---------------------------------------------------------------
© Copyright О'Санчес
[email protected]
WWW: http://zhurnal.lib.ru/o/osanches/
Date: 13 Aug 2002
Мнения читателей о рассказе
---------------------------------------------------------------
"Если командир узла неожиданно вошел в каптерку и четверо находящихся
там воинов срочной службы вздрогнули,... - взор Пашки Стародуба
торжественнен и строг, но Лук по опыту знает, что Пашка не выдержит и
задолго до конца анекдота сам начнет улыбаться и подхохатывать: один только
этот анекдот он уже слышал из Пашкиных уст трижды... - то это значит, что
они картежники."
Пашка и Лук -- можно сказать, друзья, несмотря на то, Пашка служит на
год дольше: он дед и кочегар, вдобавок, а Лук -- хотя уже воин второго
периода службы -- все еще первогодок, "молодой". Их объединяет любовь к
чтению, высокоумственным рассуждениям ни о чем и прерванное гадским
военкоматом веселое студенческое прошлое.
Голова Пашки со времен института туго забита химическими формулами и
доморощенными приемами карате. Луку химия до лампочки, а в Пашкино карате он
не очень-то верит. Но что такое карты -- знает не понаслышке: покер и
"ленинградка", разновидность преферанса, немало поспособст-вовали нежданному
расставанию с вузовскими стенами. Да, пулю писать приятнее, чем курсовую...
Однако Лук убежден, что не карты и не академическая задолженность по
матстатистике (единственная!) явилась причиной его схимы и не аморалка,
которую предметно доказать так и не удалось, и не пьянки с сопутствующими
драками (общага -- это общага, декан и его поддеканники тоже были
студентами, у них тоже есть память и сердце, и печень).
Нет и еще раз нет... Где-то там, в бдительных универовских дебрях,
созрело мнение, что Лук балуется антисоветчиной, книжечками... Да не только
сам травится ими, но и разговорчики соответствующие ведет... То есть -- он
заводила, паршивая овца в здоровом стаде. А иначе чем объяснить тот факт,
что все в их большой и пестрой компании удержались на плаву, лишь один
Лук... А ведь ему прозрачно намекали -- делом доказать высокое комсомольское
самосозание. Ну, раз нет -- иди-тко в народ, да послужи, языкастый.
"Если командир узла неожиданно вошел в каптерку и трое находящихся там
воинов срочной службы вздрогнули..., - "то это марксистский кружок" --
перебивает Лук.
Но Пашка не готов просечь чужой юмор, он весь во власти своего
рассказа. Гора свежего шлака на полу трещит и ядовито дымится, Пашка рукавом
утирает круглый, обритый к дембельскому приказу, череп и садится рядом с
Луком -- перекурить, пока шлак чуть остынет. Однако и Лукова реплика не во
вред: тем самым легче его будет опровергнуть, да и краски получатся
посвежее...
"Нет, это значит, что они бухарики. Ну, то есть они бухали, а он их
застукал."
Лук ухмыляется свежему воспоминанию: Пашка тоже апрельский и буквально
на той неделе они тут же, в Пашкиной кочегарке, поздней ночью справили
сдвоенный день рождения, окропили водочкой. Весь батальон был на учениях,
кочегаров это не касалось, а Лук тоже каким-то чудом остался в части.
Гульнули они славно: за полчаса приняли без закуски по поллитра на рыло;
Пашка упал в подсобке, оставив котлы на попечение младшим кочегарам, Лук, не
помня себя, сумел незамеченным добраться до казармы и даже нашел свою койку.
Да-а... Пробуждение было ужасным: под утро узел неожиданно вернулся с
учений, старшина Петрик досыпать никому не позволил, а приказал готовиться к
бане, хорошо хоть сам ушел домой. Лука штормило и тошнило так, что даже деды
и сержанты не стали ни о чем таком спрашивать бледно-синего бойца, решили
отложить на попозже.
Всей радости от бухалова -- вспомнить, как оно было, кто что творил и
где валялся. По крайней мере, так оно для Лука: малое количество выпивки он
не ощущает, большое количество неукоснительно оборачивается рвотой и
похмельем; свою же норму, которая в самый раз, он еще ни разу не встретил на
жизненном пути. Но подобные фокусы с пьянкой -- это случайность в Луковой
армей-ской жизни, досадное исключение, прокол, а вовсе не правило: Лук
обжегся и сделал выводы из злоключений гражданского бытия и стал хитрее,
опытнее, умереннее, если не в помыслах, то в поступках. До самого дембеля
хватило впечатлений и досады на себя, больше он уж так не выпивал.
Те же и карты: взялись они было играть в двадцать одно и в преф... Лук
чуть было самого закадычного друга не лишился, слишком крепко ударил в
голову азарт - и ему, и Свирсу... "Все, Гена! Что-бы у меня хрен на лбу
вырос, но мы с тобой больше не играем! И не отыгрываемся. Руку, камрад, и
все забыли, кто кому должен?" "Ну, ладно, если тебе так хочется. Хотя от
своего долга я не отк..." "На фиг, никаких хотя! А то и у тебя вырастет и
тогда в прапорщики не возьмут." Генка зафыркал во все ноздри и тоже честно и
навсегда выпустил остатки пара.
"Будет пар! Сейчас будет, товарищ капитан! -- Пашка орет в телефонную
трубку, сам глядит на манометр. -- Котел зашлаковался, я же его должен
почистить. Через десять минут будет норма... Так точно Не был я ни в какой
каз..."
- Каз-зел! Заложили ему, что я в казарму уходил. До ужина еще два часа,
а он уже орет. Ненавижу, когда Сечкарь дежурным заступает. Вот увидишь,
Шура, еще Туманову настучит. - Пашка вскакивает и начинает подбрасывать
уголь в топку. Стрелка в приборе медленно ползет вверх. - А то орут, орут,
козлы... Котлету дать, так жмутся, "нету у них лишней"! А мне приказом
полковника Туманова запрещено пользоваться поддувом и я обязан выполнить
приказ заместителя командира полка! Серьезно, Шура! В целях экономии угля! -
Лук ржет вслед за Пашкой.
Лук мало что понимает в кочегарской службе, он не здеший, просто
потрепаться зашел, но и ему ясно, что приказ невыполним: без поддува котел
не наберет нужного давления, не сумеет дать пар на кухню, поэтому поддувом
нельзя пользоваться только при полковнике Туманове. "Странно это, - не
устает размышлять Лук над подобными парадоксами, - если будешь беззаветно и
честно выполнять приказ -- станешь хреновым воином и в два счета вылетишь из
кочегарки. И кухня останется без пара и ты на дембель уйдешь в последних
рядах. А хочешь, чтобы было все нормально -- изволь обманывать, втирать очки
и тогда обманутый замкомполка по тылу назовет тебя инициативным, грамотным
воином, с которого следует брать пример, и наградит первой дембельской
пачкой. Дурдом; надо будет Леньке в Кремль отправить шифровку, чтобы тот
собрал всех дураков в колонну по четыре, возглавил бы ее и увел на пенсию."
Лук с завистью смотрит на то, как споро управляется Пашка с
кочегарскими приборами и инструментами, ему кажется, что Пашка крутой спец.
Потом уже, задним чисом, через год, он поймет, что бывают и круче (когда сам
станет признанным "специалистом по даванию пара"), а пока он у Паш-ки в
гостях и не ведает, что придет и его звездный час, что полковая кочегарка, с
котлами, трещинами в них, водомерами и угольными кучами станет его, Лука,
ленным владением...
- Слушай, Паш, а как ты научился всему этому? Ну, топить, за паром
следить?
-- Вот так и научился. О как! Смотри, учись: слой ровненький,
тоненький, весь котел жар дает. Не то что у этих... О чем мы говорили?
- Если командир узла...
- А, точно! "Если командир узла неожиданно вошел в каптерку и трое
находящихся там воинов срочной службы вздрогнули..."
-- Трое уже были.
-- Да, двое. "... и двое находящихся там воинов срочной службы
вздрогнули, значит они гомики..."
Пятьсот человек в полку, если считать только содат и сержантов срочной
службы, ни одной женщины рядом и хрен дождешься увольнения, все это
безобразие - заведомая черноземная зона для гомосечных инстинктов. И точно
-- Толик Машенков, однопризывник Лука, явный педрила и при этом устроился
фельдшером в санчасть. Сашка Нестеров, хохоча и отплевываясь, рассказывал,
как тот к нему клеился... Хорошо, Сашка ему хоть в морду дал. А станет Толик
дедом и попадут к нему молодые, первогодки... Лучше и не думать.
Отпустите на танцы, сволочи, хотя бы по субботам и воскресеньям, к
девчонкам! И лучше с ночевкой. Ни фига. Почему там можно, а у нас нельзя?
Почему в других частях солдаты чуть ли ни каждую неделю на танцах и в в иных
злачных местах? "Солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения
воинской службы." С помощью этой магической формулы командование, во главе с
командиром части полковником Носко, делает все, чтобы отравить существование
солдату, лишить его остатков достоинства и чести. Увольнение в полку -- не
обыденность и не солдатское право, нет: увольнение -- награда воину за
усердное и показное колотилово по службе и не стоит поощрять им чаще раза в
месяц... В отпуск поехать -- двое-трое за год на весь батальон... Вот и
думает солдат, как бы обмануть, украсть, профилонить, закосить..., но только
не служить по Уставу.
Кеша Бакеев, однопризывник Пашки, узбек, за два года ни разу не был в
увольнении, не говоря уже об отпуске, ни разу ни винца, ни водки не выпил и
в самоход не сбегал. Честно служил, насколько это возможно, никуда не
рвался, но порученное исполнял добросовестно, в срок и без обмана.
Взы-сканий не имел. Уволился на месяц позже Пашки. Почему? А потому что
Кеше-водиле в его экипаже замены долго не было и командиры решили, что
подождет, потерпит до конца учений, раз тихий и смирный...
"Если командир узла неожиданно вошел в каптерку и один находящийся там
воин срочной службы..." -- Лук прервал анекдот и строго взглянул на Князя.
- Давление смотрел? -- Князь, младший кочегар, грубо вырван из грез и
вздыхает досадливо.
- Только что. Порядок, еще и больше, чем нужно.
- А водомер? Уровень как?
-- Да под завязку. Ну рассказывай, как там дальше? ...А если в каптерке
один солдат...
- Хм... Это зависит от того -- вздрогнул ли одинокий воин, или нет.
- Ну, если вздрогнул?
-- Если вздрогнул -- значит онанист и его застукали. Дрочила. Обрати
внимание, кстати, на ладонь своей правой руки: на ней волосы начали расти,
это первый признак...
- Князь и неслышно подошедший Степа, будущий наследник Лука по
кочегарке, внимательно осматривают ладони и Князь уличает Лука во лжи:
- Ничего там не растет и я такой фигней не занимаюсь... Ну а дальше?
Лук решил было продолжить моральное измывательство над вверенными ему
бойцами, но поерзал на топчане и раздумал -- не в коня корм, все равно не
поймут... А кроме того Лук и сам подхвачен инерцией древнего анекдота с
чудесным финалом. Глаза его распахиваются широко и невидяще, голос его
светел; Степа и Князь, набрав полную грудь дыхания, смотрят на его небритый
подбородок и приподнятые мягким весельем уголки рта, они тоже готовы
смеяться, предчувствуя заветную радость, что несет в себе концовка
солдатской байки...
"А если командир узла неожиданно вошел в каптерку и один находящийся
там воин срочной службы НЕ вздрогнул... Значит, это дембель тихо кемарит в
ожидании последнего дня."