Александр ЕрмакБЕЛКА
- Опять свои копейки принес, - напустилась на Федора жена, когда он протянул ей полученную за месяц зарплату, - Только на прокорм и хватает. Все люди как люди. В кино, в гости ходят. А нам и выйти не в чем. Зима надвигается, а у ребенка даже шапки недраной для школы нет. Опять мне вечерами подрабатывать? А ты мне зачем? Вот счастье себе нашла... - Ну, Насть.., - попытался смилостивить ее Федор. Но жена, видимо, была совсем нынче не вдухе. Вместо того, чтобы выговорившись привычно подобреть, она напустилась пуще прежнего: - Денег нет. Окно в сенях разбито - полгода со сквозняком живем. Штакетник перед домом валится - чужие свиньи по двору ходят. А у него, то понос, то палец сбил, то стекло не завезли, то инструмент сломался... У всех мужики, как мужики. А у меня одной непутевый - только и может что жрать, спать да ворон в небе считать... Была у Федора такая блажь: прилечь под открытым небом и смотреть вверх в синь, на облака, на самолеты, на птиц. А чтоб жена при этом не пилила за всякие его хозяйственные провинности, сбегал Федор при малейшей возможности в старый родительский дом на окраине деревни. Отец с матерью уж несколько лет как умерли. Дом, по уму, надо было бы продать. Но Федор, как мог, оттягивал продажу под разными предлогами: то, мол, покупателей нет, то денег мало дают, а на следующий год за дом больше можно будет взять. Дом же зарастал по-немногу со всех сторон крапивой да полынью. От калитки до самого дальнего забора в огороде. Осталась только одна протоптанная Федором тропинка через двор мимо дома. В ее конце стояла в бурьяне старая проржавевшая кровать, выкинутая когда-то родителями из дома да так и недонесенная Федором до помойки. На нее-то он и бухался. Блаженно закрывал глаза. В темноте растворялись непочиненный штакетник, разобранный да так и не собранный движок на работе. Уходили вдаль недовольное лицо жены и мастера. И тогда Федор снова открывал глаза и смотрел вверх на все, что летает, кружится, парит. И думал о том, что хорошо бы получить в следующую зарплату мешок денег. Отдать их Насте. Так, чтобы она заулыбалась и сказала: - Ну, и мужик у меня. Тут хватит и дочке на шапку, и мне на сумочку, и тебе куртку вместо телогрейки справим. На люди не грех будет показаться ... Федор представил, как идут они втроем по деревне в кино. По центральной улице. Дочка - в новой шапке. Настя - с сумочкой как у агрономши. Сам - в куртке на меху, как городской. Все на них будут глазеть. А Настя прижмется к нему по-плотней и скажет: - Не мужик у меня, а золото... - И какого только черта я тебя такого непутевого терплю, - не унималась Настя. - Ну, Насть... - Ну-ну...Всю жизнь, ну да ну... Не мужик, а дите великовозрастное. Мало мне одного ребенка в доме... Надоело. Уйди с глаз долой. Уходи и не показывайся пока ума-разума не наберешься... - Ну, Насть... - Я все сказала, - неожиданно твердо отрезала Настя и вытолкала изумленного Федора за дверь. Заперла ее изнутри. Федор, потолкавшись недолго у дверей, вздохнул и отправился на родительский двор. Пробрался в бурьян и завалился на кровать. Снова замечтался. И дойдут они втроем до клуба. Мужики расступятся, пропуская: - Здорово, Федор. Семейство выгуливаешь?.. - Да надо бы немного и развеяться, а то все работа да работа... И вечером не пустила Настя Федора в дом. Пришлось заночевать в родительском. И на следующий день история повторилась. И на следующий. Новость облетела деревню. Мужики на работе кривили рты: - Видать, совсем ты непутевый мужик, Федор. Ни движок толком починить, ни бабу приструнить... Федор отмалчивался. Возвращался в родительский дом и смотрел в небо. А оно по-осеннему хмурилось. Мешало сосредоточиться. И еще какие-то шорохи в бурьяне появились. Федор думал сначала, что ему кажется, будто тень какая-то там мелькает. Но потом затаился и выследил-таки. Белка рыскала по огороду. Готовилась, видать, к зиме. Собирала на огородах припасы, а под склад присмотрела себе заросший угол пустующего родительского дома. Чудная красивая белка. Уже зимняя серебристо-бежевая шкурка. Пышный пушистый хвост. Маленькие бусинки-глазки. Федор стал присматривать за ней. В маленьком щупленьком тельце было столько сил. Белка ни минуты не сидела на месте. Прыгала по земле, по заборам и деревьям. Что-то рыла в бурьяне. Стрелой неслась к дому и обратно. Федор даже не успевал разглядеть порой, какую добычу она сжимала своими зубками: орех, подсолнуха кусок или еще что... Дела у нее явно спорились. А на улице стало холодать и Федор снова попытался было вернуться домой. Но Настя снова его не пустила. Тогда он пришел днем, когда жена была на работе. Но не пустила и дочь. Заревела за дверью: - Не сердись. Мамка не велела... - Не велела -так не велела, - развел руками Федор и снова вернулся в родительский дом. Затопил в нем печку. А для наблюдений нашел себе новое место - на завалинке возле двери под крышей. Там не дуло и не капало, как в бурьяне. Белка уже совсем свыклась с его соседством. Бегала не только по огороду, но и по двору. Даже когда Федор сидел на завалинке. Однако стоило ему встать или хотя бы поднять руку, она тут же взмывала на старую яблоню, а с нее на крышу дома. - Ишь какая пугливая, - дивился Федор. Утром уходя на работу, он оставил на завалинке сухарь. Вечером не нашел его: - Ага, съела. Не гордая, значит... И каждое утро он стал оставлять ей подарки: горсть семечек, кусочек печенья, старую, найденную в родительском столе карамельку. Белка все прибирала. В выходной Федор решил попытаться отдать свой подарок лично. Присел на завалинку и дождался, когда белка спустилась во двор с яблони, прыгнула несколько раз по двору и замерла, глядя на него. Тогда он легонько бросил ей печенье. Белка отпрыгнула в сторону, но не убежала. Подождала немного и вернулась на прежнее место. Потом осторожно подобралась к печенью, схватила его зубками и тут же метнулась на яблоню. Теперь Федор с утра не оставлял ей ничего. Сам выходил с угощеньем вечером после работы. И белка тут же появлялась. Она ждала его. - Получается, - расплывался в улыбке Федор, глядя на все ближе подбирающуюся к нему с каждым разом зверюшку. Вскоре белка начала подходить к нему на вытянутую руку. И Федор решил кормить ее уже с ладони. Протягивал кусок яблока: - Ну, бери же, бери... И еще через несколько дней она действительно начала брать подарки прямо с руки. Потом позволила себя погладить. Федор снова разулыбался: - Давно бы так... Она стала совсем ручной. Щелкала семечки с ладони и уже не напрягалась, когда Федор проводил пальцем по ее голове, по шее, по спинке, трогал пушистый хвост. В один из дней Федор почувствовал, что белка его уже окончательно не боится. Он улыбнулся и протянул ей печенье. Она взяла и как обычно потянула гостинец лапками в рот. Федор погладил белку по спинке. Она даже не вздрогнула. И тогда он крепко прихватил ее рукою. Поднял в воздух. - Непутевый, говорите. Будет к зиме моей дочке шапка... Еще какая шапка будет, - потряс он белкой в сжатой ладони. Зверек дернулся было. Но Федор еще сильней свел пальцы. Так, что хрустнуло что-то под ними. Маленькое тельце обмякло...
|
[X] |