Александр Мазин — Урнгур

(Летопись первая — «Спящий Дракон», книга третья)

Библиотека Луки Бомануара —

Scan — Brayhead, spellcheck — Очень добрый Лёша

Книга третья

УРНГУР

Глава первая

Ар-Тохар умирал медленно. Грузное тело его уже начало остывать, а мысли все еще шевелились под чудовищным, покрытым язвами теменем.

Ар-Тохар, Страж Беды, жил так долго, что стал серым и древним, как сами скалы Тесных Врат. Он никогда не спал и теперь, погружаясь в покой, у которого нет имени, испытывал чувство, неведомое ему прежде.

Кожа Ар-Тохара, толстая бугристая шкура, крепкая, как моченое дерево Хма, покрылась сетью мокрых трещин, и, привлеченные запахом слизи, уже сползлись к нему белые медлительные черви, уже вбуравились внутрь расплющенного собственной тяжестью брюха и принялись выедать почерневшие от яда внутренности.

Пепел прогоревшего костра припорошил остатки недоеденного мяса. Рядом лежала окованная красной медью палица. Поднять ее не под силу и трем мужчинам. Словно язык пламени горела она в лучах заходящего солнца.

В пяти шагах остановил колесницу Ангтэй, с удовлетворением посмотрел на поверженного. Верховые за спиной Ангтэя бросали на умирающего колосса опасливые взгляды. Страшен Ар-Тохар, Страж Беды: восемь локтей от толстого черепа до черных беспалых стоп. Вечность назад сотворил его маг — сторожить Тесные Врата. Вечность сидел здесь, твердый и тяжелый, как базальтовый валун, Ар-Тохар. Еще дрожит толстое веко, но мертвей мертвого Страж Беды. Открыта хитроумному Ангтэю долина Аит. Скоро наполнятся мясом тучных быков животы воинов. Скоро напьются теплой крови их мечи. Все богатства Аит, все женщины Аит, вся сила Аит будут его, Ангтэя!

Хороша Дорога Древних! Быстро покатится по ней колесница. Трепещи, долина Аит!

— Рагха, Ангтэй!!!

Горы шатаются от боевого клича воинов.

Услышал умирающий. И услышал ушами Стража создатель его, одинокий маг. Откинулось веко Ар-Тохара, чтобы увидел маг Ангтэя. И ужаснулся.

Набрал в грудь горный, холодный воздух крепкорукий Ангтэй...

Далеко одинокий маг. Но стремительна мысль его.

— Тур! Мощный Тур! — воззвал. — Есть дело для тебя! Окажи любезность!

— Рад! Рад! — откликнулся Быкоглавый. — Слышу тебя, старый бродяга! Любезность, говоришь?..

— Па-ашел!!! — выдохнул колесничему Ангтэй. Двинулась колесница. Двинулись за ней меднолицые всадники...

И остановились. Потому что зашевелился вдруг Ар-Тохар. Поднял черное лицо. Оперся на толстые, как туловище парда, руки. Ужас сковал войско. Один лишь Ангтэй не видел колосса. Весело катится колесница по гладкой дороге!

А Страж Беды уже сидел поперек пути, и уже потянулась к палице рука его...

Замерли всадники.

Встал Ар-Тохар, мертвый, страшный, с проеденным червями брюхом, с сукровичными трещинами на раздувшемся лице.

Сотни стрел упали на него, но отскочили от твердой кожи, а те, что вонзились в широкие язвы, задрожали, как вздыбленная щетина.

Пошел Ар-Тохар. Упала косо окованная медью булава на передовых. И восемь трупов легли на серые скалы. Еше раз упала булава — и стало их двадцать шесть, потому что тесен проход.

Как бежали герои, спасаясь от Вечного Стража! Как благословляли они богов! Те, что уцелели.

Мчался Ангтэй по Дороге Древних и не смотрел назад, потому что радовалось сердце его...

Глянул на него сверху Ар-Тохар, отложил в сторону грозную палицу, взял камень весом с пару быков и метнул.

И упал камень точно в центр колесницы...

Легенда о долине Аит

Эрд, Нил и Ортран ехали рядом, и черный пард Ортрана постоянно пытался обогнать других. Следом — Этайа с Санти, за ними — Биорк с двумя вьючными на поводу. Один из вьючных время от времени глухо рычал: ему не нравилась ноша — туша синей ящерицы, которую вагар подстрелил утром.

Небо было мглистое, забитое серой ватой. И от этого обступивший дорогу лес казался мрачнее, чем на самом деле. Смешанный лес: голубая и зеленая листва, красная, голубая и зеленая хвоя. Одичавшие плодовые деревья рядом с широколапыми гигантами, распушившими мягкие иглы.

Полчаса назад путешественники обогнали караван из шестнадцати повозок. Караванщики, на подбор — крепкие поджарые молодцы. Хищные цепкие зырки из-под пестрых головных повязок, длинные конгские мечи. Так не похоже на добродушных купцов Низовья! Только слепой мог бы назвать их дружелюбными. Впрочем, благодаря Нилу, Ортрану и Эрду, маленький отряд выглядел достаточно внушительно.

Общительный Нил тут же по обыкновению завязал разговор с предводителем, разделил с ним хурм и узнал, что в сорока милях выше по дороге — больший деревня с постоялым двором.

— Можем там заночевать, — сказал он друзьям.

— Что за люди? — поинтересовался Эрд.

— Контрабандисты, — ответил за Нила Ортран. — Торгуют с Урнгуром. Серьезные мужи. Если у тебя больше денег, чем силы, от них лучше держаться подальше.

— Это не о нас! — засмеялся Нил. — Хотя кое-кто не прочь размяться, а, светлейший?

— Может, стоит расспросить их о пути в обход Урнгура? — проигнорировал замечание Эрд.

— Они не скажут, — ответил Ортран. — Я знаю эту породу: двое таких были под моим началом во Владении. Отличные бойцы. Но скрытные: свой язык, свои законы. Говорят, они воруют женщин и продают их в Урнгур.

— А что еще?

— Еще: оружие, пряности, ткани. А оттуда — драгоценные камни, металл, чудодейственную смолу. Впрочем, в точности я не знаю.

— Эти горы не похожи на горы фьёльнов! — заметил Санти, когда в одном из просветов они увидели красно-коричневые склоны южного хребта.

— Во всем Мире нет гор, подобных нашим. Так же, как и Золотых Лесов. Впрочем, и этот лес хороший. Не злой.

Распластавшаяся в воздухе летающая ящерица-хонга спланировала через дорогу над их головами. Санти проводил ее взглядом.

— Кажется, я мог бы посадить ее себе на плечо, — сказал он.

— Зачем? — удивилась фьёль. — У нее собственный путь. Пусть летит.

«Тай! — произнес юноша мысленно. — Тебе никогда не хотелось сделать так, чтобы люди следовали за тобой?»

«Так?» — Этайа показала Санти картинку: она, летящая на драконе, а внизу — огромная толпа людей. Это означало: могу, но — зачем?

«Ну, все-таки приятно чувствовать себя сильным?» — Дуновение ветра растрепало волосы юноши.

«Видел ли ты когда-нибудь дракона, собирающего стаю черных падалыциков?»

«Но магия фьёльнов может сделать людей подобными фьёльнам! Разве это не благо?»

«Подобными, Санти. Только — подобными. Зачем нам подобные? Гончар лепит маску, похожую на лицо. И всегда найдется кто-то, кому маска — милей лица. Когда ты поймешь магию фьёльнов, то перестанешь спрашивать. А если бы ты пожелал, то узнал бы ответ и без меня: мы не гончары».

— Просто я хотел поговорить с тобой! — улыбнулся юноша. И мысленно: «Скажи, если нам будет грозить опасность, магическая опасность, ты вмешаешься?»

«Да. И не только я».

«Кто же еще?»

Он увидел сначала смеющийся рот Этайи, а потом лицо мужчины с глубоко запавшими глазами, над которыми серебряный обруч с черным камнем. Санти тотчас вспомнил.

— Я видел! Видел его! — воскликнул он так громко, что ехавшие впереди оглянулись. — Я видел его! — повторил юноша тише. — Там, в подземелье Древних!

«Я рада! Это — друг! Но не надейся, что он сделает за тебя твое дело!»

«Не надеюсь». — И негромко пропел:

— Мой путь, твой путь!

Если корабль начинает тонуть —

Весел не убирать.

Мой путь, твой путь!

Если любимую не вернуть —

Незачем умирать.

Мой путь, твой путь!

Если стрела продырявила грудь —

Некому выбирать.

— Так, — сказал он, — поют у нас в Конге.

«А как поешь ты?»

Санти задумался...

— Я пою иначе. Но не хотел бы, чтоб со мной поступали так, как я пою!

— Эй, отец! — пробасил Нил. — Говорят, мясо синей ящерицы вкусней телятины?

— Какая разница твоему брюху? Торф, навоз, уголь — пожару все равно! — откликнулся вагар.

Впрочем, солнце уже перевалило через зенит, и пора было останавливаться для обеда. Всадники въехали в лес, отыскали подходящую поляну и расседлали пардов, чтоб те могли свободно пастись.

Маленький следопыт поймал ящерицу и принялся уплетать ее с забавным урчанием. Костер весело трещал, пожирая сухие сучья. Вскоре поджаренные на палочках грибы отправились в котел с мясной похлебкой.

Вернулся Нил с полным мешком спелых мелких фруктов для Этайи, которая не ела мяса. Ортран через всю поляну бросил ему наполненный вином мех. Гигант поймал его присосался к горлышку.

— Уф! — сказал он, оторвавшись. — Славный денек! — И заткнул мех деревянной пробкой. Земля слегка вздрогнула.

— Клянусь рогами Тура! — озабоченно сказал великан. — Твердь стала подвижной, как шкура парда! Отец! Ты не мог бы взглянуть, как там дальше с дорогой?

Биорк кивнул и подошел к своей суме. Там лежали приспособления, которые используют вагары для лазания по скалам и деревьям. Маленький воин привязал к ногам «когти», одел на руки толстые перчатки с шипами на ладонях. Выбрал дерево — старый кедр.

— О! — воскликнул Ортран, увидев, как Биорк карабкается вверх по стволу со скоростью бегущей ящерицы.

Взобравшись почти на самую вершину, Биорк встал на толстую ветвь, горизонтально отходящую от ствола, и пошел по ней туда, где крона была реже. Снизу его видеть не могли, но сам он в одном из просветов увидел человеческие фигурки, совсем крошечные: как-никак высота не шуточная — локтей шестьдесят. Вагар шел до тех пор, пока ветка не стала ощутимо покачиваться. Чувство равновесия у Биорка было идеальное — сорваться он не мог, но конец ветви был намного тоньше, чем ее основание. Она могла попросту сломаться. Впрочем, там, где стоял вагар, обзор уже был достаточный. Биорк видел тракт, караван внизу, а выше — ровные зеленые полосы возделанных полей, озеро и домики селения. «Миль двадцать пять», — прикинул он. Еще он увидел гору. Высоченный конус, поднимающийся к небу там, где рыжие склоны южного хребта сходились с черной стеной Закатных гор. Вершина конуса была увенчана снежной короной.

«Столп Небес!» — догадался Биорк

Спустился он так же проворно, как и поднялся.

Эрд расстелил карту, и четверо воинов склонились над ней. Санти из любопытства тоже присоединился к ним.

— Думаю, это последнее большое селение, которое мы встретим, — сказал Ортран, имевший кое-какие сведения о западной части Конга. — Леса тянутся еще на сто — сто пятьдесят миль. Потом — пустыня.

— Она проходима? — спросил Эрд.

— Вот здесь обозначена дорога! — вмешался Биорк. — Она намного хуже этого тракта?

— Думаю, намного лучше. Это старая дорога. Проложенная еще до Эпохи Перемен.

— Приятная новость! — заметил Нил. — Древние умели строить. А как там насчет еды?

— Кактусы. Они — и еда, и вода. Как полагаешь, они придутся тебе по вкусу?

— Думаю — нет. В свое время я поел их довольно! — усмехнулся гигант. — Надеюсь, отец подстрелит что-нибудь посущественней!

— А зверье? — спросил Биорк. — Есть опасные твари?

— Я слышал только о хуругах. [Хуруг — ящер примерно в три-четыре метра длиной, телосложением напоминает варана, но свиреп и неразборчив в пище, как акула. И зубами оснащен такими же. Глуп настолько же, насколько свиреп.] А выше, в горах... Не знаю. Хребты высоки. Вряд ли кто забредет с юга или с запада.

— Я никогда не видел хорахша! [Хорахш — хищный динозавр юга Черного материка. Самый крупный хищный ящер Мира. Размерами примерно соответствует тиранозавру рекс, но намного более опасен, поскольку очень быстр и практически неуязвим для ручного оружия. Впрочем, в Гибельном лесу есть твари и поопасней хорахша.] — вдруг сказал Эрд. — С удовольствием поглядел бы на него!

— О да! — улыбнулся Ортран. — И он — на тебя. Мы все, и парды в придачу, сошли бы ему в качестве легкого завтрака. К счастью, здесь их нет. Но поезжай на юг, светлейший, — и найдешь. И хорахша, и еще кое-кого!

Эрд подозрительно посмотрел на воина: не издевается ли? Ортран был серьезен, как сам Повелитель Судеб.

— Пойду займусь мясом, — сказал Нил. — Мы можем до вечера разглядывать карту, но только боги знают, где мы будем вечером!

— Биорк, ты не видел караванщиков оттуда, сверху?

— Они далеко. Волы идут медленно.

— Уж не опасаешься ли ты купчишек? — удивился Эрд.

— Каждый из «купчишек» стоит двух-трех солдат! — возразил Ортран.

— Да? А сколько стоишь ты?

— Полагаю, хорошего выстрела будет довольно любому из нас! — вмешался Биорк. — Уж не забыл ли ты уроки моего брата, светлейший?

— На что ты намекаешь? — обиделся Эрд. — Что я мог забыть уроки собственного наставника? То, что я не смог прикончить магхара соххоггои, еще не значит, что я разучился владеть мечом! Я сражаюсь клинком, а не магией! — запальчиво закончил Эрд.

Биорк тихо засмеялся и повалился на спину. Глядя в сплетение ветвей над головой, он начал размеренно произносить:

— Воин не должен говорить о своих силах. Воин не должен презирать других. Воин должен быть осторожным в...

— Воин не должен вслух произносить сто шестнадцать правил, если шесть локтей камня не отделяют его от мира! — крикнул возившийся у костра Нил.

— Истинно так, сын! Я забылся. Этот край расслабляет. Здесь так тепло и безопасно! — вагар потянулся, выгнувшись, как леопард.

— Тур-Победитель! — воскликнул Ортран. — Здесь безопасно?

— А был ли ты в Проклятых землях, благородный? — поинтересовался вагар. — Кстати, место, куда мы идем, может оказаться еще похлеще!

— Я не трус! — с достоинством произнес Ортран. — Раз я связал свою жизнь с вами — она ваша. Кроме того, никто, кроме вас, не сможет восстановить мою честь.

— Слово Асенара! — очень серьезно сказал Эрд. — Если мы вернемся, я сам буду говорить о тебе с Императором.

В молчании прошло несколько минут, а потом Санти спросил:

— Биорен! Ты думаешь, желтокожий магхар не пользовался магией? Как же тогда он мог исчезать и появляться?

— Бывает, — отозвался вагар. И вдруг оказался стоящим на ногах. Хотя только что лежал на спине. — Примерно так, друг Санти.

— Что ты сделал? — спросил Эрд. — Я видел такое прежде, но думал, что это магия.

— Помнишь девятнадцатое правило?

— Рука опережает глаз?

— Да. Это — следующий шаг. Противник Эрда умел делать это куда лучше меня. Никакой магии!

— А как научиться? — спросил Санти.

— Тебе? — глаза вагара излучили веселье. — Никак! Я не понимаю, что за нужда в этом тебе, друг Санти? Спроси у Этайи, она скажет.

— Туринг! — перебил его Эрд, обиженный тем, что от него отвернулись. — Но я убил его? Как? Каким образом?

— Мечом! Довольствуйся тем, что знаешь, сын Дина! — отрезал вагар.

Он терпеть не мог, когда его называли турингом.

— Достойные господа! К столу! — позвал Нил.

— Это ты называешь столом! — проворчал вагар, усаживаясь на землю и принимая миску с похлебкой. — Хотя пахнет недурно!

Санти вдруг обнаружил, что Этайи на поляне уже нет.

«Тай! Тай!» — встревожившись, мысленно позвал он.

«Я приду! — пришел ответ. — Ешь, не беспокойся!»

Песик-следопыт подкрался к юноше и стащил у него кусок мяса. Прямо из миски.

— Ах ты разбойник! — закричал вагар. — Я тебя!

Следопыт удрал под куст. Но украденный кусок уволок с собой.

Нил отнес ему пустой котел, и песик, справившись с мясом, принялся вылизывать внутренние стенки котла.

— Удивительно! — восхитился гигант. — Сколько может сожрать этот малыш!

— У вас много общего, сынок! — заметил Биорк. — Поспать он тоже не против. Кстати, сочувствую тебе, но через полчаса мы должны быть в седлах. Надеюсь, во Владении ты отоспался впрок?

— Не только отоспался! — гигант подмигнул Эрду, но тот не обратил внимания. В последнее время он стал куда менее обидчивым.

* * *

Селение вынырнуло из-за поворота так неожиданно, что северяне придержали пардов. Только что вокруг была сплошная стена леса, а тут мили и мили — возделанные поля, сады. И синяя гладь горного озера. Несколько десятков ухоженных домиков — между берегом и дорогой. Два — побольше. Один — наверняка постоялый двор, о котором говорили караванщики.

Встречные, в основном крестьяне, без смущения разглядывали путешественников. Чужие тут не в новинку.

Постоялый двор был невелик. Двухэтажное здание с обширным двором, стойлами для пардов и волов. Ворота распахнуты. Заслышав топот, из дома вышел хозяин. Сам. И тотчас, забыв о собственной важности, рысью побежал навстречу. Одежда Эрда и доспехи Ортрана производили впечатление.

На зов вмиг сбежались слуги, приняли пардов, подхватили вещи. Забегая вперед и беспрестанно кланяясь, хозяин повел гостей в дом, грубо отталкивая загораживающих дорогу. Обитатели постоялого двора смотрели на прибывших без враждебности. Но и без симпатии. У большинства были такие лица, что Санти на всякий случай проверил, на месте ли кошелек, врученный ему Этайей.

Хозяин отвел путешественников на самый верх, показал комнаты, вероятно, лучшие в доме. Здесь уже лежали чьи-то вещи, но по его распоряжению слуги вынесли все лишнее и мгновенно навели порядок.

Комнаты, все три, были так себе. Но, безусловно, ничего более приличного не отыскалось бы и в ста милях вокруг. Лебезящий хозяин заверил, что обед будет достоин самого Великого Ангана. И цену запросил, смущаясь и пошмыгивая носом, тоже достойную Великого Ангана. Но Эрд не привык торговаться.

Пока остальные устраивались, Санти выскользнул во двор. Как раз вовремя, чтобы услышать любопытный разговор, который вели хозяин постоялого двора и приземистый широкогрудый конгай с лицом, перекошенным из-за скверно сросшегося рубца.

— Ты обещал эти покои мне! — угрожающе говорил перекошенный.

— А сколько ты мне заплатишь, Хуруг? — хозяин совершенно не боялся, и вся любезность его осталась наверху.

— Мы договорились, Паук! Ты обещал. И деньги взял!

— Я учту их в наших будущих расчетах! — быстро ответил хозяин.

— Ну, Паук, пеняй на себя! — злобно пообещал перекошенный.

— Ты меня попугай! — повысил голос хозяин. — У тебя с собой кто? Пятеро да трое. Да ты сам. А у меня одних слуг — две дюжины!

— Полсотни удальцов! — рявкнул Хуруг. Санти показалось: он вот-вот бросится на хозяина постоялого двора. — Завтра они будут здесь! Попоешь!

— А кто купит у тебя товар, Хуруг? — ехидно спросил собеседник. — В Фаранг поедешь? Или к Великому Ангану? Не одиноко будет твоей голове, когда ее оденут на шест, Хуруг?

— Хор-рошо же, Паук! — зарычал перекошенный, буравя собеседника красными от хурма глазками. — Сам их выкину! И золотишко перетрясу! Кто в вашей дыре мне указ? А тебе — шиш! — Он сделал неприличный жест и пошел прочь.

Хозяин захохотал:

— Попробуй, попробуй! Вот тебе башку и проломят. Видал герб у здоровяка со «звездой»? Страж красноглазого! А другие еще покруче. Это тебе, Хуруг, не купцов трясти!

— Много ты о купцах знаешь! — проворчал Хуруг, проходя мимо затаившегося Санти.

— Хуруг, говоришь? — проговорил Биорк, когда Санти передал ему подслушанный разговор. — Тварь сильная. И подлая. Будем держать руки на мечах. Хотя не думаю, что вдевятером они нападут. Поостерегутся.

— Ты воин, — сказал юноша. — Тебе решать.

— Не волнуйся! — Вагар приподнялся на носки и ободряюще похлопал Санти по плечу. — Мы тоже звери зубастые. Пойдем пообедаем.

— Поужинаем! — улыбнулся юноша.

В трапезной, тускло освещенной и не очень опрятной, оказалось довольно много народу, человек пятьдесят. Стол, который хозяин предложил шестерым путешественникам, стоял особняком на небольшом возвышении. И блюда им подавали не те, что другим. Санти показал Биорку Хуруга. Бандит сидел в дальнем углу и пил вино в компании восьмерых таких же, свирепого вида, парней. Нетрудно было заметить, что другие посетители относятся к ним с опаской.

Друзья ели в молчании. Хозяин то и дело подходил, справлялся, не нужно ли что-нибудь. Он даже принес вазу со свежими цветами и поставил, поклонившись Этайе, на середину стола. Санти с трудом мог представить, что этот вежливый, внимательный человек — тот самый, кто недавно разговаривал с Хуругом.

Утолив голод, путешественники сразу поднялись к себе. В их распоряжении были три комнаты: две большие и одна поменьше, которую взяла себе Этайа. Санти провалился в сон, едва голова его коснулась подушки. Но успел заметить, что постельное белье чистое и отменного качества.

Глава вторая

Закатные горы берут начало от северо-западного побережья Черной Земли и пересекают континент сначала с северо-запада на юго-восток, потом строго на юг, а затем отворачивают на юго-запад, отделяя примерно пятую часть материка. Что лежит к западу от Закатных гор, достоверно не известно, так как мало желающих скитаться по Проклятым землям. Немногим больше известно и об Урнгуре, горной стране, затерявшейся между западным и восточным хребтами Закатных гор. Ходят слухи, что обитают там истинные потомки жителей великого государства Махд-Шагош, повелевавшего Миром до Эпохи Перемен. Впрочем, те урнгуриы, коих могут видеть их соседи, не могут подтвердить эти слухи. Страна их бедна, как следует думать, и главное ее богатство — чудодейственная смола, исцеляющая раны лучше, чем искусство мага. Границы же Урнгура запретны для чужеземцев.

Там, где Закатные горы изгибаются с юго-востока на юг, берет начало Драконий хребет, разделяющий Конг и Хуриду, а там, где горная цепь поворачивает с юга на юго-запад, от нее отходит Южный хребет, за которым лежат непроходимые и страшные джунгли, Гибельный лес...

Сигвар Гурский. «Описание земель»

Глава «Черная Твердь»

Проснулся Санти задолго до рассвета и не по своей воле. Его разбудило негромкое тявканье следопыта в соседней комнате. Встревожившись, он сел на постели, но тут же успокоился, когда обнаружил, что Этайа не спит, а Нил и Биорк не только не спят, но оба одеты и вооружены. Слух у Санти был хороший, и потому он услышал тихий-тихий скрежет. Кто-то ковырялся в замке. Но не их, а соседней с ними комнаты, той, где спали Эрд с Ортраном. Лучшее, что юноша мог сделать, — это не шевелиться. Биорк, двигаясь тише, чем кошка, приблизился к двери, осторожно приоткрыл ее и сделал знак Нилу.

Великан встал посреди комнаты, согнул колени, медленно-медленно втянул в себя воздух и задержал дыхание. Заинтересованный Санти не сводил с него глаз.

Раздался щелчок отпертого замка, потом сильнейший удар и звон сорванной задвижки. И в этот же миг Нил взмыл вверх и ударил ногами в перегородку между комнатами.

И стена взорвалась.

Когда пыль рассеялась, Санти увидел в огромном проломе всех четверых: Биорка, Нила и Эрда с Ортраном. Двое последних голые, но с мечами в руках. Пятеро «гостей» валялись на засыпанном обломками кирпичном ковре, а шестого Нил держал за шиворот. «Гость» слабо трепыхался.

Санти быстро оделся и пролез в пролом.

— Может, стоит догнать его, отец? — спросил Нил, указывая на разорванную оконную сетку.

— Равахш его...! — выругался Ортран. — Кто такие?

Нил взял за подбородок пойманного бандита и задрал его голову вверх.

— Кто таков? — рявкнул он.

Пойманный так перетрусил, что не мог вымолвить ни слова. Только нечленораздельно мычал.

В комнату ворвался хозяин постоялого двора со слугами и светильниками.

— Что?.. — закричал он с порога. И тут увидел пролом. Челюсть его отвалилась.

— Моя... Мои... — лепетал он. Меч Ортрана коснулся его носа.

— Твои, говоришь? — осведомился он. — Сейчас ты пойдешь к ним! — И отвел оружие для удара.

Хозяин отскочил с необычайным проворством.

— Нет, господин! Нет! — завопил он. — Я ни при чем!

Слуги бросились ему на помощь, но довольно было одного вида Эрда и Нила, чтобы они замерли.

— Что «нет»? — спросил Ортран, смягчаясь.

— Не мои люди! Не я! Хуруг! Я ни при чем! Моя стена! Мои лучшие комнаты! О боги! — запричитал он, поняв, что еще поживет немного.

— Не врет, — подтвердил Биорк. — Я запомнил этих еще с ужина.

— Ты был обязан нас предупредить! — строго сказал он хозяину. — И стена бы осталась целой.

— Может, приколоть его, Биорен? — предложил Ортран. — Думаю, без него не обошлось. А пользы от него...

— Нет! Нет! Не убивай! — завопил хозяин, прижимаясь к стене. — Я полезный! Я очень полезный! Все расскажу! Все, что пожелаете! Только не надо убивать!

— Умолкни! — Ортран ударил его плашмя мечом, и хозяин повалился на ковер.

Нил все еще держал за шиворот сомлевшего бандита.

— Взбодри-ка его! — сказал Биорк.

Нил сжал пальцами ухо грабителя. Тот мигом пришел в себя и завопил. Нил отпустил ухо.

— Хуруг? — спросил Биорк.

Глаза бандита обшарили комнату, остановились на разорванной сетке.

— Сбежал! — прошептал он.

— Вижу! Куда сбежал?

— Не знаю! Меня убьют!..

— К шайке своей сбежал! — подал голос хозяин. — Где-то поблизости. Он должен знать!

— Ты!.. — зарычал на него бандит.

Пальцы Нила впились ему в затылок.

— И-и-и! — заверещал бандит. — Пусти! Пусти!

— Хорошо кричит! — удовлетворенно заметил гигант. — Давай я сломаю ему спину?

— Валяй, — согласился Биорк. — Пусть у чернокрылых будет праздник. Не все же им дохлятину жрать! — Он толкнул ногой одного из лежавших на ковре.

Нил ослабил хватку, и бандит быстро сказал:

— Я знаю, начальник! Я знаю, где они! Я приведу вас! Только сохраните мне жизнь! — Глазки его забегали.

— Как в этой местности не любят умирать, — заметил Нил. — Что этот, что тот! — Он сплюнул в сторону хозяина гостиницы.

— Я — сам по себе! — сказал хозяин, обращаясь к Ортрану. — Учтите, у Хуруга полсотни парней! Если вы дадите мне немного денег, я найду вам помощников!

Ортран бросил меч в ножны.

— Нужна нам помощь? — спросил он Биорка.

— Да! — заявил Нил. — Я голоден. Пусть принесут пожрать!

— Ты слышал? — спросил Биорк хозяина. — Буди своих поваров, и пусть пошевеливаются: мы выезжаем через два часа.

— Не надо меня убивать! — завопил бандит.

— Отдохни пока! — кулак Нила опустился ему на макушку.

— Предупреди Этайю, Санти, — сказал вагар.

— Она знает! — ответил юноша.

— Чего ты ждешь? — спросил Нил хозяина. — Этого? — и сжал огромный кулак.

Хозяин опрометью бросился вон.

— Пойду вздремну, пока нет еды, — зевнув, сказал Нил. — Кто-нибудь покараулит?

— Иди, конечно! — отозвался Ортран. — Спасибо! Вы нас выручили!

— Не думаю! — сердито заявил Эрд. — Я прикончил троих! И остальных прикончил бы, если бы вы все не испортили!

— Ну извини, светлейший! — усмехнулся великан. — Я думал, ты спишь!

— Сплю? Когда вышибают дверь моей комнаты?

Нил второй раз зевнул:

— У тебя будет возможность развлечься. Если хозяин не соврал, найдется еще полсотни желающих поиграть с твоим мечом.

Солнце еще не взошло, но они уже выступили в путь. Было достаточно светло. За спиной остались последние возделанные поля. И деревья вокруг стали намного ниже. Еще двадцать-тридцать миль — и они исчезнут совсем: в горах другая растительность. Тракт был достаточно широк, чтобы две повозки разъехались, не сцепившись. Лапы пардов взбивали рыжую мелкую пыль. Справа поднимался некрутой склон. Слева земля полого уходила вниз. Ехали прежним порядком. Нил — впереди, он расшнуровал куртку и с удовольствием вдыхал прохладный воздух.

— Эй, Ортран! — Он обернулся к воину. — Скоро станет холодно! Совсем как дома! Может быть, и снег выпадет?

— Надеюсь, так высоко карабкаться нам не придется, — отозвался бывший Начальник Стражи.

— А я люблю снег! — признался великан. — И, Эрду: — Что-то ты печален, светлейший! Взбодрись! Чую своим сломанным носом: нам предстоит драка! Ого!

И затянул песню, которой научился во Владении:

Солдат, солдат, глотни вина

Во славу всех богов!

Пусть будет кровь твоя красна,

Красней, чем у врагов!

Ортран подтянул ему таким же мощным басом:

Глотни, солдат, и дай глотнуть

И мне, солдат, — за нас!

Сегодня топчем пыльный путь,

А завтра топчут нас!

Их громкие голоса будто разбудили солнце. Оно вынырнуло из дымки слева от дороги, и парды по собственной инициативе прибавили шаг.

— Старая конгская песня! — сказал Санти Этайе. — Хотел бы я, чтоб мои песни жили хотя бы вполовину того, сколько живет она!

Дорога между тем перестала подниматься вверх, зато теперь с левой стороны тоже был уходящий вверх склон. Через милю с небольшим они оказались в настоящем ущелье. Эрд вспомнил о том, как его чуть не прикончили конгайские всадники, и с опаской разглядывал поросшие кустарником склоны.

Биорк свистнул.

— Ну-ка, замолчите, парни! — крикнул он, догнав передних и осадив парда.

Нил и Ортран оборвали пение.

— Что, отец? — спросил великан.

— Тихо! — Биорк спрыгнул на землю и прижал ухо к каменистой почве. Потом извлек из сумки следопыта. Ветер дул навстречу, и песик сразу учуял чужих. Он сипло тявкнул. Биорк вернул его обратно в седельную суму.

— Наверху — чисто! — сказал Нил, осмотрев склоны.

— Впереди — дюжины четыре верховых, — сказал вагар. — Едут быстро.

Ортран взялся за «звезду смерти».

— Не спеши! — сказал ему Нил. — Они еще далеко!

Всадники двинулись дальше. Нил, Ортран и Эрд — впереди. Затем — Биорк. Санти с Этайей — последними. Юноша хотел было присоединиться к воинам, но, уловив мысль Этайи, остался с ней.

Ехали молча. Парды, ощутив напряженность хозяев, тоже старались бежать мягче. Через полмили перед ними открылся сравнительно прямой участок дороги, а впереди — облако рыжей пыли.

Облако приближалось. Уже можно было разглядеть всадников. Дорога шла под уклон, и парды мчались во всю прыть. Биорк не ошибся: пять-шесть десятков.

Демон Ортрана оглушительно заревел. Остальные шестеро подхватили. В ответ раздался еще более мощный рык: боевые парды радовались предстоящей схватке. Три воина разъехались в стороны, давая друг другу простор. Биорк остался позади.

Ортран медленно поехал вперед. Враги были уже совсем близко. Их разгоряченные скачкой лица были под стать оскаленным мордам пардов. Демон присел на задние ноги, приготовившись к прыжку. Тяжелый шар «звезды смерти» мерно раскачивался на цепи. В одинокой закованной в сталь фигуре Ортрана была такая уверенность, что скакавшие впереди невольно придержали пардов. Человек, в котором северяне узнали Хуруга, вынесся из рядов навстречу Ортрану и сдержал зверя, только когда между ним и северянином осталось не больше пяти локтей.

— Что нужно? — рявкнул Ортран. Всадники Хуруга перегородили тракт. Оружие они держали наготове, но напасть не спешили.

— Твои деньги! — нагло заявил бандит. — Отдай золото — и ступай куда пожелаешь!

— Возьми! — насмешливо ответил Ортран и подал Демона навстречу. Хуруг попятился.

— Хон! — закричал он.

Воин на огненно-рыжем парде выехал вперед и загородил своего начальника. Статью он не уступал Нилу, и нос его был так же расплющен. Шлем, кираса и огромный меч в два с половиной локтя длиной и в ладонь шириной — этакий здоровенный обоюдоострый кусище железа — составляли его вооружение.

Нил встрепенулся.

— Ортран! Этот — мой! — закричал великан, посылая вперед своего парда. — Хо-хо-хо, жирный бычок! Иди ко мне.

Зверь Хона прижал уши и зашипел. Пард Нила прыгнул, и противники сшиблись. Лязгнули мечи, завизжали парды, завертелись, поднимая пыль. Воин Хуруга, держа меч двумя руками, хекнув, обрушил его на голову врага. Нил отразил удар и плашмя так двинул клинком по голове Хона, что тот едва не вылетел из седла.

Шлем бандита перекосился, пард осел на задние ноги, шарахнулся в сторону.

— Ты огорчаешь меня, достойный! — закричал Нил. — Дерись же!

И Хон дрался. Хотя всем уже было ясно, что шансов у него нет. Нил осыпал его градом ударов. Не самых сильных, но достаточных, чтобы кираса покрылась вмятинами. По бедру бандита струилась кровь: пард Нила ухитрился цапнуть Хона за ногу. Темнокожее лицо посерело, от прежней уверенности не осталось и следа. Он с удовольствием удрал бы, но северянин все время наседал, не давая бандиту развернуть парда. Нил наслаждался игрой и не собирался ее кончать прежде, чем она ему надоест.

— Довольно, Нил! — крикнул ему Эрд. — Мы устали ждать!

— Как скажешь, светлейший! — весело отозвался великан.

И быстрым рубящим ударом «вскрыл» кирасу противника. Сам Хон почти не пострадал. Удар был идеально точен, и меч Нила едва коснулся кожи. Но когда Хон увидел окровавленные клочки ватной куртки, торчащие из-под разорванного металла, он решил, что ранен смертельно. Повалившись на шею парда, бандит пронесся мимо Нила, мимо расступившихся северян — и поскакал вниз, в сторону селения. Никто его не остановил. Хуруг, проявляя осмотрительность, достойную предводителя, уже укрылся за спинами своих парней. Вагар послал ему вслед арбалетную стрелу. Но стрелять со спины пляшущего парда нелегко даже вагару, и он промахнулся. Стрела просвистела в двух пальцах от головы Хуруга и сшибла шлем со стоявшего рядом всадника. В ответ две арбалетные стрелы скользнули по шлему Ортрана, не причинив вреда. Демон в один прыжок покрыл расстояние, отделявшее Ортрана от врагов. Эрд с мечом в одной руке и маленьким круглым щитом в другой поспешил за хольдцем, чтобы прикрыть тому спину. Но в этом не было нужды. Наоборот, от Ортрана лучше было держаться подальше. «Звезда смерти» полностью перекрыла полосу в пять шагов шириной, не позволяя приблизиться к воину. Но Ортран не стал ждать, пока на него нападут.

Его пард одним прыжком оказался в гуще разбойников. Шипастый шар описал волнистую кривую — три всадника с разбитыми головами повисли на поясных ремнях. А три зверя с опустевшими седлами стали барьером, не дававшим другим приблизиться к хольдцу на расстояние, достаточное для удара мечом. Зато шипастый шар опрокинул еще двоих.

Когда Демон прыгнул вперед, три бандита оказались за спиной Ортрана. Пока они пытались подступить к хольдцу сзади, меч Эрда опрокинул двоих, разрубив одному затылок, а второму — спину повыше поясницы. Третий успел развернуться, но только для того, чтобы умереть от удара в лицо. Больше Эрду делать было нечего, и он уже подумывал о том, как бы проскочить под кружащимся шаром. Но тут бандиты по сигналу дружно набросились на Ортрана. Нескольких он поверг, двоим удалось проскочить мимо разящей «звезды». Ортран получил несколько скользящих ударов. Не пытаясь даже отбивать их, полагаясь лишь на прочность доспехов, он уворачивался и следил, чтобы остальные держались на расстоянии. Один из его врагов подобрался совсем близко и едва не вонзил клинок в щель забрала. Хольдец оказался проворнее — заостренный конец шеста ударил в рот напавшего, превратив зубы в крошево и продырявив глотку. Второй враг решил, что проще будет разрубить голову парда. Однако он не знал Демона. Мощные челюсти перехватили предплечье, с хрустом переломив кость. Воин закричал. Его собственный пард полоснул Демона клыками. Тот выпустил измочаленную руку и набросился на зверя за мгновение до того, как шипастый шар оборвал жизнь всадника. Пард обратился в бегство, черный зверь устремился за ним, насколько это было возможно в образовавшейся давке. Демон рвал все, до чего мог дотянуться. Шипастый шар Ортрана летал, как цеп на молотьбе. Парды визжали, разбойники вопили, «звезда смерти» с грохотом плющила шлемы. Позади неистовствовал Эрд, разя тех, кому удавалось проскочить мимо Ортрана. Несколько минут бойни — и бандитов охватила паника. Пожалуй, вверх по дороге они помчались еще быстрее, чем недавно — вниз. Миг — и осталась только поднятая пыль да два десятка пардов с искусанными боками и изувеченными всадниками, повисшими на ремнях. Нил издал протяжный вой, и звери унеслись прочь, волоча за собой мертвецов. Биорк подобрал мечи и увязал их в один из вьюков. Ортран обтер морду Демона и смазал укус на шее животного целебной мазью. На самом воине не было и царапины. Эрд подошел к нему.

— Вряд ли в этом краю тебе найдется достойный противник, благородный! — заметил он.

— Прости, лишил тебя удовольствия! — ответил хольдец. — Но эти крысы дерутся как крестьяне. Убивать их — не великая честь!

— У тебя хороший пард!

— Сам учил! — произнес воин не без гордости. — И в нем добрая кровь.

— Попроси Нила или светлейшую заговорить рану! — предложил Эрд.

— Это не рана — царапина! — отказался Ортран, пряча флакон с мазью.

— Как знаешь! Приятно было посмотреть на тебя в бою! — сказал Эрд.

Ортран вежливо наклонил голову. Эрд ответил тем же и отъехал в сторону.

Больше путешественников никто не тревожил. Двумя днями позже они выехали на древнюю дорогу. Бурые склоны с желваками скальной породы и рыжими осыпями, кое-где прикрытые травой и стелющимся кустарником. Высокие темно-зеленые кактусы, прямые, как корабельные мачты.

Нил пришиб камнем здоровенного, два локтя в поперечнике, краба и запек в углях. Мясо оказалось таким вкусным, что не было нужды приправлять его специями.

Старая дорога представляла собой сплошное покрытие грязно-белого цвета, почти не пострадавшее от времени, но кое-где полузасыпанное обвалами или наполовину висящее над обрывом. Даже повозке, запряженной волами, ничего не стоило делать по ней пятнадцать — двадцать миль в день.

На одном из таких участков, повисших над пропастью, Ортран задержался, чтобы показать едва видную внизу тоненькую синюю ниточку — Фуа.

— Там, — он указал на ее исток, — Далаанг, логово Спящего Дракона. Если бы не дымка, увидели бы золотые башни Дворца Великого Ангана.

— Ты был там? — полюбопытствовал Эрд.

— Нет. Но слышал много. Далаанг — мозг Конга.

— Скорее уж жало!

— Ты не прав! — возразил хольдец. — Сам Великий Анган, верно, из соххоггоев, но заправляет не он. Это не Владение. И пусть конгские чиновники похуже глорианских, но ведь и получше «братьев» Хуриды.

— Почему тогда они не раздавят красноглазых? — сердито спросил Эрд. — Будь у меня хоть тысяча лучников, я выпотрошил бы все Владения за месяц!

— И конгайская армия стерла бы тебя в труху! — вмешался Биорк. — Соххоггои — это Великий Анган. А Великий Анган — символ, высшее. Зато в сравнении с красноглазыми любой чиновник — добряк и человеколюбец! Армию не обижают, у флота особые привилегии. Кому не нравится? Крестьянам? Купцам? Так, Ортран?

— Чиновники — нормальные люди! — сказал хольдец. — Жадные, конечно, но дело с ними иметь можно. А воины-моряки вообще отличные парни. Кстати, тот, кого ты убил, — Шинон — был и вовсе славным парнем. Зря ты его, он бы тебе понравился!

— Он мне и понравился! — хмуро ответил светлорожденный. — Я ему — нет. Не по вкусу пришелся. И не по зубам! — Эрд сжал колени, и его пард обогнал других.

— Он ему поверил, Шинону, — пояснил Нил, — а тот его предал. Обидно, верно?

Ортран покачал головой:

— Шинон был честным солдатом. Я его хорошо знал. Не понимаю, как так вышло. Жаль!

Санти слушал, не упуская ни единого слова. Сколько раз он готов был вмешаться: как смеют чужестранцы хулить его Конг! Но сумел сдержаться: они старше, опытней, они воины и политики. Да, он — конгай, но и только. Певец. А потом Ортран сказал о смерти Шинона, и юноша опечалился. Начальника Гавани он знал и привык уважать. Возненавидел бы убийцу, если бы то был не Эрд. Ненавидеть Эрда Санти не мог.

Этайа чувствовала его состояние, но не вмешивалась. Он должен справиться сам.

— Через два дня будем у подножия Столпа! — сказал Ортран.

— Если ничто не помешает, — уточнил осторожный Биорк.

Конус потухшего вулкана, величественный и прекрасный, уходил белоснежной вершиной в прозрачное небо.

— Кто нам может помешать? — удивился Ортран. — В горах вряд ли отыщется войско, с которым любой из нас не справился бы и в одиночку!

Биорк не стал возражать. Он не предсказывал будущее, а прогнозировал его. Зная, какие силы втянуты в игру, он, по немалому своему опыту, полагал: если враг молчит, значит, что-то готовит.

Он, естественно, уступил первенство Ортрану, лучше знавшему Конг. Но сам предпочел бы менее очевидный путь. Чем неожиданней собственный выбор воина, тем меньше неожиданного остается у врага.

— Светлейшая! — вагар приблизился к Этайе. — Может, нам избрать другую дорогу?

— Другого пути пока нет, — сказала фьёль. — И этот путь — не путь.

— Нам нужно вернуться?

— Нет. Мы пойдем вперед. Пусть качнутся весы.

По мере того как солнце поднималось выше, воздух теплел. Тени, отбрасываемые растущими на западном склоне кактусами, укорачивались. Над ними метались разноцветные стайки медовниц. Стелющийся кустарник расцвел крошечными белыми цветками. Внизу, в Междуречье, уже собрали урожай, а в горах весна еще только начиналась. Цепочка желто-зеленых скальных крабов прошествовала через дорогу. Парды осторожно переступали через них. Не потому, что боялись цепких клешней, а из свойственной им деликатности по отношению к живому. Кроме того, они были сыты: далеко не все кактусы защищали свою съедобную мякоть колючками. Всадники следили, чтобы животные наедались впрок, запасали жир. Неизвестно, что ждет впереди. Откормленный пард бежит медленнее, зато дольше — если приходится попоститься.

— У нас в Фаранге о горах рассказывают разное, — сказал Санти вагару.

— Что именно?

— Всякое. Плохое, хорошее...

— Плохое я уже слышал. А хорошее?

— Говорят, там, наверху, есть волшебные долины, укрытые от злых сил. А живут там...

— А! — перебил Биорк. — Это говорят обо всех горах! Поверь мне, друг Санти, все, что нас ждет, — это холод, безводье и всякая ползучая дрянь!

— Как знать! — Санти не мог забыть о стране фьёльнов.

— Благородный Ортран!

Эрд подъехал к хольдцу.

— Позволь мне задать тебе несколько вопросов.

После того как они сражались бок о бок в ущелье, светлорожденный, по собственному кодексу чести, мог спрашивать бывшего стража соххоггоев о чем угодно.

— Да, светлорожденный Эрд, спрашивай. И если ты будешь звать меня только по имени, я сочту это за честь.

— Расскажи мне о Желтом Цветке!

Улыбка сошла с лица хольдца.

— Что же ты хочешь знать? — неохотно проговорил он.

— Все, что знаешь ты: кто он, откуда? — Эрд понимал, что Ортран не хочет говорить на эту тему, но он желал знать!

— Я сам привез его во Владение три года назад, — хмуро сказал бывший Начальник Стражи. — Это был чудесный мальчуган!

— Мальчуган? — удивился светлорожденный. — Я дал бы ему никак не меньше двадцати пяти лет!

— Выслушай все, — произнес Ортран холодно. — И постарайся больше не называть меня лжецом.

— Прости! — сказал Эрд с искренним сожалением. — Я не мыслил оскорбить тебя!

Хольдец кивнул, принимая извинение.

— Владычица любила диковины, — продолжал он. — Живые и неживые.

— Любила?

— Любит. Я оговорился. Каждый раз, когда я приезжал в Фаранг по делам Владения, капитаны кораблей, у которых было что-нибудь любопытное, давали мне знать. Мне — в первую очередь: я больше платил. Но в тот раз я приехал за шелком. Знакомый капитан известил, что у него товар, который мне подойдет. Я приехал. Думал, он предложит мне шелк, а моряк сначала показал мальчишку. Желтого, как золотой песок. Капитан снял мальчика с пиратского корабля. Тот имел глупость напасть на судно, когда то перевозило команду солдат на южное побережье. Это был необычайный мальчик, светлейший! Ласковый, как котенок, такой же грациозный и очень красивый. А пахло от него так, словно малыша умастили благовониями. Не дешевыми! И еще: мальчик был немой! Не говорил ни слова, хотя слышал хорошо! Впрочем, немота не снижала его цены. Скорее — наоборот. Ты знаешь, светлорожденный, сколько болтают мальчишки двенадцати лет от роду? Капитан назвал мальчика Желтый Цветок. Он был из крестьянского рода, этот капитан: у крестьян в ходу такие имена. И, клянусь Рогами, имя было удачным!

Хольдец какое-то время ехал молча. Он вспомнил тот день: чисто вымытую палубу, блестевшую в лучах солнца, маленькую каюту на корме, устланную пестрыми коврами, и безмятежное лицо спящего мальчика.

Капитан немного приоткрыл дверь, чтобы Ортран мог взглянуть на него.

— Не хочу будить! — проговорил он смущенно.

И нежные нотки в хриплом голосе моряка, то, что он понизил до шепота свой зычный бас, не вязалось с тем, что прежде знал об этом человеке северянин.

Но позже, когда Ортран увидел Цветка, проснувшегося, похожего на утренний луч солнца, он больше не удивлялся.

— Ты был бы поражен, светлейший, — продолжил хольдец, отрывая взгляд от дороги, — узнав, сколько предложили за мальчика фарангские любители! Но капитан не продал его! Даже за такие деньги! И не потому, что испытывал к Цветку страсть, нет, моряк по-прежнему предпочитал женщин! Он просто привязался к малышу и позвал меня не для торговли. Вернее, он все-таки предложил мне шелк. Тайский. И я купил ткань. И еще выкупил корабль у владельцев, чтобы подарить судно капитану! И тот понял, для чего я сделал это! И ему пришлось отдать мне мальчика! Чтобы не потерять лицо! Цветок был единственным, чем моряк мог отдарить меня!

— Очень неглупо, благородный Ортран! — сказал Эрд.

— Да. Но лучше бы мальчик остался у капитана! — Хольдец вдруг помрачнел, и несколько минут они ехали молча.

— Твоя... госпожа была недовольна? — наконец спросил Эрд.

— Нет! Напротив! Она была в восторге! — Ортран усмехнулся и дернул себя за длинный ус. — Она была в восторге. И я получил награду. И воспитывать мальчика поручено было мне. Приятное поручение! Я нанял лучших фарангских учителей. А воинскому искусству учил сам. Он так быстро все схватывал, светлорожденный! Через полгода Цветок уже читал и писал, как каллиграф, и манеры его стали очень хорошими. А ведь когда я привез мальчика во Владение, он ел руками, как омбамту!

— Что же Нассини? — спросил Эрд.

— Она иногда приглашала его к себе ненадолго. Поговорить, полюбоваться — не больше. Выжидала, пока берилл будет огранен. Она умеет ждать, светлейший! Но даже после этих коротких встреч Цветок возвращался ко мне (я поселил его в своих покоях, светлейший!) грустным. И печаль его была тем заметнее, что обычно глаза мальчика сияли, как два солнца. Я плохо говорю, светлорожденный Эрд! Надо быть скаддом, чтобы рассказать о том, каким был Цветок три года назад!

— Мне довольно твоей речи! — учтиво сказал Эрд. — Продолжай, прошу!

— Малыш не умел говорить! Но он умел смеяться. И умел слушать! Он привязался ко мне не меньше, чем я к нему! Он стал бы для меня жизнью, если бы не Нассини! Ты понимаешь, о чем я?

Эрд кивнул.

— Прошло шесть сезонов, целых полтора года. А потом соххоггоя взяла его. Но не так, как прежде. Целую ночь пробыл у нее Цветок. А потом еще день. И еще одну ночь. И все это время ни Владычица, ни он не покидали покоев. Пищу приносили и оставляли в передней комнате: Нассини не позволяла тревожить себя без зова.

На третье утро госпожа послала за мной и велела мне забрать мальчика. Цветок был без чувств и похож на мертвого. Но, к счастью (или к несчастью), он был жив, светлейший. Но больше не улыбался. Сидел, забившись в угол, угрюмый, испуганный, как брошенный детеныш.

А день спустя соххоггоя вновь потребовала мальчика. Я не мог сказать ей «нет»! Ты поймешь меня, светлорожденный Эрд! Поверь, любому другому я не позволил бы и посмотреть на малыша!

— Я верю тебе! — сказал Эрд. — Говори, благородный Ортран!

— Я отвел его! — сказал Ортран. — А через час Нассини опять послала за мной: Цветок сбежал!

Пока гонец отыскал меня, прошло почти полчаса. Я допросил стражников — те ничего не видели. Тогда я велел обшарить Владение, а сам отправился к себе. И придя, послал отменить поиски: Цветок был дома.

Я не стал допрашивать мальчика, светлейший, хотя он мог бы написать о том, что произошло. Не стал! И не подумал о магии. Или о том, что мальчик может оказаться магхаром! Он был слишком красив для магхара, светлейший! И я предпочел забыть. Тем более что соххоггоя не спрашивала меня и почти на три месяца оставила Желтого Цветка в покое.

Малыш немного отошел. Снова стал читать. И я решил возобновить занятия с ним. И, представь, едва мы взяли мечи, он изумил меня так, как никому прежде не удавалось!

Цветок не стал владеть клинком лучше, но зато он стал так стремителен, что я понял: умение фехтовать ему не потребуется. И без того Цветок смог бы проткнуть меня трижды, быстрее, чем я сказал бы «хой!». Он был как язык змеи, светлейший!

— Я помню! — сказал Эрд.

— Да. — Ортран посмотрел вокруг, покачал головой. — Я увлекся рассказом, светлейший! — заметил он. — А надо бы смотреть за тем, что происходит вокруг!

— Глаз Нила и Биорка достаточно! — нетерпеливо проговорил Эрд. — Не изволишь ли ты продолжить?

— Как тебе угодно! Один из моих парней сказал:

«Начальник! Сдается, желтокожий растет слишком быстро, а?»

Я отчитал солдата: подчиненный не поучает командира. Но, приглядевшись, понял, что солдат прав. Паренек рос как гриб в сезон дождей.

Бывает, подумал я. В этом возрасте мальчишки вымахивают на пол-локтя за месяц.

Прошло три месяца, и соххоггоя потребовала привести мальчика к ней. И на сей раз — приковать к стене, чтобы не сбежал.

Я выполнил приказ.

И не успел отойти от ее покоев и на тридцать шагов, как услышал крик.

Кричала Нассини. И кричала так, что я, не раздумывая, в первый и последний раз, незваный, вбежал в ее комнаты.

И вовремя, светлейший! Еще минута — и парнишка свернул бы Владычице шею. Он действительно здорово вырос за эти три месяца! Когда я вышиб дверь, Желтый Цветок стоял на спине у госпожи и тащил ее голову за волосы вверх. Не будь эти соххоггои такими крепкими, тонкая шейка хрустнула бы, как речной тростник!

Хольдец в волнении ударил кулаком по луке седла с такой силой, что Демон изогнул шею, чтобы посмотреть на хозяина. Ортран похлопал его между ушами и, протянув руку к привязанной к седлу фляге, отпил немного вина. Он подал флягу Эрду. Тот из вежливости сделал пару глотков.

— Увидев меня, парнишка отскочил к стене! Удрать он не мог — мешала цепочка, приковывавшая его ногу к стене. Рубашка на Цветке была вся в крови. Не его — соххоггои. Лицо ее было разбито.

Поглядев на Нассини, я так рассвирепел, что чуть не убил мальчишку!

Владычица приказала мне спрятать меч! А желтокожего моего воспитанника забрать. Но не наказывать. Напротив, обращаться бережно. Я не удивился, светлейший. Я ведь знал Нассини!

С того вечера мой Цветок стал совсем тихим. И не доставлял никаких хлопот, только очень много ел. Учителей я отослал, и сам перестал с ним заниматься. Но Цветок продолжал читать. Читал много и очень быстро. И мускулы тренировать не забывал. А уж бездельничающим я его никогда не видел. И парень все время рос. В четырнадцать выглядел на шестнадцать! Он становился мужчиной, светлорожденный! И он обещал вырасти замечательным мужчиной: образованным, красивым, прекрасно сложенным и, как никто, владеющим своим телом! Великолепный был бы мужчина, светлейший! Но — магхар!

Когда соххоггоя опять велела доставить Цветка к ней, парень каким-то образом догадался об этом. Богам ведомо, что было у него внутри! Богам да, может быть, Нассини. Только для госпожи он был лишь лучшей из игрушек.

Цветок отказался идти к ней, светлорожденный! Я пробовал применить силу: физически-то я был намного сильнее. Но он не давал себя поймать! И двигался так быстро, что глазу не уследить. Появится — исчезнет! Ты помнишь, светлейший? Я ничего не мог сделать и позвал солдат. Моя ошибка!

Меня парень щадил. А уж с ними не стал церемониться. Трое были мертвы прежде, чем успели взяться за мечи. Четвертый, как щенок, забился под стол. Я его не осуждаю. Хотя Цветку ничего не стоило достать беднягу и там, парень оставил солдата в покое. Все, чего желал Цветок, — чтобы его не трогали! Ума не приложу, почему мой магхар тогда не сбежал? Вся стража Владения не остановила бы его!

Но Цветок не сбежал. Я собственноручно выволок трупы и выпроводил оставшегося в живых. Потом запер дверь и отправился докладывать госпоже.

А Нассини слушала так, будто все знала заранее. И, выслушав, только кивнула. А потом дала мне розовый порошок и велела подмешивать Цветку в пищу. Понемногу.

И Цветок потерял волю. Делал что скажут. Ел, спал, безропотно шел к госпоже, когда звала.

Владычица сказала: дай ему женщину.

Я дал Цветку женщину. С хорошим голосом. Я еще раньше заметил: ему нравилось пение. Может, оттого, что сам мой магхар был немым?

Цветок продолжал взрослеть. И понемногу стал снова читать. Соххоггоя велела поселить его внизу, в подземелье, но устроить очень хорошо. Держали его в цепях, но я постарался, чтобы цепи были необременительны. Пусть малый оказался магхаром, но мне он по-прежнему был по душе. Наверняка Цветок мог бы освободиться от цепей, но Нассини, видно, растолковала ему, что будет, если он останется без наркотика. Я даже представляю ее удовольствие от такого рассказа! Привычка крепче цепи! Лишенный наркотика на один день, Цветок становился нормальным. Нормальным магхаром, конечно! И быстрота его оставалась с ним. Владычица стравливала Цветка с провинившимися воинами, со зверьми. Нассини нравилось смотреть, как мой воспитанник расправляется с ними. А уж сынок ее, тот просто визжал от восторга! Хотя зрелище поначалу выглядело не очень-то: на любого Цветок тратил лишь пару мгновений. Но потом и сам желтокожий научился находить вкус в поединке. Стал выбирать оружие. Во Дворце отличная коллекция оружия, светлейший! Но с оружием или без — победитель был предопределен! Цветок убивал черного леопарда голыми руками! И один стоил целой армии! Да никакая армия не смогла бы с ним справиться! Каким мой магхар мог бы стать воином, не окажись он во Владении!

Ортран сжал коленями бока парда, и Демон, рыкнув, рванулся вперед, на десяток шагов обогнав Эрда. Светлорожденный не поторопил своего парда, зная, что Ортран сейчас вернется. И не ошибся.

— Прости, светлорожденный Эрд! — извинился хольдец, придерживая Демона. — Мне нелегко говорить!

— Ему нравилось убивать? — спросил Эрд.

— Нет! — сказал хольдец. — Не убивать. Цветку нравилось побеждать! Он не мог понять, мой мальчик, что там, где исход известен заранее, — победы нет! Но помнил: побеждать! Ведь я сам учил парня этому. Воин в начале пути должен любить победу. Он мог пойти далеко. Но не пошел. Хотя соххоггоя готовила ему какую-то особенную роль. Как-то даже сказала, что собирается родить от него. Я не очень-то поверил: соххоггои рожают только от своих. Хотела она или нет, но у нее ничего не вышло. Ни у нее, ни у других. Парень, похоже, был стерилен. А рос так же быстро, как и прежде. За три года он стал взрослым мужчиной. А потом ты его убил. Не спрашивай, как это произошло. Я понимаю не больше, чем ты, светлейший. — Ортран, немного помолчав, добавил: — Ты узнал все. Прошу, больше не спрашивай меня — о Цветке я дважды говорить с тобой не буду! — И отъехал в сторону прежде, чем Эрд успел что-то сказать.

Светлорожденный не обиделся. Наоборот, после этого рассказа Ортран словно бы стал ему ближе.

Глава третья

Некий молодой маг из тех, кого называют Алчущими Силы, полюбил женшину-вагарку. И сказал ей об этом.

Женщина же не любила его и ответила так:

— Боюсь тебя! Ты слишком велик! Уходи!

А подумала:

«Я искусна в колдовстве, а он — из последних магов, и вполовину так не силен, как я! На что он мне?»

Опечалился молодой маг, пошел к Учителю своему и просил:

— Помоги!

Учитель же так сказал:

— Не пристало мне, мастеру, тягаться с женщиной. И не пристало мне иметь ученика, пусть и недавно взятого, что не может справиться с женщиной! Вот тебе урок: в три дня покори ее. Нет — лишу тебя жизни!

Еше более опечалился молодой маг. Вагарка и вправду была сильна в волшбе — нелегко ее очаровать!

Три дня прошло. Женщина была неприступна. Не знал молодой маг, как ему сблизиться с ней. Зато знал (подслушал) заклинание демона Плешивой Горы, той, что на восточном берегу Имирова моря, где теплое течение омывает берег и он не оброс льдом, как на западе.

И сказал молодой маг той, кого желал:

— Приди в мой дом! Покажу тебе нечто дивное.

А что — не сказал. Она же была хоть и колдунья, но женшина, и потому ответила:

— Приду!

Обратился он тогда к Учителю:

— Царствующий надо мной, посети мою обитель, чтобы увидеть: женщина — моя!

Сказал ему и Учитель:

— Приду!

Маг же возвел в своем жилише круг Силы и запер его своим собственным именем: Кратор. А потом призвал Демона. Страшен был Демон, а обликом воистину неописуем. И готов был поглотить все сущее.

Пришла женщина из вагаров. Встретил ее молодой маг, ввел в дом и показал ей Демона.

Ужаснулась женшина, а маг сказал:

— Стань моей, иначе освобожу его!

— Как скажешь ты! — ответила женщина.

И отдалась ему. И были они вместе.

Пришел Учитель мага. И увидел их вдвоем. А Демона не увидел, потому что не ждал и не искал: слабым считал ученика. Для тех же, кто не ищет и не ждет, демоны до времени невидимы.

— Что теперь? — спросил ученик.

— Теперь будешь жить! — сказал Учитель. И молодой маг поднялся с ложа, подошел к Учителю и толкнул мастера в круг Силы. И поглотил его Демон. И сказала магу женшина:

— Вот, ты не таков, каким казался! Силой взял меня, а теперь возьми по собственной моей воле! Ты люб мне, Кратор!

И освободился Демон...

Хольлская сказка

Войдя в опочивальню, Верховный Жрец и сирхар Урнгура Ди Гон по привычке бросил взгляд на мерцающее рядом с альковом «волшебное око». То, что он там увидел, застало сирхара врасплох. Квадратная челюсть его отвалилась, а рука инстинктивно вцепилась в Хлыст. Трой-Странник с нескрываемой иронией глядел на Ди Гона из дымчатой глубины «ока».

— Не ожидал? — спросил Трой.

Черный камень над его высоким лбом полыхнул рубиновым отсветом.

Сирхар Урнгура попятился. «Око» было только оком, а не ухом. Никогда прежде оно не передавало звука.

— Я не боюсь тебя, Странник! — вызывающе заявил Ди Гон, хотя вид его свидетельствовал обратное.

— Это дело твое! — отозвался человек с камнем. — А с подглядыванием — все!

— Колдовство Древних служит мне! — запальчиво воскликнул Ди Гон. — Я укротил его! Что смыслишь в нем ты, Странник?

— Уж если ты смыслишь, Катышок, — заметил тот, кого назвали Странником, — я точно управлюсь!

Сирхар кусал губы. Глаза метали молнии. Маг уже успел забыть, как его дразнили в ученичестве.

— Ты посмел!..

— Ага! — весело сказал собеседник. — И учти: я разбираюсь в любых игрушках. А вот ты, Катышок, похоже, так и не понял, во что влез, а?

— За мной — сила самого Хаора! — угрожающе прошипел Верховный Жрец. — Ты готов сразиться с богом, Странник?

Губы человека с камнем растянулись еще шире. Только губы. Глубоко посаженные глаза были холодны, как осколки льда.

— Хочешь взглянуть на того, кто за мной, Катышок? — И резко бросил: — Смотри!

Тотчас лицо человека исчезло из светящегося «ока», а взамен в нем возник образ, от которого ноги Ди Гона превратились в студень.

— Н-не может б-быть! — пролепетал он, пятясь.

«Око» ослепительно вспыхнуло, из создающего образы жезла повалил желтый вонючий дым, и «око» угасло навсегда.

— Не может быть! — повторил Ди Гон немного тверже. — Странник солгал! Иначе... иначе... О Хаор! Помоги мне! Клет! Клет! — закричал он, распахивая дверь.

Слуга тотчас примчался на зов и застыл, тяжело дыша.

— Нужно девять жертв, Клет, — сказал Ди Гон. Он уже успокоился. Если слуга заметил исчезновение «ока», то спросить об этом не посмел.

— Девять жертв, — повторил сирхар. — Все — мужчины-воины.

— Но, — нерешительно возразил доверенный, — час неурочный...

Ди Гон задумался. И мгновенно нашел выход.

— Иди прямо к начальникам хогр. Скажи: добровольцы. И каждый получит вечную жизнь. И народ их увидит. Всё понял?

Слуга кивнул.

— Шевелись!

Клет бросился вон, а Ди Гон с удовольствием потер бритый подбородок.

— А ты дурак, Странник! — пробормотал он. — Дурак, что показался! Поглупел от времени! Теперь я знаю, с кем имею дело!

Тень скользнула по лицу Ди Гона: он вспомнил о последней «картине», показанной «оком». Но колдун сумел отогнать пугающую мысль.

— Ты еще попробуешь моей магии, Странник!

Ди Гон подошел к окну и с высоты ста локтей посмотрел на озаренные лучами солнца крыши Среднего и Нижнего городов, спускающиеся с вершины холма к реке. У врат, отделяющих Средний город от Верхнего, королевского, топтались четверо стражей в остроконечных шлемах и рыжих плащах. Желая испытать свою силу, Ди Гон сосредоточил взгляд на одном из них, пробормотал заклинание.

Маленькая фигурка качнулась и повалилась навзничь. Три других стражника бросились к упавшему. Сирхар Урнгура, усмехнувшись, отошел от окна: сила была при нем. И еще — Дитя, чья мощь превосходила силу любого мага, даже Троя-Странника.

Вернулся Клет. Погруженный в собственные мысли, Ди Гон не сразу заметил его.

Слуга кашлянул.

— Сделано, сирхар! — доложил он. — Через час начальники хогр дадут людей. Но ты... Тебе придется выполнить обещанное: воины желают увидеть обретших вечную жизнь!

— Увидят! Приготовь все для приношения. Позови старших жрецов: Тунга, Пуопа и Беда. Троих довольно. Если все пройдет как подобает, получишь девушку. Сам выберешь из тех, что привезли в прошлом месяце.

— Благодарю, сирхар! — Клет отвесил низкий поклон и вышел.

Ди Гон направился в соседнюю комнату, чтобы переодеться: он делал это сам, потому что не доверял слугам. Он помнил, как ушел в Нижний Мир его учитель и предшественник.

В предалтарной Храма Хаора было холодно. Воинов бил озноб, но не потому, что они мерзли (урнгрцам привычен холод), — от страха.

Ди Гон лично осмотрел каждого и нашел, что все подходят как нельзя лучше.

— Воины! — произнес он с пафосом. — Ныне — ваш день! Ныне идете вы в лоно могучего и доброго Хаора, чтобы он очистил ваши души и даровал им ваши тела навеки. Если сочтет вас достойными дара, воины. Если же нет, то участь ваша будет другой. Великое перерождение ожидает вас, воины. Страшное произойдет с вами. Не осрамитесь! Не осрамите меня, вашего ходатая перед Великим!

Урнгурцы с трепетом глядели на коротышку колдуна. Впрочем, в этот момент он казался им огромным, как сам Хаор. Не без помощи иллюзии, конечно.

Из открытых ртов солдат шел пар, а кожа покрылась пупырышками: подземелье есть подземелье. Голому тут неуютно, даже если его и не пугают Хаором.

— Вот дверь, через которую вы войдете в бессмертие, — вещал маг. — По одному! Каждый из вас пойдет таким, каким пришел в мир — нагим и одиноким! Первый — ты! — Ди Гон ткнул пальцем в грудь широкоплечего поджарого мужчины лет под сорок. — Остальные — по жребию! — Маг бросил на каменный пол костяной волчок с красной стрелкой. И покинул их.

Алтарная комната. Длинное помещение с низким потолком, вырубленное в скале. Вернее, расширенная руками человека подземная артерия, по которой когда-то вытекла на поверхность кровь тверди — выталкиваемая подземным давлением лава. Тусклые коптящие факелы на стенах. Массивные, грубо вытесанные колонны.

Полый алтарный камень располагался в дальнем конце зала, неподалеку от противоположного отверстия, которое было замуровано, чтобы подземные духи не поднимались из недр за душами живых.

Первый из Приносимых, опасливо озираясь, вошел в Алтарную. Один из жрецов, Тунг, тотчас плотно запер за ним дверь, а потом, подхватив под руки, Тунг и Пуоп поволокли человека к алтарю. Воин не сопротивлялся, лишь затравленно взглядывал то на одного, то на другого. Худые лица жрецов ничего не выражали: они выполняли рутинную работу.

— Хаор-р! — басом взревел третий жрец, огневолосый и длинный, как жердь, Бед. — Хаор-р!

Пуоп и Тунг, хакнув, забросили воина, как огромную куклу, в длинную выемку алтарного камня.

— Вот человек отдается тебе! — вновь взревел Бед. Голос его глох, придавленный низким потолком пещерного Храма.

— Возьми его!

— Возьми! Возьми! — подхватили Тунг и Пуоп.

— Возьми! — негромко произнес Ди Гон.

И по слову мага длинная зеленая молния ударила из отверстия над алтарем. Ударила прямо в распростертое тело и объяла его зеленым пульсирующим пламенем. Неестественно выгнувшись, человек забился на камне, замычал, замолотил спиной по твердому ложу.

Пламя постепенно угасло. И вместе с ним, содрогнувшись последний раз, угас человек.

Бед схватил умершего за волосы и стащил с алтаря.

Ди Гон, отдыхая, прикрыл глаза, а Тунг с Пуопом уже отправились за следующим.

Когда все девять были аккуратно уложены один возле другого, Верховный Жрец выставил помощников вон. Больше они не нужны. Жрецы — только руки: не станет сирхар Урнгура сам перетаскивать мертвецов!

Колдун распечатал привязанный к поясу хрустальный флакон и отпил глоток зелья: церемония пьет силу, как песок — воду. Но лишь он один может совершить Преображение: дать мертвым телам мертвую силу. Путь Могущественного открыт ему одному. И никто не должен видеть его сейчас. Ди Гон облизнул губы и потер замерзшие ладони: ничего, сейчас он согреется!

Колдун выпрямился, закрыл глаза, медленно выпустил воздух через сжатые зубы.

— Хаор! — позвал он. — Твой раб здесь!

И пропел первое из тридцати шести заклинаний. Превращение началось.

* * *

Мощенную мраморными плитами площадь Трех Святынь между Домом Сирхара и Королевским Дворцом до отказа наполнил народ: слуги, жрецы, воины королевских хогр. Вокруг Лобного Камня, плоской глыбы в шесть локтей высотой, уложенной точно в центре Шугра, неприступной столицы Урнгура, башенками высились крытые носилки Женщин Селений: каждая — в окружении мужей и телохранителей.

Густая толпа раздвинулась: к площади подъехала колесница сирхара. Три огромных, алых, как кровь, кугурра легко влекли ее к Лобному Камню. Сирхар правил ими сам. Только сила заклятия удерживала зверей в повиновении. Размеры, неестественный окрас, ужас, мерцающий в глубине желто-зеленых глаз хищников, вызывали священный трепет. Оставленный толпой проход был намного шире, чем это требовалось для небольшой колесницы.

Следом за сирхаром катилась открытая повозка, влекомая дюжиной упряжных собак. Девятеро Преображенных ехали на ней. Громкие возгласы раздались в толпе: воины узнали своих товарищей.

Колесница и возок остановились. Сирхар прямо из колесницы шагнул на лестницу и поднялся на плоскую вершину Лобного Камня. Девятеро последовали за ним. Толпа сомкнулась, и проход исчез.

Сирхар откинул плащ, поднял над головой руку, сжимающую рукоятку Хлыста.

— Королева! — воскликнул он. — Женщины! Люди! Да не угаснет Великий Огонь! — Он повернулся в сторону величественного конуса Священной Горы и поклонился. — Вот избранные волей Хаора. Бессмертие даровано им. Кто желает испытать одаренных?

Толпа безмолвствовала. Ди Гон бросил взгляд в сторону Дворца Королевы. Повелительница Урнгура в окружении Приближенных Женщин и избранных мужей стояла на балконе как раз напротив Лобного Камня.

— Ты! — указал Ди Гон на одного из телохранителей. — Поднимись сюда!

Воин оглянулся на свою госпожу. Женщина кивнула, и он поднялся наверх.

— Покажи свой меч! — велел ему сирхар. Солдат вынул оружие: обычный клинок.

— Выбери любого из них! — Ди Гон указал на Преображенных.

Воин нерешительно потоптался на месте, а потом кивнул на ближайшего.

— Подойди! — приказал тому сирхар. — А ты воткни ему меч в живот! Быстро!

Воин заколебался.

— Дай сюда, трус! — Ди Гон выхватил у солдата оружие и с силой вонзил меч в живот Преображенного. Разорвав куртку, клинок на ладонь вышел из спины. Толпа ахнула и загудела.

— Вынь меч! — приказал пронзенному сирхар.

Преображенный взялся двумя руками за эфес и медленно вытащил лезвие. Лицо его при этом осталось совершенно спокойным. Взяв у него оружие, Ди Гон поднял меч над головой. Клинок был чист. Сирхар вернул меч телохранителю.

— Иди!

И тот с облегчением покинул Камень. Преображенный тоже присоединился к восьми другим.

Сирхар развязал черный шелковый пояс, охватывающий его талию. По приказу мага двое из Преображенных, сделав из пояса петлю, накинули ее на шею третьего и изо всех сил потянули в разные стороны. Через несколько минут Ди Гон велел им прекратить: никаких признаков удушья на лице удавливаемого не появилось. На сей раз толпа безмолвствовала: ждали продолжения.

— Факел! — отрывисто бросил Ди Гон. И вытянул руку с Хлыстом.

Ослепительная полоса пламени вырвалась из рукоятки. Толпа зашевелилась, загудела. Так было всегда. Ди Гон никогда не упускал возможности продемонстрировать Хлыст в действии. Факел вспыхнул, едва огненный язык прикоснулся к пропитанной маслом ветоши.

Ди Гон взял руку Преображенного и вложил ее в пламя. Лицо Преображенного осталось таким же бесстрастным, как если бы он окунул руку в воду.

— Раз, два... — медленно считал сирхар.

При счете «семь» он вынул руку из огня и, подняв, показал толпе. Ладонь была слегка закопченной. И только.

— Он бессмертен! — закричал сирхар, продолжая держать руку Преображенного над его головой. Это было не просто — Преображенный был много выше ростом.

— Сирхар! Сирхар! — вопила толпа.

Колдун бросил взгляд на балкон. Мужья Королевы оживленно переговаривались, но сама она молчала. На ее широкоскулом лице не было восторга. Но и недовольства тоже не было.

Преображенные неторопливо спускались с Камня и садились в повозку. Представление закончилось.

Ди Гон спустился вслед за ними. Клет (тут как тут!) помог ему подняться на колесницу.

— Думаю, с другими добровольцами сложностей не будет, — тихо сказал он. И добавил еще тише: — Но я не советовал бы тебе показывать их вблизи!

— Почему?

— Вблизи они слишком похожи на мертвецов! Я получу свою женщину, сирхар?

— Да!

Кугурры сорвались с места и с грозным рычанием ринулись вперед. Люди поспешно уступали им дорогу. Позади трясся возок с Преображенными.

Спустя два часа, когда огненный шар солнца упал за зубцы гор, семеро из Преображенных стояли перед Ди Гоном.

— Запоминайте! — раздельно говорил им сирхар. — Высокий, очень высокий, очень сильный, светловолосый! — Он с досадой вспомнил о потере «волшебного ока». — Вы должны его убить! И убедиться, что он мертв. Вот что: принесите мне его голову! Может статься, что сталь будет отскакивать от него. Тогда вы его задушите. Ясно?

— Да! — произнесли семеро одновременно.

— Вы поняли, где будете его ждать?

Вновь дружное «да».

— Лучше всего дождитесь, когда он отделится от других. Другие меня не интересуют — только этот. Идите! Семеро разом повернулись и покинули комнату. Ди Гон обхватил руками большую голову.

— О-о! — застонал он. — Оставь меня, боль! Уйди! Уйди!

* * *

Семеро, в длинных плащах, под которыми позвякивало оружие, достигли внешних ворот Шугра, и стражники, узнав, с почтением выпустили их наружу. Створки ворот замкнулись за ними, и семеро быстрым шагом двинулись вверх по освещенной лунами дороге.

Глава четвертая

... Еще купил он у урнгурского купца барабан, кожа на котором была человеческая. По заявлению продавца барабан сей имел волшебную силу, ибо умерщвлен был тот, чье тело покрывала эта кожа, в нужное время и в нужном месте, а сердце его было сожжено на алтаре урнгурского бога. Мой друг показал барабан нашему магу, и тот, изучив его, посоветовал барабан уничтожить, что мой друг и сделал, не без огорчения, поскольку отдал за волшебный инструмент три золотых.

Сигвар Гурский. «Описание земель»

Глава «Черная Твердь»

В тот день северяне обогнали еще один караван, точную копию встреченного внизу. На сей раз они не стали вступать в разговоры, а просто объехали повозки и, провожаемые взглядами, двинулись дальше. Конус потухшего вулкана впереди закрывал часть неба.

— Мы обогнем его с юга! — сказал Ортран. — Там очень удобное место, Легкий Перевал. Может быть, мы столкнемся с урнгурскими контрабандистами, но не думаю, что они опасны для нас.

— Сейчас будет толчок! — вмешался Нил. — И сильный!

Спутники посмотрели на него: земля вздрагивала едва ли не по три раза за день.

— Тогда переждем здесь, — сказал Ортран. — Дальше — крутой склон. Если толчок будет действительно сильным, могут обрушиться скалы.

Они спешились. Теперь и парды почувствовали опасность, забеспокоились. Фьёль ласково заговорила с ними, и животные легли наземь. Они негромко рычали.

— Сядем! — предложил Нил.

Они устроились на пологом склоне, между похожими на гигантские свечи кактусами.

Толчок, действительно, был силен. Земля провалилась под ними, потом ударила снизу. Парды, повизгивая, вскочили на ноги. Второй толчок был слабее первого, но несколькими мгновениями позже друзья услышали отдаленный взрыв. Черное облако дыма повисло над вершиной Столпа Небес. Снежная шапка исчезла, и сквозь черный султан огоньком поблескивало красное пламя. Очередной толчок подбросил людей вверх.

— Извержение, — констатировал Биорк.

— Но вулкан спит уже тысячу лет! — воскликнул Ортран.

— Думаешь, галлюцинация? — Вагар показал на узкую ниточку лавы, медленно ползущую по склону горы.

Облако над кратером все увеличивалось. Грохот, напоминающий раскаты дальнего грома, не стихал. Еще один красный червячок пополз по горе.

— Есть ли другой путь? — спросил практичный вагар. — Этот, похоже, заперт.

— Мы можем попробовать... — предложил Ортран.

— Попробовать пройтись по вулкану во время извержения? Мне это нравится! — засмеялся Нил.

— Легкий Перевал достаточно далек от вершины! — возразил хольдец. — Кроме того, с юга лавовых потоков может и не быть!

— Я только спросил: есть ли другой путь? — уступил Биорк.

— Я не знаю, — ответил Ортран.

— Тогда у нас нет выбора! — констатировал Нил. — Вперед!

— Подождите меня здесь! — сказал Ортран.

Он вскочил на Демона и во весь опор поскакал по дороге в сторону горы.

Однако через полчаса он вернулся. Запыхавшийся Демон лег на землю, вывалив розовый язык.

— Возвращаемся! — удрученно сказал Ортран. — Дорогу завалило камнями.

— Расчистить можно? — на всякий случай спросил Нил.

Ортран покачал головой.

— Тогда поедем! Толчков больше не будет.

— Может, парни из каравана знают другой путь? — предположил Биорк.

— Даже если и знают — вряд ли скажут, — отозвался хольдец. — Но мы можем спросить.

Они двинулись обратно и вскоре увидели караван, ползущий вверх по дороге примерно в полутора милях от них. Когда расстояние сократилось, стало заметно, что купцы обеспокоены, хотя повозки продолжали так же неторопливо катиться вперед. Два всадника обогнали караван и вскоре оказались рядом с северянами.

Ортран поднял правую руку:

— Приветствие!

Один из контрабандистов, ехавший на желто-коричневом коренастом парде, тоже поднял руку.

— И тебе приветствие, воин! — И покосился на знак стража соххоггоев, украшавший кирасу Ортрана.

— Успехов твоей торговле! — сказал хольдец, проигнорировав красноречивый взгляд. — Недобрые вести!

— Догадываюсь! — буркнул контрабандист. — Дорогу завалило?

— Ты прав. Большие камни. Даже нам не проехать.

— Знал, что это когда-нибудь случится! — бросил купец своему напарнику. — Ты видел сам? — спросил он Ортрана.

— Да!

— Придется тебе повернуть волов, браток! — пророкотал Нил, объезжая Демона, чтобы приблизиться к купцу. Великан широко улыбался. Куртка его была расстегнута, несмотря на довольно холодный воздух. — Пирон — твое имя? Я не забыл?

— Р-раздери меня магхар! — Обветренное лицо старшины каравана расплылось в улыбке. — Брат Нилон! Рад!

Не слезая с седел, мужчины обнялись. Парды недоверчиво обнюхали друг друга. Караванщик оказался одним из фарангских кровников Нила.

— Укрытие радости в буре бед — встретить тебя! — сказал Пирон.

— О! Боги создали горы, чтобы люди не разжирели! Позволь, я представлю тебе моих друзей!

— А я — моих! — оба рассмеялись. Они и впрямь радовались встрече. Караван остановился. Спустя некоторое время Нил, Ортран, Биорк и Эрд пили вино вместе с Пироном и двумя его помощниками: Сузом и Каланом, заедая красное вино жирной бараниной, поджаренной на костре. Этайа и Санти устроились отдельно. Так же, как и две дюжины контрабандистов, составлявших команду Пирона. Четвертая группа, три миловидные молоденькие девушки, расположились рядом с одним из возов. Оттуда они бросали на северян любопытные взгляды.

— Не может быть, чтобы путь через горы был единственным! — убежденно заявил Нил. — Просто мы обленились из-за дороги древних: знай подгоняй волов!

— Нам хватает хлопот и без лазанья по скалам! — отрезал Пирон. — Не забывай: мы торгуем без пошлин, но и без разрешения!

— Тем выше ваша прибыль! — заметил Ортран. — Или ваши урнгурские собратья вас обжуливают?

— Нет, они честные ребята!

— Клянусь шкурой хуруга, подохшего месяц назад, их доходы пополняют казну кого-нибудь из урнгурских владык. Иначе вместо «честных ребят» вас встретил бы десяток-другой парней с такими железными штуками в руках!

— У тебя... гм... своеобразная речь, брат Нилон. Но, думаю, ты прав. Со стороны Урнгура дорога такая же удобная. Хотя Легкий Перевал — не земли Урнгура.

— А чьи же?

— Кто знает! Ничьи, я полагаю.

— Так почему же урнгурцы не сделают их своими? — спросил Биорк. — Или этого не допустит Конг?

Контрабандисты засмеялись.

— Уж Великому Ангану они точно ни к чему. Чтобы эти крысы чиновники полезли в горы? — сказал Калан.

— У урнгурцев табу на чужие земли! — вмешался Суз. — Их бог не велит им покидать собственную землю. А границы ее определены. Я точно знаю, говорил с одним из этих урнгриа.

— Вся земля вокруг Столпа Небес принадлежит богам! — безапелляционно заявил Пирон. — Или вы забыли? — Он насмешливо оглядел своих помощников.

— Похоже, боги решили об этом напомнить! — заметил Ортран.

— Что плохого богам или благословенному Конгу, если несколько золотых монет звякнет о стол в фарангской таверне?

— А куда ты везешь девушек? — поинтересовался хольдец.

Пирон смутился.

— Скажешь, они сами решили прокатиться?

— Им будет неплохо в Урнгуре! — горячо воскликнул старшина каравана. — Там ценят женщин. И я хорошо заплатил их родителям, клянусь Рогами Тура!

— Ну-ну! А того оружия, что ты везешь, хватит, чтоб вооружить сотню всадников! А если эта сотня станет шарить по конгским селениям?

— Тому не бывать! — в один голос закричали трое конгаев. — Урнгур не чета Конгу!

— И у них табу! — еще раз напомнил Суз.

— Нет такого табу, которое никто не нарушал, — сказал Ортран.

— Довольно спорить! — вмешался Нил. — Ваше дело — ваш ответ! Так, благородный? — он повернулся к Ортрану.

Тот пожал широкими плечами:

— Кто спорит? Мы говорили о перевале.

— Я знаю один путь! — вдруг сказал Калан. — Не для волов, ясное дело, но на пардах пройти можно.

Взгляды всех обратились к нему. А конгай неторопливо продолжил:

— Когда-то, лет десять назад, я проходил там. И рискнул бы, пожалуй...

— Не тяни паутину, парень! — велел Пирон. — Шевели языком!

— Там есть несколько скверных мест, да и выходит он прямо на земли Урнгура... Думаю, урнгриа знают о нем. Если Легкий Перевал закрыт, они встретят нас там. Я бы рискнул, старшой! Чем тащиться назад со всем товаром...

— Ты лечишь мое сердце! — Маленькие глазки Пирона загорелись. — Мы можем взять с собой легкий груз, девушек можем взять. У нас две дюжины пардов...

— Так я и думал! — сказал Нил Биорку. — Раз есть Легкий Перевал, найдется и тяжелый!

— Суз! — обратился Пирон к помощнику. — Поведешь назад людей и повозки.

— Почему я? — недовольно отозвался конгай. — Я пойду с вами. Вести караван назад — невелика трудность!

— А бандиты? А продать товар? А новости продать другим парням? Нет уж, тут нужен ты, Суз!

— Драный ты змей, Пирон! — пробормотал конгай.

— Вот и отлично! — старшина повеселел. — И внизу всех оповестите, что путь закрыт. Это сразу поднимет цены. Когда мы вернемся.

— Мы едем с вами, брат? — полувопросительно произнес Нил.

— О чем говоришь, брат! — Пирон хлопнул гиганта по плечу. — Мой путь — твой путь!

* * *

Тропка, по которой вел их Калан, петляла и осыпалась, но все же была достаточно удобна, чтобы путешественники двигались вверх, не покидая седел. Когти пардов делали животных неплохими скалолазами. К тому же звери не боялись высоты и уверенно ступали по самому краю обрывов, там, где у людей захватывало дух от зияющей под ними бездны. А девушкам велено было глядеть только вверх. Пирон опасался, что какая-нибудь из них, перепугавшись, выпадет из седла, несущий ее пард потеряет равновесие, и они свалятся вниз.

За день поднялись на приличную высоту. Кустарник начисто исчез. Изредка можно было увидеть кактус, чахлый и низкорослый в сравнении с теми, что росли двумя тысячами локтей ниже. Кое-где бурые склоны покрывал скользкий серебристый мох.

Второй день обошелся с путниками суровей первого. Склон стал круче. Кое-где людям приходилось спешиваться и помогать пардам. Но и этот переход был легким в сравнении с тем, какой уготовил третий день. На сей раз горы показали свои клыки. Всякая растительность исчезла, и голодные парды стали беспокойными и злобными. У людей пищи было вдоволь (то, что человеку — на неделю, парду — на один зуб), но ветер, резкий, холодный, заставлял ежиться даже закутанных в меха контрабандистов. У Санти зуб на зуб не попадал. Чтобы хоть как-то согреться, юноша завернулся в шерстяное одеяло. Ему стало теплей, но теперь он страдал от того, что выглядит смешным. Нелегко приходилось и Ортрану, отвыкшему от холодов. Эрд отдал ему свой запасной плащ. Удивительно, но ни фьёль, ни Биорк, ни Нил, казалось, не замечали стужи. Нил все так же ехал в расстегнутой куртке. Только кожа гиганта из белой стала розовой.

— Тай! — жалобно спросил Санти. — Почему мне холодно, а тебе нет?

— Потому что ты не любишь холода! — ответила ехавшая впереди фьёль. — Выпрямись, подними лицо, подставь его ветру — и ты согреешься!

Юноша попытался последовать совету. На какое-то время ему и вправду верно стало теплей. Но ненадолго.

Закутанные по самые покрасневшие носики девушки с почтением глядели на Этайю. Даже смотреть на нее им было холодно.

Третий день приготовил неприятный сюрприз: длинный и крутой язык осыпи, зажатый отвесными скалами, слизнул тропу. Парды наотрез отказались идти вверх по хаотическому нагромождению каменных глыб. Инстинкт говорил им, что любое неосторожное движение вызовет обвал.

Отряд остановился. Биорк развязал свою сумку и достал снаряжение.

— О! — только и сказал Пирон, глядя, как маленький воин ловко карабкается по отвесной скале. — Откуда он взялся, этот малыш?

За несколько минут вагар взобрался на высоту почти ста локтей, вбил костыль и, закрепив веревку, быстро, отталкиваясь от стены ногами, спустился вниз.

— Там, наверху, хорошая тропа, — сообщил он. — Можно ехать дальше.

— Ехать? — воскликнул Калан. — А как ты забросишь туда пардов?

— А как ты поднимался раньше? — задал встречный вопрос Пирон.

— Раньше здесь была тропа! — объяснил конгай. — Не то что теперь!

— У тебя есть предложения? — осведомился Нил.

— Ну, я... Или мы оставим пардов здесь, или поедем обратно. Что скажешь, старшой?

Пирон покачал головой в меховом подшлемнике:

— Без пардов — нет смысла. Много ли мы унесем? И девушек придется отправить. Но, — он повернулся к Нилу, — я чую — ты что-то задумал, брат Нилон.

— Можно поднять одного-двух зверей, — произнес великан. — Но, боюсь, при подъеме они так обдерутся о камни, что их самих придется нести.

— Если благородный Ортран даст мне на время свою «звезду», — сказал Биорк, — я берусь сделать блок.

— Ты шутишь? — недоверчиво сказал Калан. — Как ты его сделаешь?

— Это уж не наша забота, парень! — Нил повернулся к Пирону: — Вели своим ребятам расседлать пардов, брат. Нам не придется брести пешком!

К тому времени, когда парды были освобождены от вьюков и упряжи, вагар закончил свое приспособление. На него пошли три седла и крепкий, окованный железом шест «звезды смерти», вставленный в трещину. Четвертое седло привязали к паутинному тросу, и Нил, играючи, поднял на нем фьёль и трех девушек.

А вот с пардами пришлось повозиться. Животным завязали глаза, но все равно они брыкались и отчаянно ревели, когда их поднимали наверх. Мужчины, кроме Биорка и Калана, оставшихся внизу, взялись за канат. Но если бы не Нил, намного превосходивший силой даже могучего хольдца, вряд ли удалось бы закончить подъем так быстро.

Когда весь груз был поднят, решили устроить привал. Парды разбрелись по пологому склону и принялись слизывать росший в трещинах сырой мох. Люди подкрепились более основательно.

Поев и передохнув, путники двинулись дальше. Тропа поднималась по некрутому склону почти прямо. И чем дальше, тем ровнее становилась поверхность горы. Но то была лишь сравнительно узкая полоса. Рядом, слева и справа, горы круто уходили вверх, образуя нечто вроде седловины, по «дну» которой двигались всадники.

Над почерневшим конусом вулкана курился дымок. Извержение, однако, прекратилось.

— Дальше дорога пойдет вниз! — бодро пообещал Калан.

Но он ошибся. Преодолев очередной подъем, они увидели сплошную каменную стену, еще более высокую, чем предыдущая. Видно было, что часть горы просто осела вниз. Острые, как клыки хорахша, зубцы венчали скалистый гребень. Но вагар, взобравшись наверх, ухитрился найти ровную и достаточно широкую площадку. Если бы с другой стороны была каменная осыпь или глубокая пропасть, путешественникам пришлось бы туго. Но там был точно такой же обрыв, как и с восточной стороны. И высота его была не больше ста сорока локтей.

Пришлось воспользоваться уже испытанным способом. Но на сей раз было немного легче. Пока один груз поднимался вверх, второй, используемый как противовес, опускался вниз с западного края. И все же преодоление каменного хребта потребовало нескольких часов. Когда Биорк спустил на веревке Ортранову «звезду», до темноты оставалось совсем немного.

Им повезло: Биорк отыскал пещеру, достаточно вместительную, чтобы укрыться всему отряду. Очень кстати: здесь, в седловине, ледяной ветер дул с неистовой силой. Не будь сейчас теплый месяц Цветов, перевал был бы неприступен. В холодное время скалы покрывала толстая корка льда. А пологие склоны — глубокий покров снега.

К сожалению, у путешественников не было топлива, даже пищу не разогреть. Чтобы разогнать тьму, зажгли пару светильников: масло тоже приходилось экономить.

По конгайским обычаям еду полагалось вкушать в молчании, но Пирон любил поболтать, а северяне вообще привыкли украшать трапезу приятной беседой. Хотя на сей раз тема была не слишком приятной. Речь зашла о соххоггоях.

— Не понимаю, — сказал Нил. — Почему вы их терпите? Сколько в Конге Владений? Думаю, не больше двухсот?

— Около того, — кивнул Пирон.

— А сколько соххоггоев в каждом Владении?

— Двое-трое. Самое большее — пятеро. Я слыхал: они плохо переносят общество друг друга.

— Значит, на весь Конг этих людоедов от силы полтысячи. Я имею в виду тех, кто способен носить меч?

— Возможно.

— Выходит, даже трех тысяч фарангской Береговой Стражи хватит, чтобы вырезать их всех?

— Откуда ты знаешь, северянин, численность фарангской Береговой Стражи? — осведомился Пирон.

Нил засмеялся.

— Ты контрабандист или охотник на шпионов?

— Я конгай! — обиженно заявил контрабандист. — А ты хоть и брат мне по клятве крови, но — имперец! Ты не должен знать наших тайн!

— Брось! — отмахнулся Нил. — Это не та тайна, которую можно скрыть. Разве об этом речь?

— А о чем?

— О том, что даже если все ваши соххоггои соберутся вместе, им не выстоять против малой части конгайской армии. Почему же вы позволяете им править?

— Их власть — от богов! — заявил Пирон. — Великие Анганы всегда повелевали Конгом!

— Не во времена Империи.

— Допустим. Но даже во времена Империи Великий Анган жил в Садах Далаанга, а соххоггои — в своих Владениях. И сам император не смел поднять на них руку.

— Ты так думаешь?

— Он прав, — поддержал Пирона Санти. — Я тоже читал, что Империя не рискнула ни уничтожить соххоггоев, ни посягнуть на их имущество.

— И заплатила за свою мягкость сполна во времена Смуты! — заявил Эрд. — И вы, конгай, тоже за это заплатили. И продолжаете платить.

— Власть соххоггоев — от богов! — упрямо произнес Пирон. — Не будь Великого Ангана — и Конг лишился бы их покровительства. Ты — чужак, потому не знаешь. А у нас в Конге это знают все. Так было всегда. И так будет до тех пор, пока не проснется Дракон!

— То есть пока луна не падет на землю? — усмехнулся Нил.

— Дракон проснется! — буркнул контрабандист. — Ты не понимаешь, северянин. Это случится, и тогда воля богов будет явлена. И тогда власть соххоггоев кончится на земле Конга. Но не раньше. А до тех пор конгай будут процветать под властью Великого Ангана!

— Не спорь с ним, сын, — вмешался Биорк. — Это у них в крови. Я точно знаю, что и во времена Империи соххоггоев не трогали только чтобы избежать бунта. Здесь в Конге действительно полагают, что их власть — от богов. И будут терпеть этих выродков, пока те не сожрут их всех.

— Не верю, что все конгай так думают, — возразил Нил. — Санти, скажи: ты тоже считаешь, что эти красноглазые людоеды — от богов?

— Я не встречался с богами, — отозвался сын Тилода. — Но если бы это было иначе, разве они могли бы сохранить власть над народом Конга?

— Дураков везде хватает, — проворчал Эрд. — И мерзавцы этим пользуются.

— Ты прав, — быстро, раньше, чем оскорбленный Пирон успел возмутиться, произнес Нил. — И здесь, и в Империи дураков хватает. Но не забывай, что кроме соххоггоев есть еще и их стража. А это несколько тысяч, нет, несколько десятков тысяч отменных бойцов. Причем в большинстве своем — не конгаев. Верно, Пирон?

— И конгаев — тоже, — сказал контрабандист. — Но чужих — больше, это так.

— Ну да. Целая армия отлично обученных воинов. Все не так просто, светлорожденный.

— Верно. Целая армия паразитов, которых кормит тот же народ Конга. Который давно умер бы с голоду, не роди здешняя земля по три урожая в год.

— Вот видишь! — удовлетворенно заметил Пирон. — Боги позаботились о Конге, чтобы народ Конга мог позаботиться об их ставленниках. И кто рискнет оспаривать, что даже худший из них не уступит лучшему из воинов-конгаев. Или воинов Севера.

— Ну, одного такого я прикончил, — заметил Эрд.

— Значит, он был — из худших, — сказал Пирон. — А разве ты, светлейший, не из лучших воинов Севера?

Эрд промолчал.

— Значит, вам только и остается, что ждать пробуждения Дракона, — резюмировал Нил. — Или пригласить кого-нибудь из богов и поинтересоваться, зачем он наслал на вас красноглазых? Верно, Санти?

— В Конге и так знают, что соххоггои — наше испытание, — спокойно ответил Санти. — Но если мне посчастливится побеседовать с кем-то из богов прежде, чем я сойду в Нижний Мир, я непременно спрошу об этом.

Нил хмыкнул:

— Посчастливится! Скажешь тоже! После такого «счастья», если умом не тронешься, считай — повезло! Ну все, давайте спать. Эдак всю ночь проболтать можно.

* * *

В угловатых стенах пещеры гнездилась тьма. Топлива у путников не было. Слабый свет единственного светильника скорее сгущал, чем разгонял мрак. Снаружи уныло завывал ветер. Девушки, забившиеся под нависающий карниз в трех локтях от Санти, тихонько перешептывались. Санти чувствовал, как им страшно. Спутники его, завернувшись в одеяла и плащи, уже уснули. У входа, косой тенью пересекая освещенное слабым лунным светом отверстие, дремал часовой из контрабандистов.

Санти было тревожно. Причем не от беспредметного страха, мучившего девушек. Он ощущал конкретную опасность. И не снаружи, а изнутри, из темного узкого горла, уводящего в глубь каменной толщи. Санти подумывал, не разбудить ли кого-нибудь из своих, но не решился. При всех своих открывшихся талантах он оставался фарангским юношей, боявшимся выказать недостаток мужества.

Санти откинул одеяло и сел. Он находился всего в трех шагах от черного зева, образованного сужающимися стенами пещеры. Дальше — абсолютная, почти осязаемая тьма. Очень осторожно Санти попытался освободить внутреннее зрение. Это ему удалось, но результат был неожиданным: он почувствовал запах. Тошнотворный запах вроде того, что издают испорченные грибы. Он мог бы поклясться: еще минуту назад никакого запаха не было. Санти сосредоточился еще больше и наконец уловил свет. Тусклое зеленоватое мерцание внутри подземного хода. Еще одно усилие и... он выскользнул из собственного тела, медленно опустившегося на одеяло. Сначала юноша даже не сообразил, что произошло. Прежде он освобождался только с помощью Этайи. Но сейчас выход произошел так естественно, что Санти возликовал. Его беспокойство отступило. Юноша приблизился к каменному горлу и окунулся в него. Запах резко усилился. Странно, ведь обоняние Санти осталось в физическом теле. Свечение тоже усилилось. Оно исходило из самих стен. И запах шел от них же. Юноше показалось — он находится не в каменном тоннеле, а внутри живого существа, внутри гигантского пищевода, стенки которого выделяли липкую горячую слизь. Слой слизи покрыл Санти, обволок его, остановил. Юноша, еще не растерявший радости новой свободы, почувствовал, что обманут, пойман, гибнет... Санти не дышал, но задыхался от тошнотворной вони, перестал видеть, перестал чувствовать... Он испытал ужас! И рванулся так, как рвется запутавшийся в паутине.

И преобразился еще раз! Это было похоже на еще один выход из тела. Ощущение слизи исчезло. И вонь тоже пропала. Зато свет усилился, стал много ярче и привлекательней. Он, как струя воздуха, поднимался из середины горы, и Санти метнулся... и вырвался из тесного тоннеля в огромную пещеру.

Открывшийся вид был умопомрачительно, завораживающе прекрасен. Своды, стены, колонны играли всеми оттенками чистого зеленого сияния. А внизу, на дне, мерцало и переливалось живое озеро. Санти повис над ним, упиваясь текучими волнами света, такого нежного и ослепительного, что в сравнении с ним блеклыми казались даже сияющие своды пещеры. Озеро это двигалось, дышало, притягивало. Оно манило к себе Санти, окутывало его, обнимало... так же как зеленая слизь на стенках прохода!

Сколь ни мимолетным было воспоминание, но его оказалось достаточно. Санти вновь сделал инстинктивное движение, теперь оно почти не потребовало усилия, — и освободился...

Свирепый холод охватил его. Вид вокруг переменился. Осталось зеленое свечение, уже не казавшееся приятным, остались уходящие ввысь колонны, но сама суть всего стала другой. И озеро под ним оказалось совсем не озером. Теперь сущность обнажилась: то был Ужас. Нечто чудовищное, превращающее Жизнь в Мысль и питающееся этим. Не зло, не добро — Ничто! Но Ничто, обладающее силой связывать и отнимать. Ужас. Сейчас Оно было погружено в сон. Внешне Санти видел Его, как моллюска чудовищных размеров, но понимал, что моллюск — только образ. Оно спало, но вместе с тем — пробуждалось. Там, в пещере, Санти ощутил именно Пробуждение. И понимал, что пробуждается Ужас не по собственной воле — воли у Него не было, а по велению злой силы. Чудовище не хотело и не желало ничего, но Санти знал, что произойдет, когда Оно проснется. Миг — и юноша снова оказался в собственном теле, слегка закоченевшем от холода.

Не колеблясь более, он разбудил Этайю.

Если мысль заменяет слова, любой рассказ длится лишь мгновение.

Впервые юноша увидел, как потемнели ее сияющие глаза.

— Нил! — тихо позвала фьёль.

Великан бесшумно поднялся, подошел к ней, словно только этого и ждал. Санти в очередной раз восхитился тем, как легко и стремительно движется этот огромный человек.

— Мы уходим! — сказала фьёль, ничего не объясняя. — Уходим быстро и тихо. Разбуди остальных!

Нил не стал задавать вопросов. Он кивнул и принялся обходить спящих, шепча каждому на ухо. Прежде, чем он разбудил последнего конгая, Биорк уже начал увязывать вещи. Великан вышел из пещеры и посвистел, призывая спящих снаружи пардов. Никто не проронил ни слова, даже перепуганные девушки.

Спустя десять минут отряд был в седлах. Только что взошла луна и немного разогнала тьму. Даже в ее бледном свете, ночной спуск по каменистому, осыпающемуся склону очень опасен. Но Нил умел внушать доверие к себе. Никто не сомневался — еще большая, неотвратимая опасность выгнала их из укрытия под звездное небо.

Биорк с Каланом ехали впереди. Для пардов света хватало, и животные двигались быстро. Воля людей и собственное чутье подгоняли их.

Только когда между всадниками и пещерой легла полная миля, Нил, уже узнавший от Этайи, что произошло, позволил себе расслабиться.

— Не уверен, что мы справились бы с ним! — тихо сказал он, обращаясь к фьёль и Санти. — Против подобной твари сила бесполезна!

Мелкие камешки скатывались вниз из-под осторожных лап пардов. Луна поднялась, и стало немного светлее. Путники повеселели. Вагар покинул свое место впереди колонны, придержал парда, пропуская остальных. Теперь первыми ехали контрабандисты, за ними — девушки и вьючные парды, а за девушками — Эрд с Ортраном. Рядом. Здесь, в горах, между ними возникла связь, какая вырастает в настоящую дружбу. Эрд, прежде смотревший на людей из башни собственной гордости и вдруг оказавшийся на земле; Ортран, отказавшийся от прошлого и плативший за это одиночеством... И еще то общее, что более слабые предпочли бы забыть. Нассини.

Нил постарался объяснить отцу суть опасности, но Биорк только покачал головой:

— Такое — вне моего понимания. Считаешь, мы ушли?

— Надеюсь, — не слишком уверенно ответил Нил.

Санти ехал замыкающим и первым ощутил холодное дуновение в затылок. И ощутив — «выпрыгнул» из физического тела. Чуть раньше, чем на него обрушился шквал, замораживающий мысли и желания. Потом он вспомнит и удивится, насколько легко, «привычно» он отреагировал на магический удар.

Фьёль, вторая, тоже успела приготовиться. И у нее было чем встретить врага!

Пардов холод коснулся немного позднее, чем людей, а когда они почувствовали Ужас и готовы были броситься вниз, волоча за собой бесчувственные тела, Нил успел ухватить их, придержать. Мгновением позже животные потеряли способность двигаться. То же самое произошло и с Биорком. Остальные же понеслись вниз, не разбирая дороги, ничего не видя перед собой и спасаясь от того, что хуже смерти и страшней всякой жизни.

Только Нил не поддался чудовищу. Но и сразиться с ним он был не в состоянии.

А воплощенное Ничто уже стекало к ним, содрогаясь и пульсируя. То, что поймано, принадлежало ему и будет поглощено: будь то почти лишенные разума парды или мастер меча Биорк.

Во второй раз услышал Санти, как поет фьёль.

Душа его затрепетала и растворились в пении, как крупинки соли в теплой воде.

И пение остановило Ужас. Можно было бы сказать — оно убило его, если бы в Ничто была жизнь. Но жизни не было, и слово «смерть» здесь неуместно. Пустотный разум рассеялся, растворился в мире. Такова сила фьёль: живое она освобождает от оков, а если живого нет, а есть только форма — лишает формы. И не остается ничего. Даже праха.

Потому так редко поют фьёль.

Глава пятая

Солдат, солдат, глотни вина

Во славу всех богов!

Да будет кровь твоя красна,

Красней, чем у врагов!

Глотни, солдат, и дай глотнуть

И мне, солдат, — за нас!

Сегодня топчем пыльный путь,

А завтра топчут нас!

Глотни, солдат! Вкус у вина

Всегда, солдат, хорош!

А кровь тем крепче солона,

Чем больше ее льешь.

Чтоб ты, солдат, приятней пах,

Ты пей, солдат, и пой!

А девки в южных городах —

Толпой, солдат, толпой!

У нас, солдат, Судьба одна —

Молись, солдат, Судьбе:

Чтоб фляга ввек была полна

И руки — при тебе!

Придут другие времена,

А ты, солдат, живой!

Глотни, солдат, глотни вина!

Домой, солдат! Домой!

Вино, солдат, — жена и брат:

Глотни — и ты согрет.

А дом, солдат? Придешь, солдат,

А дома-то и нет!

Солдат, солдат, глотни вина

Во славу всех богов!

Да будет кровь твоя красна,

Красней, чем у врагов!

Конгская песня

Перепуганные всадники на обезумевших от ужаса пардах мчались по каменистому склону горы. Уже не менее мили покрыли они с начала бешеной скачки. И еще не менее мили скакали бы парды, но каменный завал преградил им путь. И животные остановились, роняя желтую пену, со свистом и шумом втягивая воздух распаренными глотками. И, остановившись, почувствовали, что гнавший их ужас пропал. Конгаи спешились, сбились в кучу, тоже переводя дух. Во время стремительного спуска никто не пострадал, не потерялся ни один вьюк. Животные успокоились, но люди были возбуждены. Девушки тихо молились. Пирон распоряжался преувеличенно громким голосом.

Эрд и Ортран были смущены: они не смогли удержать пардов, бросили своих друзей в явной опасности. Как только их животные остановились перед преградой, они, не раздумывая, повернули их и поехали наверх. Не слишком быстро, потому что парды здорово устали. Они поднялись по меньшей мере на полмили, когда ветер донес до них испуганный крик одной из девушек. Тут же закричала и вторая. Оба воина остановились. Сверху, оттуда, где остались их друзья, не доносилось ни звука. Эрд первым принял решение. Он развернулся и погнал парда вниз. Ортран понесся следом, и через минуту Демон, как всегда, вырвался вперед.

Зловещую фигуру с обнаженным мечом в руке оба воина увидели одновременно. Человек стоял на вершине одного из каменных обломков, и ветер свирепо трепал полы его длинного плаща. Прежде чем северяне достигли завала, еще несколько таких же фигур появилось из нагромождения камней и бросились к конгаям. Контрабандисты образовали круг, девушки в середине, и встретили врага жалами клинков. Северяне были уже в тридцати шагах. Эрд ощутил радостное возбуждение, всегда охватывающее его перед битвой.

Но, к удивлению северян, парды их остановились за два десятка локтей от обороняющихся конгаев. Даже неустрашимый Демон отказался повиноваться: он рычал, хрипел, мотал здоровенной башкой... и отступал. Пард Эрда вел себя еще хуже. В конце концов воин не выдержал и спрыгнул на землю. Ортран тотчас оказался рядом с ним.

Едва нападавшие заметили северян, конгаи перестали их интересовать. Эрд и Ортран не поняли, что их привлекло, но все семеро напавших бросились к ним. И воинам сразу стало тесно. Лиц противников они в темноте не могли разглядеть. Но кольчуги, шлемы, владение оружием ясно показывали: это профессиональные бойцы. Двигались враги так быстро, что Эрд еле успевал отражать мелькающие перед ним мечи. И он сразу почувствовал странность движений нападавших: быстрых, резких, но каких-то угловатых. Так двигается паук. И то была не единственная странность. Эрд скоро убедился в этом. Три противника атаковали его. Они ловко орудовали длинными мечами, очень похожими на конгские. Эрд защищался собственным мечом и кинжалом. Как ни опытен он был, но дважды только кольчуга спасала его от ранения. А потом он, улучив момент, оказался один на один с правым нападающим и, нырнув под меч, ударил сбоку, наискось. Белый клинок разрубил кольчугу и на ладонь погрузился в тело врага. Эрд был уверен, что теперь против него только двое врагов. Но ошибся. Третий боец по-прежнему ловко махал мечом, будто не он получил только что тяжелейшую рану. Может быть, это обескуражило бы другого воина, но Эрду только прибавило сил. В бою он любил неизвестность: щекочет нервы! Эрд подпрыгнул, уходя от подсекающего удара, плечом отбросил одного из противников на другого, молниеносно развернулся к третьему, гардой кинжала блокировал меч, вонзил клинок в правое подреберье врага, повернул и рывком выдернул обратно. А тот — будто и не заметил раны. Эрд едва не погиб, успев в самый последний момент поймать меч противника крестовиной кинжала. И опять завертелась вокруг него стальная карусель.

Если Эрду приходилось нелегко, то Ортрану было еще тяжелее. Шипастый шар обрушивался на головы и плечи врагов, сбивал их с ног, сминал шлемы, разрывал кольчуги, но упавшие поднимались, отброшенные назад возвращались. Ортран, в отличие от Эрда, не находил удовольствия в битве с неуязвимым противником. Он забеспокоился. Пока сын Дина защищал его спину, он мог удерживать врагов на расстоянии и пользоваться преимуществом в оружии. Но «звезда смерти» не меч. Хольдец начал уставать.

Эрд, сделав ложный выпад кинжалом, напрочь отсек руку одному из противников. Все же Белый Меч есть Белый Меч! Враг отпрыгнул назад, преспокойно вынул другой рукой оружие из руки отрубленной и снова напал на светлорожденного.

Эрд совершенно потерял ощущение времени. Он атаковал, уклонялся, снова атаковал, отскакивал, наносил удары, прыгал, приседал, вертелся, парировал, рубил... Враги были неуязвимы. Один дрался без руки, второй лишился шлема, части головы, половины лица. У третьего в животе зияла дыра. Из ран не текла кровь, а воины продолжали сражаться. Но Эрд уже сообразил, что ему нужно делать. Отрубленные конечности не прирастали, к тот из врагов, которому светлорожденный колющим ударом повредил позвоночник, двигался заметно медленнее других. Его и выбрал Эрд, чтобы, уйдя от рубящего удара в шею, широко размахнуться и опустить меч на голову врага, с которой светлорожденный мгновением раньше сшиб шлем.

Белый меч Асенаров рассек врага надвое. Обе половинки упали на землю и продолжали дергаться в чудовищной агонии. Но опасности они уже не представляли.

Теперь Эрд совершенно отказался от колющих и коротких ударов. Он уклонялся, выжидал. И случай представился. Один из двух оставшихся противников поскользнулся, и белый клинок молнией упал на плечо врага чуть левее шеи. Этот удар не разрубил его пополам, но, пройдя наискось до тазовой кости, сделал свое дело. Противник упал, забился, пытаясь подняться, но туловище его разваливалось надвое. И хотя встать воин не мог, он все равно норовил достать Эрда мечом. Следующий удар развалил третьего врага. Эрд стремительно обернулся, желая удостовериться, что с Ортраном все в порядке. Однако не увидел его — только мелькнувшие силуэты убегающих врагов. Поле боя осталось за светлорожденным. Но где Ортран? Небо затянули тучи и даже неплохо видевшему в темноте Эрду трудно было что-либо разглядеть. Светлорожденный сделал несколько шагов, споткнулся... и увидел Ортрана. Прямо у своих ног. Мечи чудовищ превратили тело воина в кровавый студень. Ортран был мертв. Наклонившись над ним, Эрд понял, что Ортран обезглавлен. Светлорожденный посмотрел вокруг, заметил что-то круглое. Но то была не голова, а всего лишь шар «звезды смерти» с обрывком цепи. Рядом лежали оторванные голова и правая рука одного из врагов. В просвет между тучами проглянула луна, и светлорожденный увидел, что обрубок живет, глаза его следят за Эрдом, а губы шевелятся, словно пытаясь что-то сказать. В другое время светлорожденный был бы потрясен подобным зрелищем, сейчас же ему было все равно. Он вернулся к обезглавленному телу Ортрана, опустился рядом на землю.

Пирон приблизился к нему.

— Господин! — тихо сказал конгай. — Прости нас! Мы не умеем сражаться с демонами!

Эрд ничего не ответил. Его невидящий взгляд был устремлен в сторону Закатных гор.

Таким его и застали Нил, Биорк, Санти и Этайа. По другую сторону от мертвого Ортрана, опустив большую черную голову на мощные лапы, лежал Демон. Такой же неподвижный и безмолвный.

Ортран был единственным погибшим в ночной схватке. Один из конгаев получил ранение голени. Даже не рану — царапину. Похоже было, что именно хольдец был целью нападающих. Но никто не мог понять — почему. И никому не пришло в голову допрашивать изрубленные тела, ползающие по земле. Бессмысленно. Их природа была ясна Этайе и Нилу.

— Моросы, «лишенные покоя»! — тихо сказала фьёль Санти.

Пока мужчины рыли могилы в каменистой почве, она обошла останки, останавливаясь над каждым, нашептывая что-то, словно уговаривая. Когда фьёль закончила, останки моросов стали просто частями мертвых тел. Их сложили в одну могилу и забросали камнями.

Ортрана похоронили отдельно, в покореженных доспехах, с мечом по правую руку, как подобает хоронить воина. Нил прочел молитву-обращение к богам-покровителям, на маленький холмик вместо надгробия положили колючий шар «звезды смерти», на котором тускло блестнул первый луч взошедшего солнца.

Гибель Ортрана опечалила всех, но Эрда она просто ошеломила. Эрд не мог забыть, что именно он первым повернул парда, чтобы помочь контрабандистам. И именно он защищал спину Ортрана. Думай Эрд больше о друге и меньше — о сладости битвы, Ортран мог бы остаться в живых. Это было действительно так, и потому легший на плечи Эрда груз оказался для него непосильным. Светлорожденный утратил веру воина: в себя, в свою цель, в свой меч, в свою удачу. Он понимал это и понимал также, что воин, утративший веру, теряет и силу. Такой воин не живет долго. Дни Эрда Асенара были сочтены.

Утомленные, хмурые, путники оседлали пардов. Кроме Демона. Черный пард Ортрана лег рядом с могилой хозяина и так рявкнул на подступившего было к нему Калана, что конгай в ужасе отшатнулся.

— Не трогай его! — негромко сказала Этайа. — Он останется с господином.

Нил подошел к черному парду. Демон прижал изорванные в боях уши и оскалился. Великан отпихнул его морду и распустил ремни упряжи. Демон перестал рычать, только следил за Нилом умными желтыми глазами.

Нил положил седло на могилу рядом со «звездой» и вспрыгнул на спину своего парда. Цепочка всадников тронулась. Демон не смотрел в их сторону. Но еще с полчаса, оглядываясь, люди могли видеть черное пятнышко рядом с кучкой бурых камней. Потом скалы заслонили и это.

* * *

Трое уцелевших моросов стояли перед Ди Гоном.

Вид их был ужасен. У одного не было лица, у другого — руки, у третьего — вспорот живот и внутренности синели в черной смрадной дыре.

Сирхар держал в руках то, что когда-то было головой Ортрана. Маг пытался разобрать черты лица, но это было невозможно из-за нескольких рубленых ран, раздробивших лицевые кости, зубы, подбородок. Волосы превратились в грязную паклю, слипшуюся от крови. Рыжая пыль густо покрывала их, но все же можно было определить, что прежде они были светлыми.

Ди Гон поглядел на моросов:

— Уверены, что это он?

— Да! — без выражения ответил тот, что без руки. — Он таков, как ты описал.

— Кто отрубил голову?

— Согн. Он остался там.

— Хорошо! — сказал маг, уронив голову на пол. Она откатилась на несколько шагов и остановилась. — Хорошо! — Ди Гон мог бы определить, кому принадлежит голова, с помощью магии. Но ему жаль было тратить на это силы. Так или иначе, скоро он все узнает. — Хорошо!

Колдун поднял Хлыст. Белое пламя коснулось головы мороса без руки и обратило ее в пепел. Обезглавленное тело осталось стоять. Но недолго. Хлыст опустился вниз — и от тела остался только серый мелкий прах и облачко желтого дыма. Минуту спустя четыре такие горсточки, три — побольше, одна — поменьше, легли на каменный пол Храма.

— Тебе, Хаор! — процедил колдун, убирая Хлыст.

Наступив на одну из горок пепла и оставив на ней четкий след сапога, Ди Гон вышел из Храма.

Часовые при входе отдали ему салют. Такой же, как отдавали Королеве. Час был поздний, и площадь перед подземным Храмом была пуста. Ди Гон испытующе поглядел на стражников. Некоторое время он решал: стоит ли оставлять их в живых? Решил: оставить. Колдун впился взглядом сначала в одного, потом в другого. Он погрузился в их умы, простые и доступные, как сорванные плоды.

«Забыть! — велел он. — Забыть! Никто не входил!»

Оставил их и пошел через площадь. Ди Гон всегда ходил один. У него было много врагов, многие ненавидели его, но с ним была магия и милость Хаора. Он — сирхар! Страх — лучшая охрана.

«Все-таки он убил! — думал маг. — Иначе никакие моросы, да вообще никто не справился бы с ним. Убил. Не сдержался!»

Мысль была приятна Ди Гону. Хотя ему очень хотелось бы взять врага живым. Такой раб — великая сила. Хаор позволил бы ему! Нет, об этом можно лишь мечтать. Мертв — и слава Хаору! С остальными разберутся королевские хогры. Может быть, уже разобрались. Хороший день! Ди Гон засмеялся коротким дребезжащим смешком.

«Неповадно вам трогать моего демона!»

Глава шестая

Обращай проигрыш в преимущество и прозревай невидимое. Будь гибок, как горная тропа, быстр и сокрушителен, как сель. Так победишь.

Мангхел-Сёрк. Правило сто первое

Они спускались все ниже и ниже. Бесплодная зона кончилась, появились первые кактусы. Обрадованные парды набивали отощавшие животы, и люди тоже повеселели. Наступило время цветения. Великолепные соцветия всех возможных окрасок украшали мясистые стволы, лопасти и отростки кактусов. Режущий лицо холодный ветер вершин наконец-то сменился теплым дуновением. Мертвые горы остались позади.

Через два дня после гибели Ортрана всадники спустились на каменное плато. С западной стороны хребта осыпей и каменных нагромождений оказалось меньше. Путешественникам ни разу не пришлось воспользоваться канатами. Не было сложностей и со свежей едой. Сочная мякоть кактусов, тушенное с пряностями нежное мясо ящериц, в изобилии шнырявших между камнями. Калан показал известное ему растение, маленький серо-голубой кактус, полый изнутри и полный терпкого сока, похожего на молодое вино. Люди пили его трижды вдень и чувствовали себя превосходно. Каждому казалось: впереди ожидает что-то очень хорошее. Каждому, кроме Эрда. И, пожалуй, вагара, который не любил, когда все идет слишком гладко.

Отряд, уже вразброд, а не цепью, потому что места хватало, бодрой рысью пересекал плоскогорье, объезжая часто растущие темно-зеленые столбы кактусов. Над ними пламенело солнце, куда более приятное здесь, в горах, чем в жарких низовьях Конга.

Биорк ехал первым, внимательно оглядывая местность. Кто поручится, что впереди не поджидает враг? Моросы не нападают по собственной воле. Ее у них нет. Недавно он поделился своими сомнениями с Нилом, но сын отреагировал легкомысленно:

— Не ломай голову, отец! Должно быть, кто-то из магов поставил их стеречь перевал. Место подходящее. Ортрана жаль! Остальное — ерунда. Не тревожься!

«Нил стал совсем беспечным, с тех пор как вышел из Руны», — решил вагар.

Но после отповеди сына обращаться к фьёль не стал. Если бы она хотела предупредить, Нил узнал бы первым. Нет так нет. Биорк был даже рад, что не надо спрашивать Этайю: старый воин робел перед фьёль, как мальчишка.

Впрочем, вагар, как всегда, был настороже. Однако на сей раз глаза, слух, обоняние — все, кроме интуиции, — подвели бывшего туринга.

Ни он, ни кто-либо другой из отряда не заметил никаких признаков опасности, пока тройная цепь солдат не преградила всадникам путь.

Даже для вагара было полной неожиданностью, когда они поднялись в двухстах локтях впереди — нестрашные с виду, маленькие фигурки в бурых, под цвет почвы, плащах. Но арбалеты, направленные на всадников, не оставляли сомнений в их намерениях.

Одного поворота головы хватало, чтобы убедиться — бежать не удастся: такие же шеренги поднялись слева и справа, а четвертая — позади, отрезая путь к бегству.

Конгаи заняли круговую оборону, но северяне не присоединились к ним — бессмысленно. Врагов слишком много. Целая армия.

— Спрячь меч, брат Пирон! — сказал Нил старшине контрабандистов. — Мы сможем справиться с сотней, если повезет. Но не с тысячей!

Солдаты приблизились. Санти не без любопытства глядел на них. Урнгриа. Узкие лица с кожей цвета старого пергамента, горбатые хищные носы, глаза, полуприкрытые тяжелыми веками.

«Тай! — мысленно позвал Санти. — Сделай что-нибудь!»

«Не бойся, — получил он ответ. — Нас не оставят!»

«Нас! А других?»

«Кому ведомы пути Судьбы?»

— Эй! — сказал Нил дружелюбно. — Опустите ваши игрушки! Мы не враги! — И поднял обе руки в знак мира. Великан говорил на конгаэне, надеясь, что его поймут.

Поняли его или нет, но обращение осталось без ответа. Между всадниками и плотно сомкнутыми шеренгами урнгурских солдат оставалось пустое пространство в десять шагов.

Время шло. С тех пор как отряду преградили путь, миновало почти полчаса. Солдаты безмолвствовали, но арбалеты держали наготове. Всадники спешились, парды легли. Если их захотят убить, то сделают это, будут они в седлах или нет.

Миновало еще полчаса, и вдали раздался топот пардов. Отряд в две дюжины всадников появился из-за кактусов.

На прибывших, всех, кроме одного, — те же бурые плащи с капюшонами, то же конгское вооружение, только лучшей работы. Всадник, одетый особо, был облачен в желто-коричневый полосатый хитон. Тощие ноги в красных сандалиях сжимали бока упитанного парда. Он был без оружия, но держался как главный. Его длинные, не слишком чистые волосы удерживал обруч с медным подобием горящего факела надо лбом. «Полосатый» бесцеремонно разглядывал путешественников. Нил не менее бесцеремонно разглядывал его самого.

При виде девушек лицо урнгурца оживилось. Он что-то сказал своим спутникам. Один из них тут же возразил «полосатому». И достаточно грубо. Они заспорили, закричали друг на друга пронзительными гортанными голосами. Судя по всему, возразивший выиграл спор. По его знаку солдаты зашевелились и принялись отделять конгаев от северян. Один из солдат попытался присоединить к девушкам и Этайю, но едва коснувшись ее, с криком отдернул руку. На его ладони, буквально на глазах вздулся пузырь, как от ожога. Желто-коричневый велел ему подойти, долго разглядывал руку. Потом слегка поклонился Этайе, и ее оставили в покое. То есть — с северянами. Зато Санти попал в одну компанию с контрабандистами и девушками. Возразивший урнгурец сразу же, как только произошло размежевание, взял десяток солдат и уехал, забрав с собой конгаев. Причем у людей Пирона даже не отняли оружие. Остальные солдаты таким же плотным кольцом окружали четверых оставшихся. И у тех уже не оставалось сомнений, кому приготовлена столь «торжественная» встреча.

— Оружие — дать! — по-конгайски скомандовал желто-коричневый.

Три воина повиновались. Даже светлорожденный безропотно отдал меч, но с принявшим его солдатом случился конфуз. Он завопил, уронил меч и затряс рукой. Порезаться он не мог, так как Эрд отдал меч вместе с ножнами. Всадники урнгриа воззрились на него, и солдат быстро-быстро заговорил, видимо объясняя.

Желто-коричневый с помощью одного из солдат спешился и с опаской поднял меч с земли. Он не обжегся, и на его узком длинном лице появилась довольная улыбка. Но улыбка сразу пропала, когда ему не удалось вынуть меч из ножен. Он тянул изо всех сил, но безрезультатно. Тогда желто-коричневый предложил попробовать одному из военных. Но тот отказался, красноречиво кивнув на пострадавшего солдата. Жрец, пожав плечами, протянул меч Эрду.

— Что это есть оружие? — спросил он.

— Не оружие! — опередив Эрда, быстро ответил Нил. — Жезл. Дал отец.

Жрец кивнул, видимо, удовлетворенный. И посмотрел на Эрда с уважением.

Разоружили и вагара. Маленький воин пожалел о том, что перестал брить лицо. С четырехдневной щетиной на щеках он уже не мог выдавать себя за ребенка.

Колонна двинулась. Только Этайе разрешено было остаться в седле. С ней вообще обращались с подчеркнутой вежливостью. У мужчин же отобрали пардов и заставили идти пешком. После нескольких дней верховой езды это было даже приятно. Пленников окружали всадники, всадников, перестроившись в каре, — солдаты. Меньше чем за полтора часа они прошли оставшуюся часть плато и оказались на грунтовой дороге, спускавшейся к озеру. На берегу его теснились приземистые домишки.

Архитектура урнгурских домов отличалась от конгайской. И не в лучшую сторону. Построенные из бурого камня дома плотно примыкали один к другому, располагались уступами и из-за плоских крыш напоминали гигантскую лестницу. Верней, три лестницы, потому что две прямые улицы разрезали поселок на аккуратные ломти.

Пленники и их многочисленный конвой спустились почти к самому озеру. Эрда, Биорка и Нила отделили от Этайи и заперли в большом одноэтажном доме с толстыми стенами и крохотными оконцами под самой крышей.

Изнутри здание напоминало склад. Толстые стены и прочные двери оказались очень кстати для тех, кто решил использовать дом как тюрьму. Брошенные на пол старые не очень чистые шкуры, как предполагалось, должны были служить мебелью.

— Надеюсь, нам дадут пожрать! — сказал Нил, растянувшись на полу. — Светлейший, светлейший! Может, ты проковыряешь своим мечом дырку в стене? Хочу поглядеть, не несут ли нам чего?

Эрд хмуро посмотрел на великана и отвернулся. Раньше его раздражало, когда Нил пользовался простонародным жаргоном. Сейчас ему было наплевать.

— Э, нет! — проговорил Нил, поднимаясь. — Так, светлейший, не пойдет. Я не Этайа, на ситре тебе сыграть не могу, но и угробить тебя не позволю. Даже тебе самому!

Он подсел к неподвижному Эрду, обнял его ручищей за плечи:

— Я ведь твой слуга, не забыл?

Эрд не сделал попытки сбросить руку, но и не проронил ни слова — просто сидел, уставясь в пространство, опершись спиной на каменную стену.

— Он умер, светлейший! Умер! — настойчиво сказал Нил. — Он теперь в Нижнем Мире. Если ты хочешь уйти за ним — сделай это, как подобает Асенару! Ты дрался с ним рядом. Только Владыка Судеб решает, чей узел жизни будет развязан. Его, мой, твой? Мы не выбираем, светлейший! Мы только сражаемся — и боги решают за нас все: за что мы будем биться, кого погубим, кто погубит нас. Все, кроме одного: будем ли мы сражаться достойно. Вот это решаем мы сами. Ты сражался достойно, светлейший! Не срами себя унынием, ну же!

Эрд обратил на сына вагара потускневшие глаза.

— Я мог его спасти, — сказал он безразличным тоном.

Слова эти прозвучали помимо воли Эрда. Просто они всегда были с ним.

— Ты так думаешь? — с участием откликнулся Нил. — Но, скажи, почему?

И Эрд начал говорить. Внутри у него что-то лопнуло, что-то, запрещавшее говорить о слабости, об унижении его, Эрда Асенара. Словно лопнула пряжка пояса «Честь и превосходство», и светлейший, освободившись, наконец вздохнул свободно. Он говорил не о себе, об Ортране. Нет, и о себе тоже, но об Ортране. Как он чувствовал его, как разделял каждую мысль. О том, что хольдец напомнил Эрду Дина, отца. О том, как Эрд намеревался, возвратившись, восстановить честь Ортрана. И он сделал бы это, потому что слово Асенара многого стоит в Империи.

А теперь — всё. И виноват он, Эрд, забывший, что не Ортран защищает его спину, а он — спину Ортрана...

— И что дальше? — перебил Нил. — Ты знаешь, что нас ждет? Ты уверен, что мы будем живы завтра? Через час? Вдруг ты пожалеешь, что моросы не прикончили и тебя?

Эрд с удивлением посмотрел на Нила.

— Об этом я не думал, — признался он. — Ты полагаешь, нас убьют?

— Это будет непросто! — пообещал Нил. — Но если мы умрем, то умрем как воины. Или ты стал бояться смерти, Эрд Асенар?

— Нет. Хотя... — Губы светлорожденного дрогнули, как будто он пытался улыбнуться. — Смерть перестала меня волновать! — решительно сказал он. И сам удивился этому открытию. — Понимаешь, Нил, раньше я ждал ее, словно новую возлюбленную, лучшую из всех! Я хотел ее, искал! Ты понимаешь меня?

— Конечно, светлейший! Отлично понимаю!

— А теперь я ее не хочу. Не боюсь — просто не хочу.

— Наше время еще длится, светлейший! — улыбнулся ему Нил. — И наш долг... Тот, кто разрушает наш мир, жив, светлейший Эрд! Мы не сделали своего дела — боги не позволят нам умереть!

— Да. Да. Да! — Голос Эрда постепенно обретал прежнюю твердость. — Клянусь тебе Чашей и Звездами, я не забуду о Долге! Благодарю тебя, Нил! — Эрд нашел руку великана и сжал ее.

— Пока мой меч со мной, я — Асенар!

— Вот теперь я вижу! — подтвердил Нил. — Нас трое, мой светлейший! И мы заставим их уважать нас!

— Они нас уважают, — вставил вагар. — Нас оценили в тысячу воинов. Тебе мало?

— Это не воины! — отмахнулся великан. — Это корм для падалыциков!

* * *

Этайа в сопровождении двух всадников подъехала к берегу озера. Урнгурцы спешились и помогли ей сойти с седла. Пришвартованная к деревянным сходням лодка с четырьмя гребцами стояла у берега. Один из воинов осторожно поднял фьёль. Этайа не мешала ему, чувствовала, что он относится к ней с почтением. Урнгурец вошел в воду и перенес фьёль в лодку. Потом вышел на берег, спустился по сходням и прыгнул на корму. Гребцы тотчас налегли на весла, и лодка двинулась. Весла энергично вспенивали воду. Этайа смотрела на изрезанный берег озера и пыталась угадать, куда они плывут. Она чувствовала, что впереди нет опасности для нее. Но есть тревога, а это тоже не слишком хорошо. Гребцы дружно ударили веслами, и лодка резво заскользила по поверхности озера.

Они обогнули скалистый мыс, и взгляду Этайи открылась небольшая бухточка. С трех сторон ее окружали скалы. В самой бухточке, группами по два, по три, поднимались из воды верхушки камней, а посередине на каменных опорах стоял чудесный трехэтажный домик с пирамидальной крышей и желтыми, как речной песок, стенами. Последний, третий, этаж был меньше других и окружен террасой под нависающей крышей. Края крыши, серебристо-серой, с маленьким бронзовым драконом на вершине, загибались вверх, как поля четырехугольной шляпы.

Светлый, воздушно-легкий дом, казалось, парил над гладкой блестящей водой бухточки.

Лодка подошла к крытому причалу. Двое слуг-мужчин в белой, отороченной розовым мехом одежде уже протягивали Этайе руки. Опершись на них, светлорожденная вышла из лодки.

Едва она ступила на первую ступень лестницы, как высокие двустворчатые двери перед ней распахнулись и фьёль впервые увидела Женщину Урнгура.

Этайа продолжала подниматься по короткой лестнице, и женщина, стоявшая в дверях, отступила на несколько шагов. На урнгурийке было длинное платье, плотно облегающее талию и свободными складками ниспадающее до самого пола. Узкий черный пояс, украшенный золотыми фигурками, вольно располагался на широких бедрах. Длинные концы его завершались кистями из желтого меха. Плащ-мантия, ярко-голубой, с желтой меховой подкладкой и подложенными плечами, был стянут впереди черным шнурком. В толстые, с руку, каштановые косы женщины были вплетены золотые нити, на голове сверкал обруч из светлого серебра с искусной гравировкой и множеством крохотных переливающихся самоцветов.

Что же до лица, то оно было обычным, не слишком красивым, но достаточно привлекательным лицом зрелой женщины, избегающей грима. Женщины, привыкшей повелевать, о чем ясно говорили сжатый рот с выступающей нижней губой и жесткий взгляд больших немигающих синих глаз, внутренние уголки которых были выше наружных, чем напомнили Этайе глаза женщин Тайдуана.

— Сестра? — слово было сказано по-конгайски, с полувопросительной, полуприветственной интонацией.

Этайа ощутила ум, жизнелюбивый, склонный к быстрым решениям, властный, но вместе с тем открытый, как у ребенка. И, глубоко внутри, — Силу. Настоящую Силу, а не просто дар колдуньи.

— Пусть эти уйдут! — сказала Этайа, кивнув на мужчин, стоявших за спиной урнгрийки.

— Вон! — велела женщина слугам и, много мягче, тем мужчинам, что были у нее за спиной: — Покиньте нас!

— Благодарю, сестра! — сказала фьёль, когда мужчины удалились, и откинула покрывало. — В моей стране не принято показывать лицо чужим мужчинам! — Она слегка наклонила голову: — Этайа, светлорожденная Империи.

— Ронзангтондамени, Женщина селения Гнон. Войди в мой дом! — повернулась и пошла к лестнице, ведущей на второй этаж.

Пол комнаты был застлан толстым, очень мягким ковром, на котором лежало несколько подушек. Мебель отсутствовала. Деревянные панели отполированы и покрыты светлым лаком, чтобы лучше выявить естественный узор дорогого дерева. Из двух овальных окон открывался вид на бухточку и синюю гладь озера за скалами.

Ронзангтондамени села на вышитую подушку и подобрала под себя ноги, расправив длинные складки белого платья. На ногах у урнгрийки были мягкие туфли с подошвами из алой шерсти, расшитые узором из черного бисера.

Этайа тоже опустилась на подушку напротив, скрестив ноги. Хозяйка внимательно оглядела ее и улыбнулась. Лицо гостьи понравилось ей. Властью фьёль оно стало похоже на собственное лицо урнгрийки, только немного моложе.

— У тебя трудное имя! — сказала хозяйка. — Но я постараюсь запомнить его. Этайа! — повторила она. — Слава Матери Хаора, эта крыса Кунг догадался отправить тебя ко мне, когда понял, что ты не из тех женщин, что привозят к нам безбородые. Те, кто были с тобой, — твои мужья?

— Нет. Родственники и спутники. — Каждая реплика урнгрийки помогала Этайе сориентироваться. — Они прибыли со мной, и я не хочу, чтобы им было причинено зло!

Ронзангтондамени покачала головой:

— Кунгу — повеление сирхара. Они больше не принадлежат тебе. Они принадлежат Хаору. Но на женщин его власть не распространяется. И на моих мужчин тоже. У себя в Шугре он может делать что пожелает — то в воле Королевы. Но Гнон — мое селение. И три сотни мужчин, из тех хогр, что встретили вас в горах, — тоже мои! — И, решив, что дала понять гостье размеры своей власти: — А теперь скажи: что ищешь ты на нашей земле, Этайа, сестра?

— Ничего, Ронзангтондамени, сестра!

— Зови меня Генани! Тогда зачем ты здесь?

— Ты видела извержение Столпа Небес?

— Столпа Небес? А! Горы Хаора! Да, видела.

— Дорога к старому перевалу закрыта. Мы выбрали этот путь не по своей воле.

Лицо Женщины Гнона помрачнело.

— Плохо! — сказала она. — Теперь не будет торговли с Конгом. Мужчины, возможно, будут голодать. Плохие вести, Этайа, сестра! Верно, Хаор разгневан и не хочет, чтобы мы торговали с безбожниками! Прости, я не хочу оскорбить твою веру!

— Я поняла, — мягко ответила Этайа. — Но разве вам так нужны их товары и их девушки?

— Девушки? Вот уж кто нам не нужен! Конгаек покупает сирхар. Хотя и делает вид перед Королевой, что не знает, откуда они взялись. Нам они безразличны. В них нет силы Дочерей Урнгура!

— Дочерей Урнгура?

— Ну да! — Ронзангтондамени удивленно взглянула на собеседницу. — Ты спрашиваешь? У тебя-то она есть, сестра, раз ты не позволила Кунгу распоряжаться собой.

— Да... — Этайа поняла, о чем идет речь, и стала еще внимательней относиться к урнгрийке. — Но ты зря огорчаешься из-за вашей торговли. Новый перевал более труден, но зато путь лежит через твое селение, Генани!

Женщина Гнона задумалась.

— Пожалуй, ты права, Этайа, сестра, — признала она наконец. — Но это обидит моих сестер в соседних селениях. А самой мне нелегко будет отстоять нарушение запрета.

— Кто-то хочет прекратить твою торговлю? Кто? Сирхар? Королева?

— Нет. Сирхар получает девушек. Королева — оружие для своих хогр... Но Женщины северных селений... У них нет своей доли в Чагунской торговле. Чагун — принадлежность Королевы. Я сказала, что сама распоряжаюсь на своих землях, но если другие селения откажутся торговать с нами, нам придется туго. Еще хуже, чем без торговли с Конгом. И тогда я вынуждена буду отдать часть своих мужчин Королеве или сирхару. Прости, сестра! — вдруг встревожилась урнгрийка. — Я не предложила тебе поесть!

— Не беспокойся, Генани, сестра! Я могу долго обходиться без пищи!

— Это ясно. Но зачем, если ты — моя гостья? Мой дом еще не обеднел. Я содержу шестерых мужей, а могла бы и больше. Но нет достойных! — женщина засмеялась. И хлопнула в ладоши.

В комнату тотчас вошли двое слуг.

— Приготовьте нам трапезу наверху! — велела Ронзангтондамени на языке Урнгура. — Приятно поговорить с равной! — сказала она Этайе, когда слуги удалились. — Я лишена этого удовольствия уже два месяца.

— Неужели ты единственная женщина в селении?

— Нет, конечно нет! Гнон — большое селение. У нас двадцать шесть женщин! Но я — Женщина Гнона и должна держать их в подобающем удалении. Кроме моей дочери! — добавила она не без гордости. — Но малышке всего шесть лет.

— А мужчины? Сколько у вас мужчин? — спросила Этайа.

— Мужчины? Сотен шесть, я полагаю. Поля у меня невелики, но не меньше двух сотен надо, чтобы искать в горах испражнения Хаора.

— Что?

— Смола. Бальзам, который залечивает раны. Нам с тобой он ни к чему, но конгаи ценят его высоко. И хуридцы. Да и наши мужчины им пользуются.

— Я поняла. Скажи, сестра, сколько у тебя детей?

— Я же сказала: одна дочь. Разве это мало? — она улыбнулась.

— А сыновья?

— Сыновья? Странно, что ты спросила, Этайа, сестра. Я же не Королева. Рожала я раз двенадцать. По двое-трое. Только девочка выходит одна. Думаю, их десятка три. Конечно, не все выжили. Теперь, когда у меня есть дочь, я могу больше не рожать. По обычаю.

— Я хотела бы взглянуть на нее!

— Спасибо, сестра! Конечно, я покажу тебе ее! Но сейчас давай поднимемся наверх и поедим!

* * *

Нил, Эрд и Биорк тоже получили свой обед. Мякоть кактусов, грибы, пяток небольших озерных рыбок, сваренных в подсоленной воде. И кувшин с кисловатым напитком.

— Мои слуги не стали бы это есть! — сказал Эрд,  попробовав каждого блюда.

— Благодари богов, что нас кормят! — отозвался Нил, зачерпывая рукой содержимое миски и отправляя в рот: столовых приборов им, разумеется, не дали. — Ешь, светлейший! Нам понадобятся силы! Ты заметил, отец?

— Что?

— В селении я не видел ни одной бабы!

— Женщины, сын. Нас никто не подслушивает, ты мог бы говорить по-человечески.

— Неважно! Ни одной, отец! А мужчин — пруд пруди!

— Может, они работают в полях? — предположил Биорк.

— Или их держат взаперти. В Гураме, например, это принято, — вставил Эрд.

— Взаперти? Ха! Кстати, отец, как думаешь, сколько продержат взаперти нас?

— Кто знает! Чем дольше, тем лучше. Больше шансов, что солдат поубавится. Здесь горы — им не прокормить такую прорву народа.

— Тут ты прав. Уверен, они полагают, что, посадив под замок, упаковали нас надежно!

— А разве не так? — спросил Эрд.

Нил захохотал, роняя изо рта кусочки грибов.

— Не совсем, — невозмутимо ответил вагар. — Не думаю, чтобы здесь не нашлось лазейки.

— Ты радуешь меня! — пылко воскликнул Эрд. — Так выведи нас! Мой меч со мной! Мы прорубим себе путь — или умрем!

— Мой светлейший! — сказал Нил, отсмеявшись. — То же мы могли сделать и утром.

— Утром я был не в себе, — огорченно сказал Эрд.

— Я догадался, когда увидел, что ты безропотно отдал Белый Меч. Кстати, почему этот парень с обручем не смог его вынуть?

— Меч Асенара может вынуть из ножен только рука Асенара! Таково родовое предание. Но, клянусь Рогами Тура, я сам вынул бы его!

— Я рад, что ты был... в печали! — заметил Нил. — Мне больше по душе славная жизнь, чем славная смерть!

— Но славная смерть и есть самое важное дело в жизни воина! — воскликнул светлорожденный. — Скажи, туринг, разве я не прав? Так учил меня твой брат!

— Не славная, а достойная! — проворчал вагар. — И не называй меня турингом! Я уже просил тебя об этом!

— Прости! Никак не могу понять, почему ты так не любишь собственную славу. Вот мой дядя, он адмирал. И останется адмиралом, даже если умрет от старости в своей постели, не дай ему боги такого несчастья!

— У вагаров свои обычаи. Уважай их, светлейший, и мы останемся друзьями!

Эрд кивнул, но продолжил:

— Но разве смерть в бою не есть достойная смерть? Умри я — передо мной в Нижний Мир бежала бы целая свора врагов!

— Нашего демона не было бы среди них, — сказал Нил.

И Эрд умолк.

— Я посплю, — сказал великан, ни к кому не обращаясь. И, завернувшись в шкуры, улегся в углу.

Эрд вынул меч и принялся выполнять один за другим все двадцать четыре малых танца Мангхел-Сёрк. Биорк наблюдал за ним с удовольствием. Для не-вагара воин двигался недурно.

* * *

— У меня есть просьба к тебе, Генани, сестра! — сказала Этайа. — Но сначала ответь, конгайские купцы, те, что привезли девушек, что будет с ними?

— Да ничего! Хрор, старший над моими из королевских хогр, он потребовал, чтобы их отделили от принадлежащих Хаору. Мы возьмем их товары, дадим свои и отправим обратно. Если им причинят вред, кто привезет нам конгайские мечи и шелка? И девушек для сирхара! Даже шакал Кунг это понимает.

— С ними был юноша. Он не контрабандист, хотя и конгай. Он приглянулся мне. Можешь взять его для меня?

— Конечно, могу! Скажи, как его зовут, и через два часа он будет с тобой! — Ронзангтондамени понимающе улыбнулась. — Он красив, да?

— И у него чудесный голос! Тебе понравится!.. Надеюсь, не настолько, чтобы ты захотела оставить его себе, сестра?

— Этайа, сестра! Разве у меня мало мужей? Разве я могу огорчить тебя из-за мужчины?

— Благодарю, Генани, сестра!

— Не за что! Кстати, ты не хочешь переодеться?

— Мои вещи остались вместе с пардами.

— Я пошлю слуг за ними!

— Но как они узнают, где мое? Я не хочу, чтобы мужчины рылись в моих вещах!

— Разумеется! Велю принести все тюки. И ты сама найдешь свои. Как зовут твоего юношу?

— Санти!

Глава седьмая

Пятеро правят Мирами по воле Неизъяснимого: Повелитель Судеб, Тур Быкоглавый, Потрясатель Тверди, Морская богиня и Кала — Богиня Смерти. Существует также множество иных божеств, почитаемых народами Мира. Есть, впрочем, и народы, кои не признают вообще никаких богов, кроме Неизъяснимого. А есть и такие, что возносят молитвы демонам.

Готар Глорианский.

«Божественное и человеческое»

С противным скрипом тяжелые двери растворились.

— Выходить! — велел по-конгайски гнусавый голос.

Все пространство перед тюрьмой было запружено солдатами в рыжих плащах. К ним прибавились еще и другие, в желто-коричневых полосатых хитонах, как у того всадника, что распоряжался вчера. На сей раз северян не заставили идти пешком, а посадили в возок, запряженный низкорослыми упряжными псами. Возок заперли, и он тронулся. Сквозь крупные щели в досках воины могли видеть размеренно бегущих рядом солдат и приземистые дома селения Гнон. Возок немилосердно трясло. Они выехали из селения и покатили по тропе, которую язык не поворачивался назвать дорогой. Железные колеса возка подпрыгивали, оглушительно дребезжа.

К счастью, путешествие было недолгим. Возок въехал в некие ворота, прокатился по относительно ровному двору и остановился.

Дверца открылась, и северяне выбрались наружу.

Они оказались на обширной площади, огражденной высокой стеной с трех сторон. С четвертой почти отвесно поднимался склон горы. А из склона выпирал прямоугольный фасад мрачного здания, поддерживаемый несколькими толстыми колоннами. Между колоннами, как огромные зловещие рты, чернели проходы, уводящие внутрь горы.

Огороженная площадь была полна солдат и желто-коричневых. Причем последних даже больше, чем солдат.

— Если это храм, — Нил глядел на сросшееся с горой строение, — не завидую его жрецам! Радостью здесь не пахнет!

— Зато здесь пахнет Тьмой! — пробормотал себе под нос Биорк, рассматривая голые, цвета запекшейся крови скалы, нависающие над людьми.

Солдаты в бурых плащах задвигались, обступили воинов с трех сторон. С четвертой же к ним двигался вчерашний знакомец с медным факелом на обруче. Но когда желто-коричневый подошел поближе, то оказалось, что обруч не медный, а из настоящего червонного золота. Красные сандалии с толстыми деревянными подошвами громко ударяли о камень.

— Подлежащим власти Хаора Могучего, Доброго и Великого над богами возвещаю о счастье! Я, недостойный хвалы жрец Хаора Могучего, Доброго и Великого, говорю о счастье: скоро Владыка примет вас!

— Пожалуй, я откажусь! — негромко сказал Нил.

Но жрец уже повернулся к ним спиной:

— О, Колесница Дарования!

Из темного зева Храма раздался грохот, и полминуты спустя оттуда выкатилось громоздкое сооружение на шести деревянных колесах, своеобразный помост с железными столбами. Волокли его жрецы. Шум колесница производила невообразимый. Объехав кругом немаленький двор, колесница остановилась в центре.

Кунг указал на Эрда. Несколько солдат крепко взяли его за руки и плечи, и потащили на помост. Светлорожденный оглянулся на Нила, но тот качнул головой: не сопротивляйся. У него появилась идея.

К железным столбам были прикреплены цепи, в которые и заковали Эрда. Теперь он стоял на платформе, разведя в стороны руки. Цепи не давали ему опустить их.

Настала очередь вагара. Тут возникла трудность: руки маленького воина оказались слишком коротки — длины цепей не хватало. В конце концов вторую руку привязали простой веревкой.

Пока жрецы возились с Биорком, идея, пришедшая в голову Нилу, оформилась окончательно. Он легко стряхнул с себя солдат и сам поднялся на помост.

— Хаор! — заревел он так, что у стоявших вблизи заложило уши. — Хаор! — И сам защелкнул браслеты на ногах и на левой руке. Четвертый пришлось застегнуть одному из жрецов. Сделав это, жрец спрыгнул с колесницы, которую уже покинули другие. Поведение Нила, похоже, не удивило никого.

Колесница тронулась. Когда она проехала около входа в Храм, Нил увидел, что между колоннами из земли торчат вкопанные в землю черепа в остроконечных ржавых шлемах точно такой же формы, что были на урнгурских солдатах. Грохоча и лязгая, колесница завершила круг и остановилась.

На помост взобрался Кунг. В руке у него был здоровенный нож из черного обсидиана.

— Иди ко мне, червь! — гаркнул Нил на языке Империи.

Жрец вздрогнул от неожиданности. Но к Нилу не подошел, а остановился перед Эрдом. Светлорожденный с вызовом глядел на жреца. Но Кунг смотрел на склон горы над головой Эрда.

— Тебе, Хаор! — вскричал он и взмахнул ножом.

Толпа завыла. Алая полоса пересекла лоб Эрда. Кровь залила лицо. Но светлорожденный был жив. Каменное лезвие всего лишь рассекло кожу.

А жрец уже стоял перед Биорком.

— Тебе, Хаор! — и черный нож рассек ему лоб.

Третьим был Нил. Кунг поднял нож, но его третий возглас утонул в раскате хохота великана. И тем не менее жрец нанес удар.

Толпа, уже дважды разражавшаяся воплями, на сей раз безмолвствовала. Кунг с удивлением уставился на неповрежденный лоб Нила. Гигант глядел на него сверху вниз, сощурив насмешливые глаза. Жрец облизнул пересохшие губы. Сотни раз он помечал жертву. И давно уже не промахивался. Что ж, бывает!

— Тебе, Хаор! — возгласил он на этот раз в полной тишине.

Черное лезвие рассекло воздух... И только воздух! На белой коже Нилова лба не было ничего, кроме упавшей пряди волос.

Жрец, посерев, замахнулся в третий раз... И в четвертый...

Нил напряг плечи, и удерживающие его цепи лопнули с оглушительным звоном. Жрец тупо смотрел на великана.

Нил отобрал у него нож и переломил широкое лезвие об колено, как деревянную палочку.

— Хаор-р! — зарычал он так, что Кунг попятился. Огромный кулак с обрывком цепи ударил в широкую грудь.

— Хаор-р! — И Нил выбросил вверх руки с обломками ножа.

— Убить! — истошно завопил Кунг, указывая пальцем на Нила.

Лишь трое солдат из стоявших впереди подчинились и метнули тяжелые копья. Нил не уклонялся. Он так и остался стоять с поднятыми над головой руками, а копья, ударив великана в грудь и живот, упали на помост, не причинив вреда. Наконечник одного из копий сломался.

Нил схватил жреца за длинные волосы, и ноги Кунга оторвались от помоста. Жрец пронзительно закричал.

Нил швырнул его вниз, и Кунг врезался в строй, опрокинув нескольких солдат. Никто не посмел вмешаться: происходило нечто сверхъестественное. Нил подошел к краю помоста, сцапал за шиворот одного из полосатых и вздернул на колесницу.

— Ну-ка освободи моих слуг! — зарычал он по-урнгурски.

Глаза жреца полезли на лоб, и он со всех ног кинулся выполнять приказ.

— Я — Хаор! — закричал Нил, и голос его эхом отразился от склона горы. — Я — Хаор! — Свирепыми глазами он озирал стоявших внизу. Вдруг взгляд его остановился.

— Ты! — указал он пальцем на одного из жрецов, совсем молоденького, с перепуганным лицом. — Ты! Ты узнал меня!

Юноша едва не сомлел. Он повалился на колени. У бедняги отнялся язык от страха. А следом за ним повалилась на колени вся масса людей, бывших во дворе Храма.

— Я наказываю праведных! Я дарую неправедных! — вещал между тем Нил, справедливо полагая, что его никто не поймет, хотя говорил он на языке Урнгура. — Я люблю преданных мне, а те, кто сойдет с моего пути, пожалеют, что не умерли от огня. Узнаете ли вы меня?

— Да! Да! Узнаем! — ревела коленопреклоненная толпа.

Еще бы им не узнать!

— Я сотрясаю землю, и только я сотрясаю ее! — ревел Нил.

— Только ты, о Великий! — вторила ему толпа.

— Мне стыдно за них, — сказал Биорку освобожденный от цепей Эрд.

— Радуйся, что ты жив и не с ними! — сказал вагар, вытирая кровь с лица. — Надеюсь, обратно нас не повезут как овец?

Обратно они возвращались верхом на пардах. Как победители. Но вдвоем. Нил решил остаться в Храме.

«Я должен изучить свое имущество», — заявил он.

Северянам вернули оружие и поселили в лучшем из домов, том, где расположились три брата, начальники королевских хогр. Последних же очень интересовало: действительно ли Нил — воплощенный Хаор, или же он просто могущественный маг-самозванец.

Было съедено немало вкусной и дорогой еды, выпито изрядное количество хорошего вина, и беседа за столом, вернее над ковром, стала совершенно непринужденной. У хогранов развязались языки. И друзья кое-что узнали о таинственном государстве Урнгур.

Правила Королева. Ей повиновались (до определенных пределов) Женщины селений, армия, жрецы. Впрочем, для Женщин она была первой среди равных. Единовластным и неумолимым богом Урнгура был Хаор Добрый. Он же дал Урнгуру законы, по которым следовало жить. Кстати, то, что они не должны покидать пределов отведенной им Хаором земли, — оказалось правдой. И именно он, Хаор Добрый, решил, что урнгриа — лучший из народов Мира. Почему? Пусть спросят у Хаора, раз они его слуги. Первый военный советник, Верховный Жрец, великий маг, брат богов, повелитель демонов и так далее — сирхар. Но Королева — выше. Она для сирхара — как Женщина для мужа. Эрд удивился, но тут же сообразил, что семейные отношения в Урнгуре своеобразные. Женщины селений сирхара недолюбливали и доходами с ним не делились. У них были свои, домашние, отношения с Хаором. Бог, по преданию, создал сначала их, а уж потом — мужчин, через посредство своих Дочерей. А самого Хаора создала Мать. Но ей не поклонялись — она слишком велика и могущественна. Ей не до людей. Клан жрецов имел свои земли, своих рабов, а при нынешнем сирхаре — даже своих женщин. Не настоящих, а привозных. Это было нарушением традиции, но Королева не запрещала, а Женщинам селений было все равно. Для них чужеземки были хуже мужчин. Зато Этайа, как они узнали, была как равная принята Женщиной Гнона. И Санти был с ней. Говоря о юноше, урнгурцы отпустили ему несколько комплиментов эротического толка. Первый хогран даже выразил сожаление, что столь привлекательный юноша достался женщине. И тут же сообщил, что не хотел обидеть двух гостей: они не менее привлекательны, но раз уж они слуги (понимай — соложники) Хаора, они, хограны, не решаются предложить им свою любовь. Хаор ревнив, не так ли? Друзья не стали их разубеждать. Еще бы ему не быть ревнивым! Свой собственный народ, урнгриа, он отделил от других, поселив в суровых горах, а не в изобильном Конге исключительно из-за своей ревности. Зато потом он уничтожит другие племена и подарит Мир своим возлюбленным. И может быть, это случится скоро, так как по его, Хаора, Высшей Воле нынешний сирхар одарил бессмертием девять избранных, сделав неуязвимыми для вещества и пламени.

— Так их можно жечь огнем и пронзать сталью, а им — ничего? — спросил Биорк, незаметно подмигнув светлорожденному.

Три военачальника наперебой стали рассказывать о «бессмертных», и, под влиянием выпитого, те стали могучими великанами, отращивающими новые головы и извергающими пламя.

— Это не те! — шепнул Биорку Эрд. — Те голов не отращивали.

— Раздели рассказ на восемь кувшинов, — предложил Биорк, — и ты получишь то, что надо!

* * *

Нил, ведомый выбранным еще утром юношей-жрецом, шел по подземному коридору «собственного» Храма. Юноша нес зажженную лампу и принимал как должное то, что Нил не испытывает нужды в освещении. Пещера была естественного происхождения, но в некоторых местах расширена и украшена надписями и барельефами, в которых неизменно присутствовала мужская фигура с множеством рук, многократно превосходящая размерами всех остальных. И по искаженному гневом лику, по вздыбленным змееподобным волосам можно было точно сказать, какие чувства обуревают вырезанного в камне гиганта. Непонятно только одно: почему в Урнгуре Хаора называют Добрым?

Гнетущая атмосфера подземелья скверно действовала на идущего впереди юношу. Хотя с ним был сам воплощенный Хаор, парнишка буквально трясся от страха. Нил не разделял его ужаса. Никто в Мире не мог причинить ему вреда. Дар богов, без которого человеку не под силу совладать с демоном. Конечно, Хаор может оказаться посильней демона, но не сильней высших богов. Только одно, как сказал Нилу Трой-Странник, может отнять у воина дар неуязвимости: если он сам отнимет человеческую жизнь. Но последнее — во власти самого Нила.

Подземелье ветвилось на множество уходящих в стороны, вверх, вниз коридоров. Но проводник Нила хорошо разбирался в этом лабиринте. Опасность заблудиться им не угрожала. Зато атмосфера страха все сгущалась и достигла апогея, когда они вышли в широкую пещеру с низким потолком, похожую на вмятину от круглой лепешки. Здесь даже Нил потерял часть своей уверенности. Будто некие токи, витавшие в этом сдавленном горой пространстве, поколебали его дух. Юноша-жрец обливался потом, хотя в подземелье было довольно холодно. Лампа в его руке ходила ходуном, и тени от нее прыгали, как безумные магхары.

— Поставь на пол и жди меня здесь! — велел Нил.

Бас великана заполнил подземную полость и немного успокоил юношу. Сам Нил тоже успокоился. Сила собственного голоса всегда ободряла его. Даже если он просто говорил, а не произносил Слова Власти.

Великан двинулся к центру круглой пещеры. Грубый потолок ее был так низок, что Нил мог бы дотянуться до него рукой. И на нем совершенно явно были видны следы инструмента: пещера была искусственной. Это открытие не привело сына вагара в восторг. Сотворенное по злой воле человека опаснее природного. Левую щеку Нила холодил ветерок — воздух в пещере был достаточно свеж и не отдавал сырой затхлостью, как в коридорах. Полая «лепешка» на самом деле оказалась не так уж велика. Низкий потолок и темнота увеличивали ее. По всему периметру, примерно через равные интервалы, чернели круглые дыры сходящихся к центру коридоров. В центре же самой пещеры громоздился широкий камень в три локтя высотой. Нил приблизился к нему и обнаружил, что камень круглый и полый внутри. На его верхней поверхности Нил нащупал углубление примерно в пять локтей длиной и два — шириной. А в самом глубоком месте — сквозное отверстие размером с кулак. С боков камня тоже имелись отверстия, причем одно — достаточно большое, чтобы пропустить внутрь человека.

Корка темного вещества покрывала камень снаружи и изнутри. А прямо над ним, в потолке пещеры, зияла дыра, в которую выходил воздух. Тяга здесь была настолько сильной, что ветер шевелил волосы Нила.

Пока великан стоял около камня, гнетущее чувство настолько усилилось, что Нил трижды повторил тайное имя Тура-Победителя. Место Тьмы! Нил понял, что сделал ошибку, когда пришел сюда. Хотя врага не было здесь, но след его ощутим. И враг, вернувшись, несомненно, тоже почует след Нила. Чье-то осторожное щупальце уже торкалось в сознание, пыталось проникнуть в мысли великана.

Пора уходить. Великан окликнул юношу-жреца, и они отправились в обратный путь. Спустя час они увидели звездное небо в квадратном проеме портала.

Нил тронул носком сапога вкопанный в землю череп.

— Зачем это? — спросил он.

— Сторож! — ответил юноша, счастливый оттого, что снова видит звезды.

* * *

А в это время, в одной из роскошных комнат Королевского Дворца в Шугре маленький человечек с торчащим вперед подбородком выл и брызгал слюной от злости, как пойманная крыса.

— Ушел! Ушел! — вопил он, позабыв о собственном достоинстве и шокируя Королеву своим неподобающим сану видом.

— Если я правильно поняла тебя, сирхар, — холодно произнесла Первая из Женщин, — твой враг улизнул, и больше ничего важного ты сказать мне не можешь?

— Уы-ырх! — взвыл колдун, потрясая кулаками. — Я!.. Я!..

Королева поднялась и с высоты своего роста посмотрела на низенького сирхара.

— Ты мерзок, как паук! — уронила она надменно.

Глаза мага уставились на нее.

— Ты!.. Ты... — Он подступил к ней, но Королева спокойно отодвинула его рукой.

— Сейчас не Время Слияния! — резко сказала она. — Не забывайся! Впредь! — И, отстранив мага, вышла из комнаты.

Ди Гон, озлобленный еще более, пробормотал заклятие, достаточно сильное, чтобы наказать гордячку. Но только впустую щелкал пальцами. Приступы бешенства были его слабостью, ценой за поражение. И расплачивался он своей силой. Хлыст и тот становился бесполезной игрушкой. Даже не будь Королева Королевой, он и тогда ничего не смог бы ей сделать, маленький человечек в диадеме сирхара, до той поры, пока не иссякнет его гнев.

* * *

Большая лодка с высокой прямоугольной палубой неторопливо скользила по спокойной черной воде озера. Середина ночи. Луна зашла, а масляные светильники горели так ярко, что плывущие на лодке почти не различали звезд. Скрестив ноги, они сидели на прекрасном ковре, над которым трудился не один десяток ткачей. Ронзангтондамени с тремя из своих мужей, а напротив — Этайа с Санти.

— Ты сказала, Этайа, сестра, что юноша твой — певец? — сказала Женщина Гнона. — Попроси его спеть. Я никогда не слышала конгских певцов. Вы не против, мои милые? — она посмотрела на мужей.

Трое мужчин одновременно кивнули ей, нежно улыбнувшись.

— Он здесь, — ответила Этайа. — Попроси его сама.

Глаза Ронзангтондамени расширились. Она была удивлена и обрадована:

— Ты разрешаешь мне? Благодарю!

Она посмотрела на Санти столь откровенно, что юноше стало неуютно.

— Ты споешь? — спросила она ласково.

«Что мне делать?» — воззвал Санти к фьёль.

«Она кажется тебе некрасивой?» — Фьёль отлично поняла заданный вопрос.

«Нет, но я не хочу!»

«Разве тебя принуждают?»

В мысленном общении не бывает недомолвок. Что не сказано, то увидено. Если не желаешь что-то скрыть. Санти немного обиделся, но тут же улыбнулся. То, что в ответ показала ему фьёль, действительно, казалось забавным.

Ронзангтондамени отнесла улыбку на свой счет. И обрадовалась ей.

— Да. Я спою, — вежливо сказал Санти, перестав улыбаться. — Что ты желаешь услышать, госпожа?

— Все, что ты захочешь спеть! — ответила Женщина Гнона. — Все, что пожелаешь! Я никогда не слышала конгских... песен!

* * *

Мощные бронзовые крылья были почти неподвижны. Ветер и восходящий ток теплого воздуха несли дракона над синими морскими водами. Длинная шея, туловище, рогатая голова дракона тоже почти не шевелились. Двигался только хвост с широкой горизонтальной лопастью на конце. Гестион ощущал мысли дракона, медленные, окрашенные удовольствием полета. Мальчик держался руками за выступающий шип с темной верхушкой. Цвет кожи на позвоночном выступе менялся от основания к концу так же, как цвет загибающегося вперед рога на голове. Ногами Гестион чувствовал тепло, исходящее от несущего его живого тела, а спиной — тепло тела Учителя, сидевшего сзади.

— Тебе нравится управляться с драконом? — раздался голос за спиной.

— О да! Никогда не думал, что это так приятно! И совсем не страшно!

— Верно! Ты понравился бронзовобрюхому! — засмеялся маг. — Теперь, даже если ты и захочешь упасть, он тебе не позволит. Это хорошо! Тебе придется летать одному!

— Одному? — Гестиону стало немного не по себе. — А когда?

— Не сегодня. И не завтра. Не робей! — Учитель похлопал его по плечу и засмеялся. — Тебе будет о чем рассказать в Руне, мальчик!

Дракон слегка опустил левое крыло, и Гестион увидел внизу маленький островок.

* * *

— Спой мне еще! — попросила Ронзангтондамени.

Они сидели на третьем этаже ее дома. Глядя вниз, Санти видел матовую поверхность воды с синей лунной дорожкой. Он спел почти все свои песни. Он пел ей в лодке, он пел ей внизу, когда они вернулись. Он пел и здесь, в маленькой комнате, с окном от самого пола и стенами круглыми, как походный шатер. Уютная комнатка на третьем этаже Озерного дома. Санти было спокойно в ней. Она принадлежала Ронзангтондамени, была пропитана ее запахом, похожим на запах смешанного с вином свежего молока. И ее уверенностью.

— Я устал, госпожа моя! Горло мое пересохло! — сказал Санти.

— Не зови меня «госпожой»! — голос женщины был мягок и наполнен силой. Он был знаком Санти, этот тембр, этот тон. — Зови меня Ангнани! — И хлопнула в ладоши, призывая слугу.

— Как скажешь! — улыбнулся Санти. — А что это означает?

Женщина смутилась.

— Это не перевести на конгайский, — ответила она.

Санти чувствовал: она говорит неправду.

Вошел слуга, гибкий, как речной тростник, юноша в белой одежде, перехваченной на талии голубым кушаком.

Ронзангтондамени произнесла несколько слов по-урнгурски, а когда слуга поклонился, погладила его мимоходом по щеке, и юноша улыбнулся смущенно и заискивающе. И тут Санти вспомнил, почему ему кажется знакомой интонация женщины. Именно таким тоном, нежным и вкрадчиво-уверенным, он сам разговаривал с девушками там, в Фаранге, когда чувствовал их готовность прийти к нему, когда тонкая ниточка близости начинала сплетаться в кокон, что отделит двоих от всего остального мира.

И Санти по-новому посмотрел на Ронзангтондамени, на женщину, привыкшую повелевать мужчинами. Женщину, которая не слышала слова «нет» не потому, что была желанной, но потому, что желала сама. Он словно впервые увидел это смуглое лицо с высокими скулами и большим ртом, синие ясные глаза, тонкий нос с высокой горбинкой, толстые косы, длинную, сильную по-мужски шею, охваченную несколькими нитками грубо отшлифованной бирюзы, высокую грудь, поднятую лифом платья...

— Ты красива! — сказал юноша голосом, заставившим Генани задрожать.

Много раз она слышала эти слова. Но никогда они не звучали так.

Вошедший слуга помог ей скрыть смущение. Женщина Гнона велела ему поставить поднос и удалиться. Она хотела своими руками налить Санти вина, нарезать редкие и дорогие здесь, в этой части Урнгура, фрукты.

Санти отпил немного из прозрачного бокала. Сладкое крепкое вино. Он пил медленными глотками, глядя на женщину сквозь выточенную из розового кварца стенку бокала. Ронзангтондамени налила ему еще, и Санти выпил второй бокал, а потом и третий. Теперь он мог пить много вина. Почти столько же, сколько и Нил. Оно почти не действовало на Санти. Но Ронзангтондамени не знала об этом. Она посмотрела в окно: скоро рассвет.

«У нас совсем мало времени», — подумала она, развязывая золоченый пояс, обегающий широкие бедра. Санти выпил четвертый бокал.

«Этак он совсем опьянеет», — подумала женщина и протянула руки, чтобы обнять юношу... Но наткнулась на взгляд его удивительных глаз, и руки ее упали...

— Ты хочешь, чтобы я спел для тебя... Ангнани? — голос Санти был таким же трезвым и чистым, как и прежде.

— Спел? Да, хочу! — И она кивнула обреченно, подчиняясь воле этого юноши. Воле мужчины! О боги!

А Санти вновь взял ситру. Он пел о синей реке забвения. И о моряке, смытом штормовой волной. И «Солдат, солдат...» — ту песню, последнюю песню Ортрана. И Санти сказал ей об этом. И больше уже не пел ничего. Юноша положил руку на плечо Ангнани. Они сидели и молчали, масло в светильниках иссякло, и огни погасли.

— Утро! — сказал Санти. — Пора спать! — И улыбнулся ласково.

Сердце Ронзангтондамени затрепетало.

— Скажи, твоя госпожа, она позволит... — по лицу Санти поняла, что говорит не то, смутилась, взяла юношу за руки и спрятала лицо в его ладонях, как девочкой прятала в руках матери. Санти легко коснулся губами ее головы, Ангнани подняла на него глаза, огромные, доверчивые... Санти взял ее руку, большую, чем его собственная рука, сильную, длиннопалую, поцеловал нежную кожу в центре ладони.

— Да! — сказал он. — А сейчас вели кому-нибудь отвести меня в мою комнату. Я устал. Сегодня был длинный день.

Глава восьмая

Некогда в стране, исчезнувшей так давно, что и имени ее не осталось, жил охотник Уру Дат. И была у него девушка. Семт-Хе звали ее. И был маг из носящих черное ожерелье, маг — Тысяча Обличий. Захотел маг девушку. И взял ее. Обратясь в дракона, унес он Семт-Хе в дом свой, в горы, что зовут ныне горами Забвения.

Узнал о случившемся юноша охотник, почернело лицо его. Пошел он в горы, подумав: «Верну Семт-Хе или умру».

Долог путь. Ослабел Уру Дат, сильно страдая от жажды на бесплодном горном плато. И встретился ему старик в серой одежде. Не спрашивая ни о чем, повел его старик к горной реке, что текла лишь в четверти дня пути от места, где встретил он Уру Дата. И утолил охотник жажду свою.

Спросил его старик: «Можешь остановить?»

О реке говорил он, но помнил Уру Дат, кому обязан жизнью, стерпел насмешку.

«Нет, не могу», — сказал.

И повел тогда его старик к истоку реки, к месту, где рождалась она из-под ледника.

— Смотри! — сказал. И дохнул.

Холод обьял юношу. Холод обьял и ледниковый язык. Сковал его. И иссякла река у истока своего.

— Что сделал я? — спросил.

— Убил реку! — отвечал Уру Дат.

Тогда кликнул старик бронзового дракона, и понес он юношу вниз, вдоль горного ушелья, по коему некогда мчалась река. И прилетели они в долину, где обильна была земля. А не стало реки — иссохла. Осыпались цветы, увяли юные побеги, пропал урожай, не родившись.

— Что сделал я? — вновь спросил старик.

— Убил долину! — сказал охотник. И понес его дальше дракон, к городу, что стоял на холме.

— Вот, — сказал, — город, что кормит долина. Что сделал я?

— Убил город! — сказал Уру Дат.

Тогда повернул старик дракона, и вновь полетели они в горы, что ныне зовутся горами Забвения. И увидел юноша: возродилась, снова течет река.

— Что сделал я? — спросил старик.

— Ничего! — сказал юноша.

— Твоя жизнь! — сказал старик, сел на дракона и улетел.

А юноша пришел к замку, где держал маг похищенную девушку, и выследил мага, как выслеживал быстрых горных ящериц у их нор. Выследил и пронзил длинной стрелой с черным заговоренным наконечником из обсидиана. А потом забрал Семт-Хе.

Не стал Уру Дат ни вождем, ни героем. Никому не сказал, что убил мага — Тысяча Обличий. До самой старости был он охотником и сам забыл, что убил мага.

Но помнила Семт-Хе.

Гурамская легенда

Три всадника подъехали изнутри к Южным воротам Шугра.

— Открывай, не медли! — приказал один из них сонному стражнику.

— Это еще зачем? — проворчал стражник. — До утра не подождать? Меньше часа осталось!

Подошел второй стражник, с масляной лампой в руке.

— Кто такие? — гаркнул он, поднимая светильник повыше.

Всадник наклонился в седле, откинул полу плаща:

— Воля сирхара! — И, теряя терпение, ткнул большим пальцем в приколотый к куртке значок. — А теперь, если ты не отопрешь, я снесу тебе голову!

— Ишь, хогран нашелся! — буркнул стражник, но поплелся к вороту, поднимающему засов.

Минуту спустя всадники уже мчались по гладкой дороге. Когда из-за гор выплеснулись первые лучи солнца, гонцы уже сменили пардов на первой королевской подставе. Вскоре они миновали вторую подставу и третью, за которой начинались земли селения Гнон. Не умеряя прыти животных, они пронеслись через селение прямо к Королевскому Дворцу.

Осадив парда перед крыльцом, первый из всадников вынул маленький рог и дважды протрубил.

Тотчас в одном из окон второго этажа появилось отекшее после вчерашней попойки лицо Начальника Королевской хогры. Минуту спустя он появился внизу в накинутом на голое тело красном плаще.

Первый из всадников посмотрел на хограна с брезгливостью человека, проведшего ночь в седле, и, наклонившись, вложил в дрожащие руки запечатанный свиток. После чего развернул рыкнувшего парда, и все трое помчались обратно по дороге, над которой еще курилась поднятая ими пыль.

Начальник хогры сломал печать и тупо уставился на строки послания покрасневшими глазами. Знаки ползали по свитку и никак не хотели собираться в слова. Начальник хогры потряс головой и поморщился от боли. Подбежавший солдат протянул ему большую кружку горячего кофе. Хогран, все еще морщась, проглотил напиток, сунул свиток в карман плаща, так и не прочитав, и поплелся наверх.

Два его брата проснулись и чувствовали себя не лучше, чем он. Первый хогран бросил послание на стол, поискал глазами недопитую вчера кружку, с отвращением отхлебнул. Только после этого он нашел в себе силы развернуть свиток снова. Поминутно облизываясь, он прочел вслух:

Повеление

Назвавшегося Воплощенным и спутников его не медля доставить в столицу для опознания и наказания, ежели потребуется таковое. До той поры в почестях не отказывать, но буде не пожелает следовать — принудить силой без снисхождения.

Королева. Сирхар

— Хорошенькое дело! — воскликнул второй хогран, вскакивая на постели. — Силой! Хаора! Пусть-ка сам придет и принудит!

— Замолчи! — одернул третий брат. — Услышат! Думать надо!

— Что думать? — отрезал первый. — Уговорим! Ежели он — Хаор, место ему где ж, как не в Шугре? А ежели маг, так слуги его — в нашей руке. И еще женщина. От них копья не отскакивают! Не захочет — заставим! Так, братья?

— Женщину лучше не трогать! — рассудительно сказал третий. — Она у Ронзангтондамени. Лучше с Хаором повздорить, чем с ней. Уж я-то знаю, в моей хогре половина — ее люди!

— Нет так нет, — согласился первый. — Двоих будет довольно. Сейчас поедим, — он побулькал содержимым кувшина, — и пошлем за этим самым. Да надо б велеть, чтоб поласковей!

— Вот уж ни к чему! — сказал второй. — Твои солдаты вчера чуть штаны не обгадили от страха!

— Ты, брат, это, молчи! — обиделся первый. — Сам на коленях стоял!

— Довольно вам! — вмешался третий. — И так мозги киснут! Я сам поеду!

— Почему ты? — возмутился первый. — Вместе поедем!

— И еще этих, слуг его, возьмем! — добавил второй. — С ними он посговорчивей будет! На том и порешили.

Два часа спустя три хограна, не слишком торопя пардов, выехали на дорогу, ведущую к Храму. Сопровождали их человек сорок всадников. Не для охраны — для важности.

По пути им попался бегун из жрецов.

Радуясь передышке, бегун поведал им, что Воплощенный назначил нового главного, этого сопляка Бунга. Дескать, вот первый, не усомнившийся!

А от себя бегун добавил, что лично стоял рядом с Бунгом и особой веры в нем не заметил. Богу, конечно, виднее.

— А жертвоприношения, посвящения — все отменены! — тут же сказал он не без радости.

— Логично! — заметил первый хогран. — Что ж ему приносить жертвы тут, если сам он отправится в Шугр?

— В Шугр? — оживился бегун.

— А куда же еще? — вмешался второй, спасая брата от преступного разглашения тайны. — Главное святилище там! Или нет?

— Ага! — согласился жрец. — Ну, я побежал?

— Валяй! — отпустил его второй хогран. И парды затрусили дальше.

А бегун помчался в селение и прибежал туда раньше, чем воины достигли ворот Храма. Хотя его участок дороги был почти в два раза длиннее.

Дорога Богов, ровная, прямая, как полет стрелы, полого текла меж желтых урнгурских лугов. Иногда она возвышалась над ними на десяток локтей, иногда погружалась в неглубокие ущелья, вырубленные в незапамятные времена в каменистой бурой земле. Никогда в жизни Санти не видел ничего, подобного этой дороге. Древний путь, по которому шли они с другой стороны хребта, был в сравнении с ней извилистой горной тропкой. На сером гладком покрытии дороги не было ни трещин, ни сколов, хотя многие столетия прошли над ней. По краям покрытие приподнималось на пол-локтя, и невысокие сплошные бортики словно ограждали серую реку, текущую по желтым покатым полям.

Там, в желтой траве, густой и сочной, поднимавшейся кое-где по пояс человеку, паслись отары овец, розовых, серых, белых, оберегаемые лохматыми черномордыми псами. И стада коров, мелких короткорогих, непохожих на медлительный тучный скот Междуречья.

— Земли селения Гнон! — с гордостью сказала Ронзангтондамени юноше. — Стада моих мужчин!

Они втроем ехали в карете Женщины Гнона, легкой, удобной, выкрашенной в снежно-белый цвет и запряженной шестеркой таких же снежно-белых, рослых псов с маленькими острыми ушами. Ронзангтондамени время от времени улыбалась Санти. И улыбка эта казалась странной на ее волевом лице.

Ронзангтондамени лично решила сопровождать Санти и Этайю в столицу, раз уж они не пожелали остаться у нее. В то, что Нил — воплощенный Хаор, она не верила ни единого мига, но какое это имеет значение, если он — друг Санти? Пусть зовется кем хочет! Она даже отдала ему, Нилу, собственную колесницу и собственного возничего. Пусть потешится: возил самого Хаора! Возничий был одним из ее мужей, а Ронзангтондамени чувствовала себя немного виноватой по отношению к ним: совсем перестала их любить со времени появления Санти. А ведь они были мужьями, закон требовал, чтобы Женщина Гнона заботилась о них. Это справедливо!

Торжественная процессия растянулась больше чем на полмили. Первыми ехали начальники Королевских хогр. В полном вооружении, с развевающимися на ветру султанами из горных трав над островерхими шлемами. Три брата были так похожи, что казались одним человеком, утроенным прихотью какого-нибудь бога. При виде их, гордо восседающих на откормленных пардах, встречные поспешно уступали дорогу.

За исполненными важности хогранами белая с золотыми навершиями колесница везла самого Хаора Доброго и Грозного, восседавшего на дорогих мехах с каменно-неподвижным лицом и идеально прямой спиной. Ширина этой спины лишь немного уступала ширине задней стенки колесницы. Зато лицо возничего то и дело расплывалось в улыбке. Без всякой нужды он щелкал бичом над головами упряжных псов, давно уже не обращавших на это внимания. Колесница ехала медленно. Так же медленно, как и всадники впереди, как и белая изящная карета Женщины Гнона, окруженная мужьями и телохранителями Ронзангтондамени в конгских кольчугах, конгских шлемах и с прямыми конгскими мечами у бедер. Богато селение Гнон!

А за каретой, за широкими задами выхоленных пардов, тянулось пешее войско: королевские солдаты в бурых плащах, пыльные, невзрачные, одинаковые до безликости. Таков обычай Женщин селений: лучших мужчин они оставляли себе. Королеве — то, что лишнее.

Эрд и Биорк были в свите начальников хогр, среди отборных воинов, в большинстве — сыновей Приближенных Королевы. В отличие от селений, в Шугре высшие знали своих детей и приглядывали за их воспитанием: закон этого не запрещал. Три начальника хогр, братья-близнецы, были сыновьями самой правящей Королевы от вторых родов. И гордились этим. Их сызмала готовили к воинскому труду, и они были бойцами, настоящими солдатами, в отличие от сброда, который составлял королевские хогры. Преданные Королеве, они были преданы и друг другу — преданностью кровной и кровосмесительной. Что, впрочем, не мешало им заглядываться на красавца-светлорожденного. Да и Биорк казался им если не привлекательным, то заманчивым: еще бы! — мальчик-мужчина, такого не было в их краях! И оба — истинные воины: по всему видно! Нет, три брата непременно поухаживали бы за северянами, если б не грозная громадина там, позади. Хаор не Хаор, а, пожалуй, захочет — и расшвыряет не только сотню пехотинцев, но и весь эскорт хогранов из сорока семи бойцов-командиров.

Оба северянина постоянно ощущали на себе эти оценивающие взгляды. Эрд брезгливо морщился, задирал подбородок, как в прежние времена. Биорк же, более снисходительный к чужим обычаям, только посмеивался и скреб заросшие щетиной щеки. И радовался задранному подбородку Эрда, хотя прежде порицал его надменную гордость.

Серая Дорога Богов широким выпуклым мостом соединяла острые края ущелья, где внизу, между черными скалами, метался и рычал мутный желтый поток. Серые, казавшиеся несоразмерно тонкими колонны поднимались со дна и поддерживали пологую арку. Снизу, там, где основание было «объедено» водой, виден был фундамент колонн — шестиугольные «быки», зарывшиеся в белую пену и глубже — в базальтовое дно ущелья.

— За мостом — земли селения Румтгон, — сказала Ронзангтондамени. — Сестра примет нас! — И, недовольно: — Если мы не оставим наш «хвост», доберемся до Шугра не раньше чем через три дня!

— Мы не спешим, Генани, сестра! — сказала Этайа.

В карете снова воцарилось молчание. Но только для урнгрийки. Санти и Этайа с самого утра вели мысленную беседу. Юноша уже научился «держать» лицо, глаза его были прикрыты, казалось, он дремлет. Лицо же фьёль, то, которое видела Генани, с самого начала было иллюзией. Но женщину не огорчала мнимая молчаливость спутников: ей хватало собственных чувств и того, что Санти рядом.

«... Истина в том, Туон, что боги Мира — не боги, а демоны его — не демоны».

«Но они существуют?»

«Да. Хотя все меньше вмешиваются в дела людей. По мере того как забывают, что сами были из плоти и крови».

«Боги?»

«Не могу показать тебе. Не знаю, что показать. Удовлетворись мыслью. Не это главное».

«Что же?»

«Неизъяснимый. Он — всё».

«Вы тоже поклоняетесь ему?»

«Мы его любим. Он создал нас. Задолго до того, как появились люди. И такие, как ты».

«Но... разве я не человек?»

«Человек. Тоже. И много больше, чем человек. Ты — зерно. Семя».

«Не понимаю».

«Еще не пришло время понимания. Но придет».

«Я — зерно... А ты, Тай? А кто же тогда ты?»

«Я — фьёль, Туон. Твоя фьёль».

* * *

Тремя днями позже Санти увидел таинственный Шугр.

За это время они пересекли всю восточную часть Урнгура. Горные луга сменились возделанными полями, чередующимися с полосами низкорослого леса.

В каждом селении Нил, как и подобает богу, непременно направлялся в храм и учинял там переворот. Биорк с Эрдом проводили время в обществе начальников хогр.

Вопрос об истинности Нила-Хаора был временно оставлен, зато рассказы пришельцев звучали как сказка для урнгриа, никогда не покидавших собственной страны. Впрочем, и то, что сами урнгриа рассказывали северянам, было удивительно. К сожалению, северяне немногое смогли узнать о своем недруге, сирхаре. Еще труднее было отделить вымысел от правды.

Имя сирхара было Ди Гон. Он был магом, но не урнгурцем.

Обращаться к нему подобало «сирхар, Господин Сильных». Говорили, что Ди Гона призвал прежний сирхар. И передал ему собственную магию и ужасное оружие — Огненный Хлыст. Еще говорили, что никогда прежде не было в Урнгуре подобного Ди Гону. Чудеса, творимые им, потрясали разум и привлекли к нему многих. Особенно в Шугре. Это Ди Гон завел обычай покупать девушек в Конге и Хуриде. Маг дарил девушек верным, и верность тех увеличивалась. Такое было великим нарушением законов, но Хаор не разгневался и не сокрушил Ди Гона. И это тоже прибавило сирхару славы.

Эрду великий колдун Урнгура представлялся великаном, мечущим молнии. Биорк только улыбался. Магов он видел немало. Великанов среди них не было, хотя молнии бывали. Лично он предпочел бы великанов.

Дорога Богов оборвалась внезапно. Ушла, будто ее и не было. Дальше к столице Урнгура вел обычный путь: каменные плиты, не слишком аккуратно уложенные. И прямотой он не отличался: петлял, как всякая дорога, спускающаяся с предгорий в речную долину. Отсюда, с места, где колеса повозок принимались отсчитывать стыки плит, до Шугра по прямой оставалось не больше пяти миль.

Пахло весной. Воздух был прозрачен, как бывает только в горах, солнце стояло высоко, и зоркие глаза Санти видели столицу Урнгура отчетливо, так, как если бы ее нарисовали черным, желтым и красным на прозрачном полотне воздушного шелка.

Город стоял на холме, но все же намного ниже того места, откуда смотрел сейчас юноша. Голубая, сверкающая, как металл, лента реки (в Урнгуре ее называли Шуга, в Хуриде — Черная) огибала город с запада. А еще дальше земля вновь загибалась к небу и обращалась в оснеженные зубцы Большого Хребта. Сам Шугр, оберегаемый тремя кольцами стен, поднимался от подножия холма к его вершине, увенчанной золотисто-желтым Дворцом Королевы Урнгура. Левее и вполовину ниже желто-черным, расширявшимся кверху грибом вздымался Дом Сирхара. Архитектуру остальных зданий на вершине холма разглядеть было трудно — далеко. Но солнечные краски, чистые и яркие, отличали их от остального массива города.

Ниже внутренней стены начинались сплошные ряды кровель. Дома так плотно прижимались друг к другу, что казалось, между ними нет улиц. Только крыши, крыши и крыши, бурая волнистая поверхность — до самой второй стены. Ниже этой стены — свободное пространство, а потом опять — кровли, в этой части города уже разделенные на сегменты прямыми линиями улиц, спускающихся к воротам. Их в третьей, наружной стене оказалось несколько. Сама же стена построена из серого материала, того же, что покрывал вечную Дорогу Богов. Только — оборонительные башни, зубцы, стыки между серыми плитами были того же бурого цвета, что и окрестные скалы.

Увидев столицу Урнгура, Эрд остановил парда. Он был восхищен.

— Если у них есть своя вода, — сказал он вагару, — я не взялся бы его штурмовать!

— Вода у них скорее всего есть, — сказал Биорк. — Но взять город можно. Будь у меня тысячи три ваших хольдцев и сотня моих скалолазов, я бы его взял. Не быстро, потому что здешние деревья не годятся для настоящих осадных машин. Но, светлейший, нам не придется брать этот город. Он сам берет нас.

И они поехали вниз, сдерживая нардов, потому что дорога шла под уклон.

Санти, которому надоело трястись в карете, пересел в седло. К большому огорчению Ронзангтондамени. Ей приличия не позволяли ехать верхом. Впрочем, пользуясь отсутствием юноши, она попыталась выведать у Этайи, каковы ее отношения с Санти. Но фьёль умела вести беседу. Очень скоро разговор перешел на Женщину селения Гнон. Впрочем, Генани любила говорить о себе, а к Этайе, не заявлявшей прямо свои права на юношу, урнгрийка прониклась искренним доверием.

В этот день процессия одолела почти весь оставшийся путь. Когда солнце коснулось края Большого Хребта, до Шугра осталось около трех миль. Но людям и животным нужен был отдых. Да и сами хограны не слишком спешили закончить путь. Они уже привыкли к путешествию, и оно им нравилось.

Последняя ночь, и всем было немного грустно, как всегда бывает, когда известное и приятное настоящее должно смениться неизвестным будущим.

* * *

— Они остановились на ночлег в селении Сунг, сирхар!

— Нехорошо!

— Послать гонца, сирхар?

— Нет! Плохо, что они войдут в Шугр днем, но хуже, если они узнают, что их торопят.

— Сирхар!

— Да?

— А вдруг... он — истинный Хаор?

— Кунг! Ты дурак, если говоришь это мне!

— Но осведомители, сирхар...

— Кунг! Я очень ценю тебя! Но сделай зарубку на своем кривом носу: если я еще раз услышу от тебя подобное, ты очень скоро увидишь настоящего Хаора!

— Я виноват, сирхар!

— Пустое! Ты трусишь! Зря! Я знаю, кто он, Кунг! Он силен, но я сильнее! Я его остановлю, Кунг! Будь уверен! Кроме того, не я ему нужен.

— Сирхар! Скажи, если не сочтешь меня дерзким, кто нужен этому... Неуязвимому?

— Скажу. Но если твой язык...

— Нет, сирхар! Никогда!

— Ты любопытен, как... как... Ладно! Ему нужно Дитя!

Глава девятая

Двадцать веков назад, когда чародеи Мира разделились на Братства Света и Алчущих Силы, многие из магов отказались примкнуть к тем или к другим. И в более поздние времена, когда вражда между Светом и Тьмой (к коей, как и следовало ожидагь, пришли почти все Алчущие), число магов, сохранивших независимость, не уменьшилось, а увеличилось. Но и среди Одиноких кто-то более склонен к Свету и Чистоте, а кто-то — к Силе и Власти. Многие из последних отказались примкнуть к Алчущим только потому, что Алчушим Силы запрещено появляться в пределах Северной Империи, а ведь именно на Белом материке сосредоточены лучшие источники знания.

Готар Глорианский. «Божественное и человеческое»

Внешние, обшитые железом ворота в тридцать локтей высотой открывались с помощью ворота. В одной из створок — маленькая дверь, достаточная, чтобы войти пешему. Но для такой процессии следовало открыть обе створки ворот, дело не быстрое. Растянувшиеся на полмили солдаты собрались вместе, сбились в кучу, в огромную рыжую толпу, в которой белела карета Ронзангтондамени.

Наконец створки достаточно разошлись, и взглядам северян предстала прямая грязная улица, поднимающаяся вверх между слившимися фасадами двух-трехэтажных безликих домов.

Улица была достаточно широка, чтобы две повозки могли проехать, не сцепившись осями и не размазав прохожих по стенам из серого пористого туфа.

Половина всадников эскорта осталась позади: им предстояло разобрать на отряды смешавшиеся хогры и разместить их в казармах Нижнего Города.

Когда процессия достигла второй стены, она состояла уже лишь из трех хогранов, десятка всадников, северян и свиты Ронзангтондамени.

Вторые ворота выглядели не столь внушительно. А улица за ними больше напоминала не улицу, а щель между домами, менее грязными, но более высокими и так же плотно прижавшимися друг к другу.

Здесь царил полумрак: нависающие крыши почти смыкались вверху, на высоте двадцати — двадцати пяти локтей.

Если в Нижнем Городе между зданиями кое-где все же оставались узенькие просветы, то здесь фасады сливались в сплошную стену с широкими двустворчатыми дверями и редкими окнами на высоте третьего этажа. Кто мог обитать в подобных казематах, северяне представить себе не могли.

— Кто тут живет? — спросил Санти Ронзангтондамени, пока карета медленно катилась по мрачному коридору.

— Никто, — ответила женщина. — Только на самом верху. Это склады.

— И они полны? — спросила Этайа.

— Конечно! — Женщина Гнона удивленно посмотрела на фьёль. — Конечно, полны. Кому нужны пустые склады?

Третьи ворота отделяли верхний, Королевский, Шугр от Среднего. Стены домов обрывались в шести локтях от внутренней, мрачно-черной крепостной стены.

Зато за этой стеной облик Шугра разительно менялся. Простор, солнце, ветер, свободно гуляющий по привратной площади. Домов немного, и каждый окружен садом. Единственное, что не радовало глаз, — круглая, раздувшаяся в верхней части башня — цитадель сирхара.

— Вот мой дом! — сказала Женщина Гнона, указывая на трехэтажное строение на правой стороне площади.

Здание напоминало Озерный дом, но окружено было не водой, а кольцом голубых елей. Прямо за домом Женщины Гнона возвышался Дворец Королевы.

Прибывших никто не встречал. Это не удивило ни Ронзангтондамени, ни хогранов, имевших подробные инструкции, присланные с гонцом. Карета Женщины Гнона в сопровождении всадников свиты повернула к трехэтажному дому. Остальные по широкой, вымощенной розовым мрамором улице двинулись к дворцу Королевы.

Золотисто-желтые стены поднимались на высоту восьмидесяти локтей, но не подавляли, а, напротив, казались легкими, парящими. Золоченые, а может, и золотые скульптурные человеческие фигуры украшали круглые выступы колонн, поддерживающих крышу дворца. Глядя на него, легко можно было забыть все мрачные легенды, рассказывающие о Шугре. Зато похожий на исполинский гриб Дом Сирхара посреди голой, без единого деревца, площади воплощал именно то мрачное величие, с которым вещали о Шугре северные мифы.

Начальник первой хогры подъехал к белой колеснице.

— Там уготовано тебе подобающее жилище, Великий и Добрый! — поклонившись, произнес он и указал на ядовитый каменный гриб Дома Сирхара.

Нил, до этого сидевший на меховом ковре, медленно встал. Урнгурцу пришлось задрать голову, хотя он и сидел верхом на парде.

— Этот?! — и Нил разразился хохотом. По спине хограна пробежал холодок. Хотя трусом он не был.

— Нет! Место мое — в моем доме! — Нил указал на низкое здание Храма с другой стороны площади. — Но дом этот ничтожен! Позор моему народу! Я буду жить здесь! — И обернулся к Дворцу Королевы Урнгура.

— Но... — замялся начальник хогры.

— Ты споришь? — удивился Нил-Хаор. — Со мной?

Возница, открыв рот, глазел на великана. Нил сделал ему знак, и возница направил упряжку в арку Дворца. Биорк и Эрд поехали вслед за ней и урнгурцы — тоже. Они не решились вступать в пререкания.

Колесница въехала внутрь, в просторный парк с широкими аллеями, белыми беседками и павильонами, с Цветочными клумбами и статуями танцовщиц из белого просвечивающего в солнечном свете мрамора.

В центре множеством искрящихся струй рассыпался большой фонтан. Нил спрыгнул с колесницы, подошел к нему и, окунув руки в бассейн, зачерпнул воду, чтобы ополоснуть лицо.

Его спутники молчали. Никто, даже северяне, не смог бы сказать, что сделает великан в следующее мгновение.

Раздался чистый и высокий звук трубы. Хограны мгновенно соскочили с пардов. Парк, до этого момента совершенно пустой, вдруг заполнился людьми. Сопровождаемая телохранителями и свитой, появилась Королева Урнгура.

Она шла к Нилу, и гигант ждал, поставив колено на бортик фонтана. Капли воды текли с подбородка на его грудь.

Позвякивая оружием, воины выстроились двумя шеренгами.

Приближенные тихо переговаривались.

Нил провел широкой ладонью по лицу, смахивая воду.

— Ты — Королева моей страны? — проговорил он густым басом. — Ты нравишься мне! — Несколько быстрых шагов, и он оказался рядом с ней, взял за подбородок, повернул к себе и глянул своими серыми глазами в ее голубые.

Придворные ахнули. Телохранители зашевелились, но не вмешались: Королева молчала. Властительница Шугра не шевельнула ни единым мускулом. Лицо ее оставалось таким же спокойным и величественным, как и минутой раньше, до того, как бесцеремонная рука самозваного бога вздернула его вверх. Королева была высока ростом, пожалуй, не ниже Эрда, но на Нила ей все равно пришлось смотреть снизу. Почти минуту длилась немая сцена. Потом Нил отпустил ее подбородок, шумно вздохнул и сказал:

— Жаль, ты не слишком красива! — На сей раз губы Королевы слегка шевельнулись. — Но, — продолжал Нил, — ты — настоящая женщина! Я тебя беру!

Потрясенное молчание было ему ответом. Каждый знал, что означают эти слова в устах Хаора (а теперь, после его бесцеремонного поведения, никто не сомневался, что он — Хаор).

Телохранители взялись за мечи. Их долг — защищать Королеву! Пусть даже от самого бога.

Властительница Шугра побледнела и отступила назад.

— Ты... не хочешь? — такое изумление слышалось в голосе великана, что урнгурцы опешили.

— Не хочу! — голос женщины был достаточно тверд.

— Ты — Королева! — с удовольствием заключил назвавшийся богом и будто только сейчас заметил обнаженное оружие. — О! — произнес он. — Салют! — И шагнул вперед.

Тотчас три воина заступили ему дорогу. Острия мечей уперлись в широкую, ничем не защищенную грудь.

— О! — только и произнес великан. А потом захохотал. — Ну же, ударь меня, храбрец! — приказал он одному из воинов.

Смуглое лицо урнгурца стало серым.

— Бей! — раздался окрик Королевы за его спиной. Чисто рефлекторно воин нанес удар. Нил осклабился.

— Ну, сынок, попробуй еще раз!

Меч выпал из ослабевшей руки воина.

— Я — Хаор! — вдруг взревел Нил с такой силой, что листья на деревьях затрепетали.

— Хаор!!! — Он смахнул со своего пути телохранителей, как кугурр смахивает ящерицу, навис над Королевой, подобно башне.

— Я — Хаор! — проревел он прямо в ее побледневшее лицо.

— А я — Королева Урнгура! — храбро отвечала женщина.

Она поверила, что великан, стоящий перед ней, — тот, кем назвался. Не потому, что мечи отскакивали от него, — потому, что вся ее магия, вся ее личная сила отражалась от его сознания, как поток воды разбивается о скалу, как тростниковый дротик отскакивает от крепостной стены. Поверила потому, что сама ощутила — неуязвим.

Неуязвим — значит не человек. И не чародей, потому что у чародея множество слабых мест — плата за могущество. Но этот гигант сам был силой. Таким может быть только бог. Он не похож на Хаора, того, какого она знала. Ну и что? Воплощенный в тело, бог должен изменить свой облик. Пусть так. Но Королевы Урнгура, уважая бога, соединяясь с ним, никогда не становились его рабынями. Они, Женщины Урнгура, не склоняются перед мужчиной. Даже если он — бог.

— Убей меня, если можешь! — сказала она.

— Зачем? — возразил Нил. — Пока я таков, каков я есть, — он взял ее руку и положил на свою грудь, — тело твое и душа да будут едины. Я получу все!

— Нет! — сказала Королева.

— Да! — настаивал Нил.

— Нет!

И Нил вынужден был отступить. Перед женщиной. Впервые в жизни.

— Мои слуги! — произнес он, оборачиваясь к Биорку и Эрду.

— Их примут как подобает! — произнесла в ответ Властительница Шугра. — Как и тебя!

Нил кивнул.

— Ты — Королева! — сказал он.

Свита и телохранители облегченно вздохнули: двое столкнулись... и поладили.

Но имелся еще и третий. И он не заставил себя ждать.

— Где тот, кто именует себя богом? — раздался голос, усиленный стенами входной арки. — Тот, кто называет себя моим богом?

Нил медленно повернулся. Ну конечно! Ди Гон, сирхар Урнгура, маг и Верховный Жрец.

Две воли столкнулись и отразились.

Эрд был удивлен: сирхар, Друг Богов, повелитель демонов, оказался низкорослым и некрасивым пожилым мужчиной явно аркидского [Аркида (или Аркис) — одна из трех частей Северной Империи, юго-западная. Две другие: Хольд (север) и Тайдуан (юго-восток).] происхождения, с туфлеподобным подбородком, длинными руками и горящими, как угольки, злобными глазками.

Сирхар быстро приблизился к Нилу.

— Ты? Ты — бог? — еще раз повторил он.

И выхватил Хлыст. Он сделал это стремительно, но, прежде чем вспыхнуло голубое, всесжигающее пламя, прежде чем урнгриа смогли убедиться, что великану ничто не может причинить вред, или прежде чем тело Нила обратилось бы в пепел, за спиной Ди Гона возник Биорк и сирхар Урнгура, выронив Хлыст, рухнул ничком на камни.

— Раб! — презрительно бросил Нил. — Тебе испытывать меня?

Ди Гон пошевельнулся. Биорк не убил его: убить мага не так-то легко.

Колдун пришел в себя, но не поднялся, остался лежать лицом вниз у ног Нила.

— Прости меня, повелитель! — простонал он. — Прости!

— Встань! — велел Нил.

И, когда Ди Гон поднялся, приказал Биорку:

— Подай ему его жезл!

Неуловимая тень мелькнула на лице сирхара, когда в его руках снова оказалось могучее оружие. Но он только опустил Хлыст в чехол на поясе.

— Возвращайся в свой дом! — приказал ему великан. — Я пришлю за тобой, когда ты мне потребуешься!

Ди Гон поклонился низко, повернулся и, пошатываясь, ушел.

Сцена эта подняла Нила в глазах урнгриа на поднебесную высоту. У урнгриа, но не у Королевы. Ей-то хорошо были известны сила и слабость Ди Гона. И цена его смирения — тоже. Обойдись так с ее сирхаром обычный человек, ему не прожить и минуты. Но Нила она полагала богом и с иронией подумала о том, как колдун будет грызть пальцы и шипеть от злобы. Ди Гон — превосходный сирхар. И прекрасный посредник в ее соединении с богом. Впрочем, в последнем теперь нет нужды, раз Хаор здесь. Хаор ли? Что-то внутри Королевы никак не могло объединить беловолосого великана с огненноруким Хаором!

Но иголочку сомнения Королева загнала внутрь. Из гордости. Кто из ее предшественниц удостаивался принять у себя бога?

Властительница еще раз взглянула на великана: для Воплощенного Бога он не слишком красив. Хотя, к чему богу красота? И в нем есть то, что начисто отсутствует у мужчин Урнгура! В этот момент Королева пожалела, что дала отпор притязаниям Нила. Впрочем, он — бог. Боги умеют добиваться своего!

— Как мне именовать тебя? — спросила она.

— Зови меня попросту, — ответил Нил. — «Мой господин».

Королева улыбнулась:

— Хорошо, мой господин! Тебе отведут лучшие покои. Велишь подать тебе пищу, или ты, как бог, в ней не нуждаешься?

— Не нуждаюсь, — важно сказал Нил. — Но хочу испытать все радости людей. Пусть мне подадут все лучшее и в количестве достаточном!

— Не сомневайся, мой господин! — диадема Королевы Урнгура слегка качнулась.

И покои, и поданная Нилу еда были выше всяких похвал. После трапезы Нил-Хаор выгнал слуг и велел позвать Эрда с вагаром. Те явились.

Сытый, довольный, Нил пребывал в благодушном настроении. Он размышлял о том, как поступить с сирхаром: оставить в прежнем качестве, сместить, изгнать из страны или попросту убить.

Эрд, сторонник активных действий, рекомендовал отправиться в Дом Сирхара и взять чародея за адамово яблоко.

Осторожный Биорк предлагал выждать. Он сильно сомневался, что маг, столько лет заправлявший в Урнгуре, сдастся после единственного тычка и громкого окрика. Нил совершенно напрасно вернул ему Хлыст. Как бы ему, Нилу, не пришлось испробовать Хлыст на себе.

— Нет! — заявил Нил безапелляционно. — Дар богов посильней магических игрушек. Но ты, отец, прав: пусть колдун придет сюда. Не подобает Господину бегать за своим жрецом!

Приняв решение, Нил тут же послал за Ди Гоном.

Поспешность, с которой тот явился, говорила в пользу Верховного Жреца.

Нил, развалившись на горе мягчайших подушек, взирал на чародея с высокомерием настоящего бога. Но первые же слова, которые произнес Ди Гон, заставили друзей великана подскочить.

— Я знаю, кто ты! — произнес сирхар на безукоризненном хольдском.

— Не сомневаюсь, — невозмутимо произнес Нил на урнгриа. — Я понимаю язык твоего народа, но говорить буду на языке моего, раб!

Ди Гон сделал несколько шагов по блестящей поверхности розовых кварцевых пластинок, которыми был покрыт пол.

— Насколько мне известно, в тебе не больше урнгурского, чем во мне! Не представляю, как рунский маг второй ступени мог так быстро выучить урнгриа. Я знаю тебя, Нил Биоркит, Неуязвимый, из Вождей Хольда, сын вагара, — поклон в сторону Биорка.

— Да? — произнес Нил так же спокойно. — И что же?

— Месть Хаора настигнет тебя!

— Посмотрим!

— Откуда ты знаешь, кто он? — воскликнул Эрд.

— Я — маг! — процедил Ди Гон, не сводя глаз с великана. — И мне, Эрд Асенар, известны имена всех вас! Всех четверых! Даже имя фьёль! И я знаю, что нужно вам в Западном Краю! — Маг, сделав паузу, обвел взглядом трех воинов. На лице Эрда отразилась буря переполнявших его чувств. Но, глядя на Нила и Биорка, можно было подумать: сказанное не имеет для них ни малейшего значения.

— Что же нам нужно? — мягко спросил Нил.

— Демон! — выдохнул колдун.

— Ты служишь ему? — осведомился Нил. В серых глазах его вспыхнул и угас огонек.

— Я? — Ди Гон засмеялся. Это был неприятный смех. — Я говорю с ним! Когда пожелаю!

— Ты можешь сделать так, чтобы мы встретились? — спросил сын вагара.

— Могу! Но захочу ли?

— Захочешь! — пообещал Нил, и глаза его снова блеснули. — Я тоже знаю кое-что о тебе, Ди Гон, Темная Ладонь, Катышок, трусливый беглец и пожиратель гнилого мяса!

Злобная гримаса исказила лицо Ди Гона.

— Ты!.. — Он схватился за Хлыст.

— Валяй! — поощрил его Нил. — Ты знаешь, кто я! Валяй!

Но Ди Гон уже справился с гневом.

— Не дразни меня! — сказал он спокойно. — Я устрою тебе встречу с тем, кого ты ищешь! И тебе не придется блуждать по горам: я позову его сюда, в свой дом. Но...

— Ты можешь смело говорить, что желаешь, Ди Гон! — с важностью произнес Нил. — Твоя заслуга будет велика!

— Для начала я хочу, чтобы ты извинился, Нил Биоркит!

— Годится. Сразу, как только закончу с демоном! — быстро сказал Нил.

— Ты должен покинуть Урнгур!

— Будет так. Это все?

— Да!

— Когда я увижу демона?

— Ты увидишь его. Скоро!

— Вот и славно! — Нил отправил в рот очищенный плод. — Нам это сохранит время, а тебе, Ди Гон, — кое-что большее. Но я спросил: когда?

— Хоть сейчас! — Сирхар с вызовом посмотрел на сына вагара.

— Ну зачем же сейчас? — лениво сказал Нил. — Я недавно поел, а демоны не способствуют пищеварению. Вызови его завтра. Скажем, к полудню. Сумеешь?

— Я сказал.

— Вот и хорошо! И где же?

— В моей башне!

— Что ж, мне все равно! Известишь меня, когда будешь готов!

— Извещу! — Ди Гон не скрывал радости, и это очень не понравилось Биорку. — Приходи сам, бери своих друзей, кого пожелаешь, Неуязвимый!

— Разумеется. Можешь идти.

— Я ему не верю! — сказал Биорк, когда Ди Гон покинул комнату.

— И я, — согласился Нил. — Но допускаю, что он знает заклятие, властное над тем, кого мы должны уничтожить. Я пойду один. Пока я не нарушил условия, ни демон, ни человек, ни сам его владыка Хаор, если он существует, в чем я сомневаюсь, не смогут причинить мне вреда!

— Я пойду с тобой! — решил Биорк. — Даже Неуязвимого можно уязвить, в этом я уверен! И не пытайся возражать!

— Ты — мой отец! — сказал Нил. — Как я могу тебе возражать?

Изумленный Эрд переводил взгляд с одного на другого.

— О чем вы говорите? — воскликнул он.

— Я расскажу! — сказал вагар.

— Почему нет? — отозвался Нил. — Давно следовало ему рассказать! Это и его дело!

Нил налил вина себе и друзьям. Биорк отпил и начал говорить.

— Два года назад нас постиг гнев Потрясателя Тверди. Верней, мы так полагали, потому что земля Империи стала содрогаться там, где прежде и не слыхали о землетрясениях. Владыки обратились к провидцу Потрясателя Тверди и тот дал ответ: «Я не гневаюсь».

— На редкость четкий ответ для оракула! — заметил Нил.

— Владыки успокоились! — продолжил вагар. — Владыки, но не земля. Толчки продолжались и стали сильнее. Выяснилось также, что не только северный материк, но и Красная Земля подвержена им.

Тогда, дождавшись положенного срока, вновь спросили провидца. Ответ был: «Ищи в сердце Закатных гор!»

Мудрые думали и решили: сие — дело Алчущих Силы. Но и лучшим из магов не удалось отыскать след, а сила толчков нарастала.

Подошел положенный срок, и спросили Повелителя Судеб: «Не темные ли маги беспокоят твердь?»

Ответ был: «Нет!» И еще сказал от себя провидец: бог разгневан.

А потом пришел в Руну Трой-Странник, и привел воина.

«Вот, — сказал, — один из тех, кто исполнит!» Этим воином был Нил.

— Трой пришел ко мне, — сказал великан. — И убедил меня, что Священный Поиск важнее безопасности границ Империи. Ему не пришлось убеждать долго.

— Почему? — спросил Эрд.

— Три ночи подряд мне снился странный сон: некто, облеченный Силой, приходил ко мне и говорил: «Иди в Руну, Неуязвимый!»

И Трой объяснил мой сон так: раз в тысячелетие или еще реже силы Мира приходят в движение и властные боги не могут вмешаться в него до тех пор, пока не иссякнет поток и не восстановится распределение сил. До тех пор только равный может выступить против равного: человек против человека, маг — против демона, Великий Маг — против Великого Мага. Боги же — только против богов. Так более слабый обретает над сильным власть. Но боги ревнивы. Они не ждут, пока иссякнет поток. Они борются, и это — благо для людей. Раз в тысячелетие выбирают одного из смертных для особого Дара. Ничто в мире: ни волшба, ни металл, ни огонь, ни камень — не могут принести вреда одаренному. А когда он сделает то, для чего избран, то сам становится богом. Так сказал мне Трой. Но есть одно условие. Если нарушишь его — Дар исчезнет. На год, на десять лет или навсегда уйдет к другому. Так он сказал.

— А какое условие? — спросил Эрд.

— Не убивай! — сказал Биорк.

— О! — только и смог вымолвить светлорожденный.

— Да уж! — согласился Биорк. — Непростое условие для воина.

— Я поверил! — сказал Нил. — И пошел с ним в Руну, учился там, пока не настал срок.

— Нелегко тебе, вождь, было сидеть бок о бок с юнцами! — заметил Эрд.

— Он не учился с юнцами, — сказал Биорк. — Его учили отдельно. Когда пришел срок, пошли к провидцу и спросили: кто пойдет с Неуязвимым? И провидец назвал имя.

— Кого же? — поинтересовался Эрд.

— Тебя!

— Меня?! — воскликнул Эрд. — Но...

— Твое имя было названо! — Нил похлопал светлорожденного по спине. — Твое, и больше ничье. Когда богов цепляют за живое, они сразу перестают темнить!

— Вот это верно, — согласился Биорк. — Ты бы послушал, светлейший, что плела его мать, — он кивнул на Нила, — когда ее спрашивали...

— Постойте! — перебил Эрд. — Меня? А как же ты, как же Этайа?

Нил захохотал.

— Нас провидец не назвал. Мы присоединились сами, — ответил Биорк.

— Видишь, какая ты важная персона! — заметил Нил.

— Вы могли бы мне сказать! — Эрд немного обиделся.

— Трой посоветовал не посвящать тебя в подробности. Он сказал: ты должен считать себя главным, иначе не пойдешь, — пояснил Биорк.

— И он был прав, клянусь мошонкой нашего Хаора! — заявил Нил. — Ты вспомни, светлейший, каким ты был там, в Империи? Я не прав?

— Прав, — нехотя согласился Эрд.

— Зато теперь ты знаешь! — заключил Биорк. — Вернее, знаешь почти столько же, сколько и мы.

О том, что оракул посулил Эрду смерть, вагар умолчал.

— Ты поешь, светлейший! — проговорил Нил, отправляя себе в рот огромную порцию фруктового салата с орехами. — Поешь! Это успокаивает!

* * *

— Позволь, мой Санти, подарить тебе одну вещь? — сказала Ронзангтондамени.

Они сидели вдвоем на толстых подушках, брошенных на пол беседки в саду, что рос во внутреннем дворике шугрского дома Генани. Прозрачный ручеек струился по мраморному желобу, разделяя беседку пополам. Запах воды смешивался с запахом урнгурских цветов, не таким сильным, приторно-сладким, как в Конге, а тонким и свежим, приносимым теплым ветерком с овальных клумб, поднятых над нежно-зелеными мраморными плитами, которыми был выложен дворик.

Ронзангтондамени вынула крохотную шкатулку из черного хуридского дерева и открыла ее. Внутри Санти увидел перстень. Обрамленный филигранью из светлого металла, похожего на серебро, в центре его пламенел огненный яхонт в окружении шести небольших звездчатых сапфиров. Ронзангтондамени одела его на средний палец правой руки Санти. Перстень пришелся впору, и женщина счастливо улыбнулась.

— Он очень старый! — сказала она. — По преданию, носить этот перстень должен мужчина, потому ни я, ни мать моя, ни мать моей матери никогда не надевали его. Но мужчине он хорош! Мать говорила: он избавляет сердце от лжи, а тело от болезней.

— Что это за металл? — спросил Санти, разглядывая перстень.

— Не знаю. Но он тверже серебра и совсем не потемнел. Хотя кольцу не меньше пятисот лет!

— Такой древний? Благодарю тебя! — Санти не смотрел на перстень, но чувствовал его на пальце.

Глаза Женщины Гнона засияли ярче сапфиров.

— Я рада, Санти! Пусть он поможет тебе! Хочешь еще винограда?

Ронзангтондамени хлопнула в ладоши, появился слуга. Но, прежде чем она отдала ему распоряжение, слуга поклонился и произнес:

— Посланец от Королевы, госпожа!

Ронзангтондамени нахмурилась.

— Что ей надо? — сказала она Санти по-конгайски. И слуге на урнгриа: — Пусть войдет! Но прежде принеси мне еще винограда! — И указала на опустевшую вазу.

Приказание было выполнено в точности. Сначала была принесена ваза с синими тяжелыми гроздьями, а посланец был впущен лишь пять минут спустя.

Он вошел и уставился на Санти. Щедростью Ронзангтондамени юноша больше походил на принца, чем на сына фарангского зодчего. В белой с голубым рубахе из плотного шелка, в свободных панталонах и черных с бисерной вышивкой сапожках из тонкой кожи, с драгоценным перстнем на пальце, алмазной булавкой, скалывающей ворот рубахи, с волнистыми мягкими волосами, удерживаемыми дорогим обручем с затейливой инкрустацией... Санти не мог отказаться от подарков, потому что его собственная одежда превратилась в лохмотья. Но предпочел бы более скромный наряд: неудобно пользоваться щедростью, ничего не давая взамен. Однако отказываться от подарков Ронзангтондамени было бы жестоко.

Женщина Гнона с неудовольствием поглядела на засмотревшегося посланца.

— Говори, скороход! — резко бросила она. — Или ты уснул?

Посланец моргнул, повернулся к ней:

— Госпожа и Женщина Урнгура, Повелительница Шугра, Ее Величие Королева приглашает тебя, Ронзангтондамени, Женщина Гнона, госпожа и сестра, присутствовать на пиру в честь величайшего над великими, Бога, Владыки и Судии, Могучего, Доброго, Восставшего над богами и светилами, Хаора Всесокрушающего, сегодня, после захода солнца!

Посланец отбарабанил все единым духом и замолк.

— Приду! — Ронзангтондамени вынула из кошелька серебряную монету и бросила скороходу. Тот поймал монету, поклонился и вышел.

— Пир? — спросил Санти. — Это интересно?

— Много еды, немного музыки и совсем мало удовольствия! — ответила Женщина Гнона. — Но Королевский Дворец стоит посмотреть! Если ты хочешь, я возьму тебя с собой.

Ронзангтондамени и хотелось, чтобы юноша сказал «да», и не хотелось этого. Зная Королеву, Приближенных ее, да и прочих Женщин, она справедливо опасалась, что Санти покажется привлекательным не только ей одной. Кроме того, он был чужеземцем, а закон запрещал Женщинам Урнгура приближать к себе чужеземцев. Но ведь покупает же сирхар девушек! Почему тогда ей нельзя? Разве это не одно и то же?

Ронзангтондамени отлично понимала: нет, не одно и то же. Но в конце концов, законы даны Хаором. И Хаором назвала Королева великана-пришельца. Хаор он или нет, но он — приятель ее Санти. Пусть-ка Королева распутает этот узелок!

— Да! — сказал Санти.

Он хотел посоветоваться с фьёль, прежде чем ответить, но сознание Этайи было в этот момент далеко от Урнгура.

— Да! — Санти хотелось не столько взглянуть на Дворец Королевы, сколько увидеть друзей.

* * *

Два бронзовых дракона, набив животы рыбой, дремали, разбросав по теплым камням обвисшие крылья. В лучах полуденного солнца их чешуя отливала золотом. Вытянутые головы с загибающимися вперед рогами и мощными челюстями покоились на отполированном водой и ветрами камне. Перламутровые веки закрывали выпуклые глаза, а в приоткрытых пастях, между колоссальными клыками, способными насквозь прокусить взрослого парда, копошились, выискивая остатки пищи, шустрые пятнистые крабики. На крыле одного из драконов, положив руки под голову и прикрыв лицо от солнца краем плаща, спал маг. Устрашающая голова дракона покоилась в локте от мага и длиной превосходила человеческий торс. На мгновение Гестиону стало страшно: шевельнется дракон во сне, щелкнет пастью — и конец! Но то были детские страхи. Мальчик отлично знал: драконы не нападают на людей. Даже во сне. А даже если бы и нападали — нет такого зверя, что осмелился бы причинить вред Учителю!

«Один из этих двух — для меня! — с восторгом вспомнил Гестион. — Завтра я полечу на нем, один! Завтра утром, когда взойдет солнце, я поведу дракона! Интересно, какой из них мой?»

Но оба зверя были совершенно одинаковы. Даже мысли у них были неотличимы.

Волны с ворчанием взбегали на галечный пляж. В четверти мили от берега цепь острых, как клыки, скал перегораживала вход в бухту. Идущие с моря валы разбивались о них, взметывая вверх белые искристые фонтаны. В самой бухте вода была спокойна. Гестион вздохнул. Спина затекла. Солнце жгло непокрытую голову. Очень хотелось встать, сделать десяток шагов и, оттолкнувшись, прыгнуть в прохладную воду.

Но тень от воткнутой в гальку палочки еще не достигла отметки, сделанной магом. По меньшей мере еще полчаса сидеть Гестиону под палящим солнцем и следить за тем, как приходят мысли в его раскаленную голову и уходят из нее.

«Когда мысли уйдут все, — сказал маг, — твой урок выполнен. Если же у тебя не получится, жди, пока тень достигнет отметки».

Вдалеке, у самого горизонта, белел парус попавшего в штиль корабля. Гестион затосковал по прохладной келье, что была у него в Руне.

«Эта тень почти не движется», — подумал он и провел языком по шершавым губам.

Гестион следил за мыслями, смотрел на набегающие волны, которые заворачивались белыми кружевными воротничками, а потом сползали, шипя и пузырясь, по темным круглым камням. Он пропустил момент, когда вода стала подниматься, достигла его ног, поднялась еще выше, зеленая, прохладная... Гестион перестал чувствовать жару, окунулся с головой, приподнялся и повис, как поплавок. Вода, сомкнувшись над макушкой, затопила небо с редкими пушинками облаков, затопила солнце, затопила каменные острые пики за спиной...

Когда Гестион очнулся, была ночь. Мальчик лежал на шерстяном, пахнущем дымом одеяле. Рядом горел костер.

У костра на корточках сидел маг и подбрасывал в огонь куски плавника. Поставленный на камни котелок бормотал сердито, с шипением, окутывался паром, когда бурлящая жидкость переплескивалась через край. Ветер принес аппетитный запах похлебки, и живот Гестиона напомнил о себе. Мальчик приподнялся, и Учитель, услышав, спросил:

— Есть хочешь? — Черный камень над его лбом отражал красные языки пламени. — Сейчас будет готово. Беги за ложкой!

Гестион встал, чувствуя легкость в теле и некую отстраненность, какая бывает, если видишь картины, навеянные пением скадда.

Строго по очереди Гестион и маг погружали ложки в котелок, причем каждый старался оставить другому лучшие куски. Когда с похлебкой было покончено, маг, облизнув свою круглую серебряную ложку, спрятал ее в карман куртки. В этот момент он меньше всего походил на мага, скорее на крестьянина или рыбака, которому пришлось заночевать вне дома.

Учитель повернулся и обратил на Гестиона сосредоточенный взгляд зеленоватых глаз, глубоко упрятанных в темные впадины глазниц.

— Я доволен тобой! — сказал он. — Сегодня ты расковал первое звено своей цепи.

— А... — смущенно пробормотал Гестион. — Но я ничего не помню, Учитель!

— Вспомнишь! — уверенно сказал маг. — Это совсем маленькое звено, мальчик. Но очень важное!

— А что дальше? — Внутри у Гестиона все ликовало от похвалы.

— Дальше не спеши! — отрезал маг. И замолк.

Пахло морем и сладким дымом догорающего костра. И травяным настоем, который они прихлебывали маленькими глотками из деревянных чаш. Над спокойным морем полыхали зарницы. Иногда тишину нарушал протяжный свист: вздыхал дракон. Звери все еще спали на камнях наверху. Они будут спать до восхода. Ветер усилился. Он был теплым и соленым и сдул пепел с потускневших углей. Костер вспыхнул и озарил худое загорелое лицо мага.

— Учитель! — решился спросить Гестион. — Это твой остров?

— Мой.

— И у тебя есть здесь дом?

— Есть.

— Отчего же мы здесь, Учитель?

— Ты хочешь под крышу?

— Нет, нет!

— Ты станешь магом, Гестион. А дом мага — он сам. Привыкай. Ночь длинна.

— Так что же, мы совсем не будем спать, Учитель?

— Нет.

— Но ты сказал: завтра мы летим к Закатным горам. И будем сражаться!

— Я не сказал «сражаться». Разве ты хочешь спать? Сиди и слушай, как светят звезды. Ты и так много спишь, мальчик. Магу некогда спать, если он учится.

— Ты учишься, Учитель? — удивился Гестион.

— Всегда. Молчи. Время уходит, а у тебя всего одна жизнь.

— А у тебя, Учитель?

— У меня — нет. А теперь закрой свой рот, мальчик, или я отвезу тебя в Руну и возьму другого несмышленыша.

Гестион испуганно замолчал, а волны продолжали катиться и катиться, как делали это века и века. И они были древней, много древней Троя-Странника.

Глава десятая

Некий маг нашел древний, времен Махд-Шагош, талисман. Правило возничего крылатой колесницы. Но колесницы у него не было, поскольку в нынешнее время никто из нас не знает даже, как они выглядели. Зато по ночам сиял талисман необычайно, а в холодное время, если сунуть его за пазуху, то тепло. И был маг весьма доволен.

Фахри Правелный Элзамскнй.

«Происхождение магов и божественная сила волшебства»

От дома Ронзангтондамени до Дворца — три минуты пешком. Но этикет требовал, чтобы подъехала Женщина Гнона в карете или на колеснице в сопровождении свиты и протрубил ее глашатай, возвестив:

— Женщина Гнона приехала!

А Королевская Привратница, склонившись, произнесет:

— Королева ждет тебя, Женщина Гнона!

Только тогда возничий свистнул, упряжные псы натянули постромки, и карета, въехав в арку, прокатилась по парковой аллее и остановилась в положенном месте рядом с другими. Выйдя из кареты, Ронзангтондамени отпустила всех, кроме трех избранных мужей. Если бы не этикет, она отослала бы и мужей, взяв одного Санти.

Впятером они проследовали ко входу во Дворец.

Санти впервые увидел Королеву Урнгура. И удивился, как она похожа и внешностью, и одеянием на Ронзангтондамени.

«Может быть, все Женщины Урнгура похожи?» — подумал юноша.

Скоро у него появилась возможность убедиться в правильности своего предположения.

Королева обняла Ронзангтондамени.

— Здравствуй, Гилли, сестра! — сказала Женщина Гнона.

— Здравствуй, Генани, сестра! — ответила Королева.

На мужчин она не обратила внимания.

Генани вошла во Дворец. Слуга в цветах Королевы, желтое и золотое с коричневым, часто кланяясь, провел гостей в пиршественную залу. После дворца соххоггои пиршественная не показалась Санти очень большой. Но была светла и убрана отнюдь не бедно. Столы, пересекавшие ее длинными рядами, были застелены скатертями, вытканными так, что не уступили бы гобелену. Еду еще не подали, но большая часть гостей уже появилась. На возвышении у дальнего конца самого длинного из столов Санти увидел трон из темно-коричневого дерева с золотыми украшениями. На троне же — знакомую фигуру. Впрочем, знакомой она показалась ему не сразу. Санти привык видеть Нила в трико и распахнутой на груди кожаной куртке, с непокрытой головой. Теперь же облачение великана было совершенно другим. Могучую грудь плотно облегала кольчуга, золоченая, отличной работы, с вычерненным в центре силуэтом горы. Плащ-мантия из коричневой парчи с золотой каймой тяжелыми складками спускалась к подножию трона. Волосы, тщательно завитые, заправлены за уши. Открытый шлем, легкий, церемониальный, венчал крупную голову Нила и сам венчался золотым драконом, раскинувшим треугольные крылья над плечами великана. Мраморно-белое лицо Нила было неподвижно. Брови вычернены. Отросшая светлая борода делала лицо еще больше. Вид у гиганта был потрясающий. Если бы Санти пожелал представить себе грозного бога, он представил бы его именно таким. Эрд и Биорк занимали места на ступенях подножия трона. Светлорожденный по-прежнему великолепен, но красота его — красота медовницы рядом с парящим драконом, Нилом.

Биорк сделал Санти предупреждающий жест. Но юноша и сам догадался: знакомство с ними демонстрировать не следует. Он — гость Ронзангтондамени.

— Трон Королевы ему маловат! — тихо сказала Генани.

— Королевы?

— Да! Интересно, куда сядет она сама? Если на место своих мужчин, я улыбнусь!

Санти увидел других Женщин селений. Величественные и самоуверенные, они расхаживали между столами в сопровождении мужей. Наряд их отличался от одежды Ронзангтондамени только расцветкой и украшениями. Кое с кем Женщина Гнона обнималась, с другими — ограничивалась приветствиями, а третьих — не замечала.

Кроме Женщин селений в зале были и другие, без мужской свиты и с несколько менее надменными лицами. На них были цвета Королевы.

— Они — Приближенные! — ответила Ронзангтондамени на вопрос Санти.

Вошел Ди Гон. Один. Но одна из Приближенных тотчас подошла к сирхару. Маленькая, много меньше ростом, чем другие Женщины Урнгура. Хотя лицо ее и фигура, пожалуй, были привлекательней, чем у большинства других. На взгляд Санти.

Ди Гон небрежно коснулся ее щеки и двинулся к Нилу.

— Приветствую тебя, Повелитель! — произнес он, преклонив колено, но совершенно равнодушным голосом.

Царственный облик Нила не произвел на Ди Гона впечатления: мага не волнует то, что снаружи.

Веки Нила опустились и вновь поднялись: бог заметил жреца.

Сирхар встал и неторопливо двинулся к своему месту, во главе одного из столов. К огорчению Санти, юноше было указано сесть отдельно от Ангнани, вместе с ее мужьями. Женщины селений разместились за королевским столом, который на этот раз возглавил Нил.

К противоположному его концу поставили еще один трон. Когда последняя из Женщин заняла свое место, вошла Королева и опустилась на этот трон, высотой не уступающий тому, на котором восседал Нил. Вокруг Королевы расположились ее мужья. Присутствующие в зале вели себя совершенно свободно. Переговаривались, вставали. Относительный порядок был лишь за королевским столом. Шум постепенно стихал.

Дюжина слуг внесла на гигантском блюде быка. Мохнатый урнгурский бугаек, с грозно наклоненной головой, широко расставленными передними ногами и задранным хвостом, выглядел как живой. Санти даже решил поначалу, что бык действительно живой. Его пронесли между столами и после одобрительного кивка Королевы очень быстро разделали. Запеченный целиком бык был нафарширован фруктами, жаренными с пряностями в бараньем сале. Нилу на серебряном блюде поднесли мозг. Санти получил солидный кусок грудинки, спрыснутый огненным соусом. Кубок его наполнили вином. Никто не говорил, слышалось лишь лязганье ножей и звук работающих челюстей. Санти с трудом расправился с грудинкой, и ему тотчас было предложено еще с десяток блюд. Юноша выбрал овощной салат с ломтиками крабового мяса, слоеные пирожки с языком, суп, напоминающий суп из морской черепахи, потом филе незнакомой ему розовой змеи. Он был осторожен в выборе после грудинки под соусом. Большинство блюд были чересчур «горячими» даже для жителя Фаранга. Но ни пирог с речными грибами, ни огромного моллюска, сваренного в вине, ни множества других блюд ему попробовать не удалось. Не поместилось. Не без зависти смотрел юноша на Нила, при общем восхищении поглощавшего неимоверное количество пищи. И он заметил, что многие, в том числе и Королева, перестали есть и с восторгом наблюдают, как одно за другим исчезают в утробе великана изысканные кушанья. Биорк с Эрдом еле успевали подавать их и наполнять вином огромный хрустальный кубок.

Появились музыканты. Жиденький оркестрик из пяти инструментов, игравший так, что любой фарангский уличный бренчалка обставил бы всех пятерых даже с похмелья. Но когда они, спотыкаясь и сбиваясь с шага, добрались до конца пьески, присутствующие одобрительно зашумели. Санти наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. Когда шум стих, юноша поднял голову и поймал на себе взгляд девушки, подошедшей к Ди Гону до начала пира. Девушка тут же сделала вид, что смотрит на кого-то за спиной юноши, но Санти не обманулся. И сразу ощутил, что девушка не так проста, как пытается изобразить ее милое личико. Мысль пришла и ушла, потому что Санти увидел идущую к нему Ангнани.

Женщина Гнона испытывала тревогу. Повод был смешон, но справиться с собой она не могла. Она ревновала Санти к Королеве, она боялась, что его могут отнять. Женщины селений могли брать любого мужчину, который им приглянется, если тот не возражал. А возражали очень немногие. Но лишь — урнгурцев. Одно дело, когда сирхар покупает девушек: у них не должно быть детей. Совершенно иное дело, когда Женщина берет себе чужеземца. Если она родит от него, кровь Урнгура будет осквернена. Скрывать бесполезно. Она потому и решилась выставить Санти на всеобщее обозрение, чтобы длинные языки слуг и чуткие уши соглядатаев не опередили ее. Раз показывает — значит, чиста. Гилли уже спросила ее глазами, и Генани ответила «нет». Но Королева чутка. Могла догадаться, что «нет» не по ее воле. Что будь ее воля — и она, Женщина Гнона, охотно родила бы от Санти. И не раз. И плевать ей на чистоту крови! Санти ее не испортит!

И тут ее собственное чутье подсказало ей, что не только Королева интересуется юношей. Кто-то еще... Ронзангтондамени поискала и нашла. И кровь вскипела у нее в жилах: Силгангмакузани, маленькая дрянь! Как смеет она, ничтожная, любовница и наушница сирхара, чужеземца... О Хаор! Чужеземца! И Королева позволяет ей! Своей Приближенной! Как ни странно, Генани успокоилась. Нет худа без добра. Однако ж вдруг эта девка приглянется Санти?

«Тогда я ее задушу!» — мстительно подумала Ронзангтондамени.

А если сирхару не понравится, что его наперсница строит глазки Санти? При мысли о том, что может сделать маг с «теплом ее сердца», кровь прилила к лицу Женщины. Ронзангтондамени встала со своего места.

— Мы уходим! — сказала она, подойдя к юноше.

— Что-то случилось? — спросил Санти. Во взглядах мужей тоже был вопрос. «Бедные вы мои! — подумала Генани с нежностью. — Совсем я о вас забыла!»

Но тревога за Санти была сильнее.

— Так надо! — ответила она.

Санти кивнул и поднялся. Встали и мужья. Вместе с ними Женщина Гнона двинулась к выходу.

— Генани! — раздался голос Королевы. — Ты уходишь, Генани? Подойди ко мне!

— Да, Гилли, сестра! — Она согнала с лица тревогу и, успокоив мысли, твердым шагом подошла к Королеве. Повелительница Шугра наклонилась к ее уху.

— Не тревожься о мальчике! — шепнула она, и Ронзангтондамени вздрогнула от неожиданности. — Я надеюсь, ты будешь разумна. Скажи мне, Генани, сестра моя, правда ли, что перевал закрыт?

— Да, сестра!

— Что ты скажешь?

— Есть другой перевал, Гилли, сестра!

— Ты знаешь? — удивилась Королева.

— Он выходит на мою землю! — в свою очередь удивилась Ронзангтондамени.

— Что говорят мужчины?

— Перевал труден, но проходим. Так сказали конгаи.

— А этот, Хаор, он пришел с ними?

— Да, сестра! Но они не сказали, где он присоединился к ним.

— Должны сказать!

— Они ушли. Знай, Гилли, сестра, что Кунг пытался его привести. И их тоже, но мой человек отстоял конгаев. Думаю, у Кунга не было приказа, а сам приказать воинам он не решился.

— Мои хогры не подчиняются Кунгу!

— Ты знаешь, кому они подчиняются, Гилли, сестра! Позволь мне идти?

— Нет! Товары, которые привезли конгаи... Не продавай их!

— Девушки уже у сирхара, сестра!

— А остальное?

— У меня. Но я...

— Я понимаю, Генани, что цены возросли. Ты назовешь их. Но продашь только мне, поняла?

— Да, сестра. Я продам их тебе! — И, улыбнувшись: — Лучших условий мне никто не предложит! Я могу идти?

— Да, сестра! Благодарю! Я призову тебя. На днях.

— Буду рада! — Ронзангтондамени поклонилась и, испытывая немалое облегчение, отошла.

Королева интересуется не Санти!

Но если бы Ронзангтондамени заметила взгляд, которым проводил ее сирхар, беспокойство Женщины Гнона утроилось бы. Королеву связывает Закон. И то, что она сестра каждой из Женщин селений. Первая, но не высшая. А Верховного Жреца связывает только Королева. Если захочет. Женщинам Урнгура он ничего не может сделать, но любого мужчину уничтожит одним взглядом. Он сирхар!

«Однако, — вдруг вспомнила Генани. — Есть еще Хаор!»

* * *

— Что скажешь, Черенок?

— Он не слишком похож на конгая, но он конгай, не северянин. И пахнет совсем не так, как они!

— Ты уверена, Черенок?

— Да! Не дави мне грудь! Больно!

— Так лучше?

— О да! Нет, не спеши, я еще не все сказала!

— Говори же, девчонка!

— О! Как ты... Я не могу! Я...

— Терпи! Говори! Мне!

— Она!.. Нет! Что ты делаешь! О ох! Ты же сказал...

— Говори!

— Эта ведьма... Что-то скрывает!

— Королева?

— О! Сирхар! Нет! Женщина Гнона! Я боюсь ее!

— А ты бойся меня! Так!

— О нет! Ты знаешь! Знаешь! Я не могу! Нет, сирхар! А-а!

— Не кричи!

— А-а-а!

— Не кричи, или я замкну твой рот!

— Да! А-а-а! Все, что хочешь! Лю...

— Не люблю, когда ты кричишь, Черенок! Уходит сила. Твоя сила, которая станет моей! А теперь не двигайся! НЕ ДВИГАЙСЯ! Во-о-от!

— Ты довольна?

— Ах да! Ты довольна?

— Да-а..

— Хорошо. Пока ты моя, можешь не думать о врагах. Мои рабы присматривают за этой бабой. За любой из баб в этой стране. Кроме тебя, Черенок! Тебе приятно?

— Да, мой господин!

— Зоей меня «сирхар»! А знаешь, почему около тебя нет шпионов?

— Ты любишь меня, сирхар?

— Нет. За тобой слежу я сам.

* * *

Два усталых бронзовых дракона один за другим опустились на скальный карниз. Под ними, тридцатью локтями ниже, громоздились черные скользкие каменные глыбы в бурой бахроме водорослей. Между ними вяло плескалось море.

— Мы отстаем, — сказал маг, соскальзывая на землю.

— Я совсем не устал! — заверил его Гестион. — Я мог бы лететь хоть всю ночь!

— Драконы устали! Или ты не чувствуешь? — укорил маг.

Мальчик смущенно отвел взгляд.

— Огня разводить не будем, — сказал Учитель. — Не хочу тратить силу, отводя чужие глаза. Ты удовольствуешься холодными лепешками?

— Конечно! Зачем ты спрашиваешь?

— Чтобы ты успокоился. На, ешь. И запей вином, чтоб лучше спалось.

— Спалось? Разве мы сегодня не будем?..

— Нет. А теперь помолчи! Завтра тебе понадобится сила. Не трать ее на болтовню.

Гестион впился зубами в вязкую лепешку, запил ее вином. Звезды Юга горели над ним, как раздуваемые ветром угли. К запахам земли и травы примешивался запах моря и спящих драконов.

«Они так устали, что даже не выкупались! — подумал мальчик. — А я... готов лететь хоть всю ночь!»

Гестиону снова стало стыдно, и он оглянулся на Учителя, но того уже не было. Мальчика на мгновение охватил страх: он остался один! Но потом Гестион вспомнил, кто его Учитель. И успокоился.

«Надо спать! — подумал он, заворачиваясь в одеяло. — Но как уснешь после такого дня? А завтра?»

Внизу мерно плескалось море Зур. Через минуту Гестион уже спал, свернувшись клубком и тихо посвистывая курносым носом.

Снилась ему бронзовая шкура дракона, ритмичные движения мышц под ней и синяя вода далеко внизу.

Разбудили Гестиона солнечные лучи, бьющие прямо в лицо. Он тут же вскочил, отбросив одеяло, и поежился от утренней свежести. Драконов не было. Они улетели в море. Кормиться. Зато маг был здесь. Он протянул мальчику такую же лепешку, что и вчера, и тот же бурдючок с кисловатым вином.

— Завтрак не роскошный, — сказал маг, — но с голоду не умрешь. Может, завтра тебе предложат кое-что получше!

Вернулись драконы. Гестион поймал их мысли: звери были довольны и склонны поспать. Пожалуй, он и сам бы поспал еще часок-другой, но к его ногам упала толстая меховая куртка.

— Это зачем? — спросил Гестион.

— В горах снег лежит даже летом.

— Мы полетим в горы?

— Через горы. В Урнгур.

— О! — поражение воскликнул Гестион.

— Не робей. Не так страшен демон, каким его рисуют у вас в Руне. Одевайся.

* * *

Когда Нил, Биорк и Эрд подошли к Дому Сирхара, время приближалось к полудню. Полосатая башня-гриб нависала над стоящими у дверей, как готовая рухнуть скала.

Ни стражи, ни привратника. Дверь распахнулась сама прежде, чем рука Биорка коснулась черного металла. Внутри никого: тускло освещенный коридор с лестницей в конце.

Едва они переступили порог, железная дверь с лязгом захлопнулась. Так похоже на захлопнувшуюся ловушку, что Биорк с Эрдом инстинктивно схватились за оружие. Но Нил неторопливо двинулся вперед, и воины пошли за ним.

Лестница с железными ступенями и перилами привела их наверх, в большую комнату с круглым зарешеченным окном, совершенно пустую. В ней — еще одна дверь, которая распахнулась так же, как и входная. За дверью — новая лестница. И еще пустая комната наверху. На сей раз окно овальное и без решетки. И еще лестница. По ощущению вагара, они были уже локтях в сорока над землей. Эта лестница оказалась последней. На сей раз их ждал не каменный ящик, а нормальная, хорошо освещенная комната с обстановкой, напоминающая жилище обеспеченного жителя Империи. С явно глорианской мебелью. Открылась дверь, и из соседнего помещения вышел Ди Гон.

— Ты готов? — спросил его Нил, обойдясь без приветствия.

— Да! — сирхар улыбнулся, показав мелкие зубы. — А ты?

— Я спрашиваю! — прорычал Нил, взял колдуна за плечи и легонько встряхнул.

Ди Гон не сделал попытки освободиться. И выражение лица его не изменилось, он только спросил:

— Ты в кольчуге? Боишься?

Нил был одет так же, как на пиру у Королевы. Только без тяжелой мантии и в сапогах с отворотами вместо туфель. Кстати сказать, другой, подобающей, одежды у него не было.

— Я не боюсь! — раздельно произнес великан. Но колдуна выпустил.

— Тогда пойдем! — как ни в чем не бывало произнес Ди Гон, подняв руку, дверь за его спиной отворилась, и вошли четверо воинов.

Эрд сразу узнал их: не по лицам, по тому, как они двигались — быстрыми рывками.

— Моросы! — шепнул он Биорку.

— Знаю! — ответил вагар.

— Чего ты ждешь? — сказал Нил сирхару. — Идем!

Сирхар вышел, за ним — трое северян, замыкающими — моросы. Хотя светлорожденный предпочел бы видеть «живых мертвецов» впереди.

Сирхар привел всех к подъемнику, закрытой с пяти сторон коробке локтей десять в длину, восемь — в ширину и шесть — в высоту. Едва они вошли внутрь, подъемник заскользил вниз. Двигался он бесшумно, словно волшебная сила приводила его в движение. Но натянутые канаты, закрепленные наверху, которые успел заметить Биорк, говорили об обратном.

Спускаясь, они миновали не менее десятка дверей, и когда подъемник остановился, по гнетущему ощущению и холодной сырости воздуха Эрд уверился, что они под землей.

Зал, круглая пещера со стенами из туфа, производил мрачное впечатление. Стены местами обожжены и выщерблены. Дверь, в которую они вошли, закрывающаяся четырехугольником из железа в восемь пальцев толщиной, оказалась единственной.

— Ты все еще хочешь встретить демона? — спросил Ди Гон.

Нил, расставив ноги, уперев в бока сжатые кулаки, из-под насупленных бровей озирал почерневшие стены.

— Да! — коротко сказал он.

Колдун отбросил за спину плащ, чтобы освободить руки, отошел от северян, приосанился и вдруг запел:

— Дом, доу, вау!

Вниз по речке плыву!

Золотые цветы соберу!

Дом, доу, вау!

Веночек сплету, сыночку подарю!

Дом, доу, вау!

Будь краше зари!

Слезинки утри!

Со мной поговори!..

У Эрда отвисла челюсть. Он знал эту песенку. Любой из живших в Хольде или Аркисе знал ее. Какому ребенку не пела ее мать? Но здесь, в опаленной пламенем подземной пещере, было чудовищно дико слышать, как хриплый голос Ди Гона выводит знакомые слова.

«Долг, доу, вау!..» — и не с ласковой нежностью, а с властной силой, как боевую песнь.

Эрд увидел вздувшиеся желваки на щеках Нила, его сощуренные глаза, предельную сосредоточенность. И ни одна черточка не шевельнулась на гипсовой маске его лица, когда Ди Гон одним движением выхватил Хлыст и зажег огненный длинный язык.

«Дом, доу вау!» — пылающий Хлыст описывал кривые в сумраке, распространяя вокруг запах приближающейся грозы.

Слабое сначала, но быстро разгорающееся свечение возникло в противоположном конце зала.

Ди Гон отшатнулся, оборвал песню на полуслове, ощетинился, как кугурр, пригнулся к земле...

Сияющий голубой овоид, покачиваясь, висел в локте от пола. Ди Гон выбросил руку с Хлыстом: пламя мгновенно удлинилось, как язык лягушки, тронуло голубое свечение и отпрянуло назад.

Раздался оглушительный треск, длинная темная полоса пересекла наискось поверхность овоида, и он распался, угас, освободив существо тем более странное, что никто не смог бы предположить у демона подобного обличия.

То был ребенок. Голый розовокожий пухленький малыш. Очаровательный мальчик с рыжими кудряшками и испуганным личиком, лет трех-четырех от роду. Он стоял, не касаясь пола, и глядел на северян круглыми голубыми глазами. Очень славный мальчуган, совсем как настоящий. Только ростом в десять локтей, под самый потолок.

— Ой! — воскликнул мальчик нежным голоском. И попытался схватить Ди Гона, который был к нему ближе всех.

— Нельзя! — взвизгнул колдун и ударил Хлыстом по протянутой «ручке».

«Малыш» насупился.

— Больно! — обиженно сказал он и сунул в рот палец, которого коснулся Хлыст.

— Это тот, кто оспаривает могущество Потрясателя Тверди? — с сомнением проговорил Нил.

— Тот, кого ты ищешь! — отрезал колдун. — Сынок, сынок!

— У? — отозвался «малыш», все еще продолжая дуться.

— Поиграем?

Детское личико мгновенно оживилось:

— Да-да-да! Давай в мячики играть! В мячики!

— Давай, сынок! — поддержал Ди Гон. В «ручке» демона возник огненный шарик, похожий на шаровую молнию.

— Бросай! — закричал Ди Гон. — Туда бросай! — И указал на Нила.

«Малыш» взмахнул рукой, и «мячик», пролетев рядом с головой великана, врезался в стену и рассыпался дождем огненных искр.

— Молодец, сынок! — похвалил Ди Гон. — Поиграй с ним еще!

И прежде чем кто-либо успел что-то сообразить, маг метнулся к двери, выскочил наружу и запер трех северян в пещере вместе с разыгравшимся демоном. Моросы покинули подземный зал еще раньше.

Биорк прыгнул за магом, но опоздал. Дверь, толстая железная плита, отрезала вагару путь.

— Нет! — капризно закричал «ребенок». — Не уходи! Играй! — И запустил в маленького воина огненным шаром. Биорк успел увернуться, огненный шар взорвался слева от него.

— А теперь — тебе! — Еще один шар полетел к Эрду.

— И тебе!

Огненное ядро ударило в грудь Нила. Впрочем, взрыв лишь окутал его пламенем, даже не опалившим волос.

Но Биорк и светлорожденный были беззащитны. Особенно Эрд. Вагар без труда успевал уворачиваться, хотя расшалившийся демон швырял «мячи» один за другим.

— Тебе! И тебе! А вот тебе! — вопил он звонким голоском, посылая им смерть. Лицо «малыша» раскраснелось, он подпрыгивал и хлопал в ладоши, заливисто хохотал. «Ребенок» был счастлив. Эрд и вагар метались по пещере, как пойманные крысы.

Воздух в подземелье нагрелся от взрывов, и пот струился по лицам людей. Только Нил стоял неподвижно, скрестив на груди могучие руки, время от времени окутываясь огненным облаком, когда в него попадал очередной «мяч».

Выбившийся из сил светлорожденный не успел увернуться от очередной шаровой молнии и отбил ее мечом. Шар взорвался, прикоснувшись к клинку Белого Меча, оставив на нем черное с рыжими краями пятно. Рука Эрда онемела. Он больше не чувствовал ни ее, ни рукояти меча. Прижавшись к стене, с лицом, мокрым от пота, с черными отметинами там, куда попали огненные искры, он ждал следующего, последнего, шара. И шар прилетел. Он ударился в стену рядом с головой светлорожденного: Эрд отпрянул, но слишком устал, чтобы уклониться достаточно быстро. Огонь опалил его щеку, волосы на голове вспыхнули, Эрд закричал от боли...

— Попал! Попал! — обрадованно закричал «малыш» и захлопал в ладоши, разбрасывая снопы красных искр. — Лови! Лови!

Боковым зрением Нил увидел, как загорелись волосы и одежда Эрда.

«Все-таки достали тебя, бедолага!» — подумал великан и прыгнул вперед, заслоняя Эрда от демона. Биорк, пользуясь прикрытием Нила, набросил на светлорожденного свою кожаную куртку, погасив пламя, и положил потерявшего сознание Эрда вплотную к стене. Все это время Нил, как игрок в мяч, отражал огненные шары. Демон был в восторге. Он метался по залу с огромной быстротой. «Мячи» летели с убийственной точностью, и он с каждым разом наращивал скорость.

Биорк тоже устал. Температура в пещере все повышалась. Даже Нилу стало трудно дышать, хотя он мог не уворачиваться, а просто стоять на месте.

— Дверь! — крикнул Биорк. — Пусть он прожжет дверь!

Великан мгновенно сообразил, что от него требуется, и встал рядом с единственным выходом. Но огненный шар, попавший в стальную плиту, даже не взорвался: просто истаял, не оставив на металлической поверхности никакого следа.

Биорк пригибался к самому полу: здесь воздух еще не обжигал губы.

«Малыш» хохотал, танцевал, болтал не переставая. Он был бы очень забавен, если бы не шаровые молнии, слетающие с его рук.

Прикрыв ладонью лицо, Нил осторожно втягивал раскаленный воздух. Он понимал, что сможет продержаться еще несколько минут, не больше. А Биорк?..

— Этайа! — позвал он. А потом: — Тур! Помоги мне!

Биорк споткнулся и упал на пол. Нил едва успел упасть на отца сверху, прикрыв его от очередного «мяча». Жить им оставалось считанные минуты.

— Играй! Играй! — обиженно закричал демон. — Сейчас же встань и играй!

Он топнул ногой и пол вздрогнул.

— Играй или я...

Последнее слово словно сквозь вату проникло в сознание Нила. Огненный шар лопнул над головой и Нил провалился в беспамятство.

Глава одиннадцатая

Паряший в небе дракон — это коней бедствий.

Или начало их, если размеренна жизнь.

Так пред знаменьем небес все мы глупеем, как в детстве.

Бог говорит: Беги! И мы покорно бежим.

Бог говорит: Умри! Ты нарушил запрет!

И вы умираете, так?

А я — нет!

Баянлу из Тайлуана

Санти, откинувшись на изголовник, полулежал в маленьком бассейне, в котором пузырилась горячая, пахнущая сероводородом вода целебного источника. Лопающиеся шарики приятно покалывали кожу. Рядом плавал поднос-плотик с кувшином охлажденного сока. Юноша поднес ко рту гибкую тростинку и сделал глоток. Прошлым вечером он слишком много съел и выпил тоже немало. Организму нужно было время, чтобы справиться с подобным насилием.

Ронзангтондамени, пришедшая утром в его комнату пожелать счастливого дня, сразу установила причину «недомогания» Санти. Это она буквально заставила юношу принять целебную ванну.

— Я всегда так делаю! — заявила она. — Кроме того, это приятно!

Санти предпочел бы провести лишний час в постели, но Ангнани так уговаривала! Зато теперь он не жалел: вода действительно выпила немощь из тела. Теперь Санти нежился в бассейне и продолжал мысленный разговор с Этайей.

Прошлой ночью фьёль наконец рассказала юноше о цели их путешествия. Правда, по обыкновению уточнила, что это касается только Нила и его спутников. И еще она рассказала кое-что о Ниле и теперь Санти намного лучше понимал северного воина.

«Сначала он мне не понравился», — признался Санти.

«Разве, когда он заговорил с тобой, неприязнь твоя не прошла?»

«Она прошла раньше, Тай! Когда я узнал, что Нил — твой друг».

«Друг — не совсем точное слово. Но я его уважаю».

«Я тоже его уважаю, Тай!»

«Он того стоит. Но, Туон, будущее его печально».

«Почему?»

«Я чувствую, жизнь его скоро оборвется».

«Ты знаешь?»

«Почти наверняка. Пряжа ее истончилась».

«Я не хочу!»

«Я тоже!»

«Что же мы можем сделать, Тай?»

«Линия Судьбы как река. Если она подходит к морю, человеку ее не повернуть».

«Страшно, Тай! Скажи, почему Нил? Боги одарили его. Неужели лишь для того, чтобы погубить?»

«Боги? Они могут многое, но далеко не все. Нил получил Дар. Подарок. То, за что не платят. Если бы он был магом и сам обрел свою силу, то никогда бы не лишился ее. Но мощные крылья дракона лучше крыльев ящерицы-хонги, только когда они у дракона. Нил должен стать драконом, иначе новые крылья его погубят. Это трудно, Туон! Очень трудно! А Нил так беспечен: он разбрасывает свои зерна, которых у него лишь горстка. Зерна падают и приносят спасение. Другим. И с каждым упавшим зернышком пряжа его жизни становится тоньше».

«Я не понимаю, Тай».

«Эрд, наш Эрд, ты помнишь, что говорил о нем Ортран?»

«О том, что он хочет принести себя в жертву ради Империи?»

«Да. Ортран сказал правду. Он не знал настоящей причины, да и кто ее знает из людей? Оракул указал на Эрда: вот тот, чья жизнь уйдет, чтобы облегчить путь Непобедимому. Нить жизни Эрда должна была оборваться. И оборвалась. Но Нил укрепил ее своей собственной, а одна нить — это слишком мало для двоих. Кто-то должен уйти, пока она не оборвалась и не погубила обоих. Нил принял судьбу Эрда и перестал быть Непобедимым, тем, за кого расплачиваются другие. Он потеряет Дар и умрет, если...»

«Если что?»

«Если не отдаст Судьбе то, что ей причитается!»

«Я сделаю все, чтобы он не умер!» — решил Санти. И смутился: он и Нил? Даже сравнивать смешно! И все равно...

«Даже краб может поддержать пошатнувшуюся гору! Так говорят у нас в Конге!»

«Ты веришь в это, Туон?»

Санти видел, что фьёль, понимая его чувства, не разделяет их. Она — фьёль.

«Скажи, Тай, а каков он, демон, сотрясающий твердь Мира, словно подлинный бог?»

«Не представляю. Но, думаю, не таков, каким его ждут. Демон редко принимает облик, которого от него ожидают люди. Хотя многие в Руне думают иначе».

«А тот... человек, которого я видел во сне, с обручем, он мог бы помочь...»

«Он может многое, Туон. Трой — величайший из магов. Он так знает нас, что сам стал наполовину фьёльном. В пределах Красного и Белого зовут его Странником...»

Появление Ронзангтондамени прервало воспоминания Санти. Женщина Гнона подошла к самому краю бассейна и остановилась. Ее голубую короткую тунику перехватывал узкий серебряный пояс. Гладкая матовая кожа плеч ее была того же бронзового оттенка, что и лицо. Не загар, а врожденный цвет кожи. Многочисленные роды не обезобразили ее фигуры. Она была Женщиной, и Санти ощущал это за десять шагов. Предпочел бы не ощущать.

— Тебе легче? — спросила Ронзангтондамени, наклонясь к нему, отчего ее тяжелая грудь оттянула тонкий шелк туники.

— О да! Спасибо, Ангнани!

Он старался не смотреть на ее тело: на округлые широкие бедра, на большие груди, обрисованные тонким синим шелком. От нее исходил такой призыв, такое желание, что, если бы вода нагрелась еще на несколько градусов, Санти не удивился бы.

— Не будешь возражать, если я присоединюсь к тебе? — ее гортанный акцент только прибавлял очарования голосу.

— Это твой дом! — ответил юноша. Но, увидев, как помрачнело лицо женщины: — Зачем ты спрашиваешь? Да, я буду рад!

Ангнани вспыхнула улыбкой, как девочка, и принялась быстро расстегивать ремни сандалий. Прежде чем Санти успел бы досчитать до шести, урнгрийка уже разделась и погрузилась в горячую воду. Ее толстые косы с вплетенными золотыми нитями поплыли по поверхности воды.

Бассейн был невелик и неглубок (у бортика не глубже локтя), с губчатым валиком по краю, чтобы удобней было класть голову. Нога Генани коснулась бедра Санти. Юноша удивился тому, что кожа ее была прохладной, много холодней воды.

Некоторое время они молча нежились в пузырящейся воде. Не слишком долго.

— Санти! — позвала женщина.

Он не откликнулся. Сделал вид, что уснул. Никудышная тактика! Ангнани тут же перебралась на его сторону. Ее руки коснулись волос Санти, шеи, груди...

Притворяться больше не имело смысла. Но Санти продолжал лежать с закрытыми глазами. Он мог бы покинуть тело, однако это было бы уж совсем нечестно.

Ангнани провела пальцами по его спине сверху вниз, потом — вверх до лопаток. Она не прикасалась к нему телом, только пальцами и кистями рук, даже не руками, а водой, которую эти руки тревожили.

Санти чувствовал, что ее лицо совсем близко от его глаз, и он не открывал их: боялся увидеть ее. Но не ощущать ее, не вдыхать ее запах он не мог. Ноздри юноши раздувались против его воли, дыхание участилось, а рот приоткрылся. Санти ждал, что Ангнани сейчас прижмется ртом к его губам: кожу его лица овевало сладкое дыхание женщины. Но она не поцеловала Санти. Чуткие руки припали к животу юноши, лаская его. Санти судорожно втянул воздух, тело его напряглось...

Вода толчками двигалась вниз. Ласковые кисти тоже поплыли вниз, качнули воду над его чреслами. И ушли к коленям. Санти шевельнул ногой и дотронулся до мягкой груди, тут же отстранившейся. Руки Ангнани массировали его икры. Он чувствовал их силу. От каждого сжатия по телу взбегала горячая волна...

«Она меня очаровывает! — подумал Санти. Ум его был в панике, хотя тело таяло от наслаждения. — Она меня очаровывает! Этайа! Тай!»

«Ты встревожен?» — пришел отклик. И, уловив иронию, Санти в отчаянии взмолился (только умом): «Она околдовывает меня! Тай, помоги!»

«Ты — и боишься?» — теперь фьёль просто смеялась. Неужели она его бросит?

«Тай!»

«Чего же ты испугался?»

«Она лишит меня воли!»

«Тело! Только тело!»

Вновь Санти понял, что фьёль дразнит его: «Оставь тело — и ты свободен, не так?»

Какое предательство!

«Тай!»

«Я с тобой, мой Санти!»

«Я люблю тебя, Тай! Помоги мне!»

И вдруг мысль, острая, ясная, страшная, как удар из тьмы, пронзила все его существо.

Он выпрыгнул из воды единым стремительным броском.

Изумленная Генани тоже поднялась на ноги. По ее большому телу стекала вода. Она, ничего не понимая, смотрела на напрягшегося, как струна, юношу.

Глаза Санти расширились и наполнились ужасом. Генани поняла, что ее он не видит.

«Бог мой! Что же он увидел?» — подумала женщина, и ее пробрала дрожь.

Санти запрокинул голову, руки его сжались в кулаки.

— Нил! — закричал он. — Нил!!!

* * *

Нил, очнувшись, поднял голову.

Демона не было.

Воздух остыл: можно спокойно дышать. Он приложил ухо к груди отца: сердце билось! «Жив!» Но билось редко и неровно.

Нил поднялся, оглядел себя: одежда кое-где прожжена, кольчуга покрылась пятнами копоти, но сам он остался невредим. Хотелось пить. Нил подошел к светлорожденному.

Эрду досталось! Лицо, грудь, руки — обожжены. Волосы на левой стороне головы обгорели. Нил разжал сведенные судорогой пальцы и вынул меч. Серебристую поверхность клинка теперь оскверняло безобразное пятно. Нил вздохнул.

Подойдя к двери, он постучал по ней мечом. Не меньше четверти локтя. Даже Белому клинку не по зубам.

И тут он услышал шаги. Множество шагов. А затем и лязг отодвигаемого засова. Нил поблагодарил судьбу, пробудившую его на минуту раньше. Жизни Эрда и Биорка зависели теперь от него. Великан отошел в сторону, так, чтобы оказаться под прикрытием двери, когда она откроется.

Тяжелая дверь бесшумно повернулась на хорошо смазанных петлях. Три мороса вошли внутрь.

Гибелен для «лишенных покоя» меч Асенаров. Или, наоборот, целителен. С какой стороны посмотреть! Вряд ли они даже успели заметить Нила. Рука великана немногим уступала лапе дракона. Трое вошедших были изрублены на куски быстрей, чем длится рык парда. Двое других, не вошедших в пещеру, отпрянули в коридор. Один замешкался, и стосковавшаяся по настоящим ударам рука великана взмахнула серебристым клинком и перерубила туловище мороса от ключицы до паха.

... И фонтан крови брызнул во все стороны: на стены, на пол, на отшатнувшегося Нила. Это был не морос. Это был человек! Нил тупо глядел на изуродованный труп у своих ног. Мозг его отказывался понять, что произошло.

Пока он в растерянности, опустив меч, смотрел на убитого, четвертый морос прыгнул вперед, целя в открытую шею великана.

Но Судьба решила ненадолго оставить Нила в живых: нога мороса поскользнулась, попав в лужу свежей крови, и острие лишь царапнуло горло гиганта.

Нил опомнился и парировал второй удар. Третьего не было. «Лишенный покоя» обрел покой.

Великан потрогал порез, посмотрел на кровь, испачкавшую ладонь: пустяковая царапина. Но и ее было довольно. Неуязвимый утратил Дар. Утратил его, не выполнив предназначенного.

Ощущая непривычную тяжесть и пустоту в груди, Нил пошел к подъемнику. Управиться с ним будет несложно: великан помнил, как Ди Гон нажимал на рычаг.

Вернувшись обратно, гигант поднял на руки отца, перенес его на платформу, вернулся за светлорожденным. Воин показался Нилу очень тяжелым, он вновь ощутил, что лишился Дара, и почувствовал почти физическую боль. Если бы не отец, не Эрд, он остался бы в подземелье, дождался Ди Гона и убил бы его. Или погиб сам. Но двое были живы, и он, Нил, должен их спасти! Пусть он лишился Дара, но он все еще лучший воин Хольда. Пусть-ка попробуют с ним совладать!

И резким движением Нил поднял рычаг.

Платформа вздрогнула и поползла вверх. Когда они спускались, Нил считал уровни. Теперь он дождался, когда платформа окажется на этаж выше дверей, через которые они вошли в здание. Когда платформа поравнялась с нужным отверстием, Нил перевел рычаг в среднее положение и подъемник остановился.

Отстегнув ножны Эрда от перевязи, он пристегнул их к собственному поясу и прежде чем вложить в них клинок, протер его краем плаща. Затем подхватил Биорка и Эрда и, стараясь ступать тише, двинулся по коридору. Нил очень надеялся, что колдун не почувствует его присутствия здесь. Насколько раньше он был уверен в абсолютном своем превосходстве, настолько сейчас предпочитал соблюдать осторожность. Не будь с ним двоих потерявших сознание, гигант вел бы себя гораздо смелее. Нил благополучно миновал коридор и очутился на железной лестнице. Круглое оконце позволило убедиться: он действительно на втором этаже. Спускаться по узкой винтовой лестнице с двумя телами на руках было невозможно, потому он сначала снес Эрда, а потом — Биорка.

Впереди был длинный, поворачивающий влево коридор, скудно освещенный системой зеркал. Светильники, закрепленные на стенах, погашены. Время от времени Нил останавливался и прислушивался.

Он преодолел уже три четверти кольцевого коридора, когда увидел вдали солнечный свет. Там была дверь с квадратным окошком. Окошко затворено, но неплотно. И сквозь щель пробивался яркий луч. Выход.

Нил положил Биорка и Эрда на каменный пол и сел, привалившись спиной к прохладной стене. Оба воина были по-прежнему без чувств. Ничего, Этайа поможет! Собственная сила сына Биорка была сейчас на исходе, он ничего не мог сделать, чтобы вернуть их в сознание.

— О Быкоглавый! — прошептал он сквозь стиснутые зубы, вспомнив о своей ошибке.

— Надо идти! — сказал Нил сам себе и поднялся.

Он чувствовал, что там, за дверью, — люди, но надеялся: они не станут мешать «Хаору». Пусть ему только позволят добраться до Этайи! Фьёль вызволит! Он надеялся на это, потому что больше надеяться было не на что. Он был воином и не привык сдаваться. Выход всегда есть. Пока ты жив. Так учил отец. Сейчас выход — дверь впереди. Главное — выбраться из логова колдуна. Любое другое место будет заведомо безопасней. Лишенный своего Дара, он все еще воин и маг, хотя вторая ступень не больше, чем вторая ступень. Королева не выдаст «Хаора» просто так! Он восстановит силы! Отец что-нибудь придумает. Боги помогут им! Нужно только покинуть цитадель Ди Гона. Нил сумеет поладить с кем угодно.

Кроме сирхара.

Великан наклонился, чтобы поднять Эрда, когда наружная дверь распахнулась и толпа вооруженных людей хлынула в коридор. Нил реагировал медленно. Ему понадобилось целое мгновение, чтобы взяться за меч Эрда. Меч не вынимался из ножен. Меч Асенаров!

Нил остро пожалел, что не взял собственного меча. Урнгурцы преодолели уже половину коридора. Топот, возгласы, лязг железа... Рука Асенара! Нил присел, схватил вялую руку Эрда, положил на эфес, накрыл своей... И выдернул меч из ножен! Поздно! Волна нападавших уже накатилась, накрыла его!

Нилу опять помогла случайность. Первый из бегущих занес оружие. Но бежавший сзади, подталкиваемый другими, налетел на первого, и тот, споткнувшись, ударить не сумел, а, перелетев через стоявшего на коленях Нила, грохнулся на пол. Кто-то ухитрился рубануть великана по спине, но кольчуга выдержала удар. А потом сразу несколько человек повалились на Нила, закрыв его собственными телами. Образовавшаяся свалка на какое-то время удержала остальных.

Нужно было быть Нилом Биоркитом, чтобы встать, придавленному тяжестью восьми упавших воинов в полном вооружении. Нил встал. Встал, стряхнул с себя урнгурцев... Для того, чтобы попасть под удары других. Но теперь он был вооружен. И как вооружен!

Коридор узок: лишь четыре человека могли одновременно пройти по нему. И не более трех могли сражаться плечом к плечу. Первую тройку Нил срезал одним слитным движением клинка. Вскочив на груду тел, великан положил еще троих и отпрыгнул назад. Когда новые воины перебрались через гору живых и мертвых, их ждал клинок Нила. И следующих. Потом напирающие сзади швырнули на него еще троих. На его меч. И эти трое были уже не солдаты, а жрецы в полосатых балахонах. На них не было ни кольчуг, ни шлемов. И вооружены они были как попало. И дальше была такая же обезумевшая толпа жрецов, размахивающая ножами, мечами, копьями. И они вопили и лезли словно очумевшие крысы, и падали под ударами Белого Меча, как спелые колосья во время жатвы.

Нил берег силы. Напор стал немного слабее, потому что новым жрецам приходилось карабкаться по скользким от крови телам павших. Но это не останавливало их. Нил рубил и колол. Колол и рубил. Он отсекал руки, раскраивал головы, вспарывал не защищенные сталью животы, пронзал разодранные в безумном вопле рты. Он потерял шлем. Кольчуга защищала туловище, но по ногам струилась кровь от множества мелких порезов. Где-то впереди остались Эрд и Биорк. Они были завалены телами врагов. Нил надеялся, что эта масса не задушит их. Он мог на это надеяться, так как уложил их у самой стены. Но он не был уверен, имеет ли это значение. Он рубил и колол. Колол и рубил. Сто локтей коридора были завалены телами. Некоторые еще шевелились, кричали, когда живые наступали на них. Рубил и колол. Колол и рубил. Он взял меч в левую руку, потому что правая больше не поднималась. Впрочем, левой рукой он владел не хуже. Вверх, прямо, наискось, вверх. Руки по плечи в крови. Прямо, вниз, наискось, вверх. В чужой крови. Наискось вниз. Стены коридора забрызганы кровью на высоту человеческого роста. На длину тела мертвеца! Вниз, прямо, вверх. Кровь брызгала на грудь Нила, на живот, в лицо. Он не вытирал ее, только смаргивал, когда капля попадала в глаз.

«Вот я и посвящен Хаору! — подумал он, вспомнив рассказ мальчишки-жреца там, у подземного Храма. — Ты рад, кровожадный бог Урнгура?»

Глупая битва. Полдюжины солдат с арбалетами — и прощай Нил Биоркит!

Нил улыбался, а рука продолжала двигаться: вверх, вниз, наискось... Никаких приемов. Лучший воин Севера против тысячи безумцев! Как их много! Очень простые движения. Так, наверно, косят траву. Наискось, вверх. Двести локтей коридора. Сколько их? Сто, тысяча, десять тысяч? Все жрецы Урнгура? А сколько в Урнгуре жрецов?

Нога споткнулась о ступеньку лестницы. Нил потерял равновесие. Будь у него противники, умеющие держать меч, он был бы мертв. Или лишился ноги, что одно и то же. Но те, что лезли на него, были неповоротливей галерных рабов. И прошли двести локтей по телам товарищей. Такое охлаждает пыл любого, но жрецы обезумели! Нил поднялся на пару ступенек и увидел дверь в наружной стене. Закрытую дверь. Он порадовался — сомнительная радость! Каким бы искусным магом ни был Ди Гон, воин он никудышный. Если бы на Нила напали с двух сторон, ему не устоять!

Поднявшись на десять ступеней, Нил понял, что поток иссяк. Верней, запружен. Дюжины мертвецов хватило, чтобы забить лестницу. Нил перевел дух и опустился на ступеньку. Там, с другой стороны «пробки», копошились и кричали. Воин не беспокоился об этом. Просто сидел, свесив тяжелые руки, полузакрыв глаза. Не думал, не строил планов спасения. Просто сидел. Полчаса. Час. Вечность. А потом услышал наверху негромкие (куда тише, чем вопли жрецов) шаги. И узнал их, встал, разогнул ноющую спину и начал подниматься по лестнице. Ди Гон шел навстречу сыну Биорка. Шел неторопливо. Улыбался. Довольный, как кугурр, выследивший добычу и знающий, что она от него не уйдет. Шел по темному коридору, и по его походке, по точной постановке ноги, обутой в удобный кожаный сапожок, Нил понимал, что сирхар видит в темноте так же хорошо, как и он сам.

Нил стоял перед ним с мечом в руке, но Ди Гон не касался Хлыста. Он шел так беспечно, будто не вождь Хольда перед ним, а ребенок.

Нил не чувствовал страха. Только оцепенение. Он видел, как приближается Ди Гон, понимал, что нужно сделать бросок, пока еще возможно... Но стоял. И лишь когда колдун оказался в трех шагах от него, собрав всю свою волю, великан рванулся... И Ди Гон заглянул ему в глаза, сказал несколько слов... И воля мага отняла у Нила тело. Сознание осталось свободным. Он мог видеть свои обагренные кровью руки, но рук не чувствовал. Их не было.

— Вот так! — удовлетворенно проговорил маленький человек на своем отличном хольдском. — Маг второй ступени? Для мага второй ступени ты даже хорош! — И коснулся его Хлыстом. Не огнем — палочкой. — Вложи меч в ножны и ступай за мной.

И Нил покорно вложил меч в ножны и пошел за ним. А сирхар шагал впереди, и на губах его играла довольная улыбка.

Глава двенадцатая

Две пары крепких ног торопливо пылили по Соленому Тракту. По обе стороны высились бархатно-черные стены леса. Желтая круглая луна висела прямо над дорогой и нахально светила в покрытые потом липа.

— Топ-топ, топ-топ! — дробили тишину сапоги, подбитые шершавой акульей кожей.

— Разорви магхар этих благородных! — выдохнул один из шагавших и сплюнул в дорожную пыль жеваный комок.

— Не ворошись, Хен! — сказал второй, ширококостный, поджарый, с коротко остриженной светлой бородкой и смуглым лицом.

Второго звали Хромой Бык. Когда-то он был лучшим десятником во всем Тайдуане. А может, и во всей Империи. Когда-то. А теперь десятник был немолод, хром и спокойно доживал свою богатую событиями жизнь в собственном доме на собственной доброй тайской земле, с собственной женой и еше кое с кем.

Что же до первого, Хена, то он был не столь славным, но тоже десятником. И тоже — в прошлом. А хромой был его другом, больше, чем другом, — побратимом. И, конечно, был рядом с ним в эту ночь, на этой самой дороге. А где ж им еше быть, если за час до захода у старого Хена украли дочь.

— Точно знаешь, что старый господин уехал в Аансай? — спросил Бык.

— Чтоб мне тайского не пить! — проворчал Хен. — Где ж ему быть, если хозяйский сопленыш девок среди бела дня ворует?

— И у хорошего винца бывает осадок! — хмыкнул Хромой Бык. — А уж каков крысенок! Спер девку прямо от отцовых ворот, собачий потрох! — и захихикал, но тут же осекся: — Извини, братец!

— Пустое! Сам бы смеялся, кабы девка не моя! Ты уж помоги мне ее вызволить, Бык?

— Не робей! Разделаем шенков, как... шенков! Га-га-га!

— Уж да! Щенков! Не менее десятка! Хорошо, старик дружину с собой забрал!

— Ой, напугал! Ху-ху-ху! Га-га-га! Десятка! Да я, брат, да мы их... Десятка! И колдун-недоучка, балабол гурамский! Ты, старый, вспомни, как мы у них в Гураме!.. Га-га!

— Не люблю колдунов! — заявил Хен и прибавил шаг. — Как завижу — рука враз к мечу!

— Уж ты всех в один мешок! — вступился за колдунов Бык. — Кабы не Кун-маг, быть бы мне без ноги! Ты прыть-то убавь, к свадьбе поспеем!

— Так то маг, а то — колдун! Сравнил бабу с девкой! Все! Не болтай! Устанешь!

До поворота топали молча, а потом хромой спросил:

— Слышь, брат, небось девка твоя хозяйскому щенку глазками играла?

— А хоть бы и так? Что ж, коли тебе девка подмигнет, так хватай ее и насильничай? Я ему... охоту отобью!

— Вот! Слышу доброе слово! А то: десяток мечников, десяток мечников! А ну как они тебе отобьют? — хромой хрюкнул. — Что ж старуха твоя скажет? Ну ладно те! Не хмурься! Сказал: одолеем, значит, так тому быть! Десяток сопляков! Невелика сила!

Замок вырос неожиданно. То лес да лес, и вдруг — луг, а за ним — башня в полных сорок локтей!

— Не спят! — удовлетворенно заметил Бык. — Огни теплятся!

— По мне, так лучше б спали! — проворчал Хен. Старики прибавили шагу.

— Крепость! — пренебрежительно бросил Бык. — Ни те рва, ни те стен пристойных! Времена!

Хен промолчал.

Через десять минут они подошли к черным, окованным железом дверям. Бык пихнул их рукой, и, к его удивлению, они, скрипнув, приоткрылись.

— Времена! — только и сказал Бык. — Ты, братец, вперед давай, а я — в окошко. Они тут низенькие! Как у моей соседушки! — и хихикнул.

Хен кивнул, и старики разошлись.

Отец украденной вошел в замок.

«Сопляки!» — подумал он с пренебрежением.

И, вынув меч, вошел в темную привратниикую.

В замке было темно, пыльно и пусто. Хен опасливо крался по темным комнатам, пока не заслышал впереди громкие голоса и пьяный гогот.

Что-то большое и теплое ткнулось в шею Хена. От неожиданности старый солдат чуть не завопил. Пахнуло гнилым жарким духом: огромный старый пес пялился на него из темноты.

— Пшел! — зашипел на него Хен.

И пес отошел.

Вот она, комната, из которой голоса! Хен почувствовал, как гнев упирается в горло. Крепким еше плечом он врезал по двери, и она распахнулась, ослепив его сиянием светильников.

Восемь парней обалдело уставились на него.

Оброненные кости со стуком упали на пол.

— Я вас! — грозно закричал Хен и, воздев меч, ринулся на них.

Верно, что парни были не ахти какими вояками. Иначе пристукнули бы Хена, когда он, как ослепленный филин, пялился на фонари. Но все ж они были не такими увальнями, чтоб дать угробить себя какому-то старику.

Хен секанул мечом ближнего парня. Еше двадцать лет назад он зарубил бы его, как овцу. Но то — двадцать лет назад. Парень увернулся, а его сосед, схватив тяжеленный стул, треснул Хена по руке.

Это самому себе старый Хен казался грозным. Для этих ребят он был старая рухлядь, кому лишь волов погонять. Впрочем, им повезло, что они так быстро его обезоружили. Не повезло Хену.

Кулак врезался ему в скулу и отшвырнул к стене.

— Ты кто таков, старик? — один из парней навис над ним.

Хен молчал, и острый носок модного сапога врезался ему в ребра.

— Эй, погоди! Я его знаю! — сверху спускался Унсай, молодой хозяин. — Ты зачем сюда приперся, дед?

— Отдай девку! — крикнул ему с пола Хен. — Пожалеешь, если не отдашь!

Вся компания разразилась хохотом.

— Ну ты уморил, дед! — проговорил Унсай, вытирая выступившие на глазах слезы. — Девку! А я про нее и забыл! Хорошо, что напомнил! Славная девчушка у тебя, дед! Не робей, я тебе ее отдам! Попользуюсь немного — и отдам! Без убыли отдам! А то и с прибылью!

Парни заржали еше пуще.

Хен вскочил с пола, но, получив по затылку, повалился навзничь. Перед глазами его плыли огненные круги, откуда-то издалека доносился голос, но слов было не разобрать. А потом струя холодной воды окатила Хена и привела в чувство.

— Тебе лучше, старик? — спросил Унсай. — Лучше? Так девку я тебе, может, прямо сейчас отдам! Вот прямо сейчас попробую — и отдам, ежели не понравится. Ни мне не понравится, ни ребятам! Так, парни, справедливо будет? Если нам не понравится, отдадим девку деду? Ай, Ряха! Сбегай наверх за девчонкой. Не гонять же папашу? Уважим старость?

— Не ходи! — попросил Хен. — Не ходи, отцом твоим, матерью, — не ходи!

— А Ряха у нас сирота! — засмеялся Унсай. — Да, Ряха? Мы ему вместо родни!

Парень обернулся к Хену и постучал себя согнутым пальцем по лбу:

— Ты че-т не то болтаешь, дед! — И побежал вверх по лестнице.

Парни снова заржали. А потом раздался глухой, чмокающий удар, стук... и грузное тело Ряхи съехало вниз. Лоб его, горло и грудь пересекал прямой кровавый рубец.

А Бык, прихрамывая, уже спускался следом, и в одной руке у него был меч, а в другой — круглый страшный предмет, с которого капала кровь.

— Прости, брат! — крикнул он Хену. — Подзадержался я! Сам знаешь, сначала — колдун, а потом уж — шушера! Что приуныли, мальчуганы! — бросил он онемевшим парням. — Драться будем или как? Лови, господинчик! — И швырнул Унсаю отрубленную голову, которую держал за волосы.

Унсай с отвращением отбил ее рукой и закричал:

— Что надо тебе? Что тебе надо в моем замке, хромой? Пошел прочь, или мой отец...

Бык сделал стремительный выпад, и Унсай с воплем повалился на стол. Меч Быка рассек ему панталоны. И поджилки на обеих ногах.

— Я — хромой! И ты — хромой! — засмеялся Бык. — Эу, малыши-глупыши, берите мечи! Бери меч, старина Хен! Хо! Будем веселиться!

Но парни приуныли. По их лицам видно было, что им не до веселья.

— Убейте их! Убейте! — выл искалеченный. Но без толку.

— Марш за девкой! — рявкнул Бык на одного из парней. И другому: — Живо во двор да запряги возок! И не вздумай удрать, червячье отродье! Найду — кишки вон! А я на-айду! Вы, трусы, перевяжите сопляка! Пока не сдох! Отбегался! Довольно с него, Хен? Или...

— Довольно! — сказал Хен, отжимая воду из волос. — Спасибо, побратим!

Через полчаса они уже катили по дороге в повозке, запряженной четверкой ухоженных псов.

— Совсем сгнила молодежь! — рассуждал Бык. — Совсем сгнила!

— Время такое! — отвечал Хен, поглаживая спящую дочь по теплой спине.

— И то! — Бык подхлестнул псов. — Тяжковато им, молодым! Как людьми стать? Войны-то нет!

Из «Вечерних историй Лансая»

— Вечно нам достается самая грязная работа! — процедил Начальник Королевской хогры, обращаясь к брату-близнецу.

— Да уж! — согласился тот. — Королева, похоже, подарила нас этому мяснику!

Два урнгурца, сидя в высоких седлах, наблюдали, как солдаты выволакивают наружу трупы и укладывают их на возы. Парды, чуя запах человеческой крови, беспокойно ворчали. Зато привычные к мертвецам храмовые волы флегматично перетирали жвачку. Наплевать им и на трупы, и на тучи черных ящеров-ургов, пожирателей падали, кружащихся в вечернем небе. Цепочки солдат непрерывно, как мигрирующие крабы, двигались от двух открытых дверей к возам и обратно. С нагруженных повозок доносились стоны. Там были не только мертвые. Но приказ сирхара был однозначен: всех.

Около каждой из дверей грудами лежало оружие.

— Я-то надеялся, что этот новоявленный Хаор придержит мясника! — сказал один из братьев другому. — Помнишь, он запрещал Приношения?

— Надейся! — сказал второй хогран. — Бьюсь об заклад: полосатые сами порезали друг друга!

— Принято! — обрадовался первый хогран. — С тебя — выпивка!

— Это почему же?

— А погляди сюда! — Он ткнул пальцем в кожаной перчатке в сторону трупа, который сейчас несли мимо.

— Ну что? Дохляк как дохляк! — отозвался второй.

— Нет, ты посмотри! — Он заставил брата подъехать ближе. — Посмотри на раны! Ну? Ты же воин! Разве это удар полосатого? Разве полосатый может ударить так?

— С меня! — согласился проигравший. — Эй, гляди, совсем пацан! — желая отвлечь внимание от собственного проигрыша, закричал хогран.

— А? Где? — И, приглядевшись, солдату: — Ты, черноногий, неси этого сюда, да поаккуратней, хуруг тебя! Пацан, говоришь? — когда солдат положил тело у ног парда. — А борода у «пацана» тебе не знакома?

— Хаор! — восхитился второй хогран. Перед ними лежал Биорк.

Начальник Первой Королевской хогры спрыгнул на землю и пощупал пульс на шее вагара.

— Живой! — изрек он удовлетворенно.

— Один здесь, значит, и второй?.. — подумав, предположил его брат.

— Не иначе! Иди-ка, брат, погляди, что выносят, а я поищу на возах. Зачем им умирать? Такие славные парни!

— А сирхар? — сомневался второй хогран.

— А что сирхар? Они же не полосатые! — И, хитро посмотрев на брата: — Не так?

— Годится! — кивнул второй.

Минуту-другую спустя первый хогран углядел на одном из возов ногу в испачканном кровью когда-то белом трико. Он пощупал ее: нога была теплая.

Хогран кликнул солдат, и те быстро извлекли из окровавленной груды тело Эрда.

— Этот-то вряд ли жив будет! — сказал, подъехав, второй. — А красавцем ему и тогда не быть! — с брезгливой гримасой, показал на обгоревшее лицо.

— Ты что, лекарь? — недовольно поинтересовался первый. — Это же наш брат, боец! А ты его — в падаль! Что ж, если не красавчик, так скормить его ургам?

— Да я не против, — смутился второй. — Возьмем и его. Конечно, возьмем, что говорить. Ты, трупонос! — гаркнул он одному из солдат. — Дом наш знаешь?

— А то! — солдат тут же отпустил ноги жреца, которого нес, и его напарник, едва не упав, разразился потоком ругательств.

— Заткни пасть, червяк! — беззлобно бросил ему солдат.

И, радуясь поводу увильнуть от неприятной работы, рысцой подбежал к начальникам.

— Возьми пустой воз, положи на него этих двоих и вези к нам! Скажешь брату... Ничего не говори, сам сообразит! Пшел!

Солдат со всех ног бросился к ближайшей упряжке.

— Где ж их господин? — задумчиво проговорил первый хогран. — Мясник-то мог и собственного бога выпотрошить!

— Ты все же не болтай! — урезонил его второй. — Как-никак он сирхар и Верховный Жрец. Все слышит и видит, говорят! Бессмертие дарует опять-таки. Сам же видел!

— Видел-то видел, да где они теперь, бессмертные? С тех самых пор и пропали. Может, давно уж померли: шутка ли — мечом насквозь пропороть! Нету — и весь разговор!

— А ты все же не болтай, брат! — обеспокоенно проговорил второй хогран.

Наполненные возы один за другим отъезжали от Дома Сирхара. Хозяин не показывался.

Братьям надоело смотреть на изрубленные тела жрецов. Они вынули мечи и затеяли шутливый поединок.

Солнце коснулось вершин Большого Хребта.

В небе глубокого синего цвета, намного выше привлеченных запахом смерти зубастых ургов, парил бронзовый дракон.

* * *

— Вот теперь ты мне больше по душе, Неуязвимый! — издевательски сказал Ди Гон, озирая скованного Нила.

Великан не ответил. Ди Гон вернул ему ощущение тела, но ничего, кроме боли, это сыну Биорка не принесло.

— Скоро ты станешь моим! — Колдун похлопал Нила по втянутому животу. — Но сейчас я хочу кое-что узнать! — Ди Гон отошел на пару шагов, чтобы посмотреть великану в глаза. — Ты понимаешь меня, мой друг?

Серые глаза Нила не выражали ничего.

— Я видел, — продолжал Ди Гон, буравя сына Биорка маленькими глазками, — как Дитя покинуло вас. Кто был с ним? Кто велел ему уйти?

Нил молчал. Он чувствовал, как маг пытается проникнуть в его мысли, но хоть это было Ди Гону не по силам.

— Не хочешь сказать мне такую малость? — притворно удивился колдун. — Не хочешь? Ну, ничего! Я сумею тебя разговорить... Неуязвимый!

Нил молчал. Взгляд его скользил по гобеленам, висящим на стенах комнаты. Скользил, ни на чем не останавливаясь, но все замечая.

Это были собственные покои Ди Гона. Альков, маленький бассейн с фонтаном, мозаичный пол, два каплеобразных окна.

Над головой Нила нависала исполинская мраморная голова. Кугурр. В каменные челюсти вмуровано кольцо, к которому цепями были прикованы руки северянина. А ноги Нила — к кольцам в огромных передних лапах. Издали могло показаться, что выглядывающая из стены каменная кошка держит его. Короткие цепи были достаточно прочны, чтобы удержать хоть самого живого кугурра. Будь у сына Биорка прежняя сила, можно было бы попытаться, но теперь...

Ди Гон взял Хлыст. Он отступил еще на пару шагов, и огненная лента вырвалась из короткого жезла. Длинный колеблющийся язык пламени, меняющий цвет от голубовато-белого до ярко-красного, с узким, будто взлохмаченным кончиком. Хлыст то замирал, то начинал извиваться, как живое существо. Он плясал, удлинялся, укорачивался. Не рука — мысль колдуна управляла им. Когда огненный язык завис в ладони от лица Нила, обдавая его жаром и запахом грозы, Нил почувствовал уважение к создателям такого оружия.

Колдун уловил эмоцию пленника, но принял ее на свой счет.

— Я слушаю тебя, друг мой! — произнес он голосом, в котором великан узнал собственные интонации. Нил молчал.

— Кто это был?

Нил молчал.

— Не хочешь, — покачал головой Ди Гон.

Кончик Хлыста коснулся груди великана. Как раз напротив сердца.

Кожа в месте прикосновения мгновенно почернела, зашипев, как жир на жаровне. Вокруг вздулся пузырь, и запах горелого мяса и волос тошнотворной вонью наполнил комнату.

Впервые с того момента, как Нил лишился Дара, знакомая ухмылка растянула губы великана. В сузившихся глазах вспыхнул насмешливый огонек.

— А ты дурак, Катышок! — проговорил он. — Как тебе только пришло в голову пытать меня?

— Поговори еще! — Колдун убрал Хлыст, но не выглядел обескураженным. — Я рад, что ты не откусил себе язык! Что же до Катышка, Неуязвимый, то он умер и не обидится. А хочешь ты знать, что ждет тебя? — Лицо колдуна перекосилось от злобы.

— Не откажусь.

— Ты не умрешь!

— Не могу в это поверить! — насмешливо отозвался Нил.

— Поверишь! Душу твою... я отдам тому, чье имя ты присвоил, Неуязвимый! Душу! А тело, тело я оставлю себе! Ты понял меня? Ты станешь моросом! Моросом, Нил Биоркит! Будешь служить мне, подавать мне вино, убивать моих врагов! И твоих друзей, кстати! Нравится? Зато ты снова станешь Неуязвимым, мой друг! Правда, от тебя будет немного вонять! Но я потерплю. А первое, что ты сделаешь, Нил-морос, ты знаешь? Первое: я пошлю тебя к твоей фьёль! Я, знаешь ли, не люблю фьёльнов, противны они мне! А ты любишь, Неуязвимый! Потому пойдешь отрежешь ее очаровательную головку и принесешь мне! А лучше принеси мне ее живой, Нил Биоркит! Хочу позабавиться с ней! Никогда не держал в руках настоящей живой фьёль! А ты хочешь позабавиться с ней, Нил Биоркит? По глазам вижу: хочешь! А? Боишься? Ссышь, плосколицый? Правильно! Но, когда я сделаю тебя моросом, ты не будешь бояться! Ничего не будешь бояться! Чего бояться моросу, если он уже морос?

Нил с каменным лицом прослушал весь монолог, а когда черный маг оборвал речь дребезжащим смешком, покачал большой, покрытой запекшейся кровью головой:

— Ты больше, чем дурак, Катышок, Темная Лапка. И мне жаль тебя, а потому я скажу, кто увел твоего демона.

— Кто? — спросил весь напрягшийся Ди Гон.

— Тур!

— Ты врешь! Ты видел его?!

— Я его позвал. Можешь мне не верить! — Нил ухмыльнулся. — Лучше бы тебе не верить, а то скверно будешь спать!

— Не верю! Я сам знаю, кто это был! Странник! Он увел Дитя, но побоялся остаться, чтобы попробовать вот этого! — Колдун потряс Хлыстом. — Но он еще попробует, если не угомонится! И демон жив, я чувствую!

— Это был не Трой, — спокойно сказал Нил. — Троя я знаю. И ты его знаешь. И знаешь, что это был не он, иначе не паясничал бы передо мной. А насчет мороса... Что ж, попробуй, Катышок! Маг ты серьезный. Но со мной тебе не совладать. И все же попробуй!

— Попробую, не сомневайся! — пообещал Ди Гон. — Сегодня не тот день, а завтра, клянусь головой Хаора, ты станешь моим! А до завтра будешь висеть здесь. А чтобы ты не донимал меня болтовней, молчи!

И Нил онемел.

— Уж с тобой я как-нибудь справлюсь, — проворчал колдун и вышел.

* * *

Две ночи тому назад Санти приснился странный сон.

Он увидел себя на вершине поросшего голубой травой холма. Внизу, слева от него, текла река, справа тянулись уходящие вверх холмы, а за ними — горы, вершины которых тонули в плотных облаках.

Слева от Санти — воин, держащий сиреневый стяг с гербом. Герба не разглядеть, потому что — безветрие, и шелковое полотнище обвисло на коричневом полированном древке.

На Санти — полные доспехи воина, но привычное к тяжести тело не замечает их.

Позади, за спиной Санти, в двадцати длинных шагах сомкнутыми рядами стоят воины. Его воины. Лучшие. Ветераны. А впереди, локтях в ста, — другое войско. Он видит только первую шеренгу, потому что дальше начинался склон.

Войско. Серые плащи и поблескивающие острия копий.

От шеренги отделяется человек. Капюшон серого плаща откинут, и на стальном полушарии шлема играют солнечные лучи.

В вытянутых руках человек торжественно несет длинный предмет. В полной тишине.

Человек подходит ближе. Санти слышит, как поскрипывает свежая трава под его сапогами. Бородатое лицо человека ниже значка на нагруднике Санти. Вагар. В трех шагах он остановился:

— Туринг Свант Улайвсон приветствует Данила, сына Асхенны!

Каждое слово, казалось, повисало в неподвижном воздухе.

— Данил, сын Асхенны, приветствует Сванта Улайвсона, туринга!

Санти не узнает собственного голоса, низкого и мощного, как боевая труба.

Воины за спиной ударяют в щиты рукоятями мечей, и воздух над холмом вздрагивает, как от удара грома.

— Я, туринг Свант Улайвсон, вручаю тебе, Данил, сын Асхенны, в знак великой благодарности и уважения, которое народ мой заявляет твоему народу, сей дар!

Длинный предмет, который туринг держит в руках, завернут в плотную алого цвета ткань. Вагар медленно разворачивает ее, и Санти видит меч в белых, как молоко, ножнах. Без единого узора или украшения.

— Прими! — говорит туринг и протягивает меч Санти.

Юноша видит свои руки в толстых кожаных рукавицах, с нашитыми сверху полосками металла. На левой — боевой браслет с четырьмя шипами. Руки эти принимают меч, и Санти наклоняет голову в знак благодарности.

Вагар отвечает таким же поклоном, и за спиной Санти рукояти мечей второй раз ударяют в стальные щиты.

— Принимаю и благодарю! — произнес губами юноши тот же мощный голос.

— Сними рукавицу, Данил, сын Асхенны!

Санти стягивает латную рукавицу с правой руки и кладет ладонь на белую шершавую рукоять.

Санти глядит на руку и удивляется — это его собственная рука. Немного более жилистая и смуглая, но его, Санти.

— Пусть меч увидит свет! — восклицает вагар. — Луч солнца еще не касался его. Пусть клинок увидит свет в твоей руке, благородный Данил!

Движением, привычным, как вздох, Санти-Данил выхватывает меч. Гул за спиной: воины увидели и узнали клинок. Светлое, с серебристым отблеском, лезвие из бивня хармшарка. Оно белее, чем те два клинка, которые он, Данил-Санти, видел прежде. Но это, без сомнения, он, драгоценный бивень. Воистину это — Дар! Понятно, почему на ножнах и рукояти нет отделки.

— Ты взял меч, сделанный отцами наших отцов! — провозгласил туринг. — Ты удостоен! Бессмертен меч сей. И сила богов, заключенная в нем, бессмертна. Твой род, Данил, сын Асхенны, да будет так же бессмертен и неизменен, дабы хранить его вечно! Нет магии, что сможет опутать сына рода твоего, сжимающего сей меч. Сила богов, живущая в мече, охранит твою волю и твою руку, а рука да свершит остальное! Я, туринг Свант Улайвсон, говорю: ты, сыновья твои, сыновья сыновей твоих — друзья наши по крову и крови! Будет так!

— Я, Данил, сын Асхенны, говорю: будет так!

Данил-Санти вскидывает меч над головой и в третий раз ударяет гром.

Вагар поворачивается и идет к своим, а затем все серое войско спускается с холма к реке, где удерживаемые якорями, подняв прямоугольные серые паруса, стоят вагарские дракены.

Весла вспенивают воду, и дракены скользят вверх по реке. Санти вкладывает меч в ножны и поворачивается к войску...

* * *

Санти лежал на животе, подперев ладонями подбородок, и задумчиво глядел на Ронзангтондамени потемневшими изумрудными глазами. Он только что закончил говорить и теперь просто смотрел на озабоченное лицо Женщины Гнона.

— Это все? — спросила она.

— Ты теперь знаешь столько же, сколько и я, — сказал юноша. — Ты все еще хочешь помочь?

Лицо Ронзангтондамени окаменело. «Ты ее оскорбил!» — пришла мысль Этайи.

— Я не уверен, что ты сможешь помочь, и я совсем не хочу принести тебе беду, Ангнани! — быстро сказал юноша. — Мне ведь не безразлично, что с тобой будет! Позволь мне не жалеть о том, что я тебе все это рассказал!

— Он прав, Генани, сестра! — подтвердила Этайа. И, мысленно, Санти: «Молодец!»

Ронзангтондамени посмотрела на нее, потом снова на Санти. Она думала. Но недолго. Урнгрийка подняла руку и выпятила нижнюю губу.

— Я — Женщина Гнона! — надменно сказала она. — Через четыре часа здесь будет триста всадников! А через двенадцать часов — тысяча. А если этого мало — десять тысяч! У меня достаточно сестер в Урнгуре!

— Но в твоем селении меньше мужчин... — начала Этайа.

— Я отзову их из Королевских хогр! То же сделают и другие! — Она хлопнула в ладоши. Появился слуга.

Ронзангтондамени бросила ему несколько слов на урнгриа. Брови слуги полезли на лоб, но он кивнул и вышел.

«Она сделала это», — сообщила Санти Этайа.

— Через четыре часа у тебя будет триста солдат! — заявила урнгрийка. — Что еще?

Свист рассекаемого крыльями воздуха заставил их посмотреть вверх.

Над домом кружил бронзовый дракон. Он опускался. Широкие треугольные крылья гнали ветер, от которого заговорила листва на фруктовых деревьях. Вытянув когтистые лапы, дракон искал место, чтобы сесть. Крыша дома не казалась ему достаточно прочной. Глаза Санти вспыхнули: он никогда не видел дракона вблизи.

Наконец бронзовый решился, замахал крыльями и вцепился когтями в загнутый край крыши. Край выдержал. Дракон, наклонив голову, оглядел сидевших внизу людей, потом опустил одно крыло, свесив его почти до самой земли, и по нему скатился мальчишка. Он упал на спину в мягкую поросль клумбы. Дракон толкнулся вверх и, часто ударяя крыльями воздух, стал подниматься в небо.

Мальчишка вскочил, отряхнулся и отвесил поклон:

— Я — Гестион! Приветствие! — воскликнул он. — Учитель послал меня!

— Приветствие и тебе, летающий на драконах! — быстро оправившись от удивления, сказала Ронзангтондамени. — Ты — маг?

— Ученик мага! — вмешалась Этайа. — Иди к нам, дружок! Что сказал тебе Учитель?

— Он сказал... Можно я сяду?

— Садись.

— Он сказал: Прекрасная из солнцеволосых! Помоги!

— Больше ничего?

— Только это.

— Где он сам?

— В западных горах. Так он сказал.

— О чем он? — спросил Санти.

— Он — ученик Троя-Странника. Просит помочь Нилу. И прислал дракона.

— Дракона? Почему же ты тогда отпустил его? — обратился Санти к мальчику.

— Я его не отпускал! Он сам улетел! — недовольно ответил Гестион.

— Не тревожься! — сказала фьёль. — О драконе сказал сам дракон. Это я отпустила его. Если я позову, он придет. Но я не позову.

— Почему, Этайа?

— Я не могу вмешиваться, — Санти показалось, что он уловил в голосе фьёль сожаление. — Чтобы не пробудились другие.

— А я? — спросил Санти. — Я — могу?

— Ты можешь. Но это не твое. То, что ждет побежденного, — хуже смерти! — И мысленно: «Это не шутка, Туон! Твое будущее сейчас — как круги на воде. Я боюсь за тебя, Туон!»

Санти заколебался. Обе женщины смотрели так, словно от его решения зависела их жизнь. Но ни одна не взялась бы ответить за него.

— Этайа, ты знаешь, где Нил?

— Да. На одном из верхних уровней Дома Сирхара! — мысленно она показала ему место.

— Дракон! — сказал юноша. — Позови дракона! Я смогу управлять им?

— Я смогу! — торопливо проговорил Гестион. Он один не сомневался в выборе Санти. Потому что был всего лишь на полдесятка лет младше юноши.

— Позови дракона, Этайа!

— Санти! — с мольбой в голосе сказала Ронзангтондамени. — У меня только восемь телохранителей! Подожди четыре часа!

«Этайа, покажи мне Нила!»

«Только его глазами».

«Как можешь!»

«Смотри!»

— Я не буду ждать!

— Поднимайтесь на крышу! — сказала Этайа. — Я позвала дракона!

* * *

— Сирхар!

Ди Гон обернулся так резко, что отшатнувшийся жрец едва не упал.

— Я приказал не беспокоить меня в Храме! — рявкнул колдун.

— Но, сирхар, ваша... Приближенная Королевы! Она настаивала! Она велела передать: к дому Женщины Гнона уже дважды прилетал бронзовый дракон!

— Тысяча демонов! Почему не доложили сразу?

— Я... Мы... Мы боялись, сирхар!

— Дурак! Впрочем, нет, все правильно. Я доволен! — Он похлопал по щеке окончательно растерявшегося жреца. — Проследи, чтобы все было готово к Приношению! — И поспешил к выходу из подземелья.

* * *

Дракон мягко опустился на плоскую крышу Дома Сирхара, спугнув обосновавшихся здесь ургов. Разжиревшие падалыцики с недовольным шипением снялись и закружились над драконом и теми, кого он принес.

Гестион спрыгнул на обшитую железом крышу.

— Как мы попадем внутрь? — спросил он.

— Я, а не мы! Ты останешься здесь! — Санти внимательно разглядывал поверхность крыши, ища люк. Лицо мальчика приняло обиженное выражение.

— Почему? — спросил он.

— Потому что, если мы оба уйдем, дракон улетит! Ты, кстати, сумеешь удержать его?

— Конечно!

Санти попытался сам настроиться на дракона, но его теперешние мысли были слишком тревожны, и дракон занервничал, почувствовав их.

Гестион велел зверю наклонить голову и положил ладонь на мигательную перепонку, затянувшую глаз. Дракон успокоился.

Круглая крыша, огражденная парапетом в три локтя высотой, понижалась к центру. Там было отверстие для стока дождевой воды, затянутое сеткой. Санти оно не подходило.

«Здесь должны быть люки!» — думал он, обходя крышу по спирали.

И он нашел люк, не один — целых шесть. Но открыть их оказалось непросто. Крышки люков были утоплены вровень с поверхностью крыши и герметично закрывали отверстия. Щели были настолько тоненькими, что зацепиться невозможно. Санти попытался поддеть их ножом, но только обломил кончик лезвия.

Юноша задумался. Возвратиться ни с чем он не мог. И времени у него оставалось немного: дракон — слишком заметная штука. Наверняка сирхар уже спешит сюда, даже если Этайа не ошиблась, сказав, что в башне его нет. Что за чушь лезет в голову? Фьёль не могла ошибиться! Дракон... Дракон...

Взгляд Санти упал на огромные лапы, заканчивающиеся острыми изогнутыми когтями.

— Гестион! — позвал юноша. — Ты можешь попросить его сковырнуть вот это? — Он тронул ногой крышку люка.

— Попробую, — сказал мальчик не слишком уверенно. И позвал дракона, который неловкими прыжками приблизился к нему.

Некоторое время они «беседовали», потом, наклонив треугольную голову, дракон принялся изучать поверхность крыши.

— Он понял! — обрадовался Гестион.

Дракон поскреб лапой люк. На ржавой крышке остались глубокие царапины. Бронзовый перенес тяжесть тела на основание хвоста, поднял лапу и обрушил ее на крышку.

Крышка со звоном вылетела из гнезда и, упав, откатилась к ограждению. Дракон, переваливаясь, отошел на несколько шагов.

Санти заглянул в дыру: железная лестница спиралью уходила во тьму. Четыре сломанных запора болтались по краям отверстия.

— Я пошел! — сказал юноша.

Гестион поднял сжатый кулак. Санти ответил тем же и нырнул в люк.

Лестницей не пользовались давно. Ступени покрылись толстым слоем мягкой пыли. Санти старался двигаться тихо и осторожно, но вряд ли у него это получалось. В отличие от Нила и вагара, он не видел в темноте, а то внутреннее зрение, которым он недавно научился пользоваться, здесь почему-то не открывалось.

Он смутно ощущал каменное тело башни, наполненное чем-то вязким, пористым... Не на физическом уровне, конечно. Здесь Санти был полностью отрезан от остального мира. Магия Дома Сирхара как бы запечатывала тех, кто оказывался внутри.

Мелкая пыль щекотала ноздри. Подошвы негромко звякали о ступени. Санти держался рукой за шест, вокруг которого «вилась» лестница. Он пытался считать ступеньки, но сбился. Сверху, с крыши, через открытый люк, до него доносились звуки: шаги Гестиона, скрежет драконовых когтей, хриплые вопли ургов. Внизу, там, куда спускался Санти, было тихо.

Лестница кончилась, и Санти едва не стукнулся лбом о дверь. Ощупав ее, он убедился, что дверь заперта. Санти обследовал тесное помещение, в котором оказался, и нашел решетку. За ней — пустое пространство.

Когда, взявшись за прутья, Санти как следует потянул, решетка подалась и образовалась щель, достаточная, чтобы юноша смог в нее протиснуться.

Он оказался в тоннеле квадратного сечения, уходящем влево и вниз под углом градусов двадцать. Выбора не оставалось, и Санти начал осторожно спускаться. Слабый ветер все время дул ему в лицо. Тоннель оказался достаточно просторным, чтобы можно было идти, не задевая стен и только чуть-чуть наклонившись.

Юноше показалось, что спуск длится целую вечность, но вряд ли он занял больше нескольких минут. Просто в темноте, не зная, куда идешь, трудно сохранить чувство времени.

Но вот тоннель кончился, и Санти оказался у такой же железной решетки, что и наверху. Ему не составило труда вынуть ее. Юноша выбрался из вентиляционного канала и пошел по полутемному кольцевому коридору.

Прошел он не больше сорока локтей, когда впереди послышались шаги, сопровождаемые позвякиванием металла.

Санти замер. Он упустил момент, когда можно было удрать в противоположную сторону. Упустил, потому что буквально окаменел от страха. Он прислонился к стене коридора, вжался в нее так, будто она могла его спрятать. Теперь он увидел свет: блики на стенах. У идущего был светильник. Ноги юноши подкашивались. Все его оружие — небольшой нож с обломанным концом. Но и будь у него меч, Санти все равно не смог бы им воспользоваться: руки стали ватными. По спине потек холодный пот. Теперь он увидел идущего. Урнгурец, в доспехах, с коротким копьем в одной руке и светильником в другой. Воин двигался размеренным шагом: ни быстро, ни медленно. Фонарь освещал пространство в десять локтей, и Санти воин пока не видел. Но непременно увидит, когда подойдет ближе.

Санти понимал, что надо действовать, но... не мог. Как он жалел в этот миг, что не обучился воинскому искусству!

Солдату оставалось пройти каких-нибудь десять-двенадцать шагов — и он увидит Санти. Юноша распластался на стене. Лицо его, вероятно, сделалось таким же серым, как сама стена. Он перестал чувствовать свое тело, он уже улавливал мысли солдата, однообразные, как стены коридора, по которому шел урнгурец.

Свет фонаря упал на лицо Санти. Юноша перестал дышать. Солдат заметил его. Юноша почувствовал удивление урнгурца. Нарастающее удивление с примесью страха. Солдат стоял рядом, держа фонарь в вытянутой руке. Их глаза встретились и... Санти мысленно чуть-чуть подтолкнул его. Это получилось непроизвольно, но солдат вздрогнул, моргнул, поставил на пол фонарь, потер глаза рукой, еще раз посмотрел...

— Померещится же! — пробормотал он по-урнгурски. Поднял фонарь и так же неторопливо двинулся дальше.

Ноги Санти подкосились, и он опустился на пол. Сердце прыгало, как бешеное. Он даже не в состоянии был испытать радость, просто сидел и переводил дух.

Но особенно рассиживаться Санти не мог, если не хотел еще раз встретиться со стражником. Потому отдых его длился не больше минуты.

Санти миновал несколько запертых дверей и наконец нашел открытую, с непонятным значком наверху. За дверью оказалась лестница, и юноша спустился по ней на один этаж; знак на двери обозначал уровень, где находился Нил. Дальше — короткий коридор. Санти миновал его без приключений. Коридор вел к покоям Ди Гона. К некоторому удивлению юноши, дверь была не заперта. Но, перешагивая через порог, Санти испытал странное сопротивление, словно разрывал тонкую пленку.

Юноша насторожился, однако ничего не произошло. Он оказался в просторной темноватой комнате, обставленной не по-урнгурски и не по-конгайски. Надо полагать, мебель привезли из Империи. Так же, как и старинные, тайской работы шпалеры. Санти, озираясь, пересек комнату и, откинув шелковый занавес, вышел в соседнюю, немного побольше. Здесь света хватало, но свет этот был окрашен в красный цвет вставленным в большое овальное окно витражом. Витраж изображал летящее чудовище — пылающего чернокрылого демона с оскаленной пастью над полыхающими руинами. Работа великолепная. И жуткая. Очарованный, Санти несколько секунд не мог отвести глаз, от витража. Наконец, стряхнув оцепенение, поспешил дальше, и в третьей комнате первым, что бросилось в глаза юноше, была огромная каменная голова кугурра, а под ней — повисший на цепях Нил. В сравнении с каменным кугурром даже такой гигант, как сын Биорка, казался маленьким. Нил был без сознания.

Санти внимательно оглядел комнату. Полог алькова откинут, но широкое ложе пусто. На низеньком столе, на агатовой поверхности, похожей на окаменевший срез древесного пня, Санти увидел нечто знакомое: меч Эрда в забрызганных запекшейся кровью ножнах. Повинуясь внутреннему импульсу, юноша взял его. Удобная шершавая рукоять, покрытая легкой затейливой резьбой. Она пришлась точно по ладони Санти. И юноша испытал странный подъем: у него появилось ощущение, что это его меч. Совсем не то ощущение было, когда он держал в руках гурамскую саблю Шуорда. Санти разжал пальцы и, держа ножны левой рукой, посмотрел на эфес. И вдруг на какое-то время зрение его потеряло остроту, узоры расплылись, и Санти узнал меч. Он действительно держал его в руках. Прошлой ночью. Во сне. Тот самый меч, только в других ножнах. Нет, в тех же. Только они потемнели, и их, так же как и рукоять, украсила резьба. Как сказал когда-то Биорк? Меч Асенаров? Он сомкнул пальцы на эфесе и попытался вынуть меч из ножен. Клинок не поддавался. Он рванул посильнее.

«Кровь, — подумал он, — кровь запеклась на клинке!»

Санти покрепче сжал эфес и ощутил силу, таящуюся в мече. И он готов был поклясться, что за столетия, прошедшие со времен Данила, сына Асхенны, сила эта возросла. Санти сосредоточился, собрался, как это делал Нил (он вспомнил!) перед тем как проломить стену в гостинице...

Меч выскочил из ножен неожиданно легко. Лезвие — в разводах черной крови, а у самого острия темнело неправильной формы пятно с рыжими краями.

«След демона!» — услышал Санти голос Нила.

Он мгновенно обернулся. Великан смотрел на него.

«Ты отважный парень, малыш! Я рад, что ты пришел!» — Губы его не шевелились.

— Я слышу твои мысли, Нил! — воскликнул юноша. — Но почему ты молчишь? Тебя изуродовали?!

«Нет! Этот ублюдок околдовал меня. А теперь уходи! И быстро, пока эта черная тварь не застала тебя! Уверен, он уже мчится сюда! — и, сообразив, что Санти уходить не намерен: — Как ты проник в башню?»

— Через крышу. У нас еще будет время поговорить, Нил! — Санти посмотрел на меч, а потом на сковывающие великана цепи. — Как ты думаешь, я смогу разрубить их?

«Нет! Попробуй разбить камень. Камень, там, где крепятся кольца!»

Санти подошел и неловко ударил мечом по одной из лап, отколов маленький кусочек.

«Нет! Так не пойдет! Ты должен ударить, а не постучать!»

Санти задрал голову, чтобы посмотреть на великана, и впервые заметил ожог.

«Не беспокойся, мне не больно!»

Но юноша почувствовал ярость. Он взмахнул мечом... и вышиб кольцо из камня! О! Теперь он понял, как это делается! Второе кольцо — и ноги Нила свободны! С верхним кольцом было сложнее: Санти было до него не дотянуться. Агатовый столик решил дело. Юноша подтащил его поближе, взобрался и одним ударом развалил пасть кугурра. Один из осколков камня сильно ударил Нила по макушке, но великан даже не поморщился.

С руками Нила дело обстояло скверно. Мышцы их окаменели. Северянин не смог даже опустить их. Санти пришлось всей тяжестью повиснуть у него на запястьях. Если бы великан не умел справляться с болью, он неминуемо потерял бы сознание. Но он умел. Запястья его были скованы длинной цепью, на которой болталось толстое чугунное кольцо. Однако ходить Нил мог. Санти вдруг сообразил, что выйти тем путем, по которому пришел он сам, им не удастся: великану не пролезть в щель, тесную даже для молодого фарангца.

«Должен быть другой путь! — подсказал Нил. Санти чувствовал поддержку, и ему стало легче. — Там была лестница!»

— Да! — сказал Санти, пропуская Нила вперед.

Юноша полагал, что безоружный, не чувствующий рук Нил — куда более опасный боец, чем он сам, вооруженный мечом из бивня хармшарка. Поэтому он пропустил Нила вперед.

Великан сумел вернуть себе часть сил, и его походка стала вновь плавной и упругой. Глаза внимательно глядели по сторонам. Они миновали три комнаты. Санти больше не чувствовал сопротивления, когда проходил через двери. Последний зал. За ним — коридор и лестница. Два больших окна пропускали довольно света. Паутинные кисеи на них слабо колебались от движения воздуха. На гладком мозаичном полу лежала узкая ковровая дорожка. Нил ступал по ней. Санти двигался за гигантом, сжимая эфес меча.

Нил прошел половину комнаты и резко остановился.

Санти замер, почти уткнувшись ему в спину. Великан судорожно вздохнул: в дверях стоял Ди Гон.

Колдун поначалу не заметил Санти. Только Нила.

— Стоять! — властно произнес он.

И Нил застыл, не в состоянии пошевельнуться.

— Как ты сумел удрать? Говори! — чародей подошел вплотную и коснулся пальцем горла Нила, освобождая его язык.

«Беги!» — мысленно приказал Нил Санти. И вслух:

— Я?

— Ты сильней, чем я думал! — проговорил колдун. Он все еще не чувствовал Санти.

«Беги!»

Санти выскочил из-за спины Нила и что было сил помчался к выходу. В руке у него был меч. Только потому, что юноша не хотел (не мог?) его оставить: любой меч — ничто против Хлыста.

Ди Гон не сделал попытки его остановить. Он спокойно позволил Санти добежать до двери, а потом приказал:

— Замри! — И начертал в воздухе знак.

Но, к его изумлению, Санти не застыл в неподвижности, а, напротив, выскочил из комнаты и припустил еще быстрей. И это настолько поразило Ди Гона, что маг замешкался и дал беглецу еще два десятка шагов. Когда же колдун, взвыв от ярости, устремился за ним, Санти уже взбегал по лестнице. Он промчался по длинному коридору, к счастью, не встретив никого, и нырнул в отверстие наклонного тоннеля за четверть минуты до того, как к дыре подбежал Ди Гон. Если бы колдун немного подумал, он по лестнице поднялся бы наверх и встретил Санти у выхода из шахты. Сирхару, однако, некогда было думать.

Он сунул Хлыст в отверстие — и жар лизнул пятки Санти. Но юноша уже вскарабкался на добрых двадцать локтей. Подгоняемый страхом, он лез, лез, отталкиваясь рукой, ножнами меча. Хлыст удлинился, но тоннель не был прямым — огненный язык задел стену. Санти услышал треск лопающегося камня и приглушенные расстоянием проклятия колдуна.

Ди Гон наконец сообразил, что ему следует делать, но когда он выжег замок и помчался вверх по лестнице, Санти был уже под самой крышей. Мгновение — и он вынырнул из люка. Гестион протянул руку, и Санти вскарабкался на отливающую бронзой шею.

Когда сирхар выскочил на крышу, дракон был уже слишком далеко, чтоб заставить его вернуться. Позвать дракона Ди Гон мог, но дракон идет на зов далеко не всякого мага.

Санти спасся. А вот Нил...

Глава тринадцатая

Восемь категорий разумных живых существ Мира владеют волшебной силой: боги, демоны, маги, фьёльны, драконы, магхары, вагары и люди. Причем боги, демоны, маги и фьёльны повелевают своими чарами, драконы защищаются от чужих чар (впрочем, есть мнение, что на них просто не действует человеческая магия), а магхары, люди и вагары (те, кто одарены) лишь пользуются колдовским даром. Считается также, что человек может стать магом, маг же способен стать демоном или богом. В посмертии.

Гагар Глорианский.

«Божественное и человеческое»

— Не огорчайся! — утешала Санти Ронзангтондамени. — Никто из мужчин не может устоять перед сирхаром. — Сердце ее сжималось от мысли о том, что могло случиться с ее Санти, но как она гордилась им! — Никто! И так было всегда. Мать моя говорила, что прежний сирхар был не слабее. Если бы Ди Гон не был так силен, разве твой Нил не одолел бы его? Но ты, ты устоял!

— Ты удивил даже меня, Санти, — сказала Этайа. — Ди Гон — могучий маг, а ты еще недостаточно чист, чтобы противиться ему самостоятельно.

— Это не я! — сказал Санти. — Это он!

И указал на меч Эрда.

Фьёль было достаточно взглянуть на меч, чтобы понять, в чем дело, но Женщина Гнона потребовала объяснений, и Санти пришлось рассказать ей о своем сне.

— Теперь я понимаю еще меньше! — Ронзангтондамени покачала головой. — Ты же не Асенар!

— Вот этого и я не понимаю! — признался Санти. — Тай, что ты скажешь?

— Ничего.

Появился слуга:

— Госпожа! У ворот очень маленький человек с очень густой бородой!

Ронзангтондамени вопросительно посмотрела на Санти.

— Это Биорк! — обрадовался юноша. — Пойдем! — сказал он слуге. — Я сам его встречу!

Биорку и Эрду повезло. Особенно Эрду, которому иначе не дожить бы до следующего дня. Но он встретил утро, с ног до головы покрытый целебным бальзамом, лежа на мягчайшем пуховике, овеваемый опахалами двух слуг. Так велел лекарь. Каждые три часа в рот ему вливали укрепляющий отвар с успокоительным. Воин был без сознания.

Биорку не потребовалось такой основательной помощи. Еще вечером он пришел в себя, поел и поговорил со своими спасителями.

О судьбе его сына урнгурцы ничего не знали, но зато во всех подробностях описали массовое «жертвоприношение». Биорк мог надеяться, что Нил жив.

Вагара никто не опекал и ближе к полудню, восполь зовавшись тем, что никто не обращает на него внимания, Биорк улизнул.

Дом братьев находился в средней части Шугра, и Биорку не сразу удалось проникнуть в Королевский Город.

Ворота охранялись четырьмя стражниками, и вагару совсем не хотелось попадаться им на глаза. В конце концов он ухитрился прицепиться к днищу воза с продовольствием и, миновав ворота, оказался на площади перед Дворцом. Здесь он спрыгнул, увернулся от колес и перебежал под защиту деревьев. Его никто не заметил: воз был последним в цепи.

Стараясь не выходить на открытое место, Биорк пробрался к дому Ронзангтондамени, который запомнил в день их приезда в Урнгур.

Санти выбежал ему навстречу через минуту после того, как маленький воин обратился к привратнику. Друзья обнялись, и Биорк через плечо юноши, верней, из-под его руки... увидел скачущих к дому всадников. Реакция у вагаров отменная. Он мигом втолкнул Санти в дом, стал в дверях и приготовился к бою, уверенный, что воины посланы за ним.

Но когда урнгурцы, осаживая пардов, подъехали к дому, вагар увидел толстый слой рыжей пыли, покрывающий шерсть животных и плащи людей. А поймав удивленный взгляд привратника, окончательно убедился в своей ошибке.

Маленький воин расслабился и отодвинулся в сторону, чтобы трое из прибывших вошли в дом.

— Не волнуйся! — сказал ему Санти. — Думаю, у нас теперь есть триста воинов!

— Я вижу только дюжину! — возразил вагар.

— Ангнани сказала, что их будет триста. Я ей верю. И они нам понадобятся не меньше, чем твой ум.

Санти коротко рассказал вагару о положении, стараясь быть самокритичным. И сказанного было достаточно, чтобы маленький воин навсегда перестал относиться к нему свысока. Санти еще раньше завоевал его симпатию, теперь же к ней прибавилось уважение.

— Приветствие, воин! — Ронзангтондамени указала вагару на одну из подушек. — Садись! Санти говорил о тебе. Никогда не видела настоящего вагара! Ты не так уж мал ростом, как о вас говорят!

— Я слишком много прожил с людьми и немного подрос! — улыбнулся Биорк.

— Как ты кстати! — сказала Этайа. — Нам нужен твой талант!

— Мой талант — ничто в сравнении с твоим! — поклонился маленький воин.

— Мы думаем о том, как спасти твоего сына! — сказала фьёль.

— Сына? — Биорк покосился на Женщину Гнона.

— Она все знает! — сказал ему Санти. — И предложила свою помощь, как ты видел.

— Ты — воин? — спросил ее вагар.

— В Урнгуре женщины не воюют! — с некоторым высокомерием сказала Ронзангтондамени. — У нас довольно мужчин!

— Это я заметил!

— Триста солдат. Командиры здесь, остальные в Нижнем Шугре, если мало, скажи.

— Где Нил?

— В Доме Сирхара, — ответила фьёль. — Если он захочет принести его своему богу, то сделает это сегодня. В Храме.

Вагар задумался, потом спросил:

— Где дракон, о котором говорил Санти?

— Далеко. Но он вернется. Ты не забыл, что драконы не нападают на людей?

— Нет, — усмехнулся маленький воин.

— Мы атакуем их, когда они поведут Нила в Храм! — предложил Санти.

Вагар покачал головой.

— Этайа, — сказал он, — насколько я понимаю, опасен именно колдун?

— Не называй его колдуном! — возразила фьёль. — Он маг. Сильный маг. Не называй его колдуном. Это расслабляет тебя.

— Госпожа! — обратился Биорк к Женщине Гнона. — Твои воины справятся с жрецами?

— Да. Но не с сирхаром! С ним не справится и тысяча воинов. Он — сирхар! Его невозможно убить!

— Не думаю. Моего сына тоже звали Неуязвимым. До вчерашнего дня.

— Ди Гон очень силен, Биорк! — напомнила Этайа.

— Это я понял. Когда они начнут?

— Не знаю. Но скажу, когда за Нилом придут.

— Этайа, дракон должен быть здесь.

Вагар повернулся к Ронзангтондамени.

— Госпожа, как только они начнут, твои воины должны быть на площади перед Храмом. Они не вызовут подозрений?

— Нет. На площади будет много людей. В Урнгуре любят зрелища.

— Этайа, дракон станет повиноваться мне?

— С ним будет Гестион.

— Кто это?

— Мальчик. Его прислал Трой.

— Вот как? А сам Странник?

— Не знаю.

— Ладно, — кивнул Биорк. — Обойдемся.

— Что ты придумал? — спросил Санти.

— Сейчас расскажу.

* * *

Процессия медленно двигалась через площадь от Дома Сирхара к Храму. Первыми, приплясывая, шли жрецы в желтых набедренных повязках. Длинные, тощие туловища раскачивались под звуки идущего за жрецами оркестра. Музыка, которая звучала, была скорее устрашающей, нежели приятной, но она была именно та, что заставляет тело двигаться.

За музыкантами в подаренной Ронзангтондамени белой колеснице плыл над желто-коричневым потоком жрецов Нил.

Его вновь облачили в подобающие Хаору царственные одежды. Гигант казался непоколебимо величественным и никто из зрителей не догадывался, что телом «Хаора» управляет не он сам, а воля сирхара, его жреца, чья запряженная красными громадными кугуррами колесница следовала позади процессии.

Площадь кипела и пенилась возбужденной толпой. Полны были и балконы Дворца Королевы. Разумеется, и сама она, Королева Урнгура, смотрела сейчас вниз, на торжественное шествие. Никто из тех, кому дозволено было присутствовать сейчас в Верхнем Шугре, не упустил возможности. Хаор уходит! Уходит, удовлетворенный своим народом. И своим слугой, Верховным Жрецом и сирхаром Ди Гоном. Церемония в Храме открыта только для посвященных, высших жрецов, но шествие могут увидеть многие. И должны увидеть! Потому так медленно движется оно, потому так пляшут коричневокожие коротконогие жрецы.

Радуйся, народ Урнгура! Хаор уходит!

Багровые в лучах садящегося солнца кугурры, скованные волей сирхара, так же как и Нил, плавно катили колесницу мага. Ди Гон ни на мгновение не ослаблял внимания. Если враги готовят удар, он будет нанесен сейчас. Глаза сирхара, его чутье, его внутреннее зрение — все было предельно обострено. Появись на королевской площади кто-нибудь враждебный его замыслам — тотчас упадет, связанный заклятием. Велика мощь Ди Гона. И с каждым побежденным врагом она растет! Мягко ступают кугурры. Беснуется толпа вокруг. Неподвижно лицо Нила. И совсем близко ворота Храма. Там, в подземелье, уже никто не посмеет и не сможет помешать Ди Гону. Хорошо, что площадь заполнена людьми: сильному нужен простор. Тому, кто захочет напасть, нужно добраться до сирхара прежде, чем маг увидит врага. Даже для выстрела из арбалета нужно приблизиться. А кто устоит перед волей Ди Гона? Сегодня таких нет! Сегодня его день, день великого мага Ди Гона! Сегодня даже Трой-Странник не посмеет бросить вызов Ди Гону!

Старшие жрецы уже вошли в низкие храмовые ворота. Осторожно ступают ноги входящего: не наступи на Оберегающего Вход! Наступишь — умрешь. Медленно и осторожно должен входить человек в жилище бога. С радостью и с почтением. Со страхом и трепетом.

Громче заиграла музыка, оркестр прошел между колоннами и канул во тьме. Этим не будет позволено присутствовать в нижних залах, но под своды Храма войти разрешено и им. За музыкантами, втягиваемая черными пастями тяжелых арок, потекла желто-коричневая волнующаяся масса жрецов. Въехала в тень портала белая колесница, увозя Нила. За ней — снова жрецы.

Наконец и голова переднего кугурра исчезла в тени. Широкая лапа опустилась совсем рядом с позеленевшим островерхим шлемом.

И Ди Гон расслабился: никто не посмел бросить ему вызов. Силен маг! С шумом выпустил он из груди накопившийся воздух, а потом зевнул, как зевает пард или кугурр, сбрасывая напряжение...

И краем затуманенного на миг сознания уловил длинную темную тень, скользящую над площадью. Колесница его уже въехала в арку, когда огромный и стремительный бронзовый дракон пронесся над головами людей, как живая молния. Беззвучно пронесся над самым входом в Храм и взмыл в небеса. Толпа ахнула. Колесница исчезла во мраке Храма, и никто, ни один человек из тех, что стояли на площади или вошли в подземное святилище свирепого бога, не увидел, как короткая арбалетная стрела, пробив затылок сирхара, вышла у него изо рта.

Ни один человек не был способен на такой выстрел. Только магхар вроде Желтого Цветка, растягивающий время, как кружевную пряжу, или вагар, мастер Манг-хел-Сёрк, попадающий в глаз хармшарка с борта прыгающей на волнах лодки.

К сожалению, нет такой стрелы, которой можно убить настоящего мага. Но, как говорят в Конге, и краб может поддержать падающую гору. Или подтолкнуть. Звезда Ди Гона упала.

Даже магу нужна вся его сила, чтобы удержать жизнь в теле, чей мозг пронзен арбалетной стрелой. Вся сила! И Ди Гон направил ее внутрь, всю силу! И потому воля его, идущая вовне, ослабела.

Освободившийся Нил вскочил на ноги, увидел мага и стрелу, на пол-ладони торчащую у него изо рта, понял: надо спешить.

Великан огляделся вокруг: на сей раз ни у кого из жрецов не было оружия. Но он и голыми руками разорвал бы Ди Гона за те несколько мгновений, что были у него. Нил не успел.

Не он один освободился. Три кугурра, три громадные, свирепые, быстрые, как пожар, кошки тоже освободились.

Огромная, шире лица Нила, красная лапа с растопыренными острыми когтями смяла переднюю стенку колесницы сирхара. Вторая лапа поймала извивающегося мага, сбросила вниз, как куклу, и над телом мага заплясал живой костер. В минуту Ди Гон был разорван на куски и проглочен огромными зверьми. Ничего не осталось — несколько капель крови на ноздреватых камнях, и все. Даже одежда его, даже украшения, даже всесжигающий Хлыст исчезли в желудках истомившихся хищников. А наверху, по запруженной урнгурцами площади, двигался к воротам, щетинясь копьями, рыжий клин, острием которого были пятеро всадников на низкорослых урнгурских пардах.

А из горла Храма уже бежали охваченные паникой жрецы. И впереди их — облаченный в королевские одежды гигант. Он увидел всадников и рванулся к ним, расшвыривая встречных: пард — это свобода! Нил рвался к пардам, всадники — к Нилу. Но между ними была толпа людей, уже начинающая понимать, что происходит нечто ужасное. И тут Нил увидел, что один из всадников, машущий руками над головой, — Санти.

Воины Гнона рвались к Нилу, Нил прокладывал дорогу в толпе, как гребец — в штормовом море. Ужасные крики в подземелье превратились в один несмолкающий вопль, жрецы, топча друг друга, рвались наружу. Ноги их сшибали шлемы Священных Стражей, деревянные башмаки крушили хрупкие от времени черепа. Кто будет смотреть под ноги, когда за спиной — три взбесившихся демона-кугурра?

Над королевской площадью все еще кружил бронзовый дракон.

Нил наконец соединился с воинским отрядом. По слову Санти один из командиров уступил ему своего парда. И свой меч. Не прекословя, даже улыбаясь: еще бы — Хаор!

Толпа на площади в конце концов поняла, что происходит внизу: трудно не узнать рев кугурра! Поняла и отхлынула от Храма, из которого все еще изливался желто-коричневый поток вопящих жрецов. Толпа подалась назад, но ее дальняя от Храма часть осталась неподвижной: там, наоборот, хотели быть поближе к центру событий, чтобы узнать, что происходит. К воплям жрецов прибавились крики задавленных. Встревоженная Королева пыталась что-то сделать, но ее, стоявшую на балконе Дворца, мало кто слышал.

Последняя кучка жрецов выбежала наружу. А вслед за ними — три взбешенных зверя. Опрокидывая ударами лап, хватая зубами и подбрасывая вверх вопящих людей, гигантские хищники вырвались на свободу.

При виде плотно сбившейся толпы кугурры на мгновение остановились, а потом бросились вперед, прямо в гущу урнгурцев.

Несколько Женщин селений попытались направить против зверей телохранителей, но тех было слишком мало. Им едва удавалось уберечь своих повелительниц от напора толпы. При виде хищников, которые, вдобавок к обычному страху, вызывали ужас мистический (звери сирхара!), урнгурцы потеряли свое врожденное почтение к противоположному полу.

Кугурры, чья шерсть слиплась от человеческой крови, терзали оказавшихся с самого края толпы. И люди почти не сопротивлялись. Даже те, у кого было с собой оружие. А потом один из кугурров взметнулся над головами людей и упал сверху прямо на толпу. Рядом с Женщиной одного из селений, соседних с Гноном.

Из-за тесноты ее телохранители не могли даже вынуть мечи из ножен. Зверь плясал на человеческих головах, и кровавые ошметки летели из-под его лап.

— Стреляйте же! — закричал Санти.

И воины Гнона, которые благодаря организованности сохраняли относительную свободу, вскинули арбалеты. Десятки стрел взвились в воздух. Многие попали в людей, но большая часть поразила цель. Кугурр стал похож на подушечку для иголок. Как ни живучи эти огромные кошки, но не бессмертны. Истекая кровью, кугурр в агонии замолотил лапами, а потом растянулся на головах урнгурцев. Впрочем, среди тех, на ком покоилось огромное тело, живых почти не было. Хотя и мертвые не падали — напор толпы поддерживал их.

Один хищник был мертв, но два других чудовища продолжали убивать. И здесь ни Нил, ни солдаты Гнона не могли ничего предпринять: между ними и убийцами было почти пятьдесят локтей орущей, плотно спрессованной толпы.

Великан повернул голову к двум командирам, сидевшим в седлах позади него:

— Ну-ка, парни, нажмите на меня!

Нил говорил на урнгриа, и все же Санти первым догадался, чего он хочет. И заставил своего парда навалиться грудью на круп животного Нила. Другой всадник тотчас последовал примеру юноши, а двое других надавили на пардов Санти и урнгурца. Теперь и солдаты поняли идею, нажали — и храпящий пард Нила раздвинул грудью толпу, как нос корабля раздвигает воду.

Три минуты спустя отряд «прорезал» толпу, и пард Нила вылетел из гущи людей на открытое пространство, как камень из пращи.

За ним вырвались солдаты, и сразу же ближайший из кугурров повалился наземь, пронзенный тучей стрел.

— Мой! Мой! Не стрелять! — закричал Нил, гоня парда к последнему оставшемуся в живых кугурру.

Нилу уже приходилось охотиться на кугурра, но он забыл, что под ним — необученный пард.

При виде своего дальнего родственника, пард зарычал и попятился назад. Кугурр отреагировал мгновенно. Красное тело взметнулось вверх и обрушилось на парда сверху. Нил вылетел из седла (к счастью, он не пристегнул пояса), а две огромные кошки сцепились, ревя и кромсая друг друга клыками и когтями. Исход этой борьбы был предрешен: пард с распоротым брюхом и прокушенным горлом остался лежать на камнях, а красный зверь, облизнув окровавленную пасть длинным языком, уставился неподвижными глазами на сбившуюся толпу. Люди боялись пошевельнуться, чтобы не привлечь его внимания именно к себе.

Из горла Нила вырвался рев: он в точности имитировал рычание парда. Кугурр уставился на него, а Нил зарычал еще громче, поднимая меч.

Зверь прыгнул без всякой подготовки. Только что он стоял неподвижно и сверлил Нила желтыми бешеными глазами — и вот он уже в воздухе. Но реакция Нила была не хуже. Человек и громадная кошка завертелись живым смерчем. Меч Нила сверкал, клыки кугурра лязгали громче, чем ударяющиеся щиты. Огромная лапа сбила золотой шлем с головы великана. Клочья королевской мантии кружились в воздухе. На выкрашенной в красное шерсти кровь была незаметна. Тем более что кровь кугурра того же цвета, что и человечья. Сверкала золотая кольчуга, плясал красный огонь, рычание зверя смешивалось с боевым кличем Северного Хольда.

А потом вдруг оказалось, что кугурр лежит бездыханный, а Нил вытирает клинок о его густую шерсть.

Ликующий крик вырвался из тысяч глоток. Нила подхватили на руки и понесли. Королева, улыбаясь, подняла руки в приветствии. Да, Ди Гон успел ей сообщить, что Нил — никакой не Хаор, а всего лишь слабенький маг, которого он, сирхар, лишил силы. А он оказался не таким уж слабым. Надо думать, сирхара Ди Гона уже нет в живых. И этот самозванец защитил ее мужчин, а Ди Гон их только убивал. Разумеется, численность мужчин надо сокращать, но Ди Гон делал это уж слишком усердно. Зачем убивать без нужды? Маг был хорош во время Божественного Слияния, но только во время него.

Нет Ди Гона — и хвала Хаору!

Все боялись Ди Гона. И весь Дворец радовался его смерти. Весь, кроме одной маленькой женщины. Спрятавшись в дальней комнате, Силгангмакузани, прозванная магом Черенок, наверное, единственная во всем Шугре, оплакивала сирхара.

Но и она вскоре вытерла слезы. Пусть она на полголовы ниже любой из Женщин, но она настоящая урнгрийка. И сумеет отомстить!

* * *

Второй королевский пир, на который был приглашен Санти, был не столь многолюден, как первый, зато проходил повеселее. Хотя формальная причина его считалась печальной — смерть сирхара, но Ди Гон не был тем, о ком хотелось скорбеть. Тела его так и не нашли. А что касается жертв, то Нил заявил, что за последние два дня их более чем достаточно. Что ж, предшественник Ди Гона, сирхар, тоже умер не своей смертью. И этот пир был даже не пир, а скорее государственный совет.

На сей раз Королева заняла свое собственное место, а самозваный Хаор сидел отдельно вместе с Санти и Биорком. Эрд был еще слишком слаб, чтобы пировать.

Самое почетное место отдали Ронзангтондамени. Именно ее мужчины уничтожили взбесившихся зверей. Никто не стал выяснять, почему полухогра воинов в полном вооружении вдруг оказалась на площади во время праздника.

Почти все Женщины селений присутствовали в пиршественном зале. Без мужей. А из Приближенных Королевы за столом сидели лишь двое. Зато здесь были все двенадцать старших хогранов.

Поданные кушанья были не столь обильны, как в предыдущее пиршество, но еще более изысканны. А присутствующие были несколько умереннее в еде и питье.

Королева подняла руку. Стало тихо. Санти почувствовал, как взгляды присутствующих сошлись на Властительнице Урнгура, и это вдохнуло в нее дополнительную силу.

Королева начала говорить. Нил переводил друзьям ее речь с урнгриа на конгайский.

Королева рассказала о том, как погиб растерзанный зверьми Ди Гон (об арбалетном болте, пробившем затылок мага не знал никто, кроме северян и Ронзангтондамени), упомянула Королева и дракона, назвав его Божественным Вестником. Вспомнила и о погибших в подземелье и на площади, об искалеченных и задавленных. Точное число пострадавших неизвестно, но их очень много, а было бы еще больше, и, может быть, погибли бы не только мужчины, если б не присутствующие здесь (кивок в сторону Нила и Ронзангтондамени). Королева описала гибель зверей, одного из которых Нил убил собственноручно. Это никого не удивило — Хаор есть Хаор. То, что он не вмешался сразу, а позволил хищникам погубить столько народу, тоже было воспринято как должное: Добрый Бог любит кровь!

— Наш сирхар и Верховный Жрец отправился в Нижний Мир! — громко возвестила Королева. — По воле своего господина, я полагаю?

Нил величественно кивнул.

— Тогда я, Королева Урнгура, Власть его Земли и Сила его Женщин (тут она поднялась, а с ней и все присутствующие, кроме Нила), прошу тебя, Великий и Добрый Хаор, тебя, воплощенный собственной волей, чтобы мы, народ твой, увидели тебя воочию — займи место раба! Мы понимаем — ничтожно оно для тебя, Великого и Могущественного, но высшего нет у нас. Займи его сам к нашей великой радости или укажи достойного! Просим тебя!

— Просим тебя! — эхом откликнулись урнгурцы.

Нил встал. Его беловолосая голова медленно повернулась, пока он с высоты своего роста оглядывал присутствующих. Потом взгляд его остановился на Королеве.

— Люблю мой народ! — прогремел его мощный голос. — Люблю соблюдающих мой закон! Но не один лишь Урнгур в руке моей! И есть земли, где закон мой нарушен! Я восстановлю его! И все вы будете жить в спокойствии. Я сотворю необходимое и приду к вам, а пока, вместо ничтожного и неблагодарного раба моего, Ди Гона, о котором забудьте, я оставляю вам моего собственного слугу! Он не от мира сего, но он — великий воин и великий мудрец! Вот он! — И, подхватив Биорка, поднял его над головой.

Для вагара это было полной неожиданностью. Но пришлось смириться. Что ему еще оставалось?

— Тебе зачтется! — процедил он на языке Малого народа.

Но Нил только крепче сжал лапами его сапоги.

— Приветствуйте своего сирхара! — закричал он так громко, что дрогнуло пламя светильников.

И зал взорвался криками.

Великан опустил вагара наземь, и тот, скрепя сердце, проследовал к трону сирхара.

«Это необходимо?» — спросил Санти мысленно.

Теперь он вполне прилично слышал мысли Нила.

— Вероятно, — тихо сказал великан. «Это было не мое решение. Уж отца-то я предупредил бы заранее!» Королева сделала знак, и в зал вошли музыканты.

Официальная часть программы завершилась.

* * *

Этайа очнулась от того, что рядом с ее изголовьем кто-то стоял. Фьёль не удивилась. Она ждала этого стройного, хорошо сложенного мужчину в черном колете и коротком плаще.

— Благодарю тебя, Тай! — маг поклонился. — Ты спасла его!

— Не я, — ответила фьёль.

— Не важно! — вправленный в серебряный обруч камень вспыхнул сиреневым светом. — Я знаю, кто поет гимн, а кто стучит в барабан, Тай!

— Где ты был?

— В горах.

— Трой!

— Да, Хранящая Жизнь?

— Уговори его. Пусть подождет, пока Дар вернется к нему!

— Ты говоришь? Нет! Он — Неуязвимый! Есть у него Дар или его нет! Он пойдет, Тай! Даже боги не заставят его ждать!

— Я прошу за него, Трой! Не дай ему погибнуть!

— Ты говоришь как человек, Тай!

— Многое связано с его жизнью. Для меня она важнее, чем поверженный демон.

— Демон не угрожает твоей стране!

— Да. Магия, даже магия Ушедших, бессильна на земле фьёльнов.

— Но ты не вступилась за Биоркита сама?

— Я могу действовать только из тени, Трой! Тебе ли не знать?

— Тебе ли не знать, фьёль, что и я связан тем же?

— Ты можешь.

— Да. Потому я здесь! — Маг улыбнулся, и его хмурое лицо чудесно преобразилось: стало молодым и светлым, как у юноши. — Я пришел, чтобы сделать, Тай! Я оставляю дракона и мальчика. Ты направишь дракона?

— Да, Трой.

— И еще я оставляю вот это! — Маг положил рядом с изголовьем Этайи обернутый в кожу предмет.

— Что это?

— Можешь взглянуть. Пусть Нил отдаст его демону. Вот и все. Ради Жизни, Тай!

— Ради Жизни, Трой!

Глава четырнадцатая

Не дай мне Бог, чтобы ты исчез

В обьятьях ночи слепой.

Ты входишь в безмолвный лес,

Я — вслед за тобой.

Там, в сумрачном сне лесном,

Лишь ветер и тьма.

Там, во тьме, затерялся Дом,

Дом на склоне холма.

Не дай мне Бог, чтобы ты исчез,

Ушел, как поутру сон.

Ты — есть. И я тоже есть.

Мир будет спасен!

Два сердца — и мир спасен:

Развеется Тьма

В день, когда мы отыщем Дом,

Дом на склоне холма.

Не дай мне Бог, чтобы ты исчез,

Угас, как в бурю — маяк.

Вот, кровь моя на холсте!

Кровь только моя!

Я оптом плачу за все,

Чтоб развеялась Тьма

В день, когда мы отыщем Дом,

Дом на склоне холма!

Песня Тэллы

— Что это? — Нил вертел в руках цилиндрик в локоть длиной, выточенный из светло-желтого камня и испещренный загадочной резьбой.

— Не знаю, — ответила Этайа. — Там, внутри, что-то движется.

— Это я и сам чувствую! — Великан положил цилиндрик на стол и потрогал фибулу с голубым бериллом, стягивающую края его пурпурного плаща.

Эрд, дождавшийся своей очереди, взял цилиндрик и принялся его разглядывать. Санти посмотрел на его обезображенное ожогом лицо.

«Теперь он пострашней Нила!» — подумал юноша.

Этайа помогла Эрду, но помощь пришла слишком поздно: рубцы уже сформировались, и сейчас на левую сторону лица и шеи светлорожденного невозможно было смотреть без содрогания.

«Может быть, ему еще можно будет помочь, — подумал Санти. — Надо спросить у Тай. Какие-то жалкие рубцы! Не может быть, чтобы магия фьёльнов...»

— Может быть, это печать? — предположил Эрд. — Можно попробовать сделать оттиск?

— Ни к чему! — сказал Нил. — Что бы это ни было, я возьму его с собой!

«Он должен умереть, — подумал Санти. — Но ведь сейчас он жив!»

— Тебе не нужно спешить! — настойчиво произнесла Этайа. — Подожди — и Дар вернется к тебе! Я уверена!

— Даже если и так, — возразил Нил. — Стала бы ты ждать, если бы Заповедные горы могли обрушиться на Золотой лес?

— Этого не будет! — спокойно ответила Этайа.

— Но завтра и этот дом может кануть в Пылающую Твердь! Разве нет?

— Не думаю.

— Послезавтра. Я лечу послезавтра, будет благоприятный день.

— Я полечу с тобой! — вдруг сказал Санти.

— В этом нет нужды! — Нил быстро обернулся к юноше. — Но я признателен тебе! Понимаю: ты знаешь, на что идешь!

— Я полечу!

— Санти! — умоляюще сказала Ронзангтондамени. — Этайа, сестра, отговори его!

— Я решил! — твердо сказал юноша. — И попробуй не взять меня, Нил Биоркит!

— А верно, сын! — вступил Биорк. — Пусть летит с тобой! Этот парень способен на многое! Ты позволишь, Этайа?

— Он свободен. И сила его пока мала — весы не дрогнут. Но, Санти, ты рожден для другого!

«Для чего же, Тай?»

«Этого я тебе пока не вправе сказать».

«Тогда я иду с Нилом».

— Возьми мой меч, Сантан! — предложил Эрд. — Теперь он даже больше твой, чем мой!

«Если ты останешься, я смогу сказать тебе, кто твоя мать».

«Я решил, Тай!»

— Спасибо, Эрд! Ну так как, Нил? — И протянул ему руку.

— Ты загнал меня в угол! — улыбнулся тот, и рука юноши утонула в огромной ладони северянина.

— Гестион!

— Что? — Мальчик созерцал падающие и взлетающие струи фонтана, и голос Нила вывел его из оцепенения.

— Мы летим втроем. Санти полетит с нами.

— Здорово!

— Санти! — Ронзангтондамени с болью смотрела на юношу. Ее лицо сразу как-то осунулось, постарело. Санти встал, подошел к ней, опустился рядом, прижал ее голову к груди.

— Я вернусь, Ангнани! — тихо сказал он. — Вернусь! Ты веришь мне?

Женщина печально качнула головой.

— А ты верь! — сказал он настойчиво. — Верь! Ты же Женщина Урнгура!

— Генани, сестра! — промолвила Этайа. — Я не вижу его смерти! Он должен вернуться!

Но Ронзангтондамени отрицательно покачала головой, мягко оттолкнула юношу, встала и быстро ушла в дом.

«Иди за ней!» — велела Этайа.

Санти улыбнулся Нилу и покинул двор.

Юноша вошел в дом и бегом поднялся на третий этаж. Генани лежала лицом вниз на ковре. Санти наклонился к ней, взял за плечи, попробовал перевернуть, но женщина сопротивлялась. Тогда юноша просунул ладонь под ее прижатые к лицу руки и понял, что она плачет.

— Ангнани! — пробормотал он, не зная, что сказать. — Ангнани, милая моя!

Она повернулась к нему так резко, что Санти даже не уловил движения. Он сразу оказался в ее объятиях, окунулся в ее запах и тепло. Генани осыпала поцелуями его лицо, и юноша обнял ее, прижал к себе, стер губами слезы с ее трепещущих век. Они не успели даже сбросить с себя одежду, а тела их уже смешались. Тела не хотели ждать, и руки сбросили только самое необходимое. Никогда ни у одного из них близость не была так стремительна. И так полна!

Меньше минуты прошло с тех пор, как Санти произнес последние слова, а они уже лежали, расслабившись, обнимая друг друга.

Меньше минуты — и целая вечность!

— Ты, наверное, бог, мой Санти! — тихо сказала Ангнани. — Или сын бога. Мне никогда не было так хорошо!

Санти ничего не сказал. Только коснулся губами ее руки.

— Может быть, мы разденемся? — предложил он через некоторое время.

— Нет! Я не хочу! — и засмеялась. — Прости! Такого со мной, действительно, никогда не было! Санти, мой Санти! — Она спрятала лицо в шелковую ткань его рубашки. — Теперь мне не страшно умереть! — вдруг сказала женщина.

— Я понимаю тебя! — прошептал юноша. Ему не нужно было читать ее мысли, чтобы знать, что она думает и чувствует.

* * *

Маленький караван двигался к западу. По широкому мосту, быки которого, говорят, были построены еще до Эпохи Перемен, они пересекли Шугу. Впереди виднелись серые склоны гор с рыжими и фиолетовыми островками растительности. Дорога поднималась вверх, и чем выше они взбирались, тем лучше видна была горная долина Урнгура, по которой текла река. И все меньше становился Город на Холме, Шугр.

— Урнгур — красивая страна! — сказал Санти, глядя на спускающиеся к реке сады.

— А бывают некрасивые страны? — удивилась Ронзангтондамени.

— Бывают. Хурида, например. Правда, сам я не видел...

— Там, где живут люди, должно быть красиво!

— Наверно. Зависит от людей. Говорят, когда-то и Хурида была чудесна. Кстати, где твои мужья?

— Я их отправила! — Ронзангтондамени немного смутилась, будто сказала что-то неприличное. Но Санти не разбирался в нюансах урнгурской семейной жизни.

— Когда мы вернемся, — сказал он, — я прилечу прямо в Гнон. Меня очаровал твой озерный домик!

— Дом, а не домик! — Ангнани засмеялась и поцеловала его. Санти поддержал ее, потому что возок подпрыгнул на ухабе. — Я больше не боюсь, что ты не вернешься. Пусть мне скажут — почему?

— Потому что я вернусь. А ты колдунья и заглядываешь в будущее. Вы же все колдуньи, Женщины Урнгура, разве нет?

— Колдуньи. Но мое колдовство не слишком помогло мне с тобой, а?

— Я был на волосок. Ты и без колдовства...

— Льстец! Как ты непохож на мужчину!

— Ах, я забыла, у вас же все наоборот!

— Дракон! — сказал Санти. — Летит дракон!

Он мазнул губами по щеке женщины, прыгнул из возка прямо в седло бегущего рядом парда и, обогнав телохранителей, подскакал к Этайе.

«Да, я позвала его! — подтвердила фьёль. — Дальше ехать незачем».

«Ты права, Тай! Ты не сердишься на меня из-за... Ангнани?»

«Туон! Она дала тебе то, чего у меня нет, мой Санти!»

«Ты знаешь?»

«Да. Потому что я — фьёль. И я была с вами».

«Ты?!»

«Глупый! Я же твоя фьёль! Я всегда с тобой! Дракон садится, поспеши!»

Их обдало ветром, поднятым огромными крыльями: дракон пролетел над головами людей, приветствуя их, а потом взмыл вверх и уселся на широкий каменный карниз. Телохранители Женщины Гнона закрыли лица руками в знак почтения.

Ронзангтондамени покинула возок. Остальные тоже спешились, собрались вокруг Нила. Эрд торжественно расстегнул пряжки ремней и препоясал Санти собственным мечом.

— Да хранит тебя Судьба Асенаров! — он сжал руку юноши.

— Путь подходит к концу, сын! — сказал Биорк.

— Воля Повелителя Судеб! — отозвался Нил с беспечной улыбкой.

Великан вновь сменил королевское облачение на открытый стальной шлем, простую, но надежную стальную кольчугу и серые штаны из мягкой кожи, заправленные в высокие сапоги с бронзовыми пряжками. Поверх кольчуги он натянул толстую меховую куртку. Не потому, что боялся замерзнуть, а потому, что хотел, чтоб такую же куртку надел Санти: юноша был всего лишь чувствительным к холоду южанином.

Санти, в такой же темно-серой куртке с нашитыми сверху стальными полосками, опоясанный мечом, выглядел настоящим воином. Ронзангтондамени, глядя на него, восхищенно улыбалась. Санти поцеловал ее, потом, приподняв вуаль, поцеловал фьёль.

— Будьте вместе! — шепнул он Этайе. — Я люблю вас!

Когда юноша сжал твердую, как сухое дерево, ладошку вагара, тот серьезно посмотрел на Санти и тихо сказал:

— Оберегай его!

Санти подумал, что вагар шутит, но нет, тот не шутил.

Нил вскинул на спину мешок со снаряжением.

— Эй! — крикнул им со спины дракона Гестион. — Я проголодался!

— Я тоже! — закричал в ответ Нил, хлопнул Санти по плечу, и они полезли наверх.

Спустя несколько минут дракон уже парил над кучкой людей, глядевших снизу, запрокинув головы. Потом он поймал восходящее течение и стал подниматься вверх. Когда фигурки внизу превратились в крохотные точки, бронзовый зверь взмахнул треугольными крыльями и полетел в сторону Большого Хребта.

Полет на драконе не сравнить со скачкой на парде. Там — мелькание проносящихся деревьев, тряска длинных прыжков, удары лап, удары седла, скрип кожи и опорных пружин, свист воздуха, выталкиваемого из мощных легких. Скорость! Полет дракона кажется неторопливым. Медленно-медленно плывет внизу земля. Далеко внизу. И даже воздух толкает в лицо слабее, потому что раздвигает его треугольная, отливающая металлом голова. И никакого видимого, ощутимого движения, только тело становится немного тяжелее, когда дракон набирает высоту, и немного легче, когда он ее теряет. И все же дракон обгоняет парда, легко обгоняет. И там, где пард через четверть часа упадет, задыхаясь и закатывая желто-коричневые влажные глаза, дракон будет лететь. Час, два, три. Словно никаких усилий ему не требуется, чтобы парить над измельчавшим миром. Никто не может сравниться с ними в скорости. И уж если понравится человек дракону, а дракон — человеку, любое место, любой самый затерянный уголок становится им доступен. Но ненадолго. Дракону нужно есть, а ест дракон только рыбу.

Санти глядел сверху на остроконечные черные вершины. Он сидел в удобной впадине, держась за плечи Гестиона и упираясь спиной в роговой выступ спинного гребня.

Позади устроился Нил. Юноша слышал, как великан напевает себе под нос: «Солдат, солдат, глотни вина...»

Теперь уж Санти мог сполна насладиться полетом. В тот, первый, раз он был слишком взволнован и летели-то они всего ничего. Сейчас — да. Бесшумно и быстро. Холодный, бьющий в лицо ветер. Горячая, упругая спина. Блестящая, как полированный металл, шкура. Говорят, арбалетная стрела не пробьет ее и в упор. Уж Санти никогда не стал бы пробовать! Никакой упряжи, никакого седла. Всадник упадет, только если захочет дракон. Санти с Гестионом сидели во впадине между отростками двух позвонков. Первый, тот, что ближе к голове, был просто бугром локтя в два. А вот второй, за спиной у Санти, вдвое выше и в четыре раза шире. Как спинка кресла. Еще один такой же — за спиной у Нила. Впереди юноша видел длинную толстую шею и загнутый вперед рог, конец которого был почти чисто медного цвета. Треугольная голова с длинными челюстями и широкими ноздрями, круглые глаза под выступами надбровий — их он со спины видеть не мог, зато широченные крылья, несущие длинное тело, расстилались справа и слева, словно огромные паруса из полированной бронзы. Когтистые пальцы, растущие из третьего сустава крыла, сжаты в подобие кулака.

Когда дракон делал круг, Санти, оглянувшись, мог видеть горизонтальную ромбовидную лопасть, которой завершался длинный гибкий драконий хвост.

Полет дракона, пожалуй, даже приятней тех, которые Санти совершал в волшебных снах. В нем — волнующая осязаемость, уверенность от медленных мыслей дракона, которые без всякого усилия улавливал Санти, от тепла и твердой упругости сильного тела под ним.

— Сколько нам еще лететь? — спросил он Гестиона.

— Не знаю. Не знаю, куда мы летим.

— Так спроси его! — предложил юноша.

— Что ты! Драконы не знают времени. У тебя нет какой-нибудь еды? Я не ел со вчерашнего дня!

Санти вынул из сумки кусок пирога и протянул мальчику.

— Спасибо! — поблагодарил он и впился зубами в уже начавшее черстветь сдобное тесто.

— Вы же были на побережье! — удивился Санти. — Там полно плодов, сейчас самый сезон!

— Когда он летал есть, я летел вместе с ним, а когда он спал, я тоже боялся отходить далеко!

— Но почему?

— Почему, почему! А вдруг он улетит без меня?

* * *

— Я послала за тобой, сирхар! — Королева Урнгура окинула Биорка неприязненным взглядом. — Мне не следовало этого делать, а тебе — заставлять меня ждать!

Вагар посмотрел в ее недовольное лицо: «Пусть я никогда не увижу Имирова моря, если я ее понимаю! Хотя на хольдском она говорит неплохо. Кстати, откуда она знает хольдский?»

— Что тебя не устраивает? — спросил он.

Королева посмотрела на него так, будто он выдал нечто постыдное.

«Ну, сынок, удружил! — подумал он. — Впрочем, баба есть баба, даже если она Королева: было бы желание, а повод для недовольства всегда найдется!»

— Если я нарушил ваши законы, — он старался говорить как можно мягче, — то я приношу извинения! Я их не знаю, и никто не потрудился мне их объяснить. Что же до твоей армии, которой я сейчас занимаюсь, — солдаты ее таковы, что благодари ваших богов за горы, отделившие вас от мира. Эти вояки не выстоят и против Хуриды, а хуже солдат, чем в Хуриде, я не видел ни в одном государстве!

«Я немного сгущаю краски, — сказал он себе, — но это действительно не войско, а сброд. Придется гонять их не меньше двух сезонов, прежде чем из них выйдет что-то путное».

Взгляд Королевы выразил крайнее изумление. Но она молчала.

«Крылья дракона! Чего она хочет? Почему она молчит и смотрит? Так смотрит!»

А Королева просто потеряла дар речи.

«Он что, хочет унизить меня, этот чужак? — думала она. — Вероятно! Все они таковы, чужестранцы! И Ди Гон тоже пытался заставить меня забыть о том, что я — Королева! Но этот попросту прикидывается дураком. И я до сих пор не могу понять, маг он или нет!»

— Может, тебе не нравится то, что я живу не в этой запущенной башне, а в доме Женщины Гнона? Так я готов переселиться в твой Дворец, если ты хочешь. Но можешь мне поверить: свое дело я знаю. И, клянусь собственной рукой, у тебя еще не было лучшего сирхара, чем я, если судить по твоей армии!

«Он сошел с ума!» — мелькнуло в голове Королевы.

— При чем тут армия или место, где ты живешь? — с досадой сказала она. — Ты — сирхар, живи где хочешь и, если тебе нравится, можешь возиться со своими солдатами. Но, во имя Хаора, не забывай о своем долге, сирхар!

— Разве не мой долг сделать твоих солдат хоть немного похожими на солдат? — недовольно произнес Биорк. — Я не виноват, что твои хограны больше думают о собственном фехтовальном мастерстве, чем о подопечных! Я бы немедленно сместил их, но мне неоткуда взять замену. Все остальные еще хуже!

«Что он говорит?» — Королева совсем растерялась. А с ней это случалось не часто.

— Но у тебя только один долг передо мной, сирхар! Только один! При чем здесь мои хограны?

Теперь растерялся Биорк. И с ним это тоже приключалось не часто.

— Долг? — сказал он. — Я исполню свой долг, только...

— Вот теперь я слышу слова сирхара! — перебила его Королева. — Идем! — И встала.

Биорк, совершенно не представляя, что она собирается делать, пошел за ней.

Королева быстро поднималась по широкой мраморной лестнице с черными гладкими перилами, и шлейф длинной мантии подметал бледно-розовый камень ступеней, заметно изношенный ногами тех, кто год за годом поднимался по лестнице.

«Как давно строил и этот Дворец? — подумал Биорк. — И кто его строил?»

Ему приходилось спешить, чтобы не отстать от Правительницы Урнгура.

«Несомненно, эти строители были непохожи на нынешних урнгриа, — размышлял он. — Впрочем, и они неплохие люди. Но пусть дрогнет в бою моя рука, если это не самый странный народ в Мире!»

Наедине с собой Биорк всегда был склонен к преувеличениям.

Королева, покачивая бедрами, уже шла по широкой галерее третьего этажа.

«А в ней есть величие! — с одобрением подумал Биорк, глядя на нее сзади. — Хорошо бы еще понять, чего она добивается! — Ему приходилось почти бежать, чтобы не отстать от женщины. — Надо будет сказать ей, чтобы на лестницу постелили ковер, — подумал он. — Тогда ступени будут меньше стираться!»

Двое слуг распахнули перед Королевой зеркальные двери. И затворили их за Биорком. Следующие двери Правительница Шугра открыла сама. Они прошли три зала, три светлых прекрасных зала, расписанных изображениями растений и животных, с великолепными плафонами и цветными витражами. Фрески оставались такими яркими, что казались нарисованными совсем недавно. В третьем зале, высоком и немного мрачноватом оттого, что здесь было лишь одно окно, Королева остановилась. И выжидающе посмотрела на вагара.

Биорк прошелся по залу, выстланному толстым ковром, пружинящим под ногами, сполоснул руки в маленьком фонтанчике с бассейном не больше десяти локтей в поперечнике. Вода оказалась теплой.

Королева нетерпеливо похлопывала себя рукой по бедру. Она ждала, но ждать ей уже надоело. Биорк определенно должен был что-то предпринять. Но что?

— Сирхар! — повелительно произнесла первая из Женщин Урнгура.

— Да, Королева? — Биорк тянул время.

— Здесь зови меня Анг-ли! — Она нетерпеливо притопнула ногой. — Долго мне еще ждать, сирхар? — произнесла она со значением.

— Может, ты начнешь сама? — схитрил Биорк.

— Это против традиции. Но — тебе решать! — Королева отошла на шаг и выдернула фибулу, скреплявшую ворот мантии.

Голубая парча упала на ковер. Когда женщина расстегнула пояс и принялась расшнуровывать лиф платья, вагар забеспокоился всерьез. Когда же и платье оказалось на полу, а Королева взялась за застежки нижней юбки, Биорк задал вопрос:

— Ты уверена, что это необходимо?

— А ты — нет? — удивленно спросила Королева, продолжая раздеваться. Она делала это медленно. И не потому, что тоже тянула время, просто ей было непривычно раздеваться самой. Когда же на женщине осталась только диадема на голове и цепь с драгоценным кулоном между грудями, Биорк понял, что от судьбы не уйти. Да он и раньше «сопротивлялся» только из стратегических соображений.

«А она хороша! — подумал он. — Восхитительна с головы до пят! Нилу понравилась бы! Да что лукавить: мне она тоже нравится! Что ж, раз надо, то почему бы и нет?»

Биорк разделся много быстрее, чем Королева. У него была большая практика и меньше одежды. Да, она возбуждала его! Биорк не собирался этого стыдиться. А сложен он был так, что любой мужчина ему позавидовал бы. Все, кроме роста. И он, Биорк, достаточно опытен в любовных играх. Не мудрено за такую жизнь! И с женщинами людей у него хватало приключений. Это ничего, что ее грудь выше макушки головы Биорка. Главное, чтоб грудь была хороша!

Взбодренный собственными мыслями и предвкушениями, вагар приблизился к урнгрийке.

— Может, ты ляжешь? — предложил он, глядя на нее снизу вверх.

— Ты уверен, что это необходимо? — с сомнением спросила Королева.

— А как же иначе? — удивился вагар. «У нее своеобразный вкус! Но здесь ведь даже встать не на что!»

Если в голову Биорка и закралась мысль о том, что он делает что-то не так, то уж теперь он отогнал ее без жалости.

Королева покорно опустилась на упругий ковер, и Биорк принялся за дело. А дело он знал!

«Будь я проклят, — подумал он, глядя на ее раскрасневшееся влажное лицо, — если ей это не по вкусу!»

Тайное искусство учит воина контролю и безукоризненному владению телом. И своим, и чужим. Во всех случаях.

Когда Биорк позволил Королеве немного отдохнуть, за окном уже садилось дневное светило.

— Ну как, Анг-ли? Тебе хорошо? — спросил маленький воин.

— Да! — Королева улыбнулась и облизнула пересохшие губы. — Это было неплохое начало.

— Продолжение будет еще лучше! — пообещал Биорк, но женщина отодвинула его руку.

— Довольно! — сказала она мягко. — Давай перейдем к главному, мой сирхар!

— Главному? — Биорк прикусил губу. — Что ты имеешь в виду?

И Королева объяснила. Да так, что Биорку осталось только встать и уйти. Но он был воин. И умел проигрывать. Хотя и не любил.

— Прости, Анг-ли! Я ничего не знал!

— Ты?.. — Королева не могла прийти в себя от изумления. — Он же сам назначил тебя, Хаор, то есть тот, кто убил сирхара, я не знаю его настоящего имени. Сам назначил! Ты должен!

Биорк немного растерялся. Такое с ним случалось не часто.

— Тот, кто убил сирхара, сам становится сирхаром! — продолжала Королева. — Если он поставил тебя на свое место, ты обязан знать все!

— А ты уверена, что приходил действительно бог? — спросил вагар.

— Я уверена!

— Может быть, подождать, пока вернется настоящий победитель? — маленький воин решил, что время полной откровенности еще не наступило.

— Я не могу ждать! — нетерпеливо сказала Королева.

— Это настолько лучше, чем то, что было только что? — усомнился маленький воин.

— Несравненно лучше! — у нее даже голос изменился.

— Я не маг, — задумчиво проговорил вагар. — Я не могу вызвать у тебя иллюзии или вызвать тебе Хаора (было бы кого вызывать!). Впрочем, кое-какая сила у меня есть, но...

— Что? — быстро спросила женщина. «Нехорошо лишать ее надежды! Вдруг ее собственного воображения окажется достаточно?»

— Я не знаю заклинаний, например...

— Я помню их все! — Королева живо вскочила на ноги. — Тебе останется только повторять за мной. И все! Раз ты сирхар, у тебя получится!

Биорк тоже поднялся и отошел подальше, чтобы видеть ее лицо.

«Нет, она превосходная женщина! — подумал он. — Я просто обязан сделать то, что она хочет! А вдруг этот Хаор существует и явится сюда?» — пришла откуда-то мысль. Но Биорк отогнал ее прочь. Нет, не отогнал — сама ушла. В его твердом убеждении не было никаких лазеек.

— Что ж, начинай! — сказал он.

* * *

Дракон плавно кружил над базальтовыми вершинами.

— Он ищет! — сказал Гестион Санти. — Но не может найти!

— Я попробую ему помочь! — отозвался юноша.

Он уже воспринял картину, данную Этайей дракону. Конечно, глаза дракона видят много лучше глаза человека, но глаз человека уловит то, на что дракон не обратит внимания. Санти наклонился вправо, свесился со своего «седла» и принялся искать знакомые очертания каменных изломов.

Дракон описывал огромные круги.

Вдруг внизу мелькнуло зеленое пятно. Санти пригляделся внимательнее, но они были слишком высоко.

— Попроси его спуститься пониже! Вон туда! — сказал он Гестиону.

Но дракон уже сам воспринял его желание и скользнул вниз.

Между серыми горами был совершенно отчетливо виден овальной формы кратер, а внутри — зеленое пятно воды.

— Посмотри вниз, Нил! — крикнул Санти. — Там озеро!

— Не вижу!

Крыло дракона закрывало великану обзор.

— Гестион! Дракон нашел место?

— Нет, Санти, он ищет! Где-то близко! Но он обеспокоен, потому что голоден!

«Опустись здесь!» — напрямую сказал Санти дракону.

Зверь изогнул шею и камнем рухнул вниз. Ветер свистел в ушах Санти. Серые скалы стремительно росли. Но над самой землей дракон вдруг расправил крылья и одним плавным движением выровнялся, почти застыл в нескольких локтях от земли. Плавно, но людей буквально вжало в его спину.

Дракон мягко упал на лапы в центре скальной площадки. В мозгу Санти еще раз возникли образы: высокий, почти отвесный обрыв с острыми скалами внизу, потом серая стена, испещренная выходами подземных тоннелей, и еще одна серая стена и коническая вершина с длинной трещиной вдоль склона.

«Я хорошо увидел. Спасибо!» — передал Санти дракону.

Зверь опустил крыло, и юноша съехал по нему вниз. Нил спрыгнул следом, а дракон заковылял к краю площадки и, бросившись в пропасть, сразу же взмыл вверх.

«Я вернусь за тобой!» — уловил Санти его мысль. Обрадованный, он послал дракону свою благодарность, но тот уже был слишком высоко, чтобы неопытный Санти мог быть уверен, что услышан.

— Что ты говорил об озере, брат? — Нил уже укрепил на спине тюк со снаряжением и притоптывал, разминая затекшие во время полета ноги.

— Оно там, за гребнем!

— И имеет отношение к нашему... делу?

— Возможно!

Санти покривил душой: ему хотелось взглянуть на озеро поближе. Еще оттуда, с неба, оно буквально притянуло его взгляд. Откровенно говоря, именно из-за него Санти велел дракону сесть здесь.

— Там, за гребнем!

— Так идем! — И великан уверенно двинулся вверх по склону.

Подъем не составлял труда даже для Санти. Каменная стена была наклонена градусов на сорок пять, впадин и выступов на ней было более чем достаточно. Спустя двадцать минут они уже взобрались на самый верх.

И оказались на краю огромной серой воронки, гигантского цирка. А внизу, на глубине около трехсот локтей, полуприкрытое дымкой, лежало нежно-зеленое озеро.

— Смотри, там, у берега, что-то желтеет! — возбужденно проговорил Санти. — Может, это золото, Нил?

— Вряд ли. — Великан чувствовал себя неспокойно. — Ты не чувствуешь? Здесь как-то странно пахнет?

Санти втянул воздух расширенными ноздрями. Его так и тянуло вниз, к озеру.

— Да, — сказал он. — Запах, как от целебных источников.

— Думаешь? Хочешь спуститься?

— Да, да!

— Хорошо. Видишь террасу? — Нил показал рукой. — Она спускается как раз к тому месту, откуда прямо можно сойти к берегу. — Вперед, брат Санти!

Нил двинулся вниз, но не слишком быстро, чтобы юноша поспевал за ним.

Они преодолели почти половину пути, когда воздух в кратере шевельнулся и в ноздри им ударил резкий, удушливый запах. Санти закашлялся.

— Не дышать! — приказал Нил. Он оторвал лоскут от своей рубахи, плеснул на него вина из фляги и зажал им рот и нос юноши.

— Держи! — И сам закашлялся, потому что запах стал намного сильней. Оторвав еще один лоскут — для себя, — он опустился на камни и потянул за собой Санти.

— Это не вода! — из-за платка голос Нила звучал глухо. — Надо выбираться отсюда, но мы немного подождем. Я чую опасность!

— Что это? — спросил Санти.

— Пока не знаю. Поглядим.

Санти прислушался к себе, постарался замедлить дыхание и ощутил, что со стороны озера определенно идет «зов». И теперь, когда ядовитые испарения обожгли ему глотку, он уже не обманывался по поводу «озера». Тот, кто звал, был смертельно опасен. Санти постарался «укрыть» свои мысли, и, словно в ответ на это, зеленая поверхность забурлила, ядовитый туман стал гуще. Санти полностью отключил сознание, только смотрел.

На зеленой поверхности вскипел бугор, а потом из него медленно поднялась голова. Чем-то она напоминала голову дракона, но лоб был намного выше, а челюсти — короче. Голова была абсолютно черная, глянцевая, с тусклыми зелеными глазищами, каждый — с голову юноши. С головы чудовища стекала ядовитая зеленая жидкость озера, а сама голова поднималась все выше, выше на длиннющей, такой же глянцево-черной шее. Поднималась и поворачивалась, обшаривая склоны кратера выкаченными мутными глазами. А на затылке монстра было еще одно «око», черное, матовое — на глянцевой коже, тоже ищущее, ощупывающее невидимым лучом серые скалы, отыскивая потерявшуюся жертву. И оно подбиралось ближе, ближе...

«Я — камень!» — сказал себе Санти. И превратился в камень, серый и теплый, гладкий мертвый камень. И Нил стал таким же камнем, немного побольше и потемнее. Оба они были неподвижны. Неподвижны очень давно, с тех пор как застыла выплеснувшаяся из недр вязкая кровь тверди. Невидимое щупальце скользнуло по двум камням, скользнуло, не задержалось, поползло дальше, раскачиваясь вверх-вниз, не пропуская ни одной ложбинки.

Рука Нила коснулась Санти. Они очень осторожно двинулись вверх, припали к скале, когда морда чудовища вновь повернулась к ним, сделав полный оборот. Голова продолжала медленно вращаться, мутные глаза ушли, и они продолжили подъем. Когда черное «око» стало приближаться к ним, Нил и Санти уже бежали по террасе и, прежде чем оно коснулось их, перевалили за гребень.

— Кто это был? — спросил Санти, когда они, спустившись со склона, сели передохнуть.

— Думаю, демон! — сказал Нил. — Никакая живая тварь не сможет жить в этой гадости!

— Да? — Санти никогда не сталкивался с демоном, но все же склонен был думать, что черное чудище — именно живое существо. С демоном у него скорее ассоциировался тот «слизень» на перевале.

— Но это не демон, к которому мы идем! Потому забудем о нем и отправимся искать нашего!

— Хорошо, — согласился Санти. — Я думаю, нам нужно идти туда! — Он показал на уходящий вниз склон, образованный застывшим лавовым языком.

— Ты ведешь! — сказал Нил.

Но пошел первым.

Поначалу спуск показался Санти делом совсем нетрудным. Тем более что Нил безошибочно находил самый удобный маршрут. Но не прошли они и пары миль, как юноша запросил пощады. Ноги его совершенно отказывались работать. Нил же, казалось, совсем не устал, хотя, в отличие от шедшего налегке Санти, тащил огромный тюк. Великан сжалился над ним.

— Отдых! — сказал он. И юноша без сил повалился на камни.

Нил развязал мешок, вынул из него одеяла, легкий шатер из паутинного шелка, еду. Через двадцать минут Санти, сбросив куртку, уже сидел внутри обогреваемого масляной лампой шатра и уплетал мясо, запивая его сладким подогретым вином.

К его изумлению, Нил съел едва ли не втрое меньше, чем он сам.

— Я как собака: наедаюсь впрок! — засмеялся он в ответ на вопрос юноши.

Когда Санти поел, его неудержимо потянуло в сон. Все плыло перед его глазами. Он хотел сказать Нилу, чтоб тот разбудил его, когда придет время Санти караулить, но не успел. Уснул. Великан завернул его в одно из одеял, и Санти спокойно проспал почти до полудня.

Нил разбудил его, когда лик солнца выглянул из-за восточного хребта. Юноша с трудом разлепил веки. Он увидел свет, пробивающийся сквозь шелк шатра, и со стоном сел. Все мышцы его болели, а о ногах — и говорить нечего.

— Сколько я спал? — спросил он Нила.

— Часов двенадцать, думаю, проспал, — усмехнулся великан.

Санти, охая, как старик, подполз к выходу и откинул клапан шатра.

— Уже день! — воскликнул он. — Почему ты не разбудил меня?

— Разбудил, как видишь. На, пей! — великан протянул ему чашку с подогретым вином.

— Нам давно пора быть в пути! — возмущенно заявил юноша.

— Угу! Сейчас пойдем! — Нил насмешливо разглядывал его недовольное лицо. А потом отобрал у него чашку: — Ну-ка, раздевайся! Выжмем из тебя лишний сок.

Санти заартачился было, но великан сделал свирепое лицо и, пошевелив толстыми пальцами, заявил:

— Сейчас я тебя взбодрю!

И Санти, кряхтя, снял с себя одежду. Спать на камнях он тоже не привык.

— Взбодрю! Ох, взбодрю! — приговаривал Нил, разминая его икры.

Санти закусил губу: ему было очень больно.

— Ты покричи, покричи! — посоветовал Нил. — Полегче будет. Воин не охает, как ты. — Он очень похоже передразнил юношу. — Воин испускает боевой клич. Вот так! — и взревел взбесившимся кугурром, совершенно оглушив юношу.

— Ну-ка попробуй, брат Санти!

Санти попробовал.

— Для пробы сойдет! — одобрил Нил. — Ну-ка, еще раз! А теперь — зашипи! Сквозь зубы! Очень помогает, когда тебя бьют дубинкой по животу.

Санти рычал, шипел, вопил. Руки великана месили его так, будто действительно выдавливали сок.

— Арр! Ух! У-у! У тебя... о!.. ловко получается! — сообщил ему Санти.

— Что могу — то могу! — согласился великан. — И, заметь, мне наплевать, что ты — весь деревянный! — Его ладони выбили барабанную дробь на спине Санти, а заодно и весь воздух — из его легких.

— Хей-мей! Брат! Иногда я думаю, что и мертвого смог бы заставить плясать!

Он ухватил Санти за плечи и, придавив коленом, выгнул ему спину так, что юноша едва не потерял сознание.

— А ты — молодец! — сказал он Санти, у которого перед глазами плыли черные круги. — Терпеливый! Ну, еще немного — и ты запрыгаешь по скалам, как влюбленный паук! Все! Поднимайся! Хватит изображать из себя дохлого вола!

Санти очень осторожно сел. Каждая клеточка его тела горела, но это было уже не больно, а скорее даже приятно. И он мог двигаться, не сжимая зубов.

— Ты — маг! — восхитился юноша.

— Что правда, то не ложь. Садись, поешь и отправимся!

Пока Санти, сидя на свернутом одеяле, поглощал завтрак, Нил упаковывал вещи. Солнце стояло уже высоко, и воздух потеплел.

Когда юноша покончил с едой, Нил запихнул одеяло в тюк, а тюк вскинул на спину.

— Куда, проводник? — весело осведомился он.

* * *

Одно за другим повторял Биорк непонятные слова. Ничего не происходило. Да он и был абсолютно уверен, что не произойдет.

— Может, я слишком тихо говорю? — спросил он Королеву, чтобы показать свою заинтересованность.

— Это не имеет значения, сирхар! — Королева была растеряна.

Она стояла перед вагаром, совершенно не стесняясь своей наготы, и Биорку это было приятно. Он уже знал, что в Урнгуре иначе относятся к обнаженному телу, чем в Конге.

— Все! — сказала упавшим голосом Правительница Урнгура. — Он не пришел!

— Я думаю, все эти маги-сирхары тебя просто дурачили, — попытался утешить ее вагар.

— Уверена, что нет! Если бы ты видел, как Хаор обращался с ними...

— Как?

— Даже глядеть на это было... неприятно!

— Я знаю многих магов, — Биорк старался быть убедительным. — Я видел, как они создают иллюзии и играют ими. Если маг дарит тебе женщину, она желанней всех женщин мира. Если он дарит тебе сотворенный им перстень, перстень может «пережить» даже твоих внуков. Если он ударяет тебя мечом... Я видел, как умер человек, когда его проткнули таким «мечом». А в руке мага ничего не было! Мага я убил, кстати. Тот человек был моим другом. Но я говорю: настоящий маг может почти все. А блаженство? Есть тысячи способов достичь блаженства. Например, я знаю один кактус, он растет и у вас, в Урнгуре...

— Довольно! — перебила его Королева. — Ты забываешь: я — Женщина Урнгура! У нас тоже есть магия! И не слабее, чем у сирхара! Ни одной из нас Ди Гон не мог ничего сделать, потому что мы — дочери Хаора! Он же был лишь его рабом! Как и ты! А вот есть ли у тебя магия, я сейчас узнаю. Боги! — в голосе ее звучало неподдельное горе. — Я проверяю, есть ли магия у моего cupxapa!

Вагар выслушал ее совершенно спокойно. Он не верил в богов. В магию он верил, но боялся ее не больше, чем рубящего меча. А уж что касается женской магии...

Взгляд Королевы затуманился. Биорк ждал. Он ничего не чувствовал. И ничего не происходило. По его мнению.

— Довольно? — предложил он через несколько минут.

— А?

Вид у Королевы был совершенно ошеломленный. Каким бы ни был результат ее «проверки», это было явно не то, чего она ожидала.

«Может, все же сказать ей, кто убил Ди Гона? — подумал вагар. — Вдруг это избавит ее от иллюзий?» Но, оценив выражение лица королевы, решил воздержаться от откровенности. «Я опростоволосился, — подумал он. — Пусть хоть звезда Нила не потускнеет. Нил все-таки маг, вот он и разберется с этим мифическим Хаором! Или создаст ей подходящую замену!»

Он приблизился к женщине и провел ладонями по ее гладким бедрам. Кожа Анг-ли была цвета темного янтаря.

— Может быть, нам продолжить то, что мы начали? — предложил он ласково.

— Нет! Ты не муж мой! И не сирхар! К сожалению. Я — Королева Урнгура и должна чтить обычаи. У тебя нет Силы! — И довольно грубо оттолкнула вагара от себя.

В следующее мгновение она уже лежала на полу.

Королева потеряла дар речи. Откуда ей знать, что Биорк с легкостью уложил бы трех ее самых сильных воинов.

— Анг-ли! — прошептал он ей в самое ухо. — Я — сирхар! Потому что так сказал тот, кого мы оба уважаем! — Королева, прижатая к ковру так, что не смогла бы и шевельнуться, молчала. — Ты хорошо понимаешь мой хольдский?

Женщина машинально кивнула.

— Если я неприятен тебе, скажи! Может, тебя смущает мой рост?

Королева не делала попыток освободиться, но и не проявляла никаких чувств.

— Может, тебе не нравится, что у меня нет магии?

— Она у тебя есть! — живо сказала Королева. — То есть не магия, а наоборот. Ты знаешь это?

Но у Биорка сейчас не было желания обсуждать собственные возможности или слабости.

— Если ты все еще против, только скажи. — И нежно куснул ее за ухо.

— Нет, — нерешительно проговорила женщина. — Нет, я не против, но...

— Вот и хорошо! — Биорк тут же отпустил ее руки.

Королева вздохнула... и покорилась.

* * *

— Очень похоже на то самое место! — Санти внимательно разглядывал скалы внизу. — Если нам удастся спуститься...

Нил посмотрел на крутой склон под ними, не склон — обрыв. И черные каменные зубцы, казавшиеся клыками ожидающей их чудовищной пасти.

— Если это то самое место, брат, — сказал он, — мы спустимся.

Он распаковал вещи и достал снаряжение.

— У нас только тысяча локтей троса! — сказал он.

— Больше и не потребуется, — отозвался Санти. Он был почти убежден, что место — то самое. Уверенность пришла извне, и юноша перестал сомневаться. Нил забил в расщелину костыль и закрепил трос.

— Надень рукавицы! — сказал он юноше.

Нил ухватился за тонкий паутинный канат с редкими узлами и, отталкиваясь ногами от стенки, «полетел» вниз.

Санти последовал его примеру. Держаться за тонкий трос было довольно сложно. Ноги не всегда находили опору. Хорошо, что великан отобрал у него весь груз.

«Ты — в горах. И ты — новичок, — заявил Нил. — Если ты сыграешь вниз, кто будет меня спасать, а?»

Нил быстро достиг широкого плоского выступа и остановился, чтобы дождаться Санти, который, тяжело дыша, присоединился к нему через несколько минут.

— Отдохни! — предложил великан. — Ты совсем запыхался!

— Зря ты согласился меня взять! — проговорил Санти, жадно втягивая воздух. В последнее время он почему-то все время страдал одышкой.

— А ты не забыл, брат, что без тебя я ползал бы вслепую, как новорожденный пард? Отдыхай! Десяток минут ничего не значат!

Однако этих десяти минут у них не оказалось.

Каменный балкон, карниз шириной не больше четырех локтей, вдруг слегка тряхнуло. Санти не придал этому значения, но Нил встрепенулся.

— Ты слышал? — спросил он.

Санти помотал головой. Но он знал, что слух у сына вагара намного лучше, чем у него.

— А что слышал ты?

— Похоже на хлопок. — Нил встал, но тут же вынужден был присесть — еще один толчок едва не сбросил его с карниза.

— Похоже, наш демон решил нас поприветствовать! — пошутил Санти.

И словно в ответ его словам оглушительный взрыв потряс горы. Санти инстинктивно пригнул голову, а потом посмотрел вверх и увидел, что из ближайшей к ним конической вершины бьет вверх узкая прозрачная струя раскаленного газа. Поднявшись на высоту в тысячу локтей, струя расширилась, превратилась в колонну, почти сразу же почерневшую от миллионов кусков породы, вырванных струей пара.

Взлетев на огромную высоту, они посыпались вниз.

— Лезь! — закричал Нил, всовывая в руки Санти трос.

Пока юноша соображал, великан толчком сбросил его с карниза. Санти повис на канате, а сверху уже сыпались раскаленные камни. Санти взглянул себе под ноги и вдруг увидел там то, что было им больше всего необходимо сейчас: неровное широкое отверстие в скале. Прямо под балконом.

— Нил! — громко закричал он, чтобы перекрыть грохот извержения. — Пещера! Сразу под карнизом!

Он скользнул вниз на десять локтей и оказался прямо напротив черного широкого входа внутрь горы. Шесть локтей отделяло его от края пещеры. Шесть локтей — и пропасть в полмили глубиной. Камень ударил его в плечо, и левая рука тут же онемела. Хорошо еще обломок был совсем маленький. Иначе Санти полетел бы следом за ним. Он с трудом удерживался на тросе, а тут еще Нил сверху стал раскачивать его.

— Прекрати! — в отчаянии завопил юноша.

Но Нил не обратил внимания на его вопль. Канат раскачивался все сильнее. Санти изо всех сил вцепился в него правой рукой, ногами... И вдруг понял замысел Нила. Понял, когда ударился о склон в двух локтях от края пещеры. Второй раз он уже ухитрился оттолкнуться так, чтобы изменить траекторию. Моля богов о том, чтобы не сорваться, оттолкнулся еще раз, посильнее, и следующим махом угодил прямо в отверстие. У него хватило сообразительности не отпустить трос. Неровный пол пещеры служил удобной опорой. Он натянул канат — и Нил тут же оказался рядом с ним. Шлем воина был немного помят, и на ногах великан стоял не вполне твердо. Но доспехи и теплая куртка сослужили свою службу. Теперь оставалось только ждать, глядя, как проносится мимо каменный дождь. Гора еще несколько раз вздрогнула, и Санти поглядел на своды над ними — выдержали ли они толчки? И тут в голове его что-то произошло, и он узнал.

— Нил. — Он коснулся руки великана. — Это — то место!

— Да? — Нил совсем не удивился.

— Я уверен! — Санти с опаской посмотрел в черную глубину пещеры.

— Я тоже так думаю! Поспорим, что через десять шагов пол станет гладким, как кожа девушки?

Санти не стал спорить, он просто шагнул в темноту.

— Нет уж! — Великан схватил его за руку. — Вперед пойду я! И изволь не отставать! На-ка! — Он вложил в ладонь Санти конец кожаного ремня. — Вперед!

Они прошли десять шагов, и сто, но основание пещеры осталось таким же, как и прежде. Никаких следов того, что это место создано не природой, а магией. А ведь, насколько Санти понял, Нил намекал именно на это. Санти не хотелось идти дальше. Он буквально чувствовал, как сам воздух толкает его назад. Если бы не ремень в руке, он, пожалуй, остановился бы. И скорее всего, двинулся бы обратно. Он и остановился. Ремень в его руке дернулся, а потом он услышал шаги возвращающегося к нему Нила.

— Сейчас, — пробормотал великан. — Сейчас! Санти услышал, как он положил тюк, развязал его. Вдруг во мраке пещеры вспыхнул свет: Нил зажег светильник.

— Возьми! — сказал он, вручая его Санти. — С ним тебе будет веселее!

И они двинулись дальше. Глядя на потрескавшиеся неровные стены, Санти еще раз убедился, что пещера — естественного происхождения. И все же в ней было что-то необычное.

Нил словно бы угадал его мысли.

— Какой странный звук! — проговорил он. — Идешь по твердому камню, а звук такой, будто по чему-то мягкому. Вроде травы.

Санти ощущал то же самое.

— Что будем делать? — спросил он.

— Да ничего! Идти вперед!

Санти взглянул на светильник. Масла оставалось еще на полчаса.

— Нил, — спросил он, — у нас есть еще масло?

— Сколько угодно! Не беспокойся! — и вдруг остановился.

— Что случилось? — почему-то шепотом спросил юноша.

Великан ничего не сказал. А потом вдруг хлопнул в ладоши. И еще раз.

— Что ты делаешь? — удивился Санти.

— Здесь нет эха! — сказал Нил.

Точно! Эха не было.

— Сдается, мы на верном пути! — удовлетворенно изрек гигант и двинулся дальше.

Санти старался от него не отставать. Он почувствовал покалывание. Множество маленьких иголочек притрагивались к его спине, затылку, ногам. Он не стал говорить об этом своему спутнику, но попытался «увидеть» пещеру внутренним зрением. То же, что и в башне сирхара: его внутреннее «око» ослепло. Санти встревожился всерьез. Особенно когда ощутил еще кое-что: он «потерял» Этайю. Все время пути, до самого входа в пещеру, он чувствовал: фьёль рядом. Сейчас ее не было. Она «ушла», и он, возбужденный падением вулканических бомб, не заметил вовремя ее «отсутствия».

Какое-то время он машинально двигался за Нилом, но, наконец осознав важность собственных наблюдений, решил, что должен поделиться ими со своим спутником.

— Нил! — Он догнал великана. — Стой!

Сын вагара остановился как вкопанный.

— Что? — негромко спросил он, и юноша лишь сейчас заметил, насколько Нил напряжен.

Как мог внятно, Санти рассказал ему о собственных ощущениях.

Нил внимательно слушал его, а потом спросил:

— Что ты предлагаешь?

— Не знаю... — растерянно отвечал Санти.

— Тогда идем! — резко произнес Нил, повернулся и зашагал по странному полу тоннеля.

Санти ничего не оставалось, как последовать за ним. Свет масляной лампы по-прежнему озарял стены. Значит, шли они не так уж долго. Отчего же Санти кажется, что прошло так много времени?

Но он продолжал идти, потому что остановиться — значит, оставить Нила одного.

— Ти-ихо! — прошипел великан, резко останавливаясь.

Санти на миг застыл с поднятой ногой, потом осторожно поставил ее. Он тоже услышал звук. Пение. Негромкое пение. Слов не разобрать, но голос похож на женский.

— Стой здесь! — приказал Нил.

Он отпустил ремень, сбросил со спины тюк. Вернее, аккуратно положил его. Санти видел, как великан начал было вытаскивать меч, но потом все же оставил его в ножнах. Медленно, очень медленно и осторожно Нил двинулся вперед. Тоннель изгибался вправо и вниз, и через двадцать шагов Санти перестал видеть спину великана, а Нил уловил брезживший впереди свет. Сын вагара сделал еще несколько шагов, и вдруг «пол» ушел у него из-под ног и он упал вниз, на спружинившие ноги, так и не поняв, что произошло.

Нил оказался в огромной пещере, громадном каменном зале, украшенном белыми сходящимися колоннами сталактитов и сталагмитов, похожих на пальцы гигантских рук, вмурованных в камень. Зал был потрясающе огромен. Рука человека никогда не касалась его стен, но непонятно откуда идущий тусклый серый свет озарял его бугристые своды.

И Нил увидел того, кто пел. И тот, кто пел, увидел Нила. И они узнали друг друга. И Нил невольно попятился, а тот, кто пел (если это пел он), прыгнул вперед.

— А-а! — обрадованно пискнуло Дитя. — Ты! Ты! Ты! Поиграем? Да? — В пухлой «ручке» моментально возник огненный шар.

— Нет! Не спеши! — закричал великан. Впрочем, рядом с этим «ребенком» он вовсе не казался великаном.

— Почему? — «малыш» надул губки. Каждая — в локоть толщиной.

Нил силился что-то вспомнить, но не мог.

— Это твой дом, сынок? — спросил он первое, что пришло в голову.

— Не-е-е... Не мой! Поиграем, а?

Демон подпрыгнул на одной ноге и приблизился к Нилу сразу на десяток локтей. Сын Биорка заметил, что босая «ножка» твердо стоит на полу, а не висит над ним, как тогда, в подземелье Ди Гона.

— Не твой? — удивился Нил. — А где же твой дом, сынок?

«Личико» демона перекосилось.

— Ты плохой! Плохой! — закричал он. — Уходи вон! Сноп огня едва не испепелил Нила. Тот едва успел отпрыгнуть в сторону.

— Сынок! Постой! — закричал он. — Игрушки! Игрушки у тебя есть?

— А? — «Малыш» остановился, поглядел на сына вагара, склонив голову к плечу. — Игрушки есть.

— А покажи! — попросил Нил, не зная еще, нашел он верный тон или короткую дорогу в Нижний Мир.

— Сынок! Сынок! Дон! Дон! Дон! — «Малыш», напевая, поскакал на одной ноге к центру пещеры. — Дон! Дон! Дон! Я хороший! — сообщил он, поворачиваясь к Нилу.

— Хороший, сынок! Хороший!

— Гляди, какая у меня игрушка! — игриво проговорил «малыш». Из его ладони выплеснулся сноп искр, взорвавшийся в воздухе и очертивший в нем нечто вроде шара.

— Красота! — важно сказал демон и еще раз полыхнул огнем. — А теперь ты! А теперь ты!

Санти, потеряв Нила из виду, не рискнул сразу пойти за ним. Он ждал несколько минут. А потом светильник в его руке стал быстро угасать, и через мгновение юноша оказался в полной темноте. Нет, не в полной! Там, куда ушел великан, брезжил слабенький, почти призрачный свет.

Санти не оставалось ничего другого, как нарушить приказ старшего друга. Ждать в темноте ему было физически невтерпеж.

Санти шел вперед, и свет постепенно разгорался. А потом нога юноши зацепилась за что-то твердое, он едва не упал, но уперся коленом в невидимую ступеньку, встал на нее, затем на следующую — и вдруг оказался под высокими сводами каменной полости. И увидел Нила.

— Теперь ты! — требовательно сказал «малыш», маня сына вагара ручкой.

— Я не могу! — сказал Нил.

Лицо «ребенка» вновь искривилось.

— Ты не хочешь! — убежденно сказал он. — Ты плохой! Не хочешь со мной играть! — И двинулся к Нилу.

Меньше всего тому хотелось играть в пятнашки с огненным демоном. Он попытался укрыться за одним из сросшихся с полом сталактитов. Но демон двигался прямо к нему. И прошел при этом через точно такую же белую колонну, словно ее и не было.

— Сынок! Сынок! — закричал Нил. — Погоди!

Санти оценил положение.

— Эй! — крикнул он.

Демон мгновенно обернулся.

— Привет! — сказал Санти. — Как дела?

— У! — застенчиво сказало Дитя.

— Поиграем? — сказал Санти.

«Детское личико» расцвело улыбкой:

— Ага!

— А ты можешь бросить мяч, а потом поймать?

В руке демона тотчас появился огненный шар. Он швырнул его вверх, и шар взорвался, ударившись о потолок.

— Не так высоко! — крикнул Санти. Демон бросил еще один шар и на сей раз поймал его. Шар будто сам притянулся к его «ладошке».

— А теперь ты! — крикнул он Санти, и огненный мяч полетел к нему.

Санти присел, шар пролетел над его головой и взорвался в глубине каменного тоннеля. Рука юноши невольно коснулась эфеса меча. Бессознательный жест. С тем же успехом он мог бы взяться за застежку куртки. Но нет! Эффект этого простого прикосновения был поразительным. Исчезли базальтовые стены пещеры, исчезли сталактиты. Юноша стоял у стенки громадных размеров Сферы. Нил и Дитя были внутри ее.

Сын вагара стоял на прозрачной светящейся пленке, разделяющей Сферу надвое. На этой же «пленке» стоял и Санти. А посередине, там, где взорвались выпущенные демоном искры, очень медленно поворачивался огромный голубой шар. Санти узнал его: этот шар плыл ему навстречу, увеличиваясь, там, в подземелье под Владением соххоггои. Завороженный его красотой, Санти забыл обо всем.

Крик «малыша» вывел его из оцепенения:

— Перестань! Перестань! Сейчас же перестань!

Санти посмотрел на демона: «малыш» исчез. Остался сгусток красного пламени, выбрасывающий огненные протуберанцы, пронзающие шар насквозь. Это было ужасно!

Нил не видел того, что видел Санти. Зато он увидел, как поплыли, потекли черты «детского» лица, превращаясь в красную маску-череп. Рот стал огненной щелью, разделяющей голову пополам, а тело по-прежнему оставалось телом громадного ребенка. И руки его начали расти, удлиняться, потянулись к стоящему на пороге Санти извивающимися, как щупальца, пальцами.

— Трой, Нил! Трой! — закричал юноша, отшатываясь от тянувшихся к нему языков огня.

Невидимая преграда в мозгу сына Биорка рухнула. Он вспомнил!

— Сынок! — закричал он. — Сынок! Лови! — Выхватил из-за пазухи цилиндрик и бросил его демону.

Рука Санти в этот момент соскользнула с рукояти меча. Он увидел на миг нависшую над ним маску Смерти, а потом — вновь профиль счастливого детского лица.

Точным движением демон поймал цилиндрик.

— И-и-и! — в восторге заверещал он и прижал крохотный предмет к своей груди. Черты лица его разгладились, успокоились, блаженная улыбка раздвинула пухлые губки.

Он медленно опустился на пол пещеры, поджал ноги и закрыл глаза. Нил сделал шаг, и глаза демона открылись.

— Спасибо! — отчетливо произнес «малыш» и опустил веки.

Санти прикоснулся к мечу и вновь увидел волшебную Сферу. И голубой, медленно вращающийся шар. Он посмотрел на демона. И вместо красного пламени увидел голубые, сплетенные в кокон светящиеся нити. Санти сделал мысленное движение и «заглянул» внутрь.

... И увидел себя, только себя очень маленького, не больше четырех лет. Он сидел на ступенях дома перед небольшой зеленой лужайкой. Сидел и гладил маленькую лохматую собаку. А за лужайкой была невысокая оградка из витых стальных прутьев. Он сидел и ждал. А потом увидел фигуру женщины, идущей через лужайку.

— Дом, доу, вау! — напевала она и улыбалась Санти.

И была она очень-очень большая и очень-очень любимая. Санти вскочил со ступенек и бросился к ней, протягивая руки.

— Мама! — закричал он изо всех сил. — Мамочка!

* * *

Санти открыл глаза. Сначала он не понимал, что происходит. Кто-то нес его. Вокруг было темно.

— Очнулся? — раздался рядом, прямо над ним, ласковый бас Нила.

— Да-а! — пробормотал Санти. — Можешь поставить меня на ноги.

— Как хочешь! Но смотри: я могу еще долго тебя нести, ты не слишком тяжел! — Санти услышал смешок.

— Поставь, поставь! — сказал юноша.

И Нил опустил его на пол.

— Зажечь светильник? — спросил великан.

— Погоди! — Санти прикоснулся к рукояти меча. И тьма исчезла. Он был в залитом зеленым светом коридоре, за стенами которого пульсировало и переливалось нечто, не имеющее имени в человеческой речи. И еще он услышал музыку. Санти не сразу понял, на что она похожа. Но когда понял, то стал еще счастливей: то была музыка фьёльнов.

— Нил! — сказал он. — Мне не нужен свет. И мне больше не хочется отсюда уходить!

— Если так, побудем немного здесь, — согласился великан.

Но Санти слишком хорошо ощущал его тревогу.

— Ладно, идем! — сказал он. — Идем!

И они двинулись к выходу.

Снаружи была тишина и синее прозрачное небо, полное света. Вулканическая бомбардировка кончилась. Земля больше не содрогалась, даже воздух, казалось, стал чище и свежее.

Нил взглянул на Санти и улыбнулся.

— Мы сделали! — сказал он. — Сделали! Остается только вернуться назад!

Внутри у сына Биорка было легко и пусто. То, ради чего он переплыл два моря и прошел половину Мира, осталось в прошлом. А будущее не предложило ему пока ничего взамен.

— Вернуться назад! — повторил он.

— Пустяки! — Санти тряхнул головой с отросшими волосами. — Как только мы выберемся на подходящее место, я позову дракона.

— Замечательно! — обрадовался Нил. — Слушай, брат Санти, я очень рад, что ты пошел со мной! И не только потому, что в одиночку мне было бы не совладать... Я никогда не встречал более надежного парня, чем ты!

— Шутишь, да? — улыбнулся юноша. — Я всего только певец. И никогда не скрещивал меча с врагом.

— Меч не главное! Я хочу, чтобы ты поехал со мной, в Империю, в Хольд! Тебе понравится в Империи, Санти! Ты — наш! Я, Эрд, Биорк — мы все сделаем, чтобы тебе было хорошо на нашей земле!

— Спасибо, Нил! Мне бы очень этого хотелось! Но... Все же Конг — моя страна. И я не знаю, что с моим отцом...

— Мы поможем тебе его найти! — пообещал Нил. — Биорк отыщет все, что угодно. И кого угодно! Мы найдем твоего отца, и вы поедете вместе!

— Еще — Этайа! — сказал юноша. — Что скажет она? Ей известен мой путь лучше, чем мне! Правда, я все время сползаю на обочину! — засмеялся он. — Но думаю, что не зря!

— Свидетельствую! — подтвердил Нил и важно поднял руку.

Оба засмеялись. Им было очень славно сейчас, Нилу и Санти. Они были готовы просто танцевать от радости.

— Давай отложим это дело до возвращения! — предложил Нил. — Если мы все разом навалимся на тебя, тебе придется уступить!

— А Генани? — улыбнувшись, спросил юноша. — Думаешь, она тебя поддержит?

— Мы и ее возьмем с собой! — щедро заявил Нил. — Женщина Урнгура — в Империи! Да ее выйдет встречать весь Глориан!

— Ладно! — согласился Санти. — Поговорим, когда вернемся в Урнгур! В таинственный Урнгур! О! — закончил он, понизив голос и округлив глаза.

— Добро! Полезай наверх! — Нил взялся за конец веревки. — Полезай! Я подержу!

Когда они оба взобрались на карниз, Нил сбросил мешок и достал флягу с вином.

— Сполоснем горло! — сказал он, протягивая флягу Санти. — Немного передохнем и поднимемся на плато.

— Я не устал! — ответил юноша.

И это было правдой. Он чувствовал, что жизнь так и бурлит в нем. Санти было весело. И Нилу было весело, тем более что гнетущее чувство, мучившее сына вагара с тех пор, как он утратил Дар, ушло. Да и зачем теперь ему Дар?

Теперь он вернется домой, на Север, станет тем, кем был до Руны. И у него отличные друзья! Жаль вот, что Ортран...

— Пусть тому, кто шел вместе с нами и ушел, не простившись, будет хорошо там, в Нижнем Мире! — сказал великан, сделал глоток и отдал флягу Санти.

— Будет так! — отозвался юноша.

Нил встал, подергал паутинный трос. Крепко! Ох, как ему хочется домой!

Держась за канат, Нил полез вверх. Ноги, привычные к горным кручам, сами находили опору. И все же подъем не был легким. Мешок за спиной тяжело давил на плечи, руки, перебирающие канат, дрожали. Нелегко далась победа. А когда победа дается легко?

Нил преодолел последние десять локтей и перебросил тело на край обрыва. Еще усилие — и он отполз на пару шагов.

«Надо помочь мальчику!» — подумал он.

И тут камень, на котором он лежал, слегка вздрогнул.

«Тысяча демонов! — удивился сын вагара. — Опять! Мы же его...»

Камень еще раз вздрогнул, и на Нила упала тень.

Он поднял голову и увидел огромную массу камня прямо над собой. Оцепенев, Нил смотрел, как масса опускается вниз, опускается на него... нет, рядом с ним, ударяется о скалу в трех локтях от головы Нила. Огромная каменная глыба, нет, колонна! И земля снова легонько вздрагивает, но грохот от удара камня о камень, нет, не грохот, скорее треск, он очень тих для падения такого огромного...

Нил поднял лицо и увидел, что заслонившая небо скала имеет очертания человеческой фигуры, фигуры в сто локтей высотой!

Сердце его остановилось. Невидимая сила прижала Нила к земле. Он не мог ни пошевельнуться, ни закричать, чтобы предупредить Санти. А громадная фигура наклонялась ниже, ниже. Чудовищная ладонь, бугристая ладонь из бурого вулканического камня опускалась сверху. Четыре пальца, каждый — в пять локтей длиной, сомкнулись вокруг Нила, сдавили его, вознесли на сто-локтевую высоту, к огромному, невообразимо огромному и страшному подобию лица. И щель, нет — пещера рта распахнулась, обдала Нила ядовитым серным дыханием бездны, выдохнула:

— Ты!

И эхо грома сорвало лавину с окрестных склонов.

Нил дернулся, но горячие, раскаленные пальцы сдавили еще сильней, смяли грудь до реберного хруста, задушили, как соединившиеся кольца огромной змеи, лишили всякой надежды.

Нил видел гороподобное, безносое, невообразимое лицо бога в десяти локтях от себя. Ему захотелось закрыть глаза, закрыть их и никогда больше не открывать, чтобы не видеть этого ужаса. Он уже понял, кто перед ним, и дрожал, как от озноба, хотя жар дыхания бога опалял его лицо.

А каменные пальцы сжимались, сжимались медленно, неотвратимо, неспешно, давили его, как давят созревший плод, отжимая сок. Неотвратимо. Неизбежно.

Не только плоть, саму душу выжимала из Нила огромная раскаленная ладонь. Именно ее, бессмертную часть его существа, выдавливали чудовищные тиски. Чтобы, выдавив, втянуть, всосать в раскаленную бездну. Навеки.

А рука поднималась выше, выше, над исполинской, ноздреватой, бугристой головой — выдавить, раздавить и шваркнуть алый комок в черную стену горы!

И Нил, потерявший все, что имел, потерявший жизнь, разум, любовь, надежду, абсолютно все, что было у него, выплеснул из горла последние крохи воздуха, последние остатки веры в исступленном шепоте-всхлипе:

— Тур...

И успел увидеть мутнеющими глазами, как зашевелился огромный склон горы там, за полумильным провалом. Черный, уходящий отвесно вверх склон зашевелился — и развалился пополам, треснул, разошелся во всю длину, выбросив красную жидкую лаву. И оттуда, из живой раны горы, выдвинулось нечто невообразимое, нечто, ни на что не похожее, отекающее тяжкими лавовыми реками, столь огромное, что не могло, не имело права двигаться. Но оно двигалось, двигалось, отделялось от жаркого лона горы, истекало алым каменным расплавом, исходило дымом, желтым и черным, в синее нежное небо. И что-то длинное вытянулось на невообразимой высоте, потянулось к Нилу, нет, не к Нилу — к тому, кто губил его. И с этого длинного наконец стек магматический, вязкий раствор, и узнал сын вагара ТРЕЗУБЕЦ.

Уши Нила не услышали грома и грохота, но он еще ощутил, как ослабели сжавшие его тиски, как пошла вниз рука жестокого бога, уже забывшего о крохотном червячке-человеке.

Вниз, вниз — до середины каменного необъятного бедра.

И разжалась.

Нил выпал из нее и, не издав ни звука, упал с высоты двадцати локтей на черные камни плато.

А свирепый бог шагнул через пропасть, шагнул навстречу врагу, навстречу величайшему из богов, шагнул, опаляя скалы огненным кольцом Силы.

И столкнулись.

Санти услыхал грохот над головой. Потом — оглушительный взрыв и волну горячего, ядовитого воздуха, прижавшую его к скале, заставившую закашляться, задохнувшись. Красный отблеск подземного огня упал на него. А потом — огромная тень, застившая свет солнца, накрыла его. И ушла. И новый взрыв швырнул его, ударил плечом о камень, закружил, пытаясь оторвать от тонкого каната.

Санти кричал, но крик его тонул в громе и стонах сотрясающейся тверди, в разрядах скрещивающихся молний.

— Нил! Нил! — срывая голос, закричал Санти и стал карабкаться наверх, исступленно, не щадя ни сил, ни ладоней.

Он выдрался из ущелья, вцепившись в вбитый костыль, вскочил, упал, потому что голова его кружилась, а гора содрогалась под ногами.

— Нил! — закричал он.

И увидел Нила.

Распластанный, как растоптанная ногой ящерица, человек лежал в тридцати шагах от края обрыва. Лежал, неестественно раскинув руки и ноги, на осыпанных пеплом камнях.

Санти, восклицая что-то невнятное, бросился к нему и увидел кровь, собравшуюся под затылком, вытекшую изо рта, из носа, из ушей. Санти схватил Нила за руку, почувствовал что-то твердое и острое под курткой. Но, только заметив окровавленный рукав, понял, что это разорвавший мышцы обломок кости. Понял и, ужаснувшись, отпустил, и рука упала, стукнувшись о камень.

Веки Нила вздрогнули, глаза приоткрылись.

— А... Ты пришел... — прошептал сын вагара, разлепив губы. — Ты пришел... — Санти слышал его так отчетливо, будто не было грома и грохота, будто вокруг была мертвая безнадежная тишина.

— Вот и уходит Нил Биоркит! — шептал между тем Нил. Почти не двигая губами, не открывая рта, из которого тонкой струйкой стекала алая пузырящаяся кровь. — Вот я и ухожу, Санти. Не будет больше Нила. Плохой маг... Я плохой маг, Санти... Потому что люблю, люблю эту жизнь... Именно эту, эту самую жизнь... Очень люблю... потому что плохой маг. Все... Все кончается счастливо... Но... как жаль, Санти...

Нил больше не говорил, но юноша слышал его слова, слышал еще более отчетливо, чем раньше:

«Кончилась, Санти! Не будет ничего. Ни света, ни вина, ни снега, скрипящего под ногой. Не будет моря. И губ, нежных и теплых, мягких и чудесных губ, не будет их прикосновений, и шепота их тоже не будет. Как жаль, Санти! Как жаль, что не будет Нила. Никогда. Друзья. Вы скажете: Трудное дело! Был бы с нами Нил, было бы легче. А Нила нет. Как жаль, Санти! Как жаль!..»

И правая, несломанная рука шевельнулась, поползла по камню, ткнулась в колено Санти. И он схватил ее, нет, взял бережно и, наклонясь над лицом, широким и добрым, выдохнул во вздрагивающие, пытающиеся улыбнуться губы:

— Нил! Нил!

Пожалуйста!

НЕ УМИРАЙ!

Коней первой летописи