Книго

Антон Никитин.

Дуэль вместо предисловия

Неизвестно, когда человечество прибегло к услугам магии впервые. Из- вестно лишь, что это было очень давно. Призывы к Дождю, поклонение Солн- цу, разведение облаков руками - все это только примитивные, неотточенные проявления тонкой жизни. Настоящая магия начинается только там, где встречаются два опытных, обладающихвысшим знанием мастера. Внешние проявления этих встреч зачас- тую незаметны. Но только в них сила магии может проявиться в полной ме- ре. Такие встречи зачастую заканчиваются достаточно крупными катастрофа- ми, истинная причина которых так и остается тайной, ибо сохранение тайны - свидетельство истинного мастерства. Падающие самолеты, просыпающиеся вулканы, нежданные землетрясения - мы замечаем эти события только благодаря большим жертвам, которые часто сопровождают схватки мастеров. Однако, несмотря на увеличение числа этих скорбных событий, все меньшая их доля приходится на магически спровоци- рованные. Проблема всякой серьезной дуэли заключается в том, что выживает сильнейший, и сегодня настоящих мастеров не так уж и много. Все чаще и чаще катастрофические последствия вызваны стремлением обыкновенного человека уничтожить самого себя в огне прогресса и техни- ческого развития. Великие мастера магии спиваются, пробуют свои силы в поднятии полити- ческих рейтингов (потом, правда, тоже спиваются), исчезают бесследно. Путь однажды победившего магистра тернист - потеря основного против- ника самая пагубная болезнь мага. Самым простым средством от этого неду- га является опыт создания своего клона - полностью идентичной матрицы, способной к бою, что, однако, не дает наслаждения битвой, и не может быть полноценной заменой. Тысячи двойников, встречающихся на планете, что это - шутка природы, или след грандиозного пути дуэлей, ведущего в пустоту? Так или иначе, но именно дуэль, именно смертельная схватка - способ существования напряженной ткани магии. Маг без оппонента - это уже не маг, это лишь тень, эхо. Эхо, которое лишено звука, его породившего. Именно эти маги, прошедшие свою главную дуэль - наиболее загадочны и наиболее опасны. Их гибель не является следствием естественных причин, они - это сгустки энергии, взбалтывающие течение нашей спокойной жизни. И оглянувшись, многие из нас могут обнаружить, что кто-то из них уже ря- дом, что Дуэль уже близка. И когда битва утихнет, кто-то чужой, совершенно непричастный, сможет оценить, к чему же на самом деле она привела. ПОВЕСТЬ О НЕКОЕЙ БРАНИ "Сочинена эта повесть о некоей войне, случившейся за наши грехи в благочестивой России, и о явлении некоего знамения в нынешнем последнем поколении нашем." Евстратий(?). Повесть о некоей брани. "Вышли два больших змея, готовые драться друг с другом; и велик был вой их, и по вою их все народы приготовились к войне." Есфирь. "...ажно царевич лежит во Спасе зарезан и царица сказала: зарезали-де царевича Микита Качалов да Михайлов сын Битяговского Данило да Осип Волохов." свидетельство игумена Савватия. С самого утра началось. Прохожий у метро остановился, пытался заку- рить, был неосторожен. Ветер все время срывал огонек со спички, а - то ли с перепою, то ли от нервов - прикрыть не догадывался долго. Потом весь сжался, догадался наконец-то, и все так быстро произошло. Сгорел он, только одежда осталась коробом стоять, а потом с грохотом рухнула. "Был бы в сапогах - так бы и остался стоя, а тут ботинки - у брючин сцепления никакого, вот и упал, как дерево," - подумал Петр, а из брючин - пепел ручейками рассосался по снегу, по снегу и исчез; только и пользы, что ходить по скользоте легче стало - зола все-таки. Стали про- хожие собираться, смотрят - сгорел весь, даже пепла уже толком не соб- рать, кто-то в милицию побежал звонить. Слева в толпе - про скрытую энергетику, справа - про запой и водку, а Петя потрогал затвердевший ма- терчатый кожух, сказал, что, мол, орехи, они завсегда так - скорлупа ес- ли твердая, то внутри - почти точно - пусто, и думать начал, почему одежда задубела. "Наверное, у них сначала кровь вся вытекает, засыхает тут же, а что высохнуть не успело - морозом прихватило - и ага." В ботинках, верно, осталось, что родственникам снести, их сразу нак- рыли газеткой, кирпичом от ветра придавили, но Петр видел, что зола со- чится еще, через шнурочные дырочки, что ли, а говорить - лень. Потом ми- лиция приехала, взяли одежду, заломали рукава, чтобы влезло в воронок, ботинки тоже взяли и уехали. Бабка охнула сбоку, заковыляла дальше; Петр подумал, подумал, не понял, чего расстраиваться-то - так все хорошо и чисто произошло; оглянулся вокруг - смотрит - пачка сигарет лежит в сто- роне, синяя, раскрытая, как с желтыми зубами. "Точно, - подумал Петя, - он ее как-то в руках ухитрялся держать, вот она и выпала, сам он, как труха, рассыпался, пальцы тоже, и все." Подобрал пачку, пошел в метро - вроде на работу опаздывает, первый день после отпуска. В переходе все размышлял, зачем взял, не курит ведь, но не класть же обратно, не поме- шает. Достал из кармана "единый", еще удивился, что по размеру на пачку похож, показал мужику на входе, только потом опомнился, вернулся, спро- сил про бабушку, бабушка все время тут стояла. Выяснилось, что ушла на пенсию, Петр расстроился страшно, залез в поезд и стал вспоминать ее, и как она ему головой кивала, и какая аккуратная была. "Вот надо же, при- вык я к бабушке, она вроде мне как родная стала, может, я ее и полюбил даже". Классический дебют должен переходить в ничейную раскладку. Семен с Кириллычем для начала схлестнулись на вечном вопросе о невинно убиенном царевиче Дмитрии Углицком. Семен, ненавидящий царизм, раз за разом бро- сал восьмилетнего отрока в приступ эпилепсии, да на ножичек, Кириллыч противостоял, выстраивая милые его сердцу интриги до самой златоглавой столицы, и при помощи Битяговских кромсал мальчишеское горло от уха до уха. Пили сидя на ящиках из-под яблок, молча, как всегда.Семен, более сво- бодный, иногда ходил проверить давление в котлах, Кириллыч в это время вплетал в затейливую аферу Марию Нагую, Бориса Годунова и строгого сле- дователя Шуйского. Шуйcкий, правда, был ненадежен - сам не знал, чего ему надо и в любой момент был готов поверить Семену с дурацким самоу- бийством. "Ну пойми же, - внушал Кириллыч через века, - Я сам видел, как они его резали." Возвращался Семен, и продолжали пить. Историю оставили нераспутанной, уже совместно, как в особо сложных делах, напустив туману. - Пар нормальный? - спрашивал Кириллыч, хотя мог просто повелеть ему быть нормальным или, на худой конец, узнать, не спрашивая и не вставая с места, но считал это делом презренным и мелким для себя. - Нормальный, - отвечал Семен, соблюдая этикет и храня профессио- нальное достоинство. Заново прикладывались. В углу было еще много, потом можно отнести по- суду. Завязав на истории окончательно, даже чокнулись, звон стекла породил в Семене очередную идею, и он сотворил из кучи песка клона, которого отправил по городу с неясной еще целью, теплилось слабенькое ожидание, что сюжет выйдет позже, но Кириллыч испепелил творение Семена, за что пришлось немедленно принять. Потом украли у американцев (еще тогда, в сорок пятом) атомную бомбу, подумали, что делать с ней опреде-ленно не- чего, и вернули на место - случайно получилось единство по- мыслов, так изредка происходило, но говорило о полном истощении. Профессор Батогов сидел в архиве третий день и пытался понять. С детства у Ивана Филипповича было отвращение к мудростям типа "рано вставать - рано в кровать". Полная бессмыслица скрипящей доской распира- ла его осушенные долгой работой мозги и мешала соображать. Сейчас в го- лове сидело что-то хрестоматийное, вроде "Каждому воздашеся по делам его", хоть и не совсем понятное, но столь же омерзительное по скрипу. С самого утра профессору казалось, что он набрел на какое-то доказа- тельство давно мучившей его проблемы, но поленился записать, теперь же, перечитывая хронику на месте "...И в этой короткой жизни он устроил себе потеху, а для своей будущей жизни знамение вечного своего жилища...", он думал, что же могло ему придти в голову при чтении этой фразы. Но прош- лое вновь закрылось туманом. "Ах, как бессмысленно все, как все бессмыс- ленно и пошло!" - профессор ходил по комнате широкими шагами от полки к полке. "Нет ничего хуже!" Отбросив какую-то рукопись шестнадцатого века, Иван Филиппович пошел обедать. Петр пришел, когда уже были хорошие. По крайней мере, две уже выжрали и сидели на ящиках, пялясь друг другу в бессмысленные глаза. Петр прогулялся по подвалу, проверил пар, как всегда нормальный - привыкал к рабочему месту после долгой отлучки. Артерии центрального отопления пронзали пространство подвала с тихим дрожанием и утробным теплом, в дальнем углу асбестовым куском бился котел, как сердце велика- на. Только сзади, у Семена и Кириллыча, было достаточнo светло, будто они сидели в гигантском глазу, окошко под самым потолком и лампа дневно- го света обливали их лучистыми потоками. Семен без особого труда вскрыл черепную коробку Петра и отпил оттуда, уступил Кириллычу. Острое наслаждение свежим током ударило в виски и сняло усталость. Кириллыч пил долго, не отрываясь - уже старел, ему нуж- но было все больше и больше. Семен даже отстранил его - иначе ничего не осталось бы. Кириллыч утер губы, стряхнул с тыльной стороны ладони тепло чужого мозга и успокоился, закрыв глаза. Петр почесал в затылке, алкоголики не пошевельнулись, только Кириллыч сидел теперь с закрытыми глазами. "Ну, друзья, меня-то возьмете?" Третий ящик приполз из угла как-то сам собой. Петр сел, взял стакан и выпил. Можно было играть дальше, без пробуксовок. Неназойливые рассуждения Петра растворялись, распадаясь на разноименно заряженные ионы, и теряли окраску, выделяя тепло и свет. Примитивная пища всегда усваивается лег- че. Для разминки Семен оживил одежду клона, которую ошалевшие милиционеры свалили на пол посреди камеры в районном отделении милиции. Панцирь, до сих пор лежавший на спине и смотревший пустым капюшоном в потолок, те- перь бунтовал, бил рукавами и босыми брючинами в дверь, это было видно через глазок. Майор, прибывший на место происшествия, не испугался (ну просто не понял, что произошло) и, как настоящий рубака, принял решение с ходу, по-суворовски внезапно. По его приказу дверь отперли, и майор сам три раза стрельнул в спину уходящему призраку, одежда продырявилась с грохотом кровельной жести, но даже не оглянулась посмотреть, не вскрикнула, засияв тремя дырочками, удалилась навсегда. Майор, ведомый неизвестной силой, сдвинул пистолетом фуражку на заты- лок, задул дымок, слабо тянущийся из ствола, и незнакомым голосом ска- зал: "Ушел, сволочь!" "Красиво получилось!" - Семен расслабился, перемешивая в голове цвет- ные пространства. Стрелки курантов ножницами смыкались к полудню. Царевич Дмитрий вышел на крыльцо. Невдалеке шумела Волга. * * * "Как устал я от этой архивной каторги! - профессор Батогов вспомнил о студенческих годах, когда элементарные средства (вроде выпитого сырого яйца) возвращали его к жизни. - Но и годы уже не те, и силы уже на исхо- де." Подобрав случайно упавший следственный том, профессор углубился в чтение. В котельной выпили за нормальный пар, Кириллыч по-доброму взглянул на Семена и подумал с ласковой издевкой: "Так как же насчет царевича?" Се- мен улыбнулся и ответил: "Разберемся." Дмитрий спустился с парадного крыльца, прикрикнул на мамку, непово- ротливую дуру, и прошествовал по двору в надежде чем-нибудь заняться. Позади дома четверо мальчишек играли в ножички. Профессор оторвался от рукописи, почувствовав легкое движение. Он очень увлекся чтением, и ему показалось, что вокруг - не полки хранили- ща, а сруб великолепных дьяцких покоев. Батогов снова ухнул в чтение с головой, не успев удивиться. Петр понял, что гигантский водоворот сиреневых тонов захватил его уже и тянет к сплющивающей точке своей середины. Там, в узком жерле водного вулкана, бился белый земляной червь, скованный цепью судороги, и светлел речной берег, искаженный переспективой. "Ах, как неохота!" - плавники не слушались Петра, пошевелив хвостом, он ощутил ужасный приступ тошноты (или отвращения к собственному телу). Пройдя за секунды всю эволюцию, Петр осознал себя за столом, уставленным деревянной посудой, вспомнил свое новое имя - Данило - и спросил у мужчины во главе стола: "Что, ба- тя, помолились, пора и каши отведать?" Царица только села обедать, когда во дворе истерически закричали: "Царевича зарезали!!!" Кириллыч глубоко вдохнул свежий воздух и ощутил в себе пульс давно ушедшей молодости. Раскланявшись со звонарем, поднимавшимся на коло- кольню, подошел к пацану в роскошной царской одежде: "Ну, здравствуй, государь!" Дмитрий гордо посмотрел на малознакомого Никиту Качалова и приветствовал его наклоном головы. "Какой красивый ты нынче, государь!" Дмитрий улыбнулся. "Похвастал бы ожерельицем!" Дмитрий неспешно расстег- нул пуговку на вороте и запрокинул голову, тряхнув светлыми кудрями. Ки- риллыч выхватил из кармана ногайский нож. К ним через двор бежал Осип Волохов. Кириллыч встретил его взгляд, безумный взгляд Семена. "О-о-па!!! Перестарались." Семен понял, что игра перехлестнула через край, когда увидел себя в царском дворе Углицкого кремля. Царевич невда- леке играл в ножички. Мягкая земля хозяйственного двора была истыкана сталью и напоминала Семену чудовищный нарыв. "Ну сейчас, сейчас у него припадок случится, а мама моя недоглядит." Василиса Волохова, неповорот- ливая мамка, судачила с какими-то бабами, тоже, верно, мамками. Царевич побледнел, и его кинуло на нож. Земля пропиталась нежданной влагой. Кириллыч резанул по доверчиво открытому горлу мальчишки повыше бусин, рука неожиданно дрогнула, и открывшаяся хрипящая рана показалась недос- таточно широкой. "Надо же, сколько раз все это прокручивал... Чужими-то руками жар загребать, а сам-то, сам!.." Мамка кинулась на тело царевича, закрывая его и мешая вновь поднятой, кровавой уже, руке, закричала. "А Осип-то где? С ним мы вроде?" "Ну, правильно, - профессор оторвался от еды, посмотрел на жену, на сына. - Сам он напоролся. Играл и напоролся. Я же не подбивал Микиту, я же дома сижу, обедаю." Рукопись захватила его с головой. "Хотя бес меня знает. Что Борис прикажет, то и сделаю. Хоть и дьяк, а подневольный че- ловек." Жирная пища быстро насыщала. Петр не совсем еще отошел от прожитого переживания, в голове его шу- мело веретено, складывая пушистые нити отвращения. Молча ждал, пока батя возьмет первый кусок, надлежащий главе семьи, и можно будет начинать трапезу. Мария вскочила, схваченная страшным сознанием потери, кинулась вниз по лестнице, отбрасывая ее пролеты назад руками. На хозяйственном дворе мамка в голос песенно причитала над телом Дмитрия, срываясь на верхних тонах. Мария закричала, бросилась на мамку,схватив по дороге полено. По- ленница покачнулась и осыпалась, дробясь на чурбачки. "В набат бейте, в набат!!! Государя вашего убили!" Звонарь, не выглядывая из колокольни, услышал крик царицы и намотал веревку на руку. Над Угличем забилось оханье набата. Стайка воробьев сорвалась с крыши и улетела в сторону реки. Ритмичные удары сбивали к кремлю толпу. Профессор, не поняв вначале смысла происходящего, решил было дообе- дать, но, поразмыслив, выбежал во двор, вскочил на коня и ринулся к дворцу. Набат усиливался под цокот копыт. Петр выглянул в окно, убедился, что батя ускакал, и набросился на еду. Мать только головой покачала. На площади собрался почти весь город. Василиса Волохова лежала, прик- рывая руками голову, от нее по земле растекалась кровь, смешиваясь с мертвой кровью царевича. Мария, не догадавшаяся пока бросить окровавленное полено, стояла над ней и кричала:"Это все выблядок твой, Осип, царевича зарезал!" "Истеричка, - подумал Семен, - Как же это - я?! Его Кириллыч убивал, и потом, он же сам, эпилептик, сам, больной сынок-то у тебя, сам он, сам!!!" "Ну я же говорил им - сам!" Профессора трясло над рукописью, как в седле, крупной дрожью. "А у матери просто чердак поехал от потрясения. Любимый сын-то!" Битяговский ворвался в кремль, соскочил с коня и заметался по площа- ди, пытаясь унять холопов. Пьяный брат Марии Михаил заорал: "Да что там думать-то! Мужики, решай их!" "Нет, так не пойдет! Что это они на Осипа? Это же я его! И потом еще не факт, что не несчастный случай! Ну ничего, дядя поможет. Дядя у меня дьяк," - Кириллыч взглянул на профессора и, набравшись духу, выпалил в лицо царице, что негоже людей мутить супротив невинного Осипа, да в час скорбный. Царица побагровела, зашлась в крике от неслыханной дерзости, оклики Битяговского не помогли, Качалова ударили по голове, вмяли в зем- лю ногами, прошлись в азарте по запрокинутому лицу. Кириллыч ахнул, взмахнул лимонными чешуйчатыми крылышками, и его отбросило на теплую стену котельной. "Что вытворяют-то, племяша задавили!" - профессор в ужасе отпрянул от рукописи. "Дикость какая! Качалов тоже хорош - детей резать, но не нога- ми же его топтать!" Битяговского толкнули, он чуть не упал. Михайло пьяно ревел, забывшись в расправе. "Ты, Михайла, уйни шум и дурна, которого не зделал," - произнес по- луграмотно, по-старорусски, профессор. Осип заметил, что Битяговский отвлек на себя внимание толпы, и бро- сился бежать. "Зарезали - так зарезали. Я тут ни при чем. Маму только жалко, да не поможешь ей. Расхлебывайте теперь сами." "Зарезали его - зарезали определенно," - рукопись теснила воображение профессора, по старой памяти свертываясь в свиток. Царица, желающая крови за сына, опомнилась, когда Волохов уже улиз- нул. Василиса Волохова поднялась с сырой темно-красной земли и сквозь боль увидела, как толпа рванулась, подчиняясь царицину наказу, на Битяговско- го. Битяговский побежал. Осип вбежал на подворье дьяка и дурным голосом закричал: "Данило, хо- вайся, Дмитрия зарезали и батьку твоего сейчас затопчут!" Петр оторвался от кваса, осознал реальность происходящего, по-смотрел на Семена, кашляющего у ворот, и позвал его в дом. "На Дьячью избу они свои лапы не подымут - царский чин все-таки." Профессор, путаясь в словах, задыхаясь от волнения, бежал по строкам. "По какому праву, по какому закону - меня? Я же дьяк, нет, я историк, я Батогов, не Битяговский, хотя похоже..." Он ворвался в дом, захлопнув перед толпой дверь избы. Петр посмотрел на отца, понял. "Ну, Господи, пронеси!" Мать рыдала в углу, предчувствуя свое разорванное ухоженное тело. В дверь бился тюлений бок толпы, страшным рыком скалил зубы неведомый столапый зверь. Ухнуло, заголосило - на дворе мужичье вскрыло погреб, пили прямо из бочек, бочки били об намокшую от пролитого землю, и они лопались с хлюпаньем и треском. Дверь, наконец, выпала, обнажая ткань дерева, и толпа ворвалась в дом. "Не при чем я тут! Его, его душите, я не царский человек!"кричал Осип, указывая на Данилу, но захлебнулся, бурой меховой кучей перелетел через голову и, растянувшись, провалился на дно берлоги. Горела лампа дневного света, водочная бутылка сияла отраженной иск- рой, на ящике сидел Кириллыч. Зверские бородатые рожи обступили Петра, пьяно обжигая воздух. Мужик с азиатским прищуром вытащил, путаясь в красной рубахе, из-за пазухи нож. Петр закрыл глаза. Профессор почувствовал, что сердце пытается выбраться из груди, сжа- тое и избиваемое. "Все... Завтра же в отгулы", - выскочил из хранилища. Московский вечер немного его успокоил. Обхватив голову фалангами, лапами, руками, скрючившись, Петр перева- ривал блеск неунявшегося еще под горлом бунта. "Что же они делают-то с людьми, гады, что они делают, - возмущение кипело в нем смолой, обжигая глотку. - Сволочи безнаказанные!" Юность Качалова слиняла с Кириллыча, осела, сморщилась и стерлась, как переводная картинка, обнажая старческий оскал, небритые щеки и угольные морщины старого истопника. Очнулся Кириллыч только от неясной тревоги, исходящей извне. Семен тихо подавил в себе медвежий стон и жалость к чужой, но вроде как родной матери, умершей лет четыреста назад, и тоже насторожился. Оба истопника смотрели на Петра. Привыкшие не оставлять весомых сле- дов, да, к тому же, не слишком еще соображая, они представили себе ис- чезновение ненужного свидетеля. Кириллыч привычно превратил его огнем в пепел, Семен, почувствовав вновь дурной зуд изобретательства и неожиданно вспомнив Волгу, увидел тело Петра оплывающим, растекающимся по полу котельной мутными ручейка- ми. Петр ощутил удар. Начала воды и огня наполнили его и, равные по мощи, слились. Ощущая в себе скрытую энергию взрыва, Петр возмущенно поднялся, посмотрел на пьяных коллег. Они спали, зная за собой силу, не проверяя результатов последнего выпада. Петр вышел, хлопнув дверью. На улице был вечер и легкая пурга. Петр поежился, достал из кармана пачку сигарет, спички. "А спички-то у меня откуда? Спер, наверное, у этих гадов." Петр закурил. Легкая искорка оторвалась от кончика сигаре- ты, полетела прямо в лицо. "Допрыгался," - вспомнил утро Петя. Искра ударила Петра в лоб, нарушила равновесие воды и огня, прожгла сквозь мозг аккуратный туннель. Спрятанная сила равновесия закрутилась, как часовая пружина, и Петр ощутил свое всемогущество. "Ладно. Во-первых, мне пластырь нужен, чтобы дырку на лбу заклеить. Во-вторых, чтобы эти двое меня не достали. В-третьих, чтобы пар нормальный был. Всегда. Да, еще чтобы одежда этог о... Как его зовут?.. Клона - рассыпалась. И еще... Что-нибудь самое же- ланное... Ничего, с утра придумаю. Я им еще шороху задам! Такое с людьми вытво- ряют!" Нина Ивановна неповоротливо ковыляла домой, когда шедший впереди нее человек рассыпался. Подойдя ближе, она увидела на льду только брошенную щедрой дворницкой рукой горсть песка. "Всего вторую неделю на пенсии, а такое уже от лени мерещится. Завтра буду проситься назад. В гости я уже ко всем сходила, не киснуть же дом а..." Следующее утро Нина Ивановна встречала на трудовом посту. ПОВЕСТЬ О ГОРЕ-ЗЛОСЧАСТИИ Создавая новую Землю, Отец Изначальный, Главный Первосоздатель, встретился со множеством трудностей. Его помощники отказались взяться за это дело, обреченное на неудачу. В конце концов Джакайра согласился создать новую, несовершенную землю, прекрасно сознавая, что она "изначально содержала в себе семена раздора и несчастий, уготованные нашим сыновьям и самым отдаленным потомкам". Рубен Барейро Сагиер. "Первосоздатель Ньяманду" Движущийся воздух рванул из руки деревяшку скатанного желтого флажка и затряс ее железным грохотом проходящего скорого на Ригу. Голые ветки закачались, увязая в сером киселе пасмурного неба, вскрикнула ворона, и Павел очнулся, вытащил руку из форточки, запутавшись флажком в недоста- точном отверстии. Последний раз звякнул зуммер переезда, поднялся шлаг- баум. "Вот и вся автоматика. Вот и вся наука будущего, - подумал Павел, доставая из-под скамьи бутылку водки. - Две тысячи шестой год." Поискал на столе место, чтобы поставить, места за пустыми консервными банками не оказалось. Павел водрузил сосуд на книгу, распластанную посреди жестяных зарослей. Теперь на обложке были видны только кусок фамилии автора "рнов" и звездолетик, устремленный в Нечто. Первые буквы иска- жались в призме жидкости и напоминали чудовищного черного таракана. Серое месиво качалось за окном, переживая свою неприкрытость и мок- рость. Павел сел, взял со стола бутылку - таракан метнулся и исчез - и отхлебнул: оказалась уже початой. В снах его все было по-прежнему: Весна 7121 года от сотворения мира в Костроме наступала медленно, март, готовый уже ко всему, утомленный и несолнечный, пьяно грустил над Россией, в столице выбирали нового царя. Мир, охваченный мрачным безна- чалием, тоскливо вглядывался в глубины мозга, окружавшие его, и, кропот- ливо крестясь, молился. Михаил Федорович, совсем еще мальчишка, слушал свою полубезумную мать и вспоминал свое будущее и, отчасти, прошлое. Он сидел около окна и ви- дел, как во двор въехал санный поезд, но встать сразу не смог - от неу- добной позы у него затекла нога. В поисках смысла своего бесплодного существования, Павел бродил по закоулкам снов, открывал и закрывал попадающиеся на дороге двери и забы- вал путь, по которому пришел. Странным образом течения времен пересека- лись, зацепляя друг друга, выхватывая из пронзенного потока второстепен- ную деталь и унося ее в неизвестном направлении. Павел пытался уловить ускользающие мелочи, вернуть их в движение родного периода, но какое-то темное препятствие вставало перед ним. "А надо, надо было в Иерусалим идти, ведь хотел идти в Иерусалим, там бы и был теперь, но..." Он отвернулся от окна, за которым хрипел уже набат и разъяренная тол- па требовала его смерти. "Я думал - свадьба будет, а оно - вон как..." "Лжедмитрия давай!" - страшно закричали на улице, и кого-то сбросили с высокого крыльца. "Я думал, узнаю, что там, дальше, какое царство здесь будет, сделаю его, и потом, потом - в Иерусалим, оттуда видней. Ни свадьбы, ни Иеруса- лима, Марина только, но она останется, будет здесь жить, она еще, может, родит от меня. Или не от меня, от другого какого-то Дмитрия. Может, я еще вернусь, потом, через сорок сороков, через темень, Бог меня не оста- вит." Странный пожар охватил Отрепьева. В этом движении, разрываемый лапами огня, он ощущал себя там - через сорок сороков, - в скучной и вздорной беседе, вспоминающим чудотворную икону Богоматери. "Неправильно все, - подумал Павел. - Все неправильно. Грязь и муть, и все боятся. Здравствуй." Трезвый пока Мефодиев протиснулся в конуру пе- реезда и затих на привычном месте. "Угощайся, я не хочу больше." Мефодиев припал к горлышку, стекленея и опасаясь за мимолетность счастья. "Неправильно все, - сильней и сильней билась в Павле тревога. - Не так надо, не так." Павел менял в себе времена, отыскивая первую непра- вильность, поднимал и опускал на место события, думая, что под ними оты- щется необходимое звено. Действовал иногда даже небрежно, по-ставил ко- го-то на крыло храма и, возвратив, случайно показал ему картины будущих царств. Но потеря не находилась. Испуганный, он возвращался, бродил, спрашивая совета, пытался увидеть лица старых друзей, но, доходя до смутных, неочерченных пределов, он об- наруживал только пустоту, в которой не оставалось места ничему. Пытаясь осознать этот парадокс, Павел строил в пустоте дворцы, путал в них коридоры, плодил потайные лестницы, надеясь обнаружить в этом по- добие реального хаоса, но его опрокидывало, вытаскивало из-за ширм вооб- ражения и волочило куда-то, где выход был неотвратим. Инокиня посмотрела на сына, с трудом поднимавшегося к царскому венцу. "Он все им тут переменит. Он жить станет счастливо, и я с ним буду." Посланники собора уже топтались на крыльце, не решаясь войти. Иссу- шенные дорогой и пропитанные ее грязью, они стояли, не помня о себе ни- чего, запечатлевая окружающие деревья и слабое солнышко сквозь облака, в возмещение пустоты. - Подожди здесь пока, - сказала Марфа и вышла к послам. Михаил понял, зачем они приехали, и ему показалось, что кто-то затя- гивает на его шее шелковую тряпицу. Дмитрий заперся у себя в спальне, открыл потайную дверь - и мимо по- коев неверной Марины выбежал в каменный зал. Грохот алебард, выстрелы и треск ломаемых стен не были здесь слышны, даже набат казался слабее. Вспоминая и пугаясь убийц, поднимавшихся к кому-то по винтовой лестнице, чувствуя приближающееся удушье, он подбежал к окну, не глядя, прыгнул вниз. Боль сковала его, и он понял, что Иерусалим недосягаем. Протягивая руки к открывающимся окнам, судорожно пытаясь зацепиться хоть за что-то, Павел ошалело ощущал свое падение в настоящее. Проноси- мый невидимым течением через квадраты восставшей против игрока шахматной доски, Павел наблюдал гибели и рождения, лежащие на его пути. Необратимо в спальне душили кого-то шелковым шарфом, стреляли по ка- ре, окружающему медную статую, взрывали самодельной бомбой карету, и ка- кой-то полуграмотный мужик в подвале в упор расстреливал малолетнего ге- мофилика. "Неправильно это", - почувствовал Павел всем телом, но ущерб-ность мозга парализовала его, и все, смешавшись, исчезло. - Просим тебя, Марфа, благослови сына своего на царство. - Не гоже нам, бояре, в цари-то лезть. Михаил понял, что мать, следуя верным уже традициям, отказывается только для виду, и ему показалось, что перед коронацией обязательно будет бунт и мятежников придется расстрелять на площади из пушек. - И разве нет достойнее нас и родовитей, - продолжала Марфа, - Почто вы бередите мне сына, он же малой совсем. - Марфа, - вступил бас так, что Михаилу показалось, будто воздух вок- руг него разорвался, разнося на части и крыльцо, и его самого, и облака, обтягивающие небо. - Благослови сына, благослови, люб он всем, ох как люб! Посмотри, что мы привезли с собой. И неопрятные дядьки скинули пок- ров с чудотворной иконы. Марфа взглянула на благородные цвета, золотистый, коричневый, голубой смешались у нее в глазах, накладываясь на окружающий мир (солнце уже светило вовсю, капало на землю с крыш). Она упала на колени, заплакала, замолилась. - Молись, сын, молись, ты царь теперь! Михаил, увлеченный новым и необычным страхом - боязнью порезаться - почувствовал, как кто-то с грохотом выстрелил в него облаком огня, встал на колени и увидел перед собой новые лица и плачущую мать. С Дмитрия сорвали царский костюм, обрядили в грязное тряпье. - Эй ты, сукин сын, кто ты такой? Кто твой отец? Откуда ты родом? - издевалась невыносимая харя. "Кто я? Если бы я знал, кто я, не был бы я здесь. И над телом они бу- дут глумиться, таскать будут по всему городу, и закопают без гроба, а потом опять выкопают, и сожгут, но я вернусь, все равно вернусь." И ответил: - Всем вам известно, что я - ваш венчанный царь, сын Ивана Васильеви- ча. Знающий все, он не захотел сознаться. - Ну скажи же, - бубнил пьяный изрядно Мефодиев, - ведь ты же врал мне про своих дружков в котельной, про сказочников. - Про магов, - вяло включился в течение реальной жизни Павел. - Ну про них, про себя - врал ведь. Ведь ты не можешь ничего, ты же ненастоящий, в тебе силы-то нет, ты не преграда, ведь скажи, врал? Ты же стол передвинуть не можешь уже третий год, а клялся, что поезд остано- вишь. - Нет, - сказал Павел и поднялся, зацепившись за что-то боком. Пустая консервная банка упала и, медленно откатившись, замерла. Лик Непорочной Девы смотрел на него с необъяснимой печалью. Мефодиев вздрогнул, прослюнявил еще раз слово "ненастоящий" и затих, забыв про жизнь и ее причину. Яму брезгливо раскапывали трое. Как ни велика была ненависть, боялись с размаху резануть по покойни- ку. Но все равно задели. Подгнивающий труп вытащили из ямы и расступи- лись, ощущая недоумение, которое должно было вытеснить новой заботой. Павел прогремел кирзой по деревянному настилу, споткнувшись, шагнул с него на шпалы и пошел к повороту полотна. Было совсем темно, только ла- дони покалывало искрами могущества, и они светились, как погруженные в море. "Мы грудью проложим себе, - сказал Павел, остановился и вытянул руки вперед. - И еще: наш паровоз, вперед лети!" Машинист электрички, вылетев на своей оскаленной машине из-за поворота, не смог испугаться, рванулся к тормозам, но труп Павла, расчлененный и разбитый, не нуждался уже в остановке. Измученное тело сожгли, зарядили пеплом пушку, повернули ее ртом на Польшу, и горячий воздух выстрела размешался в окружающем холоде, не ос- тавив следа. Альтернативная история послесловие историка Человек прикован к месту в котором он живет, ко времени в котором он родился и к собственной личности, то есть к самому себе. Для борьбы с первой привязанностью существуют путешествия, а последняя привязанность выражена настолько глубинно и неявно, что бороться с ней считается гре- хом. Для борьбы же со временем человечество изобрело историческую науку, предназначенную не столько удовлетворить любопытство воспоминаний, сколько почувствовать (и зачастую безнадежно) будущее. История возникает там, где человек, обогащенный новыми знаниями, до- ходит до анализа давно прошедшего - и обнаруживает в прошлом момент или моменты, способные повлиять на всю его дальнейшую судьбу. Применяя при- обретенные знания к этим моментам, он открывает новую жизнь, новую ветвь истории, новый виток неизведанного, но воображаемого мира. К сожалению (к счастью?), человек не способен проверить свои выводы, и поэтому речь здесь может идти только о художественном приеме, а никак не о науке. Со- жаление об упущенной возможности - одна из самых сильных эмоций, вызван- ных этим художественным приемом. Народы преследуемы тем же недугом - каждая нация несет с собой свой опыт, постоянно переживая его, сохраняя в летописях те моменты, которые кажутся значительными, чтобы возвращаться к ним снова и снова. На самом деле, эти ключевые эпизоды могут оказаться ничего не знача- щими отметинами на длительном пути, а действительно важные события и имена останутся скрытыми от глаз. Тем не менее, есть времена, отказать в значительности которым просто невозможно - настолько они туманны, неясны и загадочны. Никак нельзя ошибиться, приписывая этим периодам мистические свойства. Современники превозносят их из одних побуждений, потомки - из других, часто противо- положных. Собственно, не важно, ЧТО именно происходит в эти времена, важно - КАК это происходило. Дело в том, что невозможно изменить окраску эмоции, ведущей все время за собой, а переврать исторические факты - пустячное занятие. Такими мистическими временами являются, в частности, Великая Фран- цузская Революция, реформация религии в Древнем Египте, Смутное время в России. Ссылаясь на них, историки ищут подтверждения своим наблюдениям за днем сегодняшним. Правда, такие наблюдения изменяют исторические фак- ты, и весь исторический поток сворачивает в сторону. В сущности, вопрос о том, к примеру, как был умертвлен царевич Дмит- рий Углицкий носил принципиальный характер только потому, что пришедшая династия Романовых веками носила в себе вопрос о законности собственной власти. Сегодня же, после Павла Первого Задушенного, Александра Второго Взорванного, после Царевича Алексея Расстрелянного, мы видим только одно - вся новая русская династия началась одним убитым мальчиком, и закончи- лась другим. И Первый ЛжеДмитрий, и Тушинский Вор, погибая, не знали цели, которой они служат - оправдать, продолжить кровавое кольцо, затянутое вокруг России. Михаил Романов, принимая трон, не мог предвидеть всех своих не- винно убиенных потомков, но верить в это предвидение очень хочется. Ина- че история превращается в пустую игрушку для проверки политических гипо- тез. Кто заключил Ясский мир? В каком году? После какой войны?.. Важно ли это?.. Плакал ли Михайл Федорович, предчувствуя подвалы Екатеринбурга, где его немощный пра-пра-...-внук умрет не от гемофилии - болезни, свиде- тельствующей о нормальном угасании аристократического рода, но от пули - вот что является вопросом вечной ценности. Эмоции не устаревают, они близки нам в любое время и при любой власти. Тот момент, когда История всерьез займется изучением этого вопроса, ознаменует появление новой, Альтернативной Истории. По крайней мере, так нам кажется сегодня. -------------------------------------------------------------------- "Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 07.05.2002 17:24

Книго
[X]