Вл. Хлумов

 

Кулповский меморандум

 

 

Фантастический рассказ

 

Честно говоря, поначалу я даже не мог себе представить - каким образом мне удалось попасть на закрытое заседание столь ответственной комиссии. Я ехал с работы домой. Обычный маршрут - пешком, метро, автобус... Стоп - до автобуса дело не дошло. Пешком, метро, потом очень длинный пролет, потом вроде очередная станция, светлое фойе... Я вышел (почему-то один). Потом, как во сне, как-то вдруг очутился в круглом конференц-зале. "Черт, - еще подумал я, - метро и конференц-зал, похоже на сон". Именно я сразу подумал про сон. Заснул, думаю, наверное в метро. Работа у меня ночная, астрономическая. Не высыпаюсь. Но тут сообразил, - раз я думаю, что это сон, так, значит, точно не сон. Не могу же я во сне так ясно осознавать, что я сплю. Нет, это не сон... Но вскоре я перестал мучиться своими сомнениями. Мое внимание полностью переключилось на происходящее вокруг.

Я сразу понял, что это конференц-зал, хотя по форме и не обычный. Но все остальное было точно, как в нашем институте - плотно составленные ряды кресел (так что не пройти), огромная черная доска в дубовой раме, залатанная в нескольких местах, носившая следы отчаянной борьбы докладчиков, пытавшихся с помощью мела что-то донести до слушателей. В общем, все довольно обычно. Все кроме докладчика и слушателей. Вот это были лица! Собственно, лиц-то и не было, по крайней мере, не у всех. В зале сидело - чуть не сказал "человек" - штук сорок существ, совершенно очевидно, внеземного происхождения. Существа не представляли однородной группы. Многообразие форм говорило о том, что я попал на собрание каких-нибудь галактических наций (в чем я незамедлительно убедился). Был и президиум. За огромным столом, покрытым чем-то зеленым, кроме председателя, который отождествлялся по огромному гонгу, стоявшему напротив, восседали двое членов президиума, похожих на доисторических саблезубых тигров, как их рисуют в зоологических музеях.

Над президиумом был развернут огромный плакат: "Привет участникам VII ассамблеи галактических обществ по борьбе с контактами".  В зале царила приподнятая атмосфера, характерная для тех симпозиумов, конференций, школ, ворк-шопов, на которых выступления четко регламентированы, а продолжительность рабочих заседаний и перерывов на кофе и чай подобрана в правильной пропорции.

Как только я появился в зале, ко мне подкатил один из организаторов. Учтиво поприветствовал, что-то вроде: "Ай эм вери глэд ту си ю" (при этом он повилял хвостом) - и спросил: "Вы землянин?". Я согласился на всякий случай. Он отвел меня к креслу, на котором лежала перфокарта с надписью - "Забронированя для придставитиля Земноводных". "Земноводных" было написано именно с большой буквы.

Забавная сценка произошла, когда мы пробирались к отведенному "для придставитиля Земноводных" месту. Хвостатый организатор,  оставив меня позади, протискивался между рядами, повторяя на украинском языке: "Звыняйтэ, звыняйтэ...". Это меня, признаться, удивило. Почему на украинском? Но еще больше я удивился, когда услышал, что сидевшие в моем ряду участники, вставая, дружно отвечали на том же украинском языке; "Будь ласка". Вдруг наше продвижение вперед было приостановлено. "Звыняйтэ, - повторил  хвостатый. - Стэнд ап, будь ласка". Однако участник не шелохнулся. Наверное, он спал. Мой провожатый опять попросил его подняться, а затем подергал того за плечо. Сидевший наконец откликнулся, просипев, что он, мол, уже давно стоит и что понятие "сидеть" напрочь отсутствует в повседневном лексиконе его народа, да и лишено смысла в общефилософском аспекте. Провожатый растерянно посмотрел на меня и, оправдываясь сказал:

- Извините, пожалуйста, за задержку. Ну действительно, как можно требовать, чтобы человек встал, если он не сидит и сидеть не может. Вот пылесос, например, его тоже не посадишь...

Хвостатому, видно, понравилась эта тема, и он начал ее развивать. Но тут стоявший сидя как-то весь скукожился и мы протиснулись в образовавшийся проход. Инцидент был исчерпан.

Я уселся, разглядывая перфокарту. В ней не было ничего необычного. Мне это почему-то не понравилось. Я еще раз прочел надпись над президиумом в составе председателя и двух саблезубых тигров. Огляделся. Рядом справа сидело элегантное существо, по-моему, женского рода. Она размахивала своей перфокарточкой как веером. Было слегка душно. Мне хотелось у нее узнать, что здесь происходит. Но раздался гонг.

Поднялся председательствующий:

- Уважаемые друзья, я не буду останавливаться на общих местах, которым вчера было уделено немалое внимание. Разрешите перейти к сути дела, ради которого собралась наша подкомиссия. Мы должны наконец решить набивший оскомину вопрос о границах содружества. Либо мы вводим жесткие ограничения и, как говорится, несмотря на чины и звания, окончательно подводим черту под списком, либо я низлагаю с себя полномочия и мы открываем, что называется, двери в избу. Как вы знаете, ситуация в последнее время резко обострилась. На некоторых, не вошедших в содружество планетах, ситуация стала просто критической. Ярким примером, иллюстрирующим это, являются события, происходящие на Земле. За последние двести-триста лет они там, во-первых: пришли к идее "множественности миров", во-вторых: предприняли попытки (хотя и смехотворные по своим масштабам) найти следы разума в Галактике и, в-третьих: выдвинули концепцию "космических чудес"...

При этих словах саблезубый тигр, сидевший справа, ухмыльнулся. Я же краем глаза посмотрел на соседку. Ко мне вернулось чувство, что все это мне снится. Мне пришла в голову совершенно отчаянная мысль. Я начал лихорадочно вспоминать, как по-украински будет звучать слово "ущипнуть". Но, конечно, ничего не вспомнил и прошептал своей соседке на русском языке, зачем-то заменяя "и" на "ы":

- Ушыпныте меня.

Она широко раскрыла глаза и посмотрела на меня так, что мне стало стыдно за свою неуместную выходку. Я поглубже втянул голову и зачем-то стал усиленно размахивать своей перфокартой.

Председатель продолжал:

-... не найдя признаков разума, объявили о "гигантском молчании Вселенной". Вы знаете, нашлись лица, и даже в нашей комиссии, предлагающие, что называется, раскрыть карты или приподнять занавес. Но возникает вопрос - до каких пор? Ведь, извините меня, занавес обтреплется - всем его поднимать. И главное, на каком основании? Раз уж мы решили ограничить число членов сообщества, так давайте ограничивать. Тем не менее, за последние десять - двадцать тысяч лет три случая включения по дополнительному списку.  Там утечка, там родственники по спорованию и, наконец, силовое давление...

Председатель похлопал по плечу одного из тигров.

- С другой стороны, ничего не делать тоже нельзя. Трудно даже предугадать все последствия политики сегрегации. После того, как они убедились, что космические чудеса отсутствуют напрочь и Вселенная молчит, как рыба об лед, начался период разброда и шатаний. Слава богу, процесс этот зашел пока не очень далеко. Он коснулся лишь наиболее трезвомыслящей части населения. Да, именно трезвомыслящей! А как бы вы, - председатель презрительно махнул рукой, - реагировали на факт "молчания"?! Конечно,  выход лишь один - она молчит потому, что их, то есть нас, нет.

По залу пронесся одобрительный гул. Кое-кто закурил.

- Я повторяю, - продолжал председатель, - процесс зашел не очень далеко. Свои выводы трезвомыслящие излагают пока робко, в завуалированной форме: в виде проблемных статей, научно-фантастических рассказов, во всякого рода рукописях, "обнаруженных при странных обстоятельствах", и проч. К такого рода произведениям относится и тот документ, факт появления которого мы и собрались обсудить сегодня. Покажите, пожалуйста, первый слайд.

На стене справа от доски появилось изображение изрядно помятого, исписанного шариковой ручкой листка бумаги. Вверху я разобрал название, подчеркнутое неровной жирной  чертой: "Меморандум". Написанное ниже разобрать было невозможно.

- Я прошу извинения за плохое качество.  Рукопись была найдена нашим наблюдателем в виде отдельно плывущих по реке частей в районе Кулповской низменности. Подпись даже после реставрации, проведенной нашими сотрудниками, совершенно нечитабельна и далее рукопись предлагаем именовать "Кулповским меморандумом".  Копия рукописи будет роздана участникам в перерыве. - Председатель посмотрел на часы и продолжал: - По моему мнению, появление Кулповского меморандума прямо указывает нам конкретный путь полного саморазложения философской основы технологической цивилизации, столкнувшейся с насильно насаждаемой нами сегрегацией. Выводы, к которым приходит автор, столь абсурдны с нашей точки зрения, сколь математически верны с позиций их логики. Но как на них ни смотреть, - хоть своя рубашка и ближе к телу, и наша позиция, конечно, объективней, - все равно, как ни крути, а выводы эти показывают полную бессмысленность появления разума во Вселенной. Это трагическое обстоятельство понял и сам автор. Иначе чем еще объяснить его отношение к своему труду, выброшенному в глухие просторы Кулповской низменности.

В этот момент моя соседка наклонилась ко мне и произнесла, что, мол, в фойе прекрасный буфет, но, к сожалению, только один. И чтобы успеть перекусить в перерыве, нужно ухитриться побыстрее занять очередь. Она и сама могла бы, но я ближе к выходу и к тому же мне удалось почти невозможное - протиснуться мимо сидящего стоика (так она его назвала). Я скромно начал оправдываться, что, мол, в этом нет моей заслуги и что вообще я здесь в первый раз, но очередь пообещал занять. Пока происходил этот мой первый контакт с внеземной женщиной, председатель продолжал говорить, переходя на патетический стиль:

-... это вам не парадокс Шкловского или синдром Стругацких. Тем более не антропный принцип. Если раньше речь шла всего лишь об "уникальности" или о мистическом "законе природы", который, кстати, не проходит по элементарным энергетическим соображениям, то сейчас уже подрываются сами основы. Вместо оптимистического синдрома - "пусть закон, но мы будем работать и все преодолеем" - имеем меморандум с его вольтерьянским: "А так ли уж сложна эта наша Вселенная?" Потрясаются, как говорится, эти самые священные коровы. А главное, что же достигается для себя? Как говорят лебеги: "Шо ж они с того  имеют?" Друзья, я прошу прощения, что забегаю вперед, фактически не дав ознакомиться с самим документом. Но меня просто возмущение захлестывает. Объявляю перерыв.

Прозвучал гонг. Я рефлекторно рванулся в буфет. Добежав до буфета, я понял, что совершенно свихнулся. Что происходит? Должна же быть хоть внутренняя логика у происходящего.  Пусть "они" - содружество - против контакта с нами. Но ведь я здесь. А, черт, может быть, они принимают меня за кого-то другого? За "Земноводного?" Как-никак из-под земли извлекли. Ладно, если ничего не понимаешь, лучше ничего не делать. Кстати, кто эти лебеги? Есть что-то в них одесское. На ум пришло двустишие: на планете возле Веги жили хитрые лебеги.

Подошла очаровательная соседка и тут же подкатил хвостатый полиглот и всучил копии меморандума: "Плиз".

Мы взяли чай, бутерброды "с рыбкой", яблоки и встали за одним из высоких столиков.

- Меня зовут Джулия. Можно просто Джу, - сказала она в перерыве между бутербродами. - Что вы словно ошарашенный? Странный вы народ, земняне. Живете под землей. Ни звезд, ни неба, и вечно как ошпаренные. Впрочем, дело ваше. Только вид уж больно странный. Обычно кроты как кроты. А тут и руки, и ноги...

- Не земнянин я. Я Иванов, Костя. - Но дальше рассказывать свою биографию раздумал и решил сам узнать побольше. - Тут что-то председатель насчет меморандума.... Я вообще-то впервые на столь высоком...

- Вообще-то заметно, - сказала Джулия. - Ничего особенного не происходит - вечная грызня по вопросу сегрегации. Как обнаружили землян, поставили демпферы, заморозили все работы в радиусе десять мегапарсек. Создали все условия - развивайся, сколько душа пожелает, и никаких чудес и контактов.  Вначале все шло нормально, как везде. Раздельное развитие молодых цивилизаций - вещь полезная. Закаляет волю и характер. Ну что я вам, Костя, рассказываю прописные истины. Большинство цивилизаций вообще не нуждаются в сообществе - так и доживают свой век тихо и спокойно. А здесь без собратьев по разуму - никак. Общительные оказались, и даже слишком. Вот и возникает проблема: идти на контакт или не идти. Пойдешь - нарушение конвенции о борьбе с контактами. Не пойдешь - погибнет, что называется, в младенческом возрасте. Жалко. Теперь еще вот это, - она потрясла копией Кулповского меморандума. - Ах, нужно же прочесть. Извините.

Джулия уткнулась в рукопись. Я тоже начал разглядывать свой экземпляр. "Хм, страниц сто. Интересно, какие у них перерывы?" Листая рукопись, я обнаружил, что многие листы сохранились неплохо и многое вполне "читабельно". Я нашел первые разборчивые страницы и начал читать.

"... Больше всего настораживает гигантская пропасть между темпами нашего развития и возрастом Вселенной. Многих радует: смотрите - научно-техническая революция, прогресс, неограниченный рост производительных сил...  Ура! Всего двести лет назад паровую машину изобрели,  а теперь вот атомные электростанции, токамаки и проч. Полноте, чему вы радуетесь? Задумайтесь, и вы поймете, что не "ура" кричать нужно, а бить во все колокола. Тре-во-га! Разделите десять миллиардов лет (возраст нашей Вселенной) на двести лет - получите  гигантское  безразмерное число: 50 миллионов. Но это не сам коэффициент роста нашей цивилизации. Это лишь показатель степени у числа "е". Вот степень и есть коэффициент роста, коэффициент, на который необходимо умножить наши возможности сейчас, чтобы получить представление о наших возможностях через десять миллиардов лет. Число это выразится десяткой с сорока миллионами нулей. Этот безразмерный коэффициент больше любого безразмерного числа, наблюдаемого во Вселенной. Например, полное число частиц во Вселенной смехотворно мало по сравнению с коэффициентом роста - десятка всего лишь с восьмьюдесятью нулями.

Конечно, приведенные рассуждения предполагают непрерывный экспоненциальный рост в течение десяти миллиардов лет. Но цифра столь велика, что не спасет никакой более медленный закон развития. Точнее, этот закон должен быть столь медленным, что это развитие и развитием не назовешь. Это топтание на месте. Кроме того, очевидно - не нужно этих десяти миллиардов лет, достаточно в сто, в тысячу раз более короткого времени, чтобы наша цивилизация превратилась в сверхцивилизацию галактического и даже вселенского масштаба. Осталось эти рассуждения перенести  на другую воображаемую цивилизацию и понять, что мир вокруг нас должен быть буквально напичкан космическими чудесами.

Дети часто спрашивают: а бывают чудеса? А есть Кощей бессмертный? Щука-волшебница? (И прочее). Нет - честно отвечаем мы, вынужденные объяснять очевидные вещи.

Как же, очевидные! Совершенно наоборот. Если бы вся наша взрослая наука, все наши современные представления были бы верными, то мы обязаны были бы признать, что мир должен прямо-таки кишеть лешими, змеями-горынычами, урфин-джюсами; вокруг нас повсеместно и ежечасно должны нарушаться первое и второе начала термодинамики, заряд не должен сохраняться, ни электрический, ни барионный; работники, следящие за расходом энергии, должны были бы сойти с ума, потому что нельзя проследить за тем, что не сохраняется в принципе, да и работников таких не было бы.

Но ведь, к счастью (а точнее, к нашему несчастью), ничего этого нет. Нет и более мелких чудес - квадратных галактик, фиолетовых смещений, гигантских сфер Дайсона. Нет - это наблюдательный факт. Кто не верит, дальше может не читать. Теперь я собираюсь решить этот парадокс с позиций обычного естествоиспытателя. А позиция эта состоит в том, чтобы, с одной стороны, опираться на экспериментальные данные, а с другой - опираться только на открытые нами законы. Лишь такой метод может обеспечить продвижение вперед. И какой бы вывод ни последовал, мы обязаны его мужественно принять, а не искать полуфантастических или религиозных гипотез.

Имеем два экспериментальных факта. Первое: во Вселенной нет сверхцивилизаций. Второе: во Вселенной есть по крайней мере одна цивилизация среднего (а возможно, даже и низкого - не с чем сравнить) уровня, у которой наблюдаются гигантские  темпы роста. Как совместить оба эти противоречащие друг другу факта? Можно было бы снять противоречие, предположив, что мы - единственная цивилизация во Вселенной. Так сказать, провозгласить своеобразный принцип запрета: в одной Вселенной не может находиться более одной цивилизации. Аналогичный принцип есть в физике. Но я бы привел другой пример, из более близкой читателю области - биологии. Как известно (кто ел, тот знает), в каждом яблоке не может быть больше одного червя..."

Здесь я прервал чтение меморандума и стал разглядывать огрызок яблока, которое доедал в этот момент. Не найдя червяка, я посмотрел на Джулию. Она с интересом что-то искала в своем яблоке. Почувствовав мой взгляд, она подняла глаза. Мы рассмеялись.

- По-моему, недурно написано, - сказал я.

- Да, местами, - и она опять рассмеялась. - Что и говорить, смеялась она хорошо, и на языке у меня уже завертелся стандартный вопрос: "Что вы делаете сегодня вечером, Джу?" Я спросил:

- Как удалось добыть рукопись?

- Совершенно случайно. Наблюдатель от комиссии - он работает инспектором "Рыбнадзора" на реках Кулповской низменности - совершал вечерний объезд угодий. Представляете, Костя, теплый летний вечер на природе. Ветер затих. Ровная гладь реки, изредка нарушаемая рыбьими играми. По берегам луга, усеянные стогами свежескошенной травы. Стада мирно пасущихся коров...

- Не хватает только пастуха и пастушки. Кстати, что жуют коровы на свежескошенных лугах? - прервал я фенологические изыскания моей собеседницы.

- Вам, земнянам, а точнее земноводным, трудно это понять. Как сказал бы наш председатель - рожденный ползать... - Не докончив, она махнула рукой и опять уткнулась в рукопись.

А я подумал, что этим земнянам действительно было бы трудно понять поговорку. И почему-то вспомнил про стоика - рожденный стоять сидеть не может. "Хм, а интересно, кто же такие лебеги? Ну вот, дурацкая привычка перебивать собеседника. Сам спросил, а потом и не дал ничего сказать. Обидел вот девушку".

Я нашел место про яблоки и стал читать дальше.

"Кстати, это правило не просто интересно, но и полезно практически: если вы нашли одного червяка в яблоке, то можете спокойно доедать его дальше. Приятного аппетита.

Но вернемся к рассматриваемому вопросу. Предположение о нашей уникальности влечет признание нашей привилегированности. Оставаясь объективными, мы должны отбросить эту возможность. Представляется совершенно невероятным, чтобы в целом изотропной и однородной Вселенной условия, необходимые для возникновения разумной жизни, появились только в нашей ничем не примечательной галактике, в ничем не примечательном месте и, тем более, вблизи ничем не примечательной звезды. Абсурдно было бы предполагать существование каких-то мифических принципов запрета. Значит, остается только один выход: нужно признать, что по каким-то причинам сверхцивилизации из обычных цивилизаций не возникают. Каковы же эти причины?.."

В этот момент раздался гонг. По тому, как все заторопились в конференц-зал, я понял, что перерыв кончился.

- Джулия, кажется, заседание начинается, - сказал я зачитавшейся соседке. Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом и сказала:

- Да, заседание продолжается. Командовать парадом буду я!

В толкучке у дверей я ее потерял. Не обнаружил я ее и на месте. Вместо нее сидел огромный битюг с мохнатыми крыльями. Изредка он поднимал крыло, запускал под него голову и что-то там склевывал. Когда в очередной раз он вынул голову, я ему сказал:

- Здесь, собственно говоря, занято. Тут еще перфокарточка лежала.

- Ця? - протягивая мне перфокарту, спросил он.

На перфокарте было напечатано отличным по качеству шрифтом: "Джулия Гумбольт. Отдел переселения".

- Эта, - ответил я.

- Так воны ж у першому ряду силы, - он показал крылом куда-то в направлении президиума. Я приподнялся и действительно увидел Джулию.

- Воны ж выступаты будуть, - добавил битюг.

Председатель ударил молоточком по гонгу и сказал:

- Друзья, прошу внимания. Не все, наверное, успели ознакомиться с текстом меморандума. Это не страшно. Все равно текст полностью восстановить не удалось. А тем, кто не успел прочесть восстановленные части, придется разбираться в рабочем порядке. Ряд уполномоченных представителей, прочитавших рукопись, уже записались на выступления. - Он поднял с зеленой скатерти листок и близоруко начал разглядывать его. Совершенно ясно было, что председатель никак не может разобрать, что же там написано.

В зале возникло замешательство. Раздались смешки и покашливания. Наконец один из саблезубых тигров, перегнувшись через плечо председателя, прочел содержимое листка и что-то сказал ему на ухо. Тот сейчас же объявил:

- Первым записался представитель независимых, ему и карты в руки.

С первого ряда поднялся "представитель независимых" и направился на сцену. Он оказался существом маленького роста и, если бы не табуретка, услужливо подставленная неожиданно возникшим хвостатым полиглотом, ему никак невозможно было бы добраться до микрофонов на трибуне. Взобравшись на таким образом усовершенствованную трибуну, он начал:

- Да, я прочел все, что можно было прочесть. И еще раз убедился в справедливости двух основополагающих принципов нашей цивилизации: не вмешивайся в чужие дела и никому не давай вмешиваться в свои. Вы знаете, лишь чудовищное стечение обстоятельств привело к контакту нашей цивилизации с сообществом.

В зале раздалось неодобрительное покашливание.

- Нет, я никоим образом не собирался обвинить сообщество, - заметив реакцию публики, начал оправдываться "независимый". - Наш контакт с ним - нелепая случайность. Именно с целью предотвращения таких случайностей в будущем мы активно поддерживаем усилия общества по борьбе с контактами. Неужели мало нашего печального опыта? Мы - сторонники крайней точки зрения: никаких контактов. Особенности нашего интеллекта не позволяют нам на требуемом уровне поддерживать усилия сообщества в идейном плане. Из народа-созидателя, богатого творческими традициями, мы превратились в артель ремесленников...

- Давайте не перегибать палку. Эта палка о двух концах, - сморозил председатель.

- А, бросьте ваши штучки, - разгорячено продолжал "независимый". - Да, артель. Да, ремесленников. У нас были композиторы. Теперь - одни музыканты. А что дальше? Подачки с барского плеча? Извиняюсь, объедки научно-технической революции? Оставьте в покое Землю. Ищут они нас. А нужны мы им? Теперь о меморандуме. Конечно, радоваться нечему. Но так ли он страшен? Где мы его обнаружили? В анналах академии? В справочнике для поступающих в высшие учебные заведения или в энциклопедии Брокгауза и Ефрона? Дудки...

В этот момент раздался треск и "представитель независимых" исчез. Зал ахнул. Сначала я подумал, что с ним произошла какая-то хитрая штука из тех, о которых пишут в фантастических романах.  Нуль-транспортировка или еще что-то в этом роде. Но когда я увидел докладчика, выползающего из-за трибуны, стало ясно, что он просто свалился с табуретки. Немедленно к нему на помощь подбежали саблезубые тигры. Один из них помог встать пострадавшему, а другой поднял с пола то, что осталось от злосчастной табуретки. Поначалу он попытался составить распавшиеся части табуретки, но после нескольких неудачных попыток выпрямился и так и застыл, с виноватой улыбкой глядя в зал.

Все эти глупейшие события никоим образом меня не веселили. Я прекрасно понимал, что сам оказался в глупом и притом двусмысленном положении. Может быть, нужно было сразу встать и сказать, что непоправимое событие уже произошло. И совершенно бесполезно обсуждать целесообразность контакта с землянами. Может, теперь же встать и сказать: "Привет вам, братья по разуму. Благодарное человечество ждет вас в свои объятия".  Но у меня не было уверенности, что братьев по разуму это сильно обрадует. Да и потом, имею ли я право? Кто меня уполномочивал?..

На сцене продолжалась возня вокруг трибуны. Я опять стал оглядываться вокруг. Мое внимание привлекли окна, которые были плотно закрыты тяжелыми черными шторами. "Наверное, для того, чтобы показывать слайды, - подумал я. - Интересно, что там в окнах?" Странно, но эта простая мысль пришла ко мне только сейчас. Нужно приподнять штору и многое станет ясным. Наверное. Я пробрался к ближайшему окну. Воровато оглянулся и приподнял штору.

За окном было совершенно темно. Так показалось в первый момент, пока глаза еще не привыкли к темноте. "Наверное, ночь", - подумал я и прильнул вплотную к стеклу, прикрывая ладонями глаза от света и стараясь разглядеть что-либо. Я действительно кое-что разглядел.

В слабом свете, пробивающемся под шторой, я увидел почти рядом стену, уходящую куда-то вверх, вниз, вправо и влево. По ее шершавой поверхности, утыканной металлическими штырями, извивались десятки просмоленных и прорезиненных кабелей и проводов. В этот момент кто-то положил руку мне на плечо. Я отпрянул от окна. Передо мной была Джулия.

- Нехорошо подглядывать в  окна, - улыбаясь, сказала она. - Здесь это не принято. Да и что вы могли там интересного увидеть?

- А вы посмотрите сами, - предложил я.

Она чуть отдернула штору, глянула в окно и, повернувшись ко мне, сказала:

- Хм. Ну и что особенного? Вы бы вместо того, чтобы глазеть по сторонам, рукопись дочитывали. Вам ведь тоже придется выступать. Подкомиссия  особенно  интересуется вашим мнением. И вообще, вы, оказывается, особа интересная. О вас говорят даже в первом ряду.

- Вполне естественно. Разве можно иметь такую очаровательную собеседницу и не находиться в центре внимания? - развязно ответил я и подумал: "Что это я расхорохорился?" Выступать с докладом не входило, мягко говоря, в мои планы.

Джулия пожала плечами и сказала:

- Вы хоть пролистайте. Ваше выступление вот-вот объявят. - Она ушла.

К тому времени суета вокруг трибуны поутихла и на ней снова появился "представитель независимых". Все заняли свои места. Я затравленно огляделся в поисках выхода.

Выйти, не привлекая внимания, не было никакой возможности. Я судорожно начал листать рукопись. Мелькали названия частей:   "Уничтожение  как самоорганизация",   "Ресурсы идей", "Познаваем ли бесконечно сложный объект?", "Тупиковая ветвь, или компактификация некоторых направлений эволюции" и т. д. Чтение названий не проясняло сути дела. Голова шла кругом. Я чувствовал себя в роли студента, которому сообщили, что экзамен завтра, а не через неделю, как он надеялся,

"Нет, так не пойдет, - подумал я. - Нужно взять себя в руки, сосредоточиться и читать. Ведь рукопись меня в самом деле заинтересовала. Заинтересовала, хотя я до сих пор не мог понять, что же это - обычная графомания или что-то разумное. Чтение произведений графоманов рождает противоречивое чувство: с одной стороны, понимаешь, что все это чушь собачья, а с другой - интересно, ведь там всегда есть ответы на вечные вопросы. Пусть неправильные. Но ведь и правильных нет!"

Я начал читать, наткнувшись как раз на место в рукописи с такими вот вечными вопросами.

"Что есть разум или разумная жизнь? В чем цель ее появления среди неживой и живой природы? Нет смысла вдаваться в подробное обсуждение этих вопросов. Достаточно ограничиться следующим простым тезисом: разумная жизнь характеризуется стремлением понять и объяснить происходящие вокруг явления. Важно, что возникающие при этом интерес и любопытство весьма неустойчивы. Интерес к понятому явлению пропадает практически  мгновенно. Открыв какой-либо закон природы, мы начинаем искать новые явления, не подчиняющиеся ему.  Никакие  самые интересные практические приложения старых законов не могут заменить поиска новых. Всевозможные частные случаи, новые режимы, оригинальные подходы и проч. - как бы они ни были заманчивы - все это бледная тень настоящего процесса познания. Разум чахнет без принципиально новых, необъясненных явлений.

В этом мы убеждаемся практически повсеместно. Возьмите любой научный институт. Там обязательно найдется отдел, работающий "по старинке", в рамках законов, открытых сотни  лет  назад.   Эффект налицо - всеобщее  чванство, академизм, склоки, жесткая субординация и, наконец, неистребимое стремление к материальным благам..."

Дальше я пропустил несколько страниц, посчитав, что автор слишком увлекается беллетристическими подробностями.   "Вот это-то, что надо", - подумал я и начал читать:

"... Отсутствие сверхцивилизаций можно было бы связать с диспропорцией в развитии технических возможностей, опережающих морально-этическое взросление общества. Тем более, что симптомы этого ярко проявляются на Земле. Но кажется, что мыслимое разнообразие конкретных путей развития той или иной цивилизации должно быть неизмеримо  богаче. Кроме того, самоуничтожение в результате "братоубийственной"  войны ничего не объясняет. Погибнуть можно от атомной или биологической бомбы. Но все это - "детские игрушки" по сравнению с тем, что могла бы  придумать цивилизация, опережающая нас, например, на сто-двести лет. Уже сейчас, в рамках открытых нами законов природы можно представить столь мощное оружие, последствия применения которого носили бы галактические масштабы. Такая "братоубийственная" война вполне сошла бы  за  космическое  чудо. А чудес, как мы договорились, нет!

Силы, препятствующие развитию разума, должны иметь совсем иную природу. И они, конечно же, должны носить универсальный, не зависящий от конкретных условий характер.

Прежде чем переходить к описанию истинной причины, приводящей к гибели разума (естественной гибели разума), подумаем над следующей проблемой: почему человеку за кратчайшие (по космологическим масштабам) сроки удалось понять законы природы, которым подчиняется практически вся наблюдаемая часть Вселенной?   Каких-то двух-трех тысяч лет оказалось достаточно, чтобы дойти до квантовой механики и общей теории относительности. Каким образом человек, чей повседневный опыт ограничивается макроскопическими масштабами, измеряемыми метрами,  скоростями, в десятки миллионов раз меньшими скорости света, и ничтожно малым полем тяготения, - каким образом это слабое существо (не выходя из дома) проникло в гигантские просторы Вселенной и вглубь бесконечно малых элементарных частиц?"

"Ну, так уж - не выходя из дома. А гигантские синхрофазотроны и коллайдеры, а сверхмощные телескопы?" - мысленно возразил я автору "меморандума". Но с листками бумаги не поспоришь. Их можно либо читать, либо не читать. Я читал. Последовала новая часть под названием "Познаваем ли бесконечно сложный объект?":

"Древние  описывали процесс познания так. Представим себе бесконечную плоскость. Кружочек на плоскости - это часть познанного нами. В процессе познания круг увеличивается, но растет и граница с непознанным. Познание рождает все новые и новые вопросы. Процесс бесконечен.

Точка зрения эта стара как мир. Но не является ли эта картина слишком примитивным обобщением нашего мимолетного опыта? Неужели бесконечно сложный объект так прост? Скорее нет, чем да. Ведь "сложность" - это, в первую очередь, характеристика качественная, а не количественная. Бесконечно сложный объект должен состоять из бесконечно сложных, качественно разных частей, и не обязательно совместимых. Мир, а точнее, система знаний о мире - это не матрешка. Познав часть такого непростого объекта, мы не можем быть уверены в том, что наши знания "впишутся" в последующую систему знаний подобно тому, как маленькая матрешка входит в большую. Скорее всего, познание должно быть сильно нелинейным процессом. Экстремальным (но вовсе не частным) случаем могла бы быть столь сильная нелинейность, что познание какой-либо части объекта вообще било бы невозможно без знания полной картины.  Другими словами, бесконечно сложный объект непознаваем в принципе. Разум не мог бы возникнуть в бесконечно сложной Вселенной!

Высказанный выше негативный тезис о  несоответствии последовательно познаваемых частей находится в вопиющем противоречии со всем нашим опытом. Весь наш опыт говорит о том, что окружающий мир - это действительно матрешка.   Например, механика Аристотеля стала частью механики Ньютона, которая, в свою очередь, стала частью теории Эйнштейна. Есть и другие примеры.

Как же снять это противоречие? Есть два выхода: либо мы неправильно представляем себе бесконечно сложный объект и процесс его познания, либо окружающий нас мир не является бесконечно сложным. Выбрать правильный ответ можно, только опираясь на наблюдаемые факты..."

Дальше в рукописи следовало большое грязно-серое пятно с характерными отпечатками речных водорослей. Пришлось читать следующую страницу.

"... должны вспомнить, что разум, лишенный пищи, погибает. Все встало на свои места. Экспериментально доказанное отсутствие сверхцивилизаций   свидетельствует о том, что Вселенная наша слишком проста для разума. Быстро (за несколько тысяч лет) познав ее законы, разумная жизнь исчерпывает все возможности своих применений и исчезает. Парадоксально, но факт - разум возникает и погибает по одной и той же причине: по причине простоты устройства нашего мира.

Конечно, неприятно, что разумная жизнь не вечна. Но так ли уж это трагично? Живут же люди, совершенно точно зная, что рано или поздно умрут. Как люди, цивилизации рождаются, живут и умирают. Всякая мысль о вечном их развитии - это та же мечта о загробной жизни. Хватает же сил быть атеистами. Будем же последовательны.

Таким образом, быстрая и полная познаваемость Вселенной доказывается двумя наблюдаемыми явлениями: 1) наличием  нашей  цивилизации 2) отсутствием "космических чудес".

"Вот тебе и раз", - подумал я и схватил предыдущую страницу. Но ничего, кроме водяных разводов, причудливо пересекающихся друг с другом, там не было. По давней моей привычке мозг отреагировал двустишием: "От всей теории одно осталось грязное пятно".

Я посмотрел на сцену. Вместо "представителя независимых" выступала сотрудница комиссии по переселению Джулия Гумбольт:

- Последнее, на чем хотелось бы остановиться, это вопрос об активизации исследовательских работ наших наблюдателей. Здесь требуется коренное изменение метода работы, Возможно,  следует отказаться от практики переселения сознания в уже существующий субъект на той или иной контролируемой нами планете. Такое переселение крайне тяжело сказывается на сознании субъекта. Провалы в памяти, остаточные мысли, подозрения родных и знакомых и, как следствие, подавленность и депрессия. Все это не проходит бесследно и попадает в разряд потенциально необъяснимых явлений. Затем, наблюдателю не так-то просто привыкнуть, а еще труднее отвыкнуть от некоторых весьма  сомнительных форм деятельности субъекта.

В зале раздались смешки.

- Ничего в этом смешного нет, - заметила Джулия. - Наблюдатель превращается в своеобразного "бациллоносителя" между контролируемой планетой и сообществом. Трудно даже представить все возможные негативные последствия такого "ползучего" контакта. Мы не застрахованы от заражения неизлечимыми общественными болезнями. Возможным выходом было бы повсеместное внедрение самопревращения наблюдателей. Здесь полезным может оказаться опыт  земноводных, - Джулия посмотрела на меня. - Судя по всему, им удалось достичь высокого уровня техники перевоплощения. Обратите внимание, - теперь она не просто посмотрела на меня, а показала рукой, так что все повернулись в мою сторону, - совершенно неожиданная внешность, даже хвоста не видно. Я надеюсь, что в своем выступлении представитель земнян поделится, хотя бы вкратце, своим опытом.

"Значит, она не шутила насчет моего выступления, - с горечью подумал я и с упреком посмотрел на Джулию. - Черт побери, нужно подыграть им. Но как? Прикинуться земноводным? Но я о них ничего не знаю. О саморазоблачении на заседании комиссии по борьбе с контактами не может быть и речи".

Я принялся лихорадочно читать рукопись:

"Высказанная выше идея о простоте нашего мира не нова. Достаточно  вспомнить мыслителей прошлого. Сейчас они выглядят смешными и наивными..."

Я пролистал еще несколько страниц.

"... Возникает вполне естественный вопрос: а как много еще осталось неизвестного в этом "лучшем из миров"? Казалось бы, об этом можно только гадать. Гадать не нужно. Достаточно спокойно проанализировать ситуацию и станет ясно, что..."

В этот момент раздался гонг и председатель сказал:

- Хотя это и не принято, но учитывая важность момента, мы сочли целесообразным выслушать мнение  нашего наблюдателя с Земли. Как говорится, мал золотник да дорог. Попросите, пожалуйста, в зал наблюдателя.

Хвостатый полиглот направился иноходью к двери. С каждым его шагом я все яснее и яснее осознавал, что моему инкогнито приходит конец. Он исчез за дверью и вскоре вернулся. Вместе с ним появился бородатый мужик с удочкой, сачком и деревянным рыбацким ящиком на ремне, перекинутом через плечо. Обут он был в огромные (до пояса) резиновые сапоги, от которых на полу оставались мокрые следы. На голове его помещалась форменная фуражка с бляхой и треснутым козырьком. Он по-деловому прошел прямо к трибуне. Прислонил к ней удочку и сачок, снял с плеча деревянный ящик. Массируя затекшее от тяжести плечо, подошел к микрофонам и сказал:

- Эх, мужики, мужики. Токмо клев самый пошел, а вы того... Весь вечер ждал, туды ее в качель. Вот так работаешь на реке, а рыбку-то половить и некогда. То браконьеры... Да какие они браконьеры - все  ж  наши хлопцы, с кулповки. Да, то хлопцы, то начальство, то комиссия. А то еще всякую макулатуру по реке собираешь...

Председатель постучал молоточком по столу. Мужик оглянулся на него и, помотав головой, давая знать, что намек понял, продолжал:

- Ну, заговорился я, граждане. Текучка заедает. Мнение мое такое: этот ваш, фу ты, наш контакт пока им не нужен. Худо-бедно, пока живем, а там посмотрим...

Вдруг лицо его начало медленно вытягиваться и, достигнув максимально возможного растяжения, так и застыло. Мы смотрели друг другу в глаза. Вокруг все замерло.

Мгновение спустя сцена и зал задрожали, как изображение на киноэкране, когда застревает пленка в аппарате. От перегрева пленка начинает корежиться, а вслед за ней изгибается и морщится изображение. Так и произошло. Края конференц-зала (я только успел  удивиться - откуда взялись края в круглом зале?) заколыхались, а в центре, под приветственным лозунгом, образовалась огромная беспросветно черная дыра с рваными краями. Дыра быстро расползалась, поедая все: и стол с председателем и двумя тиграми, и деревянный ящик с удочкой и сачком, и трибуну с наблюдателем, и разнообразных внеземных существ в зале. Наступила полная темень.

Несколько позже откуда-то издалека послышался нарастающий пульсирующий гул. Когда гул превратился в грохот, темень покрылась светлыми пятнами, из которых постепенно возникли очертания вагона метро.

"Все-таки сон", - с облегчением подумал я и осторожно, не поворачивая головы, осмотрелся вокруг. Все было без подвоха, настоящее. И неяркие фонари, и блестящие никелированные поручни, и мягкие коричневые сиденья, и выше на них - совершенно нормальные пассажиры, из которых особенно нормальным выглядел бородатый мужик в длинных резиновых сапогах, с удочкой, сачком и деревянным ящиком.

"Приснится же такое. Нарочно будешь думать - не придумаешь. А я-то хорош, - начал я себя корить. "Ушыпныте меня". Гадал еще - сон не сон. А того не мог сообразить, дурья башка, что чепуха откровенная получается.  По приметам не мог догадаться. Верное есть правило: если вокруг тебя фантастические несоответствия происходят, так и делай вывод, а не "щипайся".  Сон - романтическое состояние души. Кто это сказал?"

Сон понемногу отходил, детали быстро стирались из памяти. Но я все не унимался:  "Еще эти странные фамилии. Как они - Стругацкий, что ли? Иванов? Откуда они взялись, не пойму. Уже по одному этому признаку можно было просыпаться".

По репродуктору объявили:

- Следующая станция - Земная Прим.

"Надо бы очки импортные темные заказать, - подумал я, - Скоро голубое солнце взойдет. Полгода жары".

Я расправил подмявшееся крыло и пошел к выходу.