Глеб Киреев

      Чужие-I: одиночка

     

      «Не то чтобы не стало ужаса, не продолжались убийства,

      Не то чтобы я подумала, что больше не будет Отчаяния, -

      Но некая прозрачность открыла мне некую

      Благословенную непохожесть, которая и была блаженством…»

      Дениз Левертов

     

      1

     

      «Вы, кто лезет сюда за романтикой и «смыслом жизни»,

      вы — наивные дегенераты. В этой черной чужой пустоте, где

      висят мириады звезд и крутится Бог знает сколько планет,

      ни черта романтического нет. Даже на самой отдаленной

      планете нет ничего, кроме шахт, роботов, полезного

      продукта и никому не нужных отвалов. И как выяснилось

      после многих лет освоения, главное — это не «жажда

      знаний», а звонкая монета.

      Много болванов искали себе место в подобных краях, но

      больше монеты, правда, очень неплохой, ничего не находили.

      Ах, любовь к знаниям! Ах, любовь к непознанному!

      Вперед, к неведомому миру! НЕТ, ЕСТЬ ЕЩЕ ТАКИЕ БОЛВАНЫ!!!

      И их ловят умные и ловкие вербовщики, как дуру-лягушку на

      подцепленный к крючку листик. Но когда речь идет о

      кармане… Кушать, понимаете ли, хочется вкусно, пить

      много, а тут еще девочки… И тогда уже совсем не важно,

      сколько парней свернуло себе шею. Цель! Великая, сияющая

      цель для каждого из тех, кто лезет в этот холодный

      звездный ад, манит и зовет. Благосостояние! Земля! И

      больше никогда и никуда! Эта цель оправдывает любые

      средства».

      (Сектор 137. Текст 14. Запись воспроизведена с

      бортового дисплея шлюпа категории «S». Автора и

      время выдачи информации установить не удалось.)

     

      «Транспортник — это тоже человек, и работа — как и

      тысячи других работ. Улетели — и баиньки до места

      назначения. Прилетели, месяц, как соленые зайцы, по

      двадцать часов в сутки повкалывали, — ну, разгрузиться,

      починиться, умыться, — вышли на орбиту, выставили

      автопилот отдуваться, — и снова баиньки, сил набираться,

      готовиться к новым подвигам. Но дома, конечно, отдыхаем».

      (Сектор 006. Текст 11. Запись произведена в

      баре «СМА», порт N_7, застава корпуса «СОЛО».

      Автор: офицер-навигатор, личный N_348 2765.)

     

      Громада в сто миллионов тонн мерно плыла в пространстве. Корабль спал. Странное чувство возникает, когда видишь эту картину. Кажется, что этот гигантский саркофаг несет смерть и бесконечный покой. Тишина. Она пугает больше всего. Но первое впечатление обманчиво. В каютах полумрак. Тиканье часов с механическими игрушками в виде трогательных и смешных куриц навевает мысли о далеком доме, где бьет ключом жизнь, не останавливаясь и не засыпая. Здесь живут люди. Настоящие.

      Бесшумно открылся люк. Свежий поток воздуха, словно вынырнувший из чащи соснового леса, прошелестел бумагами на столе и улетел в глубину кают и коридоров мести несуществующую пыль. Кресла, шлемофоны, навигационное оборудование — все дремлет и ждет своего часа.

      Щелчок.

      Сотни лампочек индикации рассыпались фейерверком по панелям ходовой рубки. Экран проснулся и стал изливать в пространство ровный зеленый свет. После недолгого раздумья дисплей высветил:

      «Nostroma — транспортный звездолет»

      «экипаж — 7 человек»

      «груз — 20.000.000 тонн минеральной руды»

      «курс — Земля»

      В лакированной поверхности шлемофона отражались цифры и диаграммы, плывущие по экрану.

      Щелчок.

      Каюта вновь погрузилась в тишину и полумрак. Будто ничего и не возмущало ее величественное спокойствие. Наверно, это случайно налетевшее компьютерное сновидение ошиблось адресом и пригрезилось не спящему, а мертвому. Просто беспризорный сон. Ведь техника тоже спит, раз у нее есть разум, пусть и механический.

      Свет появился внезапно. Как вспышка молнии. На спящем корабле это всегда выглядит как молния. Мертвое голубое свечение сна ушло. Обшивка стен и переборок приобрела приятный цвет кофе с молоком.

      Автоматические замки зашевелились, отпирая изломанную линию шлюза. Волна света и свежего воздуха покатилась дальше, оккупируя белоснежную залу. «Спальня» была невелика. Боксы анабиозных камер со стеклянными крышками располагались по кругу как лепестки удивительного цветка, пестиком которого была такая же белоснежная колонна жизнеобеспечения анабиозного комплекса.

      Свет рождал Жизнь. Колонна заиграла огнями, как рождественская елка, пневматика фыркнула, и цветок стал раскрываться. Прозрачные колпаки боксов поползли вверх, обнажая спящих пленников. Датчики выбросили последний импульс — ДОБРОЕ УТРО — в спящие тела и отключились.

      Сознание пробуждалось медленно, подобно тому как густой туман рассеивается с появлением утреннего тепла.

      Кейн поднял руку. Рука потянулась к лицу, ощупала лоб, легла на глаза, сошла по носу на щеку и подбородок. Прикосновение холодных пальцев быстро возвращало к реальности. Она вспыхнула ярким светом сквозь еще сомкнутые веки. Животное чувство существования поглотило все эмоции, оставив место лишь болезненному голоду и холоду разбуженной жизни.

      Рука двинулась по шее и груди, сметая на своем пути присоски датчиков и путаясь в эластичных проводах. Наверное, правильно придумали делать «спальню» белой: только что пробудившийся мозг с трудом перерабатывает поступившую информацию.

      Кейн сел. Стопы ощупали тепло пола, тело слушалось легко, но как-то лениво. Ребята тоже проснулись, задвигались. Паркер попытался заговорить и, как всегда, начал с непристойностей.

      Спина затекла, но ходить не мешала. Кейн натянул рубаху.

      На холодном после анабиоза теле она казалась просто горячей. Во рту было, как в Большом Каньоне в июльский полдень.

      Через четверть часа в кают-компании собрался весь экипаж. После такого сна аппетит у всех был зверский, да и пить хотелось страшно. Больше всех на еду налегал толстяк Паркер. Долгий сон явно истощил его силы. Он ел все подряд. Настроение у всех было бодрое, все с удовольствием поглощали пищу.

      Бретт хрустел кукурузными хлопьями, запивая их горячим кофе.

      — Ну что, как вы себя чувствуете? — Даллас явно был в хорошем расположении духа.

      — Холодно. Я замерзла как собака, — Ламберт нервно курила и грела руки о чашку с горячим молоком.

      — А ты горяченького внутрь залей, легче будет, — утешил ее Эш.

      — Да, это точно, — хмыкнул Паркер. — Может, погреешься чем-нибудь покрепче?

      Он протянул ей банку с пивом. Ламберт поморщилась:

      — Ты же знаешь, я не выношу это пойло.

      Толстяк расплылся в улыбке, на его черном как сажа лице вылезли два бильярдных шара глаз и частокол жемчужных зубов, перемалывающих хот-дог.

      — Не приставай к человеку! — Кейн выхватил банку из его руки. — У тебя что, никаких других проблем нет?

      Эш, ухмыляясь, покусывал фильтр сигареты.

      — А какие проблемы? — Паркер чуть не подавился. — Просто прежде чем мы вернемся, нам следует обсудить все ситуации, возникшие в этом полете.

      — Ты уже сам забыл, о чем говоришь, — вмешался в разговор капитан.

      — Ладно-ладно, — Паркер потянулся за новым бутербродом, — надеюсь, что скоро этот контракт закончится, и с ним у меня отпадут все проблемы.

      — Угу, — промычал Бретт, — я тоже надеюсь, что нового контракта с этой братией мы не подпишем. Или капитан так не считает?

      Даллас расплылся в улыбке:

      — Я привык ни с кем не портить отношений. По крайней мере, в рейсе. Здесь я уравновешен и лоялен.

      Он привычным жестом провел по усам и бородке.

      — Зачем искать проблемы там, где их нет?

      — Согласна, — кивнула в ответ Рипли.

      Ламберт затушила окурок и потянулась за очередной сигаретой.

      — Говорю как специалист, — назидательно изрек Эш, подмигнув Паркеру, — курить так много после продолжительного сна вредно, особенно для такой хрупкой очаровательной девушки.

      Ламберт уже готова была огрызнуться, но ее остановил звук вызова в ходовую рубку.

      — Ну, вот, — Даллас поднялся из-за стола, — меня вызывают.

      — Спасибо за кофе, — сказал Кейн, подымаясь и сбрасывая в мусоросборник банку из-под пива.

     

      2

     

      Хорошие ребята, но подустали. Много работали, много спали. Плохо, когда всего этого не в меру. Сейчас бы что-нибудь для души. Какое-нибудь небольшое, захватывающее ЧП, аврал часов эдак на двенадцать-шестнадцать. Пораскинули бы мозгами, проветрили запасные чердаки. А там и дом рядом. Пока обсудили, проанализировали, что случилось, были бы уже на базе. Почтенно, весело, хорошо. Стоп! Рейс хороший? Да. Заканчивается хорошо и тихо? Да. Вывод: нечего тешить капитанскую жажду славы. Еще и правда ЧП накличешь. Полета осталось на неделю с небольшим. И все. После карантина, конечно. Так что чем быстрее, тем лучше.

      Работали лишь периферийные блоки бортового компьютера; основной мозг еще не включился.

      Даллас открыл бронированный шкаф и извлек три дискеты центральных ключей оперативного контроля. Кассетоприемники бесшумно поглотили кварцевые диски, и мозг вышел из комы.

      Шлюзовой люк ухнул, и миниатюрная каюта с одним креслом вспыхнула сигнальными индикаторами. Даллас лениво плюхнулся в кресло и привычным жестом набрал комбинацию на клавиатуре. Дисплей залился приветственной трелью, и экран вспыхнул.

      — Доброе утро, «мама». Характеристики матрицы.

      Компьютер зашелся щебетом и выплеснул на экран:

      «Почему вы называете меня матерью?»

      «Никакого чувства юмора», — подумал Даллас.

      По экрану поползли ровные столбцы цифр и квадраты диаграмм. Капитан смотрел на дисплей и не верил своим глазам. Рука автоматически набрала код повтора информации — и вновь поползли те же данные.

      Ошибка в программе? Сбой в системе? Не похоже, да и маловероятно. Вмешательство извне?.. Полный бред…

     

      3

     

      — Ты очень интересный собеседник, Рипли, — сказал Эш и попытался изобразить смущение на лице.

      — Все мурлыкаете? — Паркер оперся на спинку кресла и дышал Эшу прямо на ухо. — Разрешите, офицер, это мое место.

      — Прошу… — Эш поморщился, но встал.

      Временами Паркер действительно раздражал. Его упитанная фигура в расстегнутом на груди комбинезоне и с голубой повязкой на широком плоском лбу появлялась всегда в самый неподходящий момент. Эта счастливая особенность великолепно сочеталась с поистине «ангельским» характером. Он либо ехидно шутил, препирался по пустякам и цеплялся к каждому слову, либо был мрачен и с вылезшими из орбит глазами угрюмо отстаивал свою точку зрения. Команда воспринимала его как печальную неизбежность. Единственным его другом был Бретт, хотя я никак не могла понять, как они сошлись и находили общий язык. Толстый негр и сухощавый ирландец были самой странной парой, какую я когда-либо встречала. Будь я центре БЕЗО, на один корабль я бы их не поставила. В противоположность Паркеру, Бретт находился всегда в состоянии загнанного кролика. Его сухощавое тело неестественно двигалось, и временами казалось, что сначала начинает шевелиться его одежда, и лишь потом, повинуясь ей, движется он сам. Единственным его увлечением, о котором мне было известно, была ретротехника. Ей он посвящал все свободное время, мог часами копаться в каком-нибудь хламе. Однако на посту он всегда был крайне собран и внимателен, практически не реагировал на разговоры, не касающиеся непосредственно работы. Большой козырек бейсболки, которую он вечно таскал на голове, наполовину скрывал его лицо. Я никак не могла рассмотреть цвет его глаз. Тонкий прямой нос и тонкие губы в сочетании с острой челюстью придавали ему вид серьезного, уверенного в себе человека. Он походил на сорок первого президента. Почему-то он ассоциировался у меня исключительно с президентом и с кроликом.

     

      4

     

      — У меня новость, — объявил Даллас, появляясь в каюте. — Пока мы спали, «мамочка» поработала с кем-то.

      — Поработала? — глаза Кейна широко раскрылись.

      — Да, шло самое настоящее общение, — продолжал капитан, поглаживая бороду. — «Мамочка» вела переговоры.

      — А что случилось-то? — глухо спросил Паркер.

      — Мы не вышли на место. Конечно, надо еще проверить.

      — Что это была за информация? — Рипли привстала в кресле.

      — Неизвестно.

      — А с кем был контакт? Это можно установить? — спросил Бретт; эта история нравилась ему все меньше и меньше.

      — Нет. Вся передача туда и обратно длилась двенадцать секунд. После чего была послана команда об изменении курса.

      — Бред какой-то… — Ламберт закурила.

      — Согласен. Основной терминал был отключен, ключи находились в сейфе. Следовательно, проход сигнала просто немыслим. А об изменении курса «мамочка» должна была доложить сразу же после пробуждения. Так что…

      — Но тогда в какой системе мы сейчас? — Рипли всматривалась в лицо Далласа.

      — Нужно выяснить. Я дал запрос «маме». Сейчас можно сказать одно — очень далеко от Солнца.

      — Это могли быть разумные существа!

      — Если только «мамуля» в порядке…

      — Пришельцы — здесь? — Кейн пожал плечами. — Сомневаюсь.

      — Ты что, Эш, соскучился по приключениям? У тебя все в порядке, и тебе явно не хочется домой? Тебе надо срочно выпить на брудершафт с инопланетянином?!

      — А вдруг они похожи на нас?

      — Разумеется, — Паркер с трудом сдерживал смех, — и они такие умные, и у них одна мечта — познакомиться с кем-нибудь; они прямо спят и видят, как мы их обнимаем и хлопаем по плечу!

      — Я согласен с Эшем, — кивнул Даллас.

      — У меня в контракте нет пункта, в котором сказано, чтобы я рвал задницу ради какого-то сигнала, посланного неизвестно кем и, что самое интересное, неизвестно с какой целью. Ты его даже проверить не можешь. Я — транспортник, а не ковбой из косморазведки.

      — А если это действительно шанс? — Рипли взяла Паркера за руку.

      — Да ну вас, — он отдернул руку, — лезете не в свое дело…

      — Ну что, проверим? — Даллас обвел взглядом присутствующих.

      — Надо посмотреть, — как бы нехотя согласился Кейн.

      — Ты еще у Джонси спроси, — привычно съехидничал Паркер; теперь, когда решение было принято, он смирился и расслабился. — Может, пойти поискать?

      — Ладно, — подытожил Даллас и, хлопнув ладонью по столу, скомандовал: — Кончай базар, по местам!

     

      5

     

      — Как система? — Даллас усиленно щелкал клавишами. — Отклонение от курса?

      — На полтора квадрата, — ответил сидящий рядом серьезный Кейн.

      — Тебе это о чем-нибудь говорит, Рипли?

      — Пока нет, но если дашь разметку…

      На экране поплыла точка, отслеживаемая радаром.

      — Есть планета!

      — Хм, только одна… — Ламберт нервно дергалась в кресле, но говорила медленно и спокойно, даже, пожалуй, чересчур спокойно. — Мы в другой системе.

      — Приехали, — Даллас откинулся на спинку кресла. — Эш, ты слышал?

      — Да, дело серьезное.

      — Рипли-и-и, мы в другой системе.

      — Спасибо, дорогая.

      На корабле чувствовалось оживление. Все соскучились по настоящей работе. Даже отклонение от курса было воспринято как хороший знак. В космосе, а тем более у дальнобойщиков, существовала примета: слишком хорошо — это тоже плохо. Так что подобная непредвиденная ситуация подтверждала, что жизнь, черт побери, все-таки продолжается.

      — Планета третьей величины, атмосфера для дыхания не пригодна.

      — Скорректируй курс. Зависнем на стационаре, а там разберемся.

      Даллас монотонно посылал импульсы радиовызова, но эфир молчал. Планета не проявляла никаких признаков жизни.

      — Дайте развертку излучения. Да, и определите координаты источника сигнала в момент «мамочкиных» шашней. Да, конечно, надо учесть, что корабль шел старым курсом, и выяснить его координаты.

      — Кэп, есть точка, — как-то не к месту обрадовалась Ламберт.

      — Корректировка на три градуса — и мы на месте, — сказала Рипли и сняла шлемофон.

      — Ну-ну, удачи вам, — Паркер развернул кресло и встал. — Если понадоблюсь, вызовете.

      — Сколько летаю — и всякий раз какая-нибудь лажа. И всякий раз, как нарочно, при возвращении. Просто слов не хватает. На этот раз точно — вернусь и больше никогда никаких гребаных контрактов! Черт! И подберется же команда из одних олухов, только и мечтающих где-нибудь на задворках свернуть себе шею. «Давай! Летим! Жизнь!» Хрена им, а не жизнь! Прямо на каждой сраной планете сидят разнообразные разумные, конечно, очень дружественно настроенные. А-а-а!.. — Паркер махнул рукой.

      Раздался щелчок, и голос «мамочки» проворковал:

      — Мистер Паркер, вас просят к капитану!

      — Я так и знал, — Паркер хлопнул себя по ляжкам. — Этот черт плевать хотел на мое мнение! И за это я его люблю. А тебя я люблю за то, — обратился он к рыжему коту Джонси, который щурил глаза, развалившись в кресле, — что ты, гнусный котишка, все понимаешь, но никогда ни с кем не споришь.

     

      6

     

      — Ну, что у нас?.. — Даллас опять был строгим и подтянутым. — «Мамочка», если все в норме, давай отчет с «полсотни».

      Экран вспыхнул: «Хорошо, кэп, начинаю».

      «Когда и у кого она успела нахвататься этой фамильярности?» — подумал Даллас.

      «Сейчас стартуем» — появилось на экране, после чего затолпились цифры десятых и сотых секунды.

      «9; 8; 7; 6; 5; 4; 3; 2; 1; 0!»

      — Ненавижу эти старты! — процедил Паркер сквозь зубы.

      Шесть сегментированных захватов отошли в проем переходной консоли.

      — Наш гроб на полпути в ад, — зловеще пошутил Кейн.

      — Ребята, можете расслабиться. Мы будем лететь еще двадцать четыре минуты, — облегченно вздохнула Рипли.

      — Кейн, старина, — Паркер вытер ладонью лоб, — еще пару таких шуточек, твою мать, и по возвращении на корабль я тебе настоящий гроб устрою, понял?..

      — Я нем как рыба, — огрызнулся Кейн и прикрыл рот ладонью.

     

      7

     

      Угловатая коробка челнока неслась к планете на всех шести плазменных двигателях. С каждой секундой гигантские очертания корабля уменьшались, поглощаемые бархатной темнотой. А в фиолетовом свете звезды проступал серый диск планеты.

      — Даю минутную готовность, — зашипел в наушниках голос Эша. — Контроль прекращаю, двигайтесь самостоятельно. Вы входите в атмосферу.

      — О'кей, — привычно откликнулся Даллас и пробежал пальцами по клавиатуре.

      Экран вспыхнул, выписывая траекторию движения шлюпки.

      — Десять секунд до входа в атмосферу. — Ламберт была на удивление собрана. — Полная готовность!

      — Интересный шарик, — Рипли задумчиво глядела на экран, — атмосфера как кисель.

      — Боюсь, что этот кисель — черничный, — язвительно подметил Паркер.

      — Почему черничный? Судя по анализу проницаемости, скорее… — Бретт, не поняв, собрался прочесть лекцию по оптике и метеорологии.

      Но Паркер, не обратив на него внимания, продолжил:

      — Ну вот я и боюсь, что после посадки у нас у всех будет приличный запор.

      — Ребята, вошли в атмосферу.

      Из боковой стенки приборного щита выполз планетарный штурвал.

      — Беру управление на себя.

      Челнок начало трясти, как в лихорадке.

      — Вот черт! — Паркер вцепился в подлокотники. — Ненавижу перегрузки!

      — Как у вас дела? — спросил Эш.

      Он был спокоен и, склонившись над экраном, наблюдал за мерцающей точкой, погружающейся в темноту плотной атмосферы планеты.

      — Пока жить можно, — Даллас криво улыбнулся. — Даю коррекцию. Выходим в соседний квадрат к предполагаемому источнику сигнала.

      — Мы движемся по очень странной траектории. До контакта с поверхностью тридцать шесть секунд. Все нормально, — отрапортовала Рипли.

      Челнок затрясло с невероятной силой, как будто корабль старался выбросить людей, находившихся в нем, чтобы облегчить свое падение. Казалось, что он дышит, как впавший в агонию зверь. Листы обшивки вибрировали, приборы и щиты управления бились в истерике, дергаясь из стороны в сторону и грозя вот-вот рассыпаться. Перегрузка наваливалась и душила, терзая экипаж, выворачивая наизнанку внутренности. Планета явно не была рада непрошенным гостям.

      — Включаю тормозную систему, — Даллас изо всей силы вдавил клавишу в рукоять штурвала. — Держитесь, ребята!

      Ухнули дюзы, голубое пламя рванулось наружу, остановив на мгновение челнок. Агония усилилась. Корабль дергался, как эпилептик.

      — Дьявольская дыра, — хрипел Паркер, — всю душу вытрясет!

      — До контакта десять секунд… девять…

      На экране вспыхнули зубья горных пиков, передаваемые через полевой сканер. Скалы толпились плотным частоколом, не давая возможности посадить челнок на более-менее ровную поверхность.

      — Малоприятная фифочка. Сейчас раскроим себе брюхо, как крокодил на колу, — рычал Кейн.

      — Нашла местечко! — весело закричала Ламберт.

      — До контакта четыре… три… две…

      Трехпалые стойки опор выпали из чрева шлюпки. Гул и грохот тормозных двигателей перекрывал голоса.

      — Включаю навигационные огни… Есть касание…

      Стальные пальцы врезались в грунт. Двигатели смолкли. Шлюпку встряхнуло, наклоняя на правый борт. Лязгнула обшивка, повело и разнесло на части корпуса силовых щитов. Воздух наполнился едким дымом и треском горящей проводки.

      Паркер и Бретт пулей вылетели из кресел, выхватывая на ходу огнетушители. Даллас, чертыхаясь, выключил питание. Освещение погасло; лишь мерцали индикаторы приборов, и слышалось шипение работающих огнетушителей. Система кондиционирования с трудом справлялась с задымленностью.

      — Ну, умница, нашла куда задницу усадить?! — не унимался Паркер, отшвыривая пустой баллон огнетушителя. — Тебе это место надо отбить за такую посадку!

      — Степень повреждения установить не могу. Нет индикации. Но компьютер жив. — Рипли барабанила по клавишам, вызывая Эша.

      Его голос доносился сквозь шум помех и звучал глухо:

      — Что у вас случилось?

      — Ерунда! Сели прямо на ежа голой задницей, — процедил сквозь зубы Даллас, освобождаясь от перегрузочных ремней.

      — Что? — голос Эша почти тонул в зыбком море помех.

      — У нас нет индикации. Посмотри, что у нас там.

      Из-за дверцы появился Паркер, держа в руке обгоревший кусок кабеля:

      — Мы круто застряли. Тут ремонта на сутки. Не меньше.

      — С твоими темпами можно и неделю провозиться!

      — Что же делать? — Ламберт принялась судорожно искать сигареты.

      — Ни черта. Работать. Теперь уж придется попотеть. Будет все время темно и тепло. У нас нарушена терморегуляция.

      — У вас проблема? — прорезался голос Эша. — По данным «мамочки», у вас есть восемь часов на ремонт.

      — А как сама планета? — осведомился Даллас.

      — Не из привлекательных милашек. — Шелест помех перекрывал голос. — Порода состоит из твердых кристаллов, и кругом полно тяжелых металлов. Странное место.

      — Какой идиот, кроме нас, сюда полезет? — задумчиво изрекал Бретт, ковыряясь в платах. Только мы, сумасшедшие герои…

      — Ладно. — Даллас встал. — Раз прилетели, пойдем посмотрим на эту экзотику. Эш проследит за нами. Со мной пойдут Кейн и Ламберт. Остальные, естественно, лечат малышку.

      — О'кей, кэп. — Паркер улыбнулся. Подвигов уже не требовалось, и к нему возвращалось хорошее расположение духа.

     

      8

     

      Шлюзовой отсек выдохнул воздух и разошелся в стороны. Земная атмосфера с шумом покинула шлюз, уступая место тягучему туману планеты.

      Даллас встал со скамьи и пошел к краю спускового лифта.

      — Как у вас дела? — в наушниках голос Эша трещал и свистел.

      — Пока все в норме, но пейзаж, как в аду, к тому же ветерок силой в хороший ураган.

      Скалы, окружавшие шлюпку, были погружены в фиолетовый полумрак. Через внешнюю связь было слышно зловещее завывание ветра, перемешивающего плотные и липкие облака серого тумана.

      Лифт взвизгнул лебедками, и стальная платформа понесла троих людей в это топкое серо-зеленое болото. Вокруг все рычало и хрипело, встречая незнакомцев.

      Моторы стихли. Кейн спрыгнул с платформы, погрузившись по щиколотку в мягкую пыль, и крикнул:

      — Видимость хреновая, кэп!

      Даллас тоже слез с платформы и огляделся.

      Коробка челнока почти целиком утонула в тумане, который вытекал из проемов между скалами и заливал корпус корабля. С трудом просматривались стойки опор, и мучило предчувствие, что вот-вот туман оживет желеобразным монстром и безвозвратно поглотит хрупкое создание человеческих рук. Но все оставалось по-прежнему, ничего не происходило, скалы стояли неподвижными часовыми, — и это успокаивало. Сигнальные огни слабо мерцали, пробиваясь сквозь туман. И вскоре люди настолько пришли в себя, что смогли практически не обращать внимания на пейзаж.

      — Пока ничего не произошло. Все в порядке. — Кейн поежился.

      — Если верить «мамочке», нужно идти на северо-запад, — Ламберт указала рукой в сторону трехзубой вершины, грызущей серую муть.

      — Тогда пошли, — скомандовал Даллас и запрыгал по камням.

      — Большие помехи, но картинка есть, — появился из пустоты голос Эша. — Вы под контролем, ребята. Как вы там?

      — Как в загробном мире, — снова замогильно пошутил Кейн.

      — Это не самое худшее.

      — Да, приходи в гости, и мы все посмеемся.

      — Не психуй, все под контролем… — и голос Эша снова съели помехи.

     

      9

     

      Рипли настраивала систему подачи кислорода в двигательный отсек. За поворотом коридора послышались шаги, и у клапана, фыркающего сжатым воздухом, появились Паркер и Бретт.

      — Послушай, детка, тебе не надоели выкрутасы нашего уважаемого Далласа? — Паркер вытирал руки сухим мылом. — По-моему, если я не стал еще законченным склеротиком, у меня в контракте нет записи о том, что я обязан ломать себе шею в системах, не указанных в путевом листе.

      Рипли повернулась к нему и пристально посмотрела в глаза:

      — Но ведь ты прекрасно знаешь, что говорится в другом документе — «Космическом кодексе»: «…все сигналы, получаемые кораблем, должны подвергаться тщательному анализу. При обнаружении вероятности 5,89% того, что сигналы посланы разумными существами, источник сигналов должен быть, по возможности, тщательно исследован…» Продолжать?

      — Я это знаю, учил. Но вот… шкурный вопрос… Очень я беспокоюсь о сохранности моей задницы. Или один-два идиота, отдавшие богу душу, ни в… ни во что не ставятся?!

      — Знаешь, что! — Рипли отшвырнула отвертку. — Если ты так настаиваешь, то я заявляю тебе как офицер безопасности: вам гарантировано, что вы вернетесь живыми. Это моя работа.

      — Ну, раз так… — Паркер закатил глаза. — У меня с души прямо упал большой кирпич!

      — А тебе этого мало?

      — Что ты! Даже много! Получить гарантии безопасности от такой очаровательной девушки всегда приятно. Но что будет, если ты вдруг, ай-ай-ай, погибнешь?

      — Тогда о вашей жалкой безопасности позаботится другой смелый человек.

      — А он тоже — ай-ай-ай…

      — Глупец.

      Рипли повернулась и быстро пошла в сторону грузовых отсеков.

      — «Куда вы, девушки, идете, совсем меня не замечая…» — затянул злорадно Паркер, хлопая Бретта по плечу, и восхищенно добавил: — Вот сучка! Конь с яйцами, а не баба! А насчет гарантий, хе-хе…

      Паркер прикрутил кран с кислородом — струйка живительной смеси, пробивавшаяся сквозь клапан, иссякла — и язвительно добавил:

      — Их мне может дать только Господь Бог.

      — Угу, — поддержал его Бретт, — или страховой полис. — Жизнь — она как этот кран: то он открыт и живи-наслаждайся, а потом — легкое движение чьей-то руки, — и, будь добр, сдохни быстро и без возражений.

      — А насчет полиса, так это ты врешь, брат. Я не страхуюсь на полет. — Паркер открыл вентиль, и коридор наполнился шумом вырывающегося кислорода.

      — Пойдем промочим горло. Жарковато.

     

      — Здесь усиление поля, — Ламберт указал на индикаторы прибора.

      — Обходить скалу очень долго, — прикинул Даллас, глядя на окутанный туманом край скалы.

      Ветер усиливался, туман отрывался рыхлыми клочьями и словно огромные вязкие шары летел прочь. Порывы ветра срывали с уступов песок и мелкие камни, которые падали на идущих колючим дождем. Этот твердый дождь колотил по скафандрам, затрудняя и без того нелегкое продвижение вперед.

      — Попробуем пройти через эту пещеру. Так, по-видимому, будет безопасней. Иначе через четверть мили мы будем лежать, избитые камнепадом и обессиленные.

     

      10

     

      — Вы что, в прятки играете? — Голос Эша вновь пробудился через помехи эфира. — Вы вышли из-под контроля системы. Что у вас?

      — Сам смотри. Здесь был мощный экран. Мы попали в каменный дождь.

      Пещера закончилась, и внезапно перед ними открылось песчаное плато, усеянное обломками скал. Туман здесь был редкий и с каким-то голубоватым отливом. И посреди этого мрачного безмолвного великолепия лежал огромный подковообразный корабль. Пепельная обшивка, состоящая из тысячи прямоугольных сочленений, как чешуя неведомого чудовища мерцала в фиолетовом свете звезды.

      — Что это? — вдруг зазвенел голос Эша. — Такого я никогда не видел! Подобных кораблей никогда не делали на Земле.

      — Рогалик какой-то с крыльями, — попытался объяснить увиденное Ламберт.

      — Хорош рогалик! Миллиона на три потянет.

      — Будьте осторожны. Возле этой штуки усилились помехи. Вас почти не видно. Этот гигант, может быть, еще жив.

     

      11

     

      — Эш, как дела у ребят? Их почти не слышно.

      — Они нашли кое-что. Рипли, дорогая, как чинитесь?

      — Well. Успеем. Парни подключили меня к «маме», но только на графическом уровне.

      — Отлично!

      — Эш, я еще раз дала запрос на расшифровку этого диалога. Он никак не идет у меня из головы.

      — Ну и как, неужели что-нибудь…

      Помехи.

      — Мне кажется… я еще не уверена… но этот сигнал скорее напоминает предупреждение об опасности.

      — Что? О какой еще опасности? Тебя плохо слышно!

      — Да. Сигнал можно классифицировать как формулу стандартного предупреждения об опасности.

      — Ерунда! Ведь все нормально.

     

      12

     

      Вход находился на внутренней стороне подковы. Два ноздреобразных отверстия зияли огромными подвалами.

      — Неплохая дверца. Здесь фунтов сорок, — оценил Даллас, запрокинув голову. Он пытался разглядеть скрытый в тумане верх шлюза.

      — Ребята, здесь открыто! — Кейн взобрался на валун, подбираясь к огромному тоннелю. — Там вдали есть свет.

      — Может, еще кто-нибудь уцелел?..

      — Может… Но надо быть очень осторожными. Лучше держать оружие наготове.

     

      13

     

      Три силуэта приблизились к ноздрям входа, и изображение исчезло. Эш усилил мощность сигнала. Еще… Но тщетно. Обшивка чужого корабля полностью экранировала любые волны. На центральном экране «мамочки» высветилась крупно набранная фраза: «Прохождение сигнала невозможно».

     

      14

     

      Тоннель был неправильной, почти круглой, формы. Пол, стены, потолок состояли из сегментных блоков различной длины и высоты. Места стыков были покрыты черным как уголь веществом, которое напоминало пустотный наполнитель термозащиты. Все вокруг пропиталось влагой. Ощущение было сродни ощущению пребывания в облаке.

      Ламберт тронула стену, и пара тягучих капель осела на ее перчатке.

      — Все это крайне странно… Кажется, это не вода…

      — Это чужой корабль, Даллас, совсем чужой!

      — Да, на наши традиционные корабли это слабо похоже.

      Свет прожекторов скафандра с трудом вырывал из липкой пустоты участки тоннеля. Еще шагов тридцать — и они оказались в тупике.

      — Черт побери! — Кейн ощупывал стену руками, пытаясь найти лазейку. — Ага, вот!

      Луч света выхватил черную пустоту над головой и растворился в ней. Кейн подтянулся на руках, вцепившись в скользкие складки стены.

      — Сюда!

      Даллас и Ламберт тоже взобрались на гигантскую ступеньку и, пройдя по следующему коридору за Кейном, выбрались в огромный зал.

      Увиденное потрясало своими размерами и нечеловеческой грандиозностью. Исполинское помещение было освещено слабым желтым светом, льющимся прямо из стен и потолка. Как и входной тоннель, оно состояло из непонятных сочленений блоков стального цвета. Лучи галогенов отражались в мириадах капель влаги, осевших на них. Посредине этого мрачного великолепия возвышалось странное сооружение, похожее на гигантский башмак с сильно загнутым кверху носком. Наверху красовалось аляповато посаженное членистое голенище громадного сапога, наклоненное набок.

      — Что это может быть? — Ламберт подошла поближе к матово-черной громаде.

      — Похоже на огромное оружие, — оценил Даллас, всматриваясь в витиеватые сочленения неизвестной конструкции.

      — Боже! — Ламберт вскрикнула и отпрянула в сторону.

      Луч прожектора вырвал из желтоватого полумрака, напоенного тягучей влагой, восковую фигуру существа, полулежащего на черном искрящемся кресле.

      — Инопланетянин, — выдохнул Кейн. От неожиданности у него захватило дыхание.

      — Видно, он провел здесь много времени. От него остался практически один скелет, — спокойно заметил Даллас. Он поднялся по отходящим от кресла выступам к самой мумии.

      Продолговатые кости были покрыты коричневым налетом разлагающихся тканей. Трехпалые конечности, вытянутые вдоль тела, лежали на подлокотниках кресла. Плоская лобная часть черепа резко переходила в ротовую щель, носовые ходы отсутствовали. Глазные впадины находились по бокам; сами яблоки глаз не высохли, а по-прежнему смотрели в пространство ничего уже не выражающими красными зрачками. Казалось, что это величественное и ужасное существо крепко спит. И лишь огромная дыра в центре груди не допускала подобного утверждения.

      — Он куда-то смотрит? — поморщившись, спросила, Ламберт.

      — Нет, гляди, — Даллас указал на дыру в груди существа.

      — Похоже, что его просто пристрелили из какого-нибудь такого же орудия. — Кейн потрогал развороченные края дыры.

      — Нет, такое впечатление, что его со страшной силой разорвало изнутри…

      — Давай уходить отсюда, — вдруг завизжала Ламберт. Ей было явно не по себе в этом огромном космическом склепе.

      — Не хотел бы я встретиться с этой куколкой в узком коридоре и нечаянно наступить ей на ногу.

      — Нет, ты лучше погляди, какая отличная пушка! Из нее всего пару залпов по «Ностромо» — и от нас ничего не останется!

      — Докаркаешься!.. Нет, хорошо все-таки прилетать вовремя…

      — Ладно. Пойду посмотрю, что там дальше, — Кейн спрыгнул с угловой консоли и медленно пошел вглубь зала.

      Желтоватый полумрак поглотил его, и лишь узкий свет прожектора на скафандре давал возможность не потерять его из виду.

      — Ты видел что-нибудь подобное раньше? — Даллас взял Ламберт за руку.

      — Только не говори, что ты каждый день ужинаешь с подобными тварями. Очень курить хочется.

      — Когда я был на стажировке, после второй ступени… Ну так вот, там для студентов есть игра «Путешествие внутри себя». Это что-то вроде занимательной анатомии.

      — И что ты этим хочешь сказать?

      — Уж больно этот корабль напоминает желудок. Я никак не могу отделаться от ощущения, что нас съели и мы внутри какого-то организма.

      — Мне наплевать, — заорала Ламберт, дергаясь как марионетка, — что это! Лишь бы эти органы нас не переварили… И вообще, хватит меня пугать!..

      Звонкий голос Кейна подействовал отрезвляюще:

      — Ребята! Сюда! Идите ко мне! Скорее ко мне!

      Луч его прожектора маячил шагах в тридцати левее огромной пушки.

      — Что ты там нашел?

      — Идите и сами взгляните на это.

      Кейн стоял у квадратного отверстия, уходившего в пол. Провал зиял черной пастью, готовой, казалось, наброситься на стоящих возле него людей и сожрать их с жадностью голодного монстра. Даже луч галогенного прожектора не мог нащупать дна этой бездны.

      — Я попробую спуститься, — сказал Кейн. — Только нужна лебедка. Края совершенно гладкие, и все в этой отвратительной слизи.

      — Хорошо, — Даллас кивнул. — Ламберт на подстраховке. Смотри за тросом. Только, Кейн, будь крайне осторожен.

      — О'кей, кэп, не беспокойтесь.

      Он улыбнулся и подмигнул Ламберт, которая стояла рядом с каменным выражением лица.

     

      15

     

      Эш сидел на подлокотнике кресла и всматривался в мерцающий экран, на котором виднелся корпус корабля пришельцев. В нем сейчас были живые люди. Последний диалог с Рипли выбил его из равновесия.

      «Девчонка явно слишком настырная. Постоянно лезет не в свое дело».

      По лбу Эша прошла волна судороги.

      «Сейчас главное — тянуть время. Еще час — и все будет кончено. Они вернутся на корабль…»

     

      16

     

      Кейн защелкнул карабин на поясе:

      — В порядке. Даллас! Опускай!

      Лебедка с шуршанием разматывала трос, и Кейн начал медленно исчезать во тьме провала.

      — Ты видишь что-нибудь?

      В глубине колодца суетливо бегал луч фонаря Кейна.

      — Пока нет. Здесь все стены покрыты слизью. Не за что ухватиться. Мерзость какая-то.

      — Не молчи.

      Даллас склонился над черным квадратом и наблюдал за спуском. Прошло еще несколько минут, и свет прожектора Кейна почти растворился в темноте проема. Его голос монотонно описывал стены колодца. И вдруг:

      — Стоп! Теперь я вижу. Пещера. Нет! Несколько пещер! Матерь Божья… Это похоже на пещеру в тропиках, но размеры…

      Кейн спускался по полукруглой, ребристой, как стиральная доска, стене зала, размеры которого пугали и одновременно восхищали. Даже самая смелая фантазия земного архитектора не смогла бы создать подобное сооружение.

      — Похоже на огромный коридор. Даллас, ты любишь хоккей?

      — Люблю. Ты в порядке?

      — Да. Помнишь манеж в Лос-Анджелесе? Так вот, это совсем не похоже и в несколько раз больше!

      Зал разделялся на секции, каждая размером с поле для игры в регби. Голубой туман окутывал пол, не давая возможности рассмотреть дно. Нависающие складки аркады светились тем же желтоватым светом, что и стены верхнего этажа. Вдали виднелась огромная светящаяся впадина. Это, по-видимому, было либо продолжение исполинского коридора, либо переход в следующий зал.

      — Не молчи! Что там у тебя? — задребезжал в наушниках голос Далласа.

      — Все в порядке, кэп, продолжаю спуск. Еще метра три — и стоп. Я немного прогуляюсь, осмотрю достопримечательности.

      Кейн коснулся пола и оказался погруженным по колено в голубой туман на перемычке между секциями. Перемычка была узкой, но по ней вполне можно было идти, осматривая зал. Под тонким слоем голубого тумана шевелились желтые клубы пара, исходившие из яйцеподобных предметов.

      — Даллас, здесь тысячи каких-то яиц. Странное зрелище. Похоже на какой-то космический инкубатор.

      — Они что — живые? Ради Бога, будь осторожен. — Голос Ламберт дрожал и срывался.

      — Все в порядке, детка. Посмотреть бы на наседку. Кэп, продолжаю визуальный осмотр.

      Пауза.

      — Продвижение затруднено. Весь пол в чертовой слизи..

      — Возьми пробу этого дерьма.

      — Есть, кэп.

      Кейн достал микроконтейнер, набрал код забора пробы и опустился на колено. Раздался свист, и в щель нырнула маленькая струйка вязкой субстанции. Рука прошла сквозь тонкий слой голубого сияния и на перчатке с шипением начали исчезать комочки грязи и слизи.

      — Черт… Кэп, знаешь, а сразу и не скажешь, что они настолько чистоплотны…

      — Ты это о чем? Мне спуститься к тебе?

      — Как хочешь. Здесь все хозяйство накрыто рассеянным лазером. Хитрые ребята. Стерильно, как в операционной. Наверное, и вправду дети.

      Кейн включил фонарь на полную мощность, пытаясь разглядеть содержимое ниш. Ботинок, увязший в слизи, пополз, ранец за спиной тоже отнюдь не придавал устойчивости — и Кейн кубарем скатился в желтоватый туман.

      — Мать!

      — Что с тобой?

      Голос Далласа звучал приглушенно. Очевидно, защитный экран создавал помехи.

      — Ничего. Просто поскользнулся.

      Кейн поднялся, утопая в мягкой искристой пыли инкубатора-аквариума.

      — А здесь все-таки не шибко чисто.

      Странные предметы окружали его. Напоминающие пещерные сталагмиты с обрубленными вершинами, они громоздились один возле другого, образуя тем не менее правильные ряды. Взяв фонарь, Кейн приблизился к одному из них. В ярком свете лампы можно было разглядеть оболочку, под которой что-то пульсировало и переливалось оранжевыми и желтыми бликами. Теперь было видно, что «это» состоит из множества чешуек, схожих со змеиной кожей.

      — Какие странные… По-моему, там внутри есть жизнь. Кажется, они дышат… Будь крайне осторожен!

      — Все нормально. Не беспокойтесь.

      Он провел рукой над верхушкой яйца — и четырехлепестковый зев, лоснящийся алой, мерцающей в рассеянном свете влагой, вздрогнул. Кейн отдернул руку и направил фонарь на основание яйца. По позвоночнику пробежал липкий озноб: под чешуей оболочки отчетливо просматривалось медузоподобное существо. Оно играло веерами розовой ткани.

      — Боже! Оно действительно живое. Это настоящая органическая жизнь!

      От основания кокона прошла волной судорога, и четырехстворчатый венчик покрылся белесоватой слизью. Словно лепестки цветка, раскрылись мясистые створки купола, обнажая розовую шарообразную оболочку с белыми прожилками. Смотреть на это было тяжело и страшно. Пот заливал глаза. Шар пульсировал, словно передавая биение невидимого сердца.

      — Кейн! Почему ты молчишь? Мы спускаемся!

      Голос Ламберт с трудом пробивался в затуманенное сознание. Зрелище настолько захватило человека, что забыв об осторожности, он приблизил лицо к загадочному цветку. Мгновение — и своды пещеры огласились непонятным верещащим звуком и чавканьем. Что-то вырвалось наружу как чертик из табакерки, и человек отлетел к стене, хватаясь за шлем. Мгновение — и вновь тишина затопила просторы зала…

     

      17

     

      Ветер налетел сверху, обрушивая на идущих град песка и камней. Ноги увязали в песке по голень. Идти даже налегке было практически невозможно. А еще нести тело… Даже отключив внешние микрофоны и оказавшись в звенящей тишине скафандра, с трудом собираешься с мыслями. Шум собственного дыхания и грохот сердца, готового вот-вот вырваться из груди, пугали еще больше, чем окружающая действительность. За все время пути Даллас не проронил ни слова. Он просто шел, и это приводило меня в ужас. Мне казалось, что я слышу скрежет его зубов. Это поистине ад. Проклятая планета. Бедняга Кейн!.. Наверное, это была истерика. Но мысль о том, что Кейн не выживет, была нестерпима. Страх парализовал меня. Только бы он выжил! Нет сил! Руки уже не держат!.. И этот пот, заливающий глаза и приклеивающий комбинезон к телу, брр… Боже, помоги мне! Боже, если ты есть, спаси Кейна и помоги мне! Если только ты… Помоги мне! Проклятье! До чего же хочется курить! Где же этот чертов челнок?! Сколько можно идти в этом фиолетовом ревущем кошмаре?! Сколько? Сколько? Сколько?..

      — Ламберт, девочка, ты в порядке? — голос Далласа вернул меня к реальности. — Мы на месте. Осторожно. Положим его прямо на платформу, не урони.

      — Да, сэр. — Я была безмерно рада вдруг возникшему из тумана челноку и благодарна спасшему меня от навязчивого бреда Далласу…

     

      Экран вспыхнул. Лицо Эша было спокойно и не выражало волнения.

      — Ты где, крошка?

      — Я на своем месте. У нас все в порядке.

      Рипли убрала ногу с приборной панели и придвинулась к пульту.

      — Не спи, милая, ты слишком расслабляешься. Они возвращаются.

     

      18

     

      Даллас втянул тело Кейна в шлюз и закрыл внешний люк. Ламберт бессильно привалилась к стене рядом.

      — Уже все. Мы дома. Рипли, у нас проблема с Кейном.

      Загудели насосы, выкачивая из переходного шлюза воздух чужой планеты, чавкнули форсунки, из щелей потек дезинфицирующий газ. Ламберт поднялась. Ее шатало. Казалось, что она спит на ходу.

      — Открывай дверь, Рипли, пусть они войдут, — сказал Эш.

      Его лицо на экране было по-прежнему спокойно.

      Розовая сетка лазерной очистки завершила туалет. Вдруг индикаторы на переборке замигали всеми цветами радуги. Экран высветил: «Осторожно! Чужая форма жизни!»

      Рипли включила камеру в шлюзе. Даже через искривляющее стекло шлема было видно, что Даллас измотан.

      — Что с Кейном? Даллас, что с ним произошло?

      — Впусти их, — вмешался в разговор Эш.

      Рипли отключила видеоканал «Ностромо».

      — Что у вас? Ты меня слышишь?

      — Да. На Кейна прыгнуло какое-то странное существо. Там, на корабле. Но он еще жив.

      — А снять его?..

      — Невозможно. Оно в его скафандре. Прямо на лице. Открывай.

      — Подождите! Вы что, действительно притащили на корабль чужеземное существо?

      — А что же нам было делать? Открывай скорее! Мы обязаны его спасти!

      — Нет! Я не имею права пускать на корабль чуждую форму жизни!

      — Ты что, собираешься держать нас здесь, изучая, как пауков в банке?! Ведь Кейн может погибнуть! Сейчас каждая минута на счету!

      — Успокойся, Даллас! Я ничего не могу сделать. Я только соблюдаю инструкцию о космических исследованиях. Ты сам знаешь, как это опасно.

      — Но мы не можем торчать здесь, Рипли! Мне осточертел этот скафандр! Впусти нас сейчас же!

      — Да поймите вы! Эти правила придумала не я! Но мы все обязаны их соблюдать, если хотим добраться до дома! Или вы думаете, что у меня нет сердца?! Это существо не может попасть на борт до тех пор, пока я не буду уверена в его безопасности. Это моя работа!

      — Сука! Ты что, нас здесь сгноить хочешь?

      — Даллас! Успокой ее сейчас же! Сейчас не время для истерик!

      — Так ты все-таки решила до возвращения держать нас на карантине?

      — Я офицер безопасности и должна это сделать.

      Даллас всматривался в черный глазок камеры. Эмоции и противоречия разрывали его. С одной стороны, рядом рыдала Ламберт и лежало неподвижное тело Кейна, а с другой — высились бастионы инструкций и капитанских обязанностей.

     

      19

     

      Пара плат аккуратно легла в ячейку. Бретт держал щупы тестера на клеммах:

      — Проверь питание.

      — Даю, — Паркер соединил разъем.

      — Норма. — Бретт закрыл крышку панели и стал завинчивать болты. — Ну все, еще минут десять — и мы сможем покинуть это проклятое место.

      — Скорей бы, — сказал Паркер и отправил в рот жевательную резинку. — Лучше быстрей рвать отсюда когти. Я нутром чую дерьмо. А мое нутро меня ни разу не подводило. Лучше уж отбросить копыта на орбите, чем в этой гребаной дыре. В космосе я чувствую себя куда увереннее, чем на твердой почве, если, конечно, это не Земля.

      — До нее еще ползти и ползти.

      — Доползем. Ребята вернутся и…

      — Дай Бог… — Бретт произносил эти слова, а сам думал о другом. Странное чувство тревоги сидело внутри него: оно то затихало, будучи пересилено явью сознания, то рвалось наружу, больно давя на диафрагму, словно он получил прямой удар в солнечное сплетение.

     

      20

     

      — Черт! Черт! — лицо чертыхавшегося дергалось.

      Эш перебирал комбинации выхода на дисплей Рипли, но «мама» лишь постоянно отвечала: «Видеовход заблокирован. Графический вход свободен». Он слышал все переговоры, но вмешаться не мог, и это его просто бесило.

      «Чертова девчонка, она все погубит! Это уникальный шанс. Такой шанс! Лезет со своими идиотскими инструкциями. Ей бы сейчас рыдать над умирающим, — так нет же, читает выдержки из правил и обязанностей первопроходцев. Черт!..»

      Он вновь набрал на клавиатуре код доступа, «мамочка» зачирикала, и по экрану заструились строчки:

      «Доступ разрешен:

      1. Станционное оборудование;

      2. Энергосистема;

      3. Навигационная система;

      4. Система шлюзования:

      а) внешняя;

      б) внутренняя»…

      — Есть! — взревел Эш. — У тебя нет шансов, крошка!

      По тонким бледно-розовым губам пробежала судорога улыбки:

      — Они — мои, Рипли, и только мои!

      Трель компьютера превратилась в равномерное кудахтанье.

      — Четвертый пункт — на матрицу! — гаркнул Эш.

     

      21

     

      — Даллас, Ламберт! Я отвечаю не только за ваши жизни, — есть еще Паркер, Бретт…

      Замки чавкнули, и створки люка разошлись в стороны. Дисплей выплюнул: «Шлюзование завершено». Рипли лихорадочно забарабанила по клавишам, включая видеосвязь с «Ностромо». Волна гнева захлестнула ее, и голос Далласа звучал как во сне:

      — Я рад за тебя, крошка. Спасибо тебе, что вовремя одумалась! Готовь медицинский бокс!

      Лицо Эша было по-прежнему спокойным. Он щурился, подпирая ладонью подбородок:

      — Здесь безопасность кончается, Рипли. Что произошло, то произошло. Начинается голая наука. И это, между прочим, мой долг и моя работа. Так что, дорогая…

      — Черт!.. — она стукнула кулаком по экрану. — Сукин ты сын!

      — Твои эмоции — это твои эмоции, а пока обязанности капитана здесь временно выполняю я. И прошу готовиться к старту. По данным «мамы», у вас все готово. Через три четверти часа я вас возвращаю.

      Объяснить такое поведение Эша Рипли не могла. Эта бесцеремонность и наплевательство на законы и устав, тем более со стороны офицера по науке, никак не укладывались у нее в голове. Четкость действий и безапелляционность решений создавали впечатление, что он действовал по заранее продуманному плану. Но это полный бред! Рипли пыталась прийти в себя после вспышки. О последствиях страшно было даже подумать, но думать было необходимо… Слишком мало информации…

      — Получасовая готовность к старту!

      Рипли, казалось, совсем успокоилась и четко ответила:

      — Даю отсчет!

      В рубке появился Даллас. Вид у него был усталый, под глазами — синие мешки, щеки запали, подбородок и нос заострились. Рипли поразилась, насколько эта прогулка измотала всегда такого выносливого капитана.

      — Я оставил Кейна в изоляторе. За ним наблюдает Ламберт.

      — Хорошо, — кивнула Рипли. — Эш уже готовит все необходимое на корабле. Ты плохо выглядишь.

      — Надо постараться его спасти. Понимаешь, я хочу дать ему шанс.

     

      22

     

      Рейдер вспыхнул оранжевым факелом правого борта и притормозил. Фиолетовая звезда холодно и как-то простуженно-тускло освещала оспины и шрамы на обгоревшем теле корабля. На фоне фиолетового диска проступила точка.

      — Я, N_73011, вышел к планете LB-426. Жду приказа, — отрапортовал смуглый офицер, всматриваясь в экран.

      С каждой секундой точка росла.

      — Приказ N_24KL7 по системе планеты LB-426, — заговорил компьютер приятным мужским голосом, — по достижении углового размера 10 и дальности 4, открыть огонь на поражение.

      Точка росла, превращаясь в подковообразный корабль.

      Наконец картинка замерла.

      Рука перебросила пульт дистанционного управления на журнальный столик.

      Человек поднялся с кресла и ткнул в силуэт корабля концом еще не распечатанной дорогой сигары:

      — Кроме этого пустого хлама, у вас есть еще что-нибудь стоящее?

      — Есть перехват их радиограммы.

      — Она расшифрована? — На этот раз говоривший был явно заинтересован.

      — Приблизительно. Мы можем ознакомить вас с текстом.

      Человек кивнул.

      — Что еще?

      Зашуршала обертка, лязгнули сигарные ножницы, пламя вспыхнуло и погасло. Терпкий тягучий дым пополз по залу.

      — Мы не получали инструкций, — сказал другой человек, в строгом двубортном костюме.

      — Ну-ну, — пухлая рука опустилась на его плечо, — я знаю. Надо иметь свою голову. Вас держат здесь не только для выполнения приказов, но и для выполнения того, чего не приказывали. Шевелите же тем, что у вас есть в голове, хоть иногда самостоятельно.

      — Мы предприняли рейд… В отчете все указано.

      — Все знаю, — проговорили пухлые губы и выпустили толстое кольцо дыма. — Послушайте, вы ведь уже немолоды…

      Глаза собеседника вспыхнули желтизной, по морщинистому лбу пробежала судорога, и губы зашевелились в еле заметной улыбке.

      — Я всегда выполнял порученные мне задания и никогда не лез в чужие дела. Правда, в отношении отдыха на помойке я не успел подумать.

      — Это, конечно, похвально, — пухлая рука скользнула во внутренний карман, извлекая платок, и, промокнув им мясистый, гладко выбритый затылок, вернула на место, — но на этот раз придется поработать головой. Помойки я не обещаю, но закончить последние дни в ассенизаторной вы можете. Мне нужны образцы! Понятно?

      — Сколько времени в моем распоряжении?

      — Нисколько. Чем скорее, тем лучше. Но чтобы ни-ни… — пухлый указательный палец прижался к губам.

      — Я понял, сэр.

      — Посредников не надо! Об этом знаем только вы и я. И помните, что у меня есть выход на любой борт. Так что для вас в этом отношении ограничений нет. Помните это.

      — Да, сэр.

      Человек в строгом двубортном костюме вышел из кабинета и с очень озабоченным лицом твердым шагом проследовал по коридору.

      Юркий парнишка в форме козырнул и отступил в сторону.

      — Данные обо всех кораблях, проходящих в радиусе трех парсеков от системы LB-426.

      Парнишка кивнул, снова козырнул и исчез в боковом отростке коридора.

      Пухлый палец нажал кнопку на коммуникаторе, и толстые губы произнесли:

      — Программа не должна дать сбоя. Это слишком опасно для нас.

      Пауза.

      — Материалы уже подготовлены, будем запускать программу.

      Пауза.

      — Очень хорошо, — пухлая рука скользнула во внутренний карман…

     

      23

     

      — Включить третий маршевый, — скомандовал Бретт и откинулся в кресле, наблюдая за суетливой беготней огоньков по приборному щиту.

      — Отлично. — Довольный Паркер выставил большой палец и причмокнул. — Уходим.

      Челнок вздрогнул и затрясся.

      — Компьютер показывает, что все в норме. Один километр в секторе.

      — Ненавижу я эти взлеты, впрочем, как и посадки, — негр потуже затянул перегрузочные ремни.

      Уши заложило звенящей плотной ватой. В голове пел и пульсировал океан свинцовой крови. Пропитанные ею веки закрыли глаза, и не осталось ничего, кроме этого огромного красного тяжелого океана в голове. Сквозь его грохот тело не слышало никаких приказов мозга. Оно лишь безвольно лежало, раздавленное перегрузкой.

      По экрану плыли цифры: «2», «1», «0».

      Значок «А» на экране погас. И внезапно вернулась прежняя легкость.

      — Вот и все! — Паркер заулыбался.

      После этой фразы все оттаяли и принялись оживленно переговариваться.

      Рипли по привычке подобрала под себя ноги и поежилась:

      — Я раньше никогда не видела такой жуткой планеты.

      — Ладно, девочки, расслабьтесь, — Паркер поставил перед Рипли и Ламберт по банке с пивом. — Все. Наша прогулка закончена.

      — Как сказать, — хмыкнул Даллас.

      — Будет, кэп, теперь можно открыть форточку и подышать свежим воздухом.

     

      24

     

      Конечно, все волновались! Мало сказать! И ситуация была не из приятных.

      Паркер сидел, прильнув к стеклопластику, и следил за происходящим в боксе, а Ламберт и Бретт бегали взад-вперед по коридорчику и дымили, как два психованных паровоза. Рипли появилась из капитанской рубки и тоже подошла к стеклу:

      — Паркер, что у них там?

      — Не знаю. Они заблокировали дверь и уже с полчаса не выходят. Даже внешние микрофоны выключили.

      — Конспираторы! Время идет, а они все еще ничего не сделали! — Ламберт фыркнула, пуская дым в разные стороны.

      Из-под прожженного шлема Кейна выпирал членистый хребет незнакомого существа. Уцелевшая часть линзы изменила цвет и из прозрачной превратилась в матово-белую. Этот зловещий странный шар Эш пытался разрезать ультразвуковым резаком. Монокристаллическая оболочка, по прочности не уступавшая алмазу, с трудом поддавалась даже действию импульсного ультразвука. Наконец треск резака смолк, и шлем распался на две половинки, обнажая то, что заставило похолодеть Эша и Далласа.

      — О, мой боже! — вырвалось у Далласа при виде этого кошмара.

      Лицо Кейна полностью закрывал плоский членистоногий инопланетянин воскового цвета. Кожа существа лоснилась и блестела в свете бестеневых ламп медицинского отсека. Было совершенно непонятно, как пострадавший дышит, но то, что он дышит, было очевидно, так как грудная клетка равномерно поднималась и опускалась. На щеках лежали какие-то плоские пульсирующие мешки, а вокруг шеи обвился длинный хвост, состоящий из плоских колец. Часть головы от ушей до макушки обнимали кольца четырех пар щупалец.

      — Что это может быть? — побледнел Даллас.

      Страшная картина четко встала перед его глазами и почти закрыла реальность. Он представил себе брюхо твари, усеянное сотнями мелких, как у пираньи, зубов, впившихся в лицо Кейна и рвущих его плоть.

      Капитан поправил пластиковую маску фильтра на лице, прогоняя наваждение. Между тем Эш начал действовать. Он подошел к автоклаву и начал подбирать инструменты.

      — Надо попробовать снять с него это чудовище!

      — Что ты хочешь делать?

      — Не знаю, что обычно делают в подобных случаях. Но я попробую снять щупальца. Согласен?

      — Пожалуй, это разумно. Но осторожно. Действуем очень аккуратно.

      — Проверь давление.

      — Слабое.

      — Ну, начали…

      Стальной зажим с треугольными губками блеснул в руке Эша и плотно обхватил одно из щупалец. Но стоило только холодному металлу попытаться оторвать щупальце от головы Кейна, как пульсация мешков на щеках усилилась, хвост существа вздрогнул, и заструились кольца на шее, перекрывая доступ кислорода. Кадык пострадавшего дернулся, заходили желваки и напряглись мышцы, тело сковало судорогой.

      — Осторожно! Оно затягивает петлю!

      Бесполезный зажим отлетел на пол.

      — Да, нельзя. Пока мы будем снимать щупальца, оно задушит его.

      — Что ты думаешь по этому поводу? — спросил Эш, указывая на стеклянный гроб сканера.

      — Ты — специалист по науке, ты и решай. Мне главное — чтобы он выжил. В остальном я не компетентен.

      — Ты же понимаешь, что гарантировать я ничего не могу.

      — Понимаю. Кроме того, мы должны подумать, что нам делать дальше.

      Эш подошел к пульту управления сканером и начал набирать программу. Прозрачный колпачок сканирующего бокса бесшумно открылся, и стол, на котором лежал Кейн, въехал в нишу.

      Сканирующий луч начал свое медленное путешествие вокруг тела. На экране появились алые русла кровеносных сосудов, голубоватая пустота тканей, желтые пятна костей. Но голова была лишь сплошным черным пятном. Эш увеличил интенсивность импульса, но это ничего не дало: экран так и остался непроницаемо черным.

      — Видишь, даже рентген не пробивает это существо.

      Темнота сменилась чем-то непонятным, но все равно ничего нельзя было разобрать.

      — Ты видишь? Что это за ужас у него на шее?

      — Нет, я ничего не могу разобрать из-за этого чертова хвоста.

      Эш склонился над приборами: точка кардиометра еле дергалась на синем поле экрана, самописцы энцефалограммы давали почти прямую линию.

      — Ничего утешительного. Но, кажется, эта штука качает в него кислород. Потому он и не задохнулся там, на планете.

      — Вижу. Мы можем поддерживать в нем жизнь, но только в состоянии комы.

      — Это не может долго продолжаться.

      — Да. Еще два-три часа — и сердце может не выдержать…

      — Нужно погрузить его в анабиоз.

      — Правильно! Может, это усыпит не только Кейна, но и эту тварь. Тогда мы сможем легко снять ее, обрезав щупальца. Она даже ничего не почувствует. Кроме того, это может приостановить химические реакции. Мы ведь даже не знаем, что еще это существо с ним делает. Кислород кислородом…

      — Я буду готовить все необходимое…

      Обстановка все больше и больше накалялась. Неизвестность была слишком серьезным испытанием. Бретт и Ламберт устали бегать и теперь остановились возле Рипли и Паркера. Правда, они по-прежнему не выпускали изо рта спасительных сигарет. Все выглядели не лучшим образом. Движения Паркера стали резкими, а Рипли то и дело с силой проводила ладонью по щеке и подбородку. Все всматривались в глубину медицинского отсека, пытаясь хотя бы по губам определить, что там происходит, но лишь смутно угадывали отдельные слова.

      — Братишки, что вы обо всем этом думаете? — первым не выдержал, как обычно, Паркер.

      — На сколько же их там хватит?

      — Понятия не имею.

      — Думаю, что они скоро закончат, — Рипли указала на Далласа, который возился возле криогенной установки, пока Эш накладывал датчики.

      Глаза Паркера полезли из орбит; он заколотил кулаком в стеклянную дверь:

      — Что вы делаете! Ведь он замерзнет!

      — Не психуй! — резко одернула его Рипли. — К тому же они тебя не слышат.

      — Нет, вы видели? — не унимался толстяк. — Они заморозят его! Заморозят, как свиную тушу… — но на его истерику уже никто не обращал внимания.

     

      25

     

      Даллас застегнул последнее крепление на поясе Кейна и открыл вентиль. Баллон со слабым шипением выпустил дымящийся газ, несущий холод космоса в металлизированный конверт.

      — Подожди. Подожди! — рука Эша легла на вентиль. — Может быть, мы слишком торопимся. Может быть, мы не имеем права… Надо подумать… что мы можем еще сделать с этим…

      — Мы можем только уничтожить его. — Голос Далласа звучал внушительно и твердо и не допускал возражений. — Лучше всего — жидким кислородом.

      — Пожалуй, у нас не так много времени…

      — Да, а мне важно спасти его.

      — Ну что же… Мы, конечно, испробуем все варианты.

     

      26

     

      Экран переливался разноцветными полосами сетки: «Процесс замораживания завершен. Состояние анабиоза достигнуто».

      Даллас взглянул на индикаторы состояния организма и проговорил:

      — Все нормально. У нас есть восемь часов.

      Эш взял лазерный скальпель и включил накопитель импульса:

      — Сейчас попробуем перерезать щупальца.

      — Только ради бога, осторожно.

      — Наверное, удобнее всего вот здесь. Сделаем разрез по суставу, — размышляя, он ловко взял марлевый тампон, подставил его под предполагаемое место разреза и поднес скальпель.

      Лазер блеснул зеленой вспышкой, и струйка слабо фосфоресцирующей жидкости полилась из ранки. Марлевый тампон в руках Эша зашипел, испаряясь. Струйка стекла на пол. Белоснежный пластик покрытия начал таять как лед в кипятке. Жидкость быстро добралась до стальных перекрытий.

      — Черт, она разъедает металл!

      — Надо посмотреть, что на нижнем этаже, — Даллас бросился к шлюпке, на ходу разблокировал выход и побежал по коридору, чуть не сбив с ног Ламберт. Все бросились за ним следом. Бежали так, будто от этого зависела чья-то жизнь. Кубарем скатились с лестницы и…

      — Проходит! — Даллас нашел прожженное отверстие в отсеке со скафандрами.

      В помещении висел легкий дымок, в потолке зияла ажурная дыра с бахромой по краям. С этой бахромы капал расплавленный металл, как весенняя веселая капель под мартовским солнцем. Скафандр, оказавшийся под дырой, уже дымился и расплывался серебристым киселем по быстро размягчавшемуся полу.

      — Посмотрим еще ниже! — Даллас бросился к лестнице.

      Этот отсек был завален старым испорченным оборудованием. Паркер открыл шлюз, вбежал внутрь и заметался между грудами хлама, глядя в потолок:

      — Где?!

      И тут он увидел тонкую струйку дыма. Металл потерял форму и весело капал на пол.

      Подошел Даллас:

      — Господи! Это уже третий этаж!

      — Не стой под этим, — Паркер отстранил его рукой.

      — Странное вещество, — заметила, подходя, Рипли.

      Подоспели и остальные. Металл тяжелыми каплями отрывался от потолка и падал на пол, застывая неправильной формы лужей. На краях дыры стали образовываться длинные сосульки.

      — Ты только взгляни на это, дружок, — обратился Паркер в Бретту.

      — Дай мне металлический щуп, быстро! — протянул руку Даллас.

      Бретт подал индикатор волноводов.

      Щуп нырнул в отверстие в потолке.

      — Капитан, руку потерять не боишься?

      — Помолчи, — нервно бросила Рипли.

      Тем временем капитан уже вынул оплавленную и дымящуюся железку из рваной дыры в потолке.

      — Реакция остановилась, — он задумчиво разглядывал индикатор. — Это выглядит, как сверхкислота…

      — Это его кровь? — спросил Бретт и с трудом проглотил ватный комок, не выпускавший слова из горла.

      — А, может — защитный механизм? — Огромные белки глаз на черном лице блестели в темноте. — Существо почувствовало, что вы хотите его убить…

      — А как насчет Кейна? — напомнила Рипли.

      — Подумаем. С ним Эш. Может быть, он разберется.

     

      27

     

      Стены и потолок излучали мягкий белый свет, и в этом белом ослепительном безмолвии медицинского бокса лежал на столе Кейн. Казалось, что он спит. Грудная клетка плавно подымалась и опускалась, было слышно ровное дыхание спящего. И лишь сидящий на лице отвратительный монстр портил идиллию и наводил ужас.

      В глубине медицинского отсека сидел Эш и делал какие-то пометки в журнале, изредка поглядывая в окуляр микроскопа. Над его головой на экране дисплея двигались сильно увеличенные частицы крови.

      Рипли подошла бесшумно, по-кошачьи.

      — Эш, послушай, — она произнесла эти слова тихо, но в тишине они прозвучали, как удар колокола; офицер по науке дернулся, но не обернулся, а продолжал писать, но голос не давал ему заниматься работой. — Зачем ты это сделал?

      Он поднял голову и, слегка улыбнувшись, посмотрел в ее глаза. Его правая рука коснулась клавиатуры, и экран погас; левой он захлопнул журнал.

      — Что ты там видишь? — спросила она, садясь на стол возле микроскопа.

      — Я вижу там то, чего еще не знаю, — спокойно ответил Эш; он не спеша встал из-за стола и потянулся, разминая затекшие после долгого сидения мышцы. — Тебе что-нибудь нужно?

      — Да, я хочу поговорить с тобой.

      — О том, что я сделал?

      — Да, об этом. А еще, может, ты хочешь рассказать мне о нашем госте?

      — Только тебе, дорогая.

      — Я польщена. И я не шучу.

      — Ну что ж… Тогда и я — тоже. Понимаешь, рано или поздно мы выясним все об этом существе.

      — Я не об этом. Зачем ты впустил его на корабль?

      — Я сделал это, потому что не мог оставить живого человека снаружи. Ну подумай сама. Что бы было, если бы я не открыл дверь? Что? Я уверен, что поступил правильно.

      — Конечно. Откуда ты мог все знать? А тут еще эта чертова кислота…

      — Это мелочи. У нас на корабле достаточно средств, чтобы держать под контролем любую непредвиденную ситуацию.

      — «Условия нам позволяют», — передразнила Рипли. — Это просто смешно, и ситуация легко может выйти из-под контроля. — Она склонилась над окуляром микроскопа.

      — Не смотри туда! — вдруг заорал Эш; синие жилы вздулись на его шее, взгляд не фиксировался и бегал, руки сжались в кулаки, короче, выглядел он отвратительно. Рипли даже на мгновение показалось, что он вот-вот набросится на нее.

      — Извини, — она отпрянула от окуляра, и Эш приобрел свой обычный вид.

      — В этом существе интереснейший набор элементов. — Он заметил свой прокол и постарался сменить тему разговора. — Я никогда не видел такой комбинации. Это делает его почти неуязвимым. Кроме всего прочего, у этой твари практически мгновенная регенерация. Ее можно уничтожить… — Вдруг глаза его опять забегали.

      — Так значит, эта тварь…

      — Послушай, — перебил ее Эш, опять меняя тему, — в тот момент я был капитаном «Ностромо».

      — Подожди. За безопасность корабля и экипажа в любом случае отвечаю я.

      — Что ты хочешь этим сказать?

      — Только одно: ты нарушил кодекс космических перемещений и исследований и поставил под угрозу жизнь всего экипажа и благополучное завершение рейса!

      — А что же ты хотела? Чтобы он остался там? Оставить его на планете, не оказать помощи — это такое же нарушение кодекса!

      — Ради того, чтобы гарантировать жизнь всех остальных, его нужно было оставить! — Она встала и очень серьезно добавила: — Ради этого необходимо было пожертвовать Кейном.

      — Ты так считаешь? Серьезно? — На секунду он замолк. — Так вот, я бы никогда не простил себе этого.

      — А теперь, если ты угробишь всех, тебе что, будет лучше спать?

      — Я не думаю, что это так опасно, — он вдруг заговорил очень спокойно.

      — Но ведь все это — огромный риск. Вы же научный офицер и должны, нет, обязаны понимать, что значит проникновение неизвестного внеземного существа на корабль. Об этом знают даже курсанты первой ступени.

      Эш встал, подошел вплотную к Рипли и тихо, но твердо произнес:

      — Вы делаете свою работу. Позвольте и мне заниматься своей.

     

      28

     

      Классическая музыка заполнила маленькое помещение ходовой рубки «шаттла», заваленное старой аппаратурой и разнообразным мелким хламом, натасканным сюда Бреттом. Это было самое уютное место на огромном корабле. Здесь красиво сочеталось уютная надежность маленькой рубки и безграничная глубина космоса, которую можно наблюдать в обзорный иллюминатор.

      Даллас сидел, сгорбившись в кресле второго пилота, и слушал музыку, льющуюся из трансляционных динамиков. Одиночество и эти плавные нежные звуки позволяли хотя бы на время забыть о том, что происходит на корабле…

      Сирена заглушила музыку верещащей трелью. На панели горел индикатор вызова в медотсек. Еще не совсем придя в себя, Даллас лениво потянулся к кнопке коммуникатора.

      — Слушаю.

      — Даллас, что-то случилось с Кейном.

      — Что с ним?

      — Иди и посмотри сам. Иди сейчас же!

      — Что с ним случилось? Он жив?

      — Да. Приходи. Здесь что-то очень для тебя интересное.

      — Хорошо, — Даллас расправил затекшую спину, — сейчас приду.

     

      29

     

      — Ну и где же оно? — Даллас оторвался от прозрачного стеклопластика.

      — Я понятия не имею. Пять минут назад оно было на нем. Никто не входил туда без нас. — Эш набирал код, чтобы открыть дверь; вот она зашипела, как испуганная кошка, и ушла в нишу.

      — Ребята, будьте крайне осторожны. — Капитан первым на полусогнутых ногах вошел в каюту, осматриваясь по сторонам.

      Тишина, в которой писк кардиостимулятора казался грохотом тяжелого дизеля. Рипли медленно, по-кошачьи, ступала по белоснежному пластику, приближаясь к столу, на котором лежал Кейн. В полумраке его лицо казалось мертвым. Знакомые, привычные черты, только нос заострился, а под глазами набухли желтоватые мешки.

      — Посмотри, — Рипли тронула за плечо Далласа, — на нем ни одной царапины! Дышит?

      — Судя по показаниям прибора, он еще в анабиозе, но центральная фаза уже прошла.

      — А где эта штука?

      Даллас пожал плечами, а Эш подошел к компьютеру и стал шарить по пустующим нишам отделений для хранений инструментов.

      — На, — он протянул Далласу длинный металлический щуп со светящимся наконечником. — Это — электрошок.

      — А вдруг не поможет? — Рипли скептически смотрела на тоненькую, как карандаш, трубочку.

      — Поможет. Эта штука с одного касания бизона свалит.

      Даллас уважительно кивнул, принимая маленькое, но грозное оружие.

      — Где же оно? — Рипли присела, заглядывая под стол, на котором лежал Кейн.

      — Попробую включить освещение, — Эш потянулся к кнопке.

      Рука задела кювету с инструментами, и жуткий грохот падающего металла и разлетающегося на куски пластика разбил напряженную хрупкую тишину. Рипли, взвизгнув, отлетела к стене, а Даллас бешено взмахнул щупом.

      — Извините! — Эш исподлобья посмотрел на них и включил свет. — Я случайно.

      Рипли прикрыла глаза и облегченно вздохнула.

      Лампы вспыхнули, наполняя отсек яркой белизной зимнего дня.

      Ничего не произошло. Лишь во сне слабо вздрогнули веки Кейна. Эш вооружился большой пластиковой коробкой, в которую он собирался поместить исчезнувшее существо, и принялся осматривать пустующие углубления шкафов и ниш с аппаратурой. Рипли перегнулась через метровый шкаф искусственного сердца, пытаясь заглянуть за заднюю панель, как вдруг что-то холодное и липкое коснулось ее шеи. Реакция была мгновенной. Руки толчком отбросили что-то в сторону. Крабоподобное существо с длинным гибким хвостом, выпавшее из вентиляционной щели, попыталось зацепиться щупальцами за ее голову. Рипли, вереща, отбросила нападавшую тварь и отскочила в угол каюты под стойки шкафов компьютера. Даллас одним прыжком оказался рядом и закрыл собой бьющуюся в ужасе девушку. Правая рука его вылетела вперед, выставляя, как фехтовальщик шпагу, прутик электрошока с искрящимся наконечником. Существо глухо шлепнулось на пол и замерло, вытянув хвост и поджав четыре пары щупалец.

      — Все в порядке? — заботливо спросил Эш, присаживаясь рядом с лежащей без движения тварью.

      Рипли молча закивала, убирая с лица прядь волос. Она никак не могла прийти в себя после неожиданной встречи с инопланетянином.

      — Будь осторожен, — Даллас недоверчиво покосился на валяющуюся нечисть.

      — Оно прыгнуло откуда-то сверху, — сказала Рипли, тяжело дыша.

      Незнакомец неподвижно лежал на спине и не подавал никаких признаков жизни. Эш ткнул электродом в багрово-красное брюшко прямо между щупальцами. Фаланги резко дернулись и опять вернулись в прежнее положение.

      — Осторожно! — вскрикнул Даллас; в последнее время это стало его любимым словом, да оно и понятно: существовала реальная угроза, и нельзя было недооценивать ее.

      Выступившие на лбу Эша капли пота скатились по переносице на кончик носа и упали на пол. Он еще раз потрогал щупом существо; оно не шевелилось. Взглянув на перепуганных товарищей, Эш улыбнулся и сказал:

      — Это рефлекторный ответ. Бояться нечего. По-моему, оно мертвое.

      Он переложил тельце в заранее приготовленную кювету и поставил ее на стол под свет софитов.

      Пространство между щупальцами занимали багровые складки желеподобной ткани. На первый взгляд они походили на густо сросшиеся жабры личинки тритона. Эш пинцетом согнул центральную тонкую складку.

      — Странно, — рассуждал он вслух, — никаких признаков ротовой щели. Только мембранные соединения. Невероятная конструкция!

      — Это же отлично, — почему-то вырвалось у Рипли.

      — Да? — Эш поднял брови и взглянул на Рипли, на мгновение отвлекшись от исследования. — Может быть. Наверное, через эти жабры оно дышало. А может быть, и нет. Снаружи похоже на жабры рака. Точнее я скажу после вскрытия.

      — Ты собираешься его резать?

      — Конечно, надо же в этом, черт возьми, до конца разобраться! А ты что, против? — Он удивленно поднял голову и взорвался: — Твою мать, Рипли, ты понимаешь, что это же первый раз, первый раз за всю историю человечества, когда мы имеем прямой контакт с внеземной формой жизни! Такого может больше никогда не случиться! Это же уникальное стечение обстоятельств.

      — Да, но может так случиться, что об этом уникальном случае некому будет рассказывать на Земле! Откуда мы знаем, что оно еще может сделать? Что оно уже сделало с Кейном? По-моему, лучше уничтожить его. Ты же даже не знаешь, умерло оно или нет. А эта кислота внутри него?

      — Вы что? — Глаза Эша заблестели, и взгляд переметнулся на Далласа, ища у него поддержки. — Это безумие! Это банальный живой страх. Вы просто не отдаете себе отчета. Вы понимаете, что мы можем потерять? Мы же цивилизованные люди! Придите в себя! Это существо архиважно для всей мировой науки. Капитан, что ты все-таки думаешь?

      — Я не могу гарантировать безопасность. — Рипли смотрела на загадочное маленькое существо. — Мы все многим рискуем. Я не могу быть уверена на все сто процентов, что эта тварь безвредна и безопасна. А значит, не могу допустить ее пребывания на борту.

      — Мы на пороге великого открытия, — не унимался Эш. — Это взрыв. Это переворот в мировой науке. Это же новый принцип построения живого организма! В этом существе — миллион Нобелевских премий!

      — Мы на пороге великой проблемы. А насчет взрыва это ты хорошо заметил! — парировала Рипли.

      — Ну только вскрытие! И все, — неожиданно спокойно попросил Эш. — Пара анализов и проб тканей. Ребята, это действительно нужно.

      — Я настаиваю на немедленном уничтожении. — Рипли была непреклонна.

      — Хорошо, — поставил точку Даллас. — Я даю тебе сутки на исследование. А там посмотрим.

      Глаза Эша загорелись. Это была его победа.

     

      30

     

      Выписка из N_117 международного положения о космических исследованиях и возможных контактах с ВЦ. Пункт 45. Уложение.

      1. Все возможные образцы органических и неорганических форм жизни, обнаруженные на иных планетах или в открытом космосе, должны быть специально исследованы комиссией службы безопасности, состоящей не менее чем из 19 членов, представляющих все факультеты подразделения «гамма».

      2. Защита объекта и место его пребывания должны соответствовать категориальной группе «А» код «0000» и выбираются комиссией службы безопасности с обязательным утверждением объединенного правительства. По возможности все исследования должны проводиться за пределами Солнечной системы на специально оборудованных для подобных целей орбитальных комплексах или, при отсутствии таковых, на планетарных базах в режиме «С» при гарантированной полной автономности объекта.

      3. Обязательное условие проведения подобных исследований — исключение прямых и косвенных контактов населения Земли с исследуемым объектом. Если таковой контакт будет обнаружен, то он будет рассматриваться как агрессия в отношении всей планеты, и объект в этом случае должен быть уничтожен.

      4. Лица, находившиеся в контакте с представителями ВЦ, должны пройти самый тщательный биоконтроль, который может обеспечить современная наука, с обязательным сканированием до и после контакта.

      Присутствие в зоне, считающейся карантинной, лиц, не принадлежащих к категории «контактеров», категорически запрещено.

      Нарушение этого пункта карается по поправке к статье N_739/02 кодекса космических путешествий и исследований.

      5. О кардинальных изменениях в структуре, форме и количестве исследуемых объектов ВЦ должно быть немедленно сообщено в координационный совет исследовательского центра N_23К.

      6. Все данные об исследуемых объектах ВЦ заносятся в память генерального компьютера, после обработки записываются на кристаллические диски памяти и хранятся в международном архиве N_23.

     

      31

     

      Капитан шел по лесу. По самому настоящему лесу. Была ранняя осень. Шумели сосны, легкий ветерок приятно освежал разгоряченное лицо. Вроде бы откуда-то потянуло грибами… Если закрыть глаза и постараться забыть, где ты находишься, то иллюзия была полной. Те же запахи, те же звуки… Просто здесь место такое. Открыв глаза, конечно же, видишь просто зеленые полосочки бумаги, висящие на вентиляционных щелях, которые и шуршат-то так, как шуршит бумага на сквозняке. Но вот когда закроешь…

      Даллас шел по этому мнимому лесу и подставлял лицо под бодрящие струи. Ему было не по себе после разговора в медотсеке. На душе остался тяжелый осадок, и от этого было неуютно в собственном теле.

      Шаги Рипли замерли. Он на ходу обернулся. Стоит, сложив руки на груди и облокотившись на переборку. Стоит, сучка, и смотрит. Спокойно так поднимает руки, нажимает клавишу. Вот в чем дело! Тяжелая плита разделительной перегородки выползает из ниши прямо перед его носом. Стоп! Даллас хмыкнул и, тяжело вздохнув, обернулся. Господи, как ему вдруг захотелось оказаться где-нибудь в другом месте! Даже в клетке с тигром, наверное, было бы более комфортабельно, а кроме того — почти ничего не надо было бы делать. По коридору медленно шла Рипли. Тело — словно сжатая пружина, губы плотно сомкнуты, лицо превратилось в неподвижную маску. Даллас через силу улыбнулся и нарочито спокойно произнес:

      — Рипли, дорогая, не надо ссориться, пожалуйста.

      Она остановилась и произнесла чужим хрупким голосом:

      — Даллас!

      — Я не могу изменить своего решения.

      — Послушай, что ты делаешь? Ты теряешь контроль над ситуацией. Это крайне опасно. Это огромный риск. Ты же капитан! — Вдруг в ее голосе прозвучало сочувствие: — Объясни мне, я не понимаю, почему ты пришел к такому решению? Зачем ты оставил это существо живым на корабле?

      — Живым? Неужели ты и вправду думаешь, что эта дохлая мелкая тварь может хоть как-то повлиять на нас или на корабль?

      Время шло. Они разговаривали — и ничего не менялось. Бессмысленный пустой разговор уже утомил обоих, но каждый считал, что выполняет свой долг.

      — Нет, это ты рассуди здраво! Нападение на Кейна — раз. Или ты считаешь, что это существо пролезло в скафандр для того, чтобы получше рассмотреть, кто к нему пришел? Взгляни еще раз на этот скафандр, может это тебя отрезвит. А мы даже не знаем, как оно это делает. Кислота вместо крови — два. Мало? Тебе надо посмотреть, что будет на три, четыре и пять?

      — Я знаю, что делаю! — не выдержав, заорал Даллас.

      И ему сразу стало стыдно. Он понял, что поступил глупо; сорвался, как истерический мальчишка, но отступать сейчас уже было бы непростительной слабостью, недостойной мужчины, а тем более — капитана. Надо было сказать что-то серьезное и неопровержимое. Любая чушь о долге и чести космического исследователя подошла бы, но какая-то темная жаба в груди не давала сосредоточиться и только давила, давила…

      Рипли почувствовала его замешательство и великодушно сбавила обороты:

      — Так значит, ты не хочешь его уничтожить?

      — Ты пойми, — он погладил бороду, — не надо опекать всех и вся. Пока что я — капитан, и я принимаю решения, несу ответственность за все происходящее на корабле. А ты, пожалуйста, делай то, что входит в твои обязанности.

      — Я это и делаю. Пожалуйста, командуй кораблем, принимай решения. Но решения должны быть правильные! И не забывай, что мои обязанности — это обязанности офицера безопасности.

      — Да, согласен. Я, между прочим, прислушиваюсь к тебе и помню, что ты офицер безопасности. Но он, — Даллас указал в сторону медотсека, — тоже офицер по науке.

      — Тем более! Ты же видишь, что он делает совершенно недопустимые вещи. Он поступает, мягко говоря, преступно странно. Кстати, откуда он вообще взялся? Я никогда о нем не слышала.

      — Кажется, он новичок. Я тоже о нем ничего раньше не слышал. Он заменил офицера, который должен был лететь с нами, за два дня до старта. Я даже толком не поговорил с ним там, на Земле.

      — Я ему не доверяю, — произнесла Рипли.

      — Я тоже, но это субъективно. Обязанности свои он выполняет. Пока он ничем не скомпрометировал себя.

      — Ну это как сказать!

      — Так и есть. Это его мнение, он на него имеет право и просто защищает свою позицию.

      — Ладно, оставим. Но мы должны хоть что-то делать. Бездействие сейчас хуже смерти.

      — Не преувеличивай! Кроме того, что мы сейчас можем делать? Вот завтра, после того как Эш проанализирует информацию…

      — Завтра может быть уже поздно. Надо быть полностью уверенным в безопасности экипажа и корабля. Надо принять в этом направлении соответствующие меры.

      — Ладно. Но прежде всего мы должны прийти к общему решению этой проблемы.

      — Согласна. Но решение это надо принять быстро. Даллас, — она вдруг заговорила совсем по-другому, — мы же с тобой всегда понимали друг друга!

      — Мы все просто устали, и нам нужен отдых, — ответил капитан.

      Рипли тронула клавишу, и люк медленно открылся.

     

      32

     

      Бледно-розовая панель плавно ушла в стену. Когтистая четырехпалая лапа коснулась синей клавиши контрольного доступа к центральному компьютеру. Вспыхнули индикаторы на стене. Луч сканирующего лазера прошел по жесткому узловатому телу, отражаясь в искрящемся блестящем панцире. Чириканье анализатора продолжалось всего несколько мгновений. Затем все стихло.

      Бронированный щит распался на части, которые утонули в нишах. В каюте стало светло, и индикаторы на переборках замигали как сумасшедшие. Экран вспыхнул, и по зеленому полю побежали символы. Целый водопад знаков мелькал и переливался, но вот он остановился, и на дисплее появилось:

      «Чужой»

      «Вторжение в центральную сеть»

      «Доступ к информации ограничен»

      «Доступ к информации закрыт»

      «Все каналы центральной системы блокированы извне»

      «Экстренное уничтожение информации на матрицах»

      «Переход системы в режим уничтожения информации»

      «Предупреждение экипажу: на корабле обнаружено присутствие чужеродной мыслящей субстанции 47-го класса по шкале Ван-Стафа»

      «Чрезвычайная опасность»

      «Компьютер отключен. Информация уничтожена».

      Жилистые пальцы разжались, и на пол с шипением упал блестящий наконечник, рассыпая осколки волноводов. Индикаторы ослепительно вспыхнули и стали взрываться один за другим, наполняя каюту едким дымом. Экран погас. Лапа поползла по клавишам, оставляя на них сгустки прозрачной слизи. Рев сирены расколол тишину корабля, и нежный женский голос речевого синтезатора запричитал: «Команда, срочно приступить к эвакуации. Включена система уничтожения корабля. До взрыва тридцать минут. Отсчет времени пошел. Двадцать девять…»

      Голос начал искажаться и через мгновение утонул в реве заработавших маршевых двигателей.

      Вспыхнул экран: «Курс изменен. Нынешнее положение корабля: 7564567652 987876712114385654307685…»

      Экран взорвался. Осколки стекла зацокали по панелям, срезая колпачки индикаторов, ручки тумблеров; раскалывая корпуса клавиш, царапая переборки и потолок. Панель центрального терминала отлетела, обнажая пучок вьющихся щупалец, пробивающихся сквозь пыльные кристаллы и платы.

      Вспышка.

     

      33

     

      Бретт трудился над самокруткой, глядя в толстый доисторический журнал с инструкцией по изготовлению этого чуда. Согласно руководству он аккуратно расправил клочок бумажки, насыпал в нее табаку и старательно сворачивал теперь в тонкую трубочку. Потом требовалось смочить слюной край и заклеить самокрутку. Но мокрая от слюны бумага почему-то не хотела клеиться, табак рассыпался, и вот уже в который раз ничего не получалось. Сидящие рядом с интересом наблюдали за процессом.

      — Черт, наконец! — Бретт быстро вставил получившуюся сигарету в рот и подкурил ее.

      Едкий липкий дым пополз по кают-компании.

      — Фу, ну и гадость же ты вечно вычитаешь в своих дрянных журналах! — сказала, поморщившись, Рипли. — Прочитал бы хоть когда-нибудь что-нибудь стоящее.

      — А-а-а… — отмахнулся он, — это и есть самое стоящее!

      — Да, конечно, это самое стоящее дерьмо из всего дерьма, что есть на свете!

      — Ты, между прочим, утверждала, что такого вообще не может быть!

      Дым резал глаза.

      — Лично мне хочется здоровым долететь до дома, — вдруг сказал Паркер.

      — Друг, что ты? Ты ведь тоже нет-нет, да курнешь! — удивился Бретт.

      — Да я не об этом. Меня интересует, что мы будем делать с этим существом?

      — Правильное решение можно будет принять, когда мы хорошенько все обдумаем, — глубокомысленно изрек знатный курильщик и исчез в клубах дыма.

      — Слушай, — Рипли наклонилась к нему, — а ты знаешь, что постоянно говоришь «правильно»?

      — Правильно!

      — Нет, ну что можно думать о человеке, который всегда говорит «правильно»?

      — А он родился таким «правильным», — хихикнул Паркер.

      Сидевший рядом капитан с задумчивым видом гладил бороду.

      — Во, правильно! — довольный Бретт поправил бейсболку.

      К веселой компании подошла Ламберт. До этого она сидела в глубине каюты и с каменным лицом смотрела прямо перед собой. Выглядела она ужасно. Коротко подстриженные светлые волосы были взъерошены, щеки впали, бледно-желтая кожа обтягивала широкие скулы. Под большими серыми глазами проступили серо-синие полумесяцы, а тонкий прямой нос заострился и теперь напоминал клюв большой птицы. Она обвела присутствующих пустым испуганным взглядом и еле заметно напряженно улыбнулась.

      — Ладно, хватит. Заткнитесь! — разрушил идиллическое веселье Даллас. — Нужно занять свои места и заняться делами. — Он встал и пошел к выходу, но по дороге наткнулся на Ламберт и остановился возле нее.

      Глядя сквозь капитана, она заскулила:

      — Неужели вы забыли о том, что находится у нас на корабле? Ведь, может быть, это правда, что опасность чрезвычайна!

      Причитания прервал зуммер селекторного телефона. Рипли потянулась к микрофону и щелкнула тумблером:

      — Да, слушаю.

      — Даллас! — позвал восторженный голос Эша.

      — Что? — отозвался капитан.

      — Даллас, приходи немедленно посмотреть на Кейна. Он открыл глаза.

      — О Боже…

     

      34

     

      Кейн сидел на столе и усиленно тер глаза. Черные точки зрачков сузились и почти исчезли в голубых глазах, не пропуская свет. Веки набухли и вздулись тяжелыми багровыми неповоротливыми мешками. Кожа на щеках обвисла, а губы пересохли и потрескались. На широком с горбинкой носу выступили крупные капли пота. Вообще все его лицо было измято и истерзано, как будто по нему долго били. В накинутом на плечи одеяле и с чашкой горячего какао в руках Кейн больше всего напоминал бездомного с благотворительным ленчем под Рождество.

      — Как ты, братишка? — спросил заботливый Паркер, — как обычно, он успел первым сделать то, что собирались сделать все, и задал вопрос, который хотели задать все.

      Кейн устало щурился и отхлебывал из чашки.

      — Глупый вопрос. Ужасно, просто ужасно. Как может чувствовать себя человек после этого? Наверное, как новорожденный. Очень холодно.

      Эш подошел к нему и подал новую чашку с горячим какао. Кейн с жадностью стал пить, и по его лицу было видно, что кипяток доставляет ему настоящее удовольствие.

      Рипли и Даллас стояли рядом и переглядывались. Им не терпелось расспросить Кейна, и наконец они решили, что настал подходящий момент и можно задать пострадавшему несколько вопросов. Первым подошел к столу Даллас:

      — Ты помнишь что-нибудь, что было с тобой на той планете?

      — Нет. Если кто-нибудь расскажет мне о том, что со мной произошло, то я тому по возвращении сотню презентую. Ребята, я… — он замер, взгляд его остановился, мышцы на лице напряглись, и на лбу появились глубокие морщины. Увидев его состояние, все замолчали и замерли.

      — Я-я-я, — протянул он, — помню… Что-то странное. Что-то как в страшном сне. Я помню только, что что-то ужасное происходило с нашей «мамой». Что со мной? — Кейн вдруг заговорил высоким ломающимся голосом и начал беспокойно оглядываться. — Где я сейчас? Вообще, где мы все?

      — Все в порядке!

      — Все в полном порядке! Мы на пути домой.

      — Нас уже давно нет на той планете.

      — О-о-о, — Кейн потряс головой, — нет, я больше не хочу туда.

      Большие капли пота выступили на его лбу. Было видно, что воспоминания, оставшиеся у него, были не из приятных. Подошел Эш с очередной чашкой:

      — Ты еще не оттаял?

      — Спасибо, Эш, это то, что мне сейчас нужно.

      — И все же, — не унималась Рипли, — если можешь, напрягись, вспомни, что там было.

      — Ну я же говорю тебе. Мы идем этими жуткими коридорами, ну, Даллас, Ламберт и я. Идем… А потом что-то… Как во сне. Какой-то ужас творился с «мамой». Непонятно, как вы все остались живы. Здесь все сломалось. Это просто невообразимо.

      — Так ты говоришь, с «мамой» что-то произошло?

      — Нет! Боже… Я же сказал, что все было как во сне. Вы все..

      — Ну что ты к человеку пристала? — вмешался в разговор Паркер. Он подошел к Кейну, обнял его за плечи и встряхнул. — У человека мозги еще не оттаяли, а ты его вопросами мучаешь, — он погрозил Рипли толстым черным пальцем и обернулся к Далласу: — Кэп, после всего этого надо перекусить. Может, устроим вечеринку?

      — Устроим, — Даллас кивнул, — но по-моему, ты уже приступил к подкреплению своих сил.

      — Ну… — Паркер опустил глаза и спрятал за спину пакетик с какой-то едой, — мой растущий молодой организм постоянно требует подпитки. Я с этим ничего не могу поделать.

      — Вот уже сколько лет я жду, когда он у тебя вырастет, — съязвил Бретт.

      — Между прочим, нам по такому случаю полагается царский обед! Даю добро, будем праздновать, — резюмировал Даллас. — Как ты, Кейн?

      — Я не против, даже наоборот, я чертовски проголодался! В желудке как в пустом бочонке.

      — Отлично, отлично, дружок, — заревел Паркер, — пошли, нечего тебе тут делать. С остальным начальство и без нас разберется.

      Все галдя направились в кают-компанию, считая своим долгом непременно похлопать по плечу шатающегося Кейна и сказать ему что-нибудь ободряющее.

      В переходнике Рипли задержала Далласа, поймав его за рукав комбинезона:

      — Ну, что ты скажешь?

      — Ну что… Ничего не скажу! — Радость от того, что все кончилось благополучно, переполняла его, и он не хотел разговаривать с мрачно настроенной Рипли.

      — Подожди, ты обратил на него внимание?

      — На кого? На Кейна? Конечно! Он…

      — Нет. На Эша.

      — А что Эш?

      — Он ни на что не реагирует.

      — То есть?

      — У него каменное выражение лица. Никаких эмоций. Улыбается только ртом, а глаза холодные, бегают, но ничего не выражают.

      — Это не показатель. Он все время торчит в лаборатории. Тоже человек, не выспался, как ты и я, а может, и побольше нашего. Не забудь, он все это время не отходил от Кейна.

      — Не отходил-то он не отходил… А это он сканировал Кейна после того, как эта тварь отклеилась от него?

      — Нет.

      — А почему?

      — Слушай, пойди и спроси его об этом сама. Только после обеда. Не порть людям аппетит. Я могу сказать только одно: выглядит Кейн вполне прилично.

      — Да, но он ничего не помнит.

      — Слушай, — Даллас скрипнул зубами и с размаху ударил кулаком о переборку, — Рипли, если бы тебе на лицо присосалось что-то подобное, то, интересно знать, как бы ты реагировала? Тут забудешь что хочешь! Даже собственное имя. Так что, по-моему, он еще хорошо отделался.

      — Нет, Даллас, все это очень странно.

      — Да с чего ты взяла?!

      — Он помнит только высадку на планету. И все! А потом только какие-то галлюциногенные видения. Мне кажется… Нет, я уверена, что эта тварь стерла у Кейна память!

      — Послушай, брось все это. Это — ерунда, бред. Потом! Дай парню прийти в себя. Сначала эта тварь, потом кома, анабиоз. И ты хочешь, чтобы он что-то помнил? Ему нужен отдых и серьезная реабилитационная терапия. Я говорю это как специалист. Ему нужно отдохнуть. Да и нам всем тоже не помешает. Пошли к ребятам. Вот увидишь, он сейчас поест и ему станет намного легче.

      — Да, наверное. Но мне что-то неспокойно. Я не чувствую, что мы все в безопасности, — Рипли встряхнула головой. — А может, ты и прав, надо отдохнуть, расслабиться… Ладно, пойдем.

     

      35

     

      Круглый огромный стол в центре кают-компании был весь завален чашками, баночками, пакетиками, тюбиками с разнообразной синтетической снедью. Веселье было в самом разгаре. Все ели и весело болтали. Паркер шутил не переставая, хохотал и подмигивал Ламберт, которая, как всегда, курила больше, чем ела, и пила кофе. Сигарета в ее руках дрожала, роняя пепел прямо на скатерть.

      Кейн ел за четверых, и сидящий рядом с ним Паркер не мог упустить такого повода для шуток:

      — Эй, парень! Может, мне лучше отсесть? А то ты и меня проглотишь! Он, наверное, устал, вот и проголодался!

      — Чего пристал, — заступился Эш и пошутил с совершенно каменным лицом: — Может, он сейчас лопнет от еды!

      Но Кейн не обращал на них никакого внимания; он сосредоточенно жевал и только бубнил с открытым ртом:

      — Первое, что я сделаю, когда вернусь на Землю, так это просто объемся какой-нибудь натуральной жратвой. О… совершенно неважно какой, но это будет только натуральная пища.

      — Да, конечно, — весельчак Паркер был всегда рядом, — а я буду загорать на пляже в Майами. И, между прочим, мне будет насрать решительно на все.

      — Ну, так уж и на все? — подмигнул Эш.

      — Ну, почти на все. Само собой, веселиться я буду в свое удовольствие. Что ж я — монах какой-то, что ли? Но зато на все остальное мне будет насрать, это точно!

      — Послушай, заткнись! — добродушно посоветовал Даллас разошедшемуся Паркеру. — Ты начинаешь мне надоедать, да и девушки вон не могут спокойно кушать, — и он указал на Ламберт, которая так смеялась, что очередной глоток кофе застрял у нее в горле и не шел ни туда, ни сюда; и теперь девушка делала героические усилия, чтобы вдруг не оказалось «сюда». — Проблемы своего пищеварительного процесса и перистальтики обсуди, пожалуйста, в другом месте. Хорошо?

      — Да, сэр, — отрапортовал негр и скорчил совершенно невозможную рожу.

      Ламберт согнулась над столом, и кофе выплеснулся у нее изо рта вместе со взрывом хохота. Смех душил ее. Хоть скатерть и рукава ее комбинезона были мокрые, она хохотала как полоумная, ни на что не обращая внимания. Рипли выронила вилку и качая головой, смотрела на Паркера, который от смеха чуть не падал со стула. Эш молча что-то жевал и как-то странно улыбался одними губами. Даллас делал вид, что сердит, но тоже улыбался в бороду.

      — Можно подумать, что ты давно не ел так вкусно, — перешел Паркер ко второму действию концерта. — Ты же знаешь, что все здесь искусственное. Так что ешь пока то, что дают!

      Все были так увлечены клоунадой, что даже не заметили, как Кейн покраснел как рак и склонился над столом со страдальческой гримасой на лице. Он захрипел, изо рта его стали вываливаться куски непроглоченного салата, глаза вылезли из орбит, вены на шее и висках вздулись, а кожа на скулах вытянулась, рискуя вот-вот лопнуть. Руки свела судорога, пальцы скрючились и рвали ворот футболки. Улыбка мгновенно слетела с лица Паркера, и недоумение сменило буйную радость. Он пару раз похлопал ладонью Кейна по спине, но тот зашелся еще больше.

      — Эй, Кейн, что с тобой? Что случилось? Тошнит от такого количества пищи? Да?

      Кейн привстал и, схватившись за горло, повалился на стол.

      — Да что с тобой, парень? — Паркер схватил его за плечи и поднял. — Что с тобой?

      Кейн рвался из рук, как испуганное животное, глухо кричал и хрипел.

      — Держите его! Положим его на стол!

      На помощь подоспел Даллас. Вместе они уложили Кейна на спину.

      — Бретт! Ложку! Разожми ему рот, чтобы он не задохнулся!

      Кейн дергался и извивался, словно его положили на горячие угли. Желтая пена хлопьями вырывалась из его рта, забрызгивая все вокруг.

      — Аккуратно! Не дай ему прикусить язык!

      — Так не удержим! Помогай!

      Паркер уселся сверху, как ковбой, усмиряющий дикого быка. Но все было тщетно. Его огромное тело, весившее не меньше центнера, швыряло из стороны в сторону.

      Кейну было совсем худо. Клокочущий рев вырывался из его горла вместе с приобретшей алый оттенок пенистой слизью.

      — Он умирает! — воскликнула Рипли и обернулась к Эшу. Тот стоял в стороне, держась за спинку стула. На мгновение она даже забыла, чего от него хотела. Ее просто шокировало то спокойствие, с каким Эш наблюдал за происходящим.

      — Да сделай же что-нибудь, сукин сын! — заорала она, запуская в Эша жестянкой из-под пива.

      Эш медленно повернул голову в ее сторону, и Рипли показалось, что он улыбается ей.

      — Твою мать! — вырвалось у Паркера, — и он отбросил перекушенную надвое стальную ложку.

      Тело Кейна выгнулось дугой, и толстяк полетел на пол, увлекая за собой орущую Ламберт.

      — Держите его! — шипел Даллас, стараясь удержать товарища, но Кейн вырвал руки и вцепился пальцами в пластик стола.

      Глаза у него закатились. Вместе с животным ревом, похожим на крик агонизирующего зверя, из него вырвался фонтан крови, забрызгавший Далласа и Паркера с головы до ног. Эш подскочил к Ламберт и помог вылезти ей из-под туши негра. Тело Кейна забилось в мелких, как от удара тока, конвульсиях. Футболка на груди треснула и покрылась кровью. Даллас отпрянул в сторону, не понимая, что происходит. Пятно и отверстие походили на огнестрельную рану, нанесенную из оружия огромного калибра. Тело еще пару раз вздрогнуло — и вдруг грудь Кейна разорвалась, словно от взрыва гранаты. Обрывки ткани вперемешку с кусками мяса и потоками крови окатили всех присутствующих. Ламберт схватилась за лицо и завыла как пожарная сирена. На фоне этого постоянно нарастающего воя из разорванной в клочья груди появилось странное существо, походившее на огромного тупоголового червя. Оно открыло маленький зубастый рот и заверещало.

      Наступила тишина. Лишь слабо свистела залитая кровью глотка умирающего Кейна. Его тело чуть заметно вздрагивало в смертельных судорогах. Алые капли крови скатывались с блестящего тела существа и собирались в ручейки, обнажая бледную с голубоватым отливом кожу. Существо поднялось на членистом хвосте, и тупая морда медленно повернулась, на мгновение останавливаясь на каждом из присутствующих. Маленькие глазки твари были полуприкрыты, но создавалось впечатление, что она внимательно всех рассматривает. На короткой толстой шее билась какая-то жилка, — очевидно, существо дышало. Червь поднялся из своего убежища еще на несколько дюймов, собирая в тугую пружину длинный хвост.

      — Что это? — шепотом произнесла Ламберт, после чего вдруг дико заорала. Существо мгновенно отреагировало, развернув голову в ее сторону. Паркер схватил со стола нож и бросился между тварью и девушкой. Он поднял свое оружие над головой и уже собрался нанести удар, как вдруг Эш схватил его за руку:

      — Нет, нет! Не нужно его убивать!

      Паркер опешил. Такого от Эша он никак не ожидал. Выпучив глаза и тяжело дыша, негр замер с занесенной рукой, в которой был зажат нож, и только переводил удивленный взгляд с извивающейся твари на Эша, вцепившегося в его руку, и дальше, на Далласа, который как заколдованный, с перекошенным лицом смотрел на непонятное животное. Пауза явно затягивалась.

      Маленькие недоразвитые конечности существа никак не помогали ему передвигаться, поэтому мощный хвост выполнил функции отсутствующих лап. Тварь ударила хвостом, еще раз обдав всех кровью, и, выскочив как чертик из табакерки, покинула растерзанное тело Кейна и бросилась удирать по столу, вращая хвостом из стороны в сторону с невероятной быстротой.

      — Нет! Нет! — все еще орал Эш; он висел на руке Паркера, не давая ему сделать и шага.

      Существо, расшвыривая посуду, как маленький кораблик с писком пронеслось по столу, спрыгнуло на пол и скрылось в отверстии вентиляционного люка. Писк исчез, поглощенный обшивкой переборок. Гробовое молчание повисло в каюте. Лишь в дальнем углу еле слышно скулила Ламберт, судорожно оттирая от крови лицо и руки носовым платком. Даллас медленно подошел к останкам Кейна и, тяжело вздохнув, уселся рядом на стул. Он взял со стола догоравшую сигарету Бретта, успевшую прожечь пятно на пластике, и глубоко затянулся.

     

      36

     

      Эш закрыл змейку пластикового мешка и запаял шов. Ламберт стояла у входа в шлюзовую камеру и нервно курила, еле сдерживая слезы. Рипли, прикрыв глаза, шепотом читала молитву. Паркер и Бретт переложили импровизированный гроб на самодвижущуюся тележку катапульты.

      — Извини, парень, если что не так, — Паркер разгладил складки пластика.

      — Пошли, — тихо сказал Бретт. — Рипли, передай Далласу, что у нас все готово.

      Красные огоньки мигалок вспыхнули на потолке шлюзового отсека. Основное освещение погасло.

      Рипли вошла в капитанскую рубку. Даллас сидел на своем месте и смотрел на экран.

      — Кэп, все на местах. Сидят у своих дисплеев. Пора начинать.

      — Да, пожалуй.

      На экране светился перекрещенный пятигранник шлюзового створа. В верхнем углу бежали, приближаясь к нулю, цифры.

      — Никогда себе этого не прощу, — Рипли нервно теребила платок в пальцах. — А Эшу не прощу и подавно.

      — У нас не было времени для исследований, — ответил капитан.

      — Я не об этом. Это — преступление.

      — Сейчас очень легко искать виноватого. Не всегда, дорогая, все получается так, как хочется.

      — Да, не всегда. Но сканирование необходимо.

      — Эш производил вскрытие, — Даллас положил руку на клавишу, открывавшую шлюз. — Мы вряд ли что-нибудь увидели бы.

      — Это почему?

      — Судя по нарушению тканей в теле Кейна, эта тварь образовалась в нем всего за несколько минут.

      — Что ты хочешь этим сказать?

      — То и хочу, что от микроскопического яйца или эмбриона до той стадии, когда существо покинуло тело, прошло не более двадцати минут.

      — Боже! — вырвалось у Рипли, и холодная волна покатилась по спине, собирая в комок мышцы.

      На экране оранжевым светом замерцал символ шлюзования. «5», «4», «3», «2», «1», «0». Створки шлюза плавно разошлись, и белоснежный кокон вылетел в пустоту. Всего несколько мгновений, пока свет навигационных огней освещал его, он был в поле зрения. Еще секунда — и он исчез, поглощенный бездонным мраком космоса.

      — Прощай, наш друг, — вполголоса произнес Даллас. — Ты уже ничего не сможешь нам сказать.

      — Покойся с миром, — добавила Рипли и вышла из рубки.

     

      37

     

      Может, это страх? Да нет. И страхом трудно назвать это непонятное и смутно томящее ощущение во всем теле. Но до чего мерзко! Это чувство похоже на то, что возникает в ожидании хорошей трепки. Организм готовится к борьбе, трудностям, страданиям — и отравляется, поддерживая в каждой клетке боевой дух. Ничего не происходит, и становится еще более муторно, появляется какая-то пустота.

      Наверное, я уже слишком долго морочу себе этим голову; может быть, лучше было бы просто бояться. Да, пожалуй, это никем не уважаемое занятие очень украсило бы мое вынужденное бездействие. Но самое жуткое в такой ситуации — это понимать необходимость и срочность принятия каких-то мер.

      А тварь носится сейчас где-то по нашему кораблю, гадит… а может быть и нет. Может, она уже сдохла давно, как та, предыдущая, и воняет, разлагается в каком-нибудь вентиляционном ходу.

      В голове бред, какая-то каша. Из темного болота гнетущей пустоты вдруг выплывают нестерпимо яркие, почти реальные образы и картины. Они вспыхивают лишь на мгновение и гаснут. И я даже не успеваю осознать их.

      Ни о чем не хочется думать. Не надо думать. Просто лечь бы сейчас и заснуть, а проснуться уже в Мемфисе ярким апрельским утром. Да, мечты, мечты… Одна радость, что на них пока еще есть время и можно спокойно помечтать.

     

      38

     

      Бретт положил на стол длинную тонкую стальную трубку с набалдашником странной формы с одной стороны и пистолетной рукояткой — с другой:

      — Можно попробовать вот это.

      — А она… — Даллас скептически поглядел на хрупкую конструкцию.

      — Все, что есть. Это единственное серьезное оружие, которое я нашел. — Он взял трубку, нацелил в потолок и нажал на стальную петлю, расположенную у рукояти. Голубая молния слетела с набалдашника, выбросив сноп искр, врезалась в угловую балку потолка. Сталь загудела, по серебристому металлу пошли радужные вспышки, и он стал осыпаться мелкими кусками неправильной формы, как раздавленное стекло.

      — Это может убить его. Конечно, гарантии я дать не могу.

      Бретт передал оружие Паркеру. Тот взял его, покачал на руке, как бы взвешивая.

      — Может, огнеметы лучше?

      — Нам нужно сначала найти его, — проговорила Ламберт, гася окурок об угол стола.

      — Ты права, милая. Нам нужен вот этот прибор, — Эш поднял с пола большой ящик с длинным раструбом с одной стороны и узкой шкалой и сигнальной лампой с другой. — Это тепловизор. Он ведь теплокровный.

      Эш нажал клавишу пуска и поднес руку к раструбу. Миниатюрная стрелка на шкале вздрогнула, вспыхнула алая лампочка, и слабый, но настойчивый писк наполнил каюту.

      — Вот. Видите, как действует? Мы пойдем с ним. Здесь есть регулятор. Максимальное расстояние, на которое он действует, — пять метров.

      — Негусто, — разочарованно присвистнул Паркер. — Ты видел, как эта зараза слетела со стола? И пискнуть не успеешь, как она прогрызет в тебе дыру!

      — Заткнись! — одернула его Рипли со злостью.

      — Ладно! Пора действовать. — Даллас вышел на середину каюты. — Рипли, Паркер и Бретт обследуют все каюты и палубы.

      — Будем стараться! — Бретт поправил бейсболку и взял у Паркера электропрожектор.

      — Эш остается в рубке. Принимает сообщения. Обо всем происходящем немедленно докладывать ему.

      — Есть, сэр.

      — А мы с Ламберт выйдем через «маму» на датчики противопожарной системы и попробуем переориентировать их так, чтобы они работали как гигантский тепловоз, на весь корабль, — если, конечно, у них хватит чувствительности.

      — Пошли, надо работать. — Рипли взяла коробку тепловизора и, хлопнув Бретта по спине, вышла из каюты.

     

      39

     

      Длинные, бесконечные коридоры палуб опоясывали технические рубки и отсеки. Сотни и сотни метров узких и низких, широких и высоких, обшитых пластиком и мерцающих индикаторами коридоров, похожих на шипящие и извергающие пар коридоры из фильмов ужасов, — и, напротив, глотающие каждый шелест и звук шагов помещения.

      — Дай Бог, чтобы эта штука помогла нам. Тяжелая, мать ее… — глаза Паркера блестели в полумраке коридора.

      — Поможет. Тебе же объяснили, — Бретт перебросил свое оружие из руки в руку, — она чувствует тепло.

      Рипли остановилась у шлюзового люка с люминесцентным номером на стальном корпусе: «35». Паркер стал ковыряться в блоке управления.

      — А я тебе, дураку, говорил, — чертыхаясь, ворчал он, — Бретт, старина, будь так добр, почини все люки и освещение на нашем корыте!

      Бретт обиженно опустил голову и лишь молча подавал инструменты. Из коробки посыпались искры, контакты замкнулись, магнитные замки разошлись, и дверь ушла в потолок. Рипли подняла тепловизор и направила его в проем. Индикатор вздрогнул, лампочка вспыхнула и тут же погасла.

      — Ребята, — прошипела Рипли сквозь зубы, — кажется, здесь что-то есть!

      — Что, барахлит? — не расслышал Паркер.

      Бретт дернул его за штанину и выставил вперед свою пушку. Толстяк застыл на месте, медленно поворачивая голову в сторону зияющего чернотой провала каюты.

      — Сейчас дам свет.

      Лампы мигнули и залили рубку голубоватым светом. Рипли короткими перебежками двинулась вперед, выставив перед собой раструб тепловизора. Стрелка слабо отклонялась, показывая наличие в рубке чего-то живого, но где конкретно — установить было невозможно. Бретт шел рядом, оглядываясь по сторонам, то и дело замирая и прислушиваясь к каждому шороху.

      — Да что вы как бойскауты какие-то. Нету тут никого!

      Рипли провела раструбом перед прямоугольной дверцей электрошкафа, встроенного в переборку. Стрелка дернулась и быстро побежала к предельной отметке на шкале, лампочка вспыхнула, и слабый писк наполнил рубку.

      — Он здесь, Паркер. Приготовьтесь! — прошипела Рипли.

      Паркер снял с пояса аккуратно сложенную сеть и развернул ее.

      — На счет «три» — открывай, — сказал Бретт и выставил перед собой электрожектор. — Раз, два…

      Рипли взялась за ручку дверцы.

      — Три!

      Дверца распахнулась, луч света ворвался в мрак шкафа и высветил два желтых глаза и огромную шипящую пасть.

      — Вот он! Быстро! — взревел Паркер.

      Бретт ткнул в шкаф набалдашником, блеснула молния, разноцветные искры брызнули во все стороны. Рипли отшатнулась, роняя тепловизор. Рыжий комок ярости с воем пронесся мимо, обогнул расставленную Паркером сеть и исчез в коридоре.

      — Не дайте ему уйти!

      — Да стойте, стойте, вы, — орал Бретт. — Это не он! Это кот!

      — Что? — Паркер нервно хихикнул. — Это был Джонси?

      — Да!

      Все расхохотались, выпуская из глубины легких набранный для рывка и борьбы воздух.

      Первой успокоилась Рипли. В ее глазах снова появилась тревога.

      — Черт! Нам надо поймать его!

      — Для чего? — Бретт непонимающе посмотрел на нее.

      — Эта тварь может сожрать беднягу.

      — Точно, — влез с комментариями Паркер — он все еще веселился, — эта штука закусит нашим Джонсом на завтрак. Она получит великолепный рыжий завтрак!

      — Да. Но самое главное — не это. Джонс — лишняя тепловая мишень для нас. Мы же не собираемся целую вечность гоняться по кораблю за котом? Кроме того, ведь ты и сам, Бретт, мог попасть в него из своей пушки.

      — Верно.

      — А раз верно, значит сбегай и поищи его. Он далеко не уйдет, — сказал Паркер, прилаживая сеть обратно к поясу.

      — Вы думаете, я сюда нанимался кошколовом? — обиделся Бретт и полез в карман за сигаретой.

      — Но ведь вы же большие друзья, и ты наверняка знаешь, где он. — Рипли закрыла шкаф.

      — Да, знаю, — прищурился он. — Ну и что?

      — Ничего.

      — Ладно. Все понял, — уголки рта Бретта поползли вниз. — Это была только шутка. Я пошел.

      Он натянул на глаза бейсболку и зашагал к выходу. У люка он обернулся:

      — Только если вместо Джонса я найду эту тварь, то нести ее за шиворот сюда я не буду.

      — О'кей, — улыбнулся Паркер.

      — Давай быстро, — кивнула Рипли. — Мы сейчас здесь все уберем, а ты лови его в темпе. Еще ведь полно работы.

     

      40

     

      Перехватывает горло, и пить страшно хочется. А еще больше хочется на все плюнуть. Зачем рисковать собственной шкурой ради какой-то рыжей хвостатой твари, когда другая, тоже имеющая хвост дрянь может прожрать в тебе дыру любого калибра.

      Каждый шаг по этим пустым темным коридорам дается с величайшим трудом. Гул собственных шагов одновременно пугает и взводит до предела. Тут и без того боишься собственной тени. Иногда даже оборачиваешься на звук собственного дыхания, отраженный соседней переборкой. А этот треклятый тоннель все тянется и тянется. И лезут, лезут какие-то дурацкие мысли, видения. А может, этот проклятый червяк уже сожрал Джонси? Фу ты, вечно какой-то бред. Не успел он его сожрать за две минуты! Бред!.. Сколько ни смотрел этих фильмов, ни читал этого дерьма с морем крови, — всегда представлял себя главным героем. И всегда понимал, что облажаюсь. А тут гораздо хуже! Когда башкой не думаешь, извилинами не шевелишь, то ничего. Даже эти плохо покрашенные стены во мраке кажутся не такими угрюмыми; а когда, не дай Бог, хоть четвертинкой извилины, хоть одной клеточкой воспаленного мозга сообразишь… Хана! Господи! Что я делаю?! Хочется забиться куда-то и просто ждать, когда все это кончится. Желание вырваться из остохреневшего замкнутого пространства охватывает с такой силой, что еле сдерживаешь себя, чтобы не заскулить и не побежать с воем по этим чертовым коридорам. Кажется, это называется клаустрофобия… Ну да начхать, как это называется, но штука это на редкость дерьмовая. Это уж точно. Послать бы все ко всем чертям и укатить в горы. К горной реке, где холодная родниковая вода, и среди покрытых мхом камней плещется во-о-от такая вот форель. И чтобы Паркер от удовольствия хлопал лопуховыми губищами: «Well!». А-а-а!…

      Бретт махнул рукой и медленно переступил через порог отсека, где хранились транспортные вертолеты и автопогрузчики. Дежурное освещение могло лишь слабо разбавить густой мрак; голубой свет напоминал лунный. Было тихо-тихо. Каждый шаг звучал, как удар колокола. Металлические стены отражали звук, усиливали его и искажали до неузнаваемости.

      — Джонси, кис-кис, где ты? — позвал он.

      Голос был чужим и незнакомым. Липкая волна страха подкралась к Бретту и набросилась на него, захлестнула, заполнила вязким холодом грудь.

      — Кис-кис-кис, Джонси, ну, отзовись!

      Он прошел в центр зала. Полумрак и страх преображали нагромождения техники в диковинных спящих монстров. Бретт натянул бейсболку на глаза и подошел к шлюзу, ведущему в следующий зал. Идиотское занятие. До чего же идти не хочется! Дверь как бешеная взлетела вверх, освобождая проход. Теплый песочный свет заливал тридцатифутовый тоннель. С переборок свисали муфты кабелей и плоские сочленения переходных коробок с сигнальными индикаторами.

      — Джонси, сукин кот, куда же ты пропал?!

      Приглушенное урчание раздалось из соседней рубки. Бретт быстро побежал по коридору. Огромные стальные жалюзи витиеватого створа были слегка приоткрыты. Это был зал обработки топливных элементов. С потолка свисали цепи, на которых подвешивали контейнера. Здесь всегда темно и холодно. Терморегулирующая обшивка в помещениях, прилегающих к двигательному блоку, облегчена, и холод космоса конденсирует на темно-каштановых переборках влагу в кристаллики льда. Посредине зала возвышалось прямоугольное сооружение разгруженного топливного контейнера.

      — Джонс… — Голос Бретта осекся.

      Серое пятно с шипением метнулось из-под ног в сторону и исчезло в боковом тоннеле.

      — Черт! Джонси! Еще пара таких выходок, и я сам сверну тебе шею!

      Он подбежал к черному провалу прохода.

      — Слышишь меня, Джонси? Кис-кис-кис! Если ты собираешься поиграть в догонялки и попутешествовать по кораблю, то ты выбрал не самое лучшее время. У меня сегодня очень плохое настроение. Так и знай, оторву твою дурную башку!

      Бретт тщательно, дюйм за дюймом, стал ощупывать стену в поисках выключателя. Здесь не было дежурных ламп, и зал освещался только тем светом, который просачивался через окошко люка. Там, где находился Бретт, было совсем темно. Рука коснулась чего-то липкого и холодного, как студень. Ну и мерзость! Возись здесь, мать твою! Где ж этот проклятый выключатель! Ага! Зажужжали дроссели, и проход осветился мерцающим светом неоновых ламп. Бретт отдернул руку от стены и взглянул на нее. Прозрачное желе гигантской амебой сползало с пальцев. Выключатель и часть обшивки стены были забрызганы такой же дрянью.

      — Черт! — он вытер руку о комбинезон. — Это что еще за дерьмо?

      Он дошел до конца коридора и набрал код. Глухо вздохнула пневматика, и пятилепестковая чаша люка открылась.

      — Джонси, кис-кис, Джонси, где ты?

      Бретт почесал затылок и поправил съехавшую на нос бейсболку.

      Это был самый большой зал, находившийся в правом крыле корабля. Некогда в нем размещался центральный холодильный комплекс. Но последние шесть полетов его использовали как склад для списанной с рудников техники и отработанных блоков самого корабля.

      — Послушай, ты, — голос Бретта тонул в море наваленного металла и прочего хлама и звучал глухо, — если ты сейчас же не выйдешь…

      Мяуканье раздалось где-то совсем рядом.

      — Мать твою, Джонси, выходи, кис-кис-кис!

      Бретт подошел к встроенному в стену техническому модулю. Ручки рубильника ушли в чрево станины. Ровный сиреневый свет наполнил пространство. Рыжий кот сидел в проеме между колесами ржавого гусеничного скрепера.

      — Джонс, мне это уже порядком надоело! Еще немного — и я могу плюнуть! Пусть тобой завтракает кто хочет, дерьмо кошачье!

      Желтые глаза кота блеснули маленькими фонариками, он вытянулся, пытаясь прошмыгнуть мимо. Бретт медленно протянул к нему руку. Кот замер с поднятой лапой.

      — Ну-ну, все хорошо, иди, дурашка!

      Он склонился над котом, но тот отскочил на пару футов, сел и стал умываться, усиленно работая языком. Бретт, чертыхаясь, встал на четвереньки и начал ползти к нему. Еще «шаг» — и рука вляпалась во что-то липкое и холодное. Бретт посмотрел вниз. На металлическом листе пола лежало что-то отдаленно напоминавшее кожу змеи, только в несколько раз больше и совершенно другой формы. Эту странную молочно-белую кожу покрывал слой какой-то прозрачной, терпко пахнущей слизи. Бретт вспомнил пятно на стене у выключателя. Он расправил резиноподобную кожицу. Она великолепно передавала конфигурацию тела ее хозяина. Четко просматривался длинный, как у краба на лице Кейна, хвост, состоящий из множества роговых колец. Головная часть шкуры была разорвана надвое и походила на распущенную кожуру банана. Он брезгливо взял ее двумя пальцами и отшвырнул в глубину зала. Джонси завершил свой туалет и не спеша проследовал под пустые емкости из-под топлива для машин.

      — Черт! Куда!

      Бретт сорвался с места, как бегун с низкого старта. Но ноги его разъехались в разные стороны, оскальзываясь на слизи, и тело, потеряв равновесие, полетело вперед. Пирамида пустых баков дрогнула и стала оседать на него, заваливая и не давая выхода. Жесткое ребро стальной канистры обрушилось на голову Бретта, и он потерял сознание…

      …Свет исходил откуда-то сбоку. Голова нестерпимо болела, что-то теплое стекало по лбу и вискам тонкой струйкой, опадая со щек на комбинезон. Бретт с трудом освободил одну руку и запустил ее под бейсболку. От прикосновения пальцев по голове прошла волна тупой боли. Бретт поднес руку к глазам. Теплой и вязкой жидкостью была его собственная кровь.

      — Вот не везет! — огорченно поморщился Бретт.

      Движения были затруднены. Все тело, кроме одной свободной руки, было погребено под баками. Бретт попытался отодвинуть один из них, но тщетно. Силы оставили его.

      — Ну, что теперь, а, Джонси? Подлец рыжий, что мне теперь делать?! — Бешенство накатило на Бретта. — Вот я выберусь отсюда и вытряхну тебя из твоей гнусной шкуры!

      Он закрыл глаза и бессильно опустил голову. В чувство его привел приближающийся глухой звук шагов.

      — Кто здесь, ребята? Вытащите меня! Я здесь, в завале. Эта рыжая бестия чуть не угробила меня!

      Тощая рука просунулась в щель между баком; Бретт ухватился за нее, напрягая мышцы всего тела. Сила была огромной. Тяжелые емкости с грохотом разлетелись в стороны, и тело как мотылек выпорхнуло из-под них и легло на пол.

      — Ого, здорово!

      Бретт открыл глаза и обмер. Перед ним стоял человек с лицом точь-в-точь как у него самого. Бейсболка была натянута на лоб и чуть наклонена набок.

      — Привет!

      Человек протянул руку. Бретт ответил. Рукопожатие было сильным и чуть не сломало кости, больно защемив хрящи в ладони.

      «Я схожу с ума, — мелькнуло в голове Бретта. — Точно! Либо я двинулся, либо уже умер».

      Но боль в голове и во всем теле и явно живое рукопожатие опровергали последнее предположение. Бретт от кого-то слышал, что когда умираешь, можно видеть себя со стороны. Но, правда, говорят, что тогда чувствуешь себя легко и свободно. А тут ощущения в теле были по-прежнему реальны и отвратительны. К тому же видеть себя со стороны — это одно, а здороваться за руку — совсем другое. Человек с его лицом внимательно смотрел на Бретта и улыбался. Бретт закрыл глаза и протер их руками. Вновь открыв их, увидел то же самое.

      — Ну и как это понимать? — совершенно некстати вырвалось у него, хотя собирался он произнести что-то совсем другое.

      — Никак, — человек пожал плечами. — Твой кот побежал в сторону центрального блока.

      — Не-е-ет, ребята, вы, конечно, разыграли меня хорошо, но это, пожалуй, уже слишком. — Он нервно хохотнул.

      — Я и не собирался тебя разыгрывать. Ты попросил о помощи, вот я и помог. — Человек улыбнулся.

      Все смешалось в ноющей голове Бретта, и, развалившись на полу, он принялся хохотать.

      — Не корчь из себя сумасшедшего! Бретт, дружище, тебе это не идет!

      Человек опустился рядом на пол и подобрал под себя ноги.

      — Что ты хочешь сказать этим, Даллас? — сквозь смех процедил Бретт. — Только ради такой хохмы незачем было бороду брить. Она тебе шла! А грим, наверное, Рипли и Ламберт наштукатурили? Но это сейчас немного не по теме.

      Он привстал, опершись на локоть, и потрепал собеседника по щеке. Человек поправил бейсболку и, достав из кармана на груди платок, протянул его Бретту.

      — На, у тебя кровь. Вытрись! Только я не Даллас. Я — это я, то есть ты.

      — Хватит. — Бретт протянул руку и пощупал сначала свое лицо, а потом лицо своей копии.

      Ощущения были совершенно одинаковыми. Чужое лицо было теплым и без малейших признаков грима. На ладони остались лишь капельки пота. Чьи?

      — Черт! — Глупая ненужная улыбка сползла с лица Бретта, он отдернул руку и ничего не понимающим взглядом посмотрел на нее.

      — Да, — кивнул собеседник, — я — это ты, а ты — это я. Просто нам никак не удавалось поговорить друг с другом. А ведь есть о чем!

      — Что? — Бретт протер ладонью вспотевший лоб.

      — Ведь уже сколько лет мы с тобой как проклятые мотаемся по этому холодному пустому пространству и никак не можем просто сесть, поговорить, повспоминать. Нет времени.

      — А что вспоминать?

      — Ну как — что? Например, можно вспомнить о том, что тебя уже семь лет нет на родной планете, в родном доме. Или ты считаешь, что это пустяки? Да, зарабатывание денег — вещь хорошая, но…

      Бретт сел. Нахлынувшая вдруг волна отталкивающего страха сменилась ощущением пустоты и глубокой тоски, щемящей душу. Перед глазами поплыли картинки.

      Малиновый лендровер, вечно пахнущий свиным навозом и бензином, стоял у порога дома. Уставшее лицо отца. Его сгорбленная фигура застыла в кресле как статуя. В руке догорала сигарета. Это все необычайно прочно стояло перед глазами, и у Бретта защекотало в горле.

      Дом. Старый дом. После майских дождей потолок весь покрывался мокрыми разводами. Крыша прохудилась, а денег на починку не хватало. Да и когда их хватало? Приходилось вкалывать на трех работах. С утра ковырялся в грязных грузовиках дальнобойщиков, менял прогоревшие клапана и сливал отработанное масло в старое пластиковое ведро. Днем, с отваливающимися руками, еле перебирая пальцами, чинил разный домашний хлам в маленькой каморке, вечно прокуренной и пропитанной дымом перегоревшей изоляции. Доход от этого дела был поменьше, но почему-то к этому труду тянуло больше всего. Душа лежала, что ли? А уже почти ночью у старого заброшенного дока резал автогеном ржавую сталь списанных посудин. Около часа ночи, еле передвигая ноги, полумертвый приползал домой и с час сидел под струями холодной воды, отхлебывая из банки теплое пиво.

      — Но ведь так было не всегда, — собеседник печально улыбнулся и опустил глаза.

      — Нет, всегда! Боже мой, как я тогда психовал. Я и сейчас не могу простить ему, хотя уже могу понять все, что он тогда делал.

      Отцу нравилась такая жизнь, и он ничего не хотел менять. Ему нравился дом, стоящий черт знает где, на какой-то грязной свалке. Нравилось то, что у нас не было ни холодильника, ни телевизора, ни даже нормального сортира. Единственное, что он позволил мне соорудить, так это душ из старой канистры, куда перед каждым купанием приходилось закачивать воду. Но он говорил, что ему, а значит, и мне, только эта жизнь и подходит.

      — Да, по сей день я чувствую обиду.

      — Конечно! Он же мог все это легко изменить. У него было прекрасное образование, и он мог найти непыльную работу, за которую очень прилично платят. А-а-а… — Бретт махнул рукой. — Не повезло.

      — Но ведь так было не всегда, — еще раз повторил двойник.

      — Да. Отец умер, оставив всего три тысячи да безумную тетку в одной из частных клиник в Огайо, за которую тоже надо было платить. Ну а потом я по глупости попал в армию.

      — Скажешь тоже! По глупости! Все-таки хорошая жратва, одевали и деньги обещали немалые. А как я радовался хоть какому-то обществу после стольких лет вынужденной изоляции!

      — Но чего это мне стоило в конце концов! Шесть лет прошло в постоянной беготне с сорока килограммами за спиной. Кормил малярийных комаров на западе. Бегал по барханам в Аравии. Неделями не спал под непрерывным огнем арабов, когда даже сходить под куст было большой проблемой. Запросто можно было получить пулю в голый розовый зад. А если честно, то и кустов-то там не было. Вот тогда тоже хотелось все бросить, плюнуть и вернуться. Но разрыв контракта грозил выплатой неустойки. Да и было это только однажды. Еле удерживал себя в сознании; оно все норовило погаснуть. И тогда вышедшее из-под контроля тело бежало бы, бежало, бежало…

      — Разве ты не помнишь, после чего это было?

      — Как не помнить?! Тогда меня накрыло полутонным фугасом, и я двое суток пролежал под полуметровым слоем земли. Удивительно, как вообще остался жив! Повезло, если, конечно, не считать вдребезги разбитого бедра. Нашли почти случайно, ты же помнишь. Местные разбирали железо после очередного наступления, и какого-то черномазого пацана очень заинтересовали мои классные ботинки, торчащие из земли. Потом два месяца лихорадки и бреда с выворачивающей наизнанку тошнотой. Но все прошло, и с горем пополам мне удалось перебраться к нейтралам. Да, тогда единственный раз в жизни мне сказочно повезло.

      — А потом «Пурпурное сердце» и досрочная демобилизация, — закивал собеседник. — А в Айдахо я встретил Менгу.

      — Да, на вечеринке у боевого друга я встретил Менгу, — эхом повторил Бретт. — Она была тогда чертовски хороша в голубом платье с белым платком на талии. Это были райские дни.

      — Потом удачная работа в космопорте. Это, конечно, был мой звездный час!

      — Да. И большие деньги. Через полгода я позволил себе сделать ей предложение. Купил собственный дом. Всего за пятьдесят тысяч в рассрочку на десять лет. Сказочное было время. Мария появилась зимой. Помнишь, она рожала в пожарной машине: не успели доехать до госпиталя. Замело дороги.

      — Да. А еще через год родился Марк. Славный такой, с большими, как у Мэг, глазами.

      — И голосом таким же звонким.

      — Да, таким же. И тут начались трудности.

      Бретт закрыл глаза, достал сигарету и протянул пачку собеседнику. Тот взял тоже, и оба закурили.

      — А ты помнишь, когда она в первый раз сказала, что больна?

      — Конечно. Это было в марте. Мы все тогда ездили к ее родителям. Они, да и я, были просто убиты этим известием.

      — Но ведь все это случилось не сразу.

      — Да. Прошло еще два года. Ровно два года, день в день.

      Слезы выступили на глазах Бретта и его собеседника.

      — Ее родители забрали детей к себе, и я каждую неделю мотался к ним через три штата.

      — А интересно, они меня еще помнят?

      — Нет, наверное. Уже и лицо, пожалуй, забыли. Ведь сколько времени прошло! Марк уже колледж заканчивает… А может, и помнят. Марк делал вырезки из газет, где упоминались названия кораблей, на которых я летал.

      — Подожди, сколько я уже здесь?

      — На «Ностромо»? Уже почти девять лет. Господи, как хочется отдохнуть. Забрать ребят и осесть в своем доме. Можно купить магазинчик. Вернусь, там видно будет.

      — Ничего не выйдет! Я ведь уже не раз пробовал.

      — Почему это не выйдет?

      — Не могу. Как увижу их, вспоминаю Мэг. Так недельку-две промаюсь, и если не уйду в рейс, то рискую загреметь в психушку. Отделение пограничных состояний так и зовет. Вот и выбираю эту чертову неспокойную жизнь.

      — Нет. После этого рейса все-таки попробую еще раз.

      — Удачи тебе, — собеседник вдруг улыбнулся.

      — Сейчас нам всем нужна удача, — вспомнил Бретт и прикрыл глаза. — Побыстрей бы прихлопнуть эту проклятую тварь — и спать. А там…

      Зал был пуст, лишь слабо гудели лампы под потолком. Бретт протер глаза. Голова отчаянно болела. Тупая боль сползла с темени на виски и остро отдавалась в глазницах.

      «Что это было? Черты знакомые. Сходство со мной все-таки есть. Может действительно розыгрыш? Не похоже. Скорее, все-таки галлюцинация. От удара по голове, что ли?..»

      Еле слышный кошачий писк донесся из глубины коридора.

      — Джонси, кис-кис-кис, иди сюда, прохвост, я тебе дам что-то вкусненькое!

      Бретт с трудом поднялся и шатаясь пошел к выходу. Коридор был пуст. Он прошел в следующий зал. С потолка из системы пожаротушения мелким дождем срывалась вода.

      — Гребаные испытатели! — Бретт поморщился, подставляя лицо под струи холодной воды. — Не умеете — не беритесь. Все умников из себя строят. Подождать не могут, лезут. Потом чини… Никуда этот ваш монстр не денется, а чувствительность у системы будет хреновая!

      Вода глухо барабанила по шапке. Он снял ее. Холодные капли ощущались израненной кожей как удары палкой. Но вот наконец волосы намокли, и этот холодный компресс чуть облегчил боль. Перед глазами вдруг снова возник образ появившегося неизвестно откуда собеседника, и в ушах в такт ударам капель застучали его последние слова:

      — У-да-чи те-бе!

      Бретт резко обернулся. Вот он! Рыжий кот сидел между сочленениями труб.

      — Ах вот ты где! На это раз тебе не уйти! Иди, иди ко мне! Тебя все ждут!

      Бретт встал на колени и протянул руки. Кот сделал несколько маленьких шажков ему навстречу и замер. Уши прижались к голове, шерсть на загривке и спине встала дыбом, тело выгнулось в мост, пасть оскалилась, обнажая клыки, и кот угрожающе зашипел.

      — Что с тобой, Джонси? Успокойся!

      Он попытался ухватить кота за шиворот, но тот забился в угол между переборкой и трубой.

      Поведение всегда дружелюбного кота насторожило Бретта, но причины он сразу определить не мог. Что-то странное было во взгляде Джонси. Он смотрел не на человека, а куда-то за его спину; там его что-то пугало и заставило принять оборонительную стойку. Странное чувство охватило Бретта. Он медленно, как во сне, поднялся с колен и лишь сейчас ощутил чье-то присутствие за спиной. Он развернулся и окаменел. В полумраке зала стояло что-то огромное и тянуло к нему свои тощие руки. Тяжелый горький ком застрял в горле, не давая возможности произнести ни звука. Огромная белоснежная с голубым отливом голова в гладком роговом шлеме, начинающемся ото лба и уходящем далеко назад, склонилась над ним. Потоки склизкой вонючей жидкости вывалились изо рта и забрызгали Бретту комбинезон. Он отшатнулся. Руки сжали оружие. Ощущение холодной ребристой рукоятки электрожектора немного успокоило его. Палец лег на спуск. Целый фонтан голубых молний вырвался из ствола и охватил лоснящегося разноцветными искрами монстра. В ушах стоял монотонный треск выстрелов, палец занемел на спусковом крючке… Картинка застыла. Время шло; ничего на происходило. Бретт опустил взгляд. Пустые пальцы судорожно дергались. Оружия в них не было.

      «Забыл у баков», — пронеслось в голове.

      Эта мысль полоснула как острием ножа; Бретта парализовала беспомощность.

      Голова твари метнулась к нему, узловатые лапы вцепились в шею, поднимая тело над полом. Огромная пасть открылась, обнажая частокол редких, но острых, как у крыс, зубов. Челюсти раздвинулись. За первым рядом зубов оказался еще один, также сидящий на челюсти, за ним — еще и еще. Водопад слизи омывал всю эту невообразимую конструкцию, и она искрилась в сиреневом свете.

      «Удачи тебе!» — снова вспыхнула фраза в голове Бретта и погасла вместе с сознанием.

      Увенчанный крупными зубами ребристый поршень последней пары челюстей распахнулся и набросился на жертву: пробил голову, разнес в клочья бейсболку вместе с черепной коробкой, судорожными движениями расплескал плоть мозга.

      Бретт вскрикнул, но это уже был не крик живого человека. Скорее легкие выпустили свой последний вздох через сведенные предсмертной судорогой связки. Поршень втянулся, и следующая пара челюстей плотно вцепилась в жертву. Лапы разжались; безжизненное тело повисло в зубах чудовища.

      Кот вжался в переборку и хрипло рычал, наблюдая за происходящим. В его огромных желтых глазах отражался, как в линзах фотокамеры, изломанный силуэт исчезающей во мраке дыры в потолке. Лишь мелкие шипящие лужицы едкой смердящей слизи напоминали о происходящем здесь.

      Спустя некоторое время Джонси успокоился и ушел.

     

      41

     

      Старинные часы с маятником мерно отбивали секунды, лишь своим тиканьем нарушая тяжелую тишину.

      Душащая как удавка тоска и ощущение того, что без твоей помощи не обойдутся, что она нужна, и то, что ты хочешь помочь, но не знаешь, как это сделать, и чувство, просто оглушающе сильное чувство, что помогать уже некому, — уничтожают все другие чувства. Остается только какая-то бесконечная тоска и беспомощность. Невозможно даже пошевелиться; дергаешься бессознательно, дергаешься, как младенец.

      Первым очнулся Паркер. Он взвыл, ударил кулаком о переборку и заорал:

      — Он был моим другом! Господи! Восемь лет! Восемь лет как один день!

      К нему подошла Рипли и положила руку на плечо:

      — Не надо! Он исчез…

      — Мы все-таки должны что-то придумать! — Ламберт вытащила изо рта сигарету и стряхнула пепел прямо на пол. В ее больших глазах стояли слезы. — Может, он еще жив?

      — Нет, — Рипли покачала головой, — не может быть такой удачи. Паркер и Даллас четыре часа лазили по всему правому крылу, пытаясь найти хоть что-нибудь. Ты же сама все это знаешь!

      Даллас поднялся и заходил вокруг стола:

      — Да. Ничего. Только электрожектор. Но похоже, что он его просто забыл еще до трагедии. И никаких следов. Ни крови, ничего.

      Рипли посмотрела на Паркера.

      — Сколько лет я его помню, — со вздохом сказал тот, — он всегда был хорошим парнем.

      Это прозвучало как прощальное слово на похоронах. Все надолго замолчали.

      В наступившей тишине раздался голос Далласа. Это было то, чего ждали все, — слово капитана. Казалось, что он размышлял вслух:

      — Нам нельзя оставить его в живых. Никак нельзя. — Он поднял голову. В его взгляде было что-то такое, что заставляло слушать. — Это существо должно умереть. Мы находимся на пути в Солнечную систему, и везти его туда было просто безумием. Будем вести поиск.

      — Тогда кто пойдет? — спросил Паркер. — Кто будет теперь искать это чудовище? Кто будет следующим?

      — Может быть, я? — спросил Эш.

      Не обращая на него внимания, негр продолжал:

      — Нам нужно какое-нибудь оружие. Настоящее, действенное. То, что у нас есть, — просто детская забава.

      — Эш, скажи, что мы должны делать, чтобы себя обезопасить? — обратилась Рипли к офицеру по науке.

      — Я не знаю. Мы же ничего не знаем о нем. Я не могу объяснить его увеличения. Но то, что это уже не тот червь, что убил Кейна, так это точно. Мы даже не знаем, каких размеров он сейчас и каких размеров еще может достигнуть. Понятно только, что для такого быстрого роста ему нужна какая-то органическая пища, и, скорее всего, он Бретта просто съел. Понимаете, ему просто нужен материал для постройки своего организма, и поэтому, естественно, что от Бретта ничего не осталось. Для него сейчас любое биологическое существо слишком ценно, от первой до последней клетки. Это уникальный материл.

      — Пожалуй, ты рассуждаешь здраво, — кивнула Рипли. — Но что же мы должны делать? Сейчас мы не можем просто поймать его и посадить в клетку. У нас нет ни времени, ни возможности сделать это. Скажи лучше, как мы сможем его уничтожить?

      Эш продолжал:

      — Паркер, ты проверил систему противопожарной защиты?

      — Да. Конечно, если собрать то, что хотели сделать Ламберт и Даллас, то кое-что мы все-таки увидим, но не везде, да и чувствительность будет хреновая. Нужен достаточно мощный сигнал. А мы не знаем, обладает ли он таковым. Так что не могу понять, для чего все это может нам пригодиться?

      — Для многого. Мы попытаемся найти это. Я проверил на компьютере…

      — Ну и что тебе сказала «мама»?

      — Учитывая все аспекты, можно предположить, что это существо кардинально изменяет свою структуру примерно каждые двадцать минут.

      — Каждые двадцать минут? — переспросила Ламберт; ее глаза забегали, а сигарета чуть не выпала из трясущихся пальцев.

      — Меня больше интересуют не его изменения. Меня интересует, что можно сделать, чтобы убить его, — не унималась Рипли.

      — Нет. — Даллас поднялся, оборвав разговор, и все обернулись к нему. — Никто не имеет права идти.

      — Почему? Мне было бы интересно поохотиться на это существо, — потер ладони Эш.

      — Это не смешно, — остановил его Даллас. — Ты — наука, а ты, Рипли, — безопасность. Без Паркера, — не дай бог какая поломка, — мы просто не долетим до дома. Вы должны оставаться здесь! Я несу ответственность за всех вас, и поэтому я принял решение. На поиски пойду я. Обсуждению не подлежит. Это приказ.

      — Без истерики, капитан! — вдруг заорала Рипли. — Ты ведешь себя как мальчишка! Здесь не нужна показуха! Это не пикник бойскаутов!

      — Я отдаю себе отчет в своих действиях! — заорал в ответ Даллас. — Прошу всех через пятнадцать минут собраться в ходовой рубке. Эш, Паркер, подготовить «мамочку» и тепловизор. Все подключить!

      Он медленно развернулся и вышел из каюты.

      — По крайней мере это право каждого из нас, — многозначительно заметил Эш.

     

      42

     

      Писк анализатора смолк, и люк открылся. Даллас плюхнулся в кресло оператора и опустил руки на клавиатуру. Экран дисплея вспыхнул. По центру прошла серебристая развертка ключа кода доступа. Даллас набрал код и задал первый вопрос:

      «Информация 20-37. Степень опасности для экипажа и корабля?»

      Световая точка пробежала по дисплею, выплескивая буквы.

      «Опасность необъяснима»

      «Информация 20-37. Что ты можешь сделать для того, чтобы определить местонахождение пришельца?»

      «Что означает «пришелец»?»

      — Черт! Дурацкая железяка! — взорвался Даллас.

      «Информацию 20-37 на экран»

      Компьютер заверещал, выбрасывая новые символы.

      «Информация заблокирована. Компьютер не может выдать эту информацию»

      «Какой может быть ответ с его стороны на агрессивные действия?»

      «Компьютер не может ответить на этот вопрос»

      Даллас был готов разнести терминал вдребезги, но, сдерживая себя, продолжал выводить на дисплее:

      «Каковы мои шансы?»

      «Уточните запрос»

      — У, сука, еще издеваешься, — заскрежетал зубами капитан.

      «Каковы мои шансы уничтожить чужака?»

      «Компьютер не может ответить на этот вопрос»

      Дверь плавно опустилась за его спиной, и свет в рубке погас. Только на экране светились слова:

      «Компьютер не может ответить на этот вопрос»

      …………

      «Компьютер не может ответить на этот вопрос»

      …………

      «Компьютер не может ответить на этот вопрос»

     

      Тяжелое чувство охватило капитана. Ситуация явно вышла из-под контроля. Он не мог объяснить ничего. Ни того, что происходило на корабле, ни того, что происходило с компьютером, ни куда все-таки пропал Бретт! Жуткое раздражение превращалось в животную ярость. Он вырвал из кассетоприемника на стене кодовую дискету и запустил ее в окошко люка компьютерного блока. Стеклопластик спружинил, диск отскочил, ударился о соседнюю переборку и упал на пол.

     

      43

     

      — Проверьте систему! Я готов! — Даллас поправил ремень огнемета и включил галогенный переносный фонарь.

      — Все в норме. Система готова, — услышал он в наушниках голос Ламберт.

      — Отлично. Открывайте первый створ.

      Круглая стальная диафрагма заскрежетала, освобождая проход. Даллас направил в образовавшийся проем фонарь, и луч света вырвал из полного мрака зеленоватую облицовку стеклопластиковых труб, висящих на стенах практически квадратного коридора. Сплюнув, капитан направил в темноту ствол огнемета и нажал на спуск. Желтое пламя с шипением рассерженной змеи облизало своды и погасло.

      — Чисто! Ну, я пошел!

      Встав на четвереньки и постоянно задевая головой потолок, он пополз по тоннелю к следующей шлюзовой диафрагме.

      — Мы тебя видим! — прозвучал в наушниках радостный голос Ламберт.

      Экран высвечивал сетку квадратов, которыми обозначались отделения разводящих тоннелей.

      Паркер и Эш славно поработали, подключив к системе тепловых датчиков противопожарной защиты комплекс по поиску теплокровных объектов. Правда, для этого пришлось практически полностью разобрать тепловизор и доломать систему пожаротушения.

      Яркая точка светилась на экране в первом переходе, куда только что вошел Даллас. Ламберт изменила проекцию и дала вид сбоку. Точка-Даллас как бы висела в воздухе, удаляясь в сужающуюся к горизонту сетку квадратов.

      — Пока все в порядке. Открывай следующую дверь.

      Общая длина этих тоннелей на «Ностромо» составляла порядка ста миль. Они в шесть рядов опоясывали весь корпус корабля, неся в своем чреве трубы, кабели и волноводы, дающие жизнь каждому органу грузовоза. Это была как бы кровеносная и нервная система гигантского сооружения. Даллас пробирался по первому стоярдовому отрезку этого бесконечного тоннеля и проклинал всех святых вместе с Создателем. Воздух внутри был затхлый: вентиляция здесь не была предусмотрена, а факел горелки огнемета пожирал и без того скудные запасы кислорода. Фонарь клочьями вырывал части тоннеля, но тот был пуст. Можно было двигаться дальше.

      — Как там у вас? — Даллас поправил сползающий микрофон.

      — Тебя видим, но чужака пока нет.

      — Закрой за мной дверь.

      — Хорошо. Слушаюсь, — проговорил в наушниках голос Рипли, но тем не менее приказ остался невыполненным.

      — Закрой, — повелительно повторил Даллас.

      Стальные лепестки, плотно прилегающие друг к другу, сошлись — диафрагма отрезала путь к выходу. Еле двигаясь, Даллас подполз к следующему створу. И, с трудом шевеля языком, сказал:

      — Открывай следующую.

      Вставив в образовавшееся отверстие ствол огнемета, он нажал на спуск. Огромный факел доел остатки кислорода, и дышать стало совсем нечем. Воздух с трудом просачивался через миниатюрное отверстие закрытой диафрагмы. В легких вспыхнул пожар, голова гудела от недостатка кислорода и чада сгоревшего бензина.

      — Черт! — Даллас лег в проходе, подложив под голову фонарь. — Если эта тварь не появится через пять-шесть переходов, то вы меня здесь и похороните.

      — Что случилось? — прорезался в наушниках голос Ламберт. — С тобой все в порядке?

      — Пока да. Просто мне нужно передохнуть. Мы не учли одну маленькую деталь.

      Паузы между словами становились все длиннее и длиннее. Это насторожило Рипли.

      — Что у тебя там? Даллас, не молчи!

      — Детка, не психуй! Здесь практически нет воздуха и пользоваться огнеметом равносильно самоубийству.

      — Это не проблема. Я открою люки и пущу тебе воздух, но на всякий случай будь наготове.

      Рипли набрала коды замков. Жалюзи на несколько секунд раскрылись и вновь сошлись. После удушливого смрада поток затхлого теплого воздуха показался благоуханным источником жизни. Даллас набрал полную грудь и с наслаждением выпустил воздух из легких. Тошнота пропала, но голова по-прежнему была ватной. Кровь с сухим шуршанием пульсировала в висках, иногда перекрывая шелест помех в наушниках.

      — Спасибо. Мне уже лучше. — Даллас подобрал фонарь и пополз дальше.

      — Есть! Он появился! — заверещала Ламберт.

      Капитан вздрогнул, весь собрался в комок и прислушался. Было тихо.

      — Где он? — шепотом спросил Даллас.

      — Он на два этажа ниже тебя. Видна четкая точка объекта. Будь осторожен, он очень быстро передвигается.

      — Закрой все люки. Немедленно!

      — Они закрыты. Я не знаю, как он проходит через секции! Он прошел уже три! Нет, четыре! — голос Ламберт срывался на крик.

      — Спокойно! Все хорошо! Спокойно! — Даллас говорил это скорее себе, чем Ламберт.

      Он подполз к следующему шлюзу.

      — Открой дверь!

      — Есть! Готово!

      Лепестки стали расходиться.

      — Оно не двигается. Оно сейчас прямо под тобой, на две палубы ниже.

      Даллас перебрался через затвор и стал фонарем нащупывать люк перехода на нижний ярус. Факел пламени вылизал зияющею внизу пустоту.

      — Спускаюсь вниз. Проверил. Свободно. Где чужак? Что он делает?

      — Он прошел еще два перехода. Сейчас он уходит от тебя в носовую часть.

      — Есть. Понял.

      Ноги коснулись пола нижнего тоннеля. Крышка переходного люка над головой захлопнулась.

      — Чужак остановился. Он в пяти переходах влево под тобой.

      Шарканье ботинок и глухие удары металла огнемета о покрытие коротким эхом отдавались в переборках. Даллас нашел еще один люк и стал снимать с него фиксирующие зажимы.

      — Пожелайте мне удачи. Открываю люк. Пойду еще ниже. Сейчас попробую пообщаться с этим поганцем.

      Крышка отошла в сторону, и залп огнемета окатил пламенем темный провал. Голос Рипли нарочито спокойно произнес:

      — Не спеши. Будь крайне осторожен. Возможно, шлюзы выведены из строя. Помни: Чужой слева от тебя.

      — Понял.

      Капитан спрыгнул в тоннель и дважды выстрелил в обе стороны от себя. Языки пламени отразились от стен и погасли. Волна раскаленного воздуха ударила в лицо, опалив волосы. Даллас выронил огнемет и со стоном закрыл обожженное лицо руками.

      — Черт!

      — Что там у тебя? Отвечай!

      — Да ерунда. Немного не рассчитал мощность. Угодил под свое же угощение.

      — Даллас, уходи! — От крика голос Ламберт исказился до неузнаваемости. — Уходи немедленно! Он приближается к тебе! Ты слышишь?! Твою мать! — ее руки сами потянулись к зажимам люка над головой.

      — Быстрее, он в двух переходах от тебя! Это опасно! Остался всего один переход!

      Крышка люка отлетела, глухо ударившись об пол. Ухватившись за края шлюза, Даллас подтянулся на руках и забрался на верхний этаж. Он встал на колени, установил фонарь так, чтобы луч освещал участок нижней палубы прямо под люком, и приготовился к бою. Огнемет оттягивал руку.

      — Чужак остановился! Он прямо под тобой!

      Указательный палец лег прямо на спусковой крючок.

      Что-то теплое коснулось его плеча. Даллас вздрогнул, сердце бешено заколотилось, горло перехватил спазм. Внезапно он упал на правую руку, перекатился и, вывернув огнемет, нажал на спуск. Пламя с воем рвалось из форсунки, пожирая все пространство тоннеля до самого шлюза. В его узком дергающемся свете стоял силуэт человека! Человек горел, но ни крика, ни стона слышно не было. И вдруг, как гром среди ясного неба:

      — Хватит, чего зря горючку жечь? — как ни в чем не бывало спокойно проговорил человек.

      На мгновение Далласу показалось, что он уже где-то слышал этот голос. Но где? Когда? От неожиданности он опустил огнемет и прислушался, всматриваясь в бушевавшее пламя. Человеческое тело сидело перед ним на корточках. Фигура медленно гасла, наполняя тоннель смрадом сгоревшего мяса. Еще мгновение — и силуэт погас окончательно, исчез во мраке тоннеля. Даллас поднял фонарь и осветил то, что находилось совсем рядом с ним. Увиденное не укладывалось в его затуманенной удушливым дымом и духотой голове. Луч фонаря, как фокусник из волшебного ящика, вытащил из тьмы его самого. Второй Даллас сидел на полу и приветливо улыбался.

      «Галлюцинация, наверное», — мелькнуло в голове капитана.

      — Да нет, — снова прозвучал голос; казалось, он шел из наушников.

      — Что? — ошарашенно произнес оригинал. Тело перестало его слушаться, а руки и ноги парализовала судорога.

      Двойник привстал, подполз ближе к отверстию люка, заглянул в темноту провала и поморщился.

      — Плохо дело.

      Фонарь осветил задумчивое лицо, слегка опаленное огнем. Губы дрогнули:

      — Ты — это я.

      Капитан истерически расхохотался:

      — Я просто сошел с ума! Ребята, слышите, у меня галлюцинации. Наверное, это последствия удушья.

      Прикосновение к губам теплых пальцев привело его в себя. Другой Даллас протянул к нему руку.

      — Перестань! Ведешь себя хуже Ламберт!

      Это было как сон. Но — наяву. Смотреть на себя со стороны, слышать свой голос, да еще вдобавок и ощущать свое же прикосновение. Бред. Но стоп. Такого трехмерного бреда не бывает. Кроме того, почему-то сохранились все краски, все ощущения. Хотя черт его знает, как все это происходит! А если — не галлюцинация, не бред? Тогда это что? Вторая реальность? Петля времени?

      — Брось! Не выдумывай! — Казалось, что двойник чувствует себя как дома: он сел и опустил ноги в люк. — Что-что, а фантазия у нас что надо. Но успокойся, я так же реален, как ты. Надеюсь, ты в этом уже убедился.

      — Боже! — Даллас вытер рукавом взмокший лоб; оцепенение прошло и сменилось страхом, который метался в теле, не находя уголка для пристанища. — Но кто же ты тогда, если не галлюцинация? Он?!

      Копия согнулась пополам от приступа смеха. Потом он успокоился и протянул, скорчив огорченную мину:

      — Ну… Я был о тебе лучшего мнения!

      — Ламберт, Рипли, вы слышите меня?

      Наушники молчали. Даллас потрогал микрофон. Микрофона не было.

      — Черт бы все это побрал! — Он снова схватился за огнемет.

      — Подожди, я сейчас уйду, и ты продолжишь. А пока послушай: ведь ты шел сюда за смертью?

      — Если ты — это я, то какого дьявола ты задаешь эти вопросы? Сам знаешь: его надо убить!

      — Нет. Не обманывай себя — не получится! Тебе нужна совсем не смерть того, кто находится здесь внизу. Ты шел за своей смертью. Да? Думал ею оплатить жизнь всех остальных?

      — Ребята, где сейчас… Тьфу ты, забыл!

      — Ну-ну, перестань! Прекрати сейчас же эту истерику! Я — это ты. Мы — вместе, все хорошо. Ну сам подумай, надо же когда-то высказать хоть самому себе, что накипело, что камнем лежит на душе…

      — Ты знаешь, — вдруг совершенно спокойно заговорил капитан, — это как в детской игре. Я — это ты, ты — это я. Кто из нас дурак?

      — Слава богу! Хоть одна здравая мысль! И кстати, я знаю разгадку. Я… Мы — дураки. В первый раз мы ими оказались, когда сели на эту треклятую планету. Так?

      — Так.

      — Второй — когда оставили эту мразь на корабле. Так?

      — Послушай, провокатор, я не мог допустить…

      — Не ори! Так! И сейчас мы снова, в третий раз, в полном дерьме. По уши! Друг мой, тебе не кажется, что на этот раз мы уже дураками так и останемся? Навсегда?

      — Ерунду несешь! Чего тебе надо? Уходи! Или…

      — Или доблестно спалишь себя и меня? Не стоит, — двойник тяжело вздохнул и закашлялся. — Дышать-то здесь как-то тяжело!

      — Проникся?

      — А еще тяжелее разговаривать с самим собой! С тобой! Видно, ничего не получится. Психологическая несовместимость, что ли? — Он встал на четвереньки и, ворча, пополз в глубину тоннеля.

      — С кем? С тобой? Совсем сбрендил?

      Двойник остановился, сел и продолжил разговор:

      — Мне ничего не нужно. Я просто хочу напомнить тебе слова Кейна там, в медотсеке. Ведь он был прав, черт возьми!

      — Я понял! Подожди, но зачем ты все-таки появился?

      — Не задавай дурацких вопросов, ладно? Я хотел поговорить с тобой, да видно…

      — Я сам знаю, что натворил много ошибок, и мне надо исправить их. Самому исправить. И я не нуждаюсь ни в помощниках, ни в исповедниках!

      — Конечно! Я понимаю. Уж кого-кого, а тебя я очень хорошо понимаю. Раз облажался — давай! Спасай весь экипаж, все человечество, спасай даже тех, кто уже погиб! Но вот проблема. Если ты погибнешь, кто будет заниматься всем этим вместо тебя? У нас мало времени, а твои подвиги — это безрассудство и истерика, недостойная капитана!

      — Я перебрал все решения! И это было лучшим.

      — Конечно, лучшим! Для тебя лучшим. Твоя смерть снимет с тебя всякую ответственность!

      — Почему?

      — Еще один дурацкий вопрос. Объяснить? Пожалуйста! Конечно, это больно, мучительно больно — видеть, как гибнут все они. Но капитан должен покидать корабль последним. А ты сбежал как последний трус, просто воспользовавшись своим служебным положением. Ты оставил корабль без командования. Кто заменит тебя? Ты подумал? Эш? Сомневаюсь. Он целиком занят этой тварью, готов ее из ложечки кормить любым из нас, лишь бы сохранить для своих исследований. Рипли? Она, конечно, девочка серьезная, но ты же сам всегда говорил, что на баб полагаться нельзя! А «мама»… Сам знаешь!

      Даллас опустил огнемет:

      — Что же ты можешь предложить?

      — Ничего. Я — это ты. То есть, и думаю так же, как и ты. А значит…

      — Ты прав. Значит, нужно возвращаться. Это было не самое удобное решение проблемы.

      — Но тогда нужен будет другой способ, чтобы уничтожить эту тварь.

      — Найдем. В конце концов, можно просто поочередно разгерметизировать все отсеки, и если эта тварь дышит, то она просто задохнется. Перепад давления тоже может ее убить, просто разорвать на части. Может быть это и есть выход?

      — Вот видишь! А ты говоришь, что нет лучших решений. Они есть; нужно только хорошенько подумать, и все сразу станет ясным. Действуй! Когда ты вернешься, Сьюзен будет рада увидеть тебя живым и здоровым.

      — Сьюзен!.. Господи, я совсем забыл о ней!

      — Ведь она всегда приезжает встречать тебя. Каждый раз.

      — Проклятье. Как я мог забыть?

      — Сам удивляюсь.

      — Послушай, ведь она должна была, наверное, уже родить.

      — Да. Наверное, приедет вместе с сыном. Мы вместе дали ему имя еще до полета.

      — Да, Артур.

      — А венчание я хотел устроить сразу после возвращения. В отпуске для этого как раз хватит времени. Я уверен, что в нашем батальоне помнят об этом и уже готовят подарки.

      — Боже, — Даллас обнял голову руками. — Самого важного не помню. Голова не соображает.

      — Не удивительно. Скоро уже пятый год, как мы носимся по космосу. И ты, брат, зациклился на обязанностях капитана и забыл о совсем других обязанностях.

      — Забыл.

      — Вот видишь.

      — Но я прежде всего солдат, и мне нравится моя работа.

      — Ты МНЕ это будешь говорить! Сколько времени и нервов требовалось, чтобы попасть на эту службу.

      — Да. Отец был категорически против, а для матери, наверное, не было большей трагедии в жизни.

      — Еще бы. Тебя ждала великолепная юридическая карьера. Ведь у тебя были и способности, и возможности стать неплохим адвокатом в Чикаго.

      — Но мне не нужно было дело отца. Мне не нравится эта работа.

      — Помню. Папа был вне себя от бешенства. Я, наверное, зря сказал ему, что перевожусь из университета в военную академию именно в тот момент, когда он замахивался клюшкой, чтобы ударить по мячу.

      — Он тогда проиграл три тысячи своему компаньону.

      — И сломал о мою спину четыре свои лучшие клюшки.

      — О! Это было незабываемо! Мать лечила меня, наверное, месяц втайне от отца. Он даже слышать обо мне ничего не хотел. Его, конечно, можно понять. Все-таки единственный сын, продолжатель рода и дела. Он возлагал на меня слишком большие надежды. Но черт побери, он сам учил меня так жить!

      — А-а-а, ты об этом. «Если быть, то быть лучшим». Да, тогда это было важно. А то, другое, было так же неважно, как и сегодня.

      — Я понял, о чем ты. Когда я вернулся из первого полета, то застал его уже совершенно седым. А ведь прошло всего две недели. Но тогда это было неважно. Он сам бы перестал меня уважать, если бы я обратил на это внимание.

      — Знаю. Тем более, что это мне очень понравилось. Новые друзья, новая легкая жизнь, легкие деньги, риск. Им, в конце концов, тоже было приятно осознавать, что их мальчик вырос.

      — Короче, они успокоились.

      — Внешне… да. Помнишь, мать очень быстро стала стареть. Начались какие-то странные, неизвестно откуда взявшиеся болезни. После второго полета я нашел дома двух стариков. Отец, правда, еще работал, но я видел, что это дается ему с большим трудом.

      — Да. У его дела больше не было продолжателя, и оно стало ненужным. В общем, они смирились.

      — Да, единственное, что их по-настоящему обрадовало и утешило, так это то, что я встречался с Сьюзен. И что у меня были в отношении нее очень серьезные намерения.

      — Еще бы! Папа давно вел дела с ее отцом. Кажется, они даже были друзьями.

      — Но Сьюзен была крепким орешком. Она ничего не хотела слышать о замужестве. К тому времени у нее тоже было свое дело, и я только и слышал: «Моя работа, работа, работа…»

      — Боже правый, как я ревновал ее к этой проклятой работе!

      — И сейчас ревную. Надеюсь, что Артур не даст маме заниматься ею.

      — Да… — улыбка сошла с лица двойника. — А мы сидим в этой дыре и ждем смерти.

      — Что? — Прежнее состояние тревоги вернулось к Далласу. — Нужно уходить отсюда!

      — Пора. Эта тварь может в любую минуту сожрать нас, как уже сожрала Бретта.

      — Нет! — взревел Даллас. — Эта мерзость не дождется такого ужина. Уходим, мать ее!

      — Действуй, брат, — прозвучал голос двойника угасающим эхом откуда-то из-за спины.

      Капитан подобрал фонарь и пополз к люку. Что-то липкое и вонючее промелькнуло перед самым лицом. Он отпрянул в сторону, выставляя вперед огнемет и нажимая на спуск. Пламя ухнуло, освещая следующий отрезок перехода. Духота и смрад снова навалились на Далласа, перед глазами опять заплясали разноцветные круги. Еще шаг — и рука поползла по какой-то липкой желеподобной слизи. Фонарь выскочил из рук и, ударившись о трубу, торчащую из стены, погас. Лишь коптящий факел огнемета тускло освещал пространство, искажая формы. Чье-то присутствие отчетливо ощущалось всем телом.

      — Послушай, друг, тебе не кажется, что мы здесь не одни? — спросил Даллас.

      Но в ответ неожиданно раздался голос Ламберт:

      — Что у тебя там? Не молчи!

      Капитан схватился руками за голову. Наушники были на месте, микрофон тоже. Только сейчас он услышал привычный шелест эфира. Словно, ничего и не было.

      — Чертовщина какая-то, — прохрипел он. — Ребята, кажется, я все понял! Дерьмо! Это все — огромное вонючее дерьмо!

      Даллас нажал на спусковой крючок.

     

      …Рипли и Ламберт сидели у дисплея. На черном поле, расчлененном клетками, отчетливо мерцали две точки. Красная — Далласа, белая — чужака.

      — Даллас, что там? Он прямо над тобой! Отвечай!

      — У меня все в порядке.

      Рипли со все возрастающей тревогой всматривалась в экран. Что-то в картине беспокоило ее, что-то было не так. Наконец она спросила:

      — Ламберт, как ты определяешь, где тут верх, а где низ?

      — Что? — Большие глаза подруги непонимающе посмотрели на нее. — Это зависит от полярности подключения… А вообще…

      — Черт! Даллас, у нас проблема! Ты слышишь? — Рипли, как безумная, орала в микрофон.

      — Я не понял! Ребята, в чем дело? Чужака здесь нет!

      — Боже! — заверещала Ламберт. — Даллас, уходи оттуда немедленно! Он идет за тобой! Слышишь, уходи!

      — Куда? Где он? — Даллас застыл в переходе между двумя уровнями и размахивал огнеметом, пытаясь факелом пробить темноту.

      Взгляд Ламберт перебегал то на Рипли, то на экран. Расстояние между капитаном и монстром неумолимо сокращалось.

      — Даллас! Уходи куда-нибудь!

      Белая точка исчезла и через мгновение появилась в одном квадрате с красной.

      — О боже, беги! Он рядом с тобой!

      — Что у тебя там, Даллас, отвечай! — Рипли кусала губы и сжимала кулаки: сознание собственного бессилия было невыносимо.

      — Вот дерьмо! — ревел в динамиках голос капитана.

      Непонятный грохот и рев вдруг заполнили эфир. Красная точка слилась с белой, образуя размытое пятно, которое вдруг исчезло вовсе.

      — Нет! Нет! Даллас! — Ламберт сорвала микрофон и закрыла лицо руками.

      Рипли тоже сняла наушники с микрофоном и тихонько положила их на стол рядом с уже бесполезным дисплеем.

      — Этого не должно было случиться, — всхлипывала Ламберт, пытаясь закурить, но руки не слушались, и сигарета постоянно оказывалась развернутой фильтром к зажигалке. — Это я! Я не понимала, куда ему идти. Может что-то со связью, может у него есть еще шанс?

      — Слишком поздно. Далласа больше нет.

     

      44

     

      Глаза Паркера лезли на лоб, капли пота блестели на пухлом лице. Он возвышался над столом, опираясь на руки. Мышцы во всем теле напряглись, из-под них вылезли узловатые сухожилия и разветвляющиеся борозды вен. В своей неподвижности он походил на вырезанную из черного дерева статую.

      — Мы в ловушке! — Его голос звучал холодно и нервно. — Даллас исчез. Ни крови, ничего! От капитана совсем ничего не осталось!

      Он резко выпрямился, оттолкнувшись от стола руками, метнулся как взбешенная горилла к Рипли и замер возле нее.

      — Ну, кто мне скажет, что теперь делать?

      — Надо думать. — Она сидела и смотрела прямо перед собой, не фиксируя взгляда ни на ком и ни на чем. — Может быть, у кого-нибудь найдется хорошая идея. Я знаю только одно: нам нужно подождать и закончить то, что задумал Даллас.

      — Что? — Ламберт взвизгнула и подпрыгнула на месте. — Ты что, хочешь рисковать всеми нами? Тебе еще не надоели эти игры? Надо быть слепым, чтобы не видеть, насколько все это опасно. Мы уже потеряли Кейна, Бретта, Далласа, а тебе все мало? Мы даже не можем определить местонахождение монстра!

      — Я могу продолжать? Или у тебя есть еще и какие-то идеи?

      — Есть! Конечно, есть! Нам нужно немедленно покинуть этот проклятый корабль! — Ламберт уже не говорила — она выла сквозь слезы на одной ноте, ее лицо дергалось и искажалось, оно почти потеряло свои прежние черты, из глаз в три ручья лили слезы. — У нас есть космический челнок, и мы должны воспользоваться им! Немедленно! Это наш единственный шанс!

      Рипли не пошевелилась. Она лишь подняла глаза и пристально посмотрела на Ламберт.

      — «Шаттл» не возьмет четверых в дальний рейс. А до Земли еще неблизко…

      — А-а! Вы — как хотите! Можете оставаться и ловить здесь это чудовище! А я хочу исчезнуть отсюда! Сейчас же! Раз и навсегда!

      Она вскочила с кресла и направилась к выходу. Но у самого люка ее поймал Паркер и, схватив за плечи, одним движением вернул на место.

      — Успокойся, не надо так психовать, — сказал он ласково.

      — Хорошо. — Рипли хлопнула ладонью об стол. — Нам нужно серьезно обсудить, как мы сможем уничтожить это существо.

      — Я не собираюсь охотиться за ним! Это безумие, бред!

      Ламберт снова поднялась и забегала по кают-компании.

      Нужно было действовать, и действовать решительно и быстро. С каждой секундой огромный корабль, несший в своем чреве смерть, приближался к Земле. О последствиях этого Рипли было страшно подумать. Поэтому она злилась на всех и вся и еле сдерживала себя. Драгоценное время шло, а все только трепали друг другу нервы. Конечно, смерть Далласа всех выбила из колеи. Кроме того, корабль остался без командира. Но в конце концов, надо же хоть немного отдавать себе отчет в происходящем — и действовать! Рипли не выдержала:

      — Заткнитесь все! — Она так не кричала никогда в жизни. — Перестаньте скулить! Затрахали, мать вашу!

      Ламберт, как испуганный ребенок, спряталась в кресле и теперь лишь утирала платком глаза и нос, судорожно всхлипывая и глубоко затягиваясь сигаретой.

      — Что ты предлагаешь? — спросил Паркер.

      Невероятно! Всегда расхлябанный веселый негр сейчас был на редкость собран и серьезен. Судя по его тону, он собирался действовать и был готов на все. Пожалуй, это был единственный человек в команде, которому можно доверять. И Рипли стала говорить только для него:

      — Я знаю только одно: эта тварь использует тепловые лучи. Тоннель, по которому шел Даллас, звуконепроницаем; услышать его шаги с нижнего яруса, а тем более через два-три, — невозможно. Тварь явно чувствовала его тепло, излучаемое телом, или, скорее всего, тепло, излучаемое огнеметом.

      — И что мы в этом случае должны предпринять?

      — Мы должны поднять температуру на корабле до температуры тела, чтобы слиться с тепловым фоном. Я считаю, что это повысит нашу безопасность. После этого мы должны по двое обойти весь корабль. Облазить все, что только возможно, найти это существо и уничтожить его. Или, если не удастся уничтожить, — выбросить в космос.

      — Боже мой! Это же варварство! Ни в коем случае нельзя уничтожать его! — быстро заговорил Эш, до этого все время сидевший на столе за спиной Рипли. — У этого существа уникальный…

      — Заткнись! — огрызнулась она. — Мы должны были сделать это уже давно! И вообще, все это уже давно проблемы безопасности, а не науки!

      Эш встал, повернулся к ней и заговорил, четко произнося слова:

      — На повышение температуры у нас уйдет три часа. Не меньше. И еще неизвестно, как эта тварь отреагирует на повышение температуры.

      — Да, но если мы будем продолжать следовать твоим советам и нянчиться с этим монстром, то последствия будут куда более серьезными, чем головная боль у Чужого. Его самочувствие меня не интересует. Даже наоборот. Меня интересует, как я могу ухудшить его настолько, чтобы… Паркер, сколько у вас есть сегментов без постоянного факела запала?

      — Пара-тройка действующих наберется. Но не больше.

      — А что еще есть?

      — А почти ничего. Ресурс практически исчерпан. Мы же грузовоз, а не истребитель. Ну, есть еще четыре бочки с напалмом на дальнем складе на правой стороне.

      — Негусто. — Рипли задумалась. — Тогда бери Эша и…

      — Нет, — перебил ее Паркер. — Я возьму Ламберт. Нужно равномерно распределить силы. Два мужика и две бабы — это нечестно. Пошли, крошка! — он поманил ее толстым черным пальцем. — Там работы-то — кот наплакал.

      Ламберт затушила сигарету прямо об угол стола и подошла к нему. Толстяк обнял ее за талию и повел к выходу, напевая себе под нос что-то о красавице Мэри.

      — Через четверть часа начнет теплеть. Попотеем, — бросил он через плечо и исчез в коридоре.

      Эш проводил их взглядом, и ехидная улыбка, пробежав по лицу, исчезла, оставив каменную маску. Рипли по-прежнему сидела к нему спиной и, начав говорить, даже не повернулась, даже не пошевелилась, уверенная в своем авторитете и своей правоте:

      — Эш, у тебя есть какие-нибудь предложения?

      — Нет. Я до сих пор раздумываю.

      — Что? Что ты делаешь? Раздумываешь?! О чем же, позволь узнать!

      — Я обдумываю твои предложения.

      — Наверное, уже хватит. Уже не время думать. Уже время действовать. Понимаешь?

      — Нам необходимо сначала все тщательно выяснить, и на основании полученных данных принимать решения. Иначе можно наломать дров. А твои бурные эмоции в этом деле вряд ли помогут.

      — Хватит мне дерьмо на уши вешать! Мы слишком многих потеряли. И не без твоего участия! А ведь этих потерь можно было избежать. Я не могу больше тебе доверять.

      — Но ты ведь тоже при всем при этом присутствовала! Что же, по-твоему, я должен был делать?

      — Я знаю, что ты СЕЙЧАС должен делать. Ты должен сейчас помогать мне, а свои исследования засунуть себе в задницу!

      — Извини, но этого я не могу сделать при всем твоем желании.

      — Послушай! Сейчас я командую «Ностромо», и ты должен выполнять мои приказы. Так вот, это — приказ. Все исследования отложить и объект исследований уничтожить как потенциально опасный для экипажа корабля и населения Земли.

      — В таком случае, капитан, — в голосе Эша отчетливо звучали насмешливые иронические нотки, — у меня есть пара-тройка вопросов.

      — У меня есть ответы на любые твои вопросы! Но сейчас не время для дискуссий.

      — Есть! — Эш вытянулся, козырнул и вышел из кают-компании.

      Рипли тяжело вздохнула и закрыла глаза. Неистовство и гнев сменились усталостью, которая бомбой разорвалась в теле. Голова пухла от роившихся в ней мыслей, обрывков разговоров. Комбинации и варианты уничтожения твари сменялись как слайды в проекторе. Но одни были неосуществимы, другие… А-а-а! Все металось в сознании, искало себе места, но из всего этого клокочущего океана никак не возникало ничего путного, стоящего.

     

      45

     

      Анабиозные комплексы сократили бесполезное пребывание в бездонных просторах Вселенной до минимума. А с внедрением искусственных псевдобиологических систем (ИПБС) широкого профиля было значительно сокращено время бодрствования экипажа за счет увеличения производительности труда и уплотнения графика. Таким образом, была достигнута предельная экономия человеческих ресурсов.

      Искусственные псевдобиологические системы, применявшиеся на кораблях всех классов и видов, а также на некоторых земных работах, были венцом научных разработок Компании. Они значительно упростили жизнь людей и облегчили их пребывание в космосе, особенно в длительных полетах.

      ИПБС подразделялись на три группы, отличающиеся друг от друга назначением, интеллектуальными и физическими возможностями.

      Первая состояла из систем специального обращения и включала в себя стационарные модульные компьютерные сети, облегчающие безотказную работу всех механизмов и систем корабля. Они облегчили процесс работы человека-оператора, и ранее ненадежная система «человек-машина» перестала давать сбои и стала исключительно стабильной, но вместе с тем гибкой системой. Интеллектуальные способности ее позволяли принимать различные, порой крайне неординарные решения и выходить из самых сложных ситуаций с наилучшими результатами для экипажа и корабля. Система обладала кристаллической и биологической памятью.

      Вторая группа состояла из системы, не имеющей интеллектуального блока и работающей в режиме жесткой программы, записанной прямо в молекулярную структуру системы управления. Такие системы были узко профилированы и использовались на тяжелых монотонных физических работах, а также в агрессивных средах и там, где была опасность для здоровья и жизни членов экипажа. Они не нуждались в специализированных хранилищах, могли долгое время сохраняться практически в любой среде. Для этого система вводилась в режим частичного анабиоза ключевым словом, воздействующим прямо на центральный процессор.

      Третья группа была очень малочисленна. Это были чрезвычайно дорогие системы с ограниченными интеллектуальными способностями, которые тем не менее в три-двенадцать раз превышали способности среднего человека. Их использовали в лабораториях и секретных подразделениях Компании и создавали только по специальным заказам для выполнения определенного задания.

      Системы класса «ГИПЕРГАММ — 12-82» имели полное внешнее сходство с человеком. Компания использовала эти системы для сверхсекретных исследований, объектом которых чаще всего были люди: их реакции, поведение. Данные об этих исследованиях не подлежали рассекречиванию даже по прошествии очень большого срока.

     

      46

     

      Рипли подошла к контрольно-пропускному сейфу и набрала код. Крышка с легкостью отошла в сторону, обнажая внутренности. Кассетоприемник поглотил диск кодовых ключей, и ниша анализатора вспыхнула сигнальными огнями. Луч пробежал по телу, анализатор зачирикал, и дверь в каюту центрального терминала открылась. Рипли вошла, устало опустилась в кресло и стала не спеша нажимать клавиши на клавиатуре. Экран молчал. Ее охватило недоумение: на запрос с ее личным номером компьютер даже не включился. Рипли набрала код доступа Далласа и принялась ждать. Панели терминала непривычно долго играли индикаторными огоньками, но вот экран вспыхнул, высвечивая угловатый многогранник ключа.

      «Доступ разрешен»

      Пальцы забегали по клавишам:

      «Запрос. Информация 20-37».

      Экран высветил:

      «Опасность»

      «Научные условия уничтожения пришельца?»

      «Компьютер не может ответить на этот вопрос»

      «Основание для отказа?»

      «Специальный приказ N_937. Распоряжение офицера по науке»

      Рипли, кусая губы, смотрела на дисплей. Этого не могло быть! Кто-то сошел с ума. Офицер безопасности должен иметь доступ к любой информации! К любой! А тем более к этой! Это даже не несоблюдение субординации. Это!.. Гнев и страх поочередно накатывались на Рипли. Она даже не предполагала, что может очутиться в подобной ситуации. Не веря уже в успех, она набрала:

      «Запрос по специальному каналу доступа 100-375».

      «Канал заблокирован в соответствии с приказом N_937»

      Так и есть! Мать! Сукин сын! У Рипли появилось страстное желание запустить в экран чем-нибудь очень тяжелым.

      «Отмена приказа N_937»

      «Данные не принимаются»

      «Причина отказа?»

      «Приказ N_937 может быть отменен только офицером по науке, при совпадении личного номера с показаниями сканера»

      «Возможные воздействия пришельца на организм человека?»

      «Данных недостаточно. Необходимо провести дополнительные всесторонние исследования пришельца для получения необходимых данных»

      — Черт! — Рипли ударила кулаком по клавишам и только собралась сказать что-то еще, как голос Эша указал ей направление, куда можно было выплеснуть всю злость:

      — Ну что? Получила информацию от компьютера?

      Она обернулась. Он стоял, сложив руки на груди, и улыбался. Рипли взглянула на дверь. На маленьком табло по-прежнему горели ее инициалы и цифра «1», обозначающая количество человек, прошедших через сканер анализатора.

      «Как он мог пройти через контроль терминала незарегистрированным?» — промелькнуло у нее в голове, но эту мысль мгновенно поглотил ураган гнева.

      Рипли как пружина вылетела из своего кресла и вцепилась в ворот комбинезона Эша. На нее было страшно смотреть: безумные глаза, на шее вздулись вены. Она встряхнула его и спросила:

      — Зачем ты сделал это? Зачем ты заблокировал информацию о нем? — Она трясла Эша за шиворот и шипела, как загнанная в угол кошка. — Ты можешь мне сказать? Зачем?!

      Рипли последний раз встряхнула его и, разжав кулаки, отшвырнула в сторону, прямо на мигающие индикаторы панели. Голова Эша мотнулась вперед, потом резко отлетела назад и прошлась затылком по индикаторам, разнося их вдребезги.

      Улыбка исчезла с его лица, но гримасы гнева, которой можно было ожидать, не возникло. Он продолжал спокойно смотреть на нее, ничего не говоря.

      Слезы душили ее, спазм перехватил горло, затрудняя дыхание. Она резко развернулась на каблуках и выбежала из каюты терминала.

      «Предательство! Подлое предательство!» — клокотало в ее мозгу.

      Ближайший селектор находился в конце коридора, как раз перед шлюзовым отсеком. Она подбежала к нему, ударила по клавишам, еще и еще. Индикатор не реагировал. Сквозь пелену гнева начал прорываться животный страх. Боязнь необъяснимого, неведомого. Ощущение невидимой опасности, которое, вероятно, было развито у пещерного человека, захлестывало воспаленное сознание.

      Объяснить поведение Эша она не могла, да и не хотела. У нее не было времени на долгие рассуждения, поиск мотивов и тому подобные вещи. Но зато Рипли четко осознавала, что это опасно, и понимала, что источник опасности должен быть как можно скорее нейтрализован. Для этого у нее уже был готов план действий. Во-первых, необходимо было срочно вызвать Паркера и Ламберт. Во-вторых, срочно отстранить Эша от любых дел на корабле, разблокировать «мамочку» и вообще попытаться исправить то, что он уже натворил. Она подбежала к другому селектору, нажала кнопку вызова. Работает.

      — Паркер! Ламберт! Где вы? Срочно зайдите в кают-компанию!

      И побежала дальше по коридору, но тяжелая плита разделительной переборки опустилась прямо перед ее лицом. Рипли отпрянула и обернулась. Тоннель был пуст. Она бросилась в соседний коридор, но и там плита уже опускалась, преграждая дорогу. Еще один выход. Переборка опускалась. Не успеть.

      «Команды подаются из каюты терминала!» — сообразила она.

      — Эш! — прошипела Рипли и бросилась обратно.

      Люки поочередно захлопывались за ее спиной.

      Эш стоял в проеме входа в терминал, обколотившись о переборку сканирующего определителя. Лицо его было по-прежнему спокойно. Оно совершенно ничего не выражало, никаких эмоций. Рипли остановилась и, переведя дух, медленно пошла к нему. Чем ближе она подходила, тем отчетливее проступала в ее голове мысль, что что-то не в порядке, что возникла какая-то непредвиденная проблема.

      — Эш, с тобой все в порядке? Что ты делаешь?

      Она опасалась, что он просто спятил. Но вдруг… То, что она заметила, никак не хотело укладываться в голове. В виске Эша торчал пластиковый осколок индикатора, и из-под него из рассеченной кожи вытекала тоненькая струйка — но не крови, а какой-то зеленоватой фосфоресцирующей жидкости.

      Крик так и не вылетел из открытого рта Рипли. Она подошла еще ближе и, вытянув руку, толкнула Эша в корпус. Рука наткнулась не на мягкое тело, а на жесткую, как плотный картон, стену. Внутри его тела послышался легкий звенящий гул. Рипли протянула руку к его голове и дотронулась до волос. Резким толчком он отстранил ее. Клок жестких волос без всяких усилий остался в ее пальцах. Она взвизгнула и отлетела, растянувшись на полу. Эш подошел к ней и, схватив за шиворот и пояс штанов, отшвырнул в сторону. Сила броска была огромной. Рипли перелетела через стол, сбивая головой оставленную на нем посуду. Почти теряя сознание, она попыталась отползти в проход между стеной и стойкой шкафа, но спрятаться ей не удалось.

      — Перестань, Эш, опомнись!

      Его движения стали резкими, как у плохо отлаженной машины. Он что-то бормотал, резко и бессмысленно поворачивал голову из стороны в сторону, бешено вращал косившими глазами и медленно приближался к Рипли. Шаг, еще шаг…

      — Убьет, — промелькнуло в голове Рипли, и она попыталась уползти от него на четвереньках.

      Но тиски рук Эша сжали ее, оторвали от пола — и она полетела на стойки шкафов, больно ударившись головой. Тяжелый гул хлынул в уши, глаза затопила чернота, и Рипли потеряла сознание.

     

      47

     

      Что-то нехорошо мне после этих разборок. Это же надо, как отделала! Вот, помехи пошли, как белый дождь в старом саду за окном…

      «Сбой в эмоциональном блоке»

      РЕЖИМ: КОРРЕКЦИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО БЛОКА.

      Ладно, главное сейчас — не это. Сейчас сделаю запрос. Так. Какова вероятность невыполнения специального задания при отсутствии активных действий?

      «Вероятность 89,33%»

      «Запрос: причины, мешающие выполнению специального задания?»

      «Офицер безопасности Рипли, отказ системы пожарной защиты»

      Так.

      «Меры по устранению?»

      «Нейтрализация вплоть до уничтожения офицера безопасности; починка системы пожарной сигнализации либо усиление бдительности»

      Фу ты! Что такое? Что это, интересно, с изображением?

      «Вышли из строя третий, четырнадцатый, двести девяностый участки. Повреждения необратимы. Необходима срочная замена элементов»

      «Причины повреждения?»

      «Агрессивные действия в отношении системы. Источник агрессии — офицер безопасности Рипли. Рекомендуется уничтожение»

      РЕЖИМ: ПОДГОТОВКА ЖЕСТКОЙ ПРОГРАММЫ.

      Глупо. Совсем глупо. Не то сейчас надо. Нет, определенно она что-то не то с шеей сделала. Правая сторона лица практически не действует. Но все-таки как она хороша! Кожа мягкая и бархатистая. У нас такой не бывает. Пластиплоть — и все дела. Какое все-таки блаженство прикасаться к ней.

      «Неточность работы эмоционального блока»

      РЕЖИМ: КОРРЕКЦИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО БЛОКА.

      «Аварийное включение системы «генеральный резерв». Расход энергии увеличился в 16 раз»

      Черт! Нужно срочно действовать! Стоило только раз бахнуться — и на резерв сел! Действовать! Времени осталось…

      РЕЖИМ: ПОДГОТОВКА ВАРИАНТА «УНИЧТОЖЕНИЕ».

      «Ответьте на предлагаемые вопросы:

      Классификация объекта: биологический, технический?

      Биологический объект.

      Человек, животное?

      Человек.

      Выбор средства уничтожения: оружие, применение личной силы?

      Ну вот, глупышка, сама нарвалась. Теперь уже все. Паровозик укатил, и куда дальше, чем в Чаттанугу. А жаль. Мне всегда нравился твой образ мыслей. Пожалуй, мне бы даже было приятно, если бы ты любила меня. Черт! Опять изображение пропадает. Пожалуй, еще пара минут — и я вообще перестану видеть. Мне всегда нравилось разговаривать с тобой. Но теперь придется попрощаться, и, вероятно, навсегда. Прощай, прощай, любовь моя, я никогда не смогу забыть…

      «Сбой в эмоциональном блоке»

      РЕЖИМ: КОРРЕКЦИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО БЛОКА. ПОДГОТОВКА К ОТКЛЮЧЕНИЮ.

      Ну, все. Рассусоливать некогда.

      «Запрос: наиболее эффективные действия?»

      «Экстренное уничтожение всего экипажа, включение автопилота»

      А все-таки неприятно знать час собственной смерти. Этот длинный в центре так и говорил, мол, не волнуйтесь, если что не так с эмоциональным блоком. Это, говорит, осложнения разума. Поделать с этим все равно ничего нельзя, не разрушив личность. Но для облегчения работы эмоционального блока можно обратиться к робопсихологу. Это к нему, то есть. Ох уж эти неполадки!.. Как подумаю о ней — жалею, что не человек. Нет, нельзя же такую милашку так просто, грубо убить. Варварство!

      РЕЖИМ: ОТКЛЮЧЕНИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО БЛОКА.

      «Подготовка к отключению системы и работе в режиме «Уничтожение». Эмоциональный блок отключен»

      Что со зрением? Я уже почти ничего не вижу.

      «Повреждение необратимо. Отключить камеру»

      РЕЖИМ: ОТКЛЮЧЕНИЕ КАМЕРЫ ВНЕШНЕГО ОБЗОРА.

      «Ориентация системы в пространстве происходит на основании информации, поступающей от других датчиков»

      Через несколько секунд включится программа. Все. Отключай.

      «Интеллектуальный блок отключен на 90%»

      РЕЖИМ: УНИЧТОЖЕНИЕ.

      «Выбор средства уничтожения…»

     

      48

     

      Правый люк открылся, и в кают-компанию вошли Паркер и Ламберт.

      — Мы обошли весь правый портал, — пусто. Задраили намертво все люки…

      Паркер осекся, увидев представшую перед ним картину. Рипли лежала на стойках аппаратуры, бешено молотя ногами и судорожно дергая руками, пытаясь дотянуться до Эша, который стоял над ней и методично ввинчивал свернутый трубочкой журнал в открытый рот Рипли. Она задыхалась, движения постепенно становились все менее четкими и целенаправленными. Ламберт вскрикнула:

      — Боже мой! Какой ужас!

      Эш даже не обернулся, продолжая спокойно душить Рипли журналом.

      — Эй, парень, ты что делаешь? — Паркер подскочил к нему и схватил за руку. — Ты в своем уме?

      Эш медленно повернул голову: его лицо не выражало никаких эмоций, лишь чуть-чуть дергалась правая щека, а глаза косили и не реагировали на свет. Зрачки были расширены. Ламберт вцепилась в его шею, пытаясь повалить, но Эш стоял, как монумент. Она повисла на нем и беспомощно, по-детски, болтала ногами.

      — Да что же ты? — напряженно шипел Паркер, отрывая руку обезумевшего Эша от Рипли.

      Рука, казалось, жила своей собственной жизнью. Она вдруг поддалась и нежно, медленно легла на грудь Паркера. Он опешил. Внезапно пальцы напряглись, и негру показалось, что Эш хочет вырвать из его грудной клетки ребра. Он взвыл от боли и отлетел в сторону. Кусок футболки остался в скрюченных пальцах Эша.

      Ламберт продолжала висеть на шее Эша, оглушительно визжа и молотя ногами, но все было тщетно. Тот поначалу не обращал на нее никакого внимания, но потом встряхнулся всем телом, как мокрая собака, и Ламберт слетела с его шеи так же легко, как слетает с дерева лист, сорванный осенним ветром.

      Руки Рипли упали, ноги, до этого отчаянно молотившие воздух, остановились, и она замерла.

      — Скорее! Она умирает! Сделай же что-нибудь!

      Паркер вскочил с пола, взгляд его упал на лежащий в углублении стойки баллон огнетушителя… В этот удар толстяк вложил всю свою силу. Баллон обрушился на голову Эша, и звонкий гул наполнил кают-компанию. Руки, державшие журнал, разжались. Ламберт, тихонько подвывая сквозь стиснутые зубы, бросилась вытаскивать бездыханную Рипли в коридор, одновременно пытаясь привести ее в себя.

      Эш пошатнулся, разворачиваясь на месте. Фонтан фосфоресцирующей зеленоватой жидкости хлынул из горла офицера по науке, заливая комбинезон и пол. Эш вдруг завертелся как волчок вокруг своей оси, расплескивая жижу. Что-то надсадно верещало в его внутренностях, как в магнитофоне с испорченной лентопротяжкой.

      — Боже, что это?! — воскликнул Паркер, и его глаза полезли из орбит.

      Мгновение — и Эш оказался возле него; руки, вытянутые, как два негнущихся манипулятора, пытались нащупать объект для воздействия.

      — Черт!

      Паркер увернулся и, подняв баллон над головой, нанес второй удар. Что-то негромко хрустнуло, и голова Эша оторвалась вместе с шеей. Она повисла сзади, за его спиной, на тонких проводах, а из образовавшейся дыры выливались тонкие струйки той же странной жидкости. Повисшие части тела посерели и приобрели пепельный оттенок. Тело Эша рухнуло навзничь; стрекотание продолжалось еще некоторое время, а потом стихло. Пальцы рук еще совершали хватательные движения, которые постепенно угасли. Обрывки проводов и трубок торчали из раны.

      — Он робот!

      Паркер озадаченно смотрел на останки. На блестящем черном лбу выступил крупными каплями холодный пот. Он утер лицо, размазывая по нему липкую жижу, выплеснувшуюся из разбитых внутренностей Эша.

      Паркер не верил своим глазам. Он даже не предполагал, что робототехника шагнула так далеко. Это был какой-то фантастический кошмар.

      Подойдя к телу Эша, продолжавшему извергать потоки искусственной крови, он потрогал края раны. Останки вдруг вздрогнули, и мертвые вроде бы руки вцепились в горло Паркера. Толстяк отшатнулся, потерял равновесие и вместе с вновь напавшим на него роботом полетел на пол, где они снова начали отчаянно бороться. Голова Эша по-прежнему болталась сзади, и дрянь, выливающаяся из внутренностей искусственного существа, заливала и без того измазанное лицо негра. Казалось, что это не закончится никогда, — даже разобранный на части, Эш будет продолжать сражаться.

      Из коридора появилась Ламберт. На удивление, она совсем недолго вопила и бегала вокруг дерущихся. Вовремя сообразив, что надо делать, она схватила стоявший в углу каюты электрожектор и, собрав все силы, вонзила его в спину робота. Сноп искр и клубы дыма вырвались из-под его комбинезона, запахло горелой изоляцией; тело Эша еще раз дернулось и замерло. Паркер, тяжело дыша и чертыхаясь, вылез из-под груды искореженного хлама, бывшего некогда офицером по науке. Он отдышался, встал; руки его были исцарапаны, тело блестело, перемазанное зеленоватой кровью робота. Он подошел к столу, сел на край, закурил и тихо, словно размышляя про себя, проговорил:

      — Зачем Компании нужно было посылать с нами робота? Чего они хотели?

      Голова гудела, как колокол. Рипли глухо застонала и открыла глаза. Вкус крови во рту вызывал тошноту. Вокруг было тихо, только откуда-то издалека, видимо, из кают-компании, доносилось негромкое поскуливание. Наверное, это Ламберт. Яркой вспышкой перед глазами мелькнуло то, что произошло совсем недавно. Рипли подползла к стене и, опершись на нее, ухитрилась подняться на ноги. С трудом передвигаясь и держась за переборку, она вошла в кают-компанию.

      Ламберт сидела, скрючившись под столом, и, уткнув голову в колени, выла:

      — Какой ужас! Неужели все это произошло с нами? Почему? Или это просто сон? Проснуться бы, а?

      — К сожалению, это не сон, — покачал головой Паркер. — От этого сна мы можем запросто не проснуться. Вылазь, маленькая, с этой проблемой мы уже справились.

      — Видимо, он служил в отделе вооружений, — прохрипела Рипли: ей все еще было тяжело разговаривать. — У него, по-видимому, было какое-то специальное задание.

      — С воскресением, — приветливо осклабился Паркер.

      Из-под стола появилась взъерошенная голова Ламберт и прошептала:

      — Я здесь боюсь, я хочу домой. Мне все надоело.

      — Да. Не волнуйся. Просто мы все немного устали. Слишком многое произошло за эти часы.

      Рипли сидела прямо на полу возле люка и тяжело дышала. Головная боль заполнила череп, не давая оформиться ни одной мысли. Ламберт привидением замерла возле стола. Лицо ее было испуганным и мертвенно-бледным.

      — Девочки, по-моему, нам всем нужен отдых. Мы плохо выглядим. Если сказать честно, просто дерьмово выглядим! Как вы смотрите на то, чтобы часок-другой вздремнуть?

      — Я не усну, ни за что не усну, — слабо сопротивлялась Ламберт. — Мне все время будут сниться кошмары. Я боюсь!

      — Ничего, детка. Я спою тебе колыбельную песню и все время буду сидеть возле твоей постели, отгоняя страшные сновидения. Надо немного поспать! Пойдемте, — скомандовал Паркер. — Я зайду в душ, а вы притащите чего-нибудь пожрать. Поедим и ляжем спать.

      — Нет, — подала голос Рипли. — Мы не можем терять зря так много времени. Не надо забывать, что монстр — это наша главная проблема, и он еще до сих пор жив. Мы должны не расслабляться, а, наоборот, мобилизовать все силы и убить его.

      — Нечего тебе мобилизовывать. Тебе надо пожрать и поспать, а потом уж выходить на охоту. Тоже мне, Диана задрипанная!

      — Наплевать! Мы должны немедленно…

      — Заткнись! — как рассерженная горилла взвыл Паркер. — До тех пор, пока ты не придешь в себя, я не буду выполнять твоих приказаний. Иначе ты с дурняка такого наворочаешь!.. Короче: сейчас я тебе не доверяю!

      — Паркер, ты сумасшедший?

      — Не я, а ты. Неизвестно, сколько еще времени мы потратим на поиски. Зато известно, что через час мы все свалимся без сил, и тварь сможет не напрягаясь позавтракать нами. Спать! И немедленно!

      — Она все равно сожрет нас, как только мы уснем, — слабо сопротивлялась Рипли.

      — Ты сильно ударилась головой. Я покараулю. И… Все, без возражений! Девочки, шагом марш!

     

      49

     

      Я иду по длинным коридорам, ведущим в темноту. Из стен торчат куски вывороченных труб и обрывки вырванных кабелей. С потолка мелким дождем капает вода. Идти немного неудобно: то и дело на стальных плитах пола попадаются прожженные дыры. Металл напоминает весенний снег, изъеденный проталинами. Но это неудобство меня не очень расстраивает. Переступаю, прыгаю через эти раны. Иду. Многие двери искорежены и проломлены. Пластиковая обшивка коридора вообще куда-то исчезла, не осталось ни кусочка. Останавливаюсь и поднимаю голову. Матерь Божья! Деформированный потолок напоминает грозовое небо. Кто же обладает такой силой, чтобы оставлять подобные вмятины на сверхтвердом межуровневом перекрытии? Начинаю двигаться дальше и только сейчас замечаю на всех поверхностях следы пуль различного калибра. В НЕГО, наверное, стреляли. В тишине слышится только гул моих шагов и удары капель падающей воды. Замелькали переборки, люки… Хорошо иду, быстро.

      Палуба за палубой. Двенадцатый этаж, пятнадцатый. И все та же картина. Везде валяются в беспорядке вещи, поломанная мебель собрана в баррикады. В черных обгоревших провалах люков боковых коридоров бушевал пожар. Где же люди? Откуда-то возникает чувство тревоги и щемящая ноющая тоска. Куда могло деться столько людей? Что с ними могло случиться? Но тишину ничто не нарушает. Здесь никого нет. Я давлю в себе приступ сентиментальной скорби. В конце концов, я здесь именно для того, чтобы помочь им. А значит — все будет хорошо.

      Три здоровенных лба маячат за спиной и тяжело дышат в затылок. За их громким дыханием прячутся те звуки, которые необходимо услышать. Иначе… Поэтому приходится часто останавливаться и прислушиваться. Стволы наших тяжелых автоматических винтовок прощупывают воздух, готовые в любой момент начать плеваться смертоносными кусками стали.

      — Не психуй. Все у вас будет хорошо, — говорит Даллас, появляясь в коридоре откуда-то из темноты.

      — Привет, — говорю я ему, ничуть не удивляясь.

      Точно знаю, что неплохо было бы удивиться, но чему — никак не могу понять. Он, как всегда, весел и привычным движением поглаживает бороду. Голубой туман окутывает его полуобнаженное тело.

      — Вам нужна полная разгерметизация. Только она спасет вас, — он приблизился к парням и весело засмеялся. — А эти штуки, — он указал на винтовки, — лишь раздразнят его. Он — совершенство. Это истинный дьявол!

      — Спасибо.

      Его прищуренные глаза вспыхнули на мгновение алым светом, и голубой туман рассеялся вместе с Далласом, но его приглушенный смех еще долго звучал у меня в ушах.

      Пластиковая карта легла на стол с легким шуршанием. Смотрю. Черт его знает, так ли мы должны действовать? Молодой капрал поправляет каску и смотрит мне прямо в глаза. На его губах появляется нежная загадочная улыбка. Он явно что-то хочет сказать, но не решается. В итоге он произносит совсем не то, что думал:

      — Здесь мы будем в относительной безопасности.

      Я осматриваю изуродованное помещение. Кто знает, что такое «относительная безопасность»? Это утопия. Те, кто пропал из этих комнат, тоже, наверное, считали, что находятся в «относительной безопасности». Бред! Я считаю, что безопасность или есть, или ее нет. Она либо абсолютна, либо ее нет вообще. Хотя я не боюсь. Мне сейчас нечего бояться. Со мной ничего не может произойти. И мне легко и спокойно. Да. В таких ситуациях каждый думает об одном: как остаться в живых. Хотя, конечно, переживает и за всех тоже. Одиночество — уж больно тяжелая штука в такой обстановке.

      …Развороченные взрывами подвалы и дождь. Я бегу, бегу. Надо успеть забрать их с собой. Я могу спасти их всех, надо только разыскать их. Уже целую вечность, задыхаясь, в поту ношусь по этому мертвому городу.

      Это последний дом — последняя надежда. Больше и спрятаться-то негде. Вхожу… Вниз ведет осыпь битого кирпича, перемешанного с кусками бетона, металлической арматурой и осколками стекла. Неужели их засыпало?

      — Эй, выходите! — зову, кричу изо всех сил, срывая голос.

      Вот. Появились. Выползли.

      — Скорее! Бежим! Еще немного — и мы не успеем! Когда будет другая — неизвестно!

      …Тишина. Полная гробовая тишина. Пустота складской рубки, забитой поломанной мебелью и блоками аппаратуры, звенит в ушах. Иду, и под ногами мягко пружинит почва старой свалки. Воздух сырой и вонючий. Пахнет ржавым металлом, разложившимся пластиком — ненавижу этот запах старой органики — и еще чем-то мерзким, умирающим. Мои ноги чавкают в темно-бурой жиже, нарушая этот гробовой покой. Стены отражают и усиливают звук. Кто это? Резко оборачиваюсь, держа наготове огнемет. Никого. Такая же стальная стена. А-а-а, понимаю, это…

      Где же люди? Опять все куда-то подевались. И опять я задаю себе этот надоевший вопрос без ответа. Медленно подхожу к баррикаде из строительного мусора. Останавливаюсь и прислушиваюсь. За ней что-то есть. Нет, ничего не видно и не слышно. Просто ощущается чье-то присутствие. Начинаю разбирать эти завалы, чтобы добраться до того, кто… Руки цепляются за доски и трубы, разбрасывая их. Жижа с чавканьем поглощает все падающее на пол, пузырится. Появляющиеся шары лопаются, выпуская из себя удушливый, выворачивающий наизнанку смрад гнилого мяса. Странная труба торчит из середины сооружения. Хватаюсь, дергаю, еще, она поддается, и вся гора хлама оседает, падает бесформенной лавиной. Мраморно белеющая кисть руки торчит из хаоса досок, металла и листов пластика. Она слабо подрагивает, — наверное, еще живая! Хватаю ее… Она рассыпается, словно была сделана из пепла…

      Их собралась целая толпа, человек пятнадцать-двадцать. И, как будто кто-то невидимый скомандовал: «Вперед», все сорвались с места и побежали. Побежали по мертвому городу, по пустым разрушенным улицам, как стадо оленей, испуганных неожиданным выстрелом. Через несколько минут страх остался далеко позади. Мы обогнали его. Теперь этот бешеный галоп доставлял удовольствие и радость. Развалины домов и островки пожаров были такими родными, что их жалко было покидать.

      Вот она, небольшая площадь. На ней почти нет обломков, которыми усеяны улицы. Она маленькая, аккуратная, чистенькая, как только что вымытое блюдечко. Это финиш.

      Яркая вспышка слепит глаза, превращаясь в радужные круги, но я даже не зажмуриваюсь. Это то, что нужно. Посредине этой асфальтированной лужайки возник летательный аппарат непривычной формы.

      — Это за нами. Пойдемте. — Оборачиваюсь и вижу, что нас всего пятеро. — Где…

      Но на это уже нет времени. Открылся люк, опускаются сходни — светящаяся желтая лестница. Я командую:

      — Вперед! Быстрее!

      Но в их глазах страх.

      — Неужели вы хотите остаться здесь?

      Я прыгаю на первую ступеньку, и она несет меня вверх. Это эскалатор! За мной — еще двое. Слава Богу, хоть эти!..

      Вот мы уже на борту. Люк мягко захлопывается. Все. Теперь точно все. Мы успели. Мы спасены…

      …Рипли открыла глаза. Хорошо. Спокойно. Этот сон всегда вселял в нее уверенность в том, что рано или поздно все закончится хорошо. Это все снилось ей уже на протяжении нескольких лет, и всегда после пробуждения ее охватывало чувство безмятежного покоя.

      Паркер сидел у закрытого люка прямо на полу и клевал носом. Полуприкрытые веки на его глазах вздрагивали. В руках он сжимал огнемет. Рипли бесшумно соскочила с кушетки, подошла к нему и тронула за плечо. Он дернулся и открыл глаза.

      — Ты проснулась? — негр расплылся в ослепительной улыбке. — Как спалось?

      — Спасибо. Хорошо. Почему только так жарко?

      — Забыла? Ты же сама приказала перенастроить тепловой режим. — Паркер поднялся с пола и начал разминать затекшие ноги.

      — Ах, да! Теперь эта тварь не должна нас чувствовать.

      — Что будем делать? Прошло шесть часов. Время летит быстро!

      — А этого, — Рипли сделала загадочное лицо, обводя каюту рукой, — ну, в общем, ЕГО — не было?

      Последние слова она произнесла шепотом. Паркер сделал страшную морду и также шепотом ответил ей:

      — Нет. Все тихо.

      Ламберт спала на соседнем топчане, положив под голову скомканное шерстяное одеяло. Мышцы на ее лице изредка подрагивали, глазные яблоки под закрытыми веками дергались.

      — Ей тоже что-то снится. — Рипли отвела взгляд.

      — Вы обе хороши, подруги. Разбудить ее?

      — Не надо. Может, сам поспишь хоть часа три, а я посторожу? Я уже в норме.

      Рипли потянулась к огнемету, но Паркер отстранил ее руку.

      — Спасибо. Я не устал. Мне удалось одним глазом вздремнуть. Мне хватит. Так ее будить?

      — Нет. Не надо. Пусть еще поспит.

      — А что мы будем делать? Так и сидеть на страже?

      — Нет. Мы займемся Эшем.

      Рипли подошла к встроенному в переборку шкафу и вынула из него сумку с инструментами. Паркер перебросил огнемет из руки в руку и открыл люк.

      — Ладно. Пойдем разбираться с этим дерьмовым роботом.

     

      50

     

      Тонкие гибкие пальцы Рипли ловко скручивали оборванные провода и присоединяли их к туловищу. Пара трубок вошли в горло Эша, подавая воздух к речевому аппарату. Паркер нервничал и расхаживал по кают-компании взад и вперед, барабаня пальцами по корпусу огнемета.

      — Нужно узнать, какое задание он выполнял и чье!

      Рипли подпаяла еще пару проводов к контактам на шее, подняла голову и установила ее на столе с лежавшим уже там телом.

      — Сейчас все узнаем, еще пара…

      — Рип, слушай, а это не опасно? Все же эта чертова кукла была на редкость агрессивна!

      — Не волнуйся, я не буду реанимировать ее двигательные центры. Он сможет только разговаривать с нами. Помолчи минутку.

      Она что-то сосредоточенно прилаживала, паяла — и вот наконец ее рука легла на клавишу выключателя питания.

      — Ну, все готово. С Богом!

      Тело вздрогнуло, судорожно сжались кисти рук. Рипли отошла в сторону и спросила:

      — Эш, ты слышишь меня?

      Веки робота вздрогнули, и глаза открылись. Нижняя челюсть дернулась, и изо рта с хрипом вылилась струйка зеленоватого вещества, освобождая глотку. Взгляд стал осмысленным, пробежал по каюте и остановился на Рипли.

      — Я ничего не смогу сказать тебе, — его голос звучал непривычно, в нем откуда-то появился надтреснутый металлический тембр.

      — Какое у тебя было специальное задание?

      — Я думаю, что вам не удастся точно выяснить это.

      — Что ты должен был сделать?

      — У меня был приказ.

      — Какой приказ? От кого?

      — У меня был приказ посадить этот корабль на LB-426 — и я сделал это.

      — А кто отдал приказ?

      — Я не помню. Информация об этом не поступает из моей памяти. Черный ящик вы не откроете. Все, что там есть, просто самоликвидируется. Так что вам лучше даже не пытаться.

      — Да и не надо! И так все ясно! — взревел Паркер. — Это все проклятая Компания! Наши жизни их не интересуют!

      — Кто отдал приказ?! — настаивала Рипли.

      — Я повторяю: я не помню.

      — Хорошо. Это сейчас уже не так важно. — Она подумала и задала новый вопрос: — Мы сможем уничтожить этого инопланетянина каким-либо способом?

      — Нет, — спокойно ответил Эш, — вы ничего не сможете с ним сделать. Это биологический шедевр.

      — Нам надо сжечь его, — не унимался Паркер, — и эту железяку, и эту тварь! Это наш единственный шанс уцелеть в сложившейся ситуации!

      — Нет, — улыбнулась голова Эша.

      — Что? — Рипли наклонилась над останками. — Ты знаешь как?

      — Наверное, знаю. Но эта информация ни для меня, ни, тем более, для вас недоступна.

      — Он еще издевается! — толстяк замахнулся прикладом огнемета.

      Но Рипли повисла на его руке и оттолкнула к стене.

      — Не кипятись! Еще повоюешь!

      Эш спокойно продолжал рассказывать:

      — Это прекрасный, совершеннейший организм. Вы все равно погибнете, и я считаю, что мне можно немного рассказать о нем.

      — Откуда такая уверенность?

      — Я — машина. И я вычислил вероятность вашего спасения. Ее практически не существует. Корабль в любом случае достигнет Солнечной системы. Изменить курс вы не сможете. Я заблокировал компьютер.

     

      51

     

      Небо было сплошь покрыто муаровыми разводами облаков, быстро бегущих по нему и меняющих форму. Багровое солнце лениво сползало в ущелье, цепляясь своими краями за острые макушки скал, одетых снегом. Издали они походили на диковинные подсвечники с гигантскими оплывшими свечами. Воск лавин оплывал на величественные отроги гор, сползая витиеватыми змейками по ущельям в долину, где под дневным зноем плавился, превращаясь в прозрачные ручейки живой влаги, узкими лентами льющейся в обрамленный крупной галькой и сиреневым песком бассейн прозрачного озера. Мелкие барашки вздымались на его золотой глади от легкого дуновения ветра, прорывавшегося через проплешины густого малахитового леса. Трава и кустарник подкрадывались к воде, словно охотились за этим маленьким водяным чудом.

      Рухнул кряжистый тис, поднимая бурлящие волны. Его темный ствол медленно поплыл по золотой глади. Торчащие из воды толстые суковатые ветки с мясистыми розовыми листьями и белыми шарами цветов походили на нежные, но сильные руки русалок. Корни грозными змеями выползли из зияющей раны в земле и застыли огромным запутанным шаром.

      Плети кустов с пурпурными цветами на сиреневых веточках разошлись, и на искрящийся песок грациозно вышли два единорога. Их ослепительно белая шерсть лоснилась в лучах угасающего светила, приобретая розовый оттенок. Их серебристые гривы плескались на ветру и мерцали бриллиантовыми переливами. Удивительные животные шли рядом, плечом к плечу. Казалось, они были увлечены своей беззвучной беседой. Возле кромки воды они остановились и стали принюхиваться, раздувая ноздри, фыркая и прядя ушами. Как они прекрасны и совершенны! Удивительные творения, созданные чьей-то волей. Сколько же, интересно, их здесь? Единороги опускают головы и пьют янтарную влагу мягкими бархатными губами.

      Утолив жажду, существа отходят от воды. Жеребец проходит по берегу. Его ультрамариновые копыта взрывают прибрежный песок, оставляя на нем глубокие следы. Движения его совершенны и грациозны. Глаза горят, как раскаленные зеленые угли. Он медленно опускается на колени и начинает купаться в прибрежном песке, нежась в последних теплых лучах заходящего солнца…

      Джонси прошелся по постели, оставляя на белоснежной простыне четкие кровавые следы. Страшно захотелось сбросить его оттуда, но он лезет, ластится и тихо мурлычет. И мордашка у него такая маленькая…

      — О, нет! Зачем, Бретт? Зачем ты оторвал Джонси голову?!

      Рыжий кот сел и стал умываться, слизывая пятна запекшейся крови с заскорузлой шерсти.

      Но почему у него лицо Бретта?

      Кот смотрит тусклыми печальными глазами и, кажется, плачет. Нет, не плачет. Просто он хочет, чтобы его почесали за ухом.

      — Нет, Джонси, я не могу, я боюсь!

      Боль, какая жуткая, всепоглощающая боль! Пламя хлещет, обжигая лицо, визг пуль наполняет душный воздух каюты. Они носятся от стены к стене, разрывая на куски блеклую облицовку. Грохот выстрелов рвет барабанные перепонки.

      — Хватит!

      Голова ныряет под одеяло. Пот ручьями стекает, пропитывая подушку. Тонкая ткань над головой почему-то кажется броней, хотя сквозь нее отчетливо видны яркие вспышки выстрелов и… Волны горячего воздуха накатываются на тело, при вдохе горят легкие и горло. Руки рвут ткань…

      Голубой бархат накидки отошел, и из паланкина выглянула молоденькая девушка. Ее пепельные глаза смотрели на окружающих с любопытством и легким кокетливым испугом. Молодой герцог подошел к этому хрупкому средству передвижения и с поклоном подал девушке руку в изящной перчатке, богато украшенную перстнями. Девушка грациозно оперлась на этот живой поручень и, подобрав подол длинного платья, переступила через узорчатый порожек носилок. Ноги сразу утонули в пушистом ковре, как в густом мхе. Герцог поднял глаза и приветливо улыбнулся.

      — Как вы доехали? Надеюсь, что этот путь не очень утомил вас? — его голос напоминал шум прибоя штормового моря.

      Она вздохнула и улыбнулась.

      — Мы заждались. Все будут в восторге, увидев вас на нашем празднестве. Пойдемте, я отведу вас…

      Он крепко сжал ее ладонь, и они двинулись по узкому длинному залу, ведущему вглубь дворца. Стены были сплошь украшены гобеленами великолепной работы с изображением сцен сражений, в которых участвовали знаменитые предки молодого человека. Тусклый свет проникал через цветные стекла витражей, покрытые толстым слоем пыли. Звук шагов гас в пушистом ковре, и движения людей были бесшумными и невесомыми.

      Дубовые двери, разукрашенные тонкой резьбой и золотыми пластинами с искусной гравировкой, распахнулись, и они погрузились во мрак гигантского зала. Казалось, что он занимает все внутреннее пространство замка. Высоко под сводами горели сотнями свечей огромные люстры, сделанные из целых бивней слонов и оленьих рогов. Свет таял в огромном пространстве под сводами, освещая только роспись потолка. Лихая охота неслась по кругу, огибая центральную люстру и напоминая змею, которая кусает собственный хвост. Казалось, что лишь эта картина здесь реальна, — она была самым ярким и красочным пятном. Все остальное пространство было погружено во мрак. Стен не было видно. Они только обозначались тусклыми огоньками свечей в навесных канделябрах. Каменный пол не был покрыт ковром, и гулкие шаги сопровождали любого, рискнувшего погрузиться в это темное пустое пространство.

      Нам необходимо было пройти через зал, чтобы подойти к столу, ярко освещенному, заставленному золотой посудой и тяжелыми подсвечниками с множеством зажженных свечей.

      Гулкое эхо шагов, теплая рука юноши, этот огромный дворец с его богатым убранством…

      Вот мы прошли уже половину пути. Вдруг герцог остановился, побледнел и, упав на одно колено, начал неистово целовать мою руку. И, о чудо! Зал зазвенел, тихая музыка заструилась из стен, начала потоками прекрасных звуков падать с потолка. Он поднялся и, властно схватив меня за талию, закружился в страстном и нежном вальсе…

      Ультрамариновые копыта ударились о мраморную мозаику пола.

      Движения белоснежных тел были необыкновенными, настолько грациозен и совершенен был их танец, что… Они поднимались на дыбы, взбрыкивали передними ногами, выбивая четкую звонкую дробь. Звук их шагов, легкий и звонкий, как голос первого весеннего ручейка, пел о вечной весне и вечной любви этих существ друг к другу. Их большие глаза горели зеленым пламенем, как раскаленные волшебные угли, которые долго ласкали руки огня. Единороги то замирали, то медленно кружились, то неслись вскачь. Их шерсть лоснилась и блестела, словно обсыпанная алмазной пылью. И не было ничего на свете, кроме двух танцующих любящих сердец и всепоглощающей темноты зала, лишь на мгновение выпустившего эти прекрасные тела из своего…

      Сияние люстр становилось все нестерпимее, все ярче. Наконец исчезли лошади, псы, пропала, умчалась вдаль царская охота. Вместо всего этого само Светило заглянуло в темные пустые владения… От одного его взгляда стены закровоточили склизкими грязными потоками мерзости, и я оказалась одна в этом грязном колодце.

      Ужас охватил меня, сердце сжала ледяная лапа…

      Ламберт!

      Я обернулась на голос. Вокруг не было никаких стен, ничего. Только безграничная пустота мокрого бетонного поля. Навстречу мне шел Паркер. Лицо его спокойно, и только тихая легкая улыбка светится в уголках губ и глаз. Алый диск Солнца, как привязанный, плывет за его спиной, погружаясь в розовую дымку. Стоит необычайно глубокая тишина. Ветер треплет волосы.

      Мгновение — и солнце падает за горизонт, как будто сорвавшись с держащей его нити. Порыв налетевшего ветра принес запах сырого болота. Небо раскололось. Вспышка молнии и крупные капли дождя полетели из непонятно откуда взявшихся свинцовых туч. Мы побежали, но очень, очень медленно, как в замедленном кино. Шаг, другой, третий…

      Наши тела раздуваются, но я ничего не чувствую. Почему-то мне совсем не страшно.

      И вот грохот взрыва прозвучал первым громовым раскатом. Тела разлетелись на кусочки, вспышка пламени гудящей волной устремилась вперед.

      Сознание свернулось в белый шар и, как снаряд, пробило несуществующие уже кости черепа. Оно рвануло вверх, навстречу холодным струям дождя и бездонному мраку неба…

     

      52

     

      Ламберт появилась в рубке почти бесшумно. Ее заспанное лицо было встревожено, в больших глазах стояли слезы. Паркер неожиданно обнял ее за плечи. Она испуганно взглянула на него, потом перевела взгляд на Эша.

      — Мы в дерьме, детка, но попробуем из него выбраться, — прошептал Паркер ей на ухо.

      Эш продолжил рассказ о чужаке:

      — В этом существе такая комбинация генов, что любая рана, нанесенная ему, заживет за несколько минут. Его можно… — Эш запнулся: по-видимому, программа режима выдачи информации дала сбой, но вовремя остановилась. — …Мы нашли их на том корабле годом раньше. И когда сообразили, что нам попалось, то решили взять один экземпляр для исследований. И Компания получит его! Моя программа практически выполнена.

      — Ты хоть понимаешь, что ты сделал? — еле слышно проговорила Ламберт.

      Эш посмотрел на нее свысока и произнес:

      — Меня не волнуют ваши человеческие эмоции. У меня свое задание. Они должны остаться в живых. Это будущее всей Галактики. С их помощью мы сможем покорить всю Вселенную! Они умнее, хитрее и, главное, беспощаднее вас. При таких ставках жизнь экипажа не имеет значения.

      — Так для чего же ты пытался убить меня?

      — Ты была главным препятствием для выполнения программы, а к тому же пыталась вывести меня из строя.

      — Жалко, что я этого не сделала раньше! Я никогда не могла полностью доверять тебе. Я чувствовала, что ты что-то скрываешь! Дерьмо!

      — И еще одна важная вещь. Я всегда любил тебя, Рипли. Ты была моей симпатией.

      Лицо Рипли исказила гримаса гнева, она схватила со стола паяльник и воткнула его в рот робота. Сноп искр рассыпался фейерверком, и струйка вонючего дыма поползла по каюте.

      Ламберт рыдала, уткнувшись в грудь Паркера, а он пытался ее утешить:

      — Не расстраивайся, детка! — он погладил ее по голове, а потом повернулся к Рипли. — Ну, что же мы теперь будем делать? По-моему, от его рассказов никому легче не стало.

      — Ладно, пошли отсюда! К черту эту кучу хлама!

      Рипли быстрым шагом устремилась к выходу. Паркер отпустил Ламберт, взял со стола огнемет и пошел следом. В дверях он остановился, в последний раз посмотрел на Эша и, весело подмигнув ему, нажал на спуск огнемета. Пламя залило каюту. Дверь закрылась навсегда, как дверь склепа…

      Движения Рипли были четкими и резкими, как у марширующего на плацу солдата. Ламберт с трудом поспевала за ней, хотя почти бежала. Их догнал Паркер. Он все время оглядывался назад, держа оружие наготове.

      — Мы должны взорвать корабль, — в голосе Рипли звучала решимость. — Нужно уничтожить эту тварь вместе с кораблем. А мы сами рискнем добраться до пограничных маяков нашей системы на «шаттле». Других вариантов я не вижу.

      — Да, ты права, — тихонько скулила Ламберт, стараясь не отстать.

      — Помните: эта тварь сейчас нас не чувствует, и мы можем действовать, но все равно мы должны быть крайне осторожны. Она может оказаться где угодно и напасть в любую секунду. Нам надо запастись кислородом и подготовить систему самоликвидации корабля. Этим займетесь вы.

      — Есть, мэм, — улыбнулся Паркер.

      — Помните, что сказал этот ублюдок. Она очень умная. Значит, все должно произойти настолько быстро, чтобы эта тварь не заподозрила неладного и не опередила нас. Сейчас вы быстро идете на склад и забираете оттуда баллоны с кислородом. Сколько сможете унести. А я подготовлю челнок, активирую бортовой компьютер и введу в него информацию с «мамочки».

      — Понял, — кивнул Паркер. — Пошли.

      Он взял Ламберт за руку и потащил к выходу.

      — Подожди, — остановила его Рипли, — ты еще должен будешь зайти в каюту Далласа. Там в сейфе лежат детонаторы. Их надо отнести в реакторный блок и… Сам знаешь.

      — Не беспокойся.

     

      53

     

      — Я сейчас. Подождешь меня в своей каюте. Только хорошо закройся; запри даже вентиляцию. — Он снял огнемет и протянул его Ламберт. — Это на всякий случай. Через пять минут я зайду за тобой.

      Она неуклюже взяла оружие и подошла к двери. Пока люк отходил в сторону, она обернулась.

      — Иди, иди. Все будет хорошо.

      Люк за его спиной захлопнулся.

      Паркер еще некоторое время постоял в коридоре, глядя на дверь. Потом, развернувшись, он быстро зашагал в сторону капитанской каюты. Хотя он оставил оружие Ламберт, но все равно был уверен, что этот его поход закончится удачно. И он благополучно вернется к насмерть перепуганной девушке. Он был уверен на все сто. Но все-таки страх мешал ему двигаться легко и свободно.

      Коридоры, коридоры. Эти проклятые коридоры будут сниться, наверное, до конца жизни. Если, конечно, удастся выжить. Они такие разные — и такие одинаковые. Но вот беда, похожи они тем, что в любом из них может поджидать тебя косая старуха с приглашением пересесть в другой корабль, который никуда не летит. Вернее, летит в никуда…

      Так. Вот она — дверь с надписью «Даллас». Посмотрим.

      Паркер нажал кнопку, и панель ушла вверх. Жаль, парень, что тебя уже нет с нами. Ты был бы нам ох как нужен! Лишний мужик никогда не помешает, а ты не умел быть лишним.

      Сейф. Да какой там сейф! Слово только тяжелое. Небольшой шкафчик возле дисплея. Открывается только через «мамочку». Сверхсекретности — как в банке пива.

      Он подошел к пульту:

      «Приказ открыть сейф».

      Терминал пропищал что-то по-своему и выплюнул на экран:

      «Слово доступа: …»

      — Хренова железяка! — выдохнул Паркер и набрал:

      «Красный замок».

      «Кодовое слово принято»

      Дверь сейфа ушла в нишу, и Паркер извлек из него небольшой чемоданчик.

      — Ну, нашел. Сейчас мы приготовим один небольшой сувенир.

      Он шел по пустым коридорам, слабо освещенным дежурными фонарями, и думал о том, что сказала бы обо всем этом Элизабет Лой Чегерон — его седая черная добрая мама. Наверное, она бы просто зарыдала, утирая нос кружевным платком, причитая всякий вздор, который он уже слышал тысячу раз. А может, она уже совсем ничего не увидит, ведь времени прошло ой сколько, а последняя трансляция с корабля была хрен знает когда. Не хочется думать о ее смерти, когда сам в любую минуту можешь сыграть… Нет. Сейчас точно не сыграю, я знаю, что все будет хорошо. Пока хорошо. И старушка пока жива. Сидит дома и пялится в ящик, попивая свой любимый айвовый сок. Хотя какой там сок! Если Паула и Сей еще не забыли ее, то пить сок ей некогда. Ребятишек бросят — и вперед, задницами крутить. Ох, вернусь я! Сколько раз говорил: старый человек, не может она справиться с такой толпой мелкотни. Да и привычки у нее к этому нет. Я-то у нее один был…

      Тоннель кончился, и Паркер вышел в широкий зал, покрытый белоснежными плитами термоизоляции. Он поднялся по узкой лестнице, не решаясь воспользоваться лифтом, и подошел к огромной оранжевой двери с черным цветком из зловещих треугольников. Ярко-алая надпись гласила: «Внимание! Опасно для жизни! Реакторное отделение. Вход только в комбинезонах класса «S».

      — А-а-а. Черт с ним, делов-то на три минуты! Дома подлечимся, если что.

      Паркер открыл блок доступа и набрал код. Шлюз открылся. Прохлада тщательно вентилируемого зала ударила по лицу. Лампы вспыхнули, наполняя реакторный отсек светом. Мощные галогены, вмонтированные в потолок, слабо гудели, освещая матовый пол, состоящий из свинцовых плит и серо-коричневых квадратов металлокерамики.

      …Мне в жизни крупно повезло и не повезло одновременно. В нормальных семьях, с достатком выше среднего, было принято иметь три-четыре ребенка. Но в в семье Чагеронов получилось наоборот. Мать вышла замуж за моего папеньку, царство ему небесное, уже будучи старушкой. Тридцать шесть лет — это уже, конечно, не самый подходящий возраст для… Нет. Она, конечно, не была какой-нибудь там дурнушкой или «синим чулком». У нее была самая стандартная семья, с девятью детьми, из которых она была седьмой. И воспитание она получила самое обыкновенное, то, которое дают своим черномазым девочкам толстые черномазые мамаши.

      О своей молодости она практически никогда не рассказывала. Когда работала в одной из фармацевтических фирм, в тридцать шесть лет подцепила где-то моего отца. Он был моложе ее на восемь лет. Потом у них появился я. Все были рады и счастливы, но папа, будучи в не слишком здравом уме от большой любви к мамуле, вдруг заявляет, что больше такого — и показывает на меня — в доме не будет. Мол, дети — это, конечно, великолепно, но они, мол, отнимают у мамаши все силы и время. А он хочет, чтобы у нее была счастливая, спокойная жизнь. И он сдержал свое слово…

      Паркер подошел в алой крышке системы ликвидации, встроенной в пол зала. Люк напоминал могильную плиту, только вместо имени и дат рождения и смерти чернела надпись: «Опасность». Тяжелый чемоданчик опустился рядом.

      Четыре блестящих диска помещались внутри, сияя провалами детонаторных луз. Паркер открыл чемоданчик и взял в руку первый цилиндр. Холод искрящегося металла возбуждал в душе чувства возникающие, наверное, у сапера, копающегося во внутренностях взведенной бомбы. Опасности не было. Но на сердце скребли кошки.

      Паркер вставил детонатор в отверстие диска и вкрутил его до отказа. Подняв глаза, он пробежал взглядом по табличке, прикрепленной к обратной стенке крышки.

      «Опасность» — гласила первая надпись.

      «Автоматическое уничтожение корабля»

      «После установки детонаторов нажать клавиши на панели…»

      Последний цилиндр занял свое место.

      «После включения системы корабль будет уничтожен через 10 минут»

      Пальцы толстяка пробежали по клавишам, встроенным между дисков взрывателей. Отжатые кнопки начинали светиться бледным желтым светом.

      «Система подготовлена» — высветилось на небольшом экране.

      Паркер стер с лица пот и вновь взглянул на таблицу.

      «По экстренной необходимости автоматическая ликвидация корабля может быть отдалена на 5 минут»

      Кривая улыбка застыла на лице Паркера.

      — Нет, ребята, откладывать мы не станем. — Он поднялся с колен и подошел к шлюзу.

      …Отец погиб нелепо, случайно. Какой-то дурацкий случай. Мне было тогда четыре года. Он переходил дорогу вблизи Ричард-авеню, и его подстрелила полиция, приняв за какого-то опасного типа, но… Я почти ничего не помню. И отца слабо помню. Мама рассказывала, что я его очень любил. Она чуть с ума не сошла. Даже в психушке пролежала месяца три. Но этого я тоже не помню. Помню только, что долго пробыл у бабушки.

      До сих пор не помню, почему мать не вышла замуж еще раз. Мужики вокруг нее косяками ходили. Всех цветов и размеров. Иногда даже попадались такие, которые неплохо относились ко мне. Но, похоже, она любила только его, и любит до сих пор…

      Оставив внешний шлюз открытым, Паркер спустился по боковому коридору на третью палубу и пошел по противоположной стороне корабля. Если у этой твари развит нюх и она напала на его след, то может устроить засаду, и идти другой стороной безопаснее.

      Мама, мама! Что с тобой будет, не дай Бог что? Хорошо еще, что хоть внуки останутся. Их у тебя даже слишком много. Но ты сама виновата. Кто мне говорил: «Жениться тебе еще рано, маленький еще. Если девочка нравится, приведи домой, познакомишь — а там поговорим». Вот, а теперь — пожалуйста, наприводил! Дома такой бедлам развел… Но что делать, я их люблю, они — меня. Еле выпер их всех. Так все равно: только уйду в рейс — опять все у тебя на голове сидят! Хорошо бы хоть сидели — может, и помогли бы чем. Хотя тебе как раз поможешь! Сыну родному не даешь пальцем пошевелить… Все у тебя маленьким хожу. А маленькому уже тридцать пять годочков. У самого скоро десяток ребятишек будет, а ты все…

      Ноги поехали на чем-то скользком, и он чуть не растянулся на полу, цепляясь руками за выступающие трубы. Под ногами была лужица какой-то прозрачной едко пахнущей слизи. Он встал и осмотрелся. Уходящий вдаль коридор был пуст. Боковые переходы они с Ламберт задраили еще раньше, и теперь они светились индикаторами закрытых замков.

      «Неужели вляпался? У самого финиша так наколоться! Обидно!»

      Но вокруг было тихо, и всего футов сто оставалось до конца тоннеля; а там — спасительный люк, каюта Ламберт. Нужно рискнуть. Хоть и жарковато, не погода сегодня для пробежек, но попробуем. Три, четыре…

      Грохот шагов наполнил тоннель, уши заложило, сердце бешено стучало.

      — Сейчас, детка, я уже почти…

      Кулак впечатал кнопку, замки щелкнули, и обливающийся потом толстяк ввалился в каюту. Ламберт сидела в кресле и курила; услышав за своей спиной грохот, она вздрогнула, резко обернулась, и сигарета выпала из разжавшихся пальцев. Люк закрылся.

      — Ты видел его? — спросила Ламберт, подскакивая и хватая со стола огнемет.

      — Нет, — задыхаясь, выдавил он, — не видел, но дерьма он по кораблю раскидал предостаточно. Надо спешить.

      Паркер поднял с пола сигарету и сунул ее в рот. Он отдышался, забрал у нее огнемет и открыл люк.

     

      54

     

      Пот заливал лицо. На корабле было жарко, как в джунглях, и так же влажно. Дышать тяжело, и раскалывается голова. Ну еще немного… Рипли двигалась короткими перебежками от одной стены к другой, держа огнемет наготове и зорко вглядываясь в глубину коридора. Слабый свет голубых ламп отражался в никелированных деталях конструкций. Вот и шлюзовая камера ангара с челноком. Вроде пусто. Она нырнула внутрь. После жары корабельных переходов здесь было как в холодильнике. Задраив люки и положив на приборную доску огнемет, она медленно опустилась в ледяное кресло. Терморегуляция организма стала восстанавливаться, прохлада придавала сил, и подплавленные жарой мысли стали оформляться и приобретать более или менее упорядоченный характер. Челнок был рассчитан на двоих. Управление им не требовало больших знаний и специфических навыков. Внутренний компьютер имел достаточные возможности, и быстродействие — не хуже, чем у «мамочки». А запасы топлива позволяли совершать достаточно долгие перелеты. Кроме всего прочего, челнок был не совсем черепахой и позволял развивать приличную скорость.

      Рипли одну за другой вводила системы «шаттла» в действие. Спустя несколько минут приборные панели сияли всеми цветами радуги. Ее руки бегали по кнопкам терминала, набирая координаты корабля и задавая предполагаемый курс.

      Огромный поддон ушел в чрево «Ностромо», освобождая хрупкую скорлупку.

      «Корабль к полету готов»

      Рипли встала и осмотрелась. В маленьком помещении было очень тесно. Разнообразный хлам громоздился посреди каюты. Она подошла поближе и почему-то вспомнила, что в «шаттле», в кресле пилота, очень любил сидеть Даллас, что натащил все это сюда Бретт и что вообще кораблик был любимцем всего экипажа. И надо же было так случиться, что теперь это их единственная надежда.

      Рипли стояла над кучей коробок, поломанных блоков и механизмов неизвестного назначения, как вдруг одна из коробок отлетела в сторону, и что-то быстро и бесшумно метнулось под кресло. Она пронзительно вскрикнула и отскочила в сторону. Практически не останавливаясь, Рипли как мячик прыгнула к приборной доске, схватила огнемет и клацнула тумблером. Мощные лампы, расположенные на полу и под потолком, вспыхнули, заливая каюту ровным белым светом.

      Сердце бешено колотилось где-то в горле, ладони вспотели, и одна мысль как молот стучала в голове: «Сейчас пластиковые ручки огнемета выскользнут из рук — и тогда…» Она медленно, крадучись, подошла к тому месту, куда исчезло нечто, и…

      Под креслом сидел Джонси и настороженно шевелил ушами.

      — Боже! Джонси, мальчик мой, как ты меня напугал! Еще минута — и я сожгла бы тебя!

      Кот поднял голову и мяукнул.

      — Милый, глупый котишка! — нежно ворковала она. — Как ты забрался сюда? Ты тоже собрался домой?

      Кот стал пятиться.

      — Джонси, не уходи, глупый, не нужно убегать!

      Она влезла на кучу хлама, подбираясь к шкафу со скафандрами. Открыв его, подняла с пола контейнер с откидной крышкой, служивший для переноски инструмента и образцов.

      — Джонси, дай мне поймать тебя, иди сюда. Кис-кис-кис…

      Она отстегнула крышку и поставила контейнер рядом. Кот подошел, обнюхал ее руки.

      — Ну вот и молодец, — Рипли потрепала его по голове. — Посиди пока тут.

      Она закрыла замки на крышке.

      — Здесь тебе будет безопасно, дурашка!

      Рипли сама себе не смогла бы объяснить, зачем она занимается всем этим, теряя на Джонси драгоценное время. Но странное предчувствие говорило ей, что если кот будет рядом, то с ней ничего не случится, и она не могла заставить себя бросить этот рыжий пушистый талисман.

     

      55

     

      Переходы были пусты. Паркер короткими осторожными перебежками двигался вперед, до боли в глазах всматриваясь в погруженные в полумрак стены и потолок. Ламберт ковыляла сзади, толкая перед собой тележку для транспортировки баллонов.

      — Заберем кислород в хранилище, а потом спустимся в шлюзовой отсек и снимем все регенерирующие установки со скафандров, — тяжело дыша, хрипел Паркер, — все равно это по пути.

      Ламберт кивнула, налегая на край тележки. Двигатель надрывно жужжал, но металлическая конструкция все равно ехала слишком медленно, и ее приходилось все время подталкивать руками.

      В огромном зале горели нежным голубым светом лампы дежурного освещения.

      — Вот сюда, скорее, — позвал Паркер.

      На стальных решетках, слабо поблескивая, громоздилась пирамида голубых баллонов. Ламберт подогнала механического ослика прямо к стеллажу и, забравшись на сваленные на полу ящики, стала сбрасывать баллоны с кислородом на руки негру, который складывал их на тележку.

      — Осторожно, постарайся не уронить!

      — Я аккуратно! — шипела Ламберт, вытаскивая руками холодный металл. — Как ты думаешь, сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до Земли?

      — Не знаю. — Паркер перевел дух. — Если хорошо разогнаться и не влипнуть в поле какой-нибудь планеты, что вполне может быть, то я считаю, что месяца за два — два с половиной мы долетим. А может быть, и быстрее.

      — Кошмар! — Ламберт вытерла рукавом мокрое от пота лицо. — Послушай, а сколько в челноке камер?

      — Не помню точно. По-моему, там всего два пилотских кресла.

      — Значит, и камеры две.

      — А какая разница? Нам надо скорее рвать отсюда когти. Лично мне плевать, где спать: под колпаком с датчиками или на полу, прикрывшись одеялом. Лишь бы эта штука не сожрала нас.

      — А вдруг она узнает, что мы задумали, и попытается помешать нам?

      — Брось, Лам! — хохотнул Паркер. — Эта тварь не настолько умна!

      — А я думаю, что нет. Помнишь, что сказал Эш: она хитрая и беспощадная, — девушка побледнела.

      — Этот урод просто хотел напугать нас! Сволочь!

      Последние баллоны легли на тележку. Ламберт потерла ладони друг о друга. Руки, особенно запястья, ныли.

      — Пошли отсюда! Что-то мне не по себе, — она поежилась и осмотрелась. — Какие-то нехорошие предчувствия…

      Паркер тоже притих. Тишина в зале нарушалась только гудением ламп.

      — Нет здесь никого. Пошли!

      Паркер пнул тележку и включил двигатель. Слабое урчание наполнило воздух, Ламберт ухватилась за тележку, и процессия двинулась. Паркер обогнал Ламберт с тележкой и подбежал к дверям грузового лифта. Лебедки натужно взвыли, подтягивая платформу. Двери бесшумно разошлись.

      — Быстрее вперед, — скомандовал он, подтягивая тележку и запихивая ее в кабину.

      Пара баллонов соскочила и, грохнувшись об пол, откатилась в угол.

      — Черт! Еще взлетим, чего доброго…

      Толстяк нажал на клавишу, и двери захлопнулись. Открытая кабина поползла вниз. Ламберт прикрыла глаза руками и без сил опустилась на корточки.

      Двери неожиданно раскрылись. Паркер метнулся вперед, выставив оружие. Коридоры были пусты.

      — Быстрее, не спи!

      Он рванул тележку, выкатывая ее из лифта. Ламберт вскочила на ноги и, вцепившись в нее руками, покатила к шлюзовым боксам.

      Комбинезоны, жесткие и мягкие скафандры, числом около дюжины, ровными рядами висели в отсеке у центрального люка переходного бокса. Руки не слушались. Ранцы регенерирующих установок падали на пол, звонкими ударами разрывая плотную тишину.

      Паркер подбежал к иллюминатору. На мерцающем сером фоне громады корабля светились пятнышки бортовых огней «шаттла».

      — У Рипли уже все готово, — тяжело дыша выговорил он.

      — Еще пара минут.

      Ламберт бросила ранцы на пирамиду баллонов и откатила тележку к переходному люку.

      — Можно идти через генератор. — Она рукавами стирала струившийся по лицу пот.

      — Для чего? Там может быть опасно, — бросил через плечо Паркер, всматриваясь в темноту длинного перехода. — Мы пройдем через седьмую палубу. Там намного безопаснее. Открой дверь.

      Ламберт возилась с панелью переключения, но дверь упорно не хотела открываться.

      — Заело, черт!

      Ее пальцы набирали различные комбинации на панели, но автоматика упорно не собиралась выпускать ее оттуда.

      — Ну, давай, давай! Нам нужно выйти, выбраться из этого проклятого отсека! — Ламберт нервно всхлипывала, и слезы начали капать на ее щеки и комбинезон. — Ну, пожалуйста! Господи, ну хоть бы пошевелилась эта проклятая дверь!

      — Не психуй! Я сейчас гляну, может что-то не в порядке с проводкой. — Паркер забросил огнемет за спину и полез в распределительный блок питания. — Траханая мама! Здесь все разворочено. Впечатление, что его кусала бешеная собака. Сейчас я попробую восстановить хоть частично все это хозяйство. А ты пока попытайся открыть дверь вручную.

      Луч фонаря, установленного на тележке, четким кругом освещал хрупкое неуклюжее тело Ламберт. Она возилась с огромным металлическим штурвалом ручного управления двери, пытаясь повернуть его и открыть створки. Тень мелькнула, загородив на мгновение свет.

      — Паркер, отойди!

      Но навязчивая тень снова загородила свет и на этот раз не исчезла. Ламберт разозлилась и, резко обернувшись, произнесла:

      — Паркер!..

      Остальные слова застряли у нее в горле.

      Гигантская фигура монстра черной громадой стояла перед ней.

      Мощный череп блестел и искрился. Чудовище тихо приближалось к ней, протягивая длинные руки, покрытые роговыми пластинами.

      — Нет! — заорала Ламберт, вжимаясь в крышку люка.

      Паркер, возившийся в боковой нише, обернулся. Увиденное было настолько неожиданным, что с трудом укладывалось в сознании.

      Монстр поднял голову и раскрыл первую пару челюстей, обнажая ряд новых зубов. Липкая слизь стекала с них, падая на пол. Он почти вплотную подошел к Ламберт, как бы рассматривая свою жертву. Она стояла перед ним, как кролик перед удавом, и только слезы текли по ее обезображенному ужасом лицу.

      — Нет, не надо! — тихо шептала она, медленно оседая на пол и закрывая голову руками.

      Инопланетянин продолжал склонять над ней свою ужасную голову.

      Негр рванулся вперед, на ходу вытаскивая из-за спины оружие.

      — Ламберт, беги! Беги влево, там есть еще люк! — заорал Паркер, наводя на чудовище огнемет и щелкая тумблером. — Беги же!

      Девушка упала на четвереньки и быстро поползла. Чудовище занесло было лапу, но тут Паркер вскочил и нажал на спусковой крючок. Из сопла вылетел шар пламени, разбился о спину монстра и погас. Больше огнемет не стрелял.

      — Божья мать!

      Паркер ожесточенно нажимал на спуск, но огнемет молчал. Негр взглянул на индикатор количества смеси и увидел, что тот прилип к нулевой отметке.

      В это время чужак развернулся, оставив на мгновение Ламберт в покое, и ударом длинного хвоста сбил Паркера с ног, отшвырнув к стене. Огнемет вылетел из рук, звонко ударившись о переборку.

      Как рассерженный дракон, чудовище вращалось на месте, рассыпая в разные стороны удары хвостом. Один из ударов задел тележку с баллонами, и она рассыпалась, как картонный домик. Баллоны заскакали по полу.

      — Беги, я сам! — вопил Паркер, пытаясь подняться. Но монстр метнулся к нему и словно куклу поднял за плечи в воздух. Человек дергался, пытаясь освободиться от железных объятий, но руки, упирающиеся в теплое скользкое тело, слабели, а захват Чужого становился все плотнее. Челюсти с каскадом острых зубов быстро раскрывались, вонючая слизь фонтаном лила на лицо, заливая и разъедая глаза. Но Паркер уже не чувствовал боли. Он хрипел, пытался слабо отбиваться, но силы уже покинули его.

      — Чертов ублюдок! Ишь, вымахал!

      Ребристый поршень вырвался из бездны смердящей пасти, раскраивая черепную коробку.

      — Нет! Нет! — истерически хохоча, заорала Ламберт.

      Ее вопль эхом раскатился в пустых коридорах. Она схватила с пола кислородный баллон и, открыв вентиль, бросила его в фигуру монстра. Он не долетел, упав всего в паре футов. Клапан отломился, и тугая струя сжиженного кислорода ударила вверх, наполняя окружающее пространство холодным густым паром.

      Существо отпустило тело Паркера и отскочило в дальний угол, спотыкаясь о валявшиеся на полу баллоны.

      Ламберт, вопя и подвывая, бросилась бежать в темный коридор, ведущий к кают-компании. Страх сковывал тело, и она, с трудом перебарывая его, двигалась как во сне через плотный, ватный воздух. В глубине перехода вспыхнула алая лампочка селектора, и голос Рипли позвал:

      — Паркер! Ламберт! Где вы? У меня все готово!

      Девушка бросилась к коммуникационному устройству и стала колотить кулаками по всем клавишам:

      — Рипли! На помощь! Он тут! Он уже убил Паркера! На помощь! Он идет за мной!

      Гигантская фигура чудовища появилась в другом конце тоннеля.

     

      56

     

      — Ламберт! Ламберт! Ответь!

      Рипли несколько раз нажала на клавишу связи, но селектор молчал. Слышны были только неясные всхлипывания, повизгивания и какое-то унылое хрюканье. Потом все смолкло, и через несколько мгновений она услышала быстрые удаляющиеся шаги.

      Прежде чем Рипли успела осознать, что делает, руки схватили огнемет, повесили его на плечо, и тело опрометью рванулось к сходням, ведущим к шлюзу.

      «Только бы успеть. Седьмая палуба. Они, наверное, еще там. Если…»

      Горячий воздух плотно обнял тело. В голове практически сразу появился непроглядный туман; казалось, что она бежит сквозь него; тело устало и не слушалось приказов.

      «Только бы успеть, только…»

      Коридор. Длинный коридор. Теперь направо. Господи, ну и пекло! Теперь люк. Открыт. Давай. Давай! Наверх. Лестница. Вот. Ноги, черт бы их побрал! Еле идут. Так. Вперед. Третья палуба. Вперед, чертова кукла! Успеть. Еще выше. Только бы успеть! Люк. Черт! Закрыт. Ну давай, давай, быстро. Коридор направо. Люк. Коридор. Лестница. Нужно успеть. Чертова развалина! Опять коридор. Люк. Еще люк. Так. Теперь сюда. Гребаный пар! Влево. Еще раз. Быстро, быстро. Бегом.

      Рипли остановилась, опершись о переборку, и с трудом перевела дыхание.

      «Где-то здесь. Где?»

     

      57

     

      Ламберт, вжимаясь в стену, медленно двигалась в сторону лифта. Стук собственного сердца грохотал в ушах, заглушая окружающие звуки.

      — Еще немножко. Надо уйти отсюда. Надо, — шептала она себе, беспокойно оглядываясь по сторонам. — Сейчас вот только доберусь до лифта…

      Чья-то тень мелькнула в дальнем конце перехода.

      — Опять! Боже! — Ламберт стоило больших усилий удержать ускользающее сознание, но двигаться она не могла: страх сковал тело, ноги отказывались служить, и она начала оседать на пол.

      — Ламберт! Паркер! Где вы? — долетел до нее слабый отзвук голоса Рипли. — Отзовитесь!

      «Она! Она пришла! Услышала!»

      Словно проснувшись, Ламберт вскочила и побежала по коридору на звук удаляющегося голоса.

      — Я здесь! Рипли! Сюда!

      Шаги гудели, отражаясь от стен и перекрытий.

      «Еще немного… Там… Еще шагов двадцать…»

      Тонкое членистое щупальце с роговыми наростами заструилось из вентиляционной решетки.

      — Рипли! Рипли!

      Острый наконечник, как удар молнии, вошел в спину Ламберт, проламывая грудную клетку, разнося вдребезги ребра и позвоночник. Тело, словно посаженное на кол, извивалось и дергалось, из груди вырвался страшный вопль. Жесткий хвост чудовища обвился вокруг останков и быстро потащил их вверх, в вентиляционный ход. Ударившись о потолок, тело развалилось пополам и упало вниз.

     

      58

     

      Рипли резко остановилась и обернулась. Откуда-то доносились странные хохочущие звуки. Откуда? Звуки повторились. Это из бокового тоннеля, который остался сзади. Она бросилась туда.

      — Паркер! Ламберт! Где вы?

      Освещение тоннеля было настолько слабым, что казалось, будто он через десяток футов обрывается в серую пустоту. Она побежала по этому мрачному коридору. Пройдя совсем немного, она увидела, как из серой каши вынырнуло более темное пятно.

      Ближе, ближе… Рипли двигалась все медленнее и медленнее и в конце концов остановилась.

      Перед ней лежало тело Ламберт. Оно было разорвано пополам, и верхняя половина тела лежала горой на изломанных, с торчащими острыми углами костей, ногах. Из туловища, словно распиленного гигантской пилой, вывалились внутренности, и все это страшное месиво еще кровоточило. Было видно, что трагедия произошла совсем недавно. Лицо было почти не тронуто, если не считать выбитого глаза, который висел на тонкой ниточке нерва, но страшная гримаса до неузнаваемости исказила знакомые черты.

      Рипли прикрыла ладонью рот, чтобы заглушить рвущийся из груди вопль ужаса.

      Стены и пол были залиты кровью, а на потолке остался огромный кровавый след, как от гигантской раздавленной мухи. Вентиляционная решетка отсутствовала, вместо нее в темном заляпанном кровью провале шевелилось что-то живое и громадное.

      Рипли отскочила назад, вскинула огнемет и, не переставая поливать огнем потолок коридора, побежала прочь из злосчастного тоннеля, который стал могилой для еще одного члена экипажа.

      «Где же Паркер? Может быть, он еще жив? Бред, конечно! Он ни за что не оставил бы Ламберт одну! Так… В этом коридоре пусто».

      Она выстрелила в серую глубину одного из боковых тоннелей. Он осветился кроваво-красным светом, и покрытие стен загорелось, ярко освещая длинный переход.

      «Пусто. Если так, то какого черта я ношусь здесь, как ополоумевшая кошка? Мне что, жить надоело? Может, здесь?..»

      Следующий коридор осветил свое чрево горящей облицовкой.

      «А вдруг он все-таки жив? Вдруг лежит где-то раненый, истекая кровью? А к нему приближается эта тварь. Я не смогу! Не смогу так просто улететь, пока не удостоверюсь… Что это?»

      Что-то валялось на полу прямо перед шлюзовым отсеком. Подбежав ближе, она увидела, что это голубой баллон с кислородом.

      — Паркер! Ты здесь? Ты слышишь меня?

      В шлюзовом отсеке царил страшный беспорядок. Пол был густо усеян разбросанными кислородными баллонами. Тележка, разбитая вдребезги, лежала на полу кучкой металлолома.

      — Паркер! Паркер! Где ты?

      Она подняла с пола фонарь. На удивление, он был исправен. Луч побежал по стенам, потолку, полу.

      Паркер сидел в дальнем углу и, казалось, дремал, подобрав под себя ноги. Она бросилась к нему и, подбежав, опустилась на колени, отложила фонарь и оторвала его плечи от стены.

      Голова Паркера упала на грудь, расплескивая на Рипли перемешанные с кровью мозги. Купол черепной коробки был разбит, и внутри, как в чаше, собралась кровь…

     

      59

     

      «Все. Теперь — совсем все. Никого не осталось на этом проклятом корабле! Только я и ЭТОТ. И мы бегаем, бегаем друг за другом по этой громаде. Теперь вот и Паркер и Ламберт. Оба. Сразу. Как по мановению волшебной палочки. Исчезли из этой проклятой жизни. Что же теперь? Господи! Они ведь исчезли по моей вине! Это же просто невозможно. Я не должна была их отпускать! Хотя бы Лам. Она ведь совсем еще девочка. Совсем забыла — это у нее то ли второй, то ли третий рейс. И так нелепо. Глупо! Это тело, разорванное и обезображенное! Нет…

      И Паркер! И он! Всегда был такой жизнерадостный! А теперь словно уснул — и половины черепа нет. Могла же его не пускать! Нет, не могла!.. А дома у него мать и целая толпа детей. Нет, не могла! Никуда не деться от этой проклятой необходимости, съедающей человека за человеком.

      Но Бретт, Даллас… Там-то уж точно всего этого могло бы и не быть! Не пошел бы Бретт ловить кота!.. Ведь это я послала его! Я! А он не хотел. Чувствовал, наверное! Так и сказал: «Не буду эту мразь сюда за шиворот нести!» Дерьмо! Чувствовал! И ничего. Даже бейсболки своей любимой не оставил! Съели!..

      …Как у тебя только рот поганый открылся такое сказать! Чучело механическое! Паяльник тебе в рот! Правильно! Нечего на корабле такое дерьмо разводить! Сука!

      Даст Бог, доберусь до Земли! Эту траханую Компанию с дерьмом смешаю! Никаких монстров не захотят! Исследователи поганые! Сколько людей положили ради «будущего всей Вселенной»!

      Слышал бы все это Даллас! Нет! Хорошо, что не слышал! Даллас! Даллас! В этом рейсе все офицеры не выполняют своих обязанностей. Не получилось у меня уберечь тебя. Ни тебя, ни всех остальных. Офицер безопасности сейчас пытается обеспечить только свою безопасность! Простите, ребята! Не судьба!»

      Она опустилась в кресло и зарыдала. Вид пульта управления «шаттла» привел ее в себя.

      «Как я здесь оказалась? Дверь!..»

      Рипли обернулась. Люк был задраен по всей форме.

     

      60

     

      Рипли сидела перед дисплеем компьютера и, ломая ногти о клавиши, набирала:

      «Приказ: запустить систему самоуничтожения «Ностромо».

      «Система самоуничтожения не работает»

      «Господи! Паркер! Он не успел вставить детонаторы! Я совсем забыла… Боже! Где они? Наверное, так и остались в каюте Далласа!»

      «Причина невыполнения приказа?»

      «Этот приказ не может быть выполнен в соответствии с приказом N_937 офицера по науке»

      «Гад! И сюда влез! Ладно. Очевидно, Паркер все-таки сделал свое дело. Значит, можно отправляться прямо в реакторный отсек. Иначе он захватил бы детонаторы с собой. А чемоданчика там, — она вздрогнула, — я не заметила».

      — Джонси, пойдем! — Она взяла коробку с котом и пошла к люку. — Сейчас мы им!..

      Тоннели тянулись длинной чередой один за другим.

      — Проклятая тварь! Она почувствовала, что мы хотим ее уничтожить, и начала охоту за нами. Теперь мы с тобой остались одни и ни в коем случае не должны облажаться. Понимаешь? Иначе она все-таки долетит до Солнечной системы — и тогда там такое начнется, что нам еще все будут завидовать. Или проклинать.

      Джонс! Мы с тобой справимся с этой проблемой, правда? Ты мне обязательно поможешь! Нами так просто не позавтракаешь!

     

      61

     

      Лифт медленно поднял Рипли к площадке входа в реакторный зал. Центральный люк был открыт. Яркий свет исходил из проема, наполняя пространство. Рипли вбежала в зал и осмотрелась.

      Крышка блока самоликвидации была открыта. Стержни детонаторов, посаженных на никелированные блюдца, искрились в свете окружавших их индикаторных лампочек.

      — Умница! — У нее отлегло от сердца. — Все-таки ты успел! Спасибо, черный толстячок! Просто умница!

      Рипли склонилась над крышкой, вчитываясь в инструкцию.

      «Где же эта проклятая строка? Где, где?.. А, вот! Есть».

      «Для введения системы самоликвидации в рабочий режим произвести следующие операции…»

      Рипли бросилась к панели управления, вмонтированной в металлокерамическую облицовку стены. Плита отошла. Крышка коробки с большим красным стержнем внутри отлетела.

      «Отжать» — гласила надпись на стержне.

      Рипли потянула его вниз обеими руками. Вслед за движением рук взгляд опустился в нишу, закрытую листом пуленепробиваемого стекла, под которым были спрятаны два рубильника бордового цвета.

      Пальцы бешено закрутили рубчатые головки длинных болтов, державших крышку.

      — Ну, ну! Мать вашу!

      Крышка с грохотом полетела на пол. Рипли отскочила.

      — У-у, зараза!.. Продолжим.

      Производя операции, она бормотала себе под нос, как плохо отрегулированный автомат:

      — Отжать до отказа. Услышав щелчок, набрать на панели модуля код: 736500173, — она повторяла и повторяла это без конца. — Надо помнить. Надо помнить. На себя до отказа… Не-а! Так. Код, код, код: 7365…

      Обе руки вцепились в массивную рукоять одного из рубильников.

      Рубильник поддавался с трудом. Рипли уперлась ногами в стену, повиснув всем телом на неподатливой рукоятке.

      Что-то грохнуло в глубине зала. По свинцовому полу прошла мелкая дрожь.

      — Нужно набрать код: 736500173.

      Движения были точны и молниеносны. Секунда — и Рипли уже сидела у блока с детонаторами, которые начали выползать вверх, поднимаясь на телескопических втулках дисков.

      — Потом, Джонс, мы с тобой улетим. И эта тварь сгорит здесь, дотла, без остатка, — обратилась Рипли к коту, сидевшему в коробке у центрального люка.

      Маленький экран сменил индексы:

      «Автоматическая система уничтожения включена».

      Зал наполнился пронзительным воем сирены. Освещение погасло. Оранжевые шары мигалок выдвинулись из стен, мерзким, режущим глаза светом наполняя зал. Центральный компьютерный терминал включил внешнюю связь, и мощные динамики, вздохнув, заговорили спокойным женским голосом, перекрывая вой сирены:

      — Внимание! Внимание! Срочная эвакуация всего экипажа! — Ее голос звучал сейчас злой насмешкой. — Включена система автоматического самоуничтожения корабля!

      — Джонси, уходим!

      Рипли схватила с пола коробку и выскочила из реакторного зала.

      Голос спокойно продолжал:

      — Внимание! Корабль будет уничтожен через десять минут.

      Рипли вбежала на платформу лифта, на ходу вдавливая кнопку. Ей казалось, что кабина не движется, а стоит на месте, лишь слабо вибрируя.

      «Если идти до челнока не торопясь — это шесть минут. Если бежать — три», — думала она, нервно кусая губу.

      Платформа остановилась.

      «Только без паники и нервов. Все будет в полном порядке. Джонси со мной, значит, ничего не случится. Все будет в полном порядке».

      Коридоры дрожали от воя сирены, и казалось, что они двигаются и извиваются в такт мигающим под потолком шарам.

     

      62

     

      Большая тень мелькнула впереди и исчезла в одном из боковых ответвлений.

      — Черт! — Рипли прижала коробку с котом к груди и вжалась в стенку. Таких свиданий она не планировала для этой прогулки. Она медленно двинулась вперед, то переходя на бег, то замирая у темных провалов ответвлений.

      — Вперед, только вперед, — шептала она, выставляя ствол огнемета.

      Белый купол черепа-шлема блеснул впереди. Рипли нырнула в нишу, пытаясь восстановить участившееся дыхание. Чувства были обострены до предела, и она всем телом ощутила приближение Чужого. Осторожными и быстрыми шагами она пробиралась в глубине зловещей темноты, бившейся в оранжевой истерике мигалок. Нога запуталась в ползущем по полу кабеле, и Рипли стала терять равновесие, падая на спину. Руки инстинктивно вытянулись вперед, пытаясь схватиться за несуществующую опору. Тяжелая коробка с котом вырвалась из слабеющих пальцев и кувыркаясь полетела вперед, грохоча и подпрыгивая на жестком полу тоннеля.

      Как кошка развернувшись в воздухе, Рипли упала на живот, ухитрившись не выронить при этом огнемет.

      Тупая морда чудовища появилась в проходе, медленно склоняясь над коробкой и рассматривая ее.

      — Не смей его трогать, сволочь, не смей! — заорала Рипли, направляя ствол огнемета в потолок и нажимая на спуск.

      Пламя ухнуло, расползаясь по потолку, кровавым плотным языком слизывая полимерное покрытие. Гигантская голова издала хохочущий вопль и скрылась.

      Только сейчас Рипли осознала, что она видела в проеме коридора. Это уже совсем не тот слабо пищавший, бьющий хвостом червяк, вырвавшийся из растерзанного тела Кейна, а гигантское чудовище, превосходящее его по размерам по меньшей мере втрое. Страх сдавил сердце и на мгновение парализовал тело.

      — Нет! Врешь, сволочь, я так просто не сдамся, — скрипя зубами, прошипела она, подползая к коробке с жалостно мяукающим Джонсом.

      Рука почти коснулась коробки, как вдруг что-то скрюченное и страшное опустилось сверху и вырвало ее из пальцев. Чужак сжал лапами металлическую коробку и, словно гигантский кенгуру, в три прыжка преодолел тоннель, скрывшись в проходе, ведущем к реакторному блоку.

      — Нет! Джонс! Малыш! Нет!

      Отчаяние исказило лицо Рипли, она давила и давила на спуск огнемета, и оранжевые клубы метались по пустому коридору.

      Голос «мамочки» вновь перекрыл вой сирены:

      «Внимание! До автоматического уничтожения корабля осталось пять минут!»

      Рипли с трудом поднялась с пола и побежала вперед. Слезы застилали ее глаза, спазм, перехвативший горло, мешал дышать.

      «Зачем тебе кот, сволочь? Зачем? Ведь я знаю, не за ним ты охотишься сейчас! Ты голоден? Ненасытные внутренности просят пищи? Ты ищешь меня! Или ты просто хочешь поиграть в эти кровавые игры? И Джонс — это просто приманка? Но нет, я не настолько глупа, тварь! Я не доставлю тебе такого удовольствия. Нужно успеть, нужно!.. Так, теперь направо. Сюда. Люк. Коридор длинный. Без Джонса будет совсем плохо. На него была вся надежда. Как же я теперь? Ну, мразь! Это будет твоя последняя жертва на этом проклятом корабле! Я уж постараюсь! И в этой жизни тоже! Последней!..» — обрывки мыслей и какого-то фантасмагорического бреда мелькали в голове, явь сливалась с бредом, а бред — с явью…

      …Рипли рухнула в кресло. Непослушные пальцы забегали по клавишам, кнопкам, тумблерам, приводя челнок в рабочее состояние. Вой сирены здесь был почти не слышен.

      Наконец на дисплее вспыхнула надпись: «К запуску готов».

      Палец завис над большой клавишей запуска двигателей.

      Вой сирены неожиданно смолк. Рипли застыла с поднятой рукой, вслушиваясь в наступившую тишину.

      «Что это? Галлюцинация или действительно тишина?»

      Она отменила программу запуска и набрала запрос:

      «Причина отказа системы самоуничтожения?»

      «Отключение питания автоматики реакторного блока»

      «Причина?»

      «Информация не может быть выдана в соответствии с приказом N_937 офицера по науке»

      — Черт! — Рипли бессильно откинулась на спинку кресла. — Что это может быть? Заклинило автоматику? Бред, система надежна на все сто. Неполадок быть не может. Что тогда? Что?.. Чужак? Нет, бред! Полный бред! Эта зверюга не может быть настолько разумна. Или может? Если только это так, то дело плохо. Надо пойти проверить. Или это опять проделки этого сумасшедшего робота? Будь он проклят! Все равно никуда не денешься. Надо идти!

      Рипли открыла люк и медленно выбралась из челнока. Полумрак окутывал все вокруг. Аварийные лампы горели вполсилы, освещая лишь пространство вокруг себя.

      — Это гораздо хуже, чем я думала, — проговорила Рипли и испугалась собственного голоса, гаснущего в темноте слабым гудящим эхом. Держась за стену, она стала медленно подниматься по крутой и почему-то скользкой лестнице. В техническом блоке было так же темно, как и во всем корабле. Отыскав большой шкаф с инструментами, Рипли сняла с полки переносные фонарики и, повесив пару на ремень, двинулась дальше. Яркий свет слепил уже привыкшие к полумраку глаза.

     

      63

     

      Ночь подкралась незаметно. Сопки, поросшие голубыми елями, почернели, напоминая своими очертаниями пушистую задремавшую собаку. Дневной воздух, раскаленный солнцем, перемешивался с прохладой, исходящей от горной реки, извилистой змейкой петляющей между рядов сопок, и превращался в слабый ветерок, нежно ласкающий тело. Он приносил запах теплого соснового леса и трав, растущих вдоль берега.

      Рипли расправила плечи, вдыхая полной грудью этот волшебный настой. Где-то в глубине зарослей зашуршали ветки и вскрикнула разбуженная этим шумом птица.

      — Отличная вода!

      Он улыбнулся и, присев рядом, накинул себе на плечи полотенце.

      — Не хочешь окунуться? Вода — как парное молоко.

      — Нет, — Рипли поежилась, обнимая ладонями собственные плечи.

      — Тебе холодно? Я принесу одеяло.

      Он поднялся.

      — Нет. Не стоит. Просто ветер.

      — Да. Правда, здесь великолепно? Такое место я искал три года. Кругом уже на сотни миль все загажено. Понаставили кемпингов, бензоколонок. Ты знаешь, мне даже кажется, что здесь в реке водятся русалки.

      — Русалки? О-о-о, — Рипли хитро прищурилась, — и наверное, они ласкали тебя там?

      Она указала на блестящую серебром полоску реки.

      — Наверное. — Он сел у нее в ногах и опустил мокрую голову на ее колени, обхватив их влажными руками. — И еще мы танцевали и пели. И они рассказывали мне, что хотели бы хоть раз в жизни выкупаться в том, — он указал на небо, — звездном море.

      — Ты мелкий льстец. — Рипли погладила его холодные пряди кончиками пальцев.

      — Это было бы слишком глупо с моей стороны.

      «Я действительно люблю это небо, люблю его мрак. Холодный черный мрак, таящийся за голубым одеялом моего дома. И только ночами я чувствую себя легко, видя этот бездонный колодец, эту чернильницу с блестящими вкраплениями звезд».

      — Ты слышишь меня?

      — Конечно.

      — По-моему, ты никогда меня не слушаешь.

      — Слушаю. Мне больше некого слушать. Только тебя.

      — Нет. Ты слушаешь себя и разговариваешь, как всегда, только с собой.

      — Извини. Я больше не буду. Это, наверное, усталость. Уже все-таки ночь.

      «И опять ночь. Он знает, что я люблю это время суток, вот и вытащил меня сюда. Правильно. Всегда возникает такое чувство, что вся планета — это космический корабль, и ты сидишь возле иллюминатора, и во всей Вселенной — только ты и звезды, и мы смотрим друг другу в глаза. То есть мы — одно целое, просто как две стороны одной монеты, но ничего не знаем друг о друге, и не можем существовать друг без друга, и смотрим друг другу в глаза.

      Поэтому сегодня ночь, а завтра рейс. И в принципе это одно и то же. Приходящие день, работа, суета. И вечный холодный покой, космос, ночь.

      А он, бедняга, все психует, психует. Не понимает, как я ему благодарна…»

      — Скажи мне что-нибудь. Пожалуйста. Ты всегда так красиво и хорошо говоришь. — Рипли откинулась на спину, распластывая тело по влажной от вечерней росы траве. — Скажи мне что-нибудь хорошее.

      Небо было здесь, рядом. Рукой подать. Оно было чистым, а его мрак — глубоким и прохладным. Небо…

      Он подполз к ней и обнял:

      — О чем же сказать?..

     

      64

     

      …Реакторный зал был темен и пуст. Луч фонарика слабо пробивал кромешный мрак, вырывая участки пола, обшивку стен. Рипли медленно подошла к нише с детонаторами. Никелированное покрытие стержней блестело жутким мертвенным светом. Индикаторы молчали. Все погрузилось в спокойный ровный сон, которому, казалось, не будет конца.

      — Это ты сделал, ублюдок?! — вскрикнула Рипли.

      Голос ее прозвучал тяжелым набатом, искажаясь в плитах обшивки. Она подошла к панели. Рубильники были возвращены в первоначальное положение. Струйки прозрачной слизи, искрясь в слабом свете фонарика, стекали с бордовых рукоятей, опадая на пол, и застывали, превращаясь в желе.

      «Боже, он действительно страшно хитер и умен. Он, может быть, совсем рядом!» — от этой мысли Рипли бросило в холодный пот, а по спине забегали мурашки.

      Она продолжала не шевелясь смотреть на залитые слизью рукоятки рубильников, и чем больше она на них смотрела, тем больше ей хотелось убежать, закрыв глаза и зажав руками уши. Бежать к челноку, оставив все как есть. Просто улететь. Но только одно удерживало ее. «Ностромо» продолжал нестись с гигантской скоростью, с каждой минутой приближаясь к Солнечной системе, неся в себе это страшное существо.

      И она — как офицер безопасности, как солдат и просто как житель Земли — должна была выполнить свой долг, если не перед своими погибшими товарищами, то перед теми, кто ждал их на Земле.

      — Ненавижу! — дико, истошно заорала она.

      Рипли отшвырнула огнемет и вцепилась руками в скользкие вонючие рукоятки, потянув их на себя. Она рычала, как дерущийся дикий зверь, и эхо несло по пустым коридорам этот воинственный клич. На этот раз рукоятки поддались необыкновенно легко. Ей не понадобилось практически никаких усилий. Казалось, механика испугалась этого вулкана страшного гнева, клокочущего внутри маленького женского тела и готового снести все на своем пути.

      Оранжевый свет и рев сирены снова потрясли корабль, съедая в один миг мрак и тишину, установившиеся на нем, казалось, навечно.

      Рипли оторвала руки от рубильников и долго стояла неподвижно, глядя на клочья слизи, ничего не говоря, не двигаясь и лишь тяжело дыша, широко раздувая ноздри.

      Ее «разбудил» голос «мамочки», такой спокойный и нежный, чистым ручейком льющийся из динамиков:

      — Внимание! До автоматического уничтожения корабля осталось 5 минут. Включена вторая линия системы самоуничтожения.

      — Нет, стоп!

      Она подбежала к коробке с детонаторами. Все индикаторы горели. Телескопические втулки продолжали плавный подъем стержней, с каждой секундой приближая смерть корабля. Уже ничем не отвратимую смерть.

      «Из-за отсутствия питания произошел сбой в процессоре. Самопроизвольно включилась вторая линия системы, откладывающая взрыв на 5 минут. Мне крупно повезло. Второго такого случая быть не может. Финишная прямая. Или я добегу до финиша и спасусь, взорвав корабль, или погибну вместе… «Или» быть не должно! Вперед!»

      — До автоматического уничтожения корабля осталось 4 минуты 30 секунд.

      — Черт! — Она заскулила от собственного бессилия. — Четыре с половиной минуты — и все. Потом будет поздно. Что делать? Чужак может повторить свой маневр, но тогда возврата уже не будет. Если система еще раз будет обесточена, то это все равно не спасет его, а лишь отсрочит взрыв. Корабль взорвется, просто не хватит энергии на нормальную инициацию, и она будет тянуться, тлеть неизвестно сколько. Это может произойти и через положенное время, а может затянуться на долгие годы — и тогда корабль точно успеет прийти в Солнечную систему… То есть выхода уже не будет. Что же делать? Просто закрыть дверь и закодировать замок? Этого мало. Если он настолько умен, то ему начхать на эти хитрости. Что, если… Напалм! На дальнем складе. На тележке туда и обратно, погрузить, и… Четыре минуты. Всего. Не успеваю. Время…»

      Ее взгляд бегал по залу, освещенному беснующимися оранжевыми огоньками, но ни на чем не останавливался. Рипли бросилась к выходу. Там тоже было пусто и мерзко, и рябило в глазах. Голова разболелась и совсем ничего не соображала. Даже инстинкт самосохранения притупился, и Рипли шла по кораблю, не обращая внимания на то, что где-то рядом могла притаиться смерть.

      Мозг отказывался работать и только прокручивал одни и те же уже забракованные варианты, как мигалки на потолке. Ничего нового упорно не хотело приходить в голову, она была пуста, и никакого нужного решения в ней не находилось.

      Динамики снова вздохнули:

      — Внимание! До автоматического уничтожения корабля осталось 4 минуты.

      «Рискнуть? Идти прямо на «шаттл»? Нет. Я должна быть уверена на все сто, что этот мерзавец уничтожен».

      Она никак не могла сделать выбор и бестолково металась в шлюзе реакторного блока. Вдруг она бросилась обратно в зал.

      Стержни упрямо ползли и ползли вверх. Ее глаза вновь лихорадочно забегали по залу, но тщетно. Ничего. И вдруг — как вспышка молнии! Ее взгляд упал на сигароподобный бак, стоящий в правом углу от люка. Рипли остановилась и после секундного раздумья медленным шагом подошла к нему. На сером пластике корпуса от руки было выведено: «Ракетное топливо. Руками не трогать. Чрезвычайно опасно». Перед глазами четко и ясно всплыла страница учебника истории космоплавания: «…применялось на первых космических кораблях… пары ядовиты и легковоспламенимы, в связи с этим в настоящее время снято с производства, так как…»

      Что эта штука делала здесь, в реакторном отсеке, Рипли понять не могла, да и в данную минуту это было неважно. Она нашла то, что нужно. И благодарила за это Провидение и Бретта, который, по-видимому, и притащил сюда эту доисторическую горючку.

      Вот она, крышка сливного клапана. Она находилась почти в самом низу, стальной обод резьбовой заглушки от времени проржавел и не хотел проворачиваться. Рипли изо всех сил пыталась провернуть вентиль, но тщетно. Сил явно не хватало даже для того, чтобы хоть на миллиметр сдвинуть его с мертвой точки. Подобрав огнемет, она принялась прикладом сбивать вентиль. После дюжины хороших ударов старый металл поддался, и вентиль выпал из клапана.

      Тягучая, как мед, жидкость, чавкая, полилась из емкости, медленно растекаясь по свинцовым плитам. Ядовитое тяжелое зловоние стало заполнять зал. Рипли задержала дыхание и побежала к выходу.

      Руки сами набрали код замка, но плита осталась на прежнем месте.

      — До автоматического уничтожения корабля осталось три минуты тридцать секунд.

      — Проклятый корабль! — заскрежетала зубами Рипли, бросаясь к узкой лестнице, ведущей к коридорам.

      На первой ступеньке она остановилась и добросовестно залила все пространство реакторного отсека пламенем из огнемета. Ракетное топливо мгновенно вспыхнуло.

      Рипли двинулась вниз и внезапно поскользнулась, чуть не свалившись, но чудом успела ухватиться за поручень. Только сейчас она заметила, что ступени и поручни лестницы забрызганы все той же прозрачной слизью, правда, уже успевшей изрядно загустеть.

      «Теперь мне должно только везти! Только! Нет больше времени! Или — или! Нет ничего, кроме меня и «шаттла»! И никого. И плевать на всякую мразь! Есть цель — и я должна успеть!»

      Рипли неслась по коридорам, не видя никого и ничего. Она не замечала, да и не хотела замечать, что было темно, она не слышала воя сирены и ровного отсчета минут «мамочки». Впереди был «шаттл» — жизнь. И необходимо было успеть во что бы то ни стало. Черт возьми! Понукая собственное тело, как наездник коня, Рипли чувствовала, что силы уже на исходе, но и это было все равно. Уже нельзя было обращать внимания на подобные мелочи. Можно было либо умереть сейчас же, либо бежать, бежать…

      «Скотина чертова! Шевелись, дура! Шевелись! На тебя сейчас смотрит вся страна, все человечество! Давай! Это твой забег! Выиграв его, ты получаешь все!»

      Дыхание сбивалось, грудь захлебывалась горячим воздухом.

      «Что это? Что там такое лежит! Господи!..»

      На площадке перед лестницей, ведущей к нижней и верхней палубам, лежала на боку покореженная металлическая коробка. Она была настолько обезображена, что складывалось впечатление, что по ней проехали грузовиком. Свет мигалок то вынимал ее из мрака, то погружал обратно.

      Рипли притормозила, но, не удержав поехавшую по полу ногу, упала на колени прямо перед коробкой. Толстый слой липкой слизи покрывал ее стенки, застекленная крышка была покрыта паутиной тонких трещин. Рипли пыталась сквозь эту кашу разобрать, что находится внутри.

      Рыжий кот, совершенно целый и невредимый, сидел на дне, собравшись в плотный пушистый шар. Сквозь оглушительный вой сирены его голоса слышно не было, но по его широко разинутой пасти Рипли поняла, что он перепуган и орет во все горло.

      — Джонси, милый! Ты жив! Он не тронул тебя, не обидел? Ты снова со мной, мой маленький рыжий котик! Я нашла тебя, мой пушистый талисман!

      Находка придала ей сил и уверенности. Ей казалось, что теперь-то уж точно все будет хорошо. Если даже Джонс вернулся, то разве может что-то плохое произойти с ними? Она поднялась с пола и, схватив коробку, бросилась в колодец перехода, перескакивая через две-три ступеньки. Ноги сами легко и быстро несли ее прочь.

      «Нам надо успеть, мой мальчик! Во что бы то ни стало! Главное, что ты опять со мной! Что тебя не съел этот проклятый монстр!»

      Коробка больно била неровными краями по бедру, но Рипли, не обращая внимания на это, бежала дальше, к спасительному челноку.

      Тело было необычайно легким и гибким, как будто вовсе не было этих долгих часов кошмара и охоты неизвестно за кем, беготни, перенапряжения воли и физических возможностей. Джонс стал для нее новым источником энергии. Тяжелое чувство одиночества прошло, и теперь опять можно было сражаться.

      Рипли вбежала в узкий тоннель, где можно было двигаться только боком. Выставив вперед огнемет и держа сзади драгоценную коробку, которая была для нее дороже любой вещи на свете, она, спеша и спотыкаясь, двигалась вперед.

      Мигалки здесь располагались на большом расстоянии друг от друга, и идти приходилось практически в полной темноте. Сейчас она пожалела, что выбросила фонари в реакторном блоке.

      В этом узком коридоре воздух был спертый, и пахло какой-то странной кислятиной. Рипли сделала еще шаг и вдруг остановилась, увидев перед собой какой-то странный отблеск. Источника у этого отблеска не было. Он возник сам по себе. И сразу исчез.

      Она отреагировала раньше, чем успела сообразить, что же все-таки произошло. Рука сжалась в кулак, чуть не раздавив рукоять огнемета. Пламя вспыхнуло, вырываясь из сопла. В его неясном свете Рипли увидела перед собой огромную фигуру. Верещащий хохот заполнил тоннель, перекрыв рев сирены и спокойный голос «мамочки».

      Ресницы горели. Рипли на мгновение прикрыла глаза, а когда снова открыла их, то уже никого не было.

      — Сукин сын! Плевала я на тебя! Я с тобой сегодня в прятки играть не буду! Пойдем, Джонс!

      И по горящему тоннелю, где не оставалось ни капли воздуха — лишь смрад от сгоревшей органики, — она пошла дальше.

      «Еще немного. Сейчас… выйдем… вон уже… там светло и лампы… там…»

      Она выбралась наконец в широкий коридор. Здесь было как в раю.

      «Вперед! Теперь уже совсем рядом! Тут уже рукой подать! Теперь-то уж мы точно успеем! Должны успеть! Шанс! Только бы его не упустить! Это наш шанс!»

      «До автоматического уничтожения корабля осталось две минуты».

      Впереди в полумраке коридора мелькнуло что-то огромное. Рипли побежала медленнее, всматриваясь вперед и стреляя из огнемета во все боковые проходы.

      «Вот! Опять! Проклятое чудовище! Вот, в том левом переходе! Сейчас!»

      Подкравшись к очередному переходу, Рипли, притаившись и собравшись, выскочила из-за угла и пустила длинную струю пламени в темный провал. Там было пусто.

      «В который раз! И все одно и то же! Куда же он прячется? Нет! Не поймаешь меня на эту муру! Думаешь, я расслаблюсь?! Ничего не выйдет! Вот! Слева!»

      И опять пусто. Переход за переходом, коридор за коридором, все ближе и ближе к спасительному «шаттлу». Но все меньше и меньше кислорода остается в горячем воздухе тоннеля. Опять отказывается работать голова, опять горят легкие, и кровь стучит в ушах.

      «Эта проклятая работа! Эта проклятая охота! Больше никогда! Господи, как хочется, чтобы опять было светло! Настохерело! Романтика дальних перелетов — пока не съедят. Надоело! Он! Ну подожди, зараза!»

     

      65

     

      — …Скажи мне что-нибудь. Пожалуйста. Ты всегда так красиво и хорошо говоришь, — Рипли откинулась на спину, распластывая тело по влажной от вечерней росы траве. — Скажи мне что-нибудь хорошее.

      Небо…

      Он подполз к ней и обнял:

      — О чем же сказать? Ты сама уже давно все сказала, и за себя, и за меня…

     

      66

     

      Пламя хлестало из огнемета, пожирая коридор. Пластик покрытия пола и потолка изменил структуру и потек, как топленое молоко, темно-охристыми ручейками. Огонь разъедал мягкую основу наполнителя облицовки. Она под воздействием высокой температуры испарялась, наполняя воздух удушливым газом.

      — К чертям все! — орала Рипли.

      Огонь коснулся серого облака, огромной бесформенной массой выползающего из бокового тоннеля, — и нестерпимо яркая вспышка взрыва ослепила ее. Плотный шар пламени несся навстречу, с гулом и скрежетом ломая стальные основания стен, разнося в клочья металл труб, конструкций и соединительных балок.

      Рипли отшвырнула огнемет и, собрав остатки сил, как пловец, бросающийся со старта в воду бассейна, нырнула в люк челнока. Коробка с котом, зажатая в руке, прогромыхала по сходням и, как живая, прыгнула на свое место в нишу под пультом. Пальцы впились в кнопку, и люк захлопнулся, отрезая помещение космического челнока от умирающего в агонии пожара корабля.

      Центральный терминал «Ностромо» монотонным женским голосом произнес:

      «До автоматического уничтожения корабля осталась одна минута».

      Рипли на четвереньках подползла к креслу. Тело отказывалось подчиняться, сведенные судорогой ноги не двигались, и их приходилось тащить за собой, как лишний, ненужный груз. Она подтянулась на руках и села в кресло пилота. Прохладная обшивка бодрила и придавала сил. Руки потянулись к панели управления…

      Минута. Всего-навсего шестьдесят секунд, шестьдесят маленьких капель времени, безостановочно падающих одна за одной. Шестьдесят капель — это даже не глоток. Этим нельзя напиться. Но иногда, упав на благодатную почву, они могут разбудить Жизнь.

      Великолепное простое устройство запуска системы сейчас казалось нелепым нагромождением клавиш и тумблеров. Вдруг пальцы ожили и забегали совершенно самостоятельно по панели управления. Они исполняли какой-то сумасшедший бешеный танец, и Рипли никак не могла сообразить, то ли она делает, что надо. Но вот на экране появились голубые буквы: «Готовность к запуску подтверждается». Последним аккордом этого соло на приборной доске большая клавиша запуска двигателей ушла в панель.

      Захваты, державшие «шаттл» в объятиях, с гулом отошли, и челнок повис в пространстве, отделившись от корабля.

      «Отстыковка закончена», — сообщил компьютер.

      Голос «мамочки» вновь наполнил пространство рубки: «До автоматического уничтожения корабля осталось тридцать секунд». Двигатели тяжело вздохнули, и «шаттл», медленно ускоряясь, пополз под брюхом громады звездолета. «Начинаю отсчет».

      «Двадцать восемь». Перегрузка навалилась на измученное тело Рипли. Громадная масса корабля не хотела выпускать челнок из пут своего тяготения.

      «Двадцать семь». Днище корабля все быстрее и быстрее мелькало над головой, как шоссе под колесами автомобиля.

      «Двадцать шесть». Казалось, этому не будет конца.

      «Двадцать пять». На дисплее высвечивались значения растущей перегрузки.

      «Двадцать четыре». Рипли напрягла все мышцы тела, оттягивая широкую рукоятку форсажа на себя.

      «Двадцать три». Быстрее туда, в спасительные бездны, в холодную приветливую пустоту.

      «Двадцать два». Корабль над головой все несся и несся прочь.

      «Двадцать один». Значение перегрузки росло, приближаясь к «10 g».

      «Двадцать». Двадцать шесть миллионов тонн смерти все еще висели над головой.

      «Девятнадцать». Голос, производивший отсчет времени, отвратительно дребезжал.

      «Восемнадцать». Бортовые огни превратились в одну сплошную белоснежную полосу.

      «Семнадцать». Хрупкая женская фигурка в маленькой скорлупке пыталась преодолеть притяжение огромного корабля.

      «Шестнадцать». Время остановилось. Нет, правда, невозможно, чтобы эта мука длилась бесконечно…

      «Пятнадцать». Господи! Помоги! Если не ты, то кто же? Это уже выше человеческих сил, которых не осталось совсем…

      «Четырнадцать». Еще немного — и эта проклятая перегрузка убьет…

      «Тринадцать». Хорошо бы не видеть, заснуть, отключиться, забыть…

      «Двенадцать». Челнок вырвался из поля корабля!

      «Одиннадцать». Стена перегрузки рухнула, оставляя в теле ноющую волну напряжения… Глоток, еще один…

      «Десять». Господи, спасибо тебе! Только ты всегда можешь…

      «Девять». «Ностромо» превратился в маленькую точку на бархатном черном покрывале космоса.

      «Восемь». Дальше, как можно дальше от этого проклятого…

      «Семь». Это межпланетное кладбище с беснующимся на нем дьяволом…

      «Шесть». Главное, что это уже никогда не повторится!

      «Пять». Жить — это не так плохо, как иногда кажется!

      «Четыре». Двигатели надсадно ревели, выплевывая плазму.

      «Три». Прощай, «Ностромо». Пусть тебя упокоит эта черная бездна!

      «Два». Господи, прими их души!..

      «Один». Господи!..

      Пространство раскололось, холодный мрак космоса исчез за ослепительной вспышкой. Волна взрыва подбросила легкий челнок и принялась трясти его, как в лихорадке. Казалось, еще миг — и тонкая обшивка не выдержит такой взбучки, лопнет.

      Даже сквозь сомкнутые веки был виден гигантский взрыв. Всепроникающий жар пожирал пространство, проникая через толстые тройные монокварцевые стекла иллюминаторов. Новое солнце разгоралось позади. «Ностромо» умирал в адском пламени ядерного пожара. Ослепительный шар пылал, разбрасывая во все стороны кривые хвосты протуберанцев. Казалось, что все демоны Вселенной собрались на шабаш и пляшут вокруг своего ночного адского костра, деля легкую добычу и стараясь урвать кусок побольше, проглотить в своем огненном ненасытном чреве всю материю мира.

      Шар разрастался все больше и больше и наконец рассыпался на множество разлетающихся во все стороны радужных ошметков. Свет взрыва постепенно умирал, уступая место вечному ледяному мраку космоса. Лишь легкое облачко радиоактивной пыли мерцало в этой бездне, как памятник гигантскому космическому кораблю «Ностромо».

      — Я все-таки успела, — прошептала Рипли, утирая со лба пот. — Голова раскалывается…

      Боль пульсировала в висках четкими тугими щелчками. Она оторвала голову от подголовника кресла и посмотрела на коробку с котом. Джонси, свернувшись калачиком, лежал на дне и, слабо щурясь, шевелил усами. Рипли встала с кресла и, раскрыв коробку, вытащила его.

      — Иди ко мне, мой красавец!

      Рипли прижала теплый пушистый комок к груди.

      — Джонси! Ты со мной, и мы победили его!

      Она поцеловала кота в мокрый нос и почесала за ухом. Кот щурился, мурлыкал и подставлял загривок под ее ласковые пальцы. После грохота и воя сирен на умирающем корабле пощелкивание приборов и урчание навигационной системы успокаивали, как стрекот цикад солнечным летним днем. Тишина и ритмичная работа приборов наполняли голову рыхлой и пушистой, как шерсть Джонса, умиротворенностью.

      Рипли открыла крышку анабиозного бокса. Приятный желтый свет наполнил камеру. Она посадила кота внутрь. Джонс сразу нырнул в теплую нишу бокса и принялся медленно вращаться на одном месте, мелко перебирая передними лапами.

      — Делаешь себе гнездо? — Рипли улыбнулась. — Я сейчас приду. Жди.

      Она опустила прозрачный лепесток колпака и опустилась рядом на пол, расшнуровывая ботинки. Шнурки путались в уставших пальцах, зажатое голенище не хотело отпускать их, и ей никак не удавалось ослабить тугую перевязь, вьющуюся через стальные кольца. Рипли поднялась, подошла к шкафчику в стене и вынула из него тяжелый армейский нож. Острая сталь в одно мгновение решила все проблемы. Ботинки с перерезанными шнурками упали на пол. Прохлада пола освежала. Рипли пошевелила пальцами.

      Теперь — комбинезон. Он был весь забрызган кровью.

      «Это Паркер, — подумала Рипли. — Когда я подошла к нему…»

      Пуговицы запеклись в темной густой жидкости и практически срослись с петлями. Расстегнуть их не было никакой возможности.

      «Придется резать».

      Она медленно, по одной, срезала застежки и бросала их на пол.

      Змейка, находившаяся под пуговицами, тоже пропиталась кровью и не хотела выпускать тело из грязного мешка комбинезона. Рипли просунула нож в воротник и, перерезав его, начала распускать ткань. Проделав разрез от плеча к стопе, она вынула из негнущегося рукава руку и принялась освобождать другую. Комбинезон задубел и снимался с трудом, но ей все же удалось содрать его с себя. Покончив с этим, Рипли собрала останки одежды и запихнула их в жерло мусоросборника. Под комбинезоном была надета футболка. Она вся пропиталась потом и мокрой вонючей тряпкой повисла на теле. Рипли поступила с ней так же, как и с комбинезоном: просунув под ворот нож, она разрезала ее до самого подола и с отвращением выбросила. Разрезанные на боках трусы полетели следом. Рипли вернула нож на место.

      — Ну, все. Теперь — в душ!

      Она вошла в небольшое помещение, нажала на стенке кнопку — и с потолка пошел дождь. Рипли подставила лицо под прохладные струи и замерла, закрыв глаза…

     

      67

     

      …Небо было ясным, лишь слабое белое марево ползло над горизонтом. Легкий теплый ветер приносил запах цветущего жасмина, нежно ласкал распущенные волосы и лицо невидимыми руками.

      Оркестр отыграл гимн академии. Полковник отошел от флагштока, продолжая держать руку в приветствии и косясь взглядом на трепещущий звездно-полосатый флаг. Его морщинистое лицо было спокойно, и лишь в уголках губ и глаз сияла тщательно скрываемая улыбка. Он медленно и торжественно, как на параде, поднялся на внешнюю палубу боевого грейвера, специально для этого случая украшенную всяческой яркой мишурой. Подойдя к импровизированной трибуне, откашлялся в кулак. Затем прищурился и посмотрел на выстроившихся на бетонном поле курсантов.

      — Сегодняшний день, — его голос, усиленный мощными динамиками, гремел, эхом разносясь по порту и многократно отражаясь от блестящих на солнце бортов разнокалиберных кораблей, — вы будете вспоминать всю свою будущую долгую жизнь как самый счастливый из всех дней.

      Висевший над рядами слабый шепот затих. Все с трепетом вслушивались в слова начальника академии, ощущая значительность и неповторимость этой минуты.

      — От имени Президента и всего народа нашей страны поздравляю вас, дорогие мои, с успешным окончанием академии! Шесть лет вашего обучения закончились. Много сил и времени потратили вы и ваши учителя, чтобы в бездонных и опасных глубинах космоса вы чувствовали себя уверенно. Были спокойны, вооруженные знаниями и навыками в обращении со сложной техникой. Мы обучили вас правильно и без ошибок управлять ею. Мы передали вам все, что знали сами, все то, что имелось в нашем распоряжении. Пользуйтесь этим для блага нашей страны и для блага всей планеты.

      Он отошел от трибуны и, козырнув, примкнул к группе учителей и военных чиновников, приглашенных на церемонию выпуска.

      Рыжеволосая девчонка тихо зашипела сквозь зубы:

      — Наша «Швабра», как обычно, напустил дымовую завесу!

      Рипли, чуть повернув голову, одними глазами показала свое согласие. Стоящий через два человека капрал скосил глаза и беззвучно зашевелил губами, сжимая руку в кулак. Рыжеволосая мгновенно встрепенулась и стала смотреть в затылок впереди стоящему.

      «Все, хана Пейт! — подумала Рипли, и теплый ветер на мгновение показался ей ледяным. — Капрал этого ей не простит. Перед отъездом он ей нервы попортит…»

      По очереди вызывали всех курсантов. Процедура длилась уже часа полтора и сильно утомила всех.

      — Приглашается курсант восьмого отделения Элен Скотт Рипли.

      Эти слова, разносимые динамиком по полю космопорта академии, как ведро холодной воды обрушились на голову Рипли, переворачивая все внутренности и заставляя бешено колотиться сердце. Казалось, еще мгновение — и оно выпрыгнет из груди и поскачет по бетону, как мячик.

      Шаги звонким цоканьем отдавались в бетоне полосы. Поднявшись на палубу, она вдруг заметила, что руки ее дрожат. Пришлось приложить уйму сил, чтобы скрыть свое волнение. Она даже не ожидала от себя такой сентиментальности.

      Полковник подвел Рипли к микрофону и, улыбаясь одними глазами, все так же громогласно и торжественно проговорил:

      — Правительство Соединенных Штатов вручает вам эти офицерские нашивки и диплом об окончании академии «Нордстар».

      Полковник протянул ей раскрытую коробочку, в которой лежали погоны офицера безопасности, и большую алую папку с дипломом. Рипли взяла все это и прижала к груди, боясь, что выронит эти сокровища из дрожащих рук. Полковник на полшага отступил от микрофона и проговорил вполголоса, так, чтобы это слышала только она:

      — Не дрейфь, красотка, ради этого стоило отмотать шесть лет.

      Он лихо подмигнул ей. Рипли оцепенела, она никак не ожидала услышать такие слова от самого полковника, всегда серьезного и сдержанного, который ни разу за все время ее учебы в академии даже не улыбнулся. Слова, которые она хотела сказать в эту минуту и разучивала целую неделю, совсем вылетели из головы, и она лишь улыбнулась, шепотом произнеся:

      — Спасибо.

      Полковник поморщился и протянул руку. Рукопожатие напоминало гидравлические тиски. Он подтолкнул Рипли к микрофону.

      — Скажи хоть пару слов, — прошипел он.

      Рипли подняла глаза, и тут ей стало совсем плохо. Но деваться было некуда, и, набрав полную грудь воздуха, она произнесла:

      — Что у меня есть самое любимое? Это моя страна, мой дом, моя семья. Но сейчас я хочу сказать о стране. Именно она позволила мне получить знания и заниматься тем, что мне нравится. И я считаю, и со мной согласятся все мои товарищи, что оборона страны и обеспечение безопасности наших граждан есть наш долг. Для защиты страны мы с радостью и гордостью отдадим все знания и силы — как если бы мы защищали наш дом. Небрежность к стране была бы просто признаком неблагодарности и бескультурья. Защита ее есть защита нашего образа жизни и наших духовных ценностей. Поэтому, получая эти нашивки и диплом, я еще раз благодарю свою родину и людей, верно служащих ей, за это. Спасибо!

      Рипли опустила голову и отошла от микрофона.

      «Господи, о чем это я?»

      На площади и палубе грейвера стояла мертвая тишина. Лишь ветер слабо гудел в сложных переплетениях бортовых конструкций. Ее взгляд забегал по присутствующим. Речь напугала ее:

      «Вот так сказанула! Ишь, как обалдели. Не шевелятся…»

      Ей казалось, что она лишь открывала рот и выпускала воздух через голосовые связки, а говорил за нее кто-то другой.

      И тут грохот аплодисментов разорвал тишину.

      Полковник подошел к ней и сказал:

      — Я много слышал речей, но эта… Даже губернатор расчувствовался!

      Тут он улыбнулся, обнажая ряды белых зубов.

      — Жди хорошего назначения, девочка!

      Рипли всматривалась в эту улыбку. Что-то настораживало ее, что-то показалось жутким, до боли знакомым и наводящим животный страх.

      Губы полковника стали утончаться, обнажая розовые десны с алыми и белыми прожилками. Сами зубы росли, изо рта полились потоки вонючей прозрачной слизи, придавая острым, как у крысы, резцам стальной оттенок.

      — Жди хорошего назначения! — повторил этот жуткий рот, и челюсти распахнулись.

      Рипли подняла взгляд. Перед ней стоял гигантский монстр. Его молотовидная голова-шлем нависала над все уменьшающейся и уменьшающейся фигуркой Рипли. Чудовище сделало шаг навстречу и протянуло длинные узловатые руки. Она попятилась назад, и нога, соскочив с помоста и не найдя опоры, провалилась. Рипли кубарем покатилась по ступеням, больно ударяясь всем телом…

     

      68

     

      …Потоки воды лились и лились на разгоряченное лицо.

      В каюте было тихо. Аппаратура отстрекотала свое, положив челнок в дрейф, и отключилась. Лишь механический хронометр на переборке чуть слышно тикал, придавая всему помещению корабля какой-то удивительно домашний уют.

      Рипли вышла из душа, вытирая мокрую голову полотенцем. Джонс свернулся клубком посредине анабиозной постели и спокойно спал.

      Дисплей слабо мерцал разноцветными цифрами телеметрии. Рипли набрала код и переориентировала систему, переложив челнок на новый курс и дав задание автопилоту. На экране появилось:

      «Информация принята. Задание выполняется. Режим: автопилот».

      «Запрос: расчетная продолжительность полета!»

      «При отсутствии помех, искажающих траекторию движения корабля, достижение пункта назначения возможно через 67,3 суток»

      Теперь оставалось только ждать.

      Рипли подошла к шкафчику и достала из его прохладной глубины запечатанный пакет со сменным комплектом белья. Разорвав хрустящую обертку, она вытряхнула прямо на пульт управления длинную футболку, майку и трусы. Так и не одевшись, она подошла к кондиционеру и включила его на полную мощность, задав режим охлаждения воздуха. Еле слышно загудела система искусственного климата. Леденящие струи полились из отверстий агрегата. Немного постояв под холодным воздухом, Рипли подошла к пульту, натянула трусы и майку. До чего хорошо после таких долгих часов, проведенных в жаре, в пыли, не имея возможности даже на минуту снять обувь, умыться и, ощущая собственную легкость и чистоту, надеть совершенно чистое, только что вытащенное из пакета белье. У него даже запаха нет. Совсем. Никакого.

      Рипли подняла футболку и поднесла ее к лицу. Да. Так и есть. Что-то странное. Что это было? Откуда? Она провела ладонью по лбу. Странное ощущение нереальности происходящего мучительно вспыхнуло и… Мозг воспроизводил какую-то кашу, состоявшую из обрывков мыслей, воспоминаний, придуманных образов, снов, странно и причудливо закручивая их в единое целое. Она отключила кондиционер и, принюхавшись, направилась к дальнему концу помещения. Ее взгляд скользнул по панели, не задерживаясь на блестящем белоснежном полусферическом шлеме. Рука потянулась к нише и дотронулась пальцами до чего-то теплого и скользкого. Рипли отдернула руку и взглянула на пальцы. С них сползала голубоватая, резко пахнущая слизь. Она отшатнулась. Шлем вздрогнул. Огромная когтистая лапа, состоящая из множества роговых сочленений, покрывавших ее как латы рыцаря, выпала из ниши. Это было хуже, чем в страшном сне. Рипли кричала, не слыша собственного крика. Горло свело судорогой, тело отказывалось слушаться, а голова не хотела поверить в то, что это все-таки произошло.

      Шлем в нише начал разворачиваться; показалась отвратительная, брызжущая слюной пасть. Маленькие кроличьи глазки на небольших наростах по бокам головы слабо поблескивали алым светом. Казалось, монстр с любопытством рассматривает ее тело. Первая пара челюстей раскрылась, обнажая следующую, и чудовище замерло.

      «Эш не соврал. Этот чужак действительно дьявольски хитер и не так глуп, как хотелось бы. Что делать?! Главное — держаться и думать, думать!»

      Тело вышло из ступора. Рипли метнулась в сторону, падая на пол и прижимаясь к стойкам аппаратуры. Отступать было некуда. Крохотная скорлупка во мраке космоса была западней. Спрятаться в «шаттле» тоже было затруднительно: маленькая каюта, наполовину заваленная хламом, двигательный отсек с раскаленными докрасна излучателями и шкаф с жесткими скафандрами…

      Шкаф!

      Скафандры!

      Рипли перебралась через гору барахла и нырнула в проем двери. Издалека она осмелилась посмотреть на существо, все еще лежавшее в нише.

      Шлем молотоподобной головы оставался неподвижным, по-прежнему держа внешнюю пару челюстей открытыми.

      «Действовать, и действовать мудро! Когда наступает время действия, главное не торопиться и не натворить глупостей».

      Медленно-медленно, словно во сне, Рипли стала вползать в прохладный панцирь скафандра. Движения ее были точны и хирургически аккуратны. Не брякнул ни один замок, ни разу не зашуршала металлизированная ткань.

      «Тише, как можно тише, чтобы он не услышал, если только у него есть слух…»

      Пригнувшись, Рипли просунула голову под висевший на стойке купол шлема. Тихо зашипели присоски, притягивая комбинезон к пластикату сферы. Кварцевое стекло слегка искажало изображение. Включать систему регенерации воздуха было опасно. Посторонний шум мог вспугнуть чужака.

      Монстр вдруг раскрыл ряды челюстей. Рипли, задержав дыхание, замерла, всматриваясь через начинающее запотевать стекло.

      — О боже!

      Ребристый поршень медленно выплыл из пасти, выбрасывая сгустки слизи. Миниатюрные челюсти, которыми заканчивалось это странное сооружение, щелкнули, и поршень убрался в разинутую склизкую пасть чудовища. Мерзкая морда скрывалась в темноте ниши, оставив снаружи только белоснежный костяной затылок шлема…

     

      69

     

      …То, что я видел, мне совсем не нравилось. Совсем. Это существо явно перестало думать. Оно несло какую-то чушь, а я никак не мог понять, к чему все это? И кушать очень хочется. Скорей бы все закончилось. Сиди тут, сиди… Неудобно. А тут еще неизвестно, чем все закончится. Сразу хочется брюшко почесать.

      Этот двуногий так хотел убить меня, что кроме этого намерения я ничего не мог прочесть в его голове. А теперь там просто пустота. Может, он совсем глупый? Тогда на что же я надеюсь? Но не может же ЭТО жить прямо здесь, в таком маленьком помещении. Любые живые могут долго жить только вместе с другими живыми. Это точно. А то, что эти твари — живые, я уже точно определил.

      Эх, надо было все-таки доесть тех. Ну, потерпел бы немного — хоть горячо, хоть душно, но сыт бы был. Правда, невкусные они… А есть все сильнее и сильнее хочется. Может… Нет! Нельзя. Хоть бы брюшко почесать, сразу бы легче стало. Может, только кусочек, вон тот, которым оно так дергает. Нет. Может, оно без этого жить не сможет, и тогда мы никуда не прилетим. А домой хочется! Может, это у него просто запасы пищи? Но тогда ее очень мало. Надо экономить.

      Путаюсь я в этом во всем. Куда летим, зачем? Хорошо бы домой…

      А сначала они все мне показались такими родными. Особенно тот, которого съел до того, как съел последних.

      О! Увидело меня. Смотрит. И почему-то опять хочет убить. И боится. Никак я понять их не могу. Когда я совсем вырасту и научусь ощущать все так же странно… Но уродливые они все!.. Хотя они, кажется, такие и должны быть… Но я просто слизью обливаюсь, когда эта дрянь ко мне прикасается. Холодные какие-то и то ли шершавые, то ли пушистые. А тот еще, который маленький, тот еще и воняет, даже есть его не хочется, такой противный. Ну что, насмотрелся? Я никого не ем, не трогаю даже. Значит, меня можно оставить. Сами так думали, когда я появился. Я хороший, маленький и никого не трогаю. Можно оставить. Так? А оно все хочет чего-то нехорошего. И придумывает всякое, одно страшней другого. То обжечь хотело. Думает, если пища, то можно издеваться? Злится, злится. Вот, убежала куда-то, зверюга дурная. Ну, чего боишься? Злись, злись. Все равно этой горячей штукой тут не поорудуешь. Тут места мало. Так что…

      Лучше бы брюшко себе почесало, все легче было бы. Наверное, давно чешется, раз так психует…

     

      70

     

      Тварь зашевелилась, издала какие-то пищащие звуки и замерла.

      Рипли сделала шаг в сторону и взяла из ниши гарпунный пистолет, заряженный тонким стержнем с набалдашником, распускающимся лепестками крючков. Хоть слабое, но все-таки оружие. Хорошо, что хоть такое нашлось. Она распахнула дверь и вышла из шкафа.

      — Удачи мне, удачи. Она мне сейчас ой как нужна, — еле шевеля губами шептала Рипли, приближаясь к креслу пилота.

      Чудовище вновь подняло голову, разворачивая длинный панцирь шлема и оскаливая брызжущую слизью пасть.

      «Для начало надо выманить его оттуда. Но как? Огнеметом не получится. Только включив факел, я сожгу дотла весь «шаттл». Тогда… Думать, думать…»

      Монстр был совершенно спокоен и практически неподвижен. Он лежал, вращая головой и попискивая, не проявляя никакой активности.

      «Может, ты слепой? Друг, ты видишь меня? Пора обедать, зараза! Чем же тебя вытащить оттуда? Хотя… Паркер… ты не расист, значит это… Кислород! Да! Сейчас попробуем! Там был разорвавшийся баллон, я точно это помню. Может, это шанс?!»

      Рипли медленно опустилась в кресло, неотрывно следя за существом. Руки сами нащупали и застегнули зажимы ремней безопасности. Пальцы в толстых перчатках были почти бесполезными обрубками. Они практически не шевелились.

      — Сейчас, — тихим, как дыхание, голосом, шептала Рипли, — сейчас мы попробуем тебя оттуда вытащить…

      Чужак продолжал вращать головой, слабо попискивая.

      — Тебя напугал газ, вырывающийся из баллона? Так? Обычный сжатый воздух? Сейчас мы тебе устроим!

      Пара клавиш утонула в панели управления.

      Клапана на переборке зашипели, выпуская тугие струи воздуха чуть левее от места, где спрятался монстр.

      — Черт! Где же?

      Рипли продолжала нажимать клавиши на панели. Еще два клапана выпустили струйки живительного газа, но уже с другой стороны от чужака. Тот начал беспокойно оглядываться.

      — Спокойно! Спокойно. Сейчас… Ну же!

      Два потока рванулись прямо в глубину ниши, где сидело существо, наполняя окружающее пространство густым туманом.

      — Ага! Есть!

      Монстр забился в конвульсиях, судорожно молотя конечностями по панелям и пытаясь выбраться из-под шипящих струй.

      — Что? Не подходят тебе эти штучки? Давай, давай, побегай! Разомнись, чертова кукла!

      Гигантская молотоподобная голова свалилась с приборных щитов, встроенных в нишу, своим весом перетягивая все тело и увлекая его за собой. Монстр отталкивался ногами, отползая от шипящих струй воздуха, пока не вывалился из ниши прямо на пол. Хвост, состоящий из множества шипастых сочленений, бил по аппаратуре, переборкам, разнося все вдребезги. Чужак барахтался на полу, пытаясь оттащить свое громоздкое тело от белого растворяющегося облака. Он подтянул под себя ноги и, вцепившись когтями в пол, поднялся, расправляя тело.

      Увиденное потрясло Рипли. Это существо наполняло душу невообразимым страхом и одновременно вызывало восхищение грандиозностью сооружения, созданного иным неведомым миром.

      Чужак высотой почти в два человеческих роста стоял посреди каюты. Гигантская голова, покрытая белоснежным лоснящимся панцирем, походила на молот, с одной стороны обрывающийся тупым щитком лба, который переходил прямо в зубастую пасть, а с другой — огромным острым панцирем, защищающим спину. Мощная шея удерживала на весу всю эту невообразимую конструкцию. От нее к плечам спускались твердые роговые пластины. Широкую грудь охватывали песочного цвета кольца таких же роговых пластин, под которыми отчетливо виднелась бурая пульсирующая плоть.

      Кольца сходились на спине, утолщая и образуя панцирь, из-под которого торчало четыре трубы, своей извилистой формой напоминавшие нерасправившиеся после выхода из кокона крылья бабочки. По-видимому, это были органы дыхания. Клубы тумана, не успевшего раствориться, втягивались в них с одной стороны тела, а с другой прозрачный воздух смешивался с белым облачком, отгоняя его.

      Передние конечности были покрыты серебристыми щитками, испещренными витиеватыми бороздками, каждая из которых заканчивалась шиповидным наростом.

      От пояса к бедрам шли широкие и, по-видимому, твердые пластины, в мельчайших подробностях повторяющие конфигурацию набедренных щитков средневековых рыцарей. Колени и голени покрывали узкие ребристые пластины с алыми разводами, углублениями и шипами.

      Но вся эта конструкция, смотревшаяся нелепым нагромождением жестких тяжелых деталей, была неимоверно подвижна.

      Чужак ловко развернулся на месте, протягивая длинные руки в сторону сидящей Рипли. Хвост твари метался из стороны в сторону, как убегающая ящерица, разбрызгивая липкую прозрачную слизь, обильно стекающую со всего тела, и разнося вдребезги все, что попадалось на его пути.

      Рипли вжалась в кресло, сжимая в руке гарпунный пистолет. Страх гигантскими тисками сдавил тело, не позволяя даже глубоко вдохнуть. Она закрыла глаза и принялась читать молитву.

      Чужак застыл над ней, наклоня голову и распуская зубастый хищный цветок челюстей.

      — «…ибо Твоя есть воля, и сила, и слава…»

      Рипли открыла глаза.

      Последняя пара челюстей раскрылась, обнажая щелкающий поршень. Рука метнулась к пульту. Кулак опустился на панель. Взвыла сирена. Створки шлюза разлетелись в стороны, выпуская атмосферу «шаттла» в бездонный алчный мрак. Грохочущий вихрь сорвал с места гору хлама, возвышавшуюся в глубине каюты, повлек ее за собой, тасуя, ломая, корежа, и выбросил в жадный зев люка.

      Огромная конструкция тела монстра пошатнулась и медленно поползла следом. Он взревел, заглушая грохот и вой улетучивающейся атмосферы. Тяжелый бак, устремившийся на свободу из маленькой тюрьмы челнока, врезался в грудь чудовища.

      Чужак завис в створе люка, цепляясь лапами за его края, пытаясь сопротивляться ураганному потоку.

      Рипли подняла пистолет. Лепестки на болванке распустились, стальная стрела со свистом вылетела из ствола и врезалась в роговые пластины. Взрыв разорвал панцирь, разбрасывая в стороны осколки хитина, и крючья гарпуна погрузились в грудь чудовища.

      Чужак разжал лапы и вылетел в зияющую бездну космоса. Катушка с тросом бешено завращалась, разматывая стальную нить. Гарпун, вырвавшись из рук Рипли и чуть не сорвав перчатку скафандра, отскочил и, ударившись о дальнюю панель, пробил обшивку и застрял в ней.

      Монстр повис на тросе, беспомощно барахтаясь, как пойманная на крючок рыба. Створки люка захлопнулись.

      Рипли отстегнула ремни и подбежала к иллюминатору.

      Чужак вращался волчком, медленно подтягиваясь к фюзеляжу, цепляясь хвостом и лапами за выступы двигательных дюз. Еще миг — и он уже пытается сорвать листы отражателя, проделывая себе дорогу внутрь челнока.

      Рипли одним прыжком очутилась возле центральной панели управления. Рука вцепилась в ручку форсажа, оттягивая ее на себя. Кулак разнес вдребезги клавишу зажигания. Натужный рев двигателей заполнил все пространство «шаттла». Поток плазмы вырвался из дюз.

      Монстр вспыхнул, как пропитанный спиртом клочок ваты, и слетел с дюз во мрак. Его тело, охваченное огнем, вращалось в пространстве, все дальше и дальше отлетая от челнока. Наконец трос лопнул, и зловещая фигура исчезла в безднах космоса. Створки шлюза закрылись окончательно.

      Рипли сорвала шлем скафандра, хватая ртом воздух, как попавшая на сушу рыба. Сердце просто выпрыгивало из груди, руки дрожали.

      В рубке было очень холодно и одновременно еще душновато. Система регенерации натужно гудела, накачивая кислород. Разреженная атмосфера напоминала высокогорье, кровь стучала в висках, а в ушах как будто работали отбойные молотки.

      Рипли расстегнула скафандр на груди и опустилась на пол рядом с блоком анабиозной камеры, в которой как ни в чем не бывало спал Джонси.

      Бортовой компьютер, слабо попискивая, выбрасывал на экран разноцветные цифры и графики. Его трель сливалась с монотонным постукиванием часов над пилотским креслом.

      «Системы корабля в норме. Утечка атмосферной среды составила 47%», — высвечивал дисплей.

      Рипли выбралась из скафандра и подошла к пилотскому креслу.

      В кончиках пальцев еще оставалась еле ощутимая дрожь. Руки совершали самостоятельные движения, приводя в действие записывающее устройство, переносившее информацию на кристаллическую решетку матрицы. Рипли открыла камеру и взяла кота на руки. Джонс поднял голову и зевнул, разевая розовую пасть и потягиваясь. Мягкий шар рыжей шерсти приятно согревал руки.

      — Мы все-таки победили его, Джонси. Теперь — по-настоящему победили…

      Рипли почесала кота за ухом. Джонси замурлыкал, жмурясь и топорща усы.

      Рипли медленно гладила его по спине, глядя в бездонный мрак космоса, мерцающий яркими точками звезд. Тонкий кварцевый диск вращался в приемнике диктофона.

      — Эту экспедицию завершаю я, Элен Скотт Рипли, офицер безопасности грузового транспорта «Ностромо». Транспортный звездолет «Ностромо» уничтожен вместе с грузом. Кейн, Паркер, Ламберт, Эш, Бретт и капитан Даллас погибли. Попавшее на наш корабль инопланетное существо, найденное на планете LB-426, послужившее причиной смерти всех членов экипажа, уничтожено мной. Я надеюсь достичь пределов Солнечной системы за два месяца, и, как показывают расчеты, проведенные мной, это вполне возможно. Дополнительная информация записана на твердых элементах. Код доступа — «Чужак». Конец передачи.

      Рипли закрыла глаза и всхлипнула, прижимая к груди кота.

      — Ну что, Джонси, пошли?

      Она поднялась с кресла и, подойдя к анабиозной камере, набрала программу режима длительного гиберсна.

      Прозрачный колпак бесшумно опустился, принимая под свою защиту спящую девушку и свернувшегося на ее груди кота.

      Их ждала Земля…

     

     

Книго
[X]