Б. Эйдельман. К истории возникновения Российской соц.-дем. партии

Б. Эйдельман.
К ИСТОРИИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ РОССИЙСКОЙ СОЦ.-ДЕМ. РАБОЧЕЙ ПАРТИИ.

Первая статья перепечатывается почти без изменений из исторического сборника "Наша Страна" 1907 г., N 1. Сюда прибавлены только примечания и фамилии упоминаемых инициалами лиц.

Происхождение второй статьи такое:

В журнале "Минувшие Годы" 1908 г., N 2, появилась статья Акимова о первом съезде. Эта статья показала мне, что нужны дополнения к моей статье, а также и опровержение неточностей и ошибок Акимова. С этой целью и была написана летом 1908 года вторая статья, которая, однакоже, не была напечатана за прекращением журнала "Минувшие Годы". Теперь я использовал эту старую рукопись для своей второй статьи.

8 января 1921 г.

---------------

Статья первая.

Предисловие.

В "манифесте" 1898 года об образовании Росс. с.-д. рабочей партии написано: "В сознании этого, представители: "Союзов борьбы за освобождение рабочего класса", группы, издающей "Рабочую Газету" и "Общееврейского рабочего союза в России и Польше" устроили съезд"... Из всех упоминаемых здесь организаций меньше всего имеется в литературе сведений о группе "Рабочей Газеты". Пополнить этот пробел является одной из задач предлагаемого очерка.

Но еще меньше известий в литературе имеется о первом партийном съезде. А те сведения, которые и имеются, не вполне достоверны. Едва ли многие знают о подготовлении первого съезда и о Киевской конференции 17 - 18 марта 1897 года.

Некоторые из писавших о съезде не знают о том, какие именно организации принимали в съезде участие, и почему некоторые социал-демократические организации не были на этом съезде. Вообще о первом партийном съезде очень мало сведений.

Пополнить этот пробел составляет вторую задачу этих строк.

В итоге получится малоизвестная страница из истории Р. с.-д. раб. партии.

---------------

Русская социал-демократическая группа.

Первый съезд Р. С.-Д. Р. П., на котором была основана партия, состоялся в 1898 году по инициативе группы "Рабочей Газеты".

Группа "Рабочей Газеты" преемственно связана с русской социал-демократической группой, которая существовала в Киеве с начала 90-х годов. Русской группа называлась в отличие от польских групп. Последних было две: группа польских социалистов (P. P. S.) и группа польских социал-демократов.

В 1891 - 1892 годах русская группа составляла марксистский кружок, который занимался изучением и пропагандой социал-демократических идей среди учащейся молодежи и делал попытки найти связи в рабочей среде. Найти рабочего и распропагандировать его - вот мечта соц.-демократа этого времени. Один из членов группы изучил с этой целью токарное ремесло и потом некоторое время работал в качестве рабочего*1.

Группа состояла большей частью из студентов университета и по месту постоянного жительства своих членов имела связи в нескольких городах России и сведения о рабочем движении в них. Возвращаясь после каникул в университет, члены группы привозили известия из Москвы, Вильны, Петербурга, Нижнего и других городов. Благодаря этому, группа имела сведения о рабочем движении из всех почти крупных центров непосредственно через своих членов. Это обстоятельство способствовало сильно успеху созыва съезда и основания партии. Мысль о созыве съезда и об основании партии возникала во многих городах, но только киевской группе удалось осуществить ее.

Почему Киеву удалось то, что не удалось ни Петербургу, ни Москве?

Мне кажется, что одна из причин этого - небольшое сравнительно с Петербургом и Москвой рабочее население Киева.

Раз начавшись, пропаганда очень быстро охватила всю свою небольшую область, и очень скоро возникла мысль об объединении всех имевшихся в городе кружков и групп, а затем и мысль о соединении в одну организацию всех городов. Вследствие краткости времени, которое достаточно было для приступившего к пропаганде среди рабочих марксистского кружка, чтобы, захватив все свое маленькое поле провинциального малопромышленного города, дойти до мысли о пользе объединения деятельности всех социал-демократических групп в России, русская группа в Киеве стала перед задачей создания партии до своего первого и единственного провала, который произошел после съезда.

При быстроте провалов групп в Москве и Петербурге, только Киеву удалось на-ряду с Вильной накопить революционный опыт старых работников. Последнему обстоятельству, кроме продолжительности существования группы, некоторые члены которой считали продолжительность своей работы 5 - 6 годами, считая со времени образования первых рабочих пропагандистских кружков, - способствовала большая конспиративность киевской группы. Группа отличилась, особенно в начале своей деятельности, таким конспиративным ригоризмом, что на многих, в том числе и на меня, производила дурное впечатление.

Когда связей в рабочей среде было очень мало, получалось впечатление конспирации впустую.

Чем же объясняется строгая конспиративная выдержанность кружка?

Мне кажется, что это можно объяснить тем, что группа знала и ценила опыт народовольцев.

Одна из первых бесед в маленьком кружке из 4 - 5 лиц, где только я был новичком, а остальные и раньше принимали в нем участие, была посвящена вопросу о правилах конспирации*2.

Общими правилами для членов считались следующие: на улицах или при посторонних с членами организации не раскланиваться, среди пропагандируемых называться вымышленными именами, квартиры иметь с отдельным ходом, с глухими стенами; писем и фотографических карточек членов не сохранять; при входе в квартиры членов, убеждаться предварительно в присутствии условленного знака безопасности; на улицах пользоваться проходными дворами и т. д.

Один из членов группы рассказывал мне о народовольческом киевском кружке, имевшем своей специальностью подготовлять своих членов к конспиративной работе.

Давалось, напр., поручение в точно определенном месте и в определенное время передать или получить от незнакомого данному члену человека какую-либо вещь.

Кроме хорошей конспиративной школы, продолжительности существования без провала и сведений членов группы о работе соц.-дем. организаций в других центрах рабочего движения, одной из причин сравнительно быстрого и нормального развития студенческого молодого марксистского кружка в крепкую социал-демократическую организацию была деятельность в Киеве выдающегося старого опытного революционера и социал-демократа. Я говорю о покойном Ювеналии Дмитриевиче Мельникове. Этот даровитый и преданный делу работник очень много способствовал через членов киевских групп интеллигентов и через рабочие кружки расширению задач группы до постановки вопроса об общерусском органе и создании партии.

Также нельзя пройти молчанием и того влияния в этом же смысле - существования партии польской социалистической (P. P. S.). В Киеве одно время жил постоянно агент партии, а изредка приезжали агенты центрального комитета P. P. S.

Деятельность среди рабочих киевских железнодорожных мастерских группы польских социалистов, руководимых партией и пользующихся ее помощью, способствовала созданию потребности в центральном объединительном органе.

Что касается личного состава группы, то он был обычного для таких групп уровня. Из дальнейшего видно будет, что в своем составе группа не могла найти редактора для "Рабочей Газеты", будущего центрального органа партии; автора своего манифеста об образовании партии она вынуждена была искать тоже на стороне.

Как бы то ни было, но в 1893 году у нескольких членов русской группы были уже кружки рабочих, где велась пропаганда по всем правилам тогдашнего пропагандистского искусства.

Хотя все это искусство и известно многим, но для большой публики, может быть, будет нелишним напомнить и об этом. "Большинство моих слушателей - по рассказу одного из пропагандистов - искало образования. Моя задача сводилась к тому, чтобы заставить их сделать революционные выводы из доступного для них материала. Одним из способов было ознакомление их по иностранным корреспонденциям русских газет (по "Русским Ведомостям") с западно-европейским рабочим движением. Мои знакомцы были ремесленники: ювелир, заготовщики (сапожники), кузнец и др., - большей частью евреи. Проходились начатки естествознания, читалась статья Шелгунова "Пролетариат во Франции и Англии". Давались избранные повести и рассказы русских писателей*. Читался Эркмана Шатриана "История одного крестьянина" и статья Писарева об этом романе. Давался "Спартак" Джиованниоли, "93-ий год" В. Гюго, "Борьба за право" Францоза, "Углекопы" Золя. Читались "Экономические беседы" Карышева, "Капитал и труд" Свидерского, "Программа работников" Лассаля и некоторые другие его сочинения. Но центр тяжести занятий лежал в беседах, которые по мере возможности переходили на практические вопросы о количестве часов работы, о заработной плате, о прибыли хозяина и пр...
/* Существовали специальные списки соответствующих изданий.

В связи с этим, напомним, что, когда в начале нелегальной литературы было очень мало, мы одно время думали о возможности обходиться вовсе без нее; но это время скоро прошло, и на первый план выдвинулся вопрос о создании нелегальной литературы для растущего круга читателей наших.

В 1894 году впервые в Киеве была отпразднована маевка на тайном собрании.

В 1894 году русская группа из марксистского кружка теоретиков, ведущего пропаганду среди студентов, окончательно преобразовывается в пропагандистов среди рабочих, по мере роста связей группы в рабочей среде и воздействия на нее Юв. Дм. Мельникова. Русская социал-демократическая группа имела свою нелегальную библиотеку и собирала средства для издания и покупки нелегальной литературы. Эта группа перевела и издала первое на русском языке издание "Эрфуртской программы" Каутского, снабдив его своим предисловием. Это так называемое издание Павлика*.
/* Напечатано в Галиции.

Вследствие неопытности издателей (крупный шрифт, плотная бумага), это нелегальное издание стоило дорого и мало известно было в России.

Второй период деятельности группы начинается образованием первого киевского Рабочего комитета.

II.

Первый киевский Рабочий комитет.

Первой попыткой социал-демократической пропаганды среди киевских рабочих надо считать работу Абрамовича. "В Киев приехал в 1888 году из Минска доктор Абрамович и поступил слесарем в мастерские железной дороги с целью завязать сношения с рабочими; вместе с вернувшимся из ссылки Соколовым и четырьмя минскими рабочими*3, он скоро успел сорганизовать около 30 рабочих, преимущественно слесарей железнодорожных мастерских и наборщиков, и устроил тайную библиотеку. Аресты в августе 1889 годах разрушили эту первую социал-демократическую организацию в Киеве"*.
/* Очерк развития социал-демократии в России, стр. 88.

После этой попытки пропаганда среди киевских рабочих с небольшим перерывом велась членами разных киевских групп и одиночками, не примыкавшими ни к каким группам.

В 1893 году мы уже находим несколько сорганизованных рабочих кружков, где ведется систематическая пропаганда.

Первые кружки состояли преимущественно из ремесленников евреев. Тут были: ювелиры, заготовщики, обойщики, портные и слесаря.

Когда связи в рабочей среде еще были очень слабы, то придумывались замысловатые и сложные планы для завязывания сношений с рабочими.

Вопрос о том, как проникнуть к рабочим, очень часто дебатировался в интеллигентских кружках. Кроме способов, о которых я раньше говорил, были и другие приемы для завязывания связей. Ложились в больницы для чернорабочих; заводили знакомства на народных гуляниях; нанимали квартиры у рабочих.

Теперь я расскажу о школе-мастерской.

Надо было проникнуть на машиностроительные заводы Ю. Д. Мельникову. Как отбывшему наказание политическому преступнику, жандармы мешали ему работать на заводе. Так было при его поступлении электротехником к Савицкому, Страусу и К°. Так было, кажется, и при поступлении его в железнодорожные мастерские. Поэтому мы решили открыть мастерскую, подготовить двух - трех учеников ремесленных мастерских других ремесл и, отправив их на заводы, таким образом открыть себе путь к массе фабричных. Так и сделали. Был куплен токарный станок, слесарные инструменты, и Юв. Дм. Мельников сделался учителем-хозяином школы-мастерской. По специальности он был слесарем, но знал кроме слесарного множество ремесл. Школа выпустила несколько токарей по металлу, которые сослужили потом хорошую службу рабочему делу. А квартира Юв. Дм. Мельникова на Лукьяновке*, где помещалась школа-мастерская, сделалась штаб-квартирой социал-демократов-интеллигентов, клубом и университетом для многочисленных посетителей рабочих. Сюда приводили наши ученики своих знакомых. Интеллигенты-пропагандисты присылали сюда для последней высшей шлифовки своих слушателей. Сюда приходили интеллигенты всех киевских групп. Здесь некоторые учились говорить и писать понятным для массы языком. Здесь в тесном кружке обсуждались планы организации и намечались наиболее выдающиеся посетители в члены рабочей организации. Тут обсуждались новости газетные, велись споры о пропаганде и агитации и раздавались книжки. Душою лукьяновского клуба был Ю. Д. Мельников.
/* Б. Дорогожицкая, N 13.

Ко времени устройства мастерской-школы Мельников познакомился с кружком рабочих железнодорожных мастерских. Этот кружок сначала находился под влиянием группы польских социалистов (P. P. S.). Кружок состоял преимущественно из поляков. Некоторые из членов этого кружка читали или слушали чтение польской нелегальной литературы. Среди этих рабочих была основана или проектировалась касса. Под влиянием Мельникова железнодорожный кружок расширился, преобразовался и получил совершенно иной характер. Касса сделалась стачечной, а члены кассы, усердно посещая лукьяновский клуб, сделались усердными распространителями литературы и социал-демократических идей. Среди этих железнодорожных рабочих были знавшие доктора Абрамовича.

На первом тайном праздновании 1-го мая в 1894 г. принимали участие, главным образом, железнодорожники. Ремесленники-евреи, которых к этому времени в пропагандистских кружках было человек 12, по случайным причинам в празднике участия не принимали. Майское собрание происходило в Кадетской роще. Собралось человек двадцать рабочих и два интеллигента*4. Из последних один принадлежал к группе польских социалистов, а другой - к русской социал-демократической. Праздником все рабочие были довольны. Но удачным его назвать было нельзя. Предполагались речи, но по оплошности распорядителей затесался один сомнительный рабочий. Его напоили и ограничились общей беседой о майском празднике, тостами и песнями.

Уже до первого майского праздника мы не только не чувствовали недостатка в связях с рабочими, а, наоборот, поставлены были перед вопросом о привлечении пропагандистов для нарождающихся кружков, о доставке литературы, об организации библиотечек, упорядочении занятий с рабочими, вмешательстве в конфликты рабочих с хозяевами и в начинающиеся стачки. Чтобы выполнить систематически регулярно все задачи по организации таким образом развивающегося рабочего движения, мы с Мельниковым, Роялистом и Заготовским*5 решили образовать организацию. Собирались обыкновенно раз в неделю на конспиративной квартире. Квартира Мельникова для таких собраний уже мало годилась*6. С Роялистом и Заготовским я познакомился зимою 1895 г. Они оказались дельными людьми и хорошими социал-демократами. Немедленно я их направил к Мельникову. К этому времени Мельников оказался не только душой лукьяновского клуба, но и во главе и центре всех сознательных рабочих города. Ни одно событие в революционном Киеве не обходилось без его вмешательства, совета или ведения.

Регулярные собрания четырех, о которых я выше сказал, превратились в собрания "киевского Рабочего комитета". Впрочем, на редактируемых им изданиях он так не подписывался. Подпись "Киевский Рабочий комитет" - появилась на прокламациях только во время киевского Рабочего комитета второго состава. Издания же первого Р. ком. носили подпись: "Ваш товарищ" или "Сознательный товарищ". Сами прокламации назывались "письмами к товарищам".

Задача Рабочего комитета состояла в следующем: знать все, что происходит в рабочей среде города и целесообразно использовать своим вмешательством все подходящее. В комитет члены его являлись с известным запасом сведений из жизни рабочих. Раньше и чаще всего обсуждались вопросы о распределении и составлении старых и новых пропагандистских рабочих кружков, о раздаче литературы легальной и нелегальной, о столкновениях с предпринимателями, случаях недовольства и протеста, стачек или других поводов для издания прокламаций и пр. Если Рабочий комитет решал издать прокламацию, то материал для этого записывался тут же и передавался в русскую группу. Оттуда в черновике прокламация поступала на просмотр в Рабочий комитет, который вносил иногда поправки, и только затем прокламация передавалась в "технику". Сначала прокламации раздавались и раскладывались по станкам, карманам и пр. Расклеиванием и разбрасыванием еще мало пользовались. Первый Рабочий комитет просуществовал около шести месяцев, от декабря 1895 г. до 18 апреля 1896 года, когда был арестован Мельников, одна из лучших сил комитета. За время своего существования комитет выпустил три прокламации по поводу стачек портных в мастерских магазинов готового платья и по поводу вмешательства в одну из них полиции. Прокламации изданы были на гектографе, а потом были перепечатаны в "Листках Работника". По поводу стачки заготовщиков (1895 г.) прокламация издана не была, но был написан и ходил по рукам рукописный листок. Прокламации очень нравились рабочим. Очень нравился также изданный Русской группой устав кассы. Весь небольшой устав состоял из нескольких параграфов. Выяснив значение и необходимость борьбы с предпринимателями, он указывал на пользу организации кассы и средства борьбы с хозяевами (стачка). Было разъяснение о необходимости конспирации и причин этого. Затем имелось приложение о библиотеках, где говорилось о необходимости поднять умственный и нравственный уровень рабочих.

В это же время были еще написаны: сценка у обойщиков и сценка из жизни фабрикантов. Но эти произведения были в единственном экземпляре и, конечно, затерялись.

Все упомянутые писания издавались и писались Русской социал-демократической группой, а прокламации и устав кассы редактированы Рабочим комитетом*7.

Рабочий комитет влиял на все три местные интиллигентские группы. Рабочему комитету пришлось также вмешаться в ликвидацию стачки 150 портных.

Ко времени образования первого Рабочего комитета имелись уже связи почти на всех заводах, фабриках и крупных мастерских Киева. Первый Рабочий комитет в конце своего существования стремился создать кассы. Стачечные, по своему замыслу, кассы превращались в центры пропаганды, агитации и организации сознательных рабочих. Объективная логика вещей всегда успевает приспособить любую рабочую организацию для решения очередных задач рабочего движения.

III.

Группа "Рабочее Дело".

Конец 1895 года и 1896 год был годом борьбы и споров в киевских социал-демократических кружках. Шла борьба между сторонниками пропаганды и агитации. Спор наиболее был обострен в Русской группе. Дело в том, что Русская группа имела в своем составе одного из членов Рабочего комитета. Ее же члены писали для Рабочего комитета прокламации и доставляли литературу легальную и нелегальную. А рабочие кружки, составленные членами Рабочего комитета, передавались членам этой же группы. В спорах по этому вопросу за агитацию стоял Рабочий комитет и его представитель в Русской группе. Агитация сводилась в то время к так наз. широкому распространению прокламаций и брошюр путем разбрасывания и расклеивания. Главные доводы за агитацию были: быстрота распространения идей борьбы, целесообразность метода в смысле конспирации, так как чем больше агитация захватывает массу, тем неуловимее центральный кружок. В спорах по поводу агитации Мельников говорил: "Лучше поднять массу на один дюйм, чем одного человека на второй этаж". При новой тактике агитации пропаганда в кружках уходила на второй план и меняла свой характер. Более глубокое изучение основ и задач организованного рабочего движения становилось делом самообразования, которому должны были способствовать систематические толковые указатели литературы и руководство чтением. Придавая большое значение агитации, Мельников не упускал из виду и пропаганду. Он называл ошибочным то место предисловия к первому изданию "Эрфуртской программы" Каутского, где русские издатели писали о рабочем, углубляющемся в изучение теории, как о таком, который потерян для рабочих.

Противники немедленного перехода к агитации боялись преждевременного провала организации, без предварительного укрепления связей и подготовления преемников.

Под последним доводом скрыта была боязнь понижения уровня руководителей местного движения. Для решения вопроса одним из членов*8 группы было предложено внести обсуждение спорного вопроса в рабочие кружки. Предложение было принято большинством всех против одного. Тогда почти вся работа приостановилась, а Русская группа, после ухода одного члена к польским социал-демократам, переименовавшись в группу "Рабочее Дело", приступила к новой тактике агитации. Первым изданием этой группы была: киевская рабочая газета "Вперед" N 1.

Киевский "Вперед" был, кажется, первой русской газетой, изданной социал-демократической организацией в России в 90-х годах. N 1 "Вперед" помечен 8 декабря 1896 года, но вышел он только 6 января 1897 года. Издан был этот номер на гектографе. Затем группа приобрела ремингтон с мимеографом и 10 февраля 1897 года широко и успешно распространила в большом количестве экземпляров прокламацию по поводу петербургской стачки ткачей. Указывая причины петербургской стачки и общие требования стачечников, прокламация призывала киевских рабочих к борьбе за улучшение своего положения. Эта прокламация имела большой успех. Между тем пропаганда в кружках велась своим чередом. С этой целью в группу было принято несколько новых членов, но для издательского дела, а также для сношений с другими группами, группа "Рабочее Дело" выделила так наз. редакционную комиссию.

28 февраля 1897 года вышел второй номер "Вперед". Под заголовком газеты печатался следующий девиз: "Сила рабочих в их союзе, счастье рабочих в их собственных руках". Тема передовой статьи первого номера - необходимость самим рабочим говорить за себя, только они сами могут сказать о себе всю правду. Кончалась статья намеком на плохой гектограф следующими словами: "лучше кривыми буквами говорить правду, чем прямыми и красивыми - ложь". В фельетоне первого номера была напечатана сказка "Чорт и рабочие". Здесь изображается суматоха, когда вдруг не стало рабочих, которых хозяева так часто посылают к чорту; какая поднялась суета и тревога, когда прекратились все работы, как встревожились капиталисты и большое и малое начальство; как, в поисках за исчезнувшими рабочими, сам жандармский генерал собакой переодевался. Была в двух первых номерах и рабочая хроника (о несправедливости фабричного инспектора и судьи, которые являются защитниками интересов капиталистов), были и корреспонденции из других городов.

В первом номере было помещено объявление о брошюрке "Рабочее Дело". Польский "Работник", давая отчет о первом номере "Вперед", называет эту брошюру переводом с польского. Но брошюра не была переводом. Она представляла живое и общедоступное изложение противоположности интересов капиталистов и рабочих. Брошюра была передана для издания, но в пути пропала. Следует упомянуть еще об одном издании группы "Рабочее Дело". Это - "Как министр заботится о рабочих". Брошюра была написана по поводу циркуляра министра финансов Витте к фабричным инспекторам, который не был предназначен к опубликованию. Петербургские товарищи рассказывали, что брошюрка пользовалась успехом среди рабочих. Она выдержала несколько изданий. В рукописи брошюрка впервые читалась в Киеве на майском собрании рабочих в 1896 году*9.

IV.

Киевская конференция 17 - 18 марта 1897 года.

Когда группа "Рабочее Дело" приступила к проведению новой тактики, она приняла несколько новых членов и выделила несколько старых для издания газеты "Вперед". Ядро этой комиссии составляли по-прежнему большей частью одни и те же члены Русской группы. Эта комиссия занята была не только изданием газеты, а и другими очередными вопросами как местными, так и общими: доставка литературы, сообщение с другими центрами движения, подготовление типографии, подготовление объединения всех местных социал-демократических групп, собирание второго Рабочего комитета и подготовка партийного съезда.

Еще со времени первого Рабочего комитета мы чувствовали сильный недостаток в нелегальной литературе. На пополнение этого недостатка были направлены все помыслы.

После выхода первого номера "Вперед" мы начали переговоры об издании общерусской газеты. В тесном кружке киевлян возникла мысль об издании общерусской газеты нашей группой от имени, с согласия и с помощью всех социал-демократических организаций.

Натолкнувшись на возражение, что наша группа ничем себя не успела заявить, чтобы можно было ей доверить подобного рода издание, группа наша решила приступить самостоятельно к этому изданию. Эти переговоры и возражения велись и были высказаны в Вильне непосредственно после выхода в свет первого номера "Вперед". Типографию члены Рабочего комитета (первого состава) давно подготовили. Собирался шрифт и другие принадлежности.

Недостаток литературы и издание общерусской газеты, наряду с потребностью регулярного осведомления о рабочем движении во всей России, были главными побудительными причинами, заставившими киевскую группу приступить к переговорам о созыве совещания всех известных нам социал-демократических организаций.

Наиболее часто киевская группа встречалась с виленчанами. В начале 1897 года, когда шли переговоры о предполагавшемся первом партийном съезде, мы знали о Вильне, что там ведется неутомимая и успешная стачечная борьба, знали о виленских профессиональных союзах и кассах. Через Вильну же мы получали транспорт нелегальной литературы и сведения о заграничных социал-демократических организациях. Непосредственных сношений с заграницей у киевской группы не было. О московском рабочем движении мы имели довольно много сведений.

Однажды мы выслушали доклад о московском рабочем союзе одного из его членов*10. Доклад рисовал перед нами широкую, несколько неопределенную и быстро растущую организацию. Были у нас и издания московские (на ремингтоне). Передавали нам также об юмористических с карикатурами листках с надписями, которые имели большой успех в Москве. Видеть эти листки нам не случалось, но содержание их передавали. Доклад о московском рабочем союзе делал товарищ не из членов основателей союза. Последние уже были изъяты из обращения.

О Петербурге мы знали по прокламациям Союза борьбы, по стачке 1896 года, через виленчан и непосредственно через личные переговоры и встречи. Переговоры с Союзом борьбы велись уже после провала основателей Союза борьбы с членами его второго состава. Еще были у нас сведения об Иваново-Вознесенске и Нижнем-Новгороде. Помню одну нижегородскую прокламацию, которая была подписана так: "Нижегородское отделение социал-демократической партии".

Вот почти все, что знала киевская группа "Рабочее Дело" об организованном рабочем движении в России, когда созвала вышеупомянутые организации на съезд в Киев в марте 1897 года.

Из киевских групп не была приглашена группа польских социалистов (P. P. S.), как несоциал-демократическая, принимала же участие, кроме группы "Рабочее Дело", еще группа польских социал-демократов, которые были известны в русской с.-д. группе под кличкой "союзников". Затем ожидались делегаты из Вильны, Петербурга, Москвы и Иваново-Вознесенска*11. 17 марта 1897 года был назначен днем съезда. Первым приехал москвич и очень скоро за ним - питерец.

Москвич*12 произвел на киевских товарищей впечатление слишком юного. Покойный Стоянов, на квартире которого была назначена явка, представил ему петербургского делегата, как товарища с юга. Товарищи, побеседовавши с Москвичем, отпустили его, объявив съезд несостоявшимся. Виленчане не приехали: оказалось, что они не получили нашего письма, где были даны адреса и срок приезда. 17 марта 1897 года организации Бунда еще не было. Из Иваново-Вознесенска тоже никто не приехал. Предполагавшийся делегат незадолго до назначенного срока приезда должен был оставить Иваново-Вознесенск и тамошнюю работу.

Итак, 17 марта 1897 года собрались только представители двух киевских групп и петербургского Союза борьбы. Вот этот неудачный первый партийный съезд я и называю киевской конференцией. Итоги этой конференции, происходившей 17 - 18 марта: сближение групп, выяснение ближайших потребностей организации и постановление об именовании всех нарождающихся социал-демократических организаций Союзами борьбы за освобождение рабочего класса. А единственный до сих пор Союз борьбы отныне должен был именоваться петербургским. Ввиду того, что перед самым приездом петербургского делегата там произошел после декабрьского* второй мартовский провал, Киеву пришлось бороться раньше, чем петербургский Союз борьбы стал выполнять это постановление, и на своих изданиях прибавлять к своему титулу прилагательное "петербургский".
/* При этом среди основателей Союза борьбы был арестован и один бывший член Русской группы начала 90-х годов (Я. М. Ляховский).

Этот опыт неудавшегося первого съезда показал, что нужна предварительная выработка программы съезда и более близкое ознакомление и сближение с организациями и личным их составом до собирания съезда. Этим опытом через год воспользовалась группа "Рабочей Газеты"*13.

Киевский Союз борьбы за освобождение рабочего класса.

Ко времени киевской конференции все три киевские группы: польских социалистов (P. P. S.), польских социал-демократов и Русская сильно изменились*14. Начать с того, что по составу своему каждая из названных групп включала членов всех трех местных национальностей. В Русскую группу с самого начала ее входили русские и евреи, но в обе польские группы входили сначала только поляки. По своей деятельности они все более и более сближались между собой. Для такого небольшого, в сущности, промышленного центра, как Киев того времени, где крупных фабрик было мало, существование трех самостоятельных групп, преследующих одни и те же цели, было излишне. Выше мы видели, что еще до конференции велись между местными группами переговоры об объединении. Уже с первых шагов появления у членов групп связей в рабочей среде возникла необходимость иногда вступать в переговоры и соглашения. Так, например, по поводу собрания группы сознательных рабочих в 1896 году в память десятилетия со дня казни пролетариатцев.

Одно время существовало даже нечто вроде федеративного органа для междугрупповых сношений. В описываемый момент отношения групп и их работа сильно изменились.

Спропагандированные рабочие и члены всех трех интеллигентских групп встречались между собой очень часто. Между русской и польской социал-демократической группами с самого начала не было разногласий. Поэтому члены польской социал-демократической группы и назывались "союзниками". Группа польских социалистов (P. P. S.), под влиянием социал-демократической пропаганды остальных двух групп среди рабочих трех местных национальностей, тоже превратилась в социал-демократическую. Что касается вопроса о новой тактике агитации, то деятельность группы "Раб. Дело" доказала ее возможность и целесообразность. Таким образом польза дела требовала объединения групп, разница между которыми совершенно исчезла. Того же требовали сознательные рабочие. Все эти обстоятельства заставили все три группы объединиться в одну организацию, которая, согласно постановления киевской конференции 1897 года, приняла название "Киевского Союза борьбы за освобождение рабочего класса".

Первым актом вновь образовавшегося Союза было издание майской прокламации. Прокламация была напечатана в типографии "Рабочей Газеты"*15.

Когда три объединившиеся организации образовали Союз борьбы, тогда газета "Вперед" (с 3 номера) передана была в ведение Союза, а бывшая редакционная комиссия, пополнившись, составила группу, которая принялась за издание общерусского органа "Рабочая Газета". Группа эта собирала материалы для газеты и вела переговоры с другими группами об основании партии.

Киевский Союз имел до 30 членов*16. Члены группы "Рабочей Газеты", каждый в отдельности, были членами киевского Союза борьбы. Но, как организация, группа "Раб. Газ." сносилась с киевским Союзом, как и с группами других городов. Киевский Союз борьбы выбрал свой исполнительный орган. Один из членов последнего должен был участвовать в Рабочем комитете*17.

Ко времени основания киевского Союза борьбы в Киеве в рабочей среде появляется "оппозиция", недовольная деятельностью социал-демократов. Недовольство вырасло на почве споров групп между собою о пропаганде и агитации и было поддержано двумя новыми течениями.

Первая поддержка была оказана появившейся в Киеве группой народовольцев, переименовавшейся потом в социалистов-революционеров. Эта группа обвиняла социал-демократов в игнорировании политической борьбы. В своих первых прокламациях она более всего уделяла место проклятиям по адресу правительства. Между прочим, группа эта считала большим грехом социал-демократов, что в программе "Группы Освобождения Труда" допускался террор. Это возражение против социал-демократов было сделано на диспуте в присутствии рабочих. По инициативе этих рабочих и состоялся самый диспут между социал-демократами и социалистами-революционерами по программным вопросам. Это был период борьбы за второй Рабочий комитет. Будущие (предполагаемые) члены второго Рабочего комитета говорили: "Покажите на диспуте, в чем заключаются ваши разногласия с эс-эрами".

Вторым питательным источником киевской оппозиции было влияние члена белостокской группы "Кружка рабочих-революционеров". Кроме обвинения в игнорировании политической борьбы, пропаганда Белосточанина вносила некоторое недоверие к интеллигенции. Пропаганда его сторонников, менее его развитых рабочих, носила привкус "независимости", а некоторые из них говорили даже о желании интеллигенции сделать рабочих "слепым орудием" своих целей.

И Белосточанин*18, и эс-эры брали рабочих на ненасытной жажде знаний. При этом Белосточанин, наклонявшийся, как мне кажется, по линии идеализма - индивидуализма - анархизма, надеялся на знание, как на источник нравственного совершенствования, а эс-эры, под флагом удовлетворения стремления к всестороннему развитию, проводили свою программу. И того, и других рабочие понимали в смысле обещания дать основательное образование, чего, конечно, не может дать большой массе никакая конспиративная подпольная организация.

Вот почему период недовольства социал-демократией совпадает в Киеве с началом перехода к новой тактике агитации, когда пропагандистские кружки принимают характер специальной подготовки только выдающихся и подходящих единиц в агитаторы.

Заимствую для выяснения психологии "оппозиции" случай, приводимый Акимовым в его "Очерке развития социал-демократии в России": "Прихожу я, - рассказывает одна участница работы 1896 - 1897 годов, товарищ Э., - к одной работнице и застаю ее в слезах: спрашиваю о ее горе. Пришли к ней ее знакомые, бывшие кружковые рабочие, и начали подсмеиваться над ней, что она, не пройдя кружкового искуса, принялась сама за проповедь: "Что же? Вас превратили в скороспелую социал-демократическую агитаторшу? Надо бы вам и самой еще немного позаняться".

Что касается вопроса об игнорировании будто социал-демократами политической борьбы, то на это мы отвечали, что на гору надо взбираться по наименее крутой стороне. И вполне целесообразным педагогическим приемом надо было считать со стороны социал-демократов первоначальные беседы с малосознательными рабочими на темы узко-экономического характера*.
/* Такое объяснение тактики социал-демократов дано и в "зеленой тетрадке". Зеленая (по цвету обложки) тетрадка представляла очерк истории рабочего движения в Киеве. Составленный членом Русской группы, этот очерк был дан на просмотр, исправление и дополнение старейшим участникам других двух киевских организаций. Зеленая тетрадка взята жандармами вместе с архивом киевского Союза борьбы во время арестов 10 - 11 марта 1898 года, когда в Киеве было арестовано 175 человек*19.

Как бы то ни было, все это усилило "оппозицию", вселило у многих рабочих недоверие к интеллигенции, мешало социал-демократической работе и мешало собрать второй Рабочий комитет.

Первый Рабочий комитет создался, как мы видели, самым ходом практической работы. Это был наискорейший и легчайший выход для организации социал-демократической работы среди рабочих при существовании трех малоопытных студенческих революционных групп. Через первый Рабочий комитет русская социал-демократическая группа вполне упрочила свои связи в рабочей среде, т.-е. вплотную подошла к исполнению своих задач. С арестом Мельникова первый Рабочий комитет был разрушен. Укрепить его сначала мешали переговоры междугрупповые об объединении, споры о пропаганде и агитации, а потом в том же смысле действовали влияния эс-эров и Белосточанина.

Между тем не создавать второго Рабочего комитета нельзя было. Вводить рабочих прямо в Союз борьбы было невозможно, так как Союз еще сам не успел окончательно слиться своими тремя частями. Да и в рабочей среде мысль о Рабочем комитете пустила корни. Говорили также некоторые рабочие о выборах в комитет. Но план этот был отвергнут за неконспиративностью.

Через второй Рабочий комитет при единой социал-демократической организации, какой был киевский Союз борьбы, должно было произойти соединение всех рабочих социал-демократических кружков, касс, библиотек с Союзом борьбы. Союзу при новой тактике агитации необходим был орган для широкого распространения литературы, особенно многочисленных прокламаций.

Наконец, второй Рабочий комитет был созван или собран. Во второй комитет, как и в первый, вошли наиболее сознательные и активные рабочие социал-демократы. Но ни первый, ни второй комитеты рабочими не выбирались.

Отношения второго Рабочего комитета к Союзу борьбы были такие же, как между первым комитетом и Русской группой. Была только та разница, что интеллигент, участвовавший в первом Рабочем комитете, был как бы представителем Рабочего комитета в русской социал-демократической группе, а во второй Рабочий комитет интеллигент являлся делегатом Союза борьбы. Это вполне соответствовало значению первого и второго Рабочих комитетов. Второй Рабочий комитет формально имел больше прав, его подпись выставлялась на прокламациях рядом с подписью киевского Союза борьбы, но первый комитет был самостоятельнее, сильнее и влиятельнее второго.

Незадолго до первого съезда партии, возникла у некоторых членов исполнительного органа Союза борьбы мысль о желательности привлечь членов Рабочего комитета прямо в Союз. Мысль эта явилась потому, что объединение вокруг одного центра делает организацию менее сложной, более гибкой и сильной. Поэтому, когда дела киевского Союза борьбы наладились, явилась мысль о более совершенной форме организации. Мысль не была приведена в исполнение, потому что предстоящий съезд отнимал все внимание, время и силы. А члены группы "Рабочей Газеты", собиравшие и подготовлявшие первый партийный съезд, были и членами Союза борьбы, а также членами исполнительного органа Союза и делегатами Союза в Рабочем комитете.

В 1897 г. Союзом было распространено 6 1/2 тысяч прокламаций на 25 фабриках и заводах*. По старому масштабу и для Киева это было много. В том же году был устроен ряд лекций (лекции читал Тучанский) по истории революционного движения в России и за границей. Лекции читались в лесу; собиралось человек 60 - 80. Кроме прокламаций Союз издавал газету "Вперед". Союзом же была напечатана брошюра по поводу фабричного закона 2 июня 1897 года под названием "Новая победа"*20. Книжка была напечатана в типографии "Рабочей Газеты" и накануне выхода в свет была взята жандармами вместе с типографией "Рабочей Газеты" 10 марта 1898 г. в Екатеринославе.
/* На заводе Шиманского (29 апреля 1897 года), на табачной фабрике Эгиза (май 1897 г.), на мебельной фабрике Кримаера (?) (май 1897 г.), на корсетной фабрике Дютуа (май 1897 г.), в слесарной мастерской Кримаера (?) (20 июля 1897 г.), к работницам папиросной фабрики (5 июля 1897 г.), на машиностроительном заводе Греттера и Криванека (май 1897 г.), к рабочим городской железной дороги (3 ноября 1897 г.), на машиностроительном днепровском заводе (декабрь 1897 г.), на машиностроительном заводе Зарембских (декабрь 1897 г.). См. Акимов, стр. 96, вышеупомянутое сочинение. Заимствую оттуда же данные о стачках в Киеве до образования Союза борьбы. Как на первую "стачку" в Киеве, указывают на волнение рабочих в железнодорожных мастерских осенью 1894 года, в сущности, не дошедшие до забастовки вследствие уступки со стороны управления мастерских. Вторую уступку управлению пришлось сделать в январе 1895 г. Далее отмечают брожение на машиностроительном заводе Графа. В ноябре 1895 г. стачка 150 портных и перед нею 25 обойщиков... Затем следует неудачная стачка 25 сапожников". Упоминаемые здесь обойщики доставили материал для небольшой сценки, о которой я выше говорил. А 25 сапожников, о которых говорится здесь, это - стачка заготовщиков. Она отличается тем, что была организована кружковыми рабочими, заготовщиками же, которые одни из первых были спропагандированы среди киевских ремесленников. Стачка 150 портных была на Подоле (часть города Киева). Тут нашлись первые киевские читатели первых печатных жаргонных изданий будущего Бунда: "Майский праздник" и друг.
/Продолжаем перечень стачек по тому же источнику. "Всего до февраля 1896 г. известно 6 эпизодов борьбы, из которых один только привел к кратковременной забастовке... В феврале 1896 г. по поводу стачки в мастерской портного Кравца выпущено было второе "письмо к товарищам". В марте полиция впервые вмешалась в стачку 19 портных у Людмера. Это были первые жертвы возникавшего рабочего движения; по 20 июня их было уже 11, к концу года - 30. Тотчас после стачки Людмера появилось третье "письмо к товарищам" (см. это письмо в "Листке Работника" N 5). Стр. 90 упомянутого "Очерка" и т. д. Акимова. Еще оттуда же. Прокламация к рабочим Графа (ноябрь 1896 г.), ко всем киевским рабочим по поводу стачки в мастерских о-ва пароходства по Днепру (январь 1897 г.). Там же, стр. 96.

Деятельность киевского Союза борьбы все расширялась. Его первая майская печатная прокламация была распространена во многих южных городах. Одно время он напечатал прокламацию для Одессы*1. Также он напечатал прокламацию для одного завода в Фастове. Литературу нелегальную Союз распространял в целом ряде южных городов: в Кременчуге, Николаеве, Екатеринославе и Одессе*2.
/*1 В это же время группа "Рабочей Газеты" пыталась сорганизовать одесскую группу. Но провал 10 - 11 марта 1898 г. смел ее при содействии провокатора Гандера.
/*2 Когда после мартовских арестов 1898 года киевскую тюрьму посетил ген.-губ. Драгомиров, то жандармский ген. Новицкий, представляя ему одного из заключенных, прибавил: "вообще работал на юге".

Однажды, по просьбе петербургского Союза борьбы, киевский Союз послал в помощь Петербургу одного из своих членов* *21.
/* Наш член скоро вернулся обратно. Повидимому, его не сумели ввести в курс местной работы. Тут нужно особое умение, чтобы новый для данной местности работник, если только речь идет о месте, где работа давно ведется, мог легко и быстро ориентироваться.

Образованием киевского Союза борьбы исчерпывается та цепь организаций, которыми первая социал-демократическая группа в Киеве связана, как последним звеном, с группой "Рабочей Газеты".

VI.

Ювеналий Дмитриевич Мельников.

Если киевские социал-демократические организации, как бы они ни назывались, от первой Русской социал-демократической группы до киевского Союза борьбы и группы "Рабочей Газеты", оказали известное влияние на организацию рабочего движения в России, то несомненно, что Ювеналию Дмитриевичу Мельникову мы в значительной степени обязаны, как я уже говорил раньше, нормальным и сравнительно быстрым развитием этих групп.

Смелый, опытный агитатор, воспитанный российскими порядками конца 80-х годов; на редкость одаренная и гармонически развитая натура, с громадным тактом и проницательностью, добрейший человек, умевший всегда откликаться на непосредственную нужду встречавшихся на его пути людей, простой, прямой, чуткий, искренний, с ясным умом и беспощадно последовательный, Мельников всегда оказывался центром и душой того дела, которому он отдал свою жизнь. О его влиянии могли бы порассказать многочисленные посетители Лукьяновского клуба.

Очерк киевского организованного рабочего движения был бы не полон без биографии одного из первых его инициаторов и руководителей. Лядов в "Истории Р. С.-Д. Р. П." пишет, что в истории нашей партии нет биографий. Но разве их не должно быть? Всему свое место. И имя киевского слесаря Ювеналия Дмитриевича Мельникова не будет забыто на страницах истории первых попыток организации рабочего движения в России.

Считаем нужным дать о Мельникове некоторые биографические данные.

Юв. Дм. Мельников происходил из дворян Полтавской губернии, Роменского у. Учился в Роменском реальном училище и, оставив училище, после первых классов, сделался слесарем. На родени Юв. Дм., в Ромнах, были политические поднадзорные, которые оказали на него влияние. Оставив училище, он хотел готовиться поступить в харьковский Технологический институт, но, встретив социалистически настроенных студентов-технологов, под их влиянием, поступил слесарем в железнодорожные мастерские в Харькове (1884 г.), и там сразу попал в кружки рабочих, скоро сделавшись выдающимся пропагандистом. По поручению харьковской организации, переехал в Ростов, работал пропагандистом и был первый раз арестован по делу харьковской рабочей организации в 1889 г. По этому делу сидел полгода в "Крестах", а выйдя на волю, поселился в Киеве*22.

В больнице "Крестов" он встретился с доктором Абрамовичем, который отбывал перед ссылкой тюремное заключение, арестованный по киевскому делу. Рассказывая Абрамовичу о своей харьковской работе, Мельников впервые услышал слово о социал-демократах. Убежденным социал-демократом он стал после своего первого тюремного заключения. В 1890 году мы застаем его в Киеве*. В первый раз за харьковскую и ростовскую работы он сидел в "Крестах"; во второй раз он был арестован в Киеве, 18 апреля 1896 г., в расцвете работы первого киевского Рабочего комитета, одним из деятельнейших членов которого он был. И просидел он в киевской тюрьме до 28 января 1897 года, откуда его выпустили по болезни и выслали до окончания дела в Ромны, на родину. Он вышел совершенно больным. Перед отъездом он пробыл три дня в Киеве. Это было после первого номера "Вперед", накануне выпуска первой широко распространенной прокламации. За эти три дня он много сделал для пропаганды новой тактики агитации.
/* В. Акимов в "Очерке развития социал-демократии в России" пишет: "Весенние (1897 г.) аресты выхватили пять рабочих из мастерских киевской конки, одного из паровозных мастерских, одного наборщика, двух портных и несколько интеллигентов, в том числе оказавшего огромные услуги движению, умершего в ссылке Ювеналия Мельникова. Юв. Дм. Мельников был, конечно, весьма интеллигентным рабочим. Но "интеллигентом" не принято называть рабочего, зарабатывающего свое пропитание ремеслом.

Третий раз Мельников был арестован в Ромнах в ноябре 1897 г.; переведенный оттуда в киевскую тюрьму, он был выпущен в феврале 1898 года и опять был выслан в Ромны.

Незадолго до выхода первого номера "Рабочей Газеты", я его видел последний раз. В июле или августе 1897 года в Киеве получились очень тревожные известия о состоянии его здоровья. Я немедленно поехал в Ромны и провел с ним целые сутки. Тело его точил страшный недуг - чахотка, но дух его был тверд и ясен. В собственной его лодке мы катались по какой-то роменской луже, и он рассказывал, что при обыске у него забрали красный флаг с надписью: "Вперед" - который он привешивал к своей лодке. Больше я его не видел.

После долгого надзора он был сослан в Астрахань, в июне 1899 года, где и умер от нажитой в тюрьмах чахотки 19 апреля 1900 года. Ему было не более 35 лет отроду. После смерти его остались жена и двое детей.

VII.

Группа "Рабочей Газеты".

Впервые группа себя так назвала на одном пропавшем документе, который сохранился разве только в департаменте полиции. Это именно программа вопросов, подлежащих решению первого съезда 1898 года. Мы еще вернемся к нему ниже. Если не считать этого документа, то началом существования этой группы надо было считать 22 августа 1897 г., когда вышел первый номер "Рабочей Газеты". На самом деле возраст группы много старше. Как я уже говорил, члены группы "Рабочей Газеты" были последовательно членами всех тех групп, в которые преобразовалась, по мере развития и расширения деятельности, первая киевская Русская группа. Называлась ли группа просто русской, или группой "Раб. Дело", или "киевским Союзом борьбы за освобождение рабочего класса", - в центре этих групп стояли одни и те же люди, которые потом были членами группы "Раб. Газ.". Только изредка выбывал кто-либо из старых и входил кто-нибудь из более молодых. Я говорил уже также, что группа, благодаря хорошей конспирации, очень мало терпела от жандармов*. В группе никогда не было одновременно более 10 человек*23. Очень часто меньше. Собиралась группа вся очень редко. Чаще всего и по мере надобности ограничивались отдельными встречами немногих. Полное собрание всех, числом десять, было незадолго до мартовского провала (10 марта 1898 г.), когда была арестована почти вся группа. Осталось на свободе человека 3 и столько же близких к членам группы, как бы кандидатов в нее. Как часто в таких случаях, группа не имела устава. Кто больше всего и успешнее работал, являлся естественным проводником ее решений. Кто брал на себя известные функции, становился скоро ее членом. Только в самом конце существования группы, при приеме двух последних членов своих, было сравнительно много разговоров. Это было потому, что оба они были приняты раньше, чем имели случай показать свои работы на месте*24. Обыкновенно принимались члены местных групп, которые были предварительно как бы кандидатами, местная работа которых была уже известна до их вступления в группу.
/* В 1894 - 1895 годах несколько студентов, близких к группе, были арестованы за пропаганду в Екатеринославе. В их числе был Линдов-Лейтейзен.

Когда в группе зашла речь о типографии для газеты, старые члены заявили, что у них типография имеется. Когда и от кого эти члены старой русской группы приобрели или, вернее, получили в наследство свою типографию, я не знаю; но типография у них была и была закопана на одном из островов Днепра. Но Днепр смыл стоявшие там кусты или деревья, и типографию эту так и не нашли*25.

Приходилось начинать дело с начала и по частям.

Строить типографию "Раб. Газ" начали трое из четырех членов первого киевского Рабочего комитета. Конечно, в числе трех был и Мельников. Первым делом было привезти из другого города*26 запас шрифта, принадлежавший запасливому Роялисту. Шрифт был привезен и закопан в сарае Лукьяновского клуба Мельникова.

Мы радовались конспиративной чистоте и аккуратности нашей работы, когда после бессонной ночи, употребленной немедленно после привозки шрифта на сортировку, укладку и на временное, впредь до воскресенья в будущем, погребение шрифта в сарае, когда на другой день был сделан обыск в квартире Мельникова и ничего "предосудительного" не нашли. После этого шрифт был перенесен в другое место, в Киеве же, где потом был напечатан первый и второй номера "Рабочей Газеты". Шрифт все прибавлялся. Только был перерыв на один месяц в 1896 году, когда был заключен в тюрьму наш главный и единственный поставщик шрифта*27. Выпущенный из тюрьмы, он продолжал свою доставку. В 1897 г. нам удалось купить вал для печатания, с парой колесиков к нему. Рама железная была сделана в Ромнах у Мельникова, который в это время жил под надзором полиции на родине. Когда материал для первого номера "Раб. Газ." был готов, мы купили мраморный стол, краску и еще кое-какие мелочи. Стол с потайною наборною кассою был привезен из Минска. Таким образом различные части типографии "Раб. Газ." доставлены были следующими городами: Гомелем, Киевом, Ромнами, Белостоком и Минском. Строилась типография от начала 1896 года до середины 1897 года. Первое произведение типографии, когда вся она состояла только из шрифта (кассу заменял разрисованный клетками стол), была майская прокламация незадолго до того образовавшегося киевского Союза борьбы.

Когда вопрос об издании группой общерусской газеты был решен, группа приступила к собиранию материалов для первого номера. Целью газеты было прежде всего осведомление организаций о рабочем движении во всей России. Поэтому мы особенное значение придавали корреспонденциям. Но только невышедший в свет третий номер "Раб. Газ." отличался тем богатством сведений о движении во всех уголках России, к которому мы стремились.

Вслед за фактами и, главным образом, через их доставку, мы имели своей ближайшей целью доказать необходимость объединения всех действующих в России социал-демократических организаций. А для старых организаций, для которых вопрос этот не подлежал сомнению, доказать его возможность.

Убеждать более молодые организации в пользе и необходимости объединения надлежало самым делом. А где нужны были слова, они говорились при нарочитых встречах. Что же касается убеждения более опытных организаций в возможности объединения, то не было способа более убедительного, как своевременное оповещение путем регулярно и часто выходящей газеты о рабочем движении во всей России и освещение фактов из жизни России с социал-демократической точки зрения, т.-е. путем действительного исполнения некоторых функций центрального учреждения партии. Таким образом группа "Раб. Газ." думала создать фактический центр, функции которого должны были вырасти и расшириться до руководства движением. Для увеличения притягательной силы этого центра, мы хотели иметь своими сотрудниками известных своими литературными трудами товарищей социал-демократов, как некоторую предварительную гарантию выдержанности газеты в социал-демократических принципах. Как мы сейчас увидим, группа нуждалась и в такой литературной силе, которая, чувствуя себя мастером своего дела, взяла бы на себя обязанность руководителя газеты, но мы думали, что редактора нам наши заграничные товарищи дать не могли. Что же касается издания центрального органа за границей, то эта мысль нам тогда показалась бы дикой. Итак, создание фактического центра с расширением его функций обслуживания организаций до вмешательства советом и руководством - вот цель группы, какую себе ставила "Раб. Газ." до формального создания настоящего выборного центра с соответствующими полномочиями. Последняя задача была для группы "Раб. Газ." самой близкой, важной и очередной первой степени.

Из группы были выделены 4 - 5 пишущих*28. Моей функцией в группе была не работа литератора, поэтому я на редакционных собраниях не присутствовал. Но скоро мне пришлось вмешаться и в редакционную работу. Дело в том, что когда весь материал первого номера газеты был сдан в типографию для печатания, а это делалось через меня, то мое внимание было обращено на одну большую статью, которая оказалась неудовлетворительной. Тогда было собрано расширенное редакционное собрание, на котором эта статья была забракована*29. Но и после этого первый номер многих в группе не удовлетворил. К этому именно времени после появления первого номера "Раб. Газ.", который вышел 22 августа 1897 года, относится погоня группы за редактором. Киев тогда посетил литератор С. (из марксистского "Самарского Вестника") и литератор Р.*30. Но время шло, и второй номер "Раб. Газ." пришлось создавать при старых условиях. Но при просмотре сданного в печать второго номера, взяв на себя ответственность за изменения и поправки, я убедил одного из сотрудников*31 вторично просмотреть материал второго номера, при чем желательные изменения передовой статьи были указаны. Кроме того, когда номер уже заканчивался наборщиком, по моему предложению была одним из сотрудников*32 написана статья по поводу нелегальной литературной новинки, вышедшей из типографии кружка "рабочих-революционеров". Это был тайный циркуляр министра внутренних дел Горемыкина к губернаторам. Статья по этому поводу напечатана в конце второго номера.

Второй номер "Р. Г." вышел 20 декабря 1897 года. Этот номер всем в группе нравился. И если первый в значительной степени был собранием статей, случайно оказавшихся в распоряжении группы, то второй на него похож не был.

В это время мы усиленно готовились к съезду, и передовая статья этого номера прямо говорит о создании партии и о том, что "борьба с самодержавным правительством за политическую свободу есть ближайшая задача русского рабочего движения"*.
/* "Рабочая Газета" N 2, 1897 г.

Здесь я должен коснуться вопроса о том, на какого читателя рассчитывала "Р. Г.". В связи с этим приведу мнение Плеханова о первом номере "Р. Г.".

Сущность письма его, адресованного группе, сводилась к тому, что дорогие товарищи как будто забыли, что всякая классовая борьба есть борьба политическая*. Таким образом Плеханов по поводу первого номера "Р. Г." нашел нужным напомнить издателям его о недостаточном внимании к вопросу о политической борьбе. Выходит как будто повторение упрека в игнорировании группой политической борьбы. На самом деле этого не было, и после второго номера, который уже вышел из печати до получения этого письма, нам казалось, автор его не повторил бы этого упрека. Но тем не менее повод к напоминанию первый номер "Р. Г." действительно мог подать.
/* Цитирую на память, так как письмо это попало в руки жандармов 10 марта 1897 г., но за смысл ручаюсь. Также на память рассказываю о газетах "Вперед" и "Раб. Газ.", которых у меня нет под руками. "Раб. Газ." цитирую по книжке Батурина.

В чем же дело? Или изменились взгляды группы на ее задачи и способы их выполнения в промежуток времени между первым и вторым номером? Или от 22 августа до 20 декабря 1897 года случилось что-либо особенное, что заставило группу изменить свои взгляды? Ничуть не бывало. Уже во время киевской конференции в марте 1897 года, и во время подготовления конференции, когда писался первый номер киевской рабочей газеты "Вперед" (декабрь 1896 г.), группа называла себя и действительно была социал-демократической. Но дело вот в чем. Все, что писалось и издавалось группой, рассчитано было на малоподготовленного серого читателя. Нелегальной литературы этого рода почти совсем не было. Особенное внимание группа обращала на общедоступность изложения. В этом отношении некоторые издания киевской группы, особенно прокламации, были часто удачны. Правда, приходилось иногда опускать некоторые стороны трактуемого вопроса, других и вовсе не касаться до поры до времени. В прокламациях и брошюрках это не было, может быть, большим недостатком. Но не то с "Р. Г.", которая себе ставила широкие задачи, о которых мы выше говорили. А между тем, при обсуждении вопроса о том, на какого читателя должна рассчитывать будущая "Р. Г.", группа решила этот вопрос не в пользу передового рабочего, а в пользу серого читателя наших тогдашних киевских прокламаций.

Когда в споре по этому поводу сторонники противоположного мнения (газеты для передового рабочего) указали на ненужность газеты, если ее задачи те же, что задачи наших прокламаций и брошюр, то им отвечали указанием на организационное значение газеты. Это был верный ответ только на другой вопрос, а не решение данного. Это было уклонение от решения поставленного вопроса. Как бы то ни было, но решено было писать газету для серяка. О середняке рабочем как будто и речи не было. Большое количество их появилось только позже.

И вот, выполняя задачу писать для серого читателя-массовика того времени, и придавали писаниям соответствующий характер. Неудивительно, что первый номер, созданный по такому рецепту и при несовершенстве редакции, не удовлетворил Плеханова, как и многих членов группы издателей.

Ко времени составления второго номера, а особенно его второго редактирования, о котором выше рассказано, вопрос без формального обсуждения всей группой был перерешен во втором смысле. Было фактически принято во внимание меньшинство передовых рабочих. В результате - второй номер без фигур умолчания, определеннее, ярче и интереснее. Особенно сильно это отразилось на передовой статье второго номера, которая почти вся при втором редактировании переписана была наново.

Еще нужно прибавить, что на нашей группе отразилось влияние провинциального города, каким в сравнении с Москвой и Питером был Киев, делавший первые шаги в развитии организованного рабочего движения.

Как видим, и дурные и хорошие стороны малопромышленной провинции оказали влияние на группу. В результате получился крепкий практический центр, взявший и как-никак выполнивший задачу формального и фактического объединения, хотя и на короткое время, всех без малого социал-демократических организаций в России в одну партию.

Какова была программа группы "Раб. Газ." и первого съезда?

Группа программы не написала; не издал своей программы и первый съезд. Но значит ли это, что организации, объединившиеся в партию, не имели своей программы? Нисколько. В самом деле, в чем заключается содержание всех социал-демократических программ? Формулируя признание конечной цели организованного рабочего движения, социализм (программа-максимум), - она вслед затем дает перечень ближайших задач партии пролетариата данной страны в данный момент (программа-минимум). А что касается методов борьбы за формулируемые программой задачи, то эти методы борьбы, - тактика партии, - с одной стороны определяются основными положениями научного социализма, в формулировке которых, как и в формулировке программы-максимум, мало нужды и возможности быть оригинальным, а с другой стороны они определяются конкретными обстоятельствами места и времени. Таким образом, чтобы сделать практический шаг, организованному рабочему движению необходимо было определить не программу-максимум, это уже было сделано, и не общие основные положения методов пролетарской политики, они тоже уже давно были провозглашены основателями научного социализма: то, что необходимо должна была сделать группа "Р. Г.", как и группы основателей партии, - это формулировка ближайших задач партии в России, успешно применимых приемов и методов борьбы, видимо в 1896 - 1897 - 1897 г.г. приближающих партию к формулированным ею, под непосредственную диктовку развивающегося рабочего движения, целям в России того времени. И это тоже своевременно было сделано группами, основавшими на первом съезде партию. Формулировку ближайших задач возьмем хотя бы из "Рабочей Газеты" N 2: "борьба с самодержавным правительством за политическую свободу есть ближайшая задача русского рабочего движения". После 1-го съезда мы бы сказали: рабочего движения в России или российского рабочего движения. Что касается методов борьбы, рычагов, которыми организованное движение должно было и смогло шевельнуть лежавшее на пути движения самое большое препятствие, - косность масс, то они были не открыты, - нет, они были открыты гораздо раньше, а были впервые применены и самостоятельно сформулированы (может быть, вторично открыты) двумя центрами организованного рабочего движения: Вильной и Москвой. Я говорю об известной формуле: агитация на почве мелких нужд и требований*.
/* Дальше этого наши приемы не шли. Были, правда, кассы, союзы не то взаимопомощи, не то стачечные, не то профессиональные в европейском смысле этого слова; но живой дух всех этих организаций помещался в их библиотеках, вокруг которых группировался центр пропаганды революционных идей, более или менее социал-демократических.
/В 1897 году мы не считали целесообразным звать на демонстрации. В одном случае мы даже обращались к сознательным рабочим с предложением не участвовать в демонстрации, на которую звала 18 марта 1897 года киевская группа эс-эров. О целесообразности демонстрации и говорится в прокламации к киевским сознательным рабочим. Это была ветровская демонстрация. Как раз в эти дни (17 и 18 марта) происходила в Киеве конференция, о которой выше рассказано.

Что такое в самом деле брошюра "Об агитации" вне этой формулы? Всякий практический работник движения того времени, на вопрос об этой брошюре ответил бы только этой формулой, и ничего другого. На заостренный кол фантастических теорий никто из участников и подготовителей первого съезда садиться не думал.

Если таким образом свою программу и тактику группа "Р. Г.", на-ряду с другими или даже позже других организаций, написала под диктовку начавшегося рабочего движения в России, то было еще нечто, что отличало эту группу от других, которые участвовали на первом съезде. Что отличало группу "Р. Г." от других - это взятая ею на себя задача, повелительно подсказываемая политическими условиями того времени - объединение всех организаций вокруг одной центральной и создание этого центра. Если пропаганду, агитацию и организацию признать нашей революционной троицей, то духом святым перед первым съездом стала организация. Дать этому духу воплощение - вот задача первого съезда, подготовление которого выпало группе "Р. Г.".

Программа-минимум, а также и тактика, выражена была, может быть, слишком кратко. И хотя в досъездовской литературе мы и нашли бы и более полную программу (проект программы "Гр. Осв. Тр."), но такова уже видно судьба практически действующих конспиративных групп. Даже такая группа, как Спб. Союз борьбы, имевший в своем распоряжении гораздо большие литературно-научные силы, чем какие были в распоряжении группы "Р. Г.", однако, программы не написала. Вот что пишет К. М. Тар: "Между тем Союз был так завален текущей работой, что у него решительно не хватало ни времени, ни сил заняться составлением программы"*... Да, ни времени, ни сил. Еще несколько слов по поводу тактики досъездовских групп и "Р. Г.".

Нас могут спросить: а Бернштейн со своей ссылкой на "Раб. Газ." и "Раб. Мысль", а "экономизм"?

"Раб. Мысли" вышло ко времени съезда первый и второй номера. Группе "Р. Г." эти номера не были известны, если мне не изменяет память. Но о чем мы знали, или вернее догадывались из чтения между строк, присланного из Петербурга устава кассы рабочих (на ремингтоне), проникнутых тем же духом, что и "Раб. Мысль", то это мы относили в счет "оппозиции", знакомой нам по Киеву и Вильне и по порожденным ею размышлениям о чисто-рабочих организациях, возникающих на почве плохой организованности быстро меняющегося личного состава от частых провалов групп или в периоды перехода к новым приемам пропаганды и агитации. А условия конспиративной работы всегда дают при желании возможность найти слабые места в смысле неудовлетворительности организаций.

О Бернштейне нам долго говорить не приходится. Хотя были уже некоторые статьи его будущей "дрянной книжонки", но еще не было его книги, не было ее перевода, не было еще бернштейнианства в России. Ссылка же его на "Раб. Газ.", как сторонницу его взглядов, им проповедуемых, бездоказательна. Откуда берется эта ссылка на русскую "Раб. Газ."? В "Vorwarts'е" после выхода первого номера "Раб. Газ." появилась заметка. Описывая размер и форму газеты и указывая на то, что нет никаких новых фактов, кроме, кажется (если память мне не изменяет), празднования маевки 500 железнодорожными рабочими в Киеве, автор заметки говорит о направлении газеты приблизительно следующее*. Редакция полагает, согласно с мнением "Бунда", что экономическая борьба в своем развитии натолкнет пролетариат России на вывод о необходимости политической свободы*33. До-съездовские группы наши ничего общего с бернштейнианством не имели. Не знали они и так называемого экономизма. Руководящее правило нашей тогдашней тактики: агитация на почве мелких требований и нужд - было единственным, что было принято всеми группами. Манипулируя этим могучим рычагом в фундаменте общества, будущие члены первого съезда и их группы не соблазнялись бесплодными вершинами голых скал словесных и пустых отвлеченных построений.
/* Цитирую на память, за смысл ручаюсь.

Рабочее движение ко времени первого съезда было еще примитивно и однотонно, а организация верхов их - социал-демократична. Так называемого экономизма еще не было.

В связи с изложением взглядов группы "Р. Г." нужно вспомнить о книжке, которая была последним произведением группы "Р. Г.". Книжка издана не была и пропала. Называлась книжка "Рабочее дело в России"*34. Дав сводку имевшихся сведений о рабочем движении в России, автор делает вывод о необходимости образования партии и о близости свободы, хотя нельзя знать, - заканчивает автор свою книжку, - будет ли она результатом всеобщей стачки или баррикадной битвы.

Прежде, чем перейти к рассказу о съезде, я еще должен упомянуть о статьях Аксельрода и Кольцова для третьего номера "Р. Г.".

После выхода первого номера "Р. Г.", один из членов группы издателей собирался по своим делам за границу*35. Группа поручила ему побывать у членов заграничного Союза русских социал-демократов, спросить их мнения о вышедшем номере и, может быть, о сотрудничестве. О главной цели такого сотрудничества я выше говорил. О выходе номера там знали, но немедленно достать его для прочтения нельзя было*. Это был чуть ли не единственный случай непосредственных переговоров между группой "Р. Г." и заграничным Союзом. Повидимому, для заграничного Союза все являвшиеся к Союзу из России были представителями социал-демократических организаций, с мнением которых Союз хотел считаться.
/* За эту отчужденность между группой "Раб. Газ." и заграничным Союзом русских социал-демократов Союз поплатился тем, что не ему было поручено написать манифест 1898 г., а через некоторое время еще сильнее за этот грех поплатилась и вся Российская социал-демократия удовольствием иметь автором манифеста не социал-демократа, а бывшего социал-демократа.
/Кто более виноват в этом отчуждении России и заграницы - трудно сказать. В таких случаях вернее всего - оба виноваты.

Когда наш делегат заговорил о том, какая нужна нам в России литература, то один из членов Союза, если память мне не изменяет, Аксельрод, ответил, обращаясь к другому присутствующему при этом члену Союза: "Слышите? Нас упрекают, что мы мало уделяем внимания разработке политических вопросов". Он указал нашему делегату, что еще недавно Союзу приходилось выслушивать противоположные упреки.

Наша группа с заграничным Союзом слишком мало была знакома. И заграничные отношения нам были очень мало известны. Товарищ делегат вернулся из-за границы, и мы продолжали работать над собиранием материалов второго номера "Р. Г.". Когда вышел второй номер, в Киев приехал из-за границы Л. В. Теслер и привез вышеупомянутое письмо Плеханова, статью Кольцова "Город и деревня" и статью Аксельрода. Последняя потом вошла в его брошюру "К вопросу о задачах и тактике русских социал-демократов". Эти статьи были бы, конечно, напечатаны в одном из ближайших номеров "Р. Г.". Об их непечатании* за их умеренность и речи не было, да и быть не могло ввиду тех целей, каких "Р. Г." старалась достигнуть путем сотрудничества заграничных товарищей.
/* См. Акимов, "Очерк и т. д.", стр. 100, примечание.

Письмо Плеханова, статьи Кольцова и Аксельрода, неодобренный группой "Р. Г." проект манифеста, почти готовый в рукописи третий номер "Р. Г." и еще несколько других были взяты при аресте одного из членов группы "Р. Г."*36 10 марта 1898 года в Екатеринославе, - во время больших арестов во многих городах по всей России, когда было арестовано около 500 человек*.
/* См. Акимов, "Очерк и т. д.", стр. 104.

VIII.

Первый съезд Российской социал-демократической рабочей партии.

Когда группа "Р. Г." решила созвать съезд*, то первым был решен вопрос о том, из кого должен состоять съезд. Решено было, что съезд будет состоять из представителей социал-демократических групп, а не отдельных социал-демократов, которые представляли бы только себя самих. Группы же, чтобы иметь право на участие, должны были вести действительную работу на местах. По своим связям группа "Р. Г." надеялась не упустить ни одной из них. Если, тем не менее, некоторые социал-демократические организации не были приглашены на съезд, то этому были особые причины, о которых речь впереди.
/* Или, как мы из конспирации называли его, коллоквиум.

Второй вопрос был о том, как быть с городами, где действуют две социал-демократические организации. Собственно, такого случая, где имеются две самостоятельные социал-демократические организации, группа не знала. Она хотела только считаться с тем положением дел, когда в данном месте в интеллигентской группе работала специальная организация рабочих социал-демократов, как, например, "Киевский Рабочий Комитет". На такой случай предположено просить прислать от каждой приглашаемой на съезд группы двух делегатов, в том числе одного от рабочей организации, по возможности рабочего же.

Вообще вполне целесообразным надо считать решение группы "Р. Г." при созыве съезда считаться с какой-либо одной главной организацией, предоставляя ей соглашение и переговоры с остальными местными организациями.

После первого объезда мысль о двух делегатах от организации была оставлена. Ясно было уже тогда, что рабочих будет очень мало на съезде или вовсе не будет. Как ниже увидим, был всего один делегат-рабочий. А вопрос о том, как лучше организовать представительство на местах, после первого объезда был оставлен на решение той группы, которую решено было пригласить на съезд.

Это были первые решения группы, созывавшей съезд, до первого специального объезда всех известных группе организаций. Эта первая поездка для переговоров о съезде должна была ознакомить с личным составом групп и на местах собрать сведения о положении дел, особенно в более молодых организациях, которые не успели еще выяснить своей физиономии в местной работе или в своих изданиях, недостаточно выразили свои взгляды или не доказали своей конспиративности. На последнее качество группа "Р. Г.", вышедшая, как мы видели, из хорошей конспиративной школы, обращала особенное внимание. Требовалась строгая точность и пунктуальная аккуратность в исполнении правил конспирации, которая одна только давала более или менее продолжительное существование подпольной организации. Напомним, что после виленской организации только группа "Раб. Газ." имела в своих рядах членов, работавших беспрерывно пять лет и более, если прибавить сюда и годы предварительных знакомств с чисто интеллигентскими революционными организациями. Только Бунд насчитывал в своих рядах работников старшего возраста и опыта.

Хотя группа "Р. Г." и стремилась объединить все социал-демократические организации, однако она программы на съезд не представила. В предыдущей главе мы видели, что в смысле программы объединяло группы-основательницы партии.

Хотя группа и обсуждала вопрос о программе*37 и отдельные части были распределены между несколькими членами, но на выработку программы не хватило "ни сил, ни времени".

Задача групп, собравшихся на первый съезд, состояла не в выработке программы, а в сплочении с.-д. элементов вокруг одного центра и в создании дееспособного центра организаций, объединенных единством взглядов на ближайшие практические задачи партии и на методы их достижения. Что касается основ социал-демократии и согласования всех программных требований в стройной и полной системе согласно основам, то это поневоле приходилось отложить. Первой на очереди задачей группы считали - из накопленных социал-демократических элементов создать фактически живое целое, и тогда можно будет подумать о логически стройном согласовании частей в полную социал-демократическую программу.

Теперь мы постараемся поближе рассмотреть те ближайшие мотивы, какие повелительно требовали от групп быстрейшего создания центра и объединения вокруг него.

Хотя и теперь (писано в 1906 г.) конспирация не излишняя, но количество работы, которую теперь нужно делать конспиративно, в сравнении с конспиративной работой того времени - невелико. Одна только доставка читателю печатной книжки с изложением основ социал-демократии чего стоила!

Очень часто книжка пропадала в рукописи. Часто совсем готовая и отпечатанная, она пропадает накануне выхода вместе с типографией, как в первом случае (в рукописи), с почталионом или автором. Так на каждом шагу подстерегает ее враг. И эта книга теперь (писано 1906 г.) почти свободна. Так обстоит дело и с некоторыми другими функциями наших организаций. В описываемое время типография и контрабанда отнимали много сил у подпольных организаций.

При этих условиях всякая местная группа, имевшая возможность нажить известный опыт, сознавала пользу объединения групп и создания центральной организации.

Центральная организация при известной строгости конспирации почти неуловима. Местная же, несмотря ни на какую конспиративность, делается раньше или позже известной властям и обречена на погибель. Спасает только перемена места; но без центральной организации, знающей эти места, чтобы использовать такие силы, перемена места или невозможна, или бесполезна для дела.

На наших глазах погибли все крупные местные организации. Погиб сиб. Союз борьбы, основанный в 1895 г., провалился московский Рабочий союз, основанный в 1896 г., провалилась и группа четвертого "Летучего Листка". Последняя группа погибла, когда наша группа решила вступить с ней в переговоры через виленчан об объединении. Киевская группа тоже ждала провала, в том числе многие члены группы "Р. Г.". За многими из них явно следили. Этим обстоятельством объясняется, что аресты членов группы "Р. Г." 10 - 11 марта 1898 г. были произведены во многих городах (Петербург, Москва, Самара, Екатеринослав и др.). Члены группы хотели спастись, удалившись на время от дел, к своим родным и знакомым, на нейтральную почву. И это, конечно, не помогло. Только существование дееспособной центральной организации могло сделать продуктивной и возможной частую и своевременную перемену местного личного состава. Только таким образом возможно было сохранить опыт старых работников и их самих. В противном случае пропадало и то и другое. Вот что понимали старые опытом соц.-дем. организации. Вот что толкало их к объединению и дало возможность первой, практически поставившей себе эту задачу, организации (группе "Р. Г.") выполнить ее.

Вполне ясно понимали эту задачу старые опытом организации.

Молодые организации ценили возможность получить своевременно и в достаточном количестве с таким трудом создаваемую, издаваемую и доставляемую нелегальную литературу и возможность через центральную организацию осведомляться о рабочем движении в России устным, письменным или путем печати. Все это обещала программа съезда в пункте, определявшем задачи Ц. К. партии. Возможность регулярного осведомления высоко ценилась всеми организациями. Что отличало молодые организации от старых, это - боязнь за свою самостоятельность при существовании центра с широкими полномочиями. Этой детской болезни, боязни за свою самостоятельность, не избежала, кажется, ни одна организация.

Таким образом к доводу сохранения энергии (путем централизации и конспирации) присоединялся и второй весьма сильный довод - истребление партикуляризма. Раньше боязнь нарушения своих прав центром, потом идет охранение своих прав ради охранения, и забывает так маленькая провинциальная группка, ради чего и каким образом получила она, самостоятельная группа, свои права. Права ради прав - вот и партикуляризм. А там пошла "оппозиция" и все прелести закоулков и захолустья.

При существовании центральной организации на всех новых пунктах можно было создать сразу колонии-комитеты. при этом сохранялся опыт старых работников, уменьшалась потеря революционной энергии при выработке революционного опыта на местах, и вместо колокольного патриотизма партикуляристов воспитывалась партийность. Это же отнимает всякую почву "оппозиций".

Вот главные ближайшие мотивы, заставившие с.-д. группы собраться в 1898 году на съезд и создать партию.

Перехожу к обзору имевшихся в России групп ко времени съезда.

К тому, что было сказано по поводу киевской конференции, о Москве остается мало прибавить. После первого провала московского Рабочего союза первого состава и краткого расцвета второго состава, о котором выше было рассказано, Москва так и не создала большой и сильной организации. На съезд от Москвы был приглашен молодой и слабый московский Союз борьбы.

Виленчане успели создать областную организацию (Бунд), которой не было еще во время киевской конференции.

Из четырех Союзов борьбы особенную физиономию имел екатеринославский. Одно время (1894 - 1895 г.г.) тут работали и провалились киевские студенты*38, которые стояли близко к русской социал-демократической группе. Провалившись, они дали членов заграничной колонии эмигрантов и сибирской колонии ссыльных. В Екатеринославе Союз борьбы несколько напоминал нормальный тип союза, создаваемого центральной организацией*39. Сразу здесь осела небольшая группка членов организаций других городов с известным опытом. А среди рабочих были ссыльные из других двух центров рабочего движения. Были виленские ремесленники, высланные сюда, и большая группа петербургских участников стачки 1896 года. Екатеринославский Союз принялся за объединение всех этих элементов.

Еще группе "Р. Г." были известны организации в Одессе, Николаеве и Харькове.

В Одессе киевская группа имела связи и готовилась создать местную организацию, но призывать из Одессы представителей на съезд мы не считали нужным.

Относительно Одессы надо то же сказать, что и о Москве. И тут и там ранний провал организации совершенно уничтожил всякую надежду на воссоздание ее. Что касается Одессы, то мы имеем в виду провал 1894 г. при попытке без предварительной подготовки начать широкую агитацию*.
/* Кстати, сошлюсь на эти примеры в оправдание осторожности в тактике при переходе к новым формам борьбы, как эта осторожность проявилась киевской группой "Раб. Дело". Киевская с.-д. группа убеждала в своей прокламации сознательных рабочих не участвовать 18 марта 1897 года в демонстрации, на которую призывала рабочих киевская группа эс-эров. Один социал-демократ*42 по поводу упомянутой с.-д. прокламации говорил, что это ушат холодной воды на и без того не горячую голову русских рабочих. Но возбуждающие средства для нормального питания должны занимать только скромное место и никогда почти не заменяют собой продолжительной подготовки путем пропаганды, агитации и организации.

О Николаеве мы узнали, что там имеется маленькая живая группка, которая за очень короткое время успела проявить большую энергию в агитации масс. К нам доходила газета, издаваемая этой группой ("Наше Время")*40. В Николаеве у нас был одно время ученик из школы-мастерской Мельникова*41. Ученик этот кончил жизнь самоубийством. Николаевскую группу мы считали мало конспиративной. Группа была накануне провала. Поэтому группа не получила приглашения на съезд.

В Харькове мы имели через Роялиста связи в рабочей среде и таким образом разыскали молодую интеллигентскую группку. При первом объезде предстояло обратить особое внимание на две организации: на московскую и харьковскую. На московскую потому, что она по личному составу была нам очень мало известна, хотя и считалась преемницей московского Рабочего союза. Харьковская же организация была совсем молодая. Эта группа при первом объезде после долгих переговоров дала свое согласие, но когда при втором посещении ей была передана программа съезда, она представила письменный отказ от участия в съезде, мотивируя его неблаговременностью создания партии при слабости групп петербургского и московского Союзов борьбы.

Из национальных с.-д. организаций только за несколько дней до съезда была приглашена на съезд литовская с.-д. партия, но она делегата не прислала. Приглашена была эта организация так поздно потому, что мы ее очень мало знали раньше. Что касается Социал-демократии Царства Польского и Литвы, то ее мы также очень мало знали, и она приглашена не была. Хорошо нам была известна Польская партия социалистическая, но ее мы и не думали приглашать, так как ни группа "Р. Г.", ни какая другая из социал-демократических групп не считала ее социал-демократической.

Чтобы закончить с имевшимися к первому съезду группами, которые имели право на участие в съезде, нам остается рассказать, почему не были приглашены на съезд заграничная группа "Союза русских социал-демократов" и группа "Рабочего Знамени".

О наших отношениях к Союзу р. с.-д. мы уже выше говорили. Все сказанное об этом Союзе сводится к тому, что, как организация, она была чужда нам. Мы знали хорошо только пару - другую имен и несколько книг. Но мы не видели в Союзе живой и деятельной организации. К тому же мы особенно не доверяли не-практикам (в узком смысле слова) вообще, как не знающим местных условий (на этом основан первый пункт устава съезда), и кроме того особенно мы не доверяли заграничным из предполагаемой неконспиративности их. Вот почему заграничный Союз р. с.-д. не был приглашен на съезд. Но так как образовавшейся партии нужны были и литераторы, и заграничный комитет, то на съезде об этом и было вынесено известное постановление. Правда, мы мало или почти ничего не знали о разногласиях между членами, и, принимая на съезде решение о заграничном комитете партии, имели в виду, конечно, всех работников, а не одну какую-нибудь группу этого Союза.

Теперь нам остается рассказать, почему не было на съезде группы "Рабочего Знамени".

В первом номере "Рабочего Знамени" написано, что только условия подпольной работы в России послужили причиной одновременного появления двух ничем не отличавшихся между собой партий. Цитирую на память цитату из "Рабочего Знамени" в "Рабочем Деле", но за смысл ручаюсь. Так представляет дело "Рабочее Знамя". Но это не совсем так.

Как известно, группа эта на своих изданиях, до появления "Рабочего Знамени", называла себя кружком рабочих-революционеров. Это был белостокский кружок. О влиянии одного из членов этой группы и его деятельности в Киеве мы выше говорили. Мы знали об этой группе, что у нее имеется около 12 - 15 членов, кажется по преимуществу рабочих, что у них имеется хорошо поставленная типография. Об одном из их изданий был дан отзыв во втором номере "Рабочей Газеты". Также мы знали, что группа эта вербует членов в Киеве. До выхода их издания "Задачи русской рабочей партии", которое представляет собою перепечатку женевского издания "Чего хотят социал-демократы" с прибавлением одной - двух страниц о тактике, мы не имели данных считать эту группу социал-демократической, да и она сама себя, кажется, таковой не считала. Мы судили о группе по Белосточанину, который имел весьма широкие полномочия. Так, например, он мог, одобрив рукопись, взяться печатать ее в типографии группы. С этой целью велись у нас переговоры, но они ни к чему не привели. Одно время в их типографии долго лежала изданная потом за границей брошюра Ленина*, переданная через нашу группу из Петербурга, но напечатана не была. Может быть, эта брошюра не осталась без влияния на самоопределение белостокской группы в смысле принятия социал-демократической программы. Киевляне считали эту группу отчасти неопределившеюся и несколько близкою по своим воззрениям к киевским эс-эрам. О других особенностях группы мы говорили по поводу влияния Белосточанина на киевскую "оппозицию". После издания "Задач русской рабочей партии", один член киевского Союза борьбы и один петербургского получили предложение от белостокской группы присоединиться к этой партии. Это было незадолго до съезда. Мы считали эти предложения за желание построить партию вокруг белостокской группы "Рабочего Знамени", как центра. Но для этого собиравшиеся на съезд группы не считали ее пригодной. Против приглашения группы "Рабочего Знамени" на съезд говорило сравнительно недавнее присоединение ее к социал-демократической программе и недавняя близость ее во взглядах киевских членов к эс-эрам. Затем мы считались и с тем, что взгляды группы, судя по Белосточанину, представляли некоторые такие особенности, что мы считали нужным выждать их дальнейшего выяснения. Вот почему группа будущего "Рабочего Знамени", заявившая о своем существовании и работе, что, давало по неписанному уставу съезда, ей право на участие в нем, как социал-демократической, после выпуска вышеупомянутого издания, и ведущей работу на местах, - не получила приглашения на съезд. Но выбранный на съезде Центральный Комитет партии одним из первых вопросов решил вопрос о вступлении в переговоры с ней для выяснения отношений и вступления ее в образовавшуюся на съезде партию.
/* Точного заглавия не помню; кажется, "К вопросу о задачах и тактике с.-д.".

Таким образом на съезде оказались следующие организации: Союзы борьбы за освобождение рабочего класса - петербургский, московский, киевский, екатеринославский, Бунд и группа "Рабочей Газеты"*43.

Общее решение о представительстве приведено выше.

Как устраивались выборы делегатов на съезд в других организациях, в том числе и в Бунде, пославшем в своей делегации одного рабочего, не знаем. Заметим только, что посылка делегации для Бунда была облегчена тем, что съезд происходил в районе Бунда, в Минске, а средства, конечно, были весьма скромные.

В Киеве выборы на съезд происходили таким образом.

Киевскому Союзу борьбы в полном собрании было доложено*44, что предстоит съезд для образования партии и передана программа съезда и предложение принять участие. Союз выбрал делегата. Затем были собраны все члены "киевского Рабочего комитета" и несколько не-членов, и сделаны тот же доклад и предложение. Кроме рабочих была и одна работница; на этом заседании расширенного Рабочего комитета присутствовали и два интеллигента*45. Один из них был членом Рабочего комитета в это время, а другой - раньше, в комитете первого состава. Эти интеллигенты уже имели мандаты на съезд. На этом собрании интеллигенты сделали указание, что желательно послать делегатом на съезд рабочего. Но рабочие, из недоверия ли к своим силам, из других ли соображений, выбрали интеллигента. Не сомневаюсь, что, будь в это время в Киеве Мельников, он был бы выбран, но он в это время, больной, был под надзором полиции в Ромнах в ожидании приговора*46.

Из группы "Рабочей Газеты" был выбран один и потом, по его предложению, другой*47, хотя не без пользы, и с полным правом группа могла бы послать и еще одного - двух. Имела значение и экономия, и желание собрать как можно меньше людей из конспирации, а количество голосов, предоставленное каждой организации, как и раньше предполагалось и на съезде было решено, был один голос для каждой. Но на съезде царило полное согласие и члены его скоро перестали считать голоса при решении вопросов, так как все решения принимались подавляющим большинством.

Таким образом первого марта 1898 года вечером в Минске собрались девять представителей социал-демократических организаций: четыре от четырех Союзов борьбы, три от Бунда и два от группы "Рабочей Газеты"*48.

Первое заседание началось до приезда девятого делегата, который ожидался вечерним поездом и приехал ко второй половине заседания*49.

Порядком дня служила программа съезда. Эта программа была представлена группой "Раб. Газ." и была передана для обсуждения и дополнения во все социал-демократические организации. Из всех организаций только петербургский Союз прибавил определение задач Центр. Комитета - руководство движением; в программе имелся перечень функций, какие возлагались на Ц. К. В программе было сделано указание, что делегаты должны иметь полномочия обсуждать и принимать решения и по таким вопросам, если бы они возникли, о которых программа не упоминает.

Мне кажется, что ясное представление об этой программе можно составить себе по решениям съезда, которые приложены к манифесту, так как эти решения представляют ответы на вопросы, предложенные в программе. Программа по некоторым вопросам давала и предполагаемое решение, например, по вопросу о названии партии давались два ответа: русская и российская.

Первым вопросом на первом заседании обсуждался вопрос о названии партии. К слову "Российская" было прибавлено слово: рабочая, которого в программе не имелось*50. На съезде на второй или на третий день были даны названия учреждениям партии: Центральный Комитет, местные комитеты и известные теперь (писано в 1906 г.) формы для изданий, с названием партии в заголовке.

Слово Российская было выбрано для партии, чтобы указать, что в работе, какую партия наша делает, принимают участие не только русские пролетарии, но и пролетарии всех других населяющих Россию народов.

Как организация борьбы, партия пролетариата России должна была, по мысли съезда, в лице своей центральной организации быть единой, как един и ее ближайший противник.

После вопроса о названии партии, одним из первых было формулировано отношение нашей партии к национальному вопросу. Вопрос возник по поводу пункта порядка дня: отношение к P. P. S. Будучи практиками, мы хотели решить вопрос об отношении нашей партии к революционной организации, с которой мы не могли не встречаться, как работавшей на том же поле, что и мы, а главное, против того же противника, который был и нашим противником. Ища решения частного конкретного вопроса и не находя его за недостатком данных в опыте партии, мы натолкнулись, однако, на общий вопрос, который должен был быть решен предварительно. И, поставивши последний, мы дали на съезде то его решение, которое вошло в программу второго съезда вместе с прибавленным на втором съезде некоторыми следствиями из него.

Это был единственный программный вопрос, обсуждавшийся и решенный на первом съезде.

Вопрос о признании заграничного Союза русских с.-д. представителем партии за границей был решен довольно быстро. Но об этом потом была речь на заседании Ц. К.

В связи с вопросом об автономии местных комитетов была предоставлена и автономия Бунду. Бунд от других организаций, участвовавших на съезде, отличался тем, что представлял объединенный комитет нескольких городов, и некоторая особенность его автономии зависела также от особого языка его членов. Так как Центральный Комитет партии не мог рассчитывать, по крайней мере, на первых порах, сам издавать и литературу на еврейском языке, то эта задача выпадала автономному Бунду. Но в то время, как все остальные местные комитеты могли ставить себе задачей только местные по преимуществу издания, так как общий орган должен был издавать Ц. К., еврейские издания все оставались в руках Бунда. В помощь бундовской издательской деятельности со стороны центрального органа партии было обещано передавать Бунду для его еврейского органа газетный материал для одновременного его появления и на еврейском языке. Из всего этого видно, что автономия Бунда, по смыслу постановления съезда, была скорей всего технического свойства, отличавшаяся от автономии других комитетов тем, что права, предоставленные всем местным комитетам, Бундом осуществлялись в большей степени, чем другими, и часть этих прав и функций (имеем в виду издательство на еврейском языке), повидимому, могла и должна была расшириться с помощью Ц. К. Во всяком случае ни один комитет, ни Бунд не получил права сношений с другими организациями ни в России, ни за границей помимо Ц. К. партии.

Это видно из того, что сношения с другими организациями и с заграничною было возложено на Центр. Ком., а заграничная организация Союза русских социал-демократов объявлялась представительницей партии за границей. В этом вопросе, как и во многих других, решения съезда намечают только довольно широкие рамки, предоставив последующему опыту жизни партии наполнить их соответствующим содержанием. Для точного определения задач заграничного комитета партии должен был отправиться за границу один из членов Ц. К. Чтобы закончить с объяснениями автономии Бунда, приведу еще одно доказательство, последнее, но не наименее важное, что по существу эта автономия не отличалась от автономии других комитетов, как она понималась на первом съезде. Доказательство это я вижу в том, что члены Ц. К., избранного на съезде, разделяя между собой предстоящую работу, ничем не выделяли своего товарища из бундовцев от других членов этого комитета ни в отрицательном, ни в положительном смысле. Никаких особенных прав, привилегий или ограничений для бундовца сделано не было, и он призван был делать ту же работу, что и остальные члены Ц. К. Теперь два слова об автономии комитетов. Из того, что было рассказано до сих пор, видно, что основатели партии должны были быть сторонниками сильной центральной организации. И это действительно было так. Но как же в таком случае понимать автономию местных комитетов? Во-первых, как бы мы ни понимали ее, она никак не могла воспрепятствовать центру быть сильным. Центр должен был стать сильным, и при условиях подпольного существования, своей конспирацией, своим составом из профессионалов, ничем не связанных, вне своих функций членов Ц. К., и последнее, самое важное, это успешным выполнением своих обязанностей, при своих широких полномочиях. Раньше, чем закреплять точно определенными границами права или обязанности Ц. К., хотелось дать опыту партийной жизни наметить эти границы, а поскольку границы эти уже определились для некоторых членов партии, задачи Ц. К. могли быть осуществлены, и автономия, как признание принципа самоуправления каждого комитета в пределах своих местных дел, нисколько не мешала работе сильного центра. Это признание широкого местного самоуправления, не мешая росту сил Ц. К. партии, помогало наиболее молодым организациям, как участвовавшим на съезде, так и другим маленьким группкам, которых на съезде не было, которым по малоопытности, молодости, боязни потери самостоятельности, - это признание широкого самоуправления помогало воспитать в себе партийность. Партийность надо было воспитать. И декретами этого достигнуть нельзя. Только фактическая, продолжительная и успешная работа Ц. К. могла постепенно уничтожить партикуляризм и заменить его партийностью. Широкое же самоуправление есть наилучшее условие для развития жизнеспособных местных организаций. Пользоваться автономией для ослабления центра - это не могло принести пользы никакой местной сильной организации. А в руках слабой организации ни это и никакое другое орудие не могло быть опасным.

Смешно было бы смотреть сверху вниз на ошибки и промахи в организационном и тактическом отношении, сидя на плечах великана настоящего времени, откуда и близорукому издали видно то, что иному дальнозоркому, стоявшему в долине прошлого, видно было плохо. Но как практики, хорошо знавшие условия нашего времени, мы дали в постановлениях съезда по организационным вопросам весьма широкие рамки для развития большой партии с жизнеспособными организациями. Широкое самоуправление комитетов - это и есть не что иное, как демократизм. Как социалисты, мы не можем не быть демократами. Формы же, какие демократическая организация принимает, и меры, какими она их осуществляет, зависят от текущей реки жизни. В наше досъездовское время отсутствие выборов не было недемократическим, так как мы знали, что отрицаем их из-за неконспиративности их. Выборы означали гибель организации, а с гибелью организации погибает и демократизм ее. Тогда вместо демократической организации остается пустое и мертвое слово демократизм. Если до пустых и мертвых слов, иногда очень красивых, тьма охотников, то настоящие революционеры не из их числа.

После решения вопросов о названии партии, автономии местных комитетов и Бунда и о заграничном комитете, - занял место вопрос о времени созыва экстренного съезда и количестве голосов, имеющих право созвать его. Этим вопросом очень интересовался делегат московского Союза борьбы. Более молодая организация, она больше других боялась власти Ц. К.

При этом более нетерпеливые участники съезда, так как вопрос был ясен, упрекнули председателя в неискусном руководстве прениями; на самом деле, говорил каждый, сколько кто считал нужным, пока делалось возможным удовлетворяющее всех решение. На одном из последних заседаний были сделаны доклады делегатов о положении дел на местах. Бундовский доклад был больше других. Доклад представителя киевского Союза борьбы и Рабочего комитета имел пессимистическую нотку. В общем положение дел для всех было ясно, и доклады ничего нового не дали.

По поводу выборов в Ц. К. партии было сделано предложение о предоставлении выполнения решений съезда представителям трех групп, которые фактически и до сих пор отчасти выполняли задачи общепартийной центральной организации. Имелись в виду группы петербургского Союза, Бунда и "Рабочей Газеты". Они-то и были избраны в Ц. К.*51. Выбрано было три члена. Ц. К. имел два - три заседания, в которых был намечен целый ряд задач. Члены Ц. К. должны были жить, где по роду их деятельности кому было удобно, и съезжаться по мере надобности. Кроме решений Ц. К. о переговорах с группой "Рабочего Знамени" и Союзом русских социал-демократов за границей, были предположения о создании новых комитетов в некоторых волжских городах.

По вопросу о редакции центрального органа партии, каковым была признана "Рабочая Газета". Центральный Комитет, которому было поручено устроить его редакцию, решил передать ее, начиная с третьего номера "Р. Г.", который почти весь был готов*52, одному литератору-марксисту, оставив за собой контроль за всем, написанным в газете. Особенно на этом контроле настаивал один из членов Ц. К.

Первый Ц. К. смотрел на себя, как на учреждение, которое в близком будущем должно было сильно измениться и увеличиться. Его задача была наладить текущие дела, вступить в переговоры с невошедшими еще в партию социал-демократическими организациями и столковаться с заграничной организацией. Покончив с текущими неотложными делами, что легко было официальному общепризнанному представительному учреждению партии, каким был выбранный на съезде Ц. К., этот комитет полагал не позже шести месяцев, которых было бы достаточно для решения неотложных дел, собрать второй съезд. Закрывая съезд, председатель его предложил всем членам его считать себя членами Ц. К., собственно кандидатами, и если хотя бы один уцелел в случае провала, то ему вменялось в обязанность выполнить постановления съезда. Председатель съезда тогда же предупреждал товарищей не возбуждать среди членов своих организаций слишком преувеличенных надежд, но если Ц. К., говорилось дальше, удастся просуществовать месяцев шесть, тогда, казалось, и большие надежды могут считаться осуществимыми. Ц. К. считал свои ближайшие задачи осуществимыми и посильными для себя, а если будет дано несколько месяцев жизни без провала, тогда следующий съезд очень скоро мог бы, казалось, дать полную социал-демократическую программу.

На съезде подробно финансы партии не обсуждались. Но в Центральном Комитете был подсчитан ежемесячный бюджет.

Съезд начался первого марта вечером и окончился третьего марта вечером. Заседания начинались с раннего утра и продолжались до позднего вечера, с перерывом на обед.

Третьего марта вечером была устроена вечеринка, где присутствовали члены местной организации.

Пели песни. Были тосты. О двух из них следует вспомнить. Первый - это тост рабочего, участника съезда, за то, чтобы на следующем съезде было более рабочих, чем на первом. Другой тост - представителя киевского Союза и Рабочего комитета. В небольшой речи он напомнил товарищам, что время основания партии совпадает с пятнадцатилетием выхода в свет первого издания первых основателей социал-демократии в России "Группы Освобождение Труда".

Первым делом Ц. К. должно было быть издание манифеста об образовании партии, редакция которого предоставлена была Ц. К. На съезде было только сделано указание на то, чтобы в манифесте было кроме указания на задачи партии указано, что Р. С.-Д. Р. П., как организация борьбы, является преемницей "Народной Воли".

Не совсем удачная формулировка этой мысли (см. предпоследний абзац манифеста) дала повод к нападкам на социал-демократию со стороны одного ее критика.

Два слова в заключение. Стремясь организовать партию, группа "Рабочей Газеты" и другие группы-участницы съезда хотели <вы>строить ее путем разрешения назревших потребностей практической деятельности и считаясь с уровнем развития большинства организаций. Усилить центральную организацию партии считали поэтому возможным в процессе работы этого центра. Партийность надо было еще нажить и воспитать. Юридически первому Ц. К. была дана задача больше всего обслуживать организации: издание и доставка литературы, издание центрального органа, издание прокламаций по поводам, общим для всей России, напр., майской и т. п. Но это обслуживание должно было превратиться неизбежно в руководство организованным рабочим движением в России. И съезд 1898 года сделал первый шаг в этом направлении. В этом все его значение. И, несмотря на то, что от минского съезда до брюссельского прошло несколько лет, брюссельский съезд не мог не считать себя вторым, хотя только этот съезд дал партии настоящую социал-демократическую программу.

---------------

Примечания:

*1 Иван Иванович Чорба, кандидат прав Киевского университета.

*2 Тут были: Яков Максимович Ляховский, Дмитрий Калинкович Лаврентьев, Мержвинский и Чорба. Позже были еще следующие: Б. Э. Шен, Демьян Васильевич Лесенко, Владимир Михайлович Сапежко. Затем Николай Абрамович Вигдорчик, Роман Викторович Розенберг. Еще помню Ангелова-Стоянова, Н. В. Кульчицкого и Прокофьева.

А ко времени объединения всех кружков в Союз борьбы были в нашем кружке, кроме упомянутых, из которых многие рассеялись: Вера Григорьевна Крыжановская с женской группой, из которых помню: Яцимирскую Ольгу Васильевну, Лисянскую Евгению Абрамовну (сестру казненного народовольца). Кроме этих были: Петр Ильич Белоусов, Павел Лукич Тучапский. Затем: Софья Владимировна Померанц, Лев Всеволодович Теслер, Евгения Самойловна Этингер и пр. Еще были в Союзе Василенко, Константин П. и Балабанов.

Упоминаемые здесь примыкали к тому кружку, который я называю русским. К польским кружкам, которые вошли в киевский Союз борьбы, принадлежали: Казимир Адамович Петрусевич, Викентий Мечиславич Богуцкий, Денис Иванович Рабчевский, Урицкий, Шуляковский и др., имена которых мною забыты.

*3 Из этого кружка я знал машиниста-печатника, покойного Берковича.

*4 Кроме меня там был доктор Сарцевич, агент польской партии социалистической.

*5 Роялист - это Исаак Давидович Поляк, наборщик. Заготовский - Рудер. хан, заготовщик.

*6 Квартира была вблизи вокзала, в предместьи Соломенка, у Дмитрия Никитича Нетачаева.

*7 Все это было написано Вигдорчиком.

*8 Предложение было сделано Сапежкой и принято всеми против меня. Сапежко перешел в группу поляков "союзников".

*9 Почти все в первых двух NN "Вперед" и упоминаемые брошюры были написаны Вигдорчиком.

*10 Доклад делал Финн (Енотаевский), на Кузнечной улице, в мезонине.

*11 Из Иваново-Вознесенска должен был приехать Шестернин.

*12 Москвич назвал себя Илья Ильич Ильин. Из Питера был Б. Гольдман, из киевской группы - Вигдорчик.

*13 Конференция киевская 17 - 18 марта происходила на Жилянской ул., в квартире, кажется, <И>. И. Белоусова, один день, а другой день где-то на Печерске, а не у Ангелова-Стоянова, как пишет Акимов. У Стоянова была явка.

*14 В одну из польских групп незадолго до образования киевского Союза борьбы входил Урицкий.

*15 Типография эта помещалась в квартире С. В. Померанц. Здесь же были набраны NN 1-й и 2-й "Рабочей Газеты" И. Д. Поляком. Квартира на Подоле, на Константиновской улице, уг. Верхнего Вала, 2-й этаж.

*16 Еще были членами киевского Союза борьбы или предшествовавших ему кружков, из которых составился Союз, след.: Друскин, Друскина (виленская работница, которой принадлежит одна из речей [изданных Бундом], произнесенная на одном из первых майских праздников в Вильне). Потом еще Е. И. Гуковский, Мошинский.

*17 После меня в киевском Рабочем комитете одно время был Вигдорчик, а потом Тучапский.

*18 Белосточанин - покойный Моисей Лурье (наборщик), выдающийся работник.

*19 Зеленая тетрадка составлена Вигдорчиком.

*20 "Новая победа" написана Вигдорчиком. Типография "Рабочей Газеты" после 2-го номера была переведена в Екатеринослав.

*21 Это был Казимир Адамович Петрусевич.

*22 Сведения, даваемые во второй половине абзаца, дополнены покойным Н. Ф. Тепловым, который знал Мельникова в это время.

*23 Это след.: Вигдорчик, Тучапский, Померанц, Крыжановская, Розенберг, Шен, Белоусов, Этингер, Теслер и я.

*24 Упоминаемые два члена группы: Е. С. Этингер и Л. В. Теслер.

*25 Эту типографию искал и не нашел Сапежко.

*26 Из другого города - это из Гомеля, где раньше жил Поляк. Шрифт привез Ю. Д. Мельников.

*27 Единственный поставщик шрифта, т.-е. Поляк. Вал мною куплен у Моисея Лурье и привезен из Белостока.

*28 Эти пишущие были: Вигдорчик, Тучапский, Розенберг, Этингер. Из других, не входивших в редакцию, писали Д. И. Рабчевский, молодой и талантливый, рано погибший в ссылке.

*29 Статья о французской революции Полонского. Во втором N "Раб. Газ." не была напечатана, за отсутствием места, статья Беренштама (имени не помню). Статья трактовала о берлинских рабочих собраниях и была доставлена через В. Г. Крыжановскую. По данному мне адресу, я об этом передал в Петербурге, кажется, сестре автора.

*30 Литератор С., это - А. А. Санин. Литератор Р., это - И. Н. Румянцев, редактор "Новой Жизни" 1906 г.

*31 Пересмотр и исправление сделано Вигдорчиком. Эта передовая статья второго N "Раб. Газ." перепечатана в сборнике Куклина "Итоги революционного движения в России за 40 лет".

Книга имеется в Румянцевском музее под рубрикой Г 0/983.

*32 Статью о циркуляре написал Тучапский.

*33 Думаю, что автор этой заметки не прав.

*34 Книжка "Рабочее дело в России" была написана Вигдорчиком.

*35 Речь идет о поездке Тучапского.

*36 Неодобренный группой проект манифеста был написан Тучапским. Упоминаемые здесь документы и рукописи составляли архив "Рабочей Газ." и взяты были у меня при аресте, за несколько минут до моего отъезда на вокзал, по направлению в Петербург.

*37 Здесь имею в виду собрание на кв. А. А. Иогансена, кажется, на Музыкальном пер.

*38 Это группа Линдова-Лейтейзена, о котором выше упомянуто, и доктор Фридель.

*39 В екатеринославском Союзе борьбы принимали участие: К. А. Петрусевич, Орлов (работавший раньше в Кременчуге), Левина (тоже из Кременчуга) и др. Из Вильно в Екатеринославе работал Гальперн, настоящей фамилии не знаю.

*40 Газета, согласно указанию т. Эльцина в "Правде", называлась "Наше Дело".

*41 Ученик Мельникова - это Ефимов.

*42 Упоминаемый здесь социал-демократ - это, работавший одиночкой, д-р Е. П. Севастьянов.

*43 К перечисленным организациям можно было бы еще прибавить киевский Рабочий комитет, который имел своего представителя. Это был Тучапский, который одновременно представлял и киевский Рабочий комитет и киевский Союз борьбы.

*44 Собрание киевского Союза борьбы для выбора делегата на съезд происходило, кажется, в квартире зубного врача И. М. Штейна, на Александровской улице. В нашей периферии в Киеве, оказывавшей нам услуги квартирами, адресами и пр., были, кроме сейчас упомянутого И. М. Штейна, еще следующие. Фабрикант колесной мази А. С. Блувштейн (адрес для переписки). Квартирами: Бердяев, женщина-врач Гиберман и др. Одно из последних собраний группы "Рабочей Газеты" перед самым съездом происходило на кв. В. В. Водовозова, на Десятинн. пер.

*45 Присутствовали Тучапский и я.

*46 Расширенное собрание киевского Рабочего комитета для выбора делегата на съезд происходило на Жилянской ул., в квартире железнодорожного рабочего Плетата.

*47 Были выбраны я и Вигдорчик.

*48 От "Рабочей Газеты" - Эйдельман и Вигдорчик, от петербургского Союза борьбы - Степан Иванович Радченко, от екатериносл. Союза борьбы - Каз. Ад. Петрусевич, от киевск. Союза борьбы и киевск. Раб. ком. - П. Л. Тучапский, от московск. Союза борьбы Александр Ванновский, от Бунда - Александр Кремер, Мутник (Глеб) и рабочий часовщик (фамилии не знаю).

*49 Возможно, что описываемое здесь собрание происходило не 1-го марта, а накануне, и представляло собою не первое заседание, а только предварительное, как это указано в статье Акимова, по воспоминаниям других членов съезда.

*50 Тут у меня написано, что на съезде к названию партии было прибавлено слово: рабочая. Это неверно. Дело вот в чем: когда я впервые в 1901 году увидел напечатанный манифест, то меня смутило название партии. И я не знал, что думать об этом: решения съезда и последний абзац манифеста о преемстве партией наследства Народной Воли (так как это предложение на съезде было сделано мной) говорило о съезде 1898 года, но слово: рабочая, прибавленное к названию партии, ставило меня втупик, и я решил, что память мне изменила. Вот причина моей ошибки.

*51 С. И. Радченко, А. Кремер и Эйдельман.

*52 Не было только передовой статьи.

Б. Эйдельман.

ПО ПОВОДУ СТАТЬИ АКИМОВА.

Статья вторая.

Группа "Рабочее Дело" и газета "Вперед".

По поводу цюрихских переговоров должен сказать, что совершенно не помню, чтобы киевская группа поручала А. Кремеру от своего имени вести переговоры с заграничным "Союзом русских социал-демократов", а сообщение о собрании киевской группы с А. Кремером, что "киевская группа пошлет товарища в Петербург для того, чтобы сблизить и взаимно ознакомить петербургскую и киевскую группы" - этого решения, наверно, не было. И на том же собрании "предложила А. Кремеру тотчас же отправиться в Швейцарию" (стр. 133, "Минувшие Годы", 1908, 2. Акимов).

Киевское собрание происходило, по словам Акимова, за полгода до выхода N 1 "Рабочей Газеты", т.-е. в феврале 1897 г. А цюрихские переговоры велись в мае или июне того же года (стр. 133, 134, там же).

Не в обычае было у киевской группы поручать не члену своей организации вести дела от ее имени. А второе решение, в феврале же, о посылке товарища в Питер, уже потому не могло быть, что и время, которое указано у Акимова, было совсем неподходящее. N 1 киевской газеты "Вперед" вышел 6 января 1897 года (помечен 8 декабря 1896 г.).

N 2-й той же газеты вышел 28 февраля 1897 г. 17 - 18 марта 1897 г. происходило совещание (коллоквиум, то, что в моей первой статье названо Киевской конференцией). N 1-й "Рабочей Газеты" вышел 22 августа 1897 года, а 2-й N - 20 декабря 1897 года. Мои переговоры в Вильне происходили после выхода N 1 "Вперед" (см. мою статью, а также у Акимова, стр. 135). Значит, Киев вел переговоры между выходом 1-го и 2-го N "Вперед", т.-е. до февраля, когда уже вышел 2-й N. А из Вильны я ехал в Питер. Следовательно, никакой надобности в решении, о котором сообщает Акимов, не было. Но отнести время переговоров на более ранний срок тоже нет оснований. Дело в том, что N 1 газеты "Вперед" вышел после кризиса в группе, который описан в моей первой статье, когда было предложено внести вопрос о пропаганде и агитации на обсуждение всех наших рабочих кружков, когда один из наших членов (Сапежко) перешел в другую киевскую группу польских социал-демократов из нашей, которую я называю Русской. При этом я остался в кружке один против всех. Этот период, когда активная работа почти прекратилась, заменившись совещаниями межгрупповыми, длился несколько месяцев. К тому же времени относится и прекращение существования первого киевского Рабочего комитета, который существовал от декабря 1895 года до 18 апреля 1896 года, день ареста Ювеналия Дм. Мельникова. Так вот в результате этого кризиса и возникла группа "Рабочее Дело" и первый N "Вперед", написанный Вигдорчиком и частью В. Р. Розенбергом. Я отлично помню рассказ Марьи Семеновны Кулеш-Мельниковой, жены Ювеналия, о том, как Ювеналий "весь засиял", когда она, во время тюремного свидания, жестом руки показала ему, что наша группа приступила к разбрасыванию литературы (это было со времени образования группы "Рабочее Дело"). Итак, я думаю, что описываемые Акимовым переговоры ни в описываемое им время, ни раньше места не имели. А решение поручить А. Кремеру вести переговоры в Швейцарии тоже едва ли правильно. Не в обычае у нас это было. См. ниже о поездке Тучапского.

Перехожу к исправлению других ошибок, сделанных Акимовым.

II.

Сношения с Петербургом, Москвой, Иваново-Вознесенском и Одессой.

На стр. 134, 135 он рассказывает о поездке в Петербург К. А. Петрусевича. Не касаясь подробностей и причин неуспеха этой поездки (об этом у меня написано в первой статье), я должен указать, что никакого отношения к переговорам о съезде эта поездка не имела, как об этом можно подумать по рассказу Акимова на стр. 134.

То же самое нужно сказать по поводу рассказа об участии Л. В. Теслера в переговорах о съезде. На стр. 148 Акимов пишет, что "Теслер... оказывал содействие группе "Рабочей Газеты" по созыву съезда". Никакого непосредственного участия в переговорах о созыве съезда Теслер не принимал. И далее на стр. 138 Акимов пишет, что "московский Союз обсуждал... проект порядка дня съезда, выслушал сообщение делегатов "Рабочей Газеты", сначала Эйдельмана а затем, Теслера". Ни вместе со мною, ни отдельно Теслер от имени группы "Рабочей Газеты" о съезде ни в Москве, ни в каких-либо других местах переговоров не вел.

Теслер, как правильно указано у Акимова, предлагал доставить мандат от заграничной группы, но группа "Рабочей Газеты" отклонила это предложение.

Тут же, пожалуй, уместно будет указать, кто из группы "Рабочей Газеты" и с кем вел переговоры об общих делах: газете, съезде и др. Но раньше всего я хочу назвать фамилии товарищей, с которыми в разное время наша группа вела переговоры. В Вильне это был, главным образом, Александр Кремер, а раньше - Копельзон. В Питере велись переговоры с Сильвиным, Б. Гольдманом, С. И. Радченко, Саммером. Кроме меня из нашей группы принимал участие в переговорах и ездил по поручениям Николай Абрамович Вигдорчик. Он развозил приглашение на киевскую конференцию 17 - 18 марта 1897 г.

Именно он переговаривался с Сильвиным и он же передал приглашение в Иваново-Вознесенске (или через Москву) Шестернину. С поручениями к Радченке ездили еще Вера Григорьевна Крыжановская и Софья Владимировна Померанц. С другими, кроме, кажется, Сильвина, переговоры вел я.

В ст. Н. Крупской ("Творчество", N 7 - 10, 1920 г.) узнаем до сих пор неизвестный факт о поездке по вопросу о подготовке съезда партии. Это первый мне известный факт о подготовке съезда в петербургской организации. Что во многих группах вопрос о съезде и создании партии возникал, это общеизвестно. Но о практически предпринятых шагах в Петербурге до сих пор ничего не было известно. А из этой статьи узнаем, что петербургская группа "Союза борьбы" принялась за практическое осуществление плана создания партии. "Летом 1896 г., - пишет Крупская, - я поехала в Киев, чтобы столковаться об издании общей нелегальной газеты и о подготовке съезда партии. Я должна была повидать Веру Крыжановскую и Тучапского. Но, заехав предварительно в Полтаву, я встретила там Тучапского, Румянцева, Арона Лурье, Саммера. Обо всем столковались в Полтаве" (стр. 7).

Неудавшийся съезд 17 - 18 марта 1897 года я называю киевской конференцией в первой статье. Конспиративно мы называли съезд "коллоквиумом", совещанием. Слово "типография" заменялось словом "рояль". Отсюда и название для нашего наборщика: Роялист (И. Д. Поляк). Все эти названия придуманы В. Г. Крыжановской. У бундовцев тайная типография называлась шарманкой. Продолжаю разбирать ошибки, вкравшиеся в статью Акимова. По поводу сообщения о решениях киевской конференции 17 - 18 марта скажут, что хотя от нашей группы принимал в ней участие не я, а Н. А. Вигдорчик, но сообщения Акимова о решении этой конференции считаю в высшей степени проблематичными. В своей статье я сообщаю только об одном решении: называться будущим организациям Союзами борьбы - и это несомненно. Другие же весьма сомнительны. Вопрос этот особенно выясняется в связи с запиской, которая фигурировала потом, как порядок дня съезда, о каковой записке подробно будет рассказано ниже. Особенно чудовищно, так как совершенно не согласуется с основной задачей группы, собиравшей съезд, и более старых групп вообще, - указание Акимова, что на конференции было установлено, что делегаты явятся с императивными мандатами. Ничего подобного (Акимов, стр. 13.) Тут же, на той же странице, Акимов пишет объяснение или оправдывание по поводу нашей прокламации "Письмо к сознательным рабочим", призывавшее не итти на демонстрацию. Объяснение едва ли верно. Если это и был шаг ошибочный, то эта ошибка для нас тогда была необходима.

По поводу иваново-вознесенской организации я уже сказал, что ко времени конференции 1897 года было передано приглашение, а ко времени съезда организация там была разрушена. Вообще, все рассуждения Акимова о том, что нужно было пригласить на съезд еще одну или другую организацию, неосновательны.

В наших изданиях, напр., имеется корреспонденция из Костромы. Значит ли это, что мы могли пригласить оттуда делегата на съезд? Конечно, нет. Мы могли звать на съезд только такие организации, которые были достаточно крепкими, где работа велась систематически.

По поводу группы "молодых и стариков" в Питере я должен сказать, что мы вели сношения с теми, которые были прямыми преемниками первого петербургского Союза борьбы, когда он был еще не "петербургским", а просто Союзом борьбы.

Что касается Перазича, о котором упоминает Акимов на странице 138, то он был нам известен, и на первых заседаниях выбранного на съезде Ц. К. ему предназначалась ответственная работа. Сейчас не могу припомнить, какая именно. На стр. 139 Акимов пишет о Гандере и об Одессе. Все сказанное здесь сплошное недоразумение. В моей статье упоминается о Гандере и Одессе. А характеристику Гандера Акимову дал, вероятно, я. Приглашать на съезд Гандера из Одессы никому и в голову не могло прийти. Сношения с Одессой поддерживал И. Д. Поляк и одно время Д. В. Лесенко, когда он, по окончании университета, служил в Управлении Юго-Западных железных дорог и одно время ездил в качестве экстренного контролера. В связи с этим припоминается мне фамилия Гранковской, которую мне, вероятно, называл Лесенко, - впоследствии, если я не ошибаюсь, подневольная жительница Вятской губернии, как и сам Лесенко.

III.

Харьковская социал-демократическая организация.

На той же странице 140 и след. Акимов говорит о харьковской организации. У меня об этом подробно рассказано. Вся записка, о которой говорит Акимов, умещалась на одной стороне четвертушки обыкновенного листа писчей бумаги, там было строчек 6 - 8, не более. Точное содержание ее изложено у меня. Я потребовал письменного отказа потому, что мотивировка казалась мне чрезвычайно неправдоподобной, которой трудно будет поверить. В нашей группе даже сложилась определенная характеристика таких молодых групп, как харьковская. Мы говорили, что такая-то группа не согласна на тот или иной шаг потому, что еще не все ее участники успели дочитать тот или иной том "Капитала" Маркса (смотря по времени). По поводу харьковской группы в моей старой рукописи следующее: "это был молодой кружок, который только что начинал переходить к практической работе".

Все, что Акимов написал о Харькове, настолько мало соответствует моим сведениям, что даже и не напоминает того кружка, с представителем которого велись переговоры о съезде.

Судя по всему, представителем этим был "Левка" (так его назвал, по моему описанию, Кремер).

В моей памяти совершенно ясно восстанавливается картина многочасовой беседы с этим лицом на квартире наборщика. Тут мы беседовали чуть ли не целый день. В результате осталось впечатление о крайне молодой и мало практически работающей группе с какими-то неопределенными планами. Я хорошо помню, что мой собеседник рассказал мне об имеющей создаться группе, что-то вроде курско-брянской или подобной, в духе названия железно-дорожной линии, хотя группа эта ничего общего с железной дорогой не имела. Адрес харьковского наборщика мне дал И. Д. Поляк. Харьковская записка была доставлена на съезд, и если не была там оставлена, то была взята вместе с архивом "Рабочей Газеты" и другими документами при моем аресте в Екатеринославе 10 марта 1898 г. Любопытно отметить, что, повидимому, были и еще сторонники преждевременности создания партии в 1898 г. В "Нашей Заре", в некрологе С. И. Радченко, такой взгляд высказывает автор некролога - Потресов. Чтобы покончить с Харьковом, я напомню, что лично я особенно интересовался Харьковом. Там работал товарищ Ювеналия Дмитриевича Мельникова, Андрей Филиппович Кондратенко или Кондратьев, но его мне найти не удалось. (См. статью В. Перазича в "Еженедельнике Правды", N 14: "Ювеналий Мельников и харьковский рабочий кружок".)

О Мельникове еще имеется статья в "Казанской Рабочей Газете", N 9, от 20 апреля 1917 года за подписью - Дмитрий И.

IV.

P. P. S., Бунд и § 8 решений первого съезда.

По поводу P. P. S. (Польской партии социалистической) нужно раньше всего заметить, что сообщение Акимова (стр. 142), будто она оказывала какие-то услуги группе "Рабочей Газеты", ни на чем не основано.

Не помню, чтобы нам были предъявлены вполне точные требования, но при личных переговорах со мною об одной услуге я получил очень много советов, в которых наша группа не нуждалась, и отказ в содействии (речь шла о каких-то частях типографии), и наша группа осталась при том мнении, что с P. P. S. придется вступить в переговоры уже создавшейся партии. Цитирую свою старую (1908 года) рукопись. Отношения через киевскую организацию к киевским не социал-демократическим группам, со дня образования киевского Союза борьбы, совершенно прекратились. Осталось личное знакомство и ни к чему не обязывающие разговоры. Затем рассказывается об отказе в услуге, о котором я уже писал. В нашей группе "Рабочей Газеты" мы называли P. P. S. дружественной иностранной державой.

Переговоры, о которых пишет Акимов, могли иметь место с Бундом, по поводу работы Бунда. Но прямого отношения к съезду эти переговоры не имели. Работа Бунда, в частности А. Кремера, имела громадное значение, но переговоры о созыве съезда непосредственно велись группой "Рабочей Газеты". По предложению Бунда и через Бунд непосредственно была приглашена Литовская социал-демократическая партия. При разборе данных о московском Союзе тоже непосредственное участие принимали бундовцы, как бы ручаясь за москвичей, которых знали раньше, чем киевляне. И затем мы в Киеве не решались собирать съезд. Тогда бундовцы предложили Минск. В моей статье об этом рассказано. На съезде вопрос о Польской социалистической партии (P. P. S.) был поднят и отнял несколько часов дебатов, может быть, даже больше одного заседания. А в результате и получился § 8 решений съезда с его концом, который есть не что иное, как наша программа по национальному вопросу, выраженная в самом общем виде. Вот этот восьмой § решений съезда:

"§ 8. Партия через свой Центральный Комитет вступает в сношения с другими революционными организациями, поскольку это не нарушает принципов ее программы и приемов ее тактики. Партия признает за каждой национальностью права самоопределения".

Первая часть этого восьмого § есть передача решения об отношениях Польской партии социалистической в руки Ц. К. партии. А конец этого § говорит о принципиальном решении национального вопроса. И весь § в целом появился именно после обсуждения отношений к P. P. S.

Между прочим, никто из писавших не обратил до сих пор внимания на этот §. Обыкновенно говорят, что первый съезд издал организационный устав. И на этом основании не читают решений первого съезда. Почти все, писавшие по истории партии, вносили ошибки самые разнообразные по вопросу о первом съезде. Лядов, не имея достаточно фактов и желая сказать что-нибудь о съезде, правильно указал, что возможно было два случая: либо объединение на единой платформе, либо объединение фактическое всех российских групп. Он ошибся, однако, выбрав из двух возможностей первую. Другие делали ошибки, как бы это сказать, из-за брезгливости, что ли, к Струве, не желая прочесть внимательно манифест. Вслед за Н. Батуриным, все, как бы сговорившись, перечисляли, как участников съезда, те организации, какие дал Батурин, и так вплоть до А. Бубнова в газ. "Правда". Если статья в историческом сборнике "Наша Страна" и не получила широкого распространения (хотя книга и продавалась во многих провинциальных городах, где и я ее купил в Киеве), то уже совершенно легальна была статья о съезде Акимова в "Минувш. Год.". 1908 г. Но, очевидно, и Акимова не хотели читать историки нашей партии. Одним из последних внес свои собственные ошибки Мартов. Но он знает уже о неудавшейся попытке съезда 1897 г. Зато участниками съезда он называет и лиц, там не бывших. Ошибки Н. Батурина повторяет также Левицкий. Свои собственные ошибки делает Зиновьев, говоря о Центральном Комитете (стр. 16, "Из истории нашей партии"). Всем им вместе неизвестны решения съезда, которые они все считают только организационным уставом. Необходимо остановиться на мнении Зиновьева. Касаясь оценки первого съезда, говоря по поводу съезда 1903 года, Зиновьев пишет: "Он назывался вторым съездом нашей партии. На самом деле это был первый съезд нашей партии - хронологически второй, но политически и исторически первый съезд" ("Из истории нашей партии", стр. 15).

Пора установить в истории нашей партии место и значение первого съезда. Так же желательно было бы выяснить вопрос о Центральном Комитете перед вторым съездом. В вышеупомянутой книжке Зиновьев пишет: "И накануне второго съезда искровцам пришлось вести борьбу с Бундом, потому что в Центральном Комитете, выбранным на первом съезде (? Б. Э.), большинство было из бундовцев" (стр. 16). О каком Комитете здесь идет речь? В связи с вопросом о Комитете желательно было бы выяснить, существовал ли когда-либо до 1903 года Центральный Комитет такого состава: Ленин, Мартов и, кажется, Потресов или Плотников? Сведения об этом я читал в 1901 году, может быть, и несколько позже, в печатном списке лиц, подлежащих, в случае приезда в Россию, обыску и аресту. Фамилии Ленина и Мартова помню ясно, третья фамилия была, кажется, фамилия Потресова. Давая о каждом из перечисленных лиц все обычные сведения из биографии, список вменяет им в вину, что они состоят членами Центрального Комитета Р. С.-Д. Р. П.

Сообщение Акимова о переговорах с P. P. S. о съезде велись, во всяком случае, не со мною и ни с кем из нашей группы ("Раб. Газ."), иначе говоря, прямого отношения к съезду они не имели. Соображения Акимова по поводу неучастия Бунда в киевской конференции 1897 г. весьма правдоподобны: они в это время как раз и создавали свою организацию Бунда. Но я ничего не помню по поводу записки "О мотивах создания самостоятельной еврейской рабочей организации" (стр. 146, Акимов). Во всяком случае, никакой записки другим организациям по этому вопросу, при своих специальных до-съездовских объездах, я не передавал, как пишет Акимов на той же странице.

Отношения к группе "Освобождение Труда".

Поручение П. Л. Тучапскому познакомиться с заграничной группой тоже рассказано не совсем правильно у Акимова. Это не была посылка своего делегата со специальным поручением. Речь шла о случайной поездке за границу П. Л. Тучапского. Вот что написано по этому поводу в моей старой рукописи (1908 г.): "Так как Тучапский был одним из сотрудников наших изданий, то ему ближе всего были литературные вопросы. Поэтому он говорил более подробно именно о темах, которые нужно было разработать в ближайших изданиях".

Естественно, что Тучапский, хорошо зная, как член нашей группы, положение дел в революционной России, мог говорить о всех очередных делах. Но ни сам Тучапский на себя не брал, ни группа "Рабочей Газеты" ему не передавала никаких конкретных поручений по вопросу о созыве съезда или создании партии.

То же замечание, но еще в большей степени, нужно отнести к цюрихским переговорам А. Кремера. Никаких конкретных предложений заграничной группе "Освобождение Труда" по поводу образования партии организация "Рабочее Дело" или "Рабочей Газеты" ни через Кремера, ни через Тучапского, ни через кого-либо другого не передавала и не предлагала. Все разговоры, планы и слухи могли там быть приняты за благие пожелания, о которых так часто говорили, что им перестали верить.

Я помню, напр., что однажды делегацией (приезжий пожелал говорить с официальной делегацией группы) нашей группы было выслушано через приезжего из-за границы мнение от имени группы "Освобождение Труда", что мы в России преувеличиваем размеры движения. На стр. 148 Акимов неправильно рассказывает о привезенных Теслером документах. Отлично помню две книжки "Русского Богатства", из переплетов которых мы всей группой достали статьи П. Б. Аксельрода, Кольцова и письмо Плеханова. Не статью, а небольшое письмо. Об "отречении группы от прежнего узкого экономизма" и о переходе "к политической борьбе" там сказано не было. Содержание письма изложено в моей статье. Но слова Акимова об одной фразе в письме, которую редакция "Рабочей Газеты" хотела будто выкинуть, имеет вот какое значение. Так как нам хотелось иметь не только сотрудничество известных наших товарищей, но их имена, как таковые, то на собрании и была высказана мысль, что если бы не фраза Плеханова, что "дорогие товарищи как будто забыли, что всякая классовая борьба есть борьба политическая", то письмо его, по вышеупомянутой причине, могло бы быть напечатано. Но мысль о пропуске этой фразы немедленно же была отвергнута. Так что и здесь, как и во многих других местах своей работы, Акимов либо не точно понял своего собеседника, у которого он брал свои сведения, либо сам собеседник не точно передал те решения, в принятии которых принимал участие. Утверждение Акимова (стр. 149), что группа "Освобождение Труда" знала о приготовлениях к съезду, ни на чем не основано. Она могла знать о разговорах по поводу образования партии, которые велись, по словам Акимова, с 1895 года, но о настоящей работе по подготовке съезда она, конечно, ничего не знала. И опять-таки утверждение Акимова, что киевская группа посылала "к ней по этому поводу своих делегатов", - неверно. Одно дело - разговоры, и другое дело - переговоры.

VI.

Порядок дня первого съезда.

Теперь необходимо нам коснуться вопроса о записке, которая потом служила и порядком дня съезда. Записка эта была по существу пропагандой идеи съезда для образования партии, уставом съезда, проектом устава партии, - все это в ответ на дебаты в нашей группе по этим вопросам. Существенное рассказано у меня в "Правде", N 55, 12 марта 1919 г.

Сейчас я приведу историю этой записки по моей рукописи 1908 года, которая была мною составлена летом 1908 года после прочтения статьи Акимова в "Минувших Годах", для исправления ошибок Акимова и в дополнение своей статьи в "Историческом Сборнике", которая, оказалось, не получила широкого распространения. Рукопись не была напечатана за прекращением журнала "Минувшие Годы".

Когда в марте 1897 года собрались на конференцию далеко не все организации, решено было приняться готовиться к съезду усиленнее.

Записка, о которой выше упомянуто, сильно двинула работу по приготовлению к съезду. "В это время (цитирую свою старую рукопись 1908 г.) все чаще в группе "Рабочей Газеты" ставились и обсуждались вопросы о деталях будущей центральной организации партии, особенно Центрального Комитета, и ее задачи и отношение к местным группам. На одном из таких собраний возник вопрос о желательности и необходимости представить письменный проект организации партии. Эту задачу я взял на себя".

Нужно помнить, что, собирая съезд, мы не видели нашей первой революции в 1905 году, т.-е. так близко от нас. Поэтому нам нужно было в докладе наметить такую организацию в центре, которая могла быть жизнеспособной в наших тогдашних условиях. Предложение о письменном докладе было сделано, кажется, Вигдорчиком. При этом действовало недовольство в группе, вызванное неудачей киевской конференции 17 - 18 марта 1897 года. В это время получилась некоторая остановка или заминка, подобная той, какая была перед выходом первого номера "Вперед". Что такое должна была сделать конференция 1897 года? Будучи неполной и вообще неудачной, она все же могла создать некоторое формальное объединение. Что она этого не сделала - было доказательство бессилия групп киевской и питерской. Это и послужило толчком к дальнейшему усилению работы. И подобно тому, как, остановившись на создании газеты (N 1 "Вперед"), мы в Киеве двинули местную работу нашего кружка вперед, так и письменный доклад о задачах съезда, способе его собирания и формах центральной организации раздвинул работу нашего местного кружка до размеров российских. Так в первом случае возникла группа "Рабочее Дело", издавшая первый номер "Вперед", так во втором случае родилась и выделилась из киевского Союза борьбы общероссийская организация, группа "Рабочей Газеты". Отлично помню комнату при типографии на кв. С. В. Померанц, где была написана эта записка. Я тогда же ее прочел вышеупомянутому товарищу. Записка занимала лист писчей бумаги. Кое-что я сам решил выпустить, кое-что - по соглашению с Вигдорчиком, который редактировал ее. В конце концов осталось почти только перечисление функций Ц. К. и некоторые другие общие положения. Не нужно забывать, что этот план организации партии приходилось создавать вскоре после киевской конференции 17 - 18 марта 1897 года. Дальше я опять цитирую свою старую рукопись. "По содержанию своему записка заключала в себе три части. Во-первых, сумма доводов в пользу необходимости и возможности существования объединяющего все существующие местные социал-демократические организации центра. Указано было число членов первого Центрального Комитета, его работа, разграничение его работы от работы местных комитетов, перечислены случаи, когда инициатива передавалась Центральному Комитету, и даже указано место жительства членов и способ их совещаний (путем съездов).

"Во-вторых, переходя к съезду, который должен создать первые центральные учреждения партии, указывался способ его составления, количество делегатов и некоторые другие пункты, которые гарантировали, с одной стороны, участие в съезде только групп правоспособных, а, с другой стороны, успешность деятельности съезда. Туда относится пункт о неограниченности полномочий делегатов. Третья часть составляла перечисление вопросов, которые подлежали обсуждению съезда, при чем некоторые вопросы предполагались уже заранее решенными в положительном смысле самым фактом присылки делегатов. Выпущено было при редактировании больше всего из первой части, - вероятно, и второй. После редактирования записка эта составляла страницы три или все четыре исписанного обыкновенным почерком полулиста бумаги".

Когда я впервые в 1901 году прочел манифест и решения съезда, то я живо себе представил, что большая часть этих решений являлась ответом на вопросы, которые и были сформулированы в записке.

Так что я вполне согласен с мнением жандарма, о котором пишет Акимов, может быть со слов Шуляковского (на стр. 155). Именно: "Жандармский ротмистр Беклемишев на допросе Шуляковского, сравнивая этот проект с уставом партии, заметил: "Вы не имеете оснований жаловаться на съезд: он внес в устав партии целиком выработанный вами проект". Записка эта была переписана в нескольких экземплярах Шуляковским. Была она также передана во все организации, которые приглашались на съезд. Вот эта-то записка и служила нам порядком дня съезда. Очевидно, те лица, которые давали сведения Акимову, не знали истории происхождения этой записки. В одном месте (стр. 155) Акимов называет эту записку проектом "киевской организации". На стр. 149, описывая заседание киевского Союза борьбы, ему, кажется, повидимому, что эта записка написана была Шуляковским и явилась протоколом заседания Союза борьбы, формулировавшим задачи ее депутата на съезде. "Были намечены тезисы, - пишет Акимов (стр. 149), - предлагаемые для внесения в устав партии". И еще раз о той же записке говорится на странице 156. Здесь приводятся слова в кавычках, т.-е., очевидно, здесь имеется запись со слов собеседника. Если эта запись сделана со слов Н. А. Вигдорчика, то слова, что "устав киевского Союза борьбы... противопоставлен тенденциям Б. Л.", становятся совершенно непонятными. Вигдорчик-то историю этой записки, вероятно, помнил; надо думать, что здесь Акимов не понял своего собеседника. Вероятно, собеседник Акимова (думаю, что это был Вигдорчик), сказал, что Б. Л. стремился создать более сильный центр, но усилил места (в своей записке), считаясь с обстоятельствами.

Псевдонимы статьи Акимова, которые мне известны:

С. - С. И. Радченко. А. К. - Кремер. Н. - Н. А. Вигдорчик. Б. Л. - Эйдельман. Р. - Розенберг. Гл. - Глеб (Мутник). П. - Петрусевич. Т. - Тучапский. Б. Г. - Б. Гольдман.

VII.

Воспоминания о съезде.

В общем сам съезд описан Акимовым, кажется, правильно в смысле сроков, числа заседаний и работы его.

Но что неприятно поражает - это какой-то плаксивый, похоронный тон, каким описывается разъезжающийся съезд. Выражали "горячую уверенность, что вновь созданная организация не будет мертворожденным детищем" (стр. 158, Акимов). "Пусть вновь созданная партия не будет мертворожденным детищем! Этот тост на нашем прощальном собрании мне часто вспоминался, когда, несколько дней спустя после нашего съезда, нас почти всех арестовали" (стр. 165, Акимов). Слова тоста не совсем точно приведены. Было сказано вообще о деле, а не о партии. И арестовали-то не всех. Некоторые члены съезда так и не были узнаны, как сам Акимов рассказывает. А из трех членов Центрального Комитета был арестован только один. Но не в этом дело. Настроение не только не было похоронное, а очень бодрое. Имея решение съезда могла приступить к продолжению работ и любая достаточно авторитетная, вернувшаяся из ссылки группа. Большинство это чувствовало, и потому настроение было бодрое. Вот что написано по поводу похоронного тоста в моей старой рукописи (1908 г.): "Тост этот произнесен был не членом съезда. Ни по форме, ни по содержанию тост не соответствовал настроению участников съезда... Тостом многие были недовольны. Это понял Кремер, который хотел замять эту тему. Сам автор тоста, повидимому, не поняв общего настроения, продолжал говорить, что он не слепой и видит, что на наших заседаниях шла речь о важных делах. На вопрос мой, кто это говорит (это был, кажется, сам хозяин квартиры, где происходила вечеринка перед разъездом), мне сказали звание и занятие его". Это был, кажется, какой-то чиновник. То было, если не ошибаюсь, на Захарьевской ул., в большой столовой, а съезд происходил, кажется, в том же доме, но в другой небольшой комнате. Дальше, опять по старой рукописи: "Из всего этого я сделал вывод, что в этом тосте мы имеем дело со взглядами и мнениями минского запериферийного захолустья". Тост начинался словами: дай бог, и так далее.

По поводу съезда у меня в памяти сохранилось довольно много подробностей; не думаю, чтобы это нужно было записывать. Вот только разве еще по поводу разговоров о времени обсуждения названия партии. Это было вечернее собрание у кого-то из бундовцев. Было ли это 1-го марта или накануне, утвердительно теперь сказать не могу. Помню, что Вигдорчика еще не было: за ним к вокзалу встречать его поехал Глеб. Радченко высказался за то, чтобы решение вопроса о названии партии было отложено на одно из последних заседаний. На это я возразил, что ребенок родился и его надо окрестить. И этот вопрос, кажется, был решен одним из первых.

Еще вот по поводу председательства. Формальных выборов не было, но в первом утреннем заседании, когда уж все были в сборе, Кремер, кажется, или Радченко, предложил мне взять на себя председательство. Возражений не было, и мы приступили к делу, заглядывая в записку, писанную рукой Шуляковского, о которой выше рассказано.

Едва ли есть нужда останавливаться на разборе философских размышлений Акимова. Факты говорят сами за себя. Хотя попытка создать прочное организационное единство партии и не удалась, но "для дальнейшего развития социал-демократии этот съезд имел большое значение" (Н. Батурин, "Очерк истории социал-демократии в России", издание второе, стр. 62). "Сотни лиц во всех концах России стали признавать себя на основании манифеста первого съезда членами единой партии, добиваясь чести называть свои организации комитетами этой партии" ("Минувшие Годы", 1908, 2, Акимов).

Также не следует забывать, говоря о конспиративных организациях, что время их существования гораздо большее, чем то, с какого они ведут свое формальное начало. Обыкновенно к этому нужно прибавить время фактической работы до формального создания организации.

Книго

[X]

Б. Эйдельман. К ИСТОРИИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ РОССИЙСКОЙ СОЦ.-ДЕМ. РАБОЧЕЙ ПАРТИИ.

Б. Эйдельман.
К ИСТОРИИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ РОССИЙСКОЙ СОЦ.-ДЕМ. РАБОЧЕЙ ПАРТИИ.