Сайфулла Мамаев — Ледяная птица

     Spellcheck — Bearded

     Золотой погиб, големы в Москве потерпели поражение, но Вторжение продолжается. Строительство Кольца закончено. Для полного превращения Земли в колонию остаюсь только включить комплекс, спрятанный высоко в горах Волею судеб в эти же места выезжает группа кинодокументалистов Они хотят снять фильм о красотах края, но вместо этого оказываются в самом эпицентре событий!

     Попавшим на кавказский Лох-Несс людям пришлось повстречаться с предательством землян и коварством космических пришельцев. Неожиданное появление Анатолия Рыкова увеличивает шансы тех, кто противостоит поработителям, но все равно силы слишком неравны...

     ВСЕМ ТЕМ, С КЕМ ДОВЕЛОСЬ МНЕ СЛУЖИТЬ, ВСЕМ, КТО СЧИТАЛ И СЧИТАЕТ СЕБЯ ОФИЦЕРОМ, ПОСВЯЩАЕТСЯ

     Начиналось следующее тысячелетие.

     Земля находилась на пороге очередной войны...

     Господи, какая жарища! Солнце как будто взбесилось, который день палит немилосердно, даром что сентябрь уже перевалил на вторую половину. В Краснодаре стоит такая погода, что впору вспоминать многочисленные теории глобального потепления. Правда, сосед по лестничной клетке, старенький пенсионер Петров, с которым повстречался утром, говорит, что в той же Москве сейчас весьма прохладно, да только кто в такое поверит? Вон как листву на деревьях скрутило. Прямо древний пергамент, такая пожухлая. Деревья в это время еще зелеными должны стоять, а вместо этого посмотри на них — какие-то бронзово-коричневые. И так везде, по всему городу. Разве что у водоемов еще остались небольшие островки зелени, а так весь город скоро в некое подобие Сахары превратится.

     Герман прищурил глаза. Черт, до чего же ярко светит солнце! Даже в тени и то смотреть больно: никакие защитные очки не помогают. Да и может ли помочь такая дешевка, как у него? Скорее вред от них. Вон по телевизору говорили как-то, что только дорогие очки могут спасти глаза... Еще бы сказали, где их бесплатно дают, эти дорогие очки. А когда в желудке вот уже три дня ни крошки не было, думать о зрении не приходится. Пожрать бы... да и об этом лишь мечтать остается. Хорошо еще, что родители не дожили до такого позора. Да и от женитьбы бог уберег. А ведь сколько соблазнов было... Это он сейчас безработный майор запаса, а еще несколько лет назад был вполне перспективным молодым летчиком. Имя Германа Александрова гремело в дивизии, да и сам командующий не раз отмечал успехи офицера. И было за что. Гера, как называли его друзья еще со школы, чувствовал самолет так, как иной и свое тело не ощущает. Самую сложную фигуру высшего пилотажа выполнял запросто, не задумываясь. Будто бы с детства этим занимался. Имел все высшие формы допуска на полеты в условиях минимума летной погоды. Вот только летать в последние годы не давали — нехватка топлива, запчастей, денег... да разве все причины перечислишь? А потом... Нет, что было потом, лучше не вспоминать. Да и что его вспоминать, вот оно, твое «потом», ставшее назойливым настоящим, похоже, что и будущим. Голодным и беспросветным.

     Александров посмотрел на будку с ярко-красной лентой «Кока-кола» и тоскливо сглотнул. Какая там кока-кола, на хлеб бы денег найти. Но где их взять, работы нет, а занимать... не у кого. Это тебе не прежние времена, когда можно было забежать к соседу и разжиться до получки. Теперь такого нет. С этим рынком народ сильно изменился. Те, у кого есть средства, очень плохо понимают тех, кто их не имеет. Теперь и дружба-то от тех же финансов зависит. Богатые дружат с богатыми, неимущие — с голодными...

     Герман уже не раз подумывал о том, чтобы продать квартиру, оставшуюся ему от родителей, но вот куда потом податься? Где жить? Был, правда, вариант рвануть на Север или в Сибирь, купить недорогое жилье, но ведь и там нужна работа, а что он умеет? Кроме штурвала разве еще только баранку в руках держать обучен. Попробовал пристроиться в бригаду строителей, так характером не сошелся. Не умел глаза закрывать в нужный начальству момент. Заметил, что бригадир недоплачивает работягам, и врезал ему как следует. Ну и, как водится, оказался в дураках. Даже те, кого обманывали, его не поддержали. Нет, втихую, конечно, хвалили, руки жали, а вот выступить открыто, встать рядом... духу не хватило. Та же история повторилась и в таксопарке, где отказался давать долю руководству. Результат — увольнение. И не просто вышибли, а еще и негласный волчий билет прилепили. Сбросили информацию коллегам, и все, с тех пор ни один хозяин автопарка с Александровым даже разговаривать не хочет. Это и понятно: кому нужны скандалисты-правдоискатели?

     Нет, если быть до конца откровенным, нельзя сказать, что уж совсем не было выхода. Кое-какие серьезные предложения были. В милицию предлагали идти, в пожарные... Первый вариант отклонил, потому что душа ну никак не принимала снова погоны, а вот форму пожарных примерил и носил целых четыре месяца. Но, так и не дождавшись зарплаты, ушел. Звали его и в школу преподавать географию, так ведь и там не платят. Да и вспыльчив Александров чересчур, трудно было надеяться, что выдержит и не отвесит подзатыльник какому-нибудь великовозрастному балбесу.

     Гера с надеждой посмотрел на подъезжающий трамвай. Может, кто-то из знакомых покажется. Чем черт не шутит, вдруг что-то да вылезет, проснется Фортуна и бросит на забытого ею летчика свой ленивый взгляд. Ведь было ж так однажды, когда удалось заработать, помотавшись по районам вместо школьного товарища Витька Черкасова. А тот, пока жена ждала его из командировки, со своей кралей в Лазоревское рванул, на море... И заплатил-то гроши, а все равно выручил. Вот так бы и сейчас... Должно же повезти наконец. Да нет, обязательно повезет, Герман это прямо нутром чувствовал. Именно сегодня, именно сейчас, с этим трамваем...

     Нет, видимо, предсказатель он никудышный. Трамвай отошел, а знакомых что-то не появилось. Единственное, что увидел Александров, когда трамвай отъехал, был неведомо откуда взявшийся на противоположной стороне улицы внушительный темно-вишневый, с тонированными до непрозрачности стеклами, микроавтобус. Машина была явно дорогая и мощная, скорее всего американского производства. «Додж», — решил про себя Герман и, хотя понимал, что уж здесь-то ему точно ничего не обломится, от окна не отошел.

     Водительская дверца распахнулась, и из кабины выпрыгнул высокий худощавый парень. Тут же хлопнула вторая дверца, и с другой стороны микроавтобуса показалась загорелая крашеная блондинка. Длинные, ровно подстриженные волосы закрывали половину спины и были схвачены вверху узкой лентой. На вид девушке было лет двадцать пять. Короткий топик подчеркивал небольшую, явно не стесненную бюстгальтером грудь, а сквозь бежевые обтягивающие брючки просвечивала светлая микроскопическая полоска трусиков. Завершали образ этой явно не комплексующей бизнес-леди почти незаметные босоножки на высоком каблуке.

     Приехавшие обменялись несколькими словами и быстро направились к углу здания, где, согласно вывеске, должен был находиться пункт обмена валюты. Дверь распахнулась, и незнакомцы вошли внутрь.

     Александров, отметив по себя, что мужчина явно не страдает галантностью — войдя первым, он даже не подумал придержать дверь для дамы, — вздохнул и отвернулся. Что ему до чьих-то проблем с валютой и воспитанием, когда у самого в кармане ни копейки? Черт его знает, зачем ему все это — и образование, и воспитание, и порядочность, если в доме жрать нечего? И продать тоже. Мебель — старая, никому не нужная рухлядь, телевизор — ламповый мастодонт, который если кто и купит, так только разве что музей. Даже бутылок пустых нет. Те, что были, давно сдал, а до того, чтобы ходить по улицам и подбирать чужие, еще не докатился. Лучше уж и вовсе не жить...

     Герман проводил взглядом пассажиров очередного трамвая. И здесь пролет. Ни одного знакомого. Безнадежный взгляд Александрова обратился снова к обменнику. Парочка уже вышла, но, по-видимому, у них ничего не получилось. Вид у обоих был расстроенный, они старательно вертели головами, высматривая, нет ли поблизости еще одного места, где можно поменять деньги. Но пункта не оказалось, вместо этого к молодым людям подошел светловолосый мужчина с небольшой кожаной сумочкой-барсеткой в руках. Мужчина показал рукой на дверь и что-то спросил. Блондинка отрицательно мотнула головой и отвернулась. Ее взгляд скользнул по Герману, прошел мимо, но затем вдруг вновь вернулся назад. Летчику показалось, что незнакомка заинтересовалась им, но он тут же отогнал эту мысль: слишком уж непривлекательно он, должно быть, выглядит, чтобы им могло заинтересоваться такое удивительно эффектное создание.

     Спутник девушки продолжал между тем разговаривать со светлоголовым. Слов Александрову было не слышно, да он особо и не интересовался, в чем там дело, но ведь заняться все равно больше нечем, почему бы и не посмотреть. Приезжие о чем-то спорили. Худощавый пытался что-то доказать блондинке, но та стояла на своем. Наконец она не выдержала и, махнув рукой, заговорила со светловолосым. Тот утвердительно кивнул головой, полез в барсетку и, достав оттуда внушительную пачку денег, помахал ею перед собеседниками. Худощавый удовлетворенно кивнул и вытащил из кармана серо-черные купюры.

     Так, все ясно. Старый фокус! В обменнике приезжим отказали, и теперь пенки с операции снимет соучастник сидящего внутри. Тем более что, судя по объему продемонстрированной пачки, сумма сделки немалая. Здорово пристроились господа! Если речь идет о небольших деньгах, то будьте любезны в кассу, а если о больших... А это еще что?

     Краем глаза Александров заметил, что к уличным менялам скорым шагом приближается высокий плотный парень. Одновременно с другой стороны появился еще один участник стремительно разворачивающихся событий — черноволосый, среднего роста, идет легко, словно скользит. Действие развивалось так быстро, что наблюдавший за всем этим Герман не сразу сообразил, что происходит. Что уж было говорить о приезжих?! Те и удивиться не успели, как из-за спины худощавого высунулась длинная рука высокого и молниеносно выхватила у него грины. Но и того реакция не подвела. Он успел выбросить свою руку назад и, поймав наглеца за рубашку, дернул его к себе.

     Налетчик, не ожидавший такой прыти, сел на пятую точку, но в этот момент его напарник нанес худощавому короткий удар в лицо. Тот покачнулся, но на ногах устоял и даже сумел развернуться лицом к новому противнику. Воспользовавшийся этим первый налетчик поднялся на ноги, подскочил к непокорной жертве и нанес короткий быстрый удар в незащищенную спину.

     У стоявшей в оцепенении девушки наконец прорезался голос, и она завизжала так пронзительно, что налетчики не выдержали и кинулись в разные стороны. Высокий рванул прямо в сторону «доджа», а его товарищ, наоборот, подальше от него.

     Женский визг словно разбудил Александрова, он выпрыгнул из окна и помчался к «доджу». Бандита он догнал в тот момент, когда тот выскакивал из-за микроавтобуса, и, молниеносно отметив про себя, что вес его тела опирается на дальнюю, левую ногу, подсек правую. Ноги налетчика заплелись одна за другую, и он полетел на асфальт. Пытаясь уберечь лицо, длинный инстинктивно выставил руки перед собой. От удара деньги выпали и рассыпались веером. Но Герман если и взглянул на них с сожалением, то лишь мельком. Он понимал, что драка еще не закончена.

     Не давая упавшему подняться, он ударил его ногой в незащищенный бок. Противник захрипел от боли, и Александров, уже занесший было ногу для повторного удара, помедлил. И напрасно. Напарник бандита, которого, как надеялся Александров, преследует худощавый, был тут как тут. Увидев, что товарищ в беде, он прибежал на выручку. Удар пришелся в затылок бывшего летчика. Из глаз Германа посыпались искры, он на мгновение потерял сознание. И этого бандитам хватило, чтобы скрыться. Очнувшись, Герман сделал несколько шагов вдогонку, но почувствовал, что дальше не то что бежать, даже идти не может. Вынужденный длительный пост не прошел даром — в глазах плыли круги, сильно подташнивало.

     Злой на себя и на того гада, что дал ему по затылку, Герман повернул назад. Его так и подмывало высказать этому безмозглому ослу все, что он думает о нем и его дурацком поведении, из-за которого заварилась вся эта каша. Мало того что вздумал посреди улицы деньги светить, так еще и в драке сплоховал, упустил мелкого. Вот тот молодец! Мелкий не мелкий, а товарища в драке не бросил. Правда, и сам Александров тоже дал промашку — нечего было гусарить и противника жалеть. Тогда и удар не пропустил бы. А если б даже и пропустил, то не так обидно было бы, счет бы все равно остался в его пользу.

     Продолжая ругаться про себя, Гера наткнулся взглядом на разбросанные по асфальту деньги. «Тысячи две, не меньше!» — пронеслось у него в голове. Он присел на корточки — наклониться не мог, боялся, что закружится голова и упадет, — и стал собирать купюры. Хорошо еще ветра нет, а то гоняйся тут за каждой бумажкой. Чужой к тому же.

     Раздражение нарастало. Мало того что, несмотря на слабость, от которой в голове звон стоит, приходится собирать портреты президента, чья страна еще недавно считалась самым вероятным противником, так еще эта дура орет как оглашенная. И чего орет, ведь все уже кончилось? Нет чтобы помочь.

     С трудом переводя дыхание, Герман сгреб доллары в кулак и, прижимаясь спиной к стене, поднялся. И тут увидел лежащего ничком худощавого... Так вот почему он остался без поддержки! На спине лежащего расплывалось кровавое пятно. Клетчатая рубашка побурела от крови, на асфальте образовалась небольшая лужица...

     — Да что ты вопишь... дура безмозглая?! — взорвался Герман. — Ему же помощь нужна! На, держи!

     Он протянул женщине деньги и нащупал пульс раненого. Пульс был слабым и неровным.

     — Его нужно срочно в больницу! — Было понятно, что необходимо спешить, «скорая» может и не успеть. — Ваш автобус! Мы им можем воспользоваться?

     — Да... но Роберт... он наш водитель. — Блондинка дернула подбородком, указывая на худощавого. — Я не умею. Я...

     — Послушайте, да возьмите вы себя в руки! — Герман чувствовал, что его пошатывает. — Вас как зовут?

     — Лера... Валерия Попова — представилась женщина.

     — Отлично, меня Герман. Валерия, я прошу вас, давайте не будем терять времени. Откройте дверь в салон, я попробую втащить его туда.

     — Да-да, вы правы! — Лера бросилась к машине, а Герман попытался поднять раненого.

     Он просунул руки под мышки Роберта и оторвал верхнюю часть тела от земли. Тащить раненого было тяжело, тем более что никто из прохожих не спешил на помощь. Интересно, как же он затащит его в автобус? По земле волочить тяжелое тело он еще более или менее в состоянии, но поднять? Нет, на это у него сил не хватит.

     — Давайте я вам помогу, — услышал он голос Леры. Господи, неужто кроме нее на улице никого нет?

     — Приподнимите его, — сказала женщина.

     Александров, не понимая, чего она хочет, приподнял плечи Роберта повыше.

     Блондинка тут же просунула голову под руку раненого и с трудом распрямилась. Герман, сообразив, что его помощница действует правильно, сделал то же самое со своей стороны.

     Вопрос о том, как уложить раненого в салон, решился сам собой. Они положили его на живот в длинном проходе пассажирского отсека. Впрочем, пассажирским, как мельком отметил про себя Герман, его можно было назвать весьма условно, поскольку он был наполовину заполнен какой-то аппаратурой, но сейчас это не имело никакого значения, главным было спасти человека.

     — Ключи! — спохватился Герман. — Где ключи от машины?

     — Не знаю... наверное, у Роберта, — ответила Лера, садясь на пассажирское место рядом с водителем. — Он всегда кладет их в карман. Не могли бы вы...

     — Да, конечно. — Александров бросился в салон.

     Ключи нашлись в правом кармане брюк. Еще несколько мгновений ушло на то, чтобы освоиться с незнакомой машиной... а затем началась сумасшедшая езда наперегонки со временем. Не будь за спиной раненого, Герман получил бы удовольствие от этой гонки, да еще какое! Уже давно не доводилось ему чувствовать в своей власти такую мощь, и он дал выход своей застарелой тоске по скорости.

     «Додж» словно превратился в сухопутную торпеду. Он несся по улицам Краснодара, невзирая на состояние «убитых» мостовых, не останавливаясь перед светофорами. Его клаксон гудел не умолкая — то ли благодарил тех, кто уступал ему дорогу, то ли просил других, тех, кто еще этого не сделал, посторониться и пропустить его вперед. Его не останавливали даже пробки, с ними Герман расправлялся так же лихо, как и с другими проблемами. Пользуясь высокой проходимостью мощной машины, он заруливал на тротуар и, распугивая прохожих, летел вдоль забитой машинами дороги. Достигнув перекрестка, Герман не менял направления и, лишь съехав на мостовую, разворачивался. Заезжая на перекресток совсем с другой стороны, он, естественно, попадал под зеленый свет, что давало возможность вновь повернуть и продолжить движение в нужном направлении. И что было самым интересным, так это поведение гаишников. Ни один из них даже не попытался остановить нарушителя. Может, сыграло свою роль то, что они видели — машина очень дорогая, явно не один десяток тысяч долларов стоит, а может, дорожная братия решила, что так могут ездить только крутые, а с ними ссориться не хотелось, вот они и отворачивались. И только визг испуганной Леры да еще ее охи и ахи служили достойной оценкой мастерства бывшего летуна...

     Подлетев к зданию больницы, Александров остановился прямо напротив дверей. С воплем: «У меня тяжелораненый!» — он вбежал внутрь и потребовал немедленной помощи. Заразив всех вокруг тревогой за судьбу незнакомого ему Роберта, Герман вызвал такую суету, какая редко бывает даже при появлении высокого начальства.

     — Хотел бы я иметь такого друга, — заметил один из санитаров после того, как помог уложить раненого на операционный стол. — Такой точно не даст умереть.

     — Да, это уж точно, — заметил другой. — Подожди... да это же Гера!

     Санитар, невысокий крепыш, словно не веря своим глазам, уставился на того, кто устроил такой переполох. Ну точно! Александров Герман, собственной персоной! А говорили, что он где-то на Севере.

     — Не узнаешь? — Санитар, заметив, что одноклассник устало прислонился к стене, с улыбкой подошел к нему. — Ну так как, Гера, не вспомнил?

     Гера... так его все звали в школе. Герман вздрогнул. Песков?.. Павел Песков?..

     — Пашка, ты?!

     — Я! Собственной персоной! — засмеялся Песков.

     — Вот здорово! — заулыбался Александров. — Вот уж кого не ожидал увидеть, так это тебя. Как ты здесь оказался? Ты же нашим чемпионом был!

     — Да кому сейчас борьба нужна, — поморщился Павел. — На тренерской работе много не заработаешь. Это же не теннис. Там почасовая оплата, а у нас... Остается только зубы на полку класть. Образования нет, сам помнишь, я все на сборах да на соревнованиях пропадал. А теперь без диплома никуда не берут. Вот и пришлось сюда устраиваться. Слушай, а может, возьмешь к себе? Ты же знаешь, я не подведу.

     — Куда к себе? — с недоумением спросил Герман. — В каком смысле?

     — Ну, к себе на работу. Ты же при делах, вон на какой тележке ездишь. Да и мартышка при тебе качественная... я же понимаю. — Песков кивнул на окно.

     Герман машинально повернулся. Он увидел «додж», а рядом с ним Леру. Она прохаживалась вдоль темного кузова и говорила с кем-то по сотовому. По ее жестикуляции было заметно, что Валерия нервничает. Она размахивала свободной рукой и нервно отбрасывала волосы, задуваемые ветром ей в лицо.

     Только теперь майор понял, о чем подумал одноклассник. Иномарка, блондинка с загорелой кожей и фигуркой богини — чем не кусочек жизни из фильма о буржуях?

     — Да, вкус у тебя что надо, — с завистью произнес Павел.

     — Пашка, ты все неправильно понял! — Александров прижал руку к груди. — Все совсем не так. Я сам безработный. Как уволился из армии...

     — И машина не твоя?

     — Нет, конечно!

     — И эта телка?

     — Паша, ну я же говорю!

     — Все понятно! — Песков с кривой усмешкой повернулся и зашагал прочь.

     — Пашка, постой! Ты куда! Ты что, не веришь? — закричал ему вслед Герман. — Это действительно не моя машина! Да подожди ты!

     Но Песков, ни разу не обернувшись, скрылся за стеклянной дверью с надписью «Посторонним вход воспрещен».

     Герман скрипнул зубами от злости. Вот придурок горячий. Ну и пусть уходит. Мальчишество какое-то! Уж в тридцать-то лет можно было и ума набраться. Решил, что Герман ему врет. Да к черту эту машину! Да и Леру эту... Хотя нет, Лера как раз очень даже ничего. В другое время не преминул бы познакомиться поближе. В другое, в лейтенантское, когда деньги еще были деньгами и платили их исправно. А сейчас, когда ни в ресторан пригласить, ни цветы подарить, какое может быть знакомство? Даже чашку кофе и то не предложишь!

     Герман огорченно вздохнул и вновь посмотрел в окно. Валерия была уже не одна. Из остановившегося неподалеку такси вышел крупный светловолосый мужчина и торопливо подошел к ней. Лера стала ему что-то рассказывать, показывая рукой на больницу, и Герман понял, что речь идет о происшествии. Скорее всего, этот здоровяк, на целую голову возвышавшийся над своей далеко не мелкой собеседницей, спрашивал, что случилось с Робертом. Он периодически вскидывал лицо и посматривал в сторону окон. Иногда Герману казалось, что светловолосый смотрит ему прямо в глаза.

     Догадка Германа подтвердилась. Блондинка и здоровяк закончили разговор и быстрым шагом направились к больнице. Войдя, они остановились, и Лера принялась оглядываться по сторонам. Увидев Германа, она обрадованно улыбнулась и, взяв светловолосого под руку, подвела к нему.

     — Простите, что оставила вас одного, — виновато произнесла блондинка, — но я видела, как отлично вы справляетесь... да и шефа нужно было поставить в известность. Знакомьтесь, пожалуйста, это Мартин Свенсон, ученый из Швеции. Приехал к нам снимать фильм, а тут такая неприятность случилась.

     Лера повернула голову к шведу и заговорила на незнакомом Герману языке. Мартин кивнул и, тепло улыбнувшись, протянул руку. Герман ответил рукопожатием и улыбнулся в ответ. Свенсон произнес несколько слов и, судя по интонациям и по тому, как он прижал левую руку к сердцу, было ясно без перевода, что он благодарит Германа.

     — Мартин благодарит вас, — подтвердила догадку Валерия. — Он просто поражен проявленным вами благородством и счастлив констатировать, что встретил мужественного и порядочного человека. И еще, он просит принять от него вознаграждение...

     Свенсон сунул руку в карман, вытащил несколько купюр и протянул их Герману. У того перехватило дыхание. Деньги? За что? За то, что помог человеку? За то, что не дал умереть раненому? Да как бы ни нужны они были ему именно сейчас, за такое майор Александров брать денег точно не станет.

     Герман хотел было высказать этому верзиле все, что он думает по этому поводу, но, видимо, Лера успела прочитать это в его потемневших глазах. Она быстро выхватила деньги из пальцев Мартина и молниеносно вложила их во внешний карман застиранной рубахи Александрова.

     — Герман, я вас очень прошу, возьмите эти деньги, — просительным тоном сказала она, не отнимая маленькой ладошки от его груди. — Для Свенсона это ерунда, а вам они наверняка пригодятся.

     Произнеся эту фразу, девушка руки не отняла и продолжала стоять все так же, умоляюще заглядывая в глаза Германа. Тот растерялся, не зная, что ему делать. Брать деньги не хотелось, но ведь не станешь же бороться с женщиной, чтобы извлечь их из собственного кармана. Он сделал еще одну слабую попытку отказаться, отрицательно мотнув головой, но Валерия явно не собиралась уступать.

     — Тем более вспомните, вы же помогли нам вернуть гораздо большую сумму, чем получили, — добавила она. — Так что по праву можете считать, что заработали их.

     Да, пожалуй, в чем-то она права. Но Господи, как же не хочется брать деньги у тех, кто и так уже пострадал!

     — Вам они сейчас нужнее, — сказал он Лере. — Роберту на лечение...

     — Господи, да кто вам сказал, что Роберт нуждается в этих деньгах? — Девушка вздохнула. — Да американцы, прежде чем из дому выйдут, десять раз застрахуются! Он сейчас дома такие средства получит, что вам и не снилось!

     — Так... Роберт американец? — удивился Герман. — Вот так дела! Я и не знал!

     — Американец, американец, — заверила Валерия. — Притом бывший спецназовец. Он оператором по совместительству работал. А на самом деле больше телохранителем считался.

     — Спецназовец?! — опешил Герман. — И дал себя так по-глупому... свалить? Чудеса... я их раньше только в прицеле видел.

     — Что, тоже в спецназе? — спросила Лера. Она только теперь отняла ладонь от груди Германа, чем весьма его огорчила.

     — Да нет, я летчик, — пояснил Герман. — Майор запаса.

     — Ну и дела?! — удивилась Валерия.

     Она повернулась к Свенсону и стала быстро-быстро переводить ему содержание разговора. Тот жестом остановил ее и произнес несколько фраз. Но и ему договорить не удалось. Из-за двери, за которой скрылся Песков, вышел хирург, который оперировал Роберта. Александров, сказав новым знакомым, кто это, поспешил ему навстречу:

     — Доктор, ну как там?

     — Пусть благодарит вас за скорую доставку, — ответил хирург. — Крови много потерял, а так все в порядке. Нож прошел удивительно удачно. Если, конечно, это слово применительно к такому... случаю. Но ни один орган не задет. Разве что небольшой надрез на почке, но он такой маленький, что решили не трогать. Думаю, если не возникнет осложнений, недельки через три можно будет забирать его отсюда.

     Валерия стала торопливо переводить слова врача. Мартин кивнул головой, потом что-то спросил у переводчицы. Та тоже кивнула головой. Свенсон полез в карман и уже знакомым Александрову движением вытащил несколько купюр. Но, в отличие от Германа, хирург взял деньги и преспокойно положил их в карман.

     — Благодарю вас! Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы? Если что. я всегда к вашим услугам. А сейчас... простите, спешу!

     Врач исчез так же быстро, как и появился.

     — Ну, и мне пора! — Герман, вздохнув, протянул руку для прощального рукопожатия.

     Швед пожал его руку, но не отпустил, а зажал в своей огромной лапе. Продолжая удерживать ладонь Германа, он повернул голову к Лере и что-то быстро сказал. Та ответила так же быстро. Затем последовал обмен еще несколькими фразами.

     — Герман, — наконец перевела блондинка, — Мартин еще раз благодарит вас и просит принять его предложение отметить знакомство и счастливый исход сегодняшних событий в ресторане.

     Александров растерялся. Он так давно не был в ресторане, да и одет совсем неподходяще. Правда, теперь у него в кармане есть деньги, а значит, он может сам за себя заплатить. А ведь так хочется вновь почувствовать себя человеком! Вновь иметь возможность пригласить понравившуюся ему женщину в ресторан. Пусть даже и без надежды на продолжение, пусть даже и с ее шефом или мужем... или еще кем он там ей приходится...

     — Соглашайтесь, Герман, я вас тоже очень прошу! — Лера истолковала колебания Александрова по-своему. — Я обещаю, вы не пожалеете. У Мартина есть для вас очень интересное предложение.

     Похмельное пробуждение, которое в народе называют «утро стрелецкой казни», началось удивительно похоже на любой другой подобный случай. Сколько раз Герман зарекался напиваться до чертиков, и все-таки нет-нет, да случается. И знал же, что водка на пустой желудок опасна, так нет, не хотел показать, что голоден... Дур-рак! Перед кем понты колотил? Что этому шведу с того, голодный ты или нет? Закусь на столе, а дальше сам решай! А вот как выпить, так пожалуйста. И только потом, идиот, закусывать стал. Да и то слегка. Сдерживался... пока мог. Нет чтобы по уму, масла бы съел для начала. И этого не сделал. Вот теперь и пожинай плоды своей гордыни. Из-за нее уволился из ВВС, из-за нее голодный ходил, из-за нее теперь даже не помнит, что вчера было.

     Герман осторожно открыл глаза. Он знал, что это нужно делать медленно. И вообще, сегодня, по крайней мере до обеда, только плавные, размеренные движения. Это тоже пришло с опытом, в день похмелья все резкие шевеления противопоказаны. Даже глазами. Все надо делать неспешно и чинно, тщательно прислушиваясь к своим ощущениям.

     А вообще-то, судя по этим самым ощущениям, на этот раз не все так уж и плохо. То есть не так плохо, как могло быть. Наверное, опьянел быстро, вот и не успел выпить слишком много. Хорошо еще, если не натворил чего...

     Не натворил? Тогда почему он не дома? И вообще, где он находится?

     Сквозь несколько поредевший похмельный туман Герман с удивлением увидел, что обстановка ему совсем незнакома. Забыв об осторожности, он быстро сел... и обомлел. Рядом с ним на огромной кровати... лежала Лера.

     Блондинка спала, но резкое движение Александрова ее разбудило и теперь девушка с усмешкой наблюдала за тем, как округляются его глаза.

     — Ты? — Герман, не удержавшись, заглянул под простыню. Будь он трезв, может быть, такого прокола не допустил бы, но сейчас Герман был захвачен лишь одной мыслью: было что-то или не было?

     — Да уж, любовничек, что и говорить! — протянула Лера и, нисколько не стесняясь своей наготы, закинула руки за голову. — Значит, даже не помнишь, было что-нибудь или нет?

     — Да нет, Лера, конечно помню! — возмутился Герман. — Слушай, а мы на ты... или уже на вы?

     — Пока еще на ты! — Валерия саркастически усмехнулась. — Но еще одна такая пьянка — и можно переходить на вы!

     — Переходить на вы? — На лице Германа нарисовалось недоумение. — А зачем? Если мы уже на ты... Обычно все на вы, потом на ты, а ты хочешь начать с ты, а закончить...

     Чем собирался закончить Герман, так и осталось неизвестным. Зазвонил телефон. Валерия вскочила и, демонстрируя идеальную фигуру, подошла к телефону. Что дало возможность убедиться, что Лера вовсе не крашеная блондинка, а натуральная. Или крашеная, но везде.

     — Мартин? — спросила она. Далее пошел разговор на шведском, из которого Герман не понял ни единого слова. Кроме последнего.

     — О'кей! — бросила девушка и положила трубку. — Вставай, летчик! Босс ждет нас к себе. Совещаться будем.

     — Подожди, подожди... Какое совещание? — растерялся Герман. — Какой босс?

     — Ты что, совсем ничего не помнишь? — удивилась на сей раз Лера. — Ты же вчера согласился работать на Свенсона!

     — На Свенсона? — У Германа вытянулось лицо. — Я?! Я... что, шпионом стал?

     — Шпион?! Ну ты, майор, даешь! — засмеялась Валерия. — Какой шпион, да Мартин наверняка знает секретов побольше твоего! Уж если бы он решил в разведку податься, так покупал бы действующих офицеров. И более осведомленных... Прости, может, это бьет по твоему самолюбию, но даже по глубокой пьянке ты не способен выболтать что-то ценное. А работать ты согласился в нашей съемочной группе. Будем природу снимать. Все, я в душ!

     Как только Лера удалилась, Александров вскочил и заметался в поисках своей одежды. Судя по тому, как она была разбросана, это он сделал вчера сам. Интересно, а как он справился с остальным? Ведь по пьянке можно такое начудить... А, да ладно, она вроде не дуется, значит, все было более-менее нормально.

     Мартин встретил Германа понимающей улыбкой. Показал пальцем на бар-холодильник, но Александров с брезгливой гримасой отказался. Похмеляться он не умел и после таких вот отравлений недели две к спиртному вообще не прикасался.

     Лера же быстро смешала себе порцию джина с тоником и, бросив в стакан кубик льда, села в глубокое кресло. Сегодня на ней были легкомысленные шортики, открывавшие хорошо тренированные ноги, и такой же, как вчера, топ, только теперь другого цвета. Глядя на ее позу, Герман вновь озадачился вопросом своего ночного приключения. А еще его сильно удивила реакция Свенсона. Вполне можно было предполагать, что Лера кроме обязанностей переводчицы выполняет и кое-какие прихоти босса. А потому можно было ожидать если не приступа ревности, то хотя бы какого-нибудь проявления недовольства со стороны шведа. Однако если тот и испытывал что-то подобное, то ничем этого не выказал. Наоборот, он шутил и всем своим видом показывал, что рад пополнению коллектива новым членом. Еще бы понять, в самом деле он рад или это только вежливость.

     — Скажите, Мартин... — начал Гера и не договорил.

     — Ну вот, опять! — со смехом прервала его Валерия. — Ты вчера трижды предлагал всем перейти на неформальное общение! Дважды пил на брудершафт! Чуть ли не с каждым посетителем ресторана готов был брататься, а сегодня снова переходишь на вы? Нет уж, дружок, давай будем постоянны! А если серьезно, Свенсон классный шеф и совсем не любит почтительности. Ты сам в этом убедишься.

     — Лера, подожди! — Герман умоляюще всплеснул руками. — Ты хотя бы объясни, чем вы занимаетесь и на кой черт я вам нужен! Я же, кроме штурвала, в руках ничего другого и держать не умею! Ну, еще вилку, так это...

     — Про то, что ты умеешь или не умеешь держать в руках, мы еще вчера наслушались, — остановила его Валерия. — А как ты водишь машину, я сама видела. Рассказала Мартину, ему понравилось. Что мы остались без водителя, это ты и без меня знаешь. Роберт встанет нескоро, да и вообще, после того, что с ним приключилось, он наверняка в Штаты уедет. Так что Свенсон рассудил правильно: нам нужна замена. Ты вчера признался, что давно уже без работы и дома тебя ничто не держит. Мы тоже все свои дела тут закончили, так что можем выезжать... как только ты будешь готов.

     — Выезжать? — растерянно переспросил Герман. — Куда? Когда... ах да, это ты сказала... А на сколько, можно узнать?

     На самом деле Германа не слишком-то и волновало, куда они поедут и как долго продлится путешествие. Здесь его никто не ждет, беспокоиться не о ком. Другое дело, сколько ему заплатят, этот вопрос так и вертелся на языке, но Герман никак не решался его задать.

     — Поедем мы в Дагестан, — сообщила Лера. — Будем снимать фильм о республике и о местах, которые могут заинтересовать туристические агентства мира.

     В последнее время капиталисты весьма интересуются этим регионом. Благодаря войне в Чечне обыватели узнали, что на свете еще остались горы, где экстремалы не успели пока побывать. А этот народ, знаешь ли, готов платить хорошие деньги за организацию тура и съемки того, как они будут беситься. И еще охотники. Те тоже не скупятся, лишь бы подстрелить зверя, которого не смогли добыть другие члены их клубов. Турагентства готовы инвестировать в поездку Мартина большие деньги. Вот Свенсон и решил убить двух зайцев — провести исследование на деньги инвесторов и привлечь в регион хоть какие-то средства.

     — Так вы хотите... ехать в Махачкалу? Да вы с ума сошли! — Недоумению Александрова не было границ. — Там же война идет!

     — Как говорит Мартин, война идет в Чечне... да и там она давно закончилась. — На лице блондинки не дрогнул ни один мускул. — У тебя устаревшая информация.

     — Ну и ну! — Герман дернул головой. — Лихие вы ребята... Ехать на Северный Кавказ... сейчас? И не боитесь? Да Свенсона там в первый же день... похитят! Или тебя.

     Валерия перевела вопрос. Мартин, выслушав ее, улыбнулся и что-то быстро сказал в ответ. Потом поднял руку, останавливая перевод, и добавил еще несколько слов.

     — Шеф считает, что ты живешь в мире... навязанных тебе иллюзий, — проговорила Лера, когда шеф замолчал. — Да, несколько лет назад действительно существовала такая угроза. Но сейчас там уже навели порядок, и бизнес на похищении людей прекратил свое существование. Кроме того, нынешний мэр города — человек весьма передовых взглядов и пользуется большим авторитетом. Он лично гарантировал Свенсону безопасность. Как его собственную, так и всех его товарищей. Мартин верит ему и отправляется в Махачкалу без всяких опасений.

     — А как же ты? — не сдавался Герман. — Паранджу купила?

     — Вот это и меня смущает, — с усмешкой сказала Валерия. — Но, судя по тому, что узнал Свенсон, женщины там никогда в парандже не ходили. Даже до революции. Хотя, откровенно говоря, верится в это с трудом. Признаюсь, меня немного все это пугает... но, как говорится, волков бояться, девушкой останешься. На всякий случай прихвачу одежду своей бабули, приоденусь немного скромнее, авось и проскочим. А заодно и ты меня не будешь раздевать глазами.

     — Я лучше руками, — попробовал пошутить Герман, но нарвался на жесткий взгляд.

     — Забудь об этом, — резко посерьезнела Лера. — Здесь мы веселились, там будет работа. А значит, баловство побоку.

     — Не понял.

     — А тут и понимать нечего! — Лера бросила быстрый взгляд на Мартина, но тот был увлечен картой Дагестана и в их сторону не смотрел. — Герман, я тебя очень прошу, не заставляй меня жалеть о вчерашнем. Как мужчину прошу.

     — Хорошо, а как вы собираетесь снимать ваш фильм? — Протрезвев окончательно, Александров предпочел не обострять разговор и перевел его на другое. — Ну не сам же Свенсон будет с камерой бегать?

     — Нет, конечно! — Валерия обрадовалась, что ее правильно поняли, и с ходу подхватила подачу. — Хотя Мартин может и сам поработать... такое уже случалось, так что опыт у него есть. Но на сей раз оператором у нас будет Генка Панама. Слышал о таком? Нет? Ну, еще услышишь. Мастер, какого поискать. Он сейчас в Москве, получает технику, точнее, получил. И наверняка уже выехал в Махачкалу. Вот почему и мы не должны терять времени. Конечно, запас у нас есть, но все равно медлить не стоит.

     — Ладно, я готов... Нет, подожди! Мне нужно заехать... переодеться. — На самом деле Герману, чтобы переодеться, нужно было сначала заехать в магазин и купить, во что переодеваться. Но не сообщать же об этом во всеуслышание!

     Лера перевела его слова Свенсону. Швед кивнул головой и, посмотрев на часы, спросил, сколько времени потребуется Александрову. Валерия перевела.

     — Два часа! — выпалил майор запаса. — И... Он замолчал.

     — Герман, говори, не тяни время, — поторопила его Лера. — Машина нужна?

     — Да! А как ты догадалась?

     — Господи, Герман, да у тебя все на лице написано! — засмеялась Лера. — Мартин не против. Он уже раньше это сказал. Я же говорю, начальник у нас класс. Так что давай езжай, времени в обрез!

     Махачкала встретила Александрова и его пассажиров той же жарой, от которой изнывал Краснодар. За небольшим исключением — к жаре прибавился еще и иссушающий ветер. Стоило только Герману выйти из «доджа», как он сразу же понял, что поступил несколько опрометчиво. Раскаленный вихрь тут же швырнул пригоршню песка и пыли ему в глаза, а пока он, вытирая слезы кулаками, виртуозно высказывал свое мнение по поводу этого безобразия, на зубах заскрипело, во рту стало сухо и горько. После чего майор поспешил спрятаться в кабину, где и оценил всю прелесть кондиционера. Нет уж! Пусть Мартин сам ищет своего оператора!

     Но, к счастью, искать Панаму не пришлось. Геннадий нашелся сам. Он залез в салон и тепло поздоровался со всеми. Майор ожидал увидеть стандартно увешанного аппаратурой очкарика, а вместо этого перед ним был крепкий широкоплечий мужчина. На вид ему было столько же, сколько и Герману, лет тридцать, максимум — тридцать два. И рост был примерно тот же, где-то около метра восьмидесяти. Но на этом подобие кончалось, дальше шли одни различия. Герман был черноволос, бледнолиц и зеленоглаз. Панама же имел ярко-рыжие волосы, пятидневную щетину на щеках и множество конопушек. Посреди красного лица с небесно-голубыми глазами торчал хрящеватый нос. Майор являлся обладателем спортивной, но совсем не тяжеловесной фигуры, оператор же, несмотря на рост, казался кряжистым.

     — Знакомьтесь, ребята, — сказала Лера. — Нам теперь вместе работать.

     — Александров Герман Вячеславович, — четко представился майор.

     — Пономарев Геннадий Станиславович, — так же по-военному доложил оператор. Его хитрые глазки с прищуром смотрели на Геру. — В среде специалистов известен как Панама.

     — Судя по выправке... военный? — полуутвердительно спросил Герман.

     — Капитан противовоздушной обороны, — с улыбкой подтвердил Панама. — Да вот не нужен стал, пришлось переквалифицироваться. Впрочем, я не жалею.

     — Ну а я жалею, да выбора все равно нет, — криво усмехнулся Герман. — Майор ВВС. Был. А теперь запасной... майор.

     — Да ну? — удивился Геннадий. — Летчик? Или из обслуги?

     — Летчик-истребитель. Но начинал на штурмовиках...

     — А на вертолете можешь?

     — Нет! Только Су-24 и Су-27. Хотя, если переучиться... то вполне. А что, есть надобность?

     — Да бог его знает! — Рыжий пожал плечами. — Мартин — парень с такими вывертами, что может и вертолет купить. Или эти... как их? Ну, маленькие...

     — Авиетки? — подсказал Герман.

     — Да нет, ну... Руст еще на них к нам прилетал! — Зенитчик никак не мог вспомнить тип самолета, навлекшего позор на весь его род войск.

     — «Сесна», что ли? — догадался Герман. — Ее поднять в воздух? Да как рюмку выпить!

     — Мальчики, я могу считать, что ваше знакомство состоялось и теперь вы готовы вспомнить о нас? — вмешалась в разговор двух офицеров Лера.

     — Ой, извините, ребята! — спохватился Панама. — Не ожидал еще одного вояку неприкаянного встретить. Ну что ж, командуйте, куда теперь?

     Валерия повернулась к молчаливому шведу и вступила с ним в диалог. После минутного уточнения деталей сообщила, что сейчас они все едут в гостиницу, затем Мартин должен созвониться с кем-то из руководства республики, а дальше видно будет.

     Вопрос размещения  волновал Германа больше всего. Он всю дорогу от Краснодара до Махачкалы пытался понять, что же у них такое было с Валерией, но так ничего и не понял. Что же это все-таки было? Прихоть красивой и свободной женщины? Возможно! Но тогда каковы ее отношения с остальными членами экспедиции? С тем же шведом? Или с Панамой... И как, в таком случае, ему самому держаться с переводчицей? Также, как и она, — дружелюбно улыбаться и соблюдать дистанцию? А может, все же попробовать пойти на сближение? Что себя обманывать, Лера понравилась Герману. Понравилась сразу и безоговорочно. Еще там, возле обменного пункта. Но тогда майор не позволил себе даже мечтать о том, что сможет обнять это существо из другого мира. Уж слишком велика была дистанция! Ночь в номере блондинки все изменила. Теперь Герман искал ее глаза, прислушивался к ее словам, к интонации ее голоса и пытался уловить, прочитать намек на возможность продолжения... Но тщетно. То ли присутствие шефа сковывало переводчицу, то ли действительно избалованная вниманием мужчин Валерия предпочитала не обременять себя лишними привязанностями и не подпускать коллег к своим прелестям...

     Размещение в гостинице могло дать ответ на загадку поведения Леры. Могло, но не дало. Переводчица предпочла одноместный номер. Свенсон тоже, а обоим бывшим военным достался простой двухместный номер. Узнав это, Герман облегченно вздохнул. Бог с ней, с неизвестностью, ее и потерпеть можно. Зато сохранялась надежда на то, что начатое в Краснодаре можно будет продолжить в Махачкале.

     — Нравится? — оторвал его от раздумий голос Геннадия.

     Герман вздрогнул и повернулся к Панаме. Тот с восхищением смотрел вслед идущей к лестнице Валерии.

     — Хороша, стерва, — пробормотал Геннадий.

     — Почему стерва?

     — Ага, значит, нравится, — сказал, улыбаясь, Геннадий. — Мне тоже, между прочим. А стерва, потому что не подпускает к себе никого.

     Герман опешил. Как это никого? А он? У него-то с Лерой что было?

     — А Мартин? — спросил он, не утерпев. — Уж ему-то она не откажет, наверное?

     — Да хрен его знает, откажет или нет! — Геннадий продолжал смотреть на лестницу. — Но, как мне кажется, дело в том, что швед ее об этом не просит... вот и отказывать не приходится!

     — Как это не просит? — удивился Герман. — Он... что, вообще... или...

     — Не знаю, что ты имеешь в виду под словом вообще, но не или! — Панама повернулся к Александрову. — Мальчики Свенсона тоже не интересуют. Не замечен, по крайней мере.

     — А она? — выдавил из себя Герман и замер.

     — Что она?

     — Она замечена? В чем-нибудь...

     — Да что я ей... муж, что ли? — разозлился Геннадий. — Или слежу за ней? Ладно, чего стоять, пошли в номер, мне здесь нужно одному парню позвонить!

     Парнем оказался товарищ одного московского знакомого Панамы по имени Магомед. Как потом узнал Герман, Магомедов в Дагестане оказалось великое множество, но этот был к тому же и Магомедовичем. Это отчество невольно наводило на мысль, что и фамилия махачкалинца окажется соответствующей, но здесь Александрова ждало разочарование, потому что вопреки его ожиданиям фамилию знакомый Панамы носил другую — Абдурашидов. Но откликался и на прозвище Мамуч. Дагестанец был владельцем самого модного в городе магазина детских игрушек и с удовольствием откликнулся на звонок. А узнав, от кого приехали гости, заявил, что бросает все дела и едет прямо в гостиницу.

     Не успел Геннадий передать Герману свой телефонный разговор, как в дверь постучали и в номер влетел тот, кого они ждали. На вид посетителю было около сорока лет, он был немного выше среднего роста, с заметными залысинами и длинным острым носом. Правда, Герман уже стал понимать, что на эту деталь в Дагестане лучше не обращать внимания — носы здесь можно было наблюдать любой формы и размеров.

     — Меня зовут Магомед. Можно Мага, — представился вошедший. — Я правильно попал, это вы мне звонили?

     Дагестанец говорил с акцентом, да еще так быстро, что больше приходилось полагаться на догадливость, чем на слух. И все же общий язык удалось найти на удивление быстро. Традиционно поинтересовавшись, как гости доехали и есть ли у них проблемы, Мага попутно выяснил, что сегодняшний день у них ничем не занят. Лучше бы Панама об этом не говорил!

     Шум, который поднял Магомед, был сравним только с созданной им же суетой. Еще не совсем понимая, чего от них хотят, Панама и Герман незаметно оказались вовлечены в процесс беспорядочных сборов. Продолжая громко говорить одному только ему понятные слова, Мамуч увлек их за собой, и только в коридоре выяснилось, что они едут на пикник, который состоится на берегу моря.

     — Мага, подожди! — взмолился Геннадий. — Мы здесь не одни! Нужно Мартина предупредить.

     — Мартина? — удивился дагестанец. — А это что за гусь такой?

     — Это не гусь, это наш шеф, — пояснил Александров. — Швед.

     — Какой еще швед? — не понял Мамуч. — Хоккеист, что ли?

     — Почему хоккеист? — теперь пришел черед удивляться Герману. — При чем здесь хоккей?

     — Ну, там же шведы играли! — Мага даже растерялся от такой непонятливости гостей. — А чего он не едет?

     — Куда не едет? — ошарашенно спросил Геннадий. — Кто не едет?

     — Этот ваш... хоккеист?

     — Да не хоккеист он! — решил внести ясность Герман.

     — Хоккеист! — вдруг поддержал нового знакомого Панама. — Свенсон действительно бывший хоккеист! Даже на чемпионате мира играл!

     — О! — радостно воскликнул Мамуч. — Я же знаю, что говорю! Ты меня слушай! Ладно, давайте вашего Мартена и поехали!

     — Мартина! — поправил Герман.

     — Ну Мартина! — добродушно согласился Магомед. — Где он?

     — У себя в номере. И давайте сделаем так. — Геннадий решил, что лучше вмешаться в процесс сборов. — Вы с Герой идите к машине, а я беру наших и спускаюсь.

     Не дожидаясь ответа, оператор развернулся и пошел назад. Герман и Магомед вышли на улицу. И сразу же в лицо пахнуло жаром раскаленного асфальта. Прямо перед входом в гостиницу стоял темно-синий «Вольво 940».

     — Вот видишь, и у нас есть свой швед, — пошутил Мамуч и открыл машину. — Садись, чего стоять!

     — Жарко у вас, — посетовал Герман. Он подошел к «Вольво», но садиться не стал. — Печет как в Сахаре.

     — Это что! — Мага улыбнулся. — Старые люди говорят, что раньше еще жарче было!

     — Глобальное потепление? — То ли спросил, то ли показал свою осведомленность Герман.

     — А кто его знает?! — Мамуч пожал плечами. — А ваш хоккеист... он зачем приехал?

     — Мартин? Фильм будет снимать. О Дагестане. — Герман усмехнулся. — Туристов хочет привлечь. Хотя я сомневаюсь... Пока идет война в Чечне, кто сюда поедет?

     — Надоели они уже со своей войной! Власти эти... безмозглые. — Магомед выругался. — Столько вреда людям...

     Он оборвал себя на полуслове и выпучил глаза. Герман удивленно вскинул голову, и, посмотрев туда, куда был устремлен взгляд дагестанца, и сам потерял дар речи. Из дверей гостиницы вышла... Валерия. Господи боже мой, ну говорил же ей, чтобы скромнее одевалась. И вот пожалуйста — все те же легкомысленные шорты размером меньше иных плавок и легкая, почти прозрачная кофточка — вот и весь наряд! Хорошо еще под кофточкой купальник, да что с того? Вот сумасшедшая! Нашла, где свою раскрепощенность демонстрировать!

     Следом за блондинкой в дверях появились Свенсон и Пономарев. Взяв Валерию под руку, оператор весело сбежал по гранитным ступеням и подвел ее к машине.

     — Ну что, все поместимся или возьмем наш «додж»? — спросил он.

     — Конечно поместимся! — Глаза Магомеда не отрывались от Леры. — Бросайте ваш караван-сарай здесь, нам он там не понадобится. А этот громила и есть ваш швед?

     — Именно, — подтвердил Геннадий. — А Лера его переводчик...

     — Ты знаешь шведский? — Мамуч повернулся к Герману. — А говорил, водитель!

     — Не я переводчик, а Лера! Валерия! — Летчик кивком головы показал на блондинку. — А я Герман. Сокращенно — Гера. И всего-навсего водитель.

     — Ничего не понял! Лера... Валера же мужское имя! — продолжал допытываться Магомед. — А Гера...

     — Его зовут Герман! — вмешалась в разговор переводчица. — Герман! А меня... Лера! И все! Без всяких Валер!

     — А... понятно! — заулыбался Мага. — Ну что, поехали?

     Промчавшись по проспекту Ленина, причем Мамуч показал, что он в лихачестве не уступает самому Герману, машина вылетела на широкую дорогу, ведущую на юг. Ехали они минут сорок, затем свернули к одному из домов отдыха, пустующих по причине отсутствия туристов, и подъехали почти к самому морю.

     — Вот здесь мы и будем отдыхать, — сообщил Мага. — Располагайтесь, здесь вас никто не потревожит.

     Сказав это, Мамуч мгновенно исчез. Никто даже заметить не успел, куда он делся, но, так как его машина оставалась на месте, решили все же послушать совета. Тем более что чудесный песчаный пляж, море и жара просто не оставляли другого выбора.

     Дагестанец объявился минут через десять. Сгрузив охапку дров, он вытащил из багажника сумки с закуской и выпивкой и все это поставил на один из пустующих столиков. Махнул рукой гостям, прокричал что-то малопонятное и вновь исчез.

     Панама и Герман переглянулись. Кажется, они уже начали понимать, что простым купанием им не отделаться.

     — Интересно, у него есть чем поколоть дрова? — спросил Герман.

     — Посмотрим! — Панама без всяких церемоний открыл багажник. — О, смотри, все есть!

     Туристский топорик, конечно, не совсем то, что надо, но при необходимости и он сойдет. Герман принялся за дело.

     — Помой овощи, — сказал он Геннадию, — хлеб нарежь...

     — Хлеб можно и руками поломать. — Мамуч вновь вынырнул как из-под земли. Теперь он притащил алюминиевую кастрюлю, полную баранины. — Нанизывай на шампуры, а я сейчас!

     На ходу закатывая штанины брюк — обувь он успел снять еще раньше, Мага понесся к берегу.

     — Ураган! — пробормотал Панама, глядя вслед дагестанцу. — Что он еще затеял?

     — А вон, видишь, рыбаки на катере? — Герман показал рукой в сторону моря. — Вот им он и кричит.

     Гортанная перекличка длилась недолго. Вскоре деревянная байда, гордо именуемая катером, подплыла к берегу, и веселый рыбак, шутя и что-то громко говоря, выбросил на берег две большие свежевыловленные рыбины.

     — Да это же осетры! — ахнул Геннадий и, бросив все, побежал к берегу. — Я же их только на столе видел!

     Но Мамуч не стал его ждать, — схватив обоих красавцев за жабры, реактивный дагестанец оттащил их в сторону и, положив на большой валун, стал быстро разделывать.

     — Как, Панама, жаришь шашлык? — спросил он.

     — Я?! — удивился Геннадий. — Так быстро? Его же еще нанизать нужно!

     — А-ай! — засмеялся дагестанец. Отложив в сторону отрезанную голову рыбы, он сделал круговой надрез в области хвоста и, резко встряхнув, выдернул из осетра «струну». — Пять минут, и шашлык из рыбы будем жарить! — пообещал Мага. — Спорим?

     — Пять минут? — Геннадий посмотрел на кастрюлю с бараниной и нехотя взялся за связку шампуров. — Сомнительно!

     — Панама, я бы на твоем месте не спорил, — поучительным тоном произнес Герман. — Проиграешь.

     — Ну да! — возразил Панама. — Ее еще нужно разделать, потом на кубики разрезать, нанизать...

     — Так ты споришь или только говоришь? — Мамуч положил бок рыбы, отделенный от костей, на стол и стал пластовать его на ленты.

     Геннадий посмотрел на этот стахановский труд, лицо его приняло сосредоточенно-отвлеченное выражение.

     — Что, запасной капитан, примолк? — спросил его Гера. — То чирикал, чирикал, а теперь что?

     — Ты за собой смотри, — пробурчал Панама. — Как дрова, наколол?

     — Да уже угли делаю, — похвастался Герман, показывая на мангал. — Я же не языком работал!

     — Ой, мальчики, такая водичка, с ума сойти! — Валерия, вся мокрая и свежая, подбежала к столу и схватила кусок огурца. — Я даже не знала... ой, рыбка какая! Вы когда ее купить успели? Я же видела, мы не заезжали никуда!

     — Сами наловили!

     Мамуч бросил быстрый взгляд на полуобнаженную переводчицу и тут же отвел глаза. Герман возблагодарил бога, что купальник она надела довольно-таки скромный.

     — На, попробуй! — Мага двумя пальцами, так, чтобы не испачкать рыбьей кровью, поставил на стол пакет с персиками. — Наши, местные!

     Пикник затянулся до глубоких сумерек. Собирались уже почти на ощупь, хорошо еще остатки пиршества было кому оставить. Мамуч все сложил в посуду, взятую у сторожей, и вернул приветливым людям со словами благодарности за приют. Те тоже были рады, вспоминали, как здорово было, когда в Дагестан приезжало много гостей, привлеченных недорогим отдыхом у моря. Одним словом, до войны все было хорошо... И вообще без нее лучше, да вот Боря и Паша этого понять не захотели.

     При отъезде произошел небольшой инцидент. В тот момент, когда машина стала трогаться и еще не успела набрать скорость, откуда ни возьмись вылетела свора собак и с лаем погналась за машиной. Никто и глазом не успел моргнуть, как Мамуч вдруг выхватил помповик без приклада и, в одно мгновение перезарядив его, выстрелил прямо себе под колеса. Еще одно мгновение — и помповик уже лежал между передними сиденьями, руки Маги вернулись на руль, а онемевшие пассажиры с тревогой вглядывались в темноту. К их радости, собаки, поотстав на значительное расстояние, хотя вновь возобновили лай, но бежать за машиной больше не решились.

     — Ты что, заиками нас решил сделать? — спросил Панама, немного придя в себя.

     — А что, испугались? — засмеялся Мамуч. — Да не бойся, я же в песок стрелял!

     — Да на кой черт ты вообще это делал?! — рассердился Герман. — Здесь же женщина, напугать мог!

     — Понимаешь, в Коране написано, что собака животное нечистое! — важным тоном сообщил Мага. — Если она коснется твоей одежды, тебе все молитвы не засчитываются. Ее нужно сорок раз постирать, чтобы потом опять надеть можно было.

     — Проще выбросить, — пробурчал Геннадий. — На хрен она после сорока стирок нужна будет. А машина как? Ее сколько раз стирать придется? Если ее собака об... обнюхает?

     — Ха, машина! Кто же ее стирать будет? — опять засмеялся Мамуч. Ну и глупый же этот рыжий! — Я же в машине не молюсь, ее чем собака запачкать может?

     Отдаленное селение, куда так стремился попасть Свенсон, оказалось таким же, как и все предыдущие, попадавшиеся им по дороге, но только меньше. Тридцать — тридцать пять домов, не больше. Герман уже привык, что горные жилища строятся на отвесных скалах, а потому не удивлялся террасной архитектуре поселка. Если говорить откровенно, то ему даже чем-то нравилась эта природная многоэтажность. Получался некий импровизированный небоскреб. Дом над домом, этаж над этажом. Да еще с площадкой для прогулок в виде плоской крыши соседа. Село становилось по-городскому компактным, и в то же время все дворы имели свое хозяйство, свой огородик и жилье для скотины...

     Александров, уже усвоив, как нужно держаться в таких маленьких аулах, не торопясь, дабы не поднимать белесую дорожную пыль, подкатил к небольшому магазинчику и встал рядом с ним. Искать кого-то из представителей власти среди бела дня смысла не имело, а ждать вечера не хотелось. Опыт военного подсказывал, что проще всего узнать все новости, а главное, решить проблему с размещением можно, поговорив с продавщицей единственной торговой точки. Наверняка она не хуже сельского главы знает, где и как можно переночевать уставшим путешественникам. А заодно и познакомит с потенциальным хозяином временного пристанища...

     — Здравствуйте! — поздоровался он. Продавщица, высокая, склонная к полноте женщина лет сорока пяти — пятидесяти, вскинула на него удивленные глаза. Увидев незнакомца, что для высокогорного селения нынче большая редкость, она приветливо заулыбалась.

     — Здравствуйте! — с заметным акцентом ответила она и рассмеялась. По добродушному полному лицу разбежались мелкие морщинки. — В гости приехали?

     — Да, на пару дней. — Герман сразу взял быка за рога. — Будем снимать фильм о вашем ауле. Не подскажете, где нам можно будет переночевать? Мы бы заплатили...

     — У нас за ночлег не платят, — продолжая улыбаться, ответила женщина. — Гостя Аллах дает, как можно с него деньги брать? Пойдемте ко мне, у меня дом большой, всем места хватит.

     Герман опешил, он даже не предполагал, что удастся так быстро утрясти основной вопрос. А продавщица, которую, как выяснилось, звали Загидат, без лишних слов вышла из-за прилавка и, поправляя платок, поспешила к двери. Герман даже не заметил, как у нее в руках оказался большой амбарный замок.

     — Раньше маленьким закрывала, — Загидат перехватила взгляд гостя и виновато улыбнулась, — а теперь времена изменились, приходится такой вот вешать. Свои не зайдут, а вот...

     Не договорив, продавщица, словно вспомнив что-то, посерьезнела и молча махнула рукой. Герман не стал уточнять, что же изменилось — и так было все ясно: рядом идет война, мало ли какие люди забредут, — и вышел следом за хозяйкой магазина.

     Загидат, увидев дорогой «додж», ничуть не удивилась и показала на дом, стоявший почти напротив магазина.

     — Вот здесь мы и живем, — сообщила она. — Я сейчас открою ворота, а вы заезжайте.

     Герман посмотрел на высокую ограду, сложенную из рубленого камня, и большие деревянные ворота. На душе почему-то стало тревожно. Герман даже удивился: спроси его кто, с чего это он так всполошился, не ответит, а вот поди ж ты, душа ноет, словно предчувствуя беду.

     Стараясь не показывать никому своего состояния, Герман легко запрыгнул на свое место и молча завел машину. Но отмолчаться не удалось. Едва он отпустил ручник, как подала голос Лера.

     — Ну что, нашел гостиницу? — спросил а она. — Или, как предупреждал Мамуч, в школе ночевать будем?

     Мага, сетовавший на то, что дела не позволяют ему надолго отлучиться из Махачкалы, действительно говорил, что с жильем проблем не будет и в крайнем случае им откроют спортивный зал в школе.

     — Да нет, — Герман улыбнулся, — нас к себе Загидат зовет.

     — Загидат? — удивилась переводчица. — Какая Загидат?

     — Продавщица магазина. И его хозяйка. Вот здесь живет. — Герман кивнул на синие ворота. — Кажется, хорошая женщина, как узнала, что нам нужен ночлег, сразу же к себе пригласила. А о деньгах даже слышать не хочет.

     — Иногда думаешь: чем проще люди живут, тем больше души в них остается, — подал голос Геннадий. — Но я так мыслю, что в долгу мы не останемся.

     — Только нужно придумать, как это сделать так, чтобы не обидеть хозяев, — согласилась Валерия. — Я знаю таких людей — они денег ни за что не возьмут.

     — Разберемся, — пробормотал Герман, направляя машину в распахнутые ворота.

     Двор оказался на удивление большим, с улицы даже и не подумаешь. Приличный сад, соток так на шесть, мощенная камнем дорожка к дому, стоящему в глубине, слева от ворот навес, где поместились бы и две машины. В дальнем углу двора возвышалась деревянная будка нужника, рядом с ним стояла большая бочка с дождевой водой. Чуть поодаль разместился деревянный же сарай, около него — умывальник и флигель с летней кухней.

     Сам дом представлял собой обычное для этих мест двухэтажное строение из рубленого камня и отличался от других разве что тем, что на одной из стен висела тарелка спутникового телевидения.

     Герман, первым выбравшийся из автомашины, присвистнул. Неплохо!

     — Я не удивлюсь, если окажется, что у них есть спутниковый телефон.

     Герман услышал слова Панамы и обернулся. Тот, не скрывая удивления, вертел головой во все стороны. Вслед за капитаном из «доджа» выбрались Мартин и Лера. Переводчица, одетая, слава богу, в длинные джинсы и такую же рубашку навыпуск, сладко потянулась и стала что-то быстро объяснять шведу. Тот понимающе кивал и сам с видимым удовольствием разминал затекшие от длительного сидения мышцы.

     — Слышь, Гера, а мы-то думали, что отдохнем от цивилизации. — Панама продолжал осматривать место, где им предстояло провести пару ночей. Он показал на небольшой ветряной электрогенератор. — А здесь те же блага... разве что удовольствия на улице.

     Он кивнул на нужник. Герман развел руками, мол, что поделаешь, хорошо еще, что так, могло быть и хуже. Вон, солдаты, мимо которых они проезжали по дороге, те вообще в палатках живут. И ничего, терпят. Понимают, что здесь, в высокогорье, боевикам очень легко наладить поставки оружия из соседней страны. Вот и приходится держать бойцов даже там, где, кажется, и делать-то нечего. Трудно, конечно, обеспечить их боеспособность, но что поделаешь, не по своей воле мы в эту войну вступили. Да и разве сейчас важно, кто первый выстрелил? Главное — закончить бы все это безобразие поскорее, дать людям возможность зарабатывать, вести спокойную жизнь, обеспечить стабильность, тогда и достаток придет.

     — Ну что ж вы у ворот стоите? Проходите, проходите! — пригласила хозяйка. — Сейчас чай поставлю, пока попьете с дороги, там и обед будет готов. Вы хинкал кушаете?

     — Мы, уважаемая, все кушаем, — заверил Панама. — Еще пожалеть успеете, что таких постояльцев к себе зазвали. Вы нам лучше скажите, чем помочь? Может, воды натаскать или дров? Не стесняйтесь, пока доехали до вас, руки по работе соскучились.

     — Это кто ж гостей работать заставляет? — засмеялась Загидат. — А вода у нас своя, муж с сыном родниковую воду прямо в дом провели. А что касается дров, так откуда они в горах? Для плиты есть газ в баллонах, а для отопления углем пользуемся. Бывает, что и керосином, но я его не люблю, воняет сильно. Ну, идемте, идемте, дочка уже стол накрыла, я вам покажу, где умыться с дороги, где отдохнуть...

     Стол был накрыт на просторной, с высоченными потолками веранде. Традиционные конфеты, самодельная и заводская халва, орешки и мед. Господи, сколько же в горных селениях меда! В сотах и без, самых разных оттенков желтого и янтарного цвета, собранный пчелами на том или ином склоне и от этого имеющий самый широкий спектр лечебного действия, он — украшение любого стола. Пусть ученые всех стран ломают себе головы в поисках секрета горского долголетия, но для Александрова с некоторых пор стало понятно, что здесь не обошлось без этого бесценного дара маленьких крылатых тружениц — пчел.

     — Вот, попробуйте нашего варенья! — Загидат внесла несколько вазочек. — Это алычовое, это яблочное, а это вишневое!

     — Скажите, Загидат, — не удержался от вопроса Панама, — а почему, где бы мы ни остановились, нас всюду угощают вареньем и везде оно разного цвета? Вот то же алычовое. У вас оно... темно-желтое, почти горчичного цвета. А утром мы проезжали один аул, так там нас угощали янтарным. А вчера оно было темное, почти как сливовое... наверное, рецепты разные?

     — И рецепты разные, и алыча разная, — пояснила улыбчивая хозяйка. — У нас же как: чем выше в горы, тем прохладнее. Есть склон горы, где солнце чуть ли не весь день, а есть, где и лучика не бывает. Везде деревья по-разному растут, в разные сроки вызревают... Те же яблоки возьми. Их же весь сезон собираешь. Начинаешь летом внизу, в долине, а заканчиваешь осенью в горах. И все время свежие, только-только поспевшие.

     — Вот здорово! — восхитилась Валерия. — Можно завод ставить и без всяких хранилищ обойтись!

     — Лера, не забывай, что счастья много не бывает, — остудил ее пыл Герман. Он вспомнил сады на Кубани и вздохнул. — Здесь же за каждым деревцом приходится полдня карабкаться на скалу и полдня спускаться. Или наоборот. Ты вспомни, какие поля мы проезжали. Крохотные террасы, заполненные землей, натасканной из плодородных долин. Плетеная ограда — вот и вся защита этих, с позволения сказать, полей. Это же каторжный труд! Попробуй в таких условиях вырастить урожай — и никаких заводов не захочешь.

     — А как же без труда? — удивилась Загидат. — Конечно, приходится попотеть, зато как потом приятно, когда на стол есть что положить! Да вы чего смотрите, угощайтесь, угощайтесь! Курбан с сыновьями постарался на славу, у нас полные подвалы такого варенья. Его столько, что девать некуда! Каждый год говорю себе, что больше не буду связываться с этим делом, прошлогодние банки девать некуда, так нет, муж яблоки принесет, не выбрасывать же? Вот и берешься за работу. Так что спасайте, освобождайте место под нынешний урожай! Я вам еще и в дорогу варенья положу!

     — Ну что вы... — завозражал было Герман, но не договорил — на веранду вбежал высокий темноволосый парень лет двадцати. Он был так похож на хозяйку, что можно было даже не спрашивать, чей это сын.

     — А вот и Гарун явился! — воскликнула Загидат. Она обрадовалась, что теперь есть на кого оставить приезжих и без помех заняться кухней. Как же, появился такой повод блеснуть кулинарным искусством, а приходится отвлекаться, не оставлять же людей без внимания!

     — Это мой старший! — В словах горянки было столько гордости и столько любви, что на залитой светом веранде стало как будто еще светлее. — Сынок, ты посиди с гостями. Смотри, чтобы они не скучали! Но и вопросами не надоедай...

     — Ну мама! — Гарун, с трудом оторвав блестящие черные глаза от Валерии, укоризненно посмотрел на мать. — Я сам знаю, что делать.

     — Хорошо-хорошо, — примирительно улыбнулась Загидат. — Все знают, что ты уже взрослый.

     Едва дождавшись, пока мать выйдет, Гарун, мельком бросив быстрый взгляд на Леру, посмотрел в окно.

     — Это на нем вы приехали? — Он показал пальцем на «додж» и, не дожидаясь ответа на вопрос, тут же задал еще один: — А что это за сетка странная у вас сзади торчит? И рога маленькие перед ней...

     — Это антенна спутникового телефона. — Панама первый догадался, о каких «рогах» говорит Гарун. — Нам нужна постоянная связь... с коллегами, вот для этого и возим с собой оборудование.

     — А вы...

     — Мы — съемочная группа, — поспешила объяснить Валерия. — Это Мартин Свенсон, руководитель проекта. Меня зовут Лера, я переводчик. Гена оператор, а Герман водитель.

     — А я Гарун! — горделиво заявил темноволосый. — Гарун Алиев.

     — Вот и познакомились. — Панама протянул руку, которую молодой горец с готовностью пожал. — Будешь нам помогать?

     — Конечно! — горячо согласился парень и вновь, не удержавшись, стрельнул глазами в сторону Леры. — А что нужно делать?

     — Да в общем-то ничего особенного. — Валерия перевела слова Гаруна Свенсону. Дождавшись ответа начальника, спросила: — Ты же, наверное, хорошо знаешь горы?

     — Я?!!!

     — Да верим, верим! — Панама поспешил потушить огонь в глазах Гаруна. — Мы прекрасно понимаем, что лучше тебя нам никто горы не покажет. Это Мартин спросил, просто чтобы начать разговор.

     — Я здесь каждый камень знаю! — улыбнулся Алиев. Его еще по-детски пухлые губы растянулись, обнажив великолепные белые зубы. — Скажи, куда тебя отвести, и мы пешком там будем раньше, чем кто-то другой на машине. А если верхом, то и говорить не о чем!

     — Верхом? — встрепенулся Герман. — А что, есть лошади?

     — Ну вы даете! — засмеялся Гарун. — Вы же в горах! Здесь без коня, как...

     Парень поискал слова для сравнения, но, так и не найдя таких, которые могли бы выразить его чувства, почел за благо не продолжать. Вместо этого он стал расписывать достоинства своей красавицы Мери, кобылы-пятилетки ахалтекинской породы. Да лучше ее нет лошади во всем районе! Говоря это, Гарун так сверкал глазами, что ни Герман, ни Геннадий не стали подвергать сомнению слова молодого человека. Хотя и были уверены, что в любом ауле найдется такой же любитель лошадей, у которого тоже найдется «лучший конь в районе».

     А вот на Леру рассказ Гаруна произвел глубокое впечатление. Она так живо представила лебединую шею Мери, ее короткий, поджарый корпус на тонких, длинных ногах, что сорвалась с места и подскочила к юноше — дескать, нельзя ли ей покататься верхом? Знала бы она, чем это все закончится...

     Какой же горец устоит перед капризом женщины? Тем более такой красивой, такой очаровательной. Гарун с таким жаром предложил прокатиться прямо сейчас, что Валерия, вначале несколько смутившись, тут же отбросила все сомнения и перевела предложение Мартину, предлагая и ему размяться перед обедом. Выслушав Попову, тот добродушно улыбнулся, но от поездки отказался. Решительно помотав головой, швед показал рукой на Александрова и произнес несколько слов на своем языке.

     — Герман, Мартин предлагает, чтобы мы вместе с тобой воспользовались моментом и прокатились по окрестностям. Я посмотрю, что можно снимать, а ты разведаешь дорогу к этим местам. — Глаза Валерии испытующе смотрели на Германа. — Как, поедешь?

     Мог ли он после такого взгляда отказаться? Да ни за что на свете! Даже если бы пришлось скакать верхом на крокодиле. А то, что нет опыта, так это не беда. Подумаешь, делов — то! Седло, поводья и конь, дружелюбное существо. Тем более что в детстве пару раз доводилось бывать в деревне, там и научился сидеть верхом. Правда, ему всегда доставался старый, спокойный мерин, но все равно, научился по крайней мере держать в руках вожжи. А потому надеялся, что не ударит лицом в грязь. Не хватало только оплошать на глазах у Леры и этого мальчишки.

     Майор решительно встал. Гарун только этого и ждал! Он вскочил и, забыв обо всем, бросился к двери. Герман подал руку Лере. Та еще раз лукаво взглянула на него и, улыбнувшись его смущению, легко скользнула к выходу.

     — Вы куда собрались? А обедать! — воскликнула встретившаяся им в коридоре Загидат со стопкой тарелок в руках. — Гарун, это что такое?! — На лице хозяйки была написана растерянность. — Ты куда гостей уводишь? Они же с дороги! Не накормил, не дал отдохнуть... Мери?! — догадалась она. — Это ты... ну, совсем с ума сошел! Так, давайте назад, за стол, а кататься потом поедете!

     — Ну мама, мы же быстро! — Гарун умоляюще сложил руки на груди. — Пока то да се, мы уже вернемся. Кружок сделаем, и все.

     — Да-да, — поддержала его Валерия, — нагуляем аппетит и немного придем в себя после езды в машине. Мотор так шумит, что до сих пор гул в ушах стоит. А у вас тихо... хорошо, воздух такой чистый, такой прозрачный, что сидеть под крышей не хочется. Мы правда скоро вернемся, вы даже не заметите, как мы уже будем тут!

     — А не свалитесь? — Хозяйка с сомнением посмотрела на гостей. — Лошадки-то у нас резвые.

     — Да что вы! — засмеялась Лера. — Я все годы, пока была студенткой, в спортшколу ходила. И хоть на стипль-чез не взяли, кое-чему все-таки научилась.

     — Ну, смотрите сами, — сдалась Загидат. — Опоздаете, я на вас обижусь! А ты, Гарун, смотри, чтобы Мери гостье отдал! А то сам не додумаешься!

     — Конечно, мама! — со смехом сказал Гарун. — Зачем нам всем думать, когда у нас есть ты?

     — Насмехаешься над матерью? Ну-ну! — все еще укоризненно, но уже мягче произнесла Загидат. И тихо, так, чтобы ее не услышали приезжие, добавила: — Только смотри, к озеру ни шагу!

     Парень кивнул и, посерьезнев, незаметно глянул на своих спутников. Но те были заняты разговором.

     — Значит, говоришь, мотор громко гудит? — вполголоса спросил Герман. — Гул в ушах стоит?

     — Не вредничай! — так же тихо ответила Лера. — Видишь же, как мальчику хочется показать лошадь? От тебя что, убудет, если дашь ему немножко покрасоваться?

     — Очень надеюсь, что не убудет, — пробормотал Герман, поднимая глаза на Леру.

     Ответом ему был укоризненный взгляд, но тут же девичьи губы раздвинулись в улыбке. Да еще какой! Той, от которой мгновенно забываешь все на свете.

     Мери превзошла все ожидания. Она оказалась еще краше, чем ее описывал Гарун. Высокая, стройная кобылка олицетворяла собой сплав изящества и силы. Даже Герман, с тревогой ожидавший встречи с норовистыми горными лошадьми, ахнул от восхищения.

     — Не зря в авиации говорят, что только красивые самолеты летают, — проговорил он.

     — Какая прелесть, — выдохнула Валерия. — Господи, я влюбилась!

     — Я же говорил, что моей Мери нет равных! — Гордый за свою Мери, которая произвела такое впечатление на гостей, Гарун ласково прижался к лошадиной морде. — Мери, красавица моя! Знали бы вы, какая она умница! Иногда кажется, что она в некоторых вещах умнее меня!

     Как и было обещано, Мери досталась Валерии. Гарун оседлал гнедого горячего Карая, а Александрову предложили стареющего, но все еще быстрого и выносливого метиса, носящего гордое имя Маркс. Герман, узнав, что ему предстоит оседлать коня, который носит имя деятеля, запустившего по Европе призрак коммунизма, даже приосанился и проникся чувством собственной значимости. Еще бы! Скажи кому, что поднимал на дыбы самого Маркса... никто не поверит. И правильно сделает, по правде говоря. Чего больше всего опасался майор запаса, так это как бы его конь не начал брыкаться да становиться на дыбы. Случись такое, он непременно свалится. Вот будет позор!

     — Герман, не спи! — крикнула Лера и легким движением колен послала Мери вперед. Умное животное мгновенно отреагировало на команду и рвануло с места. Гарун без видимых усилий мгновенно оказался рядом с девушкой.

     Пока Герман собирался приказать своему жеребцу трогаться, тот сам, не дожидаясь, пока всадник наконец соберется с духом, рванул вдогонку за более молодым соперником. Ревность свойственна не только людям, но и лошадям.

     Лера не хотела огорчать Загидат и заставлять себя ждать, а потому решила подняться на небольшую возвышенность, на склоне которой находилось селение, и, сделав круг, вернуться назад. Дав поводьями направление, она пустила Мери в легкий галоп. Однако норовистой кобылке этого было мало. Ей хотелось размяться, и, чувствуя, что всадница не против, Мери перешла на более быстрый аллюр. Карай не отставал, Маркс, к сожалению Германа, тоже. Он уже отчаянно жалел, что ввязался в эту авантюру, но не мог же он отпустить Леру одну? Да еще с молодым парнем. И пусть он, может быть, выглядит смешно, но отстать он ни за что не отстанет!

     Между тем Валерия, легко взлетев на вершину, остановила лошадь и, зачарованно оглядев величественную панораму, замерла в восхищении. С холма открывался воистину потрясающий вид. Всюду, куда ни кинь взгляд, были горы. Далекие и близкие, большие и... очень большие, они величественными монументами возвышались совсем рядом, подальше, еще дальше... повсюду. Переливаясь различными оттенками зеленого внизу, выше они становились красновато-коричневыми и желтовато-серыми, их вершины вздымались вверх на такую высоту, что казалось, если стать там, на вершине, то увидишь, как облака проплывают прямо под твоими ногами. Найдется ли что-либо равное горам по величию и красоте?

     — Нравится?

     Лера вздрогнула и обернулась. Рядом с ней был Гарун. То, что произвело на девушку такое впечатление, он видел изо дня в день и почти не замечал. Он спешил, ему хотелось показать ей еще одно местечко, которое, как он думал, ей понравится. Но Лера не двигалась с места, а ее спутник так тот вообще еще только взбирался на вершину. Его конь явно нервничал. Метису не нравилось, что выскочка Карай позволяет себе становиться так близко к Мери. Мало того, этот наглец еще и трогает своими губами морду кобылицы! Стерпеть такое было выше его сил. Маркс готов был разорвать соперника, растоптать его, но что поделаешь с этим рохлей, который мешком подпрыгивает на спине и не дает ему ходу.

     А Карай, ободренный поведением Мери, которая, словно бы понимая, что ее всадница — хрупкая женщина, держалась очень смирно, стал еще более настойчив. Пользуясь тем, что Гарун увлеченно смотрит на гостью и ничего вокруг не замечает, Карай, победно заржав, подошел к кобыле вплотную и нежно куснул ее за шею. Мери вздрогнула и попыталась отойти в сторону, но жеребец, ободренный полным попустительством людей, совсем потерял контроль над собой. Он еще дальше вытянул шею и сильнее сжал зубы. Умница Мери, словно бы понимая, что на большее он все равно не решится, а ее бурная реакция может повредить всаднице, стерпела и это.

     Но зато Маркс уже не смог сдержаться. Горячая кровь ударила в голову жеребцу, и он одним могучим прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от наглеца.

     Герман, не ожидавший такого маневра, удержался в седле просто чудом. Конь вышел из повиновения. Намертво вцепившись в его холку, Герман как будто со стороны наблюдал, как тот вновь поднимается на задние ноги и всей тяжестью своего тела бьет Карая.

     Не ожидавший этого молодой конь едва устоял на ногах. Он шарахнулся в сторону и от боли сильно куснул нежную шею Мери.

     Снести такое гордая кобыла уже не могла. Гневно заржав, она стала раздавать укусы и удары копытами обоим неудавшимся ухажерам. Испуганная внезапным приступом ярости, Лера попыталась было утихомирить лошадь, но Мери уже никого не слушалась, она была ослеплена злобой. Гарун же, вместо того чтобы успокоить возбужденных животных, взбесился сам и, выхватив плеть, стал изо всей силы хлестать Карая.

     Для Карая, оскорбленного нападением метиса и обиженного ударами Мери, наказание плетью послужило той самой соломинкой, что, говорят, сломала спину верблюда. Конь так резко встал на дыбы, что чуть не потерял равновесия, и, пытаясь устоять на задних ногах, отчаянно замахал передними. Тяжелые копыта со свистом рассекали воздух, но бесполезно-гнедой все больше и больше заваливался набок, и вот уже его падение стало неизбежным. Карай стал стремительно падать.

     Гарун еле успел выпрыгнуть из седла и откатился в сторону, чтобы не оказаться под конским крупом. Карай упал, но в самый последний момент успел ударить копытом ревнивого соперника. Удар пришелся метису в голову и был такой силы, что тот лишь чудом устоял на ногах. Последствия удара были ужасны. Временно ослепнув и потеряв ориентацию, Маркс в панике громко заржал.

     Только напрасно он напомнил Мери о своем присутствии. Разгневанная кобыла принялась вымещать свою обиду на несчастном метисе, кусая и ударяя его копытами. Ничего не видя, не понимая, что происходит и куда отскочить, чтобы избавиться от напасти, конь замотал головой и стал шарахаться из стороны в сторону. Один только Бог ведает, что стоило Герману удержаться в седле. Да, как ни удивительно, он все еще держался! Поводья давно уже выпали у него из рук, побелевшие пальцы судорожно вцепились в луку седла, колени вдавились до боли в суставах в конские бока, но он держался, ничего не видя перед собой и ничего не соображая, движимый одним лишь чувством самосохранения.

     Долго ли это все продолжалось, неизвестно. Наконец Гарун, затеявший эту прогулку, бросился останавливать ослепшего коня, беспорядочно прыгавшего из стороны в сторону. Стоя на земле, он попытался поймать поводья Маркса и упустил из виду Мери. А та, в очередной раз куснув метиса, нечаянно наступила молодому горцу на ногу.

     Гарун в ярости взмахнул плетью, но в последний момент пожалел кобылу и ударил Маркса. Плеть оказалась последним испытанием для психики жеребца. Бешено тараща невидящие глаза, метис метнулся в сторону, оказавшись, не желая того, в пределах досягаемости разгневанной Мери, и вновь почувствовал на своем крупе ее зубы. Бедного Маркса уже ничто не могло удержать. Спасаясь от преследующих его ударов и укусов, несчастный конь закусил удила и сломя голову рванул, не видя ни дороги, ни белого света...

     И, что самое неприятное, Герман так и остался в седле. Неуправляемая живая торпеда, неся на себе человека, понеслась навстречу беде...

     — Что-то долго нет наших гуляк! — Панама, изнывая от скуки, терзаемый внезапно возникшим беспокойством, вышел на высокое каменное крыльцо.

     Чертов швед, и чего он не учит русский? Раз снимаешь здесь фильм, так язык осваивай! Было бы с кем поговорить. А так сиди, кукуй в одиночку. Ребята катаются, Загидат с дочкой на кухне, вот-вот начнет стол накрывать. Ее муж, глава семьи Курбан, задержался в райцентре. Если б узнал, что в доме гости, небось вернулся бы раньше.

     Геннадий бросил взгляд на ворота. Нет, не показываются. Загуляли любители конных прогулок, ох загуляли! Могли бы и подумать, между прочим, что некрасиво вот так хозяев оставлять. Обед-то готов, капитан это уже по запаху чувствует. Особенно пахучей оказалась чесночная приправа. От ее аромата можно с ума сойти. Будь ты хоть трижды сыт, услышав ее призыв, не устоишь и сядешь за стол. Да и баранина весьма кстати. Черт, и почему у этой простой женщины все так вкусно пахнет? Обычно Панама терпеть не мог баранину... любую, и вареную и жареную, но сейчас аромат был такой, что он даже удивился, почему раньше с таким пренебрежением к ней относился. Секрет Загидат, что ли, какой знает? Или в этих местах овечья порода такая? Нужно будет спросить...

     О! Вот, кажется, и хозяин дома появился! Отлично, будет с кем поговорить. Заодно и секретом приготовления горной баранины поинтересоваться.

     Пришедший действительно оказался Курбаном. Высокий, широкоплечий усач, он успел одним взглядом охватить серый от налипшей пыли «додж», стоящего на крыльце Геннадия и вышедшую ему навстречу здоровенную кавказскую овчарку. Панама растерянно застыл на месте. Вот это да! Знал бы он, что в доме есть такое чудовище, да еще не привязанное, из автобуса бы не стал вылезать! Это же пострашнее любого холодного оружия будет. Одна башка чего стоит.

     — Ну, наконец-то! — раздался голос Загидат, и из флигеля вышла хозяйка. Она произнесла несколько фраз на незнакомом капитану гортанном языке и вновь перешла на русский: — Курбан у нас председатель сельсовета, — с гордостью произнесла женщина. — Высшее образование имеет. Так что он вам скучать не даст. А я, наверное, начну уже накрывать. Ваши друзья должны вот-вот подойти... Гарун, бездельник, я же просила его не опаздывать. Ну ничего, я столько чуду напекла, столько хинкала сделала, что всем хватит и еще останется! Давайте, садитесь...

     — Э, Загидат, иди, занимайся своим делом, — прервал жену Курбан. — А мы с...

     — Геннадий. Меня Геннадием зовут, — представился Пономарев. — Можно просто Гена.

     — Вот мы с Геной сами познакомимся! — Глава семьи жестом пригласил гостя вернуться в дом. Увидев дремлющего в кресле Мартина, усмехнулся. — Вот как вас здесь принимают! Голодными держат, да еще отдохнуть не дают. Нет чтобы дать поспать человеку...

     — Курбан, ну как ты можешь! — Загидат поставила на стол поднос с кусками вареной баранины и сердито посмотрела на мужа. — Да я давно бы накормила всех, но Гарун затеял эти катания...

     — Ладно-ладно, не шуми, — отмахнулся Курбан. — Я говорю не о том, что ты могла или не могла, а о том, что вижу. Давай, неси все, что есть!

     Горец повернулся к Панаме и вновь сделал приглашающий жест.

     — Садись, дорогой, садись! Ты же у меня в доме, а значит, должен чувствовать себя, как в твоем собственном. — Глаза главы дома встретились с глазами Геннадия, и он только теперь заметил в них веселую хитрецу. — Сейчас мы с тобой, — от взгляда Курбана не укрылось, что Свенсон проснулся, и он поправил сам себя, — с вами выпьем, закусим, а там, глядишь, и ваши друзья вернутся.

     Пока Курбан говорил, медленно, неторопливо, четко проговаривая каждое слово, чтобы как можно меньше проявлялся акцент, Загидат и ее дочь Сакинат успели раза по два зайти на застекленную веранду, и каждый раз в их руках были большие подносы с незнакомой Геннадию снедью.

     — Ты что будешь пить: водку или коньяк? — спросил горец.

     Панаме вопрос понравился. А главное, его постановка! Курбан не спрашивал, будет ли гость пить, он интересовался только тем, что он, Геннадий, предпочтет.

     — Водку! — решил капитан. Он понимал, что одной рюмкой не обойдешься, а в таких случаях коньяк противопоказан. Вино же он не любил с ранней молодости, когда познакомился со знаменитым «Солнцедаром».

     — Если хочешь чего-то другого, скажи, пошлем Загидат в магазин, там у нее чего только нет! Все, что захочешь!

     — Курбан, спасибо... и мне, право, неудобно, что мы доставляем вам столько хлопот, — начал было Геннадий, но хозяин дома движением руки прервал его сбивчивую речь.

     — Прекрати эти разговоры! Вы мои гости, а потому не нужно лишних слов. А... вот и твой товарищ к нам присоединился. — Горец, заметив, что Свенсон проснулся и открыл глаза, воспользовался возможностью переключиться на другую тему. — Вот и отлично! Теперь нас будет трое! Как тебя зовут, уважаемый?

     — Курбан, он швед и по-русски не знает ни слова, — поспешил объяснить Панама. — Его зовут Мартин... и он ученый.

     Швед, услышав свое имя, догадался, что речь идет о нем, и, встав, торжественно протянул руку.

     — Свенсон! Мартин Свенсон! — представился он. А затем произнес несколько фраз, которых не поняли ни Геннадий, ни тем более хозяин дома, отвечающий на рукопожатие.

     — Курбан Алиев! — не менее торжественно ответил горец. — Рад приветствовать вас в своем доме. Это большой почет — принимать гостя из такой далекой страны. Слава Аллаху, времена изменились, теперь и к нам могут приезжать люди из разных стран. Больше гостей, больше друзей.

     Курбан жестом пригласил Мартина сесть за стол, уставленный яствами. Видно было, что ему очень хочется узнать, что привело ученого из далекой Швеции в маленький высокогорный аул. Но традиции не позволяли приступать к расспросам, прежде не накормив гостя.

     — Ну что, возблагодарим Всевышнего за то, что он нам послал эту еду, и приступим? Или будем ждать ваших друзей? — Теперь, когда Курбан узнал, что среди приезжих есть иностранец, он не осмеливался самостоятельно решать за отсутствующих членов группы.

     — Сам не знаю. — Панама пожал широкими плечами. — Я по-шведски ни бельмеса, а переводчица и наш водитель катаются с вашим сыном... Мы ведь приехали фильм снимать о ваших горах.

     — Фильм? — опешил хозяин дома. Искреннее удивление и радостная надежда, что так оно и будет, мгновенно отразились на его мужественном лице. — Шутишь?

     — Да нет, серьезно. — Пономарев показал в сторону «доджа». — Камера и оборудование там, в автобусе. Завтра и начнем. Мартин чего ребят послал, он хотел, чтобы те местность посмотрели, наметили, откуда начинать.

     — О, да у нас есть столько мест дивных, столько ущелий... да у вас пленки не хватит, чтобы все заснять! — Глаза Курбана пылали огнем. — Здесь такие чудеса показать можно, что как увидишь, так обомлеешь! Одним словом, если попадешь туда, все! Никуда не уедешь!

     — Заблудишься, что ли? — шутливо предположил Геннадий.

     — Какой заблудишься, в джунглях, что ли? — Указательный палец горца возмущенно взлетел вверх. — Сам уезжать не захочешь! Такие красоты где увидишь? Что ваша Швейцария, что Америка... тьфу, мелочовка! Вот у нас здесь смотри, какие горы, какой воздух, какой простор! А реки, вода? Где такую чистую воду ты еще выпьешь? Ваши тяжелые металлы, ваши разные там химии... Здесь их нет! Те же кислотные дожди, о которых в газетах пишут... писали, сейчас уже не пишут, поняли, что бороться с ними не смогут, вот и не разрешают говорить о них простым людям... Так вот тучи с этой заразой к нам в горы не поднимутся, не смогут! Тяжелые они слишком, чтобы до нас добраться.

     — Наверное, охота тут у вас хорошая, — протянул Геннадий. Хозяин так любит родные места, пусть поговорит на приятную тему.

     — О, о чем ты говоришь, какая охота... Тут зимой есть места, куда ветер не попадает! Горы так стоят, что не дают ему зайти туда. — Горец показал рукой в сторону одной из стен, подразумевая, что ущелье, о котором он ведет речь, находится как раз в том направлении. — Так вся живность на зимовку там и собирается! Столько зверья, что можно стать внизу и не целясь вверх выстрелить. И обязательно попадешь! Что-нибудь, да упадет! Да только разве мужчина позволит себе так охотиться? Это уже убийство, а не охота. Как в селении одном, не буду говорить в каком, все равно название вам ни о чем не скажет... так вот, дорогу они себе строили и, чтобы не делать мост через речушку, решили ее в трубу большую загнать. Водопад вроде как получился. Так детвора наловчилась сидеть на этой трубе и ждать, пока форель, что идет вверх по течению, в трубу эту прыгнет, и сачком ее... бедную. Разве это дело? Дома что, есть нечего? Так же можно всю рыбу в реке извести!

     — Сачком? Форель? — не поверил Геннадий. — Вот это да! Впервые слышу!

     — Да что, вот видел бы ты...

     — Папа, ты им про аждаха расскажи! — раздался детский голос. — И про озеро, где аждаха живет!

     Панама повернулся. В дверях стоял мальчик лет шести. Светловолосый, со светло-карими ясными глазками, он был похож и на отца, и на мать. Малыш держал в руках коробку с набором вилок и ложек. Видимо, Загидат послала его помочь сервировать стол, но сын, услышав речи отца, заслушался и забыл, зачем его послали.

     — И про Ледяную птицу...

     — Гамид! — Окрик отца стегнул малыша, словно кнут, и тот, вздрогнув, замолчал. — Тебя кто...

     Курбан перешел на родной язык, и дальнейших слов Геннадий не понял. Но по интонации и по выражению лица говорящего было ясно, что глава семьи рассержен до предела. Панама удивился, ему стало как-то не по себе. Господи, да что же такого сказал ребенок, что его так ругают?

     — Курбан! Я прощу прощения, — несмотря на свое решение ни во что не вмешиваться, Геннадий не выдержал — надо было выручать малыша. — Наш гость, — Пономарев глазами показал на шведа, — у них не принято так обращаться с детьми.

     Горец хотел что-то ответить, но сдержался. Прикрыв на секунду веки, он резким движением кисти сделал знак, и мальчик, чуть не плача, убежал к маме.

     — У нас тоже не принято так говорить с детьми, — тихо проговорил Курбан. — Я впервые... Нет, лучше не будем об этом. Так вы говорите, что ваш фильм будет о горах? Или о людях, живущих здесь? Я спрашиваю, потому что мог бы помочь вам определить маршрут...

     — Вообще-то цель Мартина — показать красоту этих мест. — Панама и сам был рад уйти от неприятного эпизода, а потому сразу подхватил разговор. — Красоту людей, красоту края... Привлечь туристов, инвестиции... Как говорит Свенсон, а обычно его слова не расходятся с делом, он хочет на одном маленьком регионе... таком, как Дагестан, доказать, что достаточное вложение средств позволит республике быстро достичь уровня жизни развитых стран. Ведь любой уголок Земли чем-нибудь да богат. Нужно просто найти то, что могло бы приносить стабильный доход жителям, и помочь им наладить реализацию этого продукта. И все, тогда еще одним нищ... бедным регионом станет меньше. И так, шаг за шагом, можно решить множество проблем на планете. Деньги можно проесть, а можно на них построить то, что будет все время кормить. Ведь так?

     Курбан кивнул. Видно было, что он стыдится своей вспышки, и это добавляло интриги в ситуацию. Пономарева просто распирало от любопытства, что же такое сказал малец, но, боясь навлечь на голову Гамидика еще одну порцию гнева, он всеми силами подавлял свое желание задать вопрос об этом...

     — Да, вы правы, — наконец кивнул глава семейства Алиевых. — У нас есть что посмотреть и что показать... И я вижу, что вам очень хочется узнать, почему я поругал сына... Но, поверьте, я не могу вам ничего сказать. — Увидев недоумение в глазах собеседника, он добавил: — Я о вас беспокоюсь, о вашей жизни.

     Мери, не отличавшаяся тихим нравом, вспыхивала быстро, но так же быстро успокаивалась. Прогнав одного ухажера и бросив на землю второго, она утолила свой гнев и, фыркнув в последний раз, затихла, застыла на месте и отпустила прикушенную узду. От былой вспышки осталось только тяжелое дыхание и изредка пробегавшая по коже нервная дрожь.

     Испуганная всадница наконец смогла перевести дух. Чем Лера и воспользовалась. Спустившись на землю, она обняла капризную красавицу за шею, прижалась к ней и стала говорить ей что-то ласково-успокоительным тоном, хотя у нее самой на душе покоя не было. Ведь это она во всем виновата, если б ей не приспичило покататься верхом, так ничего бы не случилось. Господи, и зачем только ей это нужно было? Сидела бы сейчас в большом доме, за обеденным столом и ела всякие вкусности, что приготовила Загидат...

     — Лера, ты цела? — раздался за спиной голос Га-руна. — И Мери... с ней все в порядке?

     Валерия повернулась. Сконфуженный владелец лошадей стоял рядом с Караем и, удерживая коня крепкой рукой, с тревогой смотрел на свою любимицу.

     — Я-то цела, но что с Германом? — Лера тревожно посмотрела в сторону ущелья, за которым возвышалась гора. Если она не ошибается, метис унес его именно в ту сторону.

     — Они... поскакали туда? — На лице парня отразился испуг. — Туда?!!!

     — Да... а что, это опасно? — Беспокойство Гаруна передалось и девушке. — Там что, пропасть?

     Юноша не ответил. Прикусив губу и вытянув шею, он оглядывался по сторонам, видимо надеясь, что все это лишь показалось девушке и его Маркс избрал совсем другой путь. В любую другую сторону, но только не туда.

     — Ну что же ты молчишь?! — В голосе Леры послышались истерические нотки. — Там пропасть?

     Гарун рывком повернулся к ней и тут же виновато потупился. И это движение, и этот потупленный: взгляд сказали больше, чем любые слова. Валерия почувствовала, как по сердцу полоснуло острое предчувствие беды.

     — Там... хуже, чем пропасть, — не поднимая головы, проговорил юноша. — Там озеро.

     — Ну и что? Плевать! — Лера сунула ногу в стремя и лихо вскочила в седло. — Плевать!

     — Стой! Туда нельзя! — закричал Гарун. — Это... опасно! Очень опасно!

     Но Лера словно не слышала его. Она дала шенкеля кобыле и, заставив ее развернуться к ущелью, пустила вскачь. Гаруну ничего не оставалось, как последовать за ней.

     Валерия сама не могла сказать, что заставило ее так поступить, но что-то потаенное, неизвестное, не поддающееся разумному объяснению вело, тащило ее вперед, туда, куда несколькими минутами раньше ускакал Александров на безумном Марксе...

     А Маркс действительно лишился остатков своего лошадиного разума. Он мчался вперед, сам не зная, куда несет его нелегкая, и ничего не видя перед собой — зрение пока не вернулось к бедняге. Слепой, измученный болью, незаслуженно причиненной ему кобылицей и ее молодым ухажером, конь был в состоянии, характеризуемом одним словом — истерика. Она не отпускала его, наоборот, только усиливалась. Жеребцу казалось, что мучители продолжают гнаться за ним. Он был в такой панике, что пугался даже стука собственных копыт. Размноженный эхом ущелья, стук дробился, и несчастному коню казалось, что это топот множества злобных гонителей, жаждущих вонзить в него свои зубы. Догнать, разорвать, забить копытами — вот чего они все хотят.

     А еще истерзанного Маркса мучили колючки. Злые кусты, сквозь которые продирался не разбиравший дороги метис, разрывали грудь, бока, ноги... Мелкие, но многочисленные и болезненные царапины кровоточили, и конь, в минуты опасности обостренно воспринимающий запахи, чувствовал страшный горячий дух собственной крови. И от этого пугался еще больше. Дикий ужас овладел им.

     Каково было состояние всадника, судорожно вцепившегося в луку седла, об этом лучше и не говорить. Не испытывая особой любви к верховым прогулкам и согласившись участвовать в этой авантюре только из-за Валерии, Герман думал лишь об одном — чтобы все это кончилось, поскорее кончилось! Коня остановить не удастся, это ясно, значит, нужно падать. Падать самому, пока его не сбросил сумасшедший метис, пока можно самому выбрать момент и место для приземления. Пока, в конце концов, не разбирающий дороги Маркс не ухнет в пропасть вместе со своим всадником.

     Но одно дело принять решение прыгнуть и совсем другое — прыгнуть в самом деле. Даже для опытного циркового наездника соскок на полном ходу с бешено скачущей лошади — трюк высшей категории сложности. Что же тогда говорить о летчике, далеком от циркового сообщества?

     Как ни храбрился майор, как ни обещал себе, что вон там, возле того дерева или после следующего поворота он наберется смелости и соскочит, ничего подобного не происходило. Пролетало мимо заветное дерево, проносился мимо очередной поворот, а Герман все еще оставался в седле. Проклиная собственную нерешительность, понимая, что с каждой секундой шансы на спасение уменьшаются, Герман все еще рассчитывал на везение, которое выручало его в прошлые годы. Если бы не эта надежда, если бы не вера, что с ним ничего плохого не случится — это случается только с другими, — может быть, он все же преодолел бы свой страх и рискнул... Но губительная надежда на авось, жившая в душе человека, плюс ужас, гнавший все вперед и вперед его коня, стремительно несли обоих к неминуемой гибели. И они, эти скованные одной бедой существа, ничего не могли с собой поделать.

     Ни человек, ни конь уже не замечали ничего. Они не видели, куда их вынесла бешеная скачка и как резко изменилась местность вокруг. Кончились ярко освещенные солнцем заросли кустарника, и объятая ужасом парочка незаметно влетела в тенистый лес с реликтовыми деревьями. Мрачные, с высоко оголенными корнями, они представляли собой не слишком веселое зрелище, но мечущемуся в поисках спасения Герману было сейчас не до красот или уродств окружающего мира.

     Озеро, блеснувшее зеркалом справа, Герман тоже заметил не сразу. Что Маркс несется по краю воды, он понял лишь по изменившимся звукам, выбиваемым копытами. Не отрывая головы от шеи коня, к которой он прижимался, Герман посмотрел вниз: конь скакал уже не по мягкой, поросшей высокой травой земле, а по скользкому, покрытому остатками водорослей и лужами каменистому берегу. И сразу же мелькнула мысль: вот оно! Сейчас, вот сейчас надо прыгать! В воду, она спасет, смягчит удар...

     Но нет, проклятый конь вновь рванул в сторону и помчался по... дороге? Дорога?!! Это еще откуда? Герман мог дать руку на отсечение — только что дороги не было! Она взялась из ниоткуда! Как он ни напуган, но такую вот ровную, прямую и широкую, почти из сплошного каменного монолита... магистраль он бы не пропустил и заметил издалека. Еще бы, да с такой взлететь можно!

     Пользуясь тем, что на идеально ровной дороге не так трясло, Герман поднял голову и посмотрел вперед. Господи, да тут же метров восемьсот... а то и вся тысяча! И ширина метров пятьдесят... Ну точно, полоса! Да еще какая! Такой он не видел нигде, даже на самых современных аэродромах. Вот так находка! Это же...

     Додумать он не успел. Неожиданно со стороны озера ударила огромная волна, и его вместе с конем окатило водой. Ее было так много, что Герман еле удержался в седле. Он в испуге посмотрел направо, где было озеро. Герман мог поклясться, что еще десять-пятнадцать секунд назад оно было спокойным и гладким, как лед в хоккейной коробке!

     Но что это? Куда идет дорога? Куда она... падает?!! Почему она движется? Почему уходит из-под ног?!!!

     Дальше все покатилось как в тумане. Казавшаяся ранее ровной и надежной, словно трасса Москва — Санкт-Петербург, полоса камня вдруг наклонилась, и метис со всадником даже моргнуть не успели, как оказались под землей. Последнее, что еще удалось увидеть Герману, была серо-желтая плита. Она промелькнула на уровне глаз в такой близости, что летчик сумел разглядеть ее мелкие трещинки... А дальше удар!!! Сноп искр и темнота!

     Лера и Гарун спускались к озеру гораздо дольше, чем их спутник. Заметив смятые и поломанные кусты, узкие словно бы просеки в колючих зарослях, Лера поняла, что здесь промчался Маркс, но не решилась повторить путь Александрова. Кобыла не заслуживала такой пытки. Зачем ее мучить, когда можно объехать опасный участок?

     — В какую сторону быстрее? — спросила Лера не очень понятно, но Гарун ее понял и неуверенно показал влево.

     — Я здесь не был никогда, — признался он. — Сюда нельзя ходить. Тут... люди пропадают.

     — А друзей бросать можно? — Валерия была настроена решительно. — Поехали... не пропадем!

     С этими словами Лера пустила Мери вдоль зеленой преграды. Она верила, что найдет место, где сможет пробраться к цели, не нанося увечий лошади. Должен же быть проход в этих зарослях! И проход нашелся. Но для этого пришлось дать довольно-таки приличный крюк. Нервничая от тревожного предчувствия, Лера, едва только завидев небольшую прогалину, пустилась туда, совсем забыв о предупреждениях горца. Да не очень-то и верилось в какую-то мифическую угрозу. На дворе двадцать первый век, а тут мистикой какой-то пугают!

     Как только Мери выскочила на простор, Лера дала ей шенкеля, и та прибавила ходу. Лере просто не терпелось поскорее убедиться, что с Герой все в порядке, и забрать его отсюда. Пусть даже для этого придется бросить его взбесившегося коня. В случае чего Мери и двоих вынесет.

     Пологий, но небезопасный из-за свежей осыпи спуск закончился удивительно быстро. Не успела Лера подивиться резкому переходу из света в тень, как тут же задул холодный ветер. И почти в это же мгновение она увидела то самое озеро, о котором с таким ужасом упоминал Гарун. И вовсе оно... не страшное. Большое, да, но совсем не страшное! По крайней мере, не нагоняет жути, как этот чертов лес. Какие деревья здесь... противные. Голые... нет, даже скорее чешуйчатые, с длинными обнаженными корнями. Местами поросшие мхом, они словно бы вышли из какого-то неудачного фильма ужасов о появлении живых деревьев-хищников, питающихся человеческой плотью. Почти Уиндем с его «Днем триффидов».

     Леру от этих мыслей передернуло. Остановив Мери, она привстала в стременах и осмотрелась. Найти бы хоть какую-нибудь зацепку, в какой стороне искать Александрова. Хорошо, если бы сохранились следы копыт, но, как назло, почва вдоль берега была каменистая и мокрая... Мокрая? Странно. Разве здесь такие высокие волны, что заливают берег? Откуда? Озеро, пусть оно и большое, но не настолько, чтобы ветер мог поднять на нем такие волны.

     Не веря своим глазам, Лера спешилась и потрогала камни. Сомнений не было, они намокли совсем недавно. Господи, тогда что же получается, Герман именно здесь упал в воду?

     — Гарун, — Лера услышала цокот подков и повернулась к подъехавшему спутнику, — ты видишь? Здесь только что была вода! Значит, кто-то упал в озеро! Прямо в этом месте!

     — А там? — Гарун, по-прежнему сидя верхом, показал рукой на лужи, темневшие повсюду. — И вон там... Да везде!

     Молодой горец расстроенно покачал головой. С высоты он видел, что вода была почти на всем обозримом пространстве. Еще одна загадка, ничего хорошего не сулящая.

     — Лера, мне что-то не по себе, — тихо сказал он. — Я тебя очень прошу... сядь в седло. Мы должны быть готовы в любой момент убраться отсюда.

     Лера молчала. Ей и самой было тревожно, но как можно говорить о возвращении, если они еще ничего не сделали, чтобы найти Геру? Если этому храбрецу так боязно, пусть проваливает! Интересно, что он скажет дома о потере коня? Уж если нет Александрова, то что тогда говорить о метисе? Нет, без Германа коня он точно не найдет.

     Лера уже вскинула голову, чтобы сказать это Га-руну, как вдруг увидела, что тот замер, напряженный как струна, и внимательно смотрит куда-то на озеро.

     — Что там? — спросила Лера. — Что ты увидел?

     — Тише! — Юноша поднял руку, призывая ее к молчанию. — Слышишь?

     Лера устремила взгляд на озеро и прислушалась. Странно, она ничего не видит и не слышит. Он что, разыгрывает ее? Нашел время!

     — Бежим! — крикнул Гарун. — Быстрее!

     Одним рывком он развернул Карая в сторону кустов и готов был пуститься вскачь, но разве может горец бросить женщину одну?

     — Да не копайся ты! — зарычал он. — Сейчас... ох!

     Что такое «ох», теперь увидела и Лера. В центре озера, около того места, где над водой нависала огромная темная скала, образовалась высокая, метра три высотой волна и стремительно понеслась... в их сторону! Причем волна не расходилась концентрической окружностью, как могло быть, если бы причина ее возникновения была естественной — падение в воду чего-то очень тяжелого или же сильный подводный толчок, а целеустремленно двигалась к ним. Как будто бы какое-то нереально гигантское существо толкало ее перед собой.

     — Боже, что это?! — Глаза Леры готовы были выскочить из орбит. — Ой, мамочка, что же будет?!

     — В седло! — крикнул что было мочи Гарун. — В седло!!!

     Видя, что гостья от накатившего на нее оцепенения совсем потеряла разум, горец подлетел к ней и, схватив за шиворот, одним мощным рывком бросил поперек своего седла.

     — Домой, Мери, домой! — приказал он своей любимице и развернул Карая. — Домой!

     Бросив жеребца с места вскачь, Гарун обернулся. Инстинктивно чувствуя, что не успевает и что волна вот-вот их накроет, он послал коня не к кустарнику, для чего ему пришлось бы мчаться вдоль озера, а за ближайшие вековые деревья. Что-то подсказывало ему, что раз те стоят здесь вот уже сотню лет, то и сейчас выдержат и прикроют беглецов от удара.

     Бросок Карая к деревьям был стремителен. Конь, казалось, проникся замыслом хозяина. В желании спасти себя и седоков он не щадил своих сил — и сумел-таки сотворить невозможное. В считанные секунды Карай проскочил расстояние, отделявшее троицу от спасительных стволов... и в этот самый момент их настигла волна.

     Словно гигантская кувалда ударила в спину Гаруна и в круп лошади, придав им дополнительное ускорение. Сила водного потока была столь ошеломляющей, что на какой-то миг всадник почувствовал, как его коня отрывает от земли и несет в могучем потоке. Их стало разворачивать и тащить боком! Гарун похолодел: теперь достаточно наткнуться на малейшее препятствие, и они опрокинутся.

     — Держись, Караюшка, держись! — прохрипел он. — Держись!

     Нужно отдать должное Караю — конь пока каким-то чудом продолжал сохранять равновесие. Перебирая ногами, он тащил на себе двух людей и еще умудрялся при этом избегать столкновения с особо крупными деревьями.

     — Господи, да что же это такое?! — истерически закричала Лера.

     Захваченный вихрем событий, Гарун совсем забыл, что она по-прежнему лежит поперек шеи скакуна, ноги свисают с одной стороны, голова — с другой. Не захлебнуться в таком положении — задача не из легких. Всеми силами стараясь держать голову над водой и при этом не соскользнуть с мокрой конской шкуры в воду, Лера изогнулась в немыслимо нелепой позе, но на что не пойдешь, когда на кону твоя жизнь.

     — Гарун! Я сейчас упаду! — закричала Лера, понимая, что еще пара мгновений — и у нее не останется сил. — Помоги!

     — Не упадешь! — прокричал в ответ юноша, вспомнив наконец .о том, что он не один.

     Схватив Леру за ворот рубашки, благо прочная джинса могла выдержать и не такое, другой рукой Гарун подтянул поводья, — хоть и небольшая, а все помощь коню. Инстинктивно он понимал, что главное сейчас — переждать вал, долго такая вода держаться не может. Все мысли Гаруна были сосредоточены на этом, и ни на что иное он не обращал внимания. И, как оказалось, напрасно. Ни он, ни Валерия даже не сразу поняли, что происходит и откуда идет этот страшный, опустошающий душу рев. Он был такой силы, что просто не мог принадлежать ни одному живому существу из всех, что живут на планете. Даже сама земля задрожала от этого низкого, грозного рева. Ничего странного не было в том, что это таинственное существо своим движением подняло такую волну на озере, если от его рыка деревья закачались и с них посыпалась листва.

     Неописуемый ужас овладел всей троицей — мужчиной, женщиной и конем. Не смея повернуться и посмотреть, кто их преследует, они думали только об одном — бежать, бежать, бежать... Страх словно превратил их в единое существо, жаждущее лишь одного — спастись!

     Кто из них молился жарче своему Богу, неизвестно, но все же кто-то, видно, докричался до него. Поток воды — тот самый поток, что так безжалостно обрушился на тех, кто нарушил покой озера, — пришел им на помощь. Увлекая за собой все, что удалось оторвать от земли, вода хлынула в неглубокую лощину позади возвышенности, тянущейся вдоль берега, неся с собой ветки, щепу, грязь и... коня. Еще не понимая, радоваться им или пугаться, конец ли это злоключениям или всего-навсего продолжение, Гарун и Валерия смотрели вниз, куда увлекал их мутный поток, и лихорадочно думали только об одном: как остановиться?

     Да только легко ли выбраться из потока, несущегося с такой бешеной скоростью? И вновь Карай показал себя. Скакун, выросший в условиях высокогорья, инстинктивно почувствовал, что нужно делать.

     Ощутив под ногами более или менее твердое дно, конь расставил передние ноги и, поджав задние, уперся всеми четырьмя. Таким образом он мог хоть как-то контролировать направление спуска и чуть-чуть, понемножку притормаживать.

     Поток пронес их еще метров семьдесят, и вот наконец Карай почувствовал, что земля под ним становится плотнее. Тогда он начал потихоньку отдаляться от стремнины, пока не оказался там, где течение было совсем слабое. Он остановился на берегу, тяжело дыша, покачиваясь на дрожащих ногах и мотая головой.

     — Хвала Аллаху! — выдохнул Гарун. — Прав отец, который говорит, что человек, оказавшись на грани смерти, всегда его вспоминает. Никогда еще так не молился!

     Поддерживая Леру, чтобы не упала, он помог ей сползти с коня и спешился сам. Ноги погрузились по щиколотку в грязь, но Гаруну даже и в голову не пришло отъехать подальше от потока, туда, где посуше. К чему зря перетруждать коня, он и так совсем обессилел, а то, что на нем и на Лере остались одни лохмотья, так какое это имеет значение? Гарун посмотрел на девушку:

     — Как ты? Жива?

     Валерия бессильно кивнула. Все тело ломило, перенапряженные мышцы, «молчавшие» в минуты опасности, теперь давали о себе знать страшной болью.

     — Жива, — сказала она наконец. — До сих пор не верится...

     — Честно говоря, мне тоже, — признался Гарун.

     — А что это было? Ну, на озере... Что за чудовище у вас там живет?

     Ответа на этот вопрос не последовало. Темные глаза с укоризной взглянули на Леру, Гарун отвернулся.

     — Я же предупреждал, туда нельзя, — тихо проговорил он. — С озера еще никто не возвращался.

     Девушка вздрогнула, скользнула взглядом по грязи, в которой они стояли, по ногам Карая, заляпанным жижей по самое брюхо, медленно подняла глаза и посмотрела в ту сторону, откуда они только что приплыли...

     — Господи... Герман! — простонала она. — Там же Герман остался!

     Герман приходил в себя тяжело. Голова раскалывалась, в ушах стоял звон, а глаза... Боже, что с его глазами? Он же совершенно ничего не видит! Неужели ослеп? Да нет, не может быть, просто еще не оправился после удара.

     Герман вскочил на ноги и завертел головой, надеясь хоть что-то увидеть. Но отовсюду, да-да, отовсюду, со всех сторон и даже сверху на него смотрела темнота. Черная, непроницаемая, она подавляла, душила, пугала, наполняя душу и мозг паническим ужасом и не давая мыслить. Все забылось, все, что было прежде, уже не имело значения. Что там говорится в поучительной книге о летчике Маресьеве или в полном оптимизма фильме «Истребители»? Да-да, почему бы не порассуждать со вкусом о беде, которая случилась не с тобой. Поговорили и забыли. А беда осталась с тем, кого избрала своей жертвой. Мир для него мгновенно меняется, это уже совсем другой мир — враждебный, злой и тесный. Протяни руку — и коснешься края. А дальше только страх, всепоглощающий страх, и больше ничего.

     Герман инстинктивно вытянул вперед руки и пошарил вокруг. Кошмар продолжался, он нигде не находил ничего. Ни деревьев, ни кустов, ни скальной стены... ничего, что могло бы дать хоть какое-то представление о том, куда он попал. Можно было бы попытаться вспомнить все то, что предшествовало беде, но Герман был сейчас не в состоянии что-то вспоминать. Он опустился на колени. Ладони наткнулись на колючие крошки, и это обрадовало Германа. К нему вернулось хотя бы одно знакомое чувство, а в его положении это был уже серьезный прогресс.

     Решив, что безопаснее передвигаться на четвереньках, по крайней мере не упадет в случае чего, Герман стал ощупывать пол вокруг себя. Конечно, как и все его коллеги — боевые летчики, он проходил курс выживания в экстремальных ситуациях, только, к сожалению, там не говорилось, как определить на ощупь, что у тебя под ногами. Но в любом случае Александров мог поклясться, что это был... камень. Неровный, не слишком хорошо обработанный камень, холодный, твердый, без щелей, что бывают при искусственной кладке, и шероховатый... Герману смутно вспомнилось, что такая монолитная горная порода обычно бывает светло-коричневого или желтовато-коричневого цвета. А может, и нет — тут же опроверг он сам себя, — может, как раз не желтого, а серого, такого, как гранит, который им показывала учительница природоведения в средней школе.

     Неожиданно накатила радость. К нему вернулась способность рассуждать, разве этого мало? Осмелев, Герман осторожно двинулся вперед. Передвигаться на четвереньках было непривычно, но иначе можно угодить в пропасть — каменная поверхность в любой момент может кончиться, а что там внизу, один бог знает... или, как сказал бы местный житель, Аллах.

     Герман вспомнил по ассоциации Гаруна и его маму Загидат, и тут же перед его мысленным взором возникло лицо Валерии. Теперь, когда он потерял внешнее зрение, внутреннее, вкупе с воображением, стало работать значительно четче, и Герман мог поклясться, что видит каждую мельчайшую черточку милого лица. В ее глазах была тревога. Господи, что же он сидит, она наверняка волнуется!

     — Лера! — позвал Герман. — Лера, ты где?

     Он помнил, что взбесившийся конь унес его далеко от того места, где были Лера с Гаруном, но ведь и они вряд ли остались там, где были. Наверняка ищут его, нужно помочь им, подать голос.

     — Лера! — во всю глотку закричал Герман. — Га-рун! Вы где? Я ничего не вижу, идите на мой голос!

     Странно как, гулко звучит его голос, как будто кричит кто-то другой. Может, от удара его оглушило? Тогда придется утешаться тем, что хоть вообще сохранилась способность различать звуки.

     — Ребята, я здесь! — закричал он вновь. — Где вы, подайте голос, я ничего не вижу!

     Герман замолчал. Странно. Голос звучит так, словно он находится в большом, пустом помещении. В голове мелькнула одна мысль, но Герман тут же ее отбросил. Глупости все это. Что за зал такой может быть среди гор, в почти безлюдных местах? Наверняка его просто подводит собственный слух, и больше ничего. Ладно, вот восстановится нормальный слух... и зрение, тогда все станет на свои места и он еще посмеется вместе со всеми над нынешними страхами. А пока... Черт, ну почему же они не отвечают, ни Гарун, ни Лера? А вдруг он их просто не слышит?

     Не слышит? Герман ударил ладонью по полу и с радостью убедился, что слух в порядке, в этом можно не сомневаться. Но даже если предположить нереальное, поставить под сомнение его способность слышать и допустить, что ребята ему отвечают, а он не слышит, то все равно они уже могли бы его найти.

     Уж прикосновение-то он почувствовал бы. Тьфу, чушь, какая-то! А может... он вообще бредит? Или спит?

     Неожиданно откуда-то, словно издалека, донесся гул. Он усиливался, но Герман никак не мог определить, откуда он идет и что означает этот звук. Гул нарастал, теперь Герман почувствовал его даже ладонями, прижатыми к каменной поверхности. Она мелко подрагивала.

     В душу стал заползать страх. Гул приближался. Только этого не хватало. Надо срочно где-то укрыться. То, что может издавать такие звуки, раскатает его в | блин и даже воинского звания не спросит!

     Черт, как же тяжело быть слепым. Быстрее бы зрение возвращалось!

     Не поднимаясь с четверенек, Герман быстро двинулся вперед. Никакой преграды на пути не встретилось, да и провала, слава богу, тоже. Герман приободрился. Еще бы знать, в том ли направлении он двигается... Вдруг все наоборот? Вдруг то место, которое он только что покинул, и было самым безопасным? Тогда плата за ошибку будет очень высока...

     А гул между тем все приближался. Герман мог поклясться, что уже различает некоторый ритм в этом усиливающемся звуке, но радости ему это не добавляло. Ведь он все еще не мог определить, с какой стороны надо ждать опасность. Вроде бы справа... Да-да, скорее всего так!

     Герман по привычке повернул голову направо и увидел? Господи, он видит! Пока, правда, лишь странные легкие всполохи, но разве этого мало? Он видит! Видит!!!

     Зрение улучшалось с каждой секундой. Всполохи становились все ярче, уже можно было сказать, что они красновато-желтые... И светились они в той стороне, откуда шел звук... Нет, неспроста все это, ох неспроста! Чем быстрее найдешь укрытие, тем будет лучше.

     Лучше бы не встречаться с неведомым существом, которое между тем стремительно приближалось. Тем более что Герману было уже ясно, в каком направлении нужно двигаться. Суетливо ощупывая пространство перед собой, он стал перемещаться в сторону от пути, по которому, очевидно, намеревалось прошествовать неизвестно что. Был бы он в воздухе, сказал бы, что уходит с траверса, но, находясь в такой нелепой позе — изображая в лучшем случае луноход, — он, естественно, подумал приземленнее.

     Первая по-настоящему яркая вспышка ударила по глазам в тот момент, когда Герман, по его расчетам, прополз уже метра два. Свет, правда тут же погасший, был настолько силен, что Герман невольно закрыл глаза и вытер тыльной стороной ладони выступившую слезу. Ему не удалось ничего увидеть, но само то, что зрение вернулось настолько, что приходится смежать веки, чтобы свет не слепил, радовало его несказанно. Теперь бы еще избавиться от...

     Додумать он не успел — от новой вспышки глазам стало больно даже сквозь опущенные веки. И чем ближе был грохот, тем чаще становились вспышки. Майор почувствовал, что надо уходить с дороги поскорее. Он рванул вперед... и тут же был наказан. Все-таки бегать на четвереньках не слишком удобно. Наступив коленом на собственные же пальцы, Герман повалился ничком и больно ударился лбом обо что-то твердое.

     Пощупав здоровенную шишку на лбу — и когда только вырасти успела, — Герман провел рукой по преграде. Это была... стена? По крайней мере, в том месте, где он находился, без сомнения! Гладкая, словно бы отполированная, холодная. Но это дойдет до Германа позже, а сейчас он, по глупости открыв глаза, как раз когда вспыхнул ослепительный свет, просто прижался к стене, моля Бога, чтобы все это поскорее кончилось и то неведомое, что несется на него, прошло мимо.

     Это неведомое приближалось. Герман больше не осмеливался открывать глаза, все равно ведь, смотри не смотри, ничего не увидишь. Лучше глаза поберечь. И все же он не вытерпел — в тот момент, когда, по его расчетам, до чудовища оставалось метров десять, он, тщательно прищурившись, повернулся к нему лицом. Вспышки были такие короткие, что рассмотреть что-то было почти невозможно — это все равно что пытаться разглядеть лицо фотографа в тот момент, когда он включает фотовспышку. И все-таки Герман увидел... увидел, как что-то огромное, пышущее тяжелым горячим дыханием поравнялось с ним и, едва не задев, пронеслось дальше. Те же вспышки, тот же грохот, но теперь в другом конце коридора... Коридора? Коридора?!!!

     — Загидат! — Курбан повернул голову в сторону открытой двери веранды. — Загидат!

     Вместо статной и полнолицей супруги хозяина появилась его дочь, худенькая стройная девочка лет десяти-двенадцати с круглыми глазами и солнечной улыбкой. Она бросила любопытный взгляд на гостей и застыла, не отрывая глаз от отца. Весь ее вид говорил о том, что она с радостью выполнит любое его поручение и справится не хуже мамы. Ну разве что чуть-чуть ей уступит, но только ей, и больше никому!

     — О, Аминочка пришла! — обрадованно воскликнул Курбан и повернулся к Панаме и Мартину. — Моя самая любимая дочурка!

     При этих словах отца девчушка зарделась от смущения.

     — А мама где? — спросил Курбан, делая вид, что ничего не заметил. — Куда все запропастились? Гарун еще не вернулся?

     — Мама на кухне... там соседка пришла! — Амина опять посмотрела на приезжих. — Но ты скажи, я все принесу! Я умею...

     — Да ну? — засмеялся отец. — Вот какая помощница у моей Загидат! А вот мне помогать некому. Гамид убежал, Гарун кататься уехал. Так как, он еще не вернулся?

     Девочка посерьезнела и отрицательно дернула головой.

     — Странно. — Курбан нахмурился. — Такого еще не было, чтобы он так... Ты не думай, — заговорил он, повернувшись лицом к Панаме, но глядя на Мартина, — он у меня парень ответственный. Просто ума не приложу... что могло такое произойти, почему их так долго нет?

     Геннадий не поверил Алиеву. И не только потому, что тот, говоря это, бросил быстрый взгляд на дочь, словно предостерегая от чего-то. Сам его тон наводил на сомнения. Было ясно, что Курбан очень встревожен, хотя и пытается это скрыть. Причем он знает, чего боится, иначе с чего бы он так переживал. Подумаешь, загуляла молодежь, ну опаздывают, чего ж так напрягаться? Нет, по всему чувствовалось, что Алиев опасается чего-то определенного.

     — Курбан, скажи откровенно, — спросил Панама, — здесь опасно?

     Еще в первые минуты знакомства они решили обойтись без лишних церемоний и обращаться друг к другу на ты.

     — Что ты имеешь в виду? — вскинул бровь хозяин дома, легким взмахом руки отсылая дочь обратно к матери.

     — Ну, мало ли какие могут возникнуть проблемы... — уклончиво проговорил Геннадий. — Чечены, бандиты...

     — У чеченцев и без нас головной боли хватает, — со вздохом сказал Курбан. — Им бы у себя разобраться. А бандиты... бывает, что где-то они и появляются, но не здесь. Можешь не верить, но в наше селение они ни разу не заходили. Хотя, казалось бы, на самой границе стоим, где бы и объявиться, как не тут. Ваххабиты тоже нас обходят стороной. Были как-то раз до войны... до второй войны, как вы ее называете. А как бои у соседей начались, этих кастровцев как ветром сдуло.

     — Постой, как ты сказал? Кастровцы? — усмехнулся Геннадий. — Это почему? Из-за бороды?

     — И из-за нее тоже, — кивнул Алиев. — Да и такие же неугомонные. Вон, довел Фидель Кубу до ручки, не без нашей помощи, конечно. А ведь как всех в рай зазывал! Теперь вот эти... Нет чтобы на Афган посмотреть, там эти воины... язык не поворачивается назвать это отродье святым именем... превратили страну в концлагерь... религиозный концлагерь, и всему миру говорят, идите под нас, мы и вам такую жизнь устроим. Пойдете нашим путем, и ваша страна в Средневековье вернется. А потом удивляются, как это люди не хотят их поддерживать. И все свою бескомпромиссность демонстрируют! Но кастровцам время помогло, тогда еще не все узнали, что такое власть слуг гегемона. А вот ваххабитам сочувствие потруднее найти.

     — Ну, если все так хорошо, тогда почему ты так... беспокоишься? — в упор спросил Панама. — Покатаются ребята и приедут! Или есть что-то такое, о чем ты не хочешь говорить?

     Курбан вздрогнул. Даже не слишком проницательный человек не мог бы не заметить, как тяготит хозяина необходимость утаивать от гостя какую-то неприятную информацию. Геннадию показалось даже, что вот сейчас он отбросит свою скрытность и все расскажет, но тут вмешался Свенсон.

     Швед знаками показал Геннадию, что хочет говорить и просит позвать Валерию. Капитан тоже знаками дал понять, что не может пока выполнить его просьбу. Фигура из пальцев обеих рук и содержимое пяти рюмок водки, выпитых за обедом, помогли ему довольно образно изобразить конную прогулку.

     — Лера, Герман и Гарун! — несколько раз повторил он во время своей пантомимы.

     Мартин кивнул и в ответ приложил кулак к уху. По всей видимости, это должно было означать, что он желает позвонить. Нет проблем! В машине «Инмарсат» с автоматической настройкой на спутник.

     — Ноу проблем! — Панама для убедительности поднял ладонь правой руки. — Проблем... ноу! Гоу...авто!

     Рыжий капитан встал и, приложив руку к груди, обратился к хозяину дома:

     — Извини, брат, иностранец поговорить захотел... нашел время! — Панама хотел предложить перед уходом выпить на посошок, но, вспомнив, что они никуда не уходят, махнул рукой. — Сам понимаешь, начальство. Эх, что за люди, любой разговор поломают! Не понять им нас, русских! Эх, знал бы...

     Геннадий не договорил. Тяжелая рука скандинавского гиганта легла ему на плечо. Капитан плюхнулся на то же место, с которого только что встал.

     — Ты чего? — всполошился он, но Мартин сделал успокоительный жест рукой, сиди, мол, я сам разберусь. Он протянул руку. Ах да, швед просит брелок дистанционного управления и ключи от машины.

     — Ага, вот они... И правда, чего всем ходить? Взрослый человек... сам во всем разберешься! — согласно закивал Панама. — Вот, пожалуйста!

     Швед направился к двери, Геннадий посмотрел ему вслед и повернулся к Курбану.

     — Вроде бы и мужик нормальный, — он кивнул в сторону окна, — а все не наш,.. Не понимает вещей элементарных! Ни посидеть с ним за бутылочкой, ни пообщаться... Вот мы с тобой... как люди, сели, выпили, поговорили... ближе стали. Я тебя лучше понимать начал, ты меня... тоже. А Мартин, он как бы и с нами, и нет! Не пьет, с бабами его ни разу не заметил. Странный какой-то. Будь я на его месте, Лерку бы... Ну да ладно, деньги хорошие платит, и на том спасибо! А что не пьет, так нам больше останется.

     Панама громко рассмеялся и посмотрел на собеседника. А заметив нетерпеливый взгляд, брошенный тем в сторону ворот, вспомнил, что так и не получил ответа на свой вопрос.

     — Так что ты там говорил про ваше озеро? — вкрадчиво спросил он. — Какая беда у вас там завелась?

     Курбан медленно повернул голову и посмотрел в глаза гостя. Взгляды встретились, и Геннадий, повидавший многое, не раз ощущавший на себе тяжесть генеральских взглядов, вздрогнул. Господи, лучше бы он не спрашивал, пронеслось в голове капитана. На что ему сдалась эта дурацкая лужа с ее тайнами? Да и какое такое может быть озеро так высоко в горах? Небось запрудили какой-нибудь горный ручей и насочиняли бог весть что... Но почему тогда так помрачнело лицо хозяина дома? Почему так побледнела кожа на костяшках его пальцев, сжатых в кулак? Нет, брат, все не так просто.

     — Гена, — горец произносил слова твердо, но было видно, как трудно это ему дается, — ты... вы все мои гости. Я, моя семья, мои дети... мы все несем ответственность за вас. За вашу жизнь, за вашу честь, за свободу... Понимаешь, есть вещи, которые не нужно трогать. Тайны, которые нужно просто принимать и не пытаться разгадать... чтобы не было беды.

     Курбан замолчал. Он резким движением схватил со стола бутылку, уверенной рукой, не пролив ни капли, наполнил две рюмки и знаком, без слов, предложил выпить. Панама с готовностью взял свою рюмку и одним глотком отправил ее содержимое в рот.

     — Ладно, раз не удалось оградить ваш слух от нашей беды... от проклятия нашего селения, то кое-что я тебе расскажу. Но перед этим предупреждаю, я скажу не все и не все из того, что я скажу, — правда. Потому как сам ее не знаю. Да и отец, от которого я это услышал, тоже, конечно, не все знал. Сам знаешь, когда что-то передается от деда к отцу, от отца к сыну, сами собой появляются вещи, которых на самом деле нет и не было. — Курбан, решившийся наконец открыть душу, стал заметно успокаиваться. — И еще, с того момента, как ты услышишь то, о чем просишь, ответственность за сохранение тайны, за жизнь людей- твоих друзей, моей семьи... всего селения и еще многих других ляжет на тебя. Ты готов взять на себя этот груз?

     Кто знает, возможно, если бы Пономарев был трезв, он призадумался бы, стоит ли ему вообще втягиваться в проблемы далекого аула, но выпитое, хотя и не лишило его пока способности думать, бесшабашности прибавило. Решив, что слова в данном случае излишни, Геннадий просто кивнул головой и ударил себя кулаком в грудь. Дескать, он — скала, будет тверд и молчалив что твой гранит.

     Курбан кивнул. Было видно, что он никак не может решиться и начать свое повествование.

     — Знаешь, — заговорил он после долгого молчания и бросил взгляд в окно, — у каждого народа есть свои предания, свои предрассудки. Свои... страшилки, пугавшие предков еще в те времена, когда не было ни электричества, ни книг. Заканчивался очередной изнурительный рабочий день, и приходил вечер. В горах темнеет быстро, стоит только зайти солнцу — и все, уже ночь. А человек устроен так, что ему нужно не только есть, не только работать... он еще и общаться хочет. Ведь, не будь общения, не будь задушевных разговоров с друзьями, кем ты тогда станешь? Аллах далеко, жить по установленным правилам не всегда выгодно... и только глаза друзей, глаза родственников, перед которыми ты не можешь оступиться, перед которыми ты не можешь поступить так, чтобы потом со стыдом отводить глаза, заставляют тебя каждый день, каждую минуту выверять свои поступки по совести. И если твоя душа чиста, если ты можешь смело держаться как равный среди таких же, как ты, мужчин, вот тогда и начинаются те самые беседы, когда люди передают друг другу самое сокровенное.

     Не знаю точно, когда это было, но, как говорят старшие, война с Белым царем тогда только начиналась. Белым царем в горах всегда вашего императора звали... Не знаю, почему Белым, но так уж сложилось. Третий имам, известный всем как Шамиль, еще только начинал собирать людей, и не все сразу поняли, какая большая и долгая битва предстоит и сколько людей погибнет...

     Ну и вот, жил тогда один чабан. Звали его Муртуз. Был он человек небогатый, работал на других, но все Муртуза уважали и доверяли ему своих овец. Служил он добросовестно, волки у него оставались голодными, а барашки жирными и ухоженными. Просто удивительно было — вокруг все аулы страдали от серых хищников, а в нашем тишь и благодать. А секрет был в том, что помогали Муртузу его овчарки. Ходили даже разговоры, что собаки так его слушаются, потому что он знает язык собачий. Выдумка, конечно, но что-то за этим было. Понимал, наверное, он душу собачью, вот что. Или волки чуяли, где человек добросовестно сторожит, а где так, для вида болтается. У людей ведь тоже так: вор не сразу в дом или магазин полезет, он разведку проведет, посмотрит, можно дело свое сделать или нет. И если там слишком опасно, ни за что не сунется.

     Курбан вновь посмотрел в окно. Затем перевел глаза на гостя: может, неинтересно тому, может, заснул? Но зря надеялся, Панама был не из тех, кому безразличны чужые тайны.

     — Ты говори, говори, я слушаю! — заверил он. — Что там с Муртузом стряслось?

     — Случилось это в тот день, когда погиб один из наших сельчан, — продолжил свой рассказ горец. — В том, что человек умирает, ничего необычного нет, но в тот раз смерть была... странная. Грозы в наших горах дело привычное, бывает, что и людям удары достаются. Вон, к примеру, в прошлом году старушка одна из соседнего аула сено на зиму заготавливала и не заметила, как туча подошла. Пошел дождь, спрятаться не успела, промокла вся. Видит, дождь не кончается, взвалила на себя что собрала и пошла. Ее молнией и шарахнуло. Да, наверное, сжалился Всевышний, живой ее оставил. И, представь, зрение у нее после этого улучшилось. Загидат ее видела, говорит, что у той седина исчезла. Но не всем так везет. В тот день, про который я говорю, и дождя-то не было, а очевидцы утверждают, что ударила молния сверху и убила сельчанина. Думаю, догадываешься, где это произошло?

     — У озера? — выпалил Геннадий.

     — Чуть выше, — кивнул Курбан. — На горе, что над озером. Похоронили покойного, как положено, в тот же день... Сели молитвы читать, у вас это поминками называется, у нас кургулин. Пришел и Муртуз... Что странно, вечером пришел, хотя, как узнал о беде, обещал еще днем вернуться. Ну, мало ли как бывает, никто ему слова ни сказал. А он как в воду опущенный, не говорит ни с кем... короче говоря, сам не свой.

     То ли старики заметили, то ли кто из друзей, но стали расспрашивать Муртуза. Как дела, что видел, с кем встречался... Вначале он отмалчивался, но потом разговорился. И сообщил, что действительно сегодня встретил людей. Вначале даже подумал, что это абреки, вели себя так... как нормальные люди не ведут. Их было трое. Они подошли к отаре, выбрали барашка и, не спрашивая никого, зарезали его для себя. Муртуз возражал, но те его и слушать не стали.

     — А как же собаки? — удивился Панама. — Они-то почему не порвали чужаков? Или они комнатные у вас?

     — Комнатные? — Курбан чуть не задохнулся от возмущения. — Вот ты попробуй войти в дом, когда здесь меня или Загидат нет, тогда узнаешь, какие у нас комнатные...

     Геннадий мгновенно вспомнил пса, который сегодня встречал хозяина дома. Да уж, с таким на медведя можно ходить! О чем он и поспешил сказать Курбану.

     — То-то же, — удовлетворенно кивнул Алиев. — А это, между прочим, потомки его собачек! Помельчали, правда, у Муртуза они крупнее были. И не один кобель был у него, а целых четыре.

     — И что?

     — А то, — буркнул Курбан. — Убежали они.

     — Как это?

     — А вот так! — Горец вновь посмотрел в окно. — Вначале бросились на чужих, а потом вдруг завыли и убежали. Они вообще больше не вернулись. Люди говорят, что после этого новые волки появились, черные, большие и совсем никого не боятся. Ни человека, ни своего брата, овчарку.

     — О, я слышал о таком! — воскликнул Геннадий. — Или в газете читал. Ученые потом писали, что такого быть не может. Что это сказки...

     — Дураки они, эти ваши ученые. — Курбан привстал и выглянул в окно. Что-то гортанно крикнул бегающему во дворе Гамидику и вернулся к разговору. — Ваших бы ученых... Вред от них один.

     — А Муртуз что сделал? — Панама следил, чтобы разговор не перешел на другое. — Он что, не пытался объясниться с... грабителями?

     — Пытался! И с кинжалом на них кинулся! Хотя был один, а их трое. — Горец поднял глаза и посмотрел на гостя. — Но не добежал. Молнией его ударило.

     — Молнией?

     — Молнией, — кивнул Курбан. — А когда пришел в себя, видит, чужаки стоят над ним и ждут, пока он в себя придет. Он снова за кинжал схватился, да только те быстрее были. Приложили так, что Муртуз нескоро пришел в себя. И сказали, что теперь озеро принадлежит им и чтобы никто не смел туда соваться. А за это, мол, они нам дадут молодость и здоровье. Защиту обещали.

     — И что, ваши согласились?

     — Какой согласились? — возмутился Алиев. — Не мужчины, что ли?

     — А что сделали?

     — Сначала всем не верилось — так в горах себя не ведут! А потом решили проверить, Муртуз ведь был не такой человек, чтобы глупости болтать. Собрались крепкие ребята, вооружились, как и положено, выбрали старших, кто пойдет с ними, и отправились...

     Горец не договорил. Неожиданно, в очередной раз глянув в окно, он вскочил из-за стола. Панама подумал, что это вернулись ребята, и тоже подхватился. но двор был пуст.

     — Что случилось? — спросил он. — В чем дело?

     — Да товарищ твой. — Курбан показал на машину. — Он, как поговорил по телефону, вышел за ворота, и до сих пор его нет. Нехорошо это! Чужой человек, языка не знает... Мало ли что может случиться? А позор потом на мой дом ляжет! И Гаруна, как назло, все нет и нет. Ты посиди, а я пойду посмотрю, где он.

     — Нет, я с тобой! — Панаме стало неловко. Увлекся разговором и совсем забыл про шведа. А ведь он словно ребенок, заблудится и даже помощи попросить не сможет. — Елки-палки, что же это я! Совсем голову потерял!

     Ругая себя последними словами, он выскочил следом за Алиевым, который трусил к воротам. Выскочив на пыльную дорогу, прорезающую все село, они стали нервно озираться. Мартина не было.

     Курбан что-то выкрикнул на своем языке и стал стучаться к соседям. Не дождавшись, пока те откликнутся, он открыл калитку и, увидев кого-то из домочадцев, стал что-то быстро говорить. Оператор не понял ни слова, но и так было понятно, что речь идет о шведе.

     Не прошло и минуты, как Алиев вышел и перебежал к другому дому. Он забарабанил кулаком в дверь и, не услышав ответа, повернулся к Геннадию.

     — Чего стоишь? — крикнул горец Панаме. — Иди по той стороне, спрашивай у людей! Не дай Аллах, он ушел...

     О том, куда мог уйти Свенсон, Курбан вслух не сказал, лишь сокрушенно махнул рукой, но Геннадий все понял. Озеро! Алиев боялся, что гость направился к озеру!

     Геннадий перешел дорогу. Он решил, что начнет двигаться от магазина влево. Почему именно влево? Да очень просто, в той стороне находилось чертово место, которого уже и он стал бояться.

     Подойдя к деревянной некрашеной калитке, Панама заметил синюю кнопку в правом верхнем углу. Позвонил и, не услышав звонка, нажал на кнопку еще раз. Залаяла собака, за дверью послышались неспешные шаги. Дверь открылась, и показалась голова в темном платке.

     — Извините, уважаемая. — Панама приложил руку к груди. — Мы ищем своего товарища...

     Договорить ему не дал Курбан. Получив очередной отрицательный ответ, он, увидев, что Геннадий пытается расспросить еще одного человека, который, дай бог, может сообщить что-нибудь важное, подбежал и, не дожидаясь, пока гость закончит объясняться, заговорил громко-громко, так, что было слышно, наверное, в самом конце улицы.

     Женщина — на вид ей было за пятьдесят, — что-то еще добавила, а потом показала рукой направо. Курбан сердито качнул головой и опять что-то спросил.

     Та снова кивнула и уверенно показала вправо. Если смотреть от дома Алиевых, получалось влево!

     Лера окинула взглядом холм, с которого они только что спустились.

     — Господи, Гарун, мы должны вернуться! — воскликнула она. — Там же Герман!

     — Что, прямо сейчас? — В голосе парня сквозила издевка. — И не страшно?

     — Слушай, а что это было? — спросила Лера. Перед ее глазами как будто снова появилось озеро, накатывающий на берег страшный вал. Девушка поежилась. — Кто живет в вашем озере?

     Гарун не ответил. Он ласково похлопал по шее коня, спасшего сегодня две жизни, не считая своей, и повел его к дороге.

     — Сейчас грязь начнет застывать, — бросил он на ходу, — лучше уйти отсюда. Вдруг она как бетон станет? Будешь как в «Джентльменах удачи» камнем штаны разбивать.

     Не оглядываясь на спутницу, он, высоко поднимая ноги, двинулся вниз. Постепенно забирая правее потока, Гарун вел измученного Карая так, чтобы тот не поскользнулся и не упал. Опасения горца были небезосновательны, скакун так устал, что еле держался на ногах. Что же, он сделал все для людей, теперь настало время отдавать ему долги.

     Леру обидело такое пренебрежительное отношение, но она понимала, что осталась в живых только благодаря реакции юноши и выносливости коня, а потому проглотила обиду и побрела следом.

     Идти было нелегко. Скользкая жижа противно чавкала под ногами, неприятно холодила босые ступни — босоножки она потеряла еще там, наверху. Но долго шлепать по грязи не пришлось, вскоре стало суше, потом под ступнями оказалась трава. Валерия остановилась и стала обтирать пучками травы грязь с ног. За этим занятием и застал ее грозный окрик:

     — Стоять! Руки за голову!

     Лера подняла голову и увидела двух военнослужащих в камуфляжной форме. Один из них держал на прицеле Гаруна, другой с удивлением рассматривал Леру.

     — Руки за голову! — с угрозой повторил тот, что носил погоны старшего сержанта. — Кто вы и откуда?

     Лера посмотрела на свои грязные руки и демонстративно повертела ими перед собой. Весь ее вид говорил: «Господа, вы что, ослепли? Разве вы не видите, что перед вами слабая женщина, нуждающаяся в помощи?»

     — Чего кривляешься, сука? — заорал сержант. — Снайперша небось? А ну руки за башку или я стреляю!

     — Э, ты что! — не выдержал Гарун. — Это наши! Она из...

     Парень не договорил — приклад автомата попал ему в левую часть головы и он упал. Кровь брызнула на зеленую траву.

     — Что, чичики, попались? — засмеялся рядовой. Его автомат смотрел в грудь Валерии. — Паш, чур я первый ее допрашивать буду! Или давай вдвоем... Она у нас все расскажет!

     — Документы! — Сержант, которого напарник назвал Пашей, продолжал внимательно следить за каждым движением Леры. — Ваши документы!

     Господи, да какие могут быть у нее документы? Они же остались в сумке, а та в машине! Но разве и так, без документов не видно, что она не боевик и никакого отношения к чеченцам не имеет? Он что, слепой, этот Паша, не видит, кто перед ним?

     — У меня документы... в селении, — пролепетала Лера. — Мы поехали кататься, и я оставила их в машине.

     — Кататься, говоришь, поехала. — Сержант с кривой ухмылкой кивнул на Гаруна, который стоял на коленях и явно был в полубеспамятстве. — Вижу, какого жеребца ты себе выбрала... для катаний. Смотрю, хорошо он тебя откатал, даже обувь потеряла.

     — Да как вы смеете?!!

     — Заткнись! — прорычал сержант. — Заткнись! Качан, наручники на обоих!

     Рядовой, тот, что ударил Гаруна, с готовностью достал из-за пояса металлические браслеты и заломил руки Алиева за спину. Следом пришла очередь Леры. Дабы избежать лишнего насилия, она сама заложила руки за спину и повернулась к мучителям. Качан захлопнул наручники и больно сжал ей грудь.

     — Ух, сладенькая! — заржал он. — Паш, ну давай их прямо здесь допросим! Одного при попытке к бегству, а ее... как ублажать будет!

     — А что, мысль неплохая! — вновь ухмыльнулся сержант. — Сразу в тяги и распишем! Как, тварь, нравится тебе такой расклад?

     Лера молча посмотрела ему в глаза. Все происходящее казалось страшным сном, хотелось поскорее проснуться и убедиться, что все это кошмар, и больше ничего. Ведь не может же все быть так ужасно! Открыть глаза и увидеть своих — Германа, Мартина, Панаму... А главное — забыть эти мерзкие рожи!

     — Молчишь? — не унимался Павел. — Или тебе мешает твой... жеребец? Так мы его сейчас... мерином сделаем! Или вообще трупом!

     Сержант вскинул автомат и направил его на Гаруна. Тот все еще оставался на коленях. Кровь, стекая с головы, залила плечо и шею.

     — Ну что же, прощайся с ним! — Палец сержанта лег на спуск.

     Неожиданно запищала рация, висевшая на груди Павла. Покосившись на напарника, он усмехнулся и опустил автомат.

     — «Тридцатый»! — буркнул он в микрофон.

     — «Тридцатый», я «Второй»! — прохрипел динамик. — Доложите обстановку!

     Павел посмотрел на пленников. Переглянулся с напарником. Тот кивнул.

     — Все в порядке! — Кривая улыбка не сходила с лица сержанта. — У нас все тихо!

     — Будьте внимательны! — вновь захрипел динамик. — Я жду гостей, встретите, проводите ко мне! И смотри, чтобы и волос с головы не упал! Иначе... ну сам понимаешь, не маленький! Все, конец связи!

     Александров растерянно посмотрел вслед удаляющимся вспышкам света. Он так и не понял, что это было, но сейчас его мысли были заняты другим. Что это за подземелье, в котором он оказался? Да, все так: вспышки длились не более чем какую-то долю мгновения, после чего свет резко обрывался и воцарялась тьма, казавшаяся еще более глубокой, чем прежде, да, все мысли и чувства Германа были сосредоточены на чудище, пронесшемся мимо него с оглушительным грохотом, и все же, все же... где-то в подсознании сработал резерв памяти, он-то и зафиксировал отраженный свет от боковых поверхностей и свода галереи. И это было не все, что сохранила фотографическая память бывшего летчика. Казалось, от пережитого потрясения он должен был бы забыть все на свете, но нет — словно на киноэкране, перед его глазами прошли кадр за кадром события, предшествовавшие потере сознания. Бешеный, неуправляемый галоп Маркса, клонящаяся, уходящая куда-то вниз опора, поперечная балка... Воспоминание было столь живо и свежо, что летчик даже зажмурился, как перед настоящим ударом.

     Удара не последовало, вместо него пришло понимание странного факта, что он находится в подземелье. Да-да, в самом настоящем подземелье! Широкое, шагов десять, а то и более, высотой как минимум метров пять, но все равно подземелье, и ничто иное. Кто, когда и зачем построил его здесь, в горах? Ведь в том, что оно искусственного происхождения, сомнений не было. Думая о механизме, с помощью которого он оказался здесь, Александров пришел к однозначному выводу: не может быть и речи о том, что это природные пещеры. Хотя нет, сами-то пещеры, может быть, и настоящие, но вот то, что доработаны они человеком, — несомненно. Чтобы вот так, сама собой возникла эта замысловатая ловушка? Да нет, это просто смешно...

     Как он сказал, ловушка? Ловушка?!!! Твою мать, а ведь точно, он в ловушке и есть! Да-да, скрытый механизм подъемно-запорного устройства — это просто хитрая западня, и только. Иначе зачем была та ровная дорога, по которой он скакал, прежде чем провалиться сюда? Ловушка! И значит, тот, кто ее поставил, вот-вот явится сюда за своей очередной жертвой?

     Черт побери, нужно как можно быстрее убираться отсюда... Герман принялся вертеть головой, хотя, естественно, ничего не видел в такой темноте. Он никак не мог решить, в какую сторону идти — направо или налево? Направо означало продолжать движение в том же направлении, куда вела дорога... там, наверху, а налево, соответственно, в обратном...

     Герман решил идти налево. Почему туда? Да он и сам не знал. Может быть, потому что напугавшее его существо промчалось именно в эту сторону. Оно не причинило ему вреда и даже не обратило на него внимания... Можно было надеяться, что и следующие встречи не будут иметь плачевных последствий. Хотя, может быть, это просто говорила усталость. Вдруг судьба пощадит его и выход из подземелья будет не так уж и далек от селения, где стоит их «додж» и где сейчас ребята? Столько неудач и потрясений... пора бы и удаче проявить себя. Ведь должны же быть у невезения какие-то границы!

     Воспоминание о селении и накрытом столе придало Герману решимости. Скользя пальцами левой руки по холодной стене галереи — еще в детстве он читал в какой-то книжке, что так нужно делать, чтобы не заблудиться, — Герман смело зашагал вперед. Он больше не боялся наткнуться на сюрприз в виде провала, ведь существо, пронесшееся мимо него, фактически проверило путь до самого поворота, за которым и скрылось. Да и потом еще некоторое время видны были отблески вспышек, так что и там можно особо не осторожничать.

     Стена была холодной и какой-то странной. Ее поверхность в том месте, где ее коснулся Герман, была гладкой, словно бы отполированной. Но стоило ему сделать три шага вперед, как под пальцами оказалась шершавая горная порода. Герман поначалу как-то не обратил на это внимания, но еще через три шага стена снова гладкой. А потом шершавой. Три шага гладкая, три шершавая, три гладкая, три шершавая...

     Размышляя над очередной загадкой неведомых строителей, майор не заметил, как дошагал до преграды. Но предусмотрительно выставленная вперед рука позволила избежать очередной встречи головы с камнем. Герман был готов к повороту, а потому, пошарив рукой вокруг, повернул направо и двинулся дальше, отметив про себя, что угол был не прямой, как это обычно бывает, а острый, градусов в двадцать, хотя в темноте определить наверняка было трудновато.

     Не теряя времени на размышления, Герман двинулся дальше. И тут же ощутил, что, зайдя за угол, он не только сменил направление, но и стал как будто бы сильнее, увереннее в себе. И шаг стал тверже, и руки больше так не потели...

     Наказание за преждевременное успокоение последовало незамедлительно. Внезапно он обо что-то споткнулся — это оказалась невысокая ступенька — и полетел на пол. Громко чертыхаясь, больше из-за неожиданности, чем из-за ссадины на руке, Герман поспешил подняться на ноги... и вовремя. Не далее как в сотне метров послышался неясный шум, мгновенно переросший в грохот, и тут же в конце подземелья появился старый знакомец. Огненные вспышки были совсем рядом, Герман еле успел вжаться в стену, освобождая путь этому странному существу. Оно промчалось мимо него и, продолжая вспыхивать, исчезло за поворотом. У Германа к тому времени уже появились кое-какие мысли насчет того, кто этот бегун, хотя уверенности, что он прав, не было, да и возможности проверить свою догадку тоже.

     Зато он заметил еще одну особенность: коридор продолжал озаряться всполохами даже после того, как излучающее свет создание уже исчезло из виду. Впрочем, свет вспыхивал и гаснул так быстро, что разглядеть что-либо было практически невозможно. Единственное, что все-таки успел заметить Герман, — это что пол впереди ровный, без всяких сюрпризов, а это в его положении было весьма кстати.

     Разочарование поджидало его шагов через сто пятьдесят или чуть больше — Герман ругнул себя, что не додумался с самого начала считать шаги. Он снова наткнулся на преграду. Решив, что это очередной поворот, Герман стал осторожно ощупывать стену, но она тянулась бесконечно и никакого прохода не было.

     Сердце вздрогнуло и часто забилось. Не хотелось верить, но все говорило за то, что он попал в тупик. Недаром же это ловушка. Теперь тот, кто так хитроумно ее устроил, может прийти и взять жертву голыми руками.

     Лера посмотрела на Гаруна. Она мало что понимала в ранах, но вид парня ей не нравился. Хорошо еще что ехать пришлось недолго — воинская часть, куда их привезли, взгромоздив на многострадального Карая, была совсем рядом. Стоило только подняться на гору, возвышавшуюся над озером, и пленники вместе со своими мучителями оказались в заброшенном туристическом лагере. Видимо, он остался с тех времен, когда еще существовал Советский Союз и была необходимость в таких вот высокогорных спортивных лагерях.

     В дороге Валерии, которую уже во второй раз за сегодняшний день бросили поперек конской шеи, стало плохо, подташнивало, но она старалась держаться и не привлекать к себе внимания. Девушка понимала, что чудо в виде приказа неизвестного ей «Второго» — не более чем отсрочка. Если кого-то и ждут, то наверняка не их с Гаруном, а потому, как только все выяснится, жизнь обоих горе — путешественников не будет стоить и ломаного гроша. Так что лучше не злить конвоиров. Оставалось лишь молить бога, чтобы «Второй» и «Первый», если он там есть, оказались не такими, как их подчиненные. Верилось в такое чудо с трудом, но что поделать — выбор был невелик...

     В лагере их ждали, но особого приема не оказали. Все прошло настолько обыденно, что могло сложиться впечатление, будто сюда привозят пленников чуть ли не каждый час.

     С коня Валерию и Гаруна скорее сбросили, чем сняли. Они, может, предпочли бы спрыгнуть сами, да руки до сих пор были в наручниках. Но и упасть задержанным не дали, сильные солдатские руки тут же подхватили Леру и поставили на ноги.

     — Иди туда! — приказал сержант, показав рукой на каменный дом с полуподвалом. — Там тебя наш капитан ждет.

     Услышав слово «капитан», Лера вздрогнула. Она вспомнила, что оставшийся в селении Панама прежде тоже носил это звание. Мелькнула шальная мысль, как было бы здорово, если бы этим загадочным «Вторым» вдруг оказался их оператор, но чудеса случаются только в красивых сказках, в жизни все, к сожалению, по-другому.

     Подходя к каменному дому, Лера украдкой огляделась. Ее внимание привлек темнеющий позади дома вход в большую пещеру. Загадки вокруг озера множились... Лера замедлила шаг, вглядываясь в темный зев пещеры, и почувствовала толчок в спину. Ее и следом за ней Гаруна ввели в узкий длинный коридор с двумя деревянными дверьми, расположенными друг против друга. Сержант показал на правую.

     — Сюда! — приказал он. — Давай, пошевеливайся!

     Лера не стала дожидаться еще одного тычка и шагнула к крашенной синей краской двери. Толкнув ее ногой, она несмело вошла и помещение и остановилась. Она ожидала увидеть стол и за ним кого-то вроде гауптмана в черной форме со свастикой или черепом на рукаве. Но вместо этого перед ней сидел, вернее, полулежал, развалившись в модном офисном кресле, обнаженный по пояс молодой мужчина. Он был синеглаз и брит наголо. Одна нога, обутая в кроссовку, была переброшена через ручку кресла и болталась в воздухе, вторая упиралась в пол и легкими толчками заставляла сиденье совершать небольшие вращательные движения. Камуфляжные штаны, что были на хозяине импровизированного кабинета, и кроссовки кричали о своей новизне. Складывалось впечатление, что их хозяин или владеет складом, или живет здесь и никуда не выходит.

     — Товарищ капитан, задержанные доставлены! — доложил сержант. — Они...

     — Хорошо, хорошо, Хомяков, — небрежным тоном сказал капитан. — Я вижу...

     Не меняя позы, только чуть повернув кресло, его владелец оглядел Леру с ног до головы. Девушка внутренне поежилась, у нее было такое чувство, будто взгляд капитана снял с нее одежду и она стоит перед ним голая. Но, что самое странное, взгляд этот был совсем не такой, какие она привыкла ловить на себе. Мужчина, настоящий мужчина, так на женщину не смотрит. А этот, хоть и живет тут в горной глуши и должен был бы соскучиться по женщинам, смотрит на нее глазами торговца, оценивающего товар. Селедку, к примеру, или картофель...

     — Документы! — потребовал капитан.

     — Нет у них! — доложил сержант. — Говорят, в машине оставили!

     — Понятно, — кивнул синеглазый. — И откуда путь держите?

     — Мы оставили машину в ауле, — Валерия обернулась на Гаруна. — Дома у родителей этого парня.

     — Моего отца все знают, — добавил Гарун. — Позвоните, спросите Алиева Курбана.

     — Позвоним, — спокойно согласился капитан, — узнаем... Всему свое время.

     Он взял со стола портативную радиостанцию и нажал тангенту.

     — «Пятый», я «Второй», на связь, — лениво бросил он в микрофон.

     — На связи «Пятый»! — прохрипел динамик.

     — Ты в ауле Алиевых знаешь?

     — Кого именно? — донесся ответ «Пятого». — Там полсела Алиевых.

     — Курбана! — подсказал Гарун.

     — Курбана, — повторил бритоголовый.

     — Да, есть такой! Глава местной администрации. Его жена магазином заведует.

     — Сына как его зовут, знаешь?

     — Сейчас уточню! — прохрипел «Пятый». И после тягостной паузы проговорил: — Сыновей двое, Гарун и Гамид. Все?

     — Нет, не все... Гостей у них не видел? Вновь возникла пауза.

     — Подтверждается! Приехали сегодня! — наконец сообщил собеседник капитана. — «Додж», микроавтобус с московскими номерами. Двое из гостей уехали кататься на лошадях. Одна из них женщина, второй...

     — Ладно, конец связи! — Бритоголовый выключил рацию.

     Лера облегченно вздохнула. Ей показалось, что такой же вздох издал и стоявший чуть позади Гарун. Появилась надежда на счастливый исход встречи с военными, но капитан почему-то не спешил отдавать приказ. Вместо этого он в раздумье посмотрел на рацию, затем развернул кресло и глянул в окно. Очевидно не увидев там того, что надеялся увидеть, он со скучающей миной вновь повернулся к пленникам.

     — Ваше счастье, что мой человек следит за селом, — наконец произнес синеглазый. — Как это вам в голову пришло выскочить кататься, а документы оставить дома? Ведь расстрелять же вас могли... как куропаток. Элементарно!

     Взгляд удивительно синих глаз переместился на сержанта.

     — Так, Хомяков? — спросил бритоголовый.

     — Так точно, товарищ капитан!

     — Вот, — удовлетворенно кивнул синеглазый, — и никто бы не отвечал! Ну ладно, хорошо, что все выяснилось. Вы с какой целью приехали в горы?

     — Фильм снимать. Можем и вас, если, конечно, вы не против. — Лера говорила торопливо, с наигранным дружелюбием, на лице ее играла заискивающая улыбка. Господи, как противно, думала она при этом, но что делать, оставаться здесь еще противнее, хоть бы поскорее отпустили. — Вы уж простите нас, как-то не подумали, что надо взять с собой документы. Думали, прокатимся, сделаем кружок, а тут конь как понес...

     — Кстати, а где ваш третий? — вдруг вспомнил капитан. — Он где? И как оказалось, что вы на одной лошади вдвоем? Или...

     Бритоголовый недвусмысленно посмотрел на Га-руна.

     — Нет-нет, что вы! — Лера изобразила негодование. — Александров, ну тот, третий, что был с нами, ускакал... его конь взбесился и понес! Я...

     — Она упала с коня, вот и пришлось мне сажать ее на своего, — неожиданно вмешался в разговор Га-рун. — Женщина, сам понимаешь! Сейчас домой вернемся, ей отдыхать, а мне еще лошадей искать. Еще и от отца попадет...

     Лера опешила, она совсем не ожидала, что горец такой грубый. И врать зачем, она же вовсе и не падала! От возмущения кровь кинулась ей в голову.

     — Да как ты можешь, я же... Врешь ты все! — Обида комком подступила к горлу, не давая дышать. Лера сбилась и растерянно умолкла.

     — Я не вру! — Гарун со злостью посмотрел на Леру. — Женщина вообще должна молчать!

     Бритоголовый криво улыбнулся и кивнул сержанту.

     — Отпусти их! — приказал он. — Выведи на дорогу и отпусти.

     — Врут они оба! Дурачками прикидываются! Барашками... невинными! — неожиданно прорезался голос молчавшего до сих пор Хомякова. — Я же их на Каменном ручье взял! Пусть расскажут, как они там оказались!

     — Что-о?! — Глаза капитана превратились в голубые льдинки. Он вскочил на ноги. Куда только подевалась расслабленность, только что сквозившая в каждом его движении. Теперь это был собранный, сосредоточенный, готовый в любой момент броситься и разорвать любого, кто встанет на пути, вожак волчьей стаи. — Вы сунули нос к Каменному ручью? Это как же вас понимать?

     — Никуда мы свой нос не совали! — запротестовала Валерия. — Я же говорю, лошадь понесла... Александрова. Ну, нашего водителя! Мы поскакали за ним. Выехали к озеру...

     Попова услышала, как за ее спиной скрипнул зубами и застонал Гарун.

     — Да, выехали! — Она с вызовом повернулась к своему провожатому. — И нечего скрывать, мы же ничего плохого не делали! А там на нас налетела волна... и вынесла прямо... ну, вниз, короче. Вот... и все.

     — И все?!! — протянул капитан. — И все?!! Да если бы вы... если бы за вас... Хомяков, в мешок их!

     Герман продолжал ощупывать стену. Его пальцы скользили по каждой трещинке, не пропускали ни один выступ, попадающийся на пути. Ведь должен же быть здесь выход! Он просто нутром чует, что должен быть. Иначе что же выходит — тот, кто построил этот подземный лабиринт, полный идиот и зря потратил деньги и время? Отгрохать такой тупик просто так, без всякого смысла? Да это же верх идиотизма! Судя по ощущениям, от того места, где Герман провалился в это чертово подземелье, и до этого тупика метров пятьсот — шестьсот точно будет. И что, это все строилось зря? Нет, здесь что-то не так.

     Наверняка тут какая-то хитрая механика действует. Вот только какая и где? Герман перепробовал все. Он стучал по стенам, пытаясь определить пустоты, кричал в расчете на акустический сигнал, толкал плиты, даже гладил их, пытаясь обнаружить различие в шлифовке поверхности. Чем черт не шутит, вдруг кнопка глубоко утоплена и ее можно найти лишь по более гладкой фактуре... Но все было напрасно. Ни на уровне груди, ни ниже, почти у пола, ни вверху, там, куда дотягивалась рука, ничего похожего ни на рычаг, ни на какой другой переключатель не находилось.

     Герман устало опустился на пол, стянул рубаху и вытер ею пот со лба. В подземелье было душно, хотелось наверх, вдохнуть полной грудью, набрать в легкие свежего воздуха. Увидеть свет... дневной, солнечный, яркий! Да пусть даже это будет ночной, лунный свет, главное, чтобы не было над головой никакого потолка, никакого перекрытия, ничего, кроме неба.

     Неожиданно ладонь, бессильно лежащая на плите, почувствовала дрожь. Мелкую, едва уловимую. Герман насторожился. Если представить массу горы, внутри которой он заперт, то сила, заставившая ее задрожать, должна быть оч-ч-ень приличной. А колебания, между тем, становились сильнее. Что это? Землетрясение?

     Герман испуганно вскочил. Только этого ему не хватало! Хотя... может быть, наоборот? Может, это спасение? Вдруг та плита, что так ловко сбросила его вниз, в ловушку, теперь опустится и выпустит свою жертву назад, наверх?

     Скользя пальцами правой руки по стене, Герман чуть не бегом отправился назад, туда, где, по его предположениям, начались его подземные приключения. Он с трудом удерживался, чтобы не перейти на бег. Конечно, падение было еще свежо в памяти и совсем не хотелось снова наткнуться на какую-нибудь ступеньку или что-то подобное. Тем паче свалиться к какую-нибудь потайную яму. Но и заставлять себя идти медленно, осторожно выверяя каждый шаг, было очень нелегко. Нервы были на пределе, сохранять самообладание было чрезвычайно трудно.

     Всего какие-то десять-пятнадцать шагов отделяли его от цели, когда подземелье сотряслось от дикого, просто немыслимого рева. Звук был запредельно низкий, глубинный, таким могли бы, наверное, реветь горы, если бы они были живые и имели легкие. От этого рева, казалось, кожа отделяется от мяса и волосы вылезают из своих луковиц. От него просто можно было умереть.

     Безумие охватило Германа. Не помня себя от страха, забыв, кто он, что и где находится, Герман побежал, не разбирая дороги и не видя, куда сворачивает. В кромешной тьме он натыкался на что-то, спотыкался, падал, вставал и опять падал. И снова вставал и бежал дальше, бежал, не помня направления, не помня повороты и уж тем более не считая шаги... Он не заметил, как обронил рубашку, которую держат в руках, не услышал громкого пронзительного крика крупного животного, прощающегося с жизнью...

     Опомнился Герман, лишь когда нелегкая вынесла его в огромное, слабо освещенное помещение. Откуда исходил свет, как проникал в большой, размером с три-четыре футбольных поля сводчатый зал, он заметить не успел — пол ушел у него из-под ног и он, по инерции пролетев еще какое-то расстояние... упал в воду.

     Холодная, да нет, просто ледяная вода мгновенно привела его в чувство. Отплевываясь, Герман сделал несколько гребков и, убедившись, что вполне держится на воде, успокоился и попытался оглядеться.

     Черт, вот это озеро! Огромное, почти такое же, как то, что наверху, оно заполняло собой практически весь колоссальный зал, куда так опрометчиво влетел Герман. Нужно было выбираться на берег, уж больно вода холодная, да и черная какая-то...

     К своему удивлению, Герман отметил, что, пока он приходил в себя, его отнесло довольно далеко от берега. Странно, да и неприятно. И звуки какие-то... Пожалуй, будет лучше, если он уберется отсюда поскорее...

     И вдруг ему в спину ударила волна. «Откуда это?» — пронеслось в голове Германа. Вроде бы ничто не предвещало волнения, вода только что была спокойной...

     А сила волны прибывала. Вот его уже понесло, закрутило, завертело в потоке. Словно щепку волна подняла чего на гребень, и Герман с ужасом увидел, что его несет прямо на стену. Он же разобьется!

     Герман отчаянно заколотил руками по воде. Угроза, нависшая над ним, была более чем реальной, и мало что зависело от его усилий, но не мог же он безвольно сдаться на милость волн!

     Заметив в тусклом свете темнеющий зев галереи, Герман воспрянул духом. Это спасение, нужно только постараться попасть в нее так, чтобы его не поранило об острые стены. Ну да ладно, где наша не пропадала! Даром, что ли, он вырос на Кубани, речка своенравная, не раз приходилось туго, но ведь выплывал! Главное — не бороться с волной, не идти против нее. Наоборот, нужно стараться использовать силу воды для достижения своей цели. Попав в водоворот, почувствовав, что тебя уносит волна, ни в коем случае не борись! Поддайся, покорись, подчинись ему, уйди вглубь и, получив от могучего врага импульс энергии, выбери такой вектор, такое направление, чтобы тебя вынесло, выкинуло из опасного участка. А там уж смотри в оба и больше не попадайся.

     Герман рассчитал точно. Теперь волна несла его прямо в пещеру, и он уже видел, как пенились и разбивались волны о края коридора, когда услышал позади себя тот самый рев, что так испугал его несколькими минутами ранее. Только теперь источник этих жутких звуков был почти рядом, Герману даже показалось, что он у него за спиной.

     Майор, не помня себя, не понимая, что он делает, развернулся на спину и посмотрел туда, откуда шел рык... Посмотрел и обмер. Нет, такого не бывает. Этого просто не может быть. Ему снится, он сошел с ума. Это... это неправильно. Это нечестно! Он не может погибнуть вот так, в зубах этого чудовища!

     Как только пленников увели, загудел сигнал вызова. Синеглазый поднял трубку полевого телефона.

     — Капитан Мохов! — представился он. Он ждал звонка из штаба бригады, но ошибся.

     — Товарищ капитан, это дежурный по роте, младший сержант Копейкин, — услышал он голос командира отделения из второго взвода.

     — Чего хотел? — Капитан ждал важного гостя, он подумал было, что их ведет Хомутов, но тот притащил совсем не тех... Теперь вот Копейкину неймется.

     — Товарищ капитан, разрешите доложить?

     — Да давай уже! — сердито закричал Мохов.

     — Тут к вам два человека, — робко произнес младший сержант. — Говорят, что дело срочное. Мохов вскочил. Ну наконец-то!

     — Давай, пусть проходят! — радостно скомандовал он.

     — Есть, товарищ капитан!

     — Нет, стой, сам проводи! Понял? Сам!

     — Есть!

     — Все, давай!

     Мохов торопливо сбросил кроссовки и переобулся в высокие спецназовские башмаки. Осмотрел их, остался недоволен увиденным, взял щетку и прошелся по блестящей поверхности. Вот теперь другое дело! Он надевал майку, когда в дверь постучались и в кабинет вошел Копейкин в сопровождении двоих, незнакомых ротному, мужчин. Один был рыж и коренаст, другой — явно местный житель — высок и жилист.

     — Товарищ капитан, ваше приказание...

     — Иди, Копейкин. — Мохов устало махнул рукой и швырнул майку в угол. Опять совсем не те, кого он ждал.

     — Капитан запаса Пономарев! — представился Геннадий. — А это Алиев Курбан, глава местной администрации.

     — Капитан Мохов, — с неохотой ответил синеглазый. — Чем могу служить?

     Он жестом предложил гостям садиться, лихорадочно соображая, что делать с посетителями. Зачем они явились, понятно, это Мохов еще с порога понял. А как только услышал фамилию Алиев, рассеялись последние сомнения.

     — Дело в том, что у нас гость пропал, — сообщил Панама. — Мы сегодня приехали, фильм будем здесь снимать. Ребята, водитель и переводчица, вместе с сыном Курбана — мы у него остановились — поехали кататься. Мартин... руководитель нашей группы... швед... он пошел звонить по телефону... у нас в «додже» аппаратура специальная стоит... и тоже пропал! Соседи, у которых мы спрашивали, показали на дорогу, что к вам ведет... и к озеру. Вы, часом, не видели здесь... шведа? Высокий такой... здоровый.

     — Нет, шведов я здесь не видел. — Мохов, чтобы его не выдал радостный блеск в глазах, уставился в пол. — Никого не видел.

     — А других, — вмешался Курбан, — других вы не видели? Трое на лошадях? Женщина и двое мужчин...

     — Я же сказал, никого не видел. Чем еще могу служить? — Синеглазый посмотрел в окно. — У нас со временем туго, и если это все...

     — Ну ладно, и на том спасибо, — с кривой усмешкой произнес Панама. — Шар круглый, глядишь, и мы чем поможем...так же. Пошли, Курбан!

     Алиев недоверчиво посмотрел на Мохова, но тот не отрываясь смотрел в окно.

     — До свидания! — бросил горец и вышел. Геннадий вышел следом.

     — Врет этот капитан, знает он что-то, — пробормотал Панама, сходя по невысоким ступенькам. — Или про шведа, или про ребят...

     — А сейчас проверим, — сверкнув глазами, сказал Курбан.

     И не успел Панама ничего понять, как Алиев сложил руки рупором и тонко заржал. Раз, второй.

     Панама растерянно посмотрел на своего спутника, но в этот момент в ответ горцу заржал жеребец. Хотели было его прогнать из части, пусть сам вернется домой без седока, но уж больно хорош конь, породистый! Приглянулся Карай старшине роты прапорщику Сазонову, вот и решил он оставить скакуна себе. А тот, услышав призыв Мери, чье ржание искусно имитировал владелец, забыл об усталости, забыл о неволе и ответил.

     — Карай! — узнал Курбан. — Мой конь здесь!

     — Здесь, мой дорогой Курбан, — послышалось за их спинами, — конечно здесь.

     Горец и его гость обернулись одновременно. Перед ними стоял... Мартин!

     — Мохов! — на чистейшем русском языке позвал швед. — В камеру их! Обоих!

     Герман, еще не веря в то, что ему удалось избежать пасти чудовища, приподнялся на локтях и сел на мокрый скользкий пол. Вода, спасшая, вынесшая его из-под самого носа урода, схлынула, и лишь мокрая одежда да лужи на камнях напоминали о пережитом ужасе. А уж его-то Герман натерпелся будь здоров. До сих пор в глазах стоит эта громадная ушастая голова с небольшим кожистым рогом на носу и глазами-блюдцами. Слава богу, что хотя бы зубы монстра не довелось увидеть. Не успел — волна бросила Германа с такой силой и точностью, что он влетел в отверстие галереи, как шар в лузу!

     Но что же это было? Если судить по габаритам... динозавр?!!! Чудом сохранившийся, чудом выживший... затерявшись высоко в горах? Нет, не вяжется. Как ни дремуч был Герман в том, что касается всякой живности, но и он понимал... помнил по всевозможным фантастическим и научно-популярным фильмам, что этим зверюгам тепло нужно. А в озере вода холоднющая, аж обжигает. Да и столько лет прошло с того момента, когда, по словам ученых, умер последний из этих монстров, что, как ни прячь, как ни спасай одиночную особь, ей все равно не дать столько потомства, чтобы можно было сохранить популяцию до наших дней. А без размножения... Нет, столько не живут.

     Да и непохоже чудовище на динозавров, тех, что были в «Парке Юрского периода» или подобных ему фильмах. Этот ушан, что живет в озере, вообще ни на кого не похож.

     Герман снял брюки и выкрутил. Потом проделал то же самое с носками. Посушить бы еще и обувь, да негде. К тому же в темноте есть опасность ее потом вообще не найти... Кстати, не пора ли перебраться в какое-нибудь место посуше? Держа мокрые кроссовки в руках, Герман зашлепал босыми ногами по холодному полу галереи. Но долго идти не пришлось, через несколько шагов нога на что-то наткнулась. Герман легонько его пнул. Небольшое, тяжелое... Но явно не камень.

     Герман опустился на колени и ощупал предмет. Продолговатый, покрытый... шерстью? Да, вот хрящеватое торчащее ухо. А вот ноздри, лопатообразные зубы... Ошарашенный страшной догадкой, он провел рукой дальше, туда, где должна была быть шея, наткнулся на торчащую острую кость и брезгливо отбросил свою находку. Господи, да это же... голова коня! Какой-то негодяй отрубил голову животного и бросил здесь. А может... Боже, да это же Маркс, его конь! Тот самый бедолага, что вместе с ним попал в ловушку. Вот только ему повезло еще меньше, чем всаднику...

     Герман удрученно вздохнул. Так вот, значит, какой конец нашел обезумевший метис. Жаль, конечно, жеребца, хоть и стар был, но все равно живое существо. И у кого только рука поднялась сделать такое? Рука? А не зубы ли это того монстра с глазами-блюдцами? Догадка разорвалась в голове словно бомба. Твою мать, а ведь его собственная голова могла сейчас лежать рядом!

     Герман почувствовал, как в его душу снова заползает страх, да только это был уже не тот леденящий сердце и парализующий волю ужас, какой он испытал ранее. Наверное, человек привыкает ко всему, даже к страху, да и усталость сказывалась, видимо, он просто устал уже бояться. Как бы там ни было, оставаться дольше в этом пахнущем кровью месте Герман не мог. Подхватив одежду, оттирая на ходу руки от крови, он двинулся вперед по коридору.

     Ступая босыми ногами по камню, Герман отметил, что постепенно у него выработалась новая походка. Теперь, прежде чем поставить ногу, прежде чем окончательно переместить на нее весь свой вес, он подсознательно включал ранее не проявлявшее себя чувство. Он даже не знал, как оно называется и есть ли оно на самом деле, но Герману стало казаться, что он и без света стал различать пространство вокруг себя. Нет, конечно, сказать, что он видит, было бы неправдой, он ничего не видел. Но, как в ночном полете, когда от того, как ты ориентируешься в пространстве, зависит если не все, то очень многое, когда, несмотря на показания всевозможных навигационных приборов, ты все равно больше доверяешь чутью, так и здесь — Герман вдруг осознал, что в нем появилось какое-то новое понимание, новое знание.

     Так, например, он в какой-то момент почувствовал, что находится совсем не в той галерее, с которой начались его злоключения. Ту он обследовал достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что в ней всего один поворот и никаких других ответвлений. А здесь... еще даже не дотронувшись до препятствия, не ощупав стены, Герман мог спорить на свои мокрые кроссовки, что еще несколько шагов — и будет... развилка.

     Верный своему правилу «левой руки», он сделал шаг в сторону и, найдя пальцами шероховатую поверхность, почувствовал прилив уверенности. Поворот влево оказался чуть дальше, чем он считал. Герман сделал пять шагов и уже начал думать, что ошибся, когда на шестом шагу... пальцы потеряли стену.

     Герман тут же шагнул назад и снова почувствовал под пальцами камень. Вот, значит, как? Оказывается, «дальность действия» его нового «зрения» больше, чем он думал! Ну что ж, это очень даже неплохо.

     Тщательно «всматриваясь» в пол, а больше ощупывая его ногой, Герман направился в левое ответвление галереи. Но долго идти не пришлось, ровно через семьдесят пять шагов он наткнулся на тупик. Точно такой же, как и тот, что был в той, первой галерее-ловушке. Скорее по инерции, от безысходности, чем надеясь на успех, Герман провел руками по преграде, но результат прежний — ничего! Ни кнопок, ни рычагов...

     Он зло выругался. Бессилие, беспомощность, неспособность разгадать секрет строителей приводили в бешенство. Нервы, измотанные бесконечной чередой стрессов, начинали сдавать. Хотелось завыть, закричать, броситься с кулаками на преграду и проломить ее... Как это делает ребенок, когда все его попытки заглянуть внутрь погремушки оказываются тщетными, — он от досады разбивает ее или топчет ногами (все зависит от возраста и темперамента). Так и Герман напоминал себе сейчас этого капризного ребенка. Он мог поспорить на что угодно, что тупик — вовсе не тупик, а закрытая дверь, но что толку от догадок, когда не хватает сообразительности? Лиса тоже видит виноград...

     Путь ко второму тупику галереи был длиннее. Герману пришлось пройти метров семьсот, или чуть более тысячи шагов, прежде чем он почувствовал перед собой преграду. А вот дотронуться до нее он не успел. Слух, обостренный до предела, вдруг уловил посторонний звук. И это был не рев глазастого чудовища, не плеск волны... То, что услышал Герман, напоминало скорее скрежет... Так скрипит большой несмазанный механизм.

     Сказать, что Панама был потрясен, значило бы не сказать ничего. Мартин, тот самый Мартин Свенсон, которого он знал как видного ученого, интересующегося только наукой да спасением окружающего мира, сохранением красоты Земли... оказывается, совсем другой человек? Не тот, за кого себя выдавал, не эколог-альтруист, создающий фильмы о хрупкости нашего мира, а... И вот как раз какое слово должно последовать за этим «а», Геннадий понятия не имел. Кто же такой этот швед? И швед ли он вообще? Хотя нет, пожалуй, швед. Ведь есть же у него родственники, друзья детства? Наверняка они разоблачили бы лжеСвенсона! Хотя, с другой стороны, знаменитый Штирлиц тоже имел друзей. Ну, пусть не Штирлиц, пусть его прототип, разведчик...

     Разведчик? Твою мать, так вот в чем дело! Это же... наш разведчик. Наш новый Рихард Зорге и полковник Исаев... в одном лице. Затесался к неприятелю, ведь Швеция хоть и вопит о своем традиционном нейтралитете, а до сих пор нам Полтаву простить не может. И в Первую и во Вторую мировую войну на стороне противников России была. Фюреру высококачественные подшипники для его танков и самолетов до самого конца поставляла.

     Да, молодцы наши, сумели втюхать скандинавам казачка засланного. Ай да молодцы! Ну умельцы... Вот только почему он, этот Свенсон, так бездарно раскрылся перед Панамой и Курбаном? Причем без всякой на то надобности. Он что, уже не будет возвращаться в Стокгольм? Его... списали? Да не может быть, так спецслужбы со своими не поступают. Законы конспирации требуют совсем другого отношения к тем, кто вернулся оттуда. Их охраняют, берегут, не позволяют посторонним тревожить этих людей своим любопытством... А здесь раз — и получите!

     Нет, что-то не то. Что-то не вяжется. Воинская часть в заброшенном высокогорном ауле, вокруг все свои, нет никакого повода, чтобы выдавать себя... так, может, никто никого и не выдавал? Черт, а ведь точно, с чего это Геннадий так решил? Хотя постой-ка, а язык? Швед же все это время скрывал, что знает русский! Твою мать, опять тот же вопрос, а швед ли он? Уж больно здорово знает русский. Матерный и командный тоже. Вон как приказы выдавал, словно ротный старшина на вечерней поверке. Солдатики его почище своего командира слушались. Да и капитан тянулся перед Свенсоном. Готов был чуть ли не сам вести новых пленников в камеру.

     Пещера, в которой размещались «камеры», была длинной и темной. Панаме не удалось разглядеть, где она заканчивается, — на это не было ни времени, ни сил. Он даже не удивился, как это в такой с виду небольшой скале, которая возвышается над лагерем и отделяет его от озера, могло вообще что-то внутри поместиться. Просто не в себе был от потрясения. Но потом, несколько успокоившись, Панама припомнил, что кроме той двери, в которую их пихнули и с грохотом захлопнули, в пещере были как будто и другие, тоже вроде металлические. А значит, вполне возможно, что его друзья сидят тоже здесь.

     — Лера! — закричал он во всю глотку. — Александров! Вы здесь? Гарун, отзовись!

     Услышав имя своего сына, встрепенулся и Курбан. Все это время горец, на взгляд Панамы, вел себя очень странно. Ему полагалось вроде бы беситься, рычать, колотиться в дверь и выкрикивать угрозы. Ну как же, гость, его гость, тот, кому он предоставил кров, разделил с ним свою еду, взял и подло предал! Швед не только не помог освободить сына, но еще и самого хозяина дома приказал арестовать и посадить под замок. Но Курбан, наоборот, сидел тихо как мышь и вовсе не собирался протестовать. Выглядел он растерянным, подавленным и уж точно не способным ни на какое сопротивление.

     Между тем Алиев, все это время неподвижно сидевший на корточках, поднялся и подошел к двери. Он тихо дотронулся до плеча Геннадия и произнес:

     — Не кричи, не надо. — Горец говорил так тихо, что Геннадию пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, что он говорит. — Не доставляй радости этим шакалам. Нужно думать, следить за ними, смотреть, что они делают, понять, что хотят. А до того не раздражай их, делай вид, что ты смирился, что ты не опасен. Пусть враг успокоится — тогда и раскроется.

     — Но там же твой сын! — шепнул в ответ Панама. — Это же его коня ты узнал...

     — Гарун мужчина и сам знает, что ему делать. — Алиев, давая понять, что разговор окончен и больше он не хочет говорить на эту тему, повернулся и пошел в глубь камеры. — Это нас озеро наказывает, — добавил он на ходу.

     — Озеро? — Панама вспомнил, что так и не дослушал до конца рассказ об этом озере и чем оно так опасно. — А оно здесь при чем?

     Курбан не торопился с ответом. Он кряхтя присел на корточки, ощупал рукой пол у стены, снял пиджак и аккуратно его расстелил.

     — Садись! — сказал он, делая приглашающий жест рукой. — Как говорят русские, в ногах правды нет. Да и на земле вообще.

     — Нет, ну что за... гадство! — Панама со всей силы пнул дверь носком ботинка и запрыгал на одной ноге, морщась от боли. Дверь стояла непоколебимо. — Суки... Твари! А еще... свои, называется!

     — Возьми себя в руки! — В негромком голосе Курбана звучала жесткость. — Будь мужчиной! Гнев тогда показывать надо, когда до горла врага доберешься. А до этого спрячь его и не показывай, что у тебя на душе.

     — Ну, конечно, получить по роже и... утереться! — не унимался Панама. — Я капитан... и эта сука тоже капитан... Мы... я... должен кланяться ему? Молчать и делать вид, что все в порядке?

     — Должен! — Курбан повысил голос. — Если ты мужчина, то должен! Нужно будет — и на колени встать должен! Не для того, чтобы шкуру свою спасти, хотя и она пригодится, — ведь мстить может живой, от мертвого толку мало, — но главное не это, главное то, что, падая на колени, ты становишься ближе к врагу, ты сокращаешь расстояние до него. А потом бросок и удар! Да такой, в котором весь твой гнев, вся твоя злость сидит! От которого ни одна броня не спасет! Понял, глупец? А пока успокойся и не трать силы зря. Копи их для ответа тому... капитану.

     Геннадий почувствовал, что его спутник далеко не так прост, как это могло показаться вначале. И что в словах горца больше правоты, чем во всем, на что способен был сейчас он сам. Так что, хоть и с большим трудом, он взял себя в руки и послушно сел рядом с Курбаном.

     — У тебя есть план? — обратился он к нему. — Черт, как же противно на эти рожи смотреть! Интересно, как они доложат о нас начальству?

     — Они не доложат, — после короткой паузы ответил Алиев. — О том, что мы здесь, вообще никто не узнает.

     — Как это? Они что, убьют нас? Так это же беззаконие!

     — Какие сейчас законы? — В темноте лица горца было не видно, но Панама мог поклясться, что тот усмехается. — Кто их соблюдает? Ты давно видел такого начальника... пусть он руководит всего лишь пунктом приема стеклотары, но все равно уже начальник, так ты видел, чтобы хоть кто-нибудь из этого племени соблюдал закон? То-то же! А тут вообще закрытый район... боевые действия рядом. Бандиты... Спишут и не задумаются. Скажут, ушла съемочная группа в горы, а вместе с ней и оба Алиевых. Отец и сын. И не вернулись. Чечены всех перестреляли. А за иностранца выкуп требуют.

     — Слушай, ты чего... радуешься? — возмутился Пономарев. — Ты так говоришь, как будто бы тебя это не касается! Ни тебя, ни сына... Или ты просто хочешь показать: мол, вот я какой хладнокровный и ничто меня не сломит? Черт, как же мне все это... Мартин сука! Я же его... я же верил ему! А он... всех нас... зараза!

     Обуреваемый гневом, Геннадий умолк, не найдя нужных слов.

     Молчал и Курбан. Его одолевали тревожные мысли, он не считал необходимым выказывать свои чувства. Что толку от слов? Один поступок скажет больше, чем сотня фраз. Можно тысячу раз сказать: «я убью врага», а тот будет себе жить-поживать как ни в чем не бывало. А можно пойти и сделать. А потом пусть за тебя говорят другие.

     — Ну так что там с озером? — напомнил Геннадий. — Будет продолжение или как?

     — Да что тебе это озеро далось? — начал было Курбан и передумал. — Впрочем, теперь ты как никогда имеешь право узнать... что ждет нас в случае неудачи.

     — Что ждет? — переспросил Панама. — Ты же сказал, что нас убьют.

     — Я сказал только, что они не боятся сделать так, чтобы мы исчезли, — уточнил Курбан. — Им незачем нас убивать... Они и тех людей, которые вместе с Муртузом пошли к озеру, тоже не убили.

     — Это ты о тех, которые решили наказать обидчиков чабана?

     — Да. О тех, кто не вернулся. Ни один не вернулся. Вначале не знали, что и думать, не хотелось верить в плохое. А потом... потом пришли они сами. От людей не отличишь, только... глаза неживые. Ты наверняка замечал, человек, когда смотрит на ребенка, на любимую, на родителей, его глаза меняются. Когда злится, когда радуется... А у этих всегда одни и те же. Рассказывают... они... их даже наши собаки боялись.

     Да что собаки, стоило только появиться чужакам, на что волки — звери без страха, и те разбегались. Не веришь? Или, может, тебе смешно такое слышать? Геннадий вздрогнул, словно очнувшись.

     — Мне? Смешно? — опешил он. — Да я слушаю! Внимательно! Ты дальше... дальше давай!

     — А что дальше, наши же тоже не пальцем деланные. Собрались мужчины... взяли винтовки... и стали следить за пришельцами. Одного подстрелили, другого... А они оживают! Не сразу, но все равно... оживали. Пока сельчане не научились в головы им попадать. Вот тогда уже все, конец. А разгадав секрет, стрелки стали засады устраивать. Много чужаков положили. Не зря говорят, что у нас мальчики с винтовкой в руках рождаются.

     — И что, всех перебили? — Геннадий решил, что лучше не умничать и не рассказывать про бронежилеты, благодаря которым «оживали» чужаки. Пусть рассказывает как хочет. Легенда есть легенда, в ней обязательно что-то приукрашено. — Или они стали в касках ходить?

     — Какой всех?! Они знаешь какие хитрые! Видят, что плохо дело, колдовать стали! — Алиев рубанул рукой воздух. — Ты можешь сказать, что сказки все это... я сам бы так сказал. Но это было! На самом деле было! Они хватали наших людей и делали их... не людьми. Рабами делали. Хуже, чем рабами. Рабы, те хоть убежать могли, здесь же... воли лишали. Сыновья отцов, матерей не признавали. Тогда наши взялись по-серьезному. Устроили настоящую войну. Вопрос стоял ребром: или мы, или они. Ох и погибло тогда людей! Много... очень много. На Белого царя почему-то списали, а на самом деле это те чужаки воевали. Ну, и им тоже досталось. А потом случилось самое страшное. В аул пришел аждаха.

     — Кто пришел? — переспросил Геннадий. — Аш...

     — Аждаха... Чудовище, по-вашему, — пояснил Курбан. — Ну, как дракон. Только еще страшнее и больше.

     — Змей Горыныч, что ли? — догадался Панама. И тут же выругался про себя. Он боялся, что своей глупой шуткой оскорбил горца, но тот принял подсказку серьезно.

     — Наверное... я не знаю. Но это ваше, русское название. Вполне возможно, что этот гад к вам еще раньше приходил. Вот вы и дали ему свое имя. А мы свое. — Курбан пожал плечами. — Да и кто помнит, как на самом деле было? Все же со слов берется... Один рассказал, другой как понял, так и пересказал, кто его слушал, тоже свое добавил и дальше пустил. Вот и получаются... легенды. Или мифы, а хочешь, и сказками назови. Но они же не из воздуха взялись, наверное, есть какая-то основа.

     — Знаешь, — вдруг поддержал горца Геннадий, — а ведь ты прав, не найти ни одного народа, в легендах которого не было бы своего дракона. У китайцев, у японцев, у индейцев майя, у инков... у нас. Да, Индию забыл! И скандинавов тоже... мать их шведскую. Свенсон, тварь подколодная! Вот где змеюка... на груди пригрел! Ну и что натворил твой аждаха?

     — Он не мой... он... ихний... чужой. — Курбан говорил медленно, тщательно подбирая слова, видно было, что это дается ему с трудом. — Мои земляки защищались как могли. Они стреляли в чудовище, но пули не могли причинить ему вреда! Он уничтожил наши дома... просто раздавил их! Глотал людей, бил хвостом... Да так, что никто устоять не мог.

     Панама впервые подумал, что темнота имеет свои преимущества. Если бы не она, то Курбан увидел бы на его лице скептическую улыбку, которую он не смог удержать. Уж больно все звучит как-то несерьезно, сказка, да и только...

     — И куда делся потом этот... аждаха? — спросил он. — Ну, порушил все, побил ваших... дальше что произошло? Как его одолели?

     — Да нет, не одолели его. — Курбан тяжело вздохнул. — Живет... ублюдок — не люблю это слово, не для людей оно, но тут подходит... В озере живет.

     — В озере? — недоверчиво переспросил Панама. — В вашем озере? Не может быть! А почему до сих пор его не убили? Не поймали? Ученых не привезли? Бомбу, в конце концов, почему не кинули?

     — Убить пытались... и ловить тоже. И не раз. Наши ребята, местные, из тех, чьих дедов и прадедов это чудовище сгубило. Не попадается, хитрый он! Даже динамит кидали. Издали, не подходя к воде. Но все напрасно! — Курбан на мгновение замолчал. — Может, помогают ему до сих пор. А ученые... Знаешь, после того случая пришел к нам... один из тех наших земляков, кто стал... рабом. И от чужих предложил перемирие. Даже, можно сказать, мир. Они больше нас трогать не будут, ни убивать, ни переделывать, а взамен мы забудем об озере. Напрочь забудем! Мало того что ходить к нему не будем, но и никому не станем рассказывать о нем и его Хранителе. Это они так аждаху назвали... Хранитель. И предупредили, что, если кто из наших земляков проговорится, аждаха вновь придет и тогда уже никто не спасется.

     — И вы поверили? — удивился Геннадий.

     — А куда денешься? Воровать сельчан они действительно перестали... постепенно и сами исчезли с глаз. Мы, наше поколение, никого из них уже не видели. Да и то сказать, мало кто отваживался к озеру приближаться. А кто не верил и шел проверить... их уже никто потом не видел. Вот и пошел негласно закон такой меж нас: чтобы горя лишнего не было, придерживаться договора предков. И самим к озеру тому проклятому не ходить, и людям о нем не рассказывать.

     — Долго же ждать тебя пришлось! — Мохов уступил свое кресло гостю, а сам расположился на большом диване, что стоял у стены, — Я, как ты позвонил, жду, жду... Эти клоуны — пацан с бабой — объявились... Потом отец этого пацана с рыжим, а тебя все нет. Я уж думал, что все, завяз ты на кордонах да блокпостах. Там же такие отморозки, что... им пулю кому в башку загнать, что два стакана в одну глотку вылить!

     — Что поделаешь, после той... бойни в Москве приходится рисковать. — Свенсон вздохнул. — Прости, говорю вещи неприятные, но факт есть факт: мы проиграли сражение и теперь там, где считали себя хозяевами, приходится прибегать к таким вот хитростям.

     — Да, глупо, конечно, получилось, — согласно кивнул головой Мохов. — Но я никак не могу взять в толк, как это можно было... так бездарно провалить операцию? Я со своими ребятами и то большего добился бы! А там же элита собралась. Золотые, Чистильщики, да от одних только имен голова кружится. Лучшие бойцы, сам...

     — Давай не будем спешить с выводами, — недовольно перебил его Мартин. Он, нахмурившись, посмотрел на часы. — Когда, ты говоришь, должны подойти наши?

     — Да вот уже... с минуты на минуту. — Капитан тоже бросил взгляд на висящие на стене большие кварцевые часы. Безвкусные, в виде увеличенной модели наручных, они показывали пятнадцать часов двадцать минут. — Сам понимаешь, столько постов надо пройти... Пусть даже Ваха через канал их ведет, все равно это непросто. А до входа в канал еще добраться нужно. Нет, сейчас не те времена, когда можно было все по расписанию делать. Войска и менты, как местный «Зов» отключили, совсем другими стали. Злые, никого не признают...

     — Ладно, недолго ждать осталось. — Швед старательно избегал разговоров на неприятные темы. — Думаю, что все будет в порядке. Я же сумел дойти! Хотя и шел прямиком, без всяких ваших подземелий.

     — Так у тебя какое прикрытие было! — не сдавался Мохов. — Ученый, эколог, руководитель съемочной группы. Да еще ни слова по-русски не говорит. Кто в тебе заподозрит голема?

     — Так на то тебе голова дана, чтобы думать! — усмехнулся Свенсон. — Вот как в нашем случае. Можно сидеть и гадать, как там все было, а можно вначале все узнать, а только потом обсудить. Я предпочитаю второй вариант. Подождем очевидца, выслушаем, а уж потом и решать будем. А пока...

     Мартин умолк и посмотрел в окно. Отсюда ему хорошо был виден вход в пещеру, куда увели пленников.

     — Слушай, Валентин, у тебя здесь есть врач? — спросил он, не поворачиваясь к собеседнику.

     — Прапорщик Минаков, — по-военному четко доложил Мохов. — Ну, врачом его назвать сложно, по образованию он фельдшер, но раны обработать может. А большего от него и не требуется.

     — Капельницу поставить может?

     — Капельницу? Зачем... А, ты об этом. — Капитан понимающе усмехнулся. — Конечно, может, да и капельница имеется. Но у меня же все бойцы уже... «привиты»! Один, правда, испугался и сбежал... Дурак, как ушел в подземелье, так никто его больше и не видел. А остальные все как огурчики в банке, готовы к употреблению в любое время. Разве что еще дрессуру не проходили и программирование. Специалиста не было, а моего уровня мало...

     — Ничего, подправим твой уровень, — пообещал швед. — Хватит тебе в Глиняных ходить. И людей твоих тоже в порядок приведем. После потерь, которые мы понесли, повышение статуса ждет многих, ты не исключение. Нам теперь столько работы предстоит, каждый «мобилизованный» на счету. Вот потому я и приказал тебе пленников беречь. Я специально подбирал себе в группу таких людей, которых можно сразу в работу брать. Один летчик, майор...

     — Это рыжий, что ли? — перебил его капитан. — Глазами так и сверкает, вот-вот дырку прожжет!

     — Рыжие, они всегда бойцами хорошими были, — усмехнулся Мартин. — Неуступчивая порода! Но тот, кого ты имеешь в виду, всего лишь капитан, зенитчик... Хотя в нашем деле специальность значения не имеет, какую программу в него заложим, тем и будет. Главное, чтобы компьютер, — Мартин постучал указательным пальцем по своему лбу, — работал хорошо. Знаешь, что бы ни говорил Бин... покойный Бин, а я считаю, что «Авиценна» «Авиценной», а способности, заложенные в индивидууме, тоже немаловажный фактор. Вон сколько нас, големов... Начинали все с одной, стандартной программы, а видишь, все равно все мы разные! Так что вояк я не зря с собой привез.

     — Вояку! — поправил Мохов. — Одного вояку. Майора у меня нет. Здесь только два местных, отец и сын, капитан-зенитчик и девица-переводчица. Да, и конечно, тот, кого Уколов покойный прислал. Но он в подземелье давно, его Ваха приказал в строгости держать, говорит, что он опасный трансформер... Слушай, а девица тебе в группе зачем? Раз решил собственную гвардию с собой привести, вернее, пока только кандидатов в нее, то брал бы и мужика переводчика. Военного. Благо их без работы осталось много. А тут баба... толку с нее!

     — Не скажи! — Мартин покачал перед собой пальцем. — В моем плане ей отводится очень важное место. Это пока нас не раскрыли, пока мы действовали без оглядки на СМИ и спецслужбы, можно было игнорировать маскировку. А теперь, когда «Зов» выключен, когда все предупреждены о нашей деятельности, Попова нам пригодится. Тем более здесь, в Дагестане, где столько горячих мужиков. Да она нам такие двери откроет, какие ни тебе, ни мне не преодолеть. Без ультразвука, естественно. Забудь о тех временах, когда одного только появления голема было достаточно, чтобы вопрос решился сам собой. До тех пор, пока не вернем утраченные позиции, пока не восстановим сеть управления, а главное, не запустим всеобщий «Зов», мы должны быть осторожны и незаметны. Кытмир и так чуть не потерял Землю! Но подожди, все это хорошо, но где же Александров? Мне майор был нужен...

     Швед растерянно посмотрел на капитана. И, встретившись с ним глазами, увидел, как у того расширяются зрачки... И тут же в голове молнией пронеслась догадка.

     — Хранитель?! — простонал он. — Как же я мог забыть об этой твари!

     Герман затаил дыхание, прислушиваясь. Он боялся поверить себе, говорят же, что у человека, который долгое время находится в закрытом помещении, могут начаться галлюцинации. Неужели это случилось и с ним? Но если это галлюцинация, то почему все так похоже на правду? Да он руку даст на отсечение, что действительно слышал звук, которого никогда прежде не слышал. Такой, как... Господи, сразу и не опишешь. Вот если бы он был режиссером фильма, то использовал бы нечто похожее для озвучивания процесса... измельчения зерна в муку. Вот, точно! Огромное колесо жернова ворочается и перетирает все, что под ним находится. Скрип, скрежет, грохот и пронзительный шорох одновременно.

     Герман вскочил, словно его подбросило. Да ведь это камень трется о камень! Это же, может, проход открывается! Такой же, как тот, через который он попал сюда, в подземелье.

     Забыв о кроссовках и мокрых брюках, которые так и остались лежать на полу, Герман бросился бежать. Спотыкаясь в темноте и чертыхаясь, он все бежал и бежал вперед, туда, где люди, которые могут вывести его из ловушки. Главное — успеть, пока они не исчезли. Вот черт, не понесла бы его нелегкая в этот тупик, из которого теперь приходится выбираться, наверняка бы уже встретился со своими спасителями!

     Неожиданно — в этом дурацком месте все почему-то случалось неожиданно — Герман увидел, как в том конце тоннеля, откуда он только что прибежал, мигнул, а потом устойчиво загорелся свет. Да-да, самый настоящий свет. Яркий, теплый, манящий и такой желанный, он залил всю центральную галерею, и при виде этого зрелища Герман чуть не взвыл от досады. Господи, ну почему все случается так не вовремя, почему он всегда оказывается там, где хуже? Почему все хлебные и денежные места достаются другим?

     Бежать босиком было холодно и неприятно, но Герман старался об этом не думать, какой толк, если все равно ничего не изменить? Ну ссадит он ноги в кровь, ну простудится, пусть, главное, чтобы лечение проходило там, наверху! Где солнышко, где тепло и сухо...

     Голоса Герман услышал в тот момент, когда уже и не чаял увидеть своих спасителей. Задыхаясь, проклиная свою лень и, как следствие пренебрежения тренировками, — отсутствие «дыхалки», он, не добежав каких-то тридцать, а может, и всего-то двадцать метров до выхода, споткнулся и упал. Понимая, что подняться на ноги сил не хватит, он все-таки попытался приподняться... и тяжело закашлялся. Приступ кашля, долгий и изнурительный, отнял у него последние остатки сил. Когда же он, собрав всю волю в кулак, заставил себя стать на четвереньки, надсадный кашель перешел в рвоту. Пустой желудок не мог ничего отдать, кроме желчи, но от этого было не легче. Герману казалось, что его сейчас просто вывернет наизнанку.

     Облегчение пришло не сразу, какое-то время Герман находился в полубессознательном состоянии, ничего не видел и не слышал. А потом, когда сознание стало проясняться, первое, что он услышал, были... шаги. И вновь голоса. Они приближались, неизвестные люди вот-вот должны были подойти к развилке. А вдруг они войдут как раз в ту галерею, где находится Герман? Надо привести себя в порядок, хоть как-то...

     Герман, опираясь на стену, встал. Это далось ему нелегко, закружилась голова, но бог с ней, с головой, как-нибудь справится. Главное — выбраться бы, а там уж...

     На этом он прервал свои размышления и напряг слух.

     — ... понимаешь, если мы всех местных русских, — услышал Герман, — и тех дагов, что с ними, не «мобилизуем», то нам хана. Хотят они или не хотят... и спрашивать не надо. Хватай на улице, и вперед! Как мы у себя в Москве...

     — Нет, Георгий, ты не прав. — возразил другой голос. В отличие от первого, который по-московски акал, этот был явно из местных. — Нам, наоборот, нельзя привлекать к себе внимания.

     — Ваха, время осторожных действий прошло, — не сдавался первый, тот, которого назвали Георгием. — Вот мы в Москве все осторожничали, и к чему это привело?

     — Вы в Москве осторожничали? Взрывали дома, хватали людей на улице... и это называется вы осторожничали? Что же тогда, по-твоему, не осторожничать? — В голосе Вахи послышались нотки раздражения. — Здесь вам не Москва! Здесь люди не позволят с собой так обращаться. У каждого есть брат, сын, отец. Дед, наконец. Возьмешь силой одного, украдешь его, так против тебя весь тухум поднимется.

     — Тухум? Это еще что такое? — спросил Георгий.

     — Тухум? Род, по-вашему. Клан, тейп, родня, короче...

     — А кто тебя просит воровать людей у всех на виду? — засмеялся Георгий. — Из тух... из кланов. Берите других. Вон, как у нас... Генералов воруют, и ничего, а вы тут...

     — Вот вы в Москве и изворовались, что теперь у нас прятаться приходится, — со злостью заметил Ваха. — Скоро в Чечне убежищ для вас не хватит.

     Герман стоял ни жив ни мертв. Господи, кто же эти люди? Чеченские боевики и их московский... сообщник? Но Мартин говорил, что здесь их давно уже нет! Да и войска везде, вон сколько постов проехать пришлось!

     Но тогда кто же они? Ну, что не друзья, это точно. Судя по тому, что он услышал, с такими лучше не встречаться.

     Герман прижался спиной к стене, словно стараясь слиться с нею. Нет, все равно так не спрячешься, если они, не дай бог, повернут в эту сторону... то все, плохо ему придется. Но ничего другого в прямом пустом коридоре было не придумать. Оставалось уповать на судьбу.

     Звучавшие за поворотом голоса приближались, теперь в разговор вступил еще один, дотоле молчавший, некий Николай. Сколько же всего боевиков шло по коридору, Герман не знал. Да, может, тут, в подземелье, прячется целый отряд, и немалый. Может, и не один, места тут всем хватит.

     Первым шел бородатый кавказец. Выше среднего роста, поджарый, явно физически сильный, он двигался легко и энергично. По тому, как уверенно он держался и как непринужденно, почти не оборачиваясь к идущим позади собеседникам, бросал слова, произнося их с подчеркнутым акцентом, можно было предположить, что это и есть тот самый Ваха, к которому приехал прятаться москвич Георгий.

     А Георгий, скорее всего, тот, что идет следом. Высокий, длинноногий, тренированный. Походка как у танцора, легкая и скользящая. Так кошки ходят. Москвич тоже, кстати, в камуфляжке. И тоже с бородой, только стриженой, короткой, модной...

     Третьим и, как потом оказалось, последним, шел самый крупный в группе мужчина средних лет. Видно было, что здоровяк не тренирован и не привык к длительной ходьбе. Дышал он, в отличие от молодых спутников, тяжело, фразы предпочитал отрывистые и короткие. В основном Николай молчал и отзывался, лишь когда к нему обращались. Александров даже успел подумать, что он явно выпадает из троицы, не соответствует первым двум. Нет ни выправки, ни стати... Пятнистая форма на Николае нелепо топорщилась, чувствовалось, что в этой группе он занимает самую низшую ступень. Толстяк часто спотыкался и утирал пот со лба, но никто на подобную мелочь не обращал внимания.

     Все это и многое другое Герман успел увидеть за короткий промежуток времени, пока троица пересекала освещенное пространство перед входом в его галерею. К счастью, коридор, где он затаился, их не заинтересовал.

     Прошествовав мимо — при этом Николай бросил опасливый взгляд в неосвещенный коридор, где прятался Герман, но, естественно, ничего не увидел, — они миновали первую развилку и приблизились к второй. Чуткий слух летчика отчетливо слышал удаляющийся топот тяжелых ботинок. Звук становился все тише и тише. Хорошо еще, что неуклюжий Николай часто спотыкался, это помогало Герману определить, где эти люди находятся.

     Герман еще не решил, что и как он будет делать, а ноги сами уже понесли его к выходу. Это было как в самолете. Там он тоже не всегда сразу понимал, что делает, и только потом, после посадки, рассказывал друзьям, каким образом он решил сделать то-то и то-то. Друзья удивленно качали головами, они не понимали, как это в столь короткое время можно успеть подумать о стольких вещах. На самом деле Герман и думать о них не думал — тело само совершало необходимое движение. Но разве об этом скажешь? Вот так и здесь, в подземелье, — Герман еще не продумал план дальнейших действий, а уже бежал к повороту.

     Подбежав к нему, он остановился и заглянул за угол. И вовремя! Он еще успел заметить, как замыкавший шествие Николай завернул в ту галерею, в которой Герман побывал после того, как спасся от ушана. Вспомнив чудовище, Герман удивился: это ж надо, как это он уже успел про него забыть?

     — Вот и дождались! — Мохов с довольным видом указал пальцем на засветившуюся панель связного устройства. — Пойдем в пещеру, те, кого мы ждем, уже там, в офисе.

     — В офисе? — удивился Свенсон.

     — Сейчас все сам увидишь, — сказал с улыбкой капитан.

     Мартин легко поднял свое крупное тело из кресла, потянулся, разминая мышцы, и зевнул.

     — Вот и отлично! Давно пора.

     Войдя в пещеру, капитан повернулся к спутнику:

     — Твои люди здесь! — Палец капитана показал на ряд дверей, тянувшийся по правой стороне галереи. Почему-то выкрашенные в серый цвет, они портили естественную красоту пещеры, но кому она сейчас нужна, эта красота?

     — А нам туда! — Теперь палец Мохова указывал в глубь зала. Там, метрах в сорока, начиналась темнота, но она не пугала Чистильщика и Глиняного. И Мартин, и капитан видели не хуже кошек, даже лучше. Они быстро прошли светлую зону и, на ходу перестроив зрение, двинулись дальше.

     Идти пришлось недолго. За первым же поворотом Свенсон в удивлении застыл на месте — перед ним была... стена! Он повернулся к капитану.

     — Здесь же тупик! Куда ты привел меня?

     — Тупик — это для всех, но не для нас, — усмехнулся Мохов. Он ждал такой реакции, уж больно хотелось удивить гостя. Тем более этого, которому суждено стать хозяином всей планеты. Чем больше поразится Чистильщик, тем дольше будет храниться в его памяти имя так удивившего его подчиненного и тем чаще оно будет вспоминаться ему при распределении должностей и статусов.

     — Алмазный знал, кому поручить строительство этих подземелий! Комплекс просто уникален! — продолжал Мохов. — Я, когда попал сюда... да и бойцы мои тоже поначалу даже и не догадывались, что тут понастроено. Пока Ваха не показал, у нас и мысли не было, что место, где мы находимся, всего лишь, так сказать, предбанник... передняя комплекса. А потом стали каждую щель изучать, каждый закоулок...

     — Интересно, — швед в ожидании демонстрации секрета посмотрел на спутника, — и каков же ключ? Как включается механизм?

     — Да проще всего... для тех, кто знает. — Мохов остановился в трех шагах от стены и повернулся лицом к ней. — У каждого тупика... кажущегося тупика, есть маленький рычажок. Находить его просто, правая рука на стену, находишь переход между шероховатой поверхностью и шлифованной и нажимаешь. Вот и все.

     — Но это же... глупо! — Свенсон посмотрел на то место, куда легла рука провожатого. — Любой выключатель, если им часто пользоваться, стирается и становится гладким! Демаскирующий фактор...

     — Ну, тогда все подземелье — сплошной демаскирующий фактор! — хохотнул капитан. — Здесь все стены — чередование таких... зон. Шероховатая, гладкая, шероховатая,... гладкая. Для чего это, не знаю, может, просто бзик роботов-строителей, но можешь проверить, все стены такие!

     С этими словами Мохов нажал на панель и... Мартин почувствовал, как задрожал пол под ногами. Плита, та, что соприкасалась под прямым углом со стеной тупика, стала плавно приподниматься одной стороной и, поднявшись вертикально, прижалась к стене. Провал, образовавшийся прямо перед големами, неожиданно для Свенсона оказался вовсе не темным, как это можно было ожидать. По мере того как открывался проход, стало видно, что в подземелье горит свет, его лучи освещали даже ступени, ведущие вниз.

     — Прошу, нас ждут. — Сказав это, Мохов первым стал спускаться на нижний уровень.

     Чистильщик последовал за ним.

     Спустившись, Свенсон первым делом принялся осматриваться. От того места, где они стояли, уходила вдаль длинная, ярко и равномерно освещенная галерея. Швед завертел головой, пытаясь увидеть источник света, но тщетно. Да, здесь было чему удивляться. Не было никаких сомнений, что этот широкий коридор с высоким сводчатым потолком, с ровным, практически без выбоин и трещин полом, со странным чередованием гладких, словно полированных, и матовых, неотделанных участков каменных стен, о котором предупреждал Мохов, искусственного происхождения.

     — Когда же Алмазный и его роботы успели все это сделать?! — воскликнул Мартин.

     — Чего не знаю, того не знаю, — отозвался капитан. — И Ваха не знает. Я у него уже спрашивал. Он посоветовал мне у Алмазного поинтересоваться. Говорит, он роботов посылал, у него и спрашивай. Его, Вахины, предки тоже ничего не знали об этом комплексе.

     — Интересно, сколько же лет... всему этому? Я не удивлюсь...

     Звук закрывшейся за ними плиты заставил Свенсона обернуться. Швед удивленно качнул головой.

     — Я не удивлюсь, — повторил он, — если выяснится, что только один Бин и знал об этом.

     Капитан не ответил. Он тронул Свенсона за рукав куртки, показывая подбородком на выходящих из-за поворота Ваху и его спутников.

     — Вот все и в сборе, — сказал он. — Наши друзья прибыли.

     — Рады служить тебе, Чистильщик! — Ваха протянул руку и представился: — Махмудов, статус Бронзовый, контролирую эту местность.

     — Георгий Сартов, Бронзовый... из Москвы. — Произнося последнее слово, голем опустил глаза.

     — Ну-ну, не тушуйся, — приободрил его Свенсон. — Поражение потерпели все мы... И никто не сомневается в твоей преданности. Хорошо, хоть ты выжил и можешь нам рассказать, что и как было.

     — Мохов Валентин! Статус — Глиняный. Командир роты внутренних войск, — представился капитан вновь прибывшим. — Контролируем район и озеро. Охраняем его от Вахи и его людей.

     — Ну и как, тяжело приходится? — поддержал шутку Сартов.

     Ваха и Мохов рассмеялись, глядя на них, расхохотались и остальные. Капитан махнул рукой.

     — Прям не успеваю боеприпасы списывать! Ладно, в ногах правды нет, если уважаемый Мартин не возражает, то на правах хозяина приглашаю всех на обед. Перекусим, а уж потом и переговорим...

     — Подожди! — остановил его Свенсон. — Ваха, ты не представил вашего третьего спутника.

     — Вообще-то он должен был сам представиться, — заметил Махмудов. — Наверное, правил наших не знает.

     — Да он еще ничего не знает, — вступил в разговор Сартов. — Сериков Николай, начальник охраны, а с недавних пор директор ФАЗМО. Он пока доброволец. Старается, если и дальше будет так служить, может, минуя дрессуру, сразу его в Глиняные определим. Как, Кокакола, будешь стараться? — Сартов незаметно подмигнул Свенсону. — Да, забыл сказать, наши друзья его Кокаколой зовут. А меня можете звать Гориком.

     Герман, чертыхаясь, опустился на пол. Твою мать, что ж он, совсем тупой, что ли? Видел же, как эти трое боевиков зашли в тупик! Видел, как они остановились у стены, видел даже, как в ней проход открылся. Ведь видел собственными глазами. Только что была стена, и раз... нет стены! Нет, и все, ни вверху, ни внизу, ни сбоку. Словно бы коридор в одночасье удлинился. А как только троица в камуфляже прошла, опять стена появилась. Только вот что они сделали, чтобы включить механизм, открывающий проход, один бог знает.

     Нет, Герман заметил, что бородатый вроде бы как мазнул рукой по стене, но наблюдать приходилось издали, а потому сказать с уверенностью, сделал ли Ваха это специально или просто потерял равновесие и таким образом пытался устоять на ногах, он не мог. На всякий случай Герман провел рукой там, где, как ему показалось, бородач трогал стену, но ни рычагов, ни кнопок не обнаружил. В ярости он даже кулаком по стене постучал, да толку с того... Свет и то не нашел где включается! А он посветил... и погас. И сиди, как дурак, в темноте.

     Правда, в последний момент он заметил кое-что, да только проверить нечем. Ни спичек, ни зажигалки, ни тем более фонарика. А идейка занятная! Даже не верится, что такое может быть, но Герман мог поклясться, что заметил уходящие лучи. Да-да, в такое трудно поверить, и он, если бы не щурился, то и не поймал бы этот миг, но... ему повезло, он увидел! Зигзагообразный след держался короче, чем последняя вспышка заходящего солнца, но все равно он был! Был, теперь уже Герман был в этом уверен... процентов на восемьдесят уверен. И луч этот шел от стены к стене, от полированного участка к полированному... или зеркальному?!! Твою мать, так вот где собака зарыта, это же зеркала! Система зеркал... своего рода горизонтальная люстра. Он своими собственными глазами видел, как она светит, и даже... пощупать может!

     В горячке Герман вскочил и бросился к стене. Он хотел убедиться, что не ошибся, и хотя бы этим открытием утишить досаду на собственное тугоумие, доказать самому себе, что прав, что полированная поверхность такая гладкая, что может служить зеркалом. Настоящим, в котором можно увидеть свое отражение или искру, которую он высечет... пусть для этого придется ломать камни и стучать ими друг об друга.

     Он так торопился, что, как-то неловко ступив, потерял равновесие и, чтобы не упасть, уперся рукой в противоположную стену. Как раз в том месте, где соединялись плиты. И вдруг одна из них, гладкая, подалась и... с легким, пружинящим сопротивлением, ушла в глубь стены.

     Герман еще не понял, что произошло, а подземелье уже залило ярким светом. Неожиданно раздался скрип. Герман инстинктивно посмотрел вверх, откуда шел звук, и отпрыгнул назад. Сюрпризам не было конца — прямо на него спускалась... каменная лестница.

     Герман конечно же хотел, нет, просто жаждал, чтобы открылся проход. Но чтобы вот таким странным образом?! Он представлял себе это иначе: он что-то нажмет, и исчезнет, к примеру, стена... ну, та самая, что исчезла, когда это понадобилось боевикам, или, на худой конец, появится дверь... но чтобы вот так, сверху? Ну да ладно, рассуждать было некогда, лестница могла уйти назад в любую минуту.

     Герман, как был босиком, бросился наверх. Бог с ними, с кроссовками, при той зарплате, что платит Мартин, можно другие себе купить. Главное — вырваться на свободу, добраться до своих. Вот ребята обрадуются, когда он вернется! Небось переживают. И Лера тоже переживает. Наверное...

     Верхняя галерея была короче, но шире нижней. Она скорее даже была не галереей, а небольшим залом с узкими пеналами-тупиками. Таких тупиков было три, не считая того, что был за спиной Германа, и он предположил, что находится в переходной камере. Справедливость его догадки подтвердилась шумом, с каким лестница-люк, впустившая его сюда, стала на место. Теперь позади него был такой же пенал, как и впереди.

     Герман зашел в ближайший к нему тупик и стал шарить рукой по стене. Он только сейчас вспомнил, что, в отличие от Вахи, толкавшего плиту правой рукой, а следовательно, открывавшего правую стену, он упал на левую. Ошарашенный этим наблюдением, майор остановился. Вот, значит, какова причина того, что им открылись различные проходы! Господи, кто же строил этот комплекс? Какие чудо — строители? Да такое не под силу не только обнищавшей России, но и зажравшейся Америке! Да и никому вообще. Это вам не тоннель под проливом прорыть. И даже не остров насыпать. Тут все сложнее и грандиознее. Одно подземное озеро с чудовищем чего стоит. Диснейленд отдыхает, здесь разве что пирамиды Хеопса котируются. Да и то если их объединить с космодромом на мысе Канаверал. Но о них весь мир знает, а здесь только боевики... и еще он, майор запаса летчик Герман Александров.

     Нет, ждать нельзя, нужно ребят найти. Вот фильм-то получится! Весь мир на уши встанет! Спилберг от зависти лопнет! Скотт с Кэмероном тоже прибегут очередных своих «Чужих» снимать! Господи, а монстр из озера? Да за такую находку Свенсон ему должен памятник поставить! А пока пусть кроссовки достанет, а то уж больно ноги мерзнут.

     Второй переключатель найти было проще. Следуя правилу «правой руки», он нащупал плиту и нажал на нее. Герман все же решил придерживаться правой стороны, в таком подземелье могли быть ловушки, аборигены, очевидно, их знают. И раз они используют правую стену, то и ему лучше поступать так же.

     На этот раз сюрпризов не было, все произошло проще и... все равно неожиданно. Открылась стена, причем так, как открывается диафрагма у фотоаппарата. Казавшаяся монолитом, она вдруг разделилась на множество пластин. Недолгий скрежет... и преграды как не бывало. Хоть в футбол играй.

     Но это так, к слову. Предвкушая скорое освобождение, Герман вдруг почувствовал, что страшно голоден. Пробежав до очередного тупика, он уже не сомневался, что ему делать. Рука сама легла на плиту, но в этот раз проход открылся не там, где он ожидал, а в левой стене, прямо напротив переключателя.

     Недолго думая, Герман шагнул туда, куда его вела дорога. Для того и открывал проход, чтобы идти! Чутье, то самое, что всегда приходило к нему на помощь, сейчас толкало его вперед.

     Новый коридор был значительно уже предыдущих. Да и воздух в нем был затхлый, чувствовалось, что здесь давно не проветривали. Возможно, это была заброшенная часть подземелья, это же подтверждалось неприятным запахом, но Александров упорно продолжал свой путь. Он не знал, куда выведет его галерея, но, не дойдя до конца, не узнаешь, что там.

     Следующий переход вновь вел наверх, и Герман с радостью им воспользовался. Он уже предвкушал, что вот-вот увидит солнечный свет... и свет зажегся, вот только зал оказался не пустым! Он был заполнен какими-то прямоугольными контейнерами. Герман обрадовался: коли здесь что-то хранят, то уж точно выход наружу недалеко.

     Контейнеры при ближайшем рассмотрении оказались обычными канистрами, какие есть у большинства водителей грузовых автомобилей. Смущало их количество, уж слишком много их здесь было. И все пустые. А жаль. Судя по запаху, шедшему из канистр, в них раньше хранился спирт. Герман усмехнулся: а еще говорят, что боевики не пьют. Пьют, оказывается, да еще как, вон сколько пустой тары.

     Обследование пещеры было недолгим, очередной переход образовался в центре правой стены. Это вновь была лестница, но теперь уже вниз. Герман, опасаясь встретиться с хозяевами канистр, осторожно спустился и выглянул в коридор. Никого не было, но настроения это не прибавило. Переходы стали надоедать. Так ведь можно бродить до бесконечности. Куда теперь заведет его новый коридор? К очередной стене?

     Неожиданно Александров заметил, что на полу лежит какой-то предмет. Герман наклонился и поднял... берет. Да-да, это был берет грязно-красного цвета, такие носят спецназовцы внутренних войск. «Краповый, — вспомнил Герман. — Этот цвет называется краповый». Вот так номер! Элита спецподразделений внутренних войск! А это значит, что здесь был кто-то из своих. Из федеральных войск.

     Владельца берета он нашел в следующем переходе. Лестница, в очередной раз оказавшаяся под потолком, еще не успела пройти и половину пути, как по ней скатился парень в пятнистой форме, вернее, его останки. Высохший труп рухнул прямо на опешившего Германа, он, вскрикнув от ужаса, отпрянул назад и, прижавшись, спиной к стене, оцепенело застыл. Потом с опаской взглянул на мертвеца — на него смотрели пустые глазницы — и, передернувшись, отвернулся. Да, этот бедняга не нашел выход и погиб. Во время блужданий по подземелью Герману как-то не приходило в голову, что не он один попал в ловушку, что, возможно, в нее попадали и другие...

     Превозмогая брезгливость, он оттащил труп бойца в сторону. Если уж он не может похоронить парня по-человечески, то по крайней мере не станет через него переступать. Заодно он осмотрел одежду покойного, ища следы насильственной смерти, уж очень страшно умирать от голода. Но, судя по тому, что ни бурых и никаких других пятен на одежде не было, выходило, что скорее всего, именно от голода этот солдат и умер...

     Неожиданно Герман почувствовал, что ему совсем не хочется идти в ту сторону, где он нашел труп.

     Вдруг с той части коридора проход не открывается? Нет уж, пусть проверяет кто-то другой.

     Герман вернулся в зал с контейнерами и поискал другой выход. А в голове между тем вертелась мысль, что бы он сам предпочел — погибнуть так, как спецназовец, или лучше долго не мучиться и попасть в зубы твари из озера? Лучше всего, конечно, жизнь. Но если выхода нет... хренушки, будет выход! Чтобы он не нашел выход? Не может такого быть. И не будет. Не будет, и все. Он отсюда выберется, чего бы это ни стоило.

     Проход открылся там, где Герман его совсем не искал, в самом углу, там, где стояли двое армейских складных носилок и еще один контейнер. Герман пнул его ногой, и ему показалось, что там что-то еще осталось. Вроде бы как плеснуло что-то, да и по весу похоже, что емкость отнюдь не пуста, но сейчас ему было не до спиртного. Спиртное, да еще на пустой желудок, его ослабит, лишит последних сил. Физических, а главное, душевных.

     Проход вел вправо, но вскоре стал заворачиваться в крутую спираль со спуском. Как назло, ступеней в этом проходе не было, и босым ступням было тяжело сдерживать скольжение. К счастью, спуск был недолог, поворот еще даже не завершил витка, как наклон выровнялся, и Герман смог перевести дух. И осмотреться...

     Помещение оказалось весьма странным, в нем, в отличие от предыдущих, свет так и не включился. Да и зеркальных панелей здесь вовсе не было. Это настораживало. Вполне могло оказаться, что выход именно здесь. Равно как и ловушка. Уж слишком мрачно в этом зале. Темно и неуютно.

     Герман, ощупывая руками и ногами пространство впереди себя, благо уже и походку соответствующую выработал, прижался к правой стене и двинулся вперед. Он шел против своей воли, внутренний голос нашептывал ему, что он, идиот, делает глупость, а ноги почему-то сами шли в неизвестность.

     Внутренний голос ошибался: шагов через двенадцать — пятнадцать — точнее Герман не помнил, он опять забыл их считать — он интуитивно, на ощупь нашел ключ. Просто вдруг почувствовал, как палец, указательный палец, вкупе со средним и безымянным скользящий по шершавой стене, неожиданно провалился в небольшое отверстие. Ладонь, словно бы сама знающая, что ей делать, легла на выступающее полушарие, окружавшее дыру и... повернула его.

     Шорох, знакомый по прежним переходам, был много противнее. Казалось, в жерновах перемалываются не зерна, а мелкие камешки. Словно бы этим входом не пользовались вот уже сотни лет, а теперь накопившаяся пыль сопротивляется и не хочет, чтобы ее тревожили. Скорее всего, так и было, кому охота копаться в темноте? Герман уже решил было не заходить в новую галерею и закрыть проход, как вдруг услышал посторонний звук. Он донесся из темноты и был явно не механического происхождения. Это был вздох. Человек — а может, какое-то другое живое существо, только Герман почему-то мгновенно преисполнился уверенности, что это именно человек, — вздохнул, притом вздохнул тяжело, с трудом. Так вздыхает тот, кому совсем плохо.

     — Кто здесь? — спросил Герман. Ответа не последовало, но как будто что-то прошуршало.

     — Отзовитесь, кто здесь... или я ухожу и закрываю... дверь, — пригрозил Герман.

     — Ты кто? — спросил робкий голос.

     — Как кто? — удивился Герман. — Человек!

     — Ты... человек? Не киборг?

     Это можно было принять за насмешку, но в тихом голосе было столько надежды, что ни о какой насмешке не могло быть и речи.

     — Что?! Киборг?! — Майора охватило такое чувство, будто сумасшествие, начавшееся с его решения принять участие в конной прогулке, продолжается. — Ты о чем это? Милый, ты что, фильмов насмотрелся?

     — Насмотрелся, тебе... столько не увидеть. — Вновь послышался вздох. — Русский?

     — Вроде бы, — ответил Герман. — А вообще, кто его знает, у нас такой интернационал... Батя говорит, что из казаков, мать...

     — Но ты не с боевиками? — перебил Германа затворник.

     — Я летчик! — возмутился Герман. — Майор... запаса.

     — Ну слава богу, а то я думал, что мне уже все, кранты. — В голосе незнакомца послышались нотки облегчения. — Каждый день жду... Ладно, помоги, а то мне в последнее время тяжело. Никак в себя прийти не могу...

     — Давай! — Герман осторожно двинулся к пленнику. — Ты как здесь оказался?

     — Чечены привезли. — Голос был почти рядом. — А может, и не они... в последнее время меня больше наши охраняют. Только какие они наши, хуже любого кавказца, те хоть на свежий воздух выводили, мыться давали, а эти...

     Александров почувствовал, как его пальцы встретились с пальцами узника.

     — Ну вот, теперь давай за мной! — Герман сжал запястье нового знакомого. — Тебя как зовут?

     — Толик.

     — А меня Герман. Смотри не споткнись! Как только выйдем, закрою я дверь... от греха подальше.

     — Дверь-то здесь совсем с другой стороны, — возразил Анатолий. — Деревянная. А ты открыл... что-то другое. Стену. Хрен его знает, как ты это сделал, но эти гады наверняка не знают о таком способе. Так что лучше закрыть ее...

     Бедолага был совсем слаб. Герман, как только они вышли из камеры, прижал его к стене и поискал рычаг. На этот раз в отверстие попал средний палец. Не обращая на это внимания, он повернул переключатель и, только услышав скрежет растираемых в пыль камешков, успокоился. Теперь можно было не опасаться внезапного появления охранников Толика. Хотя и здесь оставаться нельзя — хватившись пленника, они начнут обшаривать все помещения. Нужно было как можно скорее выбираться отсюда.

     Спиральный подъем дался им легче, чем боялся Герман. Новый знакомый, хотя и был очень слаб, старался изо всех сил, Герману оставалось только подталкивать его сзади и поддерживать, чтобы не упал.

     Выбравшись наконец в освещенную зону, Герман посмотрел на освобожденного им парня и ахнул. Заросший, грязный, в какой-то больничной одежде, Толик представлял собой грустное зрелище. Тонкая шея, исхудавшие руки, впалые щеки и потухший взгляд измученного и истощенного человека не могли не вызвать сочувствия.

     — Господи, да кто же тебя так... — вырвалось у Германа. — И как мы пойдем дальше, ты и идти-то не сможешь!

     — Смогу! — Толика качнуло. — Пошли.

     — Ну давай, — Герман с сомнением посмотрел в сторону коридора, — если будет совсем невмоготу, скажешь, я понесу.

     Герман старался идти не слишком быстро, боялся, как бы этот узник подземелья не обессилел вконец и не рухнул. По той же причине он не докучал ему расспросами, хотя его так и подмывало кое о чем спросить. Ничего, найдется время и для разговора, попозже, а сейчас главное — уйти куда-нибудь в безопасное место, а еще лучше — найти дорогу к своим. Проходя мимо трупа, Толик покосился на него, но ничего не сказал. А вот в зале с контейнерами он Германа удивил. Казалось, он помешался — как только увидел канистры и почуял запах спирта, бросился к ним и принялся открывать одну за другой, а, убедившись, что она пуста, швырял ее в сторону и накидывался на следующую. Грохот стоял такой, что Герман испугался, как бы он не привлек к себе внимание охраны. Смотреть на беснующегося Анатолия было неприятно, он был похож на наркомана во время ломки. Может, он и есть наркоман?

     — Хоть каплю... «Авиценна»... как она мне сейчас нужна, — бормотал он под нос. — Врачи... идиоты... как они могли... Кровь мне заменили. Господи, найти бы хоть каплю...

     — Толик, опомнись! — закричал Герман. — Нам нужно идти.

     — Ты не понимаешь... мне нужно! — Глаза Толика лихорадочно блестели. — Мне... хоть каплю...

     — Я смотрел, здесь пусто! — Герман растерялся. Как его остановить, как заставить идти дальше? И вдруг он вспомнил. — Знаешь, вон в той канистре в углу, кажется, что-то было.

     Анатолий в два прыжка оказался рядом с канистрой, встряхнул ее, и... лицо его просветлело.

     — Есть! — закричал он. — Есть! Мы спасены!

     — Ну что же, начнем? — Свенсон повел рукой, приглашая всех садиться. Для себя он выбрал высокое кресло во главе большого полированного стола. — Присаживайтесь, господа! Мы наконец дома!

     При этих словах присутствующие невольно обвели глазами просторный зал. Хорошо освещенный, с высоким сводчатым потолком, он создавал впечатление уюта и роскоши одновременно. Может быть, кто-то мог бы сказать, что не хватает окон, но големов это не смущало. Достаточно и того, что вентиляция работает, кондиционер поддерживает микроклимат, а если кого мучает клаустрофобия, так это лечится... дрессировкой.

     — Итак, приступим. — Мартин вскинул голову и посмотрел на своих коллег. Он терпеливо подождал, пока все они рассядутся. Бронзовые ближе, Ваха по правую руку, Георгий по левую. Мохов пристроился рядом с Махмудовым, Серикову Сартов указал на место возле себя. Вообще-то простому человеку здесь нечего было делать, но Горик настоял на том, что директор ФАЗМО нужен для более детального обсуждения московских событий. Тем более что вскоре Кокаколе все равно предстоит стать големом, так что пусть привыкает. — Я думаю, что долгих вступлений нам не нужно? Давай, Георгий, расскажи нам все, что знаешь.

     Сартов кивнул головой. Он давно уже готов был к этому разговору. С того самого момента, когда вернулся сюда, чтобы доложить об уничтожении двух излучателей «Антизова». Мог бы и больше, но те вдруг прекратили работу и обнаружить их стало невозможно. А когда снова появился в Москве, все уже было кончено. Осталось лишь посмотреть на трупы... друзей и врагов.

     — Все началось не с Прорыва! — начал Георгий, глядя в стол и дергая подбородком в знак отрицания. Он словно бы продолжал спорить сам с собой. Положив сильные руки на стол, он накрыл левой ладонью правую, сжатую в кулак. — Нет, не с Прорыва. Нам надо было вовремя обратить внимание на ситуацию на ФАЗМО.

     — А что там такое было? — удивленно вскинул брови Ваха. — Руслан вроде бы не жаловался. Наоборот, доволен был! Работали ударно, торговую марку раскрутили. Нашу «Авиценну» весь мир употреблял.

     — Дело не в «Авиценне». — Сартов бросил тяжелый взгляд на Ваху. — Мы тенденцию упустили. Понимаешь, когда идет массовая «мобилизация», когда в день сотни, тысячи людей становятся нашими... подопечными, нужен глаз да глаз. Они же... как дети становятся, могут такое сотворить, что... У них же внутренние сдерживающие центры слабее внешних, и любое спонтанное излучение они могут воспринять за команду. Потому и приходится держать круглосуточно включенным «Зов». А если излучатель не работает, рабы просто выйдут из-под контроля, в первую очередь из-под своего собственного! Приходится брать на себя ответственность за все. Вмешиваться в политику, в экономику, в проведение...

     — Горик, да знаем мы это! — Махмудов на правах равного протянул руку через стол и накрыл ею сжатые ладони Сартова. — Ты к теме ближе! Что вы там недоглядели?

     — Недоглядели? — Георгий криво усмехнулся. — Да нет, все мы видели! Видели, как растет число трансформеров... еще бы, чуть ли не каждую ночь приходилось на охоту выезжать.

     — Не понял, — подал голос Мартин. — Как это каждую ночь? Это же... против всех расчетов! Такая частота... явный признак... аномалии!

     — Вот именно, — согласился Сартов. — Мы докладывали об этом своему Бронзовому... я, например, уговаривал Уколова поискать причину на ФАЗМО. И был прав, как потом оказалось... Но тогда это были одни лишь предположения. Сколько мы ни просили Руслана «мобилизовать» руководство завода, он не соглашался.

     — Я знаю, ему Бин не разрешал, — вступился Свенсон за бывшего Бронзового Москвы.

     — Я не знаю, почему Золотой непременно хотел, чтобы заводом управляли люди, — добавил Ваха, — но, что было именно так, это слыхал.

     — Да все просто! — Мартин пожал плечами. — Если делать их обычными рабами, то нужно ставить еще одного голема, присматривать за ними. Иначе это стадо все под откос пустит. А держать голема надсмотрщиком... прости, но это значит понизить статус Глиняного. Не хватало еще, чтобы он за тремя рабами пастухом ходил.

     — Вот и доигрались, — скривился Сартов. — Завелся на ФАЗМО умник один. Вернее, не один, но началось все с него одного. Докторишка местный. Вовочка Зырянов. Попугай траханный! Не поверите, в натуре попугай! Тот, что в мультике про Гаити талдычил! Секс-гигант! Сам страшный, а мартышек симпатичных хотелось. Вот и решил он программу нашу подправить. Сделать так, чтобы бабы, которых он себе в гарем наметил, сами к нему приходили.

     — Шприц есть? Про капельницу не спрашиваю, вижу, что нет! — Толик с надеждой посмотрел на Германа.

     — Да откуда он у меня? — удивился Герман. — Я тебе доктор, что ли, чтобы шприц с собой носить?

     — Черт, как же мне быть? — Вспыхнувшие было глаза бывшего узника погасли.

     — Это что, наркотик? — Герман показал пальцем на канистру. — Ты наркоман?

     — Это, брат, не наркотик, — со вздохом сказал Толик. — Это хуже. «Авиценна»!

     — Это еще что за зверь? Это... случайно, не та дрянь, что со всех каналов рекламируют?

     — Вспомнил наконец? — Пленник встретился взглядом с Германом, и он увидел в его глазах такую боль, что не выдержал и потупился. — Та самая... дрянь, как ты выразился. Только она нам сейчас ой как пригодится!

     — А что это такое? — Герман недоверчиво посмотрел на контейнер. — Что в ней такого, что может нас... спасти?

     — Ты когда-нибудь о нанороботах слыхал?

     — Слушай, я военный летчик! — Герман раздраженно взмахнул рукой. — И если хочешь что-то сказать, говори просто, не умничай. Придумал, тоже мне, нино... нано... роботов каких-то. Я и обычных-то не видел, не то что каких-то... навороченных.

     — Простых и я не видел. — Толик поискал глазами куда бы присесть. Видно, тяжело ему дался переход в этот зал с тупиками. Но это было необходимо, здесь Герман чувствовал себя не то чтобы в безопасности, но, по крайней мере, не в ловушке. Ведь в каждом из этих кажущихся тупиков было открывающее устройство, и в любой момент можно было убраться к какую-нибудь галерею. — Хотя нет, вру! — снова заговорил Толик. — Видел! На заводе, на конвейере роботы работали. Но я не о тех, я о самостоятельных, автономных...

     — Это как в кино? Неужто о терминаторе говоришь?

     — Да брось ты гадать, все равно если не знаешь, то и не догадаешься. Я тоже не знал о них, пока... не загнали их в меня. Против моей воли.

     — Как это загнали? Это как понять?

     — Понимаешь, устроился я работать на завод московский, ФАЗМО называется... Программистом. Там такие машины были, что я бы и бесплатно туда работать пошел! А тут еще и деньги хорошие посулили. Смешно, я так и не получил эту зарплату. Даже аванс не успел... Не понравился я гаду одному, врачу тамошнему. Зырянов, мать его! Он глаз положил на  девушку мою... Она тоже программистом работала. Вот он и решил нас обоих киборгами сделать.

     — Слушай, ты меня вообще запутал! — Герман замотал головой. — Роботы... нано, киборги... Ты толком можешь объяснить?

     — Нанороботы — это такие микро... нет, не микро, в тысячу раз меньше, чем микророботы. Их глазом не увидишь. Микроскоп и то не всякий покажет. Понимаешь, кто-то, кто, не скажу, не знаю, овладел технологией производства этих супермикророботов. Они меньше, чем... самое маленькое из того, что ты знаешь, но в то же время это полноценный автомат. И, как всякий автомат, их можно программировать. И программируют. Вот здесь, — Толик потряс канистрой, — миллиарды этих нанороботов. И их можно ввести в твой организм и дать им команду вылечить все твои органы. Пустить по венам и приказать уничтожить весь холестерин. Или добраться до сердца и подремонтировать его и аорту. Забраться в почки и разбить в них камни. А можно артрит в суставах расколоть. Потенцию вернуть? На раз! Только скажи, и член стоять будет столько, сколько прикажешь. Хоть сутки!

     — Так... ему ж цены нет, этому твоему препарату! — Герман круглыми от удивления глазами уставился на канистру. — Вот почему ты его так искал!

     — Да нет, это только верхушка айсберга! — Толик прочел недоверие в глазах майора. — Ты еще не знаешь цену, которую людям пришлось заплатить за здоровье.

     — И как, помогла ему программа? — спросил Мохов. — Ходили к нему телки?

     — А куда они денутся? Прикажет, как миленькие побегут! — Сартов презрительно дернул уголком рта. — Но ему просто послушных рабынь мало было, он в них еще и влечение к себе закладывал. Или думал, что закладывает, не знаю. Как бы там ни было, нашу программу он своей подменил. Это потом его помощник рассказал, а тогда, когда самовольщики валом поперли, мы об этом не знали. Просто не до этого урода было. Мы тогда Манчестера потеряли. А Тагир, он хоть и Глиняный, а силен был... как Бронзовый. Почти как... Мы в паре работали, я знаю.

     — И как же вы его потеряли? — насторожился Свенсон. — Жаннавары?

     Сартов отрицательно качнул головой:

     — Менты.

     — Мусора?!! — Ваха выпучил глаза. — Да как же они посмели? Это точно?

     — Пуля в голову, куда еще точнее? — Георгий вздохнул. — Я сам нашел его в таком виде. Мы за квартал от этого места в засаде стояли. Начался кипиш, вот Манчестер и решил посмотреть, что там случилось. Потом слышим — стрельба. Я туда... а Тагир уже мертв... безвозвратно. Полголовы снесло.

     — Так, получается, на вас тоже охотились? — спросил Свенсон. — Это был контрольный выстрел?

     — Я думаю — и Руслан был со мной согласен, — что это была случайность, — помедлив секунду, ответил Горик. — Мы тогда еще не знали о готовящемся Прорыве, но... о нем потом.

     — Да, действительно, давай закончим с этим делом, — поддержал его Чистильщик. — Ну и как же вы отреагировали на действия милиции?

     — И ты точно уверен, что это были мусора? — вмешался Мохов.

     — Абсолютно! — сказал Георгий.

     — Так что вы с ними сделали? — В голосе Махмудова звучал гнев. — Не порвали сук?

     — А-а, вывезли на пустырь и кончили. — Сартов махнул рукой. — Да что толку, Манчестера-то не вернешь!

     — Ладно, дальше что? — Мартин вернул обсуждение в рабочее русло. — Гибель товарища всегда для нас будет трагедией, но наша задача делать так, чтобы она была не напрасной. А для этого давайте продолжим анализ. Продолжай, Георгий!

     — Потом появился на заводе паренек один, Рыков Анатолий... Впрочем, — Сартов посмотрел на Серикова, — Кокакола расскажет об этом лучше.

     — Ну и что страшного в том, что тебе продлили жизнь? — удивился Герман. — Подсадили, что ли, на иглу? Теперь вам приходится все время в себя вливать... «Авиценну»? Подумаешь? Вон люди всю жизнь деньги на водку тратят, и ничего. Пусть на самих себя...

     — Дело совсем не в этом! — остановил его Толик, выставив перед собой руки. — Эти нанороботы программируются как индивидуально, так и массово. Причем эти гады, которые все это устроили, могут дистанционно управлять этими мелкими зверушками. Теперь понимаешь?

     Александров растерянно развел руками. Извини, мол, тупой!

     — Нет? А вот представь, что аппарат, который командует запущенными в тебя нанороботами, находится в руках... преступника. Или террориста. Он приказывает тебе... садись в самолет! Гражданский самолет. Перебей экипаж и врезайся в любое населенное людьми здание!

     — Как в Америке?! — Герман как будто начал что-то понимать.

     — Как в Америке, — кивнул Толик.

     — Твою мать! — Александров со всего маха хлопнул себя ладонью по лбу. — А я-то думал, как это нормальный человек согласится на такое бл... безумство! Вот оно в чем дело! Но это же... нет, это невозможно. Это же выше понимания... Это подло! Господи, так... таким образом... они... Это и меня... можно на любое преступление подписать? Меня... тоже?

     — Запросто!

     — И... президента?

     — И президента.

     — И...

     — И министра обороны тоже, — упредил новый вопрос Анатолий. — Всех, кто пустил в себя эту заразу.

     — Но ведь можно и не заливать себе в кровь... «Авиценну»! — воскликнул Герман.

     — А если тебе ее введут насильно? Как мне, например, как Лене, Анатолию Филипповичу...

     — А если я не захочу? Ну, выполнять команды. Хрен с ними, засунули в меня... роботов... нано, — продолжал упорствовать Герман. — А я встану на рога... Упрусь, и все? Хоть... тресните, не буду подчиняться и идите к траханой матери! Что эти роботы сделают?

     — Чепуха! Наивный бред! Ты не сможешь противиться! — Толик вздохнул. — Когда внутри тебя «Авиценна», ты уже не человек, ты киборг.

     — А плевать! Скажу, пошли вы по известному адресу! — Герман не на шутку разозлился. Он готов был хоть сейчас схватиться с противником. — Нет, ты вот не веришь, а я точно так и скажу! Я стесняться не буду! Не хватало еще... А сам потом побегу на Лубянку. Хоть и не люблю я с органами связываться, но раз дело касается национальной... мировой безопасности...

     — Думаешь, на Лубянке или в Лэнгли нет своих киборгов? — Нет, ну до чего наивен этот летчик. — Думаешь те, кто сумел провернуть такое дело, не подстрахуются? Да они в первую очередь озаботились, чтобы спецслужбы получили бесплатные комплекты снадобья. А по всем каналам реклама такая идет, что любой уважающий себя человек решит, что негоже ему отставать от других. «Авиценна» то, «Авиценна» се... Престиж, это тебе не... пианино у соседа. Считается уже просто неприличным, если ты не прошел курс омолаживания.

     — Вот твари! — Герман присвистнул. — А мы-то тут корячимся, воюем... Слушай, а эта дурацкая война? Она не... этих... рук дело? Точно, они! Вот суки! Ребята гибнут и не понимают, почему война никак не кончится, а тут вот оно что... Кстати, ты так и не сказал, кто они, заказчики всего этого.

     — Заказчиков я не знаю. Пока не знаю, — признался Анатолий. — Но найду! Может быть, и здесь... А исполнители? Они себя големами называют. Те еще сволочи! Точное словцо для себя выбрали! Человекоподобные существа, из всякого дерьма слепленные. Это по науке если... А в.реале... могут такой жути на людей нагнать, что... не всякая психика выдержит. Они ни перед чем не остановятся. А ты, как ни старайся, противиться им не сможешь.

     — Как это не смогу? Это еще почему?

     — Не сможешь. Любой голем способен заставить твое сердце биться через раз, приказать твоим легким не набирать воздуха, глазам — не смотреть. Он может сделать так, что все нервы воспалятся и накатит такая страшная боль, что ты готов будешь из шкуры своей выпрыгнуть. Голова будет гудеть, как... рой пчелиный. И притом будет просто раскалываться от боли. Ты не в состоянии будешь сообразить, куда идешь и что делаешь. Твоими ногами за тебя другие управлять будут. И руками тоже... — Перечисляя беды, которые могут обрушиться на голову непокорного, Толик в возбуждении встал на ноги. — Тебя никто не спрашивает, что ты хочешь. Тебе приказывают — иди, умри. И ты идешь. Как баран на бойню. Даже хуже, чем баран. Тот хоть не понимает, куда идет, а ты понимаешь... и идешь.

     — А что рассказывать? — Сериков был смущен соседством с такими могущественными существами и чувствовал себя не в своей тарелке. — Мне Зырянов, доктор наш заводской, приказал...

     — Минуточку! — перебил его Валентин. — Что значит приказал? Он директор завода или врач? Кто может приказывать начальнику охраны?

     — Вовочка не просто врач! — Кокакола, в стремлении показать, сколь могуществен был Зырянов, вздернул подбородок. — Он начальник мед службы. «Мобилизация», дрессура — все это в его ведомстве.

     — А директор что, для проформы, что ли, существовал? — удивился Мартин.

     — Так и было, — подтвердил Сартов. — Должанский не раз жаловался Руслану, но Зырянова поддерживал Бин, а в такой ситуации никто между ними встревать не хотел. Золотой всегда политику противовесов любил. Вот и доктора этого поставил. Следить за Должанским. Чтобы тот от земли не отрывался. Вот потому Уколов и старался поменьше влезать в заводские дела.

     — А зря! — Ваха сердито дернул головой. — Может, стоило этого лепилу без головы оставить? И сказать, что так и было!

     — И соврать Золотому? — Свенсон недоуменно вскинул брови. — Пойти против его воли? Это что-то новенькое... Поподробнее, пожалуйста!

     — Да нет, Мартин, ты меня неправильно понял! — Махмудов прижал руки к груди и улыбнулся. — Конечно же нужно было вначале убедить Бина... но потом все равно кончить гада!

     Сериков, почувствовав под столом толчок ноги Сартова, понял, что нужно продолжать.

     — Привел, значит, я этого самого Рыкова на «мобилизацию». — Кокакола облизнул пухлые губы. — То есть мои бойцы привели... Стану я за каждым пацаном бегать! Но ребята сделали все, как положено. Пристегнули его к столу, сдали докторам и ушли.

     — Дальше! — поторопил его Ваха. — Дальше говори!

     — А дальше не знаю. — Сериков пожал плечами. — Была дрессура или нет... и как его там программировали... Во всяком случае, сорвался он с привязи и ушел. Как это обнаружили, тоже не знаю, Зырянов не рассказывал, он только позвонил и приказал привести его обратно. Мы удивились, но приказ выполнили. Со злости, правда, в ухо ему врезали, но это для профилактики. А потом привели его назад и на туже койку... пристегнули, а он опять сбежал. Потом, когда мы уже ушли.

     — Как сбежал? — Мохов удивленно покосился на Кокаколу. — Сообщника нашел?

     — Нет, он трансформером оказался. Настоящим трансформером, не хуже любого Бронзового, — пояснил Георгий. Он потер рукой шею, вспомнив встречу с Рыковым. Шрама не было, у големов их не бывает, но память осталась. — По уровню он, может, был даже выше Бронзового. По крайней мере, в способности перестраивать тело.

     — Самовольщик — и Бронзовый? — Недоверчиво воскликнул Мохов. — Не может такого быть!

     — Еще как может! — Георгий остановил тяжелый взгляд на капитане. — Он нас, двоих Глиняных... разве что на куски не порвал! Если бы не Уколов, мы бы кровью истекли. Хорошо еще трансформер глупцом оказался, головы нам не додумался отсечь. Тогда бы и Золотой не помог.

     — И что, с этими големами ничего нельзя поделать? — ужаснулся Герман. — Вообще?

     Толик прочел в глазах майора растерянность и надежду. Герман явно ожидал, что Рыков сейчас скажет: «Да нет, все не так страшно, с големами можно справиться»...

     — Не знаю... Глиняных еще можно одолеть. — Толик передернул плечами, — Я двоих убил. То есть думал, что убил. Теперь сомневаюсь. А Бронзовые...

     — Глиняные? — Летчик почувствовал, что совсем запутался. — Они что... действительно из глины?

     — Да нет! Называют их так. Наверное, потому что первых големов, библейских, из глины делали. Ну, по аналогии и этих решили так называть. Глиняные — это самая первая, низшая ступень голема. Они крепкие, сильные, но не самые могучие. Есть еще Бронзовые, те вообще зверюги. Их все боятся. Я знал одного... Уколов Руслан такой. У него вся Москва в кулаке сидела. А говорят — я, правда, только краем уха слышал, — что существуют еще и Золотые големы. Вернее, Золотой. Он начальник всех террористов. Бином его зовут. Это мне Зырянов рассказал.

     — Это который врач? — Герман был удивлен. — Тот самый? А чего это он вдруг разоткровенничался? По пьянке, что ли?

     — Да нет, его самого киборгом сделали, — пояснил Толик. — Я ему пообещал, что помогу ему и он перестанет слышать команды...

     — А что, можно так сделать? — Майор не переставал удивляться. — Слушай, а как же... А если просто уши заткнуть?

     — Ерунда это все! — Рыков пренебрежительно махнул рукой. — Нанороботы по заложенной в них программе перестраивают слуховой аппарат человека таким образом, чтобы он мог слышать в ультразвуковом диапазоне. Обычному человеку эта часть спектра недоступна, а киборгу... необходима. Еще и зрение перестраивают. Ты начинаешь видеть в инфракрасном свете.

     — Во класс! — восхитился летчик. — И прибор ночного видения не нужен!

     — Кому класс, а кому наказание, — буркнул Толик. — Для миллионов людей... киборгов, это те самые ворота, через которые чужой разум проникает и свою волю навязывает. И те ничего не могут с этим поделать.

     — А как же ты от этого избавился? — задал наконец Герман вопрос, который давно вертелся у него на языке.

     — Я же программист. — Толик горделиво вскинул голову. — Я на своем компьютере программу написал, которая помогла мне перехватить управление роботами. Они стали подчиняться только мне.

     — Вот здорово! А потом?

     — Потом помог избавиться от зависимости своей девушке... Своему начальнику тоже помог. Но его убил Бронзовый... Да, и как обещал, Зырянову тоже помог. За информацию, которую он мне дал.

     — Вот этому гаду зря! — Герман ударил кулаком по каменному полу, на котором сидел. — У нас таких...

     — Зря, согласен. Да что теперь-то говорить?

     — Ну дальше... дальше что? — Герману не терпелось узнать продолжение истории.

     — Големам для управления такой массы киборгов нужен был прибор, который транслировал бы их команды. Они сделали такой, он на ультразвуке работал. Они его «Зовом» называют, — пояснил Рыков. — А я с ребятами... задумал сделать в противовес им «Антизов», более мощный, более сильный. Лешка Тарасов... вот вернемся в Москву, я тебя с ним познакомлю... классный электронщик! Так вот он одну фишку придумал. Благодаря ей наш «Антизов» забил бы их «Зов»! Да только не успели мы. Взорвали нас.

     — Ну и чем же этот, пусть он хоть трижды супер-трансформер, помешал вам победить жаннаваров? — Ваха всем своим видом показывал, что крайне недоволен услышанным. — Я не вижу связи!

     — А связь такова, что мы узнали об этом Рыкове, когда он уже успел создать свой излучатель. Они назвали его «Антизов». Словно бы в пику нам. — Сартов с вызовом посмотрел в глаза Чистильщика. — Понимаешь, Мартин, к чему привела неподконтрольность руководства ФАЗМО? Самовольщик придумал не только как самому с привязи соскочить, но и как других с нее снять. А послушались бы нас... мы же там, на месте, нам виднее! Нельзя было людей оставлять таким делом руководить! Они слабые, они страстям подвержены.

     — И что этот «Антизов» им дал? Много Рыков сторонников вербанул? — Махмудов пристально посмотрел в сторону москвичей. Чувствовалось, что он не согласен с Сартовым, но стесняется высказать это в присутствии Чистильщика. — Чем он Реставратору помог?

     — Рыков не успел пустить в ход свой «Антизов». Там, на заводе, был еще один трансформер, бывший начальник программиста. — Сартов посмотрел на Серикова. Тот кивнул головой. — Руслан, когда прослышал о том, что они замышляют, расколол его. Допросил с проникновением.

     — Неужели в мозг залез? — не удержался от восклицания Мохов. — Никогда не видел!

     — Выкачал все. — Георгий закрыл глаза, как бы подтверждая: «Да, все», а Кокакола, присутствовавший при страшной экзекуции, мелко затряс головой. — И про «Антизов», и про то, где прячутся трансформеры.

     — И что? — спросил Махмудов, которого тоже одолело нетерпение.

     — Взорвал он их всех. — Сартов пожал плечами. — Ты про взрывы домов в Москве слышал?

     — Так это... Вы?! — Ваха даже растерялся. — Вы?!!! А нас тут прессовали как!

     — Ну уж не очень-то вас и прессовали, — отмахнулся Георгий. — Ты в стороне остался.

     — Это уже не ваша заслуга, что нас не трогали, — со злостью прохрипел Махмудов. — А вы...

     — Всё!!! — Тяжелый кулак Свенсона опустился на стол. — Забыли, где сидите? Так я напомню!

     Швед многозначительно посмотрел на Ваху. Тот опустил голову. Впрочем, было видно, что он просто покоряется начальству, но остается при своем мнении.

     — Продолжай, Георгий! — Мартин повернулся к Сартову. — Я пока тоже не понимаю: чем вам помешал «Антизов»? Ясно, что его нужно было уничтожить, но какая связь между ним и... нашим поражением?

     — Дело в том, что когда удалось установить Реставратора... — Георгий покосился на Кокаколу. — Реставратор — это человек, через которого на Землю попадают жаннавары. Я тебе рассказывал о них.

     — Да, космические пираты, — часто закивал Сериков. — Те, которые захватывают облагороженные вами планеты.

     — Если точнее, то не они сами, а их местные воплощения, — поправил его Свенсон. — Да и то не захватывают, а только пытаются.

     — Конечно-конечно! — Кокакола, продолжая кивать, наткнулся взглядом на холодные, злые глаза Вахи и добавил: — Хвала Аллаху, только пытаются!

     Големы весело переглянулись.

     — Горик, ты что, уже успел ему обрезание сделать? — засмеялся Мохов. — Чего это он? В новую веру перешел?

     — Да нет, насколько я знаю, все при нем! — Сартов позволил себе улыбнуться. — По крайней мере, я здесь ни при чем. Коля, ты чего это? В новую веру перешел?

     — Так в горах же! — пояснил Сериков. — Да и Уколов, Ваха, Золотой... Вот я и решил, что нужно перестраиваться.

     — Ну ты и мыслитель! — Даже Махмудов не сдержал кривой улыбки. — Ну что, тогда тащи топор, лишнее тебе рубить будем!

     — К делу, коллеги, к делу! — напомнил Свенсон, но сидящие за столом продолжали перемигиваться. — Георгий, давай заканчивай!

     — Дак уже и рассказывать нечего, — сказал Бронзовый. — Перед тем как обложить логово Реставратора, у нас был еще один бой... Погибли два Чистильщика...

     — Два? — поразился Мохов. — Два Чистильщика?! Да сколько же жаннаваров было против них?

     — Четыре Кожаных против трех наших, — сообщил Сартов. — Были еще и Глиняные, но они не в счет...

     — Кожаных, конечно, уничтожили, — вмешался в разговор Мартин. — Допросить-то хоть успели?

     — Ушли они все. И Реставратора унесли. — Георгий чувствовал, что подходит к самой неприятной части рассказа, и начал нервничать. — Жаннавары были очень сильные! Как никогда!

     — Что?! — взорвался Махмудов. — Да что это были за Чистильщики, если их сумели порвать какие-то Кожаные! Да один Чистильщик, будь он нормальный, должен был схавать всех этих... клоунов! И Реставратора с ними вместе!

     — Ты там не был, а потому не говори! — Георгий невольно стал заводиться. — Я сам дрался с Реставратором... правда, я тогда Глиняным еще был. Но он-то не «обращенный»! Он простым человеком со мной сошелся!

     — И что?

     — Вспоминать стыдно! — признался Сартов. — Но не только мне! В том же бою он еще двоих Глиняных поломал. Да и Руслан еле спасся от него.

     — Да что вы там за големы такие, что вас какой-то фуфел мочит? — Махмудов презрительно скривился. — Конечно, как с такими жаннаваров-то побеждать?

     — Слушай ты, обезьяна! — Георгий резко встал. — Если хочешь узнать, какие в Москве големы, я тебе могу это продемонстрировать! А то сидишь здесь за спинами...

     — Что ты сказал?! Я за спинами? Да я сейчас сам из тебя обезьяну сделаю!

     Ваха начал подниматься с кресла, но тут же слетел на пол. Следом полетел и Сартов, только в другой угол.

     — Если еще раз придется напомнить вам о приличиях — станете Глиняными! — тихо, но внушительно произнес Мартин. — Ваха, тебя предупреждаю особенно. Не смей оскорблять память тех, кто пал.

     — Да и с Реставратором встречаться не советую, — так же тихо произнес Сартов. — Пусть и не «обращенный», он все равно из тебя... кости вытрусит.

     — Георгий! — Чистильщик повысил голос.

     — Мартин, я не просто со злости говорю. — Георгий, поднявшись с пола, повернулся к Свенсону. — Это он, Реставратор, Золотого убил.

     — Он?!! — Швед выпрямился во весь рост. — Не жаннавары?

     — Жаннавары дрались крепко. — Сартов вернулся к столу, но не сел за него. — Я протоколы опроса местных жителей читал, настоящее сражение было. И на земле, и в воздухе. Властелин, даром что всего лишь Бумажным был, тоже одного Чистильщика с собой унес. Но и наши не плошали, жаннаваров пожгли... Победа за нами была, Золотой всех выставил. Но вот что на крыше произошло, как Чернову... Олег Чернов, так Реставратора зовут... как ему удалось Бина одолеть, до сих пор понять не могу!

     — Ну а «Антизов» при чем? — напомнил Ваха. — Что-то ты никак о нем не договоришь. Темнишь? И сам как уцелел? Все погибли, а ты жив...

     — Со своими темнить — на это только дурак способен! — Сартов, помня урок Свенсона, решил, что за оскорбление спросит потом. Сейчас не место показывать зубы. — Ну а что касается «Антизова», то после первой стычки, когда мы потеряли двоих... Ладно, об этом уже говорилось... Ну так вот, Бин решил, что неплохо бы натравить на Реставратора и его кодлу рабов. Наших, московских рабов. Как и положено, запустили «Зов», собрали футбольных фанатов, к ним присоединили скинхедов...

     — Вот это правильно! — Мохов одобрительно качнул головой. — Отличная идея!

     — Идея-то отличная, кто же спорит? — согласился Георгий. — Да в самый ответственный момент, когда нужна была поддержка, фанаты, вместо того чтобы подчиниться «Зову», в отказ пошли, да еще между собой драться стали. Хорошо еще, на нас не кинулись.

     — Как это? — вскрикнул Мохов, ошеломленный таким поворотом. — Не может такого быть!

     — Еще как может! Наш «Зов» блокировали «Антизовом». Какая-то падла включила его и все наши команды перекричала.

     — Рыков? — подал голос Кокакола. Он тоже впервые слышал этот рассказ.

     — Да нет. — Сартов махнул рукой. — Он в то время уже здесь, в горах, загорал.

     — Тогда кто? — Махмудов хитро глянул на Георгия. — Та девка, которую вы упустили?

     — Может быть, — согласился москвич, — только ты не гляди на меня так! Я, когда девку и пацана брали, сам от трупа мало чем отличался.

     — Ну так что вы предприняли? Как с бритоголовыми поступили? — Свенсона интересовало, как можно нейтрализовать «Антизов», — ведь теперь ему предстояло решать, как бороться за восстановление позиций големов.

     — Руслан приказал мне сесть на машину и по пеленгу найти излучатель. — Сартов посмотрел в глаза шведу. — Но излучатель оказался не один. Их было много. Десятки, а может быть, и сотни! Я нашел только два... Они придумали гениальную вещь! Сотовый телефон как приемопередатчик. Затем конвертор в ультразвуковой диапазон и излучатель. Я устройство телемастеру показал, так тот чуть не захлебнулся от восторга.

     — Подожди, я не понял. — Ваху продолжала одолевать подозрительность. — А сотовый там зачем?

     — Они не делали единого центра, — пояснил Георгий. — Команды можно было отдавать откуда угодно, даже отсюда. По межгороду. И излучатели им мощные не нужны. Их много, целая сеть! И они покрывают площадь, не применяя сверхусилий. Ну, как станции сотовых мобильников.

     — Вот черт, так что же получается, они неуязвимы? — Свенсон нахмурился. — Ну ладно, о борьбе с ними поговорим потом. Что дальше было? Как удалось остановить «Антизов»?

     — Не знаю! — Сартов развел руками. — Сам голову ломаю, а толку нет. Кое-какие мысли мелькают, но, пока нет подтверждения, это просто догадки.

     — Например? — Мартину была важна любая мелочь, он уже понял, что враг у него нешуточный.

     — Да просто нашли наши того, кто команды отдавал. — Горик с интересом взглянул на мини-радиостанцию Мохова. — Ведь тот, кто управлял «Антизовом», должен был находиться рядом и видеть, куда посылать рабов.

     — Вас... взорвали? — повторил пораженный Герман. — Но как же ты остался жив? Или тебя...

     — Я тоже погиб. — Рыков сказал это так просто, что Герману оставалось только раскрыть рот от удивления. — Нет, я серьезно. Киборги могут умирать, но только потом их нанороботы оживляют. Заставляют сердце работать, латают легкие... Я знаю мужичков, которые, после того как их похоронили, несколько месяцев под землей прожили. Червями дождевыми питались, мышами. Я им не верил, когда они рассказывали, а когда очнулся в больнице, только тогда и понял, что они не врали. Да вот беда — врачи, придурки эти, влили в меня столько чужой крови, что вымыли почти всю мою собственную. И моих роботов тоже. Представляешь, донор чистый оказался... Правда, удивляться особо нечему, сейчас кто в доноры идет?

     Герман согласно кивнул головой. Прошли те времена, когда куча народу ходила кровь сдавать. Теперь сдают только те, кому деньги нужны, а такие «Авиценну» себе позволить не могут.

     — А как ты из больницы сюда попал?

     — О, это был настоящий кошмар. — Голос Толика дрогнул. — Големы, когда туда пришли, они сначала своих забрали, тех, что я порвал. Они в морге лежали, это я потом из разговоров понял. А когда меня там не нашли, поднялись в реанимацию. Я попытался бежать, а сил нет. И, как назло, управлять телом... роботами не могу. Нет их во мне! Не хватает, чтобы перестроить кости! Эти гады меня прямо на каталке в «скорую помощь» — и к себе. Потом в цинковый гроб... заварили. Оставили небольшие дырочки, чтобы не задохнулся... но я все равно чуть не сдох. По-настоящему. Гроб в самолет — и в Махачкалу! Я бы шум поднял, да вкололи мне что-то такое, от чего я все понимал, но пошевелиться не мог. Окончательно пришел в себя уже здесь, в подземелье.

     — Да, досталось тебе, — сочувственно глядя на Толика, сказал Герман. — Сколько же ты в неволе?

     — Месяц... или около того. Я счет времени потерял. Да ладно, все не так мрачно, могло быть хуже. Хорошо еще хоть Лене удалось убежать. — Толик улыбнулся. — Она сообразительнее меня оказалась, в больнице, как пришла в себя, сразу же от трубок отсоединилась — и ходу... Мои похитители ругались меж собой, вину друг на друга перекладывали. А для меня их слова как лекарство были.

     — И как теперь? — Герман показал глазами на контейнер. — Теперь что делать будем?

     — Думать нужно. — Рыков пристально посмотрел в глаза летчику. — То, что местные солдаты уже давно киборги, ты, надеюсь, понял?

     — Все?

     — А ты бы на их месте кому доверил охрану своей базы? Исполнительным рабам и големам или обычному человеку? — Программист бросил взгляд на босые ноги Германа. — А где твоя обувь?

     Настал черед Германа удивлять собеседника. Конечно, его история была не такой бурной и разнообразной, но ему тоже было о чем рассказать. Он говорил, стараясь не сбиваться и не перескакивать с эпизода на эпизод, что порой все-таки случалось, приходилось возвращаться назад. Особенно трудно было описать подземное озеро и его обитателя, было трудно подобрать слова, чтобы передать свои ощущения и впечатления. В конце концов Герман запутался и умолк.

     — Так, все понятно, — произнес Анатолий и поскреб небритую щеку. — Придется самому посмотреть. Тем более что есть одна идейка... относительно этого монстра.

     — Нам бы сначала выбраться отсюда. — Герман обвел глазами зал.

     — И шприц найти, — добавил Рыков.

     — Я бы еще пожрать не отказался, — продолжил Герман.

     — Я тоже, — поддержал его Толик. — Пошли!

     — Куда?

     — Как куда? Не сидеть же здесь! Начнем, — палец программиста очертил полукруг в воздухе, — вот с этого.

     Рыков показал на ближний к ним тупик.

     — Пошли, — согласился Герман. Он там еще не бывал. — Может, повезет, найдем выход из этого... подземелья. Я ж не сапер, в конце концов, а летчик! Я уже по небу, по солнцу соскучился!

     — Из твоих слов, — Мартин посмотрел на Сартова таким взглядом, что стало ясно: он требует предельно четкого ответа, — я понял, что Реставратор... отказал Властелину. Это так?

     Георгий в задумчивости прикусил губу. Он понимал, какую ответственность берет на себя, но мимолетных встреч с Черновым хватило ему, чтобы составить некоторое представление о характере этого парня. Твердость, которую он почувствовал в Олеге, вполне вписывалась в образ человека, сумевшего устоять перед главой жаннаваров... и победить Золотого...

     — Я уверен! — ответил Сартов, глядя прямо в глаза Мартину. — Он не обратился. Реставратор все еще человек.

     — Тогда нужно спешить! — Ваха заерзал на стуле и вскинул руку. — Нужно валить его! Пока не поздно!

     — А куда спешить? — Георгий не отводил глаза от Свенсона, хотя отвечал вроде бы Махмудову. Но уж больно не хотелось спорить с этим типом. — Властелина уже нет, его Повестка уничтожена, так что возврата в этом воплощении не будет. А Чернов, приняв раз решение, вряд ли его изменит. Нет, здесь угрозы для нас я не вижу. Сейчас не об этом надо думать, а о том, как вернуть контроль над... «Зовом». Сейчас вся Москва... наводнена беспризорными рабами. Они нестабильны, могут попасть под любое влияние. Необходимо как можно скорее перехватить инициативу и заставить замолчать «Антизов». Даже не замолчать, а захватить его, заставить работать на нас. Вот тогда уже можно будет и Реставратора в расход пустить.

     — А чего тогда ты сюда приехал? — Ваха презрительно усмехнулся. — Если знаешь, что делать, делай!

     — Я и без тебя знаю, что мне делать, — сквозь зубы произнес Георгий. — Я здесь только потому, что Рыков у тебя. Он — ключ ко всему. Нужно узнать у него, как ему удалось... побороть нашу программу. И как подступиться к «Антизову». Я уверен, что он все знает.

     — А почему тогда... — начал было Махмудов, но его перебил Мартин.

     — Сартова я вызвал! — раздраженно проговорил он. — Он получит статус Чистильщика, как только я получу Золотого. Завтра прилетит челнок, — Свенсон повернулся к Георгию, — и привезет нам программы. Здесь же и перепрограммируемся.

     Ваха зло сверкнул глазами, но открыто показать свое несогласие не решился. Вместо этого он широко заулыбался и развел руками:

     — Тогда о чем разговор? Давайте вашего трансформера сюда! Выпотрошим из него все, что он знает и не знает! Я лично готов это сделать для своего будущего начальника!

     Георгий сделал вид, что не слышит сарказма в тоне Вахи. Почувствовав на себе взгляд Свенсона, он повернулся к нему, и глаза големов встретились. Мартин вопросительно вскинул брови. Сартов согласно смежил веки.

     — Мохов! — Швед показал пальцем на Валентина. — Давай сюда своего пленника.

     — У меня их много, — с усмешкой заметил капитан и включил тумблер стационарной радиостанции, стоявшей у него за его спиной. — Хоть торги открывай!

     — Проверь заодно, как идут дела у фельдшера, — напомнил Свенсон. — Нам тянуть некогда, к завтрашнему дню все должно быть готово.

     Мохов кивнул головой.

     — «Двенадцатый!» — вызвал он. — «Двенадцатый», я «Второй»!

     — Слушай, а почему ты «Второй»? — поинтересовался Ваха. — Ты же командир? Значит, должен быть «Первым»!

     Мохов ответить не успел.

     — На связи «Двенадцатый»! — прокаркал динамик радиостанции. — Слушаю вас!

     — Как там мое поручение?

     — Все в порядке, первых двух уже заливаем, скоро заканчиваем! — доложил «Двенадцатый». — Через полчаса начнем заправку второй пары.

     — Отлично! — похвалил Мохов и, повернувшись к присутствующим, пояснил: — Через тридцать минут ваши друзья станут нашими!

     — Это хорошо, — важно кивнул головой Махмудов. — Была б моя воля, я бы всех...

     — «Двенадцатый», передай «Тридцатому», чтобы привел ко мне бычка... того, из заднего стойла, — снова заговорил Мохов, не дожидаясь, пока Ваха сообщит, что бы он такое сделал. Капитан и без того знал отношение голема к местным жителям. — И быстро, чтобы я не ждал! Я у себя... внизу.

     — Вас понял, «Второй»! Бычка из заднего стойла!

     — Все, конец связи. — Капитан, довольный тем, что выдался случай продемонстрировать, как четко у него поставлено дело, эффектным движением выключил радиостанцию. — Сейчас доставят вашего Рыкова.

     — Нашего, Валентин, нашего! — Мартин поднял вверх указательный палец. — Нам нужно сделать так, чтобы трансформер стал нашим союзником. Постараться сделать.

     — Вряд ли он согласится! — скривился Ваха. — Сорвавшийся с привязи трансформер... Нет, проще поступить с ним как Уколов поступил с его другом. Выпотрошить!

     — Если не покорится, то так и сделаем! — Свенсон бросил настороженный взгляд на Махмудова. Бронзовый все больше и больше удивлял его своей кровожадностью. — Но прежде все же попробуем по-моему. Есть у меня надежда, что этого самовольщика можно перепрограммировать. Уж очень он смекалист... что редко встречается, а потому стоит того, чтобы с ним повозиться.

     — Я тоже так думаю, — сказал Сартов. — Нас осталось очень мало. Важно как можно быстрее восстановить всю систему. А для этого нужны не столько исполнительные, сколько умные големы.

     — А мои орлы? — напомнил Мохов. — Можно среди них поискать, я уверен, найдутся достойные кандидаты. Дисциплинированные, обученные...

     Ваха дернул краем рта, красневшего узкой полоской среди черной щетины, густо покрывавшей пол-лица. Это должно было означать насмешливую улыбку, хотя и без этого всем было ясно, как он относится к предложению капитана. Еще бы, если в роте найдется достаточное число рабов, способных стать големами, то Мохова неминуемо ждет повышение статуса! А какой Глиняный не мечтает стать Бронзовым?

     — «Второй», я «Тридцатый»! — вдруг прохрипела радиостанция. — «Второй», ответьте «Тридцатому»!

     — Ну что еще, «Тридцатый»? — раздраженно спросил Мохов, нажимая тангенту. — Где ты там бродишь? Тебе передали мой приказ?

     — Да... я потому и беспокою... Что-то в искаженном помехами голосе Хомякова капитану не понравилось.

     — Давай не тяни!

     — Плен... бык... бычок сбежал!

     — Что? Как...кто... открыл?

     — Валентин, не дури! — Ваха, вскочив, выхватил радиостанцию из рук капитана. — Забыл, что эфир прослушивается? А войска теперь не на нашей стороне!

     Свенсон молчал, и Ваха, пользуясь этим, взял инициативу в свои руки.

     — Хватит болтать, — заорал он в микрофон, — давай сюда, здесь все расскажешь! Бегом!

     Хомяков бежал ровно минуту, в течение которой никто из участников совещания не проронил ни слова.

     — Ну?! — выкрикнули Мохов и Махмудов, завидев старшего сержанта.

     Тот лишь растерянно развел руками.

     — Что произошло? — разозлился Сартов. — Говори!

     — Камера пуста! — Хомяков переводил глаза с одного голема на другого. — Замок цел... висит... висел. Я сам его снял.

     — А ключи? Ключи у кого были?

     — В дежурке... в сейфе. — Сержант беспомощно посмотрел на своего капитана.

     — В том, что мои ни при чем, головой ручаюсь! — пришел ему на помощь Мохов.

     — Если не найдем Рыкова... недолго будет чем ручаться! — прорычал Махмудов.

     На этот раз Сартов был с ним согласен:

     — Ты уверен... а, впрочем... Поднимай часть по тревоге!

     Георгий повернулся к шведу. Он понимал, что командовать должен старший по статусу, налицо явное нарушение субординации, но московский трансформер значил так много для дела, что Свенсон, судя по всему, решил не обращать внимания на подобную мелочь. Он молча кивнул Сартову, соглашаясь, чтобы тот и дальше руководил поисками.

     — Мохов, — Георгий ткнул указательным пальцем в грудь капитана, — перекрыть все выходы из комплекса. Круглосуточное дежурство. Приказ — брать живым... любого, кого увидят. Ты сам к Хранителю! Возьми с собой... кого-нибудь... и смотри, чтобы он не сожрал Рыкова. Его голова нам сейчас важнее десятка таких...

     Договаривать Бронзовый не стал, и так было ясно, кого он имел в виду.

     — Сержанта оставь с нами, — добавил Свенсон. — Он поможет нам ориентироваться в пещерах...

     — Я же знаю их лучше любого из этих чижиков! — Ваха кивнул в сторону Хомякова. — Зачем он нам?

     — Нет-нет, все правильно, — остановил его Мартин. — Нам лучше разделиться... Ты, Махмудов, пойдешь... со мной, для тебя у меня особое поручение. А сержант будет помогать Сартову.

     — Да, так будет лучше. Тогда Кокакола пойдет с Моховым, — сказал Георгий. — У нас получится три поисковые пары, в каждой из которых будет по одному, кто знает эти... лабиринты.

     — Слушай, я вот одного не пойму, — Герман, запрокинув голову, посмотрел на потолок, — как здесь свет работает? Нет, то, что используется система зеркал, понятно! Не дурак, хотя и говорят, что в летчики нынче берут не по уму, а по здоровью. Мне непонятен принцип включения... Вот смотри, мы проходим уже третью... нет, четвертую галерею, и везде, стоит нам войти, сразу включается свет.

     — Обычная автоматика. — Анатолий пожал плечами. — Мы входим, система срабатывает, выходим — тоже, но в обратную сторону. Чего тут непонятного?

     — А почему тогда он не включился в первый раз? Когда я провалился?

     — А бог его знает! Наверное, ты вошел не через тот вход. Так сказать, не для официальных посещений. Может, он... елки-палки!

     — Что? — насторожился Герман.

     — Знаешь, мне в голову пришла одна мысль... А не для твоего ли чудовища этот ход был создан? Ну, с качельным механизмом?

     — Качельным? — удивленно повторил Герман. — А в самом деле! Я же... как на качелях вниз пошел! Видимо, плита так сбалансирована, что достаточно было моего веса.

     — Не льсти себе! — с усмешкой осадил его Анатолий. — Про вес лошади забыл?

     — Забыл... твою мать, забыл! — Майор растерянно поджал губы. — Маркс чертов! Сусанин хренов! Пролетариат завел... в потемки и меня завел в подземелье. Что за имя несчастливое? Вот хоть убей, а есть у имен свои... заморочки. У каждого свое. Судьба, наверное...

     — Кто его знает? — Толик пожал плечами. — Я думаю, карма... хотя нет, карма это другое.

     — Не в названии суть, — примирительно сказал Александров. — Что есть, то и есть. Только я почему-то уверен, что имя имеет очень большое влияние на человека.

     — В нашем случае это был конь, — напомнил Анатолий.

     — Точно! — Александров хлопнул себя ладонью по лбу. — Конь! Конь это был!

     Герман повернулся к своему спутнику. Тот смотрел на него с недоумением.

     — Я шел и вспоминал того, с искрами, что мимо меня пробегал, а я каждый раз от страха обмирал. А ты тут как тут, подсказку мне подкинул! — улыбаясь объяснил Герман. — Конь! Это же Маркс мимо меня пробегал! А вспышки света — это же искры из-под копыт... подков! И зеркала! Вот и получалось переотражение. Как говорил один знакомый сундук, маяк работает просто — то потухнет, то погаснет.

     — Сундук? — переспросил Анатолий.

     — Сразу видно, не служил! — снова улыбнулся майор. — Сундуками у нас прапорщиков называют.

     Золотой фонд вооруженных сил! Достаточно забросить парочку таких в тыл врага, и через месяц можешь брать супостата голыми руками. Наши засланцы разворуют все, что на глаза попадется. А зрение у них будь здоров! Орлы отдыхают! Мы их только...

     Герман дошел до очередного тупика. Вопросительно посмотрел на программиста. Тот молча кивнул и сам нажал на панель. Ту, что была справа. Проход открылся вниз.

     — Вообще-то выход вверху, — пробормотал Герман. — Хотя, как говорит наша церковь, пути наши неисповедимы.

     — Пути Господни неисповедимы, — поправил Толик. — Или что-то в этом роде.

     — Да какая разница? -Летчик поморщился. -Я жрать хочу, как волк, а в таких случаях память у меня начинает работать с перебоями.

     — Поесть и я бы не отказался, — согласился Анатолий. — Так как, спускаемся?

     — Ну, уж если будем стоять, то точно с голоду помрем! — Герман махнул рукой. — Пошли, а то двери закроются.

     — А что, кнопка одноразовая? — пошутил Анатолий. — Ладно, авось повезет.

     Новый коридор оказался прямым и длинным, с люком-диафрагмой прямо в середине правой стены... Открыв его, невольные спелеологи неожиданно для себя вышли в большой и просторный зал с непонятной конструкцией в середине.

     — Смотри, — удивился Герман, — прямо карусель в парке аттракционов! Туда бы еще и лошадок!

     «Странные ассоциации для военного человека, — подумал Анатолий. — Надо же, вспомнил детскую карусель. И лошадок припомнил. Было бы естественнее, если бы я об этом подумал, моложе все-таки! Видно, Герман человек более сентиментальный, чем я, небось частенько детство вспоминает». Сам же Анатолий, не так давно расставшийся с детством, увидел всего лишь многоугольную пирамиду с низко отсеченной вершиной. Он даже успел прикинуть, что основание имеет двенадцать углов. И соответственно, граней метров шесть каждая. Пирамида была отсечена невысоко от пола, метра два, два с половиной.

     — Что за фиговина? — удивился Герман. — Вот делать кому-то нечего было!

     — Да уж, порезвилась чья-то фантазия вполне конкретно, — согласился с ним Анатолий. Откровенно говоря, он был так утомлен, что еле шевелил языком, но надо же было поддерживать реноме солидного человека, который на «ты» с майором. — Интересно, что строители хотели сказать всем этим?

     — А бог его знает... Хотя... — Глаза Германа блеснули. — Тебе эта... геометрическая точность ни о чем не говорит?

     — Геометрическая? — Толик не понял, что имеет в виду летчик. — А какая разница... Елки-палки, вот дурень!

     — Дошло?

     — Кажется! — Анатолий оглянулся на звук закрывавшегося люка, впустившего их в зал. Он все еще не мог привыкнуть к гигантским размерам всего, что двигалось в подземелье. — Ты намекаешь на пирамиду Хеопса?

     — На нее, родимую! — довольно улыбнулся Герман. — Узнать бы, были ли здесь какие-нибудь грандиозные битвы... ну, с персами например.

     — Персы в Дагестане вроде бы были, — сказал Толик. — Только сомневаюсь, что эта конструкция всего-навсего чья-то гробница. Уж слишком сложно все...

     — В Египте тоже не елочные игрушки построены! — не сдавался Герман. — Там столько математики напихано... и астрономии.

     — Куда напихано? А, ты об этом... Ну, положим, соотношения масс, размеров... Стоп, там пирамида сориентирована строго по сторонам света. — Анатолий показал на многоугольное основание. — Может, в наших вооруженных силах появились секретные компасы? На двенадцать сторон света? Тогда сделай милость, покажи рукой на север!

     Герман почесал затылок.

     — Да, что-то я не туда попал, — согласился он. — Ладно, ты прав, это не... Слушай, ты программист, вот ты и говори, что это!

     — Да откуда же я знаю? — опешил Толик. — Знал бы, давно сказал!

     — А твой компьютер? — наступал Герман. — Ты же говорил, что создал прямо в голове вычислительную машину? Виртуальную.

     — Дак это когда во мне достаточное количество роботов было! — Анатолий горестно вздохнул. — А сейчас я ничего не могу... совсем ничего.

     Он махнул рукой и пошел к загадочной конструкции в центре зала.

     — Интересно, из чего это сделано? — пробормотал он, приблизившись к пирамиде. Он повернулся к Герману: — Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? И не камень... и не металл!

     — Пластик? — предположил Герман. Сказать по правде, ему сейчас было наплевать, из чего и для какой цели поставили тут эту дылду. Желудок просто выворачивало от голода. Что ему до пирамид, если жрать нечего.

     — Нет, не пластик... — Толик поставил контейнер с «Авиценной» на плоскую поверхность верхней части пирамиды и повернул голову к Герману. — Подсади, я сверху гляну!

     — А что там смотреть? — пробурчал тот, но руки подставил. Как только Толик поставил на них ногу, Герман упруго вскинул руки вверх, отчего тот мгновенно оказался двумя метрами выше. — Залез? Ну что, нашел что-нибудь? Нет? Вот то-то же! И чего тебе неймется! Там ты ни жратвы не найдешь, ни шприцов. Это тебе не... Твою мать, ну и дураки же мы!

     Он умолк.

     — Что? — забеспокоился Толик. — Что случилось?

     — Нет, ну я баран, это точно! — Герман в сердцах ударил себя кулаком по раскрытой ладони. — С тобой все ясно, молодой, весь еще зеленый... как огурец на грядке, но я... дубина!

     — Да что случилось?

     Герман показал на канистру, стоящую на самом краю постройки.

     — Пей!

     — Что?

     — Ее пей, говорю! — повторил Герман и снова ткнул пальцем туда, где стояла канистра. — Или его! Если спирт, то Его! С большой буквы! А если отраву, то ее! С маленькой!

     — Так там же «Авиценна»! — растерянно воскликнул Анатолий.

     — Значит, его!

     — Да нет, ты не понял! — Анатолий вздохнул. — «Авиценну» в вену колоть нужно. В кровь...

     — Это ты не понял! — Герман разогнался и, подпрыгнув, резко подтянулся и забросил свое тело наверх, туда, где уже стоял его спутник. — Балда, спирт не в кровь нужно. Спирт вовнутрь употребляют!

     — И всю «Авиценну»... в унитаз слить? — Глаза Анатолия округлились. — Она же в кровь не попадет! Я ее столько искал... мечтал о ней, а тут...

     Герман саркастически улыбнулся. Кто бы кому говорил о такой вещи, как спирт!

     — Да нет, в унитаз ты отходы отправляешь! — назидательно произнес он. Для убедительности палец майора застыл у носа программиста. — А спирт, он весь усваивается организмом! Весь!!! Ни капли... мимо! Поверь, я еще ни разу спиртом не мочился. А выпил его немало. Так что слушай меня и пей! Когда выпьешь, спирт в кровь твою войдет, вот там и лови своих... блох!

     Рыков был ошеломлен. Если все так, как говорит майор, а не верить ему оснований нет, то... все упрощается! Господи, вот ведь как бывает! Ломаешь голову, ломаешь, а решение — вот оно, рядом лежит!

     — Ну, дошло? — продолжал наставлять младшего товарища Герман. — Ты меня слушай, я тебя еще многому научу! Сейчас бы закуси... или хотя бы кусочек хлеба. И луковицу.

     — Нет, ты всерьез, что ли? — Толик растерянно посмотрел на канистру.

     — А кто же со спиртом шутит? — У Германа был обиженный вид.

     — Но... — Рыков редко пил спиртное, а уж неразбавленный спирт тем более. Он со страхом смотрел на емкость с жуткой жидкостью. — Зырянов говорил, что он... банановый.

     — Тем более! — Герман ободряюще улыбнулся. — Банан — один из самых калорийных фруктов. Это же, считай, с закусью вместе пьешь!

     — Трава!

     — Что трава? — не понял Герман.

     — Банан — это трава...

     — Чего?! — оскорбился Герман. — Это какая еще трава? А впрочем... Травяные настойки тоже очень полезны организму. Так, из чего бы нам рюмки сообразить?

     — Подожди, давай хоть разбавим его! — умоляющим тоном проговорил Рыков. — Это же чистый спирт! Давай хоть воду поищем.

     — Я бы и от банки тушенки не отказался, только где ж ее искать? И воду тоже. Пока найдем, подохнем здесь! — Герман решил наконец привести свой последний и решающий аргумент: -А выпив... эликсира этого, ты резко поумнеешь и сразу выход вычислишь.

     — Гер, может, сбегаем к озеру?

     Летчик разочарованно посмотрел на Толика:

     — Ты что, хочешь, чтобы нами закусили? Там такой... крокодил, что и без банановой текилы нас схавает.

     — Текилу из агавы делают, — сообщил Рыков. После пьянки в одном из московских казино он стал неплохо разбираться в напитках. — Из голубой...

     — Да плевать мне, из чего текилу делают! Мы в авиации спирт без всякой гавы иноземной пили, и ничего. Без лимонов и соли. Нет, вру, с солью. С лучком и солью. — Герман вспомнил о деле и с усилием отбросил воспоминания. — Нет, ты посмотри на него! Все еще резину тянет... Чего тянуть-то? Давай пей, не выдрючивайся!

     — Но из чего?

     Александров раздраженно огляделся:

     — Из горла пей, не растаешь!

     — Да ты что?!

     — Пей! — приказал майор. — Мы здесь не развлекаться сели. Жизнь себе спасаем. А может, и всему человечеству.

     — Знаешь, пойдем-ка мы коротким путем. — Мохов махнул рукой в сторону дальнего тупика. — Зачем нам спускаться, у нас места в ложе забронированы.

     — В какой ложе? — удивился Кокакола. — Здесь что, есть театр?

     Ответа он не дождался, вместо этого увидел удаляющуюся спину капитана.

     — Эй, постой, ты куда? — закричал он. — Я же... дороги не знаю!

     — Ну так догоняй! — послышалось в ответ. — Давай, поддерживай форму! Негоже големам такое брюхо таскать!

     Кокакола хотел было напомнить, что он пока еще не голем и даже не... «мобилизованный». Честно говоря, ему не особо-то и хотелось стать таковым, уж больно слово «раб» ему не нравилось. Нет, если сразу стать Глиняным, то ничего, можно рискнуть, но вдруг начальству блажь стукнет задержать его в фазе дрессировки? Нет уж, увольте, такого нам не надо! В Москве насмотрелся на них! Ходят как чумные и только работу просят. И пожрать...

     Капитана Сериков догнал, когда тот спускался вниз. Он наверняка услышал топот Кокаколы и его тяжелое сопение, но не обернулся. Только ткнул походя пальцем в сторону панели и пробормотал:

     — Запоминай! Здесь жмешь, возвращаешься назад. А здесь, — рука спецназовца с вытянутым пальцем переместилась в другую сторону, — оружейная комната.

     Николай Николаевич старательно повторил:

     — Левой рукой — назад, а правой в оружейную комнату. Оружейная? У тебя здесь что, оружие роты хранится?

     — Вот еще! — Мохов остановился и повернул сердитое лицо к бестолковому гостю. — Я похож на идиота? Не хватало еще рабам здесь свои трещотки держать! А комиссия нагрянет? Чужая, не наша? Валить их прикажешь? Или с тайной подземелья отпускать? Нет уж, все, что касается ротного вооружения, все там, наверху! Там, где ему и положено. А об этом месте знают только два взводных моих да, может, еще пара сержантов.

     — А что, кроме вас... — Кокакола прикусил язык, зачем напоминать, что по сути дела и он здесь чужой? — Кроме нас, — поправился он, — больше никто об этом месте не знает?

     — Ну ты даешь! — Мохов покачал головой. — Да если б об этом месте прознали, тут такое бы началось, что... От одних только туристов отбоя бы не было!

     — Да, места здесь знатные, — льстивым голосом проговорил Кокакола. — Жаль было бы терять...

     — Терять?! — У Мохова от возмущения округлились глаза. -Да ты понимаешь, что говоришь? Потерять комплекс? Да ты знаешь, что нам за это будет! Скорее нас всех потеряют, чем его!

     От взгляда капитана Кокаколе стало не по себе, и он поспешил перевести разговор на другое.

     — Валентин, а как вам удалось отгрохать все это? — спросил он заискивающим тоном. — И как сумели держать в секрете такую стройку?

     — Слушай, где тебя такого... откопали?! — воскликнул Мохов. — Башкой своей подумай, кто сейчас может комплекс такой соорудить? Это тебе не на Манежной резвиться! Хоть десять Лужковых пригони сюда... Нет, брат, такое и янкесам не под силу будет... Вот станешь големом, тогда, может, и узнаешь, кто способен такое соорудить.

     — А-а, понял, наверное, это... Золотой, — в раздумье произнес Сериков. — Ну, давно еще... до того, как война началась.

     — Ты еще скажи, до перестройки! — рассмеялся Мохов. — Я вот заметил, о чем бы речь ни зашла, только и повторяют как попугаи: «до перестройки, после перестройки»... — Мохов похлопал рукой по полированной плите. — По правде говоря, я даже затрудняюсь сказать, сколько лет всему этому.

     — Ну, лампочки же вы меняете? — Толстый, похожий на сардельку, палец Кокаколы показал на потолок. — Небось часто перегорают? По ним же можно вычислить... или по патронам...

     Капитан шумно выдохнул и, скривившись, посмотрел с жалостью на собеседника:

     — Кокакола, ты в цирке не работал?

     — В цирке? — опешил тот. — Нет, не работал. Хотел в детстве, да потом передумал. Фокусником. И еще акробатом.

     — Оно и видно, — кивнул Мохов. — Клоуном у тебя лучше вышло бы. Да ты посмотри вокруг! Хоть одну лампочку видишь? Или намек на нее?

     Сериков послушно обвел взором ярко освещенную галерею. Похоже, Глиняный был прав, источника света, как его понимал Сериков, не наблюдалось.

     — Да, наверное, хлопотная у вас здесь служба! — с подобострастной улыбкой произнес Кокакола. — Тут и Бронзовому не справиться!

     — Ничего, завтра мы это все поправим! — с усмешкой пообещал спецназовец. — Завтра многие из нас станут сильнее.

     — Завтра? — Глаза Серикова загорелись завистью. — А ты точно знаешь? Может, все это вранье?

     — Големы не врут. — Капитан надменно взглянул на Кокаколу. — Своим, — уточнил он, — своим не врут. Да и посуди сам, завтра Свенсон станет Золотым, Сартов поднимется до Чистильщика, Ваха, может быть, тоже. А как они обойдутся без Бронзовых? Нет, брат, сейчас самая пора чины хватать. Как после кровопролитного, но успешного боя. После которого на место выбывших начальников тут же местную молодежь выдвигают.

     — Так, может, и я? — вырвалось у Кокаколы. — Может, и мне подсуетиться и стать големом? Глядишь, завтра под горячую руку и я получу... — Тут взгляд Николая Николаевича упал на багровеющее на глазах лицо Мохова. Поднаторев в общении с прежним руководством, Сериков на ходу перестроился и вместо заветного статуса закончил более скромным, — звание Глиняного? Вот как ты, например!

     Краска отлила от лица капитана. Он благосклонно кивнул:

     — А что, вполне! Только ждать, пока ты получишь дозу «Авиценны», Мартину будет некогда. У него и так завтра день напряженный. — Валентин испытующе взглянул на москвича.

     — И как же быть? — растерянно проговорил Сериков. Настроение у него резко ухудшилось. Удача, шедшая в руки, проплывала мимо. — Слушай, а что, если мне сегодня... уколоться? А? Это же пара пустяков, я сам видел, как у нас в изоляторе это делали.

     Панама, уже уставший ждать решения свое участи, сидел в полузабытьи, прислонившись к стене, когда его тронули за плечо. Он, вздрогнув, повернулся к Курбану.

     — Слышишь? — прошептал тот.

     Геннадий прислушался, но ничего, кроме своего собственного дыхания, не услышал. Да и что можно услышать, сидя в этом каменном мешке?

     — Нет, — шепотом сказал он, — ничего не слышу.

     — Шаги... солдатские сапоги.

     — Сапоги? — удивился Панама. — Они же все были, вроде, в ботинках.

     — Ну ботинки! — согласился Курбан. — Какая разница? Ты о деле думай. О том, как выбраться отсюда. Живыми...

     Договорить он не успел — дверь распахнулась, и в глаза пленникам ударил луч мощного фонаря.

     — Выходите! — приказал невидимый охранник. — И без шуток, стреляем без предупреждения!

     — Да кто вы такие, чтобы нас... Панама не договорил. Острый локоть соседа ткнул его под ребра, и он осекся.

     — Все в порядке, командир, мы выходим! — Курбан встал и, рванув Геннадия за шиворот, заставил его подняться. — Все в порядке! — громко повторил он. — Без проблем! Вы только скажите, и мы все сделаем!

     Курбан чуть ли не силком выволок Панаму из камеры.

     — Все, мы готовы! — угодливо доложил он. — Куда идти?

     Не дожидаясь ответа, Курбан повернул влево, туда, где, как он помнил, был выход из пещеры. Но тут же почувствовал, как ему в грудь уперся ствол автомата.

     — Кругом! — послышалось откуда-то сбоку. Голос был тот же, что и в первый раз. — И без разговоров!

     —Что?

     — Кругом говорю! Быстро!

     Приказ старшего, того, кто отдавал приказы, поддержал делом его спутник. Он ткнул бестолкового горца стволом под ребра. Тот послушно развернулся. А про себя отметил, что его примеру последовал и Панама.

     — Вперед!

     Луч фонаря переместился вниз, указывая направление и освещая путь.

     — Марш!

     Пленники зашагали вперед. Панама покосился на своего спутника, словно ища ответ, что с ними будет, но что мог ему сказать товарищ по несчастью? Он лишь чуть-чуть, почти незаметно качнул головой. Может, это что-то и обозначало, но, чтобы понять, да и просто заметить это движение, надо было знать характер Курбана...

     Луч-указатель уперся в ровную стену. Геннадий решил было, что здесь где-то есть поворот, но, к его удивлению, им приказали остановиться. Панама обмер. Как, и это... все?!! Их вывели из камеры только для того, чтобы подвести к стене?!!! Мысль о расстреле не успела прийти ему в голову: неожиданно стена... дрогнула, и пол перед ней стал проваливаться. И свет! Снизу ударил яркий свет, осветивший ступени и ту часть подземелья, где они находились.

     Теперь Панама увидел, что их сопровождают двое — у того, который приказывал, были нашивки младшего сержанта, второй был рядовой. Оба высокие, крепкие, в пятнистой камуфляжной форме и высоких тяжелых ботинках. На груди обоих висели автоматы Калашникова, на поясе у сержанта болталась кобура непривычной формы и размера.

     — Вперед! — приказал младший сержант. — И без глупостей!

     Геннадий бросил быстрый взгляд на Курбана. Ему очень не хотелось спускаться, он понимал, что раз их загоняют в подземелье, то возврата уже не будет, но и бросаться на вооруженных и готовых ко всему спецназовцев не имело никакого смысла. Вот если бы его поддержал Алиев... Но тот как будто ничего предпринимать не собирался и сигнала все не подавал... Значит, Панама зря на него надеялся.

     «Ну давай же!» — хотелось крикнуть Геннадию. Он чуть не выкрикнул это вслух, но в это мгновение его ударили прикладом в спину, и он кубарем покатился вниз, а следом за ним — Курбан.

     — У-у, бараны! Сказал же, вперед! Панама поднял голову. Над ним стоял младший сержант. Черт, когда же он успел спуститься?

     — Вас что, пинками поднимать? — зарычал рядовой.

     Не дожидаясь ответа, он замахнулся, но Алиев, опередив его, быстро вскочил на ноги.

     — Все в порядке, начальник! — Курбан примирительно поднял вверх руки. — Все в порядке, ну, растерялись мы, зачем же сразу драться? Мы же не со зла и не от упрямства... растерялись мы, да и понятно же почему! От ваших чудес у любого голова кругом пойдет. Небось сам, когда первый раз сюда попал, очумел? Вот и Гена встал... видишь, все хорошо, повода для...

     — Иди! — Сержант дернул подбородком в сторону длинного коридора. — И хватит болтать! Насобачился языком молоть!

     — Все, командир, идем! — Курбан испуганно сжался и, угодливо кивая головой, повернул, куда указывали. — Туда?

     Ему не ответили — метрах в десяти открылась стена, и из проема выглянула седая мужская голова.

     — Мезин, долго еще? А, уже ведете... Ну хорошо! Голова спряталась, но проход остался открытым.

     — Слышали, что прапорщик сказал? — прорычал младший сержант, впрочем, без особой злости. — Бегом, а не то я...

     Мезин в азарте сорвал с груди автомат и передернул затвор.

     — Ну, черви, долго вас ждать?

     Вся кровь бросилась Панаме в голову. Эта мразь, сержант недотраханный, называет его червем?! Его, капитана, который командовал десятками таких щеглов? Да это же издевательство какое-то!

     — Чего встал? — услышал он окрик и увидел, что сержант обернулся и смотрит на него. — Ах ты... еще глазами сверкаешь? Ну, ты сам напросился!

     Мезин шагнул к Геннадию. Руки с автоматом пошли вверх. Геннадий, ожидая очередного удара, инстинктивно сжался, но тут раздался голос Алиева.

     — Стой! — крикнул он. — Подожди! Не надо! Горец умоляюще сложил руки.

     — Прошу тебя, не надо, не бей его! — Курбан сделал шаг вперед и покорно склонил голову. — Аллахом прошу, не надо!

     — Да пошел ты! — Рядовой, стоявший поодаль и с усмешкой наблюдавший за этой сценой, решил, что пора прийти на выручку командиру. — А ну, всем стоять!

     — Не бейте нас! Не надо! — завизжал Алиев. — Мы все сделаем!

     Повернувшись к рядовому, он потянул его за рукав.

     — Сынок, пожалуйста, делайте, что хотите, но только не бейте! — тонким голосом прокричал он. — Я же вам в отцы гожусь...

     — Руки убери! — Спецназовец толкнул горца в грудь и придвинулся к Мезину. — Смотри, какие герои! Только толпой могут... Витя, расшмалять бы их здесь!

     Пономарев заскрипел зубами. Вся эта унизительная сцена была отвратительна, но что он мог сделать

     Один против двоих вооруженных и явно хорошо подготовленных спецназовцев? Алиев не в счет, вон как из него дерьмо полилось. А говорил-то как! Мешок! Между тем Курбан, казалось, уже не думал ни о чем, кроме своей шкуры. Рабски согнувшись и заглядывая в глаза то одному, то другому спецназовцу, он заскулил:

     — Сынки, ребята, просите, что хотите, деньги, лошадей... все отдам! Машину... вот, машину хотите? — Алиев протянул руки к сержанту и сделал шаг вперед. — Иномарку! Красивую, блестящую...

     Горец вдруг рухнул на колени и пополз к Мезину.

     — «Мерседес»! — кричал он, приближаясь к нему. — Или «БМВ»? Говори, завтра же будет стоять...

     Панама был ошеломлен. «Курбан на коленях? Господи, да это же...»

     Додумать он не успел. Там, где только что был Алиев, мелькнула темная тень и одновременно прозвучал крик: «Мочи!» Действуя скорее инстинктивно, чем осознанно, Геннадий рванулся к стоявшему рядом с ним рядовому. Тот уже перехватывал автомат и тянулся к затвору.

     Вот уж хрен тебе! Панама от души, с удовольствием, провел правый хук и левый прямой вдогонку. Он бил так, как его учили, не просто втыкал кулак в челюсть, а метил в нутро, в душу врага! Здесь не ринг, здесь не только можно, но просто необходимо ударить так, чтобы противник больше не встал. И это удалось! Противный хруст сигнализировал о том, что первая цель достигнута, враг надолго обездвижен. Теперь очередь второго.

     Пономарев стремительно повернулся... и понял, что опоздал. Курбан справился со своей задачей еще быстрее, автомат Мезина был уже у него в руках, а сам младший сержант лежал, запрокинув голову, и смотрел в потолок широко открытыми глазами. Вся левая часть его головы представляла собой сплошную рану, из которой пульсирующей струйкой бежала кровь.

     — Бери автомат! — прохрипел Алиев. — И доводи дело до конца!

     Словно бы поясняя свою мысль, горец шагнул к противнику Геннадия и коротким ударом приклада проломил тому висок.

     — Вот теперь порядок, — удовлетворенно кивнул он. — Двумя гадами на земле меньше стало.

     Панама, как ни зол он был на спецназовцев, нервно поежился. Нет, он понимал, что Курбан прав, что эти парни заслуживали смерти, что недозволительно проявлять жалость, находясь среди врагов, надо быть беспощадным и без колебаний убивать их. И все-таки в душе Геннадия что-то сопротивлялось этому, и он, чтобы скрыть свое состояние от Курбана, отвернулся.

     — Чего стоишь! — окликнул его тот. — Бери запасные магазины... Вот шайтан!

     Одной рукой вскинув автомат сержанта, Курбан не прицеливаясь выстрелил. Панама успел лишь мельком заметить, как в провале стены появилась седая голова... и разлетелась от попавшей в нее пули.

     — Ты что?! — закричал Панама. — Это же...

     — Мы на войне! — прорычал Курбан. — Или ты только на словах грозить врагам можешь? Я мужчина, я наказываю своих врагов! И если ты против, значит, ты с ними!

     — Я...

     — Здесь мой сын! — Курбан ударил себя кулаком в грудь. — И если я не найду его, здесь все, ты слышишь, все кровью зальются! И посмей только вмешаться, рядом ляжешь!

     Алиев сорвал с пояса сержанта сумку с рожками к «калашу» и выхватил из кобуры пистолет.

     — Я такой раньше не видел, — пробормотал он и достал запасной магазин. — Ого, восемнадцать патронов, девять миллиметров! Интересно, откуда у них такие?

     Панама бросил взгляд на оружие.

     — «Грач»! — сказал он. — Хваленым «глокам» и «береттам» рядом не стоять! Я на выставке видел, мы Мартином были. Сука, так это он их и закупил. Для ублюдков своих.

     Вспомнив о Свенсоне, Пономарев почувствовал, что душа его освобождается от давившей на нее тяжести. Какого черта он должен жалеть каких-то негодяев, которые их самих вовсе не собирались щадить? И еще неизвестно, удастся ли самим выбраться живыми из передряги? Борьба за свободу еще не закончена!

     Геннадий последовал примеру Курбана и собрал трофеи. Помимо подсумка с запасными рожками ему достались спецназовский нож-пистолет и небольшая аптечка.

     — Пошли посмотрим, что там такое! — Алиев, не дожидаясь, пока зенитчик рассует свои находки по карманам, пошел к третьему мертвецу.

     Перешагнув через лужу крови, успевшую натечь из убитого прапорщика, Курбан скрылся в проеме. Панама поспешил за ним. Как-то само собой получилось, что лидером у них стал Курбан, и Геннадий даже не подумал возражать.

     — Гарун?! — услышал он голос Курбана, войдя в большой, залитый светом зал. — Гарун, сынок, что с тобой?

     Глазам изумленного Геннадия предстала странная картина: на столах, похожих на операционные, лежали младший Алиев и... Лера. Руки и ноги обоих были крепко пристегнуты толстыми ремнями, к венам были подключены системы капельниц с какой-то прозрачной жидкостью. А чтобы жертвы не кричали, их рты были заткнуты специальными кляпами с ремнями вокруг головы.

     — Это что, пытки? — закричал Геннадий, чувствуя, как его прошибает пот. — Что здесь происходит?

     — Не стой! — Курбан отсоединял трубки от сына. — Девчонке помоги! Может, еще не поздно...

     От этих слов Геннадия словно подбросило. Он подбежал к Лере и протянул руку к игле. Девушка замычала, мотая головой.

     — Что? Что ты хочешь?

     Лера дернула подбородком, требуя глазами, чтобы Панама вытащил кляп. Он, спохватившись, снял ремни с ее головы.

     — Вух! — выдохнула девушка, освободившись от кляпа. — Наконец-то... я уж думала, язык отнимется. Ген, ну где вы так долго...

     — Долго?! — Геннадий снова потянулся к трубкам. — Вот неблагодарная!

     — Не трогай трубки! — громко запротестовала Лера. — Сама отсоединю, а то выдернешь так, что у меня синяки останутся. Лучше руки отстегни!

     Панама послушался и на сей раз. Как только он отстегнул ремни, обхватывавшие руки девушки, она тут же села и стала освобождаться от трубок, соединявших ее с капельницей. Панама между тем снимал путы с ее ног.

     — Все, вставай! — сказал он, когда все было закончено. — А что это с вами тут делали?

     — «Авиценну» вводили, если верить коновалу этому! — Валерия посмотрела на ботинки лежащего на полу фельдшера. Оттуда, где она сидела, было не видно, что сталось с головой прапорщика, но все еще было впереди. — Я слышала, как он приказал принести пару упаковок... Уже и залить успел, вон видишь?

     Лера, пережимая вены, кивком головы показала на два свободных стола.

     — Для вас готовилось, — сообщила она. — А вот зачем им это было нужно, не знаю. Насколько мне известно, этот препарат безобидное и очень эффективное средство... от старения.

     — Наверное, ты им такой старухой показалась, что решили подлечить! — пошутил Панама. — А заодно и нас омолодить...

     — Хватит болтать! — оборвал его Курбан. — Он осмотрел рану на голове Гаруна и, решив, что она не опасна, протянул тому пистолет. — Уходим отсюда!

     — Куда? Наверх? — удивился Панама. — Но... там же целое подразделение!

     — Низом пойдем, — сказал Курбан. — Думаю, что у подземелья есть еще один выход. Я видел, как они... стены открывают.

     Ваха подождал, пока зал опустеет, и повернулся к Свенсону. В его глазах застыл вопрос, ему не терпелось узнать, что же такое хочет поручить ему будущий Золотой? Стать полезным главе големов Земли — это не шутки! Такая честь выпадает не каждому! Это тем более важно теперь, когда так хочется утереть нос этому Сартову. Возомнил из себя... чуть ли не второго Золотого. Москвич, одним словом, не зря их никто не любит.

     — Мне нужна связь с кораблем, — сказал Чистильщик. — Как ты связываешься с ним? Махмудов поднял брови.

     — Не удивляйся, но я, как ты знаешь, законсервированный Чистильщик, а потому всей системы пока не знаю, — пояснил Мартин. — Моя программа включилась лишь после того, как пришло сообщение о гибели Бина.

     Горец понимающе кивнул:

     — Из своего «хаммера» связываюсь, но я его оставил там, у себя. — Ваха кивнул на северо-запад. — С ним мои ребята. Сам понимаешь, время военное, лишний раз рисковать не хотелось... Вот если бы сюда вести весь отряд, тогда другое дело. А еще лучше было бы очистить весь район от собак этих... и прятаться не пришлось бы. А что, ты приехал без связи?

     Свенсон улыбнулся. За кого его здесь принимают?

     — Да нет, аппаратура со мной. Просто я думал, что передатчик здесь, в горах.

     — Я тоже предлагал Бину все свезти сюда и самому возглавить комплекс... Дак ведь Золотой сам сюда переселиться не мог, слишком уж любил по всему миру ездить, а давать кому-то в одни руки и комплекс, и связь не хотел. Вот и разделил: «хаммер» с оборудованием мне, а комплекс... воякам.

     — Чего-то подобного я и ожидал, — протянул Мартин. — Ладно, все необходимое у меня с собой. Точнее, в моем автобусе...

     Ваха показал пальцем вверх, глядя вопросительно на Мартина.

     — Нет, не здесь, не у Мохова, — сказал тот.

     — Нет? А где? — удивился Ваха.

     — В ауле. В одном дворе... — Чистильщик усмехнулся. — А сам хозяин дома в камере у Валентина нашего сидит, точнее, как вы выражаетесь, мобилизуется.

     — Понятно... — Ваха погладил бороду. — Надоела зараза, постриг бы, да вот из образа выходить нельзя. Ничего не поделаешь, надо соответствовать. Ваххабит, мать его! Ладно, задачу понял, автобус нужно пригнать сюда.

     — Вот-вот! — кивнул Мартин. — Вот только как это сделать без лишнего шума? Если там появлюсь я, начнутся расспросы... разговоры лишние. Бойню тоже не хотелось бы устраивать. Нам никак нельзя привлекать внимание к этому месту. Ни к озеру, ни к окрестным селам.

     — Да, это точно. Хватит и того, что туристов еле отвадили, — согласился Ваха. — Словно медом тут намазано, ах, уникальное место, ах, уникальные горы, ах, уникальные люди... Как тараканы полезли сюда! Не поверишь, войну ведь эту только из-за них и пришлось начать! Столько средств, столько големов ушло.

     — Ну, вам-то грех жаловаться, Бин все сделал, чтобы думали, будто идет война за Каспий, за нефть. — Чистильщик презрительно скривился: — Дурачье, как же они бездумно свою планету губят! Недра жгут, реки травят... Порой думаешь, что вовсе не Кытмир, а они сами и есть оккупанты на Земле.

     — Вот и я говорю, что этот сброд только в рабы и годится! — Бронзовый осклабился. — Быстрее бы оборонительное Кольцо построить да кончать с этой комедией!

     — Ничего, уже скоро! — пообещал Чистильщик. — Покойный Бин многое успел сделать. Почти все. Если бы не последний Прорыв...

     — Да, подкосил нас этот Реставратор! — В наступившей тишине слышно было, как скрипнули зубы голема. — Гад, я его все равно достану!

     — Всему свое время. — Мартин положил ему руку на плечо. — Наступит час, и с ним разберемся. А пока давай-ка вернемся к нашим делам. Как с машиной поступим? Силовое решение исключено, это ясно...

     — Может, выкрасть? — Махмудов покосился на Свенсона. — Только прикажи...

     — Все равно шума не избежать. — Чистильщик покачал головой. — Позор, чужая машина, вся родня кинется искать!

     — Пусть кидается! — На лице Вахи вновь появилась презрительная гримаса. — Дальше озера не сунутся. А там уж наша земля. А хочешь, я своих людей вызову? Стоит только свистнуть, — Махмудов показал пальцем на портативную радиостанцию, — и Фаттах приведет сюда отряд.

     — Фаттах? — заинтересовался Мартин. — Это кто? Я о таком и не слышал.

     — Араб один. — Ваха пренебрежительно махнул рукой. — Мне Бин разрешил создать один отряд целиком из Глиняных... Ну, чтобы среди людишек слух пошел, что здесь непобедимые воюют... Те, в кого стреляют, а они не умирают, а значит, убить их невозможно. Ну а чтобы побольше страха нагнать, пустил слух про Фаттаха, что он такой-сякой непобедимый. Человек, он же если начал бояться, то потом с ним что хочешь делай, во все поверит! Вот мы каждую серьезную акцию и прикрывали именем Фаттаха. Теперь стоит только назвать это имя, народ тут же в панику впадает. Особенно там, в столице. Те вообще его прямо Че Геварой считают. Так что давай, если надо, я организую... маленькую деревню Сонгми.

     — Нет, шум нам ни к чему, — сдержанно произнес Мартин. Он старался не показывать вида, но этот Ваха вызывал у него такую брезгливость, что скрывать это становилось все труднее.

     — Да ты не бойся, шума не будет, — не унимался Махмудов, словно опьянев от предвкушения кровопролития, — местные горцы сами не дадут слухам плодиться.

     — Да как сказать, — возразил Свенсон. — Сельчане и так взбудоражены исчезновением отца и сына Алиевых, а тут еще и налет... Нет. Давай сделаем так. Автобус стоит возле самых ворот. Сейчас темень, ключи у меня. Ты прикроешь, а я заберусь, поговорю с Алмазным, и назад.

     — Как скажешь! Но, если все же начнется шум, я вышибаю ворота, а ты выезжай! — Ваха был разочарован. Он всегда был за силовое решение. Жаль, а то все бы было сделано четко и быстро. — Подхватишь меня и сразу налево, вверх к озеру.

     — Ладно, только нужно постараться обойтись без угона. Пошли! — Свенсон сделал знак рукой и пошел к выходу. — Сможешь скрытно провести меня к аулу?

     — Раз плюнуть! Можем под землей, это будет в трех километрах от селения, а можно верхом. На твое усмотрение. Сами справимся или возьмем с собой кого-нибудь?

     — Уколоться, говоришь? — На лице Мохова мелькнула хитрая усмешка. — А что... это мысль! Но пока что я тебя только «заряжу»... я ведь всего лишь Глиняный, а посему големом делать не вправе. Вот стану завтра Бронзовым... тогда тебя сразу же и перенастрою. Вместе с бойцами моей роты. Они все «мобилизованные», но в рабы я их не переводил. Вдруг приказ придет на демобилизацию, что я потом с дрессированными буду делать? Их же сопровождать нужно, «Зовом» стабилизировать! Да ты сам небось лучше меня знаешь, как-никак на ФАЗМО работал. И будешь работать, когда обратно вернемся, Горик ведь для этого тебя и повышает.

     — Слушай, а почему бы твоим солдатам не остаться на сверхсрочную? — заметил Сериков. — Остались бы, и все!

     — Ты что, охренел? — воскликнул Мохов. — Один, два — это еще понятно, но чтобы весь призыв остался... Да мне сразу звание Героя России давать нужно будет! Или его помощника... как минимум. И «мобилизацию» оставлять на последний момент нельзя, не буду же я «заряжать» бойцов в тот момент, когда звания раздают? Нет, когда прилетит челнок с программами, нужно рядом быть. Как говорят в армии, всегда быть готовым подставить плечо под падающую звездочку. Не, брат, я все продумал. Глазом моргнуть не успеешь, а у меня самое большое число големов! Пусть пока только Глиняных, но зато каких! «Краповые береты» — это тебе не... стройбат. Пройдет не так уж много времени, и кто-то из них наверняка вверх пойдет.

     — Подожди, я что-то не понял! Вот вы все стремитесь стать... ну навербовать... нет, ну как сказать... наделать себе Глиняных. — Кокакола украдкой вытер рукавом пот со лба. Черт, чего это у него язык путается... А тут голем разозлится, так потом вообще пожалеешь, что разговор затеял. — Что это дает вам? Какие привилегии... или платят больше?

     Капитан поначалу не понял вопроса. Он оторопело замер, уставясь на москвича. Какие деньги, какие награды? Кому нужна эта мишура, когда големы и так хозяева всего? Что захотят, то и возьмут!

     — А-а, ты шутишь, — проговорил он наконец. — Ну конечно, вы, гости столичные, все с выпендрежем! Слова нормально сказать не можете.

     — Да нет, я серьезно! — Кокакола ударил кулаком по своей богатырской груди, тут же отозвавшейся гулким звуком. И видя, что капитан все еще не верит, для пущей убедительности добавил: — В натуре!

     — В натуре... — недоверчиво передразнил капитан. — В натуре у собаки знаешь что красное?

     — Язык!

     — Член у нее красный! Язык... тьфу ты... Придумает же! Язык! — Мохов раздраженно дернул головой. Откуда Сартов такого дурака выкопал? Будь его воля, он бы этого увальня дальше раба не пустил. — Да чем больше ты дал Кытмиру големов, тем более высокий статус тебе светит! И на это можешь твердо рассчитывать! Это тебе не министерство обороны, здесь без обмана... без взяток и без знакомств. Заслужил — получи!

     — Так... я это, как только в Москву вернусь, сразу весь завод окучу! — обрадовался Кокакола. — Во класс! Так... что же раньше не говорили? Зачем меня сюда... я бы там, на месте... Я бы... всех... их... строем!

     — Зато, если твой голем проштрафился, его вина на тебя ложится! — остудил его пыл Мохов. — А наказание у нас одно... сам понимаешь, программу никто тебе стирать не будет. Так что не десять — тысячу раз подумать нужно, прежде чем такую ответственность на себя брать.

     — Да? — На лице Серикова отразилась растерянность. — Не, ну его в болото, так можно... Остановлюсь-ка я на Глиняном!

     Мохов уже не знал, смеяться ему или плакать. Как этот размазня будет руководить ФАЗМО? Ему не то что заводом командовать, который «Авиценну» производит, ему вообще ничего нельзя доверить! Куда ему в големы, кто его Глиняным делать будет? Горик что, ослеп совсем? Да это же самоубийство! Впрочем, у Сартова голова большая, пусть думает. А ему такой головняк даром не нужен.

     — Вот вернемся, — капитан нажал очередную панель, — найдем твоего Бронзового, с ним и решай вопрос. Сам понимаешь, я бы с радостью, только некрасиво это будет выглядеть. Георгий привез тебя сюда... не на экскурсию же! Если его не спросить, получится, что я за его спиной делишки свои обделываю. Усек?

     Не дожидаясь ответа, капитан сбежал вниз по крутой длинной лестнице. Кокакола с опаской посмотрел вслед. Не нравятся ему эти подземелья. И чего его все время сюда приводят? То с Вахой иди, то с этим Моховым. Так недолго и шею свернуть. Быстрей бы уже получить Глиняного и вернуться в Москву. А там, у себя он уж развернется! Там он продемонстрирует, как нужно работать. Все будут по струнке ходить.

     Загрустивший было Кокакола приободрился. Ничего, пусть эти выскочки смеются над ним, он себя еще покажет. Вот только не заблудиться бы в этих лабиринтах. А то вон даже уже и шагов капитана не слышно. Черт побери, куда же это он попер, забыл о своем спутнике, что ли?

     Боясь отстать, Сериков бросился вниз. Прыгая через ступеньку, он вылетел пулей в нижнюю галерею и... чуть не раздавил стоявшего там Мохова. Капитана отбросило к стене, вдобавок он сильно ударился головой, но и этого было мало. Капитан был более субтильного сложения, но нельзя забывать о том, что он был Глиняным. Поэтому, натолкнувшись на него, Кокакола и сам потерял равновесие. Его отбросило назад, он попытался выровняться, а в результате снова полетел вперед и повторно вмял в стену не готового к такому нападению голема.

     — Твою мать! — взвыл тот и врезал Серикову в УХО. — Ты что, ох...хренел, что ли? Куда прешь?!

     — Из... извините! — С перепугу Николай Николаевич перешел на вы. Он стоически перенес удар и только виновато хлопал глазами. Ухо его, конечно, что-то почувствовало, но капитану пришлось еще хуже — он повредил руку. — Я споткнулся!

     — Урод! — Валентин встряхнул рукой и удивленно посмотрел на нее. Несколько раз сжал и разжал кулак. Потом перевел взгляд на опухающее ухо москвича. — Болит?

     — Что? — не понял Кокакола. — Ваш кулак?

     — Господи! — простонал капитан. — Да ты что, издеваешься надо мной? Ухо, спрашиваю, болит?

     — Ухо? А, вы об этом? — Сериков толстыми пальцами взял себя за красную ушную раковину и помял ее. — Да нет, вроде не очень. Я же борьбой занимался, а на ковре их нам и не так рвали. Вот в голове звенит, это точно. Кулак у вас тяжелый.

     — Ты чего это выкать начал? А насчет кулака... — Мохов уже раскаивался в своей горячности. — Ты уж извини, ладно?

     — Да мелочи! — Сериков тоже был рад поскорее покончить с недоразумением. Он махнул рукой и улыбнулся. — Всякая дружба начинается с драки! Вот кобели, так те сначала налетят, порвут друг друга...

     — Ладно, пошли! — перебил его Мохов. Он уже устал слушать болтовню Кокаколы. — А то мы так вовек до озера не дойдем.

     Длинный коридор они прошли молча. Капитан уже успокоился, решив, что Сериков замолчал надолго, но он плохо знал своего спутника! Как только дорога перешла в затяжной подъем, Кокакола вновь споткнулся и, матерясь, ткнулся головой в спину капитана.

     — Простите! — пробормотал он. — Пол здесь какой-то неровный.

     Мохов промолчал. Хотя далось это с трудом. Промолчал он и когда Кокакола споткнулся снова. На этот раз Мохову повезло больше — он услышал вовремя, что Сериков падает, и сделал несколько быстрых шагов вперед. Так что Кокаколе на сей раз не удалось ткнуться капитану в спину. На всякий случай Мохов решил увеличить дистанцию и зашагал быстрее.

     Сериков подумал, что это сигнал, и тоже прибавил шагу. Тяжелое дыхание москвича в гулком пространстве подземелья производило такой шум, что капитану все время казалось, будто он у него прямо за спиной, просто навис над ним. Обернуться к Серикову и сказать, чтобы держался подальше, Мохов не мог, тот мог подумать, что он его боится. Оставалось только одно — идти еще быстрее. И без того шагавший широко капитан перешел на трусцу. Но Сериков, хотя и пыхтел на весь туннель, не отставал.

     Валентин, проклиная все на свете, и в первую очередь Москву и москвичей, почувствовал, что начинает уважать этого увальня. Сам-то он привык к нагрузкам, как-никак каждый день по горам ходить приходится, да и о спорте не забывает. А его спутник, хоть и силен, с таким брюхом попробуй-ка побегай! И смотри ж ты, как несется, совсем не отстает. Дыхание такое, что, кажется, вот-вот легкие выплюнет, а все равно держится. Нужно будет дать ему передохнуть, не то свалится здесь, тащи его потом на себе.

     Мохов решил дать Кокаколе передышку после следующего перехода, того, что у развилки. Пусть переведет дух. Тем более что предстоит еще один крутой спуск, затем подъем и снова спуск. Это не считая лестницы, по которой они сейчас поднимаются. А может, отдохнуть здесь? Ну не на ступенях, конечно, а там, наверху...

     Мохов, полуобернувшись, бросил взгляд туда, где громыхали ботинки поднимающегося следом Серикова. Его глаза встретились с потускневшими глазами Кокаколы. Нет, пожалуй, москвич не дотянет, нужно сделать привал прямо сейчас. Как только выйдут на ровное место.

     — Потерпи! — бросил он. — Еще десяток ступеней, и все. Там передохнешь. А вообще-то распустил ты себя, физуху потерял совсем. Я вот...

     Капитан замер. В дальнем конце галереи, до которой Мохов не дошел всего две ступени, мелькнул клин света и погас. В пещере кто-то был! Вернее, только что ее покинул и ушел на другой горизонт. В какой-то момент Глиняному даже показалось, что он слышит голоса. Но это же... Черт, своих здесь точно не может быть, гости отправлены в другие сектора, а бойцы роты тут и не появятся. Значит, чужаки?!

     Но это же... нонсенс! Это невероятно! Посторонние люди? В комплексе?!! В подземелье, куда, не зная секрета, попасть просто невозможно?! И уж тем более пользоваться порталами. Но тем не менее кто-то открывал проход...

     Толчок в спину вывел капитана из раздумий. Обдирая колени и проклиная собственную забывчивость, капитан полетел вперед. Мать твою, ведь знал же, что позади идет сопящий как паровоз и слепой от усталости Кокакола. Но забыл, расслабился, вот и оказался на четвереньках. Хорошо еще, что нос не разбил.

     Подняться Мохов не успел, следом за ним рухнул виновник происшествия. И конечно же не промахнулся. Тяжелая туша москвича, помноженная на ускорение падения, со всего маху накрыла голема. Сила удара была такой, что Мохову, чей подбородок первым вошел в соприкосновение с каменным полом, показалось, что искры у него полетели не только из глаз. А потом уже и грудная клетка ощутила прочность скалы. Воздух мгновенно покинул спрессованные легкие, и в ушах появился какой-то странный звон.

     — Чертов ишак, как ты мне надоел! — вырвалось у Глиняного. — Слезай, бегемот, раздавишь же!

     Обессиленный Кокакола, хватая воздух открытым ртом, стал сползать с Мохова. Несчастному спецназовцу показалось, что прошло не менее минуты, прежде чем Сериков освободил его наконец от своего веса. Но он рано радовался! Неуклюжий здоровяк, в полном согласии со своим разрушительным талантом, на прощание оперся на капитана тяжеленной лапой. Тот взвыл. Ему показалось, что он слышит, как трещат его кости. В глазах плыли круги, хотелось кричать, но вместо слов вырывался один только кашель. Бока болели, но все это было мелочью. Главное — теперь он мог дышать.

     Капитана так и подмывало пнуть как следует этого болвана, но что толку пинать мешок с цементом? Только ногу себе отшибешь! Вдобавок ко всем бедам еще и хромать начнешь. Лучше он подождет до завтра, когда все заживет — у големов это быстро, — а потом уже и отыграется на этой скотине...

     Мохов вдруг вспомнил о чужих. Чертов боров, из-за него те успели уйти так далеко, что их теперь и не догонишь. Хотя вряд ли уж очень далеко... Знать бы, сколько их...

     Стоя на четвереньках, Валентин раздраженно посмотрел на своего спутника и, не сдержавшись, все же пнул его каблуком.

     — Вставай! Хватит валяться, работа есть! Кокакола лежал не шелохнувшись.

     — Поднимайся, кому сказал! — разозлился Мохов и ударил сильнее.

     Сериков чуть заметно дернул задом. Это должно было обозначать, что он пытается встать.

     — Ты, бегемот траханный... вообще нюх, что ли, потерял? — Капитан сам с трудом оторвался от холодного пола и, покачиваясь, встал. — Нет, ну надо же... Без боя, без драки... и таких пи... пилюль получил. И от кого?! Вставай, урод, пока не пристрелил! Корм озерный! Вот точно, скормить бы тебя... Сартов... только спасибо скажет.

     Сериков медленно подтянул правую ногу. Затем левую. Осторожно поднял объемистый зад. Мохов ожидал, что теперь настанет черед поднимать голову, ох как же хотелось врезать по ней, но Кокакола поступил по-другому — он резко бросил верхнюю точку влево и, перекатившись, сел, широко расставив руки. Что было весьма предусмотрительно, ибо директора ФАЗМО качало, словно парусник в хороший шторм.

     — Очухался? — с угрозой в голосе спросил Мохов. Кокакола в ответ слабо кивнул.

     — Давай, вставай! — потребовал Мохов. — Идти надо!

     Сериков кивнул еще раз.

     — Значит, так. — Глиняный окончательно понял, что пора переходить к решительным действиям. — Дело очень серьезное. Ты сейчас имеешь возможность или отличиться... сильно отличиться, так, как в жизни больше случая не представится... или подведешь всех нас, и в первую очередь Сартова. А он, знаешь, что с тобой потом сделает? Он же Бронзовый! А гнев их страшен! Вспомни, на что они способны!

     Слова голема оказали магическое воздействие. В голове Николая Николаевича живо промелькнула сцена казни, которую он наблюдал в своем кабинете. Хотя каждое усилие вызывало приступ тошноты, Серикову все же удалось встать на ноги. К его немалому удивлению, постояв с минуту, он почувствовал, что головокружение отступило.

     — О! — заметил Глиняный. — Ты у нас уже на человека стал похож. Будешь стараться, и в големы пробьешься! Ладно, шутки в сторону. Слушай внимательно. Дело серьезное, сюда, — палец Мохова показал вниз, — в подземелье пробрались враги. Да-да, и не смотри на меня своими бараньими глазами! Ну прямо как наш генерал! Хоть портрет с тебя пиши! Короче, мы обязаны проследить за ними и, если удастся, захватить их. Но это все потом, сейчас главное — оповестить наших. Конкретно — Мартина. Понял?

     Судя по растерянному лицу Серикова, он почти ничего не понял.

     — Ты понял, что нужно сделать? — повторил Глиняный.

     — Кто, я? — спросил Сериков.

     — Нет, я! — взорвался Мохов. — Давай я побегу оповещать, а ты здесь всех переловишь!

     — Как я?! Как я? — Кокакола, не помнивший дороги и не представлявший, как будет в одиночку пробираться этими ужасными галереями, совершенно потерялся. — Я-я-я не могу!!

     В порыве чувств он сделал шаг вперед, на что наученный горьким опытом Мохов отреагировал мгновенно.

     — Не подходи ко мне! — закричал он, отскочив на безопасное расстояние. — Стой там, где стоишь!

     — Но...

     — Стой сказал!

     — Ладно... как скажешь. — Сериков недоуменно посмотрел на себя. Он не понял, с чего это Глиняный так от него шарахается. Может, что-то с одеждой не так? Или запачкался где? Нет, помятый, грязный, но не настолько, чтобы чураться его. Голем и сам выглядит не лучше. Может, еще и похуже.

     — Что ты там рассматриваешь? Не на плацу, не дергайся! — Мохов невольно посмотрел вниз. Да уж, видок будь здоров, форму можно выбрасывать. — Из-за тебя... Ладно, потом разберемся. Найдешь Свенсона, все....

     — Нет! — Сериков вновь шагнул вперед, но Мохов был начеку и, отпрыгнув, сохранил дистанцию.

     — Стой на месте, я тебе сказал! Еще шаг, и я... не знаю, что с тобой сделаю! — Капитана трясло от злости. — Стой на месте и попробуй только еще раз подойти ко мне! Убью! Не посмотрю ни на что и убью!

     — Но...

     — Молчать! — заорал Глиняный.

     Сериков испуганно замолчал и вытянулся. Вернее, дернул животом, что должно было обозначать, что он старается вытянуться.

     — Так вот, ты сейчас... — Валентин заметил, как Кокакола подался вперед, и предупреждающе поднял указательный палец: — Стоять!

     — Стою!

     — Вот так и замри! — приказал Мохов. — Я пойду следом за этими, а ты...

     — Можно с вами? — умоляющим тоном проговорил Кокакола.

     — Нет! Ты подумал о деле? Мартина кто предупредит? — Капитан не забывал пальцем показывать, чтобы Сериков оставался на месте и не двигался. — Если пойдем оба, вдруг что с нами случится? Оба и пропадем! А Чистильщик ни сном ни духом. Понял? То-то же! Вот ты и пойдешь...

     — Да я же...

     — Стоять!

     — Стою! Но я хотел сказать, что дороги не знаю! — Сериков, нашедший убедительную отговорку, сразу же воспрянул духом. — Я бы с радостью, но... не помню я! Клянусь, не помню! Я же еще не голем, сразу все запоминать не могу!

     — С такими мозгами... — Мохов фразу не закончил и сокрушенно махнул рукой. Есть мозги у Кокаколы или их нет, сейчас не важно, факт остается фактом- этот дурак действительно Свенсона не найдет. Впрочем, можно же поступить по-другому! — Хорошо, — сказал капитан и вскинул руку, — пусть будет по-твоему. Я пойду к нашим, а ты останешься здесь.

     — Я?!

     — Стоять! Стоять, сказал!!

     — Стою! Но я...

     — Ты должен, понимаешь, должен пересилить свой страх! — Голем впервые столкнулся с ситуацией, когда должен был не приказывать человеку, а просить его. — Хочешь стать Глиняным, значит, пойдешь следом за теми, кто в галерее.

     — Но я заблужусь!

     — Не заблудишься. Я найду тебя, — заверил Мохов. — Я же знаю подземелье как свой карман. Мне достаточно знать, в каком направлении вы перемещаетесь, в какой сектор направляетесь, и все. Это для вас, новичков, здесь... джунгли. Каменные... Ну все, некогда болтать, чужие могут уйти так далеко, что ты и следов их не найдешь. Давай, действуй, болтать больше некогда. И помни, что бывает с тем, кто не справился с заданием.

     — А вдруг это Рыков? Да-да, точно, это Рыков! — Николай Николаевич, найдя повод удержать капитана, чтобы не остаться в одиночестве, приободрился. — Давайте его... нам же приказали!

     — Нет! Рыков один, а я четко голоса слышал. Там не менее трех человек. Так что давай, служи, не задерживай меня!

     — Я... — начал было Кокакола, но голем не стал его слушать. Сериков все еще стоял с открытым ртом, а капитан уже выкрикивал снизу последние указания:

     — Смотри, не забудь о дистанции, они не должны заметить тебя! И метки старайся оставлять! Мне по ним легче тебя найти будет! Все, жди, мы скоро вернемся!

     Тяжелый скрип донес до сознания Николая Николаевича тот печальный факт, что он остался один...

     — Шайтан делал эти... катакомбы, — выругался Курбан и остановился. — Сколько ходим, а так и не поймем, где выход. Только еще глубже зарываемся. Скоро Землю насквозь пройдем.

     — Слушай, Курбан, может, передохнем? — Панама шумно вздохнул и вытер пот со лба. — Вон уже как нашу девушку загоняли!

     Рыжий кивнул на Леру. У той действительно был усталый вид. Знал бы Геннадий, что ей пришлось сегодня вынести, наверное, не стал бы так удивляться, почему это она так быстро выбилась из сил. Воспользовавшись тем, что все остановились, Лера бессильно привалилась к стене, закрыв глаза и тяжело дыша. Казалось, еще несколько переходов, и она совсем сдаст. Услышав, однако, слова Геннадия, она приподняла руку в слабом жесте протеста, мол, она не подведет и будет идти столько, сколько нужно.

     — Передохнуть? — переспросил Курбан, глядя на сына. — Передохнуть-то можно, вот только будет ли враг отдыхать? Может, они уже рядом, ждут нас в засаде вон за тем поворотом. Солдаты-то наверняка пещеру лучше нас знают... Не забывай, мы могли и крюк дать.

     Говоря это, горец многозначительно посмотрел на Панаму, ведь именно он выбирал направление, куда идти. И только конечный результат покажет, прав он был или не прав. А засада... что ж, ее можно ожидать как впереди, так и сзади. Вдруг обнаружится, что дальше ходу нет, придется повернуть обратно — тут-то их и встретят с распростертыми объятиями... В этом каменном лабиринте один Всевышний знает, что дальше будет.

     — Да, все может быть... — проговорил Курбан, словно угадав, о чем думает Геннадий. — Мне тоже здесь неуютно. — Он поежился. — Надо идти, вот что. Будем стоять на месте, никогда солнца не увидим.

     — Это точно, — подтвердил Панама и повернулся в Лере. — Ты как, готова идти? Девушка молча кивнула головой.

     — Ну, тогда... — Геннадий умолк, заметив по лицу Гаруна, что тот хочет что-то сказать. — Есть возражения?

     — Предложение есть, — смущенно проговорил юноша и, встретившись взглядом с отцом, умолк.

     — Говори! — сказал Курбан. — Если есть что сказать — говори!

     — Может, это вам покажется смешным, но все это, — Гарун обвел рукой пространство вокруг себя, — напоминает мне игру... компьютерную игру.

     — Э, нашел время! — сердито отозвался отец. — Я думал, что ты уже повзрослел...

     — Да нет, я серьезно! — Гарун покраснел. — Я... в нее играл в Махачкале, в компьютерном клубе. Помнишь, когда я к Сулейману Нураеву ездил? Я тогда...

     Юноша снова умолк, наткнувшись на суровый взгляд отца.

     — Курбан, пусть Гарун договорит! — вмешалась Лера. — Все равно других идей ни у кого нет, я правильно понимаю? А тупо переходить с одного уровня на другой...

     Она хотела добавить: «много ума не надо», но вовремя спохватилась. Курбан, не дай бог, обидится, а в их положении это самое последнее дело — обижаться друг на друга.

     — Говори! — приказал старший Алиев, не отводя глаз от сына. — Но смотри...

     — Там, в той игре, тоже нужно по лабиринтам ходить. — Гарун говорил торопливо, боясь, что его не поймут и не дадут высказаться до конца. — Точно так же, как и здесь. И там проходы открывались точно так же. Нажмешь на нужное место в стене, она и отодвигается. И гоняются за тобой тоже...

     — А-а! Вспомнил! — Геннадий легко шлепнул себя по лбу. — Я же тоже видел! Все хожу и думаю, где я все это видел? А тут... вот в чем дело! Совсем отупел, ничего не соображаю. Сам же играл... там еще монстров инопланетных расстреливать нужно.

     — Монстров? — Курбан саркастически усмехнулся. — Ну-ну, давайте, резвитесь! Самое время о монстрах говорить! Вы еще оборотней припомните...

     — Я же не говорю, что здесь все точно так, как там, — начал оправдываться Панама. Он вдруг почувствовал себя школьником, которого друзья поймали на выдумках. — Я игру вспомнил. Про нее и говорю.

     — Ладно, хватит болтать, идти надо. — Курбан хмуро посмотрел на сына. — Я-то думал...

     — А знаете, мне мысль Гаруна понравилась! — сказала Валерия. — Что нам мешает толкать каждую панель?

     — Да ерунда это все! — Панама пренебрежительно махнул рукой. — То игра, а это... жизнь. Валерия поморщилась.

     — Ну, если вы оба считаете, что это занятие недостойно мужчины, то я сама буду проверять стены. А вы идите себе как шли!

     — Я помогу тебе, — не глядя на отца, произнес Га-рун. — Ты бери одну сторону, а я другую.

     — Вот и отлично! — обрадовалась Лера. — Ты какую сторону берешь?

     — Да... мне все равно.

     — Тогда я левую, — девушка говорила так, будто ни Курбана, ни Геннадия тут не было, — а ты правую! Идет?

     Гарун снова кивнул и бросил взгляд на отца.

     Тот саркастически усмехнулся: мол, нашел себе союзника, и повернулся к Панаме.

     — Вперед... или назад? — спросил он.

     — А ты куда бы хотел?

     — Вперед!

     — Значит, вперед. Я... — Панама вдруг умолк и насторожился. Ему показалось, что он слышит какой-то звук. — Ты слышал? — шепотом спросил он.

     — Всем к стене, — тихо приказал Курбан. Он тоже слышал шум. И как раз с той стороны, откуда они ждали погоню. — Замереть! И чтобы ни звука!

     — Господи, кто это? — еле слышно шепнула Лера стоявшему рядом Гаруну. — Неужели нас поймают?

     — На свою голову! — с угрожающим видом прошептал в ответ младший Алиев, вытаскивая пистолет. — У меня к ним свои счеты.

     — Тихо!!

     Курбан повернул к сыну разгневанное лицо, но тот сделал вид, будто ничего не заметил.

     — Вот он, смотри! — Гарун показал рукой куда-то за спину отца.

     Лера осторожно повернула голову. В том конце коридора, откуда доносился тяжелый скрип, появился клин света. Он был так ярок, что выделялся на фоне освещения, которое было в коридоре. В середине этого клина двигалась темная тень. Вначале небольшая, едва заметная, с каждым шагом она росла, увеличивалась все больше и больше.

     — Эт-то кто? — растерянно проговорил Панама.

     — Молчи! — сказал Курбан. — Все молчите! И не шевелитесь... до моей команды.

     Преследователь был один. Это стало видно, как только он покинул ярко освещенный участок. Он прошел шагов десять, когда проход за ним закрылся, и теперь можно было рассмотреть гостя получше. Безусловно крупный, одетый в пятнистую форму, он производил впечатление своими габаритами. Но этот здоровяк был один, а беглецов четверо, из них трое мужчины! Вооруженные мужчины...

     — Что делаем? — еле слышно прошептал Панама. Он боялся, что Курбан опять поспешит и пристрелит пришельца, даже не попытавшись допросить его. — Нам язык нужен. Давай его...

     — Сам знаю, — буркнул Курбан и, подняв автомат, решительно шагнул из тени. — Стоять! Руки... вверх!

     Герман очнулся первый. Может, потому что организм к спиртному приучен, а может, просто здоровье покрепче... Да и что их сравнивать, видно же, что Толик совсем зеленый. Студент вчерашний, вон как отрубился! И выпил-то всего ничего... Хотя нет, канистру-то они допили...

     Словно не веря себе, Герман дотянулся до контейнера и встряхнул. Ну, точно, ни капли не осталось. Значит, память еще не подводит. Хотя, признаться, и сам приложился неплохо. Не удержался, тоска взяла. И ведь не хотел же, да и Рык предупреждал, что нельзя ему этот банановый коктейль. Набуровил про каких-то роботов, что там внутри... плавают.

     Да ладно, посидишь в каменном мешке — и не такое почудится. И ведь как складно плел... даже сейчас толком не определишь, где правда, а где вымысел. Если поверить во все, так, может, и не стоило пить спиртягу, да как было удержаться? Пацан сидит, кайфует, чуть ли не песни поет, а он, майор, летчик, должен смотреть и нюхать? А то, что можно чьим-то рабом стать... так сказки все это. И нечего голову чепухой всякой забивать. Если он такой... всемогущий киборг, так пусть выход из подземелья вычислит. Или отмычку из пальца, как рассказывал, сделает. Гоголь доморощенный! Поднимите ему веки!

     Герман посмотрел на свернувшегося калачиком Толика. Ох, и башка же у него болеть будет, когда проснется! Спирт с непривычки штука убойная! А что привычки нет, сразу видно. Не боец он... с зеленым змием, не боец. Да и шутка ли сказать, с горла неразбавленный спирт, да еще без закуси! Хорошо еще банановый, не так горло обжигает. Интересно, откуда его привозят? Уж какого только пить ни приходилось, медицинского, технического чистого, не пользованного, и технического, слитого из бортовой системы... Он тогда становится градусов семьдесят, но приобретает при этом резкий резиновый привкус. И это если самолет не летал, а уж отработанный спирт вообще кошмар! Шилом эту смесь называют. И недаром. Крепостью меньше водки, а на вкус — каучук расплавленный. Бр-рр-р!! Вот это гадость так гадость! Его вообще лучше не вспоминать! После него неделю с обожженным горлом ходишь. Каждый выдох как Змею Горынычу дается, дерет все внутри.

     Нет, а действительно, откуда спирт из бананов привозят? И делают ли вообще из них спирт? Может, это все враки? Придумал пацан... как и все остальные свои ужастики? Про големов, про пальцы свои? Фреди Крюгер московский! Лучше бы пить научился, а то глотал огненную воду... пил ее... словно горькое лекарство принимал. Жидкий рубль нужно со всем уважением принимать, мучаясь, но смакуя, а этот... Да что говорить, промокашка! Вот и наглотался... лежит и спит как сурок. Добро бы времени было много, так нет же его, времени этого. Наверняка пленника уже хватились и ищут по всему подземелью. Да и там, в селении, небось тоже все в панике. Сколько он сам уже отсутствует? Не один час, ребята небось всех в округе на ноги поставили.

     Герман вспомнил про друзей, про Леру... Черт, неудобно-то как. Словно дитя малое... потерялся. И, что самое обидное, — вместо того чтобы искать выход, простукивать, прощупывать каждую стену, приходится теперь сидеть без дела и ждать, пока этот барбос протрезвеет. Не бросать же бедолагу в таком положении. Оставить Толика сейчас — это все равно что раненого на поле боя бросить. Он же беспомощен...

     От насущных мыслей Германа отвлек тяжелый шорох открывающейся стены. В зал кто-то шел. Отсюда, где они с Толиком находятся, входа не увидишь, да и чего там смотреть, друзья вряд ли сюда доберутся. А если и доберутся, то что мешает сначала выяснить все и только потом подавать знак, что ты здесь? Нет, за годы службы Герман четко усвоил, что торопиться нужно медленно, так, чтобы потом не жалеть о спешке долгие годы. Вон с развалом Советского Союза поторопились, а теперь что, разве не жалко?

     — Это еще что за... пирамида? — послышалось снизу. — Прям мавзолей какой-то посреди зала! Хомяков, что это за пуп?

     — А кто его знает! — отозвался Хомяков. — Я спрашивал у товарища капитана, но тот тоже говорит, что не знает.

     «Товарищ капитан?» — промелькнуло в голове у Александрова. Это не Панама ли? Да нет, как у него может спрашивать какой-то Хомяков? И о чем, об устройствах подземной архитектуры... Чепуха, конечно. Хорошо еще, что свои! У ваххабитов какие могут быть «товарищи капитаны»?

     — Товарищ... Бронзовый, а можно вас спросить? — подал голос неведомый Герману Хомяков в тот момент, когда отставной майор уже собирался подать голос и сообщить о своем присутствии.

     — Ты что, совсем того? — закричал Бронзовый. — Какой я тебе товарищ? Это ты своему капитану козыряй! Георгий меня зовут! Или Горик! Для своих! Ведь ты же скоро тоже будешь големом? Так?

     Александров чуть не присвистнул. Вот так номер! На каком он свете? Что происходит? Бронзовый?! Тот, о котором говорил Рыков? Или он сам, летчик Александров, еще спит? Протрезветь не успел, и сон под кайфом продолжается? Чушь, уж что-что, а спиртовые глюки не такие. При них голова не болит, а тут вон как раскалывается.

     — Ну, если примут... — продолжалась беседа внизу. В голосе Хомякова слышалось смущение. Чувствовалось, что он молодой парень и, судя по всему, деревенский. — Я бы с радостью, но как начальство решит? Вы, Ваха... белобрысый этот... А правда, что он самый главный у вас? Чистильщик?

     Александров обратил внимание, что голоса переместились и доносились теперь с правой стороны спасительного возвышения.

     — Правда, — подтвердил Георгий.

     — Ух ты! — восхитился парень. — Я раньше никогда Чистильщика не видел! А он сильный?

     — Он будет Золотым, — сообщил Горик. — Завтра. Чужому не сказал бы, но ты уже, считай, Глиняный, так что теперь можно.

     — Конечно можно! — заверил Хомяков. — Я това... я, Георгий, свой! Мне и... товарищ лейтенант Куликов все доверяет. Это наш командир взвода. А я его заместитель. Вот проверьте, спросите у него.

     — Хорошо-хорошо! — прервал его Георгий. — Я смотрю, здесь тоже никого нет. Куда же мог сбежать этот чертов Рыков? Как он меня уже достал! С Москвы с ним воюю. Но я тогда Глиняным был... Убил он меня, сволочь!

     — Убил?! — ужаснулся Хомяков. Германа услышанное потрясло не меньше.

     — Да, было дело. Ладно, вижу, здесь нет никого, пошли, время нам сейчас дороже всего.

     Герман перевел растерянный взгляд на сопящего рядом Анатолия.

     — Так вот ты какой... олень северный, — пришла на ум фраза из какого-то старого детского фильма. — Давай, дружище, вставай, разлеживаться некогда. Видишь, что супостат говорит, времени у них мало. Значит, у нас его еще меньше.

     — Что? Что случилось? — Рыков испуганно вскочил и стал растерянно оглядываться по сторонам. — Господи, как же голова болит!

     — Это хорошо, — констатировал майор. — Раз болит, хорошо, значит, есть чему болеть. А могло и не быть. Тут только что твой знакомый заходил. Московский... Очень озабочен был. Все жалел, что никак с тобой не встретится.

     — Знакомый? — Толик с недоумением уставился на Германа. — Какой еще знакомый?

     — А бог его знает! — Герман пожал плечами. — Я же только голос слышал, а видеть не видел. Говорит, что зовут Георгий! Горик...

     — Георгий?! — Толик сразу посерьезнел. — Сартов? Так этот негодяй жив? Я же... впрочем, если я выжил, то почему бы и ему не уцелеть?

     — Вот-вот, есть такая буква! Он тоже об этом событии вспоминал! Злился, правда, очень. И я его понимаю. — Герман усмехнулся. — Ладно, хватит викторину устраивать. Давай сматываться отсюда! Завтра сюда какое-то начальство големское прилетает. Чины раздавать, вот они и подчищают все. Чистильщика какого-то вызвали. Золотым кого-то делать собираются. Все как ты рассказывал.

     — А ты откуда все знаешь? — удивился Толик.

     — Дак пацан, который был знакомцем твоим, уж очень любопытен оказался. Трещал как сорока. Нет у них дисциплины... а еще киборги! Им бы свой особый отдел создать да бегать с лазерными ручками, подслушивать друг друга. Вот бы трепаться и перестали. — Герман потянулся, разминая мышцы. — У нас как в армии говорилось? Болтун находка для шпиона. Ну что, встаешь? Или хмель еще не выветрился?

     — Встаю. Только болит зараза! — пожаловался Рыков.

     — Так вылечись! Ты же говорил, что сам можешь себя вылечить. Что компьютер в голове имеешь, — напомнил Герман. — Вот и давай, действуй! Заодно и меня научи!

     Анатолий удивленно посмотрел на майора:

     — Как это и тебя? Ты же не...

     Тут его взгляд упал на пустой контейнер из-под «Авиценны».

     — Надеюсь, ты не... — Анатолий показал на желудок.

     — Размечтался! — усмехнулся Герман. — У нас в авиации друзей за столом не бросают.

     — Да ты что, с ума сошел? Ты же раб теперь! Их раб! — Анатолий вскочил на ноги и со злости пнул контейнер так, что тот с грохотом полетел вниз. — Ты... ты... да это просто глупо!

     — Да брось ты! — отмахнулся Герман. — Во-первых, я тебе... не поверил, тогда не поверил. То есть поверил, конечно, но не так, чтобы отказаться от воскресной чарки. А во-вторых, ты же не на привязи? Вот и меня снимешь. А я уж этим големам... устрою. Я им покажу, как дома взрывать!

     — Как я тебя запрограммирую, если у меня нет компьютера? — Рык возмущенно затряс руками. — Господи, да прежде чем глупость такую делать, со мной бы посоветовался!

     — А я советовался. Ты просто не помнишь! Я у тебя спросил, может, тебе компания нужна, может, и мне выпить?

     — И что я ответил? — недоверчиво спросил Анатолий.

     — Кивнул. — Герман говорил чистую правду, вот только не добавил, что выпить он успел еще до того, как решил подстраховаться и спросить товарища. Уж больно запах был приятен, да и после пережитого стресс нужно было снять. — А что касается компьютера, так есть он у нас! Даже два! В микроавтобусе остались. Знаешь, маленькие такие, как книжки складываются?

     — Ноутбуки, что ли? — Глаза Толика загорелись.

     — Во-во, ноутбуки.

     — Отлично! — Рыков радостно вскочил на ноги. Компьютеры — это здорово! Это как раз то, что ему нужно! За время вынужденного безделья у него много новых идей накопилось. И самое время их реализовать. — Ты сам как с компьютерами? На «ты»? Или пока еще на «вы»?

     — На твою мать, — признался майор. — Ладно, пошли, дел невпроворот. Я жрать хочу, тебя ищут, да и автобус с техникой скорее найти надо.

     О том, что очень хочется увидеть Леру, Герман промолчал...

     Мохов, как и обещал Кокаколе, действовал быстро. Не зря же он учил своих людей! С ними и сам натренировался быстро ориентироваться в подземелье. А бегать без устали «краповым беретам» сам бог велел. Потому-то их и поставили охранять такой объект. Знал бы кто его истинную ценность, тут бы полк разместили. А может, и целую дивизию. Чего капитану, естественно, не хотелось. Кем бы он тогда был? Одним офицером из многих? А сейчас начальник. Глава маленького, но самостоятельного гарнизона. От начальства, какое бы оно ни было толковое, одни только хлопоты. Вот как сейчас, тот же Свенсон. Вроде бы и мужик башковитый, и как руководитель не давит и помогает делом, а не словами, вон, сам искать Рыкова пустился... А все равно из-за него руки связаны. Назревает ЧП, а Мартина нет. Да и не просто ЧП назревает, а настоящая катастрофа. Через каких-то несколько часов должно состояться чуть ли не самое важное событие последних лет, а в жизни его, Мохова, так вообще, наверное, самое важное, и тут на тебе! В комплексе посторонние!

     Нет вопросов, Мохов и сам знал, что ему делать, но ведь положено доложить старшему голему, поставить его в известность. А как же поставить, когда под землей радиосвязь не действует? На коротких дистанциях еще пробивается, а чуть дальше... все, тишина. Хорошо еще из офиса, как Мохов называл свой кабинет в верхней галерее, связь наладить додумались. Вот когда она пригодилась.

     Мохов решил взять с собой взвод лейтенанта Куликова. Рота была не полной, да и какая воинская часть в России сейчас может похвастаться стопроцентной укомплектованностью? Сорока шести бойцов роты хватило, чтобы сформировать только два боеспособных взвода. Тот, которым командовал Сашка Куликов, был первым, а на второй вообще пришлось прапорщика ставить. Правда, Тараненко только звания офицерского не хватало, а так он любого взводного за пояс заткнет. Да и на роту вполне тянет. А потому на время своего отсутствия — еще неизвестно, сколько придется под землей бегать, — Мохов оставил за себя именно его, Витьку Тараненко. Знал, что не подведет, не подставит. А вот за Сашком приглядывать нужно, дубоват паренек немного, даром что лейтенант. Что поделаешь, как принято в армии говорить о таких, — Отчизна требует героев, а бабы рожают дураков. Словно родной брат того балбеса московского, что в подземелье остался, Серикова. Вот уж кого без мата не вспомнишь.

     Мохов почувствовал, как им стало овладевать недоумение, не покидавшее его ни на минуту, пока он был с Кокаколой. Странно, зачем он Сартову? Что Бронзовый нашел в нем? Силищу? Так что в ней толку, когда в голове пусто? То ли дело ребята из его роты — выучены, вышколены, слова лишнего не скажут. А бойцы какие... куда там янкесам с их спецназом! Вот с кем сойтись бы, силы свои проверить. А то разрекламировали этих... песчинок в буре...

     Мохов с гордостью оглянулся на бегущих за ним бойцов. Он еще раз разделил взвод. Первое отделение взял с собой — был уверен, что и их будет достаточно, чтобы справиться с любым противником, — второе же отправил низом, длинным путем. Пусть Куликов выведет его к озеру и проследит, чтобы Рыков на корм Хранителю не попал. Все-таки Свенсон высказал пожелание допросить трансформера, а пожелание Золотого — закон. Ну, не совсем он и Золотой... хотя, чего уж там, все же знают, что это вопрос пары-тройки часов. Прилетит челнок, привезет программы... Эх, хорошо бы сразу в Чистильщики скакнуть! А что, почему бы и нет? Начнет вновь работать «Зов», возникнет необходимость возить «Авиценну», вот он со своими людьми и занялся бы этим...

     — Ты откуда... такой взялся? — Курбан, не опуская ствол автомата, направленного в пах незнакомца, лихорадочно прикидывал, что ему делать с новичком. — Ты кто?

     — Сериков! — тяжело дыша, сообщил тот. — Николай Николаевич. Директор завода. Московского... ФАЗМО.

     — А здесь что ты делаешь, директор завода? — поинтересовался подошедший Панама.

     — Я... — Кокакола растерялся. Не мог же он признаться, что гол ем его послал следить за людьми. — Я... бегаю!

     — Что, спортзал нашел? — прищурился Курбан.

     — А, так ты... тоже от этих вояк убежал? — вмешался Геннадий. — Ха, еще один! Ну и армия у нас, кто хочет, тот и уходит от нее. Потому никак и не закончим эту войну, что воюем так!

     — Подожди! — осадил Панаму горец. Он не был склонен верить вот так сразу всему, что говорит Сериков. Да и не сказал тот еще ничего. Вместо него Пономарев языком болтал. — Так как ты здесь оказался?

     — Дак в плену был. — Кокакола ухватился за подсказку, которую кинул ему один из беглецов. — Потом...бежал.

     — Что-то рожа у тебя для пленного... упитанная слишком. В ухо где получил? — Курбан пристально смотрел Серикову в глаза.

     — Прикладом... досталось, — импровизировал на ходу Кокакола. — Ну, я тоже... не сплоховал. — Кока-кола показал свой пудовый кулак.

     — Как же ты попал к ним? — продолжал Курбан.

     — Да по глупости... по пьянке!

     Сериков врал самозабвенно, можно даже сказать, с удовольствием. Хотя какое может быть удовольствие, когда на тебя автомат направлен? Но он твердо знал, что эти люди его не убьют, это не големы, они не смогут без вины, без доказательств лишить его жизни. А пока будут допытываться, пока будут в подозрительность играть, глядишь, и Мохов с наградой подоспеет.

     Самое интересное, что, обманывая, предавая таких же, как он, людей, Сериков не испытывал при этом ни малейших угрызений совести. Успокаивая сам себя тем, что у людей, которых он подставляет под гнев големов, появится такой же шанс стать сверхчеловеками, каким надеялся стать он сам, Кокакола даже считал, что совершает добро. Что он не только не подлец, а благодетель, спаситель, крестный отец... если хотите, но только не негодяй, изменивший своим соплеменникам.

     — И как же пьянка тебя из Москвы сюда привела? — Алиев сделал знак сыну, чтобы тот обыскал Серикова.

     — Так мы не в Москве были. Я приехал в... — Кокакола чуть не назвал Махачкалу, но вовремя сообразил, что лучше назвать другой город, менее известный местным жителям. — У нас во Владикавказе филиал открывался... открылся. Банкет был. А потом... очнулся, а я в подземелье. Ну, думаю, все, попал! До ручки допился! Со страху уже и не помню, что ворочал, но буйствовал крепко... наверное.

     Кокакола демонстративно посмотрел на свою измызганную одежду. И хотя Лера и Гарун выглядели еще живописнее, это обстоятельство почему-то послужило решающим фактором.

     — Да ладно, Курбан! — вступился за Серикова Пономарев. — Ты что, не видишь, что он такой же бедолага, как и мы? Попал сюда...

     — Ты, может, и бедолага, — резко оборвал Геннадия старший Алиев. — А я нет! Бедолагами будут те, кто затеял со мной такие игры! Вот их можешь жалеть! Да и то так, чтобы я не видел.

     С этими словами Курбан опустил автомат и посмотрел на сына. Тот ответил кивком:

     — Я присмотрю за ним.

     — Я пойду вперед, — распорядился Курбан и повернулся к Лере: — Ты за мной! Только близко не подходи, чтобы я мог отпрыгнуть в случае чего. За девушкой... ты, директор, пойдешь. Следом ты, Гарун... Близко не подходи, держи расстояние так, чтобы он тебя в прыжке не достал. Если что, стреляй без предупреждения. Да, и следи, чтобы меток никаких не оставлял, вещи чтобы не ронял. Последним Генка пойдет. Отвечаешь за то, чтобы в тыл нам никто не зашел. И прикрывай Гаруна. Что-то не верю я директору... этому.

     — Да ладно тебе... — начал было Панама и осекся под суровым взглядом Курбана.

     — Пойдемте! — Лера поспешила погасить возникающий конфликт. — Время покажет, кто прав. Только я все равно буду идти правее, а Гарун... или Гена пусть идут левее. Вдруг повезет и мы найдем что-то.

     Ответа на ее предложение не последовало. Но и возражений тоже, а потому маленький отряд дружно отправился в путь. Курбан старался выбирать направление движения так, чтобы как можно дальше уйти от того места, где, как он считал, начались их подземные приключения. И при этом не спускаться ни нижние уровни. Если попадался спуск, старший Алиев предварительно прощупывал все стены и, только убедившись, что других вариантов нет, с неохотой покидал верхнюю галерею. Зато, если удавалось подняться, пусть даже на какие-то пару ступеней, настроение горца сразу улучшалось и он начинал шагать бодрее.

     Не оставляли своих надежд и Валерия с Гаруном. Дважды девушке и трижды юноше удавалось найти потайные рычаги, но помещения, которые они находили, оказывались пустыми и не имевшими выхода. Наверное, кто-то уже успел до них побывать здесь и все подчистить.

     Предусмотрительность Курбана принесла свои плоды уже после пятого или шестого перехода. Погоню обнаружил Панама. Он первым услышал, как позади зашуршали перетираемые камешки. К счастью для беглецов, противник был отделен от них поворотом, и они успели добежать до стены с рычагом.

     Курбан, оказавшийся рядом с панелью, нажал на нее и отбежал в сторону. Встав на правое колено и вскинув приклад к плечу, он приготовился к стрельбе.

     — Быстро! — громким шепотом приказал он. — Я прикрою!

     Отряд бесшумно скрылся в переходе. Это был спуск, но теперь выбирать не приходилось. Курбан успел вбежать в самый последний момент, когда подъемная лестница уже начала подниматься вверх.

     — Увидел кого-нибудь? — спросил Панама.

     — Нет. Пошли скорее! — Курбан продолжал шептать, словно не замечая, что стена за его спиной уже закрылась. — Бегом, нам нужно оторваться.

     Повторять команду не пришлось, даже Кокакола, захваченный всеобщим настроением, помчался по коридору, не отставая от остальных. Беглецам повезло еще раз — впереди показалась развилка, и не просто развилка, а настоящий перекресток, от которого шли сразу три отростка. Теперь оставалось выбрать самый подходящий.

     — Направо! — неожиданно предложил Сериков. — Давайте повернем направо!

     Курбан, вновь шагавший во главе отряда, конечно же сделал наоборот. Он повернул налево и прижал пятерню к левой стене.

     — Гарун, Гена, — горец пропустил их вперед, — давите правую стену, нам нужен переход. Если быстро не найдем, мы в ловушке!

     Следующий проход открылся в правой стене, но нашел его не Курбан, а бегущая позади него Лера. Как так получилось, что Курбан пропустил рычаг, разбираться было некогда, вот-вот должны были показаться преследователи.

     — Сюда! — крикнула Лера. — Здесь...

     Договаривать не было сил, задыхаясь, девушка первой ступила на лестницу. По иронии судьбы, она тоже вела вниз. Следом за Лерой последовал Гарун. Остальные тоже обошлись без приглашения, было уже слышно, как открывается ход, через который они только что прошли.

     — Теперь куда? — Курбан остановился, глядя по сторонам. — Это же зал! Это не коридор!

     Наступившее молчание говорило яснее всяких слов. Они попали в ловушку!

     — Всем рассредоточиться по стенам! — шепотом приказал Курбан. — Искать выход! Иначе...

     Он замолчал. Всем и так было ясно, что будет иначе. Никому не хотелось стать объектом чьих-то преступных опытов, а в том, что здесь военные занимаются именно этим, сомнений не оставалось. Иначе зачем бы им понадобились пленники, подземная лаборатория, да и весь этот огромный и непонятный лабиринт?

     — Да уж понятно, не дураки, — пробормотал себе под нос Панама. — Хотя был бы ум, не оказались бы тут.

     Ладони быстро заскользили по стенам. Старались все, даже Сериков. Делать это ему не очень-то хотелось, но шутить с подозрительным Курбаном желания не было. Големы далеко, а автомат горца вот он, рядом.

     Лейтенант Куликов, возглавивший второе отделение своего же взвода, с удивлением взглянул на сержанта Карпухина. Что еще ему нужно? Какой еще шум? О чем он говорит?

     — Товарищ лейтенант, впереди... кто-то есть! — повторил командир отделения, временно оставшийся без должности. — Я точно слышал — закрывался проход!

     — Больше ты ничего не слышал? — с иронией спросил лейтенант. А про себя решил, что Карпухин ищет повод, чтобы замедлить темп движения.

     — Товарищ лейтенант, я тоже слышал! — подтвердил рядовой Строков. — Правда, сам себе не поверил, решил, что почудилось, но раз Серега тоже слышал...

     — Что это за Серега! — одернул рядового Куликов. — Я вам покажу... Субординацию забыли! И вы, сержант, почему позволяете...

     — Товарищ лейтенант, может, это тот самый Рыков, ну... беглец, о котором вы нас инструктировали Карпухин знал, что если Куликова не переключить на другую тему, то разноса не избежать. — Давайте поймаем его! Утрем нос второму взводу! А то прапорщик Тараненко все говорит...

     — Меня не интересует, что говорит этот... этот... — Не найдя слова, чтобы выразить свое мнение о каком-то выскочке-прапорщике, посмевшем по всем показателям вывести свой взвод в передовые, лейтенант махнул рукой. — Вперед, кто первым обнаружит Рыкова... поощрение. Увольнение вне очереди.

     Отделение дружно рвануло вперед.

     — Кому нужно твое увольнение, — пробормотал себе под нос Строков, — у меня их уже с десяток набралось.

     — Вот-вот, куда на них пойдешь, — присоединился к товарищу бегущий рядом Борис Хачатуров. — Чабанам коз помогать пасти? Или в селуху, где тридцать домов и ни одного клуба? Лучше бы в отпуск отпустил!

     — Жди, отпустит он! — на бегу ответил Строков. — Я что-то не припомню, чтобы кто-то из нашей части в отпуск ездил! Да и, кстати, чабаны не коз пасут, а овец!

     — Пусть овец, — согласился Борис. — Разница какая? И те и другие воняют так, что не подойдешь.

     — Не скажи, — возразил Карпухин. — Это ты судишь по тем, которых на равнине выращивают. А местные вообще без всякого запаха. Порода, что ли, такая...

     — Прекратить разговорчики! — прикрикнул Куликов. — Слушать мешаете!

     Неугомонный Строков хотел было что-то пробурчать в ответ, но сдержался. Примолкшие солдаты выбежали на прямой участок, заканчивающийся сложным перекрестком.

     — Ну, и куда ваш Рыков дальше... заскрипел? — усмехнулся Куликов. — Кто там у нас с музыкальным слухом?

     — Черт возьми, как же жрать хочется, — пожаловался Герман. Он шел, прощупывая левую сторону галереи.

     Правую проверял его спутник. Это была именно его идея, Толика. Программист, как только увидел, как летчик открывает проходы, вспомнил одну из самых популярных компьютерных игр. Правда, результатов это дало не так много: кроме пустых помещений, пока вообще ничего обнаружить не удалось, но друзья по несчастью надежды не теряли. Должно же наконец повезти? Да и что оставалось еще делать? Переходить с горизонта на горизонт, как они делали все это время? Толку пока от этого не было.

     — Ну как, полегчало? — поинтересовался Герман. — А то все бредем и бредем... Сколько переходов, а выхода из подземелья все не видно. Где твой хваленый компьютер? Тот, что в голове? Пора бы ему дорогу вычислить!

     — Я пока только статистику переходов накапливаю, — сказал, оправдываясь, Рыков. — Вот когда ее будет достаточно...

     — Я к тому времени с голоду помру! — пробурчал майор. — Статистика ему нужна... Будь у меня карта, я бы тоже ... разобрался. Ты без нее попробуй!

     — Слушай, если тебе скажут: лети туда, не знаю куда, и разбомби то, не знаю что, ты как к этому отнесешься? — сердито проговорил Анатолий, но, к его удивлению, Герман в ответ рассмеялся:

     — Ха, напугал! — Герман живо вспомнил последние пять лет перед увольнением из армии. — Да мы так и летали! Нет, ну ты даешь, в одну секунду планы наших стратегов охарактеризовал! Да с такими мозгами тебе точно в генералы пора! И не усмехайся, я не преувеличиваю!

     — А откуда ты знаешь, что я усмехаюсь? — Толик действительно усмехался, но как идущий впереди Александров мог это увидеть?

     — Да все вы студенты... одинаковые! Все вам смешки, все чудным кажется. — Майор вспомнил лейтенантов инженеров — двигателистов, приходивших после института. Не прошедшие курсантскую школу, они казались белыми воронами в офицерской среде и получили прозвище «тотальники». — А как попадаете в настоящие мужские условия, так сразу же к мамке проситесь!

     — Ну, вы тоже, первое время на гражданке только и умеете, что орать на всех, — огрызнулся Толик. — Да и мамы у меня нет. И папы тоже...

     — Прости, я не подумал. — Герману стало стыдно. Вот сморозил. Ведь рассказывал же пацан, как големы, охотясь за ним, взорвали дом, где в числе прочих погибли его родители. — Вечно ляпну что-то, а потом жалею. Вот натура-то...

     — Да ладно, перестань! Ты, что ли, взрывчатку закладывал? А те мерзавцы, что сделали это, свое уже получили! — Толик заскрипел зубами. — И получат. Не успокоюсь, пока все гнездо их не разнесу.

     Герман ничего не сказал, лишь недоверчиво качнул головой. Судя по тому, как развернулись эти таинственные големы, бороться с ними непросто. Вон как разобрались с парнем. Это просто чудо, что он жив остался. И что Герману удалось освободить его — тоже чудо. Хотя последнее пока что вопрос спорный, выхода из подземелья все не видать. Вот если бы...

     — Слушай, ты говорил, что можешь слышать то, что другим не слышно. Это действительно так? — спросил он.

     — Да, нужно только знать, что ты хочешь слышать.

     — В смысле?

     — Ну... — Рык задумался, как бы подоходчивее объяснить майору свою мысль. — Понимаешь, каждый звук имеет свои характеристики. Гром во время грозы — свои, пение птиц — свои, человеческая речь — свои. Когда муравей бежит, мы не слышим, но этот неслышный шорох тоже имеет свои параметры. И нет ни одной акустической системы, которая бы в равной степени могла воспринимать и тот сигнал, и этот. Есть какие-то усредненные значения, которые несут нам оптимальную информацию. Вот, допустим, ты взлетаешь на своем самолете... При этом ты должен учитывать такое великое множество факторов...

     — Бортовая ЦВМ помогает, — сказал Герман, кивая головой. — А вообще, конечно, так.

     — И вот скажи, ты не обращал внимания, как у тебя перестраивается зрение? Вот, скажем, птицу ты увидишь? — продолжил свои объяснения Толик.

     — Ну да, попробуй только их вовремя не заметить! — Летчика от одной этой мысли передернуло.

     — Попадут в воздухозаборник... и амба! Двигателя нет! Да и в колпак — приятного тоже мало будет. Разгерметизация штука серьезная. Не зря же каждый аэродром свою службу наблюдения за птицами имеет.

     — Вот-вот! А комара ты в это время способен увидеть?

     — Ну ты и спросил! Кому он в полете на хрен нужен? В голове только полетное задание, показания приборов... да что угодно, но только не комар.

     — Правильно, ты перестроил свое восприятие, свое зрение в диапазон параметров, содействующих максимально комфортному выполнению задания. — Анатолий чувствовал себя преподавателем на лекции. — Зато когда ты прилетел, вернулся домой и собрался отдохнуть, кровососа наверняка заметишь, а? Особенно когда он над ухом пищать начинает.

     — Блин, да он же с ума сведет! — Герман живо представил себя ночью, в палатке, хочется спать, а этот пискун все никак не уймется. — Иногда думаешь: кусал бы уже скорее да улетал. А он, словно бы издевается, кружит, кружит...

     — Наконец ты теряешь терпение, включаешь свет и начинаешь охоту...

     — А куда денешься! — Герман с удивлением отметил, что разозлился. — Он же, гад, все равно спать не даст!

     — И тогда ты замечаешь, — Анатолий методично подводил майора к пониманию своей мысли, — как на стене, на потолке, на оконной раме, да где угодно, появляются маленькие черточки...

     — Это смотря где, — возразил майор. — Я помню, были мы в Белоруссии, прилетали на совместные учения — так там такие здоровенные комары... Нашим рядом не стоять!

     — Болотный край, что ты хочешь, — согласился Толик. — Ну, так саму идею ты понял? Про сдвиг критериев?

     — Дак ежу понятно, — усмехнулся Герман. — Я, когда надо цель обнаружить, могу так себя настроить, что... А, так, значит, ты обладаешь еще более широким диапазоном?

     — Диапазон, может быть, у нас и одинаков, а вот сдвигать его я могу намного дальше, чем кто-либо из нормальных людей. И это касается не только зрения или слуха. Я температуру чувствую, запахи...

     — А как же ты пальцы удлиняешь? — Герман отважился наконец спросить о том, что интересовало его с самого начала. — Как они у тебя становятся твердыми?

     — А бог его знает! — Толик сам часто задавал себе этот вопрос, но ответа на него пока не находил. — Я думаю, по моему желанию... получив мой приказ, нанороботы стремительно перемещаются в необходимое место и создают там такую плотность, что кость и та мягче.

     — А как же кожа? Как она не рвется?

     — Так ведь и в ней же тоже нанороботы! Они везде! Сцепившись между собой, они создают панцирь... кольчугу, перчатку, лезвие, наконец. И делают это сами, по программе, заложенной в них. Мне нужно только отдать им приказ, и все.

     — Вот черт, и я такую же штуку хочу! — Герман остановился и с завистью посмотрел на Толика. — Я ж тоже наглотался этих... роботов, почему же я не могу этого делать?

     — Вот доберемся до компьютера, подключенного к Интернету, получишь все, что просишь. И даже больше, у меня есть парочка идей, как модифицировать программу.

     — Поскорее бы! Ух я бы...

     — Тише!

     — Что?

     — Тише, говорю! Мне кажется, что... Точно, бежим!

     — Что случилось? — спросил Герман, предчувствуя ответ.

     — Шаги! Ты что, не слышишь?

     — Быстро, быстро! — торопил Курбан, хотя и понимал, что и без этого никто медлить не станет. Все прекрасно понимали, что если бы не Гарун, каким-то чудом обнаруживший новый переход, то их схватили бы через считанные минуты. Теперь все зависело от того, успеет ли подъемный механизм, пропустивший их вниз, стать на место прежде, чем в овальный зал ворвутся преследователи, или не успеет. Если успеет, то есть шанс ускользнуть, а если нет... О том, что произойдет в противном случае, думать не хотелось.

     — Ну быстрей же! — Курбан почти с ненавистью посмотрел на мелькнувшую перед ним широкую спину Серикова. Порядок в колонне изменился, теперь Гарун шел впереди, а Курбану пришлось взять на себя функции замыкающего и заодно присматривать за подозрительным новичком. — Да шевелись ты, несчастье ходячее! Видишь же, времени нет!

     — Дак темно же! — пробурчал Кокакола, глядя в неосвещенный провал спуска. — Тут сам черт ногу сломит!

     Сериков в какой-то степени был прав, лестница действительно не освещалась. И вообще она была какой-то странной. Узкая, не более метра шириной, она винтом круто уходила вниз, причем создавалось впечатление, что те, кто ее строил, явно схалтурили.

     Уж такую-то крутую лестницу можно было и осветить! Но выбора у маленького отряда не было, приходилось пользоваться тем, что есть.

     Сериков сбился с шага, обреченно вздохнул и спустил ногу на первую ступеньку лестницы. Ах, как же ему не хотелось спускаться по ней. Неуютная она какая-то. Что-то подсказывало ему, что лучше не идти дальше. Какое-то тяжелое предчувствие охватило Кокаколу. Но как это объяснить дикому горцу, который и так на него подозрительно косится? Так глазами сверкает, так стволом автомата в спину тычет, что... Нет, лучше на время покориться участи и идти вместе со всеми.

     Сериков скрепя сердце сделал несколько шагов по неудобным ступеням. Дурное предчувствие начало подтверждаться — неожиданно правая нога Кокаколы подвернулась, и он, теряя равновесие, повалился набок. Поскольку он еще не успел весь скрыться в провале лестницы, ему удалось упереться рукой в стену, расцарапав ладонь о шершавую поверхность. Тонко взвизгнув, Кокакола приостановился, и тут же за спиной раздался грозный окрик Курбана. Поняв, что такая пустяковая травма не спасет его от необходимости следовать за всеми, Кокакола окончательно покорился неизбежному и двинулся вниз.

     — Давай же быстрее! — торопил Курбан. — Дождешься беды, шайтан бы тебя побрал!

     Ох, лучше бы он этого не говорил. Ведь учил же его отец: не зови нечистого, он и так всегда рядом и только ждет твоей ошибки. А уж когда находишься под землей, можно сказать, почти в его владениях, это опасно втройне. Не успели они сделать и трех оборотов спирали, в кою была закручена мудреная лестница, не успел еще оставленный беглецами проход закрыться, а наверху уже послышался зловещий скрип.

     — Ну все, дождались! — простонал на бегу Курбан. — Теперь только драться.

     — Товарищ лейтенант, вон они! — донеслось из зала. — Видите, люк открыт!

     Курбан оглянулся. Положение, в котором они оказались, было крайне невыгодно. Впереди неизвестность, враг позади, да к тому же еще и сверху. Стоит только бросить гранату... Нет, пожалуй, гранаты не будет, кто знает, какие последствия для всех вызовет разрыв в подземелье — как для тех, в кого бросят гранату, так и для тех, кто бросит. А это уже совсем другое дело! В условиях боя в узком пространстве решать будет не число нападающих, а... кто лучше стреляет и быстрее перемещается. Вот только бы патронов хватило! Да еще не заблудиться бы и не дать врагу обойти себя. Вдруг те успеют впереди заслон поставить? Или уже успели?

     Курбан быстрыми прыжками догнал оторвавшихся от него друзей. Они уже успели выскочить на очередной горизонт и бежали в направлении ближайшего поворота. До него было не более двадцати метров, и беглецы надеялись, что успеют миновать его до того, как в галерее окажутся преследователи.

     — Гарун, осторожно! — крикнул Курбан. — Смотри, как бы в засаду не угодить! Младший Алиев кивнул на ходу.

     — Держись за моей спиной! — бросил он бегущей рядом Лере. — И следи, вдруг проход найдешь! Девушка вскинула на него удивленные глаза.

     — Как это? На бегу? — Она фыркнула. — Может, еще и...

     Лера не договорила — позади ударила короткая очередь.

     — Один есть, — констатировал Курбан. — Быстро, пока они будут чухаться, нужно оторваться!

     Вновь загрохотали очереди, но преследователи палили скорее для острастки, — Курбан, бежавший последним, уже успел скрыться за углом.

     — Гарун, быстрее! — закричал он. — Бегите не оглядываясь, я прикрою!

     — Я с тобой! — Панама старался держаться рядом с горцем. — Будем перебежками. Как в кино... Хорошо?

     — Ничего хорошего, — буркнул Курбан. — Здесь не кино. Догоняй остальных!

     — Сам догоняй! — огрызнулся Панама и посмотрел назад через плечо. — Интересно, сколько их там?

     — На нас хватит! — Алиев, не прекращая бег, тоже бросил взгляд назад. — Эх, знать бы, как здесь все устроено!

     — Или хотя бы направление... куда... бежать... — проговорил запыхавшийся Пономарев. — А то бежим, бежим...

     — Налево, Гарун! — Курбан увидел, что, сын, подбежав к очередной развилке, немного снизил скорость. — Бери все время влево!

     — А почему... влево? — спросил Геннадий. — Ты что, и под землей умеешь ориентироваться?

     — Дыхание побереги! — посоветовал Курбан, то и дело оборачиваясь, чтобы посмотреть, что делается за спиной. — Они убегут вперед... мы отстанем... и потеряем их из виду. И как тогда...

     Не закончив фразу, он вскинул автомат и выпустил три пули.

     — А, шайтан, — выругался он, — не попал!

     — Зато они... не высунутся, — успокоительным тоном проговорил Панама и показал рукой вперед, туда, где виднелся поворот. — Может, за тем углом остановимся и засаду устроим? И наши отбежать успеют, и этих... накрошим.

     Курбан не ответил. То пятясь, то двигаясь боком, он лихорадочно прикидывал, что же еще можно предпринять. Было очень важно создать разрыв между врагом и бегущими впереди Гаруном и Лерой. Такой, чтобы даже шальная пуля не могла догнать их...

     — Хорошо! — наконец решил он, добегая до поворота. — Оставишь мне запасной магазин...

     — Ну уж нет. — Панама замотал головой. — Одного тебя я не оставлю.

     — Кончай... романтику свою... киношную, — скривился Курбан. — Здесь пули летать будут... а не птички.

     — Я офицер! — зло закричал Пономарев. — Я офицер, — повторил он тише, — и мое место здесь, а не... в тылу.

     — В тылу, — передразнил Курбан. — Где ты тыл видишь? Все в игрушки играешься? Там громила этот... непонятный. И Гарун с девчонкой. Они не справятся с ним.

     — Еще как справятся. — Панама деловито осмотрел автомат и перевел его на одиночную стрельбу. — Гарун у тебя парень что надо. Да и Леру ты еще не знаешь. Она за себя сама постоять может.

     Не дожидаясь ответа, Геннадий выстрелил. Сделал он это по наитию, и как раз вовремя. Да только не попал. Пуля ударила в стену над головой появившегося из-за угла преследователя и выдала местонахождение стрелка.

     Курбан крякнул, но ничего сказать не успел.

     В коридор стремительно выбежали два солдата и с ходу открыли шквальный огонь по беглецам. Стрельба велась не прицельно, да в этом не было и необходимости. Задачей солдат было лишить обороняющихся возможности эффективно отвечать, что они и сделали. Теперь Алиев и Пономарев могли высунуться лишь на краткое мгновение, не успевая не то что навести точно прицел, но и просто увидеть врага. А атакующих между тем становилось все больше. По подсчетам Курбана, стреляли шесть или семь человек. Панама, что-то выкрикнув, вдруг высунул дуло автомата из-за укрытия и пальнул наугад.

     — Черт, — пробормотал он, — забыл на автоматическую стрельбу перевести.

     — Я не забыл. — Алиев перехватил «калаш» поудобнее и, направив его параллельно полу, выставил ствол из-за угла. — Ловите, гады!

     Веер пуль понесся на поиск жертв. Судя во вскрикам и стонам, им это удалось вполне.

     — Дай-ка я! — Геннадий повторил попытку, но, видимо, враг уже успел отступить за укрытие. Возгласов больше не было, но и ответная стрельба стала менее плотной.

     — В головы бей, — сказал Курбан. — Обязательно в головы!

     — Спрятались, суки! — буркнул Панама и высунулся посмотреть, что делается в галерее. — Уй-ё... Твою мать!

     Он быстро юркнул назад.

     — Что там? — спросил Курбан и хотел было тоже высунуться, но Панама, резко дернув его за рукав, заставил попятиться.

     — У них «шмель»! — закричал он. — Бежим!

     — Какой еще «шмель»? — переспросил Курбан, но послушно побежал следом за Геннадием в глубь коридора. — Это кто...

     Вопрос отпал сам собой. Галерея, которую они защищали, внезапно осветилась ослепительно ярким светом, и тут же вслед беглецам покатилась волна огня.

     — Ух ты! — потрясенно пробормотал Курбан. — Вот это да! Это огнемет?

     — Да! — на бегу бросил Геннадий. — Ранцевый вариант. Я узнал его. Мы на выставке...

     — Знаю, — перебил его Курбан. — Уже слышал. С вашим Свенсоном... Узнать бы еще, кто он такой, этот ваш швед...

     — Выберемся отсюда, узнаем, — с угрозой в голосе пообещал Панама. — Ух как узнаем...

     Он не договорил. Гарун, Лера и Сериков почему-то топтались на месте!

     — Тьфу ты, блин горелый, — пробурчал Панама. — Вы... вы... Вы что здесь делаете? Уроды, мы для чего... куда... туда...

     — Да не ори ты! — огрызнулась Лера. — Там тупик! И там тоже!

     Девушка устало показала рукой куда-то в сторону поворота.

     — А проход? — с надеждой спросил Геннадий. — Проходы вы искали?

     — Когда?

     Не говоря ни слова, Гарун развернулся и, приложив правую руку к стене, пошел назад, туда, откуда они только что пришли.

     — Быстро! — приказал Курбан. — Всем искать выход! Он обязательно должен быть. А я послежу за коридором.

     — Только смотри, не поджарься, — проговорил Геннадий. — Если появятся эти... крикни, я буду рядом.

     — Ладно, иди ищи, чем быстрее найдете...

     — Нашел! — закричал вдруг Сериков. — Ребята, нашел! Это я... я нашел!

     Кокакола радовался как ребенок. Он впервые самостоятельно обнаружил проход, да еще в какое время! Когда это нужнее всего!

     — Быстро, быстро! — Геннадий, помня об огнемете, старался убраться из опасной зоны как можно скорее. — Братва, времени нет!

     — Они уже здесь! — крикнул Курбан и дал очередь из автомата. — Есть, еще один! И еще!

     — Уходи! — Панама подбежал к Курбану и дернул его за рукав. — Забыл про «шмеля»!

     — Иди, я сейчас! — Курбан сменил рожок. — Сейчас...

     Выглянул он как раз вовремя: из-за угла вылетели трое бойцов и офицер. Они явно не ждали сопротивления, и Курбану удалось опередить их. Длинная очередь сразила двоих, да и третий, как показалось горцу, получил ранение. Пальнуть еще раз, однако, не удалось. Офицер вскинул автомат, и Курбан, отпрянув за угол, помчался догонять товарищей.

     Проход был горизонтальным. Сразу за раскрывшейся стеной начинался короткий коридор с правым поворотом в конце и за ним сразу же поворот налево. Длинный проход и... Невольные путешественники растерянно остановились. Дальше дороги не было. Нет, это был не тупик — коридор кончался... обрывом.

     Геннадий оторопело посмотрел по сторонам, остальные тоже. В тусклом свете перед беглецами открылась величественная, но от этого не менее удручающая картина.

     Коридор, по которому они вышли сюда, заканчивался небольшой, уходящей за края галереи полукруглой площадкой, при ближайшем рассмотрении оказавшейся широким балконом без перил. Балкон этот нависал над озером, неправдоподобно большим подземным озером.

     — Курбан, что будем делать? — почему-то шепотом спросил Панама. — Может... прыгнем?

     — Чего? — закричал Кокакола. — Нет, я на такое не согласен!

     — Да тут метров десять, не больше, — сказал Панама. — И кончай кричать, и так тошно, а тут еще ты... нагнетаешь...

     Лера посмотрела вниз. Вода казалась черной как нефть. Девушка зажмурилась. Нет, ей тоже не хочется прыгать. Ни за что! Уж лучше... И вдруг ей вспомнились трубки капельницы, подсоединенные к ее венам... Нет, уж лучше она прыгнет, чем вернется туда.

     Скрип, проклятый скрип, такой знакомый и такой ненавистный, донесся до ушей беглецов. Преследователи приближались, нужно было решиться.

     — Генка, прыгай! — закричал Курбан. — Покажи этим трусам, как нужно поступать!

     — Только вы не тяните! — отозвался Геннадий. — А то получится, что я один...

     Он умолк, поднял автомат над головой и, зажмурившись, прыгнул «солдатиком».

     Оставшиеся на балконе напряженно смотрели на круги, расходящиеся там, где Панама ушел под воду. Как он? Вынырнет или нет? Можно ли еще спастись или спасения нет?

     — Вон он! — закричал Гарун, первым заметив показавшуюся над водой голову Геннадия. — Нормально!

     — Лера, теперь ты! — донесся снизу голос Панамы. — Тут глубоко, не бойся!

     — Вот утешил! — пробормотала девушка, не в силах двинуться с места от страха.

     — Ну давай же! — Геннадий шумно отфыркивался. — Автомат, зараза, тяжелый! Так ты прыгаешь или...

     Протяжный визг Валерии ударил по ушам и оборвался. Светловолосая голова девушки скрылась под водой.

     — Молодец, Курбан! — Панама видел снизу, как рука горца столкнула Леру с балкона. — Баб ждать, человечество вымрет!

     — Теперь ты, Гарун! — сказал Курбан. — Гарун? Гарун, я тебе говорю!

     — Посмотрите, что это там? — Юноша не отрываясь смотрел в воду и как будто не слышал, что ему говорит отец. — Смотрите, что это?

     — Курбан, это нечестно с вашей стороны! — закричала Валерия, не успев вынырнуть. — Я чуть не умерла от страха!

     — А я, ныряя за тобой, автомат утопил, — посетовал Геннадий, подплывая к ней. — Чего ты так орала?

     Лера крутанулась в воде, собираясь сказать что-то в ответ на эту грубость, но вдруг ее брови полезли вверх и она испуганно зажала рукой рот.

     — Ой, мамочка, что это? — тихо взвизгнула она. — Гена, я боюсь!

     Подплывший к Лере Панама удивленно оглянулся. Что это с ней? Куда смотрит? И вдруг почувствовал, что вода в озере... поднимается. Ее стало... больше.

     — К берегу! Быстрее к берегу! — Курбан, еще не понимая до конца, что происходит, показал рукой в сторону черной дыры в серой стене. — Туда, в ту галерею! Быстро!

     Ни Панаму, ни Валерию дважды приглашать не пришлось. Они что было сил зашлепали по воде руками.

     — Эй, давай теперь ты! — Курбан повернулся к Кокаколе. — Давай, прыгай!

     — Я?!!! — Сериков отвел испуганные глаза от черной бурлящей воды. — Я?!! Ни за что!

     — Давай быстрее...

     Договорить Курбан не успел. Из-за поворота появился спецназовец. Это подоспело первое отделение.

     Услышав стрельбу, солдаты во главе с Моховым сразу же включились в преследование, но тоже не слишком успешно.

     Гарун открыл пальбу первый. Делал он это так, как видел в американских кинобоевиках — держа пистолет обеими руками и корректируя прицел по ходу ведения огня, благо запас патронов в обойме это позволял.

     Пуля попала точно в глаз спецназовцу, и тот упал, выронив гранату, из которой собирался выдернуть кольцо. Курбан на долю мгновения замешкался, но не его сын! Он молнией прыгнул вперед, схватил гранату и, перекатываясь, швырнул ее за угол, туда, откуда должны были появиться остальные преследователи.

     — Быстро прыгай! — крикнул он отцу.

     — Кольцо? — выкрикнул Курбан и, увидев его на раскрытой ладони, удовлетворенно кивнул. Он снова повернулся к Кокаколе: — Давай, сын ишака! Прыгай, пока я тебя не пристрелил!

     Горец хотел еще что-то сказать, но в этот момент в коридоре ухнул взрыв и ураганный ветер чуть не сбросил всю троицу с карниза. А следом прокатился визг Леры. Что она кричала, расслышать было невозможно из-за многократного эха, но от него всем стало еще тревожнее.

     — Даю три секунды! — Курбан направил ствол в лицо директора ФАЗМО.

     Сериков, увидев перед своим носом дымящийся ствол автомата, вздохнул, повернулся лицом к краю карниза и сделал шаг вперед. И в этот момент, как назло, снова завизжала Лера. Сериков отпрянул в сторону и, брякнувшись на колени, молитвенно сложил Руки.

     — Я не могу! — По лицу Кокаколы катились слезы. — Я боюсь!

     — Прыгай, дурак, попадешь в руки солдат, они же на тебе опыты ставить будут!

     — Папа, да брось ты его! — Гарун подбежал к отцу и потянул его за рукав. — Пойдем!

     Они опоздали ровно на одну секунду. В коридоре появился Куликов.

     Увидев спорящих беглецов, он мгновенно вскинул автомат и дал очередь. Лейтенант целился в старшего Алиева, но младший оказался быстрее. Его тело стрелой пролетело в воздухе и, столкнувшись с телом отца, отшвырнуло его в сторону. Пули, предназначавшиеся Курбану, прошли мимо. Кроме одной, той, что пробила грудь сына. Ответ горца был молниеносен. Нож, брошенный умелой рукой, вонзился в горло Сашки Куликова.

     Держа автомат наизготовку, Курбан кинулся к сыну.

     — Гарун, мальчик мой, как ты? — спросил он, пряча слезы.

     — Папа... уход... — Гарун на полуслове потерял сознание.

     Глаза Курбана заметались по подземелью. Нужно было срочно решать, что делать, сдаваться этим... палачам или рискнуть и прыгнуть? Если он прыгнет, то у Гаруна шансов выжить практически не остается. А если не прыгнет, если попадет в лапы этих... палачей, то этих же шансов не будет не только практически, но и даже теоретически.

     — Помоги! — Не отводя ствол автомата от входа в галерею, Курбан повернулся к Серикову. — Помоги поднять сына.

     Кокакола подскочил к неподвижному Гаруну, легко поднял его на руки и передал отцу.

     — Идешь со мной? — Мрачно спросил Курбан и тут же поправился: — С нами. Сериков замотал головой.

     — Ну, как знаешь.

     Курбан не глядя шагнул в пустоту. Он не успел еще долететь до воды, когда по ушам ударил еще один вопль Леры. Отчаянный, дикий вопль женщины, объятой ужасом.

     Женский крик эхом пронесся по подземелью. Герман и Анатолий переглянулись.

     — Женщина, — сказал Герман. — Откуда здесь взялась женщина?

     — А кто его знает! — Анатолий пожал плечами. — Кажется, это там.

     Он показал рукой в сторону правого поворота.

     — Пошли, вдруг удастся помочь ей?! — Герман не оглядываясь быстро зашагал по коридору. — Давай настраивай свои уши, нам нужно точно выйти, без ошибок!

     — Ну, это уже не от меня зависит! — Толик догнал Германа и пошел рядом. — Если крик повторится, тогда другое дело. А пока...

     Послышался вопль, еще более страшный, чем прежний.

     — Боже, да она... — Герман побоялся сказать вслух, о чем он подумал. — Господи, только бы успеть! Только бы она не наткнулась...

     — На чудовище! — закончил за него Анатолий и перешел на бег. — Черт, неужели... так и есть, это же големы! Это они выпускают ублюдка.

     Герман не слышал, что бормочет его товарищ. Он мчался сломя голову, замедляя бег лишь на поворотах и моля бога не дать ему поскользнуться и упасть, потому что на счету каждая секунда и каждый миг. Герман не думал о том, что он будет делать, когда добежит до озера, как будет сражаться с монстром. Главными его противниками сейчас были время и расстояние — вот с ними он и боролся. А что будет потом, там как бог решит, все в его воле.

     — Налево! — крикнул Толик. Герман, словно робот, тут же повернул в открывшийся поворот.

     — Вот! Вот оно, это озеро! — закричал он, увидев впереди площадку, а за ней... огромную, вздыбившуюся голову монстра. — Толик, вот он!

     — Вижу! — Рык привычно, так, как это делал в Москве, сконцентрировался. Ему нужно было заставить живущих в нем нанороботов перестроить голосовые связки хозяина на работу в ультразвуковом диапазоне. Что удалось без проблем.

     — Господи, да быстрее ты! — Герман выскочил на площадку-балкон и увидел барахтающихся в воде людей. — Сволочь, он опять на охоту вышел! Смотри, там... в воде! Там, кажется, раненый! Это же Гарун! И Лера?!!!

     Герман повернул посеревшее лицо к Анатолию. А тот стоял неподвижно и смотрел перед собой невидящими глазами.

     — Да что же ты! Это же... — Видя, что от спутника мало толку, Герман не выдержал и бросился в воду. — Лера, ребята, держитесь, я... сейчас...

     Александров плыл кролем, самым быстрым стилем, который знал, и все равно видел, что не успеет. Огромная, неправдоподобно большая голова ушастого и глазастого монстра уже нависла над тем местом, где, по его расчетам, находились его друзья. Вот он уже разинул свою пасть...

     — Стоять! — приказал Рыков чудовищу. — Стоять!

     Монстр вздрогнул. Его желтые, с черным щелевидным зрачком, глаза-блюдца медленно развернулись в сторону Толика, и тот почувствовал вдруг такой приступ голода, что у него даже голова закружилась.

     — Стоять! — повторил Рык. К голоду прибавилось накатившее волной чувство обиды и разочарования. — Пошел отсюда! Кому сказал? Прочь!

     Для пущей убедительности Анатолий резко, так, как он подсмотрел у големов, ударил ультразвуком. «Хлыст» вызвал у чудовища бурю негодования, он зарычал так, что, казалось, задрожали стены. Рыку пришлось «закрыть» свой слух, чтобы не оглохнуть. Он снова пустил в ход «хлыст», еще жестче. По подземелью прокатился тяжелый стон. Но Анатолий не чувствовал жалости. Он представил, сколько людей погубила эта тварь. Тварь, которая олицетворяла собой всех врагов и мучителей! А потому Толик не собирался щадить отвратительное создание.

     Он все бил и бил, монстр уже перестал кричать, он сжался в комок и, закрыв глаза и опустив голову к самой воде, терпеливо переносил наказание, а Рык все никак не мог остановиться. Он, может быть, так бы и забил ушастого до смерти, но в это время в дело вступил еще один персонаж.

     Это был Мохов. Пробегав целый день по подземелью, он несколько отстал от своих бойцов и поспел к месту событий лишь сейчас. Увидев, или скорее, услышав, как избивают Хранителя, ротный решил поначалу, что это кто-то из своих, из големов.

     — Остановись! — закричал он. — Прекрати, ты же убьешь Хранителя!

     — А ты кто такой? — гневно спросил Толик. Он даже не заметил, что общается с капитаном на ультразвуке.

     — Я? — удивился Мохов. — Я Глиняный... Командир роты... А вот ты кто? Постой... Рыков? Мой...

     — Да, твой пленник. Бывший пленник. — Толик почувствовал, что волна охватившего его бешенства не только не схлынула, но поднимается все выше и выше, застилая глаза туманом. — Ты это хотел сказать?

     — Я хотел предложить тебе сдаться. — Рука Мохова сделала неуловимое движение, и в ней блеснул ствол «грача». — Давай кончай спектакль!

     — Спектакль? Ты сказал, спектакль? — Ярость, переполнявшая душу Толика, требовала немедленного выхода. Она перехватывала ему горло и грозила вот-вот задушить его самого.

     — А ну на колени, урод! — Спецназовец видел трупы своих ребят, видел, как страдает Хранитель, и еле сдерживался, чтобы не пристрелить трансформера. — Я приказываю тебе, на колени!

     Зеленый, с синими прожилками, светящийся шар разорвал темноту зала. Заряд, вырвавшийся откуда-то чуть выше глаз Рыка, молнией ударил прямо в карниз. Тело Мохова, в последний момент успевшего отпрянуть в глубь коридора, отшвырнуло назад и, протащив кувырком по телам мертвых спецназовцев, прижало к стене. А в галерею влетел еще один заряд. Еще большей силы. Пучок прозрачной голубой энергии ударил в потолок и, рассыпавшись мелким дождем искр, накрыл теряющего сознание ротного.

     — Убью! — продолжал рычать Анатолий. — Убью!

     Его светящиеся адским зеленым огнем глаза искали, кого бы еще покарать, но никого не было. Даже безмозглый, ведомый одними лишь инстинктами Хранитель и тот додумался скрыться. Сражаться с Рыковым больше никто не хотел.

     Поблескивая в ярком свете полной луны лоснящимся боком, плавно покачиваясь на неровностях горной дороги, «додж» въехал в расположение роты и остановился возле дома, претендующего на название штабного. Если бы стоявший на вышке часовой не был предупрежден прапорщиком Тараненко о прибытии важных гостей, он мог бы подумать, что всё происходящее ему снится. Ночь, горы, тишина, выключенные фары бесшумно движущегося мощного микроавтобуса с непрозрачными стеклами... И только звезды и огромный диск ночного светила...

     Впрочем, нет, как только машина остановилась, тишина была нарушена. Из упомянутого дома выскочил Тараненко и, топая тяжелыми башмаками, подбежал к машине. Он попытался отдать рапорт вышедшему из «доджа» бородачу, потом метнулся к высокому белокурому Свенсону, но тот остановил его взмахом руки, и он повел высокое руководство в дом. Уж он-то, в отличие от часового, прекрасно знал, кого сподобился принимать.

     — Мохов вернулся? — спросил Махмудов.

     — Никак нет! — Рука прапорщика дернулась, чтобы отдать честь. — Он внизу.

     — Плохо, — проворчал Бронзовый. — Груз прибывает через два часа. Поднять всех по тревоге!

     — Дык и так подняты! — растерянно сообщил Тараненко. — Капитан как вернулся...

     — Так он все же возвращался? — удивился Свенсон.

     — Да, товарищ капитан взял с собой первый взвод...

     — Что-о?! — Круглые глаза Бронзового стали еще круглее. — Взвод? Под землю? Что произошло?

     — Там чужие! — Прапорщик виновато развел руками. — Товарищ капитан считает, будто видел в подземелье посторонних!

     — Считает? Или видел? — Махмудов навис над съежившимся Тараненко. — Кого он видел?

     — Не могу знать, товарищ... Ваха! — Голос прапорщика дрожал. — Он прибежал, поднял людей...

     — Сколько у тебя здесь бойцов? — Свенсон мягко взял Тараненко за плечо и, ограждая его от Махмудова, отвел в сторону. — Нам... очень нужны люди. Кого мы можем поставить в оцепление?

     — Весь район? Или гору? — озадаченно спросил Тараненко.

     — Гору? — Мартин посмотрел в окно. — Нет, гору не надо. Только озеро и подходы к нему.

     — Если только дороги, то хватит одного отделения, — приободрился прапорщик. — Мы уже тренировались. А если все выходы из подземелья... То тогда только если по одному бойцу ставить. Кое-где выйдет и по два, но этого все равно мало.

     — Ладно, давай, расставляй людей, организовывай связь... Есть индивидуальные радиостанции?

     — В НЗ есть такие, каких даже у американских спецназовцев нет! — Похвастался прапорщик. Снабжение лежало не на нем, но все равно, почему бы не похвастаться, все ж таки он тоже не последний человек. — Вот только товарищ капитан брать не разрешает.

     — Я разрешаю. — Свенсон оглядел себя. — Найдется комплект обмундирования для меня?

     — Конечно, товарищ... генеральский комплект имеем! Наш капитан все предусмотрел! Он даже позывной себе взял «Второй», чтобы вам «Первый» достался.

     — Ладно, неси! И знаешь что... Как тебя зовут?

     — Виктор! Витя...

     — Виктор, меня зовут Свенсон. Мартин Свенсон! А статус... звание, по-вашему, у меня Чистильщик. А генералам не завидуй, скоро сам ими командовать будешь. — Швед подтолкнул Тараненко к пещере. — Ну, беги, времени нет! Да, постой, с транспортом как у вас?

     — «Уазик» командирский и «газель»!

     — Тогда давай сажай личный состав на борт и развози! — приказал Чистильщик. — После этого подтягивайся к полосе! А мы с Вахой туда своим ходом подъедем. Сорока минут хватит?

     — Маловато будет! — Тараненко, как и все прапорщики, не мог не запросить поблажки. По правде говоря, он и не собирался развозить бойцов по всем точкам. Метода давно отработана, выброска в район дежурства, а там бегом к посту. — Прям в обрез, могу не управиться! Вот час — как раз самое то!

     — Не могу я тебе часа дать — Свенсон качнул головой и взглянул на прапорщика виноватыми глазами. Он привык доверять слову специалиста и не считал себя вправе заставлять его действовать так, как ему хочется. — Надо успеть, Виктор, надо!

     — Ну, раз надо, значит, успеем! — сказал прапорщик, зная, что времени и так хватит с избытком. — Двигатель порву, а уложусь в срок!

     Гордый от сознания своей значимости для общего дела, Тараненко побежал выполнять приказ.

     Мохов с трудом разлепил веки. Голова гудела, обожженная кожа страшно саднила, но голем долго лежать не мог, он должен был предупредить Мартина, что враг сильнее, чем они могли предполагать. Что нужно срочно отменять прием груза и бросить все силы на преодоление кризиса.

     Должен был сообщить, но не мог. Не мог, и все. Тело отказывалось слушаться. Оно было словно чужое. Удивительно, как это еще голова ворочается. Ну и силища же у этого... трансформера!

     Мохов впервые видел энергетический удар, до этого он лишь слышал о них. Ему рассказывали, что все големы могут испускать ударные пучки. Бронзовые — желтые, Чистильщики — зеленые, а про Золотых говорили, будто те могут даже синие излучать. Ну если не синие, то голубые — без сомнения. И этого хватит, чтобы смести любую преграду. Оказалось, что излучать могут не только они...

     Неожиданно капитан услышал какое-то бормотание. Негромкое, монотонное, оно шло откуда-то со стороны озера. Да-да, оттуда, откуда оно никак не могло доноситься. Там же Рыков! Нет, вряд ли! А может, это Хранитель?

     Мохов осторожно приподнял голову и... замер! Оп, тело как будто стало слушаться... А чего удивляться, нанороботы продолжали выполнять программу, зашитую в их постоянную память. Уж они-то свое дело знают туго! Это тебе не перезаписываемая, которую можно стереть, а можно и улучшить, апдейтить, так вроде бы говорят специалисты...

     Чувствуя себя с каждой секундой все лучше, Мохов приподнялся, опершись на локти. Радость от того, что тело постепенно начинало подчиняться, тут же улетучилась. Его люди! Они все... или почти все лежали рядом. Обугленные, обгорелые. Весь первый взвод! Мало того что их постреляли как куропаток, так теперь еще и пожег огнем этот чертов Рыков. Господи, и зачем он только послал их ловить трансформера? Да и беглецов тоже. Лучше бы плюнул на все это. Ребята бы живы остались.

     Капитан, превозмогая боль — кожа еще не успела регенерироваться, — поднялся. Господи, вот так отшвырнуло! Почти в середину коридора. Мохов в раздумье посмотрел туда, где было озеро. Надо бы взглянуть, что с Хранителем, но страшновато — вдруг там все еще этот охреневший трансформер? Вот собака бешеная! Как же он силен!

     С другой стороны, как он вернется, не выяснив все до конца? Тот же Свенсон... Нет, Свенсон, может быть, и поймет, а вот Ваха, тот не простит. Самое меньшее, назад в подземелье погонит. Скажет, сходи, посмотри и назад! Одна нога тут, другая там, чтобы не пришлось тебя ждать! Хотя, может, и... Нет, надо пойти посмотреть. Да и бормочет там кто-то. Вдруг кто-то из ребят?

     Мохов, опираясь рукой о стену, сделал шаг и остановился, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Вроде бы идти может. Если не торопиться, то вполне и без опоры обойдется.

     Нетвердой походкой, стараясь не слишком удаляться от стены и в то же время не приближаться к телам своих бойцов, Мохов осторожно двинулся к балкону. Будь что будет, пусть палит этот трансформер, а то, что положено сделать капитану, он сделает.

     По мере приближения к озеру обожженная кожа стала ощущать холод. А бормотание становилось все громче и громче.

     — Аллах акбар! Аллах акбар! Аллах акбар! Аллах акбар! — непрерывно повторял кто-то.

     Валентин опешил. Голос показался знакомым, но разум отказывался верить, что это тот, о ком он подумал.

     Заинтригованный до того, что даже боль как будто отступила, Мохов сделал несколько быстрых шагов и вышел на полуразрушенный карниз.

     Прямо перед ним качалась гигантская голова Хранителя. Его удивленные глаза — да-да, Валентин впервые видел их такими, но мог бы поклясться, что они именно удивленные, — смотрели куда-то в сторону. Вправо. Как раз откуда доносился гнусавый голос... Нет, все-таки это Кокакола!

     — Аллах акбар! Аллах акбар!

     Мохов сделал еще шаг и медленно повернулся... Так и есть, молится этот полоумный. Конечно, кто же, кроме идиота, мог уцелеть в этой бойне?! Не зря же говорят, что против счастья дураков наука бессильна.

     Николай Николаевич стоял на коленях и, истово крестясь, повторял как заведенный:

     — Аллах акбар! Аллах акбар!

     При этом он не забывал периодически биться лбом о каменный пол.

     Картина была столь нереальна, столь нелепа, что Мохову показалось, будто это он, а не Сериков, потерял разум.

     — Ты... чего это? — сбивчиво заговорил он. — Чего... делаешь?

     — Аллах акбар! — Рука кандидата в големы совершила еще одно крестоподобное путешествие, после которого лоб прижался к каменному полу. — Аллах акбар!

     Капитан перевел взгляд на Хранителя. А тот, зачарованный действиями странного человечка, начал раскачиваться в легком трансе. Амплитуда этих колебаний становилась все больше и больше, и вскоре его небольшой кожистый рог, торчавший на самом кончике носа и делавший его похожим на носорога-уродца, стал проноситься в непосредственной близости от острой кромки балкона.

     — А тебе, козлу ушастому, что нужно? — раздраженно спросил Валентин. — Ты-то какого черта торчишь здесь? Потанцевать решил? Змей зачарованный!

     — Аллах акбар! Аллах акбар!

     — Заткнись, не с тобой разговаривают, факир... московский! — бросил Валентин, не оглядываясь на Серикова. — Тебе на Арбате с дудкой сидеть, а ты в серьезные дела суешься! И чего тебе дома не сиделось, чего сюда полез?

     — Аллах акбар! — Кокакола, не видя ничего, стукнулся головой об пол.

     — Мать вашу... вот два придурка. Вы что, сговорились, что ли? Я тебя, урода, спрашиваю, какого черта тебе надо? Чего вылупился? — Капитан, поняв, что от Кокаколы он ничего не добьется, переключился на Хранителя. — Эй, тварь, проснись, тебе говорю!

     — Аллах акбар! — Стук об пол. — Аллах акбар!

     — Блин, да заткнешься ты... Вот зараза, ничего его не берет! Даже Хранитель и то жрать отказывается! — Мохов вдруг вспомнил, что говорит с монстром в обычном диапазоне, а тот слышит только в ультразвуке.

     — Эй, ушастый! — крикнул он, перестроив глотку. — Ты чего мышей не ловишь? Посторонние в подземелье...

     Хранитель, загипнотизированный монотонным пением Кокаколы, вздрогнул, выходя из оцепенения. Его взгляд стал приобретать осмысленность. Голова поднялась еще выше, пасть приоткрылась, и показались клыки.

     — Аллах акбар! — Удар лбом об пол. — Аллах акбар!

     Мохов неожиданно почувствовал укол в сердце. Вообще-то он слышал, что это несвойственно големам, обычные чувства у них притупляются, но, видимо, в нем что-то изменилось.

     — Эй, Папа Римский, сейчас тобой обедать будут! — Мохов бросил взгляд на монстра.

     Тот наклонил голову, примериваясь, как бы ему схватить человека и не задеть голема.

     — Эй, ушастый! Ну-ка, пошел отсюда! — Неожиданно для самого себя закричал Мохов. — Брысь... козззел! И чтобы людей больше не трогал! Рыбу жри, гусь-переросток!

     Проводив глазами мгновенно исчезнувшего Хранителя, капитан повернулся к Серикову.

     Тот, не видя ничего, продолжал молиться.

     — Эй, апостол, вставай! — Мохов схватил Кока-колу за шиворот и рванул вверх. — Я не знаю, какому Богу ты молишься, но скажу тебе одно — вали отсюда поскорее! Уходи из комплекса как можно дальше и... не возвращайся больше никогда.

     — Гарун, сынок, держись! — Курбан с тоской смотрел в гаснущие глаза юноши, на которого возлагал столько надежд, того, кто, спасая отца, подставил свою грудь под пулю врага и показал, что он настоящий мужчина. Нет, он должен жить несмотря ни на что! — Гарун, послушай меня! Ты должен, обязан меня услышать!

     Герман, с удрученным видом стоявший рядом, оглянулся. Ему не нравилось, что они расположились так близко от воды. В любой момент мог объявиться противник, но сейчас говорить об этом не хотелось. Он с тревогой посмотрел на Леру.

     Летчику очень хотелось поговорить с девушкой, узнать, как она здесь оказалась, сообщить, как соскучился по ней, но время ли сейчас думать о своих чувствах, когда у людей такое горе. Герман перевел взгляд на Панаму.

     Геннадий, мокрый, как и все они, не отрывал грустного взгляда от Курбана, к которому успел привязаться как к другу. Его горе он переживал, пожалуй, тяжелее всех. За время их совместных скитаний этот горец, под совсем не геройской наружностью которого скрывался железный характер, завоевал его доверие, да что там доверие — восхищение! Спокойный, немногословный, этот человек, от зорких глаз которого не могло ускользнуть ничего, был неспособен на предательство. Такого не приведи господь иметь врагом и счастье — другом.

     Невозмутимее всех был Рыков. Стремясь поспеть на выручку терпящим бедствие, он прыгнул в воду и добрался до них вплавь, потому что посуху переход из галереи в галерею мог занять много времени. Он успел как раз вовремя. Курбан, все это время державший сына на руках, был в таком изнеможении, что с трудом держался на воде, а Лера, так та вообще от страха забыла, что умеет плавать. Мало толку было и от растерявшегося Панамы. Хорошо, что подоспели спасатели в лице Толика и Германа, которые и помогли им выбраться на берег.

     — Гарун, ты должен бороться, — тихо говорил Курбан, стоя на коленях рядом с сыном и глядя в его закрытые глаза. — Понимаешь, умирают те, кто сдается. А ты должен бороться, захочешь жить — будешь жить.

     — Господи, был бы я волшебником, — прошептал Панама. — Все бы отдал за исполнение одного-единственного желания.

     — Гарун, держись, слушай меня... — Курбан все говорил и говорил, не умолкая ни на мгновение. Он чувствовал: стоит ему только замолчать — и ниточка, соединяющая его с сыном, оборвется, душа сына покинет тело и ее не вернуть обратно. — Держись, цепляйся за жизнь! Прогоняй свою... слабость! Гони плохие мысли, думай только о том, что у тебя было хорошее... Будет хорошее! Повторяй: я хочу жить, я буду жить! Ты же мужчина, ты горец, ты не можешь сдаться!

     Панама, не в силах смотреть на тягостную сцену, отвернулся. В его глазах стояли слезы. Лера с сухими глазами опустилась на колени по другую сторону неподвижного тела умирающего и молча погладила его по мокрым волосам.

     — Гарун, ты видишь, сынок, все мы, я, твой папа, твои друзья... мама там, дома, все мы просим тебя остаться с нами! Борись сынок! Борись! Как отец прошу тебя, борись!

     Герман почувствовал, как к горлу подступил комок. Он повернулся к Рыкову, словно надеясь найти у него сочувствие, как вдруг заметил, что тот делает ему какие-то знаки. Странно, чего он хочет? О чем сейчас можно говорить, когда такое горе? Хотя, с другой стороны, пора подумать и о живых, о том, что будет с ними. Такие мысли мелькали в голове Германа, пока он следил за непонятным поведением Толика.

     Тот с невозмутимым видом опустился на колени рядом с Лерой, взял руку Гаруна и, оголив ее, стал нащупывать пульс.

     Панама и Герман обменялись недоуменными взглядами.

     «Кто это? — спрашивали глаза Геннадия. — Откуда он взялся?»

     Герман сделал успокаивающий жест, дескать, свой, плохого не сделает.

     Геннадий пожал плечами. То, что парень, которого привел Александров, далеко не прост, это ясно, все видели, как он стрельнул в преследователей. Если бы не он, еще неизвестно, остался бы кто в живых. А вот из чего он палил и где сейчас это необыкновенное оружие, непонятно. Ну да ладно, это можно выяснить и позже, а вот что он сейчас делает...

     Герман остановился над Толиком, словно оберегая его от чужого вмешательства. Повредить Гаруну уже ничто не могло, а, учитывая способности Анатолия, вполне возможно, он что-то придумает. Так рассуждал Герман.

     Между тем Анатолий, бережно положив руку раненого вдоль тела, встал и, тронув Курбана за плечо, поманил его в сторону. Тот отрицательно дернул головой, не прекращая своего тихого разговора с сыном. Толик молча отошел в сторону.

     — Что ты там делал? — с упреком спросил Герман, когда тот приблизился. — Неужели не видишь...

     — Мне нужно было кое-что выяснить, — жестко сказал Толик. — Я заметил, что этому парню делали недавно внутривенную инъекцию. Кто-нибудь знает, что ему вводили?

     — Да хрен его... — начал было летчик, но Панама, услышав разговор, перебил его:

     — Эти гады проводят какие-то опыты. Они хотели и нас с Курбаном...

     — Какие опыты?

     — Не знаю! — отрезал Геннадий, которому не нравилась настырность новичка. — У Леры лучше спросить, они вместе были.

     Толик, обернувшись, встретился глазами с Лерой, с некоторым недоумением следившей за странным поведением друзей. Толик кивнул ей головой, подзывая к себе. Девушка вздернула подбородок.

     «Не много ли себе позволяете, молодой человек?»- говорило выражение ее лица.

     Толик с покаянным видом прижал руки к груди, после чего выставил вверх один палец. Указательный.

      «Одну минуточку! — бросил он наугад ультразвуком. — Всего один вопрос. Вам что-то вводили в кровь?»

     Лера вздрогнула и растерянно кивнула.

     Сердце Толика запело от радости. Все так, как он думал.

     Он повернулся к Герману и негромко, но так, чтобы все слышали, произнес:

     — Все в порядке! Гарун будет жить!

     — Не шути так! — возмутился Панама. — Кто ты такой, чтобы раздавать...

     — Подожди! — остановил его Герман. Ему подумалось, он понимает, что имеет в виду Толик. Ведь он тоже услышал безмолвный вопрос! — Толик, ты хочешь сказать, что мы... големы?

     — Нет! — засмеялся Рык. — Пока, слава богу, вы не големы, и, надеюсь, не станете ими. Пока что вы только киборги. А найду я компьютер...

     — Замолчите! — с гневом произнес Курбан. — Мой сын... а вы... Замолчите, если вы мужчины!

     — Простите! — Анатолий сразу посерьезнел. — Простите меня, пожалуйста! Я искренне...

     — Мальчик, прошу тебя, не мешай! — Глаза Курбана блестели от слез. — Не мешай!

     Герман сжал руку Толика. Тот ответил взглядом. Поняв друг друга, они одновременно повернулись и отошли в глубь галереи. Заинтригованный Панама последовал за ними.

     — Ребята, может, вы объясните, что происходит? — спросил он. — Мне кажется, сейчас совсем неподходящее время для... забав...

     — Гена, тебе успели сделать укол? — ответил вопросом на вопрос Герман.

     — Нет, не укол! — Капельницу! — поправил его Рыков.

     — Какую капельницу, какой укол? Вы чего...

     Видя, что диалога не получается, Герман молча взял Панаму за руку и закатал рукав. Следа от иглы не было. Он бросил взгляд на Толика. Тот, пользуясь растерянностью Геннадия, быстро осмотрел вторую руку. И отрицательно качнул головой.

     — Да объясните вы, в конце концов, что происходит? — разозлился Пономарев.

     «Герман, мы теряем время! — произнес ультразвуком Рыков. — Я уже все проверил. Парень, тот, которого ранило, будет жить, головой ручаюсь. Он и девушка... Лера, они получили «Авиценну» и теперь стали... неуязвимы. Вернее, почти неуязвимы. Как и ты, впрочем».

     — И что теперь? — спросил Герман вслух. — Как это объяснить ребятам?

     — Что объяснить? — не понял Панама. — О чем ты?

     «А не надо ничего объяснять! — Толик улыбнулся. — Скоро они сами все поймут. А пока давай-ка лучше поищем выход. Это тот же коридор, с которого ты начал свое путешествие?»

     — Да, вроде бы тот! — ответил Герман, оглядываясь по сторонам. Вход на высший уровень, с которого спустились бывшие узники, все еще был открыт, и оттуда в темную галерею падал квадрат света.

     — Что тот? — закричал Геннадий. — Герман, я не понимаю, что происходит! Ты с кем разговариваешь?

     — Скоро все поймешь! — словами Рыка ответил летчик. — Ты иди к ребятам, а мы с Толиком поищем выход. Только не вздумайте подходить к воде, вдруг эта тварь вернется.

     «Не вернется! — сказал Толик. — Я ей такое словечко шепнул, что у нее надолго аппетит пропадет».

     — Береженого бог бережет, — рассудительно сказал Герман.

     — Это ты о чем? — не понял зенитчик.

     — Да так, пословица, — ответил ему Толик. — Герман имеет в виду, что осторожнее нужно нам всем быть. Но если сидеть на месте, до конца пути не дойдешь. Тоже пословица.

     — Да, пожалуй, ты прав, — согласился Панама. — Только возвращайтесь скорее, мало того, что все мы переживаем за Гаруна, так теперь еще о вас думай!

     — Не волнуйся, все будет в порядке! — Герман заразился уверенностью Рыка. — Вот увидишь, Гарун будет жить.

     — Ладно, делай как знаешь... тебе виднее, — сдался Панама. — Только не бросайте нас здесь!

     У Германа от возмущения перехватило дыхание.

     — Да... да ты что?!! — с трудом проговорил он. — Мы же офицеры!

     — Только учти, офицер, — из темноты вынырнула Валерия. — Свенсон — предатель!

     — Как это?.. Мартин?

     — Да, Мартин! — подтвердил Геннадий. — Мы с Курбаном сами видели, как он командовал нашим арестом. Я так понял, что именно Свенсон руководит всем этим... — Пономарев явно хотел перейти на командно-матерный, но, оглянувшись на Валерию, сдержался. — Одним словом, его кинобизнес — не что иное, как элементарная крыша.

     — Гонишь! — Герман все еще не мог опомниться.

     — К сожалению, нет! — Лера грустно кивнула и улыбнулась. — Все, что я говорила тебе о нем, оказалось только личиной. Внутри он совсем другой.

     — Вот гад! Поверить не могу! — расстроился Герман. — Варяг хренов! Ну, пусть только попадется!

     — Боюсь показаться невежливым, — вмешался в разговор Анатолий, — но все же напомню, что нам нужно спешить. Еще неизвестно, кто может прийти следом за теми, кто гнался за вами.

     — Слушай, а что ты там применил? — спросил Геннадий, вспомнив огненный шар. — На гранатомет вроде не похоже...

     — Сам не знаю! — ответил Толик. — Как-то само собой получилось. Потом разберемся, а сейчас некогда.

     — Гера, а... можно мне с вами? — неожиданно спросила Валерия и прижалась к майору. — Я тебя одного не отпущу!

     Герман, смущенный и растерянный, неловко обнял девушку. Произошло то, о чем он и мечтать не смел, вот только момент самый неподходящий! Хорошо еще, что в коридоре темно, ребята не увидят его покрасневшего лица.

     — Лера, я только посмотрю, и все, — сказал Герман. — Мы скоро вернемся. Пара минут, не больше. И... ребята, там Курбан остался один с сыном. Некрасиво получается.

     Валерия укоризненно посмотрела на него и сделала шаг назад.

     — Хитрюга! Попробуй только не вернуться!

     Выход обнаружил Толик. Это была лестница. Она оказалась в правой стене, вдоль которой он решил двигаться. Ссылаясь на свои расчеты и какой-то неведомый Герману «Третий Квейк», Рыков еще загодя пообещал, что проход вверх откроется в том месте, где летчик впервые наткнулся на тупик. Майору живо вспомнилось, как он тогда испугался своего коня. Несчастный Маркс — незавидная ему досталась доля. Сожрали беднягу. Хотя сам во всем виноват, если бы не взбесился от ревности и не понес, никто про это подземелье и знать бы не знал.

     Наверх вела узкая винтовая лестница. Они поднимались и поднимались, а конца ей все не было... По расчетам Германа, они должны были уже подняться этажа этак на три, а то и на четыре над поверхностью. Это какая ж высота? Пожалуй, метров десять — двенадцать. И он падал с нее вместе с конем? Хотя... там же была наклонная балка, своеобразный качельный лифт...

     Звезды появились неожиданно. Еще шаг назад их не было, а стоило нажать на плиту, стоило сделать шаг, чуть-чуть продвинуться вперед... и они появились, засияли над головой, и после многочасового пребывания под землей это было так непривычно, так здорово... Господи, ведь уже даже не верилось, что эта красота еще существует. А когда Герман поднялся еще на несколько ступеней и увидел луну, его объял восторг. Свобода! Как она прекрасна!

     — Пошли! — Рыков, лучше других знавший, сколь грозен и коварен их противник, не был склонен позволять Герману предаваться эйфории. — Кажется, здесь ты уже был. Я прав?

     Герман осмотрелся. По идее, программист должен быть прав, где-то здесь начинались его подземные приключения... Но это по идее, а в действительности как он может что-либо помнить, если был здесь всего один раз, да и думал тогда только об одном — не свалиться со взбесившегося Маркса. Впрочем, вот тот лесок справа вроде бы знаком... Ага, вот и та самая гора, что нависает над озером! А уж его само, это озеро, не заметить просто невозможно. Лунная дорожка, протянувшаяся по водной глади, указывает направление лучше всяких стрелок.

     — Голову на отсечение даю — это то самое место, — прошептал он. — Толик, я же... Черт возьми, я бы ни за что не нашел этот лаз! И как ты умудряешься все подмечать? Я так только озеро и вижу.

     Герман обернулся назад и посмотрел на темнеющий лаз, ведущий в лабиринт комплекса. Скрытый под небольшим скальным выступом и растущим пониже приземистым кустарником, он и впрямь был практически незаметен.

     — Ерунда, скоро и ты так будешь! — пообещал Толик. — Дай только до компьютера добраться.

     — Где же я тебе найду компьютер? Вот если бы наш автобус...

     — Ну молодец! Он компьютер найти не может, а я ему целый автобус подавай! — От свежего воздуха у Рыкова кружилась голова, хотелось петь. Голод, дрожь, пробирающая от холода — ночью в горах отнюдь не жарко, — какое все это имеет значение, когда так легко дышится, воздух такой чистый, прекрасный?! Воздух свободы. — Господи, хорошо-то как!

     — Ладно, посмотрели, и хватит. — Герману не терпелось вывести своих друзей из подземелья. Он очень переживал за Леру, о которой не забывал ни на миг, но еще больше его тревожил Гарун. Как он перенесет такое путешествие? И лестницу? Еще та задачка. Как они его потащат по этой спирали? А Рыкову хоть бы что, он уверен, что Гарун вот-вот встанет на ноги, дескать, его московские знакомые и не такие раны получали — и ничего, выживали. Хвастался небось. Тем более что рассказано это было под хорошую дозу спирта. Обычный застольный треп — вот на что это смахивает. Как у охотников на привале или, того хуже, У рыбаков. Те как начнут заливать, не в один стакан не поместится! Не зря же про них столько анекдотов придумано. Народ мудр, он зря не скажет. — Толя, все, заканчивай, спускаемся! Я думаю, место хорошее и лучшего нам не найти.

     — Послушать тебя, так можно подумать, что у нас есть выбор, — недовольно пробурчал Анатолий. — Ладно, давай возвращаться.

     Рыков посмотрел вниз в темный зев туннеля.

     — Слушай, Герман, а может, просто покричим? — шутливо предложил он. — Чего нам бегать вверх-вниз, чай не маленькие, не заблудятся!

     — Я тебе покричу! — сердито отозвался Александров. — Големов хочешь привлечь? Уж они-то себя долго ждать не заставят!

     Разведчиков встретили с радостным нетерпением. Всем хотелось услышать что-то ободряющее, что-то вселяющее надежду на избавление от опасности и преследования. И они услышали. Услышали больше, чем сказали разведчики, — каждый из беглецов добавил к информации свое сокровенное. Курбан, узнав о том, что можно выйти на поверхность, подумал прежде всего о сыне, который получит наверху всю необходимую помощь (кстати, Гарун уже стал открывать глаза, а раны его удивительно быстро затянулись бурой коркой), ну а второй мыслью Курбана было поскорее добраться до своих и, подняв на ноги многочисленную родню и соседей, отомстить негодяям, устроившим в горах свое гнездо. Что касается Панамы, то он жаждал дорваться до регионального управления ФСБ и разоблачить предателей, ну а Лера... Лера погрузилась в мечтания и, спроси ее кто-нибудь, о чем она мечтает, наверное, затруднилась бы с ответом. Хотя нет, ответила бы, ведь самое заветное ее желание исполнилось — Гера вернулся живым и здоровым, а все остальное приложится.

     — Ну что, ребята, давайте собирайтесь! — поторопил товарищей Герман, быстро осваиваясь с ролью спасителя и от этого испытывая необычайный душевный подъем. Он сам выведет из подземелья Леру! Черт возьми, ну почему он не помнит, было у них что-нибудь там, в Краснодаре, или не было? И вообще, как понять ее поведение? Она что, неравнодушна к нему? — Все, копаться некогда... все встали!

     — Вы что... прямо сейчас хотите идти? — удивленно спросил Курбан.

     — А чего тянуть? — Александров нетерпеливо махнул рукой. — Мы втроем понесем Гаруна, Рык как самый глазастый пойдет впереди, а Валерия замыкающая...

     — Но Гарун? Выдержит ли он? — Лера с сомнением посмотрела на лежащего юношу.

     — Если останемся здесь, — хмуро сказал Герман, — то тогда уж точно ему никто не поможет.

     Курбан с тревогой взглянул на бледное лицо сына. Да, он поправляется очень быстро — уж в ранениях-то Алиев знал толк, полтора года в Афгане чему-то научили, — но все равно транспортировать раненого в таком состоянии рискованно. Убийственно рискованно. С другой стороны, Герман прав, оставаться здесь — значит погибнуть. Скоро противник перегруппируется и навалится на беглецов по всей науке. Тогда уж удачи не жди. О каком сопротивлении может идти речь, если у них нет оружия? «Грач» и один «калаш» остались на карнизе, второй утопили...

     — Хорошо, — согласился он, — давайте уходить отсюда.

     — Толик, давай, дуй вперед, контролируй ситуацию, — сказал Герман, к которому как-то сами собой перешли функции командира. — Лера, ты присматривай за нашим тылом, если что, сразу кричи. Справишься?

     — Что-что, а кричать я умею, убедилась! Или у кого-то есть сомнения? — Девушка посмотрела в спину удаляющегося программиста. — Вот в нем ты почему-то совсем не сомневаешься.

     — Я и в тебе не сомневаюсь! — Герман улыбнулся и, заметив, что старший Алиев и Панама, не дожидаясь его, подняли раненого и понесли в глубь пещеры, тихо добавил: — Вот если бы ты еще ответила мне на один вопрос...

     — Какой? — с лукавой улыбкой спросила Валерия. Она прекрасно поняла, о чем ее хочет спросить майор, но он так мило смущается...

     — Я о той ночи, в гостинице... — Герман, не договорив, замолчал.

     — Ну и что ты хотел узнать о той ночи? — Большие, в пол-лица, лучистые глаза Валерии в упор смотрели на Германа. — Что?

     — Почему ты... мы...

     — Эх, майор, майор, какой ты ненаблюдательный человек, оказывается. — Улыбка на лице Леры стала грустной. — А я все жду, поинтересуется ли он наконец, что вообще делала съемочная группа в Краснодаре? Вспомнит ли соседскую девочку, которая заглядывалась на симпатичного старшеклассника Геру Александрова, мечту всех ее подруг?

     — Лера... Лера Мальцева! — Перед мысленным взором Германа встала маленькая девочка, которая то и дело встречалась ему по пути из школы домой.

     — Ну вот, прозрел наконец, — сказала Лера. — А когда ты курсантом в отпуск приезжал, и потом, уже лейтенантом... Все мечтала, как дурочка, что ты заметишь, как я выросла, бросишь тех, кого провожал и... даже вату в лифчик подкладывала, чтобы старше казаться. Но ты так ни разу и не посмотрел... Потом ты женился, я вышла замуж, неудачно, только фамилия от мужа осталась, Попова... Уже решила было, что детская влюбленность прошла... что все в прошлом. И когда увидела тебя в Краснодаре, когда выпили в ресторане, подумала: а почему бы и нет, почему бы не попробовать вернуться обратно и все-таки заполучить тебя? Пусть всего на одну ночь. А утром, когда поняла, что ты даже не помнишь, что тебе все равно...

     Лера подняла глаза на Германа... и наткнулась на застывший, холодный взгляд. Бледное лицо походило на маску.

     — Гера, что с тобой? — растерянно прошептала Валерия. — Ты обиделся? На что? Ты же сам просил рассказать... Но это же глупо!

     — Уходи! — с трудом шевеля побелевшими губами, сказал Герман. — Уходи!!

     — Гера! Я... я не понимаю!

     И вдруг Валерия заметила, что Герман смотрит не на нее, а поверх ее плеча, за ее спину, туда, где плескалась черная вода озера...

     Ее руки и ноги стали как ватные, спина словно одеревенела. Она с трудом, всем телом повернулась и увидела... глаза! Огромные глаза, кожистый, весь в складках, рог на носу, большие уши и медленно, ужасно медленно отрывающуюся пасть.

     — А-а-а!!!

     Вопль, исторгнутый ужасом из груди Валерии, ударил в своды подземелья и многократно повторился эхом. И именно этот вопль вывел Германа из оцепенения.

     — Толик! — закричал он во всю глотку, отшвыривая Леру в сторону и закрывая ее собой. — Толик, назад! Сюда! Быстрее, ты мне нужен!

     Он понимал, что это бесполезно, что Толик слишком далеко и, как бы ни спешил, не успеет прибежать на помощь, но не мог же он молча стоять и ждать, пока этот гад подземный сожрет его или Леру...

     — Толик! — еще раз позвал Герман, услышав торопливые шаги. — Быстрее, быстрее!

     — «Стоять! — раздалась ультразвуковая команда. — Хранитель, стоять, мерзавец! Я же тебе запретил!»

     По тому, как чудовище вздрогнуло и, отпрянув, застыло неподвижно, было понятно, что приказ оно услышало. А это значило, что Рыков все же успел. Нет, все-таки молодец этот парень, а еще говорят, что программисты...

     Спаситель вышел из тени, и Герман остолбенел. Это был не Толик! Такой же высокий, может, даже выше, но в плечах пошире, да и вообще покрепче...

     Незнакомец повернулся наконец лицом к Герману, и тот ахнул про себя. На красном, опаленном лице не было ни бровей, ни ресниц, надо лбом краснела обожженная кожа...

     — Капитан Мохов, командир роты «краповых беретов»! — представился спаситель. — Глиняный голем до последнего времени.

     — Ты?! — Из глубины коридора вылетел Геннадий. — Ты?! Сука!

     Панама замахнулся для удара, но Герман, подскочив, схватил его за руку.

     — Стоять! — закричал он так же, как минуту назад кричал голем. — Стоять!

     — Ты... Вы... ага, я все понял, вы заодно! — Выкрикивая это, Панама выдернул руку и попытался снова добраться до голема. Герман резко оттолкнул его.

     — Гена, успокойся! Сначала надо во всем разобраться.

     — Разобраться говоришь? Разобраться... — Панама, тяжело дыша, переводил взгляд с Мохова на Германа и обратно. — Разобраться, значит? Предатели! Да я вас... Я... — Он повернулся к Лере: — А ты чего молчишь? Разве не этот... тебя арестовывал? Эх, жаль, я автомат утопил...

     — Мы и без автомата зубами их порвем! — с этими словами подбежавший Курбан стал плечом к плечу с Геннадием. — Я...

     — Курбан... — перебил его Герман. — Я же...

     Но и ему договорить не довелось. Мохов выступил вперед, снял с плеча свой «Калашников» и протянул его Курбану:

     — На, стреляй! Если считаешь, что вправе это сделать, стреляй!

     — А ты что ж, считаешь, что у меня нет такого права? — Алиев почему-то не спешил брать автомат. — Думаешь, не могу представить вам счет?

     — Можешь, — уступчиво сказал Мохов. — Только... давайте уйдем отсюда. Иначе скоро уже не важно будет, кто прав, а кто нет.

     — Что ты хочешь этим сказать?

     — Да что ты слушаешь его! — Панама выхватил автомат из руки Мохова и посмотрел на рычаг предохранителя. — Вот теперь...

     — Погоди, Гена! — попросил Курбан. — Я задал вопрос, пусть ответит.

     — Сейчас сюда сядет челнок инопланетян. Конкретно, с планеты Кытмир. — По лицам стоявших рядом с ним людей Мохов понял, что ему не верят. Даже те двое, которых он спас от Хранителя. — Можете верить или не верить, — заговорил он снова, — но спросите себя, откуда тогда взялось это животное, которого мы называем Хранителем? И заодно ответьте себе на вопрос, кто мог построить все это? Какой народ и какая человеческая цивилизация справилась бы с этим? А ведь вы и сотой части комплекса не видели! Ну а если хотите еще фактов, подождите немного и они будут. Корабль уже на подлете. И когда он приземлится, то его путь пройдет по этому туннелю. Что произойдет с теми, кто будет в это время здесь, надеюсь, понятно?

     Герман, все еще не желавший поверить голему, обвел глазами коридор, с которого начались его подземные мучения. Так вот, значит, для чего эта гигантских размеров галерея! И каменные качели! Это же для него, для челнока!

     — Гонишь! — воскликнул Панама, потрясенный не меньше остальных, но не желавший идти на попятную. Слишком сердит он был на спецназовца. — Врешь ты все! Чтобы шкуру свою спасти, врешь!

     Панама был не прав, это понимали все, включая его самого. Хотел бы ротный спасти свою шкуру, стал бы он соваться к беглецам и спасать их от чудовища? Да он просто дал бы ему спокойно полакомиться ими. Словно подслушав мысли, бродившие в головах все еще сомневающихся людей, Мохов повернулся лицом к озеру, где возвышалась над водой голова чудовища.

     «Пошел прочь! — приказал Мохов. — И если, тварь, еще раз увижу, что ты собираешься напасть на человека, я тебя отдам тому, кто тебя чуть не убил. Помнишь его?»

     Вместо ответа в голове Валентина возник образ Рыкова. Образ этот так глубоко впечатался в мозг Хранителя, что одного упоминания о нем было достаточно, чтобы передать его в голову голема. Не сказать, чтобы это было приятно. Мохов от неожиданности замотал головой. На его счастье, монстр тоже не жаждал вспоминать своего мучителя. Он обиженно фыркнул и, обдав людей брызгами, скрылся под водой.

     — Ну так что? Идете? — спросил Мохов, не делая ни малейшей попытки вернуть себе оружие. — Я свое дело сделал, предупредил. Вы же поступайте, как знаете.

     Он протиснулся между Курбаном и Геннадием, сделал шаг... остановился. Перед ним стоял Рыков. Прибежав на зов Германа, он незаметно подошел и все это время держался в тени, прислушиваясь к спору.

     — Подожди! — сказал он. — Что значат твои слова... об инопланетянах? Ты хочешь сказать...

     — Что все мы — их рабы. И те, кто стал големом, и те, кто только «мобилизован». И скоро прилетит челнок с очередной порцией отравы и программами для новых големов.

     — Мне кажется, все это отговорки! — В голосе Панамы уже не было прежней уверенности. — Он просто хочет завлечь нас в ловушку.

     — Вы и так в ловушке. — Мохов устало махнул рукой. — И чем дольше здесь спорите, тем глубже в нее вас засасывает. Что касается ответственности... то я не собираюсь увиливать. В чем виноват, за то и отвечу.

     — А мой сын? — Алиев показал на Гаруна, лежавшего на полу в глубине коридора и пытавшегося приподняться, опираясь на локти. — За него кто ответит?

     — Кто виноват, тот и ответит! — сказал Рыков. — У меня тоже есть что предъявить этим... ублюдкам, не меньше, чем у вас. Но давайте все-таки выслушаем... голема. Он говорит такие вещи... Это похоже на правду. И если это так, то истина еще страшнее, чем я думал. Мне кажется, Мохов знает, о чем говорит. Я ошибался, думая, что это террористы все затеяли. У меня просто фантазии не хватило сообразить, что дело вовсе не в них, что они всего лишь тупые исполнители, безмозглые куклы... с жестко заданной программой. Я все гадал, откуда у этих... усовершенствованных киборгов такие технологии, которых ни одна страна не имеет. Ни японцы, ни американцы, ни наши.... Никто. А эти... големы... имеют. А теперь все стало на свои места. Это чужая цивилизация пытается поработить Землю, превратить всех нас в рабов. Так, Мохов, я прав?

     — Да! — хрипло сказал капитан. — Да, ты прав. От первого слова и до последнего. Все мы рабы Кытмира.

     — Кытмир? — переспросил Толик. — Это что такое?

     — Это название планеты, откуда родом наши... хозяева, — пояснил Мохов. — Насколько я знаю, они могут все, кроме дальних перелетов. Тела у них хрупкие. Или, как я думаю, просто духу не хватает, вот и посылают вместо себя роботов. А те потом нас... превращают в полулюдей — полуроботов.

     — Киборгов, — подсказал Рыков.

     — Да, киборгов, — согласился Валентин. — Покорных и рабски преданных исполнителей воли Кытмира. Такими они нас делают...

     — Тогда тем более его нужно пристрелить! — Панама снова вскинул автомат.

     — Да погоди ты! — Герман схватился за ствол и, пересилив сопротивление Панамы, нагнул дуло в пол. — Успокойся! Дай послушать, с чем пришел... Глиняный?

     — Да, Глиняный! — подтвердил голем. — Вернее... был Глиняным.

     — Как это был? — удивился Толик. — А-а, понял! Ты пошел на повышение. Бронзовый?

     Валентин отрицательно покачал обожженной головой.

     — Статус Бронзового мне привезет челнок, — все тем же хриплым голосом произнес он, — но я что-то раздумал получать повышение. Да и Глиняным я себя больше не ощущаю.

     — А кем же ты себя... ощущаешь? — язвительно спросил Геннадий. — Уж не Богом ли?

     — Офицером, — серьезно ответил Мохов. — Хотите верьте, хотите... Я не знаю, что со мной произошло. Не знаю. Но я вдруг вспомнил, что я не Глиняный, а капитан. Не киборг, а офицер. Не раб, а землянин... человек.

     — Не поздновато ли вспомнил? — Курбан отвел в сторону руку Германа, не подпускавшую его к Мохову. — Или хитрость очередную задумал?

     — Я все сказал, а дальше думайте, что хотите. — Мохов пожал плечами. — Только учтите, минуты бегут одна за другой, а вы все еще здесь. Опасность не только в том, что вы на пути челнока. В конце концов, от него можно спрятаться, в стенах хватит убежищ. Но пока вы здесь отсиживаетесь, там, — капитан показал глазами на озеро, — скоро начнется разгрузка концентрата. Его столько, что хватит для «мобилизации» всех — от мала до велика. Дозы начнут получать даже младенцы и старики. И еще для десятка поколений вперед останется!

     — Как это? Такой маленький корабль... — Рык обвел глазами подземелье. — Где же в нем столько спирта поместилось? Бананового...

     — Спирт? — удивился Валентин. — Ты о чем? Тьфу ты... Нет, все обстоит немножко не так, как... ты себе понавыдумывал. Сам подумай, кто же с орбиты будет спирт возить? Для этого есть соседняя страна. Бывшая республика, мать ее... Концентрат в герметичной таре сбрасывается в озеро. Челнок обычно прокатывается по галерее и входит в озеро. Концентрат сгружается или здесь, или прямо в воду. Там, на дне, он и лежит в наилучших условиях хранения. До поры до времени, пока не понадобится. Как только поступает команда изготовить очередную партию, Хранитель поднимает один из герметичных контейнеров, а мы смешиваем его со спиртом. Потом добавляем для маскировки необычного запаха банановый ароматизатор... и все. Партия уходит в Москву, в ФАЗМО, а оттуда уже в красивых индивидуальных упаковках «Авиценны» — в магазины.

     — Так, значит, это вы здесь отраву готовили? — Глаза Панамы пылали огнем. — Гера, пусти ствол, я...

     — А ты еще не успел получить дозу в жилу? — Валентин грустно поглядел на Геннадия. — Нет? Вот поэтому тебе и не понять меня. А прошел бы дрессуру, посмотрел бы я...

     — Да плевать мне... на все ваши дрессуры! — Панама изо всех сил дернул автомат и вырвал ствол из рук Германа. — Офицер он, видишь ли. Вот я да, офицер! А ты... Гера, не встревай!

     — Дай сюда автомат! — Майор встал перед Панамой. — Дай автомат, иначе...

     — Что иначе? Что иначе? — Геннадий в горячке готов был позабыть обо всем, даже о том, что меньше часа назад именно Герман и Анатолий спасли их всех. — Дрессуру он, видите ли, прошел. Можно подумать, нас с тобой на плацу не гоняли. Или мы присягу не принимали.

     — Ту дрессуру, о которой он говорит, ты не проходил. — Рыков подошел к зенитчику вплотную и добавил, глядя ему в глаза: — И не приведи господь тебе когда-нибудь ее испытать. Поверь, я знаю, что это такое.

     — И все-то вы знаете, — Геннадий, не получив поддержки от Курбана и оставшись в одиночестве, утратил былой запал. — Ну, раз так, сами и решайте!

     Он сердито сунул автомат в руки Герману и демонстративно пошел к Лере, суетившейся возле Гаруна, который уже пробовал сидеть. — Знают они, — донеслось оттуда его ворчание. — Ну-ну, посмотрим, до чего доведут эти знания.

     Герман растерянно посмотрел на автомат. Давненько он не держал в руках «калаша».

     — Таких бы побольше, — пробормотал он, — тогда можно было бы попробовать штурмовать корабль пришельцев. Но где взять оружие в этих пещерах?

     — Оружия полно. — Мохов твердо смотрел в глаза майора. — Его здесь столько, что... можно начинать маленькую войну. Но учтите одно: корабль привез не только концентрат. Там еще множество программ. После того как мы... как големы потерпели сокрушительное поражение в Москве и не стало Золотого...

     — Золотой погиб? — удивленно спросил Рыков.

     — Да, а вместе с ним Бронзовые, Чистильщики... о Глиняных я и не говорю. Поэтому наши хозяева... их хозяева оказались перед необходимостью срочно восстановить поголовье големов. Это и есть главная причина, почему прилетает внеурочный корабль. «Авиценны»-то и без него хватает пока. Ну что, идете за мной или будете, как тараканы, по щелям прятаться?

     Александров и Рыков переглянулись.

     — Куда? — спросил Герман.

     — Наверх. — Спецназовец невесело усмехнулся. — У нас три пути. Вернуться через озеро...

     — Нет! — взвизгнула Лера.

     — Правильно! Я думаю, что скоро там будет слишком много... киборгов, — поддержал ее Мохов и показал рукой на угол стены у самого озера. — Второй вон там, по нему я спустился к вам, но он ведет в то подземелье, откуда вы недавно пришли...

     — А третий? — Курбан испытующе посмотрел на Мохова.

     — Третий — сразу вверх, к верхнему озеру. А точнее, рядом с полосой, на которую сядет челнок. Тоже не сахар, конечно, но там будет суета, да и темно. Сейчас ночь как-никак. Если успеем проскочить до того, как прилетит грузовик, есть шанс разминуться с големами и вырваться на поверхность. А там... хотите, пойдете со мной, а нет, так идите куда глаза глядят! Я свое дело сделал, вас предупредил.

     — Пошли! — решительным тоном сказал Герман. — Я тоже уже умираю без свежего воздуха.

     Холодный воздух знакомо ударил в легкие, едва плита, закрывавшая выход, бесшумно повернулась и освободила проход.

     — Погоди! — Рыков, на которого Мохов все это время посматривал с почтением и легкой опаской, придержал его за плечо. — Дай-ка я гляну.

     Толик не без оснований полагал, что его зрение, форсированное с помощью нанороботов, сейчас будет полезнее, чем наблюдательность и опыт спецназовца. Он осторожно высунул голову и... тут же спрятал.

     — Что? — шепотом спросил Герман. — Что там такое?

     — Блин, влипли. Машина стоит.

     — Сейчас посмотрим, что это за машина. — Валентин медленно выглянул. — Похоже, «додж». Это, случайно, не тот, на котором вы приехали?

     Спецназовец повернул безбровое лицо к Герману. Тот осторожно высунулся. Конечно, тот самый. Кто ж не узнает свою машину с пяти шагов даже ночью? На правах водителя майор продолжал считать микроавтобус «своим», пусть он и принадлежал Свенсону, врагу.

     — Ну что? — послышался снизу шепот Мохова. — Он?

     — Он, родимый, он самый! — Герман похлопал себя по карману. — Хочешь, я тебе ключики от него покажу?

     — Нашел время для веселья! — Рядом с Германом появился Толик. — Будем возвращаться?

     Герман не ответил. Он тронул за плечо Мохова и показал на кусты.

     — Там есть проход? До леса дойдем?

     — Есть. Вон там, за кустами. Если тихо проползти... то можно выйти к тропе. Там должен быть пост, но людей в подразделении не хватает, и, скорее всего, его не выставили. Но даже если и выставили, не страшно, я же с вами. Отошлю бойца... куда-нибудь.

     Герман и Толик переглянулись. Они не могли решать за всех, этот Мохов вполне мог заманить их в западню. Хотя, с другой стороны, стоило ему только захотеть, их бы давно уже взяли еще там, внизу, где и бежать-то было некуда. Нет, вряд ли...

     — Я с Валентином пойду вперед, — Герман кивнул на Мохова, — а ты, Толик, останься у входа и инструктируй каждого, как и куда ползти.

     — Боюсь, они меня не послушают, — резонно возразил Рыков. — Да и вижу я лучше вас всех. Так что давай ты останешься, а я пойду вперед.

     — Действуй! — сказал Герман и стал спускаться вниз.

     Он спешил не зря, надо было помочь вытащить наверх Гаруна. Конечно, беспокойство за Леру тоже играло свою роль, хотелось поддержать ее, в конце концов, просто дотронуться до нее, увидеть ее глаза, но все-таки на первом месте был Гарун, желание помочь друзьям.

     Каково же было удивление Германа, когда он увидел Гаруна, идущего на своих ногах. Да, его руки опирались на плечи отца и Панамы, но все равно это было просто чудо! Совсем недавно, какой-то час назад парень, можно сказать, был при последнем издыхании, а теперь пожалуйста — идет сам. Если бы не рассказ Рыкова о таких вот случаях, если бы он не предупредил, что именно так все и будет, Герман просто не поверил бы собственным глазам!

     — Ну, вы... даете! — От радости он чуть не закричал. — Гарун, братишка, какой же ты молодец!

     Тут Герман вспомнил, зачем явился и в каком они положении, и стал шепотом объяснять, как нужно действовать. Пришлось снова усмирять Панаму, который видел во всем коварные происки, что Герман не преминул сделать, не стесняясь в выражениях. Затем, пропустив друзей вперед, он протянул руку Валерии. На секунду оставшись наедине с девушкой, Герман, не удержавшись, обнял ее и прижался к ее губам. И почувствовал, что она отвечает... Эх, и почему все это не произошло раньше? А сейчас не до этого, надо спасать и Перу, и всех остальных.

     — Пойдем, милая, — прошептал он, — пойдем, у нас еще будет время.

     Как Герман и ожидал, к тому моменту, когда он подошел к подъему, Панама уже отполз довольно далеко. Гарун, серьезный, напряженный, готовился отправиться следом.

     — Ну, я пошел? — полувопросительно проговорил он, повернув бледное лицо к отцу.

     — Смелее, сынок! — сказал Курбан. — Я тебя буду страховать.

     Перед тем как приступить к подъему, горец обернулся к Лере:

     — Смотри, держись рядом со мной! Главное — не шуми. Испугаешься чего, ударь меня по ноге, но только не кричи! А то ты там внизу, у озера, такой шум подняла, что даже аждаха растерялся. А вообще молодец, хорошо держишься. Вот так и дальше, никого и ничего не бойся. Ну, да с таким орлом , — Курбан с улыбкой кивнул на Германа, — тебе и так ничего не угрожает. Ну все, встретимся на тропе.

     И горец бесшумно двинулся следом за сыном.

     — Теперь ты! — сказал Герман, подведя Леру к выходу. — Смотри только осторожнее, не свети там своими выпуклостями. — Он провел рукой по ее бедру.

     Лера улыбнулась:

     — Ничего, постараюсь тебя не смущать. Ну все, я пошла. И ты давай не задерживайся.

     Герман помог девушке подняться и, не удержавшись, легко подтолкнул ее под зад.

     — Удачи!

     — И тебе тоже!

     Оказавшись на земле, Лера неуклюже проползла немного вперед и вдруг замерла на месте.

     — Ты что? — спросил шепотом Герман. — Не бойся, не запачкаешься!

     — Тише! — шикнула на него Лера. — Слышишь?

     — Что?

     — Шаги! Сюда идет кто-то!

     — Тогда ползи, не останавливайся! Быстрее!

     Теперь уже и он слышал шаги. Шли двое. Они были совсем близко. Еще какие-то две секунды, и будет поздно.

     Герман понял, что ползти туда, где исчезли остальные, он не может. Лера-то еще успеет добраться до кустов, но он уж точно нет. Подчиняясь инстинкту,

     Герман рывком выбрался из лаза и перекатился под «додж». Он и сам не мог бы сказать, почему поступил именно так. Возможно, просто в его памяти всплыли слова Мохова, что големы обязательно спустятся к озеру, а следовательно, воспользуются лазом. Ну, сказалось еще и то, что он успел привыкнуть к «доджу» и ему казалось, что тот непременно его спасет. Ах, угнать бы его... Посадить Леру, ребят и... от винта!

     — Ну как, все в порядке? — донесся до ушей Германа гортанный голос одного из подошедших. — Все по плану?

     — Все отлично, Ваха! — Герман не сразу узнал голос Свенсона. Ведь он никогда не слышал, чтобы швед говорил по-русски. — Сейчас я передам на челнок, пусть садятся.

     Дверь микроавтобуса открылась. Герман решил: если големы сядут в «додж», он попытается воспользоваться этим и отползти. Лишь бы они не включили свет в салоне! Мало ли, взбредет им в голову аэродромные огни изобразить...

     К сожалению, киборги внутрь не полезли, а остались снаружи. Летчик отчетливо видел четыре ноги по другую сторону автобуса. Потом одна исчезла, видимо, Свенсон поставил ее на ступеньку. Что еще делали големы, было непонятно, они не разговаривали, слышались только щелчки включения и выключения комплекта спутниковой связи.

     — Все, встречаем! — сказал Свенсон. — Отсчет времени — шестьдесят секунд.

     Летчику все стало ясно: сейчас будет посадка челнока. Вернее, через шестьдесят секунд. Уже через пятьдесят пять.

     И тут Герман сделал самое глупое из всего, что мог сделать, — вместо того, чтобы, воспользовавшись моментом, бежать, он прополз вдоль кузова «доджа» и высунул голову, чтобы видеть полосу. Он, конечно, понимал, что вряд ли законы аэродинамики так уж важны пришельцам, но все же обратил внимание на направление полосы. Ему показалось, да нет, точно, полоса тянулась строго с востока на запад. Чтобы проверить себя, Герман, запрокинув голову к небу, быстро отыскал Малую Медведицу, провел от нее прямую к тому месту, где должна быть Полярная звезда... Что такое, почему ее нет? Ах да, вот она! Но что это за тень, промелькнувшая по небу? Странно... погода на миллион, ни облачка, ни дымки... Или это... корабль? Точно, корабль!! Челнок!! Тот самый!!! Сейчас будет посадка! Ну давай, где же ты?!

     «Стоп, возьми себя в руки!» — приказал себе Герман. Еще рано. До посадки... еще двадцать секунд, автоматически отметил он. Это у него сидело в крови, чувство времени в авиации не менее важно, чем способность ориентироваться в пространстве или уметь на глаз определить дальность и высоту.

     Глаза Германа забегали по небосводу. Он вдруг понял, что, задумавшись, потерял «тень». Ее нет в небе! В небе — нет! А вот на полосе... Господи, так вот же он...стоит!

     Майор не верил своим глазам. Сбылась мечта идиота, он видит НЛО! Самое настоящее! Не выдуманное «очевидцами», не первоапрельское. Можно подойти и пощупать. Все без обмана, оно перед ним. Но корабль совсем не такой, как его изображают в фильмах, — без столба пламени под ним, вовсе не похож на тарелку... Какой он формы... да никакой. На полосе находилась какая-то прозрачная, студенистая конструкция, освещаемая светом звезд и редкими, но регулярными разрядами молний, пробегающими по всей ее длине. Глядя на нее, так и хотелось сказать, что это скорее творение фантазии стеклодува-футуриста, чем реальный космический аппарат, коим он, без сомнения, являлся.

     Между тем вспышки молний становились все реже и реже. А по мере того как перерывы между ними увеличивались, челнок приобретал все более явственные очертания. Стали заметны четыре, метровой высоты, лапы-опоры. На катки под ними Герман обратил особое внимание, ему интересно было, как же грузовик будет перемещаться по земле. Теперь же, увидев толстые и широкие, похожие налитые, колеса, понял, что с этим у инопланетян проблем не будет.

     Корпус тоже стал прорисовываться. Низкий, метра три с половиной, не более, продолговатый, с торчащими во все стороны элементами непонятного земному авиатору назначения, он был весь из темно-серого, с матовым отливом, материала. Герману издали показалось, что это скорее всего металл, но точно сказать он не мог, уж больно необычно все виделось в лунном свете. Вот если бы ему зрение Рыкова! А так вроде бы и похоже на титан, из которого у его самолета были сделаны лопатки ротора, а вроде бы и нет...

     — Пошли!

     Герман вздрогнул от неожиданности. Боже, он же совсем забыл о големах! О незнакомом Вахе и слишком знакомом Свенсоне. А между тем эта парочка неторопливо — видимо, вспышки разрядов сделали свое дело, внушив им некоторую робость, — направилась к челноку.

     Герман затаил дыхание. Его пронзило сознание важности момента. Сейчас, прямо на его глазах, люди, путь уже и не совсем люди, но хотя бы частично все же представители человечества, войдут в инопланетный корабль и... Что они должны были сделать, войдя в челнок, Герман не придумал. Потому как не знал, для чего они должны туда входить и что вообще там находится.

     Как выяснилось, големы войти в него не торопились. Вернее, они вообще не собирались в него забираться. Вместо этого Свенсон остановился в полуметре от корабля, рядом с ним встал и Ваха — теперь Герман узнал этого бородача с кастровской бородой. Что они там делали, Герман не заметил. Ему было не до этого, он боялся пропустить момент, когда начнет открываться люк. Но люк все не открывался и не открывался. Прошла одна минута, другая, а корабль и не думал впускать в себя людей.

     Герман начал нервничать: неужели он так и не увидит величайшее событие? Вот уже и Свенсон, в руках которого появился какой-то темный, неопределенно бурого цвета дипломат, отошел в сторону. Вот Ваха, оскалившись в улыбке, вскочил на скобу ближайшей к нему лапы-опоры и прощально машет рукой...

     Герман оторопел. Что, и это все? Свенсон остается, а Ваха улетает? Вот так, почти верхом на колесе? Да не может такого быть! Но тогда почему он прощается?

     Все объяснилось минутой спустя. Герман вдруг заметил, что челнок... покатился. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее он пробежал около семидесяти метров... и стал проваливаться под полосу! Так же, как когда-то сам Герман, вернее, несчастный Маркс со своим всадником — неумехой в седле.

     Плита, огромная, оказавшаяся намного длиннее, чем прежде показалось Герману, наклонилась, и корабль вместе со что-то радостно выкрикивающим Вахой соскользнул в подземелье.

     Герман чувствовал себя так, как будто все это происходит не наяву, а на экране, в каком-то не слишком удачном фантастическом боевике. Не хватало только качественного звука, потому что, кроме воплей бородатого голема, ничего не было слышно. И вот все исчезло. Ваха небось уже под землей орет, Хранителя пугает.

     Глухой стук, с которым Мартин поставил дипломат в раскрытый «додж», вернул Германа к действительности. Он решил, что тот сейчас уедет, и обрадовался. В принципе все складывается вполне удачно. Ваха в подземелье, Свенсон сейчас тоже укатит, так что можно будет и без ползанья на брюхе обойтись. Надо только потерпеть пару минут. Зато есть что порассказать ребятам. Впрочем, они тоже наверняка сами все видели и уже небось обсуждают вовсю.

     Ну чего этот Свенсон никак не уедет? Еще один челнок, что ли, ждет? Или этот отправлять будет? Неожиданно до Германа дошло, что он совершенно не представляет себе, как корабль инопланетян будет выбираться из подземелья. Неужто так, как забирался? А кто тогда плиту наклонит? Туда-то она шла под собственной тяжестью грузовика. А оттуда?

     — «Первый», «Первый», я «Горик»! — внезапно послышался голос из динамика переносной радиостанции. — «Первый», ответь «Горику»!

     — Отвечаю «Первый»! — донеслось из-за автобуса.

     «Ух ты! Значит, Свенсон «Первый?» — подумал Герман.

     Если «Первый», значит главный! Вот так-так! Оказывается, съемочной группе выпала честь путешествовать в обществе самого крутого голема? Да, знал бы, так автограф взял бы! Вдруг потом пригодится. В случае победы этого Кытмира, мать его...

     — Закончили обход! — доложил «Горик». — Ни хрена не нашли! Вернулись на базу! Какие будут указания?

     — Жди на месте, скоро буду! — сообщил Чистильщик и добавил: — С ценным грузом. Очень ценным.

     Вкатившись в подземелье, Махмудов подождал, пока закроется плита, и сразу же умолк. К чему этот концерт, когда нет зрителей? Вернее, зрителя. Не для солдат же он комедию ломал, бесстрашие свое показывал. Другое дело, если бы его собственные бойцы были здесь, тогда куда ни шло, а эти...

     «Эти», как Бронзовый называл солдат Мохова, его терпеть не могли, хотя и не показывали вида. Но Ваху не проведешь, он знал об этой нелюбви и платил солдатам тем же. И не только солдатам. Он ненавидел всех людей, даже своих родственников. Правда, не так сильно... но все равно ненавидел. А вот кого любил, так это Хранителя. Вот где сила, где мощь! И преданность! Никто не мог похвастаться тем, что монстр его любит, а вот Махмудов мог. Животное, привезенное с далекой планеты еще совсем маленьким и хранившее лишь обрывочные, весьма смутные воспоминания о ней, связывали с человеком, даже не слыхавшим ни разу о родине Хранителя, удивительно доверительные отношения. Вахе порой мерещилось, что вот-вот, еще небольшое усилие, небольшой толчок — и Хранитель заговорит, расскажет о себе... А тот, казалось, тоже старался изо всех сил, но всякий раз попытки преодолеть, разрушить разделявший человека и монстра барьер оставались тщетными, и они расставались, исполненные горечи, но не потеряв веры, что когда-нибудь это все равно произойдет.

     Вспомнив о любимце, Махмудов почувствовал, что ему хочется увидеться с ним. Он спрыгнул с ползущего по подземной дороге корабля и пошел следом за ним к озеру. На берегу, выбрав камень посуше, он присел и, опустив голову к самой воде, позвал своего друга ультразвуком. Крик был без слов, скорее некое вибрирование горлом, но монстр знал, что это зовут его и кто зовет. А потому он быстро поплыл на звук, но не так, как любил делать обычно — вздымая и гоня перед собой волну. Нет, Хранитель подплыл глубоко под водой и медленно вынырнул лишь у самого берега. Осторожно выставив ушастую голову из воды, он удивительно грациозно вытянул шею и почти коснулся голема морщинистым выростом над зубастой пастью. Бронзовый ласково провел рукой по подставленной морде.

     — Хорош, Хранитель, хорош! Давно я тебя не видел. Как ты тут без меня? — просвистел голем ультразвуком. — Небось забыл совсем?

     Монстр закрыл и открыл громадные глаза и шумно выдохнул воздух.

     — Чем кормили тебя? — продолжал Махмудов. — Мясо давали? Или только рыбой питался? Хранитель вздохнул еще горше.

     — Козлы! Ну погоди, придет моя власть, я тебе сюда столько дичи нагоню, столько сладкой человечины получишь, что смотреть на нее не захочется.

     Монстр фыркнул.

     — Что, не хочешь людишек? — удивился Ваха.

     Голова чудовища дернулась в сторону. Как ни странно, Бронзового тоже передернуло от отвращения.

     — Это что за новости? — опешил Махмудов. — Ты мне кончай тут носом водить! А может, ты заболел? Хотя нет, как ты можешь заболеть, когда в тебя столько «Авиценны» влили? Нет, тут что-то другое! А может, ты капризничаешь потому, что... тебя обидели?

     Хранитель вдруг коротко, совсем по-детски вскрикнул и закивал головой.

     — Обидели? — Голем зло прищурился. Его и без того маленькие глазки стали еще меньше. — Кто? Кто тебя обидел?

     Вместо ответа в голема полетел такой эмоциональный заряд, что тому самому захотелось, крича и вопя, крушить, ломать, рвать врага зубами, впиться ему в горло и почувствовать солоноватый вкус его крови.

     Эта нарисованная воображением Вахи картина привела его в такое возбуждение, что он почувствовал — если не отведет душу на ком-то сейчас же, немедленно, то просто лопнет от злости. И этот «кто-то» вдруг явственно встал перед глазами! Как это получилось и почему именно сейчас, Бронзовый понять не успел, его внимание было занято другим. Дело в том, что в его воображении всплыл образ абсолютно незнакомого молодого человека. Это было невероятно, Махмудов мог поклясться, что видит этого парня впервые, голем просто не мог объяснить, откуда он взялся у него в голове. Это было похоже на бред, безумие, но представить себе, что он, Ваха, голем, Бронзовый, негласный хозяин тысяч жизней, сошел с ума... Да это же невозможно!

     — Кто это? — прошептал в растерянности Махмудов. — Кто?

     Неожиданно его пронзила боль, чудовищная, жгучая, парализующая все тело... но боль эта исходила не извне, а из его собственной головы, от того самого парня, который взялся неизвестно откуда, утвердился в его мозгу и теперь мучил его. Это было невероятно, но боль была настоящая, она была нестерпима, и голем не мог ее прекратить.

     А человек, мучивший его, не останавливался. Он все бил и бил... словами. Нет, не словами — криком.

     Да-да, он кричал. Он все время кричал. Но изрыгал он не слова... одну только боль. Он излучал эту боль! И ей не было конца...

     Махмудова спасло от смерти падение. Теряя сознание, он рухнул в озеро. Холодная вода быстро привела его в чувство. Да и Хранитель, воспринявший падение друга как приглашение поиграть, несколько раз лизнул его своим шершавым языком. Что было не слишком приятно — запашок из пасти монстра был тот еще.

     — Все-все!

     Ваха вылез на берег и отполз на сухое место. Наваждение прошло, но память о нем осталась. И страх, что этот крикун может вернуться в его мозг, тоже остался...

     Махмудов растерянно посмотрел по сторонам. Что же, в конце концов, произошло? С чего вдруг примерещился ему этот оборванец? Он его никогда в жизни не видел, значит, и вспомнить не мог. Так откуда ж он взялся?

     Голем встретился взглядом с Хранителем. В его больших глазах было столько боли, столько участия... Бронзового вдруг осенило. Это же... его воспоминания! Хранителя! Потому-то он такой невеселый, даже есть не хочет. Несчастного беззащитного монстра избили! Хлыстом! Хлыстом?!!! Кто же мог это сделать?

     — Рыков! — вслух произнес голем обжегшую его догадку. — Рыков, сука рваная, так вот ты чем занимаешься в подземелье? Ну, гаденыш, погоди! Ну, ты себе нашел врага! Ладно, малыш, я все понял. — Бронзовый протянул руку, и кожистый нос ткнулся в раскрытую ладонь. — Я отомщу за тебя. Я ему так отомщу... И этот урод Мохов! Что он делает в этом подземелье? Чем он занимается, когда у него всякая шваль тут шляется?

     В голове вновь вспыхнула картинка из чужих воспоминаний. На этот раз Махмудов испугался не так, как в первый раз, и почти сразу понял, что это Хранитель передает ему то, что видел в подземелье. Случись это при иных обстоятельствах, Бронзовый, наверное, обрадовался бы, открыв такую способность у инопланетного животного, но только не сейчас. Чему было радоваться, видя, как Глиняный, командир роты, призванной охранять комплекс, стоит и мирно беседует с беглецами.

     — Ты это точно видел? — спросил Махмудов. Хранитель мотнул головой.

     — Сегодня?

     То же движение.

     — Значит, сегодня ты видел Мохова с беглецами? С чужими людьми? — Бронзовый заметно оживился. Теперь ему стало понятно, почему чужакам, не знакомым с устройством подземелья, так долго удается водить за нос своих преследователей.

     — Слушай, малыш, а повторить свой фокус сможешь? Если я приведу сюда еще одного голема? Пусть Чистильщик увидит то же, что и я. Как, сможешь?

     Голова Хранителя еще раз поднялась и опустилась.

     — Ну, смотри, не подведи! — Ваха нажал кнопку рации: — «Первый», «Первый», ответь, я «Бронзовый»!

     — Отвечаю!

     — «Первый», ты еще не уехал?

     — Уже сажусь!

     — Не спеши! Информация есть... важная. Спустись!

     — Что? Да ты понимаешь, что у меня в машине?

     — Понимаю! И раз настаиваю, то, значит, знаю, о чем говорю!

     — Сам поднимись! Не тащить же мне груз в подземелье!

     — «Первый», вызови кого-нибудь! Но дело не терпит отлагательства! И чем дольше я... Спустись! Вызови охрану и спускайся!

     — Ну ты и фрукт! — Свенсон возмущенно фыркнул в микрофон. — Ладно, сейчас что-нибудь придумаю. Но ты уверен, что оно стоит того? То, что ты мне предлагаешь?

     — Да, получена важнейшая информация! — Махмудов представил, как сейчас будет беситься Свенсон, и улыбнулся. — Повторяю, очень важная информация. Требуется твое присутствие.

     — Ладно, спускаюсь! «Горик», я «Первый»!

     — Отвечаю. «Горик»

     — Слышал наш разговор?

     — Да, выезжаю!

     — Вах... «Бронзовый», слышал? Ну смотри, чтобы не оказалось, что ты позвал меня зря, чтобы я не пожалел, что пришел.

     — Ты не пожалеешь, «Первый»! Ваха повернулся монстру:

     — Слыхал? Надо его убедить. — Махмудов, на лице которого играла торжествующая улыбка, провел рукой по морде монстра. — А потому начнешь с того же, что и со мной, — с Рыкова!

     Александров лежал ни жив ни мертв. Свенсон после разговора с Вахой стал проявлять нервозность. Герман догадался, что под позывным «Бронзовый» скрывается именно тот самый бородач Ваха, который укатил вниз на челноке. О том, что его находка там, под землей, каким-то образом связана с беглецами, он тоже догадался. А вот уведомить об этом своих не было никакой возможности. Псевдорежиссер, видимо взволнованный вызовом «Бронзового», принялся шагать взад-вперед у автобуса. И добро бы ходил с той стороны, где полоса, тогда Герман мог бы хоть дышать спокойно. Так нет, выбрал себе для прогулки как раз ту сторону, где пристроился майор, ходит и ходит над головой. Слава богу, хоть успел отползти назад, в тень. Залез бы под «додж», да посадка у него чересчур низкая, не спрячешься.

     — «Первый», я «Бронзовый», — прокаркала станция Мартина.

     Господи, подумал Герман, вот чучело бородатое! И что ему все неймется? Дал бы человеку... гол ему, мать его, уехать спокойно!

     — Что еще?

     — Ты еще не спускаешься?

     — Да погоди ты! Дай «Горику» подъехать.

     — Я, «Горик», уже на подходе. Вы можете наблюдать мои фары.

     — Фары? Сейчас посмотрю... Герман услышал, как под ногами Свенсона заскрипели камешки.

     — Да, вижу, — сообщил Мартин после небольшого перерыва, показавшегося майору бесконечным. — Ладно, я пошел вниз, а ты, «Горик», как подъедешь, глаз с моего автобуса не спускай!

     — Понял!

     — Понял!

     Два голема дали подтверждение почти одновременно. Швед услышал их уже по дороге в подземелье. Ему не терпелось узнать, что так взбудоражило Ваху. Что ж, его ждал весьма своеобразный сюрприз.

     Как только стихли звуки шагов Свенсона, Герман вскочил на ноги и посмотрел вдаль. Фары он увидел сразу, но машина находилась еще довольно далеко, можно было не торопиться. Прежде чем идти к своим, почему бы не напакостить големам на прощание? Что там такое говорил Свенсон о ценном грузе, который находится в «додже»? Вот его-то Герман и заберет. Время есть, ключи есть, и даже пульт для отключения сигнализации есть!

     Герман забрался в автобус со стороны водительского сиденья, то есть с той стороны, где и стоял. Во-первых, не хотелось обходить машину и терять время, во-вторых, «газель» подъезжала сзади и этот бок «доджа» оставался в тени.

     Дипломат Герман нашел сразу. Тот стоял посреди салона, между сиденьями. Заодно Герман вспомнил, что Рыкову нужен ноутбук, тогда он тоже получит необыкновенные способности. По правде говоря, Герман об этом и не забывал и именно это побудило его залезть в автобус. Надо было взять ноутбук, ну а в придачу чемоданчик. Ценная вещь, пригодится.

     Дверь за собой Герман решил не закрывать, зачем шуметь лишний раз? Схватив дипломат в одну руку, сумку с ноутбуком в другую и пожалев, что не может прихватить с собой еще и аппаратуру спутниковой связи, Герман бросился догонять своих друзей.

     Горик оказался ближе, чем показалось Герману. Он не пробежал и тридцати метров, когда голем переключил фары на ближний свет и бежать в открытую стало опасно. Но все обошлось, падая, он увидел тропу, о которой говорил Мохов. А совсем недалеко, за каменистым бугром он наткнулся на товарищей, которые уже и не чаяли его дождаться.

     — Ты где пропадал?!

     — Что ты там делал?!

     — Ты где шлялся?!

     — Бессовестный, совсем с ума сошел?!

     Вопросы сыпались градом, но Герман с ответом не спешил, наслаждаясь свободой и сознанием своей удали. Единственное, что он сделал, так это передал добычу Рыкову, пусть тот разбирается и не говорит, что ему еще чего-то недостает.

     — Что это? — удивился Толик и тут же догадался: — Ноутбук? Неужели? Господи, Гера, ты молодчина!

     — Кто бы в этом сомневался! — скромно ответил Александров. — А вот что в дипломате, не знаю, но, по словам Свенсона, что-то очень ценное. Так что нечего валяться, бежим отсюда! Но только тихо, во второй машине тоже голем.

     — Идем тем же порядком, — тихо скомандовал Мохов. — Я знаю, что в дипломате, так что можете быть уверены — нас искать будут плотно. Так искать, как никого на этой планете не искали. И, может быть, мы еще пожалеем, что эта вещь у нас.

     — Так может, выкинуть ее? — испуганно воскликнула Лера. — Вещь эту! Вместе с дипломатом!

     — Поздно. Вернуть назад не вернешь, а здесь бросить — только направление поиска покажем. Да и неизвестно, как сложится, может, нам все это еще пригодится. С големами торговаться, если как следует прижмет. — Валентин решительно встал и тут же опустился на четвереньки. — Все двинулись за мной! Здесь есть ход один, его, кроме меня и Тараненко, никто не знает. Куликов еще знал, но его уже в живых нет. Там попробуем пересидеть.

     — Тьфу ты черт, а я-то думал, пожрать удастся, — расстроился Герман. — Не чтите вы солдатскую заповедь: харч в обороне — первое дело.

     — Вы это всерьез? — пробурчал Курбан. — Мотать отсюда надо. Вы как хотите, а мы с сыном возвращаемся в аул. И вам советую. Там народ поднимем...

     — Не успеете. — Мохову не хотелось огорчать Алиева, но не предупредить его он не мог. — Перехватят.

     — Нас? В наших горах? Да мы здесь каждую тропку знаем!

     — Да, в ваших горах. — Мохов бросил обеспокоенный взгляд на полосу. — Много вы знаете! А то, что в самом вашем ауле у нас... у големов наблюдатели есть, знаете? И что все вы там под постоянным контролем, все ваши переговоры, все разъезды, все перемещения, все под контролем... это знаете? А что в милиции... куда ты, несомненно, собрался бежать, опять-таки големы сидят... Ты об этом знаешь?

     — Не может быть! — прошептал Курбан. А сам подумал: вполне может, очень даже может. — Но тогда тем более нужно... Там же...

     — Ну, так куда идем? — Мохов согласен был на любой вариант, лишь бы не оставаться на месте. — А то пока будем решать, уже и бежать будет некуда. А вообще, я на месте преследователей организовал бы погоню именно в этом направлении. Основную погоню.

     Герман, который в душе был согласен со спецназовцем, вопросительно посмотрел на Перу..

     — Что-то мне тоже не хочется снова лезть под землю, — прошептала девушка.

     — Толик, а ты как? — спросил Герман.

     — Мне бы сесть да разобраться... Я за что угодно, лишь бы спокойно поработать.

     — Понятно, ты за подземелье. Панама... Ну, тебя можно не спрашивать, ты поддержишь Курбана... Гарун тоже. Ладно, примем ваш вариант. Тогда ведите.

     Старший Алиев кивнул, взял автомат и, привстав, посмотрел по сторонам.

     — Пошли! — бросил он.

     — Рыков, ты видишь лучше всех нас, так что будь рядом с Курбаном и... ну, сам понимаешь... — распорядился Герман. — Панама, бери дипломат, и с Гаруном идите следом. Ноутбук понесу я, мы с Моховым будем прикрывать тыл.

     Герман сознательно не упомянул Леру, которой, естественно, отвел место рядом с собой. Девушка была не против.

     Отряд тронулся в путь. Курбан, который, как и все его односельчане, строго соблюдал негласный запрет приближаться к озеру, был в этих местах впервые. Но горы есть горы, тот, кто в них родился и вырос, всегда найдет дорогу. Впрочем, особого выбора у него не было: с одной стороны озеро и гора, с другой — отвесный обрыв. Так что идти можно было только вперед или назад, не карабкаться же вверх. Там они уже один раз побывали, с этого и начались все их злоключения. Правда, сейчас дела обстояли несколько иначе — тот, кто приказал арестовать их, стал таким же беглецом, как и они, и шел вместе с ними. Да только присутствие этого человека уверенности Курбану не прибавляло. Ведь понятно: если командир «краповых беретов» так встревожен и стремится поскорее уйти как можно дальше от озера, значит, у него есть на то веские основания.

     Если бы Создатель был щедрее на везение! Ведь дал случай Герману унести компьютер и программы — а теперь уже мало кто сомневался, что в дипломате именно они, — так пусть поможет и ноги унести. Но нет, не успел небольшой отряд приблизиться к повороту, из-за которого еще недавно выскакивала «газель», как послышался громкий шепот Анатолия:

     — Назад! Назад!

     — Что такое? — Валентин был ошеломлен. Он был уверен, что за ними будет погоня, но чтобы поджидали впереди?.. Ротный твердо знал, что Свенсону просто некого послать на перехват, нет резервов, чтобы перекрыть все направления. — Ну-ка, дай я гляну! Скорее всего, это ты кого-то из моих увидел.

     Спецназовец выглянул. Не обладая форсированным зрением, он слишком хорошо знал подконтрольную местность, чтобы даже в слабом лунном свете не заметить густую цепь движущихся точек, бреднем охватывающую всю лощину.

     — Твою мать! Их намного больше...

     — Это ты о ком? — спросил, поворачиваясь к Мохову, Курбан. — Кого больше?

     — Да этих вот. — Капитан ткнул пальцем туда, где двигались неизвестные люди. — Я подумал было, что големы задействовали моих солдат... Но, во-первых, от моей роты остался всего взвод, а во-вторых, тут их целый батальон, не меньше.

     — Откуда ему здесь взяться? — воскликнул Герман. — Ты, часом, не путаешь?

     — Это вы, господа офицеры, в своих ведомствах путаете! — съязвил Мохов. — То отбомбитесь по своим, то собьете не того, кого надо. Вон, израильтяне теперь, прежде чем билеты покупать, расписание учений пэвэошников запрашивают. А мне извольте верить, когда я силы противника оцениваю. Специально обучался тому. Можете сами убедиться.

     — Да ладно, пехота...

     — Все, приехали! — Мохов повернулся, и все увидели, как он бледен. — Кажется, я понял... Господи, только не это!

     — Что не это? — испуганно воскликнула Валерия.

     — Сейчас... — Спецназовец поднял голову, высматривая, как бы забраться повыше. — Рыков, за мной!

     Мохов быстрыми упругими шагами взбежал на скалистый отрог. Толик, догадавшись, что тот задумал, молча последовал за ним.

     — Посмотри, что там на полосе! — попросил Валентин. — Впрочем, я и сам вижу...

     — Ругаются, — констатировал Рыков. — Белобрысый орет на бородатого. Мать твою... да это же Сартов! Я узнал его, это Сартов!

     — Да, Сартов здесь, — подтвердил Мохов. — А-а, я же совсем забыл, он говорил о тебе. Ух и зол он на тебя!

     — Зол? Я его гада... убил, но видишь, не до конца. — Рыков впервые пожалел о том, что не довел дело до последней точки. — Есть еще у нас... что друг другу сказать. А этот, второй, бородач кто? Ваххабит?

     — Блин, как ты точно определил! — На озабоченном лице спецназовца промелькнула улыбка. — Мы этого козла между собой так и называем. А вообще его Ваха зовут. Ваха Махмудов. Местный Бронзовый.

     — То-то он по радиостанции с кем-то разговаривает! — Анатолий усилил зрение. — Черт, подслушать бы, но на таком расстоянии я только шумы соберу.

     — По радиостанции? — переспросил Валентин. — Вот именно этого я и боялся.

     Он с расстроенным видом сел на камень.

     — Думаешь, те, которые идут цепью, его люди? — догадался Рыков.

     — У него здесь целый отряд. — Валентин неотрывно смотрел на лощину. — Да такой, что впору бригадой называть. Самый большой во всем регионе. И сплошь одни Глиняные. Потому и молва о них идет, что бессмертные, мол, пуль не боятся, косая, мол, сама от них бежит. А командует ими некий Фаттах. Тот еще отморозок. Где его только Ваха откопал? Интеллект неандертальца, зато охотничий инстинкт, как у тигра.

     И такой же кровожадный. Казни всегда сам проводит, собственноручно.

     — Так что мы сидим? — Толик вскочил на ноги. — Пошли в нору твою! Ту, о которой ты говорил!

     — Да толку от нее! — Валентин махнул рукой. — Эти нас везде найдут. Ну, залезем мы в пещеру через тот лаз, о котором никто не знает, а дальше что? Начнут нас по всему комплексу искать, все равно найдут! Комнату за комнатой, зал за залом...

     — Вы мне только время дайте, чтобы я с программулиной поработал, — Рыков показал вниз, на стоящего с дипломатом Панаму, — а там еще посмотрим, кто за кем гоняться будет. Зал за залом. Время, мне нужно время. И спокойное место...

     Горы, точнее, свой район Мохов действительно знал как свои пять пальцев. Беглецы были зажаты между отрядом Глиняных Фаттаха с одной стороны и не менее грозной силой — Чистильщиком с двумя Бронзовыми, с другой, и все-таки он их вывел. Для этого пришлось сначала вернуться назад, а потом чуть ли не ползком подниматься в гору. Но людям, уже успевшим привыкнуть к трудностям и даже к голоду, было не впервой лазать по камням и продираться сквозь кусты, раздирая в кровь руки и ноги. Для них не это было самым тяжелым. Намного тяжелее было расставаться со свободой, с лунным светом, со звездами, со свежим воздухом... Как же не хотелось снова спускаться под землю! С каким тоскливым чувством они вдыхали последний раз чистый горный воздух, перед тем как вновь уйти в подземный комплекс.

     Но дело стоило того, оставаться и ждать милости от големов никто не хотел. Тем более что место, куда привел своих новых товарищей Мохов, было очень даже неплохое, похоже на то, по которому в свое время бродил Александров. Зал, соединяющий две галереи, кроме этих двух порталов, имел еще и вертикальный ход наверх и занимал ту часть комплекса, куда обычно никто не забирался. Здесь не было прямых выходов к озеру, не было и складских или еще каких-либо бытовых помещений. Его не было даже на схеме, полученной Валентином в индивидуальной программе Глиняного. Как и почему это получилось, он не знал. Да и набрел на эту часть лабиринта не сам Мохов, а прапорщик Тараненко. Он вел учет спирта, и однажды по его подсчетам вышло, что одной двухсотлитровой бочки не хватает. Доложив о пропаже командиру роты, Тараненко организовал такой, как он сам же выразился, «шмон», что все взвыли. Ругая прапорщика и в душе поддерживая того, кто спер бочку у этого жадины, спецназовцы вынуждены были проводить все свободное время, прочесывая залы и коридоры подземелий. Мохов был не против, пусть побегают, от тренировки солдатам только польза, но когда это стало мешать службе, решил прекратить поиски.

     В конце концов бочка нашлась, прапорщик сам же ее и припрятал в одном из помещений с инвентарем и забыл. Но нагоняя за суету, которую поднял, ему удалось избежать, и все потому, что в предпоследний день, забредя в совсем уж дальний конец комплекса и продавливая там стены, прапорщик неожиданно обнаружил ход на лестницу, ведущую в недокументированную часть лабиринта. Да еще с разветвлениями и выходом чуть ли не к полосе.

     Побродив по незнакомым комнатам и переходам и не найдя чего-нибудь, что могло бы подсказать, для чего предназначался этот засекреченный или забытый сектор, Мохов решил, что лучше лишний раз не высовываться. Верный войсковой присказке о наказуемой инициативе и не желая заполучить еще один пост охраны, он не стал докладывать о находке прежнему руководству земных големов. Если о секторе забыли, значит, он не нужен. А если засекречен и статус Глиняного для допуска в него недостаточен, то тогда тем более не стоит показывать, что ты его обнаружил. Ну а потом все как-то забылось... и вспомнилось только теперь, когда стало совсем невмоготу.

     — Располагайтесь! — сказал Мохов. — Если хотите, можно организовать дежурство. Лично я бы так и сделал.

     — Располагайтесь? — с мгновенно проснувшимся подозрением переспросил Курбан. — А ты куда собрался?

     — Разве ты не хочешь узнать, что происходит? — ответил вопросом на вопрос Валентин. — Не знаю, как вы, а я считаю, что без разведки нам не обойтись. Согласитесь, нам нужна информация. А еще я хочу взять рацию, моя осталась там, в галерее у озера. Да и оружие прихватить не помешает. Одного автомата нам явно недостаточно.

     — А вдруг ты этим наведешь на нас големов? — проговорила Лера. — Они же заметят пропажу. Поймут, что мы внутри, и начнут искать...

     — Они так и так будут искать. В этом дипломате, — Мохов показал пальцем на чемоданчик, — их будущее. А без него... я даже представить себе не могу, что с ними со всеми будет, если там, наверху, — палец переместился и ткнул в потолок, — узнают о пропаже. Может начаться такая бойня... что только на тебя, — указующий перст на этот раз уперся в Рыкова, — вся надежда. Поэтому я и хочу запастись оружием и связью.

     — Тогда пошли вместе, — решительно сказал Курбан. — Больше принесем.

     — Не доверяешь? — Спецназовец усмехнулся. — Что же, пошли... Но вообще-то я лучше взял бы с собой офицеров. Германа и Геннадия. В случае чего мои солдаты приняли бы их за прибывших на зов Чистильщика големов и не стали бы задавать лишних вопросов.

     — А я сойду за ваххабита из отряда Фаттаха! — упорствовал Курбан. — Я и...

     — Тебе бы в зеркало посмотреть! — сказал Мохов. — Твоей суточной щетины недостаточно, чтобы называться бородой. Так что извини, но эта роль не для тебя. Ладно, я не знаю, кто из вас пойдет, но нужно спешить. Надо успеть обернуться до того, как они закончат поиск на поверхности и начнут прочесывать комплекс.

     Толик, уставший от бесконечных споров, решил больше не обращать на них внимания. Погрузившись в свои мысли, он даже не заметил, как ушли Мохов и, по его настоянию, Александров и Пономарев. Отец и сын Алиевы понимали, конечно, что спецназовец прав, но чувство обиды у них все-таки осталось. Ну а Толику было все равно. Пристроившись в укромном уголке, он положил перед собой ноутбук и включил его. Первое, что он с удовлетворением отметил, было то, что аккумулятор ноутбука заряжен под завязку. По крайней мере, так сообщал индикатор батареи — темнели все пять полосок.

     Включение и загрузка операционной системы прошли без сюрпризов. Конечно, наивно было бы полагать, что на жестком диске общедоступного компьютера съемочной группы окажется знакомый Толику по работе на ФАЗМО программатор, но он все же с замиранием сердца поискал его. Тщетно! Что угодно — электронная таблица, текстовый редактор, образцы договоров и прочих юридических документов, игры, антивирус и даже вариант сценария документального фильма — пожалуйста! А вот из нужного — только «Интернет-бродилка», качалка и глючный почтальон Билла Гейтса. Заветной же директории с программатором не было.

     — Есть что-нибудь? — спросила, подойдя, Валерия. После ухода двух капитанов и майора она заскучала, хотелось чем-то заняться. Так время быстрее бежит, да и дурные мысли в голову не лезут... — Может, помочь тебе чем?

     — Помочь? — Толик вспомнил Лену. Вот бы кого в помощники! — Да чем тут поможешь... Я еще и сам ни в чем не разобрался. Не знаю даже, как дипломат открыть.

     Толик лукавил. Уж что-что, а замок не представлял для него помехи, любой, до которого можно было только дотянуться. Впрочем, и эта проблема — насчет того, как дотянуться, — отпала сама собой после того, как удалось восстановить в своем организме достаточное количество нанороботов. Нет, дипломат он откроет в любом случае, пусть там стоит даже самый хитрый электронный замок. А вот программы одной ему не хватало. Той самой, которой он вскрывал исполняемые файлы ФАЗМО. Об этом он и сказал Лере.

     — Да? — оживилась та. — А мне в Москве... когда, как вы говорите, система падала, один знакомый помог. Миша Бабаков, может, слыхал про такого?

     — Ну, в Москве их столько, что всех разве упомнишь... — пробормотал Анатолий. — Я вот... Бабаков говоришь? Миха? Так у него же своя бибиэска была! Знаю, конечно! Так это он тебе «форточки» ставил?

     — Какие еще «форточки»? — удивилась Валерия. — И диктором на радио он не работал! Только программистом...

     — Так я же об этом и говорю! — засмеялся Рыков. — «Форточки» — это у нас «Windows». Окна, одним словом. А бибиэска — это предшественница Интернета... Сеть такая была. Она и сейчас есть, но там одни мамонты живут, древние, как... Ну, так что же Мишаня? Что ты про него хотела рассказать?

     — Так вот приехал он к нам, натащил кучу дисков, установил программы, а потом они с Генкой так наотмечали данное событие, что Бабаков не только диски свои забыл, но и палку, с которой на тренировки ходит.

     — Палку? На тренировки? — Рыков вспомнил рыхловатого Михаила и, представив палку в его руке, засомневался, об одном ли человеке они говорят? — Он что, в городки стал играть?

     — Да нет! — Лера на секунду задумалась. — В айки-до! А палка бокеном называется.

     — Ну, а меня каким... бокеном это касается? Чем это мне может помочь?

     — Как, — удивилась Лера, — ты еще не понял? Я же говорю, диски его у нас остались! Лазерные! Посмотри там, в кармашке сумки от ноутбука, я их все туда засунула...

     — Так что ж ты до сих пор молчала?!

     Дрожащими руками Рыков перевернул сумку и вытряхнул ее содержимое. На каменный пол скатились три прозрачные пластмассовые коробочки. Толик схватил первую попавшуюся и прочел название на вложенной бумажке... Глаза его загорелись, и рука потянулась ко второй...

     — Фух, ребята, — выдохнул он. — Мы спасены.

     Толик, конечно, преувеличивал, до спасения было еще далеко. Пока были сделаны только первые шаги на пути к нему. А следующим должно было стать вскрытие дипломата. Толик вполне допускал, что големы могли подстраховаться и защитить посылку с орбиты каким-нибудь секретом. На их месте он бы непременно это сделал. А вот они... ладно, чего гадать, надо проверить.

     Осторожно взяв в руки чемоданчик, Рыков осмотрел его со всех сторон. Дипломат как дипломат, ничего особенного. Даже кодового замка нет. Только отверстие для ключика. И это все? Все?

     Ну что ж, попробуем. Вполне возможно, что тем, что на Кытмире, люди кажутся примитивными существами, которых и опасаться не стоит. Ведь не опасается же человек интеллекта муравья? А почему высшие существа, по мнению которых человек не так уж далеко ушел от насекомого, должны о нас думать больше и лучше, чем мы — о братьях наших меньших? Насекомое оно и есть насекомое.

     Ладно, хватит рассуждать, надо приниматься за дело. Толик послал подкожные нанороботы в палец правой руки. Придав ему форму, соответствующую замочной скважине, он пощупал выступы. Ага, вот здесь ребята постарались — простым гвоздем дипломат вряд ли откроешь. Так ведь палец не гвоздь! Поворот, щелчок и... шум падения почти совпали по времени.

     Рыков с недоумением посмотрел туда, где что-то упало. Ба, да это же Лера. Сидит на полу, зажала рукой рот, а глаза как... ну, о них лучше вообще не говорить. Пусть Герман никогда ее такой не увидит.

     Толик перевел взгляд на Курбана. Тот тоже смотрел на него, выпучив глаза. Да что это с ними? Толик посмотрел на себя, на свою одежду, на палец, уткнувшийся в замок... А-а, так это они впервые увидели трансформацию? О, ребятки, впереди у вас еще множество открытий чудных! Если из-за каждой мелочи будете в обморок падать, далеко мы с вами не уйдем... Толик посмотрел на Гаруна:

     — А ты так не умеешь? — Он нарочито медленно поднял палец и так же медленно вернул ему прежнюю форму. — Попробуй, у тебя получится! Только потренируйся! Все зависит от твоего воображения.

     В глазах Гаруна стояло недоверие. Толик с невозмутимым лицом открыл дипломат и заглянул внутрь. Эх, знал бы кто, какими усилиями ему далась эта самая невозмутимость!

     Контейнер для хранения дисков лежал слева, в специальном углублении. Дрожащими пальцами — больше не было сил скрывать волнение — Рыков открыл его... Господи, спасибо тебе!!! Стандартные перезаписываемые сидишки!!! Это они. Не может быть, чтобы это были не они!!!

     — Гарун, молиться умеешь? — спросил Толик, рассматривая находку.

     — Конечно! — удивленно ответил младший Алиев. Странные вопросы задает этот программист! Не зря про них в фильмах показывают, что чудаки они все. Даже этот! А ведь отец говорил, что именно этот Толик спас ему жизнь. Что уж тогда говорить про других?

     — Если умеешь, молись! — Рыков был абсолютно серьезен. — И скажи Богу, что мы ему благодарны.

     — Нашел? Это то, что ты искал? — с надеждой спросила Лера.

     Толик кивнул. Все еще боясь поверить в удачу, он стал осматривать дальше содержимое дипломата. Кроме контейнера в нем лежал прибор, назначение которого Толик понял, как только увидел присоски излучателей. Программатор! Портативный походный программатор! С его помощью големы надеялись стать Золотым, Бронзовыми, Чистильщиками! И диски с кодами для апдейта!

     — Могу себе представить, что они готовы отдать за него, — прошептал Толик, — и на что пойти...

     — Ты... сможешь разобраться с этим? — Валерия кивнула на прибор. — Это поможет тебе?

     — Это поможет всем! — уверенным тоном сказал Толик. — А сейчас забудьте о моем существовании. Мне нужно поработать. Если меня кто спросит, говорите, я вышел и вернусь в себя поздно утром... Короче, меня ни для кого нет.

     Начать Толик решил с программы Бронзового. С одной стороны, она была достаточно серьезна и можно было, разобравшись с ней, приступать к усовершенствованию модулей Золотого. С другой — именно этих программ было больше всего, а потому, если б он вдруг что-то испортил, остались бы другие. Толик помнил, что все программы находятся на учете и отпускаются Кытмиром весьма скупо. И хотя в будущем он планировал отключить счетчик и получить неограниченное число инсталляций, сейчас это пока еще имело значение.

     Отыскав диск бронзового цвета — еще один привет интеллекту големов, — Толик вложил его в лоток трея, и... священнодействие началось.

     Молниеносное считывание диска — это единственное, что можно было поставить в заслугу мощному компьютеру, все остальное делали чуткие и шустрые пальцы программиста. Тем более что первый этап оказался до боли знакомым. Запуск отладчика, загрузка в него исполняемого файла, знакомство с алгоритмом Бронзового и поиск модулей, ответственных за ту или иную способность киборга, доставляли Толику истинное наслаждение. Истосковавшись по настоящей работе и получив в награду целую кучу новых решений (а здесь были и такие, при взгляде на которые нельзя было не восторгаться уровнем технического и алгоритмического совершенства), Рыков с головой погрузился в работу. Он понимал, что задача невероятно трудна, что программа Бронзового — это не примитивный код простого раба, с которым он разбирался, это нечто совсем иное, но ведь он сам тоже не новичок! Кое-что из его собственных наработок, которые удалось реализовать в своей программе, вполне могло послужить отправной точкой для дальнейших усовершенствований. А пока самым важным было обнаружить и научиться удалять блок, ответственный за безусловное подчинение и преданность големов Кытмиру. Это основа всего! Если удастся это сделать, то откроются весьма заманчивые перспективы... Одних только Золотых сколько можно наделать! Герман, Лера, Гарун, он сам. Это уже четверо. Да еще Валентин. Тому тоже можно дать... пусть если не Золотого, то хотя бы Чистильщика. Пусть радуется, заслужил. А если еще добавить те штуки, которые пришли ему в голову во время заточения... Ух, ребята, как же хочется поскорее попробовать задуманное на деле! Второе же, что хотел обнаружить Рыков, был секрет невероятной силы и выносливости големов. Вот ему самому, например, это не удалось. И каждая победа давалась ценой потери собственного ресурса. Увеличение роста сопровождалось снижением прочности костяка, удлинение конечности — ее утоньшением. Поэтому надо было непременно разобраться, как это делает противник. Задача стоила того, чтобы отдаться ее решению целиком.

     Переход мелькал за переходом, лестница, галерея, галерея, лестница... Герман, несмотря на свою летную подготовку, уже давно перестал ориентироваться в пространстве. Он тупо следовал за Моховым и старался не отставать. Панама делал то же самое, только он еще тащил с собой «калаш» Валентина. Поначалу майор вообще не хотел брать с собой оружие, но Курбан настоял на этом. Разведчики-добытчики, как офицеры в шутку себя прозвали, подвергались большему риску, чем те, кто оставался, и от их удачи зависела судьба всех беглецов. Герман поддержал Курбана и вручил автомат Геннадию, с тем чтобы тот прикрывал группу сзади. Этим он как бы подчеркнул свое расположение к Панаме и тот факт, что по-прежнему доверяет ему больше, чем всем остальным. Геннадий что-то проворчал, но только лицо у него при этом было довольное и автомат он принял. С ним он чувствовал себя спокойнее. Зато теперь пыхтел как паровоз. Пыхтел, но молчал, хотя при такой быстрой ходьбе без автомата, конечно, было бы легче.

     — Валентин, долго еще? — не выдержав, наконец спросил Герман. — Мне кажется, мы скоро уже на вершине окажемся!

     — Так туда и направляемся! — Спецназовец, не сбавляя хода, обернулся и посмотрел на спутников. — Мы же и идем на вершину! Ребята, вы же офицеры, понимать должны, раз рота расположена наверху, значит, по идее, и комната хранения оружия там же. И мы уже почти на месте. Вот по этой лестнице поднимемся, окажемся в конце галереи, ведущей к посадочной площадке. А оружейная в параллельном коридоре. Я проведу вас в зал с НЗ, там найдете сухие пайки. Шоколад, консервы...

     — Слушай, садист, что входит в сухой паек, мы и без тебя знаем! — разозлился Геннадий. — Говорили же тебе, о еде ни слова, пока не доберемся до нее! А там дальше посмотрим...

     — Нет, давай сначала за оружием! — вмешался Герман. — Ты-то уже с автоматом, а мы с пустыми руками идем. Надеюсь, на нашу долю хватит? Как, Валентин, не зря идем?

     — Не бойся, там столько, что все не унесешь, — сказал Мохов. — Сюда свозилось самое современное оружие. Такое, которое только на выставках можно увидеть.

     — А-а, тогда я знаю, кто вам его... поставлял, — проговорил, пыхтя и задыхаясь, Геннадий. — Свенсон, его... рук дело.

     — Слушай, я все хотел спросить. — Герман кашлянул, прочищая горло. — Я про челнок. Сел он красиво. Можно сказать, эффектно. Но как он из подземелья выбираться будет? Снова плиту опускать придется или каким-то другим способом?

     — А ты, майор, не обратил внимания, что высота воды в озерах разная? Хотя по законам физики жидкость в сообщающихся сосудах...

     — Знаю, знаю, — пробурчал Герман. — Заметил. Но не до физики было. А... правда, как же такое возможно?

     — Клапан? — предположил Геннадий.

     — Почти. — Мохов открыл очередной переход. — Это последний, — пояснил он мимоходом. — А что касается озер, так между ними есть канал... даже скорее шлюз, насосная... Одним словом, там располагается система, поддерживающая уровень воды в обоих озерах и пропускающая Хранителя вверх-вниз. Челнок, выполнив задачу, уходит под воду в нижнем озере, а выплывает в верхнем, точнее, стартует из-под воды в верхнем озере. А вы как думали, почему вода прибывает, перед тем как появиться ушану носатому?

     — А откуда он вообще взялся, монстр этот? — поинтересовался Панама.

     — Да кто его знает? — Мохов пожал плечами. — Золотой как-то говорил, что привезли его с какой-то планеты... когда про мощь кытмирских технологий рассказывал... Малышом его доставили. Прогнали через пару селух, чтобы население запугать... Это големы особенно любят — запугать кого-нибудь.

     — Ты подожди, с Хранителем позже разберемся! — сказал Герман. — Ты про челнок не объяснил.

     — А что про него объяснять-то? Автомат он и есть автомат. Правда, там, внизу, под землей он подчиняется командам големов, без нее он не начнет загрузку... или закачку. Он набирает... понимаешь, Хранитель выделяет в воду продукты своих желез... слизь такую... темную, противную. А в этой слизи живут бактерии, из которых там, на орбите, выращивают роботов, тех самых, что в «Авиценну» вливают...

     — Что?! — Герман почувствовал во рту банановый привкус, в желудке появился неприятный холодок. — Ты хочешь сказать, что те самые нанороботы, это... дерьмо Хранителя?

     — Скорее что-то другое... Я думаю, это его сперма. Впрочем, кто его знает? Да и вообще кытмирянам не она нужна, а бактерии, которые живут в озере. А вот для чего им слизь, не знаю. То ли для еды, то ли для размножения... И все, больше ничего не скажу, потому что не знаю. Как они там, — Валентин посмотрел вверх, — производят концентрат, понятия не имею.

     — Ну ни хрена себе! — Герман с отвращением сплюнул и положил руку на живот. Он чувствовал, что его вот-вот вырвет. — Вот чего не пробовал раньше, так это... тьфу ты, мать твою!

     — Ты чего? — спросил его Панама. — Чего ругаешься?

     — Наверное, он спирта нашего глотнул, — догадался Мохов. — Ерунда, не комплексуй, не ты первый. Ну что, вот мы и пришли. Там, в середине коридора, оружейная комната. В конце склад НЗ, как я и говорил. Так что, майор, куда прикажешь сначала?

     — Оружие! — Герман был согласен лучше голодать, чем упустить возможность заполучить хороший автомат и пару запасных магазинов к нему. — И чем скорее, тем лучше.

     — Тогда так, стойте здесь и особо не высовывайтесь. Ходят здесь не часто, но все же лучше поостеречься. Я пойду вперед и открою проход. Как только махну рукой... мухой ко мне!

     С этими словами Мохов вышел из-за угла и направился к оружейной комнате.

     — Не обманет? — тихо спросил Панама, глядя ему вслед. — Ох, что-то неспокойно мне!

     — Мне тоже, — признался Герман. — Но только не из-за Мохова, в нем я почему-то не сомневаюсь, а за ребят беспокоюсь, которые внизу остались. Как они там? Одни, безоружные...

     — С ними Курбан, а это, я тебе скажу, немало, — успокоительным тоном проговорил Панама. — Я своими глазами видел, на что он способен.

     — Да? — удивился Герман. — А с виду тихий такой... вежливый. Мне он нравился.

     — Мне тоже Курбан нравится. — Геннадий неожиданно рассердился: — Нравится, не нравится, разве дело в этом? Но если допустить на секунду, что он противник, то я предпочел бы сойтись с Валентином, чем с ним! Тогда б у меня хоть какой-то шанс оставался.

     — Ты это серьезно? Вот не подумал бы...

     — Тихо! — Панама отпрянул назад и потянул за собой Германа. — Блин, влипли!

     — Что там такое?

     — Там идет кто-то, — прошептал Панама. — В форме.

     — Вот черт! А как же Валентин?

     — Выкрутится! Он-то выкрутится, а вот мы...

     — Генка, кончай! — разозлился Герман. — Не торопись плохое о людях говорить!

     Он осторожно высунул голову из-за угла и стал наблюдать за тем, что происходило в коридоре...

     — Товарищ капитан? — обрадовался Тараненко. — Вот здорово! А то мы тут все ищем вас! Беспокоимся! Куликова нет, вас нет, всем командует Махмудов. — При упоминании о Бронзовом по лицу прапорщика пробежала тень. — А мы уже не знаем, что и думать... Товарищ капитан, а что это с вами? Вы ранены?

     — Чепуха! — отмахнулся ротный. — В меня трансформер пальнул...

     — Кто? Трансформер?

     — Ну, самовольщик... — Валентин вдруг вспомнил, что прапорщик всего-навсего «мобилизованный», не голем. И, конечно, не знает, что так называют вышедших из-под контроля рабов. — Ладно, ты все равно не в курсе, сам потом все поймешь. А пока... Кстати, а ты куда собрался? И что вообще происходит? Я-то снизу иду, новостей не знаю.

     — Да я в принципе тоже не особо посвящен. — Виктор давно мечтал стать големом и не упускал случая напомнить об обещании не забыть его при «раздаче» статусов. — Прилетел челнок, ну это вы, наверное, знаете?

     — Да, знаю, что еще?

     — Махмудов суету какую-то развел, — продолжал прапорщик. — Приказал поднять всех по тревоге... Вас искал. А кого поднимать, все и так по постам расставлены! Даже не знаю, как подмену организовать. Может, сухим пайком еду раздать?

     — А что, правильная мысль. — Валентин одобрительно качнул головой. — Так и сделай. Давай, прямо сейчас и займись! А я переоденусь — и туда, вниз, к Куликову. Посмотрю, чтобы они там тоже не заскучали. Что-то беглецы у нас хлопотные попались. Только вот переоденусь, а заодно и цинк с патронами захвачу, а то ведь выскочили с тем, что в подсумках было...

     С этими словами Валентин открыл вход и выжидательно посмотрел на Тараненко, однако тот стоял и, судя по всему, не собирался уходить.

     — Товарищ капитан... А где первый взвод?

     — Дежурят внизу там, — ответил Мохов. — Все? Или еще есть вопросы?

     — Товарищ капитан... — Видно было, что прапорщик хочет что-то сказать, но не решается.

     — Ну, давай, не темни, говори! — подбодрил его капитан. — Уж ты-то можешь со мной в открытую! Мы же с тобой дольше всех вместе служим.

     Это было правдой. Тараненко попал к Мохову еще солдатом. Валентин был тогда взводным и носил лейтенантские погоны. Именно ему пришлось обучать новичка-первогодка премудростям спецназовской науки. И именно он убедил Виктора остаться на сверхсрочную службу и подать документы в школу прапорщиков.

     — Понимаете, товарищ капитан, я... не знаю, имею ли я право говорить об этом, но мне не нравится, что Ваххабит вызвал своих... лохматых. — Тараненко поднял голову и посмотрел в глаза командиру. — Это воинская часть, а не... Да что говорить, раньше мы с ними... а сейчас... Ну, вы меня понимаете...

     Валентин, прикусив губу, задумался. Он испытывал те же чувства к големам, что и его прапорщик. Может, все ему объяснить, сказать, что он теперь смотрит на происходящее совсем другими глазами? Только имеет ли он право сделать это, не поставит ли под угрозу тех, кто доверился ему, кто сейчас ждет от него помощи? Но, с другой стороны, разве его подчиненные не доверились ему так же, разве они не заслуживают такой же поддержки и защиты? Эх, знать бы только, как они отнесутся к тому, что их ротный раньше говорил одно, а теперь другое...

     — Виктор, скажи-ка мне, — начал Мохов, пристально глядя в глаза прапорщика, — только от души скажи, не по обязанности, а по правде, как чувствуешь... Если б тебе сказали: выбирай, останешься ты простым спецназовцем, прапорщиком, командиром взвода... но простым, не «мобилизованным», или сделаешься големом, что бы ты ответил?

     В глазах Тараненко зажглось удивление. Он ожидал услышать что угодно, но только не это. И от кого? От того, кто все это время рассказывал, как будет здорово, когда они все поднимут свой статус, какое они все получат могущество, какую власть над остальными людьми. Да что там говорить, не кто иной, как сам ротный следил за тем, чтобы каждый боец получил свою дозу «Авиценны».

     — А кем мы будем без наших покровителей? — Виктор дернул подбородком, указывая куда-то за спину. — Без них? Ну представьте сами, что все это сон, что мы проснулись и оказалось, что нет Чистильщика, нет Бронзовых, нет големов. А есть война с Чечней, есть нищая... зарплата, да и ту не платят, есть перспектива, что получишь пулю и сдохнешь как обычный человек. А еще хуже, станешь калекой и уйдешь на нищенскую пенсию... Есть пьяные, плохо одетые и давно не евшие досыта бойцы родом из неблагополучных семей, частью наркоманы, частью дистрофики... Нет уж, по мне лучше порядок. Установленный чужой планетой, чужой цивилизацией, но порядок, чем такое... чем такая... Товарищ капитан, а почему вы спросили?

     Валентин ответил не сразу. Он так и не понял, действительно ли прапорщик говорит то, что думает, или, как это уже почти столетие водится на Руси, то, что от него хочет услышать начальство. Впрочем, это было бы естественно — сколько раз сам Мохов себя ловил на том, что поступает точно так же. Чутьем улавливал, куда дует ветер, и, поедая глазами начальника, выдавал мысли его, этого самого начальника, за свои собственные. Или выступал с речью перед бойцами, зная, что целая армия стукачей тут же сообщит кому следует, что он говорил и какое при этом у него было выражение лица. С верой ли говорил или по обязанности. Надо было верить, непременно! И действительно верили. Ибо это умение «верить» в то, что нужно в данный момент, генетически передалось от тех, кто спасся, уберегся и не попал в число не умеющих «верить».

     — Да потому, Витя, что выбор еще есть. Пока. — Валентин вздохнул. — Но только до той поры, пока големы не захватят всю Землю. Вот уж тогда никто ни у кого спрашивать не будет. Вот тогда начнется настоящий порядок. Не мы, а они будут решать, что нам есть, что носить, кого любить, с кем детей делать. И детей наших не мы будем воспитывать, а они, вернее, те из нас, кого они поставят воспитывать наших детей так, как считают нужным. И держать людей на Земле они будут столько, сколько им надо. Достаточно для добычи минералов в нужном количестве — стоп, хватит размножаться! А нет, не хватает рабочих рук, становись бабы в позу и получай массовое оплодотворение! Или, еще лучше, как мы коров — шприцем, семенем одного производителя. А остальных, дабы гормоны на башку не давили, в мерины. В волы. В кастраты.

     — Тов... товарищ капитан... — растерянно забормотал Тараненко. — Зачем вы это мне говорите? Что вы от меня хотите?

     — Я, Витя, хочу, чтобы ты еще раз подумал, с кем ты — с людьми или с... теми, кто поможет людям стать волами. — Мохов прекрасно понимал, что поставил себя в полную зависимость от прапорщика. Но он знал Тараненко, не раз ходил с ним на задания, а потому был уверен, что тот, даже если и не поймет его, то и не предаст. — Давай, время у тебя... у нас еще есть. Только мало его. А пока поднимись наверх и проконтролируй там наших ребят. Пусть держатся в стороне от всего, что будет... что может произойти. Я хочу успеть переговорить с ними... но позже. И еще. Не как командир, как друг прошу... если кто-то будет сюда идти, дай знать!

     — Как всегда, три нажатия, потом два? На вашей частоте?

     — Знаешь, давай сменим сигнал! — Мохов улыбнулся, стараясь хоть как-то разрядить напряженность. — Лучше два, затем три.

     — Хорошо, командир! — Тараненко быстро подошел к стене и открыл проход. — И... я подумаю над тем, что вы сказали. Обязательно подумаю.

     Первый успех пришел после первого часа работы. По правде говоря, искал он в это время совсем не то, что нашел, но от этого ценность находки не уменьшалась. А получилось все так. Резонно рассудив, что код рабской подчиненности големов должен быть как-то защищен, продублирован, а скорее всего, даже многократно обеспечен резервом надежности, Толик стал искать повторяющиеся наборы групп команд. Обнаружив такие, он стал внимательно разбираться, как кытмирские ученые реализовали процедуру зависимости... и вдруг понял, до чего же гениальны чужие программисты. Кем они были, страшными поработителями или такими же рабами еще более гениальных существ, сказать невозможно, но вот плоды их труда были удивительны. Рыков мог поспорить, что ни один из землян еще не додумался создать такой код. Программный генератор! Да-да, самый настоящий генератор энергии. Многократно повторенный, а потому почти неуязвимый извне, внутренний источник питания.

     Анатолий ошарашенно смотрел на дисплей и не верил своим глазам. Это же просто... невозможно! Это нонсенс! Это противоречит закону сохранения энергии! Это вообще противоречит всему... что известно земным ученым. Земным! Кроме того, что им известно, есть ведь еще и неизвестное! И совсем не обязательно, что кажущееся незыблемым на Земле давно уже не опровергнуто на другой планете...

     — Толик, что случилось? — донесся до него встревоженный голос Валерии. — Ты такой бледный! Тебе плохо? Толик, ты меня слышишь? Да очнись ты!

     — Что? — Рыков вздрогнул и посмотрел на нее непонимающими глазами. — Что ты говоришь?

     — Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь? — Лера перевела глаза на ноутбук. — Ты сильно побледнел... и мне показалось... Ладно, извини, я, наверное, зря тебя отвлекла.

     — Да нет, все в порядке, — пробормотал Анатолий и вновь повернулся к дисплею. — Я скоро. Вот только одну штуку отыщу... и вы такое... увидите! А потом... начнем программирование. Вот только сейчас... кое-что...

     Продолжая что-то невнятно бормотать, Толик вновь погрузился в работу. Он позабыл обо всем на свете, кроме компьютера и того, что в нем находилось. Голод, неудобства, усталость — ничего не было. Были только он и дисплей. И бесконечно интересная задача! Такая, по сравнению с которой все остальное казалось бесконечно малым и далеким. Даже возвращение разведчиков-добытчиков.

     А зря, зрелище было еще то! Увешанные оружием почище Арнольда Кононовича Коммандос, они еле протиснулись друг за другом в просторный проход, похожие на некие фантастические существа в круглых шлемах с антеннами и пластиковыми забралами, с торчащими за плечами стволами. Они несли столько груза, что просто не верилось, что человек способен столько унести. Автоматы, пистолеты, ножи, гранаты, бронежилеты, шлемы и вещмешки, наполненные упаковками с сухим пайком и пластиковыми бутылками с водой... Кажется, ничто не было забыто. Додумались захватить даже комплекты запасного обмундирования. Правда, при комплектовании склада как-то само собой разумелось, что бойцы роты крепкие ребята, других в «краповые береты» не берут, поэтому для Леры размера не нашлось. Но прочный бронежилет из прессованного нейлона и шлем-каску для нее захватили.

     — Ну что, друг клавишный, как успехи? — довольный Герман подошел к Толику и протянул ему бутерброд, сделанный Лерой. — Возьми, подкрепись. И не забудь переодеться. Здесь, — Герман показал вещмешок, — форма и броник. Понимаю, что не очень хочется надевать камуфляж, но зато он свежий и чистый. А в шлеме найдешь радиостанцию, частоты уже настроены, осталось выбрать позывной. Кем будешь?

     — Стэном! — не задумываясь выпалил Толик, мгновенно вспомнив своего верного друга-полуволка, который погиб во время взрыва, устроенного големами. — Мой позывной будет «Стэн», — повторил Толик.

     — Отлично! А мой будет «Небожитель». — Александров присел рядом с товарищем и посмотрел на монитор. — Панама так и будет — Панама, Леру решили назвать Ларой Крофт. Это Гарун придумал. Его же самого «Горцем два» зови. Я предлагал «Дунканом Маклаудом», раз бессмертный, да «Горец один» не согласен.

     — А Мохов, наверное, Мох? — улыбнулся Толик, жуя бутерброд и запивая водой из пластиковой бутылочки. Он был недоволен задержкой в работе, но разве можно было отказаться от еды?

     — Он решил «Ренегатом» назваться. — На лице Германа выразилось сочувствие. Спецназовец нравился ему, и он не понимал своих друзей, которые все еще продолжали на того коситься. Хотя, с другой стороны, их, наверное, можно понять, ведь Германа, в отличие от них, не арестовывали, в каменный мешок не бросали, не унижали. — Он этот позывной сам выбрал, а мы не стали его отговаривать.

     — Все никак в Джеймсов Бондов не наиграетесь?

     — Так это же на всякий случай! Вдруг пригодится? Не сейчас, так потом. Мало ли какая ситуация сложится! Ну да ладно, у тебя как дела?

     — У, продвигаются! Скоро смогу начать вас... усиливать, — похвастался Рыков. — Нашел такие вещи интересные! Программный генератор, блок наведения и стрельбы — они, оказывается, энергией стреляют. Накапливают ее и стреляют. Берегут ее как зеницу ока, у них даже сексуальные реакции подавлены, чтобы зря на женщин энергию не тратить. И чем выше статус, тем выше частота генератора и сила удара. Причем идет множественная модуляция непонятного мне принципа, но мне кажется, что это разрушающие коды. Осталось только разобраться, где прописываются команды безусловного подчинения, преданности Кытмиру и высшим големам. И знаешь, я как будто бы уже подобрался к решению! Эти черти сумели так замаскировать эту часть программы, что сразу и не найдешь! Она не является отдельным модулем, она прописывается везде и обладает абсолютным приоритетом. Абсолютным, понимаешь? А потому, как говорится, в крови сидит! И действительно, в самом полном смысле слова, в крови сидит и по всему телу разносится.

     — И что же делать? — спросил, мрачнея, Герман. — Получается, что ты не сможешь ее убрать?

     — А как уберешь то, чего нет? Ее нет... в отдельном виде. Хитро и умно. — Толик ухмыльнулся. — Но кытмиряне не рассчитывали на то, что им придется иметь дело с нами, земными программистами!

     — Что-нибудь придумал? — В голосе Александрова послышалась нотка надежды.

     — Да отключу просто команду на исполнение, и все! И еще этим же кодом буду заряды свои модулировать!

     — В смысле?

     — Ну, я все думал, что же с Моховым произошло, как получилось, что он «забыл», что он Глиняный?!

     — Ну и?

     — Вот и ну! Стерлась его программа от моего выстрела! Видимо, природа у него другая была! Не такая, как у големов!

     — И что теперь? Как это нам поможет? — Герман посмотрел на Рыка с подозрением. — Будешь нас сначала программировать, а потом расстреливать?

     — Глупости не говори! Все не так грустно. Постараюсь сделать так, чтобы код принудительной преданности не проходил. В программе, той, что в големе, эта преданность будет, а вот до нанороботов, до исполнителей, она доходить не будет!

     — А что, есть и такая команда? — удивился Герман. — Быть преданным?

     — Нет, такой команды нет. Но есть возможность поощрять преданность приятными, близкими к оргазму ощущениями и наказывать дикой болью за отказ от нее. Прямо собачки Павлова! Привьют тебе такие условные рефлексы, что, даже не включая сознание, будешь хвостом вилять только тогда, когда хозяин разрешит. И все это делает вон та штучка! — Рыков показал на программатор. — А я сделаю так, чтобы команды наказания и поощрения не прошли. Вот и все.

     — И что, значит, ты не сможешь переподчинить себе големов? — огорчился Александров.

     — А зачем? — Толик посмотрел налетчика. — Главное, люди станут свободны. Не будут зависеть от Кытмира.

     — Ну и?

     — Что «ну и»? Разве ты, став Золотым, но без... рабства, не останешься человеком? Усовершенствованным, умеющим летать, суперменом, но человеком, не рабом. И на чьей стороне ты станешь биться? На стороне свободы или на стороне тех, кто хочет тебя сделать невольником?

     — Ну, ясно же и так, чего спрашивать?

     — Вот и я про то же! — снова улыбнулся Рыков. — В этом-то и сила наша, что нас заставлять защищать Землю не надо, мы и без того будем драться. Вот и надобность в дрессуре отпадает.

     — Ну, ты... Эйнштейн! И Сенека! — Теперь заулыбался и Герман. — Прям шампунь какой-то! «Хэд энд шолдерс». Программист и философ в одном флаконе.

     — А при чем здесь Эйнштейн? Он программистом не был! Да и не надо высоких задевать. Эйнштейн! Вот замахнулся-то! Рыков и Сенека — я еще согласен. Скромно и со вкусом.

     — Да уж, вижу, какой ты... скромник! — Герман засмеялся во весь голос. — Ладно, не буду тебе мешать, но не забудь надеть бронежилет и шлем. Нам твоя голова сейчас важнее своих.

     Он встал и отошел в сторону, туда, где Панама, довольно поглаживая себя по животу, в котором наконец перестало бурчать от голода, рассуждал о том, что, мол, как хорошо было бы, если б еще и спирта с собой прихватили. Оба горца, Лера и вошедший в доверие после успешной экспедиции за оружием Мохов сидели, прислонившись к стене и лениво слушали его треп.

     — Вот ты говоришь, летчики, летчики... белая кость, — протянул Геннадий, увидев, что майор решил присоединиться к их обществу. — А вот ты, как старший по званию, со своими задачами не справляешься.

     — Да я и не претендую ни на что. — Герман равнодушно пожал плечами и присел на корточки рядом с Лерой. — Хочешь, давай, командуй! Только что вы, зенитчики, без нас стоите? Кому без авиации нужны? Никому! Вот я и говорю, паразиты вы. На нас живете и за нами же охотитесь. Вредите тем, от кого кормитесь. Глисты, одним словом.

     — Мы... мы... глисты? — взвился Панама. Он уже и не рад был, что зацепил майора. — Да вы, да мы... вас... как воробьев! Рогаткой!

     — Вот-вот, я про то самое и говорю, — под общий смех сказал Герман. — И вообще, что ты с авиацией тягаешься? Кто вы, а кто мы!

     — Ах, ну конечно, куда ж нам до вас! — Панама вошел в азарт и лихорадочно соображал, как бы уесть Германа. — Ты вон даже позывной себе взял — «Небожитель»!

     — Иронизируешь? — Герман приобнял Леру за плечо и прижал ее к себе. Девушка расслабленно прильнула к нему и положила голову ему на плечо. — А кто из вас... спецназа, пехоты, танкистов, моряков... разведчиков, комитетчиков... да бери кого хочешь, только летунов оставь в покое... Так вот скажи, кто из вас может похвастаться, что ему под силу сразу трех министров обороны в отставку отправить?

     Курбан, с серьезным видом слушавший разговор, задумался.

     — Подводники? — выдал он наконец.

     — Не-а! — Герман чувствовал кожей теплое дыхание Валерии, и от этого его охватил какой-то необыкновенный подъем и желание чем-то удивить и поразить ее. — Ну, кто ответит? — спросил он.

     — А ракетчики? — вставил Гарун. — Стратегические. Шарахнут так, что не только звездочки отлетят.

     — Грубо, дружище, очень грубо! — Засмеялся Герман. — Можно сказать, примитивно. Мы тоже можем ядерный заряд нести, но этим не козыряем! Ты мыслью бери, мышцей извилистой.

     — Ну, давай, выкладывай! — не выдержал Панама. — Какую еще байку вспомнил?

     — Не байку, капитан запаса Пономарев, а то, что на самом деле с братухой моим старшим произошло.

     С двоюродным. — Гера повернулся к Лере. — Вот вылезем отсюда, обязательно к нему в Питер заедем. Как, поедешь со мной?

     — Ты сначала выберись! — Девушка состроила насмешливую гримаску. Она прекрасно поняла, что стоит за этим приглашением. — А там посмотрим, куда ехать!

     — Ну так что натворил твой брат? — не унимался Панама. В зенитных войсках традиционно существовало ревнивое отношение к летчикам. — Утопил, что ли, маршалов? Вез и не довез?

     — Масштабнее мысли, запасной капитан, масштабнее! — Герман прочел в глазах Леры намного больше, чем сказали ее слова. Его настроение улучшалось с каждой секундой. — Все, ребята, проще и прозаичнее. Министры — я даже не знаю, маршалы они у себя в странах или нет, — сидели у себя в кабинетах, и ни один из них и слыхом не слыхивал о летчике Сашке Врубеле! Было это в самом начале славных семидесятых, и однофамилец художника пребывал тогда в звании майора, хотя представление на подполковника в Севастополь уже ушло.

     — Стоп, а почему в Севастополь? — Панаме очень хотелось поймать Германа на вранье. — У вас где штаб стоял?

     — В Севастополе тогда был штаб Краснознаменного Черноморского флота, — пояснил Герман. — КЧФ в простонародье. Шурик в морской авиации служил, и стояли они в смешном гарнизоне, который так и назывался — Веселое. Гвардейский полк, между прочим. Был он заместителем командира третьей эскадрильи и летал на «барсуке» — так янкесы наш ТУ-16 обзывали. А третья эскадрилья, это я вам скажу, не просто самолеты, а летающие танкеры. Заправщики воздушные. Для чего они нужны, надеюсь, всем понятно? Чай не в тайге выросли! Чтобы в случае войны можно было улететь подальше да шарахнуть там по авианосцу, не ждущему их на таком удалении.

     А для того чтобы в реальном бою промашки не случилось, вылетали наши летуны на регулярные тренировки, причем все по-настоящему, без дураков. Приписок, как в восьмидесятые, еще делать не научились. Вот и приходилось братухе и членам его эскадрильи вылетать заправлять кого ни попадя — от первогодка-стажера и до командующего авиацией флота.

     Утрирую, конечно. Кто летеху-салажонка допустит к штурвалу в таком сложном деле, как заправка? Ты попробуй это на полном ходу на дороге сделать, и то вряд ли получится! А тут в воздухе, когда бомберы наши многотонные бросает как щепки. А ты должен выпустить заправочную штангу, попасть ею в магнитную воронку, что в шланге заправочном находится, а потом дать захват и держать оба аппарата так, чтобы интервал между ними не уменьшался и не увеличивался.

     Ну, короче, упражнение то еще. А не пройдешь, не сдашь его, повышения по службе можешь не ждать, бесполезно. Дальше правака не поднимешься! Правак, — Герман повернулся к Валерии, — это помощник командира экипажа. Летает в правом кресле. Так вот был у моего брата дружок один. Еще с курсантской скамьи они вместе были. Денис Гамаюн. Летчик от бога! Мог, как говорится, на одном крыле летать. А вот по службе у него... одни приключения. Начштаба, когда узнавал, что Денис в наряд заступает, ответственным за него комэска назначал. Чтобы тот чуть ли не каждый час проверял, как у того дела идут. И то Гамаюн умудрялся в непонятки встревать, за что и страдал. Все его одногодки уже в майорах, кто зам комэска, кто командир отряда, а Гамаюн все еще капитан. Хорошо еще, с правого кресла в левое пересел. Ну, короче, вызвал его командир полка и говорит: прилетел проверяющий из Москвы, вывези его на заправку, ему для подтверждения классности нужно, а за это, так и быть, пойдет тебе представление на майора. Да и отрядным станешь, пора уже. Только чтобы все было тип-топ! У этого проверяющего о-го-го какие связи.

     Ну, Дену заправка — это как вам два... — Герман едва не перешел на сленг, но, вовремя почувствовав теплое бедро девушки, спохватился. — Ну, в общем, пара пустяков. А так как задание знакомое, звезду Ден и Сашок начали уже с вечера отмечать. Не сильно так, в меру. Утром помнили все, но похмелиться хотелось. По полбутылки спирта на каждого, это разве много? Сами же пили, знаете.

     Короче, с врачом договорились, тот уже привык к таким предполетным показаниям здоровья экипажей. У всех же одинаково, даже у проверяющего. Того командир полка весь вечер тостами забивал, чтобы сдуру не вздумал в документацию сунуться!

     Вылетают. Ден потом рассказывал, что все ждал, когда же проверяющий за рога возьмется. За штурвал, по-вашему. А тот задремал, что ли? Не берет инициативу в свои руки, и все! Уже к району подлетели, упражнение выполнять пора, а тот спит. Ден в растерянности. Заправляться самому, так вдруг потом этот гость московский крик поднимет. Скажет, что вранье все, приписки. Что не было никакой заправки, только фикция сплошная.

     Запрашивает у Сашка, как с пассажиром быть, а с земли им орут — прекратить посторонние разговоры в воздухе! А что делать, не говорят, дураками прикинулись. Сами, мол, там наверху разбирайтесь и шум не поднимайте. Вот и летят два борта по району заправки и не знают, что делать.

     Ден не выдержал и дернул рога. Встряхнул ероплан вместе с проверяющим! Тот и проснулся. Спрашивает: заправились? Гамаюн — нет, говорит, вас ждали. Этот говорит: молодцы. И приказывает: выпускайте кишку. Ну, шланг заправочный. Сашок, недолго думая, выпускает воронку, Ден дает знать проверяющему, чтобы тот брал управление на себя и начинал упражнение. Москвич за рога и давай рыскать, вверх-вниз, вправо-влево. Братухе дважды рвать когти пришлось, иначе воткнулся бы мужичок в них и пошли бы гробы в море... рыбок кормить.

     Ден проверяющему, давай, мол, я тоже за рога подержусь, боковой ветер сильный, вот и рыщет борт. Одному тяжело, а вдвоем удержим. Тот ни в какую! Гамаюн весь на нервах, дело такое, что не о шайбе на погон надо думать, а о том, как вернуться. Но не драться же с гостем? Тем более предупредили же, шишка важная! Сидит, сопит, вот как Панама сейчас.

     — Это почему это как Панама? — обиделся тот. — И вовсе я не соплю!

     — Вот и Ден не сопел. Он только в тот момент, когда вывозной в очередной раз промахивался, «нечаянно» толкнул от себя рога и довернул их немного. Контакт тютелька в тютельку, сплошной секс у гномов! Братуха мой свой борт удержал, дал захват и пошел керосин в баки.

     Вроде бы все хорошо, можно пот со лба утереть, да вот слышат они вдруг, что лопочут в наушниках не по-нашему. Смотрят в карты, на мониторы локаторов... И волосы под шлемофоном дыбом встают. Самолетики-то уже над Турцией летят! Так увлеклись ловлей воронки, что не заметили, как границу проскочили. Проверяющий орет: разворачиваемся! А как развернешься, когда оба борта кишкой связаны? Только по прямой лететь!

     — А разорвать соединение? — не выдержал Рыков. — Ну, бог с ним, с коннектом...

     — Какой разорвать, Толик! При отработке заправки керосин только танкер с земли берет! А заправляемый его заливают ровно столько, чтобы хватило до района долететь. Чтобы без дураков было. Заправщик же с полными баками не сядет! А сливать в воздух нельзя, только в пустые емкости ведомого. Так что Дену, пока керосин не качнет, оторваться никак не выходило.

     — И что, турки их не сбили? — недоверчиво спросил Панама.

     — Ты вспомни, кто тогда турки были, а кто мы? — назидательным тоном проговорил Герман. — У них воевать с нами никакого резона не было. Да и не ждали они от нас такого. У них же тоже разведка работает. Да и янки подсказали им, если бы обнаружили концентрацию наших войск. Вот те расслабленно и сидели, животы да усы на солнце грели.

     Правда, подняли они две пары «фантомов» на перехват, да поздно — наши уже успели проскочить турецкое воздушное пространство. Прямиком в греческое! Там и закончили заправку. Но греки тоже проявили несознательность, тоже возмущаться начали. Тут братуха и сообразил, что возвращаться-то через Турцию нельзя, бортовой локатор показывает, что «фантомы» не садятся, поджидают их. Недолго думая, разворачивается — и в Болгарию! Те тоже хоть и были шестнадцатой республикой, но вой для приличия подняли. А Сашку и Дену все уже до п... печной дверцы! Попалась бы по пути еще какая страна — и ее ПВО проверили бы. Да только спят зенитчики везде, не только у нас...

     — Это почему же у нас спят? — возмутился Геннадий. — Наши-то как раз и не спят!

     — Да? А Руста на Красной площади кто встречал? — съехидничал Герман. — Наш простой советский народ! А должны были «недреманные» пэвэошники. Что, не так? Вот и молчи... как рыба об лед. Как Сашка с Деном молчали, когда командир полка их носом по ковру возил. Да как еще возил! Теперь так не умеют, сам знаю. Думали, все, прощай погоны. Международный скандал, воздушный инцидент! Турки своего министра в тот же день сняли. Греки, глядя на них, на следующий! Ну а болгары, дабы не показывать свою зависимость от Союза, тоже своего намылили.

     — А что же с братом и его другом? — полюбопытствовала Лера.

     — Три дня как в вакууме или в безвоздушном пространстве. Ждали, что под трибунал пойдут. Да проверяющий малый не промах оказался — прибыв в Москву, преподнес все так, как будто он все специально устроил. А что? Проверили ПВО противника, сняли их военное командование, да еще дважды заправлялись в воздухе.

     — Дважды? — удивился Рык.

     — Дважды. На обратном пути топливо у Дена кончаться стало, пришлось зайти в район заправки. В общем, кончилось тем, что оба получили ценные подарки от командующего флотом. У него с турками свои счеты были, обидел его как-то министр обороны ихний. Ну, это уже другая история.

     — Блин, вот уж не поверил бы, если б речь шла не об авиации! — сквозь смех проговорил Панама. — Но у вас там все возможно, так что и не знаешь, верить или нет.

     — А ты, как мы вернемся, газеты за тот период подними да посмотри, — посоветовал Герман. — Про Сашка и Дена ты там вряд ли прочтешь, а вот сообщения об одномоментной смене министров обороны трех стран вполне!

     — Ребята, я готов! — донеслось из угла, где сидел Анатолий. — Будем проводить испытания.

     — И что для этого надо? Если доброволец, то я готов!

     Герман вскочил и подбежал к Анатолию. За ним подошли и остальные. Всем интересно было посмотреть на то, с чего началась вся эта история с големами.

     — Нет, проверять работу я буду на себе! — остудил его пыл Анатолий. — Вашими жизнями я не могу рисковать. Вдруг что-то не так пойдет, так я на ходу смогу коррекцию внести. А вас это дело и погубить может.

     — Ты уверен? — В голосе майора слышалась неподдельная тревога. — Может, лучше на... ком-нибудь другом испытаем? Поймаем голема, свяжем...

     — И сделаем из простого врага — Золотого? — усмехнулся Толик. — Вот он тебе спасибо скажет! Если успеет до того, как башку всем нам оторвет. Нет, брат, это только для своих.

     — Ладно, говори, что от меня требуется? — Герман при необходимости умел принимать быстрые решения.

     — Смотри, вот присоски...

     — Да ты что, в детсад пришел? — С притворным возмущением Герман оглядел лица своих друзей. — Про присоски я и сам все понял, ты суть говори!

     — Ну, раз ты у нас такой продвинутый, то смотри! — Рык повернул ноутбук так, чтобы дисплей стал виден всем. — Вот видишь, сейчас здесь интерфейс программатора, его управляющей части. Вообще-то я в Москве использовал для работы именно его, ведь наши глаза — тоже инструмент ввода. Но, имея под рукой электронный, специально созданный для этих целей прибор, грех им не воспользоваться. А потому вот сюда, к параллельному порту компьютера, — Толик показал на тыльную часть ноутбука, — подключен кабель. Он...

     — Да понятно все, дальше давай! — Герману не терпелось начать испытания. Он был уверен, что все получится и что следующим после Рыка «усиленным» станет он сам.

     — Вот теперь...

     Резкий писк, донесшийся из ноутбука, заставил Анатолия прервать объяснения и посмотреть вниз. Его резко изменившееся лицо сказало больше любых слов. Испуг, разочарование, досада... и всем стало ясно, что начались проблемы.

     — Что? Что случилось? — закричал Герман. — Ну, говори же!

     — Аккумуляторы! — Рыков показал на узенький дисплей у основания большого монитора ноутбука. — Аккумуляторы разряжены. Нам нужно подключиться к сети или...

     Новый сигнал, донесшийся из компьютера, заставил его замолчать.

     — Мохов, где здесь розетки? — Герман вскочил, шаря глазами по стенам. — Где в этом чертовом зале электричество?

     Валентин опешил. Какое электричество, какие розетки?

     — Герман, мы же в подземелье! Здесь нет розеток!

     — А свет? Свет же есть! — Герман гневно ткнул пальцем в потолок, словно поймав Мохова на лжи. — Он откуда здесь? Да и проходы как открываются и закрываются? Разве не на электричестве?

     — Да нет здесь никакого электричества! — Мохов взмахнул рукой. — Где ты видишь здесь лампочки? Покажи хотя бы одну!

     — Но свет же есть!

     — Есть!

     — А как он горит?

     — А вот этого я не знаю, — сказал Валентин расстроенным голосом. — Думаешь, мы не искали? Да я в коридоры целый взвод загонял! Без толку. Пробовали зеркала перекрывать, все равно ничего не получалось, источник так и не выявили. Нигде.

     — А двери? — напомнила Валерия. — Проходы, люки... Их же что-то приводит в движение!

     — Смотрели. — Мохов разочарованно махнул рукой. — Снаружи ничего не видно, все механизмы внутри, а разобрать, забраться внутрь никому не удалось.

     — Так взорвал бы... — проговорил Панама. — Гранату привязал и...

     — Себе ее привяжи! — Валентин блеснул глазами. — Сам знаешь куда. Меня големы поставили беречь и охранять комплекс, а не взрывать его.

     — Вот ты и старался, — съязвил зенитчик.

     — Вот я и старался, — подтвердил спецназовец. — Я Глиняный был! Попробуй в такой ситуации ослушаться.

     — Но сейчас же ослушался! — не унимался рыжий.

     — Ослушался, — согласился Мохов. — Я... не знаю, как это произошло, но...

     Очередной писк из ноутбука напомнил собравшимся о проблеме.

     — Ну, так куда же подключиться подзарядить аккумуляторы? — спросил Рыков.

     — Только наверху, в расположении роты, — ответил Мохов. Он чувствовал себя виноватым, хотя как можно было винить его зато, что неведомые строители не удосужились провести электричество в этот зал и вообще во все подземелье?

     — Можно еще в моем офисе, но там сейчас големов полно.

     — И что, больше никаких вариантов? — Герман с надеждой посмотрел на спецназовца. — Может, где-то у вас есть запасные аккумуляторы...

     — Есть! — радостно выкрикнул Валентин. — Как же я раньше не сообразил? Есть! Только не аккумуляторы, а генераторы! Японские. На пять киловатт.

     — Где? — в один голос спросили Толик и Герман.

     — Да там же! На складе!

     — Твою мать, что ж мы его не взяли? — Герман схватил незнакомый Рыкову автомат с коробкой магазина позади рукояти со спусковой скобой — Толик видел такой впервые — и пошел к двери. — Пошли!

     — Куда? — оторопело спросил Мохов. — Там же сейчас полно големов. Они же везде! Уверен, еще пару часов посидим, они и сюда придут!

     — Тогда тем более нужно идти, — решительно заявил, поднимаясь с пола, Курбан. До сих пор он молчал, не совсем понимая, о чем идет спор, но, когда речь зашла о деле, ни мгновения не колебался. — Раз все равно встречаться с врагом, то почему бы не рискнуть?

     Не дожидаясь ответа, он поднял шлем и нахлобучил его на голову. Сквозь открытое забрало виднелись горящие глаза, внушительный нос и усы торчком.

     — Я готов! — сказал Курбан, вешая на плечо автомат. В отличие от майора, он взял себе привычный «Калашников». Гарун молча последовал его примеру.

     — А вы куда собрались? — удивился Панама. — Для одного генератора нас троих хватит!

     — Да ты что, совсем башку потерял? — Курбан покачал головой, что должно было подчеркнуть, что он до крайности удивлен несообразительностью собеседника. — Думаешь, такой везучий, что сможешь туда пройти незамеченным и обратно вернуться таким же? Да еще мотор с собой притащить? Нет, всем идти нужно! Коль повезет, проскочим, а нет, так большим отрядом бой вести легче.

     — Он прав. — Мохов подхватил «абакан» — АН-94, такой же автомат, как и у Германа, и показал дулом в сторону лестницы. — Пойдем этим путем. Так хоть и дольше, но зато ходов много, можно поиграть с противником в прятки. Разговоры по возможности прекратить, а если уж очень припечет, вести их только на том канале, который у вас включен, я перестроил шлемы так, чтобы не попасть в частоты, используемые ротой. Наверняка големы не станут сканировать весь диапазон.

     — Так, Толик, что мне нести? — Гарун подошел к программисту, сворачивающему свою аппаратуру. — Дипломат или сумку?

     — Да что хочешь. Возьми-ка лучше дипломат! — Самое ценное представлял собой ноутбук, теперь на его жестком диске хранились все необходимые программы. Так что можно было обойтись и без дипломата. Главное, чтобы он не попал в руки противника, а об этом лучше горца никто не позаботится. Для него лучше умереть, чем опозориться перед отцом и друзьями.

     — Лера, давай я тебе помогу! — Герман протянул девушке небольшой, прихваченный специально для нее пистолет-пулемет «каштан». — Смотри, осторожнее, штука хотя и небольшая, но серьезная. В ближнем бою ему цены нет. Только учти, у него скорострельность высокая, значит, патроны быстро кончаются. Потому бей короткими очередями.

     Майор обвязал Леру ремнем с двумя подсумками для запасных магазинов.

     — А вообще, держись поближе ко мне, — сказал он.

     — Ну, эту команду я выполню с особым удовольствием, — с улыбкой сказала Валерия. Она отчаянно трусила, но старалась не показать виду. — Если ты будешь знать, что я за тобой, не станешь лезть на рожон. А это меня вполне устроит.

     — Ну что, выходим? — Панама с «абаканом» в руке и «каштаном» на боку выглядел очень воинственно. Он уже успел опустить темное забрало шлема, и теперь его можно было узнать только по приглушенному голосу. — Майор, каков будет порядок в строю?

     — Мох... Ренегат пойдет первым. Я за ним. За мной Лара, далее Стэн и Горец два. Панама и Горец один замыкают. Возражения, просьбы, пожелания? Нет? Значит, вперед.

     — Мартин, мы обязаны оповестить Алмазного.

     Свенсон заскрипел зубами. Он и сам знал, что должен был это сделать в ту самую минуту, когда обнаружилась пропажа. Гигантский мозг, управлявший орбитальной станцией и всеми големами Земли, был, по сути, еще одним роботом, только таких размеров и интеллекта, что ни у кого не поворачивался язык назвать его иначе как Алмазным. И не нужно долго гадать, что сделает робот, получив донесение о фатальной ошибке. Он просто прекратит действие сбойного процесса, удалит все последствия этой неудачи и начнет все заново. Для него десяток-другой лет ничего не значат. Жизнь, то есть работа, продолжается. И это главное.

     А вот для тех, кто стал этой ошибкой, все будет кончено. Прилетят посланцы Алмазного, безжалостные и неуязвимые Ликвидаторы. Уж они-то точно сумеют вернуть диски и программатор. А что при этом «сотрут» всех, кто попадет в их поле зрения, и в первую очередь виновников происшествия, что тут скажешь, на то они и Ликвидаторы. После них ничего не остается. И никого, кто мог бы помнить о неудаче.

     Свенсон посмотрел на Бронзового. Говоришь, нужно сообщить Алмазному? Ну нет, Ваха, этого не будет. Пока программа, заложенная в Чистильщика, позволяет ему поступать так, как он считает нужным, он будет держаться. Вдруг кому-то из големов Фаттаха или солдат спецназа удастся обнаружить беглецов? А у них окажется дипломат? Пока сохраняется эта надежда, Чистильщик может уверять себя, что ничего непоправимого не произошло и он справится с ситуацией своими силами. А пока это так, он будет ждать. Пока код, зашитый в его подсознание и управляющий его волей и рефлексами, позволяет ему делать выбор, Чистильщик будет ждать. И когда станет ясно, что своими силами прибор и диски не вернуть, — конец. Хочет он или не хочет, а докладывать придется. Вот тогда и начнется мясорубка, в которой не уцелеет никто: ни правый, ни виноватый. Зачистка будет всеобщей, так что пусть Ваха не рассчитывает, что его самого роботы-убийцы пощадят. Да они просто не знают, что это такое! А что Махмудов спит и видит, как стать Золотым вместо Свенсона, так это и дураку понятно.

     — Знаю, Ваха, знаю, что нужно, — сказал Мартин, глядя в хитрые глазки Бронзового. — Мы еще поищем, те поищут, кто хочет найти, а ты... подготовь доклад. И особо укажи, как ты своей выдумкой о мифическом предательстве Мохова выманил меня в подземелье, что и послужило причиной утери программатора и кодов.

     — Я ничего не выдумывал! — возмущенно выкрикнул Махмудов. — Мне Хранитель сообщил!

     — А вот мне он ничего не сказал. — На лице Чистильщика ясно читалось недоверие. — Если бы не твой статус Бронзового, не позволяющий сомневаться в твоей преданности делу, я бы тебя допросил по-другому. Ну ничего, прилетят Ликвидаторы, они допросят... тех, кого сразу не ликвидируют. А сейчас иди, готовь доклад.

     — Я...

     — Иди!! — Свенсон грозно сверкнул глазами и распрямился. — Иди, — добавил он уже спокойнее, — пока мне не пришлось наказывать тебя.

     Махмудов поспешно вышел из моховского «офиса».

     — Вот козел! — Сартов, все это время сидевший в стороне и молча слушавший разговор, встал и пересел за стол к Чистильщику. — Жаль, что в свое время ты не дал мне с ним разобраться.

     — Допустить драку между големами? Между Бронзовыми? — Швед с укором посмотрел на Георгия. — Вы здесь, в России, совсем, ребята, озверели. Что с вами происходит? Вы как будто специально меня подставляете! Программа, что ли, перестала вас сдерживать? Но такого не может быть! Она или есть и вы Бронзовые, или ее нет и вы...

     — Мартин, не заморачивайся! — Горик примирительно положил ладонь на запястье Чистильщика. — Не суди обо всех по этой... твари. Клянусь, если бы не ограничения, налагаемые на големов, я бы давно его... в расход пустил. Понимаешь, в Первопрестольной я общался со многими нашими — и с простыми Глиняными, и с Бронзовыми, которые держат города и регионы... С Чистильщиками довелось встречаться, с теми, которые контролировали перевозки, а потом прибыли гасить Прорыв. Даже Золотой почтил меня своим вниманием. И все, поверь, Мартин, все големы между собой различались так же, как люди. Они сохранили в себе качества тех индивидуальностей, кем были до... «мобилизации». И если мы ошиблись и возвели в ранг избранных гада, так он и останется гадом. На Востоке люди мудрые, не зря говорят: приручить можно волка, змею — никогда. Мы — волки. Может, кто и собакой себя чувствует, кто обезьяной... Но Ваха точно змея! И чем раньше ты это поймешь, тем лучше будет.

     Свенсон тяжело качнул головой и, подняв глаза, встретился взглядом с Бронзовым из Москвы.

     — Наверное, ты прав. Даже скорее всего прав, — согласился швед, — вот только пользы от этой правоты пока нет. И вряд ли будет. Мы все... не долго уже осталось. В чем-то Махмудов прав — пора докладывать Алмазному. В то, что мы найдем программатор, верится все меньше и меньше.

     — Ну, это ты зря! — Георгий поежился. Ему совсем не хотелось расплачиваться собственной шкурой за других, но сбежать он не мог, код долга перед старшим големом не позволял. Вот если бы Свенсон сам послал его с каким-нибудь поручением, тогда другое дело. А по-другому никак, сиди и жди своей участи. Хочешь не хочешь, а разделишь судьбу всех. Так что единственная возможность прожить подольше — это поддерживать веру Чистильщика в то, что все кончится хорошо. — Шансы у нас есть.

     — Какие? — Швед понимал, что Сартовым движет не сочувствие, а желание спасти свою шкуру, но это-то и ободряло. Значит, драться за жизнь он будет до конца. Георгий мужик не глупый, дураков Уколов возле себя держать не стал бы. Может, предложит что-то дельное. — Ну-ка выскажи свою оценку той задницы, в которой мы оказались.

     — Во-первых, комплекс — это не Москва и даже не Махачкала, здесь долго не попрячешься. Все выходы перекрыты, дороги патрулируются. Так? — Горик загнул палец. Не следуя новой моде разгибать их при счете, он по-прежнему загибал.

     — Ну, с натягом соглашусь, — кивнул Мартин. — Давай дальше.

     — Второе. Программатор. — Чистильщик едва заметно вздрогнул, но и это легкое движение не ускользнуло от Бронзового. Ему подумалось, что это неплохо, Чистильщик боится, значит, будет податливее. — Рыков, а дипломат, по всей видимости, у него...

     — Откуда такая уверенность? — Свенсон поднял брови, выжидательно глядя на Георгия.

     — Просто я этого парня хорошо знаю. — Горик провел рукой по горлу, некогда разорванному Анатолием. — Это в его стиле — такие сюрпризы преподносить. Да и твои... киношники... Им-то зачем программатор? Они скорее бы к телефону рвались, к связи.

     — Резонно, — согласился швед. — Ну хорошо, допустим, аппарат у Рыкова. Что это нам дает?

     — Есть два варианта. Первый: он действует в одиночку. Нас бы он устроил больше всех. Тогда рано или поздно он вынужден будет сдаться нам...

     — А если он сам себя сделает Золотым? — перебил его Свенсон.

     — Значит, у нас будет новый Золотой. Ведь, попав под программу, он станет одним из нас, будет так же предан Кытмиру, как и все остальные. — Георгий понимал, что своим предположением лишает Мартина надежды самому стать во главе големов, но зато все уладится и Ликвидаторы останутся на борту орбитальной станции. Швед должен это понимать. Статусу Чистильщика, конечно, далеко до Золотого, но это все же лучше, чем смерть. Ну-ка, попробуем подсластить пилюлю и преподнести все под другим соусом. — Только я сомневаюсь, что этот трансформер добровольно захочет стать нашим, я его достаточно изучил. Так что, скорее всего, он просто таскает программатор с собой и, я думаю, мы сможет договориться.

     — Договориться? О чем? Что мы можем такого ему предложить? У него все, а у нас ничего.

     — Да, но он наверняка не знает, что у него в руках. А мы можем пообещать ему свободу. Скажем, что он может ехать в Москву, мы не станем его преследовать. Да что угодно можем пообещать, лишь бы вернуть программы и программатор.

     — Ладно, это, как ты сказал, оптимистический вариант, — согласился швед. — А пессимистический?

     — Я бы не стал называть его пессимистическим. — Георгий откинулся в кресле и закинул ногу на ногу. — Хлопотный, это да. Потому что если беглецы объединились, нам придется возиться со всей компанией. Уговаривать, доказывать...

     — Ну, это ерунда! — Свенсон, ожидавший чего-то потруднее, приободрился. — Наоборот, если мы подстрелим кого-нибудь из них, Рыков станет только податливее и сговорчивее.

     — Не скажи! — Рука Бронзового вновь машинально вернулась к горлу и легко погладила невидимые шрамы. — Ох, не знаешь ты его! Боюсь, что разозлить его было бы самой большой глупостью с нашей стороны. Нет, Мартин, готовься договариваться, а не воевать.

     Разъяренный Махмудов выскочил из пещеры и со злости пнул попавшийся под ноги камешек. Проклятый швед, еще никто не позволял себе разговаривать с Вахой в таком оскорбительном тоне. А если кто и позволил, так долго не прожил. Даже Золотой, и тот относился к Махмудову с подчеркнутым уважением. Понимающий был человек... голем. Не то что этот. Куда ему в Золотые? Чистильщика и то незаслуженно получил. Не зря же его в резерве держали. Был бы путный, его в дело бы пустили, а то вечный запасной. Только тогда о нем и вспомнили, когда все порядочные погибли. А он... фуфел, фуфел... Навез каких-то уродов суматошливых, вот и завалил все дело. Сам Золотым не стал и другим всю жизнь испортил. И нет чтобы самому отвечать, так и его, Ваху, хочет за собой в могилу унести. А что, уйдет сообщение наверх, и все. Налетят Ликвидаторы и камня на камне не оставят, всех в капусту покрошат. Всех без разбора. Если только не подстраховаться как следует.

     А уж подстраховываться-то Махмудов умел, иначе не достиг бы нынешнего положения. И терять его из-за каких-то киношников заезжих с недотепой Чистильщиком во главе ему не с руки. Ваха не дурак, план своего спасения всегда в голове держит. Перейти на сторону сильного — не предательство, а гибкость ума. Правда, идея не нова, можно сказать, стара, как само человечество, еще Каин первым обнаружил данный способ решения проблемы, как устранить конкурента, но разве от времени он стал хуже? Главное, в какую обертку вложить конфетку. А уж в этом Вахе равных нет. Зря Свенсон думает, что погибать они будут в одной лодке. Махмудов пока умирать не собирается, у него на Земле еще много дел осталось.

     Бронзовый коротко свистнул в ультразвуке. Из-за угла показалась тень, послышался ответный свист. Это был Малик, телохранитель Махмудова. Он пришел с Фаттахом — этот раньше сюда не являлся из соображений конспирации. Лишние люди не должны были появляться в районе комплекса. Но теперь, когда под угрозой не только секрет, но и само существование всего проекта, надобность соблюдать установленные правила отпала. Если быть точнее, Ваха сам их отменил. Выгорит задуманное, он сам будет законы издавать. А провалится, так и ответ за все один.

     — Тихо? — чуть слышно спросил Бронзовый.

     — Да, — ультразвуком ответил Малик. — Сапоги все на постах, Таран только что выходил, затем назад ушел. Думаю, в подземелье спустился».

     — «Хаммер» мой где?

     — Да там, — Малик показал назад, на дорогу, — в километре стоит.

     — Веди! Мне переговорить кое с кем нужно.

     — Так вот же «додж» стоит. В нем такой же аппарат, как у нас. Я сам смотрел. — В голосе телохранителя звучало недоумение.

     — Такой же, да не тот! Веди, сказал!

     Щелчок в динамиках больно ударил по ушам, и Рыков, потерявший счет поворотам и переходам, вскинул голову. Убаюканный мерным движением и привыкший видеть перед собой спину Гаруна, он настолько ушел в размышления, что стал забывать об опасности. А она была рядом, не зря же спецназовец, шедший впереди, вскинул руку в предупреждающем жесте. Значит, что-то увидел. Спросить бы, что, да нельзя — договорились выходить в эфир только в случае крайней необходимости.

     В наушниках щелкнуло еще раз. Толик подумал, что это сигнал к продолжению движения, но Валентин руку не опускал. Пользуясь этим, программист сунул руку под шлем. Нащупав там кнопку регулировки, он убавил громкость. И вовремя — в динамиках затрещало сильнее. Создавалось впечатление, что кто-то общается морзянкой, Рыков даже различил отдельные буквы, но сложить из них слова не сумел. Радиообмен внезапно оборвался. Мохов опустил руку и снял шлем, повернув к спутникам улыбающееся лицо. Затем, не говоря ни слова, показал руками, чтобы все оставались на местах, дескать, вперед пойдет он один. По его виду не трудно было догадаться, что его зовет кто-то свой.

     Пользуясь моментом, Толик быстренько стащил с головы надоевший шлем и подошел к Герману. Тот тоже снял шлем, но вместо улыбки Рыков увидел сердитую физиономию майора.

     — Ты чего самовольничаешь? Команды оголять кочан не было.

     — Так я по жизни самовольщик, — с усмешкой сказал Толик, вспомнив, что именно так его называли големы. — А что касается команд... так мы не в армии.

     — Да пойми ты, дурья башка, что именно твоя голова нам сейчас важнее всего! — Герман шлепнул ослушника по лбу снятой перчаткой. — Ты же вся наша надежда. И отвечаешь не только за себя, не только за нас, но и за всю Землю. За всех людей. Понял?

     Толик кивнул, мол, все понял, и, сделав шаг вперед, выглянул из-за угла. Ему была приятна такая высокая оценка его скромной персоны, да только у него была своя собственная точка зрения насчет того, как себя обезопасить. Интуиция подсказывала, что его главное оружие — это интеллект, а что стоит интеллект без информации? Вот потому и необходимо ее собирать везде, где только можно.

     Герман схватил его за плечо и попытался оттащить назад, но Толик не поддался. Уж больно интересно было ему посмотреть, с кем это разговаривает Мохов.

     Большинство бойцов из роты «краповых беретов» Толик знал лично, недаром сидел месяц у них под замком, а потому прапорщика Тараненко он узнал сразу. И даже вспомнил, что он командир второго взвода. Режим в импровизированном «замке Иф» был строгий, а слухов о Рыкове ходило много. По этой причине, дабы избежать непредвиденных осложнений, командование в лице Мохова издало приказ, согласно которому посещать заключенного, даже с целью кормежки, можно было только по двое. А так как солдат не хватало, иногда этим вторым оказывался прапорщик. Из обрывков слов, а спецназовцы не могли не общаться друг с другом, Толик все и узнал — как кого зовут, кто какой и кому повезло со взводным. Попавшие во второй взвод к Тараненко считались везунчиками...

     — Я не знаю, товарищ капитан, — услышал Рыков, форсировав слух. — Нам же не говорят ничего, все только орут... Один кричит, чтобы бросали посты и бежали искать вас... и тех, кто убежал, особенно того парня из Москвы. Другие, наоборот, требуют, чтобы все оставались на постах. А о том, чтобы подменить ребят или хотя бы еду развезти, никто и не заикается.

     — Виктор, никого не слушай. — Мохов положил руку на предплечье прапорщика. — Делай, как я тебе говорю. Втихую собери бойцов... и уходи отсюда. Скоро здесь начнется такое, что...

     — Товарищ капитан... — Голос Тараненко дрогнул. — А можно мне с вами? Я ведь долго думал над тем, что вы мне говорили. И все понял.

     — Витя, братишка, — Мохов отрицательно дернул головой, — ты даже не представляешь, во что хочешь ввязаться. Это...

     — Да плевать! Мы с вами в разных передрягах бывали. И я вас ни разу не подвел. Вы же знаете!

     — Знаю, Витя, знаю. Именно потому прошу, а не приказываю.

     — Я не уйду.

     — А ребята? Если они останутся одни, без командиров...

     — Есть же Куликов, пусть он...

     — Нет Куликова. И первого взвода нет, — мрачно сказал Валентин. — Погибли они все. За хрен его знает кого погибли. Пусть хоть остальные уцелеют, а для этого их надо увести отсюда как можно дальше. Я очень надеюсь на тебя. Ты должен спасти их, но так, чтобы об этом ни одна живая душа не знала. Если вас перехватят, вали все на меня. Говори, что это я приказал всех собрать и... идти в селение. Понял?

     — А если спросят, где вы? Куда их отправить? Где вас точно не будет?

     — Куда... Помнишь то место, которое ты нашел, когда спирт искал?

     — Помню. — На лице Тараненко появилась грустная улыбка. — Еще бы не помнить!

     — Значит, так и скажешь. Что я там прячусь. Тем более что там кое-какое тряпье осталось. Пусть Ваххабит сжует его от злости. Но лучше не попадайся. Сам знаешь, Махмудову сейчас только в кайф злость на ком-нибудь сорвать.

     — Да, вот чего-чего, а злости у него в избытке. На всю роту хватило бы. Притащил сюда весь свой отряд. Ходят... заросшие как попы, на всех как на дерьмо смотрят. Бойцы обижаются, говорят, дали бы возможность сойтись один на один, вот тогда видно было бы, чей взгляд тверже.

     — Значит, не зря мы их воспитывали. — В голосе Валентина слышалась гордость командира за своих подчиненных. — Теперь сам понимать должен, что таких... мы просто обязаны уберечь. Все, Вить, давай, времени больше нет!

     Ротный и его командир взвода обнялись.

     — Я... не оставлю вас! Я их отправлю, а сам вернусь, -пообещал Тараненко. — Обязательно вернусь...

     Толик едва успел спрятать голову. Он был тронут проявлением настоящих мужских чувств и не хотел, чтобы Мохов узнал, что его подслушивали, и почувствовал себя неловко. Прислонившись спиной к холодному камню, Толик подмигнул Герману, мол, все в порядке, а сам подумал, что, может быть, впервые в жизни завидует Мохову, у которого такой друг. А у него самого найдется ли друг, который без колебаний встанет рядом в миг наивысшей опасности и даже не станет спрашивать: прав он или не прав?

     — Все нормально, — сказал Мохов, выходя из-за угла. Глаза его блестели. — Мы можем идти. Все складывается удачно, путь к складским помещениям свободен, а впереди нас прикроют...

     Паша Хомяков довольно потянулся. Короткий отдых и сытный обед — что еще нужно, чтобы восстановить силы после прогулки по подземелью? Тем более такой легкой. Паша в людях разбирался неплохо и сразу же почувствовал, что Бронзовый, которого ему поручили сопровождать, вовсе не горит охотничьим азартом. А еще узнал, что тот вот-вот пойдет на повышение и станет Чистильщиком и самым приближенным лицом у Золотого.

     Сержант Хомяков как никто другой интересовался големами. Как только Паша узнал о том, что есть существа, превосходящие простых людей своей силой, могуществом, возможностями, он сразу же понял — это для него. Он тоже хочет быть таким. И был первым, после командиров взводов, кто лег под капельницу, чтобы получить свою дозу «Авиценны». Но этого ему показалось мало. Пользуясь тем, что все бегали в поисках пропавшей бочки спирта, Хомяков стащил канистру с раствором и спрятал ее среди пустой тары. Паша был уверен, что, отпивая из нее каждый день по сто, а то и по двести граммов, он наберет такую силу, что Золотой, посмотрев на него, сам захочет сделать его Бронзовым. А то, что встреча с Золотым обязательно произойдет, в этом сержант не сомневался. Не зря же здесь такой комплекс отгрохали. Самый настоящий командный пункт Вторжения. Так что в нужный момент в нем обязательно объявится высшее руководство.

     Так и получилось! Правда, с будущим Золотым встретиться пока еще не удалось, но зато расположение его помощника из Москвы Паша точно завоевал. А это уже немало. Теперь бы еще и швед его заметил... С поручением каким-нибудь послал... Или приказал похитить кого-нибудь... Они с Кочаном давно план подготовили, как проявить себя в той или иной обстановке. Славка Воронцов, он хоть и рядовой, но голова работает, и погоняло — Кочан — получил не за то, что дурак, а вовсе наоборот. Такое мог придумать, что и Вахе не снилось. Вот уж кто противный, так это Махмудов. Паша, как станет Бронзовым, сделает все, чтобы выдавить из района тупоголового и крикливого Ваххабита. Не по нему такой важный объект. Или, если Ваха так важен големам, пусть тогда Хомякову дадут какой-нибудь большой город. Он там такой порядок наведет, что... В общем, все еще узнают, кто такой Павел Хомяков!

     Но для этого нужно хорошо стартовать, а раз так, необходимо все время держаться на виду у Свенсона и Сартова. Вот кто будет решать, кому кем стать. Надо, чтобы они постоянно чувствовали присутствие такого нужного парня, как он. На это не жаль тратить время.

     Так Хомяков и действовал. Зная, что Чистильщик и Бронзовый из Москвы засели в офисе, сержант принял единственное, как он считал, верное решение — принялся неустанно патрулировать коридор, где располагался вход в подземный штаб Мохова, вышагивать из конца в конец и ждать своего часа. Как в кино, что привозили им для патриотического воспитания. «Туда хожу, гуляю! Сюда хожу, гуляю!», говорил старик, отец солдата. Вот и Паша тоже... «гуляет». Уже все трещинки в обеих стенках изучил, пока шествовал «туда» и «сюда».

     Неожиданно — Паша как раз дошел до дальнего угла — из коридора, ведущего к подземелью, выскочил прапорщик Тараненко и быстрым шагом направился к выходу на поверхность. Паша прижался к стене, попадаться на глаза взводному не хотелось. Он хоть и не прямой его командир, но в отсутствие лейтенанта Куликова припашет будь здоров! А кому охота выслуживаться перед тем, кто в иерархии големов все равно высоко не поднимется? Прапор он и есть прапор. В армию пошел не за званием, потолок — еще одна звезда на голый погон. Просто не надеется пристроиться на гражданке, вот и пошел.

     Хомяков подождал, пока смолкнут звуки шагов командира второго взвода, подошел к повороту, откуда тот вышел, и заглянул за угол. Делать все равно нечего, если големы надумают выходить, он сразу услышит и отсюда. Слава богу, люки открываются не бесшумно. Паша привалился к стене и застыл, томимый скукой, в ожидании хоть какого-то развлечения. Ну ничего, небось скоро с докладами к руководству начнут бегать, не для того же здесь Свенсон, чтобы в тиши кабинета сидеть...

     Томился он недолго — из шедшей параллельно галереи донеслись звуки шагов. Шли сразу несколько человек. Интересно! Куликов, что ли, с ребятами возвращается? Или это патруль големов Фаттаха?

     Оказалось, ни то, ни другое. Из-за своего угла Хомяков увидел, как по соседнему коридору прошли люди в форме, но без знаков различия. На головах у них были такие же шлемы, как те, что хранились на складах НЗ роты, но самое странное было не в этом. Шлемы, в конце концов, могли взять и свои. А вот женщины ни у кого нет — ни в роте, ни, тем более, у ваххабитов. А в том, что это женщина, притом не какая-то там, а именно та, которую он, Хомяков, самолично арестовывал, — сомнений не было. Пусть она тоже в шлеме и бронежилете, но Паша-то прекрасно помнил ее длинные светлые волосы и перепачканную одежду. Сейчас она была не такая грязная, наверное, почистилась, но ведь не слепой же он! Это та самая Попова, которая была задержана у озера и вместе с молодым кавказцем доставлена в расположение подразделения. И теперь она на свободе, да еще с оружием в руках? Уж что-что, а «каштан» Хомяков знал, как свой штатный АКМ. Сам на него глаз положил.

     Затаив дыхание, сержант пересчитал идущих. Семеро, включая женщину... Наверняка и тот кавказец с ними, жеребец телки этой белобрысой. Но это же... черт знает что! Нужно немедленно оповестить ротного. Беглецы ходят по комплексу, как у себя дома, да еще и имуществом ротным пользуются. Бардак! Пусть Мохов объявляет тревогу... или...

     Стоп!!! Стоять, Паша, стоять, не торопиться! Куда тебя несет, дурак? Дурак и есть.

     Ждал шанса, а когда он сам плывет в руки, чуть не упустил. Зачем ему Мохов, когда можно самому отличиться перед Чистильщиком или даже перед Золотым? Челнок уже прилетел, вот-вот будут звания раздавать... Вот чучело, еще чуть-чуть... и свою удачу ротному подарил бы. За какие такие заслуги? Не, ребята-демократы, так дело не пойдет! Удача ему самому пригодится. Она не всякому дается, ее любить-лелеять нужно!

     Так-так, только не спешить. Нужно думать, думать... быстро думать. Что у нас есть? Два очевидных варианта. Первый — вбежать в офис и доложить о посторонних. Отпадает, так можно облажаться. Пока он будет чухаться, эти могут уйти так далеко, что потом их с собаками не найдешь. Тем более что Ваххабит всех собак на десятки километров вокруг разогнал. Нет, не вариант.

     А если пойти за ними? Должны же они где-то остановиться? Залечь, спрятаться, пересидеть. Или надеются вырваться, уйти... Нет, это невозможно, на поверхности все перекрыто так плотно, что мышь не проскочит, а тут отряд целый. Да, но они-то этого не знают — что наверху все перекрыто. Хотя... ведь кто-то же снабдил их обмундированием и оружием. Значит, и информацией снабдить мог. Тогда они точно будут искать лежку. Значит, вперед, за ними. И до упора. А потом бац — и Золотому козыри на стол!

     — Ну вот и отлично! — Махмудов вышел из «хаммера» и, не захлопнув дверцу, привалился спиной к высокому борту. На его лице сияла довольная улыбка. — Все, Фаттах, готовься, твой час пришел! Пришла пора показать, на что способны твои люди!

     — Спасибо, хозяин! — Командир отряда Глиняных приложил правую руку к груди и склонил голову. — Все сделаю, ты только прикажи.

     — Собирай людей! — Махмудов повернулся к телохранителю. — Малик, вызови на связь всех командиров групп! Пусть будут готовы, я сейчас каждому укажу задачу.

     — Понял, босс! — Телохранитель достал рацию и отошел в сторону.

     — Фаттах, этой ночью все должно решиться. — Ваха приобнял за плечи своего доверенного голема. — Или мы победим... Впрочем, зачем нам красивые слова, пусть так бабы друг друга подбадривают. А ты... Я сделал хорошую ставку и выиграл. Скоро прилетят Ликвидаторы.

     — Ликвидаторы? — переспросил Фаттах, поднимая испуганные глаза к звездному небу. — Зачем?

     — Затем, что хватит миндальничать, пора кончать с этим «можно, нельзя, нас заметят, мы должны соблюдать конспирацию»! Все, хватит! Пояс вокруг Земли практически готов. Системы обнаружения и наведения тоже. А значит, пора брать планету в свои руки и объявлять этому дерьму, кто они на самом деле! А то размечтались! Человек, видишь ли, звучит гордо... Посмотрим, посмотрим.

     — Но тогда зачем нужны Ликвидаторы? — Фаттах зябко поежился. — Они же всех нас...

     — Не по нашу душу они здесь... поработают. — Бронзовый плотоядно улыбнулся. — Наша задача — заставить чужаков к назначенному часу выползти на поверхность, чтобы Ликвидаторам не пришлось в подземелье... работать. Оно нам самим пригодится... потом. А то Ликвидаторы там такого натворят, что нам потом еще лет сто защитный пояс не включить.

     — Так это все из-за каких-то беглецов? — удивился Глиняный. — Трех, нет, четырех, мужиков и одной бабы?

     — С ними трансформер московский... Не простой трансформер, хитрый очень и сильный. Бронзовый, что следом за ним приехал, рассказывал, что тот один раз его уже убил.

     — Бронзового?

     — Да, только не в этом дело. — Ваха зло скривился. — Мохов, сволочь, на их сторону перебежал.

     — Мохов? Капитан?

     — Да! Я Свенсону сказал, а он не верит.

     — А ты откуда узнал?

     — Хранитель рассказал.

     — Как это Хранитель? — опешил Фаттах. — Он что, по-нашему лопотать научился?

     — Нет, только со мной. Я хотел, чтобы он и Чистильщику рассказал... И он рассказал, да Свенсон верить не захотел. Про то, что Мохов с привязи сорвался... Считает, выдумки это мои. Дескать, из личной неприязни к капитану. А ведь не зря я его терпеть не мог. Нутром чувствовал, что предаст. Хранитель, а он врать не умеет, тоже так считает. И ты посмотри только, как все это вместе связалось: могучий трансформер, сапог-предатель, Чистильщик, который не верит своему Бронзовому. А вот и результат — похищен программатор с нашими новыми кодами.

     — Что?! Программатор?

     — Вот потому и прилетят Ликвидаторы. — Махмудов самодовольно посмотрел на посеревшее лицо Фаттаха. Ему нравилось показывать подчиненным свое могущество. — Да не трясись ты так! Я же всегда говорил: кто мне предан, тому нечего бояться.

     — Но... как же... Ликвидаторы? Они же всех... без разбора! — Ноготь большого пальца голема прочертил полосу на шее.

     — Я же сказал, моим людям нечего бояться. Я всегда думаю о своих людях. Они прилетят ровно в три часа утра. Предупреди командиров, чтобы к этому времени никого в комплексе не оставалось. Без четверти три, что бы ни произошло, всем погрузиться на машины и назад, на нашу базу. Я лично спрошу с каждого, кто не выведет своих людей, до... часа смерти.

     — Так Ликвидаторы зайдут в комплекс или нет? — спросил Фаттах.

     — Зайдут, но наша задача — сделать так, чтобы у них там было как можно меньше работы. — Ваха очертил круг, показывая зону работы Ликвидаторов. — Они будут уничтожать всех, кого найдут, пока не вернут себе программатор и диски. Да и потом, пока роботы-убийцы не вернутся на корабль, лучше не высовываться и под линзы их объективов не попадать. Но после того как они улетят, кто останется поднимать комплекс? Я! А тогда зачем усложнять свою задачу? Лучше поберечь оборудование и что в наших силах — сделать самим.

     Прапорщик Тараненко был разочарован и расстроен. Командир на него надеется, а он... Черт, это же сказать кому, не поверит, — в такой ответственный момент отказала рация! Правда, объективности ради надо заметить, что Виктор не раз докладывал ротному о слишком быстрой разрядке аккумуляторов в хваленых «Kenwood», но разве сейчас от этого легче? Впрочем, тушеваться рано, есть еще два способа решения проблемы — доехать до ближайшего поста и воспользоваться рацией кого-то из бойцов... Нет, не доехать, а добежать. Нельзя привлекать внимание големов. А еще можно вернуться и взять шлем, такой же, как у командира. И никуда бежать не придется. Вызвать «Одиннадцатого» — сержанта Минакова, своего заместителя, и поручить ему, собрав оставшихся бойцов, пешим строем отправиться в... Махачкалу. Пока они дойдут, пока разберутся, здесь уже все кончится. Ребята останутся в стороне, а он с чистой душой может присоединиться к Мохову. Вдвоем они такого могут натворить, что... не каждому голему под силу.

     Недолго думая, Тараненко бросился назад в подземелье. Знакомая, тысячу раз топтанная дорога на этот раз показалась прапорщику бесконечно длинной и неудобной. Вниз, коридор, вниз, стараясь не греметь подошвами тяжелых ботинок, пробежать мимо «офиса», потом поворот налево, коридор, налево, коридор... А это еще кто? Да это же Хомяков, заместитель лейтенанта Куликова, командира первого взвода.

     — Хомяков? Ты откуда это бежишь?

     — Тов-ваа-рищ прапорщик? — Глаза Павла бегали из стороны в сторону. — Я... вы... я...

     Виктору показалось, что сержант вовсе не хотел этой встречи и даже испугался, но он тут же отогнал от себя эту мысль. Хотя Хомяков служил в соседнем подразделении и по службе они тесно не соприкасались и трений между ними не было, Тараненко не раз ловил себя на том, что не одобряет выбор Куликова, что, будь он на месте лейтенанта, ни за что не поставил бы Павла на эту должность. Виктор и сам не мог сказать, почему этот парень вызывает у него такую неприязнь, сам себя ругал за это, но ничего поделать с собой не мог. Вот и сейчас... может, сержант просто растерялся, а ему бог весть что лезет в голову.

     — Ну? Так откуда ты бежишь и куда?

     — Я... мне... мне Чистильщик приказал, — промямлил Павел. — Он мне приказал найти капитана Мохова и доложить, где он.

     — Ну и как, нашел?

     — Ну, я... это... — Сержант явно не хотел делиться информацией. — Мне Чистильщик приказал конфиденциально. Чтобы никому... даже вам!

     — Что, вот так и приказал — смотри, засранец, чтобы прапорщику Тараненко ни слова? — Виктор усмехнулся. Все понятно — Хомякова нельзя отпускать, не выкачав из него все, что тот знает. — А я-то и не догадывался, что пользуюсь такой популярностью. Смотри-ка, Чистильщик и фамилию мою запомнил!

     Говоря это, Тараненко, сам еще не понимая для чего, протянул руку и сдернул рацию с пояса сержанта.

     — Ну-ка, дай я проверю свою балалайку, барахлит зараза, — пояснил он оторопевшему от такой бесцеремонности сержанту. — Так что ты говорил про капитана? Где ты его нашел? А то мне доложиться ему нужно, а где он, понятия не имею.

     — Да откуда ж я знаю? — удивился Хомяков. — Я, как с Бронзовым вернулся, его еще не видел.

     — Тогда куда ты спешишь? — Виктор тоже изобразил на лице удивление. — Докладывать, что не нашел его?

     — Нет... ну, я вообще... хотел... сообщить... — Глаза сержанта внезапно округлились. — Ой, товарищ... Чистильщик!

     Тараненко обернулся и увидел, что из-за угла действительно выходит Свенсон. Да еще в сопровождении Сартова. Черт, как же не вовремя!

     Хомяков ужом скользнул мимо зазевавшегося прапорщика и, перейдя на строевой шаг, вскинул руку к голове:

     — Разрешите доложить!

     Мартин растерянно посмотрел на него и перевел взгляд на Тараненко, но, увидев, что тот в недоумении разводит руки, вновь уставился на сержанта.

     — Ну, чего ждешь? Давай, говори! — вмешался Горик. — Рассказывай, что за цирк тут у тебя.

     — Я... я... — И тут Павел с ужасом понял, что из-за этого придурка Тараненко не подготовил четкий доклад. Краткий, емкий и информативный, как учил Мохов. Чтоб от зубов отскакивало! — Тут такое дело... Вы же искали беглецов?

     — Ну?! — насторожился Мартин. — И что?

     — Я знаю, где они! Все семеро!

     — Что?! — Лица големов засветились неподдельным интересом. — И где же они?

     «Семеро?» — молнией пронеслось в голове прапорщика. Но беглецов, включая того, первого, было всего пять! Откуда же еще двое взялись?

     — Да здесь, неподалеку! В складе готовой продукции! — Хомяков не скрывал торжествующей улыбки. — Только нам нужно подкрепление, они уже успели вооружиться! И еще камуфляжку новую надели! Шлемы наши... тоже!

     Шлем! Ротный был в шлеме! Черт, это же ротного Хомяк проклятый сдает! Валентина!

     — Они туда тележку с генератором потащили зачем-то! — продолжал зарабатывать баллы сержант.

     — Скажи, а ты не видел, — спросил Сартов, — не было у них дипломата? Небольшого такого... грязновато-коричневого?

     Подталкиваемый интуицией, Виктор завел руки за спину и незаметно включил рацию сержанта. Нажал два раза на кнопку включения передатчика, затем, после короткой паузы, еще три.

     — Кажется...

     — Кажется, что видел? — Глаза Георгия блестели. — Или видел?

     — Вроде бы несли... Да, точно! — вспомнил сержант. — Тот, что за бабой шел. У него еще «каштан» на боку висел. Это я хорошо запомнил! Сколько раз просил капитана Мохова, чтобы разрешил их в патруль брать, а тот все не разрешал! А эти пришли и сами взяли.

     Тараненко, не разнимая рук, повторил предупреждение. Он очень надеялся, что командир услышит сигнал и успеет уйти. Или, по крайней мере, не даст застать себя врасплох.

     — Это далеко? — Свенсон понял, что пришла пора действовать. — Ну, то место, где ты их оставил?

     — На этом же уровне! — бодро сообщил сержант. — Три перехода отсюда. Сейчас вот в тот коридор, там...

     — Показывай! — прервал его Сартов. — Давай иди вперед!

     — Но они же... У них автоматов, как у вас зубов!

     — Твою мать, ты еще мои зубы считать будешь! — прикрикнул на него Георгий. — Давай иди, а с оружием мы сами разберемся.

     — Тревога! — Мохов схватил лежавший на полу шлем и повернул его так, чтобы всем были слышны щелчки, доносившиеся из динамиков, от расстройства забыв даже, что такие же шлемы есть у всех.

     — Ну и что? — воскликнул Панама. — Щелкает!

     — Это сигнал! — Валентин потряс шлемом перед собой. — Сигнал! Им мы всегда пользуемся в тех случаях, когда нельзя сообщить открытым текстом. Три нажатия... Тьфу, два нажатия, затем три. Сюда идут!

     — Сворачиваемся! — Герман метнулся к генератору и, заглушив двигатель, стал сматывать кабель, идущий к ноутбуку. — Толик, ты хоть немного успел зарядиться?

     Рыков оторопело застыл на мгновение, потом с обреченным видом снял присоски с висков. Нет, что ни говори, а чистая наука и армейские условия — это две абсолютно несовместимые вещи.

     — Сворачиваемся, Толик, сворачиваемся! — Герман посмотрел в глаза Рыкова и, увидев отсутствующий взгляд, показал «абаканом» на выход. — Сюда идут, нам нужно сматываться! Гарун, помоги ему! Лера, ты как, готова? Ну все, тогда пошли.

     — Эй, летун, подожди! — Геннадий показал рукой на генератор. — А с этим как? С собой потащим?

     — Пока будет возможно, да! — Александров твердо посмотрел в глаза Панаме. — И потащим его мы с тобой. Помогать будут Толик и Гарун. Мохов впереди, Курбан прикрывает. Все, вперед! И предельное внимание! Всем слушать эфир и следить за жестами того, кто находится во главе колонны.

     Словно давая понять, что время для разговоров вышло, Герман надел шлем и кивнул Валентину. Началась очередное перемещение.

     — Действуй! — прошептал Свенсон. Он и Сартов заняли позицию по левую сторону от люка. Тараненко на всякий случай прижался к стене по правую. Открывать же проход приказали Хомякову. — Ну, чего стоишь?

     Сержант робко прижал руку к панели. По всем выкладкам получалось, что его поставили на линию огня, — вот тебе и первая благодарность! Теперь в случае чего первые пули достанутся ему.

     — Да нажимай ты! — На глазах у изумленных спецназовцев рука Сартова вдруг стала длинной-длинной и толкнула панель.

     Одновременно Чистильщик поставил перед собой мощный прозрачный энергетический щит ярко-зеленого свечения. Под его прикрытием он смело шагнул вперед и... увидел, что необходимости держать щит никакой не было. Зал был пуст.

     — Ну, и где же те, о ком ты нам говорил? — спросил Тараненко, повернувшись к Хомякову. — Паша, ну что ты вечно со своими выдумками? Такие люди, а ты... Нехорошо получается. Вы уж простите...

     — Прапорщик, постой! — Сартов быстро прошел вперед и остановился, настороженно осматриваясь и втягивая носом воздух. — Похоже, ты зря сержанта винишь... Чувствуете? Запах чувствуете? Прямо как будто в Москву вернулся!

     — Ты прав, — сказал Свенсон. — Здесь только что работал двигатель. А так как машины в подземельях не ездят, то получается, что молодой человек говорил дело!

     — Но тогда где же они? — Тараненко демонстративно покрутил головой.

     — Искать! — закричал, спохватившись, Мартин. — Искать! Быстро искать! Куда они могли пойти?

     — Сколько здесь выходов? — подключился Горик. — Куда они идут?

     — Два. — Виктор пожал плечами. — Не считая того, через который мы вошли.

     — Черт! — Глаза Свенсона забегали по стенам.

     — Да, еще из того, — Хомяков показал за спину шведа, — есть разветвление. Можно прямо пойти, а можно вниз...

     — Мартин, у них генератор, — напомнил Георгий, — они не могут двигаться слишком быстро.

     — Горик, бери сержанта и посмотрите ход вниз, — решил Свенсон,. — а мы с прапорщиком займемся верхними...

     — Не пойдет. — Сартов машинально погладил рукой горло. — Нас и так слишком мало, чтобы делиться. Нужно вызывать подмогу.

     Чистильщик повернулся к Тараненко:

     — Где твои солдаты? Хотя нет, толку от них все равно будет мало. Сделаем так. Сейчас на подходе к комплексу должен быть Ваха со своими людьми. Пусть кто-нибудь из вас... ну, хотя бы ты, — палец Свенсона ткнулся в Хомякова. — Вернись в офис, установи связь с Махмудовым и вызови его сюда. Пусть берет людей побольше. Доложишь ему обстановку. Пусть идет на перехват. Сектор ты знаешь, так что сетью пусть идет, сразу по всем уровням. Все, давай! А мы, — Мартин повернулся к Сартову, — пока проверим горизонтальные ходы. Искать будем по запаху, генератор на бензине, а он не может не оставить след в воздухе.

     — Быстро, быстро! — Мохов нервно обернулся и посмотрел на отстающих. — Давайте генератор сюда! Пусть он постоит здесь до лучших времен.

     — Жаль, конечно, бросать, но что поделаешь! — Герман помог товарищам затолкать тележку в открывшийся зал. — Ух, как же мне все это надоело! Бегаешь, бегаешь... Штурвал бы в руки, да в небо. А меня все вниз гонят.

     — Не стони, вернемся! — Панама, в отличие от летчика, с удовольствием избавился от лишней, как он считал, обузы. Он и Курбан были единственными, кто не имел в себе нанороботов. И, надо признаться, Геннадий вовсе не торопился изменить свой статус. — Главное сейчас голову на плечах сохранить!

     — Все, пошли, пошли! — Старший Алиев чуть ли не силком вытолкал Германа и Рыкова из пустого помещения. — Чем скорее уйдем, тем больше шансов, что никто нашу вещь не обнаружит. Ну, шевелитесь же! Гарун, ты-то хоть под ногами не путайся!

     Младший Алиев вздохнул и с молчаливым упреком посмотрел на отца. Наслушавшись рассказов Александрова о способностях программиста, он просто сгорал от желания стать таким же. Как и Валерия, впрочем, для которой, собственно, и предназначались слова Германа.

     Валентин решил спуститься ниже. Теперь, когда у них руки освободились, горизонты менять стало легче. Мохов шагал, размышляя о положении его самого и товарищей. Зарядить аккумулятор не удалось, так что шансы на спасение почти нулевые. Как ни велик комплекс, но все равно найдут. У Вахи большой отряд големов, да и Чистильщик с двумя Бронзовыми тоже не фунт изюма. Остается надеяться только на удачу и свое превосходство в знании подземного лабиринта. Надо петлять, заметать следы, чтобы враг запутался и потерял контроль над своими разрозненными отрядами. Хорошо бы пристроиться в хвост одной из поисковых групп и, выведя на нее противника, уйти в сторону. Пусть тогда они сами за собой погоняются.

     «Хаммер» ворвался в расположение части на такой скорости, что могло показаться, будто он собрался таранить штаб. Но за рулем сидел ас, тяжелый вездеход затормозил у самого входа и, высадив двух пассажиров, тут же отъехал к капонирам, оборудованным в естественных углублениях в скале. Через минуту водитель, а это был Малик, догнал направлявшихся к штабу Ваху и Фаттаха. Махмудов мог и не брать с собой приближенных. Зачем ему в комплексе телохранитель и командир отряда? Но ему хотелось, чтобы они стали свидетелями его возвышения, — не зря же по рации передали, что «Первый» просит его прибыть. Если бы вызов означал какую-то неприятность, формулировка была бы иной.

     — Интересно будет посмотреть на физиономию того парня, что устроил весь этот переполох! — произнес Малик, желая не столько завести разговор, сколько просто напомнить о своем присутствии. — Не ждал я от москвича такой прыти!

     — Он в мешке месяц сидел, что же не посмотрел? — сказал Бронзовый. Он испытывал необычайный душевный подъем. Казалось, за что он ни возьмется, все получится, а потому Ваха благодушно отнесся к словам телохранителя. В другое время тот мог услышать в ответ какую-нибудь резкость. — А теперь извини, получишь только его кусочки! Хотя, если повезет, может, увидишь и целиком. Я носом чую: у Свенсона хорошие новости.

     В офисе, куда големы ввалились всей гурьбой, они застали только сержанта Хомякова. Развалившись в кресле ротного и положив ноги на стол, он сидел, уставившись в потолок, и о чем-то грезил, гнусавя под нос трудно определяемый мотив. Появление грозного Бронзового, которого терпеть не могла вся рота, да еще с двумя его ближайшими сотоварищами-головорезами, испугало Пашу чрезвычайно.

     — Ой, это вы? — пробормотал он, вскакивая на ноги.

     — Нет, Боря Ельцин! — скривился Ваха. — Где Свенсон?

     — Он... там, внизу. — Паша показал рукой в пол. — Он мне приказал найти вас и...

     — Ну, нашел, дальше что?

     — Он приказал, чтобы вы послали всех людей в северный сектор. Бреднем, сразу по всем этажам.

     — Нашли трансформера?

     — Я нашел! Я! — Сержант ударил себя в грудь. — Я увидел, как они... их семеро было... В новеньких шлемах и с автоматами... новыми. Как раз такой я сам хотел...

     — Какими автоматами, какими шлемами, что ты несешь? — окрысился телохранитель. Он хотел еще что-то добавить, но короткое резкое движение руки Бронзового заставило его умолкнуть.

     — Подожди, ты сказал, семеро? — Ваха сощурил маленькие глазки. — Семеро? А сколько у вас было беглецов?

     — Беглецов?

     — Да, пленников, сколько у вас их сидело?

     — Четверо. Нет, пятеро, я москвича не посчитал.

     — Какого москвича? Здорового такого, похожего на шкаф?

     — Да нет, худого. — Хомяков поднял указательный палец, дабы обозначить степень худобы Рыкова. — Того, что месяц у нас сидел.

     — Ладно, пятеро есть, а кто еще двое?

     — А, здоровый с ними тоже был! — вдруг вспомнил Павел. Знай он о бронежилетах, которые были на беглецах, прибавляя им солидности, то, возможно, промолчал бы и уж во всяком случае не судил бы так категорично, но уж больно хотелось ему показать себя перед Бронзовым. Вдруг именно этот голем заметит его старание и удачливость? А что, чем черт не шутит?

     — Кокакола. — Ваха кивнул головой. — А седьмой скорее всего Мохов. Все сходится.

     — Что?! — оторопело воскликнул Хомяков. — Товарищ капитан?

     — Да сука твой капитан! — прокричал Ваха, брызгая слюной. Он так ненавидел этого капитана, что одно только упоминание о нем приводило его в бешенство. — Тварь поганая! Он... Я его, когда поймаю, из живого всю кровь солью! Высосу из него все до капли!

     — Не... — Испуганный Паша хотел возразить, но, вовремя догадавшись, что эдак и его самого запишут в предатели, быстро перестроился. — Не только он! Прапорщик Тараненко! Тоже предатель!

     Махмудов и его приближенные переглянулись и разом придвинулись к сержанту.

     — Говори, что знаешь, — тихо сказал Фаттах, наклоняясь к Хомякову. — Это серьезное обвинение, обосновать надо.

     — Когда я выяснил, куда шли беглецы, хотел быстро доложить об этом товарищу Свенсону. А тут, как назло, прапорщик навстречу. Я ему говорю, мне к Чистильщику надо, а он не пускает, начинает в сторону уводить. Если бы товарищ Свенсон не вышел в коридор, он бы так и не пропустил меня. А вот товарищ Чистильщик молодец, сразу побежал туда, но было уже поздно, эти гады смылись, их как будто предупредил кто-то!

     — Так-так... — проговорил Ваха. Вот так удача! Пусть теперь Мартин талдычит сколько угодно, что, мол, Хранитель глуп и ничего не понимает... Вот, пожалуйста, живой свидетель того, что Мохов переметнулся к врагу и прапорщика своего сманил. Осталось только найти доказательства повесомее, а то ведь и сержанту не поверит. — А кто, по-твоему, мог предупредить капитана? Кто еще был с вами?

     — Товарищ Сартов.

     — Нет, из ваших! Из сапог?

     — Никого! — Хомяков проглотил унизительное прозвище «сапог». Чего только не вытерпишь ради того, чтобы стать големом. — Только мы четверо.

     — Ну-ка вспомни, прапорщик ни с кем не связывался? — допытывался Махмудов. — Напряги мозги! Может, у вас сигналы какие-то условные есть? Или, может, ты слышал какие-то звуки странные?

     — Да не мог я ничего слышать! — Паша дернул головой. — Тараненко забрал мою рацию, его собственная отказала... А вообще, они вместе давно служат, так что такое вполне возможно.

     — Ага, вот, значит, как! — Глазки Бронзового хищно загорелись. — На связь он не выходил, якобы не выходил, а рацию все равно в руках держал? Я правильно понял, рация была у него в руках?

     — Да.

     Ваха победоносно посмотрел на своих големов. Те ухмыльнулись. Все понятно, предательство налицо.

     — Так, где у вас рации? — Махмудов решительно повернулся к Хомякову. — Те, новые?

     — На складе.

     — Веди!

     Мартин повернулся к Сартову:

     — Ты что-нибудь понимаешь?

     — А что тут понимать, бросили генератор, делов то! — Бронзовый пожал плечами. — На их месте я бы это сделал еще раньше. Жизнь дороже, мертвому никакая электроэнергия не поможет.

     — Ты что, в самом деле не понимаешь, о чем я говорю? — Свенсон вышел из зала и потянул носом. — Они бросили генератор, лишь когда оказались в безвыходном положении, когда стало невозможно тащить его с собой. А это значит, что им очень нужно добраться до источника электроэнергии.

     — Хочешь сказать, что Рыков решил программироваться?

     — А у тебя есть другое объяснение? Тогда давай, скажи мне, по какой такой причине люди, которые знают, что их преследуют и кто преследует, в панике удирают, а все равно продолжают таскать за собой эту груду металла? Для чего?

     — Я не знаю, для чего он им нужен, может, просто чтобы мы голову поломали, — невозмутимым тоном произнес Сартов. — А что, вполне в стиле Рыкова! Знал бы ты этого парня, не удивлялся бы! Хотя, может, ты и прав. Я все допускаю. Но не это главное. Это все ерунда!

     — Ерунда?!

     — Самая настоящая. — Горик обернулся и посмотрел на молча следующего за ним прапорщика. — Вот пусть Виктор скажет. Если люди таскают за собой генератор, если бросают его, лишь когда их вконец приперло, следовательно, они еще не успели сделать то, для чего его брали. Так?

     — Так, — буркнул Тараненко.

     — Отсюда вывод: куда бы они ни шли, все равно будут пробиваться туда, где есть электрическая сеть. Так?

     — Так! — произнес на сей раз Чистильщик. На его лице появилась улыбка. Он понял, что появился реальный шанс перехватить беглецов и вернуть программатор с дисками. — Виктор, где у вас можно подключиться к электроэнергии?

     — Только наверху. Или в ауле.

     — А есть еще генераторы?

     — Нет, — сказал прапорщик. Он лгал, понимая, что рискует, но не мог же он предать своего командира. — Только этот.

     — Тогда...

     — «Первый», я «Бронзовый»! — захрипела рация на поясе Тараненко. — «Первый», я «Бронзовый», подскажите ваши координаты!

     — Карим, слышишь? — Белобрысый, курносый, весь в рыжих конопушках голем повернулся к напарнику и глазами показал в сторону коридора.

     — Слышу, — подтвердил Карим. Круглолицый, с большим бесформенным носом и узкими щелками глаз, он был старшим в группе, состоявшей из четырех Глиняных. Кроме него и курносого Матвея в нее входили смуглый почти до черноты Али и высокий худощавый Ян. Все они до того, как прийти в отряд Фаттаха, успели повоевать наемниками в армиях многих стран мира, но до Глиняных доросли только здесь, в горах Кавказа. — Шаги. Большой отряд.

     — Отлично, мы их встретим! — Ян перекатился к заранее подготовленному месту для стрельбы и бережно поднял снайперскую винтовку ВСК-94. Легкая, компактная, предназначенная специально для развед-групп, а потому снабженная стволом-глушителем, она еще ни разу не подводила своего хозяина. — Только бы на этот раз опять свои не оказались!

     — А это мы сейчас проверим!

     Карим снял с ремня рацию и, нажав тангенту передатчика, коротко, почти неуловимо для обычного слуха, свистнул в микрофон. В ответ донеслось два ответных свиста.

     — Свои! — разочарованно протянул Матвей. — Нет чтобы сидеть на одном месте, все шляются и шляются! Только дергают зря.

     — Если все сидеть будут, то кто ж самовольщиков поднимет? — флегматично заметил Ян. Он отложил в сторону винтовку с необычно толстым стволом и рывком вскочил на ноги. — Они ведь тоже залечь могут. Чтобы дичь на охотников вывести, ее загнать надо. Вот загонщики и бродят.

     — А правду говорят, что среди них есть трансформер, убивший сразу трех Глиняных? — поинтересовался белобрысый.

     — Не трех, а...

     — Тихо! — Карим вскинул руку вверх. — Еще шаги!

     — Блин, хороводом они ходят, что ли? — Матвей сел на пол и привалился спиной к стене. — Кому от тоски помирай, а кому экскурсия. Кар, а может, и мы походим? А то сколько раз здесь был, а озера еще не видел.

     — Тихо, кому сказал! — Круглолицый присел на корточки и пристально посмотрел в глубь коридора. — Если провороним и они пройдут здесь, знаешь, что Ваха с нами сделает?

     Дальше развивать тему не пришлось, характер Бронзового всем был известен. Испытывать на себе его гнев никому не улыбалось.

     Карим вновь свистнул в микрофон. Подчиненные напряглись. «То-то же! — подумал Карим. — А то скучно им, видите ли! Так недолго и бдительность потерять. Так, а почему молчит динамик?»

     — Внимание! — тихо скомандовал Карим и повторно свистнул в микрофон. Ответа не было.

     — Валентин, у тебя есть план? — Герман догнал Мохова и шагал рядом. — Мне кажется, нужно придумать какой-нибудь отвлекающий маневр.

     — Ценная мысль, — беззлобно усмехнулся спецназовец. — Еще бы рассказал, как это сделать.

     — Меня учили, как взлетать, садиться, обнаруживать и перехватывать цель. — Майор, вспомнив курсантские годы, тоже улыбнулся. — Так что прости, но здесь я тебе не помощник.

     — Ладно, не напрягайся! — Мохов на ходу поправил ремень автомата и показал на дальний конец коридора. — Там, в двух переходах от нас, выход. Мы называем его Старый колодец. Не потому, что там действительно был колодец, просто он внешне похож на него. Он находится... метров на сто ниже расположения части. Големы об этом выходе знают, но пользуются им не часто. Все норовят на машине подлететь. Или сразу в роту, или, когда не могут, к дальнему лазу. Короче, куда автомобиль подъедет, тем ходом и пробираются. Пешком для них не престижно. Так вот, есть у меня задумка одна. Нам нужно прорваться через Старый колодец наружу...

     — Постой, что значит прорваться? С боем, что ли?

     — Может, и с боем. Но лучше, конечно, обойтись без шума.

     — И куда потом? Ты же сам говорил, что на десятки километров вокруг одни горы. А в селуху смысла нет, только людей погубим.

     — Туда мы просто не дойдем, заслоны кругом стоят. Мой план не в этом. Если мы выскочим через эту шахту и войдем через другую, ту, что в двухстах метрах дальше и чуть ниже, то попадем в совершенно другой сектор. Туда есть ход и под землей, но по нему слишком долго идти. А тут раз — и в дамки.

     — Големы знают о том секторе?

     — Конечно! Они почти все знают.

     — Тогда какой в этом смысл? Что это дает?

     — А то, что пойдем мы туда не напрямую, а через лес, что лежит ниже, и сделаем все, чтобы големы посчитали, будто мы пробиваемся дальше. — Идем через лес.

     — И что там за лесом?

     — Скала. Отвесная скала, но если взять еще правее, то там есть козья тропка. Мы по ней спускались, для тренировки. И Махмудов об этом знает. Ну, то, что мы можем спуститься по ней, что у нас опыт есть...

     — Ты хочешь сказать, что он пустит всю свою рать...

     — Ну, не всю, а хотя бы часть, и то уже легче будет. А мы сделаем круг и выйдем к ним в тыл...

     Мохов не договорил. Кто-то дернул его за рукав, он обернулся. Через открытое забрало шлема на него смотрело лицо... Рыкова.

     — Я думаю, что мы идем не туда, — сказал он в ответ на немой вопрос — Нам к озеру нужно. Вниз.

     — К озеру? — удивился Валентин. — Да ты знаешь, сколько там големов сейчас соберется? Туда ближе всего с поверхности! Одно слово Ваххабита — и туда съедутся сотни Глиняных!

     — Значит, нужно пройти так, чтобы нас не заметили. — Рык упрямо сдвинул брови. — Других шансов у нас нет. Я просчитал варианты, поверь!

     Махмудов в сопровождении своего телохранителя деловитой походкой вошел в зал и заговорил прямо с порога:

     — Я знаю, где Мох... где беглецы с программатором! Мои люди видели, как они пробирались к складам. Сейчас они там! Если будем действовать быстро, то успеем их перехватить. О, и прапорщик здесь! — Ваха, словно только сейчас увидел Тараненко, повернулся к нему и доверительно шепнул: — Смотри, Витя, не упусти момент, есть возможность отличиться!

     Такое редко бывает, чтобы простой человек, даже не голем, пользовался доверием Чистильщика и двух Бронзовых!

     — Так что же мы стоим? — воскликнул Свенсон. — Нужно идти, забирать диски...

     — Прошу! — Ваха приглашающим жестом указал на выход. Его глазки на мгновение встретились с глазами Малика, тот едва заметно кивнул. На лице Вахи появилась хищная ухмылка. — Только особо не торопитесь, сейчас спустится еще парочка моих людей, вот тогда уже точно похитителям не вырваться. А пока пусть расслабятся, пусть думают, что находятся в безопасности...

     — Эй, прапор, а кому ты маяки даешь? — Глиняный голем подскочил к Тараненко и, словно стальными клещами, сжал его руки. — Кому семафоришь?

     Мартин и Георгий удивленно обернулись. Малик без слов, рывком развернул сопротивляющегося Тараненко и показал рацию в его руках.

     — Что, Витенька, попался? — с деланным сочувствием спросил Махмудов. — Как же ты так?

     — Я никому ничего не... — Не договорив, прапорщик застонал от боли и упал на колени.

     — Что происходит? — вскрикнул Мартин. — Ваха, объяснишь ты, в чем дело?

     — А вот пусть этот гаденыш все сам объяснит! — Махмудов схватил большим и указательным пальцами прапорщика за шею и надавил на болевые точки под ушами.

     — Ну, сука, будешь говорить или мозги тебе порвать?

     В ответ раздался стон, боль была такая, что говорить Тараненко не мог.

     — Не хочешь отвечать? — Ваха поднял голову и кивнул Малику. — Зови Фаттаха!

     Телохранитель выглянул в открытый проход и махнул рукой. Вошли командир отряда Глиняных и с ним Хомяков.

     — Мартин, ты хотел знать, что происходит? — На лице Вахи сияла улыбка. — Ну-ка, Паша, расскажи Чистильщику, почему он захватывал пустой зал!

     Сержант начал торопливо рассказывать, что он видел и что ему кажется.

     — А почему ты мне сразу не сообщил? — спросил Свенсон, когда тот умолк..

     — Да кто бы мне поверил? — Хомяков отвечал так, как учил его Ваха. Надо было показать, что швед никого не слушает и никому не доверяет, потому и терпит провал за провалом. — Мою рацию отобрал тов... вот он, — сержант махнул рукой в сторону безвольно стоявшего на коленях Тараненко. — А как я еще мог доказать свои подозрения?

     — Ну а сейчас? — спросил Сартов, подступая к прапорщику. — Сейчас-то где доказательства?

     — Доказательств полно! — Ваха с вызовом посмотрел на Георгия. — Паша, скажи, у вас существовали какие-то сигналы? Тайные, о которых никто не знает?

     — У нас нет, а вот у прапорщика и това... и капитана Мохова, да! — бодро доложил Хомяков. Он хорошо помнил, как Фаттах, слушавший эфир за стеной, сообщил о щелчках. — В случае опасности они дают два нажатия на тангенту, а потом три. Я сам слышал об этом!

     — Это так? — Сартов повернулся к Тараненко. — Я тебя спрашиваю, это правда?

     Виктор лишь бессильно мотнул головой. Мартин и Георгий озадаченно переглянулись. С одной стороны, они понимали, что нет такой подлости, на которую Махмудов не пошел бы ради достижения своей цели. Но с другой, кто-то же предупредил беглецов и те сумели уйти от големов! Бросили все, даже генератор, ради которого так рисковали, и ушли!

     — Да вы посмотрите, что у него было в руках! — Ваха показал носком башмака на упавшую на пол рацию. — Зачем он ее взял, как только я сообщил, что Мохов рядом? Когда я входил, специально посмотрел, руки у сапога были свободны. А только я прогнал дезу про беглецов, так прапор сразу схватился за нее и ну давить на передачу. Фаттах, ну-ка скажи старшему голему, что ты слышал в наушниках!

     — Два включения, затем три. — Глиняный протянул свой шлем Свенсону. — Вот такие!

     Фаттах поднял с пола рацию и, не перестраивая ее, нажал на тангенту. В динамике раздался щелчок.

     — Я не повторяю сигнал, вдруг Мохов рядом, — пояснил Глиняный, как бы давая понять, что факт предательства ротного больше нет смысла оспаривать. — Этим лучше воспользоваться, когда мы найдем его нору и начнем выкуривать оттуда.

     — Нору? — подхватил Махмудов. — Это мы быстро!

     Никто не успел и слова сказать, как Ваха трансформировал указательный палец руки, удерживавшей шею Тараненко, воткнул его между позвонками и в одно мгновение проник в мозг обреченного. Несчастный Виктор задергался в приступе нестерпимой боли, но разве Махмудов выпускал когда-то добычу, попавшую к нему в лапы? Исход был предрешен, глаза Тараненко стали мутнеть, он задергался в агонии...

     — Они в зале у озера! — торжествующим тоном объявил Бронзовый, выдергивая палец из мертвого тела. Он брезгливо обтер его о плечо прапорщика и отбросил тело в сторону. — Они прячутся в секторе, который нашли западнее озера! Вот крысы, даже я о нем не знал!

     Почти в тот самый миг, когда беглецы открыли вертикальный проход на следующую горизонталь, у них над головами пролетели первые пули. Стреляли со стороны длинного коридора. Хорошо, что Рыков, настроивший свои органы чувств на максимальную чувствительность и избирательность, успел расслышать команду и вовремя предупредить друзей. Все успели броситься на пол ровно за мгновение до того, как галерею заполнил грохот выстрелов.

     Ответный огонь был более эффективным. Привыкшие к безнаказанности големы, не ожидая отпора, не потрудились даже укрыться на случай ответного огня. Это могло кончиться для них плачевно, если бы беглецы стреляли точнее. Но они до последнего мгновения надеялись, что их не заметят, и огонь врага застал их в какой-то мере врасплох, несмотря на предупреждение Толика. Легкие ранения, которые получили два голема, можно было скорее приписать везению, которое было на стороне беглецов, да еще тому, что пули то и дело рикошетили от стен. Как бы там ни было, это произвело необходимый психологический эффект. Големы спрятались за угол, и отряд получил возможность организованно отступить.

     — Быстро вниз! Сейчас здесь такое начнется...

     — Не начнется! — Курбан выпустил в сторону противника гранату из подствольника.

     — Мне бы в Афгане такую игрушку, я бы...

     — Уши! — закричал Валентин. — Уши... Грохот от взрыва был таким, что у всех зазвенело в голове.

     — Ну, это прям какое-то оружие массового поражения, — пробормотал Панама, тряся головой.

     — У них тоже есть гранаты! — прокричал Валентин. -Давайте быстро, а то можем не успеть...

     — Вниз! — Герман подтолкнул Валерию к лестнице. — Быстрее!

     — Курбан, Панама, давайте вперед, мы с Герой прикрываем! — крикнул Мохов. — И не копайтесь!

     Один за другим беглецы скатились по винтовой лестнице. Последним шел Валентин. По примеру Алиева он тоже выпустил напоследок гранату. Если и не попадет в цель, то задержит противника.

     — Теперь прямо сорок метров — и открывайте проход направо! — крикнул он, увидев, что все сгрудились у выхода и не знают, куда бежать дальше. — Короткий переход — и налево! Только осторожно, за вторым проходом может быть засада.

     — Но это к озеру дорога? — спросил Рыков.

     — Далось тебе это озеро, — сердито проговорил Валентин. — Нам сейчас шкуру спасать надо, а не капризничать.

     — Я не капризничаю! — Анатолий пристально посмотрел на спецназовца. — Я знаю, о чем говорю. И еще, всем...

     Рыков замер. Ему почудился какой-то странный звук. Как будто бы сверху падает осколок большого камня...

     — Граната! — закричал Мохов и, широко раскрыв руки, оттолкнул всех от выхода. — К стене и на пол!

     Счастье, видимо, было пока еще на их стороне. Граната взорвалась, не долетев до конца лестницы. Осколки, вырвавшись из прохода, посекли стену напротив, но причинить вреда людям не смогли. А вот акустический удар оказался приличным. У Гаруна и Германа из ушей показалась кровь — пострадали барабанные перепонки. Впрочем, для киборгов это была такая мелочь, что и обращать внимание на нее не стоило.

     — Бежим! — скомандовал Герман, ничего не заметив. — Быстро, быстро!

     Проход, к которому они мчались, открылся раньше, чем до панели дотянулась рука Панамы. Из открытого люка выглянули три удивленных голема.

     — Ложись! — Реакция Рыкова оказалась самой скорой. Зелено-синий, даже скорее сине-зеленый шар пронзил пространство и взорвался прямо в груди среднего. Разорвав несчастного в клочья, взрыв нещадно изувечил и двух его товарищей. Мохов повернул к Рыкову растерянное лицо:

     — Ты... ты... Ну, блин, ты и даешь! Ты что, Золотой? Успел программу записать?

     — Нет, не успел, — сказал Рыков. — Даже и не начинал. Но мне кажется, это уже и не нужно.

     — Как это не нужно? А для чего тогда мы все это... Электричество тебе зачем?

     — Мне уже не нужно, а вам очень даже, — сказал Рык. — Вас перепрограммировать — вот для чего генератор нужен.

     — А как же ты сам? Нам так нельзя? — спросил Валентин.

     — Нет, для этого вам программистами нужно быть. Да и то не знаю, удалось бы или нет. — Толик оглядел коридор. — Ну ладно, хватит в игрушки играть, пора заняться делом. Теперь я буду прокладывать путь, а ты говори, как скорее к озеру выйти.

     Спецназовец вскинул голову, собираясь возразить, но, вспомнив о силе Рыка, сдержался.

     — Как скажешь, — пробормотал он. — Раз решил так, то пошли...

     — Слушай, Толик, а правда, что тебе нужно на том озере? — спросил Герман. — На кой оно нам?

     — Челнок там! — напомнил программист. — Забыли? Нужно успеть, пока он не улетел.

     — Ну и что, что челнок? — вмешался в разговор Панама. — Если ты у нас такой... взрывоопасный, то на кой нам какие-то челноки? Пойдем и надерем задницу тем, кто наверху. Свенсону и его големам.

     — А на их место придут новые. — Рыков досадливо махнул рукой. — Пошли, разговаривать внизу будем...

     — Это здесь! — Ваха с торжествующим видом взглянул на своих спутников и положил руку на панель. — Сейчас мы посмотрим, каков этот ваш трансформер! Мартин, ставь защиту!

     Свенсон и Сартов переглянулись. Горик пожал плечами и недоверчиво скривился. Вся эта затея ему не нравилась. Он не верил в то, что беглецы и программатор здесь, да и в измену Мохова и Тараненко тоже. Фокус с рациями его не убедил, такое можно и подстроить. Да и то, что Махмудов не дал Виктору ни слова сказать в свою защиту, тоже не красило големов. Не должны они вот так расправляться со своими, неправильно это. Да и потом, не Вахе было судить Виктора и приговаривать его к смерти. Это мог сделать только Мартин. Он старший голем в комплексе, он отвечает за операцию, значит, ему и решать, кто прав, а кто нет. Был бы на месте Свенсона Руслан Уколов, погибший руководитель Сартова, он бы такое Вахе не спустил...

     — Ты готов?

     Горик вздрогнул. Задумавшись, он не сразу понял, что вопрос относится к нему. А когда понял, то увидел, что защита уже установлена и все ждут только его, Сартова.

     — Готов! — Георгий нехотя кивнул. Ваха, сгоравший от нетерпения, нажал панель еще до того, как Сартов ответил. Он же знал, что все равно другого ответа не будет. Люк мучительно медленно открылся...

     Как Горик и ожидал, все кончилось, не успев начаться, — зал был пуст.

     — И кто же на этот раз предупредил трансформера? — ядовито спросил Горик.

     — Витя!!! — прошипел Махмудов, хватая грязную одежду, разбросанную по залу. — Витя, сука! Обманул! Я его маму...

     — А ну пошли вон отсюда! — заревел вдруг Сартов низким, утробным голосом, повернувшись к спутникам Вахи. — Вон, шакалье!!! Кому сказал?!

     Видя, что Глиняные и сержант не спешат выполнять его приказание, он, грозно набычившись, двинулся прямо на них, и те, не выдержав, рванули к выходу.

     — Ты!!! Ты!!! — Глазки Вахи превратились в булавочные головки. — Ты почему... Ты как... смеешь разговаривать так с моими людьми? Хочешь что-то сказать, мне говори! Мне!! Понял, мне!!!

     — Не торопись, сейчас и твоя очередь придет! — Сартов старался говорить негромко, но то и дело срывался на крик. — Ну-ка объясни, какие ты игры затеял? Ты за что прапорщика убил? Он же наш был! Или яму Мохову роешь?

     — Да... ты что?!!! — Махмудов, уверенный в том, что все сомнения в измене спецназовцев развеяны, такого поворота событий не ожидал. — Тебе что, мало вот этого?!!

     Бронзовый поднял с пола грязные брюки Панамы и потряс ими в воздухе.

     — Георгий, я тоже не пойму, ведь про этот зал Ваха узнал от Тараненко, — наконец подал голос Свенсон. — До его допроса Ваха не знал о нем! А то, что здесь были те, кого мы...

     — Это он, Ваха, говорит, что не знал! Он говорит, он! А проверить мы не можем! Я вот думаю, что Махмудов и раньше знал об этом зале! Как, Ваха, знал? Ответишь сам? Или хочешь, чтобы мы начали проверять всех твоих Глиняных? Ведь наверняка найдется кто-нибудь, кто признается, что знал об этом секторе. И что ты знал.

     — Ну и что? — Ваха недоуменно затряс головой. — О том, что они здесь были, что здесь осталась их одежда, я же не знал!

     — Это опять только твои слова, — сказал Сартов. — Вот ты говоришь, что хочешь, а бедняге Тараненко и слова вымолвить не дал! Мясник хренов! Ты какое имел право, не получив согласия Мартина, казнить парня? Мне его вина совсем не кажется такой бесспорной, как ты стараешься это представить!

     — Ты-ы-ы!!! Ты... А это!!! — Ваха вновь потряс штанами зенитчика. — Это что? Это не доказательство?

     — Доказательство, — согласился Георгий. — Еще какое доказательство! И если, как ты говоришь, эти шмотки ты нашел, выпотрошив прапорщика, то это и есть доказательство его невиновности! Твой шнырь, которого ты таскаешь за собой, как любимую жену, признался, что видел беглецов в камуфляжке. В чистой и свежей. То есть уже после того, как они переоделись. Виктор же, если и видел их в этом зале — а этого ты не доказал, это только твои слова, но допустим, что так оно и было, — так вот Виктор, кроме информации об этом зале, больше о своем командире ничего не знал. Ни для чего им генератор, ни то, что они делали в верхнем зале... Учти, это твои данные! Те, что ты выудил из мозга невинного парня. А как это могло получиться, что, будучи рядом, в трех шагах друг от друга, обмениваясь, как ты говоришь, условными сигналами, прапорщик не знает, где его ротный? Показывает тебе этот зал, когда должен указать на тот, в котором работал генератор. Разве это не доказывает, что он не знал о Мохове? А следовательно, не было никакого заговора спецназовцев.

     — Слушай, а действительно! — Швед, внимательно слушавший Сартова, пристально посмотрел на Махмудова. — А как ты это все объяснишь?

     — Да он... он... Врет он все!

     Ваха, взбешенный, бросился на Горика, но тот давно был готов к этому. Все то время, что Сартов говорил, плетя свою словесную паутину, он подводил Махмудова именно к этой вспышке гнева и заранее рассчитал свои действия. Отклонившись в сторону, он чуть поддернул Ваху вперед, и тот, теряя равновесие, что называется, «провалился». А Сартов, продолжая отклонять корпус, тут же перешел на вращение и, ускоряясь, нанес мощный удар пяткой в затылок голема. Будь Ваха Глиняным, не говоря уж о том, что бы с ним случилось, если б он был простым человеком, после такого потрясения он вряд ли выжил бы. Но он был Бронзовым, а потому отделался только нокдауном. Потрясенный, он сделал несколько неверных шагов, но на ногах удержался. И даже готов был вновь ринуться в атаку, но теперь его остановил Свенсон.

     — Стоять! — приказал швед. — Всем стоять! Вы что здесь устроили? Опять? Прошлого урока мало было?

     Но Махмудов словно не слышал его. Набычившись, направив оба зрачка в точку, находившуюся где-то на переносице Сартова, он двинулся вперед и неотвратимо приближался к тому месту, где, по плану Георгия, ему предстояло получить еще один удар, но Мартин своим решительным вмешательством все испортил.

     Схватив могучей рукой потрясенного Бронзового, швед развернул его в сторону выхода и вышвырнул из зала. Выбежав следом, Свенсон остановился, глядя на големов, ошарашенных таким появлением своего босса, и показал рукой на Ваху:

     — Уведите его отсюда! Куда хотите, но чтобы духу его здесь не было! И передайте, чтобы... Ладно, я потом с ним разберусь. А сейчас...

     Чувствуя, что кроме брани на ум ничего не приходит, а терять самообладание в присутствии големов начального уровня Чистильщику не подобает, Мартин лишь презрительно махнул рукой.

     Вернувшись в зал, он с укором посмотрел на Георгия:

     — Ну, от этого козла я всего ожидал, но чтобы ты так себя повел? — Свенсон недовольно покачал головой. — Некрасиво!

     — Некрасиво? — В голосе Сартова, чувствовавшего себя волком, у которого вырвали из пасти добычу, все еще прорывалось рычание. — Эта тварь... Кто его только големом сделал? Это же из-за его интриг мы программы потеряли! Если бы он не потащил тебя к своему червяку... О черт, челнок! Мы же его до сих пор не отправили назад!

     Глаза Свенсона расширились. Мало того что не отправили, так и загружать до сих пор не начали!

     — Быстро вниз, к озеру!

     Несмотря на опустошения, производимые Рыковым в рядах противника, продвигаться вперед становилось все труднее и труднее. Глиняные, действуя по приказу своего Бронзового, сбегались на звук выстрелов, словно мотыльки на огонь. Толик, обогащая с каждым выбросом энергии свой опыт применения нового оружия, стал постепенно испытывать дефицит этой самой энергии. Не помогали даже те многочисленные генераторы, что он создал в себе, подсмотрев подобные модули в программах на золотом диске.

     Необходимо было восполнить затраты, но попытка сделать это старым как мир способом, то есть насыщением желудка, ничего не дала. Свой НЗ он, конечно, проглотил, но от предложения Германа съесть его порцию вынужден был отказаться. Взбунтовался желудок. Он не способен был переварить такое количество еды.

     А надо бы, враги все прибывали, они вываливались из самых разных мест, впереди отряда, позади, сбоку! Даже сверху и снизу пару раз вылезли! Рыков уже пошел на хитрость: сметая все перед собой, он заставлял отряд двигаться с максимальной скоростью, а когда позади собиралось число преследователей, заслуживавшее того, чтобы из-за него остановиться, резко тормозил и одним залпом крушил всех, кто был в коридоре. Тех же, кто появлялся небольшими группками или вообще по одному, Толик не трогал, их расстреливали Валентин и Курбан. Спецназовец и горец отлично навострились в быстрой и точной стрельбе. Тем самым они давали возможность программисту экономить энергию, пусть немножко, но в их положении и это было ценно.

     Что же до остальных, то с прицельной стрельбой у них как-то не получалось. Нет, они тоже иногда попадали, особенно Лера, «каштан» которой выбрасывал такие порции огня, что трудно было промахнутся, но поспеть за реакцией и сноровкой Мохова и старшего Алиева они не могли. Разве что когда цель возникала прямо перед носом.

     В них тоже попадали. По счастью, дело ограничивалось пока лишь царапинами, когда пули чиркали по касательной, да синяками под бронежилетами. Дважды пули ткнулись в шлем Панаме, тот никак не мог смириться с тем, что кто-то воюет лучше него, кидался во все заварушки, а потому и досталось ему больше всех. Хорошо, что защитный материал пока держался, и зенитчик оба раза отделался только звоном в голове.

     — Надеюсь, что наша цель стоила того! — Герман вставил очередную обойму в «абакан». — У меня кончаются патроны!

     — У меня тоже. — Гарун загнал гранату в подствольник. — Скоро врукопашную драться придется.

     — Да озера осталось два перехода, — сообщил Валентин. — Выйдем в тот коридор, где мы встретились, челнок должен быть там. Но перед этим нам нужно что-то придумать... завал какой-нибудь... или еще что-то. Отсечь их надо.

     — Мне понадобится минут... пять, — предупредил Толик. — Это после того, как я доберусь до корабля.

     — Да ты с ума сошел! — Панама посмотрел на программиста с возмущением. — Мы и минуты не продержимся!

     Свенсон высунулся из лаза по пояс и огляделся.

     — Так, нам, кажется, туда. — Он показал в сторону озера. — Я точно помню, что там, прямо у полосы, есть лаз, ведущий под землю. Мне его Ваха показал.

     — Ну так давай, выбирайся! — Сартов подтолкнул шведа в спину. Ему уже так осточертело подземелье, что просто не терпелось вылезти на поверхность. — Если ты не забыл, так я возле этого лаза тоже был. Тебя ждал.

     Георгий вылез и стал рядом с Чистильщиком.

     — Вон там, — сказал он, показывая рукой куда-то вперед. И не очень уверенно добавил: — Кажется.

     — Пошли! — Свенсон то быстрым шагом, то бегом двинулся вниз. — Наверняка где-то здесь тропа должна быть! Ага, вот она!

     Горик поспешил за Мартином. Он понимал, что ошибок наделано много, нужно срочно выправлять ситуацию, а как это сделать — полный туман. Из-за интриг Махмудова след беглецов окончательно утерян. И никакой зацепки... Никакой?!

     — Твою мать!!! — внезапно выругался Георгий и хлопнул себя по лбу. — Черт бы его побрал, этого Ваху, из-за него Рыкова упустили!

     — Это ты о чем? — спросил Свенсон, оборачиваясь на ходу. — Я вижу, ты всех собак готов на Махмудова повесить!

     — Да как же не вешать, он же со своими делишками отвлек нас! — Сартов неожиданно остановился. — Мартин, постой!

     — Ну, что еще? — Чистильщик с недовольным видом остановился и повернулся к Георгию. Он уже был у лаза и даже успел нажать на панель. — Горик, живо, ты же знаешь, что нужно челнок отпускать!

     — Да отпустишь, минута роли не играет. — Сартов показал на вершину горы. — Я сейчас вспомнил... трансформеру этому... ему же электричество нужно было.

     — Ах ты черт... — Глаза шведа вспыхнули. — Горик, бегом назад и заблокируй все источники!

     — Бегу!

     Сартов развернулся и приготовился бежать, но поскользнулся. Падая плашмя, он в самый последний момент успел выставить руки... и затылком ощутил, как раскаленный веер прошел над его головой.

     Молниеносно перекатившись, Бронзовый вскочил и интуитивно отпрыгнул в сторону. И вовремя: белый луч ударил в то место, где он только что стоял. Сартов оторопел, на этот раз он видел, что стреляли сверху, с неба. Но там ведь никого нет!

     — Не стой, беги в шахту! — услышал он вопль Свенсона. — Это Ликвидаторы! Махмудов, тварь...

     Сартов повернулся на голос в тот самый миг, когда заряды невидимого воздушного стрелка вонзились в грудь и голову Чистильщика. В одно мгновение верхняя часть тела Свенсона отделилась от нижней и тут же разлетелась в клочья.

     Реакция Бронзового была молниеносной. Еще швед не успел рухнуть на землю, а Сартов уже летел к лазу. Краем глаза, самым-самым краешком, он заметил, как справа от него зажглась ослепительно яркая точка. Стремительно увеличиваясь, она понеслась к земле, и Бронзовый понял, что сейчас с ним произойдет то же, что и с Мартином.

     Его спас неимоверно высокий скачок вверх. Ликвидатор учел все, его луч прочертил разрушающую полосу по всему пространству, куда мог допрыгнуть голем. Вправо, влево, вниз, даже вверх, но не настолько, насколько взлетел Горик! До того, что москвич вонзится в небо стремительной свечой, робот-убийца просто не додумался. Да и не в силах был додуматься. Машина производила только вероятностные расчеты, фантазии ей ни к чему. А Ликвидатор как раз и был такой машиной. Умевшей убивать, преследовать, догонять... но не фантазировать.

     Ждать повторного выстрела Сартову было не резон. Он влетел в провал шахты и, гремя башмаками, понесся вниз. Выбежав в коридор, он хотел было уже бежать дальше, но тут Бронзового осенила одна мысль, которая заставила его остановиться и рвануть обратно. Вверх!! Он успел как раз в тот момент, когда плита, закрывавшая выход из подземелья, медленно вращаясь вокруг горизонтальной оси, с тяжелым стуком встала на место.

     Торопясь — ведь Ликвидаторы перемещаются очень быстро, — Горик, хватая один за другим камни, что во множестве нападали сверху, стал вколачивать их в основание поворотного механизма. Теперь, если кто-то попытается открыть лаз извне, ему придется повозиться, плиту наверняка заклинит. Ерунда, конечно, Ликвидаторы живо найдут другой ход, но хоть что-то надо же делать!

     Преследование прекратилось так же неожиданно, как и началось. Големы, наседавшие на беглецов с неистовостью обреченных, вдруг в один момент потеряли к ним всякий интерес и словно бы под землю провалились. Просто исчезли, и все! Герману даже показалось, что это произошло после того, как его маленький отряд, отступая, перешел какую-то границу, за которую големы зайти не могли. На самом деле все объяснялось намного проще и страшнее. Просто пробило три часа и начали действовать Ликвидаторы, вызванные Махмудовым. Настал «час смерти», как выразился он сам.

     Но Рыков и его друзья не знали об этом. Выбежав из последнего перехода, Толик сразу увидел челнок, а возле него Сартова.

     Засада?! Недолго думая, программист выпустил заряд. До этого он стрелял только по Глиняным, теперь же предстояло испытать свои силы на Бронзовом. Анатолий впервые увидел, что энергия может не только атаковать, но и защищать. Пусть это была только желтая сфера, но и Рыков уже тоже был не тот. Исчерпав свои запасы, он не смог развить генерацию нужной частоты, и удар получился бледно-зеленого свечения. Пробив защиту, остатки атакующей энергии достигли цели и отшвырнули голема куда-то за челнок.

     Почувствовав, что противник только повержен, но не уничтожен, Рыков бросился следом. Увидев, что Бронзовый лежит, не в силах подняться, Толик растерялся. Добивать лежачего он не умел.

     — Ты?! — воскликнул он, узнав Сартова. — Да сколько же раз ты будешь возникать у меня на пути?

     — Уже недолго! — Георгий ошеломленно посмотрел на трансформера, за которым охотился еще в Москве. — Махмудов вызвал Ликвидаторов, и они уже здесь. Чистильщик погиб, скоро придет и наш черед.

     — Ну, это мы еще посмотрим! — Рыков оглянулся на челнок. — Ты... С тобой-то вот что делать?

     — Ты что, глухой? — удивился Георгий. — Нам уже ничего не нужно ни с кем делать! С нами буду делать! Это же роботы-убийцы! Они летают с большой скоростью и, оставаясь невидимыми, уничтожают все, что шевелится. И так, пока не найдут программатор и диски, которые ты похитил.

     — Так пусть забирают, они мне не нужны! — Толик встал так, чтобы видеть челнок и в то же время не выпускать из виду голема. — Бросить им чемодан, уже и так надоело его таскать, и пусть себе улетают!

     — Не выйдет, — выдохнул Сартов. — Они, пока здесь всех не уничтожат, не успокоятся... Так что ляжем рядом, ты и я. Хотя... знаешь, мне кажется, что я уже и зла на тебя не держу.

     — Вот спасибо! — Рыков, еще не веря в то, что у него получилось с кодом «стирания», усмехнулся. Подбежавшему Герману он сказал, показывая на Бронзового: — Пошевелится, стреляй! А мне у этой птички панель управления нужно найти.

     — Я покажу! — вызвался Георгий. — Я видел, где Мартин ее открывал, когда концентрат сгружали.

     — Давай! — сказал Толик. — Вставай!

     Майор подал руку и помог Бронзовому подняться на ноги. Остальные беглецы столпились вокруг. Они слышали слова голема о Ликвидаторах и теперь тревожно всматривались в любую тень.

     — Вот здесь. — Сартов толкнул незаметный квадратик, и из корпуса корабля выдвинулась консоль управления. — Но код доступа я не знаю.

     — Я знаю.

     Толик вызвал в своей усиленной памяти программу Золотого и влез в его базу данных.

     — Шутник был ваш Золотой, — заметил он. — Блин, целую цифровую симфонию набрать не поленился. Ну, ребятки, с богом!

     Пальцы Рыка замелькали над клавиатурой.

     — Да, тут точно один только автомат и справится, — с удовлетворенным видом произнес он секунд через пятнадцать. — Готово!

     Изумленные земляне увидели, как над тем местом, откуда выдвигалась панель, засветился небольшой дисплей.

     — Рыков, если собрался что-то делать, то делай быстрее! — сказал Бронзовый, напряженно прислушиваясь. — Они вот-вот появятся.

     — Да я готов!

     Толик отдал какой-то приказ, и челнок вздрогнул. Часть его борта потеряла монолитность и расходящимся веером открыла проход внутрь.

     — Я слышу скрип, — сказал Сартов. — Кто-то открывает вход в галерею.

     — Всем в машину! — приказал Толик. — Лера. вперед!

     — Я-я боюсь! — испуганно пробормотала девушка. — А вдруг там кто-то есть?

     — Пошли со мной! — Гарун первый впрыгнул в корабль и с автоматом наизготовку скрылся внутри. — Ух ты... как здорово! — донеслось оттуда. — Давайте сюда!

     Не дожидаясь, пока Валерия наконец соберется с духом, Герман схватил ее за шиворот и затащил в челнок.

     Панама и Курбан вбежали следом. Снаружи остались Мохов, Сартов и Рыков.

     — Ну, давайте, вы чего ждете? — окликнул их Курбан, задержавшись в проходе. — Вам что, жизнь надоела?

     — Валентин, иди, — приказал Толик, не отводя взгляда на Бронзового. — Твоя очередь!

     — А вы?

     — Я последний. И передай, пожалуйста, мне сюда дипломат!

     Мохов запрыгнул в люк и протянул оттуда программатор. Толик подбежал к сложенным в штабеля контейнерам с концентратом и положил опасную ношу так, чтобы казалось, будто ее просто забыли впопыхах.

     «А ты чего стоишь? — обратился он к Бронзовому, перейдя на ультразвук. — Залезай!»

     «Спасаешь мне жизнь? — Сартов стоял, не двигаясь с места. — Зачем?»

     Толик улыбнулся:

     «Некогда рассказывать. Давай, не тяни время!»

     Они вошли в салон одновременно — голем и злейший его враг, трансформер.

      «Герметизация! — приказал Рыков кораблю. — Защита — полная! Доступ извне запрещен! Все данные на консоль командира!»

     Легкий удар в барабанные перепонки дал понять, что с герметизацией в челноке все в полном порядке. Зато выполнение последней команды вызвало небольшое смятение в душах беглецов. Плоская вертикальная панель, засветившаяся в торцевой части челнока, мгновенно заполнилась множеством непонятных символов и знаков.

     — Оп-па-на! — протянул Герман. — Это что же означает на ихнем языке?

     Рыков жестом попросил соблюдать молчание. Он был уверен, что вокруг корабля бродят те, кого так боялся Сартов.

     «Запрет на любую форму излучения! — приказал он на всякий случай. — Вывести на дисплей схему расположения систем управления кораблем!»

     Панель зарябило множеством цветных линий, квадратиков и треугольников. Толик недовольно покачал головой. Это было совсем не то, что ему требовалось.

     «Что ты ищешь?» — спросил Сартов.

     — Может, скажешь, в чем проблема? — шепотом добавил Герман. Он слышал ультразвук, но говорить на нем не мог. — Я ведь летчик, не забывай!

     — Летчик, говоришь? — усмехнулся Рык. — Это хорошо. Пригодится потом. А сейчас не мешай!

     Толик несколько минут постоял с закрытыми глазами. Со стороны могло показаться, что он медитирует, но на самом деле он настраивал свой внутренний программный компьютер, созданный им еще в Москве, на систему команд, подсмотренных в коде Золотого.

      «Включить информационную сеть! — приказал он. — Вывести на дисплей информацию об узлах подключения. Форма подключения по типу земных устройств».

     Вот теперь Толик получил то, что хотел. Прямо под дисплеем образовалась небольшая контактная площадка, к которой он тут же адаптировал руку. Послав в пальцы нанороботов и определив конфигурацию пластин, Рык вошел в соединение и... замер.

     Произошло невозможное — он стал кораблем. А корабль им. Они просто объединились в единую локальную сеть.

     Это было настолько ошеломляюще, настолько неожиданно и необыкновенно, что Толик даже не сразу понял, что произошло. А вот его собственный программный компьютер ухватил в один миг. Впитавший в себя привычки своего носителя, частью которого уже стал, он отличался такой же агрессивной манерой поведения в информационных средах, коей отличался сам Рыков еще до того, как стал киборгом. И соединившись в единую сеть с вычислительным комплексом челнока, он тут же подчинил его себе.

     Окончательно и полностью. Едва Толику пришло в голову, что неплохо было бы посмотреть, что делается в галерее, как стены тут же стали «прозрачными». Он «видел» все вокруг так, как будто это не челнок, а он сам находился в пустой галерее, стоя на высокой подставке.

     Рыков еще не успел свыкнуться с этим новым ощущением, нужно сказать, не слишком приятным, уж очень странно было ощущать опору под ногами и не видеть ее, как подоспело еще одно открытие. Стоило только подумать о том, где сейчас Ликвидаторы, как на «дисплее» появились три квадратные отметки, обозначавшие положение роботов-убийц по отношению к челноку. Две на пути к озеру, одна позади...

     «Покажи, — приказал он самому себе. — Я хочу их видеть».

     С «невидимками» произошло нечто странное — они стали одновременно видимыми и невидимыми. Они напоминали собой гигантские скульптуры, отлитые из прозрачного хрусталя. Мало похожие на людей, они наводили на мысль скорее о закованных в диковинные доспехи рыцарях, только каких-то неуклюжих. Да нет, это было только первое впечатление. Какая-то необычная, неземная гибкость и пластика была в их движениях. В широком корпусе, в толстых руках, облепленных различными устройствами явно смертоносного предназначения, чувствовалась грозная, неукротимая мощь. Большая голова с трехглазой оптической системой и парой трубчатых излучателей вместо ушей тоже не добавляла доброты к образу Ликвидатора. Одним словом, встречаться с ним не рекомендовалось.

     Подталкиваемый озорством, Толик вывел картинку на панель дисплея. Он не смотрел на друзей и не видел их лица, но короткое «ой» Валерии услышал.

     — Вот так уродец! — прошептал Панама. — Хранитель — цыпленок против него!

     — А подстрелить его можно чем-нибудь? — со свойственной ему практичностью спросил Курбан. — Стекляшку эту...

     — А ты из рогатки попробуй! — предложил Панама. — Блин, вот осколков-то будет!

     — Показать бортовое оружие! — приказал Толик.

     Вот тут-то его и поджидало разочарование. Транспортный челнок не имел на борту никакого вооружения.

     — Ну вот, я так и знал! — огорченно воскликнул Герман. — Мне, летчику-истребителю, подсовывают какой-то грузовик-спермовоз, да еще ликвидаторами обкладывают! Чем мне сбивать-то их?

     — А зачем сбивать? — подал голос Гарун. — Прикажи им уходить отсюда, да и все. Тем более что программатор у них.

     — Бесполезно! — махнул рукой Георгий. — Они никому не подчиняются, ничьих команд не слушают. Делают только то, что приказали им там, на орбите.

     — Но по челноку они же не будут стрелять? — спросил Рыков.

     — Нет, конечно! — ответил Сартов Толику и задумался. — Хотя... если они узнают, что в корабле посторонние... Нет, не знаю. Не уверен.

     — Послушай, а у челнока есть связь со станцией на орбите? — вдруг спросил Гарун.

     — Сейчас узнаю. — Рыков переадресовал вопрос компьютеру.

     — Нет, бесполезно, — сообщил он через полминуты. — Слишком много земли над нами. Сигнал не проходит.

     — Вот и отлично, значит, там, — младший Алиев показал на потолок, — понятия не имеют, что мы отобрали их имущество.

     — Ну, скажем, не просто имущество... — Толик, как истый программист, терпеть не мог неправильное употребление терминов. — Челнок — это тоже робот. Он — составная часть корабля-робота. Пресловутый Алмазный — это не что иное, как компьютер. Точнее, он и есть корабль-робот... Твою мать, ребята, какой же я олух!

     — Что случилось? — всполошились беглецы. — Что такое? О чем ты?

     Но Толик не отвечал. Он был ошеломлен. Идея, пришедшая ему в голову, была столь дерзка, столь... безумна, что он боялся поверить в ее осуществимость.

     — Господи, нет, этого не может быть. Это... невероятно, — шептал он.

     — Да о чем ты? — Герман подошел сзади и стал за спиной Толика, глядя на дисплей.

     — Ребята... вы решите, что я сумасшедший... Но мы победили!

     Рыков оглянулся на своих друзей. На него смотрело семь пар изумленных глаз.

     — Понимаете, этот челнок — только физически отдельная машина. Информационно же он представляет собой часть единой информационной системы. Не понимаете? Вы в больших организациях бывали? Компьютеры, объединенные в сеть, видели? А теперь представьте себе, что есть главный компьютер, называемый сервер, определяющий, какие данные и какие программы терминал может использовать, а какие нет. Но это в простых сетях. А есть такие, где одну большую задачу распределяют на все аппараты, подключенные к серверу.

     — Кажется, я понял, — первым отозвался Сартов. — Ты хочешь сказать, что наш челнок — это один из таких терминалов? А орбитальная станция — сервер?

     — В примитивном смысле так, — подтвердил Толик. — На деле, конечно, все намного сложнее. Орбитальная станция — это все. Это целый автоматический комплекс со своей навигационно-двигательной службой с множеством обслуживающих роботов, с заводом по производству нанороботов и даже с собственной службой безопасности. Вон их представители бродят вокруг! Но главное — это Алмазный! Это мозг корабля, его управляющий центр, который способен решать самые сложные задачи. Это он привел корабль к Земле. И это он отправил первых роботов сюда, к нам. Когда это произошло, я не знаю, может, тысячу, может, сто тысяч, а может, и миллион лет назад, да и не важно это. Главное, это то, что, захватив первых людей, Алмазный сумел сделать из них големов и дал им такую власть над обычными людьми, что вот уже множество столетий они влияют на нашу жизнь. Они управляют ею, они решают, куда направить развитие человечества. Точнее, это решает он, Алмазный, а големы проводят в жизнь.

     — Так Бог — это он? Алмазный? — ужаснулась Лера.

     — Он подменил собой Бога! Разделяя людей на конфессии, заставляя их погружаться в схоластику, в мистику, он отвлекал их от реальности, заставлял строить множество ненужных сооружений, пирамид и храмов, маскировал свою истинную цель. А на самом деле Алмазный выращивал себе рабов. И строил Кольцо. С его помощью можно отразить нападение любого вражеского флота. Строил и этот подземный комплекс, только здесь работали настоящие роботы, полные. И этот комплекс — не что иное, как центр управления стрельбой. А тот двенадцатигранник, — Толик повернулся к Александрову, — ну, на котором мы спали, — излучатель первичного импульса. О нем поговорим потом, а сейчас главное. С завершением создания Кольца отпадает необходимость таиться, скрывать от людей их настоящее положение в задуманной им иерархии. Какое положение, я думаю, говорить нет смысла, мы ведь тоже используем животных...

     — Что?! — Панама возмущенно вскинул брови. — Это как понимать?

     — Да как хочешь! Кого интересует мнение муравьев? — Анатолий криво усмехнулся. — Нас же не волнуют чувства муравьев? Нужна плотина для электростанции — строим. А сколько миллионов насекомых при этом погибнет, кого это волнует?! Букашки же, еще наплодятся! А для лишенного чувств компьютера мы значим еще меньше. Он просто строит ситуацию так, как считает нужным.

     — И что, — в глазах Курбана засветилось понимание положения, — их Кольцо это...

     — Это наш конец света, — ответил Рык. — Георгий, я прав?

     Бронзовый, не поднимая головы, кивнул.

     — Прав, — проговорил он. — Более того, Кольцо уже практически готово, осталось только запустить этот самый подземный комплекс, в котором мы находимся.

     — Вот тебе бабушка и... Ветхий Завет! — присвистнул Панама. — А что ты там говорил про победу? Шутил или серьезно?

     Все разом повернулись к Рыкову. В глазах людей светилась надежда.

     — Как вам мысль... захватить станцию? Орбитальную станцию. Завладеть Алмазным, заставить его стать нашим... слугой. — Толик пристально следил за реакцией земляков. — Ну что, рискнем?

     — А как? — спросила Лера.

     — Да какая разница? — впервые открыл рот Мохов. — Я согласен в любом случае. Хватит, натерпелся!

     — И я согласен, — сказал Курбан.

     — А я что, рыжий, что ли? — подал голос Панама, и все заулыбались.

     С этой минуты стало понятно, что остальные тоже не против. Осталось только услышать мнение Сартова. Но и он не стал тянуть с ответом.

     — Я готов, — сказал он. — Сам не понимаю почему, но я с вами.

     В отличие от него, Рыков знал, в чем дело. Не зря же он вмонтировал в свою программу энергетического оружия код «неподчинения».

     — Тогда поступаем так...

     Сигнал тревоги пришел с оптического датчика системы ориентации. Такие сообщения приходили и раньше, ничто не вечно под звездами, бывает, выходит из строя и самое совершенное оборудование. Такая мелочь не должна была привлекать внимание Алмазного, для замены деталей есть своя команда роботов-инженеров. Однако на этот раз пришлось ему доложить, навигационная служба дала уж очень высокий уровень разницы показаний, и, судя по ним, выходило, что нужно включать двигатели коррекции. А уж расчет импульса без участия Алмазного не провести. Это вам не челноком управлять.

     Неожиданно тревогу, локальную конечно, забили двигателисты. Им вдруг показалось, что не работает блок калибровки. А потом гидравлики принялись жаловаться, что у них, мол, давление начало в системе падать, производственники крик на всю сеть подняли, им тоже давление не понравилось, но только у них оно избыточное...

     Алмазный к этим происшествиям отнесся философски. Сбои происходили и раньше, разве что не в одно и то же время. Однако, когда стали чудить оружейники, стало не до шуток. Это просто счастье, что фотонные излучатели были нацелены в сторону от Земли! Иначе пошел бы насмарку труд многих тысяч лет. Болваны, если таким земным словом можно обозвать автоматы, обнаруживающие появление противника и принимающие решение на его уничтожение. Так ведь такое самовольство разрешено только во время официально объявленного боя. А не тогда, когда ты на орбите такой нежной планеты. Уже, кстати, практически готовой для включения в Единый Пояс.

     Да, труды многих и многих земных лет жизни ушли на то, чтобы вырастить из этих животных что-то похожее на настоящих работников. Капризные они на этой Земле, нежные и с большой девиацией психики. Пришлось троекратно превысить число големов, и то для полного порядка их едва хватило. Особенно после последних событий, когда жаннавары чуть не добились своего.

     Ну да хорошо то, что хорошо кончается! Скоро уже земной комплекс будет включен, а у Алмазного впереди новая работа. Уже и планету нашли с образцами жизни, пригодной для культивирования. Недалеко совсем, всего три парсека.

     Искусственный разум переключил свое «внимание» на подсистему управления ведением огня... Странно, но у нее выстрел не зафиксирован! Что же получается, что его не было? А почему тогда отработали компенсаторы стрельбы? Это неправильно...

     Внезапно станция вздрогнула. Включились маршевые двигатели?!! Но как они могли без команды Алмазного? Да не могли они никак включиться! Без трансформации, без перестройки в транспортный вариант... это же безумие!!

     Гигантский искусственный мозг послал команду на немедленное выключение ускорителей. Хорошо еще, что в таком виде фотонные отражатели свернуты, иначе их порвало бы в лоскуты... Меняй потом на новые!

     Но вместе с плохими новостями пришла и хорошая. Поступило сообщение, что челнок благополучно вернулся и доставил сырье для биокомпьютерного завода. Что ж, пусть продолжает работать.

     Алмазный «почувствовал», что данные навигационных систем требуют его внимания... Да что же такое происходит? По гравитационным данным три с лишним градуса в минусе, по радиометрии — два в плюсе, а оптика... А оптика и вовсе отключена, они же датчик меняют!

     Мозг почувствовал, что его начинает лихорадить. Стало ужасно тесно... Похоже, что какая-то из основных программ дает серьезный сбой. Если так, то придется ее «убить» и запустить заново. Дело хлопотное, конечно, но необходимое. Нужно только точно определить, какая из них хандрить начала.

     Алмазный дал команду на проведение функционального и эвристического диагностирования собственных систем. Полную, детальную! С проверкой каждого узла, каждого механизма! Ему спешить некуда, он подождет. Тем более что почему-то стало памяти не хватать... и быстродействие упало.

     А где челнок, почему его нет на положенном месте? Насколько «помнил» мозг, он же уже прилетал! Кажется... Или только запрашивался на посадку? Надо проверить...

     Позвольте, а куда делся завод? Биозавод! Там, где выращиваются роботы... Нужно послать... туда инженера...

     Связь... где связь... Челнок...

     Инженеры-роботы... куда они... подевались...

     И почему так плохо... почему так тесно... Места, ему для того, чтобы думать, не хватает места...

     Что?! Сигнал атаки?! Алмазного... атакуют? Кто... посмел... Он же проверял... поблизости нет... ни одного...

     Новый скачок станции вновь оказался неожиданным. И на этот раз он был длительнее, чем прежде.

     Но кто разрешил включать системы наведения? В кого стрелять собрались...

     А тревога... кто разрешал...

     Трансформация... к чему... да еще... двигатели... Нельзя! Нельзя...

     Импульс... переход... Прекратить... трансформацию... Двигатели... кто включил... фотонный разогрев... Зачем импульс... его нельзя... это же катастрофа... Это смерть!

     Стоя на вершине горы, Толик запрокинул голову и смотрел в темное ночное небо. Впрочем, стали появляться первые признаки рассвета, темень cтала не такой плотной, звезды не такими яркими.. Хотя нет, вот одна, как раз там, где по расчетам Рыкова, должна была находиться орбитальная станция Она не тускнеет! Наоборот, ее свечение становится все ярче и ярче. Вот уже диаметр звезды увеличился до размера яблока. Boт ее раздуло до размеров блюдца, и свет от нее стал нестерпимо ярким...

     — Берегите глаза! — закричал программист, затемняя свое зрение. — Отвернитесь!

     Ослепительная вспышка осветила все вокруг так, как будто одновременно зажглись десятки солнц. Бесформенная клякса, в которую превратилась звезда, продолжала расти. Интенсивные в средней част и более темные по краям огненные, клубящиеся щупальца, что протянулись or центра пятна, стали удлиняться и заполнять собой весь горизонт.

     Предутренняя темень улетучилась, как будто ее и не было. Все вокруг взорвалось светом. Его яркость набрала такую силу, что в одно мгновение вокруг стало светлее, чем в солнечный полдень.

     — Как бы радиации не хватануть! — пробормотал Геннадий. Прикрывая лицо ладонью, сложенной козырьком, он был не в силах поднять глаза и смотрел в землю. Но глаза все равно слезились. — Почище водородной бомбы будет!

     — Да уж, думаю, многие электронные устройства откажут, — заметил Мохов. — Интересно, а взрывная волна до нас докатится?

     — Блин горелый! — Герман повернулся спиной к вспышке. — Поверить не могу, что это все из-за маленького вируса. Невероятно!

     — Невероятно, — повторил Рыков. — Однако это так! Кытмиряне предусмотрели все. Алмазный был идеальной машиной. Он создавался для решения универсальных задач: совершать межзвездные полеты, организовывать и уничтожать целые миры, держать бой с целой флотилией противника. Он мог сам моделировать и собирать роботов самого разнообразного применения и назначения, мог привозить живые существа с одной планеты на другие и помогать им адаптироваться к жизни в новых условиях. Он мог насылать на нас мор, когда видел, что развитие нашей цивилизации идет не в том направлении, которое ему нужно, и исцелять обреченных, когда знал; что кто-то из спасенных повернет ход истории, мог начинать и останавливать войны. Мог все! И не мог он только одного: представить, что козявка, бактерия, вирус — я не знаю, кем еще он нас считал, — станет опасна для него самого. Для его гения, для его интеллекта. Что мы сможем проникнуть в него самого, в глубь его информационной системы, коей, по сути, он и являлся. Проникнуть и запустить туда простенький саморазмножающийся вирус. Собственная гигантская вычислительная мощь стала, в сущности, губителем Алмазного. Совершая одновременно немыслимое количество операций, он с каждым тактом порождал миллионы новых паразитов в своей памяти. И они пожирали и пожирали ее, оставляя программам, занимающимся жизнеобеспечением корабля, все меньше и меньше места. До тех пор, пока те не стали совершать ошибки и выдавать ложные команды. Бесконечно продолжаться такое не могло. Произошел сбой и... взрыв.

     — Компьютер подхватил грипп! — перевел на нормальный язык Панама. — Чихнул и... развалился. Зато теперь становится ясно, что хорошего программиста можно приравнять к оружию массового поражения. Эх, надо было мне в программеры идти, а не в зенитчики! Видишь, как леталки подбивать можно, только перья полетели!

     — Жаль только, что захватить этот корабль не удалось, — посетовал Курбан. — Какая хорошая станция была! Американцам никогда такой не сделать!

     — Захватить, может, мы еще смогли бы, а вот удержать — нет. Это же противостояние. Постоянное. Его мозг, — Толик показал в небо, — против моего! Но мне нужен отдых, а Алмазному — нет. И получилось бы, что мы, вместо того чтобы захватить корабль, сами стали бы пленниками.

     — Ну и ладно! — примирительно проговорил Курбан. Он подошел к стоящему рядом челноку и похлопал его по корпусу. — Зато у нас остался его птенец. Наша Ледяная птица.

     Сочи, январь — апрель 2002 г.