Книго


     ...Потом рассказывали, что человек этот вошел в город с севера, через
Ворота Канатчиков. Шел он пешком. Вел  за  узду  навьюченного  коня.  День
клонился к вечеру, так что лавочки канатчиков и шорников были  заперты,  а
улочка пуста; погода стояла теплая, но пришелец шагал в накинутом на плечи
черном плаще, чем и привлекал к себе внимание.
     Он задержался перед таверной "Старый Наракот",  постоял  в  раздумье,
прислушиваясь к гаму внутри. Таверна, как обычно в ту  пору,  была  набита
битком.
     Незнакомец туда не вошел. Повел коня дальше, в конец улочки, к другой
корчме, именовавшейся "Под лисом". Там было пусто. Доброй славой корчма не
пользовалась.
     Корчмарь поднял голову от бочки с солеными огурцами  и  смерил  гостя
взглядом. Чужак, все еще в плаще, стоял перед  ним  неподвижно,  с  гордым
видом. Молчал.
     - Что подать?
     - Пива, - сказал незнакомец явно недружелюбно.
     Корчмарь  отер  руки  о  полотняный  фартук   и   наполнил   глиняный
выщербленный кувшин.
     Незнакомец был еще не  стар,  но  почти  сед.  Под  плащом  он  носил
потертый кожаный кафтан, зашнурованный у шеи и на плечах. Когда чужак снял
плащ, все увидели у него меч на поясе, за спиной. Ничего странного в  этом
не было, в Стужне почти все ходили с оружием.  Правда,  за  спиной  носили
исключительно луки и колчаны.
     Незнакомец не сел за стол меж немногочисленных  гостей  -  остался  у
стойки, не сводя с корчмаря проницательных глаз. Отхлебнул пива.
     - Я ищу ночлег.
     - У меня негде, - буркнул корчмарь, обозрев грязные и пыльные  сапоги
незнакомца. - В "Старом Наракоте" спросите.
     - Мне бы здесь хотелось.
     - Негде. - Корчмарь распознал наконец выговор незнакомца и сообразил,
что это рив.
     - Я деньги заплачу, - сказал чужак тихо, словно бы неуверенно.
     И тогда-то случилась эта скверная история. Верзила с изрытой оспинами
рожей, с момента появления чужака не  спускавший  с  него  глаз,  встал  и
подошел к стойке. Двое его дружков придвинулись следом.
     - Нет тут места,  негодяй  ты  этакий,  бродяга  ривский,  -  рявкнул
верзила, дыша чесноком, пивом и злобой. - Не  нужно  нам  тут,  в  Стужне,
таких, как твоя милость. У нас приличный город!
     Незнакомец взял со  стойки  свой  кувшин  и  отодвинулся.  Глянул  на
корчмаря, но тот избегал его взгляда. Защищать рива корчмарь не собирался.
Кто, в конце концов, этих ривов любит?
     - Каждый рив - разбойник, - протянул верзила. - Слышишь, ты, выродок!
     - Да не слышит он. У него уши навозом залеплены, - подхватил приятель
рябого, а третий захохотал.
     - Плати и выметайся! - рявкнул рябой.
     Лишь теперь незнакомец глянул на него:
     - Сначала я допью.
     - Мы тебе поможем! - Верзила выбил у рива кувшин из рук, схватил  его
за ремень, пересекавший  грудь.  Дружок  конопатого  размахнулся.  Быстрое
движение  незнакомца  -  и  рябой  потерял  равновесие.  Блеснув  в  свете
каганцев, меч со свистом рассек воздух. Свалка.  Вопль.  Кто-то  из  зевак
выскочил за дверь. С треском  опрокинулся  табурет,  разлетелись  по  полу
глиняные  кувшины.  Корчмарь  -  губы  у  него  дрожали  -  уставился   на
рассеченное, жуткое лицо верзилы, а  тот,  вцепившись  в  стойку,  оседал,
скрывался за ней, как будто тонул. Его дружки валялись на  полу.  Один  не
шевелился, другой корчился в темной, быстро расползавшейся луже.  Зазвенел
истерический крик женщины - даже уши заложило. Дрожавшего  корчмаря  вдруг
стало рвать.
     Незнакомец отпрянул к стене. Пригнувшись, напрягшийся, чуткий. Меч он
схватил обеими руками, поводил лезвием. Все замерли. Ужас  ледяной  грязью
залепил лица, сковал суставы, залил глотки.
     Трое стражников ввалились в корчму, грохоча  сапогами,  перекликаясь.
Увидев трупы, они побросали перевитые ремнями палки и схватились за  мечи.
Рив прижался к стене, левой рукой вытянул стилет из-за голенища.
     - Брось оружие! - дрожащим голосом сказал один из стражников. - Брось
оружие, бандит! Пойдешь с нами!
     Другой пинком отшвырнул стол, не позволявший подойти к риву сбоку.
     - Патлач, беги за нашими! - крикнул он третьему, державшемуся ближе к
дверям.
     - Не нужно, - незнакомец опустил меч. - Я сам пойду.
     - Пойдешь, сучье вымя, да только на веревке! - крикнул  тот  дрожащим
голосом. - Бросай меч, а то башку развалю!
     Рив выпрямился. Перебросил  меч  под  мышку,  воздел  правую  руку  в
сторону стражников и вмиг начертил в воздухе замысловатый знак.  Сверкнули
бляшки-заклепки, которыми до самых локтей были густо  усажены  рукава  его
кожаного кафтана.
     Стражники моментально отпрянули,  закрыв  лица  ладонями.  Кто-то  из
оставшихся зевак выскользнул за дверь. Вновь дико,  пронзительно  завопила
женщина.
     - Я сам пойду, - звучным металлическим голосом повторил незнакомец. -
А вы, трое, пойдете впереди. Проведете к градоправителю. Я не знаю дороги.
     - Хорошо, господин, - пробормотал  стражник,  понурив  голову,  робко
оглядываясь, поплелся к выходу.  Остальные  выскочили  следом.  Незнакомец
двинулся за ними, на ходу пряча меч в ножны, а стилет за голенище. Люди за
столами, когда он проходил мимо, закрывали лица полами кафтанов.

     Велерад, градоправитель Стужни, задумчиво почесал подбородок.  Он  не
был ни суеверен, ни пуглив, но остаться один на  один  с  седоволосым  ему
никак не улыбалось. Но наконец он решился.
     - Идите, - махнул он стражникам. - А ты садись. Нет не тут. Вон  там,
подальше, если ты не против.
     Незнакомец уселся. Ни меча, ни плаща при нем уже не было.
     - Слушаю тебя, - сказал Велерад, поигрывая лежащей перед ним  тяжелой
булавой. - Я - Велерад, градоправитель Стужни. Так  что  ты  мне  скажешь,
злодей мой любезный, прежде  чем  прогуляться  до  подвала?  Трое  убитых,
попытка навести чары - неплохо, совсем неплохо... За такие вещи  у  нас  в
Стужне сразу сажают на кол. Но я  человек  справедливый,  я  тебя  сначала
выслушаю. Давай.
     Рив расстегнул кафтан и достал свиток белого пергамента.
     - Вот это вы прибиваете на больших дорогах, по корчмам, - сказал  он.
- Все правда, что здесь написано?
     - А... - буркнул Велерад, приглядываясь к покрывавшим свиток рунам. -
Вот оно в чем дело... А я сразу  и  не  сообразил.  Как  же,  все  правда,
наиправдивейшая правда. Там стоит подпись  -  Фолтест,  король,  властелин
Темерии, Понтара и Магакама. А значит все правда. Но воззвание воззванием,
а закон законом. Здесь, в Стужне, на страже закона и порядка стою я! И  не
позволю убивать горожан! Ты меня понял?
     Рив кивнул. Велерад гневно засопел.
     - Знак ведьмака есть?
     Незнакомец вновь полез  за  пазуху  и  вытащил  круглый  медальон  на
серебряной  цепочке.  Там  была  изображена  волчья  голова  с  ощеренными
клыками.
     - Как зовут?  Я  не  из  любопытства  спрашиваю  -  так  будет  легче
беседовать.
     - Меня зовут Геральт.
     - Поверим, что Геральт. Из Ривии, судя по выговору?
     - Из Ривии.
     -  Так...  А  знаешь,  Геральт...  Вот  это,  -  Велерад  указал   на
королевское воззвание, - выкинь-ка из головы.  Очень  уж  серьезное  дело.
Многие пытались. Это тебе, братец, не пару висельников изрубить.
     - Знаю. Но это мое ремесло, градоправитель. Тут написано, что награда
- три тысячи оренов.
     - Верно,  -  Велерад  облизнул  губы.  -  А  еще  люди  болтают,  что
милостивый Фолтест, хот этого и не написал, но отдаст принцессу в жены...
     - Принцесса меня не интересует, - спокойно сказал Геральт.  Он  сидел
неподвижно, сложив руки на коленях. - Здесь написано про три тысячи.
     - Ну что за времена, - вздохнул градоправитель.  -  Что  за  паршивые
времена! Кто бы лет двадцать назад, даже по пьяной лавочке, мог  подумать,
что повстанут такие ремесла? Ведьмакы!  Бродячие  истребители  василисков!
Странствующие   изничтожители   драконов    и    утопленников!    Геральт,
ремесленникам твоего цеха пить пиво позволено?
     - Вполне.
     Велерад хлопнул в ладоши:
     - Эй, пива нам! А ты, Геральт, садись-ка поближе.
     Пиво было пенное и холодное.
     - Паршивые времена настали, - разглагольствовал Велерад,  попивая  из
кружки. - Столько всякой  погани  расплодилось...  В  Магакаме,  в  горах,
карликов развелось несметное число. По лесам когда-то одни волки  выли,  а
теперь упыри, всякие там лешаки, куда  ни  плюнь  -  волколак  или  другая
зараза Русалки и Девы-плакальщицы хватают детишек по деревням - уже  сотни
случаев. Болезни, о которых прежде  и  не  слыхивали.  Ведь  волосы  дыбом
встают! А теперь еще и это для полного счастья!  -  Он  толкнул  по  столу
свиток пергамента. - Неудивительно, что на ваши услуги такой спрос.
     Геральт поднял голову:
     - Перед вами королевское воззвание, градоправитель. Вы  должны  знать
подробности.
     Велерад откинулся в кресле, переплел пальцы на животе:
     - Подробности, говоришь? Знаю, как же. Не из первых рук, но от  людей
надежных.
     - Вот это мне и интересно. Подробности.
     - Значит, все же собираешься? Ну, как  знаешь.  Так  вот,  -  Велерад
отхлебнул пива и понизил голос. - Наш милостивый Фолтест  еще  в  бытность
свою наследным принцем, во времена отца своего, старого  Меделла,  показал
на что способен - а способен он был на многое... Мы то все думали сначала,
что с годами он остепенится. Но когда умер старый  король,  Фолтест  после
коронации  превзошел  самого  себя.  У  нас  у  всех  прямо-таки   челюсти
поотвисали. Короче, сделал он ребенка своей родной сестре Адде. Адда  была
чуть младше, держались  они  всегда  вместе,  никто  ничего  такого  и  не
подозревал, вот разве что королева-мать... Словом, в один прекрасный  день
видим: Адда ходит с таким вот брюхом, а Фолтест  кричит,  что  женится  на
ней. На родной сестре, смекаешь, Геральт? Положение - хуже не  придумаешь.
Визимир из Новиграда  собирался  было  выдать  за  Фолтеста  свою  Дальку,
прислал посольство, а нам приходится держать короля за  руки  -  за  ноги,
чтоб он этих послов не прикончил. Хорошо еще удержали, а то Визимир со зла
разнес бы нас в пух и прах. Счастье еще, что братец слушался Адду, вот нам
и удалось с ее помощью отговорить нашего щенка от  венчания.  Ну  а  потом
Адда родила, в назначенный природный срок, само собой. Слушай,  что  тогда
началось. _Э_т_о_г_о_, что родилось, мало кто видел  -  но  одна  повитуха
сиганула с башенного окна и сломала шею, а вторая повредилась  умом  и  до
сих пор ходит дура дурочкой. А посему  я  думаю,  что  этот  ублюдок,  эта
девочка особой красотой не отличалась. Умерла она почти тут же  -  сдается
мне, ей не спешили перевязать пуповину. Адда, на свое  счастье,  родов  не
пережила. А потом, братец ты мой, Фолтест  снова  свалял  дурака.  Ублюдка
надо бы сжечь или там закопать на пустыре,  а  не  класть  в  саркофаг,  в
дворцовую усыпальницу.
     - Поздно теперь каяться, - поднял голову Геральт. - Но в любом случае
нужно было призвать кого-то из Ведающих.
     - Ты про тех мошенников в усыпанных звездами колпаках? Ну как же,  их
штук десять слетелось, как только узнали, что лежит в саркофаге. И вылазит
по ночам. Но вылазить оно начало не сразу, нет. Сем лет  после  погребения
прошли спокойно. Но вот однажды,  в  полнолуние  -  во  дворце  верещание,
вопли, беготня! Ну, да  ты  сам  знаешь,  читал  воззвание.  За  эти  годы
младенец подрос в гробу, а особенно подросли у него зубки. Упырица,  одним
словом. Жаль, что ты не видел ее жертв. Вблизи, как я видел. Тогда  обошел
бы ты Стужню десятой дорогой.
     Геральт молчал.
     - И вот собрал к нам Фолтест ораву  чародеев.  Цапались  они  друг  с
другом отчаянно, едва не подрались  этими  своими  посохами  -  интересно,
зачем они их носят, собак, что ли, отгонять, когда на них спустят песиков?
Часто ведь спускают, сдается мне... Прости, Геральт, если  у  тебя  другое
мнение о чародеях. Наверняка другое как у ведьмака.  Но  для  меня  они  -
дурни и дармоеды. Вот вас, ведьмаков, люди больше уважают. Вы  по  крайней
мере - как бы это выразиться? - более практичные.
     Геральт усмехнулся, но ничего не сказал.
     - Ну, к делу, - градоправитель долил пива себе и  риву.  -  Некоторые
советы чародеев казались, право слово, дельными.  Один  предлагал  спалить
дворец вместе с саркофагом и упырицей,  другой  -  угостить  ее  мечом  по
голове, остальные стояли за то, чтобы  вбить  осиновый  кол,  днем,  когда
дьяволица отсыпается в своем гробу после ночных утех.  Увы,  нашелся  один
болван в островерхом колпаке на лысой башке, горбатый такой отшельник... И
заявил: мол, все дело в злых чарах, стоит их  рассеять,  и  упырица  вновь
станет  королевской  доченькой,  прекрасной,  как  кукла.   Нужно   только
просидеть в гробнице всю ночь, до петушиного крика. И этот недоумок  -  ты
только представь, Геральт! - в самом деле отправился  ввечеру  во  дворец.
Легко догадаться, что осталось от него немного один колпак да посох. Но  к
Фолтесту эта мысль прицепилась, как репей к собачьему хвосту. Он повелел -
и думать забыть про убийство упырицы.  Со  всей  страны  стал  созывать  в
Стужню шарлатанов, чтобы превратили эту тварь  в  принцессу.  Ну  и  шайка
собралась! Какие-то тронутые бабы, какие-то колченогие, толстяки, вшивцы -
оторопь брала. Ну и пошли бормотать заклинания, главным образом над жарким
и пивом.  Понятно  некоторых  Фолтест  и  придворные  разоблачили  быстро,
парочку даже вздернули на воротах -  но  меньше,  чем  следовало  бы,  ох,
меньше! Я бы их всех вздернул. Остается уточнить,  что  упырица  время  от
времени кого-нибудь да загрызала, внимания не  обращая  на  жуликов  и  их
заклинания. Да еще - что Фолтест больше не  живет  во  дворце.  Никто  там
больше не живет.
     Велерад прервался, хлебнул пива. Геральт молчал.
     - И вот так мы живем, Геральт, последние шесть лет...  За  это  время
были у нас и другие хлопоты, дрались с Визимиром  из  Новиграда  -  но  по
простым житейским причинам. Пограничные  споры,  и  никаких  дочек-свадеб.
Фолтест, меж нами говоря, начинает уже  заикаться  о  женитьбе:  когда  из
соседних держав присылают портреты невест, он уже их не  выбрасывает,  как
встарь... Но временами на него снова накатывает, и он рассылает конных  на
поиски новых чародеев. Обещал ту самую награду,  три  тысячи,  после  чего
сбежалась куча сумасбродов, чокнутых рыцарей, даже один пастушок заявился,
известный всей округе дурак, - да покоится в мире его  душа...  А  упырица
чувствует себя превосходно. Время  от  времени  кого-нибудь  да  разорвет.
Можно и привыкнуть. От  всех  этих  героев,  что  пробовали  снять  с  нее
заклятье, есть по крайней мере некоторая выгода: чудище поедает  их  прямо
во дворце и по окрестностям не шатается.  А  Фолтест  построил  прекрасный
новый дворец.
     - Шесть лет... - Геральт поднял голову. - Прошло шесть лет,  и  никто
не добился успеха?
     - Вот именно, - Велерад пытливо приглядывался к ведьмаку. -  Фолтест,
наш милостивый и любимый владыка, еще прибивает эти воззвания  на  больших
дорогах. Однако  охотников  все  меньше.  Совсем  недавно  пришел  один  и
попросил награду вперед. Мы его засунули в мешок и утопили в озере.
     - Жуликов хватает.
     - Хватает. Даже чересчур, - кивнул градоправитель, не спуская глаз  с
ведена. - А потому, когда пойдешь во дворец,  не  вздумай  просить  деньги
вперед. Если вообще пойдешь.
     - Пойду.
     - Ну, дело твое. Мое дело - предостеречь. Если  уж  мы  заговорили  о
награде, напомню о другой ее половине - принцессу в жены. Не знаю, кто эту
байку выдумал. Если упырица выглядит  так,  как  о  ней  рассказывают,  то
шуточка весьма мрачная. И все  равно,  хватало  дураков,  которые  галопом
припустили во дворец, едва услышали, что подвернулся случай  стать  членом
королевской семьи. Взять хотя бы тех двух  портняжек-подмастерьев.  Почему
эти портные такие дураки, а, Геральт?
     - Не знаю. А ведьмакы пробовали, градоправитель?
     - Ну как же, было несколько. Но едва услышали, что  с  упырицы  нужно
чары снять, а не убить, пожали  плечиком  и  отправились  восвояси.  После
чего, Геральт, мое уважение к ведьмакам значительно возросло. Ну  а  потом
приехал еще один, моложе тебя, имени не помню, если он его вообще называл.
Вот тот попробовал снять чары.
     - Ну и?
     - Зубастая принцесса разбросала его клочки по всей округе. На выстрел
из лука.
     - И все?
     - Был еще один...
     Градоправитель замолчал, но ведьмак не расспрашивал.
     - Да, - повторил наконец Велерад. -  Был  еще  один.  Сначала,  когда
Фолтест пригрозил ему виселицей, посмей он убить или  покалечить  упырицу,
парень только рассмеялся и стал сбирать вещички. Ну а потом...  -  Велерад
почти шептал, перегнувшись через стол. - Потом все же  согласился.  Видишь
ли, Геральт, в Стужне есть здравомыслящие люди, некоторые на очень высоких
постах, и вся эта история им безмерно надоела. По слухам, они посоветовали
ведьмаку не увлекаться заклинаниями, попросту прикончить упырицу, а королю
сказать, что дочка его сама упала с лестницы и  свернула  шею.  Несчастный
случай на работе. Король, мол, в  этом  случае  ограничится  тем,  что  не
заплатит ни гроша. Плут ведьмак смекнул, что к  чему,  и  заявил  им,  что
бесплатно они могут сами отправляться на упырицу. Что  им  было  делать...
Поторговались, скинулись... Вот только ничего из этого не вышло.
     Геральт поднял брови.
     - Ничего, - повторил Велерад. -  Ведьмак  не  хотел  идти  во  дворец
сразу, первой же ночью. Кружил по  околице,  присматривался,  собирался  с
духом. И, как болтают, увидел упырицу. Увидел за работой - она не  вылазит
из гроба затем только, чтобы размять ноги. И той самой  ночью  потихонечку
убрался, не прощаясь ни с кем.
     Геральт покривил губы - это должно было обозначать усмешку:
     - Ведьмакы не берут плату вперед. Значит, эти деньги до сих пор лежат
у твоих благоразумных людей?
     - Наверняка, - кивнул Велерад.
     - А что говорит молва - сколько там денег?
     Велерад оскалился:
     - Одни говорят - восемьсот...
     Геральт покачал головой.
     - Другие говорят о тысяче...
     - Немного, особенно если вспомнить, что молва всегда  преувеличивает,
- сказал ведьмак. - В конце концов, король дает три тысячи.
     - Ну да, и принцессу  в  жены...  -  Буркнул  Велерад.  -  О  чем  ты
говоришь? Я же знаю что трех тысяч тебе не получить.
     - Ты уверен?
     Велерад стукнул ладонью по столу:
     - Геральт, я начну хуже думать о ведьмаках! Эта история тянется шесть
с лишним лет! Шесть! Упырица пожирала человек пятьдесят в  год  -  теперь,
правда, чуть меньше, потому что меньше стало охотников шататься  ночью  по
дворцу. Братец, я верю в чары, видывал на своем веку не одно  чародейство,
я верю  в  способности  магов  и  ведьмаков.  Но  то,  что  упырицу  можно
превратить, сняв чары, в принцессу  -  вздор!  Это  выдумал  тот  горбатый
дурак, свихнувшийся в своем отшельничестве! В эту сказку не  верит  никто,
кроме Фолтеста! Адда родила упырицу, потому что спала с родным  братом,  -
вот истина, и никакие чары тут не помогут. Упырица жрет людей, как обычная
упырица, и ее нужно  попросту  убить  -  мечом  по  голове,  без  возни  с
заклятиями. Года два назад дракон повадился пожирать  овец  у  крестьян  в
каком-то захолустье под  Магакамом  -  крестьяне  пошли  на  него  толпой,
прикончили дубинами, и никто из них не подумал этим хвалиться. А мы тут, в
Стужне, ждем чуда, запираем двери в полнолуние, привязываем преступников к
колу перед дворцом, чтобы эта тварь нажралась  досыта  и  оставила  нас  в
покое...
     - Ловко вы придумали, - усмехнулся ведьмак.  -  И  что,  преступность
уменьшилась?
     - Ничуть...
     - А не пора ли нам отправиться во дворец?
     - А как быть с суммой, собранной благоразумными людьми?
     - Зачем спешить,  градоправитель?  -  сказал  Геральт.  -  Несчастный
случай  на  работе  может  произойти  сам  по  себе,  независимо  от  моих
намерений. Вот тогда-то разумные люди должны подумать, как уберечь меня от
гнева короля. И приготовить те полторы тысячи оренов,  о  которых  судачит
молва.
     - Молва судачит о тысяче...
     - Нет, господин Велерад, - сказал ведьмак  решительно.  -  Тот,  кому
предлагали тысячу, удрал, увидев упырицу,  и  даже  не  пытался  попросить
больше. А значит, риск стоит больше тысячи. А может, и больше  полутора...
Сначала я должен увидеть все сам.
     Велерад почесал в затылке:
     - Тысячу двести?
     - Нет, градоправитель. Работа нелегкая. Король дает три, и нужно тебе
сказать, что снять чары иногда легче, чем убить.  Если  бы  убить  упырицу
было проще, это давно  сделал  бы  кто-нибудь  из  моих  предшественников.
Думаешь, они дали себя загрызть только потому, что опасались гнева короля?
     - Ну ладно, братец, - с неохотой согласился Велерад. -  Договорились.
Только королю -  ни  слова  о  возможном  несчастном  случае.  Очень  тебе
советую...

     Фолтест был стройным и  красивым  мужчиной.  Лет  ему,  как  прикинул
ведьмак, меньше сорока. Король сидел в резном кресле  из  черного  дерева,
ноги вытянул к камину, у которого грелись два пса. Сбоку, на  ларе,  сидел
пожилой бородатый  мужчина  могучего  сложения.  Другой  вельможа,  богато
одетый, с задумчивым лицом, стоял за спинкой королевского кресла.
     - Ведьмак из Ривии, - сказал король.
     - Да, государь, - поклонился Геральт.
     - Почему ты такой седой? От заклятий? Я вижу, что  ты  еще  не  стар.
Ладно, это шутка. Можешь не  отвечать.  Какие-нибудь  соображения  у  тебя
есть?
     - Да, государь.
     - Хотелось бы послушать.
     Геральт поклонился еще ниже:
     - Государю следовало бы знать: наш закон запрещает нам рассказывать о
своей работе.
     - Весьма удобный закон, мой милый ведьмак, весьма...  Ну  хорошо,  не
будем вдаваться в подробности. С лешаками тебе приходилось иметь дело?
     - Да.
     - С вампирами?
     - Да.
     Фолтест поколебался:
     - А с упырицами?
     Геральт поднял голову и посмотрел королю в глаза:
     - С ними тоже.
     Фолтест отвернулся:
     - Велерад!
     - Слушаю, господин мой.
     - Ты рассказал ему подробности?
     - Да, господин мой. Он твердит, что с принцессы можно снять заклятье.
     - Это я сам давно знаю. А вот каким образом, милый  мой  ведьмак?  Ах
да, я и забыл.  Закон.  Что  ж...  Будь  по-твоему.  Я  только  хочу  тебя
предупредить: здесь уже побывало несколько ведьмаков...  Велерад,  ты  ему
рассказывал? Отлично. Так  вот,  я  уже  знаю,  что  ваше  ремесло  скорее
убивать, а не снимать заклятие. Это мне не подходит. Если  у  моей  дочери
упадет с головы хоть один волос, я положу на плаху твою.  Твою  голову,  я
хочу сказать.  Вот  так,  и  никак  иначе.  Ты,  Острит,  и  ты,  Сегелин,
останьтесь, расскажите ему все, что он захочет узнать. Эти ведьмакы всегда
много расспрашивают. Накормите  его  и  поселите  во  дворце.  Нечего  ему
болтаться по корчмам.
     Король встал, свистнул псам и направился к двери, разбрасывая мантией
покрывавшую пол солому. Обернулся.
     - Если у тебя все получится, ведьмак, - награда твоя. Может быть, еще
и прибавлю, если останусь доволен. Понятно, все россказни насчет того, что
победитель получит руку принцессы, - ложь от начала и до конца. Ты ведь не
думаешь, что я способен отдать дочь за первого встречного?
     - Нет, король. Не думаю.
     - Прекрасно. Вижу, что ты неглуп.
     Фолтест вышел и прикрыл за собой дверь. Велерад  и  вельможи  тут  же
расселись вокруг стола.  Градоправитель  осушил  недопитый  кубок  короля,
заглянул в пустой жбан и выругался.  Занявший  королевское  кресло  Острит
исподлобья рассматривал ведьмака, гладя ладонями резные  поручни.  Бородач
Сегелин кивнул Геральту.
     - Садись, любезный ведьмак, садись. Сейчас подадут  ужин.  О  чем  вы
хотели бы  узнать?  Градоправитель  Велерад  и  так  должен  был  вам  все
рассказать. Я его  знаю,  он  всегда  предпочтет  рассказать  больше,  чем
недоговорить.
     - Всего несколько вопросов.
     - Задавайте.
     - Вы говорили, градоправитель, что король, когда  появилась  упырица,
призвал множество Ведающих.
     - Вот именно. Но говори не "упырица", а "принцесса". Если обмолвишься
"упырица" при короле - тебя ждут крупные неприятности...
     - Был среди Ведающих кто-нибудь известный, знаменитый?
     - Были, и сначала, и  потом.  Вот  только  имен  не  помню...  А  вы,
господин Острит?
     - И я не помню, - сказал вельможа. - Помню только, что некоторые и  в
самом деле были известные и славные. Народ о них много рассказывал...
     - И они согласились, что заклятие можно снять?
     - Вот чего им не хватало, так  это  доброго  согласия,  -  усмехнулся
Острит. - О  чем  бы  речь  не  заходила...  Но  мысль  такую,  о  снятии,
высказывали. Говорили, что дело это, в общем, простое, даже  не  требующее
познаний в магии. Насколько я понял, достаточно было, чтобы кто-то  провел
в гробнице у саркофага  ночь  напролет  -  от  захода  солнца  до  третьих
петухов.
     - Ну да, уж чего проще! - прыснул Велерад.
     - Я хотел бы знать, как выглядит... принцесса.
     Велерад вскочил.
     - Принцесса выглядит как упырица! -  крикнул  он  в  сердцах.  -  Как
упырейшая  упыриха,  каких  только  видывали!  Ее  высочество  королевская
доченька, ублюдок проклятый, ростом в целых  четыре  локтя,  смахивает  на
пивной бочонок, пасть от уха до уха, клыки как кинжалы, красные буркалы  и
рыжие космы! Лапищи с коготками, как у  дикого  кота,  до  земли  достают!
Странно даже, что мы до сих  пор  не  разослали  ее  парсун  дружественным
королям! Принцессочке - чтоб ее чума взяла! - уже  четырнадцать,  пора  бы
подыскать жениха из соседних принцев!
     - Умерь свой пыл, градоправитель, - поморщился Острит, покосившись на
дверь. Сегелин усмехнулся:
     - Картина та весьма живописная, и полностью достоверная.  Именно  это
ты хотел узнать,  любезный  ведьмак,  не  так  ли?  Велерад  только  забыл
добавить, что принцесса движется невероятно быстро, она  гораздо  сильнее,
чем полагалось бы при ее росте и сложении. И ей в самом деле  четырнадцать
лет, если это так важно.
     - Это важно, - сказал ведьмак. -  Она  нападает  на  людей  только  в
полнолуние?
     - За пределами дворца - да, - сказал Сегелин. - А любой,  кто  войдет
во дворец, погибнет при любом состоянии луны. Но  из  дворца  она  выходит
лишь в полнолуние, и то не всегда.
     - А днем она нападала? Хотя бы раз?
     - Нет. Никогда.
     - Свои жертвы она пожирает?
     Велерад смачно плюнул на пол:
     - Тьфу! Что ты, Геральт, перед ужином! Пожирает, раздирает, убивает и
оставляет  нетронутыми  -  смотря  по  настроению.  Одному  только  голову
отгрызла, парочку обглодала дочиста. Догола раздела, так  сказать!  Вся  в
маму, та обожала голое...
     - Довольно, Велерад! - резко бросил Острит. - Про упырицу болтай, что
хочешь, а вот Адду при мне не трогай! При короле ведь не осмелился бы?
     Ведьмак,  притворившись,  что  пропустил  эту  перепалку  мимо  ушей,
спросил спокойно:
     - А случалось так, что человеку удавалось вырваться из  ее  когтей  и
спастись?
     Сегелин и Острит переглянулись.
     - Да, - сказал бородач. - В самом начале, шесть лет назад. У гробницы
стояли в карауле двое солдат,  и  она  на  них  кинулась.  Одному  удалось
убежать.
     - И потом еще один, -  вмешался  Велерад,  -  Мельник,  которого  она
сцапала у городской стены, помните?

     На другой день, поздним вечером,  мельника  привели  в  комнатку  над
кордегардией, где поселили ведьмака. Привел его солдат в плаще с опущенным
на лицо капюшоном.
     Толкового разговора не вышло. Мельник был явно не в  себе:  заикался,
бормотал неразборчиво. Ведьмаку больше сказали шрамы на теле несчастного -
пасть упырицы в самом деле широка, зубы  остры,  особенно  резцы,  по  два
сверху и снизу. Когти наверняка острее, чем у дикого  кота,  но  не  такие
кривые - благодаря чему мельнику и удалось вырваться.
     Закончив осмотр, Геральт кивнул  мельнику  и  солдату,  отпуская  их.
Солдат вытолкнул мельника за  дверь  и  откинул  капюшон.  Король  Фолтест
собственной персоной.
     - Сиди уж, не вставай, - сказал король.  -  Визит  неофициальный.  Ну
как, осмотром доволен? Я слышал,  в  полдень  ты  прогуливался  у  старого
дворца?
     - Да, государь.
     - Так когда же приступишь?
     - Через четыре дня. Когда настанет полнолуние.
     - Хочешь сначала обозреть ее издали?
     - Не в том дело. Сытая... принцесса будет бегать не так проворно.
     - Принцесса? Упырица,  мастер,  упырица.  Давай  уж  без  дипломатии.
Принцессой ей еще только предстоит стать. Вот об этом я с тобой  и  пришел
поговорить. Отвечай неофициально, коротко и ясно: будет она принцессой или
нет? Только не прячься за ваши законы.
     Геральт в раздумье потер лоб:
     - Я уже говорил государь, - заклятие можно снять. Если я не ошибаюсь,
для этого и в самом деле придется провести ночь во  дворце.  Чары  спадут,
если упырица после третьего петушиного крика все еще не ляжет в  саркофаг.
С теми, кто заклятьем превращен в упырей, так обычно и бывает.
     - Так просто?
     - Я бы не сказал. Во-первых, мне нужно еще дожить до утра. Во-вторых,
бывают отклонения от нормы. Например, во дворце придется просидеть не одну
ночь, а три подряд. Ну и потом... бывают безнадежные случаи...
     - Ну да, - зло сказал король. - Кое-кто мне  это  давненько  твердит.
Попросту убить чудовище, потому что случай безнадежный. Мастер, я  уверен,
с тобой об этом уже говорили. Верно ведь? "Прикончить людоедку без  всяких
церемоний, а королю сказать, что иначе нельзя было.  Король,  конечно,  не
заплатит, зато заплатим мы". Выгодное дельце  -  для  тех,  кто  тебе  это
предлагал. Потому что король повесит ведьмака или  снесет  ему  голову,  и
золото останется у хозяев.
     - А король непременно повесит ведьмака, если она  умрет?  -  покривил
губы Геральт.
     Фолтест долго смотрел ему в глаза.
     - Король еще не знает наверняка, - сказал он наконец.  -  Но  ведьмак
должен считаться с такой возможностью.
     Теперь молчал Геральт.
     - Я сделаю все что, что в моих силах, - сказал он. - Но если придется
плохо, буду спасать свою жизнь. Вы, государь,  тоже  обязаны  считаться  с
такой возможностью.
     Фолтест встал:
     - Ты не понял. Я не о том. Ясно, понравится мне это или нет, но ты ее
убьешь, если станет жарко. Иначе она тебя убьет. Наверняка. Хоть я об этом
и не объявлял, но не наказал бы ни кого,  кто  убил  бы  ее,  спасая  свою
жизнь. Но не допущу, чтобы ее убили, не попытавшись спасти. Пробовали  уже
поджечь дворец, стреляли в  нее  из  луков,  копали  волчьи  ямы,  капканы
ставили. Пришлось повесить кое-кого, чтобы унялись... Мастер!
     - Слушаю!
     - Если я правильно понял, после  третьего  петушиного  крика  упырица
исчезнет. Но во что она превратится?
     - Если все пройдет гладко - в четырнадцатилетнюю девочку.
     - Красноглазую? С крокодильими зубами?
     - Выглядеть она будет как обычная девочка. Вот только... С виду.
     - Вот тебе на! А разум? Что, придется ее кормить человечиной?
     - Нет, я не то хотел сказать.  Как  бы  объяснить,  государь.  Думаю,
разум у нее будет...  трехлетки,  четырехлетки.  Не  знаю.  За  ней  долго
придется ухаживать, как за младенцем.
     - Ну, это другое дело. Мастер...
     - Да?
     - А _э_т_о_ может к ней вернуться? Пройдет время, и она вновь...
     Ведьмак молчал.
     - Ага, - сказал король. Значит, может. Что тогда?
     - Если она вдруг впадет в  оцепенение  на  несколько  дней,  а  потом
умрет, нужно сжечь тело. И все. Но не думаю, чтобы  до  этого  дошло.  Для
полной уверенности я вам расскажу, как уменьшить угрозу...
     - Прямо сейчас и расскажешь?
     - Теперь же, - сказал ведьмак. - Всякое бывает. Может случиться,  что
утром вы найдете в гробнице бесчувственную принцессу и мой труп.
     - Даже так? Несмотря на мое позволение защищать свою  жизнь?  Сдается
мне, что ты и без моего позволения...
     - Дело серьезное, король. И риск велик. А потому запомните, принцесса
должна   носить   на   шее,   на   серебряной   цепочке,   сапфир,   лучше
сапфир-талисман. Постоянно. Не снимая ни днем, ни ночью.
     - А что такое сапфир-талисман?
     - Сапфир с пузырьком воздуха внутри. И еще. В комнате, где она  будет
спать, нужно что ни час сжигать  в  очаге  ветки  можжевельника,  дрока  и
орешника.
     Фолтест подумал.
     - Спасибо за совет, мастер. Я так и поступлю, если... А теперь слушай
меня внимательно. Если убедишься, что случай и в самом  деле  безнадежный,
ты ее убьешь. Если сумеешь снять заклятие, но увидишь, что с  девочкой  не
все ладно, если хоть чуточку будешь сомневаться... тоже убьешь. Не  бойся,
тебе ничего не грозит. Я на тебя накричу принародно, выгоню из дворца и из
города, и все. Денег, понятно,  не  заплачу.  Но  ты  знаешь,  с  кого  их
получить.
     Они помолчали.
     - Геральт, - Фолтест впервые назвал ведьмака по имени.
     - Слушаю.
     - Болтают, будто ребенок родился таким исключительно потому, что Адда
была мне сестрой. Это правда?
     - Вряд ли. Чары не приходят сами по себе. Заклятие обязательно должен
кто-то наложить. Другое дело, что чары кто-то наложил именно за то, что ты
вступил в связь с сестрой.
     - Вот и я так думаю. Так  мне  говорили  ведающие,  хотя  и  не  все.
Геральт... Откуда все это берется - чары, магия?
     - Не знаю, король. Мы, ведьмакы, занимаемся всем этим, но не  гадаем,
как и откуда оно возникло. Знаем  лишь,  что  явления  эти  можно  вызвать
сосредоточением мысли, упорным желанием. И знаем, как с этим бороться.
     - Убивать тех, кто навел чары?
     - Чаще всего. Потому что чаще всего нам как раз за убийство и платят.
Мало кто стремится всего лишь снять чары. Люди хотят избавиться от  угрозы
в лице чародея самым надежным образом... Ну и еще, понятно, месть.
     Король прошелся по комнате, остановился перед висящим на стене  мечом
ведьмака.
     - Значит, ты именно этим...
     - Нет. _Э_т_о_т_ - для людей.
     - Да, я слышал. Знаешь что, Геральт? Я пойду с тобой в склеп.
     - Исключено.
     Глаза короля заблестели.
     - Чародей, я ее никогда не  видел!  И  когда  родилась,  не  видел...
Никогда. Боялся. А теперь пришло  в  голову,  что  могу  и  вообще  ее  не
увидеть. Имею я право хотя бы глянуть, как ты ее будешь убивать?
     - Повторяю - исключено. Это верная  смерть  для  нас  обоих.  Я  могу
отвлечься, и... Нет, государь.
     Фолтест отвернулся, пошел к двери. Геральту  показалось,  что  король
так и уйдет молча, но тот обернулся все же:
     - Ты мне нравишься. Хоть я и знаю, сколько в тебе зла. Мне рассказали
про... корчму. И я уверен: ты прикончил тех бандитов исключительно  затем,
чтобы о тебе заговорили, чтобы устрашить и народ, и меня. Я уверен: ты мог
их одолеть, не убивая. Боюсь, так никогда и не узнаю, идешь ты спасать мою
дочку или убивать. Но что поделаешь? Я вынужден  отправить  тебя  туда.  И
знаешь почему?
     Геральт молчал. Король сказал:
     - Потому что я уверен: она страдает. Правда?
     Геральт не спускал с него своих проницательных глаз.  Он  молчал,  не
пошевелился даже, но Фолтест знал. Знал ответ.

     Геральт смотрел из окна покинутого людьми  дворца.  Быстро  сгущались
сумерки.  За  озером  тускло  поблескивали  огни  Стужни.  Вокруг   дворца
раскинулась пустошь - полоса  ничейной  земли,  которой  город  шесть  лет
отгораживался  от  смертельной  угрозы;  там  ничего  не  осталось,  кроме
развалин, рухнувших крыш и остатков  сгнившей  ограды.  Дальше  всего,  на
противоположный конец города, перенес  свою  резиденцию  король  -  мощная
башня его нового дворца чернела на фоне посеревшего неба.
     Ведьмак  вернулся  к  запыленному  столу  посреди  пустой  запущенной
комнаты, где он неспешно, спокойно, старательно  готовился  к  работе.  Он
знал: времени у  него  достаточно.  Упырица  покинет  саркофаг  не  раньше
полуночи.
     Перед ним стоял небольшой  ящичек.  Ведьмак  открыл  его.  Внутри,  в
выложенных сухими травами гнездах, стояли флакончики  из  темного  стекла.
Ведьмак откупорил три из них, выпил.
     Поднял с пола  продолговатый  сверток,  обернутый  овечьей  шкурой  и
перевязанный ремнями. Развернул его, достал меч с узорчатой  рукояткой,  в
черных блестящих  ножнах,  украшенных  рядами  рун  и  магических  знаков.
Обнажил его. Лезвие сверкнуло чистым зеркальным  блеском.  Клинок  был  из
чистого серебра.
     Геральт прошептал заклинание,  выпил  еще  два  флакона,  при  каждом
глотке прикасаясь левой ладонью к рукоятке меча. Потом  закутался  в  свой
черный плащ, сел. На полу.
     Ни одного кресла в комнате не было. Как, впрочем, и во всем дворце.
     Он сидел не шевелясь, закрыв  глаза.  Его  дыхание,  ровное  вначале,
вдруг стало учащенным,  хриплым,  сбивчивым.  Потом  и  вовсе  прервалось.
Напиток, с помощью которого ведьмак полностью  контролировал  работу  всех
органов  тела,  состоял  главным  образом   из   черемицы,   дурман-травы,
боярышника и молочая. Другие его компоненты не имели названий ни на  одном
человеческом языке. Геральт был приучен к нему с детства,  но  для  любого
непривычного человека напиток этот стал бы смертельным ядом.
     Ведьмак  резко  обернулся.  Его  обостренный  сейчас  до   немыслимых
пределов слух уловил в тишине шорох шагов на заросшем травой подворье. Это
не упырица. Еще не полночь. Геральт опоясался мечом, спрятал свой  сверток
в разрушенном камине и бесшумно, словно нетопырь, спустился по лестнице.
     Во дворе еще  хватало  света,  чтобы  пришелец  мог  разглядеть  лицо
ведьмака. Пришелец - это оказался Острит - шарахнулся,  невольная  гримаса
страха и омерзения перекосила его губы. Ведьмак криво усмехнулся  -  знал,
как сейчас выглядит со стороны. Смесь белладонны, аконита и волчьей  ягоды
делает лицо белым, как мел, а зрачки расплываются во всю радужку. Но  зато
выпивший настой видит как кошка  в  непрогляднейшей  темноте.  Что  сейчас
Геральту и требовалось.
     Острит быстро опомнился.
     - Чародей, ты уже похож на покойника, - сказал он. - Со страху, ясно.
Не бойся. Я тебя выручу.
     Ведьмак молчал.
     - Ты слышал, знахарь из Ривии? Ты спасен. И богат. -  Острит  снял  с
плеча тяжелый мешок и бросил под  ноги  Геральту.  -  Тут  тысяча  оренов.
Забирай их, садись на коня и проваливай!
     Рив молчал.
     - Ну что ты глаза вылупил! - повысил голос Острит. - Чего  тянешь?  Я
не собираюсь торчать тут до полуночи. Ты что, не понял? Заклятие тебе  все
равно  не  удастся.  Нет,  не  думай,  с  Велерадом  и  Сегелином   я   не
уговаривался. Я просто не хочу, чтобы ты ее убивал.  Проваливай.  И  пусть
все останется по-старому.
     Ведьмак не шевелился. Не хотел, чтобы  вельможа  знал,  сколь  быстры
сейчас его движения  и  реакция.  Быстро  темнело,  и  это  было  на  руку
Геральту, полумрак казался ему солнечным полднем.
     - А почему, господин мой, все должно остаться по-старому?  -  спросил
он, стараясь произносить слова как можно медленнее.
     - А вот это не твое собачье дело! - надменно выкрикнул Острит.
     - Ну а если я и так знаю?
     - Любопытно...
     - Легче будет сбросить Фолтеста с трона, если упырица станет докучать
людям еще пуще? Если упрямство короля опостылеет и  вельможам,  и  народу,
верно? Я ехал к вам через Редани и Новиград. Там в  открытую  болтаю,  что
кое-кто в Стужне  ждет  не  дождется  Визимира,  избавителя  и  подлинного
монарха. Но меня, господин Острит, не касаются ни политика, ни  борьба  за
трон, ни дворцовые перевороты. Я здесь, чтобы выполнить  свою  работу.  Ты
слышал когда-нибудь о чувстве долга и обыкновенной порядочности!
     - Думай, с  кем  говоришь,  бродяга!  -  крикнул  в  гневе  Острит  и
схватился за меч. - Хватит с меня, буду я еще с тобой спорить!  Вы  только
посмотрите на него: этика, мораль, законы! А кто о  них  болтает?  Злодей,
начавший убивать, едва заявился к нам! Кланявшийся Фолтесту,  а  потом  за
его спиной торговавшийся с нами как наемный убийца! И  ты  смеешь  болтать
про мораль, скот?  Строить  из  себя  Ведающего?  Мага?  Чародея?  Ведьмак
паршивый! Прочь, или башку снесу!
     Ведьмак не пошевелился.
     - Вам бы лучше самому убраться поскорее, господин Острит. Темнеет...
     Острит отскочил, молниеносно выхватил меч.
     - Ты сам этого хотел, чародей. Я тебя прикончу!  И  не  помогут  тебе
твои штучки! У меня с собой жабий камень!
     Геральт  усмехнулся.  Слухи  о  могуществе  жабьего  камня,  насквозь
лживые, разошлись тем не менее широко. Но  ведьмак  не  собирался  тратить
время на заклятия, а  тем  более  скрещивать  серебряный  клинок  с  мечом
Острита.  Он  нырнул  под  меч  противника  и  ударил  вельможу  в   висок
серебряными бляшками кожаного манжета.
     Острит быстро  опамятовался,  вгляделся  в  темноту.  Сообразил,  что
связан. Стоявшего рядом Геральта он, понятно, не разглядел  во  мраке.  Но
угадал его присутствие и протяжно завыл.
     - Молчи, - сказал ведьмак. - А то она заявится раньше времени.
     - Убийца проклятый! Где я? Развяжи сейчас же, тварь! Я тебя  вздерну,
сукин ты сын!
     - Заткнись.
     Острит тяжело дышал.
     - Оставишь меня ей на съедение? Связанного? - спросил он  тише  почти
шепотом.
     - Нет, - Сказал ведьмак. - Я тебя отпущу. Но попозже.
     - Скотина, - сказал Острит. - Чтобы я был вместо приманки?
     - Вот именно.
     Острит перестал биться.
     - Ведьмак...
     - Да?
     - Это правда, я хотел свалить Фолтеста. И не я один. Не я один  хотел
его смерти. Но я жизнь бы отдал, чтобы он подыхал в муках  подольше,  гнил
заживо. И знаешь почему?
     Геральт молчал.
     - Я любил Адду. Сестру короля. Любовницу короля. Шлюху короля.  Я  ее
любил... Ведьмак, ты тут?
     - Тут.
     - Знаю, о чем ты думаешь. Но поверь, ничего такого не  было.  Никаких
чар я не насылал.  Я  не  умею.  Только  раз,  в  ярости,  сказал...  Один
единственный раз. Ведьмак, слышишь?
     - Да.
     - Это королева-мать, не иначе мать Фолтеста. Это наверняка  она.  Она
видеть не могла, как Фолтест с Аддой... Это не я! Ведьмак!  У  меня  разум
помутился, и я пожелал вслух, чтобы... Ведьмак! Это из-за меня? А?
     - Это уже не имеет значения.
     - Ведьмак, полночь скоро?
     - Скоро.
     - Выпусти меня. Дай спастись.
     - Нет.
     Острит не услышал скрежета сдвигаемой  глубоко  в  подземелье  крышки
саркофага. Ведьмак услышал. Он наклонился и  рассек  кинжалом  спутывавшие
вельможу веревки. Острит, не тратя времени, вскочил и, нелепо скрючившись,
опрометью кинулся прочь. За это время глаза его привыкли к темноте,  и  он
видел дверь.
     С грохотом отскочила плита, закрывающая спуск  в  гробницу.  Геральт,
укрывшись за  балюстрадой,  увидел  невысокую  фигуру  упырицы  -  быстро,
проворно, совершенно беззвучно она  неслась  вслед  грохотавшему  сапогами
беглецу.
     Ужасный вопль раздался во мраке, потряс старые  стены.  И  оборвался.
Ведьмак не смог определить расстояния - как раз в этом его изощренный слух
стал помехой, - но  знал,  что  упырица  настигла  Острита  быстро.  Очень
быстро.
     Ведьмак вышел на середину зала. Заступил вход  в  гробницу.  Отбросил
плащ. Поправил меч. Натянул кожаные перчатки. У него еще  было  время.  Он
знал, что упырица задержится у трупа  Острита  -  чтобы  дольше  лежать  в
летаргии, ей нужно сердце жертвы.
     Ведьмак ждал. До рассвета еще три часа. Петушиное пение, раздайся оно
сейчас,  лишь  спутало  бы  его  расчеты.  Правда,  ни  одного  петуха   в
окрестностях дворца не осталось.
     И тут он услышал. Она возвращалась. Потом он ее увидел.
     В точности такая, как ему описывали. Непропорционально большая голова
на короткой шее,  окутанная  облаком  растрепавшихся  рыжих  волос.  Глаза
светятся во мраке, как два карбункула.  Упырица  замерла,  уставившись  на
Геральта. Внезапно разинула  пасть  -  словно  хотела  похвалиться  рядами
белейших острых  зубов.  Щелкнула  клыками  -  будто  захлопнулась  крышка
железного сундука. И прыгнула, целя в ведьмака окровавленными когтями.
     Геральт отпрыгнул в сторону, молниеносно сделал  пируэт;  едва  задев
его, упырица тоже закружилась, полосуя воздух когтями. Равновесие  она  не
потеряла и тут же кинулась вновь, из невероятной позиции, клыки щелкнули у
шеи Геральта. Рив отпрыгнул, чтобы обмануть ее, трижды крутнулся  волчком,
каждый раз в другую  сторону.  Сильно,  без  размаха  ударил  ее  в  висок
кольцами - серебряными кольцами, нашитыми  с  тыльной  стороны  на  пальцы
кожаной перчатки.
     Упырица дико взвыла, эхо загрохотало по  дворцу,  потом  прижалась  к
полу, замерла, завыла - глухо, яростно, зловеще.
     Ведьмак  злорадно  усмехнулся.  Первая  проба,  как  он   и   ожидал,
закончилась удачно. Серебро действовало на упырицу убийственно  -  как  на
большинство чудовищ, вызванных к  жизни  злыми  чарами.  Бестия  мало  чем
отличалась от себе подобных - а потому ведьмак в силах  был  снять  с  нее
заклятие, и серебряный меч, последний козырь, в силах был при нужде спасти
ему жизнь.
     Упырица не спешила нападать. Приближалась медленно,  щеря  блестевшие
слюной клыки. Геральт двинулся по дуге, то убыстряя,  то  замедляя  шаг  и
движения, чтобы сбить  ее  с  толку,  чтобы  она  не  могла  нацелиться  и
прыгнуть. Он расправлял длинную, тонкую,  прочную  цепь  с  утолщением  на
конце. Цепь была из чистого серебра.
     Когда упырица прыгнула наконец, цепь свистнула в  воздухе,  извилась,
как змея, в мгновение ока опутала плечи, шею и  голову  чудовища.  Упырица
повалилась на пол, душераздирающе вереща. Каталась по полу и ужасно рычала
- то-ли от ярости, то-ли от жгучей боли, причиняемой ненавистным серебром.
Геральт был доволен - теперь он при желании мог и  прикончить  бестию  без
хлопот. Но меча он не вынул. Пока что упырица не казалась ему неизлечимой.
Он держался на безопасном расстоянии и, не спуская  глаз  с  бившегося  на
полу существа, глубоко дышал, концентрируя волю.
     Цепь лопнула вдруг, серебряные звенья дожде брызнули во все  стороны,
зазвенели по каменным плитам пола. Ослепленная ненавистью упырица  с  воем
ринулась на ведьмака.  Геральт  спокойно  ждал,  взметнул  правую  руку  и
вычертил знак Аард.
     Упырица отлетела назад,  словно  ее  ударили  молотом,  но  на  ногах
удержалась,  оскалилась,  нацелила   когти.   Ее   волосы   встопорщились,
зашевелились, словно  под  ветром.  С  трудом,  мелкими  шажками,  но  она
продвигалась вперед, к ведьмаку.
     Геральт впервые почувствовал беспокойство. Он и не  рассчитывал,  что
Аард, один из простейших знаков, полностью парализует чудовище,  но  и  не
ожидал все же, что бестия так легко справится со Знаком.  Удерживать  знак
долго ведьмак не мог: это истощило бы его силы - а упырица  уже  в  десяти
шагах! Он одним движением ладони  убрал  Знак,  прыгнул  вбок.  Как  он  и
рассчитывал, не  ожидавшая  того  упырица  по  инерции  метнулась  вперед,
потеряла равновесие, кувыркнулась по полу и скатилась  вниз  по  лестнице,
ведущей в гробницу. Оттуда раздался злобный вой.
     Чтобы выиграть время, Геральт метнулся по лестнице на второй этаж, на
галерею. Он не достиг еще середины, а  упырица  уже  выползла  из  склепа,
похожая на черного огромного паука. Ведьмак  подождал,  пока  она  взбежит
следом за ним, потом через перила  спрыгнул  вниз.  Упырица  обернулась  и
вдруг одним прыжком преодолела разделявшие их десять метров. Вновь пируэт,
но на сей раз увернуться ему не удалось - когти вцепились в кожаный кафтан
рива. Но сильный удар в лицо опрокинул ее. Геральт, чуя вскипавшую  в  нем
ярость, откинулся назад и пинком окончательно свалил бестию.
     Такого рыка он еще не слышал. Штукатурка посыпалась с потолка.
     Упырица вскочила, ее трясло от ненависти и жажды крови. Геральт ждал.
Потом вынул меч и пошел на нее, крутя клинком, следя, чтобы замахи меча не
совпадали с ритмом его шагов и движений. Упырица медленно приближалась, не
сводя взгляда со светлой полосы клинка.
     Геральт застыл, подняв меч. Упырица  тоже  встала.  Ведьмак  медленно
очертил мечом полукруг, шагнул в сторону бестии. И еще  шаг.  Он  прыгнул,
крутя мечем над головой.
     Упырица  скрючилась,  прыгнула  в  сторону.  Геральт  одним   прыжком
оказался рядом, меч  сверкнул  в  его  руке.  Глаза  ведьмака  разгорались
зловещим блеском, сквозь стиснутые зубы  вырывался  хриплый  рык.  Упырицу
отбросило назад; ненависть, злоба, мощь нападавшего накатывались  на  нее,
проникая в мозг, во все члены. Неизвестные  ей  доселе  ощущения  вызывали
дикую боль, она завопила тоненько, жалобно, крутнулась на месте и в панике
метнулась прочь, в мрачные лабиринты дворцовых коридоров.
     Геральт,   весь   дрожа,    стоял    посередине    огромного    зала.
Один-одинешенек.  Так  долго  длившийся  танец  на  краю  пропасти,   этот
сумасшедший, ужасный  балет  наконец  позволил  риву  обрести  желаемое  -
ведьмак проник в сознание врага, средоточие  ее  воли.  Злой,  болезненной
воли, придававшей чудовищу силы. Дрожь пробирала,  когда  Геральт  осознал
суть этого зла и вызывал в себе столь же злую мощь,  направляя  ее  против
чудовища.  Никогда  еще  он  не  встречал  столь   сильной   ненависти   и
кровожадного  безумства,  даже  у  василисков,  этим  как   раз   печально
славившихся.
     Тем лучше, подумал он, направляясь ко входу в гробницу, черневшему  в
полу огромной лужей. Тем лучше, тем сильнее был удар, пришедшийся  по  ней
самой. Тем длиннее ему выпадет передышка, пока бестия  не  опамятуется,  -
ведьмак сомневался, что у него хватит сил на второй такой  удар.  Действие
эликсира слабеет, а до рассвета далеко. Но в  гроб  упырица  вернуться  не
должна - иначе все труды пропадут даром.
     Он спустился по лестнице. Гробница была небольшая, там  стояли  всего
три каменных саркофага. У ближайшего наполовину сдвинута  крышка.  Геральт
достал из-за пазухи флакон, быстро осушил его и забрался в  саркофаг.  Как
ведьмак и ожидал, он был сделан на двоих - мать и дочь.
     Крышку он задвинул, лишь заслышав рык  упырицы.  Лег  навзничь  возле
мумии Адды, на внутренней поверхности крышки начертил  мелом  знак  Ярден.
Положил  меч  на  грудь,  поставил  рядом  маленькие   часы,   наполненные
фосфоресцирующим  песком.  Скрестил  руки.  Сотрясавшего  дворец   рычания
упырицы он уже не слышал - брали свое вороний глаз и чистотел.

     Когда Геральт открыл глаза, весь песок в часах пересыпался вниз - это
означало, что он проспал дольше, чем рассчитывал. Ведьмак прислушался - ни
звука. Все его чувства вновь стали чувствами обычного человека.
     Он сжал  меч,  пробормотал  заклинание  и  чуть-чуть  сдвинул  крышку
саркофага. Тишина.
     Тогда он сдвинул крышку, сел, осторожно высунул  голову.  В  гробнице
было темно, однако ведьмак знал,  что  снаружи  наступил  день.  Он  высек
огонь, разжег крохотный каганец, поднял  его,  и  по  стенам  заколыхались
диковинные тени. Никого.
     Ведьмак выбрался из саркофага, продрогший, разбитый,  оцепеневший.  И
увидел ее. Она лежала навзничь у саркофага, обнаженная, без сознания, руки
закинуты за голову.
     Она вовсе не выглядела красавицей. Щупленькая, с  маленькими  острыми
грудями, вся в грязи. Светло-рыжие волосы закрывали ее до  пояса.  Ведьмак
поставил каганец рядом, склонился над ней, потрогал. Губы бледные, на щеке
огромный кровоподтек - след его удара. Геральт снял перчатку, отложил меч,
бесцеремонно задрал ей пальцем верхнюю губу.  Самые  обычные  зубы.  Хотел
посмотреть ногти, стал нащупывать ладонь в копне спутавшихся волос. И  тут
увидел - глаза у нее открыты. Поздно!!
     Она вцепилась ему ногтями  в  шею,  и  кровь  залила  лицо  ведьмака.
Взвыла, целясь другой рукой в  глаза.  Ведьмак  рухнул  на  нее,  ловя  ее
запястья,  прижимая  к  полу.  У  самых  его  глаз  щелкнули  зубы  -  уже
нечеловеческие. Геральт ударил ее головой в лицо, прижал  крепче.  Прежней
силы у нее уже не было. Ведьмак выкрикнул заклинание и впился зубами ей  в
шею под самым ухом. Стискивал зубы, пока нелюдской вой не сменился тонким,
отчаянным криком, перешел в рыдания - обычный плач обиженной девочки.
     Геральт отпустил ее, она упала без сознания, и  ведьмак  поднялся  на
колени, выхватил из нарукавного кармана кусок  полотна  и  зажал  им  шею.
Нащупал меч, приставил лезвие к ее горлу, осмотрел ее ладони.  Ногти  были
грязные, сломанные, окровавленные... но человеческие. Несомненно.
     Ведьмак с трудом поднялся на ноги. Сверху в гробницу проникал свет  -
там, наверху,  уже  наступило  влажное  серое  утро.  Ведьмак  двинулся  к
лестнице, но пошатнулся, тяжело опустился на ступеньку.  Полотно  промокло
насквозь, кровь широким ручьем ползла по рукаву. Он распахнул кафтан, рвал
в клочья  рубашку,  зажимал  шею,  знал,  что  времени  нет,  что  обморок
близок...
     Он успел стянуть лоскут узлом. И потерял сознание.
     На том берегу озера, в Стужне, петух растопырил крылья  и,  ежась  от
утренней сырой прохлады, прокричал в третий раз.

     Он открыл глаза, увидел беленые стены,  потолок  своей  комнатки  над
кордегардией. Шевельнул головой и застонал от боли.  Шея  была  перевязана
умело, на совесть, толстым слоем бинтов.
     - Лежи, чародей, - сказал Велерад. - Лежи, не дергайся.
     - Мой... меч...
     Велерад покрутил головой:
     - Ну да. Важнее всего, понятно, - твой серебряный чародейский меч. Он
тут, не беспокойся. И меч тут, и твой узел из камина. И три тысячи оренов.
Ладно, молчи. Это я - старый дурак, а ты - мудрый ведьмак. Фолтест нам это
два дня талдычит.
     - Два...
     - Ага. Два дня. Неплохо она тебе шею раскроила. Много крови  потерял.
На счастье, мы примчались во дворец сразу после третьих петухов. В  Стужне
этой ночью никто не спал. Где тут! Вы там такой тарарам устроили!  Ничего,
что я тут болтаю?
     - Прин... цесса?
     - Принцесса как  принцесса.  Щупленькая.  И  придурковатая  какая-то.
Хнычет все время. И под себя делает. Но Фолтест уверяет,  что  это  у  нее
пройдет. Неплохо все вышло, а, Геральт?
     Ведьмак смежил веки.
     - Ладно, ладно, ухожу, - Велерад встал. - Отдыхай, Геральт... Ты  мне
вот что только скажи: зачем ты ее хотел загрызть? А? Геральт?
     Ведьмак спал.

[X]