Книго


---------------------------------------------------------------
     J. D. Salinger
     Печатный  Источник:  Сэлинджер Дж. Д., Над  пропастью во  ржи: Повесть,
рассказы:
     Пер.    с   англ.   /    Прим.   А.   М.   Зверева;   Харьков:   Фолио,
1999.-399с.-(Вершины. Мастера)
     OCR: Татьяна Колесникова
---------------------------------------------------------------


     Март-апрель 1940 г. Литературный дебют Селинджера.
     Перевод И. Бернштейн, 1996 г.

     Ближе к одиннадцати,  удостоверившись, что вечеринка удалась - даже сам
Джек Делрой ей улыбнулся, - Люсиль Хендерсон заставила себя  посмотреть в ту
сторону, где  в большом  красном  кресле  с восьми  часов вечера сидела Эдна
Филлипс - курила  сигареты, громким голосом через всю комнату здоровалась со
знакомыми  и  сохраняла  самое оживленное  выражение на  лице  и во взгляде,
который никто из  мальчиков и не  думал  ловить. Да, она все  там же. Люсиль
Хендерсон вздохнула, насколько позволяло тугое платье,  нахмурила свои почти
невидимые брови и оглядела всю  шумную компанию, которую она пригласила пить
отцовское  виски.  Потом, прошуршав  подолом, решительно подошла  к  Уильяму
Джеймсону-младшему,  который кусал ногти и  не сводил глаз со  светловолосой
девочки, сидевшей на полу в окружении трех студентов.
     - Эй, - сказала Люсиль Хендерсон, схватив Уильяма Джеймсона-младшего за
локоть. - Пошли. Я хочу тебя кое с кем познакомить.
     - С кем это?
     - С одной очень интересной девушкой.
     Джеймсон потащился  вслед  за ней через всю комнату,  на  ходу догрызая
ноготь на большом пальце.
     - Эдна, детка, - сказала  Люсиль  Хендерсон, -  я  бы хотела, чтобы  ты
поближе познакомилась с  Биллом  Джеймсоном.  Билл -  Эдна  Филлипс. Или вы,
голубчики, уже знакомы?
     -  Нет, - ответила Эдна, окинув взглядом большой нос, оттопыренные губы
и узкие плечи Джеймсона. - Рада с вами познакомиться, - сказала она ему.
     - Очень  приятно,  - буркнул  Джеймсон,  мысленно  сопоставляя  внешние
данные Эдны и маленькой блондинки.
     - Билл - приятель Джека Делроя, - сообщила Люсиль.
     - Да я не так-то чтоб очень с ним знаком, - сказал Джеймсон.
     - Ну, я пошла. Пока, дети!
     -  Все  носишься,  хозяйка?  -  крикнула  ей  вдогонку  Эдна,  а  затем
пригласила: - Присядьте, пожалуйста.
     - Д-да, это  самое, -  протянул Джеймсон, присаживаясь. - Я  и так уже,
вроде весь вечер сижу.
     - Я не  знала,  что  вы приятель Джека Делроя, - сказала  Эдна. - Он  -
замечательная личность, верно ведь?
     -  Ага, ничего вроде. Вообще-то я не так чтоб очень с ним  знаком. Я не
из их компании.
     - Вот как? А я думала, Лу сказала, что вы его приятель.
     - Ну да. Только я не так-то с ним знаком. Мне вообще-то пора домой. Мне
к понедельнику  сочинение  задали. Я даже думал, что совсем не приду на этой
неделе.
     - О, но вечеринка только расцветает, - сказала Эдна. - Бутон ночи.
     - Че-чего?
     - Бутон ночи. Я хочу сказать еще рано.
     - Ага, сказал  Джеймсон. - Только я даже думал, что совсем  не приду на
этой неделе.
     - Но ведь правда еще рано!
     - Ага, я знаю. Но только...
     - А кстати, какая у вас тема?
     Внезапно с того конца комнаты донесся звонкий заливистый смех маленькой
блондинки, который с готовностью подхватили трое студентов.
     - Какая у вас тема? - повторила Эдна.
     - Д-да, это  самое.  В общем, про собор  один. Ну, про  описание одного
собора в Европе.
     - А вы-то что должны с ним делать?
     - Д-да, это самое. Анализировать вроде. У меня записано.
     Маленькая блондинка и ее кавалеры снова разразились громким хохотом.
     - Анализировать? Значит, вы его видели?
     - Кого? - спросил Джеймсон.
     - Собор этот.
     - Я-то? Не-а.
     - Но как же вы можете анализировать, если никогда его не видели?
     - Д-да, это самое, ведь не я же. Ну, один тип описал  собор. А я должен
анализировать, вроде по его описанию.
     - А-а-а. Понятно. Ужасно трудно, должно быть.
     - Чего?
     -  Я  говорю,  это  должно быть ужасно трудно.  Уж я-то знаю. Мне самой
немало пришлось биться над такими материями.
     - Угу.
     - А какая же гадина это написала? - спросила Эдна.
     Со стороны маленькой блондинки - новый взрыв веселья.
     - Чего?
     - Я говорю, кто автор этого вашего описания?
     - Этот, как его, Джон Рескин.
     - Ух ты! - сказала Эдна. - Ну, парень, и влопался ты!
     - Чего?
     - Влопался, говорю. По-моему, это очень трудная тема.
     - А-а, ну да.
     Эдна сказала:
     - кого, это вы разглядываете? Я здесь почти всех ребят знаю.
     - кто? Я? Никого. Я, может, пойду поищу чего-нибудь выпить?
     - Надо же! Вы буквально выразили то, что я как раз хотела сказать.
     Они поднялись одновременно. Эдна оказалась повыше, а Джеймсон пониже.
     - По-моему, какая-то выпивка есть на террасе, - сказала  Эдна. - Что-то
там, во  всяком случае, должно быть. Можно пойти  взглянуть. Заодно глотнуть
свежего воздуха.
     - Ладно, - сказал Джеймсон.
     Они  двинулись  на террасу. Эдна  шла на полусогнутых  ногах, будто  бы
стряхивая на  ходу пепел, который должен  был за три часа накопиться у нее в
подоле.  Джеймсон  тащился   следом,  озираясь  назад   и  грызя  ноготь  на
указательном пальце левой руки.
     Для  того,  чтобы  читать,  шить  или  решать  кроссворды,  на  террасе
Хендерсонов было,  пожалуй, темновато. Бесшумно открыв двери, Эдна  сразу же
услышала, что  с  дальнего  конца террасы, слева  от нее,  из  темного  угла
раздаются приглушенные голоса. Но она прошла прямо к белому парапету, тяжело
облокотилась, вздохнула  полной грудью, а затем обернулась и посмотрела, где
Джеймсон.
     - Там, вроде, кто-то разговаривает, - сказал Джеймсон, становясь рядом.
     - Тс-с-с! Ну, разве не божественная ночь? Вот вздохните полной грудью.
     - Ага. А где же это самое, виски?
     - Сейчас, - сказала Эдна. - Вы только вздохните. Один раз.
     - Ага, я уже вздохнул. Может, вон там оно? - Он отступил в темноту, где
стоял столик.  Эдна повернулась и смотрела, как  он  берет  и  снова  ставит
бутылки. Ей был виден только его силуэт.
     - Ничего не осталось! - Крикнул ей Джеймсон.
     - Тс-с-с! Тише! Подите сюда на минутку.
     Он возвратился к ней.
     - Ну, чего? - спросил он.
     - Поглядите на небо, - сказала Эдна.
     - Ага. Там в углу вроде кто-то разговаривает, вам не слышно?
     - Прекрасно слышно, ребенок вы эдакий.
     - Как это - ребенок?
     - Иногда,  - сказала Эдна, -  людям нужно, чтобы  их предоставили самим
себе.
     - А-а. Ну да. Я понял.
     - Да тише! Если бы это вам помешали, приятно бы вам было?
     - А-а, ну да.
     - Я бы, мне кажется, убила бы того человека. А вы?
     - Д-да, это самое, н-не знаю. Наверно.
     - А вы чем обычно занимаетесь, когда приезжаете по субботам домой?
     - Я-то? Н-не знаю...
     - Наверное, предаетесь излишествам юности?
     - Чего? - спросил Джеймсон.
     - Ну, носитесь, резвитесь - студенческая жизнь.
     - Не-а. Ну, то есть, это самое, я не знаю. Не особенно.
     - Между прочим, интересно, - сказала Эдна вдруг. - Вы очень напоминаете
мне одного человека, с которым я была близка прошлым летом. То есть, с виду,
конечно. И сложением Барри был почти совершенно как вы. Жилистый такой.
     - Да-а?
     - Умгу. Он был художник. О господи!
     - Вы чего?
     - Ничего. Просто  я никогда не забуду, как  он  тогда непременно  хотел
написать  мой  портрет.  Он  всегда  говорил  мне  -  и совершенно серьезно,
заметьте:  "Эдди,  ты некрасива, если судить по обычным меркам,  но  в твоем
лице есть что-то,  что мне хочется  уловить".  И он  говорил  это совершенно
серьезно, уверяю вас. Увы. Я позировала ему только однажды.
     -  А-а,  - сказал Джеймсон.  - Знаете что? Я могу сходить принести пару
стаканов из комнат.
     - Нет, - сказала Эдна. - Давайте просто выкурим по  сигарете. Здесь так
великолепно. Влюбленный шепот и все такое. Верно ведь?
     - У меня вроде нет при себе сигарет. Они там в комнатах остались.
     - Не беспокойтесь, - сказала Эдна. - У меня есть с собой сигареты.
     Она  щелкнула  замком  своей  нарядной  сумочки,  вынула  оттуда черный
изукрашенный  блестками портсигар, открыла  и  предложила Джеймсону  одну из
трех оставшихся там сигарет. Сигарету Джеймсон взял и снова заметил, сто ему
вообще-то уже пора, ведь он уже говорил ей об этом сочинении к понедельнику.
Наконец он нашарил коробок и чиркнул спичкой.
     - О, - произнесла Эдна, раскуривая сигарету. - Тут уже скоро все начнут
расходиться. А вы, между прочим, заметили Дорис Легет?
     - Это которая?
     - Ну, такая коротышечка, довольно белокурая. Еще за ней ухаживал раньше
Пит  Айлзнер.  Да вы,  конечно,  видели  ее.  Она  там на  полу,  по  своему
обыкновению, уселась и смеется во всю глотку.
     - А-а, эта? Знакомая ваша? - сказал Джеймсон.
     - Ну, до некоторой степени, - ответила Эдна. - Особенно мы сней никогда
не дружили. В основном я ее знаю со слов Пита Фйлзнера, он мне о ней
     рассказывал.
     - Кто?
     -  Да Пит  Айлзнер. Неужели  вы не знаете Питера?  Отличный парень.  Он
раньше немного ухаживал за Дорис Легет. И на мой взгляд, она поступила с ним
не слишком порядочно. Просто по-свински, я так считаю.
     - А что? - спросил Джеймсон.
     - Ах, оставим это. Я знаете как: никогда не стану подписывать свое имя,
если  у меня  нет полной  уверенности.  Нет уж, хватит с  меня. Только я  не
думаю, чтобы Питер врал мне. Уж кому-кому, но не мне.
     - Она ничего, - сказал Джеймсон. - Дорис Лигет?
     -  Легет.  Д-да,  Дорис, вероятно, привлекательна на мужской взгляд. Но
мне  лично она  нравилась больше - то есть,  с  виду, понятно, - когда у нее
волосы
     были естественного цвета. Крашенные волосы  -  во всяком случае, на мой
вкус, - выглядят  искусственно, если,  скажем, взглянуть при свете. Не знаю,
конечно.  Может быть, я  ошибаюсь. Все красятся.  Господи! Как подумаю, отец
просто убил  бы меня, если бы  я явилась  домой с подкрашенными,  ну хоть бы
даже  самую малость  подсветленными  волосами.  Он  ужасно  старомодный.  По
совести, не  думаю, чтобы  я стала краситься,  если уж говорить  всерьез. Но
знаете,  как бывает. Иной  раз сделаешь  такую  глупость, что Господи! И  не
только отец. Я думаю, Барри тоже убил бы меня за это.
     - Это кто? - спросил Джеймсон.
     - Барри. Молодой человек, о котором я вам рассказывала.
     - Он здесь сегодня?
     - Барри? Господи,  конечно нет!  Могу  себе представить Барри на  такой
вечеринке!
     - Учится в колледже?
     - Барри?  Учился. В  Принстоне. Если не ошибаюсь, он окончил в тридцать
четвертом. Точно не знаю.  В сущности, мы не встречались с прошлого лета. Не
разговаривали,  по  крайней  мере.  Конечно,  вечеринки  всякие,  никуда  не
денешься. Но я всегда успевала  поглядеть в другую сторону, когда он смотрел
на меня. Или просто убегала, например, в уборную.
     - А я думал, он вам нравится, этот парень, - сказал Джеймсон.
     - Умгу. До известного предела.
     - Чего?
     - Не  важно.  Я предпочитаю  не  говорить  об этом.  Просто  он слишком
многого от меня требовал, вот и все.
     - А-а, - сказал Джеймсон.
     -  Я   не  чистоплюйка.  Впрочем,  не  знаю.  Может  быть,  я  как  раз
чистоплюйка. Во  всяком  случае, у  меня есть какие-то правила. И я на свой,
пусть скромный, лад и придерживаюсь. Как могу, конечно.
     - Знаете что? - сказал Джеймсон. - Эти перила, они какие-то шатучие...
     - Конечно, я понимаю, когда молодой человек  встречается  с  вами целое
лето, тратит деньги, которые вовсе не должен тратить, на билеты в театры, на
ночные кафе и всякое такое,  конечно, я понимаю его чувства. Он считает, что
вы  ему обязаны. Но я просто не так устроена. Для меня все может быть только
по-настоящему. А уж потом... Настоящая любовь...
     -  Ага. Знаете,  мне,  это  самое,  пора. Сочинение  к  понедельнику...
Ей-богу,  давно  бы  уже  надо  было  смотаться.  Я,  пожалуй,  пойду  выпью
чего-нибудь, и домой.
     - Да, - сказала Эдна. - Идите.
     - А вы не пойдете?
     - Чуть погодя. Идите вперед.
     - Ага, ладно. Пока, - сказал Джеймсон.
     Эдна облокотилась  о  перила другой рукой и закурила последнюю сигарету
из  своего портсигара.  В  комнатах кто-то вдруг включил  радио  или  просто
повернул  на  полную  громкость.  Сипловатый  женский  голос  опять  выводил
популярный    припевчик   из   этого    нового   обозрения    -   его   даже
мальчишки-рассыльные теперь насвистывают.
     Никакие двери так не грохочут, как решетчатые.
     - Эдна! - на террасе появилась Люсиль Хендерсон.
     - А, это ты, - сказала Эдна. - Привет, Гарри.
     - Взаимно.
     -  Билл  в  гостиной, - сказала Люсиль  Хендерсон. -  Будь добр, Гарри,
принеси мне что-нибудь выпить.
     - Есть.
     -  Что произошло? - поинтересовалась Люсиль. - У тебя с Биллом не пошло
дело на лад? Кто это там, Фрэнсис и Эдди?
     -  Не  знаю.  Ему  надо  было  уходить.  У  него   большое  задание  на
понедельник.
     -  Ну, сейчас он сидит там на полу с Дотти  Легет.  Делрой сует  ей  за
шиворот орехи. Так и есть: это Фрэнсис и Эдди.
     - Твой малютка Билл хорош гусь.
     - Да? То есть как это?
     Эдна растянула рот и стряхнула пепел с сигареты.
     - Ну, как бы сказать? Довольно темпераментный.
     - Это Билл Джеймсон темпераментный?
     -  Ну  во  всяком случае, я осталась  жива,  - сказала Эдна. -  Только,
пожалуйста, в другой раз держи его от меня подальше.
     - Хм. Вот  век живи,  - сказала Люсиль  Хендерсон. - Куда запропастился
этот придурок Гарри? Ну, пока, Эд.
     Эдна,  докурив  сигарету, тоже пошла  в дом.  Она быстро  и  решительно
прошла через  гостиную  и  поднялась  по лестнице  в  ту  половину квартиры,
которую мать Люсиль Хендерсон  считала нужным оградить от  молодых гостей  с
горящими  сигаретами  и мокрыми стаканами в  руках. Она  пробыла  там  минут
двадцать. Спустившись, она снова прошла в гостиную. Уильям Джеймсон-младший,
держа в  правой  руке  стакан,  а  пальцы  левой  -  у рта,  сидел  на полу,
отделенный  несколькими  спинами от маленькой  блондинки. Эдна  опустилась в
большое кресло  - оно так и стояло  незанятое.  Она  щелкнула  замком  своей
вечерней сумочки и, открыв черный,  в блестках портсигарчик, выбрала одну из
десятка лежавших в нем сигарет.
     - Эй!  -  крикнула  она,  постукивая мундштуком сигареты о  подлокотник
большоко красного кресла. - Эй, Лу! Бобби! Нельзя ли сменить  пластинку? Под
эту невозможно танцевать!

     П р и м е ч а н и е:
     Из  упоминания  Джона Рескина  (1819 --  1900),  английского писателя и
теоретика искусства, ясно,  что речь идет об  одном из венецианских соборов,
подробно им описываемых в  книге "Камни  Венеции" (1851 -- 1853), вошедшей в
золотой фонд английской эстетики.



     Декабрь 1940 г.
     Перевод Л. Володарской, 1996 г.

     Пока Элен  принимала ванну, у нее  прибирали  в спальне, поэтому, когда
она выходила из ванной комнаты, на туалетном  столике уже не было ни ночного
крема, ни  испачканных бумажных салфеток. В зеркале отражались покрывало без
единой морщинки и цветастые диванные подушки. Если день был солнечный, как
     сегодня,  в горячих  желтых лучах особенно  красиво  смотрелись блеклые
обои, выбранные в буклете дизайнера.
     Она расчесывала свои густые рыжие волосы, когда вошла горничная Элси.
     - Мистер Бобби, мэм, - сказала Элси.
     -Бобби? - переспросила Элен. - Я думала, он в Чикаго.  Подай мне халат,
Элси, и приведи его.
     Прикрыв  полой  ярко-синего  халата  длинные  голые  ноги,  Элен  вновь
занялась волосами. Высокий светловолосый мужчина в строгом двубортном пальто
влетел  в комнату, коснулся указательным пальцем ее  затылка, не раздумывая,
бросился к шезлонгу,  стоявшему  у противоположной стены, и вытянулся в нем,
не снимая пальто. Элен наблюдала за ним в зеркале.
     -  Привет,  - сказала  она. - Его только что почистили. Я думала, ты  в
Чикаго.
     - Приехал вечером, - зевнул Бобби. - Господи, как же я устал.
     - Удачно съездил? - спросила Элен. - Там какая-то девица поет, кажется?
     - Угу, - подтвердил Бобби.
     - Ну и как?
     - Зажата. Голоса нет.
     Элен отложила расческу, встала и пересела в персикового цвета кресло  у
ног Бобби.  Из  кармана халата она достала пилку и принялась за свои длинные
розовые ногти.
     - Еще что? - продолжала она допытываться.
     - Да почти ничего, - ответил Бобби.
     Он,  кряхтя,  приподнялся,  вытащил  из  кармана пальто сигареты, потом
сунул  их обратно,  встал, снял  пальто и бросил  его  на  кровать, распугав
солнечные  лучи.  Элен  не  отрывалась  от своих ногтей. Бобби снова сел  на
краешек  шезлонга,  закурил  сигарету  и подался  вперед. Солнце освещало их
обоих, упиваясь ее молочно-белой  кожей и  равнодушно  выставляя напоказ его
перхоть и мешки под глазами.
     - Не хочешь поработать? - спросил Бобби.
     - Поработать? - Она не подняла головы. - Где поработать?
     - Эдди  Джексон начинает  репетиции нового  шоу. Я его встретил  вчера.
Видела
     бы ты, как  он поседел. Я спросил,  не  найдется ли у него местечка для
моей сестры. Он сказал, может быть. И я сказал, может быть, разыщу тебя.
     - Хорошо, что ты сказал "может  быть", - посмотрев на него, проговорила
Элен.
     - Что за местечко? Третье слева или еще хуже?
     - Не знаю. Все же это лучше, чем ничего, а?
     Элен продолжая заниматься ногтями, не отвечала.
     - Почему ты не хочешь?
     - Я не сказала, что не хочу.
     - Тогда почему бы тебе не повидаться с Джексоном?
     - Не хочу больше кордебалета. К тому же терпеть не могу Эдди Джексона.
     - А-а-а, протянул Бобби. Он встал и подошел к двери. - Элси, позвал он.
- Принесите мне кофе!
     И опять сел.
     - Я хочу, чтобы ты повидалась с ним. Черт, оставь ногти в покое хотя бы
на минуту.
     Она продолжала работать пилкой.
     - Я хочу, чтобы ты повидалась с ним сегодня, слышишь?
     - Я не собираюсь видаться с ним ни  сегодня, ни завтра, ни послезавтра,
- заявила Элен, скрестив ноги. - Что это ты вдруг решил приказывать?
     Бобби кулаком выбил пилку у нее из рук. Элен не  взглянула на него и не
подняла пилочку  с ковра.  Она встала, подошла к туалетному столику  и вновь
принялась  расчесывать густые рыжие волосы. Бобби  немедленно оказался у нее
за спиной и в зеркале нашел ее взгляд.
     - Я хочу, чтобы ты сегодня повидалась с Эдди. Слышишь, Элен?
     Элен продолжала расчесывать волосы.
     - И что ты мне сделаешь, если я не повидаюсь, грубиян?
     Он поймал ее на слове.
     -  Ты, правда,  хочешь,  чтобы я сказал?  Ты, правда,  хочешь, чтобы  я
сказал, что я сделаю, если ты с ним не повидаешься?
     -  Да,  я хочу,  чтобы ты  сказал, что  ты сделаешь, если  я с  ним  не
повидаюсь, - передразнила его Элен.
     -  Не смей  паясничать, а  то  я  попорчу твою шикарную мордашку. Лучше
помоги мне, - пригрозил Бобби. - Я хочу,  чтобы ты повидалась с ним. Я хочу,
чтобы ты повидалась с Эдди, и я хочу, чтобы ты  согласилась на его проклятую
работу.
     - А  я  хочу  знать,  что  ты сделаешь,  если я  не повидаюсь с  ним? -
спокойно спросила Элен.
     - Я тебе скажу, что я сделаю. - Бобби следил в зеркале за выражением ее
глаз. - Я позвоню жене твоего грязного дружка и все ей расскажу.
     Элен расхохоталась.
     - Давай! - крикнула она.  -  Давай  прямо сейчас, дурак! Она и без тебя
все знает.
     - Знает? Неужели?
     - Знает, знает! И не называй Фила грязным! Ты ему завидуешь!
     - Грязнуля. Грязный  обманщик, - заявил Бобби. - Дешевка.  Вот кто твой
дружок.
     - Приятно тебя слушать.
     - Ты когда-нибудь видела его жену? - спросил Бобби.
     - Я-видела-его-жену. А что?
     - Ты видела ее лицо?
     - А что такого замечательного в ее лице?
     - Ничего такого замечательного! У  нее нет  твоего шикарного личика.  У
нее просто милое лицо. Почему бы тебе, черт подери, не оставить ее увальня в
покое?
     - Не твое дело! - отрезала Элен.
     Правой рукой  он схватил ее за плечо,  и,  взвизгнув от  боли,  она  из
своего неудобного положения, сколько было силы, ударила  по ней расческой. У
него  перехватило  дыхание,  и он торопливо  повернулся  спиной к  Элен  и к
вошедшей с кофе Элси. Горничная поставила поднос  рядом с креслом, в котором
Элен недавно приводила в порядок ногти, и выскользнула из комнаты.
     Бобби сел, взял чашку левой рукой и сделал глоток черного кофе. Элен за
туалетным  столиком начала укладывать волосы  в прическу. Обычно  она носила
тяжелый старомодный пучок.
     Он выпил свой кофе задолго до того, как она воткнула последнюю шпильку.
Стянув  халат  на  груди,  она  подошла  к  нему  и  хотела сесть  рядом, но
покачнулась и шлепнулась на пол возле его ног, положила руку ему на лодыжку,
погладила и сказала изменившимся голосом:
     - Прости  меня,  Бобби,  но, милый, ты  вывел меня из  себя. Рука очень
болит?
     - Плевать я хотел на руку, - проговорил он, не вынимая руки из кармана.
     - Бобби, я люблю Фила. Честное  слово. Я не хочу, чтобы ты думал, будто
у меня с  ним интрижка. Не думай так, ладно? Я хочу сказать, не думай, будто
я с ним флиртую, чтобы кому-то нагадить.
     Бобби не отвечал.
     - Боб, честное слово. Ты не знаешь Фила. Он замечательный.
     - Бобби повернулся к ней.
     -  У  тебя  все  чертовски  замечательные.  Ведь  ты  знаешь  и  других
замечательных парней, правда? Например,  одного  из Кливленда. Как его, черт
возьми, зовут? Ботвелл. Гарри Ботвелл. А как насчет блондинчика, который пел
у  Билла  Кассиди? Два самых  чертовски замечательных парня из тех, кого  ты
знаешь. - Он помолчал, глядя в окно. - Ради бога, Элен.
     - Боб, - сказала Элен, - тебе ведь не надо говорить, сколько мне лет. Я
была чертовски молода. Теперь это настоящее. Боб. Честно.  Я уверена. У меня
еще никогда так не было. Боб,  ты же в глубине души не веришь, что я с Филом
ради его денег.
     Боб наморщил лоб и, вытянув в ниточку губы, повернулся к ней.
     - Знаешь, что я слышал в Чикаго? - спросил он.
     - Что, Боб?
     кончиками пальцев она нежно гладила его лодыжку.
     -  Я слышал, как разговаривали два парня. Ты их не знаешь. Они говорили
о тебе. О  тебе и о том парне, который, как конь, о Хэнсоне Карпентере. Ну и
перемыли они вам косточки! - Он помолчал. - С ним тоже, да, Элен?
     - Гнусная  ложь,  Боб,  - прошептала Элен. -  Боб, я не  настолько знаю
Хэнсона Карпентера, чтобы даже здороваться с ним.
     - Может быть! Правда, приятно брату  выслушивать такое? Да все в городе
ржут надо мной, стоит мне завернуть за угол!
     - Бобби. Ты очень  ошибаешься, если веришь  в  эту грязную  ложь. Зачем
тебе вообще  их слушать?  Ты же лучше их. Не надо  обращать  внимание  на их
дерьмовые выдумки.
     - Я не сказал, что верю. Я сказал, что  слышал,  как они разговаривали.
Отвратительно, правда?
     - Ну, все совсем не так, - возразила Элен. -- Брось мне сигарету, а?
     Он бросил  ей  на  колени  пачку  сигарет,  потом спички. Она закурила,
вдохнула дым и кончиками пальцев сняла с языка табачную крошку.
     - Ты была такой потрясающей девчонкой, - отрывисто произнес Бобби.
     -  Да?  А  теперь я  больше не  потрясающая? -- по-детски пришепетывая,
спросила Элен.
     Он промолчал.
     - Элен, послушай,  что я  тебе скажу.  Я тут, до Чикаго, пригласил жену
Фила на ленч.
     - Да?
     - Она потрясающая девчонка. Класс.
     - Класс, говоришь? -- переспросила Элен.
     - Да.  Послушай.  Повидайся  сегодня с Эдди.  От этого никому  плохо не
будет. Повидайся с ним.
     Элен курила.
     - Я ненавижу Эдди Джексона. Он всегда лапает.
     - Послушай, - сказал Бобби, вставая.  -- Когда тебе хочется, ты  умеешь
напустить на себя холод. -- Он наклонился над ней. -- Мне пора. Я еще не был
в конторе.
     Элен тоже встала и не отрывала от него глаз, пока он надевал пальто.
     - Повидайся с Эдди, - напомнил Бобби, натягивая кожаные перчатки. -- Ты
слышишь? -- Он застегнул пальто. -- Я тебе позвоню.
     - Он мне позвонит, - проворчала Элен. -- Когда? Четвертого июля?
     - Нет. Раньше.  У меня  чертовски много дел. Где моя шляпа?  Ах,  да  я
пришел без шляпы.
     Она  проводила  его до  двери и подождала, пока он  не  уехал на лифте.
Потом закрыла дверь, вернулась в спальню, подошла к телефону и торопливо, но
аккуратно набрала номер.
     -  Добрый день,  - проговорила  она в трубку. --  Позовите, пожалуйста,
мистера Стоуна. Говорит мисс  Мейсон. -- Через несколько секунд она услышала
мужской голос. -- Фил? Послушай, Фил. У меня только что был  мой брат Бобби.
Знаешь,  зачем он  приходил?  Твоя любезная женушка  с вассаровским  личиком
рассказала ему о  тебе и обо мне. Да! Послушай, Фил. Послушай меня.  Мне это
не нравится. И мне все равно, имеешь ты к  этому отношение или  нет. Мне  не
нравится. И мне  все  равно. Нет, не  могу. Я уже договорилась  и вечером не
могу.  Позвони  завтра. Мне  очень неприятно.  Я же  сказала,  Фил,  позвони
завтра. Нет. Я сказала, нет. До свидания, Фил.
     Она  положила  трубку,  скрестила  ноги и  задумчиво  прикусила большой
палец. Потом повернулась к двери и громко крикнула:
     - Элси!
     Элси шмыгнула в комнату.
     - Убери чашку мистера Бобби.
     Когда Элси вышла, Элен набрала еще один номер.
     - Хэнсон? -- спросила она. -- Это я. Мы. Нас. Ты подлец.

     П р и м е ч а н и я  Четвертое июля -- День независимости, национальный
праздник в США.
     Вассар  (штат   Нью-Йорк)  --  привилегированный  колледж  для  женщин,
существует  с  1861  г.  Далекая  от  литературной правильности речь героини
подчеркивает ее  принадлежность к совсем  иному  социальному кругу, чем круг
жены Фила.


     12 июля 1941 г.
     Перевод Т. Бердиковой, 1996 г.

     Наша  страна  лишилась  едва  ли  не  самого многообещающего  игрока  в
китайский бильярд, когда моего сына Гарри призвали в армию. Как его отец, я,
конечно же, сознаю, что Гарри не вчера  родился, но,  стоит мне взглянуть на
мальчика, и  я готов  дать голову на отсечение, что это  случилось в  начале
прошлой недели. Короче, армия заполучила еще одного Бобби Петита.
     Когда-то,  в  1917, Бобби  Петит здорово  смахивал на  нынешнего Гарри.
Петит  был  тощий мальчишка  родом  из  Кросби  в  Вермонте  --  это тоже  в
Соединенных  Штатах.  Некоторые  парни   из  его  роты   даже  считали,  что
вермонтский кленовый сироп еще не обсох у него на губах.
     За обучение новобранцев  в  той роте, в 1917,  отвечал  сержант Гроган.
Ребята  в  лагере   стоили  разнообразнейшие  догадки  насчет  происхождения
сержанта -- догадки  настолько  умные, точные  и приличные,  что, думаю,  не
стоит повторять.
     Итак,  в  первый день  армейской  службы Петита  сержант  обучал  взвод
приемам строевой подготовки с оружием. Петиту был известен свой собственный,
хитроумный способ обращения с винтовкой. Когда сержант  скомандовал: "Оружие
на  правое плечо!", Бобби Петит поднял оружие к левому плечу. Когда  сержант
приказал: "На грудь!", Петит послушно взял оружие "на караул".
     Это  был  верный  способ  привлечь внимание  сержанта, и  он подошел  к
Петиту, улыбаясь.
     - Эй, тупица, - приветствовал Петита сержант, - что с тобой?
     Петит рассмеялся.
     - Я иногда путаюсь, - коротко объяснил он.
     - Как тебя зовут, детка? -- спросил сержант.
     - Бобби. Бобби Петит.
     - Ну что ж, Бобби Петит, - сказал сержант,  - я буду звать  тебя просто
Бобби. Я к мужикам  всегда обращаюсь по имени. А они меня зовут мамашей. Как
у себя дома.
     - О! -- ответил Петит.
     Так и пошло. У  всякого взрывателя два конца -- один  для поджигания, а
другой набит тротилом.
     -  Слушай, Петит! -- гаркнул  сержант. -- Мы с тобой не в  пятом классе
обучаемся!  Ты должен  знать,  что левое плечо у тебя одно и  что оружие "на
грудь" не то же самое, что "на караул". Что это с тобой? У тебя мозгов нет?
     - Виноват, исправлюсь! -- пообещал Петит.
     На следующий день  мы натягивали палатки и  складывали вещмешки.  Когда
сержант подошел проверить, оказалось, что Петит вообще не потрудился загнать
колышки  в  землю. Придравшись  к эдакой мелочи, сержант  одним  махом  снес
маленький полотняный домик Бобби Петита.
     - Петит, - прошипел  сержант. -- Ты... точно... самый... тупой... самый
глупый и неловкий парень из всех, кого я знаю. Ты спятил, Петит? У тебя что,
мозгов нет?
     Петит пообещал:
     - Виноват, исправлюсь!
     Потом все сложили вещмешки. Петит сложил свой,  как ветеран -- ну прямо
один из  "Парней в голубом". Сержант  подошел проверить. Был у него  славный
обычай -- зайти сзади и, лихо размахнувшись, как дубинкой, вмазать  рукой по
естественному противовесу, который имеется ниже спины у сына любой матери.
     Он заинтересовался  мешком Петита. Подробности я  опущу.  Скажу только,
что все разлетелось по сторонам, кроме последних пяти сегментов позвоночника
Бобби. Звук был отвратительный. Сержант нагнулся, чтобы посмотреть на своего
подопечного, вернее, на то, что от него осталось.
     -  Да, Петит.  Много  я встречал  идиотов в  своей жизни,  -  поделился
сержант. -- Много. Но тебя, Петит,  ни с кем не  сравнишь. Потому что ты  --
самый большой идиот!
     Петит стоял перед ним на трех конечностях.
     - Виноват, исправлюсь! -- ухитрился пообещать он.
     В первый день на стрельбище  шесть  человек  стреляли  одновременно  по
шести  мишеням из  положения лежа. Сержант прохаживался  туда-сюда, проверяя
готовность к стрельбе.
     - Эй, Петит, каким глазом ты смотришь в прицел?
     - Не знаю, - сказал Петит, - кажется левым.
     - Смотри правым! -- взревел сержант.  -- Петит,  ты  отнимаешь  у  меня
двадцать лет жизни. Что с тобой? У тебя нет мозгов?
     Но  это еще  что! После того как ребята выстрелили и мишени придвинули,
всех ожидал веселый сюрприз. Петит всадил все пули в мишень соседа справа.
     Сержанта чуть удар не хватил.
     - Петит, - сказал он, - тебе не место в армии, где служат люди. У  тебя
шесть ног. У тебя шесть рук. У остальных только по две!
     - Виноват, исправлюсь! -- сказал Петит.
     - Чтобы я этого больше не слышал! Или я тебя убью. Я тебя  правда убью,
Петит! Потому что я ненавижу тебя, Петит. Слышишь? Ненавижу!
     - Серьезно? -- спросил Петит. -- Не шутите?
     - Не шучу, братец, сказал сержант.
     -  Вот увидите, я исправлюсь,  - пообещал  Петит. --  Обязательно. Я не
шучу. Честно. Мне нравится в армии. Я еще стану полковником, не  меньше.  Не
шучу.
     Разумеется, я  не рассказал моей жене, что наш  сын Гарри похож на Боба
Петита, каким  тот  был в  1917.  Но  он здорово похож. Дело  в том,  что  у
мальчика  нелады  с  сержантом  в   Форт-Ирокезе.  если  верить  моей  жене,
Форт-Ирокез пригрел  на своей  груди одного из  самых упрямых и злых старших
сержантов  в  стране.  Вовсе  не  обязательно,  твердит  моя  жена,  жестоко
обращаться с мальчиками. Нет, Гарри не жалуется. Ему нравится в армии, но он
не  может  угодить этому  зверю,  старшему  сержанту.  У  него  еще  не  все
получается, но он обязательно исправиться.
     А  командир этого  полка? От  него  толку --  ноль,  думает  моя  жена.
Расхаживает  с  важным  видом  и ничего  больше.  Полковник  должен помогать
мальчикам, следить, чтоб  злой старший сержант  не издевался  над  ними,  не
подавлял  силу  воли.  Полковник,  думает моя жена, обязан не только  ходить
туда-сюда.
     Так вот,  в  воскресенье,  несколько  недель  тому назад,  у  ребят  из
Форт-Ирокеза был  первый  весенний смотр.  Мы с женой  стояли на трибуне, и,
увидев,  как шагает наш Гарри, моя жена вскрикнула  так, что с меня чуть  не
слетела фуражка.
     - Он идет не в ногу, - заметил я.
     - Ой, ну не надо... - сказала жена.
     - Но он идет не в ногу, - повторил я.
     -  Ах, какое преступление!  Ах, давайте  его убьем за это. Посмотри! Он
уже идет в ногу. Он сбился всего на минуту.
     Потом, когда  заиграли национальный гимн и мальчики взяли  винтовки "на
караул",  один  уронил винтовку. Оружие  всегда громко  брякает,  ударяясь о
плац.
     - Это Гарри, сказал я.
     -  Такое  может  случиться  с  каждым,  огрызнулась  жена.  --  Потише,
пожалуйста.
     Смотр закончился, солдат  распустили, и старший сержант  Гроган подошел
поздороваться.
     - Добрый день, миссис Петит.
     - Добрый день, - ответила моя жена очень холодно.
     - Думаете, у нашего мальчика есть будущее, сержант?
     Сержант улыбнулся и покачал головой.
     - Исключено, - сказал он. -- Совершенно исключено, полковник.



     ЗАТЯНУВШИЙСЯ ДЕБЮТ ЛОИС ТЭГГЕТ (The long debut of Lois Taggett)
     Сентябрь-октябрь 1942 г.
     Перевод М. Макаровой 1996 г.
Книго
[X]