Юрий Мамлеев.
Валюта     
Шел 1994-й  год.  Зарплату  в  этом  небольшом,  но  шумном  учреждении
  выдавали гробами.
       - Кто хочет - бери, - разводило руками начальство.  - Денег у нас нету,
  не дают. Мы ведь на бюджете.  Хорошо хоть гробы стали подворачиваться, лучше
  ведь гроб, чем ничего.
       - Оно конечно, - смущались подчиненные.  - Стол из гроба можно сделать.
  Или продать его на базаре.
       - Я никаких гробов брать не  буду, - заявила Катя Тупикова, уборщица. -
  Лучше с голоду подохну, а гробы не возьму.
       Но большинство с ней были несогласные, и потянулась очередь за гробами.
  Выдавали соответственно зарплате и, конечно, заставляли расписываться.
       - У нас тут демократия! - кричало начальство. - Мы никого не обманем.
       -  Гробы-то больно  никудышные, -  морщился  Борис Порфирьевич  Сучков,
  старый работник этой конторы, - бракованные, что ли. Ежели что, в такой гроб
  ложиться - срам.
       - А куда денешься, -  отвечала юркая энергичная  девушка-коротышка. - Я
  уже на эту  зарплату два гроба себе припасла. Случись помру, а  гробы у меня
  под рукой.
       - И то правда! - кричали в очереди. - Мы свое возьмем, не упустим.
       Борис Порфирьич покачал головой  в  раздумье. Был  он  сорокапятилетним
  мужчиной работящего вида, но с удивлением во взгляде.
       В очередь набились и родственники  трудящихся, ибо гробы, как известно,
  предмет  нелегкий,  и некоторым тащить надо было  километров  пять-шесть  до
  дому, а кругом ведь живые люди, еще морду набьют... мало ли что.
       Борис Порфирьич пришел один, без жены и сына, но  с тачкой. На тачке он
  бы  мог  целое кладбище перевезти. В молодости он грешил пьянством,  и тогда
  его  папаша нередко забирал своего сына  Борю из пивной на тачке.  С тех пор
  эта тачка  и сохранилась,  хотя  раз  ее чуть  не разгрызли злые  собаки. Но
  самого Борю не тронули. Теперь тачка служила ему для перевозки гробов. Она и
  сама напоминала гроб, но с какой-то фантастической стороны.
       Нагрузившись (гробы были дешевые, что тоже вызывало у трудового  народа
  подозрение),  Борис  Порфирьич поехал домой.  По дороге заглянул  в  пивную,
  опрокинул малость и продолжил путь.
       Дома  за  чаем  обсуждали гробы. Приплелся  даже сосед,  зоркий пожилой
  мастер своего дела Мустыгин.
       - А нам чайниками дают! - крикнул он.
       - Чайниками лучше,  -  умилялась полная, мягкая,  как пух,  Соня,  жена
  Бориса  Порфирьича.  -  Как-то спокойней.  Все-таки  чайник.  А  тут  все же
  тоскливо чуть-чуть. Вон  сколько  накопилось их,  так  и  толпятся  у стены,
  словно пингвины.
       - Чего страшного-то,  мать! - бодро ответил сынок ихний, двадцатилетний
  Игорь. - Бревно оно и есть бревно. Что ты умничаешь все время?
       - Брысь,  Игорь, -  сурово прервал его Борис Порфирьич, -  щенок, а уже
  тявкаешь на родную мать!
       Между тем Мустыгин осматривал гробы.
       - Гробы-то ношеные! - вдруг не своим голосом закричал он.
       - Как ношеные?! - взвизгнула Соня.
       - Да  так! Использованные. - Мустыгин  развел руками. - Порченые, одним
  словом. Из-под покойников. Что, я не вижу? Да и нюх у меня обостренный. Я их
  запах, мертвецов-то, сразу отличу...
       - Не может быть, - испуганный Сучков подскочил к гробам. - Вот беда-то!
       - Горе-то какое, горе! - истошно зарыдала Соня.
       -  Молчи, Сонька!  Я до мэра дойду! -  И Сучков  близоруко склонился  к
  гробам.
       Мустыгин  покрякивал,  поддакивал  и  все  указывал  рабочей  рукой  на
  какие-то темные пятна, якобы пролежни, а в одном месте указал даже на следы,
  дескать, блевотины.
       - Первый раз слышу, чтобы покойники блевали,  - взвилась  Соня. Сын ее,
  Игорь, в этом ее поддержал. Но Сучков-отец думал иначе.
       - Просто бракованные гробы, - заключил он. - Как это я не заметил!
       - А если блевотина? - спросил Игорь.
       - Могли ведь и живые наблевать, - резонно ответил Сучков. - С похмелюги
  и не то бывает. Ну, забрели, ну, упали... Подумаешь, делов-то.
       - Да почему ж блевотина-то? - рассердилась Соня. - Что она, с неба, что
  ли, свалилась?
       - Тише, тише, - испугался Мустыгин, - не хами.
       -  А во  всем Костя Крючкин виноват, - зло сказал Борис Порфирьич. - Он
  выдавал зарплату. И подсунул мне запачканные. Друг называется! Предал меня!
       -  Да  он  тебе  всегда завидовал,  -  вставила  Соня.  -  Из зависти и
  подсунул.
       - Обидно! - покачал головой Мустыгин. -  Гробы  должны быть как надо...
  Это же  валюта,  - и  он вытянул  губу. -  Раз  вместо  зарплаты. К тому  же
  международная! Везде ведь умирают - на всем земном шаре.
       -  Я  этого  Коське никогда не  прощу, - твердо  и  угрюмо заявил Борис
  Порфирьич. - Морду ему вот этим облеванным гробом и разобью.
       - Обменяй лучше.  По-хорошему, - плаксиво вмешалась Соня. - Зачем врага
  наживать? Он тебе это запомнит.
       -  Конечно,  папань, - солидно  добавил Игорь. - Скажи,  что, мол,  ты,
  Костя, обшибся, - трусливо заволновалась Соня. -  Со всяким бывает. И давай,
  мол, по-мирному. Сменяй гробы, и  все тут.  Эти ведь не продашь,  даже самым
  бедным... Только гроб ему в харю не суй, слышь, Боря?
       -  Ну,  что  поделаешь!  Сегодня  уже  поздно,  а  завтра  суббота,   -
  пригорюнился Сучков. - Как неприятно! Вечно у нас трудности. И в профсоюзе я
  скажу,  чтоб  ношеными  гробами  зарплату  не  выдавали.  Наше  терпение  не
  бесконечно.
       Все опять сели за стол.
       - А может, спустишь гроб-то тот самый, бракованный? - замечталась Соня,
  подперев  пухлой  ладонью  щечку.  -  А  что?  Я вот  слышала,  у  Мрачковых
  только-только  дед  помер. Они бедные,  где  уж  им нормальный  гроб купить.
  Сбагри им.  А с Крючкиным  лучше не связывайся, что ты - не видишь человека?
  Да он тебя живьем съест, при первом удобном случае...
       - Все равно отомщу, - прорычал Сучков.
       И на следующий день пошел продавать  тот самый подержанный и, возможно,
  даже облеванный гроб. К Мрачковым зашел быстро - не зашел, а забежал...
       - Дед-то помер, Анисья! - с порога закричал Борис Порфирьич.
       - Все знают, что помер.
       - Ну вот, я с помощью к тебе. Хороший гроб по дешевке отдам! А то жрать
  нечего. Зарплату гробами нам выдают.
       - Слышала.
       - Ну раз слышала, так бери, не задерживайся.
       Сучков действовал так резко, нахраписто, что Анисья  Федоровна  в конце
  концов поддалась.
       -  Возьму, возьму, - хрюкнула она, - только денег  нет. Может, возьмешь
  чайниками?
       - Я тебя, мать, стукну за такие слова, - рассвирепел Сучков.
       -  Чего меня  стукать-то? - защищалась Анисья. -  Денег ведь все  равно
  нет. Стукай, не стукай.
       Сучков сбегал домой.
       - Бери, Боря, бери! - увещевала его Соня. - Не будь как баран. Все-таки
  чайник лучше, чем гроб. Спокойней. Уютней. Еще лучше - возьми самоварами.
       - Какие у нее самовары...
       - Все равно бери.
       Сучков позвал сына. Вдвоем дотащили гроб, перли через трамвайные линии,
  сквозь мат и ругань людей. Тачку не использовали, несли на своих.
       Мрачковы встретили гроб полоумно.
       - Какой-никакой, а  все-таки гроб, - сказала сестра Анисьи. - Гробы  на
  улице не валяются. Фу, целая гора с плеч.
       Сучков набрал мешок чайников: но почти все какие-то старенькие. Правда,
  были и полуновые.  Сухо распростившись  с  Анисьей,  Сучков (сын еще  раньше
  убежал)  с  мешком за спиной направился к себе. По дороге  выпил, и половина
  чайников разбилась. Мрачковы гробом остались довольны.
       - Выгодная сделка, - решили они.
       А вот Борису Порфирьичу пришлось выдержать сцену.
       - Чайники-то  побитые почти  все, - взвизгнула Соня.  -  Это что же, им
  побитыми чайниками зарплату выдавали? Не ври!!!
       Сучков нахмурился.
       - Анисья сказала, что давали новые, но они сами со злости их побили. Да
  и я разбил штуки две,  пока пил с  горя.  Не  тереби душу  только,  Сонь, не
  тереби!
       Соня присмирела.
       - Ладно уж, садись кашку овсяную поешь. Ничего больше в  доме нет. А то
  ведь умаялся.
       Сучков покорно стал есть кашу. Соня пристально на него смотрела. Сучков
  доел кашу, облизал ложку.
       - Боря, - вкрадчиво начала Соня, - мне кажется, Мустыгин преувеличил. Я
  все наши  гробы  подробно облазила. Ну,  правда,  тот,  что ты сбагрил,  был
  действительно облеванный.  А остальные - ни-ни. Чистые гробы, как стеклышко.
  Один только - да, попахивает покойником и вообще подозрительный.
       - Какой?
       Соня показала глазами на гроб, стоящий около обеденного стола.
       - Его бы хорошо тоже поскорей сбагрить, - продолжала Соня, попивая чай.
  -  Неприятно,  правда.  Может  быть,  покойник  был какой-нибудь раковый или
  холерный. Завтра выходной -  снеси-ка на  базар втихую,  незаметно. Хоть  на
  кусок мяса сменяй.
       - Да куда ж я его  попру на базар?! - рассердился Сучков и даже стукнул
  кулаком по тарелке. - Что я тебе, новый русский, что ли, все время торговать
  и барышничать?!
       - Ой, Боря, не ори! Подумай, что исть-то будем завтра? Даже хлеба нет.
       Сучков задумался.
       -  Вот  что,  -  сказал  он  решительно.  -  Надо  к  Солнцевым  пойти.
  Немедленно.
       - Так у них же гробов полно! - Соня раскрыла рот от изумления.
       - "Гробов полно"!  -  передразнил Сучков.  - Без  тебя знаю. Но  они их
  приспособили. Вся квартира  в  гробах,  и  все  пристроены -  по  делу. Даже
  корытника  своего порой в гробу купают, говорят, что  это, дескать, для дитя
  полезно. Может, и наш приспособят. Один  у них гроб - как журнальный столик,
  другой - для грязного белья, третий  почему-то к потолку привесили, говорят:
  красиво.
       - Ну что ж, сходи.
       Сучков  как помешанный  вскочил с места, поднял гроб, что  у обеденного
  стола, на спину и побежал.
       Соня  осталась одна. Игорь давно исчез куда-то. "Наверное, только ночью
  придет, - подумала она. - Кошка и та куда-то пропала".
       На душе было тревожно не  оттого, что назавтра есть ничего не осталось,
  а от какого-то глобального беспокойства.
       - Хоть не живи, - решила она.
       Но тут же захотелось жить.
       Борис Порфирьич пришел через полтора часа. С гробом. Еле влез в дверь.
       - Ну, что?! - вскрикнула Соня.
       -  Морду  хотели набить.  Ихняя дочка четырнадцати лет  так орала, всех
  соседей всполошила. Дескать, она уже и так вместо кровати спит в гробу, и ей
  это надоело! Что  нам из гроба, толчок теперь, что ли, делать, кричала, хоть
  папаня  на все  руки  мастер,  но  хватит  уже!  И мать  ее поддержала.  Как
  медведица ревела.
       Соня вздохнула:
       - Слава богу, что ноги унес.
       -  Так бы  ничего, но гроб какой-то нехороший. Избавиться  бы  от него.
  Остальные я  на неделе  обменяю  на картошку. Знаю  где,  - проговорил Борис
  Порфирьич, садясь за стол. - У самого  Пузанова. У него картошка ворованная,
  он ее на что хошь обменяет. Ворованного он никогда не жалел.
       -  Да проживем как-нибудь.  Игорь уже  сам себе пропитание  добывает. А
  что, иначе помрешь. Не до институтов. Но вот гроб этот какой-то скверный...
       - Что ты привязалась к  нему? Гроб как  гроб. Ну  да, паршивый.  Ну да,
  бракованный.  Но  все-таки  гроб.  Гробы  в  пивной  не  валяются.  Все-таки
  ценность.
       Соня посмотрела вглубь себя.
       - Да ты понюхай его еще раз, Боря. Какой он?
       - Ну ладно. Из любви к тебе - понюхаю, так и быть.
       Сучков  подошел  к  гробу  и  стал  его  обнюхивать  и проверять.  Даже
  выстукивать.
       - Не стучи - черт придет, - испугалась Соня.
       -  Сонь,  ведь запах  от покойника не  может  так долго держаться.  Ну,
  допустим,  пустили  этот гроб налево, -  наконец сказал  Сучков, - но небось
  почистили его от предыдущего мертвеца-то, да запах и сам должен пройти, ведь
  не сразу же его из-под покойника - и на зарплату? Запах должен пройти.
       - Должен.  А вот  этот  не проходит,  - заупрямилась Соня. - В том-то и
  подозрение. Почему запах трупа так долго держится? Неужели ты не чувствуешь?
       - Кажется, чуть-чуть, - остолбенело проговорил Сучков.
       - Не  кажется  и не чуть-чуть,  -  решительно  ответила толстушка Соня,
  подходя  к гробу. - Я тебе  скажу прямо, Боря, как бы тебе это ни показалось
  сверхъестественным: от этого  гроба прямо разит  мужским трупом. Вот  так. Я
  женщина и завсегда отличу по запаху мужской труп от нашего, бабьего.
       -  Заморочила! - вскрикнул Борис  Порфирьич. - Не хулигань, Соня. Гроб,
  скажу резко, дерьмо, а не  гроб, но  трупом  почти не  пахнет. Что ты законы
  химии нарушаешь?
       - Останемся каждый при своем мнении,  Боря, - спокойно ответила Соня. -
  Пусть Игорь придет и понюхает. Он человек трезвый.
       -  Он по уму  трезвый, а придет  пьян. Чего он разберет?  Давай лучше в
  картишки сыграем, - предложил Сучков.
       И они сыграли в картишки.
       Темнело  уже;  Соня  поставила  самовар,  достала  из-под кровати запас
  сухарей.  Кошка  не  приходила. Часам  к  восьми постучали. Борис  Порфирьич
  открыл. Всунулось лицо Мустыгина.
       - К вам гость, Соня, от дядюшки вашего.
       - От Артемия Николаевича! Из Пензы! - вскрикнула Соня.
       Из-за   спины  Мустыгина   появился  невзрачный  старичок,  рваненький,
  лохматенький, совсем какой-то изношенный, потертый, весь в пятнах.
       - Проходите! - откликнулась Соня.
       Сучков вопросительно посмотрел на жену.
       - Да,  дядюшка всегда был чудной, -  рассмеялась Соня.  - И люди вокруг
  него были чудные. Вы проходите, старенький!
       Старичок оглянулся, высморкался. Мустыгин исчез за дверью: ушел к себе.
       - Отколь ты такой, дед? - немножко грубовато спросил Борис Порфирьич.
       Старик вдруг бросил на него взгляд из-под нависших седых бровей, сырой,
  далекий и жутковатый. И вдруг сам старичок стал какой-то тайный.
       Соня испугалась.
       -  Из того  гроба я, - сурово  сказал  старик, указывая  на  тот  самый
  пахнущий гроб.
       Супруги онемели.
       - Мой гроб это. Я его с собой заберу.
       И старик тяжело направился к гробу.
       - Чужие гробы  не надо  трогать! - жестко проговорил он и, взглянув  на
  супругов, помахал большим черным пальцем.
       Палец был живее его головы.
       Потом  обернулся и  опять  таким  же сырым,  но пронизывающим  взглядом
  осмотрел чету.
       - Детки мои,  что  вы приуныли-то? - вдруг по-столетнему шушукнул он. -
  Идите, идите ко мне... Садитеся за стол. Я вам такое расскажу...
       Сучковы сели.
       Наутро Игорь, трезвый, пришел домой. Дома не оказалось ни родителей, ни
  гробов. Все остальное было в целости и сохранности. Потом появилась милиция.
       Супруги Сучковы исчезли навсегда. 

  Книго
  




        

            
[X]