Книго
Вальтер Скотт. Суд в подземелье (Отрывок)




                                  Повесть
                                 (Отрывок)

----------------------------------------------------------------------------
     Перевод В. Жуковского
     Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Т. 20
     М.-Л., "Художественная литература", 1965
     OCR Бычков М.Н. mailto:[email protected]
----------------------------------------------------------------------------



                         Уж день прохладно вечерел,
                         И свод лазоревый алел;
                         На нем сверкали облака;
                         Дыханьем свежим ветерка
                         Был воздух сладко растворен;
                         Играя, вея, морщил он
                         Пурпурно-блещущий залив;
                         И, белый парус распустив,
                         Заливом тем ладья плыла;
                         Из Витби инокинь несла,
                         По легким прыгая зыбям,
                         Она к Кутбертовым брегам.
                         Летит веселая ладья;
                         Покрыта палуба ея
                         Большим узорчатым ковром;
                         Резной высокий стул на нем
                         С подушкой бархатной стоит;
                         И мать-игуменья сидит
                         На стуле в помыслах святых;
                         С ней пять монахинь молодых.



                         Впервой покинув душный плен
                         Печальных монастырских стен,
                         Как птички в вольной вышине,
                         По гладкой палубе оне
                         Играют, резвятся, шалят...
                         Все веселит их, как ребят:
                         Той шаткий парус страшен был,
                         Когда им ветер шевелил
                         И он, надувшися, гремел;
                         Крестилась та, когда белел,
                         Катясь к ладье, кипучий вал,
                         Ее ловил и подымал
                         На свой изгибистый хребет;
                         Ту веселил зеленый цвет
                         Морской чудесной глубины;
                         Когда ж из пенистой волны,
                         Как черная незапно тень,
                         Пред ней выскакивал тюлень,
                         Бросалась с криком прочь она
                         И долго, трепетна, бледна,
                         Читала шепотом псалом;
                         У той был резвым ветерком
                         Покров развеян головной,
                         Густою шелковой струей
                         Лились на плечи волоса,
                         И груди тайная краса
                         Мелькала ярко меж власов,
                         И девственный поймать покров
                         Ее заботилась рука,
                         А взор стерег исподтишка,
                         Не любовался ль кто за ней
                         Заветной прелестью грудей.



                         Игуменья порою той
                         Вкушала с важностью покой,
                         В подушках нежась пуховых,
                         И на монахинь молодых
                         Смотрела с ласковым лицом.
                         Она вступила в божий дом
                         Во цвете первых детских лет,
                         Не оглянулася на свет
                         И, жизнь навеки затворя
                         В безмолвии монастыря,
                         По слуху знала издали
                         О треволнениях земли,
                         О том, что радость, что любовь
                         Смущают ум, волнуют кровь
                         И с непроснувшейся душой
                         Достигла старости святой,
                         Сердечных смут не испытав;
                         Тяжелый инокинь устав
                         Смиренно, строго сохранять,
                         Души спасения искать
                         Блаженной Гильды по следам,
                         Служить ее честным мощам,
                         И день и ночь в молитве быть,
                         И день и ночь огонь хранить
                         Лампад, горящих у икон:
                         В таких заботах проведен
                         Был век ее. Богатый вклад
                         На обновление оград
                         Монастыря дала она;
                         Часовня Гильды убрана
                         Была на славу от нее:
                         Сияло пышное шитье
                         Там на покрове гробовом,
                         И, обложенный жемчугом,
                         Был вылит гроб из серебра;
                         И много делала добра
                         Она убогим и больным,
                         И возвращался пилигрим
                         От стен ее монастыря,
                         Хваля небесного царя.
                         Имела важный вид она,
                         Была худа, была бледна;
                         Был величав высокий рост;
                         Лицо являло строгий пост,
                         И покаянье тмило взор.
                         Хотя в ней с самых давних пор
                         Была лишь к иночеству страсть,
                         Хоть строго данную ей власть
                         В монастыре она блюла,
                         Но для смиренных сестр была
                         Она лишь ласковая мать:
                         Свободно было им дышать
                         В своей келейной тишине,
                         И мать-игуменью оне
                         Любили детски всей душой.
                         Куда ж той позднею порой
                         Через залив плыла она?
                         Была в Линдфарн приглашена
                         Она с игуменьей другой;
                         И там их ждал аббат святой
                         Кутбертова монастыря,
                         Чтобы, собором сотворя
                         Кровавый суд, проклятье дать
                         Отступнице, дерзнувшей снять
                         С себя монашества обет
                         И, сатане продав за свет
                         Все блага кельи и креста,
                         Забыть Спасителя Христа.



                         Ладья вдоль берега летит,
                         И берег весь назад бежит;
                         Мелькают мимо их очей
                         В сиянье западных лучей:
                         Там замок на скале крутой
                         И бездна пены под скалой
                         От расшибаемых валов;
                         Там башня, сторож берегов,
                         Густым одетая плющом;
                         Там холм, увенчанный селом;
                         Там золото цветущих нив;
                         Там зеленеющий залив
                         В тени зеленых берегов;
                         Там божий храм, среди дерев
                         Блестящий яркой белизной.
                         И остров, наконец, святой
                         С Кутбертовым монастырем,
                         Облитый вечера огнем,
                         Громадою багряных скал
                         Из вод вдали пред ними встал,
                         И, приближаясь, тихо рос,
                         И вдруг над их главой вознес
                         Свой брег крутой со всех сторон.
                         И остров и не остров он;
                         Два раза в день морской отлив,
                         Песок подводный обнажив,
                         Противный брег сливает с ним:
                         Тогда поклонник пилигрим
                         На богомолье по пескам
                         Пешком идет в Кутбертов храм;
                         Два раза в день морской прилив,
                         Его от тверди отделив,
                         Стирает силою воды
                         С песка поклонников следы. -
                         Нес ветер к берегу ладью;
                         На самом берега краю
                         Стоял Кутбертов древний дом,
                         И волны пенились кругом.



                         Стоит то здание давно;
                         Саксонов памятник, оно
                         Меж скал крутых крутой скалой
                         Восходит грозно над водой;
                         Все стены страшной толщины
                         Из грубых камней сложены;
                         Зубцы, как горы, на стенах;
                         На низких тягостных столбах
                         Лежит огромный храма свод;
                         Кругом идет широкий ход,
                         Являя бесконечный ряд
                         Сплетенных ветвями аркад;
                         И крепки башни на углах
                         Стоят, как стражи на часах.
                         Вотще их крепость превозмочь
                         Пыталась вражеская мочь
                         Жестоких нехристей датчан;
                         Вотще волнами океан
                         Всечасно их разит, дробит;
                         Святое здание стоит
                         Недвижимо с давнишних пор;
                         Морских разбойников напор,
                         Набеги хлада, бурь, валов
                         И силу грозную годов
                         Перетерпев, как в старину,
                         Оно морскую глубину
                         Своей громадою гнетет;
                         Лишь кое-где растреснул свод,
                         Да в нише лик разбит святой,
                         Да мох растет везде седой,
                         Да стен углы отточены
                         Упорным трением волны.



                         В ладье монахини плывут;
                         Приближась к берегу, поют
                         Святую Гильды песнь оне;
                         Их голос в поздней тишине,
                         Как бы сходящий с вышины,
                         Слиясь с гармонией волны,
                         По небу звонко пробежал;
                         И с брега хор им отвечал,
                         И вышел из святых ворот
                         С хоругвями, крестами ход
                         Навстречу инокинь честных;
                         И возвестил явленье их
                         Колоколов согласный звон,
                         И был он звучно повторен
                         Отзывом ближних, дальних скал
                         И весь народ на брег созвал.
                         С ладьи игуменья сошла,
                         Благословенье всем дала
                         И, подпираясь костылем,
                         Пошла в святой Кутбертов дом
                         Вослед хоругвей и крестов.



                         Им стол в трапезнице готов;
                         Садятся ужинать; потом
                         Обширный монастырский дом
                         Толпой осматривать идут;
                         Смеются, резвятся, поют;
                         Заходят в кельи, в древний храм,
                         Творят поклоны образам
                         И молятся мощам святым...
                         Но вечер холодом сырым
                         И резкий с моря ветерок
                         Собраться нудят всех в кружок
                         К огню, хозяек и гостей;
                         Жужжат, лепечут; как ручей,
                         Веселый льется разговор;
                         И наконец меж ними спор
                         О том заходит, чей святой
                         Своею жизнию земной
                         И боле славы заслужил
                         И боле небу угодил?



                         "Святая Гильда (говорят
                         Монахини из Витби) вряд
                         Отдаст ли первенство кому!
                         Известна ж боле потому
                         Ее обитель с давних дней,
                         Что три барона знатных ей
                         Служить вассалами должны;
                         Угодницей осуждены
                         Когда-то были Брюс, Герберт
                         И Перси; суд сей был простерт
                         На их потомство до конца
                         Всего их рода: чернеца
                         Они дерзнули умертвить.
                         С тех пор должны к нам приходить
                         Три старших в роде каждый год
                         В день вознесенья, и народ
                         Тут видит, как игумен их
                         Становит рядом у честных
                         Мощей угодницы святой,
                         Как над склоненной их главой
                         Прочтет псалом, как наконец
                         С словами: _все простил чернец!_
                         Им разрешение дает;
                         Тогда _аминь!_ гласит народ.
                         К нам повесть древняя дошла
                         О том, как некогда жила
                         У нас саксонская княжна,
                         Как наша вся была полна
                         Округа ядовитых змей,
                         Как Гильда, вняв мольбам своей
                         Любимицы святой княжны,
                         Явилась, как превращены
                         Все змеи в камень, как с тех пор
                         Находят в недре наших гор
                         Окаменелых много змей.
                         Еще же древность нам об ней
                         Сказание передала:
                         Как раз во гневе прокляла
                         Она пролетных журавлей
                         И как с тех пор до наших дней,
                         Едва на Витби налетит
                         Журавль, застонет, закричит,
                         Перевернется, упадет
                         И чудной смертью отдает
                         Угоднице блаженной честь".



                         "А наш Кутберт? Не перечесть
                         Его чудес. Теперь покой
                         Нашел уж гроб его святой;
                         Но прежде... что он претерпел!
                         От датских хищников сгорел
                         Линдфарн, приют с давнишних дней
                         Честн_ы_х угодника мощей;
                         Монахи гроб его спасли
                         И с гробом странствовать пошли
                         Из земли в землю, по полям,
                         Лесам, болотам и горам;
                         Семь лет в молитве и трудах
                         С тяжелым гробом на плечах
                         Они скиталися; в Мельрос
                         Их напоследок бог принес;
                         Мельрос Кутберт живой любил,
                         Но мертвый в нем не рассудил
                         Он для себя избрать приют,
                         И чудо совершилось тут:
                         Хоть тяжкий гроб из камня был,
                         Но от Мельроса вдруг поплыл
                         По Твиду он, как легкий челн.
                         На юг теченьем быстрых волн
                         Его помчало; миновав
                         Тильмут и Риппон, в Вардилав,
                         Препон не встретя, наконец
                         Привел свой гроб святой пловец;
                         И выбрал он в жилище там
                         Святой готический Дургам;
                         Но где святого погребли,
                         Ту тайну знают на земли
                         Лишь только трое; и когда
                         Которому из них чреда
                         Расстаться с жизнию придет,
                         Он на духу передает
                         Ее другому; тот молчит
                         Дотоль, пока не разрешит
                         Его молчанья смертный час.
                         И мало ль чудесами нас
                         Святой угодник изумлял?
                         На нашу Англию напал
                         Король шотландский, злой тиран;
                         Пришла с ним рать галвегиан,
                         Неистовых, как море их;
                         Он рыцарей привел своих,
                         Разбойников, залитых в сталь;
                         Он весь подвигнул Тевьотдаль;
                         Но рать его костьми легла:
                         Для нас Кутбертова была
                         Хоругвь спасением от бед.
                         Им ободрен был и Альфред
                         На поражение датчан;
                         Пред ним впервой и сам Норман
                         Завоеватель страх узнал
                         И из Нортумбрии бежал".



                         Монахини из Витби тут
                         Сестрам линдфарнским задают
                         С усмешкою вопрос такой:
                         "А правда ли, что ваш святой
                         По свету бродит кузнецом?
                         Что он огромным молотком
                         По тяжкой наковальне бьет
                         И им жемчужины кует?
                         Что на работу ходит он,
                         Туманной рясой облачен?
                         Что на приморской он скале,
                         Чернее мглы, стоит во мгле?
                         И что, покуда молот бьет,
                         Он ветер на море зовет?
                         И что в то время рыбаки
                         Уводят в пристань челноки,
                         Боясь, чтоб бурею ночной
                         Не утопил их ваш святой?"
                         Сестер линдфарнских оскорбил
                         Такой вопрос; ответ их был:
                         "Пустого много бредит свет;
                         Об этом здесь и слуху нет;
                         Кутберт, блаженный наш отец,
                         Честной угодник, не кузнец".



                         Так весело перед огнем
                         Шел о житейском, о святом
                         Между монахинь разговор.
                         А близко был иной собор,
                         И суд иной происходил.
                         Под зданьем монастырским был
                         Тайник - страшней темницы нет;
                         Король Кольвульф, покинув свет,
                         Жил произвольным мертвецом
                         В глубоком подземелье том.
                         Сперва в монастыре оно
                         _Смиренья кельей_ названо;
                         Потом в ужасной келье той,
                         Куда ни разу луч дневной,
                         Ни воздух божий не входил,
                         Прелат Сексгельм определил
                         Кладбищу осужденных быть;
                         Но наконец там хоронить
                         Не мертвых стали, а живых:
                         О бедственной судьбине их
                         Молчал неведомый тайник;
                         И суд, и казнь, и жертвы крик -
                         Все жадно поглощалось им;
                         А если случаем каким
                         Невнятный стон из глубины
                         И доходил до вышины,
                         Никто из внемлющих не знал,
                         Кто, где и отчего стенал;
                         Шептали только меж собой,
                         Что там, глубоко под землей,
                         Во гробе мучится мертвец,
                         Свершивший дней своих конец
                         Без покаяния во зле
                         И непрощенный на земле.



                         Хотя в монастыре о том
                         Заклепе казни роковом
                         И сохранилася молва,
                         Но где он был? Один иль два
                         Монаха знали то да сам
                         Отец аббат; и к тем местам
                         Ему лишь с ними доступ был;
                         С повязкой на глазах входил
                         За жертвой сам палач туда
                         В час совершения суда.
                         Там зрелся тесный, тяжкий свод;
                         Глубоко, ниже внешних вод,
                         Был выдолблен в утесе он;
                         Весь гробовыми замощен
                         Плитами пол неровный был;
                         И ряд покинутых могил
                         С полуистертою резьбой,
                         Полузатоптанных землей,
                         Являлся там; от мокроты
                         Скопляясь, капли с высоты
                         На камни падали; их звук
                         Однообразно-тих, как стук
                         Ночного маятника, был;
                         И бледно, трепетно светил,
                         Пуская дым, борясь со мглой,
                         Огонь в лампаде гробовой,
                         Висевшей тяжко на цепях;
                         И тускло на сырых стенах,
                         Покрытых плеснью, как корой,
                         Свет, поглощенный темнотой,
                         Туманным отблеском лежал.
                         Он в подземелье озарял
                         Явленье страшное тогда.



                         Три совершителя суда
                         Сидели рядом за столом;
                         Пред ними разложен на нем
                         Устав бенедиктинцев был;
                         И, чуть во мгле сияя, лил
                         Мерцанье бледное ночник
                         На их со мглой слиянный лик.
                         Товарищ двум другим судьям,
                         Игуменья из Витби там
                         Являлась, и была сперва
                         Ее открыта голова;
                         Но скоро скорбь втеснилась ей
                         Во грудь, и слезы из очей
                         Невольно жалость извлекла,
                         И покрывалом облекла
                         Тогда лицо свое она.
                         С ней рядом, как мертвец бледна,
                         С суровой строгостью в чертах,
                         Обретшая в посте, в мольбах
                         Бесстрастье хладное одно
                         (В душе святошеством давно
                         Прямую святость уморя), -
                         Тильмутского монастыря
                         Приорша гордая была;
                         И ряса, черная как мгла,
                         Лежала на ее плечах;
                         И жизни не было в очах,
                         Черневших мутно, без лучей,
                         Из-под седых ее бровей.
                         Аббат Кутбертовой святой
                         Обители, монах седой,
                         Иссохнувший полумертвец
                         И уж с давнишних пор слепец,
                         Меж ними, сгорбившись, сидел;
                         Потухший взор его глядел
                         Вперед, ничем не привлечен,
                         И, грозной думой омрачен,
                         Ужасен бледный был старик,
                         Как каменный надгробный лик,
                         Во храме зримый в час ночной,
                         Немого праха страж немой.
                         Пред ними жертва их стоит:
                         На голове ее лежит
                         Лицо скрывающий покров;
                         Видна на белой рясе кровь;
                         И на столе положены
                         Свидетели ее вины:
                         Лампада, четки и кинжал.
                         По знаку данному, сорвал
                         Монах с лица ее покров;
                         И кудри черных волосов
                         Упали тучей по плечам.
                         Приорши строгия очам
                         Был узницы противен вид;
                         С насмешкой злобною глядит
                         В лицо преступницы она,
                         И казнь ее уж решена.



                         Но кто же узница была?
                         Сестра Матильда. Лишь сошла
                         Та роковая полночь, мглой
                         Окутавшись как пеленой,
                         Тильмутская обитель вся
                         Вдруг замолчала; погася
                         Лампады в кельях, сестры в них
                         Все затворились; пуст и тих
                         Стал монастырь; лишь главный вход
                         Святых обители ворот
                         Не заперт и свободен был.
                         На колокольне час пробил.
                         Лампаду и кинжал берет
                         И в платье мертвеца идет
                         Матильда смело в ворота;
                         Пред нею ночь и пустота;
                         Обитель сном глубоким спит;
                         Над церковью луна стоит
                         И сыплет на дорогу свет;
                         И виден на дороге след
                         В густой пыли копыт и ног;
                         И слышен ей далекий скок...
                         Она с волненьем вдаль глядит;
                         Но там ночной туман лежит;
                         Все тише, тише слышен скок,
                         Лишь по дороге ветерок
                         Полночный ходит да луна
                         Сияет с неба. Вот она
                         Минуты две подождала;
                         Потом с молитвою пошла
                         Вперед - не встретится ли с ним?
                         И долго шла путем пустым;
                         Но все желанной встречи нет.
                         Вот наконец и дневный свет
                         И на небе зажглась заря...
                         И вдруг от стен монастыря
                         Послышался набатный звон;
                         Всю огласил окрестность он.
                         Что ей начать? Куда уйти?
                         Среди открытого пути,
                         Окаменев, она стоит;
                         И страшно колокол гудит;
                         И вот за ней погоня вслед;
                         И ей нигде приюта нет;
                         И вот настигнута она,
                         И в монастырь увлечена,
                         И скрыта заживо под спуд;
                         И ждет ее кровавый суд.



                         Перед судилищем она
                         Стоит, почти умерщвлена
                         Терзаньем близкого конца;
                         И бледность мертвая лица
                         Была видней, была страшней
                         От черноты ее кудрей,
                         Двойною пышною волной
                         Обливших лик ее младой.
                         Оцепенев, стоит она;
                         Глава на грудь наклонена;
                         И если б мутный луч в глазах
                         И содрогание в грудях
                         Не изменяли ей порой,
                         За лик бездушный восковой
                         Могла б быть принята она:
                         Так бездыханна, так бледна,
                         С таким безжизненным лицом,
                         Таким безгласным мертвецом
                         Она ждала судьбы своей
                         От непрощающих судей.
                         И казни страх ей весь открыт:
                         В стене, как темный гроб, прорыт
                         Глубокий, низкий, тесный вход;
                         Тому, кто раз в тот гроб войдет,
                         Назад не выйти никогда;
                         Коренья, в черепке вода,
                         Краюшка хлеба с ночником
                         Уже готовы в гробе том;
                         И с дымным факелом в руках,
                         На заступ опершись, монах,
                         Палач подземный, перед ним,
                         Безгласен, мрачен, недвижим,
                         С покровом на лице стоит;
                         И грудой на полу лежит
                         Гробокопательный снаряд:
                         Кирпич, кирка, известка, млат.
                         Слепой игумен с места встал,
                         И руку тощую поднял,
                         И узницу благословил...
                         И в землю факел свой вонзил
                         И к жертве подошел монах;
                         И уж она в его руках
                         Трепещет, борется, кричит,
                         И, сладив с ней, уже тащит,
                         Бесчувственный на крик и плач,
                         Ее живую в гроб палач...



                         Сто ступеней наверх вели;
                         Из тайника судьи пошли,
                         И вид их был свирепо дик;
                         И глухо жалкий, томный крик
                         Из глубины их провожал;
                         И страх шаги их ускорял;
                         И глуше становился стон;
                         И наконец... умолкнул он.
                         И скоро вольный воздух им
                         Своим дыханием живым
                         Стесненны груди оживил.
                         Уж час ночного бденья был,
                         И в храме пели. И во храм
                         Они пошли; но им и там
                         Сквозь набожный поющих лик
                         Все слышался подземный крик.
                         Когда ж во храме хор отпел,
                         Ударить в колокол велел
                         Аббат душе на упокой...
                         Протяжный глас в тиши ночной
                         Раздался - из глубокой мглы
                         Ему Нортумбрии скалы
                         Откликнулись; услыша звон,
                         В Брамбурге селянин сквозь сон
                         С подушки голову поднял,
                         Молиться об умершем стал,
                         Недомолился и заснул;
                         Им пробужденный, помянул
                         Усопшего святой чернец,
                         Варквортской пустыни жилец;
                         В Шевьотскую залегший сень,
                         Вскочил испуганный олень,
                         По ветру ноздри распустил,
                         И чутко ухом шевелил,
                         И поглядел по сторонам,
                         И снова лег... и снова там
                         Все, что смутил минутный звон,
                         В глубокий погрузилось сон.



 
                              Суд в подземелье 
 
     Отрывок из поэмы "Мармион" (песнь II).
 
                                                                   Р. Самарин 


Обращений с начала месяца: 43 ,
Книго
[X]