Роберт Крэйн. Пурпурные поля

   -----------------------------------------------------------------------

   Robert Crane. The Purple Fields (1953).

   "Библиотека современной фантастики" т.10.

   & spellcheck by HarryFan, 29 August 2000

   -----------------------------------------------------------------------

   - Выглядишь ты просто отлично, - сказала Роз, провожая его к  двери.  -

Такой молодой, красивый... Я страшно горжусь тобой.

   Он ласково взял ее за подбородок и поцеловал.

   - Скотт, - прошептала она и отстранилась, чтобы лучше видеть его  лицо.

- Желаю, чтобы тебе повезло у мистера Пэйнтера.

   - Не беспокойся, - ответил он. - Все уладится как нельзя  лучше.  -  И,

уловив в ее глазах тревогу, добавил: - Пэйнтер славный  малый.  Пользуется

огромным влиянием.

   Она легонько хлопнула его по плечу.

   - Беги же, не то опоздаешь на поезд.

   Он улыбнулся. Она по-прежнему называет это поездами.

   - Моновагон, - поправил он.

   - Поезд, моновагон - какая разница? Это ведь одно и то же, не так ли? -

Она чуть-чуть надула губы: ей не по душе были все эти новомодные  выдумки.

- Возвращайся пораньше, к обеду.

   - Постараюсь.

   - Желаю удачи! - пылко сказала она. - Желаю удачи, мой родной!

   "Ведь я всего-навсего ищу работу, - подумал он.  -  Так  ли  уж  трудно

найти работу?"

   Он вошел в гараж, залез в маленький  гиромобиль  и  съехал  под  уклон,

чтобы завелся мотор.  Аккумуляторы  садились,  он  хотел  их  поберечь.  С

аккумуляторами теперь  творится  что-то  неладное:  их  хватает  всего  на

месяц-другой. Было время, когда один аккумулятор служил два или три  года,

но это еще до войны, двадцать лет назад. До Программы.

   Он оставил гиромобиль на привокзальной стоянке и вышел на  платформу  -

высокий, порывистый, безупречно  сложенный,  покрытый  бронзовым  загаром.

Моновагон запаздывал на девять минут, и Скотту стало смешно.  Он  вспомнил

французскую пословицу  насчет  того,  что  все  меняется,  но  чем  больше

перемен, тем больше все остается по-старому; правда, это не совсем  верно,

- вот, например, Францию последняя война почти стерла с лица земли,  да  и

здесь  Программа  многое  изменила,  в  том  числе  Конституцию.   А   вот

железнодорожная  компания  "Лонг-Айленд",  как  упорно  величает  ее  Роз,

по-прежнему не соблюдает графиков, хоть и  называется  теперь  корпорацией

"Юниверсал Монорелс".

   Когда прибыл маленький моновагон, Скотт прошел в головное  купе,  чтобы

покурить, и задымил  сигаретой,  как  только  застегнул  предохранительный

пояс. Не так давно на линии  произошло  несколько  крушений,  и  по  указу

Программы  были  введены  предохранительные  пояса.  Скотт  вспомнил,  как

молодой диктор телерамы комментировал  этот  указ:  спокойно  и  доходчиво

объяснил,  что  такое  предохранительные  ремни,  как  они  защищают  тело

пассажира от  ушибов  при  внезапных  остановках,  и  так  далее,  и  тому

подобное. А затем молодой диктор стал распространяться о  том,  как  плохо

жилось до войны, когда всем заправляли старикашки, когда  за  общественный

транспорт отвечали пятидесятилетние и  даже  шестидесятилетние.  Программа

все это изменила, гордо заявил молодой  диктор.  Все  моноинженеры  моложе

тридцати, у всех у них великолепное  здоровье  и  высоченные  коэффициенты

сообразительности.

   Вот потому-то, думал Скотт, и нужны предохранительные пояса.

   Роз быстро убрала в доме, приняла ванну и  очень  старательно  оделась.

Долго водила щеткой по волосам, пока они не заблестели, потом наложила  на

щеки слой румян и хорошенько втерла их в кожу. Сегодня надо выглядеть  как

можно лучше, быть молодой и полной жизни.  Она  не  сказала  Скотту,  куда

идет. Не хотела его тревожить. "Бедный Скотт, - подумала она.  -  Бедняжка

мой родной! У него и так забот хватает".

   Откинувшийся на спинку  кресла  Скотт  ощущал  прилив  самонадеянности.

Сегодняшний день будет для него счастливым.  Нет  никого,  кто  сказал  бы

дурное слово о Пэйнтере, - такой это чуткий и отзывчивый человек.  Пэйнтер

работает помощником директора корпорации "Консолидейтед Комьюникейшенз"  -

ведает там штатами; а ведь на службе у  этой  корпорации  семьдесят  тысяч

человек. Пэйнтер всегда найдет место для надежного и  опытного  работника.

"Пэйнтер все устроит", - думал Скотт.

   Скотт окинул взглядом открытый моновагон с низенькими стенками,  увидел

головы и плечи юнцов, едущих на работу, и невольно подивился новому  миру,

новому поколению. Казалось, все эти молодые люди вылупились из яиц в  один

и тот же летний день. Все они были мускулисты,  у  всех  на  толстых  шеях

сидели несуразно маленькие головки, у всех  одинаково  неулыбчивые  глаза,

одинаково прямые  носы,  одинаково  сжатые  чувственные  губы.  Роз  вечно

восхищалась  этими  юнцами  -  они  словно  сошли  с  давнишних  рекламных

картинок, которые призывали  курить  только  сигареты  "Зани"  или  мыться

только Охотничьим Мылом. Но вот теперь они стали типичны для всей  страны.

Чиновники Программы. Все в чистеньких синих костюмах с черными  галстуками

и в черных полуботинках; все выдающиеся, фантастически выдающиеся, энергия

в них бьет через край. Теперь они правят страной - это власть, на  которой

зиждется  Программа.  Скотт   вспомнил   Тридцать   Девятую   Поправку   к

конституции:

   "Лица,  достигшие  тридцати  пяти  лет,   не   подлежат   принятию   на

правительственную службу..."

   Роз перешла через дорогу - навестить Энн  Питерс.  Дверь  открыла  сама

Энн, прехорошенькая, точно картинка. Двадцатипятилетняя Энн  была  замужем

за чиновником Программы.

   Роз весело сказала:

   - Здравствуй, милочка Энн. Опять хочу попросить у тебя гиромобиль.

   Питерсы жили припеваючи. На  жалованье  Программы  они  позволяли  себе

держать два гиромобиля, и им хоть сейчас разрешили бы  двоих,  даже  троих

детей.

   Энн широко раскрыла глаза.

   - В клинику?

   - Да, - с улыбкой подтвердила Роз.

   - Ты ведь туда второй раз, - сказала Энн. Она  в  ужасе  посмотрела  на

старшую приятельницу.

   - Не бойся, милочка. Все будет очень хорошо.

   - Господи, - пробормотала Энн. - Господи!

   - Не будь такой глупышкой.

   - Схожу за ключами, - сказала Энн. Вернулась  она  смертельно  бледная,

словно ее только что рвало.

   - Спасибо, - поблагодарила Роз. - Ты ужасно добрая.

   Энн залилась слезами.

   Строят тот еще  мир,  думал  Скотт,  подходя  к  зданию  "Консолидейтед

Комьюникейшенз". Программа. Молодые люди вытеснили старикашек и  принялись

за всеобщую реорганизацию в свете собственных представлений. Безжалостные,

неумолимые, неутомимые молодые люди, чей взор устремлен к звездам.

   В необъятном холле Скотту улыбнулась  красивая  молоденькая  блондинка,

дежурная по приему:

   - Чем могу служить?

   Скотт радостно сказал:

   - Здравствуйте. Я записан на прием к  помощнику  директора  по  кадрам,

мистеру Пэйнтеру.

   С точеным лицом  девушки  произошло  что-то  странное:  оно  окаменело.

Миндалевидные голубые глаза  стали  холодными  и  неприветливыми.  Девушка

ответила:

   - Очень жаль, но мистер Пэйнтер здесь больше не работает.

   - Нет! - воскликнул Скотт. - Не может быть!

   Она отвернулась.

   Скотт быстро проговорил:

   - Я записан на девять тридцать. Мне кажется, новый  помощник  директора

примет меня.

   - Подождите, пожалуйста. -  Она  вышла  с  безучастным  видом  и  почти

мгновенно вернулась. - Можете  подняться.  Лифтом  на  шестьдесят  восьмой

этаж,  по  коридору  направо.  -  Девушка  отошла,  словно  ее  раздражало

присутствие Скотта.

   В приемной помощника по штатам уже было человек  пять-шесть.  Скотт  не

мог заставить себя взглянуть на них. Блондинка, восседающая в отгороженном

углу, томно произнесла:

   - Да?

   - Мне назначен прием на девять тридцать.

   - Разрешите ваше свидетельство о годности Программе.

   Скотт вручил ей маленький пластмассовый прямоугольник.

   Она бросила беглый взгляд и сказала:

   - Присядьте, пожалуйста.

   Он сел спиной к остальным. И так он уже знал о них слишком многое.  Все

они - его двойники, люди  лет  под  сорок;  наверное,  все  они  пришли  к

Пэйнтеру, полные надежд, и всем им теперь одинаково страшно.

   Регистраторша в клинике - прелесть, подумала  Роз,  тоненькая  фигурка,

белокурые жесткие волосы, огромные голубые глаза. Одно у нее  плохо,  она,

как видно, разучилась улыбаться.  Отчего  это  современные  девушки  такие

серьезные? Что с ними стряслось?

   Роз весело сказала:

   - Добрый день, сестра.

   - Добрый день.

   - Знаете, мне назначен прием у того симпатичного молодого доктора.

   - Разрешите ваше брачное свидетельство, - ответила сестра.

   Роз протянула ей документ.

   -  Доктор  сейчас  освободится,  миссис  Дьюар,  -  сказала  сестра.  -

Присядьте, пожалуйста.

   Роз быстро проговорила:

   - Скажите, сестра, вы не знаете...

   - Очень жаль, но у нас  не  принято  отвечать  на  вопросы,  касающиеся

обследования.

   Роз со вздохом села.

   Новый помощник по штатам был типичным чиновником Программы - смуглый, с

фигурой футболиста, с маленькой красивой  головкой  на  неимоверно  мощной

шее. Его огромный письменный стол был совершенно  пуст,  если  не  считать

свидетельства о годности Скотта - оно лежало как раз в центре белоснежного

листа промокашки. Кабинет был  просторен,  гигиеничен,  удобен:  механизм,

созданный для того, чтобы в нем работали.

   Новый помощник вежливо спросил:

   - Есть у вас копии для сводки, сэр?

   - Я выслал мистеру Пэйнтеру восемнадцать копий, как полагается.

   - Мистер Пэйнтер здесь больше не работает.

   "Какого черта, что там случилось с Пэйнтером?" -  мысленно  рассвирепел

Скотт. На лбу у него проступила испарина.

   Молодой человек вышел из кабинета и вернулся с розовой папкой в  руках.

Он сел и углубился в чтение бумаг, подшитых в папку;  при  этом  лицо  его

оставалось непроницаемым. Наконец он бесстрастно произнес:

   - Понятно. Так чем я могу быть вам полезен, сэр?

   "Разве это не ясно любому дураку?" - злобно  подумал  Скотт.  Вслух  он

сказал:

   - Я ищу работы. Как видите, я специалист по микротранзисторам...

   -  У  нас  уже  укомплектована   научно-исследовательская   группа   по

микротранзисторам, - прервал его помощник по штатам. - Там нет вакансий.

   - По сигмоклистронам... - начал было Скотт.

   - Сигмоклистроны сняты с производства.

   Помощник по кадрам в упор посмотрел на Скотта. Несколько мгновений  оба

молчали.

   - У меня хороший послужной список, - заговорил Скотт. - Не может  быть,

чтобы я нигде не пригодился.

   Голос молодого чиновника зазвучал сухо и официально:

   - Скажите, вам приходилось иметь дело со спектром Голсмена?

   - Нет, - ответил Скотт. Он даже не знал,  что  такое  спектр  Голсмена.

Программа не очень-то поощряла публикацию научных работ в печати.

   - Есть у вас допуск к П-электронике?

   - Нет, - ответил Скотт. - Я был на год-другой старше, чем нужно,  чтобы

принять участие в создании П-электроники...

   Молодой человек не дослушал.

   - Судя по вашему свидетельству, вам сорок один год.

   - Да, - подтвердил Скотт и осекся. - Да.

   - Очень жаль, но мы связаны возрастным лимитом. - Взгляд  помощника  по

штатам помрачнел,  стал  враждебным,  будто  помощник  отстаивал  жизненно

важное дело. Новый мир, мир Программы, мир, где старикашки  не  нужны.  Но

сюда примешивалось кое-что еще:  гнев,  озлобленность,  охватывающие  всех

чиновников  Программы,  когда  они   видят   людей   старшего   поколения.

"Старикашки едва не погубили весь мир, - поучала Программа. - На них лежит

ответственность за все войны в истории человечества, они преграждали  путь

прогрессу. Мы  никогда  не  допустим,  чтобы  старикашки  вновь  пришли  к

власти".

   Скотт сказал:

   - Я думал, мой послужной список...

   - У вас прекрасный послужной список, сэр. Просто в  настоящее  время  у

нас нет вакансий для специалистов вашего профиля.

   - Вот что, - гневно сказал Скотт. Он отвернул лацкан пиджака и  показал

маленький золотой значок  с  изображением  поднятой  руки.  -  Сто  первый

ракетный полк. Слыхали о Сто первом ракетном?

   Это был последний козырь. Во время третьей  мировой  войны  Сто  первый

ракетный полк спас Нью-Йорк. В его честь  в  Центральном  Парке  воздвигли

обелиск высотою в сто один фут.

   - Конечно, мистер Дьюар, - подхватил молодой  человек.  -  Сто  первому

ракетному полку мы обязаны решительно всем.

   - В таком случае...

   Молодой человек улыбнулся.

   - Страна не забыла вас, сэр. Вам совершенно не о чем тревожиться, право

же. Не сомневайтесь, о вас позаботится Программа.

   В виски Скотту ударила кровь. Он взял с незапятнанной белой  промокашки

свидетельство о годности и поспешно вышел.

   Какой красивый доктор! - думала Роз. До чего обаятелен, и  внешность  у

него романтическая. Они с сестрой были бы  чудесной  парочкой...  если  бы

только хоть изредка улыбались. Улыбались и смеялись.

   - А, это вы, миссис Дьюар.  Обследование  закончено.  -  Он  порылся  в

стопке бумажек.

   - Вот как? - прошептала Роз.

   Он подал ей красную карточку.

   - Смотрите не потеряйте.

   На  карточке  стоял  типографский   штамп:   "Программа,   обследование

способности к материнству". Пониже были выведены имя и фамилия Роз,  дата,

а в самом низу - размашистым почерком одно слово: "Отрицательная".

   - Нет, - простонала Роз. - Нет, умоляю вас...

   - Обследование окончательное, - непреклонно ответил доктор.

   -  Но  ведь  у  меня  уже  есть  двое  детей,  доктор.  Они  на  Юноне,

изумительные, умные, на редкость удачные дети. Прошу вас, выслушайте меня.

Я уже родила двоих, я еще молода...

   - Тридцать семь лет, - напомнил ей доктор. Он делал над  собой  усилие,

чтобы оставаться в рамках вежливости. - Вы  исполнили  свой  долг,  миссис

Дьюар. Страна благодарна вам. И ни о  чем  не  надо  беспокоиться:  о  вас

позаботится Программа.

   Он перехватил ее взгляд - взгляд загнанного  зверя  -  и  отвернулся  с

профессиональной безапелляционностью:

   - Сестра! Дайте миссис Дьюар успокоительного.

   - Нет, - твердила Роз. - Нет. Нет.

   "Не отступлюсь, - думал  Скотт.  -  Моя  возьмет,  я  еще  покажу  этим

молокососам, что меня не так легко одолеть".

   Только нельзя терять время, думал он. Они-то времени не теряют.

   Выйдя из "Консолидейтед Комьюникейшенз", он подозвал тримобиль.  Сказал

водителю: "Вспомогательная Служба Программы.  Да  поживее".  Тот  ответил:

"Есть, сэр", странно улыбнулся и странно вздохнул. Они покатили солнечными

улицами, миновали несколько кварталов, и лишь тогда водитель спросил:

   - Работу ищете?

   Скотт подавил ярость.

   - Ну да.

   - Мне и самому через неделю на покой, - сказал шеф. - На  днях  срезали

потолок для шоферов. Тридцать четыре. А мне тридцать шесть.

   - Скверно, - отозвался Скотт.

   - Говорят,  власти  позаботятся,  -  продолжал  водитель.  -  Не  дадут

помереть с голоду, как бывало в старое время.

   - Ну конечно, конечно, - буркнул Скотт.

   Доехав до Вспомогательной Службы, он  проворно  вбежал  в  отдел  найма

государственных служащих  -  и  тотчас  же  пал  духом.  Огромную  комнату

перегораживал барьер из нержавеющей стали, и в каждом конце  его  дежурили

молодые охранники. За барьером стояли письменные столы дежурных по приему.

Перед барьером - четыре ряда скамей, сплошь занятых людьми. В очереди было

человек семьдесят-восемьдесят, не меньше.

   Один из охранников вразвалочку подошел к Скотту, записал его фамилию  и

адрес.

   - Ладно, - сказал охранник. - Присаживайтесь... Вас вызовут.

   Скотт примостился  на  краешке  последней  скамьи.  Немного  погодя  он

успокоился и стал смиренно разглядывать дежурных и посетителей  -  молодых

людей и своих ровесников. Он заметил,  что  деятели  Программы  необычайно

вежливы. Они внимательно выслушивают, задают учтивые вопросы,  заглядывают

в личные дела и в справочники, часто хватаются за видеофон. Но никогда  не

улыбаются. Холодное выражение их красивых лиц неизменно.  Словно  гарнизон

крепости: вооруженные, обученные, самоуверенные.

   "Не уйду в отставку, - подумал Скотт. - Богом клянусь, не уйду".

   Вдруг он узнал одного из тех, кто уже побывал на  приеме,  -  высокого,

плотного человека, начинающего лысеть. Он встал и окликнул знакомого:

   - Клем!

   - Эй, там, - буркнул охранник. - Потише!

   Скотт продолжал стоять. Знакомый улыбнулся ему, закивал и ткнул рукой в

сторону выхода. Скотт пожертвовал местом на скамье и направился к двери.

   В коридоре Клем сказал:

   - И ты тут, Скотт. Здравствуй.

   - Здравствуй, Клем.

   - Зря теряешь время, дружище.

   - Да, - согласился Скотт. - Я и сам так думаю.

   - Я-то хотел еще попытать счастья в Общественном Водопроводе, -  сказал

Клем, - но теперь придумал кое-что получше. Пойдем выпьем.

   - Отчего бы и нет? - ответил Скотт. Ждать здесь было бессмысленно.

   Они вышли на солнечный свет, и тримобиль подвез их к какому-то  дому  в

районе Семидесятой стрит. На третьем этаже, в уютно обставленной  комнате,

человек десять тихо сидели над рюмками.

   - Мое прибежище, - пояснил Клем. - Здесь я забываю о Программе.

   Из-за стойки маленького бара однорукий бармен улыбнулся сначала  Клему,

потом Скотту.

   Клем сказал:

   - Джо, познакомься со Скоттом Дьюаром.

   - Здравствуй, Скотт. - Джо с улыбкой стиснул его руку.

   - Джо служил на "Наутилусе-12", - продолжал  Клем.  -  Помнишь,  старый

добрый "Наутилус-12", Скотт?

   - Еще бы, - ответил Скотт. -  Заслуженная  посудина.  Вся  изрешеченная

осколками.

   Джо гордо посмеивался.

   Клем отвернул лацкан на пиджаке Скотта,  и  блеснул  золотой  значок  с

изображением поднятой руки - символ мощи и вызова на бой.

   - Сто первый! - оживился Джо.

   - Этот малый командовал нашим отделением, - сказал ему Клем. - Двадцать

лет назад.

   Джо покачал головой в восхищении.

   - Ну и дела!  Мы  вам  обязаны  решительно  всем.  -  Так  по  традиции

приветствовали  оставшихся  в  живых  воинов  Сто  первого   ракетного   -

спасителей Нью-Йорка.

   - Расскажи это своей Программе, - мрачно  пошутил  Клем.  -  Но  прежде

всего, Джо, приготовь два мартини. Они нам необходимы как никогда.

   В ожидании коктейля Клем спросил:

   - У тебя есть что-нибудь новое, Скотт?

   - Нет.

   - У меня тоже ничего  хорошего.  Ты,  кажется,  собирался  на  прием  в

"Консолидейтед Комьюникейшенз"?

   - Точно, - ответил Скотт. -  Сегодня  утром  меня  должен  был  принять

Пэйнтер, но он там уже не работает. Я говорил с его преемником. Ничего  не

вышло.

   - До меня дошли слухи о Пэйнтере, - мягко  сказал  Клем.  -  Это  очень

любопытно.

   - Что именно?

   - Пэйнтер был хороший человек.  Помогал  людям.  Для  нашей  возрастной

группы делал все, что мог. Ему самому было тридцать пять.

   - И что же?

   - Отправили его на отдых, - докончил Клем. - Сейчас  тридцатипятилетних

уже не считают надежными.  Судя  по  всем  признакам,  надо  ждать  нового

возрастного лимита.

   - Боже правый! - вскричал Скотт. - Чем же это  кончится?  Не  могут  же

младенцы править миром. У них нет опыта.

   - Потребность в  рабочей  силе  все  уменьшается,  -  пояснил  Клем.  -

Автоматов и вычислительных  машин  становится  все  больше,  а  людей  все

меньше.

   - Значит, будет все больше и больше крушений на монорельсовых  дорогах,

- загремел Скотт, - все больше и больше ракет будет взрываться при старте,

все больше и больше жизней...

   - Спокойно, - предостерег его Клем.

   Джо осторожно пододвинул им мартини через стойку.

   - По крайней мере, - улыбнулся Клем, - о нас-то Программа  позаботится.

Заслуженные ветераны, и так далее, и тому подобное. Нам  совершенно  не  о

чем тревожиться. -  Он  поднял  бокал.  -  Предлагаю  тост,  командир,  за

Пурпурные Поля.

   Дрожащим голосом Скотт повторил:

   - За Пурпурные Поля.

   - Вот ключи, милочка, - сказала Роз своей приятельнице  Энн  Питере.  -

Большое тебе спасибо за гиромобиль.

   - Как... как сошло?

   - Как сошло что, Энн?

   - Ну, в... в клинике.

   - Ах, там все было очаровательно,  милочка,  совершенно  очаровательно.

Такая приятная молодежь. Милее не бывает. Право же, они так внима...

   Она была не в силах  продолжать,  хотя  ей  очень  не  хотелось  пугать

приятельницу. С годами Энн не становится моложе, и  в  свое  время  с  нею

случится то же самое; но пока  незачем  ей  об  этом  знать,  как  незачем

сообщать кое-какие факты ребенку. Роз  повернулась  и  нетвердой  походкой

перешла улицу, направляясь к своему дому.

   Энн все  смотрела  ей  вслед  -  смотрела  даже  после  того,  как  Роз

захлопнула за собой дверь.

   Скотт успел на обратный моновагон в 5:30, но на этот раз он был пьян  и

не стал  застегивать  предохранительный  пояс.  Какой-то  юнец  -  деятель

Программы - вежливо подсказал ему: "Ваш пояс, сэр", а Скотт повторил: "Мой

пояс", и юнец отпрянул, словно ужаленный скорпионом.

   Но, как ни странно, будущее рисовалось Скотту в розовом свете. "Завтра,

- думал он, - завтра возьмусь за дело по-настоящему". Он стал прикидывать,

надо зайти:  в  Общественный  Водопровод,  Электро-Вычислители,  Ай-Эм-Эк,

Грейторекс, быть может, даже в Монорелс. И есть десяток других  вариантов.

Конечно, думал он. "Что-нибудь да найду. При  такой  биографии,  как  моя,

что-нибудь непременно отыщется. Найду!" В нем бил  ключом  новый  источник

мужества и оптимизма.

   Когда он пришел домой, Роз смотрела телераму; она  приветствовала  мужа

веселым голосом, как обычно:

   - Милый! Здравствуй, милый! Здравствуй, мой родной!

   Он склонился над нею, поцеловал, а она втянула носом воздух и сказала:

   - Гм-м... Где ты был, дружок?

   - Я встретил Клема.

   - Клем славный. Что же ты не пригласил  его  к  обеду,  глупыш?  -  Она

заглянула ему в глаза. - Как провел день, Скотт?

   - Хвастать нечем, - ответил он.  -  Но  завтра...  ты  знаешь,  у  меня

предчувствие, что завтра все переменится. - Он сел рядом с нею и обнял  ее

за плечи. Хмель еще не прошел, и Скотт все больше воодушевлялся. - У  меня

сотня идей. Завтра расскажу...

   Она потерлась щекой о его ладонь.

   - Я в этом уверена, милый. Просто убеждена.

   Он хотел было поцеловать ее еще раз, но тут экраны телерамы погасли,  и

трижды громко прозвучал гудок - сигнал местного вещания.

   - Выключи, - грубовато сказал Скотт.

   - Нет! - испугалась Роз. - Скотт! Ты ведь знаешь, за  это  штрафуют!  -

Она удержала его за руку.

   Экраны снова осветились, и появился деятель  Программы.  Он  был  очень

красив и разговаривал мягким, бархатистым голосом.

   - Добрый вечер, - произнес он. - На  мою  долю  выпала  честь  передать

особое сообщение Пятого отделения Программы на имя мистера и миссис  Скотт

Дьюар. Вы меня слышите?

   - Да, - прошептала Роз.

   - За особые заслуги, - без запинки  продолжал  молодой  человек,  -  вы

сегодня были избраны на Пурпурные Поля...

   - Вот как... - прошептала Роз. - Вот как.

   Скотт стиснул ее пальцы.

   Голос продолжал, тепло, ласково:

   -  Прекрасная  местность...  вечное  лето...   все   удобства.   Крайне

желательно, чтобы ваша жизнь  вступила  в  эту  завидную  новую  фазу  без

промедления. Транспорт будет вам подан сегодня в двадцать три тридцать,  и

каждый из вас должен взять с собой смену белья. Власти позаботятся о вашем

имуществе, и, разумеется, мы распорядимся им со  всей  возможной  заботой.

Будете ли вы готовы в указанный срок, мистер и миссис Дьюар?

   - Да, - ответил Скотт.

   - Прекрасно. Разрешите вас поздравить. Счастливого, счастливого пути!

   Скотт выключил телераму.

   - Что ж, пора обедать, - сказала Роз. - Поможешь мне накрыть  на  стол,

милый?

   Скотт пошел на кухню вместе с Роз, и она сказала:

   - Знаешь, милый, у нас еще осталась  бутылка  старого  бургундского  из

Калифорнии. Сейчас откупорим или возьмем с собой?

   - Давай сейчас, - ответил Скотт.

   Роз радостно защебетала:

   - Как интересно!  Разве  это  не  увлекательно?  Избраны  на  Пурпурные

Поля!.. А где они, Пурпурные Поля, милый?

   Он тяжело посмотрел на нее, она заколебалась, а потом подбежала к  мужу

и обняла его крепко-крепко.