Роберт ХАЙНЛАЙН

 

 

 

                       ЧТО ВЫТВОРЯЮТ С ЗЕРКАЛАМИ

 

            Криминальная история рассказанная Эдисоном Хиллом

 

 

 

Я   пришел сюда,   чтобы   посмотреть на   голых   красоток. Пришел,   как и   все

остальные посетители. Это распространенная слабость.

 

Взгромоздившись   на   табурет   в   конце   стойки   бара,   я   подозвал   хозяина

заведения, оборвав его болтовню с двумя завсегдатаями.

 

- Налей на троих, - сказал я. - Нет, на четверых и хлопни одну со мной. Что

новенького, Джек? Я слышал,   ты тут устроил для публики кабинку с порнухой?

 

- Привет,   Эд. Запомни, парень,   у меня не порнуха,   а настоящее искусство.

 

- Какая разница?

 

-   Если девки   ведут себя   спокойно -   это искусство,   а вот   если начинают

извиваться   и   крутить   задом   - тогда   закон   против.   Такие правила.   На,

посмотри.

 

Он дал мне программу. Я прочел:

 

ДЖОЙ-КЛУБ представляет

 

"МАГИЧЕСКОЕ ЗЕРКАЛО"

 

Прекрасные модели в серии развлекательных и художественных живых картин.

 

22.00 "Афродита" - Эстелла

 

23.00 "Жертвоприношение солнцу" - Эстелла и Хейзл

 

24.00 "Верховная жрица" - Хейзл

 

01.00 "Жертва на алтаре" - Эстелла

 

02.00 "Поклонение Пану" - Эстелла и Хейзл

 

(Посетителям   рекомендуется   воздерживаться   от   свиста, топанья   ногами   и

прочих нарушений художественной чистоты показа.)

 

Последнее замечание было излишним.   Заведение Джека Джоя славилось строгими

правилами.

 

На   другой стороне   программки   я увидел   новый перечень   цен,   из которого

узнал,   что   стаканчик   в   моей руке   обойдется   мне   вдвое   дороже, чем   я

предполагал. Тем   не менее зал был битком   набит народом - простаками вроде

меня.

 

Я   хотел было по-дружески   сказать Джеку,   что обещаю зажмуриться   во время

шоу,   если   он возьмет   за   выпивку по   старой   цене, но   тут из-за   стойки

раздались   два   резких   звонка   -   два пронзительных   сигнала,   похожих   на

морзянку.

 

- Одиннадцатичасовой показ, -   объяснил Джек и, присев за стойку, начал там

копаться.

 

Заглянув вниз,   я заметил под стойкой   какую-то продолговатую штуковину. Ее

украшало   столько   электрических   приспособлений,   что   их   хватило   бы   на

веселенькую   рождественскую елку   для   бойскаутов -   переключатели, кнопки,

ручки реостатов, пластинки для проигрывателя и ручной микрофон. Я нагнулся,

чтобы   рассмотреть этот   ящик   получше. У   меня   слабость к   таким вещам   -

наверное, от   моего старика. Он ведь   дал мне имя Томас   Алва Эдисон Хилл в

надежде,   что   я   пойду   по   стопам   его   идола. Но   я,   наверное,   здорово

разочаровал его: мне так   и не удалось придумать атомную бомбу, хотя иногда

я пытаюсь починить свою пишущую машинку.

 

Джек щелкнул переключателем и   взял микрофон. Его голос загремел из колонок

музыкального автомата.

 

- А сейчас мы представляем "Магическое зеркало"!

 

Проигрыватель заиграл "Гимн солнцу"   из "Золотого петушка", и Джой медленно

повернул ручку   реостата. Освещение в зале   погасло, а "Магическое зеркало"

медленно   осветилось.   "Зеркалом"   служила   стеклянная перегородка   шириной

около десяти   футов и высотой около восьми.   Она отделяла от зала небольшую

сцену на   балконе. Когда в баре   горел свет и огни   на сцене были погашены,

стекло оставалось   непроницаемым и   выглядело как зеркало. Когда   же свет в

зале   гас,   а   на   сцене   -   включался,   сквозь   стекло   начинала   медленно

проступать картина.

 

В баре   осталась гореть только лампа под стойкой   у Джека. Она освещала его

фигуру и   приборы. Яркий свет лампы слепил мне глаза;   я прикрыл их рукой и

уставился на сцену.

 

А там было на что посмотреть.

 

Представьте:   две   девушки -   блондинка   и   брюнетка. Алтарь   или стол,   на

котором, как символ   сладострастия, раскинулась блондинка. Брюнетка застыла

у   алтаря, схватив блондинку   за волосы   и занеся другой   рукой причудливый

кинжал. Задник   сцены переливался   золотым и темно-синим   цветом, изображая

яркие солнечные   лучи на псевдоегипетский или   ацтекский манер, но никто не

смотрел на задник - все взоры ласкали девчонок.

 

На брюнетке   был высокий   головной убор, серебряные   сандалии и набедренная

повязка   из   стеклянных побрякушек.   И   больше ничего!   Никакого намека   на

бюстгальтер.   А   блондинка   вообще   была гола   как   устрица.   Ее колено   на

авансцене   приподнялось   ровно    настолько,   чтобы   заткнуть   рот   скулящим

блюстителям нравов.

 

Я   не смотрел   на голую   блондинку; мой   взгляд тянулся   к ней   - брюнетке.

 

И хотя   сыграли свою роль две милые   торчащие грудки, длина грациозных ног,

форма бедер,   боков и   прочего, тем не   менее меня потрясло   какое-то общее

впечатление.   Она была   просто   до боли   хороша.   Кто-то   рядом воскликнул:

 

- Обалдеть можно! Я тащусь!

 

Я   хотел уже   шикнуть на   него, как   вдруг понял,   что это   мой собственный

голос.

 

Тут свет на сцене погас, и я вспомнил, что надо дышать.

 

Я   выложил   безбожную   плату   недрогнувшей   рукой.   Джек   интимно   сообщил:

 

- Между показами они развлекают посетителей в зале.

 

Когда девушки   появились на   лестнице, ведущей с   балкона в зал,   он жестом

подозвал их и представил меня.

 

-    Хейзл    Дорн,    Эстелла    д'Арки    -   знакомьтесь,    это    Эдди    Хилл.

 

Хейзл, брюнетка, спросила: "Как   поживаешь?", а блондинка фыркнула: "О-о, я

встречалась с этим призраком раньше. Как дела? По-прежнему гремишь цепями?"

 

- У меня все   замечательно, - ответил я, пропуская мимо ушей ее подковырки.

 

Да, я знал ее   - не как Эстеллу д'Арки, а как Одри Джонсон. Когда я строчил

автобиографию    начальника    полиции,    она    работала   стенографисткой    в

муниципалитете. И она никогда   мне не нравилась: слишком уж любила находить

больные места и ковыряться в них.

 

Я не стыжусь своей профессии. Ни для кого не секрет, что я писатель-призрак

и   работаю на   других авторов. Хотя   вы можете   найти мое имя   на титульном

листе   "Сорока лет   полицейского",   прямо под   именем начальника   полиции -

пусть маленькими буквами, но оно там: "в сотрудничестве с Эдисоном Хиллом".

 

- Как   тебе понравилось   шоу? - спросила   Хейзл, когда я   заказал круговую.

 

- Мне понравилась ты, - ответил я по возможности тише, как бы по секрету. -

Не   могу   дождаться   следующего   номера,   чтобы   разглядеть   тебя   получше.

 

-   Тогда ты увидишь   кое-что еще, -   пообещала она   и сменила тему.   У меня

сложилось    впечатление,   что    брюнетка    гордится   своей    фигурой   и    с

удовольствием   принимает   комплименты,   но   в то   же   время   не совсем   еще

загрубела, выставляя тело напоказ для публики.

 

Эстелла склонилась через стойку к Джеку.

 

-   Джекки-малыш, -   сказала   она тоном   нежного упрека,   - ты   опять держал

подсветку слишком   долго. При моей позе это   не страшно, но бедная старушка

Хейзл к концу представления дрожала, как лист на ветру.

 

Джек    ткнул    пальцем    в    сторону    песочных   часов    для    варки    яиц.

 

-   Они рассчитаны   на   три минуты,   и именно   столько времени   вы работали.

 

- Не   думаю, что было больше трех минут, - подхватила   Хейзл. - Я совсем не

устала.

 

- Ты   вся тряслась, моя милая.   Я же видела. Тебе   не стоит утомляться - от

этого появляются морщины. В любом случае, - добавила Эстелла, - за временем

теперь буду следить я.   - И она сунула песочные часы в свою сумочку. - Тебе

нас больше не надуть.

 

- А я говорю, три минуты, - настаивал Джек.

 

- Неважно, - заявила   она. - Или с этого момента мы следим за временем, или

мамочка закроет маленького Джекки в темный чулан.

 

Джек хотел ей что-то   ответить, но, передумав, отошел в другой конец стойки

бара. Эстелла пожала плечами, заглотнула остатки спиртного и ушла. Я видел,

как она еще поговорила с Джеком, а потом присоединилась к клиентам за одним

из столиков.

 

Хейзл тоже посмотрела ей вслед и пробормотала:

 

-   Надавала   бы я   этой   потаскушке   по трусам...   если   б   она их   носила.

 

- А что, ее обвинение - туфта?

 

- Не совсем. Возможно, Джек твой приятель...

 

- Нет, мы просто знакомы.

 

- Знаешь... бывали у меня мерзкие боссы... но он настоящий подонок. Вряд ли

он затягивает   время, чтобы помучить нас - мне бы и   в голову не пришло его

проверять, -   но некоторые позы очень   трудно держать три минуты. Например,

Афродиту у Эстеллы. Ты видел?

 

- Нет.

 

- Она балансирует одной   ногой на шаре, а другая нога приподнята и заменяет

собой   фиговый листочек,   потому   что она   там без   одежды.   Джек установил

аварийный выключатель,   чтобы прикрыть ее, если   она сорвется, но все равно

это дикое напряжение.

 

- Лучше скажи, чтобы самому прикрыться от полиции.

 

- И от нее тоже. Джек хочет, чтобы мы работали так круто, как только можно,

чтобы не замела полиция нравов.

 

- Не   понимаю, зачем ты пошла работать в этот   притон. Ты могла бы получить

роль в фильме.

 

Она печально рассмеялась.

 

-    Эдди,   ты    когда-нибудь    пробовал   получить    роль?   Я-то    пыталась.

 

-   И   все-таки... впрочем,   ладно.   А что   вы   с Эстеллой   не поделили?   Ты

сердишься, когда говоришь о ней.

 

-   Она...   хотя   неважно.    Наверное,   у   Эстеллы   были   добрые   намерения.

 

- Ты хочешь сказать - когда она затащила тебя сюда?

 

- Не только.

 

- А что еще?

 

-   Да ничего...   слушай, как   ты думаешь,   мне действительно нужен   крем от

морщин?

 

Я рассматривал   ее близко и   старательно, пока она слегка   не покраснела, а

затем заверил, что абсолютно не нужен.

 

- Благодарю, - произнесла она. - А Эстелла явно считает, что нужен. Недавно

она   посоветовала, чтобы я   позаботилась о   своей внешности и   надарила мне

кучу   косметики. Я   поблагодарила Эстеллу   за подарки   - с ее   стороны это,

наверное,   проявление   дружелюбия... тем   не   менее   меня покоробила   такая

забота.

 

Я кивнул и постарался   сменить тему. Мне не хотелось говорить об Эстелле; я

хотел говорить о самой   Хейзл... и о себе. Я сказал, что знаю одного агента

(моего   собственного),   который может   ей   помочь. Услышав,   что есть   шанс

получить   роль, она заинтересовалась   по-настоящему -   если не мной,   то по

крайней мере тем, что я ей говорил.

 

Случайно взглянув на часы за стойкой бара, она ахнула:

 

- Чуть не опоздала на свое выступление. Пора идти. Пока!

 

Было без   пяти двенадцать. Мне   удалось пересесть с конца   стойки поближе к

середине,   прямо напротив   пульта   управления "Магическим   зеркалом". Я   не

хотел,   чтобы яркий   свет   за стойкой   Джека мешал   мне смотреть   на Хейзл.

 

Почти   в полночь из   подсобки выбежал   Джек и, оттолкнув   своего помощника,

занял место возле пульта.

 

- Как раз вовремя. Она звонила? - спросил он меня.

 

- Нет, не звонила.

 

- Ну   и хорошо. - Он   убрал со стойки грязные   стаканы, сменил пластинку на

проигрывателе   - в общем,   суетился понемногу,   как обычно. Я   не отрываясь

смотрел на "Зеркало".

 

Раздалось   два   звонка,   резких   и   громких.   Джек   почему-то   не   объявлял

выступление. Я оглянулся и   увидел, что он, сжав микрофон в руке, испуганно

таращится на дверь.

 

В   зал   вошли   двое   полицейских,   Ханнеган   и   Фейнштейн.   Наверное,   Джек

испугался,   что залетел   под   облаву. Да   только патрульные   полицейские не

таскаются   по облавам.   Я понял, зачем   они сюда   пришли, еще до   того, как

Ханнеган слепил Джеку улыбочку и махнул рукой, показывая, что все нормально

- они просто влезли бесплатно поглазеть на девочек под предлогом наблюдения

за моралью публики.

 

-   А сейчас   мы представляем   "Магическое зеркало",   - раздался   из колонок

голос Джека. Кто-то влез на табурет рядом со мной и просунул ладонь мне под

локоть. Я обернулся. Рядом сидела Хейзл.

 

- Тебе   же надо быть не здесь, а там, наверху,   - пробормотал я, как дурак.

 

- Ладно,   успокойся. Так Эстелла сказала...   я объясню после представления.

 

На балконе стало постепенно светлеть, из колонок зазвучал "Грустный вальс".

И снова   на сцене был   алтарь. Эстелла распласталась на   нем пуще прежнего.

Когда   стало совсем   светло, я заметил   у нее   возле груди красное   пятно и

торчащую рукоять   кинжала. Хейзл   успела рассказать мне о   каждом акте; это

была   так называемая   "Жертва на   алтаре", которую по   программе полагалось

показывать в час ночи.

 

Я опечалился, не увидев   Хейзл в работе, но, надо признать, сцену поставили

удачно   -   настоящий драматизм   с   тошнотворным привкусом,   душераздирающее

сочетание садизма и сексуальности.   Красная жидкость, которую я посчитал за

кетчуп,   стекала   вниз   по голому   боку   Эстеллы,   а рукоятка   театрального

кинжала торчала так, словно   клинок действительно вонзили в тело, - публике

это     очень     понравилось.    Сцена     была    естественным     продолжением

"Жертвоприношения солнцу".

 

Хейзл завизжала прямо мне в ухо.

 

Ее первый крик оказался   сольным. Но потом, через секунду или две, завопили

все   женщины в   зале   - контральто,   альт,   немного тенора,   но в   основном

визгливое   сопрано.   Сквозь шум   и   крики прогремел   мощный бас   Ханнегана:

 

-    Всем    оставаться    на    местах!    Эй,    кто-нибудь,    включите    свет!

 

Я схватил Хейзл за плечи и встряхнул ее.

 

- В чем дело? Что там наверху?

 

Она ошеломленно   тыкала рукой в направлении   балкона и монотонно причитала:

 

- Она мертва... она мертва... она мертва!

 

Хейзл сползла с табурета   и метнулась в подсобку. Я последовал за ней. Свет

в    зале     резко    вспыхнул,    огни    на     балконе    продолжали    гореть.

 

Мы   проскочили первый,   второй и   третий пролеты лестницы,   пробежали через

маленькую костюмерную и ворвались на сцену. Я почти догнал Хейзл, Фейнштейн

наступал мне на пятки.

 

Мы   застыли, сгрудившись   в   дверях и   щурясь от   яркого   света. Признаюсь,

зрелище открылось   нам безотрадное. Она действительно   была мертва. Кинжал,

который следовало   прижать рукой   к груди, предварительно   обмазав кетчупом

для создания иллюзии... этот причудливый клинок, это гибкое стальное лезвие

оказалось   на   три   дюйма   ближе к   ее   грудной   кости,   чем полагалось   по

сценарию. Его вонзили прямо в сердце.

 

На полу у алтаря,   на расстоянии вытянутой руки от Эстеллы, скрытые от глаз

публики, стояли   песочные часы   для варки яиц.   И когда я   взглянул на них,

упали последние песчинки.

 

Хейзл   потеряла сознание,   я подхватил   ее (сдобная   девочка!) и   уложил на

кушетку.

 

- Эдди,   - сказал   Фейнштейн, - звони   в участок. Передай   Ханнегану, чтобы

никого не выпускал. А я останусь здесь.

 

Я дозвонился до участка,   но Ханнеган обошелся без наших советов. Он усадил

народ   по местам   и   настоятельно советовал   не вставать.   Джек по-прежнему

стоял за стойкой, оцепенев   от изумления; яркий свет от пульта придавал ему

вид мертвеца.

 

В пятнадцать   минут первого   ночи появился Спейд Джонс,   лейтенант Джонс из

отдела   по   расследованию убийств,   и   началась   обычная рутина.   Лейтенант

хорошо знал   меня и даже помогал   в работе над книгой,   которую я писал для

его   шефа; наверное,   поэтому   он тут   же вцепился   в   меня в   поисках хоть

какого-то объяснения. В полпервого он был уже почти уверен в том, что никто

из посетителей не мог совершить преступления.

 

- Эдди,   мальчик мой, я, конечно, не утверждаю, что   никто из них не убивал

ее,   -   это   мог   сделать любой:   выбрать   нужный   момент, рвануть   наверх,

схватить нож   и воткнуть   его девчонке в   ребра. Но мало   вероятно, чтобы у

кого-то из   посетителей была   возможность так точно выбрать   время и способ

убийства.

 

- Любой - но не обязательно из посетителей, - уточнил я.

 

- То есть?

 

- Прямо перед лестницей расположен пожарный выход.

 

-   Ты думаешь,   я этого не   заметил? -   Он отвернулся и   приказал Ханнегану

отпустить всех,   кто мог предъявить документы   с местным адресом. Остальных

он велел отвезти в   управление, чтобы ночные дежурные могли опросить их как

свидетелей.   Возможно, кого-то   из них   придется задержать   для дальнейшего

расследования,   но в   любом случае   - чтобы   здесь он   их больше   не видел!

 

На   балконе деловито   суетились фотографы   и эксперты,   снимавшие отпечатки

пальцев. Появился помощник судмедэксперта,   за ним хлынули репортеры. Через

несколько минут после того,   как заведение очистили от зевак и посторонних,

по лестнице спустилась Хейзл.

 

Никто из   нас ничего   не сказал, но   я похлопал ее   по спине.   А когда чуть

позже вниз снесли накрытые   носилки с завернутым в одеяло телом, я обхватил

ее рукой, и она уткнулась лицом в мое плечо.

 

Спейд допрашивал всех поодиночке. Джек ничего не сказал. "Я не такой умный,

чтобы говорить без адвоката",   - вот и все, что удалось из него вытянуть. Я

подумал про себя, что Джек не прав: лучше было ему поговорить с лейтенантом

сейчас, чем   потом потеть под яркими лампами.   Тем более, что мои показания

снимут   с хозяина   клуба все   подозрения, пусть   даже лейтенант и   узнает о

ссоре   Джека   и   Эстеллы   перед   выступлением.   Спейд никогда   не   стал   бы

подтасовывать факты. Он был   честным полицейским - с копами это бывает. Я и

сам встречал честных полицейских. Даже двух, по-моему.

 

Лейтенант выслушал   меня, взял показания у Хейзл   и снова обратился ко мне:

 

-   Эдди, мальчик   мой,   помоги мне   докопаться до   сути.   Как я   понимаю, в

двенадцатичасовом    показе   должна    была   выступать   эта    девушка   Хейзл.

 

- Да, верно.

 

Он повертел в руках одну из программок Джой-клуба.

 

- Хейзл   говорит, что без пяти двенадцать   она пошла наверх подготовиться к

шоу.

 

- Совершенно точно.

 

- Да.   И она   была с тобой,   так? Она сказала, что   поднялась наверх, потом

пришла   Эстелла    и   заявила,    что   хозяин   велел    поменять   местами   два

представления.

 

- Я об этом не знал.

 

-   Естественно.   Хейзл сказала,   что   немного поартачилась,   но уступила   и

спустилась вниз, где и составила тебе компанию. Верно?

 

- Верно.

 

-   Хм-м... Тогда   твое   замечание по   поводу пожарного   выхода   может иметь

смысл.   Хейзл   рассказывала   мне   о дружке   Эстеллы.   Он   дует   в трубу   на

танцульках   через   дорогу.   И   этот   парень   мог   прошмыгнуть   сюда,   чтобы

приколоть   подругу.   Делов-то   на пару   минут.   Ведь   трубачи, сам   знаешь,

подудят и отдохнут - а то и губу протереть недолго.

 

-   Но   откуда   он   узнал, когда   прийти?   Выступать-то   должна была   Хейзл.

 

-   М-да... Что   ж, может,   он был   в курсе.   Похоже, что   Эстелла назначила

свидание -   вот чем объясняется изменение   программы, и это же предполагает

мужчину. Потому-то   ее приятель и   знал, когда прийти. Один   из моих парней

проверяет эту   версию. Теперь   о том, как шли   выступления... Покажешь мне,

что тут   к чему? Ханнеган пытался, но добился   лишь того, что его долбануло

током.

 

-   Могу попробовать,   -   сказал я,   поднимаясь на   ноги.   - Тут   нет ничего

особенно   сложного.   Так   говоришь,   Хейзл утверждает,   что   Джек   разрешил

Эстелле поменять программу? А ты спрашивал его - почему?

 

- Это   единственный вопрос, на который   он согласился ответить. Настаивает,

что не   знал о замене выступлений. Говорит,   что ожидал увидеть в "Зеркале"

малышку Хейзл.

 

Пульт   управления   только казался   сложным.   Я   объяснил Джонсу   назначение

реостата   и рассказал,   что   Джек одним   поворотом ручки   не   только плавно

уменьшает   накал   ламп   в   зале, но   и   усиливает   освещение сцены.   Позади

реостата   я обнаружил   дополнительный   обходной переключатель,   который был

рассчитан на   нынешние условия - когда свет горел и в   зале, и на сцене. Мы

нашли   также   аварийный выключатель   освещения   балкона и   пару кнопок   для

подключения   микрофона и   проигрывателя   к колонкам   музыкального автомата.

Рядом   находился   звонок -   небольшой   черный   ящик с   двумя штырьками,   от

которых   тянулись   провода наверх,   к   сигнальной кнопке.   Нажимая на   нее,

девушки сообщали   о своей   готовности. В центре стойки,   прямо под крышкой,

крепилась 150-ваттная лампа, подключенная   к электрической сети отдельно от

реостата. Кроме шнура этой лампы, все остальные провода исчезали в стальной

изоляционной трубе   под стойкой бара. И именно   эта лампа слепила мне глаза

во время одиннадцатичасового представления. Она казалась слишком яркой - на

мой взгляд,   сгодилась бы лампа и   послабее. Наверное, Джеку нравился яркий

свет.

 

Я объяснил   Спейду устройство пульта и дал   ему пощелкать кнопками. Потом я

перевел реостат   в положение   "Зал" и отключил   обходной переключатель. Зал

продолжал сиять огнями, "Магическое зеркало" погасло.

 

Итак, оставалось пять минут   до полуночи. Хейзл помахала мне ручкой и пошла

наверх.   Я пересел   на   другой табурет,   как раз   напротив того   места, где

сейчас стою.   В полночь появился Джек   и спросил, был ли   сигнал. Я сказал,

что не   слышал. Он   немножко покрутился, убрал   стаканы и так   далее. Потом

раздалось два   звонка. Джек взял микрофон,   но на несколько секунд задержал

показ: он заметил Ханнегана и Фейнштейна. Ханнеган дал зеленый свет, и Джек

объявил   начало. -   Я   поднял микрофон   и произнес   в него:   - А   сейчас мы

представляем "Магическое зеркало"!

 

Положив микрофон на пульт,   я нажал клавишу проигрывателя. Там стояла та же

пластинка,   и   из   колонок   зазвучал   "Грустный   вальс".   Хейзл   сидела   за

несколько   столиков   от   стойки   и,   положив   голову   на   скрещенные   руки,

пристально смотрела   на меня. Возможно, воссоздание   событий действовало ей

на желудок: выглядела она как больной цыпленок.

 

Я медленно вывернул ручку   реостата из положения "Зал" в положение "Сцена".

В помещении потемнело, а на балконе стало светло.

 

- Вот и все, что было, - сказал я. - Хейзл сидела рядом со мной, когда Джек

объявлял    шоу.   А    когда    на   сцене    включился   свет,    она   закричала.

 

Спейд поскреб подбородок.

 

-   Значит,   когда   сверху   дали   сигнал,   Джек   стоял   прямо   перед   тобой?

 

- Точно.

 

- Ты дал мне повод подозревать его, рассказав о ссоре с Эстеллой. Но ты дал

ему и алиби.

 

- Все верно. Либо   Эстелла сама дала сигнал и, прыгнув на алтарь, прирезала

себя, либо   ее убили, и убийца   нажал на кнопку, чтобы   сбить нас со следа.

Пока мы пялились на   "Зеркало", ему удалось смыться. Но в любом случае Джек

Джой был у меня на виду.

 

- Да, это   хорошее алиби, - признал лейтенант. - Если только   ты с ним не в

сговоре, - добавил он с надеждой.

 

- Попробуй это доказать, - ответил я, улыбаясь. - Не валяй дурака, никакого

сговора нет. И вообще я его считаю порядочным дерьмом.

 

-   Эдди, мальчик   мой, все   мы более   или менее   дерьмо, если на   то пошло.

Пойдем осмотримся наверху.

 

Я   щелкнул обходным   переключателем, осветив   балкон и нижние   помещения, и

пошел   наверх.   Отыскав   там    сигнальную   кнопку,   я   показал   ее   Спейду.

Изоляционная    труба,    проходившая    через    пол   балкона,    кончалась    в

соединительной коробке   на стене, откуда разбегались   провода освещения. На

соединительной   коробке   зачем-то    находилась   кнопка   звонка.   Мне   стало

интересно, почему   она не на   "алтаре", но потом мы   обнаружили, что алтарь

можно   передвигать по сцене.   Надо полагать,   девушки нажимали на   кнопку и

быстренько принимали   свои позы.   Спейд задумчиво надавил   на кнопку, затем

вытер   о    штаны   палец,   испачканный    порошком   для   дактилоскопирования.

 

- Я ничего не слышу, - сказал он.

 

- И   не услышишь.   Сцена почти звуконепроницаема. Он   уже осмотрел песочные

часы,   но   только теперь   я   рассказал ему   о   том, что   видел, как   падали

последние песчинки. Спейд сжал губы.

 

- Ты уверен?

 

- Можешь считать это галлюцинацией. Но я думаю, что видел. Могу подтвердить

под присягой.

 

Спейд   сел   на алтарь,   отодвинулся   подальше   от кровавого   пятна и   после

долгого молчания сурово произнес:

 

- Эдди, мальчик мой...

 

- Да?

 

-   Ты не только   дал алиби Джеку   Джею, ты,   черт тебя дери,   делаешь почти

невозможным постороннее вмешательство в эту смерть.

 

- Я знаю. Могло это быть самоубийством?

 

- Могло.   Все могло быть. С точки зрения техники   - но не психологии. Стала

бы   она ставить   часы, если решила   покончить с   собой? И еще   одна деталь:

посмотри-ка на эту кровь. Попробуй ее на вкус.

 

- Что?

 

-   Да не прыгай.   Хотя бы понюхай   ее. Я   понюхал - очень   осторожно. Потом

понюхал еще   раз. Два запаха -   помидоры и кровь. Кровь   и томатный кетчуп.

Мне показалось, что я обнаружил разницу и по виду пятен.

 

- Ты   понимаешь, сынок?   Если у нее   из дырки на груди   хлещет кровь, зачем

тогда   кетчуп? Не   будь песочных   часов и   кетчупа, я   бы первым   кричал об

идеальном   самоубийстве в   стиле   театральных истеричек.   Но теперь   так не

скажешь. Это убийство, Эдди.

 

В проеме двери показался Фейнштейн.

 

- Лейтенант...

 

- Что у тебя?

 

-   Этот   музыкантишка...   у них   с   Эстеллой   действительно было   назначено

свидание.

 

- Ага!

 

- Но он чист.   Его банда была в полночь за работой, и они как раз исполняли

номер, где он тянул сольную партию.

 

- Черт! Пошел отсюда.

 

- Это еще не все. Я позвонил помощнику судмедэксперта, как вы велели. Мотив

убийства,   о котором   вы   говорили, не   годится -   она   не только   не ждала

ребенка,   ее вообще   еще   никто не   поимел.   Virgo   intacta   [ Девственница

(лат.)], - добавил он на довольно сносной латыни.

 

- Фейнштейн,   сегодня ты щеголяешь учеными   словечками, а завтра потребуешь

себе   звание   сержанта? -   невинным   тоном   спросил Спейд.   - Вали   отсюда.

 

- О'кей, лейтенант.

 

Признаюсь, меня удивили эти новости. Эстелла оказалась настоящей мастерицей

крутить   динамо.   Видно,   умела завлекать   мужиков,   не   прибегая к   самому

проверенному способу.

 

Спейд немного подумал и сказал:

 

- Значит,   когда тут светло, там темно; а   когда там светлеет, тут темнеет.

 

-   Да. Обычно   так и бывает.   Хотя сейчас свет   и там   и тут, потому   что я

использовал обходной переключатель.

 

- Я   как раз о том, как бывает обычно.   Светло, темно; темно, светло. Эдди,

мальчик мой...

 

- Да?

 

- Ты, похоже, положил глаз на эту Хейзл?

 

- Ну вроде того, - согласился я.

 

- Тогда присматривай за   ней. Убийца был здесь всего несколько секунд - это

подтверждают песочные часы и звонок. Он не входил в круг лиц, которые знали

об   изменении   программы,   поскольку дружок - трубач,   как выяснилось,   вне

подозрений. И на сцене   было темно. Эдди, он убил не ту девчонку! А значит,

возможно новое убийство.

 

- Хейзл, - прошептал я медленно.

 

- Да, Хейзл.

 

Спейд   Джонс   собрал   всех   нас в   зале   -   меня,   Хейзл, двух   официантов,

помощника бармена   и Джека Джоя. Я   думал, он задержит Джека   в отместку за

его   молчание, но   лейтенант   лишь попросил   его не   высовываться   из своей

гостиницы   и   предупредил,   что    в   противном   случае   Джой   наткнется   на

симпатичного   полицейского,   который   тут   же отправит   его   в   симпатичную

камеру.   Прощаясь   со   мной,   Спейд подмигнул   и   приложил   к губам   палец.

 

Но это меня ничуть не успокоило. Хейзл охотно позволила проводить ее домой.

Увидев,   что она   живет одна   в небольшой   квартирке, а   в здании   нет даже

привратника,   я решил,   что   ей надо   кое-что объяснить   и   предложить свои

услуги в качестве ночного сторожа.

 

Она пошла на кухню, чтобы налить мне выпить.

 

- Один стаканчик, Эд, и ты пойдешь домой, - крикнула она. - Ты очень милый,

я обязательно встречусь с   тобой и поблагодарю за заботу, но сейчас девочка

пойдет в постельку. Я устала.

 

- Я   остаюсь на всю ночь,   - твердо заявил я. Она вышла   с бокалом в руке и

бросила   на меня   сердитый   и в   то   же время   немного озадаченный   взгляд.

 

- Эд,   - сказала она, -   а не слишком ли быстро? Я   не думала, что ты такой

нахал.

 

- Успокойся, красотка, - ответил я. - Спать вместе не обязательно. Я только

присмотрю за тобой. Кто-то хочет тебя убить.

 

Она уронила бокал.

 

Я помог ей вытереть лужу и объяснил ситуацию.

 

- Кто-то прирезал девушку   в темной комнате, - закончил я свой рассказ. - И

этот   кто-то   думал, что   убил   тебя. Сейчас   он   уже понял   свою ошибку   и

попытается ее   исправить. Нам   нужно выяснить только одно:   кто хочет убить

тебя?

 

Она села и начала трепать концы носового платка.

 

-    Никто    не    хочет   меня    убивать,    Эдди.    Эстелла   получила    свое.

 

- Ничего подобного.

 

- Но никакой ошибки не было. Я знаю.

 

- Что ты знаешь?

 

-   Я... Нет,   это невозможно.   Если хочешь,   оставайся на всю   ночь. Можешь

спать на той кушетке.

 

Она встала, выдвинула из   стены кровать, потом пошла в душ, закрыла дверь и

немножко поплескалась там.

 

- Этот душ такой тесный, в нем ни одеться, ни раздеться, - спокойно заявила

она, выходя   в комнату. - И в любом случае,   я привыкла спать голышом. Если

хочешь, раздевайся, я не испугаюсь.

 

- Спасибо. Я сниму только пиджак, галстук и обувь.

 

- Как   знаешь. - Ее голос   звучал приглушенно, поскольку в   этот момент она

стягивала через голову платье.

 

На ней   были трусики, которые, по   ее словам, никогда не   носила Эстелла, -

простой белый трикотаж, чистенький и аккуратный. Она не носила бюстгальтер,

да   и не   нуждалась в   нем. Представление   о ее   фигуре, полученное   мною в

"Магическом зеркале", вполне   подтверждалось. Это было самое восхитительное

зрелище,   которое я   когда-либо   в жизни   видел;   В одежде   на улице   Хейзл

показалась бы просто красивой и хорошо сложенной женщиной, но без одежды...

многие войны начинались и по меньшему поводу.

 

Я начал   сомневаться в   том, что смогу   остаться на кушетке.   Наверное, это

было как-то заметно, потому что она фыркнула:

 

- Сотри слюну с подбородка!

 

И перешагнула через трусики.

 

-    Прошу   прощения,    -    пробормотал   я    и   начал    развязывать   шнурки.

 

Хейзл выключила свет, подошла к большому окну и раздвинула шторы. Окно было

закрыто,   но    при   выключенном   свете    улица   просматривалась   прекрасно.

 

-    Отойди   от    окна,    -   сказал    я.   -    Ты   слишком    хорошая   мишень.

 

-   Что?   Ах да,   конечно.   -   Она отошла   на   несколько шагов,   все так   же

задумчиво   глядя в   окно.   А я   задумчиво разглядывал   ее.   Напротив, через

улицу, сияла   огромная неоновая   вывеска, цветные полосы   света врывались в

комнату и   покрывали Хейзл   с головы до   ног радужным текучим   сиянием. Она

походила на волшебную грезу.

 

Но через   секунду я уже не   думал о том, как   она выглядит; мне вспомнилась

другая   комната, где   лежала убитая   девушка и   огни ночного   клуба светили

сквозь    стеклянную    стену,   как    и    эти    всполохи   неоновой    рекламы.

 

Мысли быстро выстраивались в цепочку, причиняя мне почти физическую боль. Я

разложил их   по второму   разу и получил все   тот же ответ. Мне   он очень не

понравился. И   я был   рад, чертовски рад,   что Хейзл разделась   догола и ей

негде   спрятать   нож,   пистолет   или какое-то   другое   смертельное   оружие.

 

- Хейзл, - тихо позвал я. Она повернулась ко мне.

 

- Да, Эдди?

 

-   Мне    пришла   в   голову   новая    идея...   Зачем   кому-то   убивать   тебя?

 

- Ты уже спрашивал. Нет никакого повода.

 

- Я   так и   знал. Ты права   - никакого повода. Тогда   давай поставим вопрос

иначе... Зачем ты хотела убить Эстеллу?

 

Мне показалось,   что она сейчас снова   хлопнется в обморок, но   меня это не

волновало. Я   хотел шокировать Хейзл. Ее   сногсшибательная красота была для

меня в   тот миг   всего лишь западней,   сбивавшей со следа.   Мне не хотелось

подозревать Хейзл,   поэтому я до сих   пор даже не думал   о том, что из всех

очевидцев только   она имела возможность совершить   преступление, только она

знала   о перемене   программы   и, наконец,   только у   нее был   хоть какой-то

повод.   Ясно как   день,   что она   ненавидела Эстеллу.   Хейзл   скрывала свою

ненависть, но не слишком умело.

 

А самое   главное - на маленькой сцене не   было темно! Конечно, она казалась

темной -- снаружи, из зала. Через стекло ничего не видно, если вы стоите на

освещенной стороне,   но свет тем не   менее проходит сквозь стекло. Неоновая

вывеска   на улице   освещала   комнату Хейзл,   заливая нас   сказочным светом;

яркие лампы   в баре Джека   освещали маленькую сцену даже   тогда, когда огни

рампы были погашены.

 

И она знала это. Она знала, потому что бывала там много раз, репетируя позы

для любителей   клубнички. С   самого начала она   знала, что не   было никакой

ошибки в   темноте: там хватало света!   Чтобы перепутать иссиня-черную гриву

Хейзл   с    обесцвеченной   копной   Эстеллы,   нужна    была   абсолютная   тьма.

 

Она знала...   но почему тогда   не сказала? Хейзл позволила   мне остаться на

ночь, хотя я ей даром не нужен. Она рискует репутацией и еще кое-чем, и все

потому, что   я выдвинул теорию о   не-той-жертве-в-темноте. Хейзл знала, что

это чушь собачья; почему она промолчала?

 

-   Эдди,    ты   ненормальный,   что    ли?   -   Ее   голос    дрожал   от   испуга.

 

-   Нет,   теперь я   стал   нормальным. Я   могу   рассказать тебе,   как ты   это

сделала,   моя красотулечка.   Вы были   там обе,   ты сама   говорила, помнишь?

Эстелла приняла   свою позу и попросила тебя   нажать на звонок. Ты нажала...

но   сначала   схватила нож   и   воткнула   ей между   ребер.   Потом ты   вытерла

рукоятку, осмотрелась,   нажала кнопку звонка и   удрала. Через десять секунд

ты уже взяла меня под ручку. Меня - твое алиби!

 

Это сделала   ты, потому что ни у кого другого   не хватило бы духу совершить

убийство на   виду у всей публики - представь себе   эти сотни глаз за тонким

стеклом.   На балконе   было светло: свет   проникал из   зала. Но это   тебя не

тревожило,   потому что ты   не раз   разгуливала нагишом перед   этим стеклом,

зная, что   тебя не видно, пока в зале горит свет!   Никто другой на такое бы

не решился!

 

Она смотрела на меня   так, словно не верила своим ушам. Ее подбородок начал

подрагивать.   Она опустилась   на   корточки и   зарыдала. Я   даже   удивился -

настоящие слезы, ручьем... Наверное, они должны были меня растрогать, но не

растрогали. Мне не нравятся убийцы.

 

Я встал около нее.

 

- Зачем ты ее убила? Зачем?!

 

- Пошел вон!

 

- Вот   еще! Я   хочу посмотреть, как   из тебя сделают   жаркое, мой грудастый

ангелочек.

 

К   телефону пришлось   пятиться задом. Я   не спускал   с нее глаз,   не рискуя

поворачиваться к ней спиной, какой бы голой она ни была.

 

Хейзл метнулась   вперед, но не ко   мне, а к двери.   Не знаю, как далеко она

надеялась убежать нагишом.

 

Я сбил ее с ног и подмял под себя. Там было что подмять, ничего не скажешь!

Она   кусалась   и царапалась,   но   я   применил захват   и   выкрутил ей   руку.

 

- Веди себя хорошо, милая, или я сломаю руку.

 

Она притихла,   и тут до меня   дошло, что подо мной   не просто тело, а очень

женственное     тело.     Я     постарался     проигнорировать     этот     факт.

 

- Отпусти   меня, Эдди, - попросила   она дрожащим голосом, -   или я закричу,

что меня насилуют. Ты потом от копов не отобьешься.

 

- Полный   вперед, моя пышечка, -   ответил я. - Именно   копов я и хочу здесь

увидеть - и чем быстрее, тем лучше.

 

- Эдди,   Эдди, ну послушай меня... я не убивала ее.   Но я знаю, кто убийца.

 

- Да? И кто же?

 

- Я   знаю... Знаю...   Хотя он вроде   и не мог   этого сделать.   Вот почему я

ничего не сказала.

 

- Давай выкладывай.

 

Она отозвалась не сразу, мне пришлось усилить захват.

 

- Говори!

 

- О Господи! Это был Джек.

 

- Джек? Чепуха! Я его видел.

 

-   Знаю.   И   все-таки    это   сделал   он.   Не   знаю   как...   но   он   убийца.

 

Я   задумался,   по-прежнему   сжимая   ее руку.   Она   заглянула   мне в   глаза.

 

- Эд?

 

- Ну?

 

- Если бы я нажала кнопку звонка, на ней бы остался отпечаток моего пальца?

 

- Наверняка.

 

- Так почему бы тебе не выяснить?

 

Это меня озадачило. Я   по-прежнему не сомневался в своей правоте, но Хейзл,

похоже, искренне хотела, чтобы я узнал ответ.

 

- Вставай,   - буркнул я. -   Сначала на колени, потом   на ноги. И не пытайся

освободить    руку.    Никаких    фокусов     -    иначе    получишь    в    живот.

 

Она   смирилась. Я   провел ее   к телефону   и набрал номер.   Через телефонную

станцию    полиции     мне    удалось    соединиться     со    Спейдом    Джонсом.

 

-   Эй,   Спейд?   Это   Эдди...   Эдди   Хилл.   Слушай, на   кнопке   звонка   были

отпечатки?

 

-   А   я все   гадал,   когда   ты наконец   спросишь   об   этом? Конечно,   были.

 

- Чьи?

 

- Трупа.

 

- Эстеллы?

 

- А   кого же   еще? Ее отпечатки   остались и на песочных   часах. На рукоятке

кинжала ничего - ее вытерли. По всей комнате отпечатки обеих красоток, хотя

есть и несколько чужих... но, возможно, старые.

 

- Ага... да... ну хорошо, спасибо.

 

-   Не   за   что.   Звони   мне,   сынок,   если   вдруг   осенит   блестящая   идея.

 

Я   повесил трубку   и повернулся   к Хейзл.   Не помню   точно, но,   кажется, я

отпустил ее, когда Спейд   сказал про отпечатки Эстеллы. Хейзл стояла рядом,

растирая руку и очень странно посматривая на меня.

 

-   Ладно, - сказал   я, - можешь   тоже вывернуть   мне руку или   врезать куда

захочешь.   Я   ошибся.   Прости...   Я   постараюсь   заслужить   твое   прощение.

 

Она хотела что-то сказать,   но снова расплакалась. Все закончилось тем, что

она   приняла мои   извинения, причем   самым приятным из   возможных способов,

перепачкав меня помадой и   потекшей тушью. Мне это понравилось, хотя в душе

я чувствовал себя мерзавцем.

 

Промокнув слезы на ее лице носовым платком, я попросил:

 

- Надень платье или что-нибудь еще, сядь на кровать, а я посижу на кушетке.

Нам   надо докопаться   до   сути, а   я лучше   соображаю, когда   твои прелести

прикрыты.

 

Она послушно отошла, и я начал размышлять.

 

- Ты   говоришь, что ее убил   Джек, но признаешь, что   не знаешь, как он это

мог сделать. Тогда почему ты его подозреваешь?

 

- Из-за музыки.

 

- Что-что?

 

- Из-за   музыки, которую   он приготовил для   выступления. Помнишь "Грустный

вальс"? Это музыка Эстеллы,   то есть для ее сцены. Моя сцена, обычно шедшая

в полночь,   сопровождалась "Болеро". Он поставил   музыку для нее и, значит,

знал, что на балконе Эстелла.

 

-   Поэтому,   когда   он   заявил, что   она   не   предупредила   его о   перемене

программы, ты   заметила ложь.   Но по такой   улике человека не   осудишь - он

может сказать, что поставил пластинку по ошибке.

 

-   Может,   да   не   скажет. Пластинки   хранятся   строго   по номерам,   каждая

предназначена для своей сцены,   и такой порядок соблюдается не первую ночь.

Никто, кроме Джека, их не трогает. Он уволил бы любого, кто коснулся бы его

пульта. Но знаешь... я   заподозрила его еще до того, как подумала о музыке.

Только как он ее убил - ума не приложу.

 

- Я тоже. Давай продолжай.

 

- Он ненавидел ее.

 

- Почему?

 

- Она крутила им как хотела.

 

- Как   хотела? Допустим,   крутила. Со многими   такое бывает. Она   над всеми

издевалась - дразнила тебя, дразнила меня. Ну и что?

 

-   Это   не   одно и   то   же,   - настаивала   Хейзл.   -   Джек боялся   темноты.

 

Да, история оказалась печальной. Парень боялся темноты - по-настоящему, как

боятся некоторые   дети. По словам Хейзл, он ночью   не мог без фонарика даже

до стоянки   дойти, чтобы сесть в   машину. Но не в   этом выражалась слабость

Джека, и   не этого он стыдился: многие   люди пользуются фонариками - просто

чтобы знать, на что   они наступают. Беда в том, что Джек влюбился в Эстеллу

и, видимо, добился немалых   успехов - фактически он уложил ее в постель. Да

только   ничего у него   не вышло,   потому что девчонке   вздумалось выключить

свет.   Эстелла,   рассказывая   об   этом Хейзл,   злорадно   подчеркивала,   что

вовремя успела узнать о его "трусости".

 

- После   этого она постоянно издевалась   над ним, - продолжала   Хейзл. - Со

стороны ничего   не было заметно, если   не знаешь. Но он-то   знал! Он боялся

ее,   боялся уволить   ее   из-за страха,   что она   расскажет   кому-нибудь. Он

ненавидел ее - и в то же время сгорал от любви и ревновал. Однажды, когда я

была в костюмерной...

 

Хейзл продолжала   свой рассказ. Джек вошел в   комнату, когда девчонки то ли

одевались,   то ли   раздевались, а   заодно препирались   по поводу   одного из

посетителей. Эстелла   велела Джеку   убираться. Он ни   в какую. И   тогда она

выключила свет.

 

-   Он   удирал как   заяц,   спотыкаясь   о собственные   ноги.   - Хейзл   тяжело

вздохнула.   -   Ну   как   тебе история,   Эдди?   Хороший   мотив для   убийства?

 

-   Хороший, - согласился   я. - Ты   почти убедила   меня, что это   сделал он.

Только он не мог... я же его видел.

 

- Не мог... В том-то вся и проблема.

 

Я   отправил   ее в   постель   и   попросил постараться   заснуть. Мне   хотелось

спокойно   посидеть, пока   все куски   мозаики не   сложатся в   картину. Когда

Хейзл сняла наброшенный халат,   я был вознагражден очередным лицезрением ее

фигуры. Но я позволил себе только один поцелуй с пожеланием доброй ночи. Не

думаю, что она спала; во всяком случае, не храпела.

 

Я   сел и   начал   ворочать мозгами.   На сцене   не   было темно,   когда балкон

казался темным, и этот   факт менял все, исключая, по моему мнению, каждого,

кто   не   был   знаком   с механикой   "Зеркала".   А   значит, оставалось   всего

несколько   подозреваемых -   Хейзл, Джек,   помощник-бармен, два   официанта и

сама   Эстедла.   Конечно, была   возможность,   что   какой-то неизвестный   тип

прокрался   наверх,   сунул   в   девицу   ножичек   и   потихоньку   смылся   -   но

возможность чисто физическая. С   точки зрения психологии это мало вероятно.

Кстати,   не забыть   бы   спросить у   Хейзл, работали   ли в   "Зеркале" другие

модели.

 

Помощник-бармен   и    два   официанта,   которых   Спейд    исключил   из   списка

подозреваемых,    имели   железное    алиби,   подтвержденное   одним    и   более

клиентами. Мои   показания говорили   в пользу Джека. Эстелла...   нет, это не

самоубийство. Что касается Хейзл...

 

Отпечаток пальца   Эстеллы вроде бы   снимает подозрения с Хейзл:   ей явно не

хватило бы времени убить Эстеллу, расположить труп в нужной позе и, вытерев

рукоятку,   спуститься   вниз, ко   мне   под   бочок, до   того   как Джек   начал

представление.

 

Но в   таком случае   больше некого подозревать...   и остается гипотетический

сексуальный маньяк,   который, не смущаясь толпой   людей за стеклом, устроил

резню на алтаре. Чушь какая-то!

 

Конечно, отпечаток   пальца ничего   не исключает. Хейзл   могла нажать кнопку

звонка монетой или заколкой   - тогда бы старый отпечаток сохранился. Мне не

хотелось это   признавать, но   окончательно снимать подозрения   с Хейзл было

рано.

 

И опять-таки,   если Эстелла   не нажимала на кнопку,   убийство мог совершить

только свой; никто из   чужих не знал, где эта кнопка. Да и кто бы додумался

нажимать на нее?

 

А зачем это понадобилось   Хейзл? Сигнал не давал ей алиби... значит, в этом

не было смысла.

 

Вот   так   круг   за   кругом,   круг   за   кругом,   пока   не   заболела   голова.

 

Через какое-то время я встал и подергал за покрывало.

 

- Хейзл!

 

- Да, Эдди?

 

- Кто нажимал на кнопку звонка перед одиннадцатичасовым представлением? Она

задумалась.

 

- Это был наш совместный показ. Кнопку нажимала Эстелла... она всегда брала

инициативу на себя.

 

- М-м-м... А другие девушки работали в "Зеркале"?

 

-    Нет,   никто,    кроме    меня   и    Эстеллы.   Мы    и   начинали     это   шоу.

 

-   Ладно.    Кажется,   я   что-то   нащупал.    Пойду   позвоню   Спейду   Джонсу.

 

Спейд заверил   меня, что был несказанно   рад покинуть теплую постель, чтобы

потрепаться со мной: может,   я соглашусь пойти к нему в горнисты? Но все же

он   обещал   приехать   в   Джой-клуб,   захватив   с   собой   Джека,   патрульных

полицейских, пистолеты и мышцы для выкручивания рук.

 

Когда мы   собрались в Джой-клубе, я встал за   стойкой бара, Хейзл села там,

где   сидела   вчера,   на   моем   месте   устроился полицейский   из   отдела   по

расследованию   убийств.   Джек и   Спейд   находились у   конца стойки,   откуда

лейтенанту были видны мы все.

 

-   Сейчас    вы   увидите,    как   человек   может   оказаться    в   двух   местах

одновременно,   - объявил   я. -   Мне придется   исполнить роль   мистера Джека

Джоя. Представим, что время   близится к полуночи, Хейзл только что покинула

костюмерную и спустилась вниз. Она ненадолго задержалась в дамском туалете,

поэтому не заметила Джека,   когда тот поднимался на балкон. Итак, наш герой

находит   Эстеллу в костюмерной   - уже   раздетую и готовую   к выступлению...

 

Я взглянул на Джека.   Его лицо казалось окаменевшей маской, но сдаваться он

не собирался.

 

-   Возникла   ссора -   не   знаю, по   какому   поводу, но   скорее всего   из-за

трубача, ради встречи с которым Эсгелла изменила программу. В любом случае,

готов   держать пари,   что девчонка   закончила спор,   выключив свет.   И Джек

вылетел прочь!

 

Первый    пробный     удар    прошел.    Джой     вздрогнул,    маска    треснула.

 

-   Но   Джек отсутствовал   не   более   нескольких секунд,   -   продолжал я.   -

Возможно, в   кармане у   него оказался фонарик   - наверное, он   и сейчас там

лежит, -   и это   помогло ему вернуться   в ту ужасную   темную комнату, чтобы

включить свет. Эстелла обмазывалась   кетчупом; ей оставалось лишь нажать на

кнопку звонка, она даже успела поставить песочные часы. Джек схватил кинжал

и нанес смертельный удар.

 

Я   сделал   паузу. На   этот   раз   мой шар   не   достиг цели.   Маска Джека   не

дрогнула.

 

-   Он придал   ее   телу нужное   положение... оставим   на это   десять секунд.

Скрывая   улики, он   вытирает рукоятку   и сбегает   по лестнице вниз   - можем

кинуть на   это десять или   даже двадцать секунд. Потом   он спрашивает меня,

звенел ли звонок, и я отвечаю, что звонка не было. А он действительно хотел

это знать, потому что Эстелла могла нажать на кнопку до того, как он пришил

ее.

 

Узнав, что   хотел, Джек начинает отвлекать   внимание... примерно так... - Я

повозился   с   посудой, взял   со   стойки   ложку и   указал   ею на   стеклянную

перегородку сцены.   - Заметьте, что "Зеркало"   освещено и там сейчас никого

нет   - я   врубил обходной   выключатель. Но   представьте, что там   темно, на

алтаре лежит Эстелла, и ее сердце пробито кинжалом.

 

Пока   они смотрели на   "Зеркало", я   опустил металлическую ложку   и замкнул

штырьки, от которых шли провода к звонку на сцене. Раздался громкий звонок.

Я разомкнул   контакт, приподняв кончик ложки,   и снова замкнул два тросика:

еще один звонок.

 

- Вот таким образом человек может... Держи его, Спейд!

 

Но   лейтенант   навалился   на   Джека   еще   до   того, как   я   закричал.   Трое

полицейских еле   смогли удержать   его. Он не был   вооружен, просто сработал

защитный   рефлекс -   желание   вырваться на   свободу.   И даже   теперь он   не

сдавался.

 

-   У   вас на   меня   ничего нет!   Ваши   доказательства -   дерьмо! Любой   мог

замкнуть эти провода на всем протяжении линии.

 

-   Нет, Джек,   - возразил   я. - Мы   это проверили.   Провода входят в   ту же

стальную   трубу, что   и   силовая проводка,   и так   до   самой соединительной

коробки   на балконе.   Или здесь,   или там,   Джек. А   раз не там,   то только

здесь.

 

- Я   хочу видеть своего адвоката,   - вот и все, что   он сказал мне в ответ.

 

-   Ты увидишь   своего адвоката, -   весело заверил   его Спейд. -   Завтра или

послезавтра. А сейчас ты поедешь к нам в участок и посидишь несколько часов

под парочкой горячих ламп.

 

- Нет, лейтенант! - вмешалась Хейзл.

 

- Что? Почему нет, мисс Дорн?

 

-    Не    сажайте    его    под   лампы.    Лучше    заприте    в   темный    чулан!

 

- В чулан? Почему в чу... Девочка! Да ты просто умница!

 

Они воспользовались   чуланом для швабр. Парня   хватило на полчаса, потом он

захныкал,    а   потом    начал   кричать.    Они   его   выпустили    и   выслушали

чистосердечное признание.

 

Когда Джека   уводили, мне было почти жаль его.   А впрочем, чего жалеть? Ему

грозил   только   допрос   второй   степени, и   клянусь,   никто   бы не   доказал

преднамеренного   убийства.    А   теперь    лучшим   выходом   для    него   будет

"невиновность по   причине невменяемости". Какой бы   ни была его вина, Джека

довела до убийства сама   Эстелла. И только представьте, какое самообладание

было у   парня -   какая колоссальная выдержка   потребовалась, чтобы осветить

кровавую сцену   после того,   как он поднял   взгляд и заметил   в дверях двух

полицейских!

 

Я   второй раз   отвез Хейзл   домой. Кровать   по-прежнему была   разложена, и,

сбросив на ходу туфли, Хейзл направилась прямо к ней. Расстегнула молнию на

боку   платья,   начала стаскивать   его   через голову   и вдруг   остановилась.

 

- Эдди!

 

- Да, красавица?

 

-   Если я   опять разденусь,   ты не   обвинишь меня   в новом   преступлении? Я

задумался.

 

-   Все зависит   от   того, кем   ты заинтересовалась   -   мной или   агентом, о

котором я говорил.

 

Она улыбнулась, схватила туфельку и бросила в меня.

 

- Конечно тобой! Только не очень задавайся.

 

И она   разделась до конца. А   немного погодя и я   начал развязывать шнурки.

 

 

 

 

/ Что вытворяют с зеркалами, пер. С.Трофимова /