Книго

СБОРНИК «ФАНТАСТИКА 1962»

Издательство ЦК ВЛКСМ

«Молодая гвардия»

1962

 

АРИАДНА ГРОМОВА

 

ГЛЕГИ

 

Он открыл верхний люк ракеты и, стоя на сту­пеньках, до половины высунулся наружу. Небо было ясное, зеленое, с большим белым солнцем. Скафандр быстро нагрелся, стало жарко. «Тут вполне можно было бы обойтись без скафандров, - с досадой по­думал он. - В этой скорлупе того и гляди сваришь­ся, как яйцо...» Он хотел было вернуться, но тут уви­дел темную точку, передвигающуюся вдалеке по равнине. Он сжал губы и медленно поднялся на последнюю ступеньку. «Конечно, вездеход. Почему они возвращаются так рано? И гонят во весь дух, как видно...» Он вдруг понял, что все время подсо­знательно ждал беды. Ждал какой-то каверзы от этой милой мирной планеты. «Милая, мирная, мертвая, - бормотал он, глядя на вездеход. - Такая симпатич­ная покойница, прямо сердце радуется».

Он сам не понимал, почему сердится на эту ни в чем не повинную и, должно быть, очень несчастную планету. Вероятно, его злило, что она, такая краси­вая и спокойная, оказалась мертвой. Вернее - вы­мершей. Непонятно, почему и как. За холмами, окру­жавшими долину, на которой опустилась их ракета, лежали селения; невдалеке был большой город, воз­можно столица государства. Еще недавно там жили похожие на людей Земли разумные существа, создав­шие цивилизацию на довольно высоком уровне. Сохранились здания и фрески, картины и книги. Оста­лись заводы, дороги, машины, летательные аппара­ты - хорошо развитая, но заброшенная и гибнущая техника. По книгам, найденным в городе, удалось проанализировать язык, представить себе внешность этих семипалых глазастых созданий,  по-видимому более тонких и хрупких, чем жители Земли; можно было бы в случае необходимости объясняться с ними.

Но в том-то и дело, что почти все живое на этой планете бесследно исчезло. Оставалась пышная рас­тительность всех оттенков красного цвета - от ро­зового и бледно-оранжевого до густо-багрового, поч­ти черного: такие черно-багровые деревья толпились вокруг большого озера среди холмов, и вода его ка­залась черной, хотя река, вытекающая из этого озе­ра, была стеклянистой и прозрачной. В озере води­лись длинные темные угри, в реке и в ее притоках плавали стайки веретенообразных, почти прозрачных рыбок. Герберт Юнг ловил и исследовал угрей и рыб; ловил он и земноводных фиолетово-черных ящериц. «А что ему еще делать, Юнгу, если только рыбы да ящерицы и остались на этой планете? Ни людей, ни зверей, ни птиц... Правда, Карел позавче­ра поймал в городе какого-то зверька. Может, где-нибудь тут и есть жизнь...» Он все смотрел на эту мирную красновато-розовую долину, окруженную по­логими холмами, и видел, как быстро растет, при­ближаясь к ракете, пятнышко вездехода. «Да, летят во весь дух... Значит... проклятая планета!» Тут ему стало стыдно. «Ты же изо всех сил добивался, чтоб тебя пустили в этот полет. Хотел побывать где-ни­будь первым. Открыть новый мир. Романтика Неве­домого. Вот и получай свою романтику. Или ты хо­тел романтики со всеми удобствами?»

- Казик! Наши возвращаются! - крикнул он, вбегая в кабину Казимира.

- Не кричи! - досадливо сказал Казимир, встря­хивая пышными светлыми волосами. - Ты мне все рифмы распугаешь... Минуту! Ага, есть все-таки! - Он удовлетворенно хмыкнул, потом поднял голову. - Так что ты сказал, Виктор?

Его большие синие глаза светились на бледном лице. Виктор знал, что у Казимира железное здо­ровье и крепкие нервы, что он - чемпион Польши по лыжам, и все же каждый раз удивленно смотрел на это бледное узкое лицо, озаренное мистическим сиянием глаз, - лицо поэта и ясновидца. Между тем стихи Казимир писал плохие, а способностью к ясновидению и вовсе не отличался.

- Опять стихи Кристине? - спросил Виктор. - Говорю тебе: наши возвращаются. Слишком рано, понимаешь? Я так и знал, что на этой планете стря­сется какая-то беда!

Он прошелся по кабине, ероша темные, коротко остриженные волосы.

- Не топчись у меня над ухом, - попросил Ка­зимир. - Мешаешь. И почему именно беда? Может, нашли что-нибудь интересное, вот и вернулись. Вый­дут они из шлюзовой, тогда все узнаешь.

Виктор изо всех сил хлопнул дверью - впрочем, он заранее знал, что хлопанья не получится, срабо­тает пористая прокладка и дверь прикроется не­слышно. Казимир даже не обернулся.

«Нашел время писать стихи! - с досадой думал Виктор, шагая по мягкому, пружинящему настилу коридора. - Вот ведь характер!» Он, в сущности, завидовал спокойствию Казимира и стыдился своей нелепой тревоги - ведь и в самом деле, может, ни­чего плохого не случилось...

Но когда из-за поворота коридора показался Владислав, Виктор сразу почувствовал - нет, тре­вожился он не напрасно. Владислав почти бежал, на ходу приглаживая мокрые волосы.

- Владек! - крикнул Виктор.

Владислав подошел ближе. Его смуглое матовое лицо слегка порозовело от душа.

- Таланов тебя зовет в медицинский отсек, - сказал он.

- Что случилось? С кем? - отрывисто спросил Виктор.

- Карел... с ним неладно. Подожди, Таланов ве­лел рассказать тебе здесь, чтоб при Кареле поменьше говорить. Карел, понимаешь... - Владислав по­стучал пальцем в лоб.

- Карел! - поразился Виктор.

- Да. Слушай. Мы были уже в городе, когда это у него началось. Шли по большой круглой площади со ступенями, - знаешь, где то белое здание, что по­хоже на яйцо. Карел начал отставать от нас, потом сел на ступеньку. Я подошел, спросил: «Ты плохо себя чувствуешь?» Он покачал головой. Я говорю: «Что ж ты сидишь, человече? Пойдем!» Он встал и пошел. Но, понимаешь, ходил как-то механически, ничем не интересовался, ни с того ни с сего останав­ливался. Мы его спрашивали, что с ним, он сначала говорил, что ничего, потом стал как-то странно улы­баться, не отвечал на вопросы. Мы решили вернуть­ся. В вездеходе он так осматривался, будто все впервые видел. Потом сказал, что ему все это, навер­ное, снится.

- Что именно снится? У него были галлюци­нации?

- По-моему, нет. Это он о нас говорил, что мы ему снимся, что вездеход ему снится. А в шлюзовой кабине вдруг заявил, что он - это не он. Пони­маешь, стоит под душем, трогает себя и говорит со страхом: «Нет, это не я!»

- Так! - Виктор сжал губы, раздумывая.

Ничего подобного он не видел за все время ра­боты на Лунной станции. То есть, конечно, бывали случаи помешательства, но при каких-нибудь тяже­лых авариях, катастрофах, под воздействием гибели товарищей, одиночества, ожидания смерти. А здесь ни с того ни с сего... И почему именно Карел, самый уравновешенный и спокойный из всех?..

 

*  *  *

 

- Что ты чувствуешь? - спросил Виктор. - Сла­бость? Голова болит?

- Слабость? Не знаю, нет... - Карел еле шевелил губами. - Тело не мое.

- Как не твое? А чье же?

- Не знаю. Вот я рукой двигаю, а она не моя. Или, может, моя, а двигает ею кто-то другой.

- Карел, ты же понимаешь, что это чушь, - очень бодро сказал Виктор.

- Понимаю, - согласился Карел. - Конечно, этого не может быть.

Он помолчал, словно к чему-то прислушиваясь, и вдруг резко протянул руку к Виктору. Рука уткну­лась в плечо Виктора, и на лице Карела отразилось не то удивление, не то удовлетворение.

- Ты что? - спросил Виктор.

- Я думал, что ты мне снишься, - пробормотал Карел.

- А почему?

- Так... все будто во сне. Или как на картине нарисовано.

Он опять надолго замолчал. Потом вдруг лег и отвернулся к стенке. Виктор отодвинул дверцу стен­ного шкафа с лекарствами и, поколебавшись, достал маленькую желтую таблетку.

- Глотни, Карел! - сказал он.

Карел послушно приподнялся, проглотил таблетку и опять лег. Виктор вышел в соседнее помещение. Там сидел Таланов.

- В этом состоянии с ним невозможно разгова­ривать, - сказал Виктор. - Он моментально исто­щается. Я дал ему таблетку энергина. Минут через десять он, наверное, станет почти нормальным. На время, конечно.

- Что это, по-твоему? - спросил Таланов.

Его темно-карие, глубоко сидящие глаза смотрели испытующе и, как показалось Виктору, недоверчиво. «Ну что ж, он прав, - не без горечи подумал Вик­тор. - Я ничего в этом не понимаю. А он теперь жалеет, что взял в рейс меня, а не Вендта... Правда, Вендт уже стар для дальних полетов, зато...»

- Не знаю, - Виктор глядел прямо в глаза Та­ланову. - Я ведь не специалист в психиатрии. Все это кажется мне странным - такое внезапное и бур­ное развитие болезни у совершенно здорового, уравновешенного человека... и без предшествующей травмы...

- На Карела и тяжелые травмы не очень дей­ствовали, - сказал Таланов. - Я был с ним в том рейсе «Сириуса»... знаешь, когда погибли Беренс и Фальковский на астероиде и Карел их разыскивал. Случилось это все на глазах у Карела, Беренс был его лучшим другом, а помочь ничем нельзя было... Так вот, если Карел тогда не сошел с ума, пять лет назад...

- Понятно, - сказал Виктор. - Пойдемте к не­му, энергии, наверное, уже начал действовать.

Карел сидел, растерянно озираясь.

- Что со мной творится? - голос звучал спо­койно, но видно было, что Карел испуган. - Я что - заболел?

- Да, немножко, - Виктор сел к нему на кой­ку. - Как ты себя чувствуешь сейчас?

- Лучше. Что это было?

- Расскажи, что ты чувствовал, - вместо ответа попросил Виктор.

Карел нахмурился.

- Мне трудно, - сказал он. - И потом... я боюсь.

- Чего боишься?

- Мне кажется, если я буду рассказывать, это вернется.

Виктор вздохнул.

- Расскажи, - мягко повторил он. - Нам нуж­но знать, в чем дело, иначе...

Он не договорил. Лицо Карела исказилось от страха.

- Что иначе? Я все еще болен? Я не выздоровел?

- Послушай, Карел, надо спокойней, - вмешал­ся Таланов. - С тобой бывали вещи похуже, а ты выпутывался. Со всеми бывало всякое, верно?

- Такого не было, - убежденно сказал Карел. - То все было вне меня, понимаете? А это - внутри. Поэтому я боюсь. Я теряю себя.

- Ну, объясни, что это значит.

- Не знаю, как объяснить, - Карел помолчал. - Сначала я вдруг подумал, что все это ни к чему. Ну, все, что мы делаем. Просто мне стало неинте­ресно. И вы, и все кругом, и я сам. Но когда мне говорили: встань, ходи, садись, - я это делал. Толь­ко уже будто не я, а кто-то другой, внутри меня. Он тревожно посмотрел на товарищей.

- Это душевная болезнь, да? - спросил он.

- Не думаю, - сказал Виктор. - Откуда у тебя вдруг душевная болезнь? Ты же не новичок в кос­мосе.

Лицо Карела немного прояснилось.

- Это верно, - сказал он. - Но только что же тогда? Понимаете, мне потом стало казаться, что все вокруг не настоящее. Как во сне. Или будто на кар­тине нарисовано, только движется.

- Это как понять? - спросил Виктор.

- Да не знаю. Ну, плохая картина, такие туск­лые краски, словно они выцвели, да и вообще нари­совано неубедительно. А сам я будто высох, умень­шился. И внутри меня кто-то сидит. - Лицо Карела опять свела гримаса страха и отвращения. - Я иду, а это будто кто-то другой идет, не я, не мое тело. Или, может, мое, но ведет его кто-то другой. А сам я как будто невесомый... - Он вдруг застыл, глаза его уставились в одну точку. - Это опять начинает­ся... Не надо было говорить! Я знал, что не надо говорить!

- Успокойся, Карел! - Виктор положил ему руку на плечо и почувствовал, что все большое, силь­ное тело Карела сотрясается от страшного напряже­ния. - Это пройдет.

- Пройдет? Думаешь, пройдет? Ты ведь не знаешь, что это, и никто не знает. Зачем ты гово­ришь, когда не знаешь! Вот, вот, я опять потерял себя! - Карел побледнел. - Там, внутри, опять кто-то другой! Виктор, друзья, помогите мне, я ведь бо­лен, этого не может быть, того, что я чувствую!

Он лег и уткнулся лицом в подушку. Таланов и Виктор молча переглянулись. Виктор достал из шкафа прозрачную трубку с белыми таблетками.

- Проглоти, Карел, - приказал он.

Карел сел, взял таблетку и проглотил. Потом начал ощупывать себя.

- Виктор, только по совести скажи: я все такой же? - вдруг спросил он. - Ну, я не стал меньше?

- Нет. Это тебе кажется. - Виктор вздохнул. - Я дал тебе снотворное, тебе нужно поспать и успо­коиться. Спи, Карел, мы что-нибудь придумаем. Обя­зательно.

- Или придумайте, или убейте меня, - сказал Карел угрюмо. - Так жить все равно нельзя. Я ведь не знаю, чего хочет этот, другой, внутри меня. Я не могу так.

- Карел, это болезнь. Ты же понимаешь, что ни­кого другого внутри тебя нет. - Виктор говорил тихо и спокойно. - Спи. Главное - не бойся, мы тебя вылечим.

 

*  *  *

 

- Мы можем сделать для Карела только одно: уберечь его от дальнейших страданий, - сказал Юнг, - и доставить на Землю. Там его вылечат.

- Анабиоз? - спросил Таланов.

- А что же еще? - Юнг пожал плечами. - У нас не остается ничего другого. Карел страдает. А в полете ему, наверное, станет еще хуже. И чем это может кончиться, мы не знаем, верно?

- Виктор, ты как? - спросил Таланов.

- Не знаю. Пока не могу понять, что случилось.

- Но ты соглашаешься насчет анабиоза?

Виктор подумал.

- Отложим до завтра. Я буду дежурить эту ночь в медицинском отсеке.

- А это не опасно? - спросил Герберт Юнг. - Карел ведь очень сильный. В случае чего...

- Я дам ему снотворное.

- Будут дежурить двое, - сказал Таланов. - Ты и Юнг. Спать по очереди.

Карел проснулся вечером. Виктор дал ему таб­летку энергина, поговорил с ним. Энергии на этот раз подействовал совсем ненадолго. Карел дрожал от страха, он был неузнаваем. Он, конечно, не уменьшился, но лицо его так осунулось и побледнело, что Карел казался совсем другим человеком. И глаза у него были еще более странные, чем днем. Виктор присмотрелся и увидел, что Карел сильно косит.

- Ты хорошо видишь? - спросил он.

- Плохо, - сейчас же отозвался Карел. - Очень плохо. Туман, все струится. Вот тут, - он показал рукой влево, - какое-то переливчатое пятно. И ты расплываешься, я тебя плохо вижу.

Действие энергина проходило. Карел стал гово­рить тише, бессвязней, все время будто прислуши­вался к чему-то внутри себя. Виктор дал ему сно­творного.

- Ложись пока спать, - сказал он Юнгу.

Через четыре часа он разбудил Юнга.

- Если проснется Карел, дашь ему еще снотвор­ного, - сказал он и сразу уснул.

Ему показалось, что спал он всего минуту. Юнг тронул его за плечо, и он вскочил, протирая глаза. Карел лежал на спине, ровно и глубоко дыша; он слегка разрумянился от сна и казался совсем здоро­вым. Виктор взглянул на часы: двадцать минут третьего, он не проспал и двух часов.

- Что случилось, Герберт? - спросил он.

Юнг молчал. Он сидел сгорбившись, весь будто сжался. Прямые светлые волосы, всегда так акку­ратно зачесанные назад, свисали на лоб. Виктор поглядел на его бледное, сразу осунувшееся лицо и до боли прикусил губу.

- Герберт, что с тобой? - еле выговорил он.

Юнг поднял на него светло-голубые глаза: в них был испуг.

- Я тоже... я болен, как Карел. То же самое, что он говорил, - Юнг внезапно схватился за голову обеими руками. - Голова стала легкая, как воз­душный шар... Может улететь... Да... и все, как во сне...

Виктор подошел к нему. Юнг отшатнулся и за­крыл лицо руками.

- Ты можешь остаться один? Я сейчас же вер­нусь.

- Иди, пока я не гляжу, - глухо ответил Юнг. - Когда ты ходишь, мне кажется, что ты идешь сквозь меня.

Выходя из кабины, Виктор обернулся: Юнг сидел, зажмурив глаза и держась за голову.

 

*  *  *

 

- Карел позавчера порвал скафандр, - сказал Владислав. - Я совсем забыл. Разрыв был совсем маленький.

- Как же это он порвал скафандр? - спросил Таланов. - Легкое ли дело!

- А я вам говорил, что мы зверька видели в городе. Карел поймал его для Юнга. Зверек был красивый такой, с голубоватой блестящей шкуркой, похож на кошку, только мордочка остренькая, как у лисенка, и глаза большие, темные. Зверек начал вырываться, а у него когти острые, вот он когтем и зацепился за скафандр на плече. Тут Карел, конеч­но, бросил с ним возиться и начал чинить скафандр.

- Ну вот. Значит, это инфекция, - почти удо­влетворенно резюмировал Таланов.

Он замолчал.  Все трое подумали об одном и том же.

- И от этого они все погибли, да? - тихо про­говорил Владислав. - Тогда...

Таланов и Казимир молчали. Болезнь эта, по-видимому, развивается молниеносно. Уже неважно, кто будет следующим. Два-три дня - вот что оста­лось им всем в лучшем случае. Потом болезнь. И смерть. В таком состоянии не доведешь ракету до Земли.

Первым заговорил Таланов.

- Владислав, мы с тобой поедем сейчас в город. Надо, мне кажется, проверить ходы, идущие вглубь, под почву.

Владислав быстро взглянул на него.

- Вы что-нибудь заметили? - спросил он.

- А ты?

- Ничего определенного. Но вчера, еще до того, как Карелу стало совсем плохо, мы с ним спустились в люк на главной, площади и там... ну, словом, там кто-то есть, какие-то живые существа, я в этом уверен. Хотя ничего определенного сказать не могу.

- А все же? - спросил Таланов.

- За нами кто-то следил. Я не видел, скорее чувствовал.

- Почему сразу не сказал?

- Из-за Карела. С ним начало все это творить­ся... Он тоже как будто чувствовал, что следят, а потом наверху я его спросил, и он ответил, что это нам показалось.

- Да ведь ему все стало казаться сном, - за­метил Таланов.

- Ну да, но это потом, а тогда я решил, что мне тоже показалось.

- А теперь ты так не считаешь?

- Не считаю.

Таланов подумал.

- Казимир, можешь ты сочинить небольшую записку на их языке? Написать крупными знаками несколько простых вопросов? На всякий случай.

- Постараюсь, - Казимир поднял сияющие си­ние глаза на Таланова. - Что надо написать? Мой «Линг», я думаю, быстро справится.

«Линг» - это был электронный анализатор язы­ка, усовершенствованный Казимиром, его гордость и радость. Все знали: Казимир потому и согласился на внезапную и долгую разлуку со своей Кристиной, что не устоял перед блестящей возможностью испы­тать способности «Линга» на совершенно чуждых языковых системах.

- Я думаю так: «Мы прилетели к вам издалека». Тут надо рисунком показать, откуда мы: отметить путь от Земли до них. Кстати, как все-таки они на­зывают свою планету?

- Боюсь, что на слух этого не уловишь. У них очень сложная фонетическая система, все зависит от высоты и модуляции звука. Не то Энимеен, не то Инемиин...

- А «Линг» что говорит?

- В том-то и дело, что «Линг» не говорит, а пи­шет, - смущенно сказал Казимир. - Он все это подробно объясняет, а я все равно не могу уловить особенностей произношения. Если б услышать живую речь...

- Да, если б! - усмехнулся Таланов. - Словом, запиши текст. Дальше так: «Хотим срочно поговорить с вами. Мы ваши друзья. Почему вы прячетесь?» Ну, хватит на первый раз. Тем более, что непонятно; где и как мы их увидим.

- Сочиняй, - сказал Таланов. - Привет «Лингу». Я пока пойду к Виктору.

Владиславу не хотелось снова видеть больных - впрочем, Виктор все равно держал их теперь в изо­ляторе и никого туда не впускал. Не хотелось смот­реть и на то, как молниеносно перемигиваются зе­леные и красные огоньки на белом пульте «Линга». Он остался в кабине и откинулся на спинку сиденья, почувствовав страшную усталость. «Мы все равно ни черта не успеем... К чему это все?» - подумал он и вдруг испугался: а что, если это уже начало болезни? Он вскочил и начал быстро расхаживать по кабине. Потом решил проверить, не кажется ли ему собствен­ное тело чужим, и стал делать гимнастические упраж­нения. Казимир появился в тот момент, когда Влади­слав с яростью наносил удары по невидимой мишени. Владислав сразу остановился и почувствовал, что краснеет.

Но Казимир и не думал издеваться над ним.

- Разминаешь мускулы? Правильно! - мечта­тельно сказал он. - Эх, сейчас бы в наше дорогое Закопане! Снег блестит, лыжи сами идут...

- Неплохо бы... - согласился Владислав и вздохнул. - Написал письмо?

- А как же! «Линг» в два счета...

Таланов появился в дверях.

- Ну-ка, покажи, как оно выглядит, - сказал он.

- Вот, пожалуйста, - Казимир протянул ему плотный лист бумаги, разрисованный непонятными знаками: строка покрупнее, над ней вплотную ряд мелких значков. - Надеюсь, это будет им понятно. Ес­ли только, конечно, это их язык...

- Чей же еще? - спросил Таланов.

- Кто знает? Может, те, которые живут в под­земельях, истребили жителей этой планеты, - за­думчиво ответил Казимир. - Убили тех, кто любил свет, потому что сами боятся света, ненавидят его...

- Мрачная картинка, - сказал Владислав.

- А ты представляешь себе что-нибудь более веселое? - осведомился Казимир.

Таланов задумчиво разглядывал письмо.

- Почему они пишут в два ряда? - спросил он.

- Верхний ряд, с мелкими значками, обозначает высоту и модуляцию звука. У них, по-видимому, мно­го гласных и есть разные варианты их звучания, меняющие смысл слова. Очевидно, слух у них более тонкий и изощренный, чем у нас. Без этого верхнего ряда нельзя понять, что говорится в основном тексте. Зато основных знаков немного.

- Нелепо, - заметил Владислав. - Ведь проще иметь побольше основных знаков.

- В наших земных языках тоже сколько угодно нелепостей, - сказал Казимир.

- Ты нигде не встречал в их книгах упоминаний о подземельях, о ходах под городом? - спросил Таланов.

- Нет. Впрочем, я ведь очень мало читал.

- Ладно. Едем, Владислав.

 

*  *  *

 

Они мчались во весь дух по дороге среди хол­мов. Кустарник, растущий на крутых склонах, хле­стал своими гибкими красно-розовыми ветвями по стенкам вездехода. Впереди уже показался город со своими непривычными для земного глаза спирале­образными улицами, овальными и круглыми зданиями без окон и дверей, со слегка поблекшей светящейся росписью на стенах. Белые и бледно-зеленые, как небо, палевые и светло-бронзовые здания выступали среди буйно разросшихся, одичавших деревьев, кустарников и ползучих растений, вьющихся по стенам и ку­полообразным крышам. Весь город был словно залит кровью, темневшей и сгущавшейся на большой пло­щади, посреди которой белело овальное здание с ок­руглой крышей и стенами, слабо светящееся, как гигантское серебристое яйцо. Деревья, посаженные на некотором расстоянии от него, своими темно-багро­выми ветвями с узорчатой пурпурной листвой уже ка­сались светящихся, плавно закругленных стен. Снизу, от полосы кустарника тянулись цепкие алые побеги; колыхаясь в воздухе, они безуспешно силились заце­питься за безукоризненно гладкие стены и, достигнув ветвей деревьев, обвивались вокруг них.

Таланов и Владислав вышли из вездехода на главной площади.

- Да, конечно, вся эта история произошла со­всем недавно, - сказал Таланов, поглядев на де­ревья и кусты. - Герберт говорит, что здешние деревья и кусты растут примерно с такой же скоро­стью, как у нас в умеренном климате. Значит, им лет пять-десять, не больше, верно? Ну, так где ты это увидел, показывай.

- Я ведь, собственно, ничего не видел, - сказал Владислав, шагая по овально изогнутым широким ступеням. - Просто мне показалось, что за нами кто-то следит. Даже не знаю почему. Я же говорю: ничего определенного.

Они вошли в большой светлый зал. Причудливо-изогнутые тени ветвей лежали на смутно серебря­щемся полу.

- Ты только внизу это почувствовал, а тут, на­верху, ничего не было? - спросил Таланов.

- Только внизу. Будто кто-то глядел на нас. И потом - очень слабый шорох, как будто издалека. А глядели - вблизи. Не знаю, как это объяснить.

- Пойдем вниз, - сказал Таланов.

Овальное отверстие хода темнело в глубине зала. Крышка была откинута.

- Это вы так оставили? - спросил Таланов.

- Так и было. Иначе мы бы и не заметили этого хода. - Владислав вдруг остановился. - Впро­чем... Помните, мы в первый раз были тут вместе с вами? Я ведь сюда подходил, сейчас я это твердо помню. И ничего не заметил.

- Ты уверен? - спросил Таланов.

- Ну конечно! И Карел был со мной!.. Да, Ка­рел... Но все же, может быть, он помнит...

- Ладно, пойдем вниз.

Таланов начал спускаться по ступенькам, вклю­чив фонарик, прикрепленный на груди. Они прошли несколько шагов по подземной галерее. Серебрис­тые плиты потолка и стен в темноте светились ярче, и Таланов выключил фонарик. Они постояли, чтоб привыкнуть к полутьме. Вдруг Владислав прошептал:

- Они опять следят за нами...

Таланов обернулся, прислушался.

- А тебе не кажется? - недоверчиво спросил он. - Я ничего не слышу.

- Я тоже не слышу. Только чувствую взгляд.

- Тебе и вчера на этом месте чудилось?

- Да, кажется, на этом.

Таланов включил фонарик и начал внимательно осматривать стены. Они были всюду одинаковые, слегка светящиеся в остром белом луче фонарика. Таланову показалось, что в одном месте плиты обли­цовки сходятся менее плотно, он приблизил лицо к стене - и вдруг тоже почувствовал, что кто-то на него смотрит. Он невольно отшатнулся, стараясь понять, откуда это странное ощущение. «Может, так начинается эта проклятая болезнь? - с тревогой подумал он. - Хотя нет, у Карела и Герберта было иначе...»

- Вы слышали? - прошептал Владислав.

Таланов снова приблизил фонарик к стене. Ну да, вот откуда это ощущение! Слабый и короткий, словно оборванный, не то вздох, не то стон там, за этой стеной. Присутствие кого-то живого. Он начал простукивать стену: да, здесь пустота.

- Вы дальше проходили? - спросил он.

- Да, только недалеко, вон туда примерно. Ка­релу было уже совсем плохо.

Таланов пошел вперед, светя фонариком и про­стукивая стену. Дальше шла сплошная кладка. Он повернул направо, в боковой проход, держась у той же стены. Гулкий звук пустоты опять возник через несколько шагов.

- Ты что-нибудь чувствуешь? - спросил Та­ланов.

- Да, - уверенно сказал Владислав. - Они и тут есть.

Таланов стоял у стены, водя фонариком. Тут и плиты прилегали плотно, и вообще стена в этом месте ничем не отличалась от других участков под­земного хода. Только этот звук пустоты да еще странное ощущение Владислава. «Пожалуй, и мое, - подумал он. - Если только это не самовнушение».

- Значит, вы дошли до этого места, - сказал он, вернувшись в главный проход, - и дальше не пошли?

- Да, до этого поворота.

Таланов направил луч фонарика в глубь прохо­да. Белое яркое пятно пробежало по светящимся стенам, по светлому гладкому полу и где-то вдалеке уткнулось в разветвление ходов. Округленная линия выступа, ход налево, ход направо. Таланов выключил фонарик.

- Пройдем еще немного, - сказал он угрюмо.

Таланов боялся идти дальше, боялся этих не­зримых существ, исподтишка наблюдающих за ними, боялся, что он и Владислав заболеют, не успев доб­раться до ракеты. Но здесь, в подземном переходе, они были ближе к разгадке, чем наверху. А времени для поисков и попыток спастись у них оставалось, может быть, совсем мало.

«Карел подцепил болезнь наверху, - думал он, внимательно осматривая стены и пол. - Если это они наслали на нас болезнь, значит они выходят наверх. Кто они вообще? Если те, что жили здесь прежде, почему они прячутся под землей?»

- Они опять смотрят, - шепнул Владислав и повел глазами вправо. - Вот отсюда.

Таланов быстро шагнул к стене, полоснул по ней лучом фонарика. Теперь он гораздо явственней услышал сдавленный стон и легкий шорох. Он посту­чал по стене - конечно, там была пустота.

- Дело ясное: стены в этих местах прозрачны изнутри, - сказал он. - Они нас видят, а мы их нет. Ловко придумано. Потом - эти существа живут в полутьме. Яркий свет причиняет им боль, поэтому они и выдают себя, если их внезапно осветить.

- Что же теперь нам делать? - спросил Вла­дислав.

- Кто его знает. Если б их хоть увидеть, ка­кие они.

- А какая разница?

- Да, может, там, за стеной, что-нибудь вроде летучих мышеи или кротов.

- Да... - пробормотал Владислав. - Верно... А если попробовать приложить наше письмо к этим прозрачным местам в стене? Может быть, они про­чтут и как-нибудь ответят?

- Правильно. Сейчас попробуем... Что это?!

Из бокового хода что-то вылетело и с легким, еле слышным стуком упало на плиты. Таланов и Вла­дислав бегом кинулись к боковому проходу и еще успели заметить странный мерцающий силуэт, быст­ро скользящий вдоль стены, почти неразличимый на ее светящемся фоне. Странное существо неслышно скользнуло за скругленный выступ нового ответвле­ния и, прежде чем Таланов и Владислав успели до­бежать до поворота, исчезло, словно растаяло в этом призрачном мертвом мерцании.

- Ты ясно видел? - спросил Таланов.

- Ясно. То есть насколько возможно: оно ведь почти незаметное. Я даже не понял, кто это - че­ловек или зверь. Ни ног, ни рук, ни головы - ничего не видел.

- Я видел руку, она мелькнула на мгновенье. И голову... Нет, по-моему, это человек, только в ка­кой-то странной одежде.

- Ну да, вроде маскхалата разведчиков, - сказал Владислав. - Похоже, что так.

На плитах пола лежала матовая зеленоватая пластинка со скругленными углами. Таланов опус­тился на одно колено, разглядывая пластинку, потом взял ее в руки.

- А ведь это их письмо, Владислав! - сказал он. - Они сами к нам обратились.

- Здорово! - отозвался Владислав. - Как те­перь быть? Сразу вернуться на ракету?

Таланов покачал головой.

- Письмо не длиннее нашего. Наверно, тоже сплошные вопросы. Придется показать им наше письмо.

- Мы их собьем с толку, - возразил Влади­слав. - Подумайте: их язык знаем, а на письмо ничего ответить не можем. Как они смогут это объ­яснить?

- Наше письмо - ответ. Наверняка они спра­шивают, откуда мы, и так далее. Вот пускай и по­смотрят.

Он постучал по стене и, обнаружив пустоту, при­ложил к этому месту письмо, плотно прижав его ладонями. За стеной послышался легкий шорох, по­том тихие, слабые возгласы и переливчатая быстрая речь, похожая на щебетанье птиц. Таланов все стоял, прижимая ладони к стене, и смотрел прямо перед собой, словно видя тех за тонкой, непрозрачной для кого стеной.

Шорох за стеной усилился; потом послышалось слабое шипенье. На белой светящейся стене появи­лись матово-серые круги и пятна; они все ширились, сливались... Таланов отшатнулся и уронил бумагу: стена становилась прозрачной.

- Ты видишь, Владислав? - шепотом спросил Таланов.

- Да. Они снимают защитный слой, - Влади­слав тоже шептал.

Оба они боялись шевельнуться. На стене возник небольшой, четко очерченный овал. К прозрачному окну приблизилось лицо... Прямо на астронавтов глядели круглые птичьи глаза, без бровей и ресниц. Тонкий изогнутый нос тоже напоминал клюв птицы; рот был узкий, почти безгубый.

Таланов и Владислав не отрываясь глядели на это странное лицо, лишь отдаленно напоминавшее человеческое. Лицо было живым и разумным.

- Все-таки это они... те, которые жили навер­ху, - шепнул Владислав. - Те же лица, что на кар­тинах и в книгах.

Таланов кивнул. Существо за прозрачной перего­родкой заговорило высоким, переливчатым, щебечу­щим голосом, указывая на табличку, которую Влади­слав держал в руках. Астронавты переглянулись.

- Либо мы не ответили в письме на их вопросы, либо они предугадали наши вопросы и все сообщили в табличке, - сказал Таланов. - Ах, черт, что же делать?

Лицо за перегородкой исчезло, вместо него воз­никло другое, очень похожее, только чуть покрупнее и потемнее цветом: в неясном фосфорическом свете оно казалось коричневым. Таланов сделал вид, что пишет на табличке, и попытался знаками объяснить, что надо писать, а не говорить. Перед отверстием появилась семипалая рука и дважды махнула спра­ва налево.

- Вот и пойми попробуй... - пробормотал Та­ланов.

С той стороны к перегородке приложили исписан­ную табличку. Астронавты переглянулись и вздохну­ли. Потом Таланов постучал пальцем в окно. Таблич­ка исчезла, вместо нее возникло лицо. Таланов начал отчаянно жестикулировать, стараясь объяснить, что хочет взять табличку с собой. Существо за стеной смотрело на него круглыми немигающими глазами. Потом исчезло, послышался щебечущий говор.

Астронавты ждали. Вдруг они услышали легкий стук и, как по команде, повернули головы. На пли­тах пола лежала табличка. Они бросились к боко­вому проходу и опять успели заметить быстро про­скользнувший мерцающий силуэт.

- Почему они прячутся, почему выскакивают из-за стены только в этих своих одеяниях? - пробормотал Таланов, поднимая табличку. - Теперь надо им объяснить, что мы вернемся завтра.

- Я сейчас попробую нарисовать, - сказал Вла­дислав. - Все-таки легче.

Таланов заглянул ему через плечо и усмехнулся. Владислав изобразил двух людей в скафандрах, над ними сияло солнце. Потом шла густо заштрихован­ная темная полоса. Потом опять двое в скафандрах и солнце.

- Думаешь, поймут? - спросил Таланов.

Владислав с сомнением поглядел на рисунок.

- А кто его знает! - сказал он.

Их все-таки поняли, по-видимому. В овальном окошечке опять появилась рука и махнула справа налево.

- Что это значит: согласны?  Или поняли? - вслух рассуждал Таланов.

У окошечка возникло одно лицо, потом другое. Потом оба исчезли. Окошечко стало быстро мутнеть, затянулось пленкой, стало непрозрачным, потом сли­лось со стеной.

- На сегодняшний день, видимо, конец, - резюмировал Таланов.

 

*  *  *

 

- Понятно почти все, - сказал Казимир. - Первая табличка: «Кто вы? Откуда вы? Друзья или враги? Хотим говорить с вами. Не можем выйти. Боимся...» Вот тут непонятно, чего они боятся. Слово это должно звучать примерно так: «глег». Боятся они глегов - во множественном числе.

- Наверное, их правители. Или полиция.

- Я нигде ничего не читал про глегов. Прави­тельственная стража у них называется иначе - минени. Правительство называется по-разному, но тоже не так.

- У них, ты говорил, было что-то вроде парла­мента? - спросил Таланов.

- Да, и что-то вроде президента. Только, по-видимому, с диктаторскими правами. Теперь вторая табличка. Там написано: «Мы сказали: боимся глегов. Глеги неумолимы. Не можем выйти. Спасите нас».

- Вот и пойми что-нибудь! - вздохнул Тала­нов. - Кого - нас? Кто эти глеги и как до них добраться? Ну, утро вечера мудренее. Пойду прове­даю больных.

Он вошел в первую кабину медицинского отсека. Там никого не было. Он постучал в дверь изолято­ра - никто не ответил. Таланов вошел в изолятор. Виктор и Герберт стояли спиной к нему, у койки Карела.

- Я спал... - тусклым, безжизненным голосом говорил Герберт. - Или, может быть, не спал... а думал, что сплю.

- А зачем ты взял с собой сюда лучевой пи­столет?

- Я шел дежурить... я не знал, что заболею... а потом забыл...

- Что случилось? - еле выговорил Таланов.

Виктор медленно обернулся к нему. Лицо у него было такое же бледное и осунувшееся, как у Гер­берта.

- Карел... он покончил самоубийством.

Таланов шагнул к койке. Карел лежал, запрокинув голову, лицо его было сведено судорогой стра­дания. Под распахнутой рубашкой пылало на груди пятно лучевого ожога.

«Зелено-серая рубашка... любимая его рубашка, вроде талисмана, - подумал Таланов. - Где он только не побывал в этой рубашке... Двенадцать лет в космосе... Пятый полет к неизвестным планетам... И такая нелепая смерть. От страха... от страха перед самим собой». Таланов стоял, склонив голову, и чув­ствовал даже не горе, а холод и невыносимую уста­лость. Такую усталость, когда все-все равно. И опять он подумал, что это начало болезни, и напряг волю, чтобы стряхнуть с себя оцепенение.

Виктор не то вздохнул, не то простонал. Таланов с трудом повернул к нему голову. Виктор был очень бледен, почти так же бледен, как Карел, даже губы у него побелели.

- Ты здоров? - с тревогой спросил Таланов.

- Здоров пока, - не сразу ответил Виктор. - Надо перенести Карела куда-нибудь.

- Я сейчас позову Владислава.

- Мы и вдвоем справимся. Не надо никого звать. Вы... вы все равно уже вошли в изолятор. Только наденьте халат, перчатки и марлевую маску.

- А Герберт?

Герберт Юнг устало покачал головой.

- Я-то не покончу самоубийством. У меня жена и дети. Мне надо выздороветь. А Карел...

- Да, конечно, - торопливо ответил Таланов. - Но все же, может, лучше тебе не оставаться одному?

- Нет, ничего... - тихо сказал Герберт. - Дай мне снотворное, Виктор, вот и все... - У него был такой вид, будто он старается что-то припомнить. - Дай снотворное...

Герберт проглотил снотворное и лег, повернув­шись лицом к стене. Виктор и Таланов унесли Карела в его пустую кабину, положили на койку.

- Придется сделать вскрытие, - сказал Виктор, когда они шли обратно. - Я делал анализ крови и его и Герберта, ничего не обнаружил. А по многим признакам эта болезнь сходна с нашими нейровирусными заболеваниями - с энцефалитом, например. Может быть, вирусы распространяются по ходу нервных волокон, а не через кровь - как при бе­шенстве. Значит, нужно исследовать мозг... Нужно исследовать... обязательно...

Он говорил деревянным, безжизненным голосом. Таланов остановился, положил ему руки на плечи.

- Виктор, ты болен? Скажи правду!

- Я здоров, - отводя глаза, возразил Виктор.- Это из-за Карела... и вообще...

- Понятно, - недоверчиво сказал Таланов, - отдохни. Казимир подежурит вместо тебя.

- Мне не надо отдыхать. Некогда, - таким же мертвым голосом проговорил Виктор. - Пускай Ка­зимир мне ассистирует. А Владислав пока попро­бует наладить аппарат для электросна.

Он прошел еще несколько шагов и остановился. Таланов смотрел на него с тревогой. Виктор с уси­лием проговорил:

- Устал я очень... И потом - если б я послу­шался совета Юнга насчет анабиоза, Карел остался бы в живых.

- Ну, неизвестно! - решительно возразил Тала­нов и вдруг запнулся.

Все вокруг окуталось струящимся радужным ту­маном, очертания предметов потеряли четкость, ста­ли размытыми, начали двоиться. Лицо Виктора тоже расплылось и стало белым туманным пятном. «Вот оно, начинается», - подумал Таланов, стискивая зубы. Он не то что видел - скорее улавливал, что Виктор внимательно смотрит на него.

- Вы сами больны, Михаил Павлович! - как сквозь сон услышал он.

Виктор подхватил его под руку. «Что же бу­дет?» - с вялым испугом подумал Таланов. Шагая сквозь радужный туман, он как-то незаметно очу­тился в изоляторе и увидел, что Виктор снимает постель с койки Карела. Потом он понял, что лежит на койке. Все окружающее постепенно стало более четким и устойчивым, но словно выцвело и потеряло реальность. Потом проступили нормальные цвета, белый свет потолочной лампы снова показался не мертвым, а привычным, почти родным. Таланов глубоко с облегчением вздохнул и сел на койке.

- А... Уже подействовало! - сказал Виктор, обернувшись от стенного шкафа-аптеки.

Тогда Таланов не то понял, не то вспомнил, что Виктор дал ему таблетку энергина, и мир перед ним снова потускнел - от страха. Он болен, он, началь­ник экспедиции! Виктор, вероятно, тоже. Ну, хорошо, Владислав - опытный штурман, он довел бы ракету до Земли. Но ведь он тоже заболеет. Тогда... тогда все они погибли. Кто знает, к чему ведет эта болезнь. К сумасшествию? К самоубийству?

- Придется дать и вам снотворное, - сказал Виктор. - Я все подготовил для вскрытия, сейчас пойду за Казимиром. Как вы себя чувствуете?

- Как все, - неохотно ответил Таланов. - Ты ведь уже знаешь, как это бывает.

Виктор молча смотрел на него. Таланов вдруг от всей души пожалел этого мальчика. Худощавый, юношески легкий, с ясным, светлым лицом, Виктор выглядел гораздо моложе своих двадцати шести лет. Хороший паренек. Так рвался в свой первый дальний полет. Неужели этот первый полет окажется для него последним? Что ж, и так бывало. По-всякому бывало в космосе.

- Давай снотворное, - сказал Таланов.

Таланов проглотил таблетку, лег, закрыл глаза и начал думать о Земле. Перед тем как уснуть, он увидел серо-желтые дюны, серебристо-зеленое море и светлое небо, услышал мерный плеск и шипение тихих волн, набегающих на плоский песчаный берег. Он уснул, счастливо улыбаясь, будто вдохнув запах моря, хвои и песка, прогретого ласковым и влаж­ным летним солнцем Балтики.

 

- Маска мне мешает, - сказал Казимир. - И на что она? И комбинезон этот? Мы все успели уже заразиться. Если не заболеем - значит у нас врож­денный иммунитет. И все.

- Не говори глупостей. Тебе и Владиславу, мо­жет быть, досталась незначительная доза инфекции, вот вы и здоровы. А если добавить... Герберт жил в одной кабине с Карелом.

- А Таланов?

- Не все одинаково восприимчивы. Потом - когда я в первый раз исследовал Карела, Таланов сидел рядом. А это, может быть, капельная инфек­ция, мы же не знаем. Словом, не капризничай, Кази­мир. Дай мне флакон с генцианвиолетом - вон, тре­тий слева. Хорошо. Теперь подготовь препарат из пробирки .№ 6. Осторожней, Казимир! Все - над сосудом с лизолом, помни!

- Этак с ума сойти можно, - пробурчал Кази­мир из-под маски.

- Не ворчи, - тихо сказал Виктор.

Казимир с тревогой посмотрел на него.

- Ты совсем болен. Ложись и объясняй мне, как и что. Я сам справлюсь.

Виктор провел рукавом халата по лбу, стирая крупные капли пота.

- Пожалуй, ты прав. Я лягу, - сказал он, от­ступил от стола и зашатался.

Все вдруг окуталось гудящей тьмой и полетело в пропасть. Он очнулся от холода: Казимир брызгал на него водой. «Он без маски», - с глухой тревогой подумал Виктор, но не смог шевельнуть губами.

- Что тебе дать, скажи? - спрашивал Казимир, наклоняясь над ним.

- На второй полке сверху... ампулы, - Виктор с трудом отвернул лицо от Казимира, говорил в сто­рону. - Нет, ты не сможешь сделать укол... Дай мне энергин... на третьей полке, белая банка...

- Почему энергин? - спросил Казимир, и его синие глаза расширились и потемнели. - Ты ведь не...

- Не беспокойся, энергин - тонизирующее сред­ство, ничего больше, - Виктор попытался ободряю­ще улыбнуться, но сам почувствовал, что улыбка по­лучилась жалкая. - И надень сейчас же маску, не валяй дурака.

Энергин подействовал быстро. Виктор встал, хоть и с трудом, подготовил шприц и ампулу. Казимир, болезненно морщась, сделал ему укол.

- Все-таки что с тобой? - спросил Казимир. - Сердце?

- Наверное... Устал я очень, вот и...

- Ну, лежи, лежи. Я уж во время вскрытия по­глядел на тебя и испугался: думаю, сейчас упадешь. Ты совсем зеленый был.

- Ты, положим, тоже был зеленый.

- Я-то с непривычки, а ты...

- А я? Думаешь, я только и делал, что вскрывал своих друзей?

- Тоже верно, - пробормотал Казимир, отводя глаза. - Ну, говори, что делать.

«Хотел бы я знать, долго ли мне удастся хоть так продержаться? - думал Виктор, лежа на койке и глядя на Казимира, с сосредоточенным видом хлопо­чущего у штатива с пробирками и у микроскопа. - И вообще чем это все кончится? Что все-таки с Ка­релом? Откуда у него взялся этот абсцесс в правой теменной области? Если у него была раньше травма черепа, то как же его пустили в полет?.. Если он знал, что с ним, тогда... Нет, ничего не известно... Зря все-таки я затеял проводить анализы здесь. Все­го не продезинфицируешь как следует. Койку надо выбросить... куда? Пока ее будешь тащить по прохо­дам, нанесешь кучу вирусов. Нет, придется закрыть вход и сюда, в первую кабину. А если я... что тогда? Нет, Казимиру все-таки придется заходить сюда в комбинезоне, в маске, в перчатках. Владислава на­до беречь во что бы то ни стало... Энергин действует на меня хорошо, только я с ним переборщил сегодня, отсюда и обморок... Надо будет поддерживать серд­це, а то мне без энергина не справиться...»

- Ну, я ввел эту штуку... соль серебра, что ли, - сказал Казимир. - Теперь что? Да ты зачем подни­маешься?

- Надо, - сказал Виктор и сжал губы: ноги у него были ватные. - Я сам должен поглядеть, ни­чего не поделаешь. Да мне и лучше уже.

- Ну, смотри, - сказал с опаской Казимир.

- Я и смотрю, - бормотал Виктор, прильнув к окуляру микроскопа. - Я и смотрю...

- Ты переутомился, это ясно.

- Ясно, - повторил Виктор. - Конечно, ясно...

Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Перед закрытыми веками плавали тонкие, слегка изогнутые жгутики. Даже в окуляре электронного микроскопа, разбухшие от таннина и облепленные панцирем из солей, они казались хрупкими, легкими, беззащитными. Но нервные клетки под их воздейст­вием плавились, распадались и исчезали. Маленькие, тоненькие, неумолимые, жадные, плодовитые парази­ты. Ничто не интересовало их во всей сложнейшей системе человеческого организма - они упрямо и безошибочно продвигались к головному мозгу, выби­рали там самые подходящие для себя участки, пробирались в нервные клетки, в их ядра и там начина­ли командовать по-своему. Им нужна была живая, нормально работающая клетка, с ее белками, с ее сложным, точно отлаженным механизмом производ­ства. В ослабевшей, больной клетке они чувствовали себя плохо, а в мертвой, распавшейся умирали. Но до смерти они успевали обзавестись многочисленным потомством, и молодые вирусы шли на штурм сосед­них клеток, оставляя на своем пути новые, еще более обширные разрушения.

- Казимир, хочешь полюбоваться на них? - проговорил он, не открывая глаз.

- На кого? - удивился Казимир.

- На тех, кто сидел внутри у Карела. На тех, кто залез в мозг Таланову и Юнгу. Познакомься, хоть будешь знать, с кем имеешь дело, в случае чего.

Казимир, затаив дыхание, посмотрел в мик­роскоп.

- Вот эти... кривые палочки? - спросил он.

- Они самые. Нейровирусы. Убийцы нервных клеток.

Казимир медленно выпрямился. Лицо его сдела­лось сумрачным, глаза потемнели, перестали излу­чать сияние.

- Тяжело на это смотреть, когда знаешь... - он махнул рукой.

- Готовь препарат из пробирки номер семь. Я пока запишу результаты. - Виктор взял с полки бактериологический справочник, полистал его и на­чал записывать в тетрадь: «При бактериоскопическом исследовании клеток зрительного бугра после окрас­ки генцианвиолетом были обнаружены обширные раз­рушения клеток - расплавление, зернистый распад, исчезновение. В ранее исследованных клетках крас­ного ядра и черной субстанции таких изменений не имеется. После обработки таннином с солями сереб­ра в ядрах клеток зрительного бугра удалось обна­ружить вирус неизвестного мне типа (в справочнике Вейсса и Зелеранского такого вируса нет)». Он от­ложил ручку. «Конечно, они есть не только в клетках зрительного бугра. Скорее всего они локализуются в диэнцефалоне, в ретикулярной субстанции...» Ну, хорошо, посмотрим еще этот препарат, из правой теменной области, возле абсцесса...

- Готово, Казимир?

- Можешь смотреть.

 

«В правой теменной области, вблизи от посттрав­матического абсцесса и пояса лейкоцитарной ин­фильтрации вокруг него, - записывал снова Вик­тор, - обнаружены также обширные разрушения нервных клеток, вызванные вирусами. Разрушения эти местами вплотную примыкают к инфильтрату...» Он задумался. «Да, Карела ожидали только страда­ния, невыносимые боли, для него надежды не было... Если он это знал, тогда... Или все-таки если б ана­биоз... - У него нехорошо засосало под ложечкой от этой мысли. - Нет, нет, это все необратимые изме­нения. Он умер бы на Земле во время операции или после. Не утешай себя, что за дешевая трусость! Во­время не решился на анабиоз, а потом еще и не­досмотрел...»

 

*  *  *

 

- До чего мне хочется пить! - простонал Кази­мир. - Глотка слипается, даже больно.

- Ну, нельзя тут пить, потерпи, Казик. Еще не­много. Возьми кусок ваты, обмотай марлей, окуни в лизол и все в кабине как следует оботри. Потом оставь здесь комбинезон и отправляйся немедленно в душевую. Придешь потом, когда отдохнешь и поешь.

- А как же ты? Я боюсь тебя оставлять, - Ка­зимир еле говорил.

- Не беспокойся, все будет в порядке, - ска­зал Виктор. - Ты помни, что я сказал: не подходи близко к Владиславу, разговаривай с ним через мас­ку. И он пусть надевает маску, у вас там, в кабине, есть марля. А ты, конечно, перейди спать в другое по­мещение. Возьми лизол, протри все там - ну, хотя бы в кабине Таланова. Обещаешь?

- Обещаю, - хмуро сказал Казимир. - Черт знает что! Владислав не согласится.

- Владислав опытный астронавт, он все пре­красно поймет. Ты сам-то пойми как следует: это по­следний наш шанс. Иначе мы все пропали.

Виктор посидел один, потом встал и, неуверенно ступая, пошел в изолятор. Таланов спал. Юнг сидел на койке, сгорбившись, опустив голову и уронив сло­женные руки между колен. Он не пошевелился, ког­да вошел Виктор.

- Как ты себя чувствуешь, Герберт? - спросил Виктор.

Юнг медленно поднял голову и поглядел на Вик­тора своими светло-голубыми глазами: он больше не косил, но взгляд был какой-то странный, отсутст­вующий.

- Не знаю. Я все ясно вижу. И двигаться могу нормально. Как будто болезнь прошла. Но я стал совсем другим, это я чувствую.

- Каким же?

- Совсем другим, - повторил Юнг. - Не знаю, как тебе объяснить. Я понимаю все, что происходит, а мне все равно. Разве мне может быть все равно? Вот Таланов заболел, и все заболеют, наверное, и все мы погибнем, а мне ни вас, ни себя не жалко. И жену не жалко и детей, а я ведь так их любил, - он говорил тихо, ровно, без выражения. - Я нарочно думал о том, что с нами случится, представлял себе все подробности - и ничего не испытывал. Пропали все чувства. И вообще мне ничего не хочется; ни есть, ни пить, ни спать.

- Ну, это даже и удобно, - попробовал пошу­тить Виктор.

Юнг ничего не ответил.

- Давай я тебя обследую, - вздохнув, сказал Виктор.

Герберт был как будто здоров, только тонус ор­ганизма несколько снизился: сердце работало вяловато, кровяное давление было несколько ниже нормы, сухожильные рефлексы ослабели. «Острый период, очевидно, уже миновал, - думал Виктор, глядя на Юнга. - Как стремительно развивается эта болезнь! Инкубация, очевидно, не более двух суток, острый период - тоже. Вирусы уже добрались до мозга и прочно устроились в облюбованных местах. Что даль­ше? Смерть? Сумасшествие? Частичная неполноценность? Чего нам ждать от этой милой, мирной пла­неты с ее подземными жителями и загадочными вра­гами?» Он вдруг вспомнил, как совсем недавно, гля­дя из верхнего люка ракеты на мирную красно-розо­вую долину, мечтал о романтике, о необычайных со­бытиях, о встречах с разумными существами иных миров... «Я стал совсем другим, - повторил он про себя слова Юнга. - Кто знает, что дальше будет, а пока... пока я стал взрослым. Да, пожалуй, так это можно назвать...» За последние два-три дня он пе­режил больше горя, ужаса и усталости, чем за все двадцать шесть лет своей жизни. Сейчас он был уже не великовозрастным мальчишкой, мечтающим о по­двигах, а мужчиной, вступившим в тяжелый бой. Он был болен, смертельно устал, но знал, что будет дер­жаться до последнего вздоха, потому что отвечает за товарищей. Он подумал еще, что если б Юнг был врачом, его, может быть, тоже подхлестывала бы ответственность и он если не чувством, то разумом понимал бы, что надо действовать. И ему тогда было бы легче... «Фантазия! - оборвал он себя. - Все за­висит от характера разрушений в мозгу. Кто знает, что будет еще с тобой самим. Несомненно, это бо­лее легкая форма. И вдобавок энергии на тебя луч­ше действует, чем на других... Карел, Карел... что же с ним случилось? Посттравматический абсцесс... а может, все-таки не посттравматический? Да нет, не могут же эти вирусы...»

- Герберт, постарайся вспомнить, - мягко, но на­стойчиво сказал он. - Ты ведь с Карелом не в первой экспедиции вместе. Так вот, ты ничего не слыхал о том, что у него была травма черепа?

Юнг поднял глаза.

- Была, - ответил он без всякого выражения. - Была травма. Карел сказал мне.

- Когда? Когда сказал?

- Незадолго до смерти, - так же равнодушно проговорил Юнг. - Он сказал, что два года назад, в последнем рейсе, они столкнулись с метеоритным роем. Их сильно тряхнуло, он ударялся головой о пульт управления, потерял сознание.

- Почему он это сказал? Почему раньше молчал?!

Юнг продолжал, монотонно и спокойно:

- Он сказал, что у него начинаются очень силь­ные головные боли. И что его предупредили врачи: если такие боли начнутся, надо немедленно лечь в кли­нику на операцию. Иначе-сумасшествие и смерть.

- И поэтому он решил не дожидаться! Но поче­му же ты нам сразу не сказал?

- Я только теперь понимаю, что он в самом деле это говорил. А раньше думал, что мне это показалось.

- Но как же его пустили в полет, если он болен? Как ему удалось скрыть это от сотрудников Лунной станции? - говорил Виктор, обращаясь скорее к са­мому себе, чем к Юнгу, - Ведь у него в карточке нет никакого упоминания о травме.

- Наверное, он хотел летать, - сказал Юнг.

- Да, конечно... Во всяком случае, самоубий­ство Карела не вызвано вирусным заболеванием. А мы боялись...

- Эта болезнь, по-видимому, не может вызвать попыток самоубийства, - спокойно сказал Юнг. - Сначала она ошеломляет, пугает, но зато и лишает власти над своим телом, над своими движениями. Карел смог покончить самоубийством только потому, что ты незадолго до этого дал ему таблетку энергина. А потом... потом становится все равно...

Он сказал это без горечи, но Виктору стало так страшно, что захотелось кричать.

Он услышал глухой стук и не сразу догадался, что стучат в дверь медицинского отсека.

- Впусти меня! - крикнул Казимир за две­рью. - Я подготовился!

Виктор открыл дверь. Казимир был в маске и в легком комбинезоне.

- Вот! Отсюда - в душевую, как ты требуешь. Там продезинфицирую и себя и комбинезон. Владиславу я уже сказал, чтоб он к душевой и близко не подходил. Пускай моется в шлюзовой кабине. Все!

- Почему не спишь? - спросил Виктор, тяжело опускаясь на сиденье.

- Я не устал. Вымылся, напился, наелся - и все в порядке. Хотим с Владиславом ехать в го­род, разговаривать с этими подземными жителями. Я уже подготовил словарик и грамматику.

- Так быстро? - удивился Виктор.

- А «Линг» на что? Он знаешь какой! Ну, сло­вом, Владислав послал меня спросить благослове­ния у Таланова. Хотя он, конечно, не будет возра­жать.

- Он спит, - сказал Виктор. - И вообще он болен. Поезжайте, конечно. И постарайся у них обязательно узнать, что это за болезнь, какой у нее исход, как передается инфекция. Может, у них есть лекарства против нее.

- Обязательно узнаю. Хотя не представляю се­бе, как это мы будем переписываться через стену.

- А почему они все-таки не выходят?

- Да вот боятся глетов. А мы даже не знаем, кто такие эти глеги и как они выглядят. Может, и нам их надо бояться. А ты что будешь делать?

- Я буду спать, - сказал Виктор. - При­едешь разбудишь. Очень хочу спать.

- Конечно, спи, - поспешно проговорил Кази­мир. - Ты устал как черт.

Виктор видел, что Казимир поглядывает на него с опаской, но ему было уже все равно. Он знал, что если хоть немного не отоспится, то не вытянет.

- Иди. Все в порядке, не бойся, - сказал он.

Он вернулся в изолятор, еле передвигая ноги. Юнг по-прежнему сидел не шевелясь и глядел в пол.

- Герберт, - тихо сказал Виктор. - Если я лягу спать, ты меня разбудишь через три часа?

- Конечно, - Юнг посмотрел на часы. - Че­рез три часа - значит, в десять часов двенадцать минут я тебя разбужу. Можешь спать.

- А ты так и будешь сидеть? - спросил Виктор, ложась. - Если хорошо себя чувствуешь, попробуй заняться своими записями. Ты ведь хотел привести их в порядок.

Он еще успел увидеть, как Юнг молча поднялся и пошел к столу. Потом сразу заснул.

 

*  *  *

 

На этот раз беседовать было легче. Там, за сте­ной, уже подготовились к их приходу: расчистили большое окно, и за ним стояло четверо. Когда глаза немного привыкли к беловатой мерцающей полу­мгле, Казимир сказал:

- Нет, они, конечно, разные. Нам они кажутся похожими только потому, что сильно отличаются от нас. Как европейцу кажутся вначале похожими все японцы или китайцы. Посмотри. Вот этот, высо­кий, - старик. А тот, позади, наверное, очень мо­лод... или нет, это женщина... да, определенно жен­щина!

- Ну, что ты! - усомнился Владислав.

- Посмотрим, - Казимир продолжал вгляды­ваться в странные птичьи лица тех, кто читал их письмо, прижатое к перегородке.

Окончив читать, они начали оживленно перего­вариваться. Их жесты и мимика были настолько своеобразны, что нельзя было понять, радуются они или огорчаются. Казимиру показалось, что они чем-то рассержены; потом он решил, что за стеной идет ожесточенный спор. Один из спорящих повернулся к астронавтам и начал что-то горячо говорить, по­том вдруг умолк, открыв рот.

- Вспомнил, что мы просили писать, - дога­дался Казимир.

- Уж очень ты проницательный, - сказал Вла­дислав. - Прямо ясновидец.

- Прочел бы ты столько их книг, сколько я за эти дни, тоже стал бы проницательным... Вот на­чали писать... Ну, конечно, это женщина! Чего сме­ешься? Женщины здесь носят высокие головные уборы, и одежда у них более яркая, чем у мужчин.

- Однако вид у этой дамы... - заметил Вла­дислав.

- А ты представь себе, какими уродами кажемся ей мы, - усмехнулся Казимир. - С нашими толстыми носами и губами, с маленькими глазами, большие, неуклюжие... Ну, вот и письмо готово.

К перегородке приложили письмо. Казимир на­пряженно читал его, поглядывая в словарь, а Вла­дислав смотрел на тех, кто стоял за перегородкой. Сейчас и он видел, что они разные. Даже глаза неодинаковые: у старика и у женщины большие, чуть посветлее, не то темно-зеленые, не то темно-коричневые, а у двух других - совсем темные, поч­ти черные. Веки у них все-таки были - тонкие, как пленка, морщинистые, более темного цвета, чем все лицо, - но увидеть их удавалось лишь тогда, когда люди-птицы опускали глаза. Это были первые ра­зумные существа, которых довелось видеть Влади­славу. В первых двух полетах на неизвестные пла­неты он видел только ящериц да рыб и уж думал, что здесь будет то же. Люди-птицы тоже глядели на него, и он чувствовал себя неловко под этим напря­женным неотступным взглядом.

- Вот послушай, что они пишут, - сказал Ка­зимир. - Нет, подожди, я проверю кое-что.

Он подчеркнул одно слово в письме, приложил листок к перегородке и показал на скафандр. За перегородкой дважды махнули рукой справа налево.

- Так и есть, - удовлетворенно сказал Кази­мир. - Слушай. «У нас нет скафандров. В скафан­драх глеги не страшны. Но будьте осторожны. По­мочь нам можете, если вернетесь сюда и доставите средства против глегов. Когда вы сможете вер­нуться?»

- Очень деловое письмо, - заметил Влади­слав. - Остается только выяснить, кто такие глеги и какие средства против них годятся. Может, ядер­ное оружие?

- Этого им только не хватало! - очень серьез­но сказал Казимир. - А насчет глегов я, кажется, догадался. Впрочем, проверим, хоть мой вопрос и покажется им смешным.

- А они умеют смеяться?

- Наверно. Разумное существо без чувства юмо­ра? Немыслимо. - Казимир быстро написал что-то на листе бумаги и приложил его к перегородке. - Я спросил: «Как выглядят глеги и где их можно видеть?» Вот посмотри, они смеются!

- Скорее удивляются. Ты их просто ошело­мил! - Владислав смотрел на широко раскрытые птичьи рты. - Зубов у них, по-моему, нет.

- Сплошная костяная пластинка по краям че­люстей. Мало выступает.

- А волосы есть?

- Есть, только не такие, как у нас. Вроде ко­роткой блестящей шерсти на голове и спине. На ли­це ничего не растет. Ну, чего ты морщишься? Тебе есть что стричь и брить, значит ты божественно кра­сив. Чего тебе еще? Живи и радуйся. Ага, ответили! Ну, так я и думал! Глеги - это те самые палочки, которыми я любовался вчера под микроскопом.

- Вирусы?!

- Ну да. По-видимому, они и под землю ушли, за эти перегородки, спасаясь от вирусов. Но откуда они взялись, эти глеги? С других планет, что ли, завезены? Если они здешние, то пора бы к ним при­выкнуть и приспособиться. Сейчас я их спрошу. - Он написал записку, приложил к стене. - Я на­писал: «Нам надо узнать все о глегах. Иначе не сможем помочь».

- А как мы им вообще сможем помочь?

- Мы-то никак. Мы вообще не знаем, доберемся ли до Земли. Но если доберемся, там этих глетов приструнят. Справились же у нас и с бешенством, и с полиомиелитом, и с гриппом - а уж вирусов гриппа было черт знает сколько. Читал, что дела­лось с этим гриппом еще лет двадцать назад? Эпи­демия за эпидемией. Нет, лишь бы добраться. По­сидим в карантине на Лунной станции, вылечат наших больных...

- А ты оптимист! - сказал Владислав. - Поче­му ты думаешь, что не все заболеют?

- Срок инкубации у этих глегов очень короткий, а мы с тобой пока ходим. Может, у нас иммунитет. Ты поведешь ракету, я с Виктором буду ухаживать за больными, ну и все прочее. Хотя Виктор, по-мое­му, тоже болен, но как-то держится. Возможно, у него более легкая форма.

- Виктор болен? - протянул Владислав, нахму­рившись. - Давно?

- Я еще вчера заметил. Сегодня он потерял сознание. Правда, может быть, это другое, не глеги.

- Что же еще? Виктор здоров как бык да и молод совсем. - Владислав помолчал. - Однако долго совещаются... Нет, ничего, мы доберемся. Надо добраться. Только вот сюда мы не скоро вер­немся. Через десять лет, не раньше. Мы или другие, все равно. Сколько они уже сидят под землей?

- Выясним. Ну, записку они написали короткую, зато деловую. «Через два синеми...» Ну, это их мера времени. Синеми - это минут сорок - сорок пять примерно, значит, часа через полтора... «Возьмите книгу там же, где письма». Это в боковом проходе, да? «В книге все будет сказано». Что ж, прекрас­но! - Он дважды махнул рукой справа налево: существа за перегородкой переглянулись и широко открыли рты. - Это они так смеются, уверяю тебя. Или улыбаются. Ну, давай пока спросим их о чем-нибудь. Сейчас! - он достал чистый листок. -  «Сколько времени вы живете внизу?»

- Ты главное спроси, - хмуро напомнил Вла­дислав. - Что случается с больными? Они умира­ют, сходят с ума или как? И как передается болезнь?

- Да, ты прав! - Казимир поежился. - Страш­но спрашивать... Ну вот, я написал.

Владислав почувствовал, что ему тоже страшно. Они напряженно ждали, глядя, как высокий старик чертит знаки на пластинке тонким белым стержнем. «Стержень белый, а знаки темно-красные, - мимо­ходом подумал Владислав. - Скорей бы дописы­вал...»

Пластинка плотно прильнула к перегородке. Ка­зимир начал переводить.

- Под землей они недавно... по нашему счету это примерно лет семь. У них год короче. Насчет болезни я не все понимаю. Почему-то говорят, что они точно не знают. «Раньше умирали только слабые и старые. Сейчас, может быть, иначе, мы не знаем. Все равно это хуже смерти. Вы все прочтете в книге. Я вложу в нее письмо». Видишь, старик уже сидит и пишет. Вот еще фраза. «Глеги входят вместе с ды­ханием». Значит, капельная инфекция.

- Спроси, много ли их там, под землей, защи­щены ли они там от глегов и вообще, как им жи­вется. И кто они сами, члены правительства или как?

На этот раз ответ писала женщина, старик толь­ко прочел записку и опять начал писать письмо.

- Говорят, что их очень много, что им тесно, они все время роют новые ходы, строят подземные города. Глеги сюда не проникают, но многие пере­болели, еще когда жили наверху. Книгу принесет тот, кто переболел, чтобы мы посмотрели, к чему приводит эта болезнь. Всем очень плохо под землей, портится зрение, многие болеют и умирают от скуд­ной пищи и недостатка воздуха. Они с нами говорят тайком от правительства, они - ученые. Эти три сплетенные кольца у них на груди - символ знания, я читал об этом. Если очистить планету от глегов, все выйдут наружу и будут жить нормально, а если правительство будет против, люди восстанут и свер­гнут его. Опять спрашивает, можем ли мы помочь и когда рассчитываем вернуться, Ну, что ответить?

- Напиши всю правду. Что мы больны. Что на­деемся добраться до Земли. Что там найдут средства против глегов. И что вернемся не скоро, но обяза­тельно. Еще спроси - бывает ли иммунитет против глегов.

- Не знаю, как у них это называется. Ладно, как-нибудь напишу. - Казимир начал чертить зна­ки, заглядывая в словарь.

Владислав прислонился к стене. Глядя в мерца­ющую белую даль подземного перехода. «Хотел бы я знать, чем все это кончится... Подумать только, что если б Карел не наткнулся на этого зверька!.. Вот так бросить все, уйти под землю из страха перед этими проклятыми глегами... Откуда они все-таки взялись - загадочная история... Ну, ничего, скоро узнаем». Он опять посмотрел на подземных жителей, и эти глазастые семипалые существа теперь пока­зались ему более привлекательными. «В конце кон­цов к ним можно привыкнуть. К черной коже и кур­чавым шерстистым волосам тоже поначалу надо при­выкать, а я к Луису Мбонге так привык, что он мне родней брата казался... Читают записку. Женщина закинула голову и скрестила руки на груди. Отчая­ние? Горе? Почему я так думаю? Ах да, порывистый жест... и потом содержание записки вряд ли может их обрадовать. У других тоже лица изменились. Ага, пишут... что же они напишут?»

- «Ваша болезнь - тяжелое горе для нас, - переводил Казимир. - Как это случилось? Разве скафандры не защищают? Будем надеяться и верить вместе с вами. Будем ждать. Есть те, против кото­рых глеги бессильны. Но таких очень мало. Желаем вам счастья!»

Астронавты переглянулись.

- Ну что ж, - помолчав, сказал Владислав. - Будем верить и надеяться, ничего другого не оста­ется. Скорей бы они книгу доставляли. Если Виктору стали совсем плохо...

- Ох, дьявол! - пробормотал Казимир. - Дей­ствительно... А без книги...

- Нет уж, придется ждать... Расскажи им про зверька, может, им это полезно знать.

Прочитав записку Казимира, женщина повтори­ла жест отчаяния. Послышался оживленный щебет. Потом к перегородке приложили записку: «Это был сунними. Он испугался. Вы прочтете о сунними в книге».

- Сунними так сунними, - сказал Влади­слав. - Кто ж его знал, что он от испуга может порвать скафандр. Эх, Карел, Карел... Кстати, у них, по-видимому, есть скафандры, если даже слово та­кое в язык вошло. Спроси, как у них с полетами в космос. Они, может, летали, или у них кто побывал в гостях?

В ответном послании было сказано, что скафандры у них есть и более легкие защитные одежды то­же, но все они в руках правителей, к ним нет до­ступа. Никто с других планет тут не бывал, разве что за последние годы, когда они уже сидели под землей. А сами они готовились летать, но все эти приготовления, конечно, прекратились, как только появились глеги.

- Появились! - сказал Казимир. - Раньше их, значит, не было. Откуда же?

- Ну, вот пришел кто-то новый, там, за стеной. А вот и книга. Большая! Ну и работа тебе предсто­ит, Казимир!

- Не так мне, как «Лингу». Он-то справится, будь уверен!

К перегородке вплотную подвели того, кто при­шел с книгой. Он по виду ничем не отличался от других, кроме одежды, более короткой, красно-чер­ной. На левой стороне груди у него была прикрепле­на большая светлая пластинка, вроде бляхи с каки­ми-то знаками.

- Это, кажется, означает, что он из низших слоев общества, - пояснил Казимир. - Им цепляют бляхи с обозначением профессии и места работы.

- Миленький обычай, а? - сказал Влади­слав. - Смахивает на фашизм.

- Да, тут жизнь, верно, и без глегов была не­веселая... Ну, он на вид совсем здоровый, только вялый какой-то. Смотри-ка, что это они с ним делают?

Существо в черно-красной одежде начало раска­чиваться, потом приседать механически, как кукла, слегка приоткрыв рот. Астронавты видели, что он повинуется командам женщины. Старик сидел и пи­сал письмо, не обращая внимания на все проис­ходящее.

Красно-черное существо то застывало, вытянув­шись, то проделывало разные движения, повинуясь команде. Владислав почувствовал, что у него му­рашки бегут по спине.

- Вот это что... - прошептал он. - Хуже смер­ти, да... Он стал марионеткой.

Красно-черное существо раскрыло рот и засты­ло, вскинув руки. Потом по команде медленно скло­нилось вперед, упираясь пальцами в пол, и опять застыло.

«Что он чувствует? Что он думает? Или у него совсем нет рассудка?» - думал Владислав. Он по­смотрел на Казимира, тот был бледен, синие глаза его расширились и лихорадочно блестели.

- Напиши им, что мы спешим, - сказал Вла­дислав. - Хватит с нас этого спектакля. И скажи, что мы вряд ли придем еще раз. Насчет книги спро­си: можно ли ее взять с собой на Землю?

Прочитав записку, за перегородкой начали ожив­ленно махать руками справа налево. Красно-черное существо тоже махнуло рукой. Потом в книгу вло­жили письмо и опять вручили ее красно-черному. Вскоре он появился из бокового хода и протянул астронавтам книгу. Владислав взял ее - она дей­ствительно оказалась увесистой. Астронавты со страхом и сожалением глядели на посланца из-за стены. Просторная хламида до колен, с короткими рукавами, расцвеченная широкими спиральными красными и черными полосами, открывала тонкую темную шею с какими-то странными поперечными линиями, похожими на рубцы. Голова была обна­жена, и Владислав с удивлением смотрел на красно­ватую блестящую шерсть, равномерно покрывающую череп, маленькие, острые, плотно прилегающие к го­лове уши и заднюю часть шеи.

- Они, по-моему, как-то ближе к птицам и зве­рям, чем мы, - сказал он.

- Мы к обезьянам тоже близки, грех жаловать­ся, - ответил Казимир. - Эх, нет тут ни Юнга, ни Виктора! Им было бы интересней и полезней, чем нам, поглядеть на этого молодца.

Казимир взглядом спросил разрешения у тех, за перегородкой, и ему показалось, что они поняли. Тогда он подошел к красно-черному посланцу, осто­рожно осмотрел и ощупал его. По строению красно-черный очень напоминал человека, только был более тонок, хрупок, с менее развитыми мускулами, с более узкой грудной клеткой.

- Знаешь, он весь какой-то сглаженный. Все плавно, ровно, нет наших суставов, грудная клетка не выступает, талия незаметна. Вот посмотри, какие руки и ноги - ровные, всюду одинаковые, как труб­ки. Даже не видно, где они сгибаются. - Он согнул руку красно-черного, тот пассивно повиновался... - Ага, видишь - там же, где у нас примерно. А не вид­но. Нет, хорошо, что они не видят нас без скафанд­ров: мы бы им показались чудищами.

- А ну их! - сказал, усмехаясь, Владислав. - Красавчики, нечего сказать. Вся кожа сморщенная, как у стариков. И эта шерсть... бр-р!

- Не говори глупостей! - возмутился Казимир. - Что за узость кругозора! Кожа у них неж­ная, приятная. А шерсть шелковистая, как у кошки. Да ты погладь, чудак!

Владислав осторожно погладил красно-черного по шее и сразу отдернул руку.

- Смотри, они смеются! - с досадой сказал он: за перегородкой действительно все открыли рты. - Кончай это дело, надо спешить.

- Да, верно, - огорченно согласился Кази­мир. - Но, понимаешь, я в первый раз...

- Я тоже в первый раз. Нигде ничего подобного не видел. Пошли прощаться.

Казимир написал: «Мы уходим. Прощайте. Сде­лаем все, чтоб поскорее вернуться и помочь вам». За перегородкой все подняли руки над головой, по­том медленно сложили их ладонями наружу.

- Это прощание, - сказал Казимир, повторяя этот жест.

Владислав тоже поднял руки над головой и сложил их.

- Постой, а этот? - спросил он, указывая на красно-черного: тот неподвижно стоял рядом. Ка­зимир написал: «Почему он не уходит?».

За перегородкой посовещались. Потом старик написал: «Он должен пройти через другой ход - там убьют глегов. Но вы можете взять его с собой. Он вам поможет».

- С собой?! - поразился Владислав.

- А знаешь, это идея, - сказал Казимир. - Глеги ему не страшны. Он совершенно послушен, ничего не боится, ничему не удивляется.

- Ну, почем ты знаешь? Может, это только ка­жется так. Он же человек, ну, или вроде человека.

- Нет, мы не должны отказываться! - уже уве­ренно заявил Казимир. - Кто знает, что с нами станется. Может, все заболеем.

- А он тогда что?

- Да, тогда... А если не все - тогда он помо­жет. Если даже ты один останешься.

- Пожалуй, - задумчиво пробормотал Влади­слав. - Они ждут помощи... Скажи, что мы соглас­ны, хотя я плохо представляю, что с ним делать. Спроси, умеет ли он читать и писать и что он вообще знает.

Оказалось, что читать и писать он умеет, что его можно обучить всякой несложной работе, он запо­минает и повинуется. Зовут его Инни. Надо при­казывать ему есть, пить, работать, спать. А то он сам не знает, когда что надо делать, и может уме­реть с голоду.

- А чем его, кстати, кормить? - спросил потря­сенный Владислав.

- Боюсь, что это придется выяснять на практи­ке, - вздохнул Казимир. - Да, дело нелегкое, но рискнуть стоит. К тому же его на Земле, может, и вылечат.

- Тогда он, пожалуй, умрет со страху, - ус­мехнулся Владислав. - Очнется в чужом мире... Ну, ладно, пошли!

Они, еще раз попрощались с подземными жите­лями. Старик крикнул что-то и резко взмахнул ру­кой: красно-черный ответил жестом согласия и по­шел вслед за астронавтами.

- Смотри-ка, он даже не оглянулся, - сказал Владислав. - Ему все равно. Ну и ну!

Они опять кружили по светлым спиралям пустого города, и алые, розовые, багровые ветви стреми­тельно шуршали и царапались о стекла, словно це­плялись за вездеход, молча моля о спасении.

- Понимаешь,   Владек, - сказал Казимир, - у меня такое чувство, будто мы удираем и бросаем их тут в беде. Конечно, это глупо, но...

- Конечно, глупо, - ответил  Владислав. - Без всяких «но». Это ведь, кажется, библиотека? Оста­новимся?

Круглое золотистое здание, постепенно сужива­ясь, ступенями уходило ввысь: на самой верхней круглой площадке светились три сплетенных разно­цветных кольца.

- Вряд ли я что-нибудь подходящее найду вот так, сразу, - сказал Казимир. - В прошлый раз я просто наугад захватил несколько книг - выбирал, где побольше иллюстраций, вот и все.

- Возьми с собой этого... Инни.

- А что, неплохая идея! - Казимир несколько оживился: ему, очевидно, не хотелось идти в оди­ночку. - Инни!

Инни послушно вылез из самохода и двинулся за Казимиром. Владислав смотрел, как сгибаются где-то посредине его ровные трубкообразные ноги, и ему все казалось, что Инни вот-вот подломится и упадет. Но Инни поднялся вслед за Казимиром по ступеням лестницы, окружавшей здание, и исчез за овальной вертящейся дверью.

Владислав огляделся. Он впервые стоял один в этом чужом мире - они всегда ходили парами, для страховки. Было тихо, очень тихо и тепло. Небо стало совсем прозрачным, почти бесцветным, лишь по краям, у горизонта, сгущалась светлая зелень. Владислав прислонился к вездеходу - было прият­но чувствовать за спиной прочную, надежную бро­ню. Он смотрел на пушистые алые кусты, широким кольцом окружавшие библиотеку, на плавно изогну­тые розовато-оранжевые здания, замыкавшие пло­щадь, и ему казалось, что он видит, как внизу, под землей, движутся отвыкшие от света большеглазые люди с птичьими острыми лицами, как они ходят там, постоянно ощущая тяжесть сводов, нависших над ними, как крышка просторного гроба, в котором их заживо похоронили. «Будь оно проклято! - с до­садой сказал он себе. - Что толку думать сейчас об этом? Надо скорей добираться до Земли и высылать сюда помощь, вот и все... Что толку думать?»

 

*  *  *

 

Виктор поглядел на дверь изолятора.

- Веди его прямо в душевую. Эту хламиду про­дезинфицируй, обувь - тоже и запри в герметиче­ский шкаф. Подбери что-нибудь из нашего, хотя уж очень он худой и маленький, все на нем будет бол­таться... Пока держи его у себя, обучай языку, на­учи ориентироваться у нас. Ко мне ходи сам. - Он опять оглянулся на дверь. - Герберту, конечно, и в голову не придет сюда взглянуть, он готов. А вот Таланов... Словом, ты понимаешь, им нельзя на него смотреть...

«А тебе можно?» - подумал Казимир, глядя на него. Глаза Виктора сильно косили, а лицо покры­лось той же синеватой бледностью, что у всех боль­ных.

- Что смотришь? - криво усмехнувшись, ска­зал Виктор. - Хорош?

- У тебя тоже?..

- Тоже, тоже! - почти грубо выкрикнул Виктор и уже спокойней добавил: - У меня, по-видимому, более легкая форма, я продержусь на энергине. И Герберт теперь может мне помогать, он по-преж­нему точен и все помнит. Он даже начал приводить в порядок свои здешние записи.

- Что ты говоришь! - удивился Казимир. - Так это же здорово!

- Здорово... В том-то и дело, что я ему сказал - и он послушался. А иначе он и не подумал бы. Про­фессиональные способности у него, по-видимому, не пострадали, я просматривал, что он сделал. Рабо­тает в приличном темпе, точно, продуманно. Но ему на это плевать. Скажут - будет работать, не скажут - будет сидеть, ничего не делая. Не сказать ему: «Поешь!» - останется голодным.

- Да, те же симптомы... - Казимир глотнул, у не­го в горле пересохло.

- Очень странная болезнь. Когда твой «Линг» закончит работу?

- Скоро, - Казимир поглядел на часы. - Вот я нашего новосела вымою и переодену, к тому вре­мени у «Линга» все будет готово. Ну, в основном. Я проверю неясные места, подправлю - и можно будет читать. Прочтем мы с Владиславом половину - я тебе принесу. А как Таланов, очень мучается?

- Да я стараюсь, чтоб он побольше спал. Хоро­шо, что электросон есть. Бужу его только, чтоб по­кормить. Вообще ему плохо. Почти ничего не видит, передвигается ощупью, закрывает глаза, когда я дви­гаюсь. Говорит, что у него правая половина тела вы­сохла и ничего не весит. И тоже чувствует, что кто-то внутри сидит. Он-то хорошо понимает, что это - болезнь. Но от этого не легче, можешь мне пове­рить, - Виктор изобразил нечто вроде улыбки. - Ну, иди... Жду с нетерпением книгу.

- Идем! - сказал Казимир, обращаясь к Инни. - Не понимает, а я не знаю, как произносить их сло­ва. Ну, ладно.

Он резко взмахнул рукой. Инни послушно под­нялся.

- Просидел здесь полчаса, а ни разу даже не поглядел по сторонам. Ему все равно, - сказал Виктор, глядя на Иннн. - Абсолютно то же, что у Гер­берта... Да и у меня уже что-то похожее развивается. Смотрю на него, а думаю больше о том, как с ним быть и в чем он может помочь. А недавно я бы оша­лел от радости, что вижу разумного обитателя дру­гой планеты... Нет, впрочем, я радуюсь и сейчас. Устал я просто. Иди, иди, Казимир, не трать вре­мени.

Когда красно-черные спирали скрылись за дверью, Виктор, цепляясь за переборку, пошел в изолятор и достал таблетку энергина. Он сел, держа таблетку в руке. «Подожду еще. Надо посмотреть, как будет без энергина... - Он закрыл глаза и прислонился к переборке. - Симптомы те же... все совпадает. Значит, все дело в энергине? Я более восприимчив к нему? Тогда... тогда вот оно, мое близкое буду­щее... Герберт и этот жалкий Инни... Нет, я не хо­чу! - едва не закричал он и открыл глаза. - Опять этот проклятый радужный туман... ничего не видно... кажется, Таланов пошевелился...»

Виктор поспешно проглотил энергии, испытывая странное и жуткое ощущение, будто кто-то другой поднял его руку, приблизил ко рту - и таблетку проглотил кто-то, завладевший его телом, а сам он: находится где-то в стороне, отдельно от тела, легкий, невесомый и совершенно бессильный.

- Виктор! - позвал Таланов. - Где ты, Вик­тор? Я тебя не вижу.

Виктор попробовал встать, но не смог. Ему пока­залось, что стена кабины стоит вплотную перед ним и если он встанет, то войдет в стену. И ног у него будто не было. Напрягая волю, он сказал, ничего не видя, обращаясь в ту сторону, где должен сидеть Герберт Юнг:

- Герберт, подойди к Михаилу Павловичу, я сей­час не могу.

Он скорее угадал, чем увидел, что Герберт встал. Темное продолговатое пятно со струящимися раз­мытыми очертаниями проплыло по кабине среди ра­дужного тумана, прошло сквозь Виктора, и он отки­нулся на спинку сиденья, зажмурив глаза. «Что же будет? - подумал он. - Неужели и я выйду из строя?»

- Виктор, почему ты не подходишь? - тревожно спрашивал Таланов. - Это Герберт, а не ты! Что с тобой?

- Я сейчас, сию минуту! - сказал Виктор. - Все в порядке, я готовлю шприц.

Он боялся открыть глаза, но, открыв, вздохнул с облегчением: энергии уже начал действовать. Все стало снова четким, устойчивым, надежным; тот, внутри, не исчез, но словно затаился, ушел вглубь. Виктор встал и подошел к Таланову, с наслаждением двигаясь, шевеля пальцами рук, встряхивая головой. Он видел, как бледный, выцветший мир вокруг наливается красками, и понимал, что болезнь опять отступила, что он может и должен бороться, пока хватит сил. «И пока хватит энергина, кстати», - горь­ко усмехнулся Виктор.

- Виктор, ты тоже заболел? - спросил Таланов, хватая его за руку и тревожно ощупывая. - Это твоя рука, правда? А это моя? Ты болен?

- Я не болен, я только устал немного, - спокой­но и ласково сказал Виктор.

Он взял Таланова за руку и, отсчитывая частые, судорожные удары пульса, глядел на это лицо, лоба­стое, широкоскулое, смугловатое лицо с крупным во­левым ртом и глубоко посаженными карими глазами. Таланов всегда казался Виктору похожим на русско­го рабочего-революционера из того племени, что в далекие времена совершило великую революцию, а потом отбивалось от натиска интервентов и закла­дывало основы первого в мире социалистического го­сударства. Виктор как-то сказал об этом Таланову, и тот молча усмехнулся, видимо польщенный.

- Это правда, Виктор? - спрашивал Таланов, не­видящими, косящими глазами пытаясь вглядеться в его лицо. - А что с Гербертом, почему он молчит?

«Завтра ты, наверное, перестанешь этим интере­соваться, - с горечью думал Виктор. - Завтра ты будешь все видеть и все понимать, но ни о чем не будешь спрашивать...»

- Я здоров, Михаил Павлович, - повторил Вик­тор. - Вполне здоров, вы не волнуйтесь. А Герберт понемногу выздоравливает. Просто он тревожится за вас. Мы все хотим, чтобы вы скорее выздоровели.

- А можно выздороветь? - с надеждой и тре­вогой спросил Таланов. - Виктор, дай мне энергин, я хочу оглядеться вокруг, сообразить, как и что. И на Герберта посмотреть хочу.

«Вот как раз поэтому я и не дам тебе энергин», - подумал Виктор.

- Я убедился, что энергин затягивает и осложня­ет течение болезни, - мягко сказал он. - Лучше потерпеть. Поешьте, и я опять включу аппарат электросна. Вам полезно побольше спать.

- Хорошо, тебе видней, - покорно и устало со­гласился Таланов, и у Виктора защемило сердце: вот таким Таланов будет завтра. - Ты молодец, Ви­тя. Я рад, что взял тебя в полет. Хотя - глупости: чему тут радоваться... А Владислав? А Казик? - вдруг тревожно спросил он. - Что с ними?

- Они вполне здоровы, - уверенно сказал Вик­тор, радуясь, что на этот раз не нужно лгать.

Таланов сел и закрыл глаза.

- Я все перепутал, должно быть, - тихо прого­ворил он. - Давно я болен?

- Со вчерашнего дня. Вторые сутки.

- А... эти, под землей? К ним больше не ездили?

- Ездили, Казимир и Владислав. Привезли кни­гу. «Линг» ее читает, потом будем читать мы. Там все объясняется насчет глегов. Глеги - это вирусы. Они и вызывают эту болезнь.

- Так... значит, от них они и прячутся... - про­бормотал Таланов. - Я бы лучше заснул, Витя, а то уж очень противно себя чувствую.

 

*  *  *

 

- Значит, они сами это и придумали? Сами на­пустили на себя глегов, от которых спрятались под землю? Ловкачи! - сказал Владислав.

- Да, вывели глегов в своих чертовых лаборато­риях, кормили их, воспитывали, обучали, что им де­лать в организме, куда селиться. Думали, что дого­ворились с глегами, - и выпустили духа из бутылки!

- Ну, а прививки? Он же пишет, что прививки были сделаны!

- Читай дальше. Вначале все шло так, как им хотелось. Появилась армия рабов-автоматов. Они не­много медленней работали и немного меньше жили, но зато были неприхотливы, идеально послушны. Ни­когда не возмущались, не удивлялись, не говорили, что им тяжело, а работали до упаду. Им не нужны были ни развлечения, ни природа, ни любовь. Иде­ал раба! Нет, Владек, не подходи ближе! И не снимай маску! Ты видел Инни? Знаешь, чем это пах­нет? Мы все зависим от тебя!

- Ну хорошо, говори. Тут длинное описание бо­лезни. Я и без них уже знаю достаточно. Это Виктор пускай поинтересуется деталями. Читай вслух.

- Сейчас. Нет, у нас с «Лингом» получилась ди­кая каша. Я уж лучше буду пересказывать. Ну вот. Глеги на свободе расплодились, одичали и переста­ли обращать внимание на прививки. То есть это они пишут в таком духе, а дело, наверное, в том, что при­вивка давала гораздо более короткий иммунитет, чем они рассчитывали. Поэтому правители и раздела­лись так зверски с учеными, которые вывели для них глегов.

- Как? Подожди, я этого не дочитал!

- Ты пропустил письмо старика. Он рассказы­вает, как появилась эта книга - подпольная книга, запрещенная правительством. Всех ученых, работав­ших над глегами, посадили в герметически закрытую камеру, пустили туда убийственную порцию глегов и держали там часа три-четыре, пока они не начали задыхаться от недостатка воздуха. Они не знали, в чем дело, думали, что их хотят удушить, стучали в двери. А их выпустили. Все они стали глеганни - так называют таких, как Инни. И их заставили вы­полнять обязанности простых прислужников у прави­телей. Они ведь совершенно утратили способность со­противляться чужой воле. А понимают и помнят они все. Правда, они потеряли и способность горевать, но все же...

- Ох, черт! - сказал Владислав.

- Так вот, книгу написал один из них. Ученые - другие, не из этой обреченной группы - выкрали его, объявили погибшим, изменили его внешность, спрятали. И заставили писать эту книгу. Он всю ис­торию хорошо знал и помнил.

- Ну, знаешь! - Владислав покачал головой. - Значит, действительно эмоции у него начисто ис­чезли. Я бы никогда не подумал, что все это касает­ся лично его... Не могу сказать, чтоб я его особенно жалел: он как-никак активно участвовал в гнуснейшем злодеянии правительства против народа. Но ду­мать о нем жутко. Как он сидит с переиначенным лицом взаперти и пишет, все помня и не умея даже заплакать о себе и о других - о тех, кого он погубил. А он ведь многих погубил, превратил в рабов, а остальных загнал в подземелья, лишил солнца и воздуха, подверг непрерывной пытке страхом.

- Это все верно, - сказал Казимир. - Только я думаю и о другой стороне вопроса. Тебе не кажется, что они - ну, все они, и народ, и ученые, и правители, - слишком уж испугались? Что под землю их загнали не так глеги, как собственные их страхи? Они сдались без боя.

- А может, правителям было выгодно, чтоб люди боялись? Может, правители нарочно загнали народ под землю, чтоб выбить из него мысль о восстании? Ведь тут пишется, что вначале были бунты, что нападали даже на правительственный дворец, требуя, чтоб прекратили всю эту гнусную затею с глегами.

- Да, и это, наверное, было. Но все-таки можно было бороться. Ведь у них были силы, была развет­вленная тайная организация, ты же читал. Поэтому правители и торопились с глегами, не дали ученым проверить на практике, каков срок иммунитета от прививки: они знали, что вот-вот начнется револю­ция. Так как же народ... Э, что там говорить! Давай читать дальше.

Некоторое время они молча читали. Потом Вла­дислав сказал:

- Послушай, Казик, мне пришла в голову одна любопытная мысль. Под землею к ним глеги ее про­никают, новых заболеваний нет. Где же они живут, эти глеги? Насколько я знаю, вирусы не могут жить вне чужого организма: они ведь паразиты. А в книге написано: когда уходили под землю, то истребили всех животных и птиц, чтоб уничтожить резервуар для глегов. Это был строжайший приказ, верно?

- Да... - Казимир задумался. - Мне это не приходило в голову. Постой! А тот зверек, который порвал скафандр Карела? Они ведь знают, кто это. Даже назвали его - сунними, помнишь? Я книгу просматривал наспех, только заполнял пробелы, ос­тавленные «Лингом». Не помню, где я вставил это слово - сунними. И даже не один раз. - Он на­чал листать книгу. - Ага! Вот!.. Ну, это довольно странно. Послушай: «Но любимая жена верховного правителя...» У них многоженство, что ли? Так вот, эта любимая жена проплакала всю ночь, прижимая к себе своего любимого сунними. Значит, это вро­де кота - домашний зверек. Ну и потом этот сун­ними куда-то исчез, а она заявила, что он сбежал. Потом исчезли еще два-три сунними. Когда все ушли в подземелье, то вначале думали, что это максимум на неделю-две. А потом оказалось, что глеги все жи­вут да живут. Где? В сунними. Сунними устроились в пустых домах, одичали, начали плодиться. Питают­ся они насекомыми и растительной пищей, так что голод им не грозит. Глеги им такого вреда не причи­няют, как людям, болезнь у них протекает легко и особых последствий не имеет. Но они поддерживают глегов, не дают им погибнуть. На сунними выходили охотиться, но они быстро приучились бояться людей и очень ловко прячутся. Ведь надо же было Карелу поймать этого сунними!.. И как только ему удалось это! Они вообще умные и чуткие. А странным мне кажется то, что вот так-таки взяли и выпустили этих сунними. Ведь всюду были караулы, дозоры, сани­тарные кордоны... Кто и зачем протащил сунними сквозь все посты и кордоны? Они ведь не такие уж маленькие, под одеждой их не скроешь...

- Так что же ты думаешь?

- Думаю, что это очередной подлый трюк пра­вителей. Они решили подольше подержать людей под землей. Для этого и понадобилась сентиментальная легенда о любимой жене и любимом сунними.

- Возможно... - протянул Владислав. - Впол­не возможно.

- Ну, давай почитаем еще немножко, и я отне­су то, что прочитано, Виктору... Вот, кстати, о воз­можности бороться. Ты посмотрел бы, как Виктор здорово держится среди больных, сам больной, хорошо понимая, что его ждет. Думаешь, ему не так страшно и не так жалко себя, как этим, здешним? Как бы не так! А ведь у них наверняка было больше возможностей защищаться. Они струсили, это ясно. И сами себя предали. А теперь кричат нам, чужим: спасите нас от своих! Конечно, мы постараемся им помочь, но досада разбирает, клянусь честью!

Через четверть часа Казимир вскочил.

- Пойду! Беспокоюсь за Виктора, как он там...

- Подожди еще минутку. Послушай, они ведь со­всем неплохо жили раньше, пока началась эта ис­тория с глегами. Довольно высокий уровень жизни, правда?

- Да. За счет очень развитой биохимии. Тут они Землю обогнали, насколько я могу судить. Ну, на­пример, они сейчас довольно легко обходятся без естественной пищи, если не считать злаков, заготов­ленных впрок. И, кстати, делается это не по прямой необходимости, а, по-видимому, тоже входит в рас­четы правителей: держать народ в полной зависи­мости, по своему усмотрению регулировать все снаб­жение. Ведь они могли бы продолжать возделывать поля и огороды, у них масса этих глеганни, а глеганни не нуждаются в надсмотрщиках: дашь задание, и они его выполняют. Могли бы рыбу ловить, она не за­ражена вирусами. Дезинфекционные камеры у них есть, глеганни ходят в город, приносят книги, хими­ческие препараты и прочее... Вообще-то что за жизнь, Владек! Ни воли, ни радости - ничего, кроме страха и тоски. И потом, они ведь разоряют государ­ство. Все заброшено: и промышленность и сельское хозяйство. Народ живет в неестественных условиях, болеет, будет вырождаться: можешь себе предста­вить судьбу детей, родившихся под землей. Потом масса мужчин, причем в самом цветущем возрасте, выключена из жизни.

- Почему? - удивился Владислав. - Разве ви­русы передаются по наследству?

- Нет, конечно. Но ведь у глеганни не может быть наследства, у них атрофирован инстинкт раз­множения. Как и инстинкт самосохранения, впрочем. Они не испытывают ни страха, ни желания, ни голо­да, ни жажды. Их ничто не предостерегает от гибе­ли... Подожди-ка!.. Ну, конечно, и боли они не испы­тывают. Им можно делать любые операции без нар­коза, они и глазом не моргнут. Но они могут сгореть живьем, утонуть, умереть с голоду, если за ними не присматривать. Да, кстати! Инни пора покормить, а я не знаю, чем они питаются. Если не найдем в этой книге ничего, надо будет посмотреть то, что мы захватили по дороге в библиотеке.

- А если экспериментальным путем?

- Я сначала тоже так думал. Но ведь он съест все, что ему дашь, а потом может заболеть. Кто их знает, какие у них отличия в организме и какие при­вычки.

Владислав посмотрел на птичье лицо Инни, без­молвно сидевшего у двери в слишком просторном для него комбинезоне Герберта и красных туфлях с острыми, слегка загнутыми вверх носками: обуви впору ему не нашлось, и Казимир, тщательно проде­зинфицировав эти туфли, оставил их Иннн. Странное существо сидело, опустив руки и глядя перед собой ничего не выражающим взором.

- Мне, признаться, жутко на него смотреть, Казик.

- Конечно. Только я тебе скажу: на Герберта - гораздо страшней, должно быть. Ведь это наш Гер­берт! А Виктор все время с ним и знает, что его самого ждет то же.

- Да. Подумать только, что Таланов сомневал­ся, брать ли Виктора в полет.

- Это понятно, Таланов привык летать с Вендтом. А Вендт в этих условиях не выдержал бы, это я тебе точно говорю. Это уже не тот Вендт, о котором писали все газеты, когда мы с тобой были зелеными юнцами. Ему сорок шесть лет, а для астронавта с таким стажем и с такой биографией это уже ста­рость.

- Значит, нам с тобой все равно остается лет пятнадцать жизни, не больше? - заинтересовался Казимир. - Грустно.

- Ну, Вендт летает уже четверть века. А ты впервые отправился в дальний рейс, и тебе всего два­дцать восемь лет. Что ты хнычешь заранее? Ты, мо­жет, и летать больше не захочешь после милого зна­комства с глегами.

- Лишь бы не познакомиться с ними слишком близко! А вообще хотелось бы вернуться сюда и уст­роить веселую жизнь этим подземным жителям...

- Мне вот что пришло в голову, - сказал Вла­дислав. - Неужели у них на всей планете одно госу­дарство, одно правительство? Правда, планета их го­раздо меньше, чем Земля, но все же? И что делается в других городах и селениях?

Казимир начал листать книгу.

- Кажется, этот ученый-глеганни записал толь­ко то, что происходило у них... Нет, что-то есть... По­дожди, я тут не понимаю... очень туманно написано. Много собственных имен и слов, которых я не встре­чал и «Лингу» не дал. Похоже, что есть другое го­сударство... Знаешь, я попробую спросить Инни.

Он сел рядом с Инни; тот не пошевелился. Кази­мир написал вопрос на листке бумаги, дал листок Инни и жестом приказал читать. Инни довольно бы­стро прочел и щебечущим тихим говором начал от­вечать. Казимир жестом остановил его и дал каран­даш, показав на бумагу. Инни покорно начал писать. Владислав следил за этой перепиской, ощущая ту­пую тоску.

- Нет, это просто черт знает что! - закричал вскоре Казимир. - Эти правители сами хуже всяких глегов! Ты только послушай, что они натворили! Вернусь и собственноручно всех их перестреляю, даю слово!

- Не давай слова, - усмехнулся Владислав. - Наше дело - уничтожить глегов, а в остальном здешние жители сами разберутся, будь уверен. У нас на Земле бывали и похуже вещи, а люди все же разобрались во всем, хоть и дорогой ценой.

- Это ты об атомной эре говоришь?

- Не только. Всякое бывало на Земле.

- Верно. И все-таки здесь черт знает что. Эти правители, когда уходили под землю, заявили, что боятся нападения другой державы. И выслали туда глетов... Ну, что-то вроде бактериологических бомб сбросили. А там - ни прививок, ни подземных убе­жищ, никакой защиты. Представляешь? Инни не зна­ет, что с ними сталось. Наверное, все превратились в глеганни и тихонько умирают, без всякой помощи и защиты. Они ведь беспомощней, чем дети.

- Ох, дьявол! - с ужасом сказал Владислав. - Вот теперь и у меня такое ощущение, что мы броса­ем их на произвол судьбы...

- Вот видишь...

- Нет, все равно ощущение глупое. Ну, что мы можем сделать?.. Послушай, Казик, а у них что же, связь между городами и странами совсем прервана? Хотя да, радио они пользоваться под землей не мо­гут... Ну, а телефон, телеграф, другие какие-нибудь средства связи у них были? Спроси Инни!

- Инни не все знает, - сказал Казимир, окончив переписку с Инни. - То есть у него образование бы­ло вообще не бог знает какое, по-видимому, а с тех пор, как он стал глеганни, он застыл на прежнем уровне и ничем окружающим не интересуется. В об­щем что-то вроде телефона, даже видеотелефона у них было, насчет телеграфа я не понял, или он меня не понял. Но под землей ничего этого нет.

- Это правители нарочно так устроили, - уве­ренно сказал Владислав.

- Возможно. Так или иначе, они мало что зна­ют теперь о своей планете, даже о своем государ­стве. Этот город - столица, как мы и думали; под ним были древние подземные ходы и жилища; под­земный город спешно расширили и перевели туда тех, кого удалось вовремя изолировать от инфекции. Ну, и тех, кто уже переболел. Потом сюда прибыли жители ближних городов, прошли карантин, дезин­фекцию...

- Неужели они не пытались узнать, что творится в других местах? Я просто не понимаю, как же так...

- А черт их знает как действительно! - сердито сказал Казимир и снова начал переписываться с Ин­ни. - Ну, может, ученые не так виноваты, как ты думаешь. Инни говорит, что в горах за большой ре­кой живут какие-то люди, возможно, даже из этой страны. Но они никого к себе не пускают - очевид­но, тоже боятся глегов. Убивают каждого, кто про­никнет на их территорию. Группа ученых из столицы выкрала скафандры и отправилась туда, в горы. Многие из них там погибли, другие вынуждены бы­ли вернуться. А тут их... ну, превратили в глеганни. Больше никто не решался на такие дела... - Кази­мир вздохнул и начал медленно перелистывать книгу.

- А они за семь лет так и не научились бороть­ся с этими своими глегами? - помолчав, спросил Владислав.

- Выходит, что нет. Та группа микробиологов, ко­торая создала глегов, сразу вышла из строя, как я тебе говорил. А к тому же работы эти не только не финансируются правительством, но, по сути, и за­прещены. Для виду что-то делается в этом направле­нии, но крайне мало. Это и в книге написано, и Инни подтвердил, что правители не хотят трогать гле­гов... - Казимир провел рукой по глазам, будто сма­хивая невидимую паутину.

- А что я говорил? - сказал Владислав. - Тут действительно не поймешь, против кого раньше бо­роться: против глегов или против правителей.

- Черт знает что, - тихо проговорил Казимир после долгого молчания. - Ведь как-никак эти са­мые правители... Они тоже люди... Ну, как все, прав­да? Самим-то им каково в темноте, под землей? Семь лет, а?

- Что ты о них вдруг забеспокоился? - Влади­слав усмехнулся. - Они уж наверняка устроились получше, чем все другие. И света и простора у них побольше, это уж точно...

- Больше или меньше, а не на воле, без солнца и воздуха... И все-таки сидят там и других держат.

- Значит, боятся своего народа больше, чем жизни в подземелье. Думали, что в темноте легче задушить все живые силы... Да, пожалуй, наши со­беседники правы: без помощи им плохо придется. Надо скорей возвращаться.

Казимир молчал и смотрел куда-то в сторону.

- Владек, тебе долго готовиться к старту? - спросил он потом.

- Нет, могу вылетать хоть завтра. Только расчеты надо сделать - Карел не успел...

- Нам ведь нечего теперь задерживаться... На­до бы поскорей, - сказал Казимир, поднимаясь. - Ну, я пойду к Виктору.

- Ты не расстраивайся чересчур, - посоветовал Владислав. - Смотри, ты даже в лице переменил­ся... - Он вдруг запнулся. - А ты здоров, Казик?

Казимир ответил не сразу.

- Боюсь, что... Все равно мне надо идти к Вик­тору.

- Я тебя провожу, - Владислав встал и дви­нулся к нему.

Казимир вскочил, отбежал к двери. Он был бле­ден, глаза его казались почти черными от расширив­шихся зрачков.

- Не подходи! - крикнул он. - Ты с ума со­шел! Все на тебе держится!

- Ладно, я пойду следом. Иди.

Они шли по коридору, и Владислав видел, что по­ходка друга становится все более неуверенной и шаткой. Немного не дойдя до медицинского отсека, Казимир пошатнулся и оперся о стенку. Он сейчас же обернулся к Владиславу.

- Не смей! Не подходи! - закричал он. - Я сам доберусь! Иди назад! Ты заразишься! Назад!

Владислав видел, что он не открывает глаз и су­дорожно цепляется за стенку. Белая марлевая повяз­ка трепетала от крика и втягивалась в рот, мешая говорить.

- Я не подойду, успокойся, - сказал Влади­слав. - Но стань лицом к стене, если ты уж так бо­ишься за меня. Я пробегу и вызову Виктора, чтоб он тебя довел.

- Виктору еще тяжелее, - уже спокойней ска­зал Казимир и, болезненно морщась, открыл гла­за. - Уходи. Пойми, что тебе нельзя болеть.

- Ты, кстати, преувеличиваешь. Почему так уж нельзя? Вот рассчитаю орбиту, стартуем - и можно будет перевеи ракету целиком на автоматическое управление. Это Виктору нельзя, а не мне.

- Виктор все равно болен, - пробормотал Ка­зимир и с усилием пошел, цепляясь за стенку. - Ах, черт, все двигается и расплывается. Слушай, я пра­вильно иду?

- Правильно. Да ты держись стенки.

- Мне все кажется, что я прохожу сквозь стену. Или она сквозь меня.

- Поворачивай направо. Тут уж близко.

Казимир долго топтался у поворота, крича: «Не подходи!» Наконец, сделав отчаянное усилие, шагнул вправо. Дверь медицинского отсека приоткрылась. Виктор поглядел на Казимира, молча подошел к не­му, обнял. Владислав поразился, как страшно изме­нилось лицо Виктора за эти два-три дня: синевато-бледное, осунувшееся, с глубоко запавшими усталы­ми глазами, оно уже не казалось юношеским и свет­лым. Виктор заметил Владислава и вздохнул.

- Тебе не надо было сюда идти, - тихо сказал он. - Но раз уж пришел, подожди. Я сейчас вернусь.

Виктор вскоре вернулся, закрыл за собой дверь медицинского отсека и прислонился к ней спиной. Он тоже надел марлевую маску.

- Надо поскорее стартовать, - без всяких пре­дисловий сказал он.

- Завтра. Раньше не успею сделать расчеты.

- Ладно... Если почувствуешь себя плохо, немед­ленно иди ко мне. И забирай этого... Инни.

- Мне нельзя болеть. Кто же рассчитает орбиту?

- Если начнется болезнь, ты уже не сможешь до­кончить расчеты. Не будешь видеть.

- И что же тогда?

- Подождем до завтра... Завтра, я думаю, Тала­нов уже сможет это сделать... если ему приказать...

В голосе Виктора звучала горечь. Владислав по­холодел и стиснул зубы. «Таланов... герой космоса... я его портрет еще в школе повесил над своим сто­лом. Таланов - глеганни...»

- А ты? - спросил он с трудом.

- Я... ну что ж, я постараюсь продержаться, по­ка... Видишь ли, нам с тобой придется подготовить анабиоз... для всех, кроме тебя, если ты будешь здо­ров, и меня. Иначе нам не справиться, они погибнут.

- Тебе тоже надо... анабиоз... - с трудом прого­ворил Владислав.

- Одному тебе будет слишком тяжело... с этим Инни. Правда, можно научить его разговаривать и понимать, хотя без Казимира это будет труднее.

- Я справлюсь один, не беспокойся.

- А если ты заболеешь после старта?

Владиславу стало страшно. Он представил себе, как останется один с молчаливым, ко всему на свете равнодушным существом из другого мира. Как забо­леет и сначала будет мучиться, хорошо зная, что его ждет, а потом станет таким же равнодушным, полу­мертвым и беззащитным... И никого рядом, кроме та­кого же ходячего мертвеца... на долгие  месяцы... И все будешь понимать, все видеть... «Нет, я не вы­держу! Лучше умереть!.. Да, но умереть нельзя, тебе нельзя. Ты должен раньше вывести ракету на орби­ту. По крайней мере. А потом...»

- Ты же все равно болен, - сквозь зубы ска­зал он, с отчаянием глядя на Виктора.

- У меня более легкая форма. Может быть, и последствия будут не такими... как у других. И по­том я врач, Владек. Я должен держаться.

Он поднял голову. Владислав поглядел в его се­рые, ясные, смертельно усталые глаза - и замолчал. Судорога перехватила ему горло.

- Я все сделаю, как ты сказал, Виктор, - про­говорил он наконец. - Мы с тобой вместе все сдела­ем... - Он помолчал и добавил: - Если нам доведет­ся еще летать, я бы хотел всегда отправляться в кос­мос с тобой.

- Спасибо, Владек, - тихо ответил Виктор. - Мы еще полетаем, правда?

Они стояли и глядели друг на друга. Марлевые маски почти целиком скрывали их лица; одни глаза жили на этом белом мертвенном фоне. Глаза видели и понимали все.

Книго
[X]