Юрий Мамлеев.
Дорога в бездну
- Старичка Питонова, который помер, знаешь? - спросил во тьме глухой голос. - Так вот к нему и идем. Двое двигались по кладбищу, к глубине. Уже заходило солнце. - Большой богохульник был, - раздался тот же глухой голос. - Я его историю через одного человека как бы изнутри знаю. Но главное - людей притягивать к себе его труп стал. - Экая планета, - пробормотал другой, поменьше ростом, почти невидимый, и споткнулся. - Я вот знаю: его друзья совсем дошли от его трупа, особенно старушки, - оргию тут устроили месяц назад, тело разрыли тайком... - Каково тело-то? - В себя впилось. Руки прижаты к груди, и голова свесилась, точно лижет их. А посредине - черная дыра. - И что друзья? - Глаз не могли отвести. Выли, плясали, пели, а реализовать связь свою с трупом не смогли. Звал их этот вцепившийся в себя труп куда-то, а куда - понять не могли... Может быть, мы поймем. Пойдешь? - Я с тобой, Сережа, хоть куда пойду, - ответил который поменьше, звали его Витя Филимонов. - Если застукает начальство - в тюрьму пойду, если туда,- и он махнул рукой по направлению к звездам, - так пусть... - Начальство куплено,- успокоил тот, кого назвали Сережей. - Среди друзей старичка важный чин был. А лопаты в лопухах. Он неглубоко погребен, нарочно... Показалась луна, и две мужские фигуры - молодых мужчин лет тридцати с лишком - окончательно прояснились. Шли словно по ночному небу. Могила Питонова была свежа. Уединенное кладбище это укрылось в самое себя своей заброшенностью. Друзья остановились около надгробья, зажгли карманные фонарики, последний слог "ов" был почему-то стерт, и четко различалось только "Питон". - Ты его видел при жизни? - спросил Виктор. - Сумасшедший чуть-чуть был старичок, - кивнул Сергей. - Очень Бога боялся. А себя любил. Потому и спятил перед смертью. - Так чего ж с него взять? - усомнился Филимонов. Выглядел он старше Сергея, и тело его было внутренне скрючено, только глаза смотрели вдаль. - Не в нем дело. Это только повод, - ответил Сергей. - Вот видишь эту книгу? Она поможет нам улететь и понять. Улететь с возвратом. Книга была положена на камень. - Спокоен ты очень, Сережа, - засуетился Витя, неловко дергаясь на одном месте, - ишь, неугомонный. Все тебя несет и несет... А куда? Здесь ведь тепло... - заскулил, сомневаясь, Филимонов. - Садись, старик, около камня. Мы сделаем первый шаг. Разрывать ничего не надо. Я все беру на себя, а ты слушайся. - Ну, сядем, сядем,- трусливо отговаривался Филимонов. Присели. Вдруг раздался шелест. Сразу из кустов возникло существо, совершенно невнятное, нелепое и вместе с тем уверенное и страшноватое. Выглядел он помято, словно его жевала потусторонняя вселенская челюсть. Глаза светились, но светом другого сознания. - Ребята, ни-ни, - издал он вполне человеческий звук и приблизился к ним. Филимонов упал. Но Сережа (фамилия его была Еремеев) только побледнел и впился глазами в существо. Оно еще больше очеловечилось. - Нельзя, ребята, - хрипло сказало оно, - не тревожьте... Закурить есть? Зовут меня Коля Климентьев. И он как-то подголовному, по-земному подошел к Сереже, вопрошая. Но туг же ловким и артистическим движением ноги сбросил книгу с камня. Она упала на могилу. Сережа встал. Был он строен, где-то даже красив, но слишком значителен изнутри, чтобы его внешняя красота ослепляла. - Есть, - ответил снизу, с земли Филимонов. Климентьев закурил. Тут Еремеев заметил, что на незнакомце короткое пальто, хотя стояло жаркое лето. - Нам нельзя, а им можно раскапывать? - спросил Сергей, показывая на могилу. - Друзьям-то его? Они же пустяшные, - хмыкнуло существо. - А вам - ни-ни... Не туда лезете. - Кто ты? - спросил Еремеев. Этот вопрос совершенно ошеломил Климентьева. В ответ он вдруг стал подпрыгивать (как бы вокруг себя) и дико хохотать. Он так трясся от хохота, что с него стали падать какие-то насекомые. Лесная мышь сбежала с могилы. Сергей остолбенел. Филимонов тем не менее неуклюже поднялся с земли, бормоча: - Ведь говорил же я, говорил, не бери книгу... Хохот существа делался все пространнее и пространнее. Казалось, хохотала Луна или сама Вселенная. Ничто не могло его остановить. Климентьев внезапно оборвал смех. - Пойдемте со мной, - миролюбиво предложил он. - А этот, - он указал на могилу, - пусть. В глубь пошел, но не в вашу сторону. Не мешайте ему. Друзья (Филимонов и Еремеев) поплелись с кладбища. Прихватили и книгу. Впереди шел Климентьев. Тенями выскользнули из ворот. В стороне, на отшибе, стояло другое существо, по виду женщина. Она просила милостыню - но у кого? - кругом была пустота и ночь, Словно чего-то ждала. - Лизанька, - улыбнулся Климентьев. - Из моих. И он помахал ей ручкой. - Чудные вы, смертные, - верещал по пути Климентьев, словно стал бабою. - Даже самые умные из вас - такими порой бывают глупцами, - сплетничал он. - Недотепы... Филимонов угрюмой тенью молчал, подавленный, а Сережа бесконечно улыбался. Синие глаза его совсем уплыли. - Вот и хвартера! - вдруг прокричал Климентьев серьезно. И распахнул калитку в маленький дом. Вокруг был одинокий поселок - безразличный в своей пустоте. "Затянул он нас", - подумал Сергей. - Проголодались вы у меня, проголодались, - шутил Климентьев в комнате, сбросив пальто и бегая чуть не по стенам. А потом вдруг - как бы с потолка - сказал: - А ведь вот вы не боитесь меня, Сережа. Знаете - вы защищены... И тут же оказался рядом, за столом, с бутылкой водки в руках. Керосиновая лампа освещала влажно-мрачную теплую комнату с невидимым по углам. - Варя! - окликнул Климентьев через плечо. Никто не появлялся. В комнате зияла тишина. Картошка как бы дымилась на столе. Филимонов тупо уставился на сундук, крышка которого вроде шевелилась... - Верьте нам, - дружелюбно осклабился Климентьев. Филимонов как-то угодливо (особенно по отношению к себе) опрокинул стаканчик водяры в нутро, которое потеплело. Филимонов оживился. - Вот вы какие, - хихикнул он, глядя на Климентьева и расхрабрившись. - Не ожидал, не ожидал... - Вы, смертные, много чего не ожидаете, - поучительно согласился Климентьев, хрустнув огурцом. Сережа смотрел на него, пламенея, и что-то шептал. "Не бес это, даже особый, а труп человека, покойник, ставший божеством", - почему-то подумал он. - А вот вас я не понимаю, - стукнув вдруг стаканом об угол стола, резко сказал Климентьев, обращаясь к Сереже. - Вы очень русский человек, как и ваш великий друг Андрей. И вы слишком многого хотите для этой маленькой Вселенной. А я устроился хорошо... благополучно! - Кто ты?!! - закричал Еремеев. И опять, как в замкнутом круге, раздался нечеловеческий хохот. Водка была выпита, Филимонов снова упал, хохот продол жался, но в нем уже был выход - в какую-то Вселенную за окном. Сергей неожиданно стал что-то быстро говорить Климентьеву. Тот, хохоча, отвечал, и его хохот был более серьезен, чем ответ. Вся комната наполнилась мраком и смехом. Хохотал даже воздух. - Ничего, ничего не спрашиваю! - отчаянно выкрикнул Сергей. И внезапно - или ноги сами пошли - их вынесло на улицу. Существо осталось внутри. Но потом дверь в этот маленький дом отворилась, и появился пляшущий Климентьев, а за ним тень - чья непонятно. Лицо Климентъева было при этом каменно-холодным и даже надменным. Он прокричал друзьям (Филимонову и Еремееву) на прощанье: - Питонова забудьте, его сам Бог забыл! - Бежим отсюда, Витя, - проговорил Сергей. Нервы у него вдруг сдали. - Куда?! - истерически крикнул Филимонов. - В Москву. В пивную. Пивная оказалась не пивной, а живой ночной квартирой, где собирались московские любомудры. Была она особенная, с низким потолком, но вместительная, и скорее напоминала огромную единую, связанную коридорами келью, как в древних русских дворцах, но современную. Встретила Сергея и Виктора хозяйка - Ульяна Родимова - их возраста, с золотистыми волосами. Круглый стол, за который сели втроем, превратился в единство. - Не можешь ты, Сереня, не можешь, - говорила Ульяна, - глянь в небо: утонешь умом. И те миры такие же, всего не облетишь, даже с нашей душой. - Пусть, - ответил Сережа. - Даже Андрей не может тебя остановить. Андрей Артемьев был лучший друг Сергея. Мало кто знал его во всей глубине, но, соприкасаясь с ним, многие видели в нем своего Учителя. Проповедовал и практиковал он древнее и традиционное учение (Веданту), возникшее еще в Индии, но прошедшее через его огненный опыт и освещенное им чуть-чуть иначе, в русском пламени. Учил он, согласно адвайте-Веданте, что абсолютное, высшее начало - вечное и надмирное, его многие называют Богом, - "содержится" внутри нас, а все остальное - страшный сон. Каждый человек может открыть в себе это Высшее "Я", или Бога, отождествить себя с Ним, уничтожив ложное отождествление себя со своим телом, психикой, индивидуальностью и умом, перестав быть, таким образом, "дрожащей тварью". И тогда человек станет тем, кто он есть в действительности: не Николаем Смирновым, например, не человеком даже, а вечной абсолютной реальностью, которая невыразима в терминах индивидуального бытия, времени, числа и пространства и которая существует, даже когда никаких миров и вселенных нет. Секрет (один из секретов) лежал в формуле "Я есть Я", в особой медитации и созерцании, в проникновении в Божественную Бездну внутри себя, и "технику" всего этого Андрей создал свою. Высшее "Я" - учил он каждого своего последователя - и есть твое вечное, не подверженное смерти "Я", все остальные твои "я" (маленькие "я") - его тени, даже антитени, которые неминуемо исчезнут. Их надо как бы "устранить" еще при жизни путем истинного знания и реализации этого скрытого "Я". Не нужно никуда стремиться и бежать в потустороннее, как на луну, - главное, вечное, бессмертное рядом и внутри тебя (оно и есть ты), но его нелегко открыть и "осуществить", "реализовать". Еремеев видел правоту всего этого, но чувствовал: душа его последнее время уходит в какую-то пропасть. Он все больше и больше называл себя "метафизическим путешественником", загробным летуном. А некоторые знания у него уже были. - Надоела мне эта жизнь, - говорил он Ульянушке.- Она ведь просто насмешка какая-то. А высшее бессмертное Я от меня все равно не уйдет. Куда Оно денется, если Оно было, есть и будет. А я хочу в иную Бездну заглянуть. А если пропаду, так... - Сереженька, - встрепенулась Ульянушка, волосы ее вдруг разметались, и сама она стала стремительной, - нас-то не покидай. Неужто Россия тебе не бесконечна?! Она быстро включила что-то, и потекла невероятная, таинственная, запредельная народно-русская музыка, от которой можно было с ума сойти. - Ничто истинно ценное не будет потеряно, - ответил Сергей. - Да и вернусь я. Мир мне надоел, а не то, что выходит за границы мира. К тому же видения все время... - Ой, как бы не пропал ты, Сереженька, не пропал. Гляди: какие мы уютные и вместе с тем бесконечные... - Все останется, - повторил Сергей. - Ты сама: и хранишь меня, и зовешь в беспредельное... Мы вместе... Все вдруг соединилось и стало почти космическим в этой комнате. Это почувствовал и Витя, который молчал и плакал, слушая этот разговор... Сергей, уехав от Улиньки, попал в какой-то загробный запой. Собственно, запоя в буквальном смысле не было - он не брал в рот ни грамма водки, - но были внутренние видения, знаки, символы... Самое существенное и сокровенное происходило в момент между сном и явью, когда он просыпался утром. Он чувствовал; что-то будет, кто-то придет. А внешняя жизнь шла своим путем, и он часто оказывался в центре, на пересечении многих странных историй, случавшихся вокруг. Вот одна из них, довольно забавная. Состоялось знакомство с черепом некой дамы - старой профессорши, любившей науку и отрицавшей бессмертие души. С ее трупом действительно произошло что-то серебряное. Сразу после смерти обнаружилось завещание, по которому ученая отдавала свой скелет и "все, что останется от моей личности", в пользу научных исследований. Одно учреждение почему-то воспользовалось этим, скелет попал в шкаф. Потом он много раз бродил по рукам студенток, пока его не сломал пьяный доцент, уснувший после буянства а шкафу. Остатки решили выбросить, но череп попал на дачу к приятелю Сергея Антону, который взял череп, приговаривая, что "ее душе теперь будет хорошо". И череп ученой мирно отдыхал на даче у Антона, пока не приехал туда - тоже для отдыха - Сергей. - Череп убери, - вздохнул он. - Закопай и молись о ней в церкви, пусть найдется хотя бы один шанс из тысячи облегчить ее душу - молись... Закопай череп, но только не рядом с твоей собакой. Антон послушно закопал несчастный череп несчастной души. ...А Сергей тем временем, передохнув, вернулся в Москву. Он oгут же позабыл об Антоне, чувствуя: наконец, наконец что-то произойдет. Свое собственное тело (и человеческое тело вообще) стало его раздражать. "Как это все чуждо внутреннему "я", - говорил он самому себе, - все эти ноги, руки, кишки, пальцы, волосы - надоело, надоело, и какие они все странные, чужие, даже фантастические, и это несмотря на то, что мы к этому так привыкли... Долой! Долой! Все это ненужное! Долой!" Свое тело казалось ему телом отчужденного чудовища. - Не с моей планеты эти мои руки, глаза и рот, - заключал он. Но он не ожидал того, что случилось. Это возникло внезапно, словно в нем открылись другие, нечеловеческие уже слух и зрение, или "шестое" чувство, и он просто увидел, что рядом с нашей реальностью проявилась другая, а он ее "видит" и "слышит". Сначала это был просто странный намек, довольно абстрактный, возникло какое-то поле, точнее, "облако" и в нем безликий космос в миниатюре (как на фотографии метагалактик), словно отражение иного мира, собранное в горсть. Он сразу на всякий случай проверил себя (он знал как): нет, это не галлюцинации, не проекция собственного подсознания, это - "оттуда". И с этим облаком, несмотря на всю его абстрактность, а может быть, именно благодаря ей - в его душу и тело вошел ужас, так что выступили капли пота, может быть, даже внутри. "Облако" исчезло, но потом стало опять появляться - на короткое время, иногда в самый неподходящий момент, когда он возвращался к себе домой, в одинокую комнату... Словно кто-то поселился у него и он уже стал сам у себя гостем. С бьющимся сердцем подходил теперь Сергей к своему дому. ...Будет ли там чудовище? На письменном столе, на стуле или - с неба - прямо в окне... Его ужас стал понемногу подавляться внепостигаемой огромностью происходящего. Словно то был знак легкого привета из бездны... В центре "облака" всегда что-то чернело, точно желая выделиться из пустых орбит инобытия. Сергей все-таки решил посоветоваться. Он признавал не столько учителей, сколько "советчиков". Конечно, лучше всего было бы найти Андрея - этот, невероятный, мог бы, наверное, все распознать. Но Андрей, как назло, исчез из Москвы. Оставались другие. Он пришел к ближайшему и лучшему ученику Андрея - Валентину Боровикову. Тот заключил: - Если не хочешь всего этого, уходи в высшие сферы "Я", там, где ничего, кроме твоего чистого и вечного "Я", нет. Технику мы знаем, а духовно ты готов. Сергей ответил: - Я хочу принять вызов. - Тогда соберись в один центр, в один свет, стараясь понять. Важно отсутствие страха и всех эмоций. Все это тебе известно. Но потом опять произошло то, что все переменило. Он брел домой, объединившись в себе. Медленно поднимался по грязной, оплеванной лестнице. И знал - "жилец" там. Осторожно открыл дверь, вошел в коридор и сразу увидел в своей ком нате старичка. Тихий такой был старичок и с виду обыкновенный, только лица не видать, точно оно было неуловимо. И позади него - исчезающее облако, как будто он из него вышел, из самого центра, и "облако" теперь уходит. Сергей пытался уловить и понять его лицо, познать необъяснимое. И все же он остановился, замерев, не в силах пойти туда, в объятия... Облако исчезло, и поле сверхмрака возникло вокруг старика, Он был как бы в рамке, почти невидимой, внутри картины из других миров, появившейся спонтанно и созданной не красками, а незнаемой духовной энергией. Но тихий такой, очень тихий был старичок. Неожиданно, пытаясь разглядеть его лицо, Еремеев почувствовал страх. Он был настолько чудовищен и огромен, что не мог вместиться в человеческий ум. Может быть, только дети знают отдаленно похожее на это... Но вместо того чтобы сковать все его существо, этот сверхстрах произвел иное перевернувшее все воздействие. Он как бы очистил все внутреннее полярным холодом далекой и абсолютной планеты. Он был настолько несовместим с возможностями человеческого ужаса, что стал пустым, невоспринимаемым, хотя то, что стояло за ним, как-то потаенно чувствовалось. И Сергей медленно и чуть-чуть изменился внутри, оставаясь в то же время самим собой. Застрах действовал иначе, чем страх. "Когда мужчина берет девочку-ребенка - это ужасно, но когда он соединяется с камнем или с планетой - это уже иное, это вне всего" - такая странная аналогия мелькнула в уме Сергея. Старик исчез так же внезапно, как и появился, "Это конец, это знак, - подумал Сергей. - Чудовище прилетело". Вечером он оказался у Валентина Боровикова. Вместе они проанализировали старичка, назвав его "тихим". - Это было невероятное сочетание фантома и реальности, - повторял Сергей. И вместе они заключили: да, "чудовище прилетело", то есть и "метагалактическое облако", и "старичок" - вероятнее всего, создания чьего-то Потустороннего Ума. Может быть, какое-то великое существо из невидимых, высших вселенных спустилось и посылает сюда, в земной мир, свои ментальные фантомы, образы своего космического Ума, или чудовищные сигналы, странные шедевры, неразгаданные проекции своего бреда или величия. - Они могут это делать, - успокоительно сказал Валентин. - Посылать к нам свои ментальные образы, как бы полуовеществляя их. Но это не дьявол, знаки совсем другие. Может быть, это был Потусторонний Ум, который Сам создавал вселенные, находясь в центре их, по слову из древних индуистских текстов, что в силе абстракции, в силе высшей медитации лежит ключ к созданию миров, которые потом облекаются в плоть. - Но зачем Он здесь, что Ему нужно в нашем земном мире? - бормотали они. Ни Валентин, ни Сергей не были в силах ответить на этот вопрос. Ничего, кроме предположений. Но присутствие великого Потустороннего Ума - точнее, Его проекции - Сергей внутренне ощутил на самом себе... Вскоре старичок опять пришел, но уже совсем странно. Сергей, в полном одиночестве, писал письмо своей сестре - она уехала в Индию - и почувствовал: кто-то сидит на кухне. Влекомый, он заглянул: старичок пусто, как труп, сидел на кухонном столике, рядом с газовой плитой, и, кажется, болтал ногами. Сергей чуть не закричал, но вырвался лишь стон. Однако молниеносной духовной концентрацией он убил в себе страх. Тут старичок мертвенно почернел, и вокруг него точно образовалось темное поле сознания - как сеть от паука. Сергею показалось: старик взглянул на него. Взгляд этот исходил не из глаз - глаз, по видимости, вообще не было или они смотрели внутрь, а чуть виделся лик: не маска, не человек, не дух и не зверь. Повеяло холодом, который убил бы лед, вместе с тем старик стал совсем черен, как обугленный труп, но с невидимым взглядом... Вдруг Сергей почувствовал зов - таинственный, безличный, полярный - без человеческого горя, без страсти, без зла и добра, надчеловеческий, словно ведущий в непонятно-запредельную, но полную особой жизни вселенную... Потом все исчезло, и Сергей ощутил только стук своего сердца, ставший единственным, как биение всей его жизни. Он глянул в комнату. Там был опрокинут стул. Вскоре приехал Андрей. Втроем - с Валентином - они решали, что делать. Приезд Андрея внес во всю ситуацию какую-то чудовищную ясность. Зов повторился. Некий Великий Ум, или просто Иная Реальность затаилась у входа в земную жизнь, давая о себе знать. Словно кто-то дул в сознание Сергея как в Ухо. Возможно, это "существо" могло бы спонтанно воплотиться здесь на Земле - без отца и матери, - как "они" делают в других мирах, но такой "въезд" разрушил бы слишком многое... В следующий раз старичок завыл. Это было так неожиданно, что Сергей замер, как остановившаяся звезда. "Таким воем, его подтекстом, его подсмыслом - сам вой был тихий, почти шепот - можно было бы, наверное, испугать самого Творца", - подумал Сергей. Потом шепот прекратился. И снова возник зов, холодный, неумолимый... Однажды Сергей в последний раз собрался поговорить с Андреем. До этого он - неожиданно для себя - познакомился с небольшой группой людей, которые в совершенстве знали технику ухода в другие миры, практику духовных путешествий при сохранении тела здесь, на Земле, и при обратном возвращении души. Точно это была судьба: надо было сделать решающий шаг. Андрей считал такие путешествия излишним безумием, метафизической роскошью, так сказать... И к тому же, зачем? Он говорил и учил: - Все проходит пред лицом того, кто таится внутри человека, но кто уже не есть человек. Нет сладостней этого высшего бес смертного "Я" - твоего истинного Я, человек! - ибо что может быть лучше себя, бесконечного, неразрушимого и живущего Собой в вечности. - Все миры - лишь дым по сравнению с этим "Я". - Когда вы углубитесь в созерцание по формуле "Я есть Я", то вас охватит такое счастье, такое блаженство от чистого высшего бытия Себя, что по сравнению с этим все земное счастье и все неземные путешествия - мелкий миг, проходящий отблеск, крик, визг. - Ищите прежде всего Себя (или Бога внутри Себя), ибо, найдя Это, вы обретете и победу над смертью, и вечную, освобожденную жизнь... Поздно вечером Сергей пришел к Андрею и рассказал ему о своей встрече с группой "практиков" и о том, перед каким поворотом он стоит. И что он уже выбрал: он пойдет в эту дверь, в миры, к "чудовищам". - Они "сожрут" тебя, Сережа, - ответил Андрей. - Конечно, в принципе можно научиться сохранять себя, как древние йоги, и возвращаться сюда или, наоборот, уйти... Если овладеть тем, чем владели они, то можно делать со своей душой все, что захочешь... Но это невероятно трудно, фантастически трудно - всего лишь одна ошибка может стать роковой... Хотя я знаю этих ребят, они прошли инициацию у индусов... Но ведь в полной мере все это было доступно высшим древним йогам, а не теперешним... И выбирали-то они, в конце концов, Абсолют, вечное "Я", а не эти миры... И ты так легко можешь погибнуть... - О чем ты говоришь?! Я все это знаю... и я сделал выбор. - Хорошо. Но, предположим, ты действительно оградишь себя, обезопасишь... Зачем, зачем тебе эти миры, эти путешествия, когда только в вечности, в Абсолюте наше спасение. И оно лежит рядом, здесь, в нашем человеческом воплощении мы можем достигнуть этого... - Я знаю пути в Вечное. И я не потеряю Себя. Кроме того, может быть, в мирах, в творении есть что-то тайное, чего нет в Абсолюте в Первоисточнике, как бы абсурдно это ни звучало... - Это спорно. Но сначала реализуй абсолютно полностью, до конца это Высшее "Я" в самом себе. Тогда ты действительно Его уже никогда не потеряешь, и в этом случае можно путешествовать... - Но я в объятиях Зова и того, что происходит внутри меня... - Тогда иди. Но без полного абсолютного знания ухода не делай ничего: иначе погибнешь. И все-таки мой последний совет: иди не туда, а в собственное вечное божественное "Я". Ведь человек ищет своего, своего спасения. В чем смысл всего, если ты сам погибнешь? Что будут значить тогда для тебя все миры? Ничего. ...Сергей ушел, поцеловав на прощанье Андрея. На другой день вечером он должен был идти к "практикам" - начиналось преддверие. Утром он увидел Ульянушку, на улице, около сада. Он сказал ей про свое решение. И вдруг словно молния свыше пронзила его существо. Он увидел (или это было "внутри", или это было "вовне") что-то тайное, великое, непостижное и в то же время родное, вечно-русское, что составляло его сокровенную жизнь, но было скрытым. И теперь оно внезапно с ужасающей ясностью проявилось перед его сознанием. - Я вернусь сюда, - сказал он ей, а она заплакала. - Эти миры не поглотят меня. -------------------------------------------------------------------- "Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 12.02.2003 15:26
[X]