Александр Каменецкий
17/06/2003

ЧАСЫ

Рассказ
(Фантастика)

Они думают, я буду пить их поганый отвар... Шиш! Лучше сдохну. Ведь я и
так умру этой невыносимой весной, не дотяну до лета... Чего они, интересно,
намешали в свое варево? Иногда рот им полощу - десны меньше болят. Налились
как, разбухли... Зубы языком тронешь - шатаются, как пьяные. Скоро начнут
выпадать.
Цинга, что вы хотите... Мне в детстве такие кошмары снились: зубы
шатаются.
Обычно к ангинам. Юрка говорит, родомыслы научились контролировать
чужие сновидения - потому нам и не снится ничего. Бред, я думаю. У нас на
весь светоч только два родомысла - при храме Звенты-Свентаны. Один в
прошлом профессор химии, а другой совсем пацан - румяненький такой, его из
Тулы к нам прислали, на практику. Сынок, небось, чей-то. Так что какие там
сновидения... Все от голода, от цинги и от работы. Дотянешься до лежанки,
пробормочешь молитву и проваливаешься, как в пропасть. Лысый Рерих недобро
пялится на меня с иконостаса. Отворачиваюсь.

Пополощу, все-таки, рот. Фу, отрава. Голова гудит. Теперь, небось,
аспирина от Москвы до самой Камчатки не найдешь... Тапас по уничтожению
вредных для человека веществ давным-давно закончился, еще в 2012-м. Сейчас
у нас очередной тапас: открытие аджна-чакры. Дополнительные сорок минут
медитации по утрам. А картошки каждый год собираем все меньше и меньше, да
мелкая такая. Ч-черт, не помогает ни хрена их отвар, на рвоту тянет... Как
губы потрескались-то! Кроме гнилой картошки, у нас в светоче уже ничего из
жратвы не осталось. Плюс сухари.
Может, хоть луку привезут на день Матери-Земли, так до него еще
дотянуть надо, до светлого праздничка... Боюсь, не дотяну. В соседней
землянке, у Борисовых, бабка их и внук вместе от цинги загнулись, еще в
феврале. Явился здравник, руками поводил, сказал: плохая карма. Сначала
сжечь хотели, как положено, а потом просто прикопали в снегу до весны:
дрова наперечет все. Теперь вот снежок сошел - что они запоют, интересно?

Ага, светает. Потянулись наши с ведрами к ручью. Каждое утро обливаемся
ледяной водой и желаем добра друг другу. Раздел четвертый, параграф
шесть-один - не отвертишься. Упекут в сруб, и будешь сидеть, беседовать с
крысами, пока не поумнеешь. Семен Наумович, диссидент несчастный, доигрался
уже прошлой зимой.
Сказано ведь в Книге Рода: не плюй на землю, детка, не плюй, не
оскверняй Землю-Мать! Крысы за день по кускам растащили. Юрка говорит, их
специально, крыс, в срубе держат, а я думаю: сами завелись. У нас теперь
гуманная власть: что естественно, то небезобразно. Завелись - слава
Иерархии!..

Вера-то Петровна как сдала! Ведро над головой поднять уже не может,
плещет на ноги. А ведь была бабега здоровенная, коня, что называется, на
скаку... Квартиру продала на Нетеченской и жила три года в Индии, у Саи
Бабы. Он ей золотой перстень подарил. Где теперь перстень? Сдала в Народную
Сокровищницу, идейная. У нас нынче в золоте ходить на положено, у нас
золото - душа человеческая. Учим наизусть: "Взгляните на лилии полевые..."
Вот я бы спросил у щенка-родомысла: где ты такое дхоти отхватил, парень?
Небось, папаша привез из Лхасы, они теперь там все только на Россию и
работают. Опять живем импортом, блин... А Людочка, вон она стоит, бедняжка,
синяя вся от холода, но терпит! Три чакры сама открыла, откроет четвертую -
может, возьмут на подготовительное в "Урусвати". Молодым легче. Старайся,
девочка: если из этой глуши не вырвешься, пропадешь! Сейчас Сурья-Намаскар
будете делать - согреешься. Я уже наделался, хватит. Здравник сказал: читай
мантру, пей травы. Недолго, значит, осталось...

Мяса, Боже мой, как хочется! Я бы от мяса поправился сразу. Так и стоит
перед глазами горячий бараний бифштекс с кровью... Я их в последние годы
очень любил, ходил назло всем в этот ресторан единственный, пока и его не
сожгли. А самое смешное - мы же за них сами тогда и проголосовали!
Экопатриотический Фронт, первый "зеленый" президент в мире - русский!
Зажрались, я всегда говорил: зажрались. После ядерных бомбардировок в
Персидском заливе, когда вся Европа перешла на русскую нефть, - зажрались.
Нельзя нам хорошо жить, Бог накажет.
Мода... Сначала курить бросали поголовно, затем поголовно - мясо есть.
Снова мясо... Стадный рефлекс. Потом эта атипичная проклятая пневмония
полстраны выкосила, и все завертелось. Прекрасно помню, как из Сибири
привезли, наконец, воплощение Звенты-Свентаны, - симпатичная такая
девчонка-блондиночка, Барби.
Пятьсот тысяч человек по Москве протопали! Парламент взяли без боя - не
то, что в 93-м... А на следующий день боевики из "Варяга" начали громить
магазины электроники, журнальные киоски, аптеки... "Мак-Дональдсы" спалили
все до одного.
И до нас добрались, конечно. Явились на фирму в этих своих лиловых
косоворотках и методично вышвырнули в окно все компьютеры. С
четырнадцатого этажа. Нет, кусок мяса меня бы спас, серьезно, простой
кусок мяса...

Так, сейчас у них медитация, потом радение в храме. На дворе плюс пять,
не больше... грязь, слякоть... какой-то дрянью брызжет с неба. Полтора часа
без движения. Новосельцев, Юрка рассказывал, в прошлое воскресенье так и не
встал больше из "лотоса". Как раз морозец с утра прихватил... Нас на весь
светоч из двухсот человек восемьдесят пять только и осталось. Остальные,
как говорится, покинули оболочку. А моя Настенька... тогда... просто вышла
ночью, легла в снег тихонько и отошла. Не смогла больше терпеть. Проснулся
- а она там... белая вся такая, беленькая... спокойная. Ничего, ничего,
скоро увидимся, Настена... Я уже одной ногой там.

Во-о, потянулись в храм, как овцы... Хоть бы один что-нибудь гавкнул
против! Ненавижу!.. И я ведь голосовал, кретин, за эту безумную идею: прочь
из зараженных городов, каждой российской семье - по гектару своей земли в
вечное владение... Кто же знал, чем все обернется?.. Что хунвэйбины из
"Варяга" уничтожат всю технику, а из книг оставят лишь "Агни-Йогу" и "Розу
Мира"... Все равно: ненавижу, ненавижу! Мяса кусок и винтовку - я бы
показал им, тварям, напоследок! Так ведь нет ни того, ни другого до самой
проклятой Камчатки!.. Юрка говорит: надо срочно осваивать тум-мо, иначе
каюк. Пример брать с Голобородько.
А я бы лучше, если б ноги слушались, выполз из своего логова и придушил
бы голыми руками этого розовощекого подсвинка-родомысла. Сил бы хватило -
если б еще шмат свинины...

Все, они уже в храме. Теперь можно. Лихорадочно роюсь в тряпках: Боже...
неужели... вытащили, пока спал? Нету, нету, нету - где же?.. Уф-ф,
наконец-то.
Отлегло от сердца. Никто не увидит, точно. Сокровище мое. Только Юрка,
друг, о нем знает. Ему я еще верю, а больше никому - до самой Камчатки
гребаной.
Вынимаю, руки дрожат, не слушаются, укладываю осторожно на ладони. Вот
они - родненькие, милые: "Longines", механика, Швейцария. Пятьсот бывших
долларов. Как я хорошо когда-то зарабатывал, однако! Тикают так ласково...
Все, что осталось от прежней жизни. Сейчас ведь даже китайского
батареечного будильника не сыщешь... Золотые, узкие стрелочки. И дышать на
них боюсь. Семь тридцать, ровно.
Бежит, бежит секундная... Тончайшие шестеренки внутри. Вся гармония
мира здесь, весь смысл цивилизации. Они - не я, они выдержат. Еще, может,
сто лет будут тикать. Еще, может, переживут все это безумие... Спрятать бы
в них свою душу, схорониться под титановым прочным корпусом и ждать, ждать
лучших времен...

Неожиданный шум заставляет меня обернуться. Вздрогнуло, остановилось
сердце.
- Намо бхагавате! Ты как, старичок?
Юрка, друг... Сбежал из храма? Или радение кончилось раньше времени?
- Держусь, Юрчик. Ты чего в самоволке-то?
- Да так... Случайно.
- Не рисковал бы...
Оброс по самые виски, тощий, как селедка, глаза запали глубоко в череп.
- Помогает трава?
Длинные волосы - похож на Христа Распятого. В чем только душа
держится?..
- Мне бы не травы, мне бы травки... - силюсь улыбнуться.
- Шутишь все, - озабоченно бормочет он, приближается осторожно, садится
рядом на корточки. Дышит тяжело.
- У тебя нет, Юрок, случайно холодной котлеты за пазухой?
Молчит; губы сжаты, сухие. Не могу понять выражения его глаз. Резко
наклоняется ко мне, и дрожащим шепотом вдруг в ухо:
- Слышь, старичок... отдай, а? На хера они тебе, все равно ведь помрешь
скоро. Они такие... теплые... греют. Ты же их на тот свет все равно не
заберешь... А я... я еще жить буду. Меня завтра старый родомысл в светоч
Двиновку переводит, на сев. В Двиновке, говорят, всегда хлеба много...
Отдай, а?

- С ума сошел? - я с трудом разбираю его речь, слова рассыпаются, как
шестеренки разбитых часов.
- По-хорошему отдай! - шипит он яростно и тянет ко мне тощие
руки-грабли с растопыренными пальцами. - По-хорошему отдай!
- С ума сошел? - механически-бессмысленно повторяю я.
Внезапно его пальцы смыкаются на моем горле, наливаясь пружинистой
сталью.
Спутанная борода колет лицо; смрад изо рта, булькающий хрип:
- Отда-а-ай!! - выкатывает обезумевшие глаза.
Моя ладонь, независимо уже от заходящегося последней судорогой тела,
ныряет под матрац, набитый гнилой соломой, сливается с гладкой деревянной
рукоятью, делает резкое движение вверх и вбок... Юрка визгливо и коротко
всхлипывает, сучит ногами. Помогая себе другой рукою, я быстро
переворачиваю его на спину и всем весом налегаю на нож. Похрустывая, он
медленно входит в тело до отказа. Мой друг дергается несколько раз, но
затихает быстро. Вытаскиваю лезвие и жадно приникаю губами к ране, кровь
бьет из дыры в Юрке неровными толчками. Ух, горячая! До чего мерзкий
вкус... Надо, надо! Заставляю себя пить - и с каждым глотком чувствую, как
возвращаются силы. Надо: это лекарство, это лекарство!
Отираю липкий рот рукавом, по-деловому встаю на ноги. Верный "Longines"
показывает без трех минут восемь. Времени совсем мало. Быстро раздеваю
труп, пробую пальцем лезвие - острое! - отделяю от кости несколько
более-менее сохранившихся крупных мышц. Вскрыв брюшную полость, извлекаю
печень. В холодном воздухе от нее валит сырой пар. Чудовищным усилием
воли, сцепив зубы, заставляю себя не откусить: позже, позже! Собираю мясо
в мешок, напяливаю рваную телогрейку. Гордо затягиваю на полупрозрачном
запястье крокодиловой кожи мягкий ремешок. Как весело бежит секундная!
Так: нож, спички... - все, кажется.
Сухариков не забыть. В лесу разведу огонь, завялю мясцо. Пока они там
хватятся, пока найдут тело... Лысый Рерих с ненавистью буравит меня
волчьими зрачками: заложу! Улыбаюсь иконе Звенты-Свентаны в углу: что,
милая, будем жить? И, мне кажется, она, голубоглазая, улыбается тоже и
безмолвно отвечает: конечно, будем!

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное произведение распространяется в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения целостности и неизменности текста,
включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое
использование настоящего текста без ведома и прямого согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 30.06.2003 12:59

Книго

[X]