Книго

Юрий Мамлеев.

Душевнобольные будущего

В кабинете психиатрической клиники 500 года от нашего с вами рождения, читатель, стоял довольно полный, лысенький субъект лет тридцати пяти с умеренным, геометрическим брюшком. По тому восторженному жужжанию, которое издавала кучка врачей, окружавшая человека, было видно, что последний не совсем обычный фрукт. - Безнадежен... Мы тут бессильны, - махнул рукой один старичок и выпрыгнул в окошко. - Скажите, больной, - томно обратилась к Горрилову (такова была фамилия пациента) молодая, сверхизнеженная девица-врач. - Вы что, действительно никогда не были в бреду? - Никогда, - трусливо оглядываясь на врачей, пробормотал Горрилов. - Больной, вы думаете или нет, когда отвечаете? - в упор сверляще-пронизывающим взглядом смотрел на него другой, несколько суровый психиатр. - Не был, ни разу не был... Все равно пропадать... - твердил Горрилов. - Какой ужас! Этот человек ни разу не был в бреду! Вы слышали что-нибудь подобное?! - заголосили вокруг. После таких слов Горрилов почувствовал себя совершенно ненормальным и отрешенным от людей. "И ведь действительно я ни разу не бредил; даже ни разу не воображал себя пастушком, как все нормальные люди, - подумал он и вытер ладонью нот. - Боже, какой же я выродок и как я одинок!" - Больной, - высунулась опять сверхизнеженная девица-врач, - скажите, но на самоубийство-то вы, надеюсь, хоть раз пять покушались?.. - Нет, и мыслей даже таких не было. Шорох ужаса прошел по психиатрам. Кто-то даже сочувственно всплакнул. - Один вопрос, - вмешался вдруг толстый, погрязший в солидность и, видимо, много передумавший врач. - Это-то у вас непременно должно быть... Вы же человек все-таки, черт вас возьми... Скажите, по ночам, после вихря полового акта, у вас не возникало желание слизнуть глаза своей партнерше? - и доктор хитро подмигнул Горрилову. Горрилов напряг свою память, выпучил глаза и с ужасом выпустил из себя одну и ту же стереотипную фразу: "Нет!" - Ну все ясно, мои тихие коллеги, - проговорил врач. - Горрилов абсолютно невменяем. Надо его изолировать. - Одну минуту, - влез, пыхтя от нетерпения, еще один доктор. - Уж больно интересный психоз, - добавил он, оглядывая больного, как подопытного шимпанзе, добрыми глазами ученого-экспериментатора. - Горрилов, опишите снова подробней свое хроническое состояние невменяемости. - Пожалуйста. Встаю утром, точно в девять часов, умываюсь, ем, стихи не читаю и никогда не читал; потом тянет работать; работаю, потому что есть в этом потребность и хочется заработать побольше; прихожу с работы, обедаю, покупаю какую-нибудь вещь и иду с женой - танцевать... Сплю. Вот и все. В воздухе раздавались возбужденные крики... - И вы подумайте, ни одного бредового нюанса... Никаких стремлений на тот свет... Какое тяжелое помешательство... Вы слышали, этот тип никогда не читал стихов... Уберите его, он нас доведет! Но дюжие санитары-роботы уже выволакивали сопротивляющегося Горрилова. - Ах, он сегодня мне приснится, - рыдала сверхизнеженная девица-врач. - Какой кошмар... Мне и так каждую ночь кажется, что меня загоняют в XX век! - Ужас, ужас... Сенсационно, - проносились голоса по дальним призрачным коридорам. А Горрилова между тем уносил далеко не похожий на наши автомобиль новой эры. Он мчал его к сумасшедшему дому. Сквозь то, что мы назвали бы окном, Горрилов мрачно смотрел на окружающие виды. Автомобиль катился относительно медленно, чтобы Горрилов мог видеть окружающий нормальный мир и впитывать естественные впечатления. На высоких деревьях покачивались скрюченные люди: то были наркоманы. Они приняли особые вещества, вызывающие эротокосмические потоки бреда. Единственным минусом этих наркотиков являлось то, что они вызывали неудержимое желание вскочить куда-нибудь повыше... Горрилов видел чудесные бредущие, светящиеся голубым фигуры людей. По их виду было понятно, что они разговаривают сами с собой в солипсическом экстазе. Собаки и те были вполне инфернальны - чуждались даже кошек. "Только мне недоступно все это, - злобно думал Горрилов. - Какое это несчастье быть нормальным". Он прослезился от жалости к себе. "Да и слезы у меня какие-то соленые, грубые, как в пещерные времена, - тупо сопя, подумал он, - не то что у той девицы-врача... У нее они какие-то небесно-голубые, эстетные, как светлячки... И тело у меня дефективное, с мускулами", - и он посмотрел в окно. У нормальных людей были изнеженные тела, глубокие глаза поэтов и лбы мудрецов. "Хорошо бы выспаться, - наконец решил Горрилов. - Потом поработать, смастерить чего-нибудь, купить костюм". Но тут же капельки пота выступили на его круглом, энергичном лице: - Боже, о чем я думаю... Я опять схожу с ума. Он посмотрел на своего водителя: "Даже он бредит". Водитель действительно разговаривал с духом своего далекого предка - Льва Толстого и укорял его за неразвитость. Горрилову страстно захотелось совершить какой-нибудь нормальный, оправданный поступок. Но, кроме того, чтобы снять штаны, он ничего не мог придумать. "Какое я все-таки ничтожество", - устыдился он самого себя. Они проехали мимо тюрьмы, где помещались те, кого в XX веке называли техническими интеллигентами. Эти бездушные, тупые существа, не знающие, как заправская электронная машина, ничего, кроме формальных схем, сохранялись только для работы на благо изнеженных духовидцев, эстетов и мечтателей. Наконец, автомобиль подъехал к известному почти во все времена зданию. Горрилова изолировали в довольно мрачную неприглядную комнату. Ее стены были увешаны абстрактно-шизофреническими картинами, чтобы способствовать излечению больного. Но напротив была комната еще хлеще: она была оцеплена токами и скорее походила на камеру. Там находился последний человек, утверждающий, что дважды два четыре. До такого не докатился даже Горрилов. -------------------------------------------------------------------- "Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 12.02.2003 15:27

Книго
[X]