Примо Леви. Патент Симпсона

   -----------------------------------------------------------------------

   Журнал "Вокруг света", 1968, N 3. Пер. с итал. - Л.Вершинин.

   & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000

   -----------------------------------------------------------------------

   - Точно как в 1929 году, - сказал мне Симпсон. - Вы  еще  молоды  и  не

можете этого помнить, но все, как тогда: инертность,  неверие,  отсутствие

инициативы. В Америке, правда, дела фирмы идут неплохо,  но  думаете,  они

хотят мне помочь? Ничего подобного: именно сейчас, когда нужно  пустить  в

продажу что-либо принципиально новое, знаете что предложило мне  Проектное

бюро "Натки"? Вот посмотрите.

   Он вынул из кармана металлическую коробку и с  досадой  положил  ее  на

стол.

   - Можно ли с любовью рекламировать эту чепуху?

   - Каково назначение прибора? - поинтересовался я.

   - В этом вся загвоздка; он умеет делать все и ничего. Обычно приборы  и

машины имеют узкую специализацию: трактор пашет, пила пилит,  версификатор

сочиняет стихи. А этот  прибор  может  все  или  почти  все.  Его  назвали

Минибрен. Даже имя,  и  то,  на  мой  взгляд,  подобрали  неудачно  -  оно

претенциозно и непонятно.  И  в  нем  нет  никакой  привлекательности  для

покупателей. Это селектор с четырьмя дорожками. Вы хотите узнать, скольким

сицилийским женщинам по имени  Элеонора  сделали  операцию  в  1940  году?

Сколько  самоубийц  с  1900  года  по  сегодняшний  день  были  левшами  и

одновременно блондинами? Достаточно нажать вот  на  эту  клавишу  -  и  вы

мгновенно получите  ответ.  Но  сначала  надо  будет  ввести  определенные

данные, а это порядочное неудобство.  Фирма  упирает  на  то,  что  прибор

карманный и очень дешевый. Всего двадцать четыре тысячи лир, дешевле,  чем

японский транзистор. Но этого недостаточно. Если в течение года  фирма  не

предложит ничего пооригинальнее, я все брошу и уйду на пенсию.  Нет,  нет,

уверяю вас, я не шучу. К счастью, у меня на руках отличные карты, и  пусть

это  не  покажется  вам  хвастовством,  я   способен   на   большее,   чем

рекламировать дурацкие селекторы.

   Разговор этот состоялся на банкете, который "Натка" ежегодно устраивает

для своих постоянных клиентов.

   Я с любопытством наблюдал за моим другом. Несмотря на горечь, звучавшую

в рассказе, Симпсон не выглядел подавленным и мрачным;  наоборот,  он  был

необычно оживлен и весел. За толстыми линзами  очков  лукаво  поблескивали

маленькие глазки; я решил поощрить его к еще большей откровенности.

   - Я убежден, что при вашем опыте  вы  не  обязаны  вечно  рекламировать

пишущие машинки и селекторы.  Продавать  трудно  и  подчас  неприятно,  но

торговый агент встречается со множеством людей, и каждый день приносит ему

что-либо новое. Разумеется, на "Натке" свет клином не сошелся...

   Симпсон охотно поддержал беседу.

   - В этом суть проблемы. Руководители фирмы слишком самоуверенные  люди.

Понятно, машины и приборы - вещи крайне нужные, от них во  многом  зависит

наше благополучие, но они одни не в состоянии разрешить все сложности.

   Слова Симпсона показались мне довольно туманными, неопределенными, и  я

решил предпринять новый зондаж.

   - Конечно, человеческий мозг незаменим. Изобретатели электронного мозга

часто об этом забывают.

   - Нет, нет, не говорите мне о  человеческом  мозге,  -  необычно  резко

ответил Симпсон. - Прежде всего он слишком сложно  устроен;  и  потом  еще

далеко не доказано, способен ли он  понять  самого  себя.  О  человеческом

мозге написаны горы книг, и тысячи фирм, как две  капли  воды  похожих  на

"Натку", вовсю рекламируют свои  подлинные  и  мнимые  достижения  в  этой

области. Фрейд, Туринг, кибернетики, социологи буквально препарируют  его,

а машины тщетно стараются в точности воспроизвести. Нет, у  меня  возникла

другая идея. - Он помолчал, явно заколебавшись, затем наклонился ко мне  и

тихо сказал: - Впрочем, это  уже  не  только  идея.  Приходите  ко  мне  в

воскресенье.

   Симпсон жил на старой вилле, которую за гроши купил сразу после войны.

   Он встретил меня и  мою  жену  любезно  и  радушно.  Нам  было  приятно

познакомиться с его женой,  худенькой  женщиной  с  уже  начавшими  седеть

волосами, добродушной, скромной и очень милой в обращении.

   Хозяева провели  нас  в  садовую  беседку,  стоявшую  у  самого  пруда.

Завязалась дружеская  беседа,  но  она  то  и  дело  прерывалась  по  вине

Симпсона. Он вертелся, вскидывал глаза к небу, нервно раскуривал трубку  и

тут же ее тушил. Было заметно, что ему не  терпится  поскорее  перейти  от

любезной преамбулы к сути дела.

   Должен признать, что обставил он этот переход  весьма  эффектно.  Когда

хозяйка стала разливать чай, Симпсон спросил у моей жены:

   - Синьора, не хотите ли немного брусники?  Пониже  холма  в  долине  ее

тьма-тьмущая.

   - Мне не хотелось бы вас затруднять... - начала было моя жена.

   - Что вы, что вы! - прервал ее Симпсон. Он вынул из  кармана  маленький

инструмент, похожий на миниатюрную флейту, и сыграл три  ноты.  Послышался

легкий шум, по воде пруда пробежала рябь, и над нашими головами  пролетели

стрекозы.

   - Срок - две минуты! - с гордостью воскликнул Симпсон, засекая время по

ручному хронометру.

   Синьора Симпсон смущенно улыбнулась и ушла в дом. Вскоре она  появилась

с пустой хрустальной вазой и бережно  поставила  ее  на  стол.  На  исходе

второй минуты стрекозы, сотни стрекоз  возвратились.  Они  показались  мне

эскадрой крохотных бомбардировщиков. Повиснув прямо над нами, они одна  за

другой стремительно пикировали вниз, бросали  в  вазу  ягоду  и  мгновенно

улетали. За несколько секунд ваза наполнилась до краев спелой, влажной  от

росы брусникой. При этом ни одна ягода не упала на землю.

   - Впечатляющее зрелище, не правда ли?  -  сказал  Симпсон.  -  Конечно,

опыту не хватает научной строгости и законченности, зато вы и ваша супруга

все видели сами. Вот и скажите мне теперь, если можно прибегнуть к  помощи

стрекоз, какой смысл проектировать специальную машину по сбору брусники? И

потом, вы уверены, что  можно  создать  машину,  которая  собрала  бы  всю

бруснику с двух гектаров  леса  за  две  минуты?  При  этом  бесшумно,  не

расходуя ни грамма горючего и не портя леса? А стоимость,  вы  подумали  о

стоимости? Во сколько, по-вашему, обходится стая стрекоз, этих грациозных,

изящных насекомых?

   -  Это...  искусственные  стрекозы?  -  неосторожно  спросил  я  и,  не

удержавшись,  испуганно   взглянул   на   жену.   Лицо   жены   оставалось

бесстрастным, но я чувствовал, что ей явно не по себе.

   - Нет,  натуральные.  Они  находятся  у  меня  на  службе.  Вернее,  мы

заключили джентльменское соглашение.

   Симпсон откинулся на спинку стула, наслаждаясь эффектом.

   - Пожалуй, расскажу вам все по порядку. Вы, очевидно, читали гениальные

работы фон Фриша о языке пчел, о танце "восьмерки" насекомых,  указывающих

расстояние до источника питания и направление  полета?  Я  познакомился  с

работами фон Фриша двенадцать лет назад и был  потрясен.  С  тех  пор  все

свободное время я посвятил изучению пчел. Вначале я хотел  лишь  научиться

разговаривать с пчелами на их языке. Странно, но до меня никто об этом  не

подумал. Идемте, я вам покажу.

   Он продемонстрировал пчелиные соты, внешние стенки которых были сделаны

из  отшлифованного  стекла.  Затем  пальцем  вывел  на  стекле   наклонную

восьмерку, и сразу же из дверцы улья с жужжанием вылетел пчелиный рой.

   - Мне жаль было их обманывать. Сейчас на юго-востоке, в двухстах метрах

отсюда, для них нет никакой пищи. Но теперь вы еще раз убедились, что  мне

удалось сломать стену непонимания между человеком  и  насекомыми.  Труднее

всего было в  первые  дни.  Мне  самому  приходилось  выделывать  на  лугу

замысловатые восьмерки. Пчелы не сразу поняли меня, и потом это  выглядело

смешно и нелепо. Позже я убедился, что можно обойтись обычным прутом.  Ну,

а затем я научился вычерчивать восьмерки и другие  знаки  их  кода  просто

пальцем.

   - А со стрекозами?

   - Со стрекозами я пока поддерживаю лишь косвенную связь. Очень скоро  я

понял, что пчелы умеют исполнять не только танец "восьмерки". Они знают  и

другие танцы - вернее, фигуры танца.  Пока  мне  не  удалось  расшифровать

смысл каждой фигуры, но я уже составил пчелиный глоссарий на несколько сот

слов. Вот смотрите, эти фигуры соответствуют нашим понятиям солнца, ветра,

холода, жары и так далее. А это - названия растений. Я обнаружил, что  они

выписывают двенадцать различных фигур, чтобы передать информацию о  яблоке

другим пчелам - в зависимости от того, висит ли оно  на  старой,  молодой,

больной,  здоровой,  культурной  или  дикой  яблоне.  Они  знают   глаголы

"собирать, жалить, упасть, летать". У "летать" в их  языке  есть  огромное

число синонимов. А вот между  такими  видами  передвижения,  как  "ходить,

бежать, плавать, ездить" пчелы различия не делают.

   - А вы сами хорошо говорите на языке пчел? - спросил я.

   - Пока еще плохо. Но зато вполне прилично их понимаю. Я  воспользовался

этим, чтобы уговорить их раскрыть  секреты  жизни  пчелиного  улья.  Пчелы

поведали мне, как и в какой день они решают уничтожить всех самцов,  когда

матки вступают между собой  в  смертельный  поединок,  каким  образом  они

определяют необходимое числовое  соотношение  между  трутнями  и  рабочими

пчелами. Впрочем, некоторых секретов они так и не открыли:  у  пчел  очень

развито чувство собственного достоинства.

   - А со стрекозами они тоже объясняются на языке танца?

   - Нет, пчелы переговариваются с помощью танцев только  между  собой  и,

простите за нескромность, со мной. Что же до других  насекомых,  то  пчелы

поддерживают отношения только с теми видами,  которые  претерпели  сильную

эволюцию; прежде всего с насекомыми, живущими коллективно. К примеру,  они

поддерживают  довольно  тесные  связи,  хотя  и  не  всегда  дружеские,  с

муравьями, осами и стрекозами.  В  отношении  же  саранчи  и  вообще  всех

прямокрылых они ограничиваются короткими приказаниями. Так или иначе, но с

другими насекомыми пчелы переговариваются  с  помощью  своих  антенн.  Это

весьма рудиментарный код,  но  зато  обмен  сообщениями  происходит  столь

быстро, что я просто не успеваю за ним уследить. Боюсь, что  человеку  это

вообще не под силу. Впрочем, я не собираюсь вступать в контакт  с  другими

насекомыми без посредничества пчел. Это было бы непорядочно, и потом пчелы

выступают в роли посредников  весьма  охотно;  для  них  это  своеобразное

развлечение. Но вернемся к "межнасекомовому", если так  можно  выразиться,

коду.  У  меня  сложилось  впечатление,  что  это  не  подлинный  язык   с

определенными строгими нормами, а способ общения, во многом  зависящий  от

интуиции  и  фантазии  "собеседников".  Он  чем-то  напоминает  сложный  и

одновременно четкий способ общения человека с собакой.  Как  вы,  конечно,

сами заметили, человеко-собачьего  языка  не  существует;  между  тем  обе

стороны достаточно  хорошо  понимают  друг  друга.  Однако  код  насекомых

значительно более богат и разнообразен, в чем вы вскоре сами убедитесь.

   Симпсон провел нас по саду и виноградной аллее,  и  мы  не  увидели  ни

одного муравья. Между тем Симпсон не прибегал к дезинсекционным средствам.

Его жена, объяснил Симпсон, не выносит муравьев (при этом синьора  Симпсон

густо покраснела), и вот он предложил им такое соглашение: он  позаботится

о питании всех муравьиных гнезд (это  обходится  ему  ежегодно  в  две-три

тысячи лир), а  те  обязуются  не  строить  новые  муравейники  в  радиусе

пятидесяти метров от дома и перенести подальше  все  старые.  Кроме  того,

муравьи должны были в течение двух часов, с пяти до семи  утра,  выполнять

всю работу по микроуборке  сада  и  комнат.  Муравьи  согласились.  Однако

вскоре, через посредство пчел, они подали жалобу на неких  муравьев-львов,

которые заполонили песчаную полосу возле леса. Симпсон признался мне,  что

в то время он даже не подозревал, что  муравьи-львы  были  на  самом  деле

личинками стрекоз. Он отправился на "место преступления" и  убедился,  что

личинки  занимаются  кровожадным  разбоем.  Песок  был  усеян  коническими

отверстиями. Стоило муравью подползти к краю  отверстия,  как  осыпающийся

песок увлекал его вниз. Из глубины высовывались кривые челюсти, и  бедняге

муравью приходил конец.

   Симпсону пришлось признать, что жалоба муравьев была вполне оправданна.

Он почувствовал гордость и  одновременно  растерянность  оттого,  что  его

избрали "третейским судьей", - ведь от его решения зависела  добрая  слава

всего рода человеческого.

   В сентябре он собрал небольшую ассамблею.

   - Это была памятная встреча, - рассказывал Симпсон.  -  В  ней  приняли

участие муравьи,  пчелы  и  стрекозы.  Взрослые  стрекозы  вежливо,  но  с

упорством защищали права своих личинок. Они заметили мне, что  личинки  не

виноваты  в  том,  что  вынуждены  таким   путем   добывать   себе   пищу.

Передвигаться они не могли, и беднягам ничего другого не оставалось:  либо

устраивать засаду муравьям, либо погибнуть с голоду.

   Тогда я предложил  выделить  личинкам  соответствующую  дневную  порцию

кормовой смеси, которую мы даем цыплятам.  Стрекозы  потребовали  провести

сначала опытное  кормление.  Личинкам  смесь  пришлась  по  вкусу,  и  они

обязались не устраивать больше засад  муравьям.  На  том  же  заседании  я

предложил стрекозам особое вознаграждение за каждый  вылет  за  брусникой.

Вообще же стрекозы самые крепкие и умные среди насекомых, и я многого  жду

от них.

   Симпсон объяснил также, что он не стал предлагать специальный  контракт

пчелам, которые и так очень заняты. Сейчас он ведет сложные  переговоры  с

мухами и муравьями.

   Мухи  на  редкость  глупы,  и  ничего  особенно  полезного  от  них  не

добьешься. Все же в обмен на единичную порцию в четыре миллиграмма  молока

в день, мухи согласились не залетать осенью в дом и в конюшню. Кроме того,

он рассчитывает  приспособить  мух  для  передачи  срочных  сообщений,  по

крайней мере до тех пор, пока на вилле не установят телефон. Переговоры  с

комарами протекают не  менее  сложно,  хотя  и  по  другим  причинам.  Эти

паразиты не только ничего не умеют делать, но вдобавок не хотят и не могут

отказаться  от  человеческой  крови  или  по   крайней   мере   от   крови

млекопитающих. А поскольку возле самой виллы есть пруд, комары  доставляют

изрядное беспокойство. Он, Симпсон, посоветовался с местным ветеринаром  и

теперь намеревается  предложить  комарам  пол-литра  коровьего  молока  на

каждые  два  месяца.  Путем  добавления  цитрата  можно   будет   избежать

свертывания молока. Конечно, это не слишком выгодная сделка, но все же это

лучше, чем опыление ДДТ. А главное - не нарушится биологическое равновесие

данной зоны. К тому же новый метод  может  быть  запатентован  и  затем  с

успехом применен в любой малярийной местности.

   Симпсон считал, что комары вскоре сами убедятся, что им  выгоднее  пить

коровье молоко, не рискуя заразиться от плазмодиев. Я спросил у  Симпсона,

нельзя  ли  заключить  договор  о  ненападении  с  другими   паразитарными

насекомыми, этим бичом людей и животных. Симпсон  ответил,  что  дело  это

нелегкое, но он уже подготовил проект договора с саранчой, одобренный  FAO

[организация ООН по вопросам  продовольствия  и  сельского  хозяйства],  и

намерен обсудить его условия с  представителями  саранчи  сразу  же  после

периода миграции.

   Солнце уже закатилось, и мы вернулись в гостиную. Мы испытывали чувство

восхищения и одновременно какой-то неловкости. Наконец, жена решилась и, с

трудом подбирая слова, сказала Симпсону, что  он  сделал  крупное  научное

открытие и что во всем этом есть много поэтичного...

   - Синьора, не забывайте, я прежде всего деловой человек, -  прервал  ее

Симпсон. - Кстати, о самом важном я вам еще не рассказал. Прошу  вас  пока

никому об этом не  говорить,  но  моими  опытами  крайне  заинтересовались

руководители центра научных исследований фирмы "Натка" в Форт Киддивэни. Я

подробно информировал их о своих работах, не забыв,  разумеется,  получить

соответствующие   патенты,   и,   кажется,   вырисовывается    возможность

соглашения. Посмотрите, что тут внутри.

   Симпсон протянул мне картонную коробочку размером с наперсток. Я открыл

ее.

   - Там ничего нет, она пустая.

   - Почти ничего, - поправил меня Симпсон.

   Он дал мне лупу. На  белом  дне  коробки  я  увидел  крохотную,  тоньше

волоса, нить длиною примерно в сантиметр. Посредине можно  было  различить

небольшое утолщение.

   - Это резисторное устройство, - объяснил Симпсон. - Нить толщиной в две

тысячных сантиметра, соединительная муфта -  в  пять  тысячных.  Стоимость

устройства - четыре тысячи лир, но вскоре она снизится до двух тысяч. Нить

сплетена из коры пиний отборными муравьями. Летом я  обучил  этому  десять

муравьев, а они передали свой опыт собратьям. Поверьте мне на слово -  это

редкостное зрелище. Два муравья хватают челюстями  два  электрода,  третий

зачищает их и скрепляет каплей  смолы  Затем  все  три  муравья  погружают

деталь на транспортер.  Втроем  они  собирают  резисторное  устройство  за

четырнадцать секунд, включая сюда неизбежные заминки в работе. Их  рабочий

день длится ровно двадцать часов. Само собой разумеется, возникли трения с

рабочими  профсоюзами,  но  все  уладится.  Ведь  сами-то  муравьи  вполне

довольны. Они получают вознаграждение в натуре. Всего  пятнадцать  граммов

еды на отряд из двухсот муравьев.  Это  втрое  превышает  количество  еды,

которое муравьи собирают за день в лесу.

   Но это лишь начало.  Сейчас  я  обучаю  новые  отряды  муравьев  другим

"непосильным работам". К примеру, созданию сети дифракции в  спектрометре,

а  это  тысяча  восьмимиллиметровых  полос.  Другому  отряду   я   поручил

ремонтировать миниатюрные штампованные электросхемы: раньше  их  в  случае

поломки выбрасывали на свалку. Третий отряд муравьев  учится  ретушировать

негативы. И, наконец, четвертый - оказывать  помощь  врачу  при  операциях

мозга. Кстати,  уже  сейчас  можно  сказать,  что  муравьи  показали  себя

незаменимыми при остановке кровотечений в капиллярах. Достаточно  подумать

немного, и на ум приходят десятки несложных работ,  требующих  минимальных

затрат энергии, но которые мы, люди, не  можем  выполнить  без  чрезмерных

расходов, ибо наши пальцы слишком велики и  неуклюжи,  а  микроманипулятор

стоит слишком дорого.

   Я уже установил контакт с одной опытной сельскохозяйственной станцией с

целью  проведения  совместных  опытов.  Хочу  обучить  муравьев  разносить

удобрения "по месту жительства" -  иными  словами,  по  крупице  удобрения

каждому семени. Второй муравейник я натренирую санировать рисовые  посевы,

уничтожая еще в зародыше сорные травы, третий - очищать зерно, четвертый -

производить микроклеточные впрыскивания... Жизнь так коротка. Я  проклинаю

себя, что поздно начал. В одиночку мало чего добьешься.

   - Почему бы вам не взять компаньона?

   - Думаете, я не  пытался...  И  чуть  было  не  угодил  в  тюрьму.  Как

говорится: "Лучше  миллион,  чем  компаньон".  С  тех  пор  я  предпочитаю

работать сам.

   - Вас хотели арестовать?

   - Да, шесть месяцев тому назад, из-за этого  О'Толле.  Молодой,  умный,

энергичный, неутомимый,  он  был  вечно  одержим  какой-нибудь  идеей.  Но

однажды я нашел у него на  столе  странный  предмет  -  пластиковый  шарик

величиной с виноградину, наполненный желтой пыльцой. Только я поднес его к

глазам, как в дверь постучали. Я открыл - и  в  комнату  ворвались  восемь

агентов Международной полиции. Мне пришлось нанять лучших адвокатов, и они

с большим трудом доказали, что я ничего не знал.

   - А что вы могли знать?

   - Об этой истории с угрями. Конечно, они рыбы, а не насекомые, но  тоже

каждый год  мигрируют  огромными  стаями.  Так  вот,  этот  чудак  О'Толле

сговорился с ними, хотя я платил ему очень  прилично.  Он  подкупил  угрей

жирными мертвыми мухами. Каждая рыба, прежде чем пуститься в долгий путь к

Саргассову морю, подплывала к берегу. О'Толле привязывал ей к спине  шарик

с двумя граммами героина. А в море их уже ждала яхта Рика Папалео. Теперь,

как я уже говорил, все подозрения на мой счет отпали.  Но  о  моих  опытах

стало известно агентам финансового управления, и с тех пор они  преследуют

меня буквально по пятам.

   Старая история, не правда ли? Изобретаешь огонь и даришь его  людям,  а

потом коршун всю жизнь клюет вам печень...