Акт 13-й. (О рассказе Александра Каменецкого “Машина”.)

Читатель, если серьезно: мыслимо ли, чтоб человек отнесся к орудию самоубийства с приязнью оттого только, что оно необычное? Или дешевое? Или модное?

Я лично, вспоминая “Митину любовь” Бунина, отвечаю: человек с приязнью относится к любому орудию самоубийства, когда он хочет покончить с собой.

Не думая, что он делает, желая только одного - хоть на минуту избавиться от боли, он поймал холодный и тяжелый ком револьвера и, глубоко и радостно вздохнув, раскрыл рот и с силой, с наслаждением выстрелил.

На меня влияет убеждающая воля бунинского таланта. Думаю, и на Каменецкого влияет:

- Послушайте, послушайте! - закричал приезжий. - Как вам вообще могла прийти в голову такая идея? Это же патология, это же ни на что не похоже!(http://www.magister.msk.ru/library/publicat/kameneca/20rassk.htm)

Речь о машине Ганечкина, о чем-то вроде автомата для выдачи газированной воды за монеты. Машина убивает высоковольтным разрядом. Вещь для массового,- по оценке нашей эпохи Ганечкиным,- спроса на привлекательные орудия самоубийства. Приезжий фотокорреспондент на Ганечкина реагирует естественно. Но Каменецкий заставляет все же его, выпившего и с горя, машину испробовать на себе. Так сарказм сюжета (отказ трансформатора) возвращать бы должен и нас на естественность. Да вот беда: мы и не увлекались-то в неестественность.

Бунин – увлекает, Каменецкий – нет.

Причем, видя перекличку с самим Достоевским (неудачник Ганечка у Достоевского и неудачник Ганечкин у Каменецкого) впечатление такое, будто Каменецкий, если б ему сказали, что кто-то его сравнивает с самим Буниным, не взмолился бы, мол, нечестно: неравные весовые категории…

Смотрите. Бунину большая повесть понадобилась, чтоб создать “рельефную, до осязаемости живую” (http://fan.izh.com/virt/obzory/literaturnyj_klub/article1858.htm) картину страстей, чтоб мы поверили, какая это сладость – умереть. А Каменецкий ограничился вот чем:

- Звонила женщина... сказала, что не желает вас больше видеть... в чрезмерных выражениях изъяснялась.

- Бывает, - хмыкнул приезжий и протер глаза”.

И - согласился машину Ганечкина испытать на себе.

То есть Бунин, в отчаянии от утраты родины, России, питавшей его вдохновение, совершает чудо, воплощая ее, ее страстных людей на бумаге, как живых, физически находясь в Париже. А Каменецкий, наоборот, так оскудел пафосом (нынешняя Россия тут виновата или кто?), что специально распорядился, чтоб мы не взволновались.

А ведь писать может. И живописать…

Смотрите - начало:

- Алё, есть тут кто-нибудь?

Приезжий облизнул сухие губы, сплюнул несколько приставших песчинок и с отвращением глянул кругом себя. Безутешно любовались друг другом дешевые водки нескольких сортов - все паленые, решил он.

В чем дело?

А в том, что человек, имея талант, не может не творить. Однако, не имея идеала, во имя которого только и нужен талант, творить он способен только околоискусство.

Около – это уже что-то. Талант – тоже. (Я не стал бы писать, если б не смог похвалить.) Но…

На днях в телепередаче “Культурная революция” Виктюк кликушествовал: “Интернет – это конец культуры! Это свалка для графоманов!” И приводил два альтернативных примера (почему-то из живописи). Вживе-де рублевская “Троица” своим светом фона хотя бы – действует; ты чувствуешь, как-то чувствуешь Непостижимое в том искрящемся свете. А в Интернете (http://www.junior.ru/students/popova/pics15.htm) – не чувствуешь. “Черный квадрат” Малевича-де, подлинник, так и кричит тебе: “Конец искусства!” И – волосы дыбом. А в Интернете – не действует (http://starat.narod.ru/pictures/malevich/main.htm).

Укусил за больное место. Не на все сайты проникла технология, передающая зрителю даже фактуру красочной поверхности, даже влияние изменения точки зрения пользователя, сидящего перед монитором.

И передернул. Современному человеку нужно погрузить себя в состояние, близкое к экстазу верующих средневековья (как в нынешних тоталитарных сектах), чтоб свет “Троицы” на него подействовал. Он, может, и с экрана дисплея бы тогда подействовал.

И схитрил Виктюк. По слова Александра Бенуа публика “часто готова к самому неискреннему восхищению, чтобы не попасть в разряд отсталых провинциалов. Ну кто перед телекамерой выразит сомнение в том, что Виктюк и в самом деле так волновался от подлинника “Черного квадрата”.

Логичнее думать, что Малевич выражал свой пофигизм по случаю утраты каких бы то ни было идеалов как им самим, так и многими его товарищами по цеху - в эпоху ТАКИХ и СТОЛЬКИХ разочарований, что ни на какое очарование уже не способен. А без очарования – нет-таки искусства. Есть околоискусство. И Малевича, если и хвалить, то за честность и за умение нас, зрителей, не тронуть за душу своей вещью. Будь то подлинником, будь то репродукцией с него, пусть и интернетской.

И при встрече с таким принципиальным пофигистом является тончайшим делом отличить его от халтурщика, притворщика, неумёхи и графомана (если в литературе).

Виктюк не зря избежал литературных примеров. Какая разница, по большому счету, какие буквы читать: экранные или типографские!?

И только что шваль скидывают в Интернет, как на свалку, - то правда.

Так чтоб не путать, надо отличать графомана (хулиганы не в счет) от идейного пофигиста.

Если удается – значит, произошел (в моей системе ценностей) “акт открытия”.

23 сентября 2003 г.

Натания. Израиль.

Книго

[X]