Владимир РЫБИН

                ВКЛЮЧИТЕ ВАШУ ПАМЯТЬ

    В нашем классе появился вундеркинд. И надо же, им стал

Петька Самойлов, для которого тройка всегда была

единственным "средством передвижения" из четверти в

четверть.

    Но вот однажды он пришел в класс, бросил портфель на

парту и ни с того ни с сего стал декламировать наизусть

строки из книги, которую мы по литературе еще не проходили.

    И тут как раз урок литературы. Татьяна Воробьева,

отличница и всезнайка, ясно, не выдержала, пискнула из-за

парты:

    - А Петя Гоголя наизусть выучил.

    Анна Петровна поглядела на нас, а потом в журнал.

Видно, не поняла.

    - Что мы приготовили дома? Кто готов отвечать?

    Каждый раз она так спрашивает, и каждый раз после этого

ее вопроса парты скрипеть начинают. Это мы сползаем пониже.

А тут все повернулись к Петьке. И Анна Петровна тоже на

него поглядела, как всегда смотрит, когда хочет вызвать.

    И Петька не стал ломаться, вылез из-за парты, рот

открыл, и... ни слова. Молчит. Мы уж подсказывать начали.

Но тут Петька словно проснулся. Всхлипнул как-то странно и

сказал.

    - Я лучше "Евгения Онегина" прочитаю.

    И, не дожидаясь разрешения, пошел скороговоркой про

дядю, который не в шутку занемог и уважать себя заставил.

    Анна Петровна не поверила даже, подошла, посмотрела:  не

по книжке ли он читает. Да так и простояла рядом чуть ли не

весь урок. А когда звонок прозвенел, взяла Петьку за руку и

увела в учительскую.

    Вышел он оттуда красный, улыбающийся.

    - Пятерку получил?

    - Что пятерка! - сказал Петька таким тоном, будто

никогда ничего другого не получал. - Она меня представлять

будет.

    - Как это "представлять"?

    - Обыкновенно. Перед всеми учителями буду

декламировать.

    И он важно пошел по коридору, а мы все стояли на месте,

удивленные, восхищенные, пораженные возможностями, которые

отныне открывались перед Петькой. Мы-то знали:  если уж кто

попадает в вундеркинды, тому тройку не поставят. Лучше

спросят еще раз.

    На другой день было Петькино "представление". В актовом

зале. Впереди сидели учителя, потом мы всем классом

(все-таки он наш вундеркинд), а на последних рядах -

остальные.

    Представляла Анна Петровна. Она говорила недолго, но

здорово.

    - Товарищи! - говорила она. - Ребята! Кое-кто из вас

жалуется на плохую память. А ведь память наша имеет

фантастические возможности. История знает немало примеров,

когда простой человек выучивал невероятно много. Приведу

только один пример - Маццофанти. Итальянец Джузеппе

Маццофанти выучил пятьдесят шесть языков. Конечно, не у

всех такие способности. Но все могут развить свою память

настолько, чтобы хорошо помнить не только уроки, но и многое

другое. Живой пример этому...

    Тут Анна Петровна убежала за кулисы и вывела на сцену

нашего Петьку.

    - Это Петя Самойлов. Вы все его хорошо знаете. Он

сумел развить свою память. Сейчас Петя прочтет по памяти

отрывки из романа в стихах Александра Сергеевича Пушкина

"Евгений Онегин".

    И первая стала аплодировать. А потом наступила тишина.

Слышно было, как воробьи за окном чирикали на весеннем

солнце да половицы под вундеркиндом скрипели. Он все

переминался с ноги на ногу, уже не красный, а бледный.     И

молчал.

    - У лукоморья дуб зеленый, - подсказал кто-то, и все

засмеялись.

    Вдруг Петька словно проснулся:

    - Богат и славен Кочубей, - сказал. - Его поля

необозримы. Там табуны его коней пасутся...

    Анна Петровна пыталась возразить, что это, мол, не

"Евгений Онегин", а "Полтава", но на нее замахали руками. И

Петька продолжал без запинки говорить.   С выражением

говорил, какого мы от него никогда и не слышали. Особенно

это:  "...И грянул бой, Полтавский бой!.."

    Его долго не отпускали со сцены. А после мы за него

взялись. Мы - это Коля Еремеев, Ваня Колосов и я. Еще с

утра мы договорились взять вундеркинда под свою опеку.

Приближался конец года, и нам тоже не помешало бы вызубрить

по поэмке, чтобы всех удивить.

    На улице мы подошли к нему.

    - Мы хотим узнать, как тебе удалось столько вызубрить.

    - Я и не зубрил вовсе, - честно сказал Петька. - Я этих

стихов и в глаза никогда не видел.

    - Наверное, ты их сам сочинил, - съязвил Коля Еремеев.

    - Да они мне приснились, честное слово. Пусть меня на

второй год оставят, если вру.

    Это была всем клятвам клятва. В такую поневоле

поверишь.

    - Вот оно что:  обучение во сне, - сказал Ваня. -

Известное дело. Я читал:  включаешь магнитофон и спишь

себе. А во сне все само выучивается.

    - Да нет у меня никакого магнитофона! - сказал Петька.

- Приснилось - и все.

    - Может, у тебя кровать такая волшебная?

    - Ничего не волшебная.

    - А ну покажи кровать... Мы пошли к Петьке домой.

Оглядели кровать, ничего интересного не нашли. Кроме

царапины на деревянной спинке да еще гвоздя, вбитого

зачем-то снизу.

    - А может, ты все это выдумываешь? - растерянно спросил

Коля. Хотя по Петькиной физиономии было видно, что ему

самому все это до смерти интересно.

    - А почему ты со сцены начал читать совсем не то, что на

уроке?

    - Забыл, - шепотом сказал Петька. - На другую ночь мне

"Полтава" приснилась.

    И мы зашептались, удивленные. Шепот ведь такая штука,

только начни, потом слово вслух сказать страшно. Так мы

стояли и шептались, пока не дошептались до одной идеи:

кому-то остаться у Петьки ночевать. Кинули жребий -

досталось мне.

    Родителей мы быстро уговорили. Сказали, что надо вместе

уроки учить, чтобы получить пятерки по литературе.

    Мне постелили на полу. Лег я и стал глядеть в потолок.

А по потолку тени ползали:  должно быть, на улице гулял

ветер, фонари качал. Петька уже спал давно, а я все лежал с

открытыми глазами и завидовал ему, зубрящему во сне

очередную поэму. Потом догадался, подтянул свой матрасик к

самой его кровати и скоро уснул. Во сне я стоял у доски,

рассказывал какую-то сложную теорему. А учитель по

математике - наша самая страшная гроза - стоял и улыбался.

    Утром на уроке математики, выйдя к доске, я вдруг

совершенно ясно вспомнил свой сон и начал исписывать доску

тригонометрическими знаками,

    - Это же из программы девятого класса! - удивился

учитель. Взял меня за руку и увел в учительскую.

    После моего триумфа вся школа потеряла покой. На

переменках только и разговоров было, что о вундеркиндах из

5-го "В". С других этажей приходили смотреть на нас. Как

на артистов.

    Потом к Петьке стал проситься Коля Еремеев. Но прежде

чем удалось еще раз уговорить родителей, мы сделали

открытие. Случайно узнали, что "волшебные сны" можно видеть

не только в Петькиной комнате, но и по другую сторону стены,

на улице, и не только ночью, но и вечером, если задремать.

    Мы вкопали в том месте скамеечку и допоздна стали

просиживать на ней с закрытыми глазами.

    Сны наши были как кино. Даже интереснее. Они помнились

довольно долго, а потом как-то сразу забывались, но потом,

на смену, и тоже вдруг вспоминался другой сон. Но пятерок

нам уже не ставили. Учителя, прежде говорившие -

"интересно", стали говорить - "подозрительно". И требовали

ответов на заданные уроки. А вот уроки нам почему-то не

снились.

    Так продолжалось недели две. Однажды мы, как всегда,

сидели на своей скамейке и спорили о причинах странных снов.

    - Дом у нас старый, - говорил Петька. - А в старых

домах всегда что-нибудь водится. Когда я был маленький, мне

бабушка такое рассказывала!

    - Заколдованный дом, - сказал Коля Еремеев.

    А Ваня, который ничего не представлял себе без космоса,

стоял на своем:

    - Это космические лучи. Кто-то с другой звезды внушает

нам свои мысли.

    - Откуда же они знают про нашу литературу?

    - А может, они тебе только помогли вспомнить?

    - Было бы чего вспоминать...

    - А может, отец любил стихи? Мы оглянулись. Рядом

стоял высокий дядя в плаще.

    - При чем тут отец? - рассердился Петька.

    - Вот тебе раз! Ты же сын своего отца.

    - Дяденька, - удивленно сказал Ваня. - Вы ведь не

знаете, о чем мы говорим.

    - Подумаешь, тайна. Вы разговариваете об обучении во

сне.

    Мы рты поразевали от удивления.

    - А вы откуда? - спросил Ваня, опомнившись.

    - Во-он из того дома. Видите крышу? Могу утешить:  мне

тоже эти сны не дают покоя.

    - Ка-кие сны! - чуть не хором воскликнули мы.

    - Эти самые. Вы только любуетесь ими, а мне еще

приходится разбираться в их природе. Понимаете? Замечено,

что под воздействием определенных электромагнитных излучений

в человеческом мозгу просыпаются какие-то неведомые центры

памяти. Происходит это во сне...

    - Во сне просыпаются! - спросил Колька Еремеев.

    Я дернул его за рукав, Петька наступил на ногу, а Ваня

толкнул в бок. Чтоб не мешал.

    - Ну а что видите вы во сне?

    Тут уж таиться было ни к чему, и мы, перебивая друг

друга, рассказали все.

    - Интересно, интересно, - говорил незнакомый дядя.     - Вы

хотите спросить, что это такое? Не знаю, ребятки. Да и

никто, думаю, пока еще не знает. Ясно только, что это

память.

    - При чем тут память? Как можно вспомнить то, что еще

не читал или не проходил на уроке?

    - Говорят же - весь в отца... Если наследуется

внешность, то почему не быть наследственной памяти? Почему

бы детям не перенимать знания и опыт родителей? Такая

память, возможно, существует в каждом из нас. Только не

может вспомниться.

    - Во была бы жизнь! - заволновался Коля Еремеев. -

Учиться не надо, ведь отец все уже проходил.

    Мы поглядели на Кольку с завистью:   его отец был

кандидатом наук.

    - Как же можно не учиться! Ведь знания не стоят на

месте, их становится все больше!

    - Лет через сто какие же это головы у людей будут?     -

задумчиво сказал Коля Еремеев.

    - Вероятно, такие же. Речь идет не о том, чтобы все

всегда помнить, а чтобы, когда понадобится, вызывать в

памяти нужные знания. Будут люди ходить с такими

аппаратами. Нажал нужную кнопку - и все вспомнил.

    - Как электронная машина?

    - Вот, вот. Только машина большая. А тут запоминающее

устройство - это твоя голова. В руках же только пульт

управления. Улавливаете идею? Ведь что такое мозг? 14

миллиардов нервных клеток. Миллионы и миллионы связей между

ними. Представляете, какая была бы машина из 14 миллиардов

транзисторов и многих километров между ними? С большой дом,

пожалуй. Вероятно, никогда не удастся создать машину,

подобную мозгу. Вот мы и подумали:  а зачем ее создавать,

когда она уже создана?  У каждого своя.

    Надо только научиться управлять ею. С помощью, скажем,

Х-лучей. Ввел задачку - и готово решение...

    Он легонько щелкнул Ваню по лбу. А Ваня даже не

отодвинулся, смотрел на незнакомца круглыми глазами и,

похоже, ничего не понимал.

    - А чего же память?

    - Скажи-ка, что ты проходил, ну, например, по географии

в этот день прошлого года?

    - Разве помню?

    - Помнишь. Все, что читал или видел когда-либо,

навсегда остается в голове.

    Мы засмеялись. Даже учительница говорит, что у нас в

одно ухо влетает, а из другого вылетает.

    - Но вы сами в этом убедились. Мы испытывали наши лучи

во-он там. Один лучик, значит, случайно пробился, дошел до

вашего дома и напомнил вам даже то, что когда-то проходили

ваши отцы...

    Он начал говорить о каких-то сложностях, которые при

этом возникают, о переизбытке информации, о самозащите

мыслящих систем от информационного взрыва, о том, что,

вероятно, невозможность в обычных условиях вспомнить, что

знали предки, и есть результат такой самозащиты...

    Но эти рассуждения мы плохо поняли. Мы мечтали о

возможностях, которые открылись бы перед нами, будь у нас

такой аппаратик.

    А на другой день мы снова ждали этого человека возле

дома. Но он не пришел. И волшебные сны пропали. И на

скамейке, и в Петькиной комнате снилась теперь всякая

чепуха, которую ни запомнить, ни понять.

    Но мы все же ходим на свою скамейку. Сидим, спорим.

Мечтаем о том времени, когда станем изобретателями и сами

сделаем такую "машину памяти".