Книго

                 (русскоязычная литература на Украине)
               /фрагменты статьи в "Независимой газете"/
     Последние лет двести Украина, находясь в  составе  сначала
Российской   империи,  а  затем  и  СССР,  страдала  комплексом
младшего брата -- отсюда  присущее  национальному  самосознанию
ощущение     собственной     провинциальной     ущербности    и
второсортности, окраинности -- это вполне  осязаемо  отразилось
на украинской культуре и литературе.
     ...Удивительное   дело,  но,  как  оказывается,  человеку,
родившемуся и культурно сформировавшемуся на Украине,  особенно
если сам он украинского происхождения и если вовремя не уехал в
Россию,  нереально стать великим русским писателем. Можно сколь
угодно долго эксплуатировать, мучить русский  язык,  издеваться
над  великим и могучим, но породить на нем что-нибудь достойное
вечности или хотя бы скромного внимания современников как-то не
очень получается.
     ...Украинские  русскоязычные  беллетристы  --  фантасты  и
"фэнтезийщики"  (о  детективистах  вообще говорить почему-то не
хочется) -- вроде Сергея и  Марины  Дьяченко  (волшебный  роман
"Шрам",  просто  роман  "Скрут",  трилогия "Бастард", "Ритуал",
"Вирлена") или Генри Лайона Олди  ("Герой  должен  быть  один",
"Путь  меча",  "Бездна голодных глаз"; на самом деле никакой он
не Генри, а харьковские Олег + Дима) и десятки  других  авторов
ничуть  не  хуже московских коллег или питерского Ника Перумова
-- все они в какой-то мере эпигоны, в какой-то -- духовные дети
Стругацких, Ефремова, Лема, Толкина и  друг  друга.  Проблем  с
русским  языком  у  них  не  возникает  --  в литературе такого
свойства  он  удивительно   однообразен   и   бесцветен,   это,
фигурально   выражаясь,  язык  для  бедных.  Употреблять  такие
категории как, скажем, "внутренняя форма слова" (каковую теорию
еще в прошлом веке развивал Александр Потебня, земляк,  кстати,
Олдей    по    Харькову),    без   чего   немыслима   подлинная
художественность, по отношению к подобной  литературе  было  бы
даже  как-то  странно.  Отношение  "массолита"  к языку везде и
всегда прагматически-функциональное, поэтому  беллетристическое
слово    коммуникативно,    подчинено    содержанию,    но   не
самодостаточно; оно является  носителем  смысла,  но  не  самим
смыслом,  не  реальностью мистического порядка -- в таком слове
отсутствует  какая  бы  то  ни  было  метафизика  "избыточности
бытия". Однако на Украине подобное отношение к языку характерно
не   только   для   русскоязычной   беллетристики,   но  и  для
русскоязычной литературы с художественными претензиями  --  это
ее   самое   слабое   место,   в   этом   главная   причина  ее
несостоятельности.  Если  в  скором  времени  научат   сочинять
"фэнтези"  компьютер,  то,  не  исключено,  у него получится не
хуже, а может быть даже лучше, чем у Олдей. Такого  рода  чтиво
по  отношению  к  литературе  более  или  менее  художественной
напоминает  технический  дизайн  в  сравнении  с  живописью  --
индивидуальное  начало,  индивидуальный  стиль  не играют в нем
принципиального значения. Автор этой литературы давно уже  умер
(а быть может, он никогда и не рождался) -- он выступает не как
Творец-Демиург,  а  как  инженер-комбинатор  сюжетных  мотивов,
схем, штампов,  как  ретранслятор  современной  урбанистической
мифологии.  Чем  меньше в той или иной книге авторского начала,
тем большими буквами пишется на обложке  имя  автора.  Впрочем,
"Олди",   "Ник.   Перумов",   "Александра  Маринина",  "Фридрих
Незнанский" -- это вовсе не имена писателей, а торговые  марки,
потому  и  место  им в одном ряду не с Пелевиным, Сорокиным или
Андруховичем, а с  "Довгань",  "Smirnoff",  "Adidas",  "Pepsi",
"Tampax".   Главное,  что  связывает  украинских  русскоязычных
литературных пролетариев  подобной  направленности  с  Украиной
(кроме  места  рождения,  проживания  и  национальности) -- это
провинциализм мышления. В отличие от того же  Ника  Перумова  и
его  российских  эпигонов, украинских русскоязычных фантастов и
"фэнтезийщиков", к примеру,  мало  занимает  своя  национальная
тематика.  Не последний (а пожалуй что и первый) на сегодняшний
день фактор развития литературного процесса -- деньги.  Написав
свою  "фэнтезийщину" или детектив по-русски, живущий на Украине
прозаик старается по возможности издать их в России -- уйти  от
украинских       налогов       и       распространить      свою
интеллектуально-художественную экспансию на весь книжный  рынок
СНГ...
     ...Пристрастное   осмысление   современной   русскоязычной
литературы на Украине еще раз доказывает,  что  язык  --  нечто
большее,  чем  просто  средство  коммуникации,  язык -- явление
мистическое и определяется не  только  от  рождения,  но  и  на
уровне  генетической  памяти.  Язык  не  укладывается  в  рамки
формальной логики, обыденного мышления и вузовской  грамматики.
Масштабы языка -- никак не меньше космических. Чтобы полноценно
писать  по-русски, надо, видимо, родиться с чувством энергетики
русского языка, надо генетически нести  в  себе  строй  русской
речи.  Надо,  в  конце  концов, хоть какую-то часть своей жизни
прожить в России, на родине русского языка. Поэтому  украинские
русскоязычные  авторы  достойны  всяческого  сочувствия  -- они
находятся на географической, лингвистической  и  художественной
периферии  как  русской,  так и украинской культуры: для первой
они бедные родственники из провинции, для второй --  отступники
и   вырожденцы.   Где-нибудь  в  Харькове  или  Днепропетровске
полнокровное писательство  (в  художественном,  а  не  денежном
отношении)  затруднено  вовсе:  по-украински  не  издадут, да и
непросто писать в  русскоязычном  городе  на  умирающем  языке.
По-русски  --  получается  что-то не то -- вторичное, пригодное
лишь для внутреннего потребления. Как не крути,  а  не  удается
украинским  авторам  реализовать  свои  литературные таланты на
русском языке, и все тут!
     ...Современная культурная ситуация на  Украине  заставляет
вспомнить  о  таком  явлении  в лингвистике, характерном прежде
всего для средневекового сознания, как  диглоссия:  в  пределах
одного  и  того же сообщества свободно функционируют два языка,
однако  их  структурные  особенности  таковы,   что   в   своем
употреблении  они не равноправны (как при простом двуязычии), а
выполняют различные функции и люди пользуются ими  в  различных
ситуациях.  На одном, к примеру, вещает государственное радио и
телевидение, создается элитарная культура, его изучают в школе,
но говорят на нем обычно лишь после изрядной дозы горячительных
напитков (почти как в шаманских ритуалах). Другой используют  в
быту  и  оттого  он  утрачивает  все  признаки  сакральности  и
мистического ореола.  Не  потому  ли  возникает  ощущение,  что
художественно   ценные   тексты  в  современной  Украине  могут
возникнуть только  по-украински,  а  коммерчески  перспективная
литература  Ч  лишь  на  русском  языке? Такая вот "диглоссия",
такой вот дым сигарет с ментолом.

                                                 Михаил
НАЗАРЕНКО

     Вопрос  о  существовании  русскоязычной  культуры  Украины
давно уже стал сакраментальным.
     На   Украине  русскоязычная  литература  есть,  утверждает
Андрей Окара (Запах мертвого слова. //  Книжное  обозрение  "Ex
libris  НГ",  26.02.98).  Есть, но какая? Литература элитарная,
которая,  впрочем,  по  природе  своей  слабее   элитарной   же
украинской  литературы; и литература массовая, коммерческая, на
которую и внимания обращать не стоит. В России  украинец  может
писать  на  русском языке и стать великим писателем, на Украине
же - ни в коем  случае.  "Пристрастное  осмысление  современной
русскоязычной  литературы  на  Украине  еще раз доказывает, что
язык - нечто большее, чем просто средство коммуникации, язык  -
явление  мистическое и определяется не только от рождения, но и
на уровне генетической  памяти".  Что  же,  в  России  украинец
просто  теряет  свою  генетическую  память?.. Не раз и не два я
слышал   подобные   беспредметные   разговоры.    "Мистические"
националисты  никак  не хотят смириться с тем очевидным фактом,
что  язык  -  имущество   благоприобретенное   и   без   всякой
полумифической   "генетической  памяти"  можно  им  овладеть  в
совершенстве.  Не  надо  смешивать  язык   с   менталитетом   и
коллективным   бессознательным.   Мысли  о  "глобальном,  почти
метафизическом несовпадении между строем русского литературного
языка и строем украинской души" (!) автор никак не  доказывает,
а  потому  и  спорить  с ним трудно. На практике же утверждения
подобного рода приводят  только  к  разжиганию  межнациональной
(или    даже    внутринациональной)    вражды.    Кроме   того,
"пристрастный" анализ статьи  г-на  Окары  показывает,  что  ее
автор  плохо  разбирается  в  современной культурной и языковой
ситуации на Украине. Прошу прощения у читателя за то, что  буду
говорить  об очевидных - по крайней мере, для филолога - вещах,
но это необходимо.
     Прежде всего - языковая ситуация на Украине, вопреки  г-ну
Окаре,  НИ  В  КОЕМ СЛУЧАЕ не является диглоссией. Напомню, что
диглоссией называется  сосуществование  в  одной  системе  двух
языков,  которые  воспринимаются  носителями  как  два  стиля -
книжный и разговорный - одного языка. Поэтому перевод с  одного
языка на другой внутри данной системы принципиально невозможен.
Примером   может  служить  употребление  церковнославянского  и
древнерусского   языков   в   Киевской   Руси    (см.    работы
Б.А.Успенского).  Взаимоотношения  же  русского  и  украинского
языков  совершенно  иные,  и  мы  имеем  классическую  ситуацию
ДВУЯЗЫЧИЯ  (несмотря  на  то,  что  украинский  и русский языки
действительно  выполняют  разные  функции).  Далее:  украинский
язык,  увы,  "элитарным"  не  являлся  и не является. Что такое
вообще "элитарный язык"? Язык элиты?  Какой  -  культурной  или
политической  (последняя  говорит,  как  правило,  на суржике)?
Престижный язык? Престижный  для  кого?  К  сожалению,  сегодня
украинский   -   язык  подвижников  и  снобов.  Основная  масса
населения пользуется все тем же суржиком. Г-н  Окара  не  прав,
когда  объявляет  суржик  искаженным  русским  языком  (на этом
основании делается вывод о нежизнеспособности русского языка на
Украине). Суржик - не что иное, как искаженный украинский язык,
наиболее  распространенная  его  форма,  засоренная  русизмами,
первоначально   -   результат  русификации,  а  впоследствии  -
украинизации (даже его фонетическая система, по сути, близка  к
украинской).
     Реальность   такова,  что  для  определенного  и  довольно
большого процента  граждан  Украины  украинский  язык  является
вторым родным - после русского. Именно родным - и в то же время
вторым.  Очевидно,  что  их  культура  находится и всегда будет
находиться на границе между  русской  и  украинской.  И  вопрос
стоит  не  о  ее  существовании  -  оно очевидно, - но в первую
очередь о самоопределении, самоосознании. До недавнего  времени
она была частью российской/советской культуры и необходимости в
самоопределении  просто  не  возникало.  Поэтому  русскоязычная
литература Украины не стала -  и  не  могла  стать  -  аналогом
русской эмигрантской литературы (опять же, вопреки г-ну Окаре).
Имела  ли  эта  литература  эпигонский характер? Да, во многом,
особенно в XIX веке; но вспомним, что и  собственно  украинские
писатели   в   то   время   были   по   преимуществу  эпигонами
Котляревского   и   Шевченко.   Свою    украинскую    специфику
русскоязычная  литература сохраняла, но я не могу согласиться с
тем,  что  она  не  являлась  частью   русского   литературного
процесса: русская проза Костомарова тому опровержение - недаром
Лев  Толстой  написал  продолжение  его  повести  "Сорок  лет".
Кстати, о Костомарове. Г-н  Окара  утверждает,  что  украинское
творчество  украинцев  было  более  эстетически  значимым,  чем
творчество  русскоязычное.  "Сорок  лет"  существуют   в   двух
вариантах,  украинском  и  русском;  и  если  во  втором случае
Костомарову удалось  выйти  за  рамки  гоголевской  сюжетики  и
образности,  создав  яркую  притчу,  то  первый, "национальный"
вариант  наполнен  исключительно   фольклорными   и   языковыми
штампами.  Г-н  Окара приводит в пример имена многих писателей,
которые начинали писать на русском языке, а затем переходили на
украинский и  создавали  более  значимые  произведения.  Но  их
мастерство  связано  не с языком - точнее, не столько с языком,
сколько с опытом и возрастом.
     Украинец,   пишущий   по-русски,   получает    возможность
остраненно   посмотреть   на   обе   языковые   системы   -  и,
следовательно,   на   русскую   и   украинскую   жизнь.   Новый
эстетический  эффект  возникает  при  столкновении систем: этим
прекрасно воспользовался  М.Кулиш  в  лучшей  украинской  пьесе
"Мина   Мазайло";   этот   же  эффект  использует,  хотя  и  со
значительно меньшим успехом, Ю.Андрухович в "Рекреациях".
     Итак, если  до  1991  года  (дата,  разумеется,  условная)
русскоязычный  писатель Украины мыслил себя частью определенной
системы, то теперь он вынужден,  чтобы  сохранить  своеобразие,
осознать  свое  особое  положение  по отношению к литературному
процессу и в России,  и  на  Украине;  вынужден  понять,  какие
элементы  - лучшие элементы - этих систем он может использовать
в своем  творчестве.  Все  новое  в  искусстве  создается,  как
правило,  в  маргинальных  областях,  "на  полях"  окостеневшей
официальной культуры. Другого пути нет. В  противном  случае  -
или  ассимиляция,  или "внутренняя эмиграция". Украинская школа
русской литературы (или русская - украинской?) еще не сложилась
и, вероятно, сложится не скоро, но, тем  не  менее,  возникнет.
Основа,  на  которой  можно  строить  новую  литературу (шире -
культуру),  является  более  мощной  для   русских,   чем   для
украинцев.  Печально, но факт. "Куда как перспективно связывать
себя (особенно  в  глазах  иностранцев)  с  Россией  и  русской
культурой", - язвит г-н Окара. Не в "перспективности" дело и не
в   иностранцах,  а  в  том  первоначальном  уровне,  в  высоте
фундамента,  с  которой  можно  начинать  СВОЕ   строительство.
"Шевченко,   Франко,   Коцюбинский,  Леся  Украинка,  Стефанык,
Довженко, Тычина, Стус - без сомнения, гении.  Но  кто  в  мире
слышал эти имена, кроме университетских славистов?" - пишет г-н
Окара. Довольно банальный малый типовой набор украинца. Но если
сравнить  его  с  таким  же банальным русским типовым набором -
легко "почувствовать разницу"... Все дело в том, что украинская
культура - и это прекрасно известно г-ну Окаре -  формировалась
не  как  "культура  элитарная,  рассчитанная  на "сознательную"
часть  простонародья  и  национальную  интеллигенцию",  а   как
культура  "для  домашнього  вжитку"  (домашнего  употребления),
культура  изначально  среднего  уровня,  и  все  усилия  лучших
украинских  писателей  уходили  на то, чтобы подняться над этим
уровнем вопреки общественному мнению.  Результаты  налицо  -  и
хорошие, и плохие.
     Три    основные    черты    украинского    менталитета   -
сентиментальность, патетичность и самоирония. В умеренных дозах
(лиризм, а не слащавость;  патриотизм,  а  не  ура-национализм,
ненавязчивая  ирония,  а не стеб) все это необходимо и сегодня.
На этом, вероятно,  и  будет  строиться  искомая  русскоязычная
культура  Украины. Использование русского языка означает прежде
всего естественность для его носителя.  А  что  касается  того,
обогащает  ли  украинского  писателя  его  "раздвоенность" или,
напротив,  "всячески  приземляет",  -  судить  об  этом   будет
читатель.  Предварительные,  бездоказательные и огульные выводы
ничего не дадут.
     Новая культура формируется в наши дни, причем на базе  так
называемой  массовой  культуры, столь ненавистной г-ну Окаре. О
ней и поговорим.
     Массовая беллетристика Украины, которая пишется на русском
языке, для г-на Окары - не более чем тривиальное чтиво. Никакие
художественные   задачи   она    не    решает,    исключительно
коммерческие:   "Написав   свою   "фэнтезийщину"  или  детектив
по-русски, живущий на Украине прозаик старается по  возможности
издать   их   в   России   -   уйти  от  украинских  налогов  и
распространить свою интеллектуально-художественную экспансию на
весь книжный рынок СНГ". Такой вот разговор с фининспектором  о
фантастике. На самом же деле украинская фантастика - едва ли не
единственный   реальный   элемент   украинского   литературного
процесса: она, в отличие от большинства других жанров  и  форм,
имеет  дело  с  читателем. "Высоколобая" литература практически
лишена читателя вне пределов "тусовки". А литературный  процесс
без  читателя  -  это  фантом.  Писать  так, чтобы его читали -
естественное  состояние  автора.  Более  того,   постмодернизм,
согласно  У.Эко,  тем и отличается от модернизма, что обращен к
не самой подготовленной публике. Примером могут  служить  книги
Пелевина,   которого   г-н  Окара  противопоставляет  ничтожным
"Олдям".  XX  век  создал  на  удивление  примитивную  массовую
культуру - это факт, но он же и снял противопоставление высокой
и  массовой  культуры:  появилось  множество  явлений,  которые
находятся где-то в промежутке (и это  отнюдь  не  "смешение  до
неузнаваемости"  двух  потоков).  Впрочем,  то, что мы называем
классикой, тоже было когда-то масскультом (Диккенс, Л.Толстой).
Легко отмахнуться от Олди и Дяченко (а  не  "Дьяченко").  Легко
объявить  их  эпигонами  Толкина  и  Стругацких (а как долго за
произведениями  последних  не   признавали   права   называться
литературой!).   Легко   "не   заметить",   что  и  современная
украинская литература в лучших своих  проявлениях  зависима  от
вполне конкретных образцов (Андрухович - от Джойса, Шевчук - от
Эко  и  т.п.). Труднее объективно оценить реальную литературную
ситуацию - особенно если НЕ ЧИТАТЬ ругаемые книги. А г-н  Окара
явно  не  читал ни "Дьяченко", ни "Олдей". Только не прочитав -
не  взяв  в  руки  -  сборник  "Ритуал",  можно   назвать   его
"трилогией".  Только  не  зная  о существовании романа "Ведьмин
век",  можно  утверждать,  что  наших   "фэнтезийщиков"   "мало
занимает  своя  национальная  тематика"  ("В отличие от того же
Ника Перумова", - добавляет г-н Окара. Но, право же,  лучше  бы
Перумова   не   занимала   национальная  тематика!).  Упреки  в
"провинциализме   мышления"   и   "прагматически-функциональном
отношении  к  языку"  не  только  бездоказательны,  - они еще и
неверны. "Употреблять такие категории, как, скажем, "внутренняя
форма слова"  (каковую  теорию  еще  в  прошлом  веке  развивал
Александр  Потебня,  земляк,  кстати, "Олдей" по Харькову), без
чего  немыслима  подлинная  художественность,  по  отношению  к
подобной  литературе  было бы даже как-то странно". Если бы г-н
Окара не делился с читателями "странностями",  а  взял  в  руки
такие  романы  Олди,  как  "Герой  должен  быть один" и "Черный
Баламут", он бы увидел,  что  основным  стилистическим  приемом
этих  книг  является  остранение  языковых  штампов и поговорок
через раскрытие их ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЫ. Так неосведомленность  еще
раз  оказала  критику  дурную услугу. Разговор о художественных
достоинствах книг упомянутых авторов потребовал бы  специальной
статьи,  но в любом случае разговор должен быть серьезным, а не
вскользь  и  свысока.  Г-н  Окара  вполне  в  советской  манере
навешивает   ярлыки   ("украинские  русскоязычные  литературные
пролетарии",  "русскоязычный  книжный  мусор",  "фэнтезийщина",
"язык  для  бедных",  "технический  дизайн"),  не  прилагая  ни
малейших усилий, чтобы разобраться в сути явления. Настолько же
бездоказательны и его упреки по поводу отсутствия у  украинских
фантастов индивидуального стиля.
     Что   бы   ни  говорил  г-н  Окара  о  масскульте,  именно
произведения "массовой культуры" (в том числе -  фантастики)  и
близкие  им  явления  стали наиболее новаторскими и интересными
явлениями в мировой литературе  последних  десятилетий.  Потому
что  главное  -  это  талант автора, а не то, летают ли в книге
звездолеты, бегают запорожцы или спивается богема. А снобизм по
отношению к  массовым  жанрам  давно  уже  отжил  свое,  только
некоторые критики об этом не подозревают.
Книго
[X]