Джулиан Мэй

Шпора Персея

Julian May

PERSEUS SPUR

1998

Перевод с английского И. Васильевой Серийное оформление А. Кудрявцева

В оформлении обложки использована работа, предоставленная агентством Александра Корженевского.

Печатается с разрешения автора и его литературного агента

Ralph M. Vicinanza Ltd. с/о Toymania LLC.

Подписано в печать 12.04.02. Формат 84x108 '/₃₂

Усл. печ. л. 18,48. Тираж 7000 экз. Заказ №328.

Издание подготовлено при участии А/О “Титул”

Мэй Д.

М97 Шпора Персея: Роман/Д Мэй; Пер. с англ. И. Васильевой. – М: ООО “Издательство ACT”,

2002. – 349, [3] с. – (Хроники Вселенной).

ISBN 5-17-014412-1

Две расы стоят на грани войны.

Люди, основавшие в космосе межпланетное Содружество миров, – и “чужие”, чья раса произошла от разумных насекомых. “Чужие”, научившиеся производить путем введения человеческой ДНК в ДНК собственную мутантов-"двойников” – новых завоевателей планет, населенных землянами.

Быть или не быть войне?

Судьба сотен миров, как ни странно, зависит от лихого повесы из могущественного клана, правящего ШПОРОЙ ПЕРСЕЯ...

УДК821.111(73)-312.9

ББК 84 (7США)-44

© Starykon Productions, Inc., 1998

© Перевод. В. Васильева, 2002

© ООО “Издательство ACT”, 2002

ГЛАВА 1

Ясное дело: коль скоро “Сто концернов” решили тебя погубить, бороться бесполезно. Но я был гордым и упрямым, как осел. Я ни минуты не сомневался в том, что меня оправ­дают, поскольку истина и справедливость на моей стороне. Поэтому я боролся – и, конечно же, проиграл.

Когда моя последняя апелляция в дисциплинарный три­бунал Секретариата по межпланетной торговле была отклоне­на и меня изгнали, что-то во мне надломилось, и я впал даже не в отчаяние, а в глубочайшую апатию. Мой брак с Джоан­ной де Вет потерпел крах; я умудрился оттолкнуть от себя почти всех родственников, немногочисленных друзей и па­рочку коллег из секретариата, которые вступились за меня во время скандала. Кончились деньги, и не было возможности заработать их честным трудом. Я стал изгоем, так что мне полагалось лишь мизерное социальное пособие. И хотя выход напрашивался сам собой, я был в такой тоске, что ни на что не мог решиться.

Наконец моя старшая сестра Ева (она одна не верила в мою виновность) предложила оплатить мне полет в Шпору Персея на симпатичную планетку класса Т-1, нетронутую хищ­никами рода человеческого, где можно было запросто про­жить на гроши. Почему бы и нет? Неплохая мысль: залечь где-нибудь на дно, пока не соберусь с силами и не сделаю то, чего от меня все ждут.

Как ни странно, я выжил. И что еще более странно – истина и справедливость в конце концов восторжествовали. Только не сразу.

Но я до сих пор убежден, что “Сто концернов” никогда не пали бы, изменив тем самым ход развития человеческой цивилизации в нашей галактике, и мы не смогли бы отра­зить вторжение халуков, если бы морское чудище не со­жрало мой дом.

Небо после бури над Стоп-Анкером было в то утро по-прежнему хмурым. Облака закрыли кометы и превратили прозрачные, как джин, воды вокруг Варкального рифа в мутную похлебку. Пятеро ныряльщиков-любителей, кото­рые наняли мою старенькую подлодку “Отмороженную”, чтобы поснимать под водой, шумно выражали свое негодо­вание. Звали их Клайв Лейтон, Марио Вольта, Олег Бран­ски, Токура Мацудо и Брон Элгар. Заносчивые и требова­тельные типы из фешенебельного отеля на Большом Бере­гу. Все в отличной форме, в возрасте до сорока. Все увешаны самыми современными и дорогими камерами и экипирова­ны до зубов.

Все, кроме парня по имени Брон (который хмуро молчал и, похоже, был у них за главного), из породы самодовольных снобов, для которых важнее всего похвастаться, что они “были там-то и делали то-то”. Клайв, Марио, Олег и Токура коротко отрекомендовались сотрудниками звездной корпорации “Оп­лот”, и я решил, что молчаливый Брон тоже оттуда – воз­можно, их начальник. Сладить с подобным квинтетом даже при самых благоприятных условиях было бы непросто. Ну а в такой день, явно непригодный для ныряния, это было безна­дежно.

Мы с моим первым помощником Кофи Резерфордом лез­ли из кожи вон, лишь бы им угодить... Все без толку. Судьба обрушивала на нас удар за ударом. Мы проплыли между зна­менитыми коралловыми рифами, в которых обычно так и кишат колонии шаловливых мюмзиков, однако эти проклятые твари попрятались в норах. Мы отправились в подводный лес – обиталище красочных хливких шорьков (беспроигрыш­ный вариант, все клиенты балдеют!), но в мутной водице они казались тусклыми пятнами. Альбиносы-зелюки съежились и не пропели ни единой песни.

Ныряльщики становились все мрачнее и мрачнее, и я, рискуя собственной шеей, попытался продемонстрировать им фейерверк, который устраивают, защищаясь от нападе­ния, варкальные губкошлепы, а Кофи наполовину выма­нил из раковины очень рассерженного двенадцатилапого брандашмыга, предложив ему в качестве наживки самого себя.

Пассажиры продолжали снимать, но особого впечатления на них это не произвело.

К полудню парень по имени Брон так и не разговорился, зато остальные четверо разнылись, что мой обед “а-ля фур­шет” не удовлетворяет их гурманским вкусам. После чего за­явили, что мои водные санки лязгают, как танк, а в гальюне кончилась туалетная бумага, и вообще я должен прервать экскурсию и вернуть им деньги.

Я растянул рот до ушей и напомнил им, что в контракте, который они подписали, ясно сказано, что деньги клиентам не возвращаются. А кроме того, все поправимо. Сейчас мы поплывем в дивное местечко, открытое мной совсем недавно, и если нам повезет, мы увидим крайне редкую породу – гигантских кометочервей!

Я повел “Отмороженную” к острову Рум-Ти-Фо. Тамош­ние живописные подводные утесы, изъеденная водой застыв­шая лава и колышущиеся, как кружева, белые водоросли все­гда привлекают стаи рыбообразных тварей. Когда мы спусти­лись пониже, вода стала гораздо чище, однако кометочерви, к несчастью, все еще были на обеде, как и прочие эффектные представители морской фауны. Нам встретились только стай­ки пустомель, огненных гадюк и стеклянных скорпионов – обычные виды, уже давно доставленные ныряльщиками в бассейны для туристов на Большом Берегу.

В три часа клиенты решили, что с них хватит, залезли в подлодку и велели мне как можно скорее вернуться в порт.

Как вы думаете, я очень удивился, когда норовистый ге­нератор магнитного поля “Отмороженной” вышел из строя именно в этот момент?

Я битый час пытался его починить, в то время как раздра­женные донельзя клиенты смотрели мне под руки и давали дурацкие советы. В конце концов, признав поражение, я объя­вил, что, поскольку мы не в состоянии передвигаться под во­дой, мне придется выдвинуть наверх мостик и отвести лодку на отмель Бровку.

Измученные ныряльщики потребовали, чтобы их немед­ленно сняли с подлодки, причем за мой счет, но я еще раз вежливо сослался на пункт седьмой контракта, в котором го­ворилось, что клиенты садятся на борт судна, управляемого изгоем, исключительно на свой страх и риск.

Тогда Брон сказал, что заплатит сам, только бы кто-ни­будь подбросил их к берегу. Вдвойне, если надо. Остальные четверо оживились. Но когда я позвонил на маленький аэро­дром на Бровке, оказалось, что все их “прыгунки” заняты. Два раздолбанных реактивных катера тоже куда-то уплыли, так что моим клиентам предстояло утомительное морское пу­тешествие длиной в семьдесят миль.

А это означало, что они не успеют на ракету, отбываю­щую в 17.20 с Большого Берега в Манкуру. Правда, был еще последний рейс в 18.45, но если мы и на него опозда­ем, им придется провести ночь в одном из спартанских пан­сионов на Бровке. Эти козлы жили в “Никко Луксоре”, лучшем отеле Стоп-Анкера, так что такая перспектива им совсем не светила.

Я улыбнулся клиентам еще раз и сказал, что расшибусь в лепешку, но выжму из своей посудины все, на что она спо­собна. Затем велел Кофи открыть шампанское, которое дер­жал на борту для особых торжеств и непредвиденных проис­шествий. Он повел пассажиров вниз, в каюту со стеклянной стеной. Четверо снобов по-прежнему куксились, а у Брона была такая рожа, словно он проглотил тухлую устрицу. Я сто­ял наверху на выдвинутом мостике, рассеянно думал о том о сем и искренне надеялся, что мои пассажиры не подвержены морской болезни.

Некоторые подлодки плавают на поверхности очень даже неплохо. Старушка “Отмороженная” не из их числа. Она качается из стороны в сторону, особенно в такую погоду, когда волны ходят ходуном, и вдобавок ползет, как черепа­ха. Мысли у меня в голове тоже ворочались не быстрее – я думал о том, сколько с меня сдерут за починку генератора. Он был поновее самой подлодки, но годков двадцать ему уже стукнуло, и я очень сомневался, что даже такой прой­доха, как мой приятель Орен Винодел, сможет найти к нему запчасти. Кроме того, мои несчастные клиенты вполне мо­гут настучать на меня турагенту в Луксоре и потребовать, чтобы подводные экскурсии капитана Ада вычеркнули из базы данных.

Естественно, про чаевые нечего было и думать.

Минут через десять ко мне поднялся Кофи, и мы наконец смогли поговорить наедине.

– Угомонились хоть немного? – спросил я без особой надежды.

– Напузырились и размякли, – усмехнулся он. – Слава Богу, никого не тошнит. Кстати, буря, похоже, сместила слой температурного скачка. Мы только что вошли в Голубую киш­ку, и что ты думаешь? Глубинные воды вынесли наверх стаю рубиновых креветок, а те устроили брачные пляски. Такое зрелище – закачаешься! Все клиенты, кроме братишки Бро­на, похватали свои камеры и начали снимать, как сумасшед­шие. Теперь им будет чем похвастаться в Манукуре. Никому и в голову не придет, что они снимали не под водой, а через окошко.

Кофи Резерфорд был бухгалтером-растратчиком из Куша, скрывавшимся от преследования концерна “Всеядный”. Если я нуждался в помощнике, он никогда не отказывал. К несчастью, нажитое неправедным путем богатство у Кофи отобра­ли пираты квастты, взявшие его звездолет на абордаж по пути с Руки Ориона на Стоп-Анкер. Он не сумел купить новые документы, как планировал вначале, и пришлось ему посе­литься не на роскошной вилле с подветренной стороны Боль­шого Берега, а в хибарке на Заштатных островах. У него тоже была небольшая подлодка под названием “Черный кофе”, толь­ко сейчас она стояла на капитальном ремонте, после того как наскочила на не обозначенную на карте мель возле Чертова Чайника.

– Значит, старичок Брон один остался недоволен, – ска­зал я. – Забавно... Когда они пришли ко мне сегодня утром, мне показалось, что я с этим типом уже встречался.

Кофи пробурчал себе что-то под нос. В обществе стопарей-изгоев не принято болтать о прошлом. Ловко ступая по шаткой, ускользающей из-под ног шкуре подлодки, он прошел по хребту к корме, где были свалены принадлежности для ныряния, вытащил шланг и принялся поливать всю эту кучу.

А я, повинуясь внезапному импульсу, подошел к бортовому компьютеру и запросил полное имя и данные своего таинственного клиента, которые он сообщил утром в агент­стве. Бронсон Элгар, номер 1631 в “Никко Луксоре”, Манукура. Как я и предполагал, этот парень оказался не из среднего звена начальничков, как остальные четверо. Вместо карточки корпорации “Оплот” у него была персональ­ная карточка из ниобия “Амекс”, что означает “Будьте со мной предельно вежливы, у меня неограниченный кредит”. Своего земного адреса он не оставил, только название сай­та “Чесапик Холдинг КК”. Я залез в базу Корпинфонета и получил ответ: “Данных нет”.

Понятное дело. Чесапик – владения одного из “Ста концернов”. С таким же успехом они могли поместить там свою голограмму.

Имя Бронсона Элгара было мне совершенно незнакомо, как и его наружность – русые волосы, ничем не примечательные грубые черты, средний рост, крепкое телосложение. Только его необыкновенно близко посаженные глаза, темно-синие и матовые, как закрытые колпачками маленькие линзы (возможно, ставшие такими после иридопластики, призван­ной обмануть стандартную процедуру идентификации лично­сти), задели какую-то струну в моей памяти. Я был уверен, что эти глаза уже буравили меня раньше – определенно на Земле и, возможно, в столице.

А также, возможно, с другого лица.

Вряд ли я встречался с ним в СМТ, или в других органах власти Содружества, или в главном отделе уголовного розыс­ка в Торонто. Темный тип... И в то же время мне почему-то казалось, что он не жулик.

Кто же он такой, черт возьми? И почему мое профессиональное чутье подсказывает мне, что я должен это узнать?

Небо прояснилось, правда – слишком поздно, и коме­ты Стоп-Анкера весело принялись выписывать загогулины между барашками кучевых облаков. Когда мы вышли через круглый загон для серфинга возле Бровки в тихую зеленую лагуну, солнце уже готовилось нырнуть за горизонт. Кофи, не вымолвивший почти ни слова на обратном пути, закон­чил полоскать снаряжение и уложил его в рюкзаки клиен­тов. Затем уселся на корме и, обхватив ногой опору, углу­бился в чтение вечерних новостей на магнитной доске. На Кофи были побелевшие от соли штаны из саржи, тельняш­ка в синюю и белую полоску и широкополая соломенная шляпа, которую, как он божился, он выиграл в карты у поставщика бананов в Гругру-Сити. Всю мою одежду составляли поношенные хлопчатобумажные брюки, громад­ные солнечные очки и тонкая корочка соли на моем довольно скромном обнаженном торсе.

Клиенты отказались подняться наверх и полюбоваться великолепным багрово-янтарным закатом. Снизу доносились пьяненькие смешки. Когда я послал Кофи поглядеть, он доложил, что пассажиры уговорили не только три бутылки дешевого шампанского, но и смесь “Джека Дэниэлса” с “Теннесси” – мое заветное виски, которое я хранил как лекар­ство. Они сделали потрясающие снимки светящихся красных ракообразных через стекло. А когда они узнали, что мы все-таки не опоздаем на последний рейс, настроение у них и вов­се улучшилось.

“Отмороженная”, пыхтя, обогнула мыс из золотистого песчаника, который мы называем Куском Чеддера, Пальце­вые деревья, похожие на растопыренные пятерни, живописно покачивались на ветру. Лодка устремилась к пристани, и я машинально глянул в сторону берега, на уютную бухточку, где я живу. То, что я увидел, так меня поразило, что я неволь­но вскрикнул и схватился за бинокль. Вид в окулярах подтвердил, что глаза меня не обманули.

– Черт побери!

– Что такое? – воскликнул Кофи.

– Сам посмотри! – Я сунул ему в руки бинокль и бессильно рассмеялся. – Завершение на редкость удачного дня!

– Ни фига себе, Адик! Да это же морская жаба – прямо напротив твоего дома! Я таких громадных в жизни не видал... Экая толстуха, метров двенадцать-тринадцать в ширину, не меньше!

– Пусто! – выдохнул я, давясь идиотским смехом. – Боже мой! Ничегошеньки не осталось...

– Во стерва! – В голосе Кофи, наблюдавшего за этой ошеломляющей сценой, звучало трепетное благоговение. – Похоже, ты прав. Сожрала – и не поморщилась. Но где ж это видано, чтобы морская жаба вылезала на отмель? Они живут на самом дне...

Я наконец перестал смеяться.

– А эта вылезла. И сожрала мой дом. В тот момент я был не в состоянии задаться вопросом: почему?

*          *          *

Когда я прилетел в 2229 году на Стоп-Анкер, мне было не до здешних красот. С меня хватало и того, что СА – ничейная планета, на которую наплевали все концерны и звездные корпорации. Здесь никто не лез в душу с каверзными вопросами, жизнь была простой и дешевой. А глав­ное, отсюда было четырнадцать тысяч световых лет до Зем­ли, штаб-квартиры Секретариата по межпланетной торговле и моего отца.

Потом, начав понемногу осваиваться на новом месте, я открыл для себя, что это славная, в основном покрытая океанами планета с одним большим спутником и несметным множеством комет, что препятствовало интенсивной эксплуатации здешней солнечной системы, несмотря на развитие технологии разгона. На планете всего один конти­нент, который стопари называют Большим Берегом, а так­же целая россыпь вулканических островов и изумительных невысоких атоллов, сосредоточенных на экваториальных широтах. Единственным более или менее населенным го­родом была столица Манукура. Разумная жизнь на планете так и не появилась, поэтому земляне колонизировали ее без особых осложнений. Флора и фауна генетически со­вместима с человеческой расой и безобидна – впрочем, с некоторыми исключениями. Свежий ветер дует круглый год, приводя в восторг любителей серфинга, а неглубокие мор­ские заливы – рай для ныряльщиков.

Как и большинство других планет созвездия Персея, Стоп-Анкер принадлежал ранее компании “Галафарма”, колоссу среди фармацевтических концернов и вечному сопернику звездной корпорации “Оплот”. Хотя уровень развития биотехнологии на планете был невысок, “Гала” по­пыталась превратить ее в курорт для держателей акций, работавших на более суровых планетах в зоне 23. С полвека назад, когда большой концерн устал сражаться с квасттами и халуками – а кроме того, ошибочно решил, что исчерпал все ресурсы этой зоны, – “Галафарма” бросила Стоп-Анкер на произвол судьбы вместе со всеми остальными планетами Шпоры. Эта серьезная ошибка открыла со време­нем дорогу безудержной экспансии “Оплота”.

Моя сестра Ева, занимавшая в “Оплоте” должность заведующего транспортом и распределением, как-то сказала мне, что корпорации было невыгодно заявлять права на эксплуатацию СА, поэтому планетка так и осталась свободной. Немногочисленные туристы приезжали сюда поваляться на солнечных пляжах, поснимать голограммы диковинных морских чудищ и поглазеть на поразительный рой комет, расцвечивавших небеса. Кроме того, планета притягивала к себе всякого рода сброд без гроша в кармане, художников, писавших в стиле Поля Гогена, романтиков без определен­ных занятий, помешанных моряков и неудачников вроде меня.

В отличие от зажиточных туристов сброд зачастую оседал здесь навсегда.

На Стоп-Анкере даже самый зеленый новичок мог прожить на подножном корме. От вас требовалось только соору­дить на берегу шалаш и ловить у порога рыбообразных и моллюскоподобных тварей, дабы душа не отлетела от тела, а излишки продавать в курортных отелях, получая взамен спиртное или наркоту.

Где-то около года я так и жил – под псевдонимом Адам Сосулька; все звали меня Ад или Адик. Я человек старомодный, глотать колеса и ширяться не привык, так что травился я низкосортным “Данайским” виски. Я плыл по течению, упиваясь спиртным и жалостью к себе, а когда выходил из запоя, нырял в океан с дыхательной трубкой или со скубой, которые одалживал у приятелей. Время от времени я заплы­вал на доске подальше от берега с твердым намерением раз и навсегда покончить с этим маразмом.

Но так и не смог. Впоследствии я признался себе, что у меня никогда не хватило бы духу.

Тиринф – епархия моей сестры – находился в каких-то жалких шести световых годах от СА, и ее шпионы, оче­видно, донесли ей о моем медленном погружении в алко­гольную трясину. В один прекрасный день в мою убогую хибарку явился межпланетный курьер, удостоверился, что я и есть тот самый пресловутый Адам Сосулька, и вручил мне конверт. В конверте был чек на имя местного брокера и записка:

“С днем рождения, дорогой Аса! Это все твое, и мне глубоко плевать, хочешь ты этого или нет. Лодочная компания даст тебе уроки вождения и будет снабжать топливом в течение года. А дальше управляйся как знаешь. С любо­вью, Ева”.

Мне и правда стукнуло тридцать шесть – по земному сче­ту, – хотя выглядел я в то время на все пятьдесят. Подлодка, которую купила мне сердобольная сестричка, была еще стар­ше, но она неплохо сохранилась. Как Ева и предполагала, я невольно поддался неудержимому соблазну начать трезвый образ жизни. Назвал лодку “Отмороженной”, в пику отвергшему меня семейному клану, быстро научился ею управлять и организовал экскурсии по морским пучинам Стоп-Анкера, полным невиданных чудес.

Постепенно я образумился, снова обрел спортивную фор­му и даже почувствовал вкус к жизни. Среди курортниц встре­чались любезные и озабоченные дамы, которые мерили меня взглядами с ног до головы, не испытывая при этом особого отвращения, и спускались со мной под воду в моей старень­кой субмарине. Некоторые из них жаждали нанять лодку для увеселительных прогулок с дружками. Эта идея меня пугала, поскольку уж очень походила на бизнес, но в конце концов я согласился. Раз уж я не смог наложить на себя руки, почему бы не поразвлечься?

Скоро другие владельцы подлодок Манукуры, все как один завистливые подонки, пригрозили донести о моем подполь­ном бизнесе и вышвырнуть меня с Большого Берега. Но я нанес им упреждающий удар, получив лицензию, что до смешного просто на таких ничейных планетах, и выкрасив “Отмо­роженную” в желтый цвет. Новая окраска плюс раздолбанная стереосистема с поп-классикой типа “Битлс”, Джимми Баф­фета и “Остряков с косяками” вызывали у отдыхающих жен­ского пола жестокие приступы ностальгии и обеспечивали мне полную загрузку на сезон.

Мое стремительное восхождение к респектабельности доставляло мне немало забот. Стоп-Анкер, конечно, от Зем­ли далеко, и тем не менее кто-нибудь из курортников мог узнать меня в любой момент. И все-таки я, наверное, так и прожил бы в Манукуре до конца своих дней, никем не узнанный и не замеченный, если бы не суперинтендант Джейк Силвер, глава микроскопической службы планетной безопасности. Он узнал, кто я такой на самом деле, когда я оставил у него в кабинете отпечаток радужной оболочки вместе с заявлением на получение статуса постоянного жителя.

Пожилой прагматичный коп с круглым животиком и меланхоличным взглядом, Джейк старался делать все, что мог, с такими ограниченными ресурсами на захолустной плане­те вдалеке от центра Содружества. Он сохранил мой секрет, лишь время от времени привлекая то, что осталось от моих мозгов, когда к нему на стол попадало дело, касающееся концерна. Я, хоть и без особой охоты, помогал ему, пока жил на Большом Берегу, поскольку подозревал, что ему тоже дали коленом под зад и сослали сюда. И тем не менее я вздохнул с облегчением, когда наконец заработал на кре­дит и переселился на Заштатные острова, подальше от Джей­ка с его желанием перевоспитать меня и пробудить мое гражданское самосознание.

Кому это надо? Я чуть не треть своей жизни угрохал на то, чтобы остановить рост коррупции в Содружестве Пла­нет Человечества, и все без толку. С каждым годом избран­ное правительство становилось все слабее, а “Сто концернов”, крепкой хваткой сжимавшие за горло галактическую экономику, – все сильнее. Лет через десять большой биз­нес будет контролировать все аспекты человеческой цивилизации, вышибая остатки политической оппозиции из седла столь же эффективно и решительно, как вышибли меня.

А пошли они все! Меня вполне устраивал статус изгоя.

Поселившись на отмели Бровка, в паре тысяч километров к западу от Большого Берега, я начал сдавать в аренду “Отмороженную” самым отчаянным ныряльщикам-любителям и продолжил курс реабилитации. Капитаны местного “москит­ного” флота и другие жители острова были людьми спокойными и непринужденными, и я впервые в жизни нашел на­стоящих друзей.

Я жил на лодке, пока наконец не смог купить себе дешевую модульную хибарку, а потом построил аккуратный ма­ленький домик с очень славной ванной и кухней. С переднего крыльца открывался прекрасный вид на океан; прозрачный экран ограждал меня от роя желемух и жуковоней. Я сплел циновки для пола и нарисовал на стенах наивные и неуклю­жие морские пейзажи. Понемножку обзавелся кухонной ут­варью, научился готовить и стал в этой области таким докой, что моя многострадальная бывшая жена Джоанна диву бы далась,

По ночам, когда звезды Шпоры Персея мерцали меж ко­мет, я садился на крыльце в самодельное кресло-качалку и, потягивая единственный за день бокал виски (настоящего, от контрабандистов, сделанного из земных зерновых), глядел на яркую звезду, вокруг которой вращался Тиринф – планета Евы. Иногда я ковырял былую рану, стараясь отыскать на небе остальные шестьдесят три звезды, принадлежавшие “Оплоту”, и спрашивая себя, как сложилась бы моя жизнь, если бы я уступил настояниям отца, а не перся бы напролом на­встречу собственной погибели.

Проклятое морское чудовище с извращенным вкусом зас­тавило меня отправиться на поиски ответа.

ГЛАВА 2

Я отдал Кофи руль и начал лихорадочно нажимать на кноп­ки телефона, пытаясь дозвониться своему соседу Мимо Бермудесу и узнать, что все это значит. В отличие от прочих обитателей Бровки он был законным гражданином Содружества Планет Человечества и имел кругленькое состояние. Правда, Мимо не афишировал этот факт. Его скромное, крытое соло­мой бунгало, стоявшее в нескольких сотнях метров от моего бывшего дома, похоже, ничуть не пострадало от нападения чудовища.

Через пару минут он снял трубку, и я сказал;

– Это Ад. Я на “Отмороженной”, иду к берегу. Что там такое стряслось, скажи, Бога ради!

Я показал пальцем на громкоговоритель, чтобы Кофи тоже мог послушать.

– Я... Я как раз собирался тебе звонить, – заплетающим­ся языком пробормотал старик. – Как только мы с Ореном прикончим графинчик “Маргариты”.

– Мне бы это тоже не помешало. Рассказывай, я слушаю!

– Жаба вынырнула из моря безо всякого предупреждения. С полчаса назад. Она... Она просто слизнула твой дом со свай и сжевала его. Схрумкала, как баранку! Мы с Ореном ничего не могли поделать.

– Эта зверюга подохла? Я в бинокль не вижу, чтобы она шевелилась.

– Я рассматривал ее в свой “клаус-гевиттер”. Что тебе сказать, Адик? Такой чудесный дом, ты с такими трудами его строил... И все твои вещи! Ты, конечно, можешь пожить у меня сколько захочешь...

– Не исключено, что я поймаю тебя на слове. – В душе у меня шевельнулось какое-то забытое чувство, которого я дав­но не испытывал. – Послушай, Мимо, вы с Ореном еще не растрепались об этом?

– Нет. Мы ждали, пока “Маргарита” ударит в голову.

– Не говорите, пожалуйста, никому, пока я не приеду.

– Как скажешь, amigo [– друг (исп.)]. У тебя, должно быть, есть на то причины.

– Да.

– Мы можем попытаться спасти что-нибудь из твоих вещей, пока их не разъел желудочный сок. Понадобятся мощный резак и ворот, а еще какие-нибудь защитные маски и прочее барахло. Позвонить Сэл?

– Я сам управлюсь. Хотя, конечно, от помощи не откажусь, если... если...

Меня словно током ударило. В мозгу промелькнула сумасшедшая мысль – и взорвалась, как шутиха. Я вдруг понял, что могло заставить морскую жабу вести себя столь необычным образом.

– Мимо! Дай мне Орена на минутку...

Я прервал сочувственные излияния Орена Винодела, еще одного друга-изгоя, и попросил его сбегать домой и принести кое-какое оборудование, если оно у него есть.

– Да я тебе такую штуковину сварганю за пять минут, когда руки трястись перестанут, – заявил Орен. – Но на кой черт тебе это надо?

– Уважь каприз бездомного человека. Я постараюсь как можно быстрее добраться до берега.

Я сунул телефон в задний карман и встретился глазами с Кофи.

– Мне ужасно жаль, Ад. Я тоже помогу вспороть ей брю­хо. У нас, конечно, и раньше бывали несчастные случаи, од­нако такого...

– Если это был несчастный случай, – пробормотал я. Ярость, закипевшая у меня в груди, начала разливаться по всему телу, напрягая мускулы и учащая сердцебиение.

– Что значит “если”? – Красное лицо Кофи приняло скептическое выражение. – Ты думаешь, кто-то послал жабе открытку с приглашением?

Я только хмыкнул, встал к рулю и не произнес больше ни слова, пока мы не пришвартовались у мола.

Желтая и остромордая, как акула, “Отмороженная” была в доке единственной подлодкой посреди разношерстного собрания шлюпок, катамаранов, рыболовных шхун и реактивных траулеров, принадлежавших местным жителям. Яхты ку­рортников стояли в общественном порту. Хозяин пристани Гумерсиндо Гекльбери качал топливо в мотор классического деревянного рыболовного судна под названием “Катопуа”. Владелица судна Глаша Романова красовалась в микроскопи­ческом алом бикини; мы с ней помахали друг другу. Несколь­ко туристов слонялись по пристани, восхищаясь Глашей и наблюдая за тем, как Яго Макскряга починяет свои сети. Двое серфингистов возились с разобранными досками. Маленькая старушка изучала засиженные мухами сувениры в витрине “Товаров из Мулландии”. Парочка новобрачных сидела в шез­лонгах на палубе напротив гостиницы “Постели и завтраки Джины и Персика” и любовалась закатом.

Мои пятеро пассажиров, ничего не ведающие о постигшем меня жабьем несчастье, поднялись наверх, похватали вещички и потопали по трапу “Отмороженной”.

Бронсон Элгар переоделся в отутюженный черный спортивный костюм, обмотав шею щегольским шелковым шарфом.

– Мы еще увидимся, капитан Ад, – сказал он на прощание, продемонстрировав мне в улыбке все свои зубы.

Его бесцветный голос не походил на удары гонга, и по трапу он спускался бесшумно, легко неся увесистое снаряже­ние. Единственной примечательной чертой в нем были чрез­вычайно близко посаженные глаза, что невозможно изменить никакими пластическими операциями.

Он точно ее сделал!

А его издевательское обещание означало, что он когда-нибудь вернется и закончит начатое.

Кипя от бессильной злобы, я наблюдал за тем, как Элгар залезает в фургон Кофи. Вот черт! Если бы “Отверженная” прибыла в порт на четверть часа позже, они опоздали бы на последнюю ракету! Но я все равно не смог бы задержать Элгара до тех пор, пока проверю свои подозрения, даже если бы запер его на подлодке (и остальных тоже – ведь они могли быть сообщниками и определенно были свидетелями) и спровоцировал бунт на корабле. Они – достопочтенные граждане, а я – никто.

В обязанность Кофи входила доставка клиентов на аэродром, находившийся всего в километре отсюда. Он шепнул мне, что, как только вернется, встретится со мной на месте моего последнего обиталища. Когда его фургон скрылся из виду, я снова отвязал “Отмороженную” и потащился к лодочной станции Сэл Фаустино.

Я застал ее за ужином. Сэл сидела в заляпанном комбине­оне в своей открытой кухоньке и за обе щеки уплетала дары моря. Когда я рассказал ей печальные новости, она чуть не взвыла и выронила вилку – взыграл сублимированный мате­ринский инстинкт. Сэл прижала меня к своей необъятной груди, гладя по головке, проклиная мою несчастную судьбу и настойчиво вопрошая, чем она может помочь. Я не без труда освободился из ее объятий. Мужик я не хилый, но Сэл весит килограммов на десять больше меня, и все эти килограммы – чистые мускулы. Она лучший морской инженер на всех Заштатных островах, с сердцем нежнее розкоза, темпераментом, способным размягчить алмазные сверла, и ордером на арест за убийство на Фараллон-Зандере.

– Можешь одолжить мне галоидные лампы, переносную лебедку, антигравитационные носилки и фонарь “рэн­далл”? – спросил я ее. – Мимо, Орен и Кофи помогут мне вскрыть жабу и спасти что удастся. Нам бы еще защитные костюмы и парочку кислородных пакетов... У этой твари в кишках наверняка полно хлорной кислоты и бог знает еще какой дряни.

– Бери что хочешь, малыш! Подгузники тоже прихваты­вай, если надо. Может, мне самой подойти к вам с буксиром и оттащить останки в море?

– Был бы тебе очень благодарен. Только дай нам несколько часов, чтобы спасти то, что она еще не переварила.

А также чтобы я успел проверить подозрения...

Сэл взяла в руки мою голову, нагнула ее и смачно чмокнула влажными губами в лоб.

– Не дрейфь, Адик! Мы на Бровке своих в беде не броса­ем. Я сколочу бригаду, и построим тебе новый дом, а мебель и другое барахло наскребем по соседям. Не сомневайся!

Я искренне поблагодарил ее. Оборотная сторона свобод­ной и легкой жизни на Стоп-Анкере заключается в том, что властям глубоко наплевать на мою маленькую катастрофу. Я мог рассчитывать только на щедрость друзей.

Загрузив на борт “Отмороженной” необходимое оборудование, я направился к своей бухте. По пути позвонил Джейку Силверу.

– Сделай одолжение, – попросил я, – разузнай мне все, что можно, о Бронсоне Элгаре, постояльце “Никко Луксора”. Он примерно через полчаса будет на космодроме Большого Берега.

– С какой стати?

Суперинтендант был любезен, как всегда.

– Я думаю, что он пытался убить меня.

– Кого убить? – иронически вопросил усталый голос. – Дурака-рыбака, который называет себя Адамом Сосулькой, или фотографию, повернутую к стенке на одной земной усадьбе?

– Сам выбирай.

– Расскажи мне об этом покушении на убийство. Когда я рассказал, Джейк зашелся от смеха.

– Смейся-смейся, суперинтендант, – сказал я. – Только не забудь, кто помог тебе избавиться от краснокожих охотни­ков за акулами из концерна “Беспредел”, которые в прошлом году хотели прибрать к рукам казино “Стопарь”. Если бы эта парочка преуспела, бюджет половины школ на Стоп-Анкере сгорел бы ясным пламенем.

– Да, да. Но если этот Элгар остановился в “Луксоре”, с ним шутки плохи. Не исключено, что с ним поддерживают связь. Я не собираюсь подставлять свой департамент под удар, тем более ради такого бродяги, как ты.

– Я не прошу тебя надевать на него кандалы. Просто осторожненько пропусти его имя и код кредитки через сито. Я не шучу, черт возьми!

– Ладно, не кипятись, – сказал Джейк, – Сделаю, что смогу, и позвоню тебе.

Я подвел субмарину как можно ближе к берегу, бросил парочку якорей и поплыл дальше на надувной лодочке. Недвижное чудовище – глянцевито поблескивающая в сумерках гора – было размером с небольшой склад. Покореженные сваи, на которых раньше стоял мой дом, торчали из песка, как сломанные зубы. Ступени сохранившегося крылечка вели в никуда. Все кругом было покрыто липкой слизью, а в воз­духе разливался едкий смрад. Я вспомнил, что морские жабы любят делать своим жертвам предварительный укол разъеда­ющей, переполненной энзимами слюной.

Мимо Бермудес уже ждал меня. Его морщинистое донкихотское лицо было искажено негодованием, а белые волосы разметались во все стороны, как у пастушьей собаки с наэлектризованной шерстью. Он протянул мне большую круж­ку с текилой и лимоном и сочувственно похлопал меня по плечу. Его полное имя – Гильермо Хавьер Бермудес Обре­гон, он давно отставной и давно овдовевший капитан, и он обожает жариться на пляже, потягивая тропические напитки и следя за межгалактическими футбольными матчами. Свое астронавигаторское искусство он оттачивает, доставляя конт­рабанду с Земли и планет, принадлежащих концернам, на планеты Шпоры Персея. А кроме того, он мой лучший друг на Стоп-Анкере.

Мы стояли рядышком в лучах тускнеющего заката, глядя на отвратительный труп морской жабы. Пока эта зверюга вылезала на берег, ее двухметровые ласты с когтями пропахали в песке глубокие борозды. Тоненькие антенны на подвижных стебельках были почти втянуты в бородавчатую, инкрустированную ракушками голову. Выпученные глаза, огромные, как арбузы, и неприятно похожие на человеческие, были широко открыты и уже остекленели. Прямо над ними зияли две обугленные по краям дырки шириной в сантиметр, из которых сочилась слизь. Капитан Бермудес, набивший руку на стрель­бе по межзвездным пиратам, аккуратно продырявил оба по­лушария мозга из фотонного лучевика. Невероятных размеров рот чудовища, в который спокойно могли заплыть две подлодки величиной с “Отверженную”, был слегка открыт; в нем застряли мачта и бортовой выступ красного катамарана Мимо. Я переоборудовал для него эту лодочку во дворе за домом, и жаба, очевидно, сглотнула ее на десерт. Может, она приняла бедный катамаранчик за деформированную рубино­вую креветку – свою законную ночную добычу?

– Расскажи мне все, ладно? – попросил я.

– Мы с Ореном спокойно лежали в гамаках на моей веранде. Я смотрел матч Уругвая с Воннегутом-2, а Орен слушал Чарли Барнета. И вдруг донесся жуткий всплеск, я аж из гамака выпал. Эта тварь сидела там – как видишь, она наполовину выползла из воды. Я лежал, как парализованный, и смотрел, как она высунула языковые щупальца, слизнула твой дом и проглотила его. Орен орал как ненормальный – боял­ся, что потом она примется за нас. Мои мозги, пораженные старческим маразмом, наконец включились. Я побежал в дом, схватил длинноствольное ружье и застрелил эту гадину. Орен чуть не обделался со страху, да и я тоже.

– Боже мой!

Мимо с видом фаталиста пожал костлявыми плечами.

– Благодари Бога за то, что он задержал тебя в пути. Насколько я помню, небная кость во рту у морской жабы усеяна сотнями острых зубцов величиной с бейсбольную биту. Вернись ты домой как обычно, ты бы просто отдал концы.

– Да, – тихо согласился я.

С проселочной дороги лихо свернула раздолбанная старая “тойота” и с лязгом покатилась к нам по пляжу. За рулем сидел Орен Винодел. Вид у него был такой, словно он только что сунул голову под кран. Со светлых волос капала вода, а лицо было по-прежнему зеленоватым.

– Я привез ультразвуковой детектор. Где мне его поставить?

Ветхая хибарка Орена битком набита испорченной и не очень аппаратурой. Ее таскают Орену со свалок всего Большого Берега обнищавшие ныряльщики, которым он платит по паре грошей за каждый прибор. Все это барахло привозят на острова в трюмах рыбацких лодок, а Орен ремонтирует и продает, что можно, и таким образом зарабатывает себе на пропитание. Он родился в английской деревушке под назва­нием Нижняя Взбучка (“Не путайте со Средней Вздрючкой и с Могучей Бочкой!”) и работал когда-то ведущим специалис­том по генной инженерии в концерне “Шелток” на Эритейе. У его жены нашли синдром Персиваля, однако руководство “Шелтока” отказалось оплатить дорогостоящий экспериментальный курс лечения. После ее смерти тихий маленький Орен сделал из медицинского оценщика концерна кровавую отбив­ную и напрочь вывел из строя термоядерный генератор, над которым работал его отдел. Затем отбыл свой тюремный срок, заплатил огромный штраф, был объявлен изгоем и в конце концов оказался на Стоп-Анкере среди таких же обломков крушения, как и все мы.

– Тащи его поближе к жабе, – сказал я ему, – и быстренько проверь. По-моему, у этой зверюги в утробе должен быть акустический генератор, если только он не превратился в шлак. Поищи излучение на частоте примерно 120 килогерц.

Орен включил грязный черный ящик с какой-то пипоч­кой наверху, покрутил пару рукояток и направил аппарат на мертвое чудище.

– Есть, Ад! Прерывистые модуляции на частоте от 122 до 131 и сложная гармоника на более высоких частотах. Хочешь послушать? Сейчас я переведу их пониже, в диапазон, воспринимаемый человеческим ухом.

Он снова взялся за рукоятки.

Кофи Резерфорд подошел как раз тогда, когда черный ящик издал душераздирающий вой. Стайка птичек-элвисов на соседних мятных пальмах взорвалась пронзительными воплями, устроив настоящий кошачий концерт. Мимо Бермудес поморщился.

Орен поспешно убавил громкость.

– Что это за чертовщина? – выдохнул Кофи.

– Колокольчик, зовущий морскую жабу на обед, – ска­зал я. Ящик продолжал тихонько подвывать. – Мы слушаем сейчас пение какого-то большого и, без сомнения, очень вкусного морского создания, и раздается оно из переносного пе­редатчика, который находится у жабы в утробе. Я так и знал, что эту тварь выманили на берег именно таким образом. Видите, у нее над глазами маленькие стебельки? Это антенны для охоты за океанской добычей – за существами, плаваю­щими в поверхностных водах и издающими ультразвуковые сигналы. Вроде гигантских павлиньих угрей или розовых сло­новых слизняков.

– Значит, кто-то подложил передатчик в твой дом? – недоверчиво спросил Орен.

– Скорее всего сегодня утром. И настроил его на время, когда я точно буду дома. Только я задержался. Кофи угрюмо кивнул.

– Наверняка один из клиентов. Может, тот самый, который показался тебе подозрительным.

– За всю неделю в моем доме не было чужих, кроме этих типов, – согласился я. – Пока я проверял их снаряжение, они переводили на мой счет деньги с помощью кредитных карточек.

Тактичный Мимо нерешительно кашлянул.

– Ты только не пойми меня неправильно, Ад, но такой способ убийства представляется мне крайне ненадежным и неэффективным. Почему передатчик не настроили на более поздний час? Ночью ты уж точно был бы дома, в постели. Да и вообще, какому нормальному убийце придет в голову зате­вать игры с морской жабой? Тебя вполне можно прикончить более традиционным способом.

– Во-первых, жабы охотятся на живущих в поверхностных водах тварей только днем, – сказал я. – Ночью они пожирают рубиновых креветок и прочих глубоководных су­ществ, пользуясь другими сенсорными средствами, так что ультразвуковой сигнал был бы бесполезен. А что касается... – Я осекся.

– Это, конечно, не наше дело, – сказал Мимо. – Про­сти, что я завел об этом разговор.

Остальные двое что-то пробубнили в знак согласия и начали устанавливать прожектора.

– Понятия не имею, зачем меня хотят убить. Я ни для кого больше не представляю опасности.

Они уставились на меня, и я почувствовал неудержимое желание выложить им все. В глубине души у меня по-прежнему клокотала ярость. Таких эмоций я не испытывал с тех пор, как впервые осознал, что буду осужден по ложному об­винению. Тогда я был вне себя от злобы на концерны, которые финансировали колонизацию планет, сметая со своего пути всех, кто осмеливался им противостоять. Я до самого конца не хотел поверить в то, что такое может случиться со мной.

Похоже, моим врагам мало было вывести меня из игры. Они хотели меня уничтожить.

Или моя смерть им нужна для каких-то других целей?..

Я задал своим друзьям вопрос:

– Что было бы, если бы я помер в проглоченном доме – задрипанный капитанишка старой подлодки на захолустной планете, погибший такой смешной смертью?

– Бульварная пресса ухватилась бы за эту историю, – без запинки ответил Орен Винодел, – и раззвонила бы о ней на всю округу, от Стоп-Анкера до Завитушки Стрельца. Народ ведь у нас какой: его хлебом не корми, дай поохать да похихикать над чьей-то нелепой кончиной!

– А история стала бы еще более смачной, если бы внештатный корреспондент из Манукуры узнал из какого-ни­будь анонимного источника мое настоящее имя.

Друзья смотрели на меня в безмолвном раздумье. Они ничего не спросили, но я уже почти ответил им. Если бы я смог, я открыл бы им тайну прямо сейчас. К сожалению, в моем кармане запищал телефон. Я извинился перед ребятами и отошел в сторонку.

Звонил Джейк Силвер из полицейского участка на Большом Берегу.

– Бронсон Элгар – та еще штучка, – сказал он устало. – Его досье изъято из базы данных переписи населения. Я убил кучу времени, пытаясь отследить его кредитную карточку. В конце концов мой старинный корешок из земного угро, который мне кое-чем обязан, выдал мне информацию. Счета Элгара оплачиваются банковской корпорацией “Еврокредит”.

– Это же финансовая рука “Галафармы”!

– Может быть. Твой подозреваемый так и не вернулся в “Луксор”. Его четыре спутника – кстати, они клянутся, что познакомились с ним совершенно случайно, – в последний раз видели Элгара, когда он пошел в бар с женщиной в крас­ной униформе, встретившей его на космодроме. Такую форму носят экипажи кораблей, разгоняющих кометы. Я проверил: точно, тендер “ГАЛ-6236” заходил в космопорт за припасами. Сейчас он, очевидно, летит на базу, унося на борту твоего несостоявшегося убийцу.

– Бог ты мой! Я и забыл, что разгонщики комет попрежнему работают на “Галафарму”! А это значит, что корабли разгонщиков находятся вне юрисдикции полиции Содружества.

– Если против них не выдвинуты серьезные обвинения, – уточнил Джейк. – Так что охотник за жабами мо­жет спать спокойно.

– Если бы кто-нибудь сумел вернуть Элгара, ты смог бы его задержать?

– Только не по обвинению изгоя.

– Значит, дохлый номер?

– Похоже на то, – сказал Джейк и бросил трубку.

Я посмотрел на умолкший телефон и не без облегчения сунул его в карман. Пожар, бушевавший в моей душе, начал понемногу затухать. Несмотря на мои претензии к Джейку, я был рад, что не смогу преследовать врага. Я стыдился этой радости и тем не менее был рад. Большой бизнес снова набросился на меня – и промахнулся. Пока мне больше ничего не грозит... до следующего раза. Но об этом я подумаю как-нибудь потом.

Я вернулся к своим друзьям. Opeн возился с резаком, пытаясь включить его в сеть, а Кофи громко спорил с ним по поводу какой-то технической детали, облачаясь при этом в защитный костюм. Мимо сидел чуть поодаль на бревне, выброшенном водой, и курил кубинскую сигару. Сигары эти облагались драконовской пошлиной, но Мимо регулярно привозил их в Шпору контрабандой. Я присел рядом с ним и вполголоса сказал, что Элгар сбежал, а также поделился своими подозрениями о том, что он агент “Галафармы”.

– Надеюсь, они на время угомонятся. Они же знают, что я начеку.

Капитан Бермудес пригладил нечесаные волосы длинной загорелой ладонью. Его глаза горели под морщинистыми веками таким же безумным огнем, как у человека из Ламанчи.

– Мой звездолет к твоим услугам, Ад, – мягко прогово­рил он. – И мои старческие мозги тоже. Пилот я, конечно, уже не такой, как раньше, но если ты хочешь отправиться в погоню за этим Бронсоном Элгаром...

– Не смеши меня, – пробурчал я. – Этого гада уже не догонишь.

– Я знаю, как мы можем перехватить тендер, пока он не добрался до базы разгонщиков комет. Элгар и пилот ничего не заподозрят, а когда хватятся, будет уже поздно. – Мимо говорил, не отрывая глаз от сигары, скрученной из земных табачных листьев, и улыбаясь каким-то своим, по-видимому, приятным воспоминаниям. – Мы запросто возьмем их на абордаж! На моем “дротике” есть механические прогулочные скафандры, под завязку заправленные топливом и с интерфейсами для оружия. Я уверен, что на тендере оружия практически нет, в то время как мой “дротик”...

– Исключено! – прошипел я, – С какой стати тебе ввязываться в это дерьмо? В конце концов, я заварил кашу, я и буду ее расхлебывать.

Мимо нагнул голову и, иронически усмехнувшись, пожал плечами.

– А может, контрабанда потеряла для меня вкус новиз­ны? Ты же знаешь, я уже несколько недель никуда не улетал со Стоп-Анкера.

Он приглушенно фыркнул, и это меня добило.

– Ты даже не знаешь, кто я такой на самом деле!

– Я знаю, что ты мой друг и что тебе позарез нужна помощь. Этого достаточно.

Кофи с Ореном по-прежнему спорили насчет оборудования, не обращая на нас с Мимо внимания.

– Я Асаил Айсберг, – прошептал я сквозь зубы. – Младший сын старого Симона. Паршивая овца в семье, отказавшая­ся стать сотрудником корпорации “Оплот”.

– Как же, помню! Вместо этого ты стал членом СМТ. А потом...

– Я, как последний дурак, надеялся разоблачить коррумпированные насквозь концерны и вырвать Содружество из их лап. Мне казалось, в Секретариате у меня будет уни­кальный шанс это сделать. Я превратился в суперкопа и объявил крестовый поход против зла, воплощенного в концернах. Когда я подобрался к ним слишком близко, они не осмелились сразу меня убить. Вместо этого меня обвинили в злоупотреблении служебным положением и лишили граж­данства. А теперь, похоже, они решили меня прикончить – бог знает почему.

– Тем более мы должны догнать этого киллера! Неужели не понимаешь? Ты сможешь восстановить свое доброе имя и гражданство, а заодно вывести на чистую воду тех, кто стоит за Элгаром!

– Я не позволю тебе подвергать опасности свою жизнь.

– Я делаю это каждый раз, когда провожу в Шпору Пер­сея контрабанду из Руки Ориона. No me importa de cojones [Не стоит двух яиц (исп.)].

– Нельзя рисковать “дротиком”!

– Брось! Ты думаешь, у меня только один звездолет?

Кофи и Орен, облаченные в белые блестящие пластико­вые комбинезоны с кислородными баллонами, возились у бока жабы, очевидно, соображая, где сделать первый разрез. Спо­койные воды лагуны потемнели, в то время как кометы над головой разгорались все ярче – предзнаменованиями в ночи.

– Если ты не хочешь, чтобы я участвовал в погоне, – вкрадчиво проговорил старый космолетчик, – так веди “дротик” сам. Отличный корабль, называется “Чиспа”. На мекси­канском жаргоне это значит “Бесстыдная бабенка”. Она дей­ствительно прелесть.

Он начал излагать свой план.

– Нет! – отрезал я.

– Ты хочешь сказать, что не умеешь управлять звездолетом?

– Это невозможно, черт возьми!

– Ерунда. Я знаю тебя почти два года, Ад. Я видел, как затягивались твои раны, превращаясь в шрамы. Ты сильный человек, и ты снова в форме.

Он ошибался.

– Ты не понимаешь, Мимо.

Он выдул колечки дыма в направлении жуковоней. Охо­чие до падали насекомые обнаружили разлагающиеся остан­ки жабы и собрались на тризну.

– Прижми эту сволочь к ногтю! – посоветовал старик. – Заставь Элгара говорить. А когда узнаешь правду, либо выброси его из шлюза “Чиспы”, либо отправь его к хозяевам с сообщением. Иначе к тебе пришлют другого убийцу. Сам знаешь.

Я ничего не сказал.

– Можешь выбрать из моей оружейной коллекции то, что тебе пригодится для схватки на борту. Долетим на моем “прыгунке” до Большого Берега. Я позвоню и велю подготовить “дротик”. С администрацией порта проблем не будет. – Мимо плутовато подмигнул. – Со мной у них никогда нет проблем.

Я продолжал молчать, морща лоб, как человек, пытаю­щийся побороть жуткое похмелье или же непреодолимое ис­кушение. На самом деле я взвешивал все “за” и “против”. В принципе шансы были. Я никогда не проводил официальных допросов, но был уверен, что сумею вывернуть Элгара наизнанку. Однако выяснить, зачем его послали, – это лишь первый шаг. А вот дальше... Когда я подумал о том, что будет дальше, у меня съежились яйца, и демон страха начал нашеп­тывать: “Да ну его! Ты не сможешь их победить. Только су­масшедший способен начать все это снова...”

Через пару минут я сказал Мимо:

– Ладно.

Он блаженно улыбнулся.

– Идем ко мне. Быстренько примешь душ и переоденешься во что-нибудь, подберем из моего арсенала. У нас еще полно времени.

Я подошел к своим друзьям, поглощенным работой. В свете лампы тучами роилась мошкара. Кофи вскрыл чудовищную тушу резаком, а Орен острогой сдирал с жабы ее дубленую кожу.

– Я еду в Манукуру по срочному делу, – крикнул я им. – Не исключено, что довольно надолго.

Кофи выпрямился. Лица его я под маской не видел, но мне и так было понятно, что оно выражало.

– Нет проблем. Поступай, как считаешь нужным. Мы с Ореном распотрошим эту зверюгу.

– Постарайтесь найти ультразвуковой передатчик, – ска­зал я. – Это единственное реальное доказательство того, что нападение жабы было подстроено. А насчет остального ба­рахла не беспокойтесь. Бог с ним! Сэл Фаустино обещала подойти чуть позже с буксиром и отволочь тушу в море.

– Не переживай! – сказал Орен. – Вот увидишь: когда ты вернешься, все уже утрясется.

У меня не хватило духу ему возразить.

ГЛАВА 3

Звездолет класса “Дротик” под названием “Ла Чиспа” ока­зался прекрасным судном – гораздо просторнее, чем я ожи­дал, с рубкой, достойной зонального патрульного катера Со­дружества, и трюмом, в который помещалось чуть не пятьде­сят килотонн груза. Голос компьютерной системы управле­ния кораблем был женственным и теплым. Сперва машина обратилась ко мне по-испански, а когда поняла, что я не ка­питан Бермудес, быстренько переключилась на английский с пикантным испанским акцентом.

Мимо не раз приглашал меня слетать с ним за контрабан­дой на Землю или на какую-нибудь из планет Руки Ориона, но я всегда отказывался. Честно говоря, я боялся покидать свое убежище и подвергать риску ненадежную легенду, кото­рой я прикрывался на Стоп-Анкере.

Это как раз понятно. Чего я не мог понять, так это на кой черт я покинул планету сейчас и почему я не облился холод­ным потом, когда сел в пилотское кресло “Чиспы”, а начал с воодушевлением насвистывать сквозь зубы, проверяя вместе с компьютером приборы.

Насвистывал я “Тему супермена” Джона Ульямса, лейт­мотив которой он содрал со “Смерти и перевоплощения” Ри­харда Штрауса.

Суперкоп жив?

Или мое подсознание напоминало мне, что я уже умер, только малость опоздал перевоплотиться?

А, к черту подсознание!

Я уже лет шесть не водил звездолеты – главный инспек­тор СМТ сам звездолет не водит. Пока мы летели вместе с Мимо с острова в Манукуру, я весь извелся от беспокойства: а смогу ли я управлять кораблем? Но Мимо только посмеи­вался, уверяя меня, что управление “дротиком” полностью компьютеризировано, так что вести его способен даже послед­ний дебил.

Я знал, что на самом деле все не так просто. Но когда Мимо подробно расписал мне прелести корабля, я решил, что как-нибудь сумею поднять звездолет и направить его на перехват. Основные навыки не забываются. Когда же дело дойдет до маневрирования, я подключу к управлению компьютерный мозг корабля.

Как Мимо и обещал, я стартовал из Манукуры без всяких формальностей. Мне не пришлось представлять план полета и даже сообщать диспетчерам данные о направлении. Космо­порт на Стоп-Анкере маленький, финансировали его скудно и нерегулярно. Частые солнечные вспышки затрудняли ска­нирование местной солнечной системы, так что результаты наблюдений были весьма приблизительны. Никого из дис­петчеров в башне особо не волновало, какие корабли улетали или прилетали – если только это не были корабли квасттов или халуков, – и никто не требовал от администрации порта утомительных отчетов о столкновениях и авариях.

Тендер ГАЛ-6136Т, занимавшийся разгонкой комет, тоже не оставил плана своего полета, но полететь он мог только в одно место – на материнское судно, которое, по расчетам моего компьютера, крутилось на орбите за солнцем, в 597 миллионах километров от Стоп-Анкера. Поскольку тендер – это не звездолет, ему придется вернуться домой, к мамочке, причем на субсветовой скорости, в то время как “Чиспа” с ее сверхсветовым двигателем могла сократить путь.

Я решил догнать врага, совершив гиперпространственный микропрыжок.

Пролетая на одной десятой световой скорости над Стоп-Анкером (как предписывали правила), я любовался через ил­люминатор потрясающими пейзажами. Океанские бездны выглядели синими до черноты, в то время как еле возвышав­шийся над водами континент был испещрен перекрывающимися кругами синего, бирюзового и зеленого цвета самых раз­личных оттенков – шрамами от громадных первобытных ко­мет, которые не только оставили свои отметины на маленькой планетке, но и способствовали тому, что большая часть ее поверхности покрыта водой.

Верхние слои атмосферы мерцали от бесконечных метео­ритных бомбардировок. Метеориты были в основном разме­ром с песчинку и состояли из металла, камня или простей­ших органических соединений, представлявших собой остан­ки разбитых комет. А несколько больших сохранившихся астероидов, не притянутых планетой, не представляли особой опасности для звездолетов, следовавших изученным курсом.

Кометы, конечно, дело другое. Поэтому их разгоняли метлой.

Ожидая, пока “Чиспа” перейдет на субсветовой автопи­лот, я заказал ужин из рециклизованных продуктов; шафран­ный рис, поджаренный на гриле галлоид и пирог из розкоза, надеясь, что мой желудок не взбунтуется. Пара банок пива помогла мне расслабиться. Я неторопливо жевал, наблюдал за видом, открывавшимся через главный иллюминатор, и раз­мышлял о несчастной морской жабе и усилиях моих друзей. Если взглянуть на вещи трезво, кроме старенькой подлодки, никакого имущества у меня не осталось.

Что ж... Это облегчало принятие решения.

Кто бы ни старался организовать мою безвременную кон­чину, этот человек был прекрасно знаком с фауной Стоп-Анкера. Прежде чем я начал зарабатывать на хлеб с маслом, катая на лодке ныряльщиков-любителей, я изучил морских обитателей, которые могли привлечь искателей приключений. Морская жаба – необычное чудище. Ее жизненный цикл не изучен и не занесен в базы данных экзобиологами Содруже­ства, которые до сих пор отчаянно требовали фондов для изучения форм жизни на свободных планетах густонаселенной Руки Ориона – не говоря уже о таких забытых Богом местах, как Шпора Персея. О том, что жабы находят свою добычу по ультразвуку, знала только горстка жителей Заштатных остро­вов, включая меня.

Может, в заговор против меня вступил кто-то из знако­мых с Бровки? Не исключено. Но мой неудавшийся убийца мог найти необходимую информацию и из других источни­ков: к примеру, прочесть ее в закрытых файлах “Галафар-мы” – прежнего владельца Стоп-Анкера.

Наверняка гигантский фармацевтический концерн собрал досье на хищника, который должен был меня сожрать. Сто лет назад, когда исследовательские экипажи “Галафармы” впервые попали в Зону 23 Млечного Пути и открыли Стоп-Анкер, они, пытаясь найти фармацевтическую сенсацию для пресыщенного среднего класса, инвентаризировали все жи­вые формы на планете, способные дать новое сырье для изго­товления антибиотиков, для генной инженерии и косметики.

(Однако “Галафарма” непонятно каким образом прогля­дела розкоз, когда прочесывала Сериф, так что сласти, более вкусные, чем шоколад, стали основой богатства семьи Айс­бергов!)

Даже сейчас, хотя старые экзобиологические файлы “Галы” по-прежнему являлись строго секретной информацией, целе­устремленный человек теоретически мог взломать их и изу­чить привычки морской жабы. Только зачем это делать, если существует уйма куда более простых и надежных способов прикончить меня?

Разве только “Галафарма” сама подстроила мою гротеск­ную смерть...

Три года назад, в 2229 году, когда мое падение было так мастерски спланировано, что невозможно было понять, кто же все это подстроил, я сделал вывод, что у меня есть два типа недоброжелателей. Самые явственные из них – те, что затаили на меня злобу. Каждый сотрудник служб правопо­рядка наживает массу врагов, обозленных тем, что они обяза­ны платить за свои преступления. Сотни мошенников из ком­мерческой сферы были бы счастливы, если бы могли размазать меня по тарелке, но почти все они либо сидели в тюрьме, либо были изгоями в то время, когда против меня выдвинули обложное обвинение. Из оставшихся шишек и уважаемых граждан, похоже, никто не располагал необходимыми сила­ми, чтобы составить такой изощренный заговор.

Самым вероятным кандидатом на роль моей Немезиды был один из “Ста концернов”.

В то время, когда меня дискредитировали, отдел Секрета­риата по межпланетной торговле, который я возглавлял, за­нимался расследованием преступных нарушений двух концер­нов: японского гиганта тяжелой промышленности “Хоумран” и большого франко-американского конгломерата “Бодаскон”, занимавшегося строительством звездолетов. Оба они сумели отвести обвинения после того, как меня вывели из игры. Я был уверен тогда, что один из этих концернов виновен в моем падении.

Однако теперь-то у них нет оснований меня бояться! Так что подозревать их в причастности на покушение бессмыс­ленно.

Нити, ведущие к “Галафарме”, предлагали новый сце­нарий.

Информация Джейка Силвера об источнике финансиро­вания Бронсона Элгара плюс тот факт, что киллер прилетел на звездолете, принадлежащем “Галафарме”, давали основа­ния полагать, что Элгару платит именно этот концерн. Даль­нейшие размышления (да, я знаю, я малость тугодум) приве­ли меня к выводу, что у этого нападения могли быть совсем другие мотивы.

А что, если случай с жабой – послание, адресованное моему отцу?

Чтоб ты провалился, Симон! Неужели все это с самого начала было направлено против тебя и “Оплота”? И ты знал это? И ты позволил мне упасть, вместо того чтобы уговорить меня сдаться всепожирающему колоссу?

Я отодвинул приправленный розкозом десерт, вдруг по­чувствовав приступ тошноты, и налил на два пальца “Педро Домека”. Заглотнул бренди в один присест и вытер закипев­шие на глазах слезы.

Стоп-Анкер и его спутник превратились в иллюминаторе в тоненькие серпы, почти затерявшиеся в ослепительном блеске комет. Их были сотни – сияющих проблесков на фоне усеянной звездами черноты, таких быстрых, что движение невозможно было уловить человеческим глазом. Большие и маленькие, разного цвета: белые, голубые, зеленоватые, жел­тые... Хвосты комет – порой коротенькие и толстые, порой размашистые, занимавшие весь иллюминатор, были извилис­тыми, прямыми, узловатыми, слоистыми, закрученными, как серпантин, похожими на веер или просто изломанными. Все хвосты отходили от усеянного темными пятнышками солнца, независимо от того, приближалась комета или удалялась, слов­но эти кружащиеся по орбите объекты были средневековыми придворными, которым не дозволялось поворачиваться спи­ной к лицу монарха.

Одна четыреххвостая комета имела зловещее сходство со свастикой. Другая, казалось, была одета в слоеный воротник света. Еще несколько просто смахивали на мохнатые шары, лишенные шлейфов из сияющей пыли или плазмы. Головы других комет были одеты в прозрачные шлемы – концентри­ческие оболочки из ионизированного газа, сформированного солнечным магнитным полем. Самые фантастические коме­ты походили на нитку раскаленных бусин, окутанных шарфа­ми или обрамленных оборками золотистого тумана. Очевид­но, они находились в состоянии распада, раздираемые на ча­сти и обреченные упасть на солнце или столкнуться с гигант­скими газовыми планетами на задворках системы.

Ни один из этих кусков красочного грязного льда не пред­ставлял опасности для Стоп-Анкера. Если бы комета направ­лялась к планете, компьютеризированная телескопическая ус­тановка разгона обнаружила бы ее за полмиллиона километ­ров. Маленькая, управляемая роботом ракета под названием “Нападающий” была бы запущена в космос и разнесла этот айсберг в клочья, пустив в него струю перегретого пара. Если бы “Нападающий” промахнулся, комету уничтожили бы с помощью маленькой аннигиляционной бомбы, выпущенной с управляемого людьми судна. Этот способ был дорогостоя­щим, но, к счастью, прибегать к нему приходилось достаточ­но редко. Системы разгона комет существовали почти на всех колонизированных людьми планетах Руки Ориона, однако в Шпоре Персея такая служба была лишь на Стоп-Анкере.

Я не мог понять, почему это разгоняющее кометы судно по-прежнему принадлежало “Галафарме”. Может, в законо­творческой системе Содружества нашлась какая-то лазейка, позволившая концерну попрежнему контролировать плане­ту, которую он отверг как не приносящую выгоды? В таком случае Содружество стояло перед трудным выбором: открыть Стоп-Анкер для кометной бомбардировки и эвакуировать людей, установить новую систему разгона планет за свои соб­ственные средства или же подписать контракт с “Галафар­мой” на условиях самого концерна.

Очевидно, Содружество предпочло последний вариант – и тем самым невольно обеспечило Элгару путь для отступления.

Я очень сомневался, что мой неудавшийся убийца изна­чально планировал улететь со Стоп-Анкера на тендере. Сле­дующий коммерческий звездолет, летевший на Гиперион, дол­жен был стартовать через 25 часов 30 минут, то есть послезавт­ра. Если бы морская жаба сожрала меня, этот рейс как нельзя лучше подходил Элгару. И лишь мое неожиданное спасение, а также страх, что Джейк Силвер по старой дружбе снабдит меня информацией, заставили Элгара убраться с планеты как можно скорее.

Он мог нанять частный звездолет, позвонив в космопорт с ракеты, но в Манукуре слишком мало некоммерческих меж­звездных судов, и их владельцами были богатые курортники. Вряд ли они откликнулись бы на просьбу подозрительного незнакомца, который мог оказаться наводчиком пиратов. Ка­питаны грузовых судов тем более не взяли бы на борт пасса­жира – по тем же причинам. Тендер-разгонщик был един­ственным возможным для Элгара вариантом.

Вопрос о том, знала ли команда тендера, какого путника она подобрала, оставался открытым. Киллер мог просто за­платить за место на борту. Часов через четырнадцать судно долетит до базы, и у звездолета, летящего на Гиперион, оста­нется время, чтобы сделать там внеплановую посадку, если командующий материнским судном-разгонщиком согласится выполнить столь необычную просьбу. Впрочем, за деньги можно сделать все.

С другой стороны, если таинственный пассажир был аген­том “Галафармы”, тогда концерн мог организовать ему отход­ной путь без всяких проблем.

Мощные сенсорные устройства “Чиспы” без труда обна­ружили субсветовое судно “ГАЛ-6236Т”, несмотря на то, что оно стартовало два часа назад и успело пролететь семьдесят семь миллионов километров. Тендер направлялся к цели обыч­ным курсом и с обычной скоростью; похоже, Элгар не подозревает о погоне. Застать его врасплох было главным преиму­ществом плана погони, который мы составили с Мимо.

Поэтому я не стал гнаться за “ГАЛ-6236Т” и развернул “Чиспу” в противоположном направлении. Я хотел выбрать позицию, достаточно удаленную от Стоп-Анкера, чтобы не повредить электромагнитные системы на его поверхности, когда я сделаю гиперпространственный прыжок, и в то же время достаточно близкую для того, чтобы планета скрыла ослепительный импульс сверхсветового скачка от устаревших сенсорных устройств тендера. Было бы, конечно, здорово, если бы я смог вынырнуть в точке, удобной для перехвата, и вне­запно напасть на противника, но для этого требовалось найти подходящую комету, чтобы скрыть вспышку от возвращения в нормальное пространство.

Я должен был напасть из засады, затаившись за каким-нибудь сравнительно большим объектом. Мимо убедил меня, что я не слишком искусный пилот и поэтому мне не стоит даже пытаться вынырнуть из прыжка вблизи от такой крохот­ной движущейся цели, как тендер-разгонщик. В первые мо­менты после прыжка, когда начнется инерционное затухание и снова заработают субсветовые двигатели, я наверняка поте­ряю ориентацию. А тендер тем временем включит свой мощ­ный энергетический щит и начнет маневрировать – через микросекунду после того, как его сенсоры зарегистрируют подозрительную “пиратскую” вспышку. Опытный космиче­ский мародер сумел бы выровнять субсветовые скорости и по­чти незамедлительно атаковать жертву. Но у меня не было на это ни малейшего шанса. Погоня тоже исключалась. Субсве­товой двигатель у “Чиспы” был превосходный, и вооружение тоже, однако космическое сражение с тендером мне совершен­но не улыбалось. Заставить капитана с помощью блефа выдать Бронсона Элгара – дело одно; схватка не на жизнь, а на смерть с, возможно, ни в чем не повинным судном, которое могло по­слать сигнал SOS патрульному кораблю Содружества, – дело совсем другое. Я вовсе не хотел заваривать такую кашу.

Пустившись за Элгаром в погоню, я рассчитывал, что он – и те, кто стоит у него за спиной, кем бы они ни были, – не захочет привлекать внимания уголовного розыска Содру­жества. Если я схвачу киллера, не причинив вреда тендеру и его экипажу, об инциденте властям не доложат. Капитан, взявший мзду за перевозку нелегального пассажира, не станет подвергать себя опасности, докладывая о его похищении. С другой стороны, если “Галафарма” действительно “заказала” меня, она не признается в том, что Брон был ее пешкой.

Так что в любом случае я этого мерзавца достану!

Точно выполнить короткий гиперпространственный пры­жок трудно даже при самых благоприятных условиях – все равно что прыгуну олимпийского класса прыгнуть в длину ровно на один миллиметр. Но сделать этот прыжок в гравита­ционном колодце звезды еще труднее: требуется виртуозное владение компьютером и незаурядное везение. Мимо уверял меня, что пираты и некоторые контрабандисты регулярно проделывают этот маневр, недаром на “Чиспе” такая превосходная навигационная система. Если я выберу своей целью большую комету, у меня не будет проблем. Микропрыжок – это уникальное ощущение, сказал Мимо. Незабываемое.

Я вычислил предварительный вектор гиперпространства, а затем попросил компьютер рассчитать эфемериды для ко­меты-ширмы, которая могла мне подойти. Компьютер выдал несколько вариантов, однако комета 2231-001-Z1 была вне конкуренции – объемистая, тридцати шести километров в диаметре, как раз входящая в перигелий, с двумя горящими хвостами и ярким плазменным нимбом. Тендер приблизится к комете через два часа тридцать девять минут – подойдет на расстояние 486 000 километров.

Если я благополучно вынырну за этим гигантским снеж­ным шаром, а потом направлюсь прочь от солнца на полной субсветовой скорости, то смогу догнать “ГАЛ-6236Т” за трид­цать шесть секунд. Совсем даже неплохо. Сенсоры тендера, ос­лепленные ионизацией кометы и солнечным сиянием за ней, ни в жизнь не засекут за это время сигнал “Чиспы”, идущей на субсветовой скорости, а стало быть, не успеют забить тревогу.

Я ввел орбитальные данные кометы Z1 в навигационный компьютер и попросил выдать мне побольше информации о ее физических характеристиках. Увидев то, что появилось на эк­ране, я нахмурился. Z1 оказалась девственно новой кометой из близлежащей туманности Куипер. К солнцу она приближалась раз в девять миллионов лет. Предельно активное ядро состоя­ло из двуокиси углерода и экзотического льда с тоненькой пленкой неоднородных органических молекул. У кометы были громадный косматый хвост из льда и пыли, плазменный хвост и как минимум три концентрических ионных нимба. Разогретая солнечными лучами, комета излучала мощную радиацию.

Черт!

Чтобы моя ширма меня же не прикончила, я должен тща­тельно проанализировать это излучение, прежде чем опреде­лять точку выхода из гиперпространства. Нужно вынырнуть как можно ближе от кометы, чтобы она затмила мою вспыш­ку; но если я появлюсь слишком близко от этой сияющей ле­дяной горы, не исключено, что даже такой мощный экран, как у “Чиспы”, не выдержит, и все ее сенсоры выйдут из строя. В таком случае я буду вынужден вести звездолет вручную, отбросив всякую надежду догнать тендер.

Мне вообще повезет, если я сумею добраться до Стоп-Анкера живым!

Слегка фальшиво насвистывая “Тему супермена”, я при­нес из кухни полный кофейник и приступил к анализу спект­ра рентгеновских лучей. Угрохав на это безбожно много време­ни и добившись в конце концов более или менее положитель­ного результата, я ввел данные в навигационное устройство. Оказалось, что я мог пробыть за кометой полчаса, готовясь к атаке. А значит, сам прыжок необходимо совершить через минут двадцать пять.

Я потратил оставшееся время на тренировку по стрель­бе, сбрасывая за борт контейнеры с едой и напитками. Пытаясь пристреляться, я существенно опустошил продук­товые запасы “Чиспы” и наконец пришел к выводу, что довольно неплохо изучил компьютеризированную систему стрельбы. По крайней мере теперь я знал, как мне не взор­вать тендер, стреляя у него перед носом, чтобы заставить остановиться.

Срок старта наступил. Компьютер начал двухминутный отсчет перед прыжком, а я тем временем увеличил изображе­ния Стоп-Анкера и его спутника и просто глазел на них, вспо­миная все хорошее и всех хороших людей.

Компьютер вкрадчиво пел; “До гиперпрыжка по направ­лению к солнцу осталось пять секунд. Четыре. Три...”

Я не обращал на него внимания, не ожидая ничего осо­бенного, кроме эффекта “размазанных звезд”, характерного для сверхзвукового полета, который тут же кончится – не успеешь глазом моргнуть, если учесть ту минимальную для прыжка скорость, которую я запрограммировал. Я забыл сло­ва Мимо о том, что микропрыжок вблизи звезды – это неза­бываемое ощущение.

И невольно взвыл.

Перед глазами полыхнула ослепительная вспышка вхо­да в гиперпространство. Затем я увидел на экране, как “Чиспа” стремглав летит прямо к Стоп-Анкеру и мы вот-вот столк­немся. Бело-голубой серп рос с чудовищной быстротой. Я заорал – и понял, что совершил какую-то непоправимую, фатальную ошибку.

Мы вовсе не были в гиперпространстве. Мы летели на субсветовой скорости в нормальном пространстве, и мой ко­рабль собирался врезаться в ночную сторону планеты...

Мы прошли сквозь Стоп-Анкер, словно сквозь дым, и продолжали лететь к солнцу, все еще с ускорением, но явно гораздо медленнее, чем надо было бы. Кометы пропали из виду, однако звезды и быстро приближающаяся солнечная орбита остались, сияя на странном кромешно черном небе. Я прекратил орать – и ошеломленно чертыхнулся, увидев, что звезды пульсировали, словно сверхновые, готовые вот-вот взор­ваться. Затем усеянное оспинками солнце накренилось и вдруг начало вальсировать и кружиться по тверди небесной, выпи­сывая сумасшедшие петли. Петли становились все туже и туже, в то время как солнце из белого стало оранжевым, потом зе­леным и наконец полыхнуло нестерпимой, ослепляющей фио­летовой вспышкой.

А потом “Чиспа” промчалась мимо этой кружащейся анома­лии, и на экране остались только обезумевшие пульсирующие звезды. Облегченно откинувшись в кресле, я подумал, что эта иллюминация вызвана, очевидно, солнечным тяготением, ярост­но скрутившим гиперпространственный континуум и субъек­тивно “удлинившим” мое короткое путешествие. На самом деле “Чиспа” летела со скоростью более миллиарда километров в час.

Незабываемое ощущение, что и говорить.

Меня ослепила еще одна вспышка, свидетельствовавшая о том, что корабль выходит из гиперпространства. Инерцион­ное затухание было почти незаметным и продлилось не боль­ше двух секунд. Я задержал дыхание, ожидая, когда мое зре­ние снова прояснится. Не обращая внимания на главный ви­деоэкран, на котором сейчас было только пятнистое солнце в густом слое сверкающих золотистых искорок, я проверил по­казания приборов на панели управления. Защитные поля восстановились, все сенсорные устройства работали без помех. Уровень радиации и ионизации не превышал нормы. Картин­ки на мониторе местонахождения показывали, что я выныр­нул как раз в рассчитанных мною координатах, в пятистах километрах от ядра кометы, которая заслоняла “Чиспу” от тендера, а солнце находилось на линии, соединявшей нас троих.

Пока все неплохо. А теперь глянем на этот айсберг... Я переключился на кормовые сенсоры, поскольку комета была сзади меня и чуть слева, и 2231-001-Z1 появилась на экране.

“Чиспа” находилась так близко от кометы, что ее двойной хвост будто спрятался. Даже похожие на чепчики нимбы в ее ореоле были невидимы, затерявшись в ослепительном сия­нии неисчислимых пылинок. Я думал, что освещенное солн­цем ядро будет неровным и угловатым – похожим на снимки других комет, которые я видел давным-давно, когда изучал астрономию в Аризонском университете. Но я забыл, что Z1 была почти девственно новой кометой, совершавшей свой последний полет вокруг солнца, прежде чем пропасть на де­вять миллионов лет в окрестностях солнечной системы Стоп-Анкера. Ее ядро представляло собой безупречный шар, мед­ленно вращавшийся перед моим завороженным взглядом.

Его черно-красная поверхность была покрыта тонкой пыльной пленкой полимерного органического вещества, ис­пещренного бесчисленными дырками и ямками, как огром­ная губка. Из этих отверстий прямо мне в глаза вылетали ос­лепительные струи – разноцветные, как радуга, фонтаны смешанных водно-льдистых кристаллов, пыли и газов, извлечен­ных из застывшей внутренности кометы солнечным теплом. Мне она казалась похожей на морского ежа с сотнями блестящих колючек, исходящих от нагретой солнцем стороны... странным и прекрасным подобием живого существа.

Я включил двигатели, чуть тронул “Чиспу” вперед, выле­тев из-за кометы, и увидел тендер-разгонщик, находившийся в восьми миллионах километров от меня. Он не изменил свой курс – очевидно, не заметил вспышки от моего возвращения в нормальное пространство. Похоже, электромагнитная гипер­активность Z1 скрывала все маневры, которые “Чиспа” про­изводила внутри ее ореола.

У меня оставалось 24 минуты и 55 секунд, чтобы подгото­виться к атаке.

ГЛАВА 4

Болтаться в межпланетном пространстве в скафандре, пред­назначенном для экскурсий, – не самое мое любимое заня­тие, однако иначе я никак не мог похитить Бронсона Элгара из тендера. Более эффективный способ – взятие корабля на абордаж, к которому обычно прибегали квастты и пираты рода человеческого (а также контрабандисты), – был в данном случае неприемлем, разве что мне удалось бы вывести из строя двигатели тендера. К сожалению, для того, чтобы сделать это, не пробив корпус и не погубив весь экипаж, нужно было быть действительно искусным стрелком, а я этим похвастаться не мог. Смогу сделать предупредительные выстрелы и не задеть корабль – и то хорошо.

Я соединил головной компьютер с навигационным и удо­стоверился в том, что все боковые видеоэкраны функциони­руют нормально. Внизу на экране бежала маленькая строчка из желтых цифирок, расплывавшихся в глазах, когда я пытал­ся пристально в них вглядеться: “Девятнадцать минут до на­чала перехвата цели”.

Все правильно. Я навестил капитанский гальюн, освобо­дившись от кофе, которым накачался, а затем пошел в шлюз готовить доспехи для поединка.

Я подготовил два скафандра – для себя и своего плен­ника, и пристегнул второй скафандр к своему с помощью шестиметрового стального троса, смотанного в катушку с батарейкой. Потом я вывел из строя системы внутренних команд и монитор в скафандре Элгара, подключив их к свое­му компьютеру, так что вторые космические доспехи пре­вратились в простую консервную банку. Элгар будет не в состоянии передвигаться самостоятельно и даже не сумеет настроить скафандр на определенную окружающую среду. Последнее обстоятельство может пригодиться мне позже, когда я заволоку этого подонка на “Чиспу” и начну допра­шивать его...

В принципе почти все готово. Я пристегнул парочку блас­теров и убедился, что компьютер подключил их к моим зри­тельным нервам. Затем переоделся в специальный костюм, влез в скафандр, собрался с духом – и включил его. Бесчис­ленные штучки-дрючки вцепились в меня, приклеились, обхватили со всех сторон. Компьютер доложил, что система внут­реннего жизнеобеспечения работает без помех, и с гордостью продемонстрировал мне это на дисплее. Я выругался в ответ.

Терпеть не могу ощущение, когда скафандр присасывает­ся к организму и вторгается в него. У меня мурашки по коже бегут от того, что мою мускулатуру наращивают с помощью сервосистемы. Меня мутит, когда я слышу собственное дыха­ние – не говоря уже о хлюпанье и писке в легких и внутрен­нем ухе и о ворчании желудочно-кишечного тракта. Волшеб­ная техника, виртуально превращающая человека в миниатюр­ный звездолет, по-своему забавна, как игрушка для детей, но это не может возместить сопутствующую клаустрофобию и лишение нормальных человеческих ощущений.

По-моему, скафандр похож на вампира...

Но сегодня я был готов его полюбить.

Я поежился, подергался и постарался устроиться по воз­можности удобнее. Попробовал пососать все четыре трубоч­ки, которые обычно поставляют в организм воду, опреснен­ный и электролитически сбалансированный псевдосок, вы­сококалорийный коктейль из сои с ванилью и белковую мас­су, похожую по вкусу на прогорклое арахисовое масло. Благодаря капитану Бермудесу “Чиспа” отличалась более приятным меню. В одной из трубочек действительно была вода, зато в других – безалкогольная пинья колада, приличный коньяк, марку которого, правда, я так и не смог определить, и сочная паста из жареных бобов.

Внизу экрана бежала надпись: “Три минуты до начала перехвата цели”. Данные навикомпа еще раз подтверждали, что мой звездолет рванет из засады, когда тендер достигнет запланированной точки удара – то есть окажется в 486 029 километрах от меня.

“Сканирую цель!” – сообщил мне компьютер.

“Подтверди идентификацию цели”, – ответил я.

Перед глазами у меня всплыла картинка, как в мультике. Есть! Никаких сомнений – это мой “ГАЛ-6236Т”.

“Убери картинку”.

Видение мигнуло и пропало.

“Вектор цели отклонился от параметров, внесенных в базу данных, на ноль целых двадцать шесть тысячных процента. Произвести коррекцию?”

“Валяй. Введи точный вектор движения цели в навигаци­онный компьютер звездолета. Включи актиничные пушки корабля. Наложи на дисплей звездолета, показывающий ны­нешнюю ситуацию, сетку наведения на цель. Включи защит­ные поля на полную мощность. Открой широкополосный обстрел. Обеспечь поступление энергии в необходимом для зоны обстрела количестве в пределах плюс-минус одного ки­лометра”.

Шлюз, в котором я стоял, словно пропал из виду. Мои глаза стали глазами “Чиспы” и видели то, что видела она. Ядро кометы, казалось, уплывало все выше – и исчезло, ког­да корабль приготовился к низкому старту.

“Начинаю перехват”.

Мы пулей вылетели вперед на максимальной субсветовой скорости. Бегущая строчка отсчитывала 36-ю секунду до пе­рехвата. “Чиспа” вынырнула за тендером, бросилась, как орел, на свою добычу, развернулась и зависла нос к носу с против­ником точно в двухстах метрах от него.

Надо же, какой я ас! Капитану “ГАЛ-6236Т”, наверное, почудилось, что мой “дротик” возник из ниоткуда.

Бах-бах-бах-бах! Четыре актиничных выстрела взяли тен­дер в классический для пиратского нападения квадрат, и я убавил мощность зарядов до минимума.

– Внимание, тендер “ГАЛ”! Это перехват, и вы у меня на прицеле. Не пытайтесь изменить курс, не применяйте защит­ное поле третьего класса и не поднимайте тревогу, иначе я буду стрелять на поражение. Скажите, что вы сдаетесь, – но только по радио, на канале 233.

Я подождал, давая тендеру возможность просканировать меня. Оптические сенсоры определят класс “Чиспы”, однако ее идентификационный приемоответчик и внешние опозна­вательные знаки, замаскированные мной, когда я покинул орбиту Стоп-Анкера, им разобрать не удастся.

Мне ответило разъяренное контральто:

– Какого черта ты делаешь, бандит? Бога ради! Мы пере­возим бакалею!

– Назовите себя, – велел я.

– Капитан Деметрия Панайоту, командир тендера “ГАЛ-6236Т”.

– Мы можем решить все быстро и полюбовно – или же долго и некрасиво, капитан Деметрия. Поверьте, если пона­добится, я взорву ваше судно или выведу его из строя. Мне бы этого не хотелось. Мне нужен только ваш пассажир, чело­век, называющий себя Бронсоном Элгаром.

– У тебя что, крыша поехала?!

Меня так и подмывало ответить утвердительно, но я сдер­жался.

– Капитан! Бронсон Элгар сейчас в рубке? Он может под­слушать наш разговор?

Последовала пауза, затем краткое:

– Нет.

– Сделайте так, чтобы он не смог его услышать.

– Объясните, в чем дело!

– Тут нечего объяснять. Я требую – вы выполняете. За­тем я ухожу, а вы забываете о том, что подобрали на Мануку-ре пассажира. Вот как мы поступим: вы лично отведете Элга­ра в грузовой отсек – так, чтобы никто больше об этом не знал. Я приду и заберу его. Если вам придется приставить этому подонку пистолет к виску – я не против. Я даже сове­тую вам сделать это, если вы дорожите своим кораблем и своей жизнью. Он может попытаться убить себя – и прихватить вас с собой.

– Чушь! Этот человек – сотрудник “Галафармы”, и он летит по срочному делу, связанному с концерном. У него есть документы...

– У вас очень приятный голос, капитан Деметрия, но мне некогда обсуждать с вами социальный статус Элгара. Он киллер, наемный убийца. Он пытался прикончить меня на Стоп-Анкере. Я возьму его под арест и передам в руки властей.

(Со временем.)

– Планетарная юрисдикция Стоп-Анкера не распростра­няется на наш корабль...

– Хватит! – оборвал я ее, окружив тендер еще одним квадратом пушечных выстрелов. – Слушайте внимательно! Я приду на ваше судно в скафандре и возьму еще один ска­фандр для пленника. Я вооружен, а мой экипаж будет дер­жать вас под прицелом, пока я не вернусь вместе с Бронсо­ном Элгаром в целости и сохранности. Даю вам две минуты на размышление. Если вы не согласитесь...

– Не нужны мне твои две минуты! – выпалила она. – Можешь идти сюда, бандит! Он твой.

Все прошло гладко, как по маслу.

Я вышел из шлюза, таща за собой второй скафандр, и поплыл сквозь пустоту к уютному красному кораблику со сти­лизованной буквой “Г” на боку. Комета, находившаяся теперь в полумиллионе километров, висела слева от меня и выгляде­ла потрясающе красивой. Просто дух захватывало. В золотис­том ореоле Z1 сияли три концентрических нимба, громадный изогнутый хвост из пыли отливал серебром, а ионный хвост мерцал то вспыхивавшими, то гаснувшими синими и красны­ми искорками.

Пролетая мимо, я отдал ей честь механической рукой свое­го скафандра. А затем приложился как следует к трубочке с коньяком, чтобы не расслабляться.

Шлюз тендера открыл широкую пасть при моем прибли­жении. Силовое противометеоритное поле на мгновение погасло, и я протиснулся внутрь, приземлившись на пол в ис­кусственном гравитационном поле с таким треском, что аж челюсти щелкнули. Отойдя на несколько шагов от второго скафандра, я размотал пристегнутый к нему трос. Внешний люк шлюза закрылся, мигнул рубиновый огонек, засветилась надпись, сообщавшая о том, что процесс герметизации идет полным ходом.

Я затаил дыхание, направив дула бластеров, прикреплен­ных к плечам, на внутренний люк. Надпись погасла, створки люка скользнули в стороны, и я с облегчением вздохнул.

Мой блеф удался. В проходе тесно уставленного контей­нерами грузового отсека стоял Элгар, держа руки сцепленны­ми на затылке. На нем был тот самый спортивный костюм, который он носил на “Отмороженной”; лицо Бронсона было так же угрюмо и непроницаемо, как прежде. За ним стояла седовласая женщина с носом как у статуи Свободы, одетая в красную униформу с черной отделкой. Она подтолкнула плен­ника в спину стволом фотонного лучевика “клаус-гевиттер”, Бронсон неохотно шагнул вперед.

– Это и есть твой наемный убийца, бандит?

– Он самый, капитан, – сказал я через громкоговоритель скафандра, крутанув свои бластеры так, что их миниатюрные серверы угрожающе зажужжали.

Я приказал компьютерно-мозговой системе открыть вто­рой скафандр.

– Раздевайся, Элгар, и влезай в эти доспехи.

– А где я возьму костюм для подключения к системе?

– Ах ты, Боженьки! – радостно воскликнул я. – На­прочь о нем забыл. Боюсь, тебе придется залезть в эту банку голышом.

Он без слов снял одежду и осторожно забрался в ска­фандр. Я установил ему внутреннюю температуру в 10 граду­сов тепла.

Капитан Деметрия с холодной улыбкой рассматривала мои доспехи и бластеры.

– Ты сделал микропрыжок от СА? Высший пилотаж!

– Для нас, бандитов, это раз плюнуть. Элгар посылал какие-нибудь сообщения, пока был у вас на борту?

– Спроси его сам.

Я выключил громкоговоритель и обратился к своему плен­нику по внутренней связи;

– Так ты посылал сообщения или нет?

– Иди в задницу!

– Это довольно трудно, особенно в скафандре. Кстати, как тебе там? Уютно?

– Сам знаешь, что нет, садист несчастный, – спокойно ответил он. – Я замерз до полусмерти.

– Извини. Я забыл сказать, что твою окружающую среду контролирует мой компьютер, а у меня небольшие проблемы с передачей сигнала. Ну ничего! Когда мы сядем на Стоп-Анкере, надеюсь, тебе станет теплее. Боюсь, тебе будет даже жарко.

– Ты что, совсем дурак? Думаешь, легавые Стоп-Анкера арестуют меня?

– Что они с тобой сделают после того, как ты мне все расскажешь, меня абсолютно не колышет. А ты расскажешь мне, Брон, если хочешь когда-нибудь выбраться из этого хо­лодильника.

Я включил громкоговоритель и обратился к капитанше:

– Можете открывать люк, капитан Деметрия. Еще ми­нута – и я испарюсь. Счастливого пути! Только не вздумайте менять курс, понятно? Дуйте во все лопатки к своей мамочке, и тогда я не стану отрезать ваш симпатичный хвостик.

Она лишь презрительно фыркнула в ответ.

Створки внутреннего люка задвинулись. Внешний люк распахнулся мгновенно. Зловредная капитанша вырубила гра­витацию, и внезапная декомпрессия выплюнула нас с моим пленником, словно арбузные семечки, весело закружив в пус­тоте наши соединенные тросом скафандры.

Что ж, я сам напросился.

Элгар ругался, не переставая. Я выровнял курс и полетел к “Чиспе”, волоча его за собой на привязи. Передвигался я задом наперед, чтобы мой пленник оказался первой мише­нью, если капитан Деметрия не сумеет сдержать порыв благо­родной ярости.

– Заткнись! – рявкнул я Элгару. – Не забудь, что мои бластеры могут прострелить в тебе большие дырки, если тен­дер вздумает выкинуть какой-нибудь фокус. Захочешь пить или проголодаешься – пососи трубочки в шлеме. Только я бы на твоем месте не слишком увлекался жареными бобами, по крайней мере пока я не решу проблемы вентиляции в тво­ем скафандре.

– А ты шутник! Насколько я понимаю, потом ты пере­кроешь мне кислород?

– Не-е-ет... Во всяком случае, не сразу. До гипотермии и более тяжелых форм кислородного голодания мы еще не дош­ли. Впрочем, ты можешь просто ответить на мои вопросы и избавить себя от страданий. “Галафарма” послала тебя покон­чить со мной, чтобы насолить Симону Айсбергу и “Оплоту”? Говори!

Молчание.

– Кто ты такой, черт побери? – со вздохом спросил я. – Ты изменил лицо, но я уверен, что видел тебя раньше, на Земле.

Опять молчание.

– Мы встречались на каком-нибудь совещании в Жене­ве? Или на собрании служб безопасности СМТ в Торонто? Я нутром чую, что ты не просто независимый киллер, работаю­щий по найму, или третьеразрядный громила из корпорации. Ты у нас птица высокого полета, верно? Зачем “Галафарме” посылать такого человека, чтобы он лично разделался с не­счастным изгоем?

Тишина.

– Знаешь, Брон, тебе жутко не подфартило. План был' отличный. Просто на сей раз фортуна повернулась ко мне передом, и поэтому я смог тебя поймать.

Опять ни слова.

– Хотя, с другой стороны, твои боссы сильно просчи­тались, решив, что моя гибель спровоцирует “Оплот” на какую-нибудь глупую выходку. Симону Айсбергу на меня плевать.

– Ты ошибаешься, – наконец прорезался Бронсон Эл­гар. – Но это не важно.

– Что ты несешь? Мой отец много лет назад возненави­дел меня за то, что я отказался работать в семейном бизнесе. А после того, как меня осудили, он и вовсе решил, что я трус и негодяй.

– Ты и правда трус, капитан Ад, – тихо произнес Эл­гар. – Ты просто просиживал штаны в СМТ. Какой из тебя легавый? Ты тряпка и бюрократ. Стоило им только тронуть тебя, как ты сразу сломался.

– Верно, – признал я. – У всех есть свои пределы. Хо­чешь проверить себя на излом?

– Ты не станешь меня пытать. Кишка у тебя тонка, по­нял? И в тендер ты не стал бы стрелять. Я пытался убедить эту тупую шлюху-капитаншу, что ты берешь ее на испуг, да она слушать не стала.

Беседа приняла такое направление, которое мне совсем не нравилось. Конечно, я блефовал, угрожая взорвать тендер. Как далеко я был готов пойти, чтобы выудить у Элгара ин­формацию, я и сам толком не знал. Но мне ничего другого не оставалось, как попытаться его запугать.

– Сейчас мы полетим обратно на Стоп-Анкер. Я буду сидеть в теплой уютной рубке и есть бифштекс, а ты будешь торчать взаперти в мусорнике, посасывая мексиканский бо­бовый мусс, пока не обморозишь руки и ноги до черноты. Подумай сам, такой ли уж я мягкотелый тюльпанчик, как тебе кажется.

После этого он заткнулся, и я тоже. Похоже, мы оба взве­шивали свои шансы.

Мы были где-то на полпути к “Чиспе”, когда у меня за спиной вдруг полыхнула гигантская белая вспышка.

Сперва я в ужасе подумал, что “дротик” подвергся нападе­нию. Потом до меня дошло, что этот бесшумный взрыв озна­чает не что иное, как появление еще одного корабля из ги­перпространства. Нашего полку прибыло.

Я развернул скафандр. “Чиспа” была на месте, но звезд­ное небо за ней закрыла массивная штуковина более один­надцати километров в обхвате, как сообщили мне сенсоры моего корабля.

Я в жизни не видел такого странного звездолета. Больше всего он походил на блестящий пупырчатый желудь с воткну­тым сбоку инкрустированным кинжалом. На носу корабля вздымался сияющий темно-синий купол, а вычурно изогну­тую “рукоятку” кинжала усеивали мириады светящихся синих иллюминаторов. Звездолет явно не принадлежал человече­ской расе, а для квасттов он был слишком большим и изощ­ренным. Поскольку мы находились в Шпоре Персея, оста­вался лишь вариант.

– Халуки? – просипел я задушенным шепотом. – Ты послал с тендера сообщение... и тебе ответил корабль халу­ков?

Гигантский звездолет изрыгнул похожий на букашку ка­тер с двумя синими, как глаза, головными огнями, и тот де­ловито устремился к нам.

– Они должны были забрать меня с материнского судна разгонщиков, – сказал Элгар. – Совсем нетрудно попросить капитана халуков нажать на педали и примчаться на выручку за хорошую плату.

До меня все еще не доходило.

– “Галафарма”... сотрудничает с халуками?

– В твоей тупой башке не укладывается, да? – Бронсон Элгар хихикнул. – Это же просто бизнес, причем взаимовы­годный.

Я лишился дара речи. Бред какой-то! Первопроходцы, изу­чавшие Шпору Персея, быстро поняли, что с непримиримы­ми и враждебно настроенными халуками невозможно заключать никакие сделки. С ними не удавалось даже цивилизован­но договориться о передвижении в космосе. Это была абсо­лютно чуждая людям раса, чья этика изменялась так же не­предсказуемо, как форма тел. Свирепые, завистливые и опа­сающиеся людей существа. Только странности их ограниченной психики и уступающая нашей техника удержала халуков от того, чтобы развязать войну против человечества, когда разведывательные корабли землян проникли на их террито­рию в самых отдаленных уголках Шпоры. Мы общались с халуками лишь в случае крайней необходимости – и исклю­чительно с позиций силы.

Тем не менее они здесь, примчались на зов загадочного головореза из “Галафармы”. Кстати, звездолет их вовсе не выглядел технически “уступающим” – по крайней мере на мой непрофессиональный взгляд.

– И что же теперь будет? – вопросил я космическую пустоту.

Эта невообразимая ситуация отшибла у меня всякое сооб­ражение. Мой британский приятель Орен Винодел назвал бы меня сейчас пустой породой – и был бы прав.

– Ты можешь прикончить меня до того, как халукский катер нас настигнет, – сухо проговорил Бронсон Элгар. – Просто разгерметизируй мой шлем. Хотя бы отомстишь за свою проглоченную хибарку – и, возможно, малость разо­злишь мое начальство.

Я ничего не сказал. Но и не убил его.

– Не можешь? – рассмеялся он. – Я так и знал, что это не в твоем духе. Только не вздумай стрелять в халукский ко­рабль из своих пушек. Он окружен широким слоем усовер­шенствованных защитных полей. А если ты выстрелишь в катер, инопланетяне мокрого места не оставят от твоего суденышка. Мы оба с тобой отдадим Богу душу, и команда тенде­ра тоже погибнет от ударной волны.

– А если я сверну тебе шею, им будет все равно?

– Там, откуда я прибыл, найдутся другие, капитан Ад, – ответил Элгар. – Я бы на твоем месте сдался.

Я так и сделал, понимая, что я в любом случае покойник, Мне просто было любопытно, как он обставит мою гибель на сей раз. Очевидно, он должен послать моему отцу незабывае­мое сообщение. Но что может быть экстравагантнее, чем смерть в утробе морского чудовища?

Пираты зашвырнули меня за комету.

Бронсон Элгар снимал халукской голокамерой видео­фильм, в то время как двое инопланетян разложили меня на лопатки и оставили возле небольшого сопла “ночной” сторо­ны Z1. У Элгара и его сообщников были другие дела, так что они не смогли остаться и два часа дожидаться конца комедии, когда вращение ядра кометы вынесет меня на солнечную сто­рону и активизирует сопло. Чуть только ледяное нутро коме­ты нагреется, дырка, для которой я служил затычкой, и ос­тальные вокруг нее начнут извергать раскаленные газы, рент­геновские лучи и пар со скоростью приблизительно 2900 километров в час. Скафандр не спасет. Меня отбросит в космос, и я буду умирать в муках от тяжелого радиационного пораже­ния. Кровь будет сочиться изо всех пор, кожа обгорит до чер­ноты... Я буду корчиться от нестерпимой боли, блевать и в конце концов сдохну, задохнувшись от собственного злово­ния – или же когда кончится запас кислорода.

Я так часто пытался представить, как я покончу с собой! И мысль эта не вызывала во мне никакого страха. Но я всегда представлял, что сделаю это безболезненно – спокойно за­дую себя, как свечу, и растаю в небытие. Пока Элгар и халуки связывали меня, я молчал, но когда они улетели, самообла­дание покинуло меня. Я лежал в полном одиночестве, аб­солютно беспомощный в преддверии жуткой и мучитель­ной смерти.

Слезы градом катились по щекам. Чтобы не заорать, я в отчаянии присосался к трубочке с коньяком, глядя затума­ненными глазами на разноцветные клубы плазмы и сверка­ющие ледяные кристаллы внутреннего ореола Z1.

А потом все скрылось в кромешной тьме.

ГЛАВА 5

Моя последняя мысль была о моем друге капитане Гиль­ермо Бермудесе. Я хотел сказать ему, как мне жаль, что сво­лочи халуки взорвали его любимую “Чиспу”, перед тем как зашвырнули меня за комету умирать. Я представил себе, как старик усмехнулся бы и произнес свою обычную присказку: “No me importa dos cojones” – “He стоит двух яиц”.

– Прощай, друг, – прошептал я. – Я рад, что жизнь свела меня с тобой.

– No seas capullo, muchacho, – услышал я в ответ, что означает: “Не дури, сынок”. А потом он спросил:

– Ты очнулся, Ад?

– Конечно, нет, – сказал я. – Я же умер.

– Глупости. Открой глаза.

Я открыл – и увидел его седую эйнштейновскую гриву, похожую на воронье гнездо, темные глаза, блестящие среди морщинок, и незажженную сигару, зажатую в искусственно омоложенных зубах. На Мимо была белая льняная рубашка с вышитым хомутиком и темно-синяя ветровка. Справа от Бер­мудеса стояла рыжая женщина в голубом медицинском хала­те. На шее у нее висел диагностический аппаратик и табличка с надписью: “Доктор Фионулла Батчелдер – цитоплазматическая медицина”.

– Где я? – задал я неизбежный в таких случаях вопрос. – Что случилось?

– Вы в Манукурской больнице, мистер Адам Сосулька, – сказала докторша, иронически подчеркнув мой псевдоним. – Только что благополучно закончили трехнедельный курс динамически-статической генной терапии...

– Трехнедельный? – прохрипел я.

– ...который позволил восстановить ткани и хромосомы, поврежденные радиацией и интенсивным ионным потоком. А о том, что случилось, вам лучше спросить у вашего друга.

Капитан Бермудес привез вас к нам и заплатил за лечение, однако он отказался дать нам сведения о причинах ваших травм.

– Авария в космосе, – сказал Мимо. – Детали не так уж важны. Я сел.

– Ты, старый контрабандист! Так ты полетел за мной? Он сжал меня в костлявом abrazo [объятие (исп.)].

– И правильно сделал, cagon de mierdas [черт побери! (исп.)]! Иначе ты брен­чал бы сейчас на арфе – а не валялся здесь на койке и разо­рял меня сумасшедшими счетами за лечение.

Он отпустил меня, и я без сил упал на матрас.

– Вы не могли бы приподнять немного пациента, док? – спросил Мимо.

– Конечно.

Докторша нажала на кнопку над изголовьем кровати. Ста­ренький механизм тряхнул меня, а потом приподнял под уг­лом в сорок пять градусов. Я обнаружил, что на мне больнич­ная рубаха – из тех, что завязываются на шее и оставляют вашу задницу голой. Аккуратно заштопанная простыня и вет­хое одеяло прикрывали меня до пояса. Мне было уютно и тепло. Сверху на левой руке у меня был медицинский брас­лет, а мой морской загар бесследно исчез, оставив кожу бе­лой как мел.

Доктор Батчелдер быстро и деловито обследовала меня еще раз своим диагностическим аппаратиком.

– Все в норме. Как вы себя чувствуете?

– Неплохо. Только тошнит малость и суставы как не­родные.

Я сжимал и разжимал пальцы, одновременно двигая рука­ми и ногами. Все функционировало нормально. Однако в го­лове был сплошной сумбур. Я попытался привести в порядок мысли, метавшиеся у меня в мозгу. Я не умер. Я не плыву в хвосте у кометы Z1, выблевывая разлагающиеся внутренности в шлем скафандра. Мимо каким-то образом умудрился меня спасти.

– Тошнота пройдет, – промолвила доктор. – Физиче­ская слабость – это побочный эффект дистатического курса лечения, пару недель спустя вы будете совершенно здоровы. Через три-четыре дня переходите к восстановительной гим­настике, а пока полежите в постели. Не мешает и походить, только недолго.

– Значит, я поправлюсь? Я здоров?

– Мы даже подлатали вашу печень – а ее патология ни­коим образом не связана с вашими приключениями в космо­се. Вы можете выписаться уже завтра и продолжить курс ле­чения дома. Не снимайте браслет в течение десяти дней. Он вводит вам необходимые лекарства и, если понадобится, стимуляторы, обезболивающие или снотворные. Благодаря скафандру все клетки вашего тела, за исключением детородных, пострадали от радиации не слишком сильно, а генно-инже­нерные процедуры полностью привели их в порядок. Однако для того, чтобы восстановить ДНК спермы, потребуется время. Я советую вам воздержаться от зачатия ребенка по край­ней мере в ближайшие полгода.

– Его поклонницы будут в отчаянии! – не удержался Мимо.

Доктор воздела глаза к небесам.

– Сегодня пациента разрешается навещать только полча­са, капитан Бермудес. А там еще другие ждут. – Она показала пальчиком на сигару. – И не вздумайте здесь курить!

Докторша вихрем вылетела из палаты и закрыла дверь. Я только теперь заметил, что палата уставлена вазами и утопает в тропических цветах. Из окна, покрытого засохшими пятна­ми от соленой воды и обрамленного слегка выцветшими за­навесками, открывался романтический вид на вечернее море с луной, восходившей над горизонтом. Койка и шкаф были старые, но свежевыкрашенные в яблочно-зеленый цвет. Мимо разорился на одну из лучших частных палат в переполненной больничке Большого Берега.

– Другие? – спросил я.

– Наши друзья с Бровки, – сказал Мимо. – Когда они услышали, что тебя сегодня вынут из резервуара, они заста­вили меня взять их с собой. Они уже несколько часов торчат в соседней пивнушке, обмывая твое чудесное выздоровление.

– Ничего себе... – Меня пронзила какая-то странная боль. Скорее всего это было удивление.

– Позвать их?

– Может, ты сперва расскажешь, как я спасся от этой кометы?

Мимо пожал плечами, перекатил сигару из одного уголка рта в другой и придвинул белый пластмассовый стул.

– После того как ты стартовал на “Чиспе”, я вернулся на остров. Кофи с Ореном распотрошили жабу. Им удалось спасти три керамических цветочных горшка, кое-что из сто­ловой посуды, твой фаянсовый унитаз, ванну – только без затычки – и платиновую цепочку, продетую между двумя золотыми обручальными кольцами. Их я храню в своем сей­фе. Мой красный катамаран, как ни странно, вполне под­дается ремонту. К сожалению, ультразвуковой генератор, который твой несостоявшийся убийца имплантировал жабе, превратился к тому времени, когда Кофи с Ореном его на­шли, в кучку дерьма.

– Это не важно. Без самого Элгара эта улика ничего не стоит.

Мимо мрачно кивнул.

– Сэл оттащила жабью тушу в море на своем буксире. Ребята полили пляж веществом, нейтрализующим опасные отходы, и разошлись по домам. Я уселся на веранде, сварил, очень крепкий кофе и начал серьезно раскаиваться в том, что подбил тебя отправиться в погоню за Бронсоном Элгаром. Мой старческий маразм взял верх над здравым смыслом. Я решил, что план перехвата – это глупость на грани маразма. Только необычайно большая комета, расположенная на иде­альном расстоянии, могла бы скрыть от тендера вспышку от микропрыжка “Чиспы”. Я боялся, что шансов найти такую комету да еще проделать все необходимые маневры у тебя практически нет.

– Благодарю покорно за высокую оценку моих способ­ностей!

– Постарайся понять мои чувства, compadre [приятель (исп.)]. Я же знал, что ты не повернешь обратно, даже если не найдешь подоб­ную комету. Ты полетел с таким настроением – как беспеч­ный фаталист. Будь, мол, что будет, Я не сомневался, что ты предпочтешь вынырнуть даже за маленькой кометой, лишь бы не дать Бронсону Элгару смыться, а если бы ты это сде­лал, экипаж тендера наверняка бы тебя засек. Элгар приказал бы капитану окружить тендер тройным защитным полем, и тебе пришлось бы очень долго гнаться за ним и палить из актиничных пушек до бесконечности.

Я решил не обращать внимания на его “если бы да кабы”.

– А почему опасно? Я все равно мог догнать тендер до того, как он добрался бы до мамочки.

– Друг мой Ад, признаюсь, я совершенно забыл сказать тебе одну жизненно важную вещь. На материнском судне раз-гонщиков стоит сверхсветовой двигатель для перемещения между солнечными системами. И хотя само судно не воору­жено, на нем есть вспомогательные роботизированные суденышки, которые называют “нападающими”. У них такие мощные пушки, что они запросто пробили бы защитное поле “Чиспы”.

– Ух ты!

– Да. Так вот, сидел я на своей веранде, сидел и все боль­ше убеждался в том, что послал тебя на верную смерть. Оста­валось одно: остановить тебя. Прошло уже часа полтора пос­ле твоего старта. Я знал, что может быть уже поздно, и все-таки побежал к “прыгунку” и пулей вернулся в космопорт. Мой второй звездолет класса “Бодаскон Ибб0” под названием “Эль Пломасо” [El Plomazo – пулевая рана (исп.)], превосходящий “Чиспу” по субсветовой ско­рости вдвое, а по вооружению – втрое, был готов к отлету.

Как правило, такие суда продают только взводам зональной патрульной службы и шишкам из “Ста концернов”, но я... недавно его приобрел.

– В хозяйстве все пригодится, – ввернул я. Он отмахнулся.

– Короче, оказавшись в космосе, я сразу врубил сверх­чувствительные сенсоры “Пломасо” и начал тебя искать. Тен­дер-разгонщик я обнаружил без труда, хотя он почти уже про­шел мимо солнца. Но “Чиспы” и след простыл.

– К тому времени я спрятался за кометой.

– Я сам это понял, когда изучил эфемериды, – кивнул Мимо. – Комета 2231-001-Z1 была единственным логичным выбором для засады, и мои расчеты показали, что тендер еще не достиг точки перехвата. Какая радость! Я решил, что зря тревожился, и теперь был уверен, что ты справишься. И тем не менее я остался наблюдать за развитием событий с орбиты Стоп-Анкера – на всякий случай. Визуальное наблюдение на такой дистанции, естественно, невозможно, я следил за сиг­налами твоего субсветового полета. А потом ты поравнялся с тендером, и я понял, что дело в шляпе.

– И тут откуда ни возьмись появился корабль халуков, – пробормотал я.

– Представь себе мое изумление! Мой ужас! Сначала я подумал, что это материнское судно пришло на выручку тен­деру. Но анализ следов, оставленных кораблем, сразу пока­зал, что топливо халукское, хотя сам звездолет крайне необы­чен, никогда не видел у халуков таких больших и сложно уст­роенных судов. Я не стал раздумывать и одним махом сиганул за тобой. (Прости мою нескромность, но я действительно на­бил на этом руку, так что вычисления не заняли много време­ни.) Я вынырнул, как и ты, позади кометы на одной линии с солнцем, надеясь, что халуки слишком заняты и не заметят меня. Потом перекрыл всю энергию, оставив лишь сенсоры и систему жизнеобеспечения, окружил себя маскировочным полем – его совсем недавно придумали – и, превратившись таким образом в виртуальный обломок Z1, увидел, как тебя зашвырнули за комету. Я видел также, как взорвали бедняжку “Чиспу”. Мне пришлось подождать, пока халукский корабль уйдет в гиперпространство, а тендер удалится за пределы действия сенсоров. Потом я спас тебя и привез домой. Ты пост­радал не слишком сильно, поскольку сопло кометы еще не начало извергать всякую дрянь. Но еще полчаса, и... – Он пожал плечами.

– Спасибо, Мимо.

– Рог nada [Не за что (исп.)], – откликнулся он.

Тут в палату ворвалась вся кодла, и начался веселый бедлам. Кофи с Ореном, Сэл Фаустино, Яго Макскряга, Глаша Романова, Билли Мулголланд, Гумерсиндо Гекльбе­ри, Джин и Персик Мустанги – все были здесь. Как выяс­нилось, пока меня вымачивали в растворе, пытаясь приве­сти в порядок поврежденные радиацией ДНК, друзья не сидели сложа руки. Яго, Гум и Кофи сооружали мне новую хибару – чуть меньше старой, но ее можно было достро­ить. Они показали мне голограмму процесса работы, Сэл и Билли вытрясли из обитателей Бровки всю мебель и до­машнюю утварь, какую смогли. Глаша с близняшками пус­тили по кругу шапку и собрали денег мне на одежду и на еду. А Орен умудрился даже починить заглохший генератор магнитного поля “Отверженной”.

– Через пару недель будешь новенький, как огурчик; до­рогой, – заявила Сэл Фаустино, наградив меня смачным по­целуем. Три остальные женщины уже успели меня облобы­зать. – Врачи говорят, что завтра выпишут. Теперь тебе надо только есть, спать и постараться немножко загореть, а то кожа у тебя похожа на рыбье брюхо!

– А мне кажется, ему идет, – сказала тактичная Глаша.

– Родные вы мои! – пробормотал я, глядя на них затума­ненными от слез глазами.

– Мы, пожалуй, пойдем, – сказал Мимо. – Отдыхай! Он погнал всех к двери и закрыл ее.

Я расслабился и выпил немного воды из графина. Затем слегка приподнял изголовье кровати. Мне хотелось встать на ноги, пускай на минуту. Чувствовал я себя вполне сносно, толь­ко в животе бурчало. В последний раз я ел нормальную пищу, то есть пасту из жареных бобов, в скафандре “Чиспы”. Близняшки принесли корзиночку черных-пречерных вишен – редкое ла­комство, завозившееся с Якимы-Два. Я съел несколько ягод, пытаясь представить себе больничное меню. Если меня будут пичкать тюрей для инвалидов, я подниму настоящий бунт! Мне нужно что-нибудь посущественней. Чизбургер. Поджаренные колечки лука. Картошка. А пока на закуску у меня есть вишни...

Дверь снова открылась, и все мысли о еде выветрились у меня из головы. В палату ввалился суперинтендант Джейк Силвер – потный, мятый и простой, как танк.

– Я так и знал, что ты не окочуришься, бомж прибреж­ный, – сказал он.

– Бог мой, кого я вижу! – простонал я. – Это же глав­ный коп-стоп! Неужели ты пришел, чтобы выслушать офици­альное заявление?

– От изгоя? Не смеши меня.

– Тогда какого черта тебе нужно?

– Не кипятись, а то яйца вкрутую сварятся. Вот тебе ма­ленький подарочек.

Он порылся в кармане кителя, выудил оттуда сложенный в несколько раз листок и протянул его мне. Потом, не спра­шивая, загреб целую пригоршню вишен и начал чавкать, раз­глядывая мой цветник.

– Очень мило. Я бы тебе тоже прислал букет, да у цветоч­ника кончились калы и гладиволосы.

На листке было четыре имени и адреса – Клайва Лейто­на, Марио Вольты, Олега Брански и Токуры Мацудо Лейтон жил на Серифе; остальные трое были с Хадрача, Плусии-Прай­ма и Тиринфа.

– Что это? – спросил я.

– Ключи, дубина! – прочавкал Джейк, повернувшись ко мне с набитым ртом. – Любой нормальный коп понял бы это без всяких вопросов. Что ты будешь делать, меня не касается. Может, эти типы и правда, как они утверждали, ни в чем не повинные отдыхающие, которые никогда раньше не видели Бронсона Элгара. А может, и нет.

Верно сказано, черт побери: а может, и нет. Но неожидан­ный подарок Джейка означал, что он в курсе моей погони за Элгаром и теми, кто его нанял. Что он еще знает, интересно? Мимо ни за что не стал бы рассказывать ему о моем неудачном космическом приключении, и капитанша тендера тоже. Хотя, с другой стороны, история о том, как морская жаба сожрала дом, наверняка стала анекдотом месяца на Стоп-Анкере.

– Ладно, спасибо, – буркнул я и сунул листок под по­душку. – Честно говоря, я собирался забыть об этом злосча­стном случае, вернуться на Бровку и продолжить свою карье­ру рыбного гида.

– Не пудри мне мозги. Жаба – это одно дело. А комета – совсем другое. Черт!

– Кто тебе сказал?

Джек заглотнул последние вишни и с грустным вздохом бросил пластмассовую корзинку в мусорник.

– Сто лет их не ел. Вкуснотища! Я чуть не вылез из кровати.

– Кто тебе сказал, Джейк?

Вот ведь гад – не ответил прямо на мой вопрос.

– К тебе прилетел еще один посетитель. Я схожу на ко­рабль и приведу его. Он не захотел ждать в больничной при­емной. Испугался, как бы твои побродяжки-дружки его не узнали.

Джейк ушел, оставив меня в недоумении и тревоге. Я так надеялся, что Элгар и К° обо мне забудут!.. Но для этого они должны считать меня погибшим. То, что я жив до сих пор,

доказывает, что убийцы пока не знают о моем спасении. Я не сомневался, что могу рассчитывать на своих друзей-изгоев, которые помогут мне раствориться в толпе, однако Джейк и этот загадочный посетитель меняли дело. Если слух о моем спасении разнесется среди граждан Содружества, в конце кон­цов он дойдет и до тех, кто стоит у Элгара за спиной.

В таком случае мне придется покинуть Стоп-Анкер. Найти другую ничейную планету. Создать себе новую легенду и начать все с нуля, надеясь, что шпионы “Галафармы” не выследят меня.

Я устало откинулся на подушку и закрыл глаза. Завтра. Подумаю об этом завтра...

Дверь отворилась, и послышалась чья-то тяжелая поступь. Кто-то вошел, закрыл дверь и подошел к моей кровати. Черт с ним, кто бы он ни был! Я мог прикинуться спящим...

– Нам надо поговорить, Асаил, – сказал он.

Я узнал этот голос. Меня словно ударили в живот.

У кровати стоял высокий человек, одетый в безукориз­ненный ковбойский костюм и мявший в руках широкополую шляпу.

Грубо вытесанное властное лицо было моим собствен­ным – плюс сорок восемь лет суровой жизни и минимальное генно-инженерное омоложение. Высокий лоб, волосы цвета хлебной корки с ярко выраженным треугольником на лбу, светлые брови над скептически прикрытыми глазами холодного зеленого цвета с янтарным кружком у самого зрачка, тонкий орлиный нос, рот с привычно опущенными уголками, словно пытающийся не выдать тот факт, что его улыбка мо­жет быть ослепительно обаятельной...

– Здравствуй, Симон. Значит, “Галафарма” доставила тебе сообщение.

Отец моргнул, что означало выражение крайнего удивле­ния. Говорил он резко и чуть гнусаво, как и все американцы:

– Дешевая детективная голограмма и записка загадочным образом появились на столе в моем кабинете на Небесном ранчо в Аризоне. На голограмме был виден человек в скафанд­ре, которого выкинули у какого-то небесного тела. В записке говорилось: “Одна карта бита, вторая закрыта. Смотри не дури! Не сдашься – продуешь последние три”.

– Скверные стишки, – сказал я, – Намек на покер, по­хоже, указывает, что они неплохо знают твой образ жизни.

Вторая закрыта?

– Дальше в записке говорилось, что твой труп находится возле кометы в системе Стоп-Анкера. Маяк в скафандре по­может найти твои останки.

– Очень трогательно. Я только удивляюсь, почему ты не отмахнулся от этой записки, как от розыгрыша. Или не проигнорировал ее из принципиальных соображений.

– Я думал о тебе недавно, Аса. В прошлом сентябре Ева приезжала на семейное собрание. Она сказала, что ты опять встал на ноги.

Я буркнул что-то невразумительное. Ясное дело, Ева в который раз попыталась преодолеть раскол, разделивший нас с Симоном, – и снова без толку. Славная сестренка!..

– Я связался с начальником уголовного розыска Стоп-Анкера и потребовал расследования. – Симон с отвращением поджал губы. – Этот наглый осел, суперинтендант Джейкоб Силвер, сказал, что ты более или менее жив и что тебя лечат от радиационных поражений. Он назвал мне дату, когда тебя должны выпустить из дистатического резервуа­ра, но наотрез отказался сообщить какие-либо подробности. Вот скотина!

– Почему скотина? Потому что не стал лизать задницу всемогущему повелителю “Оплота”?

Я подарил ему свою версию нашей фамильной улыбки, о которой Джоанна говорила, что она способна растопить ледник. Но Симон Айсберг оказался покрепче. Черта с два он растает! Я не мог понять: то ли он вне себя от злости, то ли от изумления.

– Короче, ты рванул сюда, – подсказал я ему.

– Да, как можно скорее, на “Прихлебателе”. За двадцать дней.

– Попросил бы Еву – она прилетела бы с Тиринфа проведать меня.

– Я пытался.

Он снова умолк и отвел взгляд. Его выдающееся адамово яблоко ходило ходуном на жилистой шее, Помолчав еще немного, отец наконец тяжело опустился на стул, стоявший рядом с кроватью.

– Я позвонил Еве на работу с Земли. Ее заместитель попытался заговорить мне зубы. Мне!

Я улыбнулся. Еще бы! Это же оскорбление Его Величества!.. Но все мое веселье испарилось, как только я услышал, что он сказал дальше:

– Негодяй все твердил, что не может соединить меня с Евой. В конце концов я заявил этому болвану, что я собственноручно вырву у него зобную железу и поджарю ее на свином сале, если он не объяснит мне, в чем дело. Тогда он признался, что она пропала.

Еще один удар в живот! Значит, “вторая закрыта” относилось к Еве, что бы это ни значило! А мой старший брат Дан, сестра Вифания и моя мать, очевидно, “последние три”, и Симон их потеряет, если не уступит давлению, которое на него оказывали.

Я впервые заметил, что лицо моего отца не совсем бесстрастно. Под маской уверенности скрывалось чувство, которого я никогда не видел у него.

Страх.

– Когда они обнаружили, что Ева пропала?

– В середине января, по земному исчислению. Тридцать дней назад – за девять дней до твоей встречи с коме­той. В конце концов я связался со службой внешней безо­пасности Тиринфа, но они посоветовали мне обратиться к Зареду на Серифе. По его словам, Ева сказала своим подчиненным, что она переутомилась и хочет взять небольшой отпуск. Из отпуска она не вернулась. Управляющий небольшим тиринфским курортом, где она сняла коттедж, сказал, что она лично отменила заказ по видеофону. Ева отдыхала там и раньше, так что управляющий знает ее. Она не сказа­ла, почему ее планы вдруг изменились и куда она направ­ляется. Заред клянется, что агенты службы безопасности “Оплота” поставили на уши весь Тиринф, но Евы и след простыл. Они все еще ищут. Поиски потихоньку распространяются на другие планеты Шпоры, в том числе и ничейные.

– А как же полиция Содружества? Ее поставили в известность?

– Заред не стал привлекать зональный патруль, посколь­ку боялся, как бы известия об исчезновении Евы не просочи­лись в прессу. Он подумал, что это может повредить нашим долголетним попыткам получить статус концерна и обезору­жит нас перед лицом конкурентов. Когда я спросил, почему он мне не сказал, что Ева исчезла, этот придурок заявил, что он как раз заканчивает отчет о расследовании и собирался послать его в ближайшие дни. Заред, похоже, уверен, что Ева залегла на дно по каким-то личным причинам – и всплывет на поверхность, как только захочет. Помоему, чушь собачья!

– Ты говорил Зеду или начальнику охраны “Оплота” о загадочном послании?

– Пока нет.

Интересно почему, подумал я. А кроме того, меня интересовало, не слетал ли Бронсон Элгар на Тиринф перед тем, как объявиться на Стоп-Анкере.

– И что ты намерен делать?

Симон задумчиво посмотрел на меня, помолчал пару ми­нут и вдруг выпалил:

– Мэт Грегуар, начальник службы безопасности флота Евы, послезавтра прилетит на Сериф и доложит о ее исчезновении на совете директоров “Оплота”. Я хочу, чтобы ты тоже принял участие в совещании, Асаил. Помоги нам найти Еву.

– Ты шутишь!

Но он редко шутил, и лицо его снова обрело непроницаемую уверенность. Отец посмотрел на свой “ролекс” с запис­ной книжкой, встал и направился к двери.

– Приходи ко мне в номер в “Никко Луксоре” завтра. Позавтракаем в 7.30, а потом вместе полетим на “Прихлебате­ле” на Сериф.

– Нет, – сказал я, спустив голые ноги на пол и сидя на краешке кровати. – У меня другие планы.

Я был согласен расследовать исчезновение моей сестры, но только не под руководством Симона и корпорации “Оплот”.

Когда я попытался встать, комната закружилась у меня пе­ред глазами. Я пошатнулся, как мескитовое дерево под напором ливневого паводка в пустыне, и с проклятиями упал на койку.

Отец подошел ко мне, поправил смятую простынь, поло­жил мои ноги на кровать и заставил меня лечь. Затем накрыл меня, нажал на кнопку и опустил койку в горизонтальное положение.

– Тебе надо лежать. Твой друг Джейк Силвер так сказал.

– Прекрати мной командовать! – Я снова попытался встать. – Я тебе не шестерка из “Оплота” и не собираюсь тратить время на пустую болтовню! – Меня охватила внезап­ная слабость, и я хлопнулся обратно на тонкую подушку. – Может, Еве просто надоел твой бульдозерный стиль руковод­ства и вечная нерешительность кузена Зеда, и она попросту смоталась куда подальше!

– Ты знаешь, что она на такое не способна.

Да, я знал. Я просто подергал папочку за усы. Ева была так же энергична и преданна “Оплоту”, как сам Симон, хотя в отличие от него не была безжалостна и не презирала люд­ские слабости.

А теперь она “закрыта”.

Симон склонился надо мной, с трудом выдавив из себя:

– Пожалуйста, Асаил, поедем на Сериф. Твой профессиональный опыт будет бесценен для нас в этом расследовании.

– “Галафарма” пытается прибрать “Оплот” к рукам, да? – выпалил я в ответ. – И ты подозреваешь, что они давят на тебя похищением Евы и покушением на мою жизнь?

Он коротко кивнул.

– Все гораздо сложнее, но ты на правильном пути,

– Ты знаешь, что в деле замешаны халуки?

– Что?

– Не кричи так.

Я уставился на него с мрачным злорадством. Отец даже не пытался больше скрыть свое замешательство.

– Ты серьезно? При чем тут халуки?

– Возможно, я ошибаюсь. – Он собрался было продол­жить допрос, но я устало покачал головой. – Не сейчас. По­говорим позже. Я паршиво себя чувствую. Ты лучше иди.

– Асаил! Приходи хотя бы на совещание. Прошу тебя!

– Зачем? – спросил я, не глядя на него.

– Затем, что ты мне нужен. Не исключено, что ты един­ственный можешь спасти свою сестру от подонков, которые ее похитили. Ты работал в СМТ, ты знаешь обо всех махина­циях концерна. В “Оплоте” вот уже два года кризис с управ­ленческими кадрами. Исчезновение Евы – куда более серьезный удар для нас, чем может показаться со стороны. Я хочу, чтобы ты послушал, что скажут о ситуации на Тиринфе Гре­гуар и вице-президент корпорации Олли Шнайдер, возглавляю­щий нашу секретную службу. Я улажу все твои внутренние про­блемы и постараюсь снять тебя с крючка “Галафармы”. Посове­туй, что нам делать! Помоги найти Еву. А потом можешь плю­нуть на нас и вернуться на свой остров, если не передумаешь.

Он был очень настойчив, черт побери. Естественно, я при­ложу все силы, чтобы найти сестру, тут и думать нечего. Если, как мы оба подозревали, в исчезновении Евы виновата “Гала­фарма”, тогда необходимо узнать все подробности о конф­ликте между фамильной звездной корпорацией и большим концерном. Это облегчит поиски.

Тут мне в голову закралась еще одна мысль. Я припод­нялся, облокотившись о кровать.

– А другим директорам “Оплота” известно о покушениях на мою жизнь?

– Разве их было несколько? – удивился Симон.

– Ответь на мой вопрос, – вздохнул я.

– Никто не знает, даже Даниил. – Отец имел в виду моего старшего брата, главного юриста и уполномоченного “Опло­та”, – Но я сказал ему о том, что Ева пропала. Он прилетел вместе со мной на Сериф. Я оставил его в Ветиварии, чтобы он организовал совещание, а сам вчера прилетел на Стоп-Анкер. Никто, кроме пилота “Прихлебателя”, не знает, что я здесь.

– Ты сказал членам совета, что я буду на совещании?

– Нет. Я сам не знал, приглашу я тебя или нет, пока... пока не пришел.

Его тяжелые веки опустились еще ниже. Рот сжался в уп­рямую ниточку, и я понял, что он не скажет об этом больше ни слова. Невольно подумалось, что Бронсон Элгар не так уж сильно ошибался, когда говорил о чувствах отца ко мне, хотя тогда я решил, что он просто бредит.

Если только Симон не пытался манипулировать мной, как всеми остальными... Однако я уже решил, что пойду на сове­щание правления “Оплота” – ради Евы.

– Хорошо. Про завтрак и совместный полет на “Прихле­бателе” можешь забыть. Я доберусь до Серифа на своем транс­порте и сам найду себе жилье. Назначь совещание на после­завтра, в 13.00 в главном офисе “Оплота”. И никому не гово­ри, что я там буду.

Симон кивнул. Он уже не выглядел таким встревожен­ным, и я был уверен, что он снова чувствует себя боссом. Он поступился своими железными принципами, обратившись ко мне с просьбой. Теперь, когда я согласился, никакой благо­дарности ожидать не приходилось.

– Оставь мне номер твоего личного телефона, – сказал я. Отец вытащил визитку и положил на тумбочку.

– Аса...

Я демонстративно отвернулся и закрыл глаза.

– Уходи! Оставь меня в покое.

Дверь закрылась.

Когда я сел, то почувствовал только легкое головокруже­ние. Телефон был в ящике стола. Я набрал номер Мимо, пой­мал его в баре “Раджа-чай”, где он был со всей толпой, и попросил оказать мне еще одну огромную услугу: отвезти меня на Сериф. Он мигом согласился.

Клайв Лейтон, один из ныряльщиков-любителей, жил на этой планете. Если мне повезет, я вытрясу из него что-нибудь интересненькое еще до начала совещания.

Я снова лег и уснул мирным сном.

ГЛАВА 6

Мы с Мимо Бермудесом улетели на Сериф в тот же день, как только меня выписали из больницы. Полет со Стоп-Ан­кера до Ветивария, столицы Серифа, занял чуть больше двух часов. “Пломасо” мчался на скорости в шестьдесят россов – максимальной сверхсветовой скорости, которую способны развивать наши галактические звездолеты. Мои протесты не помешали старому контрабандисту продемонстрировать по­трясающие возможности его новой дорогостоящей игрушки. Когда мы достигли системы Серифа, он включил субсветовой двигатель и начал метаться, как летучая мышь, выписывая сумасшедшие кульбиты на предельной скорости (сто миллио­нов километров в час) и стреляя из пушек по ни в чем не повинным мелким астероидам.

Я подавил тошноту, вызванную то ли общим недомогани­ем, то ли мыслями о том, что меня ждет впереди, и выразил восхищение его искусством, тактично напомнив, однако, что мы зря тратим драгоценное время. Мне надо было провернуть важное дело на Серйфе до собрания членов правления “Оп­лота”. А кроме того, у “Пломасо” кончалось топливо.

А затем я совершил ошибку.

– Ты только не беспокойся, Мимо. Я постараюсь опла­тить тебе расходы за этот полет, а также за мое лечение в больнице – и за твой звездолет.

– Это не обязательно, – сказал он.

– Мой отец может себе это позволить.

– Я не хочу.

– Бога ради, будь благоразумен! Позволь мне по крайней мере компенсировать тебе потерю “Чиспы”.

– Я сам послал тебя на ней!

– И все-таки я позабочусь о том, чтобы у тебя был новый корабль, – упрямо пробурчал я.

Тут Мимо так разозлился, что я обалдел. Никогда раньше его таким не видел. Он крыл меня по-испански настолько изощренно, что я и половины не понимал, при моих-то аризонско-мексиканских познаниях.

Когда он выдохся, я виновато выдавил:

– Я не хотел тебя обидеть.

– Но ты это сделал, черт побери! Ты с благодарностью принял помощь los pobres del arrefice [бедняков с рифа (исп.)], которые отстроили твой дом, собрали тебе мебель и еду, – а моя помощь для тебя неприемлема! Потому что я нарушаю наши дурацкие законы? Ты боишься, как бы в один прекрасный день я не попросил тебя об ответной услуге, которая оскорбит твою нежную со­весть? Или все дело в том, что я богат, как твой отец, а ты принимаешь подарки только от голозадых изгоев вроде тебя самого?

– Перестань. Ты мой лучший друг на Стоп-Анкере. Мне до фени, как ты делаешь деньги. Но...

– Дорогой мой Ад! На свете есть одна редкая доброде­тель, которая называется щедростью, то есть желание делать добрые дела, не выставляя их напоказ. А ты не хочешь дать мне попрактиковаться! Mierda! [Черт возьми! (исп.)] Надо было оставить тебя у кометы!..

Я набрал в легкие воздуха и сказал, подбирая испанские слова:

– Я вел себя как кретин, а ты действительно щедрый чело­век, дон Гильермо. Спасибо тебе за все твои дары и особенно за твою дружбу.

– Чтобы я больше не слышал об оплате – по крайней мере в деньгах! – проворчал он в ответ по-английски. – Я был тронут тем, что ты доверил мне свою тайну на пляже Стоп-Анкера. Также должен признаться, что все это кажется мне ужасно увлекательным и сулит куда больше приключе­ний, чем остальные мои занятия. Если ты действительно хо­чешь отплатить мне добром, позволь помочь тебе. Будь со мной откровенен и дальше. Не пожалеешь.

– Согласен, – сказал я. – Но до определенных пределов.

– Claro![ Ясное дело! (исп.)] Это само собой. Кстати, мое предложение вклю­чает в себя полет в любую точку галактики. Только, ты уж извини, отныне пилотом буду я.

Я был на Серифе всего один раз, еще ребенком. Это пла­нета класса Т1 (с некоторыми исключениями). Больший из двух ее континентов, свернувшийся вокруг экватора, словно громадный питон, геологически очень стар. Болотистый бе­рег обрамляют непроходимые соляные топи, а дальше тянут­ся сплошные жаркие пустыни, практически лишенные расти­тельности и неблагоприятные для развития высших форм жизни. Там способны выжить только насекомые и летающие животные, которые охотятся на них. Континент, расположен­ный на Северном полюсе, более дружелюбен – если вам нравятся скалистые, увенчанные ледниками вулканы, ревущие потоки, жаркие весны, кипящие грязи и обрывистые ущелья, почти лишенные равнин.

Туземные жители предусмотрительно построили большин­ство своих постоянных селений на берегу океана и в устьях рек Северного континента. Захватчики из “Галафармы” тоже были не дураки. Они изгнали туземцев с обжитых мест и бла­гоустроили их для земных колонистов, которые намеревались разрабатывать природные ресурсы. Когда концерн ушел с Серифа, разбросанные по континенту города компании пре­вратились в джунгли и считались среди местного населения проклятыми – причем не без оснований.

План реколонизации “Оплота” на Серифе оказался столь удачным, что его воплотили в жизнь и на других принадле­жавших звездной корпорации планетах Шпоры. Количество населенных пунктов было сведено к минимуму; земляне в основном поселились в Ветиварии и городах-спутниках столицы. Там же построили и космопорт. Расположенный на берегу потрясающе живописного залива, Ветиварии со временем стал самым большим городом в Шпоре Персея и центром планетарных операций “Оплота”.

Наземная бригада главной астронавигационной станции космопорта пришла в восторг от “Пломасо”. Они никогда еще не видели такого шикарного судна. Служащий порта, быстро покончивший с формальностями, казалось, был хорошо знаком с капитаном Бермудесом и подобострастно заглядывал ему в глаза. Мой друг сунул ему в руку малень­кий пакетик, который чиновник без всяких комментариев спрятал во внутренний карман кителя. У нас не потребова­ли ни паспортов, ни каких-либо иных удостоверений лич­ности.

Мы прогулялись пешком до автостоянки и взяли на­прокат машину. Мне хотелось передвигаться по городу как можно более незаметно, но Мимо, естественно, выбрал че­тырехместный “ягуар” серебристо-лилового цвета с золоти­стой отделкой. Мне удалось лишь заставить его опустить верх машины.

В город мы пробирались, лавируя между грузовиками, ехав­шими из пригородов. Мимо сидел за рулем и вел машину с залихватской беспечностью водителя экстра-класса, запро­граммировав стереосистему на свои любимые сентименталь­ные латиноамериканские песни.

– Послушай, Ад! Что у тебя за важное дело такое?

Я замялся. Вообще-то я думал высадить старика у гости­ницы и поехать разбираться с Клайвом Лейтоном в одиночку, однако даже короткая прогулка от космопорта до стоянки вымотала меня до предела. Я еще не оправился после болез­ни, в то время как тип, которого я собирался допрашивать, был в отличной физической форме. Чтобы вытрясти из него то, что нужно, потребуется помощник.

– Джейк Силвер дал мне четыре адреса, когда навестил меня в больнице. Это адреса сотрудников “Оплота”, кото­рых я катал вместе с Бронсоном Элгаром на “Отвержен­ной”. Возможно, они не имеют никакого отношения к Эл­гару, но я хочу убедиться. Один из них живет в Ветиварии. Потрясу его немного – вдруг что-нибудь полезное да и упадет!

– Ну-ну, – с сомнением протянул Мимо.

– Вообще-то я и сам бы справился, но сейчас я не в фор­ме, так что не откажусь от помощи. Его надо припугнуть.

– Я на эту роль не гожусь. – Мимо хихикнул. – На первый взгляд я просто милый чудак, совсем не страшный. Людям нужно время, чтобы они начали меня бояться. Нет, тебе нужен специалист. Дай-ка подумать. У меня на Серифе много друзей.

– Качок получит от “Оплота” солидную сумму. Мы ска­жем ему, кто я такой на самом деле, и не станем скрывать, что ему может не поздоровиться, если здесь объявится Элгар.

Мимо подумал немного, потом кивнул и взял в руки теле­фон. Закончив туманный разговор, сплошь состоявший из намеков, он сказал мне:

– По-моему, я нашел то, что нам надо. Это сын моего старого партнера. Ему можно доверять, к тому же он не из болтливых.

Мы подъехали к гимнастическому залу под названием “Обух” у набережной Ветивария. Я остался в машине, а Мимо пошел в зал. Буквально через пару минут он вернулся в со­провождении горы мускулов с безмятежным лицом в возрасте двадцати с небольшим. Ростом парень был как минимум около 200 сантиметров, а торс его напоминал перевернутый тре­угольник из плоти. Светлые волосы, завязанные сзади в конский хвост, тренировочный костюм из серого вельвета с си­ней отделкой и кроссовки размером с канонерскую лодку. Шею толщиной с мое бедро обхватывал миостимуляторный ошейник, сообщавший дополнительную энергию мускулам, когда его обладатель напрягал свою необъятную грудную клетку.

Качка звали Айвор Дженкинс. Молодой человек одарил меня ослепительной улыбкой и нежно пожал мне руку через открытое окошко машины. Голос у него был мягкий и интел­лигентный.

– Я понял ваши требования, гражданин Айсберг. Ваши финансовые условия очень привлекательны. Постараюсь не

подкачать.

– Зовите меня Адом, – сказал я. – Не исключено, хотя и маловероятно, что работа окажется опасной. Дело не в парне, которым мы займемся, а в тех, кто стоит за ним.. Они могут вам отомстить.

– Тогда я разберусь с ними и пришлю вам счет, – пожав плечами, промолвил Айвор Дженкинс. Я усмехнулся.

– Ты мне нравишься, Айвор. Чем ты вообще занима­ешься?

– Я тренер по физподготовке. Довольно нудное занятие. Ваше задание будет приятным отвлечением от повседневной скуки.

Мама дорогая! Интеллигентный Голиаф.

– Залезай, – сказал я.

Он втиснулся на заднее сиденье “яга”, и наша подвеска тихонько застонала.

Запрограммированный на адрес, который раздобыл мне Джейк Силвер, машинный компьютер доставил нас в пре­стижный район у подножия холма, где проживал Клайв Лей­тон, юрист-аналитик корпорации и по совместительству ны­ряльщик-любитель. Мы приехали чуть позже девяти вечера по местному времени. Солнце, как и положено в северных широтах, все еще ярко сияло на масло-молочном небе.

Из будочки возле ворот вышел живой охранник, я имею в виду – человек. Мимо объяснил ему, что мы друзья Лейтона с другой планеты. Мы не хотим, чтобы его предупреждали о нашем визите, потому что решили сделать ему сюрприз. В благодарность за понимание старый контрабандист протянул привратнику очередной таинственный пакетик.

Охранник, одетый в форму службы внешней безопаснос­ти “Оплота”, окинул взором дорогой автомобиль, эксклюзив­ный спортивный костюм Мимо и сверкающее зеленым цаво­ритом кольцо на мизинце. Он отметил также мои сканерзащитные очки, щеголеватую рубашку с надписью “Загон ОК – Могильный Камень, Аризона” и ангелоподобный торс Айво­ра. Стереосистема в машине напевала “Solamente una vez” [“Всего лишь раз” (исп.)]. Наконец охранник сунул пакетик в карман и нажал на кноп­ку, открывающую ворота.

– Ваш друг сейчас в садике, у гриля. Он настоящий гриль­ный фокусник, наш юный Клайв. Кстати, к нему еще кое-кто должен заявиться через полчасика. Дама.

Мы покатили по ухоженным улицам с самыми типичны­ми для среднего класса зданиями. У многих домов были лу­жайки с земной травой и сады с цветущими розовыми куста­ми и азалиями. Если не принимать во внимание инопланет­ные деревья с чешуйчатыми стволами и свисающими книзу листьями – красными, как запекшаяся кровь, или зеленова­тыми, как гусиное дерьмо, – вы вполне могли представить себе, что находитесь в Топеке или любом другом банальном среднеамериканском городке. Но тут вам бросались в глаза облаченные в форму садовники-туземцы – костлявые краснокожие существа с огромными головами, горстью глаз и щелевидными, как у жуков, ротовыми отверстиями на непро­ницаемых лицах, – и вы понимали, что мы уже не в Канзасе, Тотошка!..

Двухэтажный дом Лейтона был выстроен из темного кам­ня. В утопавшем в зелени тупике стояли еще три похожих здания. Мимо припарковался на теневой стороне подъездной дорожки. Что-то маленькое, черненькое и пушистенькое вы­летело из кроваво-красной листвы, скользнуло над блестя­щей крышей “яга” и уронило фекальный сувенир, который чуть-чуть не достиг цели.

– Я подожду, – сказал старик, разворачивая сигару. – Не хочу путаться у вас под ногами. Кроме того, если бросить здесь машину, эти criaturas cagones [часто испражняющиеся существа (исп.)] живого места на ней не оставят.

Я попросил Айвора Дженкинса следовать за мной как можно тише.

– Если этот тип зажмет меня в угол, приходи на выруч­ку. Если он откажется говорить, вправишь ему мозги. По­нятно?

Юный атлет мило улыбнулся и кивнул.

Мы прокрались в большой сад позади дома, который, похоже, был общим достоянием владельцев всех четырех домов, скрывавшихся за рододендронами и экзотическими аналогами папоротников. Задняя стена дома Лейтона была перед нами как на ладони; остальные дома проглядывали между деревьев. Нашего героя видно не было, зато мы смогли лицезреть чудесный натюрморт в виде ужина, накрытого на двоих. В обрамленной кустами нише под блестящим тен­том, защищавшим от непрошеных подарков летучих тва­рей, стоял стол под скатертью в красную и белую клетку. На нем были приборы из глазированной керамики, хрус­тальные бокалы, столовое серебро, графин с водой, чашка с салатом и лодочки с соусами. Сильванское шампанское охлаждалось в кокетливом деревянном ведерке, а бутылка реквизированного бургундского вина, казалось, так и жда­ла, чтобы из нее наконец вынули пробку. Из динамиков, замаскированных в кустах, лились сексуальные звуки сак­софона.

Я не сразу заметил сам гриль, стоявший метрах в шести от стола на вымощенной камнями площадке. Приземистый конус из черного камня высотой примерно по пояс был увенчан блестящей решеткой из стеклокерамики. В отвер­стии конуса, около метра в ширину, пульсировал красный огонек. Над ним поднимался тонкий дымок, и воздух над грилем колыхался от жара. Я отметил, что гриль сделан из натурального фумарола, распространенной, как подсказала мне память, геологической породы на Северном континен­те Серифа.

Через пару минут из задней двери дома вышел Клайв Лейтон и начал готовить на грубо отесанном столике возле накрытого стола. Юрист-аналитик принес с собой целый поднос снеди: парочку темно-бордовых бифштексов из якан­гуса, шампуры с маленькими баклажанчиками и кусочками тыквы, обернутыми в бекон, гигантские грибы с какой-то начинкой, лиловый лук, разрезанный на четыре части ана­нас, бутылку розкозового сиропа, оливковое масло и набор специй.

На ниже среднего роста, однако широкоплечем и муску­листом Лейтоне были ажурная шелковая рубашка с широки­ми рукавами, бежевые брюки, белый передник и трогатель­ные в своей безвкусице голубые замшевые туфли. Аккуратно постриженные и уложенные темно-русые волосы почти скрывали его огромные уши. Когда он начал дробить в мраморной ступке перец, я бесшумно подкрался к нему сзади и похлопал по спине.

Лейтон повернулся с приветливой улыбкой, в полной уве­ренности, что пришла его дама, и вздрогнул всем телом при виде меня.

– Кто ты такой, мать твою? – прогнусавил он.

Узнать меня и правда было трудно. Мою мертвецкую блед­ность немного смягчил корабельный солярий во время поле­та со Стоп-Анкера, однако до былого бронзового загара было еще далеко. Волосы, которые на островах я отрастил почти по плечи, были коротко пострижены машинкой перед тем, как меня уложили в резервуар. Огромные зеркальные солнечные очки скрывали пол-лица.

– У тебя есть то, что мне нужно, Лейтон, – сказал я угрожающим тоном, каким легавые обычно говорят с мо­шенниками. – Голографильм, который ты снял в отпуске на подлодке. Я заплачу тебе любые деньги, если ты дашь мне копию.

– Еще чего! – ухмыльнулся он. – Ты за кого меня при­нимаешь? Вали отсюда, пока я не вызвал охрану.

Он потянулся рукой к заднему карману,

Я махнул Айвору, чтобы он вышел из-за кустов, и щеня­чьи карие глазки юриста-аналитика округлились от страха.

– Мы без фильма не уйдем, Клайв, – сказал я. – Сове­тую быть благоразумным. Если заартачишься, мой друг заста­вит тебя передумать.

Лейтон выронил ступку и пестик на траву и отпрянул назад.

– Погоди-ка! Ты же тот самый шкипер со Стоп-Анкера! Но ты ведь должен был...

– Что я должен был? Умереть? Тебе Элгар это сказал? Лейтон вдруг развернулся и во все лопатки дунул к дому,

– Давай его сюда! – приказал я Айвору.

Биостимулированные мускулы гиганта отреагировали бы­стрее, чем я ожидал. Он догнал Лейтона в два прыжка, схва­тил сзади за пояс своей ручищей размером с окорок, поднял его в воздух и пару раз крутанул, как винт аэроплана. Голубые замшевые туфли юриста бешено задергались, изо рта вырвал­ся пронзительный визг.

– Не ори, – посоветовал я, – иначе мой друг поломает тебе кости.

Айвор сделал что-то, очевидно, не очень приятное, по­скольку фальцет Клайва постепенно смолк, перейдя в над­рывный стон. Возле молнии на бежевых брюках расплылось темное пятно.

– Не надо! – выдохнул он. – Прошу вас! Качок послушно прекратил, взял свою жертву за горло и, брезгливо принюхавшись, сказал:

– Этот человек обмочился,

– Так давайте поскорее покончим с этим, – предложил я, – чтобы он мог помыться перед приходом гостьи. По­шли в дом!

Айвор погнал Клайва Лейтона вперед, а я открыл заднюю дверь, надеясь, что никто из соседей не видел этих акробати­ческих номеров.

Мы очутились на кухне, обставленной по последнему слову техники. Плита фирмы “Ла Корн”, кастрюли и ско­вородки от “Калфалон”, полки и шкафчики, сияющие чер­ной эмалью, окрашенной сталью и кафелем цвета слоновой кости... Вспомнив о судьбе моей собственной горячо люби­мой кухни, я решил, что ненавижу этого сноба всей душой, независимо от того, состоял Клайв Лейтон в преступном заговоре или нет.

– Где ты хранишь голографильмы? – спросил я. Клайв, похоже, снова расхрабрился.

– С какой стати я должен тебе говорить?

– Чтобы мы тебя не покалечили.

Он вдруг просиял торжествующей улыбкой.

– Ах так? Тогда послушай меня, капитан Гад! Камеры наблюдения записывают каждое наше слово с тех пор, как мы вошли в дом. Ты только что пригрозил мне телесными по­вреждениями. Как же ты прокололся! Записи передаются в центральную сеть “Оплота”... Немедленно прикажи своей горилле отпустить меня!

Я покачал головой.

– Клайв, Клайв, Клайв! Мы оба знаем, что эти записи будут просматривать только в том случае, если ты подашь за­явление, или вдруг исчезнешь, или будешь найден мертвым. Правильно?

Торжествующий вид Лейтона сменился настороженностью.

– А стало быть, моя задача – не допустить крайностей, Так где фильм?

– Иди к черту!

– Попробуй его убедить, ладно? – сказал я, повернув­шись к Айвору.

Громадная ладонь обхватила горло Клайва и начала сжи­маться. Айвор поддерживал обмякшее на глазах тело юриста-аналитика, который побагровел и громко забулькал.

– Хватит, – сказал я гиганту. – Отпусти. Лейтон прислонился к своему великолепному холодильнику, задыхаясь и глотая воздух.

– От тебя разит мочой, Клайв, – сказал я. – Мне дей­ствительно хочется покончить со всем этим как можно ско­рее. Ты не донесешь на нас в охранную службу “Оплота” – через несколько минут я скажу тебе почему. Ты будешь послушным, иначе мой коллега тебя прикончит. Он не станет больше ломать тебе кости или душить. Это все мелочи. Мы просто пытались таким образом вразумить тебя. Видишь обо­док на шее моего друга? Как правило, он временно увеличи­вает мускульную силу. Но он способен делать и другие фоку­сы. Ты когда-нибудь слыхал о тетании? Это жуткий мышеч­ный спазм, сопровождаемый нестерпимой болью. Этот обо­док может переломить тебе хребет, как сухарик. Хочешь, попробуем?

– Свинья! – сказал Клайв.

– Где голографильм? – повторил я свой вопрос.

– В библиотеке, наверху, – еле слышно прошептал он.

Ну конечно, у него была библиотека!

Мы поднялись наверх вслед за Клайвом и вошли в боль­шую неприбранную комнату. На полках стояли настоящие книги со страницами, а также специальные магнитные диски, электронные книги и сотни емкостей для хранения информа­ции. Клайв мрачно показал на заваленный всякой всячиной стол. Между пустой бутылкой диетической колы, пивоохла­дительными банками, грязными чашками из-под кофе и склян­ками “Маалокса” и “Зинтрина” валялась красная пластмас­совая коробка. Я открыл ее и обнаружил аккуратную кол­лекцию дискет диаметром в полтора сантиметра в конвертиках,

– Найди мне фильм, который ты снял на Стоп-Анкере.

Клайв прижался к столу, сверля меня ненавидящим взгля­дом. Потом взял коробочку, назвал код и протянул крохот­ный конвертик, выскочивший на выдвижной поднос.

Голокамера стояла на полке вместе с другими техниче­скими игрушками. Я вставил дискетку в аппарат, настроил на внутренний ускоренный просмотр без звука и посмотрел в глазок. Я очень надеялся найти то, что мне нужно. Иначе пришлось бы потратить уйму времени, наведываясь по очере­ди к остальным трем ныряльщикам, которые жили на разных планетах, да к тому же так, чтобы они ничего не заподозрили и не уничтожили улику.

Сперва я подумал, что с фильмом Клайва Лейтона мне не повезло. Объект моих поисков явно избегал камеры, за ис­ключением тех случаев, когда лицевая маска подводного кос­тюма скрывала его черты и он плавал между рыбами. Однако в конце концов я наткнулся на сцену, где подвыпившие молодые сотрудники “Оплота” отмечали в каюте “Отверженной” удачную съемку пляски рубиновых креветок. Клайв снимал своих спутников неуверенной рукой. Трое ржали и строили рожи, а четвертый, лишь мимолетно попавший в кадр, был бесстрастен, как гранит. Я остановил просмотр на этом кадре, увеличил изображение и довольно улыбнулся.

Теперь у меня есть снимок Бронсона Элгара!

Если только он снова не изменит лицо, я смогу найти убийцу на любой планете Шпоры Персея. А если повезет, судебный антрополог сумеет даже идентифицировать его по строению черепа.

Вынув дискетку, я положил ее в конверт и сунул его в бумажник. Лейтон с ненавистью наблюдал за мной. Он явно собирался сказать какую-то гадость, но тут же прикусил язык, когда Айвор предостерегающе положил ему на плечо свою лапу.

Силы мои совсем иссякли. Я нащупал соответствующую кнопочку на медбраслете и нажал. Подкожный пульверизатор впрыснул мне стимулирующее вещество. К сожалению, его действие не было мгновенным.

На стуле возле стола валялась куча бумаг и снимков. Я смахнул их на пол и сел, жестом велев Айвору отпустить плен­ника.

– Я до сих пор не знаю, принимал ты участие в заговоре против “Оплота” или нет, – сказал я Клайву, из осторожнос­ти не упоминая о “Галафарме”. – Если да, надеюсь, ты пони­маешь, что жизнь твоя не стоит башмака с теплой мочой, как говаривали ковбои в моем родном Финиксе.

– Не понимаю, о чем ты, – буркнул юрист-аналитик.

– Бронсон Элгар сказал тебе и твоим друзьям, что меня спалила комета?

– Комета? Какая комета?

Я грустно покачал головой при виде такого упрямства.

– Бедный ты, бедный! Когда Брон узнает, что я все еще жив и что ты наделал в штаны и дал мне голограмму с его изображением, он просто озвереет от ярости. Он поймет, что теперь ему от меня не уйти. Ты умудрился подставить под удар весь заговор против “Оплота”, Клайв. Не хотел бы я быть в твоих милых голубеньких туфлях.

– Ты ненормальный! Я ничего не знаю про Элгара. Я впервые увидел его, когда мы отправились в подводное плава­ние. И я не имею никакого отношения к заговору. Я предан “Оплоту”. – Он мелкими шажками отошел в угол комнаты, как можно дальше от меня и Айвора, и поправил передник, чтобы прикрыть мокрое пятно.

– А твои дружки-ныряльщики? Они тоже преданны “Оп­лоту”?

– Да, черт возьми! Мы все акционеры “Оплота”. Мы не сумасшедшие, чтобы вредить звездной корпорации. Я задумчиво посмотрел на него.

– Может, ты и правда ни в чем не виноват. А с другой стороны, возможно, вас заставили поехать с Элгаром, чтобы доказать преданность своим хозяевам. Так сказать, скрепить договор кровью.

– Что ты несешь?

– Вспоминаю историю. Лет двести с лишним назад чле­ны сицилийской мафии должны были убить одного из ее вра­гов, чтобы доказать свою лояльность – а заодно запятнать себя.

– Чушь собачья! Кто, интересно, стоит за твоим вымыш­ленным заговором?

Я не ответил на его вопрос.

– Элгар сказал вам, почему меня надо убрать? Он хотя бы потрудился объяснить вам, какую опасность может представ­лять спившийся шкипер задрипанной подлодки для столь гран­диозного плана?

– Ты спятил! Что за дикие обвинения! У тебя нет никаких доказательств...

– Мое слово против твоего, – спокойно сказал я.

– Колоссально! Да кто поверит изгою, лишенному граж­данских прав?

– Председатель правления и президент “Оплота”, напри­мер. Симон Айсберг.

Клайв Лейтон разразился истерическим смехом.

– Теперь я вижу: ты действительно чокнутый!

– Скажи ему, кто я такой, Айвор, – велел я. Великан благодушно улыбнулся.

– Это Асаил Айсберг, младший сын старого Симона.

– Бред какой-то... – простонал Лейтон, разом лишив­шись своей уверенности.

– Нет, – поправил я его. – Не бред. И именно поэтому ты не станешь жаловаться на меня в службу безопасности “Оплота”, а просто скажешь мне все, что я хочу знать.

Отдельные куски мозаики стали складываться в мозгах Клайва в одну зловещую картину. По его лицу скользнуло загнанное выражение, и тут я понял две вещи. Он действи­тельно был активным участником заговора...

И он готов был расколоться.

– Я могу подтвердить свою личность, – сказал я тоном “хорошего копа”.

У изгоев нет удостоверений личности. Но на стойке у стола стоял суперсовременный компьютер, поэтому я выз­вал на экран “Нью-Йорк тайме” за 12 октября 2229 года. Распечатав первую страницу, я подошел к съежившемуся аналитику, сунул распечатку ему под нос и снял солнечные очки.

Мой снимок был сделан в цвете. Чуть больше волос, чем сейчас, храбрая улыбка и несчастные, опустошенные глаза. Заголовок возвещал: “Кассационный суд вынес окончатель­ный приговор обвиняемому офицеру СМТ”.

Клайв Лейтон взял листок и прочел статью, то и дело в ужасе поднимая на меня глаза.

– Тут... тут сказано, что Симон Айсберг отказался от тебя.

– Мы поцеловались и помирились.

– Да ну? – несмотря на испуг, скептически протянул Лейтон.

– Мой отец сейчас здесь, на Серифе. Завтра состоится собрание совета директоров “Оплота”. Мы с ним оба там бу­дем. А на повестке дня – заговор против корпорации.

– Ты не сможешь доказать, что я их предал!

– Возможно, – ответил я. – Но межзвездная корпора­ция – это не суд присяжных, верно? Если председатель поверит в твою виновность, тебе крышка, Клайв. А я сумею его убедить, не сомневайся.

Мы уставились друг на друга, не отводя глаз. Затем я дру­желюбно добавил:

– Конечно, если ты добровольно пойдешь со мной на собрание и все расскажешь, я уговорю отца быть поснисходи­тельнее. Быть может, тогда он не вынет из тебя твою двуруш­ническую душонку, а отправит на ничейную планету в Зави­тушку Стрельца, где Бронсон с его хозяевами тебя не найдут. Мы дадим тебе новые документы, пристроим тебя в малый бизнес...

– Ты сможешь даже открыть небольшое кафе, а то их вечно не хватает, – радостно подхватил Айвор.

Клайв Лейтон поморщился. Однако он почти уже был у нас на крючке.

– Рассказать совету директоров... Но что?

– Все, включая имена других заговорщиков, которых ты знаешь, а также название организации, которая за этим стоит. После этого мы, естественно, проверим тебя на психоанали­тическом аппарате.

Раздался мелодичный звон в дверь, и женский голос про­ворковал по переговорному устройству:

– Клайвик! Это я.

– Боже мой! – простонал он. – Лоис пришла. Что мне делать?

– Бог с ней. Скажи мне, кто тебя завербовал – тебя и трех твоих друзей. Бронсон Элгар? Или кто-то из сотрудни­ков “Оплота”?

Дзинь-дзинь!

– Клайв, дорогой! Ты дома?

– Говори! – Я схватил его за шелковую рубашку обеи­ми руками и притянул к себе. Я был гораздо выше него, и он не знал о том, что я еле стою на ногах от усталости и волнений. Вонь его мочи смешалась с едким запахом оче­редного прилива адреналина, вызванного страхом. – Ка­кую роль тебе отвели? Внедрение в “Оплот” для шпионажа и передачи данных – или что-нибудь поактивнее, типа саботажа?

Дзинь-дзинь!

– Дорогой! Что-то случилось?

– Я был... мы были... – Он покачал головой и в отчаянии выругался.

– Организация, стоящая за заговором! – рявкнул я. – Это один из “Ста концернов”? Отвечай! Я начал трясти его, как грушу.

– Прекрати! Ради Бога! Я ничего не соображаю. Нам ни­когда не говорили, кто нами командует, хотя я догадывался... Что касается вербовки... Это долгая история. А Лоис...

– Выпроводи ее.

– Я не могу! Посмотри на меня, Бога ради!

– Тогда я сам это сделаю.

– Нет! Если ты попытаешься выдворить ее, она поймет, что здесь что-то не так. Мы с ней собирались сегодня вече­ром... Мы с ней очень близки.

Айвор усмехнулся.

Звонок трезвонил беспрестанно. Похоже, Лоис начала бес­покоиться.

– Прошу тебя! – взмолился Лейтон со слезами на гла­зах. – Мы должны ее впустить. Иначе она вызовет охрану или попробует проникнуть в дом с черного хода. Завтра я расскажу тебе все, что знаю. Клянусь! Завтра...

Я выругался про себя, пытаясь понять, что делать. Я и сам не очень отчетливо соображал.

– Ладно, – сказал я наконец. – Только упаси тебя Бог передумать! Слушай меня внимательно, Клайвик. Мой друг останется здесь на ночь и будет присматривать за тобой. Его зовут Айвор. Он не даст тебе наделать глупостей. Завтра в полдень я заеду за тобой и отвезу на совет директоров.

– Да, да! Все что угодно!

– Открой дверь, – велел я Айвору, – и прикинься новым дворецким. Скажи даме... – Я повернулся к Клайву: – Как ее полное имя?

– Лоис Суон-Эплуайт, – ответил тот без запинки.

– Скажи ей, что гражданина Лейтона задержали важные дела, но скоро он спустится к ней в сад.

– Я налью ей шампанского и приготовлю бифштекс с перцем, – откликнулся юный Геркулес. – А еще открою эту симпатичную бутылку “Шамбертена”. Вину надо подышать.

Он ушел.

Тут мне в голову стукнуло – хорошо, что не слишком поздно.

– Дай телефон, – сказал я Клайву.

Он вытащил телефон из заднего кармана и протянул мне.

– Сколько в доме еще аппаратов?

– Шесть или семь, точно не помню.

– Не напрягайся. Я отключу всю твою систему от спутни­ковой сети. Ты, конечно, и не собирался никому звонить, но, как говорится, береженого Бог бережет.

Я сел за компьютер, вспомнил полузабытые навыки сле­дователя СМТ и минуты через три вырубил телефонную связь Лейтона напрочь. Он безучастно наблюдал за мной.

Закончив, я встал и ласково сказал ему:

– Я твой единственный шанс, Клайв. Ты понимаешь это, правда?

Он замялся, отвел глаза и наконец кивнул.

– Хорошо. А теперь смени штаны, выпей чего-нибудь покрепче – и иди развлекай свою гостью.

ГЛАВА 7

“Ягуар” катил по эстакаде, направляясь обратно в город, к отелю. Небо за горами стало багровым, а море – серебрис­тым с черными точечками островов в устье Ветиварского за­лива. Из стереосистемы лился голос Ната Кинга Коула, напе­вавшего “Прощай, Марикита Линда”. Мимо восхищался кра­сотой пейзажа, я уныло поддакивал ему.

Откинувшись на спинку кожаного сиденья, я сделал себе еще укол из браслета. Чувствовал я себя паршиво донельзя. Я был слаб, как медуза, выброшенная на берег, я задыхался, и у меня болело все тело, включая мою тупую голову. В принци­пе я сделал с Клайвом Лейтоном все что мог, однако меня не покидало ощущение, что мои усилия пойдут насмарку. Я все больше жалел о том, что оставил такого пройдоху, как Лей­тон, под наблюдением неискушенного Айвора. Надо было дожать Лейтона, невзирая на самочувствие. А кроме того, я за­был, что его дама могла принести с собой в сумочке телефон.

Попросить Мимо повернуть назад? Ничего не выйдет!

Господи, как мне хотелось очутиться сейчас на Стоп-Ан­кере и спокойно выздоравливать в новом доме под присмот­ром друзей, которые баловали бы меня и нянчились со мной! И почему я не послал отца ко всем чертям? Как мне хотелось забыть обо всех махинациях “Оплота” и Бронсона Элгара и снова зажить спокойной жизнью изгоя!

Если бы не Ева, я рванул бы туда со скоростью падающе­го совиного помета, можете мне поверить.

Мимо все болтал, а я все глубже погружался в трясину жалости к себе и размазывания соплей.

– Ты мог бы нанять Айвора на все время пребывания на Серифе.

– В качестве кого? Няньки мужского пола? – отклик­нулся я, и это была шутка лишь наполовину.

– Он великолепный телохранитель, – сказал Мимо. – Мой партнер, мнение которого я высоко ценю, очень одобрительно отзывался о нем. Да и ты сам сказал, что он отлично справился с работой.

– Мне ничего не угрожает. Если бы Элгар заподозрил, что я еще жив, он запросто мог убить меня, когда я лежал в резервуаре на Стоп-Анкере. Ему достаточно было лишь про­никнуть в больницу и вытащить вилку из розетки.

– Я имею в виду не Элгара, а Клайва Лейтона. Да, знаю, ты отключил ему телефон, и Айвор его сторожит, и тем не менее он мог связаться с каким-нибудь другим заговорщи­ком, живущим на Серифе, который...

Я не хотел этого слышать.

– Шансы, что кто-то из местных выследит меня и поста­рается взорвать сегодня ночью, ничтожно малы. Кроме того, Лейтон ничего не выиграет, если подошлет ко мне убийцу. Он думает, что я уже известил Симона или кузена Зеда о его выступлении на завтрашнем спектакле. Сотрудничество со мной – единственная надежда не лишиться гражданства. Так что никуда он не денется!

– Не уверен, что могу согласиться с твоей логикой, – промолвил Мимо. – Страх порой толкает людей на необду­манные поступки.

– Это не тот случай.

– Лучше бы мы взяли Лейтона и его дамочку под стра­жу, – не унимался Мимо. – Тогда мы могли бы немедлен­но записать его признание.

– Под какую стражу? – спросил я устало. – Нашу соб­ственную? Думаешь, надо было похитить их обоих, отвезти в отель или на твой звездолет и нянчиться с ними до утра?

– Ты мог бы воспользоваться авторитетом своего отца и отдать их в руки службы безопасности “Оплота”.

– Служба безопасности “Оплота”, – пробурчал я, – это куча лишних проблем... А любое заявление, которое мы записали бы сами, не будет иметь никакой юридической силы и не сможет служить доказательством в суде. Прав­ление “Оплота” поверит Лейтону только в том случае, если он лично и добровольно все им расскажет, а потом прой­дет проверку на детекторе лжи. Не волнуйся, он никого ко мне не подошлет и не сбежит. Куда ему бежать? Заговор­щики не станут его защищать – они просто пришьют его, да и все.

– Но...

Я утер со лба пот, выступивший от слабости и изнемо­жения.

– Довольно. Замнем эту тему.

Старик замолчал, и остаток пути я провел в полудреме, убаюканный сладкими испанскими напевами Ната Коула.

Мы зарегистрировались в ветиварском “Риц-Карлтоне”, нововавилонском дворце с висячими садами, мозаичными полами и колоннами из красной яшмы с позолоченными ка­пителями. Портье за стойкой были в таком восторге от того, что снова видят капитана Бермудеса в своем заведении, что казалось, сейчас бросятся целовать ему одежды и усыплют ему дорогу лепестками роз. Никто не сказал ни слова, когда я зарегистрировался как Адам Сосулька и отказался оставить отпечаток радужной оболочки. На мне все еще были сканер-защитные очки.

Багаж уже прислали из космопорта. Пока мы стояли в ожидании транспортера, который должен был доставить нас в номера, Мимо пригласил меня на ужин. Я сослался на смер­тельную усталость, и он понимающе кивнул:

– Конечно, тебе надо отдохнуть. А я пока поспрашиваю тут кое-кого потихоньку...

– Даже не думай! Дай слово, что не будешь ничего выню­хивать! Не пойми меня превратно. Я благодарен тебе за по­мощь, но я должен провести это расследование сам, пусть даже с промашками и проколами. Если тебя это утешит – я и отцу собираюсь сказать то же самое.

– В таком случае я, пожалуй, наведаюсь к одной знако­мой... – Он подмигнул. – Сходим в казино, а потом подума­ем, как развлечься.

Я пошел к себе в номер, разделся, сунул одежду в ящик и принял горячий душ. В ванной комнате, как и на борту “Пломасо”, был солярий. Я принял двойную дозу в мела­нинстимулирующем режиме, пока моя кожа не стала чуть темнее ежика на голове, так что снаружи я выглядел заяд­лым любителем серфинга, хотя внутри был по-прежнему мешком с дерьмом.

Я надел синий шелковый халат, украшение ванной ком­наты, и заказал ужин в номер. Пока мы летели с Мимо на Сериф, я на опыте, причем весьма неприятном, убедился, что моя пищеварительная система не успела угнаться за моим аппетитом, поэтому заказал шпинатное суфле, молодой горо­шек с морковкой и какао из золотого розкоза.

Через несколько минут механический официант издал гро­могласный писк, я взял поднос и понес его на столик на бал­коне, где можно было поужинать, глядя на городские огни. Бухты, мысы и возвышенности раскинувшегося передо мной Ветивария мерцали разноцветными огоньками. Здесь жили почти полмиллиона человек, трудившихся в главном офисе “Оплота”, на громадных фабриках по производству розкоза и в сфере обслуживания, необходимой для современной циви­лизации.

В прохладном вечернем воздухе витал слабый и уни­кальный конфетный аромат, доносимый ветерком с одной из розкозных фабрик. Я медленно жевал, вспоминая, как впервые увидел эту планету много лет назад: дымящиеся грязевые ямы вокруг хранилища спор, туземный рабочий с непроницаемым инопланетным лицом и совершенно не вязавшимся с ним человеческим (благодаря электронному переводчику) голосом, вкус золотого розкоза, который я попробовал тогда впервые...

Я думал также о своем дяде Ефане, истинном основателе “Оплота”, умершем пять лет назад. Когда яркие образы, хра­нившиеся в памяти, поблекли, я вколол себе снотворное из браслета, хлопнулся на гигантскую кровать и уснул мертвым сном.

*          *         *

Я попал на Сериф в тринадцать лет. Душа моя была полна невнятной юношеской тоски, духа противоречия и пережива­ний из-за неизбежного развода матери, Кати Вандерпост, с Симоном. Родители не хотели, чтобы я путался у них под ногами в эти несвоевременные летние каникулы, перед возвращением в школьный пансион, и потому меня отправили к моим крестным, Ефану Фросту и Эмме Брэдбери, жившим в Шпоре Персея. Неплохо бы мне увидеть, как сказал Симон, ту часть галактики, где я буду работать в течение всей своей взрослой жизни.

Тетя Эмма часто прилетала на Землю, а вот дядю Ефа­на, чья репутация сделала его полубогом среди младшего поколения семейства Айсбергов, я почти не помнил – он редко навещал родные пенаты. Мой отец, которому нрави­лось сражаться со сложными политическими и финансо­выми проблемами бизнеса, был в ту пору председателем правления и уполномоченным “Оплота”, официально представлявшим звездную корпорацию в законодательных орга­нах Содружества в Торонто. Отношение Симона к Ефану было неоднозначным. С одной стороны, он искренне ува­жал старшего брата, а с другой – тайно завидовал его пора­зительной деловой хватке и чутью. Ефан был бессменным президентом и главным исполнительным директором звезд­ной корпорации с момента ее основания в 2183 году и до его смерти в 2227. Именно он открыл миру розкоз, давший начало стремительному росту “Оплота”. Кроме того, он ак­тивно вел экспансию “Оплота” и распространил свое вла­дычество на шестьдесят три планеты Шпоры, входившие ныне в состав корпоративной империи.

Наверняка отец послал меня на Сериф в надежде, что влия­ние Ефана в корне задушит бунтарские тенденции, которые я уже начал проявлять. Я был умным мальчиком, остро реа­гировал на социальную несправедливость и считал себя хоро­шим историком-любителем и культурологом-антропологом. Мои юношеские исследования убедили меня, что колониза­ция звезд – самое большое несчастье человечества всех вре­мен, превосходящее массовое истребление евреев, африкан­скую чуму, большое землетрясение в Сиэтле и падение мар­сианского метеорита. Я уже начал мучительно думать, что же мне делать.

Дядя встретил меня в Ветиварском космопорту – к моему искреннему удивлению, ведь президент “Оплота” – очень занятой и важный человек. Однако он стоял там, у входа, один, в не очень чистом синем комбинезоне – униформе корпорации, с широкой улыбкой протягивая мне руку, кото­рую я пожал, поспешно поставив на пол сумки. Потом он взял пару сумок и понес их к подземке, соединявшей космопорт с его личным гаражом “прыгунков”.

Кроме того, меня поразило, что Ефан такого маленько­го роста – всего на пять-шесть сантиметров выше меня, тринадцатилетнего! Его серо-зеленые глаза так глубоко пря­тались под веками, что казались почти восточными. Было ему в то время пятьдесят девять лет, но на лице – почти ни морщинки. У него был тонкий горбатый нос, пшеничные усы, как у пожарного, и короткая челочка, которую он но­сил, возможно, для того, чтобы скрыть ярко выраженный треугольник на лбу, характерный для многих Айсбергов мужского пола.

– Ты не против, если мы не сразу поедем домой? – спро­сил Ефан, как будто его и впрямь волновали мои возможные возражения. – Хочу кое-что лично проверить на одном из складов, где хранятся споры. Ты что-нибудь знаешь о произ­водстве розкоза?

– Я, конечно, читал об этом. Видел голографильмы...

– Где показаны аккуратные чистенькие фабрики, да? Рас­тения выращивают в нержавеющих стальных цилиндрах, за которыми ухаживают роботы – и они же собирают урожай. Но это не все. Думаю, тебе будет интересно.

“Прыгунок” дяди Ефана оказался внушительным летатель­ным аппаратом с логотипом корпорации в виде крепостной стены. Дядя ввел в навигационное устройство координаты, затем сел рядом со мной и начал показывать местные достопримечательности, пока мы летели запрограммированным курсом от поселения к девственным скалам, где находилось хранилище.

Я успел побывать на многих планетах Руки Ориона, и почти все они были живописными и поразительно непохо­жими на Землю, поэтому я думал, что планеты “Оплота” в таком отдаленном уголке галактики, как Шпора Персея, будут еще более странными. Но эта часть Серифа скорее напоминала геотермические районы Новой Зеландии и горы Канады, отличаясь от них лишь флорой и умеренно актив­ными вулканами. Не считая побережья, где поселились зем­ляне и где жили в своих деревнях аборигены, весь Север­ный континент состоял в основном из крутых гор, склоны которых были покрыты красноватой или тускло-зеленой растительностью, а пики увенчаны толстыми Снежными шапками и ледниками. В глубь континента не вели ника­кие дороги, хотя на нижних склонах виднелись еле заметные петляющие тропы. Как сказал мой дядя, их проложили местные разумные существа змундигаймы. Правда, ни од­ного их поселения с воздуха не было видно.

– Как дела дома? – без обиняков спросил меня Ефан. Я пожал плечами.

– Без эксцессов. Симон почти все время проводит на Небесном ранчо, иногда наведывается в Торонто и лобби­рует интересы корпорации. Мама поселилась в жилом ком­плексе в Финиксе, занимается благотворительностью и хо­дит на приемы, которые устраивают тайные ретрограды. Моя сестра Вифания часто плачет. Дан слишком занят работой и почти не бывает дома. Ева заканчивает факультет управ­ления бизнесом в университете и изо всех сил старается почаще бывать со мной и Вифанией, но видно, что этот развод ее подкосил.

– А тебя?

Я вздохнул.

– Не понимаю, как мама могла так долго терпеть отца. Ему на нас наплевать.

– Он вас любит – по-своему, – сказал Ефан.

– В гробу я видал такую любовь! – ответил я... и заткнул­ся до конца полета.

Примерно через час “прыгунок” опустился в обрывис­тое ущелье, прорытое в скалах буйным потоком. Правобе­режный склон был обычным на вид – выщербленные кам­ни, кое-где поросшие редкой травой. На левом берегу вид­нелись ряды причудливых террас, окаймленных пышной ра­стительностью. Маленькие пруды на уступах, над которыми поднимался легкий парок, казалось, пузырились и булька­ли жидкостью разного цвета – розового, голубого, серова­то-желтоватого и терракотового. Когда мы приземлились на площадке у здания средних размеров, утыканного ан­теннами, из одного пруда вырвался гейзер, обрызгав все кругом розовым туманом.

– На Северном континенте разбросаны тысячи таких хра­нилищ, – сказал Ефан. – Туземные племена собирают спо­ры розкоза вручную и приносят их сюда. Часть хранилища мы отвели для разных товаров, которые нравятся местным жителям. Кроме того, они могут заказать то, что им нужно, по каталогу.

Дверь склада открылась, и оттуда вышел абориген с ми­ниатюрным электронным “переводчиком” на фирменном комбинезоне. Туземец был очень высоким и тонким, кожа – гладкой и красной. Круглая лысая голова, россыпь блестя­щих, как драгоценные камни, глаз на выпуклом лбу, под ними – четыре маленькие ноздри. Широкий щелевидный рот придавал его лицу сходство с насекомым. На руках, созданных скорее не из мяса, а из хитина или какого-то другого твердого вещества, красовалось по шесть пальцев разной длины. Ступни у змунди были босые, и казалось, что он ходит на цыпочках, или на трех широких когтях, или на копытах.

– Меня зовут Лмузу, – сказал абориген. Его челюсти жужжали и чуть подергивались, – Добро пожаловать на склад Г-349, Ефанайсберг и его спутник.

Было очень странно слышать звуки человеческого голоса с прекрасной дикцией, издаваемые столь чужеродным суще­ством. Поскольку “переводчик” выбрал баритональный тембр, я решил, что туземец – мужчина.

– Приветствую тебя и желаю тебе доброго здоровья, Лму­зу, – сказал мой дядя, тщательно выговаривая слова, чтобы у “переводчика” не возникало трудностей, – Вот мой племян­ник, Асаил Айсберг, приехал к нам в гости. Зачем ты вызвал меня так срочно? Что-нибудь случилось?

– Ничего страшного, Ефанайсберг. Я думаю, это вас даже обрадует. Идите, пожалуйста, за мной.

Змунди повернулся и повел нас в здание. Там было очень тепло, наверное, больше сорока градусов. Мы прошли через промышленную зону в помещение, где располагались лабо­ратория и хранилище. Помещение было уставлено прибора­ми, соединенными между собой запутанными проводами. В глубине виднелся аккуратный стеллаж с шестиугольными ящичками, наполненными, как я понял, спорами розкоза. У правой стены стоял компактный лабораторный столик с мел­кими приборами для анализов.

Лмузу открыл серый инкубационный шкафчик и вынул закрытую крышкой чашу с культурой. Внутри рос какой-то волнистый лишайник персикового цвета.

– Гзонфалу из клана Млака принес на прошлой шести­дневке образец новой разновидности розкоза. Он говорит, женщины его племени в восторге от свойств этого растения. Гзонфалу прошел больше трехсот километров, чтобы пока­зать мне образец.

Ефан пристально вгляделся в чашу.

– Интересно!

“Переводчик” Лмузу издал громогласное “ха-ха-ха”.

– Розкоз, который готовят из него женщины Млака, еще интереснее.

Абориген поставил чашу с культурой и взял круглую кор­зиночку, сплетенную из красной и белой травы. В ней лежали светло-оранжевые кристаллы, похожие на леденцы.

– Я приготовил их по рецепту, приспособленному для людей.

Ефан съел одну штучку и изумленно приподнял брови.

– Да! Действительно отличается – но вкусно.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Лмузу. – Очень вкусно! Не хуже голубого розкоза, правда? Вы можете назвать его золо­тым розкозом.

– Если он пройдет испытания. – Ефан повернулся ко мне. – Хочешь попробовать, Аса?

Я храбро кивнул, взял кристаллик и положил в рот. Аро­мат был настолько изысканный, что я невольно вскрикнул:

– Ух ты! Похоже на обычный розкоз, но... но... – Я сму­щенно умолк. – Не знаю, мне нравится.

– Будем считать, что первое испытание на человеке про­шло успешно, – искренне обрадовался Ефан.

Он приказал туземцу упаковать чашу с культурой, кор­зинку и сосуд с новыми спорами в армированный дорожный чемодан. А затем сказал:

– Спасибо тебе, Лмузу, за новый сорт. Однако я хочу, чтобы ни ты, ни твои соплеменники пока не говорили о нем никому из людей. Понятно?

– Да, Ефанайсберг, – ответил змунди.

– Кто знает? Быть может, этот вариант розкоза окажется в конце концов бесполезным или же непригодным для мас­сового производства.

Ефан приблизил глазное яблоко к замку чемоданчика, и тот звучно щелкнул. Мы попрощались и улетели на “пры­гунке”.

По дороге мой дядя сказал:

– Надеюсь, ты знаешь, что производство розкоза по-прежнему зависит от туземцев, собирающих споры? Через два-три поколения воспроизводство растений в лабораторных условиях по неизвестным причинам прекращается. В грязевых прудах, должно быть, есть какое-то природное вещество, которое мы не в состоянии воспроизвести на на­ших фабриках.

– Значит, поэтому розкоз выпускают только на Серифе?

– Да. В принципе аромат можно создать искусственно, но ему не хватает тонкости и легкости природного розкоза. Мы построили тысячи небольших складов в основных гео­термальных зонах, куда змундигаймы приносят споры. Тузе­мец, работающий в хранилище, проверяет каждый новый вид с точки зрения его безвредности для человеческого организ­ма, а затем отправляет его на фабрику в Ветиварий.

– И часто находят новые виды?

– За двадцать пять лет, в течение которых “Оплот” разра­батывает планету, такое случалось семь раз. Шесть видов ока­зались коммерчески невыгодными – по разным причинам. Седьмой вариант, который мы назвали голубым розкозом, стал настоящей сенсацией, и доходы корпорации увеличились на пятнадцать процентов.

– А туземцы, которые нашли голубой розкоз, получили какую-нибудь премию?

Ефан искоса глянул на меня.

– Нет.

– Ясное дело! – пробормотал я в ответ. Мой тон был почти издевательским, однако дядя не обиделся, как обычно в таких случаях обижался Симон.

– Люди из лабораторий, которые выращивали новый вид, очищали его и проводили анализы, тоже не получили ника­кой награды. А с какой стати? Они наемные рабочие, а не акционеры “Оплота”.

– Но змундигаймы не люди! Это их планета!

– Ну и что?

– Может, им следовало стать акционерами? Ты когда-нибудь думал об этом, дядя Ефан? “Оплот” заработал на розкозе и других инопланетных товарах миллиарды... а что получили туземные жители Шпоры Персея? Развитие их культуры необратимо изменилось из-за вмешательства людей. – Я уставился в иллюминатор, разглядывая высокий вулкан, что извергал в атмосферу серый пепел. – Я думаю, это непра­вильно. И я в своем мнении не одинок.

– Ты хотел бы, чтобы змундигаймы производили розкоз сами и продавали его людям?

– Да! – сказал я в порыве благородного негодования.

– Они не смогут этого делать без нашей помощи.

– Так помогите им! Они умны и научатся управлять фаб­риками.

– Межпланетное предпринимательство основано совсем на других принципах. Мы не благотворительная организация. Ты серьезно считаешь, что мы должны отдать все, над чем мы работали, туземцам, общество которых находится на перво­бытном уровне развития?

– Не все. Я не идиот. Но если бы туземцы были акционе­рами...

– Акционеры непосредственно участвуют в управлении корпорацией, Аса. Это высокообразованные и умудренные опытом люди, живущие и работающие в условиях развитой технической цивилизации. Ни одна туземная раса в Шпоре Персея этим требованиям не соответствует. За исключением квасттов – не будь они такими эгоцентричными и ненадеж­ными. И еще, пожалуй, халуков – если бы они не были таки­ми непреклонными ксенофобами.

– Этот змунди из хранилища, по-моему, способен на боль­шее, чем просто на кнопки нажимать, – не унимался я. – Туземцы, безусловно, могли бы достичь высокого уровня ци­вилизации, если бы мы не отказывали им в праве на образо­вание. А ведь люди проводят именно такую политику!

– Змундигаймам придется в корне изменить свою жизнь. Бросить свои кочевые привычки и поселиться в городах. Го­дами ходить в школу. Жить по часам. Изменить политиче­скую структуру общества, основанного на племенных отношениях. Участвовать в социальном и экономическом планировании. Короче, жить как люди. Ты полагаешь, Лмузу и его народ хочет этого на данной стадии эволюции?

– Не знаю, – признался я.

– Зато я знаю, – сказал Ефан. – И могу тебе ответить: “нет”.

– На Серифе – возможно. А на других населенных пла­нетах, которые колонизировало человечество и которые оно эксплуатирует? “Сто концернов” в Руке Ориона используют инопланетные расы как рабов – или же обращаются с ними, как с враждебными дикарями, если те отказываются помогать коммерциализации их планет. Может, “Оплот” и получше других, но...

– Значит, ты тоже ретроград, как и твоя мать? – мягко спросил Ефан. – Ты думаешь, Содружество должно заста­вить компании покинуть те планеты, где живут первобыт­ные разумные расы, – или же сделать туземцев полноправ­ными акционерами, участвующими во всех коммерческих операциях?

– Да! Именно так я и думаю. Смейся, если хочешь.

– Я не буду смеяться, Аса. Я даже не буду читать тебе лекцию о том, что станет с нашей экономикой, если мы бу­дем следовать основным принципам ретроградов, и не буду напоминать тебе о том, что Содружество просто не в силах заставить большой бизнес подчиниться его указам. Однако имей в виду, что колониальная политика “Оплота” – одна из самых гуманных и либеральных в галактике. И не из альтру­изма, а из чисто практических соображений! Кроме того, я могу с уверенностью сказать, что ты и взрослые ретрограды предлагаете упрощенное решение дьявольски сложной про­блемы. – Он нахмурился, переводя дух. – Быть может, тебе станет понятнее, если я расскажу одну маленькую историю. Знаешь, как я открыл розкоз?

– Я думал, ты просто... нашел его.

– Не совсем, – промолвил дядя и поведал мне следую­щую историю.

*          *          *

Когда “Галафарма” в 2176 году убралась из Шпоры Пер­сея, сказал Ефан, на планетах начался резкий экономический спад. Политика концерна была простой: туземцам закрыли доступ к образованию и высокой технологии, в то же время позволив им привыкнуть к роскоши и удобствам земной цивилизации. Но большой бизнес уплыл за горизонт, прихватив с собой все свои блага. Положение было тоскливое. Ни тебе современных инструментов для рубки деревьев и разбивания камней, ни кухонных плит для приготовления еды, ни кало­риферов для обогрева хижин, ни лампочек для освещения после заката, ни спутниковой связи, чтобы пообщаться с родствен­никами из соседней долины. Даже “Данайское” пиво, и то пропало!

Квасттам-пиратам тоже стало тоскливо без земных ко­раблей, которые они могли брать на абордаж и грабить. Только халуки радовались, что “Галафарма” наконец убра­лась восвояси.

Коммерческий вакуум был таким ужасным, что боль­шинство разумных рас Шпоры Персея с восторгом приня­ли независимых земных предпринимателей, которые навод­нили зону после ухода “Галы”. Первая группа землян, при­летевшая на Сериф, была типична для новой волны. Их маленькая компания не имела достаточного капитала и опы­та. Они заново открыли плантации для получения коры шаши и платиновые рудники. Но в конце концов их одоле­ли те же проблемы, из-за которых концерн “Галафарма” поставил на планете крест. Стесненные в средствах новые хозяева платили туземным рабочим еще меньше, чем “Гала”, и не хотели считаться с теми местными обычаями, которые мешали четко налаженному графику работы. В результате производительность змундигаймов упала почти до нуля. Положение усугублялось еще и тем, что компания не могла себе позволить как следует вооружить свои торговые суда, и они подвергались постоянным нападениям квасттов во время длительных полетов в Руку Ориона. Практически производство не давало никакой прибыли.

Ситуация на других планетах Шпоры была приблизитель­но такой же. Содружество изо всех сил старалось помочь не­зависимым колониям, но у него недоставало средств, чтобы организовать надежное патрулирование зоны Персея и обес­печить людей хотя бы самым необходимым. Поэтому к 2183 году Содружество начало серьезно подумывать о том, что че­ловечеству следует вообще убраться из 23-й зоны.

И тут на сцену вышла звездная корпорация “Оплот”. Мы были молоды, дерзки и располагали, как нам казалось, совер­шенно новой философией менеджмента – кстати, разрабо­танной твоим покорным слугой. Я решил, что у нас есть не­плохой шанс преуспеть там, где “Галафарма” и независимые компании потерпели крах.

Основателями и исполнительными директорами звездной корпорации были мы с моим братом Симоном и наш прия­тель по Аризонскому университету Дирк Вандерпост, чье наследство составило большую часть стартового капитала. Нас поддерживали семнадцать акционеров – инженеры, техники и компьютерщики, которые работали не за жалованье, а за долю в прибыли, если таковая будет вообще.

Мы прилетели на Сериф на грузовом судне под названи­ем “Рио Тонто” [“Река дураков” (исп.)]. Корабль был старенький, но мы вооружили его до зубов мощными актиничными пушками, чтобы отбиваться от квасттов. В грузовом отсеке “Рио Тонто” лежало самое современное горнодобывающее и перерабатывающее оборудование, которое мы могли достать. Моя главная мысль, совершенно противоположная практике “выгодной цены” концерна в таких частях галактики, как регионы Ориона и Стрельца, была действительно совсем простой: “Оплот” будет обращаться с туземными рабочими Серифа как с людьми, а не как с отсталыми дикарями.

Мы открыли мастерскую на заброшенных, но многообе­щающих платиновых рудниках, и несколько рабочих-змунди, годами обучавшихся под руководством “Галафармы”, попро­сились к нам на работу. Я обещал тем из них, кто будет рабо­тать так же эффективно, как люди, платить ту же зарплату, а тем, кто не сможет, – соответственно меньшую. Я также ска­зал туземцам, что они будут работать всего семь часов в день вместо двенадцати, как они вкалывали при “Гала” и незави­симых рвачах. И их не будут больше держать пять дней в бараках, разрешая уйти домой всего на один день, как прак­тиковалось раньше. Я позволил им жить в деревнях по сосед­ству. А самое главное, согласился не заставлять змундигаймов работать на рудниках во время суровой зимы, характерной для Северного континента. Мы закроем рудник на сезон, и они смогут всем племенем переселиться на побережье, как они делали с незапамятных времен, до вторжения на планету людей.

Должен сказать тебе, Аса, что твой отец не очень-то верил в мой план. Симон признавал, что змунди куда смышленее многих других аборигенов, но в то же время всем известно, какие они ленивые и ненадежные.

“Может быть, – сказал я ему, – однако змундигаймы отчаянно жаждут иметь производимые людьми товары, по­этому игра стоит свеч”.

На работу попросилась еще группа шахтеров, и мы начали добывать платину. И что, по-твоему, было дальше?

Даже несмотря на сезонный перерыв, мой “невыгодный” план действий оказался сногсшибательно удачным. Туземцы вкалывали как сумасшедшие, так что трюм старушки “Рио Тонто” загрузили платиновыми брусками вдвое раньше, чем мы рассчитывали, – за одиннадцать месяцев. Нас ожидала фантастическая прибыль.

Согласно плану, “Оплот” собирался покинуть Сериф.

В тот вечер, когда корабль должен был стартовать на Ка­лапуйо, в Руку Ориона, где находился ближайший платиновый рынок, в штаб-квартиру “Оплота” на рудниках пришла делегация старейшин змунди. Мы устроили прощальную ве­черинку, так что все были малость навеселе, но я провел инопланетян в свой кабинет, желая выяснить, чего они хотят.

Возглавляла делегацию женщина по имени Гминкзу. Она пристегнула электронный “переводчик” и сказала:

– Вы обращались с нами уважительно и честно, Ефанай­сберг. Наше племя разбогатело после вашего появления. По­этому все змундигаймы будут ждать вашего возвращения на Сериф.

Я поблагодарил ее, однако ответил, что “Оплот” собира­ется поднять ставки и перебраться на планету Хадрач класса Т-2, которая находится в пятидесяти пяти световых годах от­сюда. Я постарался объяснить, что наша деятельность на Се­рифе с самого начала планировалась как испытание моей но­вой теории. Мы просто хотели по-быстрому заработать день­ги, чтобы приобрести более современное оборудование и при­влечь новых акционеров. На Хадраче, где окружающая среда и местное население значительно больше отличаются от зем­ных, мы будем добывать скандий – элемент, который стоит в триста раз дороже платины. Я не стал вдаваться в такие подробности, что добыча скандия не только прибыльна, но определенно привлечет внимание земных банков, а мы очень надеялись получить финансирование для расширения “Оп­лота”.

Гминкзу была страшно разочарована.

“Умоляем вас остаться, Ефанайсберг! – сказала она. – На нашей планете есть и другие вещи, ценимые людьми. Ста­рая плантация по сбору коры шаши, из которой концерн “Га­лафарма” делал лекарства, потребует лишь небольшого об­новления. Нужно внести в почву удобрения, подрезать ветви и починить ограждение от туманных клещей. Кроме того, в реке Нарал есть драгоценные камни...

“Простите, – сказал я. – Такая гигантская компания, как “Галафарма”, могла использовать все эти ресурсы, но у нас слишком мало средств, и это для нас невыгодно”.

Гминкзу клацнула челюстями, выражая искреннее со­жаление. А затем как высшую степень признания вручила мне прощальный подарок – коробочку с местной сластью, похожей на кристаллизированный сахар и приправленной для аромата “волшебным продуктом”, который змундигай­мы хранили в тайне от ненавистных пришельцев из “Гала­фармы”.

“Это розкоз, – сказала она. – Когда мы готовим розкоз для себя, мы смешиваем его с ароматической резиной кустар­ника кмулу. Но мы знаем, что люди не любят резину, по­скольку у них слабые челюсти, поэтому ваш розкоз мы сме­шали с медом абаба. Надеюсь, вам понравится. Розкоз радует и язык, и душу”.

Затем Гминкзу и старейшины ушли. Я отнес коробочку с экзотическими леденцами на вечеринку, и Дирк Вандерпост с Карлом Назаряном уговорили меня попробовать угощение. Я положил кристаллик в рот и... В общем, ты можешь пред­ставить мою реакцию. Другие добровольцы-дегустаторы тоже обалдели, и всю коробочку розкоза заглотнули бы за пять минут, если бы я не вырвал ее у них из рук. Я унес коробочку под разочарованный ропот окружающих и запер в корабель­ном сейфе.

Потом я спросил:

“Вы, пьянчуги несчастные! Вы понимаете, что это такое?”

“Это в сто раз лучше шоколада”, – ответил Гюнтер Экерт.

“Это наш выигрыш! – сказал я им. – Наша золотая жила! Считайте, что мы сорвали банк!”

Симон подумал-подумал и сказал:

“Провалиться мне на этом месте, а ведь он прав!”

На следующее утро, когда химик протрезвел настолько, чтобы управиться с анализатором органических веществ, он протестировал розкоз и обнаружил, что в нем содержится две­надцать неизвестных ранее алкалоидов и сложных эфиров. Розкоз действительно радует язык и душу, у него нет побоч­ных эффектов, если им не злоупотреблять, а его применение в качестве ароматизатора ограничено лишь фантазией конди­теров, производящих конфеты.

Остальное, сказал в заключение Ефан, мне известно из истории.

Я пробыл на Серифе еще два месяца, пока мои родители наконец не развелись. Скучать не пришлось: мы проказнича­ли втихомолку с моим кузеном Джоном и кузинами Анной и Марией, такими же подростками, как и я. Старшему сыну Ефана Зареду было двадцать два года, и он, как и мой стар­ший брат Даниил, уже начал взбираться на ступеньки корпо­ративной лестницы “Оплота”. Кузен Зед, редкостный зануда, устроил мне экскурсию по главному офису корпорации. Я размышлял о своем будущем – и решил раз и навсегда, что не стану работать на “Оплот”, даже если от этого будет зави­сеть моя жизнь.

Мне хотелось заниматься чем-то прямо противоположным межзвездному бизнесу, и я без колебаний заявил об этом отцу. Симон грубо растоптал мой юношеский идеализм, заявив, что я либо буду изучать ксенокоммерцию и корпоративное право с целью дальнейшей карьеры в “Оплоте”, либо вообще не получу высшего образования и проведу всю жизнь, копаясь в конском навозе на Небесном ранчо, поскольку он лично позаботится о том, чтобы никто меня больше не принял на работу.

Я сделал вид, что сдался, окончил Аризонский универси­тет и Гарвард, и моя семья могла по праву мной гордиться.

В тот день, когда я получил степень доктора юридических наук, я объявил Симону и Ефану, а также другим родствен­никам, съехавшимся на праздничное торжество, что меня взяли на работу в Секретариат по межпланетной торговле в качестве специального агента в отделе по борьбе с мошеннической дея­тельностью корпораций. Ефан пожелал мне удачи. Отец мол­ча посмотрел на меня, подумал немного и сказал, что никогда больше не хочет меня видеть.

Я ответил, что, если “Оплот” будет вести себя прилично, так оно и будет.

ГЛАВА 8

Видеофон в номере отеля замурлыкал ровно в десять. Я сонно ответил, уверенный в том, что звонят служащие отеля, чтобы меня разбудить. В таком фешенебельном заведении, как “Риц-Карлтон”, так, наверное, принято. Но это оказался Айвор Дженкинс, и его круглое лицо на экране было пепель­но-серым от ужаса.

– Боже мой, Ад! Я уже несколько часов пытаюсь вам до­звониться, однако портье отказался будить вас до десяти, ка­питана Бермудеса нет в номере, и на звонки по мобильнику он тоже не отвечает.

Небось все еще у своей подружки...

– Успокойся, Айвор. Что стряслось?

– Клайв исчез! Я обшарил весь дом и сад. Его машина на месте. Я звоню из будки охранника. Вы не волнуйтесь, самого охранника сейчас нет. Он говорит, что Клайв за во­рота не выходил. Я нашел только его туфли, и я боюсь... Я боюсь...

Я сел на краешек кровати, пробудившись от этого извес­тия куда быстрее, чем от любого искусственного стимулято­ра. Нажал на кнопку “секретный шифр”, и мой видеофон триж­ды звякнул.

– Погоди, Айвор. Давай сначала. Что случилось после того, как я оттуда ушел?

Он рассказал мне все по порядку, в своей утомительно педантичной манере.

– Я отвел гражданку Суон-Эплуайт в сад и налил ей шампанского. Она очень удивилась, услышав, что я новый дворецкий Клайва. Пришлось наплести ей, что он очень занят, а дирекция “Оплота” готовит его к новой, более вы­сокой должности – только я умоляю ее не проговориться ему, иначе меня уволят. Вскоре появился Клайв и занялся стряпней. Бедняга сильно нервничал, однако умело это скрывал. Я хотел было помочь ему с грилем, но он попросил хоть на время оставить его в покое, так что я скрылся в кустах и продолжал наблюдение оттуда. Они с Лоис поели и выпили все вино, а затем пошли в дом. В спальню. Про­шло довольно много времени, пока они наконец не спусти­лись вниз попить кофе. Она поцеловала его на прощание и уехала, а Клайв пошел спать. Я принес из кабинета кресло и сел под дверью спальни. Но... Но где-то на рассвете я уснул, а когда заглянул в спальню, там никого не было. Я обыскал весь дом, потом сад, но нашел только туфли. Го­лубые замшевые туфли.

– Где? – спросил я, уже зная, что он мне скажет.

– Возле гриля, – ответил Айвор. – Дым от них шел стол­бом. И кто-то открыл крышку гриля...

Как привратник о нем отозвался? “Он настоящий гриль­ный фокусник, наш юный Клайв”.

– Езжай к себе, Айвор, – сказал я. – Я найду людей, которые займутся домом Клайва. Днем к тебе заедет Мимо. И будь поосторожнее, ладно?

Айвор смотрел на меня полными ужаса глазами.

– Но как же Клайв? Вы действительно считаете, что бед­няга...

– Убирайся оттуда, да поскорее!

Я прервал связь, с силой хлопнув по кнопке и молясь о том, чтобы несчастный юрист-аналитик и вправду покончил с собой. Иначе плохо дело...

Я набрал персональный код Симона и отключил видеоэк­ран. Достаточно, что мне придется сообщить ему о моем фи­аско; я не обязан при этом смотреть ему в глаза.

Его Величество был страшно недоволен тем, что его по­беспокоили во время игры в теннис на корте у кузена Зеда. Я оборвал упреки, подождал, пока он отойдет подальше, чтобы никто не мог нас подслушать, и нажал на кнопку “шифр”.

– Симон! Ты знаешь кого-нибудь из службы безопаснос­ти “Оплота” на Серифе, кто был бы безоговорочно предан тебе?

– Наш вице-президент, глава секретной службы Олли Шнайдер. Я ему полностью доверяю. Он руководит службой безопасности “Оплота”.

– Ты доверил бы ему свою жизнь? И существование са­мого “Оплота”?

– Пожалуй, нет. Он человек Зареда. Какого черта ты об этом спрашиваешь?

– Мне нужен человек с навыками высококлассного копа. Такой, за которого ты мог бы поручиться лично, который сумел бы разгрести очень грязное дело, причем так, чтобы никто из членов правления об этом не знал.

– Может, Карл Назарян? – сказал мой отец. – Он трид­цать лет возглавлял службу безопасности Ефана, еще до Олли. Сейчас он, можно сказать, ушел в отставку. Карл заведует архивом корпорации, однако ум у него по-прежнему острый как бритва, и он хитер, как койот.

– Отлично. У него есть полный доступ к информации и право отдавать приказы?

– Если я распоряжусь.

– Так сделай это!

– Зачем? – спросил отец.

– Потому что я осел, – ответил я и рассказал ему всю историю об агенте “Галафармы” Клайве Лейтоне, в том числе и ее бесславный для меня конец.

Симон выслушал меня, не перебивая, а потом прошипел:

– Господи Боже, Аса! На сей раз ты и правда по уши в дерьме! Почему ты не подождал...

– Мне нужен человек, который положит этому конец, – резко оборвал я отца. – Если Назарян согласится, пускай он обыщет дом Лейтона и попробует найти следы, ведущие к другим заговорщикам. Файлы данных Лейтона должны быть конфискованы и тщательно проверены. Дом надо опечатать, а проклятые голубые замшевые туфли забрать. Кроме того, нам нужна неопровержимая и правдоподобная легенда о ги­бели Лейтона.

– Думаю, Карл с этим справится.

– Очень надеюсь. – Тут мне в голову пришла еще одна блестящая идея. – Как полагаешь, у Назаряна есть друзья на Хадраче, Плусии-Прайм и Тиринфе, такие же смышленые и надежные, как он сам?

– По-моему, он знает всех лучших агентов безопасности в Шпоре. А что?

– Прекрати задавать вопросы и слушай! Вели Назаряну связаться с его друзьями по секретному межпланетному кана­лу прямо сейчас, до того как он займется домом Лейтона. Только пусть выбирает абсолютно надежных людей, чтобы исключить утечку информации. Мы должны найти трех со­трудников “Оплота”: Марио Вольту, Олега Брански и Токуру Мацудо. Это дружки Клайва Лейтона. – Я еще раз продикто­вал имена, а также домашние адреса и номера телефонов. – Их необходимо взять под стражу и следить за ними денно и нощно, чтобы они ни с кем не могли связаться или покон­чить с собой. Пускай люди Назаряна как можно скорее дос­тавят их на Сериф – даже на твоем “Прихлебателе”, если потребуется. Подозреваемых никто не должен допрашивать, кроме меня. Понятно?

– Я что тебе – мальчик на побегушках? – взревел Си­мон.

– Ты сам попросил меня заняться расследованием, – напомнил я ему. – Кого же мне еще просить о таких вещах? А теперь повтори все, что я тебе сказал.

Симон обложил меня на все корки, но когда наконец ос­тыл, то повторил задушенным от ярости шепотом все до мель­чайших подробностей. Память у него была по-прежнему ве­ликолепная.

– Ты хоть понимаешь, что может пройти несколько дней, пока мы найдем этих парней?

– Не дай Бог! – ответил я. – И скажи Назаряну, чтобы он задержал женщину по имени Лоис Суон-Эплуайт. Это бу­дет проще. Она подружка Лейтона и живет в Ветиварии.

– Черт побери, Аса! Ты мог бы и сам все сказать Карлу, Давай я попрошу его тебе перезвонить.

– Не стоит терять время. Если он согласится работать с нами, я встречусь с ним сразу после собрания правления. У меня найдется для него еще куча дел. – Тут меня снова осе­нило. – Погоди-ка минутку. У тебя есть в телефоне пустая дискета? Я хочу перекачать тебе один видеофильм. – Я вы­нул из бумажника дискетку и сунул в дисковод. – Выбери кадр номер 343:03-07, увеличь изображение человека, кото­рого ты там увидишь, подпиши его “мистер Имярек” и ото­шли эти данные по обычному каналу – ни в коем случае не каналу “Оплота”! – Беатрис Манган, БМ7366-2АДМ, Фене­лонские водопады, Онтарио, Земля. Она мой старый друг, главный инспектор судебного отдела СМТ, и это ее личный почтовый код. Скажи Беа, что ты мой отец и что мне срочно нужно идентифицировать мистера Имярек. Объясни ей, что этот тип пытался убить меня...

– У тебя есть фотография этого подонка?

– Заткнись, Симон. Киллер, возможно, сделал пласти­ческую или генно-инженерную операцию. Я хочу, чтобы Беа проанализировала его череп и сравнила результаты с данными базы сотрудников “Галафармы”, обращая особое внимание на персонал службы внутренней безопасности. Если ей удастся его опознать, пускай она как можно скорее перешлет досье этого типа Карлу Назаряну, на его персональный код. Ты понял? Персональный код!.. Самое глав­ное, чтобы информация не просочилась в компьютерную сеть “Оплота”.

– Может, я попрошу Карла узнать: а вдруг этот сукин сын сейчас на Серифе?

– Ни в коем случае. Я сам зажму его в угол, и я не хочу, чтобы его спугнули.

– Расскажешь о том, как ты прокололся, на совещании правления?

– Вряд ли. Не забудь предупредить своих охранников, что Адам Сосулька имеет право войти в святая святых.

– Черта с два! – снова взревел он. – Ты мой сын и...

– Моя фамилия Сосулька – пока я не решу ее изменить. А теперь займись лучше делом.

Я положил трубку.

Телефон немедленно замурлыкал снова, и на сей раз это действительно звонил служащий отеля, решивший, хоть и с некоторым опозданием, меня разбудить.

Стоило повесить трубку, как опять раздался звонок. Это был Мимо, встревоженный сообщением, которое оставил ему Айвор. Я рассказал ему неприятную новость. Он выслушал молча, никак не выражая своих чувств. Затем я вкратце изло­жил дальнейший план действий. Кроме того, я предупредил его, что, если Карл не справится, основная и наиболее утоми­тельная работа ляжет на его плечи.

– No importa, – ответил он. И добавил: – Я могу быть в отеле через пару минут. Отвезти тебя на совещание?

– Нет, спасибо. Возьму такси. Будь любезен, через часик съезди к Айвору. Заплати ему, я тебе потом верну. И спроси, согласен ли он сотрудничать и дальше, только предупреди, что ему, возможно, придется слетать на Тиринф и бог знает еще куда. Хорошие деньги – и опасное задание.

– Значит, ты хочешь немедленно приступить к поискам сестры?

– Не исключено. Послушай, Мимо, я кончаю трепаться, ладно? Мне надо малость привести себя в порядок. Давай встре­тимся в баре отеля около половины седьмого, и я тебе все расскажу,

– Отлично, до встречи. Только не забудь одеться попри­личнее, когда пойдешь на правление “Оплота”. Ты должен произвести на них впечатление.

– Одеться? – грустно рассмеялся я. – Я об этом даже не думал.

– Так подумай. Не забывай бессмертные слова Эпикте­та: “Сначала пойми, кто ты такой, а затем облачись соот­ветственно”,

Он повесил трубку. Ха! Ему легко говорить. Кто же я та­кой, черт возьми, на данный момент? Главный инспектор отдела А.Е. Айсберг давно умер. Капитан Ад, бесшабашный под­водник, временно списан на берег. Адам Сосулька просто слом­ленное ничтожество, хотя я назвал Симону именно это имя, чтобы его позлить.

Я побрел в ванную комнату, сполоснулся и уставился на себя в большое, до пола, зеркало. Пребывание в дистатиче­ском резервуаре не уменьшило мою мускульную массу. Загар и короткая, почти армейская стрижка, а также тропические морщинки вокруг глаз скрывали мое истинное физическое состояние. Я выглядел сильным, быть может, даже опасным. Я скорчил своему отражению рожу, почистил зубы и помазал дезодорантом подмышки. Щетину на подбородке я решил оставить.

Арсенал мужской одежды отеля предлагал широкий вы­бор из лучших магазинов Ветивария. Как следует подумав, я заказал поплиновые штаны, легкие, защищающие от укусов змей сапоги, рубашку с узором в стиле навахо и австралий­скую охотничью куртку из прорезиненного хлопка. Результат получился экзотический. Кто бы он ни был, этот парень, за­дирать его явно не стоило.

Ровно через час, когда я приканчивал свой постный завт­рак, состоявший из вареных яиц, тоста и мятного чая, позво­нил портье и передал сообщение “от вашего отца”. Оно было очень кратким: “Все твои субъекты исчезли. Данные на Зем­лю посланы. Расследование продолжит КН”.

Главный офис “Оплота” изменился до неузнаваемости за те двадцать три года, что я его не видел. Штаб-квартира звездной корпорации располагалась теперь в трехсотэтаж­ном здании – белоснежном зиккурате с блестящими ско­шенными окнами в голубых с золотом рамах. Окруженный английскими садами и величавыми бульварами, он взды­мался над окружающими домами, как искусственная гора с основанием величиной по крайней мере с десяток город­ских кварталов. На вершине этой огромной пирамиды находилась площадка для “прыгунков”, над которой сновали летательные аппараты.

Лимузины “Оплота” и другие роскошные наземные транс­портные средства высаживали своих привилегированных пас­сажиров у сводчатого главного входа в здание; но моему скром­ному такси пришлось въехать в подземный гараж и выкинуть меня там. Я поднялся на эскалаторе в холл с экстравагантны­ми колоннами из белого мрамора, украшенными полуабст­рактным рисунком из синего стекла и металла в стиле арт­деко. Скрипичный концерт какого-то композитора времен барокко создавал музыкальный фон, в то время как мужчины и женщины с серьезными лицами целенаправленно шагали по своим несомненно важным делам. Не считая меня в моем охотничьем костюме и охранников службы внутренней безо­пасности “Оплота” в форме, почти все были одеты по моде, принятой в корпорации: однотонные костюмы-тройки неброс­кого цвета – темно-синего, бордо, черного и хаки – и подо­бранные в тон рубашки. Проблески индивидуальности про­глядывали лишь в шейных платках со спокойными узорами, заколотых булавками или брошками. Я среди этой изыскан­ной публики выглядел словно команчи в боевой раскраске на викторианском балу.

Но одежда делает человека, так что совет Мимо был очень кстати. Я чувствовал себя уверенным, злым и гото­вым на все.

Я неторопливым шагом направился к стойке охраны, преграждавшей проход к лифтам, у которой посетители предъявляли стражам порядка закодированные пластико­вые карточки. Выбрав из них самого крупного и крутого на вид, я объявил:

– Адам Сосулька – к Симону Айсбергу.

Охранник недоверчиво смерил меня взглядом с головы до ног и протянул руку за моей карточкой. Я отмахнулся и сказал:

– Старик ждет меня. Просто передайте ему, что я здесь.

– Вас ждет Симон Айсберг? – Надо отдать горилле долж­ное, он не рассмеялся вслух. – Президент?

– Вот именно, – беспечно ответил я. – Это же его рези­денция, верно? Главная контора “Оплота”? Только не говори­те мне, что кретин шофер отвез меня не туда!

Лицо охранника побагровело, но больше он не собирался терпеть мои шуточки.

– Да, это главный офис “Оплота”. Предъявите, пожалуй­ста, карточку, сэр.

– У меня ее нет. Да вы просто звякните Симону Айсбер­гу, и он велит вам открыть ворота для Адама Сосульки.

– Повторите, пожалуйста, ваше имя. Я посмотрю записи в компьютере.

Я повторил. И что бы вы думали? Этот странный Адам Сосулька оказался записан на прием.

Охранник отлично скрыл свое удивление, протягивая мне гостевой значок.

– Ваш эскорт будет здесь через пару минут, гражданин Сосулька. Подождите, пожалуйста, у лифта номер один.

Я дружески кивнул ему и пошел вперед, не потрудившись исправить его ошибку насчет моего социального статуса. Кор­поративные клоны, сновавшие взад-вперед у менее престиж­ных лифтов, заметив, как я слоняюсь в королевских апартаментах, вздрагивали, бросали на меня еще один взгляд, а за­тем усердно игнорировали мое присутствие.

Наконец дверь номера один открылась, и из лифта вышло внушительных размеров существо женского пола. Высокая, широкоплечая, с серебристыми волосами под шиньоном, в одеянии, представлявшем собой симфонию кофейного цвета. На камее с тигровым глазом, приколотой к шейному платку, была изображена Горгона Медуза.

– Мистер Сосулька? Здравствуйте. Я Меванри Морган, секретарь Зареда Айсберга. Вы опоздали на совещание на двад­цать минут.

Я молча одарил ее обаятельнейшей улыбкой. Натянутая от неодобрения как струна, дама жестом пригласила меня в лифт. Я заметил, что там только одна кнопка: 299. Мы стре­мительно взмыли к небу.

– Давненько я с “Оплотом” дел не имел, – сказал я не­принужденным тоном. – Вы не подскажете, кто сейчас вхо­дит в правление?

Дверь открылась, и Меванри Морган повела меня в тихую приемную с синими коврами, где тоже был целый ряд лифтов. Скульптура – похоже, что Брака, – на белом пьедестале под­свечивалась со всех сторон. На стене висела сюрреалистическая картина Роба Шаутена, изображавшая камни в невозможных с точки зрения равновесия положениях в каком-то неземном пру­ду. За столом секретарши виднелся компьютерный пульт, дос­тойный звездолета, а по обеим сторонам – две высокие двери. На правой было написано имя кузена Зеда и его должность – вице-президент и главный управляющий делами. Меванри Мор­ган кивком указала мне на вторую дверь. Там на золоченой таб­личке было выгравировано: “Зал заседаний правления”.

– На сегодняшнем совещании присутствуют все директо­ра, за исключением гражданки Кати Вандерпост и первого вице-президента Евы Айсберг. Я уверена, что председатель вам их представит.

Значит, мама не приехала... Что ж, так даже проще.

Горгона направилась к двери зала, но я остановил ее, тро­нув за руку.

– Подождите, пожалуйста, минутку. Скажите: Экерт, Абул Хади и Джерниган все еще входят в состав правления?

Это были старые друзья семьи, с которыми я порой встре­чался на званых обедах и других светских мероприятиях, про­водимых моей матерью.

– Гражданин Фредерик Джерниган в прошлом году ушел в отставку, а двое остальных директоров по-прежнему заседа­ют. Прошу вас! Председателю пришлось отложить начало со­вещания из-за вашего опоздания.

– Побейте меня линейкой по рукам, – пошутил я. Она одарила меня таким взглядом – жуть! Однако в ка­мень я не превратился.

Горгона между тем широко распахнула дверь и провозгла­сила:

– Мистер Адам Сосулька.

Я вошел в зал – без окон и довольно тускло освещен­ный. Во главе длинного стола сидел Симон, а по обеим сторонам от него – восемь директоров. Светящиеся экра­ны компьютеров возле каждого из них были утоплены в темных полированных каркасах из зеленого дерева. На сто­ле стояли графины с водой и хрустальные стаканы. Кузен Зед сидел справа от Симона. Слева восседал мой старший брат Даниил – лишенный чувства юмора, зато преиспол­ненный амбиций человек, бывший одновременно секрета­рем, главным юристом и уполномоченным “Оплота”. При­сутствовали также вдова Ефана Эмма Брэдбери и двое по­четных директоров, Гюнтер Экерт и Ясир Абул Хади. Вто­рую женщину и двоих мужчин, сидевших за столом на стороне Зеда, я никогда раньше не видел.

– Наконец-то! – воскликнул Симон. Около Абула Хади было два пустых стула, и отец показал мне на них. – Пора уже начать этот чертов спектакль!

Дан еле заметно кивнул мне. Если он и удивился моему появлению, то виду не показал. Зед смотрел на меня с неко­торым подозрением и любопытством, явно не узнавая.

– Адам Сосулька? – недоверчиво пробормотала тетя Эмма. Мы с ней не виделись вот уже десять лет.

– Вам он больше известен как мой младший сын Асаил Айсберг, – пояснил Симон. – Но он пока предпочитает со­хранить свой псевдоним.

Послышались приглушенные возгласы. Зед возмущенно повернулся к Симону:

– Что за чертовщина? Зачем он здесь?

– Он доложит совету о текущем положении дел, – сказал мой отец, просияв своей неотразимой, хотя и редко появляв­шейся на его лице ослепительной улыбкой. – А затем я хочу предложить вам назначить его вице-президентом по особым вопросам.

ГЛАВА 9

– Погоди-ка, погоди! Одну минутку! – воскликнул я.

– Прошу членов совета директоров звездной корпорации “Оплот” сохранять тишину, – сказал Симон. – Сядь, Асаил. Мы дадим тебе слово чуть позже.

Он пришел в своем любимом ковбойском прикиде: вы­цветший голубой джинсовый костюм с узким галстучком, ук­рашенным плоским осколком бирюзы в серебряной оправе, и шляпа, сейчас висевшая на вешалке-дереве.

– Секретарь! Поскольку это чрезвычайное заседание со­вета, я предлагаю не зачитывать повестку дня, а заняться обсуждением дел в порядке их важности.

– Поддерживаю, – сказал Гюнтер Экерт, и предложение было принято единогласно.

Трое новых директоров, сидевших напротив, изучали меня с нескрываемым любопытством. Как и Зеду, им было лет под сорок, и все они носили сшитые на заказ элегант­ные деловые костюмы. Тетя Эмма, тоненькая и хрупкая, утопала в бордовом шифоне и жемчугах. Двое старейших директоров, как и Симон, не боялись показаться эксцент­ричными. На Экерте был серый твидовый пиджак с замше­выми заплатками на локтях и замшевой же отделкой на обшлагах рукавов; вид у пиджака был такой, будто ему сто лет, да и хозяин выглядел не моложе. Абул Хади восседал в белоснежном одеянии с тюрбаном на голове. Борода у него стала седой, а кожа приобрела нездоровый оттенок. Он зак­рыл глаза, вытащил четки и начал перебирать их под сто­лом.

– Прежде всего я представлю некоторых членов совета, которые еще не знакомы с нашим гостем, – сказал Симон, указывая на мужчин и женщину, сидевших возле Эммы, – Леонид Данн, главный технолог. Джанлиборио Ривелло, на­чальник управления маркетинга. Тора Скрантон – одна из четырех директоров по общим вопросам, она представляет интересы мелких акционеров “Оплота”. Нашего финансового директора Гюнтера Экерта ты наверняка помнишь, а Ясир Абул Хади, бывший ранее главным юрисконсультом, ныне тоже стал директором по общим вопросам.

– Я рад, что вы с Гюнтером по-прежнему здесь, Ясир, – шепнул я.

Запавшие черные глаза открылись.

– Боюсь, это ненадолго, – пробормотал он.

– Первоочередной проблемой для нас является объеди­ненный концерн “Галафарма”, – продолжал отец. – Как вы знаете, за последние четыре года “Гала” сделала несколько предложений о приобретении нашей корпорации. Мы их от­вергли. Полтора месяца назад президент концерна Алистер Драммонд неофициально навестил меня на Небесном ранчо в Аризоне. Он сказал, что “Гала” намерена предпринять жест­кую атаку и поглотить нашу компанию, если мы немедленно не согласимся на переговоры о слиянии. Я решил послать его ко всем чертям. Кто-нибудь из директоров желает обсудить предложение “Галафармы”?

– Разрешите сказать пару слов для протокола, – заявил мой брат Даниил. – В данный момент я поддерживаю реше­ние Симона отвергнуть притязания “Галафармы”, однако меня все больше настораживают некоторые факторы, отрицатель­но влияющие на развитие “Оплота”. Я намерен обсудить эти факторы во всех подробностях на нашем следующем заседа­нии через шесть месяцев.

Его заявление, прозвучавшее почти как угроза, было встре­чено молчанием.

Симона это, казалось, ничуть не взволновало.

– У кого-нибудь есть еще замечания... для протокола? – спросил он и, поскольку никто не ответил, продолжил свою речь: – Второй вопрос повестки дня: учреждение новой долж­ности вице-президента по особым вопросам и утверждение в этой должности моего сына Асаила. Прошу начать обсуж­дение.

Досада и недовольство присутствующих были почти ося­заемы. Даже Дан зыркнул на меня, как на врага.

– Я хочу, чтобы вы знали, – упрямо продолжал Си­мон, – что, начиная с нынешнего дня, я намерен полнос­тью посвятить Асаила в дела корпорации и предоставить ему свободу действий, особенно в свете исчезновения Евы и предложений “Галафармы”. Мне нужны его советы, и он в любом случае будет работать на “Оплот”, нравится это ему или нет. И вам тоже.

Во время этой страстной речи Тора Скрантон что-то шеп­тала в микрофон своего компьютера. Когда Симон умолк, она сказала:

– Полагаю, это поможет нам принять решение по вопро­су, сформулированному председателем.

На экране, светившемся передо мной, неожиданно появи­лось мое жизнеописание, в том числе и клеветническая ста­тья в “Нью-Йорк тайме” вместе с моей фотографией. Те же данные появились на остальных экранах, и члены совета при­никли к ним. Скрантон посмотрела на меня и чуть виновато передернула плечами. У нее была пышная женственная фигу­ра, а открытое умное лицо обрамляли светло-пепельные во­лосы.

Симон не растерялся.

– Спасибо, Тора. Жаль, что сам не додумался.

Описание моей карьеры и профессиональных успехов было очень кратким, зато мое бесславное падение смаковалось во всех подробностях. Завершалось оно моим добровольным из­гнанием на Стоп-Анкер и прошением о статусе постоянного жителя.

Леонид Данн заговорил непринужденным и вкрадчивым тоном. Нос у главного технолога смахивал на лыжный трамп­лин, так что мне поневоле вспомнился комик Боб Хоуп, но улыбка у него была острозубая, как у добродушного аллига­тора.

– Не совсем обычная биография, верно? Очевидно, у на­шего председателя есть веские причины, раз он хочет ввести Асаила Айсберга в совет директоров... хотя я даже предста­вить себе не могу какие. Разве что нам срочно понадобился лишенный гражданства белый охотник с аллергией на крем после бритья.

Кузен Зед рассмеялся. Джанлиборио Ривелло тоже. Похо­же, эти трое были союзниками.

– Я хотел бы, чтобы Асаил рассказал нам о двух покуше­ниях на его жизнь, – произнес Симон, – а также поделился своими мыслями о том, кого он подозревает.

Это заявление привлекло всеобщее внимание.

Тетя Эмма тихо вскрикнула от ужаса и негодования. Бан­да Трех обменялась загадочными взглядами. На лице у Дана появился слабый намек на родственные чувства. Остальные молча ждали, пока я снял зеркальные очки, скинул охотни­чью куртку, отодвинул стул подальше от стола и скрестил ноги в змеиных сапожках.

– Во-первых, я хочу, чтобы вы знали, что я пришел сюда сегодня только по настоятельной просьбе Симона. Я понятия не имел, что он собирается назначить меня вице-президентом по каким-то вопросам, и этот пост мне совер­шенно не нужен. Я действительно собираюсь расследовать исчезновение Евы Айсберг, но только собственными мето­дами.

– По-моему, замечательная идея, – неожиданно заявил Абул Хади. – Расследование Шнайдера не дало никаких ре­зультатов.

– Так нечестно, Ясир! – взорвался Зед. – Олли сделал все возможное, особенно если учесть, что расследование при­шлось держать в тайне...

– Дайте Асаилу сказать! – прервал его Симон. Вице-президент “Оплота” подчинился, застыв с возмущен­ным лицом.

– В биографии, которую выдал вам компьютер, не ска­зано, как я жил после изгнания из торгового Секретариата. Позвольте, я вам расскажу. Во-первых, я напивался до бесчувствия. Когда мне удавалось ненадолго протрезветь, я думал о самоубийстве, однако не мог собраться с духом. Никого не интересовало, жив я или умер, кроме моих дру­зей-изгоев со Стоп-Анкера... и моей старшей сестры Евы. В детстве Ева единственная заботилась обо мне. Она вытира­ла мне нос и мазала йодом разбитые коленки. Шлепала меня и ругала, когда я проказничал. Она научила меня плавать после того, как я чуть не утонул и ей пришлось меня спа­сать. Она брала меня в походы и каталась со мной на лы­жах в северных лесах, когда наша семья жила в Торонто. Научила меня ездить верхом и искать полезные ископае­мые на ранчо в Аризоне. Потом, когда моя жизнь пошла прахом, Ева придумала, как вытащить меня из алкогольной депрессии. Она купила мне лодку, спортивную субмарину. Моя жизнь обрела новый смысл. Ева надеялась, что я бро­шу пить, – и я действительно завязал. Вскоре я стал зара­батывать, катая на лодке ныряльщиков и подводных охот­ников. Стоп-Анкер – приятная ничейная планета. Я хотел только одного: чтобы меня оставили в покое. Я хотел мир­но жить в своей хибарке на берегу и водить подлодку. Но тут “Галафарма” подослала ко мне убийцу... и все из-за “Оп­лота”.

Раздались удивленные возгласы. Меня забросали вопро­сами. Симон призвал присутствующих к порядку, и я продол­жил свой рассказ.

– Первое покушение на мою жизнь провалилось по чис­той случайности. – Я вкратце описал им случай с морской жабой, вызвав кривые усмешки у Зеда и его дружков. – Вто­рая попытка, когда меня забросили на комету, казалось, была вполне успешной. Поэтому убийца послал Симону неболь­шой глумливый некролог.

– Посмотрите на экраны, – сказал мой отец, нажав на пару кнопок. – Вот послание, которое я получил.

На экранах появились издевательские стишки вместе с указанием, где искать мой труп.

– На комете? – простонала тетя Эмма. – В открытом космосе? Ах, Аса!

– Меня спас друг, – улыбнулся я ей.

– Это послание явно намекает на связь между вашей пред­полагаемой смертью и исчезновением Евы Айсберг, – сказа­ла Тора Скрантон. – Но здесь нет ни слова о том, что за этим стоит “Галафарма”. У вас есть конкретные доказательства для такого обвинения?

– Да. Доказательства косвенные, но убедительные. Одна­ко я не собираюсь их сегодня обсуждать. Я намерен устано­вить личность покушавшегося на меня типа и доказать прича­стность “Галафармы”. Кроме того, я веду расследование и в других направлениях.

– В каких именно? – спросил Джанлиборио Ривелло. Я покачал головой.

– Совет имеет право знать! – Директор повернулся к моему отцу. – Если вы настаиваете на том, чтобы ввести его в прав­ление...

– Он будет отчитываться непосредственно передо мной, Джанни, – ответил отец. – И я лично буду решать, о чем рассказывать членам правления.

Ривелло сел, сверкая глазами.

– Вот что удивительно, – обратился ко мне кузен Зед своим хорошо отрепетированным нейтральным тоном, – убий­ца выбрал своей мишенью тебя, чтобы надавить на Симона. В конце концов, отец публично от тебя отрекся. Я думал, вы с ним вообще больше не увидитесь.

– Ты и раньше ошибался, Зед, – сказал Симон с издева­тельской улыбкой. – Например, когда предполагал, что Ефан оставит тебе все свои акции и нам придется выбрать тебя пре­зидентом.

– Я заслужил это право, – все так же невозмутимо зая­вил Зед. – Однако позвольте напомнить вам, что мы собра­лись сегодня не для того, чтобы обсуждать мои деловые каче­ства. Нам необходимо решить, может ли “Оплот” доверить такое деликатное и опасное расследование человеку со сторо­ны. Человеку, не оправдавшему доверия общества и опозо­рившему свою фамилию, опустившемуся (по его собственно­му признанию) алкоголику, который, возможно, выдумал все эти покушения, преследуя свои собственные цели. Конечно, наш председатель встревожен давлением “Галафармы” и ис­чезновением его дочери. Возможно, он не в силах оценить ситуацию объективно...

Симон возмущенно выругался, но не успел он дать до­стойный отпор, как Данн и Ривелло тоже начали высказы­вать свое нелицеприятное мнение о моем характере. Они орали как оглашенные, Экерт и Абул Хади тщетно пыта­лись призвать их к порядку, тетя Эмма стонала, а Тора Скрантон наблюдала за этой сценой с холодным любопыт­ством.

Я молчал, обдумывая новые интригующие аспекты си­туации.

Еще до моего личного крушения до меня доходили слухи, что умирающий президент “Оплота” считал своего сына слиш­ком бесталанным и лишенным воображения, недостойным унаследовать корону звездной корпорации. “Зануда, который за грош удавится”, “звезд с небес не хватает” – самые мягкие из уничижительных характеристик, которыми Ефан Айсберг награждал злополучного Зеда. Такие качества приемлемы для директора и даже вице-президента – но не для главы меж­планетной компании.

Согласно сложному уставу корпорации, президент “Оп­лота” (в отличие от прочих сотрудников) избирается голо­сованием акционеров: одна доля – один голос. Почти с самого начала три четверти акций принадлежали Ефану, Симону и моей матери Кате Вандерпост, унаследовавшей их от ее брата Дирка, третьего основателя “Оплота”, кото­рый умер в 2186 году. Четвертая часть акций распределена между тысячами мелких держателей, и их представляла в совете Тора Скрантон. Чтобы не допустить старшего сына к власти, Ефан завещал жене Эмме только половину своей доли; вторая половина отошла к Симону, упрочив таким образом его главенствующую роль в корпорации, когда моя мать голосовала вместе с ним, а она это делала, несмотря на развод.

Зед был страшно разочарован – после кончины Ефана главой исполнительной власти стал Симон. Зед наверняка надеялся, что со временем старик устанет и будет вынужден отступить. Однако прошло пять лет, Симону исполнилось восемьдесят четыре, а он все еще был бодр и полон сил. К тому же он явно не прочил племянника на роль своего на­следника.

Но если не Зед, то кто же?

Мой старший брат Даниил отпадал сразу, поскольку раз­маха в нем было еще меньше. Дан – педант и зубрила, он ненавидел живую бурлящую сумятицу, царившую на планетах Шпоры Персея, и предпочитал электрическую атмосферу Торонто, где его жена Нора Палмер была делегатом Ассамб­леи Содружества.

Моя спокойная, наделенная блестящим математическим талантом сестра Вифания, заместитель финансового директо­ра корпорации, также не подходила по темпераменту для этой работы – как и остальные взрослые дети Ефана, три невыра­зительные личности, чьи посты в главном офисе “Оплота” были, по сути, синекурой.

Нет, из членов семьи Айсберг только один человек мог возглавить звездную корпорацию и разрушить плотоядные надежды концерна, жаждавшего вцепиться в “Оплот” зубами, а именно динамичный первый вице-президент и директор по транспорту и распределению.

Ева.

Я замер на накренившемся стуле и начал медленно опус­каться вперед, пока его передние ножки не коснулись пола. Перепалка немного утихла, поскольку центр ее внимания пе­реместился с моей персоны на серьезные проблемы, сотрясавшие “Оплот” в последние два года, а также на вопрос о том, достаточно ли эффективно реагировал на них Заред.

Я с любопытством уставился на кузена, словно увидел его впервые. Сорока пяти лет, выше Ефана, темно-русые волосы. Черты лица резкие, но привлекательные – тонкий, как нож, нос, выдающиеся скулы, острый подбородок, рот привычно сжат в решительную линию. В интеллектуальном плане он значительно превосходил всех остальных отпрыс­ков семейства Айсбергов. Вундеркинд в области бизнеса, учившийся под началом финансового директора Гюнтера Экерта. Однако критическая оценка, данная Ефаном сыну, по сути, была правильна. В свете тех фактов, которые бро­сали ему в лицо разгорячившиеся члены совета, Заред вы­глядел слишком консервативным, лишенным интуиции и энергии, которые отличают настоящего галактического пред­принимателя.

Разве только он намеренно действовал вопреки интересам “Оплота”.

Мне никогда не нравился Зед. Теперь, когда меня одоле­ли нехорошие подозрения, он нравился мне еще меньше.

– Фиаско Акермана и длительный паралич исследова­тельского отдела, наступивший после смерти Яосун-Ку, лишь самые последние кризисы в области руководства ком­панией, – говорил мой брат Дан. – По-моему, мы много где напортачили. Вот факты: падение производительности труда на фабрике Генвека на Фараллон-Зандере, восстание туземцев на Османте, эпизоотия на Мендипе, паника вслед­ствие заражения вирусом РВ-4238 на Стейлакуме. И я со­мневаюсь, что принятые руководством меры были действи­тельно адекватны...

– Чушь! – резко возразил Зед.

– Мы должны признать, – продолжал Дан, – что все эти инциденты отрицательно сказались на важнейших направле­ниях производства, сильно сократили наши доходы и подо­рвали доверие общественности к звездной корпорации как раз в то время, когда мы надеялись на расширение и получение статуса концерна. Мы с Симоном в последнее время на­чали думать, что дело не в простом невезении – за этим что-то кроется.

На мрачном лице Ривелло появилась скептическая ух­мылка.

– Вам кажется, что все подстроено? Что налицо злове­щий заговор “Галафармы”, которая хочет ослабить “Оплот”, чтобы потом его сожрать?

– Честно говоря, раньше мне это и в голову не прихо­дило, – сказал Симон. – Однако в свете исчезновения Евы и покушений на Асаила причастность “Галафармы” к ос­тальным событиям выглядит сейчас возможной – и даже вероятной.

– Вы меня не убедили, – покачал головой директор по маркетингу. – Перечисленные вами неудачи объясняются без диких теорий. Исчезновение Евы Айсберг – крайне при­скорбное событие, но у нас до сих пор нет доказательств, что ее похитили. А может, она сама куда-нибудь уехала? Должен признать, я не в силах объяснить покушения на Асаила и странное послание, которое вы получили, тем не менее...

– Если мы сумеем представить СМТ доказательства, что агенты “Галафармы” занимаются саботажем, подрывающим благосостояние “Оплота”, – спокойно проговорил Гюнтер Экерт, – мы сможем подать на этих подонков в суд и при­брать к рукам их имущество.

– Именно этого я и хочу, – сказал Симон. – И надеюсь, что Асаил поможет нам добиться своего, когда мы назначим его вице-президентом по специальным вопросам. Что касает­ся разоблачения махинаций концерна, опыта у него в этом деле больше, чем у службы внутренней безопасности и юридического отдела “Оплота” вместе взятых.

– Вашего сына лишили всех прав, – заметил Леонид Данн. – Ни один суд Содружества не примет во внимание доказательства, собранные изгоем.

– Ты ошибаешься, Лео, причем не ты один, – возразил Симон. – Полагаешь, если человека лишили гражданства, то вернуть его невозможно? В большинстве случаев так и есть, поскольку звездные корпорации и концерны не принимают на службу изгоев. А с какой стати, если есть тысячи граждан, хватающихся за любую работу? Но встречаются и исключе­ния. Порой изгоев нанимали на разные посты, когда на то были веские причины, и я собираюсь сделать такое исклю­чение.

– По-моему, до меня дошло! – воскликнула Эмма Брэд­бери с таким видом, будто в нее ударила молния. – Если мы наймем Асу...

– ...в качестве сотрудника звездной корпорации, – про­должил за нее Даниил Айсберг, – ему автоматически вернут гражданство Содружества Планет Человечества.

Моя репутация тем не менее останется подмоченной, и слухи пойдут от одного края Млечного Пути до другого. Од­нако, нанимая меня, Симон обретет душевный покой и вер­нет целостность “Оплоту”.

– Не может быть, чтобы вы говорили серьезно! – Зед хлопнул ладонью по компьютерному дисплею, стоявшему перед ним. – Это дурацкое послание наверняка прислал какой-то сумасшедший, у которого зуб на Симона. А мо­жет, Аса сам его сочинил?.. Я бы не удивился. Что же до наших потерь в бизнесе, их можно объяснить, не сваливая вину на несуществующий заговор “Галафармы”. Исчезновение Евы – действительно серьезная проблема, но рас­следование дела должно вестись исключительно под руко­водством начальника секретной службы. Смешно предпо­лагать, что человек со стороны сможет справиться с этим лучше, чем Олли Шнайдер.

– Ты хочешь сказать, что я смешон? – грозно вопросил Симон.

– Нет, конечно. Но мне кажется, вы поступаете не­обдуманно. Откуда мы знаем, можно ли доверять Асе? Я лично не уверен, что он будет действовать в интересах “Оплота”. А вдруг он начнет стрелять из пушек по воробь­ям, преследуя свои личные корыстные цели? Бога ради! Его обвинили в фальсификации данных, неспособности спасти жизнь свидетеля, находившегося под стражей, и лжесвиде­тельстве!

– Все было подстроено, – спокойно ответил я. – И я намерен это доказать – после того как найду Еву.

– Значит, ты принимаешь пост? – спросил меня Симон.

Я помолчал немного; меня так и подмывало отказаться, однако по логике вещей я должен был его принять. Пост вице-президента компании даст мне возможность использовать мощнейшие ресурсы “Оплота” и завоевать доверие сотрудни­ков, которые, быть может, что-нибудь знают о судьбе моей сестры. Если я буду действовать в одиночку, даже с помощью Мимо и его собратьев из мира подпольного бизнеса мне при­дется продираться вперед ногтями и зубами, отбиваясь от Зеда и его подручных на каждом повороте да еще вдобавок увора­чиваясь от головорезов “Галафармы”.

И халуков тоже.

– Если я соглашусь вести расследование, ты дашь мне карт-бланш? – спросил я у Симона.

– Да.

– И я буду отчитываться только перед тобой?

– Да.

– Тогда я принимаю твое предложение – если правление его одобрит.

– Повторяю, – заявил Симон. – Я предлагаю назначить Асаила Айсберга вице-президентом по особым вопросам и поручить ему в качестве первого задания расследование ис­чезновения Евы Айсберг.

– Я поддерживаю это предложение, – сказал мой брат Дан, – и в свою очередь предлагаю провести открытое голо­сование. Кто “за”, прошу поднять руки.

Симон и Дан подняли руки немедля. Чуть поколебавшись, к ним присоединились Гюнтер Экерт и Ясир Абул. Я кашлянул, подавляя стон разочарования, рвавшийся из горла. Что ж, придется вернуться к плану А и вести следствие в оди­ночку.

– Кто “против”? – спросил Дан.

– Фарс какой-то, – пробормотал Зед.

Его рука взметнулась вверх. Тетя Эмма, виновато улыб­нувшись мне, проголосовала вместе с сыном. Вместе с Дан­ном и Ривелло “против” было четверо. Все выжидающе смот­рели на Тору Скрантон.

– Я воздерживаюсь, поскольку нехватка информации не дает мне принять осознанное решение, – сказала она.

– Значит, четыре против четырех? – воскликнул я, сам себе не веря.

– В случае равного количества голосов, – спокойно про­говорил Симон, – я имею право, согласно статье 17б устава корпорации “Оплот”, воспользоваться голосами отсутствую­щих членов правления. У меня есть полномочия от Кати Ван­дерпост и Евы Айсберг, поэтому я присчитываю их голоса и объявляю предложение принятым.

– Я согласен, – сказал я, пока никто не успел возра­зить, – но только при условии полной конфиденциальнос­ти. Члены правления должны хранить мое настоящее имя в тайне, пока я сам не решу объявить всему миру, кто я та­кой. Я не хочу, чтобы галактическая пресса мешала мне работать.

– У кого из членов совета есть возражения? – спросил Симон.

Дан нарушил гробовую тишину:

– Господин председатель! Мы готовы перейти к следую­щему вопросу, то есть к обсуждению личных отчетов о ро­зысках Евы глады секретной службы и начальника службы безопасности флота.

Он нажал на кнопку компьютера.

– Да, сэр? – прозвучал голос Меванри Морган.

– Попросите, пожалуйста, Оливера Шнайдера и Матиль­ду Грегуар зайти к нам.

Дверь отворилась. Вице-президент, возглавлявший секрет­ную службу корпорации, оказался мрачным бульдогом лет пятидесяти в штатском. Начальником службы безопасности флота, в чьи обязанности входило справляться с отчаянными сорвиголовами – капитанами звездолетов, сумасшедшими транспортниками и галактическими пиратами, – была моло­дая женщина.

Но не амазонка, как можно было ожидать.

Матильда Грегуар была идеальным воплощением старин­ной латиноамериканской баллады (Мимо слушал ее в маши­не в исполнении Ната Кинга Коула), воспевавшей ojos negros и piel canela, то есть черные очи и кожу цвета корицы. Корот­кие вьющиеся волосы цвета крепкого кофе, курносый носик и чуть вздернутая верхняя губка. Сине-серебристая униформа подчеркивала ее стройную фигуру. Роста она была среднего, возраста неопределенного. Судя по безупречному сложению, ей могло быть восемнадцать, однако глаза, холодно осмот­ревшие всех присутствовавших в зале, принадлежали зрелой опытной женщине.

Встретившись со мной взглядом, она изумленно припод­няла на миллиметр одну из своих изогнутых бровок, и я по­нял, что сражен.

Симон не стал утруждать себя вежливыми репликами и даже не познакомил нас.

– Пожалуйста, представьте свои отчеты. Вы первая, Мэт.

Матильда Грегуар отклонила молчаливое приглашение сесть и начала говорить, стоя у противоположного Симону края стола. Голос у нее оказался грудной и хрипловатый, на­деленный той покоряющей властностью, что не дает нам за­быть хороших актеров. Держалась она непринужденно и про­сто, как уверенный в себе профессионал. Она говорила почти целый час, время от времени посматривая в свой переносной компьютер и перекачивая данные оттуда в терминалы, стояв­шие на столе, и представила убедительный отчет о совмест­ных действиях службы безопасности флота и специального отряда секретной службы, посланного Шнайдером на Тиринф. Меня поразил тот факт, что вице-президент передал рассле­дование в руки Грегуар, вместо того чтобы возглавить его са­мому.

Для меня как для бывшего копа интереснее всего были детали доклада Матильды, подтверждавшие ее компетенцию. Она действительно знала свое дело. Животное мужского пола, жившее во мне, одновременно наслаждалось, рассматривая Мэт Грегуар, как произведение искусства, – все остальные, более интересные мысли, к сожалению, пришлось отложить до тех пор, как я поправлюсь.

Когда Грегуар закончила, Шнайдер встал со своего места и доложил о розысках, которые проводились секретной служ­бой “Оплота” на других планетах Шпоры. Правда, поиски были серьезно ограничены категорическим приказом Зареда не упо­минать имени пропавшей, чтобы избежать вмешательства вез­десущей прессы.

Шнайдер считал, что моя сестра вполне могла скрыться по собственной воле. Она была опытным пилотом-звездолет­чиком, а Тиринф представлял собой самый оживленный порт в Шпоре Персея. Он обслуживал не только весь флот “Опло­та” в зоне 23, но и зональные патрульные корабли Содруже­ства, бесчисленные частные суда, многие из которых сади­лись для дозаправки по пути к Ориону, и бог знает сколько контрабандистов и пиратских кораблей. Еве было сравнительно нетрудно покинуть Тиринф, не оставляя следов. И точно так же похитители могли увезти ее силой, оставшись незамечен­ными.

– Есть вопросы? – закруглившись, спросил Шнайдер.

– Куда вы направляетесь сейчас? – устало спросил Си­мон.

– Комиссар Грегуар удвоит наши усилия на Тиринфе, а я постараюсь расширить район поисков на других планетах Персея и в Руке Ориона. Но вы должны понять, что поиски будут безрезультатны до тех пор, пока я не получу разрешение открыть личность пропавшей местным планетным влас­тям и зональному угро. До сих пор нам удавалось хранить ее исчезновение в тайне, однако слухи все равно поползут. Это лишь вопрос времени.

– Не исключено, что она объявится сама, – пробормо­тал Зед, – и спросит, какого черта мы так переполоши­лись.

Симон пропустил его слова мимо ушей.

– Я хочу поблагодарить вас с Мэт за то, что вы пришли сегодня сюда и проинформировали нас. Отныне я передаю всю ответственность за расследование нашему новому отделу “альфа”-уровня – это отдел по особым вопросам – и его вице-президенту Адаму Сосульке. Пожалуйста, окажите его агентам всемерное содействие.

Бульдожья нижняя челюсть Шнайдера упала, словно он хотел что-то возразить, но вовремя опомнился.

– Хорошо, господин председатель. Это все? Симон кивнул, и двое начальников службы безопасности пошли к двери.

– Одну минуточку, комиссар Грегуар! – окликнул я Мэт.

Она обернулась. Шнайдер вышел и закрыл за собой дверь.

– Карт-бланш? – спросил я отца.

– Да, черт возьми! – прорычал он.

– Тогда я хочу попросить Матильду Грегуар быть моим главным помощником в розыске Евы Айсберг. А Карл Наза­рян будет вторым.

– Но Олли Шнайдер играет главную роль в этом рассле­довании, Симон! – возмутился Зед. Я встал и надел куртку.

– Прошу прощения, другие актеры мне не нужны. Рас­пределение ролей закончено.

Ривелло и Данн пробурчали что-то неодобрительное. Даже мой брат Дан смотрел меня с сомнением.

– Вы согласны, Мэт? – спросил мой отец. – Карл Наза­рян уже подписался. Я понимаю, ситуация крайне неорди­нарная и потребует радикальных должностных перестановок в вашем отделе на Тиринфе, но... я также знаю, что Ева – ваша близкая подруга. Помогите нам найти ее!

Матильда Грегуар не спускала с меня недоверчивых глаз с того самого момента, когда я предложил ей быть моим по­мощником. Ее смуглые щеки вспыхнули от негодования оча­ровательным румянцем.

– Господин председатель! Вы хотите сказать, что этот че­ловек будет руководить розыском? Адам Сосулька?

– Да, – процедил сквозь зубы Симон и, поскольку она продолжала молчать, добавил умоляющим тоном: – Прошу тебя, Мэт, прими его предложение! Ради Евы.

Ясир Абул Хади, который, похоже, продремал все сове­щание, неожиданно встрепенулся и, увидев, что начальник службы безопасности флота все еще колеблется, обратился к ней с искренней просьбой:

– Умоляю вас, комиссар Грегуар, соглашайтесь! Он луч­ше всех подходит для этого дела. Быть может, он единствен­ный способен его распутать. Он сам объяснит вам почему.

– Хорошо, – с трудом выдавила она. – В таком случае я согласна. Но только ради Евы.

– Спасибо, – сказал Симон и сел, внезапно съежившись и постарев.

Директора вновь начали перешептываться. Тора Скран­тон и Гюнтер Экерт, похоже, были довольны. Тетя Эмма удив­лена. Данн и Ривелло обменялись взглядами, полными от­кровенной ненависти, а Дан уставился в стол, крутя в руках серебряный компьютерный микрофон. Заред походил на го­товый взорваться вулкан.

Я вежливо попросил Грегуар следовать за мной и на­правился к двери. Пропуская даму вперед, я обернулся к отцу:

– Поговорим сегодня вечером, Симон. Или завтра. Не исчезай.

Кто-то приглушенно ахнул, пораженный такой наглостью. Я вышел из зала и закрыл дверь, оборвав таким образом не­ожиданную тираду Зеда.

Грозная Меванри Морган, сидевшая на своем командном посту, окинула меня саркастическим взглядом:

– Собрание уже закончилось, мистер Лед?

– Только для нас двоих. Меня назначили вице-президен­том по особым вопросам. Позвоните, пожалуйста, Карлу На­заряну в архив и скажите, что мы с комиссаром Грегуар хоте­ли бы немедленно переговорить с ним.

Секретарша, поколебавшись всего одно мгновение, повер­нулась в своем вертящемся кресле и обратилась к компьюте­ру. Грегуар с отстраненным видом сунула переносной компь­ютер в сумку, висевшую у нее на плече.

– А вы не любите терять времени даром, – сказала она.

– Если повезет, я снова этим займусь. Убивать время – мое основное занятие. Могу я называть вас Мэт? А вы зовите меня Адом.

Она улыбнулась мне – холодно и недружелюбно. Губы у нее были пухлые, тронутые темно-красным “блеском”.

– Вы объясните мне, что происходит? – спросила она еле слышным шепотом. – Пока я вижу только, что ваш отец сильно напуган.

– Скоро объясню, – тоже шепотом ответил я. – А вы сразу меня узнали, да?

– Еще бы! Я постоянно сталкиваюсь с мошенниками раз­ных мастей.

– Меня подставили.

– Они все так говорят.

Меванри Морган развернулась к нам, прервав наш не­громкий диалог, и провозгласила, что Карл Назарян сам за нами заедет. Я поблагодарил ее.

– Не за что, мистер Сосулька, – сказала она.

– Отныне можете называть меня “гражданин Сосуль­ка”, – поправил я ее.

ГЛАВА 10

Карл Назарян даже не потрудился выйти из лифта, воз­несшего его на 229-й этаж. Он стоял там, поджидая нас, с дружелюбной улыбкой на щекастом изношенном лице. Лет ему было восемьдесят с хвостиком, однако волосы почти еще не поседели, взгляд был острым, а туловище, походившее на бочонок, выглядело вполне крепким.

– Поехали ко мне, – сказал он без церемоний.

Мы с Грегуар вошли в лифт и помахали Моргане Горго­не. Когда дверца закрылась и мы поехали вниз, Назарян сказал:

– Надо же, Аса! Когда мы виделись в последний раз, ты был прыщавым юнцом тринадцати лет и Ефан – упокой, Господи, его душу, – демонстрировал тебе мою охранную систему.

– Я помню. Меня удивляет, что ты это помнишь. Он расхохотался.

– У твоего отца и дяди были тогда грандиозные планы на твой счет. Странно, что ты в конце концов все-таки вернулся в “Оплот”, да еще при таких печальных обстоятельствах. – Он кивнул Грегуар. – Неужели Симон избрал тебя для этого грязного дела, Мэт?

– Похоже на то, – ответила она без энтузиазма.

– Мэт начала работать в “Оплоте” моим замом по хозяй­ственной части, когда я был вице-президентом, начальником секретной службы, шестнадцать лет назад, – сказал мне На­зарян. – Она у нас одна из лучших.

– Я так и понял. Поэтому попросил ее помочь.

Шестнадцать лет! Очевидно, она моя ровесница. Я пытал­ся поймать ее взгляд, но Грегуар смотрела прямо перед собой на дверцу лифта. В принципе я мог привести массу основа­ний, чтобы объяснить, почему я взял ее в помощники, однако на самом деле это решение было чисто инстинктивным, при­нятым без раздумий.

Дверцы лифта открылись на 140-м этаже зиккурата, и Назарян зашагал к транспортеру, который должен был отвез­ти нас в архив. Пока мы шли туда, меня вдруг кольнуло в сердце и немного закружилась голова. “Черт возьми! – поду­мал я. – Только не сейчас!”

Мы сели в машину транспортера. Я осторожно опустился на сиденье и облегченно вздохнул, когда мое тело вроде сно­ва пришло в норму.

– Симон прислал мне сегодня утром записку, – сказал Назарян. – Убей меня, но я не понимаю, зачем тебе понадо­бился такой старый хрыч. Если ты думаешь, что я буду сидеть в засаде по ночам или мотаться по Шпоре взад-вперед, гоня­ясь за подозреваемыми в похищении... Даже не надейся!

– Я взял тебя в команду, поскольку Симон сказал, что тебе можно безоговорочно доверять – и что тебе небезраз­лично будущее корпорации. Наше дело связано не только с похищением Евы.

– И чем же я могу тебе пригодиться?

– Ты будешь моим помощником номер два. Мэт – номер один. Я хочу, чтобы ты взял на себя координацию всех опера­ций и сбор данных. Чем меньше народу будет в нашей коман­де, тем лучше. Подбери пять-шесть человек, которые предан­ны “Оплоту”, не боятся давления сверху и не поддаются соблазнам.

Я сказал ему, какое жалованье он может им предложить. Сам он и Мэт будут получать втрое больше, чем сейчас, а кроме того, им выдадут дополнительные акции корпорации.

– Это опасно для жизни? – спросил Карл Назарян.

– Возможно. Хочешь выйти из игры?

– Нет, – усмехнулся он.

Я повернулся к Грегуар, демонстративно вздохнув.

– А ты, Мэт? Мой отец умеет выламывать руки, но если ты не хочешь работать в нашей команде, можешь уйти. Тебя никто не осудит.

– Я подумаю – после того как мы найдем Еву, – сказала она.

Машина остановилась у двери с именем Назаряна, и он приложил к замку большой палец. Мы вошли в просторное помещение, походившее скорее на частную студию, чем на кабинет. Стена слева была сплошь увешана ярко мигавшими дисплеями и разноцветными указателями с архивной информацией. Справа возле незажженного камина стояли низень­кий журнальный столик и уютные кожаные кресла. По бокам от камина возле железных подставок для дров росли папорот­ники в горшках. Стена напротив двери представляла собой искусственное окно от потолка до пола с голограммой зем­ной долины, на которой пощипывал травку черный жеребец, старое дерево шелестело на ветру свежими весенними лис­точками, а вдоль каменной изгороди цвели цикламены и нар­циссы. Перед окном стоял громадный стол светлого дерева, соединенный с компьютерным пультом, по сравнению с ко­торым пульт Меванри Морган выглядел карманным кальку­лятором.

– Давайте присядем, – сказал Назарян и провел нас к камину.

Это было очень кстати. Сердце у меня билось рывками, а по телу разлился легкий жар. Короче, я снова превращался в доходягу, но мне не хотелось делать укол, чтобы не ронять авторитет.

Карл предложил нам выбрать прохладительные напитки из сверкавшего разноцветным стеклом питейного алтаря. Гре­гуар попросила кампари с содовой, а я с благодарностью взял в руки стакан холодного пива “Дортмундер Кронен”, налито­го из бочонка с золотым слоном на наклейке. Уж не Мимо ли привез его сюда контрабандой? Господи, благослови настоя­щее пиво! Оно питательно, оно придает силы уставшему телу и охлаждает лихорадку в мозгу. Земные сорта настолько пре­восходят по качеству местные, что бутлегеры живут припева­ючи – и неудивительно.

– Ты знаешь даму по имени Беатрис? – спросил Наза­рян. – Может, ты в курсе, зачем она послала мне по персо­нальному коду засекреченное досье, сворованное из файлов персонала некоего серьезного соперника “Оплота” по бизнесу?

– Значит, оно пришло! – торжествующе воскликнул я. – Молодец, Беа! На кого досье?

– На некого Киллана Макграфа, заместителя начальника отдела внутренних расследований “Галафармы”, из штаб-квар­тиры концерна в Глазго.

– Ну конечно! Я знал, что видел этого гада раньше! На выставке из Шотландии и в Конференц-центре в 2227 году. Там проходило очередное совещание управленческого персо­нала, финансируемое СМТ. Он задал вопрос на симпозиуме, который я вел.

Назарян подошел к столу, взял распечатку и сунул ее мне, а потом сел рядом с нами у камина.

– Почему тебя так интересует этот тип?

– Ну, во-первых, я не хочу, чтобы он попытался убить меня в третий раз.

Я просмотрел досье. В нем была фотография, снятая, оче­видно, до пластической операции. Лицо совершенно другое, однако близко поставленные тусклые синие глаза остались прежними. Только эксперт мог определить, что ему тогда уже сделали операцию на радужной оболочке, и с помощью наноимплантата он мог обмануть любой опознающий сканер, по­слав ему ложную информацию.

– Как ты думаешь, он сейчас на Серифе? – спросила Мэт Грегуар.

– Вряд ли. Но это очень важная для нас фигура. Не ис­ключено, что через него мы сумеем выйти на лиц, ответствен­ных за многие неудачи, преследующие в последнее время “Оплот”... и еще более сокрушительные кризисы, грозящие корпорации в будущем.

– Ну-ну, – недоверчиво протянула она.

– Карл! Что именно Симон рассказал тебе сегодня ут­ром?

– Он был очень взволнован. Сообщил о том, что Ева ис­чезла, хотя до меня уже дошли такие слухи. Потом вернул мне все прежние полномочия и отдал несколько крайне не­обычных приказов, объясняя их тем, что подозревает кое-кого из верхушки “Оплота” в двойной игре. В принципе я должен был обмочиться от изумления, но я и сам уже чуял неладное. И тут он действительно ошарашил меня, заявив, что спасение “Оплота” зависит от тебя. Я подумал-подумал и решил, что мой бедный друг впал в старческий маразм. Тем не менее задания его я выполнил, хотя по-прежнему ломал голову, пытаясь понять, в чем же дело.

– И что ты думаешь теперь? Что Симон сошел с ума? Или что я сумасшедший?

– Я думаю, вы оба здорово влипли, ребята, – и “Оплот” вместе с вами. Больше мне пока нечего сказать.

– Кого подозревает Симон? – спросил я.

– Боюсь, Мэт будет очень неприятно поражена...

– А вы просто ответьте на вопрос Ада, – сказала она.

– Ада? – Карл удивленно вздернул правую бровь. – Это сокращение от Адама Сосульки, как я понимаю? Или теперь ты снова стал Асаилом Айсбергом?

– Имен у меня много. – Фраза получилась почти поэти­ческая, с аллитерациями. – Пока я буду работать под псевдо­нимом – по разным причинам. И, если не трудно, зови меня Адом. Легче будет абстрагироваться от образа прыщавого три­надцатилетнего юнца.

Я повторил свой вопрос о том, кого подозревает Симон.

По лицу старика пробежала тень.

– Доказательств нет ни малейших, Ад, но Симон боится, что твой кузен Заред активно поддерживает оскорбительное для корпорации предложение “Галафармы”. Ты, наверное, в курсе, что Заред надеялся стать президентом после смерти Ефана. Когда его мечты рухнули, он проглотил обиду, по­скольку рассчитывал, что со временем Симон уступит ему место. Но твой отец недоволен тем, как Заред ведет дела ком­пании, и особенно его замедленной реакцией на кризисы, которые мы пережили за последние два года. Сегодня утром Симон сказал мне, что на следующем собрании совета директоров он намеревается сместить Зареда с поста и провозгла­сить Еву президентом.

– Я так и думал. Мне показалось, что нечто подобное носится в воздухе.

У Мэт был глубоко потрясенный вид.

– Вы думаете, это Заред организовал похищение Евы?

– Симон не решился обвинить вице-президента откры­то, – сказал Карл. – Но если это совпадение, то оно очень выгодно для Зареда. – Он повернулся ко мне: – А те три подозрительных сотрудника среднего звена, которых Си­мон велел мне проверить... Они представляют собой первое конкретное доказательство того, что нити заговора “Гала­фармы” тянутся внутрь “Оплота”. Через день-другой я получу более подробную информацию о них и о Клайве Лей­тоне. Легенда о смерти Лейтона уже готова.

– Хорошо. Надо полагать, мадам Суон-Эплуайт сказала остальным, что их песенка спета. Все наши подозреваемые, очевидно, мчатся сейчас на Землю в экспресс-звездолетах – если только из них не растут маргаритки в каньонах над Ветиварием. Все прочие двурушники – как служащие, так и акционеры – теперь будут особенно тщательно заметать следы. Кстати, я не хочу, чтобы Оливер Шнайдер и его секретная служба принимали участие в нашем расследова­нии. Мы не будем прибегать к их услугам – и не будем устраивать им проверки. Симон, похоже, считает Олли че­ловеком надежным, однако я не хочу рисковать. Будь я на месте “Галафармы” и планируй внедрение в “Оплот”, служ­ба безопасности была бы моей первой целью. Так что по­внимательней – чтобы люди, которых вы примете в нашу маленькую теплую компанию, никоим образом не были связаны со Шнайдером.

Карл кивнул.

– Я найду следователей и оперативников, на которых можно положиться. Хотя некоторые из них – такие же стар­перы, как и я. – Он показал на досье Макграфа, лежавшее на кресле рядом со мной. – Это он забросил тебя на комету?

Грегуар чуть не подавилась кампари.

– Извини, Мэт, – поспешно сказал я. – Ты не в курсе. Давайте-ка я расскажу вам обоим, как меня вовлекли в кри­зис “Оплота”.

Я снова изложил эту дикую историю, только гораздо под­робнее, чем совету директоров “Оплота”. Я рассказал им о своей первой встрече с Бронсоном Элгаром (у меня язык не поворачивался называть его Макграфом), о чудовище, сожрав­шем мой дом, о космической погоне, халукском корабле и о зловещем послании, которое получил Симон, намекав­шем на то, что Ева – пленница Элгара или его галафармовских дружков.

Когда я закончил, Мэт с Карлом посидели с минуту в молчании, переваривая информацию, а затем выпалили в уни­сон всего одно слово:

– Халукский?

– Я знаю, это кажется невероятным, – согласился я. – Но факт остается фактом. Элгар – то есть Киллан Мак-граф – хвастался, что инопланетяне сотрудничают с “Га­лой” на взаимовыгодной основе. Мой друг капитан Берму­дес может подтвердить, что громадный халукский корабль невиданной конструкции примчался к Элгару на выручку, стоило тому только свистнуть. Двое этих уродов забросили меня к соплу кометы, а он при этом шутил, что я не первый в истории человек – пушечное ядро.

– И в какой алломорфной фазе были халуки на сей раз? – с любопытством спросил Карл.

– Грацильно-гуманоидной, судя по их скафандрам и лов­ким движениям. Какого цвета у них глаза, сказать не могу. Они не поднимали забрала шлемов.

Мэт Грегуар задумчиво нахмурилась.

– Знаете, у нас недель пять назад был странный инци­дент с халуками. Расследование дела вели мои люди, несмот­ря на приказ Евы передать его секретной службе.

Я со всевозрастающим интересом слушал ее рассказ о том, как участились за последние три года нападения квасттов на грузовые корабли “Оплота”, направлявшиеся с планеты Каш­не в космопорт на Ногаве-Крупп. Я почти ничего не знал о Кашне, кроме того, что это самая дальняя из планет корпорации. Она находится на самом острие Шпоры Персея, в вось­ми тысячах световых лет от Серифа и почти в трехстах – от Ногавы. В этом регионы квастты, как правило, рыщут нечас­то, поскольку чувствуют себя неуютно из-за близости к ни­чейной полосе, пролегающей между границей зоны 23 и халукскими планетами. Отношения квасттов с халуками всегда были натянутыми. Их объединяла лишь общая антипатия к человечеству.

Ева посылала на Кашне самые быстроходные и тяжелово­оруженные суда, способные отбить атаки квасттов, которым ни разу еще не удалось захватить ни один корабль “Оплота”. Но пять или шесть недель назад произошла серьезная стычка. “Пискуны” проиграли сражение, их поврежденный корабль не мог дальше лететь, и они сдались.

– Самое странное, – продолжала Мэт, – что, когда мои люди взяли бандитов на абордаж, они нашли на борту мерт­вого халука. В грацильной фазе. Он покончил с собой. Наша команда подоспела вовремя. Еще чуть-чуть – и квастты унич­тожили бы тело.

– Боже мой! – пробормотал я.

– Мы сразу известили Еву, поскольку транспорт нахо­дится в ее ведении. По каким-то причинам, которые она не захотела объяснить, Ева приказала капитану “Оплота” пре­небречь стандартной в таких случаях процедурой. Вместо того чтобы доложить об инциденте и передать пиратов зональному патрулю Содружества, корпорация отправила на судно специ­альную команду. Наши люди как смогли подлатали корабль и доставили его вместе с уцелевшими “пискунами” на Ногаву-Крупп. Я послала своих специалистов, которые обучены “рас­калывать” инопланетян, поручив им узнать, почему квасттов так интересуют суда, идущие с Кашне, и что делал на борту халук.

– И что? – спросил я.

– Допрос был суровым, но выяснить удалось лишь один интересный факт. Квастты нападали на суда, забиравшие с Кашне груз, потому что халуки пообещали им за этот груз колоссальное вознаграждение.

– А что за груз?

– На планете добывают скандий, немного прометия и пят­надцать различных биологических веществ, из которых только семь были на всех подвергшихся нападению звездолетах. Взятые в плен космолетчики “Писка” понятия не имели, какой именно продукт интересует халуков. Квастты признались, что халукские агенты летали с ними в надежде на удачу. Если бы квасттам удалось захватить идущий с Кашне корабль, халук тут же вызвал бы свое судно, забрал груз и заплатил бандитам 168-м элемен­том – ангексоктоном.

– Ух ты! – удивился я.

– Но что же именно им так хотелось получить? – спро­сил Карл.

Мэт пожала плечами.

– Не скандий и не прометий точно, хотя это самые цен­ные предметы импорта на Кашне. В халукских колониях этих элементов пруд пруди. Биологические вещества планеты уни­кальны, но, если не считать препарата для выпаривания и наркотика с эйфорическим эффектом, они не пользуются особым спросом на рынке Содружества. Очевидно, халуки при­влекли квасттов как посредников, чтобы мы не узнали, что именно их так интересует.

– Я об этом ничего не слышал, – сказал Карл. – А ты доложила об инциденте администрации “Оплота”?

– Конечно, – сказала Мэт. – Мы представили Шнайде­ру подробнейший отчет после завершения следствия. Но он спустил дело на тормозах.

Я недоверчиво фыркнул.

– Ева говорила со мной об этом случае за день до своего исчезновения, – продолжила Мэт. – Ее беспокоило безразличие администрации. Она сказала, что наверху недооцени­вают важность этого события, считая его очередным чудаче­ством халуков.

– Почему она встревожилась? – спросил я.

– Теперь, после твоего рассказа о связи халуков с аген­том “Галафармы”, я начинаю думать, что Ева знала что-то еще, только говорить не хотела.

– А где сейчас захваченный корабль квасттов? На Нога­ве-Крупп?

– Списан на металлолом, – ответила Мэт. – Насколь­ко мне известно, сами пираты все еще сидят в каталажке и ждут, что их, как обычно, выкупят и отправят на родину, как только Торонто примет фальшивые извинения Боль­шого Конгресса квасттов. Халукский Совет Девятерых по­слал резкую ноту в Секретариат по инопланетным делам Содружества с требованием вернуть тело самоубийцы для похорон, но его уже отправили с курьерским экспрессом в Токийский университет. Ученым редко выпадает возмож­ность исследовать неповрежденный труп халука, и они за­платили за него “Оплоту” кругленькую сумму. А поскольку самоубийца летел на пиратском корабле, законники СИДа не проявили особого сочувствия к требованию иноплане­тян. Токио обещал вернуть останки халукам, когда ученые закончат исследования.

– Надо будет проверить результаты вскрытия. Я мало что знаю о психологии халуков. И мне кажется, не стоит разби­рать судно квасттов на металлолом, а экипаж пускай сидит под стражей, пока мы не выясним, в чем тут дело. – Я повер­нулся к Карлу. – У тебя есть возможность работать с компьютером так, чтобы никто из “Оплота” не сумел тебя засечь и помешать нашему расследованию?

– Само собой! Больше того: я могу незаметно проник­нуть в любые файлы корпоративной сети, включая файлы службы безопасности. Я же сам разработал программы для внутренней и внешней секретной службы, черт побери! Когда меня списали по старости в архив, я маялся от безде­лья – вот и начал рыскать по разным программам, пытаясь понять, что же напридумывало новое поколение. Что именно тебе нужно?

– Пока две вещи. Во-первых, все доклады о нападениях квасттов на суда, шедшие с Кашне, за последние два года. А во-вторых, зайди в личный дневник Евы и вытащи оттуда все, что можно, с ключевым словом “халук”.

Карл встал с кресла.

– Первое мне раз плюнуть. А вот второй орешек раско­лоть будет потруднее. Дневник Евы закодирован. Нужен пер­сональный код твоей сестры – если ты, конечно, не хочешь, чтобы я пару недель копался с расшифровкой.

– У меня есть код. – Мэт открыла сумочку, вытащила переносной компьютер и произнесла пару слов. Через минуту она протянула Карлу монетку-дискету. – Когда Ева пропала, я просмотрела последние части ее дневника, пытаясь найти хоть какие-то зацепки... Ничего. Она описала там случай с пиратским нападением квасттов, но тогда я не придала этому особого значения.

– Погодите-ка, я сейчас, – сказал Карл. Он пошел к своему компьютеру, сел за пульт и начал работать.

Мэт Грегуар пригубила кампари и тихо спросила:

– Ты думаешь то же, что и я?

– Скорее всего. Если Ева располагала какой-то инфор­мацией, вызвавшей у нее подозрение насчет халуков, не ис­ключено, что она решила провести неофициальное рассле­дование на Кашне. И, возможно, ее там поймали. – Я на­лил еще стакан чудесного дортмундского пива. К счастью, ощущение смертельной усталости начало понемногу про­ходить. Внезапно пришло решение. – Я немедленно лечу на Кашне.

– Хорошая идея, – кивнула Мзт. – Контингент флот­ской службы безопасности на планете небольшой, но в на­шем распоряжении будет отличная команда...

– Мне не нужна никакая команда! Я сам разнюхаю, что да как. Тихо и незаметно. А ты останешься здесь, Мэт. Я хочу, чтобы ты возглавила расследование на Серифе и попы­талась выявить шпионов и саботажников, внедрившихся в “Оплот”.

– Карл справится с этой работой гораздо лучше меня, – возразила она. – Да и ты сам, если на то пошло. Бога ради! Ты же специалист по корпоративному праву. Ты сидел в СМТ за столом, опыта оперативной работы у тебя никакого. Не говоря уже о том, что ты три года вообще ничем не зани­мался.

– Я буду проводить расследование так, как захочу. Если не согласна – скатертью дорога! Здесь командую я, понятно? Ее черные глаза гневно сверкнули.

– Ты был когда-нибудь на Кашне?

– Нет, но...

– А я была. Это пограничная планета категории С2, по­чти непригодная для людей. Чтобы выжить на ней, нужны девятнадцать прививок и экологические приборы класса В, если, конечно, ты не хочешь жить в наглухо закупоренном “прыгунке”. Мелкие хищники доводят до умопомрачения уку­сами, а более крупные не сдаются, пока не поджаришь их бластером или гигатайзером. У меня есть связи на этой планете. Я смогу докопаться до истины, не насторожив кого не надо. – Она помолчала и добавила еле слышным злобным шепотом: – Я полечу туда, черт побери! Ева – моя подруга. Самая близкая подруга! Если существует хоть один шанс из миллиона, что ее держат пленницей в этом Зеленом Аду, я найду ее сама! Я не могу доверить дело неудачнику, который облажался по всем статьям!

Ай да ну!

Я решил не реагировать на привычные обвинения, однако меня больно задел намек на интимные отношения между дву­мя женщинами. Мое мужское разочарование было, наверное, прозрачным, как стакан, когда я выпалил:

– Значит, вы с Евой...

– Нет, – холодно прервала меня Мэт. – Я люблю ее так же, как и ты. Как сестру. Но это не значит, что у тебя есть какие-то шансы...

– Мне и в голову не приходило!.. – соврал я. И тут же, естественно, выдал себя с головой; – У тебя есть кто-нибудь на Тиринфе?

– Можешь считать, что я обручена со своей работой. По правилам игры, она должна была спросить: “А у тебя?” Она этого не сделала, но я тем не менее ответил:

– Я развелся после того, как следственная комиссия вы­потрошила меня и выкинула на помойку.

Мои потуги на остроумие пропали даром. Мэт молча оки­нула меня оценивающим взглядом с головы до ног, пытаясь проникнуть за фатовской наряд Белого Охотника, которым я прикрывал свою истинную сущность, затем с деланным без­различием отвела глаза.

Она знала, что меня влечет к ней и что я предложил ей сотрудничество, повинуясь самому что ни на есть древнему и неистребимому инстинкту. Ее, должно быть, удивило, что мой отец и Ясир Абул Хади, которых она глубоко уважала, одоб­рили мой выбор и чуть ли не на коленях умоляли ее согласиться. При обычных обстоятельствах Мэт ни за что не стала бы работать со мной. Она была твердо уверена, что я продаж­ный полицейский, получивший по заслугам, изгой и неудач­ник. И тем не менее она полностью предоставила все свои профессиональные знания в мое распоряжение.

Не переставая при этом презирать меня.

Я понимал, что самое мудрое решение – дать ей такое задание, чтобы мы встречались как можно реже. Но будь я и вправду мудрым человеком, я никогда не покинул бы свое убежище на Стоп-Анкере.

А кроме того, она была неотразима.

– Можешь лететь со мной на Кашне. Если хочешь, – сказал я.

Мэт торжествующе улыбнулась, обнажив изумительные белые зубы. На ее смуглых щеках появились ямочки.

– А ты сомневаешься?

ГЛАВА 11

Карл Назарян вернулся с распечатками и протянул нам по экземпляру,

– Вот список грузов, поступающих с Кашне. Сканирова­ние дневника Евы займет чуть больше времени, поскольку необходима связь с Тиринфом.

Я просмотрел список. Три из семи потенциально интере­сующих нас продуктов биоэкспорта представляли собой пре­параты для лечения редких болезней, а два использовались в вирусной генной инженерии. Оставшиеся два вещества при­носили основной доход: галлюциноген под названием “Красный кайфун” и морской микроорганизм, способный выпари­вать редкий элемент лютеций из ювенильных вод горячих подземных источников.

Мэт нахмурилась, просмотрев свой экземпляр.

– Это нам ничего не дает. Мы знаем только, что, похоже, один из этих продуктов для халуков – то же самое, что для нас розкоз.

– Я могу найти более подробную информацию об этих веществах, – предложил Карл.

– Подожди, – сказал я ему. – Посмотрим сначала, что там в дневнике у Евы.

Мы с ним выпили еще по пиву. Голова у меня раскалыва­лась, в горле першило, но я пока так и не решился сделать укол из браслета. Мэт работала со своим компьютером, сочи­няя для подчиненных ряд новых приказов на время ее отсут­ствия на Тиринфе. Мы с Карлом обсуждали основные детали управления новым отделом.

В конце концов компьютер заявил: “Поиск окончен. Найдено четыре ссылки на халуков, все они написаны вруч­ную”.

Мне следовало догадаться, что Ева слишком умна, чтобы диктовать свой дневник. Как бы ты ни старался, ты непре­менно наговоришь больше, чем надо. Мы все втроем подошли к дисплею и уставились на тексты с высвеченным сло­вом “халук”. Первый отрывок представлял собой одно предложение, написанное четыре года назад.

“06.01.28: ХАЛУКИ ОТРЦ ПРЧАСТН ПХЩН 6 ЧЛВК С НАКН СВН”.

– Ева писала сокращенно, – пояснила Мэт. – Это озна­чает: “Халуки отрицают причастность к похищению шести человек с Након-Савана”. “Оплот” колонизировал Након-Саван сравнительно недавно. Планета находится примерно в ста пятидесяти световых годах от Кашне, рядом с халукскими мирами Шпоры Персея. К сожалению, об этом деле я ничего не знаю.

– Мы выясним, если потребуется, – сказал Карл.

Следующая запись была сделана три года назад.

“08.12.30: КПТ С УОЛЛОНГОНГ СЛД КРСМ КШНЕ­НК НТКНЛС БРОШН ХЛУК КРБЛ КООРД [23]31.017/ 15.221/+40.916 (ВБЛЗ СИСТ КШНЕ). МРТВ ЭКПЖ = 3 ГРЦЛЬН, И ЧШЧ-КОЖН, 2 ЯЙЦВ + 1 АНМЛН ЧЛВЧ ТРП, ЗП ИДНТФ ПО ЗРЧК ЭМИЛИ БЛЭЙК КЕНИГСБЕРГ, БЫВШ ИССЛДВ ГАЛЫ. НЕПНТН, ПСЖР ОНА ИЛИ ПЛНЦ, ГАЛА ЗАЯВ НЧГ НЗВСТН О ЕЕ МСТНХЖД”.

– Странная запись, – заметил я. – Брошенное халукское судно с мертвым экипажем и аномальным человеческим тру­пом найдено около Кашне кораблем “Оплота”. Зональный патруль проверил радужку женщины; выяснилось, что она когда-то работала на “Галафарму”, исследователем. Непонят­но, то ли она была пассажиркой халуков, то ли пленницей. “Гала” заявила, что ей ничего не известно о местонахождении Эмили Кенигсберг.

– Интересно, что на борту было так много чешуйчато-кожников, – задумчиво сказала Мэт. – Насколько я знаю, на этой переходной стадии халуки почти не способны выпол­нять обязанности членов экипажа космического корабля. Воз­можно, чешуйники не справились с управлением... Тогда по­нятна гибель корабля. Очевидно, какой-то халукский чинов­ник сильно ошибся в расчетах, набирая команду.

– Я посмотрю, что можно найти на Эмили Кенигсберг, – сказал Карл, – и постараюсь выудить всю информацию об этом инциденте.

Третий отрывок, написанный в конце прошлого года, был короче и еще загадочнее.

“15.11.31: ПРЩЛН ОВД С БОБОМ Б ПРД ОТЛ НА ЗМЛ. ОН НШЛ ЧШЮ ХАЛУКА + 1/2СЪЕД ЯЙЦВ ВО ВРМ ОХТ НА РССЛЬН РЫТВ. БЕДОЛГ! ККАЯ УЖСН СМРТ! НО ККОГО ЧРТА ОН ТАМ ДЛАЛ БЕЗ ЗЩТ КСТМ? БОБ ДЛЖЛ СВБ, НО НКАК ДЙСТВЙ НЕ ПОСЛДВ”.

– “Прощальный обед с Бобом Б. перед отлетом на Зем­лю”, – расшифровала Мэт. – Очевидно, это Роберт Баскомб, управляющий портом Кашне. Он практически правит всей планетой. Они с Евой – старые друзья. Я знаю его и его жену Дельфину. Когда я говорила о своих связях, то в первую оче­редь имела в виду именно их.

– Давай дальше. Что там написано?

– Баскомб нашел чешуйчатую кожу халука и полусъеден­ное тело в яйцевидной фазе во время охоты на Рассольной Рытвине. На инопланетянине – в чешуйчатой стадии! – не было защитного костюма. Это более чем необычно. Ева пи­шет: “Бедолага! Какая ужасная смерть! Но какого черта он там делал без защитного костюма? Боб доложил о случив­шемся службе внешней безопасности “Оплота”, однако ника­ких действий не последовало”.

Может, это просто бюрократическая волынка? А может, что-то похуже... Неудивительно, что Ева поручила расследо­вать случай с квастто-халукским пиратским нападением службе безопасности флота, а не людям Шнайдера.

– А что такое Рассольная Рытвина? – спросил я.

– Название довольно известного на Кашне места. Глубо­кое продолговатое озеро с темной сернистой водой, страш­ное, как смертный грех, но любимое охотниками на крупную дичь. Мачо всех мастей обожают, когда старина Боб возит их на Рытвину пострелять. Он дважды брал меня с собой на фото­сафари. Одному Богу известно, как там очутился халук, тем более на грани перемены фаз. Он, очевидно, внезапно пере­шел в яйцевидную фазу и погиб, обнаруженный каким-то хищником. Не повезло бедняге. Вообще-то у них очень креп­кие коконы.

– Давай посмотрим карту, – попросил я Карла.

Он, не дожидаясь моей просьбы, уже что-то шептал в ком­пьютерный микрофон. На втором экране появилась карта, озаглавленная “Кашне. Микроконтинент Грант”. Грант ока­зался куском суши в Южном полушарии, не более шестисот километров в ширину, окруженным невысокими островками. По просьбе Карла в центре микроконтинента появилась рамочка, очертившая часть поверхности, и на экране возникло трехмерное топографическое изображение. Рассольная Рыт­вина, похожая по форме на огурец, тянулась в длину кило­метров на тридцать, а шириной была около семи километров. Вокруг нее виднелись более мелкие синие пятна, в основном круглые озера со скалистыми берегами. Высота суши не пре­вышала двух тысяч метров – несусветное нагромождение от­весных скал, островерхих кряжей, болотистых впадин и ни одной речушки.

– Выщербленный известняк, – сказала Мэт. – На двух больших континентах Кашне во все стороны тянутся бес­конечные сольфатарные поля, и от них поднимаются испа­рения сероводорода и иной дряни; испарения разносятся по планете, окутывая ее вечным смогом и заливая кислот­ными дождями. Грант и большинство других южных микроконтинентов состоят из осадочных пород, вулканов там практически нет. Геологи называют такие пейзажи карсто­выми. Весь континент похож на гигантскую покореженную вафлю. Есть и долины, но они со всех сторон окружены горами, а через местные лесные чащобы практически не в силах продраться наземный транспорт. Вода в основном течет под землей. На поверхности есть только озера и кот­лованы.

К северо-западу от Рытвины, километрах в двенадцати, на карте светилась точка с надписью “Мускат-414 (законсервирован)”. Это был один из временно закрытых аванпостов “Оп­лота” на микроконтиненте.

– Давай посмотрим, что у них там, – сказал я Карлу.

Компьютер послушно доложил, что “Мускат-414” являет­ся одним из центров сбора и переработки сырья, закрытым пять лет назад, когда сырьевые запасы сильно истощились. Пока центр был открыт, роботы собирали в густых окрестных джунглях упавшие на землю плоды экзотического дерева Pseudomyristica denticulata. На автоматизированной фабрике, здесь же, на месте, с плодов сдирали кожуру, перерабатывали их и выращивали культуру вируса ПД32:С2, который исполь­зовали в генной инженерии. “Мускат-414” и девять других законсервированных центров на Гранте предполагалось открыть года через два, когда экзотическая флора восстановит­ся естественным путем.

– Опиши вирус ПД32:С2, включая коммерческое приме­нение и статистику производства, – велел Карл компьютеру.

На экране появился текст, сплошь состоящий из научно­го жаргона вперемежку с газетными клише. Карл прочел его и покачал головой.

– ПД32:С2 производится в 327 действующих центрах на одиннадцати микроконтинентах Кашне; еще 178 центров вре­менно закрыты. Вирус содержит трансферазу очень широко­го спектра действия, годную для экспериментов с зиготами экзотических животных. Здесь говорится, что ее можно также применять для “экспериментального манипулирования чело­веческими микробами”.

– Что бы это значило? – спросила Мэт. – Как по-твоему?

– Потом выясним, – сказал я.

Головная боль усилилась. Я чувствовал, как силы покида­ют меня, вытекая понемногу через каблуки моих сапог. Вот зараза, черт бы ее побрал! Мне некогда было болеть.

– Ты как себя чувствуешь, сынок? – спросил Карл, гля­дя на меня с сомнением.

– Лучше всех. Давай посмотрим последнюю запись из дневника Евы.

Сделана она была пять с половиной недель назад и содер­жала подробное описание пиратского корабля квасттов с по­кончившим собой халуком на борту. Похоже, особого инте­реса у Евы этот случай не вызвал – в дневнике не было ни намека на то, что она собиралась лично начать неофициаль­ное расследование.

– Негусто, – задумчиво протянула Мэт.

– Немало, – поправил я ее, – если добавить к общему уравнению мою встречу с халуками.

– Ты все еще намерен искать Еву на Кашне? – спросил Карл.

– Мы с Мэт завтра же улетаем. У меня есть подходящий корабль. Нагрянем к Баскомбу без предупреждения и заста­вим его отвезти нас к Рытвине. Начнем оттуда, поскольку нам все равно, с чего начинать. Да и Баскомба самого не поме­шает пропустить через пресс. А ты пока будешь работать здесь.

– Погоди минутку! – сказал Карл. – По-твоему, это так просто: вы с Мэт помчитесь галопом на другой конец Шпо­ры, а мне прицепите бляху “Заместитель шерифа” на грудь? Нам нужно установить шпионскую аппаратуру, утвердить пер­сонал. Не говоря уже о том, чтобы согласовать... наше внут­реннее расследование сотрудников главного офиса “Оплота”... займет...

Мама дорогая!

Голос Карла пропал вдали. Перед глазами все поплыло, комната закружилась как бешеная. Грудь у меня наполнилась льдом, а в правый висок вошла стальная игла. Хорошо, я ус­пел ухватиться за край пульта, не то свалился бы на пол, как куль с дерьмом.

Рассудок шептал; сиди прямо смотри перед собой боль пройдет вернется снова в другой день проклятье проклятье проклятье...

Размытое лицо Мэт Грегуар. Она в шоке: до нее наконец дошло.

– Ты же болен, Ад!.. Еще не отошел от дистатического курса, да? Бога ради, присядь!

Она взяла меня за руку, Карл схватил за другую, и меня отвели к креслам возле камина.

– Тебе нельзя так напрягаться, – сказал Карл. – Иначе снова загремишь в больницу. Может, отложим разговор до завтра?

– Нет, закончим его сегодня. Завтра я лечу на Кашне. Дайте мне минутку, я сейчас приду в себя.

Я снял охотничью куртку, закатал левый рукав и сделал себе впрыскивание из браслета. Лекарство подействовало, и я более или менее обрел способность видеть. Карл и Мэт мол­чали. На их лицах было написано все, что они думают.

– Я совершенно здоров. Доктор на Стоп-Анкере сказала, что слабость пройдет. В браслете есть все необходимое, так что я буду в форме.

– На Кашне? – с сомнением произнесла Мэт.

– У меня есть отличный телохранитель. Ты его скоро уви­дишь. А теперь давайте-ка займемся нашими планами.

Следующие три часа мы посвятили созданию нового отде­ла по особым вопросам. Он будет работать, не подчиняясь общим правилам “Оплота”, с собственной независимой сис­темой связи. Карл взял в команду шестерых сметливых, зака­ленных и абсолютно надежных бывших агентов службы безопасности, с которыми я по очереди побеседовал по видеофо­ну; все согласились приступить к работе с завтрашнего дня. Трое, бывшие следователи внутренней охраны, будут искать пропавших дружков Клайва Лейтона и потихоньку прощупа­ют других сотрудников “Оплота”, чтобы выявить заговорщи­ков, обращая особое внимание на Зареда, Данна, Ривелло и их ближайших коллег. Остальные трое, отставные оператив­ники из внешней охраны, попробуют разузнать, были ли в корпорации случаи саботажа. О халуках мы никому не сказа­ли ни слова.

Карл сам выяснит, как еще используется вирус ПД32:С2 и другие биопродукты с Кашне. Кроме того, он соберет досье на шестерых человек, предположительно похищенных халуками, и на погибшую Эмили Блэйк Кенигсберг. Карл также собирался заняться более широкомасштабным поиском: во-первых, собрать самую свежую информацию о халуках и их взаимоотношениях с квасттами, а во-вторых, собрать данные обо всех жителях Шпоры, которые пропали при подозритель­ных обстоятельствах, не исключающих причастность инопла­нетян.

Я категорически запретил Карлу предпринимать какие-либо шаги для розыска Киллана Макграфа, то бишь Бронсо­на Элгара. Сейчас, когда я шел по следу личинок “Галафар-мы”, отложенных в “Оплоте”, большому концерну тем более захочется прикончить меня. По логике вещей, эту грязную работу должны поручить Брону; нельзя допустить, чтобы его спугнули.

Одна из моих обязанностей вице-президента по особым вопросам – служить приманкой в собственной ловушке.

Теперь, когда я снова стал гражданином и, подобно Мэт Грегуар, служащим самого высокого ранга звездной корпора­ции “Оплот”, я был для органов правопорядка Содружества, как говорят юристы, praefectus conlegius [начальник коллегии (лат.)]. Я не имел законно­го права брать подозреваемых под стражу, выжимать их как лимон и представлять полученные в ходе расследования до­казательства в прокуратуру.

Если он не успеет меня убить, Макграф-Элгар станет моим ударным оружием для разгрома Объединенного концерна “Га­лафарма”.

Когда план действий был составлен, я попросил Карла и Мэт сделать перерыв и вызвал Симона на тайное свидание в малый конференц-зал, примыкавший к кабинету Карла.

Вид у отца был подавленный и озабоченный. Он молча выслушал рассказ о составе и функциях нового отдела, а по­том спросил:

– Что тебе нужно от меня?

– Разрешение на неограниченные расходы и приказ всем сотрудникам “Оплота” оказывать всемерное содействие мне и моим агентам.

– Уже готово. Ты просил об этом раньше, помнишь?

Он протянул мне три маленьких прямоугольника – кре­дитные карточки “Оплота” из ниобия на имя Адама Со­сульки, Матильды Грегуар и Карла Назаряна. Еще три кар­точки, ярко-алые, подписанные самим Симоном, представ­ляли собой пароль “Сезам, откройся!”, обязывающий всех служащих корпорации сотрудничать со мной и моими за­местителями под угрозой немедленного увольнения и ли­шения гражданства.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Карлу понадобится надежное место для наших кабине­тов, самый лучший компьютер и оборудование для передачи шифрованных межпланетных сообщений.

– Будет через двадцать четыре часа. А звездолеты вам не нужны? И дополнительный персонал?

– Уже есть, только чем меньше ты об этом знаешь, тем лучше. Ты собираешься на Землю?

– Да. Нам с Даниилом надо посовещаться с сотрудника­ми юридического отдела и подготовить официальный ответ на предложение Алистера Драммонда. Черт возьми, Аса! Если бы “Оплот” получил статус концерна, “Гала” не смогла бы нас и пальцем тронуть!

Я и забыл, что Симон говорил об этом, когда навещал меня в больнице.

– Есть надежда на положительное решение?

– Мы два года изо всех сил проталкиваем этот вопрос в Торонто. Каждый раз, когда нам вроде удается собрать нуж­ное число голосов, чтобы комитет дал добро, что-нибудь непременно нас тормозит. Депутат Ковалев, наш человек в СМТ, в прошлом году ушел из Ассамблеи по состоянию здоровья. А его преемник оказался ставленником “Ста кон­цернов”.

– Вот невезуха!

– Мы потеряли еще один голос, когда Седерстрома ули­чили в связях с группой ретроградов, нелегально продав­ших компьютерное оборудование туземцам с Виган-Наста. Его сняли с должности, и не исключено, что ему предъявят обвинение в измене. Но больше всего вредим себе мы сами. Ты, наверное, знаешь, что прибыли “Оплота” за последние несколько лет упали, а это отнюдь не способствует получе­нию статуса концерна. Более семидесяти планет Шпоры уже созрели для немедленной эксплуатации, однако из-за всех этих накладок нам приходится сдерживать планы расширения.

– Ну-ну.

– А самое большое препятствие – это я. Проклятый ди­нозавр, вцепившийся зубами в пост президента и не желаю­щий назвать своего преемника!

Меня удивило, что он осознает эту проблему. При всей его силе и проницательности Симону было далеко до Ефана.

– А если ты провозгласишь Еву президентом компании, это поможет получить вожделенный статус?

– Как ты догадался?

– Методом исключения. Ева – единственный достойный кандидат.

– Правильно, черт возьми! Конечно, она должна будет это доказать. Разгрести наши Авгиевы конюшни. Основать совершенно новые прибыльные производственные линии. Продемонстрировать всей галактике, что у “Оплота” есть еще порох в пороховницах и что мы достойны быть в рядах “Ста концернов” и влиять на политику правительства Содружества. У Евы полно идей, и мы обсуждали их на Небесном ранчо прошлой осенью. Некоторые из них довольно радикальны, но... – Он осекся и покачал головой. – Аса! Скажи мне, что еще я могу сделать, чтобы помочь найти ее!

– Если ты дашь Алистеру Драммонду смутную надежду – обведешь старого питона вокруг кончика хвоста, – возмож­но, похитители не тронут Еву. У нас есть кое-какие предпо­ложения, где ее искать, и я займусь этим лично.

Его изрезанное морщинами лицо просветлело.

– Скажи, проклятые халуки причастны к похищению?

– Не уверен. Надеюсь через несколько дней это выяс­нить.

– Позвони мне на “Прихлебатель”. У тебя же есть мой персональный межпланетный номер, верно?

– Если мы найдем Еву, – сказал я, – ты первый об этом узнаешь. Только, ради Бога, никому не говори о халуках! Даже родным.

– Как скажешь.

– Я настаиваю, причем категорически!.. Кстати, я хо­тел затронуть еще один важный вопрос, который мы пока не обсуждали. Он как раз касается нашей семьи. Ты ведь понимаешь, что при голосовании по поводу предложения “Галафармы” в совете директоров решающий голос принад­лежит маме?

– Конечно. Катя всегда голосует как я ей говорю. Она доверяет моему деловому чутью. – Он ухмыльнулся. – Пока.

– Ты должен ввести маму в курс дела. Обрисуй ей, что тут творится, поделись своими подозрениями насчет Зареда, расскажи о покушениях на мою жизнь, о послании, которое ты получил, о том, что Ева, возможно, убита. Тогда...

– “Закрыта”! – взревел Симон. – Эта сволочь имела в виду, что Еву забрали, а не убили! Зачем мне говорить об этом Кате? Она только распереживается, и все.

Я продолжал гнуть свою линию, невзирая на его возму­щение.

– Мама должна осознать серьезность ситуации! Должна понять, что ее детям грозит реальная опасность – и ей самой тоже, если она все еще намерена завещать свою долю этому сборищу ксеноблаготворителей, лишив таким образом семью возможности влиять на судьбу компании.

Отец посмотрел на меня удивленными глазами. Похоже, до него начало доходить.

– Ах ты, черт! Я понимаю, к чему ты клонишь.

– Если она погибнет – предположим, во время аварии, которая случится очень кстати, – и ее доля отойдет благотво­рительному обществу, его директора ухватятся за первую же возможность поменять акции “Оплота” на более прибыльные акции “Галафармы”. Зед контролирует двенадцать с полови­ной процентов, принадлежащих Эмме, и он тоже будет голо­совать за слияние. Твои два пакета акций составят тридцать семь с половиной процентов. И тогда голос Торы Скрантон и мелких акционеров станет решающим. Останется ли Тора с тобой, или переметнется к Зеду и согласится на продажу компании?

– Тора останется с Евой, – мрачно сказал Симон. – Она сомневается в моем праве на лидерство. Это одна из причин, побудивших меня отказаться от поста президента. – Он не­много помолчал. – Ты действительно думаешь, что Кате гро­зит опасность?

– В стишках наемного убийцы говорилось: “Не сдашь­ся – продуешь последние три”, – напомнил я ему. – Дан и Вифания – двое из трех, и они должны быть настороже. Но я думаю, мы можем нейтрализовать угрозу, адресован­ную маме, если ты убедишь ее немедленно изменить заве­щание и оставить ее долю благотворительному фонду, уч­редителями которого могут быть Дан, Вифания, ты, Гюнтер Экерт и она сама. Если основать такой фонд, никаких мо­тивов для убийства мамы или давления на нее с помощью угроз просто не останется. Даже “Галафарма” не посмеет убить всех пятерых основателей фонда.

Симон покачал головой.

– Катя может не согласиться. Большинство ее так на­зываемых благотворителей на самом деле махровые ретро­грады, виляющие хвостом перед туземцами. Она никому не позволит контролировать расходы на ее драгоценных ради­калов.

Но у меня был готов ответ и на такое возражение.

– Пускай мама будет единоличным распорядителем, от­вечающим за расходы фонда. Она сохранит контроль над деньгами, зато контроль над голосами останется у четырех осталь­ных учредителей.

Тонкие губы отца изогнулись в усмешке.

– Знаешь, раз на то пошло, мы даже можем ввести твою сестру Вифанию в совет директоров “Оплота” в качестве пред­ставителя фонда – и убрать из правления Катю! Я годами голову ломал, как мне обезопасить ту долю, которую твоя мать унаследовала от Дирка. Мне вечно приходилось опасаться, что она проголосует против меня, просто назло или же по наущению какого-нибудь твердолобого ретрограда. Но если ее убедить, что единственный способ спасти ее детей от манья­ков из “Галафармы”...

Тут я взорвался.

– Пошел ты на хрен, Симон! Речь идет не о голосах и не о том, как надуть членов правления! Речь идет о жизни моей матери! Это для меня действительно важно. И жизнь Евы тоже. И Дана, и Вифании. А твоя драгоценная звездная корпорация “Оплот” мне до фени! Можешь ты понять это своей тупой башкой или нет?

Его зеленые глаза под тяжелыми веками грозно сверк­нули.

– А как насчет меня? Моя жизнь тебя не волнует?

– Не нарывайся на грубости, – огрызнулся я. К моему удивлению, он расхохотался.

– Будут еще приказания?

– Нет.

Я отвернулся, совершенно опустошенный. У меня не ос­талось ни сил, ни эмоций. Я не мог даже возненавидеть его, хотя всей душой желал послать его к черту. Пороха в моей собственной пороховнице совсем не осталось.

Я пробыл в главном офисе “Оплота” почти пять часов. Меня тошнило от всей этой болтовни, и я мечтал завалиться в койку и уснуть, как человек, заблудившийся в пустыне, меч­тает о холодной воде. Но мне еще предстояло встретиться с Мимо, чтобы организовать опасный перелет на Кашне, и убе­диться, что Айвор Дженкинс согласен лететь вместе с нами.

Мы с Симоном вышли из конференц-зала в кабинет. Мэт с Карлом стояли возле голографического окна, молча наблю­дая за безмятежной сценой. Рядом с черным жеребцом пас­лась каурая кобылка, а длинноногий жеребенок резвился под иллюзорным солнышком, топча копытами нарциссы. Вдали виднелись горы со снежными шапками.

Бывший начальник службы безопасности посмотрел на меня с сочувствием:

– У тебя совершенно замотанный вид, Ад. Иди отдохни, не то уборщикам придется соскребывать тебя с ковра.

– Я свеж как огурчик.

– Ну же, не будь таким упрямым! – сказала Мэт.

– Завтра отдохну. А сейчас мы с тобой пойдем ужинать с контрабандистом.

– С кем?

– С нашим шофером-дальнобойщиком, капитаном Гиль­ермо Бермудесом Обрегоном. Тебе он понравится. Он поет старомодные мексиканские песни, водит новенький звездо­лет класса “Бодаскон И660” и потрясающе стреляет из кора­бельных пушек.

Мэт беспомощно глянула на Симона. Тот пожал пле­чами.

Подойдя к транспортеру, я нажал на кнопку и сказал Карлу:

– Поговорим завтра перед отлетом. Ты знаешь, что де­лать. Так что вперед, за работу.

Карл принял оскорбленный вид.

– Он всегда такой? – обиженным тоном спросил он у Симона.

– Похоже. Бог его знает, в кого он такой уродился. Ладно, давай-ка мы с тобой сядем по-стариковски у компь­ютера и подыщем вашему Микки-Маусу надежную норку. А потом завалимся куда-нибудь вдвоем и наклюкаемся до посинения.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – одобрительно кив­нул Карл Назарян.

ГЛАВА 12

Чтобы добраться до Кашне на максимальной скорости в шестьдесят россов, “Эль Пломасо” должен был лететь трид­цать один час. Первые двадцать семь из них я провел в бес­сознательном состоянии в своей каюте, погрузившись в слад­кие сновидения о моем стопарском домике на островах, ко­торыми услужливо снабдила меня сновиденческая машина Мимо.

Всплыв наконец через сутки на поверхность, я чувствовал себя почти нормально и позвонил Мимо по интеркому.

– Hola, mi capitan! [Здравствуй, мой капитан! (исп.)] Как вы там? Уже пообедали? Я поми­раю с голоду.

– Вот и славно, – отозвался он. – Раз ты голодный, значит, идешь на поправку. Скоро будем обедать. Сегодня у нас макароны, салат и цитрукатный шербет. Как тебе такое меню?

– Отлично. А что такое цитрукатный?

– Приходи через полчаса в салон – и узнаешь. А пока можешь проглядеть информацию, которую тебе прислал по секретному каналу твой друг Назарян.

Я поблагодарил его, извлек из бортового компьютера дан­ные (в отличие от погибшей сладкоголосой “Чиспы” “Плома­со” разговаривал суровым мужским голосом) и скопировал их на диск. Там было также два голографильма из архивов Кар­ла, рассказывающих о развитии природы на Кашне и о про­изводстве ПД32:С2. Их я оставил на потом.

Первый раздел отчета Карла представлял собой обобще­ние всего, о чем мы с ним говорили, и формулировку наших целей. Он был такой аккуратист, старина Назарян! Никакой свежей информации о Еве, Клайве Лейтоне и его дружках пока не раскопали, хотя наша новая команда уже вкалывала в поте лица. Двое оперативников были посланы на планеты “Оплота”, где, возможно, имели место случаи саботажа. Ос­тальные четверо трудились вместе с Карлом в тайном убежи­ще, которое Симон нашел для отдела, а именно в подвалах вычислительного центра Ветивария.

Наш компьютерный маг колдовал, пытаясь распутать сильно запутанный след и расшифровать звонок, сделан­ный по телефону Лоис Суон-Эплуайт. Надо полагать, Клайв предупредил этим звонком своего шефа из “Галафармы” и попросил его передать своим трем корешам, что их раскры­ли и надо уносить ноги. Больше того: Лейтон мог также сообщить о том, что я на Серифе – не мертвый, как они полагали, а очень даже живой и самонадеянный, то и дело упоминающий Симона Айсберга самым что ни на есть фа­мильярным образом.

Проверить это очень трудно, поскольку телефонный зво­нок отфутболивался телекоммуникационными системами че­тырех планет, как мячик. Зато таким образом можно было выйти на след какого-нибудь другого агента “Галафармы”, работающего в главном офисе “Оплота”, который тоже ис­пользовал секретный код в течение последних двадцати четы­рех недель, докладывая своему драгоценному шефу. (По ис­течении этого срока записи о межпланетных звонках стира­лись из памяти.) Если повезет, наш киберищейка проследит хотя бы часть пути секретного сообщения, пусть даже адресат останется неопознанным. Тогда мы сумеем нащупать других предателей и установить за ними слежку.

Хотя, конечно, если их шеф знает свое дело, он регулярно меняет код, и тогда нашим усилиям грош цена. Однако попы­таться все-таки стоило.

Еще один наш следователь обнаружил, что безвременная кончина заведующего исследовательским отделом “Оплота” была слишком уж скоропалительно приписана аневризме цент­ральной нервной системы. Лишившись руководства Ку, жиз­ненно важный отдел корпорации месяцами прозябал в бездействии, пока Заред не назначил нового заведующего, который оказался бездарностью. Теперь мой кузен якобы искал ему замену. Бывшего заведующего похоронили на Серифе по китайскому обряду. Наш агент хотел тайно эксгумировать его тело и попытаться доказать, что Ку был убит. Кроме того, он проверял всю подноготную врача, подписавшего свидетель­ство о смерти Ку.

Странная штука: Токийский университет почему-то тянул с отчетом об исследовании останков покончившего с собой халука. Карл попросил Симона, чтобы тот лично надавил на ученых, поскольку “Оплот” был лучшим поставщиком мате­риала для вивисекции ученому сообществу и без труда мог найти себе более щедрых заказчиков.

Два открытия, которые Карл сделал сам, были особенно знаменательными.

Шестеро человек, предположительно похищенных с На­кон-Савана четыре года назад, оказались инженерами-гене­тиками из тамошнего центра, занимавшегося терраформиро­ванием планеты. Единственный свидетель, служащий из пи­щеблока, возвращался домой после долгого ночного кутежа и клялся, что видел грацильного халука, кравшегося к зданию, где работали похищенные.

Хотя содержание алкоголя в крови у свидетеля было 175 мг/дЛ (то есть он был пьян в стельку), ему устроили психо­тронный допрос, чтобы проверить показания. Никаких при­знаков присутствия халуков службой внешней безопасности “Оплота” установлено не было, и, судя по архивным записям, ни один халукский корабль в планетную атмосферу не вхо­дил. Однако Након-Саван был колонизирован лишь в 2228 году, и его спутниковая сенсорная установка находилась как раз в те дни на ремонте.

Правительство Содружества отправило официальный про­тест “Оплота” по поводу наконского инцидента в зону халу­ков и попросило разрешения просканировать одиннадцать халукских колоний в Шпоре на предмет наличия там людей. Совет Девятерых ответил отказом. Зональный патруль тем не менее издалека провел сканирование – безрезультатно. По­скольку доказательство причастности халуков к наконскому похищению было более чем хлипким, власти положили дело на полку, а “Оплот” выплатил семьям инженеров компен­сации.

Второе важное открытие Карла касалось покойной Эмили Блэйк Кенигсберг. Врач и знаменитый профессор ксенобио­логии Стэнфордского университета, она в 2226 году поступи­ла на работу в “Галафарму” и там изучала ДНК туземных рас Шпоры Персея. В 2228 году она ушла из “Галы” и занялась, как было написано в досье, “самостоятельными исследования­ми”. Карл нашел горы данных о ее работе в Стэнфорде, но когда попытался выяснить, какие обязанности она выполня­ла в “Галафарме” и что это за самостоятельные исследования, то наткнулся на глухую стену.

Каким образом ее труп оказался на брошенном халукском корабле, дрейфовавшем в космосе возле Кашне в 2229 году, так и осталось загадкой. Никаких доказательств, что Эмили Кенигсберг похитили, найти не удалось, а ничего противоза­конного в том, что независимая гражданка сотрудничала с инопланетянами, в принципе не было. На корабле вышла из строя система жизнеобеспечения, что повлекло за собой смерть всего экипажа, А поскольку вызвано это было повреждением генератора энергии, то и все данные в навигационном уст­ройстве оказались стерты, так что определить пункт отправ­ления и назначения судна не удалось.

Узнав об инциденте, халукские власти заявили, что поня­тия не имеют ни о какой Кенигсберг и тем более о том, зачем она летела на их корабле. Останки халуков передали их род­ным. Тело Кенигсберг по просьбе ее брата было доставлено на Землю и предано земле.

Карл также прислал обширную информацию по вирусу ПД32:С2, включавшую любопытный факт: его широко исполь­зовали в центре терраформирования на Након-Саване. Про­дажа культуры вируса достигла за последние десять лет рекордных высот. Наиболее активными покупателями являлись само Содружество, а также пятьдесят или шестьдесят концер­нов, которые поддерживали таким образом равновесие и не давали правительству захватить монополию на это сырье. Среди концернов была и “Галафарма”, хотя закупки делала сравни­тельно небольшие, учитывая объем ее операций в Руке Орио­на и Завитушке Стрельца.

ПД32:С2 был всего лишь одним из тысяч полезных ви­русов на межпланетном рынке. Особая ценность его зак­лючалась в том, что вирус мог переносить громадные коли­чества ДНК как в простые клетки тела, так и в тела микро­бов, живущих в высших организмах. При этом измененный с помощью вируса индивид не только приобретал иные физические характеристики, но и передавал их своему потомству.

Карл изучил проект “экспериментального манипулирова­ния человеческими микробами" с использованием ПД32:С2, который так нас заинтриговал. Оказалось, этот проект, фи­нансируемый концернами “Галафарма”, “Сердолик” и “Шел­ток”, так и не был доведен до конца. В 2226 году концерны спонсировали предварительные исследования с целью со­здания нового подвида гомо сапиенс, способного выжить на крайне враждебных планетах Р-класса с мощной радиа­цией.

На некоторых из этих ужасных планет обнаружили за­лежи ангексоктона, ангекссептина и других сверхтяжелых элементов, о которых мечтали энергетики “Шелтока” и хи­мики-атомщики “Сердолика”. Роботизированные заводы, уп­равляемые рабочими с орбиты, оказались чересчур дорого­стоящими, однако сильно измененные гуманоиды, живу­щие на планете, могли бы сделать добычу редких элемен­тов вполне рентабельной.

Небольшие генетические изменения, позволившие лю­дям приспособиться к жизни на планетах С– и Т-3-класса, давно стали практикой жизни. Но предложения адаптиро­вать людей к Р-мирам постоянно отклонялись Ассамблеей из этических соображений. Необходимые генно-инженер­ные изменения были настолько существенны, что новый подвид не смог бы жить на землеподобных планетах. Эти люди были бы обречены на вечную ссылку в местах, по сравнению с которым дантовский ад выглядел пляжем на Гавайях.

“Шелток”, “Сердолик” и “Галафарма” были крайне недо­вольны, когда Ассамблея Содружества забраковала их проект. Президент “Шелтока” даже выразил свое удивление по пово­ду поднятого шума. В конце концов, гуманоиды получали бы хорошую зарплату...

Я отложил доклад Карла, сбросил пижаму, надел джинсы и рубашку с надписью “Загон ОК”. Если я со своей командой сумел нащупать на основе всех этих невероятных данных связь между “Галой” и халуками, точно так же это могла сделать и Ева. Конечно, с ее стороны было неблагоразумно пускаться в рискованное расследование самой – следовало уведомить официальные лица из Секретариата по межпланетной торгов­ле или Секретариата по инопланетным делам, – но я ее по­нимал.

У нее не было доказательств.

Я-то собственными глазами видел, как инопланетяне бро­сились на выручку агенту “Галафармы”, а Ева располагала лишь косвенными уликами. Если бы она пошла со своими подозрениями в СМТ, особенно после того как служба безо­пасности “Оплота” даже пальцем не шевельнула, чтобы расследовать дело о найденном на Кашне яйцевидном трупе ха­лука, торговый Секретариат наверняка отфутболил бы ее в СИД. Секретариат по инопланетным делам, в свою очередь, пере­дал бы дело зональному патрулю, в котором платных осведо­мителей концерна было даже больше, чем в самом СИДе. Патруль примчался бы на Кашне во всей своей красе, и все, у кого совесть нечиста – и люди, и инопланетяне, – ускакали бы прочь быстрее изнасилованной обезьяны, заметая за со­бой следы.

Ева тоже это понимала. Как и у меня, у нее возникли сомнения в преданности Олли Шнайдера и его людей. А поскольку это дело было чревато колоссальным взрывом, она не могла доверить расследование даже собственным со­трудникам (или своему приятелю Бобу Баскомбу) – имен­но потому, что боялась спугнуть предателей внутри “Оп­лота”.

Очевидно, она решила тайком обследовать район Рассоль­ной Рытвины, чтобы найти доказательства связи “Галафар­мы” с инопланетянами и сообщить о своих находках непос­редственно Симону.

Это была ошибка. Возможно, фатальная.

Мимо и Мэт уже сидели за круглым обеденным столом, ожидая меня.

– Ну наконец-то! – сказал капитан Бермудес. На нем был изысканный жемчужно-розовый вельветовый костюм и синий свитер. Мэт щеголяла в спортивном одеянии, а ее тем­ные кудри были влажными – надо полагать, она занималась в гимнастическом зале корабля.

– Все нормально? – спросил я. – Никакие злодеи не гонятся за нами?

– Нет, – ответил Мимо. – Первые несколько сотен све­товых лет мы летели зигзагами, и я все время проверял, нет ли за нами хвоста. Вроде чисто. Сейчас мы уже почти на краю Шпоры Персея, поэтому шансы, что какой-нибудь бандит засечет наш след, минимальны.

У “Пломасо” был только один недостаток: звездолетов класса “И660” в Шпоре насчитывались единицы, и все они, кроме судна Мимо, принадлежали зональному патрулю. Та­ким образом, наш гиперпространственный след был почти уникален, и опознать его не составляло труда. Зато высле­дить нас мог не каждый, хотя маскировочное поле, которое помогло Мимо так удачно спрятаться за кометой Z1, дей­ствовало лишь на орбите, когда включались субсветовые двигатели.

– “Галафарма” наверняка в курсе, что я жив и лечу на этом корабле, – сказал я. – Возможно, они уже вычислили, что мы направляемся на Кашне, особенно если Еву держат там заложницей.

– Я включил защитные поля, – успокоил меня Мимо. – Даже если эти сволочи рассчитают нашу гиперпространствен­ную траекторию, мы проскользнем незамеченными. Когда мы перейдем на субсветовую скорость в системе Кашне, черта с два нас обнаружат! Так что садись и не дергайся.

Столовая на “Пломасо”, как и остальные помещения, была обставлена очень продуманно, функционально и в то же время не без роскоши, оправдывая звание салона, как величал ее Мимо. Полированная мебель из красного дере­ва, красивая мексиканская люстра ручной работы над сто­лом, занавески, обрамляющие иллюминатор с ослепитель­ными росчерками звезд, и разноцветные горшки с декора­тивными кактусами.

На столе стояли четыре фарфоровые тарелки и серебря­ные приборы.

– Где Айвор? – спросил я.

Как по заказу великан отворил дверь и, сияя улыбкой, вошел в салон. На нем был полосатый передник, а в руках – поднос, уставленный яствами.

– Я здесь! Шеф-повар к вашим услугам.

Айвор поставил на стол большое блюдо с макаронами, политыми ароматным томатным соусом, миску с салатом из бобов и четыре чашечки с десертом, затем снял фартук и сел рядом с нами.

Я попробовал макароны.

– Потрясающе! Не сравнить с той белибердой из тюби­ков, которой я травился на бедняжке “Чиспе”.

– Я просто состряпал обед на скорую руку, – сказал Айвор Дженкинс. – Это spaghettini alla carretiere [спагетти no-извозчичьи (ит.)] со све­жим базиликом и уймой чеснока.

– Он настоял на том, что будет готовить во время поле­та, – сказал Мимо. – Мы с Мэт питались по-королевски, пока ты дрыхнул без задних ног.

Юный гигант смущенно потупился.

– Я хотел отработать свое содержание.

– Отработаешь его, когда прилетим на Кашне, – пообе­щал я. – Задача будет не из легких, несмотря на все наше защитное снаряжение.

Айвор снял свой миостимуляторный ободок; нужно на­помнить ему обязательно надеть его, когда мы отправимся к Рассольной Рытвине.

– Мне кажется, работать одним в первозданных дебрях на такой опасной планете, как Кашне, все-таки неразумно, – сказала Мэт. – Я против. Боб Баскомб может дать нам на­дежных проводников и людей из службы безопасности...

– Нет, – отрезал я. – Мы нагрянем на Кашне без пре­дупреждения. “Пломасо” останется на орбите, Мимо включит маскировочное поле и будет следить за обстановкой. Баскомб сам отвезет нас к Рассольной Рытвине, откуда мы начнем расследование. Я не хочу, чтобы кто-нибудь еще на планете знал о нашем прибытии.

Мэт нахмурилась, но возражать больше не стала.

Я уговорил полную тарелку спагетти и перешел к салату из бобов, печенки и рыбы с хрустящим красным луком. Айвор накупил на Серифе кучу продуктов. Рыба – вернее, ее серифский аналог, – была ужасно вкусной, а цитрукат­ный десерт, украшенный сверху взбитыми сливками и клуб­никой, оказался кисло-сладким и освежающим. Когда мы выпили напоследок контрабандного земного кофе, я сде­лал повару самый лучший комплимент, на какой был спо­собен;

– Молодец! Я и сам не приготовил бы лучше.

– Я научился стряпать в детстве, – сказал Айвор. – Нам с отцом пришлось заботиться о себе самим, когда мама ушла от нас, а он вечно пропадал на работе, так что готовить ему было некогда.

– И чем занимается ваш отец? – сочувственно глядя на него, спросила Мэт,

Юноша, внезапно смутившись, отвел глаза, и я вспомнил слова Мимо о том, что Айвор – сын его “партнера”.

– Отец Айвора, как и я, занимается импортно-экспорт­ной торговлей, комиссар Грегуар, – осторожно ответил ка­питан Бермудес.

– Ясно. – Мэт невозмутимо пригубила кофе. – Боль­шинство служащих “Оплота”, живущих в Шпоре, многим обя­заны таким людям, как вы и отец Айвора. Жизнь была бы куда скучнее – и значительно дороже, – если бы нам прихо­дилось покупать все те небольшие, но приятные вещицы, к которым мы привыкли, в магазинах корпорации. Не волнуй­ся, Айвор. Я нахожусь здесь не как начальник службы безо­пасности флота, а как частное лицо. И, Бог свидетель, я по­купаю не меньше контрабандных товаров, чем любой другой гражданин.

– Значит, тебя тоже можно обвинить в коррупции? – в шутку поддел я ее.

– Только в том, что касается французских духов и бель­гийского шоколада, – отрезала она. – Я никогда не подде­лывала улик и не допускала гибели свидетелей, находивших­ся у меня под стражей.

Мимо открыл было рот, собираясь вступиться за меня, однако я его опередил:

– Не бери в голову. У Мэт свое мнение на мой счет; пусть, имеет право. Она с самого начала не скрывала, что она думает обо мне. А у меня нет ни сил, ни желания ворошить эту старую историю. – Я кивком показал на доклад Карла Назаря­на, лежавший на столе. – Вы все успели его просмотреть?

Айвор явно обрадовался тому, что мы сменили тему.

– Я его еще не видел. Но, возможно, вы не хотите, чтобы я читал этот секретный материал? Я хмыкнул и сунул ему распечатку.

– Я взял тебя с собой не в качестве повара или судомой­ки, Айвор. Ты полноправный член команды. Просмотри все, что здесь написано. Я хочу услышать мнение каждого из вас, чтобы сообразить, что все это значит.

– Постараюсь, – сказал он.

– Больше всего меня в этом докладе беспокоит воз­можная причастность халуков как к похищению Евы, так и к заговору “Галафармы”. Почему, как вам кажется, инопла­нетяне вдруг забыли о своей непреодолимой ксенофобии, подружились с “Галой” и даже пошли на преступления, за которые Содружество может жестоко их покарать? Это явно каким-то боком связано с генной инженерией. Только ка­ким?

– Самый очевидный ответ заключается в том, – сказа­ла Мэт, – что халуки отчаянно хотят изменить свои соб­ственные жизненные формы. Быть может, в их зоне есть планеты класса Т-3, и они надеются их колонизировать. Думаю, вы знаете, что у них очень остро стоит проблема перенаселения.

– Расскажи поподробнее, – попросил я. – Я об этой расе вообще мало что знаю.

– Халуки как разумная форма жизни развились в неболь­шом созвездии в 17200 световых годах от кончика Шпоры Персея. Их необычные алломорфные циклы – следствие не­обычной конфигурации орбиты их родной планеты, на кото­рой полгода царят жуткая жара без осадков и сильная ультрафиолетовая радиация. Халуки, как и мы, существа углерод­ные в своей основе, они дышат кислородом, и для образова­ния белков в организме им необходимы азот, сера и фосфор. Их тела, как и наши, извлекают энергию из Кребсова цикла. Будь у них выбор, они предпочли бы жить на планетах типа Т-2, более теплых и сухих, чем планеты Т-1, предпочитаемые землянами, однако они вполне могут приспособиться к жиз­ни и в землеподобных мирах.

– Похоже, им очень понравилось бы в Аризоне, – про­бормотал я. – Ручаюсь, они подружились бы с гремучими змеями. И по темпераменту вполне совместимы... Извини, Мэт. Не давай мне тебя перебивать.

– Постараюсь, – сухо ответила она и продолжила лек­цию: – Халуки колонизировали геномсовместимые планеты Т-1 и Т-2 в своем созвездии и отчаянно нуждаются в Lebensraum [Жизненном пространстве (нем.)], однако расширять владения, осваивая Млечный Путь, они не могли, пока не создали пригодные для этого звездолеты. Сто двадцать земных лет назад халуки наконец добрались до края Шпоры Персея, основали колонии на один­надцати планетах, идеально подходивших им, и хотели про­должить колонизацию дальше. Однако не тут-то было...

– В Шпору пришла “Галафарма”, – кивнул я.

– Вот именно. Начиная с 2136 года, концерн в течение четырех лет обследовал все планеты 23-й зоны, за исключе­нием халукских и квасттских миров, вторгаться в которые было запрещено статьей 44 Конституции Содружества. “Гала” за­столбила все оставшиеся свободными планеты Т-1 и Т-2. А поскольку халукский Совет Девятерых категорически отка­зался вступить с человечеством в торговые отношения, Со­дружество велело им и думать забыть о колонизации каких-либо еще планет в нашей галактике.

Служба внешней безопасности “Галафармы” и зональный патруль подкрепляли это требование силой – пока им каза­лось, что за планеты Шпоры стоит сражаться. Халуки никог­да не решались объявить человечеству настоящую войну за колонизацию планет; они знали, что у них нет шансов победить нашу более технически развитую расу. Подчиняясь дав­лению, они подписали пакт о взаимном ненападении, однако продолжали атаковать земные корабли и колонии, когда счи­тали, что это сойдет им с рук. Как и не столь многочисленная раса квасттов, с которыми халуки то воюют, то вступают во временный союз, они официально открещиваются от пират­ских нападений и налетов на колонии, заявляя, что их соверша­ют “неконтролируемые преступные элементы”. Когда “Галафар­ма” убралась со Шпоры Персея, у халуков снова разгорелись глаза на наши планеты – но тут им по шапке дал “Оплот”.

– Я не понимаю, каким образом это связано с интереса­ми халуков в области генной инженерии, – сказал я. – И уж тем более до меня не доходит, что имел в виду Бронсон Эл­гар, когда заявил о взаимовыгодном сотрудничестве “Галы” и халуков.

– Быть может, – предположила Мэт, – инопланетяне заключили сделку, чтобы с помощью земной технологии изменить флору и фауну планет класса Т и С в их созвез­дии? Теоретически таким образом они получат тысячи но­вых планет для колонизации, после того как злобные хищ­ники станут благодаря нашей науке славными и безвред­ными, а некоторые из них – даже вкусными. Взамен ха­луки могли пообещать открыть свои планеты для торговли с человечеством. А “Гала” получит статус концерна-фаворита.

И все равно мне это казалось бессмысленным.

– Тогда почему халуки не вступили в сделку с “Опло­том”? Зачем им понадобилось тайное посредничество “Гала­фармы”?

– Возможно, “Галафарма” предложила им что-то такое, чего нет у “Оплота”, – ответила Мэт. – Или потому, что “Оплот” не согласился бы это продать ни за какую цену.

– К примеру, саму Шпору Персея? – иронически поин­тересовался я.

Над столом повисла гнетущая, чреватая взрывом тишина.

– Бросьте! – фыркнул я. – Даже “Гала” не настолько безумна. Содружество пока не принадлежит концернам! Они не в праве вступать в сделки с суверенной инопланетной ра­сой. А кроме того, руководство “Галы” небось локти кусает с тех пор, как “Оплот” завладел планетами Шпоры и доказал, что они могут быть экономически выгодными. Поэтому кон­церн и лезет со своими предложениями о слиянии. Он хочет вернуть Шпору Персея.

– Концерну “Галафарма” принадлежат тысячи планет в секторах Ориона и Стрельца, – сказала Мэт. – Ему не нуж­ны все обитаемые планеты Шпоры.

– Не все, – вступил в беседу Мимо, – а только те, где есть особенно ценные ресурсы.

 – В 23-й зоне 3016 пригодных для жизни человека пла­нет, – сказала Мэт. – На шестидесяти четырех из них есть довольно большие колонии “Оплота”. Еще около двух со­тен – это редконаселенные ничейные планеты, бывшие форпосты “Галафармы” с заброшенными производственны­ми центрами, которые мы потенциально можем у нее от­нять. Остальные планеты официально принадлежат “Оп­лоту”, СМТ выдал на них лицензии, но они пока не освое­ны людьми. Возможно, “Галафарма” предложила их халу­кам?

Мимо закурил “Ромео и Джульетту”. Эксклюзивная сига­ра благоухала пряностями и можжевельником.

– Если на то пошло, “Гала” могла сделать это легально – после приобретения “Оплота”. У Ассамблеи не было бы при­чин возражать, если бы ее членов убедили в том, что такой жест откроет широкий новый рынок в созвездии халуков, а также населенных халукских колониях. А инопланетяне по­лучат не только Lebensraum, но и доступ к высоким техноло­гиям в обмен на сырье.

– И все-таки это не объясняет, зачем халукам понадоби­лось красть ПД32:С2 и похищать ученых, которые понимают в нем толк. Зачем так рисковать, если “Галафарма” согласна продать им свои услуги?

Айвор Дженкинс дочитал отчет Карла и положил его на стол. Он слушал нашу беседу, задумчиво нахмурясь, а потом вдруг сказал:

– А может, халуки вовсе не заинтересованы в изменении флоры и фауны планет? Что, если они хотят изменить свой собственный геном?

– Caracoles! [Улитки! (исп.)] – прошептал Мимо. – Представьте только, какого прогресса достигло бы человечество, если бы нам пришлось почти полгода проводить в зимней спячке, как это делают халуки!

– Летней спячке, – поправил его Айвор. – Они ведь принимают яйцевидную форму во время жаркого и сухого сезона.

Мимо пожал плечами.

– No importa. Все равно это не жизнь.

– Ассамблея всегда запрещала производить существен­ные изменения в человеческих генах, – сказала Мэт. – Не думаю, что она так легко согласится на эксперименты с гена­ми других разумных видов даже по их просьбе. Разгорятся долгие споры о возможных последствиях... И решение вряд ли будет положительным.

– Да им откажут, и все дела, – сказал я, – И это впол­не понятно, учитывая историю развития халуков. Если их психика станет такой же активной, как наша, баланс сил в галактике полетит ко всем чертям. Лет через пятьдесят они вполне могут решить, что судьба велит им вторгнуться в Руку Ориона.

– Интересно, руководство “Галафармы” задумывалось об этом хоть ненадолго? – мрачно спросила Мэт. – Или их ин­тересует только рынок?

– Выгода прежде всего! – цинично заявил я. – Больше концерны ни о чем не думают. И мне кажется, “Оплот” ни­чуть не лучше...

“У-у-у! У-у-у!” – пронзительно взревела сирена.

Меня чуть кондрашка не хватила. Мимо прокусил свою дорогую сигару. Отплевываясь, он вскочил и помчался в ко­ридор, ведущий к рубке. Я побежал следом. Все бортовые динамики стальным компьютерным голосом передавали пре­дупреждение:

– Тревога! Тревога! Возможен перехват. Судно идет на сближение. Предположительно, судя по опознавательным зна­кам, это халуки. Через пять минут корабль окажется на рас­стоянии действия фотонного оружия.

ГЛАВА 13

Усевшись в пилотское кресло, Мимо вырубил сигнал тре­воги и спокойно сказал:

– Навигатор! Запрограммируй маневры ухода. Компь­ютер! Объясни, что значит “предположительно”. Это халу­ки или нет?

“След от двигателя похож на халукский, – ответил ком­пьютер. – Но характеристики судна не соответствуют ни од­ному из известных халукских звездолетов”.

– Покажи мне его! – потребовал Мимо.

Бандитский корабль был еще слишком далеко, так что на экране мы увидели лишь силуэт с обозначениями размеров, скорости и курса. Вцепившись от изумления в спинку кресла Мимо, я прошептал:

– Матерь Божья! Неудивительно, что он сумел подкра­сться к нам!

Цифры на экране показывали, что эта дрянь приближа­лась к нам со скоростью шестьдесят три росса, что в прин­ципе было невозможно. Выглядел корабль как проткнутый кинжалом желудь в пупырышках – очень похоже на то ог­ромное инопланетное судно, что примчалось на выручку Бронсону Элгару, только в длину он был около двухсот метров.

Наш компьютер выдал лаконичное сообщение:

“Судно повторяет маневры “Пломасо” и продолжает при­ближаться. До перехвата с использованием фотонного ору­жия осталось четыре минуты пятнадцать секунд”.

– Включи пушки, – велел ему Мимо.

– Не может этого быть! – воскликнул я. – Такую ско­рость способны развивать только экспериментальные модели “Бодаскона”! Но их еще не запустили в производство.

– Скажи об этом пиратам, – посоветовала мне Мэт из-за спины. – И я тебя очень прошу: сядь и не загораживай капи­тану экран.

– Ты тоже сядь, Мэт... И ты, Айвор, – потребовал Ми­мо. – Все садитесь. Скорее!

Я отпустил спинку сиденья Мимо и плюхнулся в кресло второго пилота. Когда летишь на безынерционном судне, ни­какого движения не ощущаешь; однако я с удивлением услы­шал, как Мимо отдает приказ:

– Обеспечить в рубке защиту против перегрузок!

Мое кресло опутало меня всякими гибкими отростками, напрочь лишив способности двигаться. Я мог шевелить толь­ко глазами и губами.

“Три минуты до перехвата”.

Мимо спокойно отдавал приказы:

– Включи программу обороны; активизируй по моей команде защитные поля на полную мощь. Включи программу навигации и, тоже по моему сигналу, подготовься к выходу в гиперпространство. При выходе в нормальное пространство заглуши субсветовой двигатель. Не включай – повторяю! – не включай субсветовые двигатели и не программируй курс сразу после выхода из гиперпространства. Запрограммируй – повторяю! – запрограммируй курс через пятьсот миллисекунд после выхода.

Тут даже компьютер потерял самообладание: “Опасность! Опасность! Такой маневр не рекомендуется! Сохранение углового галактического импульса приведет...”

– Отменить предупреждение, – велел Мимо. – Включи программу обстрела, цель – преследующий нас корабль. Не теряй цель из виду во время гиперпространственного перехо­да. При выходе из прыжка выпусти по координатам цели шесть самонаводящихся торпед. А теперь скажи, сколько времени осталось до перехвата, и начинай обратный отсчет.

“До перехвата одна минута четырнадцать секунд... тринад­цать... двенадцать...”

Я знал, что намерен сделать Мимо. Это могло нас спа­сти – но с таким же успехом и убить.

Сканирующие приборы на халукском судне покажут, ког­да мы перейдем на субсветовую скорость. Пираты бросятся за нами. Не исключено, что инопланетяне предвидели такой маневр. В сущности, это классическая тактика отрыва от бо­лее быстрого преследователя. Халуки уверены, что наш звез­долет вынырнет в нормальное пространство, следуя тем же виртуальным курсом, каким он шел на сверхсветовой скоро­сти, и что субсветовые двигатели автоматически включатся вместе с заглушающими инерционное поле генераторами, что­бы компенсировать угловой галактический импульс.

Иными словами, халуки будут ожидать, что мы сделаем гиперпрыжок и рванем в том же направлении дальше. Что было бы вполне разумно. Мы могли начать маневры и попы­таться удрать, петляя, как зайцы, только по окончании пога­шения инерции движения, то есть секунды через две после выхода из гиперпространства.

И как раз в эти две секунды, когда мы наиболее уязвимы, халуки, следуя за нами по пятам, выстрелят в нас из фотон­ных пушек.

Разве только мы, подобно неуловимому коту Макавити Т.С. Элиота, окажемся совсем не там, где нас ждут, – благо­даря сохранению углового галактического импульса.

Угловой импульс – штука не очень понятная, однако в ней нет ничего загадочного. Его действие проявляется и в катящемся колесе, и в каруселях с раскрашенными лошадка­ми. Возле оси крутящейся вещи вращение происходит довольно медленно. Зато по краям оно гораздо быстрее. Грязь прили­пает к ступице колеса, но на самом ободе притяжение ослабе­вает, и грязь отлетает в сторону. Лошадки во внешнем круге карусели бегут быстрее, чем те, что ближе к центру.

И в нашей вращающейся галактике звезды и небесные тела на краю Млечного Пути – в Шпоре Персея, напри­мер, – крутятся вокруг галактической оси очень быстро, со скоростью более миллиона километров в час.

То же самое делает и звездолет, когда капитан командует: “Стоп машина!” Кажется, что корабль неподвижен по отно­шению к окружающем его частичкам пыли и небесным ос­колкам, однако на самом деле он приобретает угловую скорость вертящейся звездной карусели. Он подчиняется зако­нам небесной механики и “сохраняет” угловой галактический импульс.

Когда корабль выходит из гиперпространства и по каким-то причинам не может включить программу погашения инер­ции, с ним происходят ужасные вещи. Угловая скорость не­медленно превращается в скорость движения по касательной. Как комок грязи отлетает от вертящегося колеса велосипеда, так и корабль летит куда-то ко всем чертям по более или ме­нее прямой линии. Нашим преследователям покажется, что “Пломасо” мчится в совершенно неожиданном направлении... если только его не разнесет в клочья. Несмотря на то что инерция все-таки погашается, хоть и не в полной мере, кор­пус корабля беспощадно корежит, его пассажиров швыряет из стороны в сторону, словно воробьев в урагане. Зато, если звездолету и экипажу удается спастись, такой маневр дает короткое тактическое преимущество перед противником.

Мимо дал нам выигрыш в полсекунды.

“Десять секунд до перехвата. Девять... Восемь...”

На цифре “два” наш капитан отдал приказ: “Старт!”

Во время этого сумасшедшего гиперпространственного перехода “Пломасо”, бывший на грани аннигиляции, стонал, как раненый зверь. Мы все четверо потеряли сознание, не­смотря на защитные поля, без которых нас просто размазало бы. Бортовой компьютер, защищенный собственным полем, продолжал выполнять инструкции капитана.

Прошло пятьсот миллисекунд. Врубилась программа вы­хода из подпространства. Бешеная тряска и вращение замед­лились, затем прекратились совсем, агонизирующий стон ко­рабля тоже смолк.

Все это произошло слишком быстро, чтобы человеческий мозг сумел хоть что-то осознать. Сердце у меня отчаянно ко­лотилось, я тяжело дышал – и наконец до меня дошло, что мы по крайней мере выжили. Мои ослепшие глаза обрели способность видеть, хотя смотреть особенно было не на что. Рубка, похоже, не пострадала. Все еще пригвожденный к креслу противоперегрузочной упряжью, я услышал тихое гудение субсветового двигателя, заглушенное стонами моих спут­ников.

Поскольку защитные поля были по-прежнему включены на полную мощность, главный видеоэкран оставался пустым. Индикатор, встроенный в шлем, показывал “Полный стоп”. Спокойно дрейфуя, мы крутились на галактической карусе­ли. Нами управлял угловой импульс, незаметный для наших органов чувств.

– Отключить противоперегрузочную аппаратуру. Умень­шить напряжение защитного поля, – скомандовал Мимо.

А почему бы и нет? Либо мы выиграли – либо проиграли. Пора уже узнать.

Па видеоэкране появилась прекрасная и в то же время пугающая картина. Десятки концентрических радуг с незем­ной расцветкой расходились, словно круги на воде, от черно­го центра и пропадали в усеянной звездами тьме. Пока “Пло­масо”, сотрясаясь всем корпусом, летел, как пуля, выпущен­ная из гиперпространства, бортовой компьютер послушно исполнял команды, изо всех сил стараясь выправить курс, и послал самонаводящиеся аннигиляционные торпеды в направ­лении нашего преследователя. Хотя бы одна из них должна была достигнуть цели. Корабль халуков напрочь пропал во вспышке гамма-лучей.

“Пломасо” пострадал совсем несильно, если не считать кухни и обеденного салона, где незакрепленная посуда, бан­ки с продуктами и столовые приборы смешались в живопис­ном беспорядке, позволив нам воочию увидеть, что означает выражение “со страшной силой”. Айвор, уверявший, что он не испытывает никаких побочных действий после этого не­легкого испытания, пошел на корму, чтобы привести в поря­док наши кулинарные припасы. Мэт очень вежливо попросила меня проводить ее в салон для отдыха, чтобы “обсудить ситуацию”. Мимо остался в рубке, программируя роботов-ремонтников.

Я сделал себе впрыскивание из медбраслета, однако орга­низм после пережитого потрясения требовал дополнительных успокаивающих средств. Я нашел в меню “Маргариту” с грейп­фрутом, потребовал целый графин и налил нам обоим по вы­сокому бокалу. Свой я заглотнул залпом. Без соли. Терпеть не могу соль в “Маргарите”.

Вспышка от перехода на субсветовую скорость на миг за­лила салон белым светом – корабль снова ложился на курс. Я плюхнулся на диван напротив обзорного иллюминатора. Мэт с достоинством уселась на соседний диван, потягивая коктейль и глядя на проносящиеся мимо звезды. Прошло не­сколько минут. Она начала бросать в мою сторону многозна­чительные взгляды.

Я знал, что она хотела от меня услышать.

Но говорить я этого не собирался.

В конце концов она не выдержала и плюнула на такт и профессиональную вежливость:

– Ад! Твоему первоначальному плану дальше следовать нельзя. Нападение халуков означает, что мы должны немед­ленно уведомить власти Содружества.

– Нет, – сказал я.

– Но это единственный разумный путь! Теперь, когда у нас есть доказательства, что инопланетяне участвуют в заго­воре против “Оплота”...

– Какие доказательства? Компьютер “Пломасо” может пре­доставить информацию, что нас преследовало неизвестное суд­но – то ли халукское, то ли нет. Пираты не представились нам и даже не сообщили о своих намерениях. Они просто мчались нам наперерез на сумасшедшей скорости. А капитан Гильермо Бермудес, наемник “Оплота”, подозреваемый в пе­ревозке контрабандных товаров, обстрелял их ни за что ни про что.

– Но... и ты, и Мимо, вы оба знали, что это халукский корабль! И что у него враждебные намерения. Ты можешь подтвердить, что конструкция у этого судна была такая же, как и у того громадного звездолета, экипаж которого забро­сил тебя на комету.

– Тогда я был изгоем. Мое свидетельство не будет иметь силы в суде. А Мимо автоматически будет лишен доверия из-за его сомнительных делишек. Даже если нам поверят, что это был именно халукский корабль, мы не сможем до­казать его враждебные намерения. Содружество не ведет войну с халуками. Официально мы находимся в состоянии перемирия, поскольку обе стороны подписали пакт о ненападении.

Мэт сменила тему:

– Ты же знаешь, что кто-то из сотрудников “Оплота” на­вел на нас инопланетян!

– Возможно.

– Тогда ты должен понимать, что это безумие – вести расследование на Кашне своими силами. Нам нужна солид­ная поддержка.

– Не обязательно.

– Позволь мне по крайней мере позвонить зональному патрулю! Я скажу им, что, судя по имеющейся у меня инфор­мации, Еву насильно удерживают на Кашне. ЗП пошлет тя­желовооруженный крейсер, и он уже через четырнадцать ча­сов будет там! А мы пока последим за планетой, чтобы ника­кой подозрительный звездолет оттуда не улетел.

– Нет. Мы не станем извещать патруль, пока не найдем неопровержимые доказательства. Я уже говорил тебе: эту опе­рацию будем проводить по-моему. Если не хочешь участво­вать в наземной экспедиции, оставайся с Мимо на орбите и следи за планетой. Мы с Айвором сами управимся.

– Черт тебя побери, Асаил Айсберг! Ты такой же упря­мый осел, как твой отец!

Я одарил ее своей знаменитой улыбкой и налил себе еще “Маргариты”.

Она сидела, испепеляя меня взглядом, однако вскоре лицо ее смягчилось, и она неожиданно спросила:

– Что это за имя – Асаил?

– Библейское. По словам мамы, один из воинов царя Давида, быстрый и ловкий. Это имя существует в семье Айс­бергов вот уже пять поколений. А почему – похоже, никто не знает. Я всегда думал: интересно, остальные Асаилы ненави­дели это имя так же сильно, как и я?

Мэт тихо рассмеялась.

– Попробовал бы ты пожить с таким именем, как Ма­тильда!

– Французское?

– В общем, да. – Впервые за все время нашего знаком­ства она, похоже, чуть опустила барьер, который воздвигла между нами, когда мы встретились в конференц-зале “Опло­та”. – Мои родители с Мартиники. Это в Карибском море.

– Говорят, там очень красивые острова.

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Я никогда не была на Земле.

Странно! “Оплот”, как правило, не скупился на отплату отпуска своих сотрудников.

– И где твои родители обосновались потом?

– В Лоредане. Я там родилась. У них был свой маленький бизнес на одном из островов, где добывали лютеций. Мне едва исполнилось шестнадцать, я училась в школе-интернате на материке, когда в результате пиратского налета на рудник начался пожар, уничтоживший все селение. Мои родители погибли.

– Мне очень жаль, Мэт. Пиратами были квастты?

– Люди. Корабль флотской службы безопасности “Опло­та” взорвал их судно прямо в небе. И после этого... Звучит очень банально, но, когда мне пришлось выбирать карьеру, я выбрала флот.

Мне хотелось разговорить ее дальше, но тут в салон с шумом ворвался Мимо. Увидев запотевший от холода графин, он расплылся в довольной улыбке:

– Ага! Вы, значит, тут кайфуете в обществе “Маргариты”? Отлично! Я составлю вам компанию – а потом вознагражу себя за победу!

Мэт выпрямила спину и мгновенно замкнулась. Я выру­гал про себя старого друга за то, что он нарушил столь много­обещающий тет-а-тет.

Тем временем Мимо отхлебнул глоток и начал рыться в затейливо украшенной шкатулке, довольно бормоча себе под нос:

– У меня тут осталась одна “Хойо де Монтерей”. Я уже год как храню ее для особого случая... Сейчас выкурю... Вот она!

– Ты осмотрелся по сторонам перед тем, как включил сверхсветовой двигатель? – спросил я. – Других пиратов нет поблизости?

– Пока нам ничего не грозит. Сканер высокого разре­шения показал, что в округе тридцати световых лет нет ни единого корабля. В этом секторе мало населенных планет. Думаю, халуки, которых мы подстрелили, слишком увлек­лись и не успели передать сообщение. Иначе мы бы его запеленговали.

Я не был так уверен, как Мимо, что наши враги побоятся атаковать нас еще раз, после того как мы показали им свои клыки, однако шансы на победу у нас довольно приличные – если мы будем действовать быстро.

– Интересно, сколько у халуков кораблей новой конст­рукции? – задумчиво проговорила Мэт. Я мрачно пожал плечами:

– Кто знает? Шестьдесят три росса! Боже правый!

Мимо обрезал сигару и поджег ее кончик старинной за­жигалкой, терпеливо ожидая, пока она как следует не займет­ся. Запах у дорогого табака был божественный, почти как у поджаренного кофе. Мимо глубоко вдохнул и выпустил клу­бы дыма в направлении иллюминатора. За редкими в этом регионе звездами Шпоры мерцали крохотные искорки созвез­дия халуков, находившегося в 17 200 световых годах пути. Когда-то инопланетянам требовалось семь земных месяцев, чтобы долететь до Млечного Пути. Теперь их звездолеты по­крывали это расстояние за двенадцать дней.

Когда Мимо заговорил снова, голос у него был уже не такой счастливый:

– Я исколесил, почитай, всю галактику, но никогда даже не слышал, чтобы инопланетный корабль развивал такую ско­рость.

– Создание подобных кораблей для алломорфной расы – особенно трудная задача, поскольку их физические возмож­ности сильно ограниченны, – заметила Мэт. – Быть может, именно поэтому их так интересует генная инженерия? Хотят более эффективно вкалывать на галерах технического про­гресса?

– Трудно поверить, что они изобрели эти скоростные суда. – Я покачал головой. – Все равно как если бы апачи в девятнадцатом веке вдруг создали бы джипы, чтобы го­няться за американской кавалерией.

– Не оскорбляй индейцев! – возмутилась Мэт. – Им для этого никакая генная инженерия не понадобилась бы. Хвати­ло бы просто инженеров-машиностроителей.

– Ладно, шутки в сторону. Может, на халукских планетах объявили срочную мобилизацию? Вы ничего подобного не слышали?

– Население на этих планетах многочисленное, – отклик­нулась Мэт, – но тяжелая промышленность там не развита. Если халуки действительно переживают сейчас скачок техни­ческого прогресса, то происходит он не здесь, а в их соб­ственном созвездии.

Мимо задумчиво посмотрел на горящий кончик сигары – и бросил в нас бомбу:

– Друзья мои! Я готов поспорить на пачку “Особых” – за которыми мне придется слетать на Землю, – что новые ха­лукские двигатели изобретены людьми. А может, даже и сде­ланы.

– Не может быть! – воскликнула Мэт.

– Но следы выброса у обоих судов были характерны для халукского топлива, – заметил я.

– И тем не менее! Раса vergas [недоделков (исп.)] не способна на такой тех­нологический прорыв. Им нужна помощь, причем немалая и достаточно многолетняя.

– Вы сами-то хоть понимаете, что это означает? – в ужа­се спросила Мэт.

– Есть еще одна вещь, в которой я уверен, – ответил Ми­мо. – Модернизированный халукский корабль, который мы только что уничтожили, и тот гигантский лайнер, который мы с Адом видели в системе Стон-Анкера, не могли быть построены при пособничестве одной “Галафармы” и нелегальных торгов­цев космическим оборудованием. Здесь необходим тайный сго­вор с самой верхушкой “Ста концернов”. Что, если двигатели халукам поставляет “Бодаскон”? У них уже есть опытные образ­цы, а у “Бодаскона” много общих интересов с “Галафармой”.

Страшно подумать, однако выглядело это все очень правдоподобно. Прежде чем представить новые звездолеты на рынок Содружества, агропромышленные компании должны были пройти через бесчисленные рогатки законов и положе­ний о безопасности и правилах использования их продукции. Продажа первоклассных опытных образцов инопланетянам, жаждущим их заполучить, была категорически запрещена. И в то же время она наверняка приносила колоссальную прибыль.

– Тогда корпус им мог поставить “Хоумран”, – вслух размышлял я. – Топливо – “Шелток”. Металл и керамику – “Сердолик”. Если ты прав, союз “Галафармы” с халуками – лишь вершина айсберга.

– Кретины! – воскликнула Мэт. – Как можно оправдать поставку самой современной технологии потенциально враж­дебным инопланетянам? Какую игру затеяли эти чертовы кон­церны?

– Опасную игру, – сказал капитан Гильермо Бермудес Обрегон.

Она была даже более опасна, чем мы думали. Но поняли мы это только на Кашне.

ГЛАВА 14

Из космоса планета выглядела крайне неприветливой. Чуть больше Земли, россыпь темных миниатюрных континентов, покрывающих бледное море подобно экземе, облачный по­кров, окрашенный в цвет хаки дымом от серных вулканиче­ских полей, над полюсами – красно-зеленые полярные сия­ния... У планеты не было естественных спутников, только четыре искусственных сателлита на все про все. Приблизив­шись к единственному спутнику, следившему за орбитой, мы одурачили его электромагнитной вспышкой.

Мимо включил маскировочные поля и оставил “Плома­со” на высокой орбите. Наземным станциям, пиратам и дру­гим звездолетам наше закамуфлированное судно покажется обычным скопищем небесных обломков. Катер, на котором мы с Мэт и Айвором собирались лететь на планету, был более уязвим для наземных электромагнитных сенсоров; впрочем, Мимо уверял нас, что у него в рукаве есть еще один контра­бандистский трюк, так что мы сядем незамеченными.

Пока они с Айвором проверяли катер и снаряжение для экспедиции, мы с Мэт позвонили Бобу Баскомбу.

В Куполе Кашне – герметичном анклаве с населением около восьми тысяч душ – было сейчас три часа ночи. В сущности, это был единственный постоянный населенный пункт на планете. Управляющий портом наверняка еще спал. Я попытался соединиться с ним через спутник, минуя планетарную систему связи, а потом Мэт просто позвонила ему по домашнему видеофону.

Баскомб ответил сразу. Лет около сорока, нос пуговкой и круглые, как у ребенка, щеки. Сонные глаза припухли, а во­лосы стоят торчком во все стороны.

– Баскомб, – буркнул он. – Что стряслось?

– Боб! Это Матильда Грегуар, флотская служба безопас­ности. Включи скамблер, чтобы нас не подслушали. Только быстро!

– Мэгги? Да что случилось-то?

Он нажал на кнопку, и донесся тройной сигнал шифро­вального устройства.

– Ты один, Боб? Это очень важно. Мне нужна твоя по­мощь.

– Помощь? – Он поморгал, потер свой носишко, ма­лость пришел в себя, натянуто улыбнулся и продолжил при­ветливым тоном, превозмогая раздражение от ночного звон­ка: – Да, я один. Дельфина улетела на выходные на Ногаву-Крупп. То-то она расстроится, что ты ее не застала! Что слу­чилось, детка? Ты недавно прилетела? Где ты остановилась? И почему не предупредила меня? Мы бы...

Мэт прервала это несмолкаемое стаккато.

– Послушай! Делай, что я скажу, ладно? Это правда очень важно. У тебя есть в аппарате диск для записи?

– Что? Да, он включен.

– Во-первых, никому не говори, что я на Кашне.

– Заметано.

– Во-вторых, ты сейчас же едешь на охоту. Придумай правдоподобное объяснение для своих подчиненных. Ты уез­жаешь дня на два, если не дольше, и никто не сможет с тобой связаться.

– Мэтти! Я думаю...

– Не перебивай. Введи в компьютер ложный план по­лета. На самом деле ты отправишься на микроконтинент Грант, координаты: юг 43-33-02-1, восток 172-40-16-3. Не лети напрямик, попетляй для верности. Убедись, что за то­бой нет хвоста. После того, как приземлишься, свяжись со мной по каналу 677, и я дам тебе дальнейшие инструкции. Возьми “Ворлон ЭСК-10”. Нам нужен полностью оборудованный “прыгунок”, который сможет функционировать как лагерь.

– Это довольно большое судно. Если я скажу в ангаре, что лечу один...

– Ты начальник порта или нет? Нам нужен чертов “пры­гунок”!

– Понятно. – Боб наконец совершенно проснулся и печально добавил: – Ты меня совершенно ошарашила, Мэтти.

– Прости меня, пожалуйста, за резкость, но ситуация критическая. Прилетай через четыре часа, в 7.00 по планетно­му времени. Не опаздывай. Это вопрос жизни и смерти.

– Можешь на меня положиться, детка.

Мэт поднесла к экрану алую карточку “Сезам, откройся!”, которыми снабдил нас Симон.

– Я не просто прошу тебя о помощи, как друга. Я вы­полняю распоряжение президента “Оплота”. Предупреждаю тебя еще раз, Боб: никому ни слова, иначе хлопот не обе­решься.

Его глаза сверкнули. Он облизнул губы.

– Это... Это как-то связано с Евой Айсберг?

– Почему ты спрашиваешь? – насторожилась Мэт.

– При встрече объясню.

С этими словами Боб неожиданно прервал связь.

Мы оба были поражены.

– Черт возьми! Позвони ему еще раз! – сказал я.

Мэт снова набрала код, однако мы услышали только го­лос оператора, перечислявшего виды услуг. Боб Баскомб не отвечал на звонок.

– И что ты об этом думаешь? – мрачно спросила Мэт.

В глазах управляющего портом отразились какие-то силь­ные эмоции, но я был почти убежден, что это не чувство вины и не предательство. Мне и раньше доводилось видеть такое выражение на лицах людей, когда до них доходило, что их худшие подозрения начали сбываться.

– Он не знает, где Ева, – сказал я. – Но что-то он знает.

– Если он тоже заговорщик...

– Нет, вряд ли, – сказал я, подумав немного. – Если он знал, что инопланетяне занимаются на Кашне подпольным бизнесом, с какой стати тогда он рассказал Еве про объеден­ный труп халука?

– Да, тут что-то не вяжется. Если бы он хотел заманить ее на Кашне, то наверняка придумал бы более убедительный предлог.

Из интеркома раздался голос Мимо:

– Катер готов. Можете отправляться, когда захотите.

– Не будем спешить с выводами, – сказал я Мэт. – Мы примем меры предосторожности. А когда узнаем, что именно Баскомбу известно о Еве, тогда и будем думать дальше. Если что, запрем Боба в катере, а сами обследуем район на его “прыгунке”. А в самом крайнем случае мы всегда можем по­слать сигнал Мимо, и он вызовет зональный патруль. Что скажешь?

– Пошли уже!

Мэт развернулась и направилась к корме.

Катер резко опустился над заледенелым океаном у Юж­ного полюса. Яркое полярное сияние подсказало старому хит­рецу Бермудесу, что Кашне подвергается довольно сильной бомбардировке потоками частиц, выброшенных солнцем. Помехи, образующиеся при этом на магнитных полюсах, благополучно скрыли нас от любого наземного пеленгатора. Про­летев почти над самыми волнами пять с лишним тысяч кило­метров, мы добрались до микроконтинента Грант, располо­женного в противоположном Куполу Кашне полушарии. Здесь был уже вечер, и по пути нас немного потрепала гроза. Срезая ветви деревьев и лавируя между холмами красного и желтого песчаника, катер подлетел к западной окраине Рассольной Рытвины и плюхнулся вниз, мгновенно опустившись на дно длинного узкого озера.

Пока мы летели над джунглями, сенсорные устройства просканировали окрестности. Судя по показаниям приборов, долина кишела мириадами крупных животных, но никаких следов людей или халуков обнаружить не удалось. Если пре­ступники действительно были здесь, то сейчас, похоже, они залегли на дно.

И мы тоже.

Я сидел у пульта управления катером, а Мэт и Айвор на­блюдали за подводной жизнью с помощью эхолокатора высо­кого разрешения. Туча грязи и органических ошметков, взба­ламученная катером, быстро улеглась. Мы находились акку­рат в ямке посреди хаотического нагромождения подводных скал. В водных потоках, вызванных нашим погружением, ко­лыхались ленты водорослей в несколько метров длиной. Удо­стоверившись, что сели мы достаточно надежно, я опустил якорь, а затем включил один из наших самых универсальных приборов – крохотный многофункциональный буек разме­ром не больше яблока, который выпрыгнул на поверхность, высунул антенны и послал лазерный импульс на “Пломасо”, извещая Мимо, что мы добрались до цели.

Когда я переключил буек в режим наземного наблюде­ния, на большом экране в кубрике появился увеличенный компьютером вид неспокойной поверхности Рассольной Рыт­вины. И кое-что еще.

– Господи, помилуй! – воскликнул Айвор.

Я сам невольно поморщился, внезапно вспомнив прожор­ливую морскую жабу со Стоп-Анкера.

Внешне это существо напоминало плезиозавра. На эк­ране оно выглядело огромным, почти таким же длинным, как наш двенадцатиметровый катер, с блестящими глаза­ми-блюдцами и широко открытой пастью, усеянной остры­ми клыками. Похоже, это экзотическое лох-несское чудо­вище направлялось прямо к нам, явно намереваясь нас со­жрать.

Но, конечно же, нам ничего не грозило на дне озера, а мерзопакостная водная зверюга, принявшая буек за свою оче­редную добычу, была на самом деле около восьмидесяти сан­тиметров длиной. Я настроил защитный бластер буйка на са­мую низкую мощность и выстрелил. Бедная маленькая Несси отпрянула при виде молнии, окутанной черным дымом, и исчезла, взметнув вокруг себя фонтанчик брызг.

– Мы пришли с миром, – виновато сказала Мэт. – Но хамить все-таки не стоит.

Я настроил сканер буйка на широкую перспективу и ос­мотрел северный берег озера. С Баскомбом договорились встре­титься в небольшой прорытой приливами бухте, окруженной причудливыми известняковыми утесами. С обеих сторон бух­ту ограждали острые и голые, как топорища, мысы. А к вос­току и западу тянулись скалы около трехсот метров высотой, усеянные пещерами. Кое-где из нижних пещер струились во­допады.

Встреча была назначена сразу после заката по местному времени. Мы прибыли на два часа раньше, исходя из сообра­жений безопасности и здравого смысла. Вода скрывала катер лучше всякого наземного камуфляжа, так что если Баскомб нашлет на нас халуков или же привезет с собой в “прыгунке” десантников из “Галафармы”, ему не удастся застать нас врас­плох.

Но если честно, я не думал, что Боб, старый приятель Евы, нас подставит. Меня удивляло лишь то, что он так долго молчал, никому не сообщая о местонахождении моей сестры. Пусть даже Олли Шнайдер по приказу кузена Зеда не сильно распространялся об исчезновении Евы, наверня­ка управляющего портом Кашне поставили об этом в изве­стность. В конце концов, он один из служащих высшего звена, несмотря на то, что под его началом больше роботов, чем людей. Во время разговора с Мэт Баскомб быстро со­образил, что мы ищем Еву. Почему же он не уведомил ад­министрацию “Оплота”, когда получил первый тревожный сигнал?

Ответ напрашивался сам собой: потому что Ева запретила ему это делать.

Мы ждали, сидя в подводном катере, и вместе наблюдали за окрестностями. Присутствие в кубрике Айвора лишало нас с Мэт возможности вести приятные доверительные беседы, так что пришлось посмотреть архивные голографильмы, присланные Карлом. Мэт уже изучила их, но для нас с Айво­ром эта информация была совершенно новой.

Первый фильм представлял собой “Путеводитель-ужас-тик для туристов, посещающих Кашне”, способный до смер­ти напугать вас описаниями гнусной географии, флоры и фауны планеты. Составители рассчитывали вызвать у по­тенциальных туристов ощущение дикого мандража, и им это удалось. Мы с Айвором обменивались комментариями по поводу исполненных черного юмора шуточек, чтобы унять бегущие по коже мурашки, в то время как Мэт дели­лась с нами воспоминаниями о своих прежних визитах в Зеленый Ад, от которых кровь стыла в жилах почище, чем от проклятого видео.

Второй фильм был совсем другим. Он представлял собой учебный видео для служащих “Оплота” и демонстрировал про­изводство вируса ПД32:С2 в пятистах “мускатных” центрах, разбросанных на Кашне. Как и большинство фильмов подоб­ного рода, это была самореклама, педантичная и скучная. Однако мысли, на которые она наводила, скучными отнюдь не казались.

Я с удивлением (и беспокойством) узнал о том, что закон­сервированные фабрики не были полностью закрыты в меж­сезонье, как я предполагал. Системы жизнеобеспечения на них продолжали функционировать – и оборудование, под­держивающее работоспособность простаивающих роботов, тоже. Более того, роботизированные сборщики урожая регу­лярно выезжали в джунгли, собирали плоды Pseudomyristica и привозили их на фабрики для анализа. Когда вирусы размно­жались в кожуре плодов в достаточном количестве, об этом извещали “Мускат-1” в Куполе Кашне, инженер нажимал на кнопку, и производство вируса продолжалось уже в центре.

Фильм умалчивал об инспектировании замороженных фабрик. Возможно, оно осуществлялось автоматически, как и само производство, а затем отсутствующему персоналу по­сылали данные, подтверждающие, что в центре все спокойно. Очевидно, техники выезжали на место действия крайне ред­ко, только если компьютер докладывал о каких-то сбоях или неполадках.

Когда фильм закончился, я задал своим спутникам воп­рос на засыпку:

– А может, халуки втихомолку стряпают себе ПД32:С2 на одной из фабрик Гранта? Как вы думаете?

– По-моему, не исключено, – ответил Айвор. – Особенно если им помогает подкупленный персонал. Послать фальшивые данные с фабрики в Купол Кашне – плевое дело для компетент­ного программиста. А вот свернуть подпольное производство и затаиться во время наездов проверяющих – это для халуков куда труднее, если учесть враждебность окружающей среды.

– Обеспечение надежного тыла – дело действительно нелегкое, – согласилась с ним Мэт. – Правда, халуки по­крепче людей, даже в грацильной фазе, но жить на планете С-2 им тяжело. Они не могут просто разбить лагерь в джунг­лях. Строить наземные базы для отдыха или прятаться на орбитальных спутниках им тоже не с руки – быстро обнаружат.

Пока я размышлял о других способах, к которым могли прибегнуть инопланетяне, Мэт с Айвором изучали крупно­масштабную карту северной окраины Рассольной Рытвины, где Боб Баскомб нашел останки халука. Куда мог идти этот злополучный путник, если не на фабрику “Мускат-414”? Од­нако погиб он в двенадцати километрах от нее, на такой пере­сеченной местности – слишком большое расстояние. В днев­нике Евы ничего не говорилось о том, было ли у халука ка­кое-нибудь транспортное средство, однако, пребывая в че­шуйчато-кожной фазе, ограничивающей его интеллектуальные способности, инопланетянин мог управиться разве что с трех­колесным велосипедом. К концу алломорфного цикла он уже еле ходил... пока не превратился в неподвижный и беззащит­ный кокон, невольно став добычей местного хищника.

Но если инопланетянин заблудился, каким-то образом отстав от остальных подпольных производителей вируса ПД32:С2, почему его сообщники не отправились на поиски? Они должны были знать, что их compadre [приятель (исп.)] на грани перехода в новую фазу и потому особенно уязвим. Пускай технология халуков отстает от нашей, все же у них есть сканирующая аппаратура, которая способна обнаружить следы собрата по расе. Однако “бедолага”, как выразилась Ева, погиб в одиночестве, когда его тело остыло до температуры внешней среды, и его можно было найти лишь случайно – или же выслав на поиски экспедицию, что было крайне опасно.

Меня осенила блестящая идея, объясняющая как присут­ствие халука в первозданных дебрях, так и возможность для инопланетян оставаться незамеченными, работая на фабриках. Я обсудил идею со своими коллегами, и они нашли ее довольно многообещающей. Мэт поинтересовалась, ведется ли на планете геологическое наблюдение. Я переадресовал ее вопрос Мимо, который послал его Карлу, и через час с небольшим мы получи­ли ответ: если такое наблюдение и велось, то информация о нем хранится в главной базе данных Купола Кашне.

К сожалению, доступ втихую к купольному компьютеру с нашего катера (и даже с “Пломасо”) был невозможен. Но ког­да Баскомб прилетит на “прыгунке”, он сможет сделать зап­рос и проверить правильность моей догадки.

Мэт с Айвором проголодались и ушли из кубрика подкре­питься. У меня аппетит отбило напрочь, так что я остался у пульта со стаканом молока и печеньем, сказав, что буду про­должать наблюдение с помощью сенсоров буйка.

Все было тихо, если не считать приглушенного гудения двигателей подводного катера и случайных ударов о порос­шие микроорганизмами скалы, когда нас качало течением. Похоже, Рассольная Рытвина – не лучший вариант для “Под­водных рейсов капитана Ада”. Ил и грязь осели на дно, но из-за планктона и естественной окраски вода оставалась мутной. Время от времени на поверхности озера тускло вспыхивали молнии. Неяркий свет приборов то и дело выхватывал в воде спиральные водоросли и экзотические рыбообразные суще­ства, плавающие между ними. Мелкие существа, похожие на слизняков и усоногих раков, ползали по иллюминатору, изу­чая незнакомое существо, оказавшееся на дне. Никаких враждебно настроенных зверюг не было видно. Наверное, малыш­ка Несси предупредила своих сородичей.

Я прикончил печенье и погрузился в дрему, убаюканный покачиванием водных глубин. Меня пробудил звонок комму­никатора, однако звонил не Баскомб. Это опять был Мимо.

– Карл Назарян прислал еще одно сообщение. Токий­ский университет наконец представил предварительный отчет об исследовании тела халука-самоубийцы.

– Хорошо.

Результаты вскрытия инопланетянина волновали меня сей­час меньше всего, и я не мог понять, с какой стати Мимо мне позвонил.

– Похоже, Симону Айсбергу пришлось подмазать ученых и выделить новый грант профессору Сибуйя и ее коллегам, чтобы они согласились обнародовать результаты. Универси­тет хранил их в тайне по требованию Секретариата по ино­планетным делам.

Я сразу проснулся:

– Дай-ка угадаю! Они нашли в трупе халука измененные ДНК.

– Exactamente [Совершенно верно (исп.)]. У этого типа, который летел на корабле квасттов, была веская причина покончить с собой. Будь он задержан на Ногаве-Крупп хотя бы на несколько месяцев, его тайна выплыла бы наружу. Когда люди Сибуйи сравнили ге­ны трупа с генетическими образцами халуков, они обнару­жили глубокие аномалии. Цепочки ДНК, ответственные за переход из одной фазы в другую, были заменены. Изучение еще не закончено, однако Сибуйя почти уверена, что этот халук постоянно пребывал бы в грацильной фазе. Никаких алломорфных циклов. Никакой полугодовой спячки.

– Мы так и думали...

– Это еще не все, – прервал меня Мимо. – Главная причи­на, по которой Секретариат по инопланетным делам встал на уши и наложил запрет на выдачу информации, заключается в том, что в хромосомах погибшего халука нашли звенья чуже­родной ДНК: нашей.

– Человеческой!

– Без сомнения. Сибуйя не знает, каковы в точности функции гуманоидных цепочек. Исследования займут еще по меньшей мере год. Симон летит сейчас на Землю на “При­хлебателе” и просит тебя немедленно связаться с ним. Со­единить?

Меньше всего я сейчас хотел, чтобы меня отвлекали от дела бесплодные споры с отцом.

– Подожди немножко. Сперва я должен все обдумать.

– Карл боится, что Симон обнаружил связь между твои­ми приключениями с халуками и “Галой” и результатами вскрытия в Токио, что позволило ему сделать определенные выводы. – Мимо замялся и продолжил почти виноватым то­ном: – Ад! Твой отец наверняка чувствует, что ты погрузился в это дело с головой и что твоя жизнь в опасности. И, воз­можно, он прав.

– В моей желтой субмарине на стенке висит девиз, – сказал я. – “Ныряльщики всегда погружаются с головой”.

– Я знаю, ты очень беспокоишься за Еву, – мягко прого­ворил Мимо. – Главная задача для тебя – спасти ее, а также спасти звездную корпорацию твоей семьи. Но попробуй спро­сить себя, как отреагировала бы твоя сестра на все это, будь она на твоем месте. Ведь ситуация похожа на летящий с горы снежный ком. Жизнь Евы, конечно, важна, и выживание “Оплота” тоже. Но разве Ева поставила бы их выше безопас­ности Содружества Планет Человечества?

– Не кати на меня бочку, амиго! Я уже обсуждал это с Мэт Грегуар. Не стоит впадать в панику. Мы ничего не выиг­раем, передав расследование властям Содружества раньше времени. Так что если Симон начнет на тебя давить или ты увидишь, что он готов перепрыгнуть через забор и самолично вовлечь в это дело Содружество, постарайся его остудить.

– Я постараюсь, Ад. Но советую тебе поторопиться. Си­мон – самая незначительная из твоих проблем.

ГЛАВА 15

Боб Баскомб прибыл точно по расписанию, когда день клонился к концу и грозовые раскаты продолжали греметь уже в вечерних сумерках. Он даже не попытался подлететь незаметно. Оставалось надеяться, что халуки – если у них есть здесь наземные посты – примут его за очередного охот­ника.

Мы с Айвором смотрели на монитор через плечо Мэт. “Ворлон ЭСК-10” вертикально спустился из низко нависших туч и сел на пляже. “Прыгунок” был чуть меньше нашего катера. Как только он приземлился, из темноты возле подно­жия утеса выползло около десятка темных фигур. Мэт увели­чила их изображение, и мы увидели стаю внушительных хищ­ников размером с медведя, приземистых и четырехлапых. Остроконечные гребни на громадных головах, клювы, изог­нутые, как у канюков, и большие глаза, горевшие в свете то и дело полыхающих молний, производили неизгладимое впечатление. Одна из зверюг напала на летательный аппарат, мертвой хваткой вцепившись зубами в опору. Остальные, по­хоже, подбадривали своего сородича.

На крыше “прыгунка” открылся маленький люк, оттуда вылезла тонкая механическая рука со множеством сочлене­ний – и разогнулась. Цилиндрический бластер на ее конце развернулся, взял хищника на мушку и выпустил синий раз­ряд. Гигавольты электричества пробежали по телу животного. Оно вспыхнуло огнем, вся жидкость из тела мгновенно испа­рилась, и фонтан светящихся ошметков брызнул на омытую прибоем гальку. Остальные звери в ужасе отпрянули и дали деру. Если не считать отметин от зубов и пятна копоти, “пры­гунок” остался цел и невредим.

– Давай посмотрим, один там Баскомб или нет, – ска­зал я.

Мэт включила термальный сканер буйка. На мониторе появилось спектральное изображение судна в разрезе. Самые теплые его части сияли ярко-зеленым светом: двойной двига­тель, ствол бластера, часть корпуса, нагретая испепеленным хищником, некоторые приборы в кабине пилота и один чело­веческий силуэт, сидящий в пилотском кресле с кружкой го­рячей жидкости в руке.

Мэт переключила буек в режим связи и выбрала канал 677, с малым радиусом действия и без видеоизображения.

– Боб? Ответь мне, пожалуйста!

– Я здесь, Мэтти. Слушаю. У тебя довольно слабый сигнал.

– Ты выполнил все мои инструкции?

– Все как ты велела! – с жаром ответил он. – Взял аэро­бус на неопределенное время и убедился, что за мной нет хвоста. Что дальше, детка?

– Я соединю тебя с руководителем операции. Он все объяс­нит.

Мэт вытащила маленький ручной микрофон и передала его мне.

– Боб! Это Асаил Айсберг, брат Евы.

– Дан! Сколько лет, сколько зим! Добро пожаловать на Кашне...

– Я не Даниил Айсберг. Я Асаил. Другой брат. Тот самый. Долгое молчание, а потом недоуменное:

– А-а...

Даже на краю галактики мое имя было запачкано грязью.

– Я теперь работаю на “Оплот”, Боб. Вице-президент по особым вопросам. Мое нынешнее задание касается моей сест­ры Евы. Она прилетала на Кашне?

Снова многозначительное молчание. А потом он загово­рил взахлеб, словно испытывая облегчение от возможности излить душу;

– Да, она была здесь. Прилетела без предупреждения грузовым экспрессом с Тиринфа около месяца назад. На обычном судне, поставляющем нам запасы, – порой они берут парочку пассажиров. Она замаскировалась под жен­щину средних лет, причем так, что узнать ее было невозможно. Экипаж судна понятия не имел, кто она такая. Мы с Дельфиной тоже. Когда Ева появилась у нас в квартире в Куполе и смыла грим, мы чуть в обморок не хлопнулись! Мы даже не думали...

– Без эмоций, пожалуйста. Только факты.

– Она попросила достать ей защитное снаряжение, “пры­гунок” и необходимые для прививок медикаменты. Сказала, что ее волнует труп халука, на который я наткнулся у Рас­сольной Рытвины. Ева хотела посмотреть, можно ли взять еще образцы для анализа ДНК. Я сказал ей, что это возмож­но. Прошло всего пять месяцев. У халуков в яйцевидной фазе крепкая броня. Если только на него не набрел какой-нибудь гигантский хищник...

– И ты просто дал Еве все, что она просила? – Я даже не пытался скрыть свое неодобрение. – Ты отпустил ее одну в Зеленый Ад?

– Я отговаривал ее, как только мог! Сперва предложил ей послать моих людей, чтобы они привезли ей образцы тканей. Она сказала, что это строго засекреченная операция и она одна знает, какие образцы нужно брать. Мне стало любопыт­но: может, из кокона халука производят какие-то новые сногсшибательные антибиотики?.. Я сказал, что могу сам слетать за образцом. Она категорически отказалась. Я предупредил ее, что район возле Рассольной Рытвины крайне опасен, и заявил, что не стану брать на себя ответственность и не отпу­щу ее одну. Тут она так взбесилась, что чуть было все уши мне не оборвала. “В таком случае я обойдусь без твоей помо­щи!” – орала она. Вы же знаете, какой у Евы темперамент! И я сдался.

– Но почему ты не доложил о ее исчезновении?

– Потому что она не исчезала, черт побери! – чуть не крикнул он в ответ. – Перед тем как Ева села в “прыгунок”, она заставила нас с Дел поклясться, что мы никому не рас­скажем о ее приезде на Кашне. Мы пообещали. Через три дня ее “прыгунок” вернулся в порт. Я решил, что она нашла то, зачем прилетала, и вернулась на Тиринф.

У меня екнуло сердце. Может, моя сестра все-таки улете­ла с Кашне?

– А “прыгунок” можно было заранее запрограммиро­вать на возвращение? Может, его послали в порт из другого места?

– Я дал ей “Гаррисон-Лагуна”, который программируется как угодно. Если хочешь, он тебе “Лебединое озеро” станцу­ет! Но почему Ева отослала его назад? – Поскольку я не от­ветил, Боб задал еще один вопрос: – Вы думаете, его отослал кто-то другой?

– Скажи мне лучше, что ты сделал после того, как полу­чил извещение от службы безопасности “Оплота” об исчез­новении Евы.

– Но я его не получал! Мне прислали всего лишь сооб­щение о пропавшей женщине, по описанию напоминавшей Еву. Без имени. Откуда мне было знать?

Он слишком много возмущался, и я хотел надавить на него посильнее. Однако Мэт предостерегающе положила мне руку на плечо и попыталась его успокоить:

– Я согласна с тобой, Боб. Фотография, разосланная ад­министрацией “Оплота”, была намеренно искажена. Заред Айсберг не хотел, чтобы об исчезновении Евы узнала пресса. Расследование проводилось втихую. Он допускал, что Ева временно скрывается по личным причинам. А что твоя планетная служба безопасности сделала с объявлением?

– Опубликовала его, как обычно. Я впервые увидел фо­тографию в вечерней газете, и моя жена тоже. Надо сказать, Дел встревожилась больше меня. Пропавшая женщина могла быть Евой – но с таким же успехом это мог быть кто-нибудь другой. Бога ради! Мне и в голову не приходило, что о вице-президенте “Оплота” сообщат в обычном рапорте о розыске пропавших лиц! Однако Дел не унималась. Она приставала ко мне, пока я не позвонил Еве на Тиринф. Секретарь сказал, что Ева перезвонит. Естественно, я решил, что ее просто нет на месте. Она так и не позвонила. Но она женщина занятая, а поскольку я не объяснил, по какому делу она мне нужна...

– Ты просто выкинул это из головы.

– Я пытался, – сказал он несчастным голосом. – Дел не давала мне покоя, все твердила, чтобы я позвонил Олли Шнай­деру. Но я обещал Еве, а вы же знаете, какая она...

Я тяжело вздохнул:

– Не волнуйся, Боб. Я знаю.

Я велел ему подождать полчаса, а потом подлететь к нам по сигналу буйка и забрать нас.

Теоретически человек, сделавший прививки, может ходить по планете типа С-2 полуголым и остаться в живых. Однако судя по тому фильму-ужастику для туристов, любой теоретик, который попробовал бы прогуляться так по Кашне, быстро сошел бы с катушек.

Поэтому мы надели защитные костюмы класса 2 – пре­дельно крепкие и легкие комбинезоны из “дышащей” ткани со шлемом-капюшоном, перчатками и ботинками. Вентиля­ционная система в ранцах за спиной отфильтровывала ядови­тые сернистые соединения, частицы смога, вредные микро­организмы, споры, цветочную пыльцу и излишнюю влажность. Воздух выходил наружу через переднее отверстие капюшона, а ионное поле, окружавшее лицо, служило дополнительной защитой от мелких летучих тварей и дождя. В шлем были также встроены съемные очки ночного видения и переговор­ное устройство. А забрало с видеоэкраном могло пригодиться в случае, если Кашне соблаговолит одарить вас своими наи­более яркими природными дарами: кислотным градом, на­пример, стаями букашек-камикадзе с жалами-булавками и даже небольшими пожарами и самородной серой на сольфатарных полях.

Двигаться в этом костюме было довольно удобно. Можно было даже плавать, если задраить забрало и дышать через труб­ку, отходящую от вентиляционного ранца. Как и в скафанд­ре, подкреплялись вы из трубочек, хотя меню отличалось раз­нообразием. Отлить? Пожалуйста, через отводную трубку. И дефекация не возбранялась, проблему решали одноразовые пакетики; хотя лучше, конечно, было попридержать это дело до возвращения в лагерь.

Мы все надели наручные навигационные приборы, на­строенные на местный спутник. Из сочувствия к моему ос­лабленному организму мне выдали самый легкий ранец и руч­ное оружие – фотонный карабин “ромуальд” с регулируемой шириной луча. Мэт с Айвором выбрали более тяжелые блас­теры “клаус-гевиттер”, парализаторы Иванова на ремне и во­семнадцатисантиметровые зазубренные ножи “беретта”. Юный гигант, подкачанный из миостимуляторного ошейника, тащил также громадный рюкзак с нашим снаряжением, продуктами и едой.

Когда мы собрались, я запрограммировал автопилот кате­ра, чтобы он поднял нас на поверхность Рассольной Рытвины с помощью безынерционного двигателя. Катер пробудет на плаву десять минут и снова погрузится на дно. Я решил заб­рать буек и положить его к себе в ранец, поскольку это было наше единственное средство связи с Мимо. А он единствен­ный, кто мог перепрограммировать автопилот спрятанного катера и послать его за нами... или же вызвать подкрепление, воспользовавшись карточкой “Сезам, откройся!”, которую я оставил ему. Я уже показал Мэт и Айвору, как обращаться с этими карточками, если со мной что-нибудь случится.

Мы вышли через грузовой отсек, оборудованный дезакти­вирующими приборами, на платформу и стали ждать. Моро­сило, но ветер почти полностью стих, и волны были не на­столько большими, чтобы смыть нас в рассол. Слышались отдаленные завывания животных и биение прибоя о скалы. Несколько вонючих молекул умудрились проникнуть сквозь ионное поле, и я понял, каким образом Рассольная Рытвина получила свое название: озеро пахло как подгнившие кошер­ные маринованные огурцы. Местные мошки жужжали вокруг нас плотными кровожадными тучами. Из воды то и дело вы­лезали пиявкообразные твари, корчась, ползли по платформе и медленно лезли вверх по нашим ногам, оставляя липкие следы.

“ЭСК-10” спустился и завис, тихо гудя; через очки ноч­ного видения он казался бесцветным призраком летательного аппарата. Боб выдвинул “шлюзовой” туннель, и конец его улегся на платформу.

– Ты первая, Мэт, – сказал я.

Она согнулась и нырнула в гофрированную трубу. Шлюз закрылся и произвел дезинфекцию. Через пару минут за Мэт последовал Айвор, волоча свой неподъемный рюкзак. Я при­стегнул к поясу буек, закрепил его и шагнул в туннель. Се­кундная обработка ударной волной – и мой костюм стал стерильным. Затем открылся внутренний люк “прыгунка”, и я вошел в кабину.

Мэт с Айвором уже поставили оружие и прочее громозд­кое оборудование и откинули капюшоны с очками. Я сделал то же самое. Боб Баскомб тряс руку Мэт, бормоча банальные любезности. Низенький, тоже в защитном костюме, немного отличавшемся от наших, и в настоящем шлеме, сдвинутом назад. Мы вчетвером да еще наше снаряжение до отказа за­полнили кабину “Ворлона ЭСК-10”, обставленную по-спар­тански: узкие койки, компактный камбуз со складным столи­ком и скамейками, многочисленные ряды шкафчиков с при­пасами, а под самым потолком – полки с целым арсеналом оружия и всякими приборами. В глубине были две двери с табличками “Туалет” и “Душ”.

Я представился Баскомбу. Он ответил мне чересчур ра­душной улыбкой, осветившей его пышущее румянцем лицо:

– Похоже, ваша команда сгорает нетерпением, вице-пре­зидент Айсберг! Вы уверены, что не хотите подождать до завт­ра и подумать?

– Зови меня Адом. У меня к тебе один вопрос, Боб. В твоей главной базе данных, той, что в Куполе, есть детальное геологическое описание Кашне?

– Я не назвал бы его детальным, – виновато сказал он. – Конечно, микроконтиненты вулканического происхождения изучены довольно неплохо. И часть океанского дна тоже – там, где есть залежи прометия и ценные морские культуры. Но такие известняковые земли, как Грант, никто особенно не исследовал. Здесь мало полезных ископаемых.

– Плохо... И, естественно, в вашем “прыгунке” нет аппа­рата для сканирования подземных пещер?

– Есть, а как же! Без магнитометрии на Кашне не обой­тись. Грант в этом смысле еще ничего, а другие карстовые микроматерики – вообще жуткое дело! С воздуха место мо­жет выглядеть совершенно надежным – там тебе и заросли кус­тов, и других растений, но порой почва покрывает тоненький слой камня, под которым разверзлась бездна. Даже на деревья нельзя полагаться. Некоторые из них пускают корни прямо на дно пещеры глубиной в пятьдесят или шестьдесят метров.

Я кивнул.

– У меня есть теория, которую я хотел бы проверить пря­мо сейчас. Отвези нас туда, где ты нашел останки халука, и зависни так, чтобы мы могли обследовать этот район.

Мы пошли за Бобом в рубку. Он сел за пульт, а мы при­стегнулись к креслам. “Прыгунок” медленно поднялся и на­правился к северному берегу озера.

Выпуклые иллюминаторы и очки ночного видения позво­ляли нам обозревать окрестность на много миль вокруг. Мы пролетели над отдельными пиками и направились дальше, минуя выщербленные скалы. Дальше земля обрывисто ухо­дила вниз, в маленькую долину, густо поросшую лесом.

“Прыгунок” замедлил ход и завис над северным краем долины.

– Здесь, – заявил Баскомб. – Правда, я никогда не про­верял эту местность. Любители острых ощущений годами ез­дят на охоту в район Рассольной Рытвины. Все знают, что известняковый слой тут достаточно прочный.

– Вруби-ка свой приборчик, – сказал я ему. – Посмот­рим, что там в глубине.

– Вы бы выключили свои очки, – посоветовал Боб. – Картинка будет довольно яркой.

Я чуть замешкался, не успев щелкнуть переключателем, и ослепительная стереоскопическая проекция, вспыхнувшая на экране, обожгла мне сетчатку. Долина, похожая на неровную чашу, была около четырех километров шириной. Ее окружа­ли крутые скалы, и только с одной стороны пологие горные отроги образовывали уступчатую террасу, поросшую деревьями.

– Я нашел тело халука вот тут. – Баскомб указал на крас­ный крестик на проекции. – Мой лагерь отмечен красным квадратом, а вот путь, по которому я гнался за горбатым яще­ром. – Он показал на желтую пунктирную линию. – Горбун был просто красавчик, в жизни не видал такого огромного гребня. Это был бы рекорд всех времен и народов! Я проди­рался за этим зверюгой через кусты, а потом он вдруг исчез. Как сквозь землю провалился. Ни следов, ни единого вопля, и на инфракрасном прицеле ничего. Я начал шарить вокруг – и чуть не поскользнулся на чешуйчатой коже. А в паре метров от нее лежал обглоданный кокон. До самого вечера я все на­деялся найти своего горбуна, а потом улетел. Я дал Еве под­робную карту местности.

– Переключи на подземное сканирование, – попросил я. – Какую предельную глубину берет твой магнетометр?

– В таком известняке – около девяноста метров.

Он нажал на кнопку. Трехмерная проекция сменилась плоской красной картой со сложными переплетениями изум­рудно-зеленых линий, показывающих подземную геологиче­скую структуру. И хотя понять в них что-либо было трудно, я внезапно почувствовал, как у меня перехватило дыхание. По­хоже, я нашел то, что искал.

Мэт тоже это увидела. Я услышал, как она пробормотала себе что-то под нос довольным тоном.

– Покажи нам изображение в срезе, – попросил я. Когда светящаяся диаграмма прояснилась, Айвор вос­кликнул:

– Смотрите! Там есть пещера! Ты был прав, Ад.

И не просто пещера – там был целый многоуровневый лабиринт, прорытый природой под северным днищем доли­ны. Один туннель ответвлялся в северо-западном направле­нии, уходя за пределы карты.

К “Мускату-414”.

– Провалиться мне на этом месте! – сказал Боб. – Вход в пещеру прямо на холме, возле ущелья. Хорошо замаскиро­ван, да? Никогда не подозревал, что он там есть. Кусты такие густые, что среди них ни черта не видно. – Он подумал не­много. – А знаете, это все объясняет. Теперь мне понятно, как горбун, за которым я тогда охотился, сумел исчезнуть без следа.

– Возможно, это объясняет и то, что случилось с Евой, – промолвил я.

Нити сходились вместе. Мертвый халук, найденный Бас­комбом, мог быть членом целой группы, жившей в подзем­ном убежище с выходом в пещеры. Случайно заблудившийся чешуйник, отрезанный от своих бодрых грацильных спутни­ков, наверное, бродил по темному лабиринту несколько дней, прежде чем вышел на поверхность. Термальное сканирование подземелья невозможно. Поэтому друзья не успели вовремя его найти.

Я спросил у Боба Баскомба, было ли на “прыгунке”, который он одолжил Еве, оборудование для сканирования пещер,

– Конечно! Ты действительно думаешь, что она пошла в эту пещеру? Но зачем? Твоя сестра не дура, Ад. Она знала, что это опасно. Зачем ей рисковать?

– Она искала доказательства очень серьезного преступ­ления. Мы прилетели сюда с той же целью, и я думаю, нам тоже придется спуститься в пещеру.

– Преступления? Здесь, на нашем старом добром Кашне? Объясни, в чем дело!

– Мы сами только начинаем догадываться, Боб, – ук­лончиво ответил я.

– Понятно. – Боб умолк. Его глаза, исполненные жи­вости и радушия, неожиданно помрачнели. – Я слишком маленький винтик, чтобы чертова королевская семейка Айс­бергов почтила меня своим доверием! Что ж, мне не впер­вой...

Я, в своей непроходимой тупости, решил, что он намекает на Еву.

– Ладно, – вздохнул он. – Раз такое дело – говори, для какой черной работы я нужен.

– Начни с составления подземной геологической карты района в радиусе пятидесяти километров от “Муската-414”. Ты знаешь, где он?

– Да. Это ближайшая к Рытвине фабрика. Законсервиро­ванная, конечно.

– Поднимись как можно выше и сделай вид, что ты про­сто пролетаешь мимо.

Он бросил на меня проницательный взгляд.

– Думаешь, за нами наблюдают?

– Может быть.

Боб запрограммировал довольно запутанный курс, кото­рый пересекал весь материк и заканчивался над озером, где мы зависли.

– Так “Мускат-414” сейчас не работает? – спросил я.

– Нет. Все фабрики на Гранте закрыты на пять лет. Их откроют, когда количество зараженных вирусом плодов дос­тигнет выгодного для сбора урожая уровня. Эти плоды мед­ленно зреют.

– Как часто биологи посещают закрытые центры?

– Они их вообще не посещают, разве что компьютеры покажут что-то неладное. Над проектом “Мускат” работают около двухсот инженеров и биотехнологов, а на четырнад­цати других континентах есть еще триста двадцать семь фабрик, выдающих продукцию на-гора. Зачем без особых причин летать в закрытые точки? Кроме того, десять фаб­рик на Гранте вообще не очень прибыльны. Они слишком далеко от Купола.

Послышался мелодичный звон.

“Геологический обзор завершен”, – доложил компьютер.

Боб нажал на кнопку. Из щели сбоку от пульта вылезла длинная распечатка. Далеко не такая подробная, как карта, полученная с низкого полета, она тем не менее ясно показывала, что центральный район микроконтинента Грант изъе­ден дырками, как швейцарский сыр. И большинство пещер соединяются друг с другом.

Один из лабиринтов, сложный и многоярусный, вел по­чти прямиком от прилегающих к “Мускату-414” окрестнос­тей к тому месту, где было найдено тело халука. Очертания южной части пещеры выглядели нечетко, однако, похоже, она уходила к самой Рассольной Рытвине.

Я показал карту Мэт и Айвору.

– Вы только посмотрите! Похоже, катакомбы тянутся на всю длину континента. Не исключено, что они работают на всех фабриках.

– Кто они? – возмущенно спросил Боб. – Кто там жи­вет? Что за чертовщина происходит на моей планете?

– Мне кажется, ему надо рассказать, Ад, – заметила Мэт.

– Я сам решу, когда, кому и что рассказывать. Пока ни­чего не изменилось.

– Нет изменилось, – возразила она. – Наш первона­чальный план основывался на том, что мы найдем здесь не­большое подпольное производство. А если оно большое? Что, если это целая сеть?

– Быть может, это не мое дело, Ад, – серьезно произнес Айвор, – но ты сам сказал, что я – полноправный член коман­ды. По-моему, ты должен прислушаться к словам Мэт.

– Ева, возможно, уже погибла, – сказал я. – Но не ис­ключено, что она жива и находится где-то в пещерах. Знаете, что будет, если мы вызовем сюда подкрепление? Ваша черто­ва сеть уничтожит себя – и прихватит мою сестру. В такой ситуации у маленького отряда куда больше шансов.

Боб Баскомб повернулся в пилотском кресле и уставился на нас. Его мозги работали, как перегретый компьютер. Я даже почувствовал запах озона. Ничего удивительного – дурака на должность управляющего портом в “Оплоте” не назначат.

– Халуки! – выпалил он. – Вот, значит, в чем дело, да? Ева, которой не терпелось обследовать труп... слухи о погиб­шем халуке на захваченном пиратском корабле квасттов... непонятные нападения квасттов на наши суда, хотя наши гру­зы никогда их раньше не интересовали... Вы думаете, что ха­луки крадут ПД32:С2!

– Да, – сдался я. – Именно так мы и думаем.

– Но зачем?

– Затем, что им надоело быть недоразвитыми алломорфа­ми. Они хотят начать игру на равных – так, как это сделали каллейны, джору и йтата в Руке Ориона.

– Боже милостивый! – прошептал Боб. – Халуки такие... такие...

– Непримиримые, – закончил я за него, безрадостно улыбнувшись. – Все верно. Изменение баланса сил в Шпоре откроет ящик Пандоры. Тем более что халуки, похоже, тай­ком наращивают технологическую мощь.

– Вот черт! – воскликнул Боб.

– Может, узнаем мнение Боба о предстоящей опера­ции? – спокойно сказала Мэт. – Все-таки это его планета.

– И что ты думаешь, Боб? – процедил я сквозь зубы. Его ответ был для меня полной неожиданностью. Он вы­палил, не задумываясь:

– Вам надо следовать первоначальному плану, Ад. С од­ним изменением: возьмите меня с собой. Только не в пе­щеру к югу от Рытвины. Я не думаю, что Еву схватили там. Мне кажется, ее похитили, когда она поехала проверять “Мускат-414” – после того как убедилась, что бедный халу­рик вышел из пещеры, которая ведет к фабрике.

– Возможно, ты прав, – согласился я. – Но мы не ста­нем повторять ошибку Евы. Если халуки работают на “Мус­кате-414”, они охраняют фабрику от непрошеных гостей. Ко­нечно, идти по подземному лабиринту труднее, зато так мы сумеем застать их врасплох. К тому же у нас есть карта.

– Нам понадобится неделя, а то и больше, если мы пой­дем тем же путем, которым шел бедный халурик. Можно не­заметно подобраться к “Мускату” иначе.

– Как? – спросила Мэт. И Боб Баскомб сказал нам.

ГЛАВА 16

Их называли ягами – русские техники шутили, что дву­ногие роботы-сборщики урожая напоминают избушку на ку­рьих ножках, в которой жила сказочная Баба-Яга. Мы видели на учебном ролике, как работают эти смешные машины раз­мером с двухместный гараж. Они осторожно шагали по не­проходимым джунглям на шарнирных опорах, вынюхивая с помощью сенсорных устройств пряные деревья. Восемь вспо­могательных роботов поменьше, “цыплятки”, сновали вокруг, подбирая опавшие плоды с земли, и доставляли свою добычу в закрома мамы-яги. Когда кузов наполнялся, “яга” сажала “цыплят” на борт и возвращалась на фабрику. В межсезонье большие машины совершали вылазки гораздо реже, и груз их был значительно меньше.

Боб сказал нам, что он может перепрограммировать “ягу” таким образом, чтобы та сразу вернулась в хранилище, а каж­дый из нас тем временем спрячется в пустом “цыпленке”. Попав в полностью автоматизированную зону приемки пло­дов, мы незаметно выберемся из наших убежищ. Мне эта идея показалась отличной.

Перед тем как уйти из “прыгунка”, я позвонил Мимо, рас­сказал о том, что мы узнали, и дал ему особые указания. Если от нас в течение пятидесяти часов не будет вестей, он должен воспользоваться карточкой “Сезам, откройся!” и проинфор­мировать службу внешней безопасности “Оплота” и зональный патруль, выложив им все, кроме нашего предположения о союзе между определенными концернами и халуками.

– Об этом никому, кроме Симона, не говори, – сказал я. – Пускай он решает, как передать эту информацию не­посредственно Ассамблее Содружества. Быть может, через жену Дана Норму Палмер... Она довольно влиятельная фи­гура и сумеет добиться, чтобы сообщение приняли всерьез.

– Пятьдесят часов, – повторил старый контрабандист. – Два стопарских дня. А стоит ли так долго ждать?

– Нам понадобится время, чтобы добраться до фабрики на особом наземном транспорте, который организует Бас­комб, и, возможно, нам придется спуститься в пещеру под фабрикой. Как только мы удостоверимся, что халуки дей­ствительно там работают, или узнаем что-нибудь о Еве, сразу тебе сообщим.

– Ты же знаешь: наш буек не действует в подземелье.

– Контролируй все частоты. Мы найдем способ связаться с тобой. А если появится еще один халукский корабль или ты заметишь что-нибудь подозрительное, действуй по своему ус­мотрению.

– Все понял. Ни пуха тебе, ни пера, Ад.

– Пошел к черту, mi capitan!

Боб сказал нам, что местные охотники не больно любят садиться в джунглях. Обычно они просто прожигают из бор­тового бластера дырку в густой зелени и приземляются на выжженную прогалину в непосредственной близости от своей добычи.

– Давайте-ка мы спустимся чуть поосторожнее, – сказал я. – Может, халуки знают, что мы здесь, а может, и нет. В любом случае не стоит объявлять им об этом, трубя во все фанфары.

Дождь перестал, и тонкие щупальца тумана поднима­лись с земли, словно дым от сотен маленьких костров. “Пры­гунок” медленно спустился меж высоких стволов, которые Боб называл спаржевыми деревьями, и замер на единствен­ном пятачке известняка в километре от выбранной нами “яги”. Пятачка хватило только для нашего летательного ап­парата, больше места не осталось. Когда я вылез из гофрированной трубы в туманную ночь, то в замешательстве об­наружил, что мы со всех сторон окружены колючим кус­тарником, оплетенным толстыми лианами. Тонкие спарже­вые деревья вздымались на сотню метров над непроходимым на вид подлеском.

Зеленый Ад... хотя в очках ночного видения он казался серым, только разных оттенков.

Боб вышел последним, и, казалось, его наше положение не смутило. Наоборот, он был полон энергии. Его настроение явно улучшилось. Убрав шлюзовую трубу с помощью пульта, пристегнутого к поясу, Боб похлопал “прыгунок” по корпусу и улыбнулся.

– Защитная система не даст лесным тварям попортить наш корабль. – Он глянул на свое запястье, чтобы еще раз проверить направление. Все мы настроили навигационные аппараты на приемоответчик “Яги-414Н”, ближайшей к “Мус-кату-414”. – Я буду прокладывать путь через кусты, хорошо? Держитесь ближе ко мне и берегите задницы. Здесь не так уж опасно, поскольку мы не на охотничьей тропе. Но ящеры-горбуны и красные оргоглии порой крадутся совершенно бес­шумно, а потом с ревом нападают сзади, совсем как гангсте­ры. Да, охота здесь просто блеск!

В кобуре за спиной у него был зловещего вида бластер “харвей ХА-3”, а в руке он сжимал карабин “ромуальд”, похожий на мой, только с лопастным соплом. Подняв его, Боб полил зеленую стену струей фотонов. Послышалось громкое шипение, сопровождаемое облаком дыма и пара. Сочная листва мгновенно испарилась, образовав коридор, перегороженный только хрупкими обугленными веточка­ми. Прятавшиеся в листве зверушки обезумели и завопили, зажужжали и застрекотали все разом. Баскомб, не обращая внимания на шум, шагал вперед по влажному известняку, расчищая путь.

Мэт с Айвором шли за ним след в след, я был замыкаю­щим и то и дело оглядывался, высматривая крадущихся хищ­ников.

Наш путь пролегал между густо росшими деревьями, чьи чешуйчатые стволы были слишком крепкими для бластерно­го луча. Через несколько минут вопли потревоженного зверья стихли, и в джунглях воцарилась неестественная тишина, нарушаемая лишь скрипом башмаков и периодическим драко­новским шипением, когда Боб сжигал кусты. В воздухе носились тучи насекомых, однако на нас они особенно не броса­лись, То и дело в прожженном туннеле появлялся какой-ни­будь зверек – и тут же шмыгал в кусты. Все они были не больше домашней кошки.

Перед тем как отправиться в поход, я впрыснул себе сти­мулирующую дозу из медбраслета. А если еще учесть прилив адреналина, бурлившего в жилах из-за постоянного страха перед кровожадными хищниками, неудивительно, что я был как на иголках. То, что мы не видели больших животных, только усиливало мои опасения. В конце концов я поменялся с Айвором оружием, отдав ему карабин взамен на внушитель­ный “клаус-гевиттер” с более широким спектром действия. Впрочем, густой подлесок и зигзаги, которыми мы шли, сильно ограничивали эффективность бластера. Ящеровидные хищни­ки, о которых Боб говорил с таким охотничьим восторгом, могли красться за нами по пятам метрах в пяти, а мы бы этого даже не знали.

Почва под ногами была болотистой, но довольно ровной, и мы продвигались вперед на удивление быстро – без сомне­ния, благодаря тому, что Боб отлично знал местность. Через полчаса спаржевый лес остался позади, и мы вышли к пруду с обрывистыми берегами. Кустарник сильно поредел, так что жечь его больше не приходилось. Возле пруда росли деревья с зубчатой листвой и клонившимися к земле ветвями, усеян­ными цветами и фруктами. Между ними вились насекомые, похожие на моль. Днем, наверное, вид был чудесный, но че­рез очки он казался плоским и нереальным, как старинное двухмерное черно-белое кино.

В ноздри, несмотря на ионный экран, вдруг ударил пря­ный аромат, тут же вызвавший к жизни воспоминания, как это обычно бывает, когда учуешь знакомый запах. Я вспом­нил зимнюю ночь на Небесном ранчо в Аризоне... Чашка го­рячего вина с мускатом и лимоном, ветер пустыни, с воем бьющийся в окно спальни, мы с Джоанной сидим обнаженные на индейском коврике перед огнем, пожирающим мес­китовые поленья...

– Эй! – Голос Баскомба, раздавшийся в шлеме, с трес­ком спустил меня с Земли на Кашне. Боб остановился возле небольшой прогалины. – Мы почти добрались до “яги”. Вы пока передохните, а я разведаю окрестности. Только не рас­слабляйтесь. В таких местах, где хоть немного видно небо, вас могут выследить симурги – и обстрелять с кормы. А в помете у них сплошь едкая щелочь, даже ионные экраны про­едает.

Он скрылся в лесу, а мы сбились в кучку. Наши скольз­кие снаружи костюмы были испачканы пеплом, грязью и со­ком сожженных растений, У Мэт на бедре темнело пятно эк­зотической крови – там, где она случайно прихлопнула длин­ноногого путешественника, пытавшегося просверлить своим жалом крепкую ткань.

– Как ты себя чувствуешь в костюме? Ничего? – спросил я Айвора.

– Не так неудобно, как я думал, – ответил юный вели­кан. – Жаль только нельзя почесаться, когда хочется. И еще я забываю про ионный экран. Все время ловлю себя на том, что пытаюсь просунуть через него пальцы и отключить теле­фонный звонок в шлеме.

– Интересно, что такое симург? – подумал я вслух. В ви­деофильме о нем не упоминалось – и, должно быть, не зря.

– В персидской мифологии, – неожиданно ответил Айвор, – это гигантская всеведущая птица, живущая столе­тиями, которая трижды видела конец света.

– Погибшего в ее ужасном дерьме, надо полагать, – пробормотала Мэт, и атлет хихикнул.

Я смотрел на свой наручный навигационный прибор. Его светящаяся карта показывала не только положение “Яги-414Н”, скрытой за деревьями метрах в трехстах пятидесяти, но и нас самих – в виде ярких точек. Баскомб, скромно избравший себе номер четыре, приближался к сборщику урожая.

– Ты видишь машину, Боб? – спросил я по радиочастот­ному интеркому.

– Пока нет, но мне кажется, я ее слышу, – сказал голос у меня в ухе. – Место здесь более каменистое и открытое, если не считать больших деревьев. Кругом валяются тонны плодов. Странное дело. Мы думали, урожай на Гранте...

Хрясть!

И тишина.

– Эй, Боб! – крикнул я.

Нет ответа.

У меня похолодело в груди. Номер четыре на экране на­вигационного устройства больше не двигался. Я уставился на дисплей – и точка вдруг судорожно метнулась в сторону, а потом снова остановилась.

– Пошли! – тихо сказал я. – Мэт! Смотри по сторонам. Настрой свой “клаус-гевиттер” на полную мощность. Айвор, прикрывай нас с тыла.

Мы осторожно пошли вперед.

Жечь кусты здесь было без надобности. Баскомб шел по широкой тропе, проложенной среди кустарника. Скорее всего тропу протоптали крупные звери в поисках водопоя. Прекрасные деревья стали значительно больше и образова­ли кружевной шатер над головой. Поднявшийся ветерок разогнал туман и время от времени осыпал нас лепестками цветов.

Я остановился.

– Послушаем!

Мы услышали отдаленный звериный рев, воркование и щебет птицеподобных созданий, шум ветра в кронах деревьев и приглушенное урчание машины.

– Держитесь ближе ко мне! – прошептал я.

Тропа внезапно вывела нас на каменистую, полого под­нимавшуюся лесную просеку. Кустов здесь было совсем мало, зато мускатные деревья стали гораздо крупнее. Неко­торые достигали четырех метров в обхвате, с внушительными подпорками. Только самые нижние ветви стлались по земле.

Урчание издавала “яга”, стоявшая метрах в сорока от нас возле пригорка, поросшего буйной зеленью. Из задней части машины, словно присевшей на двух массивных металличе­ских ногах, торчал конвейер. Робот-“цыпленок”, похожий на закрытую крышкой ванну с рылом муравьеда, подкатился на гусеницах к нижнему концу конвейера и опорожнился, вы­грузив плоды; те скрылись в утробе “яги”.

Я снова посмотрел на свое навигационное устройство. Номер четыре изменил позицию и находился теперь за боль­шой машиной, в камнях и кустах, теснившихся у подножия холма.

Боб не шевелился.

Мы подошли ближе. Мэт и Айвор держали бластеры на­перевес, глядя по сторонам. Робот-“цыпленок” закончил вы­грузку и покатил собирать новую порцию. “Яга-414Н” втянула в себя конвейер и заурчала гораздо громче. Потом угрожающе накренилась и встала во весь рост, открыв моему взору то, что находилось за ней. Стоя, машина возвышалась более чем на пять метров, почти сравнявшись с вершиной пригорка.

Я переключил очки ночного видения на режим, позво­лявший различать теплые тела. Все кругом позеленело, и я увидел изумрудные вспышки на земле вместе с каким-то яр­ким пятном, частично скрытым за валунами. Я махнул своим спутникам, чтобы они остановились.

– Боб там! – прошептал я. – Прикройте меня. Держи­тесь на расстоянии трех метров.

Я подошел к светящемуся объекту – и отпрянул, выру­гавшись себе под нос. Прямо под двумя валунами по колено высотой я заметил бластер “харвей”, все еще зажатый в руке, затянутой в перчатку. Из разодранной плоти предплечья тор­чали кости, казавшиеся мне в очках зелеными.

Я снова шагнул вперед, с ужасом думая о том, что найду в кустах. Ничего не было слышно, кроме шелеста листвы; ни­каких признаков, что на Баскомба напал зверь.

– Берегись, Ад! – крикнула Мэт. – Посмотри наверх!

Я автоматически вздернул голову, но так и не увидел, что слетело с холма. Мэт выстрелила, и актиничная вспышка ее “клаус-гевиттера” ослепила меня. В ту же секунду что-то ог­ромное свалилось с неба и пригвоздило меня к земле, лишив сознания.

Барахтаясь в воде, я старался задержать дыхание.

Вот дурачок! Свалиться с каноэ прямо посреди озера Кашагавигамог! Ева убьет меня. Она предупреждала, чтобы я не ездил на лодке один, потому что я до сих пор не умею плавать, хотя мне уже почти шесть лет. Вода заливает нозд­ри и горло. Грудь и голова болят. Я не могу дышать. Над головой – волнистая мерцающая синева. Водная гладь, до которой не добраться, и пузырьки воздуха, поднимающие­ся вверх и уносящие мою жизнь. Глаза у меня широко от­крыты, свет начинает меркнуть, и моя последняя жалобная мысль: “Не сердись на меня, Ева! Я не виноват...”

Мгновение спустя я пришел в себя, стараясь вдохнуть. Перед глазами мелькала ослепительная метель изумрудных искр. В наушниках тихой трелью заливался сигнал тревоги, издаваемый ионным полем, защищавшим мое лицо. Что-то тяжелое лежало у меня на спине, от плеч до самых ягодиц, но явно не моя сестра-подросток, выкачивавшая воду из моих легких. Обе руки у меня обездвижены – одна лежала под моим же телом, другая прижата к валуну. На грудную клетку давило так сильно, что я не мог говорить. Я лежал ничком, голова моя была повернута в сторону. Ионное поле отчаянно шипело, стараясь уберечь меня от давления чуже­родной материи.

– Придется отрезать ему ногу, – услышал я голос Айво­ра, – Боюсь, иначе мы не сдвинем тело. “Нет! – взмолился я про себя. – Нет!”

– Давай, – решительно ответила Мэт. “Нет, не надо! Не надо!”

Ж-жах жах!

Я ничего не почувствовал, кроме того, что давление уси­лилось, выжав из меня весь дух. Визгливый вой сирены, каза­лось, заполнил весь череп, а искры пропали, сменившись полной тьмой. Боли я не ощущал.

– Вот так! – сказал Айвор. – Давай попробуем еще раз.

Я услышал где-то в отдалении, как Геркулес натужно за­кряхтел. Давление уменьшилось, а потом совсем пропало. Я судорожно глотнул воздуха и застонал от облегчения.

– Ты жив! Слава Богу!

Я все еще ничего не видел, кроме пляшущих зеленых искр. Кто-то начал возиться с вентиляционным ранцем у меня за спиной. Холодный порыв воздуха мгновенно надул комбине­зон, просачиваясь наружу через поры ткани, обдув мне лицо и смахнув всякую дрянь, облепившую ионное поле. Искры исчезли. Я лежал между двумя большими валунами. Мэт скло­нилась надо мной. Лицо ее в инфракрасном свете смутно про­глядывало из-под ионной вуали. Кожа цвета корицы стала пыльно-оливковой, и только две яркие зеленые слезы бежали под ее громадными нелепыми очками.

Слезы?

Я снова вырубился. На сей раз мне привиделась она. Мой обморок длился всего несколько мгновений, но это было здо­рово...

Когда я очнулся, она уже отошла. Раздался ее голос:

– Просто отцепи ранец и вытащи оттуда пушку. Только осторожно, не шевели его. Я должна проверить его томоска­нером.

– Моя нога! – жалобно простонал я. – Вы отрезали мне ногу?

– Не сходи с ума, – сказала Мэт. – Айвору пришлось отрезать ногу ящера, который на тебя свалился. Мы думали, он раздавил тебя насмерть.

Она склонилась, держа в одной руке тонкую палочку и помахивая ею над моим телом. Во второй руке у нее был аппарат, и Мэт внимательно следила за его показаниями. Ма­ленький позитронный сканер тихонько попискивал, пытаясь диагностировать перелом костей, повреждение мускулов и внутренних органов и прочих descompuesto [непристойных (исп.)] частей челове­ческой анатомии.

Я отважился пошевелить пальцами рук и ног и вдохнул поглубже.

– Знаешь, у меня только спина немного побаливает. А так, по-моему, все в порядке. – Я извернулся, дотянулся до переключателя очков с боку шлема и вернул их в нормальный режим. – Костюм не порван?

– Нет. У тебя треснули три ребра, отбита левая почка и сильные ушибы в области спины и ягодиц. В легкие чуже­родные микроорганизмы не проникли. Вентиляционная система работает без сбоев. И буек в ранце, кажется, не пострадал.

– Лучше уж я, чем он, – сказал я.

С помощью Мэт я выполз из расщелины между валуна­ми и сел. Убитое чудовище лежало рядом, немного похожее на ящера, с огромным зазубренным гребнем на спине. Одна из его ножищ, аккуратно ампутированная под коленкой, валялась в стороне. Голова, которую Мэт превратила в обуг­ленную головешку, была не меньше стола, а в пасти тор­чали острые, как у пилы, зубы длиной сантиметров в три­дцать.

“Да, охота здесь просто блеск!”

Я улыбнулся своей спасительнице.

– Молодец, комиссар Грегуар! Ты пришила этого летуче­го гада с одного выстрела.

– Я введу тебе болеутоляющее.

Она отложила томосканер и начала рыться в большой сумке с медикаментами.

– Я правда неплохо себя чувствую.

– Ты в шоке. Потом будет больно.

– Спасибо, что ты заплакала, когда подумала, что я умер.

– Не обольщайся! – усмехнулась она.

– Признайся! Тебе было не все равно.

Она ничего не сказала, погрузившись в изучение малень­кой электронной книжки – очевидно, пособия по оказанию первой медицинской помощи. Хотя особенно помочь она мне ничем не могла, поскольку для этого как минимум надо было снять с меня защитный костюм.

Айвор бродил между камнями и кустами у подножия при­горка, держа наготове “харвей ХА-3”. Когда он вернулся, я попросил его помочь мне встать на ноги.

– Просто не представляю, как ты сумел снять с меня лапу этого монстра! Она же тяжеленная! Бог мой, да она весит не меньше... Сколько она весит, как по-твоему?

– По крайней мере четыреста кило, – спокойно ответил юный Геркулес. – Я не смог бы сдвинуть ее с места без мио­стимуляторного ошейника. Ты уверен, что хочешь встать, Ад? Мы сделаем носилки...

– Дай мне только с духом собраться. Все будет в ажуре.

Мэт протянула мне пластиковый мешочек с витаминизи­рованным фруктовым соком, в который она добавила боле­утоляющее, и я выпил его через трубочку в шлеме. Лекарство еще не успело подействовать, а уже накатила эйфория. Меня переполняло счастливое чувство, безрассудное и иррациональ­ное. Я остался жив – и она плакала из-за меня!

Тут я вспомнил:

– Что с Бобом?

– Мне очень жаль, – сказал Айвор, – но он погиб. Мэт не удержалась и тихонько заплакала.

– Черт побери! Этого я и боялся.

– Я нашел его наполовину обглоданные останки в кустах. Похоже, он умер сразу, как только ящер напал на него. Пос­ледние передвижения, которые мы видели на наших навига­ционных приборах, очевидно, означали, что животное пере­носило его труп.

– Не факт, что на тебя напал тот же хищник, что и на Боба, – сказала Мэт. – Скорее всего здесь их несколько.

Айвор поднял “харвей”.

– На прицеле этой пушки видно, что поблизости боль­ше нет крупных зверей. Возможно, мы спугнули второго ящера.

– И все-таки смотри в оба, – сказала ему Мэт и обрати­лась ко мне: – Попробуем проверить “ягу”?

– Давайте.

Я посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что с того времени, когда мы покинули “прыгунок”, прошел всего час с небольшим. Прихрамывая, я поплелся к “Яге-414Н”. Мэт с Айвором шли за мной. “Яга” снова присела на корточ­ки, чтобы очередной робот-“цыпленок” мог выгрузить неаппетитные на вид подгнившие фрукты на конвейер.

Громадная машина была заляпана грязью, обвешана бах­ромой растений, и в ней нашли приют самые разные мелкие ползучие твари. Кроме ног, у нее были также “руки” – два грузоподъемных крана, вылезавшие из боков кузова, когда “яга” подбирала своих цыплятушек и подвешивала их на кон­соли, чтобы отвезти домой. На крыше торчала антенна с ма­ленькой тарелкой и парой спиральных усиков, два бластера “каги” для защиты и цилиндр, в котором, похоже, находился сжиженный газ. Металлическая лесенка спереди вела к люку с метр шириной. Где-то внутри, как я надеялся, находился блок управления, который Боб с такой уверенностью обещал перепрограммировать, превратив избушку на курьих ножках в троянского коня.

– Айвор! – сказал я. – Попробуй, пожалуйста, залезть туда и открыть люк. Нам нужно найти резервный блок управ­ления. Скорее всего он под антеннами. Только поосторожнее с “каги”. Если начнут разворачиваться, беги прочь во все ло­патки.

Однако оружие, очевидно, было обучено не воспринимать людей как угрозу. Сделав несколько осторожных подходов и убедившись, что “каги” не реагируют, юный гигант забрался по одной из согнутых опор на крышу машины. Люк не был заперт, так что Айвор мгновенно отворил его и скользнул внутрь. Через пару минут он высунул голову из люка.

– Здесь все забито фруктами! Никакой аппаратуры не видно. Во внутренний каркас крыши вмонтированы какие-то штуки, похожие на разбрызгиватели, а в верхние пере­мычки – четыре штуковины с дырочками. На них написа­но “Ровуло-12”. Должно быть, устройства для окуривания. Здесь над фруктами вьется столько насекомых – жуть!

Сердце у меня упало. Я даже выругаться и то не смог.

Выходит, Боб собирался перепрограммировать “ягу” из­вне – наверняка с помощью сложного пульта, который он носил пристегнутым к поясу. Либо он знал код доступа к машине, либо запросто мог узнать его, соединившись через спутник с главным компьютером в Куполе.

Мы этого сделать не могли. Без пароля мы только вызо­вем тревогу в компьютерной сети Кашне и оповестим всех о своем присутствии.

Я посмотрел на Мэт. Она покачала головой. Ей это тоже было ясно.

– Есть идеи? – грустно спросил я. Надо отдать ей должное, в ее голосе не прозвучало ни облегчения, ни торжествующих ноток.

– Придется свернуть экспедицию, Ад. Другого выхода нет. Мы не можем просто позвонить и вызвать десантников из флотской службы безопасности “Оплота”. А вдруг шпио­ны “Галафармы” перехватят сообщение? Мы должны вер­нуться на катер, отправиться в Купол Кашне и помахать красными карточками. Я соберу лучшие силы и проникну на фабрику. Ты сейчас не в состоянии возглавить отряд бойскаутов.

Она сделала паузу, ожидая, хватит ли у меня наглости воз­разить. Я храбро улыбнулся в ответ.

– Только сперва нужно позвонить Мимо и сказать, чтобы он готовился действовать по плану “Б”, – добавила Мзт. – На всякий случай, если у нас ничего не выйдет. Так или иначе, мы должны с ним связаться, чтобы отменить назначенный срок... Как поступим с телом Боба?

Я покачал головой.

– Он будет магнитом для хищников, даже если мы завер­нем его...

– Ад! Мэт! Смотрите! – крикнул нам Айвор, по-прежне­му сидевший на крыше машины.

Мы как-то совсем забыли про робота-“цыпленка”, даже не обратив внимания, что он так и остался стоять возле “яги”, вместо того чтобы отправиться на сбор новой порции. Из рощи деревьев выкатили еще семь сборщиков и стройной колонной направились к нам. Первый выгрузился и откатился в сторонку. Его место занял второй.

– Господи! – прошептал я с надеждой. – Тебе не кажет­ся, что...

– Айвор же сказал, что кузов забит под завязку! – оше­ломленно пробормотала Мэт,

Мы все трое как завороженные наблюдали за тем, как остальные “цыплята” разгружаются и выстраиваются по бо­кам у “яги”, по четыре с каждой стороны. Длинные руки ма­шины развернулись, и она потихоньку начала подбирать вспо­могательных роботов. Рабочая смена закончилась. “Яга-414Н” со своими цыплятками собиралась домой.

– Все на борт! – крикнул я и побежал, спотыкаясь, к одному из ждавших своей очереди роботов.

Подняв крышку, я неуклюже плюхнулся внутрь. Айвор захлопнул люк и соскользнул на землю. Они с Мэт подхвати­ли наше разбросанное снаряжение и тоже нашли себе “цып­лят”. Нас, словно посетителей какого-то аттракциона, подня­ли наверх и прикрепили к правому боку избушки на курьих ножках.

Через пять минут “яга” уже шагала во мгле Зеленого Ада, Мы держали путь к “Мускату-414”.

ГЛАВА 17

Размеренная поступь “яги” была ровной и на удивление убаюкивающей. Сначала я почти не чувствовал боли – ехал с открытой крышкой и изо всех сил старался не заснуть. Чтобы взбодриться, я выдул три кофейных пакетика без сливок и сахара. Я посасывал из трубочки кофе, разглядывал подземную карту, распечатанную Бобом, и время от времени смахи­вал приземлявшихся на нее букашек и слизняков.

Только однажды мое спокойствие было нарушено похо­жей на летучую мышь тварью размером с терьера, которая уселась на “цыпленка” и начала беспардонно лезть ко мне вовнутрь. Я закрыл было крышку, но тут же почувствовал приступ клаустрофобии. В конце концов непрошеную гостью пришлось пристрелить дротиком из парализатора Иванова, Доза, которая всего лишь парализовала бы животное разме­ром с человека на час, для этого существа, очевидно, была смертельной.

На контурной карте подземного лабиринта переплеталось бессчетное множество линий, и расшифровать их мог, навер­ное, только специалист. К юго-востоку от “Муската-414” явно находилась большая пещера, однако на карте не были указа­ны ни ее длина, ни глубина, ни даже место, где туннель со­единял пещеру с фабрикой.

Я разочарованно хмыкнул, поворочался, тщетно стараясь найти более удобное положение и унять все более ощутимую боль. Кроме того, меня раздражал назойливый пряный запах, который уже начал вызывать тошноту.

И тут все мысли о пещере начисто вылетели из головы, потому что меня вновь отвлек аромат муската. Только на сей раз он не вызвал воспоминаний о прошлом. Меня вдруг осенило!

Кузов нашей “яги” был полон.

Вот вам первое конкретное доказательство незаконной деятельности! В учебном ролике было ясно сказано, что сбор урожая в межсезонье почти прекращается, поскольку зара­женных фруктов остается с гулькин нос. Боб Баскомб тоже удивился, увидев такое обилие опавших плодов, поскольку фабрики на Гранте временно законсервировали из-за нерен­табельности.

Вывод напрашивался сам собой: данные, поступавшие с “Муската-414” – а то и со всех фабрик микроконтинента, – были фальшивыми.

Я поделился по интеркому своим открытием со спутника­ми. Мы прикинули, давно ли халуки могли работать на Каш­не и сколько ПД32:С2 они умудрились состряпать. Ответ на первый вопрос: по общему мнению, по крайней мере два года, если не четыре. А на второй – возможно, что много, если плоды действительно были заражены вирусом, а урожай все время оставался таким же богатым.

Кроме того, меня интересовало, принимала ли “Галафар­ма” участие в организации подпольного производства. Похо­же на то. По логике вещей, халуки просто не смогли бы сде­лать это сами.

Очевидно, инопланетяне требовали все больше и боль­ше генно-инженерного вируса, необходимого для развития технического прогресса в их родном созвездии. “Гала” и ее партнеры не могли удовлетворить запросы своих нетерпе­ливых клиентов, покупая ПД32:С2 на открытом рынке, по­скольку цена продукта неизбежно подпрыгнула бы, а это насторожило бы “Оплот”. В конце концов, вирус применялся только в исследованиях биотрансформации челове­ческого организма.

Если халуки требовали вирус в больших количествах – а их беспрецедентный тайный сговор с пиратами-квасттами доказывал это, – не исключено, что “Гала” с сообщниками были вынуждены пойти на махинации с “Мускатом” из стра­ха, как бы инопланетяне не расторгли “взаимовыгодное соглашение” с концернами.

Агенты “Галафармы”, имевшие доступ к информации о том периоде, когда Кашне принадлежала концерну, могли помочь инопланетянам выбрать наиболее подходящий для внедрения на планету район. Научить их пользоваться ав­томатическим оборудованием нетрудно. По-видимому, “Гала” нелегально посылала на планету небольшие суда, снабжавшие подпольное производство необходимыми при­пасами. Кроме того, агенты концерна наверняка подкупи­ли инженеров из Купола, ответственных за проект “Мускат”, чтобы фабрики на Гранте оставались замороженными как можно дольше.

Конечно, рано или поздно на отдаленный континент при­слали бы команду инспекторов для оценки урожая – и тогда секретное производство пришлось бы закрыть.

Если только к этому времени “Галафарма” не вернула бы себе планету.

“Мускат-414”, как и все фабрики такого типа, был пост­роен из скользкого полимерного материала, в который буй­ная растительность джунглей не могла пустить корни. Про­ходную зону, включая посадочную площадку для “прыгун-ков”, окружал высокий сетчатый забор. Через забор был про­пущен ток, а на вышках виднелись стволы бластеров “каги”. Шесть шестиугольных модулей здания располагались в виде цветка, лишенного одного лепестка. В центральном модуле находились главный компьютер, средства связи, пульты уп­равления роботами и холодильные камеры для хранения куль­туры вируса. Единственная свободная стена модуля служила одновременно главным “человеческим” входом на фабрику. Скорее всего именно там располагался монитор, следивший за посторонними лицами, которые пытались проникнуть в здание.

Остальные шестиугольные блоки были пристроены к пяти сторонам центрального. В четырех из них стояло оборудова­ние; в пятом, крайнем слева, роботы разгружали и обрабаты­вали урожай. Именно этот модуль и был нашей целью. За входом туда, несомненно, тоже следили камеры, чтобы вовремя обнаружить и отогнать крупных зверей, но нам было плевать. Внутри “цыплят” никто нас не увидит.

Под куполом антенны главного модуля торчали три фо­тонные пушки; они не только защищали фабрику от хищни­ков, но и занимались уборкой. Как только ворота отворились и наша избушка на курьих ножках шагнула на мощеную пло­щадку, одна из пушек начала обработку, стерилизуя органическую материю, которую “яга” занесла на фабрику. Пневма­тический чистильщик всасывал все, что оставалось после де­зинфекции.

Перед нами открылась дверь дезинфекционной камеры. Я сказал своим спутникам по интеркому:

– Опустите забрала и закрепите их. Очки ночного виде­ния переключите на нейтральный режим. Приготовьтесь от­ключить вентиляционные системы и закройте глаза, когда мы попадем внутрь.

Боб Баскомб со смехом назвал это мойкой машин в аду, но при том заверил, что человек в защитном костюме спосо­бен ее пережить. Дезинфекционная камера была тесной – стоящая “яга” еле в ней помещалась. Ее стены облепили зага­дочные приборы. Когда дверь камеры закрылась, а крышка моего “цыпленка” откинулась в сторону, я срочно перекрыл вентиляционную систему комбинезона, зажмурил глаза и об­хватил себя руками. На мою распростертую фигуру обрушил­ся мощный поток химических растворов, перекатывая меня из стороны в сторону, словно в какой-то чудовищной джаку­зи. За первым ударом последовал ряд чуть более спокойных омовений и душей, которые смыли с меня жидкие останки безбилетных насекомых и микроорганизмов. Вода стекла че­рез дырочки в полу “цыпленка”. Вспыхнувшие фотохимиче­ские лампы высушили машины и нас, заодно убив последние микробы, пережившие водную процедуру. Затем крышки “цып­лят” снова захлопнулись.

Я повернулся, приоткрыл крышку, выглянул наружу и вынул из кобуры парализатор. Освещена дезинфекционная камера была вполне нормально, так что включать очки я не стал. Оказалось, что наша “яга” выкрашена в зеленовато-жел­тый цвет, а “цыплята” – в вишневый.

– Включите свои “ивановы”, – прошептал я. – Если за­метите инопланетянина, выпустите в него по крайней мере три дротика.

Такой дозы хватило бы, чтобы убить взрослого человека. Халуки были покрепче нас, особенно в чешуйчато-кожной фазе, а послать их в нокдаун требовалось наверняка.

Внутренняя дверь камеры отворилась – и наша “яга” про­шла в главный пункт приемки, помещение метров тридцати в ширину без единого окна. Пол, стены и потолок сияли сте­рильной белизной. Боб говорил, что в полностью автоматизи­рованных помещениях фабрики не ставили камер наблюде­ния. Роботы, патрулировавшие пункт приемки, были оснаще­ны сенсорами, которые позволяли запрограммировать их на обнаружение посторонних. Оставалось надеяться, что халуки не станут утруждать себя.

В модуле находились еще две “яги”. Одна, прямо напро­тив двери, выгружала фрукты через рычащую пневматиче­скую трубу, прикрепленную к ее задней части. Другая терпе­ливо стояла в отсеке слева, в то время как сине-золотистые роботы ремонтировали ей ногу, На высоких стеллажах, тянувшихся вдоль стен, лежали запчасти в прозрачной упаковке и мириады контейнеров с ярлычками. Стайка выключенных “цыплят” сбилась в кучу справа от входа. “Чистильщик” пы­лесосил блестящий пол, убирая мусор, а несколько других мелких промышленных роботов деловито сновали туда-сюда. Наша “яга” зашагала вперед, становясь в очередь на раз­грузку.

Я прошептал:

– Похоже, все чисто. Заметили что-нибудь подозритель­ное?.. Хорошо. Вылезаем из ванн, только быстро. Прячемся за синими шкафчиками – видите, там, в глубине? Помоги мне, Айвор. Я совсем задубел.

Мэт прикрывала нас, держа парализатор навскидку, пока юный силач помог мне выбраться на свет Божий и отволок за шкафы. Двухчасовое путешествие в “цыпленке” наряду с пыт­ками “мойки” не пошли на пользу моим ушибам. Анальгетик, который я проглотил в лесу, уже не действовал, и каждое дви­жение причиняло адскую боль.

Я, пошатываясь, встал у стены, сдвинул трясущимися ру­ками забрало, снял шлем и расстегнул комбинезон, чтобы добраться до медицинского браслета,

– А это не опасно? – озабоченно спросил Айвор.

– Здесь, на фабрике, почти стерильно, – ответил я. – Чего не скажешь о пещерах. Так что комбинезоны нам лучше не снимать, однако подышать полной грудью – это мы мо­жем. Ох, хорошо!

Я нашел на браслете кнопки, ввел себе максимальную дозу болеутоляющего и почувствовал блаженное облегчение. На всякий случай я добавил еще укол стимулятора.

Мэт, нахмурившись, наблюдала за мной:

– Нельзя постоянно держаться на лекарствах. Рано или поздно ты сломаешься.

Она откинула капюшон за спину. Темные кудри были влажными, очки, нажавшие на нос и глаза, оставили красные круги, щеки были залиты потом. Выглядела она обворожи­тельно.

– Когда мы разомнемся, все будет нормально. Хуже всего – затекшие мышцы.

– Нет! Хуже всего – это твоя отбитая почка, – возразила она. – Проверь-ка свою мочу на кровь. А еще я хочу посмот­реть твою спину.

– Я снова руководитель отряда бойскаутов, Мэт.

– Только если в состоянии на это претендовать. Снимай комбинезон!

Мы начали спорить. Она победила. Пока они с Айвором разбирали наше снаряжение, решая, что взять с собой, я скром­но удалился за шкафчики и разделся.

Под комбинезонами мы были одеты в битловки из синте­тической ткани, широкие штаны и безразмерные растягиваю­щиеся ботинки с рельефными подошвами. Я отлил драгоцен­ную влагу в мешочек для дефекации и посмотрел на нее. Моча была розовой, но не слишком. Отбитая почка ныла, конечно, однако мешала мне куда меньше, чем постоянная острая боль в спине и крестце. Оставив “чистильщикам” сувенир, я по­брел к своим спутникам.

– Кровь есть? – спросила Мэт.

– Вино оказалось не совсем белым. Я назвал бы его розо­ватым.

– Покажи мне спину! – велела она.

Я неохотно задрал свитер и повернулся к ней задом. Вы знаете, что сделала эта женщина? Чтоб мне провалиться, если вру! Она оттянула резинку моих трусов, посмотрела на мою задницу и отпустила резинку, которая хлопнула меня по спи­не. Я взвизгнул, и сердце у меня забилось сильнее.

Врачебная необходимость... или любопытство?

– Все в синяках, – заявила она, – но кожа, слава Богу, не повреждена. С твоими треснутыми ребрами мы без боль­ницы ничего сделать не сможем. Правда, в пособии по оказа­нию первой помощи говорится, что они сами заживут. А для почки ты должен принимать антибиотик. В твоем браслете есть антибиотики?

– Нет. – Я все еще был погружен в размышления о ре­зинке.

– Не страшно. Возьмем из аптечки.

Она набрала на запаянном ящичке соответствующий код, и оттуда выпрыгнули две пилюли, предназначенные для упот­ребления через трубочки в шлемах.

Мэт бросила мне пилюльки прямо в открытый рот. Я про­глотил их, одарил ее мужественной ободряющей улыбкой и начал натягивать комбинезон.

– Мы с Айвором просмотрели снаряжение, – сказала Мэт. – У него слишком большой рюкзак, так что мы оставим большую часть защитных приборов и продуктов здесь. Парализаторы Иванова будут нашим основным оружием. Я повешу через плечо “клаус-гевиттер”, а Айвор возьмет “хар­вей” Боба. Кроме того, он понесет в маленьком рюкзаке буек и пульт. Твоя больная спина не выдержит никакого груза, так что мы пристегнем тебе к поясу флягу, а также мешок с провизией и всякими мелочами. Ты не против?

– Я обеими руками “за”! – Я как раз пытался засунуть онемевшую правую руку в рукав комбинезона. Айвор молча помог мне. Я застегнул молнию, потом ремень с кобурой и надел шлем с поднятыми наверх очками. – Где карта подзе­мелья?

– У меня.

Мэт расстелила ее на одном из шкафчиков.

– Метрах в трехстах к юго-востоку от фабрики есть боль­шая и многообещающая пещера. – Я показал на карту. – Если халуки обосновались в ней, то наверняка прорыли тун­нель к ближайшему модулю. К сожалению, он находится на другом конце здания. Нам придется пройти через главный модуль, а затем выйти в цех, где идет завершающая стадия производства вируса. Именно там должен быть туннель. Вопросы есть?

Мои спутники молча посмотрели на меня. Глаза Айвора горели восторгом и ожиданием. Ojos negros Мэт были серьез­ны и полны тревоги.

Я сунул карту в поясной мешок, вытащил из кобуры “иванова” и поставил его на трехдротиковый режим.

– Пошли! Айвор, ты опять будешь прикрывать нас с тыла. А ты, Мэт, держись по возможности ближе ко мне. Постара­емся двигаться как можно быстрее.

Вход в главный модуль находился справа – обычная сколь­зящая дверь с задвижкой. Я сосчитал до трех и открыл ее. Перед нами простирался коридор без всяких признаков жиз­ни. Шлюз с надписью “Выход”, очевидно, вел во двор. По бокам от него стояли отключенные роботы. Камер наблюде­ния мы не заметили.

На двух других дверях были таблички “Криосклад” и “Центр управления”. Я осторожно открыл первую и, убедив­шись, что на складе никого нет, махнул своим спутникам, чтобы они следовали за мной. Мы проверили холодильные камеры, в которых обычно до отправки хранились упаковки с вирусом ПД32:С2. Все камеры были пусты.

– Интересно, – сказал я. – По-видимому, вирус хранят в пещере.

Мы пошли дальше, минуя центр управления, поскольку именно там скорее всего сидели ответственные за производ­ство халуки. На последней двери в конце коридора была над­пись “Цех 4”.

– Выше головы! – прошептал я. – Похоже, это то, что нам надо. Я пойду первым. А вы пока держитесь подальше, чтобы вас не подстрелили.

Я, кряхтя, лег возле двери, открыл ее и сунул голову в проем. Люди обычно не следят за лазутчиками на уровне колен, и я надеялся, что халуки в этом смысле не умнее нас.

Сперва мне мало что удалось увидеть. Коридор был осве­щен ярче, к тому же прямо напротив двери стояла большая оранжевая машина. До меня не сразу дошло, что это отклю­ченный робогрузчик, который должен доставлять контейне­ры с ПД32:С2 из цеха в холодильные камеры. Я махнул Мэт и Айвору, чтобы они подождали, и заполз в помещение, держа в руках пистолет.

Робот был довольно внушительных размеров, так что он скрыл меня от глаз пяти халуков, которые работали в цеху.

Они пребывали в бесполой чешуйчато-кожной фазе. Тем­но-синяя кожа, грубая и шишковатая, толстые конечности, прямые, как стволы, туловища, трехпалые руки и большие головы, покоившиеся прямо на широких плечах. Все пяте­ро находились на разных стадиях алломорфного цикла, о чем свидетельствовало количество тусклых золотистых чешуек на туловищах, плечах и бедрах. Те, у кого их было меньше, выглядели поживее, в то время как их более тол­стокожие собратья трудились медленно и очень сосредото­ченно. Громадные глаза под нависающими надбровными гребнями, защищенные темным эпителиальным слоем, по­блескивали, как черный янтарь. Носы им заменяли про­стые горизонтальные щелки, а рты напоминали плотно сжа­тую куриную гузку. Головы у всех пятерых были густо по­крыты чешуей, и не случайно. Это эволюционное приспо­собление миллиарды лет назад помогло халукам выжить в невероятно тяжелых условиях, защищая мозги от солнеч­ной радиации, которая усиливалась по мере того, как пла­нета приближалась к опасному перигелию.

Четверо инопланетных рабочих принимали контейне­ры, вылезавшие из сложной упаковочной машины, и неук­люже ставили их на двухколесные ручные тачки – прими­тивные орудия труда для умственно отсталых грузчиков. Пятый, минимально обросший чешуей и с пультом на поя­се (очевидно, мастер цеха), стоял у ручного пульта управле­ния и останавливал поток упаковок, когда грузчики не поспевали за конвейером.

Я выполз в коридор к Мэт и Айвору.

– Они там. Пять чешуйников. Пошли, только осторожно. Прямо за дверью большой робот, спрячемся за ним.

Минут пять мы сидели и смотрели, как халуки загружа­ют тачки. Затем мастер вырубил конвейер и что-то сказал гортанным голосом рабочим, которые вяло захлопали в ла­доши, выражая, очевидно, таким образом свое согласие. Они разбились по парам и начали толкать две нагруженные тач­ки к стене, возле которой в полутьме маячили другие стан­ки и стеллажи. Метрах в трех от стены неуклюжая процес­сия остановилась. Главный халук снова что-то сказал, и рабочие поставили тачки рядом друг с дружкой. Все пятеро встали вокруг, после чего мастер нажал на кнопку на своем поясе.

Мы услышали какой-то шум, похожий на жужжание мо­тора. Инопланетяне вместе с грузом начали очень медленно снижаться на круглой платформе.

– Это лифт! – прошипел я. – Стреляйте! Вырубите их сию же секунду!

Мэт с Айвором промчались мимо меня, стреляя из пара­лизаторов на бегу. Мастер рухнул первым, издав тихий стон. Остальные апатично падали один за другим, так, видимо, и не соображая, что происходит.

Когда мы прыгнули на платформу, лифт опустился мень­ше чем на метр. Упаковки с культурой вируса посыпались с тачек, несколько упало в шахту. Я приземлился прямо на тело мастера. Меня пронзила нестерпимая боль, я поскольз­нулся и чуть было не свалился с неогороженной платфор­мы. Айвор схватил меня за руку и втащил обратно. Я все еще судорожно сжимал в руке парализатор, хотя не выстре­лил ни разу.

Послышался гортанный стон. Самый толстокожий из ха­луков все еще шевелился. Мэт склонилась над ним, выпусти­ла в него еще три дротика и коротко отрапортовала:

– Теперь все парализованы. Или мертвы.

Я сунул пистолет в кобуру, нагнулся над мастером и снял с него пояс.

Мы спускались в грубо вырубленную шахту. По изрезан­ным трещинами стенам сочилась вода. В одной из стен вид­нелся темный боковой туннель, вход в который был завален пористым камнем.

– Эта штука, похоже, управляет лифтом, – сказал я, рас­сматривая пояс. – Попытаюсь сделать остановку.

На поясе были три кнопки, помеченные непонятными иероглифами, – белая, черная и зеленая. Я нажал на белую, самую яркую для инопланетян с их природными солнечными очками.

Есть! Жужжание подъемного механизма стихло, и плат­форма остановилась. Я прислушался, но ничего, кроме капающей воды и очень слабого отдаленного гула, не услы­хал.

– Надень очки, Айвор, включи инфракрасный режим и посмотри, есть ли внизу кто-нибудь живой.

Геркулес плюхнулся на живот и уставился вниз.

– Никого, Ад. Судя по данным видоискателя, шахта ухо­дит вглубь на 172 метра. Куда глубже, чем пещера, обозна­ченная на карте. Я вижу только основание подъемного меха­низма и несколько пустых тележек. А в туннеле слева виден свет.

Я попросил Айвора поставить груженые тачки так, чтобы они загородили тела халуков и нас самих от глаз иноплане­тян, которые могли находиться в боковом лабиринте, и мы продолжили спуск. Как выяснилось, предосторожности были излишни. Мы вышли из лифта в самом низу и очутились в сыром каменном туннеле на дне шахты.

Никого в этом подземном коридоре не было. Он тянулся вперед на несколько десятков метров, затем делал крутой по­ворот и пропадал из виду. Похоже, это была естественная ка­верна, приспособленная халуками для колесного транспорта. На стенах с большим интервалом тускло горели крохотные желтые лампочки.

Неутомимый Айвор сложил тела халуков в одну из пустых тележек и отвез их в темную нишу напротив освещенного тун­неля. Невнятный гул, который издавали, по-видимому, под­земные воды, был здесь намного громче.

Мы пошли вперед по туннелю, толкая перед собой в каче­стве щита груженную вирусом тачку. Минут через пятнадцать каменный пол начал понижаться, и в нем появились явно выдолбленные вручную борозды, помогавшие удержать ка­тившуюся тележку. Мы двигались все медленнее и медлен­нее, чтобы не потерять контроль над тачкой, и наконец дос­тигли конца туннеля. Перед нами простирался широкий есте­ственный балкон, огороженный грубо вытесанным парапе­том и нависающий над громадной сводчатой пещерой. От золотистых лампочек в глубине пещеры струился мягкий рас­сеянный свет. Колонны с барочными каннелюрами из розо­вого, желтого и белого известняка поддерживали высокий потолок, с которого свисали бесчисленные сталактиты и не­обычные, тонкие, как лезвия, формирования, напоминающие замерзшие кружевные занавеси. От края балкона вниз вел длинный пандус, изгибавшийся полукругом по периметру пещеры, прежде чем достичь пола.

Вид довольно жуткий, но красивый. Однако самым при­мечательным здесь был прозрачный сверкающий зонт трид­цати метров в диаметре, занимавший большую часть колос­сальной пещеры; с его краев постоянно сочилась вода со сталактитов. Под ним находилась приподнятая над полом круглая площадка из темного стекла. Посреди площадки возвышался пьедестал, увенчанный беспорядочным скопи­щем мерцающих шаров, походивших на драгоценные кам­ни – аметист, турмалин, янтарь и темно-красный гранат. Их соединяли красные неоновые трубочки, которые разветвлялись внизу фантастической конструкции и как бы спадали на площадку, разбегаясь во все стороны, словно лунные блики на черной воде. Световую скульптуру окру­жали ряды стоячих прозрачных гробов двухметровой высо­ты – несколько сотен, освещенных призрачным сиянием алой паутины.

И в каждом гробу находилось тело.

– Господи Иисусе! – прошептал я, опустив пистолет.

Мы склонились над парапетом. Как я и подозревал, гро­бы на самом деле являлись дистатическими резервуарами, наполненными целебным раствором, – вроде той ванны, в которой я залечивал собственный поджаренный кометой орга­низм. В их рельефных внутренних каркасах спали грациль­ные халуки, столь не похожие в своей гуманоидной фазе на неуклюжих чешуйников, что казались представителями со­вершенно разных видов.

Прекрасно вылепленные черепа с шевелюрой из прямых платиновых волос, колыхавшихся в растворе, будто тонкие водоросли. Лица нечеловеческие и отталкивающие, с синева­то-серой кожей и выступающими бледными гребнями на лбу, щеках и длинной тонкой шее. Громадные миндалевидные глаза ярко-лазурного цвета широко распахнуты. Каждое тело цело­мудренно закутано в серебристую ткань, оставляющую открытыми только руки и ступни с длинными пальцами... Однако характерная для грацильной фазы осиная талия различалась и под покровами.

Между генно-инженерными резервуарами сновали халук­ские лаборанты в белых комбинезонах, проверяя оборудова­ние и записывая данные на магнитные диски.

Мэт тоже надвинула очки.

– Ад! – шепнула она. – Самый ближний к площадке ряд! Посмотри повнимательнее, почти напротив нас. Включи мак­симальное увеличение.

Я так и сделал – и невольно ахнул от ужаса при виде этой картины.

Волосы у одной из погруженных в раствор фигур были не платиновые, а золотисто-русые, короткие и курчавые. Кожа у нее была почти восковой, с голубоватым оттенком. На лбу и тонких обнаженных руках лишь начали формироваться чуже­родные гребни. Черты лица...

– Боже мой, Ева! – простонал я. – Что они с тобой сделали?

Ж-жах!

Ослепительный фотонный луч пролетел у меня над голо­вой. За спиной кто-то засмеялся.

Голос показался мне знакомым.

– Спокойно, капитан Адам Сосулька! Или мне называть вас Асаилом Айсбергом?.. Эй, вы все! Руки вверх! Пушки на пол, не то я вас поджарю!

Я было замялся, потом разжал пальцы, и мой парализатор упад. Мгновение спустя я услышал, как оружие Мэт и Айвора стукнулось о камень.

– Как делишки, Брон? – спросил я непринужденно, под­няв руки. – Или мне называть тебя Килланом Макграфом?

ГЛАВА 18

Он стоял в туннеле, и командам его вторило гулкое эхо.

– Ад! Медленно повернись ко мне. А вы двое не двигай­тесь! Попробуйте только дотронуться до пушек, что у вас за спиной, и вы трупы!

Я повиновался. Поскольку очки мои все еще были на­строены на дальнее видение, картину вблизи я воспринимал искаженно. Прямо у меня перед носом появилось лицо с пус­тым взглядом, которое я не забуду до самой смерти, и размытые очертания бластера. Попятившись назад, я глянул в темный туннель. Очки сфокусировались на пяти вооруженных охранниках, стоявших в ряд. Два человека, три халука. Все одеты в эластич­ные боевые доспехи со шлемами, в руках – парализаторы “ал­ленби”, куда больше и мощнее наших “Ивановых”.

– Кто это с тобой, Брон? – спросил я. – Пять мушкете­ров, снимающихся в “Звездных войнах”?

– Заткнись и отойди от тележки.

– Как скажешь, hombre [мужчина (исп.)].

Он поймал нас врасплох, причем по моей вине. И тут я заметил, что его оболтусы из-за тесноты туннеля держат пушки дулами кверху, только сам Элгар держал нас на мушке. Судя по данным периферического прицела на моей оптике, до Бронсона было 6,2 метра, а значит, он вряд ли мог услышать, если я ше­потом поговорю по интеркому.

– Вот что мы сейчас сделаем, Ад. Двое моих людей по­дойдут и освободят вас от оставшегося оружия. Потом мы спустимся вниз и проведем небольшую экскурсию...

Пока он трепался, я нагнул голову, коснулся языком пе­реключателя и прошептал:

– Когда я скажу: “Давай!”, мы с Мэт пригнемся. Айвор! Покажи класс и толкни тележку в туннель. Мэт! Постарайся снять охранников из своего бластера.

– ...чтобы ты увидел, как похорошела твоя сестра. Халуки оказались очень способными к генной инженерии. Хотя, ко­нечно, и учителя у них были что надо.

Я поднял голову и спокойным голосом спросил:

– Кому в голову пришла блестящая идея превратить Еву в инопланетянку? Тебе? И все это для того, чтобы надавить на Симона?

Бронсон Элгар снова рассмеялся:

– Мне? Ничуть не бывало! Между прочим, это...

“Давай!”

Мы с Мэт присели. Айвор бросился своим массивным телом на груженую тележку. Она помчалась к убийце, в то время как Айвор отлетел на каменный пол.

Такого Элгар не ожидал. Он сделал единственное, что ему оставалось, – выстрелил из “харвея” в катящуюся на него колесницу. Раздался оглушительный взрыв, и тележка вместе с вирусом ПД32:С2 разлетелась на весьма дорогостоящие мо­лекулы. Туннель заволокло дымом. Фигуры наших противни­ков скрылись за дымовой завесой, а сами мы полуослепли, Я сорвал очки и начал лихорадочно шарить руками по полу, пытаясь найти брошенный парализатор. Не будь я таким ду­раком, переключил бы очки на инфракрасный режим, но в тот момент мне хотелось лишь одного: избавиться от искажа­ющего картину увеличения.

Вокруг нас вихрем летали выпущенные из “алленби” стрелы, рикошетом отскакивавшие от парапета. Я слышал, как Элгар отдает своим подручным приказы вперемежку с руганью, однако он не сделал попытки поджарить нас из бластера – явно намерен взять нас живьем.

Мэт, сидевшая на корточках рядом со мной, отчаянно пыталась сорвать с плеча “клаус-гевиттер” и пустить его в ход, но ремень бластера зацепился за ранец. Я нашел свой пистолет, привстал на одно колено и выпустил целую тучу дротиков в клубящийся туман. Даже в боевой броне есть щели.

Мне повезло: я услышал, как нечеловеческий крик пере­ходит в стон. Один готов.

Безоружный Айвор пробирался к нам, словно медведь по трясине, окутанной болотным газом. Бог знает, куда девался его “харвей”. В шею ему вонзилась большая стрела. Он завор­чал, конвульсивно дернулся всем телом и рухнул.

Через мгновение другая стрела вонзилась в мою правую руку. Доза мне досталась поменьше, чем бедному Геркулесу, но ее вполне хватило, чтобы у меня отнялась вся правая по­ловина тела. Я снова выронил “Иванова”, скорчился – и ткнул Мэт, наконец вытащившую свой бластер, под руку. Выпущенный ею луч отправился в потолок пещеры.

В тот же миг над нами замаячила фигура Бронсона Элга­ра. Подняв бластер, он стукнул Мэт прикладом по голове. Она упала, потянув меня за собой. Я приземлился на спину, аккурат на свой пистолет. Острая, как молния, боль от трес­нувших ребер пронзила меня насквозь, взорвавшись под черепом. Кто-то вскрикнул, а затем стало очень тихо.

Элгар смотрел на нас сверху вниз. С ним было четверо охранников – двое людей и двое халуков, целившихся в нас из парализаторов.

– Ну и говнюк же ты, капитан Ад!

– Стараюсь, – промямлил я.

Правая сторона лица у меня онемела, и я видел практи­чески только одним глазом. Я осторожно согнул левую руку и нащупал под собой “Иванова”. Дым стоял по-прежнему до­вольно густой.

Элгар устало выругался и злобно пнул меня под ребра. Мир превратился в бушующий огненный водоворот, и я сно­ва услышал чей-то крик – очевидно, мой собственный. Еще один пинок – и я погрузился во тьму.

Когда я очнулся, руки у меня были крепко связаны за спиной. Лодыжки тоже были связаны, похоже, что проволо­кой. Я лежал на одной из вездесущих тележек, которую катил охранник-халук. Он сдвинул забрало шлема, а оружие пове­сил на плечо. Каждый ничтожный подскок на выщербленном водой пандусе отдавался мучительной болью в груди, там, куда пинал меня Брон. К горлу подступила тошнота, я скорчился, закашлялся и начал блевать.

Инопланетянин остановил тачку и окинул меня внима­тельным взором. Потом донесся голос электронного перевод­чика, изъяснявшегося несколько странным образом:

– Командир Элгар! Этого мучает сильный кашель и рвота. Не исключено, что он задохнется, если содержимое желудка попадет в респираторную систему. Необходимы инструкции.

– Усади его и придержи голову, – нетерпеливо отозвался Брон. – У него на поясе есть фляга. Плесни ему в лицо, когда он кончит блевать.

– Слово “блевать” не переводится, – констатировал халук.

– Когда у него прекратится рвота, – подсказал один из охранников-людей, шедший за нами.

Электронный голос что-то проговорил, но я был слиш­ком погружен в собственное несчастье и не расслышал слов. Халук резко встряхнул меня и усадил. Назло ему очередную порцию блевотины я выпустил аккурат ему на ноги в сверка­ющих доспехах.

– А пошел ты во влагалищное отверстие трупа своей ма­тери! – сказал инопланетянин, не успевший увернуться.

Его напарник-человек хмыкнул.

Я взвыл что было мочи, причем не очень даже притворяясь.

– Какого черта ты с ним делаешь? – раздраженно крик­нул Элгар.

Он примчался по пандусу наверх. Вторая тележка, кото­рую катили два других охранника, остановилась. На ней ле­жали сваленные как попало тела Мэт и Айвора.

– Моя персона ничего с ним не делает, – сказал мой халук. – Пленник намеренно загрязнил мою персону желу­дочными извержениями.

Брон по-прежнему сжимал под мышкой “ХА-3”. На нем был темно-синий свитер десантника, штаны цвета хаки с боль­шими карманами и тяжеленные башмаки. Он нагнулся, отце­пил от пояса мою флягу и вылил остатки мне на голову.

Я начал отплевываться и блеванул еще раз.

– Спасибо. Мне полегчало.

– Не за что, – отозвался этот гад, стоявший вне зоны досягаемости рвотного обстрела. – Еще блевать будешь?

Я пожал одним плечом. И зря. Меня аж перекорежило от боли.

– Может быть. А может, я сейчас окочурюсь. Я ведь ка­лека, наполовину парализованный. На меня в джунглях сва­лился горбун – а ваши стрелки добавили для верности.

Брон вытер мне подбородок и с деланным сочувствием покачал головой.

– Очень жаль. Ты пока побудь здесь, капитан. Скоро тебя осмотрит врач. Ты не умрешь... до срока. – Он повернулся к ухмыляющемуся охраннику-человеку. – Мел! Иди вперед вме­сте с Гвидо и Тимикаком. Женщину заприте. Я потом решу, что с ней делать.

– А гориллу куда? – спросил Мел, показав на недвижное тело Айвора.

Бронсон Элгар на минуту задумался.

– Он нам не нужен. Отнесите его к пятому водостоку и бросьте туда.

– Водостоку? – просипел я. Меня охватило дурное пред­чувствие.

Киллер усмехнулся:

– Это часть дренажной системы пещеры. Впадает в под­земную речку. Очень удобно избавляться от мусора.

– Сволочь паршивая! – выругался я из последних сил.

Он небрежно саданул мне по лбу ребром ладони. Я упал на тележку, охваченный такой нестерпимой болью, что в ней почти потонули и моя ярость, и отчаяние, и горе.

– Вези дальше, – велел Элгар халуку. – Я присмотрю за пленником.

Тачка снова покатила вперед. Бронсон шел рядом. Я ле­жал в полузабытьи на больном боку, не в силах повернуться, и невольно стонал при каждом вдохе.

Мы спустились с пандуса, миновали таинственный ген­но-инженерный комплекс и подъехали к боковому туннелю, из открытой двери которого сиял яркий свет.

– Не смейте везти сюда этот антисанитарный груз! – про­звучал громкий голос другого электронного переводчика.

– Покорнейше прошу прощения, доктор Воритак, – за­искивающе произнес мой халук.

В дверном проеме появился высокий грацильный халук мужского пола в зеленом халате и таких же брюках, в шапоч­ке, скрывающей волосы, и с миниатюрным электронным пе­реводчиком. На длинной шее у него висел диагностический аппарат, точь-в-точь такой же, как у доктора Фионы Батчел­дер из Манукурской больницы.

– Это, очевидно, и есть обещанный пациент? – спросил доктор Воритак.

– Да, – ответил Элгар. – Нейтрализуйте действие пара­лизующего дротика, чтобы мы могли его допросить.

Мне было так плохо, что я почти не испугался.

– Какого вида допрос? – уточнил врач.

– На психотронной аппаратуре, предназначенной для людей, разумеется, – отрезал Элгар, пробормотав себе под нос, что он лично предпочел бы тиски для больших пальцев, раскаленную кочергу и “железную деву”, однако ничего этого здесь, увы, нет.

Старомодная пытка дала бы мне по крайней мере слабую надежду обмануть противника. Но обмануть машины никому еще не удавалось.

– Отойдите, командир Элгар, – велел халукский доктор. – Нам необходимо провести предварительное обследование.

– Это ни к чему. Просто снимите ему паралич.

– Только после того, как мы выясним общее состояние пациента.

– Мать твою!.. Будьте осторожнее. Он опасен.  Воритак склонился надо мной и начал размахивать диаг­ностическим аппаратом над моим телом и головой. Когда он дошел до левой руки, медицинский браслет предупреждающе пискнул. Халук вздрогнул от изумления, пощупал браслет через мой комбинезон, а затем сказал в наручное переговорное уст­ройство:

– Ученый Милик! Зайдите, пожалуйста, в приемную боль­ницы.

За спиной у доктора Воритака в почтительном молчании стояли двое массивных чешуйников, тоже одетые в зеленое. По его жесту они подняли меня, так осторожно, как могли, положили животом вниз на носилки и отнесли в хорошо ос­вещенное помещение, уставленное экзотическим оборудова­нием. Как я понял, это было приемное отделение в халукском стиле.

Чешуйники разрезали старомодными ножами мой забле­ванный комбинезон, а затем и белье. Если у меня и была какая-то вера в халукскую медицину, она тотчас испарилась, когда доктор вызвал на экран электронный справочник и уг­лубился в чтение. Я очень надеялся, что это не пособие под названием “Десять простых уроков починки человека”.

Меня раздели, оставив связанным по рукам и ногам, и прикрыли теплым, но жестким стеганым одеялом. Брон бес­страстно наблюдал за мной, зажав под мышкой бластер. Он отпустил охранника-халука.

В комнату вошла грацильная особь в белом комбинезоне – похоже, женского пола. На поясе, которым была схвачена ее осиная талия, была масса всяких кнопочек и приспособлений.

– Что случилось, доктор Воритак? – спросила она низ­ким гортанным голосом.

– Милик! Что, во имя Дающего Жизнь Всецелителя, это за аппарат на руке пациента-человека? Он запищал, когда я проводил диагностику.

Женщина велела чешуйникам немного повернуть меня, чтобы разглядеть медицинский браслет. Я из принципа застонал.

– Прибор для вливания медикаментов отмеренными до­зами, – сказала она. – С его помощью в организм вводятся болеутоляющие средства и другие препараты. Этот человек выздоравливает после какого-то серьезного заболевания. Здесь, на экранчике, можно посмотреть, какой курс он прошел.

Она тронула одну из кнопок на браслете. Я краем левого глаза увидел бегущие слова.

Милик кивнула.

– Да, он выздоравливает после большой дозы облучения. Организм излечился на девяносто два процента. Я очень со­ветую вам, коллега, немедленно развязать ему руки. Они ме­шают циркуляции крови, и медицинский браслет не может функционировать нормально.

– Фиг вам! – коротко ответил Элгар.

– Слово не переводится, – констатировал Воритак.

– Нет, черт возьми! Айсберг останется связанным.

– Айсберг? – переспросила ученый Милик. – Его так зовут?

– Кто он такой – не важно. Займитесь лучше делом.

– Лаборант Авелок! Сейчас же развяжите пациенту руки и ноги, – велел Воритак.

Сделав шаг и оказавшись между мной и Бронсоном Элга­ром, халукский доктор показал ему очень длинный средний палец. Этот жест на любом языке означает “Иди на хрен!”. Тем не менее голос переводчика остался спокойным:

– Послушайте меня внимательно! Никто не смеет оспа­ривать медицинские приказы моей персоны в моей собствен­ной больнице. Вы хотите, чтобы мы занялись вашим пациен­том или нет?

Брон, сверкая глазами, сделал шаг назад и схватился за “харвей”. Однако, подумав немного, он, к моему удивлению, сдался.

– Ладно. Но если вы его развяжете, я должен остаться и присмотреть за ним.

– Пожалуйста, – ответил доктор. – Только не мешайте нам работать.

Крепкие путы ослабли. Мягкие руки Милик начали рас­тирать мои занемевшие запястья. Я снова застонал и улыб­нулся ей, пытаясь выразить свою благодарность. Поросшее гребнями экзотическое лицо практически не могло выражать эмоций, однако ее голубые губы чуть посветлели в уголках,

– Этого человека больше нельзя подвергать опасности, – сказал Воритак, сунув справочник в карман халата. – Он не только наполовину парализован дротиком – у него повреж­дены ребра, отбита почка и сильная травма спинной мускула­туры и кожного покрова.

– Сколько нужно времени, чтобы его подлатать? – не­терпеливо спросил киллер.

– Две минуты, чтобы ввести антидот и снять паралич. Пять минут – чтобы сделать укол костесращивающего пре­парата и зафиксировать треснувшие и сломанные ребра. На­нести мазь, которая поможет рассосаться подкожным гема­томам и уменьшит боль и опухоли, – это еще десять минут. Почка у него заживет сама, хотя моя персона может ввести в организм дозатор антибиотиков, чтобы предотвратить ин­фекцию. Это займет одну минуту. Итого двадцать три ми­нуты.

– Ладно, валяйте!

Элгар нашел табуретку и взгромоздился на нее, положив бластер на колени.

Помощники Воритака приготовили необходимые препа­раты, и он пустил их в ход. Ученый Милик, которая, похоже, не входила в состав медперсонала, хотя явно была важной шишкой, принесла флягу с холодной водой и держала ее, пока я пил через трубочку. Врач ловко уколол меня в шею, и пара­лич прошел.

– Потерпите, Айсберг, – сказала мне Милик. – Скоро вы будете как новенький.

Я поблагодарил ее, и она ушла.

Воритак воткнул иголки мне в ребра, и острая боль, напо­минавшая о встрече с ящером и ботинками Брона, понемногу утихла. Киллер со скучающим видом смотрел, как чешуйник, натерший мне синяки ярко-красной мазью, укрепил у меня над спиной удлиненную лампу, похожую на аппарат для зага­ра, и включил ее. Я почувствовал легкое пощипывание в из­битых мускулах.

– Не двигайтесь, – сказал Воритак. – Аппарат способен вызвать неприятные ощущения, но вреда не причинит. Моя персона пошла готовить вам антибиотик.

Он вышел из комнаты. Массивные чешуйники молча про­должали наблюдать за действием прибора, ликвидирующего синяки.

– Ты с самого начала знал, что мы на Кашне? – спросил я у Элгара.

– А ты как думал? – презрительно отозвался он.

– Кто из членов правления “Оплота” тебе настучал? Кузен Зед? Олли Шнайдер? Данн с Ривелло тоже входят в команду “Галафармы”?

– Какая тебе разница? Ты в любом случае человек конче­ный, останешься ты в живых или нет.

– Твой шеф, видать, еще не решил, прикончить ему меня или отдать на переделку халукам, чтобы использовать меня, как и Еву, в своей грязной игре, да?

Бронсон небрежно пожал плечами. Его синие глаза были еще более непроницаемыми, чем обычно.

– Решение примут, когда мы тебя допросим. Меня лично это совершенно не колышет. Хотя, если учесть, сколько хло­пот ты мне причинил, я охотно посмеялся бы при виде того, как ты превращаешься в чешуйника.

– Почему ты работаешь на “Галафарму”, Брон, я не знаю, но это глупо. Очень глупо. Ты хоть представляешь, что будет с политической ситуацией в галактике, если халуки станут такими же активными, как люди?

– Не мое дело. Я не определяю политику концерна.

– Ты просто исполняешь приказы, – усмехнулся я. – Ну конечно! Это Алистер Драммонд и другие президенты кон­цернов тайком продают высокие технологии враждебной ино­планетной расе, нарушая законы Содружества и угрожая са­мому существованию человечества.

– Халуки не враждебны, если уметь с ними обращать­ся. Они могут быть очень даже дружелюбными. И благо­родными тоже. – Он с ухмылкой окинул меня взглядом: – Человек, верящий в космическое братство, даже не стал бы возражать, если бы его сестра вышла за одного из них за­муж.

Не успел я решить, насколько это хуже простого оскорбле­ния, как вернулся врач Воритак.

Он отодвинул от моей спины лампу и просканировал меня диагностическим аппаратом.

– Великолепно! Травмы значительно уменьшились. По­пробуйте повернуться на спину, пожалуйста.

Я осторожно выполнил указанный маневр. Боли не было, только почка по-прежнему немного ныла.

– Вы можете сесть?

Я сел, причем без особого труда, свалив синтетическое одеяло на пол.

– Сидите и не двигайтесь. Я введу вам почечный антибио­тик, – сказал врач и ткнул в меня чем-то острым. – Внут­ренний дозатор рассосется, когда выполнит свою функцию. Ваше лечение закончено. Организм практически в норме, вам только надо поспать несколько часов.

– Сначала он нам споет, а потом поспит, – сказал Элгар. – Принесите ему какую-нибудь одежду. Он может ходить?

– Ни в коем случае! Мы дадим ему антигравитационное инвалидное кресло.

Один из санитаров напялил на меня легкие зеленые шта­ны и халат, такие же, как у врача, а другой прикатил кресло. По приказу Элгара они привязали мне руки и ноги ремнями, сняли пультик управления креслом и отдали его киллеру.

– Последняя просьба, доктор, – сказал Элгар Воритаку. – Зайдите через час в помещение для охраны и принесите плен­нику успокоительное. Оно ему понадобится.

Халукский доктор бесшумно хлопнул в ладоши. Судя по всему, этот жест отнюдь не выражал восторга, поскольку Эл­гар заявил:

– Я доложу о вашем поведении начальству. Когда принесе­те успокоительное, не забудьте отстегнуть свой “переводчик”.

– Как скажете, – откликнулся Воритак.

Элгар включил пульт управления креслом, развернулся по-военному и вышел из больницы. Я покатил за ним, словно ягненок Мэри, ведомый на бойню.

ГЛАВА 19

Я очнулся от дикого приступа кашля. Изо рта у меня, заливая подбородок и шею, текла вода. Моя больная голова покоилась на чем-то мягком и теплом.

– Хватит! – простонал я. – Я задохнусь.

– Извини, я просто хотела привести тебя в чувство. Ты долго был без сознания.

Я задергался, пытаясь встать.

– Надо помочь Еве... вытащить ее из проклятой цистер­ны... Айвор! О Боже, Айвор... Мимо! Вызови патрульных! Пускай сюда пришлют все зональные корабли!

– Тише, тише. Лежи. Все хорошо.

Сильные руки обняли меня, не давая встать. Приятный голос говорил какие-то добрые слова и повторял снова и сно­ва, что я ни в чем не виноват. В голове у меня был сплошной сумбур. Я не выдержал и безудержно зарыдал от стыда. Ко­нечно, я знал, что эмоциональный срыв после допроса неиз­бежен. Однако легче от этого не становилось.

– Успокойся, Адик. Тихо, тихо. Никто не может обма­нуть машину. Все кончено, теперь ты в безопасности, вместе со мной.

Я наконец взял себя в руки. Ввел себе дозу из медбрасле­та, и головная боль, мучившая меня, словно с похмелья, чуть стихла. Я долго лежал, не шевелясь, прежде чем осмелился посмотреть Мэт Грегуар в лицо. Оказалось, что моей подуш­кой были ее колени. Я был накрыт жестким синтетическим одеялом.

В безопасности я, конечно, не был, и наши испытания еще не закончились. Но когда она улыбнулась мне, я усмех­нулся в ответ и сказал:

– Привет!

– И тебе привет. Как ты себя чувствуешь?

– Если не считать жутких угрызений совести, я, навер­ное, в лучше форме, чем был на борту “Пломасо”. Халукский доктор здорово меня подлатал. – Я вспомнил, как Элгар уда­рил Мэт во время схватки. – Как твоя голова?

– Болит. Там шишка с гусиное яйцо. Но ты не волнуй­ся, у Грегуаров крепкие креольские черепа. Я вырубилась совсем ненадолго. Когда меня принесли сюда, я уже очну­лась, только виду не подала. Один из охранников был че­ловек, а второй – халук. У халука был электронный пере­водчик, и он ужасно ругал командира Элгара. Назвал его спесивым вонючим сгустком носовой серы чешуйника. Его напарник очень смеялся.

– Носовой серы?

– Носовой серы.

Я не посмел рассмеяться, побоявшись, как бы мой череп не треснул от такого усилия.

– Где мы? В халукской каталажке?

– В импровизированной камере, я полагаю. Здесь стояли контейнеры, и охранники вытащили их, а потом уже заперли меня. Это маленькая тупиковая пещера с надежно запертой дверью. Но по крайней мере сухо.

Она сидела – а я лежал – на узком каменном выступе, покрытом пенопластовым матрасом чуть толще одеяла. Ма­ленькая настенная лампочка, такая же, как и в туннеле, еле освещала стены из розового и коричневого известняка. Кли­нообразная камера, метров семи в длину, около двери была трехметровой ширины, а затем быстро сужалась, сходя на нет. Потолок терялся в густой тени.

Кроме матраса, одеяла и бутылки с водой, которую Мэт поставила на пол, в камере находились закрытое крышкой белое пластмассовое ведро, маленькая красная корзинка с чем-то непонятным, и мы. Я был бос и по-прежнему в халукском одеянии. Мэт щеголяла в тренировочном костюме, который мы носили под защитным комбинезоном, и в обувке. Сам комбинезон, аккуратно сложенный, лежал на полу.

– А как тут с кормежкой? Я до смерти проголодался.

– У нас есть хлеб и синтетический сыр. Я уже попробова­ла. Давай принесу.

Она встала, притащила корзинку с провизией, и я сел обе­дать, набросив одеяло на плечи. Хлеб был превосходный, имитация сыра “грийе” – отвратительной, зато еды было вдо­воль, и я уплел все подряд, ощущая, как ко мне возвращаются силы.

Покончив с едой, я рассказал Мэт о допросе. Она слуша­ла молча, глядя на меня широко раскрытыми черными глаза­ми, пока я описывал, как я выложил все до единой подробно­сти нашего расследования. Сейчас эта информация наверня­ка уже передана начальству Элгара из “Галафармы” и кос­мофлоту халуков.

– Ты и про Мимо им сказал? – спросила Мэт.

– Они умело задавали вопросы, и я был вынужден отве­чать. Им известно, что “Пломасо”, скрытый маскировочным полем, находится на орбите Кашне. Хорошее сенсорное уст­ройство быстро засечет корабль.

– И тогда...

 – Боюсь, нам крышка, Мэт. И нашей надежде найти до­казательства заговора тоже крышка. Исчезновение “Плома­со” – якобы с нами на борту – припишут пиратам. Гибель Боба Баскомба назовут “несчастным случаем на охоте”. А что до Карла... он ничего не знает о подземных лабораториях, и у него нет доказательств присутствия халуков на Кашне. Со временем шпионы “Галы” в “Оплоте” найдут способ изба­виться от него и остальных.

– А может, халуки не найдут Мимо до истечения срока, о котором мы договорились? – сказала Мэт, глядя в пол камеры.

– Сомневаюсь. – Я начал подсчитывать в уме, сколько времени прошло. – Ты не знаешь, долго я валялся в от­ключке?

– У меня забрали навигационный аппарат, так что трудно сказать. Не меньше пяти часов.

– Разделаться с “Пломасо” способны только новые ха­лукские корабли. К сожалению, две колонизированные халуками планеты расположены неподалеку от Кашне. Так что, боюсь, бедный старина Мимо уже погиб.

– Теперь они, наверное, убьют и нас, – вздохнула Мэт.

– Не исключено. Хотя Элгар намекнул, что меня могут превратить в халука, как Еву.

– Ты шутишь! Я покачал головой.

– Возможно, для того, чтобы надавить на Симона по­сильнее.

– Но это же бессмысленно, Ад! Я думала о твоей сестре и о том, зачем они ее переделали. Чтобы заставить Симона при­нять предложение “Галафармы”?

– Я согласен, что способ они выбрали довольно запу­танный...

– Если бы они попросту пригрозили убить Еву – или тебя, – это наверняка произвело бы на твоего отца куда более сильное впечатление. Симон, безусловно, придет в ужас, уз­нав, что его детей превратили в халуков, но он не дурак. Кто-нибудь из советников подскажет ему, что генная процедура обратима. Зачем “Галафарме” понадобился такой сложный и несуразный тактический ход, если тактика, применяемая обык­новенными похитителями, была бы гораздо эффективнее?

– Ну, – задумчиво протянул я, – Элгар позволил себе еще один гнусный намек.

И я сказал ей, что этот киллер выдал насчет брака моей сестры с халуком.

Мэт недоверчиво рассмеялась.

– Совсем уж нелепо! Если халуки так жаждут заполу­чить драгоценную ДНК Айсбергов, они могли изрубить тебя на мелкие кусочки и взять необходимые ткани. Извини, Адик, но смешанные браки тоже не годятся в качестве мо­тива.

– Тогда провалиться мне на этом месте, если я знаю, что у этих гадов на уме! Факт остается фактом: Еву заперли в цистерну и превращают в инопланетянку. Я могу разделить ее участь... Да и ты тоже. А почему – это не важно.

Я выпил за обедом много воды, и по крайней мере одна моя почка функционировала нормально. Взяв ведро с крыш­кой, я отправился в темный конец пещеры и облегчился. Изу­чив содержимое ведра, я не нашел в нем признаков крови и поделился радостной вестью с Мэт.

– Можно сказать, я совсем поправился. Халукским ин­женерам-генетикам повезло: им достанется здоровый объект для развлечений.

Я зашагал по пещере взад-вперед. Пол под ногами был холодный, как лед. В двери, сделанной из сверхпрочного пла­стикового сплава и надежно вмонтированной в камень, не было ни единой щелки.

Следующим моим подвигом стала довольно глупая попытка вскарабкаться по неровной стене над койкой, чтобы найти какой-нибудь выход наверху. Я умудрился забраться почти на четыре метра, цепляясь за каждый выступ и каждую трещину. Дальше стена стала скользкой, как банановая кожура, и я сполз вниз – побежденный, с поломанными ногтями и содранной кожей на пальцах.

– Побег века накрылся.

– Я могла бы тебя предупредить, – хихикнула Мэт, – но тебе полезно немного размяться.

– Насколько я понимаю, они забрали пульт с твоего ком­бинезона?

Я поднял комбинезон – помятый и грязный, однако це­лый. Шлема не было. Хотя приборы, поддерживающие жиз­необеспечение организма, нам здесь ни к чему.

– Ремень пропал, когда охранники приволокли меня сюда. И мой ранец тоже. Не помню, чтобы они его забрали, но это вполне возможно.

– Да уж, – мрачно откликнулся я.

– Я стучала в пол и стены, надеясь, что Айвор услышит и ответит мне. Но все напрасно. Ты не знаешь, куда его заперли?

– Мэт... – сказал я, взяв ее за руку. Она сразу вся напряглась.

– Нет!

– После схватки Элгар с подручными отвезли нас в боль­шую пещеру. Он велел им запереть тебя, а Айвора бросить в подземный отстойник. Утопить.

Мэт заплакала. Я молча прижал ее к себе, укрыв нас обоих одеялом. Когда она перестала плакать и вытерла ру­башкой глаза, я поднял ее голову и нежно поцеловал в губы. Рот ее на миг приоткрылся, и я дотронулся языком до кон­чика ее языка. Мэт чуть отодвинулась, но осталась в моих объятиях.

– Странно, – сказал я. – Когда человеку совсем парши­во, почему-то хочется думать о приятном.

– Да, странно.

Она сидела не шевелясь. Я погладил ее по голове и впер­вые за долгое время почувствовал, что возвращаюсь к жизни. Похоже, я недооценил халукского врача с его пособием по починке людей. Он великолепно справился с задачей – хотя, похоже, толку от этого будет мало.

– Адик, – тихо произнесла Мэт. – Мы как-то с самого начала взяли неверный тон. Мне очень жаль. Честное слово!

– Да?

То ли мне показалось, то ли я и впрямь услышал в ее голосе теплые нотки.

– Я хотела сказать... Я пала жертвой предубеждения. Воз­можно, ты вовсе не совершал тех преступлений, в которых тебя обвиняли.

– Неужели? – отозвался я – быть может, чуточку резко.

– Ты ни разу не рассказывал мне... Но я сама не желала тебя слушать.

– Комиссар Грегуар! Я рассказывал об этом в суде три года назад. И проиграл.

– Расскажи мне!

– Нет. Это печальная история, а мне хочется думать о приятном.

– Ты думаешь об этом с той самой минуты, когда мы встретились.

– Не стану отрицать. Когда ты вошла в конференц-зал “Оплота”, твои ojos negros у piel canela сразили меня наповал.

– А что это значит?

– Черные очи и кожа цвета корицы.

Я рассказал ей о песне Ната Коула, и она заставила меня спеть ее. Мы оба так и прыснули со смеху, когда я изобра­зил распевающего (довольно фальшиво) серенады caballero [рыцаря (исп.)] в каменной тюремной пещере под инопланетными джунг­лями в четырнадцати тысячах световых лет от старой доб­рой Мексики.

Мэт снова взяла меня за руку. Ладошка у нее была холод­ная и мозолистая. Я поднял ее и перецеловал все костяшки, одну за другой.

Она не отпрянула, когда я дотронулся до ее груди.

– Адик...

– Я понимаю. Возможно – я повторяю! – возможно, ты уже не считаешь меня продажным копом. И тем не менее я изгой и бродяга. А также беспечный авантюрист, который возомнил себя командиром отряда бойскаутов, хотя у него нет для этого ни навыков, ни способностей. Мимо, Айвор и Боб погибли по моей вине, и мы с тобой тоже скоро отпра­вимся в мир иной. Поэтому я пойму, если ты...

– Заткнись, ради Бога! – сказала она и начала снимать с меня одежду.

К нам с Мэт довольно долго никто не заходил, и это дол­жно было насторожить нас. Но мы слишком погрузились в приятные мысли – и занятия.

Наше первое соитие было лихорадочно быстрым. Мы про­сто хотели забыться в сексе. Позже, удовлетворив первый по­рыв, мы начали изучать друг друга – не спеша, изобретатель­но и с наслаждением. Никто из нас не говорил о любви, но мы оба нашли убежище от боли и страха. После второго по­трясающего оргазма мы утомились и задремали.

Проснувшись, мы продолжали молча лежать. Разговари­вать не хотелось. Прошлое не имело значения, а беспокоить­ся о будущем было бессмысленно. Мы снова подкрепились, а затем довели друг друга до полного физического изнеможе­ния – и даже переохлаждения, когда угас сексуальный по­жар. Мы оделись и опять погрузились в сонное забытье, об­нявшись на узком матрасе. До чего же уютно ее тело прижи­малось к моему!..

Нас почти сразу разбудил звук открывающегося дверного замка. Мы вскочили, уверенные, что это Бронсон Элгар при­шел возвестить нашу судьбу.

Но когда дверь открылась, на пороге оказалась ученый Милик.

Она вошла в камеру и протянула мне объемистый узел.

– Здесь одежда потеплее. Переоденьтесь, только, ради Бога, поскорее.

Линялые синие джинсы, поношенный свитер и старые кроссовки были явно с чужого плеча. Я бросил их на пол.

– Зачем утруждаться? – рявкнул я. – Вы же все равно меня убьете или разденете и сунете в дистатическую камеру.

– Ситуация изменилась, – сказала ученый Милик. – Коренным образом.

Дверь за ней была полуоткрыта, но я не видел охранни­ков в коридоре – а стало быть, они тоже не могли меня видеть.

Я решил рискнуть. Одним прыжком оказавшись возле Милик, я заломил ей руку за спину и зажал ее тонкую шею согнутой в локте рукой.

– Велите стражникам бросить пушки, иначе я сломаю вам хребет!

Она обмякла.

– Не надо... Там нет стражников. Я одна... Я хочу по­мочь...

Мэт стрелой метнулась к двери и выглянула наружу.

– Она права. В коридоре никого нет.

– Я отпущу вас, – сказал я Милик, – только не кричите и не вздумайте говорить по наручному коммуникатору. Иначе я вас убью.

Ай да Асаил! Ай да герой! Черта с два я позволю сорока­килограммовой инопланетянке меня одолеть!..

Она пошатнулась, когда я ее отпустил. Мне пришлось от­вести ее к койке и усадить,

– А теперь объясните толком, в чем дело.

– Некогда объяснять. Прошу вас! Переоденьтесь поско­рее и пойдемте со мной.

Голос у нее по-прежнему был хрипловатый, как и в боль­нице, однако что-то в нем чувствовалось странное, помимо правильности языка.

И вдруг до меня дошло. Ученый Милик говорила с нами при помощи своих собственных халукских голосовых орга­нов, без электронного переводчика.

– Кто вы такая, черт побери? – Я схватил ее за нечелове­чески тонкую талию и рывком поставил на ноги. – Чего вы от нас хотите?

– Я Милик, руководитель халукского генно-инженерно­го проекта, – спокойно ответила она. – А хочу я, чтобы вы спасли мне жизнь... Мне и всем остальным, кто остался в подземелье “Муската-414”.

– Что вы несете? Я ничего не понимаю!

– Человек по имени Элгар... Вы знаете, кто он?

– Более или менее. Этот тип работает на “Галафарму”.

– Он начальник службы охраны производства ПД32:С2. Полчаса назад он получил приказ взорвать центр.

– Что?!

– В помещении охраны есть взрывное устройство. Никто из халуков не знает об этом, кроме меня и Воритака. Охран­ники-люди не очень осторожничали, разговаривая при нас, поскольку у нас не было с собой электронных переводчиков, Я вообще редко свой ношу, а у Воритака его отобрали, когда он помогал вам после допроса...

– Бомба! – напомнил я ей.

– Она взорвется через два часа, если никто ее не обезвре­дит. У халуков нет в этом деле ни малейшего опыта. Я надея­лась на вас...

– Мать твою! – не сдержался я.

– Весь человеческий персонал покинул пещеру, – то­ропливо продолжала Милик. – Элгар обещал администрато­ру Ру Локинаку, что силы “Галафармы” будут защищать нас от нападения зонального патруля. Но мне кажется, они соби­раются уничтожить все производственные центры на Гранте. Люди Элгара замуровали доступ к лифту и выход в туннель, соединяющий пещеру с другими фабриками. Они сказали Ру Локинаку, что сделали это из предосторожности, чтобы нас не обнаружили.

Ее слова поразили меня словно удар молнии.

– Боже мой! – воскликнул я, обращаясь к Мэт. – Похо­же, Мимо все-таки увел “Пломасо” – и теперь “Галафарма” заметает следы.

Я схватил одежду, принесенную Милик, и начал лихора­дочно натягивать ее.

– Он правильно догадался? – спросила Мэт иноплане­тянку.

– Да. Я сама слышала, как Элгар докладывал, что халу­кам не удалось обнаружить ваше судно – ни на орбите, ни вообще в системе Кашне.

Вот так фокус! Что бы это значило? Я не мог поверить, что Мимо бросил нас или нарушил мои приказы. Впрочем, думать об этом было некогда. Я наконец оделся, и мы вы­бежали из камеры в полутемный коридор. Мэт прихватила с собой защитный комбинезон, поскольку, по ее словам, встроенный в него маячок поможет зональному патрулю найти нас – если, конечно, бомба Элгара не прикончит нас раньше.

Не успели мы отойти от нашей камеры, как Милик ска­зала:

– В конце туннеля лежат два охранника. Они без созна­ния. Я усыпила их по дороге сюда. Может, наденете их форму? Так нам будет легче добраться до помещения охраны. Мы не можем рисковать...

– Хорошая идея, – отозвался я.

– Воритак встретится с нами там. Не бойтесь его, он хо­роший. Мы с ним друзья, поскольку мы оба врачи. К сожале­нию, многие другие халуки испытывают к людям глубоко уко­ренившееся недоверие. И я не могу их винить, особенно в свете поведения командира Элгара и его начальства из “Гала­фармы”.

Пройдя несколько сотен метров мимо помещений, в ко­торых, как сказала нам Милик, хранились запасы продуктов, мы увидели поразительную картину. Туннель стал шире, по обеим сторонам его были выдолблены неглубокие ниши. В них стояли какие-то штуковины, больше всего похожие на золоченые саркофаги для мумий, украшенные затейливым орнаментом. Все они были разных размеров, но в основном более двух метров высотой.

– Это халуки в яйцевидной фазе, – объяснила нам уче­ный Милик. – До колонизации других миров переход из од­ной фазы в другую происходил всегда в одно и то же время, когда планета, на которой зародилась раса халуков, входила в зону интенсивной солнечной радиации. Позже, на других пла­нетах, эволюционная необходимость в алломорфной адапта­ции отпала, так что теперь эти фазы не совпадают. Синхрон­ной спячки больше нет, однако фазовый режим существова­ния крайне неудобен для разумной расы. Немутированный халук по-прежнему около ста сорока дней проводит в яйце­видной фазе, двести – в грацильной и шестьдесят – в пере­ходной чешуйчато-кожной.

– Человечество помогло бы вам, если бы вы обращались с нами как цивилизованные существа, – сказал я.

– Мешал главным образом страх, – признала Милик. – А еще расовая гордость, которая восставала при мысли об изменении естественного хода эволюции. Но самое главное – это упрямое нежелание сделать первый шаг. Попросить ино­планетян превратить халуков в нечто другое.

Мы с Мэт переглянулись. Объективно говоря, мы могли понять дилемму халуков – но не средства, которыми они пытались ее решить.

– Даже если нам удастся спасти вас и ваших людей от бомбы Элгара, – грустно проговорила Мэт, – от суда вам не уйти. В результате заговора между “Галафармой” и халуками погибли люди, а многим компаниям был нанесен ущерб. Вы сознательно нарушили наши законы, и вам придется за это платить.

Ученый Милик горько рассмеялась:

– Я расплачиваюсь за это вот уже несколько лет!

Небольшой охранный пост находился в алькове рядом с главной пещерой. Мы с Мэт в мгновение ока сняли с двух лежавших без сознания грацильных халуков их шлемы, фор­менные пиджаки и парализаторы “алленби”. После чего, от­крыв дверь, ведущую в главную пещеру, быстро зашагали вперед, не оглядываясь по сторонам.

В просторной подземной лаборатории несколько чешуй­ников занимались уборкой. Охранников там не было, какой-либо суматохи тоже не наблюдалось. Генно-инженерный ком­плекс выглядел как обычно. Грацильные лаборанты в бело­снежных халатах все так же сновали вокруг светящихся ка­мер, обслуживая погруженные в раствор существа. Зловещая конструкция в центре мерцала, словно в ювелирной лавке, превращая алломорфных халуков в стабильных халуков – и переделывая Еву в инопланетянку.

Пол под защитным зонтом был мокрым от воды, капав­шей со сталактитов. По нему во все стороны разбегались сточ­ные желобки. Справа под балконом, где начинался пандус, устроили нечто вроде депо. Там стояли груженные вирусом ПД32:С2 тачки, однако никто из рабочих их не разгружал. За рядами складских модулей виднелся небольшой гравитаци­онно-магнитный электронный погрузчик, стоявший у прохо­да к арке, куда более высокой, чем выход к лифту на втором уровне пещеры.

– Этот туннель ведет к другим “мускатным” фабрикам? – спросил я у Милик.

Она ответила, что я прав; впрочем, доступ туда замурован.

– Куда обычно отвозят все эти упаковки с вирусом? Разве вы не используете их в своем генно-инженерном ком­плексе?

– Для нашего проекта нужен очень небольшой процент вируса, производимого на фабрике. Всю остальную продук­цию с Гранта транспортируют по туннелям на склад на север­ном берегу. Звездолеты, управляемые людьми, тайком дос­тавляют груз на орбиту, а оттуда его уже переправляют на халукские планеты.

– Меня удивляет, что вы рискнули основать свой комп­лекс здесь, на Кашне.

– Не я так решила.

Мы подошли к широкому светлому туннелю, ведущему в больницу и к помещению охраны. Я внезапно остановил ино­планетянку, развернул к себе и уставился в ее голубое лицо.

– Милик! Вы мутант, да? Вы ведь на самом деле человек?

– Конечно, я человек, – дрогнувшим голосом ответила она. И вдруг заговорила взахлеб: – Я ждала, когда мне под­вернется возможность бежать отсюда, с тех самых пор, как поняла истинную цель проекта. Какая же я была идиотка! Думала, что стану благодетельницей расы, которую все недо­оценивают и унижают. Видите ли, это была моя идея. Мною двигали чисто альтруистические побуждения, однако цена проекта потребовала участия в нем концернов...

– Что все это значит? – спросил я. – Кто вы такая, черт побери?

– Я бывшая Эмили Блэйк Кенигсберг, – ответила ученая Милик.

– Но... вы же погибли! – воскликнула Мэт.

– Погиб мой полуклон. Он должен был вернуться на Зем­лю на корабле “Галафармы”, однако... У нас нет времени на разговоры. Пошли скорее!

Она побежала вперед. Мы с Мэт припустили за ней.

ГЛАВА 20

Доктор Воритак сидел в крутящемся кресле за столом, над которым висела табличка “Дежурный офицер А.Х. Уайт”.

Мел и К°, естественно, удрали. Судя по беспорядку в ком­нате, охрана собиралась в большой спешке: на другом столе лежали опрокинутая чашка и размякшие от пролитого кофе распечатки, мусорник был перевернут, диски на стеллаже ва­лялись в полном беспорядке, словно кто-то лихорадочно в них копался, а большой шкаф с оружием гостеприимно рас­пахнул дверцы, демонстрируя пустое нутро.

Психотронный аппарат для допросов тоже исчез. Скорее всего он был личной собственностью Бронсона, которую кил­лер всегда носил с собой, как клюшки для гольфа.

Воритак снова прицепил к халату “переводчик”. Первым делом, увидев нас, он осведомился, как я себя чувствую.

– Я боюсь, – ответил я. – А что до здоровья, так оно в полном порядке. Где бомба?

Врач без лишних слов показал на комнатку связи, примы­кающую к главному помещению. Я вошел туда и почувство­вал запах озона. Кто-то методично сжег бластером все ком­муникационное оборудование, изолировав подземную лабо­раторию от вселенной.

Нетронутым остался только один небольшой прибор весьма символичного черного цвета с логотипом “Сердоли­ка”. Он стоял в углу, заброшенный и одинокий, среди ос­танков своих товарищей. Его сигнальное устройство поблес­кивало тусклым огоньком, а экран встроенного компьюте­ра давным-давно никто не протирал. Скорее всего все только натыкались на эту инфернальную машину и ругали ее, на­зывая бесполезным пылесборником с тех самых пор, как она была тут установлена.

Сегодня наконец пришел ее черед.

На дисплее светились цифры обратного отсчета: 102 ми­нуты 33 секунды. И все, Я взял микрофон и попытался обратиться к компьютеру как обычно. Доступ был закрыт. Я напряг мозги, вспомнил команду, которой официально пользо­вались сотрудники СМТ, имея дело с моделями “Сердолика”, и нажал на несколько кнопок.

Есть! На экране показалась надпись с назначением маши­ны и список директорий, хотя файлы по-прежнему остались закрытыми. Я, нахмурясь, изучал информацию, Мэт загляды­вала мне через плечо. Доктор Воритак пересел на другое мес­то и, не обращая на нас внимания, читал магнитную пластин­ку и время от времени что-то говорил в наручный коммуни­катор. Бывшая (а возможно, и будущая) Эмили Блэйк Кениг­сберг прислонилась к дверному косяку, полуприкрыв ярко-синие нечеловеческие глаза и прижав ко рту четырехпа­лую ладошку. Возможно, она молилась.

Если и так, небеса ее не слышали.

– Что ж, – сказал я наконец, – процитируем очень ста­рое клише: у нас есть хорошая новость и плохая. Хорошая новость – то, что никакой бомбы нет.

Кенигсберг открыла глаза и радостно вскрикнула. Вори­так только посмотрел на меня с непроницаемым выражением лица.

– Плохая новость – у нас есть кое-что похуже бомбы. Если я правильно понял, эта штука – не что иное, как уста­новка для ликвидации лаборатории под названием “фотонная камуфлетная система”. Когда наступит срок, бесчисленные модули, вмонтированные по всей пещере, залпом выпустят фотохимические заряды, которые расплавят или же испарят все, что находится в пещере. Камуфлетной она называется потому, что окружающие скалы почти не пострадают. И фаб­рика “Мускат” тоже. На поверхности не будет ни землетрясе­ния, ни обвалов. Все следы пребывания халуков будут акку­ратно стерты – и мы вместе с ними.

– Ты можешь ее остановить? – спросила Мэт.

– Я видел подобную установку только раз в жизни. Это было давно, я работал тогда оперативником и только начи­нал свою карьеру в СМТ. Мы обыскивали подпольное хранилище контрабанды на Почке-5 в Руке Ориона, которое принадлежало тайному филиалу “Сердолика”. Концерн по­дозревали в незаконной продаже высокотехнологичного оборудования Йтатской империи. У нас в команде была классная хакерша, но ей так и не удалось обезвредить ка­муфлетные модули или остановить отсчет. Мы оттуда про­сто сбежали.

– Значит, ты тоже не сможешь дезактивировать систе­му? – спросила Мэт,

– Ага, – просто ответил я.

– Я боялся, что фатальный конец неизбежен, – сказал с помощью “переводчика” доктор Воритак. Он встал со стула и показал рукой на дверь. – Давайте уйдем отсюда. Моя персо­на не желала заражать пессимизмом ученого Милик, и поэто­му я согласился с тем, чтобы она освободила вас. Возможно, теперь вы захотите продумать, каким образом провести остав­шееся до гибели время. Моя персона только что созвала всех в главную пещеру, примыкающую к генно-инженерному ком­плексу. После того как я проинформирую их о положении дел, администратор Ру Локинак введет нас в ритуальную ме­дитацию и усыпит навечно, поскольку Помазанного Старей­шины среди нас нет. Возможно, вы, люди, тоже захотите при­нять участие?

– Благодарю, но мы пока не готовы умирать.

Я был рад, что “переводчик” лишит мою реплику саркас­тических ноток. Похоже, Воритак действительно предложил нам это из лучших побуждений.

Я повернулся к Кенигсберг:

– Вы говорили, шахта лифта и туннель, ведущий к следу­ющей лаборатории, замурованы. Каким образом?

– Люди Элгара обвалили скалу из “харвеев”, засыпав вход тысячами тонн обломков.

– Насколько я понимаю, у халукских охранников нет тя­желого фотонного оружия?

– Нет. Его разрешалось носить только людям. Наши ох­ранники вооружены парализаторами.

– Бластеры и другое оружие хранились в шкафу, в сосед­ней комнате, – пояснил Воритак. – Как видите, шкаф ныне пуст. У наших инженеров есть только небольшие лучевики для ремонта, но чтобы пробраться с их помощью через зава­лы, потребуется много часов.

Значит, это тоже не выход. Впрочем, я не очень-то наде­ялся.

– Какой генератор образовывает зонт над генно-инже­нерным комплексом?

Воритак поднял руку с переговорным устройством.

– Моя персона спросит у знающей персоны.

Он что-то пробормотал. В ответ послышался поток непо­нятных слов.

– Инженер Тил Иминик говорит, что на аппарате стоит знак “Шелток УФ-90”.

Опять прокол. Этот генератор был слишком слабым, что­бы его защитное поле спасло нас от лучей, даже если мы сумеем превратить зонт в купол. У меня осталась последняя идея.

– Кто-нибудь из вас знает, куда ведет туннель, соединя­ющий лабораторию с другим центром? Случайно не на юг?

– Понятия не имею, – покачала головой Эмили Ке­нигсберг.

– Моя персона уверена, – сказал Воритак, – что туннель ведет на северо-восток.

– Что вы сделали с поясом и ранцем, который ваши са­нитары изъяли у меня?

– Скорее всего они все еще лежат в больнице, на подносе для нестерильных материалов. Моя персона забыла сказать лаборантам-чешуйникам, чтобы они выбросили ваши вещи. А поскольку они не очень сообразительны, по собственной инициативе они этого сделать не могли.

– Отлично! Эмили, сколько нужно времени, чтобы выз­волить мою сестру Еву из дистатического резервуара?

Резкая перемена темы привела ученого в замешательство – как, должно быть, и то, что я назвал ее человеческим именем.

– Думаю, минут тридцать, – неуверенно ответила она. – Нам... Нам надо отключить аппаратуру, проверить состояние жизненно важных органов и ввести необходимые лекарства. Но к чему это? Дайте бедной женщине умереть спокойно.

Я проигнорировал ее вопрос, хотя он был задан по делу.

– В каком состоянии будет Ева, когда вы ее извлечете? Она будет в сознании? Ходить сможет?

– В лучшем случае – в полубессознательном состоянии. Возможно, она вас узнает. Однако первые несколько часов, пока не восстановится естественный метаболический процесс, она будет очень слаба. Ходить точно не сможет. А ее иммун­ная система нормализуется только через несколько дней. К сожалению, у нас нет медицинских браслетов.

– Вы с Воритаком вытащите Еву из цистерны. Мэт, дай им свой защитный костюм. Пускай они оденут в него Еву. По крайней мере она сможет дышать отфильтрованным возду­хом, и ей будет там сухо и тепло.

– Но зачем все это? – спросила Мэт.

– Затем, что мы попробуем бежать. – Я сжал в руке пара­лизатор “алленби” на случай, если кое-кто из халукских ох­ранников еще не погрузился в ритуальное созерцание своей кончины. – Мы с тобой пойдем в больницу. Надо достать карту подземелья. Она у меня в поясной сумке.

– И что нам это даст? – спросила Мэт.

– Помнишь обглоданного яйцевидного, которого нашел Боб? Он еще называл его бедным Халуриком? Этот халук шел отсюда – но не по туннелю, соединяющему лабораторию с другим “Мускатом”, поскольку тот ведет в другом направле­нии. А значит, здесь должен быть еще один туннель. Давай его поищем.

Эмили Кенигсберг предложила мне свой наручный ком­мутатор.

– Возьмите. Чтобы связаться с Воритаком, нажмите на черную кнопку. Кроме того, я ввела в него обратный отсчет.

Мы разошлись в разные стороны.

Осталось 86 минут и 44 секунды.

*          *          *

Самая большая проблема заключалась в том, что изоб­ражения на карте ограничивались стометровой глубиной. Пол главной лаборатории находился на восемьдесят метров ниже, и поэтому на распечатке его не было. Однако верх­няя часть пещеры, обозначенная массой запутанных линий, на карте была (что, собственно, и помогло мне обнаружить подземный центр), и от нее отходил нещадно петлявший туннель, ведущий к Рассольной Рытвине. Я окрестил его Рассольным Проходом, надеясь, что именно он выведет нас на свободу.

К сожалению, примерно в полукилометре от пещеры про­ход разветвлялся на целый лабиринт узких расщелин и тупи­ков. Где-то должен существовать туннель, ведущий от прохо­да вниз, к полу пещеры. Но где? Ведь вышел же – на свою погибель – бедный Халурик!

Как мы с Мэт ни вглядывались в загадочные линии на карте, нам так и не удалось понять, какое ответвление лаби­ринта может вести к пещере.

– Придется положиться на чутье – и на удачу, – сказал я. – Пойдем в пещеру, повернем на юг и посмотрим, что там да как. Если уж чешуйник смог найти этот вход, нам сам Бог велел!

Я сложил карту и сунул ее под свитер. Помимо пояса и сумки с необходимыми мелочами, я прихватил с собой на­ручное навигационное устройство, которое у меня отняли. Принимать сообщения со спутника через такую толщу кам­ней оно не сможет, однако определять расстояние и направ­ление под землей будет так же исправно, как и на поверхно­сти, а его приемоответчик послужит еще одним маяком для спасателей, если мы до них доберемся.

В пещере мы обнаружили множество халуков – сорок или пятьдесят, – которые со всех сторон подходили к главному генно-инженерному комплексу. Грацильные шагали живо и грациозно, а чешуйники брели кто быстрее, кто медленнее, в зависимости от их близости к переходу в следующую фазу. При мысли о том, как трудно будет загнать эту смешанную толпу перепуганных инопланетян в какую-нибудь глубокую расщелину в скале, когда придет время всесожжения, у меня упало сердце.

Они не обращали на нас ни малейшего внимания. Мы пошли в противоположном направлении, к южному пери­метру пещеры, вдоль одного из дренажных желобов, про­ложенных в полу. Пандус, изгибавшийся вдоль стены, за­канчивался как раз на южной стороне. В десятке метров слева от пандуса мы обнаружили сухой, хорошо освещен­ный коридор с массой дверей, быстренько осмотрели его и двинулись дальше. Больше туннелей в этой части пещеры не было, если не считать большого дренажного отверстия метрах в сорока от коридора. К этому отверстию вело сразу несколько желобов. Рядом с ним на скале был нарисован какой-то знак.

Я нажал на кнопку переговорника. Воритак откликнулся незамедлительно.

– Коридор возле основания пандуса, – сказал я. – Куда он ведет?

– В спальни, столовую и кухню для рабочих-чешуйни­ков. Там нет другого выхода.

– Не знаете, это искусственные пещеры, или там есть и естественные каверны?

Воритак попросил меня подождать, пока он прокон­сультируется с инженерами. Вскоре я снова услышал его голос:

– Жилые помещения для чешуйников, грацильных халу­ков и людей, а также административный комплекс, больнич­ные палаты и склады – все это было выдолблено из монолит­ной скалы, чтобы пещеры оставались сухими и геологически устойчивыми.

– Понятно. А что это за кульверт неподалеку? Он тоже искусственный?

– Слово “кульверт” не переводится, – ответил Вори­так, немного помолчав. – Вы имеете в виду водосток но­мер пять?

У меня похолодело в груди.

– Наверное.

– Подождите, пожалуйста. Моя персона узнает. Я посмотрел на Мэт.

– В этот водосток охранники бросили Айвора. Ее глаза расширились от ужаса.

– Боже мой!

Мы вместе заглянули в отверстие. Оно имело форму по­лукруга с радиусом около полутора метров. Темно там было, как у черта в заднице, и воняло так же противно.

Из коммуникатора послышался голос Воритака:

– Водосток номер пять представляет собой искусствен­ный канал тринадцати метров длиной, впадающий в под­земный поток. В него стекают воды с пола пещеры, кана­лизационные отходы из жилых помещений и отбросы из кухни.

– Спасибо за информацию. Еву Айсберг уже вывели из дистатического состояния?

– Мы этим занимаемся. Сейчас она отдыхает в кресле. Моя персона должна сказать вам, что администратор Ру Ло­кинак не верит в вашу гипотезу о существовании другого выхода из пещеры. Он отказался сообщить о ней осталь­ным, чтобы не возбуждать ложных надежд. Скоро он нач­нет читать священные тексты созерцания смерти. Есть у вас какие-нибудь обнадеживающие данные, которые я мог бы ему передать?

– Пока нет, но прошу вас оставаться на связи.

Выключив переговорник, я установил инерционный одо­метр навигационного прибора на ноль. На табло обратного отсчета светились цифры 69 и 3.

Фонарик у меня в сумке был очень маленький. Тонкий лучик не высветил в водостоке номер пять практически ничего, а глаза пока не привыкли к темноте. Я снял халукский форменный пиджак и шлем и бросил их на пол. Парализатор “алленби”, снабженный ремнем, висел за спиной. Я пригнул­ся и шагнул в воду. Она была мне по колено.

– Оставайся здесь, – сказал я Мэт, направившейся было за мной. – Зачем нам мокнуть обоим? Один я управлюсь быстрее. А ты ступай назад и попробуй организовать осталь­ных. Только без оружия... Я буду докладывать о своих успехах Воритаку.

– Я лучше подожду тебя здесь. В случае чего – крикни.

– И что тогда? Ты приплывешь меня спасать?

– Конечно! Я классная пловчиха, особенно в канализа­ции. – Мэт криво усмехнулась. – Иди, ковбой. Делай что положено. Хотя вряд ли этот водосток ведет на свободу. Если халуки бросили в него Айвора, чтобы он утонул, как мог не­счастный чешуйник пройти этим путем и благополучно выб­раться наружу?

– Айвор был без сознания, когда его бросили в воду. А бедный Халурик брел себе и брел... Если я увижу что-нибудь интересное, трижды мигну фонариком. А если там тупик, то мигну дважды по два раза и вернусь. Пока, крошка Мэт. Ты лучше всех.

Она только кивнула в ответ.

Я зашагал вперед, стараясь идти как можно быстрее. Дни­ще водостока было скользким, особенно для моих резиновых подошв. Уровень воды поднялся до промежности – и остано­вился. Вода была ужасно холодной, но канализационные от­ходы в ней не плавали – пока.

– Вроде все нормально! – крикнул я силуэту Мэт, оза­ренному золотистым светом пещеры. – Течение довольно слабое.

Я продолжил путь, держась левой стороны водостока и освещая чернильные воды фонариком. Чуть погодя я сверил­ся с навигационным прибором. Через тринадцать метров тру­ба закончилась, сменившись неровными известняковыми сте­нами. Уровень воды поднялся еще на несколько сантиметров, зато теперь я смог выпрямиться, поскольку естественный тун­нель был повыше.

Я остановился и обвел вокруг фонариком. Капли, срывав­шиеся со сталактитов, разлетались в стороны, ударяясь о мою голову и плечи. Справа я увидел сточное отверстие, через ко­торое в туннель извергалась всякая дрянь, а слева на стене – очень узкий выступ.

Это была своего рода горная тропинка, проложенная над водой. Не без труда забравшись на нее, я с облегчением вылез из потока. Дальше выступ немного расширялся, как и сам туннель. Зловоние усилилось, побуждая меня уско­рить шаг. Я светил фонариком себе под ноги, чтобы не со­рваться вниз.

Одолев довольно солидное расстояние, я остановился, чтобы определить свои координаты. На крошечном экранчи­ке появились данные: оказывается, я прошел почти по пря­мой девяносто три с половиной метра в южном направлении. Обернувшись, я увидел маленькую фигурку Мэт и просигна­лил ей три раза. Она помахала рукой и ушла.

Пока вроде все нормально.

Я посветил вокруг. Потолок высотой метров в десять был усеян тонкими острыми сталактитами; они постоянно роняли слезы в мутный поток, на поверхности которого теперь пла­вала целая куча всякого дерьма. Слева от меня почти верти­кально уходила ввысь стена с небольшими выступами. Впереди я заметил длинную тень.

Как выяснилось, это была довольно сухая пещера разме­ром с комнату и с достаточно большим входным отверстием, в которое мог пройти человек... или же халук. На длинной каменной глыбе, служившей столом, стояли незажженная ха­лукская лампа, несколько закрытых канистр и какая-то настольная игра. По обеим сторонам располагались камни по­меньше, обтесанные сверху и заменявшие табуретки. Вдоль стены аккуратными шеренгами выстроились десятки прозрач­ных сосудов причудливой формы. В каждом из них было око­ло пяти литров бесцветной жидкости.

Я откупорил сосуд и понюхал, В ноздри, очистив их от мерзкой вони, ударил до боли знакомый запах спирта.

Короче, я наткнулся на потайную комнату отдыха чешуй­чатых рабочих.

Очевидно, бедный Халурик и его толстокожие беспо­лые товарищи пытались развеять здесь тоску после трудо­вых будней. И однажды Халурик, обильно промочив горло, вышел из доморощенного кабачка и свернул не влево, а вправо.

Поборов искушение самому отведать экзотического элик­сира, я вышел из пещеры и углубился в туннель. Метров че­рез пятнадцать – двадцать потолок резко понизился, а сам туннель свернул вправо, уходя в кромешную тьму. Свет из отверстия водостока сюда, естественно, не проникал.

Дальше мне пришлось идти, пригнув голову. И что еще хуже, скользкий почти как стекло выступ, покрытый тон­кой пленкой жидкой грязи, скашивался здесь в сторону потока, ставшего куда более оживленным (и, по всей види­мости, более глубоким), чем раньше. Над головой нависали длинные сталактиты, а противные мелкие сталагмитики, похожие на шипы, угрожали проткнуть меня насквозь, если я упаду.

Кроме того, я мог свалиться в реку. В лучшем случае я наглотаюсь канализационной жижи; в худшем – не сумею вновь вскарабкаться на выступ, поскольку стена здесь стала совсем отвесной, а вода плескалась метром ниже выступа. Тошнотворный смрад и спелеологические преграды чуть было не вынудили меня повернуть обратно. Проклиная все на све­те, промокнув до костей, я пробирался вперед, гадая, как мог чешуйник, не важно – трезвый или пьяный, сознательно выбрать эту тропу, похожую на акулью пасть.

А может, он ее и не выбирал?

Выступ постепенно выровнялся, превратившись наконец в бульвар двухметровой ширины. Острые шипы тоже исчезли, и туннель стал посуше. Я благодарил Бога за эти мелкие радости, поскольку потолок продолжал неуклонно снижаться. В принципе это был уже не проход, а лаз.

Встав на четвереньки, я осторожно пополз вперед, зажав в зубах фонарик. Пространство между выступом и потолком уменьшилось до шестидесяти сантиметров, и парализатор у меня на спине царапал о камень. Вскоре мне пришлось полз­ти на животе.

Справа от меня, над водой, потолок был еще ниже. А по­том поток исчез вовсе. К счастью, вместе с вонью. Я продол­жал ползти.

Пока не нащупал пальцами воздух вместо камня.

Я подполз к краю, опасаясь увидеть там пропасть, и по­светил вниз. Углубление в форме чаши было глубиной не боль­ше метра и около пяти метров в ширину. Увидав между кам­нями еще один сосуд без пробки, я издал короткий торже­ствующий вопль. На другой стороне чаши темнела узкая рас­щелина, уходившая в глубь скалы.

Ты все-таки был здесь, Халурик!

Я пересек чашеобразное углубление и втиснулся в расще­лину, моля Бога, чтобы он не дал мне застрять. Торс у меня был постройнее, чем у чешуйника, хотя я был значительно выше. Если Халурик умудрился пролезть через это угольное ушко, то я и подавно пролезу.

К счастью, расщелина оказалась очень короткой, и я почти сразу очутился в громадном подземелье изумитель­ной красоты. Все здесь мерцало от воды и казалось выто­ченным из отполированного светлого камня. С потолка сви­сали прозрачные известняковые шторы с прожилками и затейливые сталактиты. Некоторые из них сливались со ста­лагмитами, росшими из пола, образовывая элегантные ко­лонны размером с древесные стволы. Другие напоминали фантастический орган в соборе, или огромных животных, или статуи чудовищ. Пол был залит лужами, в которых раз­бивались падавшие сверху капли, звеня, словно музыка в храме гоблинов.

И река тоже вернулась, причем не такая вонючая, посколь­ку канализационные отходы уже частично растворились в воде. Я пошел меж камней, определяя русло потока на слух и на нюх. В конце концов река вывела меня из Храма Гоблинов в новый туннель с берегами, заваленными камнями и обломка­ми сталактитов. Пробираясь через завалы, я услышал вдалеке какой-то гул, который становился все громче и громче. Уж не подземный ли водопад ждал меня впереди?

Я вдруг вспомнил про отсчет и посмотрел на наручное переговорное устройство. Красные светящиеся цифры на табло показывали 45.12. Я пробыл в водостоке номер пять двадцать четыре минуты, но у меня до сих пор не было уверенности, что он соединяется с Рассольным Проходом. Если я приведу сюда остальных, мы, возможно, избежим катастрофической фотонной вспышки – чистой и мгно­венной смерти – только для того, чтобы погибнуть в воню­чей подземной клоаке.

Ладно, пройду еще немного вперед.

Я зашагал вдоль реки – и путь почти тут же преградила куча обломков выше меня ростом. Я решил посмотреть, что там, за ней, и повернуть обратно.

Снова зажав фонарик во рту и используя длинный пара­лизатор в качестве альпенштока, я поднялся по шаткой куче. Среди безумно скользких обломков струилась вода. Я спотк­нулся, больно ударился ногой о камень и чуть не выронил фонарь.

Гул стал просто оглушительным, и я неожиданно заметил, что в воздухе плавает туманная дымка. Думая только о том, как мало осталось времени, я снова закинул парализатор за спину и побрел сквозь серый туман к берегу – посмотреть, виден ли оттуда водопад. Пол внезапно превратился в крутой и скользкий склон. Я шлепнулся на задницу и покатился вниз. К счастью, мое падение прервал большой обломок сталакти­та. Ругаясь на чем свет стоит, поскольку теперь я с головы до ног был заляпан грязью, я посветил своим игрушечным фо­нариком на реку.

И обмер от ужаса.

Темной воды больше не было – только рваные клубы пара, пляшущие над бездонной круглой пропастью.

Напряженно вглядевшись во тьму, я увидел, что водопад находится от меня на расстоянии брошенного камня. Он низ­вергался с другого края пропасти и пропадал в ее глубинах.

Бедный Айвор...

Я вскарабкался обратно на берег и быстренько осмотрел­ся. Луч фонарика еле-еле освещал странный подземный пей­заж. Почти сразу за водопадом виднелись многоярусные ус­тупы, больше всего на свете походившие на кучу окаменев­ших свадебных тортов. По ним лениво стекала вода – и по прилегающим террасам, которые ступенями поднимались мет­ров на пятнадцать вверх к угрюмой скале с отверстием в фор­ме замочной скважины.

С бьющимся сердцем я пошел, поднимая фонтаны брызг, по террасам. Под ногами, словно битое стекло, хрустели об­ломки кристаллов. “Замочная скважина” вела в коридор, по­чти сразу же разветвлявшийся на два туннеля. По левому с шумом стремился вниз поток, заливавший затем свадебные торты и террасы.

Правый туннель был совсем сухим, даже пыльным. Ког­да-то давно он тоже служил подземным руслом, поскольку каменистый пол, крутой неровной лестницей уходивший на­верх, был сильно изъеден водой. В пыли, возле входа в тун­нель, виднелись слегка расплывшиеся, но все еще отчетливо различимые следы трехпалых ступней чешуйника. Они вели только внутрь.

У меня осталось 33 минуты и 24 секунды. Судя по табло навигационного устройства, я прошел по туннелю 416 мет­ров. На карте, насколько я помнил, Рассольный Проход находился где-то в полукилометре от подземного центра ха­луков.

Неужели я нашел выход? Или нет?

Нажав на кнопку коммутатора, я сообщил Воритаку, что нашел.

ГЛАВА 21

– Но вы не совсем уверены, – сказал бесстрастный го­лос, – что этот проход выведет нас из пещеры.

– Выглядит он очень многообещающе. Надо попробовать. Скажите своим людям, чтобы они поторопились...

– Сначала я должен проконсультироваться с администра­тором Ру Локинаком.

– Вы должны уходить немедленно, доктор! Через полчаса здесь будет ад. Нет времени на трепотню!

– “Трепотня” не переводится.

Я проглотил злобное ругательство, вертевшееся у меня на кончике языка. Меньше всего мне сейчас хотелось настраивать против себя единственного халука, который вел себя как Mensch [Человек (нем.)].

– Хорошо. Сходите проконсультируйтесь. Моя спутница Мэт Грегуар с вами?

– Она пошла за лампами на склад.

– Ясно. Передайте, пожалуйста, свой коммуникатор Эми... ученому Милик. Я должен сообщить ей важную информацию.

– Одну минутку.

Я ждал, как мне показалось, целую вечность – хотя на самом деле прошло не больше девяноста секунд, – прежде чем услышал хриплый голос Кенигсберг:

– Да, Айсберг?

– Как там Ева?

– Нормально. Слабая еще, но в полном рассудке. Мы даем ей лекарства. Она знает, что вы здесь, однако я ничего не сказала ей о нашей... о нашей проблеме.

– Отлично. А теперь слушайте внимательно, Эмили. По­хоже, через водосток номер пять можно будет выбраться, но времени осталось всего ничего. Воритак сказал, что Мэт по­шла за фонарями. Это хорошо. Кроме того, каждый должен взять с собой одеяло. Знаете – те защитные отражающие одея­ла, которые есть в больничном корпусе.

– В генно-инженерном комплексе тоже есть несколько штук.

– Замечательно. Возьмите для себя, Мэт и Евы самые большие. Кроме фонарей и одеял, ничего не берите. И уходи­те немедленно. В туннеле вам придется нести Еву. Как по-вашему, вы справитесь?

– Ваша сестра миниатюрная женщина. Мы с Мэт упра­вимся. Скажите, что ждет нас в туннеле? Мы все время будем в воде?

– Нет.

Я рассказал ей про канал, выступ на стене, тайное убежи­ще чешуйников, самый опасный участок – Акулью Пасть (вот через нее протащить Еву будет чертовски трудно!), расщелину и Чашу. Если они успеют добраться туда, то скорее всего бу­дут в безопасности.

– Я сейчас же возвращаюсь назад, – добавил я. – Но не исключено, что я не успею встретиться с вами до взрыва. Объясните остальным, как себя вести. И запомните, это очень важно: первые девяносто метров туннеля практически идут по прямой, так что фотонная вспышка может проникнуть туда.

– Понимаю.

– Вам надо добраться до поворота – то есть до места, откуда вы уже не сможете видеть вход, – чтобы появились реальные шансы на спасение. И даже в этом случае гарантий никаких нет. Кроме огня, нас подстерегают две другие опас­ности. Первая – ураган. Поскольку подземелье представляет собой замкнутое пространство, когда в нем полыхнет, огонь начнет высасывать воздух из туннеля. А в обратном направле­нии может распространиться ударная волна горячих газов. Ска­жите всем, чтобы следили за отсчетом. Когда останется одна минута, садитесь на корточки – где бы вы ни находились, – накройтесь одеялами и обхватите себя руками. Сильные по­рывы ветра стихнут буквально за пару мгновений. Что будет потом, я точно сказать не могу, но, возможно, поднимется пар.

– От нагретой реки?

– Вот именно. Вода вблизи пещеры испарится совершен­но. Прямой отрезок туннеля наверняка наполнится паром; чем дальше вы успеете уйти, тем меньше будет опасность. Одеяла помогут спастись от жары, а ураган, возможно, унесет пар с собой. Самое главное, чтобы вы были готовы. Передай­те остальным, чтобы обязательно закутали все тело в одеяла.

– Хорошо.

– И вот еще что. Постарайтесь убедить халуков, чтобы они немедленно шли за вами. Если не послушаются, оставьте их в покое; а если согласятся, скажите, что вы, Ева и Мэт пойдете первыми. Это мой приказ. Иначе я никого из них не выпущу живыми.

– По-моему, не стоит предъявлять им такой ультима­тум, – мягко проговорила Эмили Кенигсберг. – Я сделаю все, что в моих силах. Перезвоните через десять минут, и я доложу вам обстановку.

Пока я прыжками спускался по террасам, шлепал по гря­зи и осторожно пробирался через завалы, мозги у меня рабо­тали со скоростью света. Халукского доктора не очень впе­чатлили найденные мной следы, а пустая бутылка в Чаше – и того меньше. Мой доскональный рассказ о туннеле, о на­правлениях и расстояниях он, похоже, пропустил мимо ушей. Бог весть, что он сказал своему администратору и какое ре­шение примет халукский лидер.

А что, если он предпочтет массовое уничтожение пер­спективе попасть в лапы властей Содружества, которые заста­вят халуков выложить все подробности о заговоре?

И что, если он не пустит женщин тоже, чтобы сохранить тайну?

Если положение осложнится, хватит ли у меня времени, чтобы дойти до пещеры, забрать женщин, пусть даже под уг­розой применения оружия, и отвести их в безопасное место?

Я ломал себе голову по этому поводу только до тех пор, пока не добрался до большой пещеры, которую я окрестил Храмом Гоблинов. На табло халукского переговорного уст­ройства светились цифры 22.52. Я нажал на кнопку связи.

Никакого ответа.

– Эмили! Милик! Где вы? Говорите!

Ничего не услышав, я осмотрел наручный аппаратик, по­светив на него фонариком. Он был заляпан грязью, но вроде работал, и когда я нажимал на кнопку, на экране исправно загоралась надпись “Включено”. Там было еще несколько кнопок, прикрытых прозрачной пластинкой, чтобы не нажа­ли случайно. Скорее всего с их помощью можно было свя­заться с другими индивидами или же установить таймер; но я понятия не имел, как они работают, и не решился рисковать.

Я снова нажал на черную кнопку... На сей раз из крошечно­го динамика раздался громкий звук. Ничего подобного я в жиз­ни не слыхал: какой-то зловещий вой на трех нотах, звучавших в унисон то тише, то громче, словно волны бились о берег или же хрипло дышал какой-то громадный зверь, причем каждый вдох его сопровождался всхлипом, а каждый выдох – стоном.

Очевидно, это была предсмертная песнь халуков – созер­цание грядущего небытия.

Я тоже громко взвыл от ярости и страха. А потом припус­тил бегом через Храм Гоблинов, размахивая фонариком из стороны в сторону в отчаянной попытке поскорее добраться до Игольного Ушка. Гротескные статуи, казалось, ожили в пляшущих тенях. Я спотыкался о камни, проваливался по колено в черные лужи, то и дело с размаху натыкался на ко­лонны и чудовищные скульптуры.

Игольное Ушко! Где же ты?

Найти его, по идее, совсем просто – щель в стене, почти напротив туннеля, ведущего к пропасти. Увидев расщелину, я втиснулся в нее и сразу увидел, что это тупик. Я вылез, посве­тил в другую сторону и заметил еще одну щель. Слава Богу!

Увы, этот проход оказался слишком широким и тоже вел в тупик. Мне опять пришлось выбраться в Храм. Под звуки хрус­тальной капели, вторившей заунывному напеву халуков, я обвел стену лучом фонарика. Больше нигде никаких расщелин не было.

Я застыл, парализованный страхом, понимая, что совер­шил ту же ошибку, что и бедный Халурик. Я заблудился.

Черт бы тебя побрал, капитан Ад, бомж прибрежный! Потерявший голову от похоронного марша инопланетян...

Во-первых, выключи музыку. Во-вторых, сделай глубо­кий вдох. В-третьих, проверь показания индикатора на нави­гационном приборе. Он у тебя на другой руке.

Когда я нажал на пару кнопок, на дисплее появился марш­рут моих стигийских блужданий на фоне простой метровой сетки, которая крутилась вперед, демонстрируя мой путь. Кар­ты туннелей здесь, конечно, не было, но я в ней и не нуждал­ся. С меня было вполне довольно расстояний и направлений. Я нашел сектор, где располагался Храм Гоблинов. Адик захо­дит, Адик возвращается, Адик пытается выйти.

Адик отклонился от первоначального курса на 18,2 метра, потому что не туда свернул, заблудившись между церковны­ми органами и окаменевшими слонами.

Я пошел назад, поборов искушение перейти на бег, достиг исходной точки, повернул возле статуи влево (а не вправо, как перед этим), медленно и осторожно двинулся вперед, све­ряясь через каждые пять-шесть шагов с показаниями дисп­лея, и чуть ли не носом уткнулся в Игольное Ушко.

Осталось 14 минут 40 секунд.

Теперь, не боясь заблудиться, я мог сосредоточиться ис­ключительно на скорости. Сперва через расщелину. Потом бегом по Чаше, которая, похоже, станет прекрасным убежи­щем для нас четверых, если только мы успеем до нее добрать­ся. Потом ползком на животе по тесному лазу, изворачива­ясь, как умалишенный питон.

Достигнув самого опасного участка, Акульей Пасти с ее угрожающими сталактитами и покатой тропой, утыканной острыми сталагмитами, я чуть не прокололся. Я семенил бы­стрым шагом, согнувшись в три погибели и пробираясь меж­ду частоколом из каменных сосулек, словно персонаж видео­игры, как вдруг меня что-то резко затормозило. Ствол пара­лизатора зацепился за кончик сталактита.

В следующую секунду каменная рапира обломилась у са­мого потолка. Я сплясал “танец кинжалов”, так что эта шту­ковина не проделала мне дырку в правой руке, а лишь заце­пила ее. Стукнувшись о покатый выступ, она разбилась на десятки цилиндрических кусочков. Я умудрился наступить на один из них и, сделав несколько нелепых па, отлетел к стене. Упади я, остроконечные мелкие сталагмиты превратили бы меня в швейцарский сыр. Я удержался на ногах, однако здо­рово приложился к стене головой и моментально умчался в страну грез и сновидений.

Очнулся я почти сразу – и обнаружил, что одно из виде­ний было явью.

Я уронил фонарик, и он покатился по склону в смрадную реку.

Все, что я теперь видел, был экран халукского переговор­ного устройства, который Эмили Кенигсберг запрограммиро­вала на арабские цифры. В кромешном мраке красным све­том горели минуты и секунды обратного отсчета – 06.23.

Ничего страшного. У меня еще было навигационное уст­ройство, и когда я включил экран, то оказалось, что я почти прошел Акулью Пасть. Более того, желтый дисплей давал не­множко света, и я уже не чувствовал себя ослепшим. Нащу­пывая ногами сталагмиты и держа навигационный прибор как можно выше, чтобы не зацепиться за сосульки, я наконец выбрался на безопасную тропу. Оставалось лишь придержи­ваться изгибающейся стены, пока туннель не выпрямился.

Кто-то шел мне навстречу. Я увидел вдали два золотистых пятна, покачивающихся друг возле друга у входа в туннель, – лампы, такие яркие, что они затмили свет из пещеры. Опре­делить, кто их нес, не было никакой возможности. До меня донесся еле слышный вой предсмертного песнопения.

– Мэт! – крикнул я, вызвав обвальную перекличку эха. – Эмили!

– Они гонятся за нами, Ад! – ответил мне голос, испол­ненный отчаяния и страха. – Халуки хотят нас задержать!

– Я иду! – крикнул я и поскакал по выступу, как горный козел.

По-моему, я пробежал восемьдесят метров меньше чем за минуту. Три женщины только что вышли из водосточной трубы в более широкий естественный туннель – и тут мы наконец-то встретились. Мэт и Эмили сделали стульчик из рук. Ева сидела, обняв их обеих за шеи, а к груди ее были привязаны две лампы. Ее тело в защитном костюме было обмякшим, голова поникла.

– Держитесь левой стороны! – крикнул я, сжав в руке “алленби” и сняв его с предохранителя. – Поближе к стене, чтобы вас не задело. И выключите эти дурацкие лампы!

Двое инопланетян появились в отверстии водостока как раз в то мгновение, когда лампы погасли. Я бухнулся на колени и, обливаясь потом, прицелился. Над головой у меня просвистела целая стайка парализующих стрел. Сзади раздался стон и всплеск. Я аккуратно выпустил два дротика. Оба они попали в цель, и халуки в конвульсиях упали на пол пещеры, выронив оружие.

– Помоги нам! – выдохнула Мэт. – Эмили ранена. Погони больше не было. Я встал, продел руку в ремень “алленби” и пошлепал к женщинам.

– Сколько халуков за вами гналось?

– Только двое, – сказала Мэт. – Остальные молятся.

Да. Сейчас я отчетливо слышал смертную песнь.

Свет, проникавший из пещеры, был достаточно ярким, и я увидел, что Мэт с Евой прижимаются к стене. Вода доходи­ла им почти до талии. Мэт крепко держала мою сестру. Эми­ли лежала на воде вниз лицом.

Выругавшись, я схватил за ремень, перетягивающий ее белый комбинезон, и взял почти невесомое тело на руки. Го­лова ее безвольно откинулась назад, а голубое лицо было как деревянное. В основании черепа торчала большая стрела.

– Боже мой! – вздохнул я.

Яд попал ей прямо в мозг, парализовав сердце и легкие. Она уже никогда не очнется.

На моем коммуникаторе светились цифры 01.55. Я опус­тил тело Эмили обратно в воду и бросился к Мэт и Еве.

– Нельзя ее оставлять! – в ужасе крикнула Мэт.

– Она погибла. И мы тоже погибнем через две минуты.

В поясной сумке у меня был армейский нож. Я открыл лезвие и перерезал ремни одной из ламп, привязанных к гру­ди Евы. Лампа упала в воду и закачалась на волнах.

– Возьми лампу! – сказал я Мэт. – Я держу Еву. Свети на левую стенку, там выступ. Вскарабкайся на него и иди. Наш единственный шанс – добраться до кабачка.

– До чего? – спросила Мэт на ходу. Свет лампы ударил мне в глаза и ослепил на миг.

– До маленькой боковой пещеры. Девяносто метров от­сюда. Шевелись, черт возьми!

Она пошла вперед, я – следом. Там, где выступ был уже, я тащил Еву, сжав ее кисти у себя под подбородком, в то время как ее тело болталось у меня за спиной. Вторая лампа больно давила мне на поясницу, но резать ремни было уже поздно. Я карабкался, как краб, вслед за Мэт, зная, что, если я упаду в зловонную воду, мы с Евой будем обречены.

– Мне кажется, я вижу боковую пещеру! – крикнула Мэт.

Она довольно сильно меня обогнала. К счастью, она пре­дусмотрительно светила на противоположную стену, так что отраженный свет помогал мне идти вперед. Выступ стал шире. Я взял Еву на руки и пошел скорее. Поскольку переговорное устройство я видеть не мог, я не знал, сколько у нас осталось времени. Но не сомневался, что добраться до поворота, где фотонная вспышка не могла нас достать, нам не успеть. Оста­валось только одно место, где был шанс уцелеть.

Мэт ждала меня у входа в кабачок.

– Пойдем туда?

– Другого выхода нет.

Я нагнул голову и нырнул в пещеру. Мэт последовала за мной. Я бросил Еву на пол, словно мешок с картошкой.

– Стол! Помоги мне забаррикадировать вход!

Мы с трудом сдвинули каменную глыбу с места. Столеш­ница была тонкой, однако весила больше сотни килограммов. У нас осталось 33 секунды.

– Одеяла! – рявкнул я, когда глыба наконец закрыла от­верстие.

Мэт бросилась к Еве. Зажженную лампу она успела по­ставить в дальний угол пещеры.

– Все четыре здесь... застегнуты...

Лихорадочно отодвинув лампу, привязанную к груди моей сестры, Мэт расстегнула защитный комбинезон и вытащила свернутые серебристые квадратики. Один взмах руки – и они превратились в стеганые одеяла.

Я завернул Еву в одно из них, словно голубец, и подо­ткнул концы под ее недвижное тело. Ни вентиляционную систему, ни ионный экран я включать не стал, опасаясь, как бы она не задохнулась, если они выйдут из строя.

– Ложись как можно дальше от входа, – сказал я Мэт.

Когда мы завернулись в одеяла, я услышал своеобразную тоненькую трель. Столешница хоть и закупорила вход, но явно не герметично, так что сирена халуков была явственно слыш­на в нашем убежище,

– Приготовься, – сказал я. – Сейчас жахнет.

Прежде чем я нырнул с головой под одеяло, я успел уви­деть, как щелки вокруг каменной столешницы засияли осле­пительно белым светом. Скалы вокруг нас содрогнулись, с потолка посыпались обломки. Я судорожно вцепился в одея­ло. Шипящий звук почти мгновенно превратился в оглушительный рев. Мне стало жарко, а потом адский огонь, буше­вавший в главной пещере, единым махом высосал весь кисло­род из нашего кабачка.

Странно, я не задыхался, не чувствовал боли. Конец на­ступил внезапно и просто.

Июльский вечер в пустыне Аризоны. Температура около сорока пяти градусов по Цельсию, и каждый кактус, каждый куст и каждая колючка словно съежились под нещадным по­током горячего солнца.

Единственные существа, которые движутся по засушли­вому пейзажу из песка, выщербленных ветрами камней и без­водных ручьев, это я и мой старый толстокожий мерин Пако. Все жители пустыни – койоты, кенгуровые крысы, амери­канские зайцы, даже птицы и гремучие змеи – попрятались в ожидании ночи.

Очень разумно.

Но мы с Пако продолжаем путь, потому что на экране, вмонтированном в мое седло, светится доказательство того, о чем я подозревал и что управляющий Небесным ранчо не су­мел обнаружить с воздуха из-за неровностей ландшафта: а именно, что тринадцать отбившихся от стада коров находятся в каньоне меньше чем в километре отсюда. Приемоответчики под шкурами животных послали сигналы на мой дисплей пол­часа назад. Теперь они то появляются, то исчезают, когда ко­ровы бродят с места на место – или пьют из ручья. Сигналы, передаваемые ими, часто не доходят до приемного устройства из-за высоких обрывистых скал.

Отец посмеялся надо мной сегодня утром, когда я сказал, что догадываюсь, где искать коров. В прошлом году мы с Евой обследовали этот дальний каньон. Симон заявил, что отпра­вится в пустыню на поиски на следующей неделе, когда будет посвободнее.

На следующей неделе!.. А через год не хотите?

Я наполнил самую большую флягу, незаметно оседлал Пако и поскакал.

Мне было уже одиннадцать, и я все умел.

А теперь у меня кончилась вода. Я разделил с мерином последние капли пару часов назад, дав ему попить из моей шляпы. Старина Пако шагал все медленнее и медленнее; навер­ное, у него, как и у меня, кружилась голова. Когда вдыхаешь этот раскаленный воздух, в голове начинают стучать моло­точки, и тебе кажется, что лучше вовсе не дышать, И язык у него, наверное, распух, как у меня, а кожа съежилась и ее словно стало не хватать на все тело. Возможно, перед глазами у него тоже бешено кружатся черные точки, а пульс стучит, как индейский барабан.

Быть может, он боялся, что не дойдет.

Ну же, старина! Мы почти обогнули плато Эмпинада. Ос­талось чуть-чуть...

Каньон вырублен на крутом плато, и сейчас, когда жуткое солнце наконец заходит, там должна лежать густая тень. Я вытащил из горячего футляра бинокль, подкрутил окуляры и посмотрел вперед, где благодаря живительному ручью росли мескитовые деревья и несколько трехгранных тополей.

А еще там бродили коровы.

Да!

Я был прав, папа. Я, а не ты!

От каньона подул восхитительный прохладный ветерок, и мои легкие наполнились воздухом. Пако учуял воду, насторо­жил уши и неуклюже поскакал вперед. Коровы приветствова­ли нас радостным мычанием.

Улыбаясь, я вытащил из седельной сумки телефон и по­звонил на Небесное ранчо, чтобы похвастаться победой и попросить прислать за нами “прыгунок”...

Я очнулся, все еще с улыбкой на устах вдохнул прохлад­ный влажный воздух с каким-то странным привкусом спирта и вылез из-под одеяла.

К моему удивлению, лампа не погасла. Еще больше меня удивило то, что столешница не грохнулась на нас, когда ее втолк­нуло ураганом в пещеру и она разбилась на мелкие кусочки.

Я подполз к двум серебристым коконам, лежавшим ря­дышком у стены. Они были покрыты пылью – а может, вы­сохшей пленкой ила. Вокруг валялись разбитые сосуды с вы­летевшими от декомпрессии пробками. Содержимое сосудов, разлитое по полу, медленно испарялось,

– Мэт!

Я откинул покрывало с ее лица. Она дышала, и ее веки дрогнули.

Слава Богу! Я с трепетом повернулся к сестре, осторожно развернул ее и посмотрел на бледно-голубое лицо, обрамленное капюшоном. Потом дотронулся до щеки. Частично мутировав­шая кожа была холодной, но мягкой и упругой. Приподняв одно веко, я увидел, что ее глазное яблоко стало ярко-лазурным, как у грацильных халуков. Однако радужка осталась зеленой, с ян­тарным кружком возле расширенного зрачка – точно как у меня.

Второй глаз открылся, и зрачки медленно сузились.

– Аса... Ты?

Голос у сестры остался человеческим. Я схватил ее и при­жал к груди.

– Ева! Боже мой, Ева!

– Мы... спасены?

Я услышал, как застонала Мэт, и ответил:

– Хороший вопрос.

Ослабив объятия, я снова уложил Еву на каменный пол.

– Спокойно, девочки. Сейчас разведаю что к чему.

Я вынул из поясной сумки армейский нож и обрезал рем­ни второй лампы, привязанной к Евиной груди. Как ни стран­но, она тоже не погасла.

Мэт села, протирая глаза. На ней все еще был форменный халукский пиджак, но без шлема. Несмотря на то что мы вы­мокли до нитки, пока шли по туннелю, одежда и волосы у нас высохли совершенно. На руках у меня по-прежнему мигал навигационный прибор и светилось табло переговорного уст­ройства. Оба прибора исправно работали.

На табло горели цифры +122.41. Мы пролежали без со­знания два часа.

Я вышел из кабачка, посветил кругом и невольно выру­гался.

Я думал, что от подземной реки останется жалкий ручеек, а она заполнила весь канал и плескалась почти у входа в наше убежище. Зловоние исчезло напрочь.

Посветив в сторону главной пещеры, я обнаружил, что туннель метрах в пятидесяти от нас завален обрушившейся скалой. Ближе к нам рухнула другая часть стены, и оттуда хлынул подземный поток.

Я поспешил обратно в кабачок.

– Выше головы, дамы! Нам надо поскорее выбираться отсюда. Старушка-речушка стучится к нам в дверь.

Мэт завязала разрезанный ремень узлом и повесила вто­рую лампу Еве на шею. Я перебросил парализатор через пле­чо, сложил одно из одеял и сунул себе под свитер.

Мы с Мэт помогли моей сестре пройти через низкое от­верстие из пещеры и наполовину вынесли, наполовину вытащили ее на значительно уменьшившийся в размерах берег реки. Потом я отдал Мэт свою пушку и нес Еву на закорках до тех пор, пока мы не дошли до Акульей Пасти.

Дальше начался сплошной кошмар. Поскольку Ева не могла идти сама, пришлось волочь ее по всем этим дьяволь­ским шипам. Мы с Мэт камнями отбивали верхушки самых острых сталагмитов, потом накрывали торчащие обрубки ее форменным пиджаком и тащили Еву вперед. Продвигались мы ужасно медленно, потому что я боялся порвать Евин за­щитный комбинезон. Я опустил ей забрало, чтобы на нее не капало с потолка, но мы с Мэт промокли почти мгновенно.

Чтобы пробраться через Акулью Пасть, нам понадобился целый час. Когда мы наконец достигли лаза, стало ясно, что нам удалось подняться над уровнем прибывающей реки. Я вздохнул с облегчением, ибо в глубине души боялся, что лаз окажется заполнен водой и практически непроходим.

Сталагмитов здесь не было; я смастерил из пиджака и одея­ла импровизированную волокушу и, извиваясь, как червяк, тянул Еву за собой. В конце концов мы вышли к Чаше. Здесь нам ничего не грозило, и я объявил, что пора сделать привал и как следует отдохнуть.

Руки и плечи у меня болели от перенапряжения, однако в целом мое физическое состояние было на диво хорошим. Почка и ребра успокоились. Я решил не впрыскивать лекар­ства из браслета.

Сдвинув вверх забрало на шлеме сестры, я спросил, как она себя чувствует.

– Лучше, – прошептала она. – Только пить хочется. Я пробовала через трубочку... там пусто.

– Можно отрезать кусок от одеяла, – предложила Мэт. – Я вернусь в Акулью Пасть и наберу воды, которая капает со сталактитов.

– Ни к чему. – Я поднял пустую халукскую бутылку. – Сосуд у нас есть, а чистая святая вода найдется в Храме Гоб­линов.

– В Храме Гоблинов? – удивилась Мэт.

– Сама увидишь, когда мы пойдем дальше. Сейчас вернусь.

Взяв лампу, я проскользнул сквозь Игольное Ушко и на­брал воды из глубокой чистой лужи. Мы все напились вдос­таль. Ева, сидевшая у стены, сказала, что чувствует себя впол­не уютно в защитном комбинезоне. Зато Мэт побелела от холо­да. Меня самого начало познабливать после нашего марш-броска. Халукские лампы давали достаточно света, но не тепла. Я пожалел, что не проверил как следует бутылки в кабачке. Быть может, не все они разбились на мелкие кусочки. Я не отказался бы сейчас хлебнуть согревающего экзотического пойла.

Тут мне в голову пришла идея получше, и я предложил Мэт согреть друг друга. Мы сели, обнявшись, и накинули на плечи одеяло.

– А вы – хорошая парочка, – понимающе усмехнулась Ева.

– Уймись, сестренка!

Она снова лукаво улыбнулась, потом посерьезнела:

– Спасибо тебе, Аса. И тебе, Мэт... За то, что вы пришли.

– Мы еще не дома, – сказал я. – Хотя, надеюсь, худшее уже позади.

– Ты действительно нашел маршрут, которым шел бед­ный Халурик? – спросила у меня Мэт. – Эмили ничего мне толком не сказала.

Я объяснил Еве, кто такой бедный Халурик, и вкратце рассказал о том, как я обследовал подземелье.

– Совершенно уверен: раз Халурик сумел выбраться из пе­щеры в своем слабоумно-чешуйчатом состоянии, то для двух здоровых людей и одной грацильной особи это вообще раз плю­нуть.

Ева прыснула со смеху:

– Заслужила!..

Мы немного помолчали, а потом я попросил Мэт расска­зать о том, что произошло в пещере.

– Эмили занималась Евой, сидевшей в инвалидном крес­ле. Воритак долго и сосредоточенно беседовал с администра­тором Ру Локинаком, который возглавлял производственный центр. Они выключили “переводчики”, поэтому я не понима­ла, о чем они говорит, но Эмили знала халукский язык. По ее словам, они обсуждали, стоит ли говорить остальным халу­кам о фотонном камуфлете и возможности бегства. Я спроси­ла, есть ли в пещере лампы, и Эмили послала меня с чешуй­ником на склад. Когда я вернулась, все трое ожесточенно спорили. Очевидно, Ру Локинак не поверил, что ты нашел выход, и не хотел бежать, поскольку тогда им пришлось бы бросить тех, кто находился в дистатических генных камерах, а также тех, кто был в спячке. Это противоречило их старинному кодексу чести. Когда Воритак попросил, чтобы мне, Еве и Эми­ли позволили уйти через водосток, администратор отказал наот­рез, не объясняя причин. В конце концов Воритак сдался и при­соединился к толпе. Ру Локинак позвал двух инопланетных ох­ранников, вооруженных парализаторами, и приказал им ох­ранять нас, а потом начал молитву созерцания смерти.

Я кивнул:

– Он опасался, что вы разоблачите заговор, если остане­тесь в живых.

– Эмили изо всех сил пыталась переубедить Ру Локина­ка, – сказала Мэт. – Она действительно сделала все, что могла, бедняжка!

– Она была идеалисткой... и фанатичкой, – спокойно, но непримиримо произнесла Ева. – Если бы она осталась в живых, Содружество судило бы ее за измену.

– Эмили освободила нас из халукского плена! – возразил я. – Без нее мы не смогли бы сбежать.

– Без Милик, – Ева презрительно подчеркнула это имя, – этого вообще бы не случилось! И... и...

Сестра закашлялась. Я встал и принес ей воды. В конце концов она успокоилась и опустила голову вниз. Я снова ныр­нул к Мэт под одеяло.

– Как же вам удалось бежать? – спросил я после неболь­шой личной прелюдии, увы, несколько ограниченной в силу обстоятельств.

– Молившиеся халуки выстроились концентрическими кру­гами вокруг генно-инженерного комплекса, возле которого сто­ял Ру Локинак. Эмили сказала, что они включили спавших в камерах халуков в свое священное собрание. Горели только раз­ноцветные шары, весь остальной свет в пещере выключили. Мы с охранниками были во внешнем круге, вместе с чешуйниками.

Халуки пели свою мантру, покачиваясь в ритм этой песни без слов. Через некоторое время многие инопланетяне впали в транс – в том числе и охранники, приставленные к женщинам.

У охранников не было электронных “переводчиков”, так что Мэт с Эмили пошептались и выработали план. Они сде­лали вид, что Еве плохо, и жестами показали, что ей нужны лекарства и одеяло. Охранники не хотели прерывать моление, а поскольку больничная палата была в десяти метрах от ком­плекса, они позволили Эмили отвезти туда Еву без сопровож­дения. Эмили стащила в больнице четыре одеяла, две лампы и веревку. Все это она спрятала у Евы на коленях, накрыла ее одеялом и вернулась к Мэт.

Чем меньше времени оставалось до вспышки, тем больше халуки погружались в транс. Мэт с Эмили начали пятиться от полусонных охранников, толкая перед собой антигравитаци­онное кресло Евы и продвигаясь вдоль внешнего круга че­шуйников. Никто, похоже, не заметил, как они внезапно бросились бегом через пещеру.

Их план почти удался. Они уже были у входа в водосток номер пять, когда один из грацильных халуков забил тревогу.

– Мне кажется, это был Воритак, – сказала Мэт. – Кто-то в зеленом халате начал орать на стражников. Те побежали за нами. Что было дальше – ты знаешь сам.

– Черт побери! – сказал я. – А я-то считал Воритака славным малым.

– Когда ему пришлось выбирать между политическими амбициями собственной расы и жизнью трех инопланетянок, он оказался не таким уж славным, – заметила Мэт.

– Вы знаете, почему они построили генно-инженерный центр на Кашне? – спросила Ева натужным шепотом.

Я удивленно глянул на нее:

– Наверное, там им было удобнее. Ближе к источнику вируса.

– Нет... Там очень опасно работать. Основные центры трансмутации... расположены на халукских планетах. Генный комплекс “Мускат-414” был уникальным. И не потому, что там удобнее. Когда я попалась, Милик сказала мне, почему она хочет изменить меня... и почему она изменилась сама.

Смешная лампочка в полоску на потолке мигнула – и в унисон с ней что-то щелкнуло у меня в голове. Я похолодел.

– Другая Эмили Кенигсберг! Та, что погибла на борту звездолета. Она была халуком! Копией!

– Полуклоном. Это более точный термин. Взрослая ино­планетянка, радикально трансмутированная... становится прак­тически неотличимой от человека – донора ДНК. Чтобы вы­растить настоящего клона, нужны годы. А так... Некоторые халукские гены у нее остались, но все обычные анализы под­твердили бы, что полуклон – настоящий человек. Я точно не знаю, какая задача была у фальшивой Эмили. Возможно, шпионить за самой “Галафармой”.

– Значит, если бы они сделали твоего полуклона, – мрачно сказал я Еве, – поддельная Ева поднесла бы “Гале” планеты “Оплота” на тарелочке.

– А поддельные Адик и Мэт помогли бы приготовить де­серт, – добавила Мэт.

– Шесть месяцев, – прошептала Ева. – Им требовалось полгода, чтобы создать наших... двойников. Ты знаешь, Аса, что Симон хотел сделать меня главой “Оплота”? Чтобы я ста­ла президентом и послала Зеда подальше?

– Он говорил. Мне кажется, это отличная идея.

– Я согласилась, но далеко не сразу. Я сказала ему, что на самом деле ему нужен... ты.

– Господи, Ева!

Я хотел было ей возразить, но она решительно оборвала меня:

– Не бери в голову. Мы можем... обсудить это позже с Симоном. А сейчас я должна рассказать тебе все, что мне известно о сговоре халуков с семью концернами. Начиная с того, как меня схватили.

ГЛАВА 22

Я правильно догадался, зачем Ева полетела на Кашне. Года два она подозревала, что в “Оплоте” есть шпионы “Галафар­мы”, активно работающие на противника. Она только не мог­ла понять, почему Алистер Драммонд так жаждет приобрести “Оплот”, что готов рискнуть самим существованием своего концерна; ведь если бы саботаж “Галафармы”, кража важных данных и заговор с целью подрыва благосостояния “Оплота” были доказаны, по правилам СМТ звездная корпорация мог­ла подать на концерн в суд и потребовать все его имущество в качестве компенсации за причиненный ущерб.

Объяснить такое безрассудное поведение Драммонда мож­но было только тем, что приобретение “Оплота” сулило ему сумасшедшую прибыль в будущем.

Загадочные происшествия с халуками казались слишком мелкими и не имеющими отношения к попыткам “Галафар­мы” наложить лапу на “Оплот”. Еве и в голову не приходило искать между ними связь – до тех пор, пока Боб Баскомб не рассказал ей свою странную историю и пока она не узнала, что Оливер Шнайдер положил дело о погибшем халуке под сукно. Еву это озадачило и навело на мысли, которые даже ей самой казались поначалу невероятными.

Ева никогда не доверяла Шнайдеру. Он был человеком Зеда и не раз тормозил внутренние расследования в корпора­ции, начатые по инициативе Евы. Ева не могла доказать, что Шнайдер предатель, однако, как и я, понимала, что началь­ник службы безопасности корпорации – идеальная для вер­бовки фигура. И вот теперь Шнайдер проигнорировал доклад о трупе халука, найденном на Кашне – на планете, где про­изводилось нечто, сильно интересовавшее инопланетян.

Ева знала, что Симон просто рассмеется, если она поде­лится с ним подозрениями о связи “Галафармы” с халуками. Докладывать об этом властям Содружества было тем более глупо. Если бы она попробовала обойти Шнайдера и пору­чить расследование флотской службе безопасности, возглавляемой Мэт Грегуар, он узнал бы об этом и нашел бы способ ей помешать. У старого пройдохи Олли были уши и глаза в каждом уголке “Оплота”. Именно таким образом он отрабатывал свою громадную зарплату и щедрые пожертвования акционеров.

Поэтому Ева решила сама разведать, что происходит на Кашне, – прилетела инкогнито и заставила своих друзей Бас­комбов поклясться, что они сохранят тайну. Если ее экспеди­ция не даст никаких результатов – ничего страшного. Конеч­но, ходить по Кашне в одиночку небезопасно, однако она была опытным разведчиком и не раз уже исследовала дебри этой планеты. К тому же она решила, что пойдет туда воору­женной до зубов.

Кроме того, Ева надеялась, что, даже если инопланетяне работают на “мускатных” фабриках Гранта, они не осмелятся в открытую напасть на человека. Боб Баскомб говорил ей, что охотники свободно рыскали по всему микроконтиненту. Она также знала, что роботы, охранявшие законсервированные фаб­рики, не станут причинять людям зло. Больше того, обычно главный вход в такие центры оставляли незапертым, чтобы люди могли там укрыться в случае необходимости.

Ева собиралась приземлиться в джунглях рядом с “Муска­том-414”, прикинуться охотницей и попросту войти, не скрыва­ясь, на территорию фабрики. А там уже будет видно что к чему.

Когда она прошла в ворота, в дверях комплекса показа­лись два человека в защитных костюмах с эмблемами “Опло­та”, которые дружески приветствовали ее. Ева приняла их за инженеров, работающих над проектом. Несколько обескура­женная, она скрыла свое разочарование и представилась.

Ух ты! То, что вице-президент “Оплота” посетил их захо­лустную фабрику, произвело на парней большое впечатление. Они поделились радостной новостью со своим начальником Мелом Белом.

Ева согласилась зайти в здание на роковой стаканчик пива. Мел и двое других агентов “Галафармы” схватили ее, как только она вышла из шлюза, разоружили и отвели в подземелье.

Четыре дня ее держали взаперти, пока в космосе летали туда-сюда межпланетные сообщения и “Галафарма” пыталась решить, что ей делать с такой важной добычей. Потом кому-то в голову пришла дьявольски блестящая идея.

Элгар-Макграф примчался на Кашне, чтобы убедиться, что все идет по плану. Он лично сказал Еве, что на следую­щий день начнется процесс превращения ее в инопланетянку. Кроме того, подонок не отказал себе в удовольствии поизде­ваться над ней, добавив, что она бы очень сильно удивилась, узнав, кто предложил такое необычное “наказание”.

Несколько часов спустя Еву тайком навестила иноплане­тянка, признавшаяся в том, что ранее она была человеком по имени Эмили Блэйк Кенигсберг. Она рассказала моей охва­ченной ужасом сестре фантастическую историю.

Шесть лет назад Эмили Кенигсберг была высокооплачи­ваемым ученым в исследовательском центре “Галафармы” на Земле. Красивая и умная, ксенобиолог привлекла внимание любвеобильного президента “Галы” Алистера Драммонда. Между ними вспыхнул бурный, но короткий роман, перешедший в дружеские отношения. Пока они были любовника­ми, Эмили поделилась с Алистером своей заветной мечтой: освободить халуков – чрезвычайно многочисленных и непо­нятых инопланетян – от алломорфизма, который так сильно тормозил их прогресс. Эмили изучала халуков долгие годы и была убеждена, что с помощью генной инженерии их можно запросто избавить от бремени алломорфных изменений. А как они будут благодарны за это!..

Она напомнила Алистеру, что враждебность халуков по от­ношению к человечеству коренилась в основном в их зависти к нашей стабильной психике, а также страхе, что мы воспользу­емся научным превосходством для покорения их планет. По мнению Эмили, из всех негуманоидных рас, освоивших космос, халуки обладали самым высоким потенциалом развития.

Мотивы, побуждавшие Эмили Кенигсберг помочь им, ос­новывались на глубоком убеждении, что аморально не де­литься с другими расами достижениями в области генной инженерии и других высоких технологий. Эмили также намекнула Алистеру Драммонду: если концерну удастся обойти недальновидные законы Содружества и помочь халукам, он не только исправит вопиющую несправедливость, но и полу­чит колоссальную прибыль.

Алистеру не требовалось напоминать о том, что в созвез­дии халуков есть обильные запасы ценных элементов, кото­рые инопланетяне не могли использовать в силу ограничен­ности своих научных знаний и, несмотря на это, упрямо от­казывались продавать человечеству.

Президент “Галафармы” был заинтригован. Он согласил­ся подумать над предложением Эмили, послал агентов про­щупать настроения халуков – и несказанно изумился, когда непоколебимые в своей ксенофобии инопланетяне заглотну­ли не только наживку, но и леску с крючком.

Эмили полетела работать в оборудованную “Галой” лабора­торию на колонизированной халуками планете Артюк в самой оконечности Шпоры Персея. В поразительно короткий срок она разработала методику устранения алломорфизма из генома ха­луков. Алистера Драммонда несколько смутило, что для этой процедуры годился единственный вирус – ПД32:С2, который производила звездная корпорация “Оплот”. Однако у него на­счет “Оплота” были свои планы, так что сотрудничество с халу­ками лишь побуждало Алистера поскорее воплотить их в жизнь.

Эмили Кенигсберг трудилась на Артюке и других халук­ских планетах несколько лет, радуясь тому, что ее мечта сбы­вается. Честно говоря, халуки не спешили выказывать чело­вечеству дружеские чувства. В целом они оставались отчуж­денными и подозрительными даже по отношению к ней и ворчали по поводу того, что им приходится отдавать несмет­ные количества ценных элементов в обмен на ее работу и жалкую горстку столь необходимой вирусной культуры.

Однако с течением времени, когда остальные члены Боль­шой Семерки концернов присоединились к “Галафарме” в ее “взаимовыгодной” незаконной торговле с халуками, отноше­ние инопланетян к людям улучшилось. Они охотно платили за звездолеты, компьютеры, высокотехнологичное промышленное оборудование и другие чудесные контрабандные това­ры; хотя с агентами концернов халуки по-прежнему обща­лись строго официально, они стали гораздо приветливее с Эмили и ее коллегами, которые помогали ей вершить благое дело на халукских планетах.

Звездный час Эмили Кенигсберг настал в 2229 году, когда ее представили верховному лидеру Халукского Союза Слуге Слуг Луку – тот специально прилетел на Артюк, чтобы встретиться с ней. Слуга Слуг не только вручил Эмили почетную диадему, оценив таким образом ее благородную деятельность, но также выразил сожаление по поводу непонимания, разделяющего их расы. Хотела бы она выслушать его предложение о новом на­правлении в развитии человеческо-халукских отношений?

Конечно!

Знакома ли она с процессом полуклонирования и опыта­ми на разумных существах?

Да, но... В Содружестве Планет Человечества такая прак­тика считалась противозаконной, как и клонирование, и про­чие радикальные формы генной инженерии.

Слуга Слуг Лук, похоже, прекрасно это знал. Он легко отмел возражения Эмили, указав на то, что и ее собственная деятельность, и товарообмен семи концернов с халуками тоже являются нарушением законов Содружества.

Верно, согласилась Эмили. А почему халуков так интере­сует полуклонирование?

Слуга Слуг Лук признался, что у него тоже есть заветная мечта. Он убежден, что, если бы нескольких халуков можно было трансмутировать в людей, они стали бы проводниками мирных идей в своем сообществе. Путешествуя по халукским планетам и знакомя враждебно настроенные массы с целями человечества, его обычаями и грядущими благодеяниями, по­луклоны могли бы развеять давние страхи и победить пред­рассудки.

“Серьезно?” – недоверчиво спросила Эмили.

“Без сомнения”, – ответил Слуга Слуг, сославшись на непонятную для людей психику халуков.

Полуклоны в человеческом обличье успокоили бы и не­довольных среди низших классов общества, которых обижало то, что лишь привилегированные халуки могли позволить себе стабилизировать свое состояние с помощью ПД32:С2, в то время как бедным приходилось по-прежнему впадать в спяч­ку. Проводники мирных идей всем объяснят: когда халуки окончательно преодолеют расовые предубеждения и объявят на весь Млечный Путь, что они хотят стать братьями (а также торговыми партнерами) человечества, люди обязательно от­кликнутся и найдут возможность увеличить поставки ПД32:С2. И тогда для обеих рас начнется новая эра.

Эмили робко спросила: а не думает ли Слуга Слуг, что настоящие посланники человечества справятся с такой дели­катной миссией лучше, чем полуклоны?

Слуга Слуг Лук так не думал. К сожалению, отношения между халуками и агентами концерна оставались напряжен­ными из-за неизбежных проблем, возникающих при незакон­ной торговле. Каждая сторона, если говорить уж совсем от­кровенно, постоянно была настороже, опасаясь, как бы парт­неры не надули ее.

А кроме агентов концерна (за исключением Эмили и ее коллег), никто из людей, занимающих более или менее высо­кое положение, с халуками по-дружески не общается. И не бу­дет общаться, пока Содружество не пересмотрит свои законы.

Продемонстрировав поразительное знание человеческих идиом, Слуга Слуг назвал эту парадоксальную ситуацию “улов­кой 22”, то есть заколдованным кругом, который необходимо разорвать, чтобы найти единственно верный выход.

Слова Слуги Слуг пронзили сердце идеалистки Эмили Ке­нигсберг. Она согласилась приложить все усилия для осуще­ствления нового проекта и держать его в секрете от “Галафар­мы” и других концернов, чтобы ей не помешали из чисто коммерческих соображений.

В окончательном варианте процесс полуклонирования, раз­работанный Эмили, состоял из трех этапов. Во-первых, халука превращали в неалломорфное существо, вводя ему вместе с вирусом ПД32:С2 небольшое количество человеческого генети­ческого материала. Как правило, это занимало шесть недель.

Второй этап, подготовка человека – донора ДНК, был более длительным, и для него требовались трансферазы более широкого спектра действия. Донора, находившегося в состоя­нии дистаза, осторожно инфицировали отдельными неалломорф­ными халукскими генами, чтобы предупредить синдром отторжения у будущего полуклона. Проведя в дистатическом ре­зервуаре двенадцать недель, донор-человек был готов – и в ка­честве побочного эффекта принимал обличье грацильного халука.

На третьем этапе халуку вводилось огромное количество генетического материала от модифицированного донора-чело­века. Когда процесс трансмутации заканчивался, то есть еще через двенадцать недель, из резервуара выходила копия донора. И только в результате сложнейшей генетической экспертизы можно было определить, что это не человек, а инопланетянин.

Эмили по собственной воле стала первым донором ДНК. Она надеялась, что ее “потомство” явится мостом мира, кото­рый побудит миллиарды недоверчивых и воинственных ино­планетян халукского созвездия стать друзьями человеческой расы и зажить с ними в любви и согласии.

После небольшой церемонии посвящения фальшивая Эмили уехала, очевидно, для подготовки к своей деликат­ной миссии.

Настоящая Эмили надеялась после столь успешного экспе­римента вернуть себе человеческий облик. Но Слуга Слуг Лук с превеликим сожалением сказал, что ей придется немного по­дождать. Она слишком незаменима для них, и они просто не в силах обойтись без ее услуг и позволить ей на полгода залечь в резервуар. Она должна произвести на свет следующих полукло­нов, причем как можно скорее. На Артюк доставлены другие люди-доноры (как – не важно), а халукские добровольцы ждут не дождутся, когда их наконец трансмутируют.

И, конечно же, Эмили не считает свое грацильное тело отталкивающим?

Нет, разумеется...

Крохотное зерно сомнения проросло-таки в уме Эмили Кенигсберг, однако она выполнила просьбу Слуги Слуг и про­должала работать, пока на “Галафарме” не узнали, чем зани­маются халуки. Произошло это в результате гибели поддель­ной Эмили на борту халукского звездолета, а виноват во всем был чересчур болтливый чешуйник.

После злополучного инцидента, который широко освещал­ся в прессе, на Артюк прибыла команда из “Галафармы”, воз­главляемая самим Алистером Драммондом, чтобы обсудить си­туацию вообще и вопрос о том, кто заменит Эмили, в частности.

Чешуйчато-кожный официант, бывший до недавнего вре­мени грацильным лаборантом в секретном генно-инженер­ном комплексе, предложил важным гостям прохладительные напитки. У него был “переводчик”, однако ему строго-настрого запретили болтать с людьми. (Когда халуки переходят из грацильной фазы в чешуйчатую, им не хватает не только сообра­зительности, но и кое-чего еще, поскольку они сильно пере­живают по поводу собственной бесполости.)

Когда Алистер Драммонд выразил одному из грацильных ученых соболезнование по поводу безвременной кончины Эми­ли Кенигсберг, чешуйчатый подавальщик повернулся к нему и заявил:

– Кончины? Нет, что вы! Моя персона сегодня утром подавала Эмили завтрак в столовой. Она жива. И выглядит очень сексуально!

Драммонд потребовал у остолбеневших грацильных уче­ных объяснений. Они начали мяться, запинаться, потом ска­зали, что официант не в себе из-за перехода в другую фазу, велели ему не беспокоить высоких гостей нелепой болтовней и убираться вон.

Однако Алистер Драммонд был отнюдь не дурак. Он прика­зал своим помощникам задержать чешуйника и очень ласково попросил перепуганного официанта немедленно проводить его к Эмили Кенигсберг. Когда другие халуки стали возражать, он повторил свою просьбу и заявил, что, если ему откажут, “взаи­мовыгодное” соглашение будет тотчас же расторгнуто.

Грацильные халуки оказались в безвыходном положении. Поскольку Драммонд и его спутники категорически отказа­лись отпустить чешуйника, а применять к гостям силу было невозможно, кота пришлось выпустить из мешка.

В гостиную ввели Эмили в халукском обличье. Теперь, в свою очередь, остолбенели люди – вначале при виде Эмили Кенигсберг, а затем от ее рассказа о проекте полуклонирова­ния. Во время приватной беседы с Драммондом Эмили поста­ралась объяснить ему возвышенную цель проекта.

– Не пудри мне мозги! – взревел Алистер Драммонд и прочел ей кратенькую лекцию о межрасовом шпионаже.

Халукские шпионы в правительстве Содружества – еще куда ни шло; халукские шпионы внутри “Ста концернов” – уже проблема; но халукские шпионы в Большой Семерке – это куча дерьма!

Эмили умоляла его не сворачивать проект. Если он будет настаивать, разрядке напряженности в отношениях между ха­луками и людьми придет конец. Более того, Слуга Слуг Лук воспримет это как личное оскорбление, поскольку именно он выдвинул эту идею. Она предложила решение, которое могло бы свести к минимуму потенциальные проблемы.

Отпустив Эмили, Алистер Драммонд посоветовался со свои­ми сообщниками. После того как улеглись первые страсти, “Галафарма” и остальные концерны решили продолжить “взаи­мовыгодное” сотрудничество при условии, если халуки согла­сятся работать над проектом полуклонирования на колонизи­рованной людьми планете, где агенты “Галы” смогут за ними присматривать. Кроме того, “Гала” обязалась поставлять до­норов человеческой ДНК.

Эмили послали работать на Кашне. Она чувствовала себя несчастной и оскорбленной в лучших чувствах. Ее предали и друзья-халуки, и бывший любовник Алистер Драммонд, ко­торый приказал ей найти надежный способ маркировки ха­лукских оборотней, а иначе она до конца дней своих будет ходить с голубой рожей и пугать земных детей.

Слова оказались пророческими и в первой части, и во второй.

– И какой же опознавательный знак она придумала? – спросил я Еву.

– Она мне не сказала. Очевидно, это какая-нибудь допол­нительная цепочка ДНК. Я не очень разбираюсь в генетике.

– Ну и Бог с ней, – сказал я. – “Оплот” наймет целую армию специалистов, если надо. Они разберутся.

– Но теперь мы ничего не сможем доказать, Аса! У нас нет полуклонов, которых можно было бы подвергнуть экс­пертизе. Все они – по крайней мере те, о ком мы знаем, – погибли в пещере. Обратились в пар... вместе с донорами.

– С донорами? – Я содрогнулся от ужасной догадки. – Ты хочешь сказать...

– Я думала, ты знаешь, – бесстрастно сказала Ева, – Только половина из тех, кого вы видели в дистатических ка­мерах, были халуками. Их начали трансмутировать всего за десять дней до моего прибытия. А остальные были люди – доноры ДНК. По словам Милик, в основном изгои, бывшие служащие Большой Семерки, по разным причинам лишен­ные гражданства. Беднягам сказали, что, если они примут участие в особом проекте, им вернут и работу, и гражданство. Вранье, конечно. На самом деле их постоянно держали в резер­вуарах и использовали снова и снова в качестве источников модифицированной ДНК.

– Это же бесчеловечно! – воскликнула Мэт.

– Зато экономно, – пожала плечами Ева. Мы помолчали. Потом я сказал:

– Знаете, наверняка в эту самую минуту шпионы с чело­веческими телами и халукскими мозгами вовсю шуруют на Земле. “Гала” и ее подельники наверняка думают, что халуков больше всего интересует кража научных данных из других концернов и корпораций.

– А ты что думаешь? – спросила моя проницательная сестра.

Я встал, потянулся и развернул карту подземелья:

– Я думаю, нам пора выбираться из этой дыры.

ГЛАВА 23

Мы снова тронулись в путь. Женщины пришли в восторг от Храма Гоблинов и с трепетом разглядывали бездну с ин­фернальными каскадами. Следы Халурика в пыли произвели на них не меньшее впечатление, чем на меня, и мы начали подъем по естественной лестнице в приподнятом настроении.

Нижняя часть крутого туннеля была сухой и довольно ши­рокой, так что мы с Мэт поддерживали Еву вдвоем. Выше нача­лись каменные завалы, потекли подземные ручьи, и идти стало труднее. В конце концов я взвалил Еву на спину, и мы привяза­ли ее полосками ткани, отрезанными от халукского форменного пиджака, чтобы я не беспокоился о том, как бы она не соскольз­нула. Сил у нее все еще было слишком мало, и она не могла крепко держаться за меня, хотя ей явно становилось лучше.

Следов бедного Халурика здесь уже не было. И неудиви­тельно: их давно смыло водой, которая стекала по все сужав­шимся каменным ступеням, а пустых бутылок он больше нигде не бросал.

Минут через девяносто после того, как мы вышли из Чаши, я взглянул на альтиметр навигационного устройства и понял, что мы достигли уровня Рассольного Прохода. Наступил мо­мент истины: действительно ли лестница ведет на свободу, или же туннель окончится одним из тупиков, во множестве изображенных на карте?

Мы вылезли из туннеля и очутились в пещере со свисаю­щими с потолка сталактитами. В глубине ее виднелось озерцо метров двадцати в ширину, усеянное маленькими островами. Именно из него вода и стекала на лестницу.

Пока Мэт с Евой занялись личными делами, я нашел глыбу повыше, вскарабкался на нее и посветил мощной лампой во все стороны, надеясь сориентироваться. Сверился с картой, поглядел на компас...

И издал торжествующий вопль:

– Ура!

Сталактиты зазвенели, а женщины всполошились и нача­ли забрасывать меня вопросами. Узкие расщелины, судя по компасу, зияли аккурат на северном берегу озерца, а един­ственный туннель пошире, отходивший от другого берега к югу, в точности соответствовал изображению на карте.

– Порядок, девчонки! Мы в Рассольном Проходе!

Они радостно завопили в ответ.

Я вернулся туда, где отдыхали Ева и Мэт, и принял по­здравления. Теперь все, что нам оставалось – все! – это пройти еще километров восемь до выхода в Зеленый Ад.

– Как ты думаешь, много понадобится времени? – Мэт бросила многозначительный взгляд на Еву, которая сидела с легкой блаженной улыбкой, прислонившись к стене и закрыв глаза.

– Если повезет – часов десять, – бодро заявил я. – А потом настроим маяк в комбинезоне Евы и мой навигацион­ный прибор, сядем и будем ждать, пока нас подберут.

– Надеюсь, мы не встретим до этого горбунов, – пробор­мотала Ева.

“И Бронсона Элгара”, – подумал я.

Через полчаса мы пошли дальше, Еву несли по очереди.

Туннель петлял из стороны в сторону, но заблудиться в нем было практически невозможно. Он то сужался так, что приходилось протискиваться через расщелины, то выводил нас в пещеры или длинные галереи, украшенные мокрыми пе­щерными образованиями. Уровень воды прибывал и убывал в соответствии с капризами геологических слоев; Грант вообще был влажным континентом, а если учесть, что почти все реки текли здесь под землей, то сухим Рассольный Проход бывал крайне редко.

Периодически я сравнивал наш маршрут, отображенный на дисплее навигационного устройства, с картой, только что­бы убедиться, что мы идем правильным путем. Мы почти не разговаривали. Как и все путешественники во время долгих пеших переходов, мы берегли силы и старались не обращать внимания на ноющие мускулы и урчащие желудки.

Время от времени тот из нас, кто не нес Еву, начинал петь. Я фальшиво исполнял жалобные ковбойские песни и мексиканские canciones [песни (исп.)]. Мэт пела задорные частушки то ли на креольском, то ли на карибском диалекте. Мелодию она в отличие от меня выводила здорово, однако больше всего лю­била балладу “Матильда” – о дурачке, чья подружка забрала все его деньги и сбежала в Венесуэлу.

Обе женщины почему-то находили это очень забавным.

Пройдя шесть часов по угнетающе сырому туннелю, мы наконец попали в пещеру с довольно сухими выступами. На одном из них мы разбили лагерь и уснули, как мертвые, пока через семь часов не проснулись от спазмов в пустых желудках.

Больше мы не пели – только брели в прыгающем свете лампы вперед, словно роботы, переходя вброд ручьи, протис­киваясь через очередную щель или пробираясь ползком, ка­рабкаясь через каменные завалы и без слов глядя на подземные формации, такие прекрасные, что у любого захватило бы дух.

Только вот духу у нас уже почти не осталось.

Мы продолжали идти, пока не свалились от усталости и истощения снова, меньше чем через два часа. На сей раз я долго не мог заснуть, но не из-за голода (мой желудок оби­делся окончательно и сдался), а от нервов. Когда я наконец задремал, мне снились кошмары – вернее, такие мелкие кошмарики, когда все время пытаешься сделать какую-то утоми­тельную работу, и все время без толку. Я в своем сне устанав­ливал газовую плиту (других я не признаю) на кухне в моем пляжном домике на Стоп-Анкере и никак не мог подключить эту долбаную штуковину, потому что перед глазами мельте­шила мошкара и не давала мне сосредоточиться...

Я проснулся в холодном поту, отгоняя мошек от лица. Мы оставили одну лампу зажженной – и будь я проклят, если с моей головы не сбежала какая-то многоножка на то­неньких, как волосинки, лапках! Я не шелохнулся, чтобы не разбудить Мэт, лежавшую в полузабытьи рядом со мной.

В душе моей забрезжила надежда. Как правило, пещерные обитатели живут только неподалеку от входа. Более глубокие подземелья стерильны, за исключением тех случаев, когда органическая материя типа бактерий и других микроорганиз­мов, являющихся нижним звеном в пищевой цепочке, регу­лярно поставляется туда водой.

Многоножки и мошкара указывали на то, что мы прибли­жаемся к концу туннеля.

Подоткнув под Мэт одеяло, я тихонечко подошел к сест­ре. Ева тоже спала глубоким сном. Дыхание ее было спокой­ным, пульс на тонкой и не совсем еще инопланетной шее бился ровно. Энергоноситель комбинезона опустел меньше чем наполовину, так что Еве, по-моему, было тепло и сухо. Когда мы выйдем на поверхность, она сможет включить ион­ный экран и защитить себя от местной мошкары. Нам же с Мэт придется самим отгонять назойливых насекомых и чер­вей, пока не прибудут спасатели.

Хорошо бы они примчались пораньше, поскольку, если нас не сожрут мелкие твари, крупные рано или поздно при­кончат наверняка.

Быть может, укрыться в пещере, пока мы будем ждать? Повесить, например, навигационное устройство с включен­ным маяком на дерево и надеяться на то, что парализатор “алленби” сумеет отпугнуть плотоядных тварей, похожих на летучих мышей, и других пещерных жителей.

Что же касается ящеров-горбунов, то им даже мощные парализующие стрелы все равно что слону дробинка...

– Адик!

Я услышал шепот Мэт и вернулся к ней.

– Хотел посмотреть, как Ева. Мне кажется, она чувствует себя даже лучше, чем мы.

– Пора идти, да? – спросила она без энтузиазма.

– Нет, если не хочешь. Мне просто не спится.

– Живот болит?

– Как говорят у нас на Диком Западе, брюхо у меня при­липло к хребтине. И даже массаж многоножек не помогает.

Я поделился с ней обнадеживающей новостью о появле­нии насекомых.

Мэт откинула одеяло. Вместо подушки мы подложили под головы остатки халукского пиджака.

– Я помогу тебе расслабиться. Ложись.

Я лег. Ясное дело, слово свое она сдержала.

Нам осталось пройти 1,2 километра, и мы все проснулись отдохнувшими и готовыми к походу. Ева могла уже немножко идти сама – правда, недолго. Голос у нее окреп, и сообража­ла она не хуже прежнего, но я все еще внутренне вздрагивал при виде ее изменившегося лица. Халуки за это заплатят, и Бронсон Элгар, которого так забавляла трансмутация Евы, тоже!

Примерно час мы шли по просторному коридору, покры­тому толстым слоем ила. Стены его были испещрены дыроч­ками, из которых сочились тонкие струйки. Судя по грязи, уровень воды здесь недавно достигал двадцати сантиметров от пола – очевидно, по туннелю промчался поток, вызванный грозой на поверхности планеты. По потолку между известня­ковыми наростами, поросшими белой пушистой раститель­ностью, ползали многоножки. Ева даже заметила мельком продолговатое розовое животное, похожее на тритона, кото­рое промчалось впереди и скрылось во тьме.

Мы шагали не спеша, то неся по очереди Еву, то позволяя ей идти самой. Путь мы освещали только одной лампой, по­тому что понятия не имели, надолго ли ее хватит, и подбадри­вали друг друга описаниями роскошных яств, которыми мы ублажим свои желудки после спасения. Флотская служба безопасности Кашне мигом прилетит к нам на выручку, тем более что у нас есть два маяка...

Но удача едва нам не изменила.

Выйдя из туннеля, мы все хором вскрикнули при виде поразительного зрелища. Свет лампы, направленный на пол, был очень тусклым, поскольку мы берегли энергию, так что в огромной пещере, в которой мы очутились, царила кромешная мгла. Вернее, не кромешная: все сталактиты на потолке мерцали голубыми и белыми искрами. Впечатление было та­кое, словно мы вышли на поверхность планеты, а над нами чернело ночное небо, усеянное миллионами звездочек. Кое-где, словно облака галактической пыли, между ними зияли черные дыры.

– Они живые? – замирающим голосом прошептала Мэт.

– Скорее всего, – откликнулся я. – Что-то вроде свет­лячков.

Мы поставили Еву на ноги и пошли вперед. На сей раз зажгли обе лампы, чтобы как следует рассмотреть Светлячко­вую Палату. Живая галактика поблекла, когда искусственный свет залил пещеру – приблизительно пятидесяти метров по диагонали, не очень высокую, но широкую, ее границы теря­лись во мгле. Слева возвышался остров, образованный дав­нишним камнепадом; некоторые из обломков были размером с дом. С неровного потолка свисала бахрома, напоминавшая очень густую паутину. Светящиеся существа были слишком мелкими, чтобы разглядеть их невооруженным глазом.

Туннель закончился у каменного выступа, с края которо­го потихонечку капала вода. Склон выступа представлял со­бой нагромождение глыб, покрытых мокрой грязью, а у под­ножия, десятью метрами ниже, чернела вода, заполнявшая всю пещеру. “Берега” как такового здесь практически не было, если не считать крохотной илистой площадки у подножия глыб.

– Вот черт! – сказал я.

– Похоже, мы где-то неправильно свернули, – пробор­мотала Мэт. – Только вот сворачивать-то было вроде некуда.

Мы усадили Еву подальше от края выступа, так что она не поняла, в чем проблема, и подползла к нам с Мэт поближе.

– Что случилось?

– Тупик, – ответила Мэт.

– Мы правильно шли, я уверен!

Я развернул карту и сверился с навигационным прибо­ром. На карте был изображен участок Рассольного Прохода, который мы только что одолели, и Светлячковая Палата, а с другой стороны пещеры – еще один туннель, ведущий на поверхность.

В конце концов я с ужасом понял, в чем дело.

Ева и Мэт сидели рядышком на низком валуне, молча освещая противоположную сторону озера.

– Знаете что?..

– Выход под водой, – спокойно произнесла моя сестра. – Уровень воды, очевидно, поднялся после очередной грозы.

– Ты угадала. Туннель там, метрами двумя ниже.

– Он длинный? – спросила Мэт.

– По крайней мере метров семьдесят. Если я правильно понимаю обозначения на карте, там должны быть воздушные карманы.

– Дай-то Бог, – сказала Мэт. – Я хорошая пловчиха, но не настолько. А как же с Евой?

– Надвинем забрало шлема, – сказала моя сестра, – от­ключим вентиляционную систему и закроем дыхательную труб­ку. Оставшегося воздуха будет достаточно, чтобы я не задох­нулась, пока Аса протащит меня через туннель.

Я показал им карту.

– Смотрите! Туннель скорее похож на щель. Сначала его ширина около четырех метров, потом он сужается до полови­ны метра, а потом, через тридцать два метра, расширяется снова. Там и должен быть первый воздушный карман. Второй находится здесь, еще через восемнадцать метров. А затем еще двадцать метров до третьего кармана. За ним небольшая арка и снова коридор, который явно выше уровня воды. Еще пять­десят метров – и мы выйдем на свет Божий.

– А из пещеры не течет поток? – спросила Мэт, изучая карту.

Я покачал головой.

– Это озеро – подземный резервуар, периодически на­полняемый из стоков Рассольного Прохода. Осушается оно, очевидно, очень медленно, через трещины в горной породе, слишком мелкие, а потому не указанные на карте. Похоже, Халурик прошел по туннелю пешком во время отлива.

– Значит, нам не придется сражаться с сильным течени­ем? – спросила Ева.

– Вряд ли оно сильное.

– Хорошо. Но из-за воздуха в моем костюме я буду посто­янно всплывать к потолку. Надо увеличить мой вес камнями.

– Соорудите пока пояс с камнями, а я разведаю дорогу, – сказал я.

Они уставились на меня, понимая, насколько это опасно. Наконец Мэт кивнула:

– Разумно. Профессиональный ныряльщик, полагаю, умеет надолго задерживать дыхание.

– Вообще-то я не ныряльщик, – криво усмехнулся я, вспомнив о подводном снаряжении, в котором я возил тури­стов на Варкальный риф, – хотя за моллюсками нырял, что было, то было.

На глубину пятнадцати метров, а то и меньше. Однако я не стал об этом упоминать. Я снял кроссовки, носки, джин­сы, свитер и футболку, а затем с помощью надежного друга – армейского ножа – превратил свои трикотажные брюки в плавки. Надел пояс с приборами и повесил на шею лампу. Она, конечно, будет болтаться, как черт знает что, но привя­зать к голове я ее не мог, поскольку лампа была слишком большая.

– Готов! – заявил я, храбро улыбнувшись дамам.

– Аса! – сказала Ева. – Обними нас на удачу, братишка! Я обнял облаченное в защитный костюм тело.

– Все будет в порядке, Ева.

– Конечно.

Но в ее частично изменившихся глазах стояли человече­ские слезы.

– Теперь меня! – сказала Мэт.

На сей раз объятие было каким угодно, только не брат­ским, – и последовавший за ним поцелуй тоже.

Я надел кроссовки и начал спускаться по скользкому ка­менному склону. На крохотном илистом бережку я опять ра­зулся и ступил в воду. Дно круто уходило вниз, а вода была ледяной. Мои фа­мильные драгоценности съежились и прижались к тазу, ища убежища от холода. Я представил себе большую чашку с ды­мящимся соусом чили, любимое печенье с пылу с жару и большущий кофейник с горячим кофе, привезенным Мимо из Новой Гвинеи. Благослови меня, Господь! Я иду...

– Hasta la vista! [До свидания! (исп.)] – крикнул я и с шумным плеском ныр­нул вглубь.

Озеро оказалось обитаемым.

В принципе ничего удивительного в этом не было, однако при виде кишащей подводной жизни, высвеченной лампой, меня аж передернуло. Я никогда раньше не нырял в подзем­ных озерах, хотя мои туристы занимались этим неоднократ­но, а потом взахлеб рассказывали мне о слепых животных-альбиносах, которых они видели в воде.

Водные обитатели Рассольного Прохода по большей ча­сти относились к планктонному виду – бесчисленные то­чечки протоплазмы, которые лихорадочно прятались от зо­лотистого света, исчезая в синей мгле. Возможно, это были личинки светлячков. Существа чуть побольше размером, на­поминавшие то ли москитов, то ли комаров, казалось, гребли крыльями. “Интересно, летать они тоже умеют?” – поду­мал я.

Время от времени, пока я плыл по извилинам и загогули­нам подземного канала, мне встречались бесцветные рыбооб­разные и тритоны, по-видимому, питавшиеся мелкими суще­ствами. Были они в основном с палец длиной, бесцветные и безглазые. Одна более крупная рыбина, по крайней мере сантиметров тридцати в длину, поразила меня своим великоле­пием. Розовая с серебристым отливом, с длинными прозрач­ными плавниками, похожими на шлейфы, она притаилась в гроте и, когда я проплывал мимо, обнажила свои игольчатые зубы, почуяв присутствие чужака.

Я одолел тридцать два метра без особых проблем и вы­нырнул в воздушном кармане, где можно было высунуть из воду голову – но не более. Потрескавшийся известняк потол­ка покрывали сотни коконов размером с рисовое зернышко. Я ощутил еле уловимый запах джунглей. Свежий воздух явно проникал сюда с поверхности планеты.

Следующий участок канала был завален камнями, в неко­торых местах я с трудом протиснулся. Похоже, здесь мне при­дется тащить за собой Еву на веревочке. К счастью, второй воздушный карман (через восемнадцать метров) оказался пе­щерой размером с комнату, и там были даже выступы, на которых усталый пловец мог перевести дух. Я так и сделал, отметив про себя, что запах Зеленого Ада стал гораздо силь­нее. Вернее, даже не запах, а вонь, от которой волоски на шее у меня встали дыбом.

Я посветил вверх и обмер.

В углу валялась куча засохших листьев и лесного компос­та, перемешанных с костями. На некоторых еще виднелись куски гнилого мяса, причем среди них попадались кости раз­мером с человеческую руку. Я съежился, затаив дыхание, и осмелился вдохнуть лишь тогда, когда убедился, что хозяина пещеры в данный момент нет дома.

И тут моей холодной и мокрой щеки коснулось нежное дуновение ветерка.

Из пещеры явно был выход наружу.

Я сверился с картой – точно, почти вертикальная труба вела в лощину, из которой вышел бедный Халурик. Она была по крайней мере двадцати семи метров в длину, и пользовать­ся ею могло только существо с крыльями или обезьяньими способностями к лазанью (а может, и с тем, и с другим вмес­те). Я вспомнил летучую мышь ростом с терьера, которая но­ровила пробраться в моего “цыпленка”. По всем данным она вполне подходила, однако размер обглоданных костей указы­вал на то, что зверь, притащивший сюда эту еду, был значи­тельно крупнее моей назойливой попутчицы. Лучше убраться отсюда как можно тише и скорее.

Проплыв еще двадцать метров в воде, все более густо на­селенной крохотными существами, я добрался до следующего воздушного кармана. Он был чуть меньше предыдущего, но тоже с сухими каменными выступами, на один из которых я с благодарностью вскарабкался. Пещерка казалась необитаемой, если не считать пауков с булавочную головку величиной и белыми пятнышками на спинах. Они деловито поедали добы­чу, запутавшуюся в их паутине. Я выключил лампу. Пещера сразу превратилась в волшебную страну с живыми звездочка­ми, и одна из маленьких загадок была разгадана.

Вперед! Если я не запутался в обозначениях на карте, мне осталось проплыть последний участок, заполненный водой, а потом – gracias a Dios [слава Богу (исп.)] – начинался сухой туннель. Я про­плыл несколько метров, пока в свете лампы, отражавшемся от поверхности воды, не увидел впереди еще один выход. Прижавшись к камням, я выключил лампу, бесшумно про­брался в туннель с низким потолком и глубоко вдохнул. В воздухе был разлит пряный аромат, смешанный со зловонием.

Темный туннель был довольно прямым, потолок стано­вился все выше и выше – и вскоре я попал в большую пеще­ру, которая должна была иметь выход на поверхность. Благо­даря показаниям хронометра я знал, что на Кашне сейчас ночь, и поэтому немного постоял, давая глазам привыкнуть к тем­ноте. Через некоторое время мне удалось различить впереди неровный серый квадрат – выход из пещеры. Я тихонечко потряс головой, стараясь вытряхнуть воду из ушей, и до меня донеслись отдаленные завывания, чириканье и вопли, кото­рые сразу напомнили мне первый день пребывания в Зеленом Аду. Стараясь не шуметь, я пошел к сухой части туннеля.

Как только мои подошвы коснулись сухого камня, в се­ром квадрате появился массивный силуэт. Кто-то зарычал.

Я включил лампу на полную мощность и увидел похожего на коалу приземистого зверя на четырех лапах. Именно такие мишки напали на “прыгунок” Баскомба на берегу Рассольной Рытвины. Глаза, огромные словно блюдца, горели злобным красным светом. Зверюга широко раскрыла острый клюв и галопом помчалась ко мне, издавая хриплый вой.

Ныряй, ныряй, ныряй!

Я рванул назад, нырнул и поплыл что было мочи. Через пару минут до меня дошло, что погони нет. Я отдохнул в Звездной Палате, пока уровень адреналина в крови не при­шел в норму, осторожно вернулся к выходу в пещеру и высу­нул голову из воды. Лапы с внушительными когтями били по воде, однако животное не выказывало намерения меня пре­следовать.

Ладно, подумал я, снова поплыв обратно. Погоди! В следу­ющий раз, когда мы встретимся, возьму с собой парализатор...

А потом я отправился за Мэт и Евой.

Дамы поджидали меня на илистом бережку. Они сооруди­ли утяжеляющий пояс, а из узких ленточек, в которые пре­вратился мой трикотажный костюм, скрутили короткую ве­ревку. Кроме того, Ева решила, что после заплыва нам с Мэт понадобится сухая одежда, и потому сунула наше влажное, но не мокрое шмутье к себе под костюм. Места там хватило, поскольку она похудела во время дистатического курса и те­перь выглядела как тряпичная кукла, под завязку набитая ватой.

(Мэт, напротив, осталась только в лифчике и трусиках-бикини – и тоже походила на куклу, хотя совсем другую. Она уже поплавала немного в озере, готовясь к подземному за­плыву.)

Я надвинул Еве забрало, перекрыл дыхательную трубку и помог ей войти в воду. Затем повозился с импровизирован­ным поясом (представлявшим собой камни, обвязанные ха­лукской тканью), который должен был нейтрализовать ее пла­вучесть, но в то же время не утянуть на дно. В конце концов мне удалось найти оптимальный вес – и мы практически были готовы отправиться в путь.

Я подробно описал свое подводное путешествие, включая встречу с пещерным коалой. Первый участок был самым трудным, поскольку Мэт не могла с уверенностью сказать, что сумеет задержать дыхание и проплыть тридцать два метра под водой. Я решил составить ей компанию, чтобы она, не дай Бог, не утонула, а потом вернуться за Евой.

Привязав один конец веревки к левому запястью Мэт, я обмотал оставшуюся часть вокруг ее предплечья и закрепил свободным узлом. Таким образом веревка не будет мешать плыть, но если Мэт пойдет ко дну, я смогу размотать веревку и взять ее на буксир.

– Набрать в легкие как можно больше воздуха? – спро­сила она.

Мы оба повесили на шею лампы.

– Не стоит. Просто плыви как можно размеренней. Я дам тебе знать, когда мы доберемся до воздушного кармана.

– Хорошо.

Не сказав больше ни слова, она аккуратно нырнула в воду и исчезла из виду.

– Вернусь за тобой через несколько минут! – крикнул я Еве и нырнул следом.

Сначала Мэт держалась отлично, и первые метров двад­цать мне пришлось поднапрячься, чтобы не отстать от нее. Но минуты через две, явно выдохшись, она сбавила темп.

Я подплыл к ней, показав на ее обмотанную веревкой руку. Мэт кивнула, и я размотал веревку – не больше трех метров в длину, с узлом на конце. Я зажал узел в зубах, нырнул под Мэт и поплыл вперед, волоча ее за собой. Мэт гребла все слабее и слабее, я же, наоборот, лихорадочно молотил в воде руками и ногами.

Свет лампы отразился от неровного потолка. Я снова ныр­нул под Мэт, поддерживая ее тело и подняв ее -голову над водой. Она судорожно глотнула воздух, потом закашлялась. Я держал ее, пока она не пришла в себя.

– Слава Богу... Я чуть было не отдала концы...

– Вот черт! – пробормотал я. – А я-то надеялся, что меня наградят страстным поцелуем.

Мэт легко коснулась меня бескровными губами. Черные волосы плотно облепили ее голову, а кожа цвета корицы по­бледнела.

– Спасибо, что взял меня на буксир.

– Ты уверена, что продержишься?

Она нащупала каменный выступ и вцепилась в него.

– Да. Плыви за Евой. Сидеть там одной и ждать – это, должно быть, ужасно.

– Мне придется немного отдохнуть. Если мы чуть задер­жимся – не волнуйся.

Я оставил Мэт и поплыл за сестрой. Когда я спросил о ее самочувствии, она улыбнулась.

– Где-то с минуту я видела отблески ваших ламп. Чем дальше вы уплывали, тем синее становился свет под водой. Потрясающее зрелище, особенно вместе с созвездиями свет­лячков над головой. Надо будет посоветовать властям Кашне включить эту пещеру в туристический маршрут. – Она по­молчала, и улыбка исчезла с ее лица. – Бедный Боб! Ему бы это понравилось.

Что я мог ей ответить?

– Ты готова?

– Я потренировалась немного, стараясь дышать с пере­крытой трубкой. Мне кажется, в костюме достаточно воздуха.

– Когда мы окажемся в воде, ты просто расслабься. Не пытайся плыть. Я протащу тебя по озеру к туннелю, а потом перекрою трубку и нырну. Держи ноги вместе, руки прижми к бокам и опусти голову как можно ниже. Так мне будет легче. Не забудь: когда доберемся до первого воздушного кармана, я открою трубку и включу вентиляционную систему, чтобы ты мог­ла дышать нормально. Не поднимай забрало! В первом кармане очень мало места, и я не хочу, чтобы вода попала тебе в костюм.

Я закрепил ее забрало. За спиной у Евы болтались при­стегнутые парализатор “алленби”, ботинки Мэт и одеяло. Когда сестра спустилась в воду, я привязал один конец веревки к кольцу вентиляционного аппарата у нее между лопатками, а другой пристегнул к своему поясу.

Протащив Еву за собой через озеро, я подготовил ее к подземному заплыву, впрыснул себе стимулирующее средство из медбраслета и нырнул в трубу.

Мы чуть не утонули.

Тело моей сестры в костюме тащить было легче, чем Мэт, поскольку оно меньше сопротивлялось воде, но мои и так уже надорванные силы сдали окончательно. К концу участка, когда конечности у меня налились свинцом, свет лампы начал мигать в глазах, а недостаток кислорода пре­вратил мои мозги в кусок серого мяса, я едва не пошел ко дну. И только внезапно вспыхнувший перед глазами образ Мэт, брошенной в проклятом каменном мешке, вдохновил меня сделать еще один укол из браслета. Лекарство под­стегнуло мое сердце, и я выжал из себя десяток размашис­тых гребков.

Они-то нас и спасли.

Не знаю, поняла ли Мэт, что я на пределе, но лампу у меня на шее потянули сильным рывком, и через миг, задыха­ясь и отфыркиваясь, я всплыл на поверхность. Затем Мэт вытащила Еву, открыла дыхательную трубку, положила мои ладони на один из выступов и развернула серебристое одеяло, чтобы удержать Еву на плаву.

Вскоре мы продолжили путь, не рискнув отдыхать слиш­ком долго из опасения, как бы мы с Мэт вконец не ослабли в холодной воде. На сей раз Мэт поплыла вперед одна, уверен­ная, что она запросто одолеет восемнадцатиметровую дистан­цию. Увидев на воде трижды мигнувший тусклый голубова­тый отблеск и поняв, что она справилась, я с трудом потащил Еву вперед.

На берегу логова неизвестного зверя я обнаружил, что не в силах унять конвульсивную дрожь. Я попытался разжечь костерок из веток, но они были слишком сырыми и не разго­рались. К счастью, в берлоге было куда теплее, чем в воде, так что мы с Мэт сели, прижавшись друг к другу под одеялом. Мэт согрелась довольно быстро, а меня трясло, по-моему, целую вечность.

Женщины были явно обеспокоены.

– Это переохлаждение организма, братишка, – заявила Ева. – Лицо у тебя почти такое же синее, как у меня. Неуди­вительно, конечно, после такого перенапряжения.

– Давай я протащу тебя через следующий участок, Ева, – предложила Мэт. – У меня открылось второе дыхание.

Не слушая моих возражений, они обе отчалили, а я, завернутый в одеяло, начал трястись уже от страха и облег­ченно вздохнул, только когда три синих отблеска убедили меня, что дамы проплыли двадцать метров. Мой собствен­ный заплыв был медленным и мучительным. Мне было почти так же тяжело, как на первом участке, когда я тащил за собой Еву, однако впрыснуть очередную дозу из браслета я не решился. У конца участка я снова чуть было не вырубился, но на сей раз мне удалось вынырнуть самому. Я всплыл в Звездной Палате, как раненый кит, судорожно глотая воздух.

Мэт выволокла меня из воды и надела на мой трясущийся торс свитер. Шерсть была потрясающе теплой и пахла жен­щиной. Кто-то стащил с меня мокрые плавки, натянул почти сухие джинсы и сунул мои ледяные ступни в растягивающие­ся ботинки Мэт из мягкой синтетики.

Я слышал, как они спорили надо мной, заворачивая меня в одеяло, словно одну из сигар Мимо.

– Всего лишь три метра, судя по карте! Я уверена, что сумею их одолеть.

– Там могут быть звери.

– Всажу в каждого по три стрелы, нет проблем. Ты долж­на позаботиться об Асе, не то у него начнется шок. Я уже видела людей в таком состоянии. Это очень опасно.

– Идти в пещеру тоже опасно.

– Нам надо установить маяки.

– Я отдохну, немножечко окрепну и пойду сама.

– Я уже достаточно окрепла, а ты дрожишь почти так же сильно, как он. Нам нельзя терять время. Дай мне его навига­ционный прибор.

Пальцы, шарящие по моему запястью...

Я попытался сказать: “Не делай этого, Ева!”

И не смог выдавить ни слова. Вся оставшаяся у меня энер­гия уходила на проклятую дрожь.

– Вернусь через десять минут.

“Нет, Ева, нет! Я категорически запрещаю! Черт, как хо­лодно... Мэтти, дорогая, не пускай ее! Там звери...”

Всплеск...

Так тихо, так холодно и темно-темно...

Свет больно резанул по глазам.

– Бога ради! – недовольно пробурчал я и высунул голову из своего кокона.

Но даже когда я сумел открыть глаза, меня ослепил свет фонаря.

– С ним все в порядке, – сказала Мэт. – Тело теплое, пульс ровный, дыхание в норме.

– Хорошо, – отозвалась Ева. – У нас есть защитные костюмы для вас обоих. Как ты сама-то себя чувствуешь?

– Лучше всех! – рассмеялась Мэт. – Просто не в силах поверить!

– Чему поверить? – пробормотал я, с трудом заставив себя сесть. – Да прекрати ты светить мне в глаза, черт возьми! Ты установила оба маяка?

Три фонаря. В руках у трех человек.

Мэт склонилась надо мной, поддерживая меня в сидя­чем положении. Когда они притушили свет и опустили фо­нари лучами вниз, на сырой каменный выступ Звездной Палаты, я наконец смог все разглядеть. У ног их лежала большая набитая сумка. На них были мокрые защитные костюмы, а на шлемах кое-где виднелась паутина, свисав­шая с потолка пещерки. Один за другим они подняли заб­рала.

Моя сестра Ева.

Капитан Гильермо Бермудес.

И Айвор Дженкинс.

ГЛАВА 24

– Ты жив! – сказал я Айвору, хотя это было ясно без слов. А потом посмотрел на Мимо:

– Ты здесь!

Юный Геркулес пожал плечами.

– Мне крупно повезло.

– Не знаю, как ты оттуда выбрался, но я до чертиков рад тебя видеть.

Я от души хлопнул его по плечу, и он смущенно потупил голову.

– И тебя тоже, старый контрабандист! – сказал я Мимо. – Как тебе удалось совершить это чудо?

– Какое чудо? До истечения назначенных тобой пятиде­сяти часов осталось еще сорок две минуты.

– Но ты же улетел! – возразил я. – Халуки обшарили систему Кашне и не нашли ни следа от “Пломасо”.

Капитан Бермудес, космический ас и жулик, иронически усмехнулся.

– Они свои собственные ojetes [дырочки (исп.)] двумя руками не найдут!

– Как тебе это удалось? – снова спросил я.

– Позже! – решительно прервала меня Ева. – Сейчас самое главное вытащить вас отсюда. Айвор, помоги, пожалуй­ста, моему брату надеть костюм.

Мы вышли из пещеры тесной маленькой колонной (двух­соткилограммовый коала, храпевший у выхода из пещеры, был настолько ничтожным событием, что мы даже не стали о нем говорить), сели в катер, ждавший нас у выхода, и стремглав полетели к звездолету.

Айвор рассказал о своих приключениях в характерной для него педантичной манере.

Во-первых, ему повезло со стрелой. Очевидно, она рико­шетом отскочила от пола и потеряла скорость, прежде чем угодила в него, так что доза снотворного Айвору досталась небольшая. Он был полностью парализован, однако наполо­вину в сознании, когда его погрузили в тележку. Айвор сделал вид, что вырубился, а сам тем временем пытался напрячь шейные мускулы и включить миостимуляторный ошейник.

А во-вторых, повезло, что его капюшон был откинут на спину, когда охранники привязали к нему огромный камень и швырнули в водосток номер пять. Сперва Айвор было по­шел ко дну, но быстро всплыл лицом вверх благодаря венти­ляционному ранцу, который с него не сняли. В костюм попа­ло совсем немного воды, причем не слишком грязной, так что воздуха там осталось предостаточно.

Течение медленно уносило его во тьму – почти полнос­тью парализованного и ошеломленного, с затуманенными мозгами. Он то и дело останавливался, цепляясь за выступы, и потому до водопада плыл довольно долго – было время прийти в себя. Вскоре, возможно, благодаря миостимулятору, к Айвору вернулась способность шевелить правой рукой. Ус­лышав рев водопада и сообразив, что сейчас произойдет, он сумел надвинуть забрало шлема.

Падение было отвесным. Внизу оказалось глубокое озер­цо. Айвор камнем ухнул ко дну, но затем его снова вытолкну­ло на поверхность. Пока поток, двумя уровнями ниже Рас­сольного Прохода, нес беднягу во чрево микроконтинента Грант, Айвор умудрился открыть дыхательную трубку и вклю­чить вентиляционную систему.

Наручное навигационное устройство еле светилось и прак­тически не давало возможности разглядеть туннель, по кото­рому мчался подземный поток. К счастью, с низкого потолка не свисали острые сталактиты.

Постепенно к Айвору вернулась двигательная активность. Он плыл ногами вперед, чтобы не стукнуться головой при неизбежном столкновении со стеной подземной пещеры. Ошейник выключил, не желая тратить энергию зря, и лишь озадаченно следил за показаниями навигационного прибора, отмечавшего передвижение. Большей частью он молился, что­бы его смерть была не слишком мучительной.

Прошло почти четыре часа; судя по цифрам на экранчике, Айвор проплыл за это время чуть больше двенадцати километ­ров в южном направлении. Неожиданно ему вспомнилось, что “Мускат-414” находится примерно на таком же расстоянии к северу от Рассольной Рытвины и что в отвесных известняковых утесах, окружающих озеро, много пещер, из которых текла вода.

Может, он все-таки не погибнет?

Увидев впереди розоватый свет, Айвор снова включил ошей­ник. Если свет означал выход из туннеля, стало быть, через не­сколько минут он шлепнется в Рассольную Рытвину и либо ос­танется в живых, либо разобьется о прибрежные скалы.

Айвор сгруппировался и упал в воду в трех метрах от берега.

Покачиваясь на волнах и еще не веря своему счастью, он полюбовался восходом солнца, а затем поплыл к берегу. Буек все еще был при нем; поскольку Айвор не знал, как вызвать сидевший на дне катер, он просто включил чрезвычайный маяк навигационного устройства и стал ждать спасателей.

Мимо, находившийся на орбите, принял сигнал и решил, что мы попали в беду и срочно сворачиваем экспедицию. Иначе он не мог объяснить, зачем нам понадобилось пользоваться открытым чрезвычайным сигналом. Мимо включил автопи­лот катера, вернул его на борт “Пломасо” и рванул на Кашне, чтобы выяснить, что же с нами приключилось.

Айвор рассказал ему, приведя старика в полное замеша­тельство. Инстинкт побуждал Мимо немедленно броситься к нам на помощь, в то время как опыт и здравый смысл требо­вали осторожности. Два человека, даже хорошо вооруженных, не смогут справиться с подручными Элгара и целой толпой инопланетян. Ближайший корабль зонального патруля нахо­дился в двух днях полета.

У Мимо была с собой красная карточка “Оплота”, кото­рую я ему оставил, но он сильно сомневался, что власти Кашне подчинятся его распоряжениям. Карточку требовалось предъя­вить лично. А это было рискованно. Если в Куполе есть аген­ты “Галафармы”, они расправятся и с Мимо, и с Айвором, в то время как их пособники в пещере избавятся от нас с Мэт, не оставив в живых ни одного человека, который знал бы об участии в заговоре халуков.

Мимо очень надеялся, что мы сумеем удрать из плена. Иначе нас либо убьют, либо оставят в заложниках, как Еву. В любом случае благоразумие подсказывало Мимо, что он дол­жен подождать оговоренные пятьдесят часов. Затем он смо­жет проконсультироваться с Симоном и что-то предпринять.

Подумав еще немного, Мимо, прекрасно знавший типов вроде Бронсона Элгара, понял, что из меня постараются вы­тащить информацию о местонахождении звездолета. Поэтому он спрятал “Пломасо” в одном из местных астероидных поя­сов. Ему оставалось только ждать, что будет дальше.

Вскоре в солнечной системе Кашне с ревом появился ха­лукский корабль и начал поиски. Если бы “Пломасо” остался на орбите, инопланетяне наверняка нашли бы его, несмотря на маскировочный экран; но обшарить межзвездное косми­ческое пространство им было не по зубам.

Когда халукский корабль наконец улетел, “Пломасо” вер­нулся на орбиту Кашне и занял прежнее положение. Мимо с Айвором отправились на катере к Рассольной Рытвине и си­дели под водой, пока Ева не включила маяки. Через восемь минут они ее нашли.

– А Ева сказала тебе, что тайные лаборатории халуков под всеми фабриками на микроконтиненте Грант были уничтожены фотонной вспышкой? Превратились в пар – в том числе и тот центр, где нас держали в плену? – спросил я у Мимо.

– Бог ты мой! Нет!

– Я забыла, – вмешалась Ева. – Я была так поражена, когда увидела спускающийся с небес катер... Я думала только о том, как бы вытащить вас с Мэт из пещеры.

Мы с Мимо сидели рядом в рубке катера, остальные рас­положились за нами.

– Если бы я знал, что халукские центры уничтожены, мне не осталось бы ничего другого, как вызвать зональный патруль и заявить, что вы убиты, – нахмурился Мимо. – Бога ради, как вам удалось сбежать?

– Расскажи ему, Мэт. – Я встал с кресла и потянулся. – А я пока подумаю, что делать дальше.

Я пошел на корму, в маленькую столовую, налил себе кофе, взял булочку с малиновым вареньем и устроился с ком­пьютерной записной книжкой и стилом.

Начал я с того, что “Галафарма” знает о Карле и моем отделе по особым вопросам, о наших подозрениях насчет ку­зена Зеда и Оливера Шнайдера, о наших попытках расследо­вать предполагаемые случаи саботажа и о том, что мы выяв­ляем шпионов “Галы” внутри “Оплота”. Элгар спрашивал меня, известно ли Карлу о связи “Галафармы” с халуками. Я отве­тил утвердительно, добавив, что я не в курсе, какую инфор­мацию Мимо передал с Кашне.

Выходит, первым делом надо вывести из-под удара Карла и его людей – а также базу их данных. Если еще не поздно...

Второй после Мимо человек, которого “Галафарма” име­ла все основания рассматривать как непосредственную угро­зу, был Симон Айсберг. Не помню, что именно я сказал Элгару о том, известно ли моему отцу про участие в заговоре халуков. В данный момент Симон в безопасности: пока он летит на “Прихлебателе” на Землю, агенты концерна не смо­гут до него добраться. А когда он приземлится... Какими до­казательствами связи “Галы” с халуками он располагает?

Аномальный труп халука в Токио. Я сказал о нем Элгару.

Симон использует все свое влияние и добьется того, чтобы тело тщательно охраняли – вместе с результатами анали­зов, доказывающими наличие человеческой ДНК и отсутствие алломорфизма. Если не считать моей частично трансмутиро­ванной сестры, этот труп – единственное конкретное доказательство халукских генетических фокусов.

А Ева была единственным живым свидетелем проекта по­луклонирования. Почти все следы подпольной деятельности халуков на Кашне наверняка уже уничтожены. Туннели, со­единяющие лаборатории, наверное, сохранились, и такие ме­лочи, как пустые инопланетные бутылки из-под спиртного и лампы, тоже. Но они не убедят Секретариат по инопланетным делам в существовании заговора между халуками и пре­ступными человеческими элементами.

Нам нужны еще свидетели.

Такие, например, как служащие “Оплота” в Куполе Кашне, принимавшие участие в нелегальном производстве ПД32:С2. Не исключено, что их подкупили так ловко, что никаких свя­зей между мздоимцами и взяткодателями установить не удаст­ся. Однако Эмили Кенигсберг говорила, что Бронсон Элгар возглавляет службу безопасности всего комплекса производ­ства вируса. Возможно, он вербовал людей самолично, и кто-нибудь из предателей сможет указать на него пальцем.

Кандидаты: инженер проекта “Мускат”, подтасовывавший данные о производстве вируса на Гранте; пилот ракеты, дос­тавлявшей вирус на орбиту; диспетчеры космодрома Купола, которые закрывали глаза на незаконную деятельность. Воз­можно, в заговор вовлечены и другие жители Купола, но пе­речисленные мною лица – подозреваемые номер один.

На месте Элгара я бы избавился от них. Однако я, пожа­луй, не стал бы убивать всех сразу – вместо старых проблем возникли бы новые. Убийца наверняка решил убрать их так, чтобы смерть выглядела естественной, а для этого ему при­дется растянуть процесс на несколько дней или даже недель. В конце концов, он все еще уверен, что мы с Мэт погибли, а Мимо, Симон и даже Карл Назарян не представляли собой непосредственной угрозы. Брон, очевидно, считал, что за­просто успеет замести следы.

Я прикончил кофе, слизнул с пальцев малиновое варенье и пошел сказать Мимо, чтобы он высадил меня в Куполе Кашне.

– Одного? – возмутилась Мэт. – По-прежнему строишь из себя ковбоя, да? А если Элгар все еще там?

– Тогда я его арестую.

Она сверкнула черными очами.

– А что будет с нашим заданием, если тебя убьют?

– Ты возьмешь руководство на себя и выполнишь зада­ние, причем гораздо лучше меня. Я свое дело сделал. – Я подмигнул Еве. – Будущий президент звездной корпорации “Оплот” жив и почти здоров. Вы четверо знаете о заговоре не меньше моего и обязаны остаться в живых, чтобы рассказать обо всем Карлу, Симону и психотронным машинам. Я един­ственный, кто сейчас имеет право рисковать, – и я немед­ленно отправлюсь в Купол и разоблачу негодяев!

– Я понимаю, что все остальные – важные свидетели, – обиженно проговорил Айвор. – Но я не вижу причин, пре­пятствующих мне полететь с тобой и помочь, если придется.

– На то есть три причины, – холодно возразил я ему. – Uno [Раз (исп.)]: твой торс можно узнать за пятьдесят метров. Dos [Два (исп.)]: тебя уже однажды спустили в канализацию, и я чувствовал себя ужасно виноватым. А мне это не нравится. Tres [Три (исп.)]: я действительно быстрее и лучше справлюсь с делом один.

– Он прав, – сказала Ева. И это положило конец спорам.

Я посмотрел, где мы находимся. Мы были на полпути к орбите “Пломасо”.

– Мимо! На твоем замечательном катере случаем не най­дется незаконного опознавательного приемоответчика, кото­рый поддается программированию?

Он мило улыбнулся.

– А медведи гадят в лесу?.. Ни один уважающий себя конт­рабандист не может работать без такой штуковины.

– Отлично.

Я назвал ему регистрационный номер, и Мимо ввел дан­ные в память.

– Теперь разверни катер и выключи сигнал, который скры­вает нас от наблюдательного спутника Кашне.

Когда маневр был закончен, я связался с диспетчером космопорта Кашне.

– Диспетчерская? Говорит катер РА-733В “Легкий”. На­правляемся к вам с орбиты. Пожалуйста, запрограммируйте нас на приземление и высадку пассажира.

– Подтверждаю, РА “Легкий”. Мы вас запрограммирова­ли. Но мы вас раньше не видели...

– Наше материнское судно “Голубой бродяга” с Серифа выполняет обычные замеры солнечной активности. Мне ну­жен наземный транспорт для одного пассажира.

– Вас понял, РА “Легкий”, – со скукой в голосе буркнул диспетчер.

– Соедините меня, пожалуйста, по видеоканалу с уп­равляющим космопортом Робертом Баскомбом. Мой код “Альфа 311”.

Диспетчер умолк, а когда заговорил снова, в его голосе уже не было скуки:

– Э-э... РА “Легкий”! Соединяем вас с центром управле­ния космопорта. Оставайтесь на связи.

На нашем видеоэкране расцвел логотип космопорта Каш­не, сопровождаемый музыкальным сигналом – по-моему, это была тема из “Нелегко быть зеленым”.

Я нахмурился.

– Похоже, они знают о гибели Боба, Что-то очень быст­ро! Служба безопасности не должна была его искать. Он же сказал своим людям, что улетает по крайней мере на два дня. Очевидно, Элгар включил на “ЭСК-10” маяк, предназначен­ный для чрезвычайных ситуаций.

Космопорт Кашне трудно было назвать похожим на ожив­ленный улей. Сканер на катере показал всего один большой корабль. Судя по данным его приемопередатчика, это был “Сигнальный колокольчик” – один из самых быстроходных и тяжеловооруженных грузовых крейсеров, который Мэт при­писала к порту Кашне. Три остальных сверхсветовых кораб­ля, стоявшие на площадке, были мелкой сошкой: полицей­ский катер флотской службы безопасности, патрулировавший эту отдаленную планету, пассажирский паром с Ногавы-Крупп и мобильный госпиталь звездной корпорации, который ско­рее всего совершал обычный облет ближайших планет с до­рогостоящим диагностическим оборудованием на борту, не­доступным местным костоправам. Две субсветовые ракеты, обслуживавшие спутники, и один челнок стояли на почти­тельном расстоянии от звездолетов. Все остальные суда в порту не были предназначены для космических полетов.

– Который из них, mi capitan? – спросил я у Мимо. – Старина Брон наверняка привел свою лошадку в стойло.

Мимо задумчиво оглядел троицу звездолетов.

– Я бы поставил на мобильный госпиталь. Они летают куда угодно, и у них нет жесткого графика.

Я коротко кивнул.

– Согласен. Когда ты вернешься на “Пломасо”, присмат­ривай за ним, чтобы он не упорхнул. Покажи ему, на что способны настоящие пираты. Если он остановится, выведи из строя его двигатель. Если нет – раздолбай его.

– Ладненько.

На экране появился изможденный человек средних лет с выступающими передними зубами и настороженным лицом.

– Теренс Хой, заместитель управляющего портом. С кем я говорю?

Я включил канал, передающий только звук.

– Включите, пожалуйста, режим “секретно”. Он скривился.

– Хорошо. Режим “секретно” включен.

Я продемонстрировал ему свое свежевыбритое и безборо­дое лицо. На мне был фиолетовый тренировочный костюм Мимо от именитого дизайнера – очень удобный и излюблен­ный путешественниками вид одежды, и я приготовился выло­жить вполне правдоподобную легенду.

Но Теренс Хой, увидев меня, вздрогнул от неожиданнос­ти. Я понял, что моя дурная слава дошла и сюда.

– Вы узнали меня, гражданин Хой?

– Мне казалось, что три года назад вас объявили изго­ем! – выпалил он. – Какого черта вы делаете на катере “Сигнального колокольчика”?

Если только он не кандидат на Золотой приз лучшему актеру галактики, информацию об Асаиле Айсберге замести­тель управляющего портом получил явно не от Бронсона Элгаpa, Оливера Шнайдера или других предателей. Так что я раз­говаривал с честным человеком.

– Посмотрите внимательно на эту штучку. – Я поднес красную карточку поближе к глазку камеры, – Она дает но­воиспеченному вице-президенту “Оплота” право потребовать, чтобы вы служили мне душой и телом под угрозой увольне­ния и лишения гражданства. Подпись и код принадлежат Си­мону. Вы можете поручить своим подчиненным проверить подлинность карточки в центральном управлении, однако, если вам дорога ваша шкура, лучше не заставляйте меня ждать... Теперь, после гибели Баскомба, вы на планете главный?

– Да, – сказал он уже не возмущенным, а изумленным тоном. – Но... Но как вы...

– Не будем об этом. Я хочу, чтобы вы немедленно встре­тили мой катер в космопорту. Выезжайте на площадку на ма­шине. Возьмите с собой компьютер с полным доступом к сис­теме Кашне.

– Слушаюсь.

– Моя миссия здесь строго конфиденциальна. Никому не говорите, кто я такой.

– Понимаю. Я буду вас ждать.

На этой стороне планеты день был в разгаре, и полусфера защитного поля диаметром в полтора километра слабо по­блескивала над анклавом. Под куполом отчетливо виднелись здания, разделенные широкими парками. Посадочную пло­щадку, примыкающую к Куполу Кашне и выжженную в свое время в джунглях, окружал ядовито-зеленый лес. Площадка была обнесена забором с пропущенным через него током, там стояли сторожевые башни с пушками, однако назвать это на­дежной защитой было трудно. Возле грузового судна сновали машины и промышленные роботы, а около “прыгунков” мы увидели нескольких человек в защитных костюмах.

Диспетчер посадил наш катер на участке, отведенном для легкого космического транспорта. Мы послушно покатили за роботом с надписью “Следуйте за мной” к парковочной сто­янке, находившейся рядом с двумя ракетами. К нам подъехала машина, похожая на большую синюю мармеладину, и высунула навстречу гибкую трубу шлюза.

Я сунул пистолет “каги” за пояс тренировочных брюк, прикрыв его сверху свитером, пожелал сестре и друзьям уда­чи и пошел навстречу судьбе.

Терене Хой ждал меня в роболимузине для важных пер­сон – с кожаными креслами, столами (на одном из них стоял компьютер) и роскошным баром. Не успели мы с ним пожать друг другу руки и сесть за столик с компьютером, как катер уже покатил обратно к стартовой площадке.

– Куда вы хотите направиться? – спросил меня Хой, улы­баясь одними губами.

– Можем мы въехать в Купол, минуя грузовую и пасса­жирскую станции?

– Безусловно. – Он обратился к роботу-шоферу: – По­езжай через третий пролет.

Машина плавно тронулась с места, а я тем временем уста­вился на две припаркованные орбитальные ракеты – совер­шенно одинаковые, с большими грузовыми отсеками, спо­собными вместить спутники довольно внушительных разме­ров – или же изрядную порцию контрабандного вируса.

– Зеленый дезактивационный модуль с цифрой “один” ведет к пассажирской станции, – сказал Теренс Хой. Его бес­покойство выдавала только скорость, с которой он выпаливал слова. – Желтый модуль у второго пролета – для грузовых судов. А третий пролет, с красным дезактивационным моду­лем, обслуживает топливозаправщиков, поставщиков и суда чрезвычайного назначения. Вообще в Куполе двенадцать пролетов, не считая подземных. Наш генератор защитного поля “Шелток ДФ-1500” – настоящее произведение искусства, способное отразить полтонны метеоритов. Хотя таких метео­ритных ливней на Кашне можно не опасаться.

– Да, у вас есть только горбуны-людоеды и птички с ед­ким дерьмом, – пробормотал я. Хой выдавил натужный смешок.

– Значит, вы уже ознакомились с нашей живописной дикой природой... Вы охотник, господин вице-президент?

– В некоторым смысле.

Наша машина въехала в красную дезактивационную ка­меру и была отдраена до полной стерильности. Далее мы про­следовали через шлюз в короткий туннель, на другом конце которого находился полукруглый портал четырех метров в диаметре. Под аркой с пляшущими искрами виднелось тяже­лое оборудование и двигались человеческие фигуры.

– Никогда еще не имел дела с таким мощным защитным полем, – сказал я. – Его можно трогать, как и более слабые? Это не опасно?

– Конечно. Оно твердое на ощупь, как стекло.

По обе стороны портального интерфейса стояли блоки нейтрализации. Наша машина включила блок, и мерцающий занавес исчез. Вертящиеся красные маяки на верхушках обоих блоков замигали, и громкий механический голос произнес:

– Защитное поле пролета открыто. Пожалуйста, проез­жайте. Не останавливайтесь в зоне интерфейса, обозначенной “зеброй”. Пожалуйста, проезжайте. Не останавливайтесь...

Мы покатили вперед и въехали в большое здание типа ангара.

– А что будет, если остановишься на “зебре” и поле вклю­чится? – спросил я. Белые полоски шириной около двадцати сантиметров тянулись под всей аркой. – Тебя тряхнет, да?

– Нет, – снисходительно усмехнулся Теренс. – Любой объект, находящийся в зоне интерфейса при включенном ге­нераторе “Шелток ДФ-1500”, будет разрезан пополам. Но там, естественно, есть защита. Реальная опасность может возник­нуть только в чрезвычайной ситуации, требующей немедлен­ного включения Купола, или же в случае поломки блока нейт­рализации, что крайне маловероятно.

   За нами вновь появились искры, красные маяки погасли, и наставительный голос умолк. Мы прибыли в Купол Кашне.

– Может, найдем укромный уголок и остановимся на пару минут? – предложил я.

– Нет проблем. Водитель! Сверни в гараж. – Суровое лицо Тоя чуть смягчилось. Он явно пытался быть гостепри­имным хозяином. – Надеюсь, вы не против коротенькой экскурсии по анклаву, когда выдастся свободная минутка? Звезд­ная корпорация проделала на Кашне громадную работу, со­здав уютный оазис для девяти тысяч жителей Купола. Теку­честь кадров у нас минимальная.

– Меня интересует не текучесть, а убыль кадров, – заявил я без обиняков. – Расскажите, пожалуйста, обо всех случаях внезапной гибели людей за последние тридцать шесть часов.

Хой вцепился в мягкие подлокотники кресла.

– Мы только что узнали про Боба...

– Кроме Баскомба.

– Было два случая, однако оба не вызывают подозрений. Пилот челнока Джереми Малверн умер вчера от передозиров­ки йоксостилина, аутоэротического наркотика.

Бедняга больше не будет доставлять контрабандой ПД32:С2 на халукский корабль, но, возможно, он умер счастливым.

– Констанция Вакко, инженер проекта, скончалась от сердечного приступа во время бега трусцой. Ее нашли на Коль­цевом бульваре часа два назад. Очень печально. Конни было всего тридцать восемь.

– Над каким проектом она работала? Его ответ наконец внесет ясность: зря я сюда примчался или нет.

– Над проектом “Мускат”. Она была главным аналити­ком будущего урожая.

Я тихо вздохнул. Вот и все, Брон... Тебе конец. Если только я не облажаюсь.

– Посмотрите, пожалуйста, в своем компьютере, имел ли кто-нибудь, кроме этой Конни, постоянный доступ к данным об урожайности на замороженных фабриках “Мускат”.

– Замороженных?..

– Да. Мог ли кто-нибудь изменить данные, поступавшие с фабрик в центр “Мускат-1”, который находится в Куполе?

Хой взял микрофончик и что-то прошептал. По экрану монитора побежали строчки.

– Похоже, Конни была единственной. – Хой обиженно посмотрел на меня. – Вы скажете мне, в чем, собственно, дело?

Вместо ответа я спросил:

– Сколько у вас диспетчеров в порту?

– Двенадцать. Нам больше и не надо. И еще роботы, ко­нечно.

– У них регулярные смены?

– У восьми старших – да. Двое дежурят посменно, по шесть с половиной часов, круглые сутки, то есть двадцать шесть земных часов. А четверо младших дежурят по выход­ным или когда кто-то из старших болеет.

– У пилота Джереми Малверна был постоянный график полетов?

– Сейчас посмотрю. – Через пару минут Хой показал на экран. – У нас всего три пилота, обслуживающих челноки. График у них довольно гибкий. Они вылетают на орбиту, когда нужно отремонтировать спутники или же забрать с орбиталь­ной станции груз, который доставляют курьеры “Оплота” и экспрессы типа “Стел-Экс”. Вот график Джереми за послед­ние восемь недель,

Я уставился на экран. В основном его полеты длились часа два или меньше. Но однажды он задержался на орбите почти на пять часов.

– Что он там делал все это время? – спросил я. Теренс сверился с данными компьютера.

– Обслуживал наш метеорологический спутник – ужас­но капризный, с ним вечно приходится нянчиться.

– Дайте мне график полетов Джереми за последний год.

Еще семь длительных полетов, с довольно большими ин­тервалами. Вполне подходит для периодической доставки груза из тайного порта халуков на Гранте.

– Посмотрите, пожалуйста, кто из диспетчеров дежурил в эти восемь смен.

На экране появилось всего два имени: Андерс Фосс и Франек Одновски. Теренс Хой опередил меня, задав компью­теру еще один вопрос, и сказал:

– Анди и Франек сейчас на дежурстве.

– Отведите меня к ним. Скорее.

ГЛАВА 25

Максимальная скорость мармеладины не превышала пят­надцати километров в час, но ехать нам было недалеко.

Диспетчерская находилась в башне, возвышавшейся над пассажирской станцией менее чем в двухстах метрах от ангара.

Мы остановились у входа, на стоянке, забитой автокара­ми, которые, похоже, были очень популярны на Кашне. Один из них стоял у двери станции. Женщина в защитном костюме и шлеме целовала водителя на прощание.

Я выскочил из машины.

– Давайте живее! – сказал я Теренсу.

Он снова бросил на меня оскорбленный взгляд, однако быстро зашагал вперед. Я прошел за ним по полупустому залу к цилиндрической конструкции, возвышавшейся посредине, со спиральной лестницей и рестораном, кольцом опоясывав­шим цилиндр на уровне бельэтажа. У основания цилиндра находился лифт в башню.

Когда дверцы лифта закрылись за нами и мы начали мед­ленно подниматься, я вытащил из-за пояса “каги” и снял его с предохранителя.

– Бога ради! – вскричал Теренс. – Что...

– Всего лишь мера предосторожности. Лифт ведет прямо в диспетчерскую?

– Нет, конечно. В башне есть и другие службы. Доступ в диспетчерскую ограничен.

– Сколько человек там обычно работают?

– Как правило, двое диспетчеров, Анди и Франек. Дви­жение у нас не слишком оживленное. Послушайте, я пони­маю, у вас красная карточка, и все-таки я имею право знать, что вы намерены делать!

Дверь лифта открылась, и перед нами оказался пустой коридор. Я постарался успокоить Теренса.

– Я намерен взять диспетчеров под стражу. Меня упол­номочил сам Симон Айсберг. Есть веские основания подозревать, что они и погибший пилот челнока брали взятки у конкурентов “Оплота” и доставляли на орбиту контрабанд­ный груз.

Теренс с изумлением вылупил на меня глаза.

– О Господи! Неужели гибель Конни связана...

– И Боба тоже, – мрачно подтвердил я. – Она уча­ствовала в заговоре, а Боб был невинной жертвой. Больше я сейчас ничего не могу вам сказать. Где дверь диспетчер­ской?

– Она не откроется, пока мы не введем сегодняшний код. – Теренс смутился. – Я его не помню, но если позво­лите, я заскочу в этот кабинет и быстренько узнаю.

Он кивнул на дверь с табличкой “Метеорологическая служ­ба планеты”.

– Хорошо, – сказал я. – И прикажите своим сотрудни­кам перекрыть вход на пассажирскую станцию. Чтобы никто не вышел и не вошел.

Теренс оставил дверь открытой; я мельком увидел боль­шой видеоэкран, показывающий состояние атмосферы в обо­их полушариях и прочую чертовщину, связанную с прогноза­ми погоды. Двое метеорологов коротко поздоровались с заме­стителем управляющего портом и вновь погрузились в работу.

Теренс вернулся почти сразу.

– Сегодняшний код – 34В-6ЛК. Вообще это для профор­мы, знаете, чтобы любопытные пассажиры не лезли...

– Ждите меня в кабинете метеорологов, – оборвал его я. – Если Анди и Франек сдадутся по-тихому, я вернусь вместе с ними через пару минут. Если услышите шум, вызовите отряд спецназначения. Только предупредите, чтобы не стреляли в парня в фиолетовом тренировочном костюме.

Я захлопнул дверь прямо у него перед носом и зашагал по коридору к диспетчерской. Электронный замок был просто игрушкой, которую мог взломать любой смышленый ребе­нок. Я набрал код, приоткрыл щелочку – а затем резким дви­жением распахнул ее и с криком: “Ни с места!” ворвался в диспетчерскую.

Комната была около двенадцати метров в длину. Из окна, поблескивавшего искрами защитного поля, открывался пора­зительный вид на космопорт и поросшие лесом горы вдали.

Здесь пахло озоном и горелым мясом.

– Что же нужно сделать, чтобы убить тебя, капитан Ад? – протянул гнусавый голос.

Элгар стоял перед большим сдвоенным пультом управле­ния, одетый, как и прежде, в темно-синий десантный свитер, штаны цвета хаки и тяжелые ботинки. Пистолет “каги” был нацелен в голову человека, съежившегося в кресле у левого пульта. Во втором кресле лежало обмякшее тело.

– Брось пушку, Брон, – велел я.

– Сперва я его прикончу, – спокойно ответил мне убийца.

– Нет! – простонал диспетчер. – Прошу вас! Боже мой! Бедный Франек...

– Заткнись, Анди. – Элгар запустил пальцы в темно-русую шевелюру и больно дернул диспетчера за волосы. – Разверни кресло к двери и медленно встань.

– Ты отсюда не выйдешь, Брон, – сказал я. – Охранни­ки перекрыли все выходы со станции.

– Тогда тебе придется попросить их уйти.

Он ткнул дулом пистолета в шею своего пленника, по-прежнему держа его за волосы, пока тот вставал. Вот невезу­ха! Диспетчер был гораздо выше и крупнее Элгара и пред­ставлял собой отличный щит.

– Иди, Анди. К двери. Этот парень нас пропустит.

У меня была секунда, чтобы принять решение, и я про­сверлил диспетчеру голень голубым лучом. Он вскрикнул и начал падать назад, на Элгара. Оба рухнули на пол. Прежде чем я успел сообразить, куда стрелять, Элгар выпустил два заряда. Первый луч прошел сквозь шею Анди. Второй проле­тел в сантиметре от моей головы.

Я прыгнул в дверной проем.

Вжик-вжик!

Пока я был в воздухе, Элгар выстрелил еще два раза. Лучи опалили стенку коридора. Я откатился в сторону и оказался вне зоны поражения. Он послал еще парочку лу­чей в дверной проем на уровне лодыжки и колена. Я ждал. Мощности пистолетов “каги” было недостаточно, чтобы пробить стену,

Тишина. От Анди ни единого писка. Если я хотел взять языка, мне придется довольствоваться Броном.

Тишина затянулась.

Подняв пистолет высоко над головой, я выстрелил в дис­петчерскую наудачу. Какой-то прибор с тихим звяканьем ис­пустил дух. И больше ничего.

Я быстренько стрельнул в проем еще три раза на разной высоте. Погибло еще несколько аппаратов. Я стащил с ноги кроссовку и сунул ее носок в проем. На наживку никто не клюнул. Я надел кроссовку, набрал в легкие воздуха, при­сел – и прыгнул вперед, стреляя на ходу.

В диспетчерской никого не было, кроме двух трупов.

Ругнувшись, я метнулся к двери с правой стороны. Она вела на лестницу. Я галопом спустился в бельэтаж, распахнул двери и шагнул вперед, держа пистолет обеими руками.

Я очутился в вестибюле рядом с рестораном. Из дамской комнаты вышла пожилая женщина в нарядном зеленом пла­ще. Увидев меня, она взвизгнула, повернулась и скрылась в сортире. Я мигом проверил мужской туалет. Ничего. Клозет для персонала рядом был заперт.

Опустив рукав свитера, чтобы скрыть “каги”, я осмотрел ресторан. За столиками сидели несколько клиентов, а между ними застыл с открытым ртом единственный официант. Брона – ни слуху ни духу. Я заглянул на кухню. Никто из рабо­чих не видел бегущего мужчину.

Возможно, он выскочил на внешнюю лестницу с другой стороны цилиндра. Я пошел вперед, огибая конструкцию и заодно поглядывая поверх перил. Наблюдательный пункт у меня был превосходный, отсюда открывался вид на весь зал. Люди внизу, явно не слышавшие крика старушки, мирно шли по делам. Народу на станции было мало, так что я легко убе­дился, что Бронсона Элгара среди них нет. А добежать до багажного отсека или спрятаться за одной из стоек так, чтобы никто из персонала его не заметил, он не мог.

Единственный охранник, попавшийся мне на глаза, стоял у арки, которая вела к первому пролету. Над аркой виднелась надпись: “Для всех рейсов”. Охранник зорко осматривал лю­дей, шагавших по залу.

Я обругал Теренса Хоя. Неужели этот идиот не слышал перестрелки в коридоре? Где спецотряд, черт побери?

Обогнув цилиндр, я спустился с бельэтажа. Возле входа в ресторан был телефон с табличкой, советовавшей в случае чрезвычайной ситуации нажать на ноль. Я так и сделал – и услышал человеческий голос.

– Соедините меня с метеорологической службой.

– Этот телефон предназначен только для чрезвычайных звонков, сэр. Если вы...

Я обрушил на него град самых страшных ругательств и угроз, но только когда я произнес волшебное имя Теренса Хоя, оскорбленный оператор соединил меня с метеорологами.

Теренс заявил, что он как раз собирался вызвать спецот­ряд. Я велел ему шевелить мозгами и прочими местами по­скорее, описал беглеца и спросил:

– Внутренняя лестница, ведущая из диспетчерской в рес­торан, идет дальше в подвал?

– Нет. Она заканчивается на первом этаже.

– А центральный лифт?

– В подвал можно попасть только через багажное отделение или служебный вход. Я поставил там охрану, как вы приказали.

– Хорошо. Тогда, возможно, мы загоним этого подонка в угол. Скажите ребятам из отряда, что мы с ними встретимся на первом этаже.

Я повесил трубку, спустился по внутренней лестнице и очутился у входа на станцию, с противоположной стороны от пассажирского лифта. Стараясь держаться как можно более непринужденно, я опустил рукав фиолетового костюма на пистолет, шагнул в зал и начал медленно огибать централь­ный цилиндр.

Куда бы я пошел на месте Бронсона Элгара?

Ни одной догадки, ну хоть убей! Быть может, он ускольз­нул от меня и вернулся в башню в поисках нового убежища. А может, запугал кухонных работников, и они мне наврали. А может...

Дверь лифта в цилиндре, метрах в двадцати от меня, отво­рилась, и оттуда вышла старушка в зеленом плаще, крепко прижимавшая к себе руку другой седовласой женщины. Па­рочка на удивление быстро зашагала к пролету номер один.

Черт возьми!

– Стой, Элгар! – крикнул я.

Фигура в зеленом плаще развернулась и выстрелила в меня. Голубой луч прошел мимо моего плеча и вонзился в стойку с расписанием рейсов. Несколько зевак, стоявших рядом, под­няли крик.

Элгар побежал, волоча женщину за собой. Плащ разве­вался вокруг них обоих, не давая мне как следует прицелить­ся. Я боялся задеть женщину -– а кроме того, Элгар был ну­жен мне живым.

– Охранник! – крикнул я. – Задержите его! Не давайте ему пройти через пролет!

В зеленом модуле станции, за силовым полем, наверняка стоит транспорт для пассажиров. Если Брон доберется до ма­шины, только мы его и видели! Его летучий “госпиталь” рва­нет в космос, и поди ищи!..

Охранник, стоявший у пролета, вытащил из кобуры пис­толет, но Элгар оказался проворнее и выстрелил ему прямо в грудь. Охранник упал.

Тут начался настоящий хаос. Напуганные пассажиры по­бежали кто куда. Двое, которые посмышленее, рухнули на пол, как и я. Слева, из багажного отсека, с криками “Стой!” выбежали вооруженные до зубов члены отряда специального назначения.

Брон не остановился. И старушку тоже не отпустил.

– Служба безопасности “Оплота”! – гаркнул я. – Не стрелять!

А потом вскочил и побежал, молясь про себя, что Теренс не забыл предупредить ребят о моем фиолетовом костюме.

Спецназовцы намеренно стреляли выше беглецов в тщет­ной попытке запугать Элгара. Я увидел, что одна из женщин обмякла – то ли от страха, то ли от сердечного приступа – при виде смертельных голубых лучей, перекрещивающихся у нее над головой. Падая, она, очевидно, случайно подставила киллеру подножку. Он споткнулся и шлепнулся на четверень­ки. Плащ, взметнувшись, накрыл их обоих.

Зеленая ткань осела на одной из фигур. Вторая поползла к блоку нейтрализации.

Бронсон Элгар расстегнул плащ и бросил его на свою пленницу.

Ребята, обманутые этой подменой, перестали стрелять. Я тоже – пока до меня не дошло, что ползет не старушка, а Элгар. Если он проберется за арку, то сможет включить за­щитное поле с той стороны. Поле явно противоударное, так что, пока мы добежим до блока нейтрализации и снова от­кроем его, Элгар уже минует дезактивационный шлюз.

Бронсон нажал на ручное управление блока нейтрализа­ции. Поле погасло, красный маяк завертелся, и механический голос зачитал предупреждение.

Что там говорил Теренс о защитных свойствах поля? “Ре­альная опасность может возникнуть только в чрезвычайной ситуации, требующей немедленного включения Купола, или же в случае поломки блока нейтрализации, что крайне мало­вероятно”.

Пролет закроется, если один из блоков выйдет из строя.

Элгар продолжал лихорадочно ползти по полу. Я остано­вился, сжал свой “каги” обеими руками и прицелился.

Ж-жах!

Ближайший блок испустил облачко дыма. Красный маяк погас. В проеме арки вновь материализовался искрящийся занавес. Я увидел, как старушка пошевелилась и подняла го­лову – но другая фигура под аркой лежала без движения.

Обе ее половинки.

ЭПИЛОГ

Как же было уютно на крыльце моего нового пляжного домика! Дувший с моря нежный ветерок отгонял мошек, и теперь, когда солнце зашло, птички элвисы заливались тре­лями в мятных пальмах. Тропическое небо быстро стало тем­но-синим, и сотни комет серебристым мелком чертили на нем свои узоры.

– Чертовски красиво! – сказала Мэт.

– Я же тебе говорил. Оставайся со мной навсегда. Или хотя бы на три недели. Симон вернется в Шпору не раньше, ведь ему нужно время, чтобы устроить фейерверк в Торонто. Халуки, естественно, будут все отрицать. Нас ждут интерес­ные времена, детка.

– Да... И миллион дел. Ведь я теперь вице-президент по расследованиям.

– Нам, вице-президентам, надо держаться вместе. Обе­щай, что останешься на Стоп-Анкере на три недели. Я отвезу тебя на остров Рум-Ти-Фо, и мы послушаем песни моего любимого Джимми Баффета – “Вулкан”, “Звезды на воде”, “Чизбургер в раю”.

Мы лежали в двухместном гамаке. Я уткнулся носом в ее piel canela. Это было нетрудно, благо на Мэт по-прежнему был купальник-бикини. Наше первое путешествие в желтой субмарине оказалось на редкость удачным.

– Три недели... – мечтательно протянула она. – Думаю, мы это заслужили. Если только, конечно, Карл не выследит Олли Шнайдера раньше. Я хочу собственноручно подклю­чить эту сволочь к машине и допросить его. Похоже, он един­ственный шпион “Галы”, который может указать на директо­ров “Оплота”, причастных к заговору. Хотя, возможно, никто из них не виноват...

Я ущипнул ее за ухо.

– Знаешь что? Давай похитим Зеда и вытрясем из него всю правду. А закон и порядок пошлем ко всем чертям!

– Идиот! Неудивительно, что тебя вышвырнули из СМТ. Ты же знаешь: у нас нет доказательств, что он занимается шпионажем. И другие тоже. А поскольку все директора из принципа будут горой стоять друг за друга, мы ничего не смо­жем сделать. Нам не позволят допрашивать верхушку “Оплота”.

Я поцеловал ее в шею.

– Наши собственные свидетельства вызвали настоящий фурор. А Ева – вообще сверхновая звезда. Этого хватит.

– Не радуйся раньше времени, – скептически произнес­ла Мэт. – Посмотрим, признают ли наши свидетельства в суде. Адвокаты Алистера Драммонда уже представили двад­цать три возражения.

– Ерунда!

– Их возражения могут быть приняты во внимание, – не сдавалась Мэт. – Конечно, если нам удастся поймать Шнай­дера и добавить к нашим показаниям его признания – дело другое. Жаль, что Бронсон Элгар погиб. Ты только представь, чего он мог порассказать!

– Да, тут я дал маху, – сказал я. – C'est la guerre [Война есть война (фр.)].

– Я рада, что он мертв, – призналась Мэт. – Это каким же надо быть чудовищем, чтобы закинуть живого человека на комету?

– Кстати, вот она, – показал я. – Вон та, большая, пря­мо над западным горизонтом.

– Правда? Комета Ада? – Мэт рассмеялась, спрыгнула с гамака и потащила меня за собой. – Давай принесем теле­скоп! Я хочу рассмотреть ее поближе.

– Боюсь, она тебя разочарует. Но если хочешь – пожа­луйста.

Мэт помолчала, глядя на меня блестящими глазами.

– Вообще-то у меня есть идея получше.

– У меня тоже, – откликнулся я.

Мы отвернулись от кометы и, держась за руки, вошли в дом.