Книго
Владимир Григорьев. 
                          Свои дороги к Солнцу
   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Рог изобилия" ("Библиотека советской фантастики").
   OCR  spellcheck by HarryFan, 19 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------
   Профессор, отстукивая каблуками, сбежал по трапу на взлетную  полосу  и
шагнул вслед за рулоном. Ковер неслышно бросился прочь. Бросился,  но  тут
же  притормозил,  приноравливаясь  к  скорости,  доступной  для  человека,
отвыкшего от своего истинного, заданного земным притяжением веса.
   - Направо, налево, вперед, - диктовал кто-то невидимый с диспетчерского
пункта,  и  профессор  с  удовольствием  подчинялся,   легко   скользя   в
разверзающейся перед рулоном толпе.
   Приятно быть весомым! Приятно подчиняться! Полтора года  он  командовал
всеми сразу, грустя о времени, когда можно  было  командовать  лишь  самим
собой. Ах, приятно командовать только самим собой! Вот все  встречают  его
здесь,  на  Земле.  Он  вернулся.   Все   хотят,   чтобы   он   заговорил,
зажестикулировал. А у него комок в горле, как  вата.  Что  сказать?  Какую
речь? Не расскажешь об этом и не напишешь...
   (Видели бы они  его  лицо  тогда.  Когда  щит  гравитонов  вздрогнул  и
прогнулся. И осколки брызнули, завихрились на силовых линиях. Хорошо,  что
не видели!)
   Народ встречал профессора глубочайшим молчанием.
   - Никаких эмоций! - приказал медицинский консилиум. - Нервы  профессора
на пределе!
   Никто из них, врачей, не знал наверняка, на пределе или как.  Последнее
время психоиндикатор слал совсем непонятные графики его состояния.  Кривые
выписывали лепестки, бутоны, соцветия, а то выходили на  идеальное  плато,
парили над осями,  как  птицы  над  степью.  Врачи  путались  в  графиках,
дискутировали. Но каждый ставил себя на его место и говорил: "На пределе!"
   Да, за полтора года кабинетной работы он привык к абсолютной, вакуумной
тишине. Отзвуки земной суеты не проникали в глубины  герметично  закрытого
кабинета, подвешенного в космосе где-то меж Землей и Луною.  Оттуда  он  и
руководил  всей  этой  прекрасной,  захватывающей  и,  что  греха   таить,
настолько интеллигентной  операцией,  что  всего  несколько  интеллигентов
Земли решились поднять руку, отвечая на вопрос: "Кто же?.."
   "Берегут, что ли, мои  барабанные  перепонки?  -  размышлял  профессор,
тревожно вглядываясь в молчащие толпы. - Почему молчат?"
   Конечно, распоряжение бдительных  охранников  здоровья  было  излишним.
Никакое тысячеустое, стадионное "ура" не могло сейчас перекрыть  радостной
бури, валами идущей в груди профессора.
   Большой Сводный Цветомузыкальный в десятую часть силы мурлыкал  попурри
из протонных маршей. Профессор махнул рукой: "Громче!" Дирижеры  испуганно
оглянулись на музыкантов.
   - Еще громче! - профессор решительно рубанул ладонью по воздуху.
   Одна из рубиновых труб, рискуя,  звякнула,  распустив  потоки  лазерных
разноцветных лучей, самоходные барабаны на воздушных подушках грохнули,  и
народ пришел в движение.
   - У-у-р-ра! - трибунно покатилось над обнаженными в почтенье, головами.
   Профессора вознесли на руки, а ковер покатил в обратную сторону.
   Да, провожали его не так.  Затемненный  стартодром,  дюжина  испытанных
сотрудников, молчаливые президенты академий.  Приглушенные  звуки  команд.
"Блок питания..." - "Готов!" - "Датчик критических масс..." - "Готов!"  Он
отклеил карман, сунул туда магнитофон, снова заклеил.
   "У любви, как у пташки, крылья!" - зудело в кармане.
   В общем-то тогда, перед  стартом,  план  операции  прочно  гнездился  в
голове профессора. Силовое поле помощнее, в его  полюсах  гравитаторы  для
искривления пространства, ну и так далее. И  он,  пожалуй,  был  спокойней
других, не знавших этого плана и не имевших своего. Он уже понял  кое-что,
успел сопоставить, сравнить. Но сказать об этом  вслух  пока  не  решался.
Сказать - значило запугать  многих,  а  в  те  дня  нервишки  и  без  того
действительно стали сдавать. "Потом, через месяц, оттуда", - твердо  решил
он.
   Задача состояла в следующем. Полтора года назад  из-за  случайных,  как
казалось поначалу, внешнекосмических  причин  возросла  скорость  вращения
Земли вокруг Солнца.  Да,  со  дня  на  день  скорость  все  возрастала  и
возрастала. Расчет на уровне домашнего задания школьника показал, в  какой
день и какой час Земля, покачивая материками, сорвется с древнего маршрута
и помчится, говоря ненаучно, в тартарары. (Впоследствии он, этот расчет на
уровне школьного задания, и вошел в стандартные программы заданий на  дом,
вытеснив из них более частную и  решаемую  с  меньшим  энтузиазмом  задачу
отрыва Луны.)
   Расчет посложнее выдал траекторию дальнейшего путешествия. И уж  совсем
замысловатый комплекс вычислений раскрыл  одну  особо  неприятную  деталь:
пройдя по сложной  эллипсоспирали,  земной  шар  точно  вонзится  в  центр
дальней  планеты  Пятак,  прозванной  так  за  ее   внешнее   сходство   с
распространенной монетой. Тогда... Тут уж и каждому ясно,  что  произойдет
тогда. Фейерверк осколков!
   Какие силы повели Землю от ее древнего, испытанного  светила?  С  какой
стати траектория  подозрительнейшим  образом  совпадает  с  самым  центром
Пятака? Кому это нужно?
   Учебники  физики,  астрономии  как  ветром  сдуло  с  прилавков.   Отцы
семейств, содрогаясь и трепеща, похищали учебники из  тугих  портфельчиков
успевающей детворы. За один подержанный экземпляр  предлагали  аквариум  с
осьминогом, связку  сушеных  африканских  голов  или  левитационный  набор
часового действия.
   - Кому это нужно? А что, как и в самом деле - кому!..  -  профессор  не
хотел верить этой гипотезе, однако вопросы  веры  уже  не  имели  прежнего
смысла. Укладывается в мировоззрение, не укладывается - проверяй!  Он  сел
за действующие, функциональные модели Старого и Нового космоса.
   Там, в  пульсирующем  мраке  пространств,  трепещут  на  своих  орбитах
гиганты, карлики, планеты и просто мелкие рудные тела, черепки. Смерзшиеся
и вулканизирующие, испепелившиеся  и  только  входящие  в  силу,  в  режим
предельной  мощности,  но  равно  ничтожные  перед   фактом   бесконечного
множества подобных себе, они сплетают свои  траектории,  поля  действия  в
единый, слаженный, ровно вздыхающий организм. Попробуй  уследи  за  каждой
клеткой, каждым капилляром необъятного, живого клубка!
   Профессор и не ставил такой задачи. Он искал выборочно, именно то,  что
нужно  было  сейчас,  в  нужный   момент.   Вот   он   увидел:   ничтожная
"Сентаво-прим" ушла, нет, еще не  ушла,  но  вот-вот  сорвется,  уйдет  от
своего голубого карлика. А вот "Тугрик": четырехугольный, сработанный, как
рыночный чемодан, он уплыл от  своего  рыжего  гиганта.  Бесповоротно.  На
полдороге к Пятаку колышется и посредственная, негодная к  жизни  "Ночка".
Ее зафиксировали лет сто назад, безрадостно внесли  в  каталог  и  тут  же
забыли про нее. Кривая вынесет! А вот ушла...
   Таких, сорвавшихся с орбит, профессор насчитал больше дюжины.  Длинной,
растянувшейся вереницей беспомощно шли они с разных позиций в одну  точку,
через равные промежутки времени - в самое сердце Пятака.
   - Ах, черт! Красиво идут! - восхищенно воскликнул профессор,  отрываясь
от расчета. -  Красиво...  -  обмякнув,  повторил  он.  Так  опытный  боец
отмечает  про  себя  изящество  коронного  удара  партнера  и  уже   потом
погружается в рассредоточенное состояние нокаута, грогги.
   Секунду или две профессор провел как бы в небытие.  Но  тут  же  рывком
тренированной воли собрал себя в целое, выпрямился.
   - Значит, не одни бедствуем. Значит, что-то  функционирует,  действует,
уводит. Какой-то механизм, волновой, гравитационный. Значит... - он сказал
это твердо, на полной дикции, через сжатые челюсти.
   Забыть обо всем, думать  о  единственном.  С  этой  секунды  гимнастика
начинала играть не меньшую роль, чем уравнения и выкладки.
   Профессор первым поднял руку, отвечая на роковой в те дни вопрос:  "Кто
же  возьмется?!"  Командир  требовался  решительный,  сроки  сжимались   и
сжимались.
   "Пятак - мишень. Полигон. Луч гравитационных волн, исходящий из  планет
созвездия "273ЕА???...Х", обволакивает Землю и ведет  ее  к  мишени.  Цель
эксперимента  жителей  "273ЕА???...Х"  -  изучение  ядра   Земли   методом
раскалывания  на  части  ударом  о   мишень.   Сигнал   бедствия   жителям
"273ЕА???...Х" послан, когда-нибудь он дойдет до них. Начинаем  сооружение
гравитационного щита. Щит -  единственный  выход..."  -  такую  телеграмму
выслал профессор после месячного молчания  в  своей  герметической  келье.
Ровно месяц, столько испросил профессор на абсолютное молчание.
   ...Автомобильный кортеж мчал по улицам, запруженным  ликующим  народом.
Комитет любительского общества "ДАЕШЬ СВЕТИЛО!" нажал, и врачи переоценили
ситуацию. "Ликовать!" - разнеслась команда, обязательная для всех.
   То и дело перед автомобилем вырастали гигантские полотна со светящимися
схемами гравитационного щита. На  некоторых  профессор  успевал  различить
собственный,  слегка  подправленный  и  чуточку  облагороженный   профиль.
Профессор  усмехнулся.  Что  же,  он  честно  заработал   новый   профиль.
Гравитационный луч "273ЕА???...Х" заперт, закольцован.  Эксплуатируется  в
мирных целях. Земля крутится на прежнем месте! Гравитационный щит  хоть  и
потрепался местами, но дело свое сделал.
   Теперь, когда кризис разрешился, он  мог  по  праву  считать,  что  ему
просто повезло. Операция "Возвращение к Солнцу" - уникальнейший за историю
науки эксперимент, оптовая проверка  большинства  существующих  теорий  (а
какой преданный делу специалист не мечтает о  такой  всеобщей  проверке!),
грандиозное промышленное предприятие. Вот когда теория и практика  слились
настолько, что многие встали в тупик: какая же часть  выиграла  больше  от
этого слияния? А "273ЕА???...Х" - ах, пусть тратятся, шлют бездну энергии.
Завитая гравитационным щитом в кольца, трансформированная, она уже гудит в
проводах высокого  напряжения,  мчится  к  объектам  большой  химии  и  на
кукурузные поля...
   Да, просто повезло. Плакаты с профессорским профилем, как птицы, летели
с обочин дорог, и торжествующая, однако не лишенная  некой  иронии  улыбка
тревожила  его  лицо.  Но  вдруг  складки  его  лица  закаменели,  а   лоб
перегородился морщинами. Он резко привстал с сиденья, будто увидел впереди
неожиданное препятствие, и, перегнувшись к шоферу, прокричал ему что-то  в
самое ухо. Из-за рева толпы  никто  не  расслышал,  что  именно  прокричал
профессор. Но шофер расслышал. Он испуганно  обернулся  и  развел  руками,
отрываясь на секунду от баранки. Мол, нет, нельзя. Тогда профессор крикнул
еще, повелительно взмахнув рукой. И автомобиль профессора  круто  выскочил
из общей колонны, развернулся, рыча, рванул  в  переулок.  Кортеж  секунду
помедлил, а потом, ржаво скрипя  тормозами,  тяжело  останавливая  разбег,
застопорил и тоже рванул туда же, в непредусмотренные переулки.
   - Быстрее, быстрее, - требовательно шептал профессор, хотя машину и так
уже швыряло из стороны в сторону, как катер на  штормовой  волне.  И  весь
кортеж швыряло вослед.
   - Требуем координаты кортежа! Требуем координаты... - отчаянно  неслось
из диспетчерских пунктов. Но все только пожимали плечами.
   - Здесь! - приказал профессор.
   Лимузин осел и замер. Профессор выпрыгнул. Вслед  за  ним  вылетали  из
своих экипажей другие люди из подоспевшего кортежа.  Теперь  все  увидели,
куда пригнал профессор, поломав все инструкции торжества. К циклотрону,  к
гигантскому стеклопластиковому угольнику,  резавшему  городские  кварталы,
как нос корабля режет гладь моря. Все знали, здесь  до  отбытия  в  космос
работал профессор. "Служба элементарных частиц", - значилось над  парадным
входом.
   -  Товарищи!  -  голое  профессора  сошел  на  фальцет.  -  К  Главному
Рубильнику!
   И все бросились за ним через вольготные стеклопластиковые проходы.
   - Товарищи! - тяжело переводя дыхание, сказал профессор.  Стремительная
рукоять рубильника "вздымалась над его головой. - Здесь перед  самым  моим
отлетом в трубе циклотрона циркулировала частичка. Удивительная  частичка.
Лучшая из класса элементарных. Мы хотели расщепить ее ударом о мишень.  На
встречном потоке. Но каждый раз, подлетая к мишени, она огибала ее.  Будто
командовала сама собой. Будто не хотела погибать. Это поражало нас. Мы  не
могли этого понять. Мы думали, что поймем, когда разобьем ее на части. И с
каждым днем прижимали ее ближе и ближе к цели.
   Слова профессора гулко шли по  пустым  пространствам  большого  зала  и
тонули в мягких обшивках потолков. Народ  стоял  молча,  не  понимая  еще,
зачем профессор привез их сюда, к законсервированному полтора  года  назад
телу циклотрона. Откуда-то из переплетения запыленных труб вылез человек в
промасленном фартуке. Ассистент лаборатории взаимодействий.  В  его  левой
руке еще жужжал поисковый датчик паразитных  энергопотоков.  Он  вылез  из
каких-то  люков  служебного  пользования  и  замер,  опершись  на  мощное,
полированное ладонями древко корабельной швабры. Никто не заметил его.
   - Прижимали ее ближе и ближе, - рука профессора легла на  эмалированную
рукоять  Главного  Рубильника,  -  потом  я   вылетел   в   космос,   опыт
законсервировали. Частичка циркулирует  до  сих  пор.  Все  ее  маневры  в
точности соответствуют нашим маневрам возвращения  к  Солнцу.  По  тем  же
уравнениям.  Со  своим  гравитационным  щитом.  Вы  понимаете?!   Частичка
разумна! Может, она тоже посылала нам сигналы бедствия. Ее нужно  спасать!
Выключить разгоняющие  поля...  -  Профессор  с  отчаянием  потянул  массу
рукояти на себя.
   - Поздно, профессор,  -  негромко  сказал  ассистент,  оставленный  при
циклотроне. Все обернулись к нему. Он стоял, по-прежнему опершись на  свою
швабру.  -  Вакуумная  труба  циклотрона  заполнена   воздухом.   Частичка
проломила трубу. Вырвалась наружу...
Книго
[X]