Книго

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Павел Николаевич Лукницкий
     From: [email protected]
     Date: 10 Jul 2003
---------------------------------------------------------------

Обложка




     Тексты печатаются по изданию:
     

Лукницкий П.

 Сквозь всю блокаду. Л.: Лениздат,
     1978; главы 24 - 26, 30 - 32, 35, 36 -
     

Лукницкий П.

 Ленинград действует... М.: Советский писатель, 1976.

     

Составитель В. К. Лукницкая

     Дневник  военного  корреспондента  повествует  о  мужестве  и  героизме
защитников  Ленинграда в  годы  Великой Отечественной войны. В  основу книги
положены подлинные события и факты битвы за город на Неве.
                                   

1941



Ленинград. 22 - 27 июня 1941 г.


22 июня 1941 года

     С утра, не включая радио,  работал дома. Обратил внимание, что очень уж
упорно  гудят самолеты. Включил радио -  было два часа  дня. Услышал сначала
сообщение  ПВО о введении  угрожаемого  положения.  Оно  повторилось дважды.
"Учебная тревога,  что  ли?"  Но  ровно  в  два -  речь,  уже обошедшая мир,
записанная  на  пленку.  Первое   впечатление:   ощущение,  будто,   нарушив
космическое  равновесие, темная,  враждебная  масса  ворвалась  в  атмосферу
Земли.  И  вслед  за  сумятицей   мысли  сразу  ясность:  все   мое  личное,
неразрешенное, беспокоившее до сих пор, - с этой минуты незначительно  и для
меня неважно.  Его  нет, будто  оно  смыто  внезапной  волной. И  мгновенное
решение: мое место - в строю, немедля, сегодня же!..
     В волнении спешу к телефону, звоню в "Правду": "Я в вашем распоряжении.
Чем могу  быть  полезен?"  Ганичев  в  ответ:  "Напишите  корреспонденцию  о
Ленинграде".
     Сообщив в Союз  писателей, что хочу  немедленно  ехать на фронт и прошу
включить меня в первый список мобилизуемых, занялся поручением "Правды".
     Пишу о спокойствии города Ленина, спокойствии особенном - выдержанном и
строгом. О зеленеющих, как  и вчера,  садах и скверах, в которых по-прежнему
резвятся  дети. О  лицах прохожих.  О народе, толпящемся  у репродукторов. О
решимости, о том, что сегодня фашизм подписал себе смертный приговор...
     "...Семнадцатилетняя девушка,  дежурная  пункта  ПВО, сидит  у подъезда
большого дома на  улице  Щорса. Девушка только что  проверила познания своей
подруги,  которая  сменит ее, и теперь ведет разговор: "Смотрю я на  небо  -
видите,  серебряные  "ястребки"? Все  время  слежу  за ними. И  знаете, душа
спокойна: узнают теперь лицемеры проклятые, какие у нас "ястребки"!"
     Сегодня  -  воскресный  день.  Но  едва  узнав  о  вероломном нападении
фашистов,   каждый  ленинградец   спешит   связаться   со   своим   заводом,
предприятием,  учреждением:  он  ждет распоряжений, он готов в любую  минуту
примкнуть к своим братьям, уже ведущим войну.  Те,  кто  получил ответ,  что
свой воскресный  день могут  провести, как обычно, не меняют  задуманной еще
накануне, до  войны,  программы отдыха. По серебрящейся в  лучах солнца Неве
бегут пароходики  к парку культуры  и отдыха. На стадионе играют в  футбол и
теннис.  Устье Невы  бороздят белопарусные яхты. Кино и театры работают, как
всегда... Но каждый ленинградец полон мыслей о своем долге. Каждый проверяет
себя: все ли сделано им, чтобы быть безусловно готовым к бою?.."
     И еще  я пишу о бесстрашии, мужестве, твердости, единодушии,  о великих
традициях  ленинградцев,  о том, как  вели  себя  они  в  прошлых,  достойно
пережитых  испытаниях... Я  закончил статью словами: "Каждый  знает: война с
вероломным врагом будет победной".
     Корреспонденция  моя называется  "На боевых  постах"  и уже  передана в
Москву по телефону1.
     

Ночь на 23 июня

     До сих пор мне было  совершенно  неважно, что окна квартиры обращены на
запад, до сих пор не приходилось и думать о том, куда именно обращены окна.
     Но нынче ночью завыли сирены, зачастили, надрывая душу, гудки паровозов
и пароходов, отрезая эту белую ночь от всех прошлых ночей, когда нам спалось
бестревожно. И хотя все  звуки тревоги  скоро  замолкли и ночь была до краев
налита тишиной, иная эпоха,  в которую мы вступили, сказывалась уже и в том,
что из своего окна смотришь не во двор, не на корпус противоположного  дома,
а сквозь него гораздо дальше - на Запад.
     Наталья  Ивановна присела на подоконник, молча  глядела из окна,  мерно
дыша  прохладным, прозрачным  воздухом  белой ночи.  Ее думы, наверное, были
точь-в-точь те же, что и мои.
     В  строгой,  через  силу  спокойной тишине слух старался уловить только
легкое комариное звучание - где-то безмерно далеко. И воображение переносило
меня от разрушенной Герники к изуродованным кварталам Ковентри и к тому, что
случилось меньше  суток назад  в Минске,  в  Одессе,  в Киеве...  Я  пытался
представить себе:  как  э т  о  бывает?  вот  так:  сначала легкое комариное
жужжание в тихом, спокойном воздухе, потом  звук нарастает, близится,  потом
одуряющий  гул  - и  сразу свист, грохот, дым, пламя,  и  для  многих  это -
последнее, оборванное болью и тьмой впечатление.
     Сейчас в  небесах - утренняя заря. Попробую  точно записать впечатления
этой ночи.  Я облокотился на подоконник и думал:  где  сию минуту находятся,
черные в белой ночи, немецкие бомбардировщики? Над вековечными, дремлющими в
ночных  испарениях  лесами?  Над полями,  пахнущими  свежим сеном,  полынью,
мятой?  Над  тихими, белесыми, отражающими светлые  небеса  водами  Балтики?
Сколько их,  этих  немецких бомбардировщиков?  Тысяча  или  один?  Где  наши
самолеты? Летят  по прямой к ним  навстречу  или уже пересекли им путь и уже
кружат и бьются? И сколько наших на каждый вражеский?
     И  пока там,  в  воздухе,  происходит  бой,  все будет длиться здесь, в
Ленинграде,  эта  ждущая  тишина,  все будет  напряженным  биение  миллионов
сердец.  Наверное, не я  один, наверное, тысячи ленинградцев в эти тревожные
минуты думают о  Кремле. Там, в  Кремле, уже,  конечно, в с е з н а ю т,  по
слову оттуда с аэродромов поднимаются в воздух все новые и новые самолеты...
     Тишина...  Прекрасная  белая ночь  под  глубокими,  светлыми  небесами.
Каждый предмет на знакомом  дворе словно омыт этой чистейшей ночью.  Внизу -
грузовик, оставленный  на  ночь  живущим напротив  шофером,  поленницы дров,
булыжник,  вчера  поутру   подметенный  дворниками...   Гула  неприятельских
самолетов все нет...
     О себе ли я думаю? Меньше всего о себе, о законченном  мною романе (он,
конечно, уже  не будет печататься в журнале с июльского номера).  Я думаю  о
заводах, которые остановятся, чтобы потом  повернуть свои станки на войну; о
полях, на которых не будут сжаты рожь и пшеница; о гигантских стройках - они
замрут на том  кирпиче, что был  положен  вчера; о  мирном, творческом труде
миллионов  людей -  он  сегодня оборван;  о  горе, которое  сожмет  миллионы
сердец, но будет преодолено нашим мужественным народом...
     Значит, правильны были стихи, написанные мною в начале 1938 года:
     Нет, не в столетьях этому черед.
     Всего лишь - в г