Книго
                              Дмитрий ГРОМОВ
                                  ХОЛОД

     Чиано очнулся от холода. Было темно. Все  тело  ныло  после  жестоких
побоев. Чиано протянул руку и нащупал холодную склизкую поверхность стены.
Ну конечно, его бросили в яму. Но ведь он ни в  чем  не  провинился  перед
тхунами! Каждый день выходил на работу, допоздна таскал тяжелые корзины  с
рудой, а потом возвращался домой и, поев, тут же засыпал. Он  ни  разу  не
ослушался надсмотрщика, ни разу не опоздал на работу, никогда  не  говорил
дерзких слов. И работал - ну, не то чтобы изо всех сил - но и  не  пытался
притворяться больным, как некоторые. За что же его схватили?
     Неужели Пино все же донес на него? Несколько дней назад Пино  подошел
к нему, когда он уже собирался идти домой после работы, и сказал:
     - Ты знаешь, что твой отец - бунтовщик?  Он  готовил  заговор  против
наших господ-тхунов, и за это его бросили в яму и скоро сожгут.
     - Знаю.
     - И ты, наверное, тоже принимал участие в заговоре?
     - Нет! Как ты мог подумать такое, Пино? Разве мог я осмелиться...
     - Ну, даже если ты и не был  заговорщиком,  ты  все  равно  знал  про
заговор и не донес об этом.
     Чиано задрожал. Однажды ночью, случайно проснувшись, он действительно
слышал, как отец совещался со своими товарищами. Они  что-то  говорили  об
оружии, о восстании, а дальше Чиано не разобрал, но все равно  понял,  что
отец готовит заговор. Чиано тогда очень испугался, но решил молчать - ведь
он мог и не слышать этого разговора. Кто об этом узнает?  И  Пино  не  мог
знать - он только догадывался. И все же...
     - Не бойся, я тебя не выдам, - улыбаясь, сказал Пино. - Десять пеко -
и я буду молчать.
     - У меня нет десяти пеко, -  пролепетал  Чиано,  и  тут  же  поспешно
добавил: - И вообще, я не знал про заговор. Отец мне ничего не говорил.
     - Почему же ты тогда дрожишь?
     - Холодно, - нашелся Чиано.
     - Смотри, в яме будет еще холоднее. Ну так что?
     - У меня нет денег. И вообще, я ни в чем не виноват, - твердо  сказал
Чиано.
     - Ну, как знаешь. Потом поздно будет, - и Пино ушел.
     И вот сегодня, как только Чиано пришел  на  работу,  его  схватили  и
стали спрашивать, что ему известно о заговоре отца. Чиано кричал,  что  он
ничего не знает; тогда его стали бить. Били до тех пор, пока он не потерял
сознание. И вот он в яме.
     Холод пробирал до самых костей. В яме было сыро, на дне стояли лужицы
воды. Чиано с трудом поднялся и стал приседать, стараясь  согреться.  Тело
ныло, острые камешки царапали босые ноги. Вскоре Чиано устал и снова  сел,
привалившись к склизкой стене. Даже воздух здесь был затхлый, с кисловатым
запахом. Чиано знобило. Может быть, рассказать  тхунам  правду?  Отца  все
равно схватили, его уже не спасти. Нет. Тогда они будут спрашивать, почему
он не донес сразу, и ему будет нечего ответить.
     А, может, сказать им про Пино? Что он вымогал у него деньги, а  потом
оклеветал? Да, так и надо сделать! Это единственный шанс. Если  тхуны  ему
поверят, то его отпустят, а Пино не поздоровится. Он ведь  обманул  их.  И
тогда Пино самого бросят в яму. Чиано даже улыбнулся при этой мысли.
     Вот только отца жалко. Но он сам виноват -  зачем  устраивал  заговор
против тхунов? Было уже много заговоров, и каждый раз тхуны  все  узнавали
заранее, или просто побеждали -  и  заговорщиков  сжигали.  Тхунов  нельзя
победить. Их стальные панцири и прозрачные шлемы  неуязвимы  для  пуль,  и
оружие у них сильнее, и вообще, они всегда были господами,  а  чики  -  их
рабами и слугами. Правда, отец  говорил  другое.  Он  говорил,  что  тхуны
прилетели на Чику с другой звезды двадцать лет назад. Тогда  была  большая
война, но тхуны победили. И с тех пор властвуют над Чикой.
     Но это, скорее всего, сказки. Сколько Чиано себя помнит, тхуны всегда
были господами, а чики - их рабами. И ни  одним  заговорщикам  не  удалось
победить тхунов. Значит, бороться с ними бессмысленно. Надо  покориться  и
выполнять все их приказы. Тогда,  лет  через  десять,  тебя,  может  быть,
сделают надсмотрщиком. А надсмотрщику и платят больше,  и  работа  у  него
легкая - знай себе  подгоняй  других;  и  боятся  все  его...  А  заговоры
устраивать - верная смерть. И зачем отец  в  это  дело  ввязался?  И  ему,
Чиано, теперь тоже выкручиваться придется. Только бы тхуны  ему  поверили!
Только бы выбраться из этой вонючей ямы! А Пино - на его место.
     Небо над головой начало светлеть, но теплее пока  не  становилось.  У
Чиано зуб на зуб не попадал; ступни ног посинели от холода и уже ничего не
чувствовали. Наконец наверху послышался шум, и в яму спустили лестницу.
     - Вылезай, - хмуро сказал сторож.
     Чиано лез медленно, одеревеневшие от холода руки  и  ноги  не  хотели
слушаться. Сторож обругал его, и, когда Чиано, наконец, выбрался  из  ямы,
дал ему хорошего пинка.
     - Иди! Наши господа тхуны хотят поговорить с тобой.
     Чиано побрел по каменистой, с выбоинами,  тропинке,  которая  вела  к
укрепленному пункту тхунов. Сторож шел сзади, с винтовкой наперевес.
     Из  предрассветного  тумана  показалась  увенчанная  рядами   колючей
проволоки сырая  бетонная  стена  укрепленного  пункта.  Из-под  проволоки
торчали черные стволы лучеметов. У пропускника стоял тхун в черном панцире
(отец  называл  его  почему-то   скафандром)   и   прозрачном   шлеме,   с
импульсатором у пояса.
     - Господин, я привел его, - сказал позади сторож.
     - Можешь идти, - голос тхуна был каким-то безжизненным, механическим,
лишенным интонаций. - А ты следуй за мной.
     Не дожидаясь Чиано, тхун скрылся за дверью. Чиано  оглянулся.  Сторож
уже пошел обратно и успел скрыться в тумане. Вот сейчас можно  прыгнуть  в
сторону с тропинки и убежать. Гнаться за ним навряд ли  будут,  а  если  и
погонятся, то в таком тумане все равно не найдут.
     Чиано сам испугался своих мыслей. Ну убежит он - а  потом  что?  Куда
податься, где жить, где найти еду? Правда,  говорят,  что  в  горах  живут
чики, которые не подчиняются тхунам, и даже иногда  нападают  на  них.  Но
это, скорее всего, тоже сказки.
     Чиано  помедлил  немного  и  вслед  за  тхуном  вошел  в   караульное
помещение. Здесь были  грубые  бетонные  стены,  такой  же  бетонный  пол,
железный стол, несколько  табуретов.  В  углу,  за  решеткой  -  аккуратно
выставленные в ряд лучеметы  с  длинными  стволами.  Под  потолком  горели
резавшие глаза  ярко-белые  лампы.  Свет  от  них  был  какой-то  неживой,
стерилизованный.
     На табуретах сидели еще два тхуна, а тот, что вошел, стоял  у  двери,
рядом с Чиано.
     - Итак, ты участвовал в заговоре? -  спросил  один,  тот,  что  сидел
ближе.
     - Нет, господин.
     - Но ты знал про заговор?
     - Нет, господин.
     - Ты лжешь.
     - Нет, господин. Отец мне ничего не говорил.  Я  сам  узнал,  что  он
заговорщик, только когда его арестовали.
     - Почему же наш осведомитель назвал тебя заговорщиком?
     - Вы говорите о Пино, господин?
     - Да.
     - Он требовал с меня десять пеко, а когда я отказался, он сказал, что
скажет вам, что я заговорщик, и меня бросят в яму.  Но  где  я  мог  взять
десять пеко? И я ни в чем не виноват. Пино сказал вам неправду, господин.
     - Хорошо, мы разберемся с Пино. А как  ты  можешь  доказать,  что  ты
действительно не заговорщик, и ничего не знал о заговоре?
     - ...Не знаю... Спросите моего отца - он вам скажет, что я ничего  не
знал. Он мне не доверял!
     - Хорошо. Мы поверим тебе на первый раз. Завтра утром ты  пойдешь  на
площадь и посмотришь, что бывает  с  заговорщиками.  Ты  будешь  стоять  в
первом ряду и смотреть. Понял?
     - Понял, господин.
     - Вот и хорошо. А сейчас иди на работу.
     Толпа собралась большая - присутствовать на  казни  должны  были  все
жители поселка. Чиано, как было велено, пробрался в  первый  ряд.  Посреди
площади был уложен длинный штабель дров,  и  над  ним  возвышалось  девять
столбов,  к  которым  должны  были   привязать   мятежников.   В   воздухе
чувствовался запах бензина, которым один  из  тхунов  поливал  дрова.  Еще
четверо, в своих неизменных панцирях и шлемах, с импульсаторами  у  пояса,
прохаживались  по  площади.  Один  налаживал  установленный  чуть  поодаль
огнемет.
     По низкому серому небу  ползли  неприветливые  свинцовые  тучи.  Было
холодно. Порывы ветра пронизывали до костей, ветхие штаны и роба почти  не
защищали от холода. Чиано переминался с ноги на ногу, тер ладонями друг  о
друга, но это мало помогало. "Скорей бы  уж!"  -  только  одна  эта  мысль
вертелась в его голове.
     Толпа справа  зашумела  и  расступилась.  Шестеро  тхунов  вывели  на
площадь заговорщиков. Их выстроили перед штабелем, лицом к толпе,  и  один
из тхунов начал читать приговор.  Читал  он  долго  и  нудно,  монотонным,
бесцветным голосом.  Приговоренных  обвиняли  в  организации  заговора,  в
хранении оружия, в  подстрекательстве  к  бунту  и  во  многом  другом,  и
приговаривали к смертной казни через сожжение.
     Пока тхун читал приговор, Чиано все  время  смотрел  на  отца.  Чиано
думал, что отец будет раскаиваться, просить о снисхождении, и даже в тайне
надеялся, что его, может быть, помилуют. Но  в  глазах  отца  не  было  ни
страха, ни раскаяния, ни сожаления -  была  только  горечь  и  бесконечная
усталость. Казалось, он тоже ждал, когда же это все закончится.
     Тхун  дочитал  приговор  и,   свернув   его,   спрятал   в   планшет.
Приговоренных подвели к  столбам.  Но  тут  произошла  заминка.  Из  толпы
вырвалась женщина, вся в черном, и, плача, бросилась в ноги тхунам.  Чиано
узнал свою мать. Она умоляла тхунов пощадить ее мужа,  плача,  ползала  на
коленях, хватая их за руки. Один из тхунов пнул ее ногой, и  она  упала  в
пыль; попыталась подняться, но не смогла.  Тогда,  отчаявшись,  она  стала
призывать проклятия на головы тхунов.  Двое  тхунов  схватили  ее  и  тоже
поволокли к штабелю дров.
     И в этот момент раздался  выстрел.  Никто  не  заметил,  как  молодой
парень (его звали Фаре, Чиано знал его) выскользнул из-за  угла  и  достал
из-под одежды пистолет с толстым стволом. Наверное, пистолет  был  заряжен
какими-то особыми пулями, потому  что  стоявший  недалеко  от  Чиано  тхун
пошатнулся и грохнулся на землю.
     Фаре продолжал стрелять; он успел ранить еще  одного  тхуна,  но  тут
пронзительно взвизгнул импульсатор, и Фаре упал на землю  с  развороченной
грудью. Один из  тхунов  направился  к  нему,  другой  вышел  на  середину
площади. Остальные уже привязывали приговоренных к столбам.
     - В следующий раз мы казним не только  заговорщиков,  но  и  всех  их
друзей и родственников, - предупредил тхун и направился к огнемету.
     Чиано переступил с ноги на  ногу  и  почувствовал  под  ногой  что-то
твердое. Он взглянул вниз и увидел  импульсатор,  вывалившийся  из  кобуры
убитого тхуна. Еще не понимая, что он делает, Чиано  медленно  нагнулся  и
поднял оружие.  Импульсатор  был  тяжелый,  с  длинным  стволом.  Рубчатая
рукоятка пришлась как раз по руке.
     "Надо выйти и отдать его тхунам", - по привычке подумал Чиано. Но тут
же почувствовал, что его рука с  импульсатором  медленно,  но  неотвратимо
поднимается вверх. Было страшно, но  Чиано  уже  ничего  не  мог  с  собой
поделать. "Убьют - так убьют. Чем так жить - лучше сдохнуть", -  мелькнула
мысль. И ему сразу стало легко и свободно. Он сделал выбор.
     Чиано никогда не держал в руках оружие, его никто не  учил  стрелять,
он действовал по какой-то внутренней интуиции.
     Импульсатор уже был на уровне груди.  Ствол  его  смотрел  на  тхуна,
который возился с огнеметом. Повинуясь какому-то внутреннему голосу, Чиано
сделал шаг  вперед  и  нажал  на  спуск.  Импульсатор  коротко  взвизгнул,
дернувшись в руках. Тхун упал навзничь, опрокинув огнемет. Тхун,  стоявший
ближе других, обернулся к  Чиано,  но  опоздал.  Чиано  выстрелил  первым.
Разряд ударил тхуну в живот. Чиано видел,  как  полетели  во  все  стороны
кровавые клочья, и тхун, сложившись пополам, повалился на землю.
     И тут позади раздались крики:
     - Что он делает?!
     - Тхунов нельзя победить!
     - Они сожгут нас всех!
     - Заговоры устраивать - верная смерть!
     - Он сумасшедший!
     - Бейте его!
     Чиано успел выстрелить еще раз, но тут в него вцепились десятки  рук.
Кто-то начал душить его, кто-то бил по ребрам, сразу несколько рук,  мешая
друг другу,  пытались  вырвать  импульсатор.  И  тут  Чиано  увидел  Пино.
Отчаянным усилием ему удалось освободиться, и он,  не  целясь,  выстрелил.
Пино упал. Но в следующий момент у него вырвали  оружие,  сбили  с  ног  и
стали сосредоточенно топтать.
     Чиано был еще жив, когда его привязали к одному столбу с  отцом.  Без
сознания он повис на веревках. Ударило пламя  огнемета.  Политые  бензином
дрова вспыхнули почти сразу. Огонь уже трещал вокруг,  а  на  губах  Чиано
застыла улыбка.
     Наконец-то ему было тепло.
     И никто не видел, как какой-то худощавый паренек в  потрепанной  робе
нагнулся и быстро сунул под рубаху  валявшийся  в  пыли  импульсатор.  Тан
видел, что сейчас стрелять уже поздно. Но в другой раз... Это будет скоро,
очень скоро. Пусть его тоже убьют - тогда кто-то еще подберет оружие.
Книго
[X]