Книго

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Государственное дитя". М., "Вагриус", 1997.
    & spellcheck by HarryFan, 31 July 2002
   -----------------------------------------------------------------------
   Село Покровское, что на Оке, стоящее не так чтобы близко, но и  не  так
чтобы далеко от того места, где Ока под Нижним впадает  в  Волгу,  издавна
делилось на две недружественные части, искони существовали тут как бы  два
самостоятельных поселения, - левая сторона и правая сторона. Возможно,  по
той причине, что на правой стороне жили выходцы из Сибири, вроде  бы  даже
отдаленные потомки польских сепаратистов, причастных к мятежу  1830  года,
заборы здесь глядят прочно, как свежее войско, ворота у  мужиков  тесовые,
наличники  все  фигурные,  сельхозтехника  покоится   под   окнами   такая
ухоженная, что любо-дорого посмотреть. Не  то  левая  сторона;  словно  на
обитателей  левой  стороны  нашла   повальная   меланхолия   или   им   не
благоприятствует здешний климат, - такое у них кругом нестроение и  р
Впрочем, виды на левой стороне не просто неприглядны, а как-то  затейливо,
неспроста, например, у  цыгана  Есенина  изба  крыта  соломой,  но  не  по
обрешетке, а по железу, имеется каменная пожарка,  в  которой  никогда  не
стояло ни одной пожарной машины, и при ней облупленная каланча, с  которой
видать чуть ли не  Арзамас,  на  задах  у  Вени  Ручкина  торчит  памятник
генералиссимусу Сталину в  виде  бюста,  почему-то  выкрашенный  в  жидкий
зеленый цвет.
   Уже погаснет на востоке Венера, звезда весенняя,  уже  красно  солнышко
взойдет, всегда дающее поутру прежние государственные цвета,  и  задымятся
черные крыши сараев,  уже  на  правой  стороне  отголосит  сельхозтехника,
оставив по себе смрад, вылезет откуда-то, весь  в  соломе  и  картофельных
очистках, деревенский дурачок  Гамлик,  которого  на  самом  деле  дачники
прозвали Гамлетом, принцем  датским,  поскольку  он  безнаказанно  поносил
советскую власть даже в самые опасные времена, уже дети пойдут в школу, по
дороге тузя друг друга пестрыми рюкзачками,  когда  мужики  левой  стороны
начинают подтягиваться  к  пожарке,  рассаживаются  где  попало,  кашляют,
курят, охают, сопят, вообще скучают, пока у них мало-помалу  не  наладится
разг
   - Суки вы, парни! - говорит цыган Есенин. - Совсем я с  вами  сбился  с
жизненного пути!..
   - Ты давай не обобщай, - говорят ему с  другого  конца  скамейки,  -  а
всегда критикуй конкретно. Ты с кем вчера, предположим, пил?
   - Да с тобой и пил, ты чего, совсем уже опупел?!
   - Что пил - я помню, а с кем конкретно пил - это туда-сюда...
   - Ну и что же ты, предположим, пил?
   Напротив пожарки хлопает калитка, и  в  сторону  компании  направляется
мрачный Колян Угодников, - в оскаленных зубах папироса,  руки  в  карманах
брюк. Его жена по пояс высовывается в окошко и вопит так,  что  ее  слышит
вся левая сторона:
   - Ты куда, стервец?! А картошку содить?!
   Кажется, один Угодников ничего  не  слышит,  мужики  же  возле  пожарки
посмурнели и нехорошо задумались про картофельную страду.
   - А пил я, товарищи, самогон. Приехала ко мне вчера теща из Ардатова  и
привезла тамошний самогон.  Ничего...  все-таки  домашнее,  только  мышами
пахнет. А наутро теща и говорит: в следующий раз я целый чемодан  самогона
привезу, чтобы ты обпился и околел...
   - А я вчера, - говорит Угодников, - украл у своей скво мешок картошки и
продал дачникам за две бутылки какого-то заграничного шнапса, - не сказать
чтобы это была водка, но и не подумаешь про вино.
   - Я интересуюсь, а самочувствие твое как?
   Угодников внимательно призадумался и сказал:
   - То-то я чувствую, будто мне, братцы, как-то не по себе...
   - Я про это и говорю. Пить, мужики, тоже надо с умом, а то недолго и до
беды. Вон в прошлом году Ивановы из Васильков выпили с  похмелюги  невесть
чего, а потом их по весне выловили в Оке!..
   - И ведь, помните: они всей семьей в валенках плыли, - и смех и слезы!
   - Это значит, что они зимой окончательно допились.
   - Понятно, что зимой, летом в валенках особенно не походишь.
   Больше разговаривать было вроде бы не о чем, и мужики  опять  принялись
кашлять, сопеть и охать, мучительно раздумывая о том, где бы добыть винца.
Выпить хотелось страстно,  как  в  другой  раз  жить  хочется,  если  твое
существование находится под угрозой,  и  даже  физически  необходимо  было
выпить, ибо у всех то и дело замирало сердце, к горлу  подступал  спазм  и
ходили перед глазами  оранжевые  круги.  Общее  чувство  у  мужиков  левой
стороны было такое, словно их  несправедливо  лишили  чего-то  чрезвычайно
важного, без чего нельзя полноценно жить, вроде обоняния или запаса дров.
   Веня Ручкин сказал:
   - Прямо хоть воровать иди!
   - А я бы и пошел, даже не задумавшись, если б было чего украсть.
   - Вообще-то дачников можно было бы почистить, но  это  до  осени  нужно
ждать.
   - Осень еще не скоро...
   - До осени еще глаза вытаращишь, это да.
   И опять молчат, слышно только, как напротив хлопает на ветру незапертая
калитка.
   - Если бы я был верующий, - сказал Угодников, - то я бы прямо  упал  на
колени и взмолился: "Господи, пошли рабу твоему стакан!" А Бог, видя такое
мое отношение, взял бы и спустил мне с неба на веревке пол-литра водки...
   - А ты попробуй, - подначил кто-то на дальнем конце скамейки,  -  авось
пошлет.
   Поскольку алкоголь у Коляна еще со вчерашнего не выветрился  из  крови,
он вдруг действительно рухнул на колени, зашевелил губами и  перекрестился
неловко, как-то наискосок.
   Из-за угла пожарки показалась весьма  пожилая  женщина,  однако  не  то
чтобы совсем уж старуха, Раиса Измайлова, которую  на  левой  стороне  все
звали тетка Раиса, вдова тракториста Ивана Измайлова, умершего  в  прошлом
году от жестокого перепоя; этот Иван два раза в Оке тонул вместе со  своим
трактором, замерзал по зимней поре в сугробе, как-то ему проломили колуном
голову, но умер он, как ни странно, в своей постели. Тетка Раиса подошла к
мужикам и сказала с выражением ей несвойственным, в  котором  просклизнула
некоторым образом артистическая печаль:
   - Обломилась вам, охломонам, нечаянная радость, то есть милости  просим
выпить и закусить.
   Наступила какая-то испуганная тишина,  все  посмотрели  на  Угодникова,
Угодников посмотрел в небо.
   Цыган Есенин сказал:
   - Что-то ты, тетка Раиса, загадками говоришь.
   - Уж какие тут загадки, - со злостью молвила та и  утерла  рот  уголком
платка. - Покойник мой за два дня до смерти, видать, почувствовал недоброе
и закопал на огороде канистру браги.  А  мне  наказал:  в  том  несчастном
случае, говорит, если я помру, откопаешь бражку через год,  пусть  в  день
моей смерти ребята меня  помянут.  Сегодня  как  раз  годовщина,  как  мой
пропойца отдал концы.
   Мужики левой стороны все как-то сразу  приосанились,  посвежели,  и  на
чудесном  расположении  духа  отнюдь  не  сказалось  то,  что,  во-первых,
откапывать канистру предстояло собственными усилиями, во-вторых, было даже
доподлинно не известно,  где  точно  она  зарыта,  где-то  между  засохшей
яблоней и уборной.
   - Е-мое! - засомневался Угодников. - Ведь это же как минимум пять соток
нужно будет перекопать!
   - Да ладно тебе, Колян, подумаешь, час-другой помахать лопатой!..
   - Тем более сегодня так и так картошку тебе не содить.
   - Моя скво меня не поймет.
   - А ты почаще проводи среди нее воспитательную работу!
   - Вот что, тетка Раиса, - сказал Веня Ручкин. - Если  ты  про  канистру
бражки правду говоришь, то низкий тебе поклон  от  нашего  сельсовета.  Но
если это провокация, если тебе нужно просто-напросто огород перекопать, то
я тебе кур дустом потравлю, чтобы ты знала, как дурачить простой народ.
   - Это вы как хотите, - равнодушно сказала Измайлова, -  мое  дело  волю
незабвенного усопшего передать. Я сама не пью, я через эту  пьянку  такого
натерпелась, что до самой смерти не забуду,  а  для  вас  двадцать  литров
бражки поди не шутка.
   Двадцать литров браги - это точно была не шутка; мужики заплевали  свои
окурки, побежали за лопатами по дворам, и минут через десять все собрались
на задах у тетки Раисы, именно в пространстве  между  засохшей  яблоней  и
уборной, где была навалена прошлогодняя картофельная ботва. Не явился один
отщепенец Щукин, которого, как  впоследствии  оказалось,  жена  связала  и
засунула под кровать.
   Уже солнце стояло порядочно высоко, уже мужики с правой  стороны  своим
ходом приехали на обед, обдав  село  смрадом,  загадочный  дурачок  Гамлик
забрался под крыльцо магазина  слегка  соснуть,  и  в  обыкновенное  время
пронесся в направлении Ардатова молоковоз, когда  первая  штыковая  лопата
врезалась в землю и работа, что называется, закипела.
   Откуда только силы взялись: и получаса не прошло,  как  между  засохшей
яблоней и уборной образовался чуть ли не котлован. Весенним делом было еще
свежо, но мужики левой стороны работали голыми по пояс, обливались горячим
потом, кряхтели, матерились, а недра все не отдавали канистру  с  заветной
бражкой.
   - Сейчас мы проверим, есть  Бог  на  небе  или  это  одна  фантазия,  -
подзадоривал товарищей цыган Есенин  и,  в  общем,  напрасно,  потому  что
азарта мужикам было не занимать.
   Так прошел час, и два, и уже  третий  час  открыл  хладнокровный  счет,
компания начала нервничать и с  ненавистью  поглядывать  в  сторону  тетки
Раисы, которая варила на  костерке  картошку  для  поросят,  когда  чья-то
лопата отчетливо звякнула о металл.
   Мужики  на  мгновение  замерли  и  выкатили  глаза,   словно   у   всех
одновременно схватило сердце, потом все поглядели на Угодникова, Угодников
поглядел в небо. Тем временем Веня Ручкин припал  к  земле  и,  ухватив  у
штыка  лопату,  принялся  ею  орудовать,  как  совком.  Через  пару  минут
показалась  круглая  алюминиевая  крышка,  обличавшая  молочную  канистру,
которую еще называют флягой, и  компания  восторженно  замычала.  Радость,
однако, была преждевременной, ибо даже после того, как канистру окопали со
всех сторон, вытащить ее оказалось невмоготу.
   Мужики расселись по краям котлована и начали совещаться.
   - Что-то я не пойму, ребята,  в  чем  тут  загвоздка,  -  говорил  Веня
Ручкин. - Двадцать литров бражки плюс сама канистра потянет килограмма  на
три, а создается такое впечатление, что эта зараза весит как "Беларусь".
   - А может быть, там не бражка, а клад золотых монет?..
   - Держи карман шире! Ты покойника Измайлова не знаешь,  он,  гад,  поди
кирпичей туда наложил.
   - Кирпич тоже денег стоит. Разве что он натолкал в канистру булыжников,
или ржавых гвоздей, или другую какую дрянь.
   Кто-то заметил:
   - Тайна, покрытая мраком...
   - Ничего! - сказал Веня Ручкин. -  Я  все  равно  эту  тайну  разъясню,
загнусь тут на месте, а разъясню!
   И он, призадумавшись, что-то зачертил палочкой на песке.
   - Все-таки причудливый у нас  народ,  -  сообщил  Угодников,  теребя  и
комкая свое ухо. - Год, как человек помер, должно,  уже  истлел  полностью
или частично, а таки исхитрился через год  после  смерти  кинуть  подлянку
товарищам по беде!..
   - А у него вообще была такая вредная повадка, он  всю  дорогу  насмешки
строил. Помню, как-то говорит: вы, мужики, напрасно не рвите  сердце,  вы,
говорит, главное возьмите в  толк,  что  культурный  уровень  нашего  села
приближается к африканскому, только заместо тамтама у нас гармонь.
   - А хрен его не знает, может быть, так и есть. Что мы  вообще  знаем  о
положении дел в природе? То-то и оно, братцы, что ничего!
   - Вон ежик  бежит,  -  подхватил  Угодников  эту  мысль,  и  все  стали
озираться по сторонам: действительно, неподалеку от засохшей яблони  мелко
семенил ежик. - Вот ежик, а ведь он даже и  не  знает,  что  он  ежик,  из
разряда млекопитающих, - так  и  мы.  Я  думаю,  что  я  Николай  Петрович
Угодников, а на самом деле,  может,  я  никакой  не  Угодников,  а  герцог
аравийский или пуговица от штанов...
   - Ежика-то, положим, не жалко, хотя ежика тоже жалко,  раз  ему  выпала
такая доля пожить у нас, а по-настоящему жалко... вот так сразу даже и  не
сообразишь, как назвать, жалко чего-то до слез, и все! Бывало,  оторвешься
от журнала "Огонек", поглядишь в окошко  на  свой  забор,  и  прямо  слезы
душат, точно мимо родного покойника пронесли...
   - Кстати о покойниках: это у Измайлова фляга архиерейского образца,  во
всем нормальном мире давно перешли на тару из искусственного стекла...
   Между тем Веня Ручкин в  мучительной  задумчивости  по-прежнему  что-то
чертил палочкой на песке. Он время  от  времени  поднимал  глаза  к  небу,
щурился, загадочно улыбался и что-то нашептывал сам себе. Мужики уже давно
сбились на другую тему  и  говорили  о  безобразных  закупочных  ценах  на
молоко, когда Веня Ручкин значительно кашлянул и сказал:
   - Значит, мужики, так! Ты, Есенин, возьми кого-нибудь с собой и  тащите
сюда лагу, которая у тебя валяется на задах.  Ты,  Колян,  иди  попроси  у
тетки Раисы трос. У нее точно должен  остаться  трос,  я  сам  видел,  как
Измайлов  на  лесопилке  его  украл.  Остальные  несут  гвозди  и  топоры.
Общественное  дело,  ребята,  надо  постараться,  а  то  к  чему  все  эти
перипетии, зачем живем!..
   Вскоре прибыло лежалое бревно, обтесанное с  двух  сторон,  обнаружился
целый бунт троса,  явились  гвозди,  топоры,  и  работа,  что  называется,
закипела. Полных два часа левая сторона оглашалась стуком лопат,  тюканьем
топоров,  кличем  "раз-два  взяли",  вследствие  чего   над   строительной
площадкой даже повисло что-то вроде марева, еще издали  пахнувшее  горячей
смолой и потом. Ровно через  два  часа  на  задах  у  тетки  Раисы,  между
засохшей яблоней и уборной,  можно  было  видеть  странное  сооружение,  в
котором  было  что-то  грозно-изящное,  древнеегипетское,  радующее   глаз
проблеском  той  шероховатой,  но  победительной  мысли,  какой  не  знает
механически существующая  природа.  Уже  на  правой  стороне  механизаторы
обмывались из бочек с дождевой водой,  задымили  летние  кухни,  слышались
приятные вечерние голоса, чья-то затренькала мандолина, когда Веня  Ручкин
величаво  взмахнул  рукой:  мужики  поднатужились,  блоки  заскрипели,   и
канистра, словно через  силу,  этаким  побеспокоенным  покойником,  тяжело
вылезла из земли. Вылезла, воспарила примерно  на  двухметровую  высоту  и
закачалась на тросе туда-сюда.  К  днищу  канистры  был  приварен  отрезок
рельса.
   - Вот зачем он это сделал?  -  произнес  в  тяжелой  задумчивости  Веня
Ручкин. - Поди пойми...
   - А зачем он в восьмидесятом году выкрасил своей корове зеленкой хвост?
   - Погодите, товарищи:  еще  окажется,  что  он  в  канистру  булыжников
натолкал...
   - Нет, это вряд ли. Это будет даже для Измайлова пер
   - А если в канистре все-таки бражка, -  е-мое,  ребята,  это  ж  неделю
пить!
   - Ну, неделю не неделю, а на завтра заботы нет.
   Угодников сказал:
   - Не берите в голову, мужики. Послезавтра, если что,  я  еще  раз  Богу
помолюсь, и, глядишь, опять совершится чудо.
   - Я пятьдесят два года существую в  этой  стране  и,  кроме  налога  на
яблони, что-то не упомню других чудес.
   - А по-моему, у нас кругом сплошная таинственность и прочее волшебство.
Вот, предположим, наша бригада который год собирает  по  десять  центнеров
зерновых, и ничего, стоит Россия, - разве это не чудеса?!
   Тем временем Веня Ручкин спустил канистру на землю, с некоторым усилием
открыл крышку, и воздух сразу наполнился хлебно-пьянящим духом.
   - Бражка! - ласково сказал цыган Есенин, и  лицо  его  расцвело.  -  Я,
ребята, обожаю бражку,  хотите  верьте,  хотите  нет.  От  водки  все-таки
дуреешь, а бражка как-то скрашивает, окрыляет... одним словом,  правильное
питье.
   Тут  подоспела  тетка  Раиса  с  вареной  картошкой,  кислой  капустой,
солеными груздями, пирогами  с  рыбой  и  поминальным  гороховым  киселем.
Мужики левой стороны расселись вокруг канистры и начали  пировать.  Бражка
вообще не сразу сказывается на рассудке, и поэтому первое время развивался
худо-бедно содержательный разг  Впрочем,  уже  после  третьей  кружки
заметно ослабли причинно-следственные  связи  и  как-то  взялись  патинкой
голоса.
   - Я интересуюсь, а чего пьем?
   - Не чего, а по какому  поводу.  Сегодня  пьем  благодаря  безвременной
кончине Ивана Измайлова, который, если по правде, был заноза и паразит.
   - Каждый день у нас, товарищи, праздник, - вот это жизнь!
   - Я сейчас разъясню, почему. Потому что настоящих, народных  праздников
у нас нет.
   - А у меня, наоборот, такое понятие, как будто я каждый день именинник,
ну и приходится  соответствовать  настроению,  то  есть  с  утра  заливать
глаза... После, конечно, настроение понижается,  и  к  вечеру  обязательно
требуется чего-нибудь изломать.
   - Это я понимаю, вернее сказать, не понимаю, а знаю, что  так  и  есть.
Вон мой Васька давеча в школе глобус ножом изрезал. Я  его  спрашиваю:  ты
зачем, паскуда, изрезал  глобус?  А  ему  и  самому  невдомек,  изрезал  и
изрезал, видно, что-то в крови у него не так.
   Вдали показался отщепенец  Щукин,  который  волочил  за  собой  обрывок
бельевой веревки, зацепившийся за ремень. Подойдя, он присел  на  корточки
возле канистры, достал из кармана кружку и стал ее внимательно протирать.
   Веня Ручкин ему сказал:
   - Все-таки слабо в тебе,  Щукин,  бьется  общественная  жилка.  Обидно,
конечно, но это так.
   Ко  всем  прочим  добродетелям,  мужики  левой  стороны  еще   были   и
незлопамятны, и в скором  времени  Щукин  уже  храпел,  лежа  на  земле  и
трогательно сложив ладони под головой.
   Колян Угодников говорил:
   - Я почему обожаю выпить... Потому что примерно после третьего  стакана
мне приходят разные красочные видения. Я уже не вижу, что у меня  напротив
вонючий пруд, а мерещатся мне какие-то мраморные лестницы, фонтаны, и  моя
скво разгуливает в газовом платье до полу и по-иностранному говорит. Я что
думаю: вот обитаю я в Нижегородской области, а может быть,  от  природы  я
запланирован на Версаль?!
   - Я вот тоже десятилетку закончил, мог бы,  предположим,  выучиться  на
зоотехника, а вместо этого я имею нищенскую зарплату и сахарную болезнь.
   - Не говорите, мужики, не жизнь, а тайна, покрытая мраком!
   -  Это  точно,  соображения  в  нас  не  больше,  чем  в   каком-нибудь
млекопитающем, ну ничего не понятно, аж жуть берет!
   - Ты еще про ежика расскажи...
   Затем разговор мало-помалу мешается, сбивается с пятого на десятое,  и,
когда мимо усадьбы Раисы Измайловой проезжает на велосипеде механизатор  с
правой  стороны  и   неодобрительно   покачивает   головой,   мужики   уже
положительно не в себе.
   Но характерное обстоятельство: на  правой  стороне  и  живут  дольше  и
собирают без малого канадские урожаи,  а  между  тем  левая  сторона  дала
России одного лирического поэта и  одного  видного  изобретателя,  который
замучил одиннадцать министерств.
Книго
[X]