно было бы увидеть?

      - В общем...

      - Да или нет? Я не собираюсь ловить вас.

      - Жилуправление уже делает что-то, чтобы обеспечить безопасность. В основном неприятности с системой сигнализации. Нет, не думаю, что я увидел бы вас ночью, сэр, особенно в темноте.

      - Я тоже так думаю. Значит, вы считаете, что кто-то мог проникнуть в здание таким способом?

      Маленькие, поросячьи глазки Чарли сощурились и забегали.

      - Полагаю, - сказал он наконец, - что убийца мог попасть внутрь таким образом.

      - Хорошо. Итак, он попал прямо в подвальное помещение. Подошел к окну, сигнализация на раме сломана, все в порядке. Взломщик мог заранее отметить окно сердечком, чтобы легче было найти его снаружи. А это означает, что он не один раз побывал в здании.

      - Может быть, - согласился Чарли и улыбнулся. - А может быть, он оставил знак после того, как проник в здание, чтобы одурачить вас. Может быть, он хотел, чтобы вы посчитали, что это сделал кто-то находившийся в здании.

      Энди кивнул.

      - Вы соображаете. Чарли. Но в любом случае окно могло быть отмечено изнутри, и я отталкиваюсь от этой посылки. Мне нужен список всего обслуживающего персонала на данный момент, всех новичков и всех уволенных за последние два года, список жильцов и бывших жильцов. У кого могут быть подобные сведения?

      - У начальника жилуправления, сэр, его кабинет по лестнице направо. Давайте я вас провожу.

      - Одну минуту... сперва мне нужен еще один стакан воды.

      Энди остановился перед внутренней дверью квартиры О'Брайена, делая вид, что занят просматриванием списков, которые получил у начальника жилуправления. Он знал, что Ширли, возможно, видит его на экране, и пытался казаться занятым и деловым. Когда он ушел сегодня утром, она еще спала, и он не говорил с ней со вчерашнего вечера, - да и тогда они не слишком много разговаривали. Не то чтобы он был смущен; просто вокруг царила некая атмосфера нереальности. Она принадлежала к здешнему миру, а он - нет. И если бы она сделала вид, что ничего не произошло, смог бы он поступить так же? Он сомневался в этом.

      Ширли что-то долго не открывала дверь - может, ее нет дома? Нет, телохранитель Тэб внизу, а это означает, что она находится в здании. Что-нибудь случилось? Неужели вернулся убийца? Мысль была дурацкая, однако Энди громко забарабанил в дверь.

      - Не ломай дверь, - сказала Ширли, впуская его. - Я убирала в комнате и не слышала сигнала.

      Волосы у нее были собраны в узел, ноги - босые. На ней были только шорты и бледно-голубой лифчик. Выглядела она чудесно.

      - Извини, я не знал, - серьезно сказал он.

      - Ладно, это неважно, - засмеялась она, - не смотри так печально.

      Она встала на цыпочки и быстро поцеловала его в губы. Прежде чем он успел ответить, она повернулась и вышла из коридора. У нее были очень короткие, в обтяжку, шорты.

      Когда за спиной защелкнулась дверь, Энди почувствовал себя совершенно счастливым. Воздух был восхитительно прохладным.

      - Я почти закончила, - сказала Ширли. вслед за ее словами раздался вой пылесоса. - Одна секунда - и я уберу весь этот бардак. - Войдя в гостиную, он увидел, что она пылесосит ковер. - Не хочешь принять душ? - крикнула она. - Счет получит Мери О'Брайен Хеггерти, так что можешь не волноваться.

      Душ! - взволнованно подумал Энди.

      - Поскольку я уже встречался с Мери Хеггерти, я буду рад послать ей этот счет, - крикнул он, и оба рассмеялись.

      В спальне ему вдруг вспомнилось, что в этой комнате убили О'Брайена - за всю ночь он об этом ни разу не подумал. Бедный О'Брайен, он, похоже, был настоящим ублюдком, поскольку, по-видимому, ни один человек не сожалел о нем и не был по-настоящему расстроен его смертью. Включая Ширли. А что она думала о нем? Сейчас это уже неважно. В ванной он бросил одежду на пол и попробовал рукой воду.

      В шкафчике лежала бритва с новым лезвием, и Энди, весело напевая, отмыл ее от седых волосков и намылил лицо. То, что он пользовался вещами покойника, ни в малейшей степени его не смущало. Наоборот, это даже доставляло большое наслаждение. Бритва плавно скользила по "коже.

      Когда он оделся и вышел в гостиную, пылесос уже был убран, а Ширли распустила волосы и, похоже, нанесла свежий макияж. Она еще была в лифчике и шортах, и он обрадовался, увидев ее такой. За всю свою жизнь ему не приходилось видеть более симпатичной - нет, более красивой девушки. Ему хотелось ей об этом сказать, но он подумал, что о таких вещах не так-то просто говорить вслух.

      - Хочешь выпить чего-нибудь холодненького? - спросила она.

      - Мне нужно работать - или ты пытаешься меня совратить?

      - Можешь выпить пива, я поставила его в холодильник. Нужно прикончить почти двадцать бутылок, а я его не люблю. - Она обернулась в дверях и улыбнулась. - Кроме того, ты же работаешь. Ты меня допрашиваешь. Ведь я важная свидетельница?

      Первый глоток холодного пива доставил Энди огромное наслаждение. Ширли села напротив и стала пить холодный кофе.

      - Как идет дело? Или это служебная тайна?

      - Никаких тайн, оно идет медленно, как и все дела. Работа полиции не имеет ничего общего с тем, что показывают по телевизору. В основном, скукота, хождения вокруг да около, составление служебных записок, писание рапортов - и надежда на какую-нибудь "подсадную утку".

      - Я знаю, что такое "подсадная утка"! А что, действительно есть "подсадные утки"?

      - Если бы их не было, у нас бы не было работы. Большую часть информации мы получаем от осведомителей. Большинство мошенников - глупы и слишком много болтают, а когда они начинают говорить, поблизости обычно кто-то слушает. Вот и сейчас кто-то треплется, иначе и быть не может.

      - Что ты имеешь в виду?

      Он отхлебнул еще пива - чудесный напиток.

      - В этом городе живут свыше тридцати пяти миллионов человек, и сделать это мог любой из них. Я обегаю всех, работавших ранее в этом здании, и допрошу их; я попытаюсь разузнать, откуда взялся ломик; но задолго до того, как я закончу, люди на самом верху перестанут беспокоиться о О'Брайене, и меня отзовут - вот и все.

      - Ты говоришь как будто с сожалением,

      - Да, ты права. Я люблю и знаю свое дело, но мне всегда мешают его делать. У нас работы выше головы, и так было всегда, сколько я себя помню "а службе. Ничего никогда не завершается, ни одно дело не расследуется да конца, люди ежедневно безнаказанно совершают убийства, и, похоже, это никого не возмущает. Если только нет какого-либо политического резона, как в случае с Большим Майком. Да и тогда никто в действительности не интересуется им, а беспокоятся только за свои шкуры.

      - А можно взять на работу больше полицейских?

      - На какие шиши? В городском бюджете нет денег, почти все уходит на пособия социальной помощи. Поэтому заработки у нас низкие, полицейские берут взятки, и... ты же не хочешь прослушать лекцию о наших проблемах!

      Он допил остатки пива. Ширли вскочила.

      - Давай, я достану тебе еще одну.

      - Нет, спасибо, не на пустой желудок.

      - Ты еще не ел?

      - Проглотил несколько крекеров. Совсем не было времени.

      - Я сейчас приготовлю тебе что-нибудь. Как насчет бифштекса?

      - Ширли, перестань... у меня из-за тебя будет сердечный припадок.

      - Нет, в самом деле. Я купила мясо для Майка... в тот день. Оно так в лежит в морозильнике.

      - Я не помню, когда в последний раз ел мясо, да и с тех пор, как видел соевый бифштекс, тоже много времени прошло. - Он встал и взял ее за руки. - Ты чересчур обо мне заботишься.

      - Мне это нравится, - сказала она и несколько раз быстро его поцеловала. Потом повернулась и пошла на кухню.

      Забавная девчонка, подумал он и дотронулся языком до следов помады у себя на губах.

      Ширли хотела есть в гостиной за большим столом. Но на кухне был столик у окна, и Энди предложил сесть там. Бифштекс получился отличный, огромный кусок мяса величиной с ладонь; когда Ширли положила его на тарелку, Энди почувствовал, что рот наполнился слюной.

      - Пополам, - сказал он, разрезал его и положил половину на другую тарелку.

      - Обычно я жарю себе овсяные лепешки...

      - Их мы съедим на десерт. Сегодня начало эры равноправия.

      Она улыбнулась и молча села. "Черт, - подумал он, - еще один такой взгляд - и я отдам ей все".

      Кроме мяса она подала на стол морской салат, крекеры с соусом и еще одну бутылку холодного пива, из которой позволила налить себе только полстакана. Мясо было неописуемо вкусным. Энди резал его на крошечные кусочки и медленно жевал, смакуя. За всю жизнь ему не приходилось есть так вкусно. Покончив с едой, он откинулся на спинку стула и удовлетворенно вздохнул. Хорошо, даже чересчур хорошо, и он понимал, что это долго не продлится.

      - Надеюсь, ты не сердишься, что прошлым вечером я так надрался?

      Это прозвучало грубо, и он пожалел о сказанном в то же мгновение.

      - Я не сержусь, милый.

      Милый - усмехнулся он про себя.

      - Меня по-разному называли, но так - еще никогда. Я думал, что ты рассердилась, что я вернулся.

      - Я просто была занята. В квартире бардак, и ты голодный. Кажется, я знаю, что тебе нужно.

      Она обошла стол, села к нему на колени и обняла за шею. Затем последовал поцелуй. Оказалось, что лифчик у нее застегивается спереди на две пуговицы. Он расстегнул их и прильнул лицом к гладкой и ароматной коже.

      - Пойдем в комнату, - прошептала она.

      Она лежала рядом с ним - обессилевшая, совершенно не стыдясь того. что его пальцы рассеянно блуждают по ее телу. Изредка из-за закрытого окна доносились какие-то звуки. Завешенные шторы хранили полумрак и уединение спальни. Он поцеловал ее в уголок рта и она, закрыв глаза, сонно улыбнулась.

      - Ширли... - начал он и замолчал.

      Он не мог выразить свои чувства словами. Однако его ласки были красноречивее всяких слов. Ширли придвинулась к нему поближе. Голос ее звучал хрипло.

      - В постели ты очень хороший, совсем другой... ты об этом знаешь? С тобой я чувствую себя так, как никогда прежде. - Мышцы у него внезапно напряглись, и она удивленно взглянула на него. - Ты сердишься? Мне нужно тебя убеждать, что ты - единственный мужчина, с которым я спала?

      - Конечно, нет. Это не мое дело и не волнует меня.

      Однако по лицу Энди было видно, что это не так. Ширли повернулась на спину и посмотрела на пылинки в луче света, пробивавшегося в щель между шторами.

      - Я не стараюсь найти какие-то извинения, Энди. Я выросла в очень строгой семье. Я нигде не бывала и ничего такого не делала, но отец все время за мной следил. Меня это не очень злило. Просто ему нечего было делать - вот и все. Папа меня любил; он, вероятно, думал, что делает мне добро. Он ушел в отставку - его заставили - в пятьдесят пять лет. У него была пенсия и кое-какие сбережения, поэтому он просто сидел дома и пил. Когда мне исполнилось двадцать лет, я участвовала в конкурсе красоты и получила первый приз. Я помню, что отдала деньги отцу на сохранение, и больше я его не видела. Один судья назначил мне в тот вечер свидание. Я пришла - и осталась у него, стала с ним жить.

      Вот как? - подумал Энди. Он усмехнулся; какие у него на нее права?

      - Ты надо мной смеешься? - спросила она, проведя пальцем по его губам; в ее голосе звучало отчаяние.

      - Боже праведный, конечно, нет! Я смеюсь над собой, потому что - если хочешь знать - я немного ревновал. А на это я не имею права.

      - Ты имеешь все права на свете, - сказала она, целуя его. - По крайней мере для меня теперь все выглядит совсем по-другому. Я знала не так уж много мужчин, и все они были вроде Майка. Мне казалось, что я просто...

      - Замолчи, - сказал он. - Мне все равно. Мне только не все равно, что происходит с тобой здесь и сейчас - и все.

 

      Глава 10

 

      Энди дошел уже почти до конца списка, и ноги у него отнимались. Девятая авеню пылала под полуденным солнцем, и каждый клочок тени был забит людьми - стариками, няньками, подростками, сидевшими в обнимку. Повсюду, словно трупы после битвы, валялись люди всех возрастов, раскинув грязные руки и ноги. Только маленькие дети играли на солнце, но их движения были замедленными, а крики - приглушенными. Вдруг раздались вопли, люди зашевелились - появились двое бегущих мальчишек. Их руки были в крови. На веревке они тащили за собой трофей: большую серую дохлую крысу. Сегодня вечером они хорошо поужинают. Посередине улицы с черепашьей скоростью двигались гужевики. Энди проскочил между ними, ища контору "Вестерн-Юниона".

      Было невозможно проверить всех людей, которые бывали в квартире О'Брайена за последнюю неделю, но нужно было постараться выявить хотя бы самые очевидные связи. Любой мог обнаружить отключенную систему сигнализации в подвале, но только тот, кто был в квартире, мог знать, что и там сигнализация не работает. За восемь дней до убийства произошло короткое замыкание, и сигнализацию на двери отключили, чтобы отремонтировать всю систему. Энди составил список возможных кандидатур и проверял их одну за другой. Результатов пока не было. Показания счетчиков в квартире не снимали уже давно, а все посыльные, приходившие туда, были известны уже много лет.

      "Вестерн-Юнион" проверялся на всякий случай. За ту неделю в здание принесли множество телеграмм, и швейцар был уверен, что некоторые из них предназначались О'Брайену. Он и лифтер вспомнили, что в ночь перед убийством телеграмму принес новый посыльный - мальчик-китаец. Тысяча против одного; что это не имело значения, но нужно было проверить. По крайней мере это уже что-то, о чем можно рассказать лейтенанту, чтобы он на некоторое время отцепился от Энди.

      Над входом висела сине-желтая вывеска, и Энди вошел.

      Контору разделяла длинная стойка. У дальней стены стояла скамейка, на которой сидели трое подростков. Четвертый разговаривал у стойки с диспетчером. Ни один из них не был китайцем. Мальчик у стойки взял дощечку посыльного и вышел. Энди направился к диспетчеру, но не успел подойти, как тот раздраженно замотал головой.

      - Не сюда! - рявкнул он. - Телеграммы в то окно! Не видите, что ли, что я - диспетчер?

      Энди взглянул на глубокие морщины на лице этого человека и уныло опущенные уголки рта, на валявшиеся вперемешку на столе дощечки, мелки и телетайпные ленты, на потертый значок с надписью: "М-р Бургер". Этот беспорядок на столе словно олицетворял годы беспросветного труда. В глазах клерка горела ненависть. Нужно запастись терпением, чтобы получить от этого человека хоть какую-то помощь. Энди показал бляху.

      - Полиция, - сказал он. - Я хочу поговорить именно с вами, мистер Бургер.

      - Я ничего не сделал, мне не о чем с вами говорить.

      - Вас никто и не обвиняет. Мне нужна некоторая информация для расследования.

      - Ничем не могу вам помочь. Для полиции у меня нет никакой информации.

      - Позвольте мне решать подобные вопросы. Двадцать восьмая улица относится к вашему району?

      Бургер замешкался, потом кивнул - медленно и неохотно, словно его принудили выдать государственную тайну.

      - У вас есть посыльные китайцы?

      - Нет.

      - Но по крайней мере у вас работает хоть один мальчик-китаец?

      - Нет.

      Он начал царапать что-то на дощечке, не обращая внимания на Энди. По лысой голове струились ручейки пота. Энди не любил оказывать нажим, но делать было ничего.

      - В нашем государстве существуют законы, Бургер, - сказал он строго и безапелляционно. - Я могу вытащить вас отсюда, привести в участок и на тридцать дней засадить в камеру за создание препятствий следствию. Вы хотите, чтобы я этим занялся?

      - Я же ничего не сделал!

      - Да неужели? Вы мне солгали. Вы сказали, что у вас никогда не работал мальчик-китаец.

      Бургер заерзал на стуле, терзаемый страхом и желанием остаться в стороне. Страх победил.

      - Был тут один мальчик-китаец, но он работал только один день и больше не возвращался.

      - В какой день?

      - В понедельник на этой неделе, - неохотно пробурчал Бургер.

      - Он разносил телеграммы?

      - Откуда я знаю?

      - Потому что это ваша работа, - сказал Энди, нажимая на слово "ваша". - Какие телеграммы он разносил?

      - Он сидел тут целый день, но был мне не нужен. Это был его первый день. Я никогда не посылаю нового мальчишку в первый день. Даю им попривыкнуть к скамейке, чтобы у них не возникало никаких иллюзий. Но у нас было много телеграмм ночью. Пришлось послать его. Только один раз.

      - Куда?

      - Послушайте, мистер, я не могу помнить все телеграммы, которые проходят через меня. Их очень много, и, кроме того, мы их не регистрируем. Телеграмму принимают, относят и вручают - вот и все.

      - Знаю, но эта телеграмма очень важна. Попытайтесь вспомнить адрес. Седьмая авеню? Или Двадцать третья улица? Челси-парк?

      - Постойте!.. Да-да... Я помню, что не хотел, чтобы мальчишка шел в Челси-парк: они там не любят новых парней, но больше никого не было, и пришлось послать его.

      - Ну вот, до чего-то мы и добрались, - сказал Энди, доставая блокнот. - Как его зовут?

      - Какая-то китайская фамилия... я не помню. Он был здесь только один день и больше не приходил.

      - Тогда как он выглядит?

      - Как все китайские мальчишки. Это не моя работа - помнить, как они выглядят. - Он опять начал злиться.

      - Где он живет?

      - Откуда я знаю? Мальчишки приходят, отдают деньги в залог - вот все, что меня касается. Не мое дело...

      - Похоже, вообще все - не ваше дело, Бургер. Я к вам еще зайду. К тому времени попытайтесь вспомнить, как выглядел этот мальчишка, мне нужно будет задать вам еще несколько вопросов.

      Когда Энди вышел из конторы, мальчишки заерзали на скамейке, и Бургер бросил на них грозный взгляд.

      Это была небольшая зацепка, но Энди обрадовался. По крайней мере есть о чем поговорить с Грасси.

      В кабинете лейтенанта находился и Стив Кулозик.

      Они кивнули друг другу.

      - Как дела? - спросил Стив.

      - Будете трепаться в свободное время, - перебил его Грассиоли. Тик у него под глазом разошелся вовсю. - Тебе лучше приходить сюда не с пустыми руками, Раш. Это расследование, а не отпуск. В это дело суют нос все, кому не лень.

      Энди рассказал об отсоединенной системе сигнализации. Он быстро пробежался по безрезультатным беседам с людьми, и перешел к мальчишке из "Вестерн-Юниона". Тут он остановился на всех подробностях.

      - Ну и что же в итоге? - спросил лейтенант, прижав руки к животу - там, где была язва.

      - Возможно, мальчишка на кого-нибудь работает. Посыльные должны давать десять долларов в залог. Немногие мальчишки могут выложить такие бабки. Мальчишка был послан, возможно, из Китайского городка. Доставляя телеграммы, он заодно осматривал квартиры. Он с первого раза сорвал банк, обнаружив, что на двери Большого Майка отсоединена сигнализация. Потом тот, кто его нанял, совершил взлом и убийство, после чего оба скрылись.

      - Звучит чересчур складно, но это у нас единственная ниточка. Как зовут мальчишку?

      - Никто не знает.

      - Какого черта! - заорал Грассиоли. - Что толку в твоей выдуманной теории, если мы не сможем найти мальчишку? В этом городе миллионы мальчишек. Как нам найти нужного?

      Энди не ответил.

      Пока Энди излагал суть дела, Стив Кулозик стоял, прислонившись к стене. Теперь же он спросил;

      - Можно кое-что сказать, лейтенант?

      - Что ты хочешь?

      - Давайте на минуту предположим, что это случилось на нашем участке. Мальчишка может жить в Китайском городке или где-нибудь еще, но давайте об этом забудем. Скажем, он живет в Корабельном городке, прямо у нас под боком. Вы ведь знаете, как эти косоглазые держатся друг за дружку, поэтому, возможно, мальчишку использовал тоже китаец. Просто предположим.

      - Что вы хотите сказать, Кулозик? Переходите, черт возьми, к сути.

      - Уже перехожу, лейтенант, - невозмутимо произнес Стив. - Скажем, мальчишка или его босс живет в Корабельном городке. Если так, то у нас должны быть их отпечатки пальцев. Это было до меня. Но ведь вы здесь работали в семьдесят втором, не так ли, лейтенант, когда сюда привезли всех этих беженцев с Тайваня, после того как накрылось вторжение генерала Куна на материк?

      - Я здесь работал. Я только поступил на службу.

      - Ведь тогда брали отпечатки пальцев у всех, даже у детей? На случай, если какой-нибудь коммунистический агент проскочил вместе с ними?

      - Это делалось на всякий случай, - сказал лейтенант. - Отпечатки пальцев брели у всех, и еще пару лет у всех детей. Эти карточки у нас здесь, в подвале. Так ты об этом подумал, а?

      - Так точно, сэр. Надо просмотреть их - не совпадают ли отпечатки пальцев на орудии убийства с одной из наших карточек. Просто на всякий случай, попытка - не пытка.

      - Ты слышал, Раш? - спросил Грассиоли, подвигая к себе стопку рапортов. - Возьмите отпечатки пальцев с ломика, спуститесь вниз и посмотрите, не найдется ли чего.

      - Слушаюсь, сэр, - ответил Энди, и они со Стивом вышли из кабинета. - Ну удружил, - сказал он Стиву, как только закрылась дверь. - Я скоро уже свалил бы отсюда, а ты тащишь меня в подвал, где я, вероятно, проведу всю ночь.

      - Все не так страшно, - спокойно ответил Стив. - Я один раз пользовался этими досье. Все отпечатки закодированы, так что нужные находятся очень быстро. Я бы тебе помог, но я жду к ужину зятя.

      - Того, которого ты так ненавидишь?

      - Того самого. Но он работает на рыболовецком траулере и собирался принести ворованной рыбы. Свежей. Слюнки не потекли?

      - Чтоб ты подавился рыбьей костью! Отпечатки пальцев находились не в таком идеальном состоянии, как представлял Стив. Каталогом уже не раз пользовались, и одни карточки лежали в строгой последовательности, другие были перепутаны, лежали кое-как. В подвале было прохладнее, чем наверху, но воздух был наполнен пылью и дышалось тяжело. Энди работал до девяти часов, пока в голове не застучало и не зарябило в глазах. Он поднялся Наверх, плеснул в лицо вода и отдышался. Некоторое время он раздумывал; закончить работу сегодня или оставить до утра. Но представив,  что скажет Грасси, он опять пошел вниз.

      Было около одиннадцати, когда он нашел карточку. Он хотел отложить ее в сторону, потому что на ней были отпечатки грудного ребенка, но, сообразив, что дети растут, он внимательно посмотрел на них через поцарапанную пластмассовую лупу.

      Сомнений не оставалось. Это были те же отпечатки, что и на окне, и на ломике.

      "Чун, Уильям, - прочитал он. - Родился в 1982 году, в больнице Корабельного городка".

      Энди встал так быстро, что стул опрокинулся. Лейтенант сейчас скорее всего дома, может, даже в постели, и будет в гнусном настроении, если его разбудят. Наплевать.

      Вот оно!

 

      Глава 11

 

      Где-то на реке раздался гудок буксира: два раза, потом еще два раза. Звук эхом отразился от стальных бортов кораблей, и его источник уже нельзя было определить; он стал печальным воем, наполнившим жаркую ночь. Билли Чун ворочался на мокром матраце, уставившись в темноту: сна ни в одном глазу. У дальней стены хрипло дышали спящие близнецы. Снова раздался пронзительный гудок. Почему он просто не схватил вещи и не убежал из квартиры? Он мог бы сделать это очень быстро. Почему этот здоровяк появился именно тогда? Он правильно сделал, что прикончил его, такого болвана. Ведь это самооборона, не так ли? Он первым напал на Билли. Одно и то же воспоминание повторялось снова и снова, как закольцованная пленка в проекторе: взмах ломиком, жирное красное лицо. Потом он опускает железный прут, и из головы появляется тоненькая струйка крови. Билли метался в кровати, мотая головой, из стороны в сторону и хватая себя за грудь.

      Неужели каждая ночь будет такой же? С жарой, потом и воспоминаниями, бесконечно? Если бы он тогда не пошел в ванную... У Билли вырвался стон и замер. Он сел, закрыл лицо руками и давил пальцами на глаза так сильно, что в темноте поплыли красные круги. Может попробовать сейчас "грязи"? Он купил ее как раз для такого случая за два доллара, возможно, сейчас самое время. Говорят, что к ней нельзя пристраститься. Врут, наверное.

      Он провел рукой в темноте по армированному кабелю на стальной стене и нащупал распределительную коробку. "Грязь" по-прежнему лежала там. Его пальцы сжали кусок полиэтилена, в который она была завернута. Попробовать? Сквозь жару вновь пробился гудок. Билли судорожно сжал кулаки. Шорты валялись у стены, куда он их бросил. Он натянул их и достал маленький пакетик. Он осторожно открыл дверь и босыми ногами бесшумно ступил на теплую металлическую палубу.

      Все иллюминаторы были открыты: черные слепые глаза в ржавых стенах. В каждой каюте, в каждом кубрике, во всех отсеках спали люди. Билли поднялся на верхнюю палубу, слепые глаза и там смотрели на него. Последний трап вел в рубку, когда-то закрытую на замок, но давно разгромленную двумя поколениями детей. Дверь исчезла, рамы вместе со стеклами сняли с окон. Днем это было любимое место для игр у детей "Колумбии Виктории", но сейчас здесь было пустынно и тихо. Из углов резко пахло мочой. Билли вошел внутрь.

      Сохранилось лишь то, что нельзя было утащить: стальной столик для карт, привинченный к стене, корабельный телефон, штурвал без половины рукояток. Билли осторожно раскрыл пакетик с "грязью" на столике и взял щепотку серой пыли, едва видимой при свете звезд. Как это называется? ЛСД? Все равно гадость, потому ее и называют "грязью". С этой штукой смешивают что-нибудь еще, чтобы лучше брало. Нужно принять это все, чтобы ощущения были достаточно сильными. Он видел, как Сам-Сам и другие "тигры" нюхали ее, но сам никогда этим не занимался. Как они это делают? Он поднес пакетик к носу, зажал одну ноздрю большим пальцем и сильно вдохнул. В носу страшно защекотало, и Билли зажал нос, чтобы не чихнуть. Когда раздражение прошло, он вдохнул остатки порошка через другую ноздрю и выкинул скомканный пакетик.

      Никаких ощущений не было, вообще никаких. Мир оставался тем же самым, и Билли понял, что его надули. Два доллара коту под хвост. Он выглянул из окна, и по лицу у него потекли слезы вперемешку с потом. Он плакал и думал; как хорошо, что сейчас темно и никто не видит его плачущим, ведь ему уже целых восемнадцать лет. Грубый металл оконной рамы под пальцами казался ему маленькими горными пиками и долинами. Зазубренный, гладкий, ровный, твердый. Он наклонился и провел по нему пальцами. От прикосновения у него по спине пробежали мурашки наслаждения. Почему он никогда не ощущал этого прежде? Он высунул язык, и сладко-кисло-металлически-грязный привкус показался восхитительным. А когда он коснулся металла зубами, возникло ощущение, что он откусил кусок стали, большой, как мостик.

      Весь мир заполнил гудок парохода. Он показался Билли музыкой. Он широко открыл рот, чтобы лучше ощутить ее вкус. Неужели это прогудел пароход? Темные силуэты рангоутов, мачт, проводов, антенн, вант, труб, шлюпок двигались вокруг него, танцуя на фоне черного неба. Они уходят в море, конечно, он всегда знал, что так и должно быть, а сейчас самое время. Он дал сигнал в машинное отделение и ухватился за штурвал - деревянные рукоятки были такими круглыми и гладкими - поворачивая его, он направлял корабль сквозь нагромождение черных остовов.

      И весь экипаж был наготове, отличный экипаж. Он шепотом отдавал команды - они слышали его, даже если бы он произносил команды про себя. Он утер нос. Они находились внизу, занимаясь тем, чем занимается отличная команда в то время, когда он ведет судно. Они о чем-то перешептывались; он слышал, как кто-то спросил: "Все на месте?", ему ответили: "Да, сэр". Это было приятно слышать, и он видел, как его команда двигается по палубе и вверх и вниз по трапам. Штурвал в его руках был большим и сильным, и он медленно поворачивал его, продвигаясь между другими кораблями.

      Свет. Голоса. Внизу. Люди. На палубе.

      - В комнате его нет, лейтенант.

      - Он смылся, услышав наши шаги.

      - Возможно, сэр, но я расставил людей у всех люков и трапов. И на мостиках, что ведут на другие корабли. Он должен быть на борту. Его мать сказала, что он лег спать вместе со всеми.

      - Мы найдем его. У нас здесь столько людей, что не поймать какого-то мальчишку... Ищите его!

      - Так точно, сэр.

      Ищите его... Кого? Его, конечно. Он знал, что люди там внизу - полиция и им был нужен он. Они нашли его. Но он не хотел идти вместе с ними. Только не сейчас, когда он в таком состоянии. Неужели это "грязь" привела его в такое состояние? Восхитительная "грязь". Надо будет еще достать "грязи". Он очень многого не знал, но единственное он знал наверняка - у полицейских нет "грязи", и они ее не дадут. Никакой "грязи"?

      Поручни заскрипели, тяжелые ботинки поднимались по трапу на мостик. Билли залез на стальной столик, а оттуда выбрался через окно наружу. Это было проще простого. И он по-прежнему чувствовал себя отлично.

      - Как воняет, - произнес чей-то голос. - Его здесь нет, лейтенант!

      - Обыщите все. Он должен быть где-то здесь. Ночной воздух был таким плотным, что трудно было двигаться. Он решил перелезть на другой корабль. Добравшись до дымовой трубы, он начал карабкаться по стальным тросам наверх.

      - Ты не слышал ничего там наверху?

      Последний трос - и вершина, и черная пасть трубы. Дальше двигаться было некуда, только внутрь, и он пощупал рукой пустоту. Его ноги соскользнули, и он свалился в длинный черный туннель. Падая, он зацепился за какой-то выступ, неровный и ржавый. Он вскарабкался на этот выступ и взглянул на небо. Голоса превратились в невнятное бормотание.

      Он никогда ни видел таких звезд. Неужели это новые звезды? Они были разноцветными - таких цветов он никогда в жизни не видел.

      Вдруг у него судорогой свело ногу. Голоса умолкли. Судорожно вцепившись онемевшими пальцами в металл, он представил себе, как падает вниз, в бесконечный темный туннель. Из последних сил выпрямив ноги, он выполз наружу.

      Если ты родился на корабле и живешь на корабле, он становится для тебя таким же нормальным миром, как улицы или что-либо иное. Билли знал, что если забраться на нос корабля, повиснуть на нем и прыгнуть, то можно приземлиться на корме соседнего судна. Существовали и другие способы перехода с корабля на Корабль помимо трапов и мостиков, и он пользовался ими машинально, даже в темноте, выбираясь на берег.

      Он почти достиг цели, как вдруг ощутил боль в босой ноге: он наступил на ржавый стальной трос, и в ступню впились концы металлической проволоки. Он сел, прислонился к поручням и попытался вытащить ее на ощупь. Внезапно он почувствовал, как его стала сотрясать дрожь.

      Он помнил все и знал, что сделал, но только сейчас до него начал доходить истинный смысл происшедшего. Полиция его обнаружила и выследила. И только по счастливой случайности он оказался в трубе и не попался им.

      Они его искали, и они знали, кто он такой!

      За темными силуэтами города вставало серое небо. Он добрался до берега у самой границы Корабельного городка. На Двадцать третьей улице виднелись фигуры поздних прохожих.

      Он спрыгнул на причал и побежал к складам - маленький, перепачканный в саже, босой и испуганный человечек. Тьма поглотила его.

 

      Глава 12

 

      Жара стояла над городом уже так долго, что о ней уже не говорили - ее просто терпели. Когда Энди ехал в лифте, лифтер - худой, усталый парень - прислонился к стенке, широко открыв рот; его форма была насквозь пропитана потом. В начале восьмого Энди открыл дверь квартиры 41-Е. Когда внешняя дверь за ним закрылась, он постучал во внутреннюю, затем поклонился в направлении телекамеры. Замок щелкнул, и на пороге появилась Ширли - прямо с постели, со спутавшимися волосами, в пеньюаре.

      - Сколько дней... - сказала она и бросилась в его объятия, а он поцеловал ее. Он забыл про пластиковый пакет под мышкой и тот упал на пол. - Что это? - спросила она.

      - Плащ. Я взял его на дежурство, ожидается дождь.

      - Ты не останешься?

      - Если бы мог, остался! - он еще раз поцеловал ее и притворно застонал. - Много чего произошло с тех пор, как я видел тебя последний раз.

      - Я сделаю кофе, это быстро. Заходи на кухню и рассказывай.

      Энди сел и посмотрел в окно. Небо заволокли темные облака, которые, казалось, касаются верхушек небоскребов.

      - Здесь в квартире этого не чувствуется, - сказал он, - но на улице даже хуже, чем раньше. Думаю, влажность повысилась, сейчас где-то около девяносто девяти.

      - Ты нашел этого мальчишку Чуна?

      - Нет. Он может быть сейчас только на дне реки. Прошло уже больше двух недель, как он улизнул от нас с корабля, и с тех пор мы не напали на его след, Нам даже разрешили напечатать его фотографии и отпечатки пальцев вместе с описанием внешности, чтобы разослать по всем участкам. Я отнес копии в Китайский городок и раздал там всем детективам. Сначала мы поставили пост у жилья мальчишки, но потом сняли его, потому что обзавелись двумя живущими на этом же корабле осведомителями - они будут смотреть во все глаза и дадут нам знать, если он появится - иначе им не заплатят. Вот все, что мы сейчас можем сделать.

      - Думаешь, вам удастся его поймать? Энди пожал плечами и подул на кофе.

      - Трудно сказать. Если он уйдет на дно или уедет, возможно, мы его больше не увидим. Теперь следует положиться только на случай. Хотелось бы убедить в этом муниципалитет.

      - Значит... ты по-прежнему занимаешься этим делом?

      - Наполовину. На нас по-прежнему давят, требуя поскорей найти мальчишку, но Грасси удалось убедить их, что я могу заниматься расследованием лишь часть времени, и они согласились. Поэтому я должен половину рабочего времени заниматься этим делом, а остальное время - дежурить. Что - поскольку ты знаешь Грасси - означает, что я весь рабочий день дежурю, а остальное время разыскиваю Билли Чуна. Я уже начинаю ненавидеть этого парня. Хорошо, если бы он утонул, а мне удалось бы это доказать.

      Ширли села напротив с чашкой кофе.

      - Значит, вот так ты провел последние дни.

      - Вот так я их и провел. На дежурстве и на Кенсикском водохранилище последние два дня. Не было никакой возможности заскочить сюда или послать весточку. Я и сейчас на дежурстве и должен в восемь отметиться, но я должен был увидеть тебя. Сегодня тридцатое. Что ты собираешься делать, Ширли?

Она молча покачала головой и уставилась в стол: пока он говорил, на ее лице появилось безрадостное выражение. Он перегнулся через стол я взял ее за руку, но она будто не заметила этого. Однако руку не отняла.

      - Мне тоже не хочется об этом говорить, - сказал он. - Эти последние недели были, в общем... - Он решил сменить тему разговора. Он не мог выразить все, что чувствовал - особенно сейчас, - Тебе докучала сестра О'Брайена?

      - Она приходила, но ее не пустили в здание. Я сказала, что не хочу ее видеть, и она закатила сцену. Тэб сказал мне, что весь обслуживающий персонал получил большущее удовольствие. Она написала записку. сказала, что будет здесь завтра, чтобы забрать все вещи, поскольку это последний день месяца. Полагаю, она может это сделать. Среда - это уже первое, так что срок истекает в полночь.

      - Какие у тебя планы в отношении того, куда... что ты собираешься делать? - Слова прозвучали грубовато, но лучше сказать он не смог,

      Ширли помолчала немного и покачала головой.

      - Я вообще об этом не думала, - сказала она. - Когда ты здесь, это для меня праздник, и я все время откладываю заботы на следующий день.

      - Это в самом деле был праздник! Надеюсь, мы не оставили этой змее ни пива, ни виски?

      - Ни глоточка! Они рассмеялись.

      - Должно быть, мы пропили целое состояние, - сказал Энди. - Но я ни капельки об этом не жалею. А как насчет еды?

      - Осталось немного крекеров... и еще куча всего, чтобы приготовить классный ужин. В морозильнике у меня лежит тилапия. Я надеялась, что мы съедим ее вместе: своего рода отвальная, вместо новоселья.

      - Я - запросто, если ты не против такого позднего ужина. Уже полночь.

      - Я "за". Это будет забавно.

      Когда Ширли радовалась, все говорило об этом. Энди оставалось только улыбаться. Казалось, у нее в волосах появился новый блеск; она вся словно лучилась радостью и счастьем. Энди это чувствовал и радовался вместе с ней. Он знал, что если сейчас он не задаст своего вопроса, то уже не сделает этого никогда,

      - Послушай, Ширли... - Он взял ее руки в свои, и почувствовал ее тепло. - Может, ты пойдешь ко мне? Ты можешь жить у меня. Правда, комната не такая большая, но меня почти не бывает дома, так что я не буду путаться под ногами. Все будет твоим, если пожелаешь. - Она открыла рот, но он приложил палец к ее губам. - Подожди, не отвечай! Соблазнить мне тебя нечем. Все это временно - столько, сколько захочешь. Ничего похожего на Челси-парк - грязный дом без лифта, половина комнаты и...

      - Помолчи, пожалуйста! - рассмеялась она. - Я уже несколько часов пытаюсь сказать "да", а ты, похоже, хочешь меня отговорить.

      - Что?

      - Больше всего на свете я хочу быть счастливой, А эти недели с тобой я была так счастлива, как никогда за всю свою жизнь. И ты не испугаешь меня своей квартирой. Ты бы видел, как живет мой отец, а я ведь тоже там жила до двадцати лет.

      Энди удалось обойти вокруг стола, не свалив его, и он прижал ее к себе.

      - Мне нужно быть в участке через пятнадцать минут, - с сожалением сказал он. - Жди меня здесь. Я работаю до шести, но вряд ли меня в это время отпустят. Мы устроим отвальную, а потом перевезем твои вещи. У тебя их много?

      - Все поместится в три чемодана.

      - Великолепно. Мы их просто перенесем Или возьмем такси. Мне нужно идти. - Его голос изменился. - Поцелуй меня.

      Она подняла к нему сияющее лицо...

      Уйти от Ширли стоило Энди больших усилий. Перед уходом он прокрутил в голове все возможные варианты оправданий своего опоздания, хотя знал, что ни один из них не удовлетворит лейтенанта. Спустившись в вестибюль, он услышал какой-то шум с улицы. Швейцар, Тэб и еще четыре охранника толпились у входной двери, выглядывая на улицу. Когда Энди подошел, они расступились.

      - Вы только посмотрите, - сказал Чарли. - Что творится.

      Противоположная сторона улицы была почти не видна, скрытая завесой падающей воды. Дождь лил как из ведра, а канавы превратились в стремительно несущиеся потоки. Взрослые толпились у дверей и в подъездах, но дети, радуясь и визжа, бегали по улице, садились на тротуар и болтали ногами в вонючем потоке.

      - Канализации не справиться с таким ливнем, вода поднимется на пару футов. Кое-кто из этих детишек точно утонет, - сказал Чарли.

      - Такое происходит каждый раз, - подтвердил охранник Ньютон, кивая со зловещим удовлетворением. - Малышей сбивает волной, и никто даже об этом не знает, пока не заканчивается дождь.

      - Можно вас на минуточку? - спросил Тэб, дернув Энди за рукав, и отошел в сторону.

Энди последовал за ним, расправляя слипшиеся складки плаща.

      - Завтра - тридцать первое, - сказал Тэб. Он взял у Энди плащ и помог ему его надеть: рукав склеился, и Энди с трудом протолкнул туда руку.

      - Я полагаю, что тебе следует поискать другую работу, - сказал Энди, слушая шум дождя и думая о Ширли.

- Я не это имел в виду, - сказал Тэб,. отвернулся от окна и стал смотреть на улицу. - Я о Ширли. Она завтра должна освободить квартиру. Я слыхал, что эта старая крыса, сестра мистера О'Брайена наняла гужевик. Она в первую очередь вывезет всю мебель. Если б я знал, что собирается делать Ширли.

      Сложив руки на груди, он наблюдал за ливнем с невозмутимостью изваяния.

      Это не его дело, подумал Энди. Однако Тэб знал ее намного дольше, чем он, Энди.

      - Ты женат, Тэб? - спросил он. Тэб искоса взглянул на него и хмыкнул.

      - Женат и очень счастлив, у меня трое детей. И я не брошу семью, даже если мне предложат одну из телезвезд вот с такими грудями. - Он пристально взглянул на Энди и улыбнулся. - Тут вам не о чем беспокоиться. Просто мне нравится эта девчонка. Она просто отличная девчонка - вот и все. Меня беспокоит ее судьба.

      Тут нет никаких тайн, подумал Энди, понимая, что такие вопросы ему будут задавать часто.

      - Она собирается жить у меня, - сказал он, - Я зайду сегодня вечером и помогу ей перебраться. Он взглянул на Тэба. Тот серьезно кивнул.

      -- Очень хорошо. Рад слышать. Надеюсь, все будет замечательно.

      Он отвернулся и опять стал смотреть на дождь, а Энди взглянул на часы и, увидев, что уже почти восемь, выбежал на улицу. Воздух был прохладным -- прохладнее, чем в вестибюле. Когда начался дождь, температура упала, наверно, градусов на десять. Может, теперь прекратится эта ужасная жара? Она и так длилась довольно долго. В ров уже набралась вода, по ее поверхности колотили крупные капли. Энди не успел пройти по мостику, как почувствовал, что башмаки уже промокли. Со штанин текло, мокрые волосы прилипли к голове. Но было прохладно, и все остальное его не волновало, даже мысль о постоянно раздраженном Грассиоли, похоже не слишком занимала его.

Дождь шел до вечера, в остальном этот день ничем не отличался от других, Грассиоли дважды лично отчитал Энди, а потом дал ему разнос перед всем отделом. Энди расследовал два ограбления на дорогах а еще одно разбойное нападение, которое в итоге превратилось в убийство, поскольку жертва скончалась от ножевого ранения в грудь. Работы навалилось больше, чем отдел мог разгрести за месяц, в пока подчищали старые дела, все время поступали новые. Как он и ожидал, в шесть уйти не удалось, но в девять лейтенант вылетел куда-то по телефонному звонку и все дежурившие днем - несмотря на угрозы и предупреждения Грассиоли - через десять минут исчезли.

      Дождь по-прежнему продолжался, хотя и не такой сильный, как прежде, а воздух казался даже холодным после недель непрерывной жары. Идя по Седьмой авеню, Энди вдруг заметил, что улицы почти пусты - в первый раз за лето. В доме на лестнице и у входа сидели и лежали .люди, некоторые растянулись на ступеньках и спали. Он с трудом пробрался. перешагивая через лежавших и не обращая внимания на брань. Что тут будет твориться осенью, если владелец дома не наймет охранников, чтобы гнать скуотеров?

      - Ты себе все глаза испортишь, если все время будешь пялиться в этот чертов ящик, сказал он Солу, входя.

      Старик полулежал на кровати и смотрел какой-то фильм про войну. Из телевизора гремела канонада.

      - У меня зрение испортилось, когда ты еще не родился, мистер Умник, и я по-прежнему вижу лучше, чем девяносто девять процентов чудаков моего возраста. Все ишачишь?

      - Найди мне работу лучше, и я брошу эту, - сказал Энди, включая в своей комнате свет и выдвигая нижний ящик шкафа.

      Сол зашел и сел на краешек кровати.

      - Если ты ищешь фонарик, - сказал он, - то однажды ты его оставил на столе. А я положил его в верхний ящик под рубашки.

      - Ты мне как отец родной.

      - Ага, только не пытайся занять денег, сынок. Энди положил фонарик в карман и вздохнул: теперь он должен рассказать Солу все. Он долго оттягивал этот разговор и теперь недоумевал, почему так волнуется. В конце концов, эта комната принадлежала ему. Они вместе ели, потому что так было легче - вот и все. Просто джентльменское соглашение.

      - У меня некоторое время будет жить один человек, Сол. Не знаю наверняка, как долго.

      - Это твоя комната, дружище. Я знаю этого парня?

      - Нет. Но это не парень...

      - Ха-ха! Все ясно. - Он щелкнул пальцами. - Не та ли цыпочка, девчонка Большого Майка, с которой ты встречался?

      - Да, та самая девушка. Ее зовут Ширли.

      - Фантастическое имя, фантастическая девушка, - сказал Сол, вставая. - Просто фантастика. Только смотри не обожгись, дружище.

      Энди открыл рот, но СОЛ вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь. Чуть сильнее, чем требовалось. Когда Энди уходил, он опять смотрел телевизор и даже не взглянул на соседа.

      День получился длинный, ноги у Энди отнимались, шею сводило, и болели глаза. Он думал, почему так разозлился Сол. Он никогда не видел Ширли, - что он имеет против нее? Бредя по городу под моросящим Дождем, он подумал о Ширли и бессознательно начал насвистывать. Он был голоден, устал, и ему очень хотелось ее видеть.

      Вскоре за завесой дождя показались башни и шпили Челси-парка, швейцар кивнул и отдал честь, когда Энди проходил по мостику.

      Ширли отворила дверь, на ней было серебристое платье, которое он впервые увидел в тот первый вечер, а поверх него - белый фартук. Волосы были заколоты серебряной заколкой, а дополняли гарнитур серебряный браслет на правом запястье и кольца на обеих руках.

      - Только не замочи меня, - сказала она, целуя его. - Я надела все самое лучшее, что у меня есть.

      - А я похож на бродягу, - сказал он, снимая мокрый плащ.

      - Ерунда. Просто похоже, что у тебя был тяжелый день в офисе, или как вы там называете это место, где работаете. Тебе нужно отдохнуть. Повесь плащ в ванную и высуши волосы, а то простудишься. Потом приходи в гостиную. У меня для тебя сюрприз.

      - Что такое? - спросил он.

      - Если я тебе скажу, это уже не будет сюрпризом, - ответила она с убийственной женской логикой.

      Ширли сняла фартук и ждала его в гостиной у большого стола. Две высокие свечки бросали отблески на серебряные приборы, фарфоровые тарелки и хрустальные бокалы. Белая скатерть свисала твердыми складками.

      - Это еще не все, - сказала Ширли, указывая на серебряное ведерко, откуда высовывалось горлышко бутылки.

      На пробку была намотана какая-то проволока, а ведерко наполнено кубиками льда и водой. Энди достал бутылку и поднес к свету, чтобы прочитать этикетку.

      - "Французское шампанское - редкое, отборное, игристое, вино высшего качества". - Он аккуратно поставил бутылку обратно в ведерко. - Мы пили вино в Калифорнии. Я был еще ребенком, но отец дал мне попробовать. Я вообще не помню вкуса. Ты меня балуешь, Ширли. И ты меня обманула - сказала, что мы допили все напитки в этой квартире - а теперь достаешь вот это.

      - Я тебя не обманывала! Я купила его сегодня, специально на ужин. Заходил человек Майка, снабжавший его спиртным, он из Джерси и даже ничего не знает про то, что случилось с Майком.

      - Это, должно быть, стоит целое состояние...

      - Не так уж много, как ты думаешь. Я отдала ему все пустые бутылки, и он продал мне его со скидкой. Открывай же, ради Бога, давай попробуем.

      Энди долго мучился с проволокой на пробке. Он видел, по телевизору, как открывают такие бутылки, но на экране это казалось намного проще, чем на самом деле. В конце концов он откупорил ее. Раздался хлопок - и пробка улетела в другой конец комнаты. Ширли стала ловить бокалом пенящееся вино - так, как велел делать виноторговец.

      - За нас, - сказала она, и они чокнулись.

      - Отлично. Я никогда не пробовал ничего подобного.

      - Ты никогда не пробовал и такого ужина, - сказала она и выбежала на кухню. - Сиди, пей вино и смотри телевизор, все будет готово через несколько минут.

      На первое был чечевичный суп, но совсем не такого вкуса, как обычно. С остатками мяса, объяснила Ширли. Вареная тилапия была подана с белым соусом и посыпана сухарями из крекеров. В качестве гарнира фигурировал морской салат. Все это запивали вином, и Энди удовлетворенно вздыхал. Когда Ширли принесла кофе и десерт - желе из агар-агара, залитое соевым молоком, - он застонал, но съел и это.

      - Ты куришь? - спросила она, убирая со стола. Он откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза и расслабившись.

      - Жалованье полицейского не позволяет. Нет, не курю. Ширли, на кухне ты просто гений. Я избалуюсь, если буду есть то, что ты готовишь.

      - Мужчин надо баловать, тогда с ними легче жить. Жаль, что ты не куришь, потому что я нашла две сигары в коробке, спрятанной Майком. Он приберегал их для особых гостей.

      - Отнеси их на блошиный рынок, получишь хорошие деньги.

      - Нет, я не смогла бы этого сделать, по-моему, это нехорошо.

      Энди выпрямился.

      - Если так, то Сол курит - тот человек, о котором я тебе рассказывал, он живет в соседней комнате. Это его порадует. Он мой очень хороший друг.

      - Чудесная идея, - сказала она. Кем бы ни был этот Сол, ей хотелось ему понравиться, если уж придется жить в соседней комнате. - Я положу их в чемодан. - И она понесла поднос с пустой посудой на кухню.

      Вымыв посуду, она закончила упаковывать свои вещи в спальне и попросила Энди достать с верхней полки последний чемодан. Ей нужно было переодеться, и он помог ей расстегнуть молнию на платье. Это произвело такой эффект, на который она и надеялась.

      После полуночи последний чемодан был собран, Ширли надела свое серое повседневное платье и была готова идти.

      - Ты ничего не забыла? - спросил Энди.

      - Не думаю, но взгляну в последний раз.

      - Ширли, когда ты сюда переехала, ты привезла с собой полотенца, постельное белье или еще что-нибудь такое? - Он показал на смятую постель и почувствовал себя почему-то неловко.

      - Нет, ничего. У меня была только сумка с одеждой.

      - Я просто подумал, что эти простыни принадлежат тебе. Понимаешь... в общем, у меня только одна простыня, очень старая, а сейчас они стоят целое состояние, даже бывшие в употреблении.

      Она засмеялась.

      - Ты говоришь так, будто собираешься проводить большую часть времени в постели. Теперь я вспомнила, две простыни мои. - Она открыла чемодан, сложила их и стала засовывать внутрь. - По крайней мере это он мне задолжал.

      Энди вынес чемоданы в коридор и вызвал лифт. Ширли задержалась на секунду, проверяя, захлопнулась ли дверь, потом догнала его.

      - Он когда-нибудь спит? - спросил Энди, когда они вышли в вестибюль и увидели Чарли, стоявшего на своем посту у входной двери,

      - Не уверена, - ответила Ширли. - Когда что-нибудь происходит, он тут как тут.

      - Очень жаль, что вы уезжаете, мисс Ширли, - сказал Чарли. - Я могу забрать у вас ключи от квартиры, если вам будет угодно.

      - Напишите-ка расписку, - попросил Энди, когда она отдала ключи.

      - Был бы рад, - невозмутимо произнес Чарли, - если бы было на чем писать.

      - Вот, напишите в моем блокноте, - сказал Энди.

      Он бросил взгляд через плечо швейцара и увидел Тэба, выходившего из комнаты охраны.

      - Тэб, а ты тут что делаешь ночью? - воскликнула Ширли.

      - Жду вас. Я узнал, что вы уезжаете, и думал, что нужно помочь вам донести вещи.

      - Но уже очень поздно.

      - Последний рабочий день нужно закончить как следует. И по-моему, не следует расхаживать в такое время суток по улицам с чемоданами. Вам могут перерезать горло и не за такое. - Он взял два чемодана, Энди подхватил третий.

      - Ну надо же, - сказала она. - Высокооплачиваемый телохранитель и детектив так хлопочут, чтобы проводить меня два квартала.

      - Мы еще и улицу подметем, - сказал Энди, забрал блокнот и пошел к двери, предупредительно открытой швейцаром.

      Когда они вышли, дождь уже кончился, и в просветах между облаками были видны звезды, было восхитительно прохладно. Ширли взяла обоих мужчин под руки, и они пошли по улице из залитого светом Челси-парка в кромешную тьму.

 

      Глава 13

 

      Энди поднимался в темноте по лестнице, освещая фонариком спящих людей и стараясь не уронить тяжелую ношу. Его друг Сол спал, и они тихо прошли в комнату Энди. Кровать была достаточно просторна для двоих. Ширли настолько устала, что, положив голову ему на плечо, крепко уснула и даже не почувствовала, как Энди встал утром, оделся и ушел.

      Она проснулась и увидела, что солнце заливает изножье кровати, и, облокотившись на подоконник, ощутила свежий, чистый воздух. Город похорошел после ливня. Пыль и грязь были смыты, все казалось удивительно чистым. Остроконечные силуэты Беллевью вздымались над хаосом черных крыш и заляпанных кирпичных стен. Жара исчезла, унесенная дождем. Ширли с наслаждением зевнула и оглядела комнату.

      Чего еще ожидать от холостяка - на всем слой пыли. Теперь это ее забота, ведь Энди проводит большую часть времени вне дома. Не мешало бы кое-что покрасить. В комнате было большое зеркало, треснувшее, но вполне приличное и шкаф для одежды. Короче, жаловаться не на что. Нужно немного прибрать - и комната будет просто загляденье. И еще надо бы убрать эту паутину с потолка.

      Бак с водой стоял у перегородки, и, когда она повернула кран, в тазик, державшийся на кронштейнах, потекла коричневатая струйка воды. У нее был резкий запах химии, который Ширли почти забыла, поскольку вода в Челси-парке проходила через специальные фильтры. Мыла нигде не было видно. Она плеснула себе воды на лицо, вымыла руки и вытерлась стареньким полотенцем, висевшим рядом с бачком.

      Вдруг за перегородкой раздался лязгающе-визжащий звук. Она испугалась. Что это такое? Звук доносился из соседней комнаты, где жил Сол. Было очень мило с его стороны, что он начал шуметь только тогда, когда услышал, что она встала и включила воду. Она причесалась, надела вчерашнее платье и слегка подкрасилась. Бросив взгляд в зеркало, она глубоко вздохнула и отворила дверь.

      - Доброе утро... - сказала она и осталась в дверях, стараясь не открыть от изумления рот.

      Сол сидел на велосипеде-тренажере, едущем в никуда, с сумасшедшей скоростью крутя педали; седые волосы развевались, а седая борода подпрыгивала на груди. Его единственным одеянием были допотопные, латаные-перелатаные шорты. Визг испускал какой-то черный предмет позади велосипеда.

      - Доброе утро! - вновь сказала она, на этот раз немного громче. Он взглянул на нее и стал медленнее крутить педали. - Меня зовут Ширли Грин.

      - А кем же вы еще можете быть? - холодно произнес Сол, слезая с велосипеда и вытирая пот с лица тыльной стороной ладони.

      - Я никогда не видела подобных велосипедов. Он что-то делает? - Она не собиралась вступать в перебранку с соседом.

      - Ага. Он делает лед. - Сол надел рубаху. Она подумала, что это какая-то глубокомысленная шутка, которых она никогда не понимала, но тут увидела, что от черной штуковины провода ведут к большим батареям на холодильнике.

      - Понятно, - сказала она, обрадовавшись своему открытию. - С помощью велосипеда у вас работает холодильник. По-моему, это остроумно. - На сей раз он что-то беззлобно пробурчал, и она поняла, что двигается в правильном направлении. - Хотите кофе?

      - Не знаю. Я слишком давно его не пробовал.

      - У меня есть полбанки. Если вскипятить немного воды, можно сделать.

      Не дожидаясь ответа, она вышла в соседнюю комнату и принесла банку. Сол посмотрел на коричневую банку, пожал плечами и пошел набирать воды в кастрюльку.

      - Могу поспорить, что на вкус это чистый яд, - сказал он, ставя кастрюлю на плиту. Включив лампочку в центре комнаты и посмотрев, как светится спираль, он с сожалением покачал головой. - Пока свет у нас есть, так что будем надеяться, что нам удастся вскипятить стакан воды. - Он включил электронагревательный элемент печи.

      - Я пью этот растворимый кофе уже пару лет, - сказала Ширли, садясь в кресло у окна. - Говорят, по вкусу он совсем не похож на настоящий кофе, но я этого не знаю.

      - Могу вам сказать со всей уверенностью. Абсолютно не похож.

      - Вы когда-нибудь пробовали настоящий кофе? - Она еще не встречала человека, который бы без удовольствия рассказывал о своем жизненном опыте.

      - Пробовал? Милочка, я раньше только на нем и сидел. Вы - ребенок, вы понятия не имеете, что было в старые добрые времена. Мы выпивали три, четыре чашки, может, даже целый кофейник, не задумываясь. Один раз я даже отравился кофе - вся кожа стала коричневой, - потому что выпивал по двадцать чашек на дню. Чемпион по питью кофе. Мог бы получить медаль.

      Ширли восхищенно покачала головой и подула в чашку. Кофе был чересчур горяч.

      - Я совсем забыла, - вдруг сказала она, вскочила с кресла и выбежала в другую комнату. Через секунду она вернулась и подала Солу две сигары. - Энди сказал, что их надо передать вам, потому что вы курите.

      Выражение мужского превосходства сошло с лица Сола, и он открыл от изумления рот.

      - Сигары? - Это все, что он смог сказать.

      - Да. У Майка была их целая коробка, но осталось только две. Я не знаю, хорошие они или нет.

      Сол попытался припомнить ритуал курения сигар. Он подозрительно понюхал конец одной из них.

      - По крайней мере пахнет табаком. - Он поднес ее к уху и отщипнул кончик, раздался отчетливый хруст. - Ага! Чересчур сухие. Можно было догадаться. О сигарах нужно заботиться, хранить их в соответствующих условиях. Эти напрочь пересушены. Они должны быть намного влажнее. Так их курить нельзя.

      - Вы хотите сказать, что они Плохие? Придется их выкинуть? - Мысль показалась ей ужасной.

      - Ничего подобного, успокойтесь. Я просто возьму коробку, положу туда мокрую губку, а на нее сигары, и выдержу так три-четыре дня. В сигарах что хорошо: их можно возвращать к жизни, как Лазаря; больше того - он наверняка не стал бы пахнуть так славно через четыре дня. Я покажу, как надо с ними обращаться.

      Ширли отхлебнула кофе и улыбнулась. Похоже, все улаживается. Солу просто не пришлась по душе идея, что у Энди кто-то будет жить. Но ой отличный мужик, у него полно забавных историй, я эта старомодная манера говорить... и она поняла, что они уживутся.

      - Это пойло не так плохо на вкус, - сказал Сол. - Если забыть вкус настоящего кофе. Или виргинской ветчины, или ростбифа, или индюшки. Господи, я мог бы рассказать об индюшке. Это было во время войны. Я торчал в какой-то заднице, в Техасе; всю жратву привозили из Сент-Луиса, а мы находились дальше всех. То. что доходило до нас, было настолько .дрянным, что сержанты в столовой вздрагивали, когда открывали бачки с солдатской баландой. Но однажды произошло невероятное. Эти техасцы на своих ранчо выращивали индюшек и отправляли на Север к Рождеству и Дню Благодарения. - Ширли кивнула. - В общем, шла война, и не было возможности переправить всех этих индюшек, поэтому ВВС купили их ею дешевке, и мы целый месяц пировали. Кому рассказать, так не поверят! Мы жарили индюшек, тушили, варили из них суп, пекли пирожки с индюшатиной, делали рагу, крекеры...

      В коридоре послышалась быстрые шаги, кто-то так сильно дернул за ручку, что дверь затряслась. Сол тихонько сунул руку в ящик стола и вытащил большой нож.

      - Сол, ты дома? - крикнул из коридора Энди, дергая за дверную ручку. - Открывай.

      Сол кинул нож на стол и поспешил к двери. Энди ворвался весь в поту, тяжело дыша. Он прикрыл за собой дверь и заговорил, понизив голос:

      - Послушайте, наполните бачки и все канистры. И наполните все, в чем только можно держать воду. Может, заткнете раковину, тогда в нее тоже можно налить воды. Наполняйте столько канистр, сколько вам разрешат на колонке. А если заметят, что вы слишком часто возвращаетесь, идите на другую - на Двадцать восьмой улице. Шевелитесь. Сол... Ширли тебе поможет.

      - А что произошло?

      - Дьявол! Не задавай глупых вопросов. Я не могу этого сказать... не проболтайся, а то мы все попадем я беду. Мне нужно возвращаться, пока не обнаружат, что меня нет.

      Он выскочил из комнаты так же стремительно, как и появился, хлопнула дверь, звуки шагов затихли.

      - А что случилось? - спросила Ширли.

      - Узнаем позднее, - сказал Сол, засовывая ноги в сандалии. - Прямо сейчас нужно идти. Энди впервые выкидывает такую штуку, а я - старый человек... меня легко испугать. В вашей комнате есть еще одна канистра.

      Казалось, что обеспокоены были только они. В очереди у колонки на углу стояли всего две женщины, и одна из них наполнила всего одну бутылку. Сол донес канистры до дома, а по лестнице Ширли захотела тащить их сама.

      - Нужно сгонять лишний жир, - сказала она. - Вы пока возвращайтесь в очередь, а я перелью воду и принесу пустые.

      Очередь стала чуть длиннее, но в этом ничего необычного не было. Большинство людей всегда собиралось в это время у колонки, пока в полдень ее не закрывали.

      - У тебя, похоже, жажда, папаша, - сказал полицейский. когда они опять встали в очередь. - Ты же был здесь только что.

      - А твоя какая забота!? - рявкнул Сол. - Что-то слишком много стал замечать. Может, я решил раз в году принять ванну, чтобы не провонять, как некоторые, о ком я мог бы сказать, да не буду...

      - Успокойся, дедуля.

      - К счастью, я тебе не дедуля, внучок, а то бы уже давно повесился. С каких это -пор полиция стала считать, сколько людям нужно воды?

      Полицейский отступил на шаг и повернулся к ним спиной. Сол набрал канистры, по-прежнему ворча, а Ширли помогла отнести их в сторону и завинтить крышки. Как только они благополучно закончили операцию, на мопеде появился сержант.

      - Запирай! - крикнул он. - Закрыто до завтра! Женщины, стоявшие в очереди, закричали и бросились к колонке, пытаясь набрать воды. Полицейский полез сквозь орущую толпу к крану. Но не успел он добраться до колонки, как вода в кране стала течь тоненькой струйкой и вскоре пропала. Полицейский посмотрел на сержанта.

      - Ага, произошла авария, - сказал сержант. - Трубу... прорвало, пришлось перекрыть. Завтра все будет в порядке. А теперь расходитесь.

      Сол молча посмотрел на Ширли, они забрали канистры и побрели домой. Они оба заметили заминку сержанта. Произошло нечто более серьезное, чем авария водопровода. Они медленно поднимались по лестнице, стараясь не расплескать ни капли.

 

      Глава 14

 

      Хоть легавые и знали, кто он такой, и охотились на него, удача пока была на его стороне. Порой Билли овладевал страх, но это проходило, и он опять начинал думать об удаче. Разве не удача, что легавые появились тогда, когда он вышел из дому? И он удрал, никем не замеченный, - это тоже удача. Ну и что же, что пришлось все бросить? На нем были шорты, а накануне он зашил в них все свои деньги, поскольку боялся потерять их, нося в сандалии. Так что у него были деньги, а это все, что нужно.

      Первым делом он зашел на блошиный рынок на Мэдисон-сквер, разбудил одного из парней, спавших под прилавками, и купил у него сандалии. Затем он направился в центр города, подальше от своего района. Когда открылись водоразборные колонки, он умылся, затем купил поношенную рубаху на одном из лотков и немного крекеров из водорослей. Он съел их на ходу. Когда Билли добрался до Китайского городка, было еще очень рано, но улицы уже были полны народу, а ему нужно было найти свободное место у стены и немного вздремнуть.

      ...Проснувшись, он понял, что здесь ему оставаться нельзя. Местные как-то странно на него поглядывали, а он знал, что, если его описание уже распространили по городу, они не задумываясь продадут его за пару долларов. Когда-то он слышал, что китайцы живут и в Ист-Сайде, и направился туда.

      На одном месте нельзя было долго оставаться: его могли заметить. К тому же, пока стоит жара, можно спать где угодно. Приходилось держаться людных улиц, поскольку там на тебя никто не обращает ни малейшего внимания. Он спал даже днем, а иногда и ночью, если удавалось найти какое-нибудь тихое местечко. Он продолжал двигаться с места на место и не слишком беспокоился о том, что с ним будет дальше. Все в порядке, пока у него еще есть деньги. А потом... Он не любил думать о том, что будет потом, и поэтому не думал об этом.

      Ливень застал его врасплох. Пришлось задуматься о поиске какого-нибудь укрытия. Он попал под дождь прямо посреди улицы и промок до нитки. С тысячами других бездомных он нашел убежище под Уильямсбургским мостом, но даже там не было совершенно сухо, поскольку ветер постоянно менял направление и потоки воды задувало под мост. В сырости и холоде он провел всю ночь, не сомкнув глаз, а под утро выбрался на лестницу, ведущую на мост, чтобы погреться на солнце. Вдоль моста тянулась пешеходная дорожка, и Билли пошел по ней навстречу восходящему солнцу. Он никогда не забирался так высоко и с замиранием сердца смотрел сверху на город и реку. Вверх по течению медленно двигалось серое грузовое судно, а его лихо обгоняли парусные и весельные лодки. Глядя вниз, Билли крепче хватался за поручни.

      Пройдя половину моста, он сообразил, что вышел из Манхэттена - впервые в жизни, - а если он пойдет дальше, то полиция никогда его не обнаружит. Впереди раскинулся Бруклин, зазубренная стена причудливых очертаний на фоне неба, совершенно новое, незнакомое место. Он о нем ничего не знал, и полиции никогда и в голову не придет искать его так далеко.

      Когда он перешел через мост, страх медленно начал проходить - это напоминало Манхэттен, только другие люди и другие улицы. Одежда на нем уже высохла, и Билли чувствовал себя неплохо, но очень устал и хотел спать. Шумные людные улицы вели все дальше и дальше, и он наугад шел по ним, пока не очутился перед высокой стеной, тянувшейся вдоль дороги, и казалось, что не было ей конца. Он пошел вдоль нее, гадая, что находится за ней, пока не добрался до запертых металлических ворот с колючей проволокой, протянутой поверху. На черном потертом щите виднелась надпись: "Бруклинский военно-морской склад. Вход воспрещен". За решетками ворот Билли увидел непонятные постройки, пустые навесы, горы ржавого железа, части кораблей, разбитые железобетонные плиты и мусор. Внутри расхаживал тучный охранник в серой форме с тяжелой дубинкой. Он подозрительно взглянул на Билли, тот поспешно отошел от ворот и двинулся дальше.

      Было похоже, что огромное безлюдное пространство за забором заброшено и никому не нужно. Если бы удалось пробраться мимо полицейского, он мог бы прятаться там вечно. Если бы можно было туда пробраться... Он шел вдоль стены, пока каменный забор не сменился покосившейся оградой. Сверху была натянута колючая проволока, но она заржавела, провисла, а в некоторых местах порвалась. На этом участке улицы людей было не слишком много. Здесь перебраться через ограду не составляло труда.

      То, что он не единственный, кому пришла в голову такая идея, выяснилось через минуту, пока он изучал ограду. С той стороны забора появился человек, немногим старше Билли. Он на секунду остановился и осмотрелся, убеждаясь, что поблизости никого нет. Затем подсунул под проволоку кусок железобетонной плиты, ловко прополз под оградой и вытолкнул кусок плиты, так что проволока упала на прежнее место. Затем он встал и спокойно зашагал по улице.

      Билли подождал, пока человек скроется из виду, потом подошел к тому месту, откуда он вылез. В земле было вырыто небольшое углубление, не слишком большое, чтобы привлечь чье-то внимание, но достаточное, чтобы проползти под оградой. Он засунул кусок бетона под проволоку, как сделал тот человек, огляделся - никто не обращал на него внимания - и проскользнул под оградой. Проще простого. Он вытолкнул ногой кусок плиты, и проволока упала.

      Было что-то пугающее в этом пустынном пространстве. Никогда прежде ему не приходилось быть совершенно одному. Билли замедлил шаг, двигаясь вдоль нагретых солнцем кирпичных строений, потом остановился и осторожно выглянул из-за угла. Впереди был широкий пустырь, заваленный обломками кораблей. Билли вышел из-за угла, как вдруг рядом послышались шаги. Он отбежал к стене и увидел, как мимо медленно прошел охранник в сером. Когда он исчез из виду, Билли бросился в тень ржавых стальных балок плавучего сухого дока.

      Он пробирался среди обломков, ища какое-нибудь местечко, куда можно заползти, спрятаться и поспать. Ему встречались и другие охранники, но их было легко заметить. Они ходили по широким проходам и не приближались к зданиям. Если бы ему удалось проникнуть в одну из заброшенных построек, он оказался бы в безопасности. Одна из них привлекла его внимание - длинное, низкое здание с рухнувшей крышей и окнами без стекол. Оно было обито асбестовыми плитами, многие из которых раскололись, а некоторые вообще были оторваны. Он подошел поближе, заглянул в окно, но, кроме темноты, ничего не увидел. Рухнувшая крыша нависла в паре метров над полом - получалась темная, тихая пещера. Это то, что ему нужно. Он зевнул и залез в проем. И тут в бок ему впился острый край какой-то железяки. Билли закричал от боли.

      Пока он выбирался из проема, что-то тяжелое пролетело в воздухе над головой и ударилось в стену, рассыпавшись на мелкие кусочки. Билли поднялся на ноги и заковылял подальше от входа, но никто не пытался его преследовать. Из темного проема не доносилось ни звука, но Билли как можно быстрее пошел прочь, с опаской оглядываясь на здание. Завернув за угол, он остановился, задрал рубашку и увидел большую ссадину чуть пониже ребер, вокруг которой кожа уже посинела. Похоже, обычная ссадина и синяк, но как больно.

      Было ясно, что придется с кем-то воевать. Он не собирался возвращаться в здание -ни за что! - но отыскать здесь какое-то оружие просто необходимо. Повсюду валялись куски бетона, и он подобрал один, из которого торчала ржавая арматура.

      Должно быть, многим людям пришла идея прятаться здесь. Он мог бы сразу об этом догадаться, когда увидел парня, вылезавшего из-под забора. Бродяги скрывались где-то здесь: это было достаточно просто. Они находили укромное местечко, занимали его и не пускали туда чужих - должно быть, так. Наверняка существовал вход в любое из этих зданий, и в каждом кто-нибудь прятался. Дрожь пробежала по спине при этой мысли, и, прижав руку к болевшему боку, он пошел прочь от здания. Может, лучше выбраться отсюда подобру-поздорову? Но местечко уж слишком хорошее, жаль оставлять его. Если бы ему удалось найти какую-нибудь нору, это было бы идеально.

      Билли огляделся. Для драки надо найти что-нибудь получше куска бетона. Он посмотрел под ноги, выискивая что-нибудь подходящее, но, несмотря на обилие всякого мусора и лома, нигде не валялось ничего такого, что можно было бы превратить в оружие. Словно здесь уже прошло множество людей с той же самой целью. Зажав в руке камень, он заковылял дальше.

      Ему уже хотелось выбраться из этих ржавых джунглей, но он заблудился. Солнце ужасно пекло голову и раскалило потрескавшийся асфальт под ногами. Билли брел вдоль огромного сухого дока, ощущая себя насекомым, ползущим по краю мироздания. Вдали несла свои маслянистые воды Ист-Ривер, На том берегу высились небоскребы Манхэттена. При глубоком вздохе бок сильно болел, и одиночество все сильнее наваливалось на плечи.

      У самой кромки воды лежал разобранный корабль - обшивку содрали, изнутри торчали шпангоуты - словно скелет какого-то мертвого морского чудовища. Разборка не была доведена до конца: кормовая часть корабля была почти не тронута, рубка и носовая часть тоже были целыми. На уровне земли не было никаких отверстий. Судно, по-видимому, было танкером, поперечная переборка находилась на месте. А иллюминаторы и вход располагались намного выше. Забраться наверх было нетрудно. Билли подумал, не прячется ли и здесь кто-нибудь. Однако надо было отдохнуть, а эта развалина казалась подходящей для этой цели. Стоит рискнуть. Забираться наверх с куском бетона в руке было нелегко, но Билли пока не решался с ним расстаться.

      Перед рубкой оставался небольшой участок разломанной палубы, шириной около метра. Билли ухватился за него, подтянулся и просунул голову в проем. Камень он держал наготове.

      - Здесь есть кто-нибудь? - тихо произнес он.

      В рубке было темно и тихо.

      - Эй! - крикнул Билли, но ему никто не ответил. Он медленно вошел через проем в темное помещение. На этот раз на него никто не напал. Он заморгал глазами, пытаясь что-нибудь рассмотреть в темноте. Впереди виднелось что-то темное, но при ближайшем рассмотрении это оказалось лишь кучей мусора. В дальнем углу лежала такая же куча. Но, присмотревшись, Билли понял, что это человек, который сидел на полу, прислонившись к стене и вытянув ноги. Он пристально смотрел на Билли.

      - Брось это, - сказал человек очень тихо, почти шепотом.

      Он протянул руку и стукнул загнутым концом металлической трубы по полу. Билли посмотрел на нее, широко открыв глаза, бок по-прежнему болел. Он бросил в сторону кусок бетона.

      - Разумно, - сказал человек, - весьма разумно. Он быстро встал, выпрямившись, как складной метр, - высокий мужчина с тонкими руками, очень худой, вероятно, от недоедания. Когда он вошел в луч света, Билли увидел, что кожа у него туго обтягивала скулы и почти лысый череп, губы были растянуты, длинные желтоватые зубы выдавались вперед. Водянистые голубые глаза, круглые, как у ребенка, казались почти прозрачными. Они были похожи на окна, в которые заглядываешь, - ас той стороны ничего не видно. Он продолжал в упор смотреть на Билли, помахивая обрезком трубы и не говоря ни слова. И было непонятно, улыбался он или злобно скалился. Билли сделал шаг. Конец трубы описал дугу. Билли остановился.

      - Что тебе здесь надо? - спросил мужчина.

      - Ничего, я просто...

      - Что тебе надо?

      - Я искал место, где можно спрятаться. Я устал. Я никому не хочу зла.

      - Как тебя зовут? - прошептал человек, глаза его были неподвижны.

      - Билли...

      Зачем он так ответил? Он закусил губу. Зачем он сказал свое настоящее имя?

      - У тебя есть что-нибудь поесть. Билли?

      Он хотел соврать, но передумал. Он сунул руку за пазуху.

      - Вот, у меня есть крекеры. Хотите? Они немного поломались.

      Труба упала на палубу и откатилась в сторону - мужчина шагнул к Билли, сложив руки горстями.

      - "Отпускай хлеб твой по водам, ибо через много дней опять найдешь его". Знаешь, откуда это? - спросил он.

      - Нет... не знаю, - смущенно ответил Билли и высыпал крекеры в протянутые ладони.

      - Я так и думал, - недовольно проворчал мужчина, сел, прислонившись к стене, и стал есть, автоматически жуя. - Я полагаю, что ты язычник, желтый язычник. Впрочем, это неважно. Ты такой же, как и все Его создания. Хочешь спать - спи. Места здесь достаточно для двоих.

      - Я могу уйти, вы пришли сюда первым.

      - Ведь ты боишься меня, не правда ли? - Билли поежился под пристальным немигающим взглядом, и человек кивнул. - Не надо, потому что мы ходим рядом со страхом. Знаешь, что это означает? Тебе понятен смысл этого года, а?

      Билли молча сел. Он не знал, что ответить. Мужчина доел последние крошки, вытер руки о грязные штаны и тяжело вздохнул.

      - Ты не можешь этого знать. Ложись, спи. И не волнуйся - сюда никто не придет. В нашей коммуне строгие правила относительно собственности. Обычно только посторонние, вроде тебя, нарушают границы, хотя и другие могут сделать это, если посчитают необходимым. Но сюда они не придут, они знают, что у меня нечего взять. Можешь спать совершенно спокойно.

      Несмотря на усталость, Билли казалось немыслимым спать под пристальным взглядом незнакомого человека. Он лег у стены в дальнем углу с открытыми глазами, настороженно ожидая, что будет дальше. Мужчина бурчал что-то себе под нос и чесался. Над ухом Билли послышалось жужжание. Комар. Еще один. Билли ожесточенно хлопнул себя по ноге. Похоже, что здесь ужасно много комаров. Что ему делать? Попытаться уйти?..

      С внезапным испугом он понял, что заснул. Солнце стояло низко и светило почти в дверной проем. Он сел и огляделся. Никого. Сильно болел бок.

      Послышался лязгающий, металлический звук. Он раздавался где-то снаружи. Билли на цыпочках подошел к проему и выглянул. Мужчина поднимался наверх, а конец трубы, которую он тащил с собой, стучал об обшивку судна, производя звук, который его встревожил. Билли юркнул назад. Мужчина швырнул трубу наверх и влез на палубу.

      - Водоразборные пункты сегодня закрыты, - сказал он и показал допотопную погнутую банку из-под краски, которую он принес с собой. - Но я нашел одно местечко, где сохранилась вода после вчерашнего дождя. Будешь?

      Билли кивнул, внезапно вспомнив, как у него пересохло в горле, и взял протянутую банку. Она была наполнена чистой водой, сквозь которую была видна отшелушившаяся зеленая краска. Вода оказалась очень вкусной.

      - Пей еще, - сказал мужчина. - Я напился, когда набирал воду. Как тебя зовут? - спросил он, забирая банку.

      Это ловушка? Человек, должно быть, помнит его имя, и Билли не посмел назвать другое. - Билли, - ответил он.

      - Можешь звать меня Питером. Если хочешь, оставайся.

      Он с банкой вошел внутрь и, похоже, забыл о своей трубе. Билли с подозрением на нее посмотрел, не уверенный в мотивах, которые двигали этим человеком.

      - Ты оставил здесь трубу! - крикнул он.

      - Принеси сюда, пожалуйста. Нельзя бросать ее куда ни попадя. Положи здесь, - сказал он. - По-моему, у меня где-то есть еще один кусок, вроде этого. Можешь брать его с собой, когда будешь покидать эти апартаменты. Некоторые наши соседи могут быть весьма опасны.

      - Охрана?

      - Нет, эти для нас абсолютно неопасны. Их работа - это синекура, и у них не больше желания беспокоить нас, чем у нас - беспокоить их. Пока они нас не видят, нас здесь нет. Так что просто сторонись их. Ты обнаружишь, что они не очень-то хорошо видят. Они могут сшибать свои деньги, не подвергая себя опасности. Благоразумные люди. Все, что стоило украсть, исчезло много лет тому назад. Охрана осталась, потому что никто еще не решил, что делать с этим местом, а проще всего - забыть про него. Они представляют собой символы государства времен упадка культуры, тогда как эта пустыня - намного более значимый символ. Вот почему я здесь. - Он обхватил руками ноги и положил острый подбородок на колени. - Ты знаешь, сколько имеется входов в это место?

      Билли покачал головой, не понимая, о чем говорит Питер.

      - Тогда я тебе скажу. Их восемь - и только один не заперт, и им пользуются охранники. Остальные закрыты и опечатаны семью печатями. Это тебе что-нибудь говорит? Семь печатей. Нет, вижу, что не говорит ничего. Но существуют и другие знаки - некоторые сокрыты, другие отчетливо видны невооруженным глазом. А еще больше появится - и один за другим откроются нам. Некоторые были написаны на века. Наподобие великой блуднины по имени Вавилон, которая никогда не являлась Римом, как многие ошибочно полагали. Ты знаешь, как называется вот тот город?

      - Этот? Нью-Йорк?

- Да, это одно имя, но существует и другое, которым его называют и называли, и никто против него не возражает: Вавилон-на-Гудзоне. И ты видишь, что это и есть великая блудница, и Армагеддон произойдет здесь - вот почему я пришел. Когда-то я был священником. Ты не поверишь.

      - Почему же? - ответил Билли и зевнул, осматривая стены и выглядывая в дверной проем.

      - Священник должен говорить правду, что я и делал, и за это они меня вышвырнули. Они - те, кто искушал Антихриста в своих палатах. Коллегия кардиналов посоветовала папе римскому снять запрет на уничтожение жизни ребенка, и он с этим посчитался, тогда как правда закона Божьего - вокруг нас. Он сказал: "Плодитесь и размножайтесь!", что мы и делали. И Он дал нам разум, чтобы исцелять больных и укреплять слабых, и вот, где лежит истина. Наступает тысячелетие, сейчас, прямо на нас, на перенаселенный мир душ, ждущих Его зова. Вот истинное тысячелетие. Ложные пророки сказали, что это был год однотысячный, но сейчас в этом городе больше людей, чем было в то время во всем мире. Сейчас наступает время, мы видим, как оно грядет, мы можем читать его знаки.

      Больше мир уже не может удержаться, он развалится на части под тяжестью человеческой массы, - но он не развалится до тех пор, пока семь труб не провозгласят новый год, новое столетие. Тогда наступит расплата.

      Он умолк и тонкий писк комаров стал слышен в неподвижном воздухе. Билли хлопнул ладонью по ноге и убил одного комара. Руку Питера освещало солнце, и Билли видел многочисленные следы от комариных укусов.

      - Никогда не видел столько комаров, как здесь у тебя, - сказал Билли. - Причем днем. Раньше Меня днем никогда не кусали. - Он встал и начал ходить по засыпанной всяким хламом рубке, отмахиваясь от комаров. Ногами он отшвыривал какие-то лохмотья, и щепки. В задней стене находилась тяжелая стальная дверь, приоткрытая на несколько сантиметров. - А что там? - спросил он.

      Питер не услышал вопроса - или сделал вид, что не слышит. Билли толкнул дверь. Но петли так заржавели, что дверь не сдвинулась с места.

      - Ты не знаешь, что там такое? - спросил он громче.

      Питер зашевелился и обернулся.

      - Нет, - ответил он. - Никогда не смотрел.

      - Дверь закрыта давным-давно. Может, там что-нибудь, что может нам пригодиться. Никогда не знаешь, что найдешь. Давай посмотрим, нельзя ли ее открыть.

Навалившись на дверь вдвоем и используя в качестве рычага кусок металлической трубы, они сумели приоткрыть ее еще на несколько сантиметров. В образовавшуюся щель уже можно было пролезть. Билли пробрался туда первым, и под его ногой что-то загрохотало. Он наклонился.

      - Посмотри. Я же говорил, что мы что-нибудь найдем. Я могу это продать или оставим на всякий случай.

      Это был стальной лом длиной больше метра, брошенный здесь много лет назад. Он был покрыт слоем ржавчины, но все еще был очень крепок. Билли засунул острый конец трубы в щель и нажал изо всех сил. Ржавые петли заскрипели, и дверь открылась полностью. Тут находилась маленькая площадка, и металлические ступеньки вели в темноту. Билли начал медленно спускаться, крепко держа в руке лом и держась за поручни. На пятой ступеньке он оказался по щиколотку в воде.

      - Здесь не так уж темно... и полно воды, - сказал он.

      Питер спустился по лесенке и посмотрел вниз. Потом он показал на два светлых пятна наверху.

      - Очевидно, дождевая вода скапливается на верхней палубе и просачивается сюда через эти дыры. Наверняка вода тут накапливается уже много лет.

      - Вот откуда летят твои комары, - сказал Билли. Замкнутое пространство было наполнено их жужжанием. - Нужно закрыть дверь.

      - Весьма практично, - согласился Питер. - Теперь можно не ходить за водой к колонке и не лазить через ограду. Здесь ее столько, сколько нам нужно. Пожалуй, даже больше.

 

      Глава 15

 

      - Привет, незнакомец, - сказал Сол. Ширли отчетливо слышала его голос за перегородкой. Она сидела у окна и делала себе маникюр. Положив кисточку и лак на кровать, она подбежала к двери.

      - Энди!.. Это ты? - крикнула она.

      Отворив дверь, Ширли увидела его, покачивающегося от усталости. Она подбежала к нему и обняла. Он поцеловал ее и рухнул в кресло у стола.

      - Я совершенно выжат, - пробормотал он. - Не спал с... когда это было? С позавчерашней ночи. Раздобыли воду?

      - Наполнили оба бачка, - сказал Сол, - и все канистры, прежде чем все прикрыли. Что случилось с водой? Я слыхал всякие байки по телевизору, но это полная чепуха. Они чего-то не договаривают?

      - Ты ранен? - воскликнула Ширли, заметив, что у него разорван рукав, а под ним видна повязка.

      - Ничего страшного, просто царапина, - ответил Энди и улыбнулся. - Это во время дежурства... вилами.

      - Вероятно, преследовал дочку фермера. Хорошая история, - хмыкнул Сол. - Хочешь выпить?

      - Если остался спирт, можешь немного разбавить его водой. Могу выпить и такого. - Он сделал глоток и откинулся на спинку кресла. Напряжение сошло с его лица, но глаза были красные от усталости и опухшие. Сол и Ширли сели за стол напротив него.

      Никому не рассказывайте, пока не появится официальных сообщений, но с водой приключились большие неприятности, а еще большие грядут.

      - Ты поэтому нас и предупредил? - спросила Ширли.

      - Да, я кое-что услышал на станции во время обеденного перерыва. Неприятности начались на артезианских скважинах и насосах на Лонг-Айленде и на всех насосных станциях Бруклина и Квинза. Знаете, под Лонг-Айлендом существует водоносный слой, и если слишком быстро откачивать воду, то в подземный резервуар начинает проникать морская вода. Она уже давно была солоноватой, это можно почувствовать, если воду не смешивать с водой, поступающей из штата. Они, должно быть, рассчитали, сколько нужно откачивать. Наверняка в расчеты вкралась ошибка, или станции качали больше положенного. В любом случае в Бруклин сейчас течет чистая соль. Все станции там закрыли, а расход из Кротона и из штата увеличили.

      - Фермеры и так скулили всю дорогу про сухое лето. Могу поспорить, это им очень понравится.

      - Не буду спорить. Наверняка это планировалось уже давно, потому что они поставили охрану на акведук - с винтовками и взрывчаткой - той, что украли в прошлом году из арсенала в Олбани. Десять полицейских убито. Не знаю, сколько ранено. Они взорвали, по крайней мере, километр труб, прежде чем мы туда прорвались. Наверняка вся деревенщина от мала до велика пыталась нас остановить. Не у всех были винтовки, но они отлично управлялись вилами и топорами. В конце концов их разогнали слезоточивым газом.

      - Значит... в городе вообще нет воды? - спросила Ширли.

      - Мы привезем воду, но некоторое время люди помучаются от жажды. Будьте поэкономнее с водой, больше пока не будет. Только для питья и приготовления пищи, больше не для чего.

      - Но нам же нужно умываться, - сказала Ширли.

      - Нет, умываться не будем. - Энди протер глаза. - Тарелки можно вытирать тряпкой. Что касается нас, - что ж, немножко провоняем.

      - Энди!

      - Извини, Ширли. Это ужасно, знаю. Но ты должна понять: все очень серьезно. Можно какое-то время прожить не умываясь, от этого не умирают. А когда опять подключат воду, тогда и соскоблим всю грязь.

      - Как по-твоему, сколько это продлится?

      - Трудно сказать. Для ремонтных работ потребуется куча бетона и арматуры - и то и другое страшный дефицит. Нужны бетономешалки и прочая техника. Большую часть воды придется привозить в железнодорожных цистернах, в автоцистернах и на баржах. Возникнут чертовски сложные проблемы с распределением и рационированием. Нужно рассчитывать на то, что станет хуже, пока не станет лучше. - Он поднялся на ноги и зевнул. - Я хочу пару часов подремать, Ширли. Разбуди меня в четыре. Перед уходом мне нужно побриться.

      - Два часа! Что это за сон! - возмутилась она.

      - Я тоже так думаю, но на большее у меня нет времени. Кто-то наверху по-прежнему давит на нас по поводу убийства О'Брайена. У одного осведомителя из Китайского городка есть какая-то информация, и я должен с ним сегодня встретиться, вместо того чтобы выспаться перед вечерним патрулированием. Я медленно начинаю ненавидеть Билли Чуна, где бы он ни прятался.

      Он вышел в другую комнату и рухнул на кровать,

      - Можно я останусь здесь, пока он спит, Сол? - спросила Ширли. - Я не хочу его беспокоить... но я не хочу беспокоить и вас...

      - Беспокоить! Как такая симпатичная барышня может кого-то побеспокоить? Позвольте сказать вам, что, может, я на вид, и старый, но это только из-за моего возраста. Я не говорю, что вы не должны ощущать себя рядом со мной в безопасности. Годы решительных действий прошли. Теперь я получаю удовлетворение, просто размышляя об этом, что в любом случае дешевле, и вы можете не тревожиться. Несите сюда свое вышивание, а я расскажу вам о тех временах, когда я служил в Ларедо и мы с Люком на один из уик-эндов заехали в Мальчишеский городок в Нуэво-Ларедо. Хотя, если подумать, может, лучше вам об этом не рассказывать.

      Когда Ширли вошла в комнату, Энди крепко спал, растянувшись на кровати прямо в одежде. Он даже не снял башмаки. Она задернула шторы и убрала с кровати маникюрный набор. В подметке правого башмака Энди зияла приличная дыра, и она уставилась на Ширли, словно пыльный печальный глаз. Если попытаться снять с него башмаки, то можно его разбудить. Поэтому она тихонько вышла и прикрыла за собой дверь.

      - Нужно заряжать аккумуляторы, - сказал Сол, глядя на поплавок ареометра. - Энди уже вырубился?

      - Да, крепко спит.

      - Подождите, вот будет дело, когда начнете его будить. Когда он вот так выключается, можно сбрасывать бомбу, и, если она его не убьет, он ее не услышит. Я сейчас заряжу батареи, а он и не узнает.

      - Так несправедливо! - внезапно взорвалась Ширли. - Почему Энди обязан выполнять двойную работу, сражаться за воду для всего города? Что тут все эти люди делают? Почему бы им не уехать куда-нибудь, раз не хватает воды?

      - На этот вопрос ответ очень прост - ехать некуда. Вся страна - это одна большая ферма. Людей на юге так же много, как и на севере, поскольку не существует общественных средств передвижения. Любой, кто попытается пешком дойти до теплых краев, подохнет с голоду задолго до того, как туда доберется. Люди остаются на месте, потому что государство организовано так, что заботится о них только там, где они живут. Они плохо питаются, но все-таки что-то едят. Чтобы сдвинуть людей с насиженных мест, необходима крупная катастрофа, вроде исчерпания запасов воды в Калифорнийских долинах или пылевого шара, который, как я слышал, принимает международные масштабы и движется к канадской границе.

      - Ну тогда в другие страны. Ведь все приехали в Америку из Европы и с других материков. Почему бы некоторым из них не вернуться?

      - Если вы думаете, что проблемы существуют только у нас, посмотрите, как обстоят дела за океанами. Вся Англия - просто один большой город, и я видел по телевизору, как застрелили последнего консерватора при попытке защитить последний лес, который собрались вырубить. Или вы хотите отправиться в Россию? Или в Китай? Они уже пятнадцать лет ведут войну из-за спорных приграничных территорий, которая является единственным способом замедлить рост населения. Однако у вас призывной возраст, а там в армию призывают и девушек, так что вам это наверно не понравится. Может, в Данию. Там можно жить великолепно - если вы сможете туда попасть. По крайней мере едят они регулярно, но на границе они поставили бетонную стену, а береговая охрана стреляет без предупреждения, потому что слишком много голодающих людей пытается пробиться в землю обетованную. Нет, может, у нас здесь и не рай, но все-таки место пригодно для жилья. Я должен зарядить батареи.

      - Это несправедливо. Я по-прежнему придерживаюсь этого мнения.

      - А что справедливо? - улыбнулся Сол. - Успокойтесь. Вы молоды, красивы, вы регулярно едите и пьете. Так на что вы жалуетесь?

      - А и в самом деле, не на что. - Она улыбнулась ему в ответ. - Просто я разозлилась, видя, как Энди целыми днями работает, заботясь о людях, а они даже не знают об этом, и их это вообще не заботит.

      - Не может быть иной благодарности, кроме зарплаты. Работа есть работа.

      Сол вытащил велосипед-тренажер и подсоединил провода от генератора к аккумуляторам на холодильнике. Ширли подвинула кресло к окну и раскрыла маникюрный набор. Скрип и стоны генератора переросли в пронзительный вой.

      День был прекрасный, солнечный, но не жаркий, и, судя по всему, осень будет отличной. Возникли перебои с водой, но все придет в норму. Она нахмурилась, глядя на крыши домов и небоскребы. На звуковом фоне бесконечно ревущего города был отчетливо слышен визг детей во дворе.

      Если не считать проблем с водой, все было отлично. Но вот что интересно: несмотря на то что она знала, что все отлично, у нее по-прежнему сохранялось некое внутреннее напряжение, подспудное ощущение тревоги, которое не покидало ее.

 

      ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

      Глава 1

 

      - Все говорят, что это самый холодный октябрь. Я никогда не видала такого холода. Да к тому же дождь. И вечно-то его не хватает, чтобы наполнить резервуар" но он всегда достаточно силен, чтобы промокнуть насквозь и продрогнуть до костей. Это нормально?

      Ширли машинально кивнула, едва вслушиваясь в слова. Очередь немного продвинулась, и Ширли прошаркав несколько шагов вслед за говорившей, похожей на бесформенную груду одежды, накрытую сверху разорванным синтетическим плащом. "Наверное, я выгляжу не лучше", - подумала Ширли, натягивая на голову конец одеяла, чтобы хоть как-то спастись от надоедливой мороси. Стоять оставалось недолго, впереди всего десятка два людей, но прошло гораздо больше времени, чем она предполагала: почти стемнело. Над автоцистерной зажгли лампочку, осветившую ее черные бока и завесу дождя. Очередь вновь продвинулась, и женщина перед Ширли заковыляла, таща за собой маленького ребенка: такой же тряпичный узел, как и его мать; лицо было скрыто повязанным сверху шарфом. Ребенок все время хныкал.

      - Прекрати сейчас же! - прикрикнула на него женщина. Она обернулась к Ширли: красное одутловатое лицо, почти беззубый рот. - Он плачет, потому что мы только от врача. Доктор думал, что он заболел серьезно, но оказалось, что это всего-навсего квош.

      Она показала опухшую руку мальчика. - Посмотрите, все распухает, на коленях появляются черные пятна. Нужно было две недели сидеть в больнице Беллевью, чтобы доктор рассказал мне то, что я и без него знала, Но это единственный способ получить от него бумажку. Вот так нам выписали горохового масла. Супружник у меня его любит. Вы живете в нашем квартале, не так ли? По-моему, я вас там видела.

      - На Двадцать пятой улице, - ответила Ширли, снимая крышку с канистры и кладя в карман пальто. Она продрогла до костей и была уверена, что простудилась.

      - Я узнала вас. Подождите меня, пойдем домой вместе. Уже поздно, а вокруг столько хулиганья, так и норовят вырвать из рук воду. Они всегда могут ее продать. Вот миссис Рамирес из моего дома: она хоть и вздорная, но хорошая баба, знаете, ее семья живет в этом доме со второй мировой войны. Так ей поставили такой синяк под глазом, что она едва видит, и выбили два зуба. Какой-то подонок ударил ее дубинкой и отобрал воду.

      - Да, я вас подожду, это прекрасная мысль, - сказала Ширли, внезапно почувствовав себя страшно одинокой.

      - Карточки! - рявкнул полицейский. Она протянула ему три листочка: свою карточку, Энди и Сола. Полицейский поднес их к свету, потом вернул ей. - Шесть литров! - крикнул он человеку, стоявшему у крана.

      - Как шесть? - возмутилась Ширли.

      - Сегодня норму снизили, дамочка. Поживее, народ ждет.

      Она подала канистру, человек у крана засунул в нее конец шланга и открыл воду.

      - Следующий! - крикнул он.

      Ширли подняла канистру - та была до обидного легкой. К Ширли подошла та женщина, одной рукой таща ребенка, а в другой неся двадцатилитровый бак из-под керосина, который казался почти полным. Наверняка у нее большая семья.

      - Пойдемте, - сказала женщина, ребенок засеменил за ней, слабо подвывая.

      Когда они свернули с Двенадцатой авеню в переулок, стало еще темнее, словно дождь впитал весь тусклый свет. Тут в основном располагались старые склады и фабрики с серыми, крепкими стенами. Тротуар был мокрый и пустынный. Ближайший уличный фонарь находился в квартале отсюда.

      - Муж мне голову оторвет за то, что возвращаюсь домой так поздно, - сказала женщина, когда они завернули за угол.

      Вдруг дорогу им преградили две темные фигуры.

      - Отдавайте воду, - сказал один, и в темноте тускло блеснуло лезвие ножа.

      - Нет, не надо! Пожалуйста, не надо, - взмолилась женщина, спрятав бак с водой себе за спину.

      Ширли прижалась к стене. Это были молодые парни, подростки. И у них был нож.

      - Воду! - приказал первый, угрожая ножом.

      - Получай! - заорала женщина, размахнувшись баком. Прежде чем тот успел увернуться, она ударила его баком по голове и повалила на землю, нож выпал. - Ты тоже хочешь? - закричала она, наступая на второго. Тот был безоружен.

      - Нет, я не хочу ничего такого... - запричитал он, пытаясь поднять упавшего.

      Женщина шагнула к нему, и он отскочил. Она нагнулась за ножом. Парень схватил своего напарника и потащил за угол. Все произошло так быстро, что Ширли не успела опомниться. Она стояла, прислонившись к стене и дрожа от страха.

      -- Получили по заслугам! - захохотала женщина. разглядывая старый погнутый нож. - Я им воспользуюсь лучше, чем они. Ведь просто мальчишки, дети.

      Она была возбуждена и обрадована. За все время она ни разу не выпустила руку ребенка; тот захныкал громче.

      Больше ничего не произошло, и женщина проводила Ширли до ее двери.

      - Большое вам спасибо, - сказала Ширли. - Не знаю, что бы я делала...

      - Не стоит, - проворчала женщина. - Нож-то вот он.

      И она побрела дальше, таща одной рукой тяжелый бак, а другой - ребенка. Ширли вошла в дом.

      - Где ты была? - спросил Энди, когда она открыла дверь. - Я уж начал беспокоиться.

      В комнате было тепло и пахло рыбой. Энди и Сол сидели за столом со стаканами в руках.

      - Ходила за водой, очередь на целый квартал. Мне дали только шесть литров, норма опять снижена.

      Она заметила, что он невесел и решила не рассказывать про инцидент на обратном пути. А то он будет переживать, а она не хотела испортить ужин.

      - Просто чудесно, - саркастически произнес Энди. - Норма и так мизерная, так ее делают еще меньше. Ширли, вылезай скорей из мокрой одежды, а Сол сделает тебе "Гибсон". Поспел его самопальный вермут, а я принес водки.

      - Пей, - сказал Сол, протягивая ей холодный стакан, -- Я варю суп с этим "энер-Г", его только так и можно есть. Скоро должен быть готов. Это у нас будет на первое, а потом... - Он кивнул в сторону холодильника.

      - Что? - спросил Энди. - Секрет?

      - Никаких секретов, -- сказала Ширли, открывая холодильник, - просто сюрприз. Я купила их сегодня на рынке, каждому по одному. - Она вынула тарелку с тремя крошечными соево-чечевичными гамбургерами. - Новый продукт, его даже показывали по телевизору. С ароматом копченого мяса.

      - Наверняка стоят целое состояние, - сказал Энди. - До конца месяца есть мы не будем.

      - Они не так дороги, как может показаться. Я потратила на них мои собственные деньги, а не из бюджета.

      - Какая разница, деньги есть деньги. Мы, вероятно, могли бы прожить целую неделю на то, во что обошлись эти штуки.

      - Суп готов, - сказал Сол, ставя на стол тарелки. У Ширли в горле встал ком от обиды. Она села и уставилась в тарелку, стараясь не разреветься.

      - Извини, - сказал Энди. - Но ты же знаешь, как растут цены. Нужно быть поэкономнее. Подоходный налог снова увеличился, теперь восемьдесят процентов, из-за возросших отчислений на социальную помощь. Так что зимой придется туго. Не думай, что я Не ценю...

      - Если ценишь, то почему не заткнешься и не начнешь есть свой суп? - спросил Сол.

      - Кончай, Сол, - сказал Энди.

      - Я кончу, если ты прекратишь ругаться в моей комнате. А теперь давай, нечего портить такой превосходный ужин.

      Энди хотел ответить, но передумал и взял Ширли за руку.

      - Ужин замечательный, - сказал он. - Давайте им наслаждаться.

      - Не такой уж замечательный, - сказал Сол, принюхиваясь к супу и морща нос. - Подожди, дай сначала я попробую... М-да. Но гамбургеры должны забить этот вкус.

      Наступило молчание: они начали есть суп. Через некоторое время Сол завел одну из своих армейских историй про Новый Орлеан и, как всегда, рассмешил их. Напряжение исчезло. Сол разлил остатки "Гибсона", а Ширли подала на стол гамбургеры.

      - Будь я пьян, они по вкусу действительно напоминали бы мясо, - заявил Сол, жуя гамбургер.

      - Они неплохи, - заметила Ширли.

      Энди кивнул. Ширли быстро съела гамбургер, подобрала с тарелки крошки, затем принялась за коктейль. Инцидент по пути домой казался далеким и нереальным. Что там сказала эта женщина про болезнь ребенка?

      - Вы знаете, что такое "квот"? - спросила она. Энди пожал плечами.

      - Какая-то болезнь... А почему ты спрашиваешь?

      - Со мной в очереди за водой стояла одна женщина, и я с ней разговорилась. С ней был маленький мальчик. У него вот этот квош. По-моему, ей не следовало бы таскать его по дождю, раз он болен. Интересно, не заразная ли эта болезнь?

      - Можешь не волноваться, - сказал Сол. - "Квош" - сокращенно от "квошиоркор". Если вы интересуетесь проблемами здоровья, нужно смотреть медицинские программы, что я постоянно делаю, или открыть какую-нибудь книгу. Тогда бы вы все об этом знали. Его нельзя подхватить, потому что это заболевание наподобие авитаминоза, как бери-бери.

      - О такой болезни я тоже никогда не слышала, - сказала Ширли.

      - Она встречается не так часто, зато квош - на каждом шагу. Он начинается, когда в пище не хватает белков. Раньше им болели только в Африке, но теперь он разгуливает по всем Соединенным Штатам. Правда, грандиозно? Мяса нет, чечевица и соевые бобы стоят дорого, поэтому мамки пичкают своих детей крекерами и сладостями - тем, что подешевле...

      Лампочка замигала и погасла. Сол на ощупь прошел по комнате и нашел выключатель в путанице проводов на холодильнике. Загорелась тусклая лампочка, подсоединенная к батареям.

      - Нужно бы зарядить, - сказал он, - но можно подождать и до утра. После еды нельзя заниматься физической нагрузкой, вредно для пищеварения и обмена веществ.

      - Я очень рад, что вы живете вместе с нами, доктор, - сказал Энди. - Мне нужен совет врача. У меня проблемы. Понимаете... все, что я ем, не задерживается у меня в желудке...

      - Очень смешно, мистер Умник. Ширли, не понимаю, как ты уживаешься с этим остряком.

      После ужина они воспряли духом и даже какое-то время болтали, пока Сол не объявил, что выключает свет, чтобы не разрядить батареи полностью. Маленькие брикеты морского угля сгорели,, и в комнате стало холодно. Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Энди пошел в другую комнату за карманным фонариком. Там было еще холоднее.

      - Я ложусь, - сказала Ширли. - Не то чтобы я устала, но это единственный способ согреться.

      Энди безрезультатно пощелкал выключателем на стене.

      - Электричество все еще отключено, а мне нужно еще кое-что сделать. Что за дела?.. Еще неделю назад у нас был свет вечерами.

      - Давай я лягу и буду светить тебе фонариком - годится?

      - Придется поступить так.

      Он раскрыл на крышке комода блокнот, рядом положил бланк и начал переписывать сведения в рапорт. Левой рукой он сжимал фонарик, и тот испускал ровный неяркий свет.

      Ночью в городе было тихо, холод и дождь прогнали с улиц людей. Жужжание крошечного генератора и скрип пера по пластику звучали неестественно громко.

      Ширли раздевалась при свете фонарика. Сняв одежду, она сразу озябла и быстро надела теплую пижаму, заштопанные носки, в которых обычно спала, а сверху натянула толстый свитер. Простыни были холодными и влажными, их не меняли с тех пор, как начались перебои с водой. Однако она старалась просушивать их как можно чаще.

      - Что ты пишешь? - спросила она.

      - Все, что у меня есть по поводу Билли Чуна. На меня все еще наседают, требуя его разыскать, - ничего более глупого я не слышал. - Он отложил ручку и нервно зашагал из угла в угол. фонарик у него в руке бросал дрожащий свет на потолок. - После того как прикончили О'Брайена, у нас на участке зарегистрировано две дюжины убийств. Мы поймали одного убийцу - его жена умерла от потери крови... Но обо всех остальных забыли, кроме убийства Большого Майка. Что может быть такого важного в этом деле? Похоже, никто не знает. Однако по-прежнему требуют рапорты. Поэтому после двухсменного дежурства я должен продолжать поиски этого мальчишки. Вот и сегодня ночью мне нужно проверить еще одну дурацкую информацию, но я этого делать не собираюсь. Даже если Грасси распилит меня завтра пополам. Ты знаешь, сколько я спал за последнее время?

      - Знаю, - вздохнула Ширли.

      - Пару часов за ночь, если удавалось. В общем, сегодня ночью я собираюсь наверстать упущенное. Мне нужно быть в участке в семь утра: еще один митинг протеста на Юнион-сквер - так что все равно слишком долго спать мне не придется. - Он остановился и отдал ей потухший фонарик. У Ширли в руках он вновь ярко загорелся. - Я тут ною, но мне некому пожаловаться, кроме тебя, Ширли. Пока ты меня не встретила, тебе жилось гораздо лучше.

      - Этой осенью всем плохо. Ничего подобного еще не было. Сначала вода, теперь вот холодно. Я не понимаю...

      - Я не это имел в виду, Ширли... свети, пожалуйста, на комод. - Он достал масленку и прочие принадлежности для чистки оружия и разложил все это на тряпке рядом с кроватью. - Я о нас с тобой. Я не могу дать тебе того, к чему ты привыкла.

      Она старалась не вспоминать о своей жизни с Майком. Об этом они вообще не говорили.

      - Мой отец живет почти в таком же районе, - сказала она. - Все не так уж сильно отличается.

      - Я не об этом. - Он сел на корточки и начал разбирать револьвер. - После того как ты ушла из дома, все у тебя пошло намного лучше, я это знаю. Ты симпатичная девушка, даже более того; за тобой, должно быть, ухлестывало множество парней. - Он говорил запинаясь, и не отрывая глаз от револьвера.

      - Я живу здесь, потому что так хочу, - твердо сказала она. - Привлекательной девушке жить легче. Я это знаю, но не все так уж просто. Я хочу... Не знаю точно... счастья, по-моему. Ты мне помог, когда я действительно нуждалась в помощи, и мне было хорошо с тобой, как ни с кем. Я не говорила тебе раньше, но я надеялась, что ты позовешь меня сюда. Мы с тобой так подходили друг другу.

      - Это единственная причина?

      Они ни разу не говорили об этом с той самой ночи, когда он привел ее к себе, и сейчас ему хотелось узнать все о ее чувствах, не раскрывая свои.

      - Почему ты привел меня сюда, Энди? Какая у тебя была причина? - Она не ответила на его вопрос.

      Не глядя на нее, он вставил барабан в револьвер и крутанул его большим пальцем.

      - Ты мне понравилась... очень понравилась. В сущности, если хочешь знать, - он понизил голос, будто говорил что-то постыдное, - я тебя люблю.

      Ширли не знала, что ответить, и молчание затянулось. Жужжал фонарик; из-за перегородки раздался скрип пружин и приглушенное ворчание Сола, забирающегося в кровать.

      - А ты, Ширли? - тихо, чтобы не услышал Сол, спросил Энди и наконец взглянул ей в лицо.

      - Я... я здесь счастлива, Энди, и я хочу здесь жить. Я серьезно не думала об этом.

      - Любовь, брак, дети? Об этом ты думала? - В его голосе опять послышалась резкость.

      - Любая женщина думает о подобных вещах, но...

      - Но не по отношению к неряхе, вроде меня, живущего в полуразвалившейся крысиной норе, вроде этой... Ты это имела в виду?

      - Не говори за меня. Я этого не сказала и даже не думала об этом. Я не жалуюсь... разве что тебя ужасно долго не бывает дома.

      - У меня работа.

      - Знаю... просто я скучаю без тебя. По-моему, мы чаще были вместе в те первые недели, когда встретились. Было весело...

      - Тратить деньги всегда весело, но нельзя веселиться все время.

      - А почему? Я имею в виду не все время, а иногда вечером или в воскресенье. Кажется, что мы не говорили друг с другом много недель. Я не хочу сказать, что роман должен продолжаться вечно...

      - У меня работа. Какой, по-твоему, получится роман, если я ее брошу?

      Ширли чуть не расплакалась.

      - Энди, пожалуйста... я не хочу с тобой ругаться. Неужели ты не понимаешь?..

      - Я все прекрасно понимаю. Если бы я был большой шишкой в синдикате, занимался девочками, гашишем и ЛСД, все было бы по-другому. Но я просто паршивый полицейский, пытающийся как-то спасти все от развала, в то время как разные ублюдки делают наоборот.

      Он вставил патроны в барабан, не глядя на нее и не видя слез, текущих у нее по лицу. За столом она не заплакала, но сейчас не могла сдержаться. Этот холод, мальчишка с ножом, нехватка воды, все подряд, - а теперь еще это. Она положила фонарик на пол, он помигал и погас. Энди поднял фонарик и включил его, а она отвернулась к стене и с головой накрылась одеялом.

      Энди ей нравился, - но любила ли она его? Трудно сказать, ведь они так редко видятся. Почему он этого не понимает? Она не пыталась спрятаться от жизни. Но она, ее жизнь, проходила не рядом с ним, а в этой жуткой комнате, где он иногда появлялся, на улицах, рядом с этими людьми, с тем парнем с ножом... Она заплакала еще горше.

      Энди молча лег в кровать, молчала и Ширли: они не знали, что сказать друг другу. Вдвоем под одеялом стало теплее. Пахло смазочным маслом: должно быть, он плохо вытер руки. Когда он был рядом, ей было хорошо.

      Она коснулась его руки и прошептала: "Энди...", но он не ответил. Он крепко спал.

 

      Глава 2

 

      - Чую, начинается заварушка, - сказал детектив Стив Кулозик, застегивая ремешок на шлеме, и угрюмо посмотрел сквозь защитное стекло.

      - Ты чуешь заваруху! - покачал головой Энди. - Какое у тебя чудесное чутье! Пригнали весь участок - и полицейских, и детективов, нечто вроде ударных войск. Выдали шлемы и гранаты со слезоточивым газом в семь утра, заперли здесь без всяких приказов, - а ты чуешь заваруху. Поделись секретом, Стив.

      - Природный дар, - спокойно ответил тучный детектив.

      - Всем внимание! - заорал капитан. Голоса и шарканье ног стихли, люди в шеренгах замерли, выжидающе поглядывая в дальний конец помещения, где стоял капитан. - Сегодня у нас спецзадание, и детектив Дуайер из штаба все вам объяснит.

      В рядах возникло шевеление, стоявшие в задних рядах пытались рассмотреть гостя. Штабное отделение занималось подавлением массовых беспорядков с применением оружия, работали они на Центральной улице и получали приказы непосредственно от инспектора Росса.

      - Там, в задних рядах, меня слышно? - крикнул Дуайер и влез на стул. Это был широкоплечий, коренастый человек, похожий на бульдога, голос у него был хриплый и низкий. - Двери заперты, капитан? - спросил он. - То, что я должен сказать, предназначается исключительно для этих людей.

      Все оказалось в полном порядке, и он опять обернулся, осматривая ряды полицейских в форме и детективов в штатском.

      - Вероятно, этим вечером в городе будет убито пара сотен - или, может, пара тысяч - человек, - сказал он. - Ваша задача - сделать эту цифру как можно более низкой. Когда вы выйдете отсюда, вы увидите, что начинаются бунты и беспорядки, и чем быстрее вы будете действовать, тем лучше. Пункты социальной помощи сегодня закрыты, и никакой еды не будут выдавать в течение по крайней мере трех дней.

      Послышался ропот.

      - Прекратить шум! Вы кто - полицейские или кучка старух? Я вам обо всем говорю прямо, чтобы вы были готовы к худшему, а не хлопали глазами.

      Наступила абсолютная тишина.

      - Отлично. Беспорядки происходят уже несколько дней, но мы не могли действовать, пока не оценили общее положение вещей. Теперь мы это знаем. Город перестал выдавать продукты по карточкам, поскольку склады почти пусты. Мы собираемся их закрыть, подвезти резервы и открыть через три дня. Но норма будет уменьшена - и это секретная информация, ее не следует разбалтывать каждому встречному-поперечному. До конца зимы норма останется минимальной, не забывайте об этом, что бы вы ни услышали. Непосредственная причина нехватки продуктов - авария на главной магистрали к северу от Олбани. Но это не самая большая неприятность. Зерно вскоре начнет снова поступать, но его будет мало. Один профессор из Колумбийского университета на Центральной улице рассказал нам об этом, чтобы мы могли принять какое-то решение, но я не буду останавливаться на технических деталях - у нас не так много времени. Но если коротко, то дело обстоит примерно так.

      Прошлой весной не хватило удобрений, и зерна было собрано мало. Были ураганы и паводки. Пылевой шар продолжает расти. И еще неприятности с соевыми бобами, отравленными инсектицидами. Вы знаете об этом ровно столько, сколько и я - все это было по телевизору. К этому добавилось еще множество неприятных мелочей - беда не ходит одна. Советом президента по экстренному планированию были допущены некоторые ошибки, и там вы скоро увидите другие лица. Так что всем жителям нашего города придется потуже затянуть пояса. И нам с вами хватит работы, уж коли мы занимаемся охраной порядка. Мне не нужно говорить вам, что случится, если начнутся бунты, поджоги и тому подобное. Мы не можем рассчитывать на какую-либо помощь извне, потому что у армии куча других дел. Именно вам придется заниматься всем этим. Причем в пешем строю. Не осталось ни одного годного вертолета: у них сломаны детали, узлы или лопасти, а запчастей нет. На вас ложится большая ответственность. На вас рассчитывают тридцать пять миллионов людей; живущих в этом городе. Если вы не хотите, чтобы они умерли с голоду... выполняйте задание. Ну... есть вопросы?

      По рядам пронесся шепот, затем один полицейский нерешительно поднял руку. Дуайер кивнул.

      - Сэр, а как насчет воды?

      - Эта беда скоро будет ликвидирована. Ремонтные работы на акведуке почти завершены, и воду пустят самое большее через неделю. Но по-прежнему сохранится нормирование, поскольку имеет место снижение уровня грунтовых вод на Лонг-Айленде и очень низок уровень в резервуарах. И это приводит к еще одной проблеме. Мы каждый час передаем по телевидению предупреждения, мы поставили в порту столько охраны, сколько только смогли. Но люди по-прежнему пьют речную воду. Не знаю, как они это могут делать - чертова река превратилась в настоящую канализационную трубу, - но они это делают. И причем не кипятят ее, что равносильно самоубийству. В больницах зафиксировано множество случаев дизентерии и тифа, и Бог знает, чего еще. А до конца зимы дела будут обстоять еще хуже. На доске объявлений вывешен список симптомов этих заболеваний, и я хочу, чтобы вы их запомнили наизусть, смотрели во все глаза и докладывали в управление здравоохранения обо всех подозрительных случаях. Сделайте прививки - и вам не о чем беспокоиться. В управлении есть все необходимые вакцины. - Дуайер наклонил голову, прислушиваясь к шепоту в ближайших рядах, и нахмурился. - По-моему, кто-то сказал "государственный чиновник". Может быть, мне послышалось. Однако давайте с этим разберемся.

      Это выражение выдумали коммуняки, и в том смысле, в котором они его употребляют, оно означает, что тот, кто доводит линию партии до масс, продает им прошлогодний снег, всякую чушь. Но в этой стране мы работаем совсем по-другому. Возможно, я государственный чиновник, но я говорю вам правду, чтобы вы могли выйти на улицу и выполнять свою работу. Есть еще вопросы?

      В рядах царило молчание. Вопросов не было, и Энди неохотно поднял руку.

      - Да? - сказал Дуайер.

      - Сэр, что делать с рынками? - спросил Энди, и все повернулись к нему. - Блошиный рынок на Мэдисон-сквер, там полно продуктов, рынок в Грамерси-парке...

      - Хороший вопрос: сегодня это самые горячие точки. Большинство из вас будут сегодня дежурить на этих рынках или недалеко от них. Наверняка возникнут недоразумения у складов, когда их не откроют, и еще будут проблемы на Юнион-сквер с этими стариками - они всегда бузят. - Его слова были встречены одобрительным смехом. - Магазины распродадут все, что есть, и закроются, об этом мы позаботимся, но рынки нельзя контролировать точно так же. Продукты питания можно будет купить только там, и люди очень быстро это поймут. Смотрите во все глаза и, если что-нибудь начнется - тут же примите решительные меры, чтобы пламя не перекинулось дальше. У вас есть дубинки и газ; используйте их, если возникнет необходимость. У вас есть пистолеты, но их лучше не вынимать из кобуры. Нам не нужна стрельба без разбору, от этого будет только хуже.

      Больше вопросов не последовало. Детектив Дуайер ушел до того, как всем выдали персональные задания, и больше его не видели. Когда стражи порядка вышли на улицу, дождь почти прекратился, и город окутал плотный холодный туман. У обочины стояли два грузовика с брезентовыми крышами и старый городской автобус, выкрашенный в грязный оливковый цвет. Половина окон в нем была забита фанерой.

      - Оплачивайте проезд! - крикнул Стив, входя вслед за Энди в автобус. - Интересно, откуда достали такой антиквариат.

      - Из городского музея, - ответил Энди. - И эти гранаты тоже. Ты их видел?

      - Я их пересчитал, к твоему сведению, - сказал Стив, плюхаясь на потрескавшееся пластиковое сиденье рядом с Энди.

      У обоих на коленях лежали ранцы с гранатами. Энди открыл свой и вынул зеленую коробку.

      - Читай, - сказал он, - если умеешь.

      - Я учился в колледже, - пробурчал Стив, - я могу читать по-ирландски так же хорошо, как и по-американски. "Граната, под давлением... слезоточивый газ... МОА-397..."

      - Самая заметная надпись внизу.

      - "Герметически закрыто в арсенале Сент-Луиса, апрель 1974 года". Ну и что? У этой ерунды нет срока годности, она не портится.

      - Не думаю. Из слов нашего государственного чиновника следует, что нам они сегодня могут понадобиться.

      - Ничего не будет. Для беспорядков чересчур сыро.

      Автобус с дребезжанием остановился на углу Бродвея и Уорт-сквер. Лейтенант Грассили ткнул пальцем в Энди и кивнул на дверь:

      - Ты интересуешься рынками, Раш. Будешь патрулировать отсюда до Двадцать третьей. Кулозик, ты тоже.

      Дверь со скрипом закрылась, и автобус медленно двинулся сквозь толпу. Люди шли по тротуару и по мостовой, наталкиваясь друг на друга и не обращая на это внимания, - постоянно меняющееся, но совершенно однородное море людей. Вокруг двух детективов сразу образовалось пустое пространство. Полиция никогда не пользовалась особой популярностью, а полицейских в шлемах с метровыми дубинками, заполненными свинцом, просто боялись. Свободное пространство двигалось вместе с ними. Они пересекли Пятую авеню и направились к Вечному свету, теперь погасшему из-за нехватки горючего.

      - Почти восемь, - сказал Энди. Его глаза непрерывно осматривали окружающих. - Пункты социальной помощи обычно открываются в это время. Думаю, что сообщение по телевидению передали вовремя.

      Они медленно зашагали к Двадцать третьей улице по мостовой, поскольку прилавки блошиного рынка заполнили весь тротуар.

      - Втулки, втулки, самые лучшие втулки! - нудил какой-то торговец, когда они проходили мимо, - маленький человечек, который почти терялся в складках огромного плаща, его бритая голова высовывалась из воротника, словно голова стервятника из кольца перьев. Он вытер сопливый нос грязной ладонью и показался совсем уж каким-то слабоумным. - Покупайте втулки, господа офицеры, самые лучшие, из них получаются отличные чашки, кастрюли, супницы, ночные горшки, все, что угодно...

      Они прошли мимо, и крики утихли позади. К девяти часам что-то изменилось, казалось, в воздухе повисло какое-то напряжение. Голос толпы как будто стал громче, и она волновалась словно закипающая вода. Когда детективы шли обратно мимо лотка со втулками, то не увидели большей части товара на прилавке, осталось лишь несколько ржавых изделий, на которые даже вор не позарится. Торговец всем телом прикрывал свое имущество, уже не зазывая покупателей. Он не двигался, и только глаза его тревожно бегали.

      - Слышишь? - воскликнул Энди, и они оба повернули в сторону рынка. Раздался злобный крик, к нему присоединились другие. - Пошли посмотрим, - сказал Энди, устремляясь к узкому проходу между прилавками.

      Толпа плотно забила весь проход между лотками и тележками и зашевелилась лишь тогда, когда детективы начали свистеть в свистки. Пришлось взяться за дубинки - и вскоре Энди со Стивом удалось пробраться к месту происшествия. Посреди толпы находилось три прилавка, где обычно продавали крекеры. Один из них был перевернут, и печенье из водорослей валялось на земле.

      - Они подняли цену! - кричала какая-то тощая старуха. - Незаконно подняли цену! За крекеры они требуют вдвое больше!

      - Нет никакого закона! Мы можем просить, сколько захотим! - заорал в ответ хозяин прилавка, размахивая перед собой куском кабеля.

      Он готов был отдать жизнь, защищая свой товар - ломаные крекеры. Печенье из морских водорослей было самой дешевой и самой невкусной едой, которую когда-либо потреблял человек.

      - Ты не имеешь права, подлая твоя душа, такие цены не пойдут! - крикнул какой-то мужчина, и толпа заволновалась и подалась вперед.

      Энди что было сил засвистел в свисток.

      - Разойдитесь! - заорал он. - Я сейчас все улажу, только разойдитесь! - Стив встал лицом к толпе, размахивая перед собой дубинкой, а Энди повернулся к торговцу и заговорил с ним, понизив голос: - Не будь идиотом. Снижай цену и быстро распродавай товар...

      - Я могу запрашивать цену, какую хочу. Нет такого закона...- возразил он, но сразу осекся, когда Энди ударил дубинкой по прилавку"

      - Верно... на рынке свои законы. Ты что, хочешь потерять все и свою дурную башку в придачу? Назначь цену и быстро все распродавай, потому что, если ты этого не сделаешь, я просто уйду и эти люди сделают с тобой все, что захотят.

      - Он прав, Эл, - сказал продавец у соседнего прилавка. Он прислушивался к тому, что говорит Энди. - Распродавай все и убирайся отсюда подобру-поздорову. Иначе они нас растопчут. Я уже сбросил цену.

      - Ты слизняк... а бабки? - запротестовал Эл.

      - Дурак! А дырка в голове, если мы поступим иначе? Я продаю.

      Шум по-прежнему не утихал, но, как только крекеры стали дешевле, появилось множество желающих их купить, и единство толпы рухнуло. Послышались крики из другого места - со стороны Пятой авеню.

      - Здесь все в порядке, - сказал Стив. - Пошли дальше.

      Большинство лавок было заперто, прилавки опустели. Свободные места заняли владельцы тележек и начали бойко торговать. Какая-то женщина в разорванной одежде лежала, всхлипывая, на обломках прилавка, а ее товар, вареные бобы, был полностью растащен.

      - Паршивые фараоны! - прорыдала она, когда они проходили мимо. - Почему вы их не остановили? Паршивые фараоны!

      Они прошли, не обратив на нее внимания, и оказались на Пятой авеню. Толпа бурлила и гудела, и блюстителям порядка с трудом удалось пробиться сквозь нее.

      - Слышишь? - спросил Стив. - Поют будто. Толпа в едином порыве устремилась от центра города. С каждой секундой пение становилось громче, его перекрывал зычный резкий голос запевалы, раздававшийся из громкоговорителя:

 

      Раз, два, три - помощи не жди;

      Четыре, пять, шесть - нечего нам есть.

 

      - Старики, - сказал Энди. - Они опять идут маршем на Таймс-сквер.

      - Выбрали для этого подходящий день, сегодня столько происшествий.

      Когда появились первые участники марша, люди, шедшие навстречу, столпились на тротуаре, уступая дорогу. Впереди шагали молодые люди в форме и размахивали дубинками. За ними шли старики, возглавляемые Малышом Ривзом. Слегка хромая, он шел впереди с портативным громкоговорителем на батарейках, серой металлической трубой, в мундштук которой был встроен микрофон. Он поднес ее ко рту, и многократно усиленный голос загремел над толпой:

      - Вы все, стоящие на тротуарах, присоединяйтесь к нам! Идите вместе с нами! Участвуйте в нашем марше протеста! Мы боремся не только за самих себя, но и за вас всех. Если вы пожилые граждане, вы в глубине сердца вместе с нами, поскольку мы проводим этот марш, чтобы помочь вам. Если вы моложе, вы должны понять, что мы хотим помочь вашим матерям и отцам добиться помощи, которая когда-нибудь понадобится и вам...

      Огромная толпа людей вышла с Двадцать четвертой улицы и оказалась на пути марширующих. Задние ряды напирали, не видя, что делается впереди. Старики замедлили шаг и наконец остановились перед людской волной. Вдалеке раздавались резкие свистки полицейских, а патрульные, шедшие впереди колонны стариков, тщетно старались приостановить наплыв людей. Вдруг из узкой Двадцать четвертой улицы появилось множество бегущих в панике людей. Они врезались в толпу и смешались с авангардом стариков.

      - Стойте! Стойте же! - гремел усиленный микрофоном голос Ривза. - Вы мешаете проведению марша, санкционированной демонстрации...

      Появившиеся люди бросились к нему, и какой-то здоровенный мужчина, по лицу которого текла кровь, выхватил у него громкоговоритель.

      - Отдай! - приказал он, и его слова усилились мегафоном.

      Энди хорошо видел, что происходит, но ничего не мог сделать: толпа отделила его от Стива и отнесла назад к шатким прилавкам.

      - Отдай мне! - вновь раздался голос мужчины, перекрытый воплем Ривза, когда громкоговоритель с силой выдернули у него из рук.

      - Они пытаются уморить нас голодом! - прогремел над толпой усиленный мегафоном голос. Побелевшие лица повернулись к нему. - Пункты социальной помощи ломятся от продуктов, но их заперли и не дают нам ничего. Откроем их и возьмем еду. Давайте их откроем!

      Толпа одобрительно заревела и, ведомая злобным голосом, опять устремилась на Двадцать четвертую улицу, топча и толкая стариков. Толпа превратилась в стадо. Людей нужно было остановить во что бы то ни стало, иначе массовые беспорядки были неминуемы. Группа стариков окружила раненого Ривза, который что-то кричал, но в общем гаме слов не было слышно. Левой рукой он придерживал предплечье правой, которая висела как плеть, наверное, была сломана. Энди пытался выбраться из этой давки, но понимал, что это ему вряд ли удастся, - стадо уносилось прочь все быстрее.

      - ...сохраняя продукты для себя. Кто-нибудь видел тощего полицейского? А политики едят наши продукты, и им наплевать, что мы подыхаем с голоду!

      Слушая подстрекательские слова, люди зверели все больше и больше. Энди рывком открыл ранец и вытащил гранату. Они взрывались и выпускали облако газа через три секунды после того, как выдергивалось кольцо. Энди сорвал кольцо, затем выпрямился и бросил гранату в сторону мужчины с громкоговорителем. Зеленая коробка описала высокую дугу, упала в толпу рядом с ним - и не взорвалась.

      - Гранаты! - проревел мужчина. - Легавые пытаются нас прикончить, чтобы нам не досталось еды. Им нас не остановить... вперед... вперед! Гранаты!

      Энди выругался и вытащил еще одну гранату, потом отогнал от себя дубинкой людей, вытащил кольцо и, прежде чем бросить, сосчитал до двух.

      Граната взорвалась с глухим хлопком почти над головой мужчины с громкоговорителем. Толпа колыхнулась, ослепленные слезоточивым газом люди пытались убежать от ядовитого облака.

      Энди вытащил из ранца противогаз и быстро, как на учениях по гражданской обороне, натянул его.

      Хотя вся операция по надеванию противогаза заняла не более трех секунд, обстановка вокруг драматическим образом изменилась. Люди бежали во все стороны, пытаясь спастись от облака газа, которое плыло тонкой дымкой над дорогой. Те, кого это оружие настигло, лежали на мостовой или сгибались в три погибели в неудержимых припадках рвоты. Газ был сильнодействующий.

      Энди подбежал к человеку, выхватившему громкоговоритель. Тот стоял на четвереньках, ослепленный и отплевывающийся, но крепко держал в руке мегафон и ругался в него в промежутках между спазмами. Энди попытался вырвать у него громкоговоритель, но тот стал неистово отбиваться, держа его мертвой хваткой. Наконец Энди огрел его дубинкой по голове. Человек рухнул на грязную мостовую, и Энди схватил мегафон.

      Самое тяжелое позади. Энди поскреб ногтем по поверхности микрофона, раздалось громкое скрежетание: эта штука все еще работала. Энди глубоко вздохнул и сорвал с лица противогаз.

      - Говорит полиция! - сказал он, и лица людей повернулись на голос. - Все закончилось. Спокойно расходитесь по домам, все закончилось. Если вы будете благоразумны, газ больше применяться не будет. - Энди боролся с тошнотой, подкатывающей к горлу. - Обстановку контролирует полиция, беспорядки закончились...

      Он закрыл микрофон рукой и согнулся пополам в приступе рвоты.

 

      Глава 3

 

      Нью-Йорк был на краю гибели. Каждый запертый склад окружали толпы людей, которые были голодны, напуганы и искали виновных. Гнев звал людей бунтовать. Хлебные бунты грозили превратиться в водяные. Грабеж мог начаться повсюду. Полиция как могла отбивалась, храня тончайший барьер между гневным протестом и кровавым хаосом.

      В первый вечер беспорядки остановили полицейские дубинки, а когда они не помогали, толпы разгонял газ. Напряжение возрастало, поскольку люди собирались вновь в другом месте. Струи воды из машин по борьбе с беспорядками быстро остановили мятежников, когда они попытались захватить пункты социальной помощи, но машин не хватало, да и воды было не так много, чтобы заполнять опустевшие баки. Управление здравоохранения запретило пить речную воду: это было смерти подобно. Тот минимум воды, что имелся в наличии, был крайне необходим для тушения пожаров, вспыхивающих в разных частях города. Когда улицы во многих местах были блокированы, пожарные машины не могли пробиться напрямую к местам пожаров, и им приходилось ехать кружным путем. Некоторые пожары охватили целые районы, и к полудню все машины находились на тушениях.

      Первый пистолет выстрелил в начале первого ночи. Им воспользовался охранник управления социальной помощи, который убил человека, выбившего окно в продуктовом складе на Томпкинс-сквер и пытавшегося туда забраться. Это был первый, но далеко не последний выстрел - да и первый убитый оказался не последним.

      Летающая проволока окружила некоторые из районов беспорядков, но ее было мало. Когда ее запасы кончились, вертолеты беспомощно кружили над бурлящими улицами и служили полиции лишь постами воздушного наблюдения, обнаруживая места, куда необходимо было перебросить подкрепление. Занятие было совершенно бесполезным, поскольку никакого резерва не было - все находились на передовой.

      После первого столкновения на Мэдисон-сквер все остальное не производило на Энди сильного впечатления. Остаток дня и большую часть ночи он, как и все городские полицейские, противостоял насилию и сам применял насилие, чтобы восстановить законность и порядок в городе, раздираемом сражениями. Единственная возможность немного отдохнуть появилась у него, когда он пал жертвой им же примененного газа и ему удалось добраться до санитарной машины, где ему оказали помощь. Ему промыли глаза и дали таблетку.

      Он лежал внутри машины на носилках, прижимая к груди шлем, гранаты и дубинку, и медленно приходил в себя. Водитель машины сидел у двери на других носилках с карабином 30-го калибра, готовый охладить пыл любого, кто заинтересуется машиной или дорогими хирургическими инструментами. Энди мог бы полежать и дольше, но в открытую дверь врывалась холодная морось, и его начало так сильно знобить, что зуб на зуб не попадал. Подняться на ноги, добрести до двери и спрыгнуть на землю оказалось очень трудно, но, начав двигаться, он почувствовал себя немного лучше, кроме того, ему стало теплее.

      Нападение на центр социальной помощи сорвалось. Возможно, помогло то, что он сумел отобрать громкоговоритель. И Энди медленно побрел к ближайшей группе фигур в синей форме, морща нос от мерзкого запаха своей одежды.

      Усталость не покидала его; он помнил лишь орущие рты, бегущие ноги, звуки выстрелов, крики, хлопанье газовых гранат, какой-то тяжелый предмет, попавший ему в руку, где моментально появился огромный синяк.

      Вечером начался дождь; потоки холодной воды вперемешку со снегом, а не полиция прогнали людей с улиц. Однако, когда толпы разошлись, полиция обнаружила, что ее работа только начинается. Зияющие окна и выломанные двери нужно было охранять, нужно было искать раненых и оказывать им помощь, тогда как пожарному управлению требовалось содействие в тушении многочисленных пожаров. Это продолжалось всю ночь, а на рассвете Энди обнаружил, что лежит на скамейке в своем участке, и услышал, как его имя называет по списку лейтенант Грассиоли.

      - И это все, о чем можно пожалеть, - добавил лейтенант. - Получите пайки перед уходом и сдайте обмундирование и снаряжение. В восемнадцать ноль ноль всем быть здесь - и никакие извинения мне не нужны. Неприятности у нас еще не закончились.

      Ночью дождь прошел. Утреннее солнце бросало длинные золотистые блики на влажный, черный асфальт. На углу Седьмой авеню валялось два разломанных велотакси, с которых уже сняли все пригодные детали, а в нескольких метрах от них лежал человек. Казалось, он спал, но когда Энди подошел ближе, он понял, что человек мертв. Не останавливаясь, Энди пошел дальше; сегодня санитарное управление будет убирать трупы.

      Первые "пещерные люди" выходили из метро, щурясь от солнечного света. Летом все смеялись над "пещерными людьми" - теми, кому управление социального обеспечения разрешило жить на станциях не работавшего ныне метрополитена, - но когда наступили холода, зубоскалам стало не до смеха. Вероятно, там. внизу, мерзко, грязно и темно, но зато всегда включено несколько электронагревательных приборов. Конечно, они не роскошествовали, но. по крайней мере, не замерзали. Энди свернул в свой квартал.

      Поднимаясь по ступенькам, он несколько раз наступил на спавших, но так устал, что не обратил на это внимания. Он долго не мог попасть ключом в замочную скважину; его сопение услышал Сол и открыл дверь.

      - Я только что сварил суп, - сказал Сол. - Ты пришел как раз вовремя.

      Энди достал из кармана пальто остатки крекеров и высыпал на стол.

      - Наворовал? - спросил Сол, кладя кусочек в рот. - А я думал, что еще дня два не будут выдавать ни крошки.

      - Полицейский паек.

      - Это по-честному. Нельзя же колошматить своих сограждан на пустой желудок. Я кину парочку-другую в суп, пусть будет понаваристее. Скорее всего, ты вчера не смотрел телевизор и поэтому не знаешь об игрищах в конгрессе. Зрелище, в самом деле, захватывающе...

      - Ширли еще не проснулась? - перебил его Энди, сбрасывая пальто и тяжело опускаясь в кресло. Сол немного помолчал, потом медленно произнес:

      - Ее нет. Энди зевнул.

      - Еще очень рано. Куда она пошла?

      - Она ушла не сегодня, Энди, - ответил Сол, стоя спиной к Энди и помешивая суп. - Она ушла вчера, через пару часов после тебя. И до сих пор не возвращалась...

      - Ты хочешь сказать, что во время всех этих беспорядков она была на улице... и в прошлую ночь тоже? И что же ты сделал? - Он выпрямился, забыв об усталости.

      - А что я мог сделать? Выйти на улицу и попасть под ноги толпы, как эти старые чудаки? Могу поспорить, что с ней все в порядке. Вероятно, она увидела, что творится, и решила остаться у друзей, и не возвращаться пока.

      - Каких друзей? О чем ты говоришь? Ее нужно найти.

      - Сядь! - приказал Сол. - Не суетись! Поешь супа и немного поспи. Это лучшее, что ты можешь сделать. С ней все будет о'кей. Уж я-то знаю, - неохотно добавил Сол.

      - Что ты знаешь, Сол? - спросил Энди, хватая его за плечи .и поворачивая лицом к себе.

      - Не пытайся управлять рыночными отношениями! - заорал Сол, скидывая с плеч его руки. Затем спокойно добавил: - Я знаю, что она вышла отсюда не просто так, у нее была причина. Она надела свое старое пальто, но под ним я заметил шикарное платье. Нейлоновые чулки. На ногах целое состояние. А когда она прощалась со мной, я увидел, что она накрасилась.

      - Сол... что ты хочешь сказать?

      - Я не хочу... я говорю. Она была одета так, будто собралась к кому-то в гости, а не за покупками. По-видимому, она ушла, чтобы с кем-то встретиться. Может, со своим папашей... Могла же она пойти к нему в гости.

      - Зачем ей нужно с ним встречаться?

      - Это я у тебя должен спросить. Ведь ты же с ней поругался, не так ли? Может, она ушла, чтобы прийти в себя.

      - Поругался... Да, да. - Энди снова упал в кресло, сжав ладонями голову. Это было прошлой ночью? Нет, позапрошлой. Казалось, сто лет прошло с той глупейшей ссоры. - Она ничего с собой не взяла? - спросил он..

      - Только маленькую сумочку, - ответил Сол и поставил на стол тарелку с супом. - Ешь. Я себе тоже сейчас налью. - Немного помолчав, он добавил; - Она вернется.

      Энди слишком устал, чтобы спорить, - да и что он мог сказать? Он машинально ел суп, почувствовав, что очень голоден. Он ел, положив локоть на стол, другой рукой подпирая голову.

      - Ты бы только послушал вчерашние речи в сенате, - сказал Сол. - Самая забавная комедия на свете. Они пытались пропихнуть закон о чрезвычайном положении - чрезвычайном... он уже лет сто готовится. Они обсуждали всякую ерунду, но о главном не сказали ни слова. - Он заговорил с сильным южным акцентом: - "Перед лицом бэдственного положения мы предлагаем обратить взоры к несмэтным богатствам вэличайшего бассейна и дельты самой могучей из рэк, Миссисипи. Плотины и каналы, э, наука, э - и у вас будут богатэйшие пахотные земли в Западном мире!" - Сол сердито подул на суп. - Они говорили об этом тысячу лет назад. Но разве кто-нибудь сказал об истинной причине принятия закона о чрезвычайном положении? Нет. За все эти годы они так и не набрались смелости, чтобы прямо сказать правду, поэтому и прикрываются всякими поправками и несущественными вопросами.

      - О чем ты говоришь? - спросил Энди, слушая вполуха.

      - О контроле над рождаемостью, вот о чем. Все-таки они в конце концов сподобились открыть клиники для всех - замужних и нет - и приняли закон о том, что все матери должны иметь информацию о контроле над рождаемостью. Боже, какой скулеж поднимется, когда пуритане узнают об этом!

      - Только не сейчас об этом, Сол. Я устал. А Ширли сказала, когда вернется?

      - Я рассказал тебе все... - Он осекся и прислушался к звуку шагов в коридоре. Кто-то остановился у двери, и послышался легкий стук.

      Энди бросился к двери и распахнул ее.

      - Ширли! - сказал он. - У тебя все в порядке?

      - Да, конечно... у меня все отлично. Он так крепко прижал ее к себе, что у нее перехватило дыхание.

      - С этими беспорядками... я не знал, что и думать, - сказал он. - Я сам пришел лишь несколько минут назад. Где ты была? Что случилось?

      - Я просто захотела уйти на некоторое время - вот и все. - Она сморщила нос. - Что это за запах? Он поспешно отошел от нее.

      - Я наглотался рвотного газа и чуть не задохнулся. Я не мог освободиться. Что значит, захотела на некоторое время уйти?

      - Дай хоть снять пальто.

      Энди пошел за ней в комнату и плотно затворил за собой дверь. Она вынула из сумочки туфли на высоком каблуке и положила их в шкаф.

      - Ну? - сказал он.

      - Не надо ничего усложнять. Я чувствовала здесь себя пойманной, как в клетке, со всеми этими нехватками, авариями, холодами и прочим, да еще без тебя. Мне было очень плохо после нашей ссоры. Показалось, что все идет как-то не так. Поэтому я подумала, что если я наряжусь и схожу в какой-нибудь ресторан, из тех, где я была раньше, то мне, может быть, станет лучше. Просто выпить чашечку кофе. Понимаешь, смена обстановки... - Она посмотрела на его непроницаемое лицо и быстро отвела глаза в сторону.

      - А что было потом? - спросил он.

      - Я не на допросе, Энди. Зачем этот обвинительный тон?

      Он повернулся к ней спиной и стал смотреть в окно.

      - Я ни в чем тебя не обвиняю, но... тебя же не было дома всю ночь. Что я, по-твоему, должен думать?

      - Ну, ты же знаешь, что вчера творилось. Я побоялась возвращаться. Я была в ресторане "Керли"...

      - Мясной кабак?

      - Да, но если ничего не есть, то выходит не очень дорого. Кучу денег стоит только еда. Я встретила там знакомых, и мы болтали. Потом они отправились на • вечеринку и пригласили меня с собой. И я поехала. Мы узнали по телевизору о беспорядках, и никто не захотел уходить. Поэтому вечеринка затянулась на всю ночь. Очень много людей осталось, и я вместе с ними.

      Она сняла платье и повесила на вешалку. Потом надела шерстяные рейтузы и теплый свитер.

      - И это все, чем ты занималась всю ночь?

      - Энди, ты устал. Почему бы тебе немного не поспать? Мы поговорим об этом в другой раз.

      - Я хочу поговорить об этом сейчас.

      - Ну, пожалуйста, больше же нечего сказать...

      - Нет, есть. В чьей квартире все это происходило?

      - Какого-то незнакомого мне человека. Он не был приятелем Майка, я просто иногда встречала его на вечеринках.

      - Так хозяин мужчина? - Воцарилось напряженное молчание, пока его не нарушил вопрос Энди: - Ты провела ночь с ним?

      - Ты в самом деле хочешь знать?

      - Конечно, я хочу знать. Зачем, по-твоему, я спрашиваю? Ты с ним спала, а?

      - Да.

      Спокойствие в ее голосе и внезапность ответа ошеломили его, но ведь он и не надеялся получить иной ответ. Он долго молчал, не находя слов, и наконец спросил:

      - Зачем?

      - Зачем? - Внезапно ее охватил гнев. - Зачем? А какой у меня был выбор? Я поела и выпила, нужно было платить. Чем еще я должна была расплатиться?

      - Прекрати, Ширли, ты была...

      - Какой? Честной? Я должна была оставаться здесь, хоть и не сплю с тобой?

      - Это совсем другое.

      - Да? - Ее начало колотить. - Энди, я надеюсь, что так оно и есть, так должно быть... но больше я просто ничего не знаю. Я хочу, чтобы мы были счастливы. Не знаю, почему мы ссоримся. Я этого совсем не хочу. Все идет как-то не так. Если бы ты почаще бывал здесь, со мной...

      - Мы обсудим это как-нибудь вечером. У меня работа... что я могу поделать?

      - Ничего, думаю, больше ничего... - Она сцепила пальцы, чтобы они не тряслись. - Иди поспи, тебе нужно отдохнуть.

      Она вышла в другую комнату, и он не шелохнулся, пока дверь не захлопнулась. Потом он пошел за ней, но остановился и сел на край кровати. Что он мог ей сказать? Он медленно стянул башмаки и одетым лег в кровать, накрывшись с головой одеялом.

      Усталый и вымотанный, он долго не мог уснуть.

 

      Глава 4

 

      Люди боялись выходить на улицу, пока не рассвело, и очередь за водой этим утром была очень короткой. Однако, когда Ширли заняла место в очереди, на улице уже было много народу. Когда она получила свою норму воды, солнце поднялось уже высоко.

      Ширли каждый день встречалась с миссис Майлс. Приходившая первой занимала очередь, а потом они вместе возвращались домой. Миссис Майлс всегда брала с собой маленького сына, который, похоже, все еще болел этим самым квошем. Очевидно, ее муж нуждался в богатом белками гороховом масле больше, чем ребенок. Норму воды увеличили. Это так обрадовало Ширли, что она не обращала внимания на тяжесть и боль в спине. Теперь воды хватало даже на умывание и мытье посуды. Водоразборные колонки должны были открыться самое позднее в середине ноября, а это уже скоро.

      В это утро, как обычно, Ширли вернулась раньше восьми и, войдя в квартиру, увидела, что Энди уже одет и собирается уходить.

      - Поговори с ним, Ширли, - сказал Энди. - Убеди его, что он становится идиотом. Должно быть, возраст сказывается.

      Он поцеловал ее на прощание и собрался уходить. Со времени той ссоры прошло три недели, и внешне все казалось таким же, как и раньше, но внутри что-то изменилось, некое ощущение уверенности - или, может быть, любви - было разрушено. Об этом они не говорили.

      - Что опять не так? - спросила она, стаскивая верхнюю одежду, в которую была укутана. Энди остановился на пороге.

      - Спроси Сола. Я уверен, что он с радостью расскажет все в мельчайших подробностях. Но когда он закончит, вспомни одну вещь. Он не прав.

      - У каждого человека свое мнение, - невозмутимо ответил Сол, смазывая гуталином из допотопной банки еще более допотопные армейские ботинки.

      - Мнение тут ни при чем, - сказал Энди. - Ты просто напрашиваешься на неприятности, ищешь приключений себе на голову. До вечера, Ширли. Если все будет тихо, как вчера, я долго не задержусь.

      Дверь захлопнулась, и Ширли заперла ее на замок.

      - О чем он говорил? - спросила она, грея замерзшие руки над брикетом морского угля, тлеющем в плите. Было холодно и промозгло, от сильного ветра дребезжало стекло в оконной раме.

      - Он говорит о протесте, - сказал Сол, с удовольствием рассматривая до блеска начищенный черный ботинок. - Точнее, он высказывается против протеста. Ты слышала про закон о чрезвычайном положении? Его всю прошлую неделю обсасывали по телевизору.

      - Тот, что они называют законом о детоубийстве?

      - Они?! - заорал Сол, сердито полируя ботинок. - Кто они? Сборище бездельников - вот кто они такие. Люди со средневековым соображением, вечно идущие по проторенной дорожке. Другими словами, задницы.

      - Но, Сол... нельзя же заставить людей делать то, во что они не верят. Большинство из них все еще думают, что это имеет какое-то отношение к убийству детей.

      - Они думают неправильно. Разве я виноват, что мир полон болванов? Ты прекрасно знаешь, что контроль над рождаемостью не имеет ничего общего с убийством детей. В сущности он их спасает. Что лучше: давать детям умирать от болезней и голода или следить за тем, чтобы лишние дети вообще не рождались?

      - Если так рассуждать, то вопрос выглядит по-другому. А ты не забываешь о законах природы? Разве контроль над рождаемостью не является их нарушением?

      - Милая моя, вся история медицины есть история нарушения законов природы. Церковь - как протестантская, так и католическая - пыталась приостановить использование анестезирующих средств, потому что. по закону природы женщина должна рожать детей в муках. И то, что люди должны умирать от болезней, - закон природы. И то, что человеческое тело нельзя разрезать и что-то там чинить, - тоже закон природы. Был даже один парень по имени Бруно, которого сожгли на костре, потому что он не верил в абсолютную истину и законы природы вроде этих. Когда-то все было против законов природы, и теперь контроль над рождаемостью присоединяется к этому всему. Потому что большинство наших бед проистекает из того факта, что в мире чересчур много людей.

      - Это слишком просто, Сол. В действительности существует не только черное и белое...

      - О да, это так, но никто не хочет этого признавать. Послушай, сегодня мы живем в страшно паршивом мире, и все наши беды происходят по одной-единственной причине. Чертовски много народу. Как так вышло, что до сих пор у нас ни разу не возникало проблемы перенаселения?

      - Не знаю... никогда об этом не задумывалась.

      - И не только ты одна. Причина - оставим в стороне войны, потопы, землетрясения и подобные несущественные вещи - заключалась в том, что люди болели, как собаки. Умирало множество грудных младенцев, множество детей, а остальные умирали очень молодыми. Кули в Китае жил, питаясь одним рисом, и обычно умирал, когда ему не исполнялось еще и тридцати лет. Я слышал об этом вчера вечером по телевизору, и я этому верю. А один из сенаторов прочитал из азбуки - это такой учебник, по которому учили детей в колониальной Америке - что-то вроде "будь добр к своим младшим братьям и сестрам, и они не пробудут с тобой слишком долго". Они размножались как мухи и умирали как мухи. Сколько детей умирало... Боже? И не так уж давно, надо сказать. В 1949 году, после демобилизации, я побывал в Мексике. Дети там умирали от таких болезней, о которых ни ты, ни я даже и не слыхали. Там никогда не крестили детей младше года, потому что большинство из них к тому времени умирало, а крещение стоило кучу денег. Вот почему у них никогда не было проблемы перенаселения. Раньше весь мир был одной большой Мексикой, размножаясь, умирая и сохраняя равновесие.

      - Так что же изменилось?

      - Я тебе скажу, что изменилось. - Он потряс ботинком у нее перед носом. - Современная медицина. Все стало возможно вылечить. Избавились от малярии, а также и от других болезней, которые убивали людей молодыми и притормаживали прирост населения. Появился контроль над смертностью. Старики стали жить дольше. Стало выживать больше детей, которые раньше бы умерли, теперь они превратились в стариков, которые живут еще дольше. Люди появляются в этом мире с бешеной скоростью, но, увы, не уходят из него так же быстро. На каждых двух умерших приходится трое новорожденных. Население без конца удваивается - и скорость все время возрастает. Человеческая чума заразила наш мир. У нас стало больше людей, и они живут дольше. Нужно, чтобы рождалось меньше людей, - вот решение проблемы. У нас есть контроль над смертностью, мы должны сбалансировать с ним и контроль над рождаемостью.

      - Я все-таки не понимаю, как это может получиться, если люди по-прежнему думают, что это имеет какое-то отношение к убийству детей.

      - Прекрати ты говорить про мертвых детей! - заорал Сол и кинул ботинок в другой конец комнаты. - Никакие дети не имеют к этому ни малейшего отношения - ни живые, ни мертвые. Так думают лишь безмозглые идиоты, которые слышали звон, да не знают, где он. О присутствующих мы не говорим, - добавил он не слишком искренне. - Как можно убить кого-то, кто никогда не существовал? Мы все - победители в овариальных гонках, однако я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь сокрушался по поводу - ты извинишь мне биологический термин - сперматозоидов, проигравших в этих соревнованиях.

      - Сол... о чем ты говоришь?

      - Об овариальных гонках. Всякий раз, когда нужно оплодотворить яйцеклетку, миллионы сперматозоидов стремятся обогнать друг друга и выполнить эту работу. Лишь один из них побеждает в этой гонке, а остальные остаются с носом. Кого-нибудь волнует это? Ответ один - нет. Так что же такое все эти сложные графики, колпачки и пилюли, используемые для контроля над рождаемостью? Не что иное, как способы проследить, как бы эти сперматозоиды не натворили чего. Так при чем здесь дети? Я не вижу никаких детей.

      - Когда ты так излагаешь, мне тоже кажется, что они здесь ни при чем. Но, если это так просто, как получилось, что до сих пор ничего не было предпринято?

      Сол глубоко вздохнул, мрачно подобрал ботинок и вновь принялся его чистить.

      - Ширли, - сказал он, - если бы я мог ответить, завтра бы меня, вероятно, сделали президентом. Ничто никогда не бывает просто, когда нужно отыскать ответ. У всех свои собственные идеи, их проталкивают, посылая к черту остальные. Такова история рода человеческого. Когда-то она вознесла нас на вершину, а сейчас сбросила нас оттуда. Люди будут мириться с любыми неудобствами, и с детской смертностью, и со старением в тридцать лет, пока все будет по-старому. Попробуй заставить их измениться - и они станут с тобой драться, даже умирая, будут твердить, что то, что было хорошо для их дедушек, хорошо и для них. Когда в Мексике опрыскивали дома ДДТ - чтобы уничтожить москитов, которые являются переносчиками малярии, убивающей людей, - приходилось использовать войска, чтобы сдерживать людей, пытающихся туда немедленно вернуться. Местным жителям не нравилась эта белая ерунда на мебели, она выглядела некрасиво. Я видел это своими собственными глазами. Контроль над смертностью появился незаметно, и люди о нем даже не узнали. Врачи пользовались все более современными лекарствами, качество питьевой воды улучшалось, работники здравоохранения следили за тем, чтобы болезни не распространялись. Все это появилось словно само собой, этого никто не заметил. И теперь в мире слишком много людей. И что-то в этом отношении нужно делать. Но сделать что-то означает, что люди должны измениться, должны предпринять какое-то усилие, воспользоваться своим рассудком, а это большинству людей не под силу.

      - Да, это будет вмешательством в личную жизнь, Сол. Вот так просто сказать людям, что они не могут иметь детей...

      - Прекрати! Мы опять начинаем возвращаться к этим мертвым детям! Контроль над рождаемостью не подразумевает никаких детей. Он лишь означает, что у людей есть выбор, как жить. Как управляемые одними инстинктами, бездумно размножающиеся животные или как разумные существа. Будет в семье один, два или три ребенка - какая рождаемость удержит население земного шара на постоянном уровне и создаст благоприятные условия для нормальной жизни всех людей? Или будет четыре, пять или шесть, о которых не думают и не заботятся, которых растят в холоде, голоде и нищете? Как в этом мире за окном, - добавил он, показывая а окно.

      - Если мир таков, как ты говоришь, тогда все бездумны и эгоистичны.

      - Нет. Я лучшего мнения о человеческом роде. Им просто об этом никогда не говорили, и они рождались животными и умирали животными, по крайней мере многие из них. Я виню вонючих политиков- и так называемых общественных деятелей, которые избегали этого вопроса и скрывали его, потому что он спорен и вообще... Пройдут годы, прежде чем он решится, а мне хочется получить свое сейчас. Через столетие человечество сожрет все запасы полезных ископаемых, которые накапливались в течение миллионов лет, и никто наверху не прислушается к голосам, которые пытаются их предупредить. Они просто будут позволять нам чересчур много производить и чересчур много потреблять, пока не исчерпается нефть, пока не истощится пахотный слой, пока не срубят все деревья, не перебьют всех животных, не отравят землю. И нам придется смотреть на семь миллиардов людей, дерущихся из-за оставшихся крох, ведущих нищенский образ жизни - и по-прежнему бесконтрольно размножающихся. Поэтому я заявляю, что пришло время встать и сказать свое слово.

      Сол сунул ноги в ботинки и крепко завязал шнурки. Потом надел теплый свитер, достал из шкафа изъеденный молью мундир. На оливковой ткани виднелись разноцветные нашивки, а под ними - медаль снайпера и значок военного училища.

      - Похоже, сел, - пробормотал Сол, пыхтя и пытаясь застегнуть пуговицы на животе.

      Затем он замотал шею шарфом и надел допотопное, потрепанное пальто.

      - Куда ты собрался? - огорченно спросила Ширли.

      - Сделать заявление. Напроситься на неприятности, как сказал бы наш общий знакомый Энди. Мне семьдесят пять лет, и я достиг этого почтенного возраста, остерегаясь всяческих неприятностей, держа язык за зубами и не вылезая, как меня учили в армии. Возможно, в этом мире слишком много таких, как я - не знаю. Возможно, я должен был высказать свой протест немного раньше, но я никогда не видел того, против чего мне хотелось бы протестовать, - а сейчас я вижу. Сегодня столкнулись силы тьмы и силы света. Я собираюсь примкнуть к последним.

      Он натянул на уши шерстяную шапочку и направился к двери.

      - Сол, о чем ты вообще говоришь? Скажи мне. пожалуйста, - попросила Ширли, не зная, радоваться или плакать.

      - Проводится демонстрация. Придурки под лозунгом "Спасите наших детей" идут к муниципалитету, протестуя против закона о чрезвычайном положении. Проводится и еще один митинг - теми. кто выступает за этот закон, и чем больше там будет народу, тем лучше. Если много людей встанут и крикнут, их могут услышать. Возможно, тогда закон пройдет через конгресс. Возможно.

      - Сол!.. - крикнула Ширли, но дверь захлопнулась.

      Поздно ночью Энди с двумя санитарами притащили носилки, на которых лежал Сол. Он был мертвенно-бледен, без сознания и тяжело дышал.

      - Произошла уличная потасовка, - сказал Энди. - Там был Сол. Его сбили с ног. У него сломано бедро. - Он устало и без улыбки посмотрел на Ширли. Носилки внесли в комнату. - Для старика это может оказаться очень серьезным, - сказал он.

 

      Глава 5

 

      На воде образовалась тоненькая корочка льда, она хрустнула и сломалась, когда Билли опустил туда канистру. Поднимаясь вверх по лесенке, он увидел, что показалась еще одна ржавая ступенька. Они вычерпали уже огромное количество воды из-за переборки, но, походке, ее оставалось там еще много.

      - Наверху тонкий лед, но не думаю, что вода промерзнет до самого дна, - сказал он Питеру, плотно закрывая за собой дверь. - Там по-прежнему много воды. Очень много.

      Он каждый день тщательно замерял уровень воды, а потом плотно закрывал дверь, словно это был банковский подвал, полный денег. А почему бы нет? Чем не деньги? Пока продолжались перебои с водой, они могли бы получать за нее неплохие деньги, те доллары, которые были нужны, чтобы жить в тепле и хорошо питаться.

      - Ну что, Пит? - спросил он, вешая канистру на кронштейн над горящим морским углем. - Ты когда-нибудь перестанешь думать, что эту воду можно есть? Мы могли бы продать ее и купить еды.

      Питер неподвижно сидел на корточках, глядя на дверь, и не обращал на него никакого внимания, пока Билли не повысил голос. Питер безрадостно покачал головой.

      - Чей Бог живот их, и чья слава в стыде их, - с выражением произнес он. - Я уже объяснял тебе, Билли. Мы подходим к концу материального мира. Если ты будешь жаждать материального, ты пропал...

      - Так... а ты пропал? Ведь эту одежду и эту еду мы купили на деньги, вырученные за воду. Так что ты имеешь в виду?

      - Я ем только для того, чтобы дожить до Дня, - торжественно ответил он, глядя сквозь дверной проем на бледное ноябрьское солнце. - Мы уже очень близки к нему, осталось несколько недель - даже трудно поверить. Скоро настанет час. Мы благословенны - это произойдет при нас.

      Питер встал и вышел, и Билли услышал, как он спускается на землю.

      - Мир подходит к своему концу... - пробормотал Билли, размешивая гранулы "энер-Г" в воде. - Придурок, явный придурок.

      Он уже не первый раз думал об этом, - но только про себя. Все, что говорил этот человек, было невероятно, но могло оказаться правдой. Питер любого убедит в этом с помощью Библии и других книг. Сейчас у него не было книг, но он помнил наизусть и мог цитировать очень длинные отрывки. Разве это не может быть правдой? Почему мир стал таким? Так было не всегда; по телевизору показывали старые фильмы. Однако как быстро все переменилось. Должна быть какая-то причина, и, возможно, все будет так, как говорит Питер: мир закончится, а первый день нового года станет Судным днем...

      - Дурацкая мысль. - Он вздрогнул и поднес руки к огню.

      Все было не так уж плохо. На нем надето два свитера и старый пиджак с заплатами на локтях - теплее он никогда раньше не одевался. И питались они хорошо. Он шумно втянул с ложки варево из "энер-Г". Покупка карточек социальной помощи обошлась в несколько долларов, но дело того стоило, еще как стоило. Теперь они получали продукты и даже воду в пунктах социальной помощи. И могли торговать своей собственной водой. И по крайней мере раз в неделю он нюхал "грязь". Казалось, мир еще долго не подойдет к своему концу. Черт с ним. Мир великолепен, пока ты смотришь на него.

      Снаружи послышалось позвякивание ржавых железяк, повешенных на обнаженные шпангоуты судна. Каждый, кто пытался залезть в рубку, задевал эти звенящие препятствия и таким образом предупреждал о своем появлении. С тех пор как они обнаружили у себя воду, приходилось остерегаться непрошеных гостей. Билли взял лом и подошел к двери.

      - Питер, я приготовил поесть, - сказал он, выглядывая наружу.

      На него уставилось чужое небритое лицо.

      - Убирайся отсюда! - закричал Билли. Мужчина промямлил что-то нечленораздельное: в зубах у него был зажат заостренный кусок автомобильной рессоры. Он повис на одной руке, а другой выхватил изо рта свое оружие.

      - Беттиджо! - заорал мужчина хриплым голосом. Билли отскочил как раз вовремя - у его уха просвистел какой-то предмет и ударился в металлическую стену.

      Коренастая женщина с огромной копной светлых волос, стоявшая внизу, запустила в Билли куском бетона. Билли успел пригнуться.

      - Давай, Дональд! - завопила она. - Забирайся! Второй мужчина, такой же волосатый и мерзкий, как первый, стал взбираться на другой борт судна. Билли понял, что попался. Он мог раскроить череп любому, кто попытается влезть на кусок палубы перед дверью, - но лишь одному. Он не мог охранять одновременно оба борта. Пока он справится с одним, второй окажется за спиной.

      - Питер? - закричал он как можно громче. - Питер!

      Еще один кусок бетона рассыпался в пыль позади него. Он подбежал к краю палубы и замахнулся ломом на бандита, тот уклонился, и лом ударил по балке над его головой. Звук навел Билли на хорошую мысль: он начал бить ломом по металлической обшивке рубки, производя страшный грохот.

      - Питер! - крикнул он еще раз в отчаянии и кинулся в другую сторону, где второй налетчик уже уцепился за борт. Он быстро подтянулся на руках и перемахнул через борт.

      Обернувшись, Билли увидел, что и другой бородач ухватился за борт обеими руками. Закричав скорее от страха, чем от ярости, Билли бросился к нему, размахивая ломом. Лом скользнул по голове человека и ударил его по плечу, выбив изо рта кусок рессоры. Мужчина неистово взвыл, но не упал. Билли снова замахнулся, но тут его крепко схватил сзади второй нападавший. Билли не мог пошевелиться и едва дышал. В это время человек, которого он ударил, выплевывал изо рта осколки зубов. По бороде у него текла кровь. Он смачно сплюнул, перелез через борт и набросился на Билли с кулаками. Билли взвыл от боли, отбиваясь ногами и пытаясь вырваться. Смеясь, бандиты потащили его к краю палубы, чтобы сбросить вниз.

      Билли уцепился за край палубы, мучители принялись топтать ногами его руки, но вдруг замерли: вернулся Питер. Забравшись на палубу сзади, он замахнулся на мужчин куском трубы.

      Пока он сражался у рубки, Билли стал медленно спускаться на землю. Уклонившись от удара рессорой, Питер последовал за ним.

      Внизу бесновалась белобрысая женщина.

      - Убейте их обоих! - кричала она. - Он меня ударил, сбил с ног. Убейте их!

      И она вновь принялась швырять куски бетона, но ни один из них не попал в цель. Когда Билли с Питером оказались на земле, она быстро побежала прочь, выкрикивая проклятия. Соломенные волосы развевались на бегу.

      Двое мужчин смотрели сверху на Билли и Питера, но ничего не говорили. Они сделали свое дело. Они завладели судном.

      - Пошли, - сказал Питер, подставляя Билли плечо. Он опирался на свою трубу, как на посох. - Они одолели нас и теперь это их корабль - и вода. Они будут охранять его лучше, чем мы. Я знаю эту блудницу Беттиджо: она живет с ними обоими, и они делают все, что она попросит. Да, это знак. Она - вавилонская блудница, прогнавшая нас...

      - Мы должны вернуться, - прохрипел Билли.

      - ...приказавшая нам идти к великой вавилонской блуднице туда, за реку. Возврата нет.

      Билли опустился на землю, тяжело дыша и шевеля разбитыми пальцами. Питер спокойно смотрел на корабль, который был их домом. Три маленькие фигурки

      прыгали по палубе, их торжествующие крики доносил холодный ветер с залива. Билли задрожал.

      - Пошли, - мягко сказал Питер, помогая ему подняться. - Здесь оставаться негде и незачем. Я знаю, где можно найти приют в Манхэттене. Я был там много раз.

      - Я не хочу туда идти, - сказал Билли, вспомнив о полиции, и остановился.

      - Нужно. Там мы будем в безопасности. Билли медленно пошел за ним. А почему бы и нет? Легавые, наверно, давным-давно забыли про него. Если он не пойдет с Питером, он останется один. Страх одиночества был сильнее незабываемого страха перед полицией. Они выживут, если будут держаться вместе.

      Они прошли уже половину Манхэттенского моста, когда Билли заметил, что один из его карманов разорван.

      - Постой! - крикнул он Питеру. - Подожди! - Он тщательно ощупал одежду, и его охватила паника. - Пропали, - сказал он, прислонясь к перилам. - Карточки. Должно быть, они выпали во время драки. Может, они у тебя?

      - Нет. Ты их взял вчера, когда ходил за водой. Но это неважно.

      - Неважно! - заплакал Билли.

      Над грифельно-серой поверхностью воды неслись свинцовые низкие облака. Ледяной ветер пронизывал насквозь. Стоять было холодно, и Билли пошел дальше, Питер последовал за ним.

      - Куда мы идем? - спросил Билли, когда они сошли с моста и повернули на Дивизион-стрит.

      Здесь, в толпе, было немного теплее. Билли всегда чувствовал себя лучше, когда вокруг находились люди.

      - На стоянки. Их много в районе новостроек, - сказал Питер.

      - Ты придурок, стоянки всегда переполнены.

      - Не в это время года, - ответил Питер, показывая на грязный лед в канаве. - Жизнь на стоянках никогда не была легкой. А в такое время года она особенно тяжела для стариков и инвалидов.

      Лишь на экране телевизора Билли видел улицы города, заполненные машинами. Для него это было историческим, а потому неинтересным фактом, поскольку стоянки существовали, сколько он себя помнил - этакий постоянный, но постепенно приходящий в упадок элемент городского пейзажа. Когда движение на улицах стало затихать, а автомобили превратились в редкость, не стало необходимости в сотнях автостоянок по всему городу. Они постепенно стали заполняться брошенными машинами: некоторые пригоняла полиция, другие приволакивали, толкая руками. Стоянки превратились в своего рода деревушки, где в машинах жили люди, потому что это было лучше, чем жить на улице. В каждой машине обитало множество жильцов, и все-таки зимой, когда самые слабые умирали, появлялись свободные места.

      Билли и Питер направились было на большую стоянку за микрорайоном Сьюард-парк, но их выгнала оттуда шайка подростков, вооруженных обломками кирпичей и самодельными ножами. На Мэдисон-сквер они обнаружили, что вокруг небольшого парка недалеко от микрорайона Ла Гардия сломана ограда и парк заполнен ржавеющими останками автомашин без колес. Здесь не видно было агрессивных подростков, лишь несколько человек угрюмо бродили вокруг. Из одной из труб, которые торчали из крыш большинства автомобилей, поднимался дымок. Питер и Билли стали пробираться между машинами, заглядывая в окна. На них смотрели бледные, призрачные лица.

      - На вид очень неплоха, - сказал Билли, указывая на неуклюжий допотопный "бьюик", тормозные цилиндры которого наполовину погрузились в грязь. Окна с обеих сторон замерзли, и изнутри не послышалось ни звука, когда приятели подергали ручки запертых дверей. - Интересно, как они проникают внутрь? - недоуменно сказал Билли и влез на капот. Над передним сидением имелась скользящая солнечная крыша; и она сдвинулась немного, когда он на нее надавил. - Дай трубу! - крикнул он Питеру.

      Используя трубу в качестве рычага, они расширили отверстие и заглянули внутрь. В машине сидел человек. Его лицо было неподвижно. В одной руке он зажал дубинку: металлический прут, к которому проводом привязаны острые осколки стекла. Человек был мертв.

      - Должно быть, крепкий мужик был, раз один владел такой большой машиной, - сказал Билли.

      Тело было тяжелым, к тому же одеревенело, и пришлось повозиться, прежде чем они вытащили его через отверстие в крыше. Грязные тряпки, в которые он был закутан, им были не нужны, они вынули у него из кармана только карточки социальной помощи. Питер вытащил тело на улицу, где его могли найти работники санитарного управления, а Билли ждал внутри машины, высунув голову в отверстие и оглядываясь по сторонам. Увесистая дубинка была наготове, если бы кто-нибудь посмел посягнуть на их новый дом.

 

      Глава 6

 

      - Вот это да? - восхищенно произнесла миссис Майлс, когда служащий управления социального обеспечения протянул Ширли в окошко небольшой пакет. - У вас в семье кто-то болен?

      - А где старый пакет, сударыня? - спросил служащий. - Вы же знаете, что, получая новый, нужно возвращать старый. С вас три доллара.

      - Извините, - сказала Ширли, доставая из хозяйственной сумки пластиковый конверт и протягивая его служащему вместе с деньгами.

      Тот что-то проворчал и сделал отметку на одной из своих регистрационных дощечек.

      - Следующий! - крикнул он.

      - Да, - сказала Ширли миссис Майлс, которая уставилась на пакет и медленно читала буквы на нем. - Сол болен, несчастный случай. Он живет с нами в одной квартире; ему за семьдесят. Он сломал ногу и не может вставать с постели. Это для него.

      - Мясные хлопья. Прекрасно, - сказала миссис Майлс, провожая глазами пакет, пока тот не исчез в сумке Ширли. - Как вы их готовите?

      - С ними можно делать все, что угодно, но я готовлю густой суп с крекерами. Так проще кормить больного. Сол не встает.

      - Таких людей нужно класть в больницу, особенно таких старых.

      - Он был в больнице, но там сейчас нет мест. Как только они узнали, что он живет в одной квартире с Энди, они тут же заставили его забрать Сола домой. Всех, у кого есть хоть какое-то жилье, выгоняют. Беллевью переполнена, они заняли несколько корпусов в университетских общежитиях и поставили туда койки, но все равно мест не хватает. - Ширли заметила, что миссис Майлс выглядит как-то странно: сегодня она впервые пришла без своего маленького сына. - Как здоровье Томми? Ему что, хуже?

      - Не хуже, но и не лучше. Квош остается квошем. А это хорошо, потому что я получаю паек. - Она показала на пластиковую баночку у себя в сумке, в которой лежал небольшой кусок горохового масла. - Томми остался дома, на улице так холодно. На всех детей не хватает одежды, ведь Винни каждый день ходит в школу. Она умница. Заканчивает третий класс. Что-то давно я не видела вас у колонки. -

      - За водой теперь ходит Энди. Я должна быть с Солом.

      - Большое счастье, что у вас дома кто-то болеет и вы можете получать дополнительный паек. Наверняка зимой весь город будет питаться крекерами с водой.

      Счастье? - подумала Ширли, завязывая косынку и осматривая темное помещение отдела специальных пайков. Прилавок делил его пополам: с одной стороны находились служащие и ряды полупустых полок, а с другой - длинные людские очереди. Здесь были перекошенные параличом лица и трясущиеся руки - те, кому требовалась специальная диета. Диабетики, инвалиды, люди с болезнями, вызванными недостатком витаминов, белков и огромное количество беременных женщин. Все они счастливчики?

      - Что вы собираетесь приготовить на ужин? - спросила миссис Майлс, глядя в грязное окно на небо.

      - Не знаю. Думаю, то же, что и всегда. А что?

      - Возможно, пойдет снег. Возможно, у нас будет белый День Благодарения, к какому мы привыкли в детстве. Мы собираемся приготовить рыбу, я ее приберегла специально для этого праздника. Завтра же четверг, двадцать пятое ноября. Разве вы не помните?

      Ширли покачала головой.

      - Нет. Все пошло наперекосяк с тех пор, как случилась эта беда с Солом.

      Они шли, низко наклонив головы, чтобы спрятать лица от резких порывов ветра. Когда они сворачивали с Девятой авеню на Девятнадцатую улицу, Ширли столкнулась с какой-то женщиной, шедшей навстречу.

      - Извините, - сказала Ширли. - Я вас не заметила...

      - Вы же не слепая! - рявкнула женщина. - Ходите тут, людей с ног сбиваете. - Она посмотрела на Ширли и выпучила глаза. - Это ты?

      - Я же извинилась, миссис Хеггерти. Я не нарочно. - Она хотела идти дальше, но женщина преградила ей дорогу,

      - Я знала, что найду тебя, - победно произнесла миссис Хеггерти. - Я собираюсь подать на тебя в суд. Ты украла все деньги моего брата, а мне не оставила ничего, вообще ничего. Лишь счета, которые мне пришлось оплачивать, за воду и за все остальное. Они были такие большие, что мне пришлось продать всю мебель, чтобы их оплатить. Но я все еще остаюсь должна, и меня преследуют. Ты все оплатишь!

      Ширли вспомнила, как Энди принимал душ, и, наверное, у нее на лице появилась улыбка, потому что Мери Хеггерти завопила:

      - Не насмехайся надо мной, я честная женщина! Твари вроде тебя не смеют улыбаться мне прямо в лицо. Весь мир знает, кто ты такая, ты...

      Она замолчала, словно ее выключили - миссис Майлс влепила ей здоровую пощечину.

      - Придержи свой мерзкий язык, девочка, - сказала миссис Майлс. - Никто не смеет говорить с моей подругой в таком тоне.

      - Как вы смеете! - завопила сестра Майка.

      - Я уже посмела... и ты схлопочешь еще, если будешь путаться у меня под ногами.

      Увлекшись перепалкой, женщины на какое-то время совершенно забыли о Ширли. Они были примерно одного возраста и воспитания, хотя Мери Хеггерти после замужества немного поднялась в общественной иерархии. Но выросла она на этих улицах и знала их законы. Нужно драться или отступать.

      - Не лезь не в свое дело, - сказала она. •

      - Сейчас это станет моим делом, - сказала миссис Майлс, сжимая кулаки.

      - Это не твое дело, - повторила сестра Майка и на всякий случай отступила на несколько шагов назад.

      - Дуй отсюда! - крикнула миссис Майлс.

      - Вы обо мне еще услышите! - пообещала Мери Хеггерти, повернулась и с чувством собственного достоинства пошла прочь.

      - Я очень сожалею, что вы ввязались в этот скандал, - сказала Ширли.

      - С большим удовольствием, - ответила миссис Майлс. - Мне хотелось, чтобы она затеяла ссору, и уж тогда бы я с ней разделалась. Знаю я подобных дамочек.

      - На самом деле я не должна ей никаких денег...

      - Это не имеет значения. Было бы лучше, если бы были должны. Я получила бы удовольствие, приструнив ее как следует.

      Миссис Майлс распрощалась с Ширли у ее дома и степенно пошла дальше. Внезапно почувствовав сильную усталость, Ширли с трудом дошла до квартиры и толкнула незапертую дверь.

- Ты скверно выглядишь, - сказал Сол. Он лежал накрытый несколькими одеялами до самого подбородка. На голову была надета шерстяная шапочка. - И выключи, пожалуйста, ящик. Скоро я либо ослепну, либо оглохну.

      Ширли положила сумку и выключила орущий телевизор.

      - Становится холоднее, - сказала она. - Даже дома холодно. Я зажгу огонь и подогрею суп.

      - Больше не могу есть эти дерьмовые мясные хлопья, - пожаловался Сол и состроил гримасу.

      - Не говори так, - спокойно сказала Ширли. - Это настоящее мясо, именно то, что тебе нужно.

      - То, что мне нужно, ты уже не можешь достать. Ты знаешь, что такое эти мясные хлопья? Я все про них узнал сегодня по телевизору. Я не очень интересуюсь этим вопросом, но я же не могу вырубить этот чертов ящик! Длинная программа о животных во Флориде. Должно быть, они там, в Майами-Бич, что-то слышали про животных. Они перестали осушать болота, а вместо этого занимаются черт-те чем. Улиткофермы - как тебе это нравится? Выращивают гигантских западноафриканских улиток - триста граммов мяса в каждой раковине. Вытаскивают, разрезают, обезвоживают, запаковывают и отправляют голодающим крестьянам сюда, на холодный Север. Мясные хлопья. Что ты на это скажешь?

      - Очень интересно, - сказала Ширли, размешивая бурые, похожие на щепки, кусочки мяса в кастрюльке. - Я один раз видела по телевизору кино, где ели этих улиток. По-моему, это было во Франции. Должно быть, они какие-то особенные.

      - Для французов, возможно, но не для меня... Тут у Сола начался жестокий приступ кашля, после которого он совсем ослаб и лежал на подушках, тяжело дыша.

      - Может, хочешь попить воды? - спросила Ширли.

      - Нет... все в порядке. - Его раздражение, похоже, исчезло вместе с кашлем. - Извини, что набросился на тебя, малышка, ты за мной ухаживаешь, и все такое. Просто я не привык лежать пластом. Я всю жизнь сохранял отличную форму, регулярно занимался спортом, сам себя обслуживал, никогда никого ни о чем не просил. Но есть одна штука, которую не предотвратить. - Он мрачно посмотрел на свои одеяла. - Время идет походным маршем. Кости становятся хрупкими. Поскользнулся, упал - и вот уже в гипсе до самого подбородка.

      - Суп готов...

      - Не сейчас, я еще не проголодался. Может, включишь телевизор... нет, оставь. Он мне надоел. В новостях сказали, что закон о чрезвычайном положении пройдет всего лишь через два месяца обсасывания его в конгрессе. Я этому не верю. Слишком много людей ничего об этом не знают или не беспокоятся, а потому на конгресс не оказывают настоящего нажима в этом отношении. У нас по-прежнему есть женщины с десятью детьми, умирающими от голода, которые считают грехом иметь детей меньше. Полагаю, в этом мы можем винить главным образом католиков; они все еще не верят, что контроль над рождаемостью - праведное дело.

      - Сол, пожалуйста, не нападай на католиков. У моей матери в семье...

      - Я не против кого бы то ни было, и я очень люблю семью твоей матери. И я не против пуритан, когда говорю, что эти задницы поджаривали на кострах старушек за то, что те якобы были ведьмами. Это история, Твоя церковь поставила рекорд в борьбе против контроля за рождаемостью со стороны общественности. Это тоже история. Результаты, свидетельствующие, что они не правы - за окном. Они навязали остальным свои убеждения, и теперь мы все гнием в одной канаве.

      - На самом деле, плохо совсем не это. На самом деле церковь не выступает против идеи контроля над рождаемостью. Она против способов, которыми он осуществляется. Она всегда одобряла метод ритмов...

      - Он недостаточно хорош. Как и пилюли, он не для всех. А когда они собираются дать добро спирали? Это единственное, что действительно работает. А знаешь. когда она появилась, - самое простое средство для любой дуры, безопасное и безвредное? В 1964 году, когда светлые головы в университете Джона Хопкинса все исследовали, включая побочные эффекты, вот когда. Уже тридцать пять лет у них есть этот маленький кусочек пластмассы, который стоит от силы пару центов. Он вводится внутрь и остается там годами, он не препятствует процессам жизнедеятельности, не выпадает, в сущности женщина даже не чувствует его, - но пока он есть, она не может забеременеть. Вынь его - и она вновь сможет иметь детей, ничего не меняется. И самое забавное, что никто до сих пор не знает, как она действует. Это чудо. Возможно, нужно писать с заглавной буквы: Чудо. И церковь могла бы ее признать и сказать, что воля Божья на то, будет она действовать или нет.

      - Сол, ты богохульствуешь.

      - Я? Ничего подобного! У меня, как у каждого, есть право высказывать догадки относительно того, что думает Бог. В любом случае, это не имеет к нему никакого отношения. Я просто пытаюсь найти извинение для католической церкви, которая не желает принять эту штуку и дать страдающему человечества небольшой отдых.

      - Сейчас этот вопрос рассматривается.

      - Грандиозно. Они запоздали всего на каких-то тридцать пять лет. Может, все же закон и пройдет; хотя сомневаюсь. Это старая история: то чересчур рано, то чересчур поздно. Мир скатился к черту в ад, это мы столкнули его туда.

      Ширли помешивала суп и с улыбкой смотрела на Сола.

      - А ты не преувеличиваешь? Нельзя во всех наших бедах винить перенаселенность.

      - Можно, черт подери, - извини за выражение. Уголь, которого должно было хватить на столетия, весь выкопали, потому что слишком много людей хотят жить в тепле. И нефть тоже. Ее осталось так мало, что мы не можем позволить себе ее сжигать. Она идет только на производство химикатов, пластмасс и прочей ерунды. А реки - кто их отравил? Вода - кто ее выпил? Пахотный слой почвы - кто его истощил? Все сожрано, изношено, исчерпано. Что у нас осталось? Какой у нас единственный природный ресурс? Старые автостоянки - вот что осталось. Все уже использовано, и нам приходится любоваться миллиардами старых ржавых машин. Когда-то у нас был целый мир, но мы его съели, сожрали, и он исчез. Когда-то прерии были черны от бизонов - об этом я в детстве читал в учебнике, - но я их никогда не видел, потому что их всех превратили в бифштексы и изъеденные молью ковры. Ты думаешь, это произвело какое-то впечатление на человечество? Или киты, странствующие голуби, журавли или другие животные, которых мы истребили? Черта с два! В пятидесятые и шестидесятые годы было много разговоров о строительстве станций для опреснения морской воды: в пустынях зацветут сады и все такое. Но это были только разговоры. Если некоторые люди умеют читать древние письмена, то это совсем не значит, что они могут заставить прочесть их всех остальных. Требуется по меньшей мере пять лет, чтобы построить всего одну атомную станцию. Те станции, в которых мы нуждаемся сейчас, должны были быть построены тогда. Этого не произошло. Все достаточно просто.

      - Это у тебя все получается просто, Сол, но не поздно ли беспокоиться о том, что люди должны были сделать сто лет тому назад?

      - Сорок... но это неважно.

      - Что мы можем сделать сегодня? Разве не об этом мы должны сейчас думать?

      - Думай, сладкая моя; мне от этого становится тошно. Мчаться вперед на полной скорости, оставаясь на месте, - вот что мы можем сегодня сделать. Возможно, я живу прошлым, и если это так, то у меня на то свои причины. Тогда все было намного лучше, а беда всегда приходит завтра, так что черт со всем этим. Существовала Франция, великая страна, цитадель культуры, готовая повести за собой весь мир по пути прогресса. Только они приняли закон, провозгласивший контроль над рождаемостью нелегальным, и для врачей стало преступлением даже говорить о противозачаточных средствах. Прогресс! Факты достаточно явные, любой может удосужиться убедиться в них. Консерваторы постоянно говорили нам, что следует изменить курс, а то все природные богатства исчезнут. И вот они исчезли. Уже тогда было почти поздно, но что-то еще можно было сделать. Женщины во всех странах мира умоляли дать им информацию о методах контроля над рождаемостью, чтобы они могли ограничивать размеры семей какими-то разумными рамками. В результате было очень много болтовни и чертовски мало дела. Если бы существовало пять тысяч клиник, занимающихся планированием семьи, этого было бы все-таки недостаточно. Дети, любовь и секс, - вероятно, самые эмоционально важные и самые таинственные вещи, известные человечеству, поэтому открытая дискуссия была невозможна. Нужно было провести свободную дискуссию, отпустить тонны денег на научные исследования проблем оплодотворения, планирования семьи во всемирных масштабах, на программы обучения, на пропаганду контроля над численностью населения, а самое главное - допустить свободное высказывание свободных взглядов. Но этого не произошло, а теперь 1999 год и конец столетия. Так себе столетие! В общем, через пару недель наступит новый век, и, возможно, он действительно станет новым для нокаутированного человечества. Сомневаюсь - и не беспокоюсь об этом. Я этого не увижу.

      - Сол, ты не должен так говорить.

      - Почему? У меня неизлечимое заболевание. Старость.

      Он вновь закашлялся, на этот раз надолго, а когда приступ прекратился, он лежал молча на кровати, совершенно измученный. Ширли подошла поправить одеяла, и ее ладонь коснулась его руки. Глаза у нее расширились, она изумленно открыла рот.

      - Ты такой горячий. У тебя жар?

      - Жар? - Он начал кашлять и от этого еще больше ослабел. Когда он заговорил вновь, голос его звучал очень тихо. - Послушай, милая моя, я старый боец. Я лежу на спине в постели совершенно разбитый и не могу пошевелиться. А в комнате так холодно, что можно заморозить кого угодно. У меня могли бы появиться пролежни, но, скорее всего, у меня воспаление легких.

      - Нет.

      - Да. Не надо бояться правды. Если оно у меня есть, значит есть. Ну, будь хорошей девочкой и поешь супу. Я не голоден и лучше немного вздремну. - Он закрыл глаза и опустил голову на подушку.

      Энди вернулся домой в начале восьмого. Ширли узнала знакомые шаги в коридоре и встретила его в дверях, прижав к губам палец. Затем она тихо провела его в другую комнату, показав на Сола, который все еще спал, тяжело дыша.

      - Как он себя чувствует? - спросил Энди, расстегивая мокрое пальто. - Ну и вечерок сегодня. Дождь со снегом и слякоть.

      - У него жар, - сказала Ширли. - Он сказал, что у него воспаление легких. Это может быть? Что делать?

      Энди замер, вытащив руку только из одного рукава.

      - У него температура? Он кашляет? - спросил он. Ширли кивнула. Энди приоткрыл дверь и прислушался к дыханию Сола, затем молча закрыл ее и стал надевать пальто. - Меня предупреждали об этом в больнице, - сказал он. - Для стариков, не встающих с постели, всегда существует такая опасность. Мне там дали какие-то антибиотики. Мы дадим ему их, а я схожу в Беллевью, - может, удастся достать еще, и спрошу, не возьмут ли его обратно. Ему нужно находиться в кислородной камере.

      Сол, не до конца проснувшись, принял таблетки. Ширли положила ладонь ему на лоб - он горел. Через час вернулся Энди. Лицо его ничего не выражало. Ширли всегда думала, что это профессиональное выражение лица. Сейчас оно могло означать только одно.

      - Антибиотиков больше нет, - в отчаянии прошептал он. - Из-за эпидемии гриппа. То же самое с койками и кислородными камерами. Все переполнено. Я даже не видел никого из врачей, говорил с девушкой в приемном покое.

      - Они не могут так поступить. Он очень болен. Это все равно что убийство.

      - Если бы ты видела Беллевью. Похоже, что болеет половина города. Люди повсюду, в коридорах, на лестницах, даже на улице. Лекарств не хватает. По-моему, их дают только детям, остальные должны рассчитывать только на везение.

      - Везение! - воскликнула Ширли и уткнулась лицом в его мокрое пальто, беспомощно всхлипывая. - Но какое тут может быть везение? Это убийство. Такой старый человек нуждается в помощи, его нельзя бросить просто так. Он умрет.

      Он прижал ее к себе.

      - Мы здесь и можем за ним ухаживать. Еще осталось четыре таблетки. Теперь иди и ляг. Ты тоже заболеешь, если не будешь заботиться о себе.

 

      Глава 7

 

      - Нет, Раш, это невозможно. Так не пойдет... и ты знаешь это лучше меня. - Лейтенант Грассиоли прижал палец к уголку глаза, но это не помогло - тик не прекратился.

      - Извините, лейтенант, - сказал Энди. - Я прошу не за себя. Это семейные проблемы. Я уже отдежурил девять часов, и до конца недели у меня двойные смены...

      - Полицейский находится на дежурстве двадцать четыре часа в сутки. Энди едва сдержался.

      - Я знаю, сэр. Я не отлыниваю от работы.

      - Отлыниваешь. Разговору конец.

      - Тогда разрешите мне уйти хоть на полчаса. Я хочу заскочить домой, а потом вернусь и буду в вашем полном распоряжении. Я буду работать до прихода дневной смены. В любом случае у вас после полуночи будет не хватать людей, а если я останусь, то смогу закончить те рапорты, которые вот уже неделю требуют с Центральной улицы.

      Придется работать двое суток без отдыха, но только так можно было добиться от Грасси хоть чего-то. Лейтенант не мог приказать ему работать столько часов подряд - если не было экстренной необходимости, - но он мог воспользоваться предложением Энди. Большинство детективов вновь перевели на патрулирование, так что их непосредственная работа очень пострадала. Штаб на Центральной улице не считал такой аргумент достаточно веским.

      - Я никогда никого не прошу работать сверхурочно, - сказал Грассиоли, заглатывая наживку. - Но я играю честно, по правилам. Ты можешь взять сейчас полчаса, но не больше, как ты понимаешь, а когда вернешься, все доделаешь. Если хочешь остаться здесь вечером, твое право.

      - Слушаюсь, сэр, - сказал Энди.

      Хорошенькое право. Он пробудет здесь до восхода солнца.

      Дождь, шедший последние три дня, сменился снегом. Огромные снежинки бесшумно падали в конусах света под фонарями на Двадцать третьей улице. Пешеходов было немного, но по-прежнему темные фигуры жались к колоннам, поддерживающим экспресс-линию. Большинство ночующих на улицах нашли себе убежище от непогоды, но их невидимое присутствие, как и остальных жителей города, было почти ощутимым. В каждом доме жили сотни людей, их темные силуэты мелькали в подъездах и окнах. Энди наклонил голову, чтобы снег не летел в лицо, и побежал. Но быстро запыхался и пошел медленнее.

      Ширли не хотела, чтобы он уходил этим утром, но он не мог остаться. Солу лучше не становилось; не становилось ему и хуже. Так было последние три дня. Энди хотелось остаться с ним, помочь Ширли, но выбора у него не было. Он должен был идти на дежурство. Она этого не понимала, и они чуть не поссорились - шепотом, чтобы не услышал Сол. Энди надеялся вернуться пораньше, но обстоятельства распорядились иначе. Он мог лишь забежать на несколько минут, поговорить с ними обоими, узнать, не нужна ли какая-нибудь помощь. Он знал, что Ширли нелегко быть одной с больным старым человеком, - но что было делать?

      В коридоре из-за дверей раздавались музыка и звуки телевизионных передач, а в его квартире царила тишина. У него вдруг возникло дурное предчувствие, Он отпер дверь и тихо ее отворил. В комнате было темно.

      - Ширли? - прошептал он. - Сол? Ответа не последовало, и тишина вдруг страшно поразила его. Где учащенное, хриплое дыхание, наполнявшее раньше комнату? Зажужжал его фонарик, луч света пересек комнату и уткнулся в кровать, в неподвижное, бледное лицо Сола. Казалось, он тихо спит, но Энди знал - еще до того, как коснулся кончиками пальцев, - что Сол мертв.

      О Боже! - подумал он. Она была с ним одна, в темноте, когда он умирал.

      И тут он услышал тихие, душераздирающие рыдания, раздававшиеся из-за перегородки.

 

      Глава 8

 

      - Я не хочу больше об этом слышать! - заорал Билли, но Питер продолжал говорить, словно Билли тут вообще не было:

      - "...И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля исчезли, и моря уже нет". Так написано в Книге откровений; если мы ищем истину, она там. Откровение нам, мимолетный взгляд в завтра...

      - Заткнись!!!

      Никакого воздействия это не оказало, и монотонный голос упорно продолжал звучать на фоне ветра, завывающего вокруг старой машины и проникающего во все щели и трещины. Билли натянул на голову пыльное одеяло, но это не помогло, к тому же стало трудно дышать. Билли опустил одеяло до подбородка и уставился в серый сумрак внутри машины, пытаясь не обращать внимания на бормотание человека рядом. Передние кресла и заднее сиденье были сняты, и седан превратился в одну, не слишком просторную комнату. Они спали бок о бок на полу, покрытом обрывками теплоизоляции, ватина и поролона. Неожиданно Билли почувствовал сильный запах йода и дыма, когда ветер задул по дымовой трубе и перемешал пепел в желобе, который они использовали в качестве печки. Последний кусок морского угля сожгли неделю назад.

      Билли уснул и спал до тех пор, пока нудный голос Питера не разбудил его вновь. Теперь Билли был уверен, что его компаньон лишился рассудка, поскольку разговаривал сам с собой. Билли чувствовал, что задыхается в этих тесных стенах, в этой пыли, в этих бессмысленных словах, которые наполняли всю машину и давили на него. Встав на колени, он повернул ручку и немного опустил заднее стекло. Он прильнул к щели, жадно дыша холодным свежим воздухом. Что-то холодное коснулось его губ. Он наклонил голову, чтобы выглянуть в щель, и увидел белые парящие снежинки.

      - Я выйду, - сказал он, закрыв окно, но Питер сделал вид, что не слышит. - Я выйду. Здесь воняет.

      Он взял пончо, сделанное из синтетического покрытия, срезанного с переднего сидения "бьюика", просунул голову в отверстие и закутался. Когда он открыл заднюю дверь, в машину влетел снежный вихрь.

      - Здесь воняет, и ты воняешь... и, по-моему, ты придурок.

      Билли вылез из машины и с силой хлопнул дверью.

      Падая на землю, снег таял, а. на крышах автомобилей лежал толстым слоем. Билли собрал горсть снега с капота машины и положил в рот. В темноте не было заметно никакого движения, с тихим шелестом падали снежинки, ночь была безмолвна. Пробравшись мимо покрытых белыми саванами машин, Билли вышел на Канал-стрит и повернул на запад к Гудзону. Улица была на удивление пустынна, должно быть, было уже очень поздно. И шорох колес какого-то запоздалого велотакси, проехавшего мимо Билли и скрывшегося во мраке, еще долго звучал в ночи.

      Билли остановился у складов и понаблюдал, как из ворот выезжали пятеро гужевиков. С обеих сторон шли охранники, а люди-лошади едва передвигали ноги, таща тяжелый груз. Что-то ценное, подумал Билли, вероятно, продукты. При воспоминании о еде в пустом желудке болезненно заурчало, и он прижал к нему ладони. Он не ел уже два дня.

      Здесь было больше снега, он лежал на железной изгороди, и Билли, проходя мимо, собрал его, скатал в маленький шарик и положил в рот. Дойдя до Элизабет-стрит, он взглянул на большие механические часы, установленные на фасаде здания с вывеской "Центр китайской коммуны". Стрелки показывали начало четвертого. Это означало, что до рассвета еще часа три-четыре. Масса времени, чтобы дойти до окраины и вернуться.

      От ходьбы он согрелся, но одежда промокла почти насквозь. Путь до Двадцать третьей улицы был неблизкий, и Билли очень устал. Несколько последних недель он недоедал. Дважды он останавливался передохнуть, но тогда сразу становилось холодно. И он вновь с трудом поднимался на ноги и пускался в путь. Чем дальше на север он уходил, тем сильнее его охватывал страх.

      Отчего бы мне туда не сходить? - спрашивал он себя, тревожно озираясь в темноте. Легавые сейчас про меня совсем забыли. Все случилось так давно, это - он посчитал по пальцам - было четыре месяца тому назад, в декабре пошел пятый. Полиция никогда не расследует дело дольше двух недель, если только не застрелили мэра или не украли миллион долларов.

      Пока его никто не видел, он чувствовал себя в безопасности. Дважды он уже отправлялся на север, но как только оказывался неподалеку от своего старого дома, он останавливался. Либо дождь был не слишком сильным, либо вокруг было слишком много людей. Но сегодня ночью все совсем по-другому. Похоже, что снегопад усилился, - его никто не заметит. Он доберется до "Колумбии Виктории", спустится к себе и всех разбудит. Это была его семья, они будут рады его увидеть, несмотря ни на что. Он объяснит, что невиновен. А еда! Он сплюнул в темноту. У них были карточки на четверых, а его мать всегда делала запасы на черный день. Он наестся до отвала. Овсяные лепешки, огромные, может, даже только что приготовленные и горячие. Одежда тоже. У матери осталась вся его одежда. Он наденет теплые вещи и возьмет пару отцовских башмаков. Никакого риска, никто не узнает, что он там был. Зайти всего на несколько минут, самое большее на полчаса, а затем назад. Игра стоила свеч.

      Он прошел под эстакадой на Двадцатой улице и направился к шестьдесят первому причалу. Похожая на амбар пристройка у причала была забита людьми, и он не осмелился пройти мимо. Снаружи вдоль здания узкие мостки, положенные на сваи; Билли хорошо их знал, хотя впервые шел по ним ночью. Мостки были скользкими от растаявшего снега. Он двинулся по мосткам боком, прижимаясь спиной к стене и слыша внизу плеск волн о сваи. Не дай Бог свалиться - влезть обратно он уже не сможет, это будет верная смерть. Задрожав, он переставил ногу и чуть не запнулся о толстый швартовочный канат. Над ним, почти невидимый в темноте, возвышался ржавый борт самого крайнего судна Корабельного городка. Это был самый длинный путь до "Колумбии Виктории", а значит, и самый безопасный. Никого вокруг не было видно, и он по сходням забрался на палубу.

      Когда Билли пересек плавучий город, у него вдруг пропала тревога. Погода была на его стороне, снег все так же валил, окутывая все вокруг. И корабли были за него: на палубах никого не было, и никто не видел, как он проходил. Он все рассчитал, он готовился к этой ночи очень долго. Если он спустится вниз и попытается разбудить кого-нибудь из своих, его могут услышать. Но он не настолько глуп.

      Добравшись до палубы, Билли остановился и достал длинный шнур, сплетенный несколько недель назад из проводов системы зажигания нескольких старых машин. К концу шнура был прикреплен тяжелый болт. Он осторожно взмахнул им - и болт слабо стукнул в фанерное окно каюты, где спали мать и сестра. Стук наверняка будет слышен в каюте и кто-нибудь обязательно проснется.

      Через некоторое время Билли услышал, как внизу отодвинулась фанера и исчезла внутри каюты. Из отверстия высунулась чья-то голова.

      - Что такое? Кто там? - Это был голос его сестры.

      - Старший брат, - прошептал он по-кантонски. - Открой дверь и впусти меня.

 

      Глава 9

 

      - Мне так жалко Сола, - сказала Ширли. - Как это жестоко,

      - Не надо, - ответил Энди, прижимая ее к себе и крепко целуя. - Не думаю, что он чувствовал себя таким уж несчастным. Он - старый человек и за всю свою жизнь много чего перевидал и сделал. Для него все было в прошлом, и я не думаю, что он был очень счастлив в этом мире. Посмотри - неужели солнце? По-моему, снег кончился, и небо проясняется.

      - Но его смерть так нелепа. Если бы он не пошел на ту демонстрацию...

      - Полно, Ширли, прекрати. Сола не вернешь. Почему бы тебе не подумать о сегодняшнем дне? Ты можешь себе представить, что Грасси дает мне выходной - просто из чувства симпатии?

      - Нет. Он ужасный человек. Я уверена, что он готовит тебе пакость, о чем ты и узнаешь, придя завтра на работу.

      - Да ну тебя, ты говоришь прямо как я, - засмеялся он. -• Давай позавтракаем и подумаем, что мы хотим сделать сегодня.

      Энди вошел в комнату и зажег огонь, пока Ширли одевалась. Затем он еще раз проверил, все ли вещи Сола спрятаны подальше от глаз. Вещи были в шкафу, он протер начисто все полки и засунул поверх одежды книги. С кроватью ничего не поделаешь, а одеяло и подушку он свернул и тоже положил в шкаф. Теперь кровать больше походила на диван. Вполне прилично. Нужно будет постепенно избавиться от всех вещей Сола. Можно продать их на блошином рынке. За книги дадут хорошие деньги. Некоторое время можно будет лучше питаться, однако Ширли не следует говорить, откуда взялись деньги.

      Он будет тосковать по Солу, он это знал. Семь лет назад Сол стал снимать эту комнату. Позднее повышение цен на продукты вынудило его разделить комнату и сдавать половину. Но он не хотел делить ее с кем попало. Он пошел в участок и сказал, что сдает жилье. Энди, живший тогда в полицейских бараках, сразу же переехал к Солу. Так что Сол получил сразу и дополнительный доход, и вооруженную охрану. Поначалу между ними не было дружбы, но потом они сблизились, несмотря на разницу в возрасте. "Ты молод, если молод душой". - всегда говорил Сол и жил по своим собственным законам. Надо же, как много из того, что сказал Сол, Энди запомнил. Он будет постоянно вспоминать его слова. Он не хотел быть сентиментальным - Сол стал первым бы смеяться над этим, - но воспоминания не давали ему покоя.

      Солнце светило прямо в окно, ночной холод рассеялся, и в комнате стало очень уютно. Энди включил телевизор и нашел на одной из программ музыку. Не ту, что любил он, а которая нравилась Ширли. Это была вещь под названием "Римские фонтаны". На экране били жемчужные струи. В комнату вошла Ширли, причесываясь на ходу. Энди показал на экран.

      - Эта вода не вызывает у тебя жажды?

      - Вызывает желание принять душ. Могу поспорить, что от меня исходит ужасный запах.

      - Аромат, как от духов, - сказал он, с удовольствием наблюдая за тем, как она причесывает волосы, сидя на подоконнике. В них играли золотистые солнечные блики. - Как тебе нравится мысль прокатиться на речном трамвайчике и устроить пикник? - внезапно спросил он.

      - Прекрати! Я не понимаю шуток до завтрака.

      - Я серьезно. Подвинься-ка. - Он облокотился на подоконник рядом с ней и, прищурившись, посмотрел на допотопный термометр, который Сол прибил к внешней стороне рамы. Большинство цифр отвалилось, но Сол на их месте нацарапал новые, причем по принятой мал в последние года! в Соединенных Штатах шкале Цельсия. - Уже десять градусов в тени - могу поспорить, что сегодня дойдет до пятнадцати. Когда ты видела в Нью-Йорке в декабре такую погоду? Нужно ловить момент. Завтра может выпасть полтора метра снега. Из остатков соевой пасты сделаем сандвичи. Речной трамвайчик отходит в одиннадцать, и мы можем прокатиться на машине охраны.

      - Значит, ты серьезно?

      - Конечно, я не шучу с такими вещами. Настоящая поездка за город. Я же рассказывал тебе о путешествии, которое совершил, когда на прошлой неделе находился в охране. Трамвайчик поднимается по Гудзону до Кротона-на-Гудзоне, где наполняют цистерны. Это занимает два-три часа. Я сам не видел, но говорят, что в парке на мысе Кротон - он вдается в реку - еще сохранилось несколько настоящих деревьев. Если будет достаточно тепло, мы сможем устроить там пикник, а затем возвратимся на трамвайчик. Что скажешь?

- Я скажу, что это невозможно И невероятно, просто чудо, Я ни разу не уезжала так далеко от города. Наверняка до парка - несколько десятков километров. Когда мы выйдем?

      - Сразу же, как только позавтракаем. Я положил на сковородку овсяные лепешки, можешь их перевернуть, пока они не подгорели.

      - На огне от морского угля ничего не может подгореть.

      Она подошла к плите и занялась сковородой. Энди не помнил, когда в последний раз видел ее такой улыбающейся и счастливой. Такой, как летом.

      - Не будь свиньей и съешь все лепешки, - сказала она. - Я могу взять кукурузное масло - я не зря приберегала его - и испечь овсяные кексы для пикника.

      - Сделай их большими и солеными, мы там сможем выпить столько воды, сколько нам захочется.

      Энди подвинул Ширли кресло так, чтобы она села спиной к велотренажеру Сола. Не нужно, чтобы сейчас она видела что-нибудь, что напоминало бы о случившемся. Она смеялась, строила планы, и ему не хотелось все это испортить. Это должно быть что-то особенное, они оба были в этом уверены.

      Когда они заворачивали сандвичи, в дверь постучали, и Ширли вздрогнула.

      - Посыльный... я так и знала! Тебе придется идти на работу...

      - Не волнуйся, - улыбнулся Энди. - Грасси не нарушит слова. И кроме того, так посыльные не стучат. Если я и разбираюсь в каких-то звуках, так это в их "бах-бах-бах".

      Ширли вымученно улыбнулась и пошла отпирать дверь, а Энди продолжал заворачивать сандвичи.

      - Тэб! - радостно воскликнула она. - Уж тебя-то мы никак не ждали... Входи, мы рады видеть тебя. Это Тэб Филдинг! - крикнула она Энди.

- Доброе утро, мисс Ширли, - флегматично произнес Тэб, оставаясь в коридоре. - Извините, но я не в гости. Сейчас я на работе.

      - Что такое? - спросил Энди, выходя в коридор.

      - Понимаете, я взялся за ту работу, которую; мне предложили, - сказал Тэб. Он был мрачен. - С сентября я служил в объединенном резерве телохранителей, Случайные работы, задания, выдаются нерегулярно, выбирать не приходится. Человек, отказывающийся от задания, сразу же отодвигается в конец списка. А мне нужно семью кормить...

      - Что ты хочешь сказать? - спросил Энди. Он понял, что за спиной Тэба в темноте стоит еще кто-то и по звуку шагов догадался, что пришедших несколько.

- Не городи чушь, - раздался за спиной Тэба неприятный гнусавый голос. Человек по-прежнему стоял позади Тэба, и его не было видно. - Закон на моей стороне. Я тебе заплатил. Покажи им ордер!

      - Теперь, по-моему, я все понимаю, - сказал Энди. - Отойди от двери, Ширли. Входи, Тэб, поговорим.

      Тэб шагнул вперед, и человек в коридоре попытался последовать за ним.

      - Ты не войдешь туда без меня! - заверещал он. Но Энди захлопнул дверь у него перед носом.

      - Лучше бы вы этого не делали, - покачал головой Тэб. На сжатом кулаке у него был металлический кастет с шипами.

      - Успокойся. - сказал Энди. - Я хочу сначала поговорить с тобой с глазу на глаз, узнать, что происходит. У него действительно ордер на вселение, а?

      Тэб кивнул, угрюмо поглядывая на дверь.

      - О чем вы говорите? - спросила Ширли, с беспокойством глядя на их лица.

      Энди ничего не ответил, а Тэб обернулся к ней и сказал:

      - Суд выписывает ордер любому, кто может доказать, что ему в самом деле необходимо место для жилья. Обычно их выдают людям с большими семьями, которые вынуждены искать жилье попросторнее. С ордером на вселение можно найти свободную квартиру или комнату, эта бумажка дает правомочие поискам. Могут возникнуть неприятности, - люди не хотят, чтобы к ним въезжали чужие, - поэтому вместе с ордером на поселение им предоставляют и телохранителя. Вот я и пришел с человеком по фамилии Беличер, нанявшим меня. С ним вся семья, они стоят в коридоре.

      - Но что ты здесь делаешь? - спросила Ширли, все еще не понимая.

      - Этот Беличер - вампир - с горечью сказал Энди. - Он шатается по моргам, выискивая одиноких людей.

      - Можно сказать и так, - ответил Тэб, стараясь говорить невозмутимо. - К тому же у него большая семья, и ему негде жить. Можно посмотреть на это и так.

      Внезапно в дверь заколотили, и снаружи послышался. возмущенный голос Беличера. Ширли наконец поняла смысл присутствия Тэба.

      - Ты здесь потому, что им помогаешь, - сказала она. - Они узнали, что Сол умер, и хотят занять его комнату.

      Тэб молча кивнул.

      - Все же выход есть, - сказал Энди. - Если бы здесь жил кто-нибудь из моего участка, то эти люди сюда не попали бы.

      Стук стал громче, и Тэб отступил на шаг к двери.

      - Если бы здесь кто-нибудь жил, все было бы о'кей, но Беличер может обратиться в суд и отсудить эту комнату, потому что у него семья. Я сделаю все, чтобы помочь вам, - но Беличер мой хозяин.

      - Не открывай дверь! - приказал Энди. - До тех пор пока мы не разберемся в этом.

      - Я должен... Что я могу поделать? - Тэб выпрямился и сжал кулаки. - Не пытайся остановить меня, Энди. Вы - полицейский и вы знаете закон.

      - Тэб, как ты можешь? - прошептала Ширли. Он повернулся к ней, глаза его были грустными.

      - Когда-то мы были с вами хорошими друзьями, Ширли. Я это помню. Но мне нужно выполнять свою работу. Я должен их сюда впустить.

      - Давай... открывай эту чертову дверь, - с горечью сказал Энди, отвернулся и подошел к окну.

      Семья Беличеров ворвалась в комнату. Мистер Беличер был тощий, с головой странной формы, почти без подбородка и достаточно образованный: он сумел написать свою фамилию на бланке заявления в управление социальной помощи. Главой семьи была миссис Беличер. Из-за ее мощной фигуры повыскакивали дети, семеро. Восьмой был на подходе, судя по ее животу. Их было бы одиннадцать, но три маленьких Беличера погибли в результате недосмотра и несчастных случаев. Самая старшая девочка, лет двенадцати, несла на руках покрытого болячками грудного младенца, который отвратительно вонял и непрерывно вопил. Вырвавшись из темного коридора, дети орали как сумасшедшие.

      - О, смотри, какой милый холодильничек, - восхищенно сказала миссис Беличер, не успев войти. Она тут же подошла и открыла дверцу.

      - Не трогайте... - сказал Энди, а Беличер дернул его за руку,

      - Мне нравится эта комната, не очень большая, но миленькая. А что там?

      Он направился к открытой двери в перегородке.

      - Там моя комната, - сказал Энди, захлопывая дверь у него перед носом. - Не смейте туда входить.

- Не стоит так поступать, - сказал Беличер, быстро отходя бочком в сторону, как пес, которого слишком часто бьют. - У меня есть права. Закон гласит, что с ордером на вселение я могу смотреть все, что захочу. - Энди шагнул к нему, и он опасливо отошел еще дальше. - Я вам верю. Эта комната очень милая, хороший стол, стулья, кровать...

      - Эти вещи принадлежат мне. Комната без мебели, к тому же маленькая. Она недостаточно велика для вас и вашей семьи.

      - Она большая, все нормально. Мы жили и в комнатах поменьше...

      - Энди!.. Останови их! Посмотри!.. - закричала Ширли.

      Энди обернулся: двое мальчишек нашли пакеты с травами, которые так заботливо выращивал Сол в своем огородике на окне, и рвали их, думая, что там какая-нибудь еда.

      - Положите на место! - заорал он, но они уже попробовали трав и стали отплевываться.

      - Язык жжет! - завопил старший и высыпал содержимое пакета на пол.

      Глядя на брата, другой стал делать то же самое с остальными пакетами. Энди принялся ловить их, но они уворачивались, и, прежде чем он их остановил, пакеты опустели.

      Энди повернулся и увидел, что младший мальчик забрался на стол - оставив на нем грязные следы - и включил телевизор. К крикам детей и бесполезной ругани их матери добавилась музыка. Тэб оттащил назад Беличера, когда тот открывал шкаф, чтобы взглянуть на его содержимое.

      - Уберите отсюда детей, - сказал Энди, побелев от ярости.

      - У меня есть ордер! У меня права! - заорал Беличер, отбегая назад и показывая квадратную пластинку.

      - Мне наплевать на ваши права, - сказал ему Энди и распахнул дверь в коридор. - Мы поговорим о них. когда ваше отродье будет за дверью.

      Тэб разрешил проблему, схватив за шиворот ближайшего к нему мальчишку и выбросив его за дверь.

      - Мистер Раш прав, - сказал он. - Дети могут подождать в коридоре, пока мы уладим все вопросы.

      Миссис Беличер тяжело опустилась на кровать и прикрыла глаза, словно все происходившее не имело к ней никакого отношения. Мистер Беличер отошел к стене, бормоча что-то под нос. Когда последний гаденыш был изгнан из комнаты, в коридоре послышались визги и плач.

      Энди огляделся - Ширли ушла в другую комнату. Он услышал, как повернулся ключ в замке.

      - Полагаю, все? - спросил он, пристально глядя на Тэба.

      Телохранитель беспомощно пожал плечами.

      - Извините, Энди, я честен перед Богом. Что я мог поделать? Таков закон, и, если они хотят здесь остаться, вы не можете их выгнать.

      - Таков закон, таков закон, - эхом отозвался Беличер.

      Энди заставил себя разжать кулаки.

      - Помоги мне, пожалуйста, Тэб, перенести эти веши в другую комнату.

      - Конечно, - сказал Тэб и взялся за конец стола. - Попробуйте объяснить Ширли мою роль во всем этом, ладно? Думаю, она поймет, что это работа, которую мне приходится выполнять.

      Под ногами захрустели высушенные травы, усеявшие пол, и Энди ничего не ответил.

 

      Глава 10

 

      - Энди, ты должен что-то сделать - эти люди сведут меня с ума! - воскликнула Ширли.

      - Успокойся, Ширли, - сказал Энди. Он стоял на стуле, переливая воду из канистры в бачок на стене, и, когда он повернулся, чтобы ответить, вода выплеснулась и полилась на пол. - Дай мне закончить, а потом начнем ругаться, хорошо?

      - Я не ругаюсь... Я просто говорю то, что чувствую. Послушай.

      Все, что происходило за перегородкой, было отчетливо слышно. Плакал грудной ребенок - это, похоже, продолжалось день и ночь. Приходилось затыкать уши ватой, чтобы уснуть. Дети дрались, полностью игнорируя гнусавые жалобы отца. В придачу ко всему кто-то начал стучать чем-то тяжелым по полу. Скоро придут жильцы из нижней квартиры. А это не сулило ничего хорошего. Ширли села на край кровати, крепко сцепив пальцы.

      - Ты слышишь? - спросила она. - Это никогда не прекращается. Не знаю, как они могут вот так жить. Тебя не бывает дома, и ты не слышишь самое худшее. Неужели мы Не можем их отсюда выгнать? Наверняка же можно что-то сделать.

      Энди заполнил бачок и осторожно слез на пол. Они продали кровать Сола и его шкаф, но все остальное стояло здесь, и не было даже метра свободного пространства. Он тяжело опустился в кресло.

      - Я пытался, ты же знаешь. Двое полицейских, живущих сейчас в бараках, готовы переехать сюда, если мы сможем выселить Беличеров. Это самое трудное. Закон на их стороне.

      - А есть такой закон, что мы должны мириться с подобными людьми? - Она беспомощно ломала себе пальцы, уставившись на перегородку.

      - Послушай, Ширли, мы не можем поговорить об этом в другое время? Мне скоро уходить...

      - Я хочу поговорить сейчас. Ты откладываешь этот разговор с тех самых пор, как они появились, а скоро уже две недели, и я больше не могу.

      - Полно, все не так плохо. Просто шум. В комнате было очень холодно. Ширли поджала ноги и завернулась в старое одеяло. Под ней заскрипели пружины кровати. В соседней комнате наступила тишина и вдруг взорвалась резким смехом.

      - Ты слышишь? - спросила Ширли. - Что у них за мозги? Каждый раз, когда они слышат, как здесь скрипит кровать, они разражаются смехом. У нас нет никакой личной жизни. Эта перегородка тонкая, как картонка, они прислушиваются ко всему, что мы делаем, и слышат каждое наше слово. Если они не уйдут... может, мы уедем?

      - Куда? Будь благоразумна, нам еще повезло, что у нас такая огромная комната. Ты же знаешь, сколько людей спят на улице и сколько тел собирают каждое утро.

      - Мне все равно. Я беспокоюсь о своей жизни.

      - Пожалуйста, не сейчас. - Он поднял голову - лампочка замигала, потускнела, но потом вновь ожила. В окно внезапно застучал град. - Мы сможем поговорить об этом, когда я вернусь. Я ненадолго.

      - Нет, я хочу решить все сейчас, ты каждый раз откладываешь этот разговор. Ты не должен сейчас уходить.

      Он положил пиджак, пытаясь сохранять самообладание.

      - Это может подождать до моего возвращения. Я говорил тебе, что у нас наконец появилась информация о Билли Чуне: один осведомитель видел, как он покидал Корабельный городок - похоже, навещал свою семью. Информация довольно-таки старая. Это произошло пятнадцать дней назад, но осведомитель подумал, что она не важна, и сообщил нам об этом только сейчас. Полагаю, он надеялся, что мальчишка вернется, но этого не случилось. Мне придется поговорить с его семьей и узнать, что им известно.

      - Ты не должен сейчас уходить... Ты же сам сказал. что это произошло давно...

      - Какая разница? Лейтенант завтра потребует рапорт, И что я ему скажу? Что ты не захотела, чтобы я уходил?

      - Мне все равно, что ты ему скажешь...

      - Я это знаю, но мне не все равно. Это моя работа, и я должен ею заниматься.

      Они молча смотрели друг на друга, тяжело дыша. Из-за перегородки послышался детский плач и всхлипывания.

      - Ширли, я не хочу с тобой ругаться, - сказал Энди. - Я должен уйти - вот и все. Мы можем поговорить об этом позднее, когда я вернусь.

      - Если я еще буду здесь, когда ты вернешься. - Она крепко сжала пальцы, лицо у нее побледнело.

      - Что ты имеешь в виду?

      - Не знаю. Я только знаю, что надо что-то менять. Пожалуйста, давай решим все сейчас...

      - Неужели ты не понимаешь, что это невозможно? Мы поговорим, когда я вернусь. - Он отпер дверь и стоял, держась за ручку и стараясь овладеть собой. - Давай не будем ругаться. Я вернусь через несколько часов, и мы обо всем поговорим, ладно?

      Она не ответила, и, подождав секунду, он вышел, хлопнув дверью. И сразу ему в нос ударил мерзкий, отвратительный запах чужой комнаты.

      - Беличер, - сказал он, - ты выметешься из этой квартиры. Здесь начало вонять.

      -Я ничего не могу поделать с дымом, пока не смастерю что-то вроде трубы.

      Беличер наморщил нос, держа руки над тлеющим куском морского угля. Он лежал в ступке, наполненной песком, откуда поднимался едкий, маслянистый дым, заполнявший всю комнату. Отверстие в стене для дымовой трубы из плиты, которое когда-то проделал Сол, было тщательно закрыто куском полиэтилена, раздуваемого ветром.

      - Запах дыма здесь приятнее всего, - сказал Энди. - Ваши дети опять использовали комнату в качестве туалета?

      - Вы же не попросите детей спускаться вниз по лестнице посреди ночи, а? - съязвил Беличер

      Энди молча взглянул на кучу тряпья в углу, где согревались миссис Беличер и младшие дети. Двое сыновей занимались чем-то в углу, но они сидели спиной к Энди, и он не видел, чем именно. Маленькая лампочка бросала свет на плинтус, покрытый пылью и грязью, на стены, на которых появились пятна.

      - Вам лучше очистить это место, - сказал Энди и захлопнул дверь, прежде чем Беличер успел ответить.

      Ширли была права, эти люди были совершенно невозможны, и ему нужно что-то с ними сделать. Но когда? Нужно действовать как можно скорее, она их долго не вынесет. Он был зол на вторгшихся жильцов - и зол на нее. Понятно, все очень плохо, но приходится принимать все таким, какое оно есть. Он по-прежнему работал по двенадцать-четырнадцать часов в день, что намного лучше, чем просто сидеть здесь и слушать, как орут дети.

      На улице было темно, ветрено и слякотно. У стен домов и на тротуарах уже намело сугробы. Энди опустил голову и шагал вперед, ненавидя Беличеров и пытаясь не злиться на Ширли.

      Сходни и мостки Корабельного городка были покрыты льдом, и Энди осторожно пробирался по ним, пытаясь не поскользнуться и не свалиться в .холодную воду. В темноте все корабли были похожи, и он освещал фонариком борта, чтобы разобрать названия. Он озяб и промок, прежде чем добрался до "Колумбии Виктории" и отворил тяжелую стальную дверь, ведущую на нижнюю палубу. Спускаясь вниз по металлической лесенке, он увидел впереди полоску света. Одну из дверей открыл маленький мальчик, с кривыми ножками. Похоже, это квартира Чунов.

      - Секундочку, - сказал Энди. Мальчик смотрел на него, ничего не говоря и широко открыв глаза и рот.

      - Это квартира Чунов, не так ли? - спросил он, входя.

      За дверью он увидел женщину. Это была сестра Билли. Мать сидела в кресле у стены с тем же выражением тупого испуга на лице, что и у дочери. Она прижимала к себе близнецов. Никто не произнес ни звука.

      Эти люди действительно "любят" полицию, подумал Энди. Тут он заметил, что они как-то испуганно поглядывают на дверь в конце комнаты. Что их так беспокоит?

      Он закрыл дверь в коридор. Возможно ли это? Однако ночь, когда Билли Чуна видели здесь, была такой же снежной, как и эта - отличное прикрытие для беглеца. Будет ли у меня наконец выходной?! - подумал Энди. Ту ли ночь он выбрал, чтобы прийти сюда?

      Пока он размышлял, дверь в спальню отворилась, и оттуда вышел Билли Чун. Не заметив детектива, он хотел что-то сказать, но его мать и сестра разразились воплями. Он поднял голову и застыл, увидев Энди.

      - Ты арестован, - сказал Энди и стал снимать с ремня наручники.

      - Нет! - прохрипел Билли и выхватил из-за пояса нож.

      Началось светопреставление. Старуха пронзительно визжала, даже не останавливаясь, чтобы перевести дух, а дочь бросилась на Энди, пытаясь выцарапать ему глаза. Она успела исполосовать ему щеку, прежде чем он оттолкнул ее. Сражаясь с этой фурией, он краем глаза следил, как Билли подбирался к нему с длинным сверкающим лезвием в руке.

      - Брось нож! - крикнул Энди и прислонился спиной к двери. - Тебе отсюда не выйти. Не создавай себе неприятностей...

      Женщина вцепилась в руку Энди. Он оттолкнул ее так, что она упала, и полез за револьвером.

      - Стоять! - заорал он и направил дуло в потолок. Он хотел сделать предупредительный выстрел, но сообразил, что помещение сделано из стали и пуля срикошетирует, - а тут две женщины и двое маленьких детей.

      - Стоять, Билли, тебе отсюда не уйти! - заорал он, направляя револьвер на мальчишку, подбиравшегося к нему с ножом.

      - Выпусти меня, - всхлипнул Билли. - Я тебя убью! Почему вы не оставите меня в покое?

      Он не собирается останавливаться, понял Энди. Нож был острый, и Билли умел им пользоваться. Если он хочет неприятностей, он их получит.

      Энди прицелился в ногу Билли и нажал курок, как вдруг Билли споткнулся и упал.

      Грохот выстрела из револьвера 38-го калибра наполнил комнату, а Билли повалился вперед с пулей в голове. Нож вывалился и упал к ногам Энди. После выстрела воцарилась полная тишина, воздух наполнился резким запахом пороха. Никто не шевелился. Энди встал на колено и взял юношу за запястье.

      Раздался стук в дверь. Энди толкнул ее рукой, не оборачиваясь.

      - Я офицер полиции, - сказал он. - Я хочу, чтобы кто-то немедленно отправился в двенадцатый участок на Двадцать третьей улице и доложил о случившемся. Скажите, что здесь Билли Чун. Он убит.

      Пуля в висок, неожиданно подумал Энди. Поражен в ту же самую точку, что и Большой Майк.

      Светопреставление продолжалось. Билли был мертв и спокоен. Но вот его мать и сестра... Они подняли страшный крик, а близнецы прижались друг к дружке и всхлипывали. В конце концов Энди выгнал всю семью к соседям напротив и оставался с телом, пока не прибыли с участка Стив Кулозик с каким-то полицейским. Он больше не видел этих двух женщин, да и не хотел этого. Произошел несчастный случай. Если бы мальчишка не упал, он получил бы пулю в ногу, на том бы все и кончилось. Полиции, в общем-то, наплевать на стрельбу, теперь дело будет закрыто без каких бы то ни было канцелярских проволочек - просто существовали эти две женщины. В общем, пусть они ненавидят его, это его не сильно волновало, к тому же он их больше никогда не увидит. Получилось так, что сын оказался не убийцей, а жертвой, - а они думали именно так. Прекрасно. В любом случае дело закрыто.

      Энди добрался до дома уже после полуночи. Доставка тела и написание рапорта заняли много времени. Как обычно, Беличеры не заперли дверь в коридор - им наплевать, у них нет ничего ценного, что можно украсть.

      В комнате у них было темно, и Энди с фонариком в руке пробирался, переступая через тела и видя открытые глаза. Они не спали, - но хоть притихли, даже грудной ребенок. Когда он вставил ключ в замок своей двери, то услышал позади в темноте приглушенное хихиканье. Над чем они могли смеяться?

      Отворив дверь в комнату, Энди вспомнил ссору с Ширли и внезапно ощутил страх. Он поднял фонарик, но не стал нажимать на него. Позади снова послышался смех, на этот раз громче.

      Луч света скользил по стульям и пустой кровати. Ширли не было. Это ничего не значило: она, вероятно, спустилась вниз, в туалет - вот и все.

      Но, открыв шкаф, Энди увидел, что ее вещи исчезли вместе с ее чемоданами.

      Ширли ушла.

 

      Глава 11

 

      - Что вы хотите? - сурово спросил мужчина, стоя в дверях спальни. - Вы же знаете, что мистер Бригз - очень занятой человек. И я - занятой человек. И никому из нас не нравится, когда .вы звоните и вызываете. Если у вас есть что сказать мистеру Бригзу, приходите и расскажите.

      - Я прошу прощения, что побеспокоил вас, - сказал судья Сантини, задыхаясь. Он полулежал на подушках в большой двухспальной кровати, накрытый мягкими одеялами. - Мне бы очень хотелось. Но боюсь, что я уже отбегался. По крайней мере, так говорит мой доктор, а я плачу ему достаточно, чтобы обращать внимание на его мнение. Когда у человека моего возраста бывает инфаркт, ему приходится следить за собой. Отдых, только отдых. Больше никаких восхождений по лестницам Эмпайр Стейт Билдинга. Я говорю вам вполне откровенно, Шлахтер, что я по ним на самом деле сильно скучать не буду...

      - Что вы хотите, Сантини?

      - Сообщить некоторую информацию для мистера Бригза. Этот мальчишка Чун найден, Билли Чун, который убил Большого Майка.

      - Ну и что?

      - А то, что я надеялся, вы вспомните нашу встречу, на которой мы обсуждали этот вопрос. Высказывалось подозрение, что убийца может быть связан с Ником Куоре. что этот мальчишка нанят им. Я в этом сомневаюсь, по-моему, он действовал самостоятельно. И мы никогда не узнаем этого наверняка, потому что он мертв.

      - Это все?

      - Этого недостаточно? Вы могли бы вспомнить, что мистер Бригз интересовался вероятностью появления Куоре в этом городе.

      - Это вообще маловероятно. Куоре в течение недели занимался исключительно захватом Патерсона. Там уже дюжина убитых. Он никогда не интересовался Нью-Йорком.

      - Рад слышать. Но я думаю, что в любом случае вам лучше рассказать все мистеру Бригзу. Он интересовался этим, было оказано давление на управление полиции, и с августа этим делом занимался особый человек.

      - Круто. Если выдастся возможность, я ему расскажу. Но его это больше не волнует.

      Гость ушел. Судья Сантини устало откинулся на подушки. Сегодня вечером он был совершенно измотан, сильнее, чем когда бы то ни было.

      Всего две недели до нового года. До нового столетия. Будет забавно писать "две тысячи" вместо "тысяча девятьсот с чем-то", как он делал всю жизнь.

      1 января 2000 года. Эта дата казалась какой-то странной. Он позвонил, чтобы пришла Роза и накапала лекарство. Сколько в новом столетии ему суждено прожить? Мысль была невеселой.

      В тихой комнате тиканье старомодных часов казалось громким.

 

      Глава 12

 

      - Тебя хочет видеть лейтенант! - крикнул Стив в комнату, где сидели детективы.

      Энди в ответ махнул рукой, встал и с удовольствием распрямился, охотно оставляя кипу рапортов, над которыми корпел. Он плохо спал ночью и теперь здорово устал. Сначала этот выстрел в мальчишку, потом уход Ширли - для одной ночи вполне достаточно. Где ее искать? Однако он не мог просить ее вернуться, поскольку Беличеры по-прежнему жили у них. Уже не в первый раз его мысли путешествовали по замкнутому кругу. Что же дальше?

      Он постучал в дверь кабинета лейтенанта и вошел.

      - Вы хотели меня видеть, сэр?

      Лейтенант Грассиоли кивнул, затем проглотил таблетку и поперхнулся водой, которой запивал лекарство. У него начался приступ кашля, и он в изнеможении опустился в потертое вращающееся кресло. Сегодня он выглядел особенно скверно.

      - Язва собирается убить меня в ближайшие дни. Слышал, чтоб кто-нибудь умирал от язвы?

      На подобные вопросы ответа не было. Энди гадал, почему лейтенант затеял этот разговор. Это было на него не похоже. Обычно он не удосуживался беседовать по душам.

      - Наверху не очень-то обрадовались, что ты застрелил этого Чуна, - сказал Грассиоли, роясь в рапортах и папках, которыми был завален его стол.

      - Что вы имеете в виду?

      - Черт, только то, что у меня недостаточно хлопот с отделом, так я еще должен впутываться в политику. Центральная улица думает, что ты угробил на это дело слишком много времени; у нас на участке, с тех пор как ты начал это дело, две дюжины нераскрытых убийств.

      - Но... - Энди был ошарашен, - вы сами мне говорили, что комиссар приказал бросить меня на это дело. Вы говорили, что я должен...

      - Неважно, что я говорил, - проворчал Грассиоли. - Комиссара не достать по телефону, по крайней мере, мне. Ему глубоко наплевать на убийцу О'Брайена, и никто не интересуется этим мошенником из Джерси Куоре. Более того, помощник комиссара без конца наезжает на меня из-за того, что застрелили Билли Чуна. Все валят на меня.

      - Больше похоже на то, что все валят на меня.

      - Не перечь мне, Раш. - Лейтенант встал, отпихнул ногой кресло и повернулся спиной к Энди, глядя в окно и барабаня пальцами по раме. - Помощник комиссара - Джордж Чжу, и он думает, что ты хотел отомстить за что-то косоглазым, выследив этого мальчишку и прихлопнув его, вместо того чтобы арестовать.

      -- Вы сказали ему, что я действовал по приказу, лейтенант? - тихо спросил Энди. - Вы же сказали ему, что он был застрелен случайно, это написано в моем рапорте?

      - Я ничего ему не говорил. - Грассиоли повернулся к Энди. - Люди, заставившие меня заниматься этим делом, не разговаривают. Мне нечего сказать Чжу. В любом случае он зациклился на расовой проблеме. Если бы я попытался рассказать ему, что произошло на самом деле, я бы только создал лишние неприятности себе и участку - всем. - Он опустился в кресло и потер дергающийся глаз. - Я разговариваю с тобой напрямую, Энди. Я собираюсь свалить ответственность на тебя, пусть будешь виноват ты. Я собираюсь на шесть месяцев снова одеть тебя в форму, пока все не уляжется. В зарплате ты ничего не потеряешь.

      - Я не ожидал никакой награды за раскрытие этого дела, - сердито сказал Энди, - или за арест убийцы, - но такого я не ожидал. Я могу обратиться в управление?

      - Можешь, ты можешь это сделать. - Лейтенант довольно долго молчал, очевидно, ему было не по себе. - Но я прошу тебя этого не делать. Если не ради меня, то ради участка. Я знаю, что это нечестная сделка, но в итоге все будет в полном порядке. Как только смогу, я верну тебя в отдел. И в любом случае ты не будешь заниматься чем-то совершенно незнакомым. Нас всех следовало бы отправить на патрулирование улиц за ту следственную работу, которую мы проводим. - Он со злостью ударил ногой по ножке стола. - Что скажешь?

      - Все это воняет дерьмом.

      - Знаю, что воняет! - заорал лейтенант. - Но что еще, черт подери, я могу сделать? Думаешь, меньше будет вони, если ты подашь жалобу в управление? У тебя не будет никакого шанса. Тебя выгонят с работы и вообще из полиции, да, вероятно, и меня вместе с тобой. Ты - хороший полицейский, Энди, а таких осталось немного. Управлению ты нужен больше, чем оно тебе. Плюнь ты на это. Что скажешь?

      Воцарилось долгое молчание, и лейтенант повернулся к окну.

      - Ладно, - наконец сказал Энди. - Я сделаю так, как вы хотите, лейтенант.

      Он вышел из кабинета без разрешения: ему не хотелось, чтобы лейтенант его благодарил.

 

      Глава 13

 

      - Еще полчаса, и мы окажемся в новом веке, - сказал Стив Кулозик, топая ногами по заледеневшей мостовой. - Я слышал вчера по телевизору какого-то шутника, пытавшегося объяснить, почему новое столетие начнется в следующем году. Но он, должно быть, идиот. Полночь, двухтысячный год, новый век. В этом что-то есть. Посмотри-ка.

      Он показал на большой экран, установленный на старом Тайме Билдинге. По экрану бежали строки, написанные трехметровыми буквами:

      ДЕСЯТКИ ПОГИБШИХ ИЗ-ЗА РЕЗКОГО ПОХОЛОДАНИЯ НА СРЕДНЕМ ЗАПАДЕ.

      - Десятки, - проворчал Стив. - Могу поспорить, что они и не считают. Они знать не хотят, сколько людей умерло.

      "СООБЩЕНИЯ О ГОЛОДЕ В РОССИИ НЕ СООТВЕТСТВУЮТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ", - заявил Галыгин в Президентском обращении к народу утром нового столетия.

      СВЕРХЗВУКОВОЙ САМОЛЕТ ВМФ США ПОТЕРПЕЛ АВАРИЮ В САН-ФРАНЦИССКОМ ЗАЛИВЕ.

      Энди взглянул на экран, а потом на бурлящую толпу на Таймс-сквер. Он уже привык носить синюю форму, хотя по-прежнему ему было не по себе, когда рядом находился кто-то из отдела.

      - Что ты здесь делаешь? - спросил он Стива.

      - То же, что и ты, - нахожусь в распоряжении вашего участка. Они по-прежнему требуют подкрепления, думают, что будут беспорядки.

      - Они не правы. Чересчур холодно, да и людей не так уж много.

      - Тревожатся не из-за этого, а из-за сумасбродных верующих. Они говорят, что наступает Судный день или черт знает что еще. Они группами собираются по всему городу. Они будут чертовски недовольны, если мир не подойдет в полночь к своему концу - так как, по их мнению, это должно произойти.

      - А мы будем еще больше недовольны, если это случится.

      Над головами бежали гигантские слова:

      КОЛИН ОБЕЩАЕТ БЫСТРО ПОКОНЧИТЬ С ЗАДЕРЖКОЙ ПРИНЯТИЯ ДЕТСКОГО ЗАКОНА.

      Толпа медленно колыхалась, люди вытягивали шеи, глядя на экран. Затрубили какие-то трубы, и в гомон толпы вплелись звон колокольчиков и жужжание трещоток. Все оживились, когда на экране появилось время:

      23:38 - ВСЕГО 22 МИНУТЫ ДО НОВОГО ГОДА.

      - Конец года и конец моей службы, - сказал Стив.

      - Ты о чем? - спросил Энди.

      - Я ухожу. Я обещал Грасси остаться до первого января и не болтать об этом до самого ухода. Я поступаю в войска штата. Буду охранником в одном из трудовых лагерей. Вновь Кулозик наестся... едва могу дождаться.

      - Стив, ты меня разыгрываешь. Ты лет двенадцать служил в полиции. Ты дослужился до детектива второго класса...

      - По-твоему, я похож на детектива? - Он легонько постучал дубинкой по бело-синему шлему. - Смотри в лицо фактам. С этим городом все ясно. Здесь нужны дрессировщики, а не полицейские. У меня будет отличная работа, мы с женой станем хорошо питаться, - и я уберусь из этого города навсегда. Я здесь родился и вырос, но скажу тебе, что не буду по нему скучать. В штате нужны опытные полицейские. Они бы взяли тебя моментально. Почему бы тебе не пойти со мной?

      - Нет, - ответил Энди.

      - Почему ты так быстро отвечаешь? Подумай. Что тебе еще даст этот город, кроме неприятностей? Ты раскрываешь крутое дело, достаешь убийцу, а в награду идешь патрулировать улицу.

      - Замолчи, Стив, - без всякой злобы сказал Энди. - Я не знаю, почему я остаюсь, - но я остаюсь. Не думаю, что в штате будет так уж здорово. Я занимаюсь этим, зная, что это такое. Мне просто не хочется пока бросать.

      - Имеешь право, - пожал плечами Стив: это движение почти потерялось в глубинах его толстого пальто и многочисленных шарфов. - Увидимся.

      Энди в знак прощания поднял свою дубинку, и его друг стал пробираться сквозь толпу и вскоре исчез из виду.

      23:59 - ОДНА МИНУТА ДО ПОЛУНОЧИ.

      Когда слова пробежали по экрану, на их месте появился огромный циферблат, и толпа оживилась и заорала. Громче зазвучали трубы. Энди пробирался сквозь массы людей, заполнявших площадь и давивших на заколоченные окна и витрины. Экран озарял пустые лица и открытые рты мерцающим зеленым свечением, и люди были похожи на утопленников.

      Секундная стрелка отсчитывала последние секунды последней минуты года. Конца века.

      - Конец света! - завопил какой-то мужчина, перекрывая шум толпы. Изо рта брызнула слюна, чуть не попав в лицо Энди. - Конец света!

      Энди вытянул руку и ткнул его концом дубинки; мужчина открыл рот и схватился за живот. Удар получился достаточно сильным, чтобы переключиться с конца света на собственные кишки. Те, кто видел, что произошло, стали показывать на мужчину пальцами и смеяться. Их смех тонул в окружающем реве. Затем эти люди вместе с тем мужчиной исчезли из виду, когда толпа колыхнулась вперед.

      Торжественный звон церковных колоколов вырвался из репродукторов, установленных на зданиях, окружавших Таймс-сквер.

      - С НОВЫМ ГОДОМ! С НОВЫМ ГОДОМ! - закричали тысячи людей. - С НОВЫМ ВЕКОМ?

      Трубы, колокольчики и трещотки присоединились к крикам, создавая невнятный гвалт.

      Секундная стрелка сделала полный круг, новому веку уже была одна минута, и часы пропали, а на их месте появилась огромная голова президента. Он произносил речь, но из-за непрекращающегося крика и шума толпы ни одного слова из репродукторов слышно не было. Губы президента шевелились, что-то говоря, поднимался в знак предостережения указательный палец.

      Энди едва расслышал полицейский свисток на Сорок второй улице. Он стал пробираться на этот звук, распихивая людей плечами и дубинкой. Кого-то толкали в тесном кругу людей. Еще один полицейский, зажав свисток зубами, пробирался с другой стороны, размахивая во все стороны дубинкой. Энди взмахнул своей дубинкой, и толпа перед ним расступилась. На мостовой лежал высокий мужчина, закрыв голову руками.

      Лицо президента исчезло с экрана, и снова появилась бегущая строка.

      Мужчина на земле был страшно худ и одет в какое-то тряпье. Энди помог ему подняться, и сквозь него взглянули полупрозрачные голубые глаза.

      - "И отрет Бог всякую слезу с очей их, - сказал Питер. - И смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло. И сказал сидящий на престоле: се, творю все новое".

      - Не сейчас, - сказал Энди, поддерживая его под руку. - Идите домой.

      - Домой? - заморгал ошарашенный Питер, когда до него дошел смысл слов. - Нет уже дома, и нет света, ибо прошло тысячелетие, и нас всех будут судить. Закончилась тысяча лет, и Христос возвращается во славе на землю.

      - Должно быть, вы ошиблись веком, - сказал Энди, поддерживая мужчину под локоть и ведя его сквозь толпу. - Полночь уже прошла, новое столетие началось. и ничего не изменилось.

      - Ничего не изменилось?! - заорал Питер. - Это Армагеддон! Он должен начаться!

      Он в испуге вырвался из рук Энди и побежал прочь, но, повернувшись, закричал искаженным голосом:

      - Все должно кончиться! Может ли мир существовать вот так еще тысячу лет? ВОТ ТАК?!

      Их разделили идущие люди, и он исчез из виду.

      Вот так? - подумал Энди, устало бредя среди расходящейся толпы. Он помотал головой, чтобы избавиться от этой мысли и выпрямился: он на работе.

      Теперь, когда всеобщий энтузиазм пропал, люди почувствовали холод, и толпа быстро рассыпалась. Они расходились, пряча лица от ледяного ветра с моря. За углом на Сорок четвертой улице у гостиницы "Астор" охранники освобождали место на мостовой, чтобы ко входу смогли подъехать велотакси с Восьмой авеню. Яркие огни над входом освещали это место, и Энди остановился на углу, когда появились первые гости. Меховые шубы и вечерние платья, смокинги под темными пальто с каракулевыми воротниками. Должно быть, здесь происходил грандиозный праздник. Появились еще гости вместе с охранниками, они стояли в ожидании на тротуаре. Слышались женские голоса, смех и возгласы, поздравления с новым годом.

      Энди повернулся, чтобы преградить путь людям, идущим с площади на Сорок четвертую улицу, и увидел Ширли, стоявшую в ожидании велотакси и с кем-то беседовавшую.

      Он не заметил, кто с ней был и что на ней было надето, - он видел лишь ее лицо и легкие волосы. Она смеялась, оживленно разговаривая с окружающими. Затем она села в такси, накрылась накидкой и исчезла.

      Падал прекрасный белый снег, ветер нес его по тротуарам и по потрескавшейся мостовой Таймс-сквер. На улице остались одинокие прохожие, да и они шли по домам. Оставаться здесь Энди было больше незачем, дежурство закончилось, и он пошел домой. Покачивая дубинкой, висящей на ремешке, он отправился в сторону Седьмой авеню. Мерцающий экран отбрасывал свет на его пальто, на искрящийся снег, таявший на рукавах, пока Энди не прошел мимо здания гостиницы и не растворился в темноте.

      Экран швырял бегущие буквы на пустую площадь.

      СТАТИСТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ СООБЩАЕТ. ЧТО В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ ПОСЛЕДНИЙ ГОД ВЕКА СТАЛ ВЕЛИЧАЙШИМ.

      В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ ЖИВЕТ 344 МИЛЛИОНА ЧЕЛОВЕК.

      С НОВЫМ ВЕКОМ! С НОВЫМ ГОДОМ! С НОВЫМ СЧАСТЬЕМ!

[X]