Книго

ЮРИЙ ПЕТУХОВ

НАЕМНИК

Даброгез бросил поводья - пусть конь сам ищет дорогу, мо- жет, он окажется удачливей. Щель между домами по-прежнему оставалась пустынной. И это они называют улицами! Даброгез скривил губы. Половина города была позади, но до сих пор не попался навстречу ни один из его жителей. От смрада и духоты к горлу подкатывал комок. Хотелось избавиться от него, вып- люнуть или хотя бы затолкать обратно, внутрь. Но ком распу- хал, забивая глотку, мешал дышать. Такого отвращения Дабро- гез не испытывал даже на краю света, в бесплодных и безумных сирийских пустынях, где под равнодушным жестоким солнцем разлагались горы трупов и конь не знал, куда поставить копы- то... И там и здесь помогали старые Аврелиевы взгляды. За- севшие в памяти слова, крутящиеся замкнутой цепью, кольцом, без начала и конца: слава - забвение, душа - дым, жизнь - война и остановка в пути; жизнь - хаос, сохраняй среди него нерушимый ум, и он тебя проведет по ней, потому что все .ос- тальное суета, слава - забвение, душа... Еще как помогали! Там, на подступах к Аравии, было тяжело, очень тяжело. Но все же там было лучше, чем здесь. А когда с моря дул запад- ный ветер... Воспоминания прервал истошный женский визг. С хрипами, с захлебом. Он вырвался из расщелины меж мшистыми домами. Кри- вясь и пропадая во мраке, расщелина убегала вправо от глав- ной улицы. На коне в ней делать было нечего. Визг перешел в прерывистый сип, но совсем не стих. "В своем городе, сво- их... - подумал Даброгез, брезгливо сводя губы. Он знал, что здесь нет сейчас колониальных войск, да и соседей, любителей поживиться за чужой счет, не должно быть, а впрочем... - Варвары, что с них возьмешь!" Сильно заныла левая рука, раздробленная под Равенной. Даброгез еле сдержался, чтобы не выругаться вслух. Алеман был по-бычьи силен, а дубина его, утыканная кабаньими зуба- ми, - огромна. Рука зажила быстро, но болеть не переставала вот уже восьмой месяц. Болела так, что порой не хватало ни сил, ни терпения - хоть щит оземь! Мелькнувшая перед глазами картина - оскаленный, пенящийся рот разрубленного чуть не надвое алемана, помертвевшие, побелевшие глаза его и пальцы, судорожно отлипающие от гладкой, затертой рукояти палицы,- облегчения не принесла. Сворачивать Даброгез не стал, и вообще он чувствовал себя очень неуютно - стрелы можно было ждать отовсюду, опасность таилась за каждым домом, в каждой щели, она могла прийти с крыши, из-за угла. И когда распахнулись почти над самой го- ловой набухшие дубовые ставни. Даброгез невольно прикрылся - в щит ударила не стрела, не камень - окатило струей густой мутной жидкости. Тошнотворная вонь перебила все прочие запа- хи. Комок в горле рванулся наружу, вырваться не смог, только напрочь лишил дыхания. Свиньи, дикари! Рука сама собой скользнула в тулу: миг, полмига - но сулица затрепыхалась в плотной древесине, окно уже было закрыто. Свора собак, вы- нырнувших из темноты и неизвестности, свилась под копытами коня в дерганый, нервно взвизгивающий клубок - помоев было мало, не хватало на всех. Даброгез проехал мимо. Стучать, рваться в дом - бесполезно, что в крепость с голыми руками, да и ни к чему, наверное. Он дернул за поводья, конь пошел веселее, не обращая внимания на свору. Конь был боевой, при- вычный. "Молодчина, Серый, ну-у, ничего, ничего!" Даброгез похлопал его по шее, расслабился... Лицо префекта было еще неподвижней, чем обычно. Стеклян- ные глаза поблескивали то ли на Даброгеза, то ли в прост- ранство, оплывшие белые пальцы не знали покоя. "Иди и разбей этих жалких варваров, город верит в тебя!" - сказал он напы- щенно и вяло, посылая на убой центурию. Префекту жить оста- валось недолго, но он был готов на любые жертвы, лишь бы продлить этот остаток на час, на полчаса, может быть, на несколько минут. "Лицемер, выродок, - подумал Даброгез, но отдал честь как полагается, ничем не выказал мыслей. - Лжец. Все они лжецы! Поучились бы говорить правду у этих самых жалких варваров!" И ушел. Он был завязан в один узел с ними, в одном клубке спутан - развязать его, расплести не мог, да и не умел. Разрубить? Скорее разрубят, и в самом прямом, обыденном смысле, того, кто осмелится потянуть за веревочку, за кончик дернуть. Даброгез дорожил своей головой. Но чтобы все так кончилось?! Для чего он служил Империи пятнадцать лет?! Чтобы погибнуть в никчемном бою, от исхода которого ничего не зависит?! Для того, чтобы продлить на полчаса жизнь этой напыщенной мумии, префекта?! "Хо! Хо!! Хо-о!!!" - орал громадный алеман, и в его глазах не было сомнений, он знал, за что идет в бой... Локоть заныл так, будто кто-то маленький, но жестокий и сильный изнутри выворачивал кость. "Ну, ну, не время!" Даб- рогез расслабил руку, потряс ею. А щель вилась змеей, не кончалась. В нише заросшего лиловым мхом дома лоснящаяся бесшерстная собака обжирала чью-то расплывшуюся по земле ту- шу. Приглядевшись, Даброгез по лохмотьям определил - чело- вечью. Он замахнулся плетью на собаку. Та не отступила, за- рычала глухо и яростно. Даброгез опустил плеть. "Ладно, я пошутил. Жри, давись, паскудина, ты умнее своих драных соб- ратьев, рвущих друг другу глотки за глоток помоев, умней!" Пес долго провожал его застывшими, остекленевшими, как у префекта, глазами. ...Алеман был дик и свиреп. На нем ходуном ходила огром- ная свалявшаяся медвежья шкура. Растрепанные, почти белые лохмы торчали в стороны. И никаких доспехов. Но после первых же ударов Даброгез почувствовал, что варвар либо сам был когда-то на службе Империи, либо его обучал опытный легио- нер. Он никак не мог понять - почему вообще так получается: одни варвары стремятся во что бы то ни стало, будто ничего важнее для них нет, погубить Империю, разорвать ее в клочья, растоптать, другие - отчаянно, с почти таким же рвением за- щищают, почему?! А сами подданные Империи, коренные и чис- токроаные римляне, потомки Рома и Ремула, они-то где?! Под- данные, на вершок возвышающиеся над плебеями, грызлись за каждое местечко под солнцем, за самый малюсенький трончик с таким остервенением, с такой изворотливостью - куда там жал- кой своре с ее добром из ведра. Подданным было не до Импе- рии. Рушилось, разваливалось на куски то, что создавалось целое тысячелетие, а может, и того больше. У Даброгеза были глаза, он все видел, но объяснить происходящее было выше его сил. "Хлеба, зрелищ!!!" - по привычке многоголосно вопил на- род. Но среди этих воплей можно было разобрать и сиплые, пропитые голоса, и голоса свежие, редкие: "Скорей бы уж вар- вары нагрянули, все лучше, чем это..." И варвары пришли. А может, они пришли не в один день, не нагрянули - и тень на- ползает не сразу? Может, начали приходить с того момента, когда первый римский легионер переступил границы Империи, да и не Империи, а просто страны своей, и шагнул на север, на запад?.. Даброгез не разбирал законов природы, не разбирал и законов людских, он просто знал - на всякий напор будет и отпор, на силу сила найдется. Сила навалилась в обличий вар- варов, разноязыких, разноплеменных, непонятным образом су- мевших объединиться... Алеман дважды задел Даброгеза, и оба раза вскользь: разорвал кольчугу у плеча, помял панцирь. Тя- желенная палица взлетала с легкостью оливковой ветви, опус- калась неостановимой убийцей, ее нельзя было отразить, от нее можно только увернуться. Но с каждым разом сделать это становилось все трудней: Даброгез дрожал от немыслимого, почти предсмертного напряжения, переходящего в острый, ско- вывающий тело ужас; хрипел под ним Серый, вздрагивал нервно, косил назад налитым, кровавым глазом. А палица все взлетала и обрушивалась чуть не с самого поднебесья - алеман на своем гнедом дикаре был почти на две головы выше Даброгеза - не было ни конца, ни начала, единая, какая-то сверхъестествен- ная исполинская круговерть. И даже после того, как Даброгез по рукоять воткнул свой меч выверенным, неотразимым приемом под ребра алеману, прямо сквозь всклокоченный медвежий мех, и его вдруг откинуло вместе с конем назад, и он чуть не вы- вернул себе руку, выдирая оружие из развороченных мышц, но все-таки успел рубануть еще, сверху, наискось, через ключи- цу, вкладывая всего себя, все остатки сил в этот последний удар и заодно прощаясь с жизнью, зная, что больше его не хватит ни на единое самое легкое движение, даже после всего этого палица не выскользнула из руки алемана - это был удар из царства теней. Боли не было, онемела сразу вся рука, по- том тело, Даброгеза повело назад, и лишь дернувшийся однов- ременно Серый, подавшийся от испуга вспять, вернул ему рав- новесие... Алеман медленно сползал с гнедого, заливая его кровью, а рука будто еще жила, не хотела расставаться с па- лицей, пальцы разжимались судорожно, неохотно, белые, зака- тившиеся глаза сверлили белками Даброгеза. Долго еще помниться тому удару, долго, может и до самого конца, до тех пор, пока будет удаваться водить за нос подлую судьбу-ромейку. Правда, не верил он в судьбу, как и сородичи его. Но ромеи верили, может, правы-то были они? Во всяком случае, с ними она заодно, против... - Стой, приехал! Даброгез плохо понимал язык франков, но этот оклик он по- нял. Незаметным движением вытащил меч из ножен, положил по- перек седла. "Гляди-ка, уже и сюда добрались, в галлийскую провинцию. Бывшую провинцию, - усмехнулся мысленно, - быст- ренько же!" - Кому говорю, оглох?! Слазий давай! Даброгез привстал в стременах. Ничего не было видно. Го- лос долетал спереди, но дробился в закоулках - непонятно бы- ло: из какого именно он раздавался. "Хозяевами себя чувству- ют!" - Я центурион великой Римской Империи! - выкрикнул Дабро- гез на латыни. - Империи? Центурион? Ха-ха-ха! - Из расщелины справа выскочила звероподобная фигура с арбалетом в руках. - Где она, твоя Империя, центурион?! Даброгез заметил, что франк жмется к домам, боится выйти на середину улицы. - Империя везде! - раздраженно процедил он. И тут же пе- редернулся от собственных слов - в них ожил распятый варва- рами префект... Даброгез видел, как казнили чиновника, он стоял в двадцати шагах от позорного столба. И стоял не в толпе рабов, не в куче пленных, стоял сам по себе - алеманы отпустили его сразу же после боя. Тогда Даброгез не чувство- вал боли в перебитой руке, он чувствовал боль в груди - нуж- но было в поле умереть! Почему они его отпустили, ведь он оборвал жизни не меньше десятка алеманов, и всего-то за нес- колько, как показалось, мгновений битвы? Почему?! Вождь по- дошел к нему сам, сказал не по-латыни, не на германском сво- ем тарабарском наречии, сказал на родном языке Даброгеза, громко вскрикивая в конце слов, непривычно, но вполне понят- но: "Ты тоже варвар, - скривил губы в усмешке, будто смакуя это ромейское словечко, прилепленное к ним ко всем, таким разным, но вышедшим невесть когда из одного-таки гнезда, - ты тоже варвар, зачем служил им?!" Даброгез, напрягая плечи стянутые сыромятными ремнями, от которых несло псиной, вык- рикнул в лицо вождю: "Я свободный человек, я сам выбираю место в жизни!" Обида, злость, отчаянье и страх. Да, страх перед неизбежной и мучительной смертью - голову обручем стиснуло. Вождь снова скривился. "Свободный? Ну что ж, иди - ищи свое место!" Он кивнул стоящим по бокам пленника стра- жам: "Развяжите". Даброгез не решился спросить, откуда але- ман знает его язык. Он побрел к городу, чувствуя лопатками холодное острие копья. Но копье не притрагивалось к коже. Жизнь - война, жизнь - хаос. Одного из своих дружинников встретил тут же в городе, у столба, на котором извивался по- терявший надменность и величие префект. И варвары не на одно лицо, разные... - Империя заложила ваш жалкий городишко, - сказал он по- мягче. - Здесь была хорошая крепость, здесь не было грязи и запущения. Франк раззявил пасть. И пусть доходило до него не сразу, пусть он мешал все известные языки, но говорил бойко. - Была, да сплыла! Не помню, центурион, сколько живу - столько стоит, и все наш. А ну, проваливай! Даброгез понял, что франк не разбойник - тот не стал бы гнать, наоборот, сзади парочку своих бы завел, чтоб не ушла добыча, да и вообще болтать бы не стал - чего время попусту тратить?! Он оглянулся - позади никого не было. Ни души, кроме собаки с глазами префекта. Собака не обращала внимания на людей: у нее было свое дело, к тому же живые ее не инте- ресовали. Даброгез и не заметил, когда к франку прибавились еще трое. Новенькие были пожиже. Но теперь они не жались к сте- нам, перегораживали весь проезд. На них были железные шлемы и толстые, свиной кожи нагрудники. В руках застыли рожнами вперед алебарды. - Никакой он не центурион! - крикнул длинный, худой, с проваленными щеками. - Те рожи скоблят, а у а у этого до глаз волосья! На память снова пришел вождь алеманов - тот тоже не приз- нал в нем римлянина, хотя тогда Даброгез брил лицо. - Молчи, выродок! - сорвалось с губ. Тощий побелел, затрясся. - Ах ты! А ну бери его в копье, ребята! Алебарды угрожающе качнулись, стали приближаться. Дабро- гез пожалел, что оставил дружину в овраге за городом. Ну да теперь поздно! Главным оказался не тот с арбалетом, а тощий. Даброгез приподнял коня на дыбы. - Стой! Если вы стража, остановитесь! Я по государствен- ному, важному делу! Не зря же, в конце концов, он восемь месяцев скитался по провинциям Империи - из Генуи в Массилию, из Виенны в Луг- дун, пока не добрался до здешних краев. Правда, варвары пе- рекрестили городишко по-своему, но название пока не прижи- лось. Или он не туда попал?! "Иди - ищи свое место!" - зву- чало в ушах. Даброгез не хотел признаваться себе, но тогда, под Равенной, он ждал, что вождь позовет его в свою дружину, пускай простым воином, пусть. Но тот не позвал. - Не верь ему, все римляне лживы! - Сам же говорил, будто не ромей он? Меж стражниками возникла короткая перепалка. Воспользовавшись ею, Даброгез продвинулся вперед еще на три шага. - Куда?! Арбалет взлетел вверх, и тяжеленная, целиком железная стрела раздробила щит, оставила вмятину в наруче, причинив Даброгезу жесточайшие страдания - руку словно в расплавлен- ное олово окунули, в глазах поплыли мутные видения сирийских пустынь. Даброгез стряхнул оцепенение, мгновения не прошло. Все! Обломки щита остались позади, в грязи. Меч врос в руку, налился силой. Двоих он смял сразу же, конем смял. Третьему, главному, пришлось отведать стали - длинные тонкие ноги сде- лали машинально три шага, тело скрючилось, привалилось к по- ристой серой стене, а голова осталась на месте, лишь опусти- лась на четыре локтя ниже, под ноги арбалетчику. Даброгез знал: если тот заголосит, сбегутся остальные, в том случае, конечно, если они вообще здесь есть и не перепились - орга- низация охраны этих провинциальных городков-деревень была хорошо знакома ему. - Пощади! - просипел под занесенным мечом франк. Даброгез опустил руку - зачем лишняя кровь? Хотя если по- думать, то тот, к кому он сюда приехал, сумел бы по достоин- ству ее оценить, и чем больше было бы пролито, тем выше была бы оценка - кто из властителей жалеет свою стражу, своих лю- дишек?! Только не по нутру это было Даброгезу. "Старею, - подумал он, - пора бы восвояси". И содрогнулся от этой мыс- ли. Сбитые наземь стражники оправились и потихоньку подбира- лись к оброненным алебардам. Лица их были заляпаны черной жижей. Даброгез погрозил рукоятью меча. - Зачем вы здесь? - спросил у арбалетчика. Тот часто заморгал, осклабился. - Платят хорошо. - Теперь заплатят сполна. - Даброгез кивнул на безголово- го у стены. Франк угодливо захихикал, но лицо его было напуганным. - Уравняли длинного, в самый раз, на башку его пустую, - прошипел из лужи один стражник, выжимая в кулак намокшую бо- роду. И тут франк как проснулся - глаза загорелись, руки дрог- нули, пальцы скрючились. Забыв про свой арбалет, он бросился к убитому и в секунду срезал с пояса черный кожаный мешочек. Рука сунулась, было к вороту, чтобы пустить кошель за пазу- ху, но остановилась. Франк исподлобья глянул на Даброгеза. Расставаться с добычей ему не хотелось, он даже сделал не- большой шажок к брошенному арбалету, но замер и весь как-то сжался, напрягся. Даброгезу показалось, что франк сейчас за- рычит навроде той собаки в нише. Он качнул головой. - А нам, как же это? - засуетились вставшие стражники. Драться при центурионе они не решались - тот все еще не вы- пускал меча. - Делись с товарищами, что же ты?! - медленно проговорил Даброгез. Франк нехотя развязал мешочек, сунул внутрь два пальца - лицо его исказилось, нижняя губа отвисла. - Вынай, чего тянешь! - торопили остальные. Франк высыпал на широченную, как седло, ладонь с десяток железных наконечников стрел. "А ведь могли перебить друг друга за это железо, - подумал Даброгез, - надеялись, что начальник-то богат, успел натягать, да, видно, в другом мес- те хранил, с собой не таскал. Впрочем, и железо сейчас неде- шево". Наконечники разделили. Одежду и доспехи с убитого сняли. Тело отволокли за угол. Туда же франк пинком отправил и голову. "Вот и все! Кто тут судьба... он? А может, я? А может, и впрямь, сверху кто-то? Так не сверху же его под меч подпихнули, сам вылез - поди разберись!" Из темноты щели сверкнули знакомым стеклянным блеском глаза то ли пса-трупо- еда, то ли префекта. Ком в горле вырос. И что было хуже - ком этот или дергающая, рваная боль в руке, Даброгез не знал. Пока что все было плохо, хуже некуда. Он прекрасно по- нимал, что если и на этот раз вернется с пустыми руками, дружина за ним больше не пойдет - кому нужны неудачники. Даброгез тяжело вздохнул, склонил голову. А ведь прежде счастье не оставляло его. Из дома ушел с обломком прадедовс- кого меча - не меч, засапожник. Князь усмехнулся, слова не сказал - по дороге, дескать, сам отстанет, мальчишка! А он не отстал. И князя пережил. Гудят над пеплом княжеским жел- тые сыпучие пески, перекатываются. Тепло ему в могиле на чу- жой земле под отвесными жгучими лучами, ой тепло! Даброгез не держал на князя зла, да и тот его не прижимал, покуда жив был. А позже родич княжий, занявший место во главе дружины, глядел недобро, но называл по-старому, по-родному - Добро- гостем. Да только привык уже юный вой к ромейскому переина- ченью, к Даброгезу, в столице звали и по-другому, Даброзием, этого имени не принимал - а какая разница, ведь не гостем добрым пришел в Империю, не за имя меч свой продавал... Кня- жий родич - сам князь, одно древо. А когда и тому пришел че- ред, Даброгез заступил надо всеми. Да только князем не стал, князем надо родиться. Так что это - судьба, удача? Было вре- мя - искал ответа в книгах, Цицероновы трактаты о богах, о судьбе и предопределении читал, не оторвать, да прошло то - далеко оно от жизни было, жизнь не бумага с письменами муд- рыми. А что же? А кто знает, может, и впрямь - хаос, война и временная, короткая остановка в пути, чтобы оглядеться, ос- мыслиться. Чтение расслабляло, уверенность вытягивало из жил - Даброгез его вовремя бросил - не философ он, воин. Ромеям все одно - кто, лишь бы дело знал - какая разница, в чьи ру- ки монеты сыпать, лишь бы руки эти на тебя работали, а голо- ва бы им не мешала. Вот и вынесло наверх, невысоко, но все ж таки повыше других. Молодой был Даброгез, удачливый, безза- ботный, а латынь, греческий одолел, из восточных понемногу взял, в мыслях стал заноситься, в столпы попасть возмечтал - а что, и до него сородичи легионы водили, в советниках сос- тояли, чем он хуже! Для виду веру новую принял - как платье сменил, а скорее, новое на старое натянул. Хотя вера та и для коренных ромеев внове была... Только вот где коренные, где пришлые? Глядел Даброгез на океан людской - Вавилон, со- рок сороков языков и племен. Да что там племена да языки, в императоры чаще из варваров подымались, вот уж лет двести с лишком как. Непонятно это было, но ведь было же! А коли так... мечтать-то не возбранялось, особенно если язык за зу- бами. Пусть и не признавал судьбы Даброгез, а она, видно, сильнее была его признаний. И не вздымалась Империя в своем могуществе, как молодой душе жаждалось, а корчилась в судо- рогах, билась в корчах и смертной истомой исходила. Не хотел видеть этого Даброгез, до поры до времени не хотел. Дело свое ценил, был строг к воям, малостей не прощал - оттого из дружины и осталась центурия, а при старом-то князе - пять сотен отборных бойцов было. Часто думал о том Даброгез. Кня- зю места на отчей земле недостало - братьев-дядьев многова- то, это понятно. А вот чего он сам искал вдали от дома от- цовского, дедовского? Подвигов искал, славы, добычи, чтоб вернуться - нате вот, вон я какой! А слава - забвение, тлен. Что искал, позабыл о том за годы. Многие уходили, кого-то сам гнал. Возвращались редко, большей частью вступали в дру- гие дружины: и к венедам, и к свевам, и к франкам, и к своим тоже; кто-то шел к федертам на границу, кто-то оседал на землях далеких, в колониях заодно с прочими легионерами-ста- риками. Уходили и для боев, запрещенных властью и церковью, более строгой, чем власть, в гладиаторы: где-то на окраинах ойкумены еще лилась по аренам кровь, несли жертвы старым ку- мирам, веселым и кровожадным, беспутным и алчным. Теперь Даброгез жалел о каждом, куда бы тот ни подался: люди, дру- жина - с ними все, без них и золоту цены нет, отберет, кто посильнее! Он смотрел на бревнообразные ручищи франка, пытался уло- вить взгляд. Не удавалось - глубоко посаженные, крохотные глазки редко высвечивались под густой щетиной бровей. - Так похож я на центуриона или нет?! - спросил Даброрез, наклоняя лицо к франку. Тот утвердительно затряс головою. - Похож, похож, господин, как это я сразу-то оплошал?! Как есть - центурион! Даброгезу стало противно - докатился, напрашивается на лесть. У кого? У варвара-наемника, худшего из варваров. "А сам, сам-то не наемник, что ли?!" - ослепило тут же. Нет! Он воин, он не выпрыгивал никогда из-за угла с арбалетом, он не давил слабых и беззащитных. В глазах колыхнулись сирийские пески. И отступили. Нет, он не варвар, не дикарь! Его народ - не грязные франки-убийцы, не алеманы в драных шкурах. А сам он... Он постиг за эти пятнадцать лет искусства Империи, многовековую культуру, слагал вирши, угадывал в пестроте звездного неба силуэты древних богов и героев, он возил за собой книги, свитки... Да, он силен и свиреп, беда вставшему на пути, но он и образован, утончен. Даброгез усмехнулся - книги сгорели там, в Бургундии. Слава Всевышнему, сам ус- кользнул от таких же утонченных и образованных, от ромеев, прислуживавших в Лугдуне ожиревшему развратному невежде, не постигшему ни чтения, ни письма, ни счета. Под невеждой был трон - только и всего! И никого не волновало, что льстящие, ползающие червями во прахе его ног бывшие наместники бывших римских провинций наизусть знали Вергилия и могли бы поспо- рить с Платоном, выйди тот из мрачного Аида. И сам хорош - пытался встать в их ряды. Да оказалось, что и без него тес- но. Мельчайшие королевства варваров, только-только народив- шиеся в колониальных землях и в самом центре, всосали в себя из метрополии почти всю знать, всех образованных и утончен- ных. Где Рим, где Равенна, где болота Британики?! Все пере- мешалось. - Это хорошо, что ты такой понятливый! - Даброгез переки- нул ногу через седло и сидел теперь на Сером развалясь, буд- то на ложе, глядел мимо франк?.. Они прекрасно понимали друг друга на той нелеп смеси латыни и варварских наречий, что ходила по всей бескрайней бывшей Империи. Да и не философс- кие трактаты им обсуждать, куда там! Даброгез прихлопнул се- бя по бедру, рассмеялся нелепой мысли. - Рекс в городе? Франк рухнул на колени, челюсть у него отвмсла. - Да ты, небось, короля и в глаза не видывал? - Нету его, нету, - заторопился франк. Остальные молчали, боялись глаза поднять. - Сигулий за него. - Кто такой? - Даброгез поморщился: с королями дело иметь верней, чем с их лизоблюдами. - Да он, того, войском он заправляет, главный... "Это еще ничего, - подумал Даброгез, - хотя какое там войско - сотни три-четыре оборванцев. Но тем лучше! И это прекрасно, что основные силы варваров громят сейчас юг, им там дел надолго хватит, пока последние клочки Империи не втопчут в пыль, не успокоятся. Ну да ладно, нет Империи, нет и центуриона имперского, прав все-таки, негодяй!" - Тогда веди к этому Сибудию. - Сигулий, - робко поправил франк и затряс головой, - не могу, никак нельзя. - Веди, выродок, к начальнику стражи. Франк засуетился. И только теперь Даброгез поймал бегаю- щий, недоверчивый взгляд. Это был взгляд животного. - И не бойся, - проговорил тихо, - веди. Засосало под ложечкой, и он вспомнил, что дружина перед самым его отъездом в город начала свежевать заколотого по дороге кабанчика. Во рту скопилась слюна. Но комок в горле напомнил о себе, не дал воображению разыграться. Даброгез сплюнул на сторону, провел мелкокольчатой перчаткой по боро- де. Ах, какие были пиршества в Равенне. А в Тире, в Пальми- ре! Да что там вспоминать! И как они вообще могут питаться здесь, в этой богом забытой дыре, как тут жить-то можно?! Даброгез вскинулся в седле. Можно, везде можно. - Поживей, мужлан! - прикрикнул он. И франк затрусил впереди, оглядываясь ежесекундно. Грубый самодельный арбалет подпрыгивал на его плече. Трое других rope-стражников прихрамывали позади, точа за собой длинные алебарды, которыми так и не научились толком пользоваться. Иди - ищи свое место! Легко сказать. Лугдун был не худшим из мест, вернее, не худшей из попыток найти место. Нанятые убийцы подкрались ночью. Наверняка считали, что центурион спать ложится, будто римская знать, в доме с верными слуга- ми, за семью запорами. Ошиблись. Запоров не было. Дружинники вырезали подкравшихся молча - ведь и те молчали. А наутро, полукольцом припирая к единственной каменной стене в горо- дишке, стояла охрана, местные преторианцы. Эти тоже молчали, тряслись. Но Даброгез тогда понял - убираться надо немедлен- но. Вечером, на приемном пиру римлянин, бывший патриций, улыбался ему, и от улыбки той становилось приторно. Как не отравили, Бог весть! Часом позже тяжелый бронзовый кинжал, отмахнув клок волос, пробил череп стоявшей позади лошади. Лошадь смотрела ошалелым лиловым глазом. Ноги ее дрогнули, потом еще, потом храп... Ничего, ушли. В Массилии было хуже, там уцелело только четверо. Но его, как дурное перекати-по- ле, гнало по земле горячим ветром непрекращающихся войн. И никакой остановки в пути, ложь все это, сказки! А в глазах - миражи, переливы расплавленного тягучего воздуха, в ушах - тонкий змеиный посвист ветра в песках: далекая юговосточная окраина, где можно всю жизнь таять под солнцем, покачиваясь из стороны в сторону в такт тихой музыке. И никуда не спе- шить. Там центр земли, там пустота и никаких желаний. - Еще малость, почти дотопали, - бубнил снизу франк. От него несло пивом и падалью. "Интересно, чем от меня несет - второй месяц лишь при- горшню воды в лицо да пригоршню в рот? - подумалось Даброге- зу. Но расстраиваться он не стал: - Пустяки, в таких доспе- хах - чем бы ни несло!" Он погладил ладонью сияющее золоче- ное зерцало с грифоном на груди, откинул с колена полу чер- ного бархатного плаща. И здесь был, и не здесь. У-у-у-а-а - ныл в висках сирийский поющий песок - а-а-у. И шли чередой люди... нет, разве у людей бывают пустые глаза, пустые лица? И шаг их был неестественно легок, пружинист, и видно было - ноги не чувствуют тяжести тел. Даброгез тряхнул головой, с силой провел ладонью по лицу - кожа от прикосновений чешуй- чатого металла, нашитого на перчатку, запылала. Хватит, сколько же все одно и то же?! Он снял с пояса маленькую фляжку, изукрашенную тончайшей золотой наводкой, с полминуты любовался филигранной работой, потом сделал глоток. Снадобье всегда помогало. Помогло и сейчас - воспоминания уплыли. Лишь одно на недолгий миг всколыхнуло мозг: отпустил бы его вождь алеманов, коли б знал, что у него далеко за городом, в развалинах языческого храма у рощицы, кое-что припрятано? "Отпустил бы, - решил Даброгез, - а вот его молодцы - так те навряд ли! Эхе-хе, иди и ищи, надо же!" Город стал непригляднее, меньше несло всякой дрянью. В центре многое напомнило Даброгезу обычные римские постройки, изуродованные, конечно, по вкусу местных владельцев, но уз- наваемые. Здесь угадывался бывший форпост Империи, а затем и просто одно из мирных провинциальных поселений, оставшихся глубоко в тылу, мирных по сравнению с другими, теми, что к западу и востоку. Под копытами Серого застучала привычная каменная мосто- вая. "Видать, немало покружил по посаду! - посмеивался про себя Даброгез. Строго глядел на раболепствующего франка: - И этот тоже, кружит, обходами ведет, паскудник, городишко-то плевый - за полдня кругом десять раз объедешь!" Сопровождав- шие позади стражники выдохлись вконец. - Я мигом! - залебезил франк перед неширокими дубовыми воротами с уродливыми башенками по бокам. Уже из-за стены донеслось: "Вот, задержал тут одного, на- силу приволок, гада. - Голос франка звучал утробно и нагло. - А еще говорит, дело у него..." Рука сжала рукоять. "Подо- нок и есть подонок", - подумалось безразлично. Вся эта суета начинала утомлять Даброгеза. Он принялся разглядывать воро- та, стены. Над дубовыми створками в стене громоздился грубо выложенный из камня крест. А по краям у башенок сидели вос- точными истуканами на скрещенных ногах два темных языческих идола. "Эти от галлов остались, - смекнул Даброгез. - Ну франки, ну христиане, все перемешали в одну кучу!" Из голов идолов росли ветвистые, как у оленей, но каменные и потому не такие изящные рога. Идолам на вид было лет по тысяче, не меньше. Наконец ворота распахнулись. И Даброгеза перестало инте- ресовать окружающее, теперь надо быть начеку. Пришлось спе- шиться. Сигулий сидел в зале и вид имел воистину королевский - напыщенный и дикий. Тем удивительнее показался Даброгезу от- вет, прозвучавший на латыни. Он лишний раз утвердился в до- гадке, что такой вид здесь правило: раз власть в твоих руках в этот миг - пыжься сколько сил хватает, а то не поймут, не оценят, чего дай еще и скинут! Временщик был невысок, лыс, багроволиц. Глаза скользили по богатым доспехам Даброгеза высокомерно, но настороженно. "Примеривает на себя, - мелькнуло в голове, - да тебе шлем мой что ведро цыпленку, сморчок, а под панцирем троим таким тесно не будет!" Приветливая сдержанная улыбка не сходила с губ - Даброгез знал этикет и на варварском уровне. - Нет ничего скромнее моего дара, и все же прошу его при- нять! Короб с драгоценными побрякушками по знаку Сигулия подх- ватил слуга, поставил перед троном, откинул крышку. Сигулий оказался умнее, чем предполагал Даброгез. Он не бросился к каменьям, не стал их пересыпать с руки на руку, судорожно высчитывая, сколько на это можно купить. Нет, он почти не взглянул на короб, тускло выразил благодарность. - Как здоровье несравненного и могучего полководца? - по- интересовался Даброгез. - Бог милует, - отозвался несравненный. - А-а?.. - Плохо, очень плохо, - не дослушав, скорбным голосом пропел Сигулий, лицо его оживилось, - рекс слаб. Но уповаем на господа. Он воздел руки к потолку, нависшему закопченными черными сводами, закатил глаза. "Вот ты и попался, сморчок, - полег- чало на душе у Даброгеза, теперь он не сомневался, кто здесь властитель, - слава Роду, Христу, Юпитеру и всем прочим! Нет нужды скакать через головы!" Он стал еще приторней: расточал комплименты и не торопился, знал, что когда придет время, этот узурпатор Сигулий сам задаст вопрос. "Но кто же он все-таки, галл? Не похоже. Не франк, это точно. Может, потомок римских легионеров,"оседавших здесь не меньше трех сотен лет подряд?" В сущности, Даброгезу было на это наплевать. - Что привело столь сиятельного всадника в наши края? - спросил наконец Сигулий, и его лиловый нос опустился книзу, навис над рыжеватой щетиной, глаза застыли. "Префект, снова префект, тот же взгляд! - Даброгез пожа- лел, что слишком мало хлебнул снадобья, память опять начина- ла мучить. - Всех, всех их распинать, прав был вождь алема- нов!" - Исключительно желание быть одним из ничтожных слуг вла- дыки могущественного и просвещенного! - Даброгезу стало про- тивно от выдавленной лести, но без нее нельзя, не поймут, не оценят. "Мозгляк, владыка червей и мокриц!" - стучало в моз- гу. Он гнал раздражение и презрение прочь - дело прежде все- го. А ради такого дела можно пойти и на унижения, а уж по- том, потом... Говорил он мягко и разборчиво. - Я и мои люди готовы... - А много людей-то? - заинтересовался Сигулий, поглядывая по сторонам. - Я центурион. - Слыхали, всадник. - Сотня отборных воинов ждет твоих приказаний. Они здесь, за городом. - Даброгез расплылся в широкой улыбке, которую не могла скрыть даже густая светло-русая борода. - И каждому плати, - забрюзжал вдруг узурпатор, сбиваясь с надменного тона, - какая же твоя цена, центурион? "Вот она, торгашеская мелочность, прорвалась". Даброгез расправил складки плаща, выпрямился. - Они сами позаботятся о своем пропитании. Что нужно простым воинам, привыкшим переносить все и лишь потуже затя- гивать ремни под доспехами? - Хорошо вооружены? Даброгез развел руками, его улыбка выразила чуть обидчи- вое недоумение: - Лучшие воины Империи... Сигулий заерзал, пошел красными пятнами. - Хватит уже про Империю. Я думаю, мы договоримся. Но к чему спешить, не перекусить ли нам, - он хлопнул дважды в ладоши, и дюжина ражих прислужников втащила под своды тяже- лый, крепко сработанный стол: - чем Бог послал?! Лучшего поворота Даброгез и не ожидал. - Центурион, - осклабился вдруг Сигулий, - а что, если я прикажу моим людям вырезать твою сотню? Ну чего они там сто- ят, угроза городу, непорядок, а? Даброгеза передернуло, он еле сдержался. Из закоулков дворца повеяло тюремной сыростью. - Это будет непросто сделать, властитель, - сказал он, прижимая руку к груди. - Ну-ну, я пошутил. Свора гончих ворвалась в тронный зал, заскулила, заклаца- ла зубами, как одно многолапое, многоголовое тело. Даброгез терпеть не мог этих привычек - есть в компании животных. Еще больше его раздражал обычай отдавать псам после пиршества посуду, чтоб вылизывали до блеска. - Хороши, - проговорил он, прищелкивая языком и округляя глаза. Узурпатор не заметил поддельности восторга, он был дово- лен, ласкал руки, зарывая их в густые вычесанные гривы, тя- нул за уши и успевал отдергивать пальцы, радовался, щеря черный рот. Даброгеза удивляло, что в зале собралось мало сановников, вельмож, обычно роем вьющихся вокруг повелителя. В Лугдуне их была тьма-тьмущая. Здесь же - четверо стояли молча, поза- ди, у косых, осевших, а может, по нерадивости так и сложен- ных колонн. Ел без опаски - травить, пока не выложил до конца, зачем явился, не станут. Да и голод пересилил наконец отвращение, комок в горле пропал, рассосался. Слева от Сигулия, занимав- шего, как и должно, центральное место за столом, появились четверо музыкантов, принялись было терзать струны, бараба- нить, продувать рожки. Но дикие звуки недолго мучили Дабро- геза. Сигулий махнул рукой, не глядя, и музыканты пропали. Огромный сосуд с вином не ставился на стол - безъязыкий прислужник бегал с ним из одного конца в другой, не успевая наполнять кубки. Даброгез пил мало. Он вообще мало пил - это было то немногое, что осталось от родины, от тамошних обыча- ев. Но .кубок вскидывал лихо, касался края губами с таким видом, что слуга-виночерпий тут же мчался в его сторону. - Тяжкие обязанности, - вдруг начал Сигулий, цыкая зубом, - не дают нам времени для отдыха. Вечно приходится совмещать приятное с полезным, хи-хи,- он пьяно подмигнул центуриону, - но это лучше всетаки, всадник, чем бесполезное с неприят- ным, а?! - Не дождавшись ответа, Сигулий хлопнул в ладоши: - Эй, кто там, давай по одному! Створки двери, что была в стене метрах в восьми от Дабро- геза, распахнулись, и из-за них вылетел будто от чудовищно сильного пинка человек в черном. Он упал почти сразу же и успел еще несколько раз перевернуться, выкатиться на середи- ну зала, прежде чем его движение остановила упершаяся в спи- ну подошва тяжелого кованого сапога. Собаки заволновались, навострились. - Ну разве можно править таким народом! - Сигулий прит- ворно искал сочувствия у Даброгеза, жирные губы кривились. - Где уважение, где воспитание? Вваливаются, как в кабак! "Не юродствуй, - подумал Даброгез, - ишь, разоткровенни- чался". И одновременно кивнул, выражая понимание, мол, да, не легко ты, власти бремя. По-настоящему надо было бы меся- цочка три-четыре пожить, приглядеться, разузнать все толком, а потом... Но Даброгезу опротивело ожидание: хватит, надо действовать! - Кто таков? И почему молчишь, падаль?! Стражник согнулся в поклоне, а заодно встряхнул старика в черном, вскинул на ноги тщедушное тело. Лысоватая розово-бе- лая голова затряслась. В мутных глазах застыл необоримый страх и больше ничего. Сигулий обгладывал бараний бок. Воп- росы его звучали неразборчиво, глухо. И все-таки спрашивал сам, не перекладывая на сановников, - ухищрения Востока по- куда не докатились до простоватых северян. Даброгез сидел с краю. В мыслях не заносился, понимал, что творящееся - лишь прихоть этого жирного и дряблого царь- ка, а он пока что здесь никто, хуже того - предмет кратков- ременного любопытства. А потом? - Отвечай, собака, когда спрашивают! - Стражник ткнул старика в спину пудовым кулачищем. - Проповедник есмь, - пролепетал тот, нэ смея глаз под- нять. - Народ он мутит, - еле слышно сказал сидящий по правую руку от Сигулия седой, высохший - одни кости - человек, - пелагианская ересь расползается по земле! - Голос его воз- рос, задрожал: - Псы заблудшие, сбивают паству на дьяволов путь. - И добавил тише: - На кол бы его. - Надо бы, - согласился Сигулий, переходя к дичи, - ему это - один путь в светлое царство. Даброгез видел, что старик в лохмотьях дрожит, не может унять трясовицы - того и гляди свалится. Лицо его из бесс- мысленно-тупого превратилось вдруг в обеспокоенно-ищущее. И снова загудели пески, завыл знойный ветер... Где-то видел Даброгез такое лицо. Где? Конечно, там, где же еще! Восточ- ный бродяга, толкователь снов и предсказатель стоял перед ним так же, как перед узурпатором стоит сейчас этот жалкий старикан. - Проповедуешь, значит? Старик вздрогнул, глаза высверкнули из-под бровей не так уж и бессмысленно. - Неразумен, но посвящен есмь - делюсь с людьми... Сигулий рассмеялся и широким жестом сдвинул со стола объ- едки. Под ногами ожило - засуетились, заелозили мохнатые те- ла, дотоле зачарованно застывшие мордами вверх. Хруст разг- рызаемых костей наполнил зал, отозвался в закоулках под сво- дами - будто там уже ломали кого-то на дыбах палачи. - Сознаешься, бунтовщик? Говори - кто подослал мутить люд христианский? Шпион из Британики?! Старик рухнул на колени - от него облачком пошла пыль. Даброгез отвернулся. "И тот так же ползал в ногах. Слабы ду- хом-то, а поучать берутся - свет им виден!" Ни презрения, ни злости разбудить в себе не смог. Ведь помнил же, запало в душу, не отвяжешься... Даброгез потянулся к фляге. Но оста- новил движение руки - неудобно свое пить при этих. - Сроду нигде не был, аквитанский я... - Врешь, ублюдок. Палача! - Сигулий снова хлопнул в ладо- ши. Побежали за палачом. Сигулия озлило, что того не оказа- лось на месте, он швырнул кубок наземь, выпучил глаза. Лучше бы переждать, но Даброгез решился вставить слово. - Много бродит болтунов по свету, - оказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно равнодушно нее, - на Востоке их больше, чем пахарей, ха-ха, - он громко, развязно рассмеял- ся, - а свет что-то не меняется! - И не изменится, - твердо проговорил изможденный со сво- его места. Палача никак не могли отыскать. - Ладно, в подвал эту падаль! - распорядился Сигулий рас- серженно, повернул жирное, обрюзгшее лицо к Даброгезу: - И почему я должен кормить этих бездельников, попробовал бы кто подсчитать - во сколько обходится казне тюрьма, набитая отб- росами? Дармоеды! Эй, - крикнул он в спину старику, которого пинками гнали из зала, - так говоришь, человек безгрешным на свет рождается? Стражник рывком обернул старика. Тот чуть не упал. - Да, повелитель, как же иначе... - В голосе было сомне- ние. - Хе-хе-хе, - залился Сигулий, хорошее настроение верну- лось к нему, - эй ты, скажи-ка этой падали в подвале - коль сумеют образумить убогого, я им... я их, - со стола полетела вторая порция костей, - угощу на славу. После собачек, ко- нечно! Через минуту появился палач и тут же получил по зубам от одного из сановников, сидящего с краю. Палач в лице не изме- нился, зато сановник обиженно скривил губы и принялся расс- матривать ушибленную руку с таким видом, будто только что снес незаслуженное оскорбление. Стражники ввели здоровенного, глуповато хихикающего пар- ня. Парень был чернее аравийского бедуина, и тем страннее казались облупленные лоб, щеки и розовые со вздутыми жилами руки. - Без пошлины в город... - начал было сопровождающий. - Вор! - процедил Сигулий и ткнул пальцем в черную фигуру с двуручным мечом. Через мгновение Даброгез получил возможность убедиться, что палач знает свое дело. Тело осело, выпростав розовые ру- ки в нищенском жесте, ладонями вверх, а на губах катящейся к столу головы все еще стояла глуповатая ухмылка. Собаки зары- чали, но с места не сдвинулись, лишь шерсть на загривках за- топорщилась да сузились и острее стали глаза. Сигулий послал черному со слугой кружку вина. Тот принял подношение молча, вместе с ним исчез за колоннами, в темноте. Даброгеза передернуло, комок снова занял свое место в горле. И пришла мысль - а чем он лучше черного? Нет, все это бред... Правда, там, на улице, за углом, пес, не такой поро- дистый и холеный, как эти под столом, небось уже догладывает нежданный подарок, полученный от самого центуриона Великой Империи... А ну их, разбираются пускай те, кто не выходит из своей слоновой башни в этот мир, умники! А не выходят-то по- чему? Руки боятся запачкать?! Третьим был знакомый Даброгезу франк-стражник. Его волок- ли двое. Франк ничего не понимал, упирался, крутил головой и не мог выдавить из себя ни слова. Зато Сигулий смотрел на Даброгеза чересчур откровенно и не пытался этого скрыть. - Тебя зачем поставили? - спросил сановник с отшибленным кулаком и шишкой на лбу, которую Даброгез только заметил - до того она была естественна на грубо слепленном и изуродо- ванном излишествами лице. Франк пролепетал что-то невразумительное, тыча толстым пальцем в Даброгеза. - Не слышу! Даброгез сидел и помалкивал, ему было интересно - как тут с порядком, с дисциплиной среди служивой братии. - Они сами, по государственному... - заверещал вдруг со- вершенно отчетливо франк, - по делу... - С ним ясно. - Сигулий махнул рукой в темноту, туда, где угадывалась фигура палача. Фигура обозначалась явственней, вместо лица - застывшая маска. Даброгезу стало не по себе. И не жалко ему было вовсе зверообразного увальня-франка, себя стало жалко. Может быть, поэтому не захотелось выглядеть бесчестным даже перед гряз- ным, лживым, трусливым наемником. - Оставьте его мне, - обратился он к Сигулию. Изможденный вмешался: - Он должен умереть, - донеслось безразлично и жестко. - Он умрет, куда ему деться, но с пользой - в первом же деле я пущу его на мечи, не все ж моим бойцам на себя удар принимать, они ценятся повыше! - Даброгез говорил полушутли- во и без нажима. Сигулий расплылся в ехидной улыбке. Перепелиный жир заиг- рал, запереливался по его щекам, на лбу заблестела испарина. - Любишь своих, бережешь... не слишком ли? - В бою увидишь, - вывернулся Даброгез, - не в умении по- гибнуть победа, нет. Мои не любят стелиться под мечами, они любят врага крошить. - Хорошо, бери. Палач снова исчез в темноте. "Ну вот и ладно!" Даброгезу припомнился бродяга-философ и его слова: мол, если даже са- мый плохой и злой человек сделает в день хоть одно доброе дело, то не так уж он плох и зол... "Бредни все!" Но почувс- твовал Даброгез себя вольготнее. - Лови! - Сигулий швырнул здоровенную кость под ноги франку. - А то отощаешь - какой из тебя воин! Франк бросился за мослом. Одна из собак, рыжая с черными подпалинами, опередила его. Но и рука франка уже вцепилась в кость. Он дернул на себя, вскочил на ноги. Губы его сложи- лись в улыбку, но тут же обвисли. Он согнулся и осторожно положил кость перед собакой. Та, сдерживая рык, вернулась с добычей под стол. "А он не так туп, - подумал Даброгез, - сообразил, что любой из этих псов дороже хозяину, чем деся- ток охранников!" Франка увели. - Остальных потом, - промямлил Сигулий, откинулся на спинку и, не глядя на центуриона, сказал: - Теперь твоя оче- редь. Голос прозвучал зловеще. Но Даброгеза испугать было не просто. - Да, властитель, мне есть что сказать, - проговорил он, склоняя голову, - но, извини, есть вещи, которые не терпят множества ушей. - А если тебе поможет мой добрый приятель? - Сигулий кив- нул в темноту. Даброгез понял, что стоит дать слабину - и ему не поздо- ровится. Тело налилось силой, стало свежим и послушным, буд- то и не было обильной трапезы. - В таких случаях мне помогает мой приятель, - он похло- пал по рукоятке меча. И вовсе не удивился, когда за его спи- ной вдруг выросли четверо стражников с боевыми топорами на изготовку. Сигулий смотрел молча и укоризненно, слов не было нужно. С мечом Даброгез расставался с большой неохотой, но сделал это сразу же, без раздумий. - Мне есть что сказать, - проговорил он, - а тебе услы- шать. Сигулий указал глазами на дверцу за своей спиной. Встал. Стражники с топорами расступились. За дверью оказалась кро- хотная, три шага на четыре, плохо освещенная комнатушка. По стенам висели шкуры и рога. "Охотничьи трофеи, - печально подумал Даброгез, - как бы самому тут трофеем не остаться!" Сигулий уселся на грубо сколоченный низкий стул. Даброге- зу сесть не предложил. Тот устроился сам, на скамье, что стояла у стены. На лице Сигулия не было ни малейших призна- ков удивления, тревоги, интереса, оно было безразличным. - Говори. Даброгез откинул полы плаща, уперся спиной в рыжий олений мех. Сигулий предстал перед ним в своем другом обличье - это был не юродствующий, кривляющийся царек, как там, в зале, и не глуповато-напыщенный властелин, каким показался с самого начала. Даброгез увидел, что это именно тот, с кем можно иметь дело, тот, кого он искал. Слова варвара-алемана колых- нулись в мозгу с сарказмом: "Иди и ищи свое место!" Все, на- шел! И он решил окончательно, да и к чему теперь, наедине с этим неглупым узурпатором, темнить и отдавать дань этикету. - Через месяц, год, может, пять лет, - начал он резко, - здесь будут франки. Я знаю, что говорю. Я видел их в разных местах. Это будет конец всему. - В этом мире располагает Бог, а наша участь - предполо- жения, - отозвался Сигулий. Одутловатые веки почти прикрыли его зрачки, слившись с набрякшими мешками под глазами. - По волнам плывем. - В наших силах плыть по волнам в угодном Всевышнему нап- равлении. - И слишком мудрено говоришь для солдата... - Ты понимаешь меня. Нашествия германских племен не оста- новить - ни ты, ни вся Галлия с Аквитанией и бургундами вку- пе не задержат их ни на один день. Рим пал, а был не так уж слаб... Веки дрогнули, приподнялись. - Пугаешь? - Нет. Разве посмел бы я прийти для того, чтобы пугать? Слушай, Галлия охвачена бунтами, ересь взбудоражила страну, перевернула все, обессилила все, к чему прикоснулась. - Даб- рогез говорил ровно и размеренно, лишь пальцы теребили складку плаща. - Я посажу на кол этого мозгляка-проповедника. - Их сотни, а может, уже тысячи. Они и им подобные, не подозревая того, играют на руку германцам. Ты знаешь сам. Сигулий снова прикрыл глаза, провел ладонью по обширному животу, прихлопнул. - Да, я знаю, что творится в моей стране, не ты ли будешь поучать меня, чужеземец? Ты ведь и сам варвар? Даброгез поежился, серые глаза его подернулись пеленой. - Ты прав. Но не о том речь. Я хорошо знаю Рим: и метро- полию, и провинции. Изнеженные патриции так не знают своей страны, как я. И я знаю варваров. Ты угадал - я варвар, но не франк, не алеман, не вандал... И мои сородичи добивали Империю, их было меньше, чем германцев, они пришли из других земель - ты не слыхал о них. Я - варвар, и я - самый зрячий изо всех римлян. Не гордыня и грезы движут мною - расчет и уверенность. Сигулий молча встал, отошел в угол, погрел руку над пла- менем толстой сальной свечи. - Скоро зима, - проговорил еле слышно, будто самому себе. Сверху, с темного отсыревшего потолка, капало. Даброгез дождался, когда глаза Сигулия снова встретятся с его взгля- дом. - Галлия обречена, как был обречен и Рим. Лавину нельзя остановить, когда она волей рока низвергается вниз. Нельзя! Но внизу она рассыпается на камни, валуны, песок и пыль. Они не страшны даже ребенку - стоит им только застыть. Волны разбивают самые крепкие корабли, но сами разбиваются о скалы - и остается жалкая, бессильная пена. Лавина варваров рассы- палась по метрополии. Волна их мощи разбилась о Рим. Да, сокрушила его, но и сама обратилась в пузырящуюся пену. В свете свечи на лице Сигулия заиграли резкие тени. И снова на Даброгеза смотрели безучастные глаза распятого пре- фекта. Сколько он уже встречал таких глаз! - Ты не просто солдат, ты не в охрану наниматься пришел, - сказал вяло Сигулий, и неожиданно недобрая ухмылка скриви- ла его губы. - А что ты сделаешь со мной потом, после осу- ществления своих планов? Даброгез не ждал подобного вопроса. Но был готов ко все- му. - Я верю в твой разум, - сказал он сдержанно, - верю и в то, что ты сам о себе позаботишься. А я, разве я дал повод усомниться в себе? Кто еще вот так, с ходу и начистоту, вык- ладывал свои намерения перед тобой?! Сигулий заерзал. - Я не люблю многословия, говори проще, - сказал он тихо, и маска равнодушия спала с лица, высветив цепкие, колючие глаза. Даброгез встал - тень от его фигуры заплясала по шкурам. "Мы еще встретимся, вождь. И я не заставлю тебя рыскать по свету в поисках своего места!" Сигулий ждал. - Ты будешь императором, - сказал Даброгез, склоняя голо- ву, - моя дружина - ядро, костяк. Обрасти его мясом - своим войском, дай телу свое знамя, мой опыт и моя удачливость не подводили меня. Ты будешь императором. - А ты? Кем ты будешь? Даброгез сдержал улыбку, опустил глаза. - Император, надеюсь, не забудет своих друзей. Сигулий засмеялся, тихо, утробно, будто в брюхе у него что-то заурчало. - А как посмотрит на это Восточная империя? Даброгез неплохо знал Восточную империю. Может быть, даже слишком хорошо - три года в воле базилевсов, год в самой Ви- зантии, два - в сирийских пустынях. Что двигало рукой ра- веннских властителей, когда над ними самими нависала глыба? Деньги, золото! В Византии Даброгез почувствовал - что такое порядок, строгость во всем, в мелочах, даже церковь, и та не тянула в свою сторону, внося, как на западе, в государствен- ные дела лишь сумятицу, а служила базилевсам. Там он увидел своих - в Восточной империи не было ни франков, ни алеманов, ни вандалов, зато на каждому шагу встречались уличане, ти- верцы, северяне, даже поляне, пытающие судьбу вдали от своих краев. О южных славянах и говорить не приходилось - они сос- тавляли большую часть населения, основу империи. Даброгез хотел остаться в Византии, после Рима она показалась ему родной и близкой, но воля властителей бросила его на два го- да в пески. Позже он никогда не жалел об этом. Сколько всего осталось в этих песках! Сколько унесено с собой! Тонкая змейка на шее смуглого мудреца и его странные для южанина глаза - синие, глубокие. Смерть, отодвинутая в сторону, когда ей уже ничего не мешало... А может, лучше бы она пришла тогда? Он бы все равно не заметил в забытьи ее прихода. Ну нет, там ли, здесь ли - пускай подождет, успеет- ся! Даброгез не задержался с ответом - он уже привык жить в раздвоенном сознании, но реальность оставалась реальностью. - Византия завязла в своем устроении и в подавлении мяте- жей. Но она тот пример, что стоит подражания, - она не боит- ся варваров, будь их даже в десятки раз больше, это монолит. И он простоит не один век. - Папа? - Сигулия мучило не праздное любопытство. - Папа благословит победителя. Сигулий принялся вышагивать из угла в угол, на дряблом лице появились первые признаки озабоченности. - Но почему ты пришел именно ко мне? Даброгез подумал - один лживый ответ может все испортить. А в том, что дело идет на лад, он не сомневался - удача вер- нулась к нему. - Я долго мотался по провинциям. Я обходил жалких вожди- шек, возомнивших себя королями, а клочки земель в несколько стадий - королевствами. Я был и при более могущественных дворах, чем твой, - Даброгез на мгновение запнулся и снова склонил голову в знак уважения к хозяину, - и не скрою, если бы хоть один из них вник в мое предложение, я сумел бы убе- дить его, и, видят боги, ему не пришлось бы жалеть! - И ты везде болтал о том же? - губы Сигулия зазмеились в снисходительной усмешке. - Нет, до этого не доходило. И мои слова - не болтовня. - А мне, значит, решил открыться? Даброгез промолчал, теперь его уверения ничего бы не зна- чили. Неужели и тут срывается?! Сигулий продолжал мерить кривоватыми ножками пол в комна- те. - Я здесь владыка, - сказал он наконец, - а там... что будет там?! Ты любитель авантюр, центурион. А я уже немолод. И я еще, сам знаешь, - он скривился, - не король, увы! - Есть другой претендент? - спросил Даброгез. Сигулий снова забурчал животом, захлопал тяжелыми веками. Даброгез пошел напролом: - Решайся, или я буду искать более сговорчивого! Бурчание затихло. - Сколько, говоришь, в твоей дружине - сотня мечей? Не густо, совсем не густо... - От этих мечей ляжет половина твоей армии, - мрачно про- изнес Даброгез, - можно бы разойтись и дешевле. - Вот и разойдемся. Сигулий вышел из комнатушки. Даброгез не успел сделать и шага вслед, как проход загородили две плотные фигуры в дос- пехах - копья уперлись в грудь центуриону. За спинами страж- ников маячили арбалетчики, целившие прямо в лицо. Даброгез развел руками, показывая, что он без меча. Локоть заныл, в висках застучало - пески, пески и ветер, яд на конце тонко- го, с большую иглу величиной кинжала, смерть, примостившаяся за углом, - слышен ее смех, больно в груди... Они вышли. Плиты застучали под коваными сапогами. Даброгез не смотрел по сторонам. Да никого и не было: ни лысого, обрюзгшего властелина, ни его сановников - и куда только успели поде- ваться?! Все рушилось. Тонкий вой ветра в ушах, миражи... И зачем он тогда не расправился с синеглазым? Убей он его - и сам бы остался в песках навсегда, под жарким, ласкающим солнцем, и не было бы ничего - ни маеты, ни шатаний, ни уни- жений, ни позора. Смерть воином, достигшим многого в жизни, не потерпевшим поражения, - вот в этом и была удача! А он-то считал себя баловнем судьбы. Нет, не так это! Ступенька скользнула под ногой, и Даброгез потерял равно- весие, выбросил руку в сторону. Но стена была тоже покрыта слизью - еле устоял на ногах. - Набрался, гад благородный! - прохрипел за спиной страж- ник, ткнул в плечо. - Иди, иди! - Нечего с ними цацкаться! - поддержал второй. - Моя б воля - тут же и порешил бы! Неохотно растворилась на скрипучих петлях дверь. И Дабро- гезу показалось, что он ослеп, - недаром темницей зовут. Стоны, грубые выкрики, тяжелое дыхание - все на какое-то время смолкло. Но ненадолго, стоило двери захлопнуться за спиной Даброгеза, и шум возобновился. На нового узника никто внимания не обратил. В дальнем конце подвала во мраке ко- го-то сосредоточенно и по-деловому били - без суеты, без злобы, будто хлеб жали. Минут пять Даброгез стоял с выстав- ленными вперед руками, прислушивался, давал глазам привык- нуть к темноте. Потом сделал несколько шагов вперед и, не обращая внимания на толчки и возмущение, отбросил от стены двух полусогнутых, взмокших людей - за вороты, не глядя, ку- да упадут. Он не ошибся - в углу лежал полусумасшедший ста- рик проповедник. Даброгез не видел его лица, глаз, но он сразу узнал несчастного. Почувствовав затылком дыхание, не оборачиваясь, ударил локтем во что-то мягкое, живое, тут же добавил ребром ладони - сзади засипело, захлюпало. - Кто подойдет - убью! - сказал таким голосом, что сомне- ния у обитателей темницы отпали сами собой. Он сгреб ногой к стене кучу соломы, присел, подвернув плащ и ощупав стену, - она была сухой, вытертой спинами уз- ников, прислонился. Мысли были еще там, наверху. - Господь не оставит тебя, добрый человек, - тонко пропел над ухом голос старика. Проповедник-бродяга собирался еще что-то добавить, но не успел. - Да пошел ты! - сорвалось с губ у Даброгеза. Он положил руки на колени, постарался расслабиться. Обду- мывать свое положение было бесполезно. Даброгез знал по опы- ту - начни он сейчас выстраивать логическую цепочку: искать ошибки свои и не свои, разрабатывать линию поведения на бли- жайшее будущее, метаться туда-сюда в догадках - и запутается окончательно. Решение придет само, не нужно торопить событий - ведь логика действует только там, где можно ожидать логи- ческих поступков. С Сигулием сложнее. Тот если не напыщенный дурень, научившийся делать умное лицо и плести интриги, так, значит, большой мастер обескураживать противника. Даброгез вздрогнул - разве он противник!? А кто же еще! Везде так смотрели на него последний год, привык. И к чертям их всех! В углах камеры тихо переговаривались, поглядывали быстро и боязливо на новенького, спешили отвести глаза. Даброгез знал, что первыми не нападут, теперь они будут ждать, что он предпримет. Ну и ладно, бог с ними. Даброгез постепенно впа- дал в дрему. Обед был обилен, его надо переварить. И не только обед. Он вдруг вспомнил о дружине, но тут же пресек мысль - дружина будет ожидать до завтрашнего вечера, так до- говорились. Он доверял дружине, она ему. Да и жизнь показа- ла, что переговоры лучше вести одному - какому властителю понравится, когда за спиною человека, стоящего перед ним,- в его городе! - сотня свирепых вооруженных молодцов. Нет, дру- жина не подведет. Даброгез забылся в полусне, лишь щелки меж век еле подрагивали, то раскрываясь чуть шире, то совсем ис- чезая. ...Босоногий мудрец играл на своей дудке, и песок, каза- лось, обтекал его, не сек тело, не лез в глаза, в уши. И уже чудилось, что песчинки такие теплые, звенящие в тон дудке, и ветер ласковый, нестрашный. А-а-а-у - пела пустыня, дудка синеглазого отвечала: у-у-у-а-а. Сунувшимся было в пригра- ничные районы Империи персам обрубили голову - передовой от- ряд, и они откатились назад, в свою непонятную, но грозную половину мира. Воевать на Востоке - Даброгез и не знал, что это так приятно. Все тихо и мирно, а в кратковременных вспышках войн больше шума, чем крови. Персы резали своих же воинов, если те не могли исполнить приказов полководцев, да- леких от военных дел; да и не приказов, по сути, а прихотей. И потому к грудам трупов, разлагавшихся в песках у границы, ни Даброгез, ни его люди, ни прочие ромеи не имели ни малей- шего отношения. Властители персов казнями и резней думали напугать как своих, так и чужих - свои умирали, чужие не бо- ялись. Жизнь - хаос! Жалко было князя. Но тот погиб как во- ин. Жаль было и его преемника, меньше, но тоже жаль. Оба па- ли от чужих мечей. Так мог ли ждать Даброгез, что его же слуга-сириец, будто невзначай, кольнет из-под одежды в руку ножичком-иглой! Смех, царапина, но как потемнели глаза у го- лоногого! А потом бой, и новые пленные, и не пленные даже, а не поймешь что. "Тебя будет мучить память, - сказал бродяга, но не сейчас, и ты будешь жить. Смотри в мои глаза!" Дабро- гез только выкарабкался из бредовой пропасти, шатался на краю, ловил воздух ртом и не мог остановить взгляда. "Меня и так мучает память..." - прошептал он. Еще секунду назад мать рвала ногтями одежду на нем, молила, плакала, и тучи закры- вали реку, дом. "Не ходи, не надо, Добруша, отец сгинул у ромеев, и ты...", и вместо матери билась над пеной разбуше- вавшихся волн черная, страшная птица, лишь глаза у нее были добрыми, слезливыми. А теперь другие, откуда? Даброгез смот- рел в глаза сирийцу, успокаивался. Но в уши бил злорадный шепот слуги: "От этого яда на земле спасения нет, пускай те- бе Род помогает в небесных лугах!" Терять тому было нечего, его вели на казнь. Даброгез остановил дружинников, он еще был в силах: "После моей смерти!" А может, и верил в то, во что никто не верил. Противоядий нет! А голоногий осмелел, пробился через строй воинов, не побоялся острых рожнов. "Смотри в глаза, противоядий и вправду нет, ты сам будешь противоядием - смотри мне в глаза, я заставлю твой мозг пе- ресилить смерть - смотри в глаза!" А в глазах шли они, те, что сами пришли в плен. Нет, не сами! Даброгез путался, не мог разобраться. Пустые глаза, мертвые лица, лишенные воли. "Лишенные воли,- вторил сириец, он делал все, что мог, но он сказал прямо,- ты станешь таким же или умрешь". Даброгез от- вел глаза, боль разрывала все тело, не оставляя бесчувствен- ным ни единый кусочек плоти. Стон не срывался с его губ, стонал сам мозг - безостановочно, заглушая все. "Не буду, нет!" А череда не кончалась, и глаза из синих фиолетовочер- ными стали, смотрели сверху... Кто превозмог болезнь - сири- ец-врачеватель, а может, сам? Даброгез не искал ответа - бо- ги его знают, людям - не дано. И он не стал таким, нет, он остался собой! Врал сириец, а может, и ошибался. Даброгез не винил его, но и благодарности особой к целителю не питал. Кошмары и боль отступили, жизнь вернулась, все остальное бы- ло неважно. Даброгез отослал "лишенных воли" ко двору бази- левса. Терпеть их у себя не было мочи, не убивать же! Они служат тому, кто обладает властью над ними, и им наплевать - персы это или ромеи, им вообще на все наплевать. Сирийца, голоногого и синеглазого, отослал с ними. А слугу выгнал. Дружина роптала, требовала смерти рабу. Даброгезу стоило больших усилий успокоить ее. А зачем? Если бы он знал. Так было надо. В одном сириец не ошибся - воспоминания стали му- чить Даброгеза не только по ночам, но и днем, тогда, когда им появляться бы не следовало. "Мы оба изгои, - говорил си- риец, - меня вышвырнули из родной Эдессы, ты ушел сам. Но ты не сам выбрал этот путь, то, что внутри тебя, швырнуло на него тело..." - "Судьба? Я в нее не верю! - ответил Дабро- гез. - И тебе не верю!" Они сидели прямо на песке, а мимо шли и шли живые мертвецы, шли неестественно легко, будто не чуя тяжести собственных тел. "Все рождаются одинаковыми, но одни становятся императорами и царями, другие..." - сириец кивнул на идущих. "Не сами ведь становятся, наверное? Кто-то им помогает?!" Сириец кивал: "Люди, люди все могут - и хоро- шее, и... Кто имеет право судить? Значит, так надо. Вынуть из тела душу просто, но вынуть так, чтобы тело оставалось живым,- для этого многое надо отринуть в себе, многое пос- тичь. А когда овладеешь вершинами искусства, знания - ви- дишь: не ты овладел, тобою овладели; и сам лишаешься воли, сам игрушка... Я пойду!" Сириец встал, и пески колыхнулись за его спиной. Даброгез не смотрел ему вслед и не жалел о расставании - не друг, не воин - волхв-чародей, от таких лучше держаться подальше или, наоборот, от себя гнать. Он не сказал доброго слова на прощание... Что-то грязное, вонючее залепило лицо, ребра заныли от сильного удара. Но Даброгез уже был на ногах - трое нападав- ших рухнули почти одновременно. Добивать их не стал, снова опустился к стене. "Скоты!" Голова гудела. Он отхлебнул из фляги. И будто обожгло - они, там, наверху, взяли только меч и шлем, остальное оставили, а ведь на нем полно всякой мишу- ры, за которую можно не одного, а целый десяток центурионов угробить! Даброгез глубоко вздохнул. Значит, проверяют или еще что-то, непонятно. Да и неважно что, главное, у него есть выход. А может, отказаться? И определиться просто в ох- рану, и почитать то за большую удачу и спасение? Ну нет! Он услышал, как судорожно, с бульканьем дергался кадык у сидя- щего рядом старика, и протянул ему флягу. Темные фигуры, всхлипывая и задевая за что-то, расползались по углам. - Спасибо, - прошептал старик, - я уже думал - конец. Да все равно, мне не выжить, они... - Они дерьмо. И нечего из себя новоявленного Иисуса стро- ить! - оборвал его Даброгез. - Надо было отрицать все и сла- вить церковь Божью и этого узурпатора Сигулия, вот и все, был бы на воле. Бродяга-проповедник покорно кивал, но говорил обратное. - Нельзя, никак нельзя. Гляди, что творится, во что обер- нулось учение праведное, ведь благочестия нет, идолопоклон- никами были, ими и остались. Все смешалось. И прав был ваш хоть и язычник, а все равно философ, помнишь: с исчезновени- ем благочестия к богам, не веры, заметь, а благочестия лишь, не искоренится ли и вера в человеческое сообщество, и самая совершенная изо всех добродетелей - справедливость? Не то ли и мы видим сейчас? Не вера для очищения, а догматы для пора- бощения, мало им власти телесной, тщатся и над духом, над помыслами возобладать. Нет, нельзя кривить перед ними, нель- зя. Свет истины освещает души, пока живы его источники, све- та этого, солгал - и снова тьма, снова невежество, насилие, кровь... - Крови и при свете достаточно. О шкуре своей печься на- до, а уж потом обо всем прочем! - Он заглянул в глаза стари- ку и неожиданно для себя увидел, что в них нет и тени безу- мия. - А впрочем, как знаешь! - добавил Даброгез и отвернул- ся. - Человек рождается безгрешным на белый свет, нет на нем никакого - ни первородного, ни иного греха, и смерды и коро- ли одинаковыми приходят в жизнь. А коли так, то не от Бога все это, что творится, не от бога, прежде такого не было, нет! - Старик зло рассмеялся, потом закашлялся, еле дыша продолжил: - Сидят и во мне, сидят покуда церковных блудней ложь и невежество. И не от лукавого то, не от Бога - люди, только сами люди... ни при чем тут промысел Божий. Даброгез потянулся, разогнул затекшие ноги. - И ты говоришь обо всем этом где придется, да? Пророком себя, наверное, считаешь, да скорее - безумец ты просто. - Не спеши, - старик дернул за край плаща, сам испугался своего смелого жеста, - отрицание неправды не есть безумс- тво! Даброгезу стало скучно продолжать беседу с умалишенным. Он опять прикрыл глаза - через день, большее два он будет наверху, а там - за дело! И в конце концов, не сошелся же свет клином на этом Сигулии с его заурядным королевством. - Зачем же ты тогда спас меня от этих несчастных, ослеп- ленных невежеством? - спросил вдруг старик после большой па- узы. - Шума не люблю, - лениво ответил Даброгез. - И только? Нет, не говори так. В тебе проснулось то, что было основой, что и есть человек истинный... - Слова. - А ты знаешь, почему распалась ваша Империя? - Бродяга явно решил зайти с другого бока. - Такая же наша, как и ваша, - отозвался Даброгез. - Вот-вот, не ваша и не наша. Да потому, что она не нужна стала никому, все устали от нее - и знать, и простолюдины, и сами императоры. И ничего нового-то она предложить уже не могла, выдохлась! Потому и не возродиться ей никогда. Госпо- ди, прости грешника за недоброе слово! - Старик осенил себя размашистым широким крестом. - Так-таки и не возродиться? - Даброгеза начинало злить упрямство старика. - Да ты кто такой, уж и не пророк ли впрямь?! В глазах его застыл расплавленный воздух, загудело. Даб- рогез пожалел, что дал глоток из фляги старику - снадобья оставалось мало, надо бы попридержать. - Я остался жив только потому, что палача сыскать не ус- пели, - сказал старик, - мне ли лгать на пороге смерти? И я не пророк, ты прав. Просто нет той силы, чтобы оживить труп, даже если труп этот - целая Империя. Даброгез еле сдержался. "А я? Мои люди, мои замыслы, моя воля, мой разум - все бред?!" Он только плотнее сжал губы. - Я видел живые трупы, - проговорил он неожиданно для са- мого себя, - они выглядят неплохо, а главное, они есть, ста- рикашка! Где тебе постичь это! Бродяга засопел, заворочался. Только теперь Даброгез за- метил, что он весь, с головы до ног, в соломе - так и не от- ряхнулся даже! - Я знаю, на Востоке делают страшные вещи, - ответил он, - можно лишить людей воли, не спорю, сделать их ходячими мертвецами. Но вернуть им душу трудно, и вряд ли это сделает тот, кто сам не знает толком - жив ли он, мертв ли. Даброгез вскочил на ноги, сжал кулаки. - Я убью тебя, мразь, - закричал он, не помня себя. И да- же занес ногу, чтобы ударить. Старик затрясся, и глаза его, наполнившись страхом, снова сделались безумными. - За что, что ты?! - залепетал он, защищаясь тонкими, в набрякших венах руками. - Я же ничем тебя не обидел, да и не мог я... Даброгез остыл так же быстро, как и взъярился. И он по- нял, что бродяга, конечно, имел в виду вовсе не его, что это простое совпадение. Да и откуда этому сморчку было понять его, Даброгеза, проделавшего за свою короткую жизнь такой путь, какой и не снился сотням, да что там - тысячам этих бродяг! Он сел, огляделся - глаза настолько привыкли к тем- ноте, что казалось, он видит выражения лиц у сидящих в дру- гом конце подвала. По углам хихикали. Но это не имело значе- ния. - Не бойся, - сказал он старику, - я вспылил, прости. - Да-да, ты не такой, как они, - зачастил проповедник. - Они все лишенные воли: и те, с кем ты сидел там, наверху, и эти... Не думай, что только там, далеко на востоке, можно увидеть живые трупы. Они здесь, они повсюду. Они сами не знают этого, но живому-то человеку это открыто - ясней ясно- го. Скажи, ты ведь сразу увидел, что Сигулии и его окруже- ние... - Да, - ответил Даброгез резко, - сразу, только слепой бы этого не заметил. - Вот видишь. Так поверь мне, что есть и такие, кто несет истину, кому открыто... Даброгез снова оборвал старика: - А я? - Что ты? - переспросил тот. - Я могу видеть? Ты же говорил, мол, я не такой... Проповедник смолк, мелко задрожали старческие веки. - Говори! Тяжелый вздох, возня. Старик съежился, поник. - Ну так что?! - Ты между одними и другими, ты сам выберешь путь. Даброгез обрадовался, ему показалось, что он поймал бол- туна за язык. Но он не стал злорадствовать, потешаться. - Ну коли - между, так, значит, бить будут и те и другие, ха-ха, я всегда был удачлив! Больше они не разговаривали. Даброгез, устав от всего на свете, задремал. И не заметил, как прошла ночь. - Эй, центурион! - разбудил его сиплый возглас. Даброгез встал, стряхнул налипшую солому. За спиной про- ворчали: - Последним пришел, первым уходит. Не, что ни говори, братцы, а эти богатей завсегда друг дружку вытянут, а нам... - Последовали злобные ругательства. Стражник наотмашь двинул копьем, древком. Кому-то доста- лось, может, и не проявлявшему недовольство, а совсем друго- му - стон был сдавленный, тихий. - Пошли. Сигулий сидел за тем же столом, что и вчера, неторопливо насыщал чрево. Даброгезу кивнул, молча указал на скамью. Слуга забежал сзади, налил в кубок вина. Своры под ногами не было. - Засиделись, - будто угадав мысли, сказал Сигулий, - они не люди, им надо и побегать. На Даброгеза он не смотрел, ни о чем не спрашивал. И по- тому тот решил тоже не спешить, весь сосредоточился на куске кабаньего мяса, неторопливо нарезая его тонкими ломтями и отправляя в рот. Сегодня за столом кроме Сигулия и Даброгеза было лишь двое: высушенный, весь ходячие мощи, в платье, сходном с поповской сутаной, да лысый с шишкой на лбу и от- шибленным кулаком - кулак был замотан черной тряпицей. Оба помалкивали. - А ты, центурион, философ, - проговорил неожиданно Сигу- лий, отрываясь от тарелки. Даброгез понял - в подвале сидел человек Сигулия, а зна- чит, передал ему все разговоры, в том числе и с бродя- гой-проповедником. Но это ровным счетом ничего не меняло. - Я в первую очередь воин, - сказал он, улыбаясь через силу. - Угу, - промычал Сигулий, - все мы воины. Ладно, говори, может, надумал что? А то ведь можно дать еще время для раз- мышлений, - он раздвинул губы в тихой усмешке, поперхнулся беззвучным смехом, - там у меня есть такие, что лет по де- сять - пятнадцать думают. - Я могу только повторить вчерашнее. - Вот как?! - Сигулий перестал смеяться. А Даброгез неожиданно для себя обнаружил - его с самого утра не посещали видения прошлого, не было их и сейчас, па- мять молчала. Он даже выпрямился на жестком деревянном си- денье, огляделся по сторонам - как заново все увидал. Но спохватился вовремя. - Да, так, - сказал уверенно, - решайся! Изможденный скрючился, лицо исказилось гримасой - словно костью подавился. - Не слушай его, он лазутчик. "Знает? - мелькнуло в голове Даброгеза. - Ну и пусть зна- ет!" Ему внезапно все опротивело, даже план собственный по- казался вздорным. - Ты думаешь? - промямлил Сигулий. Глаза его были затума- нены. - Палача надо звать! - тверже сказал изможденный. Сигулий отозвался тут же, привычно хлопнул в ладоши. - Эй, палач! - выкрикнул он. Изможденный то ли засмеялся, то ли зашипел - Даброгез не понял. Ему казалось, что все происходит не наяву, во всяком случае, его лично - не касается. Он не шелохнулся, продолжая заниматься своим делом, - нож был тупой, мясо поддавалось плохо. Черная фигура метнулась из полумрака к столу. Сигулий по- вел глазами, и палач, ухватив изможденного за ворот, быстро поволок его куда-то. Тот хрипел, сучил тощими костлявыми но- гами, но выговорить ничего не мог - горло уже было стиснуто согнутой рукой, лишь черный острый локоть торчал ниже подбо- родка. - Еще мнения будут? - тем же тусклым голосом поинтересо- вался Сигулий. Лысый с шишкой на лбу побагровел, съежился, уменьшившись в размерах раза в два. - Лучшего императора Рим не видел и никогда не увидит! - срывающимся голоском, глотая слова, проверещал он, глаза бе- гали - то к Сигулию, то в темноту за колоннами. Даброгезу хотелось припуститься во весь опор. Да жаль бы- ло бегущего подле коня франка. "Вот ведь навязался! Нет... сам навязал себе". Тот совсем взмок, но не жаловался, только закидывал временами голову назад и пучил глаза. Арбалет при каждом шаге бил его по спине, но франк не догадывался подтя- нуть ремень потуже, а может, просто не замечал ударов. Даб- рогез умерил ход коня - пусть отдышится свежеиспеченный дру- жинничек, ведь при его дородности недолго и удар схлопотать. Вот и рощица. Даброгез с удовлетворением отметил, что дружины не видно ни вблизи, ни издали, даже следов не сыс- кать. Молодцы! Но он знал, что его давно приметили, теперь ждут. От порыва ветра навстречу посыпалась листва - замель- кало, закружило перед глазами. Франк косил на Даброгеза, конь на франка - не доверял незнакомцу. Но центурион молчал, хотя его распирало, тянуло закричать во весь голос: "Все! Наконец-то!!" За последние пятнадцать лет жизни не было в ней момента более счастливого, радостного, открывающего до- рогу вперед. Движение, постоянные перемены - это то, что нужно, и никаких остановок! - Ну как? - вместо приветствия спросил вынырнувший из-за кустов Радагаст. Он обычно подменял центуриона в его отсутствие. Лицо Ра- дагаста было хмуро, отягощено мыслями. Но Даброгез ничего сейчас не замечал. Он широко улыбнулся, толкнул в спину франка. - Сделаешь из него воина! Франк, не столько от толчка, сколько по холуйской натуре своей, рухнул на колени, ткнулся лбом в кочку. - Хорош, - безразлично произнес Радагаст. Дружина собралась на поляне, кругом. Даброгеза встретила сдержанным гулом. Бросив поводья в руки франку, тот вышел на середину. - Что приуныли, други! - крикнул бодро. Может, чересчур бодро. Ответа на такой вопрос ждать не приходилось. Две сотни глаз пристально смотрели на своего вождя. И Даброгез не спе- шил, смаковал заранее, как взорвется восторженным ревом ти- шина после его слов, засияют лица и все придет в движение. Радагаст дернул его за рукав, повел глазами в сторону: - Отойдем. - Да погоди ты. - Даброгез отмахнулся. Глаза его лучи- лись, груди не хватало места под панцирем. - Слушайте, дру- ги, мы идем на Рим! Он сделал паузу, застыл. Но тишина ничем не нарушалась. Даброгез качнул головой, будто не веря себе, - ведь все так ждали этого, сколько было говорено ночами у походных костров. Он возвысил голос: - Я убедил короля, выступаем через месяц, сразу после сборов войска... Дружинники молчали. Большинство не смотрело на своего ко- мандира - сидели потупившись, кто-то ковырял ножнами землю под собой, кто-то теребил ремни. Было слышно, как воет в ро- щице ветер. - Вы что, оглохли? Из-за спины послышался тихий голос Радагаста: - Погоди, послушай меня. Даброгез резко повернулся к помощнику, на лице у него стояла растерянность. Тот впервые видел центуриона таким. Он отвел глаза, но все же тихо проговорил: - Дружина не пойдет на Рим. - Что?! - Ты не ослышался, это так. Мы возвращаемся. - Куда?! - Даброгез потерял голос, он не говорил, сипел. - Хватит боен, хватит смертей. Последний из наших ушел с родины восемь лет назад, а первые - все в земле, по всей Им- перии и за ее пределами. На Даброгеза нахлынула тихая, но неудержимая ярость. Он рванул фибулу у плеча, плащ соскользнул на землю. Рука на рукояти меча побелела. - Вы что, пока я там... за моей спиной... - бессвязно вы- рывалось из горла. Радагаст смотрел ровно, в серых глазах ничего, кроме ус- талости, не было. - А если бы я не вернулся, вы все равно бы ушли, да?! - Ты вернулся. - Отвечай! - Даброгез стиснул зубы, загар сошел с лица. - Нет, ты сам знаешь, не ушли бы, - ответил Радагаст, - мы бы перевернули этот городишко. Не ушли бы, пока хоть один из нас оставался в живых. Но ты пришел. Успокойся, поговори сам с дружиной, - на губах Радагаста появилась тень улыбки, - может, она передумала. Не успели отзвучать последние слова, поднялся шум - дру- жинники стучали рукоятями мечей, боевых топоров в щиты, кри- чали, заглушая друг друга. Даброгез понял - они не передума- ют. Все было настолько неожиданно, что ему показалось - вот так сходят с ума, еще немного, и перед глазами черти запля- шут, и разверзнется земля, и с неба ударит огненный дождь, и... кто знает, какие пойдут страсти. Он тяжело опустился на подставленное услужливым франком седло. Бунт! Как просто... бунт можно усмирить, можно. Но не отпустить домой тех, кто столько раз спасал ему жизнь, дороже кого на этом свете так и не приобрел? Да и как он мог их не отпустить?! Кому он мог сейчас что-то приказать?! Разве только франку... Даброгез мучительно переживал. И знал: ничто не поможет - ни уговоры, ни запугивания, ни обещания богатств и власти. Ничто, не тот случай! Но как просто все рушилось, с какой легкостью. Ему вдруг тоже нестерпимо захотелось домой. А куда же еще пода- ваться, одному, брошенному на чужбине? Но знал и другое - ничего, кроме зла, раздоров, крови и горя, на родную землю он не принесет. А кому нужны такие по- дарки? Пожалуй, ему самому только и нужны. Но не там же, нет, да и нужны ли? Переделывать себя поздно. Как им просто - решили - и ушли! А он? Что теперь он скажет королю? Да черт с ним, с этим ничтожеством, встречаться с ним, видно, не придется, кончено. Со всем кончено! - Мы уходим, - прозвучал над головой тихий голос, - прос- ти. Хочешь, пошли с нами. Даброгез с отчаяньем мотнул головой, не поднял глаз квер- ху. Мимо него один за другим проходили дружинники, отдавая прощальную честь, ударяя в щиты, вскидывая головы в пернатых позолоченных шлемах. "Лучше бы убрались, пока я там, с этими крысами, попусту язык чесал!" Завыли, завели нудную тягучую песню пески в голове, маревом знойным качнулся воздух. Будто снова на краю жизни, будто опять исподтишка кольнул ядовитым жалом подлый раб. Только утешителя-бродяги не видно что-то. Даброгез зло обжег глазами трясущегося рядом, пропотевшего со страха франка. "И эта падаль наемная тут!" Ничего, ниче- го... но не идти же на Рим с одним гишь войском Сигулия, без ядра, без дружины оно ничто - с таким же успехом можно гнать на бойню стадо баранов! Бежать, бежать отсюда. В Восточную империю, там знают его. А может, в Британику? Или к ванда- лам? Скоро варварам надоест рыться в развалинах, а остано- виться они не сумеют, пойдут дальше - на юг, на восток... С ними, больше некуда! Он им пригодится. Отступившие было вос- поминания опять нахлынули, затопили мозг. Мука! Даброгез сжал виски руками. К черту всех этих бродяг-проповедников, и восточных, и западных, всех к черту! К черту воющие пески! Иди, ищи свое место. Дважды, там, в песках, и позже, под Ра- венной, после схватки с алеманами, смерть подхватывала его, тащила к себе ледяными крючьями. Но он вырывался. Он не стал Другим, он остался собой. Так что же теперь, ждать третьего раза?! А может, он уже был, в темнице? Нет! Его меч, его ум и воля пригодятся, он вырвется. И людей наберет, дружина лучше прежнего будет. Вон, один уже есть! Даброгез горько усмехнулся - раб, наемник, подлый, жал- кий, трусливый раб... Франк сидел, весь подобравшись, лишь губа нижняя отвисла да руки скребли растрескавшуюся кожу по- яса, на котором болтался широкий нож в чехле. Франк ничего не понимал и все старался поймать взгляд центуриона. В город ему возвращаться было никак нельзя. Даброгез оторвал глаза от земли, огляделся. Куда спешить, у него уйма времени, и никто этого времени не сможет отнять! Нахлынувшая волной память разбилась, разлетелась на брызги и ушла насовсем, чтобы уже никогда не вернуться. Опустело внутри. Накатило безразличие. Он уставился на свои руки - несколько раз с силой сжал и разжал пальцы. Они слушались, но он почти не чувствовал их. Омертвело что-то внутри, по- тухло, осветив последней вспышкой волнистые барханы и идущую будто поверх песка череду людей в одних набедренных повяз- ках. Все! Один. Сам по себе. Даброгез нахмурился - а может, так было все пятнадцать лет? Может, так и было. Какая разни- ца. Он медленно повернул голову вправо, пристально поглядел на испуганно ждущего франка. Наемник не отвел глаз от бывше- го центуриона Великой Империи, удачливого и блистательного воина. Даброгез отцепил с пояса кошель, бросил его франку, тут же отвернулся. Его конь, Серый, медленно, поминутно огляды- ваясь, уходил прочь по примятой дружиной траве, уши у него напряженно подрагивали, будто ждали оклика... Но хозяин мол- чал. ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ПЕТУХОВ ЧУДОВИЩЕ Издается в авторской редакции Художественный редактор А. Г. Чувасов Технический редактор Т. С. Казовская Сдано в набор 09.02.90. Подписано к псчсти 04.05.90. А03083. Формат 84 "108 1/32. Бумага газетная. Гарнитура Тип "таймс". Печать высокая. Усл. печ. л. 20,16. Учизд.л.20,90.'Ги- раж71 000 экз. Заказ №314. Цена Юр. "Метагалактика", приложение к журналу "Приключения, фантас- тика". 111123, Москва, 2-я Владимирская, а/я 40. Отпечатано с готовых диапозитивов в Московской типографии № 13 ПО "Периодика". 107005, Москва, Денисовский пер., 30 -------------------------------------------------------------------- "Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 25.07.2002 17:13

Книго
[X]