Сигизмунд Доминикович Кржижановский
"Некто"
Еще в приготовишкины дни моей жизни, возясь с переплетенным в красный
коленкор задачником по арифметике, я старался представить себе образ
человека, глухо там названного: "Некто". Сотни пронумерованных задач
превращались для меня в главы странной повести о жизни и приключениях
таинственного "Некто": "Некто" нанял работников; помножил монеты на аршины,
поделил все это на фунты; "Некто" приобрел имение; он же вдруг взял и
разделил его меж тремя сыновьями, складывая и вычитая почему-то для этого
цифры их лет; "Некто" получил прибыль, и он же раздал нищим восемь монет;
построил странный бассейн в две трубы: через одну вода втекает, вытекает
через другую... Кто он?
Тянутся долгие зимние вечера. Лампа прикручена. И в вихрастой голове,
сонно качающейся над синими клеточками тетради, под слипающимися веками в
рамке -из черных цифр возникает будто давно-давно знакомый облик: пожилой
господин - глаза спрятаны за синими стеклами очков - щетинится седеющая
острая бородка.
Из первого во второй предстояла "передержка". До экзамена пять дней.
Отыскав в одном из городских парков пустую скамью против журчащего фонтана,
я стал отгадывать - и так и этак - искомую цифру работникое, нанятых
"Некто" для рытья колодца глубиною в две сажени. "Если один раб. вырывает в
1 час 1 ар. земли и если они работали 3 часа, то..." работников было 22/3
человека.
Я глубоко задумался, стараясь представить себе наглядно ? работника.
Тетрадь недоуменно глядела на меня своими серыми цифрами сквозь синие
клеточки.
Вдруг чья-то тень легла на страницу. Шагов я не слышал.
- Ну, что? Не выхожу? - спросил чуть насмешливо чей-то тихий, но
четкий голос. Я поднял глаза.
- Вы?
- Я.
Рядом со мною на скамье сидел, заглядывая в синие клетки тетради
сквозь синие стекла очков, пожилой господин с острой щетинистой бородкой,
одетый в просторную, поношенную серую пару. Помедлив секунду, незнакомец,
вежливо улыбаясь, протянул сухую, с короткими пальцами руку к цифрам.
- Ну, вот, - сказал он, овладевая моим карандашом. И серые цифры
покорно и юрко забегали под его нажимом. - Готово.
Задача лежала решенной на моих коленях.
- Надо вам знать, молодой человек,- продолжал мерным голосом господин
в серой паре, поправив очки,- что раз я нанимаю рабочих...
Слова стучали мерно и спокойно.
- Ну, что, поняли?
Я молчал.
В это время к нашей скамье подошла нищенка с двумя оборвышами: один,
еще грудной, слипся губами с ее грязной, выставившейся из тряпья грудью;
другой - мальчонка лет четырех-пяти,- уцепившись за юбку, волочил кривые
ножки по земле.
- Подайте, Христа ради, что милость...
"Некто" перевел очки с приготовишки на нищенку; хитро улыбнулся; сунул
три пальца правой руки в жилетный карман и, распрямив ладонь, разложил на
ней пять новеньких медяшек.
- У меня,- начал он все так же тихо и четко,- три монеты копеечного
достоинства и два двухкопеечника. Спрашивается, - "Некто" повысил голос и
поднял голову, как если б обращался не к нищенке, а к цветущим клумбам и
разбегающимся по радиусам дорожкам,- спрашивается: сколько я вам дам
копеек, если число их равно количеству единиц в цифре, которая получится от
умножения числа ваших детей, сударыня, на количество монет низшего
достоинства и в результате деления полученного произведения на цифру монет
высшего достоинства?
Водворилось молчание. Женщина стояла, низко опустив голову. Малыш
пялил глаза на неподвижно раскрытую ладонь с сверкающими медяками. "Некто",
снисходительно улыбаясь, поторопил:
- Ну.
И, опустив еще ниже голову, женщина молча пошла прочь.
Господин в сером, выждав паузу, ссыпал медяшки назад, в карман; улыбка
поползала-поползала по лицу и юркнула куда-то внутрь, точно под кожу. Опять
молчание; не молчит лишь фонтан.
- Вы думаете,- вздохнул "Некто", скосив на меня глаза,- вы думаете,
мне жаль медяшек? Нет-с. Вы полагаете, вероятно, что мне очень прибыльно
связываться с этими вот дармоедами-рабочими из задачи № 1136? А почем вы
знаете, молодой человек, может быть, и до воды-то они не дорыли, а деньги
плочены. Да, может быть, мне и не такая яма нужна,- "Некто" как-то
болезненно улыбнулся,- а я вот рою - рою - рою. Пусть берут, мне цифр не
жалко, но нужен порядок. Счет нужен. И чтобы "по ответу". А так, "Христа
ради" не могу же я, поймите вы...
"Некто" повернулся ко мне лицом и вдруг круто оборвал речь: вероятно,
вспомнил, что собеседник его слишком мал и глуп.
- Вот вы мне решите-ка лучше задачку,- заговорил он, меняя тон и
мотнув острием бородки в сторону безмятежно урчащего фонтана. - Если,
скажем, стенки этого вот водоема да поднять до уровня струи. Если внутрь
поместить человека, а трубу, выводящую воду, заколотить, понимаете ли,
наглухо заколотить, то, спрашивается, через сколько времени человек утонет?
А?
Я беспомощно перебирал синие клетки тетради.
- Боюсь, срежетесь на переэкзаменовке, - строго добавил "Некто". - Вам
сколько? Двенадцать? Порядком. По два года на восемь классов -2X8= 16, а
12+16 равно 28. Эге, дела ваши плохи. Ну-ну, бросьте моргать глазами, я
пошутил. Пока.
Качнув снисходительно головой, "Некто" медленно поднялся,- и его серая
фигура замаячила меж цветущих деревьев парка.
На переэкзаменовке я срезался.
Отошло лет десять. Ночь. Сунув руки в карманы студенческой тужурки, я
шел пустынными улицами, вслушиваясь в свои шаги и в свои мысли.
Вдруг у самого уха:
- А-а, сколько лет, сколько зим...
Голос знакомо тихий и знакомо четкий. Я обернулся: в блике фонаря -
очки, острая бородка, насмешливый профиль.
- Виноват.
- Забыли?
- Нет,- отвечал я, стараясь быть развязнее,- правда, года четыре как
не заглядывал к вам, под красный коленкор, но... помню. Вам что угодно?
- Да-да, - рассеянно, как бы не слыша моих слов, ронял "Некто", -
другие задачи... запросы... проблемы... Я понимаю, конечно.
Идя вслед за мной, спутник вышел из полосы света, и лица его уже
нельзя было рассмотреть. Мы шагали в молчании.
- Ну, что же вы теперь поделываете? - спросил я резко, стараясь
заглушить неприятное чувство.
- Я? По-старому, все по-старому. Делю капиталы, рою колодцы - помните?
- бассейны, там, странствую из города А в город Б, из Б в А помаленьку...
Ну а вы, конечно, молодой человек, любите, там... первую "единственную",
вторую "единственную", третью "единственную"... Которая сейчас? Религиозные
увлечения... как это у Мольера? "Верю, что 2X2=4, а 2X4=8". Тэк-с.
От тихого и четкого голоса спутника мне стало не по себе. Ускоряя
шаги, я бросил через плечо:
- Если бы даже и так, тут нет ничего смешного: сердце, господин
"Некто", не счетная костяшка, вдетая на стержень. Хочу - люблю, хочу - нет.
Ударом сердца счета не веду. И вообще, я не понимаю, зачем вы вторично...
- Тысяча извинений,- проговорил спутник, все не отставая. Голоса наши
гулко бились о каменные стены ночной улицы.- Тысяча извинений. Я очень и
очень считаюсь с вашим мнением и всегда ценил... Десять лет, два месяца и
четырнадцать дней тому назад я имел удовольствие уже беседовать с вами и
был чрезвычайно заинтересован уже тогда аматематичностью, если разрешите
так сказать, вашего высоколюбопытного мышления. Юность никогда не учитывает
ни лет, ни опыта, ни правил, ни трезвого расчета. И я был молод...
- Вы?
Мы обменялись взглядами.
- Не верите? Был. Но сложилось так: видите, если у звезд - орбиты, с
которых им - ни-ни, если счетная костяшка, которую вы чрезвычайно остроумно
изволили приравнять сердцу, и та вдета на железо стержня, то и... Вы
молчите, вы думаете, мне легко: тысячелетие к тысячелетию, век к веку, год
к году,- и в каждом, вы только подумайте, 525 600 минут, нет - 31 536 000
секунд, и все они одинаковы, понимаете, одинаковы и пусты. Один - меж
миллиардов пустот. Числа - числа - числа: и каждое притворилось дюймом,
метром, вехой, верстой, пространством, беспредельностью; работником; сыном,
братом, человеком; глубью, высью и ширью. Один, всегда один среди мириады
пустот!
- Кто вы? - спросил я, внезапно остановленный самым смыслом
прозвучавших слов.
Опять луч фонаря пополз, ощупывая желтым бликом серое, спрятавшее свои
глаза за стекла очков лицо. Он долго не отвечал.
- Меня нельзя называть "Кто", - сказал он наконец глухо, прислоняясь
спиною к горизонтальному стержню, выступившему впереди какой-то темной
витрины, внезапно заблиставшей в свете фонаря.- Меня нельзя называть "Кто",
я - "Некто". Одною лишь буквою отделен я от...- И, обхватив цепкими кистями
рук медный, цвета желчи, предвитринный стержень, точно пробуя нанизаться на
него, он закончил: - Есть одна задача... самая трудная из всех. Я решил: в
ответе - 0. Ну, идите, юноша, идите, куда шли: мне сюда,- оборвал "Некто",
поворачивая голову к витрине.
Я глянул по направлению его движения: только теперь я разобрал - это
было узкое окно какого-то мелкого книжного магазинчика: среди брошюр,
печатного старья, дешевых книг и журналов блеснуло золотом в глаза из
красного: "Задачник по арифметике".
- Мне сюда, - шепнул еще раз спутник. Минуту я колебался.
- Прощайте,- и я быстро пошел прочь.
- До свидания,- поправил четкий, но тихий-тихий голос мне вслед.
Я обернулся: ни у витрины, ни вдоль каменного, с заколоченными дверями
коридора улицы никого не было.
Отошли 31 536000 и еще 31 536000 секунд. Запылали зарева войн. Я не
встречал в их свете "Некто", но часто чуялась близость и возможность
встречи - ведь сказал же он: "До свидания".
Приходили в окопы люди, и кто-то говорил им четко, но тихо: "По
порядку номеров расч...айсь" - "На пер-вый-второй расч...айсь". Кто-то тихо
писал четким почерком: "1000 - 2000-100 000 штыков"; было удобно считать
эти торчмя торчащие в воздухе ряды стальных заостренных единиц: там, под
штыками, что-то копошилось, крестилось и охало,- но штыки одинаково чернели
одинаковыми остриями. Кстати, на них так удобно, как на стержни счетов
нанизывать - костяшками - хрустящие тела. И кто-то с утра до вечера (как
ясно чувствовалось тогда, что в каждом дне 86 000 секунд, страшно длинных,
и что каждая замахнулась на твою жизнь нулем), какой-то некто, таящийся
позади, подсчитывал людей: выстрел - выстрел - выстрел. Сбивался.
Встряхивал счеты: залп. И снова принимался за подсчет: выстрел - выстрел -
выстрел. И колонки цифр, одетых в серое, карандашного цвета сукно,
сощелкивались прочь с земли; и убитая цифра покорно ложилась под ворсящееся
травинками зеленое сукно полей.
Однажды мне показалось, я видел "Некто". Под вечер пригнали
пополнение: здоровые добродушные мужики. Шепчут - вздыхают: "Владычица
пречистая!" Звон манерок, щелканье затворов. Загудел автомобиль: "Стройся,
по порядку номеров..."
- Который полк? - раздалось из темноты - тихо, но четко.
- 178-й стрелковый.
- Сколько штыков?
- 2060.
- Ага. Командира полка.- У автомобиля заговорили вполголоса.
Доносилось: "В 4.30 наступать. Участок от высоты 171 до высоты 93. Не
щадя..."
- Но, Вашдиство...
- Ступайте! - И автомобиль, удаляясь, тихо, но четко прошуршал
колесами о песок.
И еще миллионы секунд. Революция.
Где "Некто"? Наверное, под переплетом задачника; в подпольи; ночует то
в № 1001, то в № 666; боится: найдут, обыщут, отнимут все цифры.
И вдруг... Правда, то была лишь полувстреча.
Однажды я, вместе с другими, стоял у дверной щелки на приеме у
человека, от серого карандашного росчерка которого зависело решить мою
судьбу, как простенькую приготовишкину задачу № ... Мне не удалось добиться
аудиенции, но в узкую щель двери мелькнули и для меня - на мгновенье -
синие стекла очков, серая потертая пара и остро ощетинившаяся бородка. За
доской двери мерный и четкий голос чеканил: "Вы вычеркнуты из списка,
товарищ; ничего не могу... Следующий". Щель закрылась.
И все же рано ли, поздно ли, а будет встреча. Последняя. Я помню его
"до свидания". Пусть. И тогда: или я - или он.
1921
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 03.06.2003 14:54