Книго


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: Л.Соболев. "Морская душа". Рассказы
     Издательство "Высшая школа", Москва, 1983
     OCR & : Zmiy ([email protected]), 20 февраля 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------

     На  фронте под Одессой работал отряд разведчиков-моряков.  По ночам они
пробирались в  тыл  румынам,  проползая  на  животе  между  минными  полями,
переходя по  грудь в  воде  осеннего лимана,  забираясь на  шлюпке далеко за
линию  фронта.  Они  снимали часовых ударом штыка или  кинжала,  забрасывали
гранатами  хаты  со   штабами,   сидели  под  обстрелом  своих  же  батарей,
корректируя огонь,  - неуловимые, смелые, быстрые, "черные дьяволы", "черные
комиссары", как с ужасом звали их румыны.
     Среди них был электрик с миноносца "Фрунзе", красивый и статный моряк с
гордыми усиками,  которого за эти усики и  за любовь к  кавалерийским штанам
прозвали "гусаром".  Галифе,  армейские гимнастерки и  пилотки были  вызваны
необходимостью:  не  очень-то  ловко  ползать по  болотам в  широких морских
штанах и флотских ботинках.  Разведчики изменили морской форме,  но "морская
душа" -  полосатая тельняшка -  свято сохранялась на  теле  и  синела сквозь
ворот неоспоримым доказательством принадлежности к  флоту,  и на пилотке под
звездочкой гордо поблескивал якорек.
     В  жаркий пыльный день  шестеро разведчиков шли  через Одессу из  бани.
Пить  хотелось нестерпимо.  Но  пить в  городе хотелось всем,  и  у  ларьков
толпились очереди.  Моряки со вздохом прошли три ларька, поглядывая на часы.
Стать в  очередь у  них не  хватало времени.  Внезапно им  повезло:  с  неба
раздался характерный жужжащий вой мины.  Это было на краю города,  куда мины
порой залетали,  и звук их -  противный, ноющий, длинный - был хорошо знаком
одесситам.  Очередь распалась,  люди побежали от  ларька под защиту каменных
стен домов.
     Но  мина не  взорвалась.  Она  проныла свою скверную песню и  бесследно
пропала.  Зато у освободившегося ларька,  откуда привычный ко всему продавец
так  и  не  ушел,  уже  стоял "гусар" и  с  наслаждением тянул содовую воду,
приглашая остальных моряков.
     Оказалось,   что  "гусар"  был  одарен  необыкновенной  способностью  к
звукоподражанию. Из его розовых полных губ вылетали самые неожиданные звуки:
свист снаряда,  клохтанье курицы,  визг пилы,  вой  мины,  щелканье соловья,
шипение гранаты, лай щенка, отдаленный гул самолета. И способности эти, едва
они обнаружились, были немедленно обращены на пользу дела.
     "Гусара" объявили "флагманским сигнальщиком",  разработали целый код  и
понесли его на утверждение командиру.  Клохтанье курицы означало, что у хаты
замечен часовой, кряк утки - что часовых двое. Пулеметчик, замаскированный в
кустах,  вызывал жалобный посвист иволги.  Место сбора ночью после налета на
румын  определялось  долгим  пением  соловья,  который  с  упоением  артиста
самозабвенно щелкал в кустах или у шлюпки.
     Вечерами,  когда  разведчики отдыхали  после  опасного  рейда,  "гусар"
устраивал в хате концерт.  Моряки лежали на охапках сена, и он, закинув руки
за голову, свистел.
     В  темной хате,  где  свежо  и  тонко пахло сеном,  он  свистел чисто и
сильно,  и  верный,  прозрачный его свист,  которому аккомпанировали глухие,
непрерывные  гулы  своих  и  чужих  орудий  и  взрывов  (постоянная симфония
осажденной Одессы), звучал далекой мечтой о мирной, спокойной жизни, о ярком
свете на  улицах и  в  залах,  о  белых нарядных платьях и  чистых руках,  о
забытом,  утерянном спокойствии, уюте и доме. Моряки слушали молча, и, когда
замирал последний,  утончающийся и переходящий в хорошую, умную тишину звук,
гигант-комендор тем  глухим  урчанием,  которое  иногда  слышишь  в  могучей
дымовой трубе линейного корабля, негромко басил:
     - Ще давай... Гарно свистишь.
     И моряки лежали на сене и думали о войне,  судьбе и победе и о том, что
будет еще -  непременно будет!  -  жизнь с такой же тишиной и с мечтательной
песней.  И  орудия  за  стенами хаты  извергали металл  и  крошили тех,  кто
ворвался в нашу мирную жизнь.
     В очередном походе в румынский тыл "гусар" остался в шлюпке в камышах -
охранять это единственное средство возвращения к своим и,  как обычно,  быть
"флагманским сигнальщиком".  Ночью моряки натворили дел  в  тылу,  сняли два
пулемета,  взорвали хату с  румынским штабом и  к  шести утра возвращались к
шлюпке.  Крадучись,  они подходили к  камышам.  Одного несли на руках -  его
ранило разрывной пулей в бедро,  двоих товарищей недосчитывались.  В камышах
все прилегли отдохнуть и стали слушать ночь, чтобы определить, где находится
шлюпка.
     В ночи пел соловей. Он щелкал и свистел, но трели его были затруднены и
пение прерывисто.  Порой он замолкал.  Потом пение возобновлялось,  но такая
тоска и  тревога были в  нем,  что моряки оставили тяжелое тело раненого под
охраной и кинулись на свист соловья.
     "Гусар" лежал в шлюпке навзничь.  В темноте не было видно его лица,  но
грудь его была в липкой крови. Автомат валялся на дне, все диски были пусты.
В  камышах моряки наткнулись на трупы румын.  Очевидно,  они обнаружили днем
шлюпку, и здесь был неравный бой.
     "Гусар" не узнавал родных голосов.  Он лежал на спине и  хрипел тяжко и
трудно.  Потом он  набирался сил,  и  тонкий свист вылетал из-под его усиков
сквозь непослушные,  холодеющие губы.  Не видя, не сознавая, что те, кому он
должен был дать спасительный сигнал,  уже вернулись к  шлюпке,  он продолжал
свистеть.  Он  свистел даже  тогда,  когда все  сели в  шлюпку и,  осторожно
опустив весла, пошли по тихому темному морю.
     И соловей -  птица кустов и деревьев - пел и щелкал над морем. В шлюпке
молчали,  и только иногда шумно и долго вздыхал огромный комендор,  лежавший
рядом с "гусаром".
     "Гусар" все свистел,  замирая,  отдыхая, трудно втягивая воздух. Он все
свистел,  и  небо  над  морем стало розоветь,  и  щелканье соловья перешло в
мелодию.
     Оборванная,  изуродованная, как и его тело, она металась над светлеющим
морем, и моряки, прислушиваясь к ней, гребли яростно и быстро.

Книго
[X]