Книго

Юрий Никитин

     Передышка в Барбусе

     Фантастический роман.

     Oleg Karmanov

     Анонс

     Мрак —  оборотень и победитель богов — по случайности и незнанию стирает в

Книге Бытия запись о  своей кончине.  Теперь его мечта —  отсидеться в укромном

уголке  и  придумать,   как  жить  дальше.  Поэтому  он  с  радостью  принимает

предложение поменяться ролями с правителем маленькой сонной Барбуссии,  надеясь

провести две беззаботные недели во  дворце.  Однако судьба начинает свои пляски

уже  на  его пороге.  Покушения,  тяжбы придворных,  пустая казна,  пограничные

конфликты — вот от чего,  оказывается,  сбежал барбусийский тцар и вот что, как

тяжело  груженная  телега,   наезжает  на   хрупкую  мечту  Мрака.   Приходится

предотвращать,  разбирать,  разрешать,  пополнять и вообще спасать. А и чем еще

заниматься настоящим героям, решившим хорошенько отдохнуть?

     Долгожданная новинка  от  Юрия  Никитина    прекрасный подарок  любителям

фантастики.

     Пролог

     Жаба  пищала  в  ужасе  и  пятилась.  Просто вся  обрыдалась.  Голосок был

плачущий,  а  выпученные глаза чуть не  лопались.  Мрак зарычал,  чтобы кончала

прикидываться:  она ж уже привыкла, знает, что это же он, прежний Мрак, бояться

не надо,  какая ей,  дуре,  разница,  а в волчьей личине он тот же самый,  даже

лучше,  ибо для жабы нет зверя гаже и подлее человека, каждый норовит пнуть или

бросить камнем.

     Но  вредная Хрюндя от страшного рыка изобразила совсем уж панический страх

и  бросилась в угол пещеры,  пытаясь втиснуться в крохотную щелку.  Он грянулся

оземь и  не  успел подняться,  как на  него обрушилось его зеленое бородавчатое

сокровище.  Теперь она верещала от счастья так,  что звенело в ушах,  не давала

встать,  всего истоптала,  испихала, облизала. Мрак не успевал уворачиваться от

ее длинного языка и толстых лапок.

     Наконец он все-таки уселся,  ухватил Хрюндю за загривок, но толстая шкирка

выскользнула из  пальцев,  жаба  шлепнулась к  нему на  колени.  Мрак попытался

грозно взглянуть на  нее,  но  встретил невинный обожающий взгляд и  застонал в

отчаянии:

       Ну  что  на  тебя  нашло,  дура?  Я  ведь  уже  столько  раз  при  тебе

перекидывался, и ничего. Ну, что ты затеяла? Смотри, вот это тоже я.

     Рухнул опять на пол,  ушибся,  вставать не стал — лапы уже дрожат.  Хрюндя

уселась поудобнее,  распахнула пасть и  завопила,  что боится,  боится,  БОИТСЯ

этого страшного чудища, которое появилось вместо ее любимого родителя, что

     вот она прячется в  угол,  глазки закрывает,  лапками отмахивается...  Ну,

пожалуйста, пусть он больше не превращается, ей же страшно!!!

     Мрак  снова  бросился  на  пол,  ругаясь  сначала  по-волчьи,  а  потом  и

по-человечьи — все болит, локоть расшиб, шкура чешется.

       Ну, хоть теперь поняла?

     Хрюндя  тут  же,  без  раздумий,  с  визгом прыгнула к  нему,  преодолев в

гигантском прыжке половину пещеры,  попробовала от избытка чуйств обнять его за

шею всеми четырьмя лапами сразу, да еще и всего зацеловала.

        Вот ведь дуреха,    выдавил Мрак со злостью.    Мало мне было одного

дурня. Таргитай хоть пел.

     Жаба  сразу  задрала морду  и  выдала на  редкость громкую и  немелодичную

руладу.  Мрак  отшатнулся,  попытался сбросить квакёныша,  но  Хрюндя уцепилась

всеми четырьмя.

     — Да, — сказал Мрак, — точно, второй Таргитай... Эй, прекрати!

     Он оглянулся: у выхода толстая шкура, даже человек из Леса не будет лежать

на  голом  граните,  когда такое рядом,  подтащил к  себе,  улегся и  попытался

сосредоточиться,  пока счастливая Хрюндя с  песнями топала по  нему взад-вперед

так, что в глазах темнело.

        Глупая ты,  глупая,    прошептал он.    Хорошо еще,  что любят не за

мудрость, а то бы...

     Что я делаю,  мелькнуло в голове.  Тут произошло такое, такое невероятное,

надо забиться в  пещеру поглубже,  осмыслить,  а то и вовсе остаться тут на всю

жизнь,  ибо  его  жизнь  теперь стала бесценной.  Это  другим рождаться,  жить,

стареть и умирать,  но он,  после того, как стер по незнанию в Книге Бытия свою

кончину,  теперь может жить вечно.  Почти как боги,  только боги бессмертные, а

он,  увы,  смертен. В том смысле, что убить его так же просто, как и раньше. Но

если не дать себя убить...

     Он зябко повел плечами.  Он увидит,  как рождаются племена, превращаются в

могучие народы,  стареют и гибнут,  на смену приходят новые, как на месте болот

вырастают леса, потом там появляются степи, а затем и вовсе все засыпает жарким

песком...  А где-то горы рассыпаются в щебень,  где-то высыхают моря...  Он все

это увидит,  если не даст себя убить.  А чтобы не убили,  надо найти уединенное

место в горах, затаиться и просто жить...

     Мысли были суматошные,  горячечйые,  настолько не  похожие на  его прежние

мысли,  всегда прямые,  суровые и честные, как удар его огромной секиры, что он

сам смутно удивился,  забеспокоился.  Мало того, что последнее приключение едва

не размазало его по жизни, как мокрый след от улитки... Подумать только: дрался

с  чудищами,  магами,  даже богами — а больше всего страдать пришлось во дворце

Куявы,  где никаких особых врагов, а была лишь золотоволосая тцаревна Светлана.

Уже тогда он ощутил, что стал совсем другим Мраком, совсем не тем, кто повергал

чудовищ, бил магов и даже у самого Рода из клюва выдрал Перо...

     И  вот  сейчас он    уже  третий Мрак:  трусливый,  трепещущий,  внезапно

осознавший  сверхценность своей  жизни,  которая,  оказывается,  может  длиться

вечно.

     Что я делаю,  сказал он себе с досадой. Надо сесть и помыслить о бренности

жизни вообще и  о его чудо-жизни,  прикинуть,  как ею лучше распорядиться и как

сберечь...  Это  раньше можно было не  беречь,  все равно скоро смерть,  так уж

лучше красивая гибель,  чем угасание,  когда не в силах встать с ложа, а теперь

он может жить, жить и жить... а вместо мудрого планирования дальнейшей жизни он

пытается образумить упрямую Хрюндю,  которой втемяшилось в дурную башку, что ей

не ндравятся его превращения и  если она как следует поплачет,  что ей страшно,

то он сжалится над бедной зверушкой с  перепоночками и  бородавочками,  которая

все-все

     понимает,  но пусть будет всегда ее хороший папочка, а не страшное чудище,

которое появляется вместо него.

     Желудок начал взрыкивать,  как  голодный пес.  Надо бы  зашвырнуть в  него

какую-нибудь ерундишку вроде куска мяса,  пусть даже  зажаренного с  кровью,  а

потом залить это непотребство вином,  чтобы уже без спешки наброситься с  ножом

на  печеного кабанчика,  что как издевательство над людскими чувствами истекает

соком...  прямо как  перед глазами!..  посреди стола на  блюде,  где  по  бокам

поместились еще и жаренные в собственном соку перепелки...

     Он шумно сглотнул слюну. В животе громко заквакало. Жаба приподняла голову

и нерешительно квакнула в ответ.

     — Это не тебе,  глупенькая,  — объяснил Мрак. — Это мне... Не понимаю, как

они медом и акридами?

     Она  с  готовностью прыгнула ему  на  руки,  он  сделал несколько шагов  к

выходу,  и  утреннее солнце ослепило привыкшие к  полумраку пещеры глаза.  Жаба

заворочалась,   недовольно  заворчала.  Мрак  позволил  ей  выкарабкаться,  она

взобралась на  плечо  и  там  уселась,  толстая  и  насупленная,  оглядывая мир

неподвижными глазами.

     Он забросил за плечо лук и  тулу со стрелами,  пошел вниз по тропке.  Гора

сразу осталась за спиной, по сторонам побежали кусты, серые от пыли, но дальше,

на продуваемом месте —  зелень как зелень,  воздух свежий,  земля из каменистой

перешла в хороший добротный подзол,  вслед за кустами стали попадаться деревья,

одинокие и группками, дважды он пересек небольшие рощи.

     Жаба начала дремать,  раскачивалась.  Ее когтистые лапы цепко хватались за

шкуру на плече,  но все же свалилась, он едва успел подхватить на лету. Сунул в

мешок,  она даже не колыхнулась,  только сразу согнулась калачиком на дне. Мрак

закинул мешок за плечо и ускорил шаг.

     Солнце поднялось над деревьями,  но  воздух все еще оставался чист,  свеж.

Потянуло близостью воды. Впереди слишком роскошные деревья, заросли кустарника,

листья сытые, что значит корни тянут воду прямо из реки...

     Навстречу по тропке двигалась ветхая от старости женщина.  Согнутая, как в

поясном поклоне,  она  при  каждом шаге  опиралась на  толстую суковатую палку.

Из-под серого от пыли платка выбивались такие же серые,  покрытые пылью,  седые

волосы.

     При виде Мрака остановилась,  он развел руки в  стороны,  мол,  грабить не

собираюсь,   старуха   настороженно  рассматривала  незнакомца   подслеповатыми

глазами, лицо ее напоминало печеное яблоко, спросила скрипучим голосом:

       Не в Барбус ли идешь, добрый человек?

       Это я добрый?  — усомнился Мрак.  — Может, и в Барбус, если он выскочит

на дорогу.

     Старуха с  некоторым испугом смотрела в  его широкое,  побитое оспой лицо,

сказала надтреснуто:

     — Да уж точно выскочит...

     — Откуда ведаешь?

        Потому  что  ведьма  я.  Что-то  в  тебе  странное...  дай-ка  ладонь,

посмотрю...

     — Ведьма?  — повторил Мрак.  — На,  смотри...  Проверим, ведьма или просто

людёв пугаешь.

     Колдунья смотрела на  его  широкую твердую ладонь долго и  с  недоумением.

Лицо застыло, потом с испугом отшатнулась, еще дольше всматривалась в странного

человека.

       Да, — прошамкала она наконец, — как только твое сердце еще не сгорело?

     Мрак буркнул:

       Сгорело. Один пепел. Она кивнула.

       Пепел и  головешки,  сердешный.  Но есть и  крохотный зеленый росток на

самом краю поля... береги его, чужестранец! Завянет — умрешь.

     Мрак подумал, пробормотал:

       Как раз теперь бы не хотелось.

       Понимаю,  — прошептала ведьма.  — Я не знаю,  как тебе удалось, но я не

вижу конца твоей жизни...  Она теряется в той дали,  куда мой взор заглянуть не

может. Однако ты все же можешь умереть даже сегодня. Не от меча или стрелы, как

ты  думаешь!..  Ты  еще не  знаешь,  что нельзя выронить хотя бы слезу,  нельзя

вознегодовать, нельзя разгневаться...

     Мрак воскликнул:

       Так это и не жить!

       Это не всю жизнь,  — успокоила ведьма. — Ты так истерзал сердце, что не

выдержит даже самой малой слезинки... Сгорит дотла. Дай зарасти выжженному полю

молодой травой. Это недолго, всего годик-другой...

       Ого!  — сказал Мрак.  — Нет, я не собираюсь реветь или терзаться... сам

не знаю,  что со мной было, затмение какое-то, но все равно, годик-другой — это

же вечность!

       Ты еще узнаешь,  что такое вечность,  — сказал ведьма загадочно.  От ее

скрипучего голоса мороз пробежал по  его спине.    Год-два —  это меньше,  чем

день. Потом это будет даже меньше, чем час...

     Мрак дал ей монету,  покачал головой и пошел в сторону реки.  В голове все

еще  звучали  странные  слова  ведьмы,   это  же  надо    не  волноваться,  не

гневаться... как вдруг настороженные уши уловили впереди вроде бы детский плач.

Раздвинул кусты,  у  самой воды  сидит,  подтянув колени до  самого подбородка,

худой подросток. Когда Мрак вывалился из зелени, подросток испуганно оглянулся.

Мрак  присвистнул.  При  резком  движении  из-за  головы  подростка выметнулись

длинные  светлые  волосы.  На  него  уставились огромные зеленые  глаза  совсем

молоденькой девчушки.  Рядом с ней на траве лук,  простой,  из гнутой палки,  и

берестяной колчан со стрелами.

     — Чего ревешь? — спросил Мрак участливо.

     Она от его рыка подпрыгнула, губы затряслись, а глаза стали совсем как два

блюдца.

     — Я... я ничего...

        Чего ревешь?    повторил он.  Взгляд его скользнул по воде,  привычно

измеряя скорость течения,  крутизну берега на той стороне.  — Река мелковата...

Можно портки не снимать...

     Он не смотрел в ее сторону,  дабы не пугать,  и вскоре ее несмелый голосок

прозвучал почти с обидой:

     — Да, это тебе... Ты вот какой здоровый... А мне с головой...

       Ну и что?

     — Я плавать не умею!

     Мрак  покосился на  маленькую женщину.  Слезы уже  высохли,  она  медленно

поднялась.  Голова ее  едва-едва достигала ему до  середины груди.  Да и  то не

голова,  а  пышные  волосы,  похожие  на  яркие  осенние листья.  На  бледном с

прозеленью лице ярко выступали веснушки.

       Плавать? — удивился он. — Да ты такая легонькая, не утонешь...

     В ее зеленых глазах блеснули искорки гнева. Похоже, она не так истолковала

намек на свое изящество, губы сжались в тонкую линию:

     — Ты сам... то, что плавает поверху!

       Бедная,  — пожалел Мрак,  — сколько же тебя били, что так озлобилась...

Садись на плечо, я перейду вброд этот ручеишко.

     К его удивлению,  она словно ждала такого приглашения.  Не успел присесть,

как она подхватила свой лук и стрелы, покарабкалась по нему, как белка по дубу,

взобралась на спину,  но сесть на одно плечо явно забоялась,  Мрак ощутил,  как

его  щек  с  двух сторон коснулись ее  тонкие колени,  кожа горячая,  прогретая

солнцем,  а босые пятки опустились на грудь.  Тонкие пальцы ухватили его сперва

за волосы,  он хотел бы продлить этот миг, но она словно спохватилась, поспешно

ухватилась за голову, закрыв ладонями уши.

       Ох и  трусливая же ты,  — проворчал он,  но было приятно чувствовать ее

маленькие горячие ладони на ушах, — да не сброшу я тебя, не сброшу...

     — Вода холодная, — предупредила она.

     — Это для тебя... шкилетик.

     Он  вошел в  реку,  берег понижался медленно.  Он дошел почти до середины,

когда вода наконец хлынула через голенища сапог.  Дальше дно понизилось еще,  а

перед  самым  берегом холодная вода  дошла  ему  до  груди.  Девка взвизгнула и

поджала пятки.

     — До чего же трусливая, — повторил Мрак. Он медленно выбрел на берег, вода

с него бежала в три ручья. — Как воды страшишься... Ты не покусаешь меня?

     Она удивилась.

     — С чего бы?

       Да взбесившиеся волки воды боятся...  Наверное,  и такие лисята — тоже?

Слезай, мне надо воду из сапог вытрясти.

     На  самом деле самому не  хотелось,  чтобы его  шею покинуло такое теплое,

даже горячее тельце,  настолько легкое,  что не  чувствовал веса,  не хотелось,

чтобы ее пальцы перестали трогать его уши, волосы, хватать за щеки.

     Тонкие,  но крепкие ноги стиснули его шею с неожиданной силой,  а пальцы в

его  густых  волосах  обрели  неожиданную  мощь.   В  тонком  голоске  зазвенел

торжествующий смех:

     — Ты еще не понял, чужеземец?

     — Чего? — спросил Мрак.

     — Я мавка! Мрак переспросил:

       Ну и что,  ежели мавка или нявка? Слезай, вода в сапогах хлюпает. Ежели

бы дырявые, сама бы вылилась, а то...

     Ладонь легонько и покровительственно похлопала его по щеке.

       Какой ты... тупой. Мавки боятся воды, это верно.

     Мне бы  на эту сторону никогда не перебраться.  Разве что на плечах такого

вот...  Но теперь я не слезу.  А попробуешь скинуть, я так тебе шею сдавлю, что

замертво свалишься.

     Она сильнее сжала ноги,  Мрак ощутил,  что в девчонке больше силы, чем она

выказала на том берегу.

       Вот ты какая,  — сказал он горько.  — Почему со мной все женщины... вот

так?

     Она ответила гордо и независимо:

     — А потому,  что мы все такие.  Женщин надо любить,  на руках носить, а на

шею мы и сами залезем. Скинуть же нас непросто...

     Он вздохнул:

     — Да я знаю... Мне так и идти в хлюпающих сапогах? Голосок над его головой

прозвучал задумчиво:

       Ты  выглядишь таким простым,  безобидным...  что  даже страшно.  Ладно,

рискнем.  Сядь на  тот пень,  задирай ноги.  Но если попробуешь перекатиться на

спину,  чтобы меня задавить,  то это напрасно,  уразумел?  Я  успею сдавить шею

раньше. К тому же... меня не так просто задавить.

     Он  покосился на  загорелые ноги  на  своей  груди.  Под  тонкой  кожей  с

золотистым  пушком  чувствуются  молодые  сильные  мышцы.   Когда  она  ерзала,

устраиваясь на  его  плечах поудобнее,  ее  ноги касались его щек,  а  когда он

повернул голову,  стараясь увидеть ее хотя бы краем глаза,  его губы уперлись в

нежное пахнущее травами колено, теплое и словно бы светящееся изнутри.

        Как у  тебя колотится сердце,    сказала она удивленно.    Мою пятку

просто подбрасывает!

     — Это от страха, — объяснил он.

        Не боись,  — успокоила она.  — Я не стану грызть тебе голову.  Чего ее

грызть?  Голова как валун, литая! Мне нужно, чтобы ты носил меня по этому краю.

Ручьев слишком много,  болота на  каждом шагу...  Тебе все нипочем,  а  я  воды

боюсь. Мне сверху видно все, я хоть оленя, хоть кабанчика

     подстрелю. И тебе дам поглодать косточки, я ж всего оленя не съем!

       Косточки?  — переспросил Мрак.  — Гм... ладно, я люблю кости. Кстати, я

тоже не зря ношу лук.  Когда завидишь оленя,  дай знак.  Поглядим,  кто быстрее

всадит в него стрелу.

     Оленя  первым учуял  он.  Хотел  смолчать,  пусть она  заметит первой,  но

подходили все ближе, уже и олень поднял голову, тревожно принюхивается, вот-вот

даст деру,  а мавка все хвастается, какого хорошего коня отловила, разомлела на

солнышке, уже и колени раздвинула, и Мрак сказал тихонько:

       Олень... Вон там, за орешником...

     Она  вздрогнула,  пробуждаясь от  своих мавкячих дум.  Ноги стиснули шею с

излишней поспешностью, он снова ощутил обеими щеками ее нежную кожу.

       Где?.. Ух ты, какой красавец!

     Он чувствовал,  как она поспешно сорвала со своей узенькой спины лук.  Над

головой послышался едва слышный скрип сгибаемого дерева.  Он  схватил свой лук,

наложил стрелу и  выстрелил,  почти не  целясь,  ибо  над  головой уже щелкнула

тетива.

     Его  стрела  исчезла  в  зелени.   По  ту  сторону  затрещало,  в  стороне

колыхнулись кусты,  потом еще и еще.  Когда он,  побуждаемый мавкой, проломился

через заросли,  олень еще  бился,  успев сделать всего три  прыжка.  Ее  стрела

торчала в горле, а его стрела пробила левый бок.

     Ее маленькая ладошка погладила его по уху.

       Присядь. Я разделаю зверя... Ты в самом деле стреляешь неплохо. Прямо в

сердце! Но это случайно. Ты не мог его видеть. А я прямо в горло...

     Он присел, буркнул:

     — Давай я сам.  Это мужское дело.  Если женщина разделает, то и есть будет

противно.

     Над головой прозвенел серебристый смех.

       Я не женщина,  чужеземец!  Я мавка... Но разделай, если сумеешь. Только

будь осторожен с ножом, если понимаешь, о чем я... Я успею сломать шею раньше.

     Он  покосился на  нежное  колено,  чувствуя сильное  желание коснуться его

губами. Сглотнул, пообещал осипшим голосом:

     — Я буду осторожным.

     Оленя он и разделал,  и жарил на углях,  а мавка все ерзала в нетерпении и

приговаривала:

       Ну, уже готово!.. Уже!..

       Еще не уже,  — сказал он.  — Щас будет готово... Он сунул руку в мешок,

мавка насторожилась, но он на

     ощупь выдрал из-под спящей жабы узелок,  мавка распахнула глаза в  великом

удивлении:

       Соль?.. Как здорово!

       И ты соль любишь?

     — А кто ее не любит?

       Тоже верно,    сказал он.    Я видел,  как козы сотни верст проходят,

только бы полизать глыбу соли...  Вот щас посолю... а потом вот здесь... и все,

можно есть... коза.

       Сам ты... Ты знаешь, на кого ты похож?

       Знаю, — ответил он. — Но ты лучше помалкивай.

     Он  разделал оленя целиком и  зажарил все  куски.  Поблизости росли жгучие

травы,   молодое  мясо  с  готовностью  дало  сладкий  сок,   мавка  чавкала  и

восторгалась,  он ел быстро и жадно,  чувствуя, как в груди нарастает радостное

рычание большого и сильного зверя.  И хотя он умел несколько дней бежать вообще

без крошки во  рту,  но  когда выпадает вот такая возможность,  то  надо жрать,

жрать от пуза,  лопать вволю и в запас,  распускать пояс и снова жрать, пока не

полезет из ушей.

     После сытного обеда мавка возжелала малость отдохнуть,

     а то у нее от тряски заболит переполненный живот,  но, похоже, как и Мрак,

отдыхать не умела и не любила: тут же указала на выглядывающие из кустов острые

рыжие мордочки:

       Им тоже поесть надо, пойдем отсюда.

     — Да, — согласился он, — хотя после тебя там остались только копыта.

       После тебя, — уличила она. — Ты ж кости грыз, зверюга!

        В  костях самый сладкий мозг,    возразил он.    Вон  у  тебя хоть и

тоненькие, а, знаешь, сколько в них сладости?

       Но-но, — сказала она предостерегающе, — поднимайся!

     Через   четверть  часа   заросли  остались  далеко  позади,   мавка  жадно

присматривалась к новым для нее рощам, заросшим лесом холмам.

     Дорога постепенно стала шире,  протореннее.  Мраку почудились запахи дыма,

окалины железа,  угля,  но  ветерок стих,  и  он  не  был  уверен,  что  ему не

почудилось.

     — А что там? — спросил он. Голос пояснил словоохотливо:

        Там уже веси одна возле другой,  а  еще дальше — стольный град Барбус.

Так говорят, я там не бывала. Но мы, конечно же, туда не пойдем...

       Почему? — удивился Мрак.

     В голосе мавки прозвучала насмешка:

       Ну и туп же ты,  чужеземец...  Тебе идти туда тоже не стоит. Пропадешь,

тебя и куры лапами загребут. Там народ злой, быстрый.

     Он пожал плечами, с удовольствием чувствуя, как ее нежные колени елозят по

его щекам.

     — А что такого?  Девка сидит у мужика на плечах!.. Невидаль? Женщины и так

все ездят на нас.  Это ж так привычно. Никто и глазом не поведет... Впрочем, ты

девка красивая, на тебя будут заглядываться... Ну и пусть смотрят. Мы

     еще и  деньги за  показ будем брать.  Там еще будут драться за  честь тебя

самим поносить на шеях.

     Она  слушала,  колени  чуть  расслабились,  затем  опомнилась,  под  кожей

напряглись крепкие мышцы.

       Нет. Поворачивай налево.

     Мрак  продолжал двигаться прямо.  На  душе  стало  печально,  он  сказал с

сожалением:

       Может быть, пойдем, а?

     Колени начали сжиматься. Голос мавки прозвучал сдавленно:

       Поворачивай...

       Мне надо в город,  — сказал Мрак со вздохом. — А так бы я лучше с тобой

бродил бы в лесу. Я сам человек лесной...

     Колени стиснулись с  такой  силой,  что  стало  трудно дышать.  Ее  голос,

неузнаваемый и прерывающийся, донесся с хрипами:

       По... во... ра... чи... вай!..

       Не,  — сказал он сожалеюще.  — Эх,  надо ж было мне,  дурню,  пообещать

жабе!  А еще на Таргитая:  дурак, дурак... Но слово не воробей, надо идти. А ты

чо  там пыхтишь?  Мы ж  договаривались на голову не гадить...  А  то уже что-то

горячее бежит по спине... Как думаешь, что?

     Ее колени бессильно разжались.  Мрак осторожно снял ее с шеи,  и,  все еще

держа на руках,  в задумчивости осмотрелся,  не зная,  куда посадить: ни пенька

чистого, ни валежины без лишайника или кусачих муравьев.

     Она обреченно лежала в его руках, как в колыбели. Зеленые глаза были полны

страха и  безнадежности.  Даже не  пыталась сопротивляться,  ибо в  руках,  что

держат ее, теперь чувствуется крепость толстых древесных корней. Голосок ее был

тихим, как у мышонка:

        Мне была предсказана смерть от руки героя...  Простого мужика я бы уже

удавила..

     — А мне от женской,  — ответил он.  — Может,  от мавкячей?  Ладно, прощай,

зеленоглазка...

     Он  бережно опустил ее  ноги на  землю.  Она  выпрямилась,  глаза неверяще

обшаривали его хмурое лицо.

     — Ты... отпускаешь?

     — Да,  — сказал он с сожалением.  — Мне надо в город.  Барбус, так Барбус.

Лишь бы побольше.

     Он  тяжело  сделал шаг  к  главной дороге.  Ее  голосок,  прерывающийся от

удивления и негодования, как стрела, кольнул в спину:

       Но почему... почему ты целый день позволял сидеть на своей шее?

     Мрак  пощупал шею,  что  еще  хранит ее  тепло и  запах,  улыбка его  была

грустной.

       Не знаю. Наверное, мне самому понравилось.

       Почему?

       Не знаю. У меня еще никто не сидел на шее. Деревья двигались навстречу,

а когда расступились, начал

     расти и  раздвигаться в  стороны простор ухоженных полей.  Справа заливной

луг,  медленно двигается стадо тучных коров,  а  дальше ровными рядами вставали

белостенные хаты, крытые соломой.

     Мрак шагнул из  тени под солнечные лучи,  но  едва сделал два шага,  сзади

зашелестело, тонкий голосок крикнул:

     — Удачи тебе, герой!

     Он  оглянулся,  мавка  высунула голову из  кустов,  глаза  зеленее молодых

листочков. Он помахал ей рукой, жаба зашевелилась в мешке и что-то проворчала.

     — Я просто чужеземец, — крикнул он.

       Герой,  — прокричала она уперто.  — К тому же от тебя странный запах...

люди его не  чуют,  но  меня он  тревожил...  Очень!  Я  даже ноги сдвинуть как

следует не могла... Кто ты?

     Он засмеялся:

        Если я  обернусь тем,  кто я есть,  под тобой будет лужа побольше того

пруда, малышка. И заикой станешь!

     И,  не оборачиваясь, зашагал к далеким хаткам. Успел подумать, что хорошо,

что  не  обернулся волком,  когда  она  сидела  на  его  плечах.  Бедная  мавка

окочурилась бы с перепуга. Вон жаба покрепче, и то пугается.

     В мешке шевельнулось, потом требовательно задергалось, заскреблось. Хрюндя

словно услышала его мысли,  карабкалась наверх.  Он помогать не стал,  она сама

вылезла,  взобралась на  плечо,  но там так топталась и  пыталась слезть,  даже

делала вид,  что вот-вот прыгнет и,  конечно же, разобьется в лепешку насмерть,

пусть ему будет стыдно,  что он снял и опустил на теплую,  прогретую солнечными

лучами землю.

     Жаба сразу же шмыгнула за куст, там присела, выгнула спинку. Вид у нее был

в  это  время  уморительно серьезный и  сосредоточенный.  А  потом он  неспешно

спускался по тропинке,  а  Хрюндя неутомимо шныряла по кустам,  он слышал,  как

гремят камни,  жаба с охотничьей страстью переворачивала валуны,  ее узкий язык

молниеносно хватал  нежнейшее лакомство:  мокриц  и  сороконожек,  не  успевших

убежать от прямого солнечного света. Мрак покрикивал, старался не упускать жабу

из виду,  а она тоже хитрила, подпрыгивала над кустами, вот я, не потерялась, а

сама старалась пробежать так,  чтобы между нею и Мраком оставались кусты, тогда

можно незаметно ухватить гроздь незнакомых ягод.

     Однажды раздался истошный визг.  Хрюндя неслась к нему с раскрытой пастью,

по морде катились крупные слезы, в глазах стояла горькая обида.

     — Что стряслось? — спросил Мрак раздраженно.

     Он  присел,  Хрюндя покарабкалась к  нему на колени.  Пасть держала широко

раскрытой,  язык высунула.  Мрак отшатнулся,  язык был черный,  а  во рту стало

сине-черным. Слышался сильный кислый привкус.

     — Ах, ты ж дуреха...

     Он ухватил ее поперек,  Хрюндя завизжала,  ее лапы бешено замолотили ему в

грудь.  Мрак со злостью сдавил так,  что пискнула,  как воробей в  лапах кошки,

бегом помчался вниз  по  косогору.  Ноздри жадно ловили запахи,  Хрюндя наконец

высвободила морду и орала сиплым голосом. Мрак придавил сильнее, ноги скользили

по крутизне,  а руки заняты,  не ухватишься за ветви, камешки катились впереди,

подпрыгивали, исчезали то ли в зелени, то ли за обрывом.

     В  одном месте деревья стояли гуще,  трава там зеленее,  и Мрак вломился с

разбега, уже чувствовал воздух влажнее, запах сырости и близкой воды.

     Хрюндя  высвободилась,  брякнулась на  землю.  Мрак  ухватил ее  за  лапу,

подтащил к  крохотному родничку.  Хрюндя скулила,  слезы бежали безостановочно.

Мрак  одной  рукой  держал  ее  за  холку,  другой  зачерпнул воду,  плеснул  в

распахнутую пасть.

     Хрюндя  ошарашенно умолкла,  затем  заскулила уже  тише.  Мрак  плескал  и

плескал,  а  потом сорвал пучок травы и  насильно вытер ей пасть.  Хрюндя опять

орала и  вырывалась,  а  когда высвободиться из  могучих рук не удалось,  стала

брыкаться,  как дикий конь.  Пасть ее  из черной стала ярко-красной,  но язык и

горло еще оставались в темных пятнах.

       Это еще что, — сказал Мрак безжалостно. — А теперь вот заболит живот!..

Будешь знать, свиненок, как всякую гадость жрать.

     Хрюндя  смотрела с  надеждой,  в  глазах еще  стояли слезы.  Мрак  подавил

желание схватить ее на руки и прижать к груди,  все-таки ребенок,  хоть и жаба,

заставил себя сказать еще строже:

        А чтобы запомнила лучше,  что эту гадость жрякать нельзя...  нельзя...

нельзя...

     Он зажал ее голову между колен и звучно отшлепал по толстому заду.  Хрюндя

вопила так,  что звенело в  ушах.  Вряд ли от боли,  скорее — от несправедливой

обиды. Ягоды сами вылезли навстречу! И еще пахнут нарочно!

     На  горизонте  красочно  заблестели  под  оранжевым  солнцем  белые  стены

большого красивого города.  Солнце уже склоняется к  краю земли,  оранжевый шар

начинает багроветь,  и  кажется,  что по  чистой городской стене стекают потоки

червонного золота.

     Дорога  расширилась,  длинной  прерывистой вереницей тянулись подводы,  по

обочине мчались всадники.  Со  стороны гор наперерез еще дорога,  поменьше,  но

Мрак в первую очередь рассмотрел, что на перекрестке высится огромный постоялый

двор.  Просто  великанский двор,  есть  даже  конюшня помимо  длинной коновязи,

слышен  частый  перестук молоточков,  работают в  кузне,  донесся слабый аромат

жженой кости.

     Мрак прикинул расстояние до городских стен, сказал громко:

     — До ночи не доберемся... А в потемках чего тащиться?

     В мешке заворочалось и закряхтело.  Мрак понял правильно:  ты,  мол, решай

сам,  мне и тут,  в мешке,  хорошо, а где заночевать, я тебе доверяю. Все равно

скажу, что не так, можно бы и лучше...

     Постоялый двор  приближался медленными толчками.  Стал явственнее бодрящий

запах каленого железа, конского пота, а затем пахнуло свежеиспеченными хлебными

лепешками.  При постоялом дворе явно есть все,  что требуется путникам, чтобы в

город прибыть бодрыми, сытыми и на исправных телегах.

     Мрак прошел через двор,  на него уважительно оглядывались. Лохматый варвар

в волчовке ростом высок,  в плечах — косая сажень,  руки толстые,  а ладони как

лопаты.  Такие могучие люди выходят,  говорят,  из лесов загадочной Славии. Еще

говорят,  что они едят только сырое мясо,  а  говорить вовсе не  умеют,  только

мычат и показывают знаками, которые человеку не понять, а зверь лесной понимает

сразу.

     Перед харчевней горел забытый факел,  окна светились красным.  У  коновязи

фыркали и обнюхивались трое коней,

     скрипело колесо  колодца,  угрюмый мальчишка с  натугой тащит  наполненную

водой  бадью.  Справа  от  крыльца на  лавке  отдыхают девки,  одна  безуспешно

старалась свести вместе края разорванного лифа,  но мощная грудь, обрадовавшись

свободе, нагло перла навстречу солнцу.

     Крепкие мужики  выкатили из  подвала сорокаведерную бочку  и,  подкладывая

доски,  а  сзади подпирая плечами,  с натугой загнали в распахнутые двери не то

подсобки, не то кухни.

     Мрак  пошел  с  парадного входа,  ступеньки заскрипели под  могучим телом.

Дверь распахнулась навстречу,  но выходящий мужик отступил,  прижался к  стене.

Мрак  прошел как  могучий неторопливый тур,  сознающий свою  мощь  среди  стада

телят.  Помещение огромно,  два десятка длинных столов,  больше половины заняты

крепким плечистым народом, кто ж отправит в дальнюю дорогу слабых, но три стола

пустые,  хотя лавки на месте,  а  на столешницах,  как и  положено —  солонки и

блюдца с горчицей.

     Он выбрал стол,  который почище,  в мешке требовательно заворчало. На него

косились,  но никто не решался взглянуть в упор.  Он вытащил Хрюндю,  она сразу

встопырила зачатки хребетика,  посадил рядом по правую руку. Хрюндя еще малость

потопорщила хребетик,  место  незнакомое,  много  шума,  чужих голосов,  но  ее

родитель спокоен, и она, широко зевнув, припала к лавке брюхом.

     Хозяин подошел сам, слуг не решился послать к мрачноватому незнакомцу, все

испортят, по дорогам же разные люди бродят, это не город, поклонился и сказал:

       Есть?.. Пить?.. Спать?

     Он раскрыл рот и потыкал в него пальцем.  Почмокал, почавкал, потом сложил

ладони и прижал их к уху,  склонив голову набок.  Жаба приподнялась, заворчала,

но смотрела с интересом.

       Тихо,    сказал ей Мрак.    Никто с тобой не играет.  Это он говорить

учится. Дикий тут народ живет, видать...

     Слушай,  друг! Принеси поесть... хорошо поесть, понял? И вина, чтобы горло

промочить. Не напиваться, а только чтоб горло промочить.

     Он  все  это  повторил знаками,  копируя жесты хозяина.  Хозяин вздохнул с

облегчением,  незнакомец явно  не  слав,  смерил взглядом могучую фигуру гостя,

повторил:

       Только горло промочить?..  Бочонка хватит?  Или два?..  Ладно,  я  тоже

шутить могу. Все принесу сам. Впервые такую пару вижу. А ей что?

        Мух,    сказал Мрак,    но  ладно уж,  обойдется...  Пусть жрет,  не

перебирая.

     Хозяин с интересом рассматривал недовольную вниманием жабу.

     — Что это вообще такое?

     — Ящерица, — ответил Мрак.

     — Ящерица? Такая толстая?

       На себя посмотри, — огрызнулся Мрак.

     — Да ладно тебе... Это у тебя жаба, не вижу, что ли?

       А что такое ящерица,  как не худая жаба? Однажды дура-жаба протиснулась

через замочную скважину, стала ящерицей... А моя умница в дырку не полезла.

     Хозяин  помахал  рукой,  пробегавший мальчишка тут  же  поставил  на  стол

широкую тарелку с нарезанным на ломти хлебом,  умчался.  Мрак взял один ломоть,

посолил и начал есть, чувствуя хороший звериный голод.

     Хозяин взглянул понимающе.

     — Левша? Мрак скривился.

       Если бы.  Думаешь, удобно держать в левой? Хозяин помолчал, но странный

гость ничего не объяснял,

     и он сам посоветовал туповатому варвару:

     — Так возьми в правую.

     — Да? Ну, взгляни.

     Мрак взял ломоть хлеба в правую, начал неторопливо

     есть.  Жаба,  что сидела рядом,  внезапно протянула лапу и  мощно стукнула

Мрака  по  руке.  Ломоть  выпал,  жаба  молниеносно подхватила широкой  пастью,

отпрыгнула на  другой конец  лавки.  Гребень на  спине  вздыбился.  Она  быстро

сжевала хлеб, снова придвинулась на прежнее место, глядя невинными глазами.

     Мрак  выругался.  Хозяин  захохотал,  потом  с  великой  укоризной покачал

головой:

       Не кормишь бедную тварь!

     Мрак  выругался  снова.   Отломил  ломоть  и  сунул  жабе  под  нос.   Она

презрительно отвернулась.

        Видишь?  — сказал Мрак зло.  — Ей так неинтересно.  Ей добычу подавай!

Охотница.

     Хозяин ржал так,  что  всхлипывал и  цеплялся за  стол,  чтобы не  упасть.

Наконец  сказал,  вытирая  слезы  и  меряя  уважительным взглядом широкие плечи

Мрака:

        Да,  она  проделывает то,  на  что решится не  всякий храбрец.  Ставлю

выпивку за свой счет! Давно таких чудес не видывал.

     Таргитай  обычно  старался  в  чужих  городах  попробовать  всякую  еду 

любопытный,  Олегу всегда без разницы, что ест — умный, значит, а вот он, Мрак,

замечал,  что ест,  но  разносолы не жаловал.  И  сейчас ему принесли молочного

поросенка,  бараний бок с  кашей,  а  также вина.  Хозяин заикнулся было насчет

какого,  но Мрак ответил твердо, что хорошего, а уж красного или белого, да еще

с названием — это блажь, это причуды всяких местных Таргитаев.

     Поросенок  провалился в  абсолютно пустой  желудок:  остатки  оленины  уже

перешли в  мышцы,  в  тело,  откуда  по  мере  надобности будут  истаивать,  за

поросенком пошел бараний бок,  все это Мрак запивал вином —  красное,  терпкое,

подстегивающее аппетит, а когда принесли птицу, он распустил

     пояс,  ел  уже без голода,  но  со здоровым аппетитом человека,  что умеет

насыщаться в запас.

     Комната, за которую предусмотрительный хозяин взял плату вперед, оказалась

даже шире и  просторнее,  чем он  ожидал за такие деньги.  Вообще-то комната на

двоих, но пока есть свободные, можно не тесниться. Могучее ложе, длинный стол и

две  широкие лавки,  на  которые при нужде тоже можно уложить двоих на  ночлег,

широкое окно, а с той стороны — массивные ставни из дубовых досок.

       Поели, — объявил он Хрюнде наставительно, — теперь спать! Поняла?

     Хрюндя скакала на всех четырех, деловито обследовала просторное помещение,

где столько нового и интересного. На окрик не обратила внимания, ушей нет, а по

ее наглой роже Мрак никогда не мог определить, слышит или нет.

       Какая ты противная,    сказал он.  — Свиненок.  Перепончатый свиненок.

Свинястик.

     Тяжелые сапоги стянул,  швырнул под стол.  Натруженные ноги сладко заныли.

Он лег на кровать, суставы прямо на глазах распрямлялись, удлинялись, а по мясу

прошла легкая приятная дрожь с покалыванием.

     Хрюндя  с  печальной мордой уселась у  самой  двери.  Взор  был  неотрывно

устремлен на крюк,  где висел их дорожный мешок. В глазах были тоска и надежда,

что мешок потихоньку начнет слезать,  тут она его и  схватит,  и  потреплет,  и

потаскает по  всей комнате,  и  потискает,  и  погрызет всласть толстые кожаные

лямки...

       Да не слезет, — бросил Мрак сердито. — Что он, дурной? Ложись, спи.

     За  окном  медленно угасал закат.  Багровость перелилась в  темный пурпур,

фиолет,  тусклые звезды наливались светом.  Он  лежал,  закинув руки за голову.

Вспомнилась мавка.  Потом пошел мыслью дальше, глубже, этот страшный разговор с

Олегом, когда тот открыл ему, сволочь, жуткую истину... без

     которой так хорошо бы жилось... Что он теперь если не прибьют, не зарежут,

не удавят,  если сам не утонет или как-то иначе не лишится жизни, то может жить

до бесконечности!

     Да,  он  после того  разговора неделю сидел в  пещере,  дрожал.  Одно дело

знать, что жизнь коротка, все равно скоро помрешь, как бы ни изощрялся, храбрым

или  трусом жил...  и  совсем другое,  когда вот так.  Если прожить всю жизнь в

такой скорлупе,  чтобы не  тронули и  чтобы сверху дерево или камень с  горы не

упали,  то...  будут  меняться эпохи,  реки  будут  менять  русла,  леса  будут

вырастать,  как трава,  и  сменяться степями,  пустынями,  на  их  местах будут

возникать моря,  а  через тысячи лет  и  те  будут высыхать,  а  он  все так же

будет...  — Что будет? — прошептал он вслух. — Что будет?.. Я-то буду, но будет

ли жизнь у меня...  Нет,  я верно сделал,  что вот так... Надо жить, в драки не

лезть...  Ссор избегать, я уже не тот Мрак, что вышел из Леса... но и в пещерах

прятаться негоже... Наверное, негоже.

     В полутьме чуть шелестнуло. Он присмотрелся, сердце сжалось. Бедная Хрюндя

утащила его сапог под лавку,  спала,  положив на него голову и  обхватив обеими

лапами.  Ей было неудобно,  но зато и во сне чуяла его запах,  не так страшно и

одиноко.

     — Бедная зверюка, — сказал Мрак тихо. — Я все равно тебя люблю.

     Он осторожно высвободил сапог,  Хрюндя тут же подняла голову.  Глаза,  еще

затуманенные сном,  уставились с  опаской  и  надеждой.  Мрак  погладил  ее  по

шипастой голове,  вернулся к ложу. Уже в темноте, когда лежал и прислушивался к

шорохам за стеной, услышал, как тихо простучали коготки по комнате.

     В лунном свете мелькнул силуэт с гребешком на спине.  В зубах опять сапог,

потом из дальнего угла послышался удовлетворенный вздох, глухо стукнуло, словно

на пол бросили мешок с костями.

     Свиненок противный,  подумал Мрак сердито.  Еще прогрызет сапог сдуру. Или

из великой любви. Кто их, жаб, разберет.

     Нехотя поднялся,  пересек помещение.  Руки в темном углу нащупали шипастую

спинку.  Жаба затихла,  но сапог прижимала к груди обеими лапами.  Вздохнув, он

поднял ее,  перенес к  себе  и  положил рядом.  Хрюндя наконец выпустила сапог,

замерла,  боясь поверить в  неслыханное счастье.  Он слышал,  как колотилось ее

маленькое сердечко,  подгреб ближе и  быстро заснул сам,  странно успокоенный и

умиротворенный.

     Поздно ночью,  судя по шуму и окрикам,  прибыл богатый караван.  В дороге,

объясняли хозяину под  самым  его  окном,  сломалась тяжело  груженная телега с

товарами,  кое-как  дотащились,  Мрак сквозь сон  слышал,  как со  двора тут же

донесся стук  молота,  а  ночь  озарилась багровыми сполохами.  Всяк поработает

ночью,  если  платят  вдвойне.  Кожевенных дел  мастера спешно починяют конскую

сбрую,  ремни,  слышно по запахам,  все пришло в  негодность за долгий путь,  а

завтра надо успеть на ярмарку.

     Купцов,  караванщиков,  стражу —  распихали по  свободным и  полусвободным

помещениям.  В  комнату к  Мраку поселили купца,  Мрак отвернулся к  стене,  не

интересуясь, на какой из лавок купец заснет, захрапел всласть.

     Хрюндя некоторое время  устраивалась на  новом  месте  в  кольце его  рук,

подгребала лапки,  тыкалась холодным носом, ерзала, но заснула раньше Мрака. Он

снова ощутил себя в волчьей шкуре, вон с Ховрахом охраняет дверь, Ховрах пьет и

наливает ему,  маленькая Кузя теребит его за уши,  расчесывает шерсть, целует в

волчий нос и требовательно обещает выйти за него замуж...

     Утром он проснулся с  рассветом,  даже купец еще спал,  пошарил в постели,

звучно похлопал ладонью,  разбудив купца,  слез и,  сидя на краю кровати, обвел

помещение злыми глазами.

     Сонный купец забеспокоился, сосед выглядит больно грозным, с таким, если в

лесу встретишься —  сразу все с себя сам снимешь,  только бы душу не губил,  но

Мрак на  него внимания не  обращал,  снова зачем-то  похлопал ладонью по смятой

постели,  подхватил с  пола  сапог  и  швырнул  в  стену,  где  висела  одежда.

Прислушался,  взял  второй сапог и  подозрительно обвел налитыми злобой глазами

комнату.

     Купец с тревогой следил за странным варваром, спросил трепещущим голосом:

     — Дорогой друг, что-то случилось?

       Еще как, — прорычал Мрак.

     — Я могу помочь?

       Можешь... — рыкнул Мрак. Внезапно гаркнул: — Вылезай, тварь дрожащая!

     Купец поспешно соскочил с лавки, потом лишь сообразил, что лохматый варвар

смотрит мимо.  В испуге тоже оглядел комнату.  Как говорится,  ни удавиться, ни

зарезаться нечем.  Здесь если кто и спрячется, то не крупнее таракана. А варвар

не похож на человека, который бьется с тараканами.

        Я  знал одного,  — сказал он осторожно,  — который воевал с драконами.

Только тех драконов никто не зрел, кроме него самого.

     Мрак, не слушая, присмотрелся к горшку с цветами, радостно заорал:

       Ага,  вчера этого горшка не было!  Перекувыркнувшись в  воздухе,  сапог

угодил каблуком в

     задорно выпяченный бок.  Звякнуло,  горшок разлетелся на  куски  в  комьях

земли.  Черепки со  звоном посыпались на  пол,  цветок повис на подоконнике,  а

сапог вылетел в окно. Мрак выругался с таким остервенением, что купец отпрыгнул

и снова быстро оглядел комнату.

     — Что с тобой?

       Откуда этот горшок взялся?

        Час назад дочка хозяина принесла,    сказал купец завистливо.  — Сама

рвала,  лазила в саду чуть ли не ночью.  Говорит,  чужестранцу уважение оказать

надобно.

     Мрак  стиснул кулаки.  Купец  вздрогнул и  присел,  когда  варвар  заорал,

страшно багровея и раздувая дикие ноздри:

       Вылезай!.. Прибью, разорву, растопчу!

     Купец  не  успел молвить,  что  от  такого приглашения любой спрячется еще

дальше,  но  внезапно под потолком хрюкнуло.  Кусок стены отделился,  рухнул на

пол.  Это  оказалась  необыкновенно  крупная  жаба,  толстая,  сытая,  с  нагло

вытаращенными глазами.  По  всему ее  телу  мерцал,  исчезая,  рисунок сосновых

досок.

     — Тварь,  — сказал Мрак с отвращением. — Даже тень научилась скрывать... И

запах уже подделывает!

     Жаба  кинулась к  нему  лизаться,  варвар сердито отпихнул ее.  Купец едва

отыскал убежавший в подвал и забившийся там за бочки голос:

       Это... кто?        

       Сам видишь, — огрызнулся Мрак. — Жаба-переросток.

     — А чего она... так?

        Из  подлости,    сказал  Мрак.    Подлая она  тварь!  Купец  смотрел

вытаращенными глазами. Промямлил:

        Вообще-то  что-то слышал...  В  дальних странах как-то рассказывали...

Когда они совсем малые,  их мамаша защищает. А когда начинают отползать от нее,

то  их  может сожрать любой,  они  ж  пока совсем хилые.  Вот и  наловчились то

камешками прикидываться, то...

     Мрак сказал упрямо:

       Из подлости, я говорю! Раньше такого не вытворяла!

        Наверное,  тоже растет,    сказал купец.  Посмотрел на жабу,  пугливо

отодвинулся. — Хотя, наверное, я ошибся...

     — Точно?

     — Точно,  — ответил купец со вздохом. — Это я слышал не про жаб. Ох, точно

не про жаб.

       Это хуже, чем жаба, — заявил Мрак. — Эх, когда-нибудь прибью...

     Жаба прыгала вокруг,  рот до ушей,  длинный раздвоенный язык трепещет, как

быстрый язычок огня.  Толстый короткий хвостик с таким рвением ходит из стороны

в сторону, что жабу заносит.

     Мрак  нагнулся,  взял маленькое страшилище на  руки,  но  она  выдралась и

залезла ему на плечо. Мрак сказал укоризненно:

       Ты уже почти кабан, а не лягушечка! И до каких пор будешь там сидеть?

     Купец выпученными глазами наблюдал,  как  варвар пошел к  выходу,  а  жаба

качалась на его широком плече,  будто в самом деле кабан старался удержаться на

толстом бревне.  Наконец жаба прижалась всем пузом,  вцепилась,  варвар вышел в

коридор и захлопнул за собой дверь.

     В харчевне с утра безлюдно,  Мрак выбрал дальний стол в углу, снял с плеча

жабу.  Она сидела на  лавке,  Мрак бросал ей ломтики мяса,  жаба звучно хлопала

широкой пастью,  ловила.  Когда  он  ткнул ей  в  морду ломтик,  она  брезгливо

отодвинулась.

       Зараза, — сказал он с сердцем, — все бы тебе играться... Лови!

     Спиной  к  нему  сидел  худощавый старик с  распущенными по  плечам седыми

волосами.  Услышав голос,  вздрогнул,  повернулся.  Мрак  не  обращал внимания,

бросал ломтики мяса повыше,  жаба вошла в  азарт,  подпрыгивала так,  что лавка

ходила ходуном, звучно щелкала челюстями.

     Старик наконец решился покинуть свой стол.  Мрак обратил внимание на  него

не раньше,  чем тот трижды поклонился,  спросил робко разрешения присесть за их

стол. От него не

     сильно, но ощутимо пахло дорогими маслами. Наконец Мрак

     буркнул:

       Ну чего тебе, старик?.. Я чту старших, но свободных

     столов здесь полно.

     Старик с жадным вниманием всматривался в его лицо,  длинные нервные пальцы

все время суетливо двигались, будто вязали рыбацкую сеть.

        Можно сесть?  — спросил он в который раз.  — Премного благодарствую...

Боги, что за голос, что за стать...

     Мрак кивнул,  старик сел,  тут же выложил на стол монету.  Жаба попыталась

покарабкаться на стол за блестящим кружочком,  Мрак ухватил за хвостик и дернул

обратно.

     — Так чего надобно? — спросил Мрак недружелюбно.

     Жаба  двинулась по  лавке  с  явным намерением перепрыгнуть на  соседнюю и

добраться до старика.  Мрак поймал ее за лапу и  утащил назад,  прижал к  боку.

Жаба зашипела и начала брыкаться всеми четырьмя, выворачиваться.

     Старик кивнул на золотую монету.

     — Угощение за мой счет.

       На это можно упоить весь постоялый двор.

     Старик вяло  отмахнулся,  глаза  его  с  жадным вниманием осматривали лицо

Мрака, изучали, чуть не лезли ему в рот, не щупали зубы и уши.

     — Я могу себе это позволить.

       Ну-ну... За что будем пить? Старик хихикнул:

     — Да за что угодно.  За свое здоровье,  например. За то, чтобы завтра была

добрая погода.

        Не знаю,  не знаю,    прорычал Мрак с сомнением.  — Для кого добрая —

солнце,  для кого — дождь. Что-то ты мне не ндравишься, батя. Больно не простой

ты человек. И руки у тебя холеные. И пахнут дорогими благовониями... Такие люди

так просто по дорогам не шляются.

     Старик  неотрывно изучал  его  из-под  нависших седых  бровей.  Взгляд был

колючим, но не враждебным.

       А ты наблюдательный,  — произнес он с некоторой нервозностью. — Это еще

лучше.  Да,  ты прав. Я человек из... дворца. Вон там стольный град, как ты уже

знаешь, Барбус. Дальше рассказывать не надо?

     Мрак отмахнулся.

       Не надо. Ты здесь встречаешься со всякими лазутчиками. Чтоб подальше от

чужих глаз и  ушей.  Но  мне  это до  прошлогодних листьев.  Меня сейчас больше

заботит эта проклятая жаба,  что так и  норовит нашкодить,  спереть,  поломать,

опрокинуть, напасть...

     Старик покачал головой. Во взгляде росло уважение.

        Гм,  с  лазутчиками?..  Да,  ты не прост.  Как тебя зовут,  доблестный

варвар?

       Мрак.

        А  меня...  Агиляр.  Пока просто — Агиляр.  У меня к тебе предложение,

доблестный Мрак.

       Не интересуюсь, — ответил Мрак твердо. Старик прищурился.

       Ты даже не выслушал.

       Меня никто больше не интересует, — отрезал Мрак. — Я много воевал, меня

воевали,  я  кого-то бил,  резал,  меня тоже резали...  по живому.  Но сейчас я

обнаружил, что у меня уже есть такое сокровище...

     Старик насторожился.

       Какое?

       Моя жизнь, — ответил Мрак просто. Старик слегка скривил губы:

     — А раньше не знал?

     — Да как-то... не догадывался.

       Как и все мы,  — сказал старик.  — А сейчас, значит, ты посидел в тиши,

подумал... и додумался?

     — Что-то вроде этого.

     Старик подумал, пожевал губами. Лицо его медленно светлело. Он даже ладони

потер одна о другую. Глаза заблестели.

       Все-таки боги есть,  — произнес он с чувством.  — И они следят за родом

Яфета!  Надо же,  именно в  это  время послать тебя!  И  сразу послужить тебе и

нам...

     Мрак покачал головой.

     — Ты можешь даже и не рассказывать, старик.

       Почему?

       Я же сказал, — отрезал Мрак. — У меня есть все,

     что мне надо.

     Жаба  брыкалась,  отбивалась всеми четырьмя,  норовила соскочить с  лавки.

Агиляр присмотрелся, сказал уверенно:

        Если сейчас не  отпустишь,  обделает штаны.  Советую вообще вынести на

двор.  Или на улицу. Пока на руках, будет терпеть, а как только отпустишь... Не

стоит, чтобы пачкала пол. Хозяин с тебя возьмет двойную плату.

     Мрак  ругнулся,  подхватил жабу,  почти  бегом  вынес во  двор,  но  здесь

столпотворение,  караван спешно готовится в путь,  запрягают волов,  коней, все

суетятся, двор уже тесен...

     Старик вышел за ним на улицу.  Жаба, едва оказавшись на земле, сделала три

гигантских  прыжка,   спряталась  за  крупным  лопухом,  видно  было,  как  там

согнулась,  сидя  на  полусогнутых  задних,  морда  стала  очень  задумчивая  и

серьезная.

       Ты устал,    участливо сказал старик за спиной Мрака.  — Тебе, хочется

найти спокойное место, отдохнуть, отсидеться. Чтоб никто тебя не трогал, чтоб и

ты никому ничем не был обязан.  Не удивляйся,  я  все знаю...  Мы все через это

прошли,  потому и знаю.  Сейчас ты уверен,  что уже закончил все свое бурное...

Нет-нет,  я  не переубеждаю!  Как раз это и хорошо.  Именно вот таким спокойным

сидением в  теплом райском уголке...  такой вот прекрасной передышкой ты можешь

очень сильно помочь одному хорошему... даже прекрасному человеку.

     Мрак с сомнением покачал головой.

     — Что-то трудно верится.

       Еще бы! — ответил старик. — Но никому бы и не

     могло такое счастье выпасть, но ты... твоя внешность... Даже голос...

        Помочь   одному  хорошему  человеку?       повторил  Мрак  с  горькой

насмешкой.  — Обычно помогают тем, что стараются перебить его соседей, чьи куры

топчут его огород, а то и роют, сжечь хаты, изнасиловать жен и дочерей...

     Старик испуганно замахал руками.

     — Что ты, что ты! Или это так шутишь?.. Наоборот, ничего делать не надо.

       Как это не надо?

       Вообще ничего делать не надо!

       Разве такое бывает?

     — Да, я ж говорю...

       Ну ладно, говори.

       Этот хороший человек,  о котором веду речь,  очень любит умные беседы с

мудрецами,  а еще больше любит в ночи смотреть на звезды,  мыслить, зачем они и

для чего, сидеть в тиши... Ему бы в пещерах жить, истину искать...

     Мрак покачал головой.

     — Я знаю одного, который тоже рвется в пещеры. А что, кто-то не пускает?

     Старик скорбно вздохнул.

       Не кто-то,  а что-то.  Понимаешь,  это...  но ты должен пообещать,  что

разговор только между нами.  Обещаешь?  Клянешься? Небом и своими родителями?..

Хорошо,  только держись за что-нибудь,  а то упадешь.  Этот человек — тцар всей

Барбуссии!..  Дел столько, что он совсем захирел... А ему срочно надо закончить

одну работу.  Понимаешь, он составляет карту... звезд! Звездную карту. Осталось

совсем немного,  но для этого ему надо, чтобы хоть пару недель никто не трогал.

А лучше — месяц.  Он все мысли должен направить на решение...  а ему приходится

разбирать придворные склоки!  За месяц он точно все закончит...  А то и раньше.

Но все бросить и уйти в свою обсерваторию тоже нельзя.

       Почему? — удивился Мрак. — Он тцар или не тцар?

     — Тцар,  — ответил старик. — А тцар должон заботиться о подданных. Пока он

на троне — в тцарстве все спокойно. Но как только исчезнет, тут такое начнется!

Наследников у него аж три, и все трое такие... нет-нет, они не полезут, слишком

малы,  но от их имени могут начать такую склоку,  что не приведи боги! А с ними

на трон полезут всякие... Море крови прольется!

     — Ага, — ответил Мрак. — Понял. Ну, а теперь к делу. Я при чем?

        Понимаешь,  мы с  тцаром придумали...  не лупи глаза,  я — его главный

советник!.. Что, не похож?

       Похож, — пробормотал Мрак.

        То-то...  Мы  придумали на  недельку-другую дать ему  уйти из  дворца,

вообще из города...  Есть у меня одна хорошая женщина на примете,  хороший дом,

где он отдохнет,  отлежится,  на звезды по-другому посмотрит, придумает систему

получше,  как эти звезды расположить... А потом вернется, как новенький!.. А на

троне все это время просидишь... ты.

     Мрак отшатнулся:

       Сдурел?

     .  — Вы с ним как две капли воды,  — объяснил старик настойчиво.  — Просто

этого никто не видит,  так как тцар всегда в золотых одеждах,  в высокой шапке,

взор надменен и тцарственен... Это я только могу увидеть, что похожи! Я ж видел

тцара  и...   без  тцарственных  одежд.  Если  ему  волосы  чуть  отрастить  да

взлохматить... да не дать брить бороду недели две... вылитый ты!

     — Ты оборзел,  — сказал Мрак с отвращением. — Что с того, что рожей схожи?

А  повадки?..  Всяк узрит,  что я того не знаю,  того не помню...  Ничего себе,

тцар!

     Старик протестующе выставил ладони.

        Наш тцар —  мудрец!  А  это значит,  малость с придурью.  Он все время

забывает, что ел, с кем разговаривал, кого

     призвал перед свои ясны очи...  Звезды все до  единой по  именам знает,  а

своих жен не помнит!

     Мрак спросил с проснувшимся интересом:

     — А много ли жен? Старик отмахнулся:

       Да это так говорится.  Такому тцару положено сотни две. Меньше нельзя —

урон его  имени.  Но  он  сразу сказал,  что  одного вида этих дур не  выносит.

Конечно,  малость зазвездился:  кто от  женщин ума ждет?  Словом,  у  него была

только одна  жена,  он  ее  любил очень сильно,  но  с  полгода тому она  тяжко

заболела и  померла.  Я  сам видел,  как он  страдал и  убивался.  С  тех пор и

пристрастился к звездному небу...  Словом,  ты знай:  при тебе всегда буду я! Я

все знаю,  всех вижу насквозь.  Всегда под рукой.  Ты только взгляни,  я тут же

вмешаюсь.  Либо  подскажу на  ушко,  при  тцаре всегда советник,  либо отложим:

тцару-де  надобно обмыслить.  От тебя только и  требуется,  чтобы тебя время от

времени просто видели.  Хотя бы издалека.  Можешь рот вообще не раскрывать. Для

того и существуют советники... Но тцар во дворце должен быть, иначе...

     — Что иначе?

       Иначе, — вздохнул старик, — интриги, заговоры, борьба за трон, война...

А когда видят тцара, да к тому же тцар бодр и весел, то и все бодры и веселы. И

про борьбу за трон не думают.

     Он смотрел в  лицо Мрака уверенно и требовательно.  Мрак покосился в ответ

хмуро,  уже  раскрыл рот,  чтобы послать этого советчика подальше,  но  вдруг в

черепе мелькнуло неожиданное:  а почему бы и нет? Сам же собирался остановиться

и перевести дух. С того дня, как вышли из Леса, каждый день — бегом, надсаживая

грудь, дым из ушей, секира уже приросла к рукам, все время то бьешь по головам,

то сам получаешь...  Дрались с тцарами,  магами,  даже богами, не говоря уж про

всяких там чудищ и прочую мелочь.  Потом сердце обливалось кровью в Куявии, что

сейчас с  каждым днем отдаляется за горным хребтом...  А вот сейчас прямо носом

тычут в местечко, где может пожить спокойно, без драк и надрываний сердца.

       И как ты это мыслишь? — спросил он все еще с недоверием.

     Старик сказал быстро, чувствовалось, что план продуман давно:

        Ты ждешь в  условленном месте.  Я сейчас возвращаюсь,  договариваюсь с

тцаром. Привожу его... нет, не сейчас, лучше в полночь. Вы быстренько меняетесь

одеждой.  После чего расходитесь. Поодиночке, чтобы никто вас вместе не увидел.

Тцар уходит в свою обсерваторию...  нет, в уединение, а я тебя увожу во дворец,

в тцарские покои, где ты будешь отдыхать две-три недели. От силы — месяц. После

чего так же тайно поменяетесь...  ты получишь больше золота,  чем видел в своей

жизни!

     Мрак  подумал,  что  он  видел  золота  побольше,  чем  старик даже  может

вообразить, но смолчал, не в золоте дело, спросил только:

       И где тайная встреча?

     1. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ    В БАРБУСЕ

     Жаба  лежала  посредине ложа  кверху брюхом.  Подушку ухитрилась скомкать,

изжевать угол,  после  чего  вовсе спихнула на  пол.  Мрак  почесал ей  пальцем

широкую грудку,  она захрюкала и подрыгала задней лапой. Он тихонько прикрыл ее

одеялом,  отошел на цыпочках.  Дверь тихонько скрипнула,  он оглянулся, но жаба

дрыхла, не более чувствительная к звукам и шорохам, чем булыжник.

     Внизу  в  харчевне слышались удалые голоса,  кто-то  кому-то  бьет  морду,

другие постояльцы пробуют петь,  слышен звон посуды.  Ноги бесшумно вынесли его

на  улицу,  легкие  жадно  ухватили запах  свежескошенного сена,  молодой хвои,

березовых листьев, ароматы конской сбруи.

     Небо выгнулось темным загадочным куполом,  звезды мелкие,  колючие, совсем

не роскошно летние,  а  будто кристаллики льда.  Бледный ковшик ныряет в темных

тучах,  как в  неспокойном море.  Корчма отдалялась за  спиной,  со всех сторон

обступила тьма:  факелы у крыльца трусливо остались там, в уюте и безопасности,

а  к  слабому  свету  звезд  обнаглевшие  человечьи  глаза  привыкают  чересчур

медленно.

     Он  пошел,  однако,  быстро,  потом перешел на бег.  Мир стал черно-белым,

краски исчезли,  зато видел отчетливо:  глаза оставались наполовину волчьими, а

ноздри жадно ловят запахи,  даже со  слабым человечьим нюхом мог  сказать,  где

недавно проехала телега,  что  на  ней  везли,  а  где  Дорогу пересек странный

караван, в котором была только рыба и железо, много железа...

     Развалины он  увидел издали,  даже не  развалины,  а  просто груду камней,

остатки постаревшей и  рассыпавшейся горы.  Луна  изредка выныривала из  прорех

тучи,  бледный неживой свет падал на гладкие,  как огромные яйца, валуны, но от

такого света в щелях становилось еще темнее. Мрак перешел на шаг, сказал:

       Привет, Агиляр! Можешь не прятаться, я хорошо тебя вижу.

     В темноте завозились, Мрак услышал кряхтение и недовольный голос:

     — Я думал, меня никто не может заметить...

       Тогда не  ешь мясо с  жареным луком,    сказал Мрак.    И  не  заедай

пережаренной яичницей с диким чесноком.  Да и вино ты пил как-то странно: будто

плавал в нем...

     Из темноты выступил Агиляр, сказал торопливо:

        Это я  растирал вином ноги.  Думаешь,  легко в  мои годы вот так,  как

бродяга? Да еще ночью?.. Мои одногодки сейчас спят на мягких ложах...

       Вином, — сказал Мрак, — ноги?

       Ноги, — ответил Агиляр со злорадством. — Хорошим вином!

       Не худо быть советником?

       Тцаром  побыть  еще  не  худее,    ответил Агиляр.  Мрак  не  ответил,

всматривался в темноту. Там смутно

     виднелся человек  в  длинной бесформенной одежде.  Настолько бесформенной,

что нельзя ничего сказать о сложении,  но явно дороден,  в плечах широк. Рукава

халата опускаются чуть ли  не  до  кончиков пальцев,  но  запах подсказал,  что

пальцы  достаточно толстые,  кровь  должна  застаиваться из-за  тесных  золотых

перстней  и  колец,  кожа  лоснится  от  душистого  масла.  На  голове  высокая

раззолоченная шапка,  с боков опускаются уши из дорогой материи,  тоже расшитой

золотыми  нитями,   украшенной  рубинами,   изумрудами,   опалами  и  какими-то

сиреневыми камешками.

     Агиляр спохватился, сказал с поклоном:

        Ваше Величество,  вот этот человек...  Взгляните,  он —  как две капли

воды!

     Из темноты раздался раздраженный голос:

     — А что тут увидишь?

     Тцар вышел на  залитый лунным светом участок.  Одежда на  нем  вспыхнула и

заблистала даже при таком скудном освещении.  Мрак невольно подумал, что Агиляр

прав:  на кого ни нацепи вот это великолепие,  того и будут принимать за тцара.

Даже если будет хоть козлом рогатым, будут смотреть только на корону.

     Он молчал, Агиляр с тревогой всмотрелся в его лицо, оглянулся на тцара:

       Ваше Величество!.. Я сделал все, что вы желали! Тцар кивнул, пророкотал

сильным голосом:

     — Тогда не будем тянуть время.

     Агиляр обеими руками бережно снял с  головы тцара раззолоченную шапку.  На

плечи упали черные смоляные кудри,  густые, обильные. Сейчас он смутно смахивал

на атамана разбойников,  а также на того здоровяка,  которого Мрак видел, когда

наклонялся над спокойной водой озера.

        Похожи,     признал  Мрак.    Но  кого  это  обманет?  Тцар  смотрел

высокомерно, а старик сказал быстро:

       Всех!  Ты не понимаешь,  все видят прежде всего Тцарский блеск. Входя в

зал,  видят роскошь зала, идут по ковровой дорожке к трону, а там блеск золота,

драгоценных камней, ароматы...

     Мрак прервал:

     — Я про тех, кто ближе. Таких, как ты.

       Таких немного,  — ответил старик.  Посмотрел на тцара,  добавил:  — Его

Величество подтвердит,  что самый близкий — я.  Но и я сейчас настолько поражен

сходством...  Пока различие только в одежде да в волосах.  Да, волосы... Именно

волосы делают вас разными людьми!  И,  конечно, запах. От тцара пахнет дорогими

благовониями,  от тебя — лесным зверем...  Словом,  я не стал бы задерживаться,

Ваше Величество...

     — Погодите, — сказал Мрак. — Это ты мне верещишь, как сорока, а тцар слова

не сказал. Может, ты все брешешь. Мы договариваемся на две недели, так?

     Тцар кивнул нехотя.

       Можно и  больше,    сказал он густым и  сильным,  но каким-то чересчур

мягким голосом. — Но пусть будет две недели, ладно.

       Где встречаемся?

        Я  знаю одну уютную пещеру у  Лиловых Мечей,  — начал тцар,  но Агиляр

решительно прервал:

       Нет, это блажь, совсем уж превращаться в отшельника!.. Ваше Величество,

вы,  как  мы  и  договаривались,  отправитесь во  владения моего кузена Черного

Листа. Вам будет оказан лучший прием, и вы сможете без помех и забот составлять

карту...

     Тцар сказал торопливо:

     — Да-да, ты прав. Поспешите.

     Он начал сбрасывать одежды.  Сбрасывал,  сбрасывал. У ног его уже блистала

целая груда,  а  он  все сбрасывал.  Мрак,  у  которого всей одежды была родная

волчовка,  которую так не  любил менять на  что-то иное,  из-за чего всякий раз

заказывал кожевникам точно такую же, стоял голый и терпеливо ждал.

     Агиляр так умело помогал тцару раздеваться,  что Мрак заподозрил, что тцар

вообще не умеет этого делать сам.  Когда тцар остался в чем-то вроде сверкающей

дорогим шелком набедренной повязки,  Агиляр помог ему облачиться в волчовку,  а

уж  затем начал объяснять Мраку,  что надевать сперва,  а  что потом.  Мраку он

помогать не стал, явно тцар потом его не допустит к себе.

     Напоследок старик упрятал дико  торчащие волосы Мрака под  Тцарский платок

тонкой работы, затем хотел нахлобучить шапку, но Мрак воспротивился:

     — Еще и шапку? При такой жаре? Да вы там рехнулись?

     Агиляр сказал упрямо:

        Его  величество поверх этой  шапки  носит  еще  и  Тцарский колпак или

корону.  Это обязательные атрибуты власти.  Давай надевай.  У  тебя должен быть

привычный Тцарский облик, тогда никто ничего не подумает.

     Он  повернулся  к  тцару,  старательно  разлохматил ему  волосы,  стараясь

придать вид  как  можно  более  дикий.  Хотел  даже  вымазать грязью,  но  Мрак

обиделся:

       Это я грязный? Потный — да, лето не мылся... хотя сколько того лета, но

чтоб грязный?

     Старик сказал тцару, на Мрака не обращая внимания:

       Главное,  Ваше Величество, вы идите вот так... нет, вот так, как зверь!

И   зыркайте,   зыркайте  из-под   бровей  по   сторонам...   Брови  у   вас...

соответствующие.  Если что  не  нравится,  тут же  вот так приподнимите верхнюю

губу,  чтобы клык показать... это действует, у меня всякий раз мороз по коже...

Не получается? Странно, а у этого зверюки как бы само собой. Но это ничего, вид

у вас такой, что все и так разбегутся, будто перед набегом гиксов.

     Тцар старательно копировал манеру Мрака, наконец старик остановил:

       Все хорошо. Для вас вовсе не обязательно вживаться в его личину. Просто

выйдите,  а потом...  потом, как уговорено. Это ему будет потруднее... Нет-нет,

не брыкайся, я буду все время рядом.

     Тцар молча кивнул,  забросил на  спину дорожный мешок и  вышел из  тени на

улицу.  Мрак смотрел,  как на  самого себя со стороны.  Тцар запустил пятерню в

затылок,  почесался,  потом поскреб в  подмышках,  скотина,  неужели и  он  так

делает,  а потом...  Мрак не поверил глазам: тцар выудил что-то мелкое из волос

на голове, долго рассматривал под лунным светом, потом сдвинул большими ногтями

обеих рук. Мраку почудился легкий треск.

       Скотина, — ахнул он. — Да у меня сроду вшей не было!.. Блохи — да, да и

то не на... совсем не, но чтоб вши...

     Старик вцепился в него,  как клещ,  оттаскивал,  а тцар,  как будто ощутив

угрозу, пошел вдоль улицы широкими шагами, вскоре исчез за темным поворотом.

       Это он так шутил,  — сказал наконец Агиляр с великим изумлением.  — Фу,

как одежда меняет человека... Чтоб Его Величество да расшутился?

     — Я бы за такие шуточки, — проворчал Мрак озлобленно.

     — Тихо, — сказал старик. — Сейчас мы отправимся обратно...

       Куда, в корчму?

       Во дворец, дурень!..

     — А как на воротах?

     Старик отмахнулся с пренебрежением.

        Какие ворота?..  В любом дворце,  в любой крепости прежде всего копают

подземный ход.  Чтобы можно было убегать,  если враг осадит,  или же, напротив,

привести тайком подмогу... Пойдем. Ты здоровый, отодвинь-ка вот тот камень...

     Мрак отодвинул,  он уже чуял обострившимся нюхом, как тянет снизу холодом.

Старик пошел первым,  в  темноте слышен был стук огнива,  вспыхнул факел.  Мрак

двигался за стариком, чувствуя себя странно и нелепо в такой одежде.

     Старик оглянулся, как будто ощутил его колебания, сказал подбадривающе:

       Ничего, сейчас придем, сразу рухнешь в такую мягкую постель, какой свет

не видывал!.. И целыми днями только ешь, пей да спи. Отлежишься вволю...

     Ход шел ровный,  только шапку Мрак все-таки снял и  нес в  руках,  да и то

приходилось пригибаться. Справа и слева плечи задевали стены из серого гранита.

Под  ногами  только небольшие выступы,  но  вообще-то  ход  неведомые строители

делали старательно. Явно не торопились, время было.

     Наконец, старик сказал тихо:

        Все,  за той стеной —  уже дворец.  Надень шапку.  Если кого встретим,

ничего не говори,  ясно?  Все, что надо, скажу я. Нам сейчас главное — пройти в

тцарские покои.  На  беду,  тайный ход от тцарских покоев далековато,  нам надо

через четыре зала, а там стражи...

     Мрак пробурчал:

     — А что нам стражи? Была бы у меня моя секира...

     Агиляр бросил раздраженно:

       И думать забудь!  Это теперь твои стражи,  забыл?..  Верные, преданные.

Даже, бывает, чересчур...

     Он  осторожно  потрогал  плиту,   навалился.   Мрак  услышал  приглушенное

кряхтенье. Он уже уловил место, где неподвижная плита, а где поворотный камень,

протянул руку и надавил.  Камень сдвинулся,  старик быстро выскользнул,  махнул

ему. Мрак вылез следом. Камень бесшумно опустился на место.

     Зал  был полутемен,  светильники горели только возле дверей;  два у  двери

слева,  и еще два — на противоположном конце зала. Агиляр поманил Мрака, быстро

пошли через зал, под ногами вытертые до блеска мраморные плиты, воздух пропитан

запахом благовоний, душистых масел.

       А теперь сюда,  Ваше Величество,  — приговаривал старик полушепотом,  а

потом еще тише: — Шаги, шаги мельче!.. В тцарских покоях так не шагают!..

       Мужчина должен быть широким,  — буркнул Мрак,  но послушно сделал шажки

мельче,  из-за чего они стали двигаться совсем как улитки,  зато с важностью. —

По этим залам можно вообще верхом на коне...

        На  колеснице,    прошипел старик.    Тцарскому достоинству надлежит

пользоваться только  колесницей.  Изготовленной в  особой  тцарской  мастерской

тцарской колесницей.

     Он толкнул дверь, по ту сторону звякнуло железо. Мрак

     видел  краем глаза,  как  двое  воинов,  охранявших дверь с  той  стороны,

вскочили и сделали вид, что последний раз спали вообще в детстве.

     Старик махнул рукой,  Мрак постарался стражей вообще не замечать, он тцар,

а  тцар  замечает только себе подобных,  Агиляр повел его  по  довольно темному

переходу, далеко впереди угадывался еще один зал, там свет, но здесь...

     ...  Мраку почудилось какое-то движение.  Он насторожился, но все вроде бы

тихо,  только медленно тает запах крупного мужчины,  что был совсем близко, вон

за той колонной, но исчез...

     Пока шли дальше, Мрак зыркал по сторонам. Все чувства обострены, в воздухе

пахнет опасностью, наконец сказал шепотом:

       Нас и должны сопровождать? Агиляр ответил таким же шепотом:

     — Ты что? Мы идем тайно.

       А вон те трое, — указал Мрак в темноте, — и те двое...

     Старик вздрогнул, прошептал:

     — Ты видишь в темноте?

     — Дык от них прет мазями,  как от портовых шлюх,  — нашелся Мрак, но этим,

похоже, удивил старика еще больше.

     Старик мгновенно сунул руку  под  плащ.  Мрак успел увидеть длинное лезвие

ножа,  и в этот момент из-за колонн выскочили темные фигуры. Они с Агиляром как

раз проходили через узкий зал с колоннами,  в окна падал жидкий лунный свет,  и

Мрак под  таким узким высвечивающим лучом ощутил себя почти голым.  Он  ухватил

старика, тот охнул, Мрак рывком уволок в темноту.

     Нападавшие чуть  растерялись.  Мрак ухватил ближайшего,  рывком подтянул к

себе и ударом кулака в лоб разбил череп. Короткий нож выпал из ослабевшей руки,

он поймал на лету и всадил во второго. Старик, пригнувшись, тыкал ножом

     в ноги нападавших. Молодец, на фоне освещенного центра зала он легко видит

цель...

     Нападавшие  молча   старались  его   достать,   старик   наконец   возопил

пронзительно:

     — Стража!.. Стража!.. Стра...

     Мрак услышал всхлип,  клокотание и  понял в  ярости,  что  больше можно не

опасаться задеть старика.  Он бил и крушил во все стороны, а те, вооруженные до

зубов, то медлили, то тыкали друг в друга.

     Послышался треск распахнувшейся двери.  С  горящими факелами в руках в зал

ворвались люди.  Впереди бежали трое в железных доспехах, с обнаженными мечами.

Один   нападавший  откатился  из-под   ног   Мрака,   вскочил   и   бросился  к

противоположной двери.  За  ним ринулся еще один,  но  передний из  бежавших на

помощь  длинно  махнул рукой,  из  руки  выметнулось сверкающее в  лунном свете

лезвие.  Мрак почти услышал,  как тяжелый нож с  силой прорубил спину и  рассек

позвоночник.  Беглец упал  без  звука,  но  передний успел  удариться в  дверь,

распахнул ее и выбежал в темноту.

     Толпа с факелами нахлынула,  окружила Мрака. Мрак приподнял старика. В его

груди торчала рукоять ножа.  Удар  был  силен и  точен:  лезвие явно  просадило

сердце насквозь.  Старик цеплялся за одежду Мрака, в глазах был ужас, он что-то

пытался сказать, но дернулся, изо рта брызнула струйка темной крови.

       Ваше Величество!

     К Мраку подбежал коренастый мужчина в раззолоченных доспехах. На блестящем

шлеме  трепетали длинные  разноцветные перья.  Лицо  его  было  бледным,  глаза

расширились, он вскрикнул в страхе:

       Вы не ранены, Ваше Величество?

     Мрак не отрывал глаз от Агиляра,  тот все еще силился что-то сказать, губы

шевелились. Двое мужчин осторожно

     взяли у Мрака старика. Тот захрипел, вздрогнул и вытянулся в их руках.

       Ваше Величество!

     Мрак тупо смотрел на своего советника. Глаза Агиляра невидяще уставились в

потолок.  Его быстро унесли,  офицер в раззолоченных доспехах снова вскрикнул с

мольбой:

       Ваше Величество! Вы... вы? Мрак вздрогнул, дико огляделся.

     — Я...  — прошептал он, — не ранен... но мне... тяжко... проведите меня...

в покои...

     Он  оперся о  плечо этого красавца,  что и  в  богатых доспехах ухитряется

выглядеть  мужчиной  и  даже  воином.  Тот  напрягся,  выдерживая его  тяжесть,

прокричал:

       Ганза, Рерик!.. Вперед с факелами!.. Оповестить лекарей, массажистов!..

Пойдемте, Ваше Величество...

     Мрак тяжело тащился с  ним,  стараясь не слишком наваливаться,  но в то же

время давая себя вести туда,  где должны быть «его» покои. Ну влип, мелькнуло в

голове.  Влип, так уж влип. Говорил же Олегу, что под кем лед трещит, а под кем

и  ломится,  но  сам такой,  что под ним и  трещит,  и  ломится,  да еще сверху

что-нибудь рухнет или ворона пролетит...

     Советничек теперь тю-тю, отсоветовался. А тут даже не дознаться, как зовут

этого старательного щеголя с  перьями на  шлеме.  Хотя пахнет от  него здоровым

потом, особой злобы не чуется...

     Впереди появилась и  начала приближаться массивная дверь,  вся  в  золоте,

украшена драгоценными каменьями, а по бокам, недвижимые как статуи, двое рослых

молодцов в металлических доспехах.

     Начальник дворцовой стражи велел строго:

       Проводите Его Величество и уложите на ложе!.. Лекаря вызвали?

     Мрак прорычал ему на ухо:

     — А у тебя уже ножки подламываются?

     Начальник стражи запнулся, проблеял:

       Но мне... мне не дозволено переступать порог ваших покоев...

     — Теперь позволено, — громыхнул Мрак.

     Новые люди и есть новые,  а к этому хоть какое-то доверие,  ишь как метнул

нож  тому гаду в  спину!  Да  и  прошли уже через пару длиннющих,  как конюшни,

залов. Если бы хотел зарезать, то уже саданул бы ножом под ребро...

     Стражи  с  готовностью распахнули перед  ними  двери.  Мрак  позволил себя

ввести вовнутрь,  он  охал и  ахал,  а  когда увидел,  куда его привели,  ахнул

всерьез.

     Спальня вовсе и не спальня, а какой-то храм, куда должны собираться тысячи

паломников.  У тцара,  понятно,  не может быть спальня таких же размеров, как у

простого вельможи, а раз по-тцарски огромная, то чем ее заставить, не одними же

кроватями,  чтобы спал везде по очереди,  вот и натащили разной мебели,  с виду

прямо  тцарственная,  внушительная,  только  его  уху  слышен  радостный  скреб

жуков-древоточцев: «Ура, щас я вот тут догрызу, и весь этот шкаф рухнет!»

     Голые камни стен забраны толстыми коврами,  гобеленами,  а поверх навешано

дорогое оружие с каменьями в рукоятях,  в украшенных золотом ножнах, с нелепыми

щитами,  где тонкая кожа неведомого зверя прибита к дереву золотыми гвоздиками,

такой щит пальцем проткнешь...

     В  середке этой спальни,  что  размером с  иную городскую площадь —  ложе.

Бедному  тцару  пришлось свою  кровать  оградить стенами  из  цветных  шелковых

полотнищ:  не всяк может спать среди поля.  Даже сверху над ложем двойной полог

из цветного шелка.  Впрочем,  это может быть для того, чтобы тараканы с потолка

не сыпались в  постель.  Бывают тараканы мелкие,  светло-коричневые,  а  бывают

огромные, черные...

     Начальник дворцовой стражи уложил его на это ложе, Мрак слабо повел очами,

застонал, но раздевать себя не дал, потребовал капризно-испуганным голосом:

       Ну, теперь рассказывай.

     Начальник стражи вытянулся, проговорил дрожащим голосом:

     — Что?.. О чем?

       О  том,    простонал Мрак плачуще,  — как пропустили во дворец гнусных

злодеев,  что  разгуливают с  ножами!..  Меня  ж  могли жизни лишить,  ты  хоть

понимаешь?

        Боги спасли вас,    выкрикнул начальник стражи пылко.  — Возьмите мою

голову,   это  я  виноват!  Я  должен  был  обеспечить  охрану  дворца...  Я  и

обеспечивал,  клянусь,  верно  и  честно!  Но,  выходит,  я  только думал,  что

обеспечивал...

     Голова его  поникла.  Мрак смерил его недружелюбным взглядом.  Мужик перед

ним с  простым честным лицом,  в  глазах —  неподдельное отчаяние и стыд.  Стыд

человека,  что обгадился на своем месте.  Другое дело —  не сумел бы сыграть на

лютне, тут нет позора, но чтоб именно на своей службе...

       Ладно,  — пробурчал Мрак капризно.  — Те гады только и ждут, что я тебя

пошлю навоз убирать... Двух зайцев сразу! И своего человека поставят, и ты моим

врагом...

     Начальник стражи воскликнул пылко:

        Врагом —  никогда!  Казните меня,  Ваше Величество,  виноват,  но  род

Адертов всегда был предан трону.

     Мрак сказал вяло:

        Ладно...  Адерт.  Это не твоя вина,  что тебя обхитрили.  Вбежал врач,

глаза распахнуты, на лице ужас. Мрак

     слабо приподнял ладонь.

       Остынь,  остынь...  Меня не ранили.  Даже не поцарапали.  В распахнутые

двери то и дело заглядывали. Дворец, как

     чувствовал Мрак,  уже проснулся,  полнится шумом, везде носится народ, все

друг друга ловят,  хватают,  подозревают, а слухи распространяются, как дым при

пожаре.

     Вошли  крепкие обнаженные до  пояса  молодцы.  Мрак  сразу  признал по  их

движениям и цепким взглядам придворных массажистов, отмахнулся.

       Нет-нет, все потом!.. Идите, ребята. Врач пролепетал:

       Но я должен вас осмотреть... Мрак рыкнул:

     — Я сказал!.. Все идите... все.

     Толкаясь,  они бросились к  дверям с  таким чувством облегчения,  что Мрак

подумал,  а  не надо ли было всех их под нож?  Или хотя бы перевешать...  А  то

как-то не по-тцарски мягко.

       Эй,  — крикнул он.  — Адерт!..  Задержись. Начальник стражи остановился

возле самой двери. Плечи

     его обреченно повисли.  Он медленно повернулся, на лице его было понимание

своей судьбы.

     Мрак поманил его пальцем, указал на роскошный диван напротив ложа.

       Садись.  Да садись,  садись!..  Вот что,  тут решать надо быстро.  Этих

массажистов и  лекаря  отстранить от  дворца и  в  покои  больше не  допускать.

Понял?..

     Начальник стражи  сидел  на  краешке  дивана  как  на  иголках.  Лицо  его

становилось то  красным,  то  снова бледным,  а  иногда и  вовсе синим.  По лбу

катились крупные  капли  пота,  но  вытереть не  осмеливался,  смотрел в  глаза

грозного властелина по-собачьи преданно.

       Как скажете, Ваше Величество!

        Не понял,  значит,    констатировал Мрак.  Объяснил:  — Если кто-то и

пытается совершить покушение на  тцарскую особу,  то  лучше  всего это  сделать

через тех, кто вхож в тцарские покои. Понял? Так что всех... к чертовой матери!

Нет,  вешать не  надо,  но  найди им  какую-нибудь работу.  А  сюда  надо будет

новых...  Нет,  это не к спеху.  Сегодня и завтра вообще никого не надо. У меня

после этого случая...  волнение,  понял?  Я  ж  кровь увидел!..  Мне даже дурно

как-то...

     Начальник стражи встревожился.

       Может, все-таки врача?

       Не надо, — ответил Мрак слабым голосом. — Ты, Адерт, пока не суетись...

     Начальник стражи сказал, заикаясь:

       Ваше Величество,  умоляю... Называя меня именем нашего великого предка,

давшего начало нашему роду, вы заставите меня покончить с собой от глубочайшего

стыда...  Зовите меня мерзавцем,  сволочью,  негодяем,  Аспардом в  перьях,  но

только не упоминайте нашего предка, которого я так опозорил...

     Мрак благодушно кивнул:

     — Ладно,  Аспард...  это я так... от раздражения. Начинай работать, но уже

по-новому, понял?

     Аспард,   если  это  в  самом  деле  его  имя,  поспешно  поднялся,  низко

поклонился. Нет, на морде облегчение, значит — с именем удалось.

     Когда тот был же у дверей, Мрак сказал вдогонку:

       И еще,  Аспард!..  С этого дня ты вхож в мои покои.  Понял?..  Молодец,

хорошо нож бросаешь.

     Осчастливленный Аспард едва не  вышел,  ничего не видя перед собой,  прямо

сквозь закрытые двери.

     Едва за ним захлопнулась дверь,  Мрак встал,  быстро осмотрелся.  Там,  за

дверьми,  прозвучал строгий голос Аспарда,  гоняет стражей, дает указания, но и

потом Мрак слышал,  как  там  устраиваются стражи,  сопят,  чешутся,  готовятся

коротать ночь дальше.

     Так,  в его спальне, к счастью, горят все светильники, ибо никакому костру

не осветить дальнюю стену,  даже вторую половину спальни. Стены, все четыре, по

большей части укрыты толстыми коврами. Ага, это он уже заметил... Такие же и на

полу.  Нет,  на полу все же толще.  Ноги медленно несли вдоль стен,  уши ловили

каждый  шорох,   ноздри  бешено  раздувались.   Ага,  вот  здесь  что-то  вроде

слабенького дуновения.  Или чуть-чуть воздух холоднее.  Нет, огонек светильника

рядом

     даже  не  колышется,  ровный такой  огонек,  застывший,  смотрит острием в

потолок, но все же... обернуться бы волком, тогда бы сразу учуял, где и что, но

пока рискованно. Неизвестно, кто может зайти.

     Он оглянулся на дверь.  Поколебался,  кто знает,  какие тут правила,  взял

кресло,  засунул ножкой в  петли,  вроде бы  не  выпадет,  после чего отступил,

грянулся оземь.  Толстый ковер  спружинил,  но  Мрак  очень уж  старался,  боль

кольнула по  всему телу,  а  мир  сразу преобразился.  Стены стали выше,  цвета

изменились,  но главное —  он видел вторую картину,  очень яркую и четкую,  что

накладывалась на первую,  дополняла,  корректировала, исправляла... Он постоял,

свыкаясь с  переходом.  Это  человек видит только один мир,  а  волк —  другой,

привыкают, даже друг друга видят иначе, каждый по-своему, а вот он...

     Ковер мягко пружинит под  лапами.  Запахи лезут в  ноздри со  всех сторон,

надо убрать из носа все ароматы притираний, мазей, душистого масла, вот и здесь

разлито и затерто,  и здесь... и ловить только то, что тцар хранит в секрете от

других...

     Или кто-то  хранит от  тцара,  добавил он  про себя.  Возможно,  тцар знал

только про  тот  ход,  а  про  этот,  что  ведет куда-то  из  спальни,  даже не

догадывался?

     Он несколько раз пробежался по всей гигантской спальне.  В  подозрительных

местах останавливался,  замирал,  подолгу прислушивался.  Мешало еще и то,  что

волчьи  уши  чувствительнее в  десятки раз,  он  явственно слышал  и  разговоры

стражей за дверьми,  и уговоры конюха в темном дворе за окном,  женский голосок

игриво повизгивает, но куда важнее вот эта струя прохладного сырого воздуха...

     Ударился  об  пол,   перетек  в  человеческую  личину  и  некоторое  время

приспосабливался из красочного мира запахов к  скудному миру слабых звуков,  но

ярких красок.  Ковер как ковер, но, когда Мрак рванул за нижний край, отодрал с

легким

     треском,  там  обнаружилась каменная стена.  Снова ничего подозрительного,

если  не  учитывать,  что  этот камень чуть прохладнее соседних.  А  если очень

хорошо  прислушаться,  то  можно  поймать на  послюненный палец  едва  заметную

струйку свежего воздуха из неприметной щели...

       Это  мне уже знакомо,    проворчал он.    Наконец что-то  знакомое...

Неужели начинаю обживаться в этом мире?

     Массивная глыба подалась нехотя. Мрак вытащил ее, темный лаз пропустил его

неохотно,  оттуда дотянулся до глыбы и снова надежно закупорил дыру,  а гобелен

опустился, прикрывая все следы.

     В тайном ходе холодновато, темно, но сухо. Человеку в таких подземельях не

обойтись без факела,  пришлось снова о  камни,  снова в  волка,  и  тут же  мир

засверкал,  зашумел,  запел.  На этот раз все легко и мгновенно,  ибо человечьи

уши,  как и  глаза,  ни черта не ловят,  а волчий слух сразу ухватил и журчанье

подземных ручьев,  и дальние звуки,  скрежет,  шорохи, а запахи нарисовали весь

проход на десятки шагов вперед.

     Если прислушаться, то можно увидеть сквозь камень и гобелен даже то, что в

его  спальне,  ибо  крохотная щелочка дает его  нюху все необходимое,  но  Мрак

отступил, побежал потихоньку, всматриваясь носом и вслушиваясь чуткими волчьими

ушами.

     Этот   ход   шел   вдоль  жилых  помещений.   Можно  подслушать,   о   чем

переговариваются даже солдаты в  своей комнате отдыха,  а вот начали накатывать

запахи вареного мяса,  ухи,  еще через десяток шагов Мрак добрался до  щелочки,

через которую одним глазом можно увидеть дворцовую кухню.

     Потом ход раздвоился,  Мрак долго принюхивался, один рукав вроде бы просто

шпионский,  а  второй должен вывести из  дворца.  Похоже,  у  тцара был не один

тайный ход для вылазок в город.

     Или  же,  подумал Мрак  с  подозрением,  этим  ходом  пользуется совсем не

тцар... Несколько помещений показались не-

     подходящими для  его  цели,  пока наконец не  обнаружил комнату —  старую,

запыленную,  заполненную рухлядью,  а  также всякими узлами со  старым тряпьем.

Возможно,  ее  и  держали в  таком  виде  только для  того,  чтобы  можно  было

незамеченным пользоваться ходом,  но это их замыслы,  а  у него мысли и желания

намного проще.

     Он порылся в  тряпье,  выбрал наименее поношенное,  связал в  узел и снова

скользнул в  ход.  Этот  второй туннель пошел от  дворца,  снова плечи царапают

холодные камни,  но теперь под лапами часто плескала вода, брызги летели во все

стороны.  Дважды ручей едва не сбивал его с  ног,  но в  конце концов ход пошел

вверх.

     На  минутку сердце дрогнуло:  впереди показалась груда камней от  пола  до

потолка,  могло завалить и в самом деле,  однако ноздри уловили струйку свежего

воздуха.  Ударился оземь,  поднялся,  разбросал камни, а когда в дыру заглянуло

черное небо с тусклыми звездами,  быстро оделся,  неслышно вышел и привалил ход

камнем побольше.

     Он с наслаждением вдохнул ночной воздух,  полный совсем других запахов. Он

ощущал их  даже в  этой,  человечьей личине.  Запахи далекого рыбного квартала,

запахи свежевыделанных кож,  а  вот  порыв ветерка донес ароматы свежего хлеба,

горящего угля...

     Ему не надо было смотреть на звезды,  чтобы определиться. Этот ход, как он

и  опасался,  вывел  на  другую  сторону города.  Он  стиснул зубы,  выругался,

все-таки посмотрел на небо:  да, половина ночи уже прошла. Да где там половина,

три четверти прошло!

     — Хорошо еще, — прорычал он зло, — что Барбус — это не Куява... Ту за день

не объедешь даже на коне...

     Земля понеслась под ним,  словно под скачущим конем.  Так он бегал в Лесу,

так учил бегать друзей,  но сейчас еще и постоянно наддавал,  ибо ночи летом, в

самом деле, короче женской молодости.

     Луна перешла на вторую половину неба, когда он, обогнув Барбус, добежал до

постоялого двора на  перекрестке дорог.  Тревожить никого не стал,  пусть народ

спит,  взобрался по  стене  на  второй  этаж,  плечи  привычно вздулись,  когда

ухватился за железные скобы на ставнях. Едва слышно заскрипело.

     Очутившись  в  комнате,  он  на  ощупь  зажигал  светильник,  когда  сзади

обрушилось холодное,  мягкое,  тут  же  в  кожу  впились острые  коготки.  Жаба

вцепилась, будто его не было год, если не два. Мрак подхватил ее на руки, а она

все  тыкалась  мордой,  обхватывала  его  голову  передними  лапами,  цеплялась

задними,  прижималась нежным бархатным пузом.  В ярком оранжевом свете выпуклые

глаза горели,  как два солнца,  а по крохотным чешуйкам спины пробегали зеленые

искорки.

       Да что ты опять обслюнявила,    сказал Мрак сердито.    Куда я пойду,

обслюнявленный? Отстань, отлипни...

     Но жаба не желала отлипать, вся тряслась, дергалась, ее узкий длинный язык

хлестал его по глазам,  щекам,  лез в  уши,  задние лапы загоняли в его толстую

кожу коготки все глубже.

        Брысь,    сказал Мрак строго.    Это что же,  я  должен все при тебе

сидеть? А ежели твоему родителю восхочется поразвлечься?.. Тогда как?

     Жаба запищала,  прижалась крепче,  маленькая и толстенькая... но почему-то

напомнившая худенькое тельце Кузи.  Сразу в  голове мелькнуло виноватое:  какое

там поразвлечься,  если Кузя ждет...  Ха, она ж собирается за него выйти замуж.

Нет, даже жениться, она так и сказала... Всего-то и осталось подождать, что лет

десять...

     И  хотя  все  это  было  смешно,  но  почему-то  образ  светлой девчушки с

серьезными глазами шугнул мысли  о  всяких поразвлечься,  он  поцеловал жабу  в

тупую зеленую морду.

       Ну, ты чего тут натворила? Рассказывай!

     Жаба  виновато  втягивала  голову  в  плечи.   В  комнате,   понятно,  все

разбросано.  Она ухитрилась вытащить из-под ложа дорожный мешок,  вытряхнула из

него все, перепробовала на зуб, растащила по разным углам, разорвала на длинные

ленты его запасную рубашку, сжевала трут и сумела искрошить огниво, что за зубы

у этого крохотного чудовища...

     Он сердито смотрел в выпуклые глаза жабы, полные вины и страдания, и, даже

не  будучи магом,  прочел в  них  яснее ясного:  это  для тебя час и  даже день

проскакивает быстро,  а  для меня час —  это твоя неделя.  Не оставляй меня так

надолго!  Не сердись на меня и  не оставляй в темной комнате.  У тебя есть твой

мир,  у  тебя друзья,  враги,  просто люди,  а  у меня только ты,  мой папочка!

Разговаривай со мной чаще! Я не всегда понимаю тебя, но я знаю, что ты говоришь

со мной,  и я от счастья готова прыгать на стенку и ходить на ушах... которых у

меня почему-то нет. Я маленькая, но у маленьких память лучше, чем у взрослых. Я

помню,  кто и когда в меня бросил камень,  а кто сказал ласковое слово. Я очень

люблю тебя, мой папочка! Не оставляй меня так надолго...

     Мрак схватил ее в объятия, прижал к груди, уткнулся в ее холодное шипастое

тельце лицом.  На глаза,  он не поверил себе,  навернулись слезы.  Странно,  не

плакал,  когда конь Фагимасада наступил ему широким копытом прямо на  причинное

место,  а вот сейчас глаза щиплет, взор расплывается, а в груди щем и виноватое

царапанье.

       Я  не оставлю тебя,    прошептал он ей тихо.  — Мы с Кузей очень любим

тебя...

     Жаба от счастья пустила слюни.  Мрак поспешно сунул ее в мешок,  похлопал,

успокаивая: я здесь, забросил мешок на спину.

     Сонный слуга  в  удивлении подскочил,  когда  сверху по  лестнице неспешно

спустился этот дюжий мужик звероватого вида, дикий и страшноватый.

     — А... А... — пролепетал он. — А как вы поднялись, я ж не видел!..

     — А я и не выходил, — ответил Мрак хладнокровно.

     — Дык я ж там убирал час тому!

       Молодец,    похвалил Мрак.    Я видел,  все чисто.  Ты меня просто не

заметил. Я там тряпочкой прикидывался.

     Он бросил парню монетку.  Хоть и сонный, тот поймал ловко, наупражнялся, а

Мрак вышел на улицу.

     Лунный свет заливает строения неровно:  крыши блестят — глазам больно, а в

тени  хоть  дракона прячь    никто не  углядит.  Изредка взвывают собаки,  над

головой летучие мыши с хрустом хватают жуков,  от домов накатывают запахи тепла

и домашней стряпни, а от сараев плывет волнами животный дух...

     Он грянулся оземь,  превратился в волка,  и Хрюндя сразу запищала, жалобно

сжавшись в  комочек и  зажмурившись.  Мрак ткнул в  нее носом,  лизнул,  рыкнул

тихонько.  Жаба приоткрыла один глаз,  снова зажмурила. Мрак фыркнул, аккуратно

подтолкнул ее мордой.  Жаба не шелохнулась,  тогда он покатил ее колобком.  Она

так и осталась сжатой в комочек,  но хитрые глазки приоткрылись. Мрак уселся на

землю,  подумал,  не кусать же глупую,  строго рыкнул — уйду,  дескать, один, —

встал и  пошел.  Сзади запищали,  заплакали,  но  он не оглядывался,  и  Хрюндя

налетела,  обогнала и,  подпрыгнув, вцепилась ему в шерсть, повисла. Теперь она

пищала,  верещала,  обещала,  что  никогда,  никогда,  НИКОГДА не  будет больше

вредничать,  она нечаянно...  Он облизал ее, положил на одежду, кое-как впихнул

все в мешок, с трудом завязал и, взяв в пасть, помчался к тайному ходу. Подумал

на бегу, что опять не сообразил сначала все уложить, а потом уже задом о землю.

Но  хорошая мысля приходит опосля,  кто-то  умен сразу,  а  вот  он    как все

нормальные люди...

     На  этот  раз  он  разгреб камни у  входа,  которым пользовались с  бедным

Агиляром,  протиснулся вовнутрь и  снова  задвинул камнями вход.  Жаба  наконец

утихомирилась в мешке, он бежал по ходу уже быстрее, помня каждый поворот.

     В его роскошной спальне все так же пусто, а кресло по-

     прежнему торчит ножкой в дверном засове.  Мрак поставил его на место, жабу

вытряхнул на ковер. Сонная, она широко зевнула, начала осматриваться.

     Мрак  сбросил тряпье,  поискал,  куда бы  спрятать,  приподнял одной рукой

массивное ложе, пусть хранится там, вон сколько пыли, явно туда не заглядывают.

Его  роскошная тцарская роба  раскинула рукава тут  же  на  полу.  Он  небрежно

накинул ее на плечи, полез на ложе, с наслаждением вытянул сладко гудящие ноги.

Судя по  светлеющему небу за окном,  уже начинается рассвет.  И  хотя во дворце

наверняка спят долго,  здесь все приспосабливается к  прихотям одного человека,

но поспать всласть не удастся...

     Он укрылся роскошным одеялом и  прислушался.  Спать не хотелось,  такая уж

суть  человека-оборотня:  пока  бегает  в  волчьей личине —  человечья спит.  И

наоборот. Так что сна ни в  одном глазу, он лежал и слушал голоса со двора, там

уже  начинают просыпаться,  из-за  двери иногда доносится приглушенное звяканье

железа, это стражи коротают ночь за игрой . в кости. Но со двора голоса громче,

напористее,  он узнал бодрый голос булочника,  что вынужденно проснулся в такую

рань,  орет на подручных,  снова тесто не так замесили,  передержали, вот опять

хлеб получится недостаточно пышный, а во дворце все такие привередливые...

     Ему отвечали сразу два голоса, виноватые, но не признающие себя виновными,

как везде ведется:  то филин всю ночь ухал,  а  это к  несчастью,  то хвостатая

звезда по  небу пролетела,  а  значит —  тесто не подойдет,  молоко скиснет,  а

редька не уродится вовсе.

     Заскрипел ворот  колодца,  под  самой  стеной  прогрохотала по  булыжникам

тяжело груженная телега.  Мрак попытался по  запаху понять,  что везут,  но  не

сумел,  даже огорчился:  всего часок во дворце,  а уже нюх притупляется, больно

много здесь слишком сильных запахов.

     Потом появился еще один, Мрак вычленил голос сильного

     мужчины средних лет,  матерого, но с больным желудком. Этот интересовался,

как прошла ночь,  никто ли  не  замечен из  посторонних,  что слышно из дворца,

правда ли,  что на Звездочета кто-то напал в прошлую ночь, или же только слухи.

Другой голос,  угрюмый и вместе с тем развязный,  какой бывает только у дворни,

что долго трется при власти,  ответил с наглецой,  что Звездочета чуть не убили

вовсе.

     Голос матерого посерьезнел,  спросил заинтересованно,  как и что, дворовой

объяснил с охоткой и злорадством, что Звездочета так по голове треснули, что со

страху велел удалить всех, кто его лечил или массажировал, боится отравы, а сам

в  эту ночь и  не подумал лезть в свою дурацкую башню,  а все сидит в спальне и

дрожмя дрожит!

     Ага,  сказал про  себя Мрак,  выходит,  по  голове стукнули,  потому так и

поменялся я. Подходит. Буду всем жаловаться, что от удара половина мозгов через

уши выплеснулась. Какие уж тут звезды, только и осталось ума, что в рыло дать.

     Жаба подошла к  низкому ложу и требовательно потыкала холодным носом в его

голую пятку.  Мрак  поджал ногу,  щекотно,  жаба потянулась дальше,  уже  встав

передними лапами на край ложа. Мрак с неохотой разлепил глаз.

       Чего тебе?

     Жаба проворчала что-то умоляющее вроде:  ну, пусти же меня к себе, я такая

маленькая,  я помещусь на самом краешке,  ты и не заметишь,  я буду тихая,  как

опавший листок,  даже не шелохнусь,  если вдруг пихнешь или лягнешь...  Ты ж  в

прошлый раз пускал, я вела себя очень тихо...

       Ну да,  — проворчал Мрак,  — очень тихо!  Пока не разогрелась.  А когда

начала потягиваться,  забыла? Ты ж меня, свиненок, выпихиваешь на пол! Откуда и

силенка в таком противном тельце...

     Жаба потыкала холодной мордой еще.  В  крупных глазах было обвинение,  что

он,  большой  и  сильный,  лежит  в  роскошной  постели,  а  она,  маленькая  и

слабенькая,  ютится на  каком-то  коврике,  даже  не  на  коврике,  а  вовсе на

тряпочке!

     — Не тряпочка,  — проворчал Мрак,  сдаваясь,  — а роскошный ковер.  Ладно,

полезай. Все равно сейчас вставать, даже разомлеть не успеешь.

     Дверь  отворилась  неслышно.   По  крайней  мере  так  считал  Аспард,  он

прошествовал на цыпочках до самой постели.  Мрак открыл глаза, Аспард вздрогнул

и побледнел, наткнувшись на непривычно твердый взгляд повелителя.

       Ну? — сказал Мрак.

     Аспард открыл и  закрыл рот.  Он  смотрел на  Мрака вытаращенными глазами.

Мрак вспомнил,  что не  упрятал свои волосы под роскошную золотую шапку,  да  и

халат распахивается на груди, а там такая настоящая тцарская шерсть...

        Чё,    сказал он как можно небрежнее,  — волосы растрепались?  Это от

волнительности.  Я  так  волнительствовал,  когда эти преступники убили бедного

Агиляра и  чуть меня не того...  Лежал бы сейчас там,  откинув копыта и высунув

язык! Представляешь?

     Аспард взмолился:

        Ваше Величество!..  Не  по  мне такая великая честь!  Пусть кто-то  из

вельмож удостоится чести будить вас и рассказывать, где кто и что кого чем как.

Я вон даже с охраной так опозорился...

     Мрак всматривался в покрасневшее лицо бывалого воина. Да, этот лучше всего

охранял бы крепость на перевале,  а  то и  сам бы водил отряд удальцов в  чужие

края.  Понятно, почему тцар доверил ему охрану дворца, такие не предают, но для

вхождения в покои явно допускает морды пошире.

     — Что-нить придумаю, — пообещал Мрак. — А теперь докладай!

     Аспард от  старательности вспотел,  голос  дрожал,  а  руки  так  и  вовсе

тряслись,  когда он загибал пальцы,  перечисляя,  что успел сделать за ночь.  К

удивлению Мрака, успел сделать

     немало.  Не зная,  кого подозревать в первую очередь,  он на всякий случай

заменил всех массажистов и лекарей, плясунов, танцовщиц, сменил стражу по всему

дворцу, благо в казарме народу много, а он знал всех наперечет и знал, кто чего

стоит на самом деле.

     Мрак одобрительно кивал.  Мордами они  с  тцаром тютелька в  тютельку,  но

массажисты сразу увидят разницу между рыхлыми тцарскими телесами и его твердым,

как камень, телом. Да и шрамы, рубцы... Лекаря тоже если и допускать, что он за

тцар без лекаря, то постороннего, который раньше тцара не видел и не щупал.

       Эт Ничо, — сказал Мрак. — Молодец, паря... Не, жаль тебя отпускать! Вон

как нож метаешь... Птицу на лету подшибешь?

     Аспард, растерявшись, пролепетал:

     — Ну... если не слишком мелкую...

     — Молодец, — сказал Мрак величественно, — хвалю!

     Подумал,  что же  еще тцары говорят,  уставился на  Аспарда проницательным

взглядом,  словно и в нем подозревая заговорщика.  Аспард исходил потом, боялся

дышать,  побагровел,  толстая  шея  едва  не  разламывала,  распухая,  железный

панцирь.

     Вдруг Аспард вздрогнул,  вытаращил глаза.  Мрак  быстро оглянулся.  Одеяло

зашевелилось,  из-под  края  выглянула зеленая  широкая  морда.  Выпуклые глаза

уставились на Аспарда с подозрением.

     Мрак небрежно отмахнулся.

     — Это моя жаба.

     — Жа... ба?

     — Да, — подтвердил Мрак. — Зеленая. Кстати, надо будет кого-то пристроить,

чтобы выводили ее  в  сад  гулять.  Она такая,  понимашь,  гуляльная.  А  я  за

государственными делами не больно гож для гуляний, верно?

     Аспард вздрогнул, вытянулся.

       Верно, Ваше Величество!

       Вольно, — разрешил Мрак. — Что у нас на сегодня? Аспард загнул палец.

        Прием  и  разбор жалоб    первое.  Второе —  осмотр питомника молодых

драконов.  Там ждут ваших указаний.  Ну,  в какую сторону больше обучать: в ум,

значитца, или в силу...

       А туда и туда нельзя?  — спросил Мрак.  Аспард ответить не успел,  Мрак

сказал с сожалением:  — Да,  нельзя...  Бог в один мешок два добра не кладет...

Либо  умная,  либо красивая.  Гм,  это  отметь,  драконов посещать —  это  наше

монаршее благословение. Что еще?

       Прием послов,  — сообщил Аспард.  — Но пока никого, разве что ожидается

посол Артании...

     Лицо его омрачилось, Мрак махнул рукой благодушно.

     — Артании так Артании. Окажем и ему милость... Монаршую милость. Что еще?

       Да ничего особенного, Ваше Величество, — ответил Аспард с поклоном. — С

тех  пор  как вы  запретили докучать вам разными мелочами,  все это решают ваши

советники. А вы наслаждаетесь... ну, звездным небом.

     Мрак подумал,  кивнул,  снова подумал,  что  он  мог  бы  понаслаждаться и

чем-нибудь попроще,  чем  высокое звёздное небо,  это  больше для  Таргитая или

Олега,  а  он  мог  бы  местом  отдыха  сделать  кухню  да  винные  подвалы Его

Величества...

     — Лады,  — сказал он,  — если надо иттить,  то надо иттить. Хоть и тцар, а

службу служить надо. Мы все на службе Отечества. Верна?

     Аспард вздрогнул всем телом, вытянулся.

       Верно, Ваше Величество!

       Вольно, — разрешил Мрак.

     Он поцеловал жабу в умную,  но уже обиженную и расстроенную морду,  сказал

строго:

       Жди!  Жди,  поняла?..  Я вернусь, тогда поиграем. Эй, Аспард!.. Надо бы

кого-нибудь присобачить для нее...

       При... присобачить?

       Ну, прижабить.

     Аспард подумал, сказал нерешительно:

       Там в приемную уже сходятся придворные... Желаете сами выбрать?

     Мрак отмахнулся.

       Не тцарское это дело. Я тебе доверяю.

     Аспард  поклонился,   отступил,   устрашенный.   Мрак  проследил,  как  он

выскользнул за дверь,  там слышались удивленные голоса,  наконец,  Аспард снова

распахнул дверь.

     Первым вошел высокий сухощавый мужчина с  донельзя благородным,  холеным и

высокомерным лицом.  Выглядел он молодо,  хотя в иссиня-черных волосах блестели

серебряные пряди.  Мраку он показался уж очень красивым:  лицо худое, с острыми

чертами,  высокие скулы едва не прорывают кожу,  нос с горбинкой,  орлиный, а в

глазах... только в глазах что-то странное, ведь чувствуется же, что там бушевал

пожар отваги и натиска,  а сейчас то ли погас, то ли тщательно упрятан от чужих

глаз. Придворный и на Мрака посмотрел свысока, хотя и поклонился, бросил взгляд

на Хрюндю, брови его взлетели на лоб, он с осуждением покачал головой.

        Манмурт вызвался сам,    сказал Аспард.    Мне не пришлось даже руки

выкручивать, бить по голове и все такое.

     Придворный,  о  котором Мрак уже  знал,  что  его  зовут Манмуртом,  снова

поклонился, но опять же едва-едва. Лицо его оставалось надменным, застывшим. От

него вкусно пахло,  красиво завитые волосы блестели,  а ресницы, как показалось

Мраку, были сильно накрашены.

     Мрак спросил Аспарда, игнорируя Манмурта:

     — Ты уверен, что он ее не обидит? Аспард развел руками.

       Он сам вызвался, Ваше Величество. Кроме того, Манмурт, как вы знаете, —

потомок знатнейшего рода, что дает определенные привилегии при любом дворе. Род

Манмуртов верно и преданно служил Вашему Величеству...  я имею в виду древний и

славный род Вашего Величества...  уже на протяжении...  да-да, на протяжении! А

при знаменитой битве с гиксами,  когда ваш прапрадед оказался в окружении, трое

из рода Манмуртов...

     Мрак отмахнулся.

       Ладно.  Итак,  Манмурт,  эта  жаба —  мой  лучший друг.  И  мое главное

сокровище!.. Зовут ее Хрюндей. Чтоб чешуйки с ее спины не упало, понял? А то мы

и битву с гиксами переиграем. Ты с ней повозишься малость здесь, а потом выведи

в сад.  Она обязательно подальше от дорожки какает. Вообще за кустами прячется.

Застенчивая... Как и я.

     Манмурт присел,  колени хрустнули так мощно,  что Мрак едва не подпрыгнул,

Аспард испуганно взглянул на  потолок,  не рушится ли свод.  Манмурт растопырил

руки, лицо покраснело, словно сам тужился, засюсюкал с умильной мордой:

       Иди ко мне... красивая! Иди ко мне, милая...

     Жаба  встопырила  горбиком  хребетик,  надулась,  заворчала.  Мрак  сказал

Аспарду:

     — Ладно, они тут разберутся.

     Дверь  приоткрылась,   четверо  дюжих  слуг  в  роскошных  одеждах  внесли

громадный стол,  а  следом вереницей шли  крепкие ребята с  красными от  натуги

лицами,  ибо  несли  перед  собой,  откинувшись назад  всем  корпусом,  широкие

подносы.  Мрак потянул носом,  сильно пахло осетровым балыком,  с  ним  спорили

ароматы семги, сига и копченой сельди.

     Слуги быстро расставили по столу яства,  исчезли бесшумно.  Остался только

один,  застывший с  большим кувшином в  руках.  По запаху в кувшине вино,  ага,

будет подливать в кубок, дабы не утруждать тцара.

     Мрак прорычал довольно:

     — Что ж, позавтракаем...

     Аспард посмотрел на него странно, сказал нерешительно:

     — А вы не будете... по своей привычке, слегка закусыать перед завтраком?

       Э... — сказал Мрак, — мэ... э-э... да, пожалуй, ты меня уговорил.

     Он с сомнением посмотрел на стол,  вокруг которого лучше бы на коне,  а то

заморишься, взмахом указал Аспарду на кресла у стены:

       Возьми одно,  садись.  Перекусим...  перед завтраком. Аспард испугался,

лицо покрылось бледностью.

       Ваше Величество!.. Я не осмелюсь!

     — А что, — спросил Мрак подозрительно. — Еда протухла?

     Он потянул ноздрями, но пахло умопомрачительно. Аспард сказал просяще:

       Не по мне такая честь.

       Садись,  — велел Мрак.  — Я тцар или не тцар?  Я устанавливаю, кому где

сидеть, лежать или прыгать.

     Аспард,  едва не  падая от  волнения,  принес кресло,  подсел,  но трогать

ничего на  столе не осмеливался.  Мрак хищно оглядел стол.  Нехило перекусывает

тцар перед завтраком.  Холодная,  так сказать, закуска. Здесь белорыбица, балык

осетровый,  ветчина свежепросольная,  вареная,  копченая, грузди соленые, грибы

маринованные,  груши в меду, гусь фаршированный, копченый, икра осетровая, икра

лососевая, колбаса свиная из ливера, кровяная, копченая, корюшка маринованная и

копченая,  белужина и судак маринованные, заяц копченый, рыжики соленые, рулеты

из  поросенка,  на  отдельном блюде —  роскошные щуки,  рулеты из фаршированной

дрофы,  сыр яблочный,  сыр из слив,  сыр домашний белый из творога со сметаной,

сыр без сметаны,  сыр пресный жирный,  солонина вареная,  семга,  сиги и сельди

копченые...

     В нем рычало,  когда он все это греб,  жевал, а то глотал и не разжевывая,

во рту просто менялся восхитительный вкус. Он поймал изумленный взгляд Аспарда,

пояснил:

     — Это я так волнуюсь. Меня ж чуть не убили, знаешь?.. Меня всего трясет, а

когда ем, то мне не так страшно.

       Да вы не волнуйтесь так,  Ваше Величество,    попросил Аспард.  — А то

удавитесь... Мы все сделаем, чтобы отыскать этих злодеев!

       Ищи,  ищи,  — согласился Мрак.  — Да ты ешь, тут неплохо кормят, верно?

Возьми вон  семги,  я  такой нежной еще  не  жрал.  На  языке тает!..  А  когда

раздразнишься,  то в самый раз пойдут вон те копченые кровяные колбаски...  Ах,

их  уже нет?..  Ну вот так и  хлопай ушами.  Хватай хотя бы копченого зайца или

рулет из поросенка.

       Ваше Величество...

        Ешь,    велел Мрак.    Или ты  зло умыслил,  что за моим столом есть

отказываешься?

     Аспард ел,  обмирая от  ужаса.  Перекусывал перед завтраком Его Величество

всегда в  одиночку,  на  завтрак иногда допускал двоих-троих  из  самых близких

советников,  на  обед приглашалось народу больше,  особенно много набиралось на

званые,  но  даже  тогда  начальнику дворцовой стражи  не  по  рангу  сидеть со

знатными вельможами...

     Он  тцар,  напомнил себе  Мрак  после  этого легкого перекусывания,  а  не

громила в  корчме,  потому из зала в  зал пошел двигаться медленно и  неспешно,

важно,  что позволяло рассмотреть встреченные рожи,  а  по незаметным движениям

сопровождающих угадать, куда же его ведут.

     Сразу же  за дверью спальни его выхода ждали,  оказывается,  знатные люди.

Так называется скопище этих разряженных,  как петухи, сытых и спесивых рож. Тут

же  пристроились следом и  двинулись,  как  стадо гусей,  самые знатные,  самые

родовитые, самые именитые.

     Но те, кто стоял и просто глядел на него, похоже, еще знатнее и родовитее.

Когда Мрак со свитой проходил, все кланялись, кто низко, кто не очень, а один и

вовсе остался не-

     движим,  смотрел на него опасливо, но с наглым видом. За его спиной трое в

таких же одеждах,  родня или клан,  даже рожи похожи, явно родня. Мрак впился в

него глазами,  стараясь понять, в чем же отличие, успел заметить, что в глубине

глаз этого храбреца мелькнуло беспокойство. Он остановился, поинтересовался:

     — Что случилось, спина болит?

     Придворный шелохнулся,  даже скосил глаза в сторону родни. Те подперли его

сзади, он вздохнул свободнее.

        Да нет,  — ответил он,  — спина у меня в порядке...  Я ведь ее не гну,

наблюдая за звездами!

     В толпе придворных послышались приглушенные смешки. Мрак ощутил, как нечто

закипает внутри, но пересилил себя, спросил почти ласково:

     — Так почему ж не кланяешься тцару?  Это неуважение. Придворный, введенный

в заблуждение почти просительным тоном, подбодрился и сказал громко:

     — Да вот вчера выяснили,  что мой род выше твоего!.. Горячая волна ударила

из сердца Мрака в руки и ноги.

     Он сказал громче, но все еще ровным голосом:

       Отныне... ниже!

     Он  схватил  его  обеими  руками  и   швырнул  через  зал  в   направлении

распахнутого окна. Хрустнуло, в светлом проеме мелькнуло темное на светлом небе

тело,  исчезло. Без крика. На раме осталось красное пятно, откуда струйки крови

поползли по стене к полу.

     В  полной  тишине Мрак  отряхнул руки,  кивнул Аспарду на  троих  замерших

родственников.

        Этих взять,  свести в  подвал и  срубить головы.  Нет в Барбуссии рода

более знатного, чем Тцарский.

     Аспард,  такой же ошеломленный,  как и  все в зале,  пошевелился,  осипшим

голосом вскрикнул:

        Стража!..  Этих взять...  И вон того,  куда прячешься?  В подвал всех,

стеречь!

     Но казнить не велел,  отметил Мрак одобрительно.  Полагает,  что тцар лишь

пугает.  Хотя он и собирался лишь пугнуть,  а,  впрочем, почему в самом деле не

срубить головы тем,  кто сеет смуту?  Все меньше крови, чем потом утихомиривать

бунт...

     Он кивнул,  двинулся через зал снова такой же надменный, величественный, с

неподвижным лицом.  Между придворными шла, как он заметил, молчаливая борьба за

место ближе к  тцару.  Даже по  дороге к  следующему залу все  стараются почаще

попадаться ему на глаза, будто от этого зависит количество полученных пряников.

А может,  подумал он,  и зависит.  Только у меня все наоборот:  чья рожа дольше

мелькает в поле зрения, в ту больше хочется двинуть.

     Охрана выбежала далеко вперед,  дорога расчищена,  как к выходу из дворца,

так  и  дальше,  чуткие  уши  улавливают резкие  отрывистые выкрики  начальника

стражи.  Если есть посетители или просители у ворот дворца, сейчас их оттесняют

на расстояние, чтобы никто не добросил камнем...

     Стражи распахнули двери в  тронный зал.  Мрак сразу же,  еще до того,  как

церемониймейстер издал зычный рев,  окинул весь зал цепким запоминающим взором.

Да,   придворные  что  надо...   Вдоль  стен  притворяются  статуями  картинные

красавцы-стражи:  в  блестящих  доспехах,  с  упертыми  в  пол  мечами  наголо.

Несколько  высших  офицеров  бродят  по  залу,  бросая  плотоядные  взгляды  на

пухленьких молоденьких красоток,  взятых знатными родителями на Тцарский выход.

Основная масса люда терпеливо топчется на левой стороне зала,  правая свободна,

туда  ведет красная ковровая дорожка.  Там,  на  возвышении,  блистающее златом

кресло с непомерно высокой спинкой.

     Аспард провел его именно к этому роскошному креслу на помосте, застеленном

красным сукном. Спинка у кресла высокая, на ней бронзовый орел с растопыренными

крыльями,

     Мрак сообразил,  что это и  есть трон,  он же престол,  сел и  с важностью

осмотрелся.

     Грузный седой человек с такими величественными манерами, что Мрак при виде

него едва не вскочил, провозгласил зычным, как рев, голосом:

       Прием  начинается!..  Его  Величество допускает знатных людей к  своему

лицезрению!

     Только бы жалобами не засыпали, мелькнуло у Мрака в голове паническое. Я ж

ни хрена в государственных делах...  Да и вообще, если честно, ни в чем, окромя

махания секирой.

     Но сидел на троне с  неподвижной угрюмой и  очень державной мордой.  Перед

ним  проходила череда разноцветных одежд,  из  которых торчали одинаковые лица.

Угодливо  кланялись,  Мрак  видел  одинаковые пустые  глаза,  совсем  редко  во

взглядах что-то живое,  но чаще это живое было бессильной ненавистью,  злостью,

презрением.  Двое-трое  смотрели,  как  на  пустое  место,  а  кланялись  чисто

формально, как поклонились бы и столбу, чтобы не отличаться от остальных.

     Мрак поставил Аспарда рядом, тот вздрагивал при приближении многих знатных

вельмож, вытягивался. Мрак уже по этому определял, кто какой властью пользуется

в  этом  тцарстве.  Мрак величественно кивал на  поклоны самых знатных,  других

награждал лишь  благосклонным взором,  время  от  времени ронял  саркастические

замечания вроде:  «А  какие  перья нацепил,  индюк» или  «Чего это  он  весь  в

зеленом», на что простодушный Аспард почти всегда отвечал вроде: «Кто, Убигунд?

А это он... », в результате чего Мрак получил с десяток имен, а кое-кого Аспард

еще и снабдил характеристиками.

     К  счастью,  с  жалобами никто  не  обращался.  Вообще  только кланялись и

отходили.  Видимо,  знали,  что тцар не любит жалобщиков.  А кто их любит, если

честно?  А так поклонился и пошел себе, а ты ответил чуть кивком, вроде бы тоже

какое-то  дело  сделал,   не  зря  день  прожил,   что-то  совершил,  в  чем-то

поучаствовал...

     Толпа расступилась,  к  нему  приблизился ярко одетый человек с  дурашливо

размалеванным лицом. Мрак насторожился, ожидая подвоха, а размалеванный спросил

громко:

       Ваше Величество,  спасайте!..  Что делать?  Я обнаружил, что мой лучший

друг тайком пристает к моей жене!

       Дать в морду,  — ответил Мрак,  не задумываясь.  — И вообще, что это за

друг? Гони в шею!

        Ага,  хороший ответ,  Ваше Величество.  А если лесничий тайком за мзду

пропускает в ваш лес браконьеров?

       Выгнать подлеца! — ответил Мрак раздраженно.

       А  если  нет  порядка  в  государстве,  как  быть?  Мрак  покосился  на

придворных, буркнул:

        Слушай,  а  ты чё весь такой разрисованный,  аки девка непотребная?  И

пестрый, как будто все петушиные перья собрал...

     Разрисованный удивился:

     — Так вы ж сами велели,  Ваше Величество!  Так и сказали,  что,  мол,  ты,

Ойленшиг, намажься красками, чтоб все издали видели шута!

     Мрак подумал, сказал:

     — Ага, понятно. Вот что, Ойленшиг. Пока иди умойся и оденься, как человек.

Мне  щас  недосуг,  но  как-нибудь мы  с  тобой  схлестнемся насчет непорядка в

государстве.

     Ойленшиг исчез,  а  слева  бочком приблизился хорошо упитанный толстячок с

румяным улыбающимся лицом.  Он весь все время двигался,  не человек,  а живчик,

почему-то весь в розовом,  даже сапоги цвета утренней зари. Во всю щеку розовый

румянец,  и даже голос у него тоже был какой-то розовый.  Розовые пухлые пальцы

блестели множеством перстней,  камешки  толстячок тоже  подобрал розовые.  Даже

разные брошки и пряжки сверкали только розовыми огоньками.

     Поклонился, прошептал:

       Ваше Величество, завтрак уже готов. Изволите проследовать?

       Завтрак?  — удивился Мрак.  Потом вспомнил, что он еще не завтракал, ну

прямо совсем голодный,  вот-вот упадет от голодного обморока, а то, что было, —

всего лишь холодная закуска перед завтраком.    Да,  пора,  а  то в животе уже

кричит от дикого голода!

     Румянолицый поклонился,  взглянул искоса,  отступил.  Мрак  воздел себя  с

трона, сказал повелительно:

     — Аспард, пойдем.

       Ваше Величество! Может, вас проводит Квитка?

       Пойдем-пойдем, лодырь.

     В  соседнем зале,  совсем малом,  от  одного конца до другого можно камнем

докинуть,  стол уже  накрыт,  слуги застыли под  стенами.  В  глазах готовность

сменить блюдо, добавить, налить вина...

     Мрак  окинул стол  оценивающим взглядом.  Да,  на  завтрак уже  не  только

холодное, но и горячее, вон пар идет от широких чашек с крепким мясным отваром,

валит столбом от жареного поросенка со сметаной и  хреном,  поднимается тонкими

горячими струйками от печеных угрей.

     Кроме  того,  на  столе  успел заметить горки зеленого гороха в  стручках,

зеленую фасоль,  блестящую от  масла,  репу с  мясным фаршем,  кислую капусту с

грибами и сметаной,  соус из капусты с икрой,  грибы жареные, тушеные, холодную

говядину,  оленину,  мозги  жареные,  вареные и  даже  со  сморчками,  холодную

телятину,  грудинку и  телятину от  лопатки,  жареные  телячьи  ножки,  баранью

грудинку с репой,  поросенка вареного под соусом, поросенка вареного с хреном и

сметаной,  вареную свежепросоленную ветчину...  да,  это вещь, вареный копченый

окорок,  печеную вареную ветчину с соусом, хреном и горчицей, котлеты из зайца,

цыплят под  соусом из  крыжовника,  гуся  с  грибным соусом,  гусиные потроха с

соусом из  чернослива,  щуку вареную под  сметаной,  котлеты из  рыбы,  окуней,

жаренных с маслом и яйцами, раков вареных, яичницу на сковороде с черным хлебом

и  ветчиной,  яйца  гусиные  печеные,  пирожки  и  вареники всевозможные,  кашу

рассыпчатую на  грибном бульоне,  кашу из  зеленой ржи,  сырники,  простоквашу,

сосиски  свежие,  колбасы  кровяные,  колбасы  из  гусиных печенок,  сосиски из

мозгов, сосиски из раков и зайца, сосиски из рыбы...

     Стол уходил вдаль,  там он рассмотрел не все,  но пахло с того конца стола

здорово. Даже пожалел, что не сел с той стороны, а щас вроде бы неудобно тащить

за собой кресло... да и не кресло здесь, а тоже трон, черт бы его побрал, такое

неудобство.

        Нехудо,    определил он бодро.    Нехудо здесь кормят!  Как думаешь,

Аспард?

     Аспард вздрогнул.

       Как скажете, Ваше Величество.

     — Так и скажу. Как сядем: ты с этого конца стола, а я с того? И встретимся

посредине? Или кто первый добежит, тот и выиграл?

     Аспард вздрогнул сильнее.

       Ваше Величество, — запротестовал он. — Увольте, я столько не съем!

     Мрак кивнул на слуг с кувшинами в руках.

     — Дык нам же дадут запивать, надеюсь?

     После этого легкого завтрака, ну прямо совсем легчайшего, он под белы руки

вернулся в  зал,  сумел с  помощью почтительных советников взобраться на  трон,

откуда и  продолжил то,  что  именуется тцарским приемом.  На  месте зала перед

глазами  колыхалось цветное марево,  оттуда  вяло  проползали слабые  звуки,  а

запахи так и вовсе исчезли.

     Он  потряхивал головой,  двигал складками на лбу,  лоб тоже осоловел и  не

двигался. У голодного зверя обостряются слух, нюх и даже зрение, а он не только

ослеп,  оглох и обезнюхел,  но и мозги откинули лапы в сторону и бесстыдно спят

посреди бела дня.

     Из цветных пятен выделилось одно,  что росло и двигалось в его сторону. Он

снова тряхнул головой,  напрягся и  наконец рассмотрел,  как от раскрытой двери

через толпу придворных проталкивается женщина. Вернее, для нее дорогу расчищают

двое рослых мужчин.  За  спиной ахнул и  тихонько выругался Аспард.  Это он был

уверен,  что тихонько,  но чуткие уши Мрака уловили злость и  отчаяние в голосе

начальника стражи.  Да  еще  ноздри схватили запах,  который Мрак раньше слышал

только от загнанных и уже обреченных оленей, что смотрят в глаза свирепых псов.

     Женщина, двигаясь грациозно и раскованно, вышла на свободное место. В зале

наступила мертвая тишина. Мрак ощутил, что сейчас разразится катастрофа. Тишина

стояла такая,  словно все страшились не только двигаться,  но и дышать. Женщина

смотрела на него с  обольстительной улыбкой.  Каждое ее движение было исполнено

такой грации, какая приходит только после долгих-долгих упражнений.

        Ваше Величество,    сказала она  чарующим голосом,  у  Мрака дрогнуло

сердце,  а под сводами высокого зала запели незримые птицы,  — Ваше Величество,

вы  вчера,  после того как...  одобрили мой танец,  обещали выполнить любое мое

желание...

     Мрак краем глаза уловил горестное выражение лица Аспарда. Верный начальник

охраны не ждет ничего, кроме неприятностей. Впрочем, у него работа такая.

        Ну-ну,    проронил он  настороженно,    раз обещал,  надо исполнять.

Говори!

        Ваше Величество,    сказала она еще обольстительнее,    я  настолько

восхищена вашим  дворцом,  вашими  богатыми залами и,  особенно,  вашим  дивным

троном, в котором столько золота, рубинов, изумрудов, даже алмазов!

       Ничо, — обронил он, — ничо дворец. Да и трон... ничо.

     — Ах, — воскликнула она восторженно, — не скажите!

     Он великолепен.  У меня у вам необычная просьба... но необычная для людей,

которые не сталкиваются с искусством, но весьма привычная в нашем артистическом

обществе...  Я хочу, я мечтаю, я страстно стремлюсь, Ваше Величество... как это

сказать поделикатнее...  справить большую нужду на  это  бесценное произведение

искусства!

     В зале кто-то громко ахнул, но тишина стояла такая, что, пролети сейчас по

залу муха,  оглушила бы всех звоном своих жестяных крыльев. Мрак слышал, как за

спиной проскрежетали зубы Аспарда, а дыхание стало чаще.

     Он  старался держать морду неподвижной,  но  череп раскалился от суматошно

прыгающих и сталкивающихся лбами мыслей.  Справить нужду,  а попросту — насрать

на чью-то песню,  статую, книгу — это в артистической среде, он знал, норма. Но

кто бы ее ни подговорил совершить это по отношению к трону, это будет конец для

трона.  Даже для всей Барбуссии.  Нагадить на трон,  да еще вот так прилюдно, с

его разрешения,  это похлеще плевка в  лицо,  от  которого не  вытереться.  Это

нагадить на боевое знамя,  на герб Барбуссии,  на предков,  на имя,  на то, что

вообще называется страной и государством.  После этого здесь будет не страна, а

лишь территория. Территория, заселенная людьми. Просто народом. Который приходи

и бери.

     Он растянул губы в усмешке.

     — Что делать...  Раз обещал,  то обещал. Теперь понимаю, почему ты терпела

со вчерашнего дня.

     Она победно улыбнулась,  во всем зале только она двигалась, а остальные не

смели шевельнуть даже глазными яблоками,  вот  так  выпучили глаза и  скрестили

взоры только на ней.

     Женщина медленно шла по красной ковровой дорожке, бедра изумительной формы

умопомрачительно ходят из стороны в сторону.  Хороша, мелькнуло в голове Мрака.

Такая любого мужика с ума сведет, да и многих мужчин заставит

     пошатнуться.  Явно поднялась с  самого дна,  когда танцевала перед пьяными

моряками и  спала  с  ними  за  ломоть  хлеба,  а  потом  постепенно добивалась

искусством танца,  что  ее  принимали все  выше и  выше,  пока не  добралась до

дворца. А вчера, выходит, настолько очаровала тцара, этого идиота...

     Мрак сошел с трона,  кивком подозвал Аспарда. Женщина подошла к трону, уже

готовилась поднять ногу, как Мрак сказал громко:

        Аспард!  Не спишь?..  Проследи.  Речь шла только о большой нужде!  Она

может насрать на  трон,  но  если упадет хоть капля мочи,  ты  ей тут же обруби

ноги...  а  потом тащи в  подвал,  где обрубишь и руки.  Но не сразу,  а сперва

пальцы, потом кисти... Понял?

     Аспард с  обнаженным мечом в руке прыгнул к женщине.  Он еще не понял,  но

заорал:

       Готов! Готов, Ваше Величество!

     Женщина заколебалась,  нарумяненные щеки медленно бледнели.  Она испуганно

посмотрела на меч, на свои изумительной формы стройные ноги, зябко вздрогнула и

даже обхватила себя руками за плечи.

     Не  сразу она заговорила,  из  ее  голоса исчезли чарующие победные нотки,

зато во весь голос звучал неприкрытый страх:

       Ваше Величество... вы понимаете, что это была только шутка...

       Шутка? — перепросил Мрак.

       Шутка,  шутка, — заверила она, но глаза ее, большие, как у перепуганной

лани,  испуганно метнули взгляд в  сторону группки мужчин,  богато одетых,  что

следили словно бы с  ленивым интересом.  — Я никогда бы не осмелилась,  никогда

бы...

     Аспард смотрел преданно, дышал часто, на лбу выступили крупные капли пота.

Мрак сказал громко:

     — Аспард,  возьми вон тех двух...  В подвале пусть расскажут, кто придумал

такую шуточку.

     Аспард гаркнул совсем не дворцовым голосом, в зал ворвались крепкие ребята

в  железе,  мигом  схватили тех,  кто  помогал женщине проталкиваться к  трону,

скрутили и вынесли в мгновение ока.

     Мрак звучно отряхнул ладони.  Звук был такой, словно ударились два бревна,

оглядел притихший зал. Все смотрели на него, вытаращив глаза и распахнув рты.

       Я  люблю шутки,  — прорычал он.  — Очень люблю...  И буду с вами шутить

часто и много.  Правда, один мой друг уверял, что у меня нет чувства юмора, что

шуток не понимаю и шутить не умею,  но это все брехня!..  Я буду с вами шутить,

буду. По-своему. Как умею. Или как получится. Много буду шутить... Аспард!

     Аспард откликнулся ликующе:

     — Здесь, Ваше Величество!

       Проследи,  чтобы тех шутников пошутили...  по-моему. После того как все

дознаешься, проследи, чтобы повесили на городских воротах с высунутыми языками.

Да не ворота с высунутыми языками, это я так шутю!

       Будет сделано, Ваше Величество! — отчеканил Аспард преданно.

     Мрак  повернулся  к   замершему  залу.   Глаза  его  грозно  пробежали  по

окаменевшим рядам, он прорычал, как разбуженный лев:

       А теперь,  пока без шуток!..  По пьяни я мало ли что мог сболтнуть,  но

если кто попытается меня на этом поймать,  я  его тоже поймаю.  И вывешу такого

шутника на городских воротах,  чтобы все видели.  Понятно?..  А теперь, Аспард,

что у нас там дальше? Зови...

     В  зале потихоньку восстанавливалось движение.  Из раскрытых дверей в  зал

время от  времени входили наиболее знатные,  коим стоять в  зале и  смотреть на

тцара зазорно,  это  самые знатнейшие роды,  самые родовитые и  могущественные.

Знали они или нет про случай с танцовщицей, но входили с

     одинаково надменными лицами, кланялись едва-едва, смотрели свысока, словно

это они на троне, а он в какой-то зловонной яме.

     Да,  запустил тцар хозяйство,  подумал Мрак с неодобрением. Не надо было и

браться,  раз  не  можешь...  Правда,  это за  работу егеря или рыбака можно не

браться, если не умеешь, и правильное дело — не браться, но с тцарскостью такое

не пройдеть,  не пройдеть.  Тут рождаешься тцаром, никуды не денешься. Как иной

рождается рыжим, горбатым или лысым, и тут уж хоть пищи, но лезь, так и здесь —

тцарствуй!  Даже отказаться ну  никак низзя.  Сразу же  с  десяток родов начнут

борьбу  за  трон,  у  всех  знатные корни,  все  арийничали в  свое  время  или

гиксничали,  а  то и вовсе гиксосили.  Резня,  гражданская война,  пожары,  вся

страна в крови по колено...  Нет,  тцарскую корону надо держать,  дабы в стране

был мир и покой.

     Внимание привлек  рослый  красавец в  добротном стальном панцире.  Он  его

носил с такой простотой и легкостью,  привыкнув,  как к собственной шкуре,  что

Мрак сразу признал опытного воина. Аспард нахмурился, шепнул:

        Рагнар  Белозубый привел с  собой  слишком много  людей...  Если  Ваше

Величество позволит, я удвою стражу у ваших покоев.

     Мрак удивился.

     — А что, Рагнар чем-то опасен?

        Нет,    ответил Аспард поспешно,    лучший полководец,  как можно!..

Столько побед для страны!..  Но никому не дозволено приводить с собой во дворец

собственную охрану. А он приводит все больше и больше.

        Верно,    согласился Мрак.    Это ж оскорбление нам.  Мол,  мы такие

сопливые, не можем обеспечить охрану от всякого ворья.

     Аспард спросил со вспыхнувшей надеждой:

     — Так я распоряжусь?

       Насчет охраны? — переспросил Мрак. — Не надо. Я сам...

     Его  зоркие глаза  уже  давно  вычленили среди придворных шестерых крепких

молодцев. Вряд ли они такие уж страшные в бою, чересчур высокие и толстые, зато

одним видом могут нагнать страх. На них оглядываются, пугливо сторонятся, затем

смотрят на Рагнара...  и этот страх собирается уже на Рагнаре.  Уже его боятся,

ему кланяются... чуть ли не ниже, чем ему, Мраку... гм... тцару, дубина, тцару.

     Рагнар прошел мимо,  не  поклонившись,  только весело и  дерзко подмигнул.

Мраку такое не понравилось, он проревел грозно:

     — А ты, Рагнар, чего не кланяешься?

     Блестящий воин  вздрогнул,  брови  взлетели вверх.  Глаза  некоторые время

неверяще всматривались в  лицо Мрака.  Мрак задержал дыхание,  но  после долгой

паузы Рагнар с великой неохотой поклонился, чуть-чуть поклонился, всего лишь на

палец наклонил голову, а голос его с дерзкого изменился на полудерзкий:

       Вашему Величеству до нас ли, смертных?.. Вы все в звездах, в звездах...

     Мрак прорычал громче:

        Верно,  Рагнарушко,  верно...  Но иногда я  снисхожу и до мирских дел.

Чтой-то за тобой шестеро оболтусов,  как хвосты плетутся? Боишься кого, что ль?

Так не боись, тут тебя не зобидят... если сам кого зобижать не станешь. Так что

отпусти своих псов...

     Рагнар смотрел выпученными глазами.  Мрак чувствовал,  что здесь что-то не

то,  между ним и  Рагнаром существует какая-то связь,  незримая для других,  но

теперь отступать поздно,  надо как-то спасать лицо, но и Рагнар чувствует некую

силу за спиной, видно по его побледневшему решительному лицу...

       Ваше Величество, — сказал Рагнар. — Эти люди

     пришли сюда не  сами,  а  по  моему велению.  Они всего лишь выполняют мою

волю.

     В зале наступила мертвая тишина.  Все застыли,  перестали двигаться,  даже

перестали дышать.  Мрак  чувствовал себя  на  скрещении сотен взглядов.  Рагнар

стоял перед ним решительный, злой, уверенный в себе.

     Мрак повернул голову к Аспарду:

       Он не понимает. Не понимает, что здесь тцар — я. И что здесь могут быть

только по моему велению. У тебя сколько здесь человек?

     Аспард ответил торопливо, со вспыхнувшей надеждой:

       Двадцать в  этом  зале,  сорок в  соседних.  Во  дворе охрану несут еще

семьдесят.

     Мрак кивнул.

     — Хорошо.  Убей этих псов...  а этого...  в цепи. Аспард стал выше ростом,

раздулся, в глазах засверкали

     огни, он стал красив и страшен. Прокричал сильным и звонким голосом:

       Стража!..

     Рагнар все еще с выпученными глазами смотрел на Мрака,  потом спохватился,

вскричал:

       Нет,  не нужно!..  Ваше Величество, это какое-то недоразумение. Ирарих,

уводи людей. Ждите меня на выходе... во дворе.

     Мрак  милостивым  жестом  остановил  вбежавших  стражей.  Аспард  с  явной

неохотой повторил жест.  Шестеро гигантов в  железе заспешили к  выходу с такой

скоростью,  что  среди побледневших придворных раздались робкие смешки.  Рагнар

стоял перед Мраком красный от гнева.

       Ваше Величество! — сказал он громко. — Разве это не... враждебно?

     Мрак стиснул челюсти. Этот красавец на что-то намекает, но на что?

     Он откинул голову на сиденье, процедил надменно:

       Кто из нас тцар?

     Рагнар некоторое время смотрел на  него с  бешенством в  глазах и  во всем

облике.  Во  всей фигуре было патетическое изумление:  как  этот тцар осмелился

такое сказать ему, Рагнару?

     Черт,  подумал Мрак с бессильной яростью. Угораздило же советнику помереть

от простого удара ножом в неподходящее время. Вот тебе и легкая сытая передышка

в  тцарских покоях.  Все на что-то да намекают,  никто ничего не говорит прямо.

Что за люди?

     Аспард смотрел на  Рагнара с  вызовом.  Даже  ногу отставил вперед,  чтобы

красивше откинуться назад и задрать голову, ибо Рагнар повыше, повыше.

     Рагнар медленно поклонился,  сделал шаг назад и  снова поклонился.  В  его

темных глазах Мрак прочел смертельную угрозу.  Угрозу и  намек на некую власть,

которую он имеет над тцаром.

     Мрак прорычал:

     — Я тцар или не тцар?.. Не забывайтесь, люди.

     Он  увидел,  что на него смотрят ошалело.  Не понял,  в  чем дело,  ощутил

холодок опасности.  Рука потянулась к рукояти секиры,  но вспомнил,  что секира

сейчас тю-тю,  это у Мрака секира,  а у него, тцара, скипетр и держава, то бишь

дубина в одной руке, булыжник — в другой.

     Аспард сказал дрогнувшим голосом,  в котором,  как Мрак трезво понимал, за

дрожью придет страх... уже пришел, а затем вспыхнет и подозрение:

       Ваше Величество... вы никогда так не говорили!

     И  другие  смотрели дикими  глазами,  кто-то  попятился,  а  иные  вертели

головами,  явно  высматривая стражу.  Мрак  ощетинился,  щас  придется драться,

самозванца раздерут  на  клочья,  а  в  это  время  сбоку  раздалось  надсадное

кряхтение, скрип суставов, похожий на скрип колес несмазанной телеги.

     Сквозь толпу  протиснулся старый хрыч,  ветхий,  как  прохудившийся мешок,

седой как лунь. Он с каждым шагом

     опирался в пол толстой суковатой палкой, простои палкой, дико смотрелись в

середине тщательно вделанные самоцветы. Старик всмотрелся в грозное лицо Мрака,

глаза от старости почти белые, выцветшие.

     Все в тишине услышали слабый скрипучий голос:

       Ваше Величество... Гаральд Огненный Меч... как давно я вас не зрел!

     Кто-то из дальних рядов пробормотал:

     — Что несет этот старый пень?

     А старик, никого не слушая, влюбленно смотрел в лицо Мрака, тянул:

     — Я услышал ваши слова... душа встрепенулась!.. Сколько раз мы слышали ваш

голос и вот эти слова...  и знали,  что снова победим...  И все богатства врага

будут наши... и все женщины...

     Другой голос крякнул:

       Это ему-то вспоминать о женщинах? А третий вдруг воскликнул:

        Святые боги!..  Да  не  вселился ли  в  нашего повелителя дух прадеда?

Гаральда?

     Голоса заговорили вразнобой:

       Его прадеда?

       Говорят, он бывал крут...

     — А это у них часто в роду?

     Мрак  сделал вид,  что  у  него  закружилась голова,  закрыл лицо  рукой и

пошатнулся.  Его подхватили под руки, усадили обратно в мягкое кресло с высокой

спинкой.  Он  опустил веки,  все равно все слышит отчетливо,  напустил на  себя

полуобморочный вид.

     Среди шелеста озабоченных голосов вычленил голос старого хрыча:

     — Да когда сильно напьется...  У их батюшки такое бывало.  То один славный

предок проснется и велит войной идти на завоевание мира,  то другой,  иной всем

дает волю, отменяет

     налоги, а сам уходит ловить рыбу... то еще что-нибудь непотребное...

     Аспард,  судя по  легкому металлическому шороху его  кольчуги,  с  опаской

оглянулся на  Мрака,  не  слышит ли  грозное Величество,  в  котором пробудился

грозный дух грозного предка, спросил шепотом:

       И что тогда делали?

        Да  старались снова упоить как  можно быстрее.  Чтоб или другой предок

воплотился, понормальнее, либо Его Величество пришел в себя. А он тоже был тцар

как  тцар:   пил,   ел,   с  бабами  баловался,   на  охоте  пропадал,  в  дела

государственные не больно вмешивался. И все шло хорошо.

     Аспард вздохнул:

        И  сейчас бы шло хорошо,  если бы на трон,  что зашатался,  не полезли

всякие...

     Мрак тряхнул головой, открыл глаза. На него смотрели кто со страхом, кто с

простым  жадным  любопытством,   кто  просто  ждал,   что  будет  дальше.  Мрак

поморщился, сказал медленно:

     — Что-то голова заболела...  Воздух тут дурной,  что ли?..  Да,  я побывал

ночью в усыпальнице моих великих предков,  говорил с ними... Они обвиняли меня,

требовали,  увещевали...  До сих пор их голоса в  черепе звенят...  Есть в  ухе

дырки аль нет? Хотя, не знаю, может быть, пусть звенят, напоминают, что, окромя

чудес звездного неба,  есть и чудеса на земле... Ладно, пошли на пир, чтой-то я

поесть люблю...

     Аспард провел его  через  огромный зал,  возле  двери в  следующий —  куча

охраны,  а когда перед ним распахнули дверь, Мрак на миг остановился, ошалелый.

Зал  впятеро меньше,  зато народу впятеро больше,  все,  как  медведи да  вепри

матерые,  бывалые,  тертые.  Всего один  стол,  но  длинный,  всего одно кресло

свободно...  тьфу,  не кресло, а трон, остальные заняты, там оживленно общаются

эти  крепкие  мужички,   кто  в  этом  зале  явно  не  за  родовитость,  не  за

родовитость...

     Церемониймейстер провозгласил громко:

        Его  Величество,   Яфегерд,   властелин  земель  Барбуссии,   защитник

справедливости и карающий меч правосудия!

     Его зычный голос все же потонул в гаме и шуме,  но кто-то оглянулся, встал

без  всякой поспешности,  с  достоинством,  глядя  на  Мрака  совсем трезвыми и

проницательными глазами.  Другие, заметив изменение, оглядывались, поднимались.

Кто-то кланялся,  кто-то смотрел почти с вызовом, кто-то держался так, чтобы на

морде не больше выражения, чем на коре старого дуба.

     Мрак прошествовал к  трону,  милостиво улыбался,  кивал в  ответ,  а когда

заметил среди присутствующих женщину,  поклонился.  Ее  лицо  вспыхнуло,  глаза

расширились в  негодовании.  Он  уже видел,  как на  ее пунцовых губах закипает

что-то злое, но сдержалась, а он величественно опустился на мягкое сиденье. Все

старался понять,  что же он сделал не так, а глаза шарили по пиршеству, пытаясь

схватить все разом и понять здесь роль каждого.

     Знатные люди,  как  всех  их  назвал Аспард,  до  его  прихода уже  успели

опорожнить несколько кувшинов вина,  слуги поспешно заменяют на полные,  сейчас

парадные двери распахнулись,  сразу потянуло ароматным запахом свежезажаренного

мяса.  Вошли  с  блюдами  в  руках  дюжие  ребята,  на  подносах  оранжевые  до

коричневости  тушки  гусей,  лебедей,  мелкой  птахи,  следом  четверо  внесли,

сгибаясь под тяжестью, огромное блюдо с зажаренным целиком кабаном...

     Троих за столом Мрак знал,  это Квитка, Сисад и Билга. Квитка, это который

весь из себя розовый шар в перстнях и брошках, управляющий, с Сисадом и Билгой,

того,  общался,  по  крайней  мере,  ответил милостивым наклоном головы  на  их

совместный поклон,  остальные вроде хорошо знают его,  все-таки тцар,  не хвост

собачий.  Если что и не так,  то плюс к его чудаковатости еще и удар дубиной по

голове, это ж все перепуталось, перемешалось, что-то забыл...

     Он  благосклонно кивал,  улыбался,  потом сел,  и  все присутствующие тоже

сели,  но без спешки,  не солдаты, а равные, почтившие хозяина дома, не больше.

Кто-то  сбоку  поинтересовался самочувствием,  Мрак  кивнул,  сказал,  что  уже

ничего, все в порядке, только временами в голове звон, и тогда просто забывает,

что с ним и где он, но лекари обещают, что скоро все пройдет.

     Тоже кивали,  соглашались,  что  все  пройдет,  у  Его  Величества крепкий

организм,  не зря же деды и прадеды всю жизнь провели в полевых шатрах, спали у

костров,  положив под  голову седло,  даже батюшка ломал по  две подковы разом,

хоть уже и не очень к войнам был охоч...

     В  этих речах,  как он заметил,  сквозило и  осуждение,  что он занимается

только звездами да лекарями, и в то же время облегчение, что ли. Свои радуются,

что сидят во дворце за таким столом,  а не спят у костров с седлом под головой,

чужеземные послы тоже довольны, можно спокойно и без спешки готовиться к войне,

явно же победоносной, такой правитель им не помеха...

     Пышно одетый слуга услужливо опустил перед Мраком на стол золотое блюдо. В

золотистом соусе  лежала  хорошо обжаренная змея,  сверху ее  посыпали печеными

пауками, а с боков примостили каких-то вареных ящериц.

     Мрак уставился обалдело, а повар сказал почтительно:

        Свеженькая,  молодая!..  Только  что  изловили,  ухитрилась перекусать

троих,  пока в  мешок засунули.  А  пауки еще час назад мух ловили.  Так что не

сомневайтесь, все самое свежее!

     Мрак просипел:

     — А мухи-то хоть... толстые? Повар всплеснул руками:

       Ну,  конечно же! Мы ж их выкармливаем уже десять лет. Ни у одного тцара

таких нет.

     — Ага, — сказал Мрак. — Ну, тогда...

     Он  задержал дыхание,  отрезал от  змеи  кусок и  отправил в  рот.  Пахнет

сносно,  на  вкус оказалось тоже терпимо.  Вообше-то он в  дороге,  когда живот

сводило от голода,  ел и  змей,  и ящериц,  но с какой дури есть эту гадость за

таким столом,  где  на  расстоянии вытянутой руки  зажаренный гусь,  коричневая

корочка  блестит,  покрытая  мельчайшими бусинками  сладкого  ароматного  сока,

только тронь —  хрустнет,  как молодой ледок,  а  из  разлома такой пар,  такой

запах...

     Он  механически жевал проклятую змею,  но смотрел на гуся,  так получалось

лучше. Аспард, простой в манерах, вытащил из-за голенища огромный нож, отхватил

от  гуся  половину и  с  торжеством уволок себе  на  блюдо.  Мрак заставил себя

оторвать взгляд от второй половины, Аспард и ее скоро утащит, пробежал взглядом

по лицам гостей уже внимательнее.

     Рагнар,  военачальник и лучший полководец, с этим что-то неясное, за ним с

приятной улыбкой на  приятном лице грузный мужик,  чей-то посол,  имя вылетело,

ест  мало,  пьет  еще  меньше,  с  той  же  приятной улыбкой выслушивает любого

собеседника,  что-то отвечает,  а улыбается все приятнее и приятнее,  скоро рот

вовсе раздерется.  Одет не  ярко,  но и  не бедно,  а  так,  чтобы сразу видно:

человек умный,  про одежду много не думает,  не щеголь, но одевается так, чтобы

всем было приятно на него смотреть.

     За  ним  справа посол из  Славии,  этот больше похож на  могучего буйвола:

крупная квадратная голова  на  широких плечах почти  без  шеи,  выпуклая грудь,

длинные толстые руки.  Одет пышно,  но чувствуется,  что это его одели, а не он

сам выбирал. Такой предпочитает что-нибудь попроще, а седло коня ему привычнее,

чем мягкие кресла во дворцах... Интересно, что же из него за посол, ибо послы —

это что-то хитрое,  изворотливое,  постоянно копающее под правителя той страны,

куда посланы...

     Дальше сидит Хугилай,  если  он  правильно расслышал,  главный управляющий

делами Барбуссии. Вот дивно, тцар —

     он, а делами управляет другой... Нет, управлял, конечно, тцар, но у тцаров

других дел хватает,  поважнее и  поинтереснее:  у  кого петушиные бои,  у  кого

пьянка и бабы,  у кого звезды,  вот и получается, что на плечи расторопных слуг

начинает сбрасываться полегоньку часть державной ноши...

     Хугилай возраста среднего,  да и  роста среднего,  но в  плечах неимоверно

широк,  даже  пошире  его  самого,  грузен до  безобразия,  длиннорук,  но  что

приковало внимание Мрака,  так  это страшноватое и  одновременно красивое лицо.

Голова Хугилаю досталась,  как  пивной котел,  потому места хватило и  крупному

носу,  и огромному рту с толстыми,  как оладьи,  губами.  Нижняя челюсть, как у

коня, но Мрак всматривался в глаза, в которых горит отвага, мужество, но вместе

с  тем  высокомерие,   не  свойственное  простому  управляющему.   В  нем  была

доброжелательность и в то же время затаенная и тщательно упрятанная злость...

       Как тебе здесь,  Аспард? — поинтересовался Мрак. Аспард вздрогнул, едва

не выронил гусиную лапу.

       Странно,  — признался он. — Первый раз вы меня пригласили за этот стол,

Ваше Величество!  Но,  скажу вам,  не  мешало бы  вам...  уж  не прогневайтесь,

заглянуть  хоть  разок  на  задний  двор,  где  солдатские  бараки,  оружейные,

кузницы...  Надо  бы  показаться  солдатам,  чтобы  взвеселить  их  сердца.  Не

обессудьте, но в костер преданности тоже нужно подбрасывать дровишек...

     Он  умолк,  лицо  стало напряженное,  словно сболтнул лишнее.  Мрак  вытер

полотенцем рот, поднялся.

       Пируйте,  пируйте!  Мы с Аспардом малость пройдемся,  а потом...  может

быть, даже вернемся.

     Рагнар  провожал тцарскую фигуру  ошалелым взглядом,  в  котором все  ярче

разгорался   гнев.   Похоже,   что   тцар   переоценивает   его   благородство,

переоценивает.  Сам брякнул,  никто за язык не тянул.  Высшими богами поклялся,

самим богом

     Кибеллом...  Теперь все, он в его руках. А руки у Рагнара, как и у всех из

его рода, цепкие. Не вывернешься...

     Мрак  оглянулся,  Рагнар успел увидеть сильное свирепое лицо.  В  душе  на

мгновение колыхнулся страх.  А  что,  если  в  самом  деле  тцар  сумел  как-то

соединиться душой со своими предками... а там, говорят, были и сильные воители,

не только растяпы, что смотрят на звезды...

     В растерянности он опустился за стол,  сжал руками виски,  стал до мелочей

восстанавливать тот  особый день,  день  наибольшего ужаса  в  его  жизни  и...

наибольшего триумфа. Тогда для него это началось с жуткого страха, но теперь со

слов тцара и Регунда он знает до мелочей, как все происходило.

     Это было всего полгода назад. Слухи, что тцарица плоха, стали все упорнее.

Неведомая болезнь пожирала ее некогда дородное тело.  За две недели она иссохла

в щепку. Тцар горевал, уже приготовился к неизбежному, но все равно вздрогнул и

побелел,  так рассказывает его советник Регунд,  когда он в  тот день вошел без

стука и сказал с порога:

       Светлый тцар... Тцарица совсем плоха.

     — А что волхвы? — спросил тцар беспомощно.

       Волхвы...     Регунд развел руками. —  Что  они могут... Ну пошептать,

ну дать травки,  чтобы не так болели зубы.  Но когда придет та с косомахой, что

сделает даже самый могучий волхв или самый умелый жрец?

     Тцар опустил голову:

       Но что они говорят?

     Постельничий снова смиренно развел руками:

       Что волхвы скажут?  Твоего гнева страшатся.  Потому и тянут с правдивым

ответом.  А сами, я уже выведал у слуг, собираются ночью удрать из города. А то

из твоего тцарства вовсе.

     Тцар в бессилии стиснул кулаки.  Постельничий тупо смотрел на могучие руки

тцара,  покрытые черными волосами.  Хоть изнежен,  хоть сам в корыто с водой не

переступит без поддержки,  но боги дали ему могучее тело, облик воина и могучий

голос, который обычно звучит тихо и умоляюще, словно он не тцар, а приглашенный

звездочет.

     — Что советуешь? Постельничий сказал робко:

     — Послушаться тцарицу... Она просит не так уж и много.

     — Что она хочет?

        На этот раз всего лишь покаяться в своих проступках Верховному волхву.

Чтобы тот назначил ей жертву богам и очистил ее от их имени.

     Тцар вскочил.

     — Что?

     Постельничий рухнул на колени:

       Прости... но она просит не так уж и много. Тцар развел руками:

       Ну, если это все...

     — Увы,  — добавил постельничий,  — тут маленький пустячок. Она не доверяет

волхвам Барбуса.  И  вообще волхвам Барбуссии.  Все-таки она дочь тцара Славии,

привыкла к  своим храмам,  своим богам.  И хотя здесь жила по нашей правде,  но

перед смертью жаждет открыть душу и очиститься только перед волхвами Славии.

     Тцар потряс огромными ручищами.

       Ты понимаешь,  что речешь?  До Славии полтыщи верст,  но и то для наших

Змеев    раз  плюнуть.  Только где  я  отыщу там  волхвов?  К  тцару Славии не

обратиться,  у нас почти война.  Если бы там был прежний тцар Панас,  а так там

Рулад, тот ради родной дочери пальцем не шелохнет. Правда, можно послать верных

людей тайком,  чтобы выкрали пару волхвов...  А  что?  Если надо,  приведу и  в

цепях. Не в тцарице дело, а никто не смеет противиться моей воле...

     Всегда тихий,  он  разволновался так,  что  сейчас голос его  гремел,  как

раскаты грома.  Постельничий втягивал голову в плечи, горбился, а когда раскаты

стали чуть тише, пролепетал робко:

     — Ты мудрый, ты придумаешь. Но помни, что она может не дождаться утра.

     — Что-о?

     — Я подслушал разговор твоих лекарей. Потому и хотят бежать сегодня ночью.

     Он сжался,  ожидая яростной вспышки, но тцар, к его удивлению, обмяк, осел

на  троне,  как  снеговой сугроб  под  лучами весеннего солнца.  Лицо  внезапно

постарело, и постельничий ощутил, что могучий тцар в растерянности.

     Стражи с той стороны двери вздрогнули и выронили оружие, когда из тцарских

покоев раздался мощный рык:

       Кленок, ко мне!

     Когда молодой воин по имени Кленок вбежал в  покои,  тцар стоял полуодетый

посреди палаты.  Страж  опустился на  колено,  тцар  сказал  непривычно звучным

голосом:

       Встань и слушай. Бери лучшего коня, скачи к воеводе Рагнару Белозубому.

Пусть в чем есть, не медля, садится на коня и скачет с тобой. Приведи его в мои

покои. Только быстро! Одна нога здесь, другая — там!

     Кленок,  пятясь,  выскочил из  палаты.  Никогда не  видел  тцара  в  такой

растерянности и торопливости.

     Конюх не стал задавать вопросы,  позволил выбрать лучшего в скачке коня, и

вскоре ворота распахнулись.  Он выметнулся,  как вольный ветер, копыта стучали,

конь радостно встряхивал гривой и несся как стрела, сам отдавшись бегу.

     В  тереме Рагнара горел  свет,  из  окон  доносились удалые крики,  песни.

Ветерок донес  запах  браги  и  хмельного меда.  Кленок набросил повод на  крюк

коновязи, здесь все добротно, весело, ноги сами внесли на высокое крыльцо.

     В  главной  палате  было  шумно,   за  тремя  длинными  накрытыми  столами

веселились крепкие могучие воины.  За  двумя столами старались перекричать один

другого в песнях, за третьим смеялись и со стуком сдвигали кружки, расплескивая

     красные капли.  Псы шныряли под столами, грызлись из-за костей с обильными

остатками мяса.

     Воевода Рагнар по прозвищу Белозубый восседал за третьим столом.  Он ничем

вроде бы не выделялся среди воинов —  ни одежкой,  ни стулом с  резной спинкой,

разве  что  ростом и  шириной плеч,  но  Кленок безошибочно направился к  нему.

Воеводой Рагнар стал не  за белые зубы,  а  за отвагу и  умелость в  битвах,  а

Белозубым прозвали за  привычку скалить зубы  и  шутить даже  в  самых кровавых

схватках.

       Воевода,  — сказал Кленок торопливо,  — тебя изволит видеть наш светлый

тцар.

     Рагнар удивился.

       С чего бы?

       Он в гневе,  — сказал Кленок. — Что-то случилось. Тцарица умирает! Тцар

велел тебе прибыть немедленно.

     На  веселом лице воеводы промелькнула тревога.  Он  покосился на  хмельных

гуляк,  те разговаривали,  смеялись, хвастались, бранились и тут же обнимались,

клялись в вечной дружбе, никто не слышит, и он спросил осторожно:

       Он что-то сказал еще?

       Нет. Только ехать в том, в чем застану.

     Кленок смотрел на  него  с  обожанием,  Рагнара Белозубого любили все,  от

воинов  и  до  последних простолюдинов.  За  дальним столом  как  раз  поднялся

немолодой воин, поднял чару:

     — За нашего храбрейшего из воевод — Рагнара Белозубого!

       Слава! — закричали за столами.

       Слава!

       Будем!

     Рагнар поднялся,  поклонился,  залпом осушил кубок,  а пока воины радостно

орали, чокались краями серебряных кружек, шепнул:

     — Тцарская воля — закон. Быстро оседлай моего коня, я сейчас выйду.

     Кленок выскользнул,  на него внимания не обращали,  в палате чадно, пахнет

подгорелым мясом,  душистыми травами.  Перегретый воздух  колыхается так,  что,

проведи здесь двугорбого коня, и тогда не заметят в пьяном угаре.

     Воевода вышел на крыльцо,  как и обещал,  в той же одежде, только набросил

поверх  рубашки кольчугу тонкой  работы.  Русые  кудри  убрал  под  шлем,  край

надвинул на  самые  брови,  глаза тревожные,  видно даже  в  ночи.  Слабый свет

полумесяца блестел серебром на широко разнесенных плечах.

       Конь готов?.. Молодец. Ну, боги все видят...

     Кленок сбегал к темным воротам,  стражей не было,  пируют вместе со всеми.

Тяжелые створки загрохотали навстречу ночи,  раздвинулись,  как  крылья  ночной

бабочки. Дорога загрохотала под крепкими копытами быстро и предостерегающе.

     Рагнар  скакал  насупленный,  в  лице  тревога проступала все  отчетливее.

Мальчишка раздирался от сочувствия:  обычно тихий,  как будто пришибленный тцар

сейчас грозен, лют и явно несправедлив в гневе, но воеводе бояться нечего, он у

тцара самый лучший,  тцар его  ценит,  не  зря же  в  трудный час позвал именно

его...

     Конь воеводы поравнялся с ним, лицо воеводы в ночи казалось бледным, как у

мертвяка, а вместо глаз зияли темные впадины. Голос прозвучал глухо:

     — Ты хоть слышал... из-за чего я тцару мог понадобиться так срочно?

       Не знаю,  — ответил Кленок,  но, увидев, как еще больше омрачилось лицо

любимого воеводы,  добавил торопливо,    там  все по-прежнему,  только тцарица

вроде бы-совсем плоха.

     Ему  показалось,  что  воевода вздрогнул.  После  паузы,  когда слышен был

только стук  копыт  и  свист  встречного ветра,  голос воеводы прозвучал совсем

печально:

     — Да, тцарица сильно смягчала нрав нашего светлого...

     Кленок ощутил, как недобрый холод внезапно начал пробирать до костей. Губы

задрожали, а голос сорвался:

       И что теперь? Неужели нрав Его Величества изменится?

     — Узнаем, — ответил воевода несчастливо.

     Дальше скакали в  молчании,  так же и  пронеслись в  раскрытые ворота.  Не

останавливались,  пока не ворвались в Тцарский двор,  привязали коней, и только

на крыльце Рагнар остановил молодого воина:

     — Дальше я один.

       Но он велел...

       Останься, — сказал Рагнар мягче. — Кто знает, что на уме этого...

     Он  не договорил,  но Кленок понял,  что герой просто хочет уберечь его от

внезапного приступа гнева,  что  может  случиться с  тцаром  от  сильного горя.

Сердце переполнилось горячей благодарностью,  а в глазах защипало. Он смотрел в

удаляющуюся спину с пламенной любовью,  молча давая себе клятву отдать жизнь за

этого благороднейшего из людей, когда тому потребуется.

     А Рагнар вошел в покои быстрым шагом воина, который умеет быть быстрым, не

выказывая суетливой торопливости.  Тцар,  уже одетый, возился с замком одной из

скрынь, что стояли у него в личных покоях. Обернулся, как ужаленный:

     — Ты?.. Что подкрадываешься?

     — Торопился,  — пробормотал Рагнар, на самом же деле топал как конь, еще и

половицы визжали, будто с них сдирали шкуру. — Что изволишь, пресветлый тцар?

     Тцар смотрел на  него глазами,  полными слез.  Рагнар,  чувствуя неладное,

опустился на колени:

       Если в чем провинился, прости! Только боги не делают ошибок.

       Вставай, — бросил тцар измученным голосом. Рагнар покачал головой:

     — Я  знаю, ты никого не зовешь ночью просто так.

     Я вижу,  какое у тебя лицо.  Что случилось? Я догадываюсь, что у меня один

выход — в пыточный подвал... Тцар сказал раздраженно:

     — Да встань же!

     Рагнар сказал упрямо, чувствуя, как страх стиснул уже не только сердце, но

и внутренности:

       Скажи хоть, в чем моя вина?

     — Да не обвиняю тебя, дурак!

       Но тцар... Ты никого не вызывал так внезапно, среди ночи...

     Тцар гаркнул, выпучив глаза и раздувая ноздри:

     — Тебя в самом деле туда сейчас поволокут, если не встанешь!

     Рагнар поспешно поднялся, но голос держал униженным:

       Я не знаю причины твоего гнева. В чем я виноват, скажи...

     Тцар заорал, вскинув кулаки:

     — Что за дурак! Клянусь тебе всеми богами, что ни в чем тебя не обвиняю. А

если и  виноват ты  в  чем,  то клянусь опять же всем святым на свете,  клятвой

Кибелла клянусь,  что волос с твоей головы не упадет по моей воле, пальцем тебя

не трону! И никогда ничем на тебя не посягну, вреда не причиню! Вот прямо перед

алтарем Кибелла клянусь, что пусть меня он живого утащит, и на том свете каждый

день на кол сажает, если нарушу слово!.. А если вздумаю хоть слово тебе сказать

худое, то пусть мой язык Кибелл тут же и выдерет! Теперь доволен?

     Рагнар перевел дыхание, пусть лучше сочтут дураком, чем опасным для трона,

голос его все еще подрагивал:

     — Тогда... зачем?

       Дело тайное, Рагнар. Только ты да я должны знать, понял? Поклянись.

       Клянусь,  — сказал Рагнар поспешно.  — Я и без клятвы всей душой...  Но

клянусь всем на свете... А что за дело?

     Тцар откинул крышку скрыни,  достал оттуда и  бросил в  лицо воеводе белую

одежду:

       Одевайся!

     Сам  он  вытащил  такую  же  точно,  встряхнул брезгливо,  и  пока  Рагнар

рассматривал странную  одежку,  быстро  напялил  поверх  своих  тцарских одежд.

Только  теперь  воевода признал длинную одежду волхвов,  нелепую для  жизни,  с

непомерно длинными широкими рукавами, чехлом для головы, а полы почти подметают

землю.

       Да  одевайся  же,    прошипел тцар.    Тцарица  просила  исполнить ее

последнюю волю.  Мол,  чтобы я прислал к ней Верховного волхва,  дабы она могла

очиститься  от  преступлений...  какие  преступления  у  такой  чистой  души?..

Настоящие преступники и  не  думают чиститься,  а  несчастный,  что нечаянно на

муравья наступит,  тут же бежит с пожертвованиями в храм!  Ладно,  ты готов? Да

сними ты эти сапоги!.. Волхвы ходят босыми, не заметил еще?.. Пошли.

     Рагнар нахлобучил капюшон на лицо так,  чтобы скрыть его полностью,  почти

на  ощупь двинулся за тцаром.  Тот почти бежал,  босые ступни звонко шлепали по

чисто выструганным доскам.  В длинной одежде чувствовал себя скованно и нелепо,

в  ней ни работать,  ни драться,  все волхвы —  бездельники и обманщики,  кроме

колдунов, конечно.

     Они  пробежали  через  ночные  палаты,   светильники  горят  слабо,  запах

животного масла совсем легок,  тут же растворяется в ночной свежести.  Страж на

дверях тцарицы не узнал, поклонился:

       Мир вам, святые отцы!

       И тебе покой, — буркнул тцар на ходу.

     Рагнар промолчал, радуясь и ужасаясь такому обману. Дверь распахнулась без

скрипа, он успел увидеть на дверных петлях блестящие капли масла.

     Покои тцарицы освещены едва-едва,  ее  глаза уже не  переносят яркий свет.

Ложе посреди покоев, среди пышных одеял

     и шкур ее тонкая фигурка едва различалась,  еще больше исхудавшая. Светлые

волосы  разбросались по  подушке  в  беспорядке.  По  ту  сторону ложа  застыла

заплаканная сенная девка. На вбежавших волхвов взглянула враждебно.

     Шлепая босыми ногами,  тцар подбежал, но от ложа остановился в двух шагах.

Капюшон нависал,  пряча лицо в тени. Рагнар со смиренным видом встал рядом, ибо

Верховный волхв,  как  всем известно,  всегда должен иметь при себе помогающего

ему волхва высокого ранга...

        Приветствую тебя...  тцарица,  — выговорил тцар.  Он запыхался,  голос

звучал хрипло,  а  Рагнар удивился,  как  меняется голос из-за  пары  орехов за

щекой.  — Тебя любят боги... уф-уф... если так настойчиво зовут к себе. Но твой

вид говорит, что ты еще не скоро покинешь землю...

     Тцарица приподняла веки,  видно,  с  каким трудом,  тут  же  опустила.  Из

исхудавшей груди вырвался тяжелый вздох:

       Не утешай меня,  святой волхв...  Я чувствую, что скоро предстану перед

богами.

     — Чувства людей обманывают,  — возразил тцар, и Рагнар подивился теплоте в

голосе всегда равнодушного к людям тцара. — Ты еще потопчешь молодую травку.

     Тцарица снова приоткрыла глаза, мгновение всматривалась в смутно маячившие

перед ней две фигуры:

        Как вы добрались так быстро,  святые волхвы?  Рагнар смиренно наклонил

голову, не зная, как соврать, а

     тцар нашелся первым:

        Мы скакали на быстрых конях,  мы летели на Змее,  мы бежали через весь

двор, как испуганные зайцы. Но теперь мы здесь, и ты можешь облегчить душу.

     Он  слегка повел головой в  сторону Рагнара,  и  тот  прошептал как  можно

смиреннее:

     — Да-да, облегчи душу. Боги все поймут.

     Веки  тцарицы опустились.  Она  дышала  все  медленнее,  Рагнар уже  начал

думать, что она так и отойдет светло и

     тихо,  но  тцарица с  усилием разомкнула уста,  голос ее прозвучал хрипло,

исполненный стыда и страдания:

     — Я была хорошей тцарицей,  но я нарушила заветы богов... ибо все эти годы

я любила... и доныне люблю...

     Голос ее прервался, тцар спросил осторожно:

       Ну-ну...

       Самого лучшего из мужчин на свете... самого смелого воина... его имя на

устах у всех...

     Снова  она  долго  отдыхала,  в  комнате слышалось только  хриплое дыхание

умирающей, в то время как оба в длинных одеяниях волхвов вовсе затаили дыхание.

Тцарица наконец набралась сил, с губ ее сорвалось тихое:

       Его зовут Рагнаром Белозубым... Он самый отважный воевода...

     Человек в одежде Верховного волхва дернулся, спина его на миг выпрямилась,

но тут же он тряхнул головой, надвигая капюшон глубже на лицо.

     — Кайся, кайся...

     И второй волхв, дернувшись, повторил осевшим голосом:

       Кайся...

     — Я прошу принять от меня во искупление моей вины...  — прошептали бледные

губы, — вон ту шкатулку... Там золотые монеты и драгоценные камни...

     Верховный волхв крякнул, голос его был строгим:

        Мы  будем  просить богов об  очищении.  После паузы тцарица заговорила

снова:

        Свою девичью честь я  отдала не тцару...  этот дурак напился так,  что

хоть самого... Воевода Рагнар отнес меня в тцарскую спальню...

     Верховный волхв  издал странный звук,  словно в  нем  скрипнули мельничные

жернова. Тяжелым, как Авзацкие горы, голосом прохрипел:

     — Что ж, и эта вина...

     А второй подтвердил учащенным голосом:

        Примите от  меня вон  ту  чашу,  она  вся из  чистого злата,  украшена

драгоценными камнями... Из нее пил сам Яфет, она имеет чудодейственные силы.

     Верховный волхв сказал после молчания:

       Мы будем просить богов.

        И  еще...  я  трижды пыталась отравить тцара...  но  один раз  его пес

перехватил отравленный кус,  в  другой раз  он  сразу же  так напился,  что все

выблевал...  Ой, тяжко мне... А в последний раз, я носила при себе яд пять лет,

и он выдохся... Это когда дурак страдал животом неделю...

     Верховный волхв что-то  прохрипел,  будто его  за  горло держали невидимые

пальцы. С трудом выдавил:

       Что ж,  перед смертью...  ты  прощена.  Второй волхв сказал прерывистым

голосом:

       Перед смертью...

       И последнее, — сказала она тихо, но в мертвом голосе внезапно зазвенели

странные струнки, он обрел живые нотки, — трое сынов у меня...

     Она затихла,  слышно было ее  прерывистое дыхание,  но теперь слышно было,

как  шумно  дышит и  Верховный волхв,  словно все  еще  бежит по  лестнице.  Не

выдержав, спросил хриплым голосом:

     — Что с сынами?

     — Двое...  сильных и красивых...  а третий,  который урод...  только он от

того урода, что на троне...

     Верховный волхв застонал,  выпрямился,  он оказался высок и широк, хламида

волхва на  нем  затрещала,  как  гнилье.  Сенная девка вскрикнула,  отпрянула к

стене.  Глаза ее выпучились,  как у совы.  Человек в одежде волхва с проклятием

швырнул чашу на пол с такой силой, что она смялась, будто была из мокрой глины.

Следом одним  свирепым движением сорвал белую одежду и  бросил на  пол.  Сенная

девка вскрикнула дурным голосом. Волхв в одно мгновение обратился в

     грозного тцара,  что весь в ратной одежде,  страшен и грозен,  лицо лютое,

как у  лесного зверя,  глаза налились кровью.  Был он  свиреп,  некрасивое лицо

перекошено  яростью,  глаза  выпучились  как  у  жабы,  налились  кровью,  губы

задрожали,  в  уголке начала вздуваться пена.  Доспех на  нем блестел в  слабом

свете зловеще, грозно.

     Второй волхв голову опускал все ниже. Уже не волхв, а тцар грянул страшным

голосом:

        Очищение?  Пусть черти тебя чистят в  преисподней!  Пусть Ящер на тебе

возит камни!

     Тцарица  вздохнула,  ее  тяжелые  веки  опустились.  Бледные  губы  слегка

изогнулись,  в  другое время это показалось бы улыбкой.  А  тцар резко,  словно

собираясь вонзить меч, обернулся ко второму, что сгорбился еще больше.

       А ты, мерзавец, будь благодарен богам, что сумели тебя защитить!! Какой

дурак меня за язык тянул?

     Рагнар развел руками:

     — Что я могу?

     Тцар заорал, трясясь и брызгая слюной:

       Вот и молчи!  Молчи обо всем, что услышал. Не смолчишь, я не погляжу на

свою клятву...  Что меня за язык дернуло, дурака проклятого?.. Как ты сумел так

подлезть... Молчать, когда я тебя спрашиваю! Ну что я за дурак, что за дурак...

     — Действительно,  дурак,  — сказал Рагнар вслух. Он огляделся по сторонам,

никто ли не слышит,  повторил с  удовольствием:  — И не просто дурам!..  Дурак,

который в моих руках. Который сам отдался в мои руки...

     Даже стыдно, что тогда трясло от страха. Правда, уже вечером он шел в свой

роскошный дом,  подпрыгивая от  радости.  Тцар поклялся нерушимой клятвой прямо

перед алтарем грозного бога  Кибелла,  а  эти  клятвы не  осмелится нарушить ни

человек, ни эльф, ни гном, ни тролль. Так что отныне он,

     Рагнар,  в безопасности.  Тцар не просто поклялся не вредить, он поклялся,

что не посмеет дурного слова сказать...

     А  Мрак  тем  временем  из  пиршественного зала  в  сопровождении  Аспарда

двинулся было в  сторону выхода из дворца,  но почти сразу наткнулся на знатное

лицо,  оно же потомок древнейшего рода, что воевал с гиксами. Манмурт, вспомнил

он, и спросил громко, гордясь памятью:

       Эй, Манмурт!.. Ты с собаками дрался, что ли?

     На Манмурте вместо пышного костюма висели грязные клочья, лохмотья, словно

его  костюм топтали все  кони  Барбуссии,  жевали все  коровы,  а  оплевали все

верблюды страны  Песков.  Половину лица  Манмурта занимал  кровоподтек,  другую

половину исполосовали длинные царапины,  ссадины,  из уха торчат, как крохотные

стрелы, длинные колючки.

     Манмурт вздрогнул,  обнаружив тцара так  близко,  лицо его  за  это  время

похудело и вытянулось.

       Ваше Величество!  Я привел вашего некаканого зверя обратно.  Оно сейчас

там... в спальне резвится.

     Мрак вздрогнул,  представив,  что может натворить скучающая по  нему жаба,

спросил торопливо:

     — А что случилось?

       Да  оно  гоняло там за  всякими,    объяснил Манмурт уже холодновато и

отстраненно,   как  надлежит  воспитанному  человеку.     А  потом,  наверное,

соскучилось по Вашему Величеству.  Она в вас души не чает.  Вы так похожи! Если

чуть темнее,  то  вас  не  различить...  Бросилось со  всех ног.  Я  поводок не

выпустил, так что, извиняюсь, меня анфасом протащило по всему саду. А там кусты

с  такими  уродливыми шипами!  Странный  был  вкус  у  вашего  садовника,  надо

признаться. И камни почему-то шершавые... Раньше как-то не замечал. Может быть,

велеть сменить их, Ваше Величество?

     Мрак в задумчивости почесал нос:

       Гм...  Вообще-то надо бы занять работой дворцовых бездельников. Сколько

народу топчется в приемной, чего-то

     ждут, в глаза заглядывают. Я уж все хотел спросить: чего хотят? Вот Аспард

грит,  что просто хотят быть пред мои ясны очи. Тьфу! Неужто думают, что на них

смотреть приятно?..  Но с другой стороны,  на тех плитах будет скользко, как на

льду.  Ты себе харю вовсе расшибешь,  когда будешь по бабам ходить ночью. Лады,

чего-нибудь придумаю! Но если она мне в спальне нагадит, смотри мне...

     Задний двор являл собой небольшую вымощенную камнем и  огороженную с  трех

сторон высокой стеной площадь. С четвертой стороны пространство замыкала глухая

стена дворца, серая и выщербленная, будто по ней стучали рогами сотни быков.

     Вблизи  крыльца разлеглась колода  непонятного назначения,  десяток воинов

сидят в теньке,  перед ними кувшин с вином,  пили прямо из горла, прикладываясь

по очереди.  Двое на солнцепеке, обливаясь потом, вяло рубили мечами в середине

двора деревянный чурбан.  Немолодой воин,  весь в  устрашающих шрамах,  свирепо

порыкивал,  заставлял  двигаться  быстрее.  Под  противоположной стеной  двора,

высокой,  каменной,  еще с десяток деревянных столбов, испещренных зарубками, а

на самой стене — пять широких кругов из дерева.  В двух торчат по три оперенных

стрелы.

        Щербатый,    сказал Аспард.  — Молодец,  только он не забывает гонять

наших лодырей...

     Мрак посмотрел на увальней в тени, на старого ветерана, покачал головой:

       Это называется гоняет?

       По нынешним временам, —  ответил Аспард. Он умолк, с недоверием смотрел

на тцара.

       Мало гоняет, — обронил Мрак.

        Мало,  — охотно согласился Аспард.  Он взглянул с внезапно вспыхнувшей

надеждой на Мрака. — Может...

     Он в нерешительности умолк, Мрак спросил нетерпеливо:

       Что?

       Может, — повторил Аспард, — им не помешает упражняться больше?

       Не помешает?  Где это ты таким круглым, как дураки, словам научился? Во

дворце?

       Этикет, Ваше Величество, — пробормотал Аспард.

       В задницу твой этикет, — решил Мрак. — Этим лодырям надо подтянуться.

        Но  вы  сказали...    начал  Аспард нерешительно,  спохватился,  весь

подобрался, крикнул старому ветерану: — Щербатый! Его Величество изволит зреть,

насколько сильны и умелы его воины!

     Ветеран посмотрел на Мрака с недоверием, но выпрямился, гаркнул:

       Всем встать!.. К метанию дротиков товсь!

     Воины нехотя поднимались,  двигались лениво,  сонно,  разомлевшие от жары.

Только двое в  шлемах,  остальные оставили их под стеной в  тени.  Так же сонно

взяли по дротику,  выстроились в линию.  Один наглец повернул одуревшее от жары

лицо и сказал капризно:

        А как же,  Ваше Величество,  что для человека главное — душа?..  А эти

упражнения оскорбляют суть человека?

     Мрак видел,  как Щербатый покраснел от гнева, кулаки ветерана сжались так,

что побелели костяшки. Явно жаждет двинуть наглеца, по темечку, да так, чтобы в

землю  по  самые ноздри,  дабы  захлебнулся в  собственных сопельках...  но  не

решается, поглядывает на Мрака с недоверием и опаской.

     Аспард махнул рукой. Щербатый набрал в грудь воздуха, рявкнул:

       Бросай!

     Двенадцать дротиков  взвились в  воздух.  Два  долетели до  стены  и  вяло

тукнули  камень  у  основания.  Еще  пять  упали  под  стеной,  остальные  едва

преодолели половину двора. До деревянного круга не добросил никто.

     Мрак нахмурился.  Если таковы и остальные воины, то это тцарство приходи и

бери  голыми руками.  Правда,  здесь  в  горах загадочные башни магов,  да  еще

какие-то  секретные конюшни драконов,  но  без храбрых и  сильных воинов страна

обречена.

     — Хреново, — сказал он хладнокровно.

     Щербатый отпрыгнул,  услышав такое непривычнейшее слово от одухотворенного

и возвышенного тцара, пару мгновений смотрел остановившимися глазами, но старый

ветеран должен уметь быстро принимать решения,  и  Щербатый сразу же  закричал,

вздымая грудь и приподнимаясь на цыпочках, как петух:

       Вы слышали, что изволил речь Его Величество? Он изрек, что вы не совсем

прекрасно... даже не очень хорошо... мать вашу!.. Что хуже некуда!

     Мрак вышел во двор, взял в руку дротик. Аспард и Щербатый смотрели на него

во  все  глаза.  Мрак  повертел дротик в  руке,  легковат,  надо бы  наконечник

подлиннее,  да и древко потолще.  Прутик,  а не дротик. Вон у Гонты стрелы были

толще.

        Вот что,  ребята,    промолвил он возвышенно.  — Нельзя быть к другим

суровше, чем к самому себе, верно?

       Верно!!! — заревела дюжина голосов.

     Аспард  и  Щербатый обреченно переглянулись.  На  блестящем шлеме  Аспарда

поникли даже перья, а у Щербатого опустились плечи.

       Я вот смотрел на звезды,  — продолжал Мрак,  — и значится,  такая умная

мысль пришла от созерцания...  Тцар должон быть примером, верно? И не требовать

от других больше,  чем от себя.  Я вот щас брошу дротик...  и да не будет у вас

отдыха, пока не научитесь бросать дальше. Или лучше. Согласны?

       Истинно речешь,  Ваше Величество!!! — заревели воины преданно. Иные уже

сразу начали оглядываться на оставленный кувшин.  — Истинно! Звезды — это да!..

В звездах — мудрость! Да здравствует Его Величество!.. Слава...

       А  кто  бросит  дальше,    сказал Мрак,    или  попадет лучше...  тот

освобождается от  учений.  Остальных Щербатый будет  гонять  до  седьмого пота.

Договорились?

     Аспард и Щербатый повесили уже и головы. Солдаты заорали преданно:

       Истинно говоришь, Ваше Величество! Все так и будет,

     как велишь!..

     Мрак повернулся к Щербатому:

     — Слышал?

     Тот  ответил угрюмо,  голос  был  упавшим на  дно  самой глубокой и  сырой

могилы.

     — Да, Ваше Величество... как скажете.

       Вот и хорошо,  — сказал Мрак.  — Я вот, бывало, смотрю на звезды, а они

говорят, что тцар с народом должон договариваться, а не приказывать. Убеждением

надо, убеждением!

     Он встал на линию,  снова взвесил дротик на руке. Поднял над плечом, держа

глазами деревянный кругляш на противоположной стене. Во дворе было тихо, только

кто-то  из  солдат не удержался,  хихикнул.  Аспард и  Щербатый хранили мрачное

молчание.

     Мрак  занес руку  за  спину,  чуть отклонился,  потом швырнул,  добавляя к

броску  вес  всего  тела.  Дротик прорезал воздух со  свистом падающего с  горы

камня. Все видели его только что в тцарской длани, затем превратился на краткий

миг в  смазанную полосу,  а  затем раздался сухой треск.  От  деревянного круга

откололся клин,  выпал.  Дротик вонзился... не в самую середку, правда, но зато

как будто даже не просто в дерево, а, пронзив мишень, в камень.

     В  полной и  мертвой тишине Мрак звучно отряхнул ладони.  Звук был  такой,

будто  постучали поленом  о  полено.  Оглянулся.  Аспард  и  Щербатый смотрят с

отвисшими челюстями.  Оба  чем-то  напомнили ему  Хрюндю.  Выпученными глазами,

наверное.

     Мрак сказал ласково:

        Приступайте,  орлики.  А ты,  Щербатый,  когда научатся метать...  дай

знать.  Я приду и...  ну, молот метну, что ли. Или с конем на плечах побегаю. Я

люблю с народом по-хорошему. Правильный тцар не приказывает, а убеждает. Верно?

     Аспард хлопал ртом, как выброшенная на берег крупная рыба. Щербатый пришел

в себя первым.  На испещренном шрамами лице проступила свирепейшая радость.  Он

посмотрел на солдат,  как бог подземного мира смотрит на грешников,  попавших к

нему на веки вечные.

       Ну,  ребятки,  — произнес почти ласково,  что выглядело страшнее любого

рыка,  — теперь приступим... Вы ж сами вызвались, убежденные вы мои, так что не

взыщите...

     Он посмотрел на расколотый деревянный круг,  с великим почтением на Мрака.

Мрак кивнул Аспарду.

       Пошли, что ли?

     Начальник стражи семенил следом непривычно мелкими шажками.

     В  своих покоях Мрак привычно поискал секиру,  вспомнил,  что он    тцар,

рухнул в мягкое кресло и указал Аспарду на кресло напротив.

       Садись.  Да садись,  садись!..  Что ты какой-то... Я ж еще шкуру с тебя

живьем не сдираю...  пока что? Так что садись. И вообще, давай глаголь, что тут

пока творилось...  Ну,  пока я  мудро и  величественно оборзевал...  обозревал,

словом,  лицезрел звездное небо  и  мыслил,  мыслил,  мать  его,  все  мыслил и

мыслил...  О  Высоком  все  да  о  Высоком,  а  тут,  под  ногами,  что  именно

накопошилось?

     Аспард мялся,  кряхтел,  разводил руками.  Лицо  стало багровым,  а  глаза

совсем несчастными и потерянными. На лбу выступили крупные капли пота.

       Ваше Величество! — взмолился он. — Да разве ж я должен такое говорить?

     — А кто? — спросил Мрак.

       Спросите своих управителей. Они вам все-все расскажут.

       Соврут,  — ответил Мрак убежденно. — Все здесь брешут, ты заметил?.. Ты

тоже,  наверное,  но сейчас я  спрашиваю не о  твоем деле,  а  о делах тцарства

вообще,  об обстановке... так что тебе вроде смысла нет брехать, верно? Не ты ж

виноват, не тебе и оправдываться?

     Аспард вытер рукавом потный лоб. Вздохнул горестно. Похоже, он все-таки из

тех служак, определил Мрак с жалостью, что дела государства принимают как свои.

Живут ими, служат им, отдают им время, силы, здоровье, жизни.

     Неслышно появился слуга,  перед Мраком на  столике возникли золотые кубки,

один другого красивее, ярче, дороже. Полилось темно-красное вино, тонкий аромат

пошел во все стороны, даже у Аспарда дрогнули ноздри. Мрак кивнул ему на кубок,

взял другой, отхлебнул.

     Терпкое вино приятно обожгло горло, прокатилось по пищеводу, горячим шаром

опустилось  в  желудок.   Аспард  вздохнул,   пальцы  вздрагивали,  когда  взял

драгоценный кубок.

       Пей, — велел Мрак, — здесь хорошее вино. Хотя я знавал и лучше. Ну, так

как?

     Через час  он  уже  знал вкратце все,  что творилось во  дворце и  за  его

пределами.  Через  два    знал  подробно.  За  это  время слуги унесли кубки и

принесли  другие,   еще  краше.   Дважды  приносили  жареное  мясо,   изысканно

приготовленных мелких  птичек,  печеную  рыбу.  Принесли  было  редких  змей  и

по-особенному приготовленных ящериц,  но Мрак отправил их обратно,  к  великому

облегчению Аспарда.

     Во  время этого малого пира  послышался уверенный стук в  дверь.  Появился

массивный придворный,  которого Аспард  на  приеме назвал Хугилаем.  Не  просто

придворный, вспомнил

     Мрак,  а главный управляющий.  Хугилай вдвинулся в помещение, как огромная

льдина  в  половодье,  стало  тесно,  он  окинул стол  цепким взглядом,  слегка

поклонился,  ухитрившись при  этом даже не  наклонить голову,  промолвил ровным

механическим голосом, словно проскрипела тяжело груженная бревнами телега:

       Ваше Величество, пришло время приема послов. Мрак вскинул брови.

       Ого, так я, выходит, на службе?

     Хугилай поклонился, в ничего не выражающих глазах на миг промелькнула тень

улыбки.

       На службе,  Ваше Величество.  Мы все на службе Отечеству. И нет от этой

службы ни сна, ни отдыха.

     Мрак проворчал:

     — Догадываюсь... Помрем, и то заставят служить.

        Заставим,    согласился Хугилай спокойно.  — Как служат Отечеству все

ваши доблестные предки, Ваше Величество.

     Аспард поспешно поставил кубок,  он успел подняться раньше Мрака.  Хугилай

провел   их   обратно   в   тронный  зал,   где   под   стенами  группировались

немногочисленные придворные.  Из числа тех, в кого уже не лезло в пиршественном

зале.

     Мрак опустился в тронное кресло, Аспард встал сзади и чуть справа. Хугилай

кивнул  церемониймейстеру,   тот   стукнул  о   пол   металлическим  посохом  и

провозгласил громко:

     — Доблестный Маздон, посол Артании!

     Трубы протрубили,  дверь распахнулась.  В зал вошел высокий, обнаженный до

пояса мужчина.  Седые волосы падали на плечи,  лицо было суровым и неподвижным.

На запястьях и  предплечьях браслеты,  а  слева у  пояса блестит отполированная

рукоять боевого топора.  Лезвие в кожаном чехле,  но все же...  Мрак, не двигая

головой, повел глазами по сторонам. Ни у кого нет даже ножа на поясе.

     Посол шел спокойно, Мрак исподлобья всматривался в

     его могучую мускулистую фигуру. Ни капли жира, все вытоплено упражнениями,

скачкой,  схватками.  На теле множество мелких шрамов,  вдоль правого бока шрам

такой,  что под ним явно перерубленные и  заново сросшиеся ребра,  под ключицей

звездообразный шрам,  понятно, стрелу засадили... Руки развиты метанием топоров

и прочих,  нужных в хозяйстве вещей. Посол подошел ближе, коротко поклонился. В

Куявии это вообще не  сочли бы  за  поклон,  просто небрежный кивок соседу,  но

везде свои обычаи.  Мрак всматривался в суровое лицо воина.  Молодцы артанцы...

Постарел рубака,  сила уже не та,  но головой ясен,  вот и нашли ему дело, всяк

куяв смотрит и думает с завистью: мне бы в его годы таким орлом... Да куда там,

если сейчас вдвое меньше лет, а брюхо до колен, одышка, мышцы дряблые, и уже не

то, что на коня, за стол сажают под руки...

       Ваше Величество,  — сказал Маздон сильным мужественным голосом,  и Мрак

как наяву увидел его на  коне,  как он  отдает приказы конным отрядам ударить с

фланга,  зайти с тыла, топоры к бою. — Ваше Величество!.. Мы снова с жалобой на

ваших людей, что творят бесчинства с нашими жителями на реке Песчаной!

     Мрак нахмурил брови.

        Привет,   Маздон.  Ты  все  так  же  крепок...  Когда  ты  говорил  со

Светланой... ну, помнишь, предлагал встретить ее на перевале, у тебя на пальцах

было три кольца. А сейчас четыре. Это что-то значит?

     Посол вздрогнул,  брови приподнялись.  Мужественный голос чуть дрогнул.  В

нем появилась растерянность:

       Ваше Величество, я разговаривал с ней наедине... Мрак засмеялся.

       Да брось!..  Разве не знаешь, что от барбусцев нет тайн? Не знал?.. Ну,

тогда хошь,  перескажу все от слова до слова?  И даже скажу,  какая пола твоего

халата потяжелела...

     и почему?  Кстати,  а чё ты тогда был в халате? Как щас помню, жара стояла

такая, что хоть топор вешай...

     Лицо посла дрогнуло. Всматривался в тцара, потом с усилием растянул губы в

принужденной улыбке.

       Я  счастлив,   Ваше  Величество,  что  вы  так  спокойно  относитесь  к

пограничным... случайностям.

     Мрак кивнул.

       Да?  Я  ничего  не  слышал.  Хорошо,  я  немедленно разберусь и  накажу

виновных.

     Маздон хищно улыбнулся.

        Спасибо за заботу,  Ваше Величество!..  Правда,  я  только что получил

сообщение,  что один наш конный отряд, потеряв терпение, встретил насильников и

всех перебил.

     Мрак сказал медленно:

       Вообще-то хорошее дело...

     — Спасибо,  Ваше Величество,  — ответил Маздон с очередным поклоном,  чуть

преувеличенным.  — Мы рады,  что вы так к этому отнеслись.  Сообщаем также, что

наш  конный отряд перешел реку  и  наказал убегающих насильников уже  на  вашей

стороне  реки.   Возможно,  пострадал  кто-то  из  мирных  крестьян,  зато  все

разбойники были истреблены начисто!

     По рядам придворных прокатился ропот. Мрак помедлил, сказал осторожно:

        Вообще-то...  наверное,  мне надо будет съездить туда и  самому на все

взглянуть. Мне почему-то кажется, что ваш конный отряд и строить умеет...

     Посол насторожился, в глазах появилось непонятное выражение.

       Это вы о чем, Ваше Величество?

        Наверняка построили...  или спешно строите сторожевой пост,  — пояснил

Мрак, — чтобы упреждать появление... насильников?

     Маздон поклонился.

       Вы очень проницательны, Ваше Величество.

       Крепенький такой сторожевой пост,    добавил Мрак.    Чтоб  ворота не

всяким тараном выбить, верно?

     Маздон поколебался, в глазах появилась тревога. Замедленно поклонился.

       Ваше Величество, мы вынуждены, увы. Всем надо защищать свои интересы.

       Тем более,  — закончил Мрак,  — надо будет там побывать. Благодарю вас,

посол,  за своевременное сообщение!..  Вы очень хороший посол, Маздон. Я помню,

как вы в Куявии защищали интересы своей страны, помню...

     Посол поклонился и  отступил.  Мрак видел на его лице тщательно скрываемое

смятение.

     В  этот день были еще послы,  но эти просто преподнесли дары,  напоминая о

себе,  одного посла  вообще месяц тому  отозвали,  вместо него  появился новый,

представился с таким многозначительным видом, словно не только будущее Барбуса,

но  и  всего  мира  зависит от  его  слова.  Мрак  вполголоса поинтересовался у

Аспарда,  где  находится страна этого посла,  но  тот,  как ни  морщил лоб,  не

вспомнил.

     Когда   поток  посетителей  иссяк,   Мрак   осмотрел  зал,   покосился  на

неподвижного Аспарда.

       Ну чё?  — поинтересовался он.  — Отработали мы день аль как? У меня уже

зад в волдырях.

     Аспард обвел глазами исполинское помещение.  Под  стенами его орлы,  бдят,

каждого входящего осматривают,  никому не позволяют приближаться к трону ближе,

чем  на  пять  шагов.   Но  придворных  стало  намного  меньше.  Остались,  как

догадывался Мрак, только те, кто обязан достоять до конца приема.

       Как скажете,  Ваше Величество,  — ответил Аспард замедленно. — Я думал,

это вы сами решили...  после долгих бдений...  гм...  с ночным небом, посвятить

денек делам государства...

       Ах,  ты ж змей, — сказал Мрак с сердцем. — Так, оказывается, можно было

давно встать и уйти? И ты молчал? Ну, этого я тебе не прощу...

     Кости затрещали,  когда он поднялся.  Небрежно запахнутое тцарское одеяние

раздвинулось на  груди.  Рубашки и  прочие  излишества он  поленился надевать в

такую  жару,  глаза  Аспарда сразу прикипели к  черным густым зарослям.  Похоже

было, что волосы выросли на выпуклых гранитных плитах.

     Часть стражей по его взмаху сдвинулись с мест,  Мрак до дверей спальни шел

в  коробочке из сверкающих металлом тел.  В  этом предспальном помещении вкусно

пахнет выделанной кожей и  дымом.  Он потянул ноздрями,  удивился:  здесь топят

дровами из  душистого кедра,  да  еще и  посыпают то ли амброй,  то ли какой-то

корой с сильным приятным запахом. Совсем оборзели.

     Аспард  отдал  честь,  прощаясь,  Мрак  взялся  за  дверную ручку,  сказал

значительно:

       Итак, всем до утра!.. А вы тут не проиграйте свои доспехи и мечи!

     Аспард кивнул,  не  зная,  что  ответить,  а  один  из  стражей,  наиболее

сметливый, рискнул почтительно ответить на шутку Его Величества:

     — Дык чужих нет,  а проигрываем друг Другу!..  Так и ходит мой щит по всем

рукам. Совсем замацали.

     Мрак  закрыл  дверь,  прислушался:  по  ту  сторону створок Аспард  отдает

приглушенным голосом указания, кому где стоять и за чем бдеть в оба глаза, а за

чем и во все три. Успокаивающе позвякивает железо.

     В  спальне пахнет  розовым маслом,  пахучими травами,  но  воздух спертый,

тяжелый. На ложе с десяток подушек, а еще штук пять на полу. Одна разорвана, но

жаба бесстыдно дрыхнет на ложе. Не просто на ложе, а на самой крупной подушке,

     брюхом кверху, пасть приоткрыла, торчит розовый раздвоенный язык.

     Мрак  потянулся,  взялся за  ворот  хламиды,  приготовившись содрать ее  и

рухнуть на роскошное ложе.  Он не понял сперва,  что его насторожило, но ноздри

подрагивали, ловили и сортировали незнакомые запахи, затем он сообразил, что

     один  запах  знаком —  запах  молодой женщины,  половозрелой,  испуганной,

слегка вспотевшей от напряжения.

     Он  метнулся в  сторону,  перекатился через бок,  вскочил и  одним прыжком

оказался у портьеры.  Рванул со всей дури, она с треском рухнула на пол, следом

упала толстая длинная палка и треснула по голове.

     За  портьерой стояла  молодая  женщина с  длинным узким  кинжалом в  обеих

руках.  Вскрикнув,  как раненая птица, она бросилась на него, замахнулась. Мрак

легко отнял, стараясь не коснуться лезвия, что-то подозрительно блестит, как бы

не смазано ядом, а женщину подвел к креслу, усадил.

     Она дрожала, смотрела с бессильной ненавистью.

       Ну и чё? — поинтересовался Мрак. — Есть хочешь?

     Она зябко вздрагивала.  Мрак подумал,  содрал с ложа покрывало,  укутал ее

плечи.  Она сделала попытку освободиться,  но  смирилась,  даже натянула теплую

ворсистую ткань потуже.

       Может, — предложил Мрак, — выпьешь чего-нибудь? Здесь хорошее вино, как

я заметил, подают. И кормят неплохо.

     Она вздрогнула, в больших красивых глазах блеснула ненависть.

       Как, вы изволили заметить? А до этого замечали только свои звезды.

       Что делать,  — ответил Мрак добродушно,  — люблю звезды... Поверишь ли,

сколько на них смотрю, ни одна еще с ножом не кинулась! Не укусила, не лягнула,

не боднула... даже не обругала. А вот люди, увы, порождение крокодилов.

     Крокодилы — это такие большие ящерицы.  Во-о-о-т такие!..  Нет,  есть даже

длиннее. А кусаются, как...

     Он  принес кувшин,  налил в  два кубка вина,  один сунул ей  в  руки.  Она

затравленно смотрела,  как он  наливает,  словно хотела заметить,  когда же  он

бросит туда яд, но кубок приняла, даже отхлебнула.

     Мрак  сел  напротив.  Выпил залпом,  налил себе  еще,  отхлебнул половину.

Женщина наблюдала за ним с  явным недоумением.  Мрак вытер рот тыльной стороной

ладони, сыто икнул, сказал спокойно:

       Эх, звезды... Мдя, это — весчь!.. Смотрю на них, и душа взвеселяется...

Ладно, напомни мне, красавица, где я тебе дорогу перешел. А то, панимашь, из-за

этих прекрасных звезд не замечаю всяких серых мелочей жизни...

     Он  уставился в  ее красивое лицо коричневыми глазами.  Она поежилась,  он

заметил, как ее глаза окинули быстрым взглядом свои руки и ноги, и даже бросила

быстрый взгляд на стену в  поисках зеркала,  в самом ли деле она такая уж серая

мелочь жизни.

       Вы,  Ваше Величество,  — произнесла она голоском чистым, как ручеек, но

полным яда от берега и  до берега,    не помните уже,  что я  через две недели

должна взойти на ваше ложе?

     Он оглянулся на ложе.  До него рукой подать,  но он чувствовал,  что легче

ледник встащить на его ложе, чем эту женщину.

       Через две недели?  — переспросил он.  — А ты чё...  недовольна,  что не

щас? Хочешь меня принудить прямо щас?.. Да не кидайси, это я так шутю, шуток не

разумеешь,  женщина... Если я тебе не ндравлюсь, что обидно, конешно, я из себя

весь такой...  ну,  такой замечательный, а ты нос воротишь, то просто не всходи

на  это  ложе.  Оно в  самом деле высоковато,  а  во  сне свалишься,  костей не

соберешь... Правда, ковер мягкий.

     Она смотрела злыми глазами, напомнила ядовито:

     — А вы забыли про договор? Он промычал, с силой потер лоб:

     — Договор, договор... Что-то я мелочи забывать стал... Звездное небо такое

большое,  панимашь,  огромное даже,  а  все,  окромя него,  такое мелкое...  Ты

говоришь договор?  Так  тцар я  или  не  тцар?..  Если я  могу порвать какой-то

договор, то я его рву. Или я обязан жениться, как порядочный... гм...

     Он перевел взгляд на ее живот.  Она вспыхнула,  на щеках выступили красные

пятна.

       Да я лучше из башни брошусь!..  Да я лучше утону!.. Да я зарежусь, если

ко мне только протянутся ваши руки!..

     Он вытянул перед собой руки,  сжал и разжал кулаки.  Сейчас, обнаженные до

плеч, покрытые сильным солнечным загаром, с белыми шрамиками, они выглядели как

потемневшие стволы  деревьев со  снятой  корой.  Только  при  каждом  шевелении

пальцев под кожей прокатывались бугры мускулов.

        Гм,    сказал он озадаченно,    что в этих руках не так?  Но ты меня

успокоила,  хоть и  с  ножом.  Значит,  между нами ничо не  было?  Фу,  от души

отлегло. А я уж испугался, как бы, в самом деле, жениться не пришлось. Ну, если

между нами ничего не было... точно не было?.. то неча тебе тревожиться. Но и ты

ко мне ничего не имей, ладно?

     Она  смотрела на  него из  глубин кресла,  как затравленный зверек.  Глаза

блестели,  еще чуть,  и  оскалит зубы.  Но взгляд то и дело перепрыгивал на его

обнаженные руки, в глазах росло удивление.

        Я-то не имею,    почти прошипела она.    Но отец мой уже с месяц как

готовится!

       Так не ему же всходить на мое ложе,  — хмыкнул Мрак.  — Скажи, пусть не

готовится. Мне и без него тесно...

     На ложе зашевелилось. Жаба перевернулась на брюхо,

     приподнялась на всех четырех и смотрела на красавицу хмуро, оценивающе.

        Или,     продолжил Мрак  рассудительно,    если  тебе так  невтерпеж

замуж... то пусть твой батя готовится, а ты дуй за другого. Если хочешь, я могу

замолвить за тебя словцо. Порекомендую.

     Она снова вспыхнула,  Мрак с  раскаянием подумал,  что не  умеет он  вести

такие гладкие и умные речи,  как Олег,  не умеет разговаривать с женщинами, как

Таргитай.  Что ни брякнет, все не так толкуют, словно он мудрец какой, в каждом

слове которого семь смыслов и пять иносказаний.

       Принцесса Фрига не нуждается в чьих-либо рекомендациях,  — ответила она

с достоинством.  — Если вы сумеете повторить это и завтра... на трезвую голову,

в присутствии придворных, то обо мне вы больше не услышите.

       Ловлю на слове,    ответил он,  и  она с негодованием уловила в голосе

тцара облегчение. — Завтра я объявлю в присутствии придворных...

     Жаба требовательно застрекотала.  Мрак не  обращал на  нее  внимания,  она

соскочила на  пол,  в  два прыжка преодолела расстояние и  начала карабкаться к

нему на колени. Женщина с ужасом наблюдала, как это маленькое страшилище упорно

лезет,  вытягивает короткую  шею,  цепляется  передними лапками,  отталкивается

задними, но лапки скользят...

     Наконец,  Фрига носком изящной туфли брезгливо подпихнула жабу под толстый

зад,  и  та с  облегчением взобралась на колени старшего друга.  Мрак прижал ее

широкой ладонью,  она попыталась встать и  облизать его лицо,  но  он  придавил

сильнее,  и она распласталась на его теплых надежных коленях,  глядя на женщину

выпуклыми глазами.

     Она содрогнулась.

     — У вас и вкусы... То звезды, то жабы... Он сказал:

       Как видите, в моей жизни нет места для таких женщин.

     Она поднялась, глаза ее смотрели требовательно.

     — Утром, в самом деле... подтвердите?

        Клянусь самым дорогим,    ответил Мрак,  — что у меня есть.  Вот этой

жабой.

     Женщина сделала шаг в пространство,  оглянулась на Мрака,  побледнела.  Не

хочет,  понял он,  выдать тайный ход. Она была уверена, что зарежет его и уйдет

незамеченной.

     Он кивнул на двери:

     — Лучше сюда. Здесь ни паутины, ни костей под ногами. За дверью загремело,

когда он только взялся за ручку, а

     когда распахнул ее, двое здоровяков уже с мечами наголо стояли навытяжку и

преданно ели его глазами.

     Мрак приложил палец к губам, из-за его спины потихоньку выскользнула Фрига

и  быстро-быстро  дошла  через  зал.   Стражи  провожали  ее  заинтересованными

взглядами.  Молодая  женщина  в  смятении забыла  сбросить с  плеч  покрывало с

Тцарского ложа.

     По  ту  сторону двери  его  спальни звуки  медленно затихали,  словно море

отступало от берега.  Сперва ушли придворные, перестали суетиться челядины, что

готовят на утро свежее белье, чистят ковры, протирают мебель.

     Он вслушивался,  а когда убедился,  что и за дверью основная часть стражей

не то уснула,  не то отлучилась в  соседний зал,  а двое самых стойких играют в

кости,  на  цыпочках подкрался к  двери,  сунул в  петли уже  проверенную ножку

кресла.   Тихо,  снизу  запахи  просачиваются  спокойные,  толстые,  не  смятые

внезапными завихрениями воздуха, что значит, все окна закрыты ставнями.

     Жаба,  пригретая на коленях, уже снова раскинула во сне крохотные лапки на

той же подушке. Он ударился о мраморный пол, лишь чуть прикрытый ковром, голова

закружилась

     от обилия запахов,  от грохота,  шума,  крика,  далеких голосов,  конского

ржания,  скрипа удаленных лестниц...  Ему почудилось, что небо и земля пару раз

поменялись местами,  но  это в  голове лишь менялось человечье на  волчье.  Все

стало в  сотни раз ярче,  четче,  богаче,  а запахи сразу выдали такие картины,

которые глаза никогда-никогда...

     По струйке из-под двери теперь он видел весь большой зал, видел все места,

где  сидят  или  стоят  люди,   где  украдкой  сплевывают  в  углы,  видел  все

пространство, и даже слабо, фрагментами, видел следующий зал, из которого точно

так же просачиваются запахи из других помещений и даже со двора.

     Он  поднялся,  головокружение уже прошло,  а  все тело переполняла сильная

свирепая мощь.  Он  успел подумать,  что  не  потому ли  в  его далекой деревне

мужчины нередко не возвращались в людскую личину, что в теле зверя всегда молод

и силен, а человек — это слабость, тревоги, сомнения, страхи, болезни...

     Однако перед потайным ходом снова пришлось грянуться оземь, волчьи лапы не

в  состоянии отодвинуть край ковра и  вытащить камень из стены.  В  другой раз,

подумал Мрак хмуро, можно будет плюнуть на все эти потайные ходы и дунуть прямо

через ночной дворец...  Все спят,  а  если кто и бродит ночью,  то он его легко

почует издали, затаится, пропустит или же заранее выберет другую дорогу.

     Приближение поверхности он  снова ощутил задолго до того,  как добрался до

выхода.  Просачивающиеся запахи,  едва заметное тепло прогретой за  день земли,

даже  неслышимые шумы,  похожие  на  движение прорастающей травы,  будто  корни

проламывают землю, разрыхляют, сосут соки, чавкают, булькают...

     Уже  в  людской личине  без  боязни отодвинул камень,  вышел  и  тщательно

поставил обратно.  Сейчас, когда зрение стало иным, звуки притупились в десятки

раз,  а мир запахов исчез вовсе,  ему пришлось постоять пару минут,  пока глаза

промаргивались, а он заново вслушивался и всматривался в ночной город.

     По  темному и  звездному небу  медленно ползут рваные облака.  Ковшик луны

ныряет по ним,  похожий на маленький кораблик,  что борется с  темными волнами.

Крыши блестят,  но окна темные.  Только в дальней,  на грани видимости, высокой

башне,  что  над  самым горизонтом,  багровый свет,  видно даже,  как метнулась

зловещая темная тень. Еще горит свет в верхних окнах башни придворного колдуна,

но  они  плотно закрыты ставнями,  пробивается только узкий  лучик  света между

толстыми дубовыми досками.  Чего  боится колдун,  если  даже на  верхних этажах

ставни, которые пробить разве что тараном?

     — Ладно,  — сказал он негромко, — пойдем знакомиться с городом. С городом,

который мне... гм, вверен на две недели.

     Страж у  ворот ночного рынка озадаченно открыл рот.  Мрак посмотрел на его

ошалелый вид и сразу представил себе,  что тот видит.  Вон идут добропорядочные

горожане,  загулявшие малость,  но  все же  благопристойные,  обычненькие такие

человечки,  их только по одежде и  отличаешь,  да и то...  гм...  одеваются все

одинаково,  а  следом за  ними топает настоящее чудовище:  обнаженный до  пояса

дикарь,  лохматый,  волосы торчат во  все стороны,  морда зверская,  за плечами

огромный топор  с  прямой рукоятью.  Могучее тело  блестит в  мертвенном лунном

свете и  особенно когда проходит под факелами в  стенах,  словно отполированная

волнами и солнцем гранитная глыба.  Зубы белые,  острые,  смотрит по сторонам с

любопытством, дикарь проклятый, чудовище, откуда они только такие берутся...

     Мрак поглядывал по  сторонам,  все схватывал и  все подмечал,  но  глазами

держал в  первую очередь людей с  оружием.  Он  не зря решил идти обнаженным до

пояса, в этом случае все прежде всего видят его могучие мышцы, и никому не при-

     дет в голову искать сходство с их тцаром. Да и волосы взлохматил и вздыбил

нарочито, это тоже бросается в глаза, а у тцара, если кто видел их под тцарской

шапкой,   волосы  всегда  ухоженные,   вымытые  и  умасленные  дорогим  розовым

снадобьем.

     Портки  маловаты,  а  башмаки  он  отыскал в  прошлый раз  в  хламе  самые

растоптанные, да и то чуть жмут в пальцах. Мелковат народ пошел, мелковат...

     Из  караульной будочки на  крик  стража  вышел  тучный  офицер,  посмотрел

недружелюбно.

       В чем там дело?

     Стражник повернулся, с облегчением отчеканил:

     — Я грю, что не велено с топором! А оно преть, будто не понимает...

     Офицер спросил Мрака резко:

     — Ты понимаешь, о чем речь?

        Понимай,  — ответил Мрак.  — Я все понимай,  воин.  Но в нашем племени

мужчина не должен ходит без секир.  Позор.  Понимай?  Но там не дергайтесь, мне

секир... как украшение.

     Офицер посмотрел кисло,  смерил с головы до ног ревнивым взглядом,  откуда

они такие здоровенные появляются.

       Ладно,  пусть  идет...  С  такими кулаками топор  в  самом деле...  для

украшения только.

     Мрак сделал несколько шагов,  сам чувствовал,  что делает что-то не то, он

уже не тот Мрак, который вышел из Леса... Первым «не тем» стал Олег, научившись

разным грязным штукам,  за  что  его назвали магом,  потом неожиданно поменялся

Таргитай,  хотя очень не хотел меняться...  но жизнь есть жизнь, меняет нас, не

спрашивая.  А  вот  теперь  он  идет,  как  и  раньше,  руки  напряжены и  чуть

врастопырку,  чтобы  косые  мышцы  спины были  видны всем  издали,  громадный и

страшный,  его боятся, пугливо уступают дорогу... но в то же время в чем-то уже

другой, сам чувствует, только не понимает.

     Начальник стражи насторожился,  когда  огромный варвар вдруг  остановился,

потоптался на  месте,  а  потом направился обратно.  Стражи напряглись,  кто-то

суетливо потащил из ножен меч,  такой крохотный в  сравнении с огромным топором

варвара.

       Ты прав, — сказал Мрак начальнику караула. — Зачем мне в городе секир?

     Все  смотрели,  выпучив глаза,  как он  без всякого принуждения снял через

голову широкую кожаную перевязь с  этим  чудовищным топором.  Страж  отпрыгнул,

когда Мрак поставил секиру с ним рядом.

     Начальник караула заверил торопливо, с огромным облегчением:

        С  ней ничего не  случится!  На обратном пути просто загляни сюда,  ее

всякий тебе отдаст.

     Страж торопливо поддакнул:

       Чего  зазря  таскать такую наковальню на  спине?  Мрак  улыбнулся,  сам

чувствовал, что улыбка получается

     не та,  прежняя,  а какая-то неловкая, повернулся и отошел. Но и когда шел

через  городскую  площадь,   чувствовал,   что   его  провожают  недоумевающими

взглядами.

     Я  сам себя не  понимаю,  признался честно.  Я  уже не  тот,  что вышел из

Леса...

     Но — какой?

     Он  неспешно брел по  улице,  так же неспешно повернул за угол,  и...  ему

почудилось,  что он превратился в  волка,  и только потому ему вот так сразу на

голову рухнул этот ливень звуков,  гула,  накатила волна запахов,  ароматов,  а

перед глазами заблистали не только все цвета,  но и те, которых на свете вообще

нет и  быть не  может.  Со всех сторон шум,  смех,  голоса,  возмущенные вопли,

мычание,  ржание, блеянье, «держи вора!», обвинения, хохот и постоянные звучные

шлепки,  словно рыба-кит бьет хвостом по воде, но это всего лишь сторговавшиеся

лупят  друг  друга  по  раскрытым ладоням,  заключая сделку  и  утверждая таким

образом цену.

     Он  ошалело оглядывался,  надо выбираться,  но куда?  Здесь народ сросся в

одно  непомерное чудо-юдо,  которое заполнило все  щели,  где  галдит,  спорит,

гогочет,  плюется,  шумит,  тыкает тебе под нос какую-то дрянь, уверяя, что и в

Тцарском дворце такой нет,  от  тебя требуют что-то пощупать,  потрогать,  даже

попробовать, а когда не останавливаешься, хватают за полы...

     Мрак сцепил зубы,  выбирался из  этого водоворота,  что пострашнее бури на

море,  там хоть понимаешь,  что творится, а здесь такая пестрота, что уже перед

глазами мелькают расписные горшки и яркие шапки даже там, где их нет.

     Ничего себе рынок,  подумал он  ошалело.  Или  базар!  Если так здесь даже

ночью,  то представляю,  что творится в  разгар дня.  Не бедно здесь живут,  не

бедно. И не сонный народ, был бы кошель на поясе — уже бы срезали...

     На  стыке улиц перед высоким каменным домом полыхали два  огромных факела.

Красные блики  метались по  освещенному пятну,  из  распахнутых настежь широких

дверей доносится громкая музыка,  пьяные крики, вопли. Чуткие уши Мрака уловили

даже треск дерева, словно кого-то бьют табуреткой.

     Вход  непривычно  повел  вниз,   там  в  стороны  раздвинулось  просторное

полуподвальное помещение.  Мрак  окинул  быстрым  взором  пять  широких столов,

медные светильники в  стенах,  пылающий очаг под  дальней стеной,  скривился от

тяжелого  воздуха,   наполненного  гнусными  испарениями,   словно  здесь  идет

нескончаемая большая стирка грязного пропотевшего белья.  От очага тянет дымом,

из  кухни ползут серые струи пара,  от человеческих тел только слепой не увидит

исходящие ароматы пота, смрада.

     В  низком помещении не  больше десятка человек,  но  гул  голосов едва  не

выдавливает окна:  все спорят,  доказывают друг другу,  орут,  кто-то  пытается

петь, ему плеснули в рас-

     крытую пасть вина,  завязывается драка, рядом потный солдат щупает толстую

женщину,  с другой стороны дюжий кузнец с пятнами копоти на руках уже задрал ей

подол, слуги шныряют между столами, разносят вино и еду, собирают плату.

     Мрак сел так, как и остальные мужчины: спиной к стене, чтобы глазами сразу

хватать тех,  кто появится на входе. Столы, что посредине, останутся пустыми до

тех пор,  пока не заполнится все под стенами.  Что делать,  подумал он с хмурой

усмешкой,  все мы    собаки в  конуре.  Или жабы,  что тоже садятся задницей к

безопасному месту, а мордой к входу.

     К нему повернулся один,  не разобравшись,  что его собутыльник уже ушел, а

на его месте появился вот этот лохматый, спросил:

       Вот скажи,  Ирник,  правда же, что наши куявские сапоги лучше, чем ваши

из Барбуса?

        Как это,  — удивился Мрак,  — чьи сапоги лучше?  Конечно же,  ваши.  Я

как-то одного куявца с башни сбросил,  так он в лепешку, а сапоги все равно как

новенькие!

     Рядом с  ним  место сразу опустело,  но  даже от  соседнего стола на  него

теперь поглядывали пугливо и враждебно.

     Говорили,  как  понял  Мрак,  о  морских пиратах,  о  товарах из  соседней

Артании, о мятеже конта Сметеля, о нашествии саранчи со стороны Славии, которую

местный колдун одним словом превратил в  бабочек.  За  это владетель тех земель

одарил колдуна мешком золота,  тот,  довольный,  взял всю семью и уехал куда-то

поближе к морю, а бабочки тем временем наплодили гусениц, что выросли и сожрали

втрое больше, чем съела бы саранча.

     Он даже вычленил взглядом мужиков, что явно живут неподалеку, а сюда зашли

просто выпить по кружечке пива. Значит, хорошо в этом тцарстве живут. Не бедно.

В  других  местах  в  корчму  заходят  только  проезжие  торговцы,   скотоводы,

путешественники, вестники князей и правителей, за которых платит держава...

     За  соседним столом сидел  крупный приземистый мужчина с  холодным бледным

лицом.  Перед  ним  стоял  небольшой медный кувшин,  мужчина неспешно наливал в

такой же медный кубок красноватое вино,  отхлебывал мелкими глотками, глаза его

цепко пробегали по собравшимся.

     К  Мраку  подошла  девушка,   ее  лицо  было  бледным,  а  глаза  красные,

заплаканные.

       Есть, — произнесла она, — пить?

     Ага,  сделал первую зарубку Мрак:  раз в  таком месте работает молоденькая

женщина, то в этом городе стража бдит, ведь на постоялых дворах и в придорожных

корчмах на  ее  месте —  здоровенные парни,  что  в  и  зубы могут,  и  дубиной

помахать, а при острой нужде и за топоры возьмутся.

     Голос ее  был  чистый,  приятный,  без  привычной грубоватой нотки женщин,

привыкших к общению с мужчинами.

       И есть, — ответил Мрак, — и пить. Принеси, золотце, хороший кус мяса...

Можешь и вина. Только хорошего.

     И немного.

      Он  заметил,  что человек с  бледным лицом смотрит на него с  откровенной

враждебностью.  Девушка,  словно уловила этот взгляд,  вздрогнула,  сгорбилась,

неслышно исчезла.

     Мрак в ожидании заказанного неторопливо осматривался.  Странно, отсутствие

секиры на спиной совсем не тяготит.  Еще полгода тому не смог бы заснуть,  если

бы пальцы разжались на рукояти секиры.  Без секиры за спиной на любом празднике

чувствовал себя голым, а сейчас сидит себе, осматривается, слушает, и никого не

жаждется сграбастать и шарахнуть о стену...

     Перед ним опустилось широкое блюдо.  Нет, это поднос, а на нем пара мисок,

одна с  гречневой кашей,  другая с  нарезанным мясом.  И  мясо,  и каша исходят

паром, явно приготовлено только что.

     Мрак кивнул:

       Спасибо, золотко. Присядь, расскажи новости.

     Она покачала головой, улыбнулась застенчиво.

       Меня тут же выгонят, если буду к столам присаживаться.

     — Что, — удивился Мрак, — такие нравы строгие?

        Нравы  совсем  напротив,    ответила девушка печально,    но  всегда

найдется работа. Хотя бы со столов убрать, пол подмести или вымыть. На кухне...

словом, нельзя.

        Нельзя,  так нельзя,    вздохнул Мрак.  — Только мне показалось,  что

больно ты печальная.

     Девушка отступила на шажок.  В глазах метнулся испуг. Мрак поймал короткий

боязливый взгляд,  который она бросила на крепыша с бледным лицом.  Тот опустил

кубок, застыл, явно ловит каждое слово.

     — Я пойду, — сказала девушка. — если вам больше ничего не нужно, я пойду.

       Иди,  — разрешил Мрак.  — Только ты не печалься.  Мир добр...  Если кто

обижает, ты только пожалуйся добрым людям. Всегда помогут.

     Девушка улыбнулась бледно,  как  неудачной шутке,  быстро пошла в  сторону

кухни,  исчезла за  дверью.  Мрак с  охотой ел  мясо с  кашей,  еда привычная и

добротная,  а вот дворцовая чересчур странноватая, будто лягух едят, запеченных

в тесте...

     Он ел едва ли не впервые в жизни неспешно,  так ему казалось, неторопливо,

прожевывая каждый кус.  Уши ловили каждое слово. Это брехня, что ему медведь на

ухи наступил, а потом еще и по морде потоптался. Хотя насчет морды верно, а вот

слышит  он  получше Таргитая...  Вон  те  мужики как  раз  и  завели разговор о

налогах,  о  порядках в  городе,  а он для того и пришел,  чтобы узнать о жизни

простого народа.  Аспард Аспардом,  он хорош во дворце, но лучше самому узнать,

услышать, пощупать...

     Он насыщался,  потом вступил в  разговор с прибывшими скотоводами,  от них

хорошо пахло воловьими шкурами,  соленым потом,  пылью и солнцем.  За это время

исчезло  ощущение сверлящего затылок  взгляда.  Бледный крепыш  исчез,  девушка

вытерла стол,  снова слабо улыбнулась Мраку, но, когда он улыбнулся ей широко и

открыто, пугливо опустила голову, исчезла и больше не показывалась.

     Скотоводы оказались парнями дружелюбными,  хоть и  шумными.  Один из  них,

Массан,  все рвался перевернуть весь город, а когда Мрак спросил зачем, ответил

с гордостью:  просто так!  Пусть знают, что это мы приехали, самые лихие парни!

Другие посмеивались,  и Мрак понял, что никто город переворачивать не станет, а

этот юнец скоро упьется так, что заснет под столом среди объедков.

     Парни  в  самом деле  дружелюбные,  они  готовы были  хоть  сутки напролет

рассказывать ему в подробностях о жизни скотоводов,  о приплоде,  о погоде,  но

город не  знали.  Мрак выпил с  ними еще,  перешел к  столу черных,  как уголь,

людей,  они в  самом деле оказались углежогами,  но тоже знали хорошо лес и его

окрестности,  могли рассказать в тонкостях,  как лучше жечь уголь, так что Мрак

выпил и  с  ними,  а  когда вышел,  луна  стояла в  самом зените,  ее  окружало

светящееся кольцо, а заезды сияли ярко и колюче.

     Он  побрел  по  улице,  чуткие уши  уловили стук  мелких шажков.  Невольно

ускорил шаг,  впереди мелькнуло и  тут же  исчезло за углом светлое платье.  Он

видел его только краткий миг,  но сразу узнал,  ускорил шаг еще,  вскоре догнал

без труда.

     Она испуганно оглянулась. В глазах метнулся страх.

       Ой... как вы меня напугали!

        Разве?    удивился Мрак.  Он  пошел с  нею  рядом.    Я  топал,  как

подкованный гусь... наверное, ты очень задумалась. Меня зовут Мрак. Ты чего так

поздно возвращаешься?

        Меня зовут Ликия,  — ответила она тонким голоском.  Глаза ее испуганно

мерили его рост, за столом он не казался

     таким высоким.  — Много работы...  Я ещё и убираю на кухне...  да и вообще

везде.

     — Значит, хорошо зарабатываешь, — сообщил Мрак.

     — У меня большая семья...

     — Дети?

       Нет, отец и мать без работы, двое совсем малых братиков...

     Улочки  становились все  проще,  дома  ниже,  каменная  мостовая сменилась

сперва  бревенчатой,   а  потом  и  вовсе  дома  по  обе  стороны  улицы  пошли

глинобитные,  а земля потянулась просто утоптанная,  вся в рытвинах.  Наконец и

городская стена оказалась за спиной, а они вышли в то, что называется загородом

или пригородом.  Ликия становилась все напряженнее,  со  страхом поглядывала по

сторонам. Луна светила ярко, но Мрак напомнил себе, что это он все видит, почти

как  днем,   а  эта  девчушка  идет,  возможно,  почти  в  потемках.  Вон  даже

остановилась на миг, глаза с таким ужасом смотрят в темное пятно, что Мрак едва

не бросил туда камень, чтобы ее успокоить.

     Когда они вошли в очередную улочку,  грязную и темную, Мрак увидел впереди

нескольких человек.  Грязные,  в  лохмотьях,  со злыми лицами.  Ликия их еще не

видела, но они их заметили, неслышно сдвинулись в стороны, затаились в тени.

     Мрак придвинулся ближе к Ликии,  сердце застучало чаще, нагнетая кровь для

короткой драки.  Она взглянула на  него с  удивлением,  но он указал ей вперед,

спросил громко:

       Это твой дом? Она опять удивилась:

       Откуда знаешь?

     Он широко улыбнулся,  но и сам не мог ответить,  почему так решил. То ли в

ее доме все пропитано ее запахом,  а ветерок оттуда,  то ли еще что,  но сейчас

лучше думать про эти темные фигуры...

      Они скрывались в тени, полагая, что он их не видит.

     Ликия  в  самом  деле  ничего  не  замечала,  так  прошли несколько шагов,

миновали спрятавшихся,  Мрак коротко оглянулся,  все тихо, начал успокаиваться,

но тут впереди точно так же из тени вышли трое и загородили дорогу.

     Мрак оглянулся.  Так и есть,  те тоже вышли,  отрезая дорогу назад.  Ликия

дрожала,  в глазах заблестели слезы. Мрак посмотрел на тех, кто спереди. Верно,

бледный крепыш там,  он  не  унизил себя  прятаньем в  тени,  вот  прямо сейчас

появился, позже всех, по-хозяйски.

     За спиной Мрак чувствовал чужое шумное дыхание, подходят ближе, а эти, что

спереди, тоже придвинулись на расстояние вытянутой руки.

     Крепыш заговорил первым:

     — Я же тебе сказал, шлюха, чтобы ты...

     Мрак ударил.  Волк не  только в  десятки раз лучше слышит,  в  сотни раз —

нюхает,  но и  двигается намного быстрее.  Он не волк,  а человек,  но память о

скорости осталась: он развернулся ко второму, ударил, к третьему, четвертому, а

вожак только-только содрогнулся всем телом, начал опускаться на ватных ногах.

     И  только последнего Мрак  ударил некрасиво:  удар  перешел в  деревенский

толчок,  и  жертва не опустилась там,  где стояла,  а  отлетела шагов на пять и

ударилась о стену дома.

     Мрак повернулся к Ликии.  Она смотрела с ужасом и неверяще то на него,  то

на разбросанные тела.  Только двое еще шевелились, остальные лежали с разбитыми

лицами.

       Давай,  — сказал он заботливо,  — доведу до двери. А то, кто знает, что

здесь за порядки...

     Она прошептала:

       Кто ты? Он хмыкнул:

       Варвар, кто же еще?

     Она дрожала и хваталась за его руку еще больше. В окнах

     дома  горел свет,  а  когда они  подошли к  калитке,  открылась дверь,  на

крыльце показалась фигура со свечой в руке.

     — Ликия? — донесся старческий голос.

     — Я, — ответила Ликия, — это я, отец.

     — А кто с тобой?

      Странник...

       Пусть,  — ответил отец,  — зайдет...  Сейчас ночь, куда идти? Поделимся

тем, что у нас есть.

     Ликия прошмыгнула в  дом,  тихая и  пугливая,  как  мышка,  Мрак вдвинулся

боком,  узкий дверной проем не рассчитан на его плечи.  Старик замыкал шествие.

Трепещущий свет,  чересчур контрастный, метался по стенам. Комната только одна,

да  еще  за  отгороженной старыми одеялами занавесью чувствуется кровать.  Мрак

понял ноздрями,  уловил,  что там старая женщина и двое детей...  Дети спят под

кроватью на  тряпках,  как и  везде в  бедных деревнях.  А  здесь стол с  чисто

отмытой и отскобленной ножом поверхностью,  две широкие лавки по краям,  в углу

табурет с ведром воды.

     — Да,  — сказал Мрак как можно дружелюбнее,  — у вас как раз то место, где

делятся всем.

     Старик произнес кротко, с достоинством:

        У  нас  есть  хлеб,  есть  немного сладких трав.  Бедным  людям  этого

достаточно.

     Мрак опустился на лавку, что сразу же затрещала под его немалым весом.

       Да,  — согласился он.  — Бедным этого бывает вполне...  А вот богатым и

золотых гор мало. Что-то у вас неспокойно на улице!

     Старик спросил встревоженно:

       Опять люди Волдыря?.. Ликия, что с тобой, детка? На тебе лица нет.

     Ликия, глаза на пол-лица, бледная и все еще вздрагивающая, прошептала:

       Отец... Волдыря больше нет...

       Как... нет?

       Он встретил меня со своими людьми.  Но вот этот незнакомец... его зовут

Мрак, их всех... Словом, Волдырь уже не придет....

     Старик ахнул, приблизил свечу к лицу Мрака, всмотрелся. Мрак улыбнулся как

можно  дружелюбнее,  но  старик  дернулся и  едва  не  выронил свечу.  На  рано

постаревшем, как определил Мрак, лице метнулся страх.

       Как ты их сумел, мил-человек? Это же самые отъявленные разбойники...

       Как-то получилось,  — ответил Мрак небрежно.  — Но почему он так... вас

обижал? Ведь для того, чтобы забрать Ликию, уж не обижайтесь, ему не нужно семь

головорезов!

     Старик печально вздохнул,  сел за  стол напротив Мрака,  на стол легли его

худые натруженные руки.  Суставы показались Мраку чересчур вспухшими, словно от

многолетней  работы  в  холодных  сырых  рудниках.  Ликия  ушла  готовить  ужин

неожиданному гостю. Из-за перегородки послышался стонущий женский голос. Старик

ответил ласково и успокаивающе, женщина что-то пробормотала и, судя по дыханию,

уснула снова.

       Не дивись, — ответил он наконец Мраку. — Волдырь имел, конечно, виды на

Ликию... но головорезов он собрал не на свои деньги...

       Ого!

     — Да, но не ради Ликии, конечно.

     — А зачем?

     Старик  снова  тяжело  вздохнул.   Было  странно  видеть,  как  это  худое

изможденное тело вздыхает так  мощно,  словно легкие у  него от  великана,  но,

когда поднимал на Мрака глаза,  тот видел, что у этого человека некогда были не

только легкие от великана, но и, возможно, сила.

       Они сгоняют нас,  — объяснил он.  — Сгоняют с земель...  Не только нашу

семью,  а вообще... Наши соседи уже бросили дома, ушли. Продать не удалось, все

уже знают... боятся.

     Мрак удивился:

     — А зачем? Старик развел руками.

       Кто знает... Зато, видно, им самим эти дома не нужны.

     — А что, земля понадобилась? Старик ответил дребезжащим голосом:

       Разве ты не знаешь, что это за земля?

     — Я ж варвар, — напомнил Мрак. — Издалека.

       Это Мертвое Поле,  — ответил старик пугливым голосом. — Самое проклятое

место в Барбуссии и,  наверное,  на всем белом свете...  Здесь поколений десять

назад  было  страшное сражение.  Даже  не  сражение,  а  битва.  Говорят  даже,

побоище!..  Два родных брата сошлись в исполинской битве за трон! Оба бросили в

последний страшный бой свои лучшие силы.  От  трупов негде было ступить,  воины

умирали сотнями от тесноты,  а ручьи переполнились кровью.  Реки покраснели,  а

потом  и  вовсе вышли из  берегов.  Сотни тысяч трупов остались на  этом  самом

месте.  Кровь пропитала землю до  самых глубин,  даже проникла через свод ада и

полилась струями на подземных богов...  Мы все время выкапываем кости и черепа,

относим на дорогу,  там их грузят на телеги.  А раньше,  говорят, земли было не

видно под белыми костями!  Так что это...  нехорошее место.  Но мы, беженцы, не

могли  рассчитывать  на  что-то  лучше,  чем  жители  Барбуссии...  Поселились,

построили дома,  развели огороды...  Да все,  как видишь,  не идет впрок... Все

валится,  как будто погибшие гневаются,  что на их костях такое непотребство...

Народ отсюда уходит,  бросает все.  Тут и днем так же пусто,  как сейчас ночью.

Больше половины домов дальше стоят заброшенные!..

     Мрак покачал головой. Ликия принесла хлеба, целое

     блюдо сладкой травы.  На  самом деле,  какая там сладкая,  но  беднота ест

все...

     Он из вежества отломил хлеба, пожевал, поднялся.

     — Ладно, я еще пройдусь. Надо вернуться в город. Старик сказал слабло:

       Чего ночью искать беды? Переночуй, а утром уже и пойдешь.

     Мрак усмехнулся.

     — Да я тоже, того... ночной, как и Волдырь.

     Старик помрачнел, услышав о Волдыре, Мрак похлопал его по плечу, по спине,

ухитрился незаметно опустить ему в карман золотую монету.  Старик и девушка еще

долго смотрели вслед.  Когда Мрак повернул за  угол,  донесся изумленный вскрик

старика, обнаружившего в кармане целое богатство, но впереди уже белела высокая

крепостная стена,  за  ней деревянная мостовая,  улица ремесленников,  слышался

перестук молотков,  щелчки натянутой проволоки,  из которой плетут кольчуги,  и

Мрак повеселел, ощутив жизнь большого города.

     2. ВТОРОЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Еще во сне он ощутил, что голова как будто налита свинцом. С трудом поднял

тяжелые веки. Он поспал всего с полчаса, а мог бы и вовсе не спать, отоспался в

пещере на неделю вперед,  но голова отяжелела от спертого воздуха, пропитанного

нечистотами не меньше,  чем в той вонючей таверне. И нет разницы, что там смрад

от потных тел и вонючих сапог, а здесь — от душистых масел.

     Жаба дрыхнет рядом,  вид  у  нее  одуревший,  пасть распахнула.  Наверное,

простудилась,  нос заложило...  Ну да,  окна не просто закрыты на ночь, а еще с

этой стороны закрыты плотными занавесками, полотенцами!

     Морщась,  он толчком распахнул окно, скривился. Ворвался не свежий воздух,

а затхлый, нечистый, весь не просто пропитанный нечистотами, а будто наполовину

из нечистот,  сразу стало гадко дышать,  а кожа начала покрываться слизью. Хоть

какой-то ветер подул бы,  унес это вонючее облако. С моря ветер принесет аромат

морской соли,  с  гор    прозрачную свежесть,  от  которой сразу  прояснится в

голове.

     Второй день, подумал он хмуро. Только вторая ночь во дворце... даже первая

по-настоящему,  а у него уже голова идет кругом.  Нет, он не устал от того, что

всю ночь пробегал по  городу то  в  личине волка,  то в  человечьей:  пока волк

бегает — человек отсыпается,  и наоборот, но этот спертый воздух, отработанный,

которым дышала масса народа, в нем гниль, болезни, всякая гадость...

     За   спиной  заскрипело,   словно  ветер   раскачивал  сухое  дерево.   Не

оборачиваясь,  он  знал,  что  жаба  привстала  на  постели  и  следит  за  ним

подозрительно:  не играет ли он тайком с ее косточкой.  Когда он ночью явился и

прятал одежду простолюдина,  то  услышал за спиной шлепанье перепончатых лап по

мраморным плитам и, обернувшись, наткнулся на ее подозрительный взгляд.

     Чтобы не докучала жутким хрустом,  Мрак отобрал кость и забросил в дальний

конец спальни на  голову роскошной мраморной статуи.  Но всякий раз,  когда ему

приходилось пройти там,  жаба,  несмотря на лень, поднималась и прыгала следом.

Проверяла, не грызет ли тайком ее сокровище.

     Ночью она не один час просидела там,  на холодном полу, неотрывно глядя на

мраморную статую,  словно любовалась ее совершенством.  В  неподвижных выпуклых

глазах была терпеливая надежда,  что вот косточка спрыгнет,  и  тогда ее  можно

будет схватить и грызть,  грызть, грызть... Нужно только не отводить взгляда, а

то она вдруг да улизнет...

     Он вернулся к постели, сел. Отмахнулся от шелкового шнура с кисточкой, тот

свисает  с  шелковой  крыши  прямо  перед  мордой.   Шнур  упорно  заколыхался,

напоминая, что толь-

     ко простолюдины одеваются сами,  а знатные особы изволяют позволить слугам

одеть, нет, даже облачить себя во что-нибудь ужасно неудобное. Да и то понятно:

одежда  удобной должна быть  у  простолюдина,  чтоб  сподручнее работать,  а  у

знатного человека даже одежда грит о том,  что он работать не любит и не умеет,

а рожден, значитца, для повелевания и рукойводения.

     Знатные сами не одеваются, вспомнил он раздраженно. Куча слуг причесывают,

туфли надевают, шнурки да портки завязывают. Ему бы тоже нельзя самому, да хрен

с ними, его ж по голове стукнули, у него все поменялось. Вон говорят же, что на

звезды не смотрит,  дед в  нем проснулся.  А дед как раз и одевался сам.  А кто

усомнится, того он отправит к деду, чтобы спросил лично...

     Он  все-таки дернул за  шнур,  надо же  с  чего-то начинать,  дверь тут же

распахнулась,  вошел  свежий  и  подтянутый  Аспард,  поклонился.  Мрак  поймал

испытующий взгляд начальника дворцовой стражи.

     — Здорово, — сказал Мрак и добавил: — Да тот я, тот.

     — Что? — не понял Аспард.

     — Тот,  говорю, — объяснил Мрак, — что метнул дротик на радость Щербатому.

Сегодня мне  еще  не  изволится смотреть на  звезды.  Завтра,  может  быть,  но

сегодня... гм... посмотрим пока на землю.

     Аспард выдохнул с великим облегчением.

       Хорошо, — сказал он счастливо. — Хорошо бы и послезавтра...

     — А чё? — удивился Мрак. — Думаешь, за сегодня все не переделаем?

     Аспард поклонился, явно не знал, что сказать, промолвил после паузы:

       Ваше Величество, все готово.

     — Что?

       Ваше утреннее...

     В спальню вошла целая процессия мужчин и женщин. Его быстро одели, но не в

пышные тцарские одеяния, а в еще более бесформенное, нелепое, провели через зал

к  богато украшенной двери,  где тоже стражи несут дозор с  обнаженными мечами.

Аспард забежал вперед, распахнул.

     Пахнул горячий влажный воздух,  ноздри уловили запах морской соли,  редких

трав.  Он переступил порог,  настороженно осмотрелся. В комнате большой стол на

коротких ножках, укрытый простынями, большая яма с подогретой водой, выложенная

блестящей плиткой. Он знавал тцаров и побогаче, что мылись, как и простолюдины,

в бочках,  и иные и вовсе не мылись,  а здесь в Барбусе,  гм...  неплохо живут.

Маленькая страна, но небедненькая.

       Ваше Величество,  — сказал Аспард почтительно, — вы принимайте ванну, а

я  пока распоряжусь насчет стражи.  Я всех сменил сразу же,  но надо проверить,

как что знают...

       Распорядись, — ответил Мрак величественно.

     Его  подхватили под  руки,  он  дал себя вести к  ванне,  где его раздели,

почтительно помогли спуститься в теплую воду. Молодые девушки мыли его и терли,

все молчали,  но он видел в их глазах изумление.  Подумал запоздало,  что могут

где-то встретиться с теми,  кто купал прошлого тцара раньше,  те скажут,  что у

тцара тело рыхлое,  хоть и тоже волосатое,  а эти скажут, что ничего подобного,

неча брехать тем, у кого рожа крива... Ладно, не поверят. Подумают, что брешут.

Те из зависти, что отстранили, а эти просто хвастаются.

     После ванны его так же под руки провели и уложили на стол массажиста. Двое

крепких  мужиков принялись разминать его  тело,  сперва  нежненько и  едва-едва

прикасаясь,  Мрак почти задремал,  потом стал чувствовать их руки,  краем глаза

поймал  лицо  одного  из  массажистов,  лоб  в  крупных каплях пота,  в  глазах

изумление.

     — Чё, — сказал Мрак, — запарился? Вон холодная водица. Освежись.

     Массажист послушно плеснул в лицо ковш холодной воды,  а второй ковш вылил

себе на голову и плечи. Вода зашипела и взвилась к потолку паром.

        Ваше Величество,    сказал он почтительно,    у  вас тело,  как у...

простите, но у вас хорошее тело.

       Все звезды, звезды, — ответил Мрак скромно.

       Ваше Величество,  — воскликнул массажист,  — как может созерцание звезд

дать такие мышцы? Они ж как дерево!.. Я уже все пальцы сбил.

     Мрак подумал, сказал глубокомысленно:

       А  может,  и  не  звезды.  У  моего  прадедушки какое было  тело?..  Не

помнишь?.. А это ж он в меня вселился.

     Второй массажист подал голос, тоже задыхающийся, усталый:

     — Так это ж дух...

        Да кто его знает,  моего деда?  — возразил Мрак.  — Они все были такие

разные!.. Мог сдуру и не только дух прихватить...

     Массажисты молчали, Мрак слышал только их затрудненное дыхание. Он как мог

расслаблял тело,  это ж так приятно,  когда мнут, растирают, гоняют кровь, тело

свежеет прямо на глазах.

     Когда его растирали душистыми маслами,  а потом снова мяли,  он с тревогой

подумал,  что эдак зачуют ночью на улице издали, но вспомнил, что чутья жителям

как раз и не хватает, все ходят как будто с насморком.

     Когда ввели под  руки во  вторую комнату,  еще  роскошнее,  там  уже ждали

молодые красивые девушки.  Две тут же начали снова умащать,  они так и сказали,

умащать его  тело  тончайшим маслом,  словно рыбу  перед тем,  как  положить на

сковородку.  Еще две держали в  руках огромные стальные зеркала.  Его усадили в

кресло и принялись расчесывать ему волосы, подстригать в ушах.

     Он терпеливо ждал, прикосновение ласковых рук прият-

     но, эти девчонки знают свое дело. А если и дивятся, что тцар так неухожен,

в то время как их бывшие господа благоухают,  так он же чудак,  с высокой башни

не слезает, все звезды высматривает, он не такой, как все люди...

     Терпеливо  дал  надушить  бороду,   завить  кольцами.  Брадобреи,  если  и

удивились неухоженной бороде тцара,  то не очень, ведь Аспард прежних удалил на

всякий случай, а эти новые не знали, какой борода была раньше.

     Потом  он  торопливо пожирал  завтрак,  поражая Аспарда манерами свирепого

воина, а не потомственного тцара, сына тцара и внука тцара.

     Когда  на  столе  осталась только груда  костей,  открылась дверь,  в  зал

ворвалась  жаба,  понеслась  к  Мраку  огромными  неуклюжими прыжками.  Манмурт

вскочил следом, предупредил громко:

       Ваше Величество! Я привел вашу нелапомойную жабу.

       Кого-кого? — не понял Мрак.

     Жаба с разгону наткнулась на его ногу, попыталась запрыгнуть на колени, не

получилось,  заскулила.  Мрак подсадил,  она тут же попыталась достать его лицо

длинным раздвоенным языком.

        Нелапомойную,  — повторил Манмурт.  — Впервые вижу жабу,  что не любит

воды. А лапы надо мыть, когда по такой грязи наскачется.

     Мрак удивился:

       Где ты грязь нашел? В саду так ухожено... Впрочем, свинья грязь найдет.

       А  не найдет —  докопается,    ответил Манмурт с  достоинством.  — Она

принялась подрывать куст  роз,  будто надеялась там  отыскать клад царя Тараса.

Вырыла нору, в которой можно бы поместить конюшню.

     Мрак шлепнул жабу по толстой заднице.

        Может  быть,  тебя  использовать  для  рытья  подкопов  под  вражеские

крепости?..  Или еще как-нибудь?  Чё молчишь,  морда бесстыжая?  Вот, все штаны

извозила лапищами...  Ты знаешь,  сколько такие штаны стоят? Их же не отстирать

после твоих лап! А ну брысь, свиненок! Аспард, что у нас на сегодня?

     Аспард вскочил, вытянулся.

        Большая  тцарская  охота,     отчеканил  он.     Любимое  занятие  и

времяпровождение особ благородной крови!

     Мрак почесал в затылке, высморкался двумя пальцами и - вытер о скатерть.

       Ага,  — сказал он значительно.  — Это,  значитца,  мое любимое занятие?

Ну-ну, Аспард, вели седлать коней! Как бы без нас не начали...

     Аспард поклонился,  он  все  никак не  мог  понять тонкий юмор  тцара,  но

старался,  ибо результаты уже есть,  вон Щербатый по ночам не храпит, а поет от

счастья, даже под ночным небом гоняя новобранцев.

     Манмурт посмотрел на  груду костей на  столе,  на раскрасневшиеся рожи Его

Величества и начальника дворцовой стражи, сказал почтительно:

       Прошу, простите меня, Ваше Величество...

        Ну-ну,  — сказал Мрак нетерпеливо,  — давай быстрее!  Ты прямо как мои

звезды... Тоже ползают по небу, как улитки.

       Это не мое дело,  Ваше Величество, — сказал Манмурт, — но нельзя ломать

свой распорядок так резко.  А если ломать, то оповещать заранее. За месяц, а то

и за два.

       Верно говоришь, — одобрил Мрак. Спохватился: — А это ты к чему?

       Ваше Величество, вам сейчас надлежит присутствовать на званом завтраке,

— сказал Манмурт почтительно.

        А  на хрена?    удивился Мрак.  — Что,  без меня у них кусок в рот не

полезет? Не бреши. Без меня как раз и упьются вусмерть.

     Манмурт виновато развел руками.

       Ваше Величество, такой установленный порядок...

     Он зашел со спины и подал Мраку его роскошный халат, изготовленный лучшими

мастерами,  тяжелый,  как  воинский  доспех  от  множества  золотых  украшений,

драгоценных камней.  Мрак чувствовал, как взгляд тцаредворца с изумлением шарит

по его широченным плечам и мощной спине. И хотя Манмурт раньше не бывал допущен

к тцару, это только теперь с легкой руки Аспарда, но явно же с чужих слов знает

о рыхлой фигуре Его Величества.

        Что за  жизнь,    проворчал Мрак.    То ли дело,  звезды...  Аспард,

рассказать о звездах?

     Аспард пролепетал умоляюще:

        Ваше Величество,  это бы счастье мне в  другой раз,  а  то ведь вам на

завтрак пора...

     — Тогда пойдем,  — рассудил Мрак. — А то, поди, пожрут все, нам одни кости

останутся.

     На  выходе из  его личных покоев Аспард рявкнул,  и  тут же  из  ниш вышли

крепкие воины в  доспехах,  с копьями с руках.  Длинные острия острее бритв,  а

руки, что их Держат, явно умеют обращаться с любым оружием.

     Разбежались во  все  стороны,  исчезли.  Аспард выждал чуть и  дал  приказ

трогаться.  Мрак послушно шел в окружении блестящих отполированным железом тел,

обнаженных мечей и разукрашенных щитов. Поморщился, сказал брезгливо:

     — Ты уж чересчур явно... Спрячь их куда-нибудь.

       Ваше Величество! — вскричал Аспард.

       Или пусть охраняют так,  — добавил Мрак,  — чтобы я их не зрел.  И чтоб

другим глаза не мозолили.

     Аспард стиснул челюсти,  в  глазах мелькнул гнев,  но  голос  он  заставил

звучать почтительно:

       Ваше Величество, вы даже не вспомнили, что вас пытались убить, а бедный

Агиляр погиб... Один из тех людей

     убежал, найти его не удалось. У меня предчувствие, что это не конец.

     Мрак сказал злее:

     — Аспард, я тебе велел убрать своих псов? Вот и убери. Я тцар или не тцар?

     Аспард  бросил  несколько слов  воинам,  они  убрали  оружие и  разошлись,

прячась в тени, в нишах, становясь рядом со статуями.

     Двери в  обеденный зал распахнуты настежь,  народ толпится у  стен,  часть

придворных уже в том зале, но видно, что кресла пусты, сесть никто не решается.

        Парадный обеденный стол,    напомнил Манмурт.    Раз в неделю с вами

обедают лучшие из лучших,  Ваше Величество.  А самые лучшие из лучшейших бывают

допущены,  как в  этот раз,  и  на завтрак.  Неужели вы не найдете для них пару

добрых слов?

       Найду, — пообещал Мрак зловеще. — Я им про звезды расскажу!.. Весь обед

буду рассказывать.

       Ваше Величество!

       Я  тцар аль не тцар?  — осведомился Мрак.  — Мне с высоты виднее.  Ты ж

видишь, как высоко моя табуретка поставлена?.. Хотя бы, гады, догадались и стол

с этого края приподнять.

     Манмурт в  беспомощности развел руками.  На  его  лице читалось,  что тцар

обычно сидит и  взирает на вкушающих благосклонным оком,  а не набрасывается на

еду сам,  как дикий зверь.  Если же вина изволит,  то вон виночерпий за плечом,

сразу нальет.  Да  и  блюдо перед ним могут подержать,  если он изволит чего-то

отщипнуть...

     Сто персон,  как понял Мрак, это вся та знать, на плечах которой лежит все

это тцарство.  Советники,  управляющие,  родня,  а также самые знатные люди, из

которых половина таких,  чьи  корни  уходят в  глубь  времен глубже,  чем  его,

тцарские...  А  значит,  многие из них полагают,  что у  них больше прав на его

трон...

     Ага, вон на той стороне заезжие бароны, у них свои крепости, они подчинены

ему,  тцару,  но  как-то  странно подчинены:  не принимают его управляющих,  не

допускают переписчиков населения,  зато  свято блюдут границы Барбуссии,  и  ни

артанцы, ни куявы, ни любой другой враг не сумеет пройти через их владения, так

что с их вольностями лучше примириться.

     Последний  десяток   стульев  предназначен  для   счастливчиков,   которых

приглашают  к  высочайшему  столу  за  особые  заслуги:   отличившихся  младших

командиров,   строителей  крепостей,   магов,  а  также  известных  певцов  или

сочинителей.

     Трижды  мощно  взревели трубы.  Церемониймейстер сделал два  шага  вперед,

зычно и звучно, соперничая с трубами, провозгласил:

        Его  Величество....  Яфегерд Блистательный,  гроза  соседей,  защитник

справедливости!

     И звездочет,  добавил Мрак иронически. Он вошел степенно, как надлежит, но

все  равно  поймал  недоумевающий  взгляд  Аспарда,   пару  ухмылок  придворных

аристократов,   и  заметил,  что  потирает  ладони  в  предвкушении  добротного

завтрака. То, что съели в его покоях, можно считать легкой разминкой.

     Народ  начал  занимать места.  Аспард остановился подле  Тцарского кресла,

Мрак  сел,  засучил  рукава.  Брови  Манмурта  поползли  вверх.  Мрак  прорычал

довольно:

       Обед хорош... Или тебе не нравится?

       Обед великолепен, — промямлил Манмурт.

       Ну, так чего чешешься? Хватай скорей, а то пожрут!

     Он потер ладони,  все взгляды обращены на него,  он сперва решил, что всех

удивил именно этот жест,  но,  оказывается,  все только ждали, когда он ухватит

своего поросенка.

     Молочный поросенок зажарен оказался так искусно, что

     когда  Мрак  ухватил  его  обеими  руками,  хрустящая  коричневая  корочка

полопалась,  в  трещинки вырвались струйки сводящего с  ума пара,  а по пальцам

побежал обжигающий, как расплавленное олово, сок.

     Мрак ругнулся, стражи вдоль стен насторожились, ухватились за мечи. Аспард

сделал им  успокаивающий жест,  мол,  это  дедушка Его Величества рубит врага в

какой-то вражеской крепости.

     Разом,  как  будто рухнула зазубренная решетка ворот,  на  блюда с  лязгом

опустились ножи,  вилки, послышался треск раздираемой плоти, следом — чавканье,

сопение, хлюпанье, треск разгрызаемых костей — напротив гигантский вельможа, не

в  силах  разгрызть кость,  высасывал мозг  с  такой  мощью,  что  вокруг  него

заворачивался настоящий смерч.

     Мрак поискал глазами музыкантов,  в  самый бы раз,  музыка тоже может быть

полезной. А то и певцы не помешали бы, да чтоб песни погромче, погромче. Сам он

ел  быстро,  сперва утоляя голод,  а  потом,  уже поддавшись здоровому аппетиту

здорового человека, что умеет есть в запас.

     После  этого  легкого завтрака по  знаку  Аспарда часть воинов выбежала из

зала,  а  когда Мрак величественно вышел и двинулся,  куда повели,  впереди уже

слышались нетерпеливые крики,  проходы пустели, и так продолжалось на всем пути

к главному выходу.

     Солнечный свет ударил по  глазам.  Ночью прошел малый дождь,  на  каменных

плитах лужи  еще  не  исчезли,  оттуда под  опущенные веки быстро и  колко бьют

крохотные солнечные лучи.

     Двор опустел,  стражи отогнали посторонних,  а из конюшни вывели под уздцы

четверку богато убранных коней.  Они  тащили роскошный возок,  весь  украшенный

золотом, серебром, из-за чего явно будет увязать в грязи, но кого из тцаров

     заботят такие мелочи,  вон сколько народу,  на руках понесут, стоит только

шевельнуть пальчиком...

     Мрак с  отвращением оглядел возок.  Двое из  конной охраны покинули седла,

встали по  обе  стороны от  дверцы,  каждый преклонил колено.  Ага,  он  должен

наступить одному из них на это самое колено,  сам держась за покорно склоненные

головы,  а  затем подняться еще выше в сам возок.  Колеса огромные,  а днище от

земли высоко, что значит, грязи много, чтоб не застревать...

     Хугилай сказал настойчиво:

       Пожалуйте, Ваше Величество...

     Мрак  скривился,  но  Хугилай  настойчиво подталкивал его  к  возку.  Мрак

опустил ладонь на  курчавую голову одного из коленопреклоненных.  Изнутри возка

незнакомый молодой красивый придворный с готовностью протянул руку.  Из казармы

простучал  подковами  великолепный конь  чуть  припоздавшего начальника стражи,

гарцевал,   вскидывал  голову,  гордясь  красивой  уздечкой,  цветной  попоной,

широкими разукрашенными ремнями на груди.

     Мрак в задумчивости пожал руку придворному,  тот почему-то завизжал,  упал

там же  в  возке на колени,  едва не вывалился наружу.  Коленопреклоненный чуть

дернулся,  Мрак стиснул его  голову сильнее,  тот  побелел и  начал валиться на

возок.

       Гм, — сказал Мрак, — что это с ними? Какие-то новые ритуалы ввели?

     Он  оглянулся на  Аспарда.  Тот смотрел на  тцара со страхом и  непонятным

восторгом.

     — Да нет, — воскликнул он. — Не ввели... Но если скажете, тут же введем!

       Разве я еще и Верховный Жрец? — удивился Мрак.

        В  случае  войны    да,    ответил  Аспард  преданно.    Разрешите,

кому-нибудь объявим войну?

       Какой ты кровожадный, — упрекнул Мрак.

       А войну можно объявить какому-нибудь далекому тцарству или королевству,

— объяснил Аспард. — Настолько далекому, что воевать с ним просто невозможно.

       Да ну тебя. Скажи, почему бы мне не поехать... на коне?

     Широкое лицо Хугилая дернулось,  в  глазах мелькнул испуг.  Он отшатнулся,

выставил непривычно пухлые и короткие для такого могучего тела белые ручки.

       Как можно, Ваше Величество? Мрак пожал плечами.

     — А в чем дело? Тцар я или не тцар?

        В том-то и дело,  — воскликнул Хугилай,  — что тцар!  А тцару надлежит

быть величественну и внушающу.  Народ,  глядя только на возок, должен трепетать

от благочестия...  И сама мысль,  что тцар там, внутри, должна наполнять сердца

восторгом, благочестием и священным трепетанием...

     Мрак нахмурился.

       Это что ж, мне и высовываться нельзя?

     — Лучше нельзя, — ответил Хугилай. Он глядел в глаза преданно и истово, но

у Мрака закралось подозрение,  что дело неспроста,  чересчур настойчиво Хугилай

пытается запихнуть его в возок. Словно в его отсутствие все разденутся догола и

будут отплясывать на  столах,  вкусив свободы от  него,  деспота.    Вы,  Ваше

Величество,  должны быть... далеки от народа. Страшно далеки! И тогда вас чтить

будут еще больше.

     — За что?

     — За таинственность. За харизматичность, как говорят в Куявии.

     Мрак  покосился на  Аспарда.  Тот  смотрел прямо  перед  собой  ничего  не

выражающим взглядом.  Лишь по  чуть изменившемуся запаху Мраку почудилось,  что

начальник охраны не  так уж  и  одобряет,  что правитель должен быть от  народа

страшно далек.

       Лады, — сказал Мрак. — Лезь туда!.. Да быстрее,

     черепаха!

     Он мощным толчком почти забросил ошеломленного Хугилая в возок,  сдернул с

плеч роскошное одеяние и швырнул следом за Хугилаем.

       Оденься,  понял?  И не высовывайся... Тцар должен быть страшно далек от

народа!

     С  наслаждением сорвал  высокую  тцарскую шапку,  все  просто  таращились,

Хугилай попробовал все же высунуться, но Мрак швырнул ему шапку, рыкнул:

       Надень и сиди там!

       Но, Ваше Величество...

       Народу ж все едино? — сказал Мрак.

     Он захлопнул дверцу,  подошел к коню с пустым седлом,  тот косился на него

подозрительно,   попробовал  куснуть.   Мрак  рыкнул,   конь  задрожал,  колени

подогнулись.  Мрак вскочил в  седло,  подобрал поводья.  Он оставался в дорогой

рубахе,  на нем добротные брюки,  искусно сшитые сапоги,  но ветер тут же начал

лохматить искусно завитые волосы, выдувать из них всякую хрень.

     Коленопреклоненные поднялись, один поспешно бросился к своему коню, второй

растерянно смотрел на Мрака.

       Это я твоего коня взял? — спросил Мрак. — Не сопру, не боись. А ты пока

оставайся на хозяйстве. Поехали, Аспард?

     Ошеломленный Аспард пришел в себя достаточно быстро,

     заорал бешено:

       Колонна — товсь!..  По двое — к воротам!.. Его Величество изволит ехать

верхом, как ездил его дед, доблестный Кунакор, его прадед...

     Мрак прервал:

     — Да это просто причуда. Завтра я, может быть, вообще не встану с постели.

Могут быть у тцара причуды?

       Могут, — радостно заверил Аспард. — Эх, побольше бы...

     Ехали быстро, даже неслись, из чего Мрак заключил, что тцар все-таки любил

быструю езду. Хотя бы и в носилках. Конечно, все любят быструю, но от человека,

который наблюдает за звездами,  что двигаются медленнее самых медленных улиток,

можно ожидать всякого...

     Возок несся к  перекрестку дорог,  как вдруг послышались крики.  Наперерез

мчались  взбесившиеся кони,  возница отчаянно орал,  потеряв вожжи,  размахивал

руками.  За  бешено мчащимися конями подпрыгивала пестро разукрашенная повозка,

и, высунувшись из окошка, отчаянно визжала женщина.

     Возничий Тцарского возка  натянул поводья,  кони  с  трудом  остановились.

Повозка с  женщиной почти что  пронеслась мимо,  как вдруг чужой возница все же

ухватил поводья.  Кони  резко  свернули,  ударили в  Тцарский возок.  Постромки

смешались,  все перепуталось. Из чужой повозки выпрыгнули четверо мужчин, разом

размахнулись,  из  их  рук  вылетели дротики.  Мрак видел,  как  Хугилай упал в

глубине возка,  пронзенный сразу тремя остриями.  Один из нападавших прыгнул на

ступеньку и  дважды  вонзил  меч  в  покрытую золотом  грудь  уже  и  без  того

сраженного Хугилая.

     Аспард,  прокричав своим воинам, бросился на отважную четверку. Нападающие

в мгновение ока обрезали постромки, вскочили верхом, но стража уже окружила их,

завязалась драка.  Все четверо сражались отчаянно, стражи падали под их ударами

один за другим.

     Мрак зарычал на Аспарда:

     — У тебя лучники зачем?

       Лучники! — закричал Аспард. — Чтоб ни один не ушел!

     Четверо не могли одновременно сражаться и  уклоняться от стрел.  Пал один,

второй,  двое сумели прорваться и выскочить на дорогу, но стрелы догнали обоих.

Один успел ускакать далеко,  но все же сполз с седла.  Его настигли, бросили на

седло и привезли обратно.

     Из перевернутой повозки вытащили женщину.  Аспард жестом велел ее связать,

сам с ужасом смотрел на обезображенное тело Хугилая.  Два дротика пробили живот

с такой силой,  что острия торчат из спины,  а мечом разрубили грудь и поразили

сердце.  Рядом положили тело красавца придворного.  Кровь из него хлестала, как

из зарезанной свиньи.

        Боги   спасли  Его  Величество!        прошептал Аспард.  — Но именно

боги, а не мы... стража.

     Мрак  посмотрел на  него  недобро,  Аспард приставил острие своего меча  к

груди и  ухватился за рукоять обеими руками.  Лицо его было злым и решительным,

щеки побледнели, ввалились, уши пылали как факелы.

       Прекрати, — бросил Мрак. — У тебя ж было предчувствие, помнишь?

       Ваше Величество, это моя вина!

        Согласен,  сегодня останешься без вина.  Ну,  а теперь поехали дальше.

Этого,  что уцелел, порасспрашивать хорошенько. Не здесь, во дворце должны быть

умельцы... А нас уже звери ждут. Поехали, поехали, а то без нас начнут!

     Десятка два воинов умчались вперед, около сотни неслись позади, и еще пара

сотен  рассыпались  в  стороны,   прочесывая  каждый  овраг,  каждую  впадинку,

заглядывая за каждый придорожный камень.

     Аспард на крупном жеребце скакал рядом с  Мраком,  готовый в  любой момент

подхватить, если тцар вдруг изволит выпасть из седла, но Мрак от быстрой скачки

разогрелся,  улюлюкал,  рычал то по-волчьи,  то по-медвежьи, конь в диком ужасе

стелился над землей,  пытаясь убежать от  зверя на спине,  и  Аспард безнадежно

отставал.

     По дороге к лесу, где должна быть тцарская охота, попалась деревушка. Мрак

придержал коня,  пустил шагом, чтобы не стоптать детишек посреди дороги. С двух

сторон потянулись чистенькие домики, небогатые, но каждый с садиком и

     огородом.  Из-за  заборов выглядывали любопытные жители,  уже  знали,  что

проедет великий тцар.

     Мрак был  уже у  крайнего дома,  дальше стена леса,  как вдруг из  калитки

выскочил человек и,  не успели стражи обнажить мечи, как он рухнул в пыль перед

конем Мрака, воздел руки в мольбе. Лицо его было искажено страданием.

        Ваше Величество!    вскричал он пронзительно.  — Защитите,  я разорен

нечестными людьми!..

     Аспард сделал знак воинам,  чтобы оттащили с дороги и бросили в канаву, но

Мрак вскинул ладонь.

       Погодите,  — велел он.  — Тот, кто сказал, что тцар должон быть страшно

далек от народа,  уже...  того,  не дышит. А раз не дышит, значит — не прав. Мы

едем всего лишь на охоту, а это забава. Здесь же от нашего решения может висеть

на волоске чья-то жизня. Ну, говори, что случилось?

     Проситель, не вставая с колен, прокричал:

     — У меня жалоба на своего друга,  золотокузнеца...  о, какой он теперь мне

друг!..  которому я  оставлял на хранение драгоценный камень размером с  кулак.

Возвратился я  из  дальней поездки только два  дня назад,  но  он  отказывается

вернуть этот камень!.. Я разорен!

     Мрак покосился по сторонам. Из калиток выходили жители деревни, в основном

  женщины,  потом  появились мужчины,  сперва боязливые группки простолюдинов,

попозже вышли степенные люди в богатых одеждах.  Одни просто глазели на богатый

выезд,   нечасто  видят  тцара,   другие  же  прислушивались,  что  скажет  Его

Величество.

     — А где этот, — спросил Мрак недобро, — твой друг... теперь бывший?

     Из  толпы услужливо вытолкнули хорошо одетого человека.  Падать на  колени

золотых дел мастер не стал,  но поклонился почтительно, а в лице его был только

стыд, но не было страха.

       Ну, — прорычал Мрак. — Признавайся! Почему не отдал чужое?

     Золотокузнец поклонился, сказал с достоинством:

       Великий тцар,  ты грозен...  но я слышал,  что ты смотришь на звезды, а

это значит, что ты должен знать высшую мудрость. Отвечаю тебе при всех, я отдал

ему его проклятый камень! Причем, зная, что имею дело со скользким человеком, я

отдал при свидетелях.

     — А где твои свидетели? Золотокузнец повел рукой в сторону толпы.

        Они  здесь,  Ваше  Величество.  Простые честные люди.  Из  толпы вышли

четверо. В одном Мрак сразу признал

     кузнеца, другой с мягким румяным лицом, от него пахнет свежим хлебом, явно

булочник, третий перепачкан глиной, горшечник, а четвертый прокален солнцем, на

поясе охотничий нож, больше всего похож на охотника.

       Это мои соседи,  — объяснил Золотокузнец.  — Я тут же их позвал,  чтобы

они могли подтвердить.

     Мрак повернулся к жалобщику. Тот зарыдал, упал в пыль, начал рвать на себе

волосы.  Мрак поморщился,  чересчур страдает,  мужчине не к  лицу так убиваться

всего лишь из-за цветных камней, сказал Аспарду:

       Возьми свидетелей... и каждого посади в один из этих домов. Приставь по

воину, чтоб никого не пускал. Ясно?

     — Ясно,  — пробормотал Аспард, которому явно ничего не было ясно. — Зигот,

Тулелк, Дитис, Анаш — всем взять по одному свидетелю и вон в те дома!

     Когда за  ними захлопнулись двери,  Мрак поймал глазами в  толпе мальчишку

побойчее, спросил:

     — Ты знаешь, где у горшечника лежит сырая глина?

       Знаю, — выкрикнул мальчишка счастливо.

       Неси, — распорядился Мрак.

     Через   минуту  целая  ватага  мальчишек  принесла  огромную  глыбу,   что

распадалась в их руках. Мрак оторвал от нее четыре ломтя, дал Аспарду.

        Пусть каждый вылепит точное подобие камня,  который Золотокузнец отдал

жалобщику.

     Аспард отбыл,  а через четверть часа,  улыбаясь во весь рот, принес четыре

вылепленные фигуры.  Теперь уже и ему стало ясно,  что именно звезды подсказали

хитроумному тцару.  Один  вылепил нечто похожее на  подкову,  другой на  булку,

третий — на горшок, а четвертый — на какую-то зверушку.

       Золотокузнеца повесить,    распорядился Мрак коротко,    а дом отдать

жалобщику,  как возмещение за страдания.  У  свидетелей отобрать все имущество,

плетьми выгнать из этого села. Все, суд окончен, поехали!

     В  лесу его  ждали главные и  главнейшие распорядители охоты.  Они  начали

объяснять ему правила,  а  он стискивал челюсти,  чтобы,  не заржать,  как злой

конь.   Оказывается,   это  так  он  обычно  выезжает  на  охоту.   Пять  тысяч

загонщиков...  это такие люди,  что,  оказываются, идут с другой стороны леса и

пугают,  поднимают шум,  сгоняют зверей, заставляют бежать в его сторону. А он,

не сходя с места,  будет стрелять из лука или метать дротик в бегущих навстречу

испуганных, очумелых, ничего не понимающих зверей.

     Ха, да не только он такой, тут, оказывается, и остальные еще те охотнички!

Тоже будут охотиться,  не сходя с места.  И, глядя на их животы, Понимаешь, что

стрелять будут не с _ седла,  их и сейчас несут в носилках,  а лежа...  Главное

же,  в какую бы сторону они ни стреляли, им принесут подстреленных уток, гусей,

зайцев, оленей, а то и львов, из которых будут торчать именно их стрелы.

     Следом за ними,  охотниками, тянется могучий обоз из сотни подвод, телег и

повозок.  Меньше  половины  предназначены для  дичи,  на  остальных —  тцарские

одеяния, тцарские кушания, тцарские притирания...

     Мрак покосился на Аспарда,  но лицо начальника дворцовой стражи сияло.  То

ли в самом деле,  считает,  что охота бывает именно такой,  то ли счастлив, что

тцар выехал на охоту,

     чисто мужскую забаву, а не снова полез на башню считать звезды.

     Аспард поймал его взгляд, тут же оказался рядом.

       Не твердо,  Ваше Величество?  — спросил он заботливо.  — Если уж вы так

изволите верхом, то, может быть...

     — Что, подушку под задницу? — спросил Мрак. Теперь он понял, почему ликует

Аспард,  несчастный счастлив, что тцар вообще едет верхом, а не в носилках, как

беременная баба.    Эх,  Аспард...  Разве ж  это  охота?..  Издевательство над

зверьем.

     Подъехал главный распорядитель охоты. Он был важен, тцарственен, здесь все

подвластно именно ему, знатоку, сказал с озабоченностью в голосе:

      Ваше Величество,  вам лучше всего стать вон там. Видите вот там высокий

такой камень,  почти утес?  Основную часть зверей погонят сюда,  а  вам  удобно

будет... стоя на утесе, в безопасности, стрелять по дичи...

     Мрак вскинул брови, сказал испуганно:

        В  безопасности?  А  что,  на  охоте может быть опасно?  Распорядитель

отшатнулся, выставил перед собой белые

     ладони.

        Что вы,  Ваше Величество,  что вы!..  Просто не стоит стоять на дороге

даже у бегущей козы. Или оленя. А тут могут побежать даже кабаны, а это, знаете

ли, звери!

     Мрак медленно наклонил голову. Распорядитель стоял перед ним, не шевелясь,

даже дыхание задержал, а когда Мрак кивнул, с великим облегчением сделал выдох.

       Хорошо,  — сказал Мрак.  — Мне,  понимашь, надо как можно безопаснее. Я

тцар или не тцар? А мою особь беречь надо для благосостояния страны и народа.

     Распорядитель выпрямился,  взгляд  стал  орлиным,  властным,  Аспард  даже

отступил на шаг,  когда тцаредворец повернулся к нему всем корпусом и ткнул ему

в грудь пальцем.

       Оставь двух человек,  — велел распорядитель, — но не с Его Величеством,

нечего им мешать его стрельбе, а там,

     внизу.  Не на звериной тропе,  понятно, а так, чтобы никакой зверь не смог

взобраться на утес. Понял? А сам пойдешь со мной, ты мне нужен...

     Аспард побледнел, покачал головой.

       Нет. Я не оставлю Его Величество одного.

        С  ним будут двое воинов,  глупец.  Ты  сам их отберешь!  Аспард снова

покачал головой.

      Нет. Ваше Величество... Мрак махнул рукой.

       Оставь его,  паря. Ты же понимаешь, что, есть он здесь или нет, что это

решает?

     Он прямо посмотрел в  лицо распорядителя.  Тот вспыхнул,  хотел возразить,

потом в глазах мелькнули опасные огоньки, он низко поклонился.

        Как  скажете,  Ваше  Величество.  Я  просто хотел  доблестному Аспарду

показать другое  удобное место,  откуда  можно  настрелять много  зверей...  не

подвергая себя опасности.

     Мраку  почудилась  в  голосе  тцаредворца  издевка.  Аспард  уловил  тоже,

нахмурился, засопел. Распорядитель развел руками, поклонился, попятился.

     Мрак осмотрел утес,  невысокий, всего в два человеческих роста, взобраться

можно только с  одной стороны,  да и  то с трудом.  Он позволил себя подсадить,

кряхтел и безуспешно хватался за камни, руки скользили, наконец распорядитель и

Аспард встащили его на самую вершинку.  Мрак сделал вид, что тяжело отдувается,

спросил хрипло:

       Ну и... что... теперь?

     Распорядитель ответил легко  и  приветливо,  но  Мрак  все  равно уловил в

голосе тщательно скрываемое презрение:

        Отдышитесь,  Ваше  Величество,  возьмите в  руки лук...  Ждите!  Скоро

побегут звери.

       И что мне делать? — спросил Мрак.

       Стрелять, — объяснил распорядитель ласково и посмотрел Мраку в глаза.

       В кого? — не понял Мрак.

       В зверей, Ваше Величество. В зверей.

     Мрак  осторожно  повернул  голову,  увидел,  на  какой  жуткой  высоте  он

находится, вздрогнул и отодвинулся от края.

       В зверей,  — повторил он дрогнувшим голосом.  — Вы хотите сказать,  что

они на меня нападут?

       Нет,  Ваше Величество,  — ответил распорядитель ласково и терпеливо. 

Они на вас не нападут. Они вообще не нападают, ибо там под утесом с той стороны

побегут козы и олени. Но это — охота. Вы должны в них стрелять. Чем больше, тем

лучше.

     В ровном голосе Мрак уловил терпение и за терпением невысказанное: ничего,

последний раз тебе объясняю такое,  идиот. Мне неважно, сколько убьешь и будешь

ли стрелять вообще. Главное, не уходи с утеса. Не уходи.

       Как грустно, — сказал Мрак. — Как печально... Стрелять в живых существ?

Нет,  я отказываюсь есть мясо.  Отныне мне пусть подают только овощи. И фрукты.

Ладно,  можно еще  и  молоко,  его  добывают хоть  и  насильно,  но  без  крови

животного...

     — Тогда уж и сыр,  — сказал распорядитель саркастически.  — И сметану... Я

пойду,  Ваше Величество,  с  вашего позволения.  Ведь за этими охотниками нужен

глаз да глаз.

       Иди, — разрешил Мрак. — Может, и лук возьмешь?

       Нет, — ответил распорядитель терпеливо, — лук останется у вас.

     — Зачем?

       Для зверей...  То есть,  Ваше Величество,  для охоты. Такой ритуал. Как

вот перья на шлеме вашего начальника стражи.

     — А-а-а,  — протянул Мрак, — ну тогда ладно... Распорядитель быстро сбежал

с утеса, вскочил на коня и

     умчался.  Некоторое время слышался треск кустарника,  потом затих и  топот

копыт,  лишь чуткие уши улавливали далеко-далеко звуки охотничьих рогов.  Загон

зверей начали издалека,

     чтобы  знатные  охотники  вволю  натешились убиванием  беззащитных зверей,

которых гонят прямо на  охотников,  да и  там едва не привязывают,  чтобы те не

промахнулись...

     Мрак посмотрел на  Аспарда.  Тот  застыл в  полный рост,  панцирь отливает

серебром,  на  шлеме  перо,  рука  на  мече,  а  брови  озабоченно  сошлись  на

переносице.

       Ну как тебе?

     — Тревожно,  — проворчал Аспард. — Не знаю почему, Ваше Величество, но мне

как-то   гадко...   Даже  прегадостно.   Рискую  прослыть  трусом,   но  я   бы

посоветовал...  даже настаиваю,  плюнуть на  всю  эту охоту,  сесть на  коней и

побыстрее во дворец. Неужто у вас нет срочнейших государственных дел, о которых

вы только сейчас вспомнили?..

        Советуешь соврать?    спросил Мрак  кротко.  Аспард  тяжело вздохнул,

потупил глаза.  Мрак поднялся,  хлопнул его по плечу. — Ладно-ладно. Для дела и

соврать можно.  И зарезать, если припреть. Я тоже что-то чую... Мы, звездочеты,

люди с  тонкой душой,  нежной,  ранимой,  где-то  даже в  чем-то  возвышенной и

чуткой. Потому и чую, дерьмом пахнет.

       Аспард встрепенулся,  как  боевой конь  при  звуках боевой трубы.  Глаза

засияли надеждой.

       Ваше Величество...

        Бери своих людей,  — распорядился Мрак,  — и отведи их подальше в лес.

Мне тоже не  нравится,  что нас тут выставили,  как...  ну,  сам знаешь,  кого.

Только своим людям не говори,  понял?  И вообще никому. Пусть все думают, что я

на этом утесе.

     Аспард раскрыл рот:

       Но как же...

     — Я пока пройдусь по лесу, — пояснил Мрак. — Мы, звездочеты, любим природу

чувствовать. Ну, травки там, кузнечики, муравьи — все дает вдохновление, понял?

Мы как бы воссоединяемся... Словом, действуй.

     Он  прыгнул с  гранитного края  прямо на  звериную тропку.  Успел услышать

устрашенный всхлип за спиной,  это Аспард едва не бросился следом.  Мрак тяжело

рухнул на  утоптанную землю,  не удержался,  перекатился через плечо,  встал на

ноги,  помахал Аспарду,  тот так и  застыл на  вершине утеса с  белым от  ужаса

лицом.  Тут же зеленые заросли сдвинулись за спиной,  он с луком в руке побежал

быстро, но неслышным шагом, словно выпь заскользила над верхушками камышей.

     Почти сразу же  услышал запах,  присел.  Впереди послышались тяжелые шаги.

Трое шли  крадучись и,  как они думали,  неслышно.  Дурни,  от  их  топанья все

лягушки разбежались, а прет от них, как от коней после трехчасовой скачки.

     Мрак отодвинулся,  кусты впереди затрещали,  разошлись в стороны.  Впереди

двигался высокий,  плечистый войн,  он  выглядел голодающим среди  этого сытого

мира:  с острым, как топор, лицом, запавшими глазами, бледной нездоровой кожей.

Волосы он  упрятал под сетку,  отчего лицо казалось еще острее.  Кожаный кафтан

был потерт, сверху донизу на нем темнели вдавленные отметины от широких пластин

панциря.  Зато  пояс блистал,  широкий и  новенький,  весь в  медных начищенных

бляхах,  слева висел короткий меч в  простых ножнах,  справа кинжал и небольшая

фляга.

     За  ним шли двое,  их  Мрак окинул коротким взглядом,  ничего интересного,

перенес внимание на переднего. Тот остановился, сказал вполголоса:

       Теперь — ни звука!

       Пришли? — спросил один из воинов сипло.

       Да,    ответил старший раздраженно.  — Вон за теми деревьями уже видно

будет утес.

       Сколько там народу?

       Заткнись, — велел старший. — Это не твое дело... Справятся без тебя.

     Сам  он,  оставив  помощников,  медленно продвигался к  крайним  деревьям,

откуда, как помнил Мрак, открывался вид

     на его утес.  Мрак тихонько выбрался,  подкрался сзади, оба смотрели вслед

своему вожаку.  Мрак выронил лук,  быстро ухватил их за головы и с силой метнул

навстречу друг  другу.  Сухо  стукнуло,  он  подхватил выпавший у  одного  меч,

метнулся за вожаком.

     Тот раздраженно дернул плечом,  услышав стук, но не обернулся. Мрак присел

за его спиной,  там впереди в просвете между ветками уже виден утес. На вершине

пусто,  только на миг блеснули доспехи,  но уже не на вершине, Аспард выполняет

приказ, спускается.

       И как ты собираешься, — спросил Мрак шепотом, — все проделать?

       Как и договаривались,  — ответил вожак раздраженным шепотом.  — Заброшу

туда фляжку и... удерем.

     — А что в фляжке?

       Как что? — прошипел вожак.

     Он  начал  оборачиваться.  Мрак  зловеще улыбнулся.  Глаза вожака едва  не

лопнули,  он  даже не  взглянул через плечо Мрака,  где лежали без движения его

напарники.

       И что теперь? — спросил Мрак.

     Рука  вожака метнулась к  мечу.  Мрак  перехватил кисть,  сжал.  В  тишине

хрустнули кости.  Словно в  ответ  раздался далекий зов  охотничьих рогов,  уже

намного ближе.  Вожак застонал,  другая рука  выхватила нож.  Мрак перехватил и

другую руку,  сдавил с  такой силой,  что в ладони стало мокро,  кровь брызнула

между пальцами.

     Вожак побелел, глаза от боли закатывались. Он прошептал синими губами:

       Кто... ты?... Ты не тцар...

     Мрак выпустил его  сломанную руку,  кулак ударил в  лоб.  Его  трясло,  он

чувствовал,  что сюда приближается нечто злое,  свирепое, уже затрещали далекие

кусты.  Странно затрещали,  будто  нечто  ломится не  через  них,  а  наступает

сверху...  Руки  сами сорвали с  пояса баклажку,  он  откупорил,  отшатнулся от

едкого запаха,  вылил  всю  гадость на  неподвижное тело,  потом сорвал с  себя

дурацкую рубашку и  дорогой пояс  с  золотыми бляхами,  швырнул сверху,  бросил

бесполезные лук и меч, попятился.

     Треск стал громче. Дальнее дерево вздрогнуло, затряслось, потом следующее,

еще и еще,  все ближе.  Мрак отбежал,  прыгнул за кусты. Ноздри уловили сильный

запах,  даже очень сильный,  но непривычный, словно через лес двигался огромный

рак, весь облепленный тиной.

     Кусты с треском повалились.  Мрак ахнул и припал к земле.  Зверь был похож

на  гигантскую жабу,  только спина в  толстых пластинках,  как у  черепахи,  из

каждой костяной пластины торчит острый шип.  На  морде тоже  два  шипа,  больше

похожие на рога.  Зверь внезапно ускорил шаг, тяжелой рысцой добежал до вожака.

Огромная пасть  распахнулась,  Мрак  увидел  красное жерло,  окруженное жуткими

зубами.  Зверь  одним  рывком  откусил руку,  быстро прожевал,  но  дальше Мрак

досматривать не стал,  кусты по обе стороны неслышно заскользили вперед,  а  он

отползал, пока не уткнулся в поваленное дерево.

     Через час он вышел, вернее, выбежал из леса на зеленый простор. Стена леса

отодвинулась чуть ли  не  до края земли.  Сердце билось сильно и  ровно,  мышцы

легко  несли  его  могучее тело  по  лесу,  перебрасывали через огромные стволы

поперек пути,  кусты трещали, как мелкая сухая трава, и так бы мог бежать день,

ночь и еще день, не чувствуя усталости.

     Он узнал эти места:  вдали поднимаются белые стены Барбуса,  а  здесь,  на

широкой ровной и  какой-то тревожной равнине разбросаны домики.  Теперь,  после

рассказа отца Ликии про Мертвое Поле,  он замечает,  что все домики, как один —

жалкие, поникшие, затравленные, придавленные незримым бременем. Такие же жалкие

и  мрущие —  сады,  огороды.  В  прошлый раз он был здесь в полночь,  тоже чуял

что-то не-

     хорошее, но сейчас у него от предчувствия беды даже волосы зашевелились на

затылке;

     Он побежал к знакомому домику,  вот он, на окраине. Еще издали ощутил, что

здесь только что пронеслась беда.  Забор повален, овцы разбежались, крыша сарая

проломлена,  даже  снесена на  правой  половине.  Белые  обломки стропил торчат

жалкие и озлобленные, как перерубленные могучим ударом ребра.

     Он перешел на шаг,  овцы блеяли,  метались,  сбивались в кучу.  Из-за дома

выбежала девушка с длинной палкой в руках. Увидев обнаженного до пояса мужчину,

от страха отпрянула, он вскинул руки в мирном жесте, крикнул:

     — Ликия,  это я!..  Не пугайся,  я просто заблудился в лесу.  Она опустила

палку, смотрела настороженно. Грудь ее

     часто  вздымалась,  при  свете  дня  девушка выглядела сильной и  крепкой,

настоящая крестьянская дочь,  что сумеет и коня запрячь, и за плугом пойти, и с

косой по жнивью,  если потребуется,  но только чересчур бледная,  с кругами под

глазами, будто тени мертвых являются каждую ночь.

       Что здесь случилось? — спросил Мрак.

     Она отступила на шаг,  палку держала так, что могла и треснуть по башке, а

руки у нее привычные к тяжелой работе.  — Прилетали, — ответила она неохотно. —

Трех овец схватили для своего Змея. Сказали, чтобы еще троих приготовила, иначе

все здесь порушат...  Ты бы шел отсюда. Если тебя застанут, то могут убить. Они

такие.

       Кто? — спросил Мрак сердито. — Кто прилетал? Она огрызнулась:

       Откуда я знаю? Ты-то кто?.. В прошлый раз ты был одет проще...

     Он опустил взгляд на свою одежку. Хоть и оставил царские одеяния и шапку в

коляске на бедном Хугилае, раззолоченную рубаху из дорогого полотна и пояс — на

самых поздних убийцах, но брюки и сапоги все-таки тцарские, роскошные...

        Разве?  — удивился он.  — Какие вы,  женщины,  глазастые!  Мне вон все

едино, что на мне. Мужчина, значитца... Но ты их послушалась, овец приготовила?

        А  что мне еще делать?  — ответила она еще рассерженнее.  — Они сверху

могут поджечь дом,  амбар...  Попробуй не послушаться! Если бы отец был дома...

Да и то, что он сделает? И братишки у меня совсем маленькие.

     — А кто... — начал он и осекся.

     Она  тоже  вскинула голову,  в  небе  как  будто  появилась темная  точка,

медленно росла в размерах.  Мрак, напрягая зрение, рассмотрел крохотное зеленое

тело.  По бокам иногда поблескивало,  словно крылья ловили и разбрасывали капли

дождя.

        В  доме какое-нибудь оружие есть?    спросил он.  Сердце затрепетало,

кровь ударила в голову, вздула

     мышцы.  Он сразу ощутил себя легко и  дома:  драка — для него то же самое,

что  вода для  рыбы.  Он  захохотал,  грудь раздвинулась с  такой охоткой,  что

затрещали мышцы. Девушка вздрогнула, кивнула на то место, где на брюках остался

отпечаток широкого пояса.

     — У тебя должен был быть меч.

     — Должен бы, — ответил он с веселой досадой. — Или хотя бы секира.

       В доме есть лук...

     Она не договорила,  а он уже запрыгнул в дом. Во второй комнате на стене в

самом  деле  лук,  могучий,  гигантский,  изготовлен из  единого куска толстого

черного дерева.  В  углу стрелы,  непривычно толстые,  длинные,  а  в  плетеной

корзине три мотка с  тетивами.  Похоже,  сильно сдавший отец совсем недавно был

еще знатным охотником. Или воином.

     Мрак схватил лук  и  стрелы,  выбежал на  крыльцо.  Змей уже разросся,  он

хорошо различал салатного цвета крылья,

     продолговатое темно-зеленое с серым тело. Он торопливо накинул петлю, упер

в  землю,  согнул,  чувствуя,  как трещат мышцы,  дотянулся и набросил петлю на

другом конце тетивы на другой рог.  Слышал,  как среди двора охнула девушка, то

ли  испугалась Змея,  то  ли удивилась,  что согнул лук,  то ли испуганные овцы

никак не хотели идти в сарай.

     Он сжал в  ладони холодную гладкую поверхность дерева,  другой рукой задел

туго натянутую жилку. Раздался басовитый гул, мощный и уверенный.

       Не пугайся, Ликия. Неча чужакам наших овец трогать!

       Господин, там не только Змей... — Дай лучше стрелу.

     Он и сам мог брать стрелы,  но надо ее занять чем-то, это лучше, чем будет

с криками бегать вместе с овцами по двору.  Ликия подала стрелу, а он уже мерил

взглядом  расстояние,   щекой  ловил  движение  ветра.  Крылья  стали  длиннее,

проступили острые выступы,  только у летающих Змеев такие,  а на загривке... на

загривке человеческие фигурки!

     Теперь и Ликия рассмотрела Змея целиком, вскрикнула.

     — Что-то не так? — спросил Мрак быстро.

       Их стало больше!

     Чудовище летит  достаточно низко,  голова  на  длинной шее  поворачивается

слегка,  словно высматривая внизу потерявшуюся корову или  хотя бы  козу.  Мрак

начал  натягивать  тетиву.   Стрела  отодвигалась  медленно,   булатный  кончик

приподнимался,  смотрел прямо на Змея.  Мрак задержал дыхание, натянул сильнее.

Ликия тоже затаила дух.

     Хлопок,  стрела исчезла.  Ликия тут же  подала вторую.  Исполинские крылья

Змея двигались мерно, каждым взмахом он захватывал массы воздуха, а продвигался

за каждый взмах не меньше, чем на сотню саженей.

     Мрак  торопливо повел кончиком стрелы за  огромной тушей.  Змей  почти над

ними...  нет,  пролетел в сотне шагов слева... щелкнула тетива, стрела блеснула

красным в закатном солнце наконечником.

     Ликия услышала крик.  Человек свесился с зеленой шеи, цепляясь за чешуйки,

но  встречный порыв  ветра отбросил его  назад,  потащил вниз.  Кто-то  пытался

удержать,  Ликия только сейчас поняла,  что странный гость не  промахнулся:  он

стрелял не в Змея, а в людей на Змее.

     Земля вздрогнула от  рева.  Из  пасти крылатого чудовища вырвался огненный

пар,  клубы дыма.  Он начал снижаться,  у  самой земли выставил четыре огромные

лапы,  побежал,  крылья выставил в стороны. Его развернуло, остановился и сразу

лег  на  брюхо.  Выпуклые глаза огромной рептилии уставились на  Мрака и  Ликию

холодно, немигающе.

     Со спины на лапу,  а затем и на землю, соскочили двое рослых мужчин. Оба в

доспехах,  с  оружием,  один споткнулся,  упал на  колено,  но  через мгновение

очутился рядом с  первым.  Не  медля,  оба  яростно бросились на  чужака.  Мрак

разглядел угрюмые злобные лица,  еще шире,  чем у него самого,  в руках длинные

мечи  с  загнутыми концами.  Чешуйчатые,  как  у  огромных рыб,  доспехи  хмуро

блестят. Ему показалось, по ним уже стекает кровь.

     Еще  трое или четверо остались на  Змее.  Мрак видел на  шлемах бежавших к

нему знакомое изображение летящего Змея,  на обоих такие же доспехи,  на плечах

плащи из плотной, хорошо выделанной кожи, а в руках длинные копья. Люди племени

Змея!

     Он с маху ударил ближайшего луком.  Тетива,  к его удивлению,  не лопнула.

Перекошенная злобная морда разлетелась,  как будто ударил по отражению в озере.

Брызги крови, мозгов, острые осколки черепа...

     Второй напоролся на  острый конец  лука  раньше,  чем  первый завалился на

землю.  Дерево пробило грудь вместе с  доспехами,  на этот раз тетива лопнула с

металлическим звоном,  а древко,  разгибаясь,  с силой подбросило несчастного в

воз-

     дух, заодно разворотив грудь так, что вывалились розовые лохмотья легких.

     Набежали еще  трое.  Мрак  с  волчьим  рычанием замахнулся,  воины  начали

кружить,  один зашел со спины,  двое бросились с боков. Мрак торопливо шагнул в

сторону.  Древко лука  с  силой  ударило одного в  грудь,  послышался треск,  а

перебитое, как змея палкой, тело улетело на десяток шагов.

     По  дуге  конец лука  зацепил лицо второго.  Разбитая голова откинулась на

спину, позвоночник явно сломан, Мрак поспешно обернулся к третьему.

     Там стояла Ликия и  рассерженно смотрела на  обрывок тетивы на  луке.  Под

ногой у нее дергалось и скребло ногтями землю тело в чешуйчатом доспехе.

     — На Змее еще двое, — предупредила она. Добавила некстати: — А тетива была

из задних ног тура. Дорогая!..

     До Змея не больше полусотни шагов,  земля загудела под ногами,  будто Мрак

сам превратился в коня.  Огромная туша распласталась и раскинула крылья, закрыв

половину обозримого поля.  Даже голову Змей вытянул и  положил на землю.  Тупые

глаза злобно уставились на подбегающего человека.

     Мрак с разбега вспрыгнул на переднюю лапу.  Теперь в его руке чужой меч, а

меч даже с  изогнутым лезвием — все равно меч.  Навстречу опустились два копья,

он  срубил наконечники одним  ударом,  ухватился за  щель  между чешуйками,  те

размером с ладонь, взобрался.

     Ликия  видела блеск  металла,  трое  сошлись грудь  в  грудь,  затем  вниз

полетели брошенные с большой силой тела.

      Мрак  взлетел еще  выше,  как  кот,  благо цепляться за  толстые костяные

чешуйки просто. По спине змея вдоль всего хребта тянулся широкий гребень, как у

гигантской рыбы. У самого большого шипа стояла, привязанная к нему тремя рядами

толстой веревки,  молодая девушка.  Коса ее расплелась, волосы черным водопадом

струились до пояса.  У Мрака осталось ощущение звездной ночи, ибо волосы черны,

как во-

     роново крыло,  а  глаза пленницы блещут,  как  две  звезды.  Она взглянула

такими чистыми благодарными глазами, что сердце остановилось. Сразу ощутил, что

с  головы до ног забрызган кровью и  слизью,  страшен,  с  таким перекошенным в

ярости  лицом  негоже  показываться  женщинам  вообще,   а   благородным     в

особенности.

       Похоже, — прохрипел он, — я угадал...

     Она дернулась,  веревки плотно охватывали ее  гибкое,  почти детское тело.

Рубашка на  груди распахнулась,  на Мрака взглянула такой белизны грудь,  что у

него перехватило дыхание, а в горле сразу пересохло.

       Кто ты, герой?

     Голос  ее  был  нежным  и  сильным.  Сердце его  застучало чаще,  а  мысли

понеслись смятенно по черепу, словно стая вспугнутых бабочек.

        Тот,  кто  сейчас  перережет  веревку,    предупредил  он,  чтобы  не

испугалась вида обнаженного меча возле ее горла. — Не бойся...

     — Ты герой,  — прошептала она с обожанием. — От руки такого героя и смерть

принять... можно только мечтать!

     Сзади  заскреблось,  чешуйчатая  кожа  чуть  вздрогнула.  Над  боком  Змея

появилось  хмурое  лицо  Ликии.  Серые  глаза  позеленели  при  виде  плененной

красавицы.  Мрак разрезал последние веревки, пленница с радостным вздохом упала

ему на грудь, тонкие пальцы утонули в густой заросли на груди.

     Ликия пугливо осматривалась. На загривке Змея свесил голову и руки на одну

сторону, а ноги на другую, неподвижный воин. Из затылка, проломив кость, торчал

красный клюв стрелы.  Значит,  Мрак первой же стрелой сразил этого... Еще один,

тоже с  торчащим из  груди белым оперением стрелы,  скатился по  боку и  завис,

бессильно раскинув руки,  на  крыле.  Лужа крови под  ним все ширится,  струйки

заполняют щели между чешуйками.

     Толстая кожа, покрытая ороговевшими чешуйками, слегка

     дернулась,  словно Змей сгонял мух.  Ликия,  стараясь не  думать,  что она

ходит по страшному Змею, принялась освобождать свои драгоценные стрелы.

       Кто ты? — спросил Мрак. — Откуда?

     Девушка  огляделась  дикими  глазами.  Мрак  отодвинул  ее  и  старательно

удерживал на вытянутых руках.  Она все пыталась прильнуть к его широкой и такой

горячей груди,  спрятаться от всего,  ибо сколько могла — держалась храбро,  но

когда  явился герой    право даже  самой отважной женщины спрятаться за  спину

героя. Можно даже с визгом, чтобы ему понравиться больше.

       Я  принцесса Мелигерда,    ответила она  тихо,  затем голос потвердел,

появились   тцарственные   нотки.      Единственная   дочь   короля   Грандара

Блистательного,  наследница всех его земель, владений, сокровищ... Вчера пришло

известие, что мой отец погиб на дальнем кордоне. Как только это стало известно,

тут же в нашем небе появился этот страшный Змей...

       Откуда он?

     Принцесса вздрогнула.  Лицо ее оставалось прекрасным и гордым, но в глазах

прятался страх.

       Не знаю.  В наших землях ходят слухи о Змеях, что похищают женщин... но

я  считала это выдумками.  Зачем Змею женщина,  если проще украсть корову?..  К

тому же рассказывали,  что Змеи ездят на конях, дерутся с богатырями на мечах и

топорах... Но только теперь я поняла!

     Мрак кивнул.

       У  одних столбы с  лосями,  у других на шлемах орлиные перья.  Третьи в

память о предках шипят и рисуют на щеках змей или чешуйки... Ты помнишь, откуда

тебя похитили?

     Принцесса спросила с надеждой:

        Ты повезешь меня к  себе?  А у тебя большое тцарство?  Хотя зачем тебе

тцарство, когда у тебя длинный меч и такие широкие плечи? Где твой конь?

     Тень набежала на лицо Мрака.

     — Я беру коня там, где нахожу. Мы вернем тебя домой. Ведь теперь ты, как я

понял,    единственная правительница?  Если не  поспеть сейчас,  там  начнется

смута, кровь, грабежи...

     — Ты прав...

       Уж это-то я  уже знаю,    буркнул он,  и  она вздрогнула от радостного

предчувствия,  что  ее  освободитель —  могучий  властелин огромной  и  сильной

страны. — Но мы смуты не допустим.

       Кто ты?

       Меня зовут Мрак.

     — Ты тцар, — сказала она уверенно.

       Ерунда, — отмахнулся он.

     Она  сделала быстрый шажок вперед,  ее  лицо ткнулось ему  в  грудь.  Мрак

схватил ее за плечи,  они утонули в его огромных ладонях, но принцесса уже сама

отстранилась, вскинула смеющееся лицо, глаза сияли ярче звезд.

       Меня не обманешь,  — сказала она тихо, чтобы не слышала Ликия. — Я знаю

запах душистых масел, за которые могут заплатить только тцары.

     — Ты умная девушка, — только и мог сказать он, — но сейчас помалкивай.

     Она  раскрыла хорошенький ротик для  нового вопроса,  но  Мрак  передал ее

Ликии,  а сам пошел,  балансируя,  по спине к голове Змея.  Чешуйки становились

мельче,  шея истончилась,  девушки видели,  как по  дороге он пинком сбросил на

землю  сраженного его  стрелой.  Теперь в  затылке погибшего зияла  дыра,  куда

пролез бы даже его кулак, зато стрела исчезла.

     Принцесса крупно задрожала, глаза стали огромными, она тихонько спросила:

       Что он задумал?

       Боюсь и подумать,  — ответила Ликия.  — Лучше всего, давай я тебя снова

привяжу.

       Привяжешь? — воскликнула она в страхе.

     — Я тоже привяжусь, — сказала Ликия торопливо.

     — Зачем?

       Мне не нравится... что он сказал про коня.

       Про коня?

     — Да. Что берет там, где находит.

     Пластинчатая спина,  похожая  на  укрытую  доспехами,  задвигалась.  Плиты

чешуек  скрипели,  терлись друг  о  друга  с  таким  звуком,  словно заработала

каменоломня.  Принцесса жалобно вскрикнула,  Ликия  ухватилась одной  рукой  за

длинный прочный шип,  похожий на рыбий,  только размером с  дверь сарая.  Снизу

широкий и  толстый как щит,  он истончался до почти игольной толщины,  но Ликия

ощутила, насколько крепок: ладонь прорежет насквозь, но не сломится.

     Их  тряхнуло,  Ликия с  ужасом увидела,  как внезапно земля отодвинулась и

медленно поплыла  короткими рывками.  По  сторонам тащились по  земле  кожистые

крылья,  сгребая кусты,  камни, а огромные когти на концах пропахивали глубокие

борозды.

     Черноволосый герой уже сидел на загривке,  покрикивал,  тыкал копьем. Змей

пошел быстрее,  побежал.  Крылья растопырились,  начали слегка двигаться сверху

вниз,  все чаще и чаще.  Наконец,  Змей понесся,  как пес, быстрыми прыжками, а

крылья уже  мощно хлопали по  воздуху.  Ликия чувствовала,  как свирепые потоки

воздуха бьют в лицо.  Встречный ветер усиливался,  спина крылатого зверя начала

подпрыгивать, твердые плитки больно били снизу.

     Вдруг толчки прекратились.  Змей, казалось, застыл в неподвижности, только

встречный ветер стал сильнее.  Крылья били по воздуху совсем судорожно,  часто,

толстые сухожилия скрипели, как крылья ветряной мельницы.

     Земля еще не удалилась,  вместо каменистой почвы неслась и  мелькала серая

рябь,  словно их  несло над темным озером.  Потом их  тела потяжелели,  а  рябь

превратилась  в   быстро  убегающую  землю.   Ликия  крепко  прижимала  к  себе

черноволосую красавицу.  Та дрожала мелко,  сама Ликия чувствовала,  что дрожит

крупно,  просто трясется.  Чего стоило залезть на  эту огромную жабу,  но  чтоб

лететь... А если еще и упасть...

     Они  видели только широкую спину Мрака,  бугристую от  мышц.  Ветер трепал

черные,  как  смоль,  волосы,  герой и  сейчас ухитряется держать спину ровной,

ветер встречает грудью.  Лица его Ликия не видела, но была уверена, что челюсть

надменно выпятил, а глаза высокомерно прищурены.

     Ветер разрывал рот,  пытался выдавить глаза,  но Мрак в  самом деле держал

нижнюю челюсть выдвинутой вперед, а грудь развернул навстречу урагану.

     Земля внизу уже едва двигалась.  В  разрывы между облаками он видел только

нескончаемую зелень,  что  означает лес,  лес  и  лес.  Изредка узкими клиньями

вторгается Степь,  кое-где  из  зеленого моря поднимаются старые округлые горы.

Теперь они поднялись так высоко,  что он  мог одним взглядом захватить на самом

виднокрае Авзацкие горы,  на другом конце — Рипейские, а между ними синеют моря

и озера, вилюжатся синие, как вены, реки.

     Он  видел  серое северное море,  а  в  нем  острым взором выделил комочек,

похожий на  упавшую с  неба  скалу —  святой остров Буян,  где  побывали совсем

недавно... побывали и побуянили. Когда повернул голову в другую сторону, увидел

на  краю видимости сине-зеленое пятно,  радостное и  солнечное,  его  разделяет

полуостров,  похожий на рукоять меча.  Он понял,  что зрит море Северное и море

Льдистое.

     Облачко ушло,  воздух стал чист так,  словно его и не было.  Мрак различил

блеск,  идущий снизу,  понял,  что это солнце отсвечивает в водах Босфора,  там

великий и  дивный Пердик...  А  сейчас он  проносится над  землями,  где живут,

сражаются и умирают люди множества племен,  народов,  которые никогда не увидят

земель дальше своего леса...

     Острая тоска ударила в сердце с такой силой, что в глазах

     потемнело.  Он  сжал ногами толстую,  как  конская туша,  шею тупого Змея,

стиснул челюсти,  переждал приступ отчаяния.  Люди,  что живут там, будут жить,

будут сражаться,  но у  них и  так короткая жизнь!  А  из-за чего рискует своим

бессмертием он,  Мрак,  который совершил по  дурости то,  что  другие мудрецы и

герои не могут добиться всеми своими подвижническими жизнями?

     Покосился   на   бесконечно  далекую   землю.   А   если   сейчас...   ну,

поскользнуться,  не удержаться на летящем с  огромной скоростью Змее?  Никто не

спасет, не спасет...

     Холод  сперва  пробрался под  кожу,  затем  заполз  в  мясо.  Зубы  начали

постукивать. Мрак запоздало обнаружил, что его трясет всего от кончиков ушей до

пят,   упрятанных  в   дорогие  сапоги   дивной  работы.   Внутренности  начали

превращаться в ледышки.

     Солнце все еще на западной половине неба —  огромное,  багровое.  Оно даже

слегка поднялось вспять по небосводу,  как он и  ожидал.  На Змеях уже летал не

раз,  такое чудо с солнцем видывал трижды.  Но что повторяется в четвертый раз,

уже не чудо,  а так... вроде дождя или снега. Хоть непонятно откуда, но знакомо

и привычно.

     Из-за  спины  донесся  слабый  крик.  Оглянулся,  Ликия  и  принцесса  обе

показывали вниз.  Далеко-далеко виднелась тонкая ниточка реки,  делала петлю, в

той петле, присмотревшись, он различил темное пятнышко.

     Он  послал Змея  вниз,  женщины испуганно и  обрадованно закричали.  Внизу

мужчины  явно  готовились  к   бою.   Десятки  всадников  носились  по   улицам

взад-вперед,  блистали крохотные мечи.  В  двух местах горели дома,  черный дым

поднимался широкими столбами.  Когда  сверху заскользила огромная тень,  многие

вскинули головы. Кони от испуга ржали, шарахались и сбрасывали седоков.

     Из окон теремов высовывались бабы, Мрак видел рас-

     крытые в испуге рты,  перекошенные хари.  Все,  забыв о распрях, указывали

наверх.

     Мрак  повел Змея по  кругу,  тот  растопырил исполинские крылья,  медленно

снижался. Посреди города площадь, там высится массивный каменный столб, а перед

столбом широкий каменный помост,  как в  любом другом граде.  Отсюда возглашают

указы правителя,  здесь рубят головы,  вешают,  здесь бьют кнутом. А сейчас эти

доски должны выдержать тяжесть Змея...

     В  последний момент Мрак решил не  рисковать,  Змей по его наказу свернул,

задел  помост  когтями поджатых лап,  пробежал по  площади.  Народ  как  метлой

вымело, только из переулков выглядывали самые отважные.

     Змей остановился, а Мрак поднялся во весь рост, вскинул руку:

       Эй, люди! Мы с миром!

     Ликия  быстро сбросила через  голову веревку,  все-таки  на  всякий случай

успела привязаться.  Дрожащая принцесса встала между игл гребня,  с  вымученной

улыбкой помахала руками:

     — Я вернулась! Это мои спасители!

     Змей беспокоился, мощно взревывал. Земля вздрагивала от звукового удара, а

в  ушах  как  будто кололо сосновыми иголками.  Мрак  соскочил прямо на  землю,

присел, едва удержавшись на ногах, невольно оперся о крупночешуйчатый бок Змея.

Ликия,  сама вздрагивая и едва не падая в обморок, осторожно помогала принцессе

слезть с крылатого чудовища.  Похоже, обе закрыли от ужаса глаза. Мрак протянул

руки, принцесса, как ощутив, повернулась и упала ему на грудь.

     Он  подхватил ее  на руки и  сделал два торопливых шага в  сторону.  Рядом

мелькнуло платье Ликии,  она ухитрилась спрыгнуть со  Змея,  и  тут же  сильный

порыв ветра толкнул их в спины.  Громкий цокот,  испуганные крики,  затем волна

зловонного запаха,  мощный порыв ветра.  Над головой мелькнуло огромное длинное

тело. Усеянный шипами хвост разрезал воз-

     дух  с  такой силой,  что если бы  попался под удар даже всадник в  полном

доспехе...

     И  никого  не  сожрал,  подумал Мрак  с  облегчением.  По  правде сказать,

управлять Змеем он никогда как следует не умел,  просто некогда было научиться.

Хорошо, что этот Змей сам решил, что делать дальше.

     Длинные черные волосы принцессы щекотали лицо. На короткий мучительный миг

захотелось вот  так всю жизнь держать ее  на  руках,  чувствовать аромат свежих

волос, ее горячее трепетное тело, чтоб тонкие руки вот так обнимали его крепкую

шею, а лицо прятала у него на груди, так что он видит только порозовевшее ухо.

     Со  страшным треском,  слышимым только  ему,  он  заставил руки  поставить

спасенную принцессу на землю. Она тихонько вздохнула, выпрямилась, мечтательное

выражение  в  глазах  уступило  державности.   Мрак  видел,  как  она  тряхнула

распущенными волосами,  черная грива послушно легла за спину, а глаза вперились

в толпу строго и пытливо.

     Их окружало широкое,  в несколько рядов,  кольцо мужчин с оружием в руках.

Многие выставили копья,  острые наконечники смотрят в  их  сторону.  Мрак видел

злые лица,  но,  когда они переводили взгляды с  него на  черноволосую девушку,

ахали, разевали рты.

     Потом послышался шум,  треск суставов. Вся площадь опускалась на колени. В

глазах блестел восторг,  обожание.  Растолкав мужчин, в круг прорвалась толстая

женщина, понеслась, раскинув руки:

       Мелигерда!.. Моя Мелигерда!

     Принцесса предостерегающе выставила ладошку.  Толстуха рухнула на  колени,

по   мясистому  лицу  побежали  слезы  умиления.   Принцесса  спросила  звонким

напряженным голосом:

       Что здесь произошло? Почему за городскими вратами войска?

     Мужчины молчали, только смотрели влюбленными пре-

     данными глазами.  Двое  ратников поднялись с  колен,  переглянулись.  Один

заговорил почтительно:

       Принцесса...  э-э...  королева!  Когда этот Змей унес тебя...  сразу же

воевода Твердоруб заявил,  что люди,  как и  муравьи,  не могут без короля в...

тереме. А так как у тцара других детей не было... ну, по деревням не в счет, то

он берет всю власть в свои руки. Другие воеводы тоже...

       И что же? — потребовала она. Воин потупился:

        Кто-то  его  поддержал,  кто-то  хотел сам.  Только воевода Скалогрыз,

которого твой батюшка не жаловал... остался верен престолу. Он сказал, что пока

не будет точно известно,  что ты сгинула,  престол за тобой,  а он верен вашему

королевскому дому.  С тем поставил стражу на вратах,  послал дружину по два-три

человека, дабы запретить грабежи и поджоги в городе...

     Мрак  хмыкнул,  это  знакомо,  когда  самого верного и  честного правитель

гнетет и обижает,  а лизоблюды кормятся с его стола и воруют прямо из карманов.

Мелигерда  словно  ощутила  его  мысли,   нахмурилась,  топнула  ножкой.  Голос

зазвенел:

     — Отныне вся власть над войсками отдана воеводе Скалогрызу! Он — верховный

воевода. Вы можете расходиться по домам... Хотя нет! Сейчас из подвалов выкатят

бочки с  вином,  вынесут окорока.  Надо отпраздновать...  да  не  мое  чудесное

спасение,  а  что нас посетил самый великий из  героев...  вот он!..  Сейчас он

назовет свое имя...  Возможно,  назовет.  Нашими волхвами было предсказано, что

однажды  нас  посетит  величайший  из  героев,  после  чего  жизнь  королевства

изменится...

     В  толпе  заорали,  а  со  стороны ворот  показались вооруженные всадники.

Впереди  мчался  грузный человек в  остроконечном шлеме,  седая  борода  веером

закрывает грудь,  а  из-под  кольчужной сетки  ветер  выпростал и  трепал седые

волосы. Таких стареющих, но полных силы воителей Мрак

     встречал  по  всему  свету,   и  везде  они  воеводы,   только  называются

по-разному.

     Толпа  расступилась,   всадники  проехали  к   помосту.   Грузный  человек

всмотрелся в принцессу,  подозрительно зыркнул на Мрака и Ликию.  Мясистое лицо

дрогнуло в скупой улыбке:

       Рад, что обошлось. Принцесса вскрикнула:

       Обошлось?..  Скалогрыз,  у тебя нет слов потеплее?..  Не дивно, что мой

отец... Принимай власть над всеми, кто носит оружие, а я с гостями пока пойду в

терем.

     Втайне  Ликия  надеялась,  что  Скалогрыз поблагодарит,  скажет что-нибудь

нужное и красивое, что-нибудь о долге, после чего каждый своей дорогой, но к ее

страху и горечи он лишь коротко кивнул:

       Благодарю. Принимаю.

     По  дороге их  разлучили.  Ее повели смыть пот и  грязь,  пытались сменить

одежду,  но  Ликия твердо стояла за  свою,  пришлось наскоро почистить,  зашить

прореху.  Когда пригласили в  главный пиршественный зал,  она поняла по веселым

крикам, шуму и запаху огромного числа людей, что пир уже начался.

     Переступив порог,  Ликия охнула,  а по телу пробежала дрожь.  Стены палаты

уходят вдаль,  словно она  не  в  помещении,  а  среди бескрайней степи.  Своды

затаились во  тьме,  свет факелов и  светильников туда не  достигает.  Ей  даже

почудилось, что оттуда смотрят звезды.

     А  сама палата показалась огромным сундуком с драгоценностями,  с которого

откинули крышку и осветили всеми факелами.  Богато одетые люди, красные и синие

ковры на стенах,  медные держаки для факелов, блеск золотой и серебряной посуды

на столах!

     Люди уже сидели за столом,  смеялись,  пили,  хватали руками жареное мясо.

Мрака усадили по праву руку принцессы.

     А  она,  восседающая на  троне  выше  остальных,  блистала,  как  огромный

самоцвет,  чистый  и  ясный.  Ее  пышные иссиня-черные локоны красиво падали на

плечи,  на  голове    изящная  корона  с  драгоценными камнями,  крупные глаза

блестели счастливо,  пухлые губы то и дело раздвигались в улыбке.  Ликия видела

отчетливо,  что  принцесса  старается  держать  губы  на  месте,  но  они  сами

расползаются в стороны, уголками задираясь к маленьким розовым ушам.

     Ликию хотели было посадить в дальнем конце, где не то простые воины, не то

вовсе  старшие слуги,  но  Мрак  увидел,  помахал рукой.  Только  он  оставался

обнаженным до пояса,  но это не выглядело неприличным:  с его бронзовой кожей и

шерстью на груди,  он выглядел чуть ли не в доспехах.  Ликию отвели и усадили с

ним рядом.  Это был самый длинный стол, который она могла вообразить. Он шел по

всей длине палаты,  а по самой палате хоть скачи на коне,  затем изгибался, шел

вдоль стены,  оставляя место для сидений,  и возвращался обратно. Стол похож на

подкову, а знатные гости — на ярких жуков в праздничных блестящих крылышках. На

многих доспехи горели золотом,  Ликия понимала,  что это не настоящие,  пальцем

проткнуть можно, зато как красиво!

     Ошеломленная, она шепнула Мраку:

     — Ты знал?.. Или хотя бы чуял?

     — Что?

       Ну,  когда начал пускать стрелы по Змею! Никто бы не... Да и то, как ты

лук деда моего согнул!  Многие к  нам в  дом заходили,  но никто даже близко не

мог...

     Мрак буркнул:

       Под лежачий камень вода не течет.

       При чем тут вода?

     — Тихо...

     Слева от принцессы сидел лют самый грузный воевода,  что остался ей верен.

Сейчас он стукнул пустым кубком о стол,  поднялся.  Разговоры мгновенно стихли,

все повернули

     головы. К воеводе подбежал слуга, наполнил кубок красным вином.

     Воевода  поднял  кубок  на  уровень  груди,  локоть  оттопырил в  сторону.

Выглядело это необычно и  красочно.  Голос прозвучал зычно,  истинно воеводский

голос,  уверенный и властный,  привыкший перекрывать шум битв и ржание коней: —

Сегодня великий день!  Исполнилось великое пророчество! В наши земли наконец-то

явился витязь,  о котором сотни лет предвещали волхвы и кудесники.  И не просто

явился... а в самый черный день, когда Змей похитил нашу королеву, а земли наши

начали погружаться в черную пучину раздоров... Теперь принцесса Мелигерда снова

на троне, а власть крепка, как никогда. Да будет так!

     Гости кричали хвалу,  здравицу, осушали кубки, снова наливали и снова пили

до дна. Мрак улыбался, кивал, пил, звонко чокался кубком со всяким, кто тянулся

к нему кубком или чашей,  лицо казалось довольным,  и даже Ликия с трудом могла

заметить глубоко запрятанную прежнюю печаль.  В глазах этого странного человека

пряталась могильная тьма. Ей даже почудилось, что тьма начинает расширяться.

     Потом,  когда  во  время пира  гости начали разбиваться на  группки,  Мрак

поднялся из-за стола,  исчез.  Сердце Ликии упало. Ей показалось, что принцесса

тоже встала и  вышла,  но,  как  оказалось,  она лишь отвернулась и  вполголоса

беседовала со старым воеводой.

     Омертвев,  она ела то,  что ставили перед ней, совсем не чувствуя вкуса, к

вину не прикоснулась,  негоже молодой женщине, заученно улыбалась и кивала, что

бы у нее ни спрашивали.

     Вдруг сильный голос негромко сказал прямо в ухо:

     — Наедаешься?  Умница,  надо в запас.  А теперь вставай и иди к конюшне. Я

там уже оседлал двух коней.

     Мрак довольно похлопывал себя по брюху, морда сытая,

     хотя в глазах все та же непонятная печаль. Не веря себе, она прошептала:

       Мы... мы уходим? Уходим, да?

       Поторопись, — шепнул он.

     Он исчез,  а она ощутила,  что ее бьет лихорадка, а руки трясутся так, что

ложка стучит по столу. Значит, герой согласился на пир, только чтобы не обижать

спасенную?  Да еще и коней успел где-то...  И оседлал! Двух оседлал... Даже для

нее! Своими благородными руками...

     Она  страшилась,  что  завизжит диким  голосом от  переполняющего,  просто

разрывающего счастья,  вскочит на  стол или сделает что-то сумасбродное.  Стены

замелькали,  словно  она  катилась с  горы.  Выскочила на  крыльцо.  Солнце уже

опускается к горизонту,  высоко в небе ярко-алые облака,  застывшие, блестящие,

как  раскаленное железо.  Во  дворе веселые голоса,  вдоль забора уже  полыхают

мохнатым пламенем факелы.

     Донеслось фырканье,  из  дальних врат конюшни двое как раз выводили коней.

Первого коня вел гигант в сверкающих доспехах, второго — совсем мальчишка. Кони

под седлами, красные попоны, уздечки искрятся каменьями...

     Все еще не  веря счастью,  Ликия пронеслась через двор,  не  чувствуя ног.

Кони  обнюхивались и  перебирали тонкими точеными ногами.  Для  Мрака подобрали

белого жеребца,  а  ей достался гнедой конь,  с  виду смирный,  хотя с  хитрыми

глазами.

     Ликия  страстно  мечтала,  чтобы  они  вот  так  прямо  и  помчались через

раскрытые врата,  неслись и  неслись как можно дальше,  а  потом чтоб и  дорогу

назад потеряли, однако Мрак остановил белого жеребца прямо перед крыльцом.

       Кликни принцессу, — велел он одному из бояр.

     Тот раскрыл рот, не привык, чтобы ему приказывали, да еще так надменно, но

взглянул в  злые глаза,  сейчас черные,  как ночь,  челюсть вызывающе выдвинута

вперед, а рука сжимает плеть, поперхнулся, поспешно сказал с поклоном:

     — Да-да, сейчас...

        Ох,    только и  прошептала Ликия,  — не к добру это.  Лучше бы так и

поехали.

       Негоже так, — обронил Мрак мрачно.

     — Да, гоже-гоже, — сказала Ликия безнадежно, — был сон и кончился... А так

что?

     Мрак  смолчал.  Лицо  его  было  угрюмым,  а  челюсть выдвинулась,  словно

готовился к  бою.  Конь  переступал с  ноги на  ногу,  нетерпеливо поглядывал в

сторону ворот.

     Дверь распахнулась,  Мелигерда выскочила, как молодой олененок. И застыла,

словно ударилась в ледяную стену,  а сама превратилась в глыбу льда. На бледном

лице глаза стали огромными, отчаянными.

     Мрак вскинул руку:

       Прекрасная Мелигерда!.. Я не могу свернуть с дороги. Мне надо ехать.

     Она шевельнулась с трудом,  ее тонкие руки прижались к груди. Все услышали

ее прерывающийся шепот:

       Как только ты выедешь за ворота... я умру.

     Ликия сжала губы, не зря ж предупреждала, а Мрак громыхнул:

       Ты родилась в  семье короля,  Мелигерда.  В отличие от простолюдинок ты

знаешь, что у мужчин есть долг.

        Я умру,  — повторила она едва слышно.  — Я умру,  как только перестану

тебя видеть...

     Глаза заблестели,  в них отразилось солнце.  Ликия видела,  как эти чистые

озера наполнялись влагой, затем запруда прорвалась, по бледным щекам покатились

крупные, как жемчуг, слезы.

     Мрак шелохнулся в седле.  Лицо его тоже было такое же бледное,  а в глазах

затаилась боль.

     — Я вернусь, — выдавил он наконец.

     Голос его был глухим, будто шел из глубокой могилы. Ликия сжалась в седле,

в  этот  миг  она  горячо сочувствовала плачущей принцессе и  почти  ненавидела

надменного героя.

     Слезы все так же  безостановочно бежали по нежным щекам,  капали на грудь.

Безнадежным голосом, легким, как дуновение ветерка, она спросила:

       Когда?

       Придет ночь, — сказал Мрак, — ты выйди и посмотри на месяц... Он только

зародился, совсем молодой... Но он еще будет светить, хотя бы краешком... когда

мой конь заржет под твоим окном!

     Она вскинула голову.  Солнечный свет упал на бледное лицо,  трогательное и

прекрасное в  своей беззащитности,  но  не смог согнать печальной тени.  Мокрые

дорожки блестели, а глаза расширились. Потом из груди вырвался мучительный

     вздох:

     — Да,  только слабые следуют прихотям.  Сильные исполняют долг...  Но я не

только правительница!  В  моей груди девичье сердце.  Как  только ночь поглотит

последний краешек месяца, я умру... если твой конь не заржет под моим окном.

       Да, — сказал Мрак. Помолчал и повторил: — Да.

     Заржет.

       Возвращайся поскорее! — сказала Мелигерда. — Волхвами было предсказано,

что  меня  выдадут за  героя,  которого свет не.  видывал.  И  что  я  рожу ему

множество сильных и красивых сынов!

     Мраку показалось,  что уже слышал это или похожее.  Губы с  усилием держал

раздвинутыми,   кланялся,   кивал,  воздевал  руки.  Ликия,  у  которой  сердце

разрывалось от жалости и сочувствия к обоим, выехала вперед.

       Нам пора.

       Да,    повторил Мрак.  Крупное лицо его  застыло,  как  вырубленное из

коричневого камня,  но  Ликии чудилась на  нем душевная мука.  Повторил еще раз

хриплым голосом: — Пора, Мелигерда.

     За спиной принцессы появлялись и пропадали люди. Один

     по  ее  знаку  вынес ларец.  Мелигерда открыла золотым ключиком.  На  свет

появилась расшитая скатерть.

        Это тебе в  дорогу,  — сказала она.  Даже в бледном лунном свете видно

было,  как щеки ее  налились темной краской,  а  голос от  смущения стал совсем

тихим: — Невеста всегда дарит жениху скатерть...

     Мрак сказал неуклюже:

     — Зачем в дороге скатерть? Прости, нам пора...

         Это  не  простая  скатерть,      сказала  она  уже  живее.      Это

скатерть-самобранка! У меня это просто... ну, память, что от отца к сыну... Еще

от первых богов! Ты только разверни ее, когда на отдыхе. Не бог весть, в давние

времена еще не  знали перца,  но  зато яства из  диковинных птиц и  чудных рыб,

которых уже нет на свете...

     Мрак  с  неловкостью отстранил подарок.  Принцесса сразу побледнела,  губы

задрожали,  а чудные глаза наполнились слезами. Мрак сказал неуклюже, проглотив

слова, готовые сорваться с языка:

     — В пути всегда есть дичь.

     — Но...

     — А вдруг с твоей скатертью что случится? Она сказала просто:

     — Что тогда мне скатерть? Я сама умру.

     Наступило тяжелое,  как горы, молчание. Ликия, страдая за обоих, протянула

руку. Ткань показалась легкой, прохладной на ощупь, словно на ладонь опустилась

снежинка.  Ликия молча сложила в  седельную суму.  Мрак  натянул повод,  но  за

спиной со  двора донеслось гневное ржание.  Двое могучих,  как дубы,  конюхов с

великим трудом удерживали красного коня с оранжевой,  как расплавленное золото,

гривой и  таким же  оранжевым роскошным хвостом.  Конь  тряс  головой,  уздечка

звенела,  звенели стремена,  а металлические части седла мерцали торжественно и

таинственно.

     Мелигерда медленно сняла с пальца большой перстень.

       Возьми.  Пусть он  постоянно напоминает тебе  обо  мне.  Конь этот тоже

твой...  Он способен за одну ночь домчать тебя хоть в Артанию, хоть в Славию, а

хоть даже в таинственный и страшный Вантит... Оставь Ликию со мной, хоть что-то

у меня останется от тебя. Останешься, Ликия?

     Ликия,  поколебавшись,  кивнула.  Мелигерда смотрела на  них блестящими от

слез глазами. Ликия слезла с коня, подошла и обняла принцессу, такую маленькую,

худенькую и, оказывается, жалобную и несчастную.

     Мрак стиснул зубы,  в груди было так горько,  что едва не взвыл по-волчьи.

Торопливо спрыгнул с  белого коня и пересел на красного и сразу ощутил разницу,

потому что,  если это конь,  то  до  этого сидел на  простой козе.  Он подобрал

поводья, вскинул руку в красивом прощальном жесте.

     Стены домов понеслись навстречу. Темные массивные дома проскакивали по обе

стороны,  а  над  крышами  висело  послеполуденное солнце,  яркая  знойная синь

охватила небо от края и до края.

     Мрак стискивал зубы,  зажмуривался,  пряча глаза даже от  коня,  не  желая

видеть белый свет,  мерзавец,  так сволочно врал,  прямо в  глаза врал,  не мог

сказать правду... да и как сказать?

     Конь  несся  как  стрела,  выпущенная из  богатырского лука.  Земля сперва

мелькала под копытами,  потом просто замерцала,  словно тусклая вода в сумерки.

Дробный стук  копыт участился и...  затих вовсе.  Встречный ветер раздирал рот,

пытался выдавить глаза и выдрать волосы.

     Далеко  впереди  показалась полоса  деревьев,  роскошные яворы.  Он  успел

понять,  что они у кромки воды,  впереди широкая река, а конь несется как черт.

Под брюхом внезапно оборвалась земля,  а внизу страшно заблестела вода,  от нее

пугающе ударило холодом.  Сердце оборвалось, он зажмурился, тут же снова открыл

глаза... Впереди возник берег, копы-

     та со стуком ударили о твердое, тут же участили стук. Он оглянулся и успел

увидеть убегающую за горизонт реку, линию деревьев.

     Сердце робко стукнуло,  как испуганный цыпленок, что учится клевать зерна,

убедилось,  что уцелело,  затрепыхалось вовсю.  Он перевел дух,  и тут на место

сладкому страху медленно начало заползать ликование.  Он прокричал коню:  «Еще!

Еще быстрее!»,  пригнулся,  ощутил мощный толчок,  на  миг потяжелел,  а  когда

скосил глазом вниз,  увидел,  как под конем проносится зеленая равнина,  а конь

уже снова опускается,  снова удар копытами, скачок... который равен ста конским

скокам,  если не  тысяче,  еще и  еще,  ускоряется,  ветер ревет в  ушах,  конь

разогрелся,  уже как раскаленный слиток металла, который только что вытащили из

кузнечного горна...

     Мрак увидел впереди знакомое распаханное поле,  домик,  заорал: «Тпру!», с

силой натянул поводья. Конь пронесся через поле, а возле домика перешел на шаг.

Мрак направил прямо через забор, конь перемахнул с легкостью.

     На крыльцо вышел испуганный старик.  Мрак спрыгнул с седла, старик смотрел

на  коня восторженными глазами.  Мрак бросил ему  поводья в  руки,  велел почти

по-тцарски:

       Посмотри за конем.  Лучше спрячь в сарае, я завтра-послезавтра приду за

ним.  И еще...  твоя дочь в гостях у принцессы Мелигерды.  Не боись, она хорошо

устроена.  Вот тебе от нее пара золотых монет...  бери-бери!..  Как заработает,

пришлет еще.  Так уж получилось, что ей пришлось отбыть чуток неожиданно. Потом

приедет в гости...

     Старик вскрикнул тревожно:

       С ней ничего не случилось? Мрак засмеялся:

        Вот  увидишь!..  Она  пристроена намного  лучше,  чем  в  той  вонючей

харчевне.

     Он  помахал рукой,  солнце  уже  близко  к  вершинам деревьев,  наливается

красным. Отступил, вломился в лес, побежал

     быстрым  шагом,  вскоре  ветерок донес  издалека смутные запахи  множества

людей.

     Ноздри уловили даже запах Аспарда, Мрак хорошо различал эту странную смесь

ароматов крепкой здоровой кожи и непременных благовоний Тцарского двора.

     Он  с  бега перешел на  шаг,  холмы раздвинулись,  он ощутил,  что вот-вот

навстречу выедут всадники,  и потому заставил себя тащиться медленно,  зацепляя

ногу за ногу.

     Через мгновение в самом деле показались всадники,  целый десяток.  За ними

тащились тяжело  груженные подводы.  За  подводами еще  десятка два  всадников.

Острые глаза  Мрака  сразу  вычленили распорядителя охоты,  Червлена,  Сисада и

Билгу,  придворных,  что чаще других оказывались перед глазами.  Все трое ехали

горделиво впереди.  Верный Аспард тащился с  двумя  воинами,  малость поотстав.

Мрак даже отсюда увидел, насколько Аспард угнетен и подавлен, плечи опущены, он

согнулся,  как  старик под  тяжестью нелегко прожитой жизни.  Рядом двое воинов

угрюмо молчат, но на их лицах он видел ясную печать поражения.

     Всадники не  сразу заметили одинокого путника,  не  сразу обратили на него

внимание,  а когда подняли взгляды,  грозный Мрак был уже в десяти шагах,  взор

гневен, а голос напомнил всем рык разъяренного льва:

     — Ну?.. И много бедных зверей набили?

     Распорядитель отшатнулся,  побелел,  вспикнул,  руки с  такой нервозностью

дернули за повод,  что конь захрапел,  встал на дыбы,  словно перед ним в самом

деле возник страшный лев.  Сисад и Билга что-то шептали,  непрестанно хватались

за  амулеты,  глаза  дружно  полезли из  орбит,  а  Червлен уставился на  Мрака

гневно-изумленными глазами.

     Послышался грохот копыт. Подскакали Аспард и двое его воинов, похожие друг

на друга и на самого Аспарда настолько, что понятно, родня. Все трое схватились

за мечи, окружили Мрака, глаза горят, зубы оскалены.

     Аспард вскрикнул ликующе-тревожным голосом:

       Ваше Величество!.. Вы целы? Не ранены? Мрак сказал мощно:

       Здоров,  здоров...  И буду здоров, чего не скажешь об этих двоих... Что

это с ними?

     Аспард сказал торопливо:

       Они прискакали с  клочьями  вашей окровавленной одежды...  Сказали,  на

вас напал лев.

     — Лев? — переспросил Мрак.

     — Да, так сказали... Мрак покачал головой.

       А ты хоть следы видел?

        Пытался,  — сказал Аспард виновато.  — Но там набежало столько народа,

что все затоптали! Да если бы только набежали, а то все на конях...

       Лев,  — прорычал Мрак. — Жабу ото льва отличить не можете... Что следы,

запах же остался? Следы на деревьях... Эх, ладно, давайте о деле.

     Он  посмотрел на  распорядителя,  на  придворных испытующим взглядом.  Все

тряслись, бледнели и отводили взгляды.

       Да,    ответил Мрак небрежно.  — Напал.  Только не лев,  и не на меня.

Какой-то  бедолага там оказался.  Это его кровь на моей одежде.  Я  пытался его

перевязать,  но  бедолага помер.  Я  укрыл его  своей тцарской мантией...  нет,

рубашкой, и ушел вас искать. Да, видать, заблудился, вот блуждал все это время.

     Аспард и все смотрели с недоверием.

       Ваше Величество,  — сказал, наконец, Аспард, голос был почтительным, но

в нем звучал сарказм,  — видать, из чащи вышел еще один лев. Он растерзал еще и

вашу мантию, а заодно и того бедолагу, которого... покусал первый лев. А как вы

оказались здесь? Вас искали совсем в другом месте!

     Мрак пожал плечами.

       Не знаю. Заплутал я в лесу... Это ж не звездное небо!

     Вот  среди звезд я  как в  своем огороде,  все знаю.  А  здесь —  деревья,

видишь? Как тут не заплутать?.. Что я тебе, из Леса, что ли?

     Один из всадников торопливо спрыгнул с коня, подвел Мраку, а сам опустился

на колено.  Мрак с великим трудом взобрался в седло, его подсаживали втроем, он

у  двух выдрал волосы,  а  третьему едва не  свернул голову,  но все же кое-как

вскарабкался в  седло,  едва не  выпал на  ту сторону.  Его ловили всей толпой,

долго удерживали,  он  еще дольше приходил в  себя,  смотрел на мир выпученными

глазами, ничего не видя, а воины почтительно ждали.

     По  дороге в  Барбус Мрак  трижды отказался от  настоятельного предложения

пересесть в возок,  велел Аспарду ехать рядом, остальных послал вперед готовить

ужин,  горячую воду и  взбивать подушки.  И  проверить,  чтобы Манмурт выгулял,

выкакал и наобиходил Хрюндю.

     Аспард ехал тихий,  как мышь у  мешка с  зерном,  поглядывал искоса.  Мрак

чувствовал,  что, когда они окажутся совсем наедине, начальник дворцовой охраны

осторожненько и почтительно подступится с расспросами, потому подал коня назад,

жестом разогнал оставшихся, кивнул Аспарду:

       Едь сюды ближе.  Вот что я тебе скажу,  Аспард.  Аспард тут же оказался

рядом. Его конь послушно пошел

     вровень с  конем под  Его Величеством,  только вздрагивал и  прижимал уши,

когда ноги в стременах двух всадников соприкасались.

       Слушаю, Ваше Величество.

        Аспард,    сказал Мрак и  добавил изумления в  голос,  — как вижу,  в

бдениях о высоком... я малость подзапустил дела простецкие. Верно?

     Аспард помялся, лицо стало несчастным, промямлил:

       Ваше Величество, это не совсем так...

       Что, — спросил Мрак с интересом, — не запустил все-таки?

       Да нет,  — ответил Аспард еще несчастнее.  Потом,  словно бросаясь вниз

головой в прорубь, выпалил: — Вы их запустили совсем не малость!

       Ого,  — сказал Мрак поощряющим голосом.  — Ты,  может,  напомнишь, что,

по-твоему, запущено сильнее?

     Аспард покосился на  безмятежное лицо  Мрака,  это  еще  какой дух  предка

вселился в их тцара, загнул палец:

       Перво-наперво — это артанцы.  Мне, как начальнику дворцовой охраны, они

вроде бы до одного места,  так как не желают вам зла,  а совсем напротив — чтоб

вы подольше тцарствовали.  Другой тцар попробует им укорот дать,  а вам лишь бы

никто звезды не  заслонял...  Но,  как барбусец,  я  ставлю артанцев на  первое

место... ну, по запущенности первое.

     — Хорошо говоришь,  — одобрил Мрак. — Жизнь Отечества важнее наших жизней.

Давай дальше.

     Подбодренный Аспард загнул второй палец.

       Полководцы и военачальники, что под вашим отцом укрепили рубежи, а всех

соседей научили кланяться и уступать дорогу.  Эти,  напротив, хорошие и честные

люди, но... увы, Ваше Величество, они собираются сместить вас. Уже сместили бы,

но  пока  не  договорились,  кому  сесть на  трон.  Главные из  них    Геонтий

Секироносец  и   Рагнар.   Рагнар  сейчас  больше  времени  проводит  в  пирах,

договаривается со знатью,  а Геонтий — в казармах, завоевывает сердца солдат, у

каждого свои пути к трону. Есть и еще помельче, их перетягивают на свою сторону

Рагнар и Геонтий, обещая всякие вольности и должности. Пока все тихо, все хотят

обойтись как можно меньшей кровью.  Вас уже не  считают вовсе,  просто не хотят

лить кровь барбусцев...  ибо половина за  Рагнара,  половина —  за Секироносца.

Однако,  похоже,  на днях договорятся.  Или уже договорились,  пока сведений не

имею.

     — Давай гни дальше.

       Третье, — сказал Аспард, — ваша дальняя родня,

     что всегда мечтала о троне, а сейчас, когда вы перестали вылезать из башни

звездочета,  они  зашевелились...  Я  принесу список всех имен,  кто не  просто

мечтает о троне,  кто из них не мечтает,  но и кое-что пытается,  роет,  строит

заговоры...  Четвертое —  главы  богатых родов.  Вместе с  Первым Тарасом,  что

пришел на  эти земли,  были и  другие сильные и  отважные богатыри,  герои.  Но

тцаром стал Тарас. Однако теперь потомки тех героев считают, что кровь Тараса в

его  потомстве настолько разжижилась,  что от  нее ничего не  осталось,  и  они

вправе, да-да, просто обязаны взять власть, дать начало новой династии...

        Ну-ну,  — проворчал Мрак,  — у меня разжижилась,  а у них нет?  Ладно,

дальше.

       Вами недовольны также горские племена...

     — А они что? Тоже на трон?

       Нет, ваш батюшка отобрал их вольности.

     — Так на батюшку бы и сердились.

       Батюшка был крут,  — пояснил Аспард, — при нем никто пикнуть не смел. А

вот вы...

       Ладно, дуй дальше. Если что, можешь разуться.

       Зачем? — удивился Аспард.

       А там еще есть пальцы, — объяснил Мрак хладнокровно. — Для загибания.

       Ваше Величество,  если перечислять всех,  кто хотел бы вас сковырнуть с

престола,  то что люди — тут никаких сороконожек не хватит!  Даже если у них на

каждой ноге еще по сорок пальцев. Вы уж простите за откровенность...

     Ужинать Мрак велел подать в свои покои.  Тцар он или не тцар, спросил он у

Перепуганных слуг.  Они испуганно заверили, что да, тцар, тогда он хладнокровно

посоветовал им засунуть своих жареных змей себе... а следом еще и пауков. В нем

пробудился его  прапрадедушка,  которому подавай  жареного поросенка,  можно 

молочного, да чтоб с хрустящей корочкой.

     Аспарда он не отпустил,  усадил за стол.  Молча ели и пили,  утоляя голод.

Никто не  проронил ни  слова,  пока от кабанчика не остались только обглоданные

кости,  но и тогда Мрак молча разорвал жареного гуся, половину швырнул на блюдо

Аспарду,  за другую принялся сам.  Слуга,  дивясь такому аппетиту тцара,  молча

подливал обоим в высокие серебряные кубки.

     Хрюндя  отыскала  от  прошлого  пиршества  кость,  с  радостным  хрюканьем

принесла Мраку.  Мрак  отмахнулся,  сама грызи,  если такая дуреха,  но  Хрюндя

поняла его взмах,  как приглашение играть,  стала прыгать и тыкать ему в ладони

кость,  а  когда он  намеревался схватить и  выбросить,  с  довольным хорканьем

отскакивала.  Рассердившись, он наконец изловчился и отнял кость. Хрюндя тут же

полезла ему на голову,  кусала уши,  топталась всеми четырьмя шипастыми лапами.

Мрак едва сумел вышвырнуть кость в окно.

     Та исчезла в темноте,  Хрюндя с обиженным визгом ринулась к двери. Манмурт

бросился следом.  Мрак прислушался,  но все, что уловил, это как во тьме в саду

хрустит, хрюкает, шелестят старые листья и трещат ветки.

     — Послушай, — сказал он, — ты мне напомни... что там за делы с Фригой?

     Аспард поперхнулся, вино плеснуло на блюдо.

        Клевета,    сказал он горячо.  — Истинная клевета!..  Ничего у нас не

было, все брешут!

     — Ага,  — сказал Мрак.  Подумал, сказал снова: — Ага... ну, ладно, брешут,

так брешут... Похоже, ее родители наметились ее выдать замуж?

     Аспард испуганно взглянул на тцара, снова поперхнулся.

       Не совсем так, — промолвил он осторожно. — Это она хочет пойти за конта

Сигизеля,  вот и насела на родителей. А у них вроде бы есть обязательства перед

вами. Или даже перед вашим батюшкой. Вроде бы обещали выдать первую

     дочь за вас,  чтобы укрепить дружбу... Потом, правда, дружба распалась, но

обязательства...

     — Понятно, — прервал Мрак. — А как сам конт Сигизель?

       Да  просто конт,    пробормотал Аспард.    Он  вообще-то  младший сын

правителя Вантита.  Здесь был как купец...  потом почему-то  застрял.  Говорят,

потерял голову из-за Фриги.  Не шибко умный, не шибко храбрый... Зато молодой и

чистый лицом. Одевается нарядно, а что еще женщине надобно?

     Мрак  сделал знак слуге,  чтобы не  зевал,  наливал сразу же,  едва увидит

пустой кубок, отхлебнул, осушив сразу половину кубка, заметил:

        Тогда надо сказать родителям Фриги...  Да ты и скажи!  Больно мне надо

вляпываться в такое... Скажи, что я рекомендую.

     Уснул с  сердитой мыслью,  что  чертова Хрюндя так и  не  нашла в  темноте

косточку,  все  еще  продирается между  кустами,  пищит,  скулит,  но  слышно и

жалобный голос Манмурта, этот не оставит ее, иначе голова с плеч...

     3. ТРЕТИЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Проснулся под утро,  чувствуя приятную теплую тяжесть.  Он лежал на спине,

перед глазами,  заслоняя весь мир,  расплылся толстый зеленый зад. Хрюндя мирно

посапывала.  Обычно она засыпала,  повернувшись к  нему мордой,  и  он  не  раз

вздрагивал,  когда  поднимал веки,  а  прямо  перед глазами страшная оскаленная

пасть с  выпученными глазами.  Глаза у  жаб  не  закрываются,  они глядят через

прозрачную пленку,  потому  могут  таращиться даже  навстречу ветру.  А  сейчас

Хрюндя,  застав его спящим; легла мордой к ногам. Ежели враг нападет, оба будут

кусать каждый со своей стороны.

     Манмурт явился весь исцарапанный,  уже в  другой одежде,  серой с зелеными

пятнами.  С поклоном ухватил жабу поперек,  она отбивалась и орала,  но,  когда

оказалась за дверью, Мрак слышал, что она понеслась в сад впереди Манмурта.

     Аспард пришел с докладом, Мрак сразу вскинул руку.

       Погоди,  погоди!.. Если что-то крайне срочное есть, то давай. Если нет,

то вели подать коней. Съездим в одно место.

       Колесницу? — спросил Аспард. — Красную, золотую или с бриллиантами?

       Дурень,  — сказал Мрак.  — Я ж сказал, коней! Коней, а не колесницу. На

колесницах пусть беременных баб возят.

     Аспард на дурня не обиделся, а при упоминании верховых коней просиял.

       Будет сделано, Ваше  Величество!   Большой отряд брать?

        Зачем?    спросил Мрак.    Труднее их  всех  будет охранять.  Возьми

двух-трех, хватит.

       Не мало?

       Тебя что, даже втроем не подсадят?

     После  завтрака выехали в  сопровождении десятка отборных воинов.  Пятерка

сразу понеслась вперед,  все  возможные опасности должны принять на  себя  они,

доблестная стража,  а  еще  двое  оттянулись назад,  трое держались поблизости,

готовые закрывать тцара от стрел, камней или брошенных ножей.

     Кони неслись споро,  дорога ровная,  хорошая, местами даже мощеная. Аспард

начал поглядывать на небо,  солнце уже перешло на западную часть небосвода,  но

Мрак  молча указал вперед.  Далеко впереди показалась высокая сторожевая башня.

Крепкая,  добротная,  даже не башня,  а маленькая крепость, выстроенная быстро,

торопливо, но со знанием дела, в самом удобном месте.

     Мрак  перевел коня на  шаг,  крепостицу осматривал хмуро,  оценивающе.  По

словам поселян, артанцы сперва вытеснили

     их с того берега,  потом,  набирая силы,  начали переходить реку, в жаркое

время лета она  сильно мелеет,  по  эту  сторону горят посевы,  людей хватают и

уводят в рабство.  А вот теперь набрались наглости,  закрепились. А это значит,

что будут совершать набеги все дальше и дальше в глубь земель Барбуссии.

     — Аспард,  — сказал он, — эту крепость взять будет непросто. Посмотри, как

умело поставили! И не подобраться...

     Аспард вздохнул,  развел руками.  И  хотя Аспард ни  при чем,  Мрак сказал

осуждающе:

       Проворонили!.. Такую крепость за одну ночь не поставишь. Как допустили,

что артанцы вообще затеяли такое строительство?.. Кто отвечает за эти земли?

       Конт Гегел, — отчеканил Аспард. — А за войска — Гай Терцил.

       За земли один, за войска — другой?

     Аспард явно удивился, запнулся даже, развел руками снова.

       Так всегда...  Один занимается хозяйством,  собирает налоги,  следит за

соблюдением законов, а второй держит войска для обороны... Но, Ваше Величество,

с той поры,  как вы изволили заняться звездами,  здесь овцы разбрелись, пастухи

то и дело входят с волками в сговор...

     Мрак не понял, переспросил:

       Это как?

     Аспард грустно усмехнулся.

       Волк утянет пару овец, а пастух еще с десяток, а сам кивает на волка. А

чтоб можно было кивать, он сам допускает волка к стаду. Не ко всему, а так... к

краешку.

     — Да-а-а, — протянул Мрак, — как все здесь запущено. Ладно, Аспард, я буду

думать.  Но эту собачью будку сметем к такой матери. А потом перейдем реку. Еще

и там что-нибудь разрушим, посуду побьем. Чтоб знали...

     Аспард смотрел со вспыхнувшей надеждой, потом по-

     мрачнел,  затем глаза снова загорелись,  даже  вспыхнули.  Мрак  смотрел с

интересом, начальник стражи никак не может поверить, что тцар в самом деле хоть

на время опустил взор со звездного неба на землю, на свою страну, на подданных,

о которых обязан заботиться.

     — Оставь людей, — велел Мрак.

       Всех?

     — До последнего человека.

       Но, Ваше Величество!..

     — Я тцар или не тцар?

     — Тцар,  — ответил Аспард покорно,  но в его голосе звучало недоговоренное

«пока еще».

     Мрак пустил коня вскачь.  Они пронеслись в  двух полетах стрелы из лука от

артанской башни.  С  ее  верхушки за  ними  наблюдали,  даже  подали слабенький

дымовой сигнал.  Слабенький,  ибо  всего  двое  всадников,  что  не  больше чем

разведка.

     По  дороге Мрак с  недоумением смотрел на огромные скирды,  уже потерявшие

золотистый цвет,  теперь  серые,  неопрятные.  Там  хлеба  столько,  что  можно

прокормить немалое войско,  но все попрело,  застоялось,  сверху ветром нанесло

земли,  растет колючий с  виду  чертополох,  даже  вон  заметно гнездо какой-то

сообразительной птахи.

     Дома тянулись по  обе стороны улицы полумертвые,  а  когда они оборвались,

долго  мелькали пустоши,  проплешины,  которые в  других  местах взяли  бы  под

огороды или под пашни,  но  здесь только чертополох,  хотя тоже какой-то серый,

злой, весь из колючек, даже листья и не листья вовсе, а тоже колючки

     — Люди бегут, — сообщил Аспард.

       Давно бегут,    бросил Мрак сердито.    Могли бы  что-то  да  сделать

раньше...

     Сказал и осекся, ибо Аспард сейчас же ткнет его носом в

     собственное...  в собственное звездное небо. И будет прав, ибо он теперь —

тцар. Надел тцарскую корону — отвечай и за всех тцаров, что правили до тебя.

     Еще тогда со  спины Змея он видел,  что земля Барбуссии выглядит островом.

Не остров,  конечно,  море только с одной стороны, но с другой — горный хребет,

что загибается подковой,  почти отрезая с севера от Куявии и на юге от Артании.

Маленькая страна,  не больше трех сотен верст хоть с  востока на запад,  хоть с

юга на север.  Маленькая, компактная, богатые земли, богатые горы, щедрое море.

Только на севере,  где с  Куявией связывает полоска проходимой для войск земли,

начинаются соленые озера,  что идут в глубь Куявии.  Там ни трав,  ни деревьев,

ничего живого, но это там, уже в Куявии...

     С юга со стороны Артании берега скалисты и обрывисты.  К тому же из воды в

часы отлива высовываются острые зубья подводных скал,  но и во время прилива их

не миновать,  пробьют дно любого корабля,  и все отборные войска пойдут на дно.

Единственное место, где можно пройти, даже проскакать на лихих конях, это узкая

полоска в сотню шагов между отвесной каменной стеной,  что вершиной уходит едва

ли не до облаков, и крутым обрывом к морю, где шумит и ревет прибой.

     Словом,   Барбуссия  долгое  время  оставалась  неприступной,  но  артанцы

усиливались незаметно,  и вот однажды, пользуясь неурядицами в самой Барбуссии,

когда батюшка нынешнего тцара дрался за престол с  собственным братом,  артанцы

сумели быстро возвести сильнейшую крепость прямо в  горле единственного прохода

между  отвесной стеной и  пропастью.  Настолько быстро,  что  удрученный Аспард

уверял,  будто артанцы эту крепость построили где-то в  самой Артании,  а потом

разобрали,  в  удобное для них время подвезли эти блоки в  стратегически важное

место и быстро возвели неприступную крепость.

     Вообще-то крепость — это всегда хорошо, кто строит

     крепости —  тот вроде бы не нападает,  он сам защищается,  но артанцы этой

крепостью   обезопасили  свои   земли   настолько,   что   безбоязненно  начали

продвигаться в  земле  Барбуссии.  Сперва на  узкой полосе вдоль отвесной стены

настроили целых пять сторожевых постов, те всегда успевали дать сигнал дальше о

приближении войск барбусцев,  и в крепости закрывали ворота,  поднимали широкий

мост,  готовились к бою.  Потом артанцы начали переходить реку,  что уже совсем

далеко даже от  той важной полоски,  а  теперь вот даже ухитрились точно так же

закрепиться на  землях  Барбуссии.  Правда,  это  не  крепость,  а  всего  лишь

сторожевой пост, хоть и сильно укрепленный, но все же, все же...

     Дул  холодный пронизывающий ветер.  Мрак  взглянул на  небо,  зябко  повел

плечами.  С северо-востока идут тучи,  одна другой страшнее,  темнее.  В недрах

тускла вспыхивают искры.  Море,  обычно голубовато-зеленое,  прозрачное, сейчас

потемнело,  стало серо-свинцовым, зато волны выросли, на берег не накатываются,

как обычно, а обрушиваются с тяжелым ревом.

       Прибавим?  — спросил Мрак и,  не дожидаясь ответа Аспарда,  пустил коня

лихим галопом по каменистой насыпи.

       Ваше Величество!

     Но  отчаянный  крик  начальника дворцовой  стражи  унесло  ветром.  Аспард

погонял коня изо всех сил, волосы встали

     дыбом от ужаса, что он, прослуживший в войсках двадцать

     лет,  может просто не догнать тцара,  и тот погибнет, разобьется у него на

глазах.

     Ветер повернул,  зло и  подозрительно дул навстречу.  На землю пал лиловый

отсвет  грозовых туч.  Над  головой  треснуло,  неспешно прокатились неимоверно

тяжелые камни. Ветер стал еще свирепее, резче, продувал до костей.

     Вдали  под  укрытием отвесной каменной стены  показалась длинная  казарма,

сложенная из  серых  гранитных глыб.  В  сторонке от  казармы уныло поднималась

вышка. Острые глаза Мрака ухватили силуэт стража. Страж их заметил, но тревоги

     поднимать не стал, всадников всего двое, а в казарме народу побольше...

     И все-таки, похоже, он как-то дал знать в казарму, ибо на порог вышли двое

в  доспехах и  при  оружии.  Возможно,  они  должны были нести стражу здесь,  а

холодный ветер загнал в помещение.

       Кто командует этими войсками? — спросил Мрак.

       Конт Геонтий Секироносец, — ответил Аспард неохотно.

     Мрак насторожился, взглянул подозрительно:

       Погоди,  погоди!..  Где-то я это имя уже слышал.  Ага,  это же тот, кто

готовится меня свергнуть?

     Аспард развел руками, вид у него был несчастный.

     — Увы, Ваше Величество.

        Геонтий Секироносец,    прорычал Мрак.  — Имя какое-то дурацкое...  А

прозвище и того... Думаю, два секироносца — многовато. Как думаешь?

     Аспард ничего не понял, но, застигнутый врасплох, торопливо согласился:

       Вашему Величеству виднее!

     — То-то ж, — сказал Мрак. — Поехали.

     Аспард машинально последовал следом за  тцаром к  мрачному зданию казармы,

потом  Мрак  услышал  испуганный  вскрик,   мимо  прогрохотали  копыта,  Аспард

загородил дорогу. Глаза вылезали из орбит.

        Ваше  Величество!..  Вы  прете...  извините за...  в  лоб...  в  самое

логовище. Вас сразу... да-да, если войдете, то выйти уже не выйдете!

       Это еще посмотрим, — заявил Мрак, — кто не выйдет.

     Аспард сказал несчастным голосом:

       Ваше Величество! Я не могу вас туда пустить. Мрак захохотал:

     — А ты думаешь,  что можешь меня остановить?  Посмотри на меня. В меня вот

прямо щас вселился дух моего прапрадедушки...  как его зовут,  забыл. Это зверь

был, а не человек!

     Аспард  всмотрелся в  его  лицо,  вздрогнул,  рука  на  поводе коня  Мрака

разжалась.  Он поправил пояс,  чтобы рукоять меча была прямо под рукой,  поехал

рядом с Мраком.

     Двое стражей,  не  обращая внимания на холодный ветер и  раскаты грома над

головой,  присели  по  обе  стороны  плоского камня.  Один  вытащил стаканчик с

костями, начал трясти. Мрак подумал хмуро, что он не видел, чтобы на страже вот

хоть кто-то  от  безделья точил бы  меч  или чистил доспехи.  Можно бы  смазать

маслом пояса,  у  обоих рассохлись так,  что лопаются от жары и сухости...  Или

надеются, что промокнут?

     Оба от изумления открыли рты.  Один медленно поднялся навстречу,  второй с

земли протянул удивленно:

       Это кто ж к нам пожаловал?.. Никак сам тцар...

     Он не закончил, Мрак двинул его ногой, страж свалился, выплевывая с кровью

собственные зубы. Второй в испуге отскочил. Мрак прорычал грозно:

       Где конт Геонтий? Страж пролепетал:

       В бараке...  где ему еще быть, Ваше Величество?.. На своей половине для

благородных...

       Вот видишь,  — сказал Мрак Аспарду.  — Полководец,  а нюхает солдатские

портянки!

     Аспард скривился,  для популярности среди солдат чего не сделаешь,  а Мрак

соскочил с коня, поводья швырнул стражу, а сам могучим пинком распахнул дверь.

     Внутри помещение было голым,  если не считать длинных рядов нар. Те уходят

в сумрачную бесконечность, а справа часть барака отделена стеной. На ту сторону

вела довольно приличная дверь,  явно украденная в  городе.  Между этой стеной с

дверью и  рядами нар оставалось свободное пространство с  тремя длинными узкими

столами. Под обеими стенами

     аккуратно стоят  мечи,  копья,  боевые  топоры.  Доспехи лежали только под

одной стеной.

     С  десяток воинов играли в  какую-то  игру за  столом,  Мрак ее  раньше не

видел,  еще с  полсотни расположились на нарах,  кто-то пел,  несколько человек

слушали, остальные спали.

     Один  из  тех,   кто  сидел  за  столом,   вскочил,   уставился  на  Мрака

ополоумевшими глазами.  Мрак видел,  как  краска сошла с  его  лица,  оно стало

серым,  как стена из  камня.  Перевернув лавку,  бросился к  двери в  отдельное

помещение.  Для благородных,  как догадался Мрак.  Там послышался шум,  громкие

голоса, ругань.

     Мрак прошел к столу,  сел.  Длинная лавка крякнула под его весом.  Солдаты

смотрели со смесью страха, почтения и ненависти.

     Дверь распахнулась,  выбежали два  молодых офицера.  Уставились на  Мрака,

один что-то прокричал в распахнутую дверь.  Через пару долгих минут через порог

ступил коренастый мужчина в  легких кожаных латах.  Волосы тронула проседь,  на

лице шрамы и морщины,  маленькие подозрительные глаза,  тяжелая нижняя челюсть,

квадратная  голова  почти  без  плеч  сидит  на  бочкообразном  туловище.  Руки

настолько толстые, что кажутся короткими. Мрак сразу определил, что конт левша:

левая рука  развита сильнее,  бицепсы вздуты постоянными упражнениями с  мечом,

метанием дротика, диска, камней...

       Ваше Величество,  — проговорил конт медленно,  в сильном суровом голосе

прозвучала свирепая радость,    вот уж не ожидал...  Никак,  решили проверить,

если ли у вас еще воины?

     По ту сторона стола сел молодой щеголеватый офицер,  в добротных доспехах,

на поясе меч и  два ножа,  но лицо чистое,  загорелое,  в  то время как у конта

хорошо видна белая полоска нетронутой солнцем кожи.

        У  нас лучше не бывает,  — сказал щеголь дерзко.  — Это во дворце надо

проверять...

     Мрак быстро ухватил его за грудь,  рывком дернул к себе через стол,  мощно

швырнул через весь зал. Офицер пролетел, как комок грязи. Его с железным звоном

ударило о  стену.  Он  сполз на пол и  застыл там,  как комок тряпок.  На стене

осталось красное пятно.

     Мрак сел, буркнул:

        Если он  не  знает,  как ко мне обращаться...  то надо хотя бы уважать

старших. Итак, конт, можете сесть. Я прибыл в самом деле по делу.

     Аспард рядом шумно дрожал, его пальцы то и дело хватались за рукоять меча,

тут же с  превеликим трудом убирал,  но,  забывшись,  снова хватался за оружие.

Мрак  тоже  видел,  как  несколько  человек,  переглянувшись,  выскользнули  из

казармы, а еще пятеро обнажили оружие и сели возле выхода.

     Геонтий хмуро улыбнулся, сел на то место, с которого Мрак сдернул чересчур

резвого.  Он  выглядел как массивная каменная глыба,  такую не  то  что бросить

через казарму,  но  и  сдвинуть непросто,  он  это знал,  смотрел в  лицо Мрака

спокойно, с ощущением полного превосходства.

       Я слушаю,  Ваше Величество,  — сказал он властно, словно это он уже был

тцаром и  благосклонно выслушивал смиренного подданного.    И  что же у нас вы

нашли за серьезные недостатки?

        Нашел,    прорычал Мрак.    Много нашел!..  И  ткну мордой.  Но чуть

позже...  Сейчас я  прибыл по  другому делу.  Возможно,  вы  как-то  краем  уха

слыхали,  что артанцы не только перешли пограничную реку,  но и  закрепились на

нашей земле?

     Лицо  Геонтия  посуровело.  Рифленые  желваки  вздулись  острые,  крупные,

тяжелые. Глаза сузились, словно готовился выпустить в Мрака стрелу.

     — Думаю, — сказал он медленно, — они на этом не остановятся.

       Вот как?

     Геонтий сказал так же медленно:

        Рыба гниет с  головы.  В гнилой стране армия не может долго оставаться

боеспособной.  Если  тцар занимается...  тем,  чем  он  занимается,  армия тоже

превращается то  ли в  мелких торговцев,  то ли в  разбойников,  то ли просто в

бездельников. Вот эти войска, Ваше Величество, едва ли не единственные, что еще

в какой-то мере боеспособны. Остальные просто бежали. Им погрозили пальчиком...

и они бежали. Бежали, бросая оружие, сбрасывая доспехи, чтобы бежать быстрее...

     Лицо его задергалось,  кулаки сжались.  Аспард шумно засопел,  на  кулаках

Геонтия побелели костяшки. Мрак кивнул.

       Знаю. Потому и прибыл. Отбери полсотни самых крепких молодцев.

     — Зачем?

     Аспард вскипел, вскочил на ноги:

       Да как ты смеешь спрашивать у Его Величества?  Мрак поморщился,  дернул

его за полу.

       Сядь. Он только хочет подсказать вариант лучше... если сумеет, конечно.

     Глаза Геонтия сузились.

      Вы правы, Ваше Величество. Итак, повторяю, зачем?

       Мы нанесем ответный удар,  — сказал Мрак. — Я сам поведу эту полусотню.

Как пройти так,  чтобы нас не заметили их заставы,  я уже посмотрел.  На карте,

понятно.

     Геонтий спросил неторопливо:

       Пройти... куда?

       На тот берег,  конечно, — ответил Мрак. — Я ж говорю про ответный удар.

Захватить их  сторожевой пост.  Там на  выходе из  этой горловины я  присмотрел

крепостицу, ясно? А на нашем берегу — это не ответный. Тот сторожевой пост, что

они построили... пусть пока стоит.

     Он слышал,  как ахнули внимательно слушающие воины и военачальники. Аспард

даже задержал дыхание. Геонтий высокомерно усмехнулся.

        При  всем  почтении к  военному гению Вашего Величества,    сказал он

саркастически,  — я сомневаюсь,  чтобы вам удалось...  гм... я вообще удивляюсь

слухам,  что вы  якобы даже ездите верхом.  До  этого вы больше в  носилках,  в

носилках... А теперь вдруг решаетесь на такое...

     Мрак повернул голову к Аспарду.

     — Аспард,  я так и думал,  что здесь не найдется храбрецов.  И слава этого

конта раздута вот такими щеголями... что лежит вон под стеной. У тебя ведь есть

смелые  ребята?  Отправь  кого-нибудь  пошустрее за  дворцовой стражей.  Я  все

проделаю с ними.

     Аспард вскочил,  тут же вскочил и Геонтий.  Лицо его налилось багровым,  в

глазах вспыхнула ярость.  Мраку почудилось,  что он сейчас отдаст приказ их тут

же прикончить,  а эту единственную боеспособную часть поведет на столицу...  но

затем в лице конта что-то изменилось. Он посмотрел на Мрака с жесткой улыбкой.

     — Хорошо,  Ваше Величество, — выдохнул он. — Мне жаль, конечно, отправлять

с вами храбрых солдат... но я ваш покорный слуга. Я сам отберу лучших.

     Мрак смотрел в его лицо,  вдыхал изменившийся запах,  конт сейчас стал еще

опаснее. Сдержал гнев, ибо если убьет тцара здесь, то придется доказывать права

на трон,  ведь многие воспротивятся человеку, чьи руки обагрены кровью прежнего

тцара.  Другое дело,  если тцар погибнет сам.  Па  своей дурости.  И  еще будут

свидетели, что он отговаривал...

        Но,  Ваше Величество,  — сказал Геонтий громко,  — умоляю отложить это

безумное дело! Вы там погибнете, вас убьют! Я просто не могу допустить такое!

     Он  играл  отвратительно,   даже  честный  Аспард  все  понял,  смотрел  с

ненавистью.  Мрак  прямо посмотрел в  лицо  Геонтия,  усмехнулся,  взглядом дал

понять,  что все понял, абсолютно все, но не отказывается, пойдет, все сделает,

артанцы запомнят его рейд.

     Геонтий запнулся.  В глазах метнулась неуверенность, даже нечто похожее на

стыд. Он выбрался из-за стола, спросил чуть осевшим голосом:

       Когда вы собираетесь выступить?

       Немедленно, — сказал Мрак. И повторил: — Немедленно.

     Он никогда не водил войска,  знал,  что не умеет,  потому без риска выбрал

всего лишь полсотни крепких здоровенных мужиков.  Худых не  брал,  хотя Геонтий

порекомендовал двух очень настойчиво.  Мрак осмотрел их крепкие, жилистые тела,

явно очень хорошие в бою, но покачал головой.

       Нет. Не подходят.

     В глазах Геонтия метнулось раздражение.

       Но почему? Это прекрасные воины.

       Мне видение было, — ответил Мрак.

     — Ах,  видение,  — протянул Геонтий. Он издевательски захохотал, оглянулся

на воинов. — Слышали? У Его Величества видение было!

     Мрак сказал саркастически:

     — Так ты не веришь в видения? Геонтий посмотрел надменно, выпрямился.

       Я  верю в свой меч,  — сказал он громко.  — И в свою крепкую руку,  что

держит этот меч.

     Мрак  оглядел  воинов,   треть  забраковал,   заменил  по  своему  выбору.

Критически осмотрел их снаряжение.

     — А зачем столько железа на себе таскать?.. Снять!

     Воины   посмеивались.   Геонтий   откровенно  хохотал,   смеялись  и   его

военачальники.  Но когда Мрак велел своему отряду по коням,  Геонтий тоже велел

подать ему коня.

     Мрак удивился.

     — А ты чего?

        Это мои люди,  — ответил Геонтий,  смеясь.  — Я должен знать,  куда их

ведет Его Величество!

        Ну-ну,    сказал Мрак,  — заботливый,  значитца.  Это хорошо.  Езжай,

препятствовать не буду.  Разрешаю, значит. Изволю разрешить, понял? Но только в

своем железе заморишься.

       Ничего,  — ответил Геонтий легко,  — я привычный,  Ваше Величество. Это

вам и перышко поднимать трудно, не так ли?

       Хочешь попробовать?  — поинтересовался Мрак.  — Хоть на спор,  что тебя

заброшу еще дальше, чем твоего помощника?

     Воцарилась  тишина.   Геонтий  прямо  смотрел  в  глаза  Мрака.  Несколько

мгновений ломали взглядами друг  друга.  В  глазах Геонтия было  бешенство,  он

наконец уронил взгляд, выдавил с усилием:

       Ваши предки наделили вас медвежьей силой,  Ваше Величество.  Я охотился

на  медведей и  знаю,  насколько они  бывают сильны.  Я  верю,  что  вы  можете

забросить любого даже дальше, чем это сделал бы медведь.

     Но  во  взгляде было холодное напоминание,  что он  охотился на медведей и

убивал их.

     Когда воины уже были на конях, Мрак хлопнул себя по лбу, распорядился:

     — Да,  чуть не забыл! Изволяю велеть взять пять кувшинов масла. Нет, лучше

десять.  Одеться легко, но потеплее!.. С собой только мечи. Даже щиты оставить.

Ясно?

       Но... — начал Геонтий. Мрак прорычал люто:

     — Я веду! Я и отвечаю.

       Хорошо,  — сказал Геонтий холодно,  — но в чем ваш стр-р-р-ратегический

замысел?

     Мрак громко фыркнул:

       Во мне пробудился воинственный дух моего прадедушки, не слыхал?

     Геонтий ответил совсем ледяным голосом:

       У  меня на глазах нередко гибли мои воины,  как наверняка догадываетесь

даже вы,  Ваше Величество,  с вашими мудрыми звездами. И никакие славные предки

ни разу не явились, чтобы их спасти! Ни разу.

     Мрак на  миг  ощутил неловкость,  но  военачальник чересчур уж  смотрит на

него, как на пустое место, и Мрак проворчал:

     — А вот ко мне явились.

       Они были очень славные воины, — произнес Геонтий с неожиданной горечью.

— Очень!

     А ты — дерьмо,  звучало недосказанно.  Если уж к славным воинам не явились

спасать, то кому ты нужен, ничтожество в тцарских перьях...

     Мрак послал вперед,  сзади тут же простучали копыта коня Аспарда,  а затем

раздался грохот от полусотни крепких подкованных коней.

     Долина резко  сузилась.  В  сотне  шагов  слева  поднялась отвесная стена,

молодая,  блистающая сколами,  без  привычных для  старых гор  пещер,  впадин и

щелей.  Справа  плато  обрывается жуткой  крутизной,  там  море  ревет  и  бьет

холодными злыми волнами в  скалистый берег.  Зато  прямо перед всадниками лежит

просторная широкая,  вытоптанная дорога.  На  ней так часто ходили телеги,  что

сперва ее избороздили глубокими колеями,  но в конце концов так утоптали землю,

что ее  не размывают даже частые дожди.  По этой дороге,  никуда не сворачивая,

можно доехать до самой крепости Несокрушимая,  что запирает выход из долины,  а

дальше... дальше бескрайний простор Артании.

     Мрак остановил коня. На лице играла злая усмешка.

       Ну, ребятки, — сказал он мощным голосом, — отсюда мы пойдем пешком!

     Он  спрыгнул на  землю.  Воины,  не осмеливаясь перечить,  слезали один за

другим,  но все мялись,  в растерянности оглядывались на Геонтия. Тот остался в

седле, только брови вскинул в удивлении.

     Аспард произнес дрогнувшим голосом:

       Но... зачем? Мрак повел дланью:

     — Дальше,  как ты знаешь,  дорога утыкана сторожевыми постами.  Как только

нас увидят,  сразу сообщат по цепочке до самой этой Несокрушимой. А тогда, хоть

нас будет и десять тысяч,  не пройти...  Я все видел...  гм...  сверху. Неважно

как,  ты меня сюда слушай,  понял? Так что пройдем вон там внизу, совсем внизу,

по самому бережку...

     Аспард  подошел  к  краю,  опасливо вытянул  шею.  Волны  с  грозным ревом

набегали на  скалистый берег.  Оставалась очень узкая полоска,  вся в  округлых

камнях,  отполированных настолько,  что  и  муха  поскользнется.  Аспард  зябко

передернул плечами, лицо посерело.

       Мы пойдем, — сказал он упавшим голосом, — Геонтий пусть возвращается...

У  него штаны и  так уже мокрые,  а  мы  пойдем.  Но  только замыслил ты,  Ваше

Величество, страшноватое...

        Уразумел?  — сказал Мрак довольно.  — Доставай масло,  а то солнце уже

скоро сядет.

     Геонтий с  седла наблюдал,  как с  заводных коней сняли кувшины с  маслом.

Аспард придирчиво следил,  чтобы все воины как следует обмазались маслом, прямо

пропитались,  Мрак подал пример,  он сбросил тцарскую тунику, оставшись в одной

рубашке,  щедро полил ее маслом,  она прилипла,  и  Геонтий решил,  что у  него

что-то с глазами: грудь тцара настолько широка, да и руки похожи на бревна, что

теперь понятно,  как  это  он  ухитрился швырнуть бедного Ярмольниса через  всю

казарму. В широких рукавах не рассмотреть толщину рук, а теперь... гм...

     Он медленно слез с коня.  Замысел тцара уже понятен,  хотя и дик.  Да, там

нет сторожевых постов артанцев, ибо по

     узкой  кромке  прибоя  невозможно провести  армию.  Даже  малый  отряд  не

пройдет,  утонет, его смоет водой, ибо наверняка есть места, где нет даже такой

вот кромки, а придется плыть вдоль отвесной стены... в полной темноте, ибо тцар

выбрал ночь, когда настоящая буря, черт бы его побрал...

     Мрак покрикивал,  подгонял,  посматривал на  темные тучи.  Солнце пару раз

проступило желтоватым...  нет,  уже багровым пятном. Скоро станет совсем темно,

луна  и  звезды останутся за  тучами.  Сзади послышались тяжелые шаги,  Геонтий

подошел в полном вооружении.

     Мрак бросил ему равнодушно:

        На рассвете можешь вести войско.  Сторожевые сшибешь с ходу,  а ворота

крепости мы откроем.

       Без меня поведут, — ответил Геонтий. — Если будет куда вести.

     — А ты сам войско вести боишься?

       Меня там не будет, — ответил Геонтий.

       Ого! Бросишься в Барбус захватывать трон?

     Геонтий несколько мгновений смотрел ему в  лицо бешеными глазами.  Желваки

вздулись с такой силой, что едва не прорывали кожу. Наконец прошипел с яростью:

     — Трон этой ночью опустеет.

     — Мечтай, мечтай, — сказал Мрак недобро.

       И его возьмет тот, кто достоин!

     — Ты, значится?.. Ню-ню.

     — А сейчас я пойду с вами,  — сказал Геонтий. — Я хочу сам увидеть всю эту

дурость.

        Ню-ню,    сказал Мрак  и  отвернулся.    Только сбрось свое  железо,

утопнешь.

     Начинало  темнеть,  они  начали  осторожный  спуск.  Море  грозно  ревело,

северный ветер нагнал высокие волны,  с  ревом и шумом бросал на камни огромные

массы воды.  Примерно каждая девятая волна в  море  почему-то  выше и  страшнее

всех, она не просто накатывала на отмель, но с такой силой била в

     каменную стену,  что от  грохота тряслась земля,  глохли уши.  Если под ее

удар попался бы  человек или бык,  его бы  расплющило,  как комара,  а  в  море

утащило  бы  бездыханные останки.  Когда  спустились все,  Мрак  оглядел отряд,

сумерки сгущаются с каждым мгновением, сказал строго:

        Отсюда и  до самой крепости —  ни звука!  Понятно?..  Если кого унесет

волна,  тони молча!..  Сильно не растягиваться,  друг другу помогать.  Я  пойду

первым.

     — Ваше Величество! — вскинулся Аспард.

     — Чё?

       Это невозможно!

       На свете все возможно.

       Но...

       Тихо,  — рыкнул Мрак. — Сейчас я командую. Захватим эту Несокрушимую...

ну и подобрали имечко, тогда ты мне расскажешь подробно, где я был не прав. Все

поняли? Всё, больше ни звука.

     Он  увидел  странное выражение на  лице  Геонтия.  Военачальник так  и  не

расстался с железным панцирем,  но молчал. Солдаты раздвинулись, когда он встал

поближе, готовясь идти следом за Мраком, но его оттеснил Аспард.

     Мрак  пошел  вдоль  каменной стены,  почти  задевая ее  плечом.  Можно  бы

пробежаться  быстрее,  но  другие  безнадежно  отстанут,  и  он  шел  спокойным

экономным шагом,  останавливался,  поджидая остальных,  обходил  большие камни,

хотя мог бы с легкостью перепрыгнуть...

     Гладкие,  как  яйца гигантских кур,  если можно вообразить кур  размером с

горы,  камни  влажно блестели.  Время от  времени обрушивалась волна,  взлетали

брызги.  Воины проскакивали под  самой стеной,  туда брызги долетают редко,  но

земля все равно вздрагивает и трясется от тяжелых ударов.

     Однажды перебежали участок,  куда волны не  дотягивались,  но  зато дальше

вообще пришлось карабкаться почти по стене,  на которую с грохотом обрушивались

волны. Мрак

     бросился в  воду и  поплыл.  В тусклом свете было видно только всплески да

рукоять огромной секиры  над  плечом.  Аспард поспешно поплыл следом,  за  ними

последовало еще с  десяток храбрецов,  остальные остались высчитывать интервалы

между волнами и проскакивать в промежутки.

     Мрак выбрался на берег,  здесь полоска суши чуть шире, волны разбиваются о

камни в пяти шагах,  но брызги долетают,  холодный ветер пронизывает, и если бы

не  масло на  теле,  уже задубел бы  вовсе.  К  его удивлению,  в  числе первых

приплывших на берег вылез Геонтий.  Его шатало, он едва уцепился за камни, двое

воинов помогли ему выбраться, а когда он открыл глаза, во взгляде, брошенном на

Мрака, тот прочел мрачную угрозу.

     После  короткой  передышки,  пересчитав воинов,  они  двигались в  прежней

полной темноте вдоль отвесной стены.  Где-то там наверху расположены сторожевые

вышки,  артанцы зорко  следят,  чтобы мышь  не  проскользнула по  единственному

проходу,  там горят костры, а здесь тьма, темень, здесь несущие смерть волны, а

вода ледяная, словно сейчас не лето, а зима...

     Наконец Мрак остановился, за спиной в десяток глоток раздавалось надсадное

дыхание.  Из темноты показались измученные лица Аспарда и Геонтия.  Геонтий был

совсем плох,  но Мрак едва ли не впервые посмотрел с сочувствием.  Дорога почти

пройдена,  а  Геонтий ухитрился добраться в стальном панцире,  голову закрывает

шлем,  на руках и ногах стальные щитки,  а, кроме кинжала, к поясу пристегнут и

меч немалых размеров.

     — Что, — сказал Мрак злорадно, — не ндравится?.. Привык по хорошей дорожке

на хорошем коне? Можно бы и еще лучше, там на берегу есть ха-а-арошая бухточка!

Но где порт,  где корабли?  Эх,  вороны...  Ладно,  не трусь, мы уже добрались.

Потихоньку выводи людей вперед, там небольшая балка. Накапливайтесь, переведите

дух.

     — А вы, Ваше Величество? — спросил тревожно Аспард.

     Мрак кивнул на хрипящего Геонтия:

       Бери пример с этого...  Ничо не спрашивает! Верит, значитца, беззаветно

своему тцару.  Я  пока пробегусь малость,  посмотрю,  где  у  них подземный ход

выходит. Я-то уже грамотный, знаю: у каждой крепости есть такой ход!

     Аспард ухватил Мрака за локоть.

       Ваше Величество!.. Такие ходы не держат открытыми. И возле них не стоит

человек,  что указывает на эту нору и  всем кричит,  что это подземный ход.  Их

прячут так, что...

     Мрак оборвал:

     — Аспард,  разве ты не убедился, что у меня кое-что получается в последнее

время? Все, ждите.

     Он  исчез  в  темноте.  Геонтий тяжело  и  хрипло  дышал.  Аспард произнес

потерянно:

       На что он надеется?

        Не...  знаю...    прохрипел Геонтий замученно.    Но провел он здесь

отряд... превосходно. Я не потерял ни одного человека!

     — Ты, — сказал Аспард с насмешкой. — Это Его Величество не потерял!

       Его Величество...  пер, как лось, — огрызнулся Геонтий хриплым голосом.

  Если  бы  я  не  шнырял взад-вперед по  цепочке,  треть  бы  унесло волнами,

перетопли бы,  просто заблудились бы. Это я сейчас только догнал. Я ж знаю, что

уже конец дороги... Бывал здесь. Только там, наверху...

     Мрак пробежал еще с полсотни шагов вперед, взял круто в сторону, в темноте

видно так же хорошо,  как и днем,  только не различал цветов, а запахи говорили

еще  больше.  В  густых  непроходимых зарослях колючего кустарника он  ударился

оземь,  сразу ощутил, как ушла усталость, со всех сторон зашелестели ветки, вот

прямо под ним трещат корни кустов, их

     жрут  червяки,  которым наплевать на  непогоду наверху,  а  мощные  запахи

нахлынули с  такой  мощью,  что  закружилась голова,  пришлось  несколько минут

привыкать к такому богатству.

     Он еще не видел крепости глазами,  но зрел ее отчетливо в красках запахов,

а когда выскочил из кустов и помчался вдоль стены,  ноздри жадно ловили ароматы

жилья, расчленяли, узнавали, а в мозгу рисовались хаотичные картинки.

     Пробежав с  подветренной стороны к крепости,  он уже мог сказать,  сколько

примерно людей в  этой самой Несокрушимой,  сколько коней и  где они находятся.

Был соблазн перелезть через стену,  перебить стражей на воротах, их всего двое,

и  открыть ворота,  но вряд ли Аспард и  Геонтий успеют привести людей,  потому

бежал, сосредоточившись на запахах земли.

     Налетевшая буря помогла и здесь, холодная мокрая земля пахнет одинаково, и

только в одном месте он уловил едва различимый запах жилья.  Однако жилья нет и

близко,  дикое нагромождение камней,  заросли сорной травы,  туда не  пойдет ни

заблудившаяся коза,  ни волк,  ни одинокий олень,  но запах жилья просачивается

из-под неживых камней...

     Он подпрыгнул,  запоминая ориентиры,  в людской личине все будет выглядеть

иначе,  запахи уже не помогут, пробежался по кругу, еще пару раз подпрыгнул над

высокой травой, ринулся обратно.

     Аспард вздрогнул, когда прямо из темноты выступило грозное лицо их тцара.

       Все собрались? — спросил он шепотом.

       В-в-все, — прошептал Аспард. Его била дрожь. — Холодно...

       Где Геонтий?

       Пересчитывает... все ли здесь.

       Хооошо. — одобрил Мрак. — Теперь так же тихо,

     предупреди всех...  идем к подземному ходу...  да-да,  я отыскал, а как же

иначе? В своего тцара надо верить. Пусти по цепочке, что сейчас через подземный

ход  войдем в  крепость,  там всего семьдесят-сто человек.  Почти все спят!  На

воротах всего двое,  на стенах — пятеро.  Слишком надеются на сторожевые посты,

которые мы прошли низом...  Убивать всех,  пленные нам зачем?  А  потом,  скажи

всем, все бабы — наши, винные подвалы — наши.

     Аспард чуточку воспрянул духом.

       Бабы?.. Вино?.. Разве что бабы теплые...

     Он  подозвал ближайших воинов,  повторил им вкратце то,  что сообщил Мрак,

особенно упирая на теплых баб и подогретое вино. Мрак слышал, как это побежало,

охватывая всех мокрых и  промерзших,  подошел Геонтий.  Он,  как  заметил Мрак,

согрелся чуть лучше Аспарда, доспехи все же защищали и от пронизывающего ветра.

     — А что дальше?

        Отсюда до подземного хода с полтыщи шагов,  — ответил Мрак.  — Сумеешь

провести бесшумно?..

     — Да здесь шуми не шуми,  — ответил Геонтий, — такой грохот от моря... Ну,

сумею, сумею. А точно подземный ход?

     — Тцару верить надобно,  — сказал Мрак наставительно. — Кто не верит, тому

враз в харю! Без философии. Зато какие звезды вспыхнут! Обещаю.

     Странный огонек блеснул в глазах военачальника. Он коротко поклонился.

       Ведите, Ваше Величество.

     Ветер  пронизывал  до  костей,   теперь  даже  Мрак  ощутил,  что  челюсть

подрагивает,  зубы стучат. Воины, что двигались за ним, вообще стучали костями,

как дятлы клювами.  Тьма стояла кромешная, даже ему казалось темно, он разрешил

солдатам тихонько окликать друг друга,  в такую ночь никто из чужих не окажется

в таком диком месте.

     Аспард с обнаженным мечом шел рядом. Мрак велел

     спрятать в ножны,  чтоб блеск не выдал их издали. Оглянулся на Геонтия, но

тот шел с наброшенным на плечи плащом, а шлем нарочито извозил в грязи...

     — Что, — спросил он, остановившись, — неужто замерз кто?..

     Один из солдат сказал, сильно стуча зубами и вздрагивая всем телом:

     — Да и. вы, Ваше Величество... вроде бы... не из жаркой бани...

     Мрак хлопнул его по плечу.

       Молодец!  Хвалю.  Тебе первому разрешаю согреться. Вот эти камни зришь?

Не видишь?..  Что за народ пошел...  Наклонись,  посчупай...  Ребята, эти камни

надо разбросать. В дыру не лезть, я пойду первым.

     В темноте слышно было тяжелое дыхание, проклятия. Кто-то вскрикивал, когда

усердный сосед откатывал,  а  то  и  просто ронял глыбу на ногу.  Мрак напрягал

зрение,  а  когда  ход  расширился,  чтобы человек прошел свободно,  вдвинулся,

пропустил Аспарда.  Тот  вытащил  из-за  пазухи  факел  в  промасленной бумаге,

тряпицу, из которой достал огниво, мох, бересту, щепочки.

     Мрак наконец взял в  руки секиру,  двинулся по темному ходу.  Ноздри жадно

ловили запахи,  он  угадывал по  завихрениям воздуха,  что  шли  от  его  тела,

ударялись о стены и возвращались к нему,  рассказывая, где поворот, где выступ,

где надо пригнуться.  За  спиной послышались шаги,  кто-то зашипел сквозь зубы,

донеслись сдавленные проклятия.  Мрак узнал по запаху Геонтия,  оглянулся,  тот

догонял его с обнаженным мечом в руке.

     — Ты чего? — спросил Мрак.

     Он остановился, ждал с секирой в обеих руках. Геонтий догнал, прорычал:

        Какого черта?..  Ну  как-то  повезло,  удалось вам  отыскать ход...  А

вообще-то думаю,  что о  нем давно шпионы доложили,  да только у  вас все так и

забылось... Но сейчас-то впереди должен идти я!

     — Оботрись, — посоветовал Мрак. — Разбежался!

     И пошел вперед уже быстрее,  не опасаясь, что военачальник ударит в спину.

Приближение крепости ощутил сперва по запахам,  потом по неслышному теплу,  что

никак не  могло согреть.  Никто другой не  заметит,  но он заметил,  прошел уже

тише,  обернулся и  знаком велел Геонтию не шуметь,  потом сообразил,  что тот,

слепая курица, в темноте вообще ничего не видит, сказал тихонько:

       Мы уже в крепости.  Справа подвалы с мукой...  нет,  зерном, ишь мышата

распищались...  слева идут подвалы с солониной. Я сейчас попробую выбить дверь,

а тогда...

     Геонтий ухватил его за руку. Грубо, как простому солдату, сказал:

       Стой здесь.  Пока не подойдут все, нечего и думать врываться! Я не хочу

терять людей.

     Мрак подумал, сказал с неохотой:

     — Хоть ты и дурак, но щас прав. Надо их, гадов, застать в постелях.

     Геонтий  промолчал.  Из  туннеля наконец появился слабый  свет,  усилился,

из-за поворота вынырнул с  факелом в руке Аспард.  Он блестел,  как вылезший из

бочки с маслом кот.  За ним двигались такие же блестящие,  все еще промасленные

воины с мечами в руках.

       Ваше Величество! — воскликнул Аспард.

       Переведи дух, — велел Мрак. — Подождем, пока подтянутся остальные.

     Когда в туннеле стало тесно от промасленных тел,  Геонтий сказал негромко,

но в голосе слышался металл:

       Марцелл и ты,  Мапий, поведете свой десяток к воротам. Стражу перебить,

ворота охранять.  Пелазн и Викий, вы захватываете левую башню. Остальные идут с

нами. Главное

     сейчас  ворваться  в   их  барак  и   взять  всех  тепленькими!..  Пленных

не брать. Мрак добавил:

       Но челядь щадить. После боя — пир и раздача пряников.

     Геонтий сказал строго:

       Женщин — щадить... Ладно, можно щадить и прочую челядь. Все готовы?

     По  толпе пробежал сдержанный говор.  Геонтий повернулся к  Мраку.  Сам он

оставался в  полных воинских доспехах,  но  уже не выглядел измученным или даже

усталым. Жажда схватки, исход которой уже ясен, придала сил, глаза блестят, как

у волка, сам едва не подпрыгивает.

     Мрак,  пряча улыбку,  подошел к двери.  Массивная,  металлическая, явно не

открывали уже много лет.  Замка нет,  да и нельзя вешать замок с одной стороны,

когда не знаешь,  с какой придется открывать...  явно же с другой стороны дверь

на засове...

       Вот здесь ослабело, — сказал он. — Щас я  попробую выбить...

     Он  отступил на  пару  шагов,  дальше  уперся в  скользкие тела,  а  когда

метнулся к  двери,  вместе  с  ним  прыгнул  Геонтий.  Вдвоем  ударили с  силой

разъяренных буйволов.  Дверь устояла,  так им показалось, но Мрак услышал скрип

сгибаемого железа.  Со  второго удара  дверь  распахнулась,  на  земле звякнула

согнутая полоска засова.

     Просторное помещение,  полное  запахов  ветчины,  копченого  мяса,  шейки,

грудинки, Аспард с факелом в руке пробежал к дальней двери, к ней повели наверх

ступеньки.  Мрак и Геонтий снова плечом к плечу вышибли и эту дверь.  Навстречу

хлынул холодный воздух,  по  телам хлестнул злой ветер.  Но  в  небе занимается

заря,  а  привыкшим к  темноте подземелья глазам показалось чуть ли  не  совсем

светло.

     Геонтий взмахнул мечом и бегом повел тридцать воинов к

     солдатскому бараку,  он сразу вычленил его опытным взором из всех конюшен,

поварен,  кузниц,  оружейной,  входа в  храм.  Десяток блестящих тел  понесся к

воротам,  десяток к  главной башне.  Мрак  остановился на  миг,  ноздри уловили

словно бы  сладковатый запах благовоний.  Повеяло знакомым,  он ощутил,  как на

спине поднимается шерсть.

       Куда вы, Ваше Величество? — воскликнул Аспард.

       Посмотрю, что делает хозяин этого замка, — буркнул Мрак.

     Аспард сунул  факел солдату,  что  топтался возле них,  а  сам  ринулся за

Мраком. Мрак видел, как солдат швырнул факел в лужу посреди двора и бросился за

товарищами.  Те, как волки, что врываются в овчарню, торопливо вбегали в барак,

мечи тускло блестели в хмуром рассвете.

     Мрак  вышиб  двери в  главное здание,  стены замелькали,  прогрохотала под

сапогами лестница.  Он сшиб единственного стража,  что сонно встал на пути.  На

втором этаже — еще двое возле главной двери,  он стоптал их, как слон, ударился

в створки и ворвался в спальню.

     За  спиной  ахнул  Аспард.  В  просторном помещении на  трех  ложах  мирно

похрапывают мужчины с  женщинами,  а  за  длинным столом  мрачно  пируют пятеро

крепких воинов в полных доспехах,  то ли полководцы,  то ли отборная стража.  С

ними  полуголая молодая  женщина,  она  вскочила от  грохота  вылетевшей двери,

увидела Мрака и отчаянно завизжала.

       Даешь,    закричал Мрак страшным голосом,    козе в  бок от созвездия

Гнезда!

       Барбус! — закричал Аспард.

     Они  ринулись,  как два тура на  стадо коз.  Пирующие вскочили,  опрокинув

стол,  но  двое  рухнули  сразу,  обливаясь кровью,  другие  начали  отступать,

принимая удары на щиты.  Мрак орал и  рубил быстро,  страшно,  на него плескало

теплым, он отпихивал умирающего и рубил дальше.

     За спиной послышался быстрый топот. Ворвался Геонтий, сразу же вклинился в

сечу, потеснил, вылез вперед, принимая основные удары на себя, на свои стальные

плечи, а его меч с каждым взмахом либо наносил глубокую рану, либо поражал

     насмерть.

     Мрак  теперь рубил молча,  при  чужих орать неприлично,  ломил стену,  как

будто это был камыш,  плечом к плечу,  смели охрану и подступили к спящим, что,

диво дивное, все еще не проснулись.

     Три  широких ложа,  огромный стол  с  остатками еды,  перевернутый кувшин,

шесть серебряных кубков и  сильный запах вина.  Из-под одного ложа с запоздалым

рычанием выскочили два огромных гладкошерстных пса.  Бросились с лаем, но вдруг

остановились, попятились, а затем с жалобным воем ринулись обратно под столы.

     Мрак метнулся к одному ложу,  Геонтий ко второму.  Его меч блеснул раньше,

чем Мрак обрушил секиру на своего,  и  только третий успел вскочить,  глаза еще

одурманены сном и вином,  но руки привычно ухватили длинный меч,  что терпеливо

ждал хозяина у изголовья, и там же широкий щит.

     — Умрите! — заорал он дико.

     Мрак  разнес  секирой щит,  а  Геонтий сильным ударом вышиб  меч.  Великан

ахнул,  тут же секира Мрака разрубила его до пояса и  едва не перерубила лезвие

меча Геонтия, тот уже успел воткнуть великану в грудь.

     За  спиной было тихо:  ни  криков,  ни  стонов.  Геонтий оглянулся,  потом

посмотрел на секиру Его Величества.  Да,  после его ударов никто и  не хрюкнул,

сразу стало тихо, как на кладбище.

     Мрак  насторожился,  взгляд  метнулся к  небольшой боковой двери.  Геонтий

перехватил взгляд,  тут же,  не  раздумывая,  метнулся в  ту сторону.  Он успел

опередить Мрака, с силой ударился о запертую дверь.

     В новом помещении сильно пахло едкими травами,  могильным тленом.  Полыхал

на  широком блюде лиловый огонь,  окно  распахнуто настежь,  а  худой человек с

лысой головой что-то  выкрикивал и  потрясал кулаками.  На  глазах потрясенного

Геонтия он начал превращаться в длинную птицу с уродливыми кожистыми крыльями.

     Мимо просвистело что-то опасное,  едва не задев Геонтия. Птица метнулась к

окну,  но мелькнувшее ударило ее в бок.  Геонтий услышал хряск и стук, на стене

затрепыхалась эта  тварь,  а  секира  торчала  победно,  пришпилив противника к

стене, как тряпку.

     Геонтий перевел дух, расширенными глазами оглянулся на Мрака. Тот подошел,

выглянул в  окно.  Во  двор из  казармы выскакивали ликующие воины.  Еще раньше

вышли из главной башни.

       Колдун,  — буркнул Мрак.  — Сам бы убежал, не жалко. Но сообщил бы... а

то и привел кого. Не люблю.

     Геонтий посмотрел на него пристально.

       Ваше Величество...  Хотел бы, чтобы хоть кто-то из моих воинов умел вот

так метать секиру.

     — Ха, — ответил Мрак, — размечтались! А на звезды они смотреть умеют?

       Нет, — ответил Геонтий озадаченно.

       Ну вот,  — ответил Мрак победно,  — а эта вся мудрость — от созерцания,

понял?.. Смотришь на звезды и проникаешься, понял? Весь проникаешься, прямо вот

так чувствуешь от ушей и до самых...

     Геонтий, спросил недоверчиво:

       И что, это как-то помогает... вот так с секирой?

        Конечно,  — ответил Мрак убежденно.  — Ведь проникаешься ж!..  Со всем

миром  соживаешься,   наливаешься,   собываешься,   все  в  тебе  раскрывается,

закрывается,  снова открывается, а потом опять закрывается, а ты ведь остаешься

открыт Высокому и весь из себя Чистому...

     Геонтий  смотрел пристально,  стараясь отделить правду  от  брехни.  Потом

вздохнул, сказал рассудительно:

       Нет,  для массы это не пойдет.  Может быть,  одного-двух,  но мне нужно

обучение быстрое и дешевое.  Чтобы из вчерашних пахарей за месяц сделать умелых

бойцов.

     Мрак  ухватился за  рукоять,  Геонтий  видел,  как  под  влажной  рубашкой

пробежали толстые,  как  удавы,  шары.  Мрак без  усилий выдернул секиру,  тело

полуптицы соскользнуло на  пол.  Мрак  вытер  лезвие,  сунул секиру в  ременную

петлю.  Геонтий озадаченно наблюдал,  как просто и  умело проделал это движение

Его Величество,  совершенно не думая, что делает, как будто это такое привычное

для него движение.  Явно в этом созерцании звезд что-то есть,  но в то же время

не  получится тысячу  новобранцев привести на  башню  мага  и  учить  созерцать

звезды.

     Ворвался воин,  которого Геонтий называл Марцеллом.  Сияющий, забрызганный

кровью, он прокричал с порога:

        Всех прямо в  постели!..  В  такую погоду даже стража спала без задних

ног!

     — А теперь спит без голов,  — ответил Геонтий металлическим голосом. — Вот

что значит понадеяться на безопасность да на плохую погоду.  Марцелл, надень их

доспехи.  Возьми десяток,  кто еще способен держаться в седле,  езжай в сторону

Барбуса вдоль застав,  сшибай все.  Лучше тоже незаметно, как здесь. Чем больше

мы  сохраним своих жизней,  а  их положим,  тем выше наша слава.  Доберешься до

наших казарм,  приведи сюда еще  две  сотни ветеранов.  Лучших!  Да,  лучших из

лучших.  Здесь хорошая крепость,  а  артанцы,  как я  понимаю,  тут же  сгоряча

постараются ее вернуть.

     Оскал Марцелла был волчьим.  Он бросил на Мрака преданный взгляд,  крикнул

веселым звонким голосом:

       Все сделаю!.. Слава Его Величеству!

     Воины довольно дружно прокричали:  «Слава!»  Геонтий подвигал складками на

лбу, глаза были озабоченные.

       Беги быстрее. Возьми лучших коней. А вы все, ребята, в главный зал, там

очаг горит,  я видел. Можно бы саму крепость поджечь, чтобы согреться, но она ж

теперь наша.

     Один из воинов повел плечами, где пламенела пара царапин.

       Да  мы уже в  сече согрелись.  Хотя Его Величество половину угробил сам

своим топором...

     Солдаты снова крикнули уже дружнее:

       Слава Его Величеству!

       Слава!

       Слава и его отважному деду!

     — Ура!

     Мрак вскинул руки, все затихли, смотрели на него преданными глазами.

        Ребятки,    сказал он  зычным голосом.    Ваш  полководец прав,  эта

крепость отныне наша.  И  отдавать ее...  ни за какие пряники.  Артанцам тут не

пройти!  А если и захотят еще на нас напасть,  то пусть теперь идут через горы.

Кстати,  я  на днях побываю в  горах,  тоже посмотрю...  Я щас отбываю,  у меня

государственных дел полно,  неча всякой ерундой заниматься.  Это вы и  без меня

могли сделать,  это я так... отдохнул с вами малость. Порезвился. А вообще-то я

человек сурьезный.

     Он  снова вскинул могучую длань,  Геонтий впился в  нее глазами,  чувствуя

естественную зависть сильного мужчины,  воина,  к  другому,  у  кого вот  такие

длани, да еще и такие вот ладони.

     Он  вышел во  двор  проводить Мрака,  подержал ему  стремя,  а  когда Мрак

взлетел в седло, отступил на шаг.

        Вы  правы,  Ваше Величество,    произнес он,    мы  могли бы завести

неплохой флот...  Но столько людей не набрать, чтобы посадить на весла. А рабов

у нас просто нет.  Нет,  есть, конечно, но их мало. А другие не продадут нам их

дешево. А дорого... у нас нет столько денег.

     Мрак нахмурился.

       Ты к чему это мне говоришь? Геонтий буркнул:

     — Да это я так... иногда сам с собой разговариваю.

     Их глаза встретились. Мрак вскинул руки в прощании, Геонтий сказал:

     — Пусть судьба бережет вас, Ваше Величество.

     Мрак усмехнулся,  конь под ним пошел гордо,  гордясь таким всадником.  Уже

свои воины открыли врата,  кричали ему весело.  Мрак вылетел галопом,  а  вслед

помчался верный Аспард.

     По дороге Аспард прокричал сквозь встречный ветер:

       Один палец отгибаю!

     — Что? — не понял Мрак. — Какой палец?

       Указательный,  — крикнул Аспард.  — Я все время следил за Геонтием. Мог

же,  гад, ударить Вашему Величеству в спину! Но теперь, скажу честно, у вас нет

более верного военачальника.

     — Он хорош, — согласился Мрак. — За чужими спинами не прятался. И в полных

доспехах пробрался,  надо  же!..  Там  же  и  плыть пришлось.  Когда такой идет

впереди,  то  хоть стонут,  но идут за ним.  Молодец.  И  распоряжался быстро и

точно.  Значитца,  о  нем  можно забыть,  а  какая у  нас следующая напасть над

головой?

     Первая застава выглядела пустой,  но,  когда промчались мимо, Мрак заметил

брошенные на обочине трупы. Там уже каркали вороны, суетились быстрые зверьки.

     Вторая застава артанцев тоже опустела от сторожей,  трупы прямо на дороге,

вороны только кружатся над головами,  от карканья трещат черепа.  Мрак и Аспард

пронеслись вихрем, Аспард прокричал:

       Хорошо Геонтий их вышколил! Даже не вывернули карманы!

       Держит в ежовых рукавицах, —  прорычал Мрак одобрительно.

     У  третьей  заставы  шла  резня,  но,  когда  Мрак  и  Аспард  подскакали,

защитников  уже  побросали  мертвыми.  Марцелл,  облаченный в  сияющие  доспехи

военачальника артанцев, вскинул руку с топором, прокричал:

       Слава Его Величеству!

     — Слава! — заревели воины. — Слава!

     — Ура!

     Мрак поинтересовался:

       Потерь нет?

     Марцелл счастливо захохотал:

       Даже царапин нет!  Никто даже не  заподозрил.  Мы ж  со стороны Артании

скачем... И по виду — знатные артанцы.

     Он  повернул коня,  земля  загрохотала,  когда  они  понеслись по  дороге.

Марцелл прокричал:

     — Там еще одна застава,  Ваше Величество!.. Последняя. Задержитесь чуть. В

вашей отваге никто не сомневается, просто...

     Аспард закончил:

       Не будет неожиданности. Давай вперед!

     Десяток воинов промчался с грохотом вперед, а когда две минуты спустя Мрак

и  Аспард  скакали следом,  последних артанцев дорезали,  как  скот.  Отважные,

умелые в бою,  артанцы даже не поняли,  почему вдруг такие же артанцы,  как они

сами, вдруг набросились на них и пронзили мечами.

     Марцелл быстро отдавал приказы:

        Пакий,  ты скачи в казарму,  приведешь людей.  Ревун,  на тебе — кони.

Лоций —  отвечаешь за  продовольствие.  Гони  в  Несокрушимую все  телеги,  что

найдешь в округе. Не пустые, понятно.

     Мрак заметил:

     — Там подвалы забиты провизией...  Правда, ваш гарнизон будет побольше, ты

прав.  Передай Геонтию,  что он  хороших военачальников растит себе в  подмогу.

Распоряжаешься хорошо. Умело.

     — Премного благодарен! — кричал вдогонку осчастливленный Марцелл.

     Воины тоже орали,  били в  щиты,  кто-то встал на уши и  дрыгал от избытка

чувств в воздухе ногами.  Мрак мчался во весь опор,  жалея, что под ним простой

артанский конь,  хоть и  очень резвый,  но  все  же  не  тот  огненный,  рыжий,

подаренный   Мелигердой.   Черт,   как   неудобно,   брякнул   такое,   а   как

выкручиваться...

     4. ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Спал,  как будто провалился в черную угольную яму. Ни снов, ни видений, не

сразу ощутил,  что по  нему что-то  топчется.  Не  просто топчется,  а  скачет,

подпрыгивая чуть ли не до потолка.  Но усталое тело требовало отдыха, даже лень

шелохнуть рукой, чтобы согнать эту толстую наглую жабу.

     Вчера,  меняя коней,  они к ночи уже были в Барбусе.  Он у входа во дворец

швырнул поводья стражу,  Аспард и  его люди спрыгивали по  сторонам и  сразу же

становились так,  чтобы  закрывать тцара своими телами.  Однако больше удивлять

ничем не стал, прошел в свои покои и сразу завалился спать.

     И  все  бы  хорошо,  но  эта чертова жаба никак не  желает спать спокойно.

Начала  подпрыгивать,   иногда  довольно  высоко,  а  когда  брякалась  обратно

костистым задом ему на  грудь,  дыхание вылетало со всхлипом.  Озлившись,  Мрак

сошвырнул ее  с  ложа,  но  жаба с  глупым упрямством запрыгнула на ложе снова,

прыгала и скакала, он слышал, как в темноте звучно плямкают ее широкие челюсти.

     Рассвирепев вовсе,  он  заорал.  Слышно  было,  как  по  ту  сторону двери

зазвенело оружие,  затопали ноги в тяжелых сапогах. В темноте вспыхнула полоска

света, обозначив двери.

     Грохот сапог стал громче,  распахнулись створки,  в  светлом проеме возник

Манмурт со светильником в руке:

     — Что-то угодно, Ваше Величество?

       Угодно!    заорал Мрак.  — Возьми это свое пресмыкающееся куда-нибудь.

Займи, соску дай, но не пускай ко мне!

     Манмурт осторожно приблизился,  а в распахнутые двери вбежали Аспард и два

стража с  оголенными мечами и факелами в руках.  Манмурт поставил светильник на

пол, приблизился к ложу с растопыренными дланями. Губы его вытянулись, готовясь

засюсюкать умильно,  но вдруг посмотрел вверх,  отшатнулся. Даже в слабом свете

Мрак  видел,  как  смертельно побледнело и  без  того  бледное  вытянутое  лицо

аристократа.

       Ваше Величество, — прошептал Манмурт, — быстрее прячьтесь с головой под

одеяло!

       Щас, — сказал Мрак саркастически. — Разбежался!

       Вы не понимаете, Ваше Величество...

     — Дык куды ж мне!.. А чего вдруг под одеяло?

       Комары, Ваше Величество... Он нахмурился, прорычал:

       Комары?

       Да...  — проговорил Манмурт с испугом.  Он схватил факел,  водил вокруг

себя,  тот оставлял дымный след, воздух сразу наполнился запахом горячей сосны.

  Ваше Величество,  это ж  те  самые страшные артанские комары!  От  их  укуса

человек умирает в страшных мучениях... И нет лекарства или спасения...

     Жаба подпрыгнула, больно оцарапав ногу Мрака. Челюсти ее смачно плямкнули,

Мрак и все четверо увидели,  как крупный комар,  размером с воробья, исчез в ее

уродливой пасти.  Жаба бухнулась Мраку на  живот,  он взвыл,  ибо острый кончик

хвоста воткнулся, как дротик.

     — Да убери ты ее!

        Ваше Величество!    вскричал Манмурт в  страхе и удивлении.  — Она их

кушает!..

       Вижу.

       Но она умрет. Их яд страшен... Мрак прорычал:

       Она всю ночь на мне скачет,  на мне живого места не осталось!  Лучше уж

комары,  это,  по крайней мере,  быстро,  а  так она прикончит меня медленно...

Ладно, оставь. Не околеет. Судя по моим синякам, переловила целую тучу.

     Жаба  квакнула,  ухватила еще  одного,  остался последний,  что  кружил по

комнате,  испуганный множеством людей.  Один из стражей начал гоняться за ним с

факелом,  наконец  припалил  крыло,  комар  упал  на  пол  и  забился,  пытаясь

подпрыгнуть.  Манмурт занес ногу в добротном сапоге с двойной подошвой, но жаба

в  красивом стремительном прыжке  успела  выхватить сладкую добычу,  и  толстая

подошва бесшумно опустилась на толстый ковер.

     Мрак  рычал и  потирал голый бок:  жаба для  добротного прыжка лягнула его

так,  что  даже  на  его  дубленой коже отпечатались коготки.  Аспард и  стражи

почтительно ждали,  пока повелитель встанет и оденется,  а Мрак,  облачившись в

царскую мантию, сел с голыми ногами в кресло, указал всем на длинный диван.

     — А теперь рассказывайте, что это за такие комары и как они тут очутились?

     Манмурт очень осторожно сел,  Аспард поколебался и тоже сел, только стражи

остались с обнаженными мечами и факелами в руках. Мрак раздраженно указал им на

другой диван. У обоих округлились глаза, но противиться не посмели, сели.

     Мрак рыкнул:

        Не  до церемоний!..  Мы щас в  походе,  ясно?  И  вот тут прямо у  нас

походный костер.  Итак,  что это за комары? Быть такого не может, чтобы они вот

так жили по всей Артании!

     Манмурт развел руками:

       Ваше Величество, об этом лучше спросить придворного колдуна...

     Аспард крякнул, подвигался на чересчур мягком диване.

       Ваше Величество,  придворный колдун, конечно, расскажет вам лучше... Он

знает, как комар развивается, как откладывает яйца, как...

       Не надо, — прервал Мрак. — Ты знаешь, что меня интересует.

       Догадываюсь,    ответил Аспард кротко.    Эти  комары живут только на

одном-единственном болоте.  Я проезжал там однажды... мы гнались за кентаврами,

а те чуть было не заманили нас в то болото.  Болото странное,  Ваше Величество.

Оно не пересыхает,  как все болота.  При моей жизни,  не такой уж и длинной,  я

встречал озера,  что превращались в болота,  а те высыхали так, что там паслись

стада...  Но то болото,  говорят, испокон времен болото! В самом глубоком месте

живут дивные звери,  по  ночам над тем болотом стоит светящийся туман,  слышно,

как что-то плещется, квакает, кричит дурным голосом... Комары с того болота тут

все равно бы  померли скоро,  Ваше Величество.  Даже если бы нашли здесь другое

болото.

     Мрак сказал нетерпеливо:

        Погоди!  Ты хочешь сказать,  что кто-то наловил комаров на том болоте,

принес сюда и здесь выпустил?

       Ну... примерно так.

        Дурость,    сказал Мрак.    Проще подойти и  полоснуть меня ножом по

горлу.

     Аспард внимательно осматривал покои.

        Если  он  мог  подойти...  А  если  есть  только малая  щель?  Сам  не

протиснется, а мог змею бы запустить, пауков ядовитых или вот комаров...

     Мрак  посмотрел  на  Аспарда  с  подозрением.  Тот  прошелся  вдоль  стен,

приподнимал ковры  и  постукивал по  камням  рукоятью меча.  Манмурт завозился,

сказал осторожно:

        Ваше Величество...  все  знают,  что ни  один дворец не  обходится без

подземного хода.  Эта такая тайна, что ее все знают. Только мало кто знает, где

такой ход,  куда ведет,  откуда...  Сперва роют один-единственный: с выходом за

город,  чтобы вышмыгивать при осаде или,  напротив, подбросить свежих воинов, а

потом начинают навыдумывать всякие тайные ходы помельче... для других целей. Не

буду все перечислять, гм... всяких целей, разных. Если учесть, что этому дворцу

сотни лет, то тут в самом деле может быть всякое, всякое... В том числе и щели,

откуда можно пустить комаров.

     Мрак подумал, кивнул. Да, Аспард просто догадывается, что здесь могут быть

щели. А вот он не подумал, что, кроме того хода, который отыскал он, могут быть

и другие.  Прямо из его спальни.  А если и не ход,  то щель достаточная,  чтобы

комары пролезли...

        Лады,    сказал он.    Что-нибудь придумаем.  До  следующей ночи еще

далеко,  а  днем комаров сюда вряд ли  запустят.  Аспард,  у  тебя какие-нибудь

новости есть?

     Аспард  мялся,   разводил  руками,  даже  краснел,  что  с  его  кирпичной

физиономией было удивительно, наконец бухнул:

        Ваше  Величество...  Я  допросил всех  людей  по  тому  пути,  где  вы

следовали.  Так вот,  дело в  том,  простите,  Ваше Величество...  но повозка с

женщиной появилась там как раз за мгновение до того,  как вы проскакали... Если

бы она там уже стояла,  тогда бы проверили,  перетряхнули,  обыскали бы, а всех

женщин ощупали на предмет ножа или отравленной булавки!  Уж поверьте,  мои люди

свою работу знают.

       Верю, — кивнул Мрак. — Но что с женщиной? Ты говорил, что ее захватили!

     — Да, но... умерла по дороге. Это не наша вина, похоже, сумела отравиться.

     — Ладно, дальше.

        Но  повозка,    прошептал Аспард,    появилась как раз...  когда уже

обыскать бы не успели.

       Понимаю, — буркнул Мрак. — О моем пути знали.

     — Да, Ваше Величество.

       Кто-то сообщил из дворца?

       Ваше Величество, — сказал Аспард просительно, — вы можете сказать, кому

говорили?

     Мрак нахмурился,  припоминая лица всех,  кому хоть что-то говорил,  с  кем

говорил сам. Аспард, понятно, с ним говорил первым, но Аспард — верный служака.

Взят из  отдаленных краев,  здесь родни нет,  кроме такой же голытьбы,  что сам

вызвал к себе в столицу,  горд и счастлив, что служит самому тцару... К тому же

в тех медвежьих углах честь и верность стоят на первом месте, такие не предают,

а     идут     за     тем,     кому     поклялись    служить,     до     конца.

           

     Манмурт... этот менее понятен, морда всегда как будто вырезана из дерева и

посыпана мукой.  Бровью не дрогнет,  глазом не моргнет.  А из управляющих, пока

еще  не  разобрался,   кто  из  них  чем  управляет,  самым  безопасным,  самым

бесцветным,  самым никаким выглядит Квитка,  совсем уж овца в лаптях, но что-то

же вывело его на самые вершины власти? Не просто знатность рода, вон их сколько

толпилось в  его  приемной,  один другого знатнее,  для места управляющего надо

что-то уметь делать, подавать умные советы. Не просто льстивые, а именно умные,

ибо  даже глупый тцар быстро видит вред от  льстивых советов и  либо удаляет от

себя таких, либо топит по обычаю Барбуса.

     Зато второй управитель,  Червлен,  это ну просто бог, спустившийся с небес

на землю.  В  нем столько достоинства и  гордости,  что просто самого подмывает

встать перед ним и поклониться.

     Аспард, не дождавшись ответа, осторожно напомнил:

       Ваше Величество, там прибыли новые лекари, массажисты...

     Мрак раздраженно отмахнулся.

       Какие еще новые? А те какие были?

        Тоже новые,  — объяснил Аспард.  — Но их мало,  сами знаете...  Вашему

Величеству урон,  если вас подержат в ванной меньше часа, а массажировать будут

всего двадцать человек. Да и полотенце вам подавать должны знатные дамы...

     Мрак сказал разозленно:

       Сдурел? Чтоб я мылся столько? Гони всех в задницу. Аспард раскрыл рот и

смотрел растерянно. Мрак рыкнул

     раздраженно:

     — Застенчивый я, понял? И щекотки страсть боюсь.

       Но ведь раньше...

        Терпел я,  — объяснил Мрак.  — Терпел,  ибо тцар обязан терпеть многие

непотребства своих подчиненных.  Вот и  я  терпел,  пока меня щупали.  А теперь

подумал, тцар я или не тцар? Ты вот, как думаешь?

     Аспард пролепетал:

     — Тцар, как же, Ваше Величество....

       Ну вот я и подумал,  что если тцар,  то надо либо деньги брать, что даю

себя   щупать...   либо  самому  кого-нибудь  отмассажировать,   чтоб  мало  не

показалось.

     Он вызвал перед глазами облик Червлена, Аспард терпеливо ждал, Мрак сказал

раздраженно:

        Сейчас вспомню,  но  ведь ты  и  сам успел сказать двум десяткам своих

людей...

        Сотне,    сказал Аспард.    Сотне!  Но дело даже не в  том,  что они

преданные,  как цепные псы.  Я  свое дело знаю,  потому сообщил,  какой дорогой

поедем,  всего за  пять минут до  выезда из главных ворот!  Они мчались на свои

места  во  весь  опор,  прибыли за  семь  минут до  вас,  едва-едва  успели все

осмотреть...  А повозку такую за пять минут не подготовить.  И не перебросить в

самое уязвимое место так умело...  Значит,  кто-то предупредил еще с утра. Если

не с ночи.

       Мдя, — протянул Мрак, — как все запущено... Похоже, мелькнула сумрачная

мысль, что тцару здесь

     просто припекло.  Звезды звездами,  зов мудрости и все такое, а он увидел,

что его здесь предают все:  бабы,  дети,  друзья,  слуги, военачальники... а ко

всему еще то  артанцы лезут,  то  всякие разные послы что-то требуют,  то родня

вконец  на  шею  садится...   Совсем  ошалел  мужик,  зашился,  не  знал,  куда

деваться...

     Хотя,  конечно,  могло быть и  так,  что он всего этого совсем не замечал.

Люди,  чья  голова среди звезд,  немножко не  такие,  как все люди,  чья голова

повернута в сторону жены соседа.

        Кто такой Червлен?    сказал он,  но  произнес так,  чтобы можно было

истолковать, что Его Величество просто размышляет вслух, а не спрашивает о том,

что должно знать очень хорошо.

     Манмурт и Аспард переглянулись,  Аспард смолчал,  предпочитая понять слова

Его  Величества как  риторический вопрос,  а  Манмурт,  более занудный,  сказал

монотонно:

       Самый знатный человек в стране...  да простит меня Его Величество!., да

и  во  всех трех тцарствах.  Ибо  только в  нем  осталась кровь Первого Тараса,

первого тцара не только Барбуссии, но и Куявии, Славии, Артании.

     Аспард смолчал,  только посмотрел так,  что Мраку стало ясно:  у  Червлена

больше прав на любой престол во всех трех тцарствах, не говоря даже о крохотной

Барбуссии.

     — Ладно, — сказал он. — Как там народ, уже собрался? Аспард переглянулся с

Манмуртом, тот виновато развел

     руками.

        Ваше Величество,  во дворце никто так рано не встает.  И вы никогда не

вставали...

       Зато мой прапрадедушка вставал,    буркнул Мрак.  — Не понимаю,  какие

черти его  под бока толкали?  Ладно,  если в  зале никого нет,  то  ты  свистни

лоботрясам за дверью, чтоб нам принесли пожрать.

     Манмурт развел руками, на его лице было сдержанное не-

     одобрение действиями прадедушки,  но в  то же время и понимание,  что в те

дикие времена и  дедушка их одухотворенного тцара мог быть грубым и  даже очень

грубым. Зато на лицах стражей был откровенный восторг. Они сидели на неслыханно

роскошном диване тихие, как мыши, но готовые жизни отдать за Их Величество.

     Пока Манмурт распоряжался насчет пожрать, Мрак повернулся к Аспарду.

       Какие еще гадости приготовил мне на сегодня? Аспард сказал с надеждой:

       Ваше Величество,  вы как-то в благородной рассеянности обмолвились, что

изволили бы почтить своим высоким посещением драконовы конюшни...

       Ага, — сказал Мрак. — Только их дерьма еще не нюхал. Ладно, обмолвился,

так обмолвился. Ну и что?

     — Так как вы... на самом деле?

       На самом деле? — удивился Мрак. — А давай врежу в ухо!

     Аспард с опаской взглянул на огромный кулак.

       Нет, насчет конюшен? Мрак удивился еще больше.

       А чего непонятного?  Я ж обмолвился? Вот и поедем, посмотрим. Это ж так

интересно.

     Глаза Аспарда расширились, даже отшатнулся, промямлил:

       Но вы всегда бывали так заняты, так заняты... Мрак сказал поспешно:

     — Я и сейчас занят,  понял?..  Но иногда надо отвлекаться от высоких дел и

умствований... для жизни простой и обыденной, как говаривал один волхв...

     Судя по виду Аспарда, опять что-то брякнул не то, но Аспард сейчас слишком

счастлив,  что тцар все-таки посетит места,  где выращивают боевых драконов, на

мелкие промахи внимания не обратит, но вообще-то надо сперва думать, что

     брякаешь,  а  брякать потом...  Черт,  оказывается,  это  так  трудно  для

простого и честного человека, хоть и оборотня. Бедный Олег, совсем бедный...

     Дверь распахнулась,  слуги начали гуськом вносить блюда.  Манмурт,  гордый

таким доверием,  суетливо указывал,  куда что  поставить.  Двое стражей сидели,

застывшие,  как замороженные.  Мрак крякнул,  засучил рукава,  ухватил жареного

гуся и  разорвал его пополам.  Аспард вытащил нож,  отрезал?  себе немалый кус,

Манмурт деликатно отщипывал по кусочку. Мрак кивнул стражам:

       А ну навались!..  Кто плохо ест,  тот плохо и воюет!..  Те,  замирая от

сладкого ужаса, вытащили ножи. Аспард,

     благоволя к своим, придвинул к ним жареного поросенка, повернулся к Мраку.

       Ваше Величество, осмелюсь задать вопрос...

       Задавай,    промычал Мрак  с  набитым ртом.    Только смотри,  если я

удавлюсь...

     Аспард помолчал, но тцар глотал куски мяса, как большой зверь, что никогда

не удавится, и Аспард спросил нерешительно:

     — А когда... посетим конюшни?

       Как только,  — ответил Мрак,  — так сразу.  Принимать народ надо? Надо.

Приму, окажу милости, а там и поскачем. У тебя кони хоть есть?

        Пока  будет  длиться прием,    ответил Аспард с  готовностью,    все

подготовим, запряжем. Какие носилки: золотые или с жемчугами?

     Мрак                                                              фыркнул.

         

       Сам же знаешь, что верхами.

     — Да это я так,  — Ответил осчастливленный Аспард,  — хотел проверить,  не

сплю ли...

       Ты поговори еще, — пригрозил Мрак, — голодным останешься.

     Манмурт ел медленно, жеманно, он осмелился сказать приятным голосом:

        Ваше Величество,  о  таких поездках оповещают заранее.  Сегодня вы  не

сможете ехать,  ибо прием продлится полдня, если не больше. Вы должны объявить,

что  завтра приема не  будет.  А  ваш Аспард подготовит коней не  наспех,  а  с

раннего утра.  Даже, если выедете с восходом солнца, то раньше чем к полудню не

прискачете. А то и к закату.

     Мрак  посмотрел  на  Аспарда.  Тот  поспешно  проглотил кусок,  нельзя  же

заставлять ждать самого тцара, просипел:

     — Увы, он прав... Мрак скривился.

     — Ладно, так и распорядись.

     Мрак вышел в большой зал, к нему тут же бросились с прошениями, просьбами,

челобитными,  он указал на Манмурта,  тот засмущался и  переуказал на Червлена,

как уже помнил Мрак, самого главного управляющего над управляющими. Мрак сделал

вид,  что ничего не заметил, двинулся через анфиладу залов. Расположение палат,

залов и  коридоров уже  примерно знал,  почти без  помех вышел во  двор.  Народ

разболтается,  если не узрит грозный лик тцара,  это у  нас быстро,  стоит дать

маленькую поблажку,  а  уж  большую он  сам возьмет и  еще что-нибудь потребует

сверху.

     Потому  Мрак  с  самым  грозным  видом  обошел  те  места,  в  которых уже

ориентировался,  рявкнул  на  слуг,  что  не  вычистили ковры,  устроил  разнос

строителям:  плохо открываются окна,  а во дворе погрозил пальчиком конюху, тот

недостаточно резво гонял по  кругу красавца жеребца.  Подумал было заглянуть на

задний двор,  там  осчастливленный Щербатый все еще до  седьмого пота изо дня в

день гоняет солдат,  пример для  подражания у  них самый что ни  есть монарший,

никуда не  деться...  но  хорошее не  стоит  портить еще  более хорошим,  да  и

далековато по такой жаре на задний двор. Тцар своими

     ножками так далеко не изволит,  а  быть несомым в носилках — сам помрет со

смеху раньше, чем от непрошеной скупой мужской слезы.

     Аспард проговорил за спиной с надеждой:

       Может быть, изволите заглянуть к оружейникам?

     — А там что? Аспард даже растерялся.

       Доспехи...  делают.  Хорошие доспехи. Но медленно. И слова им не скажи,

ведь тысячи причин приведут,  а не проверишь...  Я ж не знаю, сколько мечи надо

закаливать в самом деле.

     Мрак посмотрел в его честное лицо, очень даже честное.

       Слушай, — спросил он неожиданно, — как меня зовут... у меня за спиной?

     Аспард вздрогнул, вытянулся:

        Тцар  Яфегерд  Блистательный,   великий  и  могущественный,  властелин

Барбуссии и повелитель...

     Мрак прервал:

       Не бреши.  У всех есть клички. Если хочешь, чтобы я тебе верил, говори.

И поверь, я могу отличить, когда ты говоришь правду.

     Аспард вздохнул, голос у него стал умоляющим:

     — Зачем вам, Ваше Величество?

        Не  знаю,    ответил Мрак.    Так  как?  Аспард прошептал с  великой

неохотой:

     — Звездо... чет.

       Звездочет? — удивился Мрак. — Не брешешь? Так что ж в этом обидного?

     Аспард слегка потупился.

        Властитель должон быть аки лев рыкающий!  И силен как слон.  И свиреп,

видеть все впереди...  а  не на небе.  Вы ж знаете,  что говорят про тех,  кто,

глядя на звезды, падает в яму...

       Знаю, — ответил Мрак. — Как думаешь, сейчас там

     во всех залах уже пронесся слушок: «Звездочет появился, Звездочет!»

     Аспард помялся, сказал с несчастным видом:

       Никого Ваше Величество уже давно не пугает,  увы.  Правда,  после того,

как вы  на заднем дворе разнесли мишень,  хоть солдаты подтянулись.  Есть повод

гонять их.  Да еще после того покушения на вас конники тоже встряхнулись, стали

коней хоть чистить,  мечи точат,  доспехи уже блестеть начали...  Но во дворце,

гм... Может быть, армия немножко оживет, взбодрится...

        Что-нибудь  придумаем,    пообещал Мрак.    Если  надо,  кого-нибудь

вздернем.

     Аспард посмотрел восторженными глазами.

       Вз... вздернем?

       Ну да. Если надо для дела? Аспард сказал счастливо:

       Да  я  и  без  дела половину бы  вздернул с  превеликим...  Здесь такой

народ... А для дела, так и всех, Ваше Величество!

        Всех не надо,    сказал Мрак рассудительно,    но мы их еще заставим

муравьев считать. А пока, как ты думаешь, народ уже собрался для приема?

     Аспард посмотрел через окошко на утреннее солнце.

        Да,   собирается.   Сейчас  как   раз   Ваше  Величество  просыпается,

потягивается, чешется, плюется, снова чешется, его одевают, завязывают шнурки и

под белы руки ведут к  главному залу.  Так народу кажется,  а на самом деле вы,

Ваше Величество,  конечно же,  мыслите о великих государственных делах. А народ

уже стягивается к главному залу, стягивается... Чтобы не пропустить, значит.

     — Чего? — спросил Мрак подозрительно.

       Вас, Ваше Величество!

        А,  ты в  этом смысле...  Ладно,  пойдем осчастливим подданных.  Пусть

полицезреют, морды. Ишь, развлечение нашли!

     В главном тронном зале его под не совсем белы,  ибо волосаты, руки подвели

к  трону.  Мрак воссел тяжело и  грузно,  так изображал державность,  уставился

тяжелым бараньим взглядом на ближайших придворных.  Они затрепетали и отступили

на шажок.

       Ну,     прорычал  Мрак  с  угрозой,    у  кого  что  ко  мне?..  А?..

Признавайтесь!

     Кое-кто торопливо спрятал руки за спину.  Мрак притворился, что не заметил

мелькнувшие,  как  крылья  вспугнутых бабочек,  листки бумаги.  Он  всем  видом

изображал злого  и  невыспавшегося правителя,  который вот  прямо щас  разорвет

всякого,  кто  осмелится подвернуться под  руку.  Конечно,  есть риск отпугнуть

человека с  дельным  предложением,  но  зато  сколько  мелочи  не  рискнет,  не

осмелится!  А  с  дельными —  должны не страшиться,  они ж  не для себя,  а  за

Отечество и пострадать можно.

     Аспард уже несколько раз пытался увильнуть от стояния рядом с  троном,  не

для него такая высокая честь,  но Мрак рыкнул, что он, тцар, лучше знает, когда

ему какая вожжа или шлея под хвост попадает. Сейчас вот попала такая, пусть все

так и  понимают.  С  другой стороны трона бы  Манмурта поставить,  но тот занят

жабой, тоже нужное дело.

     Первым  подошел  Червлен,  поклонился низко,  но  с  достоинством,  взгляд

осторожный,  однако не заискивающий,  хотя и без презрения,  а эти взгляды Мрак

все еще замечал в глазах у многих.  Среднего роста,  средней полноты,  среднего

возраста,  одет  средне,  если  сравнивать  с  пышностью  щеголей  и  нарочитой

небрежностью приехавших с гор баронов.

        Ваше Величество,    произнес он с  поклоном,  — все наслышаны о вашем

великом... да что там великом!.. не побоюсь такого слова — величайшем подвиге!

        Эт  ты о  чем?    спросил Мрак подозрительно.  Червлен развел руками,

блистающая дорогими одеждами

     толпа  заволновалась и  зароптала.  Червлен  пытливо  всматривался в  лицо

тцара,  Мрак  ответил  хмурым  взглядом  невыспавшегося и  раздраженного поутру

человека.

     — Артанцы получили щелчок по носу,  — ответил Червлен с новым поклоном. 

Даже больше, чем щелчок!

     — У меня получат,  — прорычал Мрак.  — Следующий!  Червлен отступил, снова

поклонился, исчез в толпе таких

     же  блистающих одеждами,  но  безликих людей.  За  спиной  Мрака  появился

молодой приятный юноша,  надутый и  накрашенный.  В  руках он  держал на уровне

груди поднос с большим медным кувшином и двумя кубками.  Виночерпий,  догадался

Мрак. Только почему не с черпаком? Он задвигался в кресле, буркнул:

       Чтой-то родителей Фриги не видно... А я ж ей обещал!

     Аспард,  возвышаясь над сидящим Мраком на целую голову,  еще и привстал на

цыпочки, быстро оглядел зал.

       Здесь,  — сказал он услужливо.  — Вот Усурд Цельный,  а вон и его Фиция

Желанная... Правда, сейчас имечко... гм... не совсем, но, говорят, лет двадцать

тому ей не было равных.

        Ага,  — сказал Мрак довольно.  Простодушный Аспард просто неоценим. 

Покличь сюды этого Усерда.

       Усурда,  Ваше Величество,  — поправил Аспард. — Хе-хе, но вы правы, нет

его усерднее...

     Он  не стал посылать стражника,  пошел сам,  значит —  этот Усурд из особо

знатных.  Мрак ощутил себя без простодушного начальника стражи неуютно, в любой

момент может подойти кто-нибудь, что-то спросит...

     Я же тцар,  напомнил он себе.  Я ж могу и в рыло! На любой вопрос. Просто,

мол,  рыло не  пондравилось.  Или  сон  мне плохой приснился.  Тцар должон быть

грозным и непредсказуемым. Загадочным даже. Харизматичным, как говорил Хугилай,

которому этой самой хари и не хватало, хотя морда была с винную бочку.

     Усурд подошел,  поклонился степенно, с достоинством, крупный благообразный

мужчина,  одет  добротно,  весь  добротный,  с  блестящими от  масла  волосами,

ухоженной бородой.

     — Здорово,  Усурд,  — прорычал Мрак.  — Как жисть? Усурд поклонился снова,

ответил с достоинством густым

     сильным голосом:

       Вашими заботами, Ваше Величество!

     — Ага,  — сказал Мрак.  — Хреново,  значитца?  Ладно, как-нибудь и кое-как

поправим, не сумлевайся. Звезды — это как запой!.. Но когда из запоев выходишь,

то... ты что употребляешь?

     Усурд помолчал,  маленькие глазки на  крупном лице  настороженно блеснули.

Медленно, осторожно ответил:

     — Я вообще-то, Ваше Величество, запоями не страдаю.

     — Хвалю, — сказал Мрак. — Молодец. Ты настоящий государственный муж. А ты,

Аспард?

     Аспард   вздрогнул   от   неожиданности,   промямлил:    Из   меня   какой

государственный муж?.. Я рассолом, Ваше Величество. А на вино потом с неделю не

смотрю.

       Вот видишь? — сказал Мрак наставительно Усурду. — С неделю на звезды...

ни-ни!.. Займемся нашими земными делами. Как здоровье твоей дочери?

     Глаза Усурда блеснули. Он подобрался весь, ответил еще осторожнее:

       Она всегда была здорова.

     — Хорошо,  — сказал Мрак.  — Люблю здоровых.  По-моему, она вполне созрела

для замужества.  Как думаешь?  Пора ее  выдать за крепкого здорового мужика.  А

тебе внуков нянчить.  Небось хочется внуков? Ну-ну... У тебя кто-нибудь есть на

примете?

     Усурд молчал,  лицо  его  медленно темнело,  словно на  небе ползла туча и

постепенно закрывала солнце. Наконец он проговорил хмуро:

        Вы  отказываетесь от  нее...  после того,  как она вернулась из  ваших

покоев... с вашим покрывалом на плечах?

     Мрак удивился:

       Так  это  она сперла?  Ну,  ушлая девка.  А  я  обыскался.  С  такой не

пропадешь.

     Аспард воскликнул:

     — Да вот и Фрига!.. Ваше Величество, позвать?

     — Зови, — разрешил Мрак.

     Фрига подошла настороженно,  словно робкая лань  к  дремлющему льву.  Мрак

раскрыл рот в пугающей улыбке, распахнул огромные руки:

       Фрига!  Рад тебя видеть.  Ты такая свеженькая,  не помятая. Эх, где мои

пятнадцать лет?  А  мы  вот с  твоим батюшкой советуемся,  подбираем тебе мужа.

Может быть,  у  тебя самой есть кто на примете?  Ты только скажи!  А  я уж и не

вспомню, что ты покрывало из моей спальни сперла...

     Фрига смерила его  злобным взглядом,  но  в  нем  Мрак  прочел изумление и

смутную благодарность. Усурд хмурился.

     — Ваше Величество! Родителям виднее, за кого выдать

     дочь. Осмелюсь сказать, у моей дочери ветер в голове. Она не разбирается в

людях. Тем более в мужчинах! Она слишком невинна... гм... гм...

     Он  закашлялся,  Аспард даже  тихонько ржанул,  а  Усурд побагровел.  Мрак

дотянулся и легонько постучал по спине.

       Невинна,  — возразил он, — а мое покрывало сперла! Ладно, простим, мы ж

добрые.  Можешь не возвращать,  я тебе дарю, поняла! Тут всего навалом. Словом,

Фрига,  я  даю тебе благословение дуть за  мужика,  который тебе по  сердцу.  И

вообще по тебе,  поняла? Я слышал что-то про Сигизеля, который по ночам куда-то

ходит...  Главное,  будь хорошей женой,  а отцу своему нарожай крепких здоровых

внуков.  И — побольше,  побольше!..  А теперь идите,  мне над проблемами думать

надо. Верно, Аспард?

       Верно! — гаркнул Аспард. — Над проблемами, Ваше Величество!

     Когда озадаченные Усурд с  дочерью отошли в сторону,  Мрак поинтересовался

тихонько:

     — А какие у нас еще проблемы, Аспард?

       О, Ваше Величество, — отозвался Аспард с готовностью, — да куды не ткни

пальцем — они ж, проклятые, везде и даже всюду!

     Он умолк на полуслове,  взгляд устремился к сторону парадных дверей. Слуги

по жесту церемониймейстера распахнули ее настежь, и он провозгласил с подъемом:

       Посол от великой Куявии — благородный и доблестный конт Кунабель!

     Толпа  расступилась,   освобождая  красную  дорожку.  В  дверях  возник  и

остановился  на  миг,  давая  собой  полюбоваться,  высокий  и  очень  красивый

осанистый мужчина.  Одежда  на  нем  блестела  и  переливалась всеми  красками.

Блестели завитые и  напомаженные дорогими маслами волосы.  Лицо  чисто выбрито,

нежное,  холеное, аристократическое, с той нездоровой бледностью, что указывает

на жизнь во дворце,  когда не приходится скакать под палящим солнцем, прятаться

от ветра.

     Он  шел красиво,  не  шел,  а  нес себя,  как несут на подносе драгоценное

украшение:  гордо,  напоказ,  позволяя всем любоваться своим изяществом. За ним

шел  невысокий толстенький человечек,  в  руках большой ларец,  почти сундучок.

Мрак ощутил,  как за спиной сразу насторожился и приблизился Аспард.  Не глядя,

можно сказать, что пальцы начальника дворцовой стражи уже щупают рукоять меча.

     Кунабель,  благородный и  доблестный,  остановился в  пяти шагах от Мрака,

прямо  перед  первой  ступенькой к  трону,  поклонился,  сказал звучным сильным

голосом:

        Светлана   Золотоволосая,   владетельная   повелительница   Куявии   и

покровительница Барбуссии, приветствует великого Яфегерда Блистательного!

     Аспард зашипел за  спиной,  Мрак не понял,  что уязвило начальника стражи,

сам старался не  двигать даже бровью,  всматривался в  холеное лицо царедворца.

Голос сильный,  но не из тех, кто перекрикивает врага на поле брани. Это голос,

который  может  в  толпе  привлечь к  себе  милостивое внимание владетельного и

сильного...

       Спасибо,    ответил он ровно.    Спасибо.  И ей того же.  И побольше,

побольше!

     Кунабель хлопнул в ладоши. Свет отразился на его ногтях, длинных, холеных,

покрытых черным  лаком,  похожих на  блестящие спинки жуков-древоточцев.  Сбоку

оказался человек с сундучком.  Кунабель открыл, все затаили дыхание. Рука посла

нырнула в  сундучок и  тут же появилась на свет с  великолепнейшей чашей дивной

работы.  По грани шли рубины,  изумруды, опалы, но глаза всех прикипели к самой

чаше.  Мрак  невольно  ощутил  очарование изяществом работы,  тонкостью  линий,

совершенством.

       Ваше  Величество,    провозгласил Кунабель,    Светлана Золотоволосая

прислала эту чашу в дар Вашему Величеству как знак дружбы.  И пусть же сия чаша

не пылится у  вас в  сокровищнице,  а пусть почаще в ней плещется вино на ваших

пирах!

     Он сделал шаг,  другой, Аспард взглядом указал лучникам на приближающегося

посла.  Неизвестно почему,  но  Мраку тоже  почудилась угроза со  стороны этого

человека, хотя, конечно, никто вот так, кроме явно сумасшедшего, не бросится на

тцара с ножом в руке.

     Кунабель был  уже  в  трех  шагах,  когда взгляд упал на  виночерпия,  что

почтительно торчал  за  спиной  Мрака.  Лицо  посла  расплылось  в  улыбке.  Он

остановился, хлопнул себя по лбу, голос прозвучал излишне радостно:

        Ваше  Величество!  Позвольте по  нашему куявскому обычаю наполнить эту

чашу вином?

       Наполняй, — ответил Мрак.

       Вашим, барбусийским?

       Валяй, — разрешил Мрак, много.

     — Замечательного вина! — сказал Кунабель с жаром. — Признаюсь, лучшее вино

привозят именно из Барбуссии.  У  простолюдинов свое вино,  местное,  а знатные

люди заказывают купцам ваше вино...

     Мрак промолчал, кивнул виночерпию. Тот, обрадованный, что о нем наконец-то

вспомнили,  сделал поспешный шаг  вперед,  Кунабель вытянул перед  собой  чашу,

виночерпий осторожно наполнил ее  вином из большого глиняного кувшина.  Струйка

текла темно-красная,  густая,  Мрак  ощутил сильный приятный запах выдержанного

вина.  Кунабель укоризненно покачал головой, глаза его поймали лицо виночерпия,

он шутливо погрозил длинным пальцем с  еще больше удлинявшим его черным ногтем.

Виночерпий поспешно долил еще, получилось, как говорят в Барбуссии, «с горкой»:

над  краями  чаши  вздулось,  едва-едва  не  переливаясь,  темно-красное  вино.

Кунабель с удовольствием отпил половину, явно показывая, что вино не отравлено,

вытер губы, сказал горячо:

     — Великий тцар славного народа и славных земель! Я сколько ни бываю здесь,

всегда  восторгаюсь красотами этих  мест,  дивлюсь тучным стадам и  крутобедрым

женщинам!  У  вас пшеница растет с лесной орех,  а орехи так и вовсе размером с

яблоки.  Когда гуси идут на водопой,  мне кажется,  что на склоны выпал снег, а

если дорогу пересекает стадо овец,  то проще вернуться,  чем ждать, когда такое

стадо кончится!..

     Мрак улыбался,  терпеливо ждал.  А Кунабель говорил и говорил,  перечислял

богатства  земель,  умелость  строителей и  трудолюбие работников,  что  сумели

поставить такие города и обнесли их настолько высокими стенами.

     Внезапно Мраку почудилось, что вино стало пахнуть чуть иначе. Никто это не

почуял, понятно, но его острый нюх, все

     еще  наполовину волчий,  уловил это изменение,  и  он  теперь все старался

понять,  что же случилось,  ведь виночерпий —  свой,  Кунабель все время держит

чашу на виду,  к тому же сам отпил, но все же тогда вино пахло... чистым вином,

а теперь к запаху вина добавился иной аромат.

        Но  больше  всего  мне  нравится в  Барбуссии,    закончил Кунабель с

подъемом,    это трудолюбие и  благородство величайшего из правителей Яфегерда

Блистательного!.. Я вижу, как расцвела страна под его милостивой рукой. Что еще

можно пожелать этому народу? Только то, чтобы как можно дольше он находился под

рукой своего мудрого правителя,  которого сами звезды послали этой стране...  и

которого звезды и оберегают от всех напастей!

     Он обеими руками протянул чашу Мраку.

       Так выпей же  с  нами,  великий правитель!..  Выпей за  дружбу с  нашим

народом. Выпей и покажи всем...

     Мрак принял чашу.  Ноздри задергались.  Запах стал ощутимее. Словно кто-то

незримый успел бросить нечто, пахнувшее иначе, уже после того, как из этой чаши

отпил Кунабель. Мрак сказал мощным голосом:

       Хорошо сказал!..  Но  что ж  ты выпил раньше,  чем сказал такие хорошие

слова? Выходит, что за дружбу должен пить только я?

     Аспард насторожился,  он  всегда очень внимательно следил за  лицом Мрака.

Мрак кивнул на посла,  Аспард сам подскочил к Кунабелю,  схватил сзади за руки.

Мрак сделал шаг к послу,  одной рукой ухватил за нижнюю челюсть,  с такой силой

сжал,  что тот охнул от боли и раскрыл рот.  Мрак, держа его, как трепыхающуюся

рыбу, вылил вино из чаши в рот, отпустил.

     Кунабель ухватился за горло, глаза от ужаса вылезли из орбит. Мрак спросил

спокойно:

       Ну, как вино?.. Что-то хочешь сказать?

       За... чем? — пролепетал Кунабель.

       Покажи ногти,  — предложил Мрак. — Пусть лекарь осмотрит. Если под ними

следов какой-нибудь гадости нет... то чего тебе дергаться?

     Аспард по  его знаку отпустил посла.  Тот попятился,  оглянулся на  дверь.

Придворные глухо роптали.  Кунабель повернулся и  опрометью кинулся к выходу из

зала.  На пороге запнулся,  ноги подогнулись,  он упал вниз лицом, задергался и

затих.  Аспард в  три гигантских прыжка оказался рядом,  перевернул.  Лицо было

посиневшее от удушья, на губах выступила желтая пена.

       Ваше Величество! — вскрикнул он. — А что вы насчет ногтей?

     Мрак рыкнул:

        Не  щупай!..  Глаза у  тебя где?  Он  не зря покрасил свои царапалки в

черное.

       Ногти?

     — Да, если это ногти.

     Кто-то  вскрикнул,  придворные в  ужасе и  отвращении отступили к  стенам.

Чуткие  уши  Мрака  сразу  поймали торопливые рассказы о  жутком  колдуне,  что

пытался отравить Его Величество, а тот, хоть и дурак, но враз понял все то, что

не понял бы ни один умный, значит — боги сами охраняют дурней, и Его Величество

сам заставил чужого колдуна выпить свое зелье.

     Аспард смотрел на Мрака с  великим почтением.  В его глазах Мрак прочел то

же самое, насчет высокого покровительства небес. Мрак подмигнул:

       Ну что? Еще не закончилось, как видишь.

     Аспард содрогнулся всем  телом.  Лицо  его  вытянулось,  а  брови поползли

вверх.

        Ваше Величество,  вы  так  спокойно об  этом говорите!..  Но  кто  мог

подумать, кто мог подумать? Все равно это моя вина.

     Мрак отмахнулся.

       Брось.  Такое предусмотреть невозможно. Ну даже если бы ты его обыскал,

а   послов  обыскивать  нельзя,   это  оскорбление  всей  страны,   которую  он

представляет...  то  что?  Сумел бы  ты обнаружить яд,  который он прилепил под

ноготь?.. Нет, Аспард, тут надо смотреть, кому выгодно. А потом туда и вдарить!

Лады, разберемся. А пока погляди-ка, это все? Поехали к нашим драконам?

     Низкорослый  живой  человек,   толстый  и  улыбающийся,  вышел  из  толпы,

поклонился. Крупные живые глаза с любопытством смотрели на Мрака.

        Ваше Величество,    сказал он  громко,    мы все видели,  что чья-то

дерзкая рука дерзнула дерзновенно...  ну,  дерзнуть на вас,  священную особу! Я

чуть не поседел еще

     больше...

     Мрак смотрел с подозрением,  теперь верить некому, но этот, судя по голосу

и даже запаху, говорит искренне.

       Ничо,  — прорычал он.  — Кто дерзнул — того уже вороны клюют,  а кто их

послал — будут клевать чуть позже. Что у тебя?

     Аспард  смотрел  на  этого  рыбьими  глазами,  никакой подсказки.  Человек

поклонился.

        Ваше  Величество...  вы  в  благородной рассеянности...  звезды —  это

великое и священное,  но о людях тоже приходится вспоминать иногда. Пришла пора

платить жалованье армии,  а  также наемникам из  горских племен...  Все-таки мы

задолжали им за два месяца, это ж неслыханно!

     Мрак лихорадочно соображал,  при чем здесь он:  пришла пора,  вот и плати,

потом сообразил запоздало,  что  это  наверняка главный казначей.  Но  если  он

обращается к  нему,  тцару,  то ключи от казны у  него,  Мрака.  А он,  главный

казначей, получив от Мрака монеты, уже распределяет кому сколько.

     — Ага, — сказал он, — ты, того... я щас закончу тут, ты подожди... Я схожу

за ключами.

     Человек поклонился и отступил. Лицо его оставалось все тем же улыбающимся.

Мрак перевел дыхание, шепнул Аспарду

     — А этот кажется верным. Ликует, что я цел.

        Кто,  Щускарь?  — переспросил Аспард.  — Наверное...  Мне он всегда не

нравился, Ваше Величество.

       Тебе все не нравятся, — обвинил Мрак.

       Я должен  подозревать  всех, —  сообщил Аспард хмуро.

     Вокруг него через все залы протопало с  дюжину крепких молодцев,  защищали

своими телами и  щитами со  всех сторон,  но перед дверью в  его спальню все же

остановились.  Аспард вошел вместе с Мраком,  но,  оглядев спальню, вышел. Мрак

закрыл за ним,  тут же все убыстрилось,  замелькало, он ощутил, что не прошелся

по этому спальному залу,  а пробежался,  как бегал в Лесу.  Нет,  в Степи,  там

ровнее.

     Вообще-то,  надо признаться,  там,  в  зале,  держался как  надо держаться

властелину великой державы.  Ну,  пусть  не  самой великой,  даже  не  очень-то

великой,  а если совсем честно — совсем маленькой, но все же держался, хотя был

момент,  что сердце заколотилось,  как овечий хвост.  Это когда на него с ножом

кидались,  то ничего,  даже не струхнул, а сейчас вот только вспомнил ту чашу с

хитро подброшенным ядом,  сразу по  спине мурашки забегали.  Лежал бы  сейчас с

перекошенной мордой,  ногой бы  дрыгал,  глаза бы закатывал,  а  из пасти пена,

пена, пена...

     Едва  одолел  соблазн  перекинуться  волком,  так  всегда  чувствует  себя

увереннее,  сильнее,  защищеннее,  да  и  нашел бы этот чертов ключ быстрее,  у

железа особый запах,  но вдруг кто да заглянет,  пришлось перерывать все и вся,

пока не добрался до шкатулок на самом дальнем столе.

     Рискнул, взял в руки самую маленькую. Что-то перекатывается, гремит. Долго

искал,  как открывается, щупал, давил. Наконец под пальцами дрогнуло, щелкнуло,

слегка прищемив

     кожу. Крышка приподнялась. Он откинул ее большим пальцем, на дне заблистал

мелкими алмазиками на  рукоятке большой стальной ключ  с  затейливо выпиленными

зубчиками.

     В дверь постучали. Он торопливо выхватил ключ, шкатулку пихнул на место.

       Кого там несет?

     Страж просунул голову в щель, проблеял:

        Вы  изволили велеть  казначею прибыть  перед  ваши  светлы  очи,  Ваше

Величество.

       Я  велел ждать там,  — буркнул Мрак.  — Ладно,  если уж пришел сам,  то

введи!

     Он  торопливо плюхнулся в  кресло,  страж  улыбнулся,  исчез.  Через  пару

мгновений дверь распахнулась,  страж действительно не  впустил,  а  именно ввел

казначея,  держа его  за  шиворот.  Он  держал его так,  что тугой ворот сдавил

несчастному горло,  тот задыхался, глаза полезли на лоб, лицо стало свекольного

цвета.

       Можешь идти,    сказал Мрак стражу.  А  казначею бросил:    Ну,  что,

Щускарь,  готов? Ладно, пойдем... Хотел было отдохнуть, на звезды посмотреть...

Эх!..

     Казначей часто кланялся,  отдувался,  рожа  снова стала нормального цвета,

заговорил быстро, преданно:

       Да,  конечно,  у  вас высокие думы,  а вот мы,  простые люди,  привыкли

жалованье раз в  месяц получать...  хе-хе...  и  без него как-то  не по себе!..

Почему-то каждый день есть хотим, странные мы люди...

     За дверью ждал Аспард с его людьми,  но Аспард остался,  глаза преданные и

несчастные. Щускарь взглянул с нетерпением, Мрак сказал успокаивающе:

     — Аспард, ты чё? Ты не переживай, не переживай!

       Как же, Ваше Величество...

       Не переживай,  — повторил Мрак.  — Просто есть работы рисковые,  есть —

нет.

     Щускарь стоял с  терпеливой улыбкой.  Мрак перевел взор на  него,  Щускарь

сказал с поклоном:

     — Надо идти, Ваше Величество.

     — Да, пойдем, — согласился Мрак.

     Они постояли так долгое мучительное мгновение,  потом Мрак сделал движение

идти.  Щускарь тут же колыхнулся тоже,  и Мрак скорректировал свой шаг,  дальше

обостренным звериным чутьем улавливал по  движениям казначея,  куда идти,  куда

сворачивать.  К  счастью,  казначей сам забегал вперед,  вел за собой тцара,  а

остановился только перед огромной металлической дверью,  где  замочная скважина

выглядела чересчур малой.  Перед  этой  дверью  на  лавочке сидели  два  стража

устрашающего роста.  Оба  вскочили,  один  оттащил  лавку,  второй  вытащил  из

подставки факел, передал казначею.

     Мрак  вставил  в  замочную  скважину  ключ,  попробовал повернуть  вправо,

попробовал влево,  щелкнуло,  потом  провернулось еще  два  раза.  Невидимый за

толщью двери железный засов послушно выползал из  петель.  Наконец ключ уперся,

дальше ни в какую. Мрак толкнул, дверь распахнулась.

     Взгляду  открылся просторный вытянутый зал.  Под  стенами по  обе  стороны

статуи:  от крупных,  почти в рост человека,  до крохотулек размером с мизинец.

Блестят,  то ли из серебра и золота, то ли просто помазаны для блеска. Казначей

уверенно пошел к  дальней двери,  поменьше.  Мрак выругался про  себя,  вытащил

ключ. Снова пришлось повернуть не меньше чем шесть-семь раз, засов поскрипывал,

выползал из петель неторопливо, нехотя.

       Давненько сюда не заглядывали,  — сказал казначей с легким укором.  — А

это ж сердце державы, Ваше Величество!

       Неча в сердце лезть с сапожищами, — проворчал Мрак. Дверь приоткрылась.

Мрак толчком распахнул створки.

     Пальцы дрогнули,  ключ выпал и  тонко звякнул о каменные плиты пола.  Мрак

тихонько перевел дух, чтобы казначей не заметил.

     Зал потряс.  Втрое просторнее предыдущего,  стены уходят в темноту,  но на

освещенном факелом участке ступить негде между сундуками,  скрынями,  что и  на

полу,  и на столах,  и даже один на другом.  Некоторые украшены такими крупными

самоцветами,  что страшно и подумать,  какие богатства в самих сундуках. Но еще

больше зияют пустыми оправами,  где  явно были драгоценные камни,  а  теперь...

теперь почему-то нет.

     Казначей поднес факел к светильнику в стене. Тряпичный промасленный фитиль

загорелся  сильным  оранжевым  светом,   но   казначей  оставался  с   факелом,

почтительно подсвечивая Мраку.  Мрак  все  еще  ошалелым  взором  обводил  этот

гигантский зал-пещеру, полный сундуков, ларцов, скрынь.

        Всего  лишь  раз  в  месяц,    сказал за  спиной Щускарь извиняющимся

голосом.    Это  не  так  часто Ваше Величество снисходит к  этому презренному

злату. Да и у нас оно долго не задерживается... хе-хе...

     Мрак подошел к ближайшему сундуку, замка нет, хотя изящные дужки на месте.

     Не придумав ничего умного, спросил тупо:

     — А где замок?

     Казначей с самым виноватым видом развел руками.

         Ваше  Величество  так  часто  заглядывало  в   этот  сундук,   что...

рассердилось на замок и перестало им пользоваться.

     Мрак откинул крышку.  Сундук пуст,  даже чист, словно после ограбления его

еще и выскоблили изнутри. А то и вылизали.

       Можешь не объяснять, — буркнул он.

     Он перевел взгляд на другие сундуки,  пошел осторожно,  крышки приподнимал

справа и слева,  везде пустые. А то, что он принимал за золотые кружочки монет,

тускло блестящие в багровом свете факела, оказывалось всего лишь орнаментом.

     Казначей следовал по пятам, сочувствующе вздыхал. Мрак прошел вдоль стены,

все сундуки оказались пустыми. По-

     смотрел на оставшиеся под стеной напротив. За спиной сдержанно вздохнуло.

       И там все так же?

     — Так же, — ответил казначей печальным голосом.

       Сколько же я должен взять?

     Он напрягся, но казначей ничуть не удивился, развел руками.

        Если Ваше Величество так и не решилось повысить жалованье,  как просит

Геонтий... то две тысячи золотых монет, а если повысили, то три.

     — А здесь найдется хоть одна монета? Казначей кашлянул, промямлил:

       Разве что где-то в щель провалилась...  но в сундуках, ларях — вряд ли.

Вам в  прошлый раз уже не  хватило,  помните?  Пришлось задержать выплату денег

армии.  Вы сказали,  что заплатите сразу за два месяца. К счастью, раньше у нас

такого не было,  армию не обманывали,  так что вам... то есть нам поверили. Вот

эти два месяца прошли...

     Мрак чувствовал себя так,  словно потолок над ним затрещал, огромные глыбы

уже падают,  вот-вот обрушатся всей тяжестью на плечи. И не удержать, разве что

успеет выпрыгнуть в сторону.

       Вот что,  — сказал он веско,  — вот что...  Я как-то совсем забыл,  что

сегодня выплата.  Понимаешь,  звездное небо — это так прекрасно! С ним обо всех

мелочах жизни забываешь. Вот я и забыл про эту мелочь... сколько ты говоришь?

     — Две тысячи, — ответил казначей тихо. — Или три.

       Я ж говорю,  мелочь,  — сказал Мрак.  — На небе знаешь,  сколько звезд?

Как-нибудь  расскажу...   Геонтию  передашь,  что  жалованье  войску    две  с

половиной.  Три — это многовато,  а две с половиной — в самый раз. Три тысячи —

это грабеж!  Моя казна такого не выдержит.  Две с  половиной тысячи — это и так

слишком. Все равно пропьют.

     Казначей покачал головой, снова развел руками.

     — Что мне ответить?

       Буду думать, — объяснил Мрак. — Так и скажи, тцар изволит думать! То на

звезды изволил,  понимать,  а теперь изволит думать.  Головой,  понимашь? Может

быть,  те  золотые статуи распилим на золото.  Расплавим то исть.  А  то стоят,

место занимают.  Все  время спотыкаюсь!  Может быть,  я  воздумаю что-нить еще.

Пойдем отседова, тут уже делать нечего.

     В груди оставался холод,  разрастался. Недовольство казначея понять можно,

каждый понимает,  что  армия может прийти и  поискать деньги сама.  А  если она

придет, то уж точно найдет.

     Светильник казначей на обратном пути погасил,  а факел вернул стражу. Мрак

отправился в  главный зал,  где он все еще не закончил прием,  но одна мысль не

давала покоя. Даже не мысль, а ощущение, что казначей где-то соврал.

     Снова и снова перебирал его слова,  вспоминал улыбку, виноватое выражение,

снова слова,  пока в памяти не всплыло насчет раза в месяц.  Мол,  только раз в

месяц они заходят в эту казну.

     Но почему же ноздри говорят ему... да что там говорят, просто орут!... что

в том помещении с сундуками и скрынями совсем недавно были люди?

     В приемном зале за это время народу стало поменьше.  То ли решили, что уже

не  вернется,  то  ли  знали,  что если пошел с  казначеем,  то  вернется злой,

раздраженный.  Мрак  в  самом  деле  чувствовал сильнейшее желание  кому-нибудь

свернуть шею собственными руками. Вот прямо сейчас.

     Аспард посмотрел внимательно и  отступил за  высокую спинку.  Двое стражей

вытянулись и преданно ели Мрака бесстыже сытыми влюбленными глазами.

     Из поредевшей толпы придворных вышел рослый человек

     в белоснежной одежде. Чистая, как снега на горных вершинах, она опускалась

до самого пола, и, казалось, что человек не идет по красной ковровой дорожке, а

неслышно плывет.

     Мрак скосил глаза на Аспарда,  тот молчал,  морда каменная,  не догадался,

что Его Величество нуждается в подсказке.  Только и понятно,  что жрец,  да еще

можно догадаться,  что не простой, простые вообще дальше своих храмов не ходят.

Да и выглядит не тем человеком, что долго пробудет в младших...

     Жрец подошел,  низко поклонился.  Мрак делал вид,  что  слишком углублен в

мысли,  не сразу заметил,  что перед ним стоит еще кто-то. Жрец кашлянул робко,

снова поклонился.

       Ну чё? — спросил Мрак

     Жрец поклонился в третий раз, заговорил тихим робким голосом:

        Осмелюсь напомнить Вашему Величеству о  малых мира сего...  о  простых

людях!  Сильные да  знатные забывают,  чьими трудами все это получено,  на  чем

держится их власть и благополучие...

     Мрак молча рассматривал Верховного жреца...  Смуглый, сухой и крепкий, как

высохшая  на  дороге  обглоданная  кость,  он  смотрел  на  Мрака  вроде  бы  с

неподвижным лицом,  но Мрак улавливал за этой бесстрастностью силу, немалый ум,

стойкость,  которая  может  подвигнуть человека  даже  на  такие  дурости,  как

соблюдение постов в то время, когда все едят и пьют.

     Он покачал головой.

     — Ты о налогах,  что ли?  Нет, налоги пока в силе. Армии платить нечем! Не

знаешь? А вот я уже знаю.

     Жрец сказал с едва заметной укоризной:

        Ваше Величество даже не вспомнило о  страшном Зауре!  А этот разбойник

держит в  страхе всю  вашу  столицу...  ночью.  Простой люд  страшится выйти из

домов. Да и в домах нет защиты, ибо Заур врывается в любой дом и берет там все,

     что возжелает: деньги, украшения, бесчестит женщин, калечит мужчин...

     Мрак насторожился, сказал протрезвевшим голосом:

       Да-да,  ты прав. Что-то у меня вылетело из головы. Наверное, у меня ухо

с дырой. Так ты говоришь, разбойничает? Вот мерзавец, а?

        Ваше Величество,  — сказал жрец потвердевшим голосом.  — В этом дворце

каждый защищает свои интересы, рвет для себя. Это понятно, так везде... Но если

не защитить простой народ,  то рухнет и богатство всех ваших придворных. Только

они этого не понимают.

     Его  глаза  оставались  одновременно  непроницаемыми  и  укоряющими.  Мрак

покачал головой.

     — Да-да.  Ты прав.  Это понимаю только я,  это понятно, я ж все понимаю...

только ни хрена не делаю,  все звезды,  звезды...  да еще ты зудишь, как муха в

паутине.  Иди сюда ближе.  Давай заново все про этого Заура.  Я, конечно, помню

все,  но  за последнее время что-то да изменилось,  что-то добавилось,  кого-то

ограбил еще, верно?

       Верно, — сказал жрец со вздохом. Он спокойно и без подобострастия стоял

напротив Мрака.  У него было лицо человека средних лет, даже в конце средних, в

голове проседь,  под глазами мелкие морщинки, глаза понимающие, проницательные,

жрецам  часто  приходится  иметь  дело  с  разными  людьми,  насмотрелись и  на

доблесть,  и на подлость. Вообще, лицо сильного человека, который умеет держать

удары судьбы,  а то и наносить ответные удары.  — Ваше Величество, он уже начал

грабить знатных людей... А это намного хуже.

     Мрак сказал саркастически:

       Все-таки знатных жалеешь больше? Жрец покачал головой.

       Вы недопонимаете,  Ваше Величество,  уж простите за откровенность.  Это

значит,  что  простой люд  теперь будут грабить мелкие разбойники Заура.  А  их

больше. Как и

     аппетиты.  Где,  3аур просто ограбил и изнасиловал, там они убьют и сожгут

весь  дом.  Умоляю,  Ваше  Величество,  направьте лучших людей на  поиски этого

опасного преступника!

       Городская стража все еще ухами ляпает? Жрец вяло отмахнулся.

        И  ушами,  и  губами...  губошлепы  то  исть...  Вы  же  знаете.  Ваше

Величество,  ко  мне  в  храм  приходят многие с  пожертвованиями.  И  говорят,

говорят,  жалуются.  Я лучше всех в городе знаю, что если так будут его ловить,

то никогда не  поймают.  Я  обращался к начальнику городской стражи,  к стражам

Городских Врат,  даже к вашему легиону Избранных...  Увы, всяк говорит, что это

не их дело. Но это дело всех, Ваше Величество.

     Мрак кивнул.

       Ты  прав.  Мне  стыдно,  что  я  так  долго медлил.  Какие у  тебя есть

предложения,  говори.  Я слушаю.  И сразу же обещаю, что с сегодняшнего дня для

этого Заура начнется несладкая жизнь!

     Жрец взглянул с недоверием.

       Хорошо бы...  Ваше Величество,  я  полагаю,  что искать вора в огромном

городе очень трудно.  Проще поставить на него ловушку.  Что-нибудь очень яркое,

богатое и убрать охрану...  ну, с глаз. А спрятать ее подальше. Как только этот

Заур явится за сладкой добычей, тут же его и схватить!

     — Ловушку?  — переспросил Мрак с недоверием.  — Ну, я знаю, что рыбу ловят

на червяка,  можно еще на муху... но человека? Человек — такая тварь, что жреть

усе.  Но  одни  ловятся на  баб,  другие    на  золото,  третьи —  на  власть,

четвертые... да всего не перечесть! А на что можно поймать Заура?

     Жрец подумал, развел руками.

        Трудно сказать,  Ваше  Величество.  Уж  очень  он...  хитрый.  Вернее,

неодинаковый.

       Как это?

     — А он все гребет,  все хватает. Давайте сделаем так: вы где-то вне дворца

поместите большое сокровище,  проговоритесь о  нем.  Заур тут  же  возжелает им

завладеть.  Тут  его и  схватит ваша стража,  которую вы  разместите там же  во

множестве.

     Мрак подумал, кивнул.

       Одобряю. Обмозгуй с Аспардом, как лучше сделать.

     При дворе заговорили о скором отъезде куявов из Барбуса. Не всех, конечно,

но после смерти Кунабеля его дело перешло к Цвигуну,  его помощнику,  а тот, по

слухам, велел подготовить повозку и добрых коней.

     Мрак морщил лоб,  собирая воедино все, что слышал про эти Куявии, Славии и

Артании, среди которых невесть как затесалась и затерялась Барбуссия.

     Барбуссия,  если  он  верно  понял,  как  страна  появилась одновременно с

Артанией, Куявией и Славией. А может быть, была даже раньше, еще до того, как в

эти края пришли отважные сыны Яфета.  Нет,  не сыны,  конечно,  так говорится в

этом  мире,  а  правнуки или  прапраправнуки.  Артания сразу  подмяла под  себя

огромные просторы степей,  Славия взяла все леса северной части мира,  а Куявия

довольствовалась обширной горной частью, где, однако, хватает прекрасных долин,

а  морское побережье имеет и  удобные бухты,  и  неприступные для  причаливания

горы, и все то, что сделало ее неприступной уже по самой природе тех мест.

     Барбуссия среди этих трех гигантов показалась крохотной страной,  а значит

— лакомой добычей,  ибо там богатые города, есть удобная гавань, тучные нивы...

Не  сразу поняли,  что  Барбуссия богата прежде всего потому,  что  практически

неприступна,  войны обычно ее обходили стороной,  здесь не горели города,  сюда

бежали из Артании, Куявии, а гостеприимная Барбуссия всем давала кров и защиту.

     Конечно, если бы Артания или Куявия навалилась всеми

     силами,  то Барбуссии в конце концов пришлось бы сдаться, но все правители

Барбуса умело  лавировали на  противоречиях между артанцами и  куявами.  Стоило

Артании послать свои войска на  Барбуссию,  как те  тут же  спешно отправляли в

Куявию...  сообщения.  Не просьбы о помощи,  за просьбы надо платить,  а просто

сообщения. И Куявия, опасаясь, что Артания захватит такой важный клочок земли и

будет угрожать

     ей и с той стороны,  тут же посылала войска против самой Артании.  А никто

не любит воевать на две стороны...

     Словом,  в конце концов Артания и Куявия заключили между собой соглашение,

что Барбуссия останется Барбуссией. А если кто-то на нее нападет, они обязуются

помочь Барбуссии.  Под «кто-то» молчаливо имелся в виду загадочный Вантит,  кто

единственный помимо  Артании и  Куявии соприкасался с  Барбуссией,  но  за  все

столетия не  проявлял к  ней  ни  вражды,  ни  дружбы,  ни  вообще  какого-либо

интереса.

     Мрак взглядом поймал одного из свиты посла Куявии, шепнул Аспарду:

     — Приведи мне вон того!..

       Кого? — переспросил Аспард. — Гегеморда?

       Тебе бы все Гегеморда, — ответил Мрак, он уже знал, кто здесь Гегеморд,

кто не Гегеморд,  а кто и вовсе залетная птица. — Посла Куявии покличь!.. Тьфу,

посол  же  отбросил копыта на  обочину...  тогда этого,  который сейчас на  его

месте.

       Цвигун,  — ответил Аспард с поклоном. — Будет сделано, Ваше Величество.

Только, надеюсь, Ваше Величество не объявит Куявии войну?

        Размечтался,  — сказал Мрак.  — Тебе бы все воевать!  Я что,  похож на

человека, который может воевать? Я все звезды, звезды...

       Да нет,  — пробормотал Аспард счастливо,  — я просто мечтаю посмотреть,

каков вы, Ваше Величество, когда захотите воевать!

     Он нырнул в толпу, притащил за рукав невысокого, плотно сбитого человека с

лицом и  повадками торговца.  Тот сразу,  издали,  начал усиленно кланяться,  а

подойдя ближе,  витиевато поклялся,  что  черные боги  затмили разум  Кунабеля,

пытавшегося отравить Его Величество, и что Куявия постарается добрым отношением

загладить впечатление от странного поступка их бывшего посла.

     Мрак прервал:

       Слышь, Цвигун, я слышал, ты сейчас уезжаешь?.. Коней уже оседлали?

       Да,  Ваше Величество,  — ответил Цвигун с поклоном.  — Самых быстрых. И

запрягли,  и  оседлали.  Я  полечу как ветер,  чтобы как можно быстрее сообщить

Светлане  Золотоволосой о  такой  неприятности...  Да  что  там  неприятности —

трагедии,  беде,  несчастье,  ибо  что  могут  подумать о  нас,  мирных куявах,

мечтающих всегда жить в мире и всяческой дружбе с соседями!

     Мрак прервал снова:

        Погоди,  я про это почти забыл.  Тцар,  как наемник,  знает,  на какую

работу идет.  Так что я мог бы смыться в огородники, там безопаснее. Нет, я все

понимаю...  Это была какая-то дурость.  И  не самой Светланы,  а  кого-то из ее

подручных.  Распустила она их... Сам знаю, так как и сам своих распустил. Но ты

ей расскажи...

     Цвигун ответил горячо:

       Ваше Величество, сразу же!.. Даже не отряхнув дорожную пыль.

     Мрак прищурился.

       Но ты ж прибудешь в полночь!

        Ее Величество ложится поздно,    ответил Цвигун твердо.    В полночь

обычно держит совет с самыми близкими.  А если кто ожидал,  что на троне слабая

молодая женщина...

       Да-да, — сказал Мрак поспешно, — тот здорово,

     даже смертельно ошибся.  Это не женщина,  а железо! Ладно, я послушаю, что

ты там скажешь.

     Цвигун замолчал, Мрак ощутил на себе взгляд его внимательных глаз.

     — Вы... послушаете?

     — Да, — ответил Мрак небрежно.

     — Но... как?

     — Я тцар или не тцар?

     — Да, вы доблестный и мудрый тцар...

        Мудрый находит пути,    ответил Мрак небрежно.    Ты  мне  подсказал

хар-р-рошую мысль. Там повидаемся. И договорим.

     Он сделал небрежный жест пальчиком,  отпуская или, как говорят, заканчивая

аудиенцию.  Цвигун поклонился,  отступил,  еще раз поклонился. Глаза оставались

внимательные и вопрошающие,  но спрашивать ничего не стал, затерялся в толпе, а

потом Мрак видел его выходящим из зала.

     Мрак повернулся к начальнику дворцовой стражи.

       Аспард, — сказал он задумчиво, — ты как, хочешь поговорить о звездах?

     Лицо Аспарда перекосилось,  побледнело.  Он отпрыгнул бы,  если бы посмел,

вместо этого лишь отодвинулся.

        Н-н-нет,  Ваше Величество,    пролепетал он.    Это для меня слишком

высоко.

       Ага,  — сказал Мрак,  — ну ладно,  возьмем пониже.  Тогда расскажи, что

такое Заур.

     Аспард  помолчал,  потом  взглянул осторожно,  опасливо,  словно зверек из

норы.

        Да,     сказал он тихонько,    ниже уж некуда.  Заур — это...  Заур.

Неизвестно, человек ли он вообще. Дело в том, что его уже казнили десятки раз в

разных королевствах,  но он все еще жив,  и не просто жив,  а у него армия, что

может поспорить с  армией Его Величества...  Нет,  не  в  открытом бою,  но эти

ночные головорезы с ножами за пазухой тоже

     стоят немалого.  Он  жесток,  свиреп.  Если его  люди оставляют после себя

ограбленных,  изнасилованных,  искалеченных,  то он живых не оставляет.  Пытки,

которые он  придумывает для  своих жертв,  превосходят всякое воображение...  У

самых  закаленных солдат  стынет  кровь,  когда  видят  жертвы его  утех.  Мрак

подумал, уточнил:

       Его именно казнили десятки раз или же убивали? Аспард удивился:

     — А есть разница?.. Простите, Ваше Величество!

       Есть, — ответил Мрак. — Большая.

     Аспард смотрел вопрошающими глазами,  но  Мрак отвел взгляд в  сторону.  К

примеру, на оборотне даже смертельные раны заживают быстро. Его могли посчитать

убитым,  уйти,  а он превратился в волка, заживил на себе все раны и потихоньку

уполз.  Если же казнили, то он мог висеть в петле или на крюке до тех пор, пока

вороны не выклюют глаза,  а волки не растащат даже кости. Тогда уже не оживешь,

не оживешь...

     Жаба прыгнула с  ложа,  он  успел поймать на лету и  держал за туловище на

вытянутых руках.  Она дрыгала всеми четырьмя,  извивалась, пыталась дотянуться,

изо всех сил тянула шею, длинный раздвоенный язык со свистом рассекал воздух.

     — Да люблю я тебя,  — заявил Мрак. — Люблю!.. Только тебя. Ну, еще и Кузю,

конечно. Брысь!

     Он  швырнул  ее  на  ложе,  Хрюндя  кувыркнулась,  и  через  мгновение  он

покачнулся от мощного толчка.  Жаба уже сидела на нем, торопливо и задыхаясь от

неслыханного счастья облизывала,  топталась по  голове,  вдыхала родной  запах,

пищала счастливо.

     Мрак терпел,  только закрывал глаза,  когда она облизывала ему лицо.  День

прошел как-то бестолково.  И без деяний.  Почти так,  как он и хотел:  ел, пил,

лежал  на  ложе,  изволил позволить себя  искупать,  помассажировать,  натереть

маслами, ублажить, почесать, но все равно оставалось какое-то не-

     приятное ощущение,  пока не вспомнил, что армии задолжали жалованье уже за

два месяца, а он сдуру пообещал до завтра что-то да придумать.

     Настроение стало совсем прегадостным,  он  сердито спихнул жабу с  головы,

она  рухнула на  подушку и  счастливо задрыгала в  воздухе всеми  лапами:  ура,

играем!

       Щас,    сказал Мрак сердито,  — Манмурта на тебя нет...  Но если хошь,

вызову.

     Стражи по ту сторону дверей вскочили,  Мрак успокаивающе помахал им рукой,

все в порядке,  но от стены отделились двое и неслышно, как они полагали, пошли

следом.  Мрак прошел уже знакомой дорогой в подвалы,  где стражи у дверей казны

подремывали на скамье, привалившись спинами к самой охраняемой двери.

     Вскочили с железным грохотом, Мрак кивнул, сказал успокаивающе.

     — Благодарю за службу, ребята. Бдите! Никто не должен и близко подходить к

этой двери без меня.

      По  его жесту они оттащили лавку,  он  отпер дверь,  прошел через большой

зал,  открыл  вторую,  постоял на  пороге.  За  спиной  с  металлическим стуком

захлопнулось,  это он  сам прикрыл дверь,  задумавшись,  стараясь уловить нечто

неуловимое в воздухе...

     Да ладно,  здесь же никого, ударился о пол, постоял на четырех, привыкая к

изменившемуся миру,  такому объемному и  яркому в  запахах и  ароматах.  Слышно

стало,  как  далеко-далеко  на  большой  глубине таинственно журчит  вода,  как

потрескивают камни,  выдерживая давление,  через пару  тысяч лет  верхняя плита

может просесть, здесь все завалит к такой матери...

     Он шел между мешками, сундуками, столами, где горками драгоценные изделия,

и наконец влажный нос уловил нечто похожее на изменение в воздухе. Прислушался,

от одной стены тянет холодом. Едва-едва, но умному достаточно, а кто

     скажет, что он не умный, тот недолго останется вообще с мозгами.

     Пробрался туда ближе,  едва не  ободрал ухо,  прислушиваясь,  даже изнюхал

вроде бы обычную каменную плиту.  Как будто ничего не изменилось,  даже запахов

особых нет,  но в мозгу сразу нарисовалась смутная картина черной пустоты по ту

сторону камня.

     Ударился о пол снова, огляделся.

     — Да простят мне великие предки!

     Огромный  меч,   рукоять  вся  в  драгоценных  камнях,   лезвие  испещрено

таинственными знаками,  не меч,  а чудо красоты,  но в его руках это поработало

простым ломом.  Он оправдывался тем,  что видел мечи и подороже,  рукоять в его

руках начала подрагивать,  вот-вот лезвие сломается,  но камень наконец подался

вовнутрь стены и в сторону.

     Из прохода пахнуло сыростью. Это явно не тцарский ход. Чувствуется, копали

торопливо,   наспех,   небрежно.  Ход  вора,  который  нашел  путь  к  тцарской

сокровищнице. И, возможно, немалую часть уже перетаскал...

     Мрак сделал пару шагов,  приходится идти,  сильно согнувшись, спохватился,

ударился оземь,  уже на четырех помчался по низкому туннелю.  Дважды под лапами

плеснула вода,  потом ход начал медленно подниматься,  он увидел в мире запахов

простую дверь,  а  затем,  когда приблизился,  его  острые волчьи глаза уловили

идущий из-под двери очень слабый рассеянный свет.

     Прислушался,  по ту сторону жилым не пахнет.  Словно склад старой рухляди,

хотя слабый запах человека присутствует.  Очень слабый, словно тот прошел здесь

не раньше, чем неделю назад, прошел быстро, нигде не задерживаясь, ничего

     не трогая.

     Решившись, Мрак вернулся в человечью личину, взялся за дверь, ощупал. Если

и есть запор, то явно с той стороны.

     Можно, конечно, вышибить эту дверь, она из дерева, но неизвестно, куда она

ведет и кто прибежит на шум...

     Долго нажимал,  пробовал раскачать,  даже подкопать,  наконец дверь все же

подалась,  хоть  и  вместе с  дверной рамой.  Мрак успел подхватить,  осторожно

опустил на землю. Прислушался, новые запахи донесли, что он в подвале, а совсем

близко в  помещениях повыше хранятся соленья,  копченья,  сильно пахнет репой и

брюквой.

     Из-под  дальней двери  наверх пробивается слабая струйка света.  Но  тихо,

светильник просто  будет  гореть всю  ночь.  Либо  здесь  богачи,  либо  забыли

загасить.  Глаза медленно привыкали к полутьме, и Мрак, когда понял, что в этом

помещении, едва не выругался вслух:

     От стены и до стены,  по меньшей мере, половина того богатства, что должно

находиться в  тцарской казне.  То-то  он  не  видел  в  казне  мелких шкатулок,

ларчиков — они все уже здесь.  И сундуки в его сокровищнице потому пустые,  что

их содержимое здесь в простых мешках...

     — Ну, сволочь, — проговорил он шепотом, — это же надо...

     Запахи в  этой  комнате были запахами только одного человека.  Эти  запахи

идут от  всех мешков,  от  стен,  ими  пропитан пол,  куда срывались капли пота

умельца,  работающего в  тайне от  всех.  Работающего каторжно,  ибо эта работа

оплачивалась воистину по-тцарски.

     Когда  он  заканчивал таскать  все  обратно,  мелькнула мысль,  что  опять

поступает по-дурацки,  как волк-одиночка.  Настоящий тцар велел бы  все вернуть

взад под стражей, во всяком случае, не таскал бы сам. Но эта мысль посетила под

утро,  когда он,  шатаясь от  изнеможения,  тащил по  подземному ходу последний

мешок с золотыми монетами. Дурак все-таки, даже дурнее Таргитая. Вон Олег сразу

бы сообразил, что когда можно распоряжаться другими, то себе лучше оставить

     руковождение.  А  еще лучше — пальцевождение.  А сам — на мягкий диван,  и

пусть девки чешут спину. И вообще, пусть всего чешут.

     Напоследок он открыл дверь в подвал, уронил одну монету уже в подвале, еще

одну на лестнице,  что вела наверх.  Вернулся к себе во дворец,  чувствуя,  как

ноги гудят и подкашиваются.

     Из своей спальни мельком глянул в  окно,  скривился.  Над Барбусом нависла

звездная чаша неба,  а  внизу как будто отражение —  множество мелких огоньков.

Богатый город,  ничего не скажешь. Многие сидят при светильниках, жгут масло, в

то время как в бедных селах вечера коротают за прялками при лучинах.

     Богатый город,  но ощущение такое,  что все здесь на самом краю бездны.  И

сам  тцар,  и  его  династия,  вообще даже независимость Барбуссии как  страны.

Вообще-то это не его дело — пытаться выгрести навоз, который копился сотни лет.

Он обещал дать тцару две недели на завершение его звездной карты,  а дальше это

их дело. Дело тцара, его советников, полководцев, вообще барбусийцев.

     Он  со злостью ударил кулаком в  стену.  Камень с  удовольствием отшвырнул

руку обратно.  Мрак выругался,  добрался до ложа и  рухнул вниз лицом.  Даже не

ощутил,  что несносная жаба устроила в  ликовании на его неподвижном теле дикие

пляски.

     5. ПЯТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Утром Аспард явился с сообщениями,  что и где случилось за ночь, а Манмурт

пришел за  жабой.  Пока Мрак мылся,  шумно плескал воду из тазика,  фыркая так,

будто страшился утопнуть в  двух  пригоршнях воды,  Манмурт долго и  безуспешно

ловил жабу. Аспард помог, Манмурт с отвращением

     посмотрел на пойманного на позолоченную веревочку наглого зверя.

        Боги,  до  чего  же  это  маленькое  страшилище  вас  повторяет,  Ваше

Величество! И сидит так же важно, и чешется, и даже рожи корчит.

       Мы с ней родственники,  — объяснил Мрак. — И оба страшилища, чего с нас

взять.

       Ну, — возразил Манмурт, — если вас посадить рядом, то тогда, конечно...

не такая уж она и страшила, если присмотреться...

     Он увел ее на прогулку, Аспард с сомнением посмотрел на тцара и его тазик.

Этот тазик вызвал переполох у  дворцовой прислуги.  Многие ощутили угрозу,  что

тцар ими недоволен,  мол,  слабо мыли и терли, вдруг да всех разгонит, придется

же работать,  а кто хочет терять теплое местечко.  Напрасно Мрак уверял, что он

любит,  когда его моют,  гладят и чешут, просто сейчас некогда возлежать часами

на  ложе,  дворец же  почти горит.  Но  разве не  на  то  тцар,  чтобы лежать и

тцарствовать на боку?

     Он  вытирался,  тоже сам,  Аспард торопливо перечислял все происшествия во

дворце и в городе.  Не утерпел,  рассказал и про настроение в армии, хотя это и

не входило в круг его обязанностей. Войска ликуют, получив известие о блестящем

захвате  крепости Несокрушимая.  Пользуясь моментом,  Геонтий  прибрал к  рукам

остальные гарнизоны,  вводит железную дисциплину, многих военачальников перевел

в  солдаты,  других наградил,  двух  часовых,  заснувших на  посту,  казнил для

устрашения.

     Мрак  все   еще  растирался,   когда  в   покои  осторожно  вошел  солдат,

вопросительно взглянул на  Мрака,  на Аспарда.  Мрак отмахнулся,  солдат быстро

прошептал что-то на ухо Аспарду и снова исчез за дверью.

     Аспард посерьезнел, лицо вытянулось.

     — Что стряслось? — спросил Мрак нетерпеливо.

       Ваше Величество, беда...

       Какая именно?

       Казначей...

     — Что с ним?

        Говорят,  буйство на  него нашло.  С  ножом метался по дому,  требовал

чего-то,  обвинял,  грозился,  потом вовсе зарезал жену  и  двух детей...  Его,

наконец,  связали,  но он так бился и  кричал в  веревках,  что от наглой порчи

помер...

     Мрак покачал головой.

       Аспид!  Жену и  детей за что?  Правда,  они пожили,  пожили...  И что ж

теперь?  Хотя понятно,  что.  Изволяю велеть его дом и все имущество умыкнуть в

государственную  казну.   А  буде  объявятся  родственники,  то  им  от  щедрот

что-нибудь...  нет,  сперва посмотрим, я теперь осторожный. Либо кинем на лапу,

либо сразу в  рыло.  Кстати,  Аспард,  у  нас  есть чем выплатить армии за  два

месяца.

     Аспард смотрел непонимающе.  Его Величество слишком спокойно принял смерть

казначея,  а  ведь это потрясение основ,  к  тому же ходили упорные слухи,  что

казна  уже  опустела,  а  раз  так,  то  армия  совсем  уж  настроилась  менять

династию...

     Стражи впустили Манмурта, снова исцарапанного, хотя

     не в такой мере, негодующего.

       Я привел вашу некаканую жабу,  — заявил он.  — Час таскала меня по всем

зарослям... что у вас за сад?., но так ничего и не сделала.

       Ага,  теперь она еще и...    сказал Мрак.  — Впрочем,  что-то мало ела

вчера. Не заболела ли? И худая какая-то...

     Манмурт возразил с негодованием:

     — Да она чуть не лопается! Это же шар, а не жаба!

     Жаба,  освободившись от поводка, попробовала взобраться к Мраку на колени,

просилась  на   ручки,   но  государь  отпихивался,   наконец  государева  жаба

отправилась на поиски своей косточки.

     Пришел Червлен,  затем Васид и  Квитка,  все  трое —  управляющие,  вместе

начали прикидывать,  кого назначить казначеем,  а  также —  что бы это значило,

когда посол Куявии пытался отравить их  тцара:  было ли это желанием правителей

Куявии,  чьих-то других сил,  умопомешательством, пока Квитка не договорился до

того, что Кунабель просто мог приревновать Его Величество...

     Бедная жаба,  напуганная таким  количеством народа,  а  косточка у  нее-то

одна, потерянно бродила по спальному залу, отыскивая место, где бы ее спрятать,

но нигде не находила безопасного места. К тому же чувствовала, как ее провожают

взглядами,  а значит, запоминают, куда она несет лакомство. Только отойдет, так

тут же кинутся гурьбой, вытащат и сожрут, вот у всех какие голодные глаза.

     Долго таскала по всему залу,  наконец принялась запихивать под ложе.  Мрак

пару раз отпихнул рассеянно,  больно толкается, но хитрая жаба сумела затолкать

косточку в  щель,  вылезла,  пятясь.  Теперь косточка в безопасности!  Никто не

посмеет ее отнять, ибо ее защищает могучий папа, самый сильный и бесстрашный!

     Аспард сказал осторожно:

       Кони готовы, Ваше Величество...

       Тогда едем,  — сказал бодро Мрак.  — На сегодня все дела отменены?  Все

приемы?

     — Да, Ваше Величество.

       Маннмурт!

     — Здесь, Ваше Величество, слушаю вас.

        Смотри,  если что с жабой случится...  Манмурт с великой обидой развел

руками.

        Ваше Величество,  пусть за  вами Аспард лучше смотрит,  а  уж  за этим

ужастиком я  посмотрю.  Вообще-то она уже меня признает.  Да и  я  ее...  почти

люблю.

     Он  протянул к  жабе  руки.  Та  вцепилась всеми четырьмя лапами в  одежду

Мрака. Ее маленькие, но уже страшные

     челюсти  угрожающе лязгнули.  Манмурт  ухватил  за  толстые бока  и  начал

отдирать от  Его  Величества.  Жаба ухватила его  за  руку зубастой пастью,  но

Манмурт с  силой тащил ее,  отдирал,  и  жаба,  поняв,  что ее никто не боится,

ухватилась за край тцарского одеяния уже и пастью.

     Манмурт  терпеливо  по  одной  лапе  отодрал  маленькое  чудовище  от  его

родителя, расцепил и челюсти, а Мрак с неудовольствием отряхнул измятые одежды.

       Она же меня всего изжевала, свинья такая!

       Она почему-то любит вас,  Ваше Величество, — объяснил Манмурт с укором.

— Обожает даже... зачем-то.

       Ну да, а я хожу весь изжеванный...

     Манмурт поклонился и  пошел  к  выходу,  жаба  из  его  рук  одарила Мрака

негодующим взглядом.

     Выехали засветло,  ибо  драконьи конюшни находились не  просто  далеко  за

городом,  а  вообще  далеко  от  столицы.  Ближайший драконий питомник высоко в

горах, башня магов на вершине горы денно и нощно неусыпно охраняет все подступы

к долине.

     Кони несли по утренней прохладе споро. Кроме охраны, поехал еще и Червлен,

сам вызвался.  Как Мрак понял,  Червлен раньше занимался драконами сам, а потом

его взяли за какие-то заслуги во дворец, где он и вырос до управляющего. Аспард

весело и с подъемом начал рассказывать,  как они в тот раз сумели-таки завалить

оленей больше,  чем за два прошлых раза, что значит, олени не переводятся, хотя

браконьеров развелось видимо-невидимо. Мрак оживился на свежем воздухе, быстрая

скачка горячила кровь, он хохотал, кричал диким голосом, швырял в воздух секиру

и ловил ее на полном скаку.

     Аспард  и  пара  придворных,  включая  Червлена,  смотрели остановившимися

глазами. Мрак, спохватившись, сказал степенно:

       Да,  в  детстве так развлекался,  помню...  Но  теперь мы,  к  счастью,

взрослые. Эх, звезд не видать... Ну да ладно, я все равно помню, где какая. Щас

я вам расскажу о звездах. О каждой в отдельности, а их знаете сколько?..

     Он  оглянулся,   увидел  посеревшие  лица,   отчаяние  в  глазах.   Аспард

выпрямился, словно всем видом говорил: вот я, убей меня, приношу себя в жертву,

но только не надо, не надо, не надо про эти звезды, будь они трижды...

       Дык детство,    промямлил он,    Ваше Величество,  у вас было хорошее

детство...  Мы,  ваши подданные, не хотим ничего пропустить из вашего рассказа,

Ваше Величество! Потому начните сначала...

       С начала? — удивился Мрак. — Ну, в Начале, говорят, ничо не было. Потом

появилось Яйцо,  из Яйца Бог,  а  он уже начал отделять Свет от Тьмы,  а  потом

творить зверей, мух и людей...

     Аспард окаменел лицом,  потом явно решил,  что даже это лучше, чем звезды,

до звезд дело дойдет не скоро...

        Ваше Величество,  — перебил он с мужеством отчаяния,  — а когда вы вот

так  секиру...  к  родным  вам  небесам,  вы  толчок даете  на  рукоять или  же

благосклонно переносите на обух?

        Ха,    сказал Мрак саркастически,    это умом не понять!..  Тут надо

вдохновление иметь,  и хорошо иметь!..  Вот когда ты смотришь на звездное небо,

ты воссоединяешься с этим миром,  сливаешься,  а там происходит всякое разное и

неведомое...  Умом — это долго,  а через вдохновление — р-р-раз! И усе. Уже все

умеешь.  Как какой-нибудь поганый волк,  что нюхом берет то,  что мы никогда не

сможем, хоть на рукоять, хоть на обух...

     Кони резво несли по зеленой долине,  потом дорога повела в горы. Не круто,

но кони с  лихого галопа вскоре перешли на рысь,  а  потом и вовсе пошли шагом.

Мрак, помня своего огненного коня, досадовал на медленность, ибо после летающих

     Змеев,  Руха, крылатых коней из преисподней, колдовских вихрей Олега — все

остальное ну просто черепахи...

     Он велел пересесть на заводных коней. Сам, забывшись, перескочил на скаку,

услышал удивленный «ах», но не стал оглядываться, теперь все идет по накатанной

дорожке,    обязательно   вспомнят   какого-нибудь   прапрадеда   со    стороны

степняков-артанцев,  для  которых  вот  так  перескакивать с  коня  на  коня 

привычное дело.

     К  обеду  забрались настолько высоко,  что  воздух здесь заметно посвежел,

стало прохладнее, а солнце светило намного ярче, напекло голову. Горы здесь уже

не горы,  а только верхушки гор,  много верхушек, сплошной каменный частокол, а

внутри уютная зеленая долина, наполовину заставленная огромными зданиями.

       Старый Город, — прокричал Аспард восторженно, — сколько здесь ни бываю,

а  всякий раз...  ну,  такое вдохновление,  что  просто,  просто...  надо будет

попробовать топор бросить!

     — Это Святой Город, — поправил Червлен. — Святой.

     — Да-да,  — торопливо согласился Аспард.  — Я и говорю, что вот так, глядя

на Святой Город, я могу бросить топор не глядя и поймать не глядя!

     Мрак  сам  с  изумлением рассматривал Старый Город,  в  самом деле старый,

древний,  безумно древний, словно бы выросший прямо из гор. И понятно, почему с

Барбуссией так  трудно бороться:  сюда могут отступить войска и  все население,

ибо это не город даже,  а  огромная территория,  отгороженная от мира отвесными

стенами  головокружительной  высоты,  а  сверху  вдоль  обрыва  еще  и  толстая

крепостная  стена,   где  веками  хранятся  камни  для  сбрасывания  на  головы

штурмующих.  Крепостная стена окружает не город,  как он всегда видел раньше, а

целую долину, где сам Старый Город занимает меньше половины.

     Но когда приблизились, Мрак убедился, что город совсем

     не маленький.  Правда, уступает Барбусу по размерам, но зато превосходит в

роскоши:  стены,  крыши и двери большинства зданий украшают не только изысканно

выкованные из серебра и меди металлические пластины, но даже драгоценные камни.

Мрак,  не  веря глазам своим,  рассмотрел россыпи опалов на  дверях,  множество

рубинов на крышах.

     Немало домов было выстроено из  редких пород дерева.  Но хозяева совсем не

выглядели богатыми людьми, напротив — Мрак назвал бы их бедняками...

     Очень много каменных исполинов,  не  то  странных зверей,  не то уродливых

людей. Аспард с готовностью сообщил, что это основатели города — древние боги.

     Город стоит слишком близко к  небу,  тучи  цепляются за  непомерно длинные

острые шпили.  Слышен треск,  дальше плывут рваные,  а  белесые клочья медленно

тают, растворяются в синеве.

     И все-таки город казался не просто древним,  но и запущенным,  постаревшим

настолько,  что  уже  не  поднимется,  в  будущем здесь будут только руины,  по

которым начнут прыгать горные козы.

     Даже  в  городе сильно пахло  рыбой,  но  теперь Мрак  уже  многое знал  о

драконах.  Когда проехали на восточную часть города, запах усилился. Его не мог

перебить даже запах навоза и  конских каштанов,  что почти закрывали вымощенную

булыжником мостовую.

     Узкая и кривая улица медленно поднималась в гору еще выше, там угадывалась

площадь,  а еще дальше высились приземистые строения из серых каменных глыб.  С

той стороны рыбой несло особенно сильно.

     Усталые кони несли их из последних сил.  Город охватил со всех сторон, они

въехали  в  центр,  Аспард  затих,  Червлен пробормотал нечто  благодарственное

богам.  Мрак удивленно озирался.  Не  то  чтобы от изумления челюсть отвисла до

пояса, но все же место поражало воображение. Храмов больше,

     чем жилых домов,  и каждый храм явно строили и украшали не одну сотню лет.

От  уходящих в  землю плит и  до самых кончиков шпилей все покрыто барельефами,

изображающими забытых  богов,  неведомых чудовищ,  странных  людей  с  птичьими

головами и чудовищ с человечьими.

     Большинство жителей  попадались с  чисто  выбритыми головами  и  короткими

бородами,  в  то время как в  Барбусе Мрак за все время видел не больше десятка

бородатых, да и то либо чужие купцы, либо послы других стран.

     Правда, с усами здесь многие, как бородатые, так и безбородые.

     Их  ждали  возле  самого крупного разноцветного здания,  встречали обычные

барбусийцы,  одетые как жители Барбуса, только здание поражало обилием куполов,

башен  и  башенок,  разновеликих  окон,  закрытых  железными  решетками.  Стены

испещрены барельефами, но и те не рассмотреть: колонны выстроились стеной, тоже

разные по  толщине и  даже длине,  неизвестно для чего поставленные,  ибо крыши

начинались чуть

     дальше.

     Это  единственный дом,  где  камни  из  цветного  мрамора,  из  красного и

коричневого гранита,  а гранитные изваяния стоят прямо на улице, по обе стороны

от входа.  Тоже странные изваяния, подумал Мрак. Таких зверей и на свете нет. А

если и были, то так давно, что даже и непонятно, кто их высекал из

     камня.

     Часть толпы опустилась на колени,  другие же просто склонили головы. Эти в

длинных балахонах,  головы и даже лица закрыты капюшонами.  Дескать,  на колени

становимся только перед богом,  да и  то не перед всяким.  Перед своим — да,  а

чужим от ворот поворот, а не сладкие жертвы.

     Мрак выждал полагающееся время, милостивым жестом разрешил встать, изволил

сказать державным голосом:

        Ну что,  морды,  трясетесь?  Щас все здесь пересмотрю,  перетряхну,  а

виноватых повешу!

     Червлен сказал за спиной обеспокоенно:

       Что за бесцельная трата человеческих жизней, Ваше Величество? Нет у вас

совершенно уважения  к  истинным  ценностям.  Как  можно  вешать,  когда  рядом

драконы? Им же свежее мясо надобно, кровь надо чуять для обучения...

       Слышали? — громыхнул Мрак.

     Один из встречающих низко поклонился. Лик его оставался светел и чист, как

у безгрешного и безвиновного.

        Все слышали,  Ваше Величество,    заверил он.  — Мы долго добивались,

чтобы вы посетили нас.

     — Зачем?

     — А нам есть чем похвастаться, — ответил тот скромно.

       Ну-ну, — сказал Мрак. — Тебя как кличут?

       Кличут Рваным Крылом, но зовут Герцем.

        Ого,    сказал Мрак с уважением.  — Герц — это здорово.  Твой дед был

знатный поединщик?

        Прадед,  — скромно ответил Герц.  — Потому и стали мы зваться Герцами.

Ваше Величество, там прямо в храме для вас накрыли стол. Если изволите...

        Изволю!  — прервал Мрак.  — Еще как изволю!  Ты что ж тянешь,  злодей?

Ждешь, что я своего коня начну есть?

     В  храме было убрано,  воздух свеж,  на  каменных плитах медленно исчезали

мокрые пятна.  Половина гигантского зала  заставлена столами.  Пока Мрак и  его

сопровождающие слезали с коней,  разминали кости, в храм спешно несли узорчатые

скатерти.  А  когда Мрак с  эскортом изволил войти,  столешницы уже ломились от

множества блюд.  Но  так  как  Мрак  запретил высылать вперед тцарских поваров,

местные исхитрялись сами,  так  что  было  подано не  меньше двух десятков блюд

только по-разному жаренного мяса,  а кроме того,  от ближайшего озера постоянно

доставляли удивительно нежную

     рыбу,  жарили, пекли, тушили, а также подавали и сырую, обильно сдобренную

жгучими травами.

     Вино подавали по  большей части куявское,  хотя и  свое,  как считал Мрак,

ничуть не  хуже,  если не лучше,  но в  чужой тарелке всегда кусок мяса кажется

больше.  Холодное куявское горячило кровь  сильнее жареного мяса  с  перцем,  а

густое красное вино из  Вантита ощущалось как ласковые руки понимающей женщины,

что  нежно  проходятся по  всему телу,  разминая мышцы,  помогая им  отдохнуть,

успокоиться, набраться силы для нового рывка, для скорой схватки...

     Мрак,  не замечая слуг, огромным кинжалом отхватывал добротные куски мяса,

запивал водопадами вина,  не особенно разбирая какое и  откуда,  мычал в ответ,

когда Червлен или  Аспард обращались с  вопросом,  а  Герцу кивал благосклонно,

мол, хорошо ведешь хозяйство, хорошо. Мог бы и раньше допроситься его монаршего

посещения, язык не отсох бы повторить пару раз еще.

     Он  моментально опустошил первое блюдо,  второе,  ибо  после такой хорошей

скачки чувствовал хороший здоровый голод. Перед ним поставили поднос с широкими

ломтями жареной оленины.  Он  опустошил его со скоростью лесного пожара.  Сбоку

появилось блюдо с запеченным целиком молодым кабанчиком.

     Когда от  кабанчика остались кости,  да  и  то  изгрызенные,  он  цапнул с

соседнего блюда нечто пахнущее тонко и  нежно,  сладкий ароматный сок  потек по

пальцам,  он  рычал от  удовольствия,  глотал нежное мясо почти не  разжевывая,

только все  чаще запивал вином,  а  когда и  это  блюдо опустело,  запил снова,

перевел дыхание и сказал с удовольствием:

     — Ну, червячка заморили... Теперь пора и пообедать всласть!

     На помещение обрушилась тишина.  Мрак видел обращенные к нему лица,  почти

никто не ел,  только на том конце стола солдаты, впервые допущенные к тцарскому

столу,

      торопливо рвали нежное мясо и тоже запивали, подражая Его

      Величеству.

     Аспард наконец прошептал в благоговении:

       Пообедать?

       Ну да, — ответил Мрак бодро. — А что, здесь с этим туго?

     В этих краях,  размышлял он,  не забывая разделывать зажаренного молочного

поросенка,  летающих Змеев называют драконами. Можно даже не спрашивать почему.

Достаточно посмотреть на  их  когти,  чтобы понять —  для такого зверька драть,

разодрать,  подрать,  а то и просто драться с кем-то — любо-дорого. Так же бера

везде зовут либо ведмедем,  ибо он  ведает мед,  или же  переставляют половинки

слов: медведем. А то и просто косолапым.

     Так что если в самом деле правда,  что Змеев,  то бишь драконов,  приучили

слушаться,  то  это  ж  великое дело!  Даже  дивно,  что  такое  государство не

бросилось тут же покорять все соседние.  Конечно, каждый дракон — штучный воин,

все равно,  что герой среди простых воинов, а герои стадами не ходят, но дракон

даже самый слабенький — все равно дракон, одним видом, ревом, пламенем из пасти

устрашит самых отважных и заставит бросить оружие и бежать, бежать...

     Он  вспомнил,  с  каким  трудом  завалил  наездников  Змея,  когда  спасал

Мелигерду,  а  ведь то  был просто ездовой дракон,  ни  разу не  дохнул на него

огнем,  не прихлопнул,  как муху,  лапой, не попробовал на зуб. Да и наездников

взял только потому,  что совсем обнаглели, не верили, что кто-то осмелится дать

им  отпор.  Даже не  воин в  сверкающих доспехах,  а  какой-то мужик с  простым

луком...

     После  сытного  и  довольно  плотного обеда,  когда  осоловевшие Аспард  и

Червлен уже не могли шевельнуться,  а солдаты так и вовсе лишь сыто взрыгивали,

он бодро вскочил из-за стола.

       Ну вот,  — сказал он жизнерадостно,  — теперь в самый раз!.. Пошли, что

ли?

     Аспард и Червлен смотрели с надеждой, что тцар так шутит, да и все солдаты

расплывались на лавках, как тесто, только Герц вскочил и сказал с готовностью:

       Да, Ваше Величество!.. Вперед уже поскакали все приготовить к показу...

       Это нас показывать? — спросил Мрак подозрительно.

       Что вы,  Ваше Величество, — испугался Герц. — Драконы не видят разницы,

они у нас простые. А вот вы увидите, что нам бы жалованье добавить...

     — Тогда в дорогу, — велел Мрак.

     Питомник,  судя по запаху,  находился сразу за городом, едва заканчивалась

городская стена.  Сам Мрак еще за столом ощущал,  где что и сколько.  В прошлый

раз,  когда летел с  Мелигердой,  ощутил,  что  от  Змея привычно сильно пахнет

рыбой.  А  сейчас восточный ветер даже  в  этот  храм  вбивал сквозь щели целое

облако запахов.

     Аспард с  видом  знатока начал  рассказывать,  что  равлик через семь  лет

вырастает в маленького ужика, тот еще через семь лет превращается в смока, смок

растет еще и, если ничего не случится, вырастает в Змея. Проходит еще семь лет,

и  у  Змея отрастают крылья.  И  уж  совсем немногие из этих гигантских летунов

доживают до того, что начинают дышать дымом и плеваться огнем.

     Змеи,  как  он  слышал,  могут жить очень долго,  но  это  единственные из

зверей, которые могут убивать друг друга. Будь то из-за молодой Змеихи, добычи,

просто из-за дурного настроения.  Ни волки, ни шакалы, ни олени, которые всегда

бьются за  молодух и  за место вожака,  не убивают друг друга насмерть.  Только

Змей пошел за человеком, которому убить себе подобного проще, чем зверя... Нет,

все же это человек пошел за Змеем, того боги создали раньше. Хоть в чем-то не

     человек являет всему миру дурной пример,  а ему явили...  Правда, мог бы и

не обязательно перенимать только дурное... Герц выслушал все эти бредни, сказал

уверенно:

       Вот дурные живут там внизу!

       Низина, — поддакнул кто-то. — Серость. Что с них взять?

     Мрак удивился:

     — А что, не так?

       Ваше Величество, — сказал Герц осторожно, — яблони тоже можно сажать по

зернышку!  Вырастут,  хоть и  хреновые,  а  яблоки будут кислыми.  Мы ж  сажаем

отводками.  Верно?  Так и драконов разводим от драконов,  а не от ужей или того

гаже — равликов!

     Во дворе им подали коней,  выехали тесной группой.  Мрак потянул ноздрями,

на   видимый   глазами   мир   наложился  еще   один,   нарисованный  запахами,

подрагивающий,  неустойчивый,  зато яркий и красочный,  а еще удивительный тем,

что  Мрак видел и  сквозь стены,  видел за  толстыми гранитными стенами больших

драконов и маленьких,  а в дальней яме рассмотрел огромную толстую Змеюку.  Она

сидела  в  странной напряженной позе,  крылья распустила,  сложив по  бокам  на

земле,  стала  похожей  на  грязную  копну  перегнившего сена.  Мрак  не  сразу

сообразил,  что Змеюка откладывает яйца.  Из-под плотно закрытой сверху крышки,

размером с крышу огромного дома,  просачивались струи,  рисовали все, что по ту

сторону. Он подвигал пальцем, считая, сказал:

        Ого!..   Восемь  яиц!..   А  сколько  снесет  еще?  Аспард  смотрел  с

недоумением, зато Герц ахнул, проследил за взглядом Мрака, снова ахнул.

       Ваше Величество... что, она уже начала... откладывать?

     — Ага, — ответил Мрак. — Девятое яйцо... Ты гляди, щас пойдет десятое!..

     Герц покрутил головой.

       Ваше Величество...  Откуда?.. Как? Как вообще догадались, что в той яме

брюхатая драконша?

     Мрак сказал наставительно:

     —Я  тцар аль  не  тцар?  А  тцар должон все  знать!..  О,  снесла десятое,

повернулась и начала их облизывать. Не сожреть?

     Теперь все  смотрели на  Мрака со  страхом и  непониманием.  Герц  пугливо

подхватил Мрака за  локоть,  повел мимо  сарая.  Двое  сопровождающих отстали и

бросились на  животы,  стараясь сквозь щели в  крыше рассмотреть,  что творится

внизу в яме.

        Мы заглянем к молодым,  — сообщил Герц.  — К сожалению,  дракона можно

обучать только в первые два месяца.  Если не удастся приучить слушаться,  а это

трудно,  то уже все пропало.  Дракон будет бросаться на все,  что движется. Вот

там,  видите,  купол?  Там  глубокая пещера,  в  ней  держим самого огромного и

страшного дракона. Ему бы цены не было, если бы вовремя к нему нашли подход. Но

теперь это зверь, что сожрал уже четырнадцать человек...

     Мрак удивился:

     — Так зачем же держите? Убить... или на волю. Ну, отвезти в клетке поближе

к Артании... и выпустить.

        Ваше Величество,  как можно!  Видели бы  вы его зубы,  его грудь,  его

крылья!..  Он  вдвое крупнее всех драконов!  Это  же  сокровище!  Его держим на

племя.  А что людей поел,  так это по их неосторожности.  У нас какой народ? То

считают,  что Змей не дотянется,  то уверены,  что успеют отскочить, то думают,

что дракон высоко не подпрыгнет...

     Они  медленно приближались к  котловану,  Мрак издали по  запаху определил

глубину и увидел даже, что именно там на дне. Котлован окружал каменный барьер,

невысокий,  до  пояса,  но,  когда Мрак подошел и  глянул вниз,  огромный кулак

спрессованного запаха все же заставил отступить на шаг.

     Пахло не  просто рыбои,  а  косяком выброшенных на  берег и  разлагающихся

тюленей.

     В вырубленном в скале котловане,  где поместился бы дворец,  распласталась

огромная серо-зеленая туша.  То,  что  Мрак  принял сперва за  груды неопрятных

звериных  шкур,   оказалось  крыльями.   Уже  смятыми,  потертыми  крыльями,  с

обломанными когтями,  а  сама туша,  чей  бок  медленно приподнимался и  так же

медленно опускался, оказалась драконшей.

     Она  лежала  на  боку,  сопела тяжело,  взревывала,  ворочалась,  слышался

неспокойный треск. Мрак подумал, что трещат костяные пластины, потом решил, что

это под ее тяжестью подаются камни котлована,  но потом увидел, как из-под шкур

выползают толстые ярко-зеленые шары на коротких расползающихся лапах.

     Один вслепую подполз чересчур близко к  страшной пасти.  Змеиха приоткрыла

один глаз, из пасти выметнулся длинный лиловый язык. Донесся жалобный писк.

     Рядом с Мраком страж спросил обеспокоенно:

       Что она с ним делает?

     Змеиха зажала полуслепого змеенка в угол, беспощадно мяла огромной пастью.

Он жалобно пищал, крохотные лапки беспомощно дергались.

     — Задавливает слабых,  — объяснил Аспард со знанием дела. — Молока на всех

не хватит. Верно, Ваше Величество?

        Мудро,    согласился Мрак.  — Пусть помрет сразу,  пока слепой.  А то

корми-корми, а он помрет... И жалко, уже ведь бегал, играл, квакал...

     Герц помялся, но сказал осторожно:

       Да,  это  было бы  мудро...  но  природа не  так  мудра,  как вы,  Ваше

Величество.  Этот змеенок,  как и  другие,  в  первые дни не  в  состоянии даже

погадить!  Если бы  она их не лизала,  не мяла,  не давила,  то передохли бы на

третий день...

     Дракончик уже не пищал, а огромное панцирное чудовище

     мерно шоркало языком по каменному полу.  Звук был такой,  словно дикарщики

стесывали с каменной плиты мелкие зазубрины.

     Аспард потянул носом:

       Не так уж и воняет. Это она что? Жрет?

     Герц сказал с таким явным неудовольствием, словно оскорбили его самого:

     — А что?  Значит,  так надо.  Пока они сосут ее молоко,  она зализывает за

ними.  А  как  только  жабенку дать  хоть  лизнуть коровьего молока или  какого

другого,  то тут же его дерьмишко останется лежать, пока не уберут слуги. То ли

ревнивая,  то ли понимает,  что уже жабенок начинает сам питаться,  а  значит —

взрослый.  У  них,  как  у  холопов,  взрослеют  рано.  Это  боярские  дети  до

осьмнадцати годов в песочке роются!

     — Ага, — сказал Мрак. — Ага.

     В  следующем котловане резвились два  молодых  змея.  Толстые,  бескрылые,

похожие на  вытянутых жаб,  размером с  коров,  они  нападали один на  другого,

опрокидывали, таскали за лапы, хватали беззубыми пастями за толстые шеи.

     Мрак  изволил  полюбоваться подростками.  Герц  услужливо забегал  вперед,

указывал  дорогу.  Стражи  двигались  от  Мрака  справа  и  спереди,  еще  трое

прикрывали  со  спины.   В  следующем  котловане  копошились  уже  трое.   Мрак

засмотрелся,  Герц щелкнул пальцами,  ему из свиты передали крупный кус свежего

мяса, все еще истекающего кровью. Он с поклоном протянул Мраку.

       Если Ваше Величество изволит... Мрак с сомнением посмотрел на мясо.

     — Дык только что пообедали...

     В наступившей тишине Герц сказал осторожно:

       Я...  гм...  имел в  виду,  что  если вы  изволите тцарственно швырнуть

дракону...

     — А, — понял Мрак, — так бы сразу и сказал! Конечно, мне не жалко. Ловите,

карапузы!

     Дракончики ухватили кусок и начали таскать во все стороны.  Наконец одному

удалось выхватить,  он  понесся вдоль стены по  кругу,  все бросились за  ним и

бегали так  долго,  ни  один не  догадывался броситься наперерез,  пока один не

отстал  настолько,  что  убегающий догнал  его,  прыгнул  на  спину,  вмял,  но

зацепился за прорастающий гребень и свалился на землю.

     Завязалась веселая драка. Мрак свистел им, покрикивал, потом поморщился:

       Что там за гам?.. Да нет, вот за теми сараями!

       Сейчас узнаю, — отозвался Аспард бодро.

     Он исчез,  а пару минут спустя притащил за шиворот дородного человека,  за

которым шла  толпа галдящих работников.  Аспард толкнул дородного,  тот упал на

колени перед Мраком.

     Мрак спросил недовольно: — В чем дело?

     Дородный развел руками.  Пухлое лицо было скорбное. — Ваше Величество, это

слишком мелкое дело,  чтобы вам... с вашим государственным умом разбирать такие

дела.  Правда,  местный судья  ничего не  мог  решить,  и,  я  думаю,  никто не

сможет...

     — Ого,  — сказал Мрак.  Он огляделся и увидел, что и толпа работников, что

остановилась на  почтительном расстоянии,  и  его воины —  все ловят каждое его

слово.    Ты это нарочно,  чтобы меня раздразнить?  В чем твое дело?  Дородный

развел руками снова.

       Пустяк,    повторил он,    для  вас,  но  не  для нас,  выращивателей

драконов...  Вот этот человек...  подойди сюда,  Арменс!..  Этот человек взял у

меня двадцать серебряных монет в  долг и написал расписку.  Я,  дурак,  дал ему

монеты,  хотя надо было дать овец или коров,  что ему было нужнее. Когда пришел

срок,  он мне сказал:  приходи ко мне к котловану,  где я несу службу, деньги у

меня там, я все отдам...

     Я  пришел.  Он  говорит,  что это хорошо,  дай-ка я  посмотрю,  как я  там

написал, я ему дал, он тут же порвал расписку и бросил в костер.

     Мрак перевел взгляд на Арменса.  Молодой сильный работник стоял смело,  не

пряча  глаз,   рубашка  расстегнута,   обнажая  крепкую  грудь,  руки  сильные,

мускулистые, привычные к тяжелой работе.

     — Что скажешь? — спросил Мрак. Арменс нехотя поклонился, сказал дерзко:

       Я знаю,  что простолюдину не найти управу на богатых!  Я не брал у него

денег,  в глаза не видел никаких расписок.  Но кто мне поверит, если у меня нет

свидетелей?

       Свидетелей,  что не брал? — переспросил Мрак. — Да, на это в самом деле

трудно найти свидетелей...

     Он  внимательно осмотрел дородного богача,  работника и  толпу,  что жадно

прислушивалась к  высокому судилищу.  Оглянулся на  Аспарда,  тот  выпрямился и

бросил руку на рукоять меча.

        Аспард,    сказал Мрак,    отведи их в разные стороны,  чтобы они не

слышали друг друга. Это дело сложное, надо подумать...

     Когда дородный и работник стояли на дальних концах каменной площадки, Мрак

поинтересовался у толпы:

     — А вы что скажете? Кому больше доверяете? В толпе загалдели:

     — Арменсу, конечно!

     — Арменс умеет работать!

     — Арменс свой!

     — Арменс мне в прошлом году крышу помог починить!

     Мрак выслушал, кивком велел привести к нему дородного. Тот, похоже, слышал

выкрики или  же  догадался по  жестикуляции,  что они значили.  Стоял,  повесив

голову на грудь. Мрак буркнул:

       Ну и что у тебя была за расписка?

        Обычный  клочок  старого  пергамента,    ответил  дородный несчастным

голосом. — С ладонь размером. Его столько раз соскабливали, что он уже светился

насквозь! Порвать его было легко.

       Ага, — ответил Мрак. — Щас я начну разбор, а когда спрошу про расписку,

ты скажи, что размером он был с... две ладони. Нет, еще лучше с конскую попону!

Понял?

       Понял, — ответил дородный покорно, но было видно, что ничего не понял.

     Мрак махнул рукой,  подвели Арменса.  Тот смотрел гордо,  за ним шла толпа

сочувствующих.

       Ну давайте снова,  — сказал Мрак, он поморщился, посмотрел на солнце, —

да побыстрее,  а то нам еще много осмотреть надо. Ты... как тебя, говоришь, что

дал этому трудолюбивому человеку, о котором все драконцы отзываются так хорошо,

двадцать серебряных монет?

     Арменс гордо подбоченился, а дородный жалко пролепетал:

     — Да,  Ваше Величество...  А он взял и порвал расписку, как листок дерева,

хотя это был пергаментный лист размером с попону вашего коня... Порвал и бросил

в огонь.

     Арменс покраснел от гнева, закричал:

       Что ты брешешь, скотина!.. Это был жалкий клочок не больше моей ладони!

Ты ври, но знай меру...

     Он  поперхнулся,  испуганно огляделся.  Его  друзья замерли.  Потом начали

отступать от него,  словно волны в час отлива от одинокого утеса. Аспард первым

из воинов сообразил,  заржал, как конь. Начали хохотать и его люди. Мрак махнул

оруженосцу,  тот бегом подвел коня.  На  грозного тцара он  смотрел влюбленными

глазами.

     Мрак похлопал по плечу ошарашенного Герца.

        Не  вешай нос.  Люди —  твари хитрые,  это не  какие-нибудь безобидные

драконы. Что-то есть еще?

     — Да, — сказал Герц торопливо. — Пойдемте

     посмотрим наконец нашу красу и мощь, дракона по имени Пламенные Крылья.

     — Ого! У него что, крылья горят?

       Нет,  это для красивости, — объяснил Герц смущенно. — Но когда он летал

еще,  то  огонь из  пасти,  за  ним дымный хвост,  а  крылья просвечивают такие

пурпурные...  Это самый страшный, лютый и смертоносный дракон из всех, каких мы

когда-либо только знали!

     — А чего теперь не летает?  — поинтересовался Мрак.  Герц помялся,  развел

руками.

       Перестал слушаться. Теперь это просто неуправляемый дикий зверь. Потому

его держим... так, как держим.

     Каменные громады медленно тянулись по  обе  стороны.  Сзади слышались злые

крики и  глухие удары.  Похоже,  работники,  обманутые в своих лучших чувствах,

били своего кумира.  Герц ожил,  шумно рассказывал про  замечательных драконов,

какие они-де умные,  веселые,  добрые, удивительные, Мрак кивал, в узкой улочке

стражи отстали,  шли гуськом сзади, только двое прошмыгнули вперед и шарили там

по сторонам налитыми кровью глазами.

     И вдруг...  сразу восемь человек выпрыгнули,  казалось,  ниоткуда.  Тускло

блеснули  короткие  мечи.  Телохранители  метнулись  в  бой,  Аспард  мгновенно

загородил Мрака,  два  или  три  меча с  лязгом ударились о  его грудь,  Аспард

пошатнулся,  но устоял, а его меч рассек голову ближайшему. Большего он сделать

не мог, только отчаянно парировал сыплющиеся со всех сторон удары.

     Внезапно ряд  нападавших завалился,  словно на  них  упала  скала.  Аспард

увидел,  как на том месте взвилось разъяренное Его Величество, в руках та самая

секира,  которую  он  так  умело  бросал  в  небо.  Телохранители шарахнулись в

стороны,  ибо  секира  почти  исчезла  из  виду,  только  в  воздухе  оставался

серебристый след от лезвия, а нападающие падали с разруб-

     ленными  головами,  в  воздух  взлетали отрубленные руки,  кровь  брызгала

фонтанами.

     К  счастью,  они  находились в  довольно узком проходе,  нападать могло не

больше  трех-четырех человек,  и  Аспард с  Мраком нажали,  срубили еще  двоих,

последний оставшийся в  живых повернулся и  бросился бежать.  Он  уже  скрылся,

когда Мрак замахнулся коротко и со страшной силой швырнул секиру.

     Она  исчезла,  Аспард  ожидал  услышать сухой  скрежещущий удар  металла о

камень, но вместо этого донесся вскрик и послышалось падение тела.

     Мрак повернулся к Аспарду:

       Ты это чего? Ранен?.. Ну, дурак... Аспард прошептал:

        Я  счастлив...  Я  буду рассказывать внукам,  как  был  удостоен чести

драться... рядом.

     Он все прижимал ладонь к боку. Под ней расползались края разрубленных лат,

между пальцами просачивались красные струйки.

     Мрак  оторвал ладонь  Аспарда от  раны,  присвистнул.  Лезвие  чужого меча

рассекло бок на  ширину ладони,  хотя и  не  глубже пальца.  Он  быстро оторвал

рукав, сложил вчетверо и приложил к боку начальника охраны.

       Прижми покрепче!.. Сейчас придут лекари. Аспард простонал со стыдом:

        Ваше Величество!  Вы  меня убиваете...  Это я  должен следить за вами,

охранять вас...

        Вот я  и хочу,  — отрезал Мрак,  — чтобы ты завтра мог охранять,  а не

валялся в постели, ослабевший от потери крови. Зажми покрепче! Вон уже бегут...

     Вместе с  прибежавшими на  помощь работниками был и  Червлен.  Выглядел он

испуганным, глаза бегали. Мрак напомнил себе, что не мешало бы узнать, куда это

он делся сразу же, как только сели за стол.

     Червлен повскрикивал,  потом довольно толково распорядился насчет лекарей,

а  сам  исчез снова.  Герц,  белый,  как полотно,  пугливо вздрагивал,  трясся,

наконец пролепетал дрожащими губами:

       Это не наши... Какие-то бродяги... Мрак усомнился, прорычал:

     — Ты уверен?

     — У нас здесь все друг друга знают!

       Этих не видели? Герц покачал головой.

        Какие-то разбойники!  Только не понимаю,  как смогли пройти так далеко

незамеченными...

     — Уверен, что разбойники?

       Ваше Величество! А что же еще?

     Мрак пихнул носком сапога голову одного из  убитых.  Похоже,  Герц живет в

очень благополучном мире.  Не  только никогда не видел разбойников,  но даже не

представляет,  какие они с  виду.  Дело даже не в  том,  что,  живя в лесу да в

горах,  прячась  от  людей,  не  больно  заботишься о  своем  виде.  Наоборот —

разбойники стараются отрастить бороды,  волосы,  скрывая внешность. А эти чисто

выбриты,  и если принюхаться, то можно уловить аромат благовоний. Слабый, почти

заглушенный запахом пота, крови, зловонием из котлована, но

     все же ощутимый.

     Он поднял голову, взглянул на заходящее солнце.

       Ладно,  пора заканчивать.  Где этот ваш красавец?  У которого Пурпурные

Крылья?

        Пламенные,  Ваше  Величество.  Но,  если желаете переименовать,  то 

Пурпурные.

     Мрак подумал, кивнул.

     — Желаю. Даже изволю.

     Он подумал,  что переименовывать — проще всего, но зато заметнее. Вроде бы

ничего не сделал, а результат твоего тяжкого труда видят все прямо щас, а еще и

много поколений потом.

     Герц посмотрел на могучую стать Его Величества, предложил робко:

       Если изволите, то можно даже назвать его... Яфегердом, например.

       Это пока лишнее, — ответил Мрак скромно. — Пожуем — увидим.

     Герц суетливо забегал вперед,  иногда даже шел  задом,  руки его постоянно

взлетали,  как вспугнутые бабочки,  рисовали в воздухе замысловатые узоры,  еще

больше похожие на бабочек,  что, дуры, не умеют летать прямо, как стрекозки или

кузнечики.

     Мрак подумал про Кузнечика-Кузю, в груди потеплело. Герц вскрикивал:

     — Прошу сюда. Еще... Вон там котлован, в котором держим этого зверя...

     Они  были совсем рядом с  каменной оградкой,  когда раздался грохот.  Мрак

быстро вскинул голову. Сверху с горы неслось, подпрыгивая на выступах, бревно в

три  обхвата.  Аспард  вскрикнул,  бесцельно  схватился  за  меч  и  попробовал

заступить Мрака.  Мрак ухватил его  за  шиворот и  мощно откинул под  крохотный

каменный навес.

     Сам он  попытался отпрыгнуть,  но оступился,  бревно мелькнуло прямо перед

глазами, его страшно рвануло за одежду, ударило, швырнуло на каменную стену. Он

падал,  цепляясь за камни,  голова гудела,  успел сообразить только,  что краем

бревна зацепило за роскошное тцарское одеяние, куда-то бросило...

     Его  несло вниз по  крутой каменной стене.  В  ноздри ударил мощный рыбный

запах.  Он бессильно скользил, пока не рухнул на дно, где торопливо приподнялся

и сел.  Ладони опирались на раздробленные кости гигантских зверей. Вдоль хребта

зашевелилась и  начала подниматься шерсть,  когда сообразил,  что это не  кости

коров или туров, те помельче. Это кости драконов, а вон и череп... а дальше еще

один, и еще...

     Справа и  слева,  как впереди и  сзади — каменные стены.  Он на дне самого

глубокого котлована,  а  в  десятке шагов поднял голову,  разбуженный шумом,  и

смотрит на  него дракон.  Тот самый,  что лютый из лютых.  Который на племя.  И

который сожрал уже четырнадцать неосторожных конюхов. Дракон по имени Пламенные

Крылья. Теперь — Пурпурные.

     Сверху в  наступающей полутьме слышались шум,  крики,  вроде бы  даже лязг

железа.  Кто-то закричал нечеловеческим голосом,  тут же крик оборвался.  Мраку

даже почудился сип и клекот, вырывающиеся из перерезанного горла.

     Дракон всхрапнул,  быстро вскочил на все четыре лапы. Несмотря на размеры,

он выглядел собранным,  быстрым, поджарым, а к жертве шагнул легко, словно барс

размером с  амбар.  Мрак попятился,  уперся спиной в каменную стену.  Мелькнула

мысль попытаться вскарабкаться, это дракон всползти по таким плитам не может, а

человеку  зацепиться бы  хоть  чуть-чуть,  но  дракон  как  выстрелил  огромной

головой.  Мрак увидел прямо перед собой страшную пасть,  где целиком поместится

корова,  отшатнулся от дурного запаха,  успел даже увидеть гниющие волокна мяса

между зубами, размером с куявские мечи...

     Он  успел отдернуть голову,  мимо пролетело что-то красное,  обожгло щеку.

Дракон со страшным ревом прыгнул ближе.  Теперь он не вытягивал шею,  она стала

втрое короче,  толще,  вся  в  буграх и  костяных пластинах,  что выдержат удар

любого меча или топора.  Мощная лапа с  чудовищной силой ударила в грудь.  Мрак

отлетел вдоль стены,  ударился спиной.  Огромная пасть мелькнула у самого лица.

Когти со скрежетом впились в камни справа и слева.  Мрак оказался зажатым между

передних лап.  Голова Змея  была с  плавильную печь,  вытаращенные глаза —  как

выпуклые круглые щиты славов,  а когда распахнул красную пасть,  оттуда пахнуло

жаром.

     — Да пошел ты,  — вскрикнул Мрак,  закашлялся, ибо лицо залепило горячим и

влажным. Зажмурился, лицо

     вспыхнуло, как натертое шершавой рукавицей.

      — Брысь, свинья поганая!..

     Горячий язык со скоростью молнии облизал ему щеки,  подбородок,  лоб. Мрак

отпихивался вслепую,  зажмурившись, а дракон с громким хрюканьем чмокал длинным

горячим языком,  дыхание из Мрака вылетело с  жалобным всхлипом:  Змей придавил

его грудью,  сопел,  горячий язык шлепнул по  ушам,  и  даже,  похоже,  пытался

залезть  внутрь  его  заросших шерстью раковин.  Во  всем  котловане разносился

грохот, лязг, треск разламывающихся под лапами дракона костей его жертв.

     Сверху раздались истошные крики. Мрак не слышал, что именно кричат, дракон

сопит и наседает,  язык шоркает по лицу,  отшвыривает руки, слюни уже промочили

одежду.

     Наконец  удалось  увидеть,  как  в  трех  шагах  сверху  опускается  грубо

сколоченная лестница.  Нижние ступеньки сломаны, он заметил даже следы огромных

зубов,  кое-как  вывернулся  из-под  драконьей  пасти,  побежал,  подпрыгнул  и

схватился за перекладину.

     Тотчас же  лестницу с  неудержимой силой  потянуло вверх.  Снизу  раздался

раздраженный рев.  Вдогонку полетел  столб  огня.  Опалило  страшным жаром,  но

одежда,  пропитанная слюнями,  к счастью,  не вспыхнула, зато наверху закричали

обожженные люди, лестница остановилась и даже чуть опустилась.

     Мрак почувствовал, что сейчас ее выпустят, заорал дико:

     — Тащите!.. Иначе самих сюда сброшу!

     Он ощутил снизу толчок, удар, его подбросило вместе с лестницей. Лестницу,

похоже,  уронили,  но,  к  счастью,  успели  перехватить снова.  Его  вместе  с

лестницей поволокло наверх со  всей силой и  скоростью,  но  горячий язык еще с

полминуты стегал по рукам, лицу, плечам, как толстая простыня, небрежно отжатая

после стирки в горячей воде.

     Десятки рук  ухватили Мрака за  плечи,  за  руки.  Он  сам цапнул барьер и

перевалился на ту сторону. Над ним

     склонился Аспард, кровь текла с лица начальника стражи,

      но он настойчиво кричал ему прямо в лицо:

       Ваше Величество!.. Ваше Величество!.. Вы ранены?

       На себя посмотри, — огрызнулся Мрак.

     Из-за каменного барьера раздавался глухой разъяренный рев.  Снизу взлетало

тусклое багровое пламя, поднимался синий горячий дым. Вдоль барьера озабоченные

стражи  с  обнаженными мечами в  руках  ходили между  убитыми,  переворачивали,

смотрели в лица.

       Что это было?    раздраженно потребовал Мрак.  Аспард пошатнулся,  его

подхватили под руки. Шлем он

     потерял,  с головы текла кровь, одна рука бессильно висела вдоль туловища.

Он прокричал яростно:

       Кто-то сбросил заранее заготовленное бревно... А трое выскочили из нор,

чтобы добить... если все еще будет надо. Я послал проверить все норы...

     Мрак отмахнулся,  подошел к бортику.  Дракон увидел его,  распахнул жуткую

пасть,  но огромный хвост, способный одним взмахом сшибить с ног и превратить в

кровавую кашу стадо туров, вильнул пару раз, приглашая поиграть.

     Подбежал Герц. Слезы бежали по его взволнованному

     лицу.

        Ваше  Величество!..  Боги  спасли вас  для  великих дел!..  Для  блага

государства! А меня... меня велите казнить за недосмотр...

     Мрак поморщился.

       Да ладно, не верещи! Если так уж добиваешься, за

     мной не заржавеет.

     Герц вскрикнул счастливо:

        Боги  спасли  Ваше  Величество для  великих  дел!  Но  как  я  мог  не

предусмотреть,  что чья-то  дерзновенная рука осмелится...  Решится...  И  куда

делась охрана на входе?

     Мрак отмахнулся.

       Да ладно тебе визжать. Аспард со всем разберется.

     Теперь он  будет  начеку.  Он  вообще-то  всегда начеку,  но  теперь будет

начекее.  Ты лучше скажи, что это он так?.. Какой же это боевой Змей? А если он

так на врага накинется?  Хорошо,  если от страха помрут, а если нет? Надеешься,

что, если не залижет, то затопчет?

     Герц все не мог успокоиться,  причитал,  ахал, всплескивал руками. Наконец

сообразил, что именно спрашивает тцар, развел руками еще шире.

     — Ума не приложу! А вы не знаете?

       Это ты мне скажи! — обозлился Мрак. — Он меня всего обслюнявил!

        Ну,  у  него  слюни целебные...  Из  Славии волхвы за  ними приезжают.

Куницами и бобрами платят!  Но чего ж так кинулся... У Вашего Величества своего

Змея нет? Ну, для парадных выездов, или как...

       Нет,  — отрезал Мрак.  — И не хочу.  Не люблю слюни. Был у меня один со

слюнями...

       Змей? — воскликнул смотритель.

       Змей на дуде не играет... Он что, совсем кусаться не умеет?

      Только когда больно голодный.  Гм...  А  никакой Змей на  штанах Вашего

Величества.... Виноват, парадных одеяниях, не сидел?

     Мрак гаркнул обозленно:

        В  штанах разве что!  Так бы я  дал на своих портках его поганому заду

елозить! Что ему, медом намазано на меня вот так кидаться?

     Смотритель драконьего питомника сказал уже почти рассудительно,  привычный

багровый цвет постепенно возвращался на его лицо:

        Не медом,  но запах мог учуять...  Гм,  а  вы,  Ваше Величество,  не в

родстве...  с... с... не осмелюсь даже вымолвить... Говорят, великий Закхак был

в  родстве...  правда,  с  Морскими Змеями...  Нет,  на Вашем Величестве шерсти

многовато.

     Уж если вы с кем в родстве,  то не со Змеями точно...  Нет-нет, я молчу, я

ни на кого не киваю,  о лесных великанах даже и не думал!  Видно, это он просто

по молодости.  Ему еще и ста лет нету!  Хоть уже и половозрелый, а по уму щенок

еще...  Солнце наполовину опустилось за  высокую стену,  на  лицо  Герца  падал

багровый свет,  делая и  без  того багровое лицо пугающе темным,  переполненным

густой кровью.  Но  глаза он  постоянно отводил в  сторону,  суетился чересчур,

разводил руками. Запах виноватости валил от него, как псиный запах от

     мокрой шкуры.

     — Лады, — сказал Мрак. — Если это все, то вернемся,

     за ужином поговорим.

     Ужин  был  не  просто  ужин,  тцары  лишены  счастья просто ужина,  просто

завтрака или  просто обеда,  а  уж  перекусить на  ходу  так  и  вовсе для  них

неслыханная роскошь —  в  большом зале храма всех,  кто вернулся из  питомника,

ожидали накрытые столы. Для Его Величества спешно изготовили помост под креслом

с высокой спинкой, и теперь Мраку приходилось наклоняться к столу, как собаке к

миске.

     После  скачки на  конях любой чувствует здоровый голод,  слуги сбивались с

ног,  целая  вереница,  как  муравьи,  выходила из  одной  двери,  сгибаясь под

тяжестью  на  подносах,  обходила  стол,  перекладывая на  него  содержимое,  и

втягивалась в другую дверь, чтобы не создавать сутолоки.

     Чавкая,  жадно  глотая  горячее  мясо,  выбивая о  стол  мозг  из  костей,

обсуждали самое важное, что нельзя решить на мудрых государственных заседаниях,

а  решается,  как вот сейчас,  на пирах,  в банях или на охоте.  Герц и местные

смотрители,  жрецы,  знать  города осторожно пытались вызнать,  как  и  что  он

задумал повернуть в  стране,  весь  Барбус жужжит слухами,  военные воспрянули,

торговцы ожили и обещают проложить дороги в Вантит...

     Мрак отмахивался, делал значительное лицо, и всем ста-

     вершины гор как будто висят в черноте,  а внизу ничего нет, одна бездонная

пустота.

     По  спине пробежал холодок.  Что со  мной,  подумал он.  раздраженно,  уже

начинаю смотреть на мир не то как Олег,  не то как вовсе дурной Таргитай.  Нет,

лучше смотреть вон туда,  где на  вершинах гор холодно и  страшно блестят башни

магов.  Непонятно,  как можно строить башни так высоко,  непонятно и то, кто их

строил,  туда ж вообще кем надо быть,  чтобы забраться,  разве что в самом деле

правы те  страхополохи,  что магам не  нужна ни  еда,  ни  тепло,  все получают

колдовством,  даже  переговариваются друг  с  другом через волшебные зеркала...

Поговаривают,  что даже могут в свои зеркала видеть то,  что делается в стране,

заглядывать в тцарские и прочие покои...

     Он вспомнил рассказы Аспарда,  что тцары не раз пытались поставить их себе

на службу,  удалось даже разрушить несколько башен,  но тцарское войско полегло

почти целиком,  в конце концов правители решили, что маги защищают эти земли от

вторжения чужих племен и  народов,  а  правители за это будут оказывать им свое

монаршее покровительство. В чем это покровительство выражается, пока не решили,

но  сейчас вот  в  таком зыбком равновесии все и  держится уже не  первую сотню

лет...

     — Но сколько еще продержится,  — пробормотал он.  — Нет,  надо будет к ним

заглянуть...

     Ближайшая черная башня в лунном свете выглядела как выкованная из молодого

серебра,  она  грозно  и  надменно  выделялась на  бездонно звездном небе.  Она

выглядела тем  страшнее и  зловещее,  что  стоит прямо на  заснеженной вершине,

прямо от основания и вниз на пару сот шагов только сверкающий снег и лед.

     В черноте неба блеснула короткая молния.  Острие уперлось в вершину башни.

Мрак задержал дыхание,  показалось, что сейчас камень вспыхнет оранжевым огнем,

пойдет черный

     дым,  камень потечет,  как  воск.  Однако башня  оставалась недвижимой,  а

молния сверкнула еще дважды,  после чего в окнах башни загорелись огни.  Мрак с

надеждой ожидал, что это пожар, но ничего не случилось, а огни вскоре погасли.

     — Когда-нибудь, — сказал он вслух. — Когда-нибудь

     доберемся.

     Странно,  он  всего три ночи ночевал во дворце,  вообще четверо или пятеро

суток в  этом Барбусе и во всей Барбуссии,  но сейчас лег на пышное ложе в этой

приспособленной для его отдыха башне, а мыслями унесся во дворец.

     Не убежала ли Хрюндя от Манмурта,  в  самом ли деле в армии такой перелом,

как  рассказывает Аспард,  как среагируют отважные и  пылкие артанцы на  захват

крепости...  Как на  самом деле среагируют,  понятно,  но  что скажут ему,  что

заявят,  пригрозят или попробуют вызволить крепость миром,  почему посол Куявии

пытался его отравить...

     Мысль зацепилась, пошла разматывать эту нить. После смерти Додона в Куявии

правит Светлана Золотоволосая. Ее муж, Иваш, на роль правителя не годится, зато

она  росла на  коленях Додона,  слушала его указания советникам,  слушала самих

советников,  и хотя у нее нет опыта,  но видела, как правил дядя, понимает, как

править,  как поступать,  что именно править,  а не просто сидеть на троне, как

вот сидит он,  Мрак Яфегерд, тьфу, Яфегерд... Но если она будет править, как ее

дядя,  то тогда,  возможно,  это она велела послу отравить правителя Барбуссии,

чтобы,  пользуясь смутой,  быстро захватить эти  земли.  Или хотя бы  поставить

здесь у власти своего человека.

     Он зябко передернул плечами. Светлая и чистая Светлана... У него на сердце

из-за нее больше шрамов, чем на теле. Неужели могла приказать отравить человека

просто ради того,  чтобы захватить клок земли?  Конечно, на этот клок постоянно

разевает зубастую пасть Артания,  потому Куявия всегда побаивалась,  что  земли

Барбуссии попадут под

     артанское влияние. Тогда границы Куявии с этой стороны

     окажутся открытыми, но все-таки, неужели она стала

      настолько... правительницей ?

     А ведь на том коне, внезапно мелькнула мысль, что в домике Ликии, до Куявы

можно домчаться всего за половину ночи. А то и меньше.

     С этим он и заснул.

     6. ШЕСТОЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Не  один  он  раздумывал о  судьбах  маленькой Барбуссии,  стиснутой между

гигантами Куявией и  Артанией.  Когда он утром мылся,  к  нему поднялся Аспард.

Из-под  помятого  и  без  перьев  шлема  высовывался окровавленный край  чистой

тряпицы,  да и широковат начальник стражи, широковат, целую простыню подвернули

под латы,  затягивая раны,  но выглядит живо,  глаза блестят на побледневшем от

потери крови лице.

        Ваше  Величество,    сказал он  после почтительнейших приветствий, 

конечно же, все это уже продумал...

     — Ты о чем?

     — Артанцам дорога перекрыта,  — напомнил Аспард.  — Они ошалели, что у них

так быстро отобрали крепость,  теперь там не пройти,  понимают... Но если, кипя

мщением,  рискнут перейти горы?  Трудно,  конечно,  все войско не перетащат, но

несколько сот  горячих голов перейти через перевал могут.  А  у  нас там только

крохотный пост...

     Он замолчал, задумался. Мрак спросил нетерпеливо:

       Но что?

        Боюсь,  — признался Аспард,  — что этот пост в таком же виде,  как вся

наша  армия.  Раньше там  постоянно пребывало пятьдесят воинов.  Но  потом  еду

начали подвозить с большими задержками... Потом кто-то велел сократить

     воинов наполовину, а сейчас я не знаю, наберется ли там хотя бы десяток.

     Мрак прорычал:

       Кто за это отвечает?

     — За доставку продовольствия?

       И за еду,  и за воинов,  — рыкнул Мрак.  Опомнившись,  махнул рукой. 

Ладно, молчи. Сам знаю. На самом деле за все отвечает тцар.

     На  выходе из башни пронзительный солнечный свет ударил в  лица,  ослепил.

Даже солнце здесь в  горах другое — маленькое и злое.  Стражи стоят полукругом,

их  копья нацелены во  все стороны,  ибо собралась толпа.  Мрак ощутил на  себе

взгляды сотен пар глаз.  Его рассматривали с откровенным любопытством, как же —

живой тцар!    но без враждебности,  как и  без особого почтения,  а как некую

диковинку.

     Через  толпу  протиснулись  две  женщины,   обе  с  поцарапанными  лицами,

разорванными платками, приблизились, упали на колени. Одна заголосила:

       Великий тцар, все говорят о твоей справедливости! Наш судья выгнал нас.

     Аспард вскипел,  ухватился за меч,  готовый зарубить наглых простолюдинок,

но Мрак остановил властным жестом.

       Погоди.  Не видишь,  для них это что-то такое же важное,  как для нас —

защита перевала!

     Первая женщина воскликнула:

       Ваше Величество!  Мы соседи вот с этой... этой! Моя курица забрела в ее

двор, а она убила ее, выпотрошила и съела.

     Мрак обратил суровый взор на другую женщину. Она покачала головой.

        Врет,  — ответила она.  — Я ее курицу вообще не видела.  Но у меня нет

другого свидетеля, кроме Всевышних богов.

     Мрак проворчал:

        Ну,  богов не дозовешься.  Идите,  не мешайте нам...  Они повернулись,

пошли, а он громко сказал Аспарду:

       Видишь?  У нее к шее прилипло куриное перо,  а она говорит,  что даже в

глаза не видела ту курицу.

     Женщина поспешно провела ладонью по  шее.  Аспард злорадно хохотнул,  двое

стражей по  его  кивку догнали женщину,  схватили и  потащили к  дому старосты.

Вторая с  радостными криками бежала следом,  призывала на  голову мудрого тцара

милости небес.

     Мрак пробурчал:

       Аспард, для них эта курица то же самое, что для нас — удержать перевал.

И  как бы  мы  ни  расшибали лбы для страны,  каждый видит только свой огород и

своих кур на нем.  Страну начинают защищать только тогда, когда враг топчет его

огород и хватает кур! Да и то не страну ведь защищают, а свои огороды.

       Что делать, Ваше Величество. Хорошо, хоть так защищают.

        Хорошо,  — проворчал Мрак,  — но как-то паршиво,  когда страна — всего

лишь большой огород.

     — Зато с множеством кур, Ваше Величество. Мрак подумал, согласился:

        Да,  когда кур много,  тогда как-то примиряешься с отсутствием...  ну,

отсутствием, понимаешь?

       Понимаю, — ответил Аспард грустно. — Тцара надо понимать с полуслова.

     С  утра по росе,  что и не роса здесь вовсе,  а иней,  кое-где даже ледок,

помчались обратно в сторону Барбуса.  Под копытами то и дело хрустело, но когда

солнце вскарабкалось ближе  к  зениту,  от  прогретой земли  пошел пар,  воздух

заметно потеплел.

     Конь мчался легко и  свободно,  Мрак озирал мир широко раскрытыми глазами.

Бесконечность, края которой утопают в

     дымке,  накрыта таким  же  бесконечно огромным голубым куполом храма,  что

передвигается вместе с ним.  И сколько бы он ни мчался, всегда будет в середине

храма. А это значит, что ему, человеку по имени Мрак, что-то уготовано, на него

возлагается, от него чего-то ждут...

     Мир выглядел застывшим в полуденной неге,  только вверху счастливо верещит

жаворонок. Мрак вскинул голову, острые глаза поймали крохотного барда. Тот даже

кувыркался от  избытка счастья,  и  его  трели  тоже  кувыркались,  рассыпались

серебряными  колокольчиками  и   прыгали  по  невидимым  ступенькам,   пока  не

раскатывались у копыт скачущего коня.

     Далеко впереди, среди залитой солнцем, ровной, как стол, долины проступила

и начала медленно двигаться навстречу роща целиком из могучих кряжистых дубов —

ни одного сопляка,  все как на подбор в два-три обхвата,  приземистые, крепкие.

Сверху всю  рощу  накрывает золотисто-изумрудная гора зелени.  Зато внизу такая

тень,  что деготь показался бы разлитым молоком,  и  только с  порывами легкого

ветерка золото полегоньку ссыпается вниз, высекает искры, на миг приоткрываются

таинственные пещеры между серыми скалами толстых раскоряченных стволов.

     Некстати вспомнил,  что казна пуста, удивился, что во время такой красивой

скачки вдруг да  о  таких неприятных делах,  а  конь несется аки птица,  из-под

копыт выпрыгивают и во все стороны разбрызгиваются сверкающие алмазы, изумруды,

жемчужины,   рубины    уносятся,   трепеща  блистающими  крылышками,  ослепляя

богатством, непомерной роскошью, ведь вроде бы насекомые! — но все такие яркие,

что тцарам нечего и рыпаться,  никогда такими красивыми не будут, не смогут, не

дотянутся...

     Мрак обратил внимание на группки народа,  что тащились по узкой тропке все

выше и выше в горы, поинтересовался:

     — Это что, паломники?

     Аспард пожал плечами, спросил у Червлена. Тот крикнул подобострастно:

       Ваше Величество, это спрашивальщики!

       Кто?

     — Они хотят узнать, — объяснил путано. — Дураки... Мрак подумал, спросил с

недоумением:

       Да,  кто хочет знать много, тот, понятно, дурак... Умный уже знает, что

ему надо.  Но стоит ли идти так далеко?  Спрашивали бы друг у  друга.  Я  бы им

такое ответил...

     Червлен почему-то посмотрел на кулаки Его Величества, объяснил торопливо:

       Там  находится храм  мага-провидца.  Его  ослепили боги,  зато даровали

прозрение всего на свете. Он знает все. И может ответить на все вопросы.

     Мрак удивился, покачал головой.

       На все, на все? Червлен пожал плечами.

     — Так говорят.

     — А чё так высоко в горах?

       Наверное, чтоб не толпились...

     Мрак придержал коня, остальные нагнали, окружили. Мрак указал на тропу, по

которой брели паломники.

        Самое  время,  раз  уж  оказались так  близко,  посетить этого  самого

провидца! Червлен запротестовал:

        Ваше Величество,  зачем вам  еще  и  какие-то  предсказатели?  Нам  бы

вернуться засветло!

     — Успеем, — сказал Мрак бодро.

     Паломники испуганно шарахнулись в стороны.  Сверкающие серебром и золотом,

украшенные пышными плюмажами,  кони  тцара  и  его  свиты пронеслись резво,  со

звонким  цокотом  по   камню.   За  поворотом  Мрак  увидел  вдалеке  старинный

замок-башню, что сперва вообще показалась частью горы.

     Если сам  древний город потряс до  дрожи в  коленях,  то  эта башня еще на

расстоянии окатила холодом. Она не

      казалась частью горы, а была горой, изъеденной сетью пещер

     настолько, что там можно прятать армию, а из пещеры в

     пещеру перебрасывать даже конницу или громоздкие

     катапульты. Тропка сузилась, справа вниз рухнула бездна и пошла

      рядышком так близко, даже Мраку было страшновато чуть

     скосить глаза в ту сторону.  Кони храпели, дергались, пришлось слезть. Его

со всех сторон отговаривали отменить нетцарское решение посетить простого мага,

но Мрак громогласно объявил,  что ему попала шлея под хвост,  и  он непременно,

да-да,  непременно,  а кто возвякнет супротив,  тот пусть не жалуется на сбитые

рога и копыта, а также содранную шкуру.

     Сперва они шли по узкой тропке над бездонной пропастью, дна не видно из-за

тумана внизу,  из-под ноги Мрака вниз полетел камешек,  он  так и  не  услышал,

когда тот  ударился внизу.  Башня-гора  приблизилась,  показались ворота,  Мрак

взбодрился,  но оказалось,  что между ними и крепостью снова пропасть,  жуткая,

бездонная.  Аспард, выслуживаясь, заорал в сторону башни, чтобы оттуда спустили

мост, но Мрак

     пихнул его в бок.

       Какой тебе еще мост? А это что? Аспард всмотрелся, горестно вскрикнул:

       Какой же это мост?

     Мост в самом деле можно было не заметить:  обыкновенное бревно, зато длины

необыкновенной,   суживающийся  конец  лежал  на  противоположной  стороне,  на

самом-самом краешке.  Мрак зло ругнулся про себя.  Он  никогда не любил высоты,

всегда холодело в  животе,  из-за этого на драконах и  птицах летал с  огромной

неохотой,  заставлял себя летать.  Сейчас двинулся через бревно, стиснув зубы и

проклиная ленивых строителей.

     Бревно все суживалось,  а  когда оставалось три-четыре шага,  Мрак увидел,

что вершинка подрагивает,  вот-вот соскользнет,  и он вместе с бревном рухнет в

пропасть... Стиснув зубы, он бегом пробежал по узкому, как держак секиры,

     мостику,  ступил на каменное основание и, даже не стараясь удержать бешено

колотящееся сердце, оглянулся.

     Аспард был  уже на  середине бревна,  он  переходил этот жуткий мост,  как

гордый  и  могучий  лев    на  всех  четырех,  за  ним  двигался Червлен,  тот

передвигался сидя,  даже глаза закрыл,  а  руками отталкивался под  собой,  как

лягушка.  Ноги он предусмотрительно связал себе в лодыжках,  обезопасился, да и

вообще веревка тянулась от Аспарда:  все связались, молодцы, нечего, как спелые

груши, падать в пропасть всего лишь из-за лени связать лишний узел.

     Пока они перебирались,  Мрак вошел в грубый вход.  Пещера как пещера,  уже

сотни  таких  видел,  прошел  несколько  шагов,  и  дальше  открылся  огромный,

непомерно огромный зал. Вся гора, оказывается, выдолблена внутри.

     Он вступил под своды храма,  по коже сразу пробежал холодок. Здесь сумрак,

от  каменных стен  тянет  прохладой,  а  величавость стен,  высота свода  сразу

заставили  сделать  шаг  тише.  Мрак  ощутил,  что  если  заговорит  здесь,  то

обязательно благоговейным шепотом.

     Впереди он  заметил фигуры молящихся.  Несколько человек на коленях,  двое

стоят,  склонив головы,  но все одинаково крохотульные в  этом необъятном храме

необъятной высоты и простора удаленных стен.

     Мрак шел очень медленно,  внезапно на середину храма пал яркий свет.  Лучи

протянулись из  высоких окон  едва  ли  не  под  самым  потолком,  сердце Мрака

застучало сильнее, он сам не понимал, что так взволновало, эта ли торжественная

тишина, эти ли голуби, что гнездятся на балках под сводами.

     В самом конце зала горел огромный светильник.  Мрак рассмотрел рядом с ним

фигурку  человека.  Направился в  ту  сторону.  За  спиной  наконец послышались

голоса, топот. Его догнали Аспард с двумя бледными и дрожащими телохранителями,

Червлен, пара незначительных придворных.

       Ваше Величество!

     — Тихо, — предупредил Мрак.

     __Опасность?

       Не ори, орел...

     Светильник вырастал в размерах.  Перед ним сидел еще один человек, и Мрак,

глядя то  на  него,  то  на  стоящего рядом,  решил было,  что у  него что-то с

глазами.  Но  за  спиной начали возбужденно переговариваться Аспард и  Червлен,

Аспард сказал напряженным голосом:

       Ваше Величество, близко лучше не подходить!

     — Чего?

     — Лучше отсюда посмотрим...

     Перед  светильником  сидел  прямо  на   голых  каменных  плитах  явно  сам

прорицатель: старый, седой, с повязкой на глазах, но в двух шагах сбоку подобно

каменной колонне высился человек —  не  человек,  ибо  в  нем  два человеческих

роста,  в плечах втрое шире любого из богатырей,  весь закован в металл, только

чисто выбритое лицо еще не закрыли стальной

     маской.

     Мрак скосил глаза на огромный меч,  размером в рост человека, щит, который

можно бы использовать вместо ворот, ощутил неприятный озноб во всем теле. Любой

богатырь из  телохранителей рядом выглядел если не гномом,  то подростком.  Две

выпуклые нагрудные пластины могли бы  послужить щитами для рядовых воинов,  его

шлем поспорил бы с  полевым котлом,  а ниспадающий с плеч плащ из шкуры медведя

невиданных размеров мог укрыть целиком любого коня.

     Казалось естественным, что он выбрит, ибо на голых скалах ничто не растет,

а лицо выглядит высеченным из камня, только над скальным навесом надбровных дуг

торчат густые Длинные волосы. Они не просто торчат, а длинными красивыми дугами

опускаются к  вискам,  а  в  середине  сходятся  на  переносице,  придавая лицу

странную восточную красоту.

     И  затем  Мрак  ощутил  укол  страха,  этот  богатырь не  просто  выглядит

высеченным из камня.  Он в самом деле...  из камня.  Но — живого камня. Глазные

яблоки двигаются в орбитах, следит за ними внимательно, видно, как медленно

     вздымается могучая грудь,  на  которой могли  бы  спать в  обнимку две-три

молодые женщины.

        Э-э...    сказал  он  охрипшим голосом,    э-э...  дозволено ли  нам

обратиться к тебе с вопросом, мудрейший?

     Прорицатель чуть наклонил голову. Мрак перевел дыхание, подумал, за спиной

шумное дыхание Аспарда и  Червлена раздражает,  никак не удается сообразить,  о

чем спросить,  а  спрашивать надо о важном,  не зря же сюда добираются с такими

трудностями, дабы по пустякам мудреца не дергали.

     — Аспард, — сказал он сварливо. — Не сопи над ухом. Хочешь — спрашивай!

     Слышно было, как Аспард торопливо отступил на шажок.

     — Я что, совсем дурак, Ваше Величество?

     — А что, — поинтересовался Мрак, — не хочешь знать свое будущее?

       Ни за что, — ответил Аспард твердо.

       Эх ты...

     Он обернулся к Червлену.

       Ну что, так и будем стоять? Чего ж мы гуляли через такой мост? Да еще и

возвращаться, забыли?.. Спрашивай хоть ты!

     Червлен вздрогнул,  помялся,  Аспард его подтолкнул,  и Червлен поклонился

прорицателю, спросил почтительным голосом:

        Скажи,  о,  мудрый...  что  сейчас делает мой  отец?  Мрак  ждал,  что

прорицатель либо будет долго думать,

     либо начнет приносить жертвы,  гадать,  не  зря же вон там за светильником

еще трое жрецов,  то ли сами гадают, то ли толкут травы в ступе, но прорицатель

ответил немедленно:

       Кормит свиней в деревне Топкая Глыбь.

     Аспард дернулся,  Червлен застыл,  потом  лицо  медленно начало наливаться

густой кровью. Покосился на Мрака, сказал с нажимом:

        Это неверно!..  Мой отец —  полководец Золотой Меч!  Он  сейчас строит

крепость на границе с Вантитом!

     Огромный воин шелохнулся,  огромная голова повернулась в  сторону монахов.

Те прибежали мелкими шажками,  поклонились,  начали бросать в пламя светильника

травы, толченую кору. Запах благовоний стал сильнее.

     Прорицатель сказал монотонно:

        Полководец Золотой Меч  в  самом  деле  строит  крепость на  границе с

Вантитом... А твой отец кормит свиней в деревне Топкая Глыбь.

     Аспард закашлялся,  отступил, прикрыл лицо ладонью. Следом напал кашель на

телохранителей. Мрак участливо похлопал помертвевшего Червлена по плечу.

        Главное,  что твой батя жив и  здоров!  А  то вон у  Аспарда никого...

Свиней кормить —  это ж  здоровье надо иметь!  Это не кур каких-нибудь.  Ладно,

пора обратно, а то в самом деле к ночи приедем.

     Обратно по  бревну казалось идти еще страшнее,  на возвращающихся смотрели

как на героев,  хотя и не поняли,  почему всегда гордый и с надменно вздернутой

головой Червлен теперь такой маленький и  согнутый.  Мрак его обнимал,  утешал,

объяснял,  что не в происхождении дело, а главное — чтоб человек был хороший, а

он, Червлен, хороший человек и умелый управляющий.

     Но когда они полным галопом мчались обратно, Аспард  выбрал минутку, когда

Червлен был далеко, поравнялся с Мраком и сказал с восторгом:

       Все-то вы видите, Ваше Величество

       Все, — согласился Мрак, а потом спросил: — А что я увидел? Давай хвали.

        Мудрый вы,  Ваше Величество,    сказал Аспард с  восторгом.    Я  уж

подумал, с какой дури туда переть? А вот вы все просчитали!

       Ага, — снова согласился Мрак. — Мудрый я, это точно. А что я просчитал?

       Да  вы  ж  самого серьезного соперника выбили из седла!  Все ж  считали

Червлена вашим соперником, он же ведет

     свой род от самого Первого Тараса!  И  он так считал.  А  получилось,  что

Золотой Меч  ему не  отец вовсе,  что сам Золотой Меч —  последний,  кто мог бы

претендовать на  трон по праву знатного рода,  но не станет по своей старости и

ветхости здоровья, а Червлен... увы, сын свинопаса!

     — Да, — согласился Мрак, — веселая у него была мамаша.

     Кони  устали,  Аспард  направил  группу  к  небольшому  селу.  На  околице

выстроилась толпа знатных селян,  подносили наперебой и  ключи от  «города»,  и

хлеб-соль,  и  почетный меч,  Аспард торопливо объяснил,  что это село славится

искусной выделкой мечей, потому меч — обязательно, это их гордость.

     Знатных гостей сразу  же  повели на  площадь,  где  столы  прогибались под

тяжестью блюд. Из толпы селян выступил один молодой лохматый парень, упал перед

Мраком на колени.

        Ваше Величество!    вскричал он.    О  вас всюду идут рассказы как о

человеке,  которому ведомы тайны  неба!..  Помогите мне  своей справедливостью,

иначе я разорен и перестаю верить в честность людей...

     Аспард прицелился ухватить его за  шиворот и  зашвырнуть обратно,  но Мрак

вскинул, как щит, широкую ладонь.

     — Погоди,  — сказал он, — если это дело долгое, то пусть сами копаются. Но

вдруг удастся разобраться быстро? Что у тебя за дело?

       Ваше Величество!  Мой старый друг...  кто ж знал, что он окажется таким

вероломным,  решил  жениться и  попросил у  меня  кольцо,  чтобы  показаться на

свадьбе.  А у меня это кольцо — все богатство! Его передали мне от деда, а тому

от его деда,  а  тот дед добыл где-то в чужих странах...  Я одолжил ему кольцо,

хотя на  сердце и  скребло.  И  вот  теперь прошло две недели после свадьбы,  а

друг...  О, какой он теперь друг?.. носит мое кольцо, не желает расставаться, а

когда я просил жалобно вернуть, он сказал, что это кольцо было у него всегда!

     Мрак перевел недобрый взор на второго парня, одетого побогаче, с серьезным

лицом и сокрушенным взором.

     — Что скажешь? А ну покажь!

     Парень развел руками,  снял  с  пальца и  протянул Мраку большое массивное

кольцо с небольшим камешком.

       Это  мое кольцо.  Он  просто позавидовал и  хочет завладеть им.  Будьте

справедливы, Ваше Величество!

     Мрак нахмурился, спросил лохматого:

     — Тебя кто-нибудь видел с этим кольцом?

       Как можно, — испугался тот. — Это святыня моих дедов! Я держал всегда в

шкатулке, никому не показывал.

       А ты, — спросил Мрак у второго, — кому-нибудь

     показывал?

        Только в  день свадьбы,    ответил тот  скромно.    Нехорошо мужчине

хвастаться драгоценностями, это женское

     дело.

     Мрак посопел, подвигал бровями. От накрытого стола

     ветер донес дразнящие ароматы.

       Аспард,    крикнул он.    Иди сюды!  Аспард,  чуя недоброе,  подошел,

понурясь.

     — Слушаю, Ваше Величество, — сказал он покорно.

     — Слушай сюда,  — сказал Мрак властно. — Мы должны быть справедливыми, да?

А справедливо,  это когда у всех есть.  Здесь ни хрена не разберешь,  так что я

решил продать это чертово кольцо и разделить деньги поровну. Все слышали?

     В толпе раздались неуверенные крики,  что да,  мол, поровну. Мрак протянул

кольцо Аспарду, сказал с нажимом, глядя в глаза:

       Потри его хорошенько,  проверь: настоящее ли золото. Оцени, сколько это

стоит, понял? Кольцо в казну, а им дашь деньгами. Поровну.

     Аспард медленно поклонился.  В  лице  была  неуверенность,  так  ли  понял

грозное выражение повелителя.  Со вздохом взял кольцо, принялся жестоко тереть,

добиваясь блеска.

     Лохматый и чистый смотрели во все глаза, чистый стоял с неподвижным лицом,

лохматый забеспокоился:

        Не  трите  так  сильно!  Это  же  золото высшей пробы!  Аспард наконец

посмотрел сквозь кольцо на солнце,

     зачем-то поплевал, потрогал пальцем, сказал:

     — Я думаю, за него можно дать десять золотых!.. Чистый промолчал, лохматый

воскликнул горестно:

     — Дед говорил,  что оно стоит больше ста монет... Аспард посмотрел грозно,

рыкнул:

     — Ты сомневаешься в справедливости Его Величества?

        Нет-нет,    сказал лохматый поспешно.    Пусть хоть  десять монет...

Наверное, в старину цены были другие.

     Мрак взял кольцо из рук Аспарда,  отдал лохматому,  а  на чистого взглянул

так, что даже тем селянам, что все еще не поняли, сразу стало ясно, кого тащить

к виселице.

        Пойдем за стол,  — сказал он Аспарду с досадой.  — А то все остынет...

Или пожрут все без нас.

       Не успеют, — ответил Аспард с почтением. — Мудрый вы, Ваше Величество!

       Все звезды, звезды, — ответил Мрак скромно.

     И  хотя на  этот раз не  на  гору поднимались,  а  спускались чуть ли не с

вершин, кони устали так, что шатались под всадниками. Пришлось дать трехчасовой

отдых,  половина телохранителей разбрелась, обеспечивая охрану, другая половина

отдыхала в конюшне, заодно охраняя коней.

     Аспард поглядывал на солнце,  что давно перевалило на западную часть неба,

наконец сказал с беспокойством:

       Ваше Величество, я темноты боюсь!

       В самом деле? — спросил Мрак с интересом.

     — Да, Ваше Величество. Надо ехать, и так во дворец приедем уже затемно.

       Лады,  поднимай своих. А то в самом деле ночью не пустят. Что за народ,

сразу же спать...

     Аспард кивком указал одному из  молча  слушающих телохранителей на  здание

конюшни. Тот бегом пересек площадку, головой вперед нырнул в распахнутые двери.

Вскоре  из  конюшни  донеслись  брань,  злые  выкрики.  Спиной  вперед  вылетел

здоровенный воин в кожаном панцире.  На коже отпечатались кольца доспеха,  явно

только начал одеваться,  а  то и спал так.  За ним шел разъяренный воин,  вдвое

шире,  в  длинной до  колен кольчуге.  Он замахнулся двинуть ногой,  но упавший

извернулся и ухватил его за ногу.  Они упали, покатились, гремя железом, осыпая

друг друга ударами.

     Аспард заорал, дико выпучив глаза:

       Молчать!.. Тихо, скоты!.. Это вы что же меня перед светлы очи позорите?

     Стражи перестали друг друга лупить, поднялись перед эти светлы очи, цветом

похожие на темную-темную кору дуба. Аспард заорал еще громче:

        Вот  из-за  таких олухов и  лезут всякие гады!..  Пока  вы  друг другу

кровавые сопли пускаете,  враг не дремлет!.. Еще одно бревно сбросят на головы,

а вы и ухом не поведете!

     У  одного под глазом расплывался кровоподтек,  у другого губы стали похожи

на оладьи. Оба метали друг на друга злобные взгляды. Мрак поинтересовался:

     — Хоть было из-за чего драться? Один воин кивнул на другого:

       Ваше Величество,  видите этого гада?..  Мы спали в конюшне, чтобы коней

оберечь от всяких тутошних драконов.  Я  вздремнул малость,  а этот гад увидел,

что у  меня дорогая серьга в  ухе,  вытащил потихоньку,  вставил в свое ослиное

ухо...

     Второй воин перебил:

       Не слушайте его, Ваше Величество! Это всегда была моя серьга!

     Мрак  посмотрел исподлобья.  Серьга в  ухе  болталась красивая,  яркая,  с

крупным бриллиантом.  В правом ухе,  в то время как первый потирал мочку левого

уха. Там заметна крохотная дырочка.

       А ну взад!  — гаркнул он. — Где спали?.. Здесь?.. А ну быстро лечь так,

как спали!.. Поскорее, не копошитесь, воины вы или нет?

     Аспард вместе с ним смотрел на лежащих.  Подошли и другие, молча смотрели,

переговаривались. Кто-то понял, хихикнул. Мрак буркнул:

        Ну  что,  попался?  Ты  лежал левым ухом вниз.  Как бы он снял с  тебя

серьгу? А вот его левое ухо было кверху... Аспард, это у них такие шуточки. Дай

им разок в рыло,  да поехали.  А то,  если я дам,  будут зубы собирать по всему

ущелью до ночи.

     Отдохнувшие кони шли вроде бы  споро,  но  снова выдохлись,  словно горный

воздух выдоил из  них все силы.  Пришлось пересесть на  заводных,  но все равно

солнце уже опускалось за край земли,  когда на горизонте показались белые стены

Барбуса.

     Мрак привстал в  седле.  В  сторонке от  Барбуса,  но очень близко,  слабо

вспыхивает багровое зарево.  Он  заметил его .  еще вчера,  а  за  сутки слегка

переместилось,  словно на старом месте уже сожрало все до земли, теперь ленивый

огонь переползает с  тяжелым брюхом на другой конец села.  При добром ветре все

бы выгорело за вечер,  но сейчас затишье,  неспешно горит уже третьи сутки... С

другой стороны, непонятно, почему не гасят.

     Поколебался,   даже  сделал  движение  повернуть  коня  чуть  в   сторону,

посмотреть бы  на  это  странное пожарище,  но  на  медленно темнеющем небе уже

начали  появляться первые звезды,  плюнул и  погнал коня  к  городским воротам,

только крикнул на скаку:

     — Аспард, что там горит?

       Не знаю,  — ответил Аспард. Увидел недовольное лицо Мрака, заторопился:

  Но  велю узнать,  Ваше Величество!..  Там  же  Мертвое Поле,  народ какой-то

дохлый... Виданное ли дело, третьи сутки погасить не могут!

       Может быть, что-то серьезное?

     Аспард крикнул:

       Прислали бы за помощью!..  Нет, обыкновенный пожар, Да и то слабенький.

Просто им на все наплевать, они там все как во сне.

       Как в дурном сне, — буркнул Мрак.

     Конь несся резво,  земля гремела под  копытами,  а  встречный ветер трепал

волосы.  Дорога раздвоилась, можно промчаться к Барбусу прямой дорогой, а можно

по  малой дуге,  вдоль побережья,  и  конь под  Мраком повернул на  эту дорожку

раньше, чем Мрак сообразил, что это он послал своего скакуна.

     От моря дул легкий,  но постоянный ветерок.  Свежий,  солоноватый, странно

взбадривающий,  хотя что море для человека из Леса? И все-таки Мрак чувствовал,

как грудь раздвигается во  всю ширь,  стараясь вобрать в  себя как можно больше

этого воздуха, от которого на губах солоноватый вкус.

     Далеко  впереди  маленькая фигурка с  усилием тащила  невод.  Мрак  издали

рассмотрел,  что  мальчишка выволок пустую сеть,  снова  забросил.  Когда  Мрак

подскакал ближе,  мальчишка испуганно съежился,  втянул голову в плечи,  словно

ожидая удара.

       Тащи, тащи, — сказал Мрак подбадривающе, — пусть будет тебе удача!

     Он  хотел было мчаться дальше,  но  привычное для  всех мужчин любопытство

заставило придержать коня:  что же в сети,  это же охота, это же неожиданности,

азарт...

     Сеть  выползала пустая,  только  в  самом  дальнем углу  обнаружился пучок

гнилых водорослей и пара донных камешков.

       Ничего, — подбодрил Мрак. — Здесь неплохое место... с виду.

     Мальчишка сказал слабым испуганным голосом:

       Простите, Ваше Величество, но это только с виду.

       Потому ты такой худой? — спросил Мрак. — И такой печальный?

     Мальчишка поклонился.

        Ваше Величество,  позвольте мне  ловить здесь рыбу!  Мой отец утонул в

море,  теперь мы  с  матерью и  двумя братьями живем одни.  Если мне не удается

наловить рыбы, то ложусь спать голодным я... так как я самый старший.

     Мрак окинул взглядом море,  за  спиной послышался грохот,  их настиг отряд

телохранителей во  главе  с  Аспардом.  Аспард  был  бледен,  укоризненно качал

головой, с конской морды летели клочья пены.

     — Дай-ка попробую я, — сказал Мрак.

     Он  соскочил с  коня,  мальчишка испуганно передал ему  сеть  и  торопливо

отступил. Глаза его пугливо косились на богато одетых всадников.

     Аспард сказал с раздражением:

       Ваше Величество, нас ждут в Барбусе!.. А ловить рыбу — ничуть не лучше,

чем смотреть на звезды.

     — Да-да, — сказал Мрак рассеянно, — но я хочу кое-что проверить...

     Он  закинул сеть,  выждал  минуту  и  начал  тянуть  на  берег.  Руки  его

напряглись,  плечи вздулись.  С  коней поспешно соскочили двое  телохранителей,

ухватились и потащили вместе.

     Аспард и  мальчишка ахнули в один голос.  Из воды выползали туго натянутые

веревки.   Вода  кипела,   бурлила,  а  затем,  показалась  сама  сеть,  полная

серебристых бьющихся тел.  Сеть выползала и выползала, рыба заполнила ее всю, а

когда  ее   выволокли  подальше  на  берег  и   оставили,   мальчишка  закричал

восторженно,   упал  на  колени.  Голос  его  звенел  от  счастливого  смеха  и

счастливого плача,  наконец-то  все теперь наедятся вволю,  да еще и  заготовят

впрок, спасибо, Ваше Величество!

     Мрак вскочил в седло,  конь с готовностью понес его к Барбусу.  Лицо Мрака

было задумчивым. Аспард догнал, спросил:

     — А зачем?

       Что? — спросил Мрак, выныривая из дум.

       Рыбу ловить зачем?

       А звезды зачем? — ответил Мрак. Вздохнул, сказал

     еще тише:  — Нет,  со звездами еще сложнее... А с рыбой, я вдруг  подумал,

глядя на пустой невод, а не проверить ли мне

     себя?

     Аспард помолчал, украдкой вгляделся в задумчивое лицо

     повелителя, сказал осторожно:

       В чем проверить? Ваше Величество намеревается вместо

     созерцания звезд изволить созерцать рыбу?

       Бери выше, Аспард.

     — Ловить?

       Да нет,  Аспард, что ты весь какой-то, рыбный... Проверить, так ли иду.

То ли делаю.

     Долгое  время  неслись молча.  Аспард украдкой поглядывал на  грозное лицо

повелителя, сейчас очень задумчивое, тот сосредоточен, мыслит о сложном, деяния

его и помыслы непонятны.  А связь с пустым неводом мальчишки и полным у тцара —

очень зыбка и все время теряется,  хотя иногда он чувствовал,  что связь все же

есть, прочная, как канат, сплетенный из жил.

     Перед ними  выросли городские врата,  но  едва Мрак начал сдерживать коня,

створки распахнули.  Стражи встречали их уже с  факелами в руках,  и Мрак почти

забыл о пожаре на Мертвом Поле.

     7. СЕДЬМОЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Ужин,  превратившийся в  пир,  рассказы  Аспарда  и  Червлена о  драконьем

питомнике,  о  злодеях,  что  замышляли на  жизнь Его  Величества,  о  чудесном

спасении,  о мудрых судах...  Когда все кончилось, Мрак в своей спальне вставил

ножку кресла в дверные петли,  отодвинул камни тайного хода,  и после недолгого

бега по  длинному извилистому ходу с  узелком в  зубах выскочил на поверхность,

перетек в людскую личину, быстро оделся.

     Он  сперва даже не  понял,  что у  него с  глазами.  Далеко впереди темная

кромка леса смотрится непривычно отчетливо. Не сразу сообразил, что исчезли все

эти  серые незаметные домики,  исчезли сарайчики,  сложенные из  старых досок и

хвороста,  хотя лес  рядом,  можно нарубить добротных бревен.  Все пространство

сейчас покрыто серой золой,  а когда она шевелится при движении воздуха, из-под

нее выглядывают черные головешки.  Серыми спинами выступают из-под пепла и золы

камни очагов.

     Он  шел  через пепелище,  ибо  там дальше,  на  самом краю каким-то  чудом

сохранился пяток домов. Один их этих домов, даже не домов, а хаток, принадлежит

Ликии,  вернее,  ее родителям.  Он прибавил шаг, ноздри жадно ловили запахи, но

если где  и  пахнет горелым мясом,  то  что-то  мелкое,  словно сгорел хорь или

летучие мыши вместе с овином.

     Перед  домом  Ликии  в  ночи  беспокойно  шелестит  обожженными листочками

дерево.  Мрак  перемахнул через забор,  под  ногами затрещал пересохший бурьян,

проскользнул к окну,  осторожно стукнул в ставень. Из комнаты послышался слабый

старческий голос:

     — Кто там?

       Это я, — ответил Мрак. — Не пугайтесь. И света не надо.

     Он  так же неслышно пробежал к  сараю.  Конь услышал из-за двери,  ответил

ржанием.  Мрак тихонько распахнул двери, вывел коня. Когда он закрывал сарай, в

доме заскрипело, Мрак увидел в дверном проходе старика, отца Ликии.

     — Что-то случилось?

       Все хорошо, — успокоил Мрак. — Просто мне надо съездить кое-куда.

        Ох,    вздохнул старик горестно,    но зачем же ночью?  Ночью только

воры...

     Мрак засмеялся.

       Не только,  отец, не только. Кстати, что это у вас за странный пожар?..

И ветра не было, а все выгорело.

     Старик  двинул узкими,  как  у  птицы,  плечами.  Лицо  его  было  жалкое,

вытянутое.

     — А кому тушить-то?

     — Что, там никто не жил?

     — Жили, да только все побросали... Мрак насторожился.

     — Что, опять что-то подобное шайке Волдыря?

       И это тоже, — ответил старик уклончиво. — И слухи, что мы поселились на

Мертвом  Поле,  потому  у  нас  все  из  рук  валится,  потому  нас  преследуют

несчастья...  Кто-то переселился сам по себе, а кому-то хватило и Волдыря. Если

бы хорошо было здесь,  никакой бы Волдырь не согнал!  А так...  Словом,  вся та

половина уже опустела с неделю тому. Когда начало гореть, из наших никто туда и

не сунулся.  Поговаривали, что там кто-то поджигает нарочито... Сунься тушить —

и тебя в огонь бросят!..  А когда огонь добрался сюда,  то здесь мы и потушили.

Да только надолго ли?

     — А что не так?

        Сосед,  который со мной гасил,  уже собрал все на телегу.  С рассветом

уедет.  Останемся мы  со  старухой да  еще  наш сосед справа.  Он  тоже пока не

решился...

     Мрак покачал головой.

     — Что-то мне это не нравится,  — сказал он. — Вернусь, надо будет подумать

хорошенько, да. А то непонятно, что здесь к чему.

     Он  вывел коня за  ворота,  седло едва слышно скрипнуло под  его тяжестью.

Сразу  же  пустил  огненного  коня  в  галоп.   Замелькала  дорога,  потом  ему

почудилось,  что  и  звездное небо  двигается,  но  рассмотреть ничего не  мог,

свирепый ветер пытался выдавить глаза, разорвать рот, а он же не маг, как Олег,

что ухитрялся прятаться за магическим щитом.

     Конь разогрелся, Мрак с трепетом увидел, как в ночи быстро мелькают искры.

Оглянулся —  за  ними  тянется целый  хвост  быстро исчезающего пламени.  Искры

вылетали из

     ноздрей коня,  а когда всхрапнул и на миг раскрыл рот, из пасти выметнулся

целый сноп огня.

     Внизу проплывали реки,  леса,  протянулся горный хребет.  Конь не  дракон,

время  от  времени  земля  устремлялась  к  ним  с  ужасающей  скоростью.  Мрак

напрягался в  ожидании гибели,  но конь с  силой ударял в землю копытами,  там,

судя по треску, раскалывались горы, а он делал еще один чудовищный прыжок...

     Когда  замелькали  знакомые  места,   Мрак  придержал  коня,  тот  понесся

помедленнее,  едва ли быстрее летящего над водой стрижа,  а  когда показались и

выросли залитые лунным  светом стены  Куявы,  Мрак  пустил коня  шагом,  выбрал

уединенное место между двух гор, завел в пещеру.

       Жди меня здесь,    сказал он.    Чужим не  давайся...  да и  кто сюда

забредет? Захочешь поесть — вся гора пусть будет тебе куском сахара.

     Отошел в сторону шагов на сотню,  там еще пещера, очень кстати, ударился о

камни,  с  минуту  приспосабливался к  смене  личины,  наконец лапы  в  великом

нетерпении понесли к  городу.  Узелок с  одеждой привычно болтался в зубах,  но

теперь в нем не было тяжеленькой Хрюнди.

     Когда-то Куява была обнесена крепкой стеной,  но город быстро разрастался,

дома и даже дворцы строились за стеной,  и наконец стена стала ненужной, ворота

уже не запирались. Мрак проскользнул мимо стражей на такой скорости, что только

один  успел  заметить  нечто  огромное  и  черное,  что  выскочило из  темноты,

пересекло  освещенное  факелами  пространство  и   тут  же  исчезло  в  черноте

внутреннего города.

     Дворец фасадом выходит на городскую площадь,  перед входом сильная стража.

Не  меньше стражи и  в  саду,  куда  дворец повернут тыльной стороной,  но  там

деревья, кусты роз, зверю укрыться легче. Мрак затаивался, доверяя больше нюху,

чем глазам, ибо нюхом видел отчетливо даже то, что за

     углом,  успевал вовремя отступить,  укрыться,  спрятаться, в нужный момент

проскочить открытое пространство.

     Правда,  когда добрался до  самой стены,  пришлось перекинуться человеком.

Стражи очень бы удивились, увидев, как по каменной стене дворца прямо у них над

головами карабкаются,  но  они смотрели,  как и  положено,  на дорожки в  саду,

замечали любое  шевеление веток,  готовые перехватить любого  наглеца,  что  со

стороны города перелезет стену дворцового сада.

     Он  быстро вскарабкался на  высоту третьего этажа,  где,  как  он  помнил,

комната Кузи.  Окно зарешечено,  однако даже человеческие ноздри сразу ухватили

все запахи и нарисовали четкую картину уютной комнаты, теплого воздуха и сладко

спящего ребенка среди  игрушек.  Он  ухватился за  железные прутья,  держась на

высоте едва ли не зубами,  напряг мышцы.  Железо не подалось, но сразу качнулся

край  камня.  Мрак  едва  успел подхватить —  наделает шума,  рухнув в  сад, 

осторожно отогнул решетку,  быстро скользнул вовнутрь.  На всякий случай, вдруг

за  время  дежурства кто  из  стражей задерет голову,  пригнул край  решетки на

место.

     Ложе великанское,  тем меньше и  беззащитнее выглядит на  нем спящая Кузя.

Совсем недавно он  покинул стены этого дворца,  где знает каждый уголок,  Кузя,

увы,  все такой же семилетний ребенок,  ну,  может быть, ей уже восемь лет, вон

лицо какое серьезное, но сейчас на нем выражение сильнейшей обиды...

     Мрак осторожно приблизился,  потом,  опомнившись, ударился о каменный пол,

прикрытый толстым  ковром,  поднялся  огромным  волком  и  сразу  ощутил  самое

главное:  Кузя очень опечалена.  И то,  что блеснуло в уголках ее глаз,  только

слабые человеческие глаза не распознали сразу. Кузя плакала ночью, вон следы на

щеках,  уже высохшие дорожки,  но для волка очень заметные следы,  а  в  глазах

накапливаются новые слезы...

     Он  подошел,  осторожно лизнул ей руку.  Она вздохнула,  маленькие розовые

пальчики ухватили за шерсть. Лицо

      дрогнуло, пухлые детские губы прошептали едва слышно:

       Мрак...

     Это я,  хотел сказать он,  но  слова не  шли из  волчьего горла,  он снова

лизнул  ей  руку,  язык  стал  совсем  горячим.  Ее  маленькие детские пальчики

ощупывали его уши,  теребили шерсть.  Мрак застыл,  страшась разбудить,  но  ее

пальцы ощупывали его морду все настойчивее,  а  когда она ухватила его за  нос,

Мрак почувствовал, как по ее тельцу прошла волна.

     Кузя вздохнула и открыла глаза.  Он тоже вздохнул и смотрел на нее прежним

преданным взглядом.  Она смотрела на него,  не двигаясь, не шевеля даже бровью,

словно страшилась, что видение исчезнет.

        Мрак,  — сказала она очень серьезным голосом,  — ты мне снова снишься,

да?  Как хорошо,  что ты всегда приходишь ко мне...  Какой ты хороший,  Мрак. Я

люблю тебя,  Мрак,  ты помнишь?.. Ты не забыл, что, когда я вырасту, я выйду за

тебя замуж? Ты не забывай, Мрак. Я помню...

     Она  тяжело  вздохнула,  внезапно ее  личико омрачилось,  на  чистый лобик

набежала тень.

       Мрак...  Но как же я могу за тебя выйти... если я буду чужой женой? Мне

сестра сказала,  что меня отдадут замуж за какого-то властелина гор... Громланд

— его имя.  Уже скоро отдадут,  Мрак...  Я не понимаю, Мрак... Мрак, не отдавай

меня!..  Ты  не  забыл,  что я  должна быть твоей женой,  а  не  какого-то  там

Громланда?

     Не забыл, хотел ответить Мрак, но слова не шли из волчьего горла. Вырвался

слабый  полурык-полускулеж,   он  поспешно  припал  к  полу.  Лицо  Кузи  сразу

скривилось,  вот-вот заревет,  Мрак поспешно приподнялся, чтобы ее пальцы снова

коснулись его шерсти.

     Она распахнула глаза,  порывисто обняла его за  шею и  горячо поцеловала в

морду.

     __Мрак!.. Я так и знала, что ты меня найдешь!..

     Он лизнул ей щеку.  Она засмеялась,  зажмурилась. Он тихонько вылизывал ей

лицо,  уши,  дышал тепло и ровно, Кузя снова расслабилась, веки опустились, она

задышала медленно и ровно, но счастливая улыбка осталась на детских

     губах.

     Он  отступил медленно,  волчий нюх  уже  подсказал,  где здесь тайный ход,

когда-то он часто ходил по этим узким лазам,  и  хотя здесь подземелье богаче и

разветвленнее,  чем в Барбусе,  но он помнит его,  помнит,  даже не забыл,  где

прятал во время ночных вылазок оружие...

     Быстрые лапы несли его по тесному ходу с такой легкостью,  словно он ходил

здесь десятки лет,  а последний раз был только вчера. Комнаты прислуги, комнаты

гостей,  вот комната,  куда он ворвался первый раз... там были люди Руда... или

Горного Волка,  уже забыл,  все они теперь на одно лицо,  все мечтали свергнуть

Светлану и захватить трон для своего повелителя.

     Он бежал по тайному туннелю,  но чувствовал, что снова, как встарь, мчится

по  этому огромному дворцу,  намного более огромному,  чем  дворец в  маленькой

Барбуссии.  Светильники везде горят редкие,  слабые,  выхватывая из тьмы только

круги  старой  каменной  кладки.  От  стен,  даже  с  солнечной стороны,  тянет

сыростью,  гнилью,  а  с  другой стороны коридора идут  комнаты,  он  помнит их

роскошь, но сейчас даже здесь, в норе, чувствует их запустение.

     На  бегу он  заглядывал во все тайные глазки,  хватал цепким взором стены,

сплошь завешанные гобеленами да коврами,  массивные столы и разномастные кресла

с  завитушками и  позолотой,  несся  дальше и  дальше,  дивясь,  что  почти  не

встречает людей.

     Дворец строили и перестраивали разные правители, но

     последний  раз  расширяли  два-три  поколения  тому,  с  той  поры  только

украшали,  обставляли.  Как  странно и  резко расцвет сменился упадком,  словно

дворец затосковал о  погибшем Ховрахе...  Половина этих помещений сейчас вообще

нежилая,  в  них никто,  судя по  запахам,  не  заходит.  Здесь вообще нетрудно

заблудиться.  Стражников,  от  которых нет  прохода в  его дворце,  здесь почти

нет...

     К  его удивлению,  даже тцарские покои оказались пустыми.  Он  скользил по

тайному ходу дальше, иногда останавливался у смотровых ниш, но чаще проскакивал

без остановки, обоняние предупреждало, что в помещении пусто.

     Ноздри  уловили  едва  слышный  аромат,   сердце  затрепыхалось,  в  груди

кольнуло. Он сделал пару шагов на подгибающихся лапах, запах стал сильнее. Ниша

с   той  стороны  забрана  толстым  ковром,   но  смотровая  дырочка  оказалась

достаточной:  Мрак  рассмотрел малый тронный зал,  рассчитанный на  прием особо

важных гостей, которые не жалуют парадность.

     Иваш  и  Светлана сидели за  столом,  Мрак успел увидеть спину слуги,  что

уносил грязную посуду.  Тцарственные супруги остались одни,  но и тогда молчали

долго,  очень долго.  Иваш лепил из хлеба зверьков,  лошадок,  а Светлана после

долгой паузы тяжело вздохнула.

        Из  головы  не  идет  Артания,    призналась  она.    Эти  кочевники

усиливаются не по дням, а по часам! Хорошо, что не умеют строить крепостей, как

и не умеют их брать. Но даже то, что они могут хлынуть по нашим равнинам...

     — Две трети Куявии, — напомнил Иваш, — это горы.

     — Да,  но все поля, все нивы — на равнинах. И больше всего народу живет на

равнинах.

       Какая Славия,  какая Артания,  — возразил Иваш нежно, но в голосе певца

Мрак уловил досаду.  — Тцаревна!..  Теперь уже тцарица...  Что нам весь мир? На

свете нет ничего, кроме тебя, твоих желаний.

     — Иваш, но ведь...

     — Тцарица! Ты сама — величайшее сокровище. Забудь о большом неуютном мире.

Там  зло,  там беды,  там злые и  недобрые люди.  Мир жесток,  а  в  твоей воле

отгородиться...  Простые люди не могут,  а у тебя дворец,  слуги, стража, шуты,

ухоженный сад!  Ты  можешь отгородиться от грубости и  жить среди красоты.  Так

пользуйся же!

     Он  говорил страстно,  глаза  блестели,  а  голос  дрожал.  Светлана нежно

смотрела в преданные глаза.  Мрак ощутил укол ревности. Иваш говорит правильно.

Светлана слишком хороша, чтобы жить в общем мире.

     К  его  удивлению,  глаза  Светланы  на  этот  раз  остались  трезвыми.  И

тревожными.  Она протяжно и печально вздохнула,  словно освобождаясь от сладких

грез, голос ее стал деловым и строгим:

     — Да, конечно... Когда я была тцарской дочерью, я так и делала. Но теперь,

после  смерти моего  дяди,  приходится помнить не  только об  утехах.  Теперь я

решаю,  как жить, с кем дружить, кого держаться, с кем торговать... Если я буду

решать неправильно,  то я недолго усижу на троне. Хуже того — страна ввергнется

в  пучину гражданской войны.  Запылают поля,  реки  переполнятся кровью еще  до

того,  как в наши пределы вторгнутся артанцы или славы.  Потому,  милый,  давай

смотреть не только друг на друга,  но и на то, что творится в этом страшноватом

мире.

     — Давай,  — ответил Иваш нехотя. — Хотя, конечно, ты просто истязаешь себя

работой.  На то мы и властители целой страны,  чтобы за нас работали другие.  У

нас есть советники,  пусть они думают. У нас есть полководцы, пусть решают, как

отразить вторжение или  пойти  в  чужие  земли и  завоевать их  для  нас!  Есть

строители, которые в состоянии построить еще две-три башни для магов... были бы

маги  необходимой мощи!  А  теперь,  когда  мы  наконец решим старую проблему с

Барбусом, то у нас совсем наступят золотые дни! Кунабель у нас

     самый виртуозный посол...  Я просто уверен,  что не сегодня, так завтра мы

получим из Барбуса радостные новости.

     Светлана хлопнула ладонью по столу.  Жест был такой неожиданный,  что даже

Мрак вздрогнул, а Иваш так и вовсе подпрыгнул.

       Нет, — сказала Светлана властно. — Иваш, на будущее знай: в таких делах

ничего не смей делать без меня.  Без моего разрешения, если хочешь знать! Иваш,

я тебя люблю,  ты мой муж,  но запомни:  я родилась дочерью тцара и видела, как

принимаются важные решения,  почему принимаются и  что  можно  ожидать от  этих

решений. В случае удачи и случае неудачи. Ты можешь навлечь серьезную беду...

     Иваш воскликнул, шокированный:

       Каким образом?

       Если в  Барбуссии поймут,  что мы хотим их земли присоединить к Куявии,

они могут обратиться к Артании!  А мы,  введя войска в Барбуссию,  столкнемся с

войском артанцев,  которые вошли туда на сутки раньше!  А к войне с Артанией мы

не  готовы.  Я  вообще предпочла бы,  чтобы с  Артанией никогда никаких войн не

было.  Эти  дикари не  считаются с  потерями,  у  них  гибель в  бою  считается

почетной,  потому они радуются поводу начать войну и бросаются в бой,  распевая

песни!

     Иваш раскрыл рот, чтобы возразить, Мрак видел по его лицу, что обязательно

сказал бы нечто вроде: шапками забросаем, но внезапно дверь приоткрылась, вошла

в длинной детской рубашке Кузя.  Личико ее было заспанное,  она терла кулачками

глаза.  За  нею  вбежала еще  более заспанная нянька.  Светлана,  нахмурившись,

властным жестом отправила няньку за двери.

       Кузя, — сказала она строго чистым, ясным голосом, — что случилось?

     — Я видела Мрака, — заявила Кузя.

     Иваш вздрогнул,  Светлана побледнела, глаза ее расширились, она оглянулась

по сторонам.

       Мрака?

     — Да. Он приходил ко мне.

       Когда?

     — Только что.

     Она подошла вплотную к Светлане.  Та нагнулась,  обняла девочку, напускная

строгость с лица исчезла. Иваш с облегчением вздохнул, засмеялся:

       Мне тоже иной раз такое приснится!

     Но  голос его звучал натужно,  а  глаза все еще бегали по  сторонам.  Кузя

высвободилась из  объятий  старшей сестры,  глаза  ее  обшаривали взглядом лицо

Светланы, на Иваша не посмотрела ни разу.

       Светлана! — сказала она напоминающе. — Я не пойду замуж за Громланда!..

Я же буду женой Мрака, ты забыла?

     Иваш отмахнулся,  вид у  него был довольно брезгливый,  Светлана кивнула с

отсутствующим видом. Ее рука погладила Кузю по тонкой спинке.

       Да-да,  конечно,  мой Кузнечик...  Тебе никто не  мешает оставаться его

невестой,  женой...  кем угодно.  Но  сейчас мы  намерены заключить твой брак с

Громландом. Что поделаешь, нам нужно укреплять границы и мощь нашей страны.

     Кузя закричала:

       А я не пойду за него!..  Не пойду!  Ведь ты же пошла за своего Иваша по

собственной воле?

        Мне  просто повезло,    ответила Светлана.  Она покосилась в  сторону

Иваша, слабая улыбка скользнула по ее прекрасным губам. — Мне просто повезло...

Но, боюсь, что умри наш дядя раньше, то даже это мне не удалось бы. Ибо тогда я

была всего лишь дочерью тцара,  могла настаивать на  своих решениях...  которые

диктовало мне сердце.  Сейчас же я — повелительница Куявии. А это такая ноша...

Теперь я знаю,  что должна поступать только разумно и правильно. И что даже моя

жизнь — всего лишь песчинка...

     Иваш завозился в нетерпении, сказал брезгливо:

       Светлана,  она всего лишь ребенок! А ты ей что-то объясняешь. Как будто

оправдываешься!

     Светлана вздохнула.

     — Ты прав. Я веду себя...

       Не по-тцарски, — досказал он.

       Да,     сказала  она.     Не  по-тцарски.  Тцар  не  объясняет  и  не

оправдывается.

     Иваш кивнул.

       Вот это верно.  Не объясняет и не оправдывается.  А поступает так,  как

велит железная необходимость.  Итак,  Кузю отдаем за Громланда, за это получаем

безопасность наших земель на  границах с  Вантитом.  Плюс  наши  купцы получают

доступ на просторы этого Вантита,  довольно загадочного и  непонятного...  Надо

два-три каравана снарядить за наш счет, а задачу дать не столько набрать редких

товаров,  сколько разузнать побольше о  Вантите,  составить карту,  отыскать их

слабые места, наметить сильные...

     Светлана взяла Кузю на руки, встала из-за стола.

       Это потом,  — прервала она.  — Эти мелочи можно поручить советникам. На

сегодня довольно.  Я  отнесу Кузю,  а  ты...  отправляйся спать тоже.  Я сейчас

приду. Присплю Кузненечика и приду.

     Когда помещение опустело,  Мрак тихонько отодвинулся,  в груди зарождалось

глухое рычание,  он давил его,  как мог.  Значит, это Иваш возжаждал его жизни.

Тот самый Иваш,  шкуру которого он спас...  Скотина.  Правда, возможно, если бы

знал,  что на троне тот самый Мрак,  то,  возможно, не стал бы? Хотя кто знает,

люди думают так,  а  тцары —  эдак.  У  них все подчинено не «хочу»,  а «надо».

Причем в  наихудшей форме:  надо не  мне,  а  государству,  что  значит,  можно

оправдать все.

     Светлана даже не против того,  чтобы убивали незнакомого тцара.  Нет,  она

против,  чтобы убивали без ее ведома.  Без ее одобрения. Мол, убивать соседнего

тцара — дело

     серьезное, потому убивать его или не убивать — должны

      решать другие тцары, а не их жены. А этот Иваш — всего

     лишь жена тцара Куявии!

     Он улыбнулся по-волчьи, тихонько двинулся по ходу, заглядывая в помещения,

освежая  в  памяти  расположение комнат,  залов,  длинных  коридоров  огромного

дворца.  Когда он вернулся к спальне,  заглянул,  сердце снова стиснулось,  а в

груди заныло.

     Огромное ложе уже занято:  Иваш спит на спине, руки широко раскинул. Рядом

тихонько заснула Светлана,  ее  щека лежит на сгибе его локтя.  Тайный выход из

спальни ведет через темную комнату,  где тесно от тцарских одежд Светланы и еще

более пышных и ярких — Иваша.  Мрак поколебался,  можно бы и так,  спят же,  но

что-то внутри удержало,  сбегал за своей одеждой,  даже пояс надел с кинжалом в

ножнах, потихоньку отодвинул камни и выбрался в комнату.

     Человечий нюх  уже  не  рисовал  отчетливые картины,  пришлось  постоять в

полутьме,  среди надушенных одежд,  причем —  от одеяний Иваша пахнет сильнее и

смраднее, потом потихоньку приоткрыл дверь. Лицо Светланы разрумянилось, пухлые

губы шевелятся, но Мрак не расслышал ни слова.

     Он снял с пояса нож,  острый,  с изогнутым клинком,  какой делают только в

Барбусе, глаза быстро пробежали по сторонам, взгляд упал на стол с расстеленной

картой. С размаха всадить нож не решился, могут услышать, попробовал приставить

острие к столешнице и навалиться, тоже не получилось, озлился, со всего размаха

загнал нож в крышку стола,  пришпилив карту,  молниеносно отпрыгнул,  шмыгнул в

темную комнату,  как можно тише раздвинул дурно и  сильно пахнущие одежды,  вон

он,  главный камень,  пальцы нажали как будто сами по  себе,  он проскользнул в

тайный ход и вернул камень на место.

     В комнате раздавались голоса: встревоженный — Светланы и сонный, капризный

— говорок Иваша. Мрак прильнул

     глазом к дырочке.  Светлана сидела на постели,  озиралась.  Золотые волосы

падали на плечи и обнаженную грудь.  Она выглядела такой прекрасной и невинной,

что  в  сердце  снова  кольнула  боль.   Он  поспешно  отодвинулся,  показалось

непристойно видеть  ее  обнаженной.  Пальцы схватились за  волосатую грудь,  он

помял с силой, отступил и, шатаясь, потащился по темному ходу прочь.

     8. ВОСЬМОЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Утром проснулся,  уже морщась от сильного запаха оливкового масла. Даже не

запаха,  а  уже откровенной вони.  На этом масле внизу в людской жарят рыбу,  а

здесь в  помещениях для благородного люда хоть забивай окна.  Со  двора резко и

неожиданно раздались пронзительно грубые овечьи крики. Он рассерженно прыгнул к

окну,  весь  двор  внизу  покрыт  этой  волнующейся массой,  все  мясистые тела

втягиваются в  раскрытые двери подвала:  кому-то приспичило резать прямо здесь,

чтобы свежее мясо сразу к столу...

     Пастух на  худой лошадке,  сам  тоже как скелет,  весь лиловый,  настолько

пропитался солнцем,  но  голова  белая,  как  у  перезревшего одуванчика.  Мрак

рассмотрел даже седые волосы на руках и на груди.  Овцы,  мелко-мелко перебирая

копытцами, исчезают в подвале, пастух сонно тыкал в отставших длинным посохом.

     — И это дворец, — сказал Мрак с сердцем. — Столица!..

     Зевнул,  почесался,  самокритично подумал,  что и  он  вроде бы  не совсем

император,  таких тцаров пруд пруди,  их больше,  чем лягушек. На всех дворцов,

окруженных огромными садами с  розами,  не настроишься.  Настроение улучшилось,

подмигнул Хрюнде, та наблюдала за ним сонными глазами.

     Жаба зевнула, тоже почесалась, уморительно вытягивая

     шею и выворачивая голову, перевернулась на другой бок и заснула, приоткрыв

крохотную красную пасть.

     На этот раз Мрак позволил завести себя в бассейн,  разрешил мыть, чистить,

скрести,  мять и щупать, а к завтраку вышел свеженький, бодрый, готовый сожрать

хоть жареного коня с  копытами и  даже с подковами.  На завтраке присутствовали

неизменный Аспард,  Червлен, даже Манмурт ради такого дела выгулял жабу быстрее

обычного,  ибо разделить с  самим тцаром завтрак —  это ж  можно рассказывать о

такой привилегии всем потомкам до самого дальнего колена.

     Мрак  с  удовольствием выслушал новости о  крепости Несокрушимой,  которую

артанцы сдуру дважды пытались захватить конными отрядами,  даже не удосужившись

запастись штурмовыми лестницами. Аспард со смешками напомнил о Щербатом, случай

на  заднем дворе  уже  оброс  легендами,  поговорили о  драконах,  здесь Аспард

посерьезнел и  рассказал  подробно  и  скучно,  как  ищут  тех,  кто  осмелился

посягнуть на священную особу Его Величества.

     После завтрака время принимать посетителей,  решать дворцовые мелочи, Мрак

уже привычно направился в зал, но сразу за дверью услышал радостный возглас:

       Ваше Величество!

     К  нему  с  ослепительной  улыбкой  подходила,  лукаво  улыбаясь  и  томно

покачивая обнаженными плечами,  роскошная молодая женщина.  На  голове блистает

башня золотых волос,  все сооружение перевито голубой лентой, глубокий вырез на

платье,  молочные белые полушария с  такой жаждой рвутся наверх,  что  у  Мрака

пальцы шевельнулись сами,  словно помогал, да, просто помогал, в поясе узка, но

бедра  широки,  а  зад  похотливо приподнят,  оттопырен.  Крупные сочные  губы,

огромные голубые глаза,  соболиные брови,  а  мелкие  ровные  зубки  блещут как

жемчуг.

       Эт я, — ответил Мрак. Он покосился по сторонам, но

     верный Аспард отлучился,  проверяет стражу на входе в тронный зал. — Эт я,

ты угадала.

     Она весело засмеялась, красиво вскидывая голову, чтобы он лучше рассмотрел

ее нежное чистое горло.  У нее в самом деле,  отметил он,  удивительно красивая

шейка,  изящный подбородок,  а  смеется тихо и в то же время звонко,  как будто

звенит маленький серебряный колокольчик.

        Да,    сказала она  смешливым голосом,   как же  мне угадать,  Ваше

Величество, когда вижу вас так редко?

     — Да, что-то и я тебя вчера не видел, — ответил он осторожно.

     В самом деле,  мелькнула мысль,  такую женщину он бы заметил издали. Таких

замечают так,  что остальные женщины в зале, да и вообще на всем свете исчезают

вовсе.

     — А как вы могли меня заметить,  Ваше Величество,  — сказала она томно, 

если я только сегодня утром приехала из своего медвежьего угла. Но, слава небу,

все дела закончила, теперь могу рассмотреть вас снова...

     — Хе, — сказал он тоже весело. — Ну, вот он я! Смотри вволю. Я не жадный.

     Она покачала головой, голубые глаза слегка потемнели. — Ваше Величество, я

ведь из этих...  которые самые первые люди на свете!  А они,  пока не пощупают,

так и не поверят.

     — А что, — ответил Мрак легкомысленно, — щупай, я разве против?

     Она засмеялась,  снова запрокинула изящную головку,  башня роскошных волос

заколыхалась,  но  выдержала.  Мрак невольно представил себе,  как  они рухнут,

рассыплются золотым водопадом по  плечам,  а  как  здорово будут  смотреться на

подушке...

     Они шли через зал,  женщина держала его под руку и что-то ворковала.  Мрак

поймал пару  взглядов придворных,  но  не  обратил внимания,  пока  за  ними не

захлопнулась дверь.  Вместо тронного зала они  оказались в  небольшой комнатке.

Жен-

     шина сразу же бурно задышала,  протянула к нему руки.  Мрак стоял столбом,

его  чуткие уши  ловили все  звуки по  ту  сторону двери в  большой людный зал.

Жужжат, как шмели, можно даже различить, кто и как высказывается по их поводу.

     — Ваше Величество! — вскрикнула она со страстью. —

     Звезды звездами, но вы — сильный и крепкий мужчина, вы должны наслаждаться

женским теплом. Да, я знаю про вашу любовь к жене... но она ушла, боги ее взяли

себе... и вообще, с того дня прошла целая вечность, Ваше Величество!

     Он пробормотал глупо, понимая, что она права:

     — Да, конечно... Но мы вот, мужчины, иногда... Понимаешь, верность... ну и

обеты, понимаешь...

     Она начала расстегивать шнуровку на лифе. Пальцы ее дрожали, глаза впились

в его лицо.  Мрак уловил радостное недоверие, сразу сориентировался, перехватил

ее за руку, остановил.

       Погоди...

       Ваше Величество!

     Она умоляющим жестом прижала руки к груди,  пальцы Мрака вмялись в горячую

мягкую плоть,  все-таки успела расшнуровать,  зараза,  а что там веревочки, так

только сильнее дразнит. Но от женщины... как же ее звать, слишком сильно пахнет

благовониями,  маслами, притираниями, такие купают свое роскошное тело в разных

водах с целебными да приворотными травами, из-за этого не только в груди ничего

не  ворохнулось,  но  даже  плоть сперва начала разогреваться,  а  потом как-то

заснула.

       Погоди, — сказал Мрак тверже, — у меня, понимаешь, голова сейчас занята

совсем  не  звездами.  И  даже  не  покойной  женой,  будь  земля  ей  пухом...

Государственные проблемы,  понимаешь?..  Столько дел накопилось, столько дел...

Ты пока остынь, поняла? Я не могу мозги отвлекать в такое сложное время.

       Мозги?

       А чё,  — обиделся Мрак,  — у меня мозгов совсем нету?..  Есть,  честное

слово.

       Ваше Величество...

       Остынь, — велел Мрак уже строже. — Мне надо делами, поняла?

     Он шагнул к двери. Она вскричала вдогонку порывисто:

       Ваше Величество!.. Оставьте мне хотя бы надежду!

       Надежду лови, — согласился Мрак, довольный, хоть еще легко отделался. —

Как-нибудь и когда-нибудь. Поняла?

        Ваше Величество,  я  буду молить богов,  чтобы это время наступило как

можно быстрее!

     Мрак   торопливо   выскользнул   за   двери.   Его   рассматривали   очень

заинтересованно,  он  ощутил щупающие взгляды по  всей  своей фигуре,  озлился,

гаркнул:

     — У кого ко мне дело?.. Нет дел? Тогда я вам щас отыщу работу...

     От  него шарахнулись,  он  пошел торопливо через зал,  на  этот раз стражи

оказались рядом,  проводили до самой Двери.  Дальше Аспард и Червлен подхватили

под руки,  церемониймейстер что-то  прокричал,  трон приближался,  приближался,

Мрак изволил позволить усадить себя на мягкое сиденье,  испустил могучий вздох,

потрудился,  мол,  затем  с  усилием  закутался в  тцарское достоинство и  стал

тцарствовать.

     Придворные чередой  проходили  мимо,  кланялись.  Мрак  смотрел  отеческим

взглядом,  то  есть бараньим,  тупо уставясь в  нечто великое и  далекое над их

головами,  дабы взор был государственным, зато ноздри вздрагивали, раздувались,

как  паруса.  Его  звериная память хранила сотни тысяч запахов и  десятки тысяч

оттенков каждого запаха,  и  сейчас  он  краем  глаза  помечал проходящих перед

троном,  сравнивал запахи  первого дня  и  нынешнего,  запоминал разницу.  Пока

только запоминал, а разобраться можно позже.

     Это они проходят смиренные,  кланяются и проходят, кланяются и проходят, а

он явственно слышит: «Молодец, начал

     просыпаться...  », «Ах ты, сволочь, надо бы тебя раньше, а то зашевелился,

наших людей удалил из дворца...  »,  «Ишь ты, дед в нем заговорил... », «Неужто

правда, что Клентису зубы вышиб?», «Как бы его снова к звездам, к звездам... »,

«Хорошо, молодец... Найти бы да порвать его звездные карты... »

     Запах одного был острым, резким, Мрак явственно увидел себя с перерезанным

горлом,  руки-ноги переломаны,  живот вспорот,  а неимоверно длинный синий язык

высунулся на длину руки. Мрак проводил взглядом придворного, кивнул в его спину

Аспарду,  бровью подал знак,  мол,  запомни,  потом о  нем расскажешь все,  что

знаешь.

     Двух ярых противников,  которые в  первый день готовы были его в  порошок,

вычеркнул.  Сейчас в их запахе чувствовалось сдержанное одобрение.  Что значит,

были  готовы убить или  сместить того тцара,  что  за  звездами перестал видеть

государство,  а сейчас колеблются,  присматриваются.  С этими потом можно будет

даже сойтись,  раз уж  ради дела готовы человеку голову свернуть,  как куренку.

Настоящие, значитца, люди. С пониманием.

     Когда прошел последний, он бодро поднялся, кивнул Аспарду:

     — Зови Верховного жреца, как его...

     — Плавунца?

     — Да,  Плавунца. Скажи, Его Величество, эта я, значитца, изволю его видеть

у  себя в  покоях.  Если Манмурт уже выгулял жабу,  пусть тоже,  я  ему малость

доверяю.

     Аспард сказал горячо:

     — Я ненадежного не порекомендую. А насчет чего, Ваше Величество? Я к тому,

что ежели чего, можно какие-то меры принять...

     Мрак поморщился.

       Какие? Окружить дворец войсками?

     — Да нет, но если бы я знал, что вы замыслили...

     — Я и сам еще не знаю, — объявил Мрак гордо.

       Но как же...

     — А вдохновление придет, понял? Пошто у Верховного жреца имя такое?

       Его предок сумел в бурю переплыть реку,  когда никто этого не ожидал. А

он не то ворота открыл своим,  не то сам кого-то зарезал и  снова в реку,  но с

той поры имя забылось, звали Плавунцом, а потом и дети пошли — Плавунцы...

     — Ага, значитца, предок героем был? А этот, наоборот, в умные пошел...

     Дверь отворилась,  Плавунец вошел осторожно,  с  порога посмотрел на Мрака

вопросительно и ожидающе. Мрак указал на свободные кресла по ту сторону стола.

       Садись.  Да садись же!..  Где ты видишь стол? Это тебе померещилось. Мы

сидим у костра,  понял?..  Над нами звездное небо.  А звезды — это...  Ладно, в

другой раз расскажу.  Подробно.  Очень подробно. У костра, сам понимаешь, не до

церемоний. Так что садись, ешь и пей, никого не спрашивая, а также участвуй.

     Плавунец так же осторожно сел, лицо оставалось невозмутимым, отрешенным от

мирских дел, только спросил мягким голосом:

     — Участвовать в чем?

     Мрак удивился:

       Ты совсем уж зажречился!..  Кто заговорил о Зауре?  Вот и будем думать,

как его поймать. А без него, надо полагать, его ватага разбежится.

     Плавунец  кивнул,  глаза  загорелись,  он  придвинулся к  столу  вместе  с

креслом, заговорил сразу окрепшим голосом:

       Спасибо,  Ваше Величество,  что помните о такой...  неважной для дворца

мелочи.  Но эта мелочь,  увы,  сказываясь на простолюдинах, сказывается на всем

государстве. Так что с Зауром надо покончить!

       Какой ты кровожадный, — буркнул Мрак. — А исчо

     мирный жрец!.. Ладно, давайте кончать. Кто-нить уже придумал?

     Аспард покачал головой, сказал твердо:

     __ Мое дело — выполнять. Что велите — то сделаю.

     В точности. Но придумывать... нет, это недостойное воина дело! Простите, я

опять что-то не то брякнул, просто я насчет придумывания слабоват в коленках.

     Манмурт развел руками, сказал, как показалось Мраку, вполне искренне:

     — Я думаю, что по части придумывания... Его Величество себя уже показало и

возвеличило.  Я с вами не ездил,  но наслышан про дивные суды в дороге и мудрые

решения Его Величества... Может быть, Его Величество и сейчас?..

     Плавунец молчал, но смотрел в лицо тцара требовательными глазами.

     Мрак хлопнул ладонью по столу. Все молчали, смотрели на него внимательно.

     — Лады,  — сказал он мощным голосом,  — если вы ничо пока не придумали, то

попробуем мой вариант. И посмотрим, настолько ли этот Заур хитер и неуловим. За

него просто еще не брался я,  Яфегерд, который еще и Блистательный. Есть у меня

в  казне  золотой браслет дивной работы...  Да  одних алмазов в  него  натыкано

столько,  что даже я  не знаю,  сколько!..  И алмазы ли они вообще.  Годится на

приманку?

     Аспард заколебался, как и жрец, а Манмурт сказал с отвращением:

       По-моему, это недостойно!

     — Ставить ловушку? — спросил Мрак.

        Нет,    ответил Манмурт,    ставить ее всего лишь на Заура.  Кто он?

Разбойник,  не больше!  Пусть даже вожак всех разбойников Барбуссии...  Но тцар

должен ставить ловушки и капканы на других тцаров, а не на каких-то...

     Аспард предложил:

       А тогда будем считать,  что это мы предложили,  а Его Величество только

кивал, не слушая, а сам смотрел в окно на баб.

       На звезды, — быстро поправил Манмурт. Жрец коротко усмехнулся.

     — Давайте будем считать.  Этот браслет может привлечь вора, но только надо

распустить слух,  что другого такого нет на свете. На это Заур может клюнуть. А

если простой браслет из золота...  Думаю,  у него этих браслетов больше,  чем у

Его Величества.

     — У простого разбойника? — изумился Аспард.

       Он не простой,  — возразил Плавунец. — Простой не сможет подчинить себе

все воровские отряды и даже одиночек. Ладно, приманка есть. А как ловить на эту

приманку?

     Мрак сказал откровенно:

        Не  знаю.  Я  бы  положил браслет просто на стол в  пустой комнате,  а

комнату бы запер.  На три замка. В коридоре посадил бы стражей. И под окнами. И

на выходе.  И  во дворе.  Можно даже и на улице.  Чем больше,  чем лучше.  Если

верно,  что Заур обязательно сворует редкую вещь,  то он все равно придет, даже

если узнает про стражу... Ну, что еще? Он схватит браслет, а мы схватим его.

     Они молчали, украдкой переглядывались. Манмурт сказал нерешительно:

        Но  если стражи будет столько,  то  он  просто не сумеет схватить этот

браслет!

       Это неважно,  —заявил Аспард.  — Главное, чтобы он пробрался в комнату!

Или хотя бы через одно кольцо стражи. Все одно схватим.

       А кого схватим,  — поддержал Верховный жрец,  — тот и будет Зауром. Мне

план кажется, хоть и слишком

     прост... но вполне заманчив.

     Мрак вылез из-за стола, все тоже начали поспешно вскакивать. Он обернулся,

рявкнул раздраженно:

       Мы ж сидим костра! Забыли, морды? Плавунец сел первым, хотя и с опаской

посматривал на

     грозного тцара.  Аспард и  Манмурт тоже  сели,  но  как  на  иголки.  Лица

вытянулись,  испуганными глазами следили за тцаром. Тот откинул крышку сундука,

нагнулся,  слышно было,  как гремит металл. Наконец Его Величество с торжеством

разогнулся с  настолько широким браслетом,  что  Аспард  сперва  принял его  за

сдвоенную пластину для  защиты руки от  кисти до  локтя.  Браслет в  самом деле

оказался  дивной  работы,  от  края  и  до  края  покрытый затейливой чеканкой,

украшенный камешками.

        Вот,    прорычал Мрак.  Он  подошел к  столу,  с  грохотом обрушил на

середину столешницы. — Каков?

     По  всему  браслету блистали осколочками льда  мелкие,  но  во  множестве,

алмазы,  а у самого края красными огнями горели рубины, и казалось, что браслет

стоит на горящих углях.

     Манмурт пробормотал о  дивной  работе  художника,  Аспард  просто смолчал,

только Плавунец хмурился, нервно покусывал губу.

     — Что-то не так? — спросил Мрак.

        Все  так,    ответил тот  тоскливо.    Браслет именно то,  что может

привлечь Заура.  Это  не  боевой браслет,  это  для торжественных выходов перед

народом,  он  чересчур красив  для  будней...  Но  почему у  меня  предчувствие

неудачи?.. Вы не представляете, насколько этот гад хитер!.. Я все равно боюсь.

       Ты  от  него  натерпелся,    понимающе сказал  Мрак,    потому так  и

переживаешь. Ничего, поймаем.

        Ваше Величество...  Это звучит смешно,  но  я  бы попросил хоть одного

стража,  а лучше двух,  оставить прямо в комнате! Пусть сидят и глаз с браслета

не сводят. Тогда уж точно не сопрет.

     Мрак покачал головой.

     — Ты совсем страхополох... Кто ж тогда за ним явится?

       Заур,    вздохнул жрец.    Уж  очень я  его  боюсь...  и  верю в  его

нечеловеческую ловкость.

     Мрак пожал плечами.

     — Ладно, это была твоя мысль ловить его на приманку. Попробуем. Но если он

не явится, тогда дадим ему свободы больше...

     Для ловушки выбрали ничем не примечательный дом в  западной части Барбуса.

Жил  там  почтенный купец,  он  дважды был допущен во  дворец,  чем сразу же  и

воспользовались:  от  Его  Величества ему  вручен  дар  за  успешную торговлю с

Вантитом. Мало кому удается вообще туда пробраться, а этот даже привозит оттуда

товары, да и свои сбывает с прибылью.

     О  ценном даре оповестили всех.  Соседи приходили любоваться,  а сам купец

убивался,  что  такой  ценный  браслет пока  без  охраны.  Специально для  него

переоборудуют маленькую комнатку,  куда  вход будет только через спальню самого

купца.  Ключ он  спрячет,  а  пока браслет два  дня  пролежит вот тут на  столе

посреди комнаты.  Но он с него глаз не будет сводить, даже спать будет прямо за

столом на  стуле...  Нет,  даже не станет спать,  с  такого подарка нельзя глаз

спускать!

     Соседи  посмеивались,  но  солидно соглашались.  Браслет в  самом  деле 

настоящее сокровище,  не у каждого тцара такой есть.  Сокровище не только из-за

золота и драгоценных камней,  чувствуется рука большого мастера,  да и то,  что

получен из рук самого Его Величества, тоже придает ему немалую цену.

     Аспард  докладывал о  каждом шаге,  Мрак  одобрительно кивал,  а  иногда и

бурчал что-нибудь нечленораздельное,  но одобрительное,  ибо подвластные должны

понимать с полуслова или полумычания, даже с полумыка.

       Добро,    сказал он наконец.  — Душно-то как...  Гроза будет,  что ли?

Пойдем на свежий воздух!

        Ваше  Величество,    сказал Аспард обеспокоенно,    если вы  куда-то

изволите, я пошлю туда людей...

       Не боись, — успокоил Мрак.

     Барбус —  не  гигантская Куява,  достаточно пересечь большую площадь перед

дворцом,  чтобы  оказаться перед  высокой каменной стеной.  Эта  стена окружает

Старый Город,  теперь уже только сам дворец и голую площадь,  остальные хибарки

снесли, чтобы не оскорблять взор благородных особ неприятным зрелищем. Еще одна

стена,  последняя, окружает сам город. Та стена Мрака сейчас не интересовала, к

Барбусу пока что не подступили полчища врагов, а так как сам Барбус выстроен на

пологом холме, то и стена Старого Города намного выше внешней.

     Он  было  легко  побежал  по  ступенькам,  но  вспомнил о  своем  тцарском

достоинстве,  остановился,  начал отдуваться,  ведь он  же мудрый тцар,  а  раз

мудрый,  то значит — слабый, больной и вообще хиляк. Аспард заботливо подхватил

под руку, Мрак злорадно навалился на него всем весом, лицо Аспарда побагровело,

он закряхтел.  Мрак даже услышал, как затрещали суставы и даже кости преданного

начальника стражи.

     С другой стороны Мрака взялся поддерживать Червлен. Мрак попеременно начал

наваливаться и  на него и в таких забавах Взобрался на самую вершину сторожевой

башенки.

     С  северной части  неба  ползли тяжелые темные тучи.  Солнце скрылось,  не

угадаешь,  в какой стороне, а над внешней крепостной стеной и еще более далеким

лесом  вспыхивали зарницы.  С  каждой вспышкой в  небе  приоткрывались страшные

темно-лиловые горы  с  огнем  внутри,  будто небесные кузнецы,  скрытые тучами,

ковали нечто дивное и таинственное.

     Дождь  странно  остановился на  границе  крепостной  стены.  Видно  редкую

серебристую стену,  словно повисший с  небес  до  земли полупрозрачный занавес,

оттуда доносится теплый запах  березняка,  зеленого орешника,  долетают ароматы

сочных трав... Но также и запахи теплых каштанов, где громко чирикают и дерутся

за непереваренные овсяные зернышки воробьи.

     Мрак широко вздохнул всей грудью.

       Красота!

     Он  прислушался,  эхо  на  этот раз озадаченно смолчало.  Зато почтительно

откликнулся Червлен:

       Истинно глаголить изволите! Истинно!

     На башню поднимались,  топая и тяжело отдуваясь,  советники,  управляющие.

Аспард занял позицию возле лестницы,  а пара его стражей, Мрак уже знал, бдит у

самого основания.

     Ветерок донес от  дальних ворот запахи крепкого пота.  Отсюда было  хорошо

видно,  как упряжка из четырех волов с натугой дотащила длинное толстое бревно.

Волов выпрягли,  бревно откатили в сторону длинными вагами,  рычагами.  Десяток

крепких молодцев подошли, взялись, приподняли, старший закричал, к ним побежало

еще человек пять.  Облепив бревно как муравьи, они потащили его вверх по крутой

дороге,  дважды  останавливались перевести  дух,  брали  по-другому.  До  Мрака

доносилась брань,  он  слышал  тяжелые вздохи,  даже  улавливал тяжкое дыхание.

Одному работнику ухитрились придавить не  то пальцы,  не то руку,  острые глаза

Мрака  заприметили красное,  снова  донеслась яростная  брань,  наконец  бревно

затащили в ворота, поволокли вверх по каменной лестнице.

     Он вздрогнул,  задумавшись.  С  боков как можно тише приблизились Червлен,

Квитка, Васид, еще какие-то знатные. Из них он помнил по именам только Сисада и

Билгу.  Аспард нахмурился,  вверенный его  бдению тцар  слишком близко к  краю,

подошел и встал рядом.

     Червлен поклонился издали,  он  пугливо бросил  взгляд  вниз,  отступил от

края.  Квитка с  любопытством посмотрел на  окрестности сверху,  даже осмелился

высунуть голову за край, явно высоты не страшился. Васид сказал с поклоном:

       Все труднее застать Ваше Величество в тронном зале...

     — Что делать, — откликнулся Мрак, — во дворце звездное небо не видать.

      Но... гм... и сейчас его не видно...

     __Если хорошо прищуриться, то видно, — ответил Мрак. —

     Или посмотреть на  небо из  глубокого колодца.  Или взлететь на гигантской

птице Рух,  что поднимается выше всяких драконов...  Или, гм, впрочем, это пока

терпит. Ночью изволю насмотреться от пуза. У вас что, ребята?

     Червлен  наклонил  седую   голову,   с   поклоном  протянул  Мраку  свиток

пергамента. Мрак опасливо убрал руки за спину.

     _ Эт чё?

        Ваше Величество,    сказал Червлен и снова поклонился,  — это законы,

которые вы поручили разработать для нашей благословенной Барбуссии.

     — А-а, — сказал Мрак. — Ну и как?

       Разработали. Все, как вы и велели.

     Он снова попытался вручить Мраку свиток.

       Молодцы,  — одобрил Мрак, но в руки пергамент не взял. — Хвалю!.. Но эт

чё  ж  сразу мне?  Сперва должны посмотреть всякие...  ну  там жрецы...  насчет

почитания богов,  родителей, вообще почтения и уважительности, потом эти... как

их,  ага,  военные советники,  у  меня есть такие?..  насчет того,  что служить

родине и  тцару —  почетно,  замечательно,  славно,  а кто думает иначее — тому

голову на кол!.. Лекари пусть посмотрят, лесники, колдуны, судьи...

     Червлен кивал,  соглашался,  лицо его все больше озарялось улыбкой.  Когда

Мрак выдохся, он сказал елейным голосом:

        Ваше Величество,  эти законы мы разрабатывали год,  а  еще четыре года

вносили поправки. Ибо советовались со всеми... кого вы так мудро перечислили! А

потом еще раз давали им прочесть и снова внесли поправки,  уже самые мелкие.  А

это  вот    окончательный закон,  где  все  отлажено,  все предусмотрено,  все

виртуозно и  тонко,  как изысканная мелодия,  как песня лучшего из бардов.  Все

знатоки,  лучшие мудрецы просмотрели эти законы и  не  нашли в  них ни  единого

изъяна. Более того, это само совершенство, где все так

     взаимоувязано, так сцеплено, так соткано воедино,

     что это самая ажурная ткань...

     Мрак кивал,  слушал, кивал. Аспард смотрел на него со странным выражением.

Когда смотрел на Червлена,  на лице проступал восторг и благоговение, но, когда

переводил взгляд на  лицо  Мрака,  снова возвращался к  этому странному.  Когда

Червлен сделал небольшую паузу, Аспард спросил осторожно:

        Ваше Величество,  если законы так  совершенны,  то...  когда начнем их

вводить?

     Мрак поскреб в затылке, сплюнул через зубцы на внешнюю сторону.

     — А никогда, — ответил он хладнокровно.

     Аспард опешил,  а остальные так и вовсе окаменели.  Аспард наконец спросил

осторожненько:

       Но ведь законы... совершенны?

       Совершенны,  — согласился Мрак.  — Пять лет лбы морщили!.. Конечно, это

самые тонкие и точные законы.

       Но тогда...

     Мрак  повернулся,   указал  на   рабочих,   что  все  еще  тащили  бревно.

Приспосабливаясь,  они затянули хриплыми пропитыми голосами песню,  ноги теперь

шагают в такт,  но все равно кто-то вскрикивал «Эх,  взяли!»,  «Эх,  дернули!»,

кто-то бранился, но бревно тем временем медленно двигается к цели.

       Видишь?  — спросил он.  — Государство — это такое же бревно. Только еще

неотесаннее.  Ишь,  «тонкая мелодия,  виртуозно и тонко»!  Под изысканные песни

бревно не потащишь.  Только вот под такую песню,  под вонючий пот,  крик,  даже

кровь...

     Лицо его омрачилось.  Глядя на  него,  омрачились лицами и  его советники.

Червлен сказал потерянно:

       И что же... Ваше Величество? Весь наш труд...

       Прекрасный труд, — одобрил Мрак.

       Но если он только на бумаге...

        Некоторые вещи  пусть остаются на  бумаге,    рассудил Мрак.    Даже

хорошие вещи.

     __Но почему, Ваше Величество?

     Мрак пожал плечами.

        Не знаю.  Чуйстве у меня такое.  Принять такие прекрасные законы...  а

потом еще и  заставить людей им  следовать —  это ж  по  колено в  крови ходить

будем.  Нет,  пока будем тащить бревно!..  А на бумаге прекрасные законы нужны,

нужны. Чтоб мы сами видели, как можно бы жить...

     Он махнул рукой,  пошел к ступенькам с башни. Аспард двинулся было следом,

Мрак остановил нетерпеливым жестом.

     — Ты так и будешь мне пятки оттаптывать?

       Ваше Величество, на вашу жизнь замахивались!

       Ничо,  отмахнусь.  Я иду вот в ту башню,  видишь?..  А то,  сколько тут

живу,  а  до  сих  пор...  гм...  я  хочу сказать,  что давненько к  колдуну не

заглядывал. Самое время!

     Аспард крикнул вдогонку:

        Ваше  Величество...  смотритель  южного  крыла  спрашивает,  когда  вы

изволите заглянуть к ним?

     Мрак остановился внизу, задрал голову. Аспард выглядел виноватым, разводил

руками. Мол, мое дело передать, а вы уж с государственным умом решайте...

       К нему?

     Аспард смешался, даже почему-то покраснел, сказал торопливо:

       Не лично, а во вверенную ему часть здания...

       Ага,    сказал Мрак бездумно.  — А что там?  Поперхнулся,  поняв,  что

сморозил глупость, но сказанное

     уже не воротишь, Аспард смотрел с великим изумлением. Мрак подмигнул ему и

засмеялся. Аспард неуверенно улыбнулся:

       Фу,  это вы так шутите, Ваше Величество... Да, конечно, сейчас вы вошли

в личину своего отважного деда-воина, который тоже чаще таскал в постель женщин

в покоренных землях, чем посещал своих жен. Но вы раньше не забывали дорогу...

     Мрак наконец сообразил, о чем речь, засмеялся еще громче.

     — Аспард, ты же видишь, я с этими бабами настолько запустил дела, что... А

не получается, козе твоей в бок, чтоб и по бабам орел, и землями управлять, как

объезженным конем! Ну не получается, хоть убей. Либо ты бабник, либо правитель.

Можно,  конечно, немножко бабником, немножко правителем, но ты ж сам понимаешь,

что  это  будет хреновый бабник и  хреновый правитель...  Так что пусть они там

развлекаются сами,  как хотят. Пусть даже прорубят дверь с заднего хода, чтоб к

ним по ночам солдаты ходили, я ж добрый, ты не забыл? Вот только сам я...

     Он  покачал головой.  Сердце кольнуло острым.  На самом деле,  конечно,  в

груди от сердца остался только пепел, а если там и проклевывается какой зеленый

росток,  то этот росток — Кузя.  Не любовь,  понятно, какая может быть любовь к

ребенку,  а  просто нежность к  существу,  что единственное во  всей Куявии его

любило, оберегало, страдало по нему. Кузя и Хрюндя — вот двое, кому он верен.

     Аспард снова развел руками, глядя ему вслед.

     А в самом деле,  подумал он хмуро,  уж неделя закончилась, как он здесь, а

про колдуна только вспомнил,  хотя его башня все время на виду. И никуда за это

время не сдвинулась.  Как ни выглянешь из окна,  так и видишь,  как там в окнах

полыхают зловещие красные огни...  Олег бы  уже обивал пороги,  даже любопытный

Таргитай превозмог бы лень,  на второй день торчал бы на самой вершине... А ему

хоть как торчи башня перед глазами,  но как чуял недоверие ко всяким непонятным

штукам,  так и сейчас чувствует.  Чем-то унижает его всякое колдовство, а чем —

сказать не может, к хитрым словам всегда чуял вражду.

     Еще внизу,  у основания башни, его встретили странные тревожащие запахи, а

когда начал пониматься по лестнице,

     ароматы красочно рисовали причудливые картины.  Он  видел  дивных  зверей,

зрел огромные деревья без ветвей,  но зато с огромными листьями,  прямо из стен

наплывало и снова исчезало видение морских чудищ, гигантских раковин...

     Ноги  бодро и  бездумно занесли по  ступенькам на  самый верх.  Ноздри еще

издали  уловили  запахи  трав,  паленой шерсти,  ржавчины и  гниющей древесины.

Толкнул дверь,  в  глубине захламленной комнаты над горящим тигельком склонился

сгорбленный  человечек  в  длинном  халате.   Лысая  голова  блестит  в  ровном

рассеянном свете, что дают комья странного мха в чашах вдоль стен.

     Колдун  дернулся  на  грохот  распахиваемой  двери,   но,  прежде  чем  он

обернулся,  Мрак уже охватил цепким взглядом всю обстановку и оценил, оценил...

Как ни  могуч колдун,  но  почему-то живет в  бедности.  Любой работник в  селе

роскошествует,  в сравнении,  так сказать.  Здесь нет даже ложа, только простой

матрас,  явно  набит  сухим  сеном,  брошен прямо на  полу  в  уголке.  Там  же

единственная подушка,  судя по запаху,  с сеном вместо пуха или шерсти. Все это

накрыто таким ветхим и старым одеялом, что Мрак покачал головой. Похоже, колдун

тоже из  этих безумных звездосмотретелей,  что не видят,  по какой земле ходят,

что едят и на чем спят.

     Правда,  стол — огромный, добротный, хоть и древний, весь завален книгами,

свитками, глиняными табличками, позеленевшими медными пластинками с непонятными

значками,  пара тигельков и  массивная чугунная сковородка.  Дальше так и вовсе

сокровища для таких же  сумасшедших:  вдоль трех стен ряды шкафов,  или же один

шкаф,  изламывающийся, как тень от факела, на стыке стен, переходящий на другую

стену и  обрывающийся,  да и  то с явным сожалением,  перед дверью.  Еще старое

рассохшееся  кресло  у  стола  и  потемневший  от  времени  сундук,   окованный

бронзовыми полосами.  Вся крышка сундука скрылась,  как под снежной шапкой, под

грудой свитков.

     Колдун смотрел на него вылезающими от изумления глазами.

        Ваше Величество!..    продребезжал он блеющим голосом.    Вам стоило

только свистнуть, я бы прибежал...

     Он топтался по ту сторону стола,  низкорослый,  с розовой лысиной, что тут

же начала от страха и напряжения покрываться мелкими бисеринками пота. Лицо его

было  старческим и  детским  одновременно,  глубокие морщины  на  розовой харе,

темные мешки под чистыми детскими глазами. Да еще и чересчур длинный халат, что

волочился по полу, похожий на теплую детскую рубашку.

     Мрак посмотрел на этот халат, спросил:

     — А у тебя ноги с копытами? Колдун от изумления открыл рот.

        Шутите,  Ваше  Величество,    сказал он  наконец неуверенно.    Я  ж

колдун...

        Ага,  — сказал Мрак,  — значит,  эти козлоногие не могут колдовать?  И

всякие там ластоногие, рыбоногие, перепончатые? А вот человек способен на любую

пакость. Вообще, по-моему, человек либо ни на что не способен, либо способен на

все,  черт бы его побрал.  Да ты трудись,  трудись!  Я что,  я всего лишь тцар.

Бегаю всюду и обеспечиваю вас материалами.... Чтоб работалось без простоев.

     Он осматривался с  интересом.  Хоть и  не любит непонятное колдовство,  но

все-таки здесь почему-то нравится. Колдун наконец обогнул стол, поклонился. Его

розовая плешь опустилась до уровня живота,  а  когда попытался выпрямиться,  то

все равно не поднялась выше середины груди тцара.

        Все  шутите,   Ваше  Величество?..   Я  польщен,   потрясен...  Вы  бы

предупредили, я бы хоть прибрался... Садитесь, садитесь...

     Мрак огляделся.

       Куда?

       вас...

     Однако не смахнул, хоть и очень старался угодить тцару,

     а  бережно и  даже медленно убрал с  сундука всю  груду,  огляделся,  куда

сложить, и перенес на свою постель. Мрак критически посмотрел на кресло, больно

хлипкое с  виду,  колдун что-то  соображает,  опустился на  крышку сундука,  та

заскрипела.

       Ну и чё? — спросил он. — Колдуем?.. А где дождь?..

     Уже две недели жара стоит! Пора бы хоть пыль прибить на

     дорогах.

     Колдун виновато развел руками.

       Вы все шутите, Ваше Величество. Все шутите, это хорошо...

       Что хорошего?

        Если Его Величество весел,    сказал колдун,  — значит,  в стране все

хорошо. Ваше Величество почтило меня неслыханной честью ради... ради?

     В  глазах прыгала тревога,  а  от  его  тела  пошла  такая  волна страха и

неуверенности, что Мрак невольно повел глазами по сторонам: не прячет ли колдун

расчлененные тела тцарской семьи?

     Шкафы упираются в  потолок,  а  все полки в  них забиты до отказа.  Медные

кубки,  кувшины,  глиняные и медные, есть оловянные, там же статуэтки, амулеты,

обереги,  ожерелья из звериных зубов, пучки перьев, горки чешуи с металлическим

отливом,  такой Мрак не видел ни у  рыб,  ни у  ящериц,  ни у драконов,  вообще

похожую не  помнит.  Узнал горки оскаленных морд нетопырей,  их  же отрубленные

крылья, связки веточек, из которых он узнал только омелу...

        Ради дела пришел,    ответил Мрак.  — Скажи,  что ты можешь делать...

помимо того, что делают мои воины, мои строители, челядь, купцы?

     Страх в глазах колдуна возрос еще сильнее. Лицо побледнело, он взмолился:

       Ваше Величество!.. Познание магии таит в себе такие же возможности, как

и познание звезд!..  Мне трудно перечислить все,  что я могу,  хотя мало что из

перечисленного вам пригодится,  но ведь,  осмелюсь заметить...  простолюдинам и

даже  знатным людям страны ваши  увлечения звездами тоже  кажутся странными?  И

ваши  знания звезд  не  могут им  помочь прогнать зайцев с  огородов,  вылечить

корову или выполоть сорняки из сада?

     Мрак мало что понял, отмахнулся.

        Ты  мне  череп не  забивай.  Скажи мне  сразу,  ты  можешь заглядывать

куда-нибудь далеко?  Нет,  я  не о предвидении...  Знавал я одного,  мог как бы

смотреть глазами летящей птицы, бегущей ящерицы, ползущей по норе змеи.

     Колдун замер,  в  глазах на  миг метнулась надежда,  затем виновато развел

руками.

       Ваше Величество, это, конечно, возможно. Только я не могу... Именно эти

заклятия я не изучал. Не сердитесь, но... я знаю другое, если я правильно понял

ваше тайное желание.  Вам нужно знать тайны противника,  да?.. Я знаю заклятие,

что может позволить наблюдать за кем-то.  Конечно, если бы все так было просто,

тогда бы в мире вообще тайн не осталось, но на эти заклятия есть контрзаклятия,

как  на  рубящий меч  всегда  есть  щит...  Совещания крупных командиров всегда

кто-нибудь из колдунов окутывает защитой от подслушивания... другими колдунами.

     Мрак досадливо крякнул:

       Тогда какой прок?

     Колдун повесил голову, из груди вырвался горестный вздох.

        Но если вам надо связаться с кем-то из своих...  то это можно.  Только

это очень дорого, Ваше Величество! Потому это так и осталось забавой тцаров, но

не пошло в народ.

     Мрак насторожился.

       Ну-ну?

        Достаточно,    сказал колдун торопливо,  — пропитать два камня особым

раствором...  и тогда можно двум людям, касаясь этих камней, видеть друг друга,

разговаривать! Я бы мог вам такое изготовить, если бы...

       Если бы что?

       Если бы у меня было из чего,  — ответил колдун виновато.  — С того дня,

как  вы  распорядились не  давать мне  ничего,  я  живу тем,  что творю дешевые

заклятия на забаву придворных... Тем и живу.

     Мрак  помолчал  для  важности,  сделал  значительное лицо,  произнес после

паузы:

       Я пообщался со звездами...  Они советуют дать тебе все нужное. Я сейчас

же распоряжусь.  А ты расскажешь,  как этими камнями пользоваться,  И вообще, у

тебя тут много магии?

     Он  огляделся,  смерил оценивающим взглядом шкафы,  скользнул тцарственным

взором по ложу, теперь утонувшему под книгами.

     Колдун сказал нервно:

        Не стану врать,  Ваше Величество,  мало.  Я  больше изучаю магию,  чем

творю... А творю, только чтобы на что-то покупать хлеб.

     Мрак смерил взглядом его высохшую фигуру.

        Ну,  творишь ты  либо мало,  либо...  хреново.  Как же  ты собираешься

устроить те два камня?

        Магии везде много,  — ответил колдун тихо.  Похоже,  что-то его все же

задело.  — К примеру,  сразу за Барбусом есть место,  где магии больше,  чем во

всех трех тцарствах!  Но  будет проклят тот,  кто попробует воспользоваться той

магией.

     Мрак насторожился.

     — Это ж где?

       На Мертвом Поле, — ответил колдун.

       Что-то слышал, — пробормотал Мрак. — А почему нельзя?

     — Там мертвая магия.

       Мертвая?

       Да,  Ваше Величество.  Мертвая магия —  это  не  совсем то,  что  магия

мертвых.

       Ага, — сказал Мрак саркастически, — ну, спасибо! Теперь буду знать. Ну,

давай, крякай дальше.

     Колдун, сильно изумленный, сказал осторожно:

       Беда в том,  что в обеих погибших армиях было множество колдунов. Почти

все  погибли в  том страшном побоище.  Одни успели исчерпать свою мощь,  другие

исчерпали наполовину,  а  некоторые вообще не  успели,  и  вот теперь там самое

страшное место на земле, где спит жуткая разрушительная магия неслыханной силы!

Она копит мощь,  растит,  в бессильной злобе наливается желчью,  чтобы когда-то

залить ею весь мир, все живое...

     Мрак зябко повел плечами.

       Как же там живут?

       А простые люди  не чуют,    ответил колдун.  — Кроме колдунов. Та сила

спит,  ждет  своего часа...  А  вот  если ее  разбудить...  Если найдется такой

мерзавец...

     — Оно же рядом, — спросил Мрак, — то поле битвы?

     Колдун посмотрел на  него так,  словно Мрак признался,  что он и  есть тот

мерзавец, что возжаждал разбудить древнее зло и выпустить его на свободу.

       То уже давно не поле,  — ответил колдун.  — Хотя, конечно, память о нем

держалась долго...  Никто там не пахал,  не сеял,  не селился. Но однажды после

очередной войны между Артанией и  Куявией в  наши земли хлынули беженцы...  Ну,

беженцам лишь бы жизни спасти,  а землянки они копали как раз на том поле,  там

же  потом построили дома.  Они  и  не  знали про  наши  старые битвы,  а  когда

узнали... что ж, бросят дома? Так и жили...

       Оно же рядом, — повторил Мрак.

       Всего час езды на телеге,  — ответил колдун.  — Если подняться на самый

верх башни...

       Поднимемся, — согласился Мрак.

     С  севера дул  холодный ветер,  наверху башни  колдун сразу  начал чихать,

кашлять,  ежился и  кутался в  широкий плащ.  Мрак с удовольствием рассматривал

город и его окрестности.  На горизонте блистают вершинами горы,  странно черные

со сверкающими ледяными шапками. Солнце поднимается тусклое, крохотное, облачка

бегут мелкие,  растрепанные,  словно убегают от волка через заросли терновника.

Город  бурлит обычной здоровой жизнью,  народ толпится на  площади,  из  Куявии

прибыли новые  фокусники,  ярко  полыхают факелы у  входа  в  кабаки,  таверны,

корчмы, есть даже перед простыми харчевнями. Веселятся так, что и сюда на башню

доносятся удалые песни.

     Далеко за городом разгорается угрюмое зарево.  Мрак подумал, не послать ли

людей на подмогу, все-таки пожар, но, с другой стороны, полное безветрие, огонь

не  перебросится на  другие дома,  сами загасят еще  до  того,  как  приедут из

города.

     Дрожащая рука  колдуна вытянулась в  направлении далеких домиков,  серых и

унылых,  но  сгрудившихся так  тесно,  что  отсюда не  было видно ни  улиц,  ни

огородов.

       Вон там...

     Мрак всмотрелся,  места знакомые,  а  если память не  изменяет,  он  может

различить даже  домик  Ликии.  Видно даже  сарай,  где  по  его  просьбе держат

огненного коня. Только зарево пожара, в самом деле, чересчур близко... В памяти

что-то блеснуло, он вздрогнул, спросил другим голосом:..

       Погоди...  А если кто восхочет как-то подчинить себе те силы...  что он

должен сделать?

     Колдун сказал надтреснутым голосом.

       Всего лишь освободить их. За это они будут служить ему. Или, по крайней

мере, исполнят какие-то его желания.

       Из благодарности? Что-то не верю в их благородство.

        Любой  колдун,  вступая в  сделку с  демонами,  всегда обезопасит себя

договорами.  А  демонов свяжет.  Никто не  станет выпускать демонов просто так.

Тот, кто на это осмелится, сперва возьмет с демонов сотни клятв, что они его не

тронут, что будут служить ему...

     Мрак подумал, спросил осторожно:

        Но нельзя же просто так вот прийти на то поле...  в тот район,  встать

посредине и сказать:  я,  такой-то, освобождаю вас, демоны, а вы отныне служите

мне?

     Колдун развел руками.

        Конечно,  конечно!  Только для того,  чтобы воззвать к демонам,  нужно

выстроить храм.  Или  хотя бы  большой жертвенник.  Потом принести человеческие

жертвы,  воззвать к богу Смерти... Скорее всего нужны еще особи тцарской крови!

Да не просто так,  а в жертву.  Все не так просто, Ваше Величество, как видите.

Там многочисленное поселение,  а храм должен стоять так, чтобы вокруг него было

чистое поле.  Нет такого властителя, который мог бы это сделать явно или тайно.

Только вы сами, но вам это не нужно, и другим не позволите.

     — Да-да, конечно, — ответил Мрак.

     Перед глазами стояло лицо отца Ликии.  И  заново прозвучали слова,  что их

кто-то  сгоняет с  тех  мест.  Кого  не  могут согнать,  у  тех  покупают дома.

Остальных согнали  пожаром.  Или  просто  сожгли  опустевшие дома,  высвобождая

место. Под храм? Или под жертвенник?

        Не беспокойтесь,  — сказал колдун участливо,  — Мертвое Поле останется

мертвым.  Никто не в  силах совершить то,  что я сказал.  Ваше Величество,  мне

дозволено будет узнать... насчет камней?

     Мрак кивнул.

       Дозволено, дозволено. Пойдем обратно. Дрожишь,

     как  мокрый пес.  Больше мяса  есть  надо,  понял?..  И  вообще,  худой ты

какой-то... К такому и доверия нету.

     В  его комнате он снова сел на сундук,  ибо в  этом захламленном помещении

обязательно что-то свалит, сломает, порушит, лучше не двигаться.

     Колдун сказал умоляюще:

     __Ваше Величество!  Я сделаю все,  только скажите. Позвольте мне выполнить

хоть один заказ для вас!

       Заказ прост,  — ответил Мрак. — Мне нужно знать, что делается во дворце

Куявы.   Там  сейчас  собираются  выдать  замуж...   ха-ха!..   младшую  сестру

тцарствующей Светланы Золотоволосой.  За  Громланда,  одного  из  сынков короля

Вантита. И хотя той лет семь, но тцары женятся не как все люди. А мне этот брак

— нож в горло. Его надо расстроить.

     Колдун спросил осторожно:

        Ваше Величество,  а  почему для вас так важно...  расстроить брак этой

малышки с этим Громландом?

     Мрак поморщился.

       Чего тебе лезть в  трудные государственные дела?  Там ничо интересного.

Это  не  магия...  или  песни.  Сейчас Громланд для  нас  всего лишь  неудобный

сварливый сосед.  Он и  с  нами не в  дружбе,  мягко говоря,  и  куявцев достал

набегами...  Но если он заключит этот династический брак, то на Куявию нападать

уже не могеть,  верно?  И будет знать к тому же, что куявы и в спину не ударят.

Более того,  Куявия по-родственному может дать войск или денег... Тем более что

нынешний правитель Иваш не шибко умен, все могет. Вообще-то там сейчас на троне

племянница Додона —  Светлана Золотоволосая,  но ее муж Иваш уж больно водит ее

рукой!  Так  что  усиление Громланда через  женитьбу на  другой же  день  после

заключения такого брака  приведет его  войска к  нашим  границам.  Вернее,  его

войска там уже стоят, им дай только хоть малую поддержку... А Громланд колдунов

тут же вешает, знаешь?

     Колдун отшатнулся, лицо посерело.

       Слышал, — пробормотал он, — но я считал, что эта угроза далеко. Тогда я

посоветовал бы  Вашему  Величеству  не  ограничиваться одним  подсматриванием и

подслушиванием...

     Мрак насторожился.

     — А что можно еще?

       При определенных действиях... гм... можно через такое зеркало не просто

видеть, но и... пройти.

     Последние слова колдун произнес шепотом. Мрак отшатнулся.

        Ах,  ты ж...  змей!  Что ж  молчал?  Думаешь,  мне радостно было,  как

паршивому коту,  по стене вздряпываться на третий этаж? Похож я, тцар, на кота?

Нет, ты скажи, похож?.. Давай быстро показывай, что нужно, чтобы р-р-раз и там!

Я знаю, вы, гады, всякие такие штуки можете...

     Поздно вечером зашел Аспард,  почтительно доложил, что под видом соседей и

зевак на золотой браслет приходили полюбоваться и переодетые горожанами крепкие

ребята из  дворцовой стражи.  Они оставались незаметно,  прятались по углам,  а

потом  купец  выпроводил последних гостей и  крепко-накрепко запер все  двери и

окна.

     Сам он намерен тоже...

     — А ты зачем? — удивился Мрак. Аспард развел руками.

       Тревожно мне,    признался он.    Хоть  через  такую  охрану мышь  не

прошмыгнет,  но все же.  Есть там еще задняя дверь,  что выходит прямо в темный

густой сад.  Я затаюсь там. Уж я точно не сомкну глаз, мимо меня не проползет и

муравей!

       Ну,  лады,  — сказал Мрак.  Он широко зевнул.  — Хоть только вечер,  но

что-то заморился я.  Слабый я...  Наверное,  умный. Завалюсь-ка я спать. Скажи,

чтоб никакая морда меня не тревожила. Утром свидимся!

       Спокойной ночи, Ваше Величество, — ответил Аспард.

     Мрак прислушался к топоту удаляющихся шагов. По ту сторону двери ковра уже

нет,  все топают, как кони. Видать, у тцара либо с ушами что-то не так, либо он

слышал только шорох звезд, а рядом хоть бей молотом по листу железа...

     В небе только-только зажглась вечерняя заря, скоро в домах загорятся огни,

и  Мрак ощутил радостную дрожь в  теле.  Мышцы за  день слегка налились,  устал

изображать Его Величество,  отяжелел от  сытного ужина,  в  самом деле тянет ко

сну,  но  сейчас вот  обернется волком,  и  сразу в  тело хлынет и  заполнит до

кончиков ушей дикая сила,  сон упорхнет,  как вспугнутые воробьи,  а мир станет

по-настоящему цветным и радостным.

     Он подпрыгнул и  ударился о каменные плиты через толстый ковер.  По мышцам

стегнуло болью,  иначе нельзя, превращения не будет, тут же нахлынули запахи, в

ушах загрохотали голоса, топот сапог, послышался скрип колодезного журавля.

     К  чему это я,  подумал он,  поднимаясь.  И  сам себе ответил:  да  просто

восхотелось.

     Побегал в  волчьей личине по огромной,  как площадь,  спальне,  с  разбега

прыгая через ложе,  а  Хрюндя подскакивала на подушках и старалась ухватить его

за  лапу широкой пастью.  Тело вздрагивало от ощущения силы,  мощи,  молодости,

свежести.  Потом,  конечно, снова грянулся об пол, со второй попытки вернулся в

огромное грузное тело, такое медлительное, тяжелое, неповоротливое... на взгляд

волка,  хотя для человека он вообще-то невероятно быстр,  а  уж силой не обижен

вовсе.

     Оглохнув,  почти  потеряв все  запахи  и  наполовину ослепнув,  он  открыл

тайник,  пролез  в  дыру,  там  снова  превратился в  волка  и,  собрав  одежду

простолюдина в узелок, помчался в сторону выхода из дворца.

     Ход  уже не  казался тесным,  кривым или таинственным.  Все знакомо,  Мрак

несся короткими прыжками,  умело сворачивал,  проползал в  опасных местах,  где

свод просел, резво проносился через подземные ручейки.

     До  выхода было  уже  недалеко,  когда  ноздри задергались сами  по  себе,

застыли,  передав ему нечто настолько невероятное, что Мрак остановился, припал

к холодному полу.  Нечто,  нарисованное запахами,  приближалось чересчур быстро

для человека. Уши ловили каждый шорох, вскоре Мрак услышал легкий цокот крепких

когтей по каменному полу.

     Внезапно неведомый зверь вздрогнул, замедлил шаг, остановился. Узкая морда

вытянулась вперед,  он старательно нюхал воздух.  Похоже,  только сейчас уловил

присутствие Мрака...

     Мрак поднялся, прорычал на волчьем языке:

     — Приветствую. Кто ты и что делаешь в моих подземельях?

     Волк оставался недвижим,  он  снизу,  припав к  полу,  рассматривал Мрака.

Глаза  горели  тусклыми желтыми огоньками.  Запах,  который не  скрыть,  сказал

громко и откровенно,  что это самец в полной силе,  устал,  голоден, раздражен,

зол, везде видит врагов, но сейчас озадачен, не знает, как себя вести. И, самое

главное, это не чистый волк, а волк-оборотень.

     Незнакомец прорычал:

     — Я... волк... Я ищу врага.

       Здесь? — спросил Мрак. — Он убежал от тебя?

       Нет...

     Мрак выждал, но волк молчал, из горла рвалось слабое клокотание, а от пола

донесся слабый скрип когтей.  Волк готовился к  прыжку,  но Мрак уже знал,  что

противник теперь тоже видит его в запахах, а он в полтора раза крупнее, сильнее

втрое,  и стайный инстинкт заставляет чужака припасть к полу,  выворачивает ему

шею,  чтобы  подставить горло  в  ритуальном жесте  смирения.  Однако человек в

облике волка противится этому, борется, ибо человек — самый странный

     зверь,  вроде бы и  стайный,  и  стадный,  и  в то же время одиночнее всех

зверей-одиночек.

     Волк все боролся сам с собой,  Мрак приподнялся на всех четырех, добавил в

свой  рык  угрожающей мощи,  медленно двинулся вперед,  клыки обнажились.  Волк

зарычал,  ударился о землю.  Мрак отступил, волк быстро превратился в человека.

Ничем не примечательного,  коротконогого,  с  плоской грудью.  Он тяжело дышал,

приходя в себя, Мрак отступил еще,

     сел.

     Человек поднялся на дрожащих ногах. Послышался стук,

     Мрак оскалил зубы уже в веселой гримасе, это чужак ударился головой, шипит

от боли, щупает макушку.

        Ну что,    сказал он зло,  — ты ведь не волк,  да?..  Мрак ударился о

землю, на миг ощутил страх, что чужак

     нападет  в  эту  минуту  беспомощности,   но  тот  не  двигался,   смотрел

завороженно на могучую фигуру.

       Ого, — сказал он потрясенно, — ты кто?

       Живу здесь, — буркнул Мрак. — Уже тысячу лет. А ты кто?

     — Я...  я был...  Это неважно, — сказал человек, — кем я был. Но мне выпал

случай  поправить свои  дела.  Один  человек  пообещал мне  сундук  с  золотыми

монетами, если я... если я выполню одно поручение.

     Мрак зевнул, буркнул:

       Мне все равно,  что вы,  смертные,  придумываете,  кого режете, давите,

топите...  Я охраняю сокровища глубоко в недрах,  а до остального нет дела.  Но

если ты пришел за сокровищами...

     Он зарычал, напряг мышцы. Человечек испуганно вскрикнул:

       Нет, нет!.. Ни о каких сокровищах нет речи!

       Врешь, — ответил Мрак убежденно. — Здесь нет ничего ценного, кроме моих

сокровищ. Ты врешь, и я тебя сейчас сожру вместе с костями.

     Человек вскричал торопливо:

       Нет, это не то!.. Но тебе ведь нет дела до стычек между людьми?

        Ваши стычки меня не интересуют,    ответил Мрак твердо,  — но если ты

решил украсть мои сокровища... А ты решил украсть, по глазам вижу...

     — Да нет же!

     Мрак надвинулся, навис, огромные руки потянулись к шее оборотня.

       Сюда лезут только ради моих сокровищ...

        Нет,    вскрикнул оборотень.  — Один человек обещал мне сундук монет,

если я проберусь в спальню тцара и перегрызу ему горло.

     Мрак усомнился:

        Дык  это  можно  было  сделать и  даром!  Это  ж  такое удовольствие —

перегрызть горло.

     Он  облизнул губы  и  начал внимательно рассматривать горло оборотня.  Тот

побледнел, прикрыл кадык ладошкой.

       Для него это важно,  — проговорил он дрожащим голосом.  — А от золота и

серебра у  него  ломятся подвалы.  Сундуком больше —  сундуком меньше...  А  ты

знаешь здесь все ходы?

     Мрак сказал оскорбленно:

       Конечно! Я хожу здесь тысячу лет!

        А  ты мог бы...  указать мне ход к  тцарской спальне?  Я  устал бегать

здесь,  хочу есть.  Тот человек сказал,  что я найду ход по запаху,  я тоже так

думал... конечно, найду, но я не хотел бы носиться здесь еще сутки!

     Мрак повернулся к нему спиной, бросил небрежно:

       Иди за мной. Покажу.

     Человеческое обоняние в десять тысяч рез слабее волчьего, так ему говорили

мудрецы,  но здесь в  туннеле воздух недвижим,  и  потому,  даже не поворачивая

головы,  ему  видно,  как в  трех шагах бредет этот оборотень-убийца,  задевает

стены, стукается головой, оступается...

     Мрак  начал  замедлять  шаги,   задумался.  Оборотень  догнал,  спросил  с

беспокойством:

     — Что?.. Забыл дорогу?

       Кто?  — удивился Мрак.  — Да здесь везде мои метки!  Не чуешь?  Это уже

рядом. Заходи и грызи глотки хоть всем, на кого наткнешься. Только сдается мне,

что ты все-таки врешь. Кому нужно, чтобы ты грыз глотку тцара, при котором, как

я слышал,  и мыши на столе танцуют?  Никого не казнит, никого не трогает, сидит

себе в своей башне и смотрит на звезды!.. Нет, ты идешь за моими сокровищами!

     Он злобно зарычал. Оборотень отшатнулся, вскрикнул:

     — Да что ты о своих сокровищах?..  Кто про них знает?  Я вот только сейчас

услышал!.. И никто не знает... наверное. А послал меня очень важный человек...

       Кто? — спросил Мрак недоверчиво. — Не верю!

       Я не знаю,  — ответил оборотень торопливо,  — как его зовут,  но видел,

что он  очень богат.  У  него на  пальцах кольца с  камешками,  за каждый можно

купить дом или большой корабль,  в ухе серьга с редким бриллиантом, а на одежде

застежки,  пряжки, крючки — все дивной работы. За один только пояс можно купить

несколько богатых сел,  столько в нем драгоценностей!..  Такому человеку ничего

не стоит дать мне сундук с золотыми монетами. У него их сотни!

       Ага, — сказал Мрак, — ну, тогда ладно, пойдем... А как он тебя запустил

сюда?

     Оборотень фыркнул раздраженно и насмешливо:

       На тайный ход наткнулся,  но таился с ним,  никому не доверял. Даже сам

не ходил,  иначе провел бы меня к цели... Говорит мне, у тебя нюх! Найдешь. Дал

мне выпить эту гадость...  Говорит,  сутки действует.  А  я уже почти сутки тут

блуждаю. Скорее бы...

       Ага, — сказал Мрак, — теперь все понятно. Вот

     сюда прямо.

     Он отступил, прижался к стене, давая оборотню пройти.

     Тот сделал два шага, остановился, потянул ноздрями воздух, развел руками:

     — Темень... Но что-то страшно...

       Мужчина ты или нет?  — спросил Мрак. — Вперед! Он дал оборотню могучего

пинка. Того бросило вперед,

     поневоле побежал,  чтобы не  упасть,  затем Мрак услышал дикий крик.  Крик

быстро удалялся.

     Мрак подошел к  краю ловушки и  с опаской вытянул голову.  Внизу темно,  и

даже  его  чуткие  ноздри ловят  только странные нечеловеческие ароматы холода,

инея,  влаги. Вроде бы послышался далекий хряск, словно корова с большой высоты

упала на длинные и острые ножи, но, возможно, это почудилось.

     Он отряхнул ладони,  подумал с усмешкой,  что отряхивать надо ногу.  Пинка

дал такого, что зашиб пальцы о костлявый зад.

     Но  усмешка  получилась кривая.  Перед  глазами стояло  лицо  человека,  у

которого пальцы в перстнях,  кисти рук в браслетах, в ухе серьга с бриллиантом,

а пояс украшен драгоценными камешками.

     Все-таки он вернулся в  спальню,  показалось рискованно исчезать до начала

ночи,  даже выглянул за дверь и строго наказал стражам бдить и никого к нему не

впускать.

     Стражи  преданно сообщили,  что  изрубят  всякого,  кто  посмеет подойти к

двери,  и Мрак вернулся,  в нетерпении бросился к окну. Весь день солнце честно

грело и  даже обжигало мир,  но это уже от большой любви,  а теперь,  красное и

распаренное, с облегчением сползает к спасительному краю земной тверди.

     Весь  мир,  как  показалось  Мраку,  за  это  время  превратился в  хорошо

прожаренную  корочку   хлеба.   Румянятся   крыши,   земля   из   серой   стала

поджаристо-коричневой, даже верхушки

     зеленых деревьев стали золотыми, а массивные дома из серого гранита обрели

цвет темной меди.

     Могучий гул базара,  что по ту сторону стен Старого Города, похожий на рев

прибоя,  медленно угасает,  усталые языки еле ворочаются,  как весла в  ладонях

измученных гребцов,  чудище шевелится все  медленнее.  Вот  наконец это  уже не

чудище,  а  кучки торгующихся,  что завершают сделки,  а прямо между возами уже

вспыхнули костры,  потянуло запахами жареного мяса,  свежесваренной похлебки, к

небу поднялись дымки и клубы вкусно пахнущего пара.

     Мрак выждал,  пока на темнеющем небе проступят звезды,  а  из темной земли

начала  вырезываться,   как  невыносимо  медленно  взлетающая  огненная  птица,

исполинская пылающая  луна.  По  всей  земле  побежали золотые  ручьи,  а  луна

продолжала подниматься,  золотые ручьи превратились в  реки,  и наконец чернота

осталась только в  ямах  и  впадинах,  а  весь мир  заблистал,  словно на  него

обрушились капли золотого дождя. — Пора, — сказал он вслух. Обернулся к Хрюнде,

погрозил пальцем.    Ты тут пока не разоряйся,  поняла?..  Щас можно,  тут все

чужое, но потом уйдем, а ты напривыкнешься добро не беречь...

     Хрюндя с  готовностью слезла на пол и запрыгала к нему.  При каждом прыжке

живот ложился на ковер, и Мрак вспомнил, что Манмурт говорил, что это шар, а не

жаба. И что надо ей придумать какое-то занятие: за кем-то бегать или от кого-то

удирать.

     — Скоро,  — сказал он,  — скоро набегаемся. Сейчас какой день? Девятый или

десятый?  Еще дня четыре — и мы пойдем топтать мир задними лапами.  А ты,  если

хочешь, и передними.

     Хрюндя полезла по его порткам вверх всеми четырьмя.  В  выпуклых глазах он

увидел твердую решимость ни на двух,  ни на четырех,  а вот так, всем пузом, на

его твердом надежном плече.

     — Скоро, — пообещал он. — А пока потерпи.

     Он оторвал ее цепкие лапки,  Хрюндя возмущенно квакнула в полете,  подушка

приняла ее  радостно,  Хрюндя  перекатилась пару  раз  через  голову,  а  когда

вскочила,  полная уверенности, что на этот раз так легко не отцепится, на стене

прощально качнулся ковер за сдвинувшимся на место камнем.

     9. ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Камень все тот же, под ногами сырость, однако ноздри ухватили свежую струю

воздуха.  Лапы сами наддали,  и  через минуту во всю ширь распахнулось звездное

небо с нещадно блистающей луной.

     Ночь, признался он, намного красивее и блистательнее дня. Днем все выжжено

озверелым солнцем,  а ночью, как вот сейчас, весь мир сияет легко и таинственно

неким волшебным светом.  Ночью вот он,  аромат цветущих яблонь, воздух заполнен

чудесным ревом крупных толстых жуков,  важных и  неуклюжих,  что  сталкиваются,

падают на спину и  долго болтают в  воздухе всеми шестью лапами,  умоляя помочь

перевернуться.

     Громко,  но  виртуозно орет великое множество соловьев,  взлетая до  самых

высших  нот  и  растворяясь там  в  неземной неге,  звонко стрекочут кузнечики,

немузыкально ухнул,  не  выдержав,  филин,  смутился,  смолк,  только от  пруда

донеслась трель десятка лягушек.  Они не спят, тоже поют, их громкое кваканье и

скрекотание,  само по себе назойливое, сейчас красиво и умело вписалось в общий

хор...

     Сильные  лапы  несли  его   могучее  собранное  тело  быстрыми  экономными

прыжками.  Он  словно летел над  землей,  едва-едва  касаясь ее  кончиками лап.

Сбился с  ритма,  только когда выскочил из-за леса на простор:  кровавое зарево

пожара полыхало, как вечерняя заря. Даже не полыхает, а заняло

     половину неба и  передвигается со скоростью улитки.  От великого множества

домов беженцев осталось всего с полдюжины. Мрак подумал со злой безнадежностью,

что люди прожили здесь уже не  одно поколение,  а  все еще их  зовут беженцами.

Видно, в самом деле, что-то от недоброй магии Мертвого

     Поля...

     Он выронил из пасти узелок, грянулся оземь, через пару

     минут,  уже в одежке горожанина, подходил к дому, который он называл домом

Ликии.

     С  порога ощутил,  что внутри пахнет запустением,  хотя старик со старухой

были в  доме.  Оба не спали,  увязывали узлы.  Мрак всмотрелся в их изможденные

лица,  в голову стукнула внезапная мысль, что какие же они старики, от силы лет

на  тридцать больше,  чем  юной  Ликии,  а  выглядят как  дряхлые,  пережившие,

изможденные.  Да, не одно поколение этих беженцев пытается что-то сажать здесь,

выращивать, но то ли земля слишком пропитана кровью, то ли тяжесть поражения до

сих пор давит на их плечи.

       Случилось что? — поинтересовался он.

     — Да, добрый человек, — ответил старик кротко.

     — Что?

       Мы остались почти одни.  Говорят,  здесь по ночам все чаще  поднимаются

мертвые...  Здесь   же   была   однажды страшная битва,  вся  земля пропиталась

кровью!  Потому здесь так тяжко...  Мы терпели долго, но теперь мертвецы подают

знаки... Не хотят, чтоб мы вот так по земле, где лежат их

     кости...

     Мрак смолчал. Возможно, и лучше, что все отсюда разъедутся, растворятся по

всей Барбуссии.  Здесь они друг другу не дают забывать,  что все они — изгои, а

на новом месте — новые заботы. А останутся — и через сто лет будут беженцами...

     Старик вздрогнул,  глядя на  золотые монеты.  На  ладони Мрака поместилась

целая горсть.

       Это чистые деньги, — успокоил Мрак. — Никого не убил, не ограбил... Это

вам на обустройство на новом месте.

       Один из моей родни,  — сказал старик,  — передал весточку, что разводит

овец...  Нравится!  Зовет.  Говорит, что разводить овец — интересно. Да не так,

как у  нас —  пяток,  а  большие стада!  Я поговорил со старухой,  она говорит:

почему и нет? Здесь уже никого не осталось...

     Он  топтался перед  Мраком,  не  зная,  как  ему  сказать,  этому грозному

человеку, он же спас Ликию из рук жуткого Волдыря, и Мрак сам сказал:

     — Хорошо.  Тебе виднее. А с конем сделаем так... Завтра приведи в тцарский

дворец, хорошо?

     Старик отшатнулся:

     — Я? В тцарский? Кто ж меня с моим-то рылом?

       С подарком пустят,  — успокоил Мрак.  — Подарки все любят. Скажешь, что

привел этого коня тцару в дар.

       И что мне скажут?

        Велят малость подождать,  — объяснил Мрак.  — Во дворе.  Не в залы ж с

конем?  Тцар выйдет...  или  его  выведут под белы руки,  изволит посмотреть на

коня, поблагодарит, даст тебе пару золотых монет.

     Старик в недоверии покачал головой.

     — Не знаю, не знаю... Тцар — это так высоко... Я и перед своим деревенским

старостой издали... еще с дальнего края деревни шапку долой и кланяюсь... А как

же сам конь, тебе не жалко?

     — Жалко, — ответил Мрак. — Но ты все сделай, хорошо?

       Хорошо, — ответил старик печально. — А ты... ты куда?

       Я там буду, — пообещал Мрак. — Мы с тобой еще увидимся.

     — Хорошо, — ответил старик озадаченно, явно не понял это загадочное «там»,

но переспрашивать из крестьянской деликатности не стал.

     Когда впереди показались стены Куявы,  Мрак смутно удивился, что они такие

тусклые, но, подняв голову, ахнул. Тяжелые низкие тучи катят почти над головой,

чувствуется целое море воды, что вобралось в эти тучи, как в исполинскую губку,

но готово обрушиться на головы.

     Он спрятал коня под скальным навесом,  вдруг да в самом деле пойдет дождь,

это ж надо как все меняется:  час на коне, а как будто в другом мире! — отбежал

подальше и уже в волчьей личине промчался по знакомой дороге.

     На этот раз в зубах,  помимо узелка с одеждой,  еще и тяжелый кувшин. Мрак

задирал морду повыше,  а  то  хоть  горлышко и  залито смолой,  но  чуть задень

донышком о камень...

     С  севера дует холодный ветер.  Говорят,  десять лет тому вот так дул трое

суток кряду и принес тучу,  из которой посыпался снег, укрыл поля по щиколотку.

И хоть все быстро стаяло, но жрецы предсказывали тогда великие потрясения.

     Сейчас же, благодаря этому ветру, стражи дремлют в караульном помещении, в

окошке мелькают пурпурные языки пламени, очаг горит, пахнет жареным мясом.

     Второпях ударился оземь не совсем удачно,  до крови уколол бок о  торчащий

сук, быстро оделся, схватил кувшин и метнулся по стене вверх, издали похожий на

большого мохнатого паука.

     Кузя мирно спала. Он скользнул на цыпочках мимо, открыл тайный ход, а там,

в  темной каморке,  осторожно плеснул на  стену из кувшина.  Тяжелая золотистая

жидкость тут  же  исчезла,  словно впиталась в  губку.  Он  плеснул еще и  еще,

чувствуя,  как  кувшин  становится легче.  Чертов камень с  легкостью поглощает

раствор,  в  котором проклятый колдун растворил два  таких  кувшина с  золотыми

монетами, раздробил и растер в пыль с десяток рубинов, две жемчужины, не считая

всяких там редких трав,  которые,  по его словам,  дороже золота и  драгоценных

камней.

     Наконец поверхность камня стала золотой, щербинки за-

     полнились.  Каменная  плита  теперь  выглядит  как  отполированная золотая

пластина.  Мрак коснулся ладонью, ощутил легкое покалывание. Золото замутилось,

появилось изображение огромного лица,  отодвинулось,  это  колдун  с  волнением

всматривался во Мрака.

     Сердце Мрака заколотилось,  он часто видел, как пользуется магией Олег, но

чтоб сам... гм.

       Ну и что дальше? — спросил он шепотом. Из глубины камня донеслось такое

же негромкое:

     — Дальше совсем просто,  Ваше Величество... Вы можете ступить прямо в этот

золотой камень, что уже и не золотой, и не камень...

     — Ага, — сказал Мрак.

     Он  шагнул  вперед,  вытянул руку,  инстинктивно ожидая  встретить плотную

холодную поверхность металла,  но  пальцы утонули,  как  в  тумане.  Он  шагнул

дальше,  весь,  тело закололо мелкими сосновыми иголочками,  он поспешно сделал

еще шаг и... оказался в своих спальных покоях.

     Колдун вскрикнул горестно:

     — Что вы натворили, Ваше Величество!

     — А что не так? — спросил Мрак.

     Он  все  еще  оглядывался ошалело,  ибо  только что  был в  темном мрачном

подземелье,  сыром и  затхлом,  а сейчас окунулся в мир пряных запахов,  словно

здесь только что переночевало десятка два потных и наблаговоненных баб.

        Как у  вас быстро,  — сказал колдун с упреком,  — как мало от слова до

дела!

     — Я ж мужчина, — ответил Мрак горделиво.

       Вы могли бы и обратно на коне.

     Мрак в недоумении оглянулся на золотую поверхность камня,  хлопнул себя по

лбу.

       Ты  прав!..  Конь там остался.  Щас вернусь...  Колдун ухватился обеими

руками за могучую руку Его

     Величества,  удержал, для этого пришлось откинуться всем телом и упереться

ногами.

     __ Ваше Величество!.. Это заклятие стоит дорого!.. Вы

     истратили  кувшин  драгоценнейшего  снадобья,  а  это  ж  не  навечно,  не

навечно!..  Пять-шесть раз можно воспользоваться...  Смотрите,  камень уже чуть

потускнел.  Пройдете еще раз —  потеряет золота еще.  А потом это снова простой

булыжник.

     Мрак почесал в затылке.  Да,  сглупил, но теперь не оставлять же коня, там

же волки, медведи...

     __Пять-шесть?    переспросил он.    Да это тебе пять-шесть.  Нет,  тебе,

хиляку,  вообще десять,  а  вот я  за  три раза все заберу на себя...  Вот что,

готовь еще,  я  выскребу всю казну до дна...  а  там что-нибудь придумаем.  Что

золото,  верно?  Не ради злата живем.  А сейчас,  не обессудь, но я коня там не

оставлю.

     Он шагнул к золотому камню, колдун пробормотал вслед:

       Как знать, как знать...

     Мрак обернулся, брови поползли на середину лба.

     — Что, кто-то живет для злата?

       Ваше Величество, если бы вы не смотрели столько на звезды...

     — То что?

        Узрели бы,  как  много правителей живет как  раз  для злата!  Думаете,

только  вы  знаете  про  такую  магическую дверь?  Вон  тцар  Недербер сидел  в

осаждаемом замке,  знал,  что враги вот-вот ворвутся,  но все жадничал,  не мог

заставить себя  потратить кувшин  злата...  Это  вы  какой-то  не  такой  тцар!

Неправильный.

     Мрак насторожился, но если в первый день начал бы выпутываться, то сейчас,

обнаглев, прорычал лишь:

     — Это они все — неправильные!

     И  шагнул в  золотой камень.  Камень сразу  потерял почти половину блеска,

колдун горестно взмахнул руками.

     Конь радостно заржал,  стукнул в землю копытом.  Мрак обнял его за голову,

бархатные конские ноздри обнюхали его по-собачьи,  Мрак засмеялся,  поцеловал в

умную морду.

       Я  никогда тебя не оставлю,  — сказал он.  — Мы еще с тобой поскачем...

скоро наскачемся от пуза! Весь мир будет у нас под копытами...

     Он вскочил в седло,  конь тут же,  как ощутив направление, пошел быстрым и

все  убыстряющимся галопом.  Впереди тускло блеснуло непомерно огромное болото.

Сердце Мрака сжалось, чересчур скоро это болото, не успели разогнаться, в такой

трясине погибнет не одна армия... Конь понесся по болоту с такой скоростью, что

гнилая вода не  успевала расступаться,  лишь брызги разлетались в  стороны,  и,

оглянувшись,  он увидел вытянувшийся позади след на воде,  словно на снегу,  по

которому пронеслись на санях.

     Конь несся все быстрее,  вода уже не успевала даже подниматься брызгами, а

если  и  поднималась,  то  очень  далеко  сзади,  Мрак  пригнулся,  прячась  от

раздирающего рот ветра.

     — Золотой ты мой, — сказал Мрак с чувством. Ветер срывал слова прямо с губ

и уносил,  но он повторил упрямо,  понимая,  что конь слышит: — Золотой ты мой,

огненный!.. Как бы ни было удобно шагать прямо из Барбуса в Куяву, но я тебя не

оставлю...  Мы еще поскачем!.. Мы еще себя покажем... Мы еще поживем, не век же

нам зализывать раны...

     Жаба прыгнула навстречу Манмурту,  едва тот вошел. Он нагнулся и подхватил

ее на руки. Мрак ревниво наблюдал, как она облизала ему лицо, потом вырвалась и

поскакала показывать, где у нее под шкаф закатилась косточка.

     Манмурт долго ползал на четвереньках, жаба от нетерпения прыгала у него на

голове,  наконец он ухитрился выгрести ее сокровище на свет.  Хрюндя ухватила и

бросилась к  закрытой двери,  уверяя всем видом и  вилянием короткого хвостика,

что пойдет гулять только со своим богатством.

     Потом пришел Аспард...  Мрак посмотрел на него,  все понял. Манмурт ахнул,

смотрел то на Аспарда, то на Мрака.

       Садись, — велел Мрак, — садись, садись! Это мое повеление такое. Ты это

ты, или же лопух под дождем?

     В глазах Аспарда было такое, что лучше даже лопухом под ливнем, чем вот им

сейчас, начальником дворцовой стражи.

       Как получилось?

       Не знаю,  — ответил Аспард с отчаянием.  — Все шло,  как и задумано. Но

почему так получилось...

     Он  говорил хриплым от  страданий голосом,  сбивался,  путался,  но  перед

глазами  Мрака  постепенно вырисовывалась довольно четкая  картина.  У  главных

дверей,  что  на  улицу,  Аспард в  самом деле  расположил троих с  обнаженными

мечами. Он действительно выбрал самое уязвимое место: заднюю дверь, что выходит

в  темный густой сад,  сбросил свой блестящий шлем,  плащ и  сверкающие наручи,

даже обнаженный меч прикрыл старым плащом,  чтобы не выдал блеском. Занял место

сразу за дверью,  в темноте, и поклялся себе, что не сомкнет глаз всю ночь и не

пропустит мимо даже мышь. И действительно не пропускал...

     — А как же пропал браслет?

        Не  знаю,    повторил  Аспард  отчаянным  голосом.    Не  могу  даже

вообразить!.. Магией там и не пахло...

     — Откуда знаешь? — прервал Мрак. Аспард чуть смутился.

     — Я настолько трусил,  — сказал он виновато,  — что позвал одного из своей

родни, что малость умеет... Нет, колдун из него никакой, но распознать, есть ли

близко магия, может. И если колдун попробовал бы пройти незримым, он бы увидел.

     — А сам колдун не спер?

        Ваше  Величество,    воскликнул  Аспард  шокировано,    это  же  мой

родственник!

       Хорошая у  тебя родня,  — сказал Мрак задумчиво,  а сам отметил,  что в

самом деле добротная,  если Аспарду даже в  голову не приходит,  что родня тоже

может предать. Это у

     других предают, но не в роду Адерта. — Хорошая... А что

     другие говорят?

     Аспард уронил голову.

     — Страшное дело, Ваше Величество. Другие видели, что

     я вошел с улицы, отпустил солдат домой. Потом отпустил тех,

     кто сторожит в доме, мол, уже светает, а золотой браслет я,

     мол, пока заберу с собой. Кто-то даже видел, как я взял этот

     браслет... Но, клянусь всем на свете, я и не подходил к тому

     браслету!

     Мрак посмотрел испытующе, ибо надо посмотреть, хотя и

     так видно, этот свое отдаст, но чужого не возьмет, да еще так

     глупо, на глазах у своих же солдат.

     Он хлопнул ладонью по столу. Все вздрогнули, а жаба

     подпрыгнула на всех четырех и злобно заворчала.

       Первая попытка, — сказал он. — А считается до трех, верно?.. Так что мы

еще не потерпели неудачи, понятно?.. Вот когда трижды мордой в грязь, тогда да,

идиоты...

     Манмурт отвел взор, он-то понимает, что лучше учиться на чужих ошибках, но

еще не знает, что настоящий мужчина учится только на собственных.

     Аспард вскрикнул несчастным голосом:

       Ваше Величество! Да все, что я ни делаю, все плохо. Все не получается!

       Не все, — ответил Мрак.

       Все, Ваше Величество...

       Не все, — повторил Мрак. — Ты вон какую родню себе подобрал!.. У других

половина гнили, а то и вся — труха, а у тебя дубок к дубку!

       То и видно, что дубы, — вздохнул Аспард. — А я — самый большой дуб.

        Все,  — сказал Мрак строго.  — Потом на досуге придумаем что-нить еще.

Ловля этого хыщного зверя еще не  окончена.  Поймаем,  снимем шкуру,  вздернем.

Нет, из шкуры

     сделаем чучело, отдадим Щербатому. Ясно? А сейчас займемся делами.

     Манмурт кашлянул, сказал просительно:

     — Так я пойду, да? А то у Хрюндички очень умное лицо. Мрак фыркнул:

       Это у жабы-то? У нее морда, а не лицо.

         Простите,   Ваше  Величество,      ответил  Манмурт  с  оскорбленным

достоинством,  — хоть вы и похожи,  но это у вас,  простите,  морда,  а у нее —

лицо.

     Он подхватил жабу на руки,  ногой распахнул дверь и вышел. Стражи прикрыли

за  ним  створки.  Аспард  посмотрел вслед,  покачал головой.  Многие,  заметив

перемену в поведении повелителя,  тут же меняются сами,  подстраиваются,  ведут

себя по-другому.  Кто-то  искренне,  а  кто-то  уже  готов дать Его  Величеству

прилюдно пинка,  только бы показать всем,  в том числе и Его Величеству, что он

никакой не подхалим, а всегда правду-матку...

     Червлен явился,  когда Его Величество умывался из  золотого тазика.  Тазик

держали перед ним двое придворных,  отстранив слуг, а третий подавал полотенце,

больше  похожее  на  толстое  пушистое  одеяло.   Четвертого,  который  пытался

приблизиться с набором благовоний, Мрак отстранил нетерпеливым жестом:

       Это в другой раз!

       Но, Ваше Величество, тцар должен...

     — Да,  — прервал Мрак,  — он многое должен.  Чем тцарее, тем должее. Что у

нас на сегодня?

     Аспард развел руками:

        Если не считать,  что я  мордой в лужу,  а Заур ликует...  об этом уже

известно,  над нами смеются,  если не считать,  что дома беженцев догорают, там

теперь все покрыто пеплом по щиколотку...

     Мрак поморщился.

       Да, с этим, как я понял, уж ничего нельзя сделать.

     Если они сами не защищают свои дома даже от огня,  то что ж...  Ладно, все

равно день начинается хорошо.

     — Хороший сон? — полюбопытствовал Аспард.

       Точно, — сказал Мрак. — Ты как в воду смотрел! Ты не колдун?

     — Да вроде бы нет.

       Может быть, тайный?

       Это я — тайный?

     Мрак посмотрел в  его  честное простодушное лицо,  Аспард ни  разу даже не

пикнул про свои раны,  а ведь защищал тцара,  даже не вспомнил о них, а повязки

запрятал так, что и не увидишь.

       Да, — сказал он, — служишь во дворце, а все еще деревня деревней.

     Аспард спросил:

     — А что за сон? У тцаров, я слышал, сны всегда вещие, только о великом...

     Мрак потер ладони, улыбка стала широкой, а зубы весело оскалились.

       Сон...  Что сон,  я еще и на звезды посмотрел.  Правда,  отсюда,  через

окошко спальни.  Тут мало что узришь, но кое-что понял... Словом, звезды рекли,

что сёдни мне ба-а-альшой ломоть отвалится!

       Чего-чего? — не понял Аспард.

        Грю,  подарок на  лапу  кинут,   объяснил Мрак и  показал свою лапу.

                                                                  

     Аспард и Червлен оба опасливо и с уважением посмотрели на широченную длань

Его  Величества,  подковы бы  ею  ломать  да  коням  хребты,  Червлен сказал  с

почтением:

     — Да, звезды... это звезды! Но я слыхал, что говорят они чуток туманно.

     .    Туманно?    удивился Мрак.    Да  этой ночью звезды были во какие!

Крупные и ясные!

       И что же они сказали? Какой подарок... отвалится?

     Мрак подумал, почесал в затылке, хотел сплюнуть, но посмотрел по сторонам,

куда ни плюнь — попадешь в широко распахнутые глаза, объяснил:

     — У крупного человека и запросы крупные,  верно?  Вон Аспард сказал, что у

тцаров сны только о великом!

       Ну,  да...  — сказал Аспард неуверенно.  — Я так и сказал,  да?  Тогда,

наверное...

       Вот и у меня запросы великие и высокие,  понял?.. Крупные. С коня, а то

и  со слона.  Нет,  слона не надо,  с кормежкой намаешься,  да и дерьма убирать

много, а вот с коня в самый раз!.. Так что жду сегодня в подарок коня.

     Червлен кашлянул, сказал вопросительно:

     — Так я пойду распоряжусь?

       Насчет чего?

        Ну,  чтоб выбрали хорошего коня...  где-нибудь в  деревне,  и  к обеду

привели Вашему Величеству в подарок.

     Мрак сказал горько:

       Вот так и подносятся подарки?  От народа?.. Эх, жулики вы все. Нет, я в

самом деле жду подарок от народа.  Простого народа. Мирных тружеников. Ни в чем

не виноватых,  как говорят.  Ладно, давайте придумаем еще что-нибудь хитрое для

Заура. По крайней мере, мы уже знаем, что он на золотой браслет клюнул. Клюнул?

     Аспард сказал печально:

       Клюнул, Ваше Величество. С одного раза, будто зернышко проса склевал.

        Ничего,  — ответил Мрак почти весело.  — Подумаешь,  хоть кто-то сдачи

дал!  Я посмотрю,  как он сумеет утащить...  ну, скажем, золотой кувшин. Есть у

меня в казне такая штука,  что глаз не оторвать. Поставим его на стол точно так

же,  посадим охрану, но только велим, что кто бы ни пришел, тут же схватить его

и вязать. Даже если это буду я, а не просто Аспард или Манмурт!

     Манмурт обиделся:

       Ваше Величество, я-то при чем?

        Чаще бьют тех,  кто совсем ни при чем,  — предостерег Мрак.  — Так что

тебе еще достанется.

     Манмурт поежился.

     — Хорошо, что Ваше Величество увлекается звездами, а не предсказаниями.

     Он  ел  судака разварного со  сморчками,  вяло удивлялся,  как  это сумели

доставить живого прямо во  дворец и  тут варили,  ведь судак самая нежная рыба,

сразу засыпает, едва вытащишь из воды. Да и рассыпается, когда варишь, а тут на

блюде ну прям как живой...

     Из-за плеча неслышно появлялась белая рука,  виночерпий деликатно подливал

в кубок. Мрак равномерно запивал, рассматривал лица за столом, стараясь понять,

кто  же  все-таки продолжает строить ему ловушки,  кто подсылает убийц,  кто не

отказался от желания выдернуть из-под него трон.  Аспард прав,  половину он уже

сумел обезоружить.  Кого сознательно,  к примеру — Геонтия,  кого нечаянно, как

бедного Червлена,  некоторых привлек к себе обещаниями снизить налоги, укрепить

кордоны,  кто-то  умолкнет поневоле,  ибо  он  вдруг начал пользоваться любовью

простого народа, а с народом считаться все же приходится.

     Надо бы  еще как-то подумать о  флоте,  а  то очень уж удобная бухта есть.

Хоть такая бухта одна, но огромная, защищенная. Недаром Геонтий ты да заговорил

про корабли.  Заговорил и сразу умолк,  сам устыдившись, что подбрасывает тцару

такую неразрешимую задачу. Дело в том, что из-за высоких гор в этой части ветра

почти не бывает,  он весь наверху, а здесь можно только на веслах. Паруса можно

поднимать, когда выгребешь подальше в открытое море...

     Мрак задумался,  ел чисто механически.  Поймал на себе удивленные взгляды.

Уже привыкли за последние десять дней, что перед ним на столе все исчезает, как

в пожаре. Ага,

     если еще и  флот,  то откуда денег взять?  И  так выгреб из казны все-все,

осталось только  те  золотые статуи распилить и  раздавать на  жалованье.  А  с

флотом надо либо налоги увеличивать,  либо еще что-то... Хотя это «что-то» само

придет, если корабли будут. К примеру, можно будет выгодно торговать с дальними

странами, а это добавочный налог в казну.

     Вздрогнул, внезапно вспомнив мрачное подземелье, где прямо сквозь сплошную

каменную стену  на  него  пахнуло  запахом кованого металла.  Правда,  никакого

нового хода в той стене он открыть не смог,  но теперь можно запастись молотом,

киркой,  а то и сверлами...  Да,  можно самому.  Не впервой ему долбить камень,

валить лес, носить или поднимать тяжести. Но тцар он щас или не тцар? Он же для

легкой жизни согласился на такой обмен,  а не для тяжелой работы? Ни хрена себе

передышка...

       Аспард!  — сказал он властно.  — Аспард,  мать твою так и эдак тоже! Ты

где пьянствуешь?

     Аспард появился мгновенно, словно вынырнул прямо из пола.

       Я  здесь,  Ваше Величество!  Отлучился на  минутку.  Глаза его блестели

довольством, а во всей фигуре была

     преданность и обожание. Мрак окинул его одобрительным взглядом.

        Видение мне было,  — сообщил он.  — Явился мне бог Яфет,  он же первый

пращур,  от него род ведем!.. и рек мне, что, под дворцом есть тайный подземный

ход.

     Аспард заколебался, сказал уклончиво:

       Ну,  подземный ход... как не быть... из любого города роют подземные...

чтобы,  значит, туды-сюды, туды-сюды... ага, туды-сюды... Но Ваше Величество их

и так знает...

     Мраку  показалось,  что  Аспард  посмотрел с  некоторым удивлением и  даже

подозрением.  По спине пахнул холодок опасности, поспешно отмахнулся с поистине

тцарской небрежностью:

       Да про эти ходы я не говорю.  Какие ж они,  дурило, тайные? Раз я знаю,

то какие тайные, скажи?.. Я говорю о поистине тайных!

     Подозрительность еще оставалась в глазах Аспарда. Он переспросил:

     — А какие это?

     — Бери двух мужиков покрепче,  — распорядился Мрак. — С кирками да ломами.

Будут стену ломать.

     Аспард предложил:

     — Так, может, десять взять?

       Не развернутся,  — ответил Мрак с сожалением.  — Тесно там... Что глаза

вырячил? Я ж говорю, видение мне было изволено!

     Аспард сам  отобрал двух  молчаливых угрюмых работников.  На  вопрос Мрака

заверил, что люди надежные. Более того, это родня. Из его племени многие служат

Его Величеству,  а  его род вот уже пять поколений поставляет безупречных людей

для работы во дворце.

     Мрак повел этих безупречных по тайному ходу, но вроде бы и не тайному, раз

уж  он знает,  громко рассказывал,  как он тут в  детстве играл,  всяких разных

гномов встречал,  они дедушке золото носили. Вот тут Большого Змея видел, а вот

на этом самом месте из стены высовывалась зубатая пасть и хватала людей...

     Аспард и работники бледнели, прижимались к стене так, что распластывались,

как масло на горячей сковородке,  быстро-быстро проскальзывали опасные участки,

но дальше Мрак заставлял перепрыгивать отсюда и досюда,  ибо здесь из-под земли

высовываются острые кинджалы,  а если наступят вот на ту плиту, то провалятся в

бездну, где одни ядовитые гады...

     Наконец он не то что пожалел,  а  решил,  что достаточно убедил их в своем

скромном Тцарском детстве, к тому же на-

     пугал так,  что без него никто не сунется,  ведь он еще и похлопывал время

от времени по стенам, как объяснил Аспарду, отключая разные убивательные штуки,

а этого вообще ни запомнить,  ни проследить:  ведь не угадать, чем он отключал,

то ли рукой,  то ли ногой тыкал в  камень внизу,  а рукой только делал обманное

движение, как в бою мечом...

     За  спиной их  частое дыхание стало горячим,  потом совсем хриплым,  как у

загнанных лошадей. Он сжалился, сказал бодро:

     — Уже скоро... Вот за этим поворотом!.. Ага... вот оно...

     Даже  слепо  доверяющий ему  Аспард с  недоумением уставился в  совершенно

одинаковый с другими участок стены,  к которому подошло Его Величество и звучно

похлопало ладонью.  Аспард ожидал,  что  шлепок будет мягким,  словно по  камню

шлепнули мокрой глиной, но звук был таким, будто постучали бревном.

       Именно здесь?

       Здеся,  — подтвердил Мрак.  — Вот отсюда и досюды.  Понял? Со всей дури

бейте, а то там наверху обедать сядут без нас. Не пропустить бы...

       Сделаем,  — согласился Аспард покорно.  Он решил не пытаться проникнуть

мыслью в деяния и поступки Его Величества,  слишком неожиданно и непредсказуемо

оно,  Его Величество. И разнообразно. То мудрецы от него выходят в восторге, он

им  какие-то великие истины открыл,  то Щербатый вот упивается вусмерть во всех

тавернах,  с  восторгом рассказывая,  как Его Величество по-доброму,  смиренным

убеждением заставил солдат с утра до вечера учиться метать дротики...

     Грохот наполнил весь тоннель.  Рабочие лупили кирками умело, мощно. И хотя

Мрака подмывало выхватить кирку и  показать,  как надо,  но терпел,  дожидался.

Скала  подавалась плохо,  камень  настоящий,  монолитный,  без  пустот.  Аспард

поглядывал вопросительно, но помалкивал.

     На зубах хрустела каменная крошка. Рабочие сбросили

     рубахи,  в  свете факела их тела блестели,  как шкуры огромных дивных рыб,

зовомых дельфинами и  тюленями.  Аспард тяжело дышал,  на  лбу  повисли крупные

капли пота.

     Чуткое ухо Мрака уловило изменившийся звук,  а  вскоре один из  рабочих на

миг опустил кирку, повернул измученное лицо с изумленными глазами:

       Там дальше пусто!..  Гляди,  а я не верил...  Аспард воспрянул,  сказал

наставительно:

       Его Величество никогда не брешет... То есть не ошибается!

     — Долби-долби, — сказал Мрак нервно. — А то без нас за стол сядут.

     Кирки  загрохотали с  новой силой.  Мрак  ощутил,  когда будет пробивающий

удар,  сердце застучало сильнее.  Кирка звякнула,  рабочий даже покачнулся, ибо

обломок выпал не под ноги, а обрушился на ту сторону, в темную пустоту.

     Аспард оглянулся на Мрака заблестевшими глазами, поторопил:

     — Ломайте, ломайте же...

     Когда дыра расширилась до пределов, чтобы можно пролезть, Мрак остановил:

        Будя!..  Кто  знает,  вдруг заделывать придется.  Вы  двое оставайтесь

здесь, а ты, Аспард, пойдешь со мной. Только факел не урони, понял?

        Спасибо  за  доверие,  Ваше  Величество!    ответил Аспард  с  жаром.

Обернулся к рабочим. — Слышали?

       Все исполним, — ответил один коротко.

     Второй вовсе молча вытащил из ножен короткий меч,  сел сбоку от норы. Мрак

заглянул в  дыру,  втянул воздух в сразу затрепетавшие ноздри,  схватил картину

запахов... эх, волком бы легче, пролез в темноту, что совсем не темнота, а так,

различить ход можно, прошел немного, сзади послышался трепещущий голос Аспарда:

       Ваше Величество!.. Куда ж вы?.. Там же хоть глаза выколи!

     Мрак подождал,  багровый свет факела бросал яркие смазанные блики на стены

из серого камня,  все колыхается и дергается,  в запахах бы смотреть лучше,  но

этого Аспард совсем не поймет.

     Ход вел вниз.  Не вправо,  не влево,  а  все время по наклонной в темные и

холодные глубины.  Вскоре Мрак понял,  что ни о  каком дальнем тайном выходе из

города не  может быть и  речи.  Они уже на  глубине,  как если бы самая высокая

башня города проросла макушкой вниз,  но  все  опускаются и  опускаются,  этому

опусканию нет конца.

     Ход расширился,  вывел в  огромную пещеру.  С потолка свисали сверкающие в

свете факела сталактиты,  а  с  пола навстречу поднялся целый лес  сталагмитов.

Самые мелкие до колена, но встречались и великаны в три человеческих роста.

     Мрак с  высоты огляделся,  вряд ли  стоило рубить камень на такую глубину,

чтобы выйти в  эту пещеру и  просто смотреть на  эти ощерившиеся зубы.  За  его

спиной нервно охнул Аспард:

       Ого!.. Это ж как будто мы вошли в пасть дракона.

     — А что, — спросил Мрак, — разве такие драконы бывают?

        Нет,  теперь все измельчало,    ответил Аспард дрожащим голосом.  Его

глаза  со  страхом  рассматривали острые  сосульки,  между  которых  предстояло

пройти. — Говорят, скоро измельчают до того, что вообще превратятся в ящерок...

       Но крылья хоть не отпадут? — осведомился Мрак.

       Ну какой же дракон без крыльев? — оскорбился Аспард.

     Мрак начал спускаться, буркнул:

     — Тогда пошли смотреть. Как думаешь, успеем?

     — Что? — крикнул Аспард вдогонку.

       Пока не измельчали... — донесся ответ из темноты.

     Как он видит в такой темноте,  мелькнуло в голове Аспарда. Пусть даже не в

темноте,  но  свет факела отпрыгивает от  блестящих выпуклых боков сталагмитов,

где  черные тени носятся,  как гигантские летучие мыши,  где потолок и  пол как

будто меняются то  и  дело  местами,  ибо  одинаково острые зубы торчат снизу и

сверху...

     На  той стороне пещеры что-то темнело,  словно на камне расплылось грязное

пятно.  Аспард поднял факел повыше, пробрался через лес сталагмитов, задохнулся

на  полуслове.  Трепещущий свет  факела  выхватил  из  темноты  часть  железной

стены... если это железо, странные письмена и знаки, узоры. Мрак выхватил факел

и поднял над головой.

     Из пещеры вел ход, но его перекрывали ворота. Массивные, добротные, и хотя

Мрак ощутил, что эти ворота поставлены не вчера, он видел, что так просто их не

прошибешь и что от старости вот-вот не рухнут.

     Аспард хватал ртом  воздух.  Выпученные глаза  не  отрывались от  странных

знаков на воротах. Мрак спросил нетерпеливо:

       Ну, чё прочел?

     Аспард прохрипел перехваченным горлом:

       Шутите, Ваше Величество...

        Ну?  Ты  ж  говорил,  что тебя даже чему-то  учили,  пока за  драки не

выгнали!..

       Да,  Ваше Величество,    ответил сиплым голосом Аспард.    Потому я и

знаю... что это... это Древние Врата...

     Мрак сказал нетерпеливо:

     — Сам вижу, что не сегодня утром поставили. Как войти?

        Ваше Величество!..  Когда говорю Древние,  это не  значит,  что просто

старые...  Легенды гласят,  что здесь когда-то жили...  ну, не совсем люди. Они

построили дворцы и крепости,  но потом им что-то не понравилось...  то ли дожди

летом, то ли снег зимой... а может, мухи?.. Словом, они ушли под

     землю,  где и живут доныне.  Там ни перемены погоды,  ни смены дня и ночи,

нет ни зимы, ни лета... Мрак добавил ему в тон:

     — Даже мух нет...

     — Даже мух нет, — повторил Аспард серьезно. — Кто знает, что для них мухи?

У  меня два коня,  так одному даже слепни нипочем,  а  другого один комар может

свести с ума...  ну,  кони у меня такие умные.  Так вот эти люди, что не совсем

люди,  может быть,  и сейчас там живут... в глубине. А этой дверью отгородились

от нас.

       Как от комаров?

     — Это я комар,  — ответил Аспард с почтением.  — Вы,  Ваше Величество,  на

слепня тянете!

     Мрак почесал в затылке.

       Гм...  Это ж выходит,  мы к ним в дом ломимся?  Нехорошо. Я бы всякого,

кто в мою дверь вот так,  сперва бы топором в макушку... да так, чтобы до самой

задницы, а потом спросил бы, чего такие наглые. Но, с другой стороны, это ж под

моим дворцом? Значит, на моей, так сказать, земле. Все, что под дворцом или над

дворцом, тут не важна глыбина или вышина, это на моих землях!..

     Аспард сказал с отчаянием:

       Но  кто  знает, какими заклинаниями открываются такие двери?

     — Что, никто не знает?

       Боюсь, Ваше Величество, что этого не знают даже старейшие из мудрецов.

     Мрак  почесал в  затылке снова.  Рожа страшно перекосилась,  зубы в  свете

факела нехорошо блестели.  Тцарский облик казался весь жутковатым, Аспард сразу

вспомнил, что основатели тцарской династии были свирепыми разбойниками, умелыми

воителями и храбрецами,  это иногда всплескивается в потомстве, но быстро тонет

в вине и утонченных придворных забавах.

     — Ладно, — сказал Мрак наконец, — поступим, как усе люди.

     — А... как?

       А  люди отступать не  привыкли,    прорычал Мрак.    Нам Род велел...

вперед, глыбже, шырше, а потом еще и шыршее!

     Аспард видел,  как тцар напрягся, плечи раздвинулись, стали массивнее, все

тело окаменело,  будто весь мягкий жир и  сало мгновенно превратились в твердые

тугие мышцы. Он втянул голову в плечи, отступил на пару шагов.

     Его  словно метнуло из  невидимой катапульты.  Только что  стоял  рядом  с

Аспардом,  в следующий короткий миг тяжелый удар,  металлический звон,  створки

распахнулись,   болтая  искореженными  остатками  засова,  а  тцар  ввалился  в

открывшееся помещение.

     Аспард метнулся следом,  факел в одной руке,  меч — в другой. Мрак сам уже

перекувыркнулся  через  голову  и  вскочил,  чувствуя,  что  еще  чуть-чуть,  и

превратился бы в волка.

     Они оказались в просторной пещере.  Факел бросал кровавые блики на красные

стены,  там  гранит  почти  пурпурный,  зловещий,  словно  забрызганный кровью.

Просторная пещера  оказалась  не  пещерой,  как  показалось вначале,  а  богато

украшенным роскошным залом. Багровое пламя испуганно прыгало по стенам. В нишах

в пугающей неподвижности застыли огромные бронзовые воины с обнаженными мечами.

На всех четырех стенах на крюках висят мечи, кинжалы, щиты, под стенами горками

свалены  доспехи  невиданной красоты,  а  посреди  зала    огромные сундуки  с

откинутыми крышками.

     Блеск золота слепил глаза.  Крышки откинуты потому,  что золотые монеты не

помещаются в  сундуках.  Золотом усыпан пол,  Мрак наступал на золотые монеты и

чувствовал, что золота ему по щиколотку, а кое-где и до середины голени...

     — Аспард, — сказал он, — ты все это видишь?

        Да,  Ваше  Величество,    прошептал Аспард потрясение.    Только мне

чудится, что я сплю.

       Щас я тебя разбужу, — сказал Мрак зловеще. —

     Хошь?

     Аспард посмотрел на огромные кулаки Его Величества,

     отшагнул в сторону.

        Нет,  я  лучше останусь в  таком сне,    сказал он торопливо.  — Если

скажете, что не знали, что здесь лежит... не поверю!

        Не верь,    ответил Мрак скромно.  — Но знаешь,  звезды говорят одно,

снится другое...  все-таки я мог сомневаться,  верно? Словом, зови своих орлов.

Надо будет перетаскать это золотишко в казну.  А то я уже днем не сплю,  ночами

не ем: все думаю, чем платить армии в следующем месяце...

     Он прошелся в глубину пещеры.  Аспард слабо крикнул в темноту позади себя,

но,  разрываясь между прямым приказом тцара и стремлением его охранять, решился

на прямое нарушение:  Мрак чувствовал его сопение за спиной,  зато факел в руке

Аспарда услужливо освещал дорогу.

     Под ногой хрустнула мелкая кость,  а  другую ногу Мрак задержал в воздухе.

Красноватый свет  выхватил белые кости на  полу.  Черные тени заметались внутри

реберной клетки,  но едва Мрак прикоснулся к ней, изогнутые кости обрушились на

пол.

       Крупный был мужик, — сказал Мрак задумчиво. — А где одежа?

       Истлела, Ваше Величество, — ответил Аспард за спиной. — Как и доспехи.

       Наши кости крепче металла?

     — Да, Ваше Величество.

       Видать, нелегкую долю нам уготовил Род.

     Он  нагнулся,  тонкие косточки левой  кисти сомкнулись на  тусклом камешке

треугольной формы, рассыпались при касании. Мрак взял камешек, оглядел, в одном

уголке дырочка, явно же там была продета веревочка или тонкая цепочка.

     — Амулет, — пробурчал он. — Если бы амулеты помогали...

     Он сунул его в  карман,  переступил через кости и остановился в удивлении.

Прямо в  стене тускло блестела металлом дверь.  Но вроде бы и  не дверь,  а как

будто  дальше туннель просто залит металлом.  С  этой  же  стороны его  красиво

отшлифовали и  даже  начертали какие-то  знаки.  Трудно представить себе  дверь

такой формы и  немалой,  как  чувствуется всеми фибрами,  толщины.  Если  правы

насчет Древних,  которые и  не люди вовсе,  что понастроили,  а  потом ушли под

землю,   отгородились  от  людей,  то  именно  за  такой  вот  дверью  и  могут

отсиживаться.  У  них наверняка что-то есть полезное для дома,  для семьи,  для

хозяйства. Не какое-то уже привычное золото, а что-то тоже древнее...

       Ну, — сказал он с раздражением, — людей позвал? Ладно, я их сам пришлю.

Жди. До утра чтоб все перетаскали.

     Аспард сказал все тем же  ликующим голосом,  словно ему велели не  таскать

наверх сундуки с тяжелым металлом, а пировать с веселыми девками:

       Да  хоть и  две  ночи таскать!  Не  беспокойся,  Ваше Величество!  Если

доверяешь, втроем все переносим.

     — Доверяю, но жилы не порвете?

       Чем меньше народу будет знать, тем лучше.

       Да,  — вздохнул Мрак,  — мир таков.  Но ты тут не задерживайся,  понял?

Покажешь откуда и куда таскать, я те щас ключ дам, а потом приходи в тронный. А

то мне чё-то скучно там бывает.

     Он ерзал на троне,  стараясь устроить зад поудобнее.  Полчаса просидел,  а

как будто сутки на коне с каменной спиной скакал.  К счастью,  появился Аспард,

исхудавший  и   бледный,   как  пастернак,   он  смотрел  испуганными  глазами,

раздавленный великой ответственностью: ему доверили ключ от казны!

     — Что-то со мной не то, — сказал Мрак задумчиво. —

     Никого   выслушивать  не   хочется,   поесть  снова   готов...   Наверное,

простудился?

       Не дай боги, — испугался Аспард.

     — Что, мне уже простудиться низзя?

       Ваше Величество, — взмолился Аспард, — всем зя, только вот вам одному —

не надо!  Вы ж  всю крышу подхватили и  держите.  Вам даже чихнуть нельзя,  все

развалится!

     Мрак смотрел исподлобья,  мыслил,  хоть и по-своему, вдруг тишину разорвал

треск  распахнувшейся двери.  Вбежал запыхавшийся Квитка.  Длинные полы  яркого

цветного халата развевались за ним, как крылья огромного мотылька.

       Ваше Величество!.. Ваше Величество!..

     Аспард инстинктивно сделал движение загородить собой тцара. Мрак отодвинул

его жестом, Квитка хватал ртом воздух.

       Ну,  — сказал Мрак с неудовольствием,  — эт я — Ваше Величество.  Или —

Его Величество, хрен вас поймешь... Чё, пожар?

       Да,  Ваше Величество!..  Нет,  Ваше Величество!.. Там привели настоящий

пожар, Ваше Величество! Конь-огонь, Ваше Величество!.. Говорят, желают подарить

только вам-с, Ваше...

     Аспард не сдержался,  присвистнул. Манмурт подскочил, зачем-то посмотрел в

потолок, будто надеялся увидеть звезды.

     Мрак медленно воздел себя с трона, хотя на самом деле еле сдержался, чтобы

не  сойти с  трона в  лихом кувырке через голову.  Оглядел всех орлиным взором,

крякнул, повел головой из стороны в сторону, и все разом присмирели.

       Звезды не врут, — сказал он внушительно. — Кому воробья, кому — овцу, а

Моему Величеству — коня. Тцар я или не тцар?

       Тцар, — раздались голоса со всех сторон. — Тцар, ого какой тцар!

     — Тогда пошли принимать коня, — решил Мрак.

       Такому тцару могли бы и слона, — сказал кто-то льстиво.

     На  площади  перед  дворцом  широким  полукругом собрался народ.  Даже  на

высокой стене,  что опоясывает городскую площадь, часто поблескивало, это из-за

каменных зубцов высунулись стражники. Аспард показал им кулак, там сделали вид,

что снова смотрят на внешнюю сторону.

     Мрак со  ступеней озирал мир тцарственным взором.  Перед дворцом,  в  трех

шагах от  нижней мраморной ступени,  казалось,  полыхает жаркое пламя.  Крупный

ярко-красный жеребец,  весь налитый огнем,  перебирал ногами от  избытка силы и

желания понестись вскачь. Длинная оранжевая грива из жидкого злата трепетала по

ветру,  таким же  слепяще оранжевым выглядел роскошный хвост.  Грудь коня шире,

чем у  буйвола,  а  длинные мускулистые ноги заканчивались копытами,  шириной с

тарелки.

     Самое дивное же,  что повод заканчивался в  сморщенной ладони сгорбленного

старика.  Старик был  в  старой латаной-перелатаной одежке,  весь покрыт пылью,

словно шел по солнцепеку посреди дороги целые сутки.

     При появлении Мрака народ разом выдохнул:  «Тцар!», старик вздрогнул, Мрак

начал неспешно спускаться по  ступенькам.  Глаза старика становились все  шире,

брови поползли на лоб, а за ними полезли и выпученные глаза.

     Мрак остановился на предпоследней ступени,  так виднее всех вдаль,  сказал

по-державному отечески:

       Ну и чё те надобно, старче?..

     Старик  бросился  на  колени,  поклонился,  намереваясь стукнуться лбом  о

мостовую, но короткий повод не пустил, конь негодующе дернул головой, и старика

вздернуло на  ноги.  Он начал часто-часто кланяться оттуда,  наконец пролепетал

задушенным голосом:

       Ба-а-атюшки... Великие боги!..

       Да ладно те,  — ответил Мрак скромно.  — Не такой уж я и великий... Или

не самый великий.  Говорят,  ты коня мне привел?..  Это я подсказываю, вдруг ты

забыл.

     Старик вздрогнул всем телом, похоже, в самом деле все

     вылетело  из  головы,  настолько потрясен  тцарским  величием,  проговорил

трясущимся голосом:

     — Да-да, привел... Как есть, привел!

     — Ага, — сказал Мрак. — Ага... А чё, неплохой конь...

     В  толпе раздались вздохи,  ахи,  приглушенные восклицания,  но  другие их

толкали в  бока,  чтоб не мешали слушать.  Старик судорожно передохнул,  сказал

торопливо:

       Как скажешь, светлый тцар... Ваше Величество... Мрак поинтересовался:

       Сколько за него просишь? Старик пролепетал:

       Да  разве ж  можно такого коня продавать?  Ваше Величество,  это  никак

нельзя.

     — Ага...

       Это подарок... Ваше Величество! Подарок.

       Ага, — сказал Мрак. — Откуда у тебя такой конь? Небось краденый? У кого

спер?

     Старик взмолился:

        Ваше Величество!  Ну как я  могу украсть такого коня?..  Я цыпленка не

сопру,  просто не  сумею,  а  вы    коня!..  Да  еще такого.  Ваше Величество,

хватайте, пока... пока можно. Другого такого коня на свете нет.

     Мрак обошел коня, потрепал по шее, сказал с удовольствием:

        Да если даже и  краденый...  Эх,  какой конь,  какой конь!..  Такого и

украсть можно...

     Конь потянулся к нему,  обнюхал,  узнавая, шумно вздохнул и положил голову

на плечо.  Даже глаза призакрыл. В толпе радостно зашумели. Конь приоткрыл один

глаз,  вздохнул с укоризной. От Мрака веет той мощью, что позволяет мчаться, не

сдерживая себя, и любой конь мечтает о таком всаднике.

     — Да,  — сказал Мрак наконец, — тут ты прав. Такого больше нет. Спасибо!..

Раз не хочешь продавать,  то принимаю как подарок. Но, тцар я или не тцар? Вот,

как тцар, изволю возжаловать тебя взад, так сказать, лично — ответным

     даром...  Вон на том краю Барбуса хороший добротный домик. Он вроде бы и в

городе,  но вторая половина прямо на простор,  там большой сад.  Яблоки как раз

созрели,  сам  бы  через забор полез воровать...  Этот дом  и  сад  жалую тебе.

Перевози туда  старуху и  обоих детей...  живите счастливо.  На  обустройство и

переезд я  велю выделить из  казны.  Так что собирай яблоки,  околачивай груши.

Спасибо тебе, старик!

     Старик низко поклонился, на глазах блеснули слезы.

       Вам спасибо,  Ваше Величество...  Вот уж дивное дело! Мрак ухватил коня

под уздцы и сам повел в конюшню.

     По  бокам  бежали испуганные конюхи,  разрываясь между страхом и  желанием

поскорее заняться чудо-конем.

     Мрак ввел коня в ворота,  навстречу пахнуло свежим сеном, холодной водой и

пшеницей.  Навстречу хромал главный конюх,  седой,  как лунь,  но лучший знаток

коней во всей Барбуссии.

       Вот что, паря, — сказал Мрак грозно, — это вот конь, видишь?..

       Ваше Величество, — вскричал воспламененный старик. — Какой же это конь?

Это песня,  а не конь!..  Это всем коням конь, это ж тцар коней!.. Это огненный

дракон, принявший облик коня! Это бог, а не конь!

        Ага,    сказал Мрак глубокомысленно,  — ага.  Так вот,  ты этого коня

береги и холи.  Корми тоже,  понял?..  Мне еще предстоит на нем,  предстоит. Не

щас, но предстоит...

     Конюх счастливыми влюбленными глазами осматривал волшебного коня.

        Как  только скажете,    поклялся он,    так  сразу!  Этот  зверь для

подвигов, ему ли чахнуть под крышей?

     К  вечеру Аспард доложил,  что  кувшин от  имени  тцара  пожалован хозяину

лучшей оружейной мастерской.  Доспехи и  кольчуги,  что  делают в  ней,  всегда

нарасхват,  но  хозяин бережет имя,  не гонится за количеством,  а  каждую вещь

делает

     добротно и очень тщательно.  Потому советники одарили его деньгами, а тцар

пожаловал кувшином дивной работы.

     На  кувшин сходились смотреть оружейники всего  квартала,  а  потом уже  и

всего города. Небольшой, узкогорлый, без ручки, весь в драгоценных камешках, он

был  неописуемо красив,  и  старшину оружейников кисло поздравляли,  хлопали по

плечам, просили не задирать нос, помнить о друзьях.

     Аспард рвался сам  остаться в  комнате с  кувшином,  но  Мрак сказал,  что

начальник дворцовой стражи должен быть при  дворце.  Аспард посадил в  заветную

комнату самого бдительного и  верного человека,  тот запер дверь на все запоры,

задул огонек светильника,  лавку отыскал на  ощупь,  сел и  стал ждать.  По  ту

сторону двери затаились четверо самых крепких и надежных парней,  еще с десяток

ждут на улице, попрятавшись в густую тень.

     И  лишь  тогда  Аспард  позволил  себе  чуть  расслабить взведенные нервы,

вернулся по наказу тцара во дворец.

     Солнце  уже  опустилось за  городскую стену.  Наступал мирный и  застывший

вечер,  в полном безветрии,  с пронзительной четкостью,  что завладевает двором

ненадолго, перед приходом ночи. Мрак хотел привычно напомнить Аспарду, чтобы до

утра  не  тревожил,  но  Аспард  стережет кувшин  и  ловит  Заура,  у  Манмурта

поинтересовался,  почему жаба  такая грустная,  двум-трем попавшимся по  дороге

придворным сделал замечания, так, на всякий случай, а то вообще о существовании

тцара забудут, наказал строго до утра не тревожить — на звезды поглядит хотя бы

из  окошка,  и  отбыл в  спальные покои,  где уже привычно запер двери на самый

надежный запор: ножкой кресла в петли.

     Ковры закрывали грубую каменную кладку стен плотно,  даже с  его чутьем не

угадать, под каким тот самый особый камень, что уже почти и не камень.

     — Щас, — пробормотал он. — Столько золота истратил да чтобы не запомнил?

     Ковер подался в сторону,  Мрак задержал дыхание,  непривычно и странновато

кидаться вот так в залитый золотом камень,  но сделал над собой усилие, выругал

магию, шагнул, и камень плотно и горячо, словно мокрая рубашка, обнял его тело.

Показалось, что трудно дышать, ноги сами поспешно сделали еще шаг, и он едва не

упал, вывалившись в темном подземелье.

     Еще раз обругал магию,  но уже не так зло, подземелье знакомо, через узкую

щелочку в  каменной кладке сюда тянет ароматом сонной Кузи.  Заглянул — у самой

двери горит один-единственный светильник,  Кузя  не  любит оставаться в  полной

темноте,  виден краешек постели.  Кузи не  видно,  но он ощутил ее присутствие,

вздохнул, отступил.

     Тронный  зал  пуст,  как  и  роскошная  спальня,  пусты  еще  пара  богато

украшенных помещений.  Мрак прокрадывался по темному,  хоть глаз выколи,  ходу,

пока не услышал запах, ощутил тепло, а затем уже донеслись голоса.

     Комната выглядела очень  просто убранной,  но  в  ней,  к  его  удивлению,

настоящий трон,  а на нем сидит Светлана.  Трон на особом помосте, к нему ведут

две ступеньки,  а еще пятеро мужчин сидят на низких стульях.  Все в плащах, что

защищают от  сквозняков,  ветер  со  стороны  неплотно закрытых ставен  шевелит

волосы и  заставляет трепетать пламя факелов.  Плащи почти у  всех скреплены на

плече золотыми пряжками,  отличие самых знатных полководцев, герцогов, баронов.

Золото и  серебро тускло и торжественно блистает в виде браслетов на запястьях,

ровными бляхами на поясах. У двух сверкают драгоценные камни на рукоятях мечей,

здесь собрались, как понял Мрак по их виду, те самые сильные и решительные, что

посмели взять на свои плечи бремя управления землями и людьми.

     В  сторонке за  отдельным столом расположились трое.  Головы седые,  но  в

лицах видна сила и решительность. Двое в

     черных плащах,  это  жрецы,  а  третий в  пурпурном одеянии,  что означает

какую-то высокую ступень в их иерархии.

     Мрак уловил, как один из полководцев сказал сварливо:

       Ваше Величество,  я предпочел бы, чтобы эти вопросы обсуждали не здесь.

Не в этой комнате, что пользуется дурной славой...

     Сидящий от  него справа громко чихнул.  Высморкался в  платок,  вытер нос,

улыбнулся сконфуженно.

       Приметы говорят, что доблестный Макитр сказал правду... К тому же здесь

дует из всех щелей.

     Светлана  пояснила,  как  могла  холодно,  но  Мрак  уловил  в  ее  голосе

извиняющуюся нотку:

       Я так решила — этого достаточно.  Просто это самая защищенная комната в

нашем дворце.  Чтобы сюда  попасть,  надо  пройти через десятки помещений,  где

стража схватит любого чужака.

     Макитр почти подпрыгнул на лавке.

     — Так это правда?

     — Что?

       Что  в  прошлую ночь...  или  позапрошлую...  некто проник даже в  вашу

спальню?

     Светлана ответила ледяным голосом:

        Выбирайте выражения,  благородный Макитр!  С  вашей кривой руки  может

пойти слух,  что  некто проник в  мою  спальню и  даже обесчестил меня во  сне!

Объясняю, что со мной на ложе был мой тцарственный супруг Иваш. А злоумышленник

всего лишь оставил на столе свой нож.

     Жрец в пурпурном одеянии повернул голову,  Мрак рассмотрел его лицо лучше.

В сердце кольнуло предчувствие,  что этот человек очень опасен. И что с ним еще

придется столкнуться.  Жрец совсем не стар,  как показалось вначале,  суров,  в

движениях является сила и  твердость духа.  Серые немигающие глаза яснее ясного

сказали о нраве, решительном, крутом,

     что умеет и  берется решать сам,  не  спрашивая совета тцарских советников

или даже саму тцарицу.

        Кто бы  ни послал вам это предостережение,    проговорил жрец,    он

сказал яснее ясного — Барбус может в любой момент ударить в самое сердце!

     Иваш вскрикнул зло:

       Но как?  Что за бред?.. У Барбуса не хватит силы. Это могла быть чья-то

глупая выходка!

     Он огляделся, но все отводили взгляды. Жрец сказал сурово:

        Подумайте,  кто  во  всей  Куявии  сможет  пробраться в  вашу  спальню

незамеченным?  Кто  сумеет воткнуть кинжал в  стол  и  уйти?  Более того,  уйти

незамеченным и  неопознанным?..  Тот,  кто  это сделал,  мог легко зарезать вас

обоих и уйти. Вы понимаете? Это и называется — ударить в самое сердце.

     Рука Иваша поднялась сама по себе,  он пощупал горло,  увидел направленные

на него взгляды, отдернул пальцы, вскрикнул тонким злым голосом:

     — Но...  если он этого не сделал,  то либо страшится, либо... Он запнулся,

Мрак видел,  что даже ему трудно вымолвить какую-то дурость, но Иваш собрался с

духом и сказал:

     — Либо он этого не смог бы! Жрец сказал язвительно:

     — Да-да, мы понимаем, что вы успели бы вскочить, едва он приблизился бы. И

тогда ему, конечно же, пришлось бы плохо.

     Иваш приосанился, сказал с вызовом:

       Именно это я и хотел сказать!

     — Да, конечно... Он так устрашился вас, что вместо вашего горла с грохотом

вогнал нож почти по рукоять в карту, где лезвие пропороло стольный город Куяву.

Но вы не проснулись...  Ладно, оставим это. Я хочу сказать, что в данный момент

нам ни в коем случае нельзя задевать Барбуссию.

     Может быть,  когда-нибудь потом,  но не сейчас...  Это предостережение, но

оно очень...  я бы сказал,  от человека злого и решительного. Он не стал писать

письма, не шлет послов. Он оставил знак воина! Кинжал, который носят в Барбусе.

Иваш сказал с вызовом:

       Вы хотите сказать, что наша охрана не в состоянии нас защитить?

     Жрец ответил с поклоном:

     — Я не сомневаюсь,  что вы отважны...  Ваше Высочество. Что ж, рискните. Я

сам не  прочь,  чтобы Куявия прибрала Барбуссию к  рукам.  Пока ее  не прибрала

Артания.  Я только боюсь,  что ваша гибель окажется...  бесцельной. В следующий

раз нож воткнется вам в горло, а войска вместо победного марша... отступят.

     Иваш снова потрогал горло, слегка побледнел, но, видя устремленные на него

взгляды, сказал с усилием:

        Мы не должны страшиться какого-то...  какого-то!  Мрак отступил,  пока

ничего интересного, повернулся и в

     полной темноте,  проклиная слепоту и  глухоту людей,  да еще и  отсутствие

обоняния, потащился обратно.

     Кузя  спала,  подложив под  пухлую  щеку  розовую  ладошку.  Мрак  грустно

полюбовался единственным существом, что любит его, наклонился, хотел поцеловать

в лоб,  но устрашился,  что испугает ребенка.  Кузя во сне что-то пробормотала.

Мрак прислушался, слов не разобрать, сказал тихо:

       Кузнечик... Кузнечик, это я, Мрак!..

     Кузя плямкнула губами,  снова улыбнулась, веки дрогнули, но глаза остались

закрытыми.

       Кузнечик, — повторил Мрак. — Проснись, мне нужна твоя помощь.

     Кузя снова подвигала надутыми детскими губами,  веки затрепетали, с трудом

поднялись. Затуманенные глаза сразу отыскали Мрака.

       Как хорошо, — сказала она сонным голосом, — как

     только захочу тебя увидеть, так ты мне сразу снишься... Только вчера долго

не приходил... Почему? Мрак сказал тихо:

       Кузнечик, ты уже проснулась.

     Кузя посмотрела направо,  посмотрела налево, двигалась она медленно, потом

глаза ее широко раскрылись, она счастливо взвизгнула и... в следующее мгновение

оказалась на  коленях  у  Мрака,  обняла,  прижалась всем  крохотным трепещущим

тельцем.

       Мрак, это я — Кузя!

     — Да, — прошептал Мрак ей прямо в ухо, — ты мой Кузнечик...

     — А ты мой Мрак,  — заявила она. — Ты не забыл, что я на тебе женюсь?.. Ты

меня жди, Мрак!.. Я буду очень стараться поскорее вырасти. И вообще... Если они

хотят меня выдать замуж за какого-то Громланда, то почему не поженят на тебе?

     Мрак осторожно опустил ее на пол.

       Кузя, ты посмотри на меня.

     Кузя попыталась броситься ему на  шею,  но  он  удержал ее  на  расстоянии

вытянутой руки.

       Мрак!

       Я рябой,  — сказал он с грустью,  — у меня острые зубы...  Я не красив,

как, к примеру, Иваш... Вообще-то я еще та зверюка! На меня смотреть страшно.

     У Кузи слезы брызнули из глаз. Она возразила с недетским возмущением:

     — Дурак, что ты понимаешь? Ты... прекрасен!

       Ну уж...

        Как они не  понимают...  Как они все не  видят?  Ты прекрасен.  Глазам

больно, как ты блистаешь... Как это можно не видеть, я не понимаю!

     Она заламывала тонкие детские руки. В заплаканных глазах было отчаяние.

       Да и я что-то не вижу,  — сказал Мрак с неловкостью, — ни прекрасности,

ни блеска...

        Мрак,  как ты можешь?  Мрак,  забери меня отсюда.  Давай просто уйдем.

Будем где-нибудь жить... хоть в пещерах. Я буду тебе готовить. Стирать научусь.

Даже стану чесать тебе шерсть,  искать блох и  выбирать колючки!  Даже в пещере

жить можно. Ты поймаешь зайца, я его буду жарить на костре... я научусь!

     Глаза  ее  счастливо заблестели.  Ее  маленькая светлая душа  уже  порхала

далеко отсюда, заботилась о нем, Мраке, и в этом была ее радость, ее счастье.

        Об  этом поговорим после,    сказал Мрак с  усилием,    а  сейчас мы

должны...

     Стражи у двери малого тронного зала насторожились,  когда появилась Кузя в

сопровождении огромного мужчины. Он был в легкой рубашке с закатанными по плечи

рукавами.  На груди расстегнуто, и страшно смотреть как на могучие бицепсы, так

и  на звериную шерсть на груди.  Но дорогой работы пояс отделан золотым шитьем,

там  блещут драгоценные каменья,  справа висят  ножны  из  шкуры дивного зверя,

рукоять кинжала украшена рубинами.

     Да и  портки,  как сразу определили стражи,  стоят целое состояние,  а  уж

таким  сапогам так  и  вовсе  цены  нет,  только  тцарам носить впору.  Мужчина

двигался на  них  с  надменным видом,  стражи колебались,  один  хотел было уже

закричать  старшего  офицера,   но  Кузя  сказала  повелительно  своим  детским

голоском:

       Это Мрак!..  Вы что,  ничего о нем не слышали?  Копья едва не выпали из

рук стражей. Один поспешно

     ухватился за ручку двери:

     — Вам открыть... или как?

       Или как, — ответил Мрак.

     Он пнул в створки, те с грохотом распахнулись.

     Открылась просторная и очень богатая комната, все пятеро

     за большим столом, все жрецы и Светлана с Ивашем —

      вздрогнули и уставились на него испуганными глазами.

     Мрак помахал им рукой,  Кузя счастливо улыбалась и  висла у него на другой

руке.  Мрак подошел к  столу и,  придвинув ногой кресло,  сел.  Он уже держал в

памяти лица этих людей,  кто где сидит,  чем пахнет, и сейчас смотрел только на

Светлану.

     Светлана всматривалась в его лицо жадно, неверяще.

        Мрак,    выдохнула  она.    Ты  всегда  так  неожиданно появлялся  и

пропадал!..  И  сейчас...  Как  ты  проник  до  дворец?..  Хотя  о  чем  это  я

спрашиваю?.. Макитр, сядьте, пожалуйста!.. Это Мрак, никакой охраны вызывать не

надо. Если я кому и доверяю безраздельно, так это Мраку.

     Мрак кивнул.

       Спасибо на добром слове. Просто заглянул проведать Кузю.

       Почему только Кузю?    упрекнула Светлана.    Разве я не друг...  Ох,

прости!..  Это уже потом я  слышала много раз песни...  Да,  Мрак,  о тебе поют

больше,  чем  о  славном Кенгше Истребителе Драконов,  чем о  властелине Молний

Идаракке...

     Верховный жрец кашлянул, с любопытством оглядел Мрака, сказал негромко:

        С  его  статью  можно  бы,   в  самом  деле,  стать  Истребителем  или

Разрушителем. Но поют, гм... все же поют! Народу нравятся такие...

     Светлана сказала счастливо:

     — Такие нравятся всем.

     — А я его люблю, — заявила Кузя громко. — Я выйду за него замуж, вот!

     Все явно чувствовали неловкость,  ибо в  песнях,  Мрак их тоже слышал,  он

довольно слюнявый страдалец, воздыхатель, слезуронятель, что уж никак не похоже

на вот этого мрачного воина с суровым лицом. Мрак проследил за взглядом Иваша,

     тот украдкой окинул взглядом могучие кулаки Мрака, каждый с бычью голову и

с крепостью гранитного валуна,  и,  судя по тому, как муж тцарицы пугливо отвел

взор,  явно тоже решил, что это уж никак не слезуронятель. Разрушитель — да, но

не воздыхатель.

     Мрак положил руки на  столешницу,  взгляды всех тут  же  прикипели к  ним,

сказал густым голосом:

     — Я вижу, ты сменила всех советников? Светлана пожала плечами.

     — Я?  Это время... или события сменили. Кто был убит, кто сбежал, а кого в

самом деле пришлось... да, пришлось.

     Макитр сказал раздраженно:

        Какие бы у него ни были заслуги перед троном,  он должен обращаться со

всей почтительностью!  Никому не  позволено обращаться к  тцару или  тцарице на

«ты». Кроме равных!

     Мрак кивнул:

     — Ты прав. Кроме равных. Светлана не поняла, отмахнулась:

       Мрак вне всяких правил.  Ему можно все. Мрак, у нас сейчас важный совет

по делам государства...  Ты можешь подождать чуть?  Нет-нет,  не уходи,  посиди

здесь  же.   А  потом  поговорим  о  тебе,   твоих  делах,  твоих  таинственных

появлениях...

     Мрак усмехнулся.

       Как раз и хорошо,  что государственный совет. У вас там внизу слезает с

коня  Цвигун.  Он  скакал сюда,  меняя и  загоняя коней.  У  него  очень важная

новость.

       Пусть войдет! — воскликнула Светлана. — А ты откуда знаешь?

     Верховный жрец сказал негромко:

       Цвигун? Гм, я скорее ждал бы Кунабеля... Возможно, он послал Цвигуна, а

сам закрепляет позиции...

     За   дверью   послышались  голоса.   Одна   створка  приоткрылась,   страж

взволнованно крикнул:

       Ваше Величество, к вам просится Цвигун по неотложному делу!

       Пусть войдет! — велела Светлана.

     Она бросила короткий озадаченный взгляд на Мрака. Тот с рассеянной улыбкой

гладил Кузю и чесал ей спинку, как привык чесать хребетик Хрюнде.

     Цвигун почти  вбежал,  лицо  покрыто дорожной пылью,  ноги  подгибались от

усталости.  За время безумной скачки он потерял с полпуда ухоженного мяса, лицо

исхудало и вытянулось, а под глазами повисли темные мешки.

     Он вбежал,  видя только Светлану,  но затем его взгляд наткнулся на Мрака.

Цвигун скользнул по нему взглядом и уже открыл было рот, обращаясь к Светлане с

докладом,  затем снова посмотрел на Мрака.  Лицо начало покрываться смертельной

бледностью.

       Ваше... Величество...

     Иваш,  который дотоле молчал,  морщился,  решил взять все в  свои руки или

хотя бы напомнить о себе, сказал строго:

        Говори самое важное!  Удалось ли  то,  что мы велели вам с  Кунабелем?

Случился ли с правителем Барбуса странный припадок, от которого он помер?

     Цвигун из  бледного стал синим.  Глаза лезли на  лоб,  он ухватился обеими

руками за  ворот.  Затрещала ткань,  на  пол полетели крючки.  Он  со страхом и

беспомощностью смотрел на Мрака.

     Светлана сказала нетерпеливо:

     — Дайте ему вина.  Цвигун,  тебя смущает новый человек в нашем совете? Это

наш лучший друг,  я  никому так не доверю свою жизнь и тайны,  как ему.  Говори

же!.. Говори все!

     Маг встал,  взял Цвигуна за плечи,  усадил за стол и  сунул в руки кубок с

вином.  На несчастье,  он посадил его напротив Мрака,  Цвигун вздрагивал и  так

опускал голову, что едва не разбивал нижнюю челюсть о стол.

     Иваш сказал строго:

       Говори же! Говори!

     Цвигун проговорил дрожащим голосом:

        Кунабель поднес чашу с вином Его Величеству...  Тот взял,  но заставил

выпить самого Кунабеля... Потом, потом... я не знаю... Я ничего не знаю, ничего

не понимаю!.. Ваше Величество, как вы оказались здесь? Как все это...

     Он  вскочил,   расплескивая  вино.   Глаза  были  дикими,   ошалелыми.  Он

поворачивался то к Мраку, называя его Вашим Величеством, что сразу же привело в

восторг Кузю,  то  бросая обвиняющие взгляды на  Светлану,  на  Иваша,  на всех

членов тайного совета.

     Светлана выпрямилась, сказала участливо и вместе с тем

     строго:

       Цвигун,  что с вами?  Или вы очень устали?..  Я ничуть не огорчена, что

тцар  Барбуса остался жив.  Я  была  недовольна,  когда узнала о  таком задании

Кунабелю. Но что значит ваше странное поведение?

     Цвигун отступил на шаг от стола, выбросил руку обвиняющим жестом в сторону

Светланы, потом Мрака.

     — Я не знаю, что за сложную игру вы придумали, Ваши Величества!.. Если вам

надо было избавиться от Кунабеля,  то можно бы и другим способом. Но что думать

мне...  Я полагал, пользуюсь доверием! Я думал, мои усилия и заслуги в служении

Куявии замечены...  И что же обнаруживаю, загнав семерых коней и примчавшись во

дворец?..  Тцар  Барбуса пирует с  Вашим Величеством за  одним столом!  Вы  его

называете лучшим другим, вы ему всецело и слепо доверяете...

     Кузя визжала и лезла целоваться.  Мрак отстранил ее одной рукой,  а другой

продолжал чесать худой хребетик.

     В помещении наступила гробовая тишина. Все взгляды перебегали с Цвигуна на

Мрака  и  обратно.  Мрак  заметил,  что  теперь  даже  Светлана бросила быстрый

недоумевающий взор  на  его  дорогую одежду,  привыкла видеть в  нарочито дикой

волчовке.

     — Тцар? — переспросила она. — Тцар Барбуса?

     Мрак  молчал,   Кузя  тихонько  визжала.   Цвигун  как  выстрелил  в  него

указательным пальцем:

     — Он знает не только звезды, Ваше Величество!.. Весь Барбус говорит о том,

как он с горсткой людей захватил артанскую крепость Несокрушимая, не потеряв ни

одного человека!..  Я оставил его беседующим с его людьми на приеме,  и хотя он

сказал,  что встретит меня здесь...  я его не понял. Но теперь вижу, что это...

это мне... непостижимо.

     Он   явно  проглотил  какое-то  другое  слово.   Плечи  его  обвисли,   на

подгибающихся ногах подошел к столу и рухнул на лавку.

     Мрак  с  задумчивым видом  откинулся на  спинку кресла,  обвел всех  ясным

взглядом.

       Цвигун прав.  Я сказал ему,  что встречу его здесь.  И встретил, не так

ли?.. Но это все мелочи. Я подтверждаю, что я защищал Светлану... она тогда еще

не была тцарицей,  и готов ее защищать впредь.  Но я буду защищать и Барбус!  И

его интересы... если кому это непонятно.

     Он поднялся, погладил Кузю по пушистой головке. Кузя спросила живо:

     — Ты еще придешь?

       Конечно, — ответил он убежденно. — И никакому Громланду не отдам. А кто

попытается отдать тебя Громланду...  тот пожалеет, что родился на свет. Пойдем,

я уложу тебя в постель.  Маленьким девочкам нельзя так долго не спать... Помни,

кто посмеет тебя кому-то отдать...  пусть даже он будет правителем, я сотру его

с лица земли вместе с его державой!

     Последние слова он сказал громко и отчетливо.  Кузя взвизгивала и повисала

на  его руке.  Он пронес ее к  дверям,  открыл пинком,  он тоже Его Величество,

потому может называть Светлану на  «ты»  и  по  имени,  открывать двери ногой и

чесаться при народе.

     Кузю  уложил,  укрыл  одеялом  и  почесал  ей,  как  Хрюнде,  спину.  Кузя

повизгивала от счастья, так и заснула с широкой,

     как у лягушонка,  улыбкой на детской рожице.  Он отступил в тайник как раз

вовремя,  чтобы услышать топот ног по ту сторону двери.  Через щель видел,  как

вошли вслед за Светланой трое мужчин,  один из них Макитр,  остальных раньше не

видел,  Светлана бросилась к  Кузе,  мужчины осмотрелись,  он  слышал  их  злые

непонимающие голоса, потом гурьбой выбежали.

     Светлана поцеловала Кузю.  Лицо  тцарицы было бледным и  печальным,  а  на

чистом лбу пролегла первая морщинка.  Кузя во сне порывисто вздохнула и обняла,

не просыпаясь,  шею старшей сестры. Светлана снова поцеловала, тихонько сняла с

себя  детские ручонки и  одну  повернула розовой ладошкой Кузе под  щеку.  Кузя

довольно засопела.

     — Мрак, — прошептала Светлана. — Таинственный и загадочный...

     В глазах ее была боль и странное выражение, которое Мрак никогда раньше не

видел.  В  сердце предостерегающе кольнуло.  Он отступил,  повернулся и  пошел,

ничего не видя,  ударяясь о все камни,  выступы, пока один прямой удар в лоб не

бросил на колени.

     Он  потряс  головой,  вспомнил,  что  сейчас нет  надобности выбираться из

подземного хода наружу,  а  потом еще  и  нестись на  коне или в  личине волка,

вернулся,  на  ощупь  отыскал  среди  шероховатых камней  единственный гладкий.

Ноздри уловили запах Кузи и  аромат тела Светланы,  от  которого у  него раньше

рвалась душа и болело сердце.

     Задержался на миг,  ибо в черепе вдруг ослепительно вспыхнуло: а не потому

ли бежит,  что ведьма нагадала ему скорую смерть, если выронит хоть одну слезу,

если начнет страдать...  Прислушался к себе,  помотал головой.  Нет,  просто не

хочет снова оказаться тем...  нет,  не дураком,  но даже в  святое место нельзя

заходить дважды.  Один раз — это красиво.  Попытаться второй раз...  да,  такой

заслуживает, чтобы его сердце разорвалось. Или ему разорвали.

     В следующее мгновение он шагнул на ковер своей

     исполинской спальни. Здесь горят все светильники, из

      распахнутых окон врывается чистый свежий запах ночи.

      С постели приподнялась и смотрит обвиняюще Хрюндя.

       Да люблю я  тебя,  люблю,    сказал Мрак.    Ну что уставилась?  Я  ж

чуть-чуть отлучился! Что, совсем нельзя твоему папочке отлучиться?

     Нельзя, сказала Хрюндя и прыгнула ему на грудь.

     Он  сбросил одежду,  за  окном  блеснуло,  словно  стремительно пронеслась

серебристая рыбка.  Хрюндя тут же начала вырываться, пришлось отпустить на пол,

где она тут же  придирчиво переворошила всю одежду:  не прячет ли ее лакомства.

Пришлось дать ей по толстому заду, а одежку сунуть в комод.

     За  окном блеснуло снова.  С  неба падал настоящий дождь из  серебра,  что

уничтожит всякую нечисть,  очистит мир.  Тяжелые капли  блестели,  разбрасывали

блики,  весь мир блестел, искрился, серебро сыпалось длинными плотными струями.

Он  замер от  видения чуда,  ибо ночь черна,  как грех,  в  небе ни  звезды,  а

серебряные струи возникают прямо в черноте и устремляются к земле.

     Серебряные струи  разбивались о  серые камни сторожевых башен,  крепостных

стен,  на  широких каменных плитах уже крохотные лужи,  там подпрыгивают бойкие

капли,  в надежде снова взлететь в черное небо,  лужи растут, выплескиваются за

края плит и устремляются в щели, пропитывая землю.

     — До чего же красиво,  — сказал он. — Сколько раз попадал под дожди... под

такие же точно!.. а только сейчас заметил, что это красиво.

     В  серебряных  струях  замелькали  серебряные крылья.  Яркие  и  настолько

блестящие,  что он не сразу заметил,  что на этих крыльях носятся и кувыркаются

под  дождем  странные  существа,  блистающие,  как  осколки  льда  или  горного

хрусталя.

     Наконец  он  различил  полупрозрачных человечков  со  сверкающими,  как  у

стрекоз, крылышками, что от дождя не

     намокали, а только блестели ярче. Он крикнул, помахал им

      рукой. В серебряных струях трудно было рассмотреть их

      лица, но ему показалось, что его заметили, кто-то даже

     помахал в ответ. Они кружились в танце, словно мотыльки

     вокруг огня. Серебряные крылышки и серебряные тельца

     сверкали, как и капли, настолько похожие, что Мрак иногда

     переставал их различать в потоке серебра.

     Один подлетел к окну, прокричал тоненьким голоском:

       Приветствуем тебя, повелитель!.. Мрак помахал рукой.

       И вам привет, сереброкрылые.

       Раз уж ты видишь нас, — прокричал человечек, — то я, от имени цветочных

эльфов, приглашаю тебя посетить наш Праздник Света!

       Спасибо, — ответил Мрак. — А что, другие вас не

     видят?

     За окном прозвенел смех.  К человечку подлетели еще и еще,  кто-то крикнул

серебряным голоском:

     — Здесь ты — первый!

       И когда же праздник? — спросил Мрак.

       Через десять дней, — ответил первый человечек. — Мы прилетим за тобой!

     — Спасибо, — ответил Мрак. — Буду.

     Хрен буду, напомнил себе. Через десять дней здесь будет сидеть уже прежний

тцар.

     10. ДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Даже на  ложе поваляться успел малость,  на  радость распрыгавшейся на нем

Хрюнде.  Потом в дверь постучали,  он дернул за шнур,  изволяя разрешить войти.

Вдвинулись Аспард  и  Манмурт,  оба  с  постными лицами,  строгие и  застывшие.

Манмурт первый заулыбался, ибо тцар, что так

     отбивается от нагло бросающейся на него жабы, — не

     тот тцар, что смотрит на звезды.

     Он протянул руки к  Хрюнде,  посюсюкал,  и  жаба,  к  удивлению и ревности

Мрака, преспокойно пошла к придворному, позволила взять себя на руки.

     — У нас в саду есть любимая тропка,  — пояснил Манмурт.  Он бросил быстрый

взгляд на Аспарда. — Я отпускаю ее прыгать без всяких поводков, а она за это не

убегает.

     — Смотри, убежит — голову снесу!

       Не убежит,  — заверил Манмурт. Он снова посмотрел на Аспарда, попятился

к дверям. — Там в саду вдоль стены еще человек двадцать стражей. Враз изловим.

     — А-а-а...

       Она это понимает, — закончил Манмурт, — и не убегает. Пойдем, чудовище!

     Он  торопливо унес Хрюндю,  только сейчас Мрак увидел,  что Аспард все еще

стоит у  порога,  весь вытянувшийся и застывший,  словно проглотил кол и боится

пошевелиться.

     — Ага, — сказал Мрак. — Это уже становится привычно. Неужели снова?

      Опять, Ваше Величество, — ответил Аспард в отчаянии. — Он... сумел.

       Но...  как?    выдохнул Мрак.    Ты ж сам расставлял стражу!  И в той

комнате, где кувшин, кого-то прятал...

       Ничего не понимаю... — произнес Аспард. — Режьте меня, Ваше Величество,

но я ума не приложу,  как он сумел пройти через три кордона стражи, а потом еще

и ухитрился незаметно вынести кувшин! Его даже не видели. В комнате мы оставили

Лубоеда,  это ж зверь,  не человек!  Попади в его руки Заур, нам бы вешать было

нечего. Но Лубоед сидел перед кувшином, не сводил глаз...

     Мрак подумал, буркнул.

        Ну  насчет не  сводил глаз,  ты  же сам понимаешь...  Просидеть ночь в

пустой комнате — любой заснет!  Да еще не сводить глаз с блестящего кувшина. Но

все равно, если

     твой Лубоед сидел прямо перед кувшином...  Но в  самом деле в  той комнате

одна дверь, а окон нет вовсе?

        Клянусь,    сказал  несчастный Аспард.    Не  знаю  просто...  Пойти

напиться,  что ли?..  Вам пора гнать меня со службы, Ваше Величество. Щас пойду

напьюсь и по бабам, и по бабам...

     Мрак поинтересовался ядовито:

     — Что это про баб вспомнил? Впервые от тебя про них слышу.

       Бабы? Да они проходу не дают.

     — Счастливчик! Так пользуйся. Аспард тяжело вздохнул.

       Они из-за вас не дают проходу, Ваше Величество!

       Как это?

       Да все допытываются,  кто к  вам ночами в  спальню бегает.  Вроде бы не

заметили, но кто ж поверит! Такой мужчина и без женщины...

     Мрак хмуро вспомнил великолепную красавицу,  что  так умело затащила его в

темный угол, дернулся, ощутил укол в груди. Черт, а если она всерьез?.. Да нет,

женщины любят красавчиков,  не с его рожей на что-то надеяться. Просто она, уже

сумев  при  всех  затащить его  в  ту  комнатку,  теперь может свысока на  всех

посматривать,  играть бровками и намекать, что она теперь что-то да значит, что

тцар по ее просьбе может кого-то наградить,  а  кого-то и  в темницу...  И цена

таких красоток сразу вырастает до небес,  их внимания добиваются даже те, чьего

внимания она сама недавно добивалась без толку...

     Перед глазами встало детское личико Кузи с  очень серьезными глазами.  Вот

единственная,  кто его в самом деле любит. Кузе неважно, какая у него конопатая

морда,  она его в  волчьей личине любила...  Вот уж в  самом деле,  невзирая на

внешность!

     Он криво улыбнулся.

     — Погоди,  пусть дожди вобьют пепел в землю, — сказал он. Аспард не понял,

но сказал на всякий случай:

     — Да,  когда пепел в землю... да еще после теплого дождика, то такая трава

вымахает!

       Вот тогда и попасемся, — закончил Мрак. — А пока все эти бабы для меня,

как вон те камни в стене... Ты там скажи, что прием начну чуть позже.

     — А куда сейчас? — спросил Аспард быстро. Мрак поморщился:

     — А тебе зачем?

        Охрана,    ответил Аспард твердо.    Я должен заранее знать обо всех

передвижениях Вашего Величества. Боюсь, что враги еще не все сгинули!

       К колдуну загляну,  — объяснил Мрак с неохотой.  — Только ты делай так,

чтоб я твоих глаз и ушей не видел вовсе.  И чтоб не толклись у меня под ногами.

Затопчу.

     Он  по  привычке  ногой  распахнул дверь,  спохватился,  колдуны    народ

пугливый, сразу заорал с порога:

       Привет,  дружище, успокойся!.. Не надо выпрыгивать из окна. Все хорошо,

все поют. Просто зашел тебя проведать.

     Колдуна в самом деле трясло,  даже побелел и глаза выпучил. Мрак смахнул с

прежнего сундука кучу хлама,  но для колдуна явно драгоценного хлама, а то и не

хлама вовсе, сел, по-хозяйски огляделся.

       Ну, — сказал он, — сделал? Колдун вздрогнул:

     — Что, Ваше Величество?

       Список, грю, составил?

     Колдун чуть расслабился, развел руками.

     — Я полагал, что Его Величество, то есть Ваше, изволило пошутить...

     — Я человек серьезный, — объявил Мрак. — Вообще я не человек даже, а тцар!

Составь список, что те надо, а я из-

     волю  велеть,  чтоб  тебе собрали.  Даже если надо какой-нить разрыв-травы

накосить,  то скажи. Накосют!.. Да не лови сам всяких там жаб да летучих мышей,

не лови! Не солидно. Пусть молодые для тя ловят. Ты только пальцем указуй. Есть

у тебя палец? Ну, вот видишь!..

     Колдун  топтался  перед  ним,   Мрак   спохватился  и   жестом  указал  на

единственное  кресло.   Колдун  опасливо  присел,   но  на  самый  краешек,  не

разваливаться же  перед правителем страны,  сочтет неуважением,  тут же  голому

долой либо еще хуже — отстранит от занятий колдовством и магией.

     Странное чувство самым  краешком коснулось сердца  Мрака.  Он  не  шугнул,

позволил  потереться  мягким  кошачьим  боком,   впустил  вовнутрь,   а  потом,

побуждаемый этим неведомым, пробурчал:

       Тцар я или не тцар?  Слушай,  властелин молний,  а что,  если я восхочу

узнать больше о мире?

     Колдун отшатнулся:

       Ваше Величество, вы не к тому обратились! Во-первых, властитель у нас —

это вы,  Ваше Величество,  Яфегерд Блистательный,  защитник справедливости, меч

гнева и... многое другое. Во-вторых, я знаю только свои немногие трюки...

     Мрак покачал головой.

       Колдун,  я,  хотя еще не совсем дряхлый дед, но успел кое-что увидеть в

этом мире.  Не тцары правят,  а правят ими колдуны,  чародеи,  волшебники. Но и

они,  сами того не подозревая,  выполняют волю богов...  с чем я по молодости и

еще  почему-то,  но  не  согласен!  Простых неграмотных селян,  тцаров и  богов

объединяет то,  что они ведомы чувствами.  А  чувствами ведомы и  лесные звери,

птицы и гады, даже жалкие тли. Только колдуны ртараются жить по разуму.

     Старый колдун посматривал то пристально,  то отводил взор, вздыхал, иногда

оживлялся,  а когда Мрак закончил, из впалой старческой груди вырвался глубокий

вздох:

       Благородный тцар... Увы, это у тебя возникло вот

     прямо сейчас...  я  же вижу,  и  пройдет раньше,  чем ты переступишь порог

обратно.  Чувства чересчур сильны,  они  побеждают и  в  наших душах.  И  тогда

могучий  разум  колдуна  начинает служить  простейшим желаниям:  жажде  власти,

женщин,  богатства,  признанию своей мощи народом и  тцарями...  Немногие могут

избегнуть этого соблазна.  А если честно, я не знаю таких. Так что, наверное, у

тебя самый правильный путь... Идти за своим чутьем!

     — За чутьем? — переспросил Мрак.

     — Да, Ваше Величество.

     — Значит, нет точных правил, как жить верно?

       Пока только чутье, — повторил колдун. Мрак вытащил из кармана амулет.

       Ладно,  чуйствами, так чуйствами. Ты мне вот чё скажи... Если эту штуку

продать, чё-нить дадут?

     Колдун опасливо рассматривал загадочную штуку, даже весь вытянулся, отчего

старческая черепашья шея удлинилась,  стала похожей на шею старого гусака. Лицо

медленно бледнело, а лоб покрылся мелкой испариной.

       Вряд ли, — сказал он наконец неестественно хриплым голосом.

     — Чё? — спросил Мрак. — Ничо не стоит?

       Наоборот, — выдохнул колдун, — Ваше Величество, этот амулет — бесценен.

       Ого!.. А чем он хорош?

     Колдун пристально и с некоторым страхом всматривался в значки на амулете.

        Если Ваше Величество повернет вот так к  свету и  чуть сдвинет большой

палец... ну, чтобы я рассмотрел те руны.

     Мрак протянул ему амулет.

     — Дык возьми и прочти сам!

     Колдун отпрянул, опасливо посмотрел на Мрака.

     — Я не посмею...

       Да не жмись,  — сказал Мрак сердито. Он насильно сунул амулет колдуну в

ладонь. — Читай, что там!

     Колдун повернулся к окну, солнечный луч упал на матовую серую поверхность.

Значки загорелись оранжевыми черточками,  словно там побежали крохотные реки из

расплавленного золота.

     Мрак наблюдал,  как с трудом шевелятся губы колдуна. Испарина превратилась

в  крупные капли  пота.  Глаза  испуганно мигают.  Испуганным взглядом попросил

прощения за  остановку,  разложил по  столу пергаментный свиток.  Дряблый палец

ползал по строчкам, загогулинам, сравнивал, губы зашевелились снова. Когда Мрак

уже начал терять терпение, колдун воскликнул:

       Ваше Величество, боги к вам благоволят!

       В чем же?

       Этот амулет... Я просто не знаю, есть ли могущественнее...

       Ого, — сказал Мрак с интересом, — если я, скажем,

     закажу сейчас жареного быка, то враз появится?

       Нет, Ваше Величество...

       Ну, а оленя?

       Нет, Ваше Величество...

       Гм, ну хотя бы кабанчика?

     — Увы, Ваше...

     Мрак сказал язвительно:

       Ну хотя бы жареную мышь?

       Ваше Величество, — повторил колдун, — увы, даже жареного муравья. Как и

сундуков с  золотом.  Даже одной медной монеты не  даст!..  И  вообще ничего не

даст.

     Мрак решил, что догадался:

       Тогда отнимет?.. Вот тут у меня родимое пятно на

     спине — снимет?

        Ваше Величество,  — сказал измученный колдун,  — этот амулет ничего не

дает и не отнимает. Однако же, что важно, он не раз спасал жизни.

     Мрак сказал с интересом:

       Но морда у тебя такая, что ты сейчас скажешь, «но»...

       Вы правы,  Ваше Величество,  — проговорил колдун.  Он низко поклонился,

скрывая изумление. — Вам что, опять видение какое-нибудь было?

     — А что, заметно? — спросил Мрак.

       Вы стали очень проницательны, Ваше Величество. Даже страшно.

     — А, ну тогда сразу признавайся, у кого кур крал?.. Ладно, это шутю... Все

звезды,  звезды.  Они даже козу проницательной сделают.  А  я  ж  тебе не коза,

верно? Или не совсем коза?.. Так в чем мощь амулета?

     Восторг  в  глазах  колдуна  угас,  проницательный человек  сперва  должен

спросить, в чем опасность, а не про мощь находки.

       Ваше Величество, — сказал он, — амулет сокращает вашу жизнь. В этом его

мощь и... слабость.

       Ну-ну. Как это?

       Представьте себе,  вы отправляетесь на поиски сокровища, чтобы принести

своей девушке.  Просто такой случай в  самом деле был с  этим амулетом,  хорошо

описанный в  старой легенде,  потому я  вам  его и  выдаю,  можете проверить...

Девушка проводила героя, обещала ждать. На пути, как водится герою, он встретил

зверей,  чудовищ,  врагов... Но дивное свойство этого амулета в том, что, когда

воззовешь к  нему,  он сокращает...  нет,  точнее,  он ускоряет вашу жизнь!  Вы

начинаете двигаться в  два  раза быстрее,  в  три,  десять или  во  сколько раз

захотите.  Все вокруг едва шевелится, а то и вовсе останавливается, а вы — нет.

Вы  можете сто раз ударить врага,  когда он  замахивается только в  первый раз,

пойти пообедать и  вернуться в  тот момент,  когда он опускает меч на то место,

где вы стояли...  по вашему времени час назад.  Представляете?  Вы можете снять

ожерелье с  шеи  тцарской дочери,  войти в  ее  спальню,  заглянуть в  тцарскую

сокровищницу... и не только заглянуть, но и унести оттуда все, что пожелаете...

     Бы можете садиться за любой стол, а вас даже не успеют заметить...

     Он размахивал руками,  голос стал громким,  взволнованным, глаза блестели.

Несмотря на какое-то «но», понял Мрак, колдуну очень хотелось бы завладеть этим

амулетом. Но что-то колдуну мешает это сделать. И когда колдун с явной неохотой

протянул амулет Мраку,  Мрак понял,  что  это нечто мешавшее находилось не  вне

колдуна,  а  внутри его.  То,  что  Олег  трудно и  заумно называл нравственным

законом,  а  простодушный Таргитай просто душой или совестью.  А  ведь колдун с

таким амулетом в  руке уже неуловим,  непобедим.  Всего-то сказать вслух нужное

слово...

     Мрак сказал с сочувствием:

        Остановись.  Я уже как-то и что-то сообразил.  Видишь,  меня для этого

даже не пришлось дубиной по голове. Умный у вас тцар, верно?.. Повезло Барбусу.

Так в чем опасность?

     Колдун остановился на  полуслове,  посмотрел на  Мрака непонимающе.  Глаза

померкли,  он весь сгорбился,  развел руками,  а голос показался поникшим,  как

старая трава под сильным морозом:

       Тот герой всех победил,  миновал все ловушки,  взял сокровище.  А когда

вернулся...

       Ну-ну?

     — Девушка увидела вместо молодого парня,  что уходил,  уже седого мужчину.

Правда, с ним были сокровища... И еще одно: она его любила по-прежнему, так что

все закончилось вроде бы хорошо.  Хоть злые языки и  говорили,  что она приняла

его из-за сокровищ...  Но известно, что он поклялся никогда не брать тот амулет

в руки.

     Мрак подумал, фыркнул:

       Ерунда. Ну, постарел он на день-другой. Но чтоб настолько?

       Ваше Величество, — промолвил колдун с печалью. —

     Каждый клянется себе,  что будет пользоваться амулетом только в те минуты,

когда надо спасти жизнь.  Но  на  самом деле получается,  что  каждый при любой

возможности старается плюнуть соседу в суп, пнуть чужую собаку, заголить платье

незнакомой женщине... Слаб человек!

       Но зато,  — возразил Мрак,  — умирая,  может с гордостью сказать:  зато

пожил в свое удовольствие!  Говорят же, что лучше короткая жизнь, но со славой,

чем длинная, но неинтересная...

        Говорят,    согласился колдун.  — А что еще могут сказать?..  Даже на

смертном ложе  мужчины  не  любят  сознаваться в  дурости...  Когда  умирает от

дряхлости,  ему все равно,  сколько было золота, женщин, сколько убил, зарезал,

задушил.  Он смотрит на молодые лица своих друзей и думает:  каким дураком был!

Сейчас бы, дескать, и я вот так бы...

       Гм, — сказал Мрак задумчиво. — Как, говоришь, им пользоваться?

     Колдун пожал плечами.

       Легенды говорят,  что  доблестный Хилиаф  просто  сказал заветные слова

вслух.  И враги застыли...  Наверное,  все зависит от того, как громко скажешь.

Умоляю,  Ваше  Величество!  Не  пользуетесь ни  разу.  Ваша  жизнь нам  дорога.

Барбуссия словно  проснулась,  жизнь  закипела.  Вы  молоды,  но...  это  такой

соблазн! Я верю, что, единожды попробовав, трудно остановиться.

     Мрак возразил:

       Но тот же, что вернулся седым, остановился?

     — Увы,  Ваше Величество.  Он не сдержал клятвы...  Желая любовных утех, он

наедине с  собой ускорял свою жизнь,  чтобы поскорее отдохнуть и  явиться к ней

посвежевшим, отдохнувшим, удивить ее снова...

     Мрак вздохнул.

       Понятно. Намек понял. Такой амулет смертному человеку в самом деле ни к

чему.

     Он с  небрежностью сунул его в  карман.  Перед глазами встал светлый образ

Кузи, но тут же подумал, что амулет будет ускорять только его жизнь, а не жизнь

Кузи, так что в деле ожидания не поможет, а только отдалит во времени.

     Был соблазн сесть на  огненного коня,  но  пусть уж  подождет немного,  до

конца  тцарствования всего четыре дня,  а  там  они  помчатся навстречу солнцу,

навстречу ветру,  навстречу всему тому,  что  не  набежит само,  пока сидишь на

месте.

     Он заявил Аспарду,  что устал,  желает отдохнуть, пусть никакой гад к нему

не ломится,  он будет мыслить о Высоком...  привет, Олег!.. отоспится хорошо, а

утром снова что-нибудь начнут ломать. Аспард спросил обеспокоенно:

       Может быть,  на ночь теплых баб напустить на ложе?.. А то как-то чудно:

быть тцаром и не хватать, не грести их под себя.

        Все выжжено,    ответил Мрак рассеянно,    все в пепле по щиколотку.

Пусть пройдут теплые дожди,  вырастет молодая зеленая трава, вот тогда и пустим

коней!.. Да не боись, на звезды сёдни смотреть не стану.

     Аспард перевел дух,  стараясь делать это  как можно незаметнее,  закрыл за

собой  дверь.  Мрак  слышал,  как  начальник дворцовой охраны строго наказывает

бдить и  никого не пущать.  А  если кто и  полезет,  то объяснить,  что до утра

тревожить не велено,  а кто потревожит — пусть пеняет на себя.  Тцар по доброте

если и простит, то он, Аспард, три шкуры снимет.

     Через полчасика, уложив Хрюндю и сунув ей под щеку игрушку, он скользнул в

тайный  ход.  Таргитай наверняка бы  сказал  с  укором,  что  нечестно вот  так

подслушивать и подсматривать, Олег стал бы долго и путано объяснять, почему это

хорошо и допустимо,  а кончил бы тем,  что за такие вещи надо просто вешать, но

он, Мрак, не Тарх и не Олег, у него

     своя  голова,  ему  сейчас надо честно продержаться на  троне еще  четверо

суток и не завалить все дело.

     К  тому же комаров и  оборотня запускали тоже через подземный ход,  а  что

можно  врагу,  можно  и  ему.  Добро  должно  победить обязательно!  Победить и

поставить врага на  колени.  А  потом повесить,  срубить голову или посадить на

кол.

     С  узелком в  зубах он  мчался по темному туннелю,  что для него совсем не

темный,  перепрыгивал ручейки,  вовремя затормаживал на  крутых  поворотах и  в

такой вот момент,  когда заскользил лапами,  ощутил едва слышный аромат женских

притираний.

     Лапы как примерзли к полу, а уши зашевелились. Ноздри указали направление,

он втиснулся в нишу, запах стал ощутимее. В стене недоставало одного кирпича, а

с той стороны — а как же! — толстый ковер с крохотной дырочкой на нужном месте.

     Мрак  придвинулся глазом,  в  кружке появилось серое запыленное помещение,

везде хлам, пыль, старая мебель, разбитые котлы, затем уловил движение.

     Там,  в  самом  уголке,  спиной к  нему,  сидит  женщина в  плаще с  низко

надвинутым на глаза краем капюшона.  Для кого-то это просто человек в капюшоне,

но  запахи  не  только сказали,  что  это  молодая созревшая девушка,  что  она

испугана,  что уже успела проголодаться, а мозг быстро отыскал такой же запах в

памяти, и Мрак уже знал, кто сидит к нему спиной.

     Тихонько скрипнула дверь,  в помещение проскользнул еще один, тоже в сером

плаще,  что  делало  его  невидимым на  фоне  серых  стен,  капюшон на  глазах,

склоненная голова,  во  всей  фигуре —  солидность,  но,  когда увидел женщину,

бросился к ней с пылкостью юноши.

        Фрига,  — услышал Мрак приглушенный голос,  — прости,  ты опять успела

раньше меня! Давно ждешь?

     — Давно, — ответила она, — что-то случилось?

       Меня задержал Аспард.  Похоже,  что-то подозревает.  Допытывался,  не в

ссоре ли я с твоим отцом.  Дурак,  при чем тут твой отец?..  Любимая, сколько я

могу сгорать страстью? Я только тебя вижу в мечтах своих...

     Она отодвинулась от его объятий, покачала головой.

       Погоди,  милый Сигизель... У меня плохая новость. Когда отец узнал, что

тцар отпускает меня, он тут же вознамерился выдать меня замуж за Рагнара!

        Рагнара?    воскликнул Сигизель.  Мрак отметил,  что  в  голосе юноши

прозвучал страх. — Но почему вдруг?

        Отец  понимает,  что  Рагнар уже  готов  захватить трон...  И  вот-вот

захватит.  Потому выдать меня за Рагнара все равно,  что за тцара.  Даже лучше,

чем за этого...  который нас так удивил. А Рагнар добивается меня потому, что я

— из рода Тараса,  самого первого тцара не только Барбуссии,  но и всей Куявии,

Артании,  Славии... Сам он ведет род от Терто глава, который был однажды тцаром

в  Барбусе,  а потом казнен...  Он считает,  что в нашем ребенке сольется кровь

двух тцарственных ветвей,  что не только упрочит положение трона, но и позволит

претендовать на земли Куявии, Артании...

     — Что за бред?

       Бред... но не совсем бред, ты же знаешь. Он прошептал:

     — Знаю...  Черт бы побрал нашу тцарскую кровь!..  Я готов родиться простым

пастухом, только бы мне с тобой, только бы оградить тебя от всего на свете.

     Она сказала печально:

       Это для тебя ничего не значит,  что ты сын тцара!  Как и для меня,  моя

принадлежность к  древнему роду  тцаров,  династии которых давно  нет.  Но  вот

Рагнар только и  говорит о  своем кровном родстве с тцарской ветвью династии!..

Сиг,  на беду, многие придают этому значение. Так что если Рагнар добьется моей

руки,  то  у  него  будет поддержка даже  тех,  кто  пока на  него не  обращает

внимания. Род Кледогостов, напри-

     мер, или даже могучий клан Земейтисов — они всегда готовы поддержать того,

кто хоть краешком близок к родне Тертоглава...

     Он сказал внезапно:

     — А ты можешь объяснить,  почему тцар вдруг так переменился к тебе?.. Я до

сих пор жду от него какую-то ловушку.

       Не знаю,  — сказал она растерянно. — Он меня тогда просто ошеломил... Я

была,  конечно,  дурой,  что  вот  так  с  ножом...  Просто отец  довел меня до

крайности.  Но тцар...  Обезоружил легко,  обращался,  как с ребенком. Пообещал

помочь и при первом же удобном случае... ну, ты помнишь.

       Как-то странно себя держит. Не находишь?

     — А разве не странно,  что для него звездное небо дороже всех женщин, всех

завоеваний,  всех сокровищ?  Все  тцары либо воюют,  либо пьют да  насилуют,  а

этот...  Нет, Сиг, если ты думаешь, что от него можно получить какую-то защиту,

то выброси из головы! Этот слизняк помочь ничем не может.

     Он вздохнул, с силой потер лоб.

        Конечно,  он странен...  Вся страна говорит,  как он захватил крепость

артанцев!.. Но такие вспышки не могут быть долгими. Завтра-послезавтра он снова

займется только звездами.  А нам надо самим...  Но что? Фрига, я ничего не могу

придумать, кроме...

     — Чего?

       Нам нужно бежать. Просто бежать ко мне в Вантит. Я объясню отцу все, он

поймет и простит.  У меня строгий,  но справедливый отец. Он тебя полюбит. Если

ты решишься...

     В  его  глазах была безумная надежда,  лицо побледнело.  Фрига протянула к

нему руки.

       О, Сиг!.. Я так ждала, что ты предложишь мне это!.. Если ты решишься, я

готова хоть сейчас.

     Он сказал торопливо,  словно бросаясь головой в  пропасть,  отрезая путь к

отступлению:

     — Тогда с наступлением ночи. Я подберу коней, ты ведь

     умеешь верхом?.. В полночь встретимся, я договорюсь со стражами ворот...

       Милый, я не умею...

     — Хорошо, я достану повозку.

     — Да, но на воротах люди Рагнара! Он сказал успокаивающе:

       Фрига,  там дежурит один старший офицер,  он мой должник.  Там даже два

моих должника,  один никак не отдаст мне две золотые монеты,  а второй проиграл

своего коня... Я им прощу долг, а они нас выпустят незаметно.

     Мрак отступил и  тихонько побежал в сторону выхода на поверхность.  Чем-то

смешны и близки эти несчастные и в то же время счастливые,  ибо хоть против них

и весь белый свет, как им кажется, но что им белый свет, когда они двое заодно?

     Солнце еще  не  опустилось даже  за  крепостную стену,  а  закат  пылал на

полнеба    багровый,  налитый  горячей кровью,  пышущий вечерним жаром.  Мрак,

пригибаясь,   выбрался  из  подземного  хода,   задвинул  камни  и  выскользнул

незамеченным на  тихую  улочку.  Легкий ветерок освежал кожу,  он  снова  будет

привлекать внимание  могучим  обнаженным торсом  варвара,  и  никто  не  увидит

сходства с  властелином.  Да  к  тому же  волосы растрепал пострашнее,  смотрит

исподлобья, щас начнут шарахаться...

     Ветер доносил из-за  высоких заборов шелест молоденьких девчачьих березок,

смешливых  и  хитрых,   украдкой  приподнимающих  зеленые  ветви  с  блестящими

листочками,  чтобы он  посмотрел на  их белые чистые тела с  множеством веселых

темных веснушек.  Ветерок принес и далекие голоса иволг,  скворцов,  галок, что

гоняются друг за другом по кругу,  то ли дерутся,  то ли упражняются в  учебном

бою под бдящим взором пернатого Щербатого.

     Базар уже  затихал,  народ расходился,  и  Мрак  довольно быстро сторговал

довольно крепкого коня. Барышник был счастлив позднему покупателю, конь покорно

дал влезть на

     себя грузному седоку,  вздохнул и пошел неторопливой рысью, Когда миновали

городские врата, Мрак заставил перейти на лихой галоп.

     Вскоре  чуткие уши  уловили негромкий мощный рокот  далеких волн,  но  еще

раньше  ноздри  поймали  бодрящий аромат  соленой  воды.  Он  знал,  что  скоро

привыкнет к  этому аромату и  перестанет его замечать,  зато бодрящим покажется

запах луговых трав или даже прокаленный воздух нагретых солнцем скал, но сейчас

с  удовольствием  ловил  ароматы  морских  водорослей,   просмоленного  дерева,

диковинных пряностей и всего того непривычного, чудесного, что приносят с собой

корабли из дальних неведомых стран.

     Показался лес мачт,  вырос.  Открылась бухта,  кораблей в ней десятка два,

пять из них вплотную к длинному пирсу.  Видны крохотные фигурки,  что с мешками

бегут по мосткам с корабля к длинным сараям и обратно.

     В ароматы моря добавились запахи дыма,  смолокурен,  жареного мяса и рыбы.

Дорога резко пошла вниз.  Конь осторожничал,  Мрак нетерпеливо ткнул каблуками,

дома понеслись навстречу вскачь.

     Первыми  пошли  смолокурни  и  плотницкие,  всем  кораблям  после  долгого

плавания  нужно  что-нибудь  заново  просмолить да  отремонтировать,  дальше 

оружейные,  булочные, мясные лавки, таверны, столько нет во всем городе, начали

попадаться  полураздетые  женщины,   уже  пьяные,   что  предлагают  себя  всем

встречным.  Встретились прокаленные южным  солнцем  и  морским  ветром  моряки,

хорошо одетые купцы,  к которым боязно подойти, потому что сразу видно, что это

за  купцы,  здесь  же  попадались и  беглые солдаты,  слепой их  не  отличит от

остальной рвани,  а также всевозможные контрабандисты, воры, игроки, вся пена и

вся грязь,  которую Барбус уничтожить не  может и  даже не пытается,  а  только

держит ее вдали от своих чистых, словно вымытых стен.

     По причалу навстречу шел усиленный патруль: четверо

     стражей с офицером впереди.  Стражи не из новичков,  видно,  сюда слабаков

лучше не посылать вовсе,  закаленные ветераны,  крупные и крепко сбитые, лица в

шрамах, глаза цепко высматривают, кому дать в морду.

     Едва он  показался на  пирсе,  ему  замахали руками всевозможные торговцы,

которые  не  стали  тратиться  на  пошлину  ради  посещения  городского базара,

закричали,  расхваливая  свой  товар:  чернокожих  рабынь,  благовония,  черное

пахнущее  дерево,  корешки  для  колдунов,  жемчуг,  оружие,  попугаев,  дивной

расцветки ящериц и множество заморских диковинок, на которые можно любоваться с

утра до вечера.

     Мрак ехал с надменным видом, не поворачивая головы и ни к чему не проявляя

интереса.  Даже  глазом  не  повел,  ибо  тут  же  бросятся,  начнут хватать за

стремена,  буквально стянут с  седла и  всучат какую-нибудь гадость,  к тому же

обязательно обнаружишь себя с вывернутыми карманами.

     Домишки и  склады тянулись до  самой  горы  Карадар,  что  отвесной стеной

поднимается к небу. По мере удаления от моря дома превращаются в халупки, здесь

немилосердно воняет отбросами,  бродят тощие злые собаки с  поджатыми хвостами,

не раз видел пьяных в лужах,  которых принимал сперва за трупы,  на куче мусора

лежала  вдрызг пьяная женщина,  совершенно голая,  уже  немолодая,  со  вздутым

животом и свесившимися набок жидкими грудями.

     Он заметил нечто вроде постоялого двора, въехал во двор, набросил повод на

крюк в столбе коновязи.  В дверях пришлось пригнуться, на пороге постоял, давая

глазам привыкнуть к дыму и чаду. Всего два стола, широкие дубовые лавки, воздух

липкий и смрадный, со стороны кухни валят запахи жареной рыбы.

     Появился хозяин, Мрак протянул ему серебряную монету.

     — Одну комнату,  — сказал он, — на ночь. Чистую. Понял? И еще... я оставил

вот там коня. Накормить, напоить, понял?.. Я отлучусь здесь в одно место...

     Последние слова он сказал медленно и значительно, чтобы хозяин понял, куда

он идет, и проникся. Хозяин вздрогнул, сказал торопливо:

       Будет сделано. Чистую комнату, коню — отборный овес... Обедать будете?

       На обратном пути, — отрубил Мрак. — Сперва — дела...

     Он  ушел  пешком,   на  спине  чувствовал  взгляд  хозяина.  Если  кого  и

заинтересует одинокий всадник,  то знакомство с ним отложат до ночи,  раз уж он

заплатил уже за ночь вперед...

     Он шел ровным шагом,  не оглядывался,  но чувствовал обволакивающие липкие

взгляды.  На  него смотрели исподлобья пьяные солдаты,  растрепанные девки,  из

окон выглядывали странные люди с бледными,  словно посыпанными мукой лицами. Ни

разу не встретил ребенка,  не услышал детских голосов,  даже подростков нет,  а

только те,  кто затонул,  чьи обломки выбросило на жизненный берег здесь, среди

подобных гниющих отбросов.

     Вход в пещеру он заметил издали.  Возле нее четверо играют,  конечно же, в

кости.  Еще двое на костре жарят рыбу.  Никто вроде бы не охраняет вход, но как

ни попытайся к нему подойти, обязательно помешаешь либо игрокам, либо рыбистам.

     Он долго карабкался в  обход,  взобрался слева от входа повыше,  ударился,

обратился в волка,  полежал, приходя в себя, а потом толкнул намеченный камень.

Булыжник покатился сперва бесшумно,  потом с грохотом, напугал игроков, а затем

докатился до костра и остановился перед горкой рыбы.

       Что за черт? — крикнул один из тех, кто жарил рыбу.

     Он поднял глаза и  успел увидеть,  как за спинами глядящих на него игроков

крупная черная тень скользнула ко входу в пещеру.

       Волк! — заорал он.

     Стражи оглянулись, руки сразу выхватили мечи, но все было тихо. Один игрок

рыкнул сердито:

       Какой волк полезет в пещеру?

     — Я сам видел! А кто, по-твоему, камень свалил?

       Сам упал.

     — Дурак!

     — Да? Подойди ближе и скажи еще раз,

     — Да пошел ты... Не веришь — не надо.

     Игрок убрал меч и снова взял стаканчик с костяшками в руку.

       Если даже и волк, то больной или бешеный. Там его сразу зарубят.

     Стены широкого туннеля мелькали с такой скоростью, что сливались в пестрые

ленты.  Но никто не погнался,  Мрак замедлил прыжки, а потом и вовсе перешел на

шаг. Свет был далеко в глубине, а здесь полумрак, но волчье зрение и острый нюх

давали картину куда ярче и насыщеннее, чем могут узреть те жалкие существа, что

собрались в пещере...

     Он  замедлил  шаг,  потом  прижался  брюхом  к  вытертому подошвами камню,

прополз.  Замер,  прислушиваясь к голосам, прошли совсем близко, снова прополз.

Пещера  раскрывалась огромная,  со  свода  нависали сталактиты,  но  внизу  все

срублено, убрано, только вдоль стен остались камни, глыбы, обломки сталагмитов,

сюда  их  и  сносили,   и  Мрак  начал  пробираться  вдоль  стены,  затаиваясь,

прислушиваясь.

     Воздух  в  пещере  спертый,  душный,  сильно воняет крепким мужским потом,

кислыми  шкурами,  кислым  вином.  Полумрак,  подумал Мрак,  но  это  для  меня

полумрак, а эти все пробирались сюда почти в темноте. Или же при свете факелов,

которые потом зачем-то погасили?

     Он смотрел и не верил глазам. В пещере чинно расположились сотни мужчин, а

сам воздух,  как сказал бы мудрый Олег,  пропитан насилием. При каждом дубинки,

мечи, ножи, а все как на подбор — матерые, крепкие, звероватые.

     Каждый из них — вожак, у каждого под началом от

     десятка до сотни человек. У этих разбойников

     поделен как Барбус, так и сама Барбуссия. Здесь

     собрались вожаки всех разбойничьих шаек, готовится

     что-то необычайное...

     Он  вздрогнул,  между  сидящими  пробирается  человек  в  длинном  одеянии

странствующего торговца, плащ покрыт пылью, волосы тоже в мелкой дорожной пыли.

Мрак  принял его  сперва за  бродячего торговца,  но  человек прошел достаточно

близко,  и ноздри вздрогнули,  затрепетали.  Запах показался чересчур знакомым.

Нет,  не  слишком чересчур,  но знакомым,  Мрак повел носом вслед,  человек уже

удалялся,  и тут как молния осветила тьму:  так это же Верховный жрец сунулся в

это гнездо,  вдруг да  начнет уговаривать их бросить грабеж и  заняться честным

трудом...

     Мрак даже привстал, не зная, то ли заорать вслед, чтобы не делал глупости,

то  ли броситься и  остановить простодушного дурака,  но Верховный жрец прошел,

переступая через ноги,  в  самую глубину пещеры.  Там на широком камне трепетал

слабый огонек крохотного светильника.

     На Мрака сзади цыкнули,  он заворчал в ответ, но послушно сел. Жрец присел

в сторонке от камня,  склонил голову в молитве.  Сердце Мрака стучало часто, во

рту  стало сухо.  Как  только этот прекраснодушный дурак откроет рот  и  начнет

увещевать этих зверей,  его  тут  же  забьют,  затопчут,  разорвут с  хохотом в

клочья...

     Голова разогрелась от попыток что-то придумать,  он бросал быстрые взгляды

по  сторонам,  разбойников слишком много,  все крепкие,  безжалостные,  всех не

перебьешь, кто-то да шарахнет по голове, а дубины у всех увесистые...

     Когда он снова бросил взгляд в середину пещеры, там возле огонька появился

человек,  и Мрак понял сразу, что это и есть Заур. Лицо оставалось в тени, да и

сам он в тени, а отблеск хилого огонька высветил только пару крупных чешуек

     из  металла  на  плече  вожака  разбойников,  но  двигался  он  с  грацией

прирожденного хозяина любой толпы, любой стаи.

     Он вскинул руку, мало кто это заметил в темноте, заговорил сильно и мощно,

красивым мужественным голосом человека, рожденного водить в бой целые армии:

       Братья!..  Я очень редко собираю всех вас на большой сбор. Но у каждого

из вас от десятка до сотни людей...  а  я  хочу,  чтобы это знали все и  были к

этому готовы.

     Мрак   косил   глазами   по   сторонам,   легендарного  Заура   слушают  с

благоговением, глаза в полумраке блестят, рты приоткрыты. Даже перестали сопеть

и переругиваться, слушают и слушают, как никто не слушал даже Верховного жреца.

Мрак поискал его взглядом,  но  слабенький огонек трепетал,  по  стенам прыгали

огромные угольно-черные тени, и он снова ощутил, как по спине пробежал мороз от

сильного, уверенного и безжалостного голоса Заура:

        Всем тихо!  Это кто там чешется?..  Ты,  Ворчило?  Один из разбойников

сказал торопливо:

        Что вы,  атаман-барон!..  Я не посмею!..  Да укажите мне на того,  что

чешется, я его раздеру голыми руками!

     Заур кивнул, сказал уже спокойнее:

       То-то.  Меня слушать надо внимательно.  Мы  долго занимались грабежами,

убийствами, насиловали невинных... Но с этим надо кончать.

     В пещере воцарилась мертвая тишина. Разбойники боялись дышать, смотрели на

атамана расширенными глазами.  Он сел на камень поменьше,  добавил в светильник

масла, огонек разгорелся, осветил сильное жестокое лицо. Видно было, как атаман

откуда-то из темноты выудил кувшин вина,  налил себе в  появившийся кубок.  Все

молча  смотрели,  как  он  поднял  кубок,  полюбовался  драгоценными камешками,

медленно и неспешно выпил.

     Мрак в своем убежище вздрогнул, когда атаман с силой

     ударил  кубком по  каменной плите.  Заур  поднялся,  вскину,  руки,  голос

прогремел, как гром:

     — С этим надо кончать!  С грабежами,  разбоями!.. Это раньше мне нравилось

водить за  нос стражей,  городские власти,  а  потом и  самого тцара...  Но  не

сейчас. Говорю вам, что отныне мы перестаем заниматься грабежами. Поняли?.. Кто

все еще не понял,  объясняю:  мы возьмем власть в Барбусе. Я стану тцаром, вы —

придворными,  властелинами крепостей,  богатых имений,  каждый из вас получит в

собственность деревни с тихим работящим народом... Вам не надо будет воровать и

грабить тайком. Вы все это будете делать открыто! И стражи будут охранять вас.

     По  рядам  разбойников прошло  легкое  шевеление.  Многие еще  смотрели на

атамана выпученными глазами,  тутодумные, не способные вовремя следовать за его

мыслью,  знающие только,  за  какой конец дубины хвататься.  Другие же начинали

неуверенно улыбаться, толкали друг друга локтями, тихонько переговаривались.

     Атаман зловеще улыбнулся.

       Что, начинаете соображать? Да, это будет смена династии. Как уже не раз

бывало.  Я  не  буду тцаром хуже,  чем нынешнее ничтожество,  а  вы  не  будете

правителями хуже,  чем та  мразь,  что заполнила дворец.  А  простолюдины так и

вовсе не заметят разницы... Их грабили всегда. Им даже станет лучше...

     Разговаривали все  громче,  уже  сообразив,  что пришло время обмениваться

мнениями. Кто-то не вытерпел, крикнул: — Почему?

     Атаман ответил весело:

       Сейчас их грабит барон, и грабим мы. А потом будем грабить только мы...

то есть бароны.  А пока новые грабители появятся — время пройдет.  Да к тому же

мы их враз сотрем в пыль.  Мы же знаем, где они будут прятаться и как они будут

действовать!

     В пещере медленно нарастал шум,  пошли разговоры, выкрики. Мрак видел, как

на лицах появляется сперва недоверие,  потом переходит в  изумление.  А в конце

концов  все  начинают  ликовать,  ибо,  похоже,  их  атаману  всегда  удавалось

задуманное. Значит, получится и на этот раз.

     Мрак выходил вместе со всеми, когда вдруг негромкий голос окликнул:

       Эй, лохматый!

     Заур стоял с  двумя могучего сложения вожаками,  все  трое смотрели в  его

сторону. Мрак покосился по сторонам, бежать невозможно, из пещеры выходят сотни

мужчин,  не пробиться,  нагнал на себя вид позвероватее, засопел и повернулся к

Зауру.

       Эт меня, что ль?

       Тебя,  тебя,  — сказал Заур весело.  — Подойди ближе!  Мрак сделал пару

шагов, остановился, словно в раздумье.

     Заур  поманил пальцем,  Мрак вынужденно приблизился.  Ноздри начали ловить

странный аромат,  аромат дорогих благовоний, да не просто дорогих, а тех самых,

которыми всегда пахнет от Верховного жреца...

     Он чувствовал, как глаза лезут на лоб. Правда показалась чересчур нелепой,

он  раскрыл рот  и  смотрел на  Заура уже не  прикидываясь,  с  самым искренним

удивлением,  пораженный,  убитый,  раздавленный,  разгромленный еще  до  начала

схватки.

     Заур сказал с интересом:

       Что-то я  тебя не видел раньше,  герой.  А  с твоей фигурой трудно быть

незамеченным.

     Мрак пробормотал:

     — Дык я того...  Дык я это...  Недавно...  Наших повязали на море, я побил

пятерых,  потом прыг за  борт и  вот  доплыл.  Щас у  меня ватага в  двенадцать

человек, но... думаю, будет

     больше.

       Будет,  — согласился Заур.  Он всматривался в Мрака,  спросил: — Я тебя

нигде раньше не видел?

     — Ха, — сказал Мрак, — я б тоже запомнил!.. Самого Заура увидеть!..

     Он  шумно  высморкался,   вытер  пальцы  о  штанину.   Заур  обронил,   не

поморщившись:

       Ты выглядишь очень сильным.  Когда возьмем город,  ты подойди ко мне. Я

подыщу тебе работку получше, чем командовать двенадцатью дураками.

       Премного благодарен! — сказал Мрак громко.

     Он поклонился,  попятился, рассчитанно наступил на ногу сзади. Там охнули,

выругались, Мрак легонько двинул кого-то в зубы, на том кончилась аудиенция, он

поспешил затеряться среди расходящихся главарей бандитских отрядов.

     11. ОДИННАДЦАТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Утренний туман медленно редел.  Из окна его спальни видно,  как проступили

дороги.  Нескончаемой вереницей в город и по его улицам тянутся телеги, доверху

груженные дичью,  рыбой, горшками, рулонами грубого полотна. Острые глаза Мрака

выхватили крепких волов, что тянули тяжело нагруженные белыми мешками добротные

телеги. Широкие колеса телеги оставляют глубокий след в утоптанной до твердости

камня земле,  это везут не горшки, а плотно уложенные мешки с крупной сероватой

солью, что добывают кирками в горах.

     Следом  двигались подводы с  сушеной рыбой,  Мрак  даже  уловил запах,  от

которого  в  животе  голодно  заворчало,  а  самой  красивой показалась широкая

подвода,  где  переложенные сеном  блистали расписными боками  глиняные горшки.

Мрак  вспомнил,  сколько этих горшков и  мисок бьется ежедневно,  подумал,  что

гончар возьмет неплохую цену за  свой товар,  ибо таких телег на Барбус надо не

меньше трех ежедневно...

     Он   усмехнулся,   поймав  себя  на   том,   что  мыслит,   как  настоящий

тцар-управитель, что вникает во все мелочи.

     День тянулся,  заполненный разными мелочами.  О Зауре он ничего не сказал,

хотя Аспард и  Манмурт приходили с новыми хитрыми уловками,  как поймать Заура.

Однажды  Мрак   видел  Верховного  жреца  в   его   белоснежных  одеждах,   тот

величественно прошествовал через зал,  окруженный младшими жрецами. Донесся его

ласковый усовещающий голос,  Плавунец вещал о мире,  дружбе, о вечных ценностях

человеческой души.

     Плавунец подошел,  с  достоинством поклонился.  Лицо  его  было  строгое и

торжественное,  глаза  ясные,  чувствовалось,  что  Верховный жрец  общается  с

солнечными богами.

     Мрак  постарался напустить на  себя как  можно больше надменности,  сделал

лицо капризным и брезгливо оттопырил нижнюю губу.

       Ну и что? — произнес он капризно. — Опять Заура

     не поймали?

     Плавунец развел руками.  Он опустил глаза, потом в лице что-то изменилось,

он снова осторожно поднял взгляд.

        Не удалось,  Ваше Величество...  — ответил он смиренно.  — Но ведь все

разбойники когда-то да попадаются? Быть и Зауру в петле.

       Изловим, — пообещал Мрак, глядя ему в глаза. — Изловим обязательно.

     Плавунец некоторое время  чересчур пристально всматривался в  лицо  Мрака,

потом спохватился, уронил взор.

       Да-да,  Ваше  Величество,    ответил он  поспешно.    Кто  рожден для

виселицы,  тот в море не утонет.  Но,  Ваше Величество, я хотел напомнить вам о

празднике Дня Соития.

     — А что там не так?

        Ночью  горожане  выйдут  на  площади  праздновать...  В  прошлом  году

городская стража сорок  человек зверски избила,  тридцать бросили в  тюрьму,  а

среди них были и почтенные горожане...

     Мрак кивнул.

       Ну-ну. И чего ты хочешь?

       Помягче бы, Ваше Величество! Только раз в году такой праздник. Лучше бы

вообще убрать на этот день... даже на одну ночь стражу из центра города.

     — Ага, — произнес Мрак. — Ага... Понятно.

     — Так будет мягче, Ваше Величество?

       Еще как, — заверил Мрак. — Ты ахнешь! Этот праздник они запомнят.

     Плавунец еще  раз поклонился с  тем же  величавым достоинством,  отступил.

Мрак  снова  поймал быстрый цепкий взгляд.  На  лице  Верховного жреца читалось

некоторое смятение,  словно пытался вспомнить,  где видел Его Величество раньше

или же он кого ему напоминает, но вспомнить не мог.

     В  этот раз  обед накрыли почему-то  в  другом зале.  Как и  почему,  Мрак

допытываться не стал,  просто позволил себя отвести под волосаты руки и усадить

во главу длиннющего стола.  Там на возвышении —  самое высокое кресло с высокой

спинкой,  то есть и здесь трон.  Цепким глазом определил,  что накрыто ровно на

сто человек,  значит — избранные, в эти избранные входят, помимо его советников

и военачальников, и Аспард с Манмуртом, хотя и на самых дальних от него местах.

     Он  поманил их пальцем,  а  когда оба,  покинув свои места,  приблизились,

распорядился:

       Вы оба сядьте поближе.

     Аспард даже отступил на шажок, а Манмурт сказал деревянным голосом:

        Никак  нельзя,  Ваше  Величество...  Установленные правила!  Исконные,

идущие издревле.  Нашими славными предками,  всеми коленами одобренные...  Нет,

это будет нарушение!

       Брехня, — ответил Мрак. — Это называется реформами, а не нарушениями.

     — А что ж тогда нарушения? Мрак подумал, ответил уверенно:

       Это когда нарушают другие!

     Слуги  быстро  и  бесшумно меняли блюда,  повинуясь движению бровей Мрака,

истолковывая его гримасы, повинуясь сдвинувшемуся пальцу или почти неприметному

кивку.

     Мрак начал с  супа из бычачьих хвостов,  потом пошла телятина,  говядина с

грибами,  дикие утки,  бекасы, вальдшнепы, крепкий бульон, осетрина под красным

соусом,  суп из рябчиков, вырезка из серны, каштаны с красным вином, суп рыбный

на мясном бульоне,  буженина с соусом из каштанов, глухарь и тетерки с салатом,

суп прозрачный из телячьей головки,  свежие грибы в  сметане,  фазан с салатом,

головки сыра,  стерлядь на белом вине,  утка тушеная фаршированная, заливное из

поросенка,  карп жареный с соусом из орехов,  заяц и котлеты из зайца,  жареные

мозги,  стерлядь разварная,  котлеты свиные с  горошком,  трубочки со сливками,

щука под соусом, грибы жареные, блины с семгой, пироги с семгой, карп жареный с

салатом,  осетрина и  лососина жареныя  с  салатом,  заливное из  зайца,  грибы

тушеные,  рыба  печеная,  щука с  хреном,  соус из  каштанов,  караси вареные и

жареные со  сметаной,  жареный глухарь,  судак  разварной с  соусом,  мозги под

соусом,  блины  гречневые,  поросенок фаршированный,  ветчина свежепросоленная,

говядина тушеная,  телячий рубец  под  соусом и  с  мозгами,  грудинка вареная,

курица с черносливом. Соус из сморчков с мозгами, кисель из крыжовника, холодец

из ягод,  соус из репы с маслом,  суп раковый, стерлядь, цыплята под соусом и с

раками, судак с раковым соусом, жареные голуби фаршированные, суп из гуся, гусь

фаршированный, поросенок с хреном и сметаной, окуни вареные под соусом, ветчина

с зеленым горошком,  уха из стерлядей,  суп из осетровой головы, карп печеный с

соусом из орехов,  дикий поросенок с салатом,  кисель клюквенный,  крупные ерши

жареные,  судак с  раковым соусом,  суп из  соленых рыжиков,  караси жареные со

сметаной...

     Он ел,  ел,  ел,  а  потом ушел мыслями в  будущее Барбуса.  Рядом стучали

ножами Аспард и Манмурт, еще дальше стук раздавался такой частый, что напоминал

о дожде, что барабанит в окно.

     Аспард спросил с беспокойством:

     — Что случилось, Ваше Величество?

     — Да ничего, — ответил Мрак удивленно. — А что не так?

     — Да вы как-то сразу кушать бросили... Не больны?

        Наелся,  — признался Мрак с некоторым удивлением.  — Сижу вот и думаю,

представляешь? Я-то сыт, а моя бедная жаба сидит голодная!

     Манмурт оскорбился:

        Ваше Величество!  На  что вы  намекаете?  Что я  тайком из ее мисочки,

того... кушаю?

     — Да нет, — пояснил Мрак, — но она сейчас сидит там одна...

       Это ненадолго,  — утешил Манмурт. — Простите, Ваше Величество, я всегда

хотел спросить: почему именно жаба?

       Не знаю,  — пожал плечами Мрак. — А почему бы нет? Жаба тоже человек...

Я тоже жаба, если поглядеть как следует.

       Ваше Величество, это в каком же... смысле, иносказательно?

       Все мы жабы в том или другом. Только прикидываемся разными тварями. Вот

мы даже людьми... Ты ешь, ешь! Тут всего много. У меня уже из ух полезло, а все

равно ем, раз уж задурно.

     И  все равно день проходил бестолково.  Весь в каких-то паутинных мелочах,

разборе никчемных жалоб,  дважды приходилось выходить даже во  двор,  самолично

указывать,  кто  прав,  а  кто не  прав в  извечном споре управляющих дворцом с

властями собственно города.

     Наступил  вечер,  Аспард  продолжал дышать  Мраку  в  затылок  и  едва  не

оттаптывал ему пятки.  Даже когда Мрак закончил,  как он  объявил,  с  делами и

отправился к свои покои, Аспард преданно шел сбоку и на полшага сзади, закрывая

своим телом и держа руку на рукояти меча.

     Впереди из  полутьмы выступила темная фигура,  закутанная в  плащ.  Аспард

вздрогнул, рука молниеносно выдернула меч. Мрак сказал негромко:

     — Тихо, тихо!.. Это свой.

     Фигура не  двигалась,  руки  скрещены смиренно на  груди,  но  Аспард всем

существом  чувствовал  дикую   силу   этого  человека.   Капюшон  скрывал  лицо

незнакомца,  но,  когда свет упал на широкий подбородок с косым шрамом,  Аспард

тихонько

     вскрикнул:

       Геонтий?.. А он как здесь...

       Я позвал,  — объяснил Мрак. — Аспард, давай дуй на выход, у тебя что-то

охрана разболталась.  Да и вообще, ты все еще не сообщил, кто бревно скинул мне

на голову. У меня до сих пор шишка на темени.

     Аспард отступил, глаза неверяще смотрели на Геонтия.

       Ваше Величество...  Я не могу оставить вас с этим...  этим!  Он все еще

того, может выкинуть всякое!

     Мрак рыкнул:

     — Ты что,  думаешь,  что я с ним не справлюсь?..  Это оскорбление, Аспард.

Иди-иди.  Мне нужно потолковать про одно дело. А если и ты будешь слышать, я не

буду знать, кто из вас проболтался.

     Аспард повесил голову,  удалился.  Мрак сделал жест,  странник вошел в его

покои, огляделся с подозрением. Мрак благодушно махнул рукой.

       Скидывай эту хламиду.  Вон на столе еда,  вино...  Жри в три горла, а я

пока тебе скажу, что надо делать.

     Геонтий всего лишь отбросил капюшон, сел, но к еде и

     вину не притронулся. Его серые глаза внимательно следили за тцаром.

     — Чем вызвана такая таинственность, Ваше Величество? Мрак вскинул брови.

     — А ты не знал?

       Нет, Ваше Величество.

       Ха,  ты даешь... Ты ж заговорщик, не знаешь? Замышляешь на мой трон! На

мою власть, понял?.. Удавить меня мечтаешь. Или зарезать, это я не выяснил, тут

мнения  расходятся.  Один  так  говорит,  другой  эдак,  а  третий вообще глаза

возводит,  мыслит,  значитца.  Или не решил. Так что ты везде прибываешь... или

пребываешь тайно. Щас ты встретился со своими злоумышленниками, выработал план,

разделили кому чем владеть, из-за чего не драться. Да ты ешь, ешь!..

     Геонтий покачал головой.

     — Что-то кусок в горло не лезет, Ваше Величество.

     Мрак оглядел его с головы до ног.

       Да?  А чё ж такой толстый?..  И вот еще.  Ты должен сюда перебросить не

меньше чем тысяч пять хороших воинов.

     Геонтий ответил с недоумением:

       Где я столько возьму?..

       Хорошо, — отступил Мрак. — Хотя бы три. Но — хороших. Которые не только

на конях перед бабами.  А  вот еще,  чуть не забыл!..  Их надо в  Барбус тайно.

Одень богомольцами, паломниками, странниками, купцами... Да ты ешь, ешь!..

       Спасибо,  Ваше Величество,  — ответил Геонтий совсем ровным голосом. 

Что-то уж совсем перехотелось... И что мы будем делать?

     Мрак удивился:

       Трон захватывать,  что ж  еще?..  Если кто и дознается,  а такое скрыть

будет трудно,  слушки поползут,  то всем все будет понятно...  Я тебе расскажу,

где разместить отряды... Да ты ешь, ешь!

        Спасибо,  Ваше Величество,  что-то горло уже давит.  И  что мои отряды

будут там делать по вашему новому... стратегическому замыслу?

     Мрак развел руками, ахнул:

       Ну,  ты даешь... Что за память у тебя дырявая? А кто жаловался, что для

флота нету гребцов?.. Я тебе даю десять тысяч крепких здоровых мужиков, которых

либо в петлю, либо на цепь и к веслам! А ты еще и нос воротишь?

     Геонтий  смотрел  ошалело.   Потом   краска  вернулась  в   бледное  лицо,

трясущимися руками  схватил  кусок  мяса,  с  жадностью отправил в  рот,  запил

великанским глотком вина и попросил с набитым ртом:

       Подробнее бы, Ваше Величество, подробнее... Мне ж звезды ничего на ушко

не нашептывают!

     После разговора с  Геонтием надо  бы  лечь  да  заснуть,  вдруг что  умное

приснится,  но  Мрак не  смог одолеть соблазн:  перекинулся волком,  побегал по

просторам спальни,  выскользнул в  тайный ход,  через  полчаса вышел на  ночную

улицу под звездное небо.

     Город  не  спал.  Он  вообще  никогда не  спал,  только под  утро  затихал

чуть-чуть,  но  к  этому  времени  вовсю  работали  булочники,  скрипели вороты

колодцев,  по  воздуху плыли запахи свежего хлеба,  а  слуги выплескивали ведра

холодной воды на каменные плиты мостовой, смывали грязь и дорожную пыль.

     Мрак   двигался  медленно,   заглядывал  в   приглашающе  раскрытые  двери

увеселительных  заведений,   вступал  в  разговор  с  запоздавшими  гуляками 

правитель должен знать, чем живет город.

     На  перекрестке улиц  красиво и  умело швырял ножи в  воздух и  ловил,  не

глядя,  бродячий жонглер.  Потом в воздухе замелькали булавы,  тарелки, в конце

выступления он жонглировал глиняными тарелками, сразу шестью штуками, настолько

     хрупкими,  что  щелчок ногтем мог  бы  их  расколотить вдребезги.  Жонглер

настолько легко и красиво ловил, подбрасывал и ловил, что ночные зрители уже не

только хлопали,  но орали и  свистели от восторга,  а  в  шапку на земле монеты

полетели, как листья с дерева, сорванные сильным ветром.

     Поймав последнюю тарелку, он сложил их стопкой, поклонился и сказал громко

и хвастливо:

       Я,  Нганасан  Седьмой, сильнейший  из  жонглеров Троетцарствия!.. Никто

не сможет сравниться со мной в моем искусстве!

     Ему хлопали, орали, но из толпы кто-то крикнул ревниво:

        Подумаешь,  Нганасан!..  А  вот  в  Вантите,  говорят,  есть жонглер и

получше...

     Жонглер покраснел от гнева, надулся, как боевой петух, заорал яростно:

       Ложь!..  Все — ложь!  Вот все эти монеты пусть заберет тот,  кто сумеет

повторить хотя бы половину того, что я сделал!

     Мрак поморщился, это нечестно, здесь же нет жонглеров, сказал громко:

        Половину?  Да я  с закрытыми глазами сделаю то,  что тебе не сделать с

открытыми.

     Жонглер онемел от  изумления.  Рот его распахнулся,  лицо налилось кровью,

стало багровым, как свекла. Зрители затихли, смотрели с интересом. Кто-то начал

протискиваться поближе, ожидая не то состязание, не то драку.

     Жонглер с трудом выдавил из себя, задыхаясь от бешенства:

        Вот все эти деньги...  твои!  Если проделаешь хоть что-то с  закрытыми

глазами, чего я не могу сделать с открытыми!

     Мрак обратился к собравшимся:

       Все слышали?

       Все! — закричали в толпе. — А ну-ка, покажи, что умеешь.

     Мрак кивнул жонглеру:

       Ну как?  Не передумал? Признайся, что похвастал, и тогда не быть тебе в

дерьме. Да и монеты останутся...

     — Приступай! — закричал жонглер яростно.

     Мрак  усмехнулся,  зачерпнул из-под  ног  горсть  песка,  закрыл глаза  и,

запрокинув голову,  сыпал песок,  пока  не  заполнил глазные впадины.  Постоял,

стряхнул песок, открыл глаза

     и предложил фокуснику:

       Ну, давай, повтори с открытыми глазами.

     В полном молчании он выгреб монеты из шапки,  повернулся и пошел,  а шум и

веселые вопли догнали, когда он уже

     поворачивал за угол.

     Дорога вывела к  крепостной стене.  Ворота на  ночь закрыты,  но беспечная

стража разбрелась по  соседским бабам,  а  уличная стража сюда не  заглядывает.

Мрак  подумал было  распахнуть ворота во  всю  ширь,  а  завтра утром  наказать

нерадивых стражей,  но махнул рукой.  Был бы враг близко,  здесь бы бдили. А на

праздник Дня  Соития ворота вообще будут  распахнуты,  десять тысяч головорезов

войдут в город,

     спрятав ножи под одежду.

     Он  поднялся на  стену,  здесь  тоже  пусто.  Над  головой темное  небо  с

множеством  звезд,  нестерпимо  яркая  луна  светит  неестественно ярко.  Земля

поделена этим странным светом на яркие клинья и на совершенно черные, где тень,

похожие на провалы в бездну.

     С  востока показались крохотные волы.  Мрак напряг зрение,  волы двигались

тяжело,  широкие ремни охватывали их  могучие груди.  Они шли и  шли,  сразу по

восемь  в  ряд,  копыта с  натугой били  в  землю,  за  первыми рядами в  землю

упирались еще  и  еще  могучие животные,  далеко вдаль тянутся рога и  горбатые

спины,  он все не мог увидеть,  что же они тащат, широкие ремни из толстой кожи

натянулись,  как  струны,  дрожат.  К  любому притронься лезвием ножа    сразу

хлопнет,

     как  пастуший кнут,  оборвется,  и  наконец,  под лунным светом высветился

вроде бы каменный блок.

     Мрак прошел по  крепостной стене в  самый конец,  чтобы ветер шел на него.

Ноздри жадно раздувались,  ловили и  складывали запахи,  лепили из них объемную

красочную картину,  даже цветную,  что дивно в ночи,  когда все кошки серы,  но

сейчас он  видел целую сотню волов,  что волокут по  земле,  вспарывая ее,  как

плугом, огромную каменную плиту. Массивную, широкую, а вот сейчас, когда лунный

свет  высветил бок,  он  рассмотрел на  камне  те  самые фигурки древних богов,

демонов и чудовищ, что видел тогда в горах, когда посещал драконник.

     Нет, сказал себе трезво, не те самые. Немыслимо за эти дни приволочь плиту

из такой дали. Она была где-то здесь. Кажется, он что-то о ней даже слышал. Она

была здесь,  спрятанная или забытая на тысячи лет. Но вот кто-то нашел и сейчас

что-то пытается с нею проделать.

     В  груди похолодело,  он  успел подумать,  что давно уже так не трусил при

виде  непонятного,  необъяснимого.  Не  трусил даже при  виде распахнутой пасти

дракона,  при виде разгневанных колдунов,  почти спокойно смотрел на богов, а с

одним даже дрался, но сейчас в груди похолодело, а вдоль ребер словно проползла

ледяная змейка.

     Теперь видно,  что  по  обе  стороны плиты  идут  люди  в  темных одеждах.

Капюшоны надвинуты на лица.  Жрецы,  наверняка жрецы.  Боги меняются,  но жрецы

одеваются одинаково,  да и ритуалы у них одинаковые. И сейчас эту плиту волокут

в  некое  священное место.  Для  жертвоприношений,  что  понятно.  Плиты бывают

разные,  но  вот для жертвоприношений почему-то  у  всех одинаковые.  Во всяком

случае, у всех есть вот эта канавка для стока крови.

     Он проследил путь, куда тянут волы, ахнул, а ледяная змейка превратилась в

толстую змею и обхватила грудь.  Там то место, где всегда ночь, где Лунный свет

уходит в землю без

     остатка. Мертвое Поле. Поле, что пропиталось кровью настолько, что жителей

по ночам душат кошмары, а дети рождаются уродами.

     Луна  перешла на  другую  сторону неба,  скоро  рассвет,  но  теперь Мрак,

протянув воображаемый путь плиты дальше, убедился, что ее в самом деле тащат на

Мертвое Поле.

     Волы двигались ровным,  экономным шагом, привычные таскать тяжести. Теперь

он чувствовал всем телом,  что Мертвое Поле... не мертвое. А если и мертвое, но

все же в нем есть какая-то своя жизнь,  не человеческая, не животная, но все же

нечто смотрит из этого Мертвого Поля с яростью и неистовой злобой.  И настолько

мощной,  что он не мог представить себе армию или вообще силу, что выдержала бы

всплеск этой ярости.

     12. ДВЕНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Хрюндя спала, бесстыдно выставив белесый животик. На земле так не поспать,

спинка горбатенькая,  а  вот  на  мягком ложе —  самое что ни  есть блаженство,

хребетик утопает в нежнейшей перине.  Лапки раскинула,  пасть полуоткрыта. Либо

простудилась, либо просто разнежилась...

     Он  почесал  пальцем  мягкое  брюхо,  Хрюндя  по-жабьи  хихикнула  и  вяло

задвигала во  сне  лапками.  Из-за  окна несся как рокот далекого прибоя говор,

долетали обрывки песен,  сильно пахло  рыбой,  что  жарят на  дешевом оливковом

масле,  даже запахи множества немытых тел. По одним этим запахам, подумал Мрак,

можно понять,  что в  городе очень много чужих.  Не  то чтобы барбусийцы мылись

постоянно,  но воды хватает во всех колодцах, ручьях, множестве мелкие речек, и

барбусийцы мылись все же чаще,  чем артанцы или даже куявы,  а  эти пришлые как

будто всю жизнь просидели в лесу или

     в пещерах — запах просто едкий, капля такого пота прожжет даже железо...

     Манмурт вошел усталый,  с  бледным лицом,  но с достоинством.  Поклонился,

Хрюндя с  восторгом прыгнула к  нему с  ложа,  Манмурт присел,  предостерегающе

вытянул перед собой руки.  Жаба  ломилась к  нему  через эту  хлипкую преграду,

одолела.  Манмурт подхватил ее  на  руки,  а  жаба тут  же  вылизала ему лицо и

попыталась залезть на голову.

     Мрак следил ревниво, заметил:

       Чтой-то она тебя больше любит,  Манмурт...  Пора тебя казнить,  ничо не

поделаешь!

     Манмурт слабо улыбнулся.

       Как вам будет угодно, Ваше Величество.

       Угодно, — сказал Мрак холодно. — Сядь вон там... Сядь, сядь!.. А теперь

ответствуй,  громко и ясно. Нет, орать не обязательно, но ответ дай. Ты знаешь,

что на мою священную особу не раз покушались всякие...

     Манмурт воздел глаза к потолку.

       Пусть боги примут души этих несчастных.

       Пусть, — согласился Мрак. — Ты тоже готовься.

     — Я?

       Как ты думаешь, где заговорщики собираются на тайные встречи?

     Манмурт подумал, двинул плечами.

       Не знаю, Ваше Величество. Как-то я больше другими делами занимался...

       А заговорществом,  — сказал Мрак понимающе, — только походя? Ладно, как

думаешь, они здесь, во дворце?

     Манмурт сказал настороженно:

       Вряд ли. Здесь попасться легко. Скорее всего где-то в городе.

     — А как с ними держат связь?

     Манмурт снова двинул плечами,  отчего жаба на его голове пришла в восторг,

начала  топтаться всеми  четырьмя,  морща  лоб  Манмурту,  шевеля его  ушами  и

надвигая кожу на глаза.

     — Думаю,  нетрудно выйти незамеченным. Войти — да, но выйти... Стражи даже

не досматривают.

     — Ага, — сказал Мрак зловеще, — знаешь... Я вот такого не знал.

     — Тцару не следует входить в мелочи, — проронил Манмурт почтительно, — для

этого есть его верные приближенные.

     Однако  Мрак   уловил  настороженность  в   голосе  придворного.   Манмурт

подобрался, глаза его быстро зыркали на то тцара, то по сторонам.

       С такими придворными приходится самому,  — возразил Мрак.  — Скажи мне,

мил-человек, где ты был сегодня ночью? Чтой-то ты невыспавшийся какой-то...

     Манмурт сказал быстро:

     — Дома. В своей постели..

     — А чего не выспался?

       Комары, — ответил Манмурт так же быстро, — комары закусали.

       Не артанские?..  Ну-ну...  Комары,  так комары.  Это они тебя выгнали в

полночь из  дому?  Это от  них ты  бежал,  прячась в  тени,  до самого квартала

беженцев из Артании?.. Или Славии, кто их разберет?

     Манмурт помолчал, сказал негромко:

     — Я не помню, чтоб я выходил ночью... Мрак повернулся к Аспарду.

       Слыхал?..  Он твой.  Тащи в подвал.  Думаю,  все скажет раньше,  чем ты

закончишь снимать с него шкуру.

     Аспард поднялся, Манмурт вскричал торопливо:

       Погодите!.. Не надо. Я все скажу.

       Погоди,  — сказал Аспарду Мрак. — Послушаем чуток, что он врет, а потом

в подвал.

     Лицо Манмурта еще больше побледнело, он заговорил быстрым шепотом:

     — Я не вру!.. Я никогда ничего не замышлял против Его Величества!

         Тебя  проследили  через  весь  восточный  квартал,      сказал  Мрак

безжалостно.    Там такое отребье,  что приличный человек там не появится даже

днем.  А ты там расхаживал ночью!.. И в конце концов скрылся в каком-то доме...

Говори, с кем встречался? С Зауром?.. С заговорщиками?

     Аспард  зловеще  улыбнулся,  окинул  взглядом Манмурта с  головы  до  ног,

задержал взор на пятках, откуда будет медленно сдирать кожу, она будет трещать,

отделяясь от плоти, отрываясь, и на розовом мясе начнут выступать сперва мелкие

капли крови, потом все крупнее и крупнее...

     Манмурт, смертельно бледный, воскликнул:

       Ваше Величество!..  Покарайте меня за ложь... но только в предательстве

я невиновен!

     Мрак кивнул, сказал безжалостно:

       Рассказывай.

     Аспард вытащил меч, положил на колени. Манмурт вздохнул, заговорил быстро,

срывающимся голосом:

        Ваше Величество,  вы  уже  знаете,  что  я  никогда не  сажусь верхом.

Помните,  я  не  смог с  вами на охоту?..  Но когда-то я  был чуть ли не лучшим

конником.  У меня была прекрасная конюшня,  я покупал и продавал коней,  а себе

отбирал самых лучших.  Словом,  однажды я  несся через этот проклятый восточный

квартал...  сгори он огнем!..  конь подо мной был подобен урагану,  я  скакал и

пел,  орал,  смеялся... как вдруг через улицу побежал ребенок, за ним метнулась

женщина.  Я  не успел подать коня в сторону,  все случилось слишком неожиданно,

конь ударил, стоптал, понесся было дальше... И надо бы ехать дальше, сколько мы

топчем простолюдинов,  они сами виноваты, что вовремя не убираются с дороги! Но

я зачем-то,  дурак,  остановил коня, даже развернул и посмотрел... Они лежали в

крови. Молодая женщина и ребенок, девочка лет трех. Мне стало жаль их, я бросил

им пару монет,

     повернул                  коня                  и                   уехал.

                                                               *"

     Он замолк, его ладони быстро потерли бледные щеки.

     Мрак поинтересовался в напряженной тишине:

       И все?

       Если бы, — сказал Манмурт с тоской. — Надо было забыть... я почти так и

сделал. Но через неделю как-то проезжал там снова, поинтересовался у прохожего,

как дела с  женщиной и ребенком,  которых сбили конем.  Он сказал,  что деньги,

которые бросил им богатый господин, тут же подобрали воры. Сама женщина лежит с

обезображенным лицом, а у ребенка переломаны ножки, вряд ли выживет... И здесь,

Ваше Величество, мне надо было бы ехать дальше, ведь каждый день кто-то гибнет,

кто-то ломает руки и ноги,  а кто-то и шеи, но я, дурак проклятый, слез с коня,

вошел в тот дом. Да, женщину конь ударил копытом прямо в лицо, а ребенок... это

была такая крохотная прелестная девочка!  Она  лежала с  перевязанными ногами и

молча смотрела на  меня.  Она  как будто узнала,  что это я  виноват.  Смотрела

серьезно и по-взрослому.  Даже без укора,  как будто все понимала...  Простите,

Ваше Величество.

     Голос прервался,  Манмурт умолк.  Губы его  дрожали,  он  суетливо вытащил

платок,  промокнул глаза. Хрюндя ворчала и пробовала снова взобраться к нему на

колени.

     Мрак нарушил паузу:

     — Ты этой ночью был там?

       Ваше Величество,  я не могу оставить им много денег, у них все отберут.

Я ношу им каждую неделю,  а для ребенка наш лекарь делает лекарства.  Я их тоже

ношу...

     Аспард предложил:

     — Я могу спросить лекаря.

        Не надо,    ответил Мрак.  — А почему тайно?  Манмурт в безнадежности

развел руками.

       Может быть,  Ваше Величество и видит другой путь,  но со мной звезды не

разговаривают...  Меня засмеют и  здесь,  во  дворце,  и  в  восточном квартале

начнется всякое,  разное.  А  так  у  меня  есть еще  одна жена,  о  которой не

подозревают все  три  мои  жены,  есть еще  один ребенок...  ибо та  девочка со

сломанными ногами тоже стала моей дочерью.

     Аспард спросил хмуро:

     — А давно это с тобой?

       Двенадцать лет,  — ответил Манмурт.  тихо.  После долгого молчания Мрак

прогудел:

       Ну и кару ты на себя наложил...  Не,  Манмурт,  я тебе не судья. Это ты

нам всем судья, а не мы тебе... Смотри, Хрюндя щас пустит лужу!

     Манмурт ухватил жабу в охапку и умчался.

     На праздничные дни ворота остались распахнуты сутки напролет. Днем и ночью

входили и  въезжали паломники,  странники,  просто  крестьяне из  соседних сел.

Жрецы  в  День  Соития просили тцара,  чтоб  по  старинному обычаю было  велено

оставить городские врата распахнутыми настежь.  От ворот и  до храма вдоль пути

горело множество факелов и  светильников.  Ночь стала днем,  только над головой

все так же колыхалось огромное звездное море.

     Ворота тцарского дворца тоже  оставались распахнуты,  можно было заглянуть

во внутренности,  но стража зайти вовнутрь не позволяла, лениво отгоняла зевак.

Их было всего четверо дюжих молодых ребят,  неповоротливых, засматривающихся на

полуголых женщин, что уж начали праздновать священное таинство.

     Время от времени перед дворцом появлялись группки зевак,  делали вид,  что

пытаются прорваться вовнутрь. Стражи, в свою очередь, делали вид, что хватаются

за мечи, и проказники с хохотом убегали.

     В  полночь городская площадь начала заполняться паломниками.  Однако город

как  будто  чувствовал  приближение беды.  Городская  стража,  что  по  два-три

человека  патрулировала  самые  опасные  кварталы,   сейчас  пугливо  жалась  к

центральной части, где казарма, где знать. Да и ходили эти до зубов вооруженные

люди уже не по два-три, а не меньше пяти, а то и десятками.

     Но чувствовалось, что их еще не боятся. Простолюдье

     откровенно скалило зубы, мальчишки свистели вслед.

      В город, как мухи на мед, потянулись нищие, бродяги,

      паломники. Прибывали на телегах целыми семьями в

     крытых повозках. Постоялые дворы переполнились на

      второй день, ночевали на полу, в коридорах, на столах, лавках,

      а когда уже и яблоку негде было упасть, прямо на городской

     площади поставили шатры, разместились, а по ночам жгли

      костры, били в бубны, женщины плясали и пели на потеху

     горожанам. Аспард скрипел зубами, вымаливал разрешение все

      враз очистить,  совсем город загадили, особо буйных бросить бы в темницы,

остальных погнать плетьми за  городские стены.  Мрак отечески увещевал,  надо ж

быть добрее, совсем озверел, будто конь копытом наступил, нехорошо так...

        Аспард,    упрекнул он,  — ты ж прямо зверюка какая лесная...  Там же

люди!

       Это мразь, — заявил Аспард твердо. — Это либо грязная пена, что хозяйка

всегда собирает половником и выливает собакам,  либо та грязь,  что на дне,  по

дну, подонки!

     — Дык,  грязь есть во всех,  — глубокомысленно сказал Мрак.  — Щас она вот

выплеснулась,  все и гуляют.  И черные овцы,  и белые, и серенькие. Нет, совсем

белые не гуляют, но серых на площади много... Как с ними?

       Не знаю, — сказал Аспард сердито.

       Вот погуляют малость,  — рассудил Мрак, — и к утру побелеют. Разойдутся

по домам.

     — А если не разойдутся?.. Серость заразительна!

     — Утро вечера мудренее, — ответил Мрак загадочно. — До утра еще столько...

звезд, столько звезд!

     К  привычному небедному освещению из  окон и  от  факелов на богатых домах

добавились костры на площади и на улицах.  Веселье,  мелькнула мысль,  чересчур

бурное и  уже  достигло того накала,  что вот-вот перейдет в  буйную драку.  Но

когда драка в корчме — одно дело,  но в город вошли,  если верить Зауру, десять

тысяч человек. Как он их сдерживает,

     чтобы  немедля  не  начали  грабежи,   непонятно.   Хороший  руководитель,

знатный...  Даже  вышколенное войско непросто держать в  узде,  а  десять тысяч

тупых головорезов...

     Из  окна хорошо видно и  далекие огни,  что за городом.  Сейчас они гаснут

один за другим: их затаптывают, оставшиеся шайки ворья прячут под одежду оружие

и направляются к гостеприимно распахнутым вратам дворца, к самым богатым домам,

     На  всех перекрестках улиц тоже полыхают костры.  Если напрячь зрение,  то

заметны  освещенные красными  бликами  фигурки.  Пару  раз  блеснуло  металлом,

обнаглели.  Перестают таиться. Понимают, что городская стража им уже не помеха,

а из дальних гарнизонов вызвать войска тцар не успеет.

     Город не спал, он никогда не спит в дни таких вот ежегодных праздников. Но

чувствуют ли жители,  что сегодня случится что-то страшное?  Глашатаи еще вчера

прокричали на  всех перекрестках,  что  всем жителям города надлежит ночью быть

дома,  ибо ожидаются драки,  пьянства,  разбои, что всегда бывает в дни больших

гуляний.  Но  так  как  в  этот раз нахлынуло паломников впятеро больше,  то  и

смертоубийств ожидается больше...  Пусть,  дескать, прибывшие в город бьют друг

друга и  даже режут,  но  чтоб добропорядочные горожане не вмешивались.  А  кто

окажется в  полночь на площади,  где ожидается наибольшее гулянье и  драка,  то

пусть пеняет на себя, тцар не защищает тех, кто не выполняет его наказы...

     Мрак вздрогнул,  со стороны башни главного храма потек густой медный удар.

За ним еще и еще,  и сразу же огни в городе пришли в движение, медленно потекли

к центру города. Сюда, к городской площади, где высится и его дворец. Испуганно

завыли собаки,  а  внизу у  стен  дворца слабо зазвенело железо:  сонные стражи

поднимаются на ноги,  берутся за оружие,  зевают, бессмысленно таращат глаза во

все стороны.

     Обеспокоенный  Аспард  вышел  из  дворца,  прокричал  с  высоты  мраморных

ступеней:

       Эй,  народ!..  Празднество уж началось у храма!..  Там сейчас Верховный

жрец выносит священную купель! Все туда, туда!

     Сзади раздался негромкий голос:

       Ты  хорошо сказал,  Аспард.  А  теперь иди в  хату.  Аспард подпрыгнул,

обернулся как ужаленный.

       Ваше Величество!

     Мрак ухватил его за  рукав,  потащил назад к  воротам.  На  площади народу

набралось столько,  что  смяли  шатры,  стоптали,  вбили  в  землю.  Неожиданно

оказалось,  что вся площадь заполнена мужчинами, женщин почти нет, как и детей,

все вытаскивают из-за пазухи, из мешков — мечи и топоры.

     Ошалелый Аспард дал  себя затащить в  ворота.  Откуда-то  набежали крепкие

люди  в  доспехах,  захлопнули створки.  Загремели  металлические засовы.  Мрак

сказал со злым удовлетворением:

       Вот теперь начнем потеху!..  Давай за мной!  Аспард, ничего не понимая,

метнулся за Мраком. Тот

     взбежал  по  винтовой  лесенке  наверх,  там,  на  плоской  крыше  дворца,

установлены столы,  легкие кресла, прислуга расставляет кубки, блюда, кувшины с

вином.

     Аспард ахнул,  сверху видно, что это совсем не разношерстная толпа бродяг,

которую вдруг  обуяла страсть к  драке.  Один  отряд,  самый многочисленный,  с

гиканьем и  свистом ринулся на штурм ворот дворца,  другой двинулся к  казарме,

третий направился к  выходу с площади в сторону храма.  Остальные бурлили,  там

шныряли вожаки помельче,  сбивали в новые отряды,  кричали,  замешкавшихся били

дубинами.

     Аспард вскрикнул:

     — Это что... бунт?

       Это наш флот, — ответил Мрак.

     Он наклонился, следил внимательно. Аспард вскрикнул:

       Какой флот?.. У нас и кораблей почти нет!

       Будут, — ответил Мрак лаконично. Он перегнулся

     через парапет,  крикнул страшным голосом,  что как удар грома разнесся над

всей площадью:

       Тихо вы там, внизу!.. С вами изволит говорить ваш всемилостивый тцар.

     Площадь начала умолкать. Остановились даже задвигавшиеся было отряды. Один

из вожаков, что вел отряд на ворота дворца, крикнул дерзко:

     — Тцар?.. Быстро открывай ворота, тцар!

     Мрак  опустил  вытянутую руку  большим  пальцем  вниз.  Звонко  и  страшно

свистнули стрелы.  Вожак вдруг стал похож на вставшего на задние лапы огромного

ежа. Но только ежа, у которого иголки враз выросли со всех сторон.

     Толпа на площади, как один человек, устрашенно вскинула головы. На высокой

крепостной стене,  что опоясывала площадь со всех четырех сторон,  поднялись во

весь рост люди в сверкающих доспехах.  Их была масса, даже странно, что все там

поместились.  Некоторые  все  еще  поспешно  сбрасывали  грязные  плащи  нищих,

погорельцев,  бродяг,  тут  же  хватали луки и  поспешно накладывали стрелы.  И

каждый видел,  что это не городская стража,  что может разве что дать в зубы да

отволочь в  тюрьму.  На крепостной стене,  окружившей городскую площадь со всех

сторон, — армия, жестокая и безжалостная.

     Мрак сказал громко:

       Ну, есть еще желающие сказать мне «Эй ты, тцар»?.. Повторяю, я добрый и

всемилостивейший...   пока  что  всемилостивейший,  так  что  пользуйтесь  моей

мягкостью!.. Так вот я милостиво повелеваю встать на колени и наклонить головы.

Да,  повяжут.  Но  не казнят,  уроды,  поняли?  Всего лишь отправят на корабли.

Гребцами, а то у нас тут неделями не бывает ветра.

     Один из вожаков закричал:

       Не слушайте! Мы сейчас выбьем ворота...

     Мрак опустил палец, храбрец поперхнулся кровью, когда

     две стрелы пробили грудь, а третья — горло. Мрак сказал зычно:

       Чтоб вы не мечтали лишнее,  скажу сразу...  Не ожидали?  Я знал про ваш

хитрый замысел...  ничего не  скажу,  все здорово!..  Но я  тайком вызвал армию

Геонтия.  Это  его  стрелки  на  стенах.  И  его  железные  войска  вот  сейчас

перегородили все выходы с площади. Вы можете попытаться выбить ворота дворца...

попытайтесь!  Если вас  не  перебьют стрелами раньше,  то  здесь во  дворце вас

встретят две тысячи самых лучших, самых отборных ветеранов!

     За спиной Аспард пробормотал:

       Какие две тысячи? Нас человек сорок...

       А мы с тобой разве не стоим по тысяче?  — ответил Мрак тихо,  а в толпу

крикнул мощно:  — Думайте,  дурни!..  Но думайте быстро.  Вы в ловушке.  Отсюда

только два выхода: либо с веревкой на шее, либо ногами вперед.

     В  толпе бурлило,  все  оглядывались на  отряды,  что  ушли первыми.  Один

сражался  в  узком  переулке,  все  еще  стараясь  прорваться через  баррикаду,

остальные рассеялись, оставив много убитых.

     Мрак крикнул зычно:

       Заур!..  Ты меня слышишь?.. Я знаю, что слышишь. В этот раз я переиграл

тебя. Для тебя откроют врата, я хочу переговорить с тобой.

     После долгого молчания кто-то, присев за спинами, крикнул:

     — А если его здесь нет?

     Мрак прогремел снова на всю площадь:

       Заур!..  Или тебя назвать настоящим именем?..  Я все знаю,  Заур. Давай

поговорим,  я  даю  слово,  что  вернешься  к  своей  рати  оборванцев целым  и

невредимым!

     Толпа расступилась,  вперед выдвинулся отряд крепких молодцев с  короткими

мечами,  которые  так  легко  прятать под  одеждой.  Но  все  в  кольчугах либо

пластинчатых доспехах, а

     их получили явно в городе.  Молодцы расступились,  вперед шагнул человек в

кожаных латах.

     — Я Заур! — сказал он сильным голосом. — Откройте врата!

     Аспард оглянулся на Мрака, тот расхохотался.

        Ты такой же Заур,  как моя жаба —  дракон.  Пусть выйдет настоящий.  Я

очень хорошо его знаю в лицо.

     Человек в латах повернул голову, что-то сказал. Ему не ответили, из отряда

вышел еще один, в таких же латах, но теперь даже Аспард ощутил, что на этот раз

видит настоящего повелителя этой орды.

     — Я здесь! — произнес Заур. Аспард крикнул:

        Пусть твои  люди отойдут немного.  Я  не  хочу,  чтобы они  попытались

ворваться в открытые ворота.

     Заур поколебался,  с неохотой бросил несколько слов.  Его люди помрачнели,

Мрак  поймал  ненавидящие взгляды,  многие посматривали чересчур прицельно,  но

всяк видел,  что даже если удалось бы попасть в узкую щель на крыше, то тцар не

будет ждать, пока его клюнет стрела.

     Аспард выждал,  когда Заур приблизился вплотную,  приоткрыл створку,  Заур

быстро вошел,  и  тут же  двое воинов захлопнули ворота.  Аспард заложил засов,

повернулся. Меч выпал из его руки.

       Черные небеса!    воскликнул он. —  Верховный жрец Плавунец?

     Заур кивнул.

     — Ты всегда был догадливым, Аспард.

     Аспард всматривался в  лицо Верховного жреца,  что  оказался главой ночных

разбойников,  с  гневом и непомерным изумлением.  Он даже про меч забыл,  глаза

вылезали из орбит.

       Не могу поверить, — пролепетал он. — А как же Заур?

        Так же,  как и  Плавунец,  — ответил Заур сухо.  — Меня вроде бы хотел

видеть ваш тцар?

     Аспард спохватился

       Ах да, конечно. Точно! Дуй наверх. Его Величество изволит принять там.

       На крыше? — спросил Заур насмешливо.

       Тцар должен на  все взирать сверху,    строго сказал Аспард.    Он не

Верховный жрец, у которого две личины! И по ночам грабить не ходит.

       Да, — ответил Заур в тон, — ваш тцар любит безопасную жизнь.

        Не дерзи,  — предупредил Аспард хмуро.  — Ишь,  Верховный жрец!..  Как

только боги не возмутились. Я бы на месте бога уже пришел бы за таким жрецом...

       Потому ты и не бог,  — ответил Заур.  — И деяния 5ога тебе не понять. А

вот мне пути богов ведомы...

     Аспард молча подобрал меч  и  двинулся за  этим  гостем следом.  Еще  двое

воинов,  тоже потрясенных до самых пяток,  двигались по сторонам с  обнаженными

мечами.

     На плоской крыше дворца,  отделанной дорогими породами дерева, стоял пышно

накрытый стол.  Вокруг  несколько легких  кресел,  но  сам  тцар  склонился над

парапетом,  рассматривал внизу  народ  на  площади.  Обернулся на  стук  шагов,

широкая улыбка растянула рот.

       Заур, — проревел он, — ну, ты орел!.. Как ты нас обводил вокруг пальца,

это же рассказывать будут!..

     Заур  церемонно поклонился,  Мрак указал на  кресло,  Заур сел,  Аспард по

кивку Мрака сел  тоже,  но  обнаженный меч  держал на  коленях,  а  острие было

направлено в бок Зауру.  Двое воинов встали в сторонке,  но глаза их следили за

каждым движением вожака разбойников.

     Мрак с грохотом придвинул кресло, сел. Руки его были обнажены до локтей, и

когда он  положил их  на стол,  Заур загляделся на эти могучие длани,  толстые,

мускулистые, покрытые темными волосами, больше похожими на шерсть.

     Когда он поднял наконец взгляд, в глазах был вопрос.

       Ваше Величество,  — сказал он осторожно, — вы, в отличие от Аспарда, не

осыпаете меня упреками,  что я опозорил высокий сан жреца... Почему? И вообще у

меня странное ощущение...

       Ну-ну, — поощрил Мрак.

       Мне почему-то кажется, что мы с вами уже виделись. Аспард хмыкнул.

        Еще бы,    сказал он саркастически.    Ты же являлся несколько раз и

рассказывал, какую лучше ловушку устроить!

     Заур покачал головой.

       Нет,  это другое.  Ладно,  это померещилось. Давайте о том, для чего вы

меня... пригласили.

     Аспард многозначительно заулыбался, но Мрак радостно взревел:

       Ты эта чё?..  Совсем заграбился?  Одно и то же долбишь,  как дятел!  Ты

видал дятла?.. Во-во, как дятел!.. Там в пещере спрашивал, здесь спрашиваешь...

     Заур  вздрогнул,  несколько мгновений всматривался в  Мрака.  Глаза начали

расширяться, челюсть отвисла, а из груди вырвалось потрясенное:

       Великий Род!..

     — Ага, — сказал Мрак довольный, — признал?..

     — Так это был... это были вы, Ваше Величество?

     — Ха,  — сказал Мрак.  Он высморкался, вытер пальцы о скатерть и посмотрел

на  Заура  хитрым глазом.    Своих тцаров знать надо!..  Ну  ладно,  это  так,

шуточки. У меня к тебе сурьезное дело... Но ты сперва расскажи, а то вон Аспард

прямо мрет от нетерпения,  все жизненный кругозор расширяет... расскажи, как ты

кувшин да  браслет увел!  Там же столько охраны было...  Друг на друге всю ночь

сидели, пошевелиться боялись, тебя ждали.

       Кувшин? — переспросил Заур рассеянно. — Да все было просто... Я украл с

крыши. Раздвинул там черепицу,

     сидел и ждал,  пока эти дурни задремлют. А как не задремать, когда тишина,

темень,  скука?  Сперва они болтали,  потом я услышал храп.  Тут же я осторожно

опустил длинную камышинку со свиным пузырем на конце, опустил прямо в отверстие

кувшина. Там горло узкое, а бока широкие... Потом начал

     дуть...

     Мрак хлопнул себя ладонью по лбу.

        Пузырь раздулся внутри,  а ты заткнул камышинку и вытащил кувшин?  Как

просто...  Еще и черепицу сдвинул на место,  так что никто так и не понял, куда

девался кувшин.

       Да,    согласился Заур.  — Но поставьте кувшин там снова,  я утащу его

другим способом.  Никто не  догадается,  каким.  Но когда расскажу,  все скажут

разочарованно: как просто, мы бы сами додумались!

     — А как браслет?  Ах да,  ты ж тогда сумел прикинуться самим Аспардом! Как

тебе удалось?

        Проще  пареной репы.  Я  проник в  комнату с  одеждой,  она  совсем не

охранялась,  там увидел плащ начальника дворцовой стражи,  его роскошный шлем с

перьями. Ну, накинул плащ, надел шлем, зашел с подлунной стороны, чтобы светила

в спину, а лицо мое оставалось в тени, раскрыл дверь и сказал: хорошо, молодцы.

Уже рассвет,  можете идти отдыхать.  Все уже почти валились с ног, а когда я им

сказал такое,  да еще голосом начальника стражи,  их как будто унесло ветром. Я

взял браслет, отнес плащ и шлем на место...

        А  почему не спер?     поинтересовался Мрак.  — У Аспарда шлем и плащ

знатные...

       Стража на выходе заметила бы.  А так пришел конюх и ушел конюх, которых

никто не замечает.

     Мрак рассеянно сжал и  разжал кулаки.  Руки лежали на  столешнице,  он  по

рассеянности уже  перестал  надевать  длинное  и  бесформенное одеяние  тцаров,

оставаясь  в  рубашке  из  дорогого  выбеленного  полотна.  К  тому  же  рукава

подвернул,

     а на груди расстегнул, так что не только Заур, но и Аспард не мог оторвать

глаз от могучей стати их тцара-звездочета.

     — Ладно,  — произнес Мрак,  — давай теперь о деле.  Понимаешь, Заур, ты бы

видел,  что за рожи вокруг!.. Каждый день. Либо дурни, либо большие дурни. А то

и агромадные,  как слоны. Веришь ли, человечек с ноготь, а дурень — со слона! Я

тоже думал,  что так не бывает... Одни из них верные, другие — не очень, третьи

спят и видят,  как бы ножиком под тцарские ребра...  Но что самое поганое — нет

орлов, понимаешь?.. Да ты пей, это хорошее вино. И не отравленное.

     Заур не пил,  медленно поворачивал кубок между пальцев.  Брови сдвинулись,

он  поглядывал по  сторонам,  словно  тянул  время.  Аспард сопел  рядом,  кому

понравится, если тцар так обзывается. Вроде и хвалит, но так, что хоть вешайся.

И  говорит как-то  непонятно.  Что за  пещера,  что за тайны...  Он видел,  как

проклятый разбойник быстро зыркнул в  его  сторону.  Гад сразу понял,  что ему,

начальнику дворцовой стражи, неведомо, куда и зачем ходит охраняемый им тцар...

     Жар опалил лицо и уши,  Аспард чувствовал, как запылала от прилива горячей

крови даже шея.  Заур кивнул,  словно Аспард подтвердил его догадку.  На  тцара

смотрит с  великим изумлением,  уважением и даже почтением,  как на противника,

который переиграл чисто, без подвохов, не придерешься.

     — Да,  — проговорил он медленно, — вы, Ваше Величество, все-таки орел... Я

сделал самую большую ошибку.

     Мрак отмахнулся.

     — А каково орлу среди кур?..  Вот и подумал,  что дурость тебя — на весла.

Ты вон какой,  дважды меня обвел вокруг пальца!  Да такому...  такому...  гм...

цены нет! Тебя поставь послом хоть к Ящеру, хоть дай тебе плести интриги против

соседей...  А соперниками у тебя будут не купчишки да мелкие торговцы, а тцары,

короли, ханы!..

     Заур кивал,  слушал,  снова кивал.  Пригубил вино,  с наслаждением прикрыл

глаза, смаковал.

       Почему, — спросил он, — почему? Ведь я — разбойник.

     Мрак отмахнулся с великолепной небрежностью.

       Да брось!  Все мы — разбойники. Только тот, кто успел захватить власть,

тот уже не разбойник,  а зовется иначе. Чистые да честные таким сбродом править

не смогут. Они всю страну кровью зальют!

       Да,  нас  поймали  хитро,    сказал  Заур  невпопад.  Глаза  его  были

отсутствующими. — Как?

     — Да был у меня один верный человек,  — ответил Мрак небрежно.  — По ночам

сам разбойничал... Слышал, шайку Волдыря зничтожил? Вот он походил, послушал...

Дознался, что будет большой сбор всех мелких вожаков там в пещере. Побывал там,

послушал.

     Заур кивнул.

       Похоже,  — признал он.  — Мне кажется, я даже припоминаю того человека.

Мне  рассказывали про  полуголого варвара,  что  в  одиночку справился со  всей

ватагой Волдыря...  Мол,  совсем дикий человек, зверь. Дурак, не поверил! А мог

бы докопаться еще тогда. Нет, я все-таки дурак.

     Мрак широко улыбнулся.

        Никто ж  не  докопался.  Вот посмотри на Аспарда.  И  сейчас ничего не

понимает, а ведь честнейшей души человек! Заур, у тебя зоркий глаз...

     — Ума бы еще к нему, — вздохнул Заур горько.

     — Какой тебе еще?  — возразил Мрак. — Ты чуть не сделал то, что не удалось

ни одному из претендентов на трон, а их были тыщи!.. Такого орла, как я, дважды

обставил!

     Заур печально покачал головой.

        Но не хватило,  не хватило на третий,  самый-самый...  А  что с  моими

людьми?  Ах да,  на весла... В самом деле, зачем рубить головы, когда можно вот

так...

     — Так идешь ко мне? — спросил Мрак с надеждой.

     Заур допил вино, поднялся. Взгляд его черных глаз был чист и ясен.

       Ваше Величество,  — сказал он негромко.  — Вы же понимаете,  что каждый

мужчина хочет если не прожить красиво,  то хотя бы умереть... Прожить мало кому

удается,  это  ж  мириады подвигов,  а  вот  умереть...  Так что убьют ли  меня

здесь...

        Размечтался!    ответил Мрак грубо.  — О тебе,  значитца,  будут петь

песни, а я — злодей?

     Аспард  незаметно для  всех  перевел дух.  С  великим облегчением проводил

Заура до лестницы,  а потом и вниз до самых ворот,  крикнул ворам, чтобы отошли

подальше. Заур вышел, стражи поспешно закрыли на все запоры.

     Мрак  с  крыши,  морщась,  наблюдал,  как  огромная толпа  разом взревела,

двинулась в  сторону ворот,  а  потом разом изменила направление и  ринулась на

баррикаду в переулке. Там загораживали проход телеги, груженные булыжниками, их

не опрокинуть,  а копейщики Геонтия быстро и умело наносили раны штурмующим. Да

еще  град стрел со  стен,  и  вскоре толпа отхлынула,  а  на  булыжной мостовой

осталось с полсотни трупов в красных лужах.

     Один из вожаков сумел увлечь небольшой отряд в  пару сот человек на другую

баррикаду,  там показалась защита слабее,  но  звезды померкли,  когда со  стен

раздался  змеиный  свист  стрел.  Последние из  нападающих пали  уже  на  самой

баррикаде.  Солдаты Геонтия рубили быстро, умело и безжалостно. Геонтий отобрал

в самом деле лучших, пообещав после истребления ворья двухнедельный отпуск.

     Еще  трижды  пытались прорваться,  бросались в  разные стороны,  но  тупое

отчаяние все  сильнее овладевало толпой,  многие уже бросили оружие и  сидели в

позе покорности.

     Наконец на площади затихло, воры сидели покорные, склонили головы. Одну из

баррикад  со  стороны  войск  разобрали,  воины  выходили через  узкий  проход,

связывали,  уводили мелкими группами.  Если у  кого и была надежда ускользнуть,

Геонтий не  оставил хитрецам ни шанса.  Среди ворья оказалось несколько веселых

женщин из местных,  да с десятка три мужчин клялись,  что они — жители Барбуса,

вот их  дома,  есть свидетели,  но Геонтий отмахнулся:  порядочным людям нечего

делать ночью среди ворья. Всех — на весла!

        Ваше Величество,    доложил он ликующе,  — удалось взять больше,  чем

ожидалось!..  Я  думал,  от  силы  явится тысячонка-другая...  Но  чтоб  десять

тысяч?..

       Сколько осталось?

     — Храбрых нашлось не больше пятисот.  Их постреляли,  порубили.  Еще думаю

столько же порубить...

     — Зачем?

       Больно хилые да слабые для весел, — сказал Геонтий откровенно.

     Мрак поморщился.

     — Я обещал всем,  кто сдастся, веревку заменить цепями на веслах... Ладно,

но только в  эту ночь,  понял?  Сойдет,  вроде бы они тоже герои,  на баррикаду

лезли, безумно храбрые... А потом ни-ни!

     Геонтий поклонился, отступил:

     — Спасибо, Ваше Величество!.. Теперь у нас будет сильный флот.

       Погоди, — остановил Мрак. — Что с Зауром?

        Пока не нашли,    ответил Геонтий.    Но я ж на глазок насчет десяти

тысяч.  Мы едва половину вывели!..  Еще и завтра будем вязать и уводить. Только

куда? Разве что временно поместить на каменоломни?

       Помещай, — разрешил Мрак. — Только Заура не упусти.

     У  него  была  если  не  надежда,  то  смутное желание,  чтобы Заур как-то

улизнул, спасся. Однако, когда вязали и уводили последнюю тысячу, его отыскали:

затоптанного,  изувеченного, с множеством колотых ран. Горло перехватили от уха

до уха, голову пробили, с левой стороны груди зияла широкая дыра, откуда уже не

текла кровь.

        Свои  же  отомстили,    объяснил Аспард.  Он  сиял,  приподнимался на

цыпочки, вздувал грудь. — Бесчестный люд, Ваше Величество!

     — Да везде одинаковы, — возразил Мрак.

       Ну, не скажите, Ваше Величество...

     — А у нас не так? Вон разок всего посмотрел на звезды, так сразу: слезай с

трона,  власть переменилась! Хорошо, зад у меня, как у слона... Заморились трон

из-под меня вытаскивать,  а кое-кому я вообще руки отдавил.  Вместе с головами.

Умный человек он был,  Аспард. Вот ты человек честный, потому не годен в тцары,

в большие правители.  У тебя сразу все разворуют! А такой вор, как Заур, даст у

себя украсть?  Он еще и Куявию с Артанией голыми оставил бы!  Сам знаешь, каким

он был. В моем государстве свое ухитрился создать!

     13. ТРИНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Утром народ боязливо выглядывал из-за плотно закрытых ставен.  На булыжной

мостовой и даже на стенах остались широкие темные пятна.  Кое-где натекли лужи,

что с рассветом налились красным цветом, и стало ясно, что ночью был не кошмар,

жуткие крики не чудились во сне,  а  в  самом деле,  в лунном свете и при свете

факелов шла настоящая резня.  Всенародный праздник завершился не  сотней-другой

разбитых морд и парой тысяч выбитых зубов,  а добротной резней и даже пожарами,

так что вспомнить будет что. Погуляли!

     Первыми стали выбегать из  дома ребятишки.  На улицы не решались выскочить

даже они,  бегали через низкие заборы к соседям,  узнавали и разносили новости.

Уже стало известно,  что разбойник Заур привел с собой целую армию, намеревался

обобрать всех празднующих, но армия дозналась, устроила ловушку. Заур убит, как

и те, кто схватился за оружие, а кто сдался, тот пойдет на весла...

     Улицы оставались опустевшими почти до  полудня,  а  хозяева домов выходили

разве  что  починить сорванные ставни или  вставить выбитые двери.  Несмотря на

вчерашний строгий наказ  тцара  сидеть  взаперти,  многие  предпочли сидеть  на

крылечке и смотреть на празднество,  а иные так и вовсе пели и плясали с ворьем

на  площади.  Аспард,  злой и  взъерошенный,  явился только к  обеду,  заявил с

порога:

       Ваше Величество, с этим что-то надо делать!

       Надо, — согласился Мрак.

     — Так что вы решите?

     — А ты о чем?

     Аспард поперхнулся, сказал, чуточку повысив голос:

        Вместе  с  ворьем  эти  тупые  солдаты  загребли  и  немало  почтенных

граждан!..  Я  понимаю,  у Геонтия других солдат нет,  если он сам...  Но это ж

чересчур!

     Мрак ответил флегматично:

     — Ты прав, Аспард. Прав.

       Но тогда, Ваше Величество...

       Геонтий тоже прав, — сказал Мрак.

       Ваше Величество, но не можем быть правы мы оба!

       И снова ты прав,  — вздохнул Мрак.  — Ты на глазах мудреешь,  Аспард. А

мне все:  дурак Аспард, Аспард — дурак, дурнее Аспарда только устрицы... Брешут

они, как думаешь?

     Аспард сказал дрожащим от обиды голосом:

        Вам виднее,  Ваше Величество.  Так что же делать с теми,  кого забрали

вместе с ворьем?

     Мрак подумал, развел руками.

       Можно бы сказать,  что мой наказ слышали?  Слышали.  Не выполнили? Нет.

Так вот и пеняйте на свою голову.  Верно?..  Но я ж милостивый тцар, да? Потому

всяк получит

     по  заслугам.  Пусть сейчас всех на корабли да прикуют к  веслам покрепче.

Ну,  может быть,  пару  недель погоняют по  заливу,  чтобы научить грести...  А

потом, когда страсти стихнут, можно будет пустить на корабли баб да детей. Если

признают там своих загулявших мужей,  то... мы ж добрые!.. тут же отпустим. Без

всякого выкупа.

     Манмурт вздернул нос, сказал осуждающим голосом:

       Половина женщин сами не пойдут и детей не пустят. Кому гуляки нужны?

     Мрак развел руками.

        Что делать,  полной справедливости нет.  С другой стороны,  чего хочет

женщина...

       Если даже дети не признают своих отцов,  — добавил Манмурт,  — то пусть

лучше такие на веслах, чем их снова в семьи. Мудрое решение, Ваше Величество!

        Все звезды,  звезды,  — скромно сказал Мрак.  Аспард подумал,  спросил

нерешительно:

       Я  прямо уж  и  не  знаю...  С  какой звезды надо начинать...  смотреть

звездное небо?

     За  время усмирения беспорядков в  трех местах вспыхнули пожары.  С  башни

Мрак  видел  обугленный остов  одного из  выгоревших дотла  домов,  почерневшие

стены.  Трупы уже убрали,  но,  к счастью,  обошлось без больших жертв, солдаты

Геонтия  сумели  отличить грабящих в  доме  мародеров от  перепуганной плачущей

женщины с двумя детьми и трепещущего лавочника.

     К  Мраку  поднялись  Манмурт,  все  еще  бесконечно гордый  приближением к

тцарской особе,  Червлен,  Квитка, пара-тройка придворных. Червлен и придворные

боязливо держались в сторонке, Аспард же оттаптывал Мраку пятки.

        На первые пару лет,    заявил он знающе,    можно даже сэкономить на

городской страже...

       Ну да, разбежался, — буркнул Мрак.

        Воров же  всех на весла,    объяснил Аспард.    Пока новые вырастут,

поколение пройдет!

        Ну да.  Положи вон свою золотую брошь в пустом зале,  а сам спрячься и

понаблюдай. Первый же, кто пройдет мимо, сопрет! Ну, может быть, не первый...

     — Так это во дворце, — возразил Аспард.

     — Улица ненамного хуже.

     Аспард задумался,  украдкой бросил взгляд на Червлена и  придворных.  Мрак

почти видел,  как Аспард представил их всех,  знатного рода,  что проходят мимо

его броши:  одному совесть не дала украсть,  другому страх,  что найдут и  тоже

прикуют  к  веслам,  третий  заподозрил что-то  неладное:  больно  на  виду,  а

четвертый,  что умом попроще,  а  сердцем смелее,  тут же  цапнет и  пойдет без

всяких угрызений совести...

     Солнце  блестело оранжевое,  словно  яичный желток,  но  город  был  залит

странноватым красным светом. На той стороне площади виднелась группка всадников

на добротных конях.  Они не то охраняли виселицу,  не то готовились к отбытию в

дальние загородные казармы.  На виселице раскачивалось с  десяток тел.  Это те,

кто уже со связанными руками внезапно устроили безумный бунт,  отказались идти,

ложились

     прямо на площади.

     Да,  плотники тут  же  наспех-соорудили виселицу с  длинной  перекладиной,

вздернули этих свободолюбивых, а остальные пошли покорно, как овечки.

     Мрак оглянулся.  Аспард здесь,  его ребята смотрят с  готовностью,  только

ждут,  в  кого бы вцепиться,  а  то Его Величество все сам да сам.  Мрак кивнул

Аспарду на Квитку.  Тот побледнел,  попытался отступить,  но Аспард схватил его

сзади за руки.  Стражи мгновенно оказались рядом,  Квитку растянули в  стороны,

как муравьи букашку.

     Квитка пролепетал:

       Ваше Величество... за что?

       Знаешь, — ответил Мрак. Он кивнул Аспарду. — Камень на шею и — в реку.

     Аспард злобно ухмыльнулся.  Квитка завизжал,  его приподняли и  с  большой

скоростью понесли с  башни.  Червлен,  Манмурт и  другие окаменели,  пораженные

такой жестокой казнью. Манмурт единственный, кто решился спросить:

       Ваше Величество... но за что?

     Мрак  раскрыл рот,  увидел умоляющие глаза  Червлена,  вздохнул.  Можно бы

сказать правду,  но эта правда скоро забудется,  предательство и борьба за трон

настолько обычное дело,  что  никто и  не  запомнит,  для людей надо что-нибудь

яркое,  необычное,  чтобы обсуждали,  спорили и...  запомнили.  И даже передали

другим.

        Я тцар или не тцар?  — спросил он медленно.  — Тцар.  Я любил красивых

женщин,  как и все вы, но всем вам зась, а вот Квитка мне их поставлял. Я любил

роскошные вещи —  Квитка собирал их со всего света.  Я любил красивых лошадей —

Квитка  выстроил лучшие  в  мире  конюшни.  Мне  нравился дворец,  Квитка велел

выстроить для  меня  еще  три    один другого краше и  больше.  Мне  нравилось

смотреть на  звезды —  Квитка выстроил самую высокую башню,  чтобы я  мог там в

тиши  и  уединении,  позабыв  о  государственных делах,  наблюдать за  звездным

небом...  Но мне еще нравились и мудрые правители,  управляющие!  Но за все эти

годы Квитка мне ни одного не поставил!  А это серьезное упущение,  ибо сила моя

уменьшилась,  а  ошибок стало  намного больше,  что  едва  не  привело страну к

гибели.

     Он  видел со  всех  сторон раскрытые рты,  но  зато  и  распахнутые глаза.

Надеюсь, подумал он, что у них и ухи растопырены тоже.

     Червлен кашлянул, сказал осторожно:

        Мы  все  были  потрясены,  что  Верховный жрец оказался главой ужасных

разбойников...

     Мрак оглядел ожидающие лица, сказал сумрачно:

     — Да ладно, я твои намеки за версту вижу. С Плавунцом-Зауром все ясно, да?

А  сейчас вы все ждете,  что я  назову имена тех,  кто замышлял на меня?..  Кто

подсылал убийц?..

     Червлен крякнул, прочистил горло, снова крякнул. Наконец сказал осторожно:

       Вообще-то да, Ваше Величество.

       Зачем?

     Червлен растерялся, за ним белели такие же растерянные лица.

       Как зачем... ну, головы долой!.. Мрак отмахнулся.

       Брось,  Червлен.  Сам знаешь,  что,  когда правитель не тянет ношу,  он

должен уступить место тем,  кто тянет.  Если не уступает, его нужно... сдвинуть

самим.  Что ты  и  собирался сделать,  не отпирайся.  Все верно,  кроме законов

тцарства,  над ними есть еще и законы богов!  Так что не будем искать виновных.

Прощение всем... даже не прощение, а просто перевернем эту страницу Книги Бытия

и  начнем другую.  А вот потом,  если кто продолжит посягать на мою драгоценную

жизню —  того  за  ребро на  крюк и  на  городскую стену!  Поближе к  городским

воротам.  Чтобы до-о-о-олго кричал и чтоб все видели... Я говорю доступно? А то

со  звездами приходится на  умном языке,  а  с  людьми...  ну все равно,  что с

козами. Аж непривычно для такого звездного мудреца...

     Остаток дня  прошел  без  приемов,  обильных обедов.  Честно говоря,  Мрак

вообще не помнил,  ел он сегодня или нет. В Лесу привык обходиться по нескольку

дней без еды вообще, а потом умел наверстывать...

     Вечером он,  велев себя не тревожить,  задвинул ножкой кресла дверь и ушел

через подземный ход в город.  На перекрестках остались темные пятна от костров,

но  огонь теперь шел только от  окон,  да  перед корчмой горел большой смоляной

факел.

     Мрак прошелся от центра к  кварталам ремесленников,  пошел вдоль городской

стены.  Донесся  звонкий цокот  копыт.  Четверка дорогих коней  катила  изящную

крытую повозку. Мраку почудилось, что от коляски пахнуло дорогими притираниями.

     Он  насторожился,  кто же уезжает из безопасного города на ночь,  пробежал

немного  следом.  Перед  городскими вратами кони  остановились,  страж  подошел

неспешно,  слышно было,  как ворчит, сопит, вгляделся, кликнул старшего. Явился

командир, толстый сотник в кольчуге до пояса.

     Мрак не  слышал,  что он  спрашивал,  что ему отвечал мужчина с  вожжами в

руках.  Сотник наконец махнул рукой,  стражники нехотя пошли к воротам. Створки

заскрипели,  кони  тут  же  нетерпеливо двинулись  вперед,  будто  намеревались

протиснуться в щель.

     Мрак сумел рассмотреть в  повозке женщину,  что куталась в  плащ.  Мужчина

дернул вожжи,  повозка понеслась в  ночь.  Створки тут  же  закрылись,  солдаты

вложили в петли толстый засов. Подошел младший командир, спросил тихонько:

       Это они?

     Сотник долго смотрел вслед,  прежде чем ответить.  В  выпуклых глазах было

немалое изумление.

       На что надеются, — сказал он негромко, — эти несчастные?

     Десятник поинтересовался:

       Перехватят?

       Конечно,  — ответил сотник со смешком,  — но там, подальше... Чтобы они

отсюда выехали... а в свой Вантит не доехали.

       Понятно, растают по дороге?

       Как снег на солнце, — сказал сотник и расхохотался. — Так что их хитрая

задумка не удалась.

        Разве хитрая?    возразил десятник.    Весь  двор говорит,  что  они

обезумели от любви, уже ничего не страшатся и почти не скрываются.

     Сотник погрозил пальцем.

       Дети такого ранга,  запомни,  с  детства приучены хитрить.  Это  что-то

задумано,  чтобы кого-то с кем-то поссорить,  какие-то связи укрепить,  кого-то

подтолкнуть к войне или ссоре...  Пойдем,  я тебе за кубком вина такие хитрости

двора расскажу!

     Он  отечески обнял за плечи младшего,  повел в  караулку.  Высоко на стене

что-то на миг затмило звезды, такое же темное, как ночь, черное и молчаливое.

     Повозка не  мчалась,  а  летела  над  землей,  едва  касаясь ее  колесами.

Сигизель настегивал коней,  покрикивал,  а с галопа на рысь позволил перейти не

раньше, чем стены Барбуса исчезли за темной стеной леса.

     Из повозки донесся счастливый женский голос:

       Милый, я просто не верила, что у нас все получится!

       Фрига, — ответил возница, он откинул с головы капюшон, впервые взглянул

на  звездное небо,  глубоко и  вольно вздохнул.    Фрига,  здесь все на  лжи и

предательстве...  Они мне должны деньги,  я им простил долг.  Вот они и открыли

врата...

     Он прервал себя на полуслове,  оглянулся.  Фрига увидела,  как и  без того

бледное изнуренное лицо  Сигизеля побледнело еще  больше.  Глаза  ввалились,  а

скулы заострились до блеска.

     — Что там? — спросила она, страшась шевельнуться.

       Погоня, — едва выговорил он. — Погоня, будь она проклята!

     Он  принялся яростно настегивать лошадей.  Повозка не  катилась,  а  почти

неслась по воздуху,  лишь изредка приземляясь,  подпрыгивая и снова пролетая по

воздуху. Фрига вцепилась обеими руками, ногами уперлась, толчки грозят вы-

     швырнуть вон, Сигизель бешено кричал и нещадно бил по лошажьим спинам.

     Конский топот за спиной был едва слышен,  потом нарастал, становился злее,

увереннее. Фрига молилась всем богам, обещала жертвы, но в эту ночь боги спали,

а топот копыт настиг, по обе стороны замелькали конские бока, грубые сапоги.

     Слышались крики,  брань, кони хрипели. Повозка начала замедлять ход. Фрига

услышала звук удара.  На  дно повозки упал Сигизель,  рот его был в  крови.  Он

начал подниматься, схватил со дна повозки меч, но чья-то сильная рука выбила из

рук. Фрига видела, как большой кулак с силой ударил Сигизеля в лицо, тот упал в

повозке навзничь.

     Повозка остановилась.  Кони хрипели,  дико вращали глазами. Со всех сторон

толпились всадники на храпящих загнанных конях.  Повозка затерялась в этом море

потного мяса и скрипящей кожи доспехов.  Затем всадники расступились, к повозке

протиснулся грузный немолодой офицер  в  плотном панцире из  толстой буйволиной

кожи. Голова его была как пивной котел, сидела прямо на плечах, а грудь и плечи

были широки, под стать великану.

     Он злобно оглядел пленников, бросил одному резко:

       Связать!

     Сигизель начал приходить в  себя,  его грубо поставили на ноги,  завернули

руки  за  спину и  связали крепко-накрепко.  Фрига попыталась укусить одного за

руку,  но всадник ударил ее по лицу.  Она ахнула от неслыханной дерзости,  а ее

бесцеремонно связали так же туго,  немилосердно.  Она закусила губу и старалась

не выронить слезы, когда новая грубая веревка впилась в ее нежную кожу.

     Сигизель вскинул голову, спросил:

     — Что это значит? Если вы разбойничаете, если вам нужен выкуп...

     Сотник грубо выругался,  сделал движение двинуть его  кулаком в  лицо,  но

Сигизель сидел в повозке, и сотник поленился наклоняться.

       Выкуп? Это у вас там, в Вантите, одни продажные шкуры!.. Но есть такое,

что не купишь ни за какие деньги! Вам, в Вантите, этого не понять.

     — Да? — спросил Сигизель. — Что же это?

       Честь!  — проревел сотник.  — Вы,  несчастные, вздумали подкупить людей

нашего благородного Рагнара!..  Не  понимаете,  что честь не купишь ни за какие

деньги?

     Сигизель сказал с едкой горечью:

      Вы говорите о чести? Сотник засмеялся громче:

     — А разве не видно?

        Не лгите.  Вы просто решили убить двух зайцев.  И долг не отдавать,  и

получить благодарность от своего хозяина.

     Сотник сказал насмешливо:

       Не без этого, Сигизель. Эй, Моргун! Возьми вожжи, разворачивай повозку.

Коней в конюшню,  а этих приведем пешком с петлями на шее.  Нет, Сигизель, не в

Барбус.  Барбуса ты больше не увидишь... Думаю, ты больше вообще ни одного лица

не увидишь.  Есть у нас там умелец, больше всего любит глаза выжигать. Дурак!..

Пальцы отрубывать куда интереснее...

     Фрига вскрикнула в отвращении:

       Вы мерзавец!

     Сотник смерил ее пристальным взглядом.

        Если  вдруг  благородный Рагнар передумает...  то  я  найду,  как  вас

использовать,  дорогая.  У  меня есть тут такие страшилища,  что с ними ни одна

продажная девка не ложится. Я вас познакомлю...

     Один  из  воинов  перескочил прямо  с  седла  на  облучок,  ухватил вожжи.

Сигизель скрипел зубами,  дергался в  путах.  Фрига  плакала злыми беспомощными

слезами.

       В дорогу! — крикнул сотник. — Мы еще должны...

     Он умолк, оглянулся.

     — Что за...

     Из  глубины  ночи  в  их  сторону  неслась  пурпурная точка.  В  считанные

мгновения разрослась,  превратилась в  красного коня,  на  нем  сидел громадный

всадник  с  безумным  лицом  и  огромной  секирой  в  руках.  Воины  задрожали,

попятились.  Незнакомец натянул  поводья,  грохот  копыт  умолк.  Огненный конь

остановился в трех шагах от сотника. Из широких, как у дракона, конских ноздрей

валил дым и вылетали искры.  Грива и хвост горели золотом,  от них шел свет,  а

сам конь казался выскочившим из раскаленного горна.

     Всадник рявкнул страшным голосом:

       Кто посмел остановить этих людей? Сотник ответил сразу осевшим голосом:

       Приказ... Это велел Рагнар Белозубый...

        Это не дело Рагнара,  — гаркнул всадник.  — Поворачивайте и убирайтесь

отсюда, псы!

     Сотник вздрогнул,  как от  удара хлыста по  лицу.  При появлении страшного

всадника он  повел  себя,  как  пес  перед  огромным волком,  но  сейчас  глаза

полыхнули гневом.  Он  покосился на  своих  бледных людей,  пальцы скользнули к

мечу, он сказал сдавленным голосом:

       Никто не смеет меня называть псом... Всадник вскинул громадную секиру.

     — Я называю!!!

     Сотник  пытался  парировать  удар  мечом,  сам  отклонился в  сторону,  но

страшное широкое лезвие ударило справа возле шеи.  Послышался треск разрываемой

ткани, хряск костей и суставов. Секира рассекла грузное тело наискось до пояса.

Все,  застыв,  смотрели,  как закованное в крепкие кожаные доспехи грузное тело

распалось на две половинки. Одна тяжело рухнула с седла на одну сторону, другая

— на другую. Кровь хлестала широкими черными струями, словно разрубили бурдюк с

темно-красным вином.

     Всадник  вскинул над  головой окровавленную секиру.  Голос  прокатился над

застывшим полем,  как оглушающий гром, за которым ударит страшная буря, а землю

покроет град размером с куриное яйцо:

       Кто еще?.. Сколько вас?.. Два десятка?.. Да хоть двести тысяч!.. Вы все

— корм для моей секиры!

     Устрашенные всадники пятились.  Кони кричали,  лягались, их поворачивали в

диком страхе, поднимая на дыбы, разрывая удилами рты. Раздался удаляющийся стук

копыт,  все  понеслись,  бешено настегивая коней,  словно смерть уже  летела по

воздуху, протягивая к ним костлявые руки.

     Когда  все  скрылись в  темноте,  Мрак  подъехал к  телеге,  выхватил нож.

Сигизель и  Фрига смотрели с  ужасом.  Хоть он и  пришел им на помощь,  но явно

страшен, Мрак это понимал, и своим ревом, и жестоким ударом, и даже тем, что не

позволил воинам  забрать тело  сотника.  Да  что  там  не  позволил,  просто не

додумался, а они не спросили...

     Лезвием ножа быстро перехватил веревку на  руках Сигизеля,  на руках Фриги

резал медленнее.  Внезапно ее  руки вздрогнули,  он  быстро поднял взгляд.  Она

неотрывно смотрела ему  в  лицо,  ее  глаза становились все шире и  шире.  Лицо

побледнело еще сильнее. Рот начал приоткрываться, он приложил палец другой руки

к губам, веревки лопнули, он убрал нож.

     Сигизель сказал торопливо:

       Вы нас спасли, добрый человек!

       Да ерунда, — отмахнулся Мрак. — Я просто ехал мимо.

       Мимо?  — переспросил Сигизель. Рассмеялся с неловкостью. — Нам повезло,

что ваш путь... Большое вам спасибо!.. Я просто не знаю, как вас отблагодарить.

Мы, я и моя жена, люди бедные...

     Мрак  бросил быстрый взгляд на  Фригу.  Она  смотрела на  него неотрывно и

вопрошающе.  Он  улыбнулся ей успокаивающе,  тут же подумал,  что это совсем уж

зря, ибо в тот раз, когда отнял нож, тоже улыбался точно так же.

       Счастливой дороги!.. Пусть вас в ее конце ждет то, к чему стремитесь!

     Он повернул коня и поскакал обратно. Повозка осталась далеко позади, когда

подумал,  что снова нестыковка:  проезжал мимо,  ну так и ехал бы дальше,  а то

сразу же обратно... Да ладно, им не до того, счастливы, что остались целы.

     Сигизель ухватил вожжи,  кони  с  готовностью пошли  в  галоп.  Они  долго

неслись по ночной дороге,  Фрига куталась в плащ, молчала. Сигизель посматривал

на нее краем глаза, но Фрига вроде бы уже успокоилась, даже не вздрагивала.

     И только в полночь,  когда вдали показалась роскошная дубрава, а оттуда не

так уж и далеко до речушки,  где первая сторожевая вышка вантийцев, он сказал с

удивлением:

       Все же боги благоволят нам!.. Если бы не этот герой...

     — Да, — ответила она вздрогнув. — Как ему это удается?.. Не понимаю...

       Что?  — не понял он.  — Такой удар секирой?.. Ну, дорогая, люди разные!

Кто-то  правит страной,  кто-то  смотрит на звезды,  а  кто-то и  вот так —  на

огненном коне!

     Она  вздрогнула,  зябко  повела  плечами,  но  только  поглубже забилась в

повозку.

     Огненный конь  несся  быстрее птицы и  быстрее стрелы,  с  которыми обычно

сравнивают все  быстроногое.  Ветер  ревел в  ушах,  выдирал волосы,  свистел в

ноздрях и пытался раздвинуть плотно сжатые губы.

     Мрак отпустил поводья, просто наслаждался скачкой, ибо завтра уже стряхнет

с  себя эти обязанности...  вот только коня оставить ли себе,  как заработанное

честно лично им, Мраком, или же отдать тцару, все-таки получил в подарок именно

за эти две недели?

     В сторонке промелькнуло капище, даже храм, где при

     каждой  жертве,   как   сообщили  ему   вчера,   является  неведомый  бог,

звероподобный,  хватает жертвы,  что принесли совсем не ему.  Измученные селяне

искали защиты сперва у  своих  хозяев,  не  додумались,  дурни,  сразу к  нему,

мудрому тцару.  А  там наверняка просто построили храм на  месте старого капища

другого бога,  теперь забытого,  вот тот и буйствует,  обиженный.  Нужно только

подсказать дурням,  чтобы перестали тревожить старого бога и перенесли капище в

иное место.  А  если не  перенесут,  то  придется идти на  соглашение:  принять

некоторые обряды старого бога, приносить и ему жертву. Так делалось всегда, так

и будет делаться... Ладно, это уже не его дело. Они с Хрюндей отоспались за две

недели, отъели морды, теперь самое время пойти по свету и посмотреть на него во

все глаза.

     Конь  в  огромном прыжке перемахнул массивную башню-крепость.  Мрак  успел

увидеть высокие сводчатые врата,  наполовину выступившие из стены колонны,  они

красиво смыкаются вверху, верх башни непривычно полукруглый, стремящийся ввысь,

да и сами тяжелые врата из черного металла врезаны так, что он ощутил и мощь, и

крепость ворот, и легкость этой махины.

       В другой раз, — сказал он коню. — В другой раз! Копыта застучали мягко,

земля влажная, промелькнули

     высокие деревья со  склоненными ветвями.  Конь пошел уже как простой конь,

Мрак рассмотрел искусно вырезанное в горной долине озеро, где вода чернее ночи,

а  с  трех сторон,  как плакальщицы,  застыли в скорбном молчании вербы.  Ветви

опущены в воду, и чудится, что это не вода, а застывшая черная смола.

       Куда это меня занесло? — пробормотал он.

     По  ту сторону озера виднелся странный старый дом.  Мрак не понял,  почему

при виде этого дома в  сердце сладко защемило.  Старый дом не  спит,  а  скорее

дремлет. И хотя в нем явно никто не живет, мертвым он не выглядит, а только

     затаившимся,  спящим.  Ставни плотно закрыты,  со  всех сторон поднимается

высокая сорная трава,  даже  на  крыше мох,  трава,  пробует прорасти крохотное

деревце. Сад давно одичал, разросся, не чувствуя твердую руку садовника, сдавил

широкую дорожку до мелкой тропки,  а потом она и вовсе исчезла, сперва накрытая

ветвями, потом взломанная снизу толстыми и невероятно крепкими корнями.

     Конь порывался идти к  дому,  ему  эти  места явно знакомы,  уже  радостно

фыркает и машет хвостом,  но Мрак посмотрел на небо,  ночь заканчивается, скоро

рассвет, повернул коня.

       В  другой раз,  — пообещал он,  прекрасно понимая,  что другого раза не

будет. — В другой раз...

     Пронеслись и пропали за спиной покрытые лунным серебром верхушки деревьев.

Встречный ветер  начал стихать,  впереди появилось и  быстро понеслось на  него

страшное черное пространство Мертвого Поля.  Мрак натянул поводья,  конь сбавил

бег,  ветер почти стих,  а  в  самой середине поля заблестела огромная каменная

плита.

     Волов уже  выпрягли и  увели,  плиту окружает около двух  сотен всадников.

Острые  глаза  Мрака  сразу  выхватили одного  из  них    на  крупном жеребце,

красивого,  в  красном плаще,  золоченом шлеме.  Из-под  красного плаща блестят

дорогие доспехи, тоже позолоченные. А еще возле плиты телега...

     Конь нес  все  еще  чересчур быстро для обычного коня.  Всадники заслышали

грохот копыт и  поспешно шарахнулись в стороны.  Мрак натянул поводья,  быстрым

взглядом охватил всю картину.  Рагнар Белозубый на своем боевом коне смотрит на

него  с  огромным изумлением.  На  красивом лице попеременно борются недоверие,

страх,  снова недоверие,  он  даже попытался протереть глаза.  На  телеге сидят

связанные...  Фрига и Сигизель.  На Фриге разорвано платье на груди, у Сигизеля

громадный кровоподтек под глазом, распухла и кровоточит губа.

     Мрак развернул коня, глаза его быстро пробежали по рядам солдат. Это самые

верные люди Рагнара,  понятно, прошли с ним многие битвы, верят в него, идут за

ним.  Такие и тцара прибьют, не задумываясь, если велит любимый военачальник. А

уж прибить такого тцара-звездочета...

       Так-так,    сказал он мощным рыкающим голосом,  — и что же я зрю своим

недремлющим оком?

     Он  видел  изумление и  на  измученных лицах  Фриги и  Сигизеля.  Сигизель

попытался даже  приподняться,  но  застонал  и  рухнул  обратно.  Фрига  что-то

пыталась крикнуть, но страж ткнул ее в бок. Фрига поперхнулась, умолкла.

     Рагнар,  как и  все его воины,  смотрел с  изумлением то  на тцара,  то на

дивного коня, не зная, кому удивляться больше.

       Ну, — прорычал Мрак мощно, — ответствуй, что-то ты задумал?

     Рагнар расправил плечи,  на него смотрят его воины,  ответил бестрепетно и

насмешливо:

       Сегодня ничтожество по имени Яфегерд Блистательный уйдет в ад. А Барбус

снова напомнит о себе соседям.

       Ага,    сказал Мрак с  интересом,  — значитца,  ты и есть последний из

заговорщиков?

       Последний? — переспросил Рагнар с насмешкой. — Я — первый!

       Последний,  — повторил Мрак.  — Всех остальных уже вороны клюют. А кого

уже и черви жрут. А тебя вороны начнут клевать только сегодня...

     Рагнар вскинул руки к небу, прокричал звенящим голосом:

       Я,  Рагнар Белозубый,  призываю нещадного Кибелла!..  Да  свершится его

правосудие!

     Словно холодная волна отодвинула плотные ряды воинов. Они отступили, ломая

строй,  на два шага, а кто-то попятился вовсе, выходя из ряда. В небе появились

тучи,  страшно заворачивались краями,  в разрывах блистало багровым, загрохотал

гром.

     Одна из молний,  самая страшная,  ударила в землю неподалеку от плиты.  От

грохота заложило уши. Воины попятились еще, земля затряслась, кто-то не устоял,

повалился, гремя железом.

     Земля начала вспучиваться,  пахнуло жаром. Запахло горелым. Земляной, холм

рос,  внезапно комья разлетелись в стороны.  С ужасным ревом из глубин появился

огромный красный волк размером с быка.

     Воины вскрикивали,  закрывались щитами,  отступали.  Рагнар побледнел,  но

бросил короткий взгляд на воинов, проглотил ком в горле и прокричал громко:

       Кибелл!  Этот человек нарушил клятву,  данную твоим именем! Возьми его!

Клятвопреступникам нет места на земле!

     Слова его звучали страшно, гордо, красиво. Кибелл повернул голову к Мраку.

Мрак  легко соскочил с  коня,  раздвинул ноги на  ширину плеч,  встал потверже,

секира в обеих руках, глаза встретились с горящими глазами бога клятв.

     Огромный зверь распахнул пасть. Вырвался длинный клок огня, пахнуло гарью.

Несколько страшных мгновений они смотрели глаза в глаза.

     Кибелл первым отвел взгляд. От могучего рычанья дрогнула земля и качнулись

тучи, а под ногами раздался протяжный стон.

       Он не нарушал клятвы, — проскрежетал Кибелл. — Он не в моей власти.

     Рагнар остолбенел,  по красивому, хоть и очень бледному лицу пошли красные

пятна.

       Как?  — закричал он.  — Я,  Рагнар Белозубый, обвиняю его в том, что он

нарушил самую страшную клятву! И взываю к возмездию!

     Кибелл снова посмотрел на  Мрака.  Мрак  весело оскалил зубы  и  подмигнул

грозному богу. Огромный волк в раздражении отвернул голову.

       Он не нарушал клятв, — прорычал он. — Обвинение ложно.

     Рагнар оглянулся на лица своих воинов.  Потрясенные, укрывшиеся за щитами,

они ловили каждое слово, замечали каждое движение.

       Но как же...  — прокричал Рагнар.  — Ты ошибаешься! Кибелл повернулся в

его сторону всем телом. Он был

     похож на огромный докрасна раскаленный наконечник гигантского копья. Воины

за  спиной  Рагнара в  ужасе  пятились,  приседали за  щитами,  только  Рагнар,

побледнев еще больше, смотрел с прежним вызовом.

      Я? — громыхнул Кибелл. В небе блеснули кроваво-красные молнии. Тяжело и

гневно прогрохотал гром. — Смертный... Я мог бы тебя за ложь унести в ад...

     Мрак взвесил в руках секиру.  Он держал глазами страшного бога, но замечал

и  желтых,  как восковые свечи,  Фригу с  Сигизелем,  все еще крепко связанных,

видел, как начали переглядываться в задних рядах воины, отделенные от страшного

бога рядами своих товарищей.

     Он сказал отечески:

        Ну что,  Рагнар?  Повинись,  я вообще-то добрый.  Голову сечь не буду.

Правда, другое место высеку, это обещаю.

     Рагнар смотрел с  бешенством.  Челюсти его  лязгали,  когда он  потащил из

ножен меч:

       Ты...   ты...   проклятый!..  Тогда  ты  умрешь  от  моей  руки!  Воины

задвигались. Из рядов выступили сразу двое, один

     крикнул предостерегающе:

     — Доблестный Рагнар!.. Это же тцар!.. Опомнись!

     — А я — Рагнар! — прокричал Рагнар. Его трясло, изо рта потекла пена, лицо

стало некрасивым. — А вы — мои люди!

     Воины нахмурились,  Мрак увидел, что их копья перенацеливаются на Рагнара.

Он вскинул руку, сказал успокаивающе:

        Спасибо,  ребята!  Спасибо за верность.  Но Рагнар в самом деле немало

сделал для Барбуссии. Так что лучше ему умереть в бою, чем от руки палача.

     Рагнар от неожиданности даже отступил на шаг.

     — Что,  — вскрикнул он.  — Кто сказал тебе,  ничтожество...  что я позволю

кому-то убить меня?

     Мрак улыбнулся хищно, по-волчьи.

       Не кому-то, — объяснил он тем же отеческим тоном и снова показал клыки,

— а самому тцару! Это честь, дурак.

        Кто  сказал,    проговорил Рагнар,  не  веря своим ушам,    что  ты,

ничтожество... сумеешь на меня хотя бы замахнуться?

     — Звезды, — ответил Мрак гремящим голосом, — звезды, несчастный!

     Рагнар бросился на Мрака. Огромный волк исчез на разрыхленной земле, в тот

же  миг  оказался  там,  где  был  Рагнар.  Рагнар  вскрикнул,  страшная  пасть

подхватила его, как щепку.

     Мрак закричал:

       Эй, Кибелл... или как тебя!.. Если ты бог, ты должен знать, кто я.

     Кибелл смерил его  с  головы до  ног полыхающим взглядом.  Воины дрогнули,

отступили еще,  присели к земле,  когда пасть бога-зверя распахнулась, и оттуда

вместе с Рагнаром выкатился тяжелый громыхающий рык:

     — Да... ты тот, кто дрался с богами постарше меня...

       Узнал, — ухмыльнулся Мрак. — Эт хорошо... Теперь вот что. Отпусти этого

дурака.

     Мертвая тишина рухнула с  такой  силой,  что  над  полем  остановился даже

воздух.   Воины  смотрели  на  Мрака,  не  веря  своим  ушам.  Рагнар  перестал

трепыхаться, тишину прорезал отчаянный крик с телеги:

       Пусть убьет его!.. Пусть Кибелл заберет его!.. Не надо!..

     И даже крик Сигизеля:

       Ваше Величество!.. Мрак вскинул руку, грянул:

       Да не собираюсь я его отпускать!  Но это хороший полководец,  он храбро

защищал пределы... Да, пределы! И пусть

     умрет с  мечом в руке.  Кибелл,  он не избегнет своей участи!  Я только ее

чуток смягчу.

     Кибелл ворчал,  рычал,  его горящие глаза уставились в Мрака с ненавистью.

Мрак погрозил ему пальцем:

     — А ты помнишь,  что, когда я дрался с богами... что покрепче тебя... я их

бивал?

     Кибелл зарычал,  его  лапы  с  великой неохотой разжались.  Рагнар упал на

землю,  отполз от страшного бога,  вскочил на ноги.  Его трясло,  он то и  дело

проводил ладонью по лицу,  смотрел на Мрака с ужасом. Воины в паническом страхе

отступали, закрываясь щитами и выставив обнаженные мечи.

     Мрак чувствовал,  что на  него точно так же  смотрит не только Рагнар.  Он

сказал грохочуще:

       Вот что,  Рагнар.  Ты хотел трона? Ты можешь его получить. Вот я. Сумей

меня убить,  и  ты —  тцар.  Твои воины будут свидетелями,  что таково было мое

слово. Ну как, готов?

     Он  отшвырнул  секиру,  протянул  руку  в  сторону  солдат.  Там  смотрели

непонимающе,  потом один из старших догадался,  выхватил меч и  с силой швырнул

Мраку.  Тот,  почти  не  глядя,  легко поймал за  рукоять,  другой рукой поймал

брошенный ему щит, улыбнулся Рагнару.

       Давай,  Рагнар.  Как тебе на чаше весов такая добыча?  Рагнар заскрипел

зубами. Он медленно потянул из ножен

     меч,  глаза не  оставляли Мрака.  На  телеге горестно всхлипнула Фрига,  а

Сигизель закричал:

       Ваше Величество, Рагнар — лучший меч страны! Мрак захохотал:

       Его страна не больше его постели!

     Он  почти не  чувствовал меч,  тот был легковат и  короток,  это для таких

короткоруких,  как эти солдаты,  ну  да  ладно,  ему в  скитаниях чем только не

приходилось...

     Рагнар процедил:

     — Я не знаю... как тебе это удалось, но сейчас ты захлебнешься кровью.

     Мрак произнес громко:

     — Я вижу,  Рагнар, ты ищешь крови. Что ж, ты ее получишь... И даже больше,

чем ожидаешь.

     Рагнар с  размаху ударил двумя  руками из-за  головы.  Мрак  подставил для

проверки щит,  тот сразу же треснул.  Рагнар заревел,  как дикий зверь,  ударил

снова.  Мрак парировал и ударил в ответ, но Рагнар, зная этот удар, извернулся,

красиво парировал, сам нанес сокрушающий удар слева.

     Мрак подставил щит,  послышался треск.  На руке повисли две половинки.  Он

поспешно стряхнул их,  а  за  рукоять ухватился двумя руками,  так как не знал,

куда девать вторую руку.

     Воины смотрели,  замерев.  Мечи звенели звонко,  сильно, слышались тяжелые

выдохи при ударах, но происходило невероятное: никчема-тцар стоял как скала, на

лице злобная усмешка,  а их неустрашимый Рагнар,  лучший меч трех тцарств,  уже

вспотел, из-под шлема потекла первая блестящая струйка.

     Мрак некоторое время отражал удары, наконец ощутил, что не такой уж и боец

этот Рагнар,  это против овец он герой,  а здесь пришлось бы туго только против

трех-четырех таких рагнаров,  но не против этого одного увальня,  что,  конечно

же, дерется неплохо... для того, у кого нет волчьего чутья и волчьей скорости.

     Он ударил мечом снизу наискось,  Рагнар отразил, тут же Мрак развернулся и

саданул  ногой  прямо  в  переносицу красавца-витязя.  Послышался хруст,  кровь

начала заливать лицо еще до  того,  как Рагнар рухнул на  землю.  Мрак нарочито

выждал,  Рагнар пришел в  себя,  вскочил в бешенстве,  кровь из сломанного носа

заливала рот, текла тонкими струйками на грудь.

       Ну что, — сказал Мрак. — Сдаешься? Выпорю на конюшне, только и делов...

     Он  отразил бешеный натиск,  сделал ложное движение,  Рагнар промахнулся и

провалился в  пустоту,  а  Мрак дал  сильного пинка в  зад.  Рагнар с  железным

грохотом рухнул. Мрак подошел и двумя пинками перевернул лицом кверху.

       Сдавайся, — повторил он. — Сам видишь, воин из

     тебя,  как из старухи...  Я высеку тебя,  а потом отправлю свиней пасти...

Зато живой!

     Рагнар хрипел от ненависти,  захлебывался кровью,  но поднялся и  бросился

как бык.  Мрак снова намерился дать пинка,  но Рагнар взял себя в  руки,  пошел

медленно,  меч в его руках блистал быстро и красиво, звон железа раздавался над

притихшим полем.  Мрак  успевал  увидеть  и  бледные  лица  Фриги  и  Сигизеля,

распахнутые рты воинов,  видел все промахи Рагнара,  мог бы закончить бой одним

сильным  ударом,  но  вместо  этого  из  чувства  странной жалости дал  Рагнару

показать напоследок все богатство приемов,  которыми тот владел:  удар, защита,

прыжок,  скользящий удар,  красивый разворот, удар в прыжке, двойной удар сбоку

наискось и тут же с поворота рубящий сверху...

     В какой-то момент вдруг увидел,  что все поняли.  Понял и Рагнар,  что ему

просто дают  возможность себя  показать.  Он  захрипел,  метнулся на  Мрака  со

вскинутым мечом, уже не думая о защите. Мрак сделал короткий шаг в сторону, его

меч  коротко и  страшно блеснул в  лунном  свете.  Рагнар  содрогнулся:  лезвие

рассекло его от плеча до пояса.

     Меч выпал из ослабевших пальцев, Мрак тут же подхватил безжизненное тело и

мощным толчком зашвырнул на жертвенную плиту.  Там чмокнуло, видно было, как из

рассеченной туши тугими струйками ударила темная кровь.  Мрак отряхнул руки,  в

замершей степи звук был пугающе громким, кивнул неподвижному Кибеллу:

     — А вот теперь он твой.

     Кибелл вытянул громадные лапы,  сгреб неподвижное тело. Он вскинул морду к

небу,  взревел.  Земля под ним раздалась,  он провалился в бездну,  края тут же

схлопнулись. Воздух снова стал сухим и горячим, потянуло дымком, сильно запахло

горелым, и тут же чужие запахи унесло ветром.

     Мрак повернулся к воинам.  Их строй сломался, они опустились на колени. Но

в их лицах он видел, как страх уступает место безумному восторгу.

     Но  первые струи крови уже  стекли по  стенкам плиты.  Стекли и  коснулись

земли.  Послышался могучий вздох,  словно вздохнула сама земля.  Под  ногами на

большой глубине шевельнулось огромное, исполинское. Плита слегка просела, будто

земля вокруг превратилась в болото, покачнулась, один край нелепо приподнялся.

     Воины вскрикивали,  с ужасом смотрели то на тонущую в твердой земле плиту,

то с  надеждой — на Мрака.  Мрак,  чувствуя,  как колотится сердце,  помахал им

успокаивающе.

     — Тихо,  робята!.. Вы чё, не знаете, что все по воле вашего тцара? Ни один

лист не упадет без его ведома, ни один волосок...

     Плита начала погружаться одним боком все заметнее, встала почти торчком, и

тогда медленно и  неотвратимо ушла под  землю.  Черная земля сомкнулась.  Мраку

даже почудился крохотный землеворот, но в следующее мгновение земля снова стала

высохшей и твердой.

     Он  не успел перевести дух,  как огромное поле заблестело,  словно по нему

внезапно рассыпали мелкие осколки льда. Мрак вздрогнул, осколки льда показались

разбросанными очень ровными рядами,  ни разу не блеснуло два осколка рядом... В

следующее мгновение разом  блеснуло ярче,  по  спине пробежала холодная ящерица

ужаса.

     Это не лед,  а из земли,  словно молоденькие ростки,  поднимаются стальные

острия  копий.   Они  росли,   отточенные,   ромбовидные,   показались  древки,

удлинились,  удлинились еще,  а  через долгие мгновения в полушаге зашевелились

комья земли. Там медленно выдвигался металл, похожий на перевернутые котлы. Еще

через минуту показались бледные лица с закрытыми глазами.  Комья земли медленно

осыпались.  У  воина,  что поднимался прямо перед Мраком,  земля задержалась на

выдвинутом подбородке и казалась неопрятной бородой.

     Мрак чувствовал, как бешено колотится сердце. Он, со

     своей  безразмерной жизнью,  сам  влез  в  ситуацию,  когда  все  висит на

тончайшем волоске.

        Воины!    прокричал он.  — Вас подняли,  чтобы снова бросить в бой!..

Чтобы снова вы с мечами в руках...  чтобы убивали живых...  которые,  возможно,

ваши правнуки,  в которых течет ваша кровь...  и вы сами своими мечами прервете

нить поколений...  нить своего бессмертия...  ибо только в детях своих человеку

дано истинное бессмертие!

     Они  поднялись уже  до  середины груди.  Мрак со  страхом видел,  что  это

настоящие  воины,  отборные.  Древние  правители бросили  навстречу друг  другу

лучшие силы.  Он  оглянулся,  уже не  страх,  а  ужас сковал все тело.  Сзади и

везде-везде блестели копья,  блестели в лунном свете шлемы. Все поле, от края и

до  края было заполнено поднимающимися из земли воинами,  а  он стоял посредине

этого поля.

     Его тряхнуло всем телом.  Это павшие воины разом открыли глаза,  он ощутил

себя  на  острие многих тысяч взглядов.  Тело пронзило как  мириадами крохотных

стрел,  слишком малых,  чтобы из  ран плеснула кровь,  но  он  ощутил их все до

единой.

       Воины! — прокричал он и вдруг ощутил, как сорвался голос. Он прохрипел:

— Воины...

     Ступни воинов показались из  земли.  Тут же они зашевелились все разом,  у

Мрака закружилась голова,  ибо  до  этого он  видел только сто тысяч одинаковых

застывших статуй.

     Из рядов выдвинулся один,  громадного роста,  в доспехах старинной работы,

богато украшенных золотом. Лицо его было бледным, жестоким, покрытым шрамами, а

глаза смотрели мертво,  безжизненно.  В  руке его был короткий меч с  изогнутой

рукоятью.

     Он  сделал несколько шагов в  направлении Мрака.  Взгляд его  скользнул по

струям крови, что стекли с камня и теперь темнели на том месте, где он ушел под

землю.

        Мы повинуемся тебе,  Воззвавший К Нам,  — произнес он сильным холодным

голосом. — Говори, что делать.

     Кого сокрушить, чьи города и села сжечь, кого предать страшной смерти.

     Мрак  сглотнул ком  в  горле,  развел  руками.  Сердце колотится так,  что

вот-вот раскачает и повалит его, как ветер валит поставленное стоймя полено. Он

снова развел руками, прокричал сиплым сорванным голосом:

     — Черт,  я совсем не думал... Но что сделано, то сделано!.. Будем считать,

что это я  призвал вас...  ну...  на  служение.  Но  не для каких-то там драк с

мечами!  Тут вы  молодцы,  ничо не скажешь и  даже не речешь.  Но теперя я  вам

подкину задачку потруднее.  Видите это поле,  усеянное вашими костями?.. Да-да,

вы пали из-за того,  что двое братьев вцепились друг другу в глотки!.. Вы пали,

и потому от ваших стран ничего не осталось. Пришли соседи и взяли ваши земли!..

Так  вот...  это ваше поле,  это ваша земля!..  Я  повелеваю вам вложить мечи в

ножны,  я повелеваю вам дожить ту жизнь,  что вам не дали дожить... Я повелеваю

построить здесь жилища,  засеять поля...  там дальше есть свободные долины, там

распашете земли,  засеете,  на склонах холмов можно посадить виноградники... из

них чудесное вино!..  Вы  можете завести семьи,  чего были лишены...  Вы можете

прожить оставшуюся жизнь мирно и счастливо...  а мечи обнажите, если какой враг

вздумает пройти войском через это отныне мирное поле, сжигая ваши дома и убивая

ваших жен и  ваших детей!..  Вот мой наказ.  Воин в золотых доспехах смотрел на

него  кроваво-красными  глазами.   Это   были  единственные  цветные  пятна  на

смертельно бледном лице. Мрак старался не поводить зябко плечами, но внутри все

равно мелко-мелко дрожало сердце, и потихоньку тряслись колени.

     Воин спросил мертвым безжизненным голосом:

       Мы пали, не успев уничтожить врага... Где он?..

        Того врага больше нет,    прокричал Мрак.    Вы  все  здесь...  все,

восставшие из земли!.. разве вы не братья? Разве у вас не одна речь?..

     Воин спросил тем же неестественным голосом:

       Если того врага нет, то с кем биться сейчас? Мрак развел руками:

       С этой дурацкой землей,  что дает не три урожая в год, а только один!..

С теми дальними холмами,  где виноград растет с лесной орех, а не с яблоко!.. С

тем лесом, который придется потеснить, чтобы выстроить вам всем дома!..

     Небо быстро светлело,  он  отчетливо видел все огромное поле,  заполненное

воинами. В небе зажглись алым перистые облака, на землю пал трепещущий отблеск,

и Мраку почудилось,  что некоторые бледные лица начинают обретать цвет. А когда

из-за края земли выдвинулся блистающий оранжевый диск,  слепящие лучи пробежали

по всему полю,  отбрасывая длинные,  угольно-черные тени,  и  он услышал единый

вздох огромного войска.  Все  поворачивались и  смотрели в  сторону восходящего

солнца.

     Мрак прокричал:

       Но мечи не зарывайте!  Через вашу землю могут попробовать пройти враги.

И тогда, только тогда вы должны обнажить оружие и уничтожить их! Беспощадно.

     На повозке Фрига вскрикнула и осела на дно.  Сигизель что-то быстро-быстро

говорил ей успокаивающим голосом.  Мрак подбежал к  телеге,  перехватил лезвием

меча веревки на руках Фриги и Сигизеля. И хотя даже повозка уже окрасилась алым

светом,  их лица были,  словно осыпанные мукой. Мрак улыбнулся пошире, стараясь

не пугать.

       Ну,  вот и все,  — сказал он отечески.  — Я думал,  вы уже за тридевять

земель!.. Чего вернулись?

     Фрига сказала дрожащим голосом:

       Нас догнали и привезли силой.

       Во как,    сказал Мрак понимающе. — А я уж думал, что вы сами... Коней

он у вас отобрал?  Ну,  народ,  ничего нельзя оставить.  Ладно, одолжите у этих

ребят.  Дальше вам уже до самой границы с Вантитом никто не грозит. Может, дать

вам провожатых? Хотя, сдается мне, разбойников

     вроде бы вымело... зато — ха-ха! — гребцов на кораблях прибавилось...

     Фрига тряслась, ее взгляд безостановочно скользил по могучей фигуре Мрака.

Рубашка распахнулась на груди,  там искрились под алым рассветом густые волосы.

Руки выглядят сильными,  а живот куда-то исчез.  Торс этого человека сейчас как

будто вытесан из мореного дуба.

     Сигизель сказал порывисто:

        Ваше Величество!..  Отныне у вас не будет более верного союзника,  чем

Вантит!

       Ну-ну,  — сказал Мрак неуклюже. — Не спеши с обещаниями. Политика — это

такая сложная штука... Сложнее только звезды.

     Сигизель сказал твердо:

       Клянусь! Всеми богами клянусь!

     Мрак, не отвечая, хлопнул его по плечу, повернулся к вознице и подал знак.

Тот хлестнул коней,  телега понеслась в сторону светлеющего горизонта.  Но пока

она не скрылась в ночи,  лицо Фриги было повернуто в его сторону, а выражение в

ее глазах было очень странным.

     14. ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

     Солнце карабкается все выше,  Мертвое Поле уходит за спину...  поменять бы

название...  тьфу,  это уже не его забота,  а  впереди каменистая равнина,  где

слева одна-единственная гора,  которая почему-то  носит гордое название Лиловых

Мечей.

     Конь посматривал вопросительно,  едва не спрашивал вслух: «А давай снова в

полную силу, а? Разве мы не герои?»

     — Да герои мы, герои, — ответил Мрак. — Обещаю, скоро наскачешься так, что

мечтать будешь о  такой тихой жизни.  Вот  только Хрюндю заберем...  вы  с  ней

подружитесь,  и сразу же — вскачь.  Ну, ты вскачь, а мы с Хрюндей уж как-нибудь

при тебе...

     Конь гордо потряхивал оранжевой гривой,  фыркал,  раздувал ноздри и вращал

огненными глазами.  Никогда,  обещал он твердо, не возмечтает он о тихой жизни.

Нет краше,  чем встречный ветер,  чем грохот копыт.  Нет слаще, чем подняться в

прыжке до облаков, чем перепрыгивать реки...

        Стоп,    сказал Мрак.  — Похоже,  мне вовсе не придется оборачиваться

волком, чтобы отыскать...

     Острые  глаза  заприметили примятую траву,  затем  отпечаток крупной ноги.

Мрак рассмотрел груду камней,  что лежат как-то не так,  как лежали бы,  просто

свалившись с горы.

     Он  соскочил,  бросил узду  на  седло.  Из-за  камней отчетливо шел  запах

человеческого тепла.  Камни подались легко,  через пару мгновений ход в  пещеру

был открыт. Мрак крикнул:

       Эгей!.. Мне можно войти? Или как?

     В темноте послышалось шарканье,  шлепанье. Мрак отступил, из темной пещеры

вышел, щурясь, тцар. С тоской посмотрел на Мрака.

     — Что, уже?.. Прошло ж только тринадцать дней!

     — Четырнадцать, — возразил Мрак.

        Четырнадцать?  Нет,  это сегодня четырнадцатый...  а  прошло,  значит,

только тринадцать. Ты пришел рано, мы так не договаривались.

     Однако усталым жестом указал Мраку на плоский камень, сам тяжело опустился

на  валун напротив.  Выглядел он  хреново,  если не сказать больше.  Одежда вся

драная,  словно собаки висели, уцепившись зубами, морда тронута солнцем, но шея

и грудь белые, как у женщины. Глаза все время моргают.

       Мне оставалось совсем немного,  — сказал он поникшим голосом. — Уже две

трети карты сделал... Как время летит... И как тебе на троне?

     Мрак подумал,  вспомнил все  события за  последние две  недели,  признался

откровенно:

     — Чуть не заснул! Сонное тцарство, а не страна. Ничего

     не  происходит,  везде тишь да гладь.  Зато отоспался,  отъелся...  Еще бы

неделька, и рожа как у тебя бы — тьфу-тьфу! — стала...

     Тцар посмотрел несколько странно.

        Тогда это то,  что ты искал,  верно?  Отсидеться в  тепле,  отъесться,

отоспаться.

     За  спиной презрительно фыркнуло.  Мрак  оглянулся,  Конь  тряс  роскошной

гривой.  Среди серых скал он  выглядел,  как громкий победный крик.  Ну  что за

дурак этот тцар,  мелькнула уязвленная мысль.  Я ж на таком коне приехал!  Даже

бабы не  могут оторвать от  него взгляда.  А  уж  мужчины так и  вовсе пожирали

глазами, а потом у каждого в глазах возникала такая мечтательность, что вот уже

он сам на таком коне... Дурень, как есть дурень, такое не заметить!

        Отъелся,  — согласился Мрак.  — У меня морда уже пошире твоей!..  Одна

была только беда, да и то в начале... пауков ел.

     Тцар отводил глаза, разводил руками. Проговорил скороговоркой:

       Я торопился, старался закончить карту побыстрее, чтобы успеть...

     Он запнулся. Мрак, предчувствуя недоброе, спросил зло:

     — Что?

       Как вдруг увидел свет...

     — Что за свет? — спросил Мрак подозрительно.

     Тцар  вздохнул,  расправил спину.  Лицо посветлело,  а  в  глазах появился

блеск, словно внутри заблестело солнце.

     — Два дня тому... о, я никогда не забуду этот благословенный день!.. гроза

загнала в  мою пещеру святого человека...  Всего часок он сушил одежду у  моего

костра,  потом ливень прошел,  святой человек отбыл, однако его слова мудрости,

брошенные вскользь,  мимоходом...  перевернули весь мой мир!  Все мое сознание,

вывернули  душу,  испепелили мозг!..  И  вот  теперь,  только  теперь,  начинаю

понимать,  как  жить  правильно...  Неужели  ты  будешь  настолько жесток,  что

заставишь меня вернуться всего лишь к  Тцарскому трону,  когда я  узрел,  пусть

издали, Трон Высшей Мудрости? Мрак пожал плечами.

        Ни хрена не понял,  — признался он хладнокровно.  — что за Трон Высшей

Мудрости,  ради  которого надо отрекаться от  короны,  от  радостей мира?..  Не

кажется ли тебе, что ты отрекаешься от... чересчур многого?

     Тцар взглянул на него искоса, помялся, ответил кротко и

     очень уклончиво:

       Я  знаю  людей,  чье  отречение больше моего.  Я  отрекся всего лишь от

обычного мира, а они... отрекаются от вечных

     ценностей.

     Мрак понял только, что заноза направлена в него, но со своей толстой кожей

даже не ощутил, тупо поинтересовался:

       Но там ты — тцар! А кто здесь?

     — Я хочу стать больше чем тцаром, — ответил тцар умоляюще, — понимаешь?

     Мрак приложил большой палец к виску и помахал остальными.

       У тебя как с головой, в порядке? Что может быть

     больше,  чем тцар?..  А, ты хочешь стать императором? Тцар в беспомощности

развел руками.

        Нет,  не  понимаешь...  Всякий,  кто нашел истину,  уже выше,  чем все

императоры мира...  Нет,  даже всякий, кто вышел на дорогу искать истину, — уже

выше!

     Мрак посмотрел на него подозрительно.

       Вышел? Так ты ж сидишь, как жаба в болоте! Тцар сказал торопливо:

     — Ты не заметил,  что ты сам изменился?  Не заметил? Да у тебя даже взгляд

другой,  и держишься иначе!  А сколько прошло?  Две недели?..  Ты не думал, что

изменишься, я не думал, что изменюсь... Я ж хотел только составить карту неба в

тиши... а тут этот ливень... И вот слова, брошенные, как я

     уже говорил,  мимоходом, перевернули весь мой мир, поменяли небо и твердь,

а звезды обрушили на землю!

     Мрак пощупал себя.  Что он изменился, чувствовал, но никто не любит, когда

другие  замечают раньше,  чем  в  своих  изменениях разберешься сам.  Да  и  не

верится,  что можно измениться так быстро. За годы — да, но — чтоб за недели...

— Мы изменились, — сказал тцар торопливо. — Тебя подняло из рубящего топором до

человека с державой в руке... а меня из всего лишь человека с державой в руке —

до искателя Истины!

     Мрак с безнадежностью махнул рукой.  Такому чокнутому бесполезно сообщать,

что на бывшем Мертвом Поле сейчас спешно возводятся дома,  для новых поселенцев

он  выделил чуть ли не треть всей казны.  Уже возникла проблема:  где взять для

них  сто  тысяч молодых девок для  обустройства семей,  еще новая задачка:  для

прокорма новых драконов надо спешно увеличивать стада коров...

     Внезапно подумал,  что  тцаром за  Кузей легче присматривать,  можно будет

размахнуться на  кое-какие  реформы,  а  то  подгнило здание государственности,

напомнить Громланду,  что выгоднее жить в дружбе,  испытать, наконец, амулет, а

то заржавеет...  да заглянуть за таинственную дверь в подземелье, на праздник к

эльфам попасть,  раз уж пообещал,  и  вообще —  раз уж у него такое снаряжение:

конь-огонь,  амулет, то как-то странно все время сидеть во дворце и подставлять

жирную  спину...  ну,  которая  скоро  станет  жирной,  всяким  массажистам  да

хихикающим девкам,  а в таинственной Славии еще не побывал,  хотя с его конем —

раз плюнуть, надо бы посмотреть, что там за Вантит, а то одни слухи...

     — Лады, — сказал он. — Посижу еще. Только ты, того, как только найдешь эту

самую истину — сразу ко мне, понял? Поделишься. Я ж за тебя сижу?

     Тцар засиял,  усталое лицо налилось жизнью,  помолодело,  на бледных щеках

выступил румянец.

       И самое обидное,  — сказал он потрясение,  — что мне уже сорок лет, а я

еще и  не жил,  оказывается,  а  этот юный странник с красными волосами...  уже

почти постиг истину!

     Мрак насторожился, сказал медленно, наливаясь злостью:

       Скажи еще, что у него зеленые, как молодая трава,

     глаза.

     Тцар вскричал:

        Я так и знал,  что его мудрость и его возвышенный облик известны всему

белому свету!

       Ага,  — сказал Мрак.  Подумал,  хлопнул себя по лбу ладонью.  — Тогда у

меня к тебе тоже просьба...  Маа-аахонькая.  Ты мне,  а тебе, понял? Вот возьми

это колечко, я обещал вернуть. Принцесса Мелигерда, ты должен знать, где

     она.

     — Знаю, — ответил осчастливленный тцар. — Всего дня

     три по прямой.

       Осталась неделя до срока,  — сказал Мрак, — девка будет волноваться. Не

забудь,  в течение этой недели. Там тебя встретят... Ох и встретят! Не опоздай.

Во-первых,  там у них предсказание... или пророчество, не помню. Насчет Черного

дня,  Змея,  пучины раздоров,  и  что когда ты  явишься,  там у  них сразу тьма

сгинет, а птички зачирикают. Но пророчество и птички — хрен с ними, но там тебя

ждет такое... такое звездное небо!

    

Книго
[X]