ЮРИЙ ПЕТУХОВ
ЗАПАДНЯ Фантастический детектив
Чудо было невозможно - для него не оставалось места в этой Вселенной, для него почти не отводилось времени, ведь мир должен был погибнуть через каких-нибудь семнадцать-во- семнадцать миллиардов лет. Но чудо свершилось. Гун Хенг-Орот Две тысячи семьсот тринадцатый по рождению и четырнадцатый из "осужденных к смерти", Великолепный и На- веки-Проклятый, оживал. Его воскрешение было медленным и му- чительным. Каждой клеткой своего могучего тела он ощущал нестерпимую боль. Эта жуткая, дикая боль нахлынула на него еще прежде, чем он обрел память, прежде, чем возвращающееся сознание уверило его: жив, жив, жив! Он бился в конвульсиях, проклиная все, что можно проклясть, и страстно желая умереть снова. Он тер- пел, когда его пытали электрическим током и жгли плазмой, он лишь хрипел и ругался про себя, когда его конечности облива- ли сжиженным газом и прощупывали мозг нейрощупом. Сейчас он не мог терпеть. Эта пытка была непереносима! Внутренняя обшивка саркофага сдерживала и смягчала кон- вульсивные удары тела. Иначе сам воскресающий вновь умертвил бы себя. Он бил головой из стороны в сторону в тщетной на- дежде, что пробьет обшивку и размозжит виски о какой-нибудь острый угол или выступ. Но в саркофаге все было предусмотрено на такой случай, никаких выступов внутри него не было, а упругий пластик об- шивки не взял бы и плазменный резак. Казалось, конца не будет страшной муке. Будто какая-то дьявольская сила вселилась в организм и разрывала, раздирала его изнутри миллионами раскаленных щипцов и клещей, пронзала миллиардными остриями тупых и иззубренных шил. Кровь вскипа- ла и рвалась наружу из вен, артерий, она распирала сердце, которое и без того готово было лопнуть, разорваться от неве- роятного напряжения. Мука была ужасная! Но и ей пришел ко- нец. Гун Хенг в невыносимом исступлении выгнулся насколько позволяло пространство внутри саркофага, чуть не искорежив себе при этом хребет и едва не свернув шею, вырвал из неви- димых оков правую руку, сводимую немилосердной судорогой, но не успел ею сжать собственное горло, как внезапно обмяк и стих. Он потерял сознание, а вместе с ним и все ощущения - боль, отчаяние, леденящий ужас и еле-еле пробивающееся сквозь все это: жив, жив, жив! Очнулся он совершенно обессиленным, в холодном поту. Крышка саркофага была откинута, и ничто не мешало ему под- няться, выйти или хотя бы выползти из этого собственного, какого-то ирреального, развалившегося гроба. Но он лежал и смотрел в тусклый ребристый потолок капсулы, не замечая даже нависшего над самым лицом шланга-соска с питательной смесью. Ни радости, ни даже удовлетворения от свершившегося чуда Гун Хенг-Орот Две тысячи семьсот тринадцатый, Навеки-Проклятый, не испытывал. В эти минуты ему было на все и на всех напле- вать. Даже на самого себя. Сколько же прошло времени? Час, день, секунда? А может, миллионы, миллиарды лет? Он не знал. Капсула была "вечной", так было задумано. С ней ничего не могло случиться до пос- леднего взрыва Вселенной, до космического Апокалипсиса. Сам же Гун не ощутил прикосновения Времени. Для него между Умертвлением и Воскрешением не прошло и мига. Последнее, что ему запомнилось из предыдущей жизни, было хрящеватое зеленое лицо Верховного Судьи, зачитывавшего при- говор. Судья не осмелился приблизиться тогда к распахнутому саркофагу, и его показывали с экрана, крупно, Гун запомнил каждую черточку этой высохшей маски, самые неуловимые и тон- кие интонации скрипучего голоса отпечатались в его мозгу. И особенно последняя фраза: "...предается вечному проклятию во всем существующем мире, во всех его измерениях от сего мо- мента и до окончательной гибели, и приговаривается к Услов- ному Умертвлению". Затем металлически проскрипело: "Приговор приведен в ...". Крышка саркофага захлопнулась. Все исчезло. Но прямо следом, тут же накатила невыносимая боль. Гун знал, что ни о каком прощении не могло быть и речи, что он очнулся не на своей планете, не в своей Системе, что случившееся - самое настоящее Чудо. Но он еще пребывал в полнейшей прострации. Нет, у него вовсе не отшибло памяти, он ничуть не утратил способности анализировать события. И он знал, что с момента Воскрешения запущены в ход невидимые часы, что ему дано ров- но десять суток на внедрение в иной мир. Сумеет ли он при- житься в нем, не сумеет ли - механизм сработает, и "вечную" капсулу разнесет в клочья запрятанный в ней же заряд. Отс- рочки не будет. И потому следовало действовать немедленно, подниматься, принимать решения... Но он не мог. Борьба с лю- той болью высосала из него остатки сил. А кроме всего прочего, он был еще там, в своей Системе. Он вновь и вновь возвращался к уже неоднократно пережитому, с каждым разом все острее ощущая на себе наложенное прок- лятье. Впрочем, не с рождения же он был проклят! Все было нормально, все было как у всех: его уважали, ценили, им даже гордились близкие, недаром прозвали Великолепным, его люби- ли, да-да, были и те, кто его любил... Но все от него отвер- нулись еще задолго до Суда, задолго до Проклятья, отверну- лись в тот миг, когда пронесся подобно молнии слух о том, что он преступил чрез главнейший закон Системы, что он отк- рыл вход в нее посторонним. Да и не только открыл вход - это уже было следствием, он совершил недопустимое, он поведал непосвященным о существовании самой Системы. И он стал че- тырнадцатым Проклятым за всю историю ее существования, за без малого восемь тысячелетий бытия Замкнутого Мира. Его поступок был алогичным и не имел никаких объяснений. Разор- вать покровы тайны было невозможно: непосвященных тут же уничтожали, стоило им только догадаться о самой возможности иного бытия. Да и были они, непосвященные, где-то далеко-да- леко, за тысячи парсеков от самой Системы. Порою казалось, что их вообще не было, так они были удалены ото всего проис- ходящего в Центре Мироздания. Для них существовали особые законы - следы заметались без малейшей жалости. Ни одна из четырнадцати попыток не дала плодов. Все четырнадцать прес- тупников выглядели в глазах обитателей Системы не просто опаснейшими из возможных существами, но и полнейшими безум- цами. Внутри Системы действовали свои законы. Система была гу- манна. Ни один из ее обитателей не мог быть предан смертной казни, его не могли наказать достаточно сурово или же ли- шить, к примеру, свободы - это считалось бесчеловечным, это признавалось варварством. Но для Проклятых существовал осо- бый исход - Условное Умертвление. Никто не желал в Системе запачкать себя званием палача или хотя бы решением своим, пусть и совместным, обречь жертву на смерть. И потому Прок- лятым оставлялся один шанс. Один малюсенький шансик из мил- лиардов, из триллионов, из самой бесконечности. То есть фак- тически Проклятый умерщвлялся, но ни один из осудивших его и приведших приговор в исполнение не мог считать себя убийцей, ибо ничтожнейший шанс на Воскрешение был. Проклятых выбрасывали из Системы во внешний мир. Про них забывали. Про них никогда не говорили. Гун не мог, разумеется, знать, что делали с ним. Но он знал, как обходились с предыдущими. Их тела, заключенные в саркофаги, помещали в "вечные" капсулы, снабженные системой управления, защиты и контролируемые электронным мозгом сред- них возможностей. Система не скупилась на расходы. Затем просчитывался на бессчетные века маршрут капсулы - она не должна была попасть в поле обитаемых или вообще жизнеспособ- ных планет во всем расчетном будущем и во всей обозримой и поддающейся анализу части Вселенной. "Вечная" капсула должна была бесконечно долго скитаться по самым пустынным закоулкам звездного мира. И только с того момента, когда в ней закан- чивалась расчетная программа, капсула попадала в волю слу- чайностей. Но механизм Воскрешения срабатывал лишь при том, если капсула входила в тропосферу планеты, пригодной для жизни. В бездонной и практически безжизненной Вселенной ве- роятность такого "попадания" приближалась к нулю. Состояние, в котором доселе пребывал Гун Хенг-Орот, было равнозначно смерти. И это был не анабиоз, не летаргический сон - и того и другого бы недостало даже на несколько милли- онов лет, на малую капельку скитаний. Гун Хенг не спал, он был мертв до включения механизма Воскрешения. Его тело в мо- мент умертвления было залито жидким газом особого состава, и оттого оно становилось "вечным"- будто сама капсула... Преодолевая бессилие, Гун притянул к губам шланг-соску, надавил слегка податливый пластик. В рот полезла ледяная омерзительно безвкусная масса. Он с трудом сделал глоток, потом второй, третий, четвертый. Соска быстро опустела. Но запасов пищи и жидкости оставалось еще на десять суток. Нет, уже чуть меньше! Гун Хенг вдруг совершенно четко осознал это - и приподнялся в своем гробу, сел, прижав острые чешуйчатые колени к ребристой, тяжело вздымающейся и без того выпуклой груди. Огляделся. Внутренности капсулы выглядели точно так же, как в пос- ледние мгновения его жизни в Системе. Он уже подумал было, что ничего и не случилось, что... Но в этот миг его взгляд остановился на хронометре в бортовой стене слева. По гребню, выпирающему из позвоночника, невольно пробежала волна дрожи, затем передернуло все тело. Стрелка, указывавшая на знак 0, то есть на миг Воскрешения, противоположным концом высвечи- вала фантастическое число! Но не доверять приборам у Гуна не было ни малейшего основания. Он провел в небытии девять мил- лиардов сто одиннадцать миллионов семьсот восемьдесят одну тысячу четыреста девяносто три года семнадцать суток шесть часов три минуты и девять тысячных секунды... Все это не ук- ладывалось в голове. Но это было так! Может, уже долгие тысячелетия, а то и миллионномиллиардо- летия не существовало никакой Системы и никаких ее обитате- лей, может, и сама Вселенная была уже не та - а он, Гун Хенг-Орот Две тысячи семьсот тринадцатый, Великолепный и На- веки-Проклятый, был жив всем назло, сидел в саркофаге, све- сив наружу свои мощные костистые и когтистые ноги-лапы, и чувствовал, как с каждым мгновением прибывают силы. Капсула вращалась вокруг планеты средних размеров. Плане- та была окутана сероватыми облаками, поверхность ее, за иск- лючением огромнейших океанских равнин, почти не просматрива- лась. Но приборы давным-давно установили непреложный факт - на планете есть жизнь, в том числе и разумная. Все остальное надо было выяснять по ходу дела. И Гун Хенг был вполне готов к этому. Первым делом он протер все тело влажной губкой, раздирая при этом чуть не в кровь зеленовато-серую чешуйчатую кожу всеми восемью когтистыми пальцами правой руки. Левой он по- переменно касался клавиш датчиков, переключая капсулу на мыслеуправление и впитывая в себя поступающую информацию. Теперь он берег каждую секунду. Закончив обтирание, Гун облачился в серый комбинезон, по- том проверил скафандры и выпихнул гроб-саркофаг через широ- кий зев утилизатора в пространство. Даже успел проследить, как сплавленный комочек отделился от капсулы и поплыл в тем- ноту. Обзор он включил полный. Теперь оставалось надеяться только на самого себя да на то, что за время странствий в капсуле ничего не испортилось. Он уселся в кресло перед центральным пультом управления, вцепился в подлокотники, сосредоточился. Его большая, укра- шенная хитиновыми пластинами голова свесилась на грудь, уперлась в нее острым раздвоенным подбородком, пленки полуп- розрачных подрагивающих век затянули оба выпуклых, поблески- вающих чернью глаза, острые гребнистые локти хищно оттопыри- лись, спина напряглась. Выждав благоприятную минуту, когда от датчиков почти перестали поступать сигналы, предупреждаю- щие об опасностях и возможных осложнениях, Гун отдал мыслен- ную команду и, не удержавшись, повторил ее вслух: - Вниз, на посадку! Не до конца доверяя мозгу капсулы, Гун всматривался в эк- раны. Его пальцы застыли в нескольких миллиметрах от клавиш ручного управления. Но мозг сам знал, что надо делать. Он избрал верную так- тику: шел вниз, постоянно меняя направление, зигзагом с неп- редсказуемыми углами и поворотами, с меняющейся скоростью и отлетами назад. И это его поведение не было случайным. Гун не знал, когда и на какой высоте именно планетяне на- щупали радарами его капсулу. Первая ракета разорвалась сов- сем рядом - капсулу ощутимо тряхнуло, несмотря на разрежен- ное пространство самых верхних слоев атмосферы. Вторая и третья взорвались значительно дальше, видно, мозг сделал оп- ределенные выводы и теперь работал в режиме повышенной го- товности. Еще несколько красочных кустов расцвели по обе стороны от спускающейся по наклонной капсулы. Избежать опасности можно было лишь идя ей навстречу. И потому Гун повторил со всей твердостью: - Вниз!!! Его расплющило по креслу, лишило дыхания и сил - антигра- витаторы работали на пределе. Ускорение движения несло ги- бель. Но за этим уже следил мозг - никакие, даже самые воле- вые команды не могли его заставить обречь на смерть находя- щегося в капсуле. Никакие, но ка протяжении лишь десяти от- пущенных суток. Они сумели выскочить из зоны слежения, продолжая спус- каться - все так же, зигзагом, перемещаясь из стороны в сто- рону. Последнее, что зафиксировал мозг капсулы, это два ле- тящих прямолинейно с огромной скоростью предмета. Но и с них, похоже, не сумели поймать радарами спускающуюся капсу- лу. Во всяком случае, предметы пролетели мимо. Гун помахал им вслед, улыбнулся. Первый раунд он выиграл. Никакого толчка при посадке не было. Капсула мягко при- землилась у склона высокой горы, поросшего лесом. Раститель- ность была непривычная, совсем не похожая на те, что доводи- лось видеть Гуну в своем мире, да и на окраинах Системы. Но у него не было времени заниматься ботаническими исследовани- ями. Одно лишь его интересовало сейчас: пригодно в пищу или нет? Опасно для жизни или нет? Все остальное не имело ровно никакого значения. Гун знал, что рано или поздно его обнаружат, и никаких иллюзий на этот счет не питал. И потому следовало сменить несколько мест, запутать преследователей, прежде чем заби- ваться на сколь-нибудь длительное существование в какую-то глухую дыру. Да и при всем благоприятном стечении обстоя- тельств он не мог рассчитывать на долгое безбедное жительст- во даже в самой глухой дыре. Но выбирать не приходилось. Ему была ниспослана удачей именно эта планета. И он должен постараться уцелеть только на ней. До другой ему за десять, нет, уже девять с половиной суток просто не добраться! Анализатор показывал, что воздух на планете вполне приго- ден для дыхания. Кислорода маловато, ну так что же, его и вообще могло не оказаться! Гун все же облачился в легкий скафандр, нацепил на себя все имевшееся ручное вооружение - плазменный резак, аннигилятор, два ручных автотесака, пояс- ной нож, нейропарализатор, ручной лучемет ближнего действия. В боковые сумки он наложил с десяток гранат разного боя, распихал по карманам стимуляторы и прочие медикаменты. Не забыл и дневного запаса питательной смеси. О нем позаботи- лись те, кого давнымдавно уже не было в живых, от кого не осталось даже праха. И хотя забота эта была потусторонней и формальной, Гун Хенг-Орот был благодарен и за такую. Все то, что сгнило и рассыпалось бы в пыль еще миллиарды лет назад, сохранилось в "вечной" капсуле и должно было ох как приго- диться! Сигнализаторы не показывали опасности. Да и сам Гун не ощущал ее, не видел на обзорных экранах. И потому, не прох- лаждаясь в шлюзовой камере, он выбрался наружу. И тут же был сбит с ног чем-то горячим и упругим. Несмотря на всю неожиданность нападения, Гун успел корот- ко и резко взмахнуть рукой. На его когтистых пальцах застыли крупные красные капли да какая-то слизь. Метрах в четырех, извиваясь в предсмертных судорогах и разбрасывая по траве собственные вывороченные кишки, билось какое-то животное: черное, с круглой пушисто-гладенькой головкой без признаков хитина и ребристых пластин. Четырьмя широкими лапами с изог- нутыми коготками животное царапало землю, выкидывая ее на- верх вместе с обрывками травы, Сквозь сжатые желтые клыки пузырилась красноватая пена. Гун встал сразу же. И смотрел он не на умирающую тварь - она уже не таила опасности, а вокруг, по сторонам. Все было тихо и спокойно. Лишь чуть позже он догадался, что послужило причиной нападения: из-под края капсулы высовывался головою и передними лапками точно такой же черный зверь, но раз в шесть поменьше, наверное, детеныш. Гун все же немного расс- троился - увиденное им говорило, что в капсуле, наверное, есть неполадки, ведь ни на что живое или движущееся она не должна была садиться. Но это все мелочи! Гун отпрыгнул на несколько шагов от капсулы. Еще раз ог- ляделся. И отдал мысленную команду: "Вверх!" Капсула взмыла в поднебесье и исчезла из виду. Без живого существа внутри, имея возможность маневрировать на любых скоростях и с любыми ускорениями, под всевозможными углами, она становилась неу- ловимой. Уничтожить ее можно было лишь на земле или же с пилотом на борту. Оглядываясь и стирая след нейтрализатором, Гун побежал в сторону большого скопления ветвистых и перепутанных каки- ми-то гибкими отростками деревьев. Уже на бегу он пожалел, что не сжег аннигилятором останки зверя. Но возвращаться не стал - в любом случае, если кто-то его будет искать, обратят внимание на выгоревшую траву. Начало было не чистым. Отряд прибыл на место через четыре минуты после посадки неопознанного объекта. Земные службы слежения потеряли его из виду на высоте ста восьмидесяти километров. Но зато со спутников удалось засечь странный предмет, двигавшийся без опознавательных знаков, да и то - лишь у самой земли. Впро- чем, теперь это было не столь важно. Первые опасения и стра- хи прошли - это была не ядерная атака. Но в штабах не исклю- чали возможности наличия на борту пришельца опасного заряда. И кое-кто уже успел получить от верхов хорошую нахлобучку, кое-кому дали нагоняй за ротозейство и отсутствие бдитель- ности. По прямым каналам связи были запрошены потенциальные противники - все как один отрицали свое причастие к инциден- ту. Приходилось верить, что поделаешь... во всяком случае, до прояснения обстоятельств. У подножия горы было пусто. И все же вертолеты высадили часть отряда, надо было разобраться на месте. Другая часть ушла в поиск на винтокрылых машинах. Сколько всего было за- действовано поисковиков - на земле, на море и в небесах, знал, наверное, один командующий да Господь Бог. - Хреновые наши дела, - пробурчал себе под нос Тукин, по- тирая ушибленную коленку. - Не найдем мы тут ни черта! Узкоглазый и скуластый Ким улыбнулся по-азиатски: широко и хитровато. - Не найдем, глядишь, дольше проживем, - заключил он с восточной мудростью и расчетливостью. - Тьфу ты! - возмутился, не находя слов, Тукин. Все его раздражение исходило из саднящей ноги, не из сердца или ра- зума. Тукину вообще не везло: любая операция для него начина- лась с шишки на лбу, вывихнутой руки, порванного обмундиро- вания или расквашенного носа. В прошлый раз, когда они выс- леживали в джунглиях банду, повязанную намертво с местной наркомафией, он, выскочив с самым лихим видом из притормажи- вающего бронетранспортера, поскользнулся на навозной лепехе, оставленной на тропе неизвестно кем, и вышиб себе два перед- них зуба. Банду ловили уже без него. А за починку челюсти пришлость отдать четверть жалованья. Для прижимистого сер- жанта это было ударом. Можно было бы, конечно, обойтись и бесплатной помощью полковой зубодерни, но тогда самому приш- лось бы скрываться от людей в лесах, дабы не брать греха на душу, пугая детвору и беременных. Тукин был крепким, невысоким и совершенно невзрачным пар- нем - таких, говорят, в разведчики вербовали: десять раз встретишь, а все равно не запомнишь. Поднакопить деньжат, жениться, обзавестись своим домиком и кучей детишек, а глав- ное, позабросить со временем всю эту беготню - вот о чем мечтал Тукин. И не было у него иных устремлений. Если бы не невезуха, у него давно бы уже было на счете раза в полтора больше, а стало быть, и заветная мечта была бы в полтора ра- за ближе. Но приходилось мириться с действительностью. - Отделение, становись! - рявкнул он, позабыв об осторож- ности и тут же прижав ладонь к губам. Впрочем, бесцветный и хрипловатый голос его потонул в вое овчарки-ищейки. Поджарый Ральф, смело бросившийся к растер- занному трупу черной пантеры, что валялся метрах в двухстах, вдруг застыл, поджал хвост и взвыл самым диким образом, по- забыв про все дрессировки и свою ученую солидность. Шерсть у него на загривке поднялась дыбом, глаза обезумели. Мгновенья не прошло, как пес забился под ноги сержанту, тихо поскули- вая и пытаясь поймать взгляд. - Пошел вон, трус поганый! Тукин пнул Ральфа сапогом и сплюнул через плечо. Что-то ему не нравилось. Но что именно, он понять не мог. Ким приласкал пса, огладил. И тот начал приходить в себя, не переставая, правда, озираться, поглядывать в сторону тру- па с вывороченными кишками. Ким хотел высказать свои сомне- ния сержанту, но не решился. Хотя ему показалось очень странным то, что вышколенный пес напугался какой-то дохлой кошки, да еще как напугался! Ребята из отряда уже вовсю орудовали на поляне. Не отста- вали от них и трое экспертов, прилетевших на том же вертоле- те: вымеряли расстояния, брали пробы грунта и воздуха, пол- зали вокруг раздавленного детеныша пантеры на карачках и во- обще чуть ли не на вкус проверяли все вызывающее подозрения. Но толку, похоже, не было. И это злило Тукина не меньше, чем боль в коленке. Куда бежать? Кого ловить? Черт бы побрал всех этих умников! - Я щас придушу эту тварь! - прохрипел он, глядя совсем не на скулящую овчарку, а на Кима. - Распустил, твою мать, следопыт хренов! А ну, заткни ей глотку! Желтолиций Ким подобострастно и мелко хихикал, тряся беспрестанно головою, отчего трясся и длиннющий козырек его потертой форменной кепчонки. Тукин все намеревался измерить длину козырька - не превышает ли он ненароком уставной нор- мы, не пошит ли кепарь самочинно, в обход гарнизонных порт- няжек? Да все руки не доходили. Теперь и вовсе не до того было! - Ничего, дождетесь еще у меня, - вяло пригрозил сержант, глядя в пространство и непонятно к кому обращаясь. - Ага-ага, - покорно закивал Ким. - Распустились людишки, ай-яй, распустились, начальник. - Да заткнись ты! Сколько раз говорил, не называй так! Склеротик хренов! - разъярился пуще прежнего Тукин. - Я вот на тебя рапорт-то напишу! Безрезультатность поисков была очевидна. А это означало и то, что никаких поощрительных или премиальных не предвидит- ся. Эксперты разводили руками, отрядные ребятки пожимали плечами и пучили глаза - то ли от усердия, то ли от дурости. - Пусто, - доложился один из спецов, - если и был он тут, так следов не оставил, кроме вот этого котенка раздавленно- го, да и то - он ли? Ты, сержант, вот что, давай-ка вызывай вертолет. Нечего нам тут делать! Тукин не очень-то любил прислушиваться к советам штатс- ких. Как бы ни лыбился этот азиат Ким, а он прав все же, по- нимает, кто тут "начальник", а кто фраерня залетная. - Удочки смотать всегда успеем, - проговорил он тихо, сам себе. - Пошарьте-ка еще. Последняя фраза прозвучала погромче, но не слишком уве- ренно. Тукин уже думал о другом. И это другое было, пожалуй, верняком. - Эй ты, следопыт, - он прищелкнул пальцами, подзывая Ки- ма. - Тащи-ка сюда эту псину! Да держи покрепче, не упусти, чучело хреново! Лесок оказался жиденьким. Это было и хорошо и плохо. Хо- рошо, потому что Гун бежал между деревьев, огибая буреломы и сплетения лиан, почти не снижая избранной им скорости прод- вижения. Плохо, оттого что в таком лесу могли столь же быст- ро и настигнуть, да и просто застать врасплох. Пока Гун не видел достойного укрытия. Впрочем, он и не искал его особо. Важно было убежать по- дальше от места посадки, переждать какое-то время и вызвать капсулу. И если взлет на ней и следующая посадка останутся незамеченными, то ищи ветра в поле, тогда он спасен. Ни о каких контактах и попытках мирного улаживания дел, а потом и открытого проживания среди планетян Гун и думать не хотел. Еще чего, превращаться на весь остаток жизни, сказоч- ным образом дарованной ему, в подопытного постояльца лабора- торий и исследовательских центров, ну уж нет! Да и не верил Гун, что таковое качество ему гарантировано - поди узнай, что там на уме у этих отвратительных существ, у этих слизня- ков, тела которых даже приличия ради не покрыты хитиновой пленкой. Он уже видел четверых в одинаковых комбинезонах, с какими-то короткими палками в руках, совсем не похожими на настоящее оружие. Он мог бы их отправить на тот свет шутя, на бегу. Но они его не видели, и он решил не рисковать, лишь прибавил мощ- ности нейтрализатору - ведь кто знает этих слизней, может, у них нюх особый или же вкусовые рецепторы такие, что пылинку за парсек чуют! В этом леске и не пахло опасностью. Какая-то живая мелочь копошилась у земли и в кронах деревьев. Для Гуна она не представляла интереса. Раза три на пути от него с ужасом ша- рахались четвероногие, средних размеров, явно лишенные ин- теллекта твари. Да свесился как-то за два метра от лица жир- ный, голый, поблескивающий червь с маленькой головкой, но зато упитанным и длинным телом. Червь, видно, спал на широ- ченной ветви, а при приближении незнакомца проснулся, а мо- жет, он и с умыслом сидел там, поджидал добычу. Гуну некогда было разбираться. Рук он пачкать не стал, успел выхватить тесачок и на бегу ловко срезал червю голову. Тот забился в агонии, то свиваясь в тугие кольца, то выпрямляясь одереве- невшим длинным телом. Гун несколько секунд следил за этими биениями и чуть не налетел на корявое и толстое дерево. Увернулся, пригнулся... и тут же остановился. Пришлось возвратиться назад, к червю, и сжечь его останки аннигилятором - короткими зарядами, подбрасывая в воздух, чтобы не осталось отметин ни на земле, ни на коре деревьев, ни на синеватом лишайнике. Заминка подзадорила Гуна. И он ускорил свой бег. Правда, усталость уже наваливалась на не- го, видно, сказывалось пребывание в саркофаге. Но теперь бы- ло не до таких мелочей, как усталость. Гун проглотил шарик стимулятора. Воспрял. Он еще издали увидал просвет. Это была не поляна. Скорее всего тропа. Какая-то здоровенная животина с торчащими из отвратительной голой головы двумя костями перегораживала тропу. Животина была явно тупа и неагрессивна. И потому Гун не стал долго размышлять. Он еще ускорил шаг, в последний миг сильно оттолкнулся от земли правой ногой, взлетел над серой громадиной, обеими руками и левой ногой оперся о жир- ный вздрогнувший круп - и перемахнул на другую сторону тро- пы. Животина от резкого толчка завалилась на бок, протяжно вострубила, то ли возмущаясь подобным обращением, то ли зовя на помощь. Похоже, она не успела сообразить в чем дело. Гуну было не до толстяка уродца - полежит да встанет, ни- чего с ним не сделается. Надо бежать! Бежать и бежать вперед - и ни одна тварь на этой планете не найдет его, не возьмет следа! Он не переставая следил за небом. Хотя то пробивалось из- редка серенькими или голубенькими клочками, Гуну хватало и этого. Раза четыре над самыми деревьями проносились какие-то тарахтелки. Но Гун знал, что из-за разросшихся крон его не увидят, а приборами и подавно не возьмут - откуда у них та- кие приборы, чтоб на живую материю реагировать! Судя по обо- ронительной технике, не доросли еще. А если бы и доросли, так давно бы нащупали беглеца. Нет, шалишь! Нет у них ничего такого. Ну это и хорошо. Правда, лучше б было, коли попал бы к каким-нибудь недоразвитым, тем, кто только-только начинает эволюцию в разумном своем облике. Там бы Гуну и прятаться не пришлось. Там бы он еще и вождем стал бы, свою маленькую Систему образовал бы! Да что мечтать, и так посчастливилось невероятно! Гун полностью забыл о перенесенных им жутких болях, со- путствовавших Воскрешению. Забыл о своих тщетных попытках размозжить голову или еще как покончить с собой. Теперь он яростно, по-животному грубо хотел жить. Жить, жить, жить! Остановился он, когда полностью стемнело. Забрался на вы- соченное дерево и прощупал пространство анализаторами. Все было спокойно. Самое время вызывать капсулу. Доли секунды на ее подлет, пять-шесть секунд на то, чтобы залезть в капсу- лу... и прощай приветливый лесок! Но что-то остановило Гуна. Высоко-высоко, в черной бездне над головой, что-то мигнуло еле-еле и исчезло, потом снова. Если его и могли засечь, так только сверху, а тогда - пиши пропало: одна капсула всегда уйдет от радаров, с ним же - службы слежения будут вести их, передавая от одной к другой, до бесконечности, пока не накроют ракетой. Он спустился вниз, присел у дерева, привалившись к нему плечом. Рядом тучками мельтешила мошкара. Но на Гуна она не садилась, видно, не признавала его съедобным, а может, и во- обще за живое существо не признавала. Несмотря на принятые стимуляторы, ощущалась усталость и слабость, тело ныло, осо- бенно ноги и спина, позвоночный гребень покалывало мириадами иголочек. Но Гун старался не замечать мелких неудобств. Ему не очень-то хотелось умирать во второй раз. А время шло. Защитную маску он давно снял - надо было привыкать к воз- духу планеты со всеми его возможными неожиданностями. Надо было привыкать ко всему местному. Что-то маленькое и плотненькое свалилось сверху прямо на голову Гуну, запуталось между пластинами и отчаянно пыталось выбраться. Гун левой рукой вытащил наглеца из пластин, под- нес к глазам. Он совсем неплохо видел в темноте. Это было нечто похожее на тех жучков, что водились у него на родине,- твердый хитиновый панцирь пробуждал воспоминания, от него веяло чем-то родным. Гуну вспомнился Верховный Судья - тоже маленький, плотненький, зелененький сверх всякой меры. Вспомнилось его сухое и вялое лицо, противненький скрипучий голосок. Как он там говорил? Предается вечному проклятию? Ну-ну! Гуну стало вдруг жалко этого старикана. Но разве мож- но жалеть то, чего нет уже миллиарды лет? Наверное, можно. Ведь память-то жива, а значит, и все, кто в ней сохранились, тоже живы. Гуна клонило в сон. Он держал жука двумя пальцами все той же левой руки. Двумя другими совершенно машинально обрывал пойманному наглецу длинные и тонкие ножки, не спешил. Потом подключил и третью пару - содрал хитиновые крылышки. Седьмым и восьмым пальцами освободил жука от топорщившихся усиков и коротких, но толстых рогов. Затем, тщательно обнюхав освеже- ванную тушку, положил ее на язык и немного подержал так, проверяя вкусовые ощущения. Вроде бы все было нормально. Жу- чишка попался вполне съедобный, даже приятный на зуб, осо- бенно после омерзительной и безвкусной питательной смеси. Гун тщательно разжевал неожиданное лакомство, потом прогло- тил, сдерживая слюну и унимая аппетит. Все! Теперь сомнения отпадали - на этой заурядной планетке можно жить, он не про- падет здесь. Сон сморил-таки его. Но не надолго, хватило получаса, чтобы полностью прийти в себя, оклематься. Тут помогали и стимуляторы. Это потом можно будет совсем отказаться от них, а сейчас надо быть сильным, свежим. Гун не чувствовал в себе слабости, он не имел права быть слабым. План вызрел в его голове еще там, на орбите. Сейчас оста- валось отработать детали, которые, впрочем, также могли ме- няться по ходу дела. Чтобы не возникло сложностей с посад- кой, было бы неплохо найти какуюнибудь полянку. Сегодня днем попалась ему на пути одна такая. Но на ней стояли три жалкие полуразвалившиеся хижины, крытые охапками длинных и плотных листьев. У хижин сидело несколько самок слизняков. Тут же копошились детеныши - кривоногие и с раздутыми животами. Вся эта картинка совсем не вязалась с радарами и ракетным обс- трелом, но Гун не стал вдаваться в подробности, а тем более связываться с туземцами. Пускай живут! Не они же пуляли в него заряд за зарядом! Конечно, нет, несчастные слизни, и что за смысл в их существовании? Он пробежал тогда мимо, не снижая темпа. А на память пришли те двое из непосвященных, которых он по простоте душевной, а скорее просто из-за собс- твеннной неосмотрительности, пытался поднять до уровня Сис- темы. Глупая была попытка, бессмысленная и безнадежная. И какой черт только его дернул! Ну да ладно, что прошло, то прошло - не вернешь. Из темноты время от времени раздавались какие-то приглу- шенные крики и стоны, всхлипы и взвизгивания. Но Гун почти не реагировал на эти звуки. Он понял, что навряд ли найдется на этой планете тварь, которая могла бы с ним посоперничать, нет, маловероятно, - все эти животные, будь они разумными, полуразумными или вовсе неразумными, находились на стадии изнеженности и вырождения, не было в них той исполинской мо- щи первозданного мира, не было той необузданной и яростной жизнестойкости. Видно, и впрямь мир угасал, чах, не дожида- ясь, пока его окончательно разрушат, изничтожат глобальные катастрофы. И все же приходилось быть начеку - мало ли что! Гун включил анализаторы в режиме дальнего поиска и стал водить ими из стороны в сторону, высвечивая огромный полук- руг перед собой. Назад он раструбы анализаторов не направ- лял, там была чащоба без просветов. Через несколько минут удалось нащупать кое-что. Правда, анализаторы показывали на- личие живых существ в нужном районе, да и бежать до него бы- ло далековато, не меньше двух часов самого быстрого бега пришлось бы потратить. Но Гун решил, что разбираться будет на месте. Была не была! По ночам Савинский не спал. У него уже лет двадцать пять как была хроническая и необоримая бессонница, с которой не могли справиться ни врачи, ни он сам. Жена могла спать сут- ками, вставая для того только, чтобы перекусить да накормить рыбек и птиц. Ей все было нипочем: и ливни с грозами, и су- масшедшая жара, и пронзительные крики павлинов, от коих ле- денела кровь в жилах, и работающие приемник с телевизором - ничто ее не брало. Сам же Савинский страдал от малейшего шо- роха, его болезненно утонченный слух отзывался на шуршанье тараканов за шкафами и на шелест травы во дворе. Он пришел на эту убогую и затерянную в джунглях станцию сорок семь лет назад. Пришел мальчишкою. Про него можно было сказать, что он здесь родился, женился, вырос в чинах - хотя какие там чины у смотрителя, - состарился, а теперь вот и начал подумывать о переходе в мир иной. Савинского не тянуло в города, он отвык от людей и не нуждался в их обществе. Да и жену он себе подобрал такую же. Нет, черноокая и черноволосая Маша не была нелюдимкой, прос- то ей было одинаково хорошо в любых условиях: и в толчее, и в глухомани, - видно, оставались еще на истерзанной стресса- ми Земле здоровые люди. А сегодня старый Савинский не мог заснуть и по иной при- чине. Днем передавали по радио коротенькое сообщение, в ко- тором говорилось о том, что в их местах появились какие-то странные типы, - и не поймешь, то ли банда какая, то ли ла- зутчики вражеские. Хотя было совсем непонятно, что последним делать в этой глуши? Войны уж лет семьдесят как не было, да и не предвиделось ее в ближайшие годы. Так чего выведывать, чего шпионитьто? Непонятно. Приезжай, ежели желаешь, и так все открыто - ходи-броди, где душе вздумается! Нет, наверня- ка банда, будь она проклята! И где они тут прячут свои план- тации, сам черт не найдет! Савинский знал джунгли вдоль и поперек, но ни разу не встречал ни одной грядочки с опиумным маком или же с коноплей. Да какие тут грядки и поля? Вон дикари! Как их ни приуча- ли землю ковырять, не хотят, и все тут, пробавляются себе от джунглей - чем Бог одарит. Нет, наркомафия, наверное, еще не запустила сюда свои лапы. Хотя кто их знает. Просто так наг- раду, да еще такой солидный куш, назначать не станут. Чем больше думал Савинский, тем дальше отступал от него столь желанный сон. Наконец старик и вовсе поднялся со своей постели. Натянул на высохшее тело рубаху с двумя большими карманами, надел старые потертые и заплатанные во многих местах джинсы. Поскреб подбородок - давно бы следовало поб- риться, да все руки не доходили. То ли дело лысина - как бу- лыжник, никакого тебе ухода не требует! С годами Савинский становился все ленивее. Но это совсем не означало, что он потерял вкус к жизни. Нет, и у него были свои желания, свои мечты. Вот только бессонница проклятущая да еще поясница - ноет и ноет, прямо сладу нет! Но Савинский как-то пообвыкся со своими болячками. Он присел к столу и включил приемник. По всем программам гоняли веселенькую и ритмичную музыку - совершенно однооб- разную для старика. Ничего толкового и путного никто сооб- щать не желал. Савинский покрутил с полчаса ручку приемника, потом закурил, откинувшись на спинку стула. Мысли не покидали его. Пускай и не банда вовсе! Но ведь есть кто-то, ведь дыму без огня не бывает. Глядишь, еще заб- редут на станцию! Чего ждать от всяких там типов? Да ничего хорошего! И опять же - сумма-то приличная, поневоле задума- ешься. А вдруг вообще никого нету, вдруг это вовсе враки и болтовня пустая? Чего они там в центре понимают-то! У них что ни день, так новые сенсации, новые слухи - один похлеще другого! Поди проверь! То у них там снежные человеки начина- ют расхаживать повсюду, то тарелки градом с небес сыпятся, то конец света в понедельник после обеда! Охмурялы! Дурят людишек, чтоб никто их махинаций не замечал, чтоб в мутнень- кой водичке рыбешку отлавливать да свои закрома наполнять! Савинский тяжко вздохнул, почесал нос. А может, и не врут? Они же ведь как? У них все наперед ясно - ежели охму- рить хотят, говорят так, будто этот снежный босяк их родной папа и они только вчера с ним в обнимку ходили и пивцо за одной стойкой сосали! Да и денег не ппедлагают. А тут вроде с сомнением, с непоказной опаской. Нет, в этом что-то есть! Савинский сдавил гудящие виски, глубоко вздохнул. Да чего ему думать-то, все одно сна нет! Он собрался было встать из-за стола, но именно в эту минуту музыка стихла и загово- рил диктор. Старик сделал погромче. - ...щается к согражданам с просьбой оказать содействие в поимке неизвестных личностей, которые вполне могут оказаться опасными террористами или иными злоумышленниками. К сожале- нию, мы пока не можем дать достаточно точных примет, но рассчитываем и надеемся, что и сами добропорядочные гражда- не, проживающие в нашем округе, смогут отличить скрывающихся субъектов от своих соседей, знакомых, сограждан. Взываем к гражданскому сознанию каждого. И напоминаем о том, что само- го удачливого ожидает немалое вознаграждение... Про вознаграждение Савинский уже слышал. Но больше ничего интересного не сообщили. Скорее всего потому, что и сооб- щить-то нечего было! Так понял старик. Он прошел на застекленную террасу, снял с гвоздя свой ка- рабин с лоснящимся, потертым прикладом и пооблетевшей за го- ды чернью на металлических частях. Забросил его за спину. Потом вытащил из ящика старинный, еще военных времен, "валь- тер", пощелкал им, проверяя, набрал патронов и вышел было из дому. Но вспомнил про сапоги и шляпу. Вернулся. Заодно сунул в карман пачку сигарет, спички. Теперь все было в порядке. Нет, старик Савинский вовсе не собирался гоняться по джунглям за "субъектами". Его просто мучила бессонница, и он решил хоть как-то скрасить тягучее ночное время. И вместе с тем, кто знает, может, повезет именно ему?! План Савинского был предельно прост. Перед тем как забраться в полуразвалившуюся сторожку, стоявшую у самого края леса, старик обошел свои владения, все проверил. Обе двери, ведущие в дом, он крепко-накрепко запер. Пускай жена спит, до нее добраться злоумышленникам, прячущимся где-то в джунглях, не удастся. Заодно он опустил плотные алюминиевые ставни на всех окнах - так-то оно надеж- ней. Проверил освещение, заборы и заборчики, запоры. Взял с собой пульт дистанционного управления. В сторожке стояла старая раскладушка. Савинский придвинул ее к незастекленному крохотному окошку, присел на краешек. На всякий случай перед этим он опустил крупноячеистую метал- лическую сетку - от потолочной балки до самого пола. Сетка эта в былые времена преграждала путь в сторожку диким зверям и всяким четвероногим воришкам, она занавешивала и вход и окошко, но через нее было хорошо видно, в ее ячейки свободно пролезал ствол карабина. Старик пристроил оружие и пультик. Потом встал. Набросал под раскладушку несколько охапок сена - он как раз недели три назад косил траву на поляне. Присел снова. Потом отки- нулся, пристроился поудобнее и... заснул. Часа два, а то и все три продолжался это блаженный и без- мятежный, такой долгожданный сон. И во сне этом сам старик Савинский бегал трехлетним карапузом по полянке, падая в вы- сокую, но мягкую траву, вдыхая ее запахи, поднимаясь и снова падая, радуясь жизни и всему вокруг: теплому и яркому сол- нышку, прохладному ласковому ветерку, стрекоту насекомых и еще тысячам вещей. Проснулся он неожиданно. Закололо в боку - то ли сердце сдавило, то ли нервишки шалили. Он не сразу, вспомнил, как оказался в сторожке, и с минуту тер глаза, приходил в себя. Потом кольнуло сильнее. И он сразу все сообразил, дернулся к окошку. Недоброе пред- чувствие сжало горло, перехватило дыхание. На поляне кто-то был. Савинский плохо видел в темноте, но различил какой-то силуэт, какую-то тень, подбирающуюся к до- му. По этой тени ничего определить было нельзя - для гориллы она великовата вроде, для человека - тем более. Да и какие тут гориллы! Ежели только и на самом деле забрел какой-ни- будь загулявший снежный человек. Нет, сказки все это! Старик просунул ствол карабина в окошко. Тут же, на крю- чочке, приспособил "вальтер". По спине побежали мурашки, лы- сина покрылась испариной. За все годы, проведенные на стан- ции, он не видывал ничего подобного - тень могла принадле- жать лишь чему-то такому, о чем он никогда не слыхивал. Это было как галлюцинация! И старик предпочел бы не связываться с этой странной огромной тварью, если бы та не подходила вплотную к дому в котором безмятежно спала его жена. По са- мой тени старик понял, что такую тварь могут и не остановить замки и запоры. Он нажал на спуск. Первые три выстрела прогремели в темноте. Черный силуэт замер, чуть пригнулся. Старик Савинский заскрипел зубами. Промах! Он нерешительно потянулся к пультику. Нажал кнопку. Мощные прожекторы осветили подступы к дому-станции. И те- перь у старика и вовсе отвисла челюсть. Его затрясло как на электрическом стуле. У крыльца стояло трехметровое двуногое чудовище с невообразимо жуткой, усеянной какими-то поблески- вающими зеленоватыми пластинами рожей, не человеческой и не звериной. Такое могло привидеться лишь в страшном кошмаре, да и то навряд ли! Пластины шевелились, вздрагивали, непод- вижными оставались раздвоенный костистый подбородок и глубо- кие, совершенно черные и до жути осмысленные круглые глаза. Тело чудовища скрывал просторный балахон со множеством кар- манов и нашивок. Но и верхние и нижние конечности заканчива- лись совершенно нечеловеческими когтистыми лапами... И все это вместе, в таком неожиданном сочетании, чуть не лишило Савинского сознания. У него уже начало меркнуть в глазах. Но он отчаянно мотнул головой и еще пуще заскрипел зубами. С того момента, как он включил освещение, прошла секунда, не больше. Но в этот малый отрезок времени вместилось очень многое. Савинский даже успел почувствовать, что он постарел еще лет на двадцать, что он на пределе. Чудовище шевельнулось, повело выпуклыми плечами. В тот же миг Савинский снова нажал спуск. Он всаживал в кошмарную тварь пулю за пулей, сначала из карабина, потом из "вальте- ра". Он ясно видел, что не промахивался, что попадал, - чу- довище вздрагивало после каждого его нажатия. Но оно продол- жало стоять, не падало. И, казалось, совсем не думало убе- гать, скрываться. Все происходившее Савинский видел будто в замедленном кино: чудовище чуть дергалось, отшатываясь на- зад, переступало с лапы на лапу, потом в его верхней конеч- ности появилось что-то круглое и на вид совсем не опасное - навроде яблока, конечность начала медленно подниматься, так же вздрагивая при каждом попадании, как и само тело... Последним, что увидел в своей жизни старик Савинский, бы- ла ослепительная вспышка. Настолько ослепительная, что в ее свете пропало все: и фантастический гигантский уродец, и прожектора с их мощными отражателями, и заборы, загоны, пристройки, и дом-станция, и сама поляна. Это был провал! Гун от раздражения и бессильной злобы не мог найти себе места. Еще бы, через несколько минут, не поз- же, здесь появятся тарахтелки, и его обнаружат. Надо было срочно вызывать капсулу и убираться подобру-поздорову. Но Гун хорошо знал, что самое логичное решение зачастую оказы- вается и самым безнадежным. Все тело чесалось от впившихся в хитиновые покровы кусоч- ков свинца - легкий скафандр, а точнее, рабочий комбинезон не смог защитить его от пуль. Но выковыривать их не было времени. Вопреки всей логике, Гун бросился обратно в чащобу. Перед этим, правда, он в нерешительности постоял на поляне, размышляя, сжечь или же не трогать большую хижину. И уже бы- ло поднял в руке аннигилятор... Но потом остановил себя - мстить после всего произошедшего было не просто глупо, но и бесцельно, совершенно бессмысленно. Теперь он бежал во всю прыть, нацепив для лучшего обзора окуляры ночного видения. Тьмы для него не существовало. И все же прошло совсем немного времени, прежде чем с неба пос- лышался рокот тарахтелок. Еще до этого Гун слышал какие-то глухие разрывы, хлопки. Но не мог понять в чем дело. Теперь до него дошло. Особенно после того, как его шибануло взрывной волной о ствол коряво- го и полусгнившего дерева. Сверху беспорядочно, но как-то сосредоточенно и деловито метали бомбы. Слабенькие, малень- кие, а все равно достаточные по своей убойной силе, чтобы превратить его в кровавый ошметок. Следом за первой тарахтелкой прошла вторая, потом третья. Гун бросился наземь, и все же его зацепило - оторвало оскол- ком крайний палец на левой руке да немного оглушило. Он уже жалел, что не вызвал сразу капсулу. Тогда бы этим жалким та- рахтелкам пришлось туго. Но пока что они были наверху - во всех смыслах. Заживляя рану на руке и роясь в карманах в поисках реге- нератора, Гун обнаружил, что потерял не только его - в рва- ные и чуть сплавившиеся дыры простреленных карманов высыпа- лись все стимуляторы. Искать их теперь по чащобе было безна- дежно. Но рану он все-таки заживил, кое-какие медикаменты оставались. Оторванный палец бросил в боковую суму. Пережи- вать о потере было некогда. Тарахтелки улетели. Но почти следом началось нечто нево- образимое. Гун не видел, откуда стреляют, откуда исходит опасность. Но все вокруг превратилось в кромешный ад. Причем ад этот накатывал волнами - то начинало все рваться и гореть вокруг, то вдруг снова стихало, и лишь отдельные язычки пла- мени лизали замшелые стволы. Земля меж стволами покрылась воронками, переломанные и обрушившиеся вниз ветви загородили дорогу. И все же он продолжал бежать, стараясь выбирать те места, где только что рвануло, и избегая чистых, нетронутых. Цена за допущенную ошибку была высокой, а могла стать и вовсе безмерной. Его порядком помяло в этой переделке. Но надо было благо- дарить судьбу за спасение, а не ныть и жаловаться. Гун так и делал. И все же он несколько утратил контроль над обстановкой. А может, и подвели приборы. Совершенно неожиданно он выскочил на берег широкой реки и еле удержался на крутом берегу, что- бы не свалиться в воду. Но это было чисто рефлекторное дви- жение. Уже в следующее мгновение, почувствовав, что вода чистая, глубокая и не таит смертельной опасности, Гун от- толкнулся что было силы ногами и прыгнул вниз. У берега вода была мутной. Но к середине она прояснялась - Гун прекрасно ориентировался на глубине в три-четыре собс- твенных роста. Конечно, видимость не та, что днем, при све- те, и все же вполне достаточная. Он погрузился еще глубже. Распугал стайку каких-то сонных и пузатых рыб. Достал со дна рачка. И, разломив ему панцирь, тут же съел. Потом наспех проглотил еще нескольких непроворных собратьев своей первой жертвы. Все покрытое панцирями, хитином вызывало у него до- верие. Но это не означало, что придется полностью отказаться от иного корма на этой планете. Просто слизняки, будь то го- лые или же покрытые легкой шерсткой, вызывали у Гуна брезг- ливость. Но это дело преходящее, Гун все понимал. Течение на глубине было довольно-таки сильное. И Гун ре- шил немного отдохнуть, отдавшись ему во власть. Пускай его ищут на земле. Пластины, открывавшие легочные дыхательные пути, плотно сомкнулись, еще когда он только оторвался от берега и летел в воду. Чуть позже приоткрылись жаберные щели. Вода была на- поена кислородом и углекислотой. Дышалось легко, свободно. Гун повысил обзор анализаторов и лег на спину. Теперь те- чение несло его вниз, будто маленькую подводную лодку, толь- ко наоборот - вперед ногами, так было удобнее. Рыбы от него шарахалась по сторонам. Где-то вверху проплыл, даже не заме- тив подводной опасности, длинный и толстый червь, навроде того, которому Гун срезал голову. Было тихо и покойно. Это путешествие оказалось самым лучшим отдыхом после всех здеш- них передряг. Временами Гун всплывал повыше, почти к самой поверхности, и смотрел в черное, усеянное звездами небо. Где-то там, в безграничной бездне, были звезды и планеты его Системы. А может, их уже давно нет, может, пыль, в которую они распа- лись, развеяна по всей Вселенной. Кто знает! Могло ведь быть и так, что Система цела и по-прежнему живет своей замкнутой жизнью. И нет никакой уверенности в том, что она на другом краю существующего мира - может, он сам ходил кругами в сво- ей капсуле и не так уж и далеко ушел от Системы? Все может быть. Но какая разница! Его родина теперь здесь, на этой не слишком гостеприимной, но и не самой худшей планетке. И нет путей для него - ни назад, ни в стороны. Во время одного из таких всплытий Гун чуть не наткнулся на какое-то окаменелое бревно. Замечтался. Забыл про анали- заторы и все прочее, отключил внутренние системы оповещения. А бревно оказалось не бревном. Гун еле успел отдернуть ногу - гигантские челюсти разомкнулись, а затем сомкнулись мгно- венно. Но следующее движение он уловил. И, вцепившись одной рукой в нижнюю челюсть, другой в верхнюю, не дав бревну опомниться, разорвал его на две части. И тут же отбросил их. Пускай себе плывут! Чуть позже пожалел. Надо было попробовать на вкус. Но возвращаться не хотелось. Впрочем, вскоре он утешился. Ниже по течению ему попалось еще одно "бревно". Проделав с ним то же самое, Гун отведал мясца. Оно оказалось ничуть не хуже жучиного и рачьего. Убедившись в этом, Гун наелся досыта - когда еще придется! Потом он решил немного поисследовать берега, вышел из стрежня. У берегов было много водорослей. Но он все же обна- ружил небольшую подводную пещерку, вполне пригодную для вре- менного обитания. Выгнал оттуда рыбешек, попробовал почис- тить камни у входа внутрь, но лишь замутил воду. И все же забрался в пещеру. Ему захотелось вдруг остаться в ней, пе- реждать неделю, месяц, год. Им ни за что не найти его в этом подводном убежище. А капсулу можно отпустить, пускай взрыва- ется, черт с ней, ведь все равно она обречена! Но каким-то зыбким показалось подводное счастье. Да и с капсулы надо бы- ло кое-что снять. Просто необходимо использовать ее в пос- ледние дни - потом он останется на планете практически го- лым. Уже за неполный день успел растерять многое, а что еще впереди! Гун отметил пещеру в памяти и всплыл наверх. Начинало светать. Он попробовал сориентироваться. Получалась чепуха какая-то - река принесла его почти к тому самому первому месту посадки, где капсулой раздавило детеныша черной пушис- той твари. Это его разозлило. Но лишь поначалу. Потом он ре- шил, что такой поворот, может, и к лучшему - .наверняка его разыскивают где-нибудь вдалеке, думают, ушел за сутки черт-те куда! Прошло совсем немного времени, прежде чем он выбрался к склону горы. Но с другой стороны, немного правее. А что ему еще оставалось делать! Гун тешил себя мыслью, что если не взяли за сутки, так и вообще не возьмут. Он вскарабкался высоко по склону, поросшему однообразными стройными деревьями и чахлым кустарником. Потом стал переме- щаться влево, выбирая удобное место для обзора поляны. Он начал ощущать вкус к этой игре в преследователей и преследу- емого, азарт охватывал его душу. Но это не означало того, что Гун начал вдруг терять чувство меры и пренебрегать пре- досторожностями, вовсе нет. Удобного места ему выбрать не удалось - не было почти ни- каких выступов. И тогда он вскарабкался на самое высокое де- рево. Заслонился широкой ветвью, листва должна была пол- ностью скрывать его от взоров тех, кто копошился внизу. А там было несколько слизняков в одинаково нелепой форме. Гуну пришлось надеть очки дальнего видения, чтобы хорошенько разобрать, чем же слизняки занимаются. Но он так и не понял ничего. Трое слизняков сидели прямо на земле, кучкой, време- нами они подносили руки к головам и после этого выпускали из себя дым. Эта процедура была совершенно непонятна Гуну, но он догадался, что ничего существенного за ней не кроется. Еще трое ходили по поляне и прощупывали траву и землю длин- ными палками с расплющенными проволочными концами - тут все было ясно. Пускай ищут, подумал Гун, может, и найдут что-ни- будь. Ближе к склону стояли палатки и какое-то оборудование, с этим тоже было все ясно. Какой-то слизняк без всякой сис- темы таскался по поляне с небольшим четвероногим животным. Гун рассмотрел даже круглый ремень на шее зверька и тянущую- ся от ремня длинную веревку, конец которой и держал слизняк. Гун наблюдал долго. А слизняк все подтаскивал четвероногого к трупу черной пушистой твари с вывороченными кишками, хва- тал его руками и все норовил уткнуть носом прямо в разлагаю- щиеся кишки. Четвероногий отчаянно вырывался, упирался что было силы. Потом слизняк начинал бегать с ним по поляне - то кругами, то наискосок. Понять, чего он добивался от четверо- ногого, было невозможно. Был и еще один. Он насторожил Гуна в самый первый миг, когда тот только устроился на ветви и подкрутил очки. Этот совсем узкоглазый и неправдоподобно желтый слизняк в голов- ном уборе с длинным козырьком вдруг повернул голову в сторо- ну склона и начал медленно поднимать ее - до тех пор, пока щелки глаз его не расширились, а сам взгляд не остановился прямо на Гуне. Не дольше секунды они смотрели друг другу в глаза. Потом слизняк отвернулся, побрел куда-то. Гун решил, что ему показалось. Во всяком случае, не мог этот тип видеть его с такого расстояния, в густой листве, да еще без оптики. И он успокоился. Ему доставляло удовольствие наблюдать за бесцельной воз- ней внизу. Планетяне оказались бестолковее и нерасторопнее, чем он ожидал. Ну и ладно, тем лучше! Пускай возятся, пускай ищут. С соседнего дерева перемахнул на ветвь какой-то маленький пушистый зверек с длинным хвостом. Он не видел Гуна, а когда застыл, стало поздно. Чуть вздрогнула его остренькая голов- ка, настороженно сверкнули бусинки глаз. Движение Гуна было молниеносным - зверек не успел увернуться, он лишь чуть кач- нулся назад, но его головка уже была зажата всеми восемью цепкими пальцами. Гун чуть сжал их, и хрупкий череп зверька хрустнул. Маленькое тельце не долго билось в руке. Преодолевая брезгливость, Гун поднес зверька к губам. Но положить в рот не смог - тошнотворный комок подкатил к гор- лу, настолько отвратителен был этот покрытый шерсткой слиз- нячок. Предаваться эмоциям не следовало. Гун полоснул когтем по брюшку зверька, затем, придерживая тельце тремя пальцами, остальными пятью вывернул шкурку наизнанку, но не до конца, а так, наполовину. Пересиливая себя, высосал содержимое вместе с меленькими косточками. Его чуть не вырвало от омер- зения. Но он уже чувствовал, что это просто неприятно, что это совсем не опасно, что никакой отравы для него в тельце нет, а потому надо пробовать, надо привыкать. И проглотил. Горло еще раза два сдавило, но потом отпустило. Гун облег- ченно выдохнул. Да, это была, конечно, не жучатина и не рачье мясцо, это была теплая и мокрая гадкая слизь, переме- жающаяся костями, хрящами и прочей гадостью. Но теперь он твердо знал, что сможет жить среди этих слизняков, как бы они ему ни были противны. На поляне продолжалась все та же бесцельная суета. Четве- роногого замучили вконец, и он тихо и уныло выл, сидя на привязи. Сидящие, казалось, не переставали дымить. Узкогла- зый больше ни разу не поднял головы - он копал большую яму возле разлагающегося трупа, наверное, собирался зарыть его. Несколько раз на поляну спускались тарахтелки. Ктото из них вылезал, что-то выкладывали, потом кто-то забирался опять внутрь - и тарахтелки улетали. Один раз такая машина прошла над самой головой Гуна. Он затаился, готовясь нажать на рычажок аннигилятора. Но его не заметили. Гун приободрил- ся. Все складывалось как нельзя удачно! Они его совсем не видят, они его не чувствуют. Да с ними можно годами, столе- тиями играть в прятки, водить их за нос! На радостях Гун поймал еще одного зверька, но уже побольше размером и с ост- рыми клыками, которыми тот чуть оцарапал Гуну ладонь. И съел его, почти не испытывая неудовольствия и брезгливости. Да, ко всему можно было привыкнуть. Но время шло. Предаваться забавам можно и после того, как от капсулы останется пустое место, но не сейчас. Гун в три прыжка спустился вниз. И побежал по еле приметной тропке в сторону реки. Пак Банга знала, что легавые вместе с солдатней ищут ко- го-то в джунглях и на горах. Но ей не светило подыхать в жутких судорогах, при этом лишаясь еще и солидного куша. Ут- ром она еле продрала глаза. Ширева не было, все вышло два дня назад. Пак держался дрянцой, но в ее развалюхе не было тайников-хранилищ, а последний косяк она забила вчера вече- ром - даже пепла не осталось. Дела были плохи. До Хромого она доползла чуть не на четвереньках. Тот по- жалел. Но сказал, что в последний раз. Надо было отрабаты- вать. А как отработаешь, если эти падлы оцепили гору?! Пак больше всего на свете боялась легавых. Если ее снова запрут, она уже не выдержит. Что от нее осталось? Мешок костей да кружка крови! В прошлый раз, когда ссучилась подельщица и ее заперли на полтора года, она еле оклемалась. Не-ет, больше она не попадется! Хромой дал ширева на две дозы в пластиковой упаковке - прямо в шприцах. Пак не стала ширяться, она еще соображала что к чему, сунула пакетики за пазуху. Мозги прочистила ма- рафетом, но половину понюшки также убрала, еще пригодится. На пару с Хромым забили косячок и тут же вышмалили мастырку. Полегчало. - Нужен ствол, - вяло сказала Пак, не надеясь на удачу. Хромой замахал руками. - Не в масть идешь, подруга, - прогундосил он, - сама знаешь, я этими делами... - Верну. Хромой захихикал. И Пак поняла - у него есть оружие. - Дай, расплачусь, - сказала она тверже. - Ага, щас, поверил! - Жирная рожа Хромого стала совсем масленой. И весь он как-то мелко затрясся, заколыхался в беспричинном смехе - дрянь действовала и на него. - Тайник покажу! - За фрайера держишь, подруженька? Нехорошо, не по-нашему это! - Хромой даже обиделся, оттопырил вислую синюшную губу. - Давай бумагу и ручку! Хозяин суетливо подал требуемое. Он еще не верил своему счастью. Но ведь бывало и так. Значит, дошла Банга, дошла подружка, ну и ладненько, ну и хвала Всевышнему, не зря, ви- дать, потчевал почти задарма. Через двадцать минут Пак вышла от Хромого, неся в холщо- вой сумке среди скомканных бумаг, газет, журналов и какой-то зелени свою собственную подруженьку по прозвищу "сузи", да в придачу к ней кучу "маслят" и три старинные, но, как говорил Хромой, вполне исправные - "лучше новеньких", покрытые пати- ной "лимонки". Голова у Пак побаливала. Саму ее все еще шатало из сторо- ны в сторону. Но она знала, что. до "тропы" доберется. И кто знает, может, все еще обойдется, может, автомат ей не при- дется пускать в ход. Ведь ей самой так не хочется этого! Чтоб провалился в тартарары этот проклятый мир! Она все сде- лает, чтоб не стать мокрушницей. Но пусть и ее не трогают, иначе... Пак высыпала на ладонь остатки марафета, втянула носом белый порошок. Ноги стали держать ее потверже. Но все равно в глазах мельтешило, мир качался и расплывался, сума каза- лась пудовой, хотя в мире не найти игрушки легче и меньше "сузи". Хотелось пойти в свою развалюху, передохнуть, пос- пать. Но Пак отлично знала, что тогда ей кранты, что во вто- рой раз она не соберется, что вкатит в вены обе дозы и к следующему утру превратится в тряпку, о которую разве что вытрут ноги - если не побрезгуют только. И она поплелась вверх. Из поселка Пак вышла незамеченной. Лишь какой-то шалопай плюнул ей вслед, но ему было безразлично, куда плетется эта старая потрепанная шлюха. Никаких легавых она пока не встречала. Все было как обыч- но - тихо и спокойно. Какой дурень попрется ни с того ни с сего в горы! Туристов в здешних краях не водилось, да и чего им тут ловить? Нет, врешь, в этой глухомани и не может быть никого. А по телеку и по радио - болтают! Болтуны поганые! Пак сама себя успокаивала, но все равно ее трясло. Ноги под- кашивались. Два раза над головой проносились вертолеты. Она прижима- лась к стволам, обмирая со страху. Что им стоило спустить веревочную лестницу и высадить парочку легавых или солдат? Для них это небольшая разминка, для нее - гибель. Через каждые сорок метров она присаживалась и переводила дыхание. Склон был пологий, но сил не хватало. Почти у самой цели она все же достала ширево. Зубами содрала полупрозрач- ный пластик. Долго не могла нащупать вену, руки дрожали. Но такое было не впервые, Пак справилась. Облегчение пришло почти мгновенно. Она отбросила ненужный шприц и тихо засмея- лась. Слезы текли из глаз, но она не утирала их - все было в кайф. А главное, ожило, проснулось тело. Она поднялась на ноги, потрясла головой так, что черные сальные волосы рассыпались по плечам. Вытащила подружку "су- зи" из сумы, запихнула ее за пояс, два рожка и "лимонки" распихала по карманам широченных, когда-то светлых, но заса- ленных до невозможности брючат. И пошла наверх. Теперь ей сам черт был не страшен. Да и не водилось тут никаких чертей! Разве что дикари да легавые. У входа в пещеру росло высоченное дерево. И Пак немного постояла, опершись о его ствол спиной. Дошла! Добралась! Всем назло. Вот так вот! Что, взяли?! Поймали? Фиг вам всем! Она беззвучно смеялась. И думала: вот придет жирный увалень Хромой, а тут пусто! На-ка, выкуси! Не в масть ему! Врешь! Ублюдок поганый! Размечтался, думал, дуреху нашел, а сам фрайернулся, шестерня зеленая! Она представляла, как Хромой выпучит свои красненькие поросячьи глазки, как разинет фик- сатый роток, и не могла сдержать хохота. Давно Пак Банге не было так легко и весело. Смолкла она внезапно. Чья-то потная и широкая лапа затк- нула ей рот, лишила дыхания. Потом лапа сползла пониже и сжала горло. В бок уперлось что-то холодное и твердое. На ухо, обдавая вонючим дыханием, прошептали: - Нехорошо, очень некрасиво, Пак. Я тебе помог, а ты так поступаешь. Это был голос Хромого. Следил, гад! Пак трепыхнулась. Безрезультатно. Ей стало ясно, что она уже никогда не вер- нется с гор в поселок, да и вообще никуда не вернется. Хро- мой сжимал горло все сильнее. И тащил потихоньку к входу в пещеру. - Ты не бойся, подруженька, я тебя придушу не сразу, не сейчас, - слюнил в ухо Хромой, - вот покажешь место, убедишь старого человека, что не обманула его, так и придушу. А мо- жет, и не придушу. Ведь и ты, небось, жить хочешь? Что ска- жешь? Он чуть ослабил хватку. И Пак просипела: - Тварюга вонючая! - Ну ничего, ничего, - успокоил ее Хромой. И поволок в подземелье. Им надо было пройти сотни четыре метров, прежде чем выбратьс? на тропу. Но ноги у Пак совсем ослабли. Она подогнула колени, и Хромой остановился. - Падла, - прохрипела она. Хромой обиделся. - Не шурши, девочка, - произнес он брюзгливо. - Не трону. Видишь, я твою погремушку не вытащил из-за ремешка даже. Ну, чего ты?! Возьмем, поделимся, ну мы же люди свои, а? Деваться было некуда. Не пальбу же поднимать тут, в пеще- ре! Да еще и не подымешь ничего такого. Пак дышала, как заг- нанная кобылица. Сердце рвалось из груди. - Лады, Хромой, - наконец выдавила она из себя, - пойдем! В темноте пещеры она ориентировалась, как в своей неосве- щенной развалюхе по ночам. И им потребовалось всего несколь- ко минут, чтобы добраться до лаза, до щели, из которой можно было вылезти прямо на "тропу". - Ну, чего стал, давай! - сказала Пак. - Не-е, подруженька, ты полезешь первой! - Хромой снял с плеча тяжелый ручной пулемет и выразительно качнул стволом. Пак встала на выступ, высунула голову в щель. В следующую секунду Хромой ее вытолкнул наружу. И выскочил сам. Все последующее предстало перед ней нелепой и дикой гал- люцинацией. Сначала раздался оглушительный треск пулемета за ее спиной. Пак в долю мгновения испугалась до оцепенения, ей показалось, что Хромой убивает ее, изрешечивает насквозь. Но Хромой стрелял не в нее. Повернув голову вперед, Пак увидела летящее на них огром- ное чудовище с ужасающим, нечеловеческим лицом. В другое время она бы сжалась в комок, упала. Но сейчас что-то обуяло ее. Пак, выдернув из-за пояса "сузи", принялась левой рукой палить в грудь бегущего на нее. Правой она нашарила "лимон- ку" и, зубами, вырвав чеку, метнула гранату. Ее почти сразу бросило наземь. Но Пак видела, как чудовищу перебило кисть, как из страшной когтистой лапы вывалилось что-то круглое, поблескивающее. Она тут же бросила вторую гранату, потом третью. Уши заложило. Мир исчез. Но через миг сознание вернулось. Она не понимала - то ли это действие наркотика, то ли вообще бред какой-то! Все вок- руг было изуродовано, искалечено, обожжено. Горели кусты, тлели перебитые осыпавшиеся ветки и трава. Пахло едким ды- мом. Хромой, весь обожженный и грязный, в разодранной рубахе и с кровавым бельмом вместо левого глаза, стоя на одном ко- лене, безостановочно палил вверх. Пулемет трясся в его ру- ках, будто непременно желал вырваться из них. Пак задрала голову. Там в вышине ползло вверх по совер- шенно голой изуродованной сосне то самое двуногое страшное чудовище. Верхние лапы его болтались плетьми. Но оно как-то умудрялось перебирать нижними, выгибаться, вжиматься в дере- во и, несмотря на увечье, на бешеную пальбу, поднималось все выше и выше. Пак видела, как обрывками слетал с тела чудови- ща его серый балахон и открывалось что-то поблескивающее, зеленое, неживое. Это было самое форменное сумасшествие. И она, подобрав свой крошечный автоматик, принялась выпускать вверх очередь за очередью. Одновременно Пак истерически хо- хотала во все горло. Так, что даже Хромой вдруг стих на се- кунду и уставился на нее уцелевшим выпученным глазом. Потом резко стемнело. Совсем ненадолго. И никакого чудо- вища не стало. Лишь дым, гарь и искалеченные деревья напоми- нали о побоище. А Хромой продолжал трясти своим пулеметом, хотя тот мол- чал - кончились патроны. Приглядевшись к Хромому, Пак поня- ла: у старика от пережитого крыша поехала, свихнулся. Но ей было наплевать на этого жирного и наглого борова. Прежде чем подъехала машина с солдатней, Пак успела вка- тить в вену остатки ширева. Она балдела, остекленевшие глаза не желали ничего видеть в этом реальном и ненужном мире. Визгливый хохот ее поначалу напугал солдат. Но они все же втащили Пак в кузов машины. Она ничего не хотела, ничего не боялась. С ней можно было делать что угодно. Не удавалось лишь вырвать из ее оцепеневшей руки маленький, почти игру- шечный автомат, подружку "сузи". Если бы капсула пришла на секунду позже, Гуну пришлось бы распрощаться с жизнью. Он еле держался на покачивающейся вершине дерева, то проваливаясь в небытие, то вновь обретая зрение. Его ноги уже были готовы разжаться. Но именно в эту последнюю секунду днище капсулы заслонило собою небо, раск- рылся люк и из него спустился короткий пластиковый трап. Ав- томатика работала, несмотря ни на что. Гун из последних сил, на одних локтях вполз по трапу внутрь капсулы. Дал команду выхода на орбиту и повалился на пол. В экранах внешнего обзора он видел, как рвались вокруг ракета за ракетой. Капсулу потряхивало. Но она каким-то об- разом каждый раз успевала уворачиваться, спасая своего изу- веченного обитателя. Гун занимался собой. Полуослепший и оглушенный, с переби- тыми руками и простреленным во многих местах телом, он пол- зал по полу вдоль стен, от ниши к нише, пока почти на ощупь не отыскал регенератор. На его счастье, в капсуле их было два, как и полагалось по инструкции. На нем не стали эконо- мить, и это спасало его в очередной раз. Стиснув рукоять регенератора зубами, Гун привалился к стене, подтянул к себе колени и уткнул обрубок правой руки в раструб. Долго не мог включить прибор, тыкался им в стены, плечи, злился и нервничал. Но справился и с этим делом. На оцепеневшую и полубесчувственную кисть будто плеснули расп- лавленным оловом. Но Гун не отдернул руки, терпел. Даже когда капсулу тряхнуло так, что он кубарем полетел к другой стене, не выпустил из раструба кисти. Только удивился - в чем дело, ведь они уже должны были выйти за пределы ат- мосферы планеты?! Снова включил обзор. Нет, они никуда не вышли. Капсула металась в освещенном пространстве, но понять что к чему не было никакой возможности. Гуну оставалось лишь довериться мозгу капсулы. Что он и сделал. Рука отрастала на глазах. Боль была страшная. Но это была приятная боль. Когда Гун убедился, что все, вплоть до острых поблескивающих чернотой когтей восстановилось, на него вмес- то радости накатила досада. Так по-глупому влипнуть! Как последний недоумок! Какие-то полудохлые слизняки расправи- лись с ним словно с беззащитным ребенком! И где теперь анни- гилятор? Наверное, валяется там, у тропы. Нет, все верно, так и должно было случиться - это плата за беспечность, за то, что возомнил о себе, уверовал в удачливость собственную и непобедимость! А сам?! Не успел даже руки поднять! Так и надо, впредь умнее будешь да расторопнее... Но спасся, спас- ся же! И это главное. Новая рука плохо слушалась. Ее надо было разрабатывать. Но еще до того, как заняться этим, до того, как отрастить левую руку, Гун растворил регенератором все кусочки свинца, вошедшие в тело и причинявшие боль при малейшем движении. Потом затянул хитиновые покровы своей кожи-панциря. Самые важные центры организма не были затронуты. Во всяком случае, это пока никоим образом не проявлялось. А стало быть, можно не слишком расстраиваться. Левую руку Гун отращивал, сидя в кресле у пульта. Ему на- до было разобраться в обстановке. Проглоченные подряд три порции стимулятора влили в него такой заряд энергии, что Гун рвался в бой. Но это вовсе не означало, что он собирается рисковать попусту. "Потолок" был перекрыт. Как ни напрягался мозг капсулы, найти ходы сквозь самые верхние слои атмосферы ему не удава- лось - несколько орбитальных станций и спутников полностью контролировали пространство, каждый его малюсенький квадра- тик. Оставалось искать боковой выход. Но с двух сторон уже ничего хорошего не светило, там широко раскинули "радарную сеть" - при попытке прорыва капсулу тряхнуло так, что Гун почувствовал себя жучком в коробочке. Можно было, конечно, попробовать на малой высоте. Но у земли не извернешься, ни- какие антигравитаторы не помогут, при самом простом маневре можно врезаться в ее поверхность. Рисковать не стоило. Гун с тоской вспомнил о тихой и уютной подводной пещере. Надо было оставаться там, в зеленоватом расслабляющем сумра- ке. Но что толку предаваться воспоминаниям и жалеть о чем-то! Похоже, он попал в ловушку. Оставалось лишь проверить два направления, чтобы убедиться в этом. Но вместе с тем Гун вдруг понял - внутри этой ловушки вроде бы никто не покуша- ется на его жизнь, на существование капсулы. То есть эти слизняки все же хотят не просто уничтожить пришельца, но и понять - кто он. А может, это только казалось. Поди-ка про- верь, что у них там на уме! Навстречу неслись два предмета. На огромной скорости нес- лись. Гун выжидал, хотя уже не раз давал себе слово перейти от созерцания к действию. Предметы напоминали Гуну те допо- топные летательные аппараты, что существовали в его мире еще до образования Системы. Он видел такие или похожие в мнемо- фильмах. Но они несли опасность. Вот и сейчас от аппаратов отделились по две небольшие ра- кетки и пошли на сближение с капсулой. Гун взял резко вверх. Обогнув широченные дуги, ракетки последовали за капсулой. Далее рисковать не стоило, Гун включил защитное поле. При- тормозил. И тут же увеличил ход. Ракеты разорвались будто по команде - их взрыватели сработали в тот миг, когда ракеты вошли в поле. Примитивная техника! Гун даже улыбнулся снисходительно. Но тут же погасил улыбку. Один раз он уже влип. Да и не один даже. Его капсулу можно было накрыть и такими средствами. Попробуй допусти хоть одну ошибку - и тебя размозжит о внут- ренние переборки! Мозг работает на пределе. Но он все время помнит о живом существе внутри. А существо это не всякую пе- регрузку выдержит. На севере и северо-востоке прорваться также не удалось. Стоило Гуну подобраться ближе к невидимой границе, как тут же прямо по курсу расцветали пышные клубы раскаленных газов, будто лепестки фантастических цветов распускались вдруг из невидимых дотоле гигантских бутонов. Планетяне не жалели за- рядов. И Гун знал: чем дольше он будет медлить, тем большее число пусковых устано.вок они смогут сконцентрировать в мес- тах возможных прорывов. Нельзя было рассчитывать на отсроч- ку. И он решился. Перегрузки вдавили его в кресло. Веки сами собой наползли на глаза. Руки стали неподъемными. Но голова работала, как прежде. Да и мозг капсулы ловил мысленные ко- манды на лету. Вираж был лих и крут. На бешеной скорости пройдя вдоль северной границы ловушки, капсула почти верти- кально взмыла вверх, но тут же изменила направление и под прямым углом пошла на прорыв. Гун не почувствовал удара. Когда его будто мячик выкинуло из кресла и швырнуло на экраны, он был уже без сознания. Филипп подал рапорт полгода назад. Шесть долгих месяцев он ждал ответа. И вот наконец о нем вспомнили, просьбу его удовлетворили. Со следующей недели прощай навсегда армия, прощайте майорские погоны! Хватит, поигрался немного, а те- перь пора и остепениться. Да и вообще, не его это была до- рожка - в училище пошел за компанию с приятелем. Окончил че- рез пень-колоду. Перед каждым вылетом его трясло. Хотя и не показывал виду. Но сколько же можно! Одно удерживало - хоро- шо платили. Но не станешь же всю жизнь дрожать и просыпаться по ночам из-за этих поганых бумажек! Филипп по-новому вдыхал воздух жизни. Все его теперь радовало, все интересовало, все пьянило. Сегодня последний вылет. А там - да пропади они пропадом, эти самые военно-воздушные силы! Парень он хоть куда: креп- кий, рослый, красивый. Бабы так и льнут, друзья надежные, есть уже договоренность - будет подрабатывать консультантом на одной небольшой фирмочке. Башли, правда, поменьше, ну да ничего, тоже нормальные, на жизнь хватит. А в эти дурацкие игры Филипп не верил. Да и кто в них ве- рит! Сказки для малых детишек: пришельцы, новые разработки потенциального противника, то да се! Крутят, вертят, нет чтобы прямо сказать: ребята, идут очередные маневры, надо попотеть немного, повкалывать, а после передохнете. Дубье, солдафоны! Но ему-то наплевать, он сегодня в последний раз сядет в свой "Призрак" - на пару часиков, и все. А потом еще неделька на оформление документов. Хорошего понемножку! Когда давали "боевое задание", лицо Филиппа было непрони- цаемо. Но в душе он хохотал над каждым словом полковника, таких обалдуев - поискать! Чего лепит! Нет, вы только послу- шайте его! И глазом не моргнет! Дежурство в воздухе было постоянным: одни садились, дру- гие поднимались. Дело привычное. А для перехватчиков и вовсе заурядное. Ну а последние два дня - дежурство с боевыми стрельбами, по мере надобности и при обнаружении "объекта". После инструктажа полковник сказал ему, отозвав в сторону и взяв под локоток: - Может, сменить тебя, Фил, как ты? - Голос полковника подрагивал. - Чего тебе париться непоследок! Филипп усмехнулся в открытую. Ему была непонятна такая забота. - Ну что вы, шеф, - проговорил он, закидывая голову назад и выставляя крупный агрессивный подбородок, - неужели вы хо- тите лишить меня последнего удовольствия? Полковник пожал плечами. В этот день "Призрак" как никогда был послушен Филиппу. И ему вдруг стало как-то жалко свою "ласточку", которая, нес- мотря на все страхи, бессонные ночи и капризы своего пилота, ни разу не подводила его. Филипп чуть было не прослезился. Он и вообще был сентиментальным человеком - любил романти- ческие фильмы и постановки, умилялся детским каракулям. Но это не означало, что он не умел держать себя в руках. Хороша "ласточка", ну да и Бог с ней. Может, достанется отличному парню, которому все эти дела по душе. А с него хватит! На исходе второго часа бортовые локаторы засекли "объ- ект". Филипп, как и было положено по инструкции, пошел навс- тречу с небольшим углом отклонения. И с ходу выпустил все восемь ракет по цели - парами. Тут же свечей взмыл вверх, чтобы обезопасить самолет от действия ударной волны да и от случайного столкновения. Он начал свой вираж забраговременно, не доводя до послед- них секунд, ему ни к чему было испытывать судьбу в этот пос- ледний день. Но произошло невероятное - "объект", нарушая все законы движения и аэродинамики, резко изменил направле- ние и, проделав невероятный маневр, оказался рядом. В последнее мгновение Филипп увидел будто остановившуюся, зависшую в прозрачном воздухе черную полусферу и зашедшие с тыла, нагоняющие ее ракеты. Он даже успел сосчитать их - по выработанной, въевшейся в мозг и кровь привычке: ракет было ровно восемь. Он не услышал жуткого грохота, порожденного столкновением его "Призрака" с черной полусферой, и тем бо- лее слившихся разрывов всех выпущенных им же ракет, для него все растворилось в белом ярком свете, растворились и тут же пропало. Гун вывалился из люка, придерживаясь одной рукой за трап. Он понимал, что в любую минуту может произойти непоправимое, и потому спешил. В темноте он сумел нащупать парализатор и что-то острое, колющее. Быстро запихнул и то и другое в кар- ман. Левая нога была сломана в двух местах. Это Гун опреде- лил сразу, как только пришел в себя. Правый глаз вытек. И его уже не восстановишь регенератором. Этот прибор болтался, прихваченный ремешком, на шее. Положение было ужасное. Вывалившись, Гун сразу нащупал правой рукой верхушку де- рева и отпустил трап. Опять его занесло в то же самое прок- лятое, заколдованное место, все на тот же склон! Дерево под тяжестью тела согнулось. И Гун, не удержав- шись, полетел вниз. Он упал в какие-то колючие кусты и чуть не выколол уцелевший глаз. Сильно отшиб локоть, сломал пару гребневидных отростков. Но он не сгал задерживаться, не стал восстанавливать переломанную кость ноги. Стиснув зубы, кри- вясь от боли и еле перебирая уцелевшими тремя конечностями, он пополз к огромному и замшелому валуну. И только когда полностью скрылся за ним, немного успокоился. Его опасения не оказались напрасными. Капсула выдержала чудовищное воздушное столкновение, совершенно кошмарный взрыв настигших ее ракет. Она донесла его кое-как до земли. Но все внутри нее разладилось, мозга больше не существовало. И потому не существовало никаких сроков, никаких десяти или даже оставшихся восьми дней... Взрыв был настолько мощным, что валун вздрогнул, накре- нился и чуть было не придавил обессиленного Гуна. Но все обошлось. Лишь на какое-то время Гун лишился слуха. Ничто на свете не могло отвлечь его от самого важного дела. Даже если бы весь мир взорвался, Гун не повернул бы головы. Он, сог- нувшись в три погибели, водил раструбом регенератора по сло- манной ноге. Кость медленно, с искривлениями, но все же срасталась. Шансов на спасение оставалось немного. Гун хотел воспользоваться и этим немногим. Через несколько минут он ковылял вниз по склону, подальше от этого страшного, изуродованного взрывом места. Откуда-то издали уже доносился шум тарахтелок. Именно сейчас Гуну захотелось жить так, как никогда ему не хотелось. И жить не подопытным существом в лабораториях, а полноценно, по-своему! Только бы успеть спуститься к реке? Они никогда не найдут его там, в подводном полумраке! Им и в головы их слизнячьи не придет разыскивать его под водой, в прибрежной мути. Вперед же! Но он успел добраться лишь до той тропы, где чуть не по- гиб совсем недавно. Голова кружилась, ноги подкашивались. Быстро бежать он не мог. Какой это был бег! Он падал через каждые двадцать метров. И где-то по дороге потерял парализа- тор. Теперь он оставался совершенно безоружным, если не счи- тать обычного трехгранного ножа, измученным, больным, трясу- щимся от болей и нервного напряжения. Даже залепить вытекший глаз было нечем, глазница зияла воронкой, грозя заражением или иными неприятностями. Гун был на пределе. Гул голосов и звук моторов настиг его у расщелины. Выбора не было, и он, с трудом протиснувшись в эту окаменевшую щель, спустился в пещеру - точнее, просто упал на ее сырой каменный пол. Подняться туда, наверх он уже не смог бы. Преследователи - или просто разыскной отряд - прогремели ребристыми шинами, подошвами над головой, что-то крича, пе- реругиваясь возбужденными голосами. И пропали. Наверное, проскочили мимо. Гун с облегчением выдохнул. Ему была даро- вана очередная отсрочка. Остаток дня и всю ночь он провел в пещере, перебравшись поближе к выходу из нее. Но он не спал. Его не переставая трясло в ознобе. Ему нужны были лекарства и покой. Покой был, но это был относительный покой. Лекарств же не было ни- каких, а от регенератора в таких делах толку мало. Но Гун не отчаивался. Сержант Тукин давным-давно понял, что надеяться можно лишь на себя самого. Поэтому он и возился с Ральфом, словно зеленопузый курсант-салага. Ральф постепенно привыкал к дох- лой пантере и не шарахался от нее, как вначале. Надежды, правда, было мало. Но Тукин не хотел упускать и самой малей- шей возможности подзаработать. И потому, когда на следующий день объявили общую тревогу и всех погнали на поиски неизвестных, Тукин не доверился уз- коглазому Киму, прихватил пса с собой. Ведь должно же было и ему когда-то повезти! Правда, и на этот раз не обошлось без мелких неприятнос- тей. Один из новичков, залезая в машину, сорвался и каблуком левого сапога засветил сержанту под правый глаз, другой но- гой салага попал прямо в живот своему доблестному командиру. Тукин скрючился. Но тут же залепил новичку такую затрещину, что настроение его надолго повысилось. Да и провинившийся стал смотреть на него несколько уважительнее. Весь этот суматошный день Ральф только понапрасну путался под ногами у сержанта и прочих ребят из отряда. Но вел он себя спокойно, не скулил, не ныл, не дергался, как ошпарен- ный, на поводке. Только раз, когда они проезжали вдоль той самой тропы, где днем устроили настоящее побоище эти прохин- деи из местных банд, Ральф вдруг снова прижался к ногам сер- жанта и с тоскою заглянул в его светлые глаза. Тукин погла- дил пса. Но взял на заметку и этот случай. Палатки они разбили ниже. Ночь была неспокойной. И попро- буй засни, когда в окрестностях, среди этих диких лесов и гор, бродят какие-то жуткие твари, которых и усмотреть-то невозможно. Заснешь, а они тебя и прихватят! Или ножом в спичу! А может, еще как. К утру все были разморенные, пону- рые. Да никому толком и не хотелось связываться с незнаком- цами - а ну их, пусть себе бродят! Сержант засветло объяснил каждому что к чему, дал свой участок местности. Их дело - хоть какие следы найти. А про- шаривать леса цепями пригонят какоенибудь другое подразделе- ние, покрупнее да немногочисленнее. Ну а не найдут, так на нет и спроса нет! Только сержанту Тукину очень хотелось най- ти. Часа четыре он безрезультатно лазил по склонам, загляды- вал под вывороченные корни деревьев, не забывая перекликать- ся по-условленному с ближайшими своими подчиненными и време- нами докладывать обстановку в центр по рации. От пса пользы не было. Но Тукин был упрям. К исходу пятого часа он обратил внимание на то, что Ральф начал вести себя странно. Стоило его повести вперед, по нап- равлению к высоченной сосне, как он упирался всеми четырьмя лапами, поскуливал, норовил вырваться. От радостного пред- чувствия сержанта прошибло потом. - Ну чего ты, сучонок хренов, - прошептал он совсем тихо Ральфу, - учуял, что ли? Ну?! Ну, давай, веди! Пес никуда сержанта вести не собирался. И тогда Тукин поступил наоборот, он ослабил поводок, чтобы проверить себя. Ральф рванул назад. Но Тукин, не пустил его туда. Тогда Ральф потянул влево, потом вправо - он готов был бежать на все три стороны, но только не к сосне. - Молодец, Ральфушка, - приласкал его Тукин. И поволок пса за собой. Чем сильней упирался тот, тем больше был доволен сержант, тем уверенней себя чувствовал. Он снял с предохранителя автомат, висящий на правом плече. Положил палец на спусковой крючок. Было страшновато идти од- ному. Но Тукин не хотел дожидаться своих ребяток, не хотел он и делиться по праву принадлежащим ему и только ему солид- ным кушем. Он уже чувствовал, как карманы оттягивают тугие пачки купюр, как жжет сердце через нагрудный кармашек кре- дитная карточка. Рассмотрев вход в пещеру, Тукин понял - этот тип должен быть там. Он выпустил из руки поводок, чтобы не тянуть за собой упирающегося пса, лишнюю тяжесть и помеху. Ральф, словно за ним гналась стая гепардов, помчался в сторону па- латок. Усмиряя нервную дрожь, сержант Тукин достал фонарь, еще плотнее прижал к телу автомат и шагнул в пещеру. Он сделал всего три или четыре шага, прежде чем яркий сноп света армейского фонаря вырвал из тьмы странную фигуру. Какой-то непомерно большой человек в сером изодранном бала- хоне сидел, привалясь спиной к земляному своду. Сидел прямо на растрескавшейся сырой глине. Голова его в непонятном и нелепом головном уборе была свешена на грудь, и потому лица Тукин не видел. Но он понял, что никакой это не человек! И даже не человекообразная обезьяна или еще какая тварь, о ко- торых постоянно травят байки по телеку и в газетах. Больше всего поразили сержанта руки или лапы, он не знал как наз- вать. Они лежали на коленях и производили жуткое впечатление - Тукин даже не смог сосчитать, сколько на каждой пальцев, сколько черных поблескивающих отточенных когтей. Такими же страшными были и нижние конечности. Тукин невольно отшатнулся, попятился к выходу. Но все же он нашел в себе силы, остановился. Он заметил, что существо сильно дрожало. И понял - с этой тварью что-то неладное, она или больна, или сильно ранена. Никакого оружия рядом с сидя- щим не было. И Тукин решился. Не спуская ствола автомата с груди существа, он как-то неуверенно крикнул: - Эй ты, а ну встать! Давай, давай... То, что показалось Тукину головным убором, вовсе не было им. Сержант это сразу понял, когда существо медленно подняло голову. Ничего более страшного и уродливого Тукин не видал на свете. Его даже передернуло. Он чуть было не нажал на спуск от неожиданности. Усеянное мелкими и крупными пласти- нами лицо существа постоянно меняло выражения, но при этом все равно казалось неестественной маской, жуткой и чудовищ- ной. На любое движение сержант без промедления ответил бы выстрелом. Но существо не двигалось. Оно лишь смотрело на Тукина одним-единственным глазом. И был этот большой круглый глаз напоен такими переполнявшими его болью, страданием, безнадежностью, что Тукин чуть не выронил автомат. Нет, он не мог стрелять в эту тварь. Да не то что стрелять! Он не мог себя заставить отвернуться, выйти, крикнуть своим... Эта тварь, это обессиленное существо вызывало в сержанте страх и отвращение. Он готов был ненавидеть уродливого приш- леца. Но не мог... Он не мог даже пойти и выдать эту страда- ющую, умирающую тварь. Все мысли о причитающемся ему куше растворились, развеялись в туманно-розовой дымке. А наяву оставались лишь сконцентрированные в одной маленькой точке боль, страдание, безнадежность. Тукину стало не по себе. Он видел, как существо, собрав, наверное, остатки сил, воли, медленно приподнялось, опираясь спиной и руками о сво- ды. Но не шевелился. Теперь он знал, что оно не сделает ему ничего плохого. Но он знал и другое - то, что и он не сделает ничего пло- хого этой жуткой, но беспомощной твари с однимединственным уцелевшим глазом и подгибающимися ногами. Сержант вышел из пещеры и, не оглядываясь, побрел прочь. Он не понимал - с какой это стати, почему он должен жалеть пришлеца. Но это было не столь важно. Он будет молчать, он обойдется без всех этих хреновых наград и поощрительных! Нужны они ему больно! У кустов стоял Ким и широко улыбался. Одна рука у Кима была за спиной. - Никого нет, начальник? - вежливо спросил он. Тукин про- сипел недовольно: - Опять?! Все вы тут охренели, разболтались, вот что я скажу! Ты мне ответь, рядовой Ким, почему у тебя такой козы- рек неуставной, где кепарь шил?! Ким заулыбался шире прежнего. Но не ответил. Какой-то он был сегодня странный. И Тукину это не понравилось. - Чего молчишь? Козырек кепаря затрясся. Но Ким уже не улыбался. Глаза его были расширены и совсем не походили на обычные щелки. - Так, значит, никого? - Ты что это... - начал было Тукин. Но Ким его перебил: - Сам говоришь - никого. Значит, никого и не было. Ким вытащил из-за спины какую-то круглую штуковину, похо- жую на большой апельсин, прошептал тихо еще раз: "Ни-ко-го!" - и протянул штуковину сержанту. Но когда тот сделал ответный жест, вытянув вперед раскры- тую ладонь, из штуковины вырвался совсем небольшой пучок света. И сержант Тукин повалился лицом вперед на землю. - Ни-ко-го-о, - пропел Ким бесстрастно, потом оглянулся и поднял рацию сержанта. Штуковину он сунул в карман, отчего тот страшно оттопы- рился, Но это не смутило Кима. Центр отозвался сразу: - Седьмой? Что там у вас? Ким широко улыбнулся, прежде чем ответил. Его лицо было сегодня не таким уж и желтым. Да и сам он не был похож на обычного угодливого и простодушного парня. - Капитан, докладывает рядовой Ким. У нас потери! Да! Эта тварь прикончила сержанта! Мы так все любили его, так уважа- ли! Что? Что?! Она уходит, но мы держим след! Мы ей зададчм жару! Что?! Есть, капитан, принимаю команду на себя. Ким выключил рацию. Постоял над телом сержанта. Потом пнул его беззлобно ногой и пошел к пещере, возле входа в ко- торую росла высокая и красивая сосна. Когда планетянин вышел, Гун понял - он спасен. Он умел чувствовать, он понимал, он проникал в души и видел в них. Ему было совсем плохо. Но он знал: приступ пройдет и все на- ладится. Главное, чтобы его не тревожили, дали бы отлежать- ся. Развеются страхи и тревоги, кончатся преследования - не век же ему в бегах пребывать! И все наладится, все пойдет своим чередом. Он приспособится к этой новой жизни, он ста- нет частью этой планеты. Пошатываясь и оседая на слабеющих ногах, Гун подошел к высокому гладкому дереву. Прислонился к нему, обдирая мягкие чешуйки коры. Он не чувствовал опасности. Чутье никогда не подводило его. Но тот, кто окликнул его сзади, не был живым существом. И Гун от неожиданности вздрогнул. Повернулся не сразу. Узкоглазый говорил, не разжимая губ. Все было и так по- нятно. Гун прикрыл глаза и потянулся за ножом. Он уже сжал рукоять, когда рука внезапно онемела, повисла плетью. Трехг- ранное лезвие вонзилось в землю у ноги. - Не надо. Это лишнее, - проговорил узкоглазый. - Ты не сердись на меня, Проклятый, и вообще не сердись, ведь на мо- ем месте мог быть и другой, верно? Гун молчал. - Система не рассчитывала на Чудо. Ты меня понимаешь? Чу- да не должно было быть, это ошибка. Извини! Узкоглазый вытащил из кармана аннигилятор, кивнул на про- щание собеседнику и как-то жалко улыбнулся. Но Гуну Хенг-Ороту Две тысячи семьсот тринадцатому по рождению и четырнадцатому из осужденных к смерти, Великолеп- ному и Навеки-Проклятому, уже не нужны были ни улыбки, ни извинения, его могучее и страдающее тело, вместе со всеми мыслями, чувствами и самой Душой, исчезло в пламени анниги- лятора, обратилось в мельчайшую невидимую пыльцу, которой было суждено вечно пребывать в этом мире, до его гибели. Следователь был мягок и вкрадчив. Он заходил то с одной стороны, то с другой. И терпения ему было не занимать - вид- но, сама профессия да многолетний опыт выработали в нем при- вычку относиться к допрашиваемым так, как относится много- мудрый и убеленный сединами учитель-наставник к капризным и бестолковым ученикам. - И все же я очень прошу вас, вспомните, как выглядел этот человек? - спросил он, широко улыбаясь. будто заранее желая погасить обаятельной улыбкой возможное раздражение. Савинская ударила кулаком по столу. - Черт бы вас побрал! - произнесла она глухим усталым голосом. Произнесла медленно, разборчиво, делая ударение на каждом слове. - Ну сколько раз вам можно повторять одно и то же?! Это был не человек! Понимаете, не че-ло-век! Улыбка следователя стала еще обаятельней и шире. Он от- кинулся на спинку стула, и тот заскрипел под тяжестью плот- ного упитанного тела. Маленький носик следователя сморщился так, словно его обладатель вот-вот чихнет, и совсем потерял- ся меж полных румяных щек, серенькие крохотные глазки заиск- рились, доверчиво, по-детски. Савинской показалось, что этот жирный боров сейчас громко, в голос, расхохочется. Но следователь не чихнул и не захохотал. Он лишь пони- мающе развел руками и сказал тихо: - Разумеется, ночь, темнота... спросонья всякое могло показаться. После той жуткой, кошмарной ночи что-то изменилось в характере Савинской. Из спокойной и равнодушно относящейся к подавляющему большинству житейских передряг женщины она превратилась в нервное, озлобленное и недоверчивое существо, она высохла, почернела лицом и как-то сразу состарилась. Ес- ли бы старик Савинский увидал сейчас свою толстуху Машу, он ни за что бы не признал ее, а если бы и признал, то сбежал бы из дому в тот же час. Но старика Савинского, судя по все- му, не было в живых. Правда, и трупа его не удалось найти. Но это ничего не меняло. - Вы меня порядком утомили, Грумс! И вам наверняка вле- тит от начальства! Я вам это гарантирую! Ну что вы ломаете мою мебель, а?! - Савинская привстала, оперлась, руками о столешницу. - Какого дьявола вы привязались к вдове убитого? Я вас спрашиваю, милейший комиссар Грумс! Вместо того, чтобы бежать с высунутым языком по следу убийцы, вы сидите здесь, развалясь, и издеваетесь над беззащитной женщиной! Следователь не обиделся. Он лишь прикрыл свои маленькие глазки, закивал понимающе. Стул под ним перестал скрипеть. - Все в интересах дела, мадам Савинская, все для вашей же вещей пользы, служба-с! - Грумс помедлил и смущенно доба- вил: - Не угостите ли чайком, мадам? - А может, вас еще и накормить и стаканчик поднести, а? И спать с собой уложить?! А убийца будет разгуливать на сво- боде?! - Ну, зачем же так? Поймаем, будьте уверены, поймаем. Савинская вытащила из ящика бутылку прохладительного, достала откуда-то снизу запыленный стакан, поставила и то и другое перед следователем. - Пейте и выматывайтесь отсюда! - сказала она. - Мне все равно добавить больше нечего. Грумс вытащил из бокового кармана мятый клетчатый пла- ток, протер краешек стакана и плеснул в него теплой шипучки. - Надо же, какая дрянь, - пробурчал он, выпив чуть больше половины стакана. - Я такой гадости со времен войны не пивал. Прямо-таки болотная водица. И все же он проглотил остатки. Выпучил заслезившиеся глазки на Савинскую и умоляюще поднес сложенные пухленькие ручки к подбородку. - Еще раз, - произнес он сиропным голосом, - еще разо- чек! И с самого начала, мадам. Первым желанием Савинской было схватить бутылку за гор- лышко и ударить ею по башке этого наглого типа. Ее выводили из себя уравновешенность и спокойствие следователя, мало то- го, приводили в бешенство. Нахал! Да как он смеет! Да откуда он вообще взялся на се голову! И что это за несчастье такое - на седьмом десятке, когда бы доживать в тишине и покое ос- тавшиеся годы и не тужить ни о чем! Нет, она этого так не оставит! Она найдет управу на всех этих негодяев! И все же она сдержала себя. - Ладно! Но я потом вас выставлю! - Вот и прекрасненько, мадам! - обрадовался Грумс. Они сидели на веранде деревянного двухэтажного дома, стоявшего на довольно-таки большой поляне прямо посреди дре- мучего, малопроходимого леса, на той самой поляне, где все и произошло. - Я слышала его шаги, - начала Савинская, - он все че- го-то колобродил внизу, все включал приемник, слушал, курил - до меня долетал дым этих вонючих сигарет. Вы помните, о чем тогда трепались по радио наши местные болтуны? - Нет, - соврал Грумс с самым простодушным видом. - Ну, тогда я права, - заключила Савинская, - гнать вас надо! В шею гнать! Это что же получается - все про все зна- ют, вся местная публика только об этом и говорит, только и чешет без передышки свои языки на эту тему, а наши блюстите- ли ни черта и не слыхали, не в курсе? А за что мы налоги платим, Грумс? Я вас спрашиваю! Грумс вздохнул тяжко. Развел руками. Виновато покачал головой. Но про себя он порадовался - развязался-таки язык у этой старой патлатой ведьмы. А то он думал, она и вовсе оди- чала в глуши, забыла, как следует обходиться с представите- лями властей. Но ничего, теперь все пойдет как по маслу. Те- перь эту мегеру не остановишь, и она выложит все до капель- ки, раскроется! Грумс был уверен, что из старухи можно вы- жать ценную и столь необходимую ему информацию. Он даже пое- жился в предчувствии чего-то такого... - Ладно, я вам скажу! Считайте, что я заработала для вас недельное жалованье, комиссар. Тогда по радио болтали о каких-то типах, что шатаются по округе, и о том, что каждый, видите ли, добропорядочный гражданин должен их опознать, связать и доставить куда следует, или уж донести на них. И за это. Грумс, давали хорошие деньги! О-о, мне бы эти денеж- ки, комиссар! Уж я бы нашла, что с ними делать! Но, ладно, чего это я?! Короче, искали каких-то бандитов, а кое-кто на- мекал, что и не бандитов вовсе! Какие у нас бандиты, так, наркоты вонючие, да и те по своим углам сшиваются, боятся на люди вылазить. Но намекали, комиссар! Дескать, и шпионы это, и террористы, а совсем свихнувшиеся говорили будто пришель- цы! Вы не смотрите на меня так! Я вам прямо скажу, если бы не видала собственными глазами, я б такую ахинею и повторять не стала. Только мне кажется, что это и не пришельцы, Грумс. Это был дьявол, вот что я скажу. Грумс сочувственно улыбнул- ся, кивнул. - Да вы не смейтесь! А то замолкну вот сейчас, и ни словечка вы из меня не выдавите! Грумс сделал постное лицо. Но теперь он был уверен - не замолкнет, старая погремушка, не остановится. Он налил себе еще немного из бутылки, выцедил. Было жарко и душно. Грумс обливался потом, его мучила жажда. - Или нет, не дьявол... это был, - Савинская запнулась. - Это был высокий человек в маске, мадам. Савинская снова ударила кулаком по столу. Лицо ее скри- вилось. - Ну нет! Раз уж вы собрались слушать, так не переби- вайте! - почти прокричала она. Но тут же успокоилась, про- должила: - Так вот, он все ходил внизу, скрипел, пыхтел, охал... - Кто, мадам, дьявол или человек в маске? Савинская задумалась, выкатила свои базедовые глаза, и без того выпученные, болезненные, непроницаемо черные. - Вы меня не сбивайте! Внизу ходил старик Савинский, мой муж! Потом он выключил приемник, забрал ружье... - Значит, вы видели, как он забрал свое ружье? - очень тихо и очень деликатно спросил Грумс. - Ну конечно же, нет! До чего вы тупой, комиссар! Я ле- жала наверху и ничего не видала, не могла видеть! Я потом уже обратила внимание, утром, когда рассвело, что его ружья и пистолета не было на месте. - Так, значит, был еще и пистолет? - Разумеется, был! Попробуйте-ка пожить в наших краях без оружия, Грумс! Вас тут быстренько обучат уму-разуму! У вас-то у самого, небось, под мышкой кольт висит, а под дру- гой - автомат, так ведь? - Нет, мадам, - комиссар широко распахнул обе полы сво- его светлого просторного пиджака - ничего у него там не бы- ло, кроме пропотевшей и оттого темной рубашки. - Мне это без необходимости. - Ага, так я вам и поверила, - теперь Савинская, впер- вые за время беседы, широко улыбнулась. - Ладно, слушайте. Он забрал все и ушел. Я не знала, куда он ушел, но потом уже сообразила, что он пошел в сторожку. Для чего он туда пошел. Грумс, как вы думаете? - Наверное, там было попрохладнее? - предположил комис- сар. - Нет! Я тоже так думала сначала. А потом я поняла - не в этом дело! Он пошел туда, наслушавшись этих бредней по ра- дио! Он пошел туда и залег. Понимаете, залег в засаду. Он знал, что эта проклятая тварь придет сюда! - Не буду спорить, мадам, но зачем нам предполагать что-то? Откуда мы можем знать, зачем пошел Савинский в сто- рожку. Может, он просто захотел в одиночестве раздавить бу- тылочку любимого винца? Так ведь?! - А чтоб у него не отобрали стакана, он вооружился до зубов?! Меня поражает ваша логика, комиссар! Считайте, что я вам заработала не недельное, а месячное жалованье! Он пошел туда именно с целью залечь в засаду, ясно?! - Ну, хорошо. Я больше не буду вас перебивать. Давайте все по порядку. Итак, он ушел в сторожку. Савинская уселась поудобнее, победно взглянула на этого глуповатого борова Грумса. Она и не ожидала, что беседа, по- началу бывшая непереносимой, становилась чем-то даже увлека- тельной. Ничего, она еще не такая дура! Она еще сумеет по- раскинуть мозгами и любого заткнет в этом деле! - Я лежала в полудреме. Но я все слышала. Можете сме- яться надо мной, но мне казалось, что я слышала и мысли мое- го старика. Да-а, мозги у него шевелились как тяжеленные жернова. Но мыслишка-то была совсем простенькая - прихлоп- нуть этого самого, который скрывался в лесу, или всех их прикокошить, вот что! И отхватить приз! Хотите верьте, хоти- те нет, но он размышлял именно об этом. Эх, и простофиля же был муженек, царство ему небесное! Упокой, Господи, душу ра- ба твоего! - По-моему, вы рановато начинаете отпевать мужа. Факт смерти не засвидетельствован. - А мне и не надо никаких свидетельств, Грумс. Вы вида- ли то место, где стояла эта лачуга? - Конечно, мадам! Я облазил там каждый вершок и вдоль и поперек. Там ни черта нету. Вы мне скажите прямо, припомните хорошенько - может, вы на этом самом месте недельку-две на- зад жгли сено или еще чего-нибудь? Только не спешите, не то- ропитесь, пожалуйста, с ответом. Савинская налилась багрянцем, глаза ее стали злыми. - Там стояла лачуга, понятно! Наша маленькая сторожка! Нет, вы все-таки дождетесь, я вас вышвырну вон, Грумс! Не надо шутить над старой и больной женщиной! Что вы себе поз- воляете?! Следователь не стал извиняться, оправдываться. Он лишь пониже склонил голову. Пускай выкричится, старая перечница! Пускай, пускай! Может, из нее желчь-то вся и выйдет, станет помягче да несговорчивее, потолковее. Но Савинская уже успокоилась. Ее даже подзадорили слова Грумса. Теперь она не собиралась ни пяди. Хоть где, хоть на суде перед присяжными, хоть пред самим Господом Богом, она повторит то же самое, не прибавив и не убавив ни одного сло- вечка! И пускай не строят из нее дуру! Она пока что в своем уме! И ум этот получше, чем у некоторых! - Лачуга испарилась в одно мгновение! Даже мгновения не прошло, а вот так - есть! и нету!. Со всеми железяками, стекляшками - знаете, там были и замки, и цепь какая-то, и сетки, и разная дребедень... Все это исчезло, вспыхнуло и пропало! Даже ружье с пистолетом! Я уж не говорю про моего бедного мужа Савинского! - она вспыхнула и надолго замолча- ла. Грумс деликатно выдержал паузу. - Я вам соболезную, - сказал он полушепотом. - То-то! Поверили! - посмотрела на него теплее Савинс- кая. - А еще говорили, факта нет, не засвидетельствовано! Следователь и теперь не верил во все эти сказки. Он предпочитал не обострять и без того обостренных отношений, а потому готов был поддакивать, какую бы околесицу ни несла эта выжившая из ума баба. Все равно что-нибудь да просколь- знет в ее болтовне, какая-нибудь зацепочка да попадется! - Я выглянула в окошко за минуту до того, как вдруг включилось освещение, понятно вам?! Вы, наверное, заснули? - Я очень внимательно слушаю, мадам. - Так вот, была ночь, вы правы. Но и ночью кое-что вид- но, так? Грумс кивнул. - И я не шизофреничка, не истеричка, комиссар, я нор- мальная женщина, у меня не бывает видений. Даже, как вы из- волили выразиться, спросонья! - Виноват, мадам, - вставил следователь галантно, с наклоном головы. И мысленно послал Савинскую к черту. - Я видела все! Эта тварь стояла у заборчика, у самого входа в дом. Я сначала рассмотрела черный силуэт, знаете, такой огромный, странный, на двух ногах, с двумя руками, ес- ли бы я увидала нечто подобное за двести или триста метров, я бы могла сказать - да, это человеческая фигура... Но вбли- зи, нет, меня не проведешь! Это был не человек, Грумс! - Ну, а кто же? - Это был не че-ло-век, Грумс! У людей, даже у гиган- тов, не бывает таких голов, не бывает таких жутких рож! Следователь снова улыбнулся. - Опишите мне, пожалуйста, эту маску, что была на голо- ве вашего незваного гостя. Савинская опять приподнялась над столом. Казалось, гла- за ее вот-вот вывалятся из глазниц. - Слушайте, комиссар, мне ничего не стоит разглядеть ту маску, что вы напялили на себя, ясно?! Но на этой твари не было никаких масок! Я это видела даже в темнотище! А когда вдруг вспыхнуло освещение, когда наши прожектора ее ослепи- ли, я чуть не грохнулась в обморок. Вы видели когда-нибудь чешуйчатого ящера на картинках? Следователь помялся. - Я давненько не брал учебников в руки, мадам, мне так трудно сразу ответить. - Вот и надо вас гнать со службы, ничего-то вы не знае- те! Напрягите свое жалкое воображение и представьте: круглая морда - два глаза, дырки вместо носа, пасть, а сверху - пластины, как чешуя, только толще и больше! А глаза?! Чтоб мне до гробовой доски таких не увидать! Разве у масок бывают глаза, Грумс? Живые глаза?! Нет, вы ошибаетесь, комиссар. Эти глаза мне теперь каждую ночь снятся, в них пропасть, Грумс, в них сам ад! Следователь поморщился. Даже его железного терпения не хватало. Он начинал уставать. А от жары и жажды было просто некуда деваться. И как эта мерзкая карга живет тут, в этом проклятом пекле! Как она еще не окочурилась! Чтоб ей наяву явились все эти фантомы с глазами! - Что было надето на нем... на ней, этой твари? - спро- сил он вяло. - Серый балахон, - выпалила Савинская, - такой, знаете, как эти самые носят... нет, не балахон! Что-то вроде комби- незона - и куртка, и штаны, все вместе, такие сейчас для ма- лышей шьют. - Та-ак-с, - задумчиво произнес следователь, - а на но- гах? - Вот вы попали в точку! - Савинская сильно волнова- лась. - Ни ног, ни рук у этой твари не было! Зачем же гово- рить о том, что у нее было надето на ногах! Вы послушайте, это были когтистые лапы, черные, страшные. - Где, внизу или вверху? - И там и тут! На такую лапину с когтями ни башмака, ни сапога не натянешь! А в верхней она держала штуковину, как мячик, круглую. Только вспыхнул свет, как эта тварь оберну- лась к сторожке, где был мой бедный муж - и сразу резануло по глазам, словно молнией резануло! Я ослепла даже, но лишь на мгновенье... а потом я видела, как эта тварь потопталась немного и бросилась в лес. Бегом! Она неслась, как никто на земле не может нестись! А сторожки не стало! Савинская уперлась локтями в столешницу, обхватила лицо руками и зарыдала. Разговаривать с ней далее было бессмыс- ленной затеей. - Спасибо, мадам, - сказал Грумс, вставая, - я думаю, мы разберемся с этим делом. Прощайте! Он задержался на минуту у заборчика, на том самом мес- те, где, по рассказам этой выжившей из ума бабы, стоял кто-то в ту ночь. Подобрал маленький черный шарик, сунул его в карман. Никаких следов не было, это задолго до него опре- делили эксперты. И потому он не стал задерживаться. Покло- нился еще раз. И тяжело отдуваясь, проклиная жарищу и весь этот лесной ад, побрел к маленькому вертолетику, где его поджидал скучающий пилот. Желтолицый Ким не был рожденным. Он был сотворенным. Но это вовсе не означало, что он не умел любить или ненавидеть, чувствовать, переживать, нет, все ему было доступно. И вдо- бавок ко всему этому многое другое, чем не были наделены рожденные. Когда Гун Хенг - Орот Две тысячи семьсот тринадцатый, Великолепный и Навеки-Проклятый, распался на молекулы и растворился в земном воздухе, Ким сунул аннигилятор в зап- лечный ранец, снял свою форменную кепку с длинным козырьком и несколько минут простоял в молчании над этим скорбным мес- том. Памятника или какого-либо иного надгробного знака Наве- ки-Проклятому не полагалось, он должен был исчезнуть бесс- ледно. Не умереть, не сгинуть, не пропасть, а именно исчез- нуть - полностью и насовсем! Но Киму было жаль Гуна, на его взгляд, Проклятый был ничуть не хуже, чем все прочие обитатели Системы. А как он вел себя здесь, на Земле? Всего несколько случайных жертв, раздавленные при посадке пантера с детенышем, обломанные ветви... и все! Гун практически не наследил здесь. А это удалось бы далеко не каждому. Ким не знал Гуна прежде. Он его узнал лишь на Земле. И он не отказался бы от такого товарища. Но у Кима не было вы- бора - еще в Системе, прежде чем свернуть в биогранулу и за- пихнуть в ячейку капсулы, в его мозг заложили программу. Хо- тел того Ким или не хотел, но он был запрограммирован на убийство Проклятого. И он его убил! Что же делать, такая была раскладка! Но кто помнил в Системе о каком-то там сотворенном Киме, когда его свертыва- ли и запихивали в капсулу, обреченную на вечное скитание по Вселенной? Да никто! Проклятый совершил тягчайшее преступле- ние - открыл вход в Систему для непосвященных, для рожденных вне Системы. Его наказали, его обрекли на смерть. Точнее, на невоскрешение - ведь вероятность того, что капсула попала бы в подходящие условия, где мог сработать механизм воскреше- ния, была бесконечно малой. Но все думали о Проклятом, все заботились о его судьбе. А кто-нибудь хоть на миг разве вспомнил про то, что сотворенные имеют душу, что вместе с Гуном в мрак небытия отправляется еще одно существо, то са- мое, что должно в том невероятном случае, если Проклятый оживет и сумеет встроиться в чужой мир, разыскать его и убить?! Нет, на сотворенного смотрели как на кусок пластика, как на аннигилятор или саркофаг Проклятого, как на любую, даже самую незначительную деталь капсулы. Жители Системы не хотели пачкать рук, не желали быть даже косвенно замешанными в убийстве. Гун Хенг-Орот боролся за жизнь до последней секунды, он цеплялся за нее как больной, обреченный на смерть и вдруг начавший выздоравливать. Но ему не оставляли ни малейшего шанса. То, во что верил воскресающий Проклятый, было лишь маленькой оттяжкой. Живое орудие смерти опустилось на плане- ту вместе с Воскресшим. Все было продумано до мелочей. И его тогда не звали еще Кимом. Он имел порядковый но- мер и больше ничего. Ячейка капсулы выстрелила биогранулой в издыхающую пан- теру, которой Гун разодрал брюхо своими железными когтями. Несколько часов ушло на то, чтобы гранула начала обретать в еще теплом животном веществе свои первоначальные свойства. А потом подоспела группа поисковиков во главе с неудачливым сержантом Тукиным, вечно попадавшим в переделки. Поисковики шарили у склона горы, в месте посадки. Да только ни черта они там не нашли! Кому-то из них должно было не повезти. И не повезло желтолицему Киму, правой руке сержанта. Когда желтолицый по- дошел к трупу пантеры, склонился над ним, ожившая гранула пулей пронзила ему сонную артерию, вошла в кровь, раствори- лась в ней, разлилась по всему телу и принялась уже в ка- честве мириадов невидимых глазом частиц за сложнейшую рабо- ту. Рядовой Ким не успел даже распрямиться - не то что упасть или осесть на траву - он уже был не рядовым Кимом, он был Нерожденным. В доли секунды он стал Сотворенным, и его внешнюю оболочку, кожу и прочие покровы заполнило совершенно иное вещество, он обрел иное строение, ничего общего не имевшее с анатомией землян. Но при всем при том он сохранил и внешность Кима, и его голос, и его память, и его привычки, и все прочее, вплоть до мельчайших деталей, - ни один из землян не смог бы догадаться о перевоплощении. И программа начала действовать. Если бы Проклятый дога- дывался о возможности существования убийцы, если бы он узнал о нем в первые минуты! Да он бы мог шутя, одним когтем ра- зорвать любое тело, в которое внедрилась биокапсула и тем самым погубить ее, спасти себя. Но ему не дано было это зна- ние! А через полчаса, когда в теле Кима поселилось нерожден- ное сверхсущество, было уже поздно. Лишь об одном мечтал тот, кто стал Кимом, - чтобы Гун Хенг-Орот погиб раньше, чем он его настигнет. Но этого не случилось, Гун был крепким орешком - он ушел не только от поисковиков - наземников, но и от всех служб слежения, он практически внедрился в земную жизнь. На пути Кима встал сержант. Пришлось его убрать. Во время поисковой операции это дело прошло незаметным - анни- гилятор не оставляет следов, разве что чуть обгоревшую тра- ву, кору дерева или что там еще подвернется, да легкий, тут же рассеивающийся дымок. Вот и все, что осталось от сержанта Тукина! От Проклятого не осталось ничего! Этот простак капитан по рации сообщил о повышении - дескать, теперь Ким становится сержантом, командиром отряда. Как будто тому был какой-то прок в этом назначении! Нет! Совершенно другие мысли одолевали Кима Сотворенно- го. И мысли эти были мрачны. Во-первых, Гун все-таки насле- дил: это и убитый старик, рассыпавшийся на молекулы вместе со своей лачугой, это и оброненные им, Гуном, предметы, сов- сем не свойственные для этого мира, пусть их и мало, пусть они затеряны в дебрях леса, но они есть, это и перестрелка с бандой наркомафии на склоне горы, возле "тропы", это и два сбитых самолета, это и наверняка что-нибудь еще, не всплыв- шее пока! У Кима была масса дел впереди. Но было кое-что и во-вторых. И вот именно это не давало ему покоя. Ким не ве- рил, что его оставят в живых, после того, как он выполнит программу полностью, заметет остатки следов. С ним распра- вятся не менее хладнокровно и жестоко, чем он проделал это с Гун Хенг-Оротом две тысячи семьсот тринадцатым. Великолепным и Навеки-Проклятым. Его уберут, нет ни малейших сомнений. Но где этот Очередной убийца - снаружи или внутри? Кто он и как его обнаружить? Ответов на эти вопросы Ким не знал. А может, ему все только казалось, может, никакой угрозы для его жизни и не было? Всякое могло быть, ведь в Системе на него смотре- ли как на пустое место, кому он там нужен был! Кому он нужен в этом мире?! Постояв немного над местом распыления Проклятого, Ким натянул на круглую коротко остриженную голову форменный ке- парь. И полез в пещеру, в последнее пристанище Гуна. Киму не нужны были ни фонари, ни прожектора, ни свечи - Сотворенный и так все видел прекрасно, даже в самой кромеш- ной тьме видел. Он сразу же понял, что Гун пользовался нейт- рализатором - потому ни малейшего следа запаха в пещере не ощущалось. Только у самого входа, в ложбинке, Ким обнаружил несколько чешуек и почти подсохшую лужицу крови. Он тут же выжег вс° аннигилятором. Пошел дальше. Кое-что приметил у выхода на "тропу" - там, у краев каменной щели болтались крохотные обрывки комбинезона. Видно, Гун лез в пещеру в спешке и суете, его угораздило зацепиться. Да и немудрено, ведь он был в то время в полуобморочном состоянии, весь из- раненный, с вытекшим глазом... Кима передернуло. И он умел чувствовать! До сбора своего отряда он успел побывать и на самой "тропе" у развилки. Там подобрал пару шариков-стимуляторов, оторванный коготь Проклятого. Сжег на высоченной сосне нес- колько зацепившихся за кору черных пластин и чешуек. Прощу- пал буквально каждый миллиметр. Все было чисто. Ни у кого не должно было вызвать сомнений то, что здесь произошла самая обыденная перестрелка двух группировок местной наркомафии. Впрочем, в этом никто и без его стараний не сомневался. Но Ким был дотошным созданием, если он брался за дело, пусть даже и неприятное дело, он выполнял его со всей тщатель- ностью. Покончив с "уборкой территории", он вытащил рацию, до- ложил: - Капитан, эта тварь ушла. Нам не удалось наступить ей на хвост! Потерь, кроме сержанта Тукина, нет. Но парни вы- дохлись, им нужна небольшая передышка. - Ладно, - проскрипело из рации голосом капитана, иска- женным и каким-то металлическим, - вам там виднее на месте. Давай, сержант, привыкай! Я думаю, ты будешь достойной заме- ной нашему бравому... э-э, как его, Тукину! Жаль парня! Да, кстати, когда вернешься, не забудь составить бумагу... Так, говоришь, даже следа не осталось? - Так точно, капитан! Будто и не было! - Ничего, не расстраивайся, кому надо, разберутся, - заверил капитан. И рация замолкла. Через двадцать минут Ким собрал отряд в условленном месте. Парни стояли грязные, выдохшиеся, чувствовалось, что они на совесть выполняли свою работенку. Да только толку не было. - Пусто! - сказал один, невысокий крепыш, и развел ру- ками. Потом, покосившись на товарищей, недоверчиво пробур- чал: - А может, он сам сбег? Ким посмотрел на него как на свихнувшегося. - А за каким дьяволом ему сбегать, - проговорил он ус- тало, - куда и от кого?! - Еще утром мы вместе хлебали варево у костра... а ты говоришь, накрылся Тукин, ухайдакала его эта гадина! Чего-то не очень верится! - Пойди и проверь! - отрезал новоиспеченный сержант. - А коли сбежал, так сам и вернется. Все, парни, не черта нам совать носы в такие дела, в которых мы ни хрена не смыслим! Верно?! Вялый хор голосов поддержал командира. Без энтузиазма и уверенности, но поддержал. - Кэп сказал, кому надо - займутся этим делом! А мы мо- жем лишь одно сделать для нашего бравого сержанта, для наше- го боевого товарища и друга. Помянем его! Ким достал фляжку, свинтил крышечку. Подождал, пока и другие поисковики сделают то же самое - тут не было возража- ющих или несогласных, - поднял флягу к лицу. - Ты был геройским парнем, Тукин! Пусть память о тебе не выветрится из наших голов! Он глотнул из фляги, потом еще и еще раз. Пора было возвращаться на базу. Вождь племени поглядывал на незваного гостя с уважением - только очень солидный и состоятельный человек мог быть та- ким толстым и таким белым. К тому же, гость дал ему большую сигару с золотой нашлепочкой. Вождь не стал ее раскуривать, спрятал до лучших времен, когда можно будет покрасоваться с ней под сенью пальмовой хижины, открытой лишь для него, сре- ди своих тучных и красивых жен. - Моя твоя не понимай! - сказал он четко и вытаращил глаза. - Лес балшая! Грумс вытер испарину на лбу мятым клетчатым платком, придвинулся ближе к вождю - там было прохладнее, туда доле- тали струи воздуха из-под опахал прислуги. На этот раз сле- дователь сидел без пиджака, в одной коротенькой и пестрень- кой рубашечке, в длинных, до колен, шортах и в белой панаме. Но все равно ему было чертовски жарко! Он вытащил из саквояжа бутылочку прохладительного, вы- пил ее прямо из горлышка. Вождю не предложил. Тот сидел со- вершенно сухой, даже поеживался, будто его знобило. Огромные белки глаз вождя были болезненно желты, нос изрезан ритуаль- ными бороздками. Вождь мог сидеть так часами. Но Грумсу не хотелось высиживать столь долго на этой адской сковородке. - Лес балшая, - повторил вождь туманно, - дерево много, кукаче, - он ткнул себя пальцем в жирную голую грудь, - сап- сэм мала! Грумс вытащил из саквояжа бутыль джина. Поставил перед вождем. Глаза у того загорелись. Хватило еле уловимого дви- жения головы, чтобы парнишка из прислуги подхватил бутыль, пропал с ней на миг, а потом появился с маленьким стаканчи- ком в руке, согнулся в поклоне. На этот раз вождь выпил, не предложив гостю. Выпил, крякнул совсем простецки. Но тут же напыжился, раздулся и важно провозгласил: - Мы это называем бнхгуро-нгхоро! Акцент и коверканье слов куда-то запропастились. Но толку от этого не прибавилось. Не так-то просто бы ло дого- вориться с туземцами, а тем более выведать у них чего-нибудь хоть на грош. - Переведите, уважаемый! - попросил Грумс занудным го- лосом. - И перестаньте паясничать, я ведь знаю, что вы учи- лись в Оксфорде и Москве! Вождь снова глотнул, снова крякнул. Теперь и с него по- лил пот. - О-о, это непросто перевести, комиссар! - произнес он с придыханием и грассированием, так, словно он провел нема- лое время и в Сорбонне. - Это вам не латынь. Бнхгуро-нгхоро! - он задрал к небесам толстый палец. - В народе говорят так - это большой и сильный руконогий дьявол, который свалился с Луны, чтобы покарать всех, кто еще остался обитать в лесу! - И все это укладывается в два слова? - с недоверием спросил Грумс. - Нет, комиссар, - ответил вождь напыщенно, - это все укладывается лишь в первое слово! Второе же означает - вез- десущее лесное существо, от которого нет спасения, которое питается жуками и гусеницами, спит на деревьях, но в назна- ченный час сожрет всех без остатку, чтобы набрать силы и запрыгнуть обратно на Луну! Таков смысл второго слова. Грумсу вдруг стало смертельно скучно в этой глуши, ря- дом с этим толстяком в венке. Ему захотелось сейчас же уле- теть отсюда. И все же он показал вождю маленький черный ша- рик, тот самый. - Моя не понимай! - нагло ответил вождь и уставился на саквояж. Пришлось вынуть еще бутылку. - Моя очень плоха понимай твоя! - Вождь пучил желтушные глазища, надувал губы и ждал. Грумс достал еще бутылку. - О-о, моя почти нашла общий язык с твоя! Почти-почти! - проканючил вождь. Грумс встал, двинул ногой саквояж в сторону бутылок и уже собирался нагнуться, чтобы уложить их на прежние места. Но вождь ухватил его сальной ладошкой за щиколотку, остано- вил. - Ну это просто неинтеллигентно, комиссар, - сказал с московским акцентом. - Мы же культурные люди! Грумс передумал. Он вытащил последнюю бутылку из сакво- яжа и придвинул ее к первым двум, стоящим перед вождем. - Ну?! - рявкнул он совсем неинтеллигентно. Вождь хлопнул в ладоши. На его хлопок никто не отозвался. Парни из прислуги продолжали усиленно махать пальмовыми ветвями. Тогда вождь с кряхтением приподнялся и, припадая на левую ногу, пошел в хижину. Появился он нескоро. Но появился не с пустыми рука- ми. В раскрытой ладони вождь держал два черных шарика - точно таких же, как и у Грумса. Он их сразу же отдал следо- вателю. - Каменные слезы бнхгуро-нгхоро! Он их оставил на тро- пе. - Ладно! Давайте, давайте скорей! - сказал Грумс. И за- сунул "слезы" в карман. - Что там у вас еще?! Другой рукой вождь волочил за собой по земле какую-то серенькую штуковину яйцеобразной формы и с тоненькой ручкой, он волочил ее за длинную, явно имевшую иное происхождение веревочку, которую приспособили к штуковине его люди. - Вот, забирайте! Два дня я себе ломал голову над этой штукой, - сказал он капризно, - но так и не разобрался в ней! Во всяком случае, стрелять из нее нельзя, комиссар. За- бирайте! А там уж сами решайте, откуда она взялась в джунг- лях. Может, вам еще хорошенько врежут за то, что вы лезете в такие области, куда лезть благонамеренным гражданам не пола- гается! И правильно сделают, если врежут! Только предупреж- даю, я тут ни при чем! Я ничего не хочу знать о тех хренови- нах, которые изобретают наши яйцеголовые парни в своих лабо- раториях, понятно?! - Да ладно вам, - оборвал его Грумс. Он был несказанно рад этому случайному подарку. Но на его потном расплывшемся лице никоим образом нельзя было прочесть и следов этой ра- дости. - Вы лучше расскажите, что знаете, кроме этого. Да вот еще, мне надо потолковать с вашими людьми, может, они порасскажут, мало ли... Вождь снова выпучил на него глазища, покачал головой, оттопырил нижнюю губу. - Дерево многа, кукача сапсем мала, где взять?! - про- говорил он, нахально поглядывая на пустой саквояж. - Моя твоя сапсем плоха понимай! Уходить из отряда Киму, да к тому же вот так, сразу, было никак нельзя. Какое-то время - и не меньшее, чем полго- да, а то и весь год, - надо было выдержать, точнее, продер- жаться. А уже потом потихонечку, полегонечку уходить. И от возможных преследований уходить, и от нудной казарменной жизни. Был, конечно, и другой выход. Нерожденный мог пересе- литься в иное тело, поменять обличье. Но тогда кое-что могло сохраниться в памяти Кима, прежнего Кима, ведь он останется жить. Убирать и его Нерожденному не хотелось по двум причи- нам: каждая новая смерть - это соответствующий новый след, зачем их плодить; и вторая, ему было жаль этого желтолицего парня, который так попросту влил в необыкновенную историю, ведь пока Нерожденный в его теле, с тем навряд ли что слу- чится, но стоит покинуть эту оболочку, и на первом же допро- се черноглазого сержанта собьют с толку, запутают, а там пойдет, поедет, закрутится... Нет, раньше времени покидать столь удобного тела не стоило. Но ему надо было, во что бы то ни стало облазить все те места, где успел побывать Проклятый. Нелегкая задача! Если бы все шло нормально, если бы не поднялась вся эта кутерьма! На поиск запустили не только военную разведку и спецподраз- деления, но несколько бригад, прибывших из центра, из самого федерального бюро госбезопасности! Шныряли и еще какие-то типы, в штатском, все вынюхивали, выведывали. Правда, Ким был заранее уверен, что ни черта у них не выйдет. Но сидеть, сложа руки, он просто не мог. Ночью, оставив на казарменной койке в сержантской свой фантом и удостоверившись, что никто не торчит снаружи, он выпрыгнул в окошко, огляделся. Плотно затворил оконные рамы. И спешной, деловой походкой пошел к заборчику. - Ким, мать твою! - окликнул его кто-то снизу. Он взглянул под ноги. Там лежал прямо на траве тот самый невы- сокий крепкий парень, что сомневался в смерти сержанта Туки- на. Рядом с ним расположилась молоденькая мулаточка - ху- денькая, с осиной талией, с совсем еще детскими глазами. Она, видно, не на шутку перепугалась и потому вцепилась в локоть парня, тянула его на себя. - Ну, ты даешь, командир! - пьяно удивился парень. - Еще немного - и нас было бы двое... Малышка бы не выдержала такого веса, ха-ха! - Ничего, Дик, зато ты выдержишь с дюжину таких малы- шек! - попробовал отшутиться Ким. Внутренне он напрягся. Не хотелось убирать с пути этого хмурого паренька да еще и его подружку. - Куда тебя несет на ночь глядя? - поинтересовался па- рень. Девица тоже осмелела: - Глядя! Свихнулся, пьяница! Где ж глядя, уже второй час ночи! И время догадалась засечь, подумалось Киму, теперь если что... Но в сущности, это были пустяки. - Не вам же одним любовью заниматься! - сказал он игри- во, помахал рукой. - Привет! Ему не ответили. Парочка вновь была увлечена друг дру- гом. Нерожденный внутри Кима отключил сознание желтолицего полностью. Теперь надо было быть настороже! Еще одна такая незапланированная встреча - и его вычислят. Все, хватит иг- рать в игрушки! Перепрыгнув через заборчик, Ким в три прыжка преодолел стометровое расстояние до леса и скрылся в нем. Теперь все было в его руках. Не было нужды маскировать- ся. Остановившись на ближайшей крошечной полянке, Ким задрал гимнастерку до груди, ощупал ладонью левый бок - сквозь кожу совсем немного выпирало твердое угловатое... анализатор соз- рел. Пора было его применить. Во мраке ночи Ким-Нерожденный видел точно так же, как и при ярчайшем солнце. Он видел эту пористую смуглую кожу, живую, нежную. Ему не хотелось ее портить, пусть и ненадолго. Но время шло. Ким поднял на уровень груди правую руку, внимательно вгляделся в нее, судорога пробежала от локтя к пальцам, ла- донь начала цепенеть, в плече появился нестерпимый зуд. Но вместе со всем этим происходило и более важное: из кончиков пальцев, прямо на глазах, начали вырастать плоские и брит- венно острые когти стального цвета. Пока механизмы биотранс- формации работали слабовато. Но Ким знал, это лишь на первых порах, дальше будет все в норме. Дождавшись, когда когти отрастут на нужную длину и убе- дившись, что рука свободна, не испытывает прежнего оцепене- ния, он сжал пальцы плотней. И вонзил когти в мягкую, порис- тую кожу. Разрез был грубоватым, не скальпельным. Но это не смутило Кима - уверенным движением он повел руку вниз, сди- рая большой клок кожи. Кровь потекла на брюки. Но он тут же остановил ее. Заглянул в образовавшуюся дыру - там холодно посвечивал ребристый бок анализатора. Ким запихнул руку пог- лубже в тело, обхватил анализатор цепкими пальцами и вырвал его наружу. Что-то зачмокало, зачавкало внутри раны. Левой рукой он прижал полуоторванный клок кожи. Расправил его, разгладил. Вздохнул глубоко, задерживая воздух в легких. Ра- на затягивалась на глазах. Лишь маленькое бурое пятно на брюках у ремня напоминало о ее существовании. Но главное, в руке у него тускло посвечивал вызревший, еще слизисто-мокроватый, тепленький, но самый настоящий исп- равный анализатор. Ким обтер его руками. Заправил гимнастер- ку под ремень. Присел на полусгнивший пень. Анализатор позволял прощупывать местность на несколько миль в радиусе. Он реагировал на все: на чужеродные предме- ты, в том числе и на все изготовленное в Системе и в Федера- ции, на любую опасность, откуда бы она ни исходила, на живых существ, которые могут пересечь путь или как-либо еще поме- шать обладателю прибора, на источники всех существующих во Вселенной излучений и на многое другое, чего человеческий организм просто не в состоянии воспринять. При этом на самом анализаторе не было никаких табло, экранчиков, датчиков - ничего ровным счетом. Он вбирал в себя все из окружающего пространства, раскладывал на кирпичики-составляющие, анали- зировал, вычислял, предугадывал... и выдавал информацию пря- мо в мозг владельцу. Киму эта штуковина сейчас была просто необходима. Он запихнул ее в нагрудный карман, нежно погладил. За- тем его левая рука машинально скользнула по заросшему боку - сквозь гимнастерку чувствовалось, что внутри созревает еще кое-что, еще одна штуковина без которой не обойтись на этой чуждой планете. Но выжидать не следовало. Ким совершенно ясно и четко увидал, что на много миль вперед, назад, влево и вправо все пусто, что здесь искать нечего, так, копошилась какая-то живая мелочь, кто-то ко- го-то пожирал или пока еще только преследовал - все это было не заслуживавшей внимания ерундой! Он встал с пенька. Скинул с себя ненужное обмундирова- ние, оставив лишь гимнастерку и брюки. И быстрее белки взле- тел по гладкому стволу высоченной сосны на самую верхушку - она была так тонка и слаба, что не смогла бы выдержать и ме- нее весомого тела, она бы прогнулась под тяжестью куницы или росомахи. Но под Кимом она не согнулась, даже не склонилась в сторону на самую малость. На полпути к вершине он включил внутренний антигравитатор - земная тяжесть перестала быть для него цепью, приковывавшей к поверхности. Ким-Нерожденный еще раз обозрел с высоты окрестности. Чутье подсказывало ему, что надо было двигать на восток от части, где мирно похрапывал на казарменной койке его собс- твенный фантом. Анализатор пока молчал. И Ким неторопливо, со скоростью заурядного вертолета, еле-еле обгоняющего машины, несущиеся по скоростным шоссе, полетел прямо на восток, туда, где Проклятый кое-что оста- вил. Грумс не метил в новоявленные Шерлоки Холмсы, и уж тем более не собирался стать одной из многочисленных ипостасей комиссара Мегрэ. У него своих забот хватало - как бы не влипнуть в какую-нибудь дрянную историю и дотянуть спокойно до пенсии, вот что волновало его. И ничего более! Но Грумс был обязан выполнять то, чего от него требовало начальство. И от этого деться было некуда, иначе и до пенсии не дотя- нешь, и в самую дрянную, даже наидряннейшую историю влипнешь - вышибут с работы за милую душу - и живи тогда на тысячу монет в неделю, перебивайся с пива на пепси-колу! Нет, не прельщала такая перспектива комиссара Грумса. И ему поневоле приходилось тянуть служебную лямку. Ох, до чего же это было нудное и противное занятие! Но только виду не приходилось показывать. Да и кому охота смотреть на неудачников! Пускай лучше смотрятся в собственное зеркало, чем на него! Так думал Грумс, возвраща- ясь из джунглей. Его растрясло на этом паршивеньком вертолетике-стреко- зе. Но он держался. Оглохший от грохота винтов, с кружащейся головой и растревоженным желудком он вылез из чрева машины. И не попрощавшись с пилотом, побрел к себе в контору. Запер- ся в кабинете. Позакрывал все окна. Потом уселся на потертое зеленое кресло с жесткими подлокотниками, которое он дав- ненько собирался сменить. Его еще подташнивало после болтан- ки в воздухе. Но Грумс крепился. Штуковину, которую ему дал вождь за кучу бутылок джина, он сразу запихнул в ящик стола. Еще в вертолете он потыкался в нее с разных сторон и там же сообразил, что для его мозгов это слишком крутой орешек, а может, это и вообще просто бол- ванка, от которой не будет толку. Грумс думал о шариках. Он отдавал свой на экспертизу. Но дурачье-лаборанты, как ни призывал их быть тщательными и добросовестными в исследованиях главный эксперт конторы, так ничего толком и не установили. Все их дурацкие приборы и ре- активы просто не срабатывали, давали осечку... Но Грумс им, конечно, не верил. Просто они были лентяями и дармоедами, гнать их всех давным-давно надо было из конторы, вот что! Он их обругал тогда, отобрал шарик. Но они лишь хихикали да пе- реглядывались. А сам ихний шеф так и сказал комиссару: "Слу- шай, старина, да брось ты эту хреновину! Ни черта она тебе не даст, не смеши людей!" Грумсу было наплевать на все советы и на всех советчи- ков. Два шарика, те самые, что достались от вождя, он упря- тал в сейф. А с третьим вернулся к креслу. Сел на подлокот- ник. И нервно подергивая ногой, перебарывая тошноту, начал разглядывать черненький кругляш, держа его тремя пальцами перед самыми глазами - комиссар был близорук, но очков не носил. Он долго вертел его, подносил к носу, нюхал. Запаха не было. И тогда Грумс высунул кончик языка и лизнул шарик - вкуса тоже не было, словно кусочек спекшейся смолы облизнул. Он еще раз попробовал кругляш языком и губами. И уже хотел было убрать его, как вдруг комиссара качнуло - то ли от дры- гающей ноги он потерял равновесие, то ли у него не прошло еще головокружение после полета, не столь важно - но он за- валился назад, через подлокотник в кресло. От резкого движе- ния голова его запрокинулась, рот приоткрылся, пальцы дрог- нули - и шарик оказался сначала во рту, а потом и в горле. Грумс почувствовал, как кругляш холодной тяжестью пошел по пищеводу вниз, и сам внезапно похолодел. Бог знает, какую отраву или еще чего он проглотил! Он подскочил на кресле словно резиновый стокилограммо- вый мячик, выпрыгнул из него и тут же запихнул два пальца в рот. Не помогло. Тогда он подряд выглотал три бутылки прох- ладительного, стоявшего в холодильнике в углу кабинета и снова сунул пальцы. Еле успел подбежать к мусорной корзине - его вырвало. И еще долго потом рвало, минут восемь или де- сять. Но шарик так и не вышел. Грумс вышвырнул корзинку за окно, снова затворил его, уселся в кресло, набычился, нахмурился. И стал ждать смерти. Ждать пришлось долго. Грумс чуть не заснул. Он с трудом преодолел дрему, лишь по одной причине преодолел - он хотел умереть не во сне, а в сознательном состоянии, в трезвом уме и ясной памяти. Сон прошел, смерть не приходила. Зато нава- лился жуткий аппетит. Грумс даже не заметил, как его перес- тало мутить и как появилось желание сожрать целиком кабанью ногу. Это все произошло столь незаметно, что он подумал: по- дыхать на пустой желудок не стоит, это будет просто глупо выглядеть, ведь даже смертникам по их желанию дают хороший последний обед, бутылочку винца, сигарету... во всяком слу- чае, раньше давали. И Грумс решил, прежде чем отойти в мир иной, хоть нем- ного перекусить в соседней забегаловке. Там кормили не столь паршиво, как в остальных дешевых заведениях городишки. В респектабельные комиссар не ходил, он был человеком эконом- ным. И он встал. Встал как сотни тысяч раз вставал из-за стола, вставал с этого кресла. Встал, прикладывая усилий ровно столько, сколько нужно было для отрыва грузного тела от потертой кресельной ткани. Но на этот раз произошло неве- роятное - его подкинуло над столом. Грумс больно ударился голыми коленками - он еще не переоделся после посещения вож- дя - о край столешницы! Еще бы немного и он подлетел бы в воздух, врезался головой в потолок. Но что-то его удержало. Вот она, смертушка, подумалось Грумсу, она, оказывается, приходит вместе с легкостью, с парением, ты превращаешься сперва в воздушный шарик, тебя тянет ввысь... ну, а потом? А потом - суп с котом! Так мрачно завершилось рассуждение Грумса. Потом душа и вовсе отлетает от тела, уходит туда, в небеса! А тело плюхается, замирает, его подбирают, кладут в ящик и при скоплении зевак зарывают в землю, чтоб глаза не мозолило живым! Да, именно так! Он почти уверовал в собс- твенное предположение. Но пришла мыслишка, которая отрезвила Грумса. Он вдруг вполне резонно отметил - а с чего ты, прия- тель, взял, что твоя паршивая, грешная душонка, которая вся в дерьме по самые уши, если у нее есть уши, должна взлететь в небесную синь?! Нет, ей дорога в обратную сторону, вниз, под землю! Грумс сразу обрел способность рассуждать трезво. Нет, он не помирает. Тут дело в другом. Он чуть пошевелил рукой, и она взлетела вверх, словно ее подтолкнули снизу. Тогда он вцепился в подлокотник кресла, потянул его на себя - то лег- ко поддалось. Одной рукой он поднял тяжеленное кресло, почти не ощущая его веса. Грумс все понял - чудес не бывает, это действие шарика. Но он сообразил и кое-что другое: если это допинговое средс- тво, и он сейчас в состоянии необычайного подъема всех внут- ренних сил, то со временем наступит и обратное, он впадет в бессилие, как и бывает обычно - сколькие спортсмены отдали свои жизни из-за страсти к рекордам! И он решил не напря- гаться, надо было спокойненько поглядеть! - надолго ли хва- тит этого стимулятора, каковы будут последствия. И все же он решил испытать себя еще разок - присел на корточки, сжал рукой ножку стола. С ним пришлось повозиться. И все же старинный массивный стол, сработанный на совесть лет восемьдесят назад, имеющий две огромные тумбы со мно- жеством ящиков и непомерную, резную по краям столешницу, медленно поднялся в воздух. Грумс встал, вытянул руку вверх - стол, словно прямоугольный, выточенный из черного дерева дирижабль завис над его головой. Это было сказочное зрелище. Грумс осторожно опустил стол на прежнее место. Плюхнул- ся в кресло. Он полез было в карман за своим вечно мятым клетчатым платком, чтобы вытереть испарину на лбу привычным жестом. Но почти сразу же остановил движение руки, коснулся ею лба - никакой испарины не было, лоб был абсолютно сух. Он никогда не слыхал о существовании таких мощных до- пинговых средств. Это было фантастикой. Но это было! Себе Грумс верил. Неужели эта старая злая ведьма, эта сумасшедшая баба, свихнувшаяся в глуши, была права?! Или он тоже свихнулся?! Нет, не может быть, он полностью отдает себе отчет. И все же... Ничего подобного на Земле быть не могло. Это была не- земная штуковина! И он ее по дурости сожрал, проглотил! Черт бы побрал его любопытность! Но мысли почти не отвлекали Грумса от анализа произо- шедшего. Он судорожно искал ответа на единственный вопрос - кто там был, у нее, у этой карги?! А в ушах стоял ее скрипу- чий раздраженный голос: "Это был не человек! Понимаете, не че-ло-век!!!" Киму понадобилось не больше десяти минут лету, прежде чем анализатор засек наличие следов Проклятого. Пришлось свернуть на северо-восток, совсем на немного - чутье его не подвело. Ким еще не знал, что именно его ожидает. Но он был го- тов ко всему. И когда с высоты сотни метров внизу открылась ухоженная поляна с двухэтажным домом посредине и аккурат- неньким заборчиком с рядом матч-прожекторов, он тут же спус- тился. Анализатор указал место, где были рассыпаны шарики сти- муляторов. Ким подобрал три штуки, распихал по карманам - пригодятся. Но анализатор не умолкал, слал команды в мозг. Теперь объект, представляющий некоторую опасность, находился не снаружи, а внутри дома. И даже не объект, а субъект - жи- вое существо. Это было сложнее и непредсказуемее. Но и это не могло остановить Кима. Оправив обмундирование, отряхнувшись немного и пригла- див ежик волос, он прошел через калитку к двери, постучался. - Кого там черт несет ночью?! - послышался ворчливый старческий голос. - Служба, мадам! - ответил Ким учтиво. - Вы что, с ума посходили? А ну, убирайтесь вон! Не то я стрелять буду... и в полицию позвоню. Вон! - Зачем же звонить, когда к вам и так пожаловали из ве- домства охрану спокойствия граждан, мадам? - предельно веж- ливо проговорил Ким. - Не беспокойтесь, пожалуйста. Я вас очень прошу простить за визит в неурочный час, но мой верто- лет застрял в трех милях отсюда. Мне пришлось добираться пешком, мадам, это было непросто сделать, я голоден, устал, мне негде остановиться на ночлег. Скрип половиц подсказал Киму, что хозяйка спустилась вниз. - Тут были уже и из полиции, и из армейской разведки! Хватит заниматься ерундой! Убирайтесь вон! - Выбросьте хотя бы циновку какую-нибудь или одеяло, не на земле же мне спать возле вашего дома! - голос Кима проз- вучал жалобно, почти плаксиво. Из-за двери послышался кашель, сопенье. - А вы не бандит, из этой шайки, а? Смотрите, у меня револьвер заряжен! И я не промахнусь! - Нет, мадам, я уверяю вас, что я не грабитель и не убийца. Откройте! - Киму надоело уже терять время. Он был готов и на более крутые меры. Но дверь распахнулась. На пороге стояла невероятно пос- таревшая вдова Савинская - полуодетая, обрюзгшая, с прова- лившимися глазами. - Черт с вами, заходите! Никакого револьвера в ее руках не было. - Спасибо. Ким прошел к столу и сел на скрипучий стул. - Чайку, если можно! - попросил он. Старуха заворчала: - Вот все так, придут, нагрубят, нахамят, а еще и про- сят чего-то! Чай им подавай! Обойдетесь! - Но, мадам, зачем же всех в одну кучу... - начал было Ким. - А куда еще?! - очень просто ответила Савинская. Она была в серенькой ночной рубахе и наброшенной поверху цветас- той шали. И все-таки она расщедрилась, вытащила из ящика бу- тылочку прохладительного. Ким глотнул, поморщился. - Однако... - Вы спать просились! Видите, там вон, в углу лежанка? Идите и спите! - Два вопросика перед сном, мадам, - Ким широко улыб- нулся и его узкие глаза превратились в щелки. - Ну уж нет! Хватит! - Я вас не задержу. Савинская вгляделась в гостя своими непроницаемыми чер- ными глазами, наморщила лоб. - Что-то вы не очень-то похожи на полицейского. Навра- ли, небось?! Ким посерьезнел, улыбка мигом слетела с его лица, широ- коскулого и желтого. - Вы правы, я из другого ведомства, но не менее солид- ного. И потому прошу отвечать на вопросы без утайки, мадам. У нас не принято дипломатничать. Итак, коротко: да - да, нет - нет! - Я спать хочу! - зло сказала Савинская. - Чего привя- зались? - Как выглядел тот, кто приходил к вам тогда, вы пони- маете, о ком я говорю? - Сколько можно трепаться об одном! У вас там тыщи чи- новников сидят! Что ж теперь, каждый будет приходить сюда, и каждому все заново рассказывать?! Умники нашлись! Ким сделал еще глоток из бутылки. Такой вредной женщины он не встречал на Земле. Видно, нет толку на нее тратить время, надо иначе. Но Савинская вдруг ответила; - Это был не человек, я уже сто раз объясняла всем ва- шим олухам! Это был... - Кто? Савинская молчала. Рот у нее был раскрыт. В глазах зас- тыл ужас. Она смотрела на голые ноги Кима. - Кто, мадам?! - Разве ваши ходят босиком? - спросила она, еле шевеля языком. - Какое это имеет значение, мадам. Я снял сапоги, чтоб удобнее было идти через лес, ведь я вам уже говорил об ава- рии. Савинская была бледна как сама смерть. Она наконец до- гадалась, кто перед нею сидит. - Тот тоже был босиком, - пролепетала она, - но у него были черные когти вместо ног. - Так вы все-таки видели его, - утвердительно произнес Ким. Савинская молчала. Казалось, на глазах у нее прибавля- ется седины в волосах. Но Ким не был любителем дешевых эффектов. С него было достаточно того, что он узнал. Пора было закругляться. Он встал и пристально поглядел на оцепеневшую Савинс- кую. - Вы ничего не помните! - произнес он твердо, с нажи- мом. - Повторите! Савинская с помертвевшим лицом и застывшими скрюченными руками, которыми за секунду до того пыталась ослабить давле- ние ворота рубахи, синюшными губами пролепетала: - Я ничего не помню. Я ничего не помню. Я ничего... - И никогда не вспомните! Губы Савинской сжались в ниточку. Она была на грани, казалось, вот-вот рухнет на пол. - Повторите! - И никогда не вспомню. И никогда... Ким провел рукой перед ее лицом. Потом прислушался к анализатору - тот помалкивал, все было спокойно и тихо. Он, мягко ступая босыми плоскими ногами, вышел с веран- ды. Притворил за собой дверь. Один из важнейших и опаснейших следов, оставленный Навеки-Проклятым, был заметен. Надежно заметен. А Савинская, простоявшая в оцепенении столбом до самого рассвета, постепенно пришла в себя. Легла. И спала весь день. Впервые за все время после гибели мужа она спала спо- койно. Ее не мучали кошмары, не преследовали навязчивые го- лоса, не мерещилась в каждом углу жуткая нечеловеческая ро- жа, усеянная черными пластинами, рожа с двумя круглыми пере- полненными безысходностью глазами. Семь дней Пак Банга билась в жестоких судорогах, злые корчи полностью овладели ее телом и вытворяли с ним, что вздумается. И как только позвоночник выдерживал! Ее то скрю- чивало в комок, то выгибало дверной пружиной - казалось, хребет переломился и затылок вот-вот упрется в поясницу. За- тем начинало сворачивать спиралью или вдруг распирать, будто ей запихнули во внутренности свернутую резиновую камеру, а потом принялись ее накачивать через шланг насосом. Пытка бы- ла невыносимой! Пак Банга орала, визжала, вопила, пока был голос. Потом могла лишь хрипеть, сипеть и задыхаться. Глаза вылезали из орбит, суставы выворачивало. Все тело зверски болело, словно его и снаружи и изнутри продырявливали тыся- чами тупых шипов. Не болела лишь голова. Но в ней была такая смертная тоска, в ней поселился такой леденящий ужас, что по сравнению с ними все физические муки были вполне терпимы. Вот уже семь дней она не могла заснуть ни на единую минуту. Явь сменялась кошмарными наваждениями, наваждения явью, все перепутывалось, смешивалось... Хреново было без ширева! Проклятые легавые упрятали-таки ее в психушку! Опять упрятали! Хотя она давала себе слово, что лучше подохнет, лучше пустит себе пулю в лоб или перегрызет собственные ве- ны, но только не это! И все же эти гнусные фараоны, подлые твари прихватили ее на "тропе"! После перестрелки, после то- го страшного видения, когда отвратительное чудовище, наск- возь продырявленное и истекающее кровью, карабкалось по сос- не, а потом исчезло, будто поднялось на небеса! А Хромой, спятивший прямо там, на "тропе", все продолжал палить из своего огромного ручного пулемета. И его самого трясло! А над раскаленным стволом плавился воздух, она все видела! Она и сама выпустила в мерзкую тварь обе обоймы из своей "малыш- ки узи". Она не промахнулась ни разу. Но тварь все же смота- лась! И вот тогда она поплыла - уже по-настоящему, перебра- лась в мир грез и видений, слишком велика была доза! Пере- борщила она тогда. Иначе бы живой они ее не взяли! У-у, проклятущие легавые! Они всегда являются в самое неподходя- щее время! Ну да ничего, Пак еще с ними посчитается, ей бы только оклематься, только бы отойти! Еще неделька - а она знала это по опыту - и она или начнет выправляться, а тог- да... Тогда ей еще многое придется сделать, придется и пос- читаться кое с кем! Теперь Пак подыхать не хотела! Это вот если бы сразу, тогда ништяк! Тогда в кайф! Но после всего, что она вынесла, после недели жутких мук - нет уж, фигушки, теперь она будет держаться! И этим падлам в белых халатах не удастся ее угробить своей химией! Она сама оклемается! Вот только бы продержаться! Вчера с нее сняли смирительную рубаху. Но бинты на ру- ках еще оставили. Эти повязки были столь крепки и туги, что она не могла их разодрать даже зубами. Она каталась по оби- той мягким пластиком камере, билась головой об обшивку - да все без толку, с таким же успехом можно было биться о пеноп- ласт или морскую пену! Трижды за эту неделю к ней являлось жуткое существо, рычало на нее, выставив острые клыки, сви- репо вращало круглыми глазами, шевелило пластинами на голо- ве, тянулось крючковатыми когтистыми лапами к горлу... И всякий раз исчезало, растворялось в воздухе. Но было очень страшно, так страшно, что судорогой перехватывало горло и она не могла даже хрипеть. Пак была уверена, что если бы этим вонючим легашам и чокнутым докторишкам вкупе с раскорм- ленными санитарами хоть разок явилась та тварь, все бы они с благим матом разбежались из своих комнат и кабинетов, все бы помешались, и уж никогда бы они не высунули носа из собс- твенной задницы! Эти хмыри были храбрыми лишь с ней, безза- щитной и больной! Но и помимо глазастой твари Пак навещали такие чудовища и уродцы, такие ей представлялись рожи, лапы, когти и про- чее, что и не опишешь, и не перескажешь! Да еще голоса! Они ее преследовали постоянно! Одни хрипели, рычали в самые уши: тебе крышка! ты сдохнешь, сука! ты уже подыхаешь! бейся, бейся башкой! выпрыгивай отсюда! Другие нашептывали изнутри: ничего, Пак, все обойдется! ты только слушай нас! растворись в своих видениях! позабудь обо всем! не просыпайся! это бу- дет вечный кайф! Она боялась и тех голосов, и других. Она всего боялась. И потому, когда дверь в камеру распахнулась и на пороге застыли две обрюзгшие расплывшиеся фигуры в зелененьких ха- латиках, она вжалась спиной в мягкую стену, выставила вперед обмотанные руки, чтоб хоть как-то защитить себя, захрипела, зашипела, начала плеваться в видения - вон! убирайтесь! сгиньте к чертовой матери! Ее снова начало трясти. Но видения не исчезли. Они приблизились. - Ну что, Банга, прочухалась? - спросил ехидным голос- ком врач, а может, и оборотень. - Мозги прочистились?! Она плюнула в него. Но жирный врачеватель душевных ран ловко увернулся. И представил другого. - Это из полиции, Банта. Ты лучше не шути с ними, лад- но? Будь послушной девочкой, и через недельку мы тебя выпи- шем. - Врешь, сука! - прохрипела Пак. Другой толстяк, с ма- леньким носиком и светленькими заплывшими глазками, предста- вился: - Меня зовут Грумс! Комиссар Грумс. Я хотел бы задать вам пару вопросов. Пак передернулась. - Сгинь нечисть! Сгинь! Врачеватель мягко улыбнулся. А Грумс вполне серьезно разъяснил: - Мы вам не мерещимся, Банга, мы тут на самом деле сто- им! Да и вы уже почти в форме. Так что давайте займемся де- лом. Я не буду утомлять вас. - Тогда пусть этот хрен вкатит мне дозу, иначе я гово- рить не стану! - заявила Пак нетвердо. - Исключено! - ответил "хрен". - Все вы суки! И говорить я с вами не буду! Выматывай- тесь! - Это очень серьезное дело, Банга, - проговорил следо- ватель мягко, - я вам советую не упорствовать. - Я сказала, дадите ширнуться, тогда скажу! Нет, и раз- говору нет! - Я тебе вкачу. Банга, вкачу! Но кое-что другое! Ты ма- ло корчилась?! Еще хочешь?! - поинтересовался врачеватель. - Ну, хотя бы косячок забейте, дайте шмальнуть, - жа- лобно протянула она, одеваясь, - хоть затяжечку, ну-у?! - Банга, ты же знаешь, мы тебе ничего не дадим, хоть ты лопни! Одно могу пообещать, я тебе сделаю инъекцию снотвор- ного, и ты на сутки отключишься, лады?! Больше - ни-че-го! Предложение было заманчивым. Пак сдалась. - Лады! - прохрипела она. - Смотри не обмани только, душегуб чертов! Не верю я всем вам! - Как знаешь, Банга, как знаешь, - врачеватель повернул голову к Грумсу. - Приступайте, комиссар, она будет послуш- ной девочкой. Грумс огляделся растерянно - сесть было не на что. Вра- чеватель понимающе развел руками, дескать, тут не положено. И отступил к двери, которая так же была обита мягким пласти- ком. - Расскажите мне, что произошло в тот день. С самого утра и до... до того, как вас увезли. Пак вздохнула. Она не могла сосредоточить взгляда на чем-то одном, пусть это была даже фигура следователя, глаза ее блуждали по всей камере. Но память-то не отшибло. И она начала: - В тот день я подыхала без ширева! Хромой мне дал нем- ного. - Оружие тоже он дал? - Ты у него спрашивай, легавый! Я за себя говорить бу- ду, понял?! Пак Банга еще не ссучивалась ни разу! Так что ты меня не зли, легаш! Грумс поморгал белесыми ресницами. Успокаивающе помахал рукой. - Ладно, Банга, ладно. Толкуй по делу. Меня не интере- суют ваши делишки. Меня интересует этот тип, ты понимаешь, о ком я?! - Этот хмырь не наш, комиссар! Я за него отвечать не собираюсь! - Пак задумалась. - Вы меня не ввязывайте в эти дела, откуда мне знать, на кого он работает?! Может, это по- литика?! А мне не хрена шить скользкие делишки! Я, легавый, не той масти! Грумс снова успокоил ее. Он знал, как себя вести с эти- ми наркотами и шмаровозами, он с ними третий десяток возил- ся, знал все их нравы, привычки. Народец был шебутной, ко- нечно, но не такой уж и страшный, как его описывали в рома- нах. - Расскажи, что он из себя представлял, и не бойся, я тебе слово даю, что толковища среди ваших из-за этого парня не будет, тебя никто, Банга, не тронет. А политику оставим политикам, какое нам дело до них, верно, Банга? Нам ведь с тобой наплевать на этих яйцеголовых умников! Пак скривилась, почесала ухо обмотанной рукой. - Не-е, вы лучше колите Хромого, он вам все расскажет. Он за стопку монет мать продаст. Грумс снисходительно, по-отечески уставился на Пак. - Твой подельник, Банга, сидит в соседней палате и пус- кает пузыри из носа. Он уже обгадил там все, прислуга не ус- певает выносить. Вон, доктора, - он кивнул на жирного враче- вателя в халате, - хотят его привязать к параше, чтоб так на ней и сидел! Чего говорить с безумцем, Пак?! То, что Хромой трехнулся, Пак видала еще на "тропе". Но она думала, что старый жадный боров оклемается. Но, видно, комиссар не врал! - Ну, хорошо. Слушай! Эта харя бежала по тропе, когда мы с Хромым вылезали из щели. Она бежала прямо на нас. Но я не стреляла в него, комиссар, - соврала Пак. - Это все он, Хромой, он перепугался до смерти. Он палил в эту тварь! Так можно палить в целый батальон солдатни. Он расстрелял все боезапасы. Но он ее не укокошил, комиссар. Я сама видала! Все вышли целыми, так что мокрого здесь нету, комиссар! Или он сдох потом? - Кто? - поинтересовался Грумс. - Ну, этот... эта тварь, она сдохла? - Я ее или его не видел, Пак, потому тебя и спрашиваю, - проговорил Грумс совсем ласково, по-приятельски. - Пак, не надо трясти коленками, я вовсе не собираюсь лепить из тебя с Хромым мокрушников. Мне вообще до тебя дела нету, пускай то- бой доктора занимаются, поняла? Меня интересует лишь тот па- рень. Рост, вес, внешний вид. Что за маска на нем была? Пак наконец заставила себя сосредоточить взгляд на сле- дователе, на его пухлом белом лице. Это ей стоило огромных усилий. - Чего ты хреновину порешь, легавый! Какая маска?! У нее была рожа, как в фильмах ужасов, еще хуже - какая-то... знаешь, как у большой круглоголовой ящерицы, понял! Она была выше любого человека на голову, руки, ноги - все с когтями! Не просто же так у старого жирного борова, у этого гада Хро- мого, крьппа поехала! Он чокнулся со страху! А Хромого мас- кой не напугаешь! Я бы тоже, может, чокнулась, но я уже тор- чала, легаш, видно, это и спасло меня. - А это не могло быть галлюцинацией? - Вы осматривали место? - Да. - Ну и что? - Ты, наверное, права! После галлюцинаций таких следов не остается. Там все выжжено! - То-то! Соображаешь, легавый! Не-е, ты не обижайся на меня, комиссар, но раз эта тварь не сдохла и не свалилась с неба, то вы ее навряд ли поймаете! Скорей, она вам всем за- даст шороху! Грумс переминался с ноги на ногу. Опять ничего путного ему не удавалось выбить. Все вокруг да около, а уцепиться не за что! Прямо бесовская возня какая-то, заколдованный круг - рожа, когти, небеса. - Я скажу тебе точно, не лезь ему поперек дороги, хуже будет! Вон, Хромой, он набил эту тварь свинцом, как рождест- венского гуся набивают яблоками, он напрочь перебил ей обе руки, вышиб глаз - он же долбил ее из ручного пулемета, поч- ти в упор! - И что?! - А то! Она на одних ногах, вся изодранная в клочья, обливаясь кровью, влезла по гладкому стволу... и пропала. Там еще стемнело перед этим, наверное, ее забрал вертолет, я так понимаю! Но ты бы видал, комиссар, как она лезла. Это была нечеловеческая сила и ловкость. Грумс обернулся к доктору. - Я вас попрошу, пожалуйста, выйдите на минутку. Тот удивленно приподнял брови. Но вышел. Тогда Грумс подошел к совершенно гладкой мягкой стене. - Поглядите, может, это будет похоже, - сказал он. И утопив ладони в пластике, подтянул вверх свое груз- ное, совершенно неподъемное на вид тело, тут же переставил ладони выше - одну за другой, и оказался под самым потолком, на высоте четырех метров. Затем он, не оборачиваясь, спрыг- нул на пол, мягко, бесшумно. - Ну что, похоже? Когда Грумс повернулся, Пак Банга валялась на полу без чувств. Он бросился к ней. Ударил по щеке, потом по другой. Банга открыла глаза. - Сгинь! Сгинь, чертово отродье!!! - заорала она во всю глотку неожиданно вернувшимся голосом. Врачеватель ворвался внутрь камеры с двумя санитарами. Эти бравые ребята тут же прижали бьющуюся в истерике женщину к полу. Поглядели на врача. Тот в свою очередь поглядел на комиссара. - Будете еще беседовать? Грумс откашлялся, оправил помявшиеся брюки, качнул го- ловой. - Да нет! Пожалуй, и так все ясно! Коротковолосый крепкий парень вперся в кабинет Грумса словно в собственную квартиру. Из-за плеча его выглядывало настороженное личико мулатки. У нее были испуганные глаза и пухлые губы. - Вы тут, что ли, занимаетесь этим делом? - спросил па- рень довольно-таки грубо. - Каким именно? - поинтересовался комиссар. - Не притворяйтесь, - недовольно проворчал парень. - Вы все прекрасно понимаете. Я хочу помочь немного, - он засму- щался вдруг, лицо порозовело, брови насупились. - Я был при- ятелем нашего сержанта, того самого, Тукина. Грумс предложил сесть. - Нет, мы на минуточку, - парень заложил руки за спину, - я вам одно хочу сказать, не верю я, что сержанта сожрала эта тварь, враки все это! Они оставались вдвоем с этим ма- лайцем, с узкоглазым Кимом, комиссар. И хотя мне не полага- ется подозревать собственных командиров, я вам скажу, тут дело неладно. Грумс оттопырил нижнюю губу. Ему уже порядком надоела вся эта путаница. Пора было сдавать дело в архив. И спокой- ненько досиживать свой срок, не вмешиваясь ни в какие темные аферы, пусть там замешаны хоть инопланетяне, хоть черт с дь- яволом, хоть политиканы! - Я не доверяю нашей армейской разведке, комиссар. Им все до лампочки... - Вы очень мнительный, э-э... - Дик! Меня зовут Диком, комиссар. - Вы просто слишком впечатлительны. Дик. Все же пре- дельно ясно. Зачем вам ломать себе голову?! Это же не ваша работа. Дик, верно? Вам же за нее не платят? - Наплевать! Пускай не платят. Мое дело сказать, а вы сами решайте. Но я советую вам присмотреться к узкоглазому! Вы видали когда-нибудь, чтоб нормальный человек запрыгивал с земли в окошко на втором этаже, а? Грумс вздрогнул. Это было очень интересно. - А вот мы с этой девочкой видали! - парень вытолкнул мулатку вперед. - Скажи! - Ага-а! - сказала мулатка и снова спряталась за спину парня. - Ладно, разберемся, - заверил Грумс. И встал, давая понять, что прием окончен. Когда эти двое вышли, он снял трубку телефона. Набрал короткий номер. - Машины есть? - осведомился он. - А когда? Минут через пять? Лады! Не прошло и десяти минут, как он снова трясся в этой грохочущей своими винтами "стрекозе". Пилот на него не смот- рел, он не переставая жевал какую-то бесконечную жвачку, и ему было совершенно наплевать на сменяющихся пассажиров, будь те комиссарами или же их подопечными. Зелень внизу была непроглядная - недаром многие называ- ли этот лес самыми настоящими джунглями. Но все же они быст- ро разыскали ту ухоженную поляну с двухэтажным домом посре- дине. Савинская не вышла встречать гостя. Она сидела на ве- ранде и пила чай. На этот раз она была аккуратно причесана, свежа и совсем не походила на старуху. Глаза ее были сонны- ми, невероятно глубокими. - А-а, комиссар?! - воскликнула она, будто обрадовав- шись. - Я рада вас видеть, проходите! Грумс в нерешительности остановился в дверях. Чего-че- го, но подобного приема он не ожидал. Он еще ощущал в себе действие стимулятора и потому старался двигаться очень раз- меренно, не прилагая слишком много сил. Но тут оцепенел от нескольких слов. Савинская уже достала чашку с блюдцем и наливала гостю чай из огромного крутобокого самовара, явно привезенного из какой-то невероятно далекой и полусказочной России. Движения ее были легки. - Присаживайтесь, дорогой Грумс, это божественный нек- тар, а не чай. И не говорите ничего, я даже слушать не же- лаю! Сначала отдохните, выпейте чашечку, другую. - Благодарю вас, мадам, - учтиво ответил Грумс. Он по- пытался улыбнуться, но не смог, наоборот, лицо его стало кислым, глаза заслезились. Ему очень не понравились перемены в хозяйке лесного жилища. Когда он летел сюда, он не хотел верить ни во что, он надеялся, что все его предположения окажутся ложными, что все развеется в прах, разнесется по ветру, а он сам просто-напросто посмеется над собой добро- душно и снисходительно, как над простоватым, мнительным Ди- ком и его впечатлительной подружкой. Но выходило иное. - Вас будто подменили, комиссар! Что, неприятности по службе? Или вы все никак не можете найти этого парня?! Грумс чуть не поперхнулся. - Какого парня, мадам? - Ну, того самого, в маске? - Я ни черта не могу понять, мадам Савинская, вы же мне двадцать раз поговорили, что это был не человек! У меня до сих пор в ушах ваш голос стоит! А сейчас вы про парня в мас- ке... Что произошло?! Савинская улыбнулась широко и добродушно. Теперь пришла ее очередь смотреть на комиссара как на бестолковое, непо- нятливое дите. И она годилась на роль учителя-наставника. - И все-таки, дорогой Грумс, я права - у вас какие-то неприятности, верно? Вы сегодня такой рассеянный, все путае- те. Но вы не волнуйтесь, я никому и никогда, - голос ее по- низился до проникновенного дружеского полушепота, - ни о чем не расскажу! Это не повлияет на вашу карьеру. Да мало ли че- го бывает, я иногда и сама кое-что забываю, вот вчера, к примеру, забыла проглотить на ночь снотворное... И чтобы вы думали? Грумс вытаращил маленькие бесцветные глазенки. Он уже готов был услышать любую вещь, даже самую страшную и неожи- данную. - Вот, и вы не догадываетесь! А я вам отвечу: я заснула и без всякого этого противного снотворного, ха-ха! - Савинс- кая была довольна собой и это перло из нее с каждым словом, с каждым движением. - Но... - Никаких но, мой милейший и любезнейший Грумс, это был обычный жулик, напяливший на себя маску. Я вам по секрету скажу... я предполагаю, что он хотел спереть мою шубу! Я вам сейчас покажу, она у меня в сундуке! Я ее боюсь вешать в шкаф, сами знаете, какие тут нравы! Грумс привстал. - Нет-нет, ради Бога, ничего не надо показывать, я вам верю... Но, мадам, зачем вам в этом чертовом пекле шуба?! И кому еще она может здесь понадобиться?! Это же уму непости- жимо! Савинская надула губы. - Комиссар, шубу всегда могут спереть! И везде! - она говорила с ним уже менторским тоном. - А у меня она хранится как память о далекой и заснеженной родине моих родителей! Вы не поверите, но иногда, в праздничные вечера я достаю ее из сундука, расправляю, встряхиваю и набрасываю на плечи... Она привстала и продемонстрировала всю процедуру - правда, без главной детали, но и так все было ясно. Движения Савинской были величавы, царственны. - Вам, Грумс, этого не понять! В этой дыре... - Но ведь был кто-то, вы не отрицаете же! - попытался вернуться к прежнему комиссар. Савинская поскучнела. - Ну разумеется, был! Ах, Грумс, это уже ваша забота разыскивать этих мелких воришек, забудем про них! Ведь по лесу всегда бродят людишки, верно? А если вас так интересуют детали, вы лучше расспросите моего мужа, старика Савинского, как он только отыщется, он вам все расскажет! Грумс был близок к обмороку. - Мадам, разве Савинский не погиб?! Она замахала на него руками, сделала строгое лицо и сказала с укором: - Типун вам на язык, дорогой Грумс, разве можно так! Ну пропал человек без вести, потом отыщется, а может, сам при- дет... Как вам не совестно хоронить живого! Больше комиссар ни о чем не спрашивал Савинскую. Он вы- пил еще чашечку чая, рассказал последний городской анекдот, мило распрощался с приветливой хозяйкой. И улетел. Больше всего Киму пришлось поработать в тех местах, где Проклятого засекли с вертолетов. Это было не столь далеко от жилища Савинских, милях в четырех. Когда Ким собственными глазами увидел эти переломанные, искореженные стволы деревьев, местами сожженных или полусож- женных, когда он вдоволь набродился среди воронок и выворо- ченных корней, он сумел представить себе ту страшную ночную бомбежку. Это было непостижимо. Проклятый уцелел чудом! Свы- ше часа, в несколько заходов, его забрасывали бомбами и ра- кетами с самолетов и вертолетов. Судя по отметинам в земле, они шли на бреющем полете и укладывали свои "подарочки" ряд за рядом, местами и квадратно-гнездовым способом! Ким мысленно увидал, как Проклятого швыряло ударной волной из стороны в сторону, как градом сыпались на него ос- колки, вывороченные деревья, обломки, обрубки, камни, комья глины... Это был земной ад! Но ведь Проклятый ушел из-под бомбежки! Вот в чем была загадка. Ким не стал ее разгадывать. Слишком мало времени оста- валось до рассвета. С помощью анализатора он собрал около трех десятков разных вещей и вещиц, утерянных здесь Гуном. Кое-что уничтожил, кое-что оставил для себя, пригодится. Но ничего припрятывать не стал. Любую возможность случайного нахождения странной вещи, пусть возможность практически и неосуществимую, он должен был исключить. И он справился со своей работой. Еще один участок был чист. Шансы на то, что земляне найдут хотя бы часть косвенных улик пребывания на их планете гостей из иного мира, все убывали и убывали, их поч- ти не оставалось. Несколько минут можно было потратить на отдых. Ким распластался прямо на земле, широко разбросав руки и ноги. Когда слабость охватила все тело, он перевернулся на спину. Уставился в черное усыпанное звездами небо. Где-то там была Система, в которой его сотворили. Где именно, Ким не знал. Да и какой толк знать?! Назад пути все равно не было! Он потрогал ладонью левый бок. Выпуклость определялась совершенно четко, прощупывались два уголка и ребро. Значит, все в порядке, механизмы биотрансформации работали. А это главное! Теперь сам черт ему не брат! В любой миг, в любую долю мига он может отдать мысленный приказ этому внутреннему сложнейшему органу его сотворенного тела, и тот практически мгновенно соберет рассеянные по телу мириады микрочастиц, которые и являются по сути дела Нерожденным, соберет их в комок, свернет в биогранулу, вытолкнет ее в артерию. А тог- да... Не двинув ни рукой, ни ногой, лишь упруго оттолкнувшись от земли мышцами спины, Ким подлетел вверх живой молнией, ровно на двенадцать с половиной метров подлетел. Его когтис- тая правая рука сжала тельце шмыгнувшей по воздуху от дерева к дереву летучей мыши, сдавила его. Опустился он медленно, плавно, и опять на спину. Поднес к глазам бьющееся животное - тельце трепыхалось, пыталось вырваться. Но Ким был голоден - что делать, и ему приходилось поддерживать свои жизненные силы, полеты не про- ходили бесследно, а на одних стимуляторах долго не продер- жишься, они высасывают силы из организма. Он неторопливо пообрывал крылья у мыши, откинул их. По- том бритвенно острым когтем срезал головку. Тельце все еще трепыхалось. Ким сунул его в рот, начал жевать. Вкус был неприятный, более того, отвратительный. Но Нерожденного сей- час мало интересовали подобные пустяки. Анализатор молчал. Значит, поблизости все было в полном порядке. И все-таки возвращаться пока не следовало. Непода- леку протекала река. Надо было обязательно пролететь над ее руслом. Проглотив остатки трепещущего теплого и еще полуживого мяса вместе со всеми косточками, железками и сухожилиями, Ким встал. Стряхнул с себя оцепенелость. Он был готов к поиску. Черное зеркало реки отражало звездную россыпь. Лететь над этим бесконечным, извивающимся зеркалом было одно сплош- ное удовольствие. Ким готов был лететь вечно. Да только ночь на этой планете не была вечной. Ему приходилось спешить, ведь к рассвету надо было лежать на казарменной койке. А там начнутся обычные занятия, вся эта суета и бестолковая возня, от которой не избавиться до поры! Ему было жаль потерянного времени! Ему было еще более жаль времени, которое лишь предстояло потерять за годы вжи- вания в эту жизнь. А как хорошо было здесь, на природе! Не надо было заниматься ненужными и пустыми делами, здесь все было прекрасным, достойным созерцания, здесь можно было нас- лаждаться бытием! Анализатор показал, что вдалеке сохранился след. Ким сразу же отвлекся от созерцания красот. Он уже понял, что к чему. Ускорил полет. Промчавшись на самой маленькой высоте около трех миль, он камнем упал в во- ду. И сразу ушел в глубину. Вода была теплой и мутной. Но Ким все видел. На илистом дне лежали останки крокодила - кожа, что-то из костей. Ана- лизатор показывал, что к ним прикоснулась рука Проклятого. Ким сообразил, Гун разорвал холоднокровную тварь надвое, ух- вативши ее за челюсти, потом отведал нежного белого мясца, а остатки выбросил. Конечно, никто и никогда из землян не смог бы определить, что произошло с крокодилом! Они бы и не дога- дались даже задуматься над этим вопросом, попадись им остан- ки! Все было чисто. Но Ким все-таки уничтожил и этот след. Немного ниже по течению он обнаружил еще одни объедки, оставшиеся от Проклятого. Сжег и их. Можно было подниматься наверх. Но Ким не спешил. В воде было так приятно. Нет, что бы там ни подсказывал ему инстинкт самосохранения и внутрен- нее чутье, что бы ни показывали приборы, а он с удовольстви- ем бы пожил на этой милой планетке! Не так уж здесь все и плохо было, как писали о том газеты и журналы, как болтали комментаторы по радио и телевидению! Поглядели бы они, что творится в Системе! Вот тоща бы начали ценить свое! Ну да побоку их, пускай сами разбираются, а он Нерожденный - Ким будет радоваться жизни и просто так. Жить назло всем и все- му, назло землянам с их подозрительностью и завистью, назло Системе! Он обнаружил маленькую подводную пещерку у берега. В ней было спокойно и уютно. Она могла служить отличным местом для отдыха и укрытия" Ни одна тварь не смогла бы его здесь найти! Ким задержался в этой подводной пещере. Его легкие сейчас работали в режиме жабр, и потому в пещере он чувство- вал себя будто в прохладном и наполненном свежим ночным воз- духом местечке. Можно было бы вздремнуть часик в этом надеж- ном убежище. Но дело, прежде всего дело! Мимо проплыла стайка мелких пугливых рыбешек - каждая размером в полноготка сержанта Кима. Нерожденный втянул их внутрь себя вместе с водой. Воду потом выпустил. Рыбешки бы- ли безвкусные, на девять десятых состоящие из той же воды. Но почему бы не попробовать! Ким лежал в пещере. Анализатор молчал. Что-то внутрен- нее подсказывало Киму, что всего лишь пару дней назад здесь же лежал Навеки-Проклятый. Лежал и точно также наслаждался жизнью, дышал полной грудью, строил планы на дальнейшее... Ким осознал это с такой потрясающей ясностью, что ему стало нехорошо. Более того, на него навалились тягостные предчувс- твия. Но нет! С ним все будет в порядке! Он выплыл из пещеры наружу, пробрался почти по самому дну к стрежню. Всплыл. Где-то здесь должен был всплыть и Проклятый. Надо было заканчивать дело. Почти с досадой Ким оторвался от поверх- ности воды, взлетел. В мозгу запищало - анализатор снова по- казывал вдаль, на склон темневшей даже в ночи горы, огром- ной, уходящей в поднебесье. К ней Ким и полетел. Когда Грумс вернулся в свой кабинет, выдвинул ящик сто- ла и обнаружил, что вымененная у вождя серая штуковина ис- чезла, он не бросился искать ее в других местах. Он задвинул ящик, откинулся на спинку кресла. Все было ясно! Но на всякий случай он вызвал Кирика, своего секретаря и помощника. - Слушай ты, дармоед! - обратился он к старинному прия- телю и собутыльнику. - Ты ничего не брал тут? Не рылся в мо- их сундуках? - Жара плохо действует на твои стареющие мозги! - бурк- нул Кирик и вышел. Комиссар понял, что нечего было и затевать пустого раз- говора. Дело понятное - кто-то шел по следам того парня в маске, или черта, или нечеловека, или мерзкой твари - все по-разному называли, и это было неважно. Так вот, кто-то шел по следам, стирал их один за другим, будто уборщица в хоро- шем и дорогом отеле, подхватывающая на лету каждую соринку, не давая ей опуститься на вощеный или какой иной пол! А раз этот тип шел по следам того типа, так значит, он шел и по его собственным следам, он тенью бродил за самим Грум-сом. И это было чертовски плохо! Это могло кончиться тем, что ко- миссару не придется дожить до заветной пенсии, а то и до завтрашнего утра! Грумс расстроился. Но сидеть и плакать, было не в его привычке. Он уже поджидал собственную смерть, сидючи в кресле! И больше он не станет этого делать! Он найдет способ, как защитить себя, как обезвредить эту сволочь, будь она хоть самим дьяволом! Он устроит такую западню этому гнусному и подлому дь- яволу, что от него не останется ни рогов, ни копыт! Еще бы! комиссара Грумса не купишь на дешевку! Его не проведешь бабьими сплетнями! Весь мир провалится в преисподнюю, но он, Комиссар Грумс, доживет до пенсии и отдохнет на славу! - Кирик, бездельник, ты слышишь меня! - Грумс по внут- ренней связи обратился к помощнику. - Немедленно ко мне ря- дового Дика... там сам разберешься, из поисковиков, невысо- кого, белобрысого! Давай, действуй! Через полчаса Дик стоял перед комиссаром, переминался с ноги на ногу, шмыгал носом. - Ну, выкладывай! - дружелюбно предложил Грумс. - У ме- ня сегодня времени побольше, с удовольствием выслушаю все твои сомнения, предположения, давай! - Не понимаю, о чем вы, комиссар, - пробурчал Дик и состроил недовольную физиономию. Грумс тяжело вздохнул. - И не помнишь о своем визите ко мне? - Вы меня с кем-то спутали, точно! Я пойду, ладно? - Погоди, у тебя была подружка, мулаточка, верно? - Верно, комиссар! Она вчера окочурилась с перепою, та- кие дела. Придется искать новую. - А что говорят медики? - Это вы у них спросите. Я думаю, пить меньше надо, вот и все! Это я могу выглушить три пузыря виски, а ей хватило одного, такие дела. Грумс поднялся из-за стола. Подошел к Дику вплотную. Заглянул в глаза. - А тебе не кажется, парень, - спросил он, - что и мы с тобой можем завтра окочуриться, как ты думаешь, а? Дик пожал плечами. - Все под Богом ходим, чего ж тут страшного, может, и мы откинем копыта, комиссар. Только я не очень спешу с этим делом! - Ладно, идите! У самой двери Грумс окликнул парня. - А больше никто из ваших не подозревал этого самого, Кима? Не замечали?! - спросил он. - Комиссар, вы перегрелись на солнышке, - сказал Дик и улыбнулся. Грумс снова плюхнулся в кресло. Попробовал ногой при- поднять стол. Тот пошел вверх. Значит, стимулятор еще дейс- твовал. Грумс не стал упражняться далее, опустил стол. Ему было не до силовых фокусов сейчас. И все же он подошел к сейфу. Вытащил один черный шарик оттуда, положил в карман. Мало ли, сейчас ему могло приго- диться все. Он даже протер свой старый, давно не используе- мый, ржавевший в сейфе револьвер. Сунул его за ремень, у по- ясницы. Но все это было не то! Все это детский лепет! Он снова вызвал Кирика. - Слушай, старина, - сказал по-дружески, - ты только не думай, что я спятил! Выпиши мне автомат из хранилища, у ре- бят не бери, не надо лишних разговоров. И приволоки сюда, ладно? - Ладно, - ответил сухощавый и смуглый Кирик. - Но при одном условии - если ты мне дашь честное слово, что не меня собираешься угрохать из этой штуковины, идет?! Грумс расхохотался. К нему вернулось присутствие духа. - Идет, старый шут! Я тебе даю честное слово, что я не угрохаю тебя из этого автомата! Я тебя придушу собственными руками! Давай, не тяни резину. Когда Кирик вышел. Грумс принялся обдумывать план опе- рации. Надо было перехватить инициативу, иначе добра не жди! Старую мегеру Савинскую этот тип-невидимка обработал. Дика тоже, его подружку вообще ухлопал. На "тропе" и в пещере ни- каких следов, нет их и на поляне, и у склона горы. Остава- лись вождь, Банта и сержант Ким. Последний был ближе всех. И Грумс решил не затягивать дела. Чего ему бояться?! Пусть только дернется этот желтолицый, кем бы он ни был, - Грумс ему двумя пальцами хребет переломит! Но только он не станет доводить дела до таких крайностей, он старый и опытный поли- цейский, он зайдет сбоку. Не прошло и получаса, как комиссар стоял за небольшим заборчиком у самой стены казармы, там, где его никто не мог увидать, и наблюдал за тем, что творилось на плацу. Он не понимал, как можно в такую жарищу да еще в полном обмундиро- вании заниматься строевой подготовкой. Впрочем парни были молодые - им все по зубам. Ким работал с рядовым составом усердно, на совесть. Грумс пронаблюдал за ним минут двадцать и пришел к выводу, что здесь все чисто - обычный солдафон, служака и ничего бо- лее. Зарабатывает себе очередное звание! Выслужился из рядо- вых. В части давно, все его знают как облупленного. Даже ес- ли он чей-то агент, если он подставное лицо и выполняет чью-то волю, то как он мог оказаться у Савинской?! Туда только на вертолете и доберешься! И никакие стимуляторы не помогут! Нет, враки! Этот Дик, может, и хороший парень, да видно, слишком перебирает по части горячительного, или прос- то мнительный. Хотя и его можно понять, ухлопали приятеля, а тела не нашли, и найти не могут. Тут поневоле станешь мни- тельным и запьешь! Грумс навел справки о поисковиках. Ничего вызывающего подозрения не было. И он вернулся к себе. Он не собирался плестись в хвосте у невидимки. Надо было опередить его. Он заказал вертолет. Но не маленькую "стрекозу", а побольше, повместительнее и посолиднее. Поднял тихо, без паники спе- цотряд. И вылетел вместе с ним в лес, к вождю. Если этот чистильщик куда и придет, так именно туда! И прямиком угодит в западню! Так рассуждал Грумс. План его был предельно прост. Но от сведущих людей Грумс не раз слыхивал, что все великое бы- вает простым. И он не сомневался. К вечеру, если потребует- ся, он вызовет подмогу. И на этот раз проклятущая тварь или ее пособник не уйдут, крышка им настанет! Был, конечно, и риск! Но лучше уж так, чем сидеть в кресле и поджидать убий- цу. А что он заявится и уберет одного из последних свидете- лей или, может, просто слишком любопытного на его взгляд, Грумс не сомневался. Он был готов к борьбе! Дхунго-бун Гханг не удивился, когда с первыми лучами солнца полог его пальмовой хижины откинулся и внутрь вошел желтоглазый и босой малаец в полувоенной форме. Он привык, что после двух- или трехдневной попойки к нему захаживали всякие типы. И этот был не худшим вариантом - Дхунго учился в Оксфорде на юриста, а в Москве на врача-психиатра, и он знал, что галлюцинации могут быть самыми разными, но лучше на них не обращать внимания. И он прикрыл глаза. Его толстые и красивые жены спали. В хижине стоял мело- дичный храп. Минуты через две, чтобы проверить, не испарился ли призрак, Дхунго открыл один глаз. Малаец сидел прямо перед ним, скрестив ноги по-турецки. И ждал. - Если ты пришел за моей душой, - просипел Дхунго, - так это слишком рано, приятель, я не собираюсь пока туда! Видал, сколько у меня баб? Их же всех надо содержать - и по- ить, и кормить, и... - он хотел сказать про одежду, но сооб- разил, что на его "бабах" практически ничего не было, и про- молчал. - Нет, я пришел не за твоей душой. Она мне не нужна! Вождь приободрился. - Тогда будь добр, подкати ко мне вон ту бутылочку, а?! Малаец сходил в угол хижины за бутылкой. Откупорил ее. Поднес к губам Дхунго. Тот глотнул. И сразу ожил. - Меня интересует бнхгуро-нгхоро, - сказал малаец. Вождь сделал задумчивое лицо, потеребил пальцами подбо- родок. Он уже понял, что малаец никакая не галлюцинация и что, следовательно, с него надо хоть что-то содрать за ин- формацию. А также и за нарушение покоя, его собственного и его любимых жен. - Не так-то все это просто, - проговорил он загадочно. Малаец выдернул из его руки бутылку. Наклонил ее горлом вниз - драгоценная влага полилась на циновку. - Стой! Ты чего?! - встрепенулся вождь. - Так себя при- личные гости не ведут, отдай бутылку! - Ты видел его сам? - Нет! - Так чего же болтаешь, кому ни попадя?! Только теперь вождь обратил внимание на острейшие когти гостя. И все сразу понял - недаром он имел два диплома. - Его видела только моя жена, вон та, что с краю! - проговорил он отчетливо и трезво. - Если она тебе нужна - забирай! А я ничего не слыхал, ничего не видал! - Дхунго-бун Гханг состроил лицо законченного дурака, совершенно бессмыс- ленное и наивно простецкое. - Хочешь, и бутылку забирай! Мы живем в глуши, нас ник- то не видит, никто не слышит. Мало двух жен, бери трех! Малаец молчал. Он смотрел прямо в глаза вождю. И Дхун- го-бун Гханг прикрыл глаза, размяк, заснул. Ему снилось, что малаец подошел к спящим женам, провел над ними когтистой ру- кой, прошептал что-то, а потом вышел. Но этот сон сразу же забылся, как забывается множество никчемных и пустых снов. Проснулся вождь поздно. Солнце стояло высоко. Жены сплетничали в тенечке, грызли орехи. А его самого тряс за плечо комиссар Грумс. Еще вождь заметил, что в хижине стоят два молодцеватых парня в маскировочных накидках и касках. - Чего там, война, что ли, началась? - спросил вождь, протирая глаза. - На-ка, глотни! - предложил ему Грумс. Вождь покачал головой. - Убери это мерзкое пойло. Говори, зачем пожаловал?! Грумсу уже надоело за последние сутки удивляться. И все-таки он приподнял свои облезлые брови вверх. Если сам великий предводитель лесного племени Дхунго-бун Гханг, пристрастившийся к зелью еще лет двадцать назад то ли в анг- лийских пабах, то ли в московских забегаловках, отказывается от глотка джина поутру, после явной вчерашней попойки, то, значит, или мир перевернулся, или что-то у него с мозгами не так. - Бнхгуро-нгхоро! - процедил Грумс в лицо вождю. - Сам такой! - ответил тот. - Чего надо? - Кто у тебя был? - Никого! - Слушай, я представитель власти! Если ты не переста- нешь паясничать, я вынужден буду тебя арестовать! - Попробуй, Грумс! Мои жены выцарапают тебе твои ма- ленькие свинячьи глазки! Говори, зачем пришел? - Что это? - комиссар сунул под нос вождю черный шарик. - Не знаю? Отвяжись! - Подумай хорошенько! Это же "слезы дьявола"?! Вождь почесал переносицу, потом поскреб ногтями под мышками. После раздумий сказал глухо: - Наверное, Грумс, это твое собственное дерьмо! Комиссара начинало трясти. Он был вне себя от бешенс- тва. И он. злился не столько на вождя, сколько на того, кто повсюду опережал его. Он бы придушил собственными руками этого поганого ублюдка, он бы стер его с лица земли! Лишь бы только он попался в его руки. Но похоже, на этот раз западня останется пустой. Пора сматывать удочки! Эта тварь сделала свое дело и больше сюда не заявится. Надо искать новое мес- то. И все же он еще раз переспросил: - Дхунго, ты большой и хороший человек! Я тебе привезу двадцать ящиков джина, клянусь! Скажи прямо, не юли, неужто ты ни черта не помнишь?! Ну! Я тебя прошу, ответь! Вождь улыбнулся открыто и простодушно. Положил руку на плечо Грумсу. Чуть сжал ладонь. - Комиссар, мы же с вами интеллигентные люди, ну зачем нам пудрить друг другу мозги, ну, подумайте, - проговорил он с душевной теплотой и особой мягкостью в голосе. - Я вам то- же клянусь, что моя твоя ни хрена не понимай! Если бы не эта дурацкая необходимость отбывать положен- ные часы на плацу или в казарме, Ким давно бы уже справился со всеми делами и мог бы преспокойненько затаиться. Но с реальностью приходилось считаться. Все ниточки вокруг самого себя он обрубил в течение двух дней - если ищейки и заинтересуются чем-то, так их интерес быстро угас- нет, сами отвяжутся - поймут, что ловить им здесь нечего! Оставались, правда, еще кое-какие свидетели, помнившие о Проклятом. Но Ким не спешил прочистить их мозги. Он знал, что им и так ни один нормальный человек не поверит, ведь оба свидетеля сидели в психушке - расположенной далеко за преде- лами городка, в тихой сельской местности лечебнице, предназ- наченной для тех, у кого или нервишки подрасшатались или произошел сдвиг по фазе. Нерожденный, вселившийся в Кима, используя запасы его же мозга, быстро овладел и специфичес- кой терминологией и жаргонными словечками - потому он все называл своими именами. Он вообще начинал забывать про су- ществование Системы, про тамошние порядки - на черта они ему здесь, на земле - матушке?! - Ты чего, заснул, Ким! - сержант из соседнего взвода ударил его по спине. - Сегодня жалование выдают! Или ты хо- чешь, чтоб твой конвертик так и остался лежать невостребо- ванным? Ким широко улыбнулся, затряс головой - так, что длинный козырек его форменного кепаря тоже затрясся в такт движени- ям. - Не бойся, дружище, чего-чего, а про деньжата я никог- да не забуду! И он направился к штабному зданию. Все было как нельзя кстати. Он ведь и на самом деле забыл, что сегодня не прос- той день, а пятница, что сегодня жалованье выдают - а зна- чит, после трех гуляй, служивая братия! Большинство из поис- ковиков направится в бордели и бары, на дискотеки и в прочие увеселительные места. А с ними пойдет и он, Ким... Конвертик был потолще, чем раньше. После смерти Тукина это была первая выплата, первая Кимова сержантская получка. И к нему, разумеется, тут же привязались парни из отряда. - Это дело надо обмыть, Ким, не жмись! - сказал один, преграждая путь. Другой зашел сбоку. - Повышения не каждый день бывают, с тебя причитается, старина! Остальные помалкивали. Но на их лицах было все и так написано достаточно ясно. Выпендриваться не стоило. И Ким сказал, громко сказал, чтоб все слышали: - В семь вечера у "Веселой вдовушки", лады?! Упрашивать никого не пришлось. От него тут же отвяза- лись. Ким все рассчитал, к семи он должен был полностью ос- вободиться, даже пораньше на часок. Но этот час он оставлял на всякий пожарный случай, мало ли чего! К тому же, сейчас был день - по воздуху не полетишь, десятиметровыми прыжками по шоссе или обочине не помчишься! Все надо было делать са- мым обычным образом, по-человечески. Но в любом варианте он уложится в отведенное время. До психушки сорок минут езды на автомобиле, а это сущие пустяки. И все-таки он забежал в казарму, быстро переоделся в штатское - черную майку с желтой надписью "Колорадо", корот- кие белые шорты, кроссовки. Перекинул через плечо сумку, в которой было все необходимое. И выскочил наружу. Он не пошел к контрольно-пропускному пункту. Оглядев- шись внимательно и проверив себя с помощью анализатора, ут- вердившись в мысли, что за ним не следят, он перемахнул в глухом местечке через ограду. Остановить машину на шоссе удалось не сразу - народ по- шел недоверчивый, да и банда ведь продолжала шалить в ок- рестностях, а потому и поводов для особой доверчивости ни у водителей, ни у пешеходов не было. Но, наверное, сороковая или даже пятидесятая по счету машина, из проезжавших мимо, притормозила. - Залезай, парень! - сказал небритый и мордастый владе- лец легковушки. - Только учти, я задаром не подвожу! Куда тебе? - Да тут по пути, - Ким назвал нужное место, но чуток с переездом, на всякий случай. - Двенадцать монет! - Ладно, трогай! Легковушка дернулась, затарахтела - она была старой мо- дели. Но для Кима это не имело никакого значения. - Слушай, парень, - полуобернулся к нему водитель, - я тут не часто бываю, только проездом. Но слыхал одну залепуху про вас, в центре слыхал, там болтают, что у склона черти завелись, а может, инопланетяне! Ты мне растолкуй это дело, а? Теперь Ким повернул к нему свое желтое скуластое лицо. - Годится! Только ты учти, я даром информацию не выдаю, понял? - Сколько? - по-деловому спросил небритый. - Двенадцать монет, - ответил Ким и улыбнулся еще шире. - Идет! Небритый был явно свойским парнем. С таким можно было иметь дело. Но в другой раз. - Тут и вправду завелись инопланетяне, ты прав! - ска- зал Ким. - Да ну?! - Вот тебе и ну! - Сам-то видал? - И видал и слыхал. - Ага, загинай! Еще скажи и на одном толчке сидел?! - небритый рассмеялся собственной остроте. Ким его не поддер- жал. - Тут есть инопланетяне, - проговорил он, только ты от- веть мне честно, как настоящий мужик, чего бы сделал, если б повстречался с пришельцем, а? Водитель поскреб большим пальцем левой руки недельную щетину, задумался. Потом сказал: - А черт его знает, может, донес бы в бюро расследова- ний, а может, попросил бы чего. - Ну, из бюро бы тебя, знаешь, куда послали?! - Догадываюсь! - А просить бы чего стал? Небритый снова задумался. - Как это чего, - произнес после минутного замешатель- ства, - машину новую, мешок монет, бабу другую... ну чего еще? А-а, вон, - он оттопырил губу, - чтоб три зуба заново выросли... Да нашел бы чего попросить, встретился бы только! Ким поглядел на него очень серьезно. - Ты что, думаешь, инопланетянин-пришелец это золотая рыбка, что ли? - спросил он. - Тут ты прав, парень! - отозвался небритый. - Это я загнул, точняк! Я те вот что скажу, я б от него драпанул бы, чтоб не сожрал или еще чего не сотворил... Ну, а если б он меня поймал, тогда б чего-нибудь точно выпросил, что ж я, болван последний, чтоб такой случай упускать! - Ну, тогда не упускай, проси, - предложил Ким. - Это у тебя-то?! - У меня! - Кончай загибать! Ты лучше рассказывай, как услови- лись! Ким поднял руку на уровень лица небритого. На ней, ра- зумеется, уже не было никаких когтей. - Ну, в таком случае я тебя попрошу кое о чем, хорошо? - проговорил он. - Чего-то ты мне не нравишься, парень! - буркнул води- тель, но ходу не сбавил. - Это дело вкуса, - отозвался Ким. - Так вот, я тебя очень попрошу, чтобы ты забыл о нашей встрече, забыл обо мне и нашем разговоре. А еще я тебя попрошу, чтобы ты перестал трепаться о всякой ерунде! Ну сам подумай, какие в наше вре- мя черти и инопланетяне! Правда ведь?! Зачем распространять ложные слухи?! Не надо этого делать! Понял? Водитель молчал. - Вот и договорились, ты обо всем забыл! И меня здесь нет! Водитель не ответил. Да он и не мог ответить. Он был один в машине. Ему это не просто казалось, а он совершенно точно знал, что едет от самого Дронкса один, едет уже четы- реста миль, что он никого не подсаживал и никогда ни за ка- кие коврижки не подсадит - была охота связываться с незна- комцами, сейчас любой из них мог оказаться убийцей и граби- телем на черта ему искать на свою задницу приключений! Так он и добрался до дальних загородных поселений - в полной уверенности, что едет один. Высадил там Кима, даже не взглянув в его сторону, тут же газанул, умчался. И если бы кто-нибудь спросил его, зачем он приостановил машину, прое- хав на полторы мили дальше психушки, он бы посмотрел на воп- рошающего как на сумасшедшего и не счел бы нужным даже отве- тить ему. Часы показывали половину четвертого. Но Ким не следил за стрелками и цифрами. У него были свои, внутренние часы. До психушки он добирался пешком, задворками. Перемахнул через двухметровый забор с шипами поверху. В мозгу попискивало - это анализатор предупреждал о наличии следов, оставленных Проклятым и о возможной опасности. Но Ким и без него знал, куда он идет и зачем. Внутренняя территория лечебницы была обсажена ровными, доходящими до пояса человека кустиками. Они шли рядами. Раз- розненно торчали одинокие деревья. Спрятаться за ними было непросто. Но пока и не было нужды прятаться. В этом глухом местечке жили, видно, спокойно, не таясь и не боясь никого, даже буйных пациентов лечебницы. Наверное, те находились под строгим контролем. А может, персонал и не слишком много вре- мени уделял слежению да наблюдению за посетителями и посто- яльцами совсем по другой причине. Для Кима это было не столь важно. Он шел к цели, и уже ничто не смогло бы его остано- вить. Даже сам он захоти вдруг повернуться и уйти без явной причины, ничего бы не вышло. Программа, заложенная в Нерож- денного, работала. И она гнала его вперед. Вышедшего из-за угла пристройки санитара Ким усыпил на месте, сразу. Тот даже не увидал его, закрыл глаза, присел на корточки, а потом и завалился набочок. Он не проснется до вечера, если кто-нибудь не растормошит его. Входов было несколько - основной, черный, хозяйствен- ный, подвальный. Ким шмыгнул в хозяйственный - там было про- ще пройти и остаться незамеченным. Все пространство у дверей, за ними и в коридорчике было заставлено контейнерами. Ким вьюном проскользнул между этими огромными и плотно составленными ящиками. Заглянул в малень- кое зарешеченное окошко. Там, в довольно-таки большом поме- щении человек двадцать больных в пестреньких халатиках мыли посуду. За их спинами виднелся суперсовременный моечный ап- парат. Но Ким сразу смекнул - трудотерапия! Ничего, это дело полезное. Но не для него. И он стал пробираться дальше, по коридорчику, туда, где помигивала синенькая лампочка. Анализатор все время пищал. Но Ким не обращал на него внимания. Открыть запертую дверцу для него не составляло труда, он лишь запустил в замочную скважину длинный коготок, отросший на глазах, поковырялся там с минуту, и дверь рас- пахнулась. Похоже, Ким оказался недалеко от цели. Тишина и пустые освещенные зеленым светом коридоры говорили о том, что блуж- дать ему недолго. Видно, именно тут содержались те, кто был особо опасен, кого не выпускали в другие помещения, а тем более во двор и на улицу, в садик. Он заглянул в один глазок: тощий и совершенно голый че- ловек отбивал земные поклоны, один за другим. В следующей палате-камере немолодая парочка предавалась любовным утехам, рядом на табурете сидел санитар и пускал слюни. Ким прошел дальше. Но больше не глазел в кругленькие дырочки, он по- чувствовал, что здесь нужных ему людей нет. В центре небольшого холла виднелся столик с креслами по краям. Но никто в них не сидел. Ким подошел ближе и увидал плотно сомкнутые двери лифта. Ни кнопок вызова, ничего похо- жего на них не было. Он оглянулся - окно зарешечено. Да и стекло - явно пуленепробиваемое. Пришлось вернуться и искать другой путь. А время шло. Парни из его отряда, небось, начищали свои перышки, готовились к грандиозной попойке. Иначе и не могло закончиться предстоящее застолье - будет попойка, будут де- вицы, будет драка - все будет в "Веселой вдовушке". Только вот к этому времени надо успеть замести последний след. На третий этаж Киму пришлось ползти по внешней стене, ощупывая почти каждый миллиметр ровной кирпичной кладки. Но главное, снизу его никто не видел. Все остальные трудности были преодолимы. Правда, стена была гладенькой - без карнизов и бордюрчиков, и долго приш- лось перемещаться, присасываясь к ней, по горизонтали, преж- де чем он обнаружил открытую фрамугу. Ким ужом проскользнул внутрь. Напугал молоденькую мед- сестру. Та выронила какую-то склянку и застыла с раскрытым ртом. Но Ким не позволил ей опомниться, тут же усыпил и ее. Лишь потом оттащил тело к креслу, усадил в него, хотя нужды в этом не было. Заглянул в первый же глазок - на полу билось в истерике неопределенного пола существо. Ким прошел мимо. Анализатор пищал все сильнее. Еще в двух камерах-одиночках сидели какие-то звероватые типы со страшными бандитскими ро- жами. В четвертой был Хромой. Ким потянул на себя ручку. Дверь не поддалась. Замок был тройной, и с ним пришлось повозиться. Когда Ким вошел внутрь, он первым делом залепил пластырем глазок. Уже потом обернулся к Хромому. Безобразный лысый толстяк с совершенно идиотским лицом сидел на пластиковом мягком унитазе и пускал пузыри из носа. Слюни текли на подбородок, висели на нем мутными сосульками. В камере стояло жуткое зловоние. Но Нерожденному было все равно, чем пахнет, розами или дерьмом. Это была его работа. - А-а-а, - обрадовался чему-то Хромой, - опять пришел, ну заходи, заходи, только у меня ничего нет... Ким подошел ближе, заглянул больному в глаза. Ни черта человеческого в них не было! Это были глаза даже не животно- го, в тех виден явный разум, сметка, понятие, это были глаза насекомого - стеклянные, холодные и пустые. - Заходи, заходи, - повторил Хромой. Ким усилием воли заставил больного сосредоточиться, собрать остатки разума, пусть ненадолго, пусть на несколько секунд. И спросил: - Что ты видел на тропе? Хромой прохрипел невнятно: - Дьявол, всем конец, это дьявол, он приходил за нами, ты тоже дьявол, я все вижу... Ким понял, что каким бы безумным ни казался на первый или второй взгляд человек, внутри, в глубине сознания и под- сознания у него всегда что-то сохраняется. - Не было никакого дьявола, понял! - сказал медленно, с нажимом. - Был! - ответил Хромой, упал с унитаза, пополз к Киму. - Был! Тот поднял руку, провел ею над головой Хромого, загля- нул в безумные мутные глаза. - Повторяй за мной: не было никакого дьявола! ничего не было! ты все забыл! ты ничего не помнишь! не было никакого дьявола! Хромой протянул к нему скрюченные грязные пальцы с обг- рызенными ногтями. - Был дьявол! - сказал он, захлебываясь и теряя голос. Ким подумал, что и здесь попадаются крепкие орешки. Но это его не смутило. Внушение должно было сработать, безот- казно сработать! - Ты все забыл! - он поднял обе руки, принялся делать пассы над лицом Хромого. - Ты все забыл! Твой мозг чист как у младенца! Ты все забыл! Хромой неожиданно попятился от внезапного гостя. Глаза его прояснились. Он выставил вперед дрожащий палец. И закри- чал почти в полный голос. - Я ничего не забыл! Это ты дьявол!!! - Молчи! - Нет! - Я приказываю тебе замолкнуть! И все забыть! Хромой упал на колени, закашлялся. - Приказываю - все забыть! Безумные глаза утратили ясность. Но из горла вырвался сип: - Я все помню! Убирайся отсюда, дьявол! Ким улыбнулся. Прислушался к анализатору - тот пищал без умолку. И немудрено! - Хорошо, старик, ты сам выбрал свою судьбу, я не хотел тебе причинять зла... Впрочем, для тебя и это будет добром! Хромой погрозил пальцем. - Помню! Помню все!!! Ким кивнул. - Ладно, помни! Я не сумел повлиять на твою память и твой мозг. Но это не означает, что я такой уж бессильный! Слушай меня! Ты сейчас умрешь от инфаркта, твое сердце не выдержит, понял? Так и установят врачи потом, по трупу, мол, сердце не выдержало! Ладно, начали! Раз, два, три! Раз, два, три!!! Хромой схватился рукой за грудь. - Видишь, ты уже почувствовал, как сбивается ритм, - проговорил Ким с усмешкой и зачастил: - Раз! раз! раз! два! три! - Он все убыстрял и убыстрял счет. Хромой сначала налился пунцовой краской, потом позеле- нел. Он обеими руками держался за грудь, но не мог сдержать рвущегося наружу сердца. - Раз, два, три, раз, - Хромой упал. Из открытого рта хлынула кровь. Ким отступил к двери. Содрал пластырь с глаз- ка. - Вот и хорошо, так будет всем хорошо, - пробурчал он под нос. - Так никто никогда ничего не узнает. Он вышел. В коридоре было по-прежнему пустынно и спо- койно. Но анализатор надрывался! Киму было ясно, в чем дело. Ведь в соседней камере-палате сидела та самая Пак Банга, что также любила путешествовать по "тропе". На всякий случай Ким прошелся в один конец коридора, потом в другой. Нет, все было спокойно. Анализатор реагирует лишь на эту спятившую наркоманку, больше ни на кого! Остава- лось довершить начатое! И все! Он будет свободен! Он отслу- жит еще год, от силы, полтора в шкуре этого незадачливого узкоглазого паренька, и конец! Прощай, сержант Ким! Ты оста- нешься в гарнизоне, будешь гонять своих парней-поисковиков, будешь пыхтеть с ними на плацу и снарядах, бегать о ними по горам, получать раз в неделю приличное жалование, ходить по борделям и кабакам, поднакапливать деньжат, чтобы когда-ни- будь, на старости, открыть свою овощную лавочку, а может, и погребок. Тебя будут повышать, уважать, любить, ненавидеть, бояться, все будет, старина Ким, лишь одного не будет!. Ты никогда не вспомнишь про всю эту историю! Никогда тебе в го- лову не придет шальная мыслишка, что будто бы происходило с тобой что-то неладное, нет, не придет! На твоем брюхе не ос- танется даже маленькой ниточки шрама - все срастется, все заживет, и ты не узнаешь, как в твоем теле выращивались не- обходимейшие для Нерожденного вещи и как он сам жил в твоем теле! Да это и на зачем тебе знать, Ким! С тобой будет все в полном порядке! Если, конечно... Нет, никаких "но", никаких "конечно", все будет в норме, Ким! Он постоял несколько секунд перед дверью, за которой скрывалась последняя свидетельница. Заглянул в глазок - Бан- га спала. И запустил в скважинки сразу три ногтя-коготка. Черная сумка, висящая на длинном ремешке за спиной, тя- жело колыхнулась. Круглое ядрышко аннигилятора надавило на поясницу. Все было тихо. Все было нормально! Ким провернул три замковых механизма одновременно и, не вынимая ногтей из скважин, потянул дверь на себя. Она не поддалась. Тогда он толкнул внутрь. Дверь держалась. Лишь с последней попытки он сообразил сдвинуть ее в сторону - дверь легко уехала в сте- ну, но тут же, пропустив Кима, вернулась на место. Ему пон- равилось, что в клинике нестандартный подход не только к па- циентам, но даже к камерам и дверям. И все же сам он посту- пил стандартно. Проверил дверь, залепил глазок. Банга спала. Он подошел ближе. Ткнул ее мыском под реб- ра, совсем тихо ткнул. Пак открыла глаза. - Опя-ять! - простонала она. - Нет, - сказал Ким, - я тебе не мерещусь, Банга. Я пришел к тебе наяву. Поговори со мной! - У тебя есть ширево? - Нет. - И курнуться нету?! - Нет, Банга, я не увлекаюсь этими делами. - Тогда проваливай! Ким присел на корточки перед ней. - Проваливай, кому сказала! - Не спеши, давай потолкуем. - Ты легавый, да? - Нет, - Ким опять улыбнулся, - я совсем из другой кон- торы! Расскажи мне, что ты видела на тропе? Пак устало выдохнула. Закрыла глаза. - Всем нужно знать одно и то же! Это бред какой-то! На черта тебе сдалась эта тропа, легаш?! - Я хочу знать, как выглядел в ту минуту Проклятый, как он ушел от вас. - Кто? - удивилась Пак, открыла глаза. - Проклятый! Говоря попросту, тот самый парень, которо- го за преступления вышвырнули много-много лет назад из нашей звездной системы, тот самый, которого не принял и ваш мир. Банга подозрительно уставилась на гостя. - Вот кто по-настоящему чокнутый! Вот по кому психушка плачет! - просипела она. - А ты подумай, - ненавязчиво продолжал Ким. - Подумай хорошенечко, кого ты видала? Это был человек? - Не-ет! - А почему же ты удивляешься? - Я не верю во все эти побасенки! У меня собственная башка набита всякими тварями и всякой дрянью! Мне еще иноп- ланетян не хватало! И вообще, чего это ты разоткровенничал- ся? Думаешь, я тебе все выложу, а ты меня пришьешь, и никто не узнает про нашу беседу, так?! - Нет, я тебе прямо скажу, убивать тебя не для чего, ты просто позабудешь все! Все полностью: и про "тропу", и про "нечеловека", и про мой приход... а потом тебя выпишут, и все будет для тебя как прежде! Пак с трудом разогнула скрюченную спину. Встала. - Ну, и чего тебе надо? - Куда он пропал? - Не знаю! Он влез на дерево, весь искалеченный, я ви- дала таких лишь валяющимися на мостовой после взрыва - с оторванными руками, с вывалившимися наружу глазами, с выво- роченными кишками, всех в крови - это у нас, когда боевички баловались. Так вот, этот твой приятель выглядел еще хуже! Но он умудрялся ползти по стволу, а потом впрыгнул в ка- кую-то темную штуковину с плоским днищем. Она сразу улетела и стало светло. А потом так громыхнуло, что у меня уши зало- жило. Но громыхнуло далеко, внизу, у выхода в пещеры, по- нял?! Его, небось, развалило в пыль! Только ведь он все одно не жилец был, ясно! А я приторчала, там же приторчала! Меня и повязали, легавые суки! Ким выслушал рассказ молча. Он все и так видел примерно в таком же свете. Черт возьми, сколько пришлось вытерпеть Проклятому! Как с ним обошлась судьба! А он сам, Нерожденный в шкуре Кима, что сделал он?! Ему стало совсем тошно!. Но ведь в его памяти, в его свернутом мозгу была заложена прог- рамма устранения Проклятого! Что он мог сделать?! И все рав- но ему было не по себе. Но ничего, это пройдет! Сейчас он обработает эту бабу, и все! - - Ладно, Пак! Тебе скоро будет лучше! А сейчас все нач- нешь забывать. Зачем тебе в мозгах хранить всякую пакость?! - А ты тоже оттуда? - с опаской спросила Пак. - Да, я именно оттуда. Но ты не бойся! - Странно. - Ну что тебе странно? Успокойся! Сейчас ты все это по- забудешь. - Погоди! - Ну?! Что еще! Пак очень волновалась. - Странно, что вас оттуда так много! Вы, наверное, мне мерещитесь все же, точно, мерещитесь! В жизни так не бывает! Ким нахмурился. Анализатор уже не пищал, а сиреной ре- вел в мозгу. Но он ничего не мог понять. - Почему много? Что ты говоришь?! - А то! - Поясни! - Тут еще один приходил, толстый такой, его краном не подымешь! - затараторила Пак. - А он на одних ладошках по стенам и потолку ползал, как муха, еще похлеще! Вот так-то! Ким схватил ее за плечи, встряхнул с силой. - Кто это был?! Отвечай! Кто?! - Это был я, Ким! - раздался из-за спины приглушенный голос. Ким обернулся. Спиной к запертой двери стоял толстяк в светлом костю- ме, поверх которого был напялен огромный бронежилет. На го- лове у толстяка была надета сетчатая металлическая маска-эк- ран. В руках он держал автомат. Держал, наставив дуло прямо в лицо Киму. По обе руки от толстяка стояли восемь здоровен- ных парней в таких же сетчатых масках. Четверо из них держа- ли наперевес ручные крупнокалиберные пулеметы, у двоих на плечах лежали короткие и толстоствольные гранатометы - ост- рия гранат также смотрели Киму в лицо. Еще двое придерживали за края свернутую, крупноячеистую сеть. - Это западня, Ким! - сказал толстяк почти ласково. - Ты сам вошел в нее! Вошел на приманку! Вошел и захлопнул дверь. Что делать, Ким, но ты попался, не надо дурить! Нерожденный решал, что же предпринять. Его мозг работал сейчас с тройной нагрузкой. Когда они успели войти? Видно, тогда, когда Пак орала. Он не услышал! Здесь мягкие полы. Нет, все равно это непростительная ошибка - так попасться! - Спать! Все спать! Немедленно спать! - выкрикнул он и послал гипнотический заряд чудовищной силы, способный уло- жить армию. Пак рухнула на пол, словно у нее подрубили ноги. Но толстяк и солдаты стояли. - Спать!!! - Не дури, Ким! Ты видишь эти штуковины? Ты сам должен понимать, что экраны не пропустят твоих сигналов. Не дури. Сбрось сумку и ложись на пол! Западня захлопнулась. И бежать было некуда. Ким метнул- ся к стене. Мгновенно из его пальцев выскочили наружу ост- рейшие плоские когти. Он наискось резанул по пластику, ухва- тился за край, отодрал пластинку шириной в два метра. И тут же ударил кулаком в стену - кирпичи должны были вылететь ог- ромным сцементированным куском... Но они не вылетели. Их не было. Под пластиком высвечивались тусклая стальная стена. - И так везде, Ким. Не рыпайся, не трать понапрасну сил и времени! Ложись! Ну уж нет, решил Нерожденный, здесь вы из гранатометов палить не станете, самих себя поубиваете к чертям! Нет! Не бывает безвыходных положений! Мы еще потягаемся, кто кого! И он резко взлетел вверх, под потолок. Пулеметная очередь прозвучала глухо. Пули не рикошети- ли, они вязли в пластике. За первой ударила вторая, потом еще две, потом все смешалось в общем треске. Киму задело лишь плечо да немного левую ногу. Это было ерундой. Но все-таки они прижали его к полу, не давая подняться вверх. - Завязывай, Ким! Ты всем надоел уже! Парням пора на обед, не зли их! Ускорив все реакции в организме мысленным приказом, Ким перешел в более быстрое временное измерение и молнией мет- нулся на толстяка. Он должен был повалить его, сокрушить, пробить себе дорогу к двери - и один землянин не смог бы вы- держать подобного натиска... Но толстяк мощнейшим ударом в челюсть отбросил его к противоположной стене. Ким попробовал прорваться еще раз, потом еще. Но испо- линской мощи удары повергли его наземь, оглушая. Толстяк был силен как динозавр. Лишь чуть прочухавшись, Ким вспомнил слова Банги. Точно! К ним попали стимуляторы! Иного быть не могло. Но это означало, что он обречен, ведь придется вести схватку на равных даже с перевесом на их стороне. А это было равносильно битве с паровым катком. Оставалось еще одно средство. Оно висело в сумке за спиной. Но к нему следовало прибегать лишь в крайнем случае. - Все, Ким! Понимаешь, все! Западня захлопнулась! В ярости он изрезал бритвенными когтями весь пластик, поотдирал огромные куски. Но везде посвечивала сталь. Он швырял эти куски в солдат, пытаясь отвлечь их, ослепить. Но парни были, видно, привычные к потасовкам, они знали, как себя вести. Очередной удар толстяка свернул Киму челюсть на сторо- ну, сплющил нос. Ребра у него были и так уже переломаны. Но Ким держался. Держался, потому что внутри него был Нерожден- ный! А это существо не так-то просто уничтожить! В какой-то неуловимый момент на него набросили металли- ческую сеть. Он тут же разорвал ее в клочья, не дав себя по- валить, сбить с ног. Силенка еще была в этом теле! В руках у парней появилась новая сеть. Они выжидали мо- мента. Но и он выжидал. Он уже понял, что никакого подкреп- ления не будет, что надо их давить, пересиливать по одному, что парни сломаются, что не выдержит даже этот наглотавшийся стимуляторов суперсилач. И он снова и снова бросался на них, пользуясь тем, что оружие пока они против него не применяли. Троих удалось уложить. Но остальные держались. Они сто- яли насмерть, не уступая ни пяди. Ким потянулся к заплечной сумке. Но толстяк и тут опередил его. - Давай! - прозвучало визгливо. И одновременно пять очередей ударили в Кима. Били по рукам и ногам. Кожа ошметками летела по углам, капли крови разлета- лись, будто из центрифуги, скрипели и скрежетали кости, оторвало четыре пальца, пробило колени, лодыжки, перерубило все сухожилия на правой ноге... Но Нерожденный держался. Он не хотел сдаваться. Титаническим усилием он восстанавливал поврежденные ткани. И держался! И все же, когда его рука уже вытащила из черной сумки небольшой, размером с детский мячик или апельсин, шар, и когда ослепительная вспышка должна была сжечь не только всех стоявших на пути, но саму пластиковую стену, пробить дыру в стали, на Кима снова обрушилась тяжелая сеть. Одновременно глухо бухнул гранатомет - руку вместе с зажатым в ней анни- гилятором вырвало из плеча, отбросило в угол. Едкий дым за- полнил и без того продымленную, загазованную камеру. Отрико- шетившей гранатой изуродовало и повалило на пол двух парней, стоявших впритык с толстяком. Но сам толстяк уцелел. Он без передышки всаживал пулю за пулей в истекавшего кровью Кима. И сам не верил ничему из происходящего. Да, комиссару Грумсу казалось, что это бред, паранойя, помноженная на шизофрению и все психозы вместе взятые! Этого просто не могло быть! Но все это было! Уже с оторванной рукой и перебитыми ногами Ким бросился на комиссара. Но тот сбил его на пол, чуть не оторвав при этом ударе самой головы! Нерожденный тут же вскочил. Его мог спасти только анни- гилятор. И он прыгнул в угол, где лежал шар. Несколько оче- редей врезались в его тело. Плетью обвисла левая рука. Он скинул кроссовку, попробовал зацепить шар пальцами ноги - из них мгновенно выросли длинные цепкие когти. Но и это не по- лучилось! Очередью оторвало ногу у самого колена. Нерожден- ный стал падать. И в этом падении ему в трех местах перешиб- ло хребет. Он рухнул на пол мешком. И все-таки он пополз к выходу, извиваясь изуродованным, окровавленным телом, отталкиваясь от пластика единственной, искалеченной ногой. Глаза у него вытекли. Из дыры в черепе студенисто свешивались, трепеща, подрагивая, мозги, они тоже начинали вытекать... Но он полз. Он не хотел погибать. В запасе у него оставалось последнее средство. Он смог доползти лишь до середины камеры, тело обмякло, дрогнуло, застыло. - Спекся! - сказал Грумс не своим голосом. И сделал шаг вперед. Парни, содрав с себя маски и сетчатые экраны, тяжело отдувались. Они еще не могли разговаривать. Лишь смотрели друг на друга полубезумными глазами - в таких переделках им бывать не доводилось. Комиссар Грумс подошел ближе к истерзанному Киму, точ- нее, к его изуродованному до полной неузнаваемости телу. - Да, он готов! Он не менее мертв, чем его оторванные руки и ноги! Комиссар нагнулся над трупом. Ему было интересно пос- мотреть на столь выносливое и неумертвляемое существо, кото- рое он все же прикокошил! Прикокошил и слава Богу! Теперь он точно дотянет до пенсии! И отдохнет всласть! И не просто до- тянет, а с повышением, с прибавкой жалованья! Все, никакой это не бред, это правда! Его взяла, он победил их всех, чер- ти бы их побрали, кем бы они там ни были! Он их пересилил! Все внутри у комиссара Грумса торжествовало и пело. Это было счастливейший миг в его жизни. Это был его звездный час! Впереди - рай земной, садик с гладиолусами, домик, жена, внуки, и покой!.. покой!.. Ким был убит. Но Нерожденный еще пребывал на самой кромке жизни и смерти. Он проваливался из тьмы на свет и из света в тьму, все перемешалось для него. И все же он решил использовать последний шанс. Он собрал в момент просветления все силы, взвинтил себя - и тут же мириады микрочастиц, раз- бежавшихся по телу бывшего Кима, собрались воедино, скон- центрировались в сверхплотном кругленьком шарике... шея уби- того неестественно вывернулась, набухла, вспучилась. С ма- леньким кровавым фонтанчиком из нее вырвалась наружу биогра- нула. И тут же вонзилась в сонную артерию склонившегося над трупом комиссара Грумса. Никто из парней ничего не заметил. Лишь один вяло спросил: - Ну чего там, комиссар? Шабаш, что ли?! Тот, к кому адресовался вопрос, сходил в угол камеры, подобрал забрызганный кровью шар, обтер его, сунул в карман. Потом еще раз оглядел поле боя и произнес бодро: - Все, парни! Мы покончили с этой тварью! Мы выиграли! - и весело подмигнул. Парни заулыбались в ответ. Они не знали, что стоящий перед ними толстяк вовсе не комиссар Грумс. ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ПЕТУХОВ БОЙНЯ В авторской редакции Технический редактор Т.С. Казовская Корректор И.Н. Лебедева Сдано в набор 11.06.90. Подписано в печать 30.0790. Формат 60Х84 1/16. Бумага офс. Гарнитура "Мегарон". Офсетная пе- чать. Тираж 300(10 эк.1. Зака.1 № 979. Москва. 2-я Владимирская, а/я 40. 2-я типография издательст- ва "Наука" 121009, Москва, Г-99, Шубинский пер., 6.
[X]