Лин Картер — Мир, затерянный во времени
Lin Carter. Lost World of Time (1969)
Библиотека Луки Бомануара — http://www.bomanuar.ru/
Spellcheck — Walery
Император Зимионадус — старый, слабый и усталый, как сама империя. И, как и саму империю, императора всегда преследовал рок...
Принцесса-воительница Алара — что могла сделать одна храбрая девушка для спасения умирающей империи?
Чародей Застерион — он умер две тысячи лет назад — и что же мог сообщить его дух нынешнему миру?
Полководец Шадразар — под его бессмертной рукой Черные Орды превратили в руины половину мира — и даже боги не могли его одолеть!
Чойс Кантедона — сильнейший воин, надежда империи — но что, если он окажется недостаточно силен?
Разбойник Белкин — зачем он станет сражаться за спасение империи, которая обрекла его на гнание и сделала разбойником?
Мингол Черных Орд — он начал осаду последней крепости, имея за спиной десять тысяч мечей,— так что же ему бояться одинокого воина и беспомощной девушки?
Саргон, Лев Зарканду — его называли Божественным Спасителем — но он знал, что всего лишь человек.
О Зарканду, мире, потерянном во времени, в эпоху Льва Саргона
От крошечного Меркурия до отдаленного Плутона нашу родную звезду окружают девять миров и обширная зона каменных обломков, названная Поясом Астероидов,— рассеянные осколки, образовавшиеся вследствие некоей загадочной космической катастрофы, случившейся в далеком прошлом. Астрономы говорят, что когда-то, давным-давно, существовала еще и десятая планета. Она погибла в смутный Юрский период — еще до появления человека на нашей Земле. Вероятно, эту планету сбросило с орбиты вследствие какого-то глобального конфликта гравитационных полей, а затем разорвало на куски неведомой и загадочной силой, для которой у нас нет пока названия...
Так заканчивается предание об этой десятой планете — Зарканду, мире, потерянном во времени...
Так каким же был этот Зарканду, с его чернильно-черными берегами и туманными светящимися морями? Что за люди жили, пели и воевали под желтым небом, которое освещали семь лун? Поклонялись ли они своим богам, создавали ли великие империи и записывали ли свои знания и открытия на страницах книг, которые теперь никогда уже не будут прочитаны? Жили ли на той планете отважные герои и храбрые флотоводцы, благородные дамы и мудрые короли? Испытывали ли жители Зарканду горькое отчаяние и терзались ли в сомнениях?
Давайте вернемся вместе со мной назад в прошлое, сквозь множество эпох, в Зарканду, представив его, каким он был сто миллионов лет назад, когда на Земле предшественники людей — робкие, покрытые мехом сумчатые животные дрожали от страха у дымящихся болот, трепетали от ужаса перед громовой поступью гигантских драконов, появлявшихся с рассветом. Давайте отправимся со мной в последние смутные дни Священной империи Великого Халсадона, когда вторглись туда Черные Орды Богазкоя, чтобы втоптать в грязь ее сверкающую древнюю славу. Итак, путешествие в Зарканду, мир, потерянный во времени, в те дни, когда Саргон-Лев пришел во Внутренние Земли, началось...
— Принцесса! Слышите, принцесса!
Услышав знакомый звонкий голос, Алара сжала губы, повернулась и едва заметно улыбнулась маленькой стройной женщине в развевающихся одеждах, торопливо направлявшейся к ней. «Лучше бы встретить сейчас кого-нибудь другого»,— подумала Алара, но, увы, перед ней собственной персоной предстала госпожа Парселла, и принцессе ничего другого не оставалось, кроме как остаться в зале. Вспотевшая, с растрепанными волосами и красными пятнами на лице, она должна была переминаться с ноги на ногу, выслушивая пустую болтовню, потоком льющуюся ящно очерченных губ Парселлы:
— Принцесса, вы должны простить меня! Я знаю, что мне нечего делать в королевских апартаментах, но мне необходимо поговорить с вами,— высокий звонкий голос Парселлы стал чуть тише, когда она заметила, что одежда Алары промокла от пота, а волосы всклокочены.— Кажется, Ваше Высочество занимались верховой ездой?
— Нет, Парселла,— покачала головой принцесса, с трудом удерживая вежливую улыбку.— На самом деле я занималась фехтованием с моим учителем, господином Элидуром. Боюсь, я сейчас выгляжу не лучшим образом.
Парселла чуть приподняла тонкие, выгнутые дугой брови.
— Ах, тот мужчина! Ой, Ваше Высочество, прямо не знаю, как вы можете оставаться такой равнодушной, находясь рядом с ним! Такие плечи, такие глаза! — она томно прижала к щекам маленькие белые ручки.— Вот я, например, мгновенно взяла бы его в оборот, и, поверьте, он был бы у моих ног. И тогда, дорогая принцесса, вы узнали бы, какова я на самом деле!
Алара снова улыбнулась, хотя все ее тело болело от утренних упражнений с мечом. Сейчас она больше всего на свете хотела принять горячую ароматную ванну, а потом вытереться нагретыми душистыми полотенцами.
— Так ты хотела о чем-то поговорить со мной, Парселла?
— Да! Чуть не вылетело головы! Дорогая принцесса, я очень надеюсь, что вы придете на праздник, который я органовала в честь Дня Гиацинта — там, разумеется, будут все придворные, включая эту непристойную госпожу Алецию. Кстати, вы слышали о последнем скандале, связанном с ней? Нет? Но, моя дорогая принцесса, весь Двор только и обсуждает его. Не кто иной, как сам принц Каладион, который при всех поклялся, что никогда не поддастся на ее коварные уловки, провел с ней несколько дней наедине на вилле Розы, представляете? Ей все же удалось заманить принца в свои хитро расставленные сети. Ой, я все время забываю про свою маленькую вечеринку!.. Вы обязательно должны прийти! Я уговорила Илдрита, самого лучшего, просто божественного нового поэта представить свой последний спектакль-маскарад, с костюмами, специально сшитыми несравненным Ирионом.
Из вежливости Алара могла бы позволить пустоголовой даме и дальше делиться с ней светскими сплетнями, но принцесса слишком устала, чтобы выносить бессмысленную болтовню, с трудом удерживая наклеенную на лицо фальшивую улыбку.
— Извини, Парселла, я буду рада прийти. Обязательно постараюсь. Но сейчас у меня еще много дел. Я очень хочу принять ванну, а потом меня будет ждать дед,— решительно объявила она.
— Конечно, дорогая принцесса! Простите меня, глупую,— вы, должно быть, просто умираете от усталости после этого... как его... а, фехтования! А я, бессовестная, заставляю вас стоять в этом неуютном холодном зале! Конечно, дорогая, занимайтесь своими делами, но помните: сегодня День Гиацинта!
— Да, День Гиацинта,— кивнула Алара.
Парселла выпорхнула зала. Уставшая принцесса разделась, позволив прислужницам убрать запылившийся тренировочный наряд и проводить ее в ванную комнату. Затем, решительно отказавшись от их помощи, она закрыла за ними дверь и приготовила смесь пахучих масел. От наполненной до краев ванны поднимался пар, отчего висевшее на стене большое зеркало совершенно запотело. Мягкой тканью Алара протерла его насухо и на мгновение застыла, глядя на свое гибкое сильное молодое тело. Обнаженная, с блестящими волосами темно-рыжего оттенка, она очень походила на юношу, если не считать маленькой упругой груди и ящную округлости стройных бедер. Алара могла бы родиться мальчиком, но ее родителям отказали в этом. Несомненно, святой мудрец Аздирим имел основания запретить рождение мальчика, которого так желали и отец, и мать Алары, и все же...
Принцесса слегка помассировала предплечья, ощущая под кожей крепкие упругие мускулы. Гибкая и сильная, Алара совсем не походила на остальных придворных дам, неженных и томных, вечно болтающих и порхающих, как Парселла или эта ненасытная Алеция. Алара вообще презирала слабость как в себе, так и в других. Она провела рукой по плоскому животу, затем похлопала по бедрам, ощутив твердые, без намека на жир, мышцы — они стали такими после многих часов занятий фехтованием, верховой ездой и охотой. В который раз Алара подумала, что ей следовало родиться юношей, мужчиной, наследным принцем — империя так отчаянно нуждалась в наследнике престола. Увы, она всего лишь принцесса... Но когда ее отец отправился в последний путь и обрел покой рядом со своими предками на Острове Гробниц, королевской семьи осталась только она, Алара, неопытная шестнадцатилетняя девчонка, которой и доверили хранить шлем Священной империи.
Слезы подступили, и ее большие темные глаза засверкали, как влажные черные драгоценные камни. Стиснув зубы, принцесса закрыла глаза, чтобы сдержать слезы. Нюни для женщин! А она должна быть мужчиной. Должна!
И все же, снова взглянув на себя в зеркало, Алара не могла не прнать свою девичью красоту. Она была прелестным созданием и прекрасно это осознавала. И могла стать очаровательной, восхитительной женщиной.
Алара погрузилась в ванну и расслабилась в смягчающей тело ароматной воде, приятно согревающей ее усталые мышцы, закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать...
* * *
На самом деле Священная империя вовсе не нуждалась в наследнике престола. Империя давно стала старой, ослабшей, погрязшей в разврате и утратившей последние понятия о морали — одним словом, утомленной под пыльным бременем долгих веков. В течение десяти тысяч лет великие короли-жрецы Халсадона сохраняли ее, удерживая огнем и мечом, мудростью и силой от упадка и последующего разрушения, которое небежно для всех великих начинаний. Но все же империя стала приходить в упадок. Долгие спокойные века величия и славы сменились смутными временами, когда уже не осталось места ни чести, ни доблести, ни морали. Ушли в прошлое дни царствования строгих и суровых императоров-воинов, управлявших миллионами подданных. Растворились в пыли веков дни великого Фоздалима — касты посвященных мудрецов, заботящихся не о себе, а о благе людей и государства и зачастую руководивших Священным королевством в неспокойные времена, когда правитель на троне оказывался слабым, легкомысленным или неспособным справиться с опасной ситуацией. Увы, никто не вспоминает теперь и о могущественных легионах, чья железная поступь сотрясала мир, и которые несли знамя империи королей-жрецов навстречу толпам воинственных дикарей и мятежным провинциям.
Империя ослабевала нутри вследствие правления слабых и нерешительных монархов. Подтачивало ее и давление вне, становившееся год от года все более и более сильным. Границы размывались и рушились под натиском кочующих орд, наплывавших с Крайнего Севера и постоянно увеличивавшихся числом. Год за годом границы отодвигались, затем от Халсадона, матери городов, начали откалываться провинция за провинцией. Они в стремлении к независимости поднимали новые знамена, но удерживали их недолго — лет десять или двадцать. Эти символы независимости небежно оказывались попранными и растоптанными копытами вражеских коней.
И вот наступили совсем страшные времена. В течение долгих веков безымянные кочующие орды Борейской пустыни теснили границы, стремясь проникнуть все глубже внутрь страны. А разрозненные, вечно спорящие между собой провинции никак не могли объединиться, чтобы дать отпор врагу, как некогда мудрые правители Халсадона, которые твердо держали свои позиции благодаря умению сплотить и объединить все силы королевства. Провинции гибли одна задругой, но пробил роковой час, когда безымянных орд выдвинулся человек, обладавший силой, величием и несомненным талантом, который бросил вызов уже самому императору и поставил своей целью завоевать Халсадон.
Его звали Шадразар. Это был самый могущественный воин, которого когда-либо видел Зарканду, и к тому же гениальный полководец. Его собственный народ считал Шадразара живым воплощением Аватара, темного и дикого божества, сына Черного бога Богазкоя. В непостижимо быстрой череде яростных сражений он подмял под себя три кочующие орды и стал их полководцем, выбрав себе в помощники самых диких, жестоких и коварных воинов — Вульфгрима орды Ормслинг, которую завоевал первой, Свирепого Канга, хозяина Джахангира, и Шондара Красного Ястреба Черного Богазкоя. Три орды объединились в союз, и Шадразар начал священную войну против приходящей в упадок и разрушающейся империи. Он двинулся к югу, направив свои полчища к Внутренним Землям, самому центру государства.
К умлению и смятению имперских жителей, то, что говорилось о Шадразаре, оказалось правдой. Он действительно был Аватаром, сыном Черного бога. Могущественный отец даровал ему вечную молодость, чтобы, оставаясь неуязвимым, завоевать и уничтожить Внутренние Земли империи. Его орды воевали тысячу лет, и их непобедимый полководец поклялся, что устроит грандиозный пир среди руин великого Халсадона и сам будет пить красное вино кубка, вырезанного черепа старого императора.
«Но неужели во всем Зарканду не найдется такой силы, которая могла бы противостоять Шадразару и не позволить ему осуществить свое ужасное предназначение?» — спросила себя Алара.
* * *
С такими вот мрачными, тревожными мыслями, от которых ей так и не удалось отделаться, принцесса приняла ванну, затем вытерлась надушенными полотенцами, надела мягкое платье темной шерсти и не спеша вышла на террасу. Она пробыла в ванне так долго, что к обеду вышла гораздо позже обычного. День уже клонился к вечеру, когда Алара выпорхнула на балюстраду и задумчиво посмотрела вн, на город, на который тихо опускались пурпурные тени. Тусклое и бледное солнце превращалось в догорающую на западе звезду, на желтое небо уже взошли пять семи лун Зарканду, а последние две должны были появиться в течение часа, и тогда ночь укутает весь мир черными крыльями.
Вну простирался огромный город. Хотя его по-прежнему называли Великим Халсадоном, он стал уже слабой тенью того, чем был прежде, потому что империя, столицей которой он являлся, развалилась. Следовавшие один за другим нападения Черных Орд в течение двух последних столетий обескровили страну. Кочевники Шадразара разгромили имперские легионы и стерли с лица земли множество городов. Огромная империя сократилась в десятки раз, отступив во Внутренние Земли — всего лишь несколько сотен квадратных лье,— территорию, естественной границей которой стал гигантский горный хребет, называемый Стеной Мира, который протянулся с востока на запад через весь континент. С падением великолепных, процветающих городов бывшие имперские земли превратились в дикую разграбленную местность. Сверкавшие доспехами легионы больше не печатали шаг по широкой дороге, Дороге Королей, лишь стебельки травы зеленели между расколотыми каменными плитами, а вокруг шумели буйные дикие заросли, куда не забредал ни один человек.
Халсадон построили на мысе, выступавшем с южного берега континента в светящееся воды, названные Джазпонд Иоматот — море Сверкающих Опалов. Полуостров представлял собой длинный и широкий холм, на вершине которого много лет назад выросли сверкающие стены и сияющие купола Фаоладриана — Дома Королей, где и жила Алара. Вдали, на юге, посреди мерцающей воды виднелась темная масса суши — Святой остров, куда никто не осмеливался ступить,— остров с мрачными холмами, сплошь поросшими густыми раскидистыми деревьями араккабоа. Там десять тысяч лет назад от смертной женщины и бога воинов Занджана родился Аздир Занджан, положивший начало роду священных королей, последним отпрыском которого стала принцесса Алара. А между Халсадоном и Священным Островом находился мраморный мемориал — Остров Гробниц, где спали семьсот сорок королей вымирающей расы.
Увы, величие Халсадона рассеялось, как утренний туман. Прекрасный имперский город лежал в руинах, целые кварталы некогда роскошной огромной столицы словно вымерли, пустые окна давно заброшенных особняков зияли, как мертвые глазницы человеческих черепов. Молодые деревца выросли на площадях, пробившись сквозь растрескавшиеся и разбитые плиты; внутренние дворики самого Фаоладриана поросли густой высокой травой. Население божественного города уменьшилось до двух или трех тысяч человек, ютящихся среди разрушенных зданий и бесконечных руин. Многие погибли в огне, охватившем полупустую столицу десять лет назад после падения Кириота Амбламара, последнего города, оставшегося верным имперскому знамени. Его двадцать легионов уничтожила колдовская сила Шадразара. После того, как рухнул этот последний бастион на подступах к столице, началось массовое дезертирство легионеров, в Халсадоне вспыхнул пожар. На город обрушились мор и голод, а люди, обезумевшие от ужаса, почти потеряли человеческий облик. Каждый день в столице случались кровавые преступления.
Немного осталось от блеска и великолепия столицы империи. Небольшой круг тщеславных и тупых придворных и аристократов еще хранили верность дряхлому восьмидесятилетнему королю, который бессмысленно бормотал, играл и грезил о чем-то на своем окутанном славой троне, среди руин полуразрушенной столицы — Великого Халсадона.
Принцесса устало облокотилась о резной гипс балюстрады, чувствуя на щеках вечерний поцелуй холодного морского ветра с его соленым привкусом. Она с грустью думала о будущем и размышляла, что мог бы принести ей и нескольким верным приближенным, которые все еще прнавали ее как принцессу — наследницу Великого Трона, завтрашний день.
Алара задумчиво и рассеянно смотрела вдаль, как вдруг ее взгляд остановился, глаза расширились, а сама она похолодела от умления и благоговейного трепета, увидев неожиданное зрелище — свет в Храме Времени! На памяти живущих этот таинственный сигнальный огонь никогда не загорался в запертом на все замки храме-башне. Алара едва могла поверить своим глазам, пытаясь найти приемлемое объяснение увиденному. То ли это случайное отражение заходящего солнца в каком-то невестном стекле, то ли преломление солнечного луча в потоках морского воздуха. Но нет! Сердце сразу подсказало ей, что загадочный огонь, горевший так ярко, не что иное, как сигнал чародея Застериона!
Невыразимое волнение и трепет охватили принцессу. Она вцепилась руками в перила мраморной террасы. Свет на острове Гробниц! Сигнал чародея Застериона! Ее пульс участился, дыхание стало быстрым и прерывистым, тонкие, но сильные руки заметно дрожали.
Алара быстро повернулась и, позвав служанок, велела принести ей темный шерстяной плащ с капюшоном, а также передала записку, предназначенную преданному ей Элидуру, учителю фехтования, в которой она просила встретить ее на дворцовой пристани. Старый и верный друг Элидур Гримхавена, в отличие от неженных, тщеславных и пустоголовых щеголей-придворных, был настоящим мужчиной. А принцесса так нуждалась в сильной мужской руке!
В считанные мгновения Алара, закутанная в широкий тяжелый плащ, торопливо прошла по старой, поросшей лишайниками пристани и приблилась к узкой черной гондоле. На борт ей помог подняться высокий мужчина средних лет с суровым лицом, вьющимися русыми волосами и небольшой бородкой. На боку у него висел длинный меч, в руке он держал фонарь, который затем, когда взялся за весла, повесил на огнутый крюк на носу лодки.
Картина разворачивалась довольно мрачная: в темнеющем желтом небе последняя семи лун медленно опускалась за горонт; мерцающая вода тревожно билась о резной, покрытый глазурью нос лодки, которая осторожно, крадучись, двигалась в тени огромного дворцового холма, направляясь на широкий, подернутый дымкой простор моря, в сторону Острова Гробниц. Там покоились умершие короли Халсадона и вместе с ними еще один человек загадочного происхождения и еще более загадочной силы — чародей Застерион, окутанный вечной тайной старец, которого называли Королем Чародеев. Будучи советником при семи сменявших друг друга императорах в течение своей чрезвычайно долгой жни, он преданно служил империи, помогая в трудную минуту как мудрыми советами, так и особыми дарами. В знак благодарности за его бескорыстную службу на мемориальном острове для него построили склеп, названный Храмом Времени. И с тех пор удивительный наказ чародея переходил от одного короля к следующему: «Когда в башне склепа Застериона зажжется свет, знайте — это сигнал от меня, и сигнал этот появится только в дни крайней опасности или великих судьбоносных событий...» Эти слова Застериона передал Аларе ее дед, сейчас уже впавший в старческое слабоумие, последний Священный император Зимионадус XXIII, все еще продолжавший сидеть на троне, и принцесса почему-то сразу в них поверила. Увидев загадочную вспышку зеленого пламени в узкой башне на крыше огромного мавзолея черного мрамора, она почувствовала, как в ней вновь вспыхнула надежда. «После двух тысяч лет смерти пррак чародея Застериона вернулся на землю живущих». Но что же он желает сообщить умирающему миру?
Гондола уткнулась в отмель у черных берегов Острова Гробниц, и ее пассажиры выбрались на мокрый песок. Черные песчинки захрустели под подошвами ботинок Элидура, когда он вытаскивал легкую лодку неспокойного моря на берег. Мгновение он и принцесса постояли оглядываясь. Дул прохладный и влажный морской ветер. Алара поежилась и поплотнее завернулась в теплый плащ.
В слабом пррачном сиянии, исходившем светящегося моря, виднелся ряд мраморных колонн, возвышавшихся едва ли не до самого неба, темно-золотистого и загадочного. Между ними располагались склепы, гробницы и памятники, погруженные в мрачную тишину, нарушаемую лишь плеском и шорохом волн, набегающих на черный песок, да печальными тревожными криками морских птиц, гнездящихся в темных ветвях могучих деревьев, что покрывали холмы острова.
Все это представляло собой таинственную и жуткую сцену. Юная принцесса ощутила леденящий душу страх и невольно шагнула поближе к высокому худощавому рыцарю, стоявшему неподвижно, крепко сжимая рукоять меча и осматривая темные очертания огромного некрополя острым настороженным взглядом.
— Может быть, я все же провожу вас, моя госпожа,— мрачно пронес Элидур.— Мне что-то не нравится это прибежище смерти. Я чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы вы не отходили от меня ни на шаг.
Алара с трудом заставила себя улыбнуться.
— Эти покойники — святые люди, к тому же мои кровные предки,— спокойно пронесла она.— Они покоятся в мире, и нам не стоит их бояться.
— Знаю, знаю, и все же...
Принцесса решительно тряхнула головой, отчего ее роскошные волосы, утопавшие в складках огромного капюшона, словно знамя, подхватил сильный ветер.
— Да успокойтесь же вы, мой верный рыцарь! Там покоятся мои отец и мать, и бояться мне нечего. И в древних манускриптах говорится, что только представитель королевского рода может войти в склеп чародея, не подвергаясь никакой опасности. Вы остаетесь здесь, у лодки, а я пойду дальше одна.
Алара двинулась вперед, оставив спутника одного, несмотря на его недовольное ворчание. Когда она поднялась на холм, Элидур громко прокричал, что если ей станет страшно, пусть обязательно позовет его, и он тут же бросится ей на помощь. Вскоре принцесса исчезла поля зрения, затерявшись в темных проходах среди высоких склепов.
Мавзолей покойного волшебника возвышался на дальнем склоне. Его похоронили рядом с могущественными королями, которым он так преданно служил долгие века. Алара без труда нашла склеп, а вот войти в него оказалось не так уж просто.
Она стояла перед строением черного мрамора, казавшимся жутким и странным среди мертвенно-бледных гипсовых склепов и гробниц белоснежного камня. Над бронзовыми воротами Алара увидела вырезанный мрамора огромный, лишенный века глаз, бесстрастно смотревший на нее сверху вн. Кто угодно испугался бы находиться ночью в таком ужасном месте, под каменным взглядом таинственного глаза, но Алара собрала все свое мужество и прогнала прочь страх, который не давал ей двинуться с места.
Она вынула -под плаща Печать Королей, которую взяла в сокровищнице дворца. Ее редко использовали в последнее время, когда власть ослабела, а границы отодвинулись до Внутренних Земель, и все же она была такой же древней, как и сам Халсадон, так говорилось в легендах.
Алара подняла тяжелую печать и приложила ее к бронзовой двери, которая дала глухой гудящий звук, похожий на удар далекого гонга. Принцесса чуть отступила, и тут массивные двери тихо и плавно открылись, впустив ее в темное загадочное нутро таинственного Храма Времени.
Внутри все тонуло во тьме, и Алара пожалела, что не взяла лодки фонарь. Но возвращаться за ним было слишком поздно, поэтому она осторожно двинулась вперед, шаг за шагом медленно приближаясь к огромной гробнице, сделанной черного мрамора, словно кусок, отсеченный от самой плоти ночи. Там и покоились останки умершего чародея. За двадцать веков его плоть должна была превратиться в неосязаемую пыль. Так есть ли какая-нибудь правда в древней легенде или это всего лишь сказка?
Алара откашлялась, ощутив, как горло внезапно пересохло.
— Застерион, я рода бессмертного Занджана, пришла в ответ на посланный тобой сигнал. Скажи, что ты хотел сообщить! — пронесла она слабым голосом, повторяя древние слова, написанные в свитке. Ей самой эти слова казались пустым звуком, к тому же голос ее слегка дрожал, она едва слышала его, как будто говорила сквозь мягкую плотную ткань.
Сначала ответа не последовало. Затем во мраке ночи мелькнула вспышка, зеленый луч осветил гробницу, и все вокруг стало каким-то нереальным.
В жутковатом колеблющемся свете Алара увидела огромный сверкающий кристалл высотой в два человеческих роста, возвышавшийся над гробницей. Грубый и зазубренный, он напоминал один тех айсбергов, которые, как говорилось в легендах, плавали в водах загадочного Замерзшего моря на безлюдных просторах севера. Внутри кристалла ритмично вспыхивал, затем угасал и снова вспыхивал свет, напоминая биение огромного сердца.
Неужели это и есть источник пламени, которое она увидела с террасы дворца сквозь пелену тумана? Сигнал ли это Застериона или что-то другое... Алара не могла понять.
И тут свет, мерцавший внутри кристалла, потускнел, сгустился и начал принимать форму человека. Пррак в виде высокого худощавого старца смотрел на Алару сверху вн, подобно тому вырезанному камня глазу перед входом в Храм Времени. Длинная седая борода доходила старцу до колен. Прозрачный и одетый в темный, нематериальный балдахин, пррак колыхался внутри кристалла, словно в парах горячего воздуха.
— Говори же! — крикнула Алара.
И тут она услышала слабый шелестящий шепот, поначалу еле различимый. Ей пришлось напрячь слух, чтобы понять, о чем речь. Слова пррака звучали как будто откуда-то далека, преодолевая невероятно огромное расстояние сквозь пространство и время. Но постепенно они становились отчетливее, хотя пррак говорил шепотом.
— Ты, отпрыск семени Занджана. Не спрашивай меня ни о чем, потому что я не нахожусь сейчас в своем теле и не могу ни видеть, ни слышать тебя,— глухо пронес голос.— Я знаю, что ты королевской крови, потому что только член королевской семьи может войти в это прибежище вечного покоя и стоять здесь без дрожи и трепета. Любого другого, обезумевшего от страха, немедленно гнали бы этого склепа кошмарные стражники, которых я приставил охранять мои кости.
Алара смотрела на пррака зачарованным взглядом. Его губы не шевелились, когда он шептал эти странные слова. Его темные глаза, казалось, смотрели сквозь нее. Она вслушивалась в каждое его слово с напряженным вниманием, стараясь ничего не пропустить.
— Я смотрел вдаль, сквозь туманы еще не рожденного времени и видел закат империи и большую опасность, которая грозит ей,— продолжал пррак.— Пока я был жив, я записал в вещество этого кристалла свою тень и эхо моего голоса. Замороженная на немеримые века, моя тень будет появляться, и мой давно умолкнувший голос будет звучать, предупреждая об опасности каждый век. Если я правильно рассчитал периоды времени, то ты, кто слышит мои слова, теперь живешь в век гибели. Дикие орды с севера пришли втоптать ее в прах, и ведет их бессмертный предводитель, возникший облака темных сил, стремящихся к разрушению вселенной. Сейчас орды уже на подступах к Халсадону, и, должно быть, скоро их гортанные крики будут раздаваться у самых ворот великого города. Послушай мои слова, о дитя будущих веков, и запомни их хорошо, потому что я могу говорить совсем недолго, в моих часах песок бежит очень быстро.
Благоговейный трепет заставил сжаться сердце Алары. Она поняла, что каким-то невероятным способом могущественный чародей прошлого увидел всю будущую историю Зарканду и рассчитал время каждого нового появления своего пррака, чтобы подать сигнал в час величайшей нужды. И Алара вдруг ощутила в себе тепло и благодарность к могущественному чародею, который много веков верой и правдой служил ее предкам. Даже после жни его пррак все еще стоял на страже империи, вопреки законам времени. А если бы он жил сейчас, в эти смутные дни, и всю свою силу и магию отдал бы на защиту умирающего королевства!
— И еще я говорю тебе: пребывай в доброй вере, сохраняй мужество в сердце, не поддавайся унынию и отчаянию. Боги правят Зарканду, и Аздирим не позволит черному Хаосу вторгнуться в основу основ творения...
Затем голос сделался глуше и тише, а вскоре и вовсе умолк. Пррак начал расплываться в переливах умрудного света, почти скрывшего его вида. Алара тяжело дышала, отчаянно продолжая надеяться, что он появится вновь, и действительно, фигура опять стала четче. Но теперь она стала тоньше, чем раньше, а голос звучал намного глуше.
— Увы, мои силы на исходе, я не могу больше сохранять образ, так что слушай внимательно, королевское дитя! В Девятом Цилиндре спрятано пророчество, которое будет исполнено. Придет герой, который станет мощным оружием в руках богов. Встречай его, он должен вступить в битву у Стены...
Пррак снова зашевелился, как пламя свечи на ветру, и начал расплываться. Затем он возник на мгновение, чтобы пронести последние слова:
— Девятый Цилиндр! Пророчество о Льве! Ничего не бойся, но не забывай об осторожности!
Затем он исчез, и кристалл медленно потемнел. Ночь, с ее тьмой и тишиной вновь полноправно воцарилась внутри мрачного Храма Времени. Явившийся потустороннего мира Застерион успел предостеречь Алару. Но что все-таки значило его сообщение?
Принцесса в замешательстве отошла от гробницы. Бронзовые двери, тихо лязгнув, закрылись у нее за спиной, а в башне последнего дома умершего чародея больше не горел сигнальный огонь.
Алара медленно пошла обратно по темным проходам между захоронениями умерших королей к лодке, где ждал ее Элидур. Воин нетерпеливо расхаживал по берегу с развевавшимися на соленом морском ветру русыми волосами.
— О! — крикнул он, когда ее закутанная в плащ фигура показалась среди мраморных колонн.— Все в порядке, моя госпожа? Вам никто не причинил зла? Ну что ж, я рад. И все же не нравится мне вся эта жуть: чародеи, прраки и легенды! Дайте мне клинок хорошей стали и врага, с которым надо сражаться, и мое сердце будет счастливо. А вся эта магическая чепуха, пророчества и древние мифы...
Тут он умолк, с тревогой взглянув на бледное лицо принцессы, и поймал ее задумчивый, слегка отрешенный взгляд.
— Эй! Неужели пррак в самом деле появился и говорил с вами? Все в порядке?
Она вздрогнула, как будто очнулась, и дотронулась до его руки.
— Да-да, все в порядке,— пробормотала она с отсутствующим видом.
— Значит, все хорошо? Все оказалось правдой? Так чародей появился или нет? Да говорите же, а то вы будто в трансе! Алара с трудом образила на бледном лице слабую улыбку.
— Он пришел... И он говорил со мной, но завуалированными, неясными словами. Честно говоря, я не совсем поняла, что он имел в виду.
Верный рыцарь недовольно поморщился.
— Так всегда поступают колдуны, чтобы скрыть смысл под покровом мистической чепухи,— проворчал он.— А вот если бы они высказывались ясно и определенно, то люди поняли бы, что слушают вздор глупцов, которые знают ничуть не больше, чем они!
— Нет,— покачала головой Алара.— В его словах крылся смысл, но под конец какая-то сила помешала прраку, и он не смог дальше говорить. Но прежде чем Застерион исчез, его тень успела сообщить о пророчестве, скрытом в Девятом Цилиндре.
Элидур пожал плечами.
— Вот как? И вы не знаете, что он имел в виду?
— Нет,— вздохнула Алара.
Он помог принцессе сесть в гондолу и задумчиво посмотрел на нее.
— Я слышал рассказы о том, что волшебники и чародеи боятся записывать свои «мудрые» слова на простой пергамент, потому что их пророчества, видите ли, очень важны. Они предпочитают прятать свои письмена в цилиндры обожженной глины, прочные, как камень, и не подверженные влиянию времени. Города могут сжечь, а свитки потерять или уничтожить, а вот цилиндры сохраняются даже тогда, когда рушатся империи. Вы видели глиняные таблички давно забытого Иозона или Селимбрия в склепах великого храма? Ваш дед, может быть, ему помогал святой Аздирим, раскопал их руин за Шамаром.
— Да, я помню,— кивнула Алара, и ее лицо наконец оживилось, а в темных глазах загорелись огоньки.
— Вам надо найти старого Чеспера, архивариуса, сразу же, как только я доставлю вас к дворцовой пристани, моя госпожа. Я не сомневаюсь, что старый болван что-то знает о цилиндре Застериона, в котором находится какое-то пророчество, касающееся львов.
— Элидур, я думаю, вы правы! Давайте поспешим, может быть, он уже встал! — воскликнула Алара.
— А если он еще храпит, то что это меняет? — фыркнул Элидур и взялся за весла.— Разве вы не внучка императора? И разве вам не надо спасать империю? Смело будите старого дурака, ведь мы должны спасти мир от тьмы!
Длинные весла сверкали в воде, легкая черная лодка скользила по узкому заливу к громаде, сотворенной человеческими руками, которая теперь стала последним городом мира.
Он появился в сумерках, пройдя через огромные Морские ворота Халсадона, когда солнце тлело, как малиновый уголек на темнеющем небе. Высокий загорелый гигант с мощными мускулами и широкой грудью гладиатора, с мрачным суровым лицом и золотисто-рыжей взъерошенной шевелюрой. Он был одет в плотно облегающие кожаные безрукавку и штаны со стальными пластинами. Сверху он накинул широкий черный плащ, застегнутый массивными бляхами на плечах и развевавшийся на ветру, словно крылья огромной птицы. Он сошел на берег и направился к стенам города.
У ворот его ждали семеро солдат, в сверкающих позолоченных доспехах Дворцового легиона. Их глаза яростно сверкали -под блестящих золотых шлемов с крыльями. Капитан, Джелд Ташнарима, пришпорил коня-дракона и поскакал вперед, чтобы преградить дорогу пришельцу. Санган выгнул чешуйчатую блестящую шею и оглушительно зашипел, щелкая ярким, как у попугая, клювом.
— Стой, чужестранец! — крикнул Джелд и положил руку на рукоять меча.
Бронзовый, с львиной шевелюрой гигант остановился и посмотрел на солдат холодными черными глазами, а затем громко рассмеялся.
— Что, разве хозяин Халсадона установил входную плату в город в эти смутные дни? — спросил он.— Я слышал, что дела в империи идут рук вон плохо, но не до такой же степени!
Джелд вспыхнул и сжал рукоять меча.
— Твое имя, чужестранец? — резко спросил он.
— Если уж на то пошло, мой капитан, то меня называли по-разному, и не все имена благозвучны, так что не буду их перечислять. А вообще мой народ называет меня Саргон, что на вашем языке означает «лев». Я родом с Островов Варваров.
Один легионеров, крепкий мускулистый сержант с кожаной повязкой на пустой глазнице, презрительно усмехнулся, глядя на буйную нестриженую шевелюру пришельца.
— Что толку разговаривать с этим типом, — буркнул он. — Джелд велел ему попридержать язык.
— Итак, варвар,— продолжал капитан.— Отдай клинок и иди с нами. Тебя никто не тронет. Один человек желает поговорить с тобой, если действительно ты тот, кто нам нужен.
Саргон усмехнулся и похлопал по пустым ножнам, болтавшимся у бедра.
— Увы, оружия у меня нет. Воришка корабельной команды стащил мой меч прошлой ночью, пока я спал на палубе. Конечно, я тут же сломал ему хребет, но во время борьбы мой меч упал за борт и, должно быть, выбил рыбам зубы. Так что, во-первых, с меня и так уже достаточно. Во-вторых, я не нарушил ни одного вестного мне закона. А если «кое-кто» в городе желает поговорить с Саргоном, пусть встретится со мной на Улице Постоялых дворов.
Он обвел холодным взглядом солдат и усмехнулся.
— Ну, если я вам нужен, ребята, тогда вам придется схватить меня.
Джелд нахмурился и ударил шпорами по чешуйчатым бокам сангана. Конь-дракон зашипел и рванулся вперед, туда, где стоял усмехавшийся Саргон, но варвар молниеносно нырнул под брюхо сангана и выскочил с другой стороны. Джелд обнажил меч, но не успел им воспользоваться. Саргон намотал на руку полу малинового плаща капитана и резко дернул.
Вскрикнув от неожиданности, Джелд вылетел седла и рухнул на землю. Массивный крылатый шлем с грохотом откатился в сторону. Меч выпал руки и гулко зазвенел на булыжной мостовой, как разбитый колокол. Саргон поднял его и повернулся лицом к опешившим солдатам. В его огромной бронзовой руке узкое лезвие казалось маленьким, будто игрушечным.
— Взять его! — рявкнул Джелд, вскочив на ноги. Дородный сержант пришпорил своего коня-дракона. Саргон не стал ждать его приближения, а прыгнул вперед, как раненый лев, могучей рукой смахнув сержанта с сангана. Скакун встал на дыбы, яростно зашипев. В одно мгновение Саргон вскочил в седло, дернул за поводья и направил коня-дракона прямо на остальных солдат, крепко сжав ногами его бока.
Санган гигантским прыжком приблился к одному солдат, у которого варвар тут же выбил руки меч. Увернувшись от меча другого солдата, Саргон поскакал к воротам. Еще двое бросились ему наперерез, но это не помешало бронзовому гиганту гнать яростно шипевшего сангана вперед. Когтистые лапы цокали по булыжнику. Прежде чем солдаты успели что-то сообразить, Саргон прорвал их линию и проскочил через ворота в город.
Улица за воротами расширялась и переходила в небольшую рыночную площадь. Она уже опустела, большинство лавок и палаток закрылись, и лишь неутихающий морской ветер нещадно трепал яркие разноцветные навесы и гнал по площади опавшие листья. Саргон повернул коня-дракона и поскакал через площадь, прежде чем солдаты ворвались через ворота в город. Варвар довольно смутно представлял себе план Халсадона, но от попутчиков с корабля знал, что Улица Постоялых дворов находится за огромным зданием Суда, недалеко от причалов. Он повернул сангана в том направлении и, стараясь оторваться от преследователей в лабиринте аллей, стремительно пересек площадь и очутился на узкой улице, как раз ведущей к зданию Суда.
Но тут перед ним оказался паланкин, завешенный шелковой тканью. Он стоял на мостовой возле одного домов, а рядом с ним на корточках сидели девять рабов-носильщиков. Когда Саргон приблился, шелковая ткань шевельнулась, паланкина выскользнула стройная фигура, облаченная в длинный плащ с опущенным на лицо капюшоном, и встала на пути варвара. Тот пробормотал проклятья и яростно дернул поводья, отчего санган встал на дыбы, царапая когтями воздух. Тонкие руки откинули назад капюшон, и Саргон увидел, что перед ним молодая девушка, очень красивая, но бледная в свете сгущающихся сумерек. Огромные темные глаза лихорадочно сверкали.
— Помогите мне, умоляю вас,— прозвучал тихий, но настойчивый голос.
Варвар громко рассмеялся.
— С радостью, девочка, но в данный момент за мной по пятам скачет городская стража, и я не могу здесь задерживаться.
Тогда девушка шагнула вперед и крепко вцепилась в поводья сангана. Чужеземец зарычал от ярости и схватил ее за руку, но тут подоспели стражники и окружили его. Саргон взмахнул мечом, пытаясь прорубить себе дорогу, и вдруг услышал, как незнакомка что-то сказала воинам резким и повелительным голосом, и к его величайшему умлению, разъяренные солдаты в шлемах с крыльями и сверкающих доспехах покорно склонили головы и стали перед ней на колени.
Девушка как ни в чем не бывало улыбнулась Саргону.
— Я и есть «кое-кто», кто хочет поговорить с тобой, Саргон с Островов, если ты, конечно, пожелаешь меня выслушать,— продолжала она.
Варвар кинул меч капитану Джелду и соскочил с позаимствованного сангана.
— Госпожа, я пойду с вами и выслушаю вас,— с усмешкой поклонился он незнакомке.
* * *
Они стояли на балконе — Алара, Элидур и худой, будто высохший, старый архивариус Чеспер — и разговаривали, глядя вн в огромный зал. Нависавшие над балконом портьеры надежно скрывали их от посторонних глаз сну, но сами они могли видеть все происходящее сквозь тонкую просвечивающую ткань.
В углу зала на груде мягких подушек развалился Саргон с Островов. Перед ним стояли ящные тарелки с дымящимся, приправленным ароматными специями мясом, высокие кубки с прохладными редчайшими винами, горы свежих фруктов, а также разнообразные сладости. Плотно поев и как следует выпив, варвар с наслаждением лег отдохнуть. К нему приблилась полуобнаженная танцовщица, чье золотистое, сверкающее тело украшали лишь повязки и браслеты с драгоценными камнями, и принялась виваться на ярком мозаичном полу под нежную мелодию, которую играли музыканты на лютне, арфе и лире.
— Да, он воин, но всего лишь человек,— задумчиво пробормотал Элидур, оценивающе разглядывая бронзового гиганта с густой косматой шевелюрой холодными проницательными глазами. — Он не посланный небом герой, клянусь вам, моя госпожа. Простой смертный, не более того.
— Неужели все герои обязательно должны быть святыми и бессмертными? усмехнулась Алара.— Я учала летописи. В царствование Птелиона Третьего появился герой Амар, который разоблачил лжепророка Далиотиса и усмирил толпу его фанатичных последователей, пытавшихся заменить Святую Веру всякой мистической чепухой.
— Я слышал эту легенду,— буркнул Элидур.
— Тогда вы слышали, как тот же самый Амар, который сейчас лежит в гробнице Зала Героев, почитается, как святой, хотя при жни был обычным человеком или, как вы говорите, простым смертным?
— Да, моя госпожа. Вам нет необходимости повторять это предание,— кивнул Элидур.— Я слышал также и о божественном герое, который жил в эпоху вашего великого предка, Каноссы Великолепного. Он находил удовольствие в поедании плоти юношей, и тем не менее его тоже почитают как святого. Аздирим, со своей непостижимой мудростью...
Алара повернулась к старому архивариусу.
— А что скажете вы, Чеспер? — поинтересовалась она. Старик едва заметно улыбнулся и пожал плечами.
— Что я могу сказать, Ваше Высочество? Я читал вам пророческие стихи, которые великий Застерион поместил в свой Девятый Цилиндр: «Лев придет со стороны моря на седьмой день седьмой луны и будет он без меча».
— И вот этот воин, — резко и нетерпеливо прервала принцесса его тягуче медленную речь,— жадно глотает еду, пьет вино и сладострастно разглядывает непристойную девицу? Так скажите, означает ли имя Саргон — «лев» на языке варваров? И разве не пришел он со стороны моря? И без меча? И разве не появился он перед нашими воротами в тот самый день и час, который упоминался в пророчестве?
— Все это, конечно, соответствует действительности, моя госпожа,— вздохнул господин Чеспер.— Я не отрицаю того. Может быть, именно этот похожий на льва воин с лохматой шевелюрой и есть тот герой, которого мы ждали...
— Но?
Старик устало потер морщинистый лоб.
— Моя госпожа, буду говорить откровенно. Извините меня! Вы молоды, вас переполняет энтузиазм юности, но также и неопытность, вы уж простите за эти слова. Мое мнение таково: если даже этот Саргон с Островов и есть тот самый герой пророчества Застериона, что он может сделать, один человек, чтобы остановить Черные Орды, которые уже на подступах к городу? Даже сотни таких же сильных, как он, воинов и то слишком мало! Нам нужно войско, а не один герой.
Алара стояла молча, слушая его тихий усталый голос. Одетая в белое длинное облегающее платье, доходившее ей до самых щиколоток, в маленьких туфельках алой кожи, она казалась почти ребенком. Господин Чеспер немного помолчал, внимательно разглядывая свою повелительницу, потом вновь заговорил, теперь уже чуть более твердо:
— Империя постарела и исчерпала свои силы. У нас осталось совсем мало воинов. Блистательный Чойс Кантедона и все его войско, состоящее храбрых и закаленных в боях жителей долин,— сила явно недостаточная, чтобы противостоять натиску несметных Черных Орд. Нам бы сейчас железные легионы незабвенного прошлого, которых, увы, уже нет! — с горечью пронес он.
Губы Алары приоткрылись, словно она хотела что-то сказать, но старый архивариус поспешил закончить свою мысль:
— Послушайте меня, Ваше Высочество! Как раз сейчас, когда мы с вами разговариваем, господин Чойс вместе со своим войском и те немногие благородные люди, как, например, доблестный молодой принц Парамир... Все те, у кого еще осталась хоть капля мужества в крови, собрались в Аркантире у Стены Мира, готовые принять последний бой. Да, они сильные и храбрые, но их слишком мало. Слишком мало! И как только крепость на подступах к Халсадону не пала до сих пор, при столь неравном соотношении сил? Но долго ли она сможет продержаться, когда вражеские полчища обрушатся на нее? Что может сделать один человек? — он тяжело вздохнул и опустил седую голову.— Не сердитесь на меня за мои мрачные слова! Вы слишком молоды и поэтому верите в чудеса. А я стар, как сама империя, и у меня не осталось никаких иллюзий. Один человек или сотня не смогут повернуть врага вспять, ведь Шадразар ведет многие тысячи воинов. Так что я могу сказать? Поступайте так, как велит вам ваше сердце, Ваше Высочество. Можете поставить нашего Льва на передний край сражения, но тогда целиком положитесь на волю благословенного Аздирима, который, возможно, сделает его неуязвимым.
Поклонившись и поцеловав Аларе руку, старый архивариус тихо удалился. Элидур повернулся к принцессе и испытующе взглянул на нее.
— Ну так как, моя госпожа? Что вы намерены делать?
Несколько мгновений Алара стояла неподвижно, опустив голову и глубоко задумавшись, затем выпрямилась и улыбнулась.
— Я вложу в его руку Священный Молот и поведу его к Стене Мира,— объявила она.
Элидур промолчал, больше говорить было не о чем.
Ночь, с ее загадочными шорохами и непостижимыми тайнами, укутала мир темными крыльями. Тьма воцарилась в Зарканду, потому что ночь выдалась безлунной. Лишь слабый свет пробивался волн светящегося моря, с трех сторон окружавшего Последний Город. Его бледное сияние тускло освещало возвышавшиеся башни Фаоладриана и ложилось темной позолотой на верхушки крыш и водосточные желоба. Все остальные строения окутал черный непроницаемый мрак.
С трех сторон город омывало огромное море, а на север протянулся перешеек, соединявший Священный Халсадон с материком. Здесь в далекие времена прежние короли возвели высокую толстую стену. Смотровые башни поднимались высоко над гребнем стены, и по нему в тихие ночные часы неустанно расхаживала взад и вперед бдительная стража.
Но сейчас никто часовых не заметил, как две закутанные в черные плащи фигуры бесшумно выскользнули небольших Почтовых ворот, всегда стоявших закрытыми и не охранявшихся. Ведя под уздцы санганов, они двинулись по заросшему высокой травой полю, что раскинулось за стеной по обе стороны от широкой мощенной булыжником дороги, которая тянулась от Великих Ворот на север, к горному хребту, именуемому Стеной Мира. Две темные фигуры пробирались сквозь заросли кустарников, скакали по болотным кочкам солончаков, предпочитая двигаться медленно, но оставаться незамеченными, чем быстро скакать по мощеной дороге, потому что цоканье когтей санганов по булыжникам далеко разносилось бы в безмолвии ночи и небежно привлекло бы внимание часовых, несущих стражу на вершине высокой зубчатой стены. Однако, пройдя по бездорожью не меньше мили, они решили, что расстояние, отделявшее их от стены, уже достаточно велико, чтобы их мог кто-нибудь услышать, и Саргон усадил своего спутника в седло, а затем вскочил на спину сангана. И тогда они помчались по дороге в облаке дорожной пыли. Вскоре громада Великого Города и вовсе исчезла виду.
С лица Саргона не сходила счастливая улыбка. Вот та самая жнь, о которой он так страстно мечтал! Те несколько дней, когда он ведрами пил прекрасное вино и набивал брюхо ысканными яствами, а также несколько горячих ночей с соблазнительной танцовщицей тоже были великолепны. Однако воину нельзя вести такую жнь слишком долго, они начинает терять вкус к острым ощущениям, риску и опасностям, дух его размягчается, а сила воли слабеет. Куда лучше взять в руки меч и ступить на тропу приключений, встретиться лицом к лицу с врагом, поставить перед собой немыслимые задачи, чтобы разрешать их самым невероятным путем, совершить невозможное и, как всегда, победить!
Острова, где он родился, провел отрочество и возмужал, не могли дать Саргону простор для его неукротимой, бьющей через край энергии. Вечный участник любых скандалов и потасовок, он нарвался на крупные неприятности, в результате чего стал гнанником, а попросту говоря, спасся бегством, чтобы не попасть за решетку или вовсе не лишиться головы. Так он попал на корабль и отправился в плавание по светящемуся морю в надежде найти какое-нибудь королевство, отчаянно нуждающееся в наемниках. На корабле Саргон и узнал от попутчиков о Священном Халсадоне, городе Великих Королей, который содрогался под натиском несметных Черных Орд Богазкоя, готовый вот-вот пасть. Из всех королевств, когда-то нуждавшихся в наемниках, уцелел только Халсадон, Последний Город, хрупкий осколок некогда великой Священной империи, и Саргон тут же потребовал, чтобы его высадили на берег именно там. Он обрадовался возможности принять участие в настоящей битве, а не в мелких заварушках, случавшихся на Островах, но никогда, даже в самых смелых мечтах, не мог себе представить, что его сразу поставят во главе Дворцового легиона и дадут в руки мощный Молот, о котором говорилось в тысячах легенд!
Никогда Саргон и не мечтал о том, что поскачет верхом на войну вместе с наследницей империи. Но они действительно ехали бок о бок, варвар с Островов и принцесса Алара — единственная наследница трона дряхлого Зимионадуса XXIII. Она его спутница! И Саргон не мог не улыбаться, думая о столь неожиданном повороте судьбы. У юной девушки оказался твердый характер. Империя доживала последние дни, а она отважилась поехать с незнакомым варваром к Стене Мира, чтобы своими глазами увидеть гибель великого государства.
Он пытался образумить упрямую девицу, но тщетно. Ее раздражала равнодушная апатичная бездеятельность Двора. Как великолепный меч лучшей стали, она отказалась ржаветь в праздности и попусту растрачивать силы. Конечно, при таком характере лучше бы ей родиться мальчиком; Алара постоянно испытывала это чувство. Но если Дому Занджана предстоит принять последний бой, наследница престола встретит врага лицом к лицу. Из всех приближенных ко Двору в Халсадоне только она одна могла сражаться с мечом в руке. И тем не менее скоро орды безумствующих дикарей хлынут через ущелье Аркантира, чтобы взять штурмом обнесенную высокими стенами цитадель, преграждавшую им путь к Халсадону. Исчерпав все доводы в попытке отговорить принцессу от столь отчаянного и безумного поступка, Саргон в конце концов уступил ей и позволил отправиться вместе с ним. Храбрейший воинов, даже если он настоящий герой, редко побеждает в споре с женщиной.
Тогда принцесса и вложила ему в руки бесценную вещь — огромный тяжелый бронзовый молот. Саргон оценивающе повертел его, пробуя на вес. Несомненно, это было страшное, сокрушительное оружие. Алара рассказала чужеземцу, что когда-то с этим молотом в руках отправился на битву сам принц Джатар, чье имя навсегда сохранилось в легендах,— самый могущественный героев, который воевал и странствовал во времена императора Сароникуса IV.
Саргон укрепил молот на поясе и растерянно улыбнулся, погладив холодную бронзу длинной широкой рукояти своего нового оружия. Он много слышал об этом Молоте, о нем пелось в песнях и рассказывалось в преданиях. Разве не пел когда-то великий поэт, Тирон Короса, о кровавых празднествах Молота на поле Девяти Королей в годы Бесконечной Войны? Молот Героев...
— Возьми его. И используй наилучшим образом,— торжественно пронесла принцесса, подняв на варвара огромные темные глаза.— В пророчестве говорится, что ты станешь Молотом в руках богов. Именно поэтому я вспомнила о Молоте и пошла туда, где он лежал, покрытый пылью веков... в гробницу Джатара, в Зал Героев, где покоятся великие воины ушедших дней. Я забрала Молот высохшей руки мертвеца...
И вот теперь они молча ехали по Дороге Королей, окруженные ночной мглой, навстречу невестности.
* * *
В непроницаемом мраке, сквозь который не пробивался ни единый лучик света, все труднее и труднее было различать путь. К счастью, мощенная булыжником дорога тянулась прямо, подобно траектории выпущенной лука стрелы, от Главных ворот Халсадона на север, к узкому и опасному скалистому ущелью в Стене Мира, названному Ущельем Аркантира, в честь давно умершего героя, который остановил здесь когда-то тысячу мятежников, рвавшихся к городу.
А путь между тем становился все труднее. Повсюду густая трава пробивалась сквозь растрескавшиеся древние камни. На каждом шагу попадались то молодые деревца, то колючие кустарники, то груды опавших листьев.
И вот, наконец, словно живая стена выросла перед спутниками, отрезав их от цели. С тех пор как в древние времена последние легионы прошли по этой каменной дороге, чтобы принять бой и погибнуть под копытами коней Черных Орд, здесь вновь воцарилась дикая природа. Растения разрослись слишком буйно, почти уничтожив Дорогу Королей. Когда-то, в давние времена, здесь шумел могучий лес. Люди срубили его, чтобы проложить мощеную дорогу через свои земли, и вот теперь лес вырос вновь. Толстые деревья и густые кустарники словно зловеще предупреждали, что дальше пути нет и надо поворачивать назад, но Алара и Саргон не остановились. Им надо было пробраться сквозь дебри, потому что если бы они попытались свернуть в сторону и обогнуть заросли, то потеряли бы много долгих дней.
Принцессу охватило отчаяние. Она и не думала, что деревья здесь могут быть такими огромными, но теперь ясно осознала, сколь много потеряла империя. Даже великая Дорога Королей и та превратилась в руины. И все же им пришлось двигаться дальше.
Они вновь пошли пешком, ведя под уздцы упирающихся санганов, прокладывая тропу через непроходимые кустарники. Тьма здесь еще больше сгустилась, ветви деревьев хлестали их по рукам и лицу, кустарники цеплялись за одежду, но они шли все дальше и дальше. Саргон шел первым, стараясь по возможности расчистить путь принцессе. Время от времени им приходилось останавливаться, и варвар использовал тяжелый Молот для бесславной, но необходимой работы — он срубал тонкие молодые деревца, росшие так блко друг к другу, что протиснуться между ними было невозможно. Оба путника потеряли счет времени и, задыхаясь, продолжали двигаться вперед, мокрые от пота, с расцарапанными в кровь руками. Иногда им казалось, что все же лучше было бы объехать чащобу кругом, чем лезть в самое ее сердце. Но они упорно шли дальше, спотыкаясь о корни деревьев, натыкаясь на стволы, пригибаясь под толстыми корявыми ветвями и продираясь сквозь колючие кусты.
Так они пробирались целую вечность... А потом неожиданно оказались на открытом пространстве и остановились, чтобы перевести дух. Путники устало опустились на мягкую траву, чтобы дать отдых мученным ногам. На мгновение
Алара подумала, что хорошо бы немного вздремнуть, но не решилась сказать об этом Саргону, ведь им предстояло идти еще очень долго. К тому же она прекрасно помнила, каких трудов ей стоило уговорить варвара взять ее в попутчики, и не хотела показать перед ним свою слабость.
Саргон откупорил бурдюк вина и протянул его принцессе. Она с благодарностью глотнула, почувствовала тепло, разливающееся по ее усталому телу, и блаженно прикрыла глаза. Затем она вернула бурдюк Саргону и с улыбкой наблюдала, как, сделав несколько мощных глотков, он вытер губы рукой и вновь закупорил бурдюк.
Но внезапно вокруг что-то неуловимо менилось. Во мраке, в ночной тишине родились какие-то новые оттенки и звуки. Саргон первый ощутил холодное дыхание опасности и напряженно замер. Они оба почувствовали пристальный взгляд чьих-то невидимых глаз. Рука варвара потянулась к Молоту, он взглянул на Алару, безмолвно предостерегая ее.
И тут тишину ночи прорвал жуткий звук — прерывистый животный крик, похожий на надрывный кашель, гулкий, как барабанный бой. Затем раздался хриплый крик боли, яростный шум борьбы и громкий треск веток в зарослях.
Саргон стремительно вскочил на ноги и пересек поляну со скоростью змеи, метнувшейся к добыче. Его могучие плечи рассекли умрудную тьму кустов, и варвар в мгновение ока исчез виду. Из груди Алары вырвался крик — она увидела тусклый блеск бронзового Молота в его руке. Затем наступило затишье и долгие мгновения невыносимого ожидания. И вдруг кто-то яростно завопил, послышался шум отчаянной борьбы.
Алара не могла больше этого вынести. Она вскочила и бросилась вслед за Саргоном, нырнула под густые ветви и завесу листвы, очутилась на другой поляне и увидела ужасающую сцену.
Перепуганная девушка с трудом разглядела во тьме лежавшего на траве человека в темной, плотно облегающей одежде, над которым с рычанием склонилось ужасное животное. В половину больше размера сангана, оно смутно вырисовывалось на фоне темной листвы. Алара заметила блеск длинных, как кинжалы, клыков и горящие, как раскаленные угли, огромные глаза, сверкавшие -под грозно нахмуренного лба. Острые огнутые рога, густая ощетинившаяся грива, мощные мускулистые плечи... Принцессе стоило лишь мельком взглянуть на него, чтобы узнать зверя — ужасного кандахара, гигантского рогатого темно-рыжего льва Зарканду, грозу джунглей.
А чуть поодаль с Молотом в руках, приняв боевую стойку и собираясь вступить в схватку с бестией, стоял Саргон!
Алара часто слышала битую и, как ей казалось, ничего не значащую фразу: «У меня сердце ушло в пятки», но никогда раньше не понимала, до какой степени неприятным может оказаться подобное ощущение. Страх буквально параловал ее, не столько за себя, сколько за бронзового гиганта, ее спутника и товарища в этом нелегком путешествии. Если он погибнет здесь, растерзанный и разорванный в клочья клыками свирепого кандахара, что же тогда будет с пророчеством и Последней Битвой?
Принцесса сделала еще один шаг вперед, и тут у нее под ногой громко хрустнула ветка. Длинный мощный хвост рогатого льва беспокойно задергался стороны в сторону. Затем он распрямился. Кандахар, повернувшись, молниеносно метнулся в сторону зарослей, где стояла Алара.
Но варвар опередил его. Одним прыжком догнав темно-рыжего льва, он размахнулся и со всей силой обрушил огромный Молот на череп зверя. Принцесса зажмурилась, уверенная, что страшное оружие проломило зверю голову, но, увы, оно просвистело мимо гривы льва и с глухим шумом врезалось в его мускулистое плечо. Мощный удар Молота гулко отозвался по всей поляне.
Чудовище остановилось, повернулось кругом и громко зарычало. Удар не был смертельным, но лев наверняка испытывал сильную боль, потому что движения его стали неловкими и осторожными, а сам он казался ошеломленным. И все же его мощные гладкие мускулы были такими огромными и тугими, что кость явно не пострадала, а раненое плечо не повод для того, чтобы отступить. Бестия продолжала яростно рычать, готовая к схватке.
Саргон снова атаковал. Не дожидаясь, пока огромный кандахар соберется с силами для нападения, варвар с животным рычанием прыгнул на огромную кошку. Они сцепились, словно два диких зверя. Бронзовое тело и темно-рыжая туша переплелись в одно целое, закружившись в бурлящем водовороте неистовой борьбы.
Алара следила за происходящим, затаив дыхание и судорожно сжав руки. В ее глазах застыл ужас, но в то же время она испытывала и какое-то другое, до сих пор не вестное ей чувство. В ней проснулись туманные воспоминания о далеких временах ее предков. Подобно своей далекой и дикой сестре ранних веков человечества, принцесса содрогалась, глядя, как ее спутник борется с разъяренным зверем. Сердце колотилось у нее в груди от гордости и восхищения. Алара, с рождения окруженная роскошью Двора и знатью — людьми пустыми и скучными, капрными и порочными, редко испытывала хоть какое-то волнение, когда наблюдала борьбу на арене, дуэль или рыцарский турнир. Те состязания, даже если случалось кровопролитие, казались ей показными, и обычно она наблюдала за ними с легкой усмешкой. Но сейчас чувства переполняли принцессу, она не сводила пылающих глаз с колосса с бронзовыми мускулами, борющегося с огромным львом.
А сражение на поляне становилось все более яростным и ожесточенным. Темнота мешала Аларе разглядеть все моменты отчаянной схватки, но до ее ушей отчетливо доносились все звуки: громкое рычание, резкие крики и шум ударов Молота.
И вдруг наступило затишье. Жуткий кандахар стоял, пошатываясь, опустив голову, слюни пузырились и капали его пасти, а сам он задыхался, и хрипел. Но через несколько мгновений глаза его вновь злобно сверкнули, и он принялся искать в потемках своего врага, чтобы продолжить борьбу. Алара с ужасом наблюдала, как Саргон обошел льва сзади, одним прыжком вскочил на его покрытые густой шерстью могучие плечи и уселся на бестии, как на верховой лошади!
Когда гигантская кошка осознала происходящее, она в диком бешенстве метнулась, пытаясь сбросить крепко державшегося за ее гриву человека, чьи крепкие, словно стальные, ноги тисками сжали ее тушу, а ступни сцепились замком под брюхом. Алара увидела, как залитые кровью руки, державшие Молот, поднялись высоко над растрепанной головой зверя. Со всей силой своего могучего тела Саргон опустил бронзовую кувалду на нкий плоский лоб зверя, прямо между огнутых рогов, и страшный удар громким эхом разнесся по всей поляне.
У кандахара подогнулись лапы, он зашатался и тяжело рухнул на землю. Саргона едва не придавила огромная туша, но в последний момент он успел выскочить -под туши хищника, и занес Молот для нового удара.
Но ничего не проошло. Кандахар был мертв. А вот Молот, много веков лежавший среди высохших костей, сейчас словно ожил. Он страстно желал сражаться и жадно пил горячее вино убийства. Один ужасный удар — и череп жуткого зверя хрустнул и сплющился, как спелый фрукт под ногой человека, и теперь дымящиеся мозги и кровь черным пятном растекались по темно-умрудной траве поляны. Молот сделал свое дело.
Саргон, тяжело дыша, опустил оружие и откинул со лба мокрые волосы. Когти бестии трижды задели его: в первый раз царапнули по груди, разорвав кожаную безрукавку, но железные пластины защитили тело воина. Другая рана была на плече, откуда тонкой струйкой сочилась кровь. Но третья, и самая серьезная рана, оказалась на бедре — острые клыки чудовища разорвали мясо до кости. Варвар задыхался от усталости, но радовался тому, что остался жив.
— Как ты себя чувствуешь? — только и смогла спросить Алара.
Варвар невесело усмехнулся.
— Пока жив,— буркнул он, затем, окинув взглядом поляну, добавил: — но хотел бы я знать, сможет ли вон тот парень сказать то же самое. Думаю, он наблюдал за нами кустов, а кандахар напал на него сзади.
Прихрамывая, Саргон подошел к мертвому зверю и вытер Молот о его сухую шкуру.
— Теперь я вижу, что ты и в самом деле лев,— слабым голосом пронесла принцесса. Все время, пока продолжалось страшное побоище, она находилась в невероятном напряжении, но теперь силы покинули ее, и Алара оказалась почти в полуобморочном состоянии.— Теперь люди будут называть тебя Саргон-Лев,— добавила она, стараясь пронести последние слова как можно тверже.
Варвар взглянул на девушку и хрипло рассмеялся.
— Да они могут называть меня как угодно,— фыркнул он.— Если мы встретим еще более игривых зверюшек, чем эта кошечка, прежде чем выйдем проклятого леса, нас могут уже никак не называть! Идемте, посмотрим, жив ли тот парень.
Они пошли через поляну к лежащему на земле человеку. Перевернув его на спину, Саргон присел перед ним на колени, чтобы осмотреть, ворча от боли в раненом бедре. Жертвой кандахара оказался человек средних лет, с виду сильный и крепкий, с обветренной загорелой кожей, явно не неженный городской праздностью, скорее всего, лесной житель или гнанник. Лицо с твердым подбородком казалось умным и мужественным. Незнакомец получил ужасный удар сзади в шею — без сомнения, лесная бестия огрела его лапой. Однако крови вытекло немного, и незнакомец вполне мог быть еще жив. Он был одет в темно-серую или зеленую — во тьме цвета почти не различались — плотную, подбитую чем-то мягким тунику. Капюшон, а также крепкие мускулы шеи смягчили силу удара и спасли ему жнь.
Внезапно он открыл глаза и взглянул на людей, склонившихся над ним. От неожиданности Алара громко вскрикнула, но незнакомец слабо улыбнулся.
— Не бойся, девочка,— прохрипел он.— Я — не оживший мертвец.— Его взгляд остановился на Саргоне.— На самом деле,— продолжал он, приподнявшись на локте и неловко нащупывая что-то на своем ремне,— я видел большую часть схватки. Спасибо, что пришли мне на помощь, хотя я до этого следил за вами кустов. Вы должны простить меня, ведь немногие приходят в эти края.
Он отвязал от ремня охотничий рог и, прежде чем Саргон успел поднять руку или сказать слово, чтобы помешать, приложил рог к губам. Тотчас чистый серебряный звук прорезал тишину. Рука Саргона сжала Молот, и он, нахмурившись, невольно огляделся по сторонам.
Незнакомец вновь устало лег на мягкую траву, тяжело дыша от усилий.
— Не бойтесь,— слабым голосом пробормотал он.
Внезапно Саргон вскочил на ноги. Дюжина людей появилась леса, окружив небольшую поляну. Они двигались бесшумно, молниеносно, словно прраки, возникли будто небытия. Высокие дюжие мужчины, одетые в одинаковые облегающие одежды серого или зеленого цвета, с капюшонами на голове, вооруженные большими луками. Они не пронесли ни слова. Их холодные глаза оценивающе наблюдали за могучим Саргоном, лежащим у его ног человеком и мертвым кандахаром. Лица незнакомцев были непроницаемыми и суровыми.
— Еще раз говорю вам, не бойтесь,— еле слышно прошептал раненый.— Ведь отныне вы удостоились дружбы разбойника Белкина.
Изгнанник, беженец от имперского правосудия, Белкин прекрасно понимал законы благодарности. Вероятно, такие люди, как он и его бандиты, спрятавшиеся от мира больших городов, укрывшиеся в дикой местности, хорошо усвоили, что городские жители часто выдают желаемое за действительное, а попросту лгут. Изгнанники знали, что городские жители не ценят дружбу, а лесные братья только на нее могли положиться, чтобы выжить... В любом случае, они приняли Саргона и Алару настороженно, но как своих.
Белкин оказался мудрым и храбрым человеком. Саргон сразу определил в нем прирожденного лидера, умевшего разговаривать с людьми с теплотой и с юмором. Для таких утонченных городских людей, как Алара, лесные бандиты казались страшными, дикими, отверженными дикарями, не боящимися пролить чужую кровь. Принцесса умилась, обнаружив, какая правда скрывается за этой традиционной легендой. Алара почти сразу догадалась, что Белкин когда-то был не просто городским жителем, а принадлежал к знатному роду — речь выдавала в нем благородное происхождение, а также отличное воспитание и образование. Какое преступление загнало его в эти дикие леса, Алара, конечно, не знала и ни за что не решилась бы спросить. Да ее это и не слишком заботило. Внутреннее благородство разбойника Белкина и так было слишком очевидно и не нуждалось в каких-либо доказательствах его рыцарского или княжеского происхождения.
А что касается Льва-Саргона, то его рана стала заживать с неестественной скоростью, после того как ее обработала странная женщина с безумным взглядом. Или какая-то магия заключалась в ее настоях листьев и трав. Ни один врач в городе не смог бы справиться с такими ранами, не зная древних рецептов...
Белкин просто умился, когда узнал, почему Саргон оказался в чаще. Оказывается, варвар шел в ущелье Аркантира, чтобы ценой своей жни попытаться защитить умирающую империю. Но еще больше удивился разбойник, когда храбрый Лев-Саргон и его очаровательная спутница стали убеждать его присоединиться к ним и отправиться сражаться с Черными Ордами, защищая город, который, казалось, уже обречен. Белкин не смог разделить с новыми друзьями их энтузиазм, но Алара со свойственной ей мудростью угадала, что ему интересно будет принять участие в столь необычном предприятии. Империя, которая обрекла его на гнание, теперь вдруг стала нуждаться в его помощи. Забавно!
— Нет, воин,— с усмешкой ответил он варвару.— Я не герой, да и дураком себя не считаю. Конечно, я могу выступить вместе с вами, и империя даже, может быть, окажет мне свое высокое доверие, но ведь все дело в том, что я больше не являюсь гражданином империи. Более того, в данный момент я просто последний человек в империи. Я гой, понятно? Я, конечно, сочувствую тем парням, что насмерть стоят в Ущелье, и желаю им удачи в бою, особенно тем ребятам, с которыми я когда-то упражнялся в стрельбе лука... Но это не моя война. Я не испытываю никакой любви или хоть какого-то уважения к империи. И самопожертвование не в моем духе.
— Да, ты, конечно, прав,— хмуро пробормотал Саргон. — Но когда Орды прорвутся и разорят Внутренние Земли, что они сделают с тобой и твоими людьми? Если падет Аркантир, тебе ведь тоже придет конец. Конец будет и Городу, хотя он тебя теперь мало интересует.
— Да, ты замечательно говоришь, воин, и я знаю, что враги блко,— согласился Белкин и неожиданно приветливо улыбнулся.— Но дело в том, что если мне придется сразиться с врагом, я хочу, чтобы битва проошла вот на этом самом месте, чтобы это стало моим делом и чтобы сражались мы, умирали или побеждали здесь, на моей земле. Но если эти гады попробуют войти в наши леса, они очень об этом пожалеют, потому что лесные братья хорошо знают любую тропинку, каждый листочек или травинку, под которой прекрасно спрячется отличный меч. Нет, империя ничего не сделала для меня... Ваши придворные знали, что мы готовы прийти на помощь... Империя, тем не менее, в нас не нуждалась, пока малорослые смуглолицые лучники Богазкоя не внушали ей особенного страха. А ведь мы тогда еще могли прийти и выгнать чудовище его логова. Но тогда мы оказались не нужны... Что я теперь могу сказать тебе, воин? Ступай своей дорогой. Конечно, я в долгу у тебя и обязательно отвечу тебе добром, но не проси меня воевать за империю.
Скоро раны Саргона окончательно зажили, и он с Аларой смог отправиться дальше. Лесные братья, все одетые в темно-зеленое, проводили их тайными тропами. Вскоре принцесса и ее спутник очутились у северной границы леса. Там они попрощались с Белкином и его разбойниками.
— Вообще-то я уже почти готов идти с вами,— неожиданно сказал Белкин, когда они стояли на опушке леса. Проговорив это, он задумчиво посмотрел туда, где Дорога Королей, словно вырвавшаяся лесных дебрей, по-прежнему прямая и ровная, вела на север.— Почти... но все же не совсем. Поэтому прощайте, храбрый воин и прекрасная дама.
Саргон вскинул руку в воинском приветствии. Белкин тоже поднял руку, взмахнул ею, а затем он и сопровождавшие его лесные братья мгновенно растворились в густых дебрях, не дав ни малейшего звука. Саргон и Алара снова остались одни.
— Славный парень,— пробормотал Саргон. — Такого я еще не встречал за все то время, что покинул свои Острова.
Алара кивнула. — Если бы еще он и его товарищи служили империи,— с грустью вздохнула она.— Нам сейчас как раз так нужны сильные, умные и смелые люди, а их у нас так мало... слишком мало.
Лицо принцессы стало совсем бледным, а глаза грустными и задумчивыми.
— Да, у нас был неплохой шанс найти стоящих союзников,— согласился Саргон.— Ну да что теперь об этом говорить!
Саргон взял за уздцы санганов и повел вперед.
Примерно через час или чуть больше они оставили лес далеко позади и смогли сновать сесть в седла. От этого места до цитадели оставалось два дня конного перехода, но их новый приятель, предводитель разбойников Белкин, набил их походные сумки таким количеством провии, что бедные лошади-драконы едва плелись, постоянно останавливаясь. Тем не менее Саргон и Алара ехали вперед сквозь сгущающиеся сумерки. На западе мелькнула вспышка золотого пламени — это солнце последний раз появилось в расщелине между гор. Только три семи лун взошли, мягким светом заливая долину. Теперь путники могли к ночи добраться до развалин погибшего города Фрикселона, покинутого лет сто назад во время эпидемии бубонной чумы. Саргон и Алара хотели найти среди руин пристанище для ночлега.
Но судьба распорядилась иначе.
Конь-дракон Саргона внезапно взревел и, задыхаясь, тяжело рухнул на бок, шипя и корчась от боли. Воин едва успел выскочить седла, но повалился ничком на землю. Алара пронзительно вскрикнула, и Саргон тут же вскочил на ноги, крепко сжимая в руке Молот и готовый отразить любую атаку. Внезапно вся равнина вокруг них наполнилась хрипло горланящими малорослыми воинами. Премистые и кривоногие, закутанные в какие-то скользкие шкуры, размахивающие копьями и короткими бронзовыми мечами члены Черной Орды перекрыли дорогу. Саргон разглядел раскосые глаза, злобно сверкавшие на смуглых, искаженных жестокостью лицах, полуприкрытых остроконечными стальными шлемами, однако воин-варвар не собирался отступать.
Бронзовый меч с обоюдоострыми лезвиями внезапно рассек его кожаную тунику, задев скрытую под ней металлическую пластину. Саргон тут же пнул ногой, обутой в тяжелый сапог, маленького дикаря, осмелившегося подойти к нему так блко, а затем еще обрушил ему на голову Молот, буквально размазав врага по земле. Сразу же еще несколько волосатых дикарей подскочили к Саргону, окружая его и пытаясь скрутить. Борясь с ними и стараясь освободиться, он смог оглянуться через плечо. Санган Алары, внезапно заревев, стал на дыбы и со страшной силой начал лягать дикарей, окруживших варвара и принцессу. И тут в сумрачном свете мелькнула стрела, следом за ней просвистела другая, и санган рухнул на землю с пробитым горлом, которого темным потоком потекла кровь. Принцесса тут же вскочила на ноги, обнажив меч и приготовившись к схватке.
* * *
В течение нескольких часов банда Орды Джахангира стояла лагерем именно в этом месте, согласно приказу их главаря, Свирепого Канга. Именно он отправил сюда этот отряд под командованием лейтенанта Мингола. Засада оказалась на редкость удачной.
Пока часть отряда отвлекла на себя внимание Льва-варвара, Мингол со своими головорезами окружил принцессу. Не пронося ни звука, Алара сражалась, и ее ящный меч как будто сплел сверкающую паутину между ней и толпой дикарей.
Трое них рухнули на землю, захлебнувшись в луже собственной крови, сраженные ударами смертоносной стали. Все-таки не зря Алара проводила столько нурительных часов, тренируясь под руководством своего мастера и друга Элидура. Ее гибкие, тренированные мышцы не знали усталости. Мгновенный и точный удар мелькнувшего, как молния, клинка пронзил живот одного врагов, и он рухнул на спину, пытаясь зажать руками рану, которой потоком хлестала кровь. Пока дикарь бился в агонии, Алара мгновенно развернулась и пронзила горло еще одному нападавших.
Зарычав от ярости, на принцессу бросился сам Мингол. Он ударил тяжелой дубинкой ее по голове, и Алара упала без чувств, прямо к его ногам. Дикарь наклонился и вскинул потерявшую сознание девушку себе на плечо.
— Разберитесь с ее парнем,— приказал он своим людям.
Однако Молот Саргона сеял ужас среди смуглолицых воинов. Семеро подошедших особенно блко рухнули как подкошенные от одного удара Молота, с разбитыми черепами или проломленными грудными клетками. Сам варвар был покрыт кровью ран на спине, груди и руках. Его кожаная туника превратилась в лохмотья. Но с бесстрастным лицом, похожим на маску, он продолжал бороться, и только его черные глаза сверкали -под нахмуренных бровей. Молот стал уже алым по самую рукоять, но смуглолицые дикари по-прежнему атаковали Саргона, прыгая на него, как обезумевшие волки, перескакивая через тела своих убитых товарищей.
И тут Мингол подозвал своего ближайшего поверенного Кхонда. Этот тощий, седой воин обладал удивительными способностями. Шишковатая дубинка тяжелого черного дерева, просвистев в воздухе, врезалась точно в висок Саргону. Варвар упал как мертвый, и его Молот с грохотом покатился по земле. Один людей Мингола — Старков, уселся верхом на поверженного, повалившегося без чувств воина. Обнажив желтые зубы в волчьей гримасе, он вытащил -за кожаного пояса огромный боевой топор Джахангира.
Мингол повернулся, когда Алара вдруг зашевелилась и застонала. Его приверженные сгрудились вокруг. Офицер Орды боялся, что кто-то может наблюдать за ними густого сумрачного леса. Больше всего Мингол желал бы сейчас оказаться как можно дальше от этого неприятного и непривычного для него места. Однако еще больше он боялся всяких примет, камней, которые, как ему казалось, предсказывали страшное будущее, и особенно боялся слов, сказанных ему на незнакомом языке.
Алара очнулась и увидела, что охранявший ее враг не сводит зачарованных глаз со странного блестящего предмета, сверкавшего так, словно он состоит драгоценных камней. Облако алого пламени поднималось к небу, образуя мистические ворота между мирами, и принцесса вдруг разглядела очертания улиц и домов, облицованных мрамором... Она вздрогнула и приподнялась, и тогда Мингол подошел поближе к Саргону, чтобы убедиться, что воин-варвар по-прежнему лежит распластанным на земле. Верхом на варваре восседал смуглолицый охранник. Он держал огромный острый топор над головой поверженного врага, со злобным и злорадным шипением царапая ему шею. Это было последнее, что смогла увидеть Алара, когда Мингол протащил ее через колдовские ворота. Глаза принцессы вновь закрылись.
* * *
Едва придя в сознание после удара дубинки, Саргон с трудом попытался приподняться. Словно сквозь туман видел он, как принцесса исчезла, когда ее пронесли сквозь странные сверкающие ворота. С трудом, шатаясь, варвар поднялся на ноги и поискал взглядом противников, которые в любое мгновение могли вновь обрушиться на него. Но оказалось, что он Мог беспрепятственно двигаться.
Неожиданно варвар услышал какой-то странный тренькающий звук, похожий на звон струны, но прозвучавший слишком резко. Длинная зеленая стрела вонзилась в запястье дикаря, охранявшего Саргона. Поскольку охранник крепко сжимал топор обеими руками, то и стрела пронзила их так, что они оказались словно заперты на замок. Старкон хрипло вопил, топор выпал его рук, не задев варвара, а просто со звоном покатившись по земле.
Мелькнула следующая стрела, мгновенно пронзив горло смуглолицего дикаря. Он захрипел, а затем рухнул на землю. Саргон поднялся на ноги, еще испытывая головокружение.
Тут же на дикарей обрушился самый настоящий дождь стрел. Безошибочно и смертоносно поражали они смуглолицых сторонников Мингола. Остатки банды постарались добежать до сверкающих волшебных ворот, все еще сиявших в ночи.
Саргон, пошатываясь, направился к странным волшебным воротам, но едва он приблился к ним, как они вдруг вспыхнули, ослепив его на несколько мгновений, и таинственным образом исчезли. Он обернулся, пытаясь понять причину, а также увидеть загадочных лучников, перебивших практически всю орду. И тут перед ним появился ухмыляющийся Белкин.
— Я решил все-таки проследить за вами, пока вы не достигнете безопасного места,— заявил предводитель разбойников.— К сожалению, поганые дикари утащили девушку до того, как мои люди смогли им помешать. Но, по крайней мере, я рад, что мы подоспели достаточно быстро, чтобы спасти твою шею от топора, которым размахивал тот узкоглазый. Вот так, воин!
Саргон ничего не ответил, лишь стоял, опустив голову. Да и сказать-то было нечего — принцессу куда-то увели. Он не смог ее спасти. Лев-варвар испытывал лишь чувство опустошения и отчаяния.
— Эти придурки орды Джахангира,— объяснил Белкин.— Я узнал их по размалеванным мордам, но главное, я узнал их главаря Мингола и его прихлебателя Канга по прозвищу Свирепый Дьявол. Однажды я уже здорово промыл ему мозги, но, по-моему, он так ничего и не понял. Значит, мы встретимся еще раз и поговорим уже посерьезнее.
— А что это за светящиеся ворота, через которые они утащили девушку? — хмуро спросил Саргон.
— Колдовские ворота... Я слышал о них, но до сих пор никогда не видел,— ответил Белкин и беспомощно пожал плечами.— У Черного Шадразара есть ключ, который открывает эти ворота в любом месте, причем расстояние между ними может быть огромным. Хотя он не так уж часто может творить подобное колдовство, наверное, благодаря Аздириму, который нас видит и охраняет. К тому же ворота, как я слышал, узкие и хлипкие. Если бы дела обстояли по-другому, Черные Орды уже открыли бы тысячи таких ворот, ворвались бы в наши земли и победили бы не столько благодаря умению воевать, а просто задавили числом.
Черные глаза Саргона вспыхнули от ярости и ненависти, а его груди вырвалось невольное рычание, действительно напоминающее рычание льва. Вооруженный Молотом, он мог бы вступить в схватку не только с разного рода бестиями, дикарями, но даже с демонами тьмы. Однако теперь он растерялся. Как найти принцессу? Что это за волшебные ворота, через которые ее утащили и которые потом вместе с ней бесследно исчезли? Эти и многие другие вопросы мучили его, и он не находил на них ответов.
Один лесных братьев Белкина подошел к ним, ведя под уздцы сангана.
— Твоего коня убили, но мы даем тебе одного наших, воин, — объявил Белкин. — Жаль, что мы не успели спасти девушку. Боюсь, что она сейчас в Шам Нам Чане.
— Шам Нам Чан? Что это еще такое?
— Самый черный город в сердце Черных Орд. Он находится за Стеной, но для этого надо пройти через все ущелье. Дикари основали его лет десять назад, а вернее, поселились в бывшем имперском городе, который когда-то назывался Афонтис. Теперь там собрались основные силы Черных Орд, которые готовят главный и, как они считают, последний удар по цитадели, преграждающей вход в ущелье Аркантира.
Саргон кивнул, укрепил на поясе Молот и взялся за упряжь коня-дракона, подаренного ему друзьями Белкина. За тем вскочил на скакуна, оказавшегося на редкость норовистым и своенравным,— видимо, запахи валяющихся и уже начинающих разлагаться трупов вызвали у сангана злобную и нервную реакцию. Тем не менее варвар железной рукой усмирил животное, затем пришпорил его и напоследок обернулся, чтобы попрощаться со своими спасителями.
Ну ладно, прощай еще раз, воин,— ухмыльнулся Белкин. Может, когда-нибудь опять встретимся. Жнь устроена так, что однажды ты спас меня, а потом мне представилась возможность помочь тебе. Вроде бы мы в расчете, но кто знает, может быть, судьба нас еще когда-нибудь сведет.
Саргон опять ничего не ответил, лишь поднял руку в прощальном приветствии, а затем погнал коня-дракона по дороге Королей в уже сгущавшихся сумерках. Ему ничего не оставалось, кроме как мчаться без передышки до ущелья Аркантира, а дальше уже как распорядится судьба. Варвар испытывал странное ощущение, что ему стало все равно, погибнет ли он в этой знаменитой Последней Битве или выйдет нее героем и победителем. Он не смог уберечь принцессу — это главное.
Когда Мингол протаскивал Алару через светящуюся арку, она успела оглянуться и с отчаянием заметила распростертое тело Саргона и жутко ухмылявшегося смуглолицего дикаря, занесшего топор.
А затем вдруг все исчезло, как по мановению волшебной палочки, или может быть, кто-то пронес какое-то загадочное слово. Аларе показалось, что она находится в каком-то сером, сумеречном мире, абсолютно бесцветном и нереальном, наполненном холодным беспросветным туманом. Все было каким-то расплывчатым, влажным. Кроме того, Алара вдруг почувствовала сильное головокружение. Это настолько смешало все ее чувства, что ей стало казаться, будто какой-то неведомой силой ее закружило с бешеной скоростью и отнесло куда-то очень далеко, так что она даже перестала чувствовать свое тело. Все проошло так быстро, что Алара так и не смогла понять ни где она находится, ни что случилось, но самое главное — принцесса не понимала, кто она такая. Зрение померкло, ощущение реальности пропало. Алара ощущала лишь ужасный водоворот, в который ее затягивало все больше и больше, и вдруг она почувствовала совершенно не выносимый холод, а потом ощутила под ногами твердую землю. Принцесса пошатнулась и невольно ухватилась за мускулистую руку своего похитителя.
Мгновение спустя она уже стояла на дороге Королей, в туманных сумерках. Вокруг расстилалась бесплодная унылая равнина. Сколько бы лун ни светило в этот момент, все застилала густая пелена, похожая на пар. Однако Алара не так уж долго шла по разбитым и покореженным камням дороги Королей, потому что вскоре наткнулась на маленький дворик с мозаичным полом и стенами, облицованными черным мрамором. И тут она увидела дворовые пристройки явно королевской цитадели, хотя и смутно различимые в отблесках пламени факелов, укрепленных на каменных стенах в металлических держателях.
А над факелами, постепенно вырисовываясь в пелене тумана, возвышался фасад древнего здания... Так быстро и странно проошло это перемещение пустой равнины в огромный город, что Алара поначалу ничего не могла понять.
Вперед, девочка,— хмыкнул за ее спиной смуглолицый дикарь. Принцесса молча двинулась через двор, выложенный древними плитами, к могучим укрепленным воротам. Она увидела грубо вырезанные камня ужасные демонические лица, злобно смотревшие на нее с карна, опоясывавшего стены. Повсюду на ветру развевались знамена диких орд. Ветер становился все сильнее и сильнее, а отблески пламени многочисленных факелов казались все более зловещими. И тут один за другим теней стали появляться дикари — представители всех трех орд. Их темные лица с косматыми бородами казались ужасными в колеблющемся свете факелов, доспехи лакированного металла с черными кожаными вставками делали фигуры людей неправдоподобно уродливыми. Каждый воин держал в руках украшенное перьями копье или странно огнутый трезубец. Ужасающую картину дополняли плащи грубого меха и остроконечные шлемы, -под которых сверкали злобные глаза.
Словно в каком-то кошмарном сне, Алара, спотыкаясь и пошатываясь, продолжала идти вперед, пока не миновала украшенные зловещими барельефами ворота Шам Нам Чана, нынешней столицы предводителя Черных Орд Шадразара.
Ее похититель провел принцессу через ряды своих сподвижников, затем по длинному темному коридору в самое сердце дворца. Они миновали огромный зал и приемную, и Аларе все казалось, что это путешествие никогда не кончится. Время от времени Мингол останавливался, чтобы перекинуться несколькими словами с предводителями дикарей, следовавшими за ними по пятам. Алара не понимала ничего того, что они говорили гортанными голосами на непонятном языке. Она была настолько сбита с толку, что едва воспринимала то, что происходило вокруг.
Тем не менее ее сознание начало понемногу проясняться. Когда она окончательно пришла в себя, то обнаружила, что стоит перед огромной, сверкающей начищенной медью дверью, на которой ясно просматривались ужасные узоры, на поминающие человеческие черепа, но только с той разницей, что вместо пустых глазниц на нее смотрели горящие злобой глаза. Челюсти жутких черепов были искажены дьявольскими усмешками, а о ртов торчали острые кривые клыки. С ужасом Алара увидела, что макушки черепов украшали рога. Эти рогатые злобные и ухмыляющиеся черепа заставили принцессу по-настоящему испугаться. Она почувствовала непонятную, но страшную угрозу, исходящую именно от этих неживых, сделанных с неземным мастерством символов.
Не в силах совладать с мистическим ужасом, пронзившим все ее существо, принцесса поняла, что стоит перед дверью апартаментов самого воплощения дьявола на Земле — бессмертного Шадразара.
Оцепенев, Алара продолжала смотреть в горящие злобой глаза рогатых черепов. Мерцающий свет факелов создавал впечатление, что жуткие морды двигаются, ухмыляясь все более коварно и зловеще. У принцессы уже почти не осталось сомнений, что они живые.
Перед дверью в таинственную комнату Шадразара замер ли на страже два дикаря огромного роста — несомненно, предводители племен. Один них, одетый в черный кожаный облегающий костюм с многочисленными заклепками чистого золота, носил ожерелье крошечных черепов, искусно вырезанных кости. Так в первый момент показалось принцессе. И вдруг с содроганием она поняла, что это настоящие черепа. Черепа младенцев.
Лицо злодея сохраняло абсолютно бесстрастное выражение. Оно напоминало бронзовую маску, а серые ледяные глаза неотрывно смотрели на Алару, не выражая никакого намека на человеческие эмоции. Голову стражника украшал немыслимый убор перьев шандата — рогатого северного орла. Неожиданно принцесса поняла, что это не кто иной, как Свирепый Канг, предводитель орды Джахангира. Именно к нему на том же самом непонятном языке обратился ее похититель Мингол, явно отчитываясь о проделанной работе.
Алара перевела взгляд на второго стражника, который стоял по другую сторону массивной бронзовой двери. Высокий и худой, с длинными седыми волосами и бородой, сплетенной в подобие толстой косы, свисавшей до самого живота, он представлял собой довольно странное зрелище. Его длинное одеяние, состоявшее стальных пластин, переливалось холодным светом в отблесках постоянно мерцающих факелов. Так же как и Свирепый Канг, второй стражник холодным бесстрастным взглядом уставился на Алару -под нко надвинутого на лоб шлема с рогами. Девушка поежилась, ощутив ледяной холод взгляда этого человека. Его жесткие сросшиеся брови, лицо, покрытое шрамами, острый ястребиный нос казались вырезанными камня. На поясе у дикаря висел огромный меч, размером чуть ли не в половину роста стражника. Алара узнала и его — жестокого, не ведающего ни страха, ни пощады предводителя орды Седобородого Вульфсгрима.
Два вождя, охранявших апартаменты Шадразара, были самыми страшными и безумными злодеями, которых когда-либо знал мир. Их покрытые многочисленными шрамами руки были залиты кровью тысяч и тысяч убитых ими невинных.
— Сын Черного Бога общается сейчас с духом своего отца, Хаоса,— ответил Канг на вопрос Мингола.— Его нельзя бес покоить до появления звезды дьявола, Красного Ультхума, которая взойдет над домом Вампиров. А пока что он отдал распоряжение разобраться с этой девчонкой Халсадона, которую вы захватили. В одном подземелий для нее уже приготовили место. Там под наблюдением недремлющего Оола Шанга — главного надсмотрщика над рабами, которому благоволит сам Черный Бог, мы с ней и поговорим. Кстати, а как ее приятель с шевелюрой льва? Убили его и забрали этот жуткий молот или нет?
— Да, Лев стал короче ровно на голову,— хрипло рассмеялся Мингол.— Но молот найти не удалось.
Холодные серые глаза Свирепого Канга полыхнули злобным огнем. Тем не менее ни один мускул на его лице не дрогнул. Он спокойно поднял копье и молниеносным ударом вонзил его в лицо Минголу.
Тот пронзительно вскрикнул и рухнул на отполированный до зеркального блеска черный мраморный пол. Кровь потоком хлынула его разодранной щеки. Хрипя и задыхаясь от боли, Мингол дотянулся дрожащими пальцами до страшной раны, пытаясь остановить кровь. Алара в страхе спряталась за одну массивных колонн.
Алая кровь мгновенно залила руки Мингола, и все же он попытался поднять голову и что-то сказать.
— У нас не было времени, Канг,— еле слышно пробормотал он.— Лесные братья напали на нас. Я успел утащить девку, а больше ничего сделать было невозможно. Это чистая правда! Прости, если что-то не получилось, и с-спасибо... за... все.
Канг злобно ухмыльнулся и пренебрежительно пнул ногой лежавшего на полу и истекавшего кровью дикаря, корчившегося в муках и уже задыхавшегося в приближавшейся агонии.
— Приказ Черного Бога должен быть выполнен,— прошипел он.— Хаос — та сила, которая владеет нашими жалкими судьбами. Запомни это хорошенько, если, конечно, выживешь, пес смердящий!
* * *
А тем временем к спрятавшейся за колонной Аларе неслышно подкрались дикари с мазанными жиром лицами и на удивление плоскими носами. Они потащили ее подальше от тех ужасных бронзовых ворот, где только что разыгралась кровавая драма. Принцессу провели через темные арки и огромные, с колоннами, залы, затем они начали спускаться вн по винтовой лестнице, миновали несколько ярко освещенных, но аляповато обставленных комнат и наконец достигли подземелья для рабов, находившегося под черным дворцом Шам Нар Чана. Дикари передали пленницу в руки безобразного, невероятно жирного, лысого человека, который тут же затрясся от возбуждения. Видимо, давненько он скучал без любимой работы. Испытав дрожь отвращения при виде этого омерзительного типа, Алара догадалась, что это и есть Оол Шанг, о котором она уже слышала. Дикари, которые ее сюда привели, бесцеремонно швырнули принцессу на пол прямо перед креслом, на котором восседало это кошмарное, похожее на раздутую жабу существо.
Главный надсмотрщик хищно улыбнулся, глядя сверху вн на юную принцессу. Жирные губы расплылись в самодовольной сальной ухмылке, когда он уставился на ее стройные ноги. Его глаза, на удивление маленькие для такого жирного, круглого, лунообразного лица, зажглись злобным огнем, когда он перевел взгляд на грудь Алары. Судя по всему, он остался очень доволен. От радости, что у него вдруг появилась такая прекрасная пленница, Оол Шанг даже потер руки, напоминающие паучьи лапы. Затем он заговорил, и голос его оказался высоким и дрожаще-слащавым, словно он запел какую-то странную песню.
— Прелестная маленькая птичка залетела в мое теплое гнездышко! Как это приятно! Стало быть, наш Бог благоволит бедному старому Оолу. Ну давай, подойди поближе, моя красотулечка. Я уже специально свил для тебя уютное и мягкое гнездышко, которое не может тебе не понравиться.
Толстяк, закутанный в какие-то немыслимые шелковые одеяния ярких, прямо-таки праздничных тонов, к тому же еще и надушился и намазался настоями сильно и остро пахнущих трав. В его ушах ярко поблескивали бриллианты, сверкающее ожерелье украшало и его шею. Наконец, оторвав свою тушу от кресла и неуклюже переваливаясь, он сам подошел к принцессе. Пыхтя от прилагаемых усилий, он наклонился и протянул свою жирную лапу, чтобы схватить ее за тонкую нежную руку, но Алара увернулась и вскочила на ноги.
— Тю-тю-тю, моя лапочка, не надо бояться, когда к тебе хочет ласково прикоснуться старый толстый Оол,— расплылся в глупой улыбке жирный мерзавец. От запаха пота, смешанного с острым запахом трав, Алара едва не потеряла сознание — он почему-то напомнил ей запах, исходящий могилы. Те смеси, которыми надушился толстяк, показались принцессе хуже самой тошнотворной вони. Ей пришлось задержать дыхание, чтобы не сойти с ума от ужаса и омерзения. Надсмотрщик заметил выражение отвращения, исказившее бледное лицо девушки, и самодовольная ухмылка исчезла с его лица. Оол помрачнел и уставился на принцессу.
— Ну ладно, пойдем, девочка. Только быстро-быстро, а то бедный старый Оол сейчас зацелует тебя до полусмерти знаешь чем? А вот этим! — прошипел он, быстро выхватив -под одежды огромный кнут грубой кожи. Принцесса последовала за толстяком в подземную темницу. Главный надсмотрщик шел впереди, и Алара невольно смотрела на его украшенные золотыми заклепками туфли, которые звякали на отполированном мраморном полу. Они миновали ряд мрачных камер. Проходя мимо, принцесса пыталась запомнить их расположение. С содроганием она увидела на стенах вырезанные камня ужасные чудовища, которые казались ей живыми -за неровных отблесков пламени факелов. Но самый настоящий ужас у Алары вызвало то, что она вдруг заметила и вполне живых, обросших косматыми бородами дикарей, замерших вдоль стен. Сначала они молчали, потом все громче и громче начали раздаваться хриплые гортанные выкрики, явно не слишком доброжелательного характера. Принцессе было уже все равно, посылали они ей проклятия или бормотали все, что приходило им в голову — пленники Оола казались ей сумасшедшими. В одной камер Алара увидела светловолосую девочку, сквозь тонкую кожу которой просвечивали ребра. Принцесса на мгновение замедлила шаг и вдруг поймала совершенно безумный взгляд этой девочки, ее дикие, нечеловеческие глаза, едва проглядывающие -под нависших надо лбом спутанных волос. Алара отвернулась, не в силах справиться с отвращением, заметив, что маленькая узница ест дохлую крысу.
Камера же, предназначавшаяся для принцессы, оказалась настолько грязной и пропитанной отвратительными гнилыми запахами, холодной и мрачной, что Алара невольно отшатнулась, когда заглянула внутрь своего будущего жилища. Возле покрытой плесенью стены стояла нкая грязная деревянная скамья, на которой должна была спать принцесса, в одном углу скреблись крысы, а в другом скопилась лужа застоявшейся, вонючей воды. Зловонная мокрая солома покрывала каменный пол. Вдруг -под нее выползло странное мохнатое существо с красными глазами и длинным тощим хвостом — явно какой-то грызун, но не похожий на крысу. Существо стремительно метнулось в угол, услышав шаги людей. Оол Шанг втолкнул Алару в камеру и при этом с насмешкой девательски поклонился ей.
Злобный надсмотрщик вновь уставился на ее гибкое юное тело. Сладострастным взглядом он медленно скользил по телу принцессы, начиная с хрупких девичьих плеч, задержавшись на маленькой упругой груди, а затем на стройных ногах, хорошо видневшихся сквозь разорванные полы платья.
Вот здесь ты пока побудешь, моя красотка, а старый толстый Оол будет охранять твой покой,— хихикнул толстяк.— Кто знает, если ты достаточно проголодаешься или будешь испытывать жажду, может быть, почувствуешь хоть крошечную капельку любви ко мне! Не сомневайся, старый толстяк Оол очень нежен к таким юным и прекрасным существам!
Самодовольно улыбаясь и продолжая мерзко хихикать, жирный негодяй отступил от Алары, растворился среди теней. Принцесса услышала удаляющееся шаркание подошв его башмаков и устало присела на скамью, охватив голову руками.
Со всех сторон ее окружал мрак, и лишь покрытые плесенью стены отбрасывали слабый фосфоресцирующий отблеск. Гнетущая тишина, которую нарушали лишь далекие звуки капающей воды, привела ее в отчаяние. Вдруг Алара услышала тихие рыдания и прерывистые всхлипывания невестного бедолаги за стеной. Только тогда принцесса поняла, что она не одна в этом мрачном подземелье.
Принцесса еще ни разу не испытывала такого ощущения полной беспомощности и безнадежности. Отчаяние все больше и больше овладевало ею. Слезы вдруг хлынули у нее глаз, но Алара постаралась тут же вытереть их и крепко зажмурить глаза, чтобы не плакать, взять себя в руки и не обращать внимания на грязь, зловоние. А самое главное, она постаралась не думать о том ужасном положении, в которое попала. Принцесса поняла, что отчаяние будет ей только мешать найти выход создавшегося положения. У нее вдруг даже затеплилась слабая надежда, что выход она обязательно найдет.
Но если Саргона убили и империя осталась беспомощной, то о какой надежде может идти речь?
С наступлением рассвета, когда мерцающие луны застыли на горонте и над миром стал разливаться золотистый свет, мрака стала вырисовываться мощная цитадель. Сначала осветились самые высокие башни, затем окна, в которых свет отражался, как в зеркалах, и, наконец, вся огромная стена проявилась словно небытия, окрашенная красноватым утренним светом.
Саргон остановил коня-дракона посреди дороги и осмотрелся. Он увидел возвышавшуюся чуть ли до самого неба огромную, подобную горе, стену, которая тянулась от горонта до горонта. Камни, которых она состояла, в утренних лучах казались темно-пурпурными, и только самые высокие башни ярко сверкали, словно позолоченные. За этой стеной находилась пустынная местность, которая когда-то была одной провинций великой империи Зарканду. Теперь эта некогда процветающая провинция утонула в беспросветном мраке, растоптанная копытами коней беспощадных Черных Орд. Только колоссальная каменная стена еще сдерживала продвижение дикарей с севера во Внутренние Земли, где, хотя уже наполовину в руинах, почти лишенная жненных сил, но все еще стояла столица империи — великий город Халсадон.
Прямо перед Саргоном простиралось знаменитое ущелье Аркантира. Оно оказалось довольно узким — обыкновенная расщелина между скал, небольшой проход между отвесными склонами,— недаром его прозвали Узкий Путь. Это был единственный проход в Стене Мира, причем настолько узкий, что только дюжина человек могла пройти по нему шеренгой.
Но у входа в ущелье, перекрывая Узкий Путь, возвышалась огромная цитадель, которая стала теперь последним оп лотом империи. Именно там и стояли несколько сотен последних храбрецов, готовых отдать свои жни, преграждая Черным Ордам дорогу в ущелье. Хоть стена была достаточно высокой, Саргон с первого взгляда понял, что натиск безумных дикарей отчаянные и смелые защитники Халсадона долго не выдержат. Впрочем, если смуглолицые прорвутся через Узкий Путь, цитадели можно напасть на них сзади. Во всяком случае, сама крепость выглядела неприступной.
Правда, никакая крепость не может устоять, когда на нее лезет бессчетное количество диких и злобных врагов, пусть даже им противостоят самые отважные и храбрые воины. Защитников было слишком мало по сравнению с дикарями.
Враги легко могли положить десять тысяч жней, чтобы прорваться через ущелье, и даже не заметить своих потерь, потому что на их место встанут новые десять тысяч, если не больше. А потом сотни тысяч озверевших захватчиков беспрепятственно вторгнутся во Внутренние Земли.
Мышцы Саргона ныли и болели от долгой нурительной скачки. Но он ни разу не остановился, ни чтобы попить воды, ни чтобы смыть с себя дорожную пыль и грязь. Скорее на оборот. Он все быстрее гнал сангана покрывшегося пеной от усталости, а впереди уже маячили ворота цитадели.
За считанные часы до Последней Битвы Саргон-Лев прибыл к Стене Мира.
Граф-полководец Чойс проводил совещание, когда капитан стражников привел Саргона в его резиденцию. Граф оказался крепким загорелым мужчиной, таким же высоким, как и Саргон. Его мускулы едва ли не превосходили мускулатуру Льва. При этом он — отпрыск одной ветвей королевской крови — оказался на удивление простым и скромным в общении. Загорелое и загрубевшее от ветра лицо... Ясные голубые глаза, лучавшие доброжелательность... И в то же время у господина Чойса была мужественная внешность — короткая золотисто-рыжеватая борода обрамляла твердый, свидетельствующий о внутренней силе подбородок. Золотисто-рыжие густые волосы локонами спускались до плеч. Мощная крепкая шея и широкие плечи, а также шрамы на лице и на руках свидетельствовали о том, что он не прохлаждался у Стены Мира. С ног до головы одетый в стальные позолоченные доспехи, он словно лучал свет, напоминающий утренние лучи рассвета. Длинный широкий меч — традиционное оружие жителей западных долин, висел у него на перевязи, перекинутой через плечо. Широкий ярко-алый бархатный плащ, накинутый поверх доспехов, не скрывал его стройного и крепкого тела. Даже на Саргона граф провел впечатление некоего титана. Граф застыл, словно статуя какого-нибудь исторического героя, возвратившегося в мир живых.
Когда Льва-варвара привели в резиденцию графа, господин Чойс беседовал с довольно странной компанией полуобнаженных, смуглолицых и хрипло горланящих людей. Все как один плотные, жирные, обросшие косматыми волосами, они больше напоминали животных, чем людей. По крайней мере, если их можно было назвать людьми, то уж никоим образом — знакомыми с цивилацией. Каждый крепко сжимал копье с острым каменным наконечником, кроме того, у всех на поясе висели тяжелые каменные топоры и кривые шишковатые дубинки. Нижнюю часть тела каждого прикрывали какие-то странные меховые лохмотья, зато поражала верхняя, обнаженная часть тела — широченные плечи, сутулые, как у обезьян; и руки, покрытые шрамами. До сих пор Саргон еще никогда не видел подобных людей, поэтому с умлением уставился на них.
Улыбающийся молодой человек, явно благородного происхождения, подошел к Саргону. Поначалу юноша показался варвару одним придворных, слащавых и лживых, но потом он заметил холодный блеск в его глазах и выправку настоящего воина. И тут Саргон догадался, что это не кто иной, как прославленный принц Парамир, один тех немногих, кто готов был отдать жнь не столько ради спасения умирающей империи, а во имя чести, потому что по-другому он поступить не мог. Принц дружески приветствовал Саргона, хотя варвар заметил недоверие, сквозившее и в его улыбке, и во взгляде холодных настороженных глаз. Тем не менее принц сделал вид, что не заметил рваные, пыльные лохмотья невестного варвара. Тем временем переговоры графа Чойса подошли к концу, и странные полуобнаженные, но вооруженные до зубов дикари поднялись и направились к выходу, о чем-то вполголоса переговариваясь друг с другом, а одетый в позолоченные доспехи граф, кивнув им на прощание, остался на том же месте, загадочно улыбаясь.
— Мой дорогой граф, к нам явился воин, чтобы пополнить наши скудные ряды,— с усмешкой доложил Парамир.— Зовут его Саргон, и родом он с Островов Варваров.
Чойс кивнул и дружески улыбнулся, а Саргон вскинул руку в воинском приветствии. Граф окинул взглядом мощные мускулы варвара и усмехнулся, неожиданно обнажив белоснежные зубы.
— Ну что ж, добро пожаловать, воин! — прогремел он басом.— Нам как раз не хватало могучих рук и плеч. Похоже, что один варвар с Островов стоит тысячи обычных воинов.
— Господин граф, могу ли я полюбопытствовать, что за странные косматые люди только что находились здесь? Вы, судя по всему, о чем-то с интересом с ними беседовали? — с дерзкой ухмылкой спросил Саргон.— Раньше я никогда не видел подобных созданий.
— Это — воины Друнтагара,— пожал плечами граф Чойс.— Точнее, дикари с гор. Самый огромный них, с мохнатыми бровями — великий Троенир, предводитель горцев. Но хоть они и дикари, а все же решили стоять с нами насмерть у Стены Мира. Выглядят они, конечно, ужасно, однако сердца их чисты, Я это понял, когда увидел, как серьезно и внимательно они слушали все то, что я им говорил. Они привыкли воевать... Черные Орды, может быть, поэтому не решаются пока начать Последнюю Битву, потому что рассчитывали растоптать копытами своих коней всего лишь сотню защитников империи, а тут их разведка донесла, что к нам присоединились союзники, совершенно дикие и непредсказуемые. Откровенно говоря, я очень надеюсь на их поддержку и помощь. Но кто знает... Они ведь действительно совершенно непредсказуемых в своих поступках...
— Граф, а вы не думаете, что горцы могут перейти на сторону Черных Орд? — с тревогой спросил Парамир.
Нет, разумеется,— покачал головой Чойс.— Они будут нам верны, хотя сама империя и ее судьба их не так уж сильно волнует. В свое время имперские солдаты вели на горцев самую настоящую охоту, угоняя крепких молодых парней в рабство. У нас с ними не очень простые отношения, им есть за что на нас обижаться, однако дикарей Богазкоя они ненавидят гораздо больше, потому что те постоянно нападали, беспощадно убивая женщин, стариков и детей горцев. Может быть, дикари и не помогут нам, потому что Последняя Битва может начаться в любой момент, а наши предполагаемые союзники еще не пришли к определенному решению. Но я уверен, что они не присоединятся к Черным Ордам... Ладно, Саргон с Островов, мы еще поговорим об этом, если нам будет отпущено для этого время.
Чойс повернулся и быстрыми шагами пересек двор, в дальнем углу которого его дожидался один хмурых могучих горцев. Саргон услышал, как они тихо заговорили, но не смог разобрать ни одного слова. И тут он вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд. Чойс тоже взглянул в сторону варвара, затем на Парамира, стоявшего неподалеку, а потом вскинул вверх руку, закованную в золоченые доспехи, прывая Саргона подойти ближе.
Когда варвар приблился к ним, то удивился, что и остальные жители гор уставились на него, словно увидели какое-то необыкновенное существо. Их глаза сверкали. Они заговори ли между собой громкими хриплыми голосами, рассматривая львиную шевелюру и могучий Молот, висевший у Саргона на поясе. И тут внезапно, к умлению Чойса и его людей, Троенир рухнул на колени перед Львом-варваром, подняв вверх грубые мозолистые руки, выразив тем самым какое-то таинственное, сверхъестественное почтение жителю Островов.
Троенир забормотал что-то на своем языке, но Саргон так и не понял смысла ни одной его отрывистых, бессвязных фраз.
Чойс, совершенно сбитый с толку, тем не менее перевел:
— Они говорят, что их шаманы-прорицатели поведали о некоем варваре, в точности похожем на тебя. Я не все понял, потому что не слишком хорошо знаю язык горцев, но смысл в том, что их жестокие боги поднимут их на вершину величия в тот далекий день, когда с юга придет Лев-Герой, вооруженный огромным Молотом. Покажи им свое оружие — подними его вверх. До сих пор я ничего подобного не видел.
Бронзовый гигант с львиной гривой молча отцепил Молот Джатара от пояса, сжал рукоятку могучей рукой и медленно поднял страшное оружие высоко над головой. На металле засверкал первый луч утреннего солнца, и мощный Молот темной бронзы стал подобен некоему символу расплавленного золота, а через мгновение мускулистый полуобнаженный торс Саргона засветился в нестерпимо ярких солнечных лучах. Утренний ветерок взъерошил львиную шевелюру, которая напоминала орванное в боях знамя. Горцы громко закричали и все как один рухнули на колени, вздымая пыль с плит, которыми был вымощен двор.
Троенир коснулся лицом ботинок Саргона, затем поднял голову и посмотрел на варвара.
Прошли прежние времена,— торжественно прогремел он на ломаном языке империи.— Колдун сказал, что великий человек-лев придет с молотом, как штормовой бог Гундар, и мы будем сражаться вместе с ним. Нас теперь будут считать не дикими зверями, а друзьями жителей городов. Великая слава придет к нам!
И все горцы вновь склонили головы до самой земли, бор моча: «Человек-лев! Человек-лев!» — а солдаты Последнего Легиона смотрели на них с нескрываемым умлением.
* * *
Вскоре горцы ушли, переговариваясь между собой грохочущими, напоминающими звук камнепада голосами, постоянно оглядываясь и бросая на Саргона взгляды, полные суеверного благоговения. Никакие слова графа не могли заставить их вернуться назад. Они сказали, что им немедленно надо переговорить с шаманами своих кланов и рассказать, что предзнаменования сбылись.
Чойс подошел к офицерам, а Саргон с Парамиром направился в цитадель. Приветливый молодой принц показал варвару, где находится баня, и впервые за столько дней нурительного путешествия вконец уставший воин подставил свое раненное тело под мощную струю горячей воды и принялся яростно стирать с себя щеткой дорожную пыль и грязь.
А позже, после нескольких часов сна, он познакомился с другими офицерами Легиона. Кроме Парамира Гонд Амрахира, который пришел с несколькими храбрыми воинами Шоуса, на встрече присутствовали рыцари древнейших родов, такие как Керикус Дорионота, отважный рыцарь Марганис, три брата Кут Паладона, старый барон Драйстарк Фазлар Кипа и еще несколько не столь именитых рыцарей, до этого служивших на военных кораблях. На плечах у них сверкали серебряные якоря — знаки отличия высших командиров состава флота. Их звали Амалрис Белый Шлем, Джемадар Большой, Озрис Серебряное Перо и его младший брат Остромар. Они, а также небольшое число храбрецов долин, Шоуса и мелкие землевладельцы, служившие в дворцовом Легионе Халсадона, и составляли войско, стояв шее у входа в ущелье Аркантира, чтобы вступить в последний бой с озверевшими Черными Ордами.
Но страх не охватил их сердца. Они смеялись, пели и спорили между собой по пустякам, пили вино по случаю приезда Саргона-Льва, и огромный зал гудел от громкого пения и смеха, словно впереди их ждал не смертный бой, а какой-нибудь праздник. Саргон почувствовал, как его сердце будто выросло в груди, и последние остатки сомнения покинули его. Ни один настоящий воин не желал бы ничего большего, чем сражаться и умереть вместе с такими товарищами, как эти.
Что-то удерживало его, чтобы рассказать о своей миссии и о пророчестве Застериона, и он прикрыл Молот полой плаща. Также Саргон не стал говорить о принцессе Аларе, о том, как она отправилась вместе с ним сюда, проделав полный опасностей путь от ворот Халсадона. Не стал варвар говорить и о Белкине и, конечно, решил промолчать о том, что принцессу похитили при помощи подлого и коварного колдовства Черного Шадразара. Не стоило омрачать всеобщее веселье в зале рассказом о том, что наследница имперского престола в этот час томится в мрачном подземелье Шам Нар Чана. Пусть герои Последнего Легиона весело пируют в эту, может быть, последнюю ночь в своей жни, и пусть сердца их будут наполнены не мрачным отчаянием, а таким же весельем и отвагой, когда они выйдут навстречу врагу.
Но той же ночью, когда на небо взошла одинокая луна, осветив золотистым сиянием землю, в ворота постучал мрачный гонец. Чойс, Парамир, Саргон и несколько военачальников вышли, чтобы встретиться с посланниками Шадразара на поле, расположенное между крепостью и входом в ущелье. И тут Саргон вновь увидел Мингола. Сердце воина-льва бешено забилось, когда он посмотрел на того, кто похитил у него принцессу. Кровь застучала у него в висках, а глаза засверкали неукротимой яростью. Могучая рука так крепко сжала рукоять Молота, что костяшки пальцев побелели. Но он заставил себя сдержаться и сохранять спокойствие. Стоя за спиной у Чойса, Саргон понял, что в темноте Мингол не узнал его.
— Что привело тебя сюда, воин Черных Орд? Если у тебя есть сообщение от твоего Черного Хозяина, то говори! — суровым голосом проговорил Чойс.
На лице Мингола появилась дьявольская ухмылка. Тем не менее он слегка поклонился.
— Сын Черного Бога поручил мне сказать, что некто находится у нас в плену, и пленник этот носит вот такой символ,— вкрадчивым голосом, в котором сквозило злорадство, пронес он, затем передал что-то смуглолицему дикарю. Тот приблился к Чойсу, стоявшему у ворот, и бросил к его ногам какой-то предмет.
Чойс взглянул вн, и лицо его побелело. Он наклонился, поднял предмет и внимательно осмотрел его. Саргон осторожно выглянул -за плеча Чойса и смог рассмотреть, что это за символ. У него упало сердце, когда он узнал кольцо с печатью, которое Алара носила на большом пальце левой руки,— эмблему принцессы, наследницы престола империи.
Лицо Чойса вмиг стало старым и можденным. Он крепко сжал в кулаке золотое кольцо-печать.
— Говори дальше,— потребовал он, и Мингол насмешливо поклонился.
— Госпожа, которая носила этот талисман... у меня нет нужды называть ее имя, потому что вы его прекрасно знаете... Так вот она поехала столицы сюда, чтобы присоединиться к вам, но мы ей в этом помешали, захватив ее в плен. Сейчас она отдыхает в подземельях Шам Нар Чана, а тот, кто ехал сюда вместе с ней, заснул вечным сном на заброшенной дороге.
Чойс зарычал сквозь зубы, вергая проклятия. На его лицо было страшно смотреть.
— Ваши условия? — наконец выдохнул он.
— Они совсем простые. Вы должны покинуть это место, вот и все. Уходите куда хотите и оставьте ворота цитадели открытыми. Если вы покинете цитадель завтра к полудню, ваша госпожа не пострадает. Если же вы останетесь удерживать эту крепость, презрев волю Сына Хаоса, тогда госпожа, которая носила это кольцо, будет... — Мингол сделал паузу и закончил фразу свистящим шепотом,— ...сожжена заживо на алтаре Черного Бога. А мы все равно одолеем вас, разнесем стену на куски и убьем всех безо всякой пощады. Итак, выбирайте!
Наступило долгое молчание. Лицо Чойса стало еще более мрачным, в глазах заблестели слезы.
— Может, святой Аздирим поймет и простит,— хриплым, надломленным голосом пронес он.— У меня нет выбора. Творите свое зло, черные дьяволы! Во Внутренних Землях находятся тысячи беззащитных людей. И жни этих тысяч перевешивают жнь одной девушки. У меня нет выбора, я останусь и буду сражаться с вами до последнего дыхания.
Мингол явно пришел в замешательство. Он попытался что-то пробормотать, но Чойс повернулся и вместе с военачальниками пошел к воротам, которые открылись, а затем с треском захлопнулись перед самым носом Мингола. Тот грязно выругался, а затем принялся колотить по мощным воротам.
Вы — придурки! Это же ваша принцесса, Алара. Из-за вас она умрет ужасной смертью! А вслед за ней и все вы! Наши Орды уже на марше, и ничто в этом мире не сможет устоять перед людьми с севера! Дураки! Ну и умирайте!
Он повернулся и пошел прочь, дрожа от ярости, махнул рукой соплеменникам, которые двинулись вслед за ним.
Однако никто не заметил фигуру в черном плаще, двигавшуюся в тени вдоль стены.
Войдя внутрь цитадели, Чойс повернулся и обвел удивленным взглядом своих спутников.
— А где же наш новый товарищ? — спросил он.— Где Саргон с Островов? Варвар стоял рядом с нами за воротами, а теперь я его нигде не вижу!
Все бросились искать Саргона, заглядывая во все уголки цитадели, но тщетно. Неужели он сбежал, испугавшись роковой участи, которая ожидала защитников империи?
Алара не знала, сколько часов или дней она провела в сыром и мрачном подземелье Шам Нар Чан в столице Орд.
Однако она не пала духом. Ни жажда, ни голод не испугали ее. Когда ее одолевала слабость, Алара ложилась на отвратительную грязную скамью, но сны ее то и дело превращались в жуткие кошмары. Тогда она просыпалась и вновь с отвращением оглядывала свою мерзкую темницу.
Принцесса старалась провести эти ужасные часы как можно достойнее. Грязной водой бадьи в углу камеры и кусками материи, которые она оторвала от своей одранной одежды, Алара постаралась хоть как-то помыться, а также смыла грязь со скамьи, служившей ей кроватью. Как могла, она привела в порядок свои растрепанные волосы и рядно попорченную одежду, постаравшись придать себе более или менее приличный вид.
Чтобы скоротать время, принцесса начала заниматься в камере упражнениями, чтобы потом просто проваливаться в сон и спать крепко и долго. Еще часть времени она проводила, думая о прежних днях, проведенных во дворце Халсадона, она вспоминала госпожу Парселлу и ее пустую болтовню; улыбалась при воспоминании о старом добром и немного мрачном Элидуре, гадала, каково ему сейчас там одному, среди напыщенных пустоголовых аристократов, с грустью думала о своем старом больном дедушке и о глупцах к мошенниках, вьющихся возле него.
Но чаще всего ее мысли возвращались к воину-гиганту с Варварских Островов. Алара вспоминала его мужественный облик, но главное, думала о том, как силен духом этот загадочный варвар. Она как будто вновь видела перед собой его жесткое, бесстрастное лицо. «Он — человек-лев»,— думала Алара, вспоминая его буйную рыжую шевелюру. И всегда, когда ее мысли возвращались к Саргону, она испытывала странную боль, какое-то опустошение, грусть и чувство утраты. Алара еще никогда не испытывала подобного чувства, а именно — волнующего чувства любви женщины к сильному и смелому мужчине. Но она еще не понимала, что это любовь. Ей казалось, что она испытывает лишь чувство сожаления и грусти оттого, что потеряла надежного и верного друга — ведь Алара видела гибель Саргона.
Она часто мысленно обращалась с мольбами к могущественному Аздириму, охраняющему мир, хотя раньше ни когда не была особенно набожной и редко посещала помпезные богослужения, которые проводил Калассафер — главный священнослужитель при дворе. Правда, принцесса часто мо лилась Аздиру Астолону, господину Семи Лун и отцу богов, и Зао, королю Судьбы, я мудрой Матери Дароссе, покровительнице урожая, но с особенной страстью она обращалась к основателю ее древнего королевского рода Аздиру Эанджану, покровителю воинов.
Девушка молилась, хотя раньше часто слышала, что боги уже стали старыми и утратили силу. Возможно, они не слышали никого, и уж тем более не слышали Алару, находящуюся в глубинах подземелья Черного Города. А если даже и слышали, то просто ничего не могли сделать ни для нее, ни для империи.
* * *
И вот Алару разбудил звук открываемой двери. С трудом придя в себя после тяжелого, полного кошмаров сна, она увидела стражников, вошедших в ее мрачную камеру. Они грубо приказали ей выходить и следовать за ними. В глубине души принцесса порадовалась, что среди стражников не оказалось жирного Оола Шанга. Алара испытывала непреодолимое отвращение к мастеру пыток и внутренне содрогалась, представляя себе, как он прикасается к ее телу. Принцесса боялась, что в любой момент в ее камеру войдет именно он и с вожделением набросится на нее — ведь она целиком находилась в его власти,— но за все время заточения Оол Шанг ни разу не появился возле нее, ни когда она бодрствовала, ни когда спала. Вероятно, приказ сверху запрещал ему трогать пленницу. Этого Алара точно не знала, но в любом случае была благодарна судьбе за то, что до сих пор не попала в лапы жирного похотливого садиста.
Стражники повели принцессу по дворцу, пока наконец она не оказалась перед медной дверью, за которой находился темный зал, где на троне восседал сам главный предводитель Черных Орд. На этот раз Алара уже не боялась жутких, рогатых ухмыляющихся черепов с горящими глазами. После всех испытаний и ужасов, которые она пережила в подземе лье, остальное ей стало казаться пустыми страхами.
В этот день у медной двери стояли два других часовых. Один, весьма свирепого вида, косматый и грязный, в еще более грязных шкурах, держал в руках щит с ображением дракона. Его украшенный перекрещенными перьями шлем и символы племени на бронзовом копье дали понять Аларе, что это не кто иной, как главный военачальник и правая рука предводителя Шондар Красный Ястреб.
Второй, еще совсем молодой и темноволосый воин, был его сын Гарзанга, второй человек в Орде. Принцесса знала, что именно орда Богазкоя первой принесла присягу верности Черному Шадразару, когда он только появился на земле, явившись туманов Замерзшего моря, как зловещая тень своего отца — Черного Бога. Подчинив себе орду, Шадразар заставил дикарей следовать за ним повсюду, и с тех пор они и их потомки продолжали служить ему все кровавые и ужасные века его жни.
Шондар и Гарзанга распахнули перед Аларой дверь с черепами, и она вошла в огромный зал, сводчатый крестообразный потолок которого терялся во мраке. Вокруг возвышался лес черных мраморных колонн, поддерживавших невидимый купол. Алара стояла, с трепетом оглядываясь.
Пол темного зала представлял собой огромное зеркало, в котором принцесса увидела собственное слабое отражение, перевернутое с ног на голову. Цель и назначение такого зеркала стали ясны, когда Алара заметила безобразных крылатых монстров, порхавших высоко над блестящим полом. Множество демонов и дьяволов кружили там по приказанию своего хозяина, Сына Хаоса. Во мраке под потолком этих чудищ трудно было разглядеть.
Принцесса двигалась вперед, шаг за шагом, одна в полумраке огромного зала, стараясь не думать о существах, дающих писклявые и мяукающие звуки, летающих где-то в темноте у нее над головой. Хотя ей все время казалось, что вот-вот — и невидимые когти вопьются в ее одежду и волосы. Холодное и зловонное дыхание кошмарных чудовищ глубин необъятной темной бездны обжигало Аларе лицо. Тем не менее летучие демоны так и не напали на принцессу. Они продолжали кружить в полумраке зала, и принцесса шла пока безо всяких царапин или ран.
В дальнем конце зала, где ряды черных колонн замыкались в круг, возвышался огромный троп, который сначала показался Аларе выточенным кости и украшенным резь бой. Но, подойдя поближе, она с содроганием поняла, что это не кость и не резьба, а человеческие черепа, жутко оскаленные, с пустыми глазницами, внутри которых гнездились и шевелились странные тени. Черепа сотни мужчин и женщин, нет, целой тысячи убитых служили материалом для тропа, на котором восседал Шадразар во всем своем ужас ном и мрачном великолепии.
Алара взглянула на него сну вверх. Сын Хаоса молчал, размышляя о чем-то и лениво лаская огромной рукой шипящую ярко-алую гадюку с золотистыми глазами. Принцесса стояла перед живым воплощением Ужаса, но, как ни странно, не испытывала страха. Скорее, она рассматривала массивную темную фигуру с любопытством.
Он действительно сын бога, и его отец — Хаос на конец решила Алара. Шадразар обладал всеми прнаками сверхъестественного существа. Ростом он в три раза превосходил обычного смертного человека, его массивные ноги напоминали каменные колонны. На нем не было никакой одежды, его тело прикрывали лишь сверкающие и переливающиеся в мерцающем свете и колеблющихся тенях совершенно невероятные доспехи то ли чистого льда, то ли стекла, то ли какого-то странного кристаллического вещества, внутри которого то вспыхивали, то угасали слабые огни. С массивных плеч свисала длинная темная мантия. И все же, не смотря на внушительные формы Шадразара, Алара не заметила в нем какой-то сверхчеловеческой мужественности, Пожалуй, разве что только в чертах лица.
Лицо Сына Бога было красивым, но как будто замороженным. В то же время в нем читалась и гордость, и страсть, и еще какое-то чувство, которому принцесса не могла бы дать названия. Алара отметила также и одиночество, и темную злую мудрость повелителя Орд. Довершали облик Шадразара кривые, причудливо огнутые черные рога, Которые росли прямо о лба. Они торчали -под пышной, поблескивающей искрами черной шевелюры. Принцесса не могла увидеть только его глаза — они глубоко утопали под густыми сатанинскими бровями. Они напоминали две темные глубокие ямы.
От Сына Хаоса исходили потоки холода, напоминавшие дыхание ледяной горы. Алара оторвала взгляд от его лица и заметила, что у Сына Бога нет гениталий — лишь гладкая плоть между массивными ногами. Дьявол не имеет пола.
Принцесса вновь подняла глаза и увидела, что на широком плече Шадразара появилось какое-то темное существо, рассмотреть которое она не смогла. Тварь стала что-то нашептывать в ухо дьявольскому исполину. Тот не шевелился и молча слушал.
На бедре повелителя Орд в прозрачных ледяных ножнах висел огромный черный меч. Искры голубого огня шипели и щелкали, проскакивая по вивающемуся, словно живому клинку.
Таков был Сын Хаоса.
Наконец раздался его голос, оказавшийся совсем не таким, как представляла Алара. Он звучал мягко и спокойно, холодно и четко. В нем звучала какая-то нечеловеческая сладость. Голос дьявола напоминал холодную кристаллическую музыку, сладкую, соблазнительную и убаюкивающую.
— Госпожа, — мягко пронес Шадразар. — Я бы хотел, чтобы вы поняли, что я не являюсь вашим врагом. Я не воюю против женщин. Вы ничто, и более чем ничто для меня.
На его холодном красивом лице появилась улыбка. Такая невероятная власть исходила от Сына Хаоса и так завораживающе звучал его мягкий сладкий голос, что Алара поверила его словам. Она смотрела на него сну вверх и не знала, что ответить. А Шадразар смотрел на нее сверху вн и улыбался, играя с маленькой алой гадюкой, которая вивалась и шипела под его рукой. Вдруг змея вырвалась и стремительно бросилась на своего хозяина, но он сжал ее пальцами и спокойно, без всякого гнева, почти ласково, с хрустом раздавил, а затем отбросил в сторону мертвую тварь.
— Госпожа, вы всего лишь символ. На вас лежит право наследования Сияющего Трона. Мои послы тщетно пытались купить ключи к Аркантиру в обмен на вашу жнь, но Чойс оказался упрямцем. На его взгляд, жни тысяч людей, которые живут в Священном Городе, стоят больше, чем жнь какой-то девушки, будь она даже королевской крови. Но что бы вы не думали о нем, как о предателе и негодяе, я скажу вам, что его лицо побледнело, а в глазах блестели слезы, когда он принял это решение.
Алара почувствовала внезапный подъем духа. Больше все го она боялась, что Чойс сдаст цитадель в обмен на ее жнь. Хвала Аздириму, что он принял другое решение и цитадель все еще держится! Сердце ее отчаянно забилось, она представила себе великого графа-воина и поняла, какую ужасную душевную боль должно было вызвать у него это решение. Всю свою жнь он трудился, воевал и боролся за то, чтобы объединить и сохранить остатки некогда великой империи. Принцесса знала о его великой любви и почтении к ее роду и лично к ней. Она часто думала, что когда ей придется положить своего дедушку отдыхать вместе с его предками на Острове Гробниц и она взойдет на трон отцов, то не сможет выбрать себе лучшего супруга, чем Чойс долин. Между собой они более или менее все согласовали, но без прнаний в любви и обмена клятвами. Они не любили друг друга так, как должны бы любить друг друга муж и жена, но в эти тревожные дни империя нуждалась в сильной мужской руке. Поэтому сейчас Алара хорошо осознавала, какую душевную боль должен испытать верный граф, прежде чем решиться отдать ее на растерзание врагам, пытаясь спасти тем самым жни тысяч беззащитных людей. Но он сделал свой выбор и остался защищать цитадель. Глаза принцессы наполнились слезами, но она взяла себя в руки и улыбнулась.
— Я и не могла бы ожидать ничего другого от Чойса, чье мужество и верность империи никогда еще не подвергались такому испытанию,— смело объявила она.— Ну, а как тогда относительно моей персоны? Поскольку моя ценность для вас определялась лишь как товар для торговли, не отпустите ли вы меня? Я бы хотела присоединиться к моим друзьям в цитадели, чтобы сражаться вместе с ними и вместе погибнуть...
Шадразар без всякой насмешки снова улыбнулся. В его улыбке даже появился какой-то намек на эмоции, что-то вроде зависти. А когда он заговорил, в его голосе прозвучала печаль.
— Я не понимаю это странное чувство, которое называют верностью,— задумчиво пронес он.— Это единственное оружие, которым вы, ничтожные смертные, обладаете, и которое мне недоступно. Почему Чойс не пожелал спасти вас от лютой смерти и не захотел спастись сам, отказавшись от сражения?
Девушка рассмеялась. Как ни странно, почему-то даже здесь, в присутствии Воплощенного Ужаса, она не испытывала ни малейшего страха, а только глубокое отвращение. Любой нормальный человек ощутил бы темные холодные по токи, которые исходили от Сына Бога, и содрогнулся бы. Но Алара не боялась его.
Как можете вы надеяться понять, что такое верность, чувство, сплотившее людей перед лицом опасности? — усмехнулась принцесса. Не показалось ли ей, что на его холодном, неестественно красивом лице появился след грусти?
— Это тайна, которая ускользает от моего понимания,— мягко объявил Сын Бога.— Тем не менее я невысоко ценю подобные вещи. И, как вы догадались, моя госпожа, вы больше не имеете для меня никакой ценности — разве что как символ.
Алара почувствовала прикосновение холода. Она и не надеялась бежать смерти в этом городе бесконечной ночи, но в какой-то момент ей показалось, что такой шанс есть.
— Мои воины возликуют в сердце, когда увидят, как последняя наследница империи взойдет на костер,— сладко проговорил он.— Затем от места жертвоприношения они поскачут на штурм цитадели. Ваша смерть будет быстрой, и вслед за вами умрет ваша империя. Увы, я не могу позволить вернуться вам к вашим храбрецам и участвовать в Последней Битве. Но вас может успокоить то, что их смерть последует сразу вскоре после вашей, и их храбрые, но глупые души составят вам компанию на пути в рай.
Темные фигуры выступили полумрака, и Алара почувствовала, как стражники схватили ее за руки.
— Отведите ее к черному алтарю моего отца Хаоса. И велите господину Кангу готовить войска Джахангира для сражения. Поскольку именно люди господина Канга схватили эту девушку, я предоставляю ему в знак моей милости право сражаться на переднем фронте. Они могут руководить тремя Ордами при взятии Аркантира... Уведите ее.
Когда стражники уводили Алару зала, она оглянулась, посмотрела на мощную фигуру Шадразара, который о чем-то размышлял в одиночестве в темноте — его нечеловечески красивое лицо стало мрачным. Огромной рукой он задумчиво поглаживал ледяные ножны, сквозь которые просвечивал огромный неземной меч, по клинку которого пробегали голубые искры.
И по-прежнему на его широком плече сидело странное темное существо, все время что-то нашептывающее на ухо Сыну Хаоса.
Стражники вывели Алару на открытый воздух, под черные небеса и повели по аллее...
Только верхний гребень гор окрасился золотистым огнем лун. Вну мир лежал, утонув в пурпурной дымке. К стенам цитадели приближалась передовая орда Джахангирии. Они скакали в тишине по тропе, называемой Узкий Путь, обернув копыта санганов толстыми, сложенными в несколько раз кусками материи, а металлические части их упряжи — толстыми шкурами, чтобы заглушить даже самый слабый звук. Дикари подкрались к возвышавшейся перед ними стене, которая закрывала вход в ущелье, ведущее на юг, и осыпали градом смертоносных стрел часовых, стоявших на страже. Часовые, выставленные на стену, чтобы предотвратить внезапное на падение, все как один мгновенно упали мертвыми. И тогда Орда Канга молниеносно взяла первый барьер. Теперь вперед двинулись деревянные, с обернутыми в материю колесами, но все равно поскрипывающие повозки, в которых везли длинные, тяжелые, сделанные бревен и обитые металлом тараны. Их везли рогатые вьючные животные — кундатаериумы. Когда дикари начали ломать стену, тараньи зазвучали, как гигантские барабаны в предрассветной дымке.
На вершине укреплений Аркантирской цитадели раздались звонкие чистые звуки рожков. При всех своих предосторожностях дикари не смогли застать защитников крепости врасплох — в это время они уже не спали. Мудрый Чойс, закаленный в боях и хорошо знающий коварство Черных Орд, догадался, что нападение начнется еще до того, как рассвет окрасит поля золотом солнечных лучей. Он поднялся с постели, надел сверкающие доспехи, золотой шлем и тут же услышал, как внешняя, не слишком толстая стена начала дрожать, словно при землетрясении. Чойс тут же застегнул свой украшенный драгоценными камнями пояс с ножнами, в которых дремал огромный меч — Яррит Защитник Королей, но не успел он выйти, как в его палаты вбежал Парамир с сообщением о нападении.
Они вместе вышли на широкую террасу, с которой открывался вид на стену, чтобы учить расположение сил противника.
— Впереди орда Джанагирия, она и начала атаку,— пробормотал Чойс, вглядываясь сквозь предрассветную дымку. Рассвет уже озарил золотым светом самые высокие башни цитадели, но вну все тонуло в тени.
— Вы когда-нибудь сталкивались с Кангом на войне, граф Чойс? — поинтересовался Парамир, принимая кубок ароматного горячего вина. Чойс отрицательно покачал головой.
— Нет, но я знаю, что он прославился как бесстрашный лихой вояка, а его люди храбры и отважны,— задумчиво ответил граф.
Он смотрел, как черные волны дикарей льются через проломленную стену, с дикими воплями устремляясь к воротам Аркантира.
— Стены крепости выдержат натиск, хотя я не сомневаюсь, что они взяли с собой большое количество лестниц. Своими бревнами они еще долго будут барабанить. Парамир, сейчас вы пойдете на бастионы и дважды убедитесь, что там все в полной боевой готовности. А мне надо проконсультировать командиров, как лучше расположить наши силы.
Юный Парамир кивнул. В лучах рассвета его лицо казалось бледным и осунувшимся, однако на нем не было ни тени страха.
Черная волна неистово орущих дикарей обрушилась на стены крепости. Стрелы градом посыпались, когда лучники выступили вперед, стараясь поразить защитников крепости, находившихся на верхних бастионах над воротами, в то время как другие дикари, пыхтя, подтаскивали длинные тяжелые тараны к воротам. Наверху, затаив дыхание, Парамир следил за развитием событий. Один таран, два, еще и еще. Удары посыпались на толстую каменную кладку крепости и на бронзовые ворота. Парамир махнул рукой своим людям, и они, наклонив медные котлы, стали лить вн жидкую смолу.
Горячее и липкое вещество пропитывало шкуры дикарей, орудующих таранами, и лужами растекалось вокруг них. Потом Парамир с усмешкой взял у одного лучников, расположившихся на бастионах, горящий факел и швырнул его в одну таких масляных луж.
Тотчас вспыхнуло ярко-оранжевое пламя, охватив и таран, и дикарей, державших его. Ручейки золотого огня стремительно поползли по земле, словно светящиеся змеи. Теперь везде, где были лужи вязкого черного вещества, полыхал огонь.
Охваченные огнем, с истошными воплями дикари корчились и падали на землю, превращаясь в обугленные головешки. Горел и таран, возле которого Парамир бросил факел. Группа, державшая соседний таран, побежала, чтобы спастись от огня, но вслед им полетел второй, затем третий факел. Некоторые дикари все же успели отбежать от стены достаточно далеко. Тут Парамир приказал трубить в рожки, и со стороны лучников, расположившихся на бастионах под предводительством господина Керикуса Дорионота, посыпался дождь смертоносных стрел в мечущиеся вну фигуры, метко поражая их.
Парамир радостно улыбался, вытирая с лица сажу. Первый бой выиграли защитники цитадели. Вну догорали четыре брошенных тарана и немало обуглившихся или пронзенных стрелами трупов дикарей.
Эту картину наблюдал и Мингол с вершины холма. Главный военачальник орды Канга гордо восседал на своем боевом сангане — ведь ему выпала честь руководить нападением. Увидев, чем закончилась первая атака, он резким хриплым голосом отдал следующий приказ. Вновь загрохотали барабаны, и дико ревущая толпа устремилась вперед. Добравшись до стен крепости, кривоногие смуглолицые дикари начали устанавливать длинные лестницы, чтобы подняться наверх.
Лучники Дорионота и Гонд Амрахила снова стали осыпать градом смертоносных стрел устанавливающих лестницы врагов. Но лишь немногие дикарей, завыв от боли, упали на землю, потому что у всех на спинах были закреплены длинные щиты с ображением дракона. Однако меткие лучники продолжали стрелять, попадая то в плечо, то в руку, то в ногу.
Но когда лестницы, наконец, установили, дикари в сверкающих шлемах начали ловко карабкаться по ним наверх.
Старый барон Драйстак, которому Чойс поручил защищать стену, отдал короткий резкий приказ:
— Не трогать лестницы, пока они целиком не заполнятся!.. А теперь — начали! — проревел он. Его подчиненные не медленно с силой опустили длинные крепкие шесты вн, ударив ими по шлемам тех, кто поднимался первым. Не все дикари смогли удержаться на ногах. На нескольких лестницах те, кто был наверху, попадали, сбивая тех, кто поднимался за ними. Дикари посыпались вн, как спелые плоды с деревьев, которые хорошенько потрясли.
Вскоре защитникам Аркантира удалось опрокинуть почти все лестницы, но тут, давая дикие воинственные крики, вперед выступили лучники Джахангирской Орды. Их стрелы взвились вверх. Под прикрытием стрелков дикари со щитами на спинах снова стали устанавливать лестницы на прежнее место и вскоре вновь начали карабкаться по ним. В следующее мгновение люди барона Драйстака приготовились опустить шесты вн, но на этот раз лучники врага мешали им, и несколько лестниц остались на месте. Наконец первый дикарей достиг вершины стены. Он вскинул боевой топор, постоял мгновение черным силуэтом на фоне пламени восхода, а затем стал прокладывать кровавую тропу между защитниками бастиона, вооруженными лишь шестами.
Драйстак прокричал новый приказ, и на бастионы вышли рыцари, чтобы вступить в бой с озверевшими дикарями, уже вовсю размахивающими топорами на стене.
А наверху, на террасе, в сверкающих доспехах и шлеме стоял Чойс, внимательно наблюдая за боем. Под прикрытием дикарей-воинов на стене новые группы с таранами вышли вперед и принялись атаковать ворота. Жидкой смолы уже не осталось, но люди Парамира стали швырять в атакующих тяжелые булыжники, а также лить им на головы кипяток. Ошпаренные или пораженные булыжниками, дикари отпрянули, бросив тараны, но убегавших настигали стрелы. Затем стрелы полетели в дикарей с топорами, продолжавшими лезть на стену. Рыцарям было уже трудно справиться со все возрастающим числом врагов, но лучники вовремя поддержали их. Длинные шесты вновь стали опускаться вн, и с лестниц посыпались те, кто еще не успел взобраться на стену. Тем не менее людей барона Драйстака становилось все меньше, а дикарей, которые опять устанавливали лестницы и лезли по ним,— все больше.
Бой стал совсем жарким и тяжелым. Длинные мечи рыцарей яростно сверкали, расчищая стену от дико ревущей толпы дикарей. Чойс разглядел щит Зеленого дерева, принадлежащий его земляку — Марганису, находившемуся сейчас на переднем крае сражения. Его длинный меч без перерыва сверкал, пока его хозяин прокладывал путь к краю стены. Там он столкнул с лестницы очередного дикаря, чья голова уже показалась наверху, но в то же мгновение черная, с длинным опереньем стрела вонзилась в горло благородному дворянину. Марганис рухнул как подкошенный, а щит с Зеленым деревом выпал его рук и полетел вн на камни. Чойс отвернулся и с горечью выругался.
На смену павшим на стену прибывали новые рыцари с длинными мечами и мелкие землевладельцы, вооруженные чем попало. Слева от центральной башни три брата Кут Паладона и их люди с неистовством рубились с дикарями. Справа Драйстак еще держал бастион, но многие его людей погибли, и только небольшая группа рыцарей продолжала очищать стены. Чойс отдал приказ, и рыцари Серебряного Якоря, обнажив острые мечи, поспешили на помощь барону и его людям. Впереди шел Амальрис Белый Шлем, рядом с ним Джемадар и Озрик Серебряное Перо со своим младшим братом и пять других рыцарей. В серебряных доспехах, ярко блестевших в утреннем свете, они ворвались в темную массу дикарей, однако враги намного превосходили их численностью. Дикари продолжали карабкаться по лестницам, чтобы присоединиться к тем, кто уже добрался до верха. Чойс поднял руку, раздался громкий звук рожка, и тут же открылась потайная дверь.
Оттуда выехали верхом на санганах воины долин. Они устремились в самую гущу врагов. Столь быстрым и внезапным оказалось их появление, что всадники смогли проскакать через ряды толпившихся вну дикарей прямо к лестницам. Их мечи неистово засверкали, и смуглолицые захватчики один за другим начали падать на землю, вопя и корчась от боли. А потом воины долин принялись рубить основания лестниц. Те зашатались, погнулись, а затем надломились и рухнули вместе со всеми теми, кто по ним лез.
Руководил этой вылазкой господин Белкарт. Его миссия закончилась, он приказал своим воинам возвращаться через потайную дверь, но немного опоздал. Зоркие глаза Мингола наблюдали за происходящим, а его ощренный ум уже раз работал новый план. Вождь дикарей отдал приказ, и когда воины долин поскакали к потайной двери, чтобы вернуться в крепость, наперерез им бросилась целая толпа воинов, которые окружили защитников, отрезав им путь назад.
Чойс не дыша смотрел, как дикари, подрезая топорами сухожилия санганов, стаскивали на землю воинов долин и тут же безжалостно расправлялись с ними. Вскоре все было кончено. Только один могучий Белкарт все еще сражался, возвышаясь на груде мертвых тел. Его длинный меч неистово сверкал, отражая удары топоров и перерубая вражеские копья.
Великолепное зрелище! Уже одиннадцать черных воинов упали мертвыми, а Белкарт все продолжал сражаться. Шлем, с которого срубили гребень, едва не сваливался с его головы, огромные прорехи зияли в сверкающей медной кольчуге, но рыцарь продолжал крепко сжимать в руке меч, отражая натиск смуглолицых дикарей.
Тогда Мингол приказал вступить в бой лучникам. Находясь вне пределов досягаемости от длинного меча Белкарта, они готовы были украсить его тело черными стрелами, не потеряв при этом ни одного человека.
Чойс разразился проклятиями и быстро спустился вн по каменной лестнице, надевая на ходу латные рукавицы. Подозвав сангана, он вскочил в седло и поскакал к потайной двери, на ходу вырвав маленький щит рук одного воинов. Двери распахнулись и граф стремительно вылетел наружу, чтобы спасти своего храброго соотечественника от неминуемой смерти. Он и следовавшие за ним воины долин поскакали к лучникам. Ошеломленные внезапным нападением, дикари бросились в разные стороны, но огромный сверкающий меч Яррит Защитник Королей неумолимо настигал их. Чойс резко дернул за поводья, и его санган встал на дыбы, яростно щелкая длинным огнутым клювом. Мингол мрачно смотрел, как его войско превращается в мечущуюся толпу. Острые когти разъяренного сангана царапнули по лицу ближайшего к графу дикаря, превратив лицо в кровавое месиво. Чойс отпустил поводья и вновь вскинул меч. Косматая, смазанная жиром голова слетела с плеч, словно гнилой фрукт, и покатилась по земле. Граф взмахнул мечом еще раз, и череп другого черного воина раскололся пополам. Но тут успевшие отбежать на достаточное расстояние черные лучники вы пустили облако стрел. Санган зашатался, встал на дыбы, а затем упал как подкошенный. Чойс вывалился седла, меч выпал его руки, громко звякнув о камни. Граф попытался подняться и, встав на колени, стал протирать глаза. Он ни чего не видел -за попавшей в них пыли, но тут со всех сторон на него стали надвигаться темные фигуры.
Черный, с зазубринами, как у пилы, меч мелькнул в воздухе. Рукой в латной рукавице Чойс схватился за его клинок и сломал тот, как хрупкое стекло, а затем быстро поднял свой упавший меч и взмахнул им, но дикари уже плотно окружи ли его, и граф не мог защитить спину.
— Воины долин! Воины долин! — громко прокричал Чойс, отбиваясь мечом от черных клинков. Ему удалось прорвать кольцо и перескочить через корчившегося на земле дикаря, чей живот он пропорол. Тут подоспели его люди и набросились на кривоногих черных воинов, а граф стер с лица толстый слой пыли и набрал в легкие побольше воздуха.
— Белкарт, вы живы? — что есть силы прокричал он.
Тотчас раздался ответ. Белкарт, невидимый -за густого облака пыли, поднявшегося в ходе сражения, находился со всем неподалеку. Наконец Чойс разглядел его и увидел, что на лице его храброго соотечественника мелькнула улыбка. Кольчуга рыцаря отсутствовала, грудь покрылась пылью, потом и кровью, однако он был жив и здоров.
— Мой господин,— задыхаясь, пронес Белкарт.— Моя жнь — это ваша жнь.
Чойс хрипло рассмеялся.
— Ни ваша, ни моя жнь здесь не стоят и медного кольца, старина,— объявил он. И был совершенно прав, потому что именно в это время Мингол обдумывал, как заманить Чойса в ловушку и заставить его отойти как можно дальше от цитадели на открытую равнину. Он решил бросить против графа и его людей своих лучших воинов. Дикари быстро спустились со склона и устремились к графу и его поредевшему отряду. Чойс выступил вперед встретить врага и столкнулся со строем черных воинов, выставивших вперед щиты. Однако его меч начал неумолимую работу, разбрызгивая в воздух темно-красные капли. Неподалеку лучший воин долин и старый друг графа — Белкарт тоже неистово рубил кривоногих орущих дикарей.
Из-за поднявшегося густого огромного облака пыли день стал казаться серым и пасмурным. Скрежетала и звенела сталь, люди кричали, ругались, стонали, падали мертвыми. Чойс уже потерял счет времени, как вдруг пыль рассеялась и воздух прояснился. Наступило временное затишье.
Граф огляделся, посмотрел на стены крепости. Драйстак и рыцари Серебряного Якоря полностью очистили стену справа. Слева Три Брата и их люди твердо удерживали свою территорию, хотя лишь немногие них остались в живых. В центре, над воротами, Парамир и воины Гонд Амрахила добивали последних дикарей. Чойс окинул взглядом своих воинов и увидел, что по крайней мере треть них пала. Смогут ли они вернуться обратно через потайную дверь?
В этот момент дверь открылась, и оттуда вышли Керикус и воины Дорионота вместе с Озриком и Остромаром. Оставив стену, они поспешили на помощь Чойсу и его людям. Они быстро приближались, стараясь успеть присоединиться к воинам долин, зная, что им трудно будет вернуться в крепость.
Но черные волны дикарей хлынули навстречу защитникам империи и окружили их, отрезав как путь вперед, так и назад. Завязалась отчаянная схватка, а в крепости осталось слишком мало воинов, которые могли бы помочь им. Тем не менее со стены в темные массы дикарей полились потоки стрел.
Затишье кончилось, и Чойс вскинул меч, увидев, что черные воины опять надвигаются на него и его людей. Сражение возобновилось. Сверкающие небеса заволокло огромное облако пыли. Все пространство равнины наполнилось стальной музыкой. Граф держался на пределе сил, в горле у него пересохло, по лицу ручьями стекал горячий пот. Он не знал, доживет ли до полудня. Он очень сомневался, что доживет, потому что Последняя Битва еще только разгоралась, а за щитников цитадели осталось совсем немного. Тысячи и тысячи дикарей орды Джахангира наступали бесконечными волнами, и теперь только боги могли помочь Чойсу и всем тем, кто сражался вместе с ним.
Первый луч рассвета еще не окрасил небо, а Орды уже двинулись в поход. Предводители Трех Орд посовещались со своим хозяином, сыном Черного бога, разработали план действий. Первую волну нападения должна составить Орда Джахангира, предводителем которой станет Мингол, правая рука хозяина клана, Свирепого Калга. Минголу следует подойти к стене, взять ее штурмом, разрушить, а затем захватить крепость, убить ее защитников и открыть ворота, уничтожив эту последнюю и единственную сторожевую заставу империи.
Затем Орды пройдут через ущелье Аркантира и хлынут во Внутренние Земли, чтобы сжигать и убивать все и всех. Первой пойдет Орда Джахангира, следом за ней Красные Ормслинги и наконец Орда Черного Богазкоя с Шадразаром во главе.
Передовое войско под командованием Мингола маршем прошло по главной площади Шам Нар Чана, в центре которой стоял колоссальный идол трехголового Повелителя Хаоса — Тамунгазота, Черного Бога. Изможденные чародеи-жрецы в черных и алых балахона благословляли их. Раскачиваясь стороны в сторону, они пели таинственные заклинания. Отряд за отрядом, группа за группой черные воины обходили кругом возвышавшегося над ними, словно башня, колосса темного камня, три страшные головы которого злобно смотрели вн. Затем они выезжали на широкую улицу и через Черные Ворота направлялись в бесплодные земли, туда, где тянулась с востока до запада огромная стена.
Алара смотрела, как они идут.
За ней пришли ночью, грубо вырвали объятий тяжело го сна и вывели подземелий Черного дворца сюда, на эту площадь, поставив у ног мраморного колосса, где и находился алтарь для жертвоприношений. Холодный ветер пронывал ее насквозь, обжигая ледяным прикосновением тело сквозь прорехи в одежде, трепал ее блестящие черные локоны, в которых вспыхивали темно-красные огоньки. Железные цепи, которыми Алару приковали к черно-красному столбу, казались ледяными. Запястья принцессы мгновенно онемели. Но она сто яла, гордо выпрямившись. Ее лицо оставалось спокойным и бесстрастным, и лишь глаза сверкали ненавистью и горечью.
Дочь королей, она не могла опозорить свое высокое происхождение и древние корни. Принцесса могла только достойно умереть, но она боялась огня и презирала себя за эту слабость. Худых можденных чародеев-жрецов, стоявших рядом с ней, переполняло неистовство обожания, глаза их горели страстным желанием совершить древний обряд, а на губах самого молодого и слабого них пузырились слюни. Совсем скоро они навалятся на нее, сорвут лохмотья с ее тела и, вжа и воя, как бешеные собаки, начнут пачкать, щипать и кусать обнаженную плоть. Затем они опустят факелы к пропитанному маслом фитилю, и история Алары, принцессы Халсадона, закончится ужасной и мучительной смертью.
Ее смерть не будет быстрой, как обещал Шадразар, жгучая боль от горячего поцелуя огня станет невыносимо мучить ее целую вечность, а потом все кончится. И для Алары настанет покой, и она войдет в вечный, похожий на сон, тенистый сад рая.
* * *
Восход полыхнул ярко-алым заревом, пробившимся сквозь мутные пары, окутывавшие Черный город. Луны, освещавшие этот далекий, сумрачный мир, медленно поднимались на небо. Устало привалившись к покрытому сажей столбу, Алара ждала — она не знала, что обладает такими качествами. Принцесса думала о доме, о праздно проводящих время придворных в Фаоладриане, доме Королей, и своих немногочисленных друзьях. Ее выживший ума, но ласковый и добродушный дед, император Зимионадус, верный и преданный мастер фехтования Элидур, мудрый старый архивист господин Чеспер и даже эта пустоголовая, вечно щебечущая вся кую чепуху, но дружелюбная дурочка Парселла... С теплым чувством Алара думала о молодом принце Парамире и графе Чойсе, пытаясь представить себе, что они делают в этот момент, что выпадет на их долю, когда темные волны воинственных дикарей докатятся до цитадели Аркантира.
О Саргоне она старалась не думать. Алара не знала, вы жил он или умер. Когда она в последний раз взглянула на него, он лежал, распластавшись на земле, возле дороги Королей, сраженный неожиданным ударом засевших в засаде черных воинов. Она видела занесенный над его головой сверкающий топор — разве мог Саргон бежать смерти, если только не вмешался и не сотворил чудо святой Аздирим? Как бы то ни было, при воспоминании о рыжеволосом варваре сердце принцессы вдруг затрепетало. Алара сама не могла в точности объяснить — почему. Она предпочла бы совсем не думать о Саргоне, потому что считала, что он погиб -за нее. Если бы не ее предложение отправиться в цитадель, варвар был бы сейчас жив.
И вдруг в группе жрецов, толпившихся у алтаря, Алара увидела... Саргона!
Через мгновение он исчез. Его лицо скрылось под капюшоном черного балахона, но даже один краткий взгляд заставил ее задрожать всем телом. Ошеломленная, Алара почувствовала, как вместе с удивлением в ее сердце вспыхнула надежда.
Никакой ошибки здесь быть не могло! Это его, именно его горящие черные глаза, его жесткое бесстрастное лицо с широкими, резко очерченными скулами, обрамленное густой спутанной рыжей шевелюрой! Это — Саргон. Он жив. И он прошел по улицам Шам Нар Чана...
И в то же мгновение, когда угасшие надежды ожили в сердце Алары, жрецы направились к ней. Она увидела безумные глаза, искаженные лица, затем почувствовала, как когтистые руки прикоснулись к ней. С принцессы сорвали остатки одежды. Алара надеялась перенести осквернение мужественно, в презрительном молчании, но все же не выдержала и вскрикнула, когда жрецы набросились на нее, как стал диких собак.
В следующее мгновение Саргон распахнул свой длинный плащ и прыгнул на ступеньки алтаря, дав громкий воинственный клич. В красном свете сверкнул огромный Молот, зажатый в могучей руке. Алара увидела, как напряглись мускулы варвара, когда он высоко поднял свое страшное оружие и с силой опустил его на голову того самого молодого жреца, о рта которого, как у бешеной собаки, текли слюни. В этот момент юный жрец, сладострастно улыбаясь, рвал одежду на груди принцессы. Тяжелый Молот превратил его голову в месиво, а дымящиеся мозги разлетелись в разные стороны.
Рев Саргона разнесся по всей огромной площади, где в полном замешательстве и умлении застыли ряды черных воинов. Неумолимый Молот крушил головы направо и налево, и с каждым ударом жрецов становилось все меньше и меньше. Они падали один за другим, некоторые гибли, не успев даже вскрикнуть или отбежать, другие вжали и выли от ужаса и боли, когда Молот переламывал им ребра, руки или плечи, превращал лица в жуткие кровавые маски.
Все это проошло в считанные мгновения. Теперь вместо толпы фанатиков-жрецов, окружавших Алару, на каменных плитах и ступенях алтаря валялись груды искореженных окровавленных тел. Одним прыжком Саргон оказался рядом с прикованной к столбу девушкой. Его мышцы вздулись, когда он, схватив цепь, попытался разорвать ее. Однако металл был слишком прочным, и тогда варвар, приложив цепь к каменному столбу, ударил по ней Молотом. Сразу несколько звеньев рассыпались и со звоном покатились по ступенькам алтаря. Алара была свободна.
Саргон поднял принцессу и положил себе на плечо. Он легко спрыгнул со ступенек и побежал, на ходу раскидывая Молотом во все стороны пытавшихся преградить ему дорогу стражников, затем схватил за ногу дикаря, сидевшего верхом на сангане, сдернул его с седла и вскочил на скакуна, посадив Алару впереди себя.
— Держись крепче, девочка,— выдохнул варвар и ударил ногами по ребрам сангана, который тут же рванул с места и галопом помчался по огромной площади, где толпились и метались тысячи черных воинов. Таким быстрым и неожиданным оказалось появление варвара-льва, так стремительно проошла кровавая бойня у алтаря и освобождение принцессы, что ошеломленные дикари даже не успели ничего понять. Некоторые застыли на месте, разинув рты от умления, а другие, дико крича и размахивая копьями, бросились наперерез беглецам. Спохватившись, командиры начали отдавать приказы, но было уже поздно.
Саргон помчался прямо к двойным башням Черных Ворот, вершины которых уходили высоко в небо, подернутое красной утренней дымкой. Словно молния, ворвался он в ряды дикарей, которые в ужасе расступились перед бешено мчавшимся санганом. В мгновение ока варвар проскакал сквозь толпу. Вслед ему летели стрелы. Копье пробило полу развевающегося плаща. Другие копья просвистели мимо, с грохотом падая на каменные плиты площади. Беглецы уже приблились к Черным Воротам, но там их ожидала целая толпа стражников, которые могли стать серьезной помехой. В отличие от черных воинов в рядах стражников царил порядок. Они стояли, выставив вперед копья, которые зловеще поблескивали и предвещали неминуемую гибель всякому, кто попытается прорваться через ворота.
Саргон еще сильнее пришпорил коня-дракона и вихрем полетел на плотно сомкнутые ряды стражников.
— Держись крепче... и молись! — крикнул он Аларе. Когти сангана яростно зацокали по каменным плитам. Но перед ними непреодолимой преградой стояла сверкающая наконечниками копий городь, за которой виднелись мрачные и злобные лица.
За мгновение до того, как шею сангана могло пронзить острое копье, варвар резко дернул за поводья и о всех сил сдавил ногами ребра разъяренного животного. Конь-дракон оттолкнулся от земли и вдруг одним невероятным прыжком перелетел через головы пораженных копьеносцев, затем благополучно премлился прямо у самых ворот. Из тысяч глоток одновременно вырвался возглас умления — такого высочайшего искусства управлять санганом никто дикарей не видел.
Хотя санган служил людям, как верховое животное, в процессе эволюции он сохранил некоторые качества, унаследованные от предков рептилий, похожих на кенгуру. Мускульная сила задних ног сангана все еще позволяла ему совершать невероятные прыжки, но люди крайне редко использовали это свойство, к тому же надо было еще уметь заставить сангана так прыгнуть. А у себя дома, в диких лесах Варварских Островов, Саргон овладел этим искусством, и это умение сослужило ему в трудный момент хорошую службу.
Прежде чем ошеломленные стражники смогли сообразить, что проошло, беглецы уже проскочили через ворота и помчались к узкой расселине в огромной Стене Мира, которая называлась Ущелье Аркантира.
Алара испытывала легкое головокружение, но крепко держалась за сбрую сангана. Целый рой самых разнообразных чувств бушевал у нее в груди. Она не знала, смеяться ли от радости в связи со своим чудесным спасением или с облегчением расплакаться. В конце концов глаз ее полились слезы. Он жив! да еще каким-то непостижимым образом проник в столицу врагов. Благодаря своей сверхчеловеческой храбрости и ловкости, а также, конечно, удаче он вырвал ее лап врага. Но самое невероятное в том, что им удалось сбежать Черного Города. Теперь они свободны!
Но надолго ли? Оглянувшись назад, Алара увидела войско дикарей, выехавших на санганах ворот и мчавшихся за ними по пятам. Беглецы имели преимущество всего в несколько секунд. Саргон прекрасно понимал это, и постоянно пришпоривал своего скакуна.
Но с каждым мгновением надежда на спасение таяла. Скакун беглецов был перегружен ношей двух человек, а санганы дикарей везли только по одному всаднику. Тем не менее беглецам не оставалось ничего другого, кроме как мчаться вперед и надеяться, что удача не покинет их и дальше. Саргон знал, что если сейчас их не догонят и не схватят, они смогут добраться до ущелья, и тогда появится реальная возможность ускользнуть от преследователей, потому что ущелье было узким, и войску разъяренных дикарей туда будет просто не протиснуться. Им придется перестроиться в линию. Пока они будут это делать, у Саргона и Алары появятся еще несколько секунд преимущества. Вся надежда оставалась на ущелье, за которым лежала открытая равнина, где они вновь окажутся в большой опасности.
Опасность действительно была велика. А что, если на равнине они встретятся с передовым войском под командованием Мингола, которое вышло в поход на цитадель до того, как в Черном Городе проошли столь неожиданные события? Тогда беглецы будут зажаты между двумя армиями, словно в капкане. Но, оставив все опасения, Саргон сосредоточился только на том, чтобы мчаться как можно быстрее, используя все возможности коня-дракона.
Взошедшие луны казались темно-красными -за заволакивающих небосвод мутных паров. Далеко на горонте беглецы увидели огромную стену гор, пересекавшую мир, казавшуюся пурпурной в утреннем свете. Вскоре они увидели и вход в черное ущелье, показавшийся Саргону неожиданно широким.
Возле его плеча просвистела стрела. Затем вторая, третья, но все они не достигали цели и вонзались в черный песок, по которому скакали беглецы и их преследователи. Кровь варнара бурлила от радости. С тех пор, как Саргон покинул цитадель Аркалтира, чтобы отправиться вслед за послами Шадразара, он все время думал о том, что есть только один шанс десяти тысяч на то, что его отчаянное предприятие закончится благополучно. И тем не менее он упорно шел за ними к стенам Шам Нар Чана. Благодаря удаче, смелости и хитрости варвар проник в Черный Город, забравшись в темноте на нкую стену с ловкостью дикого кота — этим искусством он тоже овладел еще в детстве на своих далеких Варварских Островах. Там в диких лесах жил тегатон, огромный могучий и кровожадный дракон, и однажды, спасаясь от его хищных острых зубов, Саргон взобрался на почти отвесную скалу. Смертельная опасность заставила его быстро нащупывать пальцами невидимые выступы в скале.
У мрачных стен Шам Нар Чана он вспомнил как и о своем опыте скалолаза, так и о словах Алары, что варвар с Островов, человек-лев — посланный небом герой, который спасет священную империю. Так говорилось в древнем пророчестве Застриона, но Саргон сомневался. Неужели святой Аздирим смотрит на людей своего лунного рая и видит все, что творится на земле? Неужели он выбрал всех людей именно его, Саргона, и теперь испытывает, то бросая в гущу сражения, то ставя перед ним непреодолимые преграды? Размышляя об этом, варвар едва ли не смеялся над пророчеством, потому что он, как и весь его народ, не верил в демонов, прраков, в Аздира и тем более в земное воплощение божественного духа. Саргон мог уважать только тех, кто сильнее его, и не боялся ничего ни на земле, ни на море, ни даже на небе...
Наконец беглецы приблились к входу в ущелье и стремительно ворвались в него. Тут их санган замедлил ход и начал спотыкаться, кони-драконы плохо видели в темноте. Варвар, ругаясь, пришпорил скакуна, натянул поводья, и почти ослепший зверь поскакал быстрее, хотя время от времени и задевал каменные стены. Позади беглецов раздались гортанные крики дикарей, подъехавших ко входу в ущелье. Они беспорядочно толпились, пытаясь выстроиться в линию, санганы бились боками друг о друга, но все же один за другим проскальзывали в темное ущелье.
А варвар и принцесса бежали все дальше и дальше. На них сыпались камни, когда на поворотах ущелья санган задевал стены, но беглецы не обращали внимания на синяки. Они слышали крики въехавших в ущелье черных воинов и думали только о том, чтобы оторваться от преследователей.
Вдруг санган споткнулся и упал. Саргон скатился, подхватив Алару.
— Проклятье! — прорычал он, осматривая и ощупывая хрипящее животное.— Он сломал ногу! Теперь нам остается только бежать, давай, быстро!
Схватив Алару за руку и потащив ее за собой, Саргон рванулся вперед, спотыкаясь в темноте о камни и выступы. Они бежали о всех сил, и каждый их шаг отдавался оглушительным эхом. А преследователи были уже совсем блко.
И вдруг они услышали эхо рожков орды Джахангира. Оно раздавалось где-то впереди! Саргон почувствовал, как его сердце чуть не ушло в пятки. Впереди, у стен осажденной цитадели, бушевала яростная битва, в которой участвовал авангард войска Мингола, а воины дикари, остававшиеся у выхода узкого ущелья, услышали шум и вошли в ущелье, чтобы узнать, что происходит. Саргон и Алара оказались в капкане.
Из могучей груди варвара вырвалось громкое рычание, похожее на рык дикого зверя, настигнутого охотниками. При всей своей сообразительности и ловкости, невероятной силе и умении сражаться, а также безграничной смелости он все же попался. Впервые в жни Саргон почувствовал себя беспомощным и бессильным.
Но лишь на мгновение. Выход был! Час поражения и отчаяния еще не пробил. Но надо торопиться. Никакие уловки, чтобы выиграть время, не помогут. Варвар быстро подхватил Алару и усадил себе за спину, велев ей держаться как можно крепче, обхватив его руками за шею, а затем начал карабкаться вверх по отвесной, как стена, скале. Ловкие пальцы варвара молниеносно нащупывали выступы, и Саргон с принцессой на спине поднимался все выше и выше. Высоко над головами беглецов нависала вершина скалы, где они могли бы передохнуть... если только смогут добраться до нее.
Словно какая-то огромная обезьяна диких лесов, Саргон ловко карабкался по скале, а преследователи между тем уже подъехали к повороту в ущелье. С противоположной стороны им навстречу приближались черные воины войска Мингола. Наконец дикари встретились, и преследователи с умлением обнаружили, что беглецы как будто растворились в воздухе! Несколько мгновений они простояли в замешательстве, а затем, посмотрев наверх, увидели карабкавшегося варвара с принцессой на спине. Черные воины завопили от злости, глядя, как их враг ловко набирается по отвесной скале. Камни затрещали и начали осыпаться, когда чуть ли не половина дикарей полезла на скалу вдогонку беглецам. Однако теперь Саргон действительно имел большое преимущество. Он находился намного выше ползущих за ним черных воинов, к тому же его опыт скалолаза нельзя было даже сравнивать с их опытом. Дикари карабкались по скале медленно и неловко, соскальзывали, летели вн с криками ужаса и разбивались о каменное дно ущелья.
Вокруг беглецов свистели стрелы, но Саргон не обращал на них внимания. Бесполезно волноваться -за того, что небежно. Пока еще ни одна стрела не достигла цели. Саргон лез все дальше и дальше. Алара не решалась посмотреть вн, туда, где вопили остававшиеся вну дикари, стонали упавшие со скалы и неподвижно лежали разбившиеся насмерть. Малейшее неосторожное движение — и сияющие луны Рая откроют свои объятия для душ двух беглецов.
Лучники вну тщетно выпускали стрелы в темные фигуры беглецов. Тогда они начали метать копья, но тоже промахивались, ослепленные ярким светом лун. И все-таки немало дикарей довольно уверенно поднимались по скале, горя желанием настигнуть и убить чужеземца, который так дерзко проник в самое сердце Черного Города, выкрал принцессу и сумел сбежать с ней.
А Саргон тем временем уже приближался к вершине. Здесь оказалось достаточно много камней, раскрошившихся от воздействия стихий, и дальнейший подъем стал чрезвычайно рискованным и трудным. К тому же стена стала почти вертикальной, и преодолеть последний этап восхождения казалось совершенно невозможно. Когда под руками Саргона отваливался целый пласт наружного слоя камня, варвар легко находил под ним выступы, но те не просто крошились, а сыпались, как песок, дальнейший подъем становился не просто опасным, а означал верную смерть на дне ущелья.
Наконец варвар нашел вполне безопасный выступ, достаточно широкий для того, чтобы оба беглеца смогли на нем поместиться, и достаточно прочный, чтобы они не рухнули вместе с ним вн. Саргон осторожно повернулся так, чтобы Алара могла уцепиться за выступ, и усадил ее в наиболее безопасном месте, затем подтянулся и лег на спину на край выступа. Тяжело дыша, он стер с лица обильно струившийся пот, а затем принялся разминать мышцы усталых рук, мысленно благодаря судьбу за передышку.
— Саргон, они все еще лезут,— вполголоса сказала Алара. Варвар перевернулся на живот и заглянул с края склона вн. Действительно, несколько наиболее крепких и упорных дикарей карабкались вверх по их следам. Это были воины орды Джахангира, привыкшие ползать по скользким ледникам Замерзшего моря. Они лазили на скалы почти так же хорошо, как и Саргон, и сейчас поднимались довольно быстро и уверенно. Варвар разглядел их злорадно ухмыляющиеся лица, глаза, горящие ненавистью и предвкушением скорой победы. Саргон заскрипел зубами. Эти минуты передышки могли стать последними в его жни, и вряд ли о нем когда-нибудь упомянут барды в героических сагах. Бесславный конец.
Саргон поднялся на ноги и снял с пояса Молот, как вдруг заметил одну интересную деталь. Он не стал долго всматриваться, острое чутье варвара безошибочно подсказало, что надо делать. По всему выступу, на котором они стояли, проходила зигзагообразная щель, образовавшаяся в результате каких-то природных катаклмов. Со склона выше, свисали ветви мертвых деревьев, одна которых уходила в щель. Варвар вытащил ее и убедился, что ветвь длинная,— стало быть, и щель глубокая.
Саргона захлестнула радость. Не говоря ни слова, а лишь улыбаясь и мыча без слов какую-то веселую мелодию, Он подхватил Алару и поставил ее на более высокий выступ между скалой и черной, с зазубренными краями трещиной, затем перебрался туда сам. Несколько ударов Молота — и щель расширилась, а можно было и отколоть выступ, который полетит вн, на головы дикарям, продолжавших лезть по каменной стене.
Расставив ноги пошире, Саргон поднял огромный Молот высоко над головой и со страшной силой опустил его на выступ в том месте, где проходила трещина.
В это мгновение решалась их с Аларой судьба.
Пыль окутала небо и скрыла сияющие луны. Равнину перед крепостью заволокла густая тень. Кричащая и воющая толпа свирепых дикарей со всех сторон окружала горстку воинов долин, стоявших насмерть у стен цитадели во главе со своим командиром, великим графом Чойсом. Снова и снова черные Джахангирцы накатывались, как дикие мутные волны, которые бились о высокий: каменный берег. Снова и снова защитники цитадели отбивали их атаки, но с каждым разом эта задача становилась все более трудной, и каждый раз все меньше воинов долин оставались в строю.
Храбрый господин Керикус и воины Дорионота через потайную дверь вышли на поле боя, чтобы спасти Чойса и его людей, однако войско Мингола окружило их, лишив возможности присоединиться к своим или возвратиться в крепость. Керикус смело принял бой, и его меч начал собирать кровавый урожай, каждым ударом прорубая тропу через беснующуюся толпу смуглолицых дикарей.
Укрепления цитадели защищали барон Драйстак Фазлар Кипа и рыцари Серебряного Якоря, а также Три Брата Кут Паладона. Амальрис Белый Шлем, чьи глаза были острыми, как у ястреба, пристально всматривался со стены в огромный бурлящий водоворот пыли, в котором разглядел две группы защитников империи, отделенных друг от друга дикарями. Они находились в большой опасности — черные воины многократно превосходили их числом и могли очень скоро одолеть имперцев, уничтожив их всех до единого. Но вот Амальрис Белый Шлем поднял руку, и на стене раздались громкие звуки боевых рожков.
Прославленные лучники Дорионота, стоявшие на центральных башнях над воротами, услышали сигнал к бою. Они вскинули огромные луки и засыпали стрелами толпу дикарей, разделявших две группы защитников. Лучники, стоявшие слева и справа от ворот, тоже подняли луки, и страшный дождь стрел непрерывным потоком полился в гущу черных воинов. Дикари, разделявшие Чойса и Керикуса, не выдержали. С криками боли и ужаса они начали разбегаться в разные стороны.
Наконец Керикус и его меченосцы, а также Озрик и Остромар смогли соединиться с усталыми, покрытыми пылью Чойсом и Белкартом и воинами долин.
Они поприветствовали друг друга, высоко подняв длинные мечи. Мингол пришел в ярость, увидев, как позорно бежали его воины с поля боя, и погнал их обратно, добавив еще один отряд. Но теперь им противостояла двойная сила — огромные мечи Дорионота и сверкающие клинки долин уверенно делали свою кровавую работу, отбивая натиск черных мечей. Правда, теперь защитники цитадели находились намного дальше от потайной двери, чем раньше, и даже при том, что они объединились, каждый них знал, что противостоять превосходящим силам врага горстка храбрецов долго не сможет. Требовался отвлекающий маневр, или они все до одного погибнут и оставят цитадель незащищенной, там оставалось совсем немного воинов.
Чойс выбрал подходящий момент и дотронулся плечом до своего товарища, закаленного воина долин — Белкарта. Настоящее чудо Аздирима в том, что они еще до сих пор живы и выдерживают столь ожесточенный натиск насчитывающих в своих рядах тысячи воинов. Защитников же была всего сотня, если не меньше. Этому чуду в какой-то мере способствовала природа местности. Те тысячи черных воинов орды Свирепого Калга, что ехали первыми, едва опомнились, преодолев ущелье, которое справедливо называли Узким Путем. Он действительно был таким узким, что в ряд по нему могли проехать всего два-три всадника. Поэтому пока только небольшая часть бесчисленных воинов Орды смогла подойти к цитадели. Еще какое-то время люди Чойса и Керикуса смогут продержаться, хотя многие них погибли, и все меньше и меньше мечей защитников сверкало в воздухе.
Внезапно раздалось звонкое пение рожков, и, ко всеобщему умлению, огромные бронзовые ворота Аркантира с лязгом распахнулись. Над полем боя повисла напряженная тишина, все замерли, повернулись посмотреть, что происходит. В воротах верхом на боевом сангане, закованном в доспехи, появился принц Парамир Гонд Амрахила, за ним его воины, а также Джемадар и Феленис — третий Трех Братьев Кут Паладона, оба со своими людьми. Громко крича и высоко подняв мечи, они спустились со склона в нину и стремительно понеслись на дикарей, еще не успевших прийти в себя от неожиданности.
Золотой шлем Парамира сиял, словно звезда, сквозь дымку, повисшую над ниной. Принц подлетел к застывшим в замешательстве дикарям Орд и, прорвав их строй, глубоко врезался в толпу врагов. С того места, где стоял обессилевший Чойс, могло показаться, что Парамир расчищает себе дорогу к холму, где сидел, наблюдая за сражением, Мингол и где развевалось на ветру черное с золотом знамя орды Джахангира. Затаив дыхание, Чойс смотрел, как Парамир неожиданно для врагов глубоко проник в их ряды, разбрасывая дикарей в разные стороны длинным сверкающим мечом и прикрываясь небольшим щитом от мечей, копий и стрел, при помощи которых черные воины пытались преградить ему дорогу. Отважный юный принц как будто направлялся прямо к тому месту, где Мингол устроил себе наблюдательный пункт. Похоже, он собирался вступить в бой с самим полководцем орды Свирепого Канга и, может быть, даже рубить мрачное знамя Джахангира. Но вдруг его санган споткнулся, зашатался и рухнул на землю, сраженный копьем, метко брошенным кем-то черных воинов. Парамир упал прямо в ревущую толпу, которая тут же поглотила его, как огромная черная волна. Принц исчез виду.
Из груди Чойса вырвался крик, он схватил Белкарта за руку, указывая ему на то место, где упал Парамир, и бросился вперед, махнув рукой своим воинам, чтобы следовали за ним. Если принц еще жив, они будут сражаться до последнего, чтобы вырвать его лап врага. Если мертв, то не найти более достойного и почетного места погибнуть, если так будет суждено. Воины долин и Дорионота сомкнули щиты и стали медленно продвигаться вперед, прокладывая мечами дорогу к тому месту, где лежал Парамир.
Находившиеся по другую сторону от черного войска воины, совершившие вместе с принцем эту отчаянную вылазку, тоже бросились в толпу дикарей, пытаясь прорваться сквозь их ряды, чтобы спасти своего командира. Высокий, мрачный Джемадар яростно прорубал себе путь огромным топором. Феленис Кут Паладона, дав громкий воинственный клич, бросился вслед за ним в образовавшуюся брешь, чтобы защитить спину Джемадара и не дать дикарям вновь сомкнуть ряды. Воины Гонд Амрахила, громко крича, рванулись за Феленисом. Подобно стальному клину, они глубоко врезались в толпу врагов, устремляясь к месту, где лежал Парамир. Хотя они не сомневались, что даже если принц сразу не погиб от ран, его просто растоптали.
Со своего командного пункта на холме Мингол видел все, что происходило на поле боя. Он отдал новые приказы, и целое войско лучников под командованием Кхонда, расталкивая беспорядочно метавшихся черных воинов, выступило вперед, чтобы уничтожить Джемадара и Фелениса. Одновременно с Кхондом другие черные командиры, Ангар и Норджа Красный Топор, направили своих санганов сквозь толпу, намереваясь преградить путь воинам долин и Дорионота, чтобы те не смогли соединиться с воинами Гонд Амрахила.
Внезапно со стороны лучников, стоявших на бастионах крепости, раздался громкий крик. Сверху они увидели то, что Чойс и другие не могли пока увидеть — Парамир поднялся! Более того, он яростно сражался с врагами. Его плащ превратился в шелковые лохмотья, щит помялся и погнулся, но Белый Ястреб смело бросился с мечом на дикарей, устремляясь в ту сторону, где на холме, наблюдая за сражением, верхом на сангане восседал Мингол.
Чойс наконец увидел принца, и безграничная радость заполнила его сердце.
— Воины долин! Воины долин! — громко прокричал он, перекрывая своим голосом шум сражения.
Дикари дрогнули перед ним и начали медленно отступать, а затем их ряды сломались, и они побежали прочь, подальше от страшного в своей неукротимой ярости графа. Чойс и его воины оказались на открытом месте, недалеко от Парамира, который один храбро сражался с несколькими дикарями, которые тоже медленно отступали. Но с двух сторон к воинам долин и Дорионота уже приближались верхом на боевых санганах Ангар и Норджа, намереваясь разбить стену сомкнутых щитов. Чойс высоко вскинул меч Яррита. Мощным ударом он рассек грудь сангана Норджи, и тот рухнул как подкошенный, скуля от боли. Однако при этом огромная туша коня-дракона врезалась в графа и опрокинула того на землю, придавив ему ноги.
Норджа вскочил на ноги, бросился к беспомощному Чойсу и занес красный топор над его головой. Мгновение они пристально смотрели друг другу в глаза, и вдруг Чойс, который не мог подняться, метнул свой знаменитый меч — Защитник Королей в грудь врагу!
Граф не надеялся на успех и не сомневался, что этот бросок всего лишь бесполезное и глупое действо, ведь как следует размахнуться он не мог. К тому же меч был слишком тяжел для броска. И вдруг он с умлением увидел, как Норджа замер и отшатнулся, как будто с разбегу наткнулся на невидимую стену. Его хищное, обрамленное косматой бородой лицо побелело, глаза расширились от ужаса, когда он увидел, как сверкающий предмет вонзился ему в грудь. Жуткий красный топор, занесенный над Чойсом, выпал руки Норджи. Онемевшими пальцами дикарь попытался ухватиться за клинок Защитника Короля и выдернуть его, но тщетно. Острое лезвие пронзило сердце командиру черных воинов. Норджа открыл рот, чтобы пронести то ли проклятие, то ли мольбу, то ли крикнуть о помощи, но вместо каких-либо звуков о рта хлынул поток черной крови, и он камнем рухнул на Чойса.
А Белкарт со своими воинами шел навстречу Азгару. Непобедимый воин долин выглядел страшно — кровь ручьями лилась многочисленных ран и порезов на его лице и могучем теле, глаза бешено горели, длинные волосы спутались и слиплись от пота. Увидев его, Ангар в замешательстве отпрянул, но в следующее мгновение оба противника встретились. Меч лязгнул, встретившись с другим мечом, с такой силой, что места соприкосновения клинков брызнули крошечные голубые искорки. Белкарт и Азгар сражались над лежавшим на земле Чойсом, а воины долин окружили их со всех сторон кольцом. Меченосцы Дорионота спешили на по мощь Парамиру, продолжавшему сражаться в одиночку и чудом остававшемуся в живых.
Вероятно, Чойс потерял сознание, придавленный к земле огромной тушей убитого сангана и мертвым телом Норджи. Однако через какое-то время он слабо шевельнулся и попытался поднять голову, чтобы посмотреть, что происходит на поле боя. Джемадар и Феленис пробились к уже теряющему силы Парамиру и обратили в бегство наседавших на него дикарей. Им еще предстояло выдержать атаку Кхонда и его лучников, которые, с трудом пробравшись сквозь толпу черных воинов, вышли на открытое пространство как раз тогда, когда воины империи отбили Парамира у врагов. Гигант Джемадар уже подхватил на руки раненого, вконец обессилевшего принца, собираясь отнести его в тыл для оказания помощи, но не успел — лучники Кхонда зажали их в кольцо.
Чьи-то сильные руки сдернули с Чойса тело Норджи, а затем приподняли тушу мертвого сангана, чтобы освободить ноги графа. Когда воины долин помогли ему встать на ноги, он спросил, где Белкарт. Молодой воин, поддерживавший еле державшегося на ногах Чойса, ничего не ответил, а лишь указал направление глазами, в которых стояли слезы. Граф посмотрел в ту сторону и увидел лежавшего на земле Белкарта. Непобедимый воин снес Азгару голову с плеч, но через мгновение в грудь ему, чуть ниже сердца, вонзилось копье. Ужасная рана. Люди долин и Дорионота чувствовали себя беспомощными, а непобедимый воин лежал на залитой кровью земле, истекая кровью.
Если бы выдернули огромное копье, его наконечник мог бы разорвать Белкарту сердце, Чойс это знал.
Ноги графа отказывались подчиняться его воле, но воины долин отнесли его туда, где лежал умирающий Белкарт.
Непобедимый воин посмотрел в их сторону, и его глаза, залитые кровью, остановились на Чойсе. В них не было ни тени страха, скорее наоборот — глубокая и спокойная радость. Сражение для него кончилось и наступило время отдыха. По крытые пылью губы Белкарта шевельнулись, и один воинов долин приложил к ним походную флягу с вином, осторожно повернув ее так, чтобы умирающий мог сделать глоток. Он жадно глотнул, затем отвернулся от фляги, посмотрел на Чойса, которого несли на руках, и губы его снова шевельнулись.
— Жнь для жни, мой господин я все вы, воины долин! — хрипло пробормотал Белкарт. Через мгновение его сердце остановилось, и он не пронес больше ни одного слова.
По щекам Чойса полились слезы. Для всех оставшихся в живых дело тоже блилось к концу. Им ничего другого не оставалось, кроме как подороже продать свою жнь.
Недалеко на земле лежал раненный Парамир, возле которого ожесточенно сражался могучий Джемадар — рыцарь Серебряного Якоря, пришедший защищать крепость само го дальнего уголка Морской провинции. В старинной кольчуге, он и сам казался отголоском былых времен империи, память о которых еще преданно хранилась в его отдаленном уголке мира. Когда Джемадар, положив принца на землю, скрестил меч с врагом, его воинственный клич пронесся над всем полем боя. Такого зычного голоса не слышали с тех пор, как пал Кириот Абламар — последний великий бастион империи. Его славу растоптали дикари орд Сына Хаоса, уничтожив двадцать легионов Аламбара темным колдовством. Древний, времен непобедимых героев воинственный клич разнесся над полем битвы, как эхо золотых ушедших дней.
Занджан! Аздир! Занджан! Аздир! Занджан! — выкрикивал старый мужественный воин гордое древнее имя при каждом ударе своего длинного меча, залитого по самую рукоять темно-красной кровью. Обессилевшие воины долин и Дорионота, Гонд Амрахила или Кут Паладона, услышав его голос, почувствовали прилив новых сил. Их мечи засверкали еще яростнее. Древний имперский воинственный клич непрерывно звучал над полем боя, окутанном густым облаком пыли, даже тогда, когда Джемадар рухнул на землю, окрасив ее своей алой кровью. Целая дюжина черных стрел вонзилась ему в сердце, грудь и горло, но он продолжал хрипло выкрикивать священное имя. Голос его вибрировал, трепетал, словно огромное сердце, которое никак не сможет остановиться. Чойс плакал от отчаяния и беспомощности, не в силах встать на ноги -за страшной боли. Но когда он услышал, что голос Джемадара становится все глуше, то подхватил клич. Ему вторили окружавшие его воины. Мощный гул прокатился по равнине и долетел до стен крепости, где его услышали лучники, стоявшие на башнях.
— Занджан! Аздир! Занджан! Аздир! Занджан! — присоединили они свои голоса к общему хору оставшихся в живых защитников империи.
Мингол, сидевший верхом на ретивом сангане на вершине холма, где развевалось на ветру черно-золотое знамя орды Джахангира, услышал этот воинственный клич и поежился. В течение тысяч лет его народ сражался с имперскими легионами, а страх перед их ужасным, громким, заглушающим остальные звуки боевым кличем, жил в нем с самого рождения, глубоко проникнув в кровь и кости. Сердце оборвалось у него в груди, когда этот победный рев гулким эхом отозвался в горах мира, потерянного во времени. Мингол боялся, как бы древние боги империи и святой Аздирим не услышали обращенные к ним прывы и не ответили бы на них каким-нибудь звуком или не явили бы какой-нибудь мираж.
Но они откликнулись.
Едва не теряющий сознание от боли, Чойс, которого поддерживали сильные руки воинов, знал, что они не переживут новой атаки. Внезапно он вскинул голову и услышал, как в воздухе прокатился мощный грохот, и почувствовал, как земля задрожала и затряслась под его ногами. Грохот и гром раздавались все ближе и ближе, как будто весь мир рушится -за какого-то природного катаклма.
А Стена Мира — она рухнула!
Саргон высоко над головой поднял Молот Джатара. Свет далеких лун блеснул на холодной бронзе сиянием золотого огня. Огромные мускулы варвара вздулись на руках, напряглись на спине, плечах и ногах.
Набрав в грудь побольше воздуха и мысленно обратившись к святому Аздириму, который наблюдает за миром и охраняет его, Саргон резко опустил Молот вн. От удара выступ задрожал. Трещина немного расширилась, и стала видна ветвь дерева, уходящая в глубь камня. Варвар просунул длинную деревянную рукоять внутрь и с силой надавил на нее, как на клин, который может расколоть крепкий камень. Послышался треск, но щель в выступе расширилась совсем ненамного.
Тогда Саргон снова поднял Молот и опустил его, вложив во второй удар еще больше силы, чем в первый. Выступ задрожал по всей длине. На нем образовалась паутина тонких черных трещинок, побежавших во все стороны. Щель, тянувшаяся вдоль выступа, стала еще шире.
Вну, прямо под ними, по отвесной каменной стене пол зли дикари, пытавшиеся догнать беглецов. Они были уже совсем блко, так блко, что Саргон смог разглядеть их лица, искаженные ненавистью, глаза, налитые кровью, и расслышать их гортанные хриплые голоса, а также шум осыпающихся под их кожаными ботинками камешков и звяканье оружия о камень скалы. Еще одно мгновение, и первый дикарей вот-вот доберется до выступа. Тогда беглецы окажутся зажатыми между скалой и преследователями.
Варвар в последний раз поднял Молот и обрушил его на выступ, вложив в этот удар всю силу своего могучего тела... и...
Выступ зашатался!
Саргон резко отпрянул и прижался к скале. Третий удар был настолько мощным, что варвар чуть не перелетел через край выступа, от которого откололись огромные пласты камня и посыпались вн, сметая со скалы черных воинов, как человеческая рука отгоняет надоедливых мух. Ущелье огласилось дикими криками и шлепками тел, упавших на каменное дно.
Дальнейший путь наверх представлял собой череду выступов сухого крошащегося камня, расположенных один над другим, словно ступеньки лестницы. Но только с одной разницей — ступеньками были вертикальные пласты более крепкого камня, разделенные более мягким камнем, разъеденным дождями и ветрами. И все-таки варвар, затаив дыхание, ступил на ненадежную точку опоры, но тут же увидел, что его руки цепляются за еще более ненадежный выступ. Отколовшиеся куски камня полетели вн и срезали нижний выступ, потом еще один, еще, еще и еще! Тогда Саргон решил, что вместо нескольких кусков камня один удар мощного Молота собьет, пожалуй, побольше, и одним махом снес целую вереницу едва державшихся на скале каменных ступенек. Грохочущая лавина обрушилась вн по ступенчатому каменному склону, сметая все на своем пути и стремительно увеличиваясь в массе.
И стена ущелья стала совершенно гладкой.
Целая гора камней рухнула на дно и накрыла столпившихся там дикарей! Вопли, грохот, вой, вг, многократно увеличенные эхом,— все это походило на картину Страшного Суда. Черные воины едва успели поднять головы и с неописуемым ужасом увидеть, что им на головы летит половина горы, как немеримая масса огромных камней обрушилась на них. У воинов не оставалось времени не только скрыться бегством, но даже толком осознать, что происходит. Гигантские как дом, каменные плиты и мириады более мелких камней летели как будто прямо с неба. Целые эскадроны орды в считанные мгновения были уничтожены и погребены под обрушившимися камнями.
Саргон всматривался в происходящее вну сквозь густое облако поднявшейся пыли, слегка сощурившись. Перед ним постепенно разворачивалось ужасное, но впечатляющее зрелище, наполнявшее радостью его сердце.
Застыв от умления, с открытым от потрясения и страха ртом, взирал на этот кошмар и Свирепый Канг, могущественный предводитель орды Джахангира и один трех высших командиров объединенного войска Трех Орд. Выйдя оцепенения, он дико закричал и вскинул длинное красное копье, как будто собирался вызвать на бой саму стихию, слепую и безжалостную. Ужас до неузнаваемости исказил его лицо, а ведь всего мгновение назад жестокий правитель еще никогда не выглядел таким мужественным и величественным. Его фантастический головной убор, украшенный перьями шандата, сверкал и переливался всеми цветами, ледяные серо стальные глаза яростно пылали. Канг сидел в седле выпрямившись, красивый, как бронзовая статуя, по-королевски величественный и ужасный в своей жестокой мужской красоте.
И вдруг небо разверзлось, и на его войско обрушилась страшная волна стихии. Кусок камня выбил Канга седла, камень поменьше — размером с кубок для вина — с острыми зазубренными краями попал предводителю в голову, когда он уже лежал у ног сангана. Его лицо исчезло, голова сплющилась и превратилась в темно-красную лепешку. Предводителя Джахангирии больше не существовало. Не существовало больше и его личного полка пятисот черных воинов, последовавших за своим командиром — всех накрыла огромная ужасная волна, и они исчезли под камнями и поднявшимся над ними густым плотным облаком серой пыли.
Ревущая волна расколотого камня сбила по пути и Выступы с противоположной стены ущелья. Камни, отскакивавшие от дна, с силой ударялись об основание стен, и удары эти были столь сильны, что высокая отвесная скала, гребень которой высоко уходил в небо, не выдержала. С нее начали отваливаться огромные пласты, и вскоре целая лавина камней посыпалась вн.
И половина горы рухнула на дно ущелья!
Ее гребень раскололся пополам. В пррачном свете завешенных пеленой дыма и пыли лун картина казалась нереальной. Все происходило в каком-то неестественно замедленном ритме, словно во сне. Громадные пласты камня плыли в пыльном облаке, медленно поворачиваясь, как вращающиеся планеты. Они висели в воздухе довольно долго, прежде чем рухнуть вн и поднять новый столб пыли...
* * *
Прижавшись к скале, Саргон крепко уцепился за выступ. Его немного трясло от увиденного — впервые в жни у него на глазах рушились скалы, и не по воле стихии, а от одного удара Молота, привязанного к его запястью прочным кожаным ремнем. Варвар, с ног до головы покрытый толстым слоем каменной пыли, напоминал серого пррака — духа горы. Рыжая львиная грива стала серой, глаза покраснели от попавшей в них пыли. В полнейшем умлении Саргон невольно открыл рот, когда, крепко вцепившись в дрожащий выступ, посмотрел вн и увидел совершенно неправдоподобную картину хаоса и разрушения, которую сотворила его рука. Так что если даже в ближайшее время он умрет, сорвавшись со скалы, он погибнет, зная, что ему все-таки удалось уничтожить предводителя Джахангирии и часть его войска. Ни в одном самом затяжном и жестоком сражении варвар не смог бы убить столько врагов, сколько убил здесь одним движением руки!
Скала все еще дрожала и шаталась. Почти не думая, Саргон добрался до выступа повыше, на который чуть ранее поставил до полусмерти перепуганную девушку. Варвар думал, что сможет вызвать только одну лавину, и не более того. Он даже и предположить не мог, что на черных воинов обрушатся скалы!
К Саргону протянулись маленькие, но сильные руки и помогли ему забраться на выступ. Принцесса, такая же серая от пыли, как и варвар, что-то громко кричала, но невообразимый грохот камней заглушил ее голос. Грохот действительно стоял такой страшный, что, казалось, будто идет битва богов. Дрожа от ужаса и перенапряжения, Алара обхватила Саргона руками и крепко прижалась к нему. Самые разнообразные чувства бушевали в ней, и она дрожала все сильнее и сильнее. Страшный грохот на несколько мгновений чуть-чуть поутих, и варвар смог расслышать слова девушки: она повторяла отрывок пророчества Застериона, который никто них до этого ужасающего катаклма не понимал.
— Он придет без меча, но будет молот в божественной руке,— всхлипывая говорила Алара, все крепче прижимаясь к Саргону и содрогаясь от рыданий.
Смысл слов давно умершего пророка наконец дошел до варвара, и он невольно проникся благоговейным трепетом. До сегодняшних событий Саргон не очень-то верил в мистическую роль героя-спасителя, которую отвела ему юная принцесса. Все это время он не относился серьезно к древнему пророчеству, в глубине души прекрасно сознавая, что никакой он не божественный спаситель и не посланный Аздиримом герой, а всего лишь обычный грешный земной человек, и не более того. Но теперь Саргон почувствовал, что загадочное пророчество вызвало отклик в самых сокровенных уголках его души, а то, что пророчество исполнилось, потрясло варвара так, что он отбросил прочь последние сомнения.
Не успев даже подумать, переполненный чувствами и ощущением своей сверхъестественной роли в судьбе мира, он крепко обнял Алару и страстно поцеловал ее в губы.
И тут варвар и принцесса ощутили сильный подземный толчок. Скала, на которой они стояли, как будто подпрыгнула, и они ничком рухнули на выступ, подброшенные в воздух неведомой силой. Саргон сильно ударился головой о камень, и его мозг взорвался дождем ярких искр, а затем наступила полная темнота.
Если бы кто-нибудь видел, как Саргон и Алара упали на шатающийся и крошащийся выступ, то вряд ли смог рассказать об их судьбе, потому что уходящий в небо столб пыли скрыл их виду. А когда ревущий ветер развеял его, то ни выступа, ни Алары с Саргоном уже было не разглядеть.
* * *
Один камнепад вызвал следующий. Когда одна скала рухнула, соседняя тоже затряслась. С нее градом посыпались камни, которые в свою очередь вызвали еще один камнепад. Вскоре весь горный хребет трещал и осыпался лавинами камней.
Высоко в небо поднимался мощный столб дыма, который наверху расползался в плотное серое облако — казалось, гигантский пррак повис над миром. Яркие дневные луны стали зловеще красными, поверхность земли почернела, как будто на нее упала тень чьей-то огромной ладони. Издали столб и облако казались каким-то жутким адским деревом, корни которого — ужас и смерть; его кривые ветви тянулись к лунам, чтобы затмить их сияние.
Мир трепетал и дрожал под невыносимой тяжестью кошмарного дерева.
Подземные толчки покатились в сторону Шам Нар Чана. Большая часть стены черного города вместе с Главными воротами обрушилась и рассыпалась. На огромной площади, где стоял черный алтарь для жертвоприношений, где еще недавно маршировали легионы Свирепого Канга, гигантского идола Хаоса больше не было. Подземный толчок пришелся как раз на его постамент, и похожий на башню каменный колосс упал на плиты площади, разбившись на множество мелких осколков, с грохотом, который поверг в религиозный трепет и суеверный ужас дикарей, толпившихся вокруг.
Дневной свет померк. Налетевший ураган разорвал в клочья облако пыли, напоминавшее крону дьявольского дерева. Неровные размытые тени поплыли по земле.
Санганы впали в ярость, они вставали на дыбы. Хрипя и вжа, они сбрасывали всадников и в бешенстве топтали их, разрывали на куски острыми длинными когтями. Отряды, легионы и эскадроны черных воинов, построившихся для похода на крепость, превратились в охваченную паникой неорганованную толпу. Дикари с побелевшими лицами и безумными глазами беспорядочно метались по площади. Казалось, боги Халсадона обрушились на Шам Нар Чаи. Началось землетрясение, и камни залили реки крови. Век Черных Орд кончился.
Только обнаженный колосс Шадразар продолжал неподвижно сидеть на мраморном троне. Его неестественно красивое лицо, застывшее, холодное и гордое, не выражало никаких эмоций, лишь благородная голова склонилась на грудь, а огромная холодная рука хватала воздух в бессильной ярости и отчаянии.
Смятение, паника и суеверный ужас распространялись по городу, как пожар. Могущественный Сын Хаоса молча сидел в одиночестве, а вокруг бесновалась необузданная толпа, грохотали рушащиеся здания. Впервые за века своей сверхъестественно длинной жни он почувствовал горький вкус поражения.
* * *
Большая часть войска Орд скопилась в вилистом длинном каменном коридоре, который все называли Узким Ущельем, другая часть сражалась у ворот цитадели Аркантира. Не хватало только тех, кто вошел в ущелье до того, как Молот дал толчок жестокой разрушительной работе стихий. Рухнувшие горы погребли под каменными обломками почти всю орду Джахангира. Такого массового кровопролития мир давно не видел, во всей его истории не нашлось бы события, сопоставимого по размерам с этой катастрофой.
Но всю важность перемен еще нельзя было толком оценить. Только когда пыль рассеялась, стало возможным разглядеть, какое невообразимое количество камней грудами возвышается на земле вдоль всего Узкого Пути.
Ущелье Аркантира оказалось блокированным, ворота во Внутренние Земли закрыты навсегда. Труд миллиона человек на протяжении десяти тысяч лет не мог бы расчистить то, что когда-то называлось Ущельем Аркантира. И никогда больше враг не сможет проникнуть во Внутренние Земли по этой дороге — проход закрылся навсегда по воле благословенного Аздирима. Святой город Халсадон — оплот империи был спасен от того, что казалось небежным роком, приговором судьбы. И сделал это Саргон-Лев.
Так что же дальше проошло с героем Аркантира, с Молотом Богов? Как сложилась судьба Саргона-Льва? Неужели грандиозное землетрясение, вызванное лавиной, унесло и его жнь, и он остался в ущелье вместе с дикарями, погребенный под толстым слоем камней? Осталась ли в живых принцесса Алара? Или единственная наследница империи тоже погибла под каменными обломками?
А как решился исход битвы у цитадели? Хотя огромную часть войска Орд смел обвал, немало черных воинов, сражавшихся с последними защитниками цитадели, еще оставалось на поле боя. Они бежали страшной участи своих собратьев, поэтому опасность все еще витала над Внутренними Землями.
Халсадон нельзя было считать спасенным, если хоть один черный воин остался бы в живых по эту сторону Стены Мира.
Когда мощный Молот, зажатый в руках Саргона с Островов, ударил по скале и вызвал первый обвал, грохот лавины донесся до поля битвы перед крепостью, словно сигнал о конце света.
В самой гуще воинов Мингола беспомощно лежал слабый и усталый Парамир, а рядом с ним сражался, защищая принца, сильный и смелый воин Джемадар Серебряного Якоря.
Неподалеку от них, над телом великого Белкарта склонился Чойс, окруженный стеной щитов храбрых воинов долин. Битва блилась к завершению...
Но и Мингол, сидевший на вершине холма, рядом с черно-золотым знаменем Джахангирии, тоже терзался неприятными предчувствиями. Улыбающиеся, в сверкающих доспехах рыцари империи сражались, проявляя необыкновенное мужество и храбрость; своими длинными мечами они вырезали самую сердцевину его войска, собрав, при их малочисленности, большой кровавый урожай. Мингол смотрел на них, и его грызла непонятная, мучительная боль. Его лучшие командиры погибли. Полководец Чойс убил Норджу. Отчаянный Азгар тоже лежал на поле в луже крови. Его убил Белкарт, прежде чем сам рухнул, сраженный копьями черных воинов.
И все-таки Мингол знал, что он непобедим. Следом за ним, по узкому коридору между скалами, двигалось не меньше четверти миллиона сильных, закаленных в боях воинов, и вел их Свирепый Канг. Так что защитникам цитадели не на что было даже надеяться — как ожесточенно они бы ни сражались, их все-таки слишком мало.
Именно в этот момент Молот и ударил по скале.
Сражавшиеся на поле боя противники замерли. Их мечи так и остались высоко занесенными, а головы повернулись в ту сторону, откуда раздался ужасный шум и грохот. Земля задрожала и потемнело небо, когда страшная лавина скатилась с гор и завалила большую часть войска Джахангирии.
Рыцари и дикари стояли плечом к плечу, с ужасом и умлением глядя на горный хребет, который рушился у них на глазах. До них долетали жуткие крики увеченных и умирающих, настолько громкие и многократно усиленные эхом, что порой перекрывали грохот камней. Они сливались в один кошмарный хор агонирующей толпы, насчитывавшей не меньше четверти миллиона человек.
Сражавшиеся на равнине опустили мечи. Земля дрожала, горы рушились, а в небо поднимался огромный столб пыли, постепенно расплываясь в темное, заволакивавшее все небо облако. Но крики раздавались недолго, вскоре все стихло, и равнину окутала звенящая и зловещая тишина.
Бледный как полотно, Мингол схватил черно-золотое знамя и в безумном порыве высоко поднял его вверх Они все... все погибли! И самое ужасное то, что погиб верховный предводитель Джахангирии, Свирепый Канг, который мог бы вдохновить воинов на последний, отчаянный и решающий штурм крепости. Теперь он лежал где-то там под обломками скал вместе с большей частью своего войска, остатки которого, сражавшиеся на равнине, явно пали духом.
Такой леденящий душу страх Мингол испытывал впервые в жни. Подкрепления теперь ждать не приходилось. Все, что осталось от Орды, он видел перед собой — перепуганная, дезорганованная толпа, готовая разбежаться куда глаза глядят, лишь бы только больше не видеть ужасов разбушевавшейся стихии. Но и назад им теперь не вернуться. Дорога к Шам Нар Чану отрезана навсегда. Безумными, невидящими глазами смотрел Мингол на свои легионы и не знал, что пред принять. Неужели действительно Аздирим обладает такой великой, бесконечной и всесокрушающей властью?
И в это долгое мгновение, когда Мингол отчаянно пытался понять, что происходит, раздался дружный, перекрывающий грохот землетрясения победный клич защитников империи.
Окруженный со всех сторон черными воинами, Парамир вскинул меч, ярко сверкнувший в лунных лучах, прорезавших облака пыли. Поднялся и Чойс. Его необыкновенно длинный меч тут же пронзил одного дикарей, и битва возобновилась. И вновь над всей равниной разнесся древний имперский боевой клич:
— Занджан! Аздир! Занджан! Аздир! Занджан!
Граф продвигался вперед. Его меч — Защитник Королей вызывал панику в рядах врагов, которые или отступали, обращались в бегство, или просто замирали на месте, паралованные страхом. А Чойс без устали рубил дикарей, отбрасывая тела направо и налево.
За графом плечом к плечу шли воины долин и их доблестные товарищи, воины Дорионота. Могучим стальным клином они глубоко врезались в самую гущу растерянных и ошеломленных воинов Орды. С другого края равнины прокладывали себе кровавый путь меченосцы Гонд Амрахила и Кут Паладона. Они сразу же подхватили древний священный боевой клич и с новой силой бросились в гущу сечи. Воины империи забыли о своих ранах и нечеловеческой усталости, в их сердцах вспыхнула надежда. Хотя они истекали кровью и задыхались от усталости, откуда-то глубин своего существа они почерпнули новые силы.
А на высоких бастионах крепости в этот момент громко заиграл боевой рожок, чистые и пронзительные звуки которого стрелой пронзили гул, шум и грохот сражения. За первым рожком заиграл второй, потом третий, и звуки победной песни слились общим радостным криком защитников. Правда, никто сражавшихся на поле боя еще не знал, действительно ли блка победа, как возвестило пение рожков, или нет. Вдруг случилось что-то совсем непонятное — в тыл вражеского войска ударила какая-то невестная сила, бешено и стремительно продвигавшаяся навстречу защитникам. Черные воины заметались, поняв, что окружены. Они уже не нападали, а лишь защищались, отступая и в ужасе оглядываясь по сторонам. И только Чойс, ворвавшийся в самую гущу врагов, смог увидеть, кто же так неожиданно пришел к ним на помощь. Когда он увидел новых союзников, то сразу понял, что это действительно победа, и его радостный победный крик поверг в ужас врагов даже больше, чем острое лезвие его меча.
— Саргон пришел! Саргон-Лев, он с нами!
Граф еще не видел самого Саргона, но уже знал, что во всем мире не найдется другого воина, как этот внезапно явившийся с Островов варвар, готовый жнь положить во имя спасения того, что осталось от империи. А что, собственно, осталось — честь, доблесть, мужество и отчаянная храбрость тех, кто не побоялся выйти на последний смертный бой? Кроме того, граф увидел, что вместе с Героем-Львом на поле боя вышли и другие, отчаянные и свирепые воины — человек двести, не меньше — горцы Друнтагара, гнанники империи. Они стремительно ворвались в ряды дикарей, прорвали их и обратили в бегство кочевников, не ожидавших такого поворота событий. Горцы сражались отчаянно, забрасывая черных воинов камнями, рубя им головы каменными топорами и пронзая их тяжелыми копьями.
Черные воины не выдержали такого натиска и перестали сопротивляться, хотя по-прежнему числом превосходили противников. Они просто бежали куда глаза глядят, бросая раненых и спотыкаясь о тела павших сородичей. И тут Чойс увидел ослепительно сверкавший Молот, безжалостно пробивавший кровавую тропу сквозь вражеское войско. Неожиданно появившиеся союзники прорывались прямо к тому месту, где сражался не на жнь, а на смерть принц Парамир, окруженный со всех сторон озлобленными дикарями...
Именно Троенир, предводитель горцев, пришел на помощь Саргону и Аларе, когда обнаружил их лежащими без сознания на выступе скалы. С тех пор, как варвар с львиной гривой впервые появился в их краях, жители гор начали готовиться к войне. Из древних легенд они знали о том, что когда-нибудь встретят Льва-Героя с огромным Молотом и с того момента их жнь менится. Горцы верили, что только варвар с Островов, и никто другой, вырвет их тьмы забвения и вернет к былой славе, которой когда-то гордилась великая империя. Так говорили шаманы их клана, так думали и сами горцы, которые нутром почуяли запах войны и вышли каменных пещер, чтобы присоединиться к отчаянно сражавшимся защитникам цитадели. Привыкшие жить в горах, они без особого труда преодолели горный хребет и тут увидели воспетого в преданиях Льва-Саргона, лежавшего рядом с принцессой без сознания на шатающемся выступе скалы. Горцы спасли принцессу и ее спутника, подтащили к скале деревянные лестницы, в считанные мгновения взобрались на них и спустили на землю Саргона и Алару за несколько мгновений до того, как рухнула скала.
И вот теперь Саргон возглавил их небольшое войско. Его Молот непрерывно свистел в воздухе, расчищая дорогу, а следом катила волна горцев — они бились с такой невероятной животной силой и яростью, что буквально голыми руками отрывали конечности у вжащих врагов. С этой первобытной силой не могли справиться ни огромные каменные топоры черных воинов, ни их мощные булавы — рогатые шлемы вместе с мясом и костями превращались в кровавое месиво. В считанные мгновения тыл войска Джахангирии оказался вовлеченным в кровавую бойню и отрезан от передового отряда. Мингол хрипло выкрикивал приказы, но его воины не слышали их, продолжая отступать и разбиваться на разрозненные группы.
А с запада тем временем в ряды дикарей вонзились, подобно стреле, доблестные воины Гонд Амрахила и Кут Паладона. С юго-запада глубоко в гущу вражеского войска вклинились рыцари Дорионота во главе с Чойсом и воины долин, оказавшись совсем рядом с наблюдательным пунктом Мингола, где развевалось священное знамя Джахангирии. И в дополнение к ним с совершенно неожиданного направления — с севера — по дикарям ударили горцы Друнтагара под предводительством могучего Троенира и непобедимого Саргона. Зажатое с трех сторон войско Мингола сбилось в беспорядочную толпу, оказалось в ловушке. Каждая этих трех нападавших сил числом значительно уступала огромному войску джахангирцев, но одновременная атака с трех различных, расположенных далеко друг от друга точек оказалась для врагов смертельной.
И только Мингол, последний оставшийся в живых предводитель Орды, мог еще навести порядок и дисциплину в разрозненной, потерявшей боевой дух толпе, в которую превратились его легионы. Только его железный голос, тяжелая рука и огромная сила его авторитета могли удерживать черных воинов в строю и заставить отбить тройную атаку. Но прежде чем он успел набрать воздух в легкие, чтобы прокричать приказы, а командиры отрядов смогли повернуться в его сторону, в воздухе ослепительной загадочной вспышкой сверкнуло зеленое древко стрелы...
Оно вонзилось по самое оперение в горло Мингола!
Черты его жирного смуглого лица скривились в диком спазме ужаса и боли. Губы стали свинцово-серыми, глаза закатились, обнажив жутко сверкающие белки. Рот, обрамленный косматой бородой, открылся — то ли чтобы успеть отдать последний приказ, то ли чтобы обратиться с мольбой к своему дикому Богу. Но Мингол смог дать лишь предсмертный хрип, и река черной крови хлынула о рта, заливая закованную в панцирь грудь.
Окаменев, словно статуя, последний предводитель темной Орды рухнул со своего сангана на землю, к умлению и ужасу дикарей, столпившихся у холма, где все еще развевалось черно-золотое знамя.
И в этот миг Молот Саргона врезался в эту испуганную растерянную толпу. В считанные мгновения варвар оказался совсем блко от бывшего наблюдательного пункта Мингола. Он — единственный всех защитников цитадели — смог увидеть зеленую стрелу и понять, что все это значит.
Дикая, безумная радость захлестнула его волной. Белкин! Сюда пришел разбойник Белкин, предводитель лесных братьев, вместе со своими остроглазыми, одетыми в зеленые одежды товарищами. Они наконец решили вылезти своих джунглей, чтобы принять участие в Последней Битве у Стены Мира, и как раз поспели сюда в нужный момент, когда лишь считанные мгновения решали судьбу империи.
Полторы сотни бойцов, верхом на боевых санганах, обнажив мечи и держа наготове длинные луки, стремительно ворвались в самую гущу смятого вражеского войска с юго-востока!
В воздухе засверкала отливавшая серебром сталь, и обезумевшие от страха черные воины с дикими криками начали разбегаться в разные стороны, но острые беспощадные клинки лесных разбойников настигали их повсюду, превращая смуглые тела дикарей в груды костей и мяса. А потом стрелки Белкина натянули длинные луки, и в пыльном воздухе засвистели стрелы, кося обезумевшую толпу, которая когда-то была боевой Ордой. Ни одна стрел не пролетела мимо, каждая достигала своей цели. Косматые дикари падали один за другим. Вставали на дыбы санганы, раздирая черных воинов в клочья острыми когтями и добивая их мощными клювами. Вскоре там, где прошли люди Белкина, образовалась широкая красная тропа, а длинные тяжелые мечи лесных разбойников продолжали собирать кровавый урожай на пыльных равнинах Аркантира.
Зажатые в кольцо четырьмя крошечными армиями, оставшись без предводителя, убитого у них на глазах, и потеряв всякую надежду не только на какое-нибудь сопротивление, но даже на бегство, охваченные паникой черные воины превратились в обезумевшее вжащее стадо.
Сражение закончилось. Началась кровавая резня. Джахангирцы перестали отбиваться от нападавших воинов империи; они бросали оружие и падали на колени, закрывая го лову руками, или боролись друг с другом, чтобы протиснуться сквозь толпу и попытаться убежать от безжалостных стрел и мечей защитников цитадели.
Но убежать никому не удавалось. Началось беспощадное истребление черных воинов. Настоящее массовое убийство — суровые воины Последнего Легиона и те, кто присоединился к ним в последний час, понимали это, но знали, что должны, обязаны убивать. И они убивали, безжалостно и жестоко.
Воины долин, лучники Гонд Амрахила, рыцари Дорионота убивали и убивали, пока земля не покрылась красной липкой грязью. Воины Кут Паладона, бородатые горцы Друн Тагара, разбойники Белкина рубили мечами и пронзали стрелами врага, не зная усталости. Саргон, размахивая Молотом, проложил путь туда, где бился задыхающийся, шатающийся и едва не теряющий сознание Парамир. Некоторое время доблестный молодой принц и могучий варвар плечом к плечу продвигались вперед, навстречу графу Чойсу и его меченосцам. Встретившись, Саргон и Чойс пожали друг другу руки и перевели дух.
— Все-таки ты пришел, варвар! Я должен был знать, что такой человек, как ты, никогда не сбежит с поля боя. Неужели это твой Молот разрушил горы? Когда этот кровавый день закончится, если мы останемся живы, я напьюсь допьяна за твое здоровье, и ты мне все расскажешь,— с улыбкой прохрипел Чойс.
Саргон усмехнулся, но ответить не успел, ему пришлось обрушить Молот на голову дикаря, попытавшегося дотянуться до варвара мечом, и кровавая бойня возобновилась.
И вот наконец варвар достиг вершины холма, где когда-то находился командный пункт Мингола, сорвал черно-золотое знамя Орды и втоптал его в землю. Затем он повернулся в сторону Белкина, подскакавшего навстречу варвару, в разорванной зеленой куртке, залитой кровью, не столько собственной алой, сколько темной, почти черной, кровью врагов. Смеясь, Белкин поднял пыльное, но ликующее и торжествующее лицо и приветствовал Саргона, высоко вскинув меч.
— Привет, варвар! Ты оказался прав. Твои слова запали мне в душу и не позволили дальше прохлаждаться в лесах. Последняя Битва — дело чести каждого мужчины, будь он гнанник или подданный империи,— прокричал разбойник.
— С этого дня, командир, ты больше не гнанник, можешь мне поверить! — проревел с вершины холма Саргон и начал спускаться, чтобы поговорить с предводителем разбойников.
Ближе к вечеру побоище превратилось в охоту. Из цитадели Аркантира на свежих санганах выехали рыцари и присоединились к людям Белкина, гонявшимся за убегавшими дикарями. Они помчались по равнине, настигая и убивая группы беглецов, чудом уцелевших после страшной бойни. Некоторые дикари успели убежать достаточно далеко, однако и у них не оставалось никаких шансов спастись — их, пеших, легко догнали быстрые санганы, и беглецы разделяли ужасную участь своих сородичей. Если они не погибали от мечей всадников, то умирали в страшных муках, разодранные в клочья когтями и клыками коней-драконов, которым эта охота доставляла явное удовольствие. Хищные бестии привыкли охотиться в дикой местности, что лежала за южными склонами от Стены Мира.
Сражение закончилось победой защитников цитадели. Священная империя вопреки всем мрачным прогнозам оказалась спасена. Конечно, в этом помог святой Аздирим, но обычные смертные люди, сильные и смелые, горевшие желанием сражаться до последней капли крови, шли на верную смерть, выступая против бесчисленных полчищ врагов. Благодаря своему мужеству и стойкости, а также сплоченности и взаимовыручке они победили и спасли империю от гибели и разрушения.
Так и должно быть всегда, когда храбрые люди идут на войну, зная, что у них за спиной остались родные...
На землю тихо опускалась ночь. Закат превратил небо в яркий роскошный гобелен, сотканный золотых и красных вспышек огня. Последние защитники Аркантира устало покидали поле боя, входя в непобежденную цитадель через открытые ворота. Там их встречала исхудавшая и бледная, с глазами, полными слез, принцесса Алара, которая приветствовала и поздравляла с победой каждого, кто проезжал мимо нее.
Когда на небе засияли первые неяркие звезды, громко заиграли боевые рожки в честь тех воинов, что вышли живыми с поля боя, в память о тех, кто остался там лежать.
Победа, победа, победа! — пели рожки на освещенных звездами стенах выстоявшей цитадели Аркантира. Страница истории, связанная с Последней Битвой, закрылась.
Когда утренние, бледные луны осветили небо, цитадели Аркантира выехали всадники во главе с Чойсом и направились по дороге Королей к Халсадону. Впереди на некотором расстоянии ехали варвар Саргон и принцесса Алара с воинами Последнего Легиона. Во Внутренних Землях теперь царили мир и покой, и темные крылья опасности перестали витать над ними. И все же в цитадели остались Парамир с горсткой рыцарей.
Принц проводил уезжавших до двойных колонн, где все остановились и стали прощаться. Утро понемногу брало свое. Вершины гор засверкали яркой позолотой, а земля озарилась ровным бледно-золотым светом. Свежий ветер трепал широкий плащ Саргона, играл темно-красными перьями на шлеме Чойса и развевал длинные волосы Алары. Варвар наполнил легкие свежим воздухом и почувствовал необыкновенный прилив сил. Жнь снова била в нем через край. Эта земля была древней, сухой и растрескавшейся, но на пыльной равнине у ворот Аркантира в эти мгновения зародилось что-то новое. Новый дух, закалившийся в отчаянной схватке с несметны ми полчищами врагов, наполнил сердца защитников империи. Теперь, когда война окончилась, этому героическому духу надо было искать другое применение. Возможно, наши герои смогли бы возродить былое величие расшатанной ста рой империи и влить новую энергию в дряблые вены древнего колосса. А может быть, их порыв вскоре иссякнёт, не выдержав рутины обыденной жни. Время покажет. По крайней мере, оказалось, что у империи есть теперь надежные и сильные защитники.
— Мы пошлем за вами и вашими рыцарями, принц,— объявила Алара, когда Парамир наклонился, чтобы поцеловать ей руку.— Вы войдете в Главные ворота Халсадона, овеянные славой и почетом, Я не знаю, какие почести окажет вам мой дед, но что касается меня, я дарую вам печать Председателя Совета.
В темных глазах принцессы сверкнули слезы, но она гордо вскинула голову и улыбнулась Парамиру.
— Каждый, кто вышел на защиту империи в ее самый черный час сюда, к стенам Аркантира, будь он воин империи или лесной гнанник, горец племени Троенира или... — тут Алара с улыбкой посмотрела на Саргона, сживавшего поводья могучей рукой,— ...или варвар с Островов, отныне будет носить высокое звание Героя Аркантира. Я знаю, что это недостаточно большая награда, всего лишь громкое слово, но, возможно, со временем те, кто малодушно спрятался за стенами Халсадона, будут мучиться угрызениями совести оттого, что не пришли сюда, чтобы сражаться вместе с нами. Они станут испытывать жгучую зависть к тем, кто носит гордое звание аркантирца.
Молодой принц молча поклонился. Граф Чойс тоже слегка наклонил голову.
— Нам выпало лучшее, о чем только может мечтать настоящий воин — сражаться за родину. А теперь, моя госпожа, нам предстоит долгая дорога,— напомнил он. Алара кивнула.
Белкин закашлялся и слегка поморщился. На плече у не го кровоточил след от копья — рана небольшая, но причинявшая боль при каждом неосторожном движении.
— Осмелюсь сказать, что господин Верховный судья королевства явно сочтет, что гнаннику не подобает носить столь высокое звание, моя госпожа,— усмехнулся предводитель лесных братьев.— Не будет же он оказывать почести нам, гнанникам!
Принцесса улыбнулась и положила свою тонкую ладонь на крепкую загорелую руку лучника.
— Вы больше не гнанники, храбрый Белкин! Я не знаю, да и не хочу знать, в каких преступлениях обвинялись ты и твои доблестные товарищи,— по королевскому указу все вы получаете амнистию. Мы нуждаемся в сильных руках и мужественных сердцах, в надежных людях, способных взвалить на свои плечи нелегкую работу по возрождению империи. Мы не можем бросаться такими людьми, как вы,— уверенно объявила она.
Белкин вспыхнул и опустил взгляд. Пожалуй, впервые отчаянный лесной житель растерялся и не смог вымолвить ни слова. Он лишь взял нежную руку принцессы и приложил ее к своему лбу, немного неуклюже принося клятву верности.
— Алара права, командир,— пробурчал Саргон.— Помните, друзья мои, что Черные Орды еще не побеждены. Мы выиграли только одно сражение и разбили только одну Орду. Боюсь, через какое-то время нас ждут другие, не менее кровопролитные сражения. Остается только просить святого Аздирима, чтобы он послал нам удачу, когда в следующий раз мы встретимся лицом к лицу с врагом на поле боя.
— И Лев опять выйдет на бой,— тихо пронесла принцесса. — И Молот небес снова будет безжалостно крушить врагов империи. Если такие, как ты, будут служить империи, то она и в самом деле будет вечной.
Чойс заметил, каким нежным стало выражение лица Алары, когда она обменялась долгим взглядом с Саргоном. Суровый мужественный граф-воин с трудом подавил вздох. До прихода варвара во Внутренние Земли почти решенным считалось то, что наследница Священного Трона выйдет замуж за Чойса, самого достойного всех благородных людей, что еще остались в империи.
Чойс не был влюблен в Алару, он любил ее как может любить более мудрый и опытный человек свою принцессу, уважал в ней твердость характера и отдавая должное ее женственности. Да и девушка не испытывала к мужественному графу никаких пылких чувств, кроме дружеских — ее чувства больше напоминали любовь и уважение племянницы к дяде. Но при всем этом Чойс не был лишен амбиций и справедливо полагал, что вполне заслужил высшей награды, о которой другие и мечтать не смели, а именно Священный Трои. И вот теперь он понял, что Алара влюблена в могучего воина, явившегося невестно откуда, чтобы защитить ее королевство. Скорее всего, она сама еще не осознавала этого, поскольку была слишком молода.
Граф вздохнул, а затем гордо вскинул голову. Что, собственно, страшного в том, что принцесса выйдет замуж за сильнейшего и благороднейшего человека, тем более что сильная личность на троне окажется как раз кстати. Молча, в душе Чойс поздравил Саргона. Этот варвар вполне мог стать могучим и непобедимым королем.
Прозвучали последние слова прощания, Парамир взмахнул рукой, а всадники натянули поводья и, больше не оглядываясь назад, двинулись по старой дороге в сверкающий новый день.
| [X] |