Д. Е. Громов, О. С. Ладыженский
ОЖИДАЮЩИЙ НА ПЕРЕКРЕСТКАХ
Все вы идете к истине различными путями, а я стою на перекрестке и ожидаю вас... (Будда) Итак, если свет, который в тебе - тьма, то какова же тьма? (Евангелие от Матфея) ...Не листайте эти страницы в тщетной надежде отыскать крохи правды о мире - ибо правды здесь нет, и мира этого нет, а есть лишь боль и память, память и боль. ...Не листайте эти страницы, стремясь отвлечь себя чужой ложью о том, что было и чего не было - ибо за ложь эту дорого плачено, дороже, чем за правду, и поздно теперь порицать, утверждать или сомневаться. ...Не листайте эти страницы от нечего делать, ибо во- истину страшен тот час, когда человеку нечего делать, и идти некуда, и обрыв манит лишь тем, что он - обрыв. ...Не читайте написанного, потому что слова - ширма, темница, оковы, в которых бьется недосказанное; и меня не слушайте, когда я кричу вам об этом, потому что и я связан словами, как и все; не слушайте меня, не слушайте, не... И не верьте мне, когда я говорю вам об этом. МИФОТВОРЕЦ Будто в руки взял Молнию, когда во мраке Ты зажег свечу. (Басе) Идемте, друзья мои; никогда не бывает слишком поздно, чтобы искать новый мир. (Теннисон, "Улисс") 1 В Доме было ужасно холодно. Временами мне казалось, что я неправ, и лучше было бы сказать - зябко и сыро - но ознобу, сотрясавшему мое тело, все эти словесные кружева казались глупыми и смешными. И, главное, не меняющими су- ти. Изредка я протягивал руки к витому подсвечнику, к его бронзовым, позеленевшим от времени розеткам, где покорно истекали черным воском три толстые свечи, и их пламя по- слушно согревало мои пальцы, подрагивая и колеблясь в вы- боре собственного цвета - от охры до кармина. Странный тюльпан, напоминавший залитый свежей кровью пергамент, склонился ко мне из вазы и попытался прочесть написанное. Я прикрыл слова ладонью, улыбнулся и пощекотал любопытный цветок кончиком пера. Он обиженно качнулся на упругом стебле и сомкнул лепестки. Тюльпан мерз, как и я. Он был уже очень старый, этот преступно-багровый тюльпан, ему скоро придется умереть, засыпав сморщенными крылышками неведомых бабочек мой стол, и я ничего не мог изменить в реальности срезанной жизни. Реальность - это вообще не моя стихия... Я встал и вышел из комнаты. Почти от самого порога начиналась лестница - сегодня она была узкая и деревян- ная - и я спустился по ней в нижний зал, слегка касаясь перил и поглаживая приятную на ощупь матовую полировку. Внизу горел камин, и отблески огня метались по ору- жию, развешанному на массивных, потемневших от времени стенах. Я подошел к креслу с затейливо выгнутыми подло- котниками и принялся разглядывать секиру, висевшую над ним. Лезвие было тонким, непривычно-декоративной формы, но древко охватывали металлические кольца с гравировкой. Вче- ра вечером здесь висел ковер. Большой такой ковер, в тем- но-зеленых тонах, и в самом центре орнамента чуть покачи- валась кривая сабля в золоченых ножнах. Я отчетливо помнил их - ковер и саблю - потому что никак не мог понять тайну гармонии прямых углов ковра и дуги клинка, и все стоял, смотрел... - Дура, - сказал я секире. Она не ответила. Раньше я думал, что Дом смеется надо мной. Теперь я так не думаю. Даже Предстоятели не властны над изменения- ми Дома, и их иллюзии теряют силу на пороге. На пороге, который сегодня выглядит так, а завтра - совсем иначе. А через час вообще никак не выглядит. В западной стене зала обнаружилось окно. Высокое стрельчатое окно с леденцовыми витражами в верхней час- ти... Вдалеке виднелся косогор, и силуэт черного всадника несся по его кромке на фоне чуть посветлевшего неба. То- лько контур, слегка размытый движением, контур двухголо- вого кентавра с крыльями за человеческой спиной - лук, что ли?.. или плащ... - и я машинально забарабанил паль- цами по подоконнику, качнув шнур занавеси с кисточкой на конце. Всадник резко осадил коня, заплясавшего на рыхлой крутизне, и их тени на мгновение слились в одну бесфор- менную массу. До меня донеслось приглушенное ржание и сдавленный вопль ужаса. Огромное гибкое тело вознеслось перед ошалевшим кентавром, и оскалившаяся пасть с пушис- тым подбородком закачалась из стороны в сторону, повину- ясь причудливому, срывающемуся ритму... Я выругался, отдернув руку от шнура занавеси, и мои пальцы намертво впились в подоконник. Небо над холмами вновь опустело, но конь и человек уже исчезли по ту сто- рону гряды, став невидимыми для меня, и лишь далекий то- пот копыт отозвался легким дребезгом оконного стекла... - Спасибо, Сарт.., - услышал я у себя за спиной ти- хий голос, в котором играло на серебряном ксилофоне вре- мя от заката до восхода. - Не за что, - угрюмо буркнул я и, чуть помедлив, добавил тоном ниже: - Рад служить, Предстоящая... И повернулся навстречу смеху - призраку, тени, наме- ку на смех. Там, где еще недавно горел камин, стояла миниатюрная женщина в бархатной накидке с капюшоном, и добрая дюжина тройных шандалов напрасно тратила свой свет, пытаясь вы- светить хоть что-то внутри этой агатовой накидки. Она шагнула вперед, сбрасывая капюшон и легко касаясь тонкими пальцами ковра на стене - темно-зеленый ковер и золото кривых ножен в центре - и все исчезло. Тайна исчезла. Обычная женщина, мне по плечо, и вьющие- ся волосы обрамляли овал лица, и это лицо улыбалось мне, а я, как дурак, улыбался в ответ, хотя в Доме было по-прежнему холодно, и настроение мое было по-прежнему мерзким. "Надолго, Лайна?.."- хотел спросить я. И не спросил. "Что произошло, Предстоящая?.."- хотел спросить я. И тоже не спросил. - Это было хорошо придумано,- сказала она, и звездные камни ее перстней обожгли мне глаза. "Что именно?"- хотел спросить я. И не спросил. Я знал - что именно. - Со шнуром,- сказала-пропела Лайна, опускаясь на дубовую скамью. - Просто и изящно. Мастерски... Я полагаю, что гонец Махметкул-арра уже захлебывается в ближайшей та- верне красным вином и собственным враньем. Еще одна леген- да, еще один глоток пряного страха, еще один камень в пир- амиде мифа... Спасибо, Сарт. Прекрасная работа. Тонкие губы Лайны-Предстоящей еле заметно подрагива- ли, породистый нос с легкой горбинкой словно принюхивался к далекому, слабому аромату, и я понимал, что неизвестный мне гонец Махметкул-арра в эту минуту с восторгом расска- зывает кому-то о случившемся, привирая добрую четверть, если не половину, и его слушатели кивают головами, шепча темное имя Ахайри, Матери-Ночи. Лайна резко поднялась и направилась к мраморной лест- нице, покрытой чем-то алым и ворсистым. Она шла по ступень- кам, чуть подобрав подол длинного платья, и перила рядом с ней наверняка были гладкими и ледяными. Каменными были пе- рила. А мои ладони еще помнили дерево, дерево этих же пе- рил пятиминутной давности... Шутки шутишь, Дом, Дом-на-Перекрестке? Мы бродим, ме- чемся, спешим, а ты стоишь и поджидаешь всех нас, и твоя вечная изменчивость хранит внутри, в самой сердцевине, не- кий тайный зародыш... Чем прорастешь, Дом, Дом-на-Перекрестке?! ...Я смотрел вслед Предстоящей, а за моей спиной мол- чала стена с обоями в цветочек, стена без всяких признаков окна с витражами, но я знал, что там, снаружи, занимается рассвет. Иначе бы Она не ушла. - До заката, Предстоящая,- прошептал я и вновь почув- ствовал, что мерзну. - До заката, Мифотворец... В Доме было ужасно холодно. ------------- 2 Я вернулся в свою комнату, мрачно подмигнул проси- явшему тюльпану и открыл тумбочку у кровати, где у меня еще оставалось с полбутылки хиразского бальзама. Темно- топазовый, чуть горчит, тридцать две травы в настое, а крепость... Такую крепость не в одиночку штурмовать. Я поду- мал, вытащил пробку и двинулся на приступ. ...Пятый глоток настроения не улучшил, но ощутимо добавил тепла в окружающую сырость. Зря все-таки Лайна назвала меня Мифотворцем. Ведь знает же, что не люблю, и я знаю, что она знает, и тем не менее... Шестой глоток. Седьмой. Я попытался расслабиться и вспомнить, какой покорно-томительной любовницей бывает хрупкая Лайна, Предстоящая Матери-Ночи Ахайри, но в голову упрямо лезло совсем другое: пинки, теряющее чувствитель- ность тело, смех разгоряченной толпы, в которую судорожно швырял бесполезные слова чужак по имени Сарт... Я только что выпал из своего, привычного мира, я еще не успел по- нять, что Тяжелое Слово Магистра Сарта здесь, в этом про- стом и старом существовании, превратилось в горсть побря- кушек, раздавленных в крошку сандалиями зевак. Я еще жил тем, о чем не хочу рассказывать - не здесь, не сейчас - и не научился пока жить заново. Пинки, смех, стыд - и по- рог неизвестно откуда взявшегося Дома, шелест убегающих ног позади, и - глаза, внимательные, оценивающие глаза Лайны-Предстоящей. Временами я ненавидел эти глаза. Мне казалось, что в них сосредоточилась вся тяжесть здешнего практичного бытия, где тщательно продуманные чудеса отмеряются по чайной ложке для здоровья тупеющего человечества; и мы - личные Мифотвор- цы Предстоятелей - укладываем иллюзорные кирпичи легенд, лжи, сказок, чтобы люди могли жрать, спать, размножаться и изредка, на сон грядущий, тешить ожиревший разум словами о том, чего нет и не может быть. Мой бедный, глупый ночной всадник! Ты же знал, верил, ты был готов испугаться, ты испугался почти радостно, ты так и не понял, что это твой сладкий ужас вырос перед твоим конем!.. А я лишь помог, помог нелепо, случайно, я ощутил твой страх и помог ему принять форму - и лишь я видел, что конь, глупое животное, вставал на дыбы, повинуясь власти поводьев и обиженно выкрикивая свои конские проклятия... Ничего не видел конь. И поэтому не понимал жгучей боли в разрываемом рту. Он не знал, что он должен увидеть. Кони не молятся в храмах Ахайри. А люди молятся. Люди верят. Люди знают, кто может встретиться им в ночи. Некоторые даже виде- ли саму Темную Мать, когда она несется по заброшенным доро- гам, гоня упряжку крылатых вепрей... Меня всегда интересовало, какому болвану первому пришла в голову идея свиньи с крыльями?!. И почему они - люди, а не свиньи, хотя иногда и весьма похожие друг на друга - почему они не смеются, а боятся?! Не положено Мифотворцу думать о таких вещах. Традиция есть традиция. А я думал. И втайне посмеивался. Если не зли- лся. В конце концов, я был чужой. Первый чужой в Доме. Спа- сибо Лайне - учуяла, высмотрела талант... Первый - и, наверное, последний. Я пил бальзам и еще не знал, что я уже действительно - последний. Только не в этом смысле. Я сидел, смачивая губы пряной жидкостью, и с каким-то болезненным удовольствием мурлыкал себе под нос один и тот же куплет старой, полузабытой песенки, по многу раз повторяя каждую строку... - Среди бесчисленных светил Среди бесчисленных светил Я вольно выбрал мир наш строгий, И в этом мире полюбил Одни веселые дороги... ------------ 3 - ...Иди в мир. Пройдешь через нижний зал, потом по ко- ридору, третья комната; дверь рядом с кроватью под балдахи- ном. Кровати может и не быть, но дверь там одна, так что не ошибешься... И поторапливайся, Дом тебя побери!.. Я еще не окончательно проспался, упрямые остатки хмеля бродили в налитой свинцом голове, но шершавый голос выдерги- вал меня из забытья, и я не сразу сообразил, что этот власт- ный, озабоченный, пренеприятнейший голос принадлежит Лайне. И совсем не похож на обычный, повседневный (или повсе- нощный?) хрустальный голосок Лайны-Предстоящей. - Выйдешь в город и направишься к храму Эрлика, Зеницы Мрака. У Трайгрина, его Предстоятеля, новая забота. Пророк у них на площади объявился. Говорит, нет Бога Смерти, и смерти нет, но есть жизнь вечная... А эти остолопы рты разинули и слушают! Пойди, разберись... К голосу Лайны вернулись звонкость и прозрачность, но в нем изредка, как вертлявые угри в чистой воде, проскальзыва- ли визгливые нотки базарной торговки. Я улыбнулся в подушку, не успев понять, что делаю, но успев спрятать улыбку. - У Предстоятеля Трайгрина свой Мифотворец есть,- про- бормотал я спросонья. - Я для Зеницы Мрака не работаю. То- же мне, нашли мальчика на побегушках... Я знавал Мифотворца при Трайгрине. Вернее, Мифотворицу. Злобная такая старуха, с дымящейся трубкой в желтых зубах, горбатенькая, нос до губы свисает... Одного ее вида хватало, чтобы все вокруг поминали Бога Смерти Эрлика и сплевывали от сглаза. На мифы она не тянула, нет, хоть и неглупа была баб- ка, а вот сказок вокруг нее - как блох на собаке... Хлопнула дверь. Забытая бутылка упала со стола и, стуча по коврику, откатилась в угол. Я с трудом приподнялся, мор- щась и глубоко дыша, и увидел пустую комнату. Моих возражений попросту не расслышали. Не до того, ви- дно, было. Я вылез из-под одеяла, кряхтя и ругаясь оделся, спус- тился по лестнице - на этот раз винтовой и почему-то без пе- рил - нашел нужную комнату, нужную дверь (балдахин был, а кровать отсутствовала) и вышел на площадь. На крупный булыжник площади Хрогди-Йель перед приземис- тым храмом Эрлика, Зеницы Мрака. - Куда прешь, козел? - хмуро сообщил мне вислоусый ре- месленник из задних рядов гудящей толпы. - И без тебя тес- но... Я аккуратно наступил ему на ногу и стал проталкиваться вперед, напрягая туловище и растопырив локти. Через пять минут проклятий и сопения я выбрался из пот- ной, горячей массы и остановился, меланхолично разглядывая ступени храма и жирного пророка на третьей снизу ступеньке. В то, что он говорил, я не вслушивался. Слов Лайны хва- тило, чтобы я не сомневался в главном - этот огромный, туч- ный мужчина с тройным подбородком и складками на багровом лице говорит не то, что нужно. Значит, он должен перестать говорить. Он может послужить первой песчинкой лавины, причиной возникновения нового мифа. Вразрез с традицией. Во вред Предстоятелям. И упаси нас Четыре Культа, чтобы его побили камнями глупые горожане или распяли на щите бритоголовые стражники. Тогда справиться с пружиной мифотворения будет гораздо труднее... Нет, все должно быть проще и пристойнее. Солнце пекло вовсю, голова у меня закружилась, но втай- не я был даже рад этому. Я стоял, единственный равнодушный на всей площади, и через минуту глаза пророка - выкаченные пуговицы с кровавыми прожилками - остановились на мне, и я постарался не отпустить чужой взгляд. И не отпустил. Мне было жарко. Мне было очень жарко. Меня подташнива- ло. Это я торчал сейчас на возвышении храмовых ступеней, надсадно крича уже третий час, и солнце яростно поджаривало мою - МОЮ! - лысую макушку. Кровь гулкими толчками стучала в висках, просясь наружу, а внизу колыхалось это падкое до зрелищ месиво, колыхалось, колыхалось... Для начала неплохо. Пророк покачнулся, не отрывая мутного взгляда от тощего пройдохи в первом ряду - то бишь от меня - его повело в сто- рону, и голос на мгновение прервался. Низкий, поставленный баритон с хрипотцой курильщика и сластолюбца. - Богохульник...- кинул я пробный камень в притихшую толпу. Кинул небрежно, через плечо, со спокойным безразличи- ем; и круги пошли за моей спиной, круги обрывочных реплик, рождающих вопросы, ответы, споры... Они отвлеклись. Внимание толпы стало зыбким. ...- И дурак,- добавил я, чуть кривя губы. В ответ раз- дался смех. Пророк потерял нить проповеди, судорожно огляделся вок- руг в поисках опоры, поддержки, кадык на его шее заходил вверх-вниз, колебля жировые отложения; и смех усилился, вы- водя слушателей из-под обаяния умело-ритмичной речи... Жарко. Очень жарко. Я протянул руку к корзине стоявшей рядом торговки и вынул оттуда связку молодого зеленого чес- нока. По три рринги за пучок. Отделив один стебель с белой луковицей на конце - про- рок, как завороженный, следил за моими ровными, неторопливы- ми движениями - я сунул чеснок в рот и принялся сосредото- ченно жевать, пуская липкие слюни и продолжая неотрывно смо- треть на наливающегося дурной кровью пророка. Это оказалось последней каплей. Несчастный пророк вздрогнул, втянул ноздрями воздух, задохнулся, лицо его смо- рщилось и приобрело синюшный оттенок... Обмотанная горячим тряпьем дубина полуденного солнца неслышно опустилась на мокрый затылок. Неслышно и невидимо. В тот момент, когда моего подопечного хватил удар, я выбросил вперед руку - не ту, в которой был чеснок, а дру- гую, пустую - и заорал что есть мочи: - Эрлик! Вижу! О, Зеница Мрака!.. О-о-о-о... На последнем "о" я резко шагнул назад и принялся выби- раться из вопящей толпы. Здесь мне больше нечего было де- лать. Бог смерти Эрлик покарал болтливого оратора. Покарал добротно и публично. Половина народу наверняка видела черную тень владыки небытия с жезлом в деснице, а вторая половина постарается не отстать от первой. Можно было бы задержаться ненадолго, но я не люблю лиш- них эффектов. Уходя с площади, я чуть не сбил с ног низенького, тол- стенького человечка в засаленном полукафтане. Глазки толстя- чка были блаженно прикрыты, пухлые пальцы сцеплены на округ- лом животике, и возбужденный гул толпы, казалось, обтекал всю его уютную, домашнюю фигурку. Ему было хорошо. ...Уже в Доме я неожиданно подумал: "А почему Предстоя- тель Трайгрин обратился через Лайну ко мне? Почему не к сво- ей зубастой карге? Дело-то пустяковое..." Ответа я не знал. Тем более, что счастливый лавочник, чуть не уснувший посреди бушующей площади Хрогди-Йель, и был Трайгрин. Предстоятель Эрлика, Зеницы Мрака. Один из живущих в Доме, Доме-на-Перекрестке. ------------ 4 Хлеб был теплым. От него шел густой запах детства и ржаного поля. Я отломил чуть подгоревшую горбушку с трещин- кой посередине - и резкий негодующий крик заставил меня обернуться к распахнутому окну. На подоконнике сидел Роа. Он всегда улетал, когда хо- тел, и возвращался в самое неподходящее время. Роа терпеть не мог, когда кто-нибудь ел в его присутствии, воспринимая это, как личное оскорбление. Мне он иногда делал послабление. - Ты же не ешь хлеба,- укоризненно сказал я.- А мясо у меня кончилось. Так что - извини, приятель... Роа сунул клюв под крыло и принялся ожесточенно чеса- ться, игнорируя мои нравоучения. Всякий посторонний зритель пренебрежительно отнесся бы к птице на подоконнике, похожей на крупного отощавшего голубя, но мощные кривые когти, вце- пившиеся в мореное дерево, портили невинность первого впе- чатления. А когда Роа соизволил перестать чесаться, то на его кроткой головке обнаружился загнутый клюв более чем со- лидных размеров. Роа был алийский беркут. Они все маленькие, отчего, впрочем, окружающим ничуть не легче. И даже наоборот. Если вы способны представить себе комок тугой ярости и дурных манер, весьма неплохо оснащенный для проявления как перво- го, так и второго - это будет примерно треть того, что представлял из себя Роа. Или четверть. Роа - это было все, что осталось у меня от той, забы- той жизни, которая чем дальше, тем больше расплывалась, то- нула в тумане нереальности. Просто беркут однажды сидел на плече у самонадеянного шута тридцати шести лет от роду, ко- торый всерьез поверил, что он - Магистр Сарт, глава тайного клана Мастеров, и тому подобное; и поэтому вправе произнес- ти слова, те Слова, что и в мыслях-то повторять опасно. Ах, до чего же все оказалось просто! Простой водоворот Вселенной, впавшей в помешательство, простой кратер прорва- вшегося вулкана Времени, плавящий боль, крик, изнеможение... и простой пейзаж с простой дорогой и простыми холмами вдоль обочины... Я пошел по этой дороге, еще не задумываясь, где я и зачем я, а возмущенный Роа по-прежнему сидел на моем плече, хлопая крыльями и ероша сизые с проседью перья. К вечеру нас остановила кучка оборванцев, считающих себя разбойниками. Я вскинул руки к фиолетовому небу и стал говорить. Еще вчера половины сказанного с лихвой хватило бы, чтобы стереть с лица земли армию. Но вокруг все было просто. До смешного просто. - Чернокнижник,- презрительно усмехнулся плечистый главарь, и меня избили. Роа разодрал одному из шайки все лицо и затем взволнованно кружил над нами, а я мычал под ударами и не знал, что означает слово "чернокнижник", и ни- чего не мог поделать, когда они неумело тыкали в беркута самодельными копьями. Разбойников спугнул купеческий караван с большей стражей, чем им хотелось бы. Меня подобрали, обмыли раны вином и за золотой кулон, оставшийся незамеченным под одеж- дой, довезли до города. А потом был базар - наверное, базары одинаковы во всех мирах - нелепая гордость, ссора, позор и Дом, Дом-на-Пере- крестке. И упрямый Роа, неизменно возвращавшийся на мое плечо. А я к тому времени успел выяснить, что "чернокнижник" - это немножко шарлатан, немножко бездельник и немножко фокусник, с легким, почти незаметным налетом мистики. В общем, это - я. При Предстоятелях подобному сословию нечего было даже надеяться на уважение. Это были люди без будущего. Здешний мир - очень простой мир. Живущие в нем люди этого не знали, но инстинктивно догадывались. Тут все было естественно - от бурчания в желудке до похода в храм. И чтобы догадки людей не переросли в уверенность, тре- бовались Мифотворцы. Они были нужны. И я вскоре тоже стал нужен. Кроме того, у меня обнаружился талант. - Хороший день, Сарт,- звякнули колокольчики у меня за спиной, и Роа встрепенулся, переступив с ноги на ногу и го- ртанно вскрикнув - но не улетая. Он плохо переносил присут- ствие Лайны. Я понял, что день, хороший или какой он там был - за- кончился. И сейчас вечер. Об этом говорило появление Лайны- Предстоящей. - Тихо, Роа, тихо... Все в порядке. - Он не любит меня. Это прозвучало, как утверждение. - Роа никого не любит,- ответил я, поворачиваясь и сдерживая сердцебиение при виде золотисто-коричневого пень- юара и его прелестного содержимого. (Ирония не помогла, и я говорил медленно и нарочито спокойно.) - Алийцы горды и са- молюбивы. Это свойственно всем малорослым... Я хотел добавить "бойцам", но сдержался. Я в общем-то тоже невысок. А из меня боец, как... - Роа никого не любит,- повторил я, и, словно в под- тверждение, вновь прозвучал хриплый крик моего беркута. - Кроме тебя? - Кроме меня. Лайна прошлась по комнате. Просторное, воздушно-легкое одеяние искрилось при каждом шаге, движении, жесте; сумерки незаметно вошли в комнату и обволокли силуэт Предстоящей, и даже Роа притих и нахохлился, поглядывая то на Лайну, то на меня. Я купался в сиреневой прохладе вечера, обещавшего по- кой и ласку тихой, умиротворенной ночи с призрачными блес- тками южных звезд; сознание растворялось в шорохе невидимо- го моря, в лепете беззаботных волн, и хотелось броситься вперед, упасть, окунуться с головой, подняв над собой раду- гу брызг до самого заката... Но, как заноза, как цепь на поясе, как недремлющая зу- бная боль - солнце площади Хрогди-Йель, и я, мы оба, я и солнце, убившие ненужного человека во имя древнего мифа, и где-то далеко, на задворках, на окраине мозга - крик Роа. Предостерегающий крик молчащего беркута. Поэтому я постарался воздержаться от комментариев. А без комментариев наша беседа выглядела примерно так: - Трайгрин доволен тобой, Сарт. - Я знаю. - Вот как? Откуда?.. - Я видел Трайгрина на площади. Он был так переполнен своим довольством, что я стал опасаться за его печень. - Это не самая удачная твоя шутка, Сарт. О Предстояте- лях не стоит говорить в подобном тоне, и тем более - о Предстоятеле Зеницы Мрака Трайгрине. - Хорошо, моя заботливая Лайна. Я не буду больше гово- рить о нем. Я бы предпочел даже не вспоминать о нем и о се- годняшнем дне. Сегодня я в первый и последний раз работал Мифотворцем во имя алтарей Эрлика. Потому что понял главное. - Что именно? - Во имя мифов Эрлика, как, наверное, и во имя Инара- Громовержца, надо убивать. Без смерти эти легенды пресны, как лепешка для бедных в самой дешевой дыре Джухорского ба- зара. Но я не хочу привыкать к острым приправам. Мне отныне безразлична печень всех Предстоятелей, вместе взятых, кроме, разумеется, твоей очаровательной печенки - но моя собствен- ная предпочитает лепешки для бедных. - Ты храбр. И горд. Как твой беркут. Безрассудно храбр и безоговорочно горд. И так же глуп. Обиделся? Не ври, я же вижу, что обиделся... Причем не сейчас, а раньше, когда я попросила уважительно говорить о Трайгрине, который не столь невинен, как выглядит. - Послушай, Лайна, если ты... - Не перебивай. Ты храбр, горд и глуп - но горд и храбр всегда, а глуп лишь изредка. Поэтому я говорю с тобой, как ни одна Предстоящая не говорила со своим Мифотворцем. Более того, сейчас я скажу тебе то, что знают всего четверо живу- щих в Доме: Трайгрин, Предстоятель Эрлика; Махиша, Предстоя- тель Инара-Громовержца; Варна - Предстоящая от цветочных храмов Сиаллы-Лучницы; и я, Лайна, Предстоящая Матери-Ночи Ахайри. А пятый - ты, Сарт, чужак, последний из Мифотворцев, потому что... потому. И тогда я понял, что она уже сказала все, что хотела сказать. Теперь я должен был заставить ее сказать остальное. То, о чем она не хотела говорить. ------------ 5 Сначала умерла старуха. Старуха, работавшая на Трайгри- на. Она выкурила свою последнюю трубку, и культ Эрлика, Зе- ницы Мрака, стал задыхаться, лишившись притока новых легенд и, соответственно, новой веры. Его Предстоятель, Трайгрин, давно не ел, и именно этим объяснялся экстаз, виденный мною на площади Хрогди-Йель. Следующим ослеп Мифотворец, работавший на Махишу, Пред- стоятеля Инара-Громовержца. Я видел этого гиганта в деле, когда он в припадке священного безумия врезался в строй лат- ников - сверкание начищенных доспехов, молния кривого меча над рогатым шлемом, безукоризненно подобранные кони, несущие звенящую колесницу, и Ужас над его плечом, взвизгивающий при каждом ударе... Несколько однообразный, но неизменно эффек- тивный стиль. Мой Роа терпеть не мог гребенчатого орла по кличке Ужас, обученного визжать на нестерпимо высокой ноте, и всегда порывался ввязаться с ним в драку, так что мне при- ходилось силой удерживать алийского недомерка от опрометчи- вых поступков. Мифотворец Махиши - кажется, его звали Эйнар или что-то в этом роде, связанное с Громовым Инаром - получил булавой по навершию шлема. Ну, не повезло человеку в очередной бит- ве!.. Все когда-нибудь случается в первый раз, как любила говаривать Лайна - и она оказалась права. Кони вынесли ог- лушенного Эйнара, и Махише удалось привести его в чувство, но глаза воина-безумца теперь видели только черную вспышку случайного удара, и в Мифотворцы он уже не годился. Третьей была девушка от цветочных храмов Сиаллы-Лучни- цы. Вернее, она была первой, потому что заразилась проказой, а это не сразу проявляется. Я ни разу в жизни не встречался с ней, но культ Сиаллы Страстной, как правило, процветал, а Лайна с некоторых пор закатывала мне сцены, если я подходил к святилищам любви ближе, чем на три полета стрелы. Так что я мог себе представить красоту и неутомимость Мифотворицы хотя бы по тому, что даже Варна - Предстоящая Сиаллы - была прекраснейшей из виденных мною женщин, хотя как раз ей-то особой красоты, в общем, и не требовалось. ...Что-то в этой эпидемии было не то. Не те болезни, не то время, и вообще... Я поежился и передернул лопатками, ощутив призрачный холодок стального лезвия. Или стального взгляда. Чьего?.. Ответа не было. Да я и не ждал ответа. - Чего ты хочешь от меня, Лайна? - тихо спросил я. - Я не смогу один работать на вас всех. А на Махишу и Трайг- рина я вдобавок и не хочу работать. - Варне плохо, Сарт... Очень плохо. Культы Эрлика и Инара устойчивы, веры в душах людей и без новых мифов хва- тит на первое время, а вот с Сиаллой-Лучницей дело обстоит гораздо хуже. Ее храмы уже сейчас начинают превращаться в бордели. И Варна-Предстоящая страдает не просто от голода. Это выглядит так, словно новорожденного младенца накормили бараньей похлебкой с бобами и перечным порошком. Я молчал. Я слушал. Иногда раньше я задавал себе воп- рос - что происходит с Предстоятелями, когда угасает вера в их бога? Куда ушли Стоявшие перед остывшими алтарями?.. И почему их алтари остыли? А золы становилось все больше... - Ты поедешь в Фольнарк, в местный храм Сиаллы. Мне больно отдавать тебя, Сарт, даже на время, но больше некому подготовить для Варны нового Мифотворца. Причем не одного, а сразу двоих... впрочем, подробности тебе сообщат на мес- те. Мы пока продержимся, только - прошу тебя, гордый и дер- зкий чужак - поторопись!.. Я подошел к ней вплотную и постарался не отпустить этот влажный, ночной, измученный взгляд. И не отпустил. - Это ты придумала - я имею в виду поездку и обуче- ние?.. - Да. - А остальные Предстоятели согласились? Чтобы именно я ехал, учил и прочее?.. - Да. - Все? Не лги мне, Лайна... - Не все. Ты же знаешь характер Махиши... Он считает, что тебя надо убить и переждать смутное время на голодном пайке. - За что же он так ненавидит меня? - Это не ненависть, Сарт. Это страх. Деятельный, аг- рессивный страх... Он считает, что ты неспроста выбрал в Доме именно ту комнату, в которой живешь. И неспроста до сих пор жив... Я оглядел свою комнату, словно видел ее в первый раз. Девять шагов вдоль, семь - поперек. Окон нет. Стол с инкру- стациями горных пород дерева. Кровать. Три табурета. Тумбоч- ка, стенной шкаф и престарелый тюльпан в вазе... И последние слова Лайны. Махиша боится... похожий на буйвола Махиша, Предстоятель яростного Инара - Владыки Мол- ний... - Это безумие,- недоуменно прошептал я. - Комната, как комната. Ничего особенного... - Она не меняется, Сарт. Все в Доме-на-Перекрестке ме- няется, а она - нет. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Я еще раз оглядел комнату. - Слушай, Лайна... А действительно - почему она не ме- няется? - Не знаю,- испуганно ответила Лайна, Предстоящая Ма- тери-Ночи Ахайри. ------------ 6 ...Когда она ушла - а это произошло отнюдь нескоро - я всю оставшуюся ночь бродил по комнате, как пораженный лунной горячкой, и все ждал, ждал... И ничего не дождался. Потом я обнаружил у ножки стола небольшое ручное зеркальце в медной оправе, дико обрадовал- ся - вот оно, изменение! - схватил зеркальце и понял, что его обронила Лайна. Из гладкого овала на меня глянул я, но какой-то не такой я, не соответствующий моему раздерганному состоянию. Мне даже показалось, что тот, который улыбался в зеркале, знает нечто скрытое, о чем мне лишь предстоит уз- нать; и поэтому он втайне сочувствует мне, морща длинный кривой нос и поджимая твердые губы... А потом я проснулся. Вещи уже были собраны; я сунул в поклажу ночное зеркальце и направился вниз. Цепкие кривые когти сжали мое левое плечо, и клюв Роа чувствительно прище- мил мне ухо. Беркут недовольно кряхтел, вертелся и спустя минуту так заорал на ждущую внизу лошадь, что мне стоило бо- льшого труда успокоить бедное животное. На переметной суме моей лошади была криво прилеплена записка. Всего три слова. "Тебе нужна охрана?" Контур Дома за спиной зыбко качнулся, намекая на то, что с ответом медлить не стоит. Я достал перо, раскрыл дорожную чернильницу и кое-как примостил обрывок на колене. "Нет",- написал я, подумал, за- черкнул написанное и неожиданно для самого себя вывел слова, о которых не подозревал еще секунду назад: "Нужна. Слепой Эйнар, бывший Мифотворец Махиши." Порыв ветра вырвал из моей руки клочок пергамента, за- вертел и понес прочь. Роа попытался было ухватить его клю- вом, промахнулся, и я успокаивающе огладил его взъерошенные перья. Мы уезжали в Фольнарк. ------------ СКАЗКА, УБИТАЯ НА РАССВЕТЕ "...Мне снилось - мы умерли оба..." (Н. Гумилев) 7 - Стой. Как ты оказался здесь, чужак? Я послушно остановился и принялся рассматривать служи- телей храма в Фольнарке, преградивших мне путь. Выражение их лиц поражало единообразием и шло по нарастающей: хмурое, очень хмурое, совсем хмурое и настолько хмурое, что послед- ний мог быть только предводителем. Вот ему-то я и предъявил свои верительные грамоты. Пока он придирчиво копался в бумагах - все, как одна, поддельные, но тех, кого надо, наверняка уведомили, а оста- льным и такие сойдут - я изучал предхрамовый сад и даже пре- успел в этом, впав в тихую, меланхоличную расслабленность. Все вокруг - включая портал здания - выглядело старым, заброшенным и оттого донельзя милым. Налет запустения был подобен патине на древней чеканке, разросшиеся вокруг пышные кусты лоренны благоухали розовыми соцветиями; чуть поодаль, у крохотного пруда, стояла мраморная статуя богини в окруже- нии прелестных изваяний, сочетавших в себе фривольность и смирение - я оценил изысканность поз, невольно покачав голо- вой, и на дне каменных глаз Сиаллы полыхнули лукавые огоньки. Предусморительность Лайны оказалась выше всяких пох- вал - провинциальный храм как нельзя лучше подходил для под- готовки будущих Мифотворцев. А телосложение богатырей-служи- телей даже несколько озадачило меня, но я тут же сообразил, что после Празднеств Богини остаются дети - вернее, получа- ются дети - и самых крепких мальчиков наверняка воспитывают при храме. - Меня зовут Ратан,- глава караула вернул мне бумаги и пожал руку, после чего я понял, что в детстве Ратан был очень крепким мальчиком. - Я предупрежден о... твоем приез- де. Следуй за мной. По-моему, вначале он хотел сказать "о Вашем приезде", но почему-то передумал. И правильно передумал. Не люблю я этого. Меня проводили в отведенную комнату, где я оставил ве- щи, а после мы с Ратаном прошли в левое крыло храма, в кото- ром располагался маленький полутемный зал. Миловидные жрицы в прозрачных одеяниях расступились перед нами, одарив меня многозначительными улыбками, а я глядел на всю эту шуршащую дозволенность, вспоминал характер Лайны, уныло вздыхал и понимал, что от более близкого знакомства с местными обита- тельницами, к сожалению, придется воздержаться. Слово "воз- держание" только усилило расстройство чувств, и я принялся смотреть в пол. И оттого не сразу приметил худенького подростка, носа- того, костлявого и белобрысого - он сидел на помосте и на- страивал пятиструнный лей, а перед ним, в ожидании прерван- ного движения, застыла обнаженная девушка; и я вздрогнул, сообразив, что это - они... Ратан хотел было окликнуть их - будущих Мифотворцев - но я жестом остановил его и тихо встал за колонной, приста- льно вглядываясь в людей на помосте. В последнее время мне все чаще удавалось проникать в сущность собеседника, обхо- дясь без слов... Я ведь еще не знал тогда, что передо мной - Грольн Льняной Голос, мой неизменный и бескорыстный спутник, с которым мне придется пройти насквозь не одну ве- чность; я не знал этого, да и он еще не знал сам, кто он такой - он просто хотел стать кем-то... он еще только на- страивал свой лей. Но даже в тот, первый раз, я сразу почувствовал, что нам легче будет без слов, потому что между нами было нечто, что стоит возле слов, и никогда не теряется бесследно, и не обманывает нас... ------------ ВОЗЛЕСЛОВИЕ ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС ...Я доверился своим пальцам, и они сами перебирали струны, находя новые, единственно верные созвучия, и мелодия поплыла в бесконечность... окружающий сумрак словно отсту- пал, теснимый напором звуков, и языки пламени послушно раз- горались, вспыхивая и извиваясь в такт мелодии, а я все не мог оторвать взгляда от Клейрис... Она парила на зыбкой грани света и тьмы, она была не- отъемлемой частью той музыки, которая помимо моей воли раз- ливалась сейчас по храму, и не было больше пыльных дорог, промозглых дождей и хохота пьяной толпы, а было лишь то, что рождалось сейчас, и только сейчас. Сейчас - и нечто большее, чем просто звучащий лей, та- нец Клейрис и блики огня на стенах. Между нами рождалась ле- генда, волшебная сказка, миф - и я, я творил его!.. Вернее, мы с Клейрис. Она плыла по залу, купаясь в волнах звуков и отсветах пламени, ее тело вспыхивало, подобно огню, или невидимой те- нью скользило во мраке; она вся была пронизана сиянием и му- зыкой, и ее обнаженное тело звало, притягивало, заворажива- ло - это была не та стыдная нагота, которая одновременно со- блазняет и отталкивает; нет, здесь танцевала нагая богиня, сама Великая Сиалла, и я уже видел осыпающиеся на нее утрен- ние цветы в рассветной росе, видел лук, стрелы которого да- руют величайшее наслаждение и величайшую муку на этом све- те... ...Все мальчишки хотят быть воинами или охотниками - я, Грольн, бродячий музыкант шестнадцати лет от роду, хотел быть музыкантом и стал им! Спасибо отцу - лучшему лееру Пяти Городов, убитому матросами в портовой таверне, когда он от- казался играть для Косматого Тэрча, в честь его визгливой бабы... Отец вышвырнул меня в полуоткрытую дверь, следом выле- тел его старенький лей, и я бежал, спотыкаясь и плача, падая и прижимая к груди последнее, что у меня оставалось... ...Стрела пронзила мое сердце, я чуть не вскрикнул от сладостной боли - и очнулся. Музыка смолкла. Мои пальцы безжизненно лежали на стру- нах лея, Клейрис застыла в круге света с воздетыми к небу руками - и мрак в углу зашевелился, рождая невысокого муж- чину с внимательным взглядом, пронзительным и насмешливым, как у птицы на его плече. Он шагнул в освещенный круг и замер напротив меня. Я понял, кто это. Жрица предупреждала нас. Вчера. - Вы видели? - задыхаясь, спросил я. И закашлялся. Он кивнул. - И лук? И цветы?.. - Да. Хотя мне-то как раз и не следовало бы всего этого видеть. И знаешь, Грольн - тебя ведь зовут Грольн? - это и радует, и пугает меня одновременно. - Спасибо, Учитель... - Учитель? - он попробовал это слово на вкус и еле за- метно скривился. - Нет, не стоит. Зови меня просто - Сарт. - Да, Учитель,- ответил я. И он рассмеялся. ------------ 8 На следующий день прибыл слепой Эйнар, бывший Мифотво- рец Махиши. Я смотрел, как он бредет по саду - неестественно прямой, огромный, с всклокоченными русыми волосами, в бесфо- рменной рубахе, пояс которой свисал чуть ниже живота... Он шел сам, без поводыря, и Ужас сидел на его руке, вцепившись когтями в кожаный браслет. Роа немедленно попыта- лся затеять драку, и мне стоило большого труда отозвать разъяренную птицу; а Эйнар только тихо свистнул, и его гре- бенчатый увалень заковылял в сторону и скрылся между деревь- ями. Ратан - он был здесь кем-то вроде старшего служителя и в комплекции почти не уступал Эйнару - одобрительно оглядел новоприбывшего, промычал что-то вроде "С приездом, парень" и с силой сжал руку слепца своими каменными пальцами, крепость которых я уже успел испытать накануне. Кисть моя, кстати, болела до сих пор. Это рукопожатие, казалось, длилось целую вечность: я видел, как понемногу сминается ладонь Эйнара в мертвой хват- ке служителя, как белеют костяшки пальцев Ратана - но слепой продолжал вежливо улыбаться, глядя незрячими глазами поверх головы служителя куда-то в небо, и в конце концов Ратан от- пустил его руку. - Мужчина! - Ратан одобрительно хлопнул слепого по пле- чу. - Жаль, что калека... Идем, провожу... Он взял у Эйнара огромный тюк, в котором что-то позвя- кивало, чуть не выронил ношу и как-то странно покосился на слепца. Поведение Ратана неприятно задело меня, и я поспешил уйти. Эйнар занял комнату рядом с моей. Аккуратно пристроив в углу свою неподъемную поклажу, он первым делом ощупал все стены в новом жилище и затем отправился бродить по всему храму, а его орел с дурацкой кличкой дремал в холодке, игно- рируя все попытки алийца нарваться на ссору. Этот царь птиц, как позже выяснилось, основную часть жизни только и делал, что спал и ел. Такое поведение не мог- ло не вызвать изумления у непоседливого Роа, и он после всех бесплодных воплей наконец угомонился. Вечером Эйнар появился в трапезной. Я хотел подвести его к столу, но он отстранил меня, нащупал столешницу и сел сам. Ужинали мы вчетвером - Грольн, Клейрис, Эйнар и я. Сам ужин проходил в молчании. Внимание Клейрис было поглощено изысканностью трапезы, которую нам подавали - девушка еще не успела привыкнуть к перемене в своем положении; Гро пожирал глазами девушку и даже не замечал, что именно кладет себе в рот; Эйнар уставился мертвым взглядом прямо перед собой, и прислуга только успевала пододвигать ему полные блюда и за- бирать пустые; а я делил свое внимание поровну между ужином и этой любопытной троицей. Когда подали десертные вина, Эйнар, по-видимому, глубо- ко задумался, и я с ужасом увидел, как медленно расплющива- ется в его кулаке тяжелый кованый кубок. Самым страшным было то, что Эйнар не прилагал к этому никаких усилий - он просто держал кубок, думая о чем-то, ведомом ему одному, и металл сминался под его пальцами, как сырая глина. Даже Грольн на какое-то время оторвался от созерцания вожделенной Клейрис и завороженно следил за метаморфозами кубка. Потом Эйнар вернулся с небес на землю, уронил на зали- тую вином скатерть комок серебра - все, что осталось от куб- ка - и, очень сконфуженный, долго извинялся за свою неуклю- жесть, часто-часто моргая... ...Возвращаясь в покои, я осторожно коснулся плеча Эй- нара. - Послушай, Эйн,- тихо сказал я,- а ведь ты мог просто раздавить руку Ратана... - Раздавить? - непонимающе обернулся Эйнар, и его сле- пой взгляд заставил меня потупиться. - Зачем? Ведь ему было бы больно!.. Я не люблю делать людям больно... Я не хотел задавать второй вопрос, но он вырвался сам собой: - Тогда зачем ты приехал в Фольнарк? - Ты же просил охрану,- пожал плечами незрячий Эйнар, бывший Мифотворец Предстоятеля Махиши. - Вот я и приехал... ------------ 9 ...Я учил Гро и Клейрис тонкостям своего - теперь уже нашего - ремесла, и они были понятливыми и благодарными учениками. Мы собирались в том самом зальчике, где я впервые увидел их, изгоняли оттуда всех младших жриц, возмущенных таким пренебрежением к их головокружительным достоинствам; затем рассаживались, кто где хотел,- и я рассказывал им ска- зки. То, чего так не хватало в этом простом и пресном мире. Вот и все тонкости. Или почти все. Часть из этих сказок я знал раньше, часть придумывал тут же, по ходу дела, и слепой Эйнар все чаще спускался в зал и молчал, а я все ждал - когда он заговорит... И Эйнар заговорил! - сперва косноязычно, робко, но потом все более уверенно; они, все трое, то и дело перебивали меня, и русло рождавшегося мифа разбегалось множеством притоков, а там Гро брал лей, Клейрис вставала на цыпочки, а Эйнар глухо бухал кулаком в стену, создавая ритм, основу, и я говорил, гово- рил, и это были лучшие минуты во всех моих жизнях... Я видел, что уже не только Гро зачарованно глядит на Клейрис, но и девушка все чаще с интересом поглядывает на юного музыканта. Наверное, так и должно быть. У Варны-Пред- стоящей будут отличные Мифотворцы - мне стоило лишь подбро- сить им мысль, зацепку - а дальше они все делали сами. И да- же я начинал иногда видеть то, чего нет на самом деле; то, что несла музыка Грольна, что рождал танец Клейрис, что вздымалось из глубин древних обрядов, и лучезарно-лукавая Сиалла-Лучница, как живая, вставала передо мной... Пока все шло хорошо. Слишком хорошо. И я понимал, что должен...- а вот что именно я должен, я как раз и не понимал до конца. А потом я нашел вход в нижние ярусы храма, на нижних ярусах я нашел библиотеку, а в библиотеке я нашел библиоте- каря. Вернее, сперва услышал голос. - Здравствуйте, молодой человек,- сказал голос. - Вы что-то ищете?.. Сначала я не понял, что обращаются ко мне. Я вздрогнул, огляделся и увидел стремянку, раскрытую у дальних стеллажей. На верху ее сидел толстый человечек, а на полу рядом с ле- сенкой стоял столик с большой растрепанной книгой в черном переплете. В одной руке у библиотекаря был целый ворох рукописей, а другой он пытался одновременно держаться за перекладину, и при этом не выпускать пузатый бокальчик дутого стекла. Я принюхался и мгновенно понял причину столь бережного отноше- ния к бокалу. Этот запах нельзя было спутать ни с каким дру- гим. - Здравствуйте,- ответил я, подходя к стремянке. - Вы знаете, я тоже очень люблю хиразский бальзам. И неоднократно слышал, что в компании он гораздо полезней для желудка. Библиотекарь наконец догадался сунуть рукописи подмыш- ку, ухватился за перекладину, высвободив руку с бокалом, пригубил напиток и посмотрел на меня с задумчивой меланхоли- ей. - Вы - лакомка,- сообщил он вполголоса. Потом снова пригубил бальзам, еще немного подумал и добавил: - Я тоже лакомка. Бутылка под столом, бокал - там же. Много не нали- вайте. Меня несколько удивило наличие второго бокала, словно специально приготовленного, но я не стал искушать судьбу ли- шними размышлениями. Я послушался совета, покатал на языке божественный напиток и принялся изучать моего гостеприимного хозяина. Да, он мог позволить себе обращение "молодой чело- век", глядя на меня с высоты не только лестницы. Мои трид- цать семь здесь иначе не смотрелись. Лет шестьдесят - шестьдесят пять, самый расцвет бодрой, деятельной старости при спокойном образе жизни и хорошем пи- тании. Чем-то он напоминал Трайгрина, Предстоятеля Эрлика - такой же сытенький, благостный, а взгляд настойчивый и с ос- трым прищуром... Как игла в вате. Дольше молчать было неудобно. - Вы, как я вижу, чернокнижник? - улыбнулся я, хлопнув рукой по черному переплету фолианта. Мои слова вызвали мгновенную и бурную реакцию. Библио- текарь живо слетел с лесенки, отобрал у меня книгу и успоко- ился только тогда, когда засунул ее в непроходимые дебри стеллажей. - А вы случайно не из храмовых ищеек? - поинтересовался он, хмуря светлые брови. - Или просто сперва говорите, а по- том думаете? Во времена Большого Пожара, когда искоренялся Пятый Культ, такого заявления хватало, чтобы невинного чело- века тут же посадили на кол. Это сейчас, говорят, послабле- ние вышло - плетей дадут и отпустят... Я чуть не подавился бальзамом. - Пятый Культ? - невинно переспросил я, кашляя и утирая слезы. - А нельзя ли поподробнее? Я, знаете ли, приезжий... Он даже и не подозревал, насколько я - приезжий... Библиотекарь мне попался знающий и разговорчивый. Похо- же, он измаялся в поисках слушателя и теперь отводил наболе- вшую душу. Вся дальнейшая беседа выглядела одним сплошным монологом с паузами для моих наивных вопросов, а также изум- ленных или восторженных возгласов (с мысленными вставками). В сжатом виде все выглядело следующим образом: В глубокой древности различных культов, культиков и со- всем уж крохотных, домашних божков была тьма-тьмущая. И, со- гласно принятому мнению, поначалу они каким-то образом ужи- вались между собой, деля сферы влияния. (Я-то понимал, что уживались не культы и не боги, а их Предстоятели, которые успешно питались верой, отведенной на долю соответствующих богов, и довольствовались малым. Спосо- бность потреблять веру, насколько я знал, передавалась от Предстоятеля к его преемнику, но как это происходило, я не знал, и также не представлял себе дальнейшей судьбы старого Предстоятеля, ушедшего, так сказать, на покой.) Но постепенно одни культы начали возвышаться над други- ми, поглощая более мелкие (так Эрлик, Зеница Мрака, раство- рил в себе Шиблу-Исторгателя Душ, Кербета-из-Круга и прочих; Инар-Громовержец поглотил Огненного Тэрча, Хэрмеша-Громови- ка, Аввейского Бича...; остальные преуспели в этом деле ничуть не меньше). Со временем в государственной религии наметилось пять наиболее мощных культов. (Пять! Пять, а не четыре!..) Они практически не пересекались в делах веры, и делить им было нечего или почти нечего. Эрлик, Зеница Мрака и Сиалла-Лучни- ца, Мать-Ночь Ахайри и Инар-Громовержец... смерть и любовь, ужас хаоса и пламя власти... Пятым был Хаалан-Сокровенный, Отец Тайного знания. Или Искушенный Халл, как его иногда называли последователи. (Тайна - основа любой веры, а культ Хаалана претендовал на единоличное владение ею. Более того, насколько я понял из туманных намеков собеседника, на своих закрытых бдениях чер- нокнижники - последователи Сокровенного - провозгласили его Единственным и ушли в мир проповедовать новый путь. Да, неглупый Предстоятель был у Искушенного Халла... Попытаться создать целую армию Мифотворцев, обученных кое- каким трюкам и берущих количеством - идея превосходная! Он только не учел одного - поскольку считал этот вариант невоз- можным - и жестоко ошибся! Впервые четыре культа, четыре Предстоятеля объединились против одного - и победили. Надо будет прощупать Лайну насчет этой баталии...) Храмы Хаалана были разрушены в связи с решением властей и слухами об извращенных обрядах и оргиях; чернокнижники оказались вне закона, и было запрещено даже упоминать в при- сутственных местах имя Отца Тайного знания. Но говорят, что где-то в тайных капищах, скрытно, как и положено адептам Ха- алана-Сокровенного, еще существует Пятый Культ; и его после- дователи не теряют надежды на то, что их гонимый и униженный бог в конце концов займет подобающее ему место - и тогда... Мы допили бутылку, и я пообещал раскрасневшемуся библи- отекарю захаживать почаще. И я был благодарен ему не только за бальзам. Теперь я знал то, что хотел. Еще не все, но достаточно, чтобы эпидемия, обрушившаяся на Мифотворцев получила имя: Хаалан-Сокровенный, в будущем - Единственный. Вернее - его Предстоятель. ------------ 10 ...Неясный шум разбудил меня. Я сел на постели, сунул ноги в мягкие туфли и долго вслушивался. Глухая тишина влас- тно царила в храме. Ни звука. Померещилось, наверное... Да, но отчего я проснулся? В следующий момент совсем рядом послышались шаги. Они медленно, но верно приближались, шлепая в гулких переходах всей тяжестью явно немалого веса... Рука моя безошибочно на- шарила холодную рукоятку кинжала в изголовьи - покинув Дом, я старался всегда иметь при себе оружие, хотя и понимал всю его тщету - но сейчас я с удовлетворением отметил, что пока я шел к двери, ни одна половица не скрипнула. Шаги приблизились вплотную и замерли. Потом до меня до- несся тихий шорох - словно некто осторожно гладил рукой по стене и дереву - дереву той запертой двери, за которой стоял я, стоял и ждал. Я предполагал, откуда мог явиться незваный гость... Ну что ж, у меня найдется к нему много вопросов; вопросов, на которые я хотел бы получить ответы. Давайте, почтеннейший, прошу вас, во имя Искушенного Халла; ну что же вы медлите?.. И тут произошло то, чего я никак не ожидал - в дверь робко постучали. От удивления я на некоторое время потерял дар речи. Стук повторился, и за дверью послышался неуверенный бас Эй- нара: - Сарт, ты спишь? Открой, это я... У меня вырвался вздох облегчения. Я поспешил откинуть засов и зажечь свечу. Эйнар молча стоял в проеме и глядел в стену поверх ме- ня. Через его согнутую руку было переброшено тело какого-то человека в темной накидке. Эйнар постоял, потом рука его ра- зогнулась, и ужасная ноша соскользнула на пол с шорохом, по- добным звуку падения кучи тряпья. Я подошел ближе и присел на корточки у трупа. В выпу- ченных глазах пришельца заплывали смертью недоумение и за- поздалый страх. У человека была сломана шея. - Он пришел за тобой,- просто сказал Эйнар, по-прежнему не двигаясь. - Ему не повезло. Он перепутал двери. Узкий нож в пальцах слепого выглядел игрушкой. Эйнар еще немного повертел тусклую полоску, затем легко переломил лезвие у самой гарды и бросил обломки на тело, тщательно вы- терев ладони о подол рубахи. По комнате поплыл незнакомый резкий запах. Так пахнет гниющая листва. - Пусть утром уберут. Хорошо, Сарт? И осторожно - по- моему, здесь пахнет ядом. Эйнар нащупал косяк двери, неуклюже повернулся и пошел по коридору, держась, как обычно, неестественно прямо. Только позже до меня дошло - ему очень хотелось вытя- нуть руки перед собой. Но он так и не сделал этого. На рассвете я разбудил слепого, и мы вместе закопали тело на заднем дворе. Нас никто не видел, и я надеялся, что ночной визит некоторое время останется тайной. Мне нужно было это время. И почти неделю в Фольнарке ничего не происходило. ------------ 11 Прошлой ночью у меня в комнате появилась Лайна. Вначале я было обрадовался - мне в последнее время вдруг стало очень не хватать моей Повелительницы Ночи - но тут же понял, что Лайна-Предстоящая (да, соскучилась... да, конечно, но - потом...) пришла не за тем. Это огорчило меня больше, чем я предполагал. Видимо, воздух храма в Фольнарке обладал некими размягчающими свой- ствами... Варна-Предстоящая задыхалась без веры. От меня ждали работы. От меня, и только от меня. На Грольна и Клейрис я еще не мог до конца положиться - у них там что-то начало складываться, и Гро прямо весь светился от счастья, так что толку от них обоих сейчас не было почти никакого. Ладно, дам влюбленным пару дней позаниматься собой, а там посмотрим. Время пока есть, но немного... Немного. Через три дня в храме (и во всех храмах Сиал- лы, вплоть до столичного) должно было состояться Весеннее Празднество. Так сказать, День посева... Раньше на такие праздники стекались толпы народа и вели себя достаточно при- лично, но теперь у меня были все основания подозревать, что даже в других, более благополучных храмах, Празднество Сиал- лы на этот раз может превратиться в безумную оргию - не без некоторой помощи служителей Хаалана-Сокровенного, будь они трижды неладны! А вот здесь, в Фольнарке, дела были совсем плохи. Окре- стные селения обнищали, людям - в заботах о хлебе насущном - было не до любовных песнопений, да и сил на саму любовь не всегда хватало; кроме того, неподалеку расквартировали сотню панцирной пехоты, и заранее стало известно, что служака-сот- ник ни за что не отпустит своих солдат в храм Сиаллы, хотя обычно военачальники смотрели на подобные дела сквозь паль- цы. Этот факт, как и многие другие, утвердил меня в уверен- ности, что чья-то невидимая рука умело выстраивает случай- ные, казалось бы, события в единую цепь... Ну что ж, отдых закончился. Пора было браться за рабо- ту. Мою работу. ------------ 12 Я смотрел на себя в зеркало, а из его металлической глади на меня пялился в меру нахальный и не в меру франтова- тый столичный капрал. Мундир пришелся впору - нигде не да- вило, не резало под мышками, поножи сверкали кокетливым гля- нцем; и верительные грамоты из штаба на сей раз были подлин- ными. Для меня так и остались загадкой место и способ добы- вания столь весомых бумаг. Молодец, Лайна, постаралась... Я отошел от зеркала, взял сумочку с тремя гранеными флаконами, переданными мне Варной-Предстоящей после убедите- льных просьб - и долго запоминал их внешний вид. Не дай бог перепутать... женщины мне этого не простят! Роа уселся на мое плечо, оступился на эполете и громко выразил крайнее неудовольствие по поводу моего переодевания. Я потрепал его по шее и решил не прогонять. Для избалованно- го штабиста ловчий беркут-любимец был вполне уместен. Тем более редкая, никем не виданная порода... Что еще? Ах, да - меч. Положено по форме, но путается в ногах. И конь. Всене- пременно - конь, хотя тут и пешком-то идти не больше часа, и то если не слишком спешить... ------------ - Господин сотник? Честь имею... Сотник принял меня сдержанно, но вежливо. С одной сто- роны, я был младше его по чину, но, с другой - проверяющий из столицы, чей-то фаворит и возможный кляузник. Короткопалые лапы сотника неуклюже комкали ворох моих замечательных бумаг, и у меня сложилось впечатление, что наш бравый офицер - человек не шибко грамотный, что было, в об- щем-то, и неудивительно; во дворе два солдата вываживали мою загнанную лошадь, с которой капала пена (я прогнал ее вокруг небольшого леска раза три на галопе, для пущей убедительнос- ти), и вообще пока все было в порядке. Со вздохом вернув мне документы, сотник повел меня ос- матривать казармы. Ну что ж, здесь как раз я и не ожидал ра- знообразия. То же, что и везде - деревянные, наспех сколо- ченные бараки, нары с соломенными матрасами, козлы для ору- жия... Впрочем, вокруг было на удивление чисто, и я уже с большим уважением поглядел на своего провожатого. На плацу несколько солдат лениво тыкали длинными пиками в соломенное чучело (похоже, солома здесь была основным рас- ходным материалом). Остальные, рассевшись на траве у забора, жевали смолу и вяло наблюдали за происходящим. При нашем появлении солдаты поспешно вскочили, выстрои- лись по росту и замерли, поедая глазами начальство. Сотник представил меня, Роа с эполета презрительно обкашлял весь строй, и занятия возобновились. Надо заметить, теперь все выглядело куда четче и слаженней - и я еще раз мысленно воз- дал хвалу моему неразговорчивому сотнику. То ли он почувствовал смену настроения, то ли просто сегодня был удачный день, только сотник пригласил меня от- обедать с ним в офицерском собрании, и я не стал отказы- ваться. Обед оказался весьма недурен, но вот вино подава- лось мерзкое - дешевое и крепкое, с каким-то тухловатым при- вкусом. Я промолчал и лишь едва заметно скривился - что по- зволило вежливо поднимать кубок и тут же отставлять его в сторону. Вообще-то все шло как нельзя лучше, поскольку вкус зелья из моей сумки (первый флакон, пузатенький, с граненой пробкой - моя личная инспекция подаваемых блюд плюс олух-ус- лужающий) полностью тонул в дрянном букете местного пойла. На обеде присутствовали четверо капралов, и их тоже не обнесли ни вином, ни зельем. Я сдержанно улыбался и радовал- ся, что сумел воздержаться от пития - хотя радоваться должна была скорее Лайна... Варна уверяла, что срок действия снадо- бья - не более двух недель, но я все равно не имел ни малей- шего желания проверять на себе его действие. За обедом потеплевший сотник разговорился и поведал мне, что завтра он с тремя капралами собирается в столицу по вызову (Знаю я этот вызов! Бравым воякам явно не терпелось принять участие в Празднестве Сиаллы и пощупать молоденьких жриц столичных храмов!..), а один из капралов останется при казармах для поддержания порядка. Этого обделенного судьбой капрала звали Зархи, и он по- нуро сидел в дальнем конце стола, кушая за троих и выпивая за гораздо большее количество народа. Видимо, таким образом он пытался скрасить себе вынужденное воздержание. Некоторое время я внимательно изучал несчастного Зархи, а тот игнорировал штабного хлыща и кидал злобные взгляды на сияющего в предвкушении любовных утех сотника. Характер кап- рала был не из сложных. Нарушить приказ он побоится. А от ярости и небогатой фантазии устроит солдатам такую жизнь, что те волками взво- ют. Что ж, такой вариант меня вполне устраивал. Сотник любезно предложил проводить меня до столицы и лично дать самый лестный отзыв о проведенной инспекции - с отзывом он явно что-то перепутал, это я должен был писать инспекционный рапорт, а не он - но я не стал заострять вни- мания на его промахе и отказался от предложения, сославшись на усталость моего коня и помянув с кислой миной столичную суету. Похоже, сотник весьма обрадовался моему отказу, поско- льку истинная цель его отлучки была не самой благовидной, а он был не настолько туп, чтобы самому нарываться на непри- ятности. Он и не подозревал, что уже нарвался. С того самого мо- мента, когда запретил солдатам присутствовать на весеннем празднестве в Фольнарке. Так что сотник любезно предоставил мне свою комнату на время его отсутствия, а я поспешил не менее любезно поблаго- дарить его, в свой черед заверив в благожелательнейшем (ишь, слово-то какое придумал!) рапорте о вверенной ему сотне, по- сле чего не стану более злоупотреблять его гостеприимством. Мы расстались вечером самым дружеским образом, считая друг друга полными, но симпатичными болванами. На рассвете один болван уехал в столицу, а второй за- нялся делом. ------------ 13 После непродолжительной беседы с капралом Зархи я оста- вил его в погребке сотника досматривать сладкий утренний сон (флакон второй, нефритовый, пробка резная, три-четыре кап- ли - и сутки ровного похрапывания) и отправился в казармы. Все выглядело более, чем естественно - с утра пораньше оскорбленный капрал забрался в погребок старшего по званию и изнасиловал лучший бочонок из особых запасов, после чего по- чил в винной луже. Кстати, изрядно попотев, я извлек на свет божий бочонок того самого вина, которое уже ничем нельзя бы- ло испортить. В него был опорожнен третий флакончик - самый маленький, металлический, рекомендуется стареющим греховод- никам и новобрачным, но не слишком часто. Завидев меня с беркутом на плече - высокомерный Роа вы- глядел еще похлеще уехавшего сотника - солдаты бросили иг- рать в кости и принялись ускоренно (с поправкой на жару) строиться. Я досадливо махнул им рукой. - Вольно, ребята... Панцирники застыли в недостроенном виде, обалдело воз- зрившись не меня. - Я сказал "вольно", а не "окаменеть и разинуть рот",- пояснил я, усаживаясь на ближайшие нары. - И кости можете не прятать. Роа, ррай... Мой алиец соскочил на устланный соломой пол, выковырял из-под лежака кубики, клюнул их, отчего оба выпали "шестер- ками", и вылетел в дверь - гулять. - Ну, кто со мной кон раскидает? Плюгавый солдатик с жиденькими рыжими кучеряшками и са- льной ухмылочкой поспешил поднять кости и преподнести их мне на ладони, как на подносе. Играть он явно не собирался. - Чтоб тебе, мерину драному, плешь вспучило! - рявкнул я в его наглую рожу - и добавил еще кое-что из столичного армейского лексикона, про его неразборчивую мамашу и похме- льного Инара. Слава богу (какому?), натаскался, из Дома бе- гая... Наступила восхищенная тишина. Потом из задних рядов протолкался ражий лохматый детина в расстегнутом мундире. - Ну, я играю! - заявил он таким тоном, словно собирал- ся немедленно дать мне по морде. - Ну так играй, а не мельтеши, как вошь под рубахой! - я хлопнул рукой по нарам рядом с собой. Детина гнусаво хихикнул и кинул на кон две медных моне- ты. Я поддержал компанию. Выиграв, мой партнер довольно оск- лабился, сгреб деньги - и дальше игра покатила в полный рост, как любили выражаться солдаты. Я пару раз проиграл - для затравки, потом пару раз вы- играл - для престижа, а там игра завертелась сама собой. Ме- нялись партнеры, росли ставки, деньги гуляли из рук в руки, солдаты прочно уверились, что я - свой парень, и обращались просто по имени; мы хлопали друг друга по спинам, хохотали над грубыми мужскими шутками, и пора было переходить к сле- дующей стадии моего плана. - А не выпить ли нам, братва? - осведомился я как бы между делом. Хохот смолк, выдвинутая мною идея была всесторонне об- суждена и с сожалением отставлена в сторону. - Выпьешь тут, как же! - физиономия детины вытянулась и стала кислой-кислой. - В заначке пусто, а зараза Зархи, кобель жареный, злобствует, что в столицу не взяли! Слова лишнего не скажи - так поднесет, что неделю похмеляться будешь... - Сообщаю, парни,- я таинственно понизил голос до ше- пота,- противник надрался и потерял бдительность, самое ма- лое, на сутки, а ключи от сотникова погребка - у меня в ка- рмане. Слазим за бочонком? - Ну да,- недоверчиво протянул один из солдат,- Зархи, чтоб напиться, как раз бочонок и нужен. И то неизвестно, хватит ли... - Кто мне не верит,- я рубанул ладонью по краю нар,- пошли смотреть! Пригодитесь - бочонок тащить. Гулять - так гулять! Слово "гулять" возымело магическое действие. Вызвались двое - мой первый партнер по игре, несколько обогатившийся за мой счет и теперь согласный на все; и плюгавый подлиза, выискивавший скрытый подвох. Подвох, конечно, был, но вряд ли солдатик мог догадыва- ться о его истинной сути. Разумеется, мои слова подтвердились - Зархи сочно храпел, и от него за лигу разило дешевым вином; солдаты радостно отво- локли капрала на его койку, пару раз уронив по дороге - а бочонок с вожделенным содержимым только и ждал, чтобы его перенесли в казарму. Верзила тут же отогнал всех интересующихся и взвалил драгоценный груз себе на плечи, и, пока мы шли, плюгавый все крутился под ногами, пытаясь поддержать, потрогать, рассмот- реть или хотя бы поинтересоваться - не нужна ли какая по- мощь?.. Наше появление было встречено восторженным воплем. Присутствие известного труса и перестраховщика - плюгавого - убедило казарму в полной безопасности происходящего, и весе- лье стало казарменным в прямом смысле этого слова. Мне не удалось отвертеться, и пришлось выпить два или три кубка. Ну что ж, это еще не самый худший вариант... В самый разгар я бросил новую порцию дрожжей в уже го- товое сусло: - Парни, а вы что тут - совсем без баб? - Да не то чтобы совсем... Иногда вот в самоволку по деревням рванешь, ну а там уж - как повезет... - Ладно тебе, не трави душу! В той деревне всех те- лок - три старухи да корова!.. - И мужья с кольями лезут... А пришибешь кого - началь- ству доносят! На сутки с полной выкладкой ставят, в панци- ре - на солнцепек!.. Я сочувственно поцокал языком и разлил остатки вина. - Ну, а на Празднество Сиаллы слабо сбегать? - Да мы бы хоть сейчас... только сотник... - А что - сотник? Он - в столице, а мы - здесь. Откуда ему знать? - А Зархи? Язык до пупа, болтанет сгоряча... - Ваш Зархи до утра во сне копытом бить будет. А если что и заподозрит - так скажете, что напился и в горячке не- весть что увидел!.. - Верно, братва! Пошли!.. - Стремно как-то... Неровен час - проснется капрал... - Да хрен с ним, с капралом!.. - Плевать мы на него хотели! - Собирайся, парни, время не ждет... Обо мне уже успели забыть, и я под шумок протолкался к выходу и выскользнул из вопящей и гогочущей казармы. Дело было сделано. А зелье в вине не даст их порыву ос- тынуть - это я ощущал на собственной шкуре, торопя коня и ерзая в седле... ------------ ВОЗЛЕСЛОВИЕ ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС Сарт явился перед самым началом Празднества. Он был яв- но чем-то доволен, и мне передалась частица его радостного возбуждения. - Ну, дети мои, дерзайте!.. И смотрите, не подведите - сегодня к нам явится много, очень много гостей, и все они будут весьма возбуждены...- он слегка усмехнулся и потрепал меня по плечу. И подмигнул Клейрис. - Да, Учитель,- ответили мы с Клейрис одновременно. И рассмеялись. Зал был битком набит народом. Большую часть, к нашему удивлению, составляли изрядно подвыпившие солдаты. Ну и гос- ти!.. Мне даже вдруг стало страшно - и за себя, и за Клей- рис, и за весь праздник... и за Учителя. Я обернулся - Сарт кивнул мне из-за колонны в дальнем углу, лукаво собрав морщинки возле хитрых глаз, но я заме- тил, что руки Учителя дрожат. И страх ушел. Я сделаю это. Я и мой лей. Мы сделаем все, что возможно. И еще чуть-чуть. Как странно - в эту минуту я почти не думал о Клей- рис... простить себе не могу... Свечи ярко вспыхнули, с потолка посыпались благоухающие лепестки лоренны, главная жрица запела гимн во славу Сиаллы- Несущей Счастье,- и праздник начался. Я плохо помнил, что было дальше. Я видел красные, пот- ные лица солдат, их безумные, алчущие глаза, устремленные на танцующих жриц Сиаллы; из общего гомона прорывались отдель- ные, пахнущие перегаром реплики... И тогда я ступил на ковер из цветов и вновь доверился своим пальцам, и музыка, звучав- шая во мне, перетекла в дрожащие от предчувствия струны лея, и дальше, дальше... Я видел, как звериный блеск в глазах солдат постепенно сменяется огнем искреннего восхищения, и руки, привыкшие к мечу и копью, тянутся к обнаженным жрицам уже не с грубой похотью, а с мольбой о снисхождении; как хмельные морды ста- новятся человеческими лицами, и нестройные, осипшие голоса присоединяются к голосу главной жрицы, вознося хвалу... И когда в центре освещенного круга возникла Клейрис - на мгновенье все, даже я, застыли в потрясенной немоте! Спу- стя секунду я вновь заиграл, и так я играл в первый и после- дний раз в своей раздерганной, промозглой жизни!.. Тело Кле- йрис покорно окунулось в поток звуков и поплыло в их струях; оно словно менялось вместе с музыкой - и девушка то выгиба- лась сладострастной кошкой, то гордым лебедем плыла по цве- точной воде, то застывала безмолвным изваяньем, то превраща- лась в неистовое, сжигающее пламя - и из пламени рождалась Богиня, сама Сиалла-Лучница, рассыпающая цветы и угрожающая стрелами своего чудесного лука; а когда она, наконец, выст- релила - сотни сияющих лучей пронзили сердца сидящих в зале, и стон восторга отразился от древних стен, а жрицы и вместе с ними девушки окрестных деревень, решившиеся развязать свой пояс в честь Богини - все они скользнули в ждущие объятия, и больше не было пьяной солдатни и голых тел, а было великое таинство единения и потаенное, известное только двоим... А я все играл и не видел крови на сбитых пальцах... иг- рал и не видел, играл и... ------------ 14 ...Ночь. Мать-Ночь Ахайри стоит за окном, подрагивая светляками звезд, отголоски Празднества бродят во мне терп- ким, клокочущим хмелем, и горячее тело Лайны-Предстоящей ря- дом... - Ты молодец, Сарт... Я лежу в смятых простынях, вольно закинув руки за голо- ву. Я молчу. Я и сам знаю, что я - молодец. - Ты хорошо поработал, Сарт... Я молчу. Я не просто хорошо - я прекрасно поработал. Праздник удался как нельзя лучше, у Варны-Предстоящей есть два отличных Мифотворца... Я не хочу думать, что теперь их - нас! - ждет изменчивый Дом-на-Перекрестке; не хочу думать о том, что будет завтра; не хочу думать о слепом Эй- наре, о теле, зарытом на заднем дворе, о своих догадках - о многом, об очень многом я совершенно не хочу думать... Я хочу думать о любви, лежащей в основе большинства ми- фов, о Грольне и Клейрис, о пальцах, касающихся струн, и о ногах, переступающих по усыпанному цветами полу; о Сиалле- Лучнице и ее сияющих стрелах... - Скажи мне, Сарт, что ты создал сегодня? Ночь. Темная Мать улыбается и дышит в окно прохладой. - Я создал миф, Лайна... Я создал целый венок легенд: легенду о солдатах, которых Сиалла свела с ума и привела в свой храм вопреки воле их командиров; легенду о пьяной сол- датне, протрезвевшей и преобразившейся перед таинством Боги- ни, и взамен получившей иное, неземное опьянение... Легенду о появлении в Фольнарке самой Сиаллы-Страстной в сопровожде- нии небесных музыкантов... и, наконец, легенду о тех коман- дирах, которые запретили своим воинам идти на праздник и бы- ли наказаны за святотатство - в столице уже наверняка суда- чат о четырех офицерах, утративших мужскую силу в самый разгар празднества... Достаточно? - Достаточно! - смеется в темноте Лайна, и мне кажется, что звездный хрусталь ночи тихонько позванивает в бархатной бесконечности... - Ты знаешь, Лайна,- задумчиво шепчу я, и темнота зати- хает, вслушиваясь,- пожалуй, и мне хотелось бы уважить Сиал- лу-Страстную и заняться тем, чем и положено заниматься в эту ночь. - Тогда, о хитроумный Сарт, мне придется к тебе присое- диниться - не заниматься же тебе этим в одиночестве? - и ночь снова заливается смехом, но на этот раз таким пьянящим и зовущим... ...Через некоторое время, расслабленно раскинувшись на постели, я услышал, как Лайна прошептала: - Воистину, благословение Сиаллы снизошло на тебя! Ра- ньше я не замечала за тобой такого усердия... - Понятное дело,- бормочу я сквозь сон,- еще как снизо- шло... ведь я пил это вино вместе со всеми... ------------ ВОЗЛЕСЛОВИЕ ЭЙНАР БИЧ БОЖИЙ ...Он проснулся от какого-то смутного предчувствия. Одна из жриц Сиаллы добровольно вызвалась ублажать убо- гого - и, похоже, не прогадала, покинув его ложе только пе- ред рассветом в полном изнеможении; но, тем не менее, спал он чутко и мгновенно сел на кровати, еще не понимая причины внезапного пробуждения. Темнота окружала его. Он все никак не мог привыкнуть к ней, она давила, морочила; в ней ворочались чужие, неуютные шорохи, запахи... Плохая темнота... лживая, как вечность... Он встал, расплескав окружающий мрак, и подошел к две- ри. Открыл ее, постоял на пороге, вслушиваясь в неизвестное, тяжело поворачивая всклокоченную голову - и присел на корто- чки, обернувшись к проему спиной и нашаривая в углу тюк со своей звенящей поклажей. - Тихо! - прошипел у него над ухом знакомый голос, и умелые пальцы захлестули горло слепого шелковым шнурком.- Молчи, калека!.. Коридор ожил тихими, вкрадчивыми шагами множества лю- дей; вот они ближе, вот они совсем рядом, у двери в соседнюю комнату, и уже слышен тихий скрип железа, вставляемого в за- мок... Эйнар медленно прижал подбородок к груди и выпрямился. - Это ты, Ратан? - спокойно спросил отставной Мифотво- рец, не выпуская свой тюк. - Можешь не отвечать... Тебя хва- тка выдает. Ну что ж, держи крепче... Тело слепого словно стало распухать, заполняя собой всю широкую рубаху, ворот затрещал от напора шейных мышц, и сво- бодно свисавший пояс натянулся, плотно обхватив раздавшуюся талию. Сзади послышались сдавленные проклятия, пальцы Ратана тщетно пытались удержать концы удавки, колено уперлось в за- твердевшую спину Эйнара - и сокрушительный удар обрушился на многострадальную голову слепца, опрокидывая его в безмол- вие... Он не слышал нетерпеливых возгласов в коридоре. Два удара слились для него в один - первый, ввергнувший его в бессмысленную незрячесть, и второй, сегодняшний, вычеркиваю- щий все время, что прошло между ними, и возвративший Эйнара Безумного в горнило той битвы, откуда его с трудом вынесли взмыленные кони... Стены вздрогнули от хриплого рева, огромный тюк взлетел в воздух и рухнул на потрясенного Ратана с его лопнувшим шнурком - и в распахнутое окно ворвался визжащий Ужас вместе со сгустком ярости по имени Роа... ------------ 15 ...Когда я выскочил в коридор, судорожно натягивая оде- жду, все было кончено. Эйнар бродил между исковерканными те- лами людей в темно-лиловых накидках, а возбужденные птицы хлопали крыльями, и клювы их были измазаны свежей кровью. Эйнар повернулся и долго смотрел на меня, словно не по- нимая, кого видит перед собой... ...Видит... ВИДИТ!!! - ...Расскажи сказку, Сарт,- наконец прошептал он.- Расскажи сказку о вечном мальчике, которого выучили уби- вать... а вот как жить - не выучили... Да и зачем - жить?.. Расскажи сказку, Сарт, ведь ты умеешь... или выколи мне гла- за... На полу возле комнаты Эйнара лежал раздавленный Ратан - я узнал его не сразу, и то лишь по связке ключей на поясе - а поверх него валялся рваный тюк с торчащими из прорех плас- тинами доспехов. Я помнил эти доспехи. Я видел их на человеке, стоявшем напротив меня. На Мифотворце Эйнаре Безумном, по прозвищу Бич Божий. Я только не знал раньше, что человек, носивший эти ла- ты, способен плакать. - Расскажи мне сказку, Сарт,- повторил Эйнар, глядя ми- мо меня, и я услышал шаги у себя за спиной. - Сказку о дру- гом мальчике, которого злые люди состарили за один миг... Только конец пусть будет другой... счастливый... пожалуйста, Сарт, пусть - счастливый... Я обернулся. По коридору, спотыкаясь, шел Грольн, неся на руках обмякшее тело Клейрис. Он подошел к нам, положил девушку на пол и принялся бессмысленно укрывать ее какими-то остатками одежды. Потом Грольн поднял голову и посмотрел на нас сухими блестящими глазами. - Ты знаешь, Сарт,- хрипло сказал Грольн Льняной Го- лос,- я сегодня умер. Научи меня, как жить дальше вот та- ким... мертвым... Я опустился на колени возле Клейрис и откинул ткань с ее груди. К сердцу вчерашней богини была приколота записка. Приколота тонким-тонким стилетом, больше похожим на шило. Крови почти не было. Я вырвал лезвие и выпрямился, глядя на обрывок перга- мента. "Ты - неглупый человек, Сарт, и мне было приятно побе- седовать с тобой. Полагаю, что мы еще встретимся. Извини за неудачного посланца, но другого у меня не было. Сам знаешь - Мифотворцы нынче в цене, мало осталось... Искренне твой Таргил, Предстоятель Хаалана-Сокровенного." - Я шел к ней,- прошептал Грольн,- но он успел рань- ше... и запер дверь... там, внизу, где книги хранятся... ма- ленький такой, старый уже... толстый... - Библиотекарь?!! - одними губами выдохнул я. - Кто? - слабо удивился Грольн. - Я третий год при хра- ме... Здесь нет никакого библиотекаря. И никогда не было... ------------ 16 ...Мы уезжали. Зрячий Эйнар, в глазах которого запек- лась вчерашняя кровь, страшный в своем бессловесном горе Гро и я. Я понимал, что Грольн Льняной Голос доиграл ту мелодию, которую творил для Нее, первой и единственной; и я боялся новой музыки, что рождалась в нем сейчас. Да и Эйнар был уже не тот. И я. Что-то выгорело в нас. В нас и во всем этом проклятом мире. Потому что мы были частью мира. Не самой лучшей - но частью. И пепел хрустел на зубах. Нас ждал Дом. Дом-на-Перекрестке. В Фольнарке нас никто не провожал. Ни местные, ни Пред- стоятели. Ни один из них не приехал. Даже Лайна. ------------
[X]