Книго

---------------------------------------------------------------
     

Источник: http://www.kulichki.net/inkwell/hudlit/ruslit/limonov.htm

---------------------------------------------------------------
  Пухлый  Сева  Зеленич  был  в Москве фотографом "Литературной  Газеты".  В
Америке  у  него жили родственники -- целых четыре дяди. Взяв жену  Тамарку,
кота,  фотокамеры  и архивы, Сева уехал в Америку, в Нью-Йорк. Самый богатый
дядя,  мультимиллионер   Наум,  полюбил Севу  и  Тамарку  и  поддерживал  их
существование  первые  два года.  Очень заботливо и основатель  поддерживал.
Сева  жил на Анпер-Ист Сайд, в  Йорк-тауне в квартире из пяти комнат, в доме
с  двумя  doormen,  и придерживался  крайне реакционных взглядов.  Еду  Сева
покупал в магазине "Забарс" на Вест-сайде,  и, встречаясь со мной, отстаивал
Америку от моих нападок. Когда у Севы кончались  аргументы, он говорил,  что
таких, как я, нужно ставить к стенке.
  Неожиданно, дядя Наум, Найман по-американски, умер. Ни с того, ни с  сего,
в   возрасте всего лишь сорока девяти лет, от инфаркта. Три оставшиеся  дяди
были   менее  богаты и менее щедры, но Севу они не оставили.  Собравшись  на
семейный   совет, дяди решили купить Севе loft. Apartment из пяти  комнат  в
Йорк-тауне  в   доме  с двумя doormen стоил Науму больше тысячи  долларов  в
месяц.  Оставшиеся дяди  не могли себе позволить подобный расход в ожидании,
пока Сева сам сможет  заработать такие деньги фотографией.
  Ожидая  вначале  решения дядей по его поводу, затем  ежедневно  выезжая  с
дядями на  осмотр lofts, Сева заметно похудел. И даже побледнел. Еду он  уже
покупал  не  в   "Забарс",  но в обыкновенном supermarket.  Политические  же
взгляды его можно было  уже охарактеризовать как "умеренные".
  Loft  был  приобретен. И очень не слабый loft. Старое,  перегороженное  на
множество   клеток помещение, не где-нибудь, но на Мэдисон  и  20-х  улицах.
Заплатив  за  loft,   дяди  вежливо предоставили  Севе  и  средства  на  его
перестройку.  Посчитав  предстоящие расходы и сравнив их с  предоставленными
средствами,   Сева   решил   перестраивать  loft   сам.   Сломав   несколько
перегородок,  он, однако, понял, что  одному такая работа  не  под  силу,  и
нанял  меня  в  помощники за четыре доллара в  час. Почему  меня?  Абориген-
американец не согласился бы вкалывать менее, чем за  десять долларов в  час;
"свободных",  без  работы, русских в то время не было. Еще   одна  гипотеза:
"реакционеру"  захотелось нанять "революционера" из-за   садо-мазохизма.  Мы
были  знакомы  еще в Москве, и в Нью-Йорке, встречаясь время от   времени  в
квартире  общего  приятеля,  схлестываясь  в  поединках.  Сева  считал  меня
"революционером" и говорил, что "катить бочку" на Америку, как это делаю  я,
подло.  Что  Америка  меня "приютила". Я же, смеясь,  отвечал,  что  Америка
поимела   на мне куда больше, чем истратила, политический капитал, например.
Ну, если не  на мне лично, то на всех refugees в совокупности.
  Он  оказался  чрезмерно аккуратен. Так не работают. Я указал  ему  на  его
ошибки.  Он   рубил квадратный ярд стены целый день, медленно,  стамеской  с
молоточком. Я  сказал ему, что нужны две кирки. Что нужно рубить и  крушить,
дом  старый  и   крепкий, выдержит. Если он желает закончить хотя  бы  жилую
часть loft в обозримом  будущем, он должен принять мой метод.
  Сева  заворчал. Сказал, что он этого и ожидал от меня, что я  разрушитель,
exterminator. Да, подтвердил я: Destruction is creation. Но он вышел и купил
две   кирки в магазине, где у него был дискаунт. Дяди уже дважды просили его
поторопиться, освободить скорее apartment в доме с двумя doormen. И  вначале
я,  а   потом  и  он робко, но все злее, стали крушить, рубить и  разрушать.
Разрушать было  хорошо, приятно. Только разрушение дает много пыли. Пришлось
держать открытыми  окна на Мэдисон, и далеко в задней стене, открыть окна во
двор,   мутного   стекла  и   зарешеченные.  За  теми  окнами   обнаружилось
переплетение ржавых лестниц и черные,  мрачные задницы нью-йоркских  зданий.
Столпившись  задницами друг к другу,  физиономиями здания были  обращены  на
улицы.
  Вскоре  loft  очистился, а ближе к входной двери образовались  две  супер-
кучи.   Могучие  части  старых индустриальных швейных  машин,  полиэстеровые
ткани  всевозможных расцветок и узоров (даже с пейзажами, как на открытках),
лампы    дневного   света  в  металлических  обшивках,  камни,   штукатурка,
поврежденные  киркой   части  скелетов  перегородок.  Даже  искусство   было
представлено  в супер-кучах.  Съехавшая неизвестно куда мастерская по пошиву
рубашек  для  пуэрториканцев и  черных ("Кто еще  станет  покупать  подобную
дрянь?" -- заметил Сева) оставила свой  архив -- рисунки, эскизы, модели.
  Сева  отыскал в yellow pages раздел "Getting rid of", а в нем  --  рекламы
компаний  по уборке мусора и, контактировав все их, обнаружил компанию,  чей
сервис стоил  чуть дешевле. Так учили его дяди. Сева договорился с компанией
о  бизнесе.   Положив трубку, он важно объяснил мне, что очень нелегкое  это
дело -- вывезти  мусор, особенно строительный мусор их города. Что это стоит
очень  недешево, что,  например, похоронить человека обходится дешевле,  чем
вывезти  из Нью-Йорка тонну  строительного мусора. А дяди сообщили ему,  что
"мусорный" сервис принадлежит в  Нью-Йорке мафии.
  --  Мы должны успеть разрушить все последние перегородки до их приезда, до
завтра, -- заключил Сева.
  -- Успеем?
  На  следующий день они явились. Резко взвизгнув тормозами и корпусом  так,
что   завибрировали стекла, они остановились внизу на Мэдисон. Не видя,  что
это  их   мусоросборочное  чудовище, мы, однако, не  засомневались  в  этом.
Большой  человек в  шляпе и полиэстеровой куртке -- розовое лицо бугристо  и
толстокоже  --   "человек-корова", назвал я его про себя,  корова  весом  не
менее трехсот pounds, в  руке его воняла сигара -- вошел в сопровождении еще
двух.  Один  -- жилистый  парень в клетчатой куртке и джинсах;  блондинистые
мелкие   кудельки  волос  падали   на  шею.  Нагловзглядый,  с  решительными
движениями.   От  него  воняло  едким  потом.   Второй  --  дубликат,   чуть
уменьшенная  копия  человека-коровы, но без шляпы.  Войдя,  "корова"  пыхнул
сигарой.  Сева вежливо улыбнулся и, поправив очки  московского интеллигента,
сказал:
  -- Hello. Вы думаете, вы сможете забрать все за один раз?
  --  Я  думаю? -- Человек-корова прошелся вдоль куч и, схватившись за лампу
дневного света, напрягшись вместе с сигарой вытащил ее из кучи.
  -- Take all of them, -- бросил он уменьшенному двойнику.
  -- Yes, sir, -- бодро вскрикнул двойник.
  Он и кудрявый взяли из мусора по лампе каждый и грохоча железом, вышли.  -
-  Я  тебе скажу, что я думаю, -- "корова" поглядел на Севу невесело.  --  Я
тебе   скажу...  Я  ожидал, что у тебя тут десять тонн вывозить,  а  у  тебя
вывозить  нечего. -- И, вынув сигару изо рта, он сплюнул на кучу. -- Сегодня
у меня нет  времени заниматься твоим дерьмом, завтра ребята заедут и уберут.
  -- Но, мистер... мусор мешает нам работать, -- сказал Сева.
  -- Я же объяснил, что завтра ребята уберут... -- "Корова" вынул блокнот  и
что-то   отметил в нем. Взяв сразу две лампы (обшивка одной была повреждена,
цепь   волочилась  за  другой, задев ими за входную  дверь)  "корова"  ушел.
Возвратились   "ребята"  и  забрали  оставшиеся  лампы.  Танк,   задребезжав
стеклами в Севином окне,  укатил.
  --  Shit!  --  сказал  Сева. Мы теряем день. Если  бы  они  забрали  мусор
сегодня, мы  бы начали завтра ставить новые стены. Shit!
  -- Shit! -- согласился я. -- А зачем им лампы?
  --  Дневной  свет  они перепродадут. -- Сева вздохнул. -- Дяди  советовали
мне   загнать дневной свет. Лампы, мол, в хорошем состоянии... Но кому я  их
продам?   Надо знать людей, у меня их никто даром не возьмет... Ты  заметил,
как  они  похожи  на мафиози? Настоящие... Те самые... -- Голос у  Севы  был
грустный.
  Назавтра   они  не  приехали.  Чтобы  занять  время,  мы  стали   отбивать
штукатурку  стены   в рабочей области loft, где Сева предполагал  разместить
фотостудию.  По  плану он  собирался делать эту работу позднее  и  один.  Не
спеша, уже переселившись, живя в  жилой части.
  Они  появились через два дня, когда мы уже отчаялись дождаться их, и  Сева
собирался  звонить, отменять заказ, чтобы вызвать другую  компанию.  Знакомо
завизжав, тяжелый танк остановился на Мэдисон. Подбежав к окну, мы  с  Севой
увидели,  что  с  танка,  как  фрукты с дерева, упали  на  мостовую  пятеро.
Вооруженные   лопатами  и пластиковыми баками для мусора,  они  ввалились  в
loft.  "Коровы" среди них не было. Предводительствовал кудлатый. Ясно  было,
что   "корова" слишком большой начальник, чтобы присутствовать при  удалении
нашего  miserable мусора.
  --  Hello,  boys! -- воскликнул Сева, довольный, что наконец  остановившие
нашу  работу кучи будут ликвидированы.
  -- Fuck yourself... -- тихо ответил кудлатый.
  Я  расслышал, что он пробурчал. Понял и Сева. И расслышал. Но сделал  вид,
что   нет.  Кудлатому Сева явно не нравился. И кудлатый не  собирался  этого
скрывать.  Ему не нравилась или севина большая, начавшая лысеть голова,  или
севины очки  московского интеллигента, или его добродушное усатое лицо,  или
же его  сократившееся в размерах после перехода с "Забарс" на supermarket  и
все же  заметное брюшко. Или кудлатому не нравилось все это вместе.
  Они  швырнули  свои  дряхлые пластиковые баки в мусор  и  стали  неряшливо
наполнять   их.  Пыль  поднялась до потолка, и Сева с  грустью  поглядел  на
только что  окрашенную им белую раму окна. Краска не успела высохнуть.  Севе
не терпелось  иметь loft. Сева спешил скорее начать работать фотографом.
  Кудлатый,  вместе  с уменьшенным двойником "коровы", взяв  полный  бак  за
ручки,   ушли,  привычно, но с натугой, передвигая ноги.  Сева  обратился  к
улыбающемуся  черному с лопатой (двое из пятерых были черными).
  -- А где ваш босс? Его что, не будет?
  --  Зачем тебе босс? -- Черный с удовольствием оставил лопату. И улыбнулся
еще   сильнее.  Черные всегда улыбаются, даже когда им невесело,  или  когда
вынимают  нож. -- Босс занят в другом establishment... Есть сын босса.
  -- Худой blond?
  -- Ага...
  Они  не  спешили, старались в основном двое черных. Волосы их побелели  от
пыли.   Белые  постоянно куда-то отлучались. Сева сказал мне по-русски,  что
для  черной   работы  черных  и взяли в организацию.  Я  согласился  с  ним,
предположение  показалось мне разумным.
  Когда  жидкий  мусор  весь был убран, кудлатый попробовал,  покачал  ногой
каждую из  оставшихся станин швейных машин, сплюнул на них и прошел к  окну.
Мы с Севой  стояли там. Сева со стаканчиком кофе. Кудлатый распахнул окно  и
резко  свистнул   вниз. Сидевший в кабине шофер посмотрел  на  окно.  Кивнул
согласно.  Со  звуком   сотни  душераздирающих  автокатастроф  нечто   вроде
скрежещущей  бетономешалки стало  медленно поворачиваться внутри чудовищного
танка.
  --  Вы  думаете она, -- Сева, перегнувшись в окне указал на  чудовище,  --
перемелет  металл? -- И Сева заглянул в лицо кудлатого боком и снизу  вверх.
Кудлатый  вынул  из-за уха сигарету, большими руками с узловатыми  суставами
пальцев размял ее и возвратил за ухо.
  --  Она  все  перемелет, -- сказал он, глядя на Севу. -- Тебя, если  надо,
перемелет. -- И кудлатый отошел.
  В  очках Севы Зеленича, бывшего фотографа "Литературной Газеты", я  увидел
ужас.   Стекла  очков  запотели вдруг. Сева быстро  спрятал  свой  ужас.  Он
направился  к  единственно чистой поверхности в loft, к старому  раскройному
столу, выписывать  чек.
  Вывоз  мусора,  как и было заранее договорено, обошелся Севе  относительно
недорого. Другие компании взяли бы с него дороже.
Книго
[X]